"Август 2014-го" by David Herzog

Давид Герцог © 2022 «Август 2014-го» Все использованные изображения и обработаны в соответствии с законами об интеллектуальных правах David Herzog © 2022 “August 2014” All pictures used and reworked in accordance with intellectual property laws

Оглавление. Август 2014-го..................................................................7 Возвращение героя.......................................................35 Доктор Шелег.................................................................73 От Кабула до Киева (Избранные главы)...................125 Глава двадцать девятая.........................................127 Глава тридцатая......................................................135 Глава тридцать первая...........................................143 Глава тридцать вторая...........................................153 Глава тридцать третья............................................163 Глава тридцать четвёртая......................................171 Глава тридцать пятая.............................................179 Глава тридцать шестая..........................................187 Глава тридцать седьмая........................................195 Глава тридцать восьмая.........................................205 Глава тридцать девятая.........................................213 Глава сороковая......................................................221 Глава сорок первая.................................................229

Август 2014-го. Одноактный триалог в трёх лицах. Аэропорт Схипхол, Амстердам.  Боря, Антон, сколько лет!  Витька! Здорово! Какими судьбами!  Вот так встреча! Антон: – Не виделись со школы... Виктор: – Такое дело! Ресторан тут есть? Бар какойнибудь? Борис: –

Смотри, будет как в «Иронии судьбы».

Положим не в тот самолёт. Антон: – Контроль не пропустит. В: – Видишь, Боря, контроль не допустит! А мы пойдём, пропустим что-нибудь... Я ж приехал детей 7

повидать. Сын в Лондоне учился, теперь работает. Дочка учится в Амстердаме. Жена уже прилетела, я задержался по работе. А вы откуда и куда? Б: – Еду с конференции по неправительственным организациям. В: – Ты же вроде бы математикой занимался! Б: – Занимался... Через экономическую статистику, постепенно... В: – Антоха, а ты как? А: – А я здесь живу. Прилетел сейчас из Испании. В: – Живёшь? А занимаешься чем? Ты же поступал в архитектурный. А: – Ну да. Там познакомился с художниками, потом музыкантами. Увлёкся. Теперь играю иногда в одном клубе. 8

В: – Хиппуешь, значит... А я как закончил «керосинку», так все время по нефти. Ладно, где сядем? Б: – Здесь какое-то заведение. Давай зайдём. Пиво у них точно есть. А: – Есть, хотя выбор и небольшой. В: – Помните как мы в «стекляшке» оттягивались? Б: – Давно уже нет её. Ещё при Лужкове снесли. А Собянин последние признаки под плиткой упрятал. В: – Да, нет больше той Москвы... Девушка! Плиз! Три Бир энд фиш сэндвич! Эссен! … Что она сказала? А: – Она говорит, что мы можем присесть, она скоро принесёт. В: – Я конечно не корифей в английском, но чего-то не понял. Она что, по-малайски ответила? 9

Б: – Она не малайка, Скорее Индонезия или Филиппины. Но ответила точно не по-английски. А: – Она сказала по-голландски. Витя, она решила, что ты говоришь с ней на голландском. В: – Понятно. Растём, значит, в собственных глазах. Ну где сядем-то? А: – В углу хорошее место. Б: – Пошли? В: – Опа, сели... Б: – Хорошо сидим! А: – По местным меркам здесь вполне прилично. Б: – Вот и заказ... Витя, ты ей не сказал даже, какое пиво. И селёдку голландскую не попросил... 10

В: – А что, надо было? Воблы у них точно нет. Вон, смотри, тебе орешки-сухарики дают. Я, кстати, точно не заказывал. А: – Это стандарт, похоже. Входит в стоимость, надпись над стойкой. В: – Тогда порядок. Ну, мужики, давайте, за встречу! За нашу победу? Б: – Давай! Кого побеждать будем? В: – Ну как кого! Всех! Крым наш, Донбасс наш... Чтобы НАТО было пусто! Поехали! Б: – Подожди... За встречу выпьем. А за «Крымнаш», извини, пить не могу. В: – Боря, ты что, пятая колонка, что ли? Б: – Двадцать пятая. Извини, Витя. Ты мой школьный 11

друг, у меня нет проблем вспомнить прошлое. Но за политику, за войну пить не буду. В: – Вот те раз... Я не понял, это ты что, против России, что ли? За Украину? Б: – Я против коррупции и лжи, Витя. И не важно где, в Украине, в России или в Белоруссии. Давай просто оставим эту тему и поговорим о жизни. Антон, согласен? А: – Согласен. Я вообще далёк от политики. В: – Так, понятно… «В Украине», Борик? А ты, Антоша, что же, бычкуешь по местным кафешкам? Писник? Сегодня ты играешь джаз? А: – Песенник. Я, представь себе, играю блюз. Б: – Мой друг играет блюз, и хочет развалить Союз. Композиторов. Витя! Брось, давай просто посидим.

В: – Не ожидал, да... Это вы что же, меня держите за быдло с георгиевской ленточкой? А: – С чего ты взял, Витёк? Б: – Виктор, ты ещё не выпил, а уже на взводе. Да никто тебя ни за кого не держит! Оставь, давай школу вспомним. Кого ты видел из наших? В: – Кого... Помнишь, Серега Шпент был такой, до восьмого

класса?

Он

после

армии

спивался,

фактически. А тут Донбасс, все такое... Короче, убили его бандеровцы. А: – Закончил воплощение. В: – Ага. Прислонили к стенке и разбудили бабочку... Да нет, они под «Град» попали. Даже непонятно кто стрелял, свои или укры. Одни клочки остались по кустам. Был Серёга – и нет его. Б: – Да я не об этом... Витя, оставь, честное слово. 13

Столько лет... А: – «Земную жизнь пройдя до половины...» В: – Кхм... Значит я для вас «ватник». А вы знаете, что я из ватника неделями не вылезал! Как после Губкина поехал, так чуть ли не жил в скважинах. Спишь и то в ватнике. А ты Боря, у нас чистоплюй, понимаешь... Б: – Я свой ватник относил по колхозам. И возвращаться не хочу. Ты же тоже сейчас в костюме, а не в ватнике. В: – Ну да... Мы же не интеллигенты. Я вот этими руками и вот этой головой для страны нефть брал! Теперь уже не пацан. Работаю в головном офисе. Командировки по заграницам. Сын, вон, тоже в «нефтянке» работает, в представительстве. Б: – Да, Витя, я не стыжусь быть интеллигентом. Потому что профессора и учёные, занимающиеся нефтью,

не

могут

быть 14

пацанами

учёными

одновременно. Ты понимаешь, интеллигент это не только болтун. Ты хочешь, чтобы врачи были в наколках,

с матом? Педиатры, акушеры... Возле

твоих детей. В: – А что мат, не часть языка? Ты, Борис, не утрируй. Есть нормальные люди, а есть интеллигенты. Ты Довлатова любишь? Высоцкого? А они и водку пили, и матом крыли. Вот интеллигенты, они всегда против, понимаешь? И ты туда же. Антоха, у тебя же отец тоже военный, как и у меня! Ты-то чего превратился в голландское чудо? Тюльпанов нанюхался? А:

–

Оттого

«превратился».

Папаша

меня

воспитывал в стиле милитаризма и соцреализма с детства,

ты

же

помнишь.

Режим,

зарядка,

заправленная кровать... Суворовское училище на дому. Хорошо что была ещё мама, а отец подолгу пропадал на службе. Я, Витя, не просто пацифист. Я идейный. Понимаешь разницу? И Довлатова не очень люблю. И Высоцкого. И пусть каждый любит то, что ему подходит. Так я думаю. 15

В: – Дзен-буддист и кришнаит в одном флаконе, что ли?

Воплощение

Гребенщикова

среди

простых

смертных? Типа Макаревич, там, ещё не дорос, а ты уже вознёсся? А: – Я, Витек, понимаю причину твоей иронии, но только при условии, что ты летел «Аэрофлотом». Ты забыл все, джинсы-жвачка? Думаешь, дурь детская? Не любил я совок никогда. Я ценю настоящую жизнь, а не её плохую копию. В: – Летел я КЛМ. А дурь из меня в Сибири быстро улетучилась. Это, Антоха, идеологическая война была такая. А мы дети были. Прав был твой папаня. А ты вот не понял. Копия это у тебя. Ещё и чужая. Чуждая. Б: – А ты что же, Витька, так долго в армии служил, что понял всё и вся? В: – Не служил. Институт, потом работа. «Пиджак» я, 16

каюсь. А потом уже Союза не стало, и возраст не тот. Но это ничего не значит. Вы же тоже, небось, не большие вояки, а? Военка, сборы – и привет Родине? Присягу давали, а? Надо будет, возьму автомат, и пойду. В 91-м нас предали. Б: – Чего же ты родинку не спасал до последней капли крови? Вот ты тут интеллигентов ругаешь. А я, в отличие от тебя, успел свои два года прихватить. Срезали меня при поступлении, а подать в другое место не успел. Тут меня и забрили. Так что, Витя, я тоже портянок нюхнул. С правильной стороны, как ты любишь. И пряжка на мне не раз отпечатывалась. И на «губе» сиживал. И когда «очко» драил зубной щёткой, было время подумать. Родину я видел через прицел часового. А он, между прочим, имеет право открывать огонь, даже если охраняет старые портки, а не яхты с бриллиантами. И могу тебе сказать: все недоумки, уроды, которые меня, русского, пинали в армии, не стоят даже седого волоса с лысой головы последнего спившегося интеллигента. Так что ты меня жить не учи. 17

В: – А я и не учу. В Сибири отвык. Да и поздно вас учить. Навалял Горбачев... А Ельцин добавил. Прав был мой папан – была бы диктатура военных, а не чекистов, был бы порядок и процветание, как в Чили. И Донбасс бы взяли как Крым, без боя. Пристрелили бы пару твоих любимых очкариков, продавшихся Америке, остальные бы сами приползли оды слагать. И Ломоносовы бы нашлись. Б: – Ломоносов оды и слагал. И с «немцами» воевал. Ломоносов слепнул от денег, сияния власти и плохо очищенного алкоголя. На который был столь падок. Пафос

вместо

дела,

понты

вместо

науки.

безмерная любовь к начальству и отечеству, прямо как

сейчас.

кормушке.

Ничего А

не

Эйлер,

напоминает? швейцарец,

Любовь работал

к в

Петербурге вместо Ломоносова. Самый высокий рейтинг научных работ. Ослеп на один глаз, работая над картами твоего Отечества. Истинный гений, не надувной, не пропагандист. Отчего бы не оттоптаться на гении, хоть зарубежном, хоть своём, будь он сам 18

Николай Вавилов? В: – Видишь, он работал! И к нам поехали бы, деньги есть! «Сколково» ещё себя покажет! Если бы не проходимцы в Кремле, давно бы уже в Берлине танки стояли, и на Шипке русский флаг развевался. Кто Кубу отдал, кто Кямрянь во Вьетнаме сбагрил? Те же, что

диссидентами

«воевали».

Салабоны,

начитались там у себя конфискованного самиздата, теперь боятся воевать. А Западу все равно же нас не взять! А: – Витя, ты мне другое скажи. Почему же Украину с Грузией не завоевали? Армия слаба? Так купили бы, деньги есть! Что, такие страшные фашисты, что их никак не победить? Какой Запад, если у себя дома плохо? В: – Вот и говорю я, разложились, понимаешь... И Запад первый в разложении. Б:

–

Интеллигенты

разложили? 19

Запад

гнилой

здоровую Россию заразил? Ты лучше объясни, как можно деньги держать на Западе, детей посылать на Запад,

воевать

Западом?

Заложников

добровольно отправляют? Да и ты тоже, патриот, хорош! В: – Ты, Борис, ваньку не валяй. Государственный бизнес дело международное. А Запад пусть думает, что мы у него в кармане. Борис: – Ты готов повторить в студии у Соловьева или Киселева, то что сейчас мне говоришь? Народ будет жрать дрянь, сырный продукт с пальмовым маслом, запивать боярышником, а ты заграничное пиво с орешками станешь дринкать? Русский народ прозябает, а потомки коммунистов и чекистов по заграницам развлекаются? В: – Борис, не юродствуй! Ты же знаешь, что мой папаша из-за еврейства еле до полкана дошёл. Все его дружки полные генералы, как один. А у меня, между прочим, и казаки, и татары в роду. Скрести не 20

надо.

раскулаченные

есть,

сосланные,

расстрелянные. Батиных «предков» тоже чуть не посадили на десять лет, без права переписки. Но Россия страна многих народов, не то что Голландия, для белых и прислуги, как в этом баре. Потому что Россия это империя, а не просто Эстония для русских. И ты тоже, что, дворянин, граф Толстой, Борис? Чего тебе в своей стране не хватает? Б: – Я, Витя не юродствую. Толстые нынче в Госдуре, и не бесплатно. А ты вот кликушествуешь. У меня, кстати, по материнской линии все польская шляхта. Дворяне. А по отцовской, дворяне да священники. В коммуналке у бабки всегда икона стояла, помнишь? Так что будь добр, не учи меня патриотизму, тем более

здесь,

Голландии.

Галстук

тебя

утверждённых цветов? Портретик вождя на шее носишь? Или ты у нас православный раз в году? На Новый Год, под куранты? В Израиль, как все патриоты, не собираешься? Там только последняя чёрная сотня не отметилась. Нет, что это я! Они были первые! 21

В: – Антон, ты посмотри на этого либерала! Как в девяностые залоговые аукционы проводить по указке из вашингтонского обкома, так демократия! А как не по ним, так православие вспомнили и русские традиции! Да, не всех постреляли при советской власти. Сталина убили, а сами кинулись делить страну. Патриоты! Реванш семнадцатого года! А: – Какие либералы при Сталине? Да и кто его убил, Витя? Старый был, все равно помер бы. В: – Берия с Хрущем, кто же ещё! Старый не старый, а убили! Начал бы войну, послал бы китайцев на фронт, и мы бы сейчас от Атлантики до Таиланда империю бы имели! А, может быть, и за Атлантикой! Б: – «Чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя». Так Сталин же нефть на Запад не хотел продавать! Родину... А ты что сейчас делаешь? Чем торгуешь? В: – Надо было бы, и Сталин продал бы. Зерно везли, 22

лес везли, картины везли. Фашистам помогали – от любви, что ли? Геополитика. А: – Из большой симпатии, вот и вся геополитика. «Семнадцать мгновений весны» вообще нацистская пропаганда.

Только

слепой

не

видит.

Эстетика

притягательного зла. Полюбите нас красивыми. В: – Что вы как дети, честное слово? Да, это всё политика! И Америка нас дожимает по той же причине! Я ж понимаю, что это не любовь-ненависть, просто выгода! А вы, значит, ненависть отрицаете, а любовь проповедуете? Бескорыстно нам помогают, да? Ты, Боря, на какие шиши ездил сюда? Я вот за свои. Буржуи даром ничего не сделают. Б: – Ну да, нефтяные деньги, из которых ты платишь, небось, рубли. Или юани. В: – Не рубли, но и не даром. Это же пираты, грабители! У них что здесь, благотворительность? Ты думаешь зачем им беженцы? Прислуга! 23

А: – Я бы сам не отказался получить бесплатную квартиру и пособие сразу по приезду. Не все беженцы потом будут работать, далеко не все, Витя. Зачем такая прислуга нужна а? В: – Не все. Но ты, Антон здесь живёшь, и страну хвалишь. Ты же знаешь, что они здесь обогатились за счёт колоний? А: – А Россия за счёт Нечерноземья живёт? Витя, ты же якутам и ненцам свои деньги не отдаёшь? И никто не отдаёт. Везде есть люди грубые и жадные, но ведь есть

не

только

такие!

Человек

не

для

этого

существует. Есть наука, есть искусство. Есть мораль. Беженцев принять морально, если не можешь помочь иначе. В: – «Человек это звучит гордо...» Буревестника процитируй! А ты что, Антон, думаешь мы только водку привезли в Сибирь? Да там каменный век был! 24

А в Средней Азии что было? Средние века! Зинданы, анаша, байство! Вон, сейчас, все назад покатилось! Чтобы они делали без Советской власти? Америка, вон, у индейцев все забрала, и не отдаёт. По праву сильного. Б: – То же самое можно сказать про любые колонии. А право сильного… Вспомни монголо-татар. Часть традиции, небось. «Казань брал». Чья Казань? По праву

сильного

скоро

Китай

заберёт

Сибирь.

Таджики в Москве тоже за награбленным приехали. Узбекский хлопок куда уходил? В Сибири убивали не меньше, чем в Америке. Только не говори мне, что казаки Ермака, Хабарова, Дежнева, Атласова, были добрые и бескорыстные. В: – Были такие же, какими были все в те времена. А куда

сейчас

узбекский

хлопок

уходит?

Хочешь

сказать, после Союза там лучше стало? Вот и едут к нам. А: – Пусть все живут, как хотят. И украинцы. И 25

грузины. И узбеки. Зачем богатой России Украина? Б: – Военные заводы. Зерно. Порты. Подневольное население. В: – Да как вы не понимаете! Я жил на Украине пять лет, когда батю туда послали служить. Ну народ! Натерпелся я от них. Всё время в школе дрался. Я для них еврей, а не русский. Русские не такие. А в армии

старшины

украинцы?

Меня

институте

доставал один замдекана. Что я ему сделал, а? Просто фашисты по жизни, вот и стали русских притеснять. И грузины тоже выпендривались. Вот им и вмазали, показали их место. Ничего, Россия ещё всем покажет. А: – И Китаю? В: – Надо будет, и Китаю покажет. Десять тысяч зарядов не шутка. Никаких миллиардов населения не хватит. Без партийной верхушки много не навоюешь, будет как в девятнадцатом веке. Один удар – и капец 26

всемирной фабрике. Б: – Пока что Китаю только подарки дарят. То территорию отдадут, то нефтяные поля. А трубы вообще за свой счёт прокладывают. Китай же подмял Среднюю Азию, Африку. В Белоруссии с Лукашенко такая дружба у китайцев, загляденье! В: – Это все игра. Политика. Деньги есть, поднимем сейчас производство, сельское хозяйство. Будет нормальная страна, как раньше. Лаже лучше. А: – А сыры зачем бульдозером давить? Б: – Нормальная страна? Как была сырьевым придатком, так и осталась. В: – Сыры, Антоша, давить, чтобы свои производили. Привыкли жить не работая. Голландская болезнь. Антоша,

не

слыхал

такую?

наша

страна

богатейшая! Вы что, думаете они нам просто так еду да бананы присылают? Бизнес. А ещё гробят нам всё, 27

любую промышленность, что только можно, а мы ещё и платим. Вот я и хочу, чтобы сырьевой придаток стал нормальной страной. А вы, похоже, не хотите. Б: – Российские бананы вырастут. И ананасы. Много их выросло за двадцать лет? Кто мешал, когда цены на

нефть

были

поднебесные?

Вулканические

теплицы на Камчатке? Или браконьерить краба для японцев, как последние камчадалы? В: – И вырастут хоть кокосы, если надо будет! В теплицах, да, хоть на Северном Полюсе! Только не надо мне задвигать про свободный рынок! Буржуям он нужен только для продажи. Ты их заставь купить что-нибудь – нормы не те, токсины, то да сё... Байки для простодушных! А такие как ты, Борис, верят. Если не хуже. Б: – Конечно. Предатели Родины. Тётя Клава будет теперь Родина с мечом. А дядя Вася будет светлый витязь, спасающий Русь. А Витя будет кричать: «Огонь по предателям!» Из московского офиса. При 28

этом

носить

вражеские

костюмы

ездить

на

«Мерседесе». А: – Из Амстердама. В: – Надо будет, крикну. А ты не крикнешь. Потому что кишка тонка. Б: – Я, в отличие от тебя, знаю как и когда кричать. Накричался за два года. Ты армию видел домашнюю, а я видел настоящую. Никто никого не победит, я тебя уверяю. Все сгнило ещё при Союзе. И дальше гниёт. Просто такие как ты не все знают, и фантазируют о величии. Мною движут взрослые, разумные мысли, а не детские обиды и подростковые надежды. Страну строить надо, а не завоёвывать. В: – Много ты знаешь! Посмотрим через год, кто будет в Киеве! Строить... И строят тоже. Будет не хуже, чем в Шанхае. И «Сапсаны» пойдут по всей стране, как во Франции. Запад тоже не один день поднимался.

А: – Два дня. Все равно кто там будет, мне кажется. Такое впечатление, что все придумано только для того, чтобы деньги вывозить. Вся война с западом, вся Украина, весь Крым. А народу подбросили занятие, чтобы на начальство поменьше смотрел, и голова

была

занята.

Как

при

коммунистах.

Концептуализм и постмодернизм. Б: – Ну да, у них же там Сурков, большой эстет. Он же Украиной занимается. В: – Сурков не Россия. И не один он там. Да и не важно кто там, когда дело правильное. Я вас понял. Жаль, думал друзей детства встретил. Пиво так и стоит... Нет, не буду я с вами пить. Настроения нет. Подумайте, запад вами не интересуется. А России всегда люди нужны. А: – Меня как-то не волнует. Не трогают, и живу, как хочу. Б: – России, Витя, люди никогда не были нужны. Вот я 30

и хочу, чтобы такое время наступило. А ты и твои начальники не хотите. Все провалят и первые сбегут на Запад. А ты будешь опять их ругать, как Горбачева или Ельцина. Простодушие, ничего более. В: – Надо будет, стану ругать. Это моя страна. Б: – И моя. В: – Поэтому ты ею торгуешь. Б: – Торгуешь ею ты. И ещё ордена хочешь за торговлю получить. И западные блага. Денег тебе недостаточно. В: – А ты, можно подумать, бесплатно живёшь. Пранашмана. Йог и факир в пещере. Воздусями питаешься. Как монах. Милостыню собираешь? Подношения из окрестных деревень? Те же деньги, что и у меня, только с другой стороны. Перекроют канал, тогда узнаешь, кто хозяин.

Б: – Ротенберги. Или Якунин. Этнический русский Тимченко, он же государственник расейский, он же гражданин Финляндии. Они и есть хозяева. А тебя просто на побегушках держат. В: – Сказал бы я, кто у кого на побегушках... Не получился разговор. Пошёл я. Пейте пиво, я уже заплатил. Я ж русский в душе, мне не жалко. И чаевые вот. Меня семья ждет. Б: – Покупаешь за голландские сухарики? Спасибо. Я и сам могу заплатить. Кстати, мне на рейс пора. А ты иди, развлекайся, чай не Москва. А: – А я выпью. И ещё возьму. Глупости все. Жизнь коротка, а вы её тратите на какие-то чужие интересы, бессмысленные склоки. Подожди, Борис, я тебя провожу. Витька! Приходи если что, клуб «Распутин»! Посмотришь, как люди отдыхают в Европе, а не в Сибири. Не серчай, Борис. Приедешь, звони, заходи.

Возвращение героя. Санька Чалдонов был по-настоящему рад. Всё устраивалось наилучшим образом. Утром приезжал военком

всякая

администрация.

Наградили,

обещали помочь и выплатить деньги за ранение. Весь день в дом приходили сельчане, поздравляли. Вечером мать собирала застолье, но уже для родственников. В прошлом году Санька отслужил срочную и остался по контракту. Обещали хорошие деньги, загадочно намекая на «большие дела». Когда начались учения возле украинской границы, Санька о будущем не задумывался. А что о нём задумываться? Деньги сулили немалые, остальное приложится. Служба

казалась

ему

лёгкой.

Сначала

Саньку

определили в водители. Дело привычное, крути себе баранку, вот и всё. Их БТГ тогда стояла под Белгородом. Потом, когда стали доползать слухи о каких-то неувязках под Киевом, а на складах что-то стало время от времени взрываться, Саньку перевели в стрелки. Повышение, надо понимать. Обещали 35

учить всяким специальным навыкам, обращению с оружием, но не успели. Вдруг их часть срочно перебросили в Харьковскую область. Под Изюм Санька ехал уже пулемётчиком. Но доехать до линии фронта так и не довелось. Под Купянском

совершенно

неожиданный

налёт

украинской артиллерии разнёс их колонну в дым. Вся авиация была на передке, обстрела никто не ожидал. Многие погибли. Но Саньке опять повезло: его быстро нашли и направили в эвакуацию. Вот сама эвакуация оказалась делом долгим и муторным, в госпиталь под Белгородом его привезли уже гангреной.

Молодой,

сильно

с начинающейся замученный

врач,

мельком глянул на руку под отвратительно пахнущей повязкой, что-то чёркнул в своих бумагах и коротко бросил своим помощникам: – Готовьте операционную. После операции рука сначала страшно болела. Не сразу Санька понял, что болит уже не рука, а культя. И добро бы левая, а то правая, рабочая. От боли спасали регулярные инъекции промедола, которые кололи ему сердобольные медсёстры. Промедол 36

помогал и от расстройства чувств, но слабо, к тому же его скоро отменили. Поначалу Чалдонов сильно переживал, даже спать не мог. Как теперь жить без руки? Молодой, крепкий парень, ехал на учения, а стал инвалидом. Но потом Санька успокоился. С ним в палате было много ребят, кто без ног, кто без рук, а кто и без гениталий. Но даже таким завидовали: не вернут назад, на смерть. Больше всего ценилась потеря глаза: вроде как целый, а всё одно комиссуют. Провалявшись в госпиталях полтора месяца, Санька вернулся домой. Мать, Нина Фёдоровна, встретила его в слезах. Но счастливая – всё-таки живой! У Семёновны, вон, двое сыновей ушло контрактниками. Поначалу слали деньги, вещи. А потом вернулся только один, да и тот в гробу. Открывать гроб не разрешили. Так и похоронили, не увидев кто там, сын или кто другой. Слухи о закрытых гробах ходили всякие, про части тела от разных людей и про обгоревшие

трупы,

которые

невозможно

было

опознать. Второй же сын пропал без вести под Киевом. Говорили, мол, может он пленный, позвони в Киев, узнай. Но Семёновна страшно боялась и 37

терпеливо ждала официального уведомления. Не успел Санька отдохнуть дома, как началось. На следующее утро в их село, Малые Победы, прикатил военком и привёз медаль. Неловко пожав левую руку, он похлопал Саньку по плечу, пожелал «успешного продолжения службы», запрыгнул в свой «газик» и умчался. Местная администрация потопталась в грязи возле сельсовета и тоже подалась в Ленино, райцентр. Зато потянулись соседи и сельчане. Все смотрели

на

Санькину

медаль

думали

про

обещанные ему деньги, часто вслух. Но ничего, соседи разошлись, можно было отдохнуть до вечера. Смеркалось. Стали собираться свои. Первым из райцентра на автобусе приехал дядя, Ефим Чалдонов, невысокий, ещё не старый мужчина, со своей женой Валей, большой и сильной, как таёжный

медведь.

Дядька

много

лет

работал

трудовиком в тамошней школе и слыл человеком рассудительным. Жена же его, женщина крепкая, плечистая и строгая, до сих пор трудилась в районной бухгалтерии и считалась ценным работником. Они оба стали помогать Нине Фёдоровне накрывать 38

нехитрый стол: варёная картошка, солёные огурцы, квашеная капуста, селёдка, красная рыба в разных видах, да китайская морковь с базара. На досчатом столе застелили скатерть с петухами и, первым делом, водрузили множество бутылок китайской и российской водки. Санька сидел во главе стола и смущённо улыбался. На груди чуть кривовато висела новая медаль. Рукав нового

спортивного

костюма

был

аккуратно

подвёрнут. Такой же костюм был на его брате, Кольке: Санька привёз с

Украины. Они тогда проходили

какое-то село, и братки на БТРах просто тараном разбили двери в местном магазине. Все солдатики, как один, бросились разбирать бесплатный товар. Всё равно

добру

пропадать!

Сгорит,

намокнет,

или

местные растащат. Некоторые набили свои машины под

завязку,

особенно

офицеры.

Санька

же

стеснялся, и взял совсем немного: пару спортивных костюмов, кроссовки, кофточку маме, телефоны брату и Зинке, серьги Нюрке, да игрушку младшему, Федьке,

в интернат. Привёз он также маленький

коврик, который теперь красовался на само дорогом – 39

китайском

цветном

телевизоре.

Пачку

гривен,

которые Санька прихватил из кассы, мать завернула в тряпицу и зачем-то положила в комод, под тот же телевизор. На всякий случай. Колька старательно помогал: носил водку, встречал гостей, отгонял от калитки собаку, вечно лающего Шарика, и следил за Барсиком, чтобы тот не стянул рыбу со стола. Колька очень гордился братом. Герой! Он и сам жаждал пойти на войну, да по возрасту его не брали. Шестнадцать, мол, неподходящий срок. «Подожди, призовут и тебя,» – говорил военком, – «Успеешь навоеваться!» Но Кольке тоже хотелось привезти домой трофеев и быть главным героем в деревне, а, может быть, и во всём районе. Чтобы фотография его висела в школе, в холле напротив входа. Да и выгодно. Деньги платят будь здоров. И, опять же, трофеи. Много! Особенно если ранят! Он украдкой

похлопывал

по

карману,

где

лежал

новенький китайский телефон, подарок от брата, да незаметно оглядывал себя в зеркало: костюм был в самый раз, может быть только немного великоват, а белые кроссовки смотрелись просто отлично. На 40

танцах в клубе все обзавидуются. Вскоре появился участковый, Витька Растяев. Он не был родственником Чалдоновых, но никогда не пропускал случая посидеть за столом и пропустить рюмочку.

Закоренелый

холостяк,

весельчак

выпивоха, он скорее походил на тамаду из райцентра, чем на служителя правопорядка. Первый раз он появился в доме давно, по какому-то пустяковому делу,

связанному

пьяной

ссорой

Чалдонова-

старшего. Второй раз он пришёл уже с печальным известием о нелепой смерти отца – тот увлекался подлёдным ловом до поздней весны, и не смог добраться

до

берега

большой

льдины,

оторвавшейся от ледового поля у берега. Рыбалка у Чалдонова-отца, как и у многих других жителей Малых

Побед,

требовала

большого

количества

антифриза, попросту водки и спирта. На этот раз «антифриз»

усыпил

рыбака,

не

дав

ему

своевременно покинуть льдину. Труп утопленника по весне долго искали, да так и не нашли. Нина Фёдоровна год не могла есть рыбу. После этого Витька стал появляться у Чалдоновых по 41

поводу и без повода. Нина Фёдоровна относилась к слабости

участкового

снисходительно.

конце

концов, именно он помог пристроить младшего, Федьку, в интернат для детей с дефектами развития. Ребёнок родился со сросшимися пальцами на ногах и руках, с уплощенным, словно монгольским, личиком и

очень

маленькой

головкой.

Нина

Фёдоровна

поплакала, а потом смирилась. Но возиться с с таким дитём было нелегко, и когда участковый предложил помочь поместить Федю в областной интернат имени Макаренко, она легко согласилась. Витька

вошёл,

как

всегда

радостный,

уже

гражданском. – А, вот и наш герой! – громко воскликнул он, подходя к Саньке. Тот смущённо заулыбался и встал, приветствуя гостя. – Да ты сиди, сиди! Нагуляешься ещё! – Витька подмигнул и взялся за ближайшую бутылку. – Мы вот, пока никто не видит, с тобой дерябнем по маленькой. – Он умело, быстрым движением, разлил водку в стаканы, до самых краёв. Ловко подхватив свой стакан, Витька подождал, пока Санька неловко и 42

осторожно

поднимет

левой

рукой

свой,

затем

чокнулся и произнёс: – За победу! Участковый

махнул

содержимое

одним

глотком,

поморщился схватил с тарелки огурец и громко захрустел им. Снова подмигнув, он направился в сторону кухни, побалагурить с женщинами. Вскоре появилась Нюрка, продавщица из сельпо. С ней пришёл её гражданский муж, мрачный и высокий, похожий на медведя Пётр. Поговаривали, что он отсидел десять лет за убийство, но точно никто не знал, а спросить боялись. Якобы освободившись, Пётр

устроился

китайский

на

лесоповал

возле

Больших Побед, где в ту пору работала Нюрка. Вот тогда-то у неё и обнаружилась большая недостача. Пётр, до этого захаживавший в магазин по своим делам, молча заплатил за Нюрку всю недостачу, да так и остался жить с продавщицей. Её перевели в Малые

Победы,

Пётр,

уйдя

лесоповала,

пристроился грузчиком. Списаний на бой стало в два раза больше, но никто из начальства не хотел связываться с мрачным, малословным гигантом. Пётр 43

никому никогда не угрожал, говорил всегда мало и сугубо по делу, рубаху на груди не рвал и блатными замашками не щеголял. Но даже этим он наводил страх

на

многих

сельчан,

том

числе

и на

участкового. Сама Нюрка первым браком была замужем за двоюродным братом Саньки, Толиком. Тот был водителем сельского грузовика, и однажды, будучи в сильном подпитии, застрял в буран на заснеженной дороге между Большими и Малыми Победами. Зима была особо морозная, и Толик замёрз прямо в кабине. Нюрка недолго поплакала и быстро вышла замуж за какого-то забрёдшего золотоискателя. Не успели

они

пожить

вместе,

как

новый

муж

засобирался на прииски. Уехал он – и как в воду канул. Одни говорили, мол, сбежал с золотом к другой. Вторые, более знающие, утверждали, что нюркиного мужа зарезали в пьяной ссоре между артельщиками. В любом случае, до появления Петра она жила одна. Детей у неё не было, и местные женщины Нюрку недолюбливали, боясь за своих мужей. Но когда появился Пётр, мужики Малых Побед 44

сразу озаботились, а жёны наоборот, приободрились. Пётр молча поставил ящик вина возле стола, крепко пожал руку Саньке и молча сел в углу. Нюрка же пошла на кухню, к печи, помогать. Вскоре появилась Зинка, племянница матери Саньки, учительница начальных классов местной школы, а в жизни – мать двух детей от разных мужей. Старший сын, Ваня, был назван в честь в честь деда, а младшая дочка, Виолетта, в честь какой-то героини из сериала. Первый муж нелепо

погиб

на

охоте,

нарвавшись на медведя-шатуна. Второй сел за убийство – зарубил топором соседа, из ревности, да так и сгинул в зоне. Детей Зинка на вечер оставила дома, с матерью, а сама, на правах родственницы, пришла вроде как помочь Нине Фёдоровне. На самом деле Зинка тайно мечтала выйти замуж за Саньку, пусть даже и однорукого. Когда тот привёз ей с Украины китайский телефон, она спрятала его подальше, чтобы никто не прознал, особенно Нюрка. Наконец приготовления были завершены, и вскоре на столе

появилось

дымящееся 45

блюдо

котлет

из

медвежатины

поднос,

заполненный

жареной

горбушей. Рядом высилась горка нарезанного хлеба, миски с грибами, капуста, огурцы с помидорами и прочая

сельская

снедь.

Завершали

композицию

многочисленные бутылки водки для мужчин, и вина для женщин, завезённого по случаю в сельпо. Для запивания еды и крепкого стояли банки с клюквенным морсом

пластиковые

бутылки

лимонадом

«Саяны». – Садитесь, гости дорогие! – стала распоряжаться хозяйка. – Всем хватает тарелок, рюмок да стаканов? Стулья у всех есть? Кому мало, пусть садится на лавку, возле окон. У нас всем места хватит. –

Щедрая

вы

душа,

Фёдоровна!

–

произнёс

участковый, пристраиваясь между Зинкой и Нюркой. – Мне бы такую жену! – А что ж не женишься? – строго заметила сидящая напротив Валентина Фёдоровна. – Невест тебе не хватает? – Вот поеду в Ленино и женюсь! Только Саньку поздравим. Ефим Матвеич, – обратился Витька к мужу Валентины, чтобы сменить тему, – Скажи что46

нибудь проникновенное племяннику, как ты умеешь! А остальные – наливайте! – он плеснул водку Зинке и уже намеревался налить Нюрке, но та решительно закрыла рюмку ладонью. – Мне вина, – спокойным, но решительным голосом. Пётр молча отвёл её руку, налил ей вина, а себе плеснул водки. – Проникновенное? – задумчиво откашлялся Ефим, поднимаясь с рюмкой в руке без двух пальцев. – Что ж, пожалуй можно. Да… – он на несколько секунд задумался, а потом продолжил. – Вот смотрю я на тебя, Александр, и радуюсь. Всем пошёл в отца. Крепкий. Молодой. Вот ещё и герой теперь. Без рукито оно неудобно, да жить можно. И жить неплохо! Ежели руки правильно вставлены. Я вот много лет без пальцев, а дома всё сделаю. И токарить могу будь здоров, и по хозяйству. Валентина Фёдоровна нетерпеливо хмыкнула. – А что? – оглянулся на неё муж. – Государство, почитай, порой может и плюнуть на тебя, пенсию урезать, а руки-то вот они! – он покрутил левой свободной рукой в воздухе. – Всё своё возьмёшь. 47

Лишь бы была голова на плечах. Я вот тоже, когда служил, всякое думал. А сейчас твёрдо могу сказать – армия дурного не пожелает! И вот ты, как есть герой, сидишь перед нами, а мы перед тобой… – Ефим стал искать следующее слово. – Стынет, Матвеич, – произнесла в неожиданно возникшей паузе Валентина Фёдоровна. – Ну вот, жена мне тут говорит, мол, стынет… – Водка вскипит! – подмигнул участковый. – Дайте же сказать человеку! – остановила их Нина Фёдоровна. – Да! Дайте сказать! – Ефим Матвеевич обвёл всех сидящих за столом взглядом. – Вот сейчас вижу я вас здесь, и сердце моё радуется. Санька – герой. Колька – красавец растёт. Нина что твоя деталь, ни заусенца, ни дефекта. Видел бы отец, порадовался бы! – он кивнул в сторону портрета на стене. – И ты, Александр, держи марку! Жизнь тебя обтесала, а ты не дрейфь! Плюнь ей в глаза! Валентина дёрнула мужа за рукав, отчего тот пролил водку из рюмки. – Дай договорить! - огрызнулся он на жену. – Так вот 48

это, Санька. Выпьем за твой подвиг. За твой героизм! – За победу! – добавил Витька! – Вот! За вот это вот всё дело! Будь здоров! – Ефим выпил и сел. Остальные выпили вместе с ним и стали накладывать в тарелки еду. – Берите котлеты, горячие! – засуетилась Нина Фёдоровна. – Горбушу, картошечку, огурчики! Грибки. Сами мариновали! Коля! – позвала она младшего сына, уже тихонько налившего вторую рюмку. – Дай Барсику рыбы на кухне! Совсем отбою нет, так и вертится под ногами! – она отодвинула громко мяукающего сибирского кота. – И Шарику брось чего, с утра только кашу и ел. –

Ладно,

не

подохнет,

–

проворчал

Колька,

поднимаясь с лавки. Саньке неудобно было есть левой рукой, и он всё больше сидел так. Зина, видя что он не ест, спросила его: – А правда, что в армии пайки очень хорошие? – Ничего так, – уклончиво ответил Санька. – Только во время войны иногда снабжение плохое, кухни не 49

поспевают, и пайки тоже не всегда есть. – Не война, а спецоперация, – пробубнил набитым ртом Ефим Матвеевич. – Ну да, учения, – кивнул Санька. – Так мы брали, там, у людей, в магазинах… – А дорого у них там? – спросила Зинка. Нюрка фыркнула и уткнулась в тарелку. – Ну мы, это… –

По

закону

прокомментировал

военного

времени!

участковый,

махая

–

весело

вилкой

наколотым грибом. – Вжик! И мимо ведомости! Так, Валентина Фёдоровна? – он подмигнул сидящей напротив строгой бухгалтерше. – На войне обычно каптёры платят за такое, когда у населения закупаются, – авторитетно заметил Ефим Матвеевич. – Или расписки дают. – А что там за деньги? Доллары? – спросила Зинка. – Гривны, – заметил мрачный Пётр. – Точно, – кивнул Санька. И покраснел. В этот момент за стол вернулся Колька. – Слышь, Николя, поставь музыку! – обратился к нему Витька. – Праздник всё-таки. 50

– Счас, – кивнул Колька, поднимаясь. Он поколдовал над китайским музыкальным центром, купленным Санькой по дороге назад в областном центре, и поставил какую-то современный шлягер. Не успел он сесть, как участковый снова дёрнул его: – Зачем нам эта басурманщина на американском! Поставь наше! – Счас, – пробурчал Колька. Поковырявшись, он выбрал песню Любе. «Расея, от Волги до Енисеяяя...» затянул

базарным

охотнорядским

голосом

Расторгуев. – Вот, это по-нашенски! – удовлетворительно крякнул Витька. – До Енисея Расея, а дальше, за Енисеем, уже и мы живём! – Это так, стихи просто, – заметил Ефим Матвеевич рассудительно. – Ну да, конечно, – быстро согласился Витька. – Жисть она не стихи. Над столом повисло молчание, было слышно только звяканье вилок. Заиграла

песня

Газманова

Участковый поднялся со стула. 51

«Вперёд,

Россия!».

– Станцевать бы. Чай, не похороны! – он подмигнул Саньке и ловко выдернул Зинку из-за стола. – Виктор, ну что вы в самом деле! – взвизгнула та. – Дайте с человеком поговорить! – она вырвалась и снова села за стол. – Так уж и поговорить! Наговоритесь ещё, Зита и Гита! – он положил руки на плечи Зинке и Нюрке. Последняя повела плечом и сбросила руку. Пётр же молча посмотрел на участкового так, что тот снял и вторую. Смешавшись, он сел на своё место. – Виктор Степанович, скажите тост, – обратилась к нему Нина Фёдоровна. – Тост? Это можно! – оживился Витька. Он налил себе полную рюмку и поднялся. – Солдатская быль, – объявил он. Все перестали есть в ожидании рассказа. Ефим отложил вилку и приготовился слушать. Только Пётр угрюмо жевал, время от времени запивая мясо водкой. Пил он не пьянея. Участковый покосился на него и начал: – Служил я, значится, на Урале, во внутренних войсках. Охраняли мы одну зону… – Все почему-то 52

посмотрели на Петра. Тот всё так же молча жевал, глядя в тарелку. – Так вот, – продолжил участковый. – Там жена начальника… – Только без пошлостей, – предупредила Валентина Фёдоровна. – Ну что вы! – укоризненно ответил Витька. – Всё будет в пределах протокола! Так вот, выступала она в самодеятельности. Пьеса называлась, как сейчас помню: «Возвращение героя». И роль у неё, у жены, надо сказать, была простая, но очень ответственная. – Какая? – нетерпеливо спросила уже несколько захмелевшая Зинка. – Айн момент! Терпение! – Витька махнул полной рюмкой, не пролив ни капли. – Так вот, мы все в клубе, идёт спектакль. А она играет богиню... – Индийскую? – не понял Ефим Матвеевич. – Синюю. Многорукую? – Индиана Джонс, – вставил Колька. – Э, какой тебе Джонсон! – махнул на него дядя. – При СССР атеизм был, только индийские фильмы и показывали.

так

никаких 53

богинь.

Только

перевыполнение плана. – «Кубанские казаки», – ухмыльнулся участковый. – И «Любовь Яровая». – Дайте послушать! – перебила рассказчика Нина Фёдоровна. – Ну так слушайте. Играла она, жена то есть, богиню. Только музейную, – пояснил Витька. – Вроде как девушка с веслом, в греческом зале. Только без рук. – Без рук? – удивилась Зинка. – А почему? – Это у неё с веслом оторвали, пояснил участковый. – Во время ограбления. Венера её звать. – Милосская, – заметил мрачный Пётр. Все посмотрели в его сторону. Он же продолжил есть. – Во-во! – кивнул Витька. – Тобосская! Завернули её в простыню, намазали лицо побелкой… – Пудрой, – фыркнула Нюрка. – Я не дама, таких подробностей не знаю. Хоть хлоркой. В протоколе и не такое напишешь. – А ты без протокола, так скажи, – подбодрил его Ефим Матвеевич. – Ну вы меня поняли. Стоит она, значит, вся белая, в простыне – и без рук! 54

– А куда руки дели? – снова спросила Зинка. – Я же сказал…. – Нет. Не у богини, а у этой женщины. – Замотали простынкой. Вот и всё. Как смирительной рубашкой. – Она была сумасшедшая? – не поняла слегка захмелевшая Зинка. Нюрка фыркнула и сама налила себе вина. – Нет. Просто роль такая, – пояснил Витька. – Вот. Стоит она, а на сцену выходит капитан Денисов… Он тоже играл бога или кого-то там древнего… – Тоже без рук? – не успокаивалась Зинка. – Нет, только в простыне, с инвентарным номером. А перед выходом он, капитан то есть, очень нервничал – в зале начальство сидело. – Сидело? – не понял Ефим Матвеевич. – При Андропове посадили? – Нет. Сидели как зрители, в первом ряду, – пояснил участковый. С проверкой приехали. – А, – протянул Ефим разочарованно. – Надо было тогда всех посадить, никакой бы перестройки с Ельциным бы не было. 55

– С Горбачёвым, – поправил Пётр. Все

посмотрели

его

сторону,

только

Зинка

посмотрела на Саньку и вздохнула. Она думала про капитана без двух рук. – Не важно! Горбачёв-шморобачёв… – отреагировал Витька. – Капитан Денисов нервничал и перед выходом на сцену надрался как свинья. Он вышел и стоит как остолоп. Ему говорить надо, а он слова забыл. Начальник на него из зала смотрит, а капитан пуще прежнего пугается. От страха он оступился, запутавшись в простыне. И видим мы, как он падает прямо на Венеру! – На жену начальника! – ахнула Зинка, прикрывая рот ладонью. – Именно! – кивнул ей Витька. – А жена, даром что богиня, не будь дурой, достала руки из-под простыни да как вмажет Денисову! – Вот так богиня без рук! – удовлетворённо крякнул Ефим Матвеевич, залпом опрокидывая рюмку в рот. – Куда гонишь, дурень! – ткнула его в бок Валентина Фёдоровна. – Охолони! Участковый тем временем продолжил: 56

– Капитан от неожиданности упал! И лежит он в этой простыне, запутавшись, подняться может только на карачки. Встанет с – и снова падает. Зал просто умирал со смеха, глядя, как он с колен вставал! За столом послышались смешки. Их перекрывало гыгыканье захмелевшего Кольки. Санька улыбался. – Приехавшая комиссия, сам генерал внутренних войск, аж плакала от умиления. – Целый генерал! – смеялась Зинка. – Не просто целый, а здоровенный! Лицо цвета петлиц, малиновое. Так вот этот генерал ржал на весь зал этак тонко, пронзительно, как свинья, когда её режут. Все

за

столом

засмеялись,

представляя

себе

описанную сцену. Все кроме Петра – тот сидел, привалившись к бревенчатой стене и задумчиво ковыряя вилкой в зубах. –

где

тост?

–

спросила

Нина

Фёдоровна,

отсмеявшись и утирая слезы на глазах. –

Сейчас будет, – заверил её Витька. – Мораль

следующая, Санька. Не знаю как у мужиков, а у женщины главное, чтобы голова была, руки сами 57

найдутся. Так что не зевай, выбирай! – он выпил и сел, довольный собой. – Горько! – крикнул изрядно подвыпивший Ефим Матвеевич. – Замолчи, дурень! – ткнула его в бок жена. – Это же не свадьба! – Похороны? – удивлённо посмотрел на неё муж, переведя затем удивлённый взгляд на Саньку. – Ешь горячее! – жена положила мужу горбуши. – Видеть её не могут! --отвернулся муж. – Вечная горбуша! Хоть бы колбаски кусочек! – Дочка пришлёт денег из Китая, купишь. А сейчас ешь что дают! – строго заметила жена. Муж покорно стал ковырять вилкой рыбу. – Ну что же, Пётр, теперь вы скажите, – обратилась Нина Фёдоровна к гостю. Тот провёл пятернёй по копне непослушных, тёмных волос, взял в руку рюмку, сразу показавшейся в его кулаке маленькой, и поднялся. – Ну, что сказать... – шмыгнул он носом. – Историю! – попросила Зинка. – Историю? – задумался Пётр. – Ладно. Дело было 58

зимой,

на

лесоповале.

Мужики

подпилили

лиственницу, стали валить. А один не успел, в снегу увяз. Вот эта вся балда на него и свалилась. Зинка ахнула. – Убило? – Не, не убило. Только привалило, сам выползти не мог. Что мы только не делали! Снег рыли, ствол пилили... – Техникой надо было поднять, – заметил Ефим Матвеевич. – Техника безопасности и техника они завсегда рядом. – Пробовали. Вязнет в снегу и всё тут. Всю ночь возились, до утра. В конце концов он нам и говорит: «Пилите руку, иначе помру.» – Ужас! – всхлипнула Зинка. Нюрка поёжилась. – А пилить никто не хочет. Все боятся. – Я бы ни за что не стала! – заметила Зинка. – Человек же помрёт! – ответила ей Нюрка. – В общем, взял я бензопилу и по руке ему. Все за столом замерли и перестали есть. – Кровища хлещет, конечно. Мы ему как могли 59

забинтовали, жгутом затянули, да ещё спиртом прижгли. – А как же он не умер от боли-то? – спросила наконец изумлённая Зинка. – Мы ему всю ночь до этого спирт давали. Доктор потом сказал, мол, правильно поступили. Спасли ему жизнь. Противошоковое. – Героический поступок, – заметил Ефим Матвеевич. – Наркомовские сто грамм. – Да какой там героический! – ответил ему Пётр. – Тут дело

следующем.

Мужик

тот

живёт

теперь.

Торговлей занимается. В Дзержинском. А дело в чём? Ты вот, Санька, на войне руку потерял. А мог бы и голову. Так что не дрейфь, дело сыщется. Была бы голова. Пётр выпил и сел. И все выпили вместе с ним. –

теперь

брательник,

Колька!

–

оживился

участковый. – Скажи тост! – Рано ему ещё, мал пока! – заметила мать. – Да какое рано! Взрослый уже! – Витька поднялся и подошёл к Кольке, беря его за плечи. – Вон какой вымахал! Давай, Колян, скажи брату добрые слова, 60

сделай приятное! Колька поднялся, взял рюмку и, немного помявшись, произнёс: – Санька для меня старший брат… –

Это

верно

замечено!

–

отреагировал

Ефим

Матвеевич. – Ну, это… – продолжил Колька. – В общем, я тоже хотел бы пойти воевать за родину и стать героем, как мой старший брат! – Колька покраснел и сел, забыв выпить. Все остальные стали его наперебой хвалить, а мать прослезилась, вытирая уголки глаз краем передника. – А что это мы сидим без телевизора? – вдруг спохватился участковый. – Нельзя так, без новостейто! Он подошёл к телевизору и откинул коврик. – Красивая накидка! – заметил Витька. – Из Китая? – Это Санька привёз, – заметила мать. – Купил? – Трофей, – ответил Санька, побагровев до кончиков ушей. – Дорого, небось? – заметила Зинка. 61

– Да он же не платил! – засмеялся Витька. – Просто так взял? – удивилась та. – Нет, не просто так! Как трофей! – заметил Ефим Матвеевич, подняв вилку. – Заслужил! – Слышь, Колька, как он включается? – подозвал участковый младшего брата. – И музыку приглуши. «Аляску… Взад...» – визгливо тянуло Любе из динамиков. Колька поднялся, чуть качнувшись, убавил звук музыки и включил телевизор. – От это другое дело! – удовлетворённо заметил участковый садясь на своё место и поворачиваясь к экрану. Шла

пресс-конференция

Министерства

Обороны

Российской Федерации. Генерал Конашенков бодро вещал об уничтожении украинских националистов. – Так их! – откомментировал Ефим. – Всех с фамилией на «ко»! – Как это всех? – удивлённо посмотрел на него Витька. – У нас начальник есть, майор Стеценко. – А ты к нему присмотрись, – не унимался бывший трудовик, размахивая рукой без пальцев. – А то у нас 62

тайга горит, взрывы всякие, диверсии. – Это что же, майор Стеценко тайгу поджигает? – недоумевал участковый. – Валентина Матвиенко тоже с Украины, – заметил Пётр. – Маршалы Тимошенко и Гречко. Брежнев был украинец. – Брежнев молдаванин! – стал запальчиво возражать Ефим Матвеевич. – Посмотри на его бровищи! И акцент у него какой! Украинец был Хрущев, он Крым отдал! За столом заспорили. Зинка же, пользуясь моментом, спросила у Саньки. – А ты много украинцев убил? – Ни одного, – мотнул головой Санька. – Нас не успели до фронта довезти. – Он выпил и налил снова. – А страшно там? – Очень, – честно признался Санька, теребя левой рукой скатерть. – Но в госпитале ещё страшнее. – Он опорожнил в рот очередную рюмку и взял в руку огурец. – Ой, мне знакомая медсестра из ленинской ЦРБ рассказывала такие ужасы! Лекарств не хватает, 63

ремонт уже тридцать лет не делали. Из-за санкций всё. В это время за столом накалялся спор между трудовиком и участковым. – А почему же тогда наши Киев не захватили? – спрашивал Матвеич. – Потому что НАТО оружие даёт и боевиков шлёт, – отвечал Витька. – Э, нет, брат! Ты же сам сказал, что у вас даже начальники оттуда! Это у нас предательство! Если бы предателей расстреляли, давно бы покончили бы с этой гнилью! – Ты что, дед, просто так расстреливать людей хочешь? – возражал Витька. – Мало войны? Сам будешь стрелять или меня позовёшь? – Спецоперация! И не просто так, а за дело! Разворовали армию, планы западу передали! – не унимался Ефим Матвеевич. – А против кого воюют? – отвечал Витька. – Там же бойня! Вон, на Саньку посмотри! Ему что, предатели руку оторвали? –

Почему

предатели?

– 64

нахмурился

изрядно

подвыпивший Санька. – Врач мне операцию сделал, отрезал. Иначе бы гангрена. Говорит, помер бы я. – Во! А как в тебя попали? Как ранили-то? – спросил Ефим, тыча в сторону пустого рукава. – Ну как… Известно как. Украинская арта по нам отработала, – пожал плечами Санька. Медаль на груди тихо звякнула. – Эвона! А кто ей сказал, что вы едете? Как есть предатели. Я же говорю! Сдали вас Нате! Если бы не предатели, был бы сейчас здоровый! А теперь НАТО идёт на восток, целит ракеты на Москву! – Со спутника их видели, точно я говорю, – не соглашался Витька. – Сегодня со спутника можно всё увидеть. Вот Саньку-то и запеленговали. Из космоса. – Предатели сидят прямо в Кремле! - не успокаивался трудовик. – В Кремле вырвать всю гниль! Рыба гниёт с головы! – показал он на ненавистную горбушу. – Надо как в Китае, расстреливать! Украл трудовой рубль – и пуля в затылок! У меня дочка там, рассказывала! –

Билеты

на

расстрелы

участковый. 65

покупала?

–

съязвил

– Уймись уже, – одёргивала его жена мужа. – Э, нет! Ты меня не останавливай! – распалялся Ефим

Матвеевич.

–

Тут

дело

государственной

важности! Предали Саньку! И нас вместе с ним! – Да спутник это всё! И разговоры слушают со спутника, даже секретные! – не отступал Витька. - Вот мы

тут

сейчас

болтаем,

американцы

всё

записывают. Зинка невольно посмотрела вверх, на крашеный потолок с лампой в абажуре. –

Нужны

им

ваши

разговоры!

–

скривившись,

заметила Нюрка. – Да не наши, а секретные, дура! – повернулся к ней трудовик, но, упёршись взглядом в немигающие глаза Петра осёкся и как-то весь обмяк. В пылу спора и застолья никто не заметил, как Санька незаметно поднялся и вышел. Хватились только через час, когда его уже долго не было. Первая забеспокоилась Зинка. – Что-то Сани долго нет, – заметила она. – Курит, небось, – предположил Витька. – Колька, посмотри на дворе. 66

– Нет его там, – сообщил пьяный Колька, выглянув в приоткрытую дверь. – Значит, по нужде отлучился, – авторитетно возразил Ефим Матвеевич. – Пищеварение после ранения не выправилось. холецистита,

вот

жирное

тоже, есть

не

после могу.

удаления –

Он

отвращением посмотрел на остывшую горбушу в тарелке. – Слышь, Колька, проведай его там, замёрзнет ещё наш герой. Простудится, – отдал указание Витька. Колька исчез за дверью. Оттуда послышался лай собаки, потом скуление, переходящее в вой. Спустя минуту прибежал почти протрезвевший Колька. – Заперся и не отвечает! – выпалил он с порога, распахнув дверь и ещё не успев войти. – Не отвечает… – медленно, почти членораздельно проговорил Витька. – Может ушёл куда? К подруге, например, – он подмигнул Зинке. – К какой подруге? – забеспокоилась Зинка. – Куда он мог уйти, без руки-то? – спросил Ефим Матвеевич. – Он же без руки, не без ноги! – возразила Валентина 67

Фёдоровна. – Идите, проверьте! Или вы не мужики? – Мужики, отчего же не мужики? – бормотал её муж, вылезая из-за стола и, покачиваясь, идя к дверям. За ним пошёл Витька, а там и все остальные. На дворе выл Шарик. – Цыц! Ну-ка, заткнулся, собака Баскервиллей! – Витька наставил на него палец и «выстрелил», но Шарик не унимался. Все гурьбой двинулись к деревянному туалету на заднем дворе, то и дело в темноте спотыкаясь о поленья и колдобины. Наконец они дошли до цели своего короткого путешествия. – Саня, открой! – постучал в закрытую дверь Ефим Матвеевич. – Это мы – Чего это он откроет, если он там по личному делу, – заплетающимся языком произнёс участковый. – Дай-ка я, – выступил вперёд Пётр. Он взялся за ручку и резко дёрнул на себя. Ручка оказалась у него в ладони, и он отбросил её в сторону. Шарик завизжал и на некоторое время умолк. Пётр же, ухватившись двумя руками за край дощатой двери, рванул её, чуть не сорвав с петель. Она 68

приоткрылась, криво повиснув на одной нижней петле. Внутри было совсем темно. – Неси фонарь, – повернулся Пётр к Кольке. – Что? – не понял брат. Он стоял словно оглушённый. – Фонарь неси, – ясно и громко произнёс Пётр. – И побыстрее, – он подтолкнул Кольку в спину. Сам же Пётр, дождавшись когда тот уйдёт, достал из кармана зажигалку, щёлкнул ею и, как мог, осветил внутренности нехитрого строения. Первыми увидели белые кроссовки. Санька висел таким образом, что они оказывались прямо в дырке. – Как же он смог, с одной рукой-то? – в ужасе спросила Зинка. – А вот так и смог. Надо будет, не так извернёшься, – машинально ответил трудовик. – Кому надо? – не поняла Зинка. – Кому надо, – буркнул тот в ответ. – Людей звать надо. Милицию. Может это вообще убивство. – Милицию? – ошарашенно спросил участковый. – Полицию, – пояснил Пётр. – Тебя. Свисти в свисток. Витька машинально протянул руку к месту, где 69

должен был быть свисток, но не нашёл него. Тогда он пошарил рукой у пояса – кобуры тоже не было. Всё осталось дома. Прибежал с фонарём Колька. Он посветил внутрь и тут же выронил фонарь в грязь. – Санька!… – прошептал он, не веря своим глазам. – Из праха пришёл, в прах и вернёшься, –

вдруг

произнёс Ефим Матвеевич, после чего добавил обозлённым тоном: – Они за это ответят! – Кто? – не понял участковый. – Предатели! Или диверсанты. Ты чего стоишь? Иди, лови их! – крикнул он Витьке в лицо. – Кого? – одурело посмотрел на него участковый. – Да диверсантов же! Украинских! Людей убивают, а ты торчишь тут, как остолоп вкопанный! Снова завыл Шарик. В унисон ему заплакали женщины.

домах

соседей

стали

отодвигать

занавески, пытаясь понять, что происходит во дворе у Чалдоновых. Из-за облаков вышла луна, осветив всю сцену. В доме на часах пробило полночь. Из приоткрытой двери дома доносилась песня Розенбаума: 70

“Святая Родина моя, твердыня разума, и веры, Теряя голову сама, ты отдавала всё другим, Добыв, бессмертие в боях, ты умерла довольно скверно, Взойдя, как лучшая из мам, в тот Беловежский растуман На упырёвские торги...»

Доктор Шелег. Он больно ткнулся носом в горячий руль и проснулся. Где это? Явно внутри чьей-то машины, причём на водительском сидении. Дверца приоткрыта, и одна нога

находится

снаружи,

на

сильно

нагретом

асфальте. Мотор работает, ремень безопасности не пристёгнут. Кондиционер выключен. Йона сильно потёр лицо обеими руками руками и постарался оценить окружающую обстановку. Так… Что это за строения за окном? Больше всего они похожи на старые корпуса «Адассы Эйн-Керем», иерусалимского госпиталя. Уже теплее. Даже горячо, солнце так и шпарит. Госпиталь Йоне был знаком, не сказать более. Это был второй, нет, даже первый дом. Здесь, в отделении общей хирургии, он проводил не только больше дней, но часто и ночей. Теперь ему всё стало ясно. Всё-таки два дежурства подряд до добра не доводят. А впереди ещё подготовка к шлафу «бет», последнему экзамену на звание специалиста, мумхэ. Следует как-то взяться… Выбить отпуск за свой счёт, и, вместо круиза, 73

отправиться

увлекательное

путешествие

по

экзаменационным материалам. Но это всё потом. А сейчас следует добраться домой, в посёлок Рамат Разиэль, Возвышенность Разиэля, и хорошенько выспаться. Для выполнения этого плана потребуется одна маленькая, но существенная деталь. Кофе. Двойной кофе. И тогда через четверть часа можно будет припарковать не только машину, но и усталое тело. Йона решительным движением выключил мотор, вышел из машины и направился в сторону входа в корпус. – Доктор Шелег! Опаздываем! – обратилась к нему знакомая медсестра. – Не то слово, – согласился доктор, прибавляя шаг. Он быстро проскользнул в боковую дверь и, огибая медлительных и чрезмерно задумчивых посетителей, нырнул на служебную лестницу. Оттуда, следуя хитроумным ходам старожила, Йона быстро добрался до большого кафетерия. – Привет, Саид, – поприветствовал он знакомого работника за стойкой. – Будь добр, сделай-ка мне 74

двойной кофе, как ты умеешь. – О, доктор Шелег! – воскликнул Саид. – Ты меня не послушал! Разве может здоровый человек жить в больнице? Говоря всё это Саид успел заварить порцию кофе и подать чашечку. – Спасибо, Саид, ты меня просто спасаешь, – искренне поблагодарил Шелег, одновременно копаясь в кармане

поисках мелочи. Денег не было – на

дежурстве они были не нужны, хватало карточки дежуранта, да к тому же и регулярно заканчивались. Особенно мелочь – именно потому что они были не нужны, но всегда случалось что-то непредвиденное. Например, стажёры нашли в глубинах подземелий госпиталя чудесный автомат, продававший баночки кока-колы по удивительной цене в тридцать агорот. На дежурантов проливался маленький водопад колы. Или

же

кого-то

случался

день

рождения,

обязательно во время дежурства. Тогда срочно покупались цветы, если это была дама, и пицца, если это была дама или кто-то ещё кроме дамы. Впрочем, все

мелочи

было

не

перечислить, 75

но

мелочь

заканчивалась регулярно, даже чаще. – Э, доктор, оставь. Тебя вообще должны кормить и поить бесплатно! – Пропускаете без очереди! – возмутилась какая-то дама, стоящая рядом. – Я была раньше! Сайд молча достал из микроволновки нагретую порцию хумуса с фалафелем, подал ей, а потом не удержался и сказал: – Это врач. Он здесь работает. – А мне какое дело! – взвилась дама. – Я тоже где-то работаю! В нашей стране все равны! «Ну да, конечно,» – мысленно прокомментировал Йона, отходя к столику возле окна. – «Все равны, но некоторые равнее.» Дальше его мысль не пошла, и он стал торопливо отхлёбывать

горячий,

ароматный,

густой

кофе.

Естественно, в спешке он обжёг язык. «Ожог первой степени», -- машинально проговорил внутренний голос.

«Лечение

симптоматическое,

виде

мороженого и холодной колы для полоскания рта. При

необходимости

применять

обезболивающее,

парацетамол, пятьсот миллиграмм, не чаще четырёх 76

раз в сутки, либо же локальный обезболивающий гель,

можно

обратиться

детский. к

лечащему

случае

осложнений

семейному

врачу,

стоматологу или же в приёмный покой. Печать. Подпись неразборчива.» Как и её хозяин. Две закорючки, напоминающие одновременно иврит и арабскую вязь. Кофе был бесподобен, но Йона сейчас бы предпочёл более быстрый и надёжный метод – подкожную инъекцию, только не кофе, а кофеина. Так, во всяком случае,

студенческие

времена

поступал

однокурсник, Лёнька Палош. Отдежурив на «Скорой», он являлся на утренние занятия в состоянии почти полного автоматизма, и обычный советский кофе не имел на его зомбеобразной субличностью никакой магической

силы.

Как-то

раз

он

«ширнулся»

кофеином при всех. Кто-то просто не заметил, кто-то сделал вид, что не заметил, но Светка Лушкова не могла пропустить такое событие без привлекающего публику комментария. «Лёня, как ты можешь!» – выдала она, делая круглые глаза на круглом лице. Лёнька пожал плечами и выбросил одноразовый 77

шприц-тюбик в обычное мусорное ведро. Времена были более чем вегетарианские, комсомол почил в бозе вместе со всей советской властью, новая власть чувствовала себя неуверенно, и случай прошёл «нежёванным». Йона допил кофе и быстро пошёл к машине. Немедленно домой, спать! Жена сегодня остаётся на дежурство в психиатрическом госпитале «Эйтаним», отдохнёт. А кто-то должен быть дома и проследить за детьми, животными и приехавшими родственниками, которые намного хуже детей, и все вместе, дети и родственники, хуже животных. Но сначала спать, спать и спать! Йона сел в машину, нагретую как галилейская теплица в августе, завёл мотор, включил кондиционер и тронулся с места. На экране замигал красный сигнал. Он забыл пристегнуться! «Пристегните ремни, начинается снижение!», – мысленно произнёс Шелег и щёлкнул замком ремня. Дорога действительно шла вниз, петляя между живописными холмами невысоких Иерусалимских гор. Склоны были покрыты сосновыми лесами. Запах 78

нагретой хвои проникал через вентиляционную щёлку слегка приоткрытого окна. Через четверть часа он будет дома. Дорога требовала внимания – внизу открывалась каменистая долина, куда спускался довольно крутой склон. Местами скромный бортик дороги отгораживал её от настоящего обрыва. Тесть, отец Натки, когда первый раз ехал по дороге с дочерью, то и дело восклицал: «Наташа, ты посмотри какая красота!» Наташа же ещё крепче вцеплялась в руль обеими руками, боясь даже немного повернуть голову. Она только недавно, с седьмого раза, сдала на права, и не хотела потерять их так быстро, тем более вместе с машиной и пассажирами. Кроме того, ей было неудобно говорить отцу, что эта дорога изъезжена ею с мужем за годы работы в местных больницах до такой степени, что она могла бы ехать по ней с закрытыми глазами. Но предпочитала бы этого не делать. Йона

пропетлял

полупересохший

вниз поток

от

госпиталя,

Нахаль

Сорек,

пересёк миновал

перекрёсток Сатаф и упёрся в медленно ползущие 79

автобусы с детьми. Детей везли в близлежащий парк аттракционов «Кейфцуба», в деревне Цуба. Кайф в Цубе. До психиатрического госпиталя «Эйтаним», где в последнее время работала жена, оставалось не более двух минут, а до дома всего лишь пять. Но машины и автобусы продолжали ползти со скоростью улитки Стругацких, а уровень кофеина в крови стремительно падал, со скоростью уверенности в обещаниях нового коалиционного правительства, то есть почти вертикально. Какой-то умник сзади принялся нервно сигналить, а потом попытался объехать сразу все автобусы на узкой дороге горной. Йона мыслено пожелал ему удачи и приоткрыл окно – для того чтобы слышать дальнейшие события, раз уж он не может их видеть из-за

автобусов.

Дежурство

закончилось,

травматологам всегда хочется пожелать хорошего дня, благо что везти недалеко. Не прошло и минуты как разражённое бибикание раздалось

впереди,

прерываемое

настоящим

бараньим блеянием и криками «Ты маньяк! Нет, это ты маньяк! Куда ты лезешь, баран, не видишь, тут 80

овцы! Сам баран!» Водитель легковушки явно вступил в содержательный диалог с водителем одного из автобусов. Идеальный выбор. Йона вдруг вспомнил трагический случай. Вечером, во время дежурства, прозвучал сигнал срочного вызова

всех

присутствующих

дежурантов

специально оборудованную часть приёмного покоя – «комнату травмы». Сбежалось не менее пятнадцати человек. Пока все суетились со шприцами вокруг тела,

распростёртого

на

специальном

столе,

выяснилась вся история. Случилась авария. Как всегда прибыло несколько «Скорых». Две таких машины, спеша на место аварии, столкнулись. На полной скорости. Пострадали парамедики, и одна из них сейчас была в критическом состоянии. Её привезли на третьей машине, вместе с женихом, тоже парамедиком.

Получилось

так,

что

именно

их

«Скорые» и столкнулись. Спустя полчаса, после дефибрилляции,

десятка

анализов

из

обеих

«открытых» вен, работы с пневмотораксом, прямых инъекций в миокард, кислорода, нескольких быстрых рентгеновских

снимков

и 81

всех

необходимых

реанимационных

мероприятий,

Йона

вышел

приёмник. Там, под присмотром персонала, сидел крепкий, мускулистый парень и размазывал слёзы по лицу. Жених понимал, что невесту не спасти. Все врачи и медсёстры в комнате травмы работали на износ, но было слишком поздно. Теперь основной задачей было уберечь второго парамедика, жениха, от суицида. Почему-то случай врезался в память больше, чем другие ресуситации, чем оторванные головы террористов на улице Бен Иегуда, чем разбомбленная остановка на рынке Махане Йегуда, с кровью на стене до второго этажа, чем раненый террорист на блокпосте у базы… Всякое бывало, всего не перечислишь, но этот случай стоял отдельно. В какой-то овцы освободили дорогу, и «бараны» смогли проехать дальше. Пастух стоял на обочине и смеялся. Ему явно доставило удовольствие всё происходящее. Вечно здесь так… Спустя десять минут Йона вкатил на пыльную площадку перед домом и выключил двигатель. Наконец-то дома! Он поднялся по ступеням коттеджа и вошёл в прихожую. Навстречу, вертя своим обрубленным 82

хвостом как пропеллером, выскочил спаниель Моня. Стремительно сделав два круга вокруг хозяина, он умчался к гостям. Через полминуты пёс уже задирал исполненного

внутренним

достоинством

кота,

«перса» по кличке Падишах. – Доброе утро! – поприветствовал Йона тестя и тёщу, наслаждавшихся видом гор с открытой веранды. Коттедж они с Наткой купили двадцать лет назад. Тогда все знакомые энергично крутили пальцем у виска. «Лучше взять квартиру в Иерусалиме, на худой конец в Бейт Шемеше!», – говорили они. – «Что вы будете делать в этой дыре?» Первичный взнос сделали с помощью родителей, с двух сторон. Шелеги жили в Москве, и в начале двухтысячных могли себе позволить отстегнуть пару десятков тысяч долларов без видимых усилий. Островцевы, родители Натки, жили в Минске. Им тогда пришлось продать очень хорошую дачу, за какие-то пятнадцать тысяч. С тех пор родители Натки уже обзавелись новой – тесть какое-то время имел отношение

«Беломо»,

Белорусскому

Оптико-

механическому Объединению. Он работал в так 83

называемой Эмираты колхозника

фирме-прокладке,

продавались не

мог

через

прицелы. не

красть

перекладывая из бюджета в

которую

Режим сам

личные

усатого у

себя,

кошельки.

Специалистам поблизости тоже кое-что перепадало. Сейчас дира, как на иврите называлась квартира, а, на самом деле, небольшой домик с гиной, участком, стоил почти полтора миллиона долларов. Вдруг оказалось, что вид с балкона открывается самый фантастический, до работы близко, воздух чистый… Также

оказалось,

что

само

бытие

жилищного

миллионера в единственной единице жилья ничего не добавляет к доходам, скорее наоборот. Каждый ремонт обходился в пропорции к рыночной стоимости дома, даже самый мелкий. Цены взлетели, сначала так, по привычке, затем после пандемии, а потом изза начала войны между Россией и Украиной. На заправках электрических

радовались автомобилей.

лишь

владельцы

Одновременно,

как

всегда бывает в специально создаваемой реальности бытия, зарплаты врачей осталась на прежнем уровне. Жить снова становилось интересно, а уже хотелось 84

скуки, спокойствия и комфорта. – О, Ян приехал! – оживился тесть. – Вот ты сейчас нас рассудишь! Мы с женой поспорили, а третьего нет! Натка сейчас на работе, ты на работе – просто хоть пропадай! Даже внуки в школе! – С удовольствием, – выдохнул Йона. – Только попью чего-нибудь. – Там в холодильнике лимонная вода с мятой, – сказала тёща, Ванда Львова, худощавая, энергичная женщина шестидесяти пяти лет. В прошлом она была преподавателем минского Политеха, почти полностью мужского учебного заведения для производства столь нужных стране советских инженеров. У Йоны, в отличие от всех других стандартных зятьёв, не было проблем с тёщей. Она относилась ко всем мужчинам с одинаковым, хорошо обоснованным и доказанным недоверием. – Лучше холодного пива ничего нет, особенно после работы, – заметил тесть, Марк Семёнович. – Мне бы кофе – и спать, – ответил Йона, направляясь на кухню. – Как можно пить горячий кофе в такую жару? – 85

удивился тесть. Он сам сидел на диване в тени пальмы и обмахивался большой льняной салфеткой с орнаментальной надписью «Минск — город-герой», собственным подарком. – Как же ты уснёшь после кофе? – спросила тёща. – Я на ночь вообще пить ничего не могу, ни кофе, ни чай. Потом верчусь полночи. – Это всё от жары. – сказал Марк Семёнович, тяжело отдуваясь. Его красное лицо, обгоревшее на Мёртвом море, выглядело более чем убедительно и молча подтверждало сказанное. – Просто на ночь следует выпивать холодного пива. Два в одном: охлаждение организма и снотворное. – А также мочегонное, – не удержался Йона. – Как и кофе, – отпарировал смеющийся тесть. – Мне так жарко было только в Эмиратах, на выставке. Но там везде кондиционеры. – Можете перейти в салон и включить, – заметил Йона. Он уже взболтал себе растворимый «Нескафе» и тоже прошлёпал босыми ногами на веранду. Шелег не

признавал

«настоящим

весь

кофе

из

этот

ложный

турки 86

или

снобизм

«Старбакс»».

Занятому человеку некогда заниматься скачкой с турками.

«Старбакс»

пережаренный

кофе.

нередко

Многие

предлагал

Израиле

пили

невообразимый «нефильтрованный» «кафе намес», просто заваренный молотый кофе. Для нормального человека вполне достаточно было найти хороший растворимый

вариант,

не

популярную

кристаллизированную гадость, и проблема была решена. Йона не любил нездоровый снобизм, сквозь который отчётливо проступали обычные, хорошо знакомые понты, но ценил «снобизм здорового человека», обычные требования образованного и воспитанного субъекта. В Израиле в картину мира пришлось внести некоторые поправки. Служба в местной

армии

фундаментально

подправила во

взглядах

ещё Йоны

кое-что. ничего

Но не

изменилось чуть ли не со старших классов школы. И это невзирая на Первый московский, эмиграцию, с мытьём полов и уходом за престарелыми, новый язык,

неевропейскую

ментальность,

полное

переучивание в медицине и круговерть хирургической работы. 87

– Вот скажи нам, Янчик, – начал тесть. – Я говорю, что если открыть частную клинику, вы сможете зарабатывать намного больше. А жена говорит, что в Израиле и так врачей слишком много. – Вы оба правы, – коротко ответил Йона. В

другое

время

рассуждения,

но

он

бы

только

не

пустился сейчас.

горячие

Медсёстры

называли его «Доктор Буря». «Шелег» на иврите означало «снег», и придумывание новых имён для «русского» доктора превратилось в своего рода спорт для

медперсонала

не

только

его

«родного»

отделения, но и приёмного покоя. Он уже был и «Доктор Снегопад», и «доктор Север», «доктор Полярный Медведь» и почему-то «доктор Пингвин». Хорошо что не кенгуру. Так не называли даже врачарентгенолога из Австралии. Да и что можно было ответить родственникам? Объяснить,

что

никогда

спешило

не

Министерство

здравоохранения

переплачивать

врачам,

бухгалтерии всех известных ему больниц регулярно «ошибались», забывая начислить деньги за все дежурства и все отработанные часы? Ни разу не 88

ошиблись в другую сторону, за все двадцать лет! Что врачи специалисты забирают у более молодых врачей дежурства и более сложные операции? Что экзамен на специалисты довольно трудно сдать с первого раза, а если тебе повезёт и ты сдашь, то будешь работать в трёх отдалённых местах почти ежедневно? В советские времена у врачей была поговорка: «На две ставки жить не на что, а на три – некогда». То же самое повторялось и сейчас, только в гораздо более благополучных обстоятельствах. В довершение всего существовали многочисленные частные

клиники

профессуры,

не

стеснявшейся

набирать себе пациентов прямо во время своей государственной

работы,

также

коммерческие

подразделения госпиталей. И его родная «Адасса Эйн Керем»

открыла

«Сколково»,

подразделение

неподалёку

от

хвалёном

бывшей

известной

марфинской шарашки. А на горизонте уже маячили американские инвестиционные компании, готовые поглотить любой прибыльный медицинский бизнес, оставляя врачей в стороне от делёжки даже обычного страхового пирога. 89

– «И ты прав», – съязвил тесть. – Янчик, ты прямо как тот раввин из анекдота! У нас, вон, врачи в частных медицинских

центрах

приличные

деньги

заколачивают! Посадили, правда, этих… Ортопедов. Но за дело! «Дело ортопедов», так и называют. Они не

те

протезы

ставили!

Зарубежные

вместо

отечественных! Йона молча сел на диван, отпил кофе, откинулся назад и прикрыл глаза. Он вспомнил одного пациента, виденного,

во

время

студенческой

практики

ортопедии. Дело было в девяностые. Человеку требовалась

замена

бедренного

сустава.

Врачи

взялись за трудную операцию, но всё дело упёрлось в стоимость

протеза.

Биосовместимый

западный

имплант стоил как автомобиль, денег у пациента не хватало. Но он был человеком советским, не чета жителям поднял

западных все

свои

рыночных контакты

обществ.

Пациент

нашёл

умельца,

предложившего изготовить ему титановый протез на местном

заводе.

Ортопеды

покачали

головами,

попытались отсоветовать, но пациент стоял на своём. Операцию сделали. А спустя несколько месяцев тот 90

же товарищ поступил в отделение с отторжением. Вот и сейчас в Минске требуют ставить свои импланты

взамен

импортных.

Экономят

родные

деньги, понимаешь… Известно чьи в лесу шишки. Точно не народные. И не врачебные. – Посадили их по другой причине, – безапелляционно заметила тёща. – А клиники открывать нет смысла. Лучше

сразу

переехать

Америку.

Наташи

однокурсница работает в Бостоне семейным врачом. Да ещё по женским делам консультирует. Довольна жизнью. И вторая. Сосудистый хирург. Переучилась заново. Зато теперь денег куры не клюют. Мужа вот только нет. Но разве такой деятельной женщине мужика найдёшь? Йона открыл глаза и допил остывающий кофе. Он вспомнил товарища, однокурсника, Веньку Ойрбаха. Тот сдал тяжеленные компьютерные экзамены на американскую лицензию, нашёл место и прошёл практику,

довершение

пристроился

на

специализацию по психиатрии. «Психов в Америке будь здоров, – говорил он, – возьмут, однако работать приходится

преимущественно 91

наркоманами

бомжами-алкоголиками. Но ничего! Вон, у нас один врач владеет тремя особняками в Нью-Йорке! Две яхты!

Дорогие

автомобили!

Если

проработать

двадцать лет, то всё обустроится! – А что же ты не откроешь наркологическую клинику для голливудских актёров и американских певцов? вопрошал Ян. – Работа непыльная, денег много. – Э, непыльная…, – отвечал Венька. – Он подохнет, а на тебя навесят всех собак. Лучше меньше, да лучше! Да и очереди там из местных хитрецов. На адвокатах разоришься, они гораздо хуже врачей!» Золотые ленинские слова! Только Йона знал, что чудес

не

бывает

даже

Америке.

Были,

но

прекратились. Во всяком случае, для врачей они иссякли.

Грех

жаловаться,

но

общество

явно

перестало ценить труд сначала учителей, а теперь и медиков. Его дальний родственник, единственный сын

белошвейки,

уехавшей

Америку

после

революции, стал врачом и разбогател необычайно. Но это было в шестидесятые. А сейчас однокурсники работали там по двадцать лет, но миллионерами никак не становились. 92

Зато Йону впечатлили два других случая. Один, более далёкий. Наткин однокурсник, тоже хирург, только в минской «десятой» клинике, знаменитой «Десятке», оставил врачебную работу и устроился простым проверяющим «Эпам».

коды

Компанию

минский

когда-то

офис

открыл

компании выпускник

минского же политеха. Будучи в Штатах, выпускник стал использовать услуги белорусских программистов ещё тогда, когда Бангалор и прочее офшорное программирование были в зародыше. Брался за любые заказы. Постепенно и в Минске вырос центр на десять тысяч сотрудников. А во всём мире было тридцать тысяч. Компания вышла на биржу и «подняла» миллиарды. Никто из его однокурсников, даже работающий в престижных московских или американских

клиниках,

ничего

подобного

не

совершил. А Наткин знакомый стал начальником отдела, стал получать несколько врачебных заплат в месяц. Когда случились минские события августа две тысячи двадцатого года, их подразделение «Эпам» перевели в Киев. Не успели они там обжиться, как началась война России и Украины. Однокурсник 93

Натки уже успел купить коттедж в Ирпене, когда туда пришли оккупанты. Дом превратили в свинарник и частично сожгли. Конечно же, традиционно выдрали стиральную машину и увезли. Семья знакомого успела выехать во Львов в первые дни войны. Сейчас они уже вернулись на пепелище, восстанавливать жизнь. Но «Эпам» работал всё время. Поддержка от фирмы была колоссальная. Второй случай был поближе. Знакомый врач, недавно сдавший шлав «бет» и ставший специалистом, Ицик Альмог, интеллигентный израильтянин в вязаной сине-белой кипе, основал компанию по компьютерногенетическому

подбору

лекарств.

Получил

финансирование, снял офис в технологическом парке «Ар Хоцвим», на «Горе камнерезов». «Никаких ночных дежурств. Никаких трёх работ. Зарплата в три раза выше. И огромное удовольствие от занятия любимым и перспективным делом», – говорил Ицик. Но он занимался программированием со школы, как любитель. А у Яна-Йоны руки так и не дошли до кодирования. Сначала упорная учёба в ВУЗе, потом тяжёлый переезд в государство Израиля, короткий 94

ульпан, низкооплачиваемая малоквалифицированная работа... Он и жена не сразу попали на медицинские курсы подготовки к экзаменам – по причине какой-то бюрократической ошибки в министерстве. Наконец всё устроилось. Они оба быстро, минуя медицинский ульпан, сдали языковый тест, и, вместе с другими такими же выпускниками советских медицинских институтов, были зачислены в число слушателей. На курсах платили скромную стипендию и давали талоны на обеды в местной клинике «Каплан», где проходили занятия. Можно было как-то жить. Лекции были на иврите, зато вопросы на тестах и на экзамене – на русском. Работу пришлось бросить. В их группе все, кто продолжили работать, не смогли сдать экзамены. Они же с женой прошли все ступени успешно,

переучиваясь

на

ходу

запоминая

терминологию сразу на двух языках, на иврите и на английском. Некоторые ребята изначально учились по американским учебникам. Те сдали экзамены без прохождения курсов. Остальным, менее одарённым, пришлось заниматься шесть месяцев, а потом ждать 95

разрешения на стажировку. Опять же, со стажировкой повезло не всем. Тем, кто успел

поработать

стажировка

не

врачом

полагалась.

бывшем

Они

СССР,

проходили

как

«специалисты», и должны были искать себе место на специализацию, с унизительным предварительным «прикреплением». Так случилось у Натки. Она до алии поработала в минских «Новинках», известном гигантском

республиканском

психиатрическом

госпитале. И ей пришлось долго болтаться на птичьих правах в иерусалимской психиатрической больнице «Кфар Шауль», «Деревня царя Шауля», названной в честь известного царя из Танаха. Царь в своё время страдал

расстройством,

теперь

«царской»

деревне устроили отделения для лечения таких же пациентов. Одно время туда свозили всех пророков и «мессий» из Старого города. А было их немало. Сопровождать пациента домой, в его страну было привилегией, бесплатной запубежной поездкой для персонала, за которую боролись. «Прикреплённым» такое счастье не светило даже при владении нужным языком 96

Йона же получил место для стажа в больнице «Адасса Ар Ацофим», «Гора наблюдателей» – там находился довольно высокий обзорный пункт, с которого был виден весь город. Госпиталь был в той же системе, в которой он работал сейчас, но в Восточном

Иерусалиме,

Иерусалимского

возле

университета.

кампуса

Стажировка

шла

трудно и напряжённо. Выяснилось, что большинство тамошних пациентов говорят скорее на арабском, и Йоне

пришлось

выучить

слова

выражения, вроде «амалия», операция, пациент, «мусташфаа», больница,

основные «сабур»,

и самое важное

слово в хирургии, применяемое во время пальпации – «хона», здесь. Разминая живот и спрашивая где болит, одновременно ориентируясь на реакцию и выражение лица, можно было узнать больше, чем расспрашивая родственников и самого пациента. Тогда же Ян гебраизировал своё имя, став Йоной. Многие

так

поступали.

«Человек

имеет

право

выбирать место жительства, профессию и своё имя. Только родителей не выбирают», – любила говорить Натка. «И родину», – иронически добавлял Ян. При 97

этом Натка оставила не только своё имя, но и свою фамилию, Островцева. Пациенты

из

Восточного

благодарными

Иерусалима

старательными

были

следовании

рекомендациям. Насколько они их понимали, конечно же.

Но

иногда

случались

неприятные

истории.

Например, когда в их отделение после ножевого ранения поступил молодой житель местной деревни, добивать его прибежала вся враждующая хамула, клан. Дело было вечером. Охрану смели в сторону, и не менее сорока человек ворвались в палату, «закончив недоделанное дело». Врачей и персонал тогда не тронули, хотя осадочек остался. И вот сейчас, буквально на днях, в той же больнице уже напали на персонал, из-за чего все израильские врачи бастовали, требуя должной защиты. А защита иногда

была

нужна,

причём

по

всей

стране.

Возмущённые долгим ожиданием и «невежливостью» измученных пациентов считая

врачей,

некоторые

взвинчивались

«зажиревший»

до

родственники

восточной

медперсонал

ярости, главными

виновниками проблемы. Нельзя было на работе ни 98

переброситься шуткой, ни улыбнуться без претензии со

стороны

озабоченных

главную

причину,

вечную

избытке

незаполненных

посетителей. нехватку

ставок

Понять

врачей

при

невыделенных

бюджетах, не могли даже многие русскоязычные израильтяне, считавшие себя очень образованными, знающими Пушкина и Чехова. Их тоже надували политики, в простой манере базарных торговцев, но самопровозглашённый позволял

унизиться

высокий до

интеллект

понимания

не

собственной

ошибки. Кипели баталии, партии обвиняли друг друга. Минздрав всё время что-то обещал. Тем временем большая

алия

«колбасная»,

девяностых, закончилась.

так

называемая

«Сырная»

алия

двухтысячных и «икорная» алия путинских войн были совсем другими. Русскоязычные врачи перестали приезжать целыми самолётами, зато приехавшие ранее

стали

Начавшаяся

массово пандемия

выходить ещё

на

более

пенсию. усугубила

положение. Былая слава израильской медицины оставалась только в рекламных проспектах частных клиник и предвыборной агитации на частых выборах. 99

– А что твои родители говорят? – раздался у него над ухом голос тестя. – Ничего особенного, – откликнулся Йона, открывая глаза. Он так и уснул, с пустой чашкой на в руке – поставил её прямо на белый диван. – Надо же! – удивился Марк Семёнович. – Живут в Москве и молчат? – Их сразу скрутят, только пикнут! – пояснила Ванда Львовна. – Почище чем у нас в Минске! – Всё равно, это же неправильно! Ладно, наш чудик из колхоза, говорит всякую чепуху, но он же не стал воевать! – Зато разрешает другим, – возразила тёща. Йона постепенно понял, о чём шла речь, пока он дремал. Родители однозначно были против войны Они ясно осознавали, что война является настоящим концом нормальной жизни в России, и примерялись к переезду в Израиль. Их привлекали климат и наличие большого

количества

одновременно,

им

не

русскоязычных. нравились

Но,

левантийская

расслабленность, высокие цены и невозможность 100

легко, без перелётов, ездить по Европе. Они уже посетили соседние с Израилем страны, Египет и Иорданию, а также дружественные Эмираты и менее дружественную

Турцию.

Более

того,

родители

отметились в Марокко и Тунисе, побродив там по развалинам римских городов и остаткам Карфагена. При всей любви к Средиземноморью, хотя северному, Италии странами

Испании, только

они

считали

Скандинавские,

нормальными терпимыми

Голландию и Британию, и допустимой для жизни Германию. Сейчас «предки» искали как продать бизнес, квартиры бабушек, свою собственную и перебраться в Швейцарию. Брат Йоны, Марик, трудился врачом в Германии и посмеивался над родительскими планами. «Вечный вопрос Бени Крика получит ответ», – говорил он. Брат успел поработать пару лет в Берне. Заработал он приличные деньги, но оставаться не захотел. Швейцария казалась ему маленькой, причём не только физически, но и ментально. И, к тому же, очень дорогой. Время от времени брат делал дежурства в Британии, получая солидную прибавку к 101

зарплате, но переезжать тоже не спешил. Британская медицина была усыпана деньгами, но не порядком (впрочем, как и любая другая, но с особенным британским оттенком), и рабочий туризм отличался от полного переезда множеством неудобств. Германия же его устраивала своей социальной политикой – Марик честно верил в социальные реформы и в широкую

демократию.

Более

того,

он

видел

положительные результаты в скандинавских странах и в той же Германии, хотя относительно последней у него был припасён свой ворох критики, почище антисоветской шутливо

против

называл

СССР.

«большим

Америку

же

Сатаном»,

брат

следуя

максиме аятоллы Хомейни. «Когда они научатся варить настоящее пиво, я ещё подумаю. Но пока что это просто страна очередных заокеанских варваров, неспособных

не

только

сделать

отличный

автомобиль, не только изготовить хорошее вино, не только выправить все самые кошмарные баги в программном обеспечении, но и просто сварить обычное пиво.» Впрочем, Марик так же резко осуждал Меркель и 102

Шольца

за

нерешительность

чрезмерную

уступчивость перед Москвой. Сейчас он сам много работал с украинскими беженцами и часто присылал фотографии брату. Дети без ручек и без ножек, с травмами лицевого черепа, с другими тяжёлыми ранениями,

заставляли

содрогнуться

даже

привычного к людским страданиям Йону. Нет, с этой войной его семье всё было ясно. Контора Глубокого Бурения оказалась даже бездарнее полуграмотных коммуняк,

читавших

бумажки

по

слогам

понимавших Маркса на уровне ликбеза в избечитальне. Трудно поверить, но штирлицы смогли. Распределив между собой всё, что они никогда не умели и не знали как заработать, эти брежневские соколы и андроповские «выдохи ПэЖэ», во главе слившегося

ОБХСС

преступностью

треста

блатных столовых и закрытых ресторанов, решили переключиться

на

международный

уровень.

Провалив операцию «цап-царап» в четырнадцатом году, они решили взять реванш. И опять влипли. Запад уже готов был сдать Украину, но сами украинцы почему-то оказались не готовы. Странно, не правда 103

ли? И что такое демократия, если она действует только для избранных и только в особых условиях? Позиция израильского правительства его как раз не удивила.

После

всех

мытарств

первых

лет

иммиграции, после службы в местной армии и после многих лет работы в больнице, он смотрел на локальную политическую возню как на автомат случайных

чисел,

лишь

иногда

выбрасывающий

правильное решение – как правило случайно. Не удивила его ни позиция Европы, ни американской администрации,

ни

китайских

бонз.

Вызвало

некоторое недоумение лишь упорство администрации Зеленского

всего

украинского

народа.

Миша

Подоляк, выступавший наперебой с Арестовичем от имени Офиса Президента Украины, учился с Наткой в одном институте, но она не могла о нём сказать ничего существенного. В медицине Подоляк никогда не работал, стал журналистом, чуть не сел при раннем Лукашенко. Был выслан назад в направлении родной Украины, вертелся в политтехнологических проектах. Но сейчас его голос стал важен для всего мира. 104

Йона не был связан с Украиной родственными узами, не был украинофилом, но всегда был на стороне слабых и обиженных – чтобы сделать их сильными и свободными. А как ещё должен думать врач? Пациент слаб, он страдает. Медик должен ему помочь. Скачки вокруг денег казались ему пошлостью, хотя он сам прекрасно

осознавал

не

только

дороговизну

современной медицинской аппаратуры, но и важность высоких зарплат для медицинских специалистов. Медицина ради денег уместна, но в очень жёстких рамках.

Эвтаназия

вообще

не

должна

быть

медицинской. Какое может быть доверие к врачуубийце?

Пусть

бюрократы

из

«добрых»

«либеральных» парламентов не просто голосуют за право

на

самоубийство,

но

сами

вводят

смертельные растворы. Иначе чем они отличаются от московских преступников, посылающих на смерть своих граждан? Посылающих убивать! И

вот

тут

Йону

больше

всего

удивляли

его

собственные коллеги-однокурсники. Нет, большинство из них оставались нормальными людьми, даже если более половины уже давно не имели отношения к 105

медицине. Но нашлись некоторые нестандартные персонажи обоих полов, от которых он не ожидал такой бесчеловечности. Эти зомби кричали что-то про НАТО,

право

России,

восемь

лет.

Настоящая

психиатрия! Натка называла всё это системным бредом величия. Просто в голове не укладывалось. Старательные школьники

когда-то

студентов-медиков.

превратились Обычные

студенты

обычных затем

превратились сначала в обычных врачей, а потом в администраторов

функционеров.

вот

тут

личиночная стадия у многих не закончилась, а привела к добровольному превращению в монстров путинского режима. Кто-то из них сейчас работал в министерстве, другие ушли в частную медицину. Третьи занимались делами вне медицины. Но как можно было опуститься до оправдания убийства мирного населения? «А как же террористы у вас в Израиле?» Так это же террористы, а не дети под бомбами! Подготовленные и оснащённые, кстати, не без помощи Москвы, а также её помощников в Иране и по всему миру. И тоже нападающие на мирное 106

население.

Да,

террористы

методами,

используя

борются

внушаемых,

грязными зависимых,

опираясь на широкую пропаганду и щедрую помощь семьям участников. Это известно. Да, они ставят свои пусковые установки возле школ и больниц, а склады ракет делают под жилыми зданиями. И это не новость. И что? Да даже если они были людоеды, мы бы стали бомбить безоружное население? В этом нет ни грана смысла, только один садизм и сплошная ненависть. Ладно, клятва Гиппократа раньше была просто «клятвой советского врача», а потом клятвой постсоветского. За какие деньги средний выпускник российского медвуза готов убить обычного ребёнка? Есть такая сумма? Есть такие смыслы в жизни? Хорошо, вот они мне говорят, «Россия против бездуховности».

Правда?

Что

вы

называете

духовностью? Вы, которые давно допускают мат в обычной речи, словно все росли в одной подворотне, как-будто наступил тяжёлый и перманентный кризис адекватности и бедности языка. Вы, кто должны понимать потребности пациента и родственников, кто обязаны по

своей профессии знать 107

больше

необходимости морально поддерживать людей в страдании, а не причинять его. Ну ладно, не все шли в

медицинский

спасать

человечество,

но

элементарные правила усвоить можно? Духовность – это что, марши с хоругвями? Освящение роддома? Почему не пригласить Папу Римского, чем вам такая духовность не нравится? Или, скажем, буддизм, он же в России вполне приемлем и духовен? Да Йона и сам видел

фотографию

ламы

рядах

ваших

оккупационных бурятских войск, несущих духовность а-ля Унгерн и Дзержинский. Сталинизм, ксенофобия, национализм,

империализм,

восстановление

памятников Ленина, красные флаги, пытки в подвалах захваченных

домов

–

это

ваша

духовность?

Бомбёжки мирных кварталов и театров уже не фейк ньюс, а духовность? Сколько мегатонн духовности вы скинули на украинские города? Ладно,

оставим

эти

благоглупости.

Буряты

дагестанцы воюют за Россию. Россия это империя, это важно для всех её жителей, говорите вы. И что? Для чеченцев, с двумя их войнами? Для Грузии? Для Приднестровья и Молдовы? Для стран Балтии, для 108

Польши? Кому нужна такая империя, в крови и грязи, не умеющая вылечить и покупающая медицинское оборудование на Западе, но умеющая убить? В чём ей величие? В чём экономический выигрыш? Для того, чтобы пьяно орать «раисся вперде»? Империи развалились, мир меняется, а эти твари хотят скрепить своими кровавыми скрепами валящегося монстра и вернуть его к жизни, как Франкенштейн? И всё

лишь

для продолжения

власти кремлёвски

карликов? Тогда всплывает тезис: «Украинцы тоже русские». И белорусы. Буряты и дагестанцы россияне, им такой тезис не нужен, они спокойно пошли на войну. Русскоязычные же из РФ выезжали раньше и выезжают миллионами сейчас в разные страны, включая Израиль. Им совершенно нет необходимости оставаться абсолютно русскими, даже если они читали Пушкина в рукописи и обожают после парилки водку подавать прямо в прорубь. Но самое главное не это. Вы же сами говорите, «украинцы». Зачем называть русских другим словом, а потом нападать на них и убивать их? Братские народы? Такое братство? 109

Как могут быть братскими народы, если они все и есть русские? Белорусы те же русские, по вашим словам, но они имеют язык, страну, название народа и отдельную историю. Не многовато-ли различий? Канадцы те же англичане? Австралийцы – те же американцы? Австрийцы и швейцарцы те же немцы? Где-то мы уже это слышали… И про единый народ, и про великого лидера, и про империю и её победы. Но эти будут вздыхать над фильмом «Семнадцать мгновений весны» и млеть над эстетикой Третьего рейха и тонким враньём об умных разведчиках в тылу врага. «Эклектика идиотизма», как говорит Натка. Вопреки тезису «один народ» выплывает антитезис о разных народах. Но страстным борцам не ведомы логика и здравый смысл. «Это война за язык!», – говорят они. Ну да. Один народ, а борьба за другой язык. Так? Чеченцы имеют право говорить почеченски? Буряты – по-бурятски? Какая проблема для украинцев говорить по-украински, тем более в своей стране? В СССР не запрещали. Или кто-то акающих москвичей заставляет окать, понимать белорусский или

усваивать

татарские 110

тюркизмы

сверх

поглощённой «сундук»

русским

языком

«башмак»

нормы?

легко

«Товар»,

дополняются

бешбармаком, а вовсе не биг-маком. Что вы вообще знаете о языках, товарищи лингвисты и филологи? Вы слыхали как поют дрозды? Или как говорят жители разных

российских

регионов?

«Будет

отшень

интерэсно!», – если воспользоваться фразой богатого на невольные мемы Лукашенко. Да что там говорить! Посмотрите что стало с русским языком прямо у вас в голове. Во рту! Литературный язык умирает буквально на глазах, а вы лезете со своим матерным и совершенно

иностранным

навязать

похмельное

языковой

культуры?

русским

со

дикообразное

Молодцы.

Хуже

словарём видение ничего

придумать нельзя. До Второй мировой войны почти сорок процентов научных работ в мире печатались на немецком. У русского языка такого счастья не было. И уже не будет. Спасибо вам, языкознатцы и ценители Пушкина. Этот спор славян между собою давно уже вытолкнул за орбиту чехов и поляков, словаков и хорватов. Болгары явно задумались о своём месте в русском мире. Они уже там были и неплохо себе его 111

представляют,

но

немного

подзабыли

самые

неприятные страницы. Вот такая Шипка. Так что язык, простите, не делает Достоевского гуманистом

светочем,

Толстого

мудрецом,

Пушкина «солнцем поэзии», а Бродского пророком и империалистом,

его

рассуждениями

«На

независимость Украины». «Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба. Нечего

портить кровь, рвать на

груди одежду.

Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.» А теперь вас волнует и любовь, и хлеб, и последний жмых. И эти ваши «восемь лет». А где вы были во время обстрелов израильских городов? Во время войны в Афганистане? Да в той же Чечне! Ваш обезьяноподобный Моторола палил по жилым домам Донбасса, а потом «лечился» в Военно-медицинской академии. Погиб, правда, странно, на территории России. И никто не ответил. Вас не смущают жизнь и приключения Героя России? Не воротит? У вас же есть и ещё один Герой России, академик Кадыров, дон. Тот самый, который отрезал головы русским 112

солдатам. Ничего? Где вы были тогда? И где вы сейчас? Что вы знаете про восемь лет непрерывной войны в стиле Хамаса, когда в заложниках сидят миллионы? Где вы, человеки, которые звучат гордо? Сколько стоит один обугленный труп пенсионера или ножка ребёнка? Восемь лет? А Крым тоже «восемь лет»? Ничего не заметили? Медальки крымские имеют дату, выбитую до побега Януковича. Всё стыкуется?

Восемь

лет?

Ничего

не

путаете?

Провалов в памяти и восприятии реальности нет? Сначала украинцы напали сами на себя, или Россия ввела свои войска после долгой и тщательной подготовки? Сегодня стало понятнее? И

вот

выходят

тогда, наши

исчерпав борцы

предыдущие за

аргументы,

моральную

чистоту

населения Земли. Вдруг оказалось, что нацисты «Азова» захватили Мариуполь. Правда? И сами себя бомбили и убивали? Вы знаете, диагноз всё тяжелее, а вы никак не уймётесь. Ладно Соловьёв, он мерзавец на зарплате. У него только в Италии целых четыре виллы. А вы что, за каждую глупость получаете миллион? Можно было бы уже угомониться 113

и насытиться миллионами. Нет, не миллион? Тогда продешевили, бесплатно?

господа

дамы.

Условно-бесплатно?

Или

Что

ж,

вообще не

от

большого ума, видать. Глупец – человек, приносящий вред и себе и обществу. А покоя всё нет. Ольгинские тролли не успевают записывать.

Начинается:

«Как

может

человек,

живущий в Израиле (нужное подставить) говорить о ситуации в России? В Крыму? На Донбассе? Аргумент невероятной силы. Как говорил незабвенный Михал Михалыч: «О чем может спорить человек, который не поменял паспорт? Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки?» А как может

человек,

сидящий

московском

офисе,

рассуждать о ежедневной жизни в Европе и об убеждениях среднего француза? Однако без конца этим занимается, вовлекая в процесс не только жителей безнадёжно замкадовского Подмосковья, но и всей остальной страны. Как может житель Питера говорить о Ставрополье? Что понимает сенатор от Тывы в тонких нюансах политической борьбы на Капитолии?

Можно

страницами 114

цитировать

доморощенных

вирусологов,

военных

экспертов,

экономистов мирового уровня, не соблаговоливших выучить даже элементарную терминологию – и вот эти люди смеют кого-то затыкать? Торговка на базаре нередко знает о торговле больше, чем выпускник Первого медицинского, но он никогда не отступит. Сошлётся на Хазина, в данном конкретном случае, и даже станет предвещать очередную кончину доллара и восхождение юаня. Он будет вещать о биткоинах и ставить в пример знакомого доктора всё тех же экономических наук, из той же школы мысли. Но вчерашний москвич, видевший эту вашу страну с довольно неприятных сторон и изрядно истоптавший коридоры

московских

госпиталей,

чтобы

раз

навсегда понять относительно старших коллег полное убожество одних и безграничное барство других, имеет право не только на голос, но и на мнение. Но в стране легко победившего фашизма логика пала первой жертвой. А сразу за ней погиб и здравый смысл.

Плоскоземельцы

будут

внушать

всем

остальным истины, а ты не там живёшь и не можешь подправить дикаря. В космос не летал, земной шар не 115

видел, только глобус в кабинете географии. Веками крестьяне

пахали

специалисты удобрениям

по –

землю,

пока

механизации сразу

отменив

не и

пришли

химическим

потребность

большинстве пахарей. И что стоит опыт крестьян в новых условиях? А что могли сказать химики и инженеры

потомственным

специалистам

по

рыхлению земли? Веками рыцари махали мечами и тыкали копьями, пока не пришли изобретатели огнестрельного оружия и не поставили жирную точку в теме устаревшего военного искусства. Пароходы вытеснили парусники, автомобили лошадей. Над Земмельвейсом,

отцом

асептики

антисептики,

смеялись все многоопытные коллеги, пока его самого не забили в психиатрической клинике. Что он может сказать в своё оправдание? А они? Картофель выведен в Америке, а самый главный производитель сегодня – Голландия. Может быть хватит махать своими

родовыми

обсуждения

привилегиями

элементарных

проблем?

вопросах Что

может

сказать житель Чертаново о жизни внутри Садового кольца? Выдавать справку с правом на суждения? 116

Вы же сами твердите направо и налево про украину, словно являетесь ведущими специалистами по всем украинским

вопросам.

поведение

Не

элементарным

попахивает

ли

нахальством

такое и

простодушной глупостью? Точно не умом. Когда всё началось, боролись с «бендеровцами». Ладно, вы путаете Остапа Бендера с Бандерой, и ваш пересидент так делает. Но на основании каких данных вы приписываете идеологию малопонятного вам человека всем жителям Украины? Вам мало своих националистов? Или свои не пахнут? Рогозин не был неонацистом? Русский шовинизм дозволен, а украинский национализм, присущий в крайних формах лишь самой незначительной части населения, автоматически распространяется на всех жителей Украины, включая русскоязычных детей и пенсионеров. Им следует устроить Бучу? Вы вообще понимаете

степень

своего

падения,

или

давно

потеряли все ориентиры адекватности? И

тут

выныривают

обвинители,

специальные

начинают

выкапывать

еврейские погромы

Хмельницкого. Погромы Чёрной сотни вспомнить не 117

хотите? Государственный антисемитизм со времён Грозного? Хмельницкий же вроде бы присоединял Украину к Московии, герой. Иван Грозный, ещё один герой,

уничтожил

приказав

утопить

Полоцкую всех

еврейскую

Западной

общину,

Двине.

Но

антисемит у нас будет выдуманный Тарас Бульба. Отчего же не Достоевский? Не Брусилов? Не царь Николай

Второй,

делавший

глубокомысленные

пометки в личном экземпляре «Протоколов»? Да поскреби историческую личность и найдёшь много чего интересного. Разница лишь в том, что в России никто даже по современным по счетам платить не собирается, а украинцам будут предъявлять старые, из семнадцатого века. Как можно оправдать зверства двадцать первого века зверствами прошлого? В ответ извлекается карта реалполитик и здорового цинизма. «У каждой страны свои интересы.» Хорошо что вы заметили! Представьте себе, у Украины тоже. И у каждого человека. Будем нападать друг на друга? «Всё равно победит самый сильный». А если это США или Китай? Вы готовы смириться и затихнуть? То есть клятые монголо-татары были сильнее, надо 118

было сдаться сразу и навсегда? Если бы вы, товарищи оппоненты и странные коллеги, применяли бы эти аргументы адекватным образом, не только по прихоти, но по правилу! Может быть вы не понимаете правил? Или у вас одно правило? Да, оно известно. «Успехи у России во всём мире». При СССР мы слышали про успехи, от Никарагуа до Вьетнама. «При СССР было хорошо, стало хуже.» Этот тезис просто незачем обсуждать. Допустим было хорошо, хотя непонятно в чём именно. А где вы были в августе девяносто

первого?

Или

позже?

Почему

не

поддержали Горбачёва, первого президента СССР? Не

сохранили

державу?

Где

были

все

эти

военнообязанные, дававшие присягу и не явившиеся на защиту страны? Почему ЦРУ так легко развалило СССР, если у нас был самый лучший в мире КГБ? Чем он, кстати, занят сейчас? Строит дворцы и скупает яхты? Посылает деточек и внуков на гнилой Запад? Вот это профессионализм! Наслаждается прекрасной жизнью, не собираясь ни умирать, ни делиться? И вы не видите, что вам просто свои ж чего-то и не дали? 119

«Запад хочет ограбить и эксплуатировать Россию». Может быть и хочет, но пока что её успешнее всего грабят свои. Не замечаете? Свои бандиты лучше чужих благотворителей? Запад вёл успешный бизнес в России. Радуетесь его уходу? Освобождается рынок? Сколько трупов стоит этот успех? «Так говорить – это русофобия». Остальные фобии вас явно не волнуют. Ксенофобии всех мастей. И мании.

Мания

величия,

тотальная

клептомания.

Мировой заговор против России. Запад ведёт в РФ бизнес против России. И выводит его против России. Говорит и молчит против России. Продажный Шрёдер тоже против России? Дискредитирует? Зачем же вы его купили? Почему у вас друзья только Талибан да Ким Чен Ын? Или вы их тоже купили? Зачем? «Европа без нашего газа замёрзнет». А вам какое дело? Пусть мёрзнет. Украина пусть занимается своими

проблемами.

вас

что,

проблемы

закончились? Все сидят на золотых унитазах и ездят по

новым

суперсовременным

дорогам?

Нищета

ликвидирована? Туалеты давно уже не на улице? Зачем вам чужая территория, если со своей не знаете 120

что делать? «Мы им вмажем ядерной бомбой». Ну, это просто элементарное жлобство. Что же вы грозите столько лет? Боязно? Если вы не работали в приёмнике, можно напомнить. Так ведут себя психопаты. Только никто их не считает ни нормальными, ни самыми опасными преступниками. Но преступников среди них много. И не только преступников. Людей с пониженным интеллектом, окружающего

неспособных мира.

понять

иногда

сложность

малокультурного,

сильно ограниченного человека довольно сложно отдифферинцировать от простого дикаря. Десять процентов населения РФ выезжало за границу. Вам не кажется, что это и есть ответ? Простая дикость. Вы на

неправильной

стороне

цивилизации.

На

варварской. У варваров была своя правда. Но цивилизация цветёт, а варваров больше нет. То есть они

остались,

но

меньшинстве,

исчезающем

меньшинстве. И довольно неприятно видеть варвара с дипломом и апломбом врача. В конце концов, все ваши

варварские

аргументы 121

перечёркиваются

перечёркивается одной девочкой без руки. А там больше

одной

такой

девочки.

вы

просто

соучастники… – Что ты говоришь? – раздался голос у него над головой. – Я? Говорю? – Йона открыл глаза. – Да. Всё время что-то бормочешь во сне. С кем-то ругаешься. У тестя было действительно озабоченное лицо. – Так, после дежурства. Прошу прощения, мне просто требуется отдых, – Йона поднялся с дивана. – Будьте как дома. Днём из школы придут дети. – Конечно, надо выспаться! – заметила тёща. – Будешь как огурчик! – заверил тесть. Йона прошёл в спальню и мгновенно уснул, как только коснулся головой подушки. Тут же, как ему показалось, его разбудил звонок телефона. Он посмотрел на часы. Было около шести вечера. – Доктор Шелег? – раздался голос дежурного профессора. – Говорит, – ответил Йона. – Я понимаю, ты мало отдохнул после дежурств. Но 122

Орит сегодня не может прийти. Ты знаешь, она на седьмом месяце. – А как же Цвика? – Цвика свалился с короной. – Блюм? – Доктор Блюм призван в армию на сборы. Ты знаешь, северная граница. Извини, больше некому. Я жду тебя через полчаса в приёмном покое. У нас полный завал. И ещё две срочные операции. – Хорошо, – вздохнул Йона. – Выезжаю.

123

124

От Кабула до Киева. (Избранные главы).

125

126

Глава двадцать девятая. – Дружище, вы просто переутомились, – Джон подлил в бокал Патрика вина и пододвинул к нему блюдо с запечённой индейкой. – Возьмите отпуск. Подольше. Съездите куда-нибудь в экзотическое место... – Экзотическое? – скривился Кавана, избегая вина и предпочитая

стакан

виски.

–

то

дело

оказываюсь в экзотических местах. – Нет, что вы, Пат! – невольно рассмеялся Джон. – Вы же понимаете, я имел в виду что-то совершенно иное! – Африка? – Кавана снова налил виски и бросил пригоршню льда, уронив несколько кубиков на стол. Джон аккуратно собрал их и переместил в блюдо с лососем и лимонами. – Ну зачем же! Попробуйте, например, Европу. Вы бывали в Европе? – Проездом. Франкфурт. Лондон. – Патрик выпил несколько глотков, не прерываясь на пищу. Джон с некоторым опасением наблюдал за ним. – Вы уверены, Пат, что вам не нужна помощь? – Не бойтесь, босс, психиатр мне не нужен! – 127

рассмеялся Кавана. – И спиваться я не собираюсь. – Он допил виски и налил новую порцию. – Смотрите… Как хотите. У нас есть отличные специалисты! С армейским и гражданским опытом. Страховка всё покроет. – Я здоров как бык, – Патрик снова выпил виски. Внешне он выглядел достаточно трезвым, хотя ел довольно мало. –

Уверяю

вас,

дружище,

никогда

не

мешает

развеяться, – Джон подцепил вилкой салат, положил его на ломтик рыбы, накрыл долькой лимона и отправил всю эту конструкцию в рот. – Как пепел над Гангом? – Кавана взял зубочистку и стал

её

меланхолично

грызть.

–

Неплохая

перспектива. – Слишком мрачный юмор, как по мне, – покачал головой Джон, запивая пищу вином. – Когда смотришь на мир через прицел, оптимизм приобретает

специфический

оттенок,

–

ответил

Патрик. – Возможно… Но мир существует и за пределами прицела. Жизнь прекрасна! – Джон обвёл рукой 128

ресторан «Чёрная лилия». Официант, решив, что необходимо его присутствие, тут же появился возле столика. – Желаете заказать что-то ещё? – склонился он к столику. – Хм… У вас курят? – Да, сэр. Но только в этой секции. Если вы хотите переместиться… – Нет, не хочу. Сигары? – Сейчас я принесу образцы. Одну минутку! – официант исчез. – Хотите сигару, Пат? – обратился к собеседнику Джон. – Нет. Я хочу окончания контракта. Вязкая тишина повисла над столиком. Стала слышна ненавязчивая джазовая музыка, играющая на сцене. Было не слишком много посетителей – вечер был ранний, день будний, ресторан дорогой. К тому же здесь меньше слушали – он был негласным местом для

отдыха

офицеров

разных

специфических

ведомств, и меньше всего они хотели подставлять самих себя. Руководство об этом знало, но смотрело 129

на ситуацию сквозь пальцы. – Полагаю, что вам всё же не стоит торопиться, – прервал молчание Джон. В это время вернулся официант с подносом, на котором был несколько коробок с сигарами. –

Несколько

«Фонсека»,

сортов, «Король

джентльмены. мира»,

«Апманн»,

«Дипломатикос»,

«Кохиба», «Боливар»… – «Король мира». Мы предпочитаем скромность. Официант понимающе улыбнулся, извлёк одну сигару из соответствующей коробки, обрезал кончик и спросил: – Раскурить, сэр? – Нет. Благодарю. Джон взял сигару двумя пальцами и, оставив мизинец с чёрным перстнем, прикурил от декоративной свечи, горевшей на столе. – Что будете курить, сэр? – повернулся к Патрику официант. – Ничего, – покачал головой Патрик. – Принесите-ка лучше ещё виски. Односолодовый. Наибольшей выдержки, какая у вас есть. Предпочтительнее 130

«Бушмиллз». – Стаканчик? – Бутылку. И ещё льда. Этот уже испортился, – он показал на ёмкость с плавающими в холодной воде ледяными кубиками. Официант поклонился и ушёл. Вскоре он вернулся в запотевшей бутылкой, ведёрком льда и чистыми шот глас для виски. Патрик тут же налил себе, не предлагая Джону, долил ледяной водой из старой ёмкости и залпом выпил. После этого он стал смотреть на зал через дно шота. Джон нахмурился и невольно стряхнул пепел на лацкан пиджака. С недовольным видом он стал отряхивать и сдувать пепел, отложив сигару на серебряную соусницу. – Джон, вы думаете, что я упился до чёртиков? – спросил

его

Патрик,

не

прерывая

своего

глубокомысленного занятия. – А я просто читаю на донышке: «Сделано в России». – В России? Что вы хотите этим сказать, Пат? – Может быть мне поехать в Россию? Что выдумаете? – Патрик поставил стакан на стол и стал весело 131

смотреть на собеседника. – Но зачем? – Просто так. Или вы посоветуете другое место? Говорят, что русские собирают свои войска возле украинской границы. – Ах, это шутка! – Джон взял сигару, затянулся и выпустил клуб терпкого, ароматного дыма. – Что шутка? Моя возможная поездка в Россию? – И это тоже. А войска… – Джон снова улыбнулся, плеснул себе виски, отпил и, глядя над краешком стакана, произнёс: – Все эксперты говорят одно: войны не будет. Это обычный московский шантаж. Но поездки в Россию наше начальство не поощряет. К тому же это может быть опасно. А вот поездка в Украину может быть станет для вас приятным исключением в цепочке ваших командировок. Многие наши коллеги говорят о приятном,

недорогом

довольно

весёлом

времяпровождении. Европа, хоть и восточная. Много приличного пива. Хороший сервис. Смешные цены — хотя уже не везде. – Президент-клоун? Это там? 132

– Там. Ну что, поедешь, Пат? Мы оплатим самые фантастические капризы – там это вполне возможно. Особенно вне сезона. Сейчас февраль, туристов ждут. Тем более что нервные уже сбежали. Остались только адекватные. – Я подумаю, – пожал плечами Кавана. – Хорошо подумай! И отдыхай от всей души! Есть в этой жизни многое и вне прицела! Очень многое! Твоё здоровье! – Джон поднял бокал. – Здоровье! – Патрик поднял стакан. Они чокнулись и выпили.

133

134

Глава тридцатая. Ему снилась

буря.

Волны подбрасывали утлое

судёнышко, ветер ревел в парусах. Время от времени казалось, что сквозь рёв ветра прорываются голоса демонов. Оглушительно стреляли пушки – словно пираты, не считаясь с погодой, собирались брать на абордаж несчастный корабль, затерянный средь гигантских, пенных волн величиной с дом. Патрик

проснулся

от

ужасного

грохота.

Стёкла

номера дрожали, словно при мощном землетрясении. Открыв

глаза

он

отчётливо

артиллерии,

шум

вертолётных

пулемётные

очереди.

Где-то

расслышал винтов,

работу ракет

поблизости

шёл

яростный бой. Несколько часов назад ему снилось, что он под обстрелом. Его даже качало от взрывов! Может

быть

ему

не

приснилось?

Не

стоило

смешивать снотворное с алкоголем... Кавана

вскочил

стал

быстро,

по-солдатски

одеваться. На часах было чуть больше двенадцати. По его биологическим часам для него было ранее утро – во всяком случае, на Западном побережье 135

штатов. Накануне Патрик запил снотворные таблетки изрядной долей водки из местного бара. Иначе бы он просто не уснул. К тому же назначенная дата вторжения России прошла уже дважды. Как объяснял ему

один

случайный

собутыльник,

британец,

журналист, у русских вчера был какой-то праздник специально для военных. Значит, с перепою они точно не начнут войну. Но начали. Большие глупости нередко совершаются с перепою. Впрочем, даже сейчас он понимал, что война будет скорее обстрелом территории, чем столкновением на земле. У него есть как минимум два-три дня. Пока эти мальчики настреляются и навоюются на расстоянии, можно будет спокойно отбыть в западном направлении. Но пальба за окном могла означать нечто большее, чем просто обстрелы. Диверсия? За окном серое утро, скорее день. Стрельба шла волнами, то нарастая до нестерпимого грохота, то спадая. Чёрт, занесло его в Гостомель! В Киев! Вообще в Украину! Идиоты! Он главный. Эти болваны убаюкивали: «Войны не будет, речь идёт об обычном 136

шантаже.»

ёжику

понятно,

что

группировки

российских войск было совершенно недостаточно. Но русские явно надеялись на что-то ещё. Может быть обстрелы и были шантажом. Пятая колонна? Собираясь, СиЭнЭн.

Патрик

Говорили

включил о

телевизор,

войне.

«Путин

канал объявил

специальную операцию». Ну да, господа, сейчас у вас нет

сомнений?

Будете

дальше

смеяться

над

экране

привлекли

его

предсказаниями разведок? Неожиданно

кадры

на

внимание. Чёрт подери! Это же здесь, рядом с ним! Работает Мэтью, тот самый журналист, с которым они надирались вчера в баре! Снимают русских в Гостомеле.

Солдаты,

судя

по

всему

силы

специальных операций, деловито располагались на краю лётного поля. На рукавах у них красовались белые повязки. Он специально-то и приехал сюда посмотреть на украинские самолёты. Самый большой грузовой, «Мечта», «Мрия». И ещё много других. Когда-то советская

государственная

компания.

Теперь

украинская. Все самолёты были на месте, никто не 137

боялся атаки. А русские взяли и высадились в первый же день! Нда… Патрик бросил ещё один взгляд на экран. Там снова появились говорящие головы, вещавшие с чрезвычайно умным видом. Вас бы сюда! Они говорили о нанесении ракетных ударов по Гостомелю и высадке десанта сразу в нескольких местах. Кавана подхватил ручку чемодана, закинул сумку на плечо, быстро осмотрел номер и вышел. Телевизор бубнил ему вслед. В

просторном

лобби

гостиницы,

фактически

пригородного спортивного клуба, было абсолютно пусто. Патрик подошёл к стойке. – Хелло! – обратился он в пространство. – Есть тут кто-нибудь? – Да? Йес? – спросил дрожащий голос. Из боковой комнаты появилась немолодая женщина. Она посмотрела на Патрика как на привидение. Наверное, в данной ситуации он выглядел как инопланетянин, фактически проспавший не только бомбардировку, но и войну. – Вам нужен номер? – спросила она, сама не веря 138

своим словам. – Я хотел бы выехать. – Никого не осталось. Все уехали. – Она заметно вздрогнула от очередной серии взрывов. – Я остался. Проспал, – он сложил ладони возле щеки и на секунду закрыл глаза. – Номер шесть. – А, номер шесть… – администратор стала судорожно листать какие-то бумаги, потом подняла взгляд. – Нет проблем. Всё оплачено. – Пометьте у себя. Да. Вы могли бы вызвать такси? До Киева. – Такси? Сейчас… – она подняла телефонную трубку и дрожащей рукой набрала номер. Сбивчиво она чтото долго объясняла человеку на другой стороне, мешая

русские

украинские

слова.

Наконец,

вздохнув, она положила трубку и сообщила: – Десять минут. – Спасибо! – отозвался Патрик. Он переместился в кресло, стоящее в лобби, и принялся разглядывать бассейн. Серая февральская погода

заметно

сиротливо

диссонировала

расположившимся 139

шезлонгами,

рядом.

Поодаль

виднелись пустые теннисные корты. Стрельба продолжалась. Вряд ли русские не могли бы прорваться от границы так быстро даже в самых благоприятных условиях – пропускная способность дорог была недостаточной. Скорее всего речь шла о высадке десанта прямо на аэродром, не более. И не менее. Не менее… Чёрт бы подрал этого Джона! – Сэр! Такси! – позвал его кто-то. Кавана вздрогнул и открыл глаза. Оказывается он задремал. Вот что значит привычка спать во время постоянной стрельбы! В дверях лобби стоял таксист. – Кам! Велкам! Такси ту Киев! – произнёс он нетерпеливо,

настороженно

прислушиваясь

стрельбе. – Квик! – А, спасибо! – оживился Патрик. Таксист хотел помочь взять вещи, но Кавана оказался быстрее. Таксист с пониманием кинул и пошёл к машине. Со стороны аэродрома сильно ухало. Водитель с опаской смотрел в ту сторону. Вещи быстро погрузили в багажник. Затем оба сели в машину и поехали с 140

явным превышением скорости. Над головой у них в сторону аэродрома пролетели вертолёты. На улицах царил хаос. В одном месте, на перпендикулярной

улице,

они

вдруг

увидели

бронетранспортёры. Таксист ещё больше прибавил скорость. В этот момент его вызвал диспетчер. Патрик ничего не понял, кроме слов «Киев» и «Гостомель». Вдруг по окончанию разговора таксист резко развернулся и поехал в обратную сторону. – Что случилось? – спросил Кавана. – Нет дороги, – пояснил таксист. – Нет моста. – Нет моста? Что случилось? – Бах! – показал водитель. – Взрыв! – Взорван? – Да! Другая дорога! – Ну что ж, если бах… То поехали!

141

142

Глава тридцать первая. В минуты они преодолели обратную дорогу. Стрельба явно усилилась, и они снова к ней приближались. В какой-то

момент

машина

повернула

под

углом

девяносто градусов, и они выехали на отрезок дороги, выходящий

из

Гостомеля

переходящий

населённый пункт с названием «Буча». Неожиданно на дорогу выскочили солдаты с белыми повязками.

Такими

же,

какие

Патрик

видел

телерепортаже. И странными жёлто-коричневыми лентами на плечах. Русские! Солдаты перекрыли дорогу и стали показывать на обочину,

приказывая

немедленно

остановиться.

Водитель же вместо этого прибавил скорость и поехал прямо на солдат. Те в ответ просто подняли автоматы

дали

очередь.

Лобовое

стекло

разлетелось. Таксист вскрикнул, выругался и резко затормозил. Патрик успел пригнуться и, в результате, довольно болезненно ударился подбородком. В следующую минуту солдаты были уже возле машины. Ударами прикладов они выбили стёкла 143

дверей и, громко крича, приказали вылезти. Водитель выполз на дорогу и лёг, закрывая голову руками. Патрик смотрел на солдат, не понимая их слова. Наконец он произнёс по-английски: – Но рашен. Английский. – Аут! – закричал один из солдат, схватил Патрика за одежду и стал вытаскивать его из машины. Кавана бросили на землю, довольно болезненно пнув несколько раз по рёбрам. Затем солдаты стали о чёмто говорить по-русски, часто ругаясь. Через минуту один поднял автомат и выстрелил Патрику в голову. Кавана успел заметить и сдвинуться буквально на дюйм, пули только задели скальп. Он почувствовал, как обильно потекла кровь. Его пнули ещё раз, но Патрик

не

отреагировал.

Выругавшись,

солдаты

плюнули на него и отошли. Наверное, решили, что он мёртв. Возле машины в это время было не меньше десятка бойцов. Вряд ли они собирались надолго здесь задерживаться. Кавана решил как можно быстрее понять, что же будет дальше, чтобы выкрутиться.. Иначе так можно здесь и остаться! Всё-таки какие все 144

идиоты… И, в первую очередь, он сам. Всё сам... Часть солдат, судя по голосам, двинулась назад, в сторону

Гостомеля.

Лёжа

на

мокром

от

крови

асфальте, Патрик как можно более незаметно, совсем немного повернул голову. Он увидел ноги двух стоящих рядом. Немного подождать… Один из солдат наклонился к лежащему водителю, ударил его и что-то сказал резким тоном. Водитель сжался. Солдат ударил его ещё раз. Тогда таксист ругнулся в ответ, после чего получил пинок ботинком по голове. Второй солдат, видимо, полагая себя гораздо большим специалистом в таких вопросах, тоже двинулся в сторону водителя. Патрик бросил взгляд в обе стороны. Остальные солдаты были уже довольно далеко. Сейчас! Он упёрся руками в асфальт, приподнялся на руках и носках, после чего изо всех сил рванулся вперёд. В следующее мгновение он ухватил второго солдата за лодыжку и резко дёрнул на себя. Приём был выверенный. В ноге что-то хрустнуло. Солдат вскрикнул и, как подкошенный, рухнул на дорогу, выпустив автомат. Про него на какое-то время 145

можно было забыть. Теперь второй. Тот как раз отвлёкся от своего занимательного дела, избиения водителя, и стал поворачиваться на вскрик своего бравого товарища. Патрик приподнялся и пнул второго солдата по ноге сзади. Тот от неожиданности упал на одно колено. Не теряя ни секунды, Кавана навалился

на

него

всем

весом,

одновременно

выхватывая у солдата нож. Через несколько секунд он придавил не ожидавшего нападения солдата и полосонул его сначала по лицу, а затем, когда тот попытался отвернуться, по шее. Солдат захрипел. На шее вздулись розовые пузыри. Патрик вернулся к первому солдату. Тот держался за сломанную ногу, издавая громкие стоны. Кавана поднял нож и воткнул его чуть ниже затылка, прямо над бронежилетом. Солдат изогнулся и застыл в неестественной позе. Остальные бойцы ушли уже далеко и ещё не начали беспокоиться об оставленных товарищах.

Патрик

подхватил автомат одного из солдат, повернулся к водителю и сказал ему: – Вставай! Поехали! 146

– Что? – тот поднял голову. – Поехали! Нет времени! Быстрее! – Сейчас… Водитель добавил что-то по-русски и, ругаясь, на четвереньках добрался до машины. Смахнув с сидения стёкла, он сел за руль и завёл мотор. Патрик, захрустев стёклами, сел на своё место. – Давай! – сказал он по-русски с сильным акцентом. Это было одно из немногих слов, которые он выучил за время короткого пребывания. – Давай… – водитель выплюнул зуб в кровавой слюне,

завёл

Буквально

машину,

через

они

несколько

рванули

секунд

им

вперёд. вслед

застучали автоматные очереди. Но расстояние было слишком велико, и в них не попали. Холодный, влажный ветер дул им в лицо. Стёкла, рассыпавшиеся по всей машине, звенели. Патрик и водитель молчали. Они промчались в своей странной машине по улицам Бучи и Ирпеня. Через четверть часа они подъехали к мосту – но тот был тоже взорван. – Нет пути! – снова повторил таксист свою фразу. – 147

Бах! Выругавшись, он развернулся и поехал на юг. Через десять минут они добрались до крупной трассы и въехали в Киев. Где-то в центре, спустя ещё двадцать минут, водитель вдруг остановился возле обочины. – Что случилось? – спросил Патрик, обтирая кровь с лица. – Смотри. Люк. Кавана посмотрел вперёд. Там стоял сожжённый грузовик и лежало несколько трупов, накрытых простынями. Возле них находились полицейские в бронежилетах, и ещё какие-то люди. – Кличко! – сказал таксист. – Что? – не понял Кавана. – Кто! Виталий Кличко! Мэр оф Киев! Бокс! – водитель сделал несколько ударов в воздухе в сторону разбитого лобового стекла. – А, Кличко! – наконец понял Патрик. Он вспомнил. Виталий Кличко, знаменитый мэр Киева, более известный как боксёр тяжеловес. Кавана вышел из машины и пошёл в сторону людей в бронежилетах. 148

– Эй! – крикнул водитель. – Стой! Остановись! Стоп! Он поехал следом, продолжая кричать. Их

остановила

полиция.

Только

сейчас

Патрик

вспомнил, что на нём висит автомат. Водитель выскочил из машины и стал что-то горячо объяснять полицейским, размахивая руками и показывая на машину. Те внимательно слушали. Затем один из полицейских подошёл к группе и позвал Кличко. Автомат,

впрочем,

Патрика

забрали.

Он

не

сопротивлялся. – Добрый день, – обратился Кавана к мэру поанглийски. – Здравствуйте, – деловито ответил Виталий. – Вы спасли человека? Военный? – И сам спасся. Да, в прошлом военный. Я тут подумал… Было бы неплохо для Украины пригласить добровольцев. Со всего мира. Я сам знаю несколько парней. – Спасибо вам за ваш поступок. Мы подумаем. Я сообщу президенту. Нам действительно нужна любая помощь. Кличко крепко стиснул его руку. 149

Полицейские снова отошли к сожжённой машине. Патрик остался стоять. Таксист подошёл к нему сзади. – Гостиница, сэр. Бесплатно! Вы спасли мою жизнь! – Окей, поехали. Они медленно проехали мимо места происшествия. – Диверсанты, – сказал водитель. Через десять минут они были возле высокого отеля. Таксист сказал: – Ждите! – и убежал внутрь. Через пять минут он вернулся: – Всё в порядке! Бесплатно! – таксист достал вещи из багажника и помог занести в лобби. – Я им сказал – Кличко попросил! – Право, не стоило. – Так надо! А теперь – спасибо, друг! – пожал он руку Патрику. – Спас мне жизнь! – И ты мне. – Значит, теперь мы братья! Я Микола. А ты? – Патрик. – Настоящий мужик! – водитель похлопал его по плечу, охнув от боли, но улыбнувшись. – Бывай! 150

Он ушёл. – Сэр, ваш номер на шестом этаже. Вот ключи, – обратилась к нему администратор. – Спасибо. Сколько с меня? – Нисколько. Для вас бесплатно. Ваш водитель всё рассказал.

151

152

Глава тридцать вторая. Бои в Гостомеле продолжались без остановки, как и обстрелы

города.

Сведения

поступали

самые

противоречивые. На экране телевизора постоянно крутили кадры низко летящих вертолётов, ракетных обстрелов, огромных очередей за оружием. Мэр Киева Кличко,

в форме и бронежилете,

делал

заявления на английском и немецком, с прямотой боксёра-тяжеловеса. Украинские политики выступали с призывами к политикам других стран. Мировые лидеры мелькали с необыкновенной частотой. У них были

озабоченные

встречавшейся

лица,

большой

словно семье

давно

не

многочисленных

родственников, где которых кто-то только что умер и почти похоронен. Патрик понимал, что всё же следует покинуть город. Второго раза не хотелось. Ушибы саднили. Рана под пластырем

заживала

плохо.

Эти

русские

явно

затевают массированную операцию, с поражением всех стратегических целей на территории Украины и с высадкой десантных групп на всю глубину. После 153

захвата критических узлов они беспрепятственно войдут для полной оккупации. Зеленский и его правительство не смогут отсидеться даже во Львове и последуют

вслед

за

большинством

западных

посольств. Дело складывалось плохо. Днём неожиданно позвонил Бен. – Патрик, ты слышал новости? – Нет, а что? – ответил Кавана прислушиваясь к грохоту на северо-западе. – Русские напали на Украину! – Что ты говоришь! Серьёзно? – Кавана потрогал шишку вокруг раны. – Абсолютно! У тебя близко телевизор? – Прямо передо мной. Смотрю МТВ. Поёт Стинг. «Русские». «Надеюсь, русские тоже любят своих детей» – пропел он карикатурно козлиным голосом. – Какая дрянь… Так переключи же! – Сейчас… Кстати, ты сам где? – У себя. Проснулся, сделал кофе, включил новости – и вот! Они изображают из себя нас. «Буря в пустыне». Ракетные удары. Молниеносная война. Через суткидвое пойдут силы спецопераций. А там и наземные. 154

Ты понимаешь… – Ну спасибо тебе, Бен, а то я бы так и остался бы в неведении. – Да уж какое спасибо, Пат! О войне говорили несколько месяцев. – Надо же! Какая неожиданность! А всё говорили: «Пентагон сел в лужу со своими прогнозами». Обещали шестнадцатого. Потом двадцать второго… А сегодня какое? – Какое? Двадцать пятое! Где ты находишься, что не знаешь дату? В Камбодже? На линии перемены дат? Проспишь третью мировую! – Я как раз плохо спал, Бен. Интуиция? – Пить надо меньше! Так где ты? На островах пряностей? Или в Штатах? – Я в Киеве, Бен. – Извини, твои шутки слишком плоские даже для солдатского юмора. Понимаешь, проблемы могут стать глобальными. Это же Россия, у неё больше шести тысяч зарядов. – Как раз в Камбодже сейчас не самое плохое место отсиживаться. Но я в Киеве, говорю же тебе. 155

– В каком Киеве? Что ты несёшь? Сколько ты выпил? – Трезв как стекло. Обычно ты соображаешь быстрее. Повторяю третий раз: я в Киеве. Украинском Киеве. На том конце повисло долгое, тяжёлое молчание. – Бен? Ты на связи? – Прости, Пат, но я не понимаю. В каком украинском Киеве? – Обычном. Про который ты смотришь новости. У меня эти новости за окном отеля. – Что ты там делаешь, чёрт возьми? –

Что

делаю?

Самолётов

нет.

Думаю, Есть,

как но

отсюда другие.

убраться. Вместе

вертолётами. Можешь посмотреть в телевизоре. Поезда забиты беженцами. Попытаюсь нанять такси и вырваться из города. Русские вряд ли хорошо отнесутся к солдату НАТО. Даже бывшему. – Нет, ну ты объясни, Пат, как? Тебя послали? – Представь себе. Но не затем, о чём ты думаешь. Это наш общий знакомый. – Дж… – Да. Обойдёмся без имён. «Сейчас вне сезона, скидки. Популярная локация. А тут ещё мнимая 156

угроза войны – совсем дёшево!» – проговорил он, передразнивая интонацию шефа. – Ты серьёзно? Или опять меня разыгрываешь? – Абсолютно серьёзно. Серьёзнее не бывает. Ты же знаешь, у нас иногда пониженное чувство опасности. К тому же всё это стадо «экспертов» уверяло, что русские не посмеют. То сил у них мало, то НАТО убоятся. Короче, дождусь вечера и буду паковать чемоданы. – Тебе нужна помощь? Деньги? – Нет, дружище, всё есть. И всё работает. Есть проблемы

перемещением

по

городу.

Масса

вооружённых людей в форме и без. Но пока всё спокойно, если эту нервозность можно назвать спокойствием. – Понятно… Слушай, Пат, прямо сейчас говорят о десанте под Киевом! СиЭнЭн! Корреспондент снял солдат на аэродроме! У тебя там идёт их канал? Или посмотришь в интернете? – Должен тебе сказать, Бен… Я там был! Снимал номер

гостиничке.

Еле

вырвался.

корреспондентом мы сидели в тамошнем баре, 157

накануне всей этой дряни. – Что ты говоришь! А где ты сейчас? – В Киеве… – Я понял. Но с тобой рядом бои? – Нет, бои под городом. Я где-то в центре. Дорогой отель. Понимаешь, Киев очень большой город. Три миллиона плюс пригороды. Огромная размазанная территория. Я бы в жизни сюда не полез, особенно с техникой. К тому же десант был вертолётный. Ну ты понимаешь. Их просто смешали с перегноем. Но это сейчас.

тогда,

днём...

Моё

такси

просто

изрешетили. Пришлось преподать урок этим оркам. – Слушай, Пат… Я позвоню нашему знакомому. Так не должно продолжаться. – Как? – Кавана посмотрел на проезжающие по улице бронетранспортёры. – Нет войне? Остановить её голубями и речами? – Ты не понял. Я им позвоню. Они организуют эвакуацию. Для тебя. И таких как ты. – Жди! Он что, не в курсе? Почему до сих пор не позвонил? Мне что, самому передать привет и пообещать, что в случае чего я буду молчать как 158

рыба? – Но консульство… – Ищи ветра в поле! Они усвистали в Польшу заранее. – Типичный Госдеп! – Абсолютно. Они так старались предотвратить войну!

Вспотели

на

представляешь. Что

переговорах!

Ты

я думаю про

даже

не

теперешнюю

администрацию! Это второй Афганистан! – Гораздо хуже, Пат… Туда они успели поставить гору железа. А Киеву они дали только «Джавелины». – Ага. Будут воевать как моджахеды. Но тут нет гор. Те, что на западе, не в счёт. Леса голые. Равнины и реки. Точно как на среднем Западе. Или в Канаде, вдоль восточной части границы. Эти недомерки из тыловых штабов и кондиционированных офисов видят мир через свои бюрократические документы. Их волнует только карьера, выплаты, гольф-клуб и ранняя

комфортная

пенсия.

Ты

даже

не

представляешь, Бен, что я хотел бы ещё сказать! – Отчего же… Вполне представляю. Мысленно произношу за тебя. 159

– Лучше помолись. – Так что, звонить ему? – Как хочешь. Я свяжусь с тобой позже. Займусь экипировкой и перепаковкой. Можешь присылать сообщения – так гораздо удобнее. – Хорошо, Пат. Держись. – Конец связи.

160

161

162

Глава тридцать третья. Вечером

поступила

информация,

что

десант

Гостомеле частично уничтожен, частично рассеян по окрестным лесам. Но границу Украины пересекли огромные колонны российских войск. Сейчас или никогда! Надо ехать! Патрик очередной раз собрал нехитрые пожитки путешественника и спустился вниз. На часах в лобби было девять часов вечера. Возле администратора стояла целая очередь. Люди массово съезжали из отеля. Портье работали как автоматы. Кавана подошёл к стойке. Администратор по имени Марина, согласно табличке, вытирала слёзы. – Простите, сэр… – произнесла она на правильном английском языке. – Моя мама сейчас в Буче, как раз возле Гостомеля. Не хочет уезжать… – Понимаю, – кивнул Патрик. – Скажите ей, что я только что оттуда. Пусть оставляет всё, кроме документов и ценностей, и немедленно спасается. Мосты взорваны, ехать надо на юг. 163

– А потом? Куда потом? – Не знаю, мадам. Подальше от войны. Спешите, пока есть связь. – Ещё раз простите… – Марина промакнула глаза салфеткой, размазывая косметику. – Мне необходимо снова позвонить. Я позову кого-то меня сменить. – Да, конечно. Марина поднялась и вышла в боковой кабинет. Вскоре

оттуда

показалась

другая

сотрудница

гостиницы, Олеся. Патрик обратил внимание на её лицо – Олеся была белая, как стена – Слушаю вас, мистер, – проговорила она дрожащим, напряжённым голосом. Широко раскрытыми глазами она смотрела на пластырь с пятнами крови. Кавана сдержанно улыбнулся. – Я уезжаю. Номер шестьсот пятьдесят. – Да, вижу… – Олеся взглянула на экран компьютера. – Простите, нет данных вашей карточки. – Меня заселили бесплатно. Просьба мэра города. Или от его имени, я не знаю. Не понимаю русский. И украинский тоже, – он снова улыбнулся. – Извините, мне следует уточнить. 164

Она подняла руку. Молодого человека звали Алексей. Перед этим он активно общался с уезжающими туристами поанглийски, по-немецки, по-французски, по-польски, по-украински и по-русски. Алексей извинился перед немолодой леди из Италии и подошёл к стойке. – Лёша, – сказала Олеся. – Господин говорит, что его заселили бесплатно, по просьбе Кличко. Вчера. – Да. Или от его имени. Я не знаю. Мне так сказали, – пояснил Патрик. – Олеся, нормально, – быстро отреагировал Алексей на английском. – Всё в порядке, сэр, никаких проблем, – обратился он к Кавана, бросая быстрые взгляды на его пластырь – Спасибо, Алексей, - ответил Патрик. – Я хотел бы попросить вас ещё об одной услуге. Могу заплатить. Будьте добры, вызовите такси. – Да, пожалуйста. Олеся сейчас всё сделает. Куда? – Во Львов. – Вы уверены? – удивился Алексей. – А где я найду ближайший аэропорт? – Ах, вот вы о чём, сэр… – Администратор потёр 165

подбородок. – Вам проще взять такси до Житомира. А оттуда поехать на поезде до Жешува. – Хорошо, – согласился Патрик. – Жешув, где это? – В Польше. Возле восточной границы. Оттуда авиакомпанией «ЛОТ» долетите в Штаты. Вы же американский гражданин? – Да. Спасибо. Закажите такси. – Нет проблем. Хорошего пути. Хорошо бы вам успеть до комендантского часа. – Во сколько? – коротко, по-солдатски спросил Кавана. – С десяти вечера до семи утра. – Спасибо. –

Успехов!

–

искренность

звучала

голосе

администратора. Олеся стала куда-то звонить, говоря по-украински. Патрик уже стал различать между собой два языка. Украинский был более мягкий и певучий, русский – несколько

напоминающий

французского

какого-то

спесь

португальского,

немецко-славянского.

Наконец Олеся положила трубку и сказала: – Подождите здесь. Скоро за вами приедут. 166

– Благодарю вас. – Советую вам заплатить за такси прямо сейчас. Потом могут быть проблемы. Он приложил карточку к терминалу, но она не сработала. Олеся извинилась. – Попробуйте ещё раз. У нас есть перебои. Наконец, на третий раз, оплата прошла. Кавана отошёл, сел на широкий, мягкий диван и стал ждать. Вокруг него кипела суета, несмотря на поздний час. Звонили телефоны, звучала речь на множестве языков. Работники гостиницы, туристы, какие-то люди в форме сновали туда-сюда. Наконец появился тот, кто ему был нужен – мужчина средних лет, в кепке и короткой куртке. Он громко. Перекрывая весь шум. Произнёс что-то по-украински и по-русски. Олеся показала на Патрика. – Кто заказывал такси на Житомир? – произнёс водитель на сильно акцентированном английском. – Я, – Кавана поднялся и взял сумку. – Пошли. Водитель тряхнул ключами и подхватил чемодан. – Там есть колёсики, – заметил Патрик. 167

– А, нам не важно, – отмахнулся таксист. – Главное выскочить из города до десяти. А там на трассе тоже полно машин. – Он провёл пальцем по горлу. Они спустились по ступеням к машине: довольно подержанную «Шкоду». – «Октавия», – сказал таксист. – Зверь! Бросив чемодан и сумку в багажник, он сел за руль. – Пожалуйста, сэр! Патрик молча занял пассажирское место. Водитель завёл двигатель, включил радио, поискал какую-то

волну

оставил.

Напряжённый

голос

говорил что-то по-русски, часто говоря «Россия» и «Украина». – Война, – коротко прокомментировал таксист. Патрик промолчал. Голова болела. Следовало бы сменить

пластырь

на

более

качественный.

Воздухопроницаемый. Ещё не хватало инфекции! Но сейчас совершенно другие приоритеты. Они мчались по вечернему Киеву. Город был ярко освещён. «Отличная цель для бомбардировки!» – подумал Патрик. С другой стороны, в тёмном городе гораздо проще скрываться диверсантам. Сложнее 168

ориентироваться населению,

значительному

пытающемуся

как

гражданскому можно

быстрее

покинуть город и окрестности. Их обгоняли многочисленные машины, заполненные людьми и забитые багажом, торчащем даже из окон. Часто сигналили, пытались оттеснить к обочине. Таксист ругался, иногда открывая окно и вступая в перепалки.

169

170

Глава тридцать четвёртая. Наконец ему это надоело, и он сказал: – Поедем долгой дорогой. Но более свободной. На Васильков, Фастов, Брусилов. Житомирская трасса забита, да и опасно там сейчас. Мы это место аккуратно объедем. – Васильков? – поднял брови Кавана. – Ага. Город. – Водитель бросил руль, быстро показал место

на

навигаторе,

одновременно

крутя

юго-востоку

ручку

радио,

от

затем

Киева, снова

ухватился за руль и рычаг переключения передач. И вовремя – перед ними выскочил бронетранспортёр с бойцами на броне. Таксист выругался, выруливая по тротуару,

потом

повернулся

пассажиру

и,

неожиданной гордостью произнёс: – Наша армия! Да здравствует Украина! Герои! Патрик молча кивнул. Самое последнее дело – спорить с таксистом о его приоритетах, прямо не касающихся непосредственной поездки. За рулём сейчас он. Пусть его вождение сохранит жизнь и здоровье ему и пассажиру, если уж не душевное спокойствие. 171

Они приблизились к выезду из города, к развязке на кольцевой дороге. Слева был виден какой-то стадион, заставленный техникой. – Ипподром! – сказал таксист, и попрыгал на своём сидении, цокая, словно лошадь подковами. – А сейчас танки. Кавана

вздохнул.

Классический

таксист!

Он

выболтает вам все военные тайны до того, как вражеские

спутники

шпионы

подберутся

государственным секретам. Кто я? Иностранец, явно бегущий из Киева. Может быть я сейчас пошлю сообщение друзьям. Или опубликую пост в Твиттере. Какие этические ограничения остановят американца, влипшего в дурацкую ситуацию российско-украинской войны? Более того, средний американец вообще не обязан заниматься рефлексией а-ля Достоевский или Толстой. Действие! Импульс! Да просто похвастаться силой

свободного

мира,

который

сейчас

символизирует несчастная Украина. И всё – прилетят ракеты из России и влепят по силе несвободной мощью. Патрик провёл здесь короткое время, но уже успел 172

понять многое. Это была типичная европейская территория,

заметно

пострадавшая

мировых войн, а также под

во

время

железной пятой

Советского Союза. Наконец, в тысяча девятьсот девяносто первом году, люди захотели жить обычной жизнью. Как на западе. С частной собственностью, с правами

человека,

комфортом

сытостью.

Слишком много злодеяний происходило здесь за прошедшие века – Патрик от скуки прочитал краткую историю Украины от киммерийцев и скифов с греками до Ленина и Путина. Тридцать лет эта страна просто жила. Кто-то искал смыслы, кто-то боролся за символы нации, язык

принципы. Но основная людская масса наконец-то вдохнула полной грудью и занялась абсолютно человеческими

вещами:

строили

дома,

растили

детей, сеяли и собирали урожаи, асфальтировали дороги. карьеру,

Они

реализовывались:

организовывали

учились,

бизнесы.

Да,

делали цвела

коррупция. Да, политики вызывали закономерное отвращение. Как, впрочем, и в других странах. И когда Россия попыталась оттяпать значительную часть 173

территории,

восемь

лет

назад,

многие

были

шокированы. Никто, практически не понял происходящего. Зачем огромной, необъятной России нужна Украина? Или даже её часть? Если просто для прорыва к тёплому морю, к портам, к украинскому перегною и зерну – то чем море в российской части хуже? Холоднее? Чем кубанские земли плодороднее украинских? Ему

попадались

интересов.

Например,

демографии. авианосец.

объяснения

Или Но

улучшение

Крым

разве

стратегических

США

как

российской

непотопляемый

требовалось

всегда

захватывать территории для демографии? Нет, люди сами приезжали. Авианосцы просто построили. Но российская власть выбрала другой путь. Видимо, все миллиарды

Путина

его

компании

пресытили

стареющих офицеров КГБ. Теперь им захотелось русского куража. Сыграть в политическую русскую рулетку. Совершенно в духе спецслужб – устроить захват втихаря, под видом гражданских беспорядков. Может быть и все волнения на Майдане были раздуты 174

русскими – как знать? И как только власть закачалась, службисты

попытались

сымитировать

«народную

революцию». Советский стиль. Этакая месть Обаме за

его

поддержку

ближневосточных

революций,

арабской весны и «цветных» переворотов. Надо всётаки

быть

профессиональным

военным

международным опытом, чтобы так ясно видеть «невидимую» руку секретных служб. Но что-то не получилось. И они готовились целых восемь лет, подогревали ситуацию, чтобы сейчас попробовать снова. На этот раз военные, которые не любят

избыточного

хитроумия

чрезвычайной

скрытности любых спецслужб, включая собственных разведок, предложили более радикальное решение. Но в Кремле сидят очередные мечтатели. Только в погонах. И они решили повторить попытку. Поэтому никто, ни один эксперт, не верили в нападение. Разве можно меньшей армией напасть на большую? Даже со всем оружием, мощью, деньгами и агентами влияния. Явный шантаж! Да ещё и ядерный. По планам русских Украина должна сдаться. Вот прямо сейчас. Пентагон поставил только лёгкое 175

противотанковое оружие и немного «Стингеров». Словно

здесь

моджахеды,

Афганистан. исламисты

Этакие и

экзотические

просто

афганцы,

сопротивляющиеся советскому вторжению, мстящие за свою семью и свои аулы. Патрик видел Афганистан во всех ракурсах. От профессуры до последних погонщиков ослов. От прозападных политиков до мулл.

От

освобождённых

женщин

Востока

до

замотанных по самые глаза безграмотных мамаш, сосуществующих

такими

же

жёнами

своего

зажиточного мужа и воспитывающими совместно целую свору кричащих детишек. страна,

скорее

территория,

Страна… Нет, не и

уж

точно

не

государство. Племена пуштунов, таджиков, узбеков, белуджей,

хазарейцев,

туркменов.

Да,

сорок

миллионов, но какое ещё сходство с Украиной? Горы, перевалы, старинные города. Полезные ископаемые, которые

невозможно

классической

достать

без

нормальной,

государственности.

Элементы,

вкрапления абсолютно современной инфраструктуры, которые

неоднократно

разрушались

войнами.

Кровавые

претензии

десятилетия.

Огромные

на 176

ресурсы, закачанные сначала СССР, а потом США и коллективным Западом. Соседи – Иран, Пакистан и прочие «станы», уже бывших советских республик. Никакого выхода к морю, цивилизации, мировым торговым артериям. Разве можно сравнивать с теми одичавшими местами Украину, страну с массовым средним и очень приличным высшим образованием? Страну, где мировые цифровые компании открывают свои

офисы

вербуют

работников?

Страну,

население которой уже несколько лет свободно ездит в Европу, устраивает демократические революции и упорно пытается либерализовать экономику? Да, афганец вырастает с автоматом Калашникова. Но разве

горное

воинство

состоянии

вести

современную, сложную войну с использованием высокоточного оружия и компьютеров? И при этом афганскую армию снабдили всякой всячиной. А Украине дали намного меньше. Всё-таки они идиоты. Политики, карьерные генералы… Какие идиоты…

177

178

Глава тридцать пятая. – Идиоты! – воскликнул водитель, резко тормозя. Патрик вздрогнул раньше, чем резко качнулся вперёд, и открыл глаза. Прямо перед ними находился блокпост. Здесь стояли какие-то люди с оружием, частично одетые в форму, частично в гражданском. Они окружили машину и стали что-то кричать, указывая, судя по жестам, необходимость немедленно покинуть её. Таксист стал отвечать, но его перебивали и не хотели слушать. – Хотят обыскать, – словами и жестами дал понять водитель. Они вышли. Таксист подал свои документы, после чего его поставили лицом к машине, с руками за голову. При этом он постоянно говорил что-то про Америку. Его без конца грубо перебивали, толкали. На него кричали. К Патрику тоже обратились по-русски и по-украински, но он ответил на английском: – Не понимаю. Английский. Таксист что-то заговорил, но его снова окриком 179

заставили замолчать. Судя по поведению охранников блокпоста,

никого

приличным

английским

не

нашлось. У Патрика попросили документы, полистали его

паспорт,

но

не

вернули.

Просто

сказали

«Минуту!», забрали документы и отправились куда-то к себе что-то выяснять, оставив пару человек следить за задержанными. Таксист время от времени что-то говорил, ему отвечали – неизменно довольно резко. Тот всё равно не унимался. Патрика пока не трогали, но и глаз с него не спускали, и он топтался возле машины, ожидая результата. Ситуация затягивалась. До Кавана периодически доносились переговоры по радио, связанные с его паспортом.

Приятного

было

мало.

Драгоценные

минуты уходили. Становилось по-настоящему прохладно. Рана на голове болела.

Часть бойцов поста всё так же

выборочно останавливала и другие машины, но обычно

быстро

отпускали.

Их

же

продолжали

держать, не позволяя ни отойти, ни сесть. Судя по внутренним ощущениям, прошло не менее часа, когда вся ситуация вдруг разрешилась самым 180

парадоксальным и неожиданным образом. Где-то впереди послышались взрывы, а потом стрельба. Бойцы поста отвлеклись. В это время водитель такси быстро осмотрелся и воспользовался моментом. Он пригнувшись шмыгнул к мешкам с песком, где оставили паспорт Патрика, схватил документ и, сунув его в руки Кавана, прыгнул за руль. – Быстро! Поехали! Патрик не стал переспрашивать и тут же сел в машину. Они сразу же рванули с места, даже не включая фары. Но в эту минуту некому было обратить на них внимание, и они легко ускользнули. Они

оказались

довольно

далеко

от

места

задержания, сразу набрав большую скорость,. Им постоянно сигналили, и водитель наконец включил фары. – Идиоты, – снова сказал он, явно не имея в виду других водителей. Кавана не нашёлся что ответить. Вся ситуация переставала

ему

нравиться.

Как

же

он

будет

перемещаться по этой стране без знания языка, с американским

паспортом, 181

во

время

войны

постоянных проверок? Впереди, в ночи, нарастала стрельба. –

Ничего,

прорвёмся…

–

все

время

повторял

водитель, добавляя обильные ругательства. Кавана только вздохнул. Рана на голове болела. Вдруг на обочине Патрик увидел расстрелянную машину.

Ему

это

совершенно

не

понравилось.

Дальше он увидел ещё одну и показал её таксисту. – Прорвёмся, – снова сказал тот и сплюнул в окно. – Сигареты? – вдруг спросил он. – Спасибо, нет, – покачал головой Кавана. – Я закурю? – снова спросил таксист. – Курите, – махнул рукой Патрик. – Спасибо, – таксист достал сигарету и прикурил от автомобильной зажигалки. Он открыл окно и выдохнул облако дыма. Стрельба не утихала. Явно слышались автоматные и пулемётные очереди. – Проблема, – Патрик показал в ту сторону. – Всё будет нормально, – цедил таксит, сплёвывая за окно. Неожиданно, за очередным поворотом, навстречу им 182

выехала машина, сияющая мигалками – судя по всему местная полиция. Таксист даже не успел затормозить и резко свернул в сторону, прямо в лес. Там они почти сразу, с громким треском, въехали в какую-то

канаву,

заросшую

кустами,

где

остановились. Полицейская машина, сияя огнями как космический

корабль

враждебных

инопланетян,

притормозила у обочины. Из машины, громко ругаясь, выскочили полицейские в жилетах. Двое тут же бросились в лес за такси. Товарищи что-то закричали им вслед, по-русски. – Это русские! – воскликнул таксист. – Это не украинцы! У них не наш язык! Патрик увидел в руках полицейских автоматы. Так… Диверсанты! В форме полиции… Неплохо! Вторая попытка

–

опять

лобовое

столкновение

российской армией! Водитель, петляя и спотыкаясь, побежал между деревьями. Ему вслед дали несколько очередей, и он упал. Патрик, выскакивавший из такси с другой стороны, оказался в ещё худшем положении. Если бежать – попадаешь в просвет, разрыв между 183

деревьями. Пристрелят сразу. Ползти? Далеко не уйти. Чёрт! Он спрятался за разлапистой елью. В конце концов, зачем

они,

гражданские,

нужны

диверсантам?

Свидетели? Если бы не стрельба, никто бы ничего и не понял… Некогда об этом думать! Те двое, с автоматами, углубились в лес. Кто-то из них снова дал очередь. Пули хлестнули по стволу и веткам ели, за которой спрятался Патрик. Только не двигаться! Треск веток и шум шагов приблизился вплотную. Один из фальшивых «полицейских» подошёл совсем близко. Второй находился метрах в тридцати, за кустами и группами деревьев. Патрик не видел ни того, ни другого, но слышал обоих. На всякий случай он отвёл большую ветку ели с той стороны, где не было ямы. Хруст и шуршание послышались буквально с другой стороны дерева. Кавана отогнул еловую ветвь ещё больше. толчковой

Диверсант ногой,

остановился. замер

Патрик

задержал

упёрся

дыхание,

стараясь ничем не выдать своё присутствие. В носу, 184

как назло, сильно засвербило. Он сдерживался изо всех сил. Слёзы потекли по его щекам. Только бы не чихнуть! Диверсант сделал осторожный шаг вперёд. Ствол автомата показался из-за дерева. Патрик разжал руки и выпустил далеко оттянутую тугую ветку. Она с силой хлестнула бойца по лицу. Одновременно Кавана,

несколько

пригнувшись,

выскочил

из-за

ствола и с силой толкнул преследователя. В то же мгновение Патрик ухватил автомат и вырвал его из рук ошеломлённого противника.

185

186

Глава тридцать шестая. Враг был на какое-то время повержен, но не побеждён. Солдат упал навзничь, невольно хватаясь за лицо. Судя по всему, он ещё и оступился, делая невольный

шаг

назад.

Но

уже

через

секунду

диверсант попытался сделать резкий поворот на бок и откатиться в сторону, чтобы вскочить на ноги. Патрик, осознавая всю критичность момента, с силой ударил врага прикладом в шею. Тот в ответ пнул ногой в направлении соперника – но не попал, только задел.

Несмотря

на

удар

автоматом,

солдат

повернулся ещё и оттолкнулся руками от земли. Так, заняв

более

выгодное

положение,

он

мог

сопротивляться. Нож уже был в его руке, когда Патрик направил автомат и выстрелил солдату прямо в лицо. Пламя ствола буквально обожгло тому защитные очки. Лицо превратилось в опалённое кровавое месиво, и фальшивый «полицейский» упал вперёд. Остальные диверсанты не могли понять, кто именно стреляет, но, на всякий случай, дали несколько очередей в лес. Это 187

помогло Патрику определить их местоположение. Сам он быстро сместился в сторону, чтобы не оставаться в прежней локации. Одновременно Кавана расположился так, чтобы видеть второго зашедшего в лес солдата. Его силуэт перемещался по левую руку от Патрика, разыскивая второго убежавшего из такси. Первый, по его мнению, был только что убит, и он коротко

окликнул

товарища.

Кавана,

чтобы

ошеломить противника и ввести его в заблуждение, крикнул в ответ то слово, которое он выучил ещё в юности: – Да! – Что? – с удивлением ответил тот, на один миг приостановившись и слегка повернувшись на голос. – Вот! – громко сказал Патрик и выстрелил. Звук нескольких коротких очередей заглушил голоса. Пули ударили в ноги врага. Кавана осознавал, что корпус диверсанта защищён бронежилетом, а голова слишком мала как цель для ночного боя в лесу, даже ближнего. К тому же она защищена кевларовым шлемом. Ноги же крупная цель. Если рана в руке позволяет

сохранить

мобильность 188

даже

боеспособность, массивное попадание по ногам лишит

противника

не

только

способности

перемещаться, сопротивляться, но и существовать. Силуэт упал как подкошенный. В несколько прыжков Патрик преодолел расстояние до раненого. Тот слабо стонал, пытаясь поднять автомат. Он ещё успел выстрелить, но в сторону, когда Кавана исполосовал его несколькими очередями. Стон стих. Минус два! Остались ещё четверо там, на дороге. Для борьбы с ними следовало взять у убитых рожки и самое необходимое

снаряжение.

Бронежилет?

Долго

возиться и подгонять. Шлем с визором или очками подойдёт. Рожки с патронами. Разгрузки. Кобуры. Ножи. Всё пойдёт в ход. Главное не тянуть! Патрик быстро обшарил карманы и клапаны. Два рожка. Пистолет с дополнительной обоймой. Нож. Шлем? Нет времени! Потом… Гранаты на поясе. Чёрт…

темноте

не

разглядеть,

как

ими

пользоваться. Нет, потом. Хотя… Он присмотрелся. Обычная ручная граната. Осколочная. Пойдёт! Патрик взял две. Он также сунул в карманы магазины, а за пояс – пистолет и нож. С этим арсеналом Кавана 189

стал осторожно пробираться к дороге. Четыре диверсанта, подняв автоматы, стояли по периметру, с полицейской машиной в центре. Они были хорошо освещены мигалкой и представляли собой отличные цели, сами того не подозревая. Им казалось, что просто идёт охота за ненужными гражданскими свидетелями их присутствия на трассе к юго-западу от Киева. Следовало прикинуть порядок операции. Двое стояли ближе к Патрику, на обочине. Машина была возле них. Ещё двое находились по другую сторону, занимая одну из полос. Время от времени мимо них на большой скорости проезжали легковые машины, в основном в одну сторону, от Киева. Было бы неудобно стрелять по всем, и диверсанты, изображая полицию, махали

руками,

словно

регулируя

движение

пропуская едущих. Таким образом, те двое, что стоят по другую сторону, станут целями во вторую очередь. Что делать перед этим, как поступить вначале? Ничего сложного нет… Ничего. Главное – не дать им опомниться. Патрик осторожно пробрался поближе к самому 190

правому диверсанту – для того, чтобы остальным было необходимо сначала повернуться влево, а не вправо.

Доли

секунды,

но

они

могут

стать

критическими. Кавана был за последними деревьями, буквально в десяти метров от обочины. И в этот момент под его ногой

хрустнула

ветка.

Ближайший

диверсант

повернулся и окликнул его. Ждать было нельзя ни секунды. Патрик вырвал кольцо и бросил гранату. Затем, нырнув вниз, без промедления бросил вторую – в сторону

второго,

более

дальнего

диверсанта,

стоящего на обочине. И тут же, как только волна осколков разлетелась, послал несколько очередей в ближайшее дымное облако. Как только дым отнесло ночным ветром, Патрик увидел одного диверсанта, лежащего на

месте

взрыва и второго, корчащегося чуть дальше. Третий был серьёзно ранен осколками. Но четвёртый, судя по всему, остался жив и здоров – в сторону Кавана раздалось две коротких очереди из-за полицейской машины. Ветки, сбитые пулями, упали Патрику на 191

голову. Патрик сполз вниз, в какую-то сухую канаву, и пополз по

ней,

чтобы

подобраться

ко

второму

углу.

Диверсант залёг на обочине, поливая короткими очередями ближайшие кусты. Потом в том месте, где Патрик был раньше, раздался взрыв – противник бросил гранату. Кавана прополз ещё несколько метров, прежде чем упёрся в конец канавы, заросший кустами. Очень медленно он подтянулся к краю и, прячась за стволом молодой осины, выглянул на дорогу. На стороне Патрика было преимущество. Он сам был виден плохо, в то время как противник лежал под сияющими огнями. К тому же тот полагал, что оппонент остаётся в дальнем углу от него и, возможно, ранен или убит, пострадав от гранаты и пуль. Тщательно прицелившись в лежащего солдата в полицейской

форме,

Кавана

дал

несколько

одиночных выстрелов в лежащую прямо перед ним мишень. Диверсант сильно дёрнулся – в него явно попала одна из выпущенных пуль. Но он ещё был 192

способен

сопротивляться.

выстрелил в

Подняв

автомат,

тот

место, где он только что увидел

вспышки. Осинка разлетелась в щепки. Патрик на мгновение «нырнув» в канаву, вынырнул в метре

от

своего

предыдущего

места

снова

выстрелил. В этот момент он увидел, что противник вырвал кольцо и собирается метнуть гранату. Сейчас или никогда! Кавана

стрелял

наверняка,

как

школе

сил

специального назначения. Сначала рука с гранатой дрогнула и опала, как плеть. Затем тело дёрнулось несколько

раз

–

диверсант

получил

несколько

ранений. Но счёт шёл на доли секунды – и Кавана упал в канаву, закрыв голову руками.

193

194

Глава тридцать седьмая. На обочине ухнуло. Граната! Над головой пролетели осколки, срубая ветки и кору стволов. Патрик прополз ещё метр и осторожно приподнял голову, скрываясь за кустами. На том месте, где только что лежал диверсант, было настоящее кровавое месиво, освещаемое яркими огнями мигалки. Так… Трое убиты, один тяжело ранен. Нет, раненый лежит без движения. Сейчас проверим… Кавана осторожно вылез из канавы и двинулся в сторону дороги. Раненый не шевельнулся. На всякий случай Патрик поднял автомат и несколько раз выстрелил в лежащее тело. Диверсант дёрнулся и застыл в неестественной позе. Вот теперь всё точно кончено. Кавана обошёл всех убитых, ещё раз проверяя их состояние. Все готовы. Теперь можно улучшить экипировку , запастись патронами и ехать. Ехать… Но куда? Патрик

осматривал

«трофеи» 195

одновременно

размышлял. В том направлении, которое выбрал таксист, сейчас гремело вовсю. Ехать туда было нельзя. Это будет настоящее самоубийство! Следует вернуться в Киев, там сразу не захватят. Зеленскому предложили бежать – но он остался. Киев будет стоять – если его не окружить. Окружить большой город?

Пусть попробуют. Но

стараться

его

покинуть.

лучше сейчас не Достаточно

двух

столкновений. Более чем достаточно. В самом Киеве, судя по увиденной им сожжённой машине, тоже не всё спокойно. Главное чтобы не было коллапса, как в Афганистане. Но здесь нет «смелых» войск НАТО и «решительных» западных политиков за их спиной. Решено – возвращаться. Патрик

занялся

своей

экипировкой.

Подобрал

наилучший шлем с визором, кобуры для пистолетов. Снял с трупа и нацепил на себя бронежилет, разгрузку, куда запихнул несколько полных рожков с патронами и обоймы для пистолетов. Прицепил к поясу гранаты. Удобно расположил нож. Всё. Теперь следует разобраться с машиной, застрявшей в кустах. Патрик вернулся в лес. В этот момент на него 196

неожиданно выскочил напуганный человек и стал кричать: – Герой! Терминатор! Кавана вздрогнул и отшатнулся. Наконец, в свете мигающих

синих

огней,

он

различил

таксиста.

Хорошо что не выстрелил! – А… – протянул Патрик. -- Мне нужна твоя машина. – Машина всё… Аллес. Не может ехать по лесу, – стал объяснять водитель, то и дело вздыхая. – Застряла. Покрышки – того... – Багаж? – вспомнил Кавана. – Ну, это… Багаж есть. О! – вдруг воскликнул таксист. – Да мы ж на полицейской машине поедем! Оживившись, он вытащил из своей машины всё ценное, включая чемодан и сумку Патрика. Вместе они донесли это добро до обочины. – Ну ты вообще! Мужик! Супермен! – воскликнул водитель, осмотрев место недавнего боя. – Фашисты! – добавил он, смачно сплюнув на один из трупов. Потом, деловито подобрав всё оставшееся оружие, таксист загрузил вещи в полицейский джип. Затем он нацепил на себя отражающий жилет полицейского, 197

взял каску, бронежилет и автомат. Патрик к этому времени уже сел за руль. Сам джип был посечён осколками, местами пробит пулями, но, в остальном, был в порядке. Бак и трубки не затронуло, тормоза и гидравлика работали. Можно было двигаться. Таксист набрал что-то на навигаторе. – Поехали! – махнул он рукой Патрику. – А машина? – Кавана показал в лес. – Потом, приеду с друзьями, – пожал плечами таксист. --- Кто её возьмёт? –

Ладно,

поехали,

–

согласился

Патрик.

–

Возвращаемся. В ту же гостиницу. – Какую гостиницу? – удивился таксист. – Сначала в Житомир! – Нет, не Житомир, – отрицательно покачал головой Кавана. – Назад, В Киев. – Он показал рукой вперёд – там бой. Туда нельзя. Опасно. – Ну… Если уж ты сам говоришь, что опасно… – Таксист колебался. – А деньги? Ты же заплатил! – Оставь себе. С твоей машиной проблемы. Нужен ремонт. 198

– Ладно, что уж там, – махнул рукой водитель. – Не в деньгах дело. Хорошо что живы! Они тронулись. Патрик решил не выключать мигалки – мало ли что! Так, сияя огнями, они помчались по шоссе назад, в сторону Киева. Патрик шёл на максимальной скорости – чтобы не стать мишенью для других диверсантов. На блокпосту таксист даже включил сирену, и они промчались, светясь, как гирлянда, и оглашая окрестности рёвом и визгом. Ктото из охранявших блокпост попытался махнуть им рукой, но Патрик только прибавил скорость до максимально

возможной

данной

ситуации.

Объясняться ему не хотелось. Минут через десять вдруг ожила рация. Кто-то говорил по-украински. Таксист не растерялся и ответил. В течение пяти минут он что-то объяснял, то и дело произнося слова вроде понятных Патрику «терминатор» и «блокбастер». Наконец, закончив переговоры, он потыкал в навигатор и, переключив его на английский, пояснил: – Нам надо подъехать в полицию. – Зачем? – без особых эмоций поинтересовался 199

Патрик. – Отдать машину. Оружие. Ну и вообще. Рассказать. – Арест? – Нет! Никакого ареста! – неподдельно возмутился таксист. – Ты герой! Просто порядок. – Ладно, порядок есть порядок. – согласился Кавана. – Тогда едем с навигатором. Он скажет. Патрик промолчал. Ехать в полицию ему не хотелось, но иного выхода он не видел. Свидетель сидит с ним рядом, и он вряд ли настроен создавать какие-то проблемы. Скорее наоборот, его жизнь спасена благодаря действиям Кавана. Тем лучше. Спасение таксистов – его вторая профессия. За несколько километров до въезда в Киев таксист вдруг закричал: – Стой! Остановись! Патрик

резко

ударил

по

тормозам.

Машина

остановилась, взвизгнув колёсами и прочертив на асфальте

чёрные

полосы.

Таксист

выбежал

из

машины и побежал назад. Патрик дал задний ход и подъехал следом. – Во! Смотри! – таксист показал странный знак, 200

нарисованный светящейся краской прямо на обочине. – Это русские сделали! Кавана понял, что речь идёт о каких-то обозначениях, маркировке для тех, кто планировал двигаться на Киев с юго-востока. Таксист тем временем попытался стереть краску, но у него не получилось. Тогда он стал забрасывать краску песком и землёй с обочины. Закончив, он сел назад в машину и удовлетворенно произнёс: – Сделано. Закопал русскую картинку. Через двадцать минут они подкатили в большому полицейскому участку. – Я сейчас! Таксист выскочил первым и побежал внутрь, забыв оставить оружие. Его остановили, опросили. Потом к ним подошли несколько полицейских. Таксист всё время что-то объяснял. Наконец их пригласили внутрь, где предложили чай. Заниматься с ними долго ни у кого не было времени, и ситуация разрешилась довольно быстро. Патрик остался в полицейском участке до утра. Ехать ему было особенно некуда. Перед сном он послал 201

Бену сообщение: «Я решил остаться».

202

203

204

Глава тридцать восьмая. Днём двадцать седьмого марта зазвонил телефон. Кавана,

отвлечённый

звонком

от

просмотра

интернета, посмотрел кто звонит. Это был Бен. – Доброе утро, Бенни, – произнёс он. – Доброе? – откликнулся Садекки. – Может быть. Я, правда, так не думаю. Но у меня есть новости. – Какие ещё новости? Мне новостей более чем достаточно. – Ещё бы. И поэтому ты решил остаться? Зачем? – Как тебе объяснить… Я попытался выехать из Киева. Но не получилось. – Как не получилось? – Так. Детали расскажу потом. Легче остаться, чем выехать. Я проверял. Патрик потёр рану на голове. – Верю. Понимаю. Поэтому новость для тебя. Так вот…

Украина

создаёт

иностранный

корпус!

сегодняшнего дня! Я сам сразу же хотел обратиться в украинское посольство, но сначала решил позвонить тебе. 205

– Разумно. – Ещё бы. До меня вдруг стало доходить – это начало Третьей мировой! – Ты гений, Бен. –

Оставь

себе

свою

язвительность,

Пат.

Ты

понимаешь, что Россия самая сильная страна в ядерном отношении? – Нет. Совершенно не понимаю. Даже представить себе не могу. По заявленным вооружениям – да. По реальным – кто же знает? – Не веришь статистике? – Не верю аналитикам. Ты знаешь, Бен, они же собирались захватить Киев с налёту. И вообще всё. Всю страну. Но какими силами? Помнишь штурм кишлака по дороге на перевал Саланг? Сколько мы собрали сил против тамошнего Талибана! А тут Киев, огромный город. Никаких шансов. – А Кабул? – Бен, Кабул никто не собирался защищать, ты же знаешь. Афганская армия рухнула, а мы просто... – Сбежали. – Слиняли. Смылись. После двадцати лет! 206

– Ну и? Пат! Разве «Абрамсы» идут на помощь? Разве НАТО ударило русским во фланг? Даже и сбегать не надо! – Ты просто не представляешь, какой здесь дух, Бенни. Простые таксисты готовы воевать. Люди стоят в очередях – чтобы попасть в армию или их аналог республиканской гвардии. Женщины! Старики! Дети! Никто не сбежит, если он не тот, кому лучше уехать. Патриоты! Не могу тебе описать. И я решил остаться. – Да, что тут скажешь… Могу понять. Особенно когда видишь всё происходящее. Вас бомбят, Пат? – Есть такое. Но самая большая проблема – диверсанты.

силы

специального

назначения.

Постоянно идут перестрелки в городе. Я тут тоже знакомлюсь с обстановкой, прямо и непосредственно. – Кавана осторожно потёр рану. – Ну а если ударят ядерным оружием? Есть бомбоубежища? – Кое-какие есть. Но они не ударят, Бен. – Почему ты так уверен? – Потому что они пришли сюда завоёвывать. Им не нужен ядерный очаг. Чернобыль покажется детской 207

невинной шуткой. Нет, не ударят. – Ну а по другим странам? Ляпнут одной ракетой – а потом неуклюже извинятся. – Одну собьют. – Ну двумя. И туда, где не собьют. – Тогда НАТО пересмотрит свою позицию мгновенно. Это будет почище одиннадцатого сентября. Скрутят все финансы и всю торговлю. Никакой Китай не подпишется под под такой атакой. Это блеф, Бен. –

Ну

хорошо,

Пат,

если

они

ударят

всем

потенциалом? Они же готовились. – Не ударят. Сам подумай – куда они выйдут из своих бункеров? В ядерную пустыню? Тогда зачем всё это? Кто проверял эти бункеры? Эту вентиляцию, систему водоснабжения и прочую чепуху? Они же сдохнут сами! Или перестреляются в своей консервной банке. Суперблеф. Нет. Они надеются на то, что мы испугаемся. Поэтому я не хочу даже думать об этих глупостях. И собираюсь им показать, на что способен. – Понятно. Ты идёшь в легион? – Да. Приезжай для компании. И привези игрушки для себя и для меня. Тут таких нет. 208

– Совсем ничего нет? Только русские железки? – Смотри, Бен. «Джавелины» и «Стингеры» есть. Коекакое другое знакомое нам железо. Но выбор ограничен. Мне же нужны мои любимые штуковины. Ты знаешь. – Город в Италии? – Неподалёку от Рима. И прочие штуки. Ночные очки. И другие очёчки. – Хорошо, Пат… Ну, опустим. Ты не допускаешь, что Украину раздавят как орех уже через короткое время? И нас вместе с ней. – Смотри, Бен. Украина не такая. Большая страна, для её успешной оккупации требуются миллионы солдат. Они надеются на коллаборационистов – но таких много не будет. – Армия Украины слабая, Пат. Конечно же не талибы, но, всё-таки, куда им против русских! – Русские понятны украинцам лучше, чем мне и тебе. Восемь лет они препираются на юго-востоке – и у русских ничего не получается. Вот они и тут упёрлись рогом. – Ну а качество вооружения, Пат! Русская армия 209

перевооружилась. А украинские силы явно не очень снабжены. –

Смотри,

Бенни.

Афганистане

«Абрамс»

выдерживал прямое попадание русского гранатомёта. А зеркальной ситуации с другой стороны нет. Сегодня «Н-Лоу»

или

«Джавелин»

сожгут

любую

бронированную машину. Новейшие русские Т-90 превращаются в обугленные остовы. Башни отрывает как лапки у мухи. Самоходные гаубицы. Ракетные комплексы – всё превращается в кучу обгоревшего железа. Интенсивность боёв вообще несравнима с Афганистаном

или

Ираком.

что

будет

противовоздушными средствами? Самолёты очень дорогие. Их сшибают без конца. Как и вертолёты. Противокорабельные ракеты «Нептун», украинская разработка, могут поразить весьма дорогие корыта, и не просто поразить, но и потопить их. Кто сегодня сильный?

Русские?

Пусть

лезут,

если

им

так

нравится. – Хм… Убедил. Но не совсем. – А что ты ещё хочешь, Бен? Посмотри новости. Видео. Русских лупят в хвост и в гриву. Если хочешь, 210

я тебе скину ссылочки и фотографии. – Нет времени, Пат. Я буду собираться. Игрушки так просто не подхватишь. Да и волочить их через границу не слишком удобно. У меня другой вопрос – что сказать нашему общему родственнику? – Ничего. Мы в отпуске. Никаких ограничений отпуска по времени нет. – Этакая свобода… Хорошо, Пат. Дам тебе знать. Держись. – Бывай.

211

212

Глава тридцать девятая. «Анцио» – отличный инструмент, особенно если знаешь как с ним обращаться. Человеку лучше не становиться на пути. Особенно если боеприпас – «Вулкан». Бронежилет может помочь, особенно от обычной пули, но здесь даже удар в керамику делает последующую жизнь значительно отличающейся от всей предыдущей. Значительно. Если она будет. А если речь идёт о бронированной машине, то для такой пульки укреплённое стекло мало отличается от так называемой брони. Водитель не имеет шансов, как и командир, сидящий с ним рядом. Но оглобля, конечно же, изрядная, с ней по лесу просто так не побегаешь.

Несколько

десятков

килограммов

размер с большую ростовую швабру несколько ограничивает возможности. Но на два-три километра эта штука бьёт как молотком. Иногда по голове, порой по колёсам. За истёкшие недели на счету Патрика набежало не менее трёх десятков целей. Бронемашины, грузовики снабжения,

цистерны.

Особенно 213

приятно

было

сделать аккуратную, но большую дыру в зенитном вооружении

или

средствах

радиоэлектронной

борьбы. Вроде бы повреждение невелико, а работать штуковина уже не будет. И отремонтировать такую вещь на поле боя чаще всего не получается -- если правильно попасть. Не залатать. Мечтой

было

довелось.

поразить в

вертолёт.

качестве

Но

пока

процентов

на

не этом

специфическом счету образовалось изрядное число офицеров и всяческих спецов: несколько снайперов, операторов сложной техники и ранее чрезвычайно ловких бойцов особых подразделений. Протащить такой контрабас через границу стоило Бену

неимоверных

добровольцев,

усилий.

особенно

«инструментами».

Но

Варшава

принимала

«музыкантов»,

довезти

их

туда

даже

стоило

немалых усилий. Отдельная головная боль была присоединиться к уже действующему «оркестру» в самой Украине. Но, после всех перипетий, Бен всё же доехал со

своим

багажом

и «подарками» для

Патрика. Теперь Бен «играл» в квартете довольно важную 214

партию –

на

«Джавелине». Не

менее

десятка

бронемашин и с пяток танков он сжёг удачными выстрелами из гранатомётов. Кроме него там были Мэт Соулби из Канады, «дикий гусь», британец Ник Фаррон,

ранее

военнослужащий

шотландских

стрелков и австралиец Стив Морсби, боец морского спецназа CDT и заядлый сёрфингист. Они «работали» вокруг Ирпеня и Бучи, преимущественно ранним утром и в вечерних сумерках. Патрик же предпочитал ночное время, для чего имел ночные прицелы высокого разрешения. Таскать на себе двухметровую штангу был отдельный спорт, и он приспособил

себе

«инструмента».

тележку

Другие

для

перекатывания

«музыканты»

нередко

засматривались на его «контрабас» до такой степени, что он стал рутинно маскировать его ветками и маскировочными сетками. Сам Патрик много времени тратил на маскировочные костюмы, специальные предметы, вплетённые в несколько сеток, всяческие щитки и имитаторы кочек и пней. Несколько раз на него натыкались ночные группы поиска некоторых вольных «исполнителей» – 215

для этого пришлось выучить не только слоган «Слава Украине» и отзыв на него, но всяческие уникальные словечки, вроде «паляныца». Последнее слово он произносил со своеобразным американским флёром, как и пароли, сменяемые в зоне боевых действий довольно часто. Сейчас

Патрик

охотится

на

крупного

зверя

–

генерала, которого он засёк несколько дней назад. Этот «Пузырь», как назвал его для себя Патрик, обладал

довольно

заметным

животом,

хорошо

видимым в ночной прицел. Он мелькнул однажды возле крупного узла связи – ближе подобраться не получалось. Кавана, выяснявший подробности всей информации, связанной с командованием русских сил на этом направлении, знал о присутствии здесь очень похожего на «Пузыря» субъекта с именем, званием и послужным списком. Все эти подробности Патрика, в общем-то, волновали мало. Его больше интересовала возможность поймать цель и аккуратно проколоть патроном «Вулкана». Вот и сейчас он сидел в полутора километрах от уже проверенного места и ждал. Ждал так, как может 216

ждать только серьёзный снайпер. Со снайпером не может сравниться ни родственник, ни врач, ни животное на охоте. А снайпер с большой «Анцио» выделяется даже на фоне всех остальных серьёзных снайперов – ведь скрыть местопребывание после такого выстрела довольно трудно, особенно ночью. Пламегаситель

не

может

спрятать

выстрел

двадцатимиллиметрового ружья, а грохот невозможно скрыть соответствующим глушителем. Звук конечно же рассеется среди сосен и елей, но его направление будет определено. Достаточно накрыть такое место вокруг

снайперского

«схрона»

из

миномётов

стрелкового оружия, чтобы сделать жизнь охотника затруднительной. Раненому снайперу, работающему в одиночку,

придётся

нелегко.

убежать

со

стреляющей штангой по лесу не так-то просто, особенно если ещё и стараться не выдавать себя. Поэтому,

хотя

наблюдателю,

ночь

выдаёт

«Анцио»

всё

место равно

выстрела лучше

использовать в темноте. Во-первых, кто внимательно осматривает

окрестности

на

предмет

вспышек?

Стоящий на посту солдатик? Офицер, вышедший из 217

штаба

покурить?

Шляющийся

личный

состав,

прячущийся от сержантов и младших офицеров? Местные жители? Опасность есть, но уйти с места проще именно ночью. А прийти на место охоты следует как раз днём. Или рано утром – когда спят все, даже самые лучшие солдаты

на

посту.

Кроме

тех,

кто

получил

специальное задание, конечно же. Следует изучить место в хорошую оптику при свете дня. А потом ещё и при ночной оптике. Затем желательно сделать серию снимков

видеороликов

этого

места,

чтобы

подготовить маскировочный материал. Далее было бы неплохо создать макет укрытия и окружающих кочек, чтобы поместить туда своё чучело. Сначала чучело.

Затем

чучело

палкой,

имитирующей

инструмент, и поместить на предполагаемое место засады – чтобы наблюдатели привыкли к очертаниям. И лишь после всего этого выбрать подходящий момент боевой активности и расположиться «на точке» самому. Кавана готовился очень старательно, проделав все необходимые действия. Потом тщательно подобрал 218

время и прогноз погоды, после чего стал ждать. И вот однажды,

холодной

осторожно

прошёл

маршруту

со

всеми

«инструментом»,

мартовской по

ночью,

заранее

своими

боеприпасами,

Патрик

выверенному

причиндалами

–

дополнительным

автоматическим оружием, гранатами, специальным питьём и тщательно подобранным питанием. По старинке пришлось надеть взрослый памперс – найти их в Киеве во время войны было нелегко, но Патрику помогли. Бронежилет он решил не брать. Сковывает. Жмёт во время долгого лежания. Добавляет вес во время отступления. К тому же не совсем понятно, насколько жилет пригодится. Шлем он оставил, как и защитные очки. Но в момент нахождения на позиции очки следует снять – во избежание даже малейших бликов. Оставалось ждать.

219

220

Глава сороковая. Было темно. Очень темно. Тёмное небо, тёмный лес. Мартовский

мрак

под

Киевом.

Мрак

войны

средневекового варварства в европейской стране. Украина настоящая

стала

границей,

Европа,

где

Запад,

заканчивается

цивилизация.

Не

Казахстан, не Монголия, не дальневосточная граница России и Китая, не Курильские острова. Нет, Европа, запад, цивилизация заканчиваются здесь, между Бучей и Гостомелем. Как римский легионер на фронтире, вглядывающийся в густые германские леса. Как китайский часовой на стене, глядящий в бесконечную степь. И он, Патрик, сейчас смотрит из цивилизации двадцать первого века во тьму веков прошлого, во тьму варварства. Смотрит через прибор ночного видения. Смотрит через прицел. Потому что другого взгляда на происходящее сейчас быть не может. За

прошедшие

недели

Кавана

насмотрелся

на

русских бойцов. Кого он только не видел в своём прицеле! Сопливых пареньков, загнанных на войну 221

как во Вьетнам. Мордатых мужиков на контракте, пришедших добывать деньги. Офицеров, мечтающих получить

ещё

звёзды

на

погоны.

Бородатых

кадыровцев, предпочитающих позировать с оружием друг перед другом и без конца кричащих «Аллах акбар!»,

«Рамзан

акбар!»

прочие

кричалки,

напоминающие афганские реалии. Были и настоящие головорезы, которых Патрик уже видел когда-то, на Мадагаскаре и на острове в Южной Атлантике. Это были матёрые твари, покрытые очень своеобразными

наколками,

прошедшие

Африку,

Сирию, имеющие опыт не только войны, но и кровавых пыток пленных. Иногда Патрик позволял себе отстрелить одного-двух таких животных, но всё же чаще предпочитал цели покрупнее. Вот и сейчас он ждал появление «Пузыря». Ему сообщили, что эта шишка действительно прибыла снова. Засекли радиопереговоры этого типа с другими такими же. Но точнее никто ничего не мог сказать. Следовало

следить

за

перемещением

штабных

машин, обращать внимание на суету заместителей и других

прикомандированных 222

офицеров,

роение

связистов. Антенны, замаскированные ветвями и лапником,

возносились

блиндажа,

закрытого

возле

возведённого

маскировочной

сеткой

растительностью. Будь у Патрика взвод подготовленных ребят, они бы просто накрыли это русское гнездо и прихлопнули бы всех.

Бен

вообще

предпочитал

дать

залп

из

миномётов и гранатомётов. Но как потом определить эффект?

Как

приблизиться

на

достаточное

расстояние? Как пройти через боевые порядки и вернуться

без

потерь

без

следов

пребывания? Нет, только снайпер. Только «Анцио». В лесу никто из непрофессионалов,

даже

большим

военным

опытом, не поверит в возможность выстрелить на километр. А больше километра? Никто не поверит! Даже снайпер! Но настоящий стрелок, знающий секреты и мощность «Анцио», понимает истинные возможности. Помогает некоторая всхолмленность. Очень помогает. Эти

ребята

проморгали

доминирующий

над

заросший

ложбиной, 223

лесом

холм,

которой

расположился штаб. Нет спрятались они неплохо, совсем неплохо. С воздуха видно довольно мало, а если идти по лесу, то в ложбину особенно не заглянешь. Но под определённым углом можно было увидеть кое-какую возню в овраге. А если ещё подобрать самый правильный угол и воспользоваться очень хорошей оптикой, то шансы на вылавливание цели резко увеличиваются. Сейчас Патрик сидел под настоящей копной травы и под

очень

натуралистическим

макетом

пня,

поросшего молодыми побегами и мхом. Коряга, обвешанная клочьями лишайника, была направлена туда, куда ей и следовало быть направленной – в сторону входа в сам штаб. Охрана торчала в давно отмеченных местах – формально правильно, но в реальности вовсе не там, где ей бы следовало находиться. Русские

вообще

удивляли

Патрика

своей

приверженностью к своим старым уставам. Они строили колонны по книге, разбивали лагерь по книге и наступали по книге. Но очень старой книге!

Нет,

Сунь Цзы, Клаузевиц и другие теоретики военного 224

дела тоже покачали бы головами. Но любители уставов,

слепого

выполнения

инструкций

солдафонства им бы рукоплескали. Так, один пост находился прямо перед густыми зарослями. Что там может увидеть часовой? Только заросли. Второй торчал за деревьями на другом углу, на краю оврага, но довольно хорошо заметный стороннему наблюдателю. Третий вообще сидел впереди, на склоне, вроде бы замаскированный. Но иногда заступающие позволяли себе покуривать, чем обнаруживали себя, и даже спать на посту – место мало проверялось офицерами. Всё это Патрик определил за долгие дни и ночи наблюдения. Он изучил времена смены караула, появления и исчезновения старших офицеров в штабе

«кухни».

распорядка Сейчас

работы

Кавана

всей

окружающей

определил,

что

его

потенциальная добыча на месте – весь график сбился и сдвинулся на ночь. Эта ночная птица явно залетела сюда неспроста. Они что-то замышляли. Впрочем, всё это было ясно и по активности радиоточки. 225

Патрик сидел уже третьи сутки. Ночами было очень холодно. Пришлось достать особую обувь и костюм с подогревом – но надёжный, а не экспериментальную разработку. И всё равно было очень неуютно. К тому же

долгое

пребывание

памперсе

доставляло

дополнительные неудобства. Была и ещё одна проблемка. Тепло можно было засечь с помощью тепловизора. Для маскировки приходилось создавать значительную теплоизоляцию, в том числе сильно закрывать лицо, оставляя только канал для своего ночного прицела. Маскировка была приличная, Патрик проверял. Но был и ещё один нюанс – русские не проводили постоянную проверку окрестностей с помощью тепловизоров.

Это очень

помогало. Мелькали офицеры, связисты, денщики и другая мелкота

поменьше.

длительного ожидания,

вот

наконец-то,

после

появился его драгоценный

«Пузырь». Он, видимо, упарился в процессе своей штабной работы, и вышел

из

своего логова на

воздух – ночь была тёмная, воздух свежий, час глухой. 226

Патрик напрягся. Но «Пузырь» ещё несколько раз входил и выходил. В какую-то минуту он задержался с двумя другими офицерами у входа. Живот «Пузыря» торчал очень заметно. Был соблазн

всадить ему

пулю в его мерзкую голову – но живот был гораздо больше. Единственное, постоянно

мешали

двое

других офицеров помельче – полковников или кого-то подобных. Патрик весь слился с «инструментом», но идеальной возможности никак не возникало. Когда стало ясно, что выбирать не приходится, Патрик выстрелил. На

мгновение

он

задержался,

чтобы

оценить

обстановку. «Пузырь», судя по всему, лопнул.

Но

выстрел явно задел и второго офицера. Переполох у входа в штаб был невероятный, но разглядывать эту красоту не было времени. Кавана отполз со своего места и, перевалив гребень холма,

направился

расположение

по

«своих».

выверенной За

собой

тропе он

катил

«инструмент». Сзади даже не выстрелили. Они просто не знали куда. 227

228

Глава сорок первая. Патрик посмотрел в окно и выпил ещё полстакана. Спирт, разведённый водой, обжигал, но не пьянил. Мир был отчётлив, резок и бескомпромиссен. От всего этого хотелось отвернуться, но никак не получалось. Трупы замученных гражданских он видел не однажды. Ничего нового в этом не было. Абсолютно ничего. Но вдруг, когда русские позорно убрались из-под Киева, в нём что-то размягчилось. И не только в нём. Их подразделение стояло в том же ирпеньском доме. Бои прекратились. Часть добровольцев, в частности бразильцы, готовились к переброске под Харьков. Их же

подразделению,

военным

специалистам

большим стажем, воевавшим днём и ночью, давали полноценный отдых, не торопили. К тому же русские никак не могли собрать ударный кулак, предпочитая тыкать пальцами колонн в разных направлениях. Каждый находил свой способ переключения. Кто-то методично чистил оружие и подправлял снаряжение. Другие активно помогали гражданским службам. 229

Третьи засобирались домой – увиденное в Буче и вокруг неё шокировало их больше, чем сама война. Некоторые

пили,

как

Патрик.

Бен

изредка

присоединялся к нему, вместе с Девидом Голдом из Майями и новозеландцем из Ванаки, Стивом Мозеном по кличке «Киви». Они разливали по пластиковым стаканчика виски, джин, водку или тот же спирт, и подолгу рассказывали о своей прошлой жизни. Или просто добавить к тому, что попросту нельзя выразить словами? Именно

такое

утро

появился

Макс.

Жизнерадостный американец из Лос-Анджелеса, он весь светился улыбками. Сочувственно кивая во время обсуждений всех местных событий, он снова возвращался

состоянию

оптимистической

приподнятости. Точно так же вели себя новобранцы в первые дни после прибытия. Смеялись, нервно шутили, бодрились, скрывая за напускным боевым задором

страх

перед

неизвестностью

всегда

неожиданной войны. На него никто особенно не обращал внимания. Много тут таких Максов побывало. Кто-то сразу уехал, кто-то 230

потом. Немалое число, впрочем, осталось, и готово было воевать дальше – до Бучи. Нет, они знали про убитых гражданских, про насилие, даже про пытки. Про целиком разрушенные многоэтажные дома, с погребёнными

под

развалинами

семьями.

Про

массовые захоронения. Но масштабы того, что открылось после отступления этой варварской армии, поразили даже бывалых. Нелепая, тупая жестокость, пьяный кураж, дикий грабёж – и полное отсутствие нормальных офицеров – всё это шокировало. После этого следовало целиком изменить взгляд на мир. Тот самый мир, который зиял сожжёнными глазницами окон. Тот самый, который продолжал веселиться в ночных клубах. Тот самый, который платил России за её право насилия над ближними каждый день. Улучив момент, Макс положил ладонь на кулак Патрика и, не переставая улыбаться, тихо произнёс: – Вам привет от общего знакомого. – Знакомого? – Кавана не мигая посмотрел Максу в глаза. Улыбка весёлого собеседника теперь стала казаться маской, сползающей от взгляда. 231

пронзительного

– Да, – Макс показал на Бена. – Общего для нас знакомого. Я мог бы поговорить с вами о ваших успехах? – Можешь, – меланхолично откликнулся Садекки. – Тогда ничего, если мы выйдем на улицу? – Говори здесь, – ответил Патрик, стряхивая руку Макса. – Довольно сложно, – не меняя тона заметил Макс. – Речь идёт о шести нулях… – Что? – нахмурился Кавана. – Для каждого, – тихо добавил гость, переводя взгляд на Бена. – Поговорим, – ответил тот, поднимаясь. – Пошли, – хлопнул он Патрика по плечу. – Мне и здесь хорошо, – ответил Патрик. – То есть и так тошно на душе. – Но дело надёжное, – пояснил Макс, уже без улыбки. – Так я и здесь делаю дело. И очень важное дело. – Мы наслышаны о ваших подвигах. Но там цель гораздо

крупнее.

имеющая

непосредственное

отношение. – Да пошли, что тебе стоит? – вмешался Бен. – Не 232

захочешь – останешься. – Да, конечно, – сразу согласился Макс. – Это ваше право. – Ладно… – Патрик отодвинул недопитый стакан и встал. Они вышли на крыльцо. – Я не хочу вас уговаривать, – начал Макс, – Но контракт для нас очень хороший. Вам по шести нулям. Нам несколько больше, но такова природа нашей работы. – Я здесь нужнее, – упёрся Патрик. – Там очень специфический клиент. Здесь вам такого не найти. Покрупнее генерала с животом. – Знаете об этом? – посмотрел на собеседника Кавана. – Слухами земля полнится, – уклончиво ответил собеседник. Макс больше не улыбался. – Так а кто же? – спросил Бен. – Не могу вам дать детали. Но, уверяю вас, отсюда бы вы не дотянулись. – А откуда дотянулись бы? – живо поинтересовался 233

Патрик. – Для этого необходимо уехать. – Куда? – насторожился Кавана. – В Бухарест. – И в ответ на вопросительные взгляды пояснил: – Вас в Стамбуле ждёт Джон. – В Стамбуле… Русские переговоры? – быстро спросил Садекки. – Нет, не до такой степени! – оживился Макс. – В аэропорту

встретитесь,

потом

продолжите

путь.

Больше я сказать не могу. Да и не знаю всего. – Мы подумаем, – Патрик хотел вернуться в дом. – Так не получится, – покачал головой Макс. – Мне не просто нужен ответ. Я обязан передать ещё одну деталь – это последнее дело. – Почему? – остановился Патрик. – Точно так же не могу объяснить. Но оно буквально так и есть, я уверяю. – Как же мы узнаем? – Коллеги… – Макс нахмурился. – Вы можете мне не верить. Вы можете остаться. Вы можете прямо отказаться, но не оставаться. Всё что угодно – но детали я вам раскрыть не могу. И практически не 234

знаю их, как вам и сказал. Просто говорю всё как есть и как меня просили передать. Я же на работе. Мне стоило огромных усилий попасть сюда. Я собирался приехать две недели назад. Но меня несколько раз разворачивали на границе. В конце концов пришлось записаться в легион. Но под другим именем и с другим паспортом. – Макс по паспорту? – усмехнулся Садекки. – Это не имеет значения, – собеседник сделал небрежный

жест

рукой.

–

Важно

иное:

цель

экстракласса. Звезда первой величины. И премия – шесть нулей. – Что ты думаешь? – Бен посмотрел на Патрика. – Если что -- вернёмся, – пожал плечами Кавана.

235