ВАЛЕНТИНА КИСЕЛЁВА "ТРОПИНКАМИ ПАМЯТИ"

Валентина Киселёва

ТРОПИНКАМИ ПАМЯТИ

1

Киселёва Валентина Валентина Киселёва родилась на Украине. Раннее детство прошло в Полтавской области. Отец погиб во время Великой Отечественной войны. В 1949 году семья переехала в Литву по месту службы отчима. Здесь, в Каунасе, закончила 16 среднюю школу, затем Ленинградский финансово-экономический институт им. Вознесенского. Более 40 лет работала на текстильной фабрике «Дробе». Прошла путь от работницы ткацкого цеха до старшего бухгалтера. Замужем. Вырастила троих детей. Первый сборник стихов – «Стихи для сердца, для души» – вышел в 2012 году. В настоящем сборнике собраны в основном стихи 2013 – 2014 годов и рассказы о детстве.

2

Валентина Киселёва

ТРОПИНКАМИ ПАМЯТИ

PRINTĖJA Kaišiadorys, 2015 3

UDK 821.161.1(474.5)-94 Ki-195

© Валентина Киселёва, 2015

ISBN 978-609-445-293-2 4

От автора Как я написала эту книгу Холодный сырой декабрьский вечер. Новогодние праздники уже не за горами, поэтому я спешу поздравить родных и друзей с наступающим Рождеством и Новым годом. Включаю skype и вижу, что в сети моя подруга Регина. Позвонила ей, проговорили больше часа. Есть люди, с которыми время летит незаметно, но пора заканчивать. Прощаясь, Регина посетовала, что праздник будет неинтересным и ничем не запомнится.

– Хочешь, я расскажу тебе о Новогоднем празднике, который запомнился мне на всю жизнь?

– Конечно, рассказывай, – загорелась она. Я рассказала ей случай из своего детства, когда мы с мамой встретили Новый год на вокзале.

– Ты напиши рассказ об этом случае, ведь очень интересно.

– У меня таких «случаев» куча.

– Вот и запиши, – настаивала она. Прошло несколько дней, и Регина, позвонив по телефону, поинтересовалась, написала ли я рассказ.

– Уже пишу, – успокоила я ее, а сама подумала, может и правда написать. Так я написала первый рассказ. «Лиха беда начало!». В памяти всплывают рассказы, случаи моего детства. Когда мои дети узнали, что я пишу, они напомнили мне те истории, которые слышали от меня или сами были участниками. Я постаралась собрать все это в хронологическом порядке. Что у меня получилось – судить вам, дорогие мои читатели.

5

Тропинками памяти К тебе вернусь, поверь, вернусь когда-то Быть может дождиком, а может ветерком. Хочу послушать, как сейчас поют девчата, Как соловей щебечет под моим окном. Взглянуть на сад, что в белом цвете тонет И, устремившись ввысь, стоят там тополя – Ведь это все давно знакомо мне до боли. Ты – радость и любовь, Покровщина моя!

6

Мое босоногое детство Пирятин Говорят, что прошлое не возвращается. Это неправда. Оно всегда возвращается к нам в воспоминаниях и не только. Оно входит в нашу жизнь, как что-то родное, теплое, и мы охотно делимся им со своими близкими. И вот уже наши дети, впитавшие рассказы родителей, принимают и понимают наше прошлое как свое. И чем старше мы становимся, чем чаще посещают нас эти воспоминания, тем милее они для нас. Как не любить, не лелеять эти воспоминания! Они освежают и возвышают мою душу, и служат для меня источником лучших наслаждений, вызывают грустную, но всегда добрую улыбку. Многие недавние события забыты начисто, а эти воспоминания помнятся до мелочей, будто это произошло вчера, позавчера или, в крайнем случае, неделю тому назад. В детстве я почувствовала такую чистую, сильную и беззаветную любовь и сама любила всей своей сущностью, как любят только дети. Эта любовь всю жизнь подпитывает меня, дает мне силы пережить все невзгоды и верить в доброе начало в людях, верить, что добра на земле больше, чем зла, что жизнь прекрасна и удивительна. Длинный серый забор тянется бесконечно. Вдоль него узкая скользкая тропинка, по которой каждый день мы с мамой возвращаемся домой. Мама усталая и молчаливая, а я пытаюсь рассказать ей все детсадовские новости: у нас новая нянечка, она не ругается, что мы не спим днем, и даже разрешает шептаться 7

с Таней. Разговорам моим нет конца. Мама кивает головой и просит идти осторожно. Тропинка то и дело уходит изпод ног. Я ступаю в сторону, где под коркой прячется белый сыпучий снег. Он так и старается забраться ко мне в валенки, особенно в дырку на пятке, которую сделали калоши. Но все равно в валенках теплее, чем в ботиночках, которые теперь стоят под моей кроваткой. Наконец-то, мы дома. В комнате тепло и вкусно пахнет: тетя Галя уже приготовила ужин. Она приходит с работы раньше и успевает растопить плиту и пожарить картошечку – любимое наше лакомство. После ужина я забираюсь на кровать и слушаю радио. Вечером по радио мне всегда рассказывают сказки, одна интереснее другой. Но самые лучшие сказки знает мой дедушка. Убаюканная сказкой и теплом, я засыпаю и просыпаюсь от звонкого смеха. За столом сидит мама, тетя Галя и дядя Федя, он часто приходит к нам в гости. Тетя Галя снимает гитару, которая висит над её кроватью, и начинает потихонечку перебирать струны. Музыка тихая и спокойная. В комнате все приобретает какой-то сказочный вид. Звучит песня о бандуре и бандуристе. Я не знаю, что такое бандура, но спросить не могу. Веселая песня о Гандзе-молодице мне больше нравится. Мама и тетя Галя так красиво поют про черные брови и карие очи, что мне становится обидно – у тети Гали глаза карие (дядя Федя так всегда говорит), а у мамы зеленые. Но моя мамочка все равно самая красивая. Толстая коса, как корона, украшает ее голову, а черные брови, как нарисованные. Правда, на лице есть ямочки (мама говорила, что они у многих остались, кто переболел какой-то болезнью), но они мне тоже очень нравятся. И я снова засыпаю.

8

Зима закончилась так же внезапно, как и пришла. Я на празднике в нарядном платье, которое мама пошила из своего сарафана, читаю стихи, а потом мы с Таней танцуем, как балерины. С садика меня забирает баба Клава, мы идем гулять в город. Город наш очень большой. И название красивое – Пирятин. Я люблю с мамой ходить в парк, покататься на карусели или посмотреть кино. Но баба Клава туМоя мамочка самая да не пойдет – у неё болят ноги, и красивая мы идем в другой парк, у речки, это совсем недалеко от нашего дома. У входа в парк в киоске тетенька в белом халате продает мороженое. А самое главное – речка. Вода чистая, прозрачная, совсем не холодная. Я бегаю по песчаному берегу, а баба Клава читает книжку. Ну, конечно, нечаянно, но ноги уже мокрые, и баба Клава спешит увести меня домой. Белые носочки и сандалии у меня в руках. Мне весело, и я вприпрыжку бегу впереди. Вдруг, о Боже! Страшная боль пронзает мою ногу. Ужасный крик летит впереди меня. Я лежу на дорожке, а в моей ноге торчит бутылочное донышко. Баба Клава подхватывает меня на руки и бегом несет домой. Вдвоем с тетей Галей они вынимают стекло из моей ноги и заливают рану… керосином! Тетя Галя держит меня и что-то говорит, но я ничего не понимаю и не слышу. Мне очень больно! Когда приходит мама с дежурства, я уже обессиленная криком и болью, сплю и не вижу, как она плачет, а тетя Галя пытается успокоить ее, поит чаем.

9

И теперь я не хожу в садик! Нога, конечно, болит, но все кругом так заботливы и внимательны ко мне, что я даже не плачу, когда тетя Галя перевязывает мне ногу. Вечером мама говорит, что скоро к нам приедет дедушка. Мы ждем дедушку!

Дедушкины сапоги Проснувшись в субботу, я увидела, что мамы дома нет и очень расстроилась. Ведь мы собирались вместе пойти в магазин или на базар, а потом готовить что-нибудь особенное. Я не успела даже спросить тетю Галю, где мама, как в коридоре послышались шаги, и мамин голос кому-то говорит: «осторожно, здесь ступенька». Дверь открылась, и на пороге стоял мой дедушка! Я повисла у него на шее, а он гладил меня по голове и говорил какие-то ласковые слова.

– Да отпусти ты дедушку, дай ему раздеться и будем завтракать,– сказала мама. Дедушка снял фуражку (в селе все ходят в фуражках даже летом, чтобы солнце не напекло голову). Его пепельные волосы были коротко пострижены, а рыженькая бородка стала длиннее и светлее. Но самыми замечательными у дедушки – его уши большие и очень мягкие. Когда я сплю с ним, (а я всегда, при первой возможности спала с дедушкой), то не выпускаю его ухо из руки, пока не засыпаю. За столом я, конечно, села рядом с дедушкой и, не спуская с него глаз, слушала рассказ.

– До станции я добрался на подводе (телеге), из Осюков люди ехали на базар. В вокзале народу не очень много, ведь еще рано и все на базаре. Мать (бабушка, значит) положила в мешок яблок, четверть (трехлитровую бутыль) молока 10

и сапоги. Сапоги новые, я их купил по случаю, да они оказались мне малы. Велено было отдать тебе, может, ты здесь продашь кому-нибудь. Поставил я клунок (пол мешка) у стены, а сам пошел к кассе за билетом. Ну, сколько я там задержался, не больше пяти минут, а когда вернулся – клунок исчез. Кого я только ни спрашивал, никто не видел. И что я теперь скажу матери, попадет мне от нее, – сокрушался дедушка.

– Да Вы не горюйте, мы ей ничего не скажем, а деньги за сапоги я привезу, как приедем, – успокаивает его мама. Затем дедушка стал рассказывать маме деревенские новости, и они над чем-то весело смеялись, а мне жалко было яблок и молока, которые остались где-то на станции. Позавтракав, дедушка прилег отдохнуть, а я побежала к подружке, похвастаться, что ко мне приехал дедушка. Я рассказала подружке о дедушкином приезде, о том, что он потерял на вокзале яблоки и молоко, да еще эти сапоги. Взрослые удивлялись дедушкиной непосредственности – разве можно оставлять вещи без присмотра, да еще на вокзале? Теперь, когда ищут что-то безвозвратно утерянное на вопрос «где?», отвечаем: «Там, где дедушкины сапоги».

Новогодняя ночь На улице мороз. Береза во дворе стоит вся в серебряном уборе – иней украсил каждую веточку, сделал ее пушистой и сверкающей на солнце. Когда ветер пошевелит веточку, серебристые блестки летят, сверкая и переливаясь на солнце. Окна в нашей комнате покрыты красивыми узорами. Если подержать пальчик на стекле, получится пятнышко и 11

в него видно ветви березы. Но этого делать нельзя – мама заругает, да и жалко – цветы на стекле очень красивые. В комнате холодно, но печка не топится, а у дверей стоит швейная машинка и сумка – мы едем к дедушке на Новый год! Мама, как всегда, будет шить кофты и платья всей родне, а я гулять с дедушкой. Радости моей нет предела! Ехать надо поездом, а от поезда еще семь километров до деревни. Но дедушка приедет за нами на санях, и я буду управлять лошадкой! Я быстро одеваюсь, пью чай с булочкой и мы отправляемся на вокзал. На вокзале не протолкнуться. Все куда-то спешат, кричат, ругаются. Я крепко держу мамину руку, но подойти к кассе мы не можем, и я с любопытством оглядываюсь по сторонам. Огромные окна до потолка и широкие подоконники. Вдоль стен и на подоконниках сидят люди, стоят вещи. Впереди, прямо перед нами, огромное окно, над ним красивая штора и по бокам тоже красные красивые занавеси. Мы подошли ближе, и за окном я увидела знакомую девочку и тетю, очень похожую на мою маму.

– Мамочка, смотри, кто это там? – дернула я маму за руку.

– Да это же мы с тобой, а там – зеркало, – улыбнулась мама.

– Давай подойдем поближе, – попросила я, уж очень хотелось рассмотреть ту девочку – меня. Но проходившие люди загородили зеркало и помешали рассмотреть. Мы пошли дальше. Мама подвела меня к колонне, поставила машинку и велела сидеть на ней и никуда не ходить. У кассы очередь, и я вижу, как мама машет мне рукой. Но вдруг, о, ужас! Свет в зале гаснет и все погружается в 12

сумрак. Вокруг меня шум, все куда-то бегут, кричат. Мне кажется, что я кричу громче всех и боюсь оторваться от колонны и машинки. В ээтот момент чьи-то сильные руки поднимают меня над толпой. Дядя военный спрашивает, где мама, но я ничего не могу сказать и только плачу. Подхватив меня и машинку, он сквозь толпу проходит в другой зал, зал, ставит меня на табурет и начинает успокаивать: – Найдем мы твою маму, не плачь. То ли от его спокойного голоса, то ли от света, который внезапно зажегся, я успокаиваюсь и оглядываюсь вокруг. Где же мама? Мамы нигде не видно, а посередине зала стоит огромная нарядная елка. Такую большую елку я еще не видела! А на ней чего только нет! Яблоки, конфеты, печенье, хлопушки, шарики и пряники, а на вершине большая красная звезда! Вокруг много военных. Они обступают меня и угощают конфетами, сахаром, печеньем.

– Сейчас мы поищем твою маму, а ты расскажи нам стишок или спой песенку. Стихов и песенок я знаю много и рассказываю с удовольствием. Все дружно хлопают, а я, как настоящая артистка, красиво кланяюсь – так нас учили в садике. В это же время мама металась по вокзалу, искала девочку в зеленом пальтишке и в белой шапочке. И хотя уже горел свет, люди были возбуждены и испуганы. Никто не видел такой девочки, и мама в отчаянии попросила милиционера помочь ей. Вместе они обошли вокзал, но до зала для военнослужащих почему-то не дошли. Милиционер пошел к начальнику вокзала, чтобы объявить по радио о пропавшей девочке, а мама стояла и плакала. Пожилой военный с семьей, спешивший на поезд, 13

увидев плачущую женщину, спросил, что случилось. Услышав мамин прерывистый рассказ, он сказал, что такая девочка в воинском зале поет песенки и рассказывает стихи. Когда заплаканная мама, наконец-то, нашла меня, я с гордостью показала ей свои трофеи, а дяди военные всячески ее успокаивали, а меня хвалили – будет артисткой!

– Моя мама очень красиво поет, – неожиданно заявила я и все стали просить маму спеть что-нибудь. Но мама почему-то отказалась, сказала, что мы опоздаем на поезд.

– Так сегодня поезда уже ушли, следующий будет лишь через 6 часов, так что вам придется встречать Новый Год с нами, – сказал подошедший милиционер, довольный тем, что потерявшаяся девочка нашлась. Все снова зашумели и стали опять просить маму спеть. Выпив горячего чаю, принесенного кем-то из военных, мама успокоилась и согласилась петь, если ей будут помогать все. Вы бы слышали, какой у моей мамы голос! Высокий, звонкий, очень красивый, как и моя мама! И песен она знает много. Песни лились одна за другой. Уставшая, убаюканная ими, я уснула на руках у дяди. Проснулась я в поезде. Мама тормошила меня – скоро выходить, надо одеваться. На улице светло, кругом снег. Поезд останавливается возле красивого белого здания. Это наша станция. Мама несет машинку и тянет меня за руку, чтобы я шла быстрее. И вот мы в большом зале. Здесь светло и тихо. Людей совсем мало, и мы сразу видим спящего на скамейке дедушку. Он приехал вчера и, не встретив нас с вечернего поез14

да, остался ждать утреннего. Мама со слезами рассказывает дедушке о наших Новогодних приключениях, а я нетерпеливо жду, когда же поедем, где лошадка. Лошадка стоит в сарае у дедушкиных знакомых, а сани у ворот. Вокруг – снежные сугробы. Двор и дом тоже в снегу, как будто из новогодней сказки. Возле ворот стоит покрытая инеем ива. Она склоняется до самой земли и сторожит вход во двор. Кажется, сейчас выйдет Дед Мороз со Снегурочкой. Но выходит дедушка и приводит лошадку, которая сразу же покрывается инеем. Он усаживает нас в сани, закутывает меня в большой тулуп, мама укрывается одеялом, и мы отправляемся в путь.

– А когда я буду править лошадкой? – спрашиваю я у дедушки.

– Как выедем на прямую дорогу, вот тогда и сядешь на мое место, – успокаивает меня дедушка. В тулупе тепло, а кругом так красиво – деревья, как белые великаны, заблудившиеся в поле и утонувшие в снегу, даже трава стоит, как сказочный лес, заиндевелая и переливающаяся разными цветами на утреннем солнце. Заглядевшись, я незаметно Мы рады, что эта ночь уснула. Слишком длинной была для счастливо закончилась меня эта Новогодняя ночь.

15

Сиротка Там, в далеком детстве, все воспринимается проще и светлее. Утраты, беды волнуют, реакция на них бурная, но переносим мы их гораздо легче, беззаботно. Ведь сама жизнь кажется безграничной и таинственной, и ты ещё не знаешь, какие подарки она преподнесет и какие жертвы потребует от тебя. Зима выдалась очень холодная. Наложила белую мохнатую лапу на плечи заборов и головы домов, холодно поцеловала их стеклянные глаза, мимоходом коснулась голых деревьев, и, наконец, овладела всей природой. Садик наш закрыли. Все ходят тревожные и серьезные. Тетя Галя уехала в деревню, а мама работает очень долго, мне одной скучно и холодно. Пришла баба Клава, она почему-то плачет и гладит меня по головке. Я не люблю её такую, и мне тоже хочется плакать. Радио уже давно не работает. Идет война. Куда и зачем она идет, я, конечно, не знаю, но боюсь, как и все. Пришла еще одна соседка и, называя меня «сироткой», дала булочку с маком. Что такое «сиротка» я не знаю, да это и не важно, а булочка вкусная, и я с удовольствием ее скушала. Они о чем-то шептались, и все время смотрели на дверь – ждали маму. Наконец, дверь открылась и на пороге появилась замерзшая, вся в снегу, моя мамочка, как снегурочка. Я бросилась к ней, но она, увидев соседок, не раздеваясь, села на лавку. Лицо ее стало белым, как снег на воротнике пальто. Баба Клава тихо сказала ей: «Держись, дочка», – и, взяв меня за руку, увела к себе. В ее комнате тоже было холодно. Она налила мне полную чашку теплого компота с вишнями и все время что16

то говорила и плакала, а я слышала то ли крики, то ли песни доносились из коридора.

– Пей, я сейчас приду, – сказала бабушка Клава и вышла. Она очень долго не возвращалась, и я уже хотела идти домой, но дверь была заперта.

– Спать будешь у меня, маму вызвали на работу, – сказала она вернувшись. Укрыв меня теплым одеялом, она выключила свет. Спала я очень крепко и не слышала, когда и кто перенес меня в нашу комнату. В комнате было тепло. Мама лежала на кровати. Но не спала. Глаза у нее были красные и лицо какое-то незнакомое.

– Мамочка, ты не на работе? Ты болеешь? – засыпала я маму вопросами.

– Да, доченька, но скоро выздоровею, ты не бойся, – и она снова стала плакать, и я, конечно, тоже. И опять приходили соседки и плакали вместе с нами. Все они снова называли меня «сироткой».

– Мамочка, что такое «сиротка»? Почему все так говорят про меня? – пыталась я узнать у мамы, но она лишь громче плакала и не отвечала мне ничего. И вновь я у бабушки Клавы, но ночевать у нее я не захотела, и всю в слезах меня привели домой. Спали мы с мамой вместе на одной кровати, что бывало очень редко. Мама всегда переносила меня на мою постель. Когда я проснулась, мама сидела за столом, что-то читала и плакала.

– Мамочка, почему ты все время плачешь? Тебя бабушка Клава обидела? – со слезами на глазах спрашиваю я.

– Нет, доченька, меня никто не обидел. У нас с тобой большое горе – нет нашего папы,– и она снова залилась 17

слезами.

– Ну, так подождем, – успокаиваю я ее, – он скоро приедет. Надо только подождать и не плакать, так говорил мне дедушка, когда я ждала твоего приезда.

– Конечно, мы подождем, – тихо ответила мама, – но давай подождем его у дедушки с бабушкой. Через несколько дней мы уже собрались в дорогу. Бабушка Клава провожала нас до самого поезда, плакала и просила маму быть осторожной.

– Сейчас такое время, никому не доверяй и не отпускай девочку ни на шаг. Приедешь, напиши мне, я очень беспокоюсь, – наказывала она маме. И вот мы в поезде. Народу много, но у нас верхняя полка и я с удовольствием лежу и смотрю в окно. За окном красиво. Деревья и кусты покрыты снегом. Большой дом, а рядом с горки катаются дети – вот здорово! Некоторые смотрят на меня и машут рукой. Я им тоже машу рукой, а поезд все мчится и мчится вперед. За столиком сидят дядя и тетя, они едут в свою деревню. Мама сказала, как они выйдут, я смогу сидеть у окошка. Но мне и здесь хорошо и я совсем не переживаю – пусть они себе едут хоть до утра. Ехали мы недолго. Вдруг поезд затормозил и тихонечко остановился.

– Семафор закрыт, – сказал дядя и стал укладываться на полку полежать. За окном был снег и поле – далеко-далеко видно, но ничего интересного. Мне надоело смотреть на белое поле, и я уже возле мамы.

– Мам, скоро поедем? – нетерпеливо дергаю я ее за рукав.

– Наверное, скоро. Вот откроют семафор, и поедем. Что такое «семафор» я, конечно, не знаю, но понимаю, что надо ждать.

18

На верхней полке все же теплее и интереснее. Можно сверху смотреть на людей, которые все время ходят по вагону то вперед, то назад. Вот какая-то тетенька понесла стакан с чаем.

– Мамочка, а мы чай будем пить? – спрашиваю я.

– Будем, будем, только попозже, – отвечает мама. И я снова с любопытством наблюдаю за происходящим в вагоне. На улице уже стемнело, ничего не видно, а поезд все стоит. Кто-то сказал, что до утра поезд не пойдет, так как где-то взрывом повредило путь. Все очень расстроились, но назад не пойдешь и надо ждать до утра. Мама достала хлеб, принесла чай, и мы покушали.

– Теперь ложись и спи, а утром мы уже будем у дедушки, – сказала она, укрыв меня одеялом. Когда я проснулась, было светло. Многие уже встали, другие спали или просто лежали под одеялом, ведь в вагоне холодно.

– Мамочка, мы уже приехали? – спросила я.

– Нет, доченька, путь ремонтируют, поспи еще. Но спать мне не хотелось, а хотелось кушать, тем более, что дядя и тетя что-то кушали и пахло очень вкусно.

– Мамочка, а мы будем завтракать? – спросила я у мамы потихоньку.

– Сейчас я принесу чаю и у нас есть еще кусочек хлеба.

– А ты уже покушала? – спросила я.

– Конечно, я только что позавтракала, – ответила мама. Когда с хлебом и чаем было покончено, мама рассказала мне сказку. Сказок она знала много, и иногда рассказывала мне уже знакомую, ведь в детском садике нам тоже читали сказки. Но мама рассказывала совсем по-другому, и я с интересом слушала. После сказки стало веселее. Я 19

даже попыталась спеть песенку, но передумала, услышав, что кто-то плачет и, значит, надо сидеть смирно. На улице опять потемнело. Хочется кушать, но тот кусочек, что был оставлен «на потом», уже давно съеден. Чай тоже был без сахара и холодный. Дядя с тетей ужинали, и я прижалась лицом к маме, чтобы не смотреть на стол, где лежали яички, колбаска, хлеб и еще что-то. У мамы по щекам катились слезы, но она их не вытирала.

– Мамочка, не плачь, я не хочу кушать, я потерплю до дедушки, – успокаивала я ее, но слезы все равно катились и падали на платок, которым она меня укутывала.

– Отдай нам девочку, – вдруг сказала тетя, – ведь пропадете вы обе, а у нас детей нет, мы ее вырастим. Мама крепко прижала меня к себе и перестала плакать. Теперь заплакала я. А вдруг мама меня отдаст этой тете?

– Иди сюда, деточка, покушай с нами, – ласково сказала тетя. – Давай поедем к нам, у нас есть собачка и киса, будешь с ними играть. Я еще крепче прижалась к маме и зарылась в теплый платок.

– Как Вам не стыдно такое говорить, – сказала мама, – никто вам не отдаст своего ребенка.

– Ну, и глупая, пропадет она у тебя, – сказала тетя и отвернулась к окну. Я все громче плакала, мне совсем не хотелось «пропадать», как сказала тетя. В это время вагон дернулся и поезд поехал. Все облегченно вздохнули. Мама гладила меня по головке, успокаивая.

– Все будет хорошо. Скоро мы будем дома. Наплакавшись, под мерный стук колес я уснула.

20

Моя Покровщина!

На улице жарко и пыльно. В хату ходить не надо – бабушка занавесила окна темными платками, чтобы было темно и не жарко, и они с Соней машут ветками – выгоняют мух. Мухи вылетают на свет из темной хаты, а я жду, когда меня туда пустят, там прохладно и можно попить холодного молока, которое мы с бабушкой достали из погреба. Погреб – это особое место в каждом деревенском дворе. Вначале копают круглое, как колодец, глубокое отверстие – ствол. Земля там только сверху черная и мягкая, ее снимают отдельно. А дальше идет твердая глина. Местами она белая, местами желтая, но настолько твердая, что никаких колец-укреплений не надо. Дойдя до определенной глубины, в стороны роют несколько пещер. Все это просто вырезается из глины. Каждая пещера имеет свое назначение: в одной хранятся овощи – картофель, морковь, свекла. Все это бывает как свежее до нового урожая. В другой пещере – квашеная капуста, огурцы, помидоры, яблоки и 21

арбузы. Отдельная пещера для молока, молочных продуктов и соленого сала и мяса. В погреб опускается длинная деревянная лестница. Ходить туда без бабушки нельзя, но иногда она посылает за молоком Соню, а я ей помогаю. Помогаю я всем, как же без меня! Вот недавно помогала бабушке сажать лук. Луковички маленькие, круглые, но бабушка у каждой срезала верхушку. Я клала в бороздку луковички срезом вверх, чтобы луковичка росла. Пришла тетя Галя, наша соседка, и похвалила меня за то, что я так ровненько разложила лук. У нее такого лука нет, и бабушка попросила меня принести ей мисочку лука, который стоит в сенях.

– А зачем Вы обрезали луковицы? – спросила она у бабушки.

– Лук тогда всходит дружно, весь сразу, а не по одному, то там, то здесь, и сразу видишь, если луковичка испорчена, – засыпая бороздки, ответила бабушка.

– Приходи мне помогать, – приглашает меня тетя Галя.

– Нет, нам еще фасоль сажать надо, – отвечает за меня бабушка. Прошло несколько дней, и тетя Галя снова пришла к нам.

– Бабушка, а почему ваш лук уже весь взошел, а мой не всходит, – спросила она у моей бабушки, глянув на зеленеющую грядку лука, – ведь я посадила в тот же день? Мы с бабушкой пошли к ней в огород, и она показала черную грядку – ни одного перышка! Бабушка взяла палочку и стала ковырять землю, искать луковички. Луковички целые, совсем без корешков.

– Господи, что же ты наделала! Почему ты не спросила меня, где надо отрезать! Ведь ты срезала не верхушки, а корешки, как же он у тебя взойдет! Пойдем, у меня еще 22

осталось, я тебе дам луку, посади. Да только сейчас луна плохая, головок не будет, пойдет весь в перья, – вздыхает бабушка.

– Бабушка, разве луна бывает плохая или хорошая? Ведь она на небе, она Луна!

– Конечно, луна всегда хорошая, – ответилa бабушка. – Вот, если луна как половина колечка, и ты приставишь к ней пальчик, получится буква «Р», значит, луна «растет». Если в это время что-нибудь посадить, то оно будет расти вверх, будут хорошие перья, листочки. А чтобы были хорошие головки лука, чтобы выросла свекла и картошка, надо сажать, когда луна бывает как буква «С», тогда она старая, все растет в корень. Конечно, очень интересно! Какая умная у меня бабушка, даже про луну все знает! (Так я получала первые уроки по растениеводству). Подошла Соня – это мамина младшая сестра. Мне надо называть ее тетя, но она только на шесть лет меня старше и я никак не понимаю, какая она тетя. Она Соня, Сонечка, но не тетя. Да и она не сердится на меня за это. Мама уехала в город, а я с радостью осталась у дедушки. Я его самый главный помощник и не отстаю от него ни на шаг. Мне кажется, что, несмотря на разницу в возрасте, у нас с дедушкой много общего. Из-за этого сходства между нами и существовала взаимная привязанность. Днем мы с ним поливали огурцы, а потом ходили за коровой, которая паслась на болоте. На обед коров всегда пригоняли домой, ведь на улице жарко и мухи очень злые. Коровы сами бегут в сарай, где прохладно и темно, мухи их не видят и не кусают. Там же в сарае под потолком ласточки слепили гнезда и теперь летают туда кормить маленьких птенцов. Для них над дверью сделано маленькое окошко, ведь дверь закрыта. У нас было нерушимое правило: если я иду к Тане или к другой подружке, всегда должна сказать дедушке или 23

бабушке, если его нет дома. А если дедушка уходит куданибудь, а я остаюсь дома одна, он мне говорит, куда он идет. Вот и сегодня я сидела за сараем возле цыплят и смотрела, как мама-клуша учит их клевать пшено. Когда я пришла во двор, дедушки нигде не было. В хате его нет, в сарае и в огороде тоже. Я стала громко звать, но никто не откликался. Вообще-то я не боюсь быть одна дома, но почему он мне не сказал, что уходит? Я плачу и громко зову дедушку. Услышав мой плач, наша соседка тетя Галя спрашивает, что случилось.

– Пропал дедушка, – сквозь слезы объясняю я.

– Никуда не пропал твой дедушка. Они с дедом Христаном возле хаты сидят, разговаривают. Действительно, дедушка сидит возле хаты напротив и разговаривает с дедом Христаном.

– Почему ты мне не сказал, куда уходишь? – рыдая, бросилась я к нему. Он долго меня успокаивал и после этого случая никогда не уходил, не предупредив. После обеда, когда жара спадает, коров снова гонят на пастбище. Там они пасутся до самого вечера. Днем у меня тоже ответственное задание – поливать полотно, сотканное зимой. Теперь его расстилают на траве, льют на него воду – солнышко его отбеливает. Надо следить, чтобы оно не пересохло. Вода здесь же в большом корыте. А перед приходом коровы полотно надо скатать, чтобы корова не прошлась по нему и не испачкала. Вечером мы с дедушкой идем к дедушке Василию в гости. Там будут и дед Иван, и дядя Кирилл. Другие приходят редко, и я не знаю, как их зовут. А вот дедушка Остап приходит часто. Его все называют сапожником. Но он сапоги не шьет. Мы с Сонечкой к нему ходили, когда оторвался каблук ее туфельки. В коморке деда на большой полке стояли ботинки, босоножки и туфли. Сапог я там не 24

видела. Но дедушка Василий часто говорил: – Сейчас придет Остап и начнет шить сапоги. Хотя он никогда не шил сапоги у дедушки Василия, он иногда начинал рассказывать, как это надо делать. Все почему-то улыбались и он замолкал. Мне даже жалко было дедушку Остапа, что это над ним все посмеиваются? Я потихоньку спросила об этом дедушку. Он объяснил, что дедушка Остап часто подробно и неинтересно рассказывает, как надо шить сапоги. Всем уже надоели эти рассказы, поэтому и начинают смеяться. Теперь, когда кто-то начинает рассказывать что-нибудь неинтересное, говорят: «ну, начал сапоги шить». Мне все равно непонятно. Ведь он сапоги не шьет! Но расспрашивать дальше я не стала. Другого дядю, который всегда приходил последним, звали Стовбуном.

– А почему у него такое интересное имя? – спросила я у дедушки.

– Это совсем не имя и не фамилия, а просто прозвище. Имя его – Иван, как и его двоюродного брата. И фамилия у них одинаковая – Погребняк. Чтобы их могли различать в разговоре, одного из них называют Стовбун, потому, что возле его ворот стоит столб. Даже его детей теперь так называют – Стовбунова дочка, сын Стовбуна.

– Как хорошо, что возле нашей хаты нет столба, – обрадовалась я, а дедушка только засмеялся. Бабушка Катерина принесла кувшин с квасом, несколько кружек и ушла, а мужчины стали обсуждать деревенские новости. Вечер тихий, прохладный. Дяди никуда не торопятся. Они играют в карты, рассказывают всякие истории, смеются. Я слышу, что один дядя что-то рассказывает и вдруг дядя Кирилл громко говорит: «бедная коза, бедная коза» и 25

все начинают смеяться. Я не всегда понимаю, о чем они говорят, и жду, когда дедушка поставит меня на табурет, и все попросят меня рассказать стишок и спеть песенку. Я с превеликим удовольствием выполняю их просьбу, а потом сижу у дедушки на коленях, иногда засыпаю. Бабушка ругается, что дедушка «мучит ребенка», но для меня это был праздник. На другой день, увидев на улице соседскую козу, я спросила у дедушки, почему та коза «бедная».

– Какая коза? – удивился дедушка.

– Ну, дядя Кирилл говорил, что коза бедная.

– Ах, вот ты о чем. Это история об одном хвастуне, который все время говорил о себе: я все умею, это я сделал и это тоже я сделал. А один шутник пошутил, что вчера кто-то у козы хвост оторвал. Хвастун, даже не слушая до конца, о чем идет речь, сразу закричал: «Это я, это я сделал». Все стали с него смеяться. Теперь, когда человек начинает хвастаться, все время говорить о себе, говорят «бедная коза», намекая, что он, видимо, козе хвост оторвал, что он хвастун. Еще несколько раз я ходила с дедушкой, но скоро мне это надоело. Иногда мы с дедушкой шли на другой конец деревни к дедушкиной сестре. Звали ее бабушка София. Была она очень больная, все время лежала на кровати. Я только здоровалась с ней и уходила на улицу, а дедушка сидел у нее долго, о чем-то беседовал, а потом всю дорогу домой плакал. Когда дедушка плачет, я тоже плачу, ведь мы с ним – одно целое. Поэтому я не любила туда ходить. Не любила я и тетю Саню – мамину старшую сестру. Она, когда приходила к нам, всегда обнимала меня, прижимала к себе и тоже плакала. Я старалась спрятаться, когда она приходила в гости. Позже я узнала причину ее слез: у нее были две девочки и два мальчика. Во время войны девочки умерли, и я напоминала ей о них. Но тогда я просто боялась ее слез и убегала в сад или к подружке. Ее 26

мальчишки тоже приходили к нам в гости. Это мои двоюродные братья. Старший – Коля. Он немножко старше меня, но мы дружим. А младший – Ванько, маленький и такой интересный! Волосы у него, как у негра – черные и курчавые, как шапка, глаза огромные, он все время улыбается, никогда не плачет. Жалко, что он часто болеет и с нами не играет. Когда я бываю у них, Колька берет меня с собой играть в футбол. Мальчишек там мало, и меня ставят на ворота ловить мяч. Правда, они почти не забивают, и я спокойно сижу на самане, который сушится рядом. Саман – это такие большие кирпичи-блоки, сделанные из соломы и глины. Их делают в особой форме, а потом все лето сушат. Осенью из них строят хаты. Видно кто-то будет строить хату, поэтому сушится много самана. Немного дальше по этой же улице живет дядя Ваня. К нему я ходила с удовольствием. Во-первых, дядя Ваня катал меня на велосипеде. А еще там была двоюродная сестра Верочка и брат Колька. Правда, Колька был еще маленький и предлагал нас с дедушкой отвезти домой на своем коне – перевернутой табуретке. Но зато там было много соседских мальчишек и девчонок, и мы играли в лапту или прятки. Взрослые вели свои разговоры, мы были предоставлены сами себе. Чаще всего мы играли в прятки в своем дворе. Один из нас водит, т. е. стоит, отвернувшись, закрыв глаза руками, и три раза говорит такую присказку: «Ой, так, да не так, да одел кобиняк, да не туда кобкою, куда люди велят!» (Кобиняк – накидка, как плащ с капюшоном – кобкою. Её делают из тонкого сукна, поэтому она очень теплая и легкая. Дедушка одевал кобиняк, когда шел на ночь сторожить зерно на току или ехал на станцию). Пока звучит присказка, все должны успеть спрятаться. Уговор – со двора не выходить, в огороде не прятаться. Мы прячемся, кто где может: за колодцем, за собачьей будкой, за сараем… Я решила спрятаться в темной комнате (она ведь есть в каждом доме).

27

Войдя в полутемное помещение, я увидела сундук. Значит, надо за него спрятаться. Но только я туда шагнула, как полетела куда-то вниз, не успев, ни закричать, ни опомнится, ни даже испугаться. Оказавшись в полной темноте, я ощупала все вокруг: я вся мокрая, липкая, кругом скользко и темно.

– Здесь никого нет, – услышала я Верочкин голос и поняла, что ищут меня. Но я сидела молча. Когда дети меня не нашли, сказали дедушке, что я, наверное, ушла домой. Но Колька играл возле ворот и сказал, что я не уходила. Тогда меня стали искать все. В темную комнату заходит тетя Настя, потом баба Васька. Она тоже ищет меня, но я ее боюсь. У нее на лбу огромная шишка. Когда-то в молодости ее ударила рогом корова и шишка от удара осталась. Со временем она выросла, и баба Васька завязывала платок чуть ли не до глаз. Казалось, она всегда сердится. Когда я услышала, что вошел дядя Ваня, я громко закричала: – Дядя Ваня, я здесь, вытащите меня отсюда.

– Так там же лестница, лезь по ней, – сказал он и посветил мне спичкой. Там, действительно, была лестница, но я со страху ее не заметила. Появившаяся из подвала девочка вызвала бурю смеха – я перевернула там сметану, молоко, томат, и вдобавок высевки (это то, что остается после просеянной муки и отдается маленьким поросяткам). Все это было на мне. Верочка с тетей Настей отмывали меня, пытались расчесать мои волосы, но потом было решено надеть Верочкино платье, платок и отправить меня домой. Дома бабушка все приведет в порядок. Так закончился мой первый, но не последний, полет в погреб.

28

Повторяла я этот полет еще дважды, но в другое время и в другом месте, и с более плачевными последствиями. Как говорят, могло быть хуже. Через 50 лет, падая с трехметровой высоты на цементный пол, отделалась один раз поломанной ногой, а другой раз синяками. Что значит «тренировка с детства»! Вечером, когда садится солнце, а стекла домов еще отдают его лучи, на деревню опускается вечерняя прохлада, все вокруг оживает. Где-то слышен смех, разговоры, лай собак и шум молодежи. Люди ужинают во дворе, отдыхая от дневной жары, открывают дверь в дом, чтобы и туда дошел прохладный воздух. Молодежь собирается у кого-нибудь на дворе. Далеко разносятся песни, смех, шутки. Никто не сердится на этот шум, лишь улыбаются, вспоминая свою молодость. А бабушка наша смеется: – Молодежь – вечером не уложишь, утром не поднимешь, это молодежь. Если на улице дождь или холодно, молодежь собирается в хате у какой-нибудь одинокой старушки и гуляет там иногда до рассвета. Отсюда и название этого времяпровождения – «досвидки», что в переводе значит – до рассвета. Зимой в такой хате девушки вышивают и даже прядут пряжу. Прялки не уносят домой, оставляя там на всю зиму. Но летом все гуляют во дворе или в аллее колхозного сада. Сегодня в клубе показывают кино – там стоит движок, который очень тарахтит. Шум слышно по всему селу и все знают – сегодня будет кино. В клуб приходит молодежь из других деревень. Дядя механик включает большую лампочку. Сразу становится светло и весело. Иногда Соня ходит туда и, конечно, я с ней. Кино – это очень интересно. Только долго, а мне хочется спать, и я начинаю проситься домой. Соня сердится и грозится больше не брать меня с собой. Домой идти страшно – собак 29

на ночь отпускают с привязи, и они спокойно разгуливают по деревне. Хотя отвязанные собаки не кусаются (так объяснила мне Соня), я все равно их боюсь. На улице очень темно. В городе у нас был свет – лампочки на столбах и дома лампочка посредине комнаты. А здесь на столбах ламп нет, а дома керосиновая лампа. Зажигали ее летом не часто и ненадолго. Все надо было приготовить пока светло, а покушать можно и без света, всем было налито молоко в чашки и приготовлен хлеб – это наш ужин. Выпив молоко с хлебом, мы лезли на печь и там еще долго шептались, пока строгий дедушкин голос нас успокаивал: «Тихо! Спать! И ни звука!» Мы замолкали, а через минуту уже крепко спали. Утром солнышко встает рано. В верхушках деревьев уже просвечиваются его золотые лучи. Очень скоро они уже заглядывают в окно: из каждого окна вливается по четырехгранному лучу солнечного света, на вид такого плотного и осязаемого, что хочется потрогать его руками. Проснулись птицы, засуматошились в кустах сирени, защелкали, засвистели. На траве блестели и переливались прозрачные капельки росы. У окна стоит березка. Белаябелая, тоненькая-тоненькая. Она опустила ветки на подоконник и стоит, как живая. Наступало чудесное летнее утро, свежее от росы и горячее от солнца. Но я не вижу этой красоты. Я сплю. Утром меня никто не будит, и я могу спать или просто лежать на печке, сколько захочется. Дедушка ушел на работу – он сторож на бахче, а бабушка с Соней ушли на прополку сахарной свеклы. В хате тихо, только на стене над лавкой мирно тикают ходики. Между окон висит портрет молодого парня. Это мамин младший брат – дядя Саша. У них интересная история: мамина старшая сестра – Александра. Когда родилась мама, ее решили назвать Оксаной. Крестные родители поехали крестить ребенка 30

в церкви, а потом регистрировать в сельсовет. В церкви батюшка, услышав имя Оксана, сказал, что Оксана – не святое имя, и предложил назвать именем крестной матери. Ее звали Александра. Вот и ребенка назвали Александрой. В сельсовете, соответственно, выдали свидетельство о рождении – Александра. Когда же родился младший брат, крестные, видно, хорошо «взяли на грудь» и назвали его – Сашко, значит опять Александр. Так их и звали: тетя Саня, мама Шура, брат Сашко. А в документах – все Александры. Рядом висит красивое большое овальное зеркало в коричневой раме. Правда, его кто-то испортил – начертил посередине линии, поэтому тетя Оксана (наша соседка в Пирятине) и отдала его маме. Теперь оно висит на самом видном месте. Такого зеркала в Покровщине нет! Когда никого нет в хате, я люблю смотреться в это зеркало, строить рожицы. Особенно смешно, если держать себя за уши и показывать язык! Однажды за этим занятием меня застала бабушка и сказала, что так делать нельзя, это большой грех. Конечно, бабушку я слушаюсь, но вот слово «грех» меня всегда смущает: надо будет спросить у дедушки, почему «грех». Он всегда интересно рассказывает. Почему «грех» сидя на лавке болтать ногами – испачкаешь стенку под лавкой, надо будет белить снова. «Грех» выливать воду поздно вечером – солнышко село, вода не высохнет, будет скользко. Кто-то не заметит и пойдет по мокрому – поскользнется, может упасть. Вечером, когда мы с дедушкой сидели под шелковицей, я спросила у него про «грех» строить рожицы в зеркало.

– А ты помнишь, – сказал дедушка, – когда Соня тебя испугала в сенях, как ты плакала? Еще бы не помнить! Мы с дедушкой пошли вечером в туалет. Я уже возвращалась, а дедушка еще задержался. Соня в темных сенях как «гавкнула» на меня. Я со страху закричала что было сил, а потом долго плакала. Дедушка с 31

бабушкой боялись, чтобы не приключилась беда от испуга. А уж Соне за такую «шутку» попало, как надо. Плакали мы вместе.

– Так вот, – продолжал дедушка, – если ты скорчишь рожицу, а в этот момент тебя кто-нибудь испугает, то ты останешься навсегда с этой рожицей. Поэтому никогда нельзя этого делать, и нельзя в темноте смотреть в зеркало – можешь испугаться. Теперь в зеркало я смотрюсь, когда расчесываюсь или примеряю Сонины наряды. Но сегодня мне не до зеркала. На столе под полотенцем мой завтрак – яички и хлеб с взваром (это компот из сухофруктов, но вместо сахара отвар из сахарной свеклы). Я быстренько завтракаю и скорее бегу на улицу. Что это за шум во дворе напротив? Дедушка Христан причитает и кричит «помогите!». Подхожу ближе, от бабушки Одарки узнаю, что в колодец упал котенок, и его не могут достать. У нас тоже есть котенок, я люблю с ним играть, но бабушка строго следила, чтобы я, поиграв или погладив котенка, немедленно мыла руки с мылом.

– А зачем мыть руки, ведь котенок такой красивый и чистенький? – спросила я.

– На каждой волосинке у котенка есть маленький червячок, и он спит. А когда ты гладишь котенка, то будишь червячка. Он прилипнет к твоей руке и попадет на стол, на хлеб и к тебе в рот, и вырастет у тебя в животике большой червяк, – объяснила бабушка. Я представляла, как червячок попадает ко мне в рот, и сразу бежала мыть руки. Эти слова всплывали в моей памяти, когда я играла с котенком или собакой и на всю жизнь утвердили привычку – мыть руки сразу, как только погладила кошку или собаку. Интересно посмотреть на котенка дедушки Христана, 32

я его знаю – он такой черненький и пушистый. Но дедушка прогнал меня от колодца, а баба Одарка шепнула, чтобы я позвала кого-нибудь из взрослых на помощь. Из взрослых сейчас никого нет дома – все на работе. Я вспомнила, что из армии пришел Василек – мамин двоюродный брат. Он же взрослый, и не на работе! Мигом я добежала до их дома и, как умела, рассказала Васе про бедного котенка. Вася быстренько надел свою военную рубашку с какими-то блестящими значками, и мы уже у деда Христана во дворе.

– Дайте веревку, – командует Вася. Дед Христан берет веревку, которой был привязан теленок и, обвязав ею Васю, спускает его в колодец. Затаив дыхание мы с бабой Одаркой наблюдаем все это издали, нам не разрешают и близко подходить к колодцу. Но что это – веревка обрывается, дед Христан падает у колодца, а Вася с криком летит в колодец.

– Беги, зови людей, – говорит мне баба Одарка. Я выбегаю за ворота, но куда бежать, не знаю. Вдруг, о чудо, в конце улицы я вижу своего дедушку.

– Дедушка, скорее, утонул котенок и Вася!

– Где, как? Но я ничего не могу объяснить, лишь тяну его за руку, и прошу идти поскорее. Дедушка подбежал к колодцу, о чем-то говорит с Васей. Потом бегом бежит к нашему дому, снимает с колодца цепь, на которой висит ведро и вот он уже опускает ведро в колодец, где котенок и Вася. Конец цепи привязывается за яблоню. Теперь дедушка накручивает цепь на колодезный валик и появляется Вася на ведре, а на плече у него котенок. Бедный котенок! Он мокрый и такой маленький!

33

Не успел Вася вылезть из колодца, как котенок стремглав ринулся от колодца, залез на яблоню и жалобно замяукал. Ни к бабе Одарке, ни ко мне он не спустился, как мы ни звали. Вася мокрый, но веселый рассказывал моему дедушке о своем приключении и благодарил его за помощь, а дедушка выговаривал деду Христану, что он взял гнилую веревку для такого дела. Все окончилось хорошо и все спокойно разошлись по домам.

Солдат Село наше большое. В нем три улицы. Главная, конечно, наша. По ней едут все машины и повозки на станцию и возвращаются домой или едут дальше в другое село – Осюки. Это далеко, я там никогда не была, но слышала, что бабушка там когда-то жила, она не любила об этом говорить. На станцию все ездят часто, там и большие магазины, и базар, и поезда. Наша хата пятая с начала улицы. Здесь нет ни названий улиц, ни номеров на домах. Все и так друг друга знают. Надо выйти за ворота и тогда видно далеко-далеко. Если едет машина, то еще за Гулакивкой (это маленькая деревушка перед нашим селом) видно столб пыли. Пыль эта особенная и называют ее «курява». Она мелкая, легкая и очень теплая. Когда идешь по ней босиком, то ноги просто тонут в ней, а за тобой остается клуб пыли, которая долго держится в воздухе. Наверно, поэтому у нас не было у ворот лавочек, не сидели там бабушки. Но всегда выглядывали на дорогу – не идет ли кто, может почтальон, может кто из сельчан. Прохожие дели34

лись новостями, угощали детей конфетой или пряником. На улице жарко, и мы с дедушкой сидим во дворе под шелковицей. Но разве я могу долго усидеть на одном месте? Интересно, не идет ли кто по дороге? И я уже за воротами.

– Кто-то идет и уже возле мельницы, – докладываю я дедушке. Наконец, я вижу, что в село идет солдат. За плечами у него мешок, а в руке палка, на которую он опирается и немножко хромает. Поравнявшись с нашими воротами, он приветливо здоровается с дедушкой.

– Заходи, отдохнешь, попьешь водички, – приглашает его дедушка. Вода у нас очень вкусная. Все соседки идут к нам, чтобы набрать воды, хоть у них свои колодцы есть. Дедушка всем разрешает брать воду, но только нашим ведром. Чужие ведра в колодец опускать нельзя. Солдат подошел к дедушке, поклонился и сел на бревно, которое у нас лежало возле дома вместо лавки. Попив водички, они закурили и стали выяснять, откуда, куда и к кому идет солдат, где он воевал и еще что-то, совсем мне не интересное. Скушав пряник, которым меня угостил наш гость, я сидела на коленях у дедушки и внимательно разглядывала значки, которые были прикреплены у него на военной рубашке. Такие значки я видела и у Васи. Может он его знает? Но спрашивать нельзя, когда разговаривают взрослые. Это я хорошо знаю. А дядя красивый, большой и пахнет от него чем-то особенным, незнакомым. Но вот солдат засобирался уходить.

– Дядя, а Вы не хотите остаться у нас и быть моим папой? – неожиданно даже для себя спросила я.

35

Солдат присел на корточки, погладил меня по голове. Дедушка закашлялся и пошел к колодцу попить. Солдат молчал. Мои глаза наполнились слезами.

– Знаешь, деточка, – наконец заговорил он, – я, конечно, остался бы, но ведь меня ждет такая, как ты девочка и маленький мальчик. Вот я пойду к ним, а потом мы все вместе придем к тебе в гости. Договорились? Он поцеловал меня в щечку и быстро пошел по дороге. Я долго ждала, когда они придут ко мне в гости, но они не пришли. Дедушка сказал, что у солдата болят ноги и ему тяжело ходить так далеко. В детстве время летит стремительно. События одно за другим заполняют мои дни, и я вскоре забываю о солдате. Пройдет совсем немного времени, и другой солдат войдет в мою жизнь.

«Боженька, помоги!» Вчера вечером к нам приходила тетя Дуня. Она работает в медпункте, и принесла дедушке какие-то лекарства. Она попросила меня рассказать стишок, а потом что-то долго объясняла дедушке. Интересно, о чем они шепчутся? Утром после завтрака дедушка попросил меня сказать три слова «ласточка, рыба, рак». Я громко сказала «ясточка, йыба, як». Поставив меня на лавку под часами, дедушка сказал: – Громко говори «ласточка, рыба, рак». Пока не скажешь как надо – на улицу не пойдешь. Ты уже большая и должна говорить правильно, а то все будут над тобой смеяться. Он ушел, а я, конечно, в слезы, ведь так строго со мной дедушка разговаривал очень редко.

36

Поплакав, я решила попробовать говорить правильно эти слова, но у меня ничего не получалось. Я и кричала их, и шептала, но все напрасно. На стене над окном висела икона Боженьки, который все время смотрел на меня. Бабушка всегда мне говорила, что он ей рассказывает, если я балуюсь.

– Ведь я не балуюсь, – обратилась я к Боженьке, – а у меня не получается. Помоги мне, я слушаюсь и дедушку, и бабушку! Но Боженька лишь строго смотрел на меня. Из последних сил, со слезами я стала громко кричать «ласточка, рыба, рак» и, о чудо, у меня получилось! Я сама не поверила в это и повторила эти заветные слова еще несколько раз. Все правильно. Ласточка, рыба, рак! Радостная я выбежала во двор и закричала еще издали – ласточка, рыба, рак!

– Ну, вот и молодец, – похвалил меня дедушка, – посмотришь, как обрадуется мама, когда узнает, что ты уже все говоришь правильно. Но когда это мама приедет, а мне необходимо сейчас кому-нибудь рассказать о своей победе! Спросив разрешения у дедушки, я побежала к подружке, что жила на соседней улице. На дорогу выходить не надо – просто перейти наш огород и соседский сад. У подружки большая семья – у нее три брата и сестра. Но мы гуляем все вместе и здесь я свой человек. Правда, есть еще старший брат, но он живет в городе у Катиной тети и приезжает очень редко. Он уже взрослый и такой красивый! Нас называет «малявками», а гулять ходит с другой компанией. Только почему это у них так тихо? Катя сидит за домом на лавочке, а мальчишек никого не видно.

– Что случилось? – спрашиваю я у Кати, но она, приложив палец к губам, уводит меня в сад и рассказывает о своем горе.

37

– Мальчишки купили сигареты «Ракета» и пошли в колхозный сад. Там забрались на яблони и курили. Генка выкурил целую пачку, Толька тоже почти половину пачки, а Юрко только немножко покурил (он самый младший, ему 6 лет, а братья старше его на год-два) и упал с дерева. Соседские девчонки видели все и рассказали отцу. Когда ребята пришли домой, то получили ремня, только Юрку не попало, он был весь белый, и мама отпаивала его кислым молоком. А теперь они на меня сердятся, что это я все рассказала, и не играют со мной, – со слезами рассказывала Катя. Я успокаивала ее, как умела, и сама забыла, что пришла похвастаться. Пришла Катина сестра и позвала Катю ужинать. Я пошла домой, раздумывая, какие глупые мальчишки. Ну, зачем идти в колхозный сад, в их саду такие хорошие деревья, с них не упадешь. Да они вообще ненормальные, особенно Толька. Зимой пошел кататься на ставок, так что придумал: попросил у Погребняк Ванька коньки покататься, а они ему оказались малы, ведь он был в отцовских валенках. Тогда они отрезали носки у валенок, а чтобы снег не попадал, засунули эти носки внутрь валенка. Привязали коньки к этим валенкам, и он катался до самого вечера. Когда пришел домой, валенки закинул под печь – сушиться. Утром отец нашел эти валенки, так Толька босиком по огороду от отца бегал, а потом на улицу не выходил, пока его брат – Сашко привез свои валенки из города. Он в городе ходит в сапогах. Отец ходил в Сашковых валенках, а Толька в своих «курносых». С тех пор его так и прозвали – Толька курносый, хоть нос у него обыкновенный, как у всех. Задумавшись, я пошла домой, но уже не через огороды, а вокруг, по улице. Дедушка меня учит, что село – это не город, здесь все свои и со всеми надо здороваться, что я и делала с большим 38

удовольствием. Я останавливаюсь возле каждого двора и смотрю, нет ли там кого-нибудь. Если вижу во дворе или в огороде хозяев, громко кричу: «Здравствуйте, баба Саня» или другое имя, ведь я здесь всех знаю. Когда дедушка шел по деревне, ему говорили, что его внучка мимо не пройдет, всегда здоровается, да так громко! Дома меня уже ждут. Во дворе стоит маленький столик, и мы ужинаем. Мое любимое блюдо – кислое молоко, наложенное ложкой, чтобы не разбились куски, и залитое свежим молоком. Кусок хлеба с горбушкой дополняют мое счастье. На улице быстро темнеет, значит, пора спать. Утром я проснулась поздно, дедушка ушел на работу. Уже поспели арбузы и дыни, и дедушка смотрит, чтобы на бахчу не заходила скотина, и мальчишки не воровали арбузы. Бабушка и Соня ушли на огород. На столе стоит мой завтрак, накрытый вышитым полотняным рушником. Что же мне оставила бабушка? Большая миска фруктового киселя и кусок белого хлеба! Кисель бабушка варила особенный. Сухофрукты в киселе – груши, вишни, абрикосы и яблоки – все было очень вкусно. Но было нерушимое правило: кушать кисель сверху донизу, а не снимать верх – шкурку. А эта самая шкурка для меня была самое-самое вкусное в киселе. Я и не заметила, как я ее сняла и скушала. Миска была большая, мне ее не осилить, а кисель без шкурки! Что скажет бабушка! Я быстро прикрыла кисель полотенцем. Слезы градом катятся по щекам, и тут я увидела, что Боженька строго смотрит на меня со своей иконы и, конечно, все расскажет бабушке.

– Боженька, натяни шкурку на кисель, – рыдая, прошу я. Но Боженька только с укором смотрит и молчит.

– Боженька, Боженька, натяни шкурку на кисель! – продолжала рыдать я.

39

За слезами просьбой о помощи я и не услышала, как пришла бабушка. Она сразу все поняла и сказала, что сейчас сама скушает оставшийся без шкурки кисель, ругать меня не будет, но больше так нельзя делать. Вечером она рассказала о случившемся дедушке, и они почему-то улыбались. Дедушка даже разрешил мне завтра придти к нему на бахчу – принести обед. Для меня этот поход стал большим событием, о котором я помнила всю жизнь, А слова «натяни шкурку на кисель» тоже остались в нашей семье, как просьба о чем-то невыполнимом.

Макар телят пасет Бабушка мне объяснила, что идти к дедушке можно, когда тень от дома достанет до плетня. Я никогда не замечала, как медленно движется тень. Может солнышко зацепилось за тополя и совсем не двигается? Я уже успела сбегать к подружке, налить водички курочкам и спеть все свои песенки, несколько раз полить полотно. Но тень была еще далеко от плетня. Надо ждать. Ослушаться бабушку я не смела. Наконец-то, тень дошла до плетня. Значит, можно идти. Я аккуратно свернула полотно и положила его под хату – тут корова не наступит. На лавке лежит шанька с обедом для дедушки. Шанька – это небольшой холщевый мешочек с ручками. Раньше Соня ходила с нею в школу, а теперь ей купили сумку, а эту шаньку бабушка иногда берет, когда идет в магазин, или дедушка с собой на дежурство. Перекинув ее через плечо, я вприпрыжку отправилась к дедушке на бахчу. Дорога туда не близкая, но очень интересная. Вначале надо дойти до колхозного сада. Сад виден 40

издалека. Возле каждой деревни свой колхозный сад. Вокруг сада в два ряда стоят строгие, прямые тополя. Осенью, когда в саду все листья уже опадут, тополя все еще стоят в полном убранстве и их видно далеко-далеко. Между тополями – красивая, всегда тенистая аллея. Трава там мягкая и душистая, а летом и осенью там находят грибы. Правда, я никогда не находила, но подружки, что старше, хвастали, что нашли какие-то шампиньоны. Тополя шелестят листьями, и пахнет здесь особенно. Когда бывает праздник «Зеленое воскресенье» (Троица), у нас в доме всегда вешают такие ветви. В хате сразу стоит тополиный запах, как в этой аллее. Я не спеша бреду по траве, разглядывая гнезда на деревьях. Вот и конец аллеи. Дальше – скотный двор и ставок (пруд). Солнышко еще высоко, но я, не замечая жары, спешу поскорее пройти мимо скотного двора, а там за ставком и бахча. Вот за этим забором – птичник. Там белые, как снег, гуси и утки, а в отдельной загородке маленькие желтенькие гусята. Трогать их нельзя, да я и не хочу – боюсь гусака, который свободно гуляет и шипит на всех, норовя ущипнуть. Еще дальше свинарник. Там бегают маленькие белорозовые поросятки с тоненькими, закрученными колечками хвостиками, а в отдельных клетках лежат большие жирные свиньи, которые даже не могут ходить и только, лениво подняв свои розовые пятачки, смотрят на всех маленькими, заплывшими жиром, глазками. Скотный двор, конюшня для меня особое место – там работает мой дядя Ваня. Когда он приходит к нам, я всегда прошу его покатать меня на лошадке. Он берет меня с собой на конюшню. Лошадок здесь много и я их не боюсь. Дядя Ваня помогает мне взобраться на рыжую Звездочку. Она не фыркает, как другие и ее можно гладить по голове, заплетать в косичку ее челку.

41

Надо подойти ближе и посмотреть, может дядя Ваня здесь, так хочется покататься на Звездочке! Я подошла ближе. Дяди Вани нигде не видно, только мальчишки бегают возле привязанного у колодца быка, чтото кричат и машут палками. Совсем не интересно и я иду дальше. Но что это за вопли раздаются сзади? Мальчишки гурьбой убегают, а бык несется за ними. Длинная цепь волочится за быком, но ему это нисколько не мешает. Самое страшное, что все они бегут в мою сторону! Возвращаться в сад нельзя, бык уже между мной и садом. Возле кучи соломы стоит одинокая груша. Груши на ней невкусные и мы никогда к ней не ходили, но сейчас я мигом взлетаю на грушу, а мальчишки следом за мной. Я не помню, чтобы я когда-нибудь лазила на грушу. Ветви ее густые и колючие. Шипов так много, что не уколоться невозможно. Но никто не замечает уколов и царапин – бык уже возле груши! Глаза у него красные, шерсть рыжая и мокрая. От злости он разметывает солому и бодает грушу, роет копытом землю. Мы все дрожим от страха, но груша большая и крепкая, быку ее не сломать. Я не знаю, сколько мы там просидели, но быку надоело трясти грушу, и он отошел в сторону. Вовка решил слезть с дерева. Не успел он достать до земли ногою, как бык уже тут. Сколько же мы будем сидеть здесь? А как же дедушка? И вдруг я понимаю, что шаньки с обедом для дедушки у меня нет! Сквозь густую листву я пытаюсь разглядеть, где я ее потеряла, но ничего не вижу. От страха, боли или обиды я начинаю громко плакать. Мальчишки сначала смеются надо мной, потом начинают успокаивать. Наконец-то, о счастье, во дворе показался дядя конюх. Мальчишки стали громко кричать, звать его на помощь, а бык снова начал трясти грушу. Конюх услышал крики, 42

взял кнут и подошел к быку. Громко ругаясь и на быка, и на нас, он взял цепь и повел быка во двор, а нам пригрозил вернуться и всыпать кнутом, чтобы не ходили, куда не надо. Не дожидаясь его возвращения, мальчишки слезли с дерева и убежали. А у меня болели все царапины, я сидела на груше и плакала. Дядя конюх пришел к груше уже без быка и без кнута. Он помог мне слезть с дерева, велел поплевать на царапины.

– До свадьбы заживет, – улыбаясь, сказал он, – а зачем ты с мальчишками на двор пришла? Я ему объяснила, что я иду к дедушке на бахчу, а бык бежал прямо на меня, поэтому я залезла на грушу и потеряла шаньку с обедом.

– Этой беде мы поможем, – и он стал искать пропажу. Но ее нигде не было. Неужели бык ее съел?

– Да вон она, висит на груше! Действительно, шанька висела рядом с тем местом, где я сидела. Дядя конюх взял длинные вилы с двумя зубьями и достал мою потерю.

– Ну, теперь ступай, здесь до бахчи совсем недалеко. Уже не так резво я поплелась вдоль пруда. На мостике женщины брали воду для полива. Пришлось обойти по тропинке стороной, чтобы они не видели, что я плачу. А вот и бахча. Дедушку видно издалека. Он сидит на вышке. Сверху вышка покрыта соломой, чтобы солнце не пекло так сильно. Увидев меня, дедушка поспешил навстречу.

– Что это ты так припозднилась? Я боялся, что ты заблудилась. Я хотела ему все объяснить, рассказать про быка, про грушу, но в горле у меня что-то сжалось, и я громко заплакала. Только дедушка мог меня так успокоить. Не говоря ни 43

слова, он взял меня на руки и принес на вышку, долго гладил меня по голове и молчал. Наконец, я перестала плакать.

– Ну, успокойся, все прошло. Посмотрим, что же нам бабушка дала на обед, – вынимая сверток из мешочка, сказал он. В свертке оказалось соленое сало, хлеб и огурчики. Сала я не хочу, а вот огурчик с удовольствием съела. У дедушки с собой была бутылка свекольного кваса. Квас был теплым, совсем не такой, как дома. Но я очень хотела пить, и он мне показался очень вкусным. Покончив с обедом, мы устроились под навесом.

– Дедушка, а бахча большая?

– Очень большая. Ты видишь вон там сад Григоровки (деревня в 6 километрах от нашего села), так вот наша бахча до этого сада. Да, это, конечно, очень далеко.

– А что там возле сада ставок? Он больше нашего? Там такие волны?

– Нет, там никакого ставка нет. То, что ты видишь, не волны, просто там Макар телят пасет.

– У него так много телят? А где они спят, там такой большой сарай? – засыпала я дедушку вопросами.

– Нет, сарая там нет, там и телят нет, это так говорят «Макар телят пасет», а те волны, что ты видишь, это горячий воздух, как пар с кастрюльки, когда в ней горячая вода. Я толком ничего не поняла, но то, что там «Макар телят пасет» надо запомнить. Скоро мы с бабушкой пойдем в гости к бабушкиной сестре в Григоровку, и я посмотрю на этих телят и Макара. Солнышко начало опускаться за сад, стало не так жарко. Я уже хотела идти домой, но дедушка сказал, что надо подождать, пока пройдет с пастбища скот, помочь пастуху не пустить коров на бахчу. Я устроилась на деревянном настиле вышки и все 44

ждала, где же стадо? Но кроме огромного клуба пыли ничего не видела. Дедушка взял большую палку и пошел в сторону пыльного облака. Облако быстро приближалось и вот уже я вижу коров, которые почти бегом следуют к селу. Два пастуха и дедушка стоят у края бахчи и машут палками, а коровы так и стараются зайти на бахчу, чтобы схватить траву, что растет в арбузах или даже целый арбуз. Но вот стадо прошло. Дедушка весь в пыли, но довольный, что не пропустил коров к арбузам, подошел ко мне.

– Ну, теперь можем спокойно идти домой, мы свое дело сделали. Дорога к дому кажется короче. Дедушка показал мне маленькие деревца, что школьники посадили весной.

– Деревья растут быстро. Вот увидишь, скоро здесь будет лесополоса, и ветер не будет гонять пыль по всему полю.

– А елки тоже будут здесь расти? Тогда мы их нарядим на Новый год, будет красиво! Я видела большую елку в Пирятине.

– Нет, елки у нас не растут. Им здесь очень жарко. У нас хорошо растет липа, клен, тополь, ясень и дуб. Когда ты вырастешь, будешь собирать здесь грибы. Так в разговорах мы и не заметили, как пришли домой.

Пора в школу Наступила осень. Как она прекрасна! Впитав в себя тепло и краски ушедшего лета, она дарит нам радующие зрелостью и полнотой яркие красочные картины. Какой унылой может быть осень с ее нудным дождем, 45

сыростью, донимающей суставы, сердце, душу и не оставляющей никакой надежды на просвет. Только от нас самих зависит – наши дни будут светить ярко, как гроздья рябины, впитавшие в себя тепло лета, или лягут нам на плечи тяжелыми свинцовыми облаками, которые застелют наши взгляды и чувства. Хоть за окном моросит надоедливый дождь, хоть деревья роняют усталые листья, мы все равно знаем, что существует множество причин, по которым мы можем любить это тоскливое время года. Мы ждем маму, но отпуск ей не дают и она написала, что приедет только к Новому Году. А еще мама прислала открытку. На ней красивая девочка с большим бантом читает книжку, а внизу надпись: «Учись, моя дорогая, ведь время идет, И проходят года, Сама не заметишь, как станешь большая, Но поздно уж будет учиться тогда». На обратной стороне открытки мама печатными буквами написала: «Дорогой доченьке от мамы». Читать я уже умела и перечитывала эту открытку несколько раз, пока не выучила наизусть.

– Сонечка, это я? – спрашиваю я.

– Разве ты не видишь? Конечно же, это не ты.

– Но ведь это и не мама. Так кто это?

– Просто незнакомая девочка. Это открытка.

– Неправда. Это буду я, когда пойду в школу и поеду к маме в город! – говорю я. Никто со мной не спорит. Как я хочу в школу! Соня ходит в школу, а меня не пускают – нет подходящей одежды. Вот мама приедет, привезет, тогда и пойду. А это еще так далеко! Но я не переживаю. Жду. Мы вместе с Соней учим стихи, которые ей задают. Я люблю слушать всякие исто46

рии, которые она читает. Дедушка велел ей читать все вслух, чтобы и он знал, что она учит уроки, а не читает «прочетные» (художественные) книжки. Вечера теперь длинные и мы часто все сидим в хате – на улице холодно и грязь везде. Бабушка на прялке прядет пряжу для рядна (домотканое одеяло из льняной толстой пряжи). Когда пряжи будет достаточно для рядна и для тонкого полотна, дедушка занесет из темной комнаты ткацкий станок и будет ткать полотно и рядно. Тогда ему пряжу приносят родственники и соседи. Он никому не отказывает, работает допоздна, даже когда мы спим. Вчера приходила к нам бабушка Настя – дедушкина младшая сестра. Они вспоминали, как Василек (ее сын) доставал котенка из колодца. Бабушка Настя, когда приходит в гости, всегда развязывает платок и заправляет концы его за уши. Это так смешно! Но дедушка объяснил, что она плохо слышит, поэтому смeяться над этим нельзя. А еще она приносит гостинцы – мед и орехи. У нас такого лакомства нет. Я часто хожу к ним поиграть с ее маленькой внучкой Устинкой, но когда они садятся обедать, убегаю домой. Бабушка Настя обижается, а я не люблю у них кушать – моя бабушка готовит вкуснее. Вот только если мед с булкой, то я от этого не откажусь. Оставив пряжу для рядна, она ушла, ведь уже темнеет. Соня сделала уроки и что-то читает, а я прошу дедушку рассказать какую-нибудь историю. Этих историй он знает великое множество и рассказывает так смешно, что Соня бросает книжку и тоже слушает. Иногда он говорит, что это произошло с ним или в их селе в его молодости. Иногда, что он слышал эту историю от кого-то. Меня это совсем не волнует. Важно, что интересно. Прошли годы и, читая Гоголя, я находила «мотивы» дедушкиных историй. Это и не удивительно – 47

Миргород в сорока километрах от нас. Видимо они черпали эти истории из одного источника – народного творчества. Но не всегда дедушка сразу начинает рассказывать свою очередную «байку». Вот и сегодня бабушка встревает в наш разговор: – Истории историями, а пшено надо истолочь. Две ступы истолочите, тогда можно байки слушать. Толочь пшено – это нелегкая работа. Возле настила из досок, который просто называли «пол», на котором спали дедушка с бабушкой, а летом и мы с Соней, стояла ступа. Такая ступа была почти в каждой хате, ведь на огороде все выращивали просо, а потом толкли в ступе. Получалось пшено и отруби, которые назывались «мякина». Пшено употребляли в пищу, а по весне им кормили маленьких цыплят. Высевки (мякину) давали поросятам и телятам. Они уплетали их с удовольствием. Ступа состояла из трех частей. Первая (самая главная и тяжелая) – это большая колода с выдолбленным отверстием. Туда бабушка насыпает просо. Я становлюсь на длинную доску, скорее, это не доска, a полубревно, впереди которого большой пестик, который входит в ступу с пшеном. Это полубревно так прикреплено к другой колоде, стоящей посередине, что если я наступаю ногой на один конец, пестик опускается в ступу, а на другой конец, пестик поднимается. Так и надо попеременно наступать то на одну ногу, то на другую. Вначале вроде бы и не тяжело, но вскоре я устаю, и меня сменяет Сонечка. Я сажусь у теплой печки, и лузгаю (грызу) семечки. Лузгать семечки надо не просто – нельзя плевать шелуху на пол, надо аккуратно собирать в руку, чтобы потом выбросить. Мы придумали другой, более легкий и интересный способ: шелуху мы не убираем в руку, а оставляем на губах. Следующая порция шелухи сталкивает предыдущую на 48

бороду. Образуется «борода» из шелухи. Все стараются «отрастить» самую большую бороду. Но вот Соня тоже устала и просит бабушку посмотреть, может уже достаточно толочь. Я первая подскакиваю к ступе – потрогать просо. Оно уже стало теплым и мягким.

– Бабушка, – кричу я, – мякина уже вся теплая, можно выбирать?

– Сейчас посмотрим, – говорит бабушка и опускает руку в ступу. – Все готово, выбирай осторожно. Я люблю эту интересную работу. Пшено теплое и пахучее, а мякина такая теплая и мягкая, не зря ведь ее назвали «мякиной». Ковшиком выбираю все в коробку, а бабушка засыпает новую порцию. Вторую порцию мы с Сонечкой истолкли очень быстро, уж очень хотелось услышать дедушкин рассказ.

– Однажды, – начинает свой рассказ дедушка, – парни после гулянья шли домой. На улице темно, хоть глаз коли. У нас ведь ночи темные. И хотя звезды большие и яркие, и их так много, что все небо кажется огромным светящимся полотном, они совсем не светят. Идут хлопцы, смотрят, а в одной хате горит свет. Вот и решили зайти на огонек – кто это там полуночничает? Подходят к хате, а там тихо, окна занавешены. Толкнули дверь, а там открыто. Тихонечко заходят в дом: на лавке лежит покойник, на столе горят свечи. Возле стола сидят пожилые женщины и, утомившись за день, крепко спят. На цыпочках, чтобы не разбудить спящих, парни поднимают покойника. Подперев ухватами, они ставят его у дверей. Никто не проснулся, и парни выходят из хаты. Через некоторое время проснулась одна из сидящих женщин. Некоторые свечи уже погасли. В комнате полумрак. Она зажгла новые свечи. К великому ужасу замечает, что на лавке нет покойника.

– «Господи милостивый!» – вскрикнула она.

49

Тут проснулись все остальные. В страхе, они не заметили в полутьме стоящую фигуру, а ринулись к двери, зацепив ухват. Увидев падающего покойника, все с криком выскочили из хаты. Кто куда бежал, неизвестно. Парни вошли в хату. Положили покойника на лавку, поставили все на места и пошли по домам. На другой день только и разговоров было, что бабки «взяли на грудь» лишнего и им это все приснилось. Батюшка пришел и прочитал молитву над покойным. Так как желающих посидеть возле усопшего еще ночь не нашлось, было решено его похоронить в этот же день.

– С тех пор принято умерших хоронить на второй день, – закончил дедушка свой рассказ.

– Ну, ты старый, а ума не нажил, – ругает его бабушка. Разве можно такое рассказывать детям, да еще на ночь. Ты еще им расскажи про соседку ведьму! Напугаешь детей. Но мы с Соней почему-то совсем не испугались, а смеялись, представив, как бабки убегают из хаты.

– Дедушка, расскажи еще, – просим мы.

– Нет, все. Идем спать, – сердито сказала бабушка. Но Соня не отставала.

– Мамо, ну, расскажите про вареники, ведь Вы так смешно рассказываете! Дедушка тоже поддержал нас: – Ночь длинная, выспимся.

– Ну, ладно, только потом сразу спать, – согласилась бабушка и начала свой рассказ.

– В старину по праздникам приходил в гости батюшка. Он освящал хату, хлеб, скотину. Благословлял хозяев. Хозяева всегда ждали его, готовили угощения, благодарили за добрые напутствия. Однажды он пришел на рождественские праздники к одной хозяйке. Покончив с молитвами и благословлениями, батюшка и хозяйка с дочерью сели за празднично накры50

тый стол. Хозяйка поставила на стол вареники с творогом, капустой, картошкой и другие угощения. Батюшке вареники понравились. Он хвалил угощения, особенно вареники.

– Кушайте, на здоровье еще эти, – подставляет вареники с капустой хозяйка.

– Спасибо, я уже пять штук съел, – благодарит батюшка.

– Не пять, а восемь, – поправляет дочка.

– Вы не слушайте ее, кушайте еще, – уговаривает хозяйка.

– Да я уже сыт по горло, – показывает на себе батюшка, но все же не может удержаться и еще берет несколько вареников.

– Ну, больше не могу. Вот так наелся, – говорит батюшка и показывает выше головы.

– Мамо, смотрите, у батюшки от горла до макушки семь вареников влезло! – восклицает дочка. Смущенный батюшка быстро попрощался с хозяйкой.

– Из тебя будет хороший математик, умеешь считать, – сказал он дочке.

– Да она на одни пятерки учится, – подхватила довольная хозяйка, а батюшка с тех пор обходил этот дом, боясь еще какого-нибудь конфуза.

– А теперь, как договорились, спать, – закончила бабушка свой рассказ. Мы все долго смеялись и упрашивали бабушку еще хоть что-нибудь рассказать, спать совсем не хотелось.

– Ну, ладно, – сдается бабушка и начинает рассказ.

– Сели как-то муж с женой обедать, а к ним гость пришел – племянник жены.

– Садись с нами пообедаешь, – приглашает хозяйка племянника.

– Спасибо, я уже пообедал, – отвечает тот.

51

– Так посиди на лавке, подожди, пока мы покушаем, – сказала тетя и продолжала обедать. Парень сидит, а слюнки так и текут, так вкусно они кушают. Но ведь уже отказался, что поделаешь. Когда же они стали есть цыпленка, он не выдержал: – Тетя, скажите еще раз, как Вы сказали, – несмело попросил он. Тетя засмеялась и повторила: – Садись с нами пообедаешь.

– С удовольствием, – ответил племянник и сел за стол.

– Так что прежде, чем отказываться от чего-то, подумайте, чтобы не просить «скажите тетя, как вы говорили», – заканчивает бабушка, – а сейчас на бочок и спите. Дедушка развел руками – спать, так спать. Проснувшись утром, мы не поверили своим глазам – все вокруг было белым-бело. Кусты в палисаднике все в инее, а клумбы совсем не видно под снегом. В хате тоже светло и красиво и даже кажется, что стало просторнее. Дедушка пришел с улицы весь в снегу. Долго отряхивался в сенях. От него пахло свежестью, морозом.

– Хватит спать, сони! Пришла зима, снегу за ночь навалило, хоть отбавляй.

– Да, снега столько, хоть веди вола на базар, – говорит бабушка.

– Какого вола, у нас же только Маня, вола никакого нет, – забеспокоилась я, вдруг Маню поведут на базар.

– Да никто никого не поведет на базар, – смеется бабушка, – это такая байка про вола. Ну, тут мы с Соней не упустили возможность услышать что-то новенькое и стали просить дедушку рассказать про вола. Дедушка долго не сопротивлялся, начал рассказ: – В тот год зима стояла снежная, снегом засыпало выше окон. У хозяина было большое хозяйство – корова, овцы 52

и волы. Посмотрел он, что сена осталось мало, до конца зимы на всех не хватит.

– Надо продать одного вола, тогда дотяну до весны. В субботу поведу быка на базар, – решил мужик. А до города далеко, надо с вечера выходить, чтобы к утру попасть на базар. Под вечер он оделся теплее, взял шаньку с едой, еще запасной кожух, и повел вола на базар. С волом быстро не пойдешь, да и дорога заснежена. Прошли они уже почти половину пути, когда пошел снег. Возвращаться назад нет смысла, ушли далеко от села, но и до города еще не близко. Дорогу все сильнее заметает, но вдоль дороги стоят столбы, и он идет от столба к столбу, чтобы не заблудиться.

– Надо идти вперед, а то замерзну, – решает мужик. Снег все усиливается, а мужик упорно идет и тянет вола вперед. Так шли они еще какое-то время. Но снегопад все сильнее. Вот уже и столбов не стало видно. Испугался мужик не на шутку. Вдруг видит, из снега торчит какой-то кол.

– Нет, это не столб, но все равно дальше идти не стоит, остановлюсь здесь, все же, какая-то веха. Привязал он вола покрепче, чтобы не ушел, а сам пристроился рядом, укрылся кожухом и заснул. Сколько он спал, неизвестно, но разбудил его громкий разговор, смех. Оглядевшись вокруг, он увидел, что находится на площади перед церковью. Кругом стоят люди, смеются и смотрят на звонницу. Глянул он туда же и обмер: на звоннице, привязанный к кресту, висел его вол.

– Господи, так это же мой вол! – закричал мужик. Все окружили его и стали расспрашивать, как это он смог затянуть вола на церковь. Его рассказ, что был снег, и он заблудился, вызвал лишь смех окружающих. Тогда мужик стал серьезно рассказывать, что у него было видение. Сам 53

Бог велел ему принести в жертву вола.

– Вот я и решил привязать его выше, чтобы Бог сразу увидел мои старания. Очень трудно было это сделать, но, с Божьей помощью, все получилось. Конечно, некоторые в это не поверили, но из церкви вышел батюшка и, услышав рассказ мужика, благословил его за богоугодное дело и щедро наградил. Когда мужик возвратился домой, односельчане не поверили его байке и только посмеивались над ним. С той поры, если заходил разговор о какой-то невыполнимой работе, говорили: – Это – как вола на церковь тянуть, – закончил дедушка свой рассказ.

– Дедушка, так ведь это неправда. Как мог весь снег сразу растаять? У нас как снег тает – везде грязь, и в речке вода из берегов выходит, а в городе, куда снег делся?

– Так это же байка, как и сказка, – улыбается дедушка, – а как в сказке зайчик или лисичка разговаривают как люди? Вот так и здесь происходит чудо. Рассказ интересный, но я тоже этому мужику не поверила. Но выражение «как вола на церковь» слышала неоднократно. В нашей семье, благодаря дедушкиному рассказу, оно было понятно всем. Не успели мы позавтракать, как кто-то постучал в окно. (У нас всегда стучали в окно, потому, что дверь обита матами из соломы, и постучать не получится). Дедушка пошел открывать дверь, а мы забрались на печь. Пришла мамина двоюродная сестра – тетя Галя. Но ее все называли Галина Константиновна, ведь она учительница! Поздоровавшись со всеми, она присела на лавку и строго спросила дедушку, почему его внучка (это я!) не ходит в школу.

54

Дедушка стал ей что-то говорить о маме, но она строго сказала, что в понедельник я должна быть в школе. Когда она ушла, я радостно закричала: «Ура! Я иду в школу!». Дедушка с бабушкой почему-то не очень обрадовались, а Соня сказала, что давно пора. И вот наступил понедельник. Я проснулась раньше всех, боялась, что проспим и я опоздаю в школу. Кушать я не хочу, в школе всех кормят завтраком и обедом – так рассказывали мне подружки. Но бабушка велела выпить молока с хлебом, лишь тогда меня стали собирать в школу. Соня дала чистую тетрадку и карандаш. Дедушка старую газету, которую он читал вечерами. Какое было платье и все остальное – мне не важно. Сверху надели бабушкину кофту – это праздничный жакет в талию, а от талии воланы. Все это с подкладкой из теплого материала, поэтому мне было тепло. Кофта была мне ниже колен, значит, не замерзну. В дедушкины сапоги наложили соломы, и я сунула туда ноги вместе с сандаликами. Завернув в одеяло, дедушка посадил меня на санки и повез в школу. Ехать было недалеко, дорога накатана санями и мы приехали очень быстро. Школа стояла на пригорке под черепичной крышей – одно единственное здание, покрытое черепицей и покрашенное веселым синим цветом. Все очень гордились своей школой и, если кому-то объясняли дорогу, всегда говорили – «как дойдете до школы» или – «сразу за школой». В коридоре я «выпрыгнула» из сапог. В сандаликах на босую ногу, бабушкиной кофте, с тетрадкой в руках предстала перед учительницей.

55

– А вот и Майя пришла к нам. Снимай кофту, пойдем завтракать, – помогая мне раздеться, весело сказала Галина Константиновна. Меня окружили ученики, которых я прекрасно знала. Никто из них не обратил внимания, как и в чем я одета. В классе было тепло и очень вкусно пахло. Тетя Саня, школьная повариха, всем наложила в тарелку пшенной каши и налила кружку молока.

– А теперь садитесь за парты, – услышала я голос учительницы и растерялась, куда мне садиться? В классе было два ряда парт. В первом ряду сидели первоклассники, а во втором – третьеклассники. Я села на свободное место в первом ряду. Учительница на доске написала букву «С» и велела всем первоклассникам написать целую строчку.

– Давай я тебе напишу одну букву, а дальше ты сама, – сказала она, подходя ко мне.

– Нет, не надо. Я умею писать, меня Соня учила, – воспротивилась я. Учительница отошла, а я усердно и очень красиво написала целую строчку буквы «С».

– Очень хорошо, – сказала Галина Константиновна, – а теперь напиши ее так, как я тебе напишу. Красными чернилами она написала две буквы «С». Я чуть не заплакала от обиды: мои буквы все смотрели не в ту сторону! Так началась моя школьная жизнь.

Зимние каникулы Не успела я привыкнуть к школе, как наступили зимние каникулы – Новый Год! Очень скоро приедет мама! Сколько радостных событий сразу! Даже длинные зимние 56

вечера не казались нам скучными. Днем бабушка принесла всем «работу»: целый мешок кукурузных початков. Дедушка, бабушка и Соня лущили кукурузу: взяв в руки початок, как-то ловко и быстро снимали с кочана зерна. У меня так не получалось. Дедушка сказал, что в руках мало силы, мало каши скушала. Но я всем помогала: качанчики, с которых сняты зерна, я относила к печке и складывала на расстеленное рядно. Работа продвигалась быстро. Я чуть успевала у всех собирать качанчики. Бабушка еще дважды приносила початки. Наконец-то, все почищены. Кукурузные зерна, ссыпанные в мешок, дедушка вынес в кладовку, а бабушка связала концы рядна, на котором лежали качанчики, и дедушка понес их в сарай. Но, увы! Узел большой и в дверь не проходит!

– «Как у хату, так и с хаты!» – смеется дедушка.

– Что, теперь все зерна надо снова на кочаны надеть?

– удивилась я.

– Да как же ты их наденешь, – смеется Сонечка, – я знаю, это дедушка говорит про того мужика, что принес лозу в хату. Ну, рассказать про мужика Соню долго упрашивать не пришлось.

– Однажды зимой мужик нарубил на болоте лозы и принес в хату.

– Что это будет? – спросила его хозяйка.

– Сплету ясли для овец, старые совсем развалились. (Ясли – это большая, редко сплетенная корзина, в которую накладывают сено. Овец в сарае не привязывают, как коров. Они спокойно подходят к яслям со всех сторон и через дырки дергают сено, не притаптывая, не портя его). Хозяин работал не один вечер, пока ясли были готовы.

– Вот так! Готово! – обрадовался хозяин.

57

– Ну, наконец-то, закончил. Выноси скорее, в хате не повернуться из-за этих яслей, – обрадовалась хозяйка. Мужик взял ясли, подошел к двери и видит, что вынести ясли он не может: не проходят они в дверь!

– Так-то так, а с хаты как? – спрашивает хозяйка.

– Как у хату, так и с хаты, – ответил хозяин, разобрал ясли и вынес лозу из хаты. Поэтому дедушка так и сказал. Пока Соня рассказывала про мужика и лозу, дедушка отложил качанчиков в мешок и вынес уменьшившийся узел и мешок из хаты. Мама приехала красивая, но какая-то чужая. Я никак не могла понять, что же не так с мамой. Почему она не такая, как всегда? Наконец-то, меня осенило: нет косы! Нет ее великолепной косы, короной уложенной на голове. Мне было очень жалко, но мама все равно была красивая с модной прической. Волосы локонами рассыпались по плечам. Я ее даже стеснялась и стала называть на «ВЫ», хоть раньше всегда говорила «ТЫ». Она попросила говорить ей «ТЫ», но у меня не получилось.

– А почему и Вы, и Соня дедушку с бабушкой называете «ВЫ»? – спросила я, когда она мне в очередной раз сделала замечание. Ничего не ответив, мама заплакала, а дедушка долго мне объяснял, что это раньше так было принято. Он просил, чтобы мама не плакала, называть ее на «ТЫ». Ну, ладно, «ТЫ», так «ТЫ». К Новому Году мама привезла всем подарки. Самое главное – теплое пальто с капюшоном и валенки. Я примеряла одну обновку за другой. Как жаль, что все это надо снимать! Чтобы я не расстраивалась, мама показывает еще один подарок – красный платочек, легкий и прозрачный, как паутинка. Один она подарила Соне, другой мне.

– Ну, уж такого платочка ни у кого в селе не будет, – 58

прыгала я от радости. Соня свой подарок спрятала в сундук, а я не могла выпустить его из рук, подбрасывала вверх и ловила, завязывала бантиком, не могла нарадоваться такому подарку. Спала я теперь с мамой и рассказывала ей все наши новости. Дедушка тоже был очень веселый, и мы его просили рассказать нам что-нибудь интересное.

– Расскажите про сало и колбасу, – попросила его мама. Бабушка засмеялась и разрешила дедушке рассказывать – они с мамой не первый раз слышали эту байку.

– Это было давно. Снега навалило еще больше, чем в этом году. Даже заборов не было видно и снег от окна приходилось отрывать несколько раз, – начал рассказ дедушка. – Пошли наши соседи в управу – (это как правление колхоза), хотели послать сыну в город гостинец к Новому году. Там сидел почтальон, который привозил и собирал письма, посылки, переводы и увозил все это на станцию, где находилась почта. Народу собралось много – одни ждали письма, другие отправляли письма, гостинцы, деньги. Дед с бабкой сидят, ждут своей очереди. Почтальон принял деньги у женщины, и, пересчитав, положил их в сумку.

– А как же ты, сынок эти деньги передашь моему брату? – спросила женщина. – Неужто, повезешь их в Киев?

– Что Вы, мамаша, никто их не повезет. Нынче все по проводам передают. Видите, провода от каждого села протянуты? Так теперь никакой заботы нет. Дойдут очень быстро. Женщина, довольная, что деньги дойдут быстро, вышла, а дед бабке говорит: «Пошли домой, много народу. Тут до вечера просидим».

– Зачем же нам отдавать гостинцы почтальону, если он их по проводам отправляет? – придя домой, спросил дед жену.

59

Та, не понимая, к чему клонит дед, слушала его молча.

– Дождемся вечера и сами все по проводам отправим. Снегом то все завалено, провода совсем низко. Так они и сделали. Решено было послать сапоги (весной ему пригодятся). В один сапог положили кусок сала, в другой – кружок колбасы. Чтобы, не дай Бог, не выпало, заткнули тряпками голенища. Вечером прислонили лестницу к столбу, что стоял у их забора, и перекинули сапоги через провод. Дед оттолкнул сапоги граблями подальше от столба в сторону станции и, довольные своей смекалкой и проделанной работой, они пошли домой. Несколько раз дед выглядывал в окно, но пошел снег, и стало совсем темно. Утром, выйдя во двор, они сразу же пошли посмотреть на провода. Сапоги уже ушли! Дед проверил, прошел до конца села, но их нигде не видно. Порядок! К Новому Году сын получит гостинцы. Посмеиваясь над глупыми односельчанами, которые все отдают почтальону, дед с бабкой ждали письма от сына. Нежданно-негаданно сын приехал на Рождество. Поздоровавшись, выслушав все новости, бабка спрашивает его за сапоги, подошли они ему по размеру или нет.

– Какие сапоги? – не понимает сын, – не получал я никаких гостинцев. А когда вы их посылали? Рассказывайте подробно обо всем. Тут дед рассказал о своем новом способе отправки посылок. Сын посмеялся над наивностью родителей и объяснил, что они неправильно истолковали слова почтальона. Сам он понял, куда делись сапоги, и пошел к соседу. Сосед встретил его радушно, но вначале посмеялся, сказав, что ничего не знает о сапогах. Пришлось пригрозить, что придется обратиться к власти, тогда будет не до смеха.

– Ладно, – сказал сосед, – не воровал ведь я. Просто под утро вышел на двор по нужде, а собака лает и смотрит на небо. Присмотревшись, я увидел на проводе сапоги!

60

Подтянул их граблями к столбу и снял. К моей радости там был кусок сала и кружок колбасы! Подарок к Новому Году. Сало и колбасу мы, конечно, скушали, а сапоги стоят, можешь их забрать, они мне все равно малы.

– Хорошо, – сказал сын деда, – договоримся так: я не сообщаю властям о тебе, а ты не болтай по селу о случившемся. На том и порешили. Сын принес сапоги домой и, предупредив отца, чтобы больше не придумывал ничего подобного и помалкивал о случившемся, уехал в город. Ну, а сосед не мог долго хранить тайну и «по секрету» рассказал о случившемся своим друзьям. Вскоре об этом знали уже все, и к деду надолго прилипло прозвище «почтальон». Рассказ дедушки нам очень понравился, и мы долго обсуждали, почему сосед сразу не отдал сапоги деду с бабкой. Решили – был очень жадный. Мы просили дедушку рассказать еще что-нибудь, но он строго сказал, что завтра рано вставать, ведь мама уезжает, поэтому время спать. Но мама вдруг обратилась к бабушке: – Мамо, а расскажите Вы ту историю, что когда-то рассказывали, про кожу, помните? Дедушка засмеялся, видно вспомнил что-то смешное, и бабушка улыбнулась.

– Конечно, помню. И начала свой рассказ.

– Жила в нашей деревне семья, очень трудолюбивые, хорошие люди. У них был единственный сын Петро. Пришло время, и он женился на дочке богатого хозяина из соседнего села. Невестка была красивая и уважительная, вот только к работе не приучена. Покушает и на улицу – сядет в тенечке и сидит, или поспать ляжет. Так прошел день, другой, третий. На четвертый день невестка после завтрака пошла к соседке, да и просидела там до обеда. Сели обедать, 61

а ей ложки не подано.

– А где мне ложка? – спросила она.

– А ты не заработала на обед, – сказал отец, – смотри, мать убралась в доме, приготовила обед, подоила корову. Мы с Петром солому привезли и сложили, а ты, что сделала? «Кто не работает, тот не ест» – слышала такое?

– Ну, и не надо, мне совсем и не хочется кушать, – сказала невестка и вышла с хаты. На ужин ей опять не было ни хлеба, ни молока и она голодная легла спать. Утром мать пошла в хлев доить корову, а она сложила постель, взяла метелку и стала подметать хату. Когда сели за стол завтракать, ей, как и всем, была поставлена миска с кашей. С тех пор все пошло нормально, невестке не надо было указывать, что делать, она сама бралась за нужную работу. Зимой работы особой нет, они мяли кроличьи шкурки, чтобы были мягче и шили шапки отцу и сыну. Прошло полгода, и в гости приехали невестины родители. Они сели в тенечке, отдыхая от жары, и разговаривали со сватами. Их дочь накрыла на стол, затем принесла две кроличьи шкурки – отцу и матери.

– Вы сидите и хоть шкурки мните, а то у нас кто не работает, тот не ест!

– Ну что ты, – вступился отец, – это касается только своих, а гостям мы всегда рады и напоим, и накормим. А уж дочка ваша такая работящая, мы ею не нахвалимся. Спасибо вам большое, что вырастили такую замечательную невестку. Так что девчата учтите: лентяев никто не любит, и слова «кто не работает, тот не ест» запомните, – закончила бабушка свой рассказ. Выражение «мять кожу» тоже закрепилось в лекси62

коне нашей семьи. Мама уехала, пообещав приехать летом и забрать меня в город. Я не знала, что мне делать – плакать, что мама уезжает, или радоваться, что я скоро поеду в город. Правда, до лета еще так далеко! Поэтому я лишь крепко прижалась к дедушке и молчала. В школу идти не надо, и от этого день становится длиннее.

– Можно, я пойду к Соне? – спрашиваю у дедушки.

– Иди, только не сиди там долго. У Сони Шпурик две старших сестры и брат. К ним приходят друзья, и тогда бывает весело. Но сегодня в хате тихо. Соня и ее сестры одеты и собираются куда-то идти.

– Пойдешь с нами за соломой? – спрашивает меня Соня.

– А это далеко? – заволновалась я, ведь дедушка велел долго не гулять.

– Нет, скирда совсем рядом. Я представила, как обрадуется бабушка, когда я принесу соломы. Вчера она говорила дедушке, что топлива осталось немного, а зима холодная. Солома наше основное топливо.

– Хорошо, я иду с вами. Скирда, действительно, была совсем рядом с деревней. Все быстро наложили соломы в сетку (сетка – две деревянные дуги и между ними редко плетеная сеть), а мне связали пучок соломы веревкой. И хотя мне казалось, что все произошло очень быстро, дедушка с бабушкой уже волновались, где я так долго гуляю. Сонечка пошла к Шпуриковым, но там никого не было дома. Я вошла в хату и торжественно заявила: – Вот, принесла солому, завтра будет, чем топить!

– И где же ты взяла эту солому? – строго спросил дедушка.

63

– Это со скирды, что за селом, – радостно сообщила я.

– А кто тебе разрешил брать там солому? – не унимался дедушка.

– Так Соня и ее сестры все брали, – с тревогой отвечаю я, чувствуя, что дедушка сердится.

– А как называют тех, кто берет чужое без разрешения? – задает новый вопрос дедушка. Я молчала, понимая, что сделала что-то не так.

– Таких людей называют ворами! Моя внучка – воровка? Дедушка сторож, а внучка ворует! Тебя в тюрьму отправить или всыпать ремня? Я стояла, опустив голову, не отвечала ни слова. Дедушка схватил принесенную солому и выбросил ее в сени.

– Завтра же отнесешь эту злосчастную солому туда, где взяла. Широким ремнем он дважды шлепнул меня по спине. Боли, конечно, я не почувствовала – ведь на мне мое теплое зеленое пальтишко, привезенное мамой. Но, Боже мой! Дедушка, который никогда меня даже пальцем не тронул, бьет меня ремнем! Такого я не могла перенести! Я так плакала, что дедушка с бабушкой не на шутку испугались. Плач перешел в истерику. Дедушка что-то говорил, пытаясь меня успокоить. Сонечка прошептала мне, что она сама отнесет солому к скирде. Но слезы и всхлипывание продолжали душить меня до поздней ночи. Проснувшись утром, я боялась вставать с постели, но бабушка спокойно позвала нас с Сонечкой завтракать. Дедушки в хате нет. Я несмело подошла к столу. Только я собралась сесть, как дверь открылась, и вошел дедушка.

– Доброе утро! – спокойно поздоровался он и сел на свое место за столом. Я вся сжалась, ожидая, что сейчас меня вновь будут ругать за вчерашнее происшествие, но никто ни словом 64

не обмолвился о соломе, и, успокоившись, я принялась за завтрак. И хотя больше никогда об этом случае не было разговора, я навсегда запомнила, что брать чужое, даже если это делают другие, – стыдно и непозволительно. Зимние каникулы пролетели очень быстро. Опять надо идти в школу. Вчера Соня сказала, что возьмет меня кататься на ковзанках в воскресенье, и я повеселела. В школу я теперь ходила сама, дорожки протоптаны, валенки теплые, пальто и теплый платок – одно удовольствие идти вместе с соседскими ребятами. Наступило воскресенье. Дедушка уже приготовил ковзанку для Сони и для меня. Сделать ковзанку не так просто. Вначале надо сделать из прутьев каркас, обложить его со всех сторон свежим коровьим навозом, чтобы получилось, как большой таз. Все это хорошо замерзнет на морозе, а затем поливают несколько раз водой. Этот «таз» становится крепким и скользким. Дедушка заранее привязал к ковзанкам веревки, и мы Соней счастливые побежали на горку. Горка была длинная, но не высокая – это был спуск к болоту, которое уже замерзло, как и наша небольшая речушка Оржиця. Все засыпано снегом и лишь верхушки кустов напоминают, что здесь болото и речка. Спускаться вниз – одно удовольствие. Ковзанка несется по накатанному снегу, крутится в разные стороны. Когда выпадаешь из неё, надо быстренько убегать в сторону, чтобы на тебя не наехали другие дети. Я успела отбежать на обочину, но мои «санки» уехали далеко-далеко. Как я их догоню? К моей радости, Соня доехала до конца горки и возвращается со своей и моей ковзанкой. Домой мы приехали довольные и усталые.

65

– Ну, накатались? Не замерзли? А ковзанки не разбились? – встретил нас дедушка вопросами.

– Лучше покажите свои синяки, – сказала бабушка, поставив на стол миску с горячим борщом. Но мы раскрасневшиеся и возбужденные не чувствовали никаких синяков и с удовольствием принялись за борщ. Готовила наша бабушка очень вкусно. Ни в детстве, ни став взрослой, я не кушала ни у кого такого вкусного борща, пшенной молочной каши с коричневой пенкой и ее фирменных «балабушек». В обед на столе были лук и чеснок, соленое сало. Сало было белое, толстое, мягкое как масло, и очень вкусное. Иногда бабушка большой кусок сала, разрезанный на четыре части, клала на противень, и ставила в истопленную печь. Когда вечером она вынимала этот противень, кусок был намного меньшим, а сало совсем прозрачное. На противне собралось много жира – смальца. Смалец, приправленный лавровым листом, перчиком, намазанный на хлеб, был любимым нашим лакомством. Но еще вкуснее был смалец, которым заливали домашние колбасы. Свежие колбаски укладывали на противни кружками и жарили. Затем жареные колбасы складывают в ведро и заливают горячим смальцем, добавляя соль, перец, лавровый лист. Вот этот смалец был особенно ароматным и вкусным. Хлеб всегда резал дедушка. Он говорил: – Если за столом есть мужчина, женщина не должна брать нож в руки. Это мужское дело. Но мы и не трогали нож. Хлеб всегда был ровно порезан и лежал на дощечке, покрытый полотняным вышитым полотенцем (рушником). Масло было редким гостем на столе. Считалось, если на столе сало, маслу нет места. Масло – это когда подают вареники. Тогда бывает и масло, и сметана. Вареники бабуш66

ка делала разные – с творогом, картошкой, капустой, вишней. Конечно, самые вкусные – с вишней, ведь к ним иногда бывает мед! Но это бывает только летом, когда созревает вишня. Мама любит вареники с картошкой и бабушка к ее приезду всегда их делает. А еще осенью бабушка печет пироги с бузиной. Ягода эта нежная и вкусная, только вот пачкается сильно. Вся детвора ходит с синими губами и зубами после этих пирогов. Но зато, какая вкуснятина! Иногда мне совсем не хотелось кушать – меня ждали друзья. После нескольких ложек борща или каши я заявляла, что уже наелась.

– Иди сюда, – говорил дедушка. Потрогав мою шею, он говорил: – Нет, ты еще голодная. Посмотри, какая ямочка у тебя под косой, – и он проводил пальцем по шее, – когда ямочки не будет, значит наелась. Приходилось кушать, проверяя, большая ямочка или нет. Наконец, дедушка говорил, что ямочка маленькая, и я могу идти гулять. (Эту «ямочку» я «проверяла» и у своих детей). Но сегодня мы проголодались и сели за стол с удовольствием. Миска с борщом стояла посредине стола. Деревянными ложками по очереди мы аккуратно брали борщ, подложив под ложку кусочек хлеба, чтобы не капнуть на стол. Если борщ был жидким и прозрачным, дедушка говорил: «Таким борщом можно голову мыть». А я любила такой борщ – по краю миски собирались мелкие желтые кружочки, которые я старалась поймать в ложку.

– Не вылавливай скалки, – замечает мои выходки бабушка.

– Да она просто берет там, где холодней борщ, – защищает меня дедушка. Над моей головой висела икона Боженьки, который 67

все видел и слышал, а рядом сидел дедушка – мой ангелзащитник. Бабушка убирала со стола, а дедушка ушел куда-то по своим делам. Я сидела у окна и смотрела на березу, что стояла в палисаднике. Дедушка прикрепил к ней дощечку с прибитым кусочком сала. Теперь там часто «работали» синички, лакомясь салом. Одна, две, три. Уже толкаются, норовя достать до сала. Но вот они испуганно вспорхнули. На куст сирени, что растет рядом, налетела целая воробьиная стая. Они облепили весь куст, весело чирикали и прыгали с веточки на веточку.

– Бабушка, смотри, как воробьи веселятся, – зову я бабушку.

– Что-то рано они веселятся. Это воробьиная свадьба. Обычно такие свадьбы бывают в конце зимы, а сейчас еще до весны далеко. Я продолжала наблюдать за птичками, доедая кусочек хлеба, оставшийся у меня после обеда. Входит дедушка и, увидев меня, жующую хлеб, спрашивает, не голодная ли я. ­– Да она, как в той байке – пообедала, да хлеб жует, – сказала бабушка.

– В какой байке? Бабушка, расскажите!

– Да там и рассказывать нечего, – смеется бабушка.

– Просто пошел брат к своей сестре после обеда, а она спрашивает его, что родители делают. Парень ей и ответил, что они «пообедали, да хлеб едят». Вот и вся байка. Видно, плохо пообедали, – закончила бабушка. Когда я вновь глянула в окно, воробьиной стаи уже не было, а синички спокойно клевали сало.

68

Трагедия Зима в этом году выдалась снежная. Снег засыпал хату выше окон и дедушка прорыл коридор до сарая, чтобы ходить к корове и отрыл снег от окон. Дома только и разговоров, что скоро должен появиться теленочек. Интересно, кто это будет – телочка или бычок? Наша улица хорошо наезжена санями, и до школы совсем не трудно дойти. Ходим мы всегда все вместе, бросая друг в дружку снежками. Так веселее.

– Не испугайся, – сказал мне дедушка, когда я вернулась из школы и заходила в сени, – у нас здесь Маня теперь живет. Маня – это наша корова. А чего мне ее бояться, я летом ее гоняла в стадо и гладила, когда бабушка её доила. Маня стояла спокойно и шумно вздыхала. На меня она не обратила никакого внимания. Погладить ее дедушка не разрешил, и я пошла в хату. Скоро придет Соня со школы, и мы все будем обедать.

– Господи милостивый, Царица небесная! – услышали мы голос бабушки, – поела муку, стоит и облизывается!

– Где Царица небесная? – кинулась я к двери, дедушка за мной. В сенях стояла наша Маня. Морда ее была белая, а бабушка старалась за веревку оттянуть ее от коробки с мукой. Я все пыталась разглядеть, где же Царица небесная, но дедушка закрыл дверь. Я осталась в хате одна. Скоро пришла Соня. Я ей рассказала про Царицу небесную, но она лишь посмеялась.

– Это бабушка так на Маню сказала. Никакой Царицы там не было. А как жаль! Я так хотела увидеть Царицу! Прошли годы, а выражение «Царица небесная, поела 69

муку стоит и облизывается» часто всплывает в памяти, вызывая сладостные воспоминания и улыбку.

– Вставай, у нас гости! – тормошит меня утром дедушка. – Посмотри, какой красивый теленочек! У печки на соломе лежал маленький теленочек, прикрытый бабушкиным старым фартуком.

– А он ходить умеет? А погладить его можно? – спрашиваю я, но мне не разрешают его трогать.

– Пусть поспит, согреется, он замерз. Придешь со школы и погладишь, – успокаивает меня бабушка. Со школы я бегом бегу домой. Какой там теленочек? Бычок или телочка? Как назовут? Конечно, будет телочка! Дома меня ожидала телочка. Решено, назовем ее Зорькой, очень красивое имя! Телочка лежала возле печки и большими теплыми, словно обшитыми мехом глазами удивленно смотрела вокруг. На лбу у неё было беленькое пятнышко, а вся она была рыжая, как Маня. Вместо рогов у нее были смешные крутые бугорки. Испугавшись моего прикосновения, она встала. Ножки тоненькие и немножко дрожат.

– А где рожки? Почему у дедушки Христана телочка была с рожками, а у нашей нет? – заволновалась я.

– Рожки вырастут летом, сейчас она еще маленькая. У тебя ведь тоже косички еще не большие, – объяснял мне дедушка. Теперь у меня появилась подружка. Я ее гладила и расчесывала. Завязывала веревочку, как у Букета (это наша собака), и даже показала ей мамин подарок – свой красивый красный платочек. Зорька тоже меня любила и не отходила от меня ни на шаг. Иногда она «веселилась»: задрав свой хвостик, бегала по хате, натыкаясь то на лавку, то на печь.

– Женить бы тебя, – смеясь, сказала бабушка.

– А зачем ее женить? Разве телят женят? А почему 70

Маню не женили? – засыпала я вопросами бабушку.

– Нет, телят не женят. Это такая присказка есть. Один мужик, когда был молодой, не женатый, жил весело и беззаботно, как малый телок. Придя с работы, мог бежать к друзьям, идти на гулянку. А когда женился, появилось много забот, много работы, которую раньше он не делал. Вот ему стало некогда бегать по гулянкам. Выпустил он весной теленка с сарая на двор, а тот задрал хвост, как наша Зорька, и давай носиться по двору. Хозяин вспомнил свою беззаботную жизнь и сказал: “женить бы тебя, не бегал бы, задрав хвост”. Мы посмеялись над бедным мужиком, а Зорька, набегавшись, спокойно улеглась возле печки. Дедушка сказал, что пора привязать ее, но я так его просила не привязывать, что он оставил ее свободно ходить по хате.

– Еще пару дней пусть погуляет, а потом к Мане отведем. Она ведь к маме хочет, – строго сказал дедушка. Как жаль, что Зорьку отведут к Мане! Я решила вытереть ей нос. Он у нее почему-то блестит все время. Надо только найти подходящую тряпочку. Но ничего такого я не нашла и пошла в сени спросить у бабушки. Когда мы вошли в хату – я обмерла: Зорька стояла у стола. С её рта свисал кончик моего красного платочка! Застыв от неожиданности, я увидела, как платочек исчез во рту Зорьки. Она смотрела на меня и спокойно жевала мой платочек! Я так испугалась, расстроилась, что даже не заплакала, а лишь со страхом смотрела на бабушку. Как же это? Где мой платочек? Что Зорька и меня теперь съест? Бабушка что-то говорила мне, но я ничего не слышала. Прячась за бабушку, я обошла Зорьку и залезла на печку – здесь она до меня не достанет. У меня как в детстве, так и позже, было две защитные реакции – слезы и сон.

71

Я была так напугана, что даже не плакала, сразу уснула. Утром меня разбудила Соня – пора в школу. Я вспомнила о происшедшем вчера и еще крепче схватилась за одеяло – не хочу вставать. Но подошел дедушка и снял меня с печки. Зорьки в хате не было, и я смелее стала собираться в школу, однако не могла вымолвить ни слова. В школе я отказалась кушать и, молча, сидела за партой.

– У тебя ничего не болит? – спрашивала меня учительница. В ответ я лишь трясла головой. Домой идти мне совсем не хотелось, и я нога за ногу плелась по улице, останавливаясь у каждого сугроба. Вот и наши ворота, но я пошла дальше. Ноги сами несли меня вперед, вперед, только не домой. Уже конец села, ведь наша хата пятая с краю. Я испугалась, куда же я пойду? Надо идти домой, но страшно и не хочется. Как всегда, хочу плакать и спать. Присев у плетня на сугроб, я тихонько плакала.

– А что это ты здесь делаешь? – услышала я голос тети Поли, она жила в последнем доме и шла на ферму, – почему прошла свою хату? Заблудилась? Пойдем, я отведу тебя домой. Дома уже забеспокоились, что меня так долго нет. Соседские дети уже дома, и дедушка пошел спросить, где же его внучка, ведь мы всегда ходили вместе. Тетя Поля стала рассказывать бабушке, где я была, а я быстро разделась и сразу на печь – это моя «прятка», мое убежище. Ночью у меня поднялась температура, и в школу я не пошла. Бабушка отварила картофель в чугунке, и я должна была дышать над этим чугунком. Было очень жарко, а запах 72

такой, как от корыта с хрюшиной едой. После этой процедуры я проспала до самого вечера. Вечером, попив горячего молока с медом, я слушала, как Соня учит стихотворение «У лукоморья дуб зеленый», и все старалась понять, что значит «у лукоморья». Это лук у моря и дуб? Спросила Соню, но и она ничего мне не объяснила. Спрашивать у дедушки не хотелось – он читал газету. Так я и уснула, раздумывая о «лукоморье». Утром меня разбудила Соня радостным возгласом: – Смотри, смотри, что у нас есть! – громко говорила она и трясла меня за плечи. Я посмотрела туда, куда она показывала и вся застыла – на веревочке у печки висел мой красный платочек! Он был совсем новенький! Вместо радости мной опять овладел ужас. В моих глазах возникает Зорька, а во рту кончик платочка! Она приближается ко мне… Это было так страшно, что громко вскрикнув, я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, то не поняла, как я очутилась на крoвати. Рядом сидел дедушка и гладил меня по голове. В хате стоял какой-то непонятный запах, а на лавке у стола сидела наша фельдшер и что-то писала. Болела я долго и непонятно. То я видела дедушку у своей постели, то вновь спала. Температура и страшные сны преследовали меня целый месяц. Но однажды, проснувшись, я почувствовала, что очень хочу кушать. В хате никого нет. Я встаю и иду к столу. На столе под полотенцем хлеб. Взяв кусочек, я с удовольствием стала жевать. Открылась дверь и вошла бабушка.

– Ну, слава Богу, ты уже встала. Давай одеваться и будем завтракать. Так я пошла на поправку и через неделю уже ходила в школу.

73

Зорьку я никогда больше не видела. Ни о ней, ни о платочке никто не вспоминал. Но однажды, много лет спустя, муж принес мне в подарок красный прозрачный (так называемый «газовый») платочек. Взяв его в руки, я сразу вспомнила Зорьку, маленькую девочку, которая с ужасом смотрит, как исчезает ее платочек. И снова, как тогда, затрепетало мое сердце, глаза затуманились слезой.

– Что случилось? Я тебя чем-то обидел? – заволновался муж. Пришлось рассказать ему эту грустную историю с платочком. Этот платочек до сих пор висит в моем шкафу, напоминание о моем счастливом босоногом детстве.

До свидания, Покровщина Дедушка сообщил маме о моей болезни и она нежданно-негаданно приехала снова. Бабушка ругала дедушку, что он зря все написал, ведь я уже здоровая, но мама заволновалась, что меня надо показать врачу, а здесь только фельдшер. Быстро собравшись, мы уехали в Литву. То ли от неожиданного отъезда, то ли я была еще слабая после болезни, но поездке я не была рада и не особо что запомнила. Вагоны были переполнены, очень жарко, стоял запах паровозной гари. Я сидела у окошка, а когда вышла в туалет, вернувшись, увидела, что на моем месте сидит тетенька. Устроившись у мамы на коленях, я проспала всю ночь, да и дни прошли как в тумане. Идти к маминому (теперь уже нашему) дому далеко. Мама сказала, что поедем на такси и мы сели в серую 74

большую машину. Но довезла она нас только до речки. Правда никакой речки я не увидела. Кругом было белое поле. Мама сказала, что это замерзшая речка, и мы пойдем по льду пешком. Я очень устала и хотела только спать. Добравшись до дома, я сразу уснула, отказавшись от ужина. Когда я проснулась, в комнате было светло. Неужели уже день? Я так долго спала? Но мама спит рядом, значит, все хорошо, и я снова уснула. Услышав какой-то громкий звук, я испуганно села на кровати. Подошла мама, она уже одета, в руках сумочка.

– Не бойся, это машина посигналила, можешь еще поспать, я скоро приду. Надо привести врача, чтобы он тебя осмотрел. И она, поцеловав меня, ушла. Я растерянно смотрела на дверь, на окно и боялась пошевелиться. Комната была большая. Два огромных окна выходят прямо на улицу и мимо них все время идут люди, едут машины. На столбе, напротив окна, ярко светит каким-то желтым светом лампочка. От этого света в комнате светло, но как-то странно. Я вспомнила о столбе в Покровщине. Теперь и мы будем Стовбунами? Надо спросить у мамы. Посередине комнаты большая печка. Не такая, как у нас в Покровщине, а блестящая, желтого цвета. Печка делит комнату на две половины: в одной стоят две кровати, а другую я не вижу, и идти туда боюсь. Позже я увидела, что к печке с другой стороны пристроена грубка, это бабушка так называла плиту. Я люблю сидеть и смотреть в дырочку, как горят дрова. Но сейчас я тихонечко лежу, боясь пошевелиться. Вдруг дверь кто-то дернул, а потом стал отмыкать ключом. Я забралась под одеяло и со страхом ожидала, что будет дальше.

75

– Ты еще спишь? – услышала я мамин голос. С радостью я вскочила, чтобы сказать, что я давно не сплю. Но мама была не одна. С ней пришла красивая тетя и высокий седой дядя.

– Вот, доктор, посмотрите, это моя доченька, – обратилась мама к дяде. Они разделись и дядя, вымыв руки и погрев их возле печки, стал слушать меня через трубочку, посмотрел мне в рот, погладил по спинке и сказал маме: – Вы зря беспокоитесь. Девочка вполне здорова. Правда немножко ослаблена болезнью, но молодой организм с этим справится. Смело отправляйте ее в школу. И дядя, взяв свой красивый чемоданчик, ушел. Тетенька, которую звали Маша, весело улыбнулась мне и сказала, что теперь мы будем жить вместе. Это ее кровать стоит возле окна. И в школу мы пойдем с ней, так как ее работа рядом со школой. В школу мне совсем не хотелось, да еще и без мамы. Слезы покатились по щекам, как я ни старалась не плакать.

– Не плачь, завтра я сама отведу тебя в школу, а там видно будет, – успокаивает меня мама. Пришла хозяйка, она работала в ночную смену (так сказала мама), и мы все пили чай. У дедушки мы никогда никакой чай не пили. Всегда было молоко или компот. Чай мне совсем не понравился. Какая-то темная вода, хорошо еще, что сладкая. День был длинный и неинтересный. За окном целый день шум. Люди куда-то спешат, машины сигналят. Спать легли рано, ведь завтра в школу. Утром меня разбудила мама.

– Пора вставать. До школы довольно далеко, надо выйти раньше. Позавтракав, мы поспешили в школу. А вот и школа, небольшой серый дом. Урок уже начался 76

и мы, постучавшись, вошли в класс. Учительница – пожилая, толстая, мне не очень понравилась. Но вот она улыбнулась и сказала: – Здравствуй, девочка. Как тебя зову? Я, молча, прижималась к маме. Все ученики смотрели на меня с любопытством. Мне стало страшно.

– Ладно, познакомимся потом, а сейчас садись вот за вторую парту к Римме. Когда я села за парту, то увидела, что мамы уже нет в классе и хотела тоже убежать. Римма наклонилась ко мне и сказала: – Не бойся, Варвара Станиславовна очень хорошая. Варвара Станиславовна действительно была доброй и ласковой. Но учеба мне давалась с большим трудом. Я не все понимала, о чем она говорила, что отвечали ученики, но спрашивать стеснялась. Часто отвечала невпопад, а чаще вообще молчала. Дети, конечно, смеялись над моей русско-украинской речью. Утром очень неохотно я шла в школу с тетей Машей, а возвращалась с Риммой. Она жила совсем близко от нас, в доме через дорогу. Римма Бобровская (такая интересная фамилия!) мне очень понравилась – у неё такие красивые светлые кудрявые волосы и большой голубой бант. Недалеко от нашего дома река Неман. Она ещё замерзшая, но совсем недалеко от берега большая полынья. Там островок и на нем бьет какой-то ключ, поэтому вода там почти не замерзает. Так объяснила мне мама, когда отпускала кататься с горки на санках. Римма часто приходит ко мне, а к ней ходить нельзя – у нее очень больная мама. Вот и сегодня мы долго дома не сидим – идем гулять на улицу. У Риммы новые большие санки. Ей принес дед Мороз на Новый год.

77

Она садится всегда первая и придерживает санки, пока сяду я. Санки с горки несутся быстро и далеко, надо только тормозить правой ногой, чтобы они катились по берегу, а не по льду, ведь там дальше лед тонкий и вода. Но что это – я не успела сесть, как Римма отпустила санки. Я упала на снег и кубарем покатилась вниз, а санки с завалившейся на них Риммой, покатились прямо на лед. Первое, что я увидела, когда скатилась с горы и встала на ноги, это Римма, стоящая по пояс в воде. Я кинулась к ней, но лед затрещал у меня под ногами, а до Риммы еще далеко. В голову пришла спасительная мысль – солдаты! Совсем рядом воинская часть, там работает моя мама. Сколько есть сил, бегу туда.

– Римма тонет, – кричу я, еще не добежав до проходной. Дежурный что-то сказал часовому и побежал к реке. Я за ним не успевала. Когда я обессиленная прибежала на берег, солдатик уже полз по льду к Римме, а другие подоспевшие военные бросали Римме веревку и что-то похожее на одеяло. Вот солдатик уже совсем близко. Лед трещит, и он проваливается в воду. Подойдя к Римме, солдатик берет её на руки и пытается поставить на лед. Нет, лед снова проваливается.

– Ложи ее на палатку, – кричит кто-то с берега. Оказывается, это не одеяло, а плотная палатка. Римма уже лежит на палатке. Военные тянут ее к берегу, а за нею и мокрого солдатика. Завернутую в палатку Римму приносят к нам домой. Дома никого нет, все ещё на работе. Военный быстро затапливает плиту, помогает Римме надеть мою одежду и уходит. Мы сидим и дрожим от холода и страха. Проходит всего несколько минут, и прибегает мама. Оказывается, ей сообщили о случившемся, и она прибежала домой, думая, 78

что в Немане побывала я. Напоив нас чаем и уложив в постель, она уходит на работу. Через некоторое время она вернулась с папой Риммы, который служил в этой же части. Он переодел Римму в ее одежду и попросил о случившемся не говорить маме, у нее больное сердце. Да я и не скажу, ведь я там совсем не бываю. Теперь мне к реке нельзя даже подходить. Гулять на улице стало не интересно. Римма тоже не приходит, наверно, её тоже не пускают на улицу. Да и в школу она не ходит, наверное, болеет. После уроков я сижу дома и смотрю в окно на проходящих мимо людей. Куда они все торопятся? Целый день одни туда, другие обратно. Пришла тетя Маша и сказала маме, что в клубе у танкистов идет хороший кинофильм. Если мама хочет, мы можем все пойти туда бесплатно. Там служит ее знакомый дядя Вася, и он вечером за ней зайдет. Я стала умолять маму пойти в кино. Но мама не очень хотела. Вечер, поздно возвращаться. Да еще танкисты и десантники между собой что-то не поделили и часто солдаты дерутся. Но мы с тетей Машей все же ее уговорили, ведь дядя Вася проводит нас домой после кино. Как долго не приходит этот дядя Вася! Я уже хочу надеть пальто, но мама не разрешает, боится, что я вспотею и потом простыну. Наконец-то, дядя Вася стучит в окно. Через минутку мы уже на улице и я вприпрыжку иду самая первая. Мы подходим к небольшому магазину, где всегда много людей и ярко освещенная витрина. Навстречу тоже идут какие-то люди. Но мне до них нет дела. Мы спешим в кино! Но что это? Сзади какой-то шум, потом крики. Я оглянулась и обмерла со страху: на тротуаре лежит дядя Вася, а какие-то солдаты, которые только что шли навстречу нам, быстро убегают. Тетя Маша склонилась над дядей Васей, а мама схватила меня и втолкнула в магазин. Ктото уже вызывает скорую помощь. Прибежали военные с оружием. Я очень испугалась, даже плакать не могла. Мама 79

поговорила с каким-то военным дядей, он взял меня на руки и понес домой… Проснулась я на другой день от громкого крика. Тетя Маша плакала, а мама гладила ее по голове и что-то тихо говорила. Я тихонечко лежала и слушала. Мама уговаривает тетю Машу не плакать, надо одеваться и идти.

– Куда вы пойдете? А я? Я с вами тоже пойду, – забеспокоилась я, понимая, что сейчас они уйдут, а я останусь одна дома.

– Ты никуда не пойдешь, – строго сказала мама, – умер дядя Вася и мы идем встречать его маму. Сейчас придет хозяйка, и вы будете дома. Так, значит, в школу я не иду, но и дома оставаться не хочется. Но спорить я не успела. Мама и тетя Маша уже вышли из комнаты. Вечером к нам пришел дядя военный с блестящими погонами. Он принес вкусное печенье, пил с нами чай и долго расспрашивал меня, какие солдаты шли нам навстречу, когда мы шли в кино, смогла бы я их узнать, если встречу. Но я почти ничего не помнила. Мне показалось, что один солдат был с усами. Но я не знаю, узнаю ли я его. Дядя ушел, а тетя Маша рассказывала нашей гостье, как все было, и они обе плакали. На следующий день хоронили дядю Васю. Я впервые осознала, что существует смерть, но это было так странно, что я не могла поверить в реальность происходящего, воспринимая все как какое-то грустное мероприятие, которое сейчас пройдет и все будет по-прежнему. Похороны для меня – что-то незнакомое, очень страшное и я очень боюсь. Меня тепло одели, и мы пошли туда все вместе – я, мама, тетя Маша и тетя Нина (мама дяди Васи). В центре огромного стадиона на высокой площадке стоит гроб. Мы подошли к площадке и сели на скамейку. Мама велела мне не смотреть на гроб, а дядя военный, 80

который приходил к нам вчера, попросил смотреть на солдатиков, которые будут подходить сюда, может, я узнаю кого-то из них. Вначале говорил самый главный дядя военный – на нем была необыкновенная шапка и красные полосы на брюках. Он говорил долго и строго, а все слушали, опустив головы. Но вот он замолчал, подошел к плачущей тете Нине и обнял ее. Заиграла странная музыка. Мама тихонько мне прошептала, что это играет духовой оркестр, и что я не должна оглядываться по сторонам. И вот мимо нас пошли солдаты. Там были и танкисты, и десантники. Это были похороны – примирение. Ведь дядя Вася был танкистом, убившие его солдаты – десантники. Между ними все время возникали драки по поводу и без повода, выяснялись какие-то отношения, что и привело к такому ужасному происшествию Я внимательно смотрела на них, но они казались мне все одинаковые. Солдата с усами я не увидела, как я ни старалась. У меня уже замерзли ноги, а солдаты все шли и шли.

– Мамочка, я замерзла, пойдем домой, – дергаю я плачущую маму за руку. Подошел дядя военный с блестящими погонами. Мама, что-то ему стала говорить, а он только кивал головой.

– Пойдем, – наконец-то сказала мама, и мы ушли со стадиона. Музыка все играла, а солдаты все шли и шли...

– А куда мы идем? – удивилась я, когда увидела, что мы идем совсем в другую сторону.

– Мы теперь поживем в другом месте. Там теперь будут жить тетя Маша и тетя Нина. Мы подошли к большому дому, и мама нажала кнопочку звонка. Дверь открыла бабушка и, увидев маму, сказала: 81

– Проходите через кухню, дверь направо. Мы вошли в указанную дверь и очутились на маленькой веранде. Возле стенки стояла кровать, рядом стол и стул. На полу я увидела нашу сумку с вещами.

– Мамочка, мы здесь будем жить? Здесь красиво, только холодно, – затараторила я, но, взглянув на маму, замолчала. Мама смотрела в окно, а слезы так и катились по ее лицу. Она приготовила постель, велела мне спать в теплой кофточке и чулочках. Под одеялами мы быстро согрелись и, уставшая от такого трудного дня, я уснула. Утром мы встали рано, мама принесла с кухни горячий чай. Позавтракав, мы вместе вышли из нового дома. Мама довела меня до магазина, а дальше я пошла одна, ведь ей надо на работу. На новом месте жить мне совсем не нравится. Бабушка всегда сердито смотрит на меня. Если я хочу посидеть в кухне, пока придет мама (здесь так тепло и вкусно пахнет!), она говорит: – Иди в свою комнату и не мешайся под ногами. Хотя я совсем не мешаю ей, да ее и не было на кухне, когда я вошла. Дверь на веранду оставлять открытой тоже не разрешает – запотеют окна. Поэтому я, наскоро сделав уроки, ложусь на кровать и жду маму, укрывшись одеялами. Вот и сегодня, когда я пришла со школы, бабушки на кухне не было. Но как вкусно чем-то пахнет! Такой незнакомый, но очень вкусный запах! Я скоренько прошла к себе на веранду, чтобы лишний раз не встретить бабушку. Не успела я залезть под одеяло, как на кухне послышался грохот, что-то со звоном упало на пол. Я выскочила туда: большой рыжий кот метнулся под буфет, а на полу лежала разбитая тарелка и какие-то куски то ли мяса, то ли пирога. В этот момент из комнаты вышла бабушка.

– Моя рыба! – закричала она, – ах ты, негодница, как ты посмела брать рыбу? Я ведь специально поставила ее 82

высоко, так ты все же решила ее достать! Чем я теперь угощу гостей? Собирай теперь эту рыбу и чтоб я тебя больше не видела!

– Я ничего не трогала, это ваш рыжий кот, он под буфетом сидит, – пыталась объяснить я, но она даже не слушала и, взяв веник, стала мести эту рыбу прямо на меня. От страха я кинулась к входной двери, выбежала на улицу и побежала. Лишь подбежав к двери квартиры, где мы жили раньше, я заметила, что я в чулках и в кофточке. Я стучала, что было сил, боясь, что мне не откроют. Дверь открыла хозяйка. Увидев меня, ничего не спрашивая, она стала растирать мне ноги и руки одеколоном. Было больно, я потихонечку плакала и все пыталась ей рассказать про эту рыбу.

– Я ее вообще никогда не кушала! Я никогда не брала без разрешения! Я не… Но, мне кажется, она меня не слушала и лишь повторяла одно слово – беда, беда. Напоив горячим чаем, она уложила меня в постель, укрыла одеялом, и я сразу уснула. Проснулась я ночью. Было жарко и хотелось пить. Я хотела встать и пойти попить, ведь в комнате от лампочки на столбе светло, но проснулась мама.

– Хочу пить, – сказала я, но голоса не было, лишь какой-то свист. Да еще и горло ужасно болит.

– Лежи, не вставай, я сейчас принесу чай. Я еле-еле проглотила несколько глотков какого-то питья и снова уснула. Проболела целых две недели. Приходил тот же дядяврач, что осматривал меня раньше. И снова он меня слушал через трубочку и, сунув в рот ложку, велел сказать «а». Покачав головой, он дал маме какую-то мазь, которой она натирала мне грудь и спину, и порошки, которые я пила днем и на ночь. Через несколько дней горло перестало болеть, и я повеселела.

83

Мама пришла с работы рано и, погладив меня по головке, сказала, что я уже здорова, температуры нет, и завтра утром мы уезжаем.

– Куда? Опять к той бабушке? – со страхом спросила я.

– Да, к бабушке, только к нашей бабушке и дедушке. Мы едем в Покровщину. Я не могла поверить такому счастью! Я снова буду у дедушки и бабушки! Но, вместо радостных возгласов, я громко разрыдалась. Почему? Я и сама не знаю от чего, от радости или от горя, от всех перенесенных обид и невзгод. Мама тоже сидела рядом и плакала. Никто нас не видел и не успокаивал… И снова поезд, душный вагон и полное безразличие к происходящему. Я как будто в каком-то оцепенении выполняла все мамины просьбы, совсем не интересовалась, что происходит в вагоне или за окном, не просила ни пить, ни кушать. Сидела молча или спала. Даже Покровщина не разбудила меня. Я не в силах была радоваться встрече с дедушкой и бабушкой или горевать, что мама снова уезжает. Все происходило рядом со мной, как будто не со мной. В школу я так и не пошла и только с наступлением настоящей весны я пришла в нормальное состояние. Целое лето Сонечка занималась со мной, чтобы догнать то, что я пропустила, пока была в Литве и болела здесь. Стали приходить подружки, но рассказывать о том, где я была, мне не хотелось, да меня никто и не расспрашивал, видно, дедушка их проинструктировал. Теперь Соня каждый вечер читала сказки, но на русском языке, ведь со следующего учебного года в школе будут учить русский язык. Вскоре все мои грустные воспоминания растаяли, 84

вытесненные другими событиями, детскими радостями. Лето пролетело как-то незаметно, как будто его и не было. Я с нетерпением ждала встречи со школой. Галина Константиновна, увидев меня, удивилась, как я выросла за лето. Действительно, оказалось, что я выше всех девочек. Учиться мне было интересно и легко. Соня проверяла все мои уроки и помогала учить стихи, а дедушка теперь просил меня рассказывать ему сказки, как он рассказывал свои байки. Я быстро втянулась в эти рассказы и уже зимой довольно свободно рассказывала сказки на русском языке. С Сонечкой мы разговаривали на русском языке, чтобы ей было легче поступать в русский техникум (так мне объясняли эти занятия). От мамы часто приходили письма. Я тоже ей писала, что хорошо учусь и жду ее в гости. Скоро Новый год и зимние каникулы. На каникулы мы с Соней поедем к дедушкиной сестре, тете Марье, в гости. Она теперь живет в Лубнах и пригласила Соню приехать, может она захочет учиться в этом городе. Своих детей и бабушки Марьи нет, и она с радостью примет Соню жить и в Лубнах, пока она будет учиться. Я, конечно, уговорила дедушку отпустить меня с Соней, но боялась, а вдруг Соне там понравится и она решит остаться у бабушки Марьи. Лубны – город красивый, светлый. Бабушка Марья очень приветливо нас встретила и угощала всякими сладостями, которых мы раньше и не кушали. Каникулы пролетели очень быстро, но остаться там учиться Соня наотрез отказалась к моей большой радости. И мы снова в Покровщине. Бабушка к нашему приезду наварила вареников с капустой.

– Смотрите, не лопните, – смеется бабушка, глядя, как мы уплетаем вареники.

85

Вдоволь покушав, Сонечка, смеясь, говорит: – Свали меня, хозяин, хоть под лавку! (Лавка – это длинная широкая доска вдоль стены).

– Почему «под лавку»? – испугалась я.

– Не бойся, это такая присказка, – улыбается Сонечка.

– Ну, пожалуйста, расскажи, – обняв ее, упрашиваю я.

– Ладно, расскажу, – не выдерживает натиска Соня и начинает свой рассказ. – Однажды вечером в окно хаты постучал прохожий. Хозяин открыл дверь, впустил его в хату. Прохожий и говорит: – Люди добрые, дайте воды напиться, а то так кушать хочется, что и переночевать негде. Хозяева посмеялись, услышав такую хитроумную речь, накормили, напоили путника, а спать положить его негде, хата маленькая, а семья большая. А он поужинал и говорит: – Свали меня хозяин, хоть под лавку. Пришлось положить его спать под лавкой – не выгонять же человека ночью с хаты. Вот так присказка и осталась, коль накормили, то и спать положите, хоть под лавку, – закончила Сонечка свой рассказ. Интересное выражение осталось в памяти надолго. После Нового года дни стали длиннее и веселее. А еще пришло письмо от мамы, что она выходит замуж и летом приедет не одна и заберет меня к себе. Теперь у них есть нормальная квартира, совсем близко от школы. Страхи и грустные воспоминания уже прошли. Я так соскучилась по маме! Скорее бы она приехала! Лето – это прекрасно! Даже жара и мухи не могли испортить моего настроения. Я жду маму! Жду не только я. У всех только и разговоров о ее приезде. Бабушка говорила всем родным, что мама приедет не одна. А Соня сказала мне по секрету, что у меня теперь будет 86

братик или сестричка. В хате прибрано. Доливка (земляной пол) вымазана свежей глиной и посыпана болотной травой – пахнет таким разнотравьем, что ни одни духи не сравнятся. Все готово к приезду гостей, и мы с дедушкой едем их встречать. Я еще издали увидела маму. Она в красивом голубом костюме, большой сумкой в одной руке, а в другой – маленький ридикюль. Ребенка нет, значит, будет, и я пристально рассматриваю ее живот. Мама перехватила мой взгляд, покраснела и стала здороваться с дедушкой, крепко обнимая меня и прижимая к себе.

– Знакомьтесь, это Юра, мой муж, – сказала мама и передо мной стоит солдат. На нем военная рубашка и пагоны с полосочками. Но что это – он совсем лысый! Я с интересом и недоумением смотрю на него – ведь он не старый, тогда почему лысый? Солдат присел на корточки, широко улыбнулся, протянул мне руку.

– Давай знакомиться. Меня зовут дядя Юра, а тебя? Я растерянно молчала, глядя то на маму, то на дедушку. Они с улыбкой наблюдали за нашим разговором.

– Ну, что ты молчишь, скажи дяде, как тебя зовут, – сказал дедушка.

– Майя, – тихо сказала я и еще крепче прижалась к маме.

– Какое красивое имя, я первый раз его слышу. И платье у тебя красивое, – сказал дядя Юра и взял меня за руку. – Помоги нам донести вещи до телеги. Тебе не тяжело будет нести эту сумку? Он подал мне небольшую сумку с красными ручками. Сумка была совсем легкая, и я с удовольствием ее понесла к телеге, а дядя Юра шел рядом и спрашивал, где наша телега, как зовут лошадку.

87

Когда мы выехали из поселка, дедушка разрешил мне править лошадкой. Дядя Юра сидел рядом, и я рассказывала ему, где какая деревня, ведь мы с дедушкой сюда ездили часто, и я знала все окрестные названия. Когда мы приехали домой, мы были уже друзьями, и я даже забыла, что он лысый. Позже я узнала, почему он «лысый». Оказывается, перед отъездом в Покровщину, мама сказала, что надо брать лишь легкую одежду, потому, что там очень жарко. Дядя Юра пошел на вокзал за билетами на поезд и решил зайти в парикмахерскую постричься – ведь там жарко. Он попросил постричь его как можно короче.

– Это запросто, – улыбнулся парикмахер и обрил его наголо. Когда он пришел домой, мама была в шоке, но уже ничего не изменишь. А в Покровщине все решили, что он рыжий, поэтому побрил голову. Когда следующий раз мы приехали, у дяди Юры был красивый вьющийся волос, все решили, что у мамы другой муж. А теперь у нас часто праздники – в выходные приходят в гости наши родственники, а их много, ведь в деревне все или родственники, или кумовья – все «свои». Мама веселая и счастливая, а мне немножко обидно – все заняты гостями и сборами, им не до меня. Дедушка с дядей Юрой очень рано пошли косить траву, мама шьет на машинке для меня платье, ведь надо ехать в новом, красивом. Когда солнце поднимается высоко, не то, что косить, ходить жарко, и все возвращаются домой. Я тоже спешу в хату – там прохладнее, чем во дворе. Но что это – дверь в сени открыта и там полно кур. Кто же это не закрыл за собой дверь! На свежевымазанной доливке лежали кучки куриного помета! Я схватила ближайшую курицу и отшлепала ее, чтобы было неповадно ходить в сени! От шума все куры вмиг выскочили во двор, а я с видом 88

победителя зашла в хату. Все смотрели на меня.

– Что там случилось? – спросил меня дедушка. ­– Вы слышали, как кура кричала? Это я ее под сраку, под сраку, чтобы знала, что нельзя ходить в сени! Мама покраснела, дедушка закашлялся, а Соня с дядей Юрой почему-то громко смеялись. Ничего не поняв, я выскочила из хаты. Ну, что такого смешного я сказала? Чем недовольна мама? Скоро ко мне пришел дедушка и успокоил меня, сказав, что все испугались, когда кричала курица. Дядя Юра быстро освоился, но если чего не находил, спрашивал у Сони, где топор или где растет лук. Соня, довольная его вниманием с готовностью ему отвечала «осёсё», что означало «вот тут» или «вот-вот». После нескольких «осёсё», дядя Юра, когда искал Соню, шутя, всегда говорил: – Ну, где наше «осёсё»? Так надолго к ней прикрепилось это «осёсё». Мама рада, что кругом родные лица, со всеми разговаривает на украинском языке. Дядя Юра не все понимает и, когда мама к нему обратилась на украинском языке, он сердито ей сказал: – Ты по-человечески говорить можешь? Мама покраснела и ничего ему не ответила. Но позже, когда дядя Юра стал почти все понимать, улыбаясь, часто спрашивала его, как это по-человечески сказать. Дядя Юра смеялся в ответ и больше они не ссорились по этому поводу. Время прошло быстро, и мы собираемся в дорогу. Поезд будет вечером, все рады – вечером не так жарко ехать на станцию. Я в новом красивом платье хожу по хате и жду момента выйти на улицу – показать новое платье своим друзьям. Но мама не разрешает, боится, что я испачкаюсь, ведь везде пыль, платье сразу станет серым. Умоляюще смотрю на дедушку, но он лишь кивает головой на маму и 89

молчит. Но вот вошел дядя Юра.

– А можно я схожу к Кате, попрощаюсь, – бросилась я к нему.

– Конечно, иди, только недолго, скоро ехать, – разрешает он. С победным видом посмотрев на маму, я вихрем помчалась к Кате. Посидев там немножко, мы вместе с ее братьями решили сходить на мельницу, наше излюбленное место. Как неохота уезжать! И Катя плачет! Но ведь я летом опять приеду! Расскажу всем, как там, в далеком литовском городе, куда ехать надо целых три дня!

– Ты пиши нам письма, мы тебе тоже напишем все наши новости, – просит Катя. Ладно. Пора домой. Я спрыгиваю с деревянного настила и, о, ужас, слышу треск – платье зацепилось за гвоздь и порвалось почти от пояса до подола! Тут уж у меня слезы градом. Домой я идти боюсь, что скажет мама! В чем я теперь поеду? Но идти надо. Вытерев слезы, я зашла в хату.

– Ну, что стряслось? – спрашивает мама, увидев мое заплаканное лицо Я, молча, показала на платье.

– Я же говорила, сиди дома, что теперь делать? Поедешь в старом.

– Никуда я не поеду, мне у дедушки хорошо, – сказала я, сняв платье, надела старый сарафан.

– Да ничего страшного, – сказал дядя Юра, рассматривая мое платье, – здесь просто застрочить один шов, его и видно не будет. И снова мама за машинкой. Через пять минут платье готово.

– Иди, вымой ноги, одеваемся и с хаты ни шагу, – говорит мама. Корыто с водой стоит посредине двора, заросшего 90

высоким спорышом, мягким, как ковер. Ноги мыть – одно удовольствие. Рядом растет трава, которой мы моем ноги, она мылится, как мыло. Трава тут растет всегда и ее можно рвать каждый вечер, но по веточке. Вот и порядок. Ноги чисто вымыты и я прыгаю по траве, чтобы не испачкать их снова. Но что это? Ногу пронзила боль! Я наступила на кость. Видимо, Букет принес ночью ее откуда-то, а в траве ее не было видно. Прихрамывая, я захожу в хату.

– Что это? – мама с ужасом замечает кровь на ноге.

– Ничего страшного, даже не очень больно, – пытаюсь я успокоить маму, но она уже в слезах. Дедушка приносит водку, Соня чистую тряпочку и дядя Юра перевязывает мою ногу, как настоящий доктор! Хромая, но не признаваясь, что больно, я хожу по хате. А ведь пол в хате застлан болотной травой, а там растет осока, листочки которой по краям покрыты зубчиками, как пилка. Наступив на кончик длинного листка осоки завязанной ногой, я порезала здоровую ногу как лезвием. Тут уж я не удержалась! Плакали мы с мамой, у дедушки тоже текли слезы. Бабушка сморкалась в передник, а дядя Юра уговаривал Соню поискать бинт или сходить к фельдшеру. В это время пришел мамин двоюродный брат и сказал, что телега у ворот, надо ехать, а то опоздаем на поезд, а билеты куплены. Кое-как перевязав другую ногу, надели дяди Юрины тапки и привязали веревочками, чтобы они не потерялись. Все были так расстроены и взволнованы, что чуть не оставили мой портфель, где лежали дорогие моему сердцу вещи – подарки от моих друзей. На поезд мы успели и спокойно устроились в вагоне, где я сидела у окна и молча смотрела в темноту за окном, лишь бы не смотреть на заплаканную маму. Ноги болели, но терпеть можно и я, уставшая от всего пережитого, быстро уснула.

91

Проснулась я от боли. Правая нога, которая поранена костью, очень болела, а надо вставать и выходить с вагона, ведь уже Бахмач. Дальше ехать будем на другом поезде до Гомеля. На одной ноге я пыталась прыгать, но не смогла. Какие-то дяди взяли наши вещи, а дядя Юра на руках вынес меня из вагона. Подъехал носильщик с коляской, на которую сложили все вещи и сверху посадили меня. Ждать другого поезда надо до позднего вечера, и дядя Юра пошел искать медпункт. Он принес бинт и какую-то черную вонючую мазь. Но легче мне не стало. Ноги распухли, и мама боялась какого-то заражения. Рядом сидевшая бабушка посоветовала приложить кашицу из лука. Дядя Юра пошел в ресторан и принес целый стакан тертого лука. Целый день мне меняли повязки, так как лук очень быстро высыхал на моих горячих ногах. К вечеру боль утихла, и ноги уже не были такими красными. И вновь меня вместе с багажом отвезли к поезду и занесли в вагон. Выпив какие-то таблетки, я очень быстро уснула и проснулась уже в Гомеле. Ноги мои стали намного легче и я уже могла на одну наступать. Кое-как мы добрались до вокзала и через некоторое время сели в другой поезд, который повезет нас в Литву. Я с любопытством смотрю в окно – какая же она, эта Литва? Прошлого путешествия я совсем не помню, да и тогда была зима, все кругом белое. А сейчас лето. Но за окном те же деревья, что и в Покровщине, на полях ничего особенного я не вижу. Даже обидно немножко. Литва встретила нас дождиком и мои (дядя Юрины) тапки мгновенно промокли. Мама переживала, что я еще и простыну, а я совсем не боялась. В деревне я всегда летом ходила босиком по лужам с большим удовольствием и никогда не простывала. Вот только бинты испачкались, очень жаль.

92

На вокзале мы нашли медпункт и там мне перевязали мои раны настоящим бинтом и настоящая медсестра. Правда, говорила она непонятно, но зато ноги мои были очень красиво перевязаны, и я смогла надеть свои сандалики. Было немножко больно, но я старалась изо всех сил, чтобы не плакать. Осталось проехать еще два часа на поезде, и мы в Каунасе. Теперь я буду здесь жить. Я все пытаюсь вспомнить, была ли я здесь раньше, но ничего знакомого не видела. На улице светло от лампочек, которые висят на каждом столбе. Вещи дядя Юра оставил на вокзале в какомто ящике, сказал, что заберет завтра. А я хоть и боялась, чтобы не было, как с дедушкиными сапогами, но молчала. Мы идем на остановку автобуса, и я спрашиваю, далеко ли еще до дома, (ведь ноги болят!). Мама говорит, что скоро приедем, и мы сели на автобус. В автобусе я ехала первый раз. Сиденья были мягкие, было жарко, но ведь как интересно! За окном дома не очень большие и какие-то серые. В конце широкой улицы автобус остановился. Кондуктор что-то сказала на непонятном мне языке.

– Конечная остановка, – сказала мама, и мы вышли из автобуса. Я немножко прошла сама, но ножки очень болят, сандалики жмут. И снова дядя Юра несет меня на руках, а вернее, на плечах. Мы идем по узкой зеленой улице, мимо красивого кладбища. Но вот улица закончилась, и я увидела реку! О, какая широкая, красивая речка! Это не наша Оржица, которую летом можно перейти вброд. Река такая широкая, что другой берег мне кажется недосягаемым.

– Это Неман, – объясняет дядя Юра, – она течет из Белоруссии и впадает в Балтийское море. Ты слышала о такой реке?

93

– Да, я слышала такое название и видела ее, но она была замерзшая совсем не интересная. А такой широкой, полноводной и красивой реки я никогда не видела! Неман! Милый мой Неман! Вся последующая моя жизнь связана с тобою! Я помню тебя широким полноводным, перетянутым стальным тросом, по которому катится паром. Но вот уже по воде плывут огромные льдины и паром не ходит. С большим риском пересекают тебя моторные лодки. И несчастье случилось. Лодка, полная людей, перевернулась, не устояв перед напором льда. Погибли все. После этого лодки уже не ходили. И взрослые, и дети ездили на автобусах вдоль твоих берегов и ждали, когда же лед скует твои воды. По льду ходили в школу и на работу, ездили на лошадях на базар и просто в город. Но вот радость и чудо вместе – подвесной «обезьяний» мост! С каким восторгом мы ходили по нему в школу. Собравшись компанией, мы шагали в ногу и раскачивали

Радость и чудо вместе – подвесной «обезьяний» мост 94

мост. Это доставляло нам радость, но взрослые были не в восторге от наших шалостей. Правда, мост простоял недолго и, когда мы учились в десятом классе, вновь ездили на автобусе, что занимало много времени. А ты, Неман, все такой же широкий и спокойный. Летом мы днями пропадали на пляже, плескались в твоих чистых водах, загорали на желтом песочке, плыли на «Ракете» в Клайпеду. Затем построили большой каменный мост, по которому ходили автобусы и до школы мы иногда ездили, но часто ходили пешком, экономя копейки на мороженое. Прошли годы, десятилетия. На Немане построили гидроэлектростанцию. Образовалось большое Каунасское море. Но Неман... С тяжелым сердцем я смотрю на тебя, мой Неман, сейчас. Вода отступила далеко от привычных берегов и обнажила камни. Почти до середины река поросла травой, в которой приволье уткам и лебедям. Чистый желтый песочек пляжа утонул в грязи и порос травой. Не плещутся там отдыхающие, не каждый рискнет искупаться в твоих водах сейчас. Взорвали старый мост, строят новый, и опять все ездят вокруг, по твоему берегу на работу, дети в школу. Ну, да ладно. Все это будет потом. А сейчас... На плечах у дяди Юры я приближаюсь к площадке на воде, привязанной толстым металлическим тросом.

– Это паром, – объясняет дядя Юра и опускает меня на землю.

– «Паром» – это как «паровоз»? Тогда, где же пар? – засыпаю я вопросами маму и дядю Юру.

– Никакого пара там нет, просто так называется эта переправа.

95

Мы вошли на паром. Я сразу устроилась на скамеечке, надеясь все увидеть. Но вот паром тронулся и развернулся так, что я вижу уходящий берег, а не приближающийся. Дядя Юра взял меня за руку, и мы перешли на другой конец парома. Теперь мне видно, как стремительно приближается противоположный берег, но зато здесь нет скамейки. Ничего, я постою. Но вот мы уже и причалили. Очень быстро! Я с сожалением сошла на берег. Идти до дома я не могла, и опять дяде Юре пришлось меня нести на плечах. Когда мы вошли в комнату, мне уже ничего не хотелось, только лечь и уснуть.

И вновь Литва, новые друзья Летние дни длинные, теплые и сидеть дома я не умею. Мама и дядя Юра на работе, и я целый день предоставлена самой себе. Меня беспокоило только одно: надо замыкать дверь на замок и не потерять ключ. Для меня это была проблема. В Покровщине никто не замыкал хату, просто на щеколду и палочку поставят. Во дворе много детей, но они говорят на непонятном мне языке. Ну, и что! Играть в лапту я умею, и другие их игры те же, что и в Покровщине. Очень быстро мы познакомились и через месяц многие слова не казались мне чужими, правда, говорить их я стеснялась. Но понимала, что они значат. Вчера мы с мамой и дядей Юрой ходили в большой магазин и купили мне много обновок. Самое главное – портфель, тетради, карандаши и учебники. Скоро идти в школу. Мне и хотелось в школу, и было страшно. Какие там 96

дети? Как они меня примут? Как меня встретит Варвара Станиславовна? Да и говорить я на русском языке еще немножко боюсь – вдруг неправильно. Дома я стараюсь говорить правильно, но многих слов не знаю, мама меня поправляет и сердится, когда я снова забываю знакомое слово. Дядя Юра ее успокаивает.

– Пойдет в школу, там, среди детей, быстро научится. И, наконец-то, осень! Первое сентября! Я нарядная, в косичках белые бантики! Идти совсем не далеко. По пути мама купила цветы и теперь совсем праздник. Я радуюсь и с удивлением оглядываюсь вокруг. Очень красиво! Как много кругом красок, оттенков, разноцветных мазков и штрихов – не охватить все взглядом. Воздух пронизан запахом первых упавших листьев и спелых яблок из соседнего сада. Приятно собрать яркие кленовые листья, освободить из плена маленький коричневый каштанчик, побродить по лесу и погладить рукой сырой мох, вдохнуть полной грудью сырой лесной воздух, ведь такое бывает только осенью. Вся природа в ожидании новых особых изменений, и не только потерь, но и вдохновений... Но мне сегодня не до этого – мы с мамой идем в школу! В классе много детей, не так как у нас в Покровщине. Я внимательно всматриваюсь, стараясь увидеть знакомые лица. Но, то ли я не узнаю, то ли нет никого знакомых. Меня тоже никто не узнает. В класс входит учительница. Но это не Варвара Станиславовна! Высокая, стройная, с короткой стрижкой, совсем не похожа на Варвару Станиславовну.

– Поздравляю вас, дети, с первым учебным днем! Меня зовут Хильда Петровна, а с нашими новенькими учениками мы сейчас познакомимся. Майя Фурманова. Правильно я сказала? – обратилась учительница ко мне. Я, мол97

ча кивнула головой. – Смотрите, не обижайте нашу новенькую и познакомьте ее с нашей школой. Я даже улыбнулась от этих слов – школу помню, а попробуйте меня обидеть, если я выше всех в классе, даже мальчишки ниже меня. Да и в Покровщине я не зря дружила с мальчишками – драться умею! Но никто и не собирался со мной драться. Все на переменке хотели показать мне школу, клумбу с цветами, которые они посадили весной. Несмотря на разное воспитание, доходы, одежду, в детях есть что-то общее, единое. Это непосредственность, желание выразить свои эмоции немедленно. Радость, грусть, слезы – все это искренне и выражается бурно. Поэтому я сразу почувствовала себя в классе своей, будто знала всех давно. Учеба шла у меня легко – мы уже прошли то, о чем сейчас рассказывала учительница, да и занятия с Соней не прошли даром. Домашние задания я выполняла легко и скоро привыкла к тому, что если никто не мог ответить на вопрос, Хильда Петровна говорила: – Ну-ка, Майечка, расскажи, как надо отвечать на этот вопрос. Поэтому я всегда очень усердно все учила, а вдруг не смогу ответить! Какой стыд! Это ощущение осталось у меня на всю жизнь – я должна знать! Единственным моим больным местом все же был русский язык. Иногда я, отвечая на вопрос, путала три языка – украинский, русский и литовский, ведь во дворе я уже успела «нахвататься» литовских слов. Учительница терпеливо поправляла меня и хвалила, что я стала говорить лучше, и скоро буду отвечать, как все.

– Не будет она говорить, как все, ведь она хохлушка, – сказал Степка. Он у нас солдатик. Сын полка. Правда, учится плохо.

98

– Ну, и что из того, что хохлушка? Я тоже хохлушка, а что, я плохо разговариваю? – ответила Хильда Петровна, – интересно, кто из вас скорее получит пятерку: Майя по диктанту или ты по арифметике? Задача была очень трудная. Диктант я еще могла иногда написать на пятерку, но хорошо говорить училась весь год. Хильда Петровна, как я узнала позже, никакая не «хохлушка», а родилась она в Польше, папа её был поляком. В нашем классе были в основном дети военнослужащих, поэтому одни уезжали, другие приезжали, и новенькие в классе были часто. Риммы Бобровской тоже не было. Мама сказала, что они уехали в другой город, куда перевели служить Римминого папу. В разговорах выясняли, кто родители – танкисты, десантники, связисты. Когда меня об этом спросили, я замешкалась и хотела ответить, что мой папа был летчик и погиб на войне, но Степка сказал: – Её Батя десантник, он после командира самый главный – он выдаёт всем деньги, сидит в отдельном кабинете и часовой его охраняет. Все с уважением посмотрели на меня, и я промолчала. Вечером я рассказала дяде Юре об этом разговоре.

– Да, я служу в десантном полку кассиром, а родители Степы погибли, поэтому он сын нашего полка.

– А можно, я буду называть Вас папой, нет, лучше Батей, как Степка?

– Я буду очень рад, если ты меня будешь называть или папой, или Батей, как хочешь. Я тебя очень люблю и никому не дам тебя в обиду. С тех пор дядя Юра стал моим папой. Но, когда я подросла, по примеру наших учеников, я стала называть его Батей и позже так звали его даже все наши Покровские, 99

и братья и сестры моего родного отца, с которыми мы поддерживали теплые родственные отношения. Никогда не нарушил он своего обещания, и у нас всегда было обоюдное понимание и уважение. Но подшутить друг над другом мы любили. Я наблюдала, как Батя надевает гимнастерку: вначале руки в рукава, затем через голову. Вечером я зашила рукава и положила гимнастерку на место. На другой день Батя мне ничего не сказал, а утром я, проснувшись, не смогла встать – моя ночная рубашка была пришита к постели. А еще я заметила, как он аккуратно заворачивает на ноге портянку и потом одевает сапог. В самый носок сапога я положила катушку от ниток. И опять Батя не сказал ни слова, но в моем портфеле оказалась терка, на которой терли картофель на блины. Так мы «обменивались любезностями» не один раз, не обижая и не обижаясь друг на друга. Моя соседка по парте – Раечка Барсукова жила рядом со школой, но часто провожала меня до дома. Мы были одного роста, черноволосые и черноглазые. Когда стоим рядом, мы совсем не похожи, но, когда нас встречают по отдельности, то часто путают. Моя мама часто шила нам одинаковые платья и это еще больше усиливало сходство. Рая жила в большом двухэтажном каменном доме. В одной половине был магазин, а в другой – квартира. Квартира была большая и красивая. На стенах красивые цветы – тюльпаны. Сколько раз дядя Федя (Раин папа) делал ремонт (белил стены), эти цветы все равно проступали сквозь побелку. Огромная (по моим меркам) кухня. Вход в комнату есть с кухни и из коридора. С коридора – это парадный вход для гостей, а мы всегда ходим через кухню. Вот и сейчас, открыв дверь кухни, я в ужасе застыла на месте: по кухне металась курица со связанными ногами. Все вокруг было перевернуто, на полу большая лужа. Я испугалась и побежала к другому входу. Здесь надо 100

постучать, и только когда скажут «войдите», открывать дверь. Войдя в комнату, я весело доложила: – А у вас на кухне курица веселится, перевернула там все и машет крыльями. Все стали смеяться, а тетя Дуся испугалась и побежала на кухню. К ним в гости приехал брат тети Дуси дядя Филя. В столовой стоял празднично накрытый стол. Тетя Дуся и Рая расставляли угощения и, конечно, я стала им помогать. В большой миске стоял какой-то салат, который нам с Раей очень понравился.

– Хватит вам кушать эту ерунду, сейчас сядем за стол и будем обедать, – сказала тетя Дуся и убрала миску на буфет. За столом все весело разговаривали, вспоминая какойто праздник, хвалили хозяйку за вкусно приготовленный обед. Тетя Дуся, открыв какую-то баночку, сказала: – Надо же, хрен совсем некрепкий, – и поставила баночку на стол. Что такое «хрен», я не знаю и беру баночку, надо посмотреть. Заглянув, увидела какую-то белую массу, она была жидкая, не крепкая.

– Ага, не крепкий, – подтвердила я. Тетя Дуся с удивлением посмотрела на меня и, взяв баночку, понюхала содержимое. Боже, как она чихала, кашляла, слезы катились градом.

– Вот, козявка, обманула меня. Я пошутила, что некрепкий, а она подтвердила. Пришлось удостовериться, понюхать, – смеялась она позже. А я ведь не нюхала, я смотрела. Потом все долго вспоминали эту историю, спрашивая тетю Дусю, крепкий ли сегодня хрен.

101

Кушать я не хотела и ждала, когда пообедает Рая.

– Почему ты не ешь ничего? – спросил дядя Федя.

– Мне не хочется, я недавно завтракала дома.

– Ну, может, хоть блинчик съешь?

– Если можно, я бы хотела немножко ерунды.

– Какой ещё ерунды? – удивленно спросил дядя Федя. Все удивленно притихли, а я испугалась, может, не надо было просить ерунды. Но Рая не испугалась.

– А мама спрятала ерунду на буфет, – смело заявила она папе. Дядя Федя встал и достал миску с капустой, про которую все забыли. Все смеялись до слез от нашей «ерунды», и объяснили нам, что это квашеная капуста, а не ерунда. После ужина все устроились за большим столом и стали играть в лото. В столовой стояла большая печка – голландка, обложенная красивым зеленым кафелем. Печка была с духовкой, которая очень хорошо держит тепло. Чайник, стоявший в духовке, до самого утра был горячий и я частенько перед школой заходила за Раей, зная, что меня напоят горячим чаем с вкусным брусничным вареньем. Вот и сейчас тетя Дуся разливает душистый чай и ставит вазочки с вареньем. У нас на Украине фрукты были разные, но варенье не варили. Обычно фрукты сушили и зимой из них варили компот. А уж о бруснике и разговора не было, я впервые о ней услышала и попробовала. Мне было очень интересно и уютно и, когда я вспомнила, что надо идти домой, было уже темно. Конечно, я не боялась идти – это совсем недалеко, только так не хотелось уходить! Здесь тепло и весело, а дома я одна – мама на работе на сутки, а Батя на дежурстве.

– Мама, а можно Майя переночует у нас? – просит Рая 102

тетю Дусю.

– Пусть ночует, только где? На диване дядя Филя будет спать.

– Тогда Наташа с вами, а Майя в ее кроватке. Так и решили. И хотя Наташе было четыре годика, и её кроватка мне была явно мала, я с радостью осталась на ночь. Я часто и раньше оставалась на ночь у них – мы были как родные. Наша квартира была не такая красивая, как Раина. Дом деревянный, старый. Две маленькие комнатки, но зато просторная кухня с большой печкой. Мама работает кондуктором на загородном автобусе, Батя летом в лагерях, так что я часто бываю дома одна. Все одноклассники любят приходить ко мне, потому, что мой дом стоит на перекрестке – мимо него все идут в школу. Наступила зима. Снега не очень много, но на улице холодно. Санок у меня нет, у Раи тоже. Да здесь и горок нет, а по улице нельзя, кругом машины. Скоро Новый Год и зимние каникулы! Мы всем классом готовимся к встрече Нового Года. Хильда Петровна сказала, что мы пойдем на праздник в другую школу – шестнадцатую. Наша школа начальная (двадцать первая), а в Шанцах (это район города за Неманом) большая средняя школа, в которую мы пойдем, когда закончим этот учебный год. Ведь мы будем пятиклассниками!

– А, что это значит – Шанцы? Наш район расположен вдоль берега Немана, и называется Панемуне, (что означает по Неману), а «Шанцы»? – поинтересовался кто-то из учеников.

– Это было давно, во время Отечественной войны 1812 года. К берегу Немана подошли французские войска во главе с Наполеоном, – отвечала Хильда Петровна. – Берег был низкий, и рассмотреть, что находится на проти103

воположном берегу реки, Наполеон не мог. Тогда солдаты шапками наносили землю, и образовалась гора, которую вы все знаете, как гору Наполеона. Взойдя на эту гору и увидев, что на противоположном берегу нет никаких укреплений и препятствий, он воскликнул: «Этот пологий берег – прекрасный шанс взять эту местность сходу!». Офицеры скомандовали солдатам: «Перед нами шанс, все вперед!». Все поняли, что это место называется «Шанс», и, переправившись на противоположный берег, Наполеону доложили: «Шанс взят, войска идут вперед». Вот по одному из преданий так осталось название этого района – Шанс – Шанцы, а на литовском языке говорят – Шанчяй. Но это, возможно, лишь красивая легенда, а когда вы вырастите, постарайтесь сами узнать, почему у этого района такое название. Новогодний праздник прошел как-то скованно. Мы все чувствовали себя потерянными в этой большой школе, поэтому держались кучкой и не могли веселиться. Были как бы на чужом празднике. Как только закончилось выступление, мы поспешили домой. Рая уехала с родителями в Москву на каникулы. Мне стало совсем скучно. Но зато у нас появилась радиола «Муромец». Пластинок еще нет, но радио работает прекрасно. Когда я делаю уроки, я его выключаю, чтобы не мешало. А потом слушаю всё, что хочется. Музыка, песни, новости. Больше всего я любила передачу из Минска – театр у микрофона. Правда там говорят на белорусском языке, но я все понимаю и всегда жду очередную постановку. Для меня это было лучше, чем идти на улицу. Каникулы закончились. Я уже соскучилась по школе и школьным друзьям. Из школы я спешила домой, чтобы успеть сделать уроки и послушать очередную постановку. Когда я пришла из школы, оказалось, что мама дома.

104

Она почему то не пошла на работу. Я очень обрадовалась – в комнате тепло и обед мне не надо разогревать на керогазе, у мамы все горячее. Быстренько пообедав, я включила радио. Сегодня моя передача раньше – уроки я успею сделать потом. Мама тоже села послушать постановку, но вдруг подскочила: – Ты слушаешь Минск? Ты и по русскому языку толькотолько начала четверки получать, а теперь исковеркаешь все снова. Нельзя! – и выключила радио. Не помогли мои просьбы и слезы. Ничего, подумала я, завтра мама уйдет на работу, я смогу послушать свою любимую передачу. Но ни завтра, ни на следующий день мама на работу не пошла. В субботу мы, как всегда, пошли в баню. Увидев мамину располневшую фигуру, я вспомнила Сонины слова, что у меня скоро будет братик или сестричка и все поняла. Что будет братик или сестричка – ладно, но что радио не смогу слушать – это меня очень огорчило. Вечером я потихоньку рассказала Бате о своей беде.

– Не переживай, что-нибудь придумаем, – успокоил он меня. И действительно, на другой день пришел какой-то солдатик, посмотрел, покрутил наш «Муромец», позвал меня и сказал: – Посмотри, надо включить на длинную волну, написано ДВ, и поставить черточку вот здесь. Тут написано 350. Здесь тоже есть передача «Театр у микрофона», но из Москвы, на русском языке, и ты сможешь ее слушать. Я не знала, как благодарить и как радоваться такому событию. Мама больше не запрещала мне слушать радио, а я некоторые постановки запомнила на всю жизнь.

105

Вчера мама шла из магазина с продуктами, а соседка ее ругала: – Разве «льзя» тебе ходить с такой сумкой? Куда смотрит твой муж? Я рассказала об этом Бате и спросила, почему тетя говорит «льзя».

– Просто, она не знает, что надо говорить не «льзя», а «можно». Теперь Батя сам ходит в магазин и на базар, потому что на улице скользко и мама может поскользнуться и упасть. Вот и сейчас он пришел с базара, и показывает нам с мамой покупки. Мне он принес вкусное мягкое печенье, а маме показывает какой-то коричневый порошок и говорит, что с ним надо очень осторожно обращаться – это красный острый перец. Я сразу поняла, что его обманули.

– Батя, а ты его пробовал?

– Нет, что ты. Он очень острый и будет щипать язык, и гореть во рту.

– Значит, тебя обманули. Я знаю этот порошок. Мне о нем дедушка рассказывал. Когда-то его продавали у нас, в Гребенке, на базаре. Говорили, что он помогает от блох. Мужик купил и спрашивает, как им пользоваться. Так продавец ответил, что надо поймать блоху и потереть у нее под горлышком. Порошок такой крепкий, что блоха сразу дохнет. Мужик рассердился, ведь у блохи нет горлышка, и вернул порошок, а потом оказалось, что это был просто тертый кирпич. Батя хохотал до слез. Что он нашел смешного, не знаю. А мама его все уговаривала: – Юра, хватит тебе, разве не знаешь наших, покровских. Потом Батя на кончике спички дал мне попробовать этот порошок. Я плевала целый час. Значит, его не обманули!

106

Наконец, в нашей семье радостное событие, которого мы так ждали – у меня есть братик! Он малюсенький, весь сморщенный и очень неспокойный – все время плачет и плачет. Мы с Батей помогаем маме, как можем, но она очень устает. Растет он очень медленно, на руки брать его нельзя, но если с ним разговариваешь, он В нашей семье радостное событие – у меня есть братик! так смешно открывает ротик и смеется. Я не отхожу от его кроватки, а мама может отдохнуть или делать свои дела. Когда я читаю, я опускаю к нему в кроватку косы с бантиками, и он играется с ними и совсем не больно за них дергает. Так бегут дни. На улице уже весна и скоро закончится учебный год! Скоро каникулы! А каникулы – это поездка к дедушке и бабушке. И тут меня настигает совсем нерадостная ноМы с Раей после концерта вость – Батя уезжает на в школе, где мы танцевали все лето в лагеря, маме с украинский танец.

107

ребенком одной трудно, поэтому на лето в Покровщину я не поеду. Это был удар! Ведь я все время только и мечтала, как летом поеду к дедушке, как расскажу всем друзьям о новой школе, новом городе и вообще все новости. Но ничего не поделаешь, надо, так надо. Да и здесь много интересного – рядом лес и река Неман. Это не то, что наша Оржица, а настоящая, большая река. И пляж с чистым мелким песочком, можно загорать и купаться. Посадив братика в коляску, мы с Раей и ее сестричкой Наташей уезжали в лес и там гуляли, купались. Братик подрос и стал намного спокойнее. Его все любили, и никаких проблем у нас с ним не было. Батя вернулся из лагерей загорелый и похудевший.

– Как вы подросли, – удивлялся он, глядя на нас с братом, – а я привез вам подарки: машинку для Юрочки и мяч для тебя. Посмотри, нравится или нет?

– Еще бы, конечно, нравится. Теперь не надо просить у Алдоны мячик поиграть, у меня будет свой! Лето закончилось. Начинается новый учебный год. Вот, когда он закончится, я обязательно поеду в Покровщину. Но пройдет еще не одно лето, прежде чем я увижу свою любимую Покровщину.

Моя первая любовь Я уже взрослая – всё же заканчиваю пятый класс! Учусь я теперь в другой школе – 16 средняя школа. Это не то, что наша начальная в деревянном здании. Это десятилетка, здание огромное трехэтажное. Учеников много. Начальные классы на первом этаже, а старшие выше. Пятых классов два, а шестых три, а еще седьмые, восьмые, девятые, 108

десятые и даже, один класс – одиннадцатый. Там учатся взрослые ученики – они во время войны пропустили учебу и теперь учатся отдельно. Их классный руководитель Нина Филимоновна преподает у нас химию. Учеба дается мне легко. Здесь даже интереснее учиться. Мне очень нравится учительница математики. Зовут ее Александра Филипповна. Она очень красивая и платья у нее красивые! Я хожу в математический кружок, там мы придумываем задачки, взяв числа и темы из газет. Кто интереснее придумает! А еще я хожу в кружок английского языка. Мне нравится учить английский. У меня по нему всегда пятерки и Валентина Ефимовна меня хвалит. Но когда я вырасту, все равно буду математичкой! Скоро экзамены (мы сдаем экзамены каждый год, начиная с четвертого класса), а потом каникулы и уже твердо решено – я еду в Покровщину. Я так соскучилась, что сказала своей подружке, что, если и в этом году не поедем на Украину, то я убегу из дому и сама поеду. Рая сказала об этом своей маме (по секрету!), а та решила предупредить мою маму. Я на Раю очень обиделась. Но когда узнала, что они скоро уедут в другой город, ее папу переводят в город Пушкин, недалеко от Москвы, очень расстроилась, и мы сразу помирились. Обещали писать друг дружке, но время шло, и переписка оборвалась. Встретились мы только на вечере, через двадцать пять лет после окончания школы. Встретимся ли мы еще? Будем надеяться. Воспоминания о том теплом для меня доме живут в моем сердце и поныне и иногда, улыбаясь, мы называем капусту «ерундой». А сейчас самое главное – поездка в Покровщину. Мама и Батя сказали, что обязательно найдут возможность отправить меня в Покровщину и просили не натворить никаких глупостей. Но Батя опять едет в лагеря, 109

мама работает, отпуск у нее осенью, брат в садике. Значит я не еду? Решено меня отправить одну. До Вильнюса меня довезет дядя Володя, Батин сослуживец. Там он посадит меня на поезд до Гомеля. В Гомеле я должна подойти к воинской кассе и попросить дядю военного купить мне билет до Бахмача. В Бахмаче опять обратиться к военным (военных тогда было много), и просить купить билет до Гребенки. Дедушке заранее написали письмо, чтобы он меня встретил, ведь от Гребенки до Покровщины семь километров идти пешком. Никакие автобусы туда не ходят. Как я радовалась! Я еду в Покровщину! Я еду одна! Конечно, страшновато ехать одной, но я все же буду в Покровщине! Но вот уже прошло много лет, а я и сегодня не представляю, как мои родители не побоялись так рисковать, ведь мне было всего двенадцать лет! Поездка прошла как по расписанию. Как только я просила военного дядю купить мне билет, меня спрашивали, куда я еду. Выслушав мой рассказ, что я еду к дедушке, что Батя военный, он сейчас в лагерях, мне покупали билет, давали продуктов на дорогу и, посадив в вагон, предупреждали проводника, чтобы присмотрел за девочкой. В Бахмаче мне пришлось ждать поезда до позднего вечера. Я очень боялась, что усну и просплю поезд, но дядя военный успокоил. Его поезд идет утром, так что он меня посадит вовремя на поезд. Ехать мне не очень долго, всего четыре часа и наша Гребенка. В купе, куда меня привела проводница, сидели дедушка и его жена. Они предложили мне покушать, но я так хотела спать, что кушать не могла. Мне казалось, что я только уснула, а меня уже будят, надо собраться, сейчас станция Гребенка. Там меня встретит дедушка. Так благополучно без приключений я рано утром приехала в Гребенку. Походив по пустому вокзалу, дедушку я 110

не нашла. Дорогу я, примерно, помнила, но прошло время, многое изменилось и я, не узнавая знакомых улиц, решила идти на базар. Так всегда мы делали с мамой. На базар приезжали наши деревенские на телегах и можно с ними доехать до Покровщины. День не базарный, людей мало и никого знакомого я не увидела. Спросив, на всякий случай, как дойти на Покровщину, я пошла пешком. Выйдя из поселка, я не могла насмотреться на родные, знакомые мне места: вон там виднеются стройные ряды тополей Григоровского сада, а здесь за поворотом склон к болоту. На склоне растет терен. Я остановилась и залюбовалась красивым кустом. Вспомнился рассказ дедушки: – Стоит мужик и кушает терен. Он глуховатый. А другой мужик ходит, ищет сбежавшую корову. Подходит к тому, что ест терен и спрашивает – «Ты корову такую рыжую не видел?» А тот, не расслышав, отвечает – «Не видишь, терен ем». «Ты что, дурнуватый?» «Есть спелый, а есть зеленоватый». Надолго закрепились эти слова, и иногда, чтобы не сказать о ком-то – дурнуватый, мы говорим: да он зеленоватый. Дорога была знакомая. Я с радостью оглядывалась по сторонам. А какой запах! Белый и красный клевер – бабушка собирала его для чая, когда заболит сердце, а это полевая гвоздика, она тоже пахнет, хоть и не такая яркая, как на клумбе, а это – ромашка, чай из нее душистый, у бабушки всегда пучки ее висят в кладовке. Иногда она отваром ромашки мыла мне голову, и тогда так хорошо пахли волосы и легко расчесывались. А это что – это степное сердце. Такая травка может как живая стоять всю зиму! О, какая прелесть «кукушкины слезки»! Такую красоту не встретишь на клумбе, место ее в поле. Колосочки ее свисают и светятся, как слезки. Может кукушкины, может еще чьи- то…. А вот мяты не видно. Ведь она любит сырость – на 111

болоте ее много, а здесь ей жарко. Зато растет полынь. Серозеленоватые, как будто седые ее веточки источают такой аромат, что я не сдержалась, сорвала две веточки и, размяв в руках, положила в карманчик платья. Как одеколон! Солнышко поднималось все выше и выше. Устав, я села под деревом в тенечке. Заглянула в сумку – что там осталось покушать? Оказалось, там какая-то банка с вареньем, хлеб и бутылка лимонада. Целое состояние! Видимо, дедушка и бабушка, что сидели со мной в одном купе, положили мне на дорогу. Варенье было очень вкусное. «Айвовое», прочитала я на этикетке. Перекусив, и попив лимонаду, я решила отдохнуть и незаметно уснула.

– Чего это ты сидишь здесь? Куда направляешься? – трясет меня за плечи незнакомая тетя. Она ехала на телеге и, увидев спящую на обочине девочку, остановилась. Я испуганно рассказываю ей свою историю.

– О, Господи, сколько же ты просидела на солнце, ведь уже три часа, а поезд приходит в семь! Она дала мне попить квасу, краюху хлеба и мы поехали дальше. Через час я уже в Покровщине! Тетя остановила лошадь возле наших ворот и рассказала вышедшему дедушке, где она меня нашла. Попив водички и выслушав его благодарности, она поехала дальше в Осюки. Дедушка с бабушкой долго не могли поверить, что я приехала одна. Письмо они еще не получили, оно пришло через три дня после моего приезда. Я угощала их вкусным вареньем. Дедушка сказал, что у нас айва не растет. Никогда ни до, ни после не кушала я такого варенья, только помню его название – «Айвовое», да янтарный цвет. Милая моя Покровщина! Дорогие мои дедушка и бабушка! Как же я соскучилась по вас, за этой хатой! Как я 112

люблю и чувствую любовь исходящую здесь от вас, от кустов сирени и смородины, белой березки, от ночных звезд и от людей – хмурых и веселых, молодых и старых, от всего, что окружало меня, к чему я прикасалась своим сердцем! Я не могла нарадоваться, не могла поверить, что я, наконец-то, здесь! Надо срочно бежать к подружкам, посмотреть, поговорить с ними! Но дедушка с бабушкой уговорили меня отдохнуть, помыться, рассказать им, как там мы живем в далекой Литве, а завтра – к подружкам. Я согласилась. Но помывшись и перекусив, я почувствовала такую усталость, что рассказывать уже была не в силах и мгновенно уснула. Утром я вышла во двор и только теперь заметила, как всё кругом изменилось. Шелковицы, под которой мы с дедушкой укрывались от жары, уже нет. На ее месте растет молодая вишня. Куст калины у колодца разросся и теперь соседского двора совсем не видно. Только старая груша посреди огорода совсем не изменилась, стояла, как и прежде, ветвистая и зеленая. Мне стало немножечко грустно, как будто я потеряла что-то мне дорогое. Но вот пришел дедушка – он совсем не изменился, может, стал чуть пониже ростом (или я подросла?) да бородка стала еще светлее. Бабушка хлопотала в летней кухне, ждала нас завтракать.

– А где Соня? – удивилась я, – вчера ее не было и сегодня? Она еще не закончила школу? Оказывается, Соня учится на курсах машинистки в городе и приезжает только на выходные и то не всегда. За завтраком я рассказала все о своем «путешествии», о маме, братике, Бате. Бабушка спрашивала, когда они приедут. Но я ничего об этом не знала. Мама сказала, что 113

все зависит от работы. Когда станет ясно, напишет письмо. Наконец, все вопросы-ответы закончились, и я могу бежать к подружкам.

– Не спеши, – сказал дедушка, – все сейчас на работе. Твои подружки в поле – помогают мамам пропалывать свеклу. Значит, до вечера я их не увижу. Побродив по огороду, я вошла в хату. Со стены, как и прежде, на меня смотрит Боженька. Но он мне кажется не таким строгим, как раньше. На улице уже жарко и я решила почитать что-нибудь, побыть в хате. Все журналы, которые когда-то привозила мама дедушке, все книги которые покупались или дарили Соне или мне, все это богатство лежит на стеллаже в темной комнате. Называется она «хыжка». Там же стоит большой сундук с бабушкиными старинными вещами – вышитые рубашки, полотенца и другие интересные вещицы. Открыв сундук, я полюбовалась красивой вышитой сорочкой – Сонина работа, примерила бабушкину кофту, в которой пошла в первый класс. Сейчас я почувствовала себя такой взрослой, что воспоминания о девочке в бабушкиной кофте и сандаликах вызвали у меня улыбку умиления. Закрыв сундук, я потянула с полки книжку и несколько журналов. Но вдруг что-то упало с полки, и я почувствовала, как зашевелилось, забегало у меня за пазухой. Легкий сарафан, крепко перевязанный пояском, ходил ходуном вокруг меня. Подняв руки, я закричала так, что прибежали не только дедушка с бабушкой, но и старый дед Христан. Бабушка пыталась развязать затянутый узлом поясок, дедушка ловил мышь, бегающую вокруг моего тела, а я кричала со страху не своим голосом. Наконец, дедушка поймал её вместе с сарафаном. Развязать узел никак не удавалось, потому, что я визжала и дергалась. Бабушка побежала 114

в хату и вернулась с ножницами. Поясок разрезали и сняли с меня сарафан вместе с мышкой. Надев халат, я уже не хотела ни читать, ни гулять, а как всегда в таких ситуациях – спать.

– А где же моя подружка? – слышу я голос Кати. Оказывается, я проспала до вечера. Катя узнала о моем приезде (в деревне все новости быстро передает «сарафанное радио»). Мы не могли наговориться. Я старалась рассказать все о моей новой жизни скорее, чтобы узнать о новостях в селе. Но Катя задавала вопрос за вопросом. Наконец, я не выдержала.

– Хватит обо мне, рассказывай теперь ты. Её рассказ был не долгим.

– Здесь почти ничего не изменилось. Вот только все повзрослели, подросли, да теперь в школы разные пошли. В нашем селе лишь четыре класса. Одни ходят в Берёзовку, что за речкой, там семилетка, другие в Гребенку – там десятилетка. Поэтому наша компания распалась. Собираются иногда по выходным, но это уже не то, что было раньше, – грустно закончила Катя. Приближался вечер. Катя заторопилась домой, а я осталась сидеть одна. Было тепло и тихо. В руках у меня книга «Стара фортеця» (Старая крепость) В. П. Беляева. Это ее я достала с полки вместе с журналами. Пока светло я с огромным интересом читаю о жизни ребят – моих сверстников. Мне кажется, что все мы из одного села, из одной компании. Но вот становится темно. Читать не могу, и спать еще не хочется. Прошли годы и я смотрела кино по книге «Старая крепость». Именно такими я представляла и Василька Манджуру, и Петьку Маремуху даже Юзику шло больше прозвище Куница.

– Иди ужинать, – зовет бабушка, но я не в силах сдвинуться с места – совсем рядом зазвучала тихая песня 115

«Сонце низенько, вечiр близенько…». Я узнала, кто это поёт. Это Сонина одноклассница – Оля (она живет через две хаты от нашей). К ней присоединяются ещё и ещё голоса. Высокий сильный голос Оли ведет песню, а все другие поют так, что голоса слились в один и я не разбираю – кто там поет. Как зачарованная я сидела и слушала. Песни лились одна за другой. Не зря я бегала на гулянья вместе с Соней. Все песни мне знакомые и близкие. Бабушка подошла и накинула мне на плечи платок. Надо мной раскинулось бескрайнее украинское небо. Именно украинское. Ни в Пирятине, ни в далеком литовском городе я не замечала ни неба, ни звезд. Там всегда светло и людно. А сейчас темное небо опустилось низко-низко и кажется мне совсем рядом с россыпью крупных звезд и созвездий. Чуть светлее был небосвод над станцией. Из-за высоких тополей показалась луна. Я люблю луну. Ее мягкий свет всегда волнует и восхищает. Наслаждаясь этой таинственной и спокойной красотой, я как бы сама растворилась в ней, и не могла даже пошевелиться, чтобы не нарушить эту чудную гармонию. Так я и просидела под хатой до позднего вечера, слушая то песни, то веселый смех и шутки девчат и парней. Здесь я научилась слушать музыку солнца, ветра, света, ночи, дождя. Здесь услышала и полюбила украинские песни. Любовь к этим песням живет в моем сердце всю жизнь. Дни летели очень быстро, но однообразно. Приехала Соня, и стало веселее. Теперь я ждала вечера, чтобы пойти вместе с ней к Оле. По вечерам в ее дворе собиралась молодежь, и мы там засиживались допоздна. Правда, в Покровщине была Соня недолго – осталось сдать экзамены и она получит диплом. Но вот интересная новость – приехал в гости Катин старший брат. Он теперь военный. Я его давно не видела, какой он теперь? Надев самое красивое платье с кружевным воротни116

ком, я отправляюсь к Кате. У них шумно, пришли родственники, но я здесь не чужая, поэтому смело вхожу в хату.

– Это еще что за невеста? – слышу я голос Сашка. Передо мной стоит высокий стройный парень в военной форме. Из-под пилотки вьется красивый светлый чуб, а голубые глаза пронзили мое сердце сразу.

– Вы посмотрите, как девчата быстро растут! Да вы с Катюшей скоро меня догоните. Ладно, расти, приеду – женюсь! – смеясь, закончил Сашко. Наклонившись, он поцеловал меня в щечку. Я покраснела и не знала, что надо говорить или делать.

– Перестань смущать девчонку, – услышала я голос Катиной мамы. Мне казалось, что мое лицо горит огнем, но никто ничего и не заметил – ведь я смуглая и уже успела хорошо загореть. Лишь навернувшиеся на глаза слезы выдавали мое волнение.

– Пошли гулять, – слышу я спасительные слова Катюши, и мы бежим во двор. Катя рассказывает, что Сашко приехал на 10 дней. Потом его отправляют далеко в Казахстан. Мама переживает, что там очень жарко, что к нему не смогут поехать – далеко. Пока Катя рассказывала эти новости, я успокоилась. Поболтав еще немножко, мы разошлись по домам. Оставшись одна, я снова и снова вспоминала красавца военного с золотистым чубом и голубыми глазами. Если бы он знал, как долго всех мальчишек, всех кавалеров я сравнивала с ним, а моим мужем стал военный с такими же голубыми глазами и светлой вьющейся шевелюрой. Но меня Сашко не дождался. Хоть я и сама понимала, что это была шутка, мне было очень горько видеть вечером моего кумира с Галей Шпурик. Они шли, обнявшись, и 117

весело обсуждали что-то. Днем на минуточку забежала Катя и сообщила новость, о которой забыла сказать вчера.

– На берегу болота (зимой мы там катались на ковзанках) стоит цыганский табор. Вечером там жгут костер и поют. Можем сходить, если тебе разрешит дедушка. Конечно, я выпросила у дедушки разрешение сходить к цыганам, но с одним условием, чтобы я не просила погадать и не соглашалась, если будут предлагать. И вот мы с Катей идем туда, где раскинулся табор. Вечер раскинул над степью свои крылья. Освещенное заходящим солнцем, желтело поле подсолнухов, а розовая греча угадывалась лишь по запаху. Мы прошли по тропочке через отливающие сизым цветом овсы и увидели цветные палатки. Возле палаток бегали дети, слышались женские голоса. Мы смущенно остановились – идти туда или вернуться домой. Решили подождать возле зарослей ивняка. Вдруг кто-то рядом с нами шумно вздохнул. Со страху мы прижались друг к дружке. Но, оказалось, это был конь. Он тихонько заржал и спокойно смотрел на нас своими черными влажными глазами. Я, привыкшая к лошадям, (не зря же я ходила к дяде Ване на конюшню!) подошла, погладила его челку и протянула пучок сорванной травы.

– Иди, пасись и не пугай нас, – потрепав его по шее, тихонько прошептала ему я. Конь, как будто поняв, тряхнул головой и пошел прочь, раздвигая высокую траву, иногда останавливаясь и поворачивая назад свою умную, красивую голову. Тем временем темнота опустилась на табор, разговор там стал громче. Вдруг на краю табора мы увидели пламя, которое только-только разгоралось. Дальше стоять было не интересно, и мы пошли к 118

разгорающемуся костру. Вокруг сидели пожилые и молодые цыганки. Мужчины полулежали на скошенной душистой траве. Мы поздоровались и тоже присели на предложенное нам место. Никто не обратил на нас особого внимания, лишь пожилая цыганка, увидев мое смуглое лицо, черные глаза, спросила: – Я тебя раньше здесь не видела. Ты не местная? Может ты наша сестра? Я ей рассказала, что я в этой деревне выросла, а сейчас живу в городе. На этом наше знакомство закончилось. Цыганки тихонько запели какую-то незнакомую мне песню на непонятном языке. Песни лились одна красивее другой и украинские, и русские, и грустные, и веселые. Но вот к костру выходит цыганка. Звучит медленная мелодия и цыганка не танцует, а плавно идет, плывет по кругу. Когда она проходит мимо нас, я вижу, что это даже не цыганка, а «цыганчя», так у нас называют малолетних цыган. Гитары все ускоряют темп, и цыганочка как будто начинает полет. Танцует она не ногами. Ног почти не видно. Танец ее – свежий ветер, стремнина водопада, мерцающее пламя горящих веток. Танцует она всем телом. Но вот лицо ее, на удивление, спокойно и сосредоточено, как будто она выполняет какуюто сложную ответственную работу. Взлетает ее цветастая длинная юбка, вздрагивают плечи, ходуном ходит грудь, руки-крылья, кажется, приподнимают ее над землей и вновь опускают и она, почти распластавшись на траве, замирает. Все хлопают и хвалят девочку, а она, смущенная, садится рядом со старой цыганкой. Мы, как зачарованные, сидим у тлеющего костра. Вдруг все замолчали. Подошел пожилой цыган с гитарой. Катя толкнула меня в бок – это их главный. Цыган подбросил в костер сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились березы, высоко взлетевшие 119

искры осветили кудрявую листву дуба. Цыган присел на поставленный кем-то сундучок, и взял первые аккорды. Нежно и грустно зазвучала гитара. В глубокой темной вышине ярко светились звезды. Кажется, что в ответ на звуки гитары, где-то далеко в кустах ивняка тихо защелкал соловей и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер. И вот цыган запел. Низкий, чуть хрипловатый голос звучал тихо и проникновенно. Как жаль, что я не понимаю, о чем он поет. Ну, конечно, о любви. По его щеке покатилась слеза и растаяла в черных, как смоль, усах. Все слушали затаив дыхание. Кажется, он пел и о себе, и обо всех. Закончив петь, он встал, и, не сказав никому ни слова, ушел в темноту. Мутный свет луны освещает палатки и догорающий костер. Теснее сдвинулись деревья. Робко проглядывает меж ними белоствольная березка.

– Нам пора домой, – прошептала Катя. Нет, я не могла уйти, не узнав, о чем же он пел. Обойдя вокруг затухающего костра, я подошла к старой цыганке, которая, казалось, дремала, прикрыв глаза. Услышав мои шаги, она открыла глаза и повернулась ко мне.

– Вы меня простите, я Вас разбудила, – извинилась я, – но мне очень понравилась песня старого цыгана. Вы не могли бы мне рассказать, о чем он пел?

– Он совсем и не старый, просто жизнь у него трудная, много пришлось пережить. А песня это известная о жизни цыганской: если у цыгана уведут жену, он грустно улыбнется, если у него своруют любимого коня – он зальется слезами, а если у него отнимут гитару и песню – цыган не выдержит, умрет. В его жизни было все, осталась гитара и песня. Поэтому он грустит, – закончила цыганка. – А ты не бойся, приходи к нам, тебя никто не обидит, да и песни у нас 120

не всегда грустные, а в начале сентября у нас будет свадьба. Придешь посмотреть?

– Я еще приду, очень хотела бы посмотреть цыганскую свадьбу, но скоро приедет мама, и мы уедем, – с сожалением ответила я. Попрощавшись, мы поспешили домой. Дома все спали и я, выпив молоко с хлебом, наш традиционный ужин, спокойно легла спать. Перед глазами все еще мерцал костер, звучала грустная песня цыгана. Утром дедушка спросил меня, как прошел вечер. Я подробно ему все рассказала и про лошадь, и про костер, и про песню цыгана.

– Этот табор часто приезжает к нам, но живут недолго, они ведь кочуют с места на место. Вот в конце сентября соберут палатки в кибитки и уедут.

– А можно я еще к ним пойду, там так красиво поют?

– Иди, только не засиживайся долго и помни наш уговор.

– Дедушка, а почему нельзя просить погадать? Ведь интересно, что она скажет. Многие говорят, что предсказания сбываются? – спросила я.

– Видишь ли, внученька. Цыганки не предсказательницы, а, зачастую, обманщицы. Они говорят тебе то, что ты хочешь услышать. Вот она видит, что ты красивая и говорит, что ты будешь артисткой. А тебе может лучше бы быть учительницей, но ты будешь стараться стать артисткой и упустишь свою судьбу. Может сказать, что тебя ждет новое знакомство. Так ведь всех ждет знакомство, ведь люди кругом.

– Но ведь есть и люди, которые предсказывают будущее и все сбывается. Вот нам учительница рассказывала о Нострадамусе, как он мог предсказать, что будет Сталин, что мы победим в войне? Он ведь не обманщик. Как это может быть?

121

– Да, есть не обманщики, есть великие предсказатели, но это очень редкие случаи, когда Бог наделяет человека способностью видеть то, что произойдет далеко впереди. Вот ты смотришь в окно, что ты видишь? Березку, кусты, цветы и все. А если ты залезешь на столб, ты увидишь дорогу до самой Гулакивки. Ты нам скажешь, что скоро приедет повозка и привезет сено. Мы ведь повозку не видим и можем думать, что ты можешь предсказывать. А бывают люди, которых Бог наградил даром подниматься своим духом высоко, так высоко, что можно увидеть, что произойдет через десять, двадцать, сто лет. Вот они и являются настоящими предсказателями. Но сами они очень часто страдают от этого дара. Ведь Бог справедлив: что-то дает и что-то отнимает. Так что завидовать им не стоит. И еще раз тебя прошу, когда пойдешь в табор, никаких гаданий. Так я получила разрешение посещать табор и вскоре стала там своим человеком. Пришло письмо от мамы, где она сообщала, что они приедут лишь в конце сентября. Я обрадовалась, что смогу посмотреть цыганскую свадьбу, но дедушка сказал, что мне к школе надо быть дома. Одну меня, конечно, он не отпустит, и мы поедем вдвоем с Соней, она к этому времени закончит курсы. Не знаю, кто из нас радовался больше этому решению, конечно, Соня. Мне совсем не хотелось уезжать, не увидев цыганскую свадьбу. Время бежит неумолимо и вот уже мы собираемся в дорогу, ведь уже август на исходе. Бабушка нагрузила нас гостинцами для родителей, едой на дорогу и мы отправились в путь. Здесь я была главной! Ведь Соня еще никуда не ездила поездом, а я эту дорогу уже запомнила. Отпуская Соню в поездку, все думали, что она скоро вернется, а она уехала навсегда. Конечно, приезжала в 122

Покровщину много раз, но уже лишь в гости. Каждая поездка – новые впечатления, открытия, порою оставляют след надолго или вообще изменяют жизнь.

Театр На следующее лето о поездке в Покровщину волнений не было – теперь мы поедем с Соней. Она поступила в Калининградский педагогический техникум и до начала учебного года мы с ней можем побыть в Покровщине. И вот каникулы. Приехала из Калининграда Соня, и мы собираемся в путь. Погода стояла теплая и лишних вещей брать не надо. Тревожились, что в поезде очень жарко, да еще боялись, что не будет билетов на поезд. Но все обошлось. Вильнюс, Минск и мы уже в Гомеле. Приехали рано утром, на улице прохладно и мы сидим в зале ожидания вокзала. Сонечка пошла в кассу за билетами и вернулась расстроенная. Билеты она купила, но поезд будет только в одиннадцать часов вечера. Ждать придется долго. Солнышко поднялось выше и на улице уже тепло. Можно пойти посмотреть город. Город Гомель большой, много машин, людные шумные улицы, все куда-то спешат. В Каунасе мы живем на окраине, а здесь мы очутились в самом центре. Дома большие, высокие, но какие-то неинтересно-одинаковые. А вот перед нами красивое светлое здание с колоннами и афишами на стенах. На одной из них веселая тетенька, ну, совсем как наша покровская, даже платок завязан на голове так, как у нас.

– Это кинотеатр, – решительно заявила я.

– Нет, это не кинотеатр, а театр. Здесь не кино показывают, а живые артисты выступают. Сегодня будет идти опера «Запорожец за Дунаем».

123

– Опера? Это что такое, как постановка по радио?

– Это как кино, но артисты на сцене живые и не только говорят, но и поют, – объяснила Сонечка. Люди заходили в открытую дверь, и мы вошли следом. В большой комнате с узкими высокими окнами было несколько окошечек, это кассы, как на вокзале. Сонечка подошла к одному окошечку и что-то поговорила с сидевшей там тетенькой.

– Если ты не будешь ничего просить, ни мороженого, ни ситро, то мы сможем пойти, послушать оперу.

– Конечно, ничегошеньки просить не буду, только пойдем, – затараторила я. Соня купила билет, и мы вышли на улицу – Если тебя спросят, сколько тебе лет, скажи девять, поняла? – предупредила Сонечка. Я, конечно, не поняла, зачем это нужно, но с готовностью кивнула головой.

– Мы можем посидеть в сквере, пока начнется опера, – предложила я.

– Это еще нескоро, можно погулять по городу.

– А мы не заблудимся? Потом не найдем театр?

– Не бойся, найдем. Мы пойдем по этой улице и вернемся так же обратно, – успокоила меня Соня. Улица была широкая и на ней множество магазинов. Витрины – это как кино! То тетеньки в красивых платьях, то нарядные дети. А какие игрушки! Я не могла наглядеться на такую красоту. Но солнце поднималось все выше и стало жарко. Мы устали и от жары, и от впечатлений. Совсем рядом оказался небольшой сквер с лавочками, где можно было отдохнуть. Рядом присела бабушка с внучкой, которая просилась на пляж, а бабушка не хотела туда идти, боялась, что девочка простудится. Но внучка все124

таки уговорила бабушку, и они пошли, как мы поняли, к реке.

– Пойдем и мы, умоемся, помоем руки, ноги и будет не так жарко, – к великому моему удовольствию, сказала Соня. Река Сож оказалась совсем рядом, за сквером. Побродив по берегу, мы освежились и уселись в тенечке. Я и не заметила, как уснула.

– Вставай, соня, проспишь оперу, – слышу я голос Сонечки и мигом вскакиваю. До театра мы дошли быстро. Люди шли и шли нескончаемым потоком. Все были нарядно одеты, и мы с Соней, нам казалось, выделялись своими простыми платьями. Но вот мы подходим к двери, где тетенька проверяет билеты. Соня подает ей билет. Оторвав краюшек, она возвращает его Соне.

– А твой билет? – обращается она ко мне.

– Она со мной, посидит у меня на коленях, – вступается Соня.

– Нет, она уже большая девочка и ей нужен билет. Сколько тебе лет? – спрашивает она меня.

–Тринадцать, – не моргнув глазом, сообщаю я.

– Ну, где же такой девочке и без билета. Извините, но я не могу тебя пропустить. Соня стала объяснять, что мы едем к родителям, что денег на второй билет у нас нет, показала билет не поезд. Но тетенька ничего не хотела слушать.

– Не мешайте, девочки, смотрите, какая очередь собралась из-за вас. Все равно я двоих на один билет не пропущу.

– А ты когда-нибудь была в театре раньше? – услышала я мужской голос и оглянулась. Рядом со мной стоял высокий седой дедушка в очках и участливо смотрел на меня. Глаза, конечно, у меня полные 125

слез, и я лишь отрицательно помотала головой, готовая разразиться рыданиями.

– Тамара Ивановна, – обратился он к строгой тетеньке, – Вы понимаете, девочки первый раз в нашем городе, первый раз в театре, а мы их вот так примем! Ведь это же история, они на всю жизнь запомнят и театр, и нас с вами?

– Я понимаю, Роман Прокопьевич, все понимаю, но мест нет, а я на службе, не могу я их пропустить!

– Ну, да ладно, – ответил Роман Прокопьевич, – я не на службе, поэтому я свой билет могу отдать этой девчушке, а сам, может, доживу, когда этот театр приедет еще раз к нам в Гомель.

– Ну, что Вы, что Вы! Не надо, я что-нибудь придумаю, – забеспокоилась тетенька. – Постойте здесь в сторонке, не мешайте проходить людям, – сказала она нам. Мы, облегченно вздохнув, отошли в сторонку.

– В антракте я вас буду ждать здесь, – проходя мимо нас, сказал Роман Прокопьевич.

– А где этот антракт, где он будет нас ждать? – спрашиваю я у Сони.

– Антракт – это перерыв так называется. В спектаклях бывает перерыв, и он нас будет ждать здесь. Прозвенел звонок, затем еще раз. В зале уже никого нет, все вошли в широкие двери, закрытые тяжелыми зелеными занавесями. Тетенька подошла к нам.

– Ты садись на свое место, а ей я поставлю стул в начале ряда. Да сиди спокойно, не шуми, не разговаривай, – обратилась она ко мне. И мы вошли в другой зал, за занавесями. Вот это зал! Потолки высокие, люстры так и сверкают, а там, наверху, еще сидят люди. Я загляделась на все это великолепие и потеряла бы и тетеньку, и Соню, но она крепко держала меня за руку и тянула за собой.

126

Меня усадили на стул, а Соня прошла дальше и села совсем недалеко от меня. Зазвенел звонок, и стало темнеть. Я даже испугалась, где теперь Соня? Я потеряюсь в этом огромном зале! Сидевший рядом дядя, положил мне руку на плечо и сказал: – Сиди спокойно, все хорошо. В этот момент поднялся занавес. На сцене, о чудо, стояла наша Покровская хата, и лиска (плетень) точно такая же, как у нас, даже глечик (кувшин для молока) на колышке такой же.

– Да это же Покровщина, – прошептала я дяде, но он приложил палец к губам – надо молчать. Спектакль шел на украинском языке. Но я настолько была поражена и музыкой, и артистами, что даже не очень понимала смысл самой оперы. Так хотелось спросить, почему Одарка есть, а деда Христана нет, а есть казак Иван (в Покровщине от дедушки через дорогу живут баба Одарка и дед Христан), а уж когда показался негритенок, удивлению моему и восторгу не было предела. Я видела настоящего, живого негра! Но вот занавес опустился и зажегся свет. Я стояла у стенки и ждала, когда подойдет Соня. Она тоже была взволнована.

– Ну, понравилось? – спросила она.

– Ой, как интересно, а ты негритенка видела? А слышала, там есть Оксана, как моя мама и Андрей!

– Конечно, все я видела. Но это не негритенок, а турчонок. Все куда-то шли, и мы двигались следом. Вот зрители идут через зал в широкий коридор.

– Нам надо сюда, – потянула Сонечка меня к дверям, – ведь Роман Прокопьевич будет нас здесь ждать. И действительно, у стены стоял Роман Прокопьевич. Его белую шевелюру было видно издалека.

127

– Ну-с, милые дамы, как вам понравился спектакль? – с улыбкой обратился он к нам. Мы наперебой (в основном, конечно, я!) начали рассказывать о своих впечатлениях.

– А теперь я вас угощаю, – и он повел нас широким коридором в буфет. Народу там было много, но девушка в белом переднике сразу подошла к нам.

– Пожалуйста, мороженое и пару пачек печенья дамам в дорогу, – попросил Роман Прокопьевич. Соня начала отказываться, а я испугалась, что он скажет, «хорошо, не хотите, как хотите». Но он лишь улыбался. Мы кушали мороженое, а он рассказывал нам о театре, о городе.

– Добрый вечер, Роман Прокопьевич, – услышали мы мужской голос. За моей спиной стоял тот дядя, что сидел рядом со мной на спектакле. Я сидела на стуле, а он в кресле, его было первое место в ряду, – так это ваши девочки? – спросил он.

– Да, это мои юные друзья. Как Вам постановка? Оригинально, не правда ли?

– Мне очень понравилась, жаль, не могу досмотреть до конца, придется уехать, вот жду машину. Ну, а моей юной соседке – презент, – и он протянул мне шоколадку «Аленка». Это было так неожиданно, что я даже не вспомнила, что надо сказать «спасибо», а просто с восторгом смотрела то на шоколадку, то на своего соседа.

– Большое спасибо, – выручила меня Соня, с укоризной глядя на меня.

– Спасибо, спасибо, – вскочила я и кинулась к нему на шею.

– Ну, что ты, как маленькая, – усадила меня Соня. Нет, я была не маленькая. Я была переполнена впе128

чатлениями, любовью ко всем. И к тете, которая нас пропустила, и к этим дядям, и ко всем другим, готова расцеловать всех зрителей. Второй и третий акты я уже смотрела спокойнее. Сидела я уже не на стуле, а в мягком кресле, ведь дядя ушел, его место освободилось. Я переживала за Оксану и Андрея, смеялась, когда Иван искал чарку (рюмку), которую Одарка спрятала, удивлялась незнакомым нарядам и именам. Когда, наконец, мы пришли на вокзал, я была чуть жива от усталости. Но еще ведь надо попить чаю с печеньем! Но Соня сказала, что уже поздно и чай не греют. Попьем утром. Утром мы пили чай с печеньем «Мария», а шоколадку и одну пачку печенья решили везти в Покровщину, угостить дедушку с бабушкой. Я всегда вспоминаю дни, годы своего детства, как чтото светлое, сказочное, как аванс на то, что еще предстоит пережить. И «Аленка», и «Мария», и Айвовое варенье, и многое другое – все это входило в этот аванс. В Покровщине мы были больше месяца, но уезжать совсем не хотелось – казалось, прощаемся навсегда. Но это было не совсем так. Я приезжала на каникулы, правда, уже не каждый год, а, окончив школу, поездки стали ещё реже. Утром ранним роса, как алмазы сверкает, Солнце встанет – исчезнет, как слеза со щеки, Время мчится вперед, наши дни сокращая, А мне хочется сесть, помечтать у реки. Река в море спешит, волны плещут на берег, Дождь на землю, а дерево тянется ввысь. Я мечтаю о том, что к тебе возвращусь я, Так хочу, чтоб скорее мечты те сбылись!

129

Знакомьтесь – это моя Покровщина Время берет нас в плен с детства – ползет, идет, бежит, скачет, летит – мы этого не замечаем. В жизни должен быть баланс – солнца, дождя, радости, горя – тогда жизнь не кажется нам какой-то трудной ношей. Просто – это жизнь. Я уже не «большая девочка». Я уже взрослая тетя. В Покровщине я давно не была, хотя всегда мечтала приехать сюда всей семьей и показать мою Покровщину мужу и детям. Дети, а их у меня трое, с интересом все разглядывают, ведь я уже не однажды рассказывала им о Покровщине. Здесь все очень изменилось. Нет моего любимого дедушки. Я даже не была на похоронах – мне просто не сообщили, боялись меня расстроить – я ждала ребенка. Соня, окончив Калининградский педагогический техникум, всю жизнь проработала учительницей младших классов в Калининградской области. Там она вышла замуж, и у неё двое очаровательных детей – Валечка и Саша – мои двоюродные сестра и брат. Бабушка последние годы жила у Сони, помогая ей растить детей. В дедушкиной хате живет мамина старшая сестра, поэтому я еду сюда, как в свой родной дом. Не доехав до деревни, я вышла из машины и медленно пошла пешком. Как мне хотелось побродить босиком по мягкой, теплой «куряве», но дорога была покрыта асфальтом. От горячего солнца асфальт накалился и босой ногой по нему не пойдешь. Но я все же сняла босоножки и пошла по тропочке, протоптанной рядом с дорогой. Здесь, вдоль дороги, мы пасли коров – каждый свою, на веревке, чтобы не зашла в поле. Здесь же на обочине мы находили дырочки, из которых вылетали дикие пчелы, (а, может, то были осы?). Осторожно ножиком мы счищали землю, пока доходили до отложенного в восковой упаковке меда. Немного горьковатый, зачастую с землей – какое было лакомство!

130

Бабушка, Сонечка и ее детки – Валя и Саша 131

Здравствуй, моя дорогая Покровщина! Меня встречает наш старый млын (мельница), который давно не крутит свои ветряные крылья, не скрипит трущимися камнями. Зерно возят на станцию, там новый элеватор, а млын стоит, как символ нашей Покровщины. Как же изменилось все вокруг! Чуть подальше от дороги выросли деревья, посаженные в мое детство. Теперь не покатится через все поле клубок «перекатиполя». Это такая высокая трава, которая высыхая от жары, отламывается у корня и катится по степи. Соединяясь с такими же растениями, образуются огромные клубки, которые ветром разносятся по полям, и горе тому, кто попадет на его пути…. Из-за выросших деревьев уже не видно сада Григоровки и других деревень, но наш сад я вижу. У въезда в деревню стоят все те же могучие тополи (на украинском языке тополь – женского рода – топОля). Все так же весело шелестят они листьями, приветствуя меня. Тополиный шелест отличается от шелеста других деревьев. Кленовые листья большие и мягкие. Когда они качаются от ветра, то как бы шепчутся о чем-то между собой, нежно и ласково. Акации листочки мелкие и их почти не слышно, лишь легкий шорох. А вот тополя – листья их глянцевые, с зубчиками. Качаясь от ветра, они издают чуть звенящий, ни с чем несравнимый шелест, который дополняется нежно-терпким запахом. Взволнованная нахлынувшими воспоминаниями, я остановилась возле деревьев. Мимо прошла черноволосая девочка с красными бантиками в косичках. Может это я? Нет, не было у меня бантиков, и ходила я босиком, а девочка идет в сандалиях. Вдруг она обернулась и звонко сказала: – Здравствуйте, тетя!

– Здравствуй, – ответила я. – Чья же ты будешь? – с любопытством спрашиваю ее.

– Качановых я, – весело ответила девчушка.

132

Да, значит, еще жива традиция: здороваться со всеми встречными в деревне.

– Это, каких таких Качановых, тех, что возле школы живут?

– Нет, мы живем вон в том доме, где клен над дорогой.

– А твою бабушку не Оля зовут? – спросила я, увидев знакомый дом.

– А откуда Вы знаете мою бабушку?

– Я жила здесь раньше, вот тогда мы и были знакомы с твоей бабушкой. Как ее здоровье? Она живет с вами?

– Нет. Бабушка уехала к своему сыну на Кубань, когда умер дедушка. Сюда она давно не приезжала.

– Очень жаль, – сказала я, – хорошо было бы увидеться. Да, мы разъехались в разные края, а клен стоит и так же шелестит своими зелеными листьями, и так же в мае летят с него хрущи – майские жуки… Девочка убежала, а я опять осталась одна со своими мыслями. Как свежи воспоминания. Кажется, все было совсем недавно. Возможно, это и так. Надо только подумать, с какой стороны мы смотрим на это ВРЕМЯ. Боже, как здесь хорошо! Наверное, я не смогу подобрать нужные слова, чтобы выразить те чувства, которые овладели мною, когда я приближалась к Покровщине. Я готова распахнуть свое сердце, чтобы обнять мой любимый край, но боюсь, слишком маленькое оно у меня, не хватит даже на одну Покровщину. Какая-то особая тревога бушует в душе, мысли накатываются одна на другую и тут же исчезают. На их место приходят новые и новые… Задумавшись, я иду дальше. Вдоль дороги стоят вишни с перезрелыми черными вишнями. А вот и первые дома. Только почему-то они стали 133

меньше и некоторые даже покосились. А рядом стоит новый дом под черепичной крышей. Интересно, кто теперь там живет? Да не все ли равно. Я ведь почти никого не узнаю, да и меня не узнаёт никто. И я поспешила в свой дом. Дедушкин дом время тоже не обошло. Он как будто врос в землю – стал ниже. Соломенная крыша, как тяжелая шапка, придавила его к земле. С волнением захожу в хату. На стене по прежнему висит икона Боженьки, и я говорю своим детям, что он расскажет мне, если они будут озорничать. В хате собралась большая компания, в основном детская. Двоюродный брат из Киева привез на лето своих детей, да и здесь у другого брата их двое. И так, компания что надо – семь человек, старшему из них Сереже – моему сыну – десять лет. Машина еле вмещает эту команду, когда мы едем посмотреть все окрестности и памятные мне места. Местной малышне это не интересно, но хочется покататься на машине. По селу мы ходим пешком, а дети остаются с бабой Саней. Я сама с интересом смотрю на изменившееся село, а муж пытается угадать объекты, о которых я ему рассказывала. Вот наша «лавка». Так у нас называют маленький магазинчик. Стоит он на площади перед правлением. Заходим туда. Тот же странный запах сельского магазина – запах резины, мыла и еще чего-то неуловимого, но очень знакомого. За прилавком все та же тетя Галя, дочка деда Христана, которого давно уже нет.

– Боже, какая стала маленькая лавка, – говорю я мужу.

– А она всегда такая была, – возражает мне тетя Галя.

– Зато я была маленькая, – отвечаю я ей, – тетя Галя, Вы меня не узнаёте? Ведь я Майя, напротив Вас жила.

– Не узнать, конечно, та была черная, как цыганчя, а 134

Вы совсем другая. Слово за словом – вспомнили и котенка, и Васю в колодце, и другие памятные моменты. Мы прошли мимо пересохшего ставка. Воды в нем осталось совсем немного. Скотного двора, который я помнила, уже нет. На том месте построен большой животноводческий комплекс, а я все старалась угадать, где же стояла спасительная груша, на которую мы взобрались, убегая от быка. Все вокруг было и знакомое и, в то же время, абсолютно другое. Для нас все дни – сплошной праздник, а деревенским летом гулять некогда. С другого конца деревни на велосипеде приехал двоюродный брат Ваня. Собирается дождь, и надо срочно перевезти и уложить солому. Мой муж и Коля, двоюродный брат из Киева, пошли помогать, а мы остались дома наводить порядок и готовить обед. Тетя Саня не подпускала меня к своей стряпне – хотела угостить нас своим фирменным обедом. Да я и не очень-то напрашивалась. Не большой я любитель кухонных дел. Пока дождь не начался, я решила сходить к Кате, она приехала на пару дней из города. Их сад раньше такой большой и красивый, стал совсем старый. Многие деревья высохли, другие спилены, молодых почти не видно. Оказалось, что Кати нет дома, она пошла к брату, и когда придет неизвестно. На комоде, среди знакомых мне вещичек стояла большая семейная фотография в красивой рамке.

– Кто это? – спросила я у тети Насти.

–Так это же наш Сашко с семьей. Жена – Наташа, деточки – Коля и Рая. С фотографии на меня смотрел грузный, лысый мужчина, но глаза! Глаза были те же, что поразили меня в те далекие годы. А жена – нет, наша Галя Шпурик была красивее. Да она и сейчас красивая, только почему-то не замужем.

135

Похвалив невестку, сына и его деточек, я попрощалась с тетей Настей и пошла домой, вспоминая красавца военного, много лет назад сразившего своим взглядом девчушку. Вскоре действительно пошел сильный, но кратковременный дождь. От него пользы мало – огород не промочит, лишь грязь разведет, да работу людям не даст закончить. Уже вечереет. Пришел Коля, но один, без моего мужа.

– А где же Анатолий? – спрашиваю его.

– Так он ушел сразу после дождя, даже обедать не стал. Значит заблудился. Так я и знала!

– Не переживай, – говорит тетя Саня, – в селе никто не пропадет, найдется. Примерно через час приходит мой муж в чистой рубашке и абсолютно чистых брюках.

– Так ты что, не помогал солому складывать?

– Нет, мы успели, все сложили. Я немного перекусил и пошел домой. Зашел в хату, а вас никого нет. Я прилег отдохнуть и уснул. Когда проснулся, вся моя одежда висела во дворе на веревке уже сухая. Осмотревшись, я понял, что это не наша хата. Вышел, спросил у девочки, где баба Саня живет, она показала. Как мы ни пытались установить его место пребывания, ничего не получилось. Все хаты для него были одинаковые. Но вечером пришла тети Санина кума и рассказала, что, когда пришла на обед с фермы, нашла у себя на лежанке красивого молодого мужичка. Одежда была вся в грязюке. Она постирала, повесила сушить и снова ушла на ферму. Только тот мужичок сбежал от нее, какая жалость! Мы посмеялись, а муж оправдывался, что здесь все дома похожи один на другой и не закрываются на замок – просто на щеколду и на палочку.

136

Наш отпуск подходит к концу, осталось показать мужу украинскую свадьбу. Замуж выходит моя племянница. Сегодня вечером мы сходим туда, узнаем, может, нужна помощь, а завтра – свадьба. Идти через всю деревню. Детям это далеко и они остаются дома. За разговорами о свадебном мероприятии, мы засиделись за полночь. Придя домой, мы остолбенели: под хатой на половике укрытые одеялом спали наши дети – семь человек, от 2 до десяти лет. Старший, мой сын Сережа, сидел с палкой в руках (как он потом объяснил) отгонять собак.

– Почему же вы не в хате? – удивились мы Оказывается, они решили идти к нам, а уже темнело и хату решили замкнуть (дети-то городские, дом надо замыкать!) Замок защелкнулся, а где ключ, никто не знал. Пока искали ключ, стемнело. Идти к нам передумали. Моя доченька – гимнастка, сумела влезть через форточку в хату, подать одеяло и вылезла снова на улицу. Всю жизнь дети вспоминают свою «украинскую ночь» под хатой на половичке. Осталось заключительное мероприятие – свадьба. Свадьба на селе – это не только свадьба, это событие! Я с детства помню, как гуляли свадьбы, и очень хотелось показать все это мужу. Погода стояла прекрасная. Столы стояли во дворе покрытые чистым выбеленным холстом. Чашки с яркими петухами, глиняные расписные миски, тугие букеты – все это выглядело необычайно колоритно, красиво, ярко и торжественно. На столах угощения – огурцы, помидоры, домашние колбасы, сало, яичница и другие, привычные для моего мужа яства. А еще стояли миски со сметаной, блинчики с творогом, капустник, моченые арбузы и другие украинские закуски. От чугуна с украинским борщом под137

нимался душистый пар. Для моего мужа это было экзотикой. Сколько там было гостей, я не берусь сказать. За столами люди сидели на стульях, табуретках, лавках. За забором стояли любопытствующие бабушки, по двору бегала детвора. Как это бабушки там стоят, ведь устанут! Муж решил подать им длинную скамейку, на которой стояло большое корыто с водой – корова, придя с пастбища, пила с него воду, да и помыть руки-ноги теплой водой всегда можно. Взяв корыто, он хотел поставить его на землю, но от напряжения брюки на нем лопнули по шву от пояса до пояса. Он быстро спрятался за дом. Ко мне подходит мальчик и говорит, что за домом стоит дядя и зовет меня.

– Так пусть он идет сюда, что он там прячется?

– А он без брюк! Я бегу туда и вижу, действительно, стоит мой муж, а брюки держатся на поясе. И смех, и грех! В хате есть швейная машинка, и я надеюсь исправить положение – ведь других брюк у нас нет. Как ни старалась я начать шить, у меня ничего не получалось. Пришлось обратиться к невесте за помощью. И вот невеста в белом платье и фате села за машинку и застрочила брюки. Жаль, не было у меня фотоаппарата! Но на этом приключения невесты не кончились. Кто-то принес ведро с водой и стал «учить» невесту стирать, да так, что брызги летели везде. Затем решили выкупать свекра и свекровь – посадили их на тачку, вымазали глиной, посыпали перьями и повезли под улюлюканье к ставку (пруду). Там тачку спустили с горки и купали свекровь, пока невеста ее не «выкупила». Гулянья и шутки продолжались до поздней ночи, потом невесту «украли».

138

Жених собрал всех дружков на поиски невесты, но... Темна украинская ночь! Пока не был принесен солидный выкуп, невесту не смогли найти. Первый день свадьбы закончился под утро и уставшие, полные впечатлений, мы пришли домой. Но на другой день веселье продолжилось. Придумывались все новые потехи, пели песни. Мы хотели уйти домой, но гармониста (мой муж играет на гармони) отпускать не хотели – еще хотели плясать и петь. Домой мы вернулись под утро совершенно обессиленные. Детвора мирно спала, а мы еще долго обсуждали праздник. Утром засобирались домой, но я уговорила мужа съездить в Пирятин – посмотреть город моего детства. Вначале он был не в восторге от моей затеи. Но, все же, он не смог отказать мне, ведь это совсем близко – всего 25 км. И, по моему предложению, едем мы поездом. Вот мы и в Пирятине! Пирятин! Родной, знакомый с детства и совершенно другой. Я почти ничего не узнаю. Помню, от вокзала шла широкая улица, и за поворотом был наш дом. Пройдя минут 20 по улице, к моей великой радости, я увидела и узнала наш дом. Без колебаний я постучала в квартиру бабы Клавы. Дверь открыла молодая женщина. На мой вопрос о бабе Клаве, она сказала, что уже два года, как её не стало. Узнав, кто мы такие и зачем приехали, она сказала, что совсем рядом живет тетя Галя, мамина подруга, с которой мы жили в одной комнате. Она любезно предложила проводить нас к ней, так как адреса она не помнит. Не прошло и десяти минут, и мы звоним в дверь к тете Гале. Конечно, меня она узнать не могла, но я ее сразу узнала. Высокая, статная, совсем еще не седая. Коса вокруг головы, как корона! Да еще и очень нарядно одета, как будто 139

ждала дорогих гостей. Ответив на все мои вопросы и расспросив о маме, она сказала, что сегодня свадьба её дочери. Мы поспешили попрощаться, объяснив ей, что мы только что были на свадьбе в деревне, но она и слушать не хотела.

– Вы обязательно должны побывать на этой свадьбе. Вот только у нас незадача – заболел гармонист, а без гармони, какая свадьба. Когда я сказала, что гармонист стоит перед нею, то разговора о нашем отъезде уже не могло быть. Решено, мы остаемся. Свадьба была в столовой Дома культуры автобусного парка. Там работала дочь тети Гали, и она до самой пенсии трудилась диспетчером. Гулянье было веселое, но не такое, как в деревне. Правда, и невесту воровали, и выкуп за место требовали. Много пели. Поют на Украине много, красиво и с удовольствием. Многие песни не требуют музыкального сопровождения, но все равно гармонист весь вечер «трудился в поте лица». Если не пели, то плясали. Наконец, все устали и начали расходиться. Тетя Галя отвела нас в общежитие, которое находилось рядом с Домом культуры. Там жила племянница тети Гали – Нина. Нина постелила нам на диване в комнате, где на раскладушке крепко спал гость из деревни. Объяснив нам, что вода в кувшине, а туалет в конце коридора, она ушла к своей подруге на второй этаж. На новом месте мы никак не могли уснуть, но усталость взяла свое. Проснулась я от громкого разговора за дверью. Дверь в коридор чуть приоткрыта и там о чем-то громко спорят мужские голоса. Я потихонечку, чтобы не разбудить спящего мужа, подошла к двери. Недалеко от нашей двери стояли четверо 140

мужчин, все в трусах и о чем-то громко спорили, грозясь вызвать милицию. Тут я заметила, что нашего соседа, спавшего на раскладушке, в комнате нет. Значит, он вышел и спорит с кем-то. Накинув халат, я вышла в коридор. Оказывается, сосед захотел в туалет и, зная, что он в конце коридора, пошел искать. Туалета он там не нашел и вернулся в другой конец коридора. Когда он вышел с туалета, он понял, что номер комнаты он не знает. Решив, что это нужная ему дверь, он вошел в чужую комнату и на ощупь стал искать раскладушку. Опрокинув стул, он разбудил хозяйку, которая со страху подняла крик. Сосед пытался объяснить, в чем дело, но проснулся муж, а так как все они со свадьбы еще не проспались, то никто никого не слушал и не понимал, все кричали, и дело могло дойти до драки. Я подошла и пыталась объяснить, в чем дело, но теперь накинулись на меня.

– Как зовут Вашего соседа, откуда он? А сами Вы откуда взялись? Из Литвы? Может из Америки? Вас здесь целая шайка? Я, конечно, не знала, ни как зовут, ни откуда этот человек, даже тети Галину фамилию я не знала, ведь она вышла замуж, значит, фамилия ее и ее дочери изменилась, да я старую фамилию не знала. Наконец я догадалась сказать, что мой муж гармонист, играл на свадьбе.

– Гармониста помню, давай его сюда, – заявил разгоряченный мужчина. С трудом я разбудила своего мужа и, пытаясь объяснить происходящее, вывела его в коридор.

– Все, точно. Это гармонист. Давай сюда гармонь! – воскликнул мужчина.

– Какая гармонь, ночь на дворе, гармонь осталась в зале, она ведь не наша, – уговариваю я его. Но не тут-то было. Кто-то уже принес гармонь и стул.

141

Можете представить: ночь, коридор полон народу – мужчины в трусах, женщины в ночных рубашках, кое-кто в халате, на стуле сидит гармонист (тоже лишь в трусах) и играет на гармони.

– Что играть? – спрашивает меня муж.

– Давай цыганочку, пусть пляшут. Такого концерта я больше никогда в жизни не видела: мужчины в трусах и майках лихо отплясывали в коридоре, женщины в ночных рубашках, в халатах не отставали, выдавая чечетку босыми ногами. Разбуженные музыкой люди стали приходить с другого этажа. Когда им стали рассказывать, в чем дело, разразился такой хохот, что и музыки не стало слышно. Смеялись рассказывающие, смеялись слушавшие, смеялись и те, кто ничего не понял, но увидев это зрелище нельзя было не смеяться. Воспользовавшись этим, мы потихоньку ушли в свою комнату. Спать уже не хотелось, да и на улице рассвело. Мы попрощались с хозяйкой и, под общий хохот и аплодисменты, покинули общежитие. Город еще спал. Редкие заспанные прохожие торопливо проходили мимо. Машин не видно. Тишина. Такого Пирятина я не помню. Не ходила я ранним утром по этим улицам. А сегодня он прекрасен! Не зря же именно в Пирятине на бензоколонке снимался фильм «Королева бензоколонки»! До вокзала было недалеко и мы с удовольствием прогулялись по свежему воздуху и первым поездом уехали домой. Дома мы рассказывали о своих приключениях. Все смеялись и говорили, что мы легко отделались, могли получить по шее под горячую руку. Вся мною задуманная программа выполнена, и нам 142

пора домой. Стали приходить родственники – увидеться перед отъездом, приносили гостинцы на дорогу. Муж все это пытался уложить в чемоданы, а я грустно ходила и прощалась со своей Покровщиной. И, как оказалось, надолго. Здесь в украинской глубинке я вдруг с ясностью осознала, что нет расстояния не только между Украиной и Литвой, но и между радостью и горем, жизнью и смертью. Эти расстояния не измеришь километрами, – все взаимосвязано, все близко. И ни один уголок на нашей планете не существует сам по себе. Он связан с каждым из нас, осознаем мы это или нет. Здесь навсегда осталась часть моего сердца, часть моего детства, та маленькая девочка, которая различала запахи, формы, краски, звуки и осознавала их так чутко и трепетно, как не умела еще осознавать саму себя со своими страданиями и радостями. Безжалостное время унесло в прошлое неповторимые, счастливые, а иногда грустные детские годы. Моя жизнь, как большой букет из прошедших лет. Но на каждый деньцветочек-листик букета я смотрю через призму детства.

143

Майечка Девочка, девчушка хохотунья, В сердце я своём тебя ношу, Утром я с тобою просыпаюсь, Целый день тобою я дышу. Девочка, девчонка попрыгунья, Ветер музыкой наполнил сад, И танцуем мы, цветы и листья, Но у каждого свой танец, на свой лад. Девочка, девчонка щебетунья, Весело с тобою мы живём, Птичек мы встречаем, провожаем, Вместе с ними песенки поём. Девочка, девчоночка, подружка, Вера ты, Надежда и Любовь, Радостью с тобою жизнь наполнена, Верим, любим и надеждою живём. Девочка, девчонка, солнца лучик. Память детства черпаю в тебе, Верю, знаю – всё у нас получится Пока я живу в тебе, а ты во мне.

144

Я – художник Я картины рисую в памяти, Мне совсем не нужна акварель. Их расставлю по разным комнатам – Это – было, а это – теперь. Было – хата в Покровщине милой, За селом тополей стройных ряд. Старый млын тихо крыльями машет, На площадке детишки сидят. А вот Неман, как бы перечеркнут, Это трос и паром, а на нем И повозки, и люди толпятся Утром ранним и вечером, днем. Посмотрите сюда – все как в сказке: Дивный мост как на нитках висит, По нему, улыбаясь счастливо, Детвора пробежаться спешит. А вот старая школа, и почта, И аптека, и каменный дом, Где мы с милой подруженькой Раей В детстве мысленно снова живем. Вы, наверно, немного смутились, Не развалины это, то форт. На четвертом форту в старом доме Моя юность и ныне живет. Ну, а это, скорей всего, свадьба, То родня моя здесь собралась, 145

И картина весельем вся дышит, И согреет теплом она вас. Жаль, что эти картины размыты, Что-то трудно мне определить. Видно, бурное время промчалось, Не сумела я все сохранить. Здесь картины совсем еще свежие Сад, цветы и ансамбль, и друзья, Правда, здесь не совсем все закончено, Но сейчас точку ставить нельзя...

146

К Читателю Я хочу, чтоб читатель, внимая мой стих, В нем нашел бы свое, сокровенное. И подумал, что, видно, со мной он знаком, И о нем я пишу здесь, наверное. Чтобы мысли, слова – все понятны, просты, Но душа от них, сердце – трепещут, Чтобы в жизни гармония, радость, любовь Окружали мужчин всех и женщин.

147

Не ложимся в неё, не становимся ею, Оттого и зовём так свободно – своею. А. Ахматова.

Украина, Ненько моя Украина, Ненько моя, я люблю тебя душою, Не моя вина, что рано разлучили нас с тобою. Ты во мне водой и хлебом, тем, что бабушка пекла, И стежинками по полю, по которым я прошла. Старый млын и две тополи, что стоят у край села, Всё знакомое до боли – память всё приберегла. Я зачем-то помню песни, те, что нынче не поют, И родню всю вспоминаю, тех, кто далеко живут. Разлетелись мы по странам и живём в чужом краю, Не всегда по своей воле строим мы судьбу свою. Жаль мне, что не называю я тебя родимым домом, И что ты сегодня стала для меня лишь закордоном. И хоть тот кордон прозрачен (через Польшу ехать можно), Но решиться нам на это в наше время очень сложно. Раньше мы не замечали эти вёрсты, километры. И туда- сюда летали и открытки, и конверты. Праздники, крестины, свадьбы…. Был бы повод, мы готовы. Понимали мы друг друга и с намёка, с полуслова. Изменились в одночасье все границы и законы, И теперь страна другая стала настоящим домом.

148

Я ей очень благодарна, чту её и уважаю, И обычаи и песни, и стихи её читаю. Мне язык её не чуждый, нрав, характер – всё понятно. Моя юность пролетела здесь, как птица – безвозвратно. Здесь могилы, дети, внуки, и страна стала родною, Но привязана навеки не любовью к ней – судьбою. Перевод на украинский язык Светланы Чертковой

Україна, Ненько моя Україна, Ненько моя, я люблю тебе душею! Та чия ж вина, що рано розлучили дитя з нею? Ти в мені водою й хлибом, що бабусенька пекла, І стежинками по полю, по яких і я пройшла. Старий млин і дви тополі, що стоять там край села, Всі знайомії до болі – памьять все приберегла. Я навищось памьятаюпісні, котріх вже не чуть, Рідних часто споминаю, що далеченько живуть Розлетились по країнах й живімо в чужому крАю, Та будуем свою долю не як хочем – хто як знає. Шкода мени, що називаю я не тебе рідним домом І що ти сьогодня стала для мене лиш закордоном. І хоч той кордон прозорий(через Польщу – нам не так) Але у цей час – не сила, і не зважимось нияк.

149

А раниш не помічали оці версти, кілометри. І туди-сюди літали і листівки, і конверти. Свята, хрЕстини, весілля... Був би привід, ми готові, Розуміння нас єднало з натяку ще на півслові. Поміннялися в одночас всі межі та всі закони І тепер країна інша стала моїм спражнім домом. Я землі литовскій вдячна, і шаную й поважаю, Знаю звичаї, та пісні і вірші її читаю. Людей, мови не цураюсь, вдача, характер – все гаразд, На жаль юність пролетіла, вже не вернеться на раз. Тут сімья, близьких могили, вкоринилася немов Я небажаною долей, але доля – не любов!

Украина – боль моя... Сердце разрывается от боли Черный дым окутал древний Киев, Он ползет по рекам и по полю И грозит накрыть всю Украину. Днепр могучий и ревет, и стонет, Стон идет по городам и селам. Кто же может стон тот успокоить, И что будет дальше со страною. Мы прошли и радости и беды Меж собой все горести делили, 150

Разве мы теперь уже не братья, О корнях славянских всё забыли? Не хочу, чтоб власти опирались На толпу, ножи и автоматы, Чтобы плакали и матери, и вдовы По погибшим без вины ребятам. Но, надеюсь, я под небом синим Час пробьет – восторжествует дружба, Будут жить все мирно и спокойно. И стремиться к этому нам нужно.

Кобзарь Украина, твои степи без конца и края. Для меня ты, как и прежде, самая родная. Ты прославлена навеки теми сыновьями, Что любовь к тебе сквозь годы несли, словно знамя. И во времена лихие, крепостным, в неволе, Пели песни о тебе и счастливой доле. Марко Вовчок, Котляревский и Григорий Квитка, Рядом был Тарас Шевченко, Леся Украинка. В их стихах, рассказах, песнях – Украина дышит, О Наталке, Катерине – лишь глухой не слышит. В «Кобзаре» Тараса люди себя узнавали, За его стихи и песни – Кобзарем прозвали.

151

Об одном он только просит в своем «Зоповите» «Как умру, на Украине меня схороните!» И покоится Кобзарь наш на высокой круче, И, конечно же, он слышит, как ревет ревучий. Садок вишневый коло хаты... Т. Шевченко

Садок вишневый Садок вишневый возле хаты, К тебе все мысли вновь летят. Я слышу, как поют девчата, Как соловьи всю ночь свистят. Там, в сумерках, девчата, парни Сидят, обнявшись до зари, А дома мать их ждет, вздыхает, Как быстро выросли они. Мои Наталки, Катерины, Все вы достойны Кобзаря, Жалеть о прошлом нет причины, Ведь жизнь вы прожили не зря. А нынче уж не вы, а внуки В вишневый сад идут гулять. Как прежде там поют девчата И соловьи всю ночь свистят.

152

Перевод на украинский язык Светланы Чертковой

Садок вишневий Садок вишневий коло хати, До тебе всі думки летять. Я чую, хтось співа – дівчата, Та солов’ї всю ніч свистять. Там, в темряві дівчата, хлопці Сидять – обійми до зорі, А мати згадує як босі Вештались – нині на порі. Мої Наталки, Катерини, Всі гідні слова Кобзарева, Жаліть про щось нема причини, Ваше життя – це плідне древо. А нині вже не ви – онуки В садок вишневий йдуть гуляти… Дівочий спів – любові муки, Та солов’їний спів затятий...

Моя мечта Украина, край любимый, Вновь волнуюсь за тебя. Там могилы моих предков, Там живет моя родня.

153

Под соломенною крышей Хата дедушки стоит, Отчего так неспокойно? Почему душа болит? Может это мне приснилось, Что война, что гибнет люд? Может все живут спокойно, А политики все лгут? Я хочу, чтоб стихли крики, Стоны, плач детей и баб, Чтобы мирным было небо, Как десятки лет назад. И, надеюсь, так и будет. Об одном мечтаю я: Чтоб спокойно жили люди, Была счастлива родня.

Моя Россия Россия милая, моя, моя Россия! Любимый край, где я не родилась, Люблю я ширь полей и рек, как небо синих, Душа моя навек с твоей душой слилась. И пусть у нас родство с тобою не по крови, И прах мой примет не твоя земля, Пишу стихи, поверь, я о тебе с любовью, Ведь ты всегда со мной, а я навек твоя.

154

День Победы День Победы – грома майского раскаты Прокатились над проснувшейся землёй. Спят в земле погибшие солдаты, И один из тех погибших – папа мой. Я тебя почти совсем не помню, Лишь портрет остался на стене. На него как в зеркало смотрю я – Много от тебя досталось мне. Больше помню плачущую маму – Похоронка на тебя пришла. Где–то из под Киева взлетел ты – И осталась в воздухе душа. За меня ты можешь быть спокоен – Вырастил меня, такой как ты, солдат. Память я о нём храню достойно – Ярким пламенем цветы ему горят. Я не знаю, где твоя могила, И на воинское кладбище иду, Много там, таких как ты, без имени, Я цветы на холмик положу. Жаль мне, что уж не сияют звёзды На могилах павших, ведь по ним Путь домой находят, очень сложно В вечности ориентироваться им. Но я знаю – в этот день весенний Они все спускаются сюда.

155

Лишь о них сегодня наши мысли, Ведь для них – не считаны года. Все они, как прежде, молодые, Сильные и смелые – все в ряд. Только стали мы уже седые, Наши внуки здесь в их возрасте стоят. Дни и годы – здесь над памятью не властны, Будем верить и надеяться на то, Что к погибшим честно, не напрасно, Путь травою-муравой не зарастёт. Будут приходить свои, чужие. Будут вспоминать и говорить: «Кто за Родину погиб – святые», И героев надо помнить. Память чтить.

Память жива Мне кажется, что я была в Освенциме, Мужчиной, женщиной иль девочкою малой, Все испытала и в печи там сожжена Вновь птицей Фениксом из пепла я восстала. Восстала, чтоб мир узнать мог о том аде, Что пережили там. И чтоб не забывали, Как, били, мучили и заживо нас жгли, Из деточек всю кровь до капли выбирали. И если вдруг сейчас в том кто-то усомнился, Забыл, иль, может быть, он все забыть захочет, 156

То с памяти моей стереть ТО невозможно, И время, ненависть ему в том не поможет. Мы память о том не должны лишь беречь, Мы ею должны со всем миром делиться, Чтоб ужас и боль, и та страшная ночь, И новый Освенцим не мог повториться!

Моя любимая Я не травинка, не цветок, И не березы белой веточка, Просто обычный человек. Люблю тебя я каждой клеточкой. Твои глаза – озер всех синь, А голос – птиц весенних трели, И ты – святее всех Богинь, Всегда прекрасна, без сомненья. К тебе я сердцем прикипел. Мне образ твой ночами снится, Мечта моя: когда-нибудь С твоей душой душою слиться. Хоть от меня ты далеко, Ты всех милей и всех красивей. Верю в тебя, к тебе стремлюсь, Моя любимая Россия!

157

Я романтик Я – романтик, романтик по жизни, И летаю, порой, в облаках, Часто я приземляюсь в Париже, Иль в пустыни горячих песках. Но душою я в русской глубинке, Где пестреют во ржи васильки, И девчоночка в пестрой косынке Моет ноги у быстрой реки. Облетев все заморские страны, Посмотрев звезд загадочный край, Я к тебе возвращаюсь, Россия, Возвращаюсь всегда, так и знай!

Память бережем Мы не читаем вам стихов И не поем вам песен, Мы память свято бережем Всегда, везде мы вместе. «Холодная» война подчас, Нам не страшны «морозы», Когда же думаем о вас, То не скрываем слезы. Сегодня в этот майский день Победу отмечаем За дело дедов и отцов Теперь мы отвечаем.

158

Как день рождения Прошла война. Уж много лет Мы День Победы отмечаем. О тех, кого давно уж нет Мы со слезами вспоминаем. Героев страшной той войны, Храним в сердцах, не забываем, Мы, дочери и сыновья Поем о вас, стихи слагаем. А годы, словно пули свист, Уносят жизнь без сожаленья, Но знаем – внуки этот день Запомнят, как свой день рождения.

Ветеранам Вас, поздравляя, ветераны, Я низко голову склоню. В бою себя вы не щадили И защитили жизнь мою. Я знаю, ноют ваши раны И головы стали седые, Здоровья крепкого желаем Для нас вы – вечно молодые!!!

159

Павлу Серебряникову и его друзьям поисковикам посвящается

Закончится война... Мне позвонил сегодня один из тех ребят, Которые без дела минутку не сидят. Они все что-то ищут без отдыха и сна, Копают землю, зная, что здесь прошла война. И хоть все это было лет семьдесят назад, Но много неизвестных солдат в земле лежат. Пришлось в бою жестоком им головы сложить, Чтоб мы могли сегодня спокойно, мирно жить. И будут те ребята ходить, искать, копать, Чтоб о войне той правду всем людям рассказать. И знают они точно, что сбудется мечта, Наступит день священный – закончится война: Они найдут останки, напишут имена, О тех простых солдатах узнает вся страна. И будет захоронен, салюты прогремят, Последний из погибших на той войне солдат.

160

Офицеры Звучит приказ. Диплом вручают, Окончен курс наук военных, И молодые офицеры На вытяжку стоят в шеренгах. Их ждут границы, полигоны, И служба – жизнью рисковать, А нынче, бывшие курсанты, Спешат на бал – потанцевать. И вот – поклон прекрасной даме, Тур вальса, вечер, поцелуй… И преклоненное колено… И … в гарнизон везет жену! Где б ни служил ты – в небе синем, Иль океаны бороздя, Твой дедушка спокойным взглядом С портрета смотрит на тебя. В ночи трубит горнист тревогу, Оценит подвиг твой страна – И на груди уже сверкают Значки, медали, ордена. И вновь приказ звучит сегодня, Где, подчеркнув, что ты герой, Тебя зовут уж ветераном, И – на заслуженный покой. Хоть голова твоя седая, Душой всегда ты молодой.

161

Но только сердце почему-то, Так часто колет, дает сбой. Пусть пролетают годы-птицы, Ты помнишь молодость свою. Шагает внук твой на параде, А значит – ты всегда в строю.

Звуки музыки Музыки звуки легки и прекрасны, Душу уносят они в небеса. Так почему же ты смотришь печально И на ресницах повисла слеза? Что ты услышал в мелодии этой, Родины милой напевы родные? Или тебе вдруг пригрезилось время, Когда мы были совсем молодые? Милый, не надо грустить понапрасну, Музыка пусть твою боль успокоит. Годы и дни не вернутся обратно. Родина в сердце твоем. Я с тобою.

162

Николаеву П.С. посвящается

Белые березы Я в рощу пришел, где белеют березы, Здесь мысли о прошлом приходят ко мне. Когда-то снимали здесь фильм о военных, И он назывался «Прыжок на заре». Наш полк, как большая площадка для съемок, Где был «Царь» и «Бог» лишь один – режиссер. Приказы-советы давал всем спокойно, «Володя, дай дыму» – командовал он. И дым расстилался белесым туманом И, ветром гонимый, исчез вдалеке. «Мне роща нужна из берез белостволых, И чтобы тропинка сбегала к реке». Река была рядом и берег высокий, Березки сажали мы, (благо весна!) Работа кипела легко и спокойно, Ведь всем по душе была, в радость она. Теперь те березки шумят надо мною, Щекой прислонюсь я к шершавой коре, Пусть душу и мысли мои успокоит. И вдруг запах дыма почудился мне...

163

Хочу назад... Как хорошо, что мне не двадцать И уж давно не пятьдесят. Уже устала я стараться Смотреть вперед. Хочу назад. Хочу туда, где ценят дружбу, Искренность, чуткость, не «бабло», Где верят, что все люди – братья, Что наказуемо все зло. Где встретят вас всегда с улыбкой, И, может, скромным будет стол, Молчание не будет пыткой, А разговор – не набор слов. Там никогда нет подозрений, Что ты предатель или враг, И не грызет тебя сомненье, Что ты сказал что-то не так. Глаза-душа всегда открыты, В них светятся и ум и честь, Все ценности не позабыты, И прошлое не чернят здесь. А нынче, что за разговоры – Что, где купить и как продать. За деньги можно будет скоро Купить-продать родную мать. Патриотизм, интеллигентность – Понятия эти забыты.

164

Для хамства, ненависти, зла Окна и двери здесь открыты. Где сила есть – ума не надо, И время мне не изменить. Могу стрелять в них словом, взглядом, И душу чистой сохранить.

«Груто» парк В «Груто» парке кладбище не людей – идей. Мы там не увидели королей-царей. Стоят коммунисты, комсомольцев ряд, Не злостью, обидой глаза их горят, «Были мы героями, жизни не жалели, Нынче нам «предателей» ярлыки надели». Время все рассудит, где позор, где честь, Много в «Груто» парке мест свободных есть.

Лебединый клич Летели в небе журавли И потеряли перья, Тот будет счастлив, кто найдет – Такое есть поверье.

165

А клин из белых лебедей На небе след оставил – Совсем как перья – облака Плывут за белой стаей. Из того облака-пера Клич лебединый льется: «Вы будьте счастливы, весной Мы снова к вам вернемся!»

Озеро Озеро, синь твоих глаз раз увидев, Я оторвать взор никак не могу, Мне так спокойно и сердцу отрадно, Когда сижу на своем берегу. Ветер тебе вдруг морщинки нагонит, Солнышко искрами вспыхнет в глазах. А берега, как ресницы из елей, Прячут тебя в этих темных лесах. В зеркале глади твоей отражаются Звезды и солнце, луна над водой, И облака белой стаею кружатся, Так не хотят расставаться с тобой. Там, вдалеке, словно в центре вселенной, Плавает лебедь, любуясь собой, И я бываю безмерно счастливою, Что умываюсь твоею водой.

166

Танечке и Евгению посвящается

Отдых в саду Осень в вашем саду наследила: Чуть примерзли, поникли цветы, Снег на травке стыдливо белеет, Но не портит её красоты. А в березовой роще о лете Заскучал стол и старый мангал. Здесь недавно так весело было, Смех и говор весёлый стоял. В бане веник дубовый распарю, И бесстрашно ложусь на полок, Муж меня хорошенько попарит, То здоровья и счастья залог. После бани по травке зеленой, Я чуток босиком поброжу, И хозяевам этого дома От души я «спасибо» скажу. Стол накрыт и «пять капель», закуска, Задушевный идет разговор, А затем на кубанских подушках Мы посмотрим какой-нибудь сон. А наутро – другие заботы, Собираться в дорогу пора. Надо мне осмотреть все новинки, Те, что я не успела вчера.

167

Но спешу я уйти за калитку, Манит озера синий простор, Отражаясь в воде там березки Всё ведут нескончаемый спор: На кого это озеро смотрит? Кто из них всех красивей, милей? Но вода лишь их листья уносит, И не нравится спор этот ей. Вот уж озеро рябью покрылось, И вода уж не синь – бирюза. От такой красоты я немею, Затуманила взор мой слеза. Тихо я постою у берёзок, Прикоснусь к белостволым рукой: «Да не спорьте, ведь вы все прекрасны, Лучше радуйтесь доле такой!»

Весна пришла Ты пришла и тысячи листочков Распускаются, приветствуя тебя, Ручейки серебряным звоночком По оврагам разбегаются звеня. И в весеннем солнышке купаясь. Пробуждается от сна природа вся, И легко и радостно от мысли, Что есть небо, солнце и весна!

168

Весна Сегодня дятел нас встречает Веселым стуком по сосне, Тот стук он в песни превращает, Поет красавице Весне. Она уже не за горами На эти песни отзовется, Земля покроется цветами, И соловей трелью зальется. Та трель заполнит всю округу, Вдруг людям сердце растревожит, И вдруг увидят – мир прекрасен, Жить без любви никто не сможет. Ведь для одних любовь – ромашка Иль колокольчик луговой, Ну, а у тех, кто не влюбился, С весной проснется пусть любовь.

Апрельская зима Зима в апреле – просто чудо! Да может это не апрель? Февраль все шутит, сыплет снегом Уже шестьдесят пятый день. Я даже стала сомневаться, Быть может, шутит календарь? Вот кончится апрель февральский И к нам опять придет январь?

169

А нынче, все кругом заснежив, Метель старается вовсю, Боится, вдруг в лесу подснежник Проснется, позовет весну. И я не в силах наглядеться На лес под снежной пеленой. Дома стоят, как привидения, Все зачарованы зимой. За эту красоту прощаем Её проделки, знаем мы, Она уходит и, возможно, Готовит землю для весны. Ведь снег растает очень скоро, Ручьи повсюду потекут, Водой траву, цветы напоят, И они пышно расцветут. Сейчас, любуясь красотою, Знаем, прощальная она. Не часто пятый день апреля – Шестьдесят пятый февраля

Апрель Апрель пришел и белым снегом Засыпал землю – удивил! Вначале было минус восемь, Сегодня – плюс двадцать один!

170

Прошло каких-то две недели И изменилось все вокруг: Скворцы вернулись и запели, Подснежник распустился вдруг. А вот деревья – те не верят, Что время спать уже прошло, Ведь корни холод еще помнят, Ждут настоящее тепло. Но ветры теплые подуют, И землю солнышко согреет, Лес, роща – все весну почуют, И зашумят, зазеленеют.

Рассвет Рассвет не сам приходит – Знаю это давно, Знаю с ночей бессонных, А не из книг и кино. Тихо, совсем чуть слышно Слышится голосок, Адрес тон точно знает – Весточку шлет на восток. И в тихом шелесте листьев На песню слышен ответ: «На крыльях к тебе лечу я, Встречай меня. Твой рассвет»

171

Весенний снег Метель в саду метет! Но снег не настоящий. То белый цвет летит, всю землю укрывая. Хоть мы еще к теплу привыкнуть не успели, Уже весна к концу, к нам лето приближая. Деревьям цвета жаль, стоят они растерянно, И пчелы не жужжат – нектара для них нет. Но птицы здесь в саду ведут себя уверенно, На трели вдалеке свистят свои в ответ. Все ветви смотрят ввысь на небо голубое, О чем-то меж собой листвою шелестят. Ведь знают – через год вновь встретятся с Весною Лишь молодость не возвращается опять. А мы сидим и говорим об урожае, Будут ли яблоки, уж зреет абрикос, И разговорами мы осень приближаем, Только об этом мы не думаем всерьез.

Раннее утро Утром ранним, когда в небе Лишь рассвет чуть-чуть забрезжит, Птичка песенку заводит. Голос ее тихий, нежный. Поет она так спокойно, Словно вяжет кружева, Вставать солнце приглашает, Чтоб природа ожила.

172

Солнышко взошло, проснулось, Вот и первые лучи. Птичка песенку допела. Дело сделано. Молчит. Но поют уже другие, Соло есть, квартет и хор, Солнце с радостью встречают, И ведут с ним разговор.

Лето проходит Лето проходит! Да, лето проходит... Ветер осенний играет на скрипке, С кленов срывает багряные листья, И к земле клонит дерево гибкое. Что же, звучите осенние песни, Лето и осень ведут свои счеты. Я тебя к сердцу прижму осторожно, И мы услышим лишь радости ноты. Помню, как осенью в дождик и слякоть Свою любовь повстречал я нежданно, В сердце моем живет тихая радость, И берегу я ее неустанно.

173

Осенний лист Летит листочек надо мной, Летит, не падает. Своей прощальной красотой Мне душу радует. Разгонит тучи надо мной Ветер ненадолго. Совсем как летом, надо мной Сияет радуга. Летит листочек, на ветру Тихонько кружится. Я не спешу, боюсь попасть Ногою в лужицу. Все тучи ветер разогнал, Хоть и ненадолго. Совсем как летом, надо мной Сияет радуга. Осень раскрасит все кругом Пурпурным золотом. И светит солнышко с небес И тянет холодом. Разгонит тучи надо мной Ветер ненадолго. Совсем как летом, надо мной Сияет радуга.

174

Улыбнись! Отчего ты так туманно, мое утро, Уходить с постельки теплой тебе лень? На иголочках сосны, как на ресничках, Блестят капельки росы, встречая день. А, быть может, эти капли – твои слезы? Слезы грусти и обманутых надежд? Может месяц молодой не улыбнулся, И умчался с юной тучкой за рубеж? Улыбнись, на солнце слезы засверкают, А не высохнут – на землю упадут. Земля с радостью ту влагу принимает, И прекрасные цветы на ней взойдут.

Могучий дуб На краю обрыва, как на пьедестале, Дуб стоит могучий, словно часовой. Свои руки-ветви широко раскинул, Подпирает небо гордой головой. Корнями своими здесь он врос навеки, Не отдаст оврагу даже сантиметра, Словно мать родную прикрывает землю Летом и зимою от дождя и ветра. Я к коре шершавой щекой прикасаюсь И, надеюсь, силы он подарит мне, Чтоб могла я дальше дубом любоваться, Радоваться солнцу, жизни на земле.

175

Осенний покой Осень походкою легкой С липы на клен прошагала. С веток все листья стряхнула, Лишь наверху не достала. Ветер верхушки щекочет, Трогает листик, веточки. В школьные годы так мальчик Дергает косы девочки. Листья, упавшие наземь, Уж ни о чем не мечтают, Лишь шелестят тихо-тихо, Лето, весну вспоминают. Дождик осенний слезою Грустные мысли с них смоет, И, чтоб спалось им спокойно, На ночь туманом укроет.

Кантата «Дожди» Весь симфонический оркестр Имени нашей Природы Исполняет нам кантату Под названием «Дожди». Композитор – дама Осень, Фамилия – Непогода, Дирижер – Октябрь Великий, (Революцию не жди!).

176

Инструменты все готовы – Скрипки, флейты и фагот, Зал просторный – вся округа, Зритель – весь честной народ. Кто спешит зонтом укрыться, Капюшоном иль газетой, А другой, куда же деться, Мокрый окончанья ждет. Музыка вся льется с неба, Заполняя все собою, Барабанов дробь по крышам Рассыпается в ночи, Капли-слезы, как художник, Нарисуют нам на стеклах, Где-то линии прямые, Где – скрипичные ключи. Но вот кончилась кантата, Дирижер застыл в поклоне: Благодарен он оркестру – С ним он делит свой успех. Прямо с неба опустился Сотканный из звездной пыли, Всё от зрителей скрывая, Занавеса белый снег.

177

Мой край Какой прекрасный край, где мы с тобой живем! У нас есть все – весна, зима и лето, И осень теплая с её грибным дождём И клином журавлиным на рассвете. Твоя весна, я знаю, ярче и пышней – Деревья без листвы, но все в цветах одеты, Но не увидишь ты той нежной красоты: Вдруг на проталинке подснежников букеты! Черёмуха душистой белой веткой Стучит в окно, меня чарует и пьянит, И песня соловьиная весь вечер Прекрасной музыкою в душу мне летит. И вот уж май, и сад наш утопает В цветах и запахах, теперь уж не до сна! Какая красота! Чуть грустно, знаем: Цветами белыми прощается весна. По-своему нас лето удивляет – То солнце светит, то опять гремит гроза, Украсит вишню бусами из ягод, А рядом сливы темно- синие глаза. И первая осенняя примета – Скворцы все стаями – собрались улетать, Но ещё долго солнце будет греть нас, Мгновений радостных ещё не сосчитать. Но вот верхушки клёнов покраснели И желто-красная летит, шуршит листва, 178

Мы в школу по такой листве ходили, Мне снова кажется, что было то вчера. Но мне совсем не грустно. Знаю скоро На землю выпадет пушистый белый снег. Поверь, и Земле хочется покоя, Ведь устаёт она совсем как человек.

Колокольный звон Искусство – и не надо перевода, Искусство – и не надо лишних слов, Искусство – это гордость всех народов, Искусство – это сгусток всех времен. Звучит труба горниста на рассвете, Поет и плачет скрипка до утра, В час радости, беды и лихолетья Над миром всем звонят колокола. Тот нежный звон, порой такой тревожный, О радости и горе сообщит, Подарит всем надежду на спасенье, От зла он нас спасет и защитит. И если сердце ваше камнем сдавит, Покажется, что жизнь уже прошла, Спасенье есть, пока живет надежда, Пока в душе звонят колокола.

179

Танец Столетние ели раскинули темные ветви, Как будто хотят заслонить от меня белый свет. Но вижу я белой березоньки нежные плети, От солнца она посылает мне лучик-привет. Как здесь оказалась, где силы взяла, чтоб пробиться Сквозь тьму и колючие иглы еловых ветвей? А белый твой цвет? Ты успела с туманом сдружиться? Свою белизну подарил он подруге своей. Дорога моя стала легче, и ветер мне в радость, И вновь солнца свет заструился ко мне из небес. Там где-то прекрасная музыка тихо играет, И за руки взявшись, кружится, кружится весь лес.

Любовь на века Я жду тебя, и ждать я буду И двадцать, тридцать, сорок лет. Через сто лет я не забуду Очей твоих любимых свет. Пусть каждый раз придешь другою, Любовь смогу я отличить, Прислонишься ко мне щекою И мое сердце задрожит. Та дрожь пройдет по моим веткам, И на них листья шелестят: «Услышь, я дуб, но сквозь столетья Я помню и люблю тебя».

180

Найди время Найди время для дружбы – И ты счастье найдешь, Найди время мечтать – Звезды с неба сорвешь. Найди время смеяться – В душу радость придет, Найди время любить – Все кругом расцветет!

Ты лишь со мной! Ветер торопится к морю, Видно решил искупаться, А может солнце попросит Хоть на чуть-чуть задержаться. С солнцем прощаться идешь ты, Рядом с тобой идет тень, Знай, за тобою мечтаю Тенью ходить целый день. Солнышка луч золотистый Нежно скользит по волнам, Чтобы всегда быть с тобою, Все, что угодно отдам. Солнце уснет за морями, Ветер уйдет в ночь с волной, И тень исчезнет, и будешь Ты лишь со мной, лишь со мной!

181

Ты мой Твое лицо от ветра и дождя Подобно бронзе, руки, как из стали, Мне кажется, что сердце и душа Кусками льда или гранита стали. Как растопить мне тот холодный лед, И как вдохнуть в кусок гранита пламень? Но верю я, что скоро час придет И обниму горячими руками. В глаза твои с любовью посмотрю, И руки на груди своей согрею, Ты вспомнишь нашу первую зарю, И будешь мой, а я всегда твоею.

Я жду... Ты мне нужна, как воздух и как солнце, Но далека, как звезды и луна, И даже с тобой рядом понимаю, Что не со мною ты, что ты одна. Меня не видишь ты, не замечаешь, И видно не похож я на того, Кого ты ждешь, о ком сейчас мечтаешь, Надеешься, что он к тебе придет. А я все жду, когда же ты очнешься, (С надеждой чувства я свои храню) Увидишь меня рядом, улыбнешься, И скажешь просто – я тебя люблю!

182

Не забудь! Попрошу я бродягу ветер, Чтоб отнес от меня привет Лишь о радостях и победах, Пусть летит мимо прошлых бед. Ты услышишь хорошую весть И поймешь, что я еще та, Что люблю всех сильней на свете, Что умею тебя долго ждать. Но в ответ только звезд мерцанье: И я вижу, как Млечный путь Посылает твое послание «Жди меня! Никогда не забудь!»

Не торопись... Играл оркестр в тенистом старом парке, Кружились пары вечер напролет, Мы были молоды и целовались жарко, Не знали – юность, как и летний, день пройдет. И нынче в парке музыка играет, Но не оркестр, а лишь аккордеон, Мужчина в кепочку монеты собирает, И о прошедших днях не вспоминает он. И лишь деревья шепчут мне листвою: Не торопись, послушай тот мотив, Ведь сердце помнит все и молод ты душою Хоть на минутку стань таким, каким ты был.

183

Дни мои... Прилетают они белым лебедем. Улетают от нас – черным вороном. Утро манит своей былью-небылью, Ночка темная томит душу мне. Белым лебедем – любви вестником Черным вороном – то разлукою, Дни мои все уносятся ветром, Наполняя мне сердце скукою Дни весенние – быстротечные, Белым цветом деревья повенчаны. Ночь осенняя листья желтые, Первым легким морозом помечены. Море плачет, бушует, сердится, Волн соленые слезы брызгает, Все равно, я жду утро новое, Так, как ждут письма от любимого. Дни мои за моря ушедшие, Ветром-временем унесенные, Не ищу я в прошлом спасения. А жду радости в новом времени.

184

Сомнение Река покрыта серебром, Туман над ней висит, не тает. На берегу костер горит, Тихонько искрами вздыхает. И рядом у костра сидишь Ты, с семиструнною гитарой, И с ней тихонько говоришь, О чем-то новом или старом. По струнам пальцы все смелее, Мелодию найти спешат. И звуки льются. От тех звуков Моя растаяла душа. Я на минутку усомнился. Ты мне поешь или реке, И, кажется, что ты, как прежде, В своем далеком далеке.

Призрак... То была осень. Нет, нет – лето. Я точно помню летний зной, Когда в толпе веселой, пестрой Тебя увидела: ты мой! Он твой – шептали мне деревья! Он твой – кивали мне цветы! Но ты идешь спокойно мимо И рушатся мои мечты!

185

Но ночью, душной южной ночью Я знаю, ты придешь ко мне, Исчезнут все мои сомненья, Растают в розах и вине. Алмазной россыпью к нам звезды Сойдут с небесной высоты, И о любви большой и вечной Всю ночь шептать мне будешь ты… Вечерний час. Закат багровый. У моря я сижу одна И жду, когда на смену солнцу Придет красавица луна. И чувствую – сидишь ты рядом, Мне так тепло, легко с тобой. К тебе хочу я прикоснуться – Но это только призрак твой!

Улыбка судьбы Мне судьба улыбнулась однажды. Я тебя на пути повстречал, Копна рыжих волос и веснушки, Взгляд твой вечно любить обещал. Лето кончилось. Мы расстаемся, Осень смоет слезинки со щек, Где ты, рыжеволосое счастье? Как же я тебя не уберег.

186

Показался журавль где-то в небе, И синицу не стал я держать, Думал, что с журавлем повстречавшись, Буду с ним в поднебесье летать. Но теперь уж полеты не в радость, Больше тянет к себе нас земля, Я то лето всегда вспоминаю И во сне часто вижу тебя.

Встреча... Вся в шелка ты и в бархат одета, Стоишь, голову гордо подняв, Я смотрю, и никак мне не вспомнить, Где же раньше тебя я видал. Может в парке на старой скамейке Ты сидела, уроки зубря, Иль под музыку аккордеона В танце я обнимаю тебя. Заглядевшись, тобою любуясь. Я к тебе прикоснуться хотел, Но, нельзя. Ты ведь здесь украшенье, Ты не женщина. Ты – манекен.

187

Любовь – туман Сад вишневый над рекой Утонул в цветах, в тумане, На свидание лечу, Затаив дыханье я. Тот туман меня пьянит Трель соловушки дурманит, А твои уста всю ночь О любви мне говорят. Утром в солнечных лучах Улетел туман, растаял, И закончится любовь Вместе с трелью соловья, И у речки я одна Безутешная осталась «Что мне делать, подскажи, Речка милая моя?» «Ты не плачь и не горюй, – Плещет реченька волною, – Слезы и печаль свою В моих водах утопи. Знай, любовь к тебе придет Может летом иль весною. И тогда в душе твоей Вновь засвищут соловьи»

188

Прощание Позови меня в гости, Скорей позови Или, лучше, назначь мне свидание. Как в ту лунную ночь, Я тебя обниму И забуду разлуки страдание. Не зовешь? Ну, и что же, Незваным приду. Постучусь я в знакомые двери И, увидев меня, Юность вспомнишь ты вдруг, И, быть может, в любовь я поверю. Открывается дверь. На пороге стоишь, «Вы ко мне? Я Вас что-то не помню!» Глазами чужими На меня ты глядишь. Это было прощанье с Любовью.

Омут Молодой человек, извините, Для меня вы поклонник и только. На танцующих в зале смотрите, Нежных, милых созданий там сколько!

189

Своей юностью и красотою Словно россыпь алмазов блистают, И, возможно, в объятиях Ваших Танцевать они втайне мечтают. На меня не смотрите влюбленно, Вспышке молнии чувства подобны. И, возможно, я вспыхнула б тоже, Будь хотя бы немного моложе. А сейчас от любви Вашей пылкой, Как могу, защититься пытаюсь. Но не в силах. И в омут любовный Безрассудно я снова бросаюсь.

Сказка Давай забудем все и станем вновь как дети: Я для тебя построю замок из песка, А ты – ты для меня, как раньше, – будь принцессой А я всегда – как верный рыцарь для тебя. Украшу я твою головку жемчугами, И поясочек подарю из янтаря, В том замке тихо-тихо музыка играет, И мы с тобой вдвоём – лишь только ты и я. Ты что, не веришь мне? И говоришь – то сказка, А жизни нашей проза очень уж горька? А мне так хочется побыть с тобою рядом И чтоб в моей руке была твоя рука.

190

Странный сон С подругой в церковь мы ходили, Святой отец нас принимал. Его глаза добром светились, Молитву тихо он шептал. В конце принять благословенье Мы по обычаю должны. Поцеловали крест и руку, Из церкви тихо вышли мы. Но, что теперь со мной случилось – Все время думаю о нем, Хочу увидеть, как глаза те Пылают страстью и огнем. А знаешь, мне вчера приснилось (Да, это было лишь во сне), Что тот святой отец при встрече Целует нежно руку мне.

Сентябрьский подарок Подарю я тебе тридцать дней чуть желтеющих листьев, Подарю я тебе первый в этом году листопад. Тридцать дней для тебя прошуршит дождик мелкий по крыше, Я надеюсь, что будешь подарку ты этому рад. Я хотела б дарить тебе майские синие дали, И черемухи цвет и раскаты весенней грозы. Как ни ждала, надежду на встречу они мне не дали, Пусть сентябрь донесет тебе горечь девичьей слезы.

191

Письмо Я письмо пишу снова и снова, Так хочу излить душу свою, Но прочтешь ты лишь только три слова Как надеюсь я, верю, люблю. Я люблю – солнце мне улыбнется, Я люблю – птицы в небе парят, Я люблю – и цветы и деревья Все со мной о любви говорят. Верю я, мое сердце спокойно, И тревогу к нему не пущу, Верю я, но порою невольно, О тебе вспоминая, грущу. Я надеюсь, что ты это знаешь. Я надеюсь, что час наш пробьет, Я надеюсь – разлука не вечна Время радостной встречи придет. Но опять я письмо не отправлю, Просто я SMS-ку пошлю, Лишь мгновенье – и ты прочитаешь, Что надеюсь я, верю, люблю.

Калина красная Калина красная, а цветы белые Как у невесты подвенечный наряд. И в счастье верится, и счастья хочется, И глаза, словно яркие звезды горят.

192

На тонких веточках краснеют ягоды И станут сладкими – прихватит их мороз, Не верьте, девочки, что жизнь безоблачна, В ней много радости и очень много слез. Но слезы высохнут, горечь останется, Вы берегите от нее свои сердца. Любовью, радостью лечить старайтесь их, Ведь жизнь прекрасна от начала до конца.

Заказ кружевницам Сплетите мне вы кружева, Чтоб были, как моя судьба, Пусть крепкой, тонкой будет нить, И чтоб узор не повторить. В канву вплетите нить особую, По ней я отгадать попробую, Когда тебя я встречу, где, Кем будешь ты в моей судьбе. Вот бьется жилка у виска, В твоей руке моя рука, Трепещет сердце, стынет кровь Что это – может быть любовь? Но дальше путается нить И я не знаю, как мне быть: Пойдем мы вместе по судьбе? Ты нужен мне? А я тебе?

193

Песня цыгана Вечер томной прохладой дурманит, И растаял в ночи горизонт, Лишь мерцает вдали, к себе манит, Словно звездочка в небе, костер Труден путь кочевого народа, И дорога в кибитках длинна. Но дороже всего им свобода, И судьба на весь табор одна. У костра места нет для кручины, И никто не клянет здесь судьбу, Звонкий смех и веселые песни Нарушают всю ночь тишину. Но вот старый цыган взял гитару, Струны нежно и грустно звенят. Все притихли. Луна и все звезды На него с любопытством глядят. И запел тот цыган тихо, грустно О любви, о цыганской судьбе. И та песня понятна и звездам, И цыганам, и мне, и тебе. « Я любил, любил пылко и страстно, Ей я сердце и душу открыл, Но она убежала к другому, Свою клятву в любви позабыв. «Ну, и что, ведь найдется другая», Улыбаясь, друзьям говорю, 194

И лишь другу коню и гитаре Я поведаю всю боль свою. Не приходит беда в одиночку. Табор весь крепким сном уже спал, Когда темной осеннею ночью, Вор коня дорогого украл. Слезы льются. Где друг ты мой верный? Я по белому свету пойду, Может там, за лесами, морями, Я тебя, дорогой мой, найду. Но напрасно искал я гнедого, (Я б его среди сотен узнал!), Прошли годы, и в табор вернулся Я один – конь бесследно пропал». И отрадой осталась гитара, Да та песня, что душу всем рвет. Если их он лишится внезапно, То не выдержит – сразу умрет.

Мне нравится Мне нравится, когда костер Уж не горит, а только тлеет. Чуть пошевелишь уголек – Взовьются искорки в ночи. Мне нравится, когда любовь Не обжигает, нежно греет, А сердце сладко замирает. И пусть тогда весь мир молчит.

195

Земляника На зеленом ковре как снежинки – цветет земляника, И от этого цвета весь пригорок как будто в снегу. Подними ты головку, на яркое солнце взгляни-ка. А в ночные часы в звездном небе увидишь луну. Соберешь ты тепло солнца ярких лучей полуденных, Свежесть темных ночей, предрассветные капли росы, На ладони земли, как подарок и как откровение, Ляжет ягода нежного вкуса и дивной красы.

Шарики цветные Мир высокий и смешной – шарики цветные И глаза твои блестят – сине-голубые. Небо – крыша для шаров смеха и улыбок. Жаль, оно не бережет людей от ошибок. Шарик – хрупкая вещица, улетит иль лопнет, Без тебя моя душа тоскует и сохнет.

196

Зачем? Я так хочу смотреть в твои глаза, Ловлю твой взгляд такой спокойный, нежный, О чувствах я ни слова не сказал, Все жду, люблю, надеюсь, как и прежде. Я помню школьный наш прощальный вальс – Ты в белом платье – королева бала! « Я завтра в армию иду» – сказал, «Я буду ждать тебя» – ты отвечала. Разлука наша была коротка. Зима и лето быстро пролетело. Зачем же ты меня не дождалась, Монашеское платье вдруг одела? Ты мне скажи, обидел кто тебя, Моя любовь, девчонка недотрога. Я виноват, что ты не у меня Защиты попросила, а у Бога. В твою обитель вновь и вновь иду, При встрече будет слов совсем немного. Я у тебя прощенья попрошу И заберу свою любовь у Бога.

197

Ты поймешь Песня «Женщина в окне В платье розового цвета» Возвратила вдруг меня В страну юношеских грез. По какой же из дорог Ты ушла – по той, по этой? Если б только точно знал, Побежал наперерез. Но дорога та ушла В то далекое далеко, Не догнать и не вернуть, Только в сердце сохранить. Может, вспомнишь обо мне, Когда будет одиноко, И протянется к тебе От меня живая нить. И в тени прекрасных пальм. В час рассвета иль заката, Загрустишь по тем местам, Где бродили мы с тобой. И, конечно, ты поймешь, Что с тобою мы, когда-то, Потеряли навсегда Настоящую любовь.

198

Ах, судьба моя, судьба Ах, судьба моя, судьба, Не добрая, злая, Ну, зачем и отчего, Почему такая? Мы у жизненной реки – Берега крутые, Между нами мостик был, По нему ходили. Пересохла та река, Утекла вся в море. Без воды и берегам Не жизнь, только горе. От дождей, ветров и вьюг Мостик обветшал. По нему никто не ходит, Он ненужным стал. Но я верю, дождь пройдет, Хоть ненадолго, Над рекой меж берегов Вспыхнет радуга. И я мысленно по ней Сразу побегу, Верю, я тебя найду На том берегу.

199

Я все равно тебя когда-нибудь возьму – Одну или вдвоем с Парижем. В. Маяковский

Цветы – Любовь Здесь в комнате – цветы везде И на окне и на столе И, кажется, совсем привычно Этим букетам необычным. Гортензии и орхидеи, И розы чайные и астры, У всех цветов есть назначенье – Нести сюда любовь и счастье. Хозяйка этой красоты Значенье этих цветов знает, И каждый раз она их ждет И с восхищеньем принимает. Давным-давно юный поэт В любви своей ей жарко клялся, Но его резкий пылкий стих Ей слишком дерзким показался. Своим отказом навсегда Надежду на любовь разбила, Но он не мог смириться с тем, Чтобы она его забыла. С тех пор всегда из года в год, В мороз и в день весенний мая, 200

Невиданною красотой Цветы ей нежно взор ласкают. Букетом каждым дорожит Как будто свет в окошке он И рада слышать каждый раз «Цветы от Маяковского».

Мамочка моя Мама, мамочка моя ты дорогая, Рядом с Богом твое имя для меня, И хоть ты сейчас уже совсем седая, Всегда помню молодою я тебя. И не только я. Поверь, в часы тревоги, Дочери все и, конечно, сыновья, Шепчут тихо небу «Помоги мне Боже!», И зовут все громко «Мамочка моя!». Вы нас любите задолго до рожденья, Вашей лаской и теплом окружены, Не забудете, когда с полей сраженья, Многие не возвращаемся с войны. Мамы, мамочки, о вас не вспоминаем, Мы вас помним каждый день, всегда, всегда. Быть здоровыми и долго жить желаем, К вам любовь несем мы свято сквозь года!

201

Гимн интернету «Я Вас люблю», нет, этих слов Не пишут здесь, как ни печально. Было наложено «табу» На слова эти изначально. Здесь все о дружбе, о добре, Поговорим о смысле жизни, И мягким светом и теплом Окутаются мои мысли. Ты далеко, и знаю я Меж нами пролегли не метры, Там горы, реки, города, Десятки тысяч километров. Но каждый вечер мы с тобой Компьютер включим – уже рядом, А если в скайп решусь войти, Встречаешь меня добрым взглядом. И бисер букв ложится в слог, В слова. Они в стихах, в сонете. И для меня дороже их Нет ничего на белом свете. Я ноты напишу к стихам, Возможно, к нежному сонету. И всей планетой будем петь Мы гимн хвалебный интернету.

202

Обожаю Много в мире красивых женщин, Умных, гордых и уважаемых. Но одну только в сердце ношу, Я её не люблю – обожаю. Обожаю глаза её синие, Взгляд отводит она так застенчиво, Пусть прощают меня все красивые, Всех прекрасней она – моя женщина.

Два ангела Два Ангела ведут меня, Ведь жизненные силы тают. На них всегда надеюсь я, Надежда та меня питает. Один летает надо мной, От вечности крылом прикроет, Другой же Ангел рядом, он Меня поддержит, успокоит. За них судьбу благодарю И славлю Ангела святого, И сердцем всем своим люблю Я мужа – Ангела земного.

203

Доченька Я любуюсь тобой, моя доченька. Ты красивая, добрая, нежная. За твой возраст совсем не волнуюсь я, Для меня остаешься ты прежняя. Непоседлива и любопытная, Не сидится тебе ни минуточки. От волос твоих огненно рыженьких, Как от солнца струятся к нам лучики. Две косички и белые бантики, И веснушчатый носик твой вздернутый. Начинается школа, гимнастика, За успехи бороться готова ты. Быстро школьные годы промчались все, Институт. Боже, ты уже взрослая! Улетела из дома родимого. Стала жизнь твоя новая, пестрая. Знай, родная, что мы всегда чувствуем И заботу твою и волнение, И тебя, с дорогими нам внучками Ждем всегда мы с большим нетерпением.

204

Дорогой доченьке посвящается

Серебряная свадьба Вам двадцать пять! Как памятны те годы, Что вмиг промчались, словно майская гроза, И гром гремел, и дождичек, как слезы, Но – солнышко, и все исчезло без следа. Вам двадцать пять! И стали вы мудрее, Друг другу многое успели рассказать, В награду получили за терпенье Любовь и дочерей прекрасные глаза. Они глядят с огромным удивленьем: Как, двадцать пять? Нет, нет! Ведь кажется вчера Свечи и торт на десятилетие И громко девочки кричали вам “УРА”. В подарок принесли свои награды Призы, медали “золото” и “серебро”. О тех годах сейчас грустить не надо, Для вас теперь другое время уж пришло. Сегодня принимайте поздравленья И берегите нажитое “серебро”, Мы знаем, не успеешь оглянуться, А время “золото” уж собирать пришло. И будут поздравлять вас дети, внуки, ( А, может, правнуки, кто это может знать!) Желаем вам дождаться тех минуток И ваше “ЗОЛОТО” всем вместе отмечать!

205

Нет, ты не Богиня Богиня! Нет, ты не богиня, Ты просто радость бытия. С тех пор, как я тебя увидел, Имеет смысл вся жизнь моя. И не горжусь своей казною, Я рад, что ты на свете есть. И к звездам не лечу мечтою, Мне хорошо, с тобою здесь.

Мы вас любим Бабушка, родная, расскажи нам Сказку о медведях и о Маше, И тогда мы вспомним сад, качели, Там ведь проходило детство наше. Алые тюльпаны вдоль дорожки, Чай цветочный с мятою душистой, Вечерами песни под гармошку… Жаль, что все промчалось очень быстро. Эти сказки, песни, разговоры Улыбаясь, вспоминаем часто. Знаем мы, что в детстве происходит Происходит вовсе не напрасно. Не сердитесь вы на нас, родные, Что не часто вас мы навещаем. Мы вас любим искренне и нежно, Помнить вас всегда мы обещаем.

206

Мамины глаза На свет появился ребенок! О, чудо! Как ждали его! Просто слов нет сказать! Он глазки открыл и впервые увидел Улыбку и мамы любимой глаза. Малюсенький, теплый и нежный комочек, Он так беззащитен, жизнь в ваших руках, Он чувствует ласку, заботу, волненье, И все это видит у мамы в глазах. Растет он, с ним вместе – заботы волненье, Не все может мама ему рассказать, Но он понимает без слов и без вздохов Увидев тревогу у мамы в глазах. О, эти глаза! Мы всю жизнь в них читаем, Любовь и надежду, обиду, порой, К твоим неудачам – полны состраданья, К успехам – улыбка и гордость тобой. В глазах иногда можем мы вдруг увидеть Укор, восхищенье и веру в тебя, Но хочется нам, чтобы чаще от радости Светились, искрились, сияли глаза.

207

Вспомнишь маму А сейчас хочу я обратиться К нашим детям, детям, а не мамам. Часто не хотите вы нас слушать, «Нет» – все повторяете упрямо. «Время уж не то», «не всё ты знаешь», «Ты пойми, что я уже большая», «Я прекрасно знаю, что мне делать», «А где ты была, когда росла я?» Где же я была? Да на работе, Всё по сменам, иногда по две, Чтобы ты, родная, не нуждалась, Чтобы легче жить было тебе. Время уж не то? Ну, да, конечно, Ты сейчас так можешь говорить, Но оно, запомни, быстротечно И его нельзя остановить. Скоро, очень скоро твои дети Скажут те же самые слова, Ты с улыбкой вспомнишь свою маму, Понимая, как она права. Как права была, когда просила Раньше с дискотеки приходить, Как уроки делать заставляла И учила правду говорить.

208

Грубость детскую тебе прощала, Потому, что знала наперед, Дочь сама поймет все очень скоро И с цветами в гости к ней придет.

Сыновний долг Мы ждем ребенка! Все в восторге! Ну, как же, сын иль дочка, брат! Кому то вдруг племянник, может, Все ждут и каждый очень рад! Вот только мамочка страдает, То вдруг тошнит, ах, токсикоз, То лицо пятна покрывают, Иль без причины – море слез. А папа терпит все упреки Старается ей угождать: – Ну, потерпи еще немножко, Осталось месяц подождать. – Ну, слава Богу, сын родился! Здоровый, крепкий! Молодец! И радуются все родные, Ведь мукам всем пришел конец. Но тут нахлынули заботы – Пеленки, соски, молоко. С бессонной ночи на работу Идти, поверьте, нелегко.

209

Что может с радостью сравниться Увидеть, как растет дитя! Любовь сердца переполняет Все лишь добра ему хотят. Садик прекрасный, ну, а школа – Математический уклон, А дальше ВУЗ – самый престижный, И вот уже в руках диплом. Не зря родители старались, Вложили столько средств и сил. Прошли года и у них вырос Заботливый и добрый сын. Работа спорится. Удачлив. Планы – конца им не видать. И знает он, за все обязан Благодарить отца и мать. Но как? И он, как математик, Все вспомнил и пересчитал, Он в цифры перевел кормленья, И ночи, что отец не спал. И мамин токсикоз и слезы, И садик, школу, институт. Подумал, может, не все знаю, Умножу на два, что есть тут. И вышла цифра – очень даже... Но не страшит его – свои... Принес он деньги папе с мамой, Сказал: «Родные вы мои, 210

Я вас люблю, и любить буду, Да пусть продлятся ваши дни, Я лишь хочу за все заботы Деньгами долг свой возвратить». Отец, взглянув на кучу денег, С улыбкою ему сказал: – Да, мой сынок, наши заботы Ты очень щедро подсчитал. Но я хочу тебе напомнить, О том, что дети знать должны: Мы вас сто раз в день целовали В то место, что ниже спины. – И этот долг тебе, мой мальчик, Всю жизнь придется отдавать, Мы с мамочкой твоей желаем Его в натуре получать.

Собеседник Опять душевный разговор я завела напрасно, Ведь знаю, душу открывать другим очень опасно. В ответ ты можешь получить плевок иль оскорбление, А, в лучшем случае, лишь взгляд, наполненный презрением. А мне так хочется, порой, поговорить, не спорить, Доброе слово услыхать и душу успокоить. Чтоб кто-то выслушал меня с улыбкой, добрым взглядом. Не осудил, а поддержал, тот, кто со мною рядом.

211

Я знаю, есть тот человек, который точно сможет Спокойно выслушать меня и этим мне поможет. И, когда вновь болит душа от радости иль горя, Я его тихо попрошу поговорить со мною. Я рада, он всегда со мной, всегда со мною рядом, Как только зеркало возьму я с ним встречаюсь взглядом...

Это начиналось давно... Украинская деревня в Полтавской области. Трудные послевоенные годы. Мне 6 - 7 лет. Я живу у дедушки с бабушкой. Папа погиб на фронте, мама приезжает с города Пирятин на выходные. Привозит гостинцы и дедушке газеты. На этот раз она привезла красочный журнал. Я прошу у дедушки его посмотреть, но он не разрешает, боится, что испачкаю или порву. Но журнал очень красивый и я кручусь возле дедушки, обещаю очень аккуратно с ним обращаться и с хаты не выносить. Наконец-то, журнал у меня. Картинок много и очень красивые, хоть и незнакомые мне названия. Но вот знакомое – Ленинград, Невский проспект. Машины и, главное, невиданные фонари! Проспект полутемный, освещается фарами машин и фонарями! Я, как заколдованная, разглядываю их по несколько раз. Маму спрашиваю, когда мы туда поедем? Она смеется: вырастешь и поедем. (Эта мечта сбылась, я окончила Ленинградский финансово-экономический институт им. Вознесенского).

212

Мой Ленинград Мой Ленинград, я тобой очарована, И сейчас, и много лет назад, Когда девочкой увидела в журнале Невский, фонари и Летний сад. Встретиться с тобой – о том всегда мечтала. С той поры прошло немало лет. Позже я студенткой ленинградской стала, Радости моей предела нет. Гордо я теперь по Невскому гуляю, В Летний сад частенько захожу, От тебя совсем себя не отделяю, И твоим я воздухом дышу. На другой странице другой город. Красивое здание, женщины в старинных платьях в коляске, а везет коляску дяденька, правда какой-то странный. Я спрашиваю у дедушки, что это такое? Прочитать сама я не могу, ведь там написано на русском языке, а я учусь в украинской школе. А дедушка у меня самый добрый и самый умный. Он окончил три класса и в деревне самый грамотный. Даже голова (председатель) колхоза с ним советуется, если надо что-то писать Дедушке тоже очень понравился этот рисунок, и он стал читать мне, что там написано. Город называется Харбином. Построили его русские, когда строили железную дорогу в Китай. Он долго и интересно рассказывал мне об этом городе и людях. Я решила, что, когда вырасту, обязательно поеду в Харбин. Название это мне очень понравилось. Прошли годы. Давно уже нет моего любимого дедушки, 213

давно я живу в Литве. Но вот года три назад, по телевизору говорят что-то о строительстве железной дороги в Китае. Я сразу вспомнила тот незнакомый город и свою мечту (не сбывшуюся и несбыточную) побывать там. Но теперь я могу хоть коечто узнать об этом городе. Много я, конечно, не узнала, посмотрела в журналах, газетах, но эта тема вновь во мне зашевелилась. Сравнительно недавно я вдруг начала писать стихи. Дети решили сделать маме подарок и вот у меня компьютер. Сами понимаете, компьютер после 70 осваивается медленно, но кое-что у меня получается. Теперьто я могу больше узнать о своем Харбине! То, что я узнала о судьбе Харбина и харбинцев, так меня взволновало, что неожиданно вылилось в стихотворение «Эмигранты». Возможно, меня это волнует потому, что наши судьбы в чем-то похожи, и мне было очень больно за то, что с ними произошло.

Эмигранты Эмигранты – горькое то слово, Словно острый нож по сердцу режет. В нем я вижу слез ваших озера, В нем зубов я слышу жуткий скрежет. Эмигранты! Не от сладкой жизни Покидали вы страну веками, Счастья, доли далеко за морем Для себя и для детей искали. Но, куда бы вас ни заносила То счастливая, то злая доля, 214

Родину свою не забывали, Каждый был родной Россией болен. Русским был для вас Шанхай с Харбином, Мостовые, церкви и театры, И всегда в вас теплилась надежда, Что в Россию возвратитесь вы обратно. Но мечты все ваши и надежды Не смогли тогда осуществиться, И харбинцы разлетелись все по свету, Словно временем израненные птицы. А любовь к Харбину, к Поднебесной, Навсегда в сердцах у них осталась, И куда б судьба их ни кидала, Там «харбинцами» все назывались. Их Австралия, Бразилия пригрела, Многих приняла к себе Канада, А со временем осталось их немного, И решили: встретиться всем надо. И Весенний Бал в родном Харбине, Так мечтали все об этом, Боже мой! Их встречает лозунг на «Модерне»: «Всем харбинцам! С возвращением домой!» И на улицах Харбина русский говор Вновь звучит, как пол столетия назад. Нежным запахом сирени опьяненный, Каждый встрече с юностью был рад.

215

Помолились на могилах предков, Погрустили, говорили о былом, Ведь когда-то пел для них Шаляпин, Вальс Маньчжурский здесь звучал – сопки кругом.. Вспоминается Вертинский, Иза Кремер, Всем известный музыкант Олег Лундстрем, Наши Мелихов, Заика и Суворов Подарили самый яркий праздник всем. Расставаясь, все надеялись на встречу, Записали телефоны, адреса, А Харбин опять остался в Поднебесной, Лишь слезою затуманились глаза. Моим друзьям стихотворение очень понравилось, я была очень этому рада и перечитывала его с удовольствием по несколько раз. Не прошло и двух месяцев – новый подарок судьбы: фильм «Все началось в Харбине». Как зачарованная я сидела три вечера у телевизора и два дня не могла дождаться вечернего фильма. Я так благодарна провидению, что я имела возможность «побывать» в Харбине, и режиссеру за такой фильм. После фильма стихотворение получилось сразу.

216

Не знаю я, откуда эта боль, Пришла давно, живет во мне поныне, К Харбину чувствую необъяснимую любовь. Живу в Литве, а родилась на Украине. (По мотивам фильма «Все началось в Харбине)

Прошу вас... Три чудных вечера я провела в Харбине. Три вечера и два прекрасных дня. Вы не поверите, но там, среди харбинцев, Я, зачастую, видела себя. Вот я влюбляюсь, в озере танцую, А здесь горюю о судьбе детей, За что же Бог дал долю им такую, Где невиновный мучился, терпел? Я, как они, всё рвусь назад, в Россию, Хоть знаю, там никто меня не ждет, И как мне жаль – бредовую идею Дорогой к счастью возомнил народ. И вот уже по лагерям и ссылкам Мои харбинцы, вместе с ними я, И не хочу я верить, что исчезнет С лица земли прекрасная семья. Но, видно, режиссеру так угодно, Счастливый фильму подарить конец, Я радуюсь, что братья живы, вместе. Горюю, что погибли мать, отец.

217

Сейчас хочу сказать: «Мои харбинцы, Я с вами прожила всего лишь два-три дня, Прошу вас, если вам не будет сложно, Считать хоть чуточку харбинкою меня»

Дружба От боли сжимается сердце, От мыслей страдает душа. Когда заболел не на шутку, Я понял, как жизнь хороша. Врачи успокоить старались, И я понимал их вполне – Никто ведь не может знать точно, Какой срок отпущен был мне. И вот день за днем без движенья Лежу я и вижу в окне: На дереве листик трепещет И дарит надежду он мне. Как он, я на тоненькой нитке За жизнь уцепившись, лежу, Когда улетит он от ветра, Свою жизнь я не удержу. Мой друг безуспешно старался Меня успокаивать, но Его безучастно я слушал, С отчаянием глядя в окно.

218

Но дни пролетали, недели, А листик тот все еще там, И я, наконец-то, поправился, И вот уже на ноги стал. Когда друг пришел, я с тревогой Ему тот листок показал, «Не бойся, листочек из шелка, Я крепко его привязал». Прошли уже долгие годы, А я тот листочек храню. За то, что есть дружба на свете, Я Бога благодарю.

Посвящается Елене Б.

Надеюсь... Вы мне не мать и даже не подруга, Но, раз увидев, не могу я позабыть, И доброго, отзывчивого друга, И разговора неоконченную нить. Услышав голос Ваш по телефону, От всех я отличить его могу, Надеюсь я на встречу с Вами скоро, Надежду эту в сердце берегу.

219

Анечке Т. посвящается

Милая девочка Я встретила женщину – светлую, нежную, С каким-то надломом в судьбе. Но чем же тебе, моя милая девочка, Могла бы помочь я тебе? Могу лишь погладить тебя по головке, Прижаться щекою к щеке, Теплом, добротою с тобой поделиться, Но нужно ли это тебе? И нежность, и возраст тебе не мешает Быть сильной, свободной, простой, А я тебе просто сейчас пожелаю Всегда оставаться такой!

Зите К. посвящается

Поздравляем! Вот и снова Август балом правит Зиту мы поедем поздравлять. Что же принести мне ей в подарок Чем свою любовь ей доказать? И какой купить ей сувенирчик Чтобы вызвать ту улыбку, смех, Что звучал всю ночь в нашей палате. Хоть тогда смеяться было грех.

220

Ведь кругом больные были люди, Им веселье наше ни к чему, Но мы с нею долго не забудем, Смех наш и над чем и почему? Время очень быстро пролетело, У тебя работа и друзья Ты о нас забыла бы, наверно, Если бы не позвонила я. Ну, а мне так хочется поздравить, Пожелать здоровья, сил, добра. И сказать, что о тебе мы помним, И сегодня, завтра и вчера. И подарим мы тебе здоровья, Счастья, радости, любви букет. И не будет там цветов печали. Не ищи напрасно. Их там нет.

Антонине Г. посвящается

Женщине «Есть женщины в русских селеньях». И вот перед нами одна. Прошла всю войну и в награду Вся грудь у нее в орденах.

221

С улыбкою светлой и доброй Красива, стройна и умна, Поможет и словом поддержит, Такая на свете одна. Мужчины и нынче вслед смотрят, При встрече ей дарят цветы, Живи, Антонина, нас радуй. На свете прекрасней всех ты! Генуте из Мелнраге посвящается

Спасибо! Какая Вы прекрасная хозяйка, Словами невозможно рассказать. Гостям тепло души своей даете, А нам Вам нечего взамен отдать. Примите Вы от нас от всех улыбку, Взгляд восхищенья, чуточку похвал, Желаем быть здоровою и сильной, Чтоб Бог еще Вам много счастья дал. Не думайте Вы, милая Генуте, Что мы отсюда навсегда ушли, Ведь в этом доме, в каждом уголочке Остались капельки нашей души. И мы сюда еще не раз вернемся, Увидим здесь Мелнраге, море, Вас, Нас встретите спокойною улыбкой, И скажете “А я ждала ведь вас!”

222

Владимиру Касаткину посвящается

Художник Выставка картин. Пейзажи, лица. Красотою их заворожен. Почему же вдруг остановился, Взглядом прямо в сердце поражен? Этот взгляд и ласковый и строгий, Выражает суть всего того, Что когда-то человек тот прожил, Хоть совсем не знаю я его. Но мне кажется, что жизнь его похожа На мою, твою, ведь много лет Человечество мечтает все о том же – На вопрос «Зачем?» найти ответ. Как, зачем мы в этот мир явились, И зачем пришли мы все сюда? Неужели жизнь совсем напрасна, И, как дым, растает без следа? Тот взгляд спокойный и уверенный, И в моей душе волненья нет: Ведь сумел художник живой кистью В мире вечный свой оставить след!

223

Картинная галерея В августе влажные, темные ночи. Тихо и воздух совсем недвижим Утром туманом покрытое поле. А по краям галерея картин. Нет, не пейзажи здесь и не портреты, И нет огромных баталий картин. Здесь одной ночи труды и творенья И мастерству, и таланту здесь гимн. А как подобраны рамы со вкусом – И рука мастера сразу видна. Он, соизмерив размеры и силы, За ночь сплетает картин кружева. Эта квадратная – видно прекрасно Он геометрию где-то учил, Здесь словно солнышко в небе сияет, А от него разбежались лучи. Нет, не найти двух картинок похожих В каждой из них есть свои чудеса, Ночь украшает их бриллиантами – В солнечных бликах сверкает роса. Где же сам мастер? Кому благодарность И восхищенье свое передать? А он, уставший от ночи, забрался Где-то в укромное место поспать. Мастер- паук, мы тебе благодарны, Знаем, что трудишься ты не один.

224

Мы оценили и труд, и таланты, И необычность всех этих картин. Но красота в мире недолговечна, Солнце пригрело, подул ветерок, И растворилось, исчезло виденье, Жаль задержать его никто не смог.

Выставке картин Шри Чинмоя посвящается

Выставка картин Я на выставке картин – Красок буйство и сплетенье. Но в душе моей растет То ли робость, то ль сомненье. На картину я смотрю Справа, слева или прямо, Но всегда один мотив Глаз находит мой упрямо. Чудится мне птиц полет Среди всех узоров странных. То одна, то стая их Кружатся, как на экране. Птица – радость, птица – мысль, Птица – воля, вдохновенье, Их полет – желанье ввысь Вырваться из окруженья.

225

Эти птицы для людей Как надежда на спасенье. И о них, только для них Я пишу стихотворенье. Легли строки на бумагу, А душа моя летает Где-то птицей в поднебесье. И от счастья сердце тает.

Димочке К. посвящается

Пиши, твори В твоих стихах слова любви Звучат пронзительно и нежно, Ведь ты в поэзию влюблен И я надеюсь, что навечно. Пиши, твори, пока ты юн, Не думай о годах беспечно, Я не завидую тебе, Я просто рада бесконечно.

226

Выставке картин Шри Чинмоя посвящается

Птица счастья Над городом огромным, Над маленьким селом Летела птица счастья С оранжевым крылом. Тот цвет – цвет солнца, счастья, Цвет радости, добра, Но знаем мы – у птицы Бывает два крыла. В полете чудо птица, Край неба зацепив, Окрасила свое крыло В небес лазурь и синь. А это – цвет молчания, Цвет мира и покоя, И гнева вспышки буйные Всегда он успокоит. Под сенью птицы этой Спокойно люд живет, И ей благословение И благодарность шлет.

227

Дорогому другу Женечке Кольчугину посвящается. По улице моей который год Звучат шаги – мои друзья уходят Друзей моих медлительный уход Той темноте за окнами угоден. Б. Ахмадулина

Памяти друга Как больно и грустно – теряем друзей. Друг верный, надёжный – во сто крат больней. Уход так стремителен, словно побег, Без слёз и страданий ушёл он навек, Казалось, что будем мы вместе всегда, И нам всё по силам, какие года… Как трудно поверить, не в силах принять, Что можно так сразу его потерять. Ко всем он готов был прийти и помочь, И было неважно, то день или ночь. Заботы других сам решал он всегда. И, кажется, не уставал никогда. На праздниках он тамада и поэт, Под силу и соло ему, и дуэт. И шутки, и басни, истории цифры – Мы к этому все очень сильно привыкли. А дома он – любящий муж и хозяйка, И чем угостит он тебя – угадай-ка, 228

Любой ваш заказ принимать был готов, Пельмени – прошу вас, а может быть, плов? И дети, и внуки, жена и друзья, Все знали, что в нём сомневаться нельзя, Поддержит он словом, подставит плечо, За это любили его горячо. Сегодня простились мы с преданным другом, И знаем, что помнить его долго будем. Полны мы к жене и к семье состраданьем И просим почтить его память молчаньем.

Дорогому другу Женечке Кольчугину Посвящается

И снова год прошел... Я каждый год читаю те стихи, И каждый раз, мне кажется, впервые. Те дни так далеки и так близки, Боль в сердце, когда слышу твое имя. Жизнь удивительна и очень быстротечна, Хотелось бы ее, хотя б чуть-чуть продлить, Но, нет. Мы знаем, всех нас ожидает вечность, Теченье времени нельзя остановить. И мы должны всегда определиться, Где поспешить, чтоб сделать всё успеть, А где-то замереть, остановиться, Мгновенья в памяти запечатлеть.

229

Дорогому другу Женечке Кольчугину Посвящается

Девять дней Друзья мои, послушайте, не плачьте. Я здесь, я среди вас и я живой. Мне девять дней Всевышним срок назначен Проститься с вами, домом и семьёй. Все девять дней мне не дают покоя И ваши слёзы, и печаль, и стон. Не в силах вас обнять и успокоить, Сказать – не плачьте, всё пройдёт, как сон. За девять дней я должен постараться Дела свои земные завершить, И очень хочется мне с вами пообщаться, Сказать, – что есть, того не изменить. Земное время очень быстротечно, Мы не научены его ценить, Не пропускайте вы его беспечно, Старайтесь быть добрее и любить. Любите, солнце, ветер, землю, звёзды, Любите жизнь такой, какая есть, Дарить любовь другим ещё не поздно, И добрых дел всех на земле не счесть. А я всегда незримо буду с вами, И девять дней, и сорок, даже год, Ничто меня забыть вас не заставит, Душа моя в делах моих живёт.

230

Ещё прошу, вы обо мне не плачьте, Вы только посмотрите на портрет Подумайте, – такой был срок назначен, Закон Всевышнего – и исключенья нет. Н.К. посвящается

Желаем тебе... Хочу, чтоб светила ты солнцем И даже дарила рублем, И в гости звала, хоть и знала, Что мы без стесненья придём. Хочу, чтоб улыбка сияла И чтоб веселилась душа, А мы тебе дружно напомним, Как, милая, ты хороша!!! Ты пишешь друзьям стихи-песни, И с ними их звонко поешь, А мы всегда переживаем, А что, если ты не придешь!!! Кто старые песни напомнит, Кто новые песни найдет, Застолье весельем наполнит, Расскажет смешной анекдот. В сегодняшний твой день рожденья Мы все тебе можем сказать, Что лет тебе вовсе не много, Лет тридцать или тридцать пять.

231

Пожелание Бывают люди – теплые, как солнце, От них исходят светлые лучи. Они тебя теплом своим согреют Спокойно улыбнутся без причин. И в час, когда бывает очень трудно, Желаю, чтобы рядом всегда был Твой лучший друг и добрый, и спокойный, И поддержал тебя и ободрил.

Алитусскому обществу «Малахит»

Поздравляем с юбилеем Время – вещь необычайно странная, У него нет ни начала, ни конца. «МАЛАХИТ» сегодня поздравляю я От «НАДЕЖДЫ» и от первого лица. Ведь десять лет прожить совсем не просто, Но плечо к плечу и вместе мы сильней. Ваш «МАЛАХИТ» совсем еще подросток, Впереди так много светлых лет и дней. Мы желаем видеть вас здоровыми. Чтоб всегда светились радостью глаза. Пусть не будут годы к вам суровыми. Вот и все, что мы хотели вам сказать.

232

Наша молодость Я б сказала, что мы всё ещё молодые И что нам на двоих лишь всего шестьдесят, И что волосы белые, а не седые, И глаза еще юным задором блестят. Я б сказала, что мы всё ещё молодые, Но вот внуки своих к нам детишек везут, И, здороваясь с нами, немножко картавя Уж прабабкой, прадедушкой нас назовут. Да, пока мы вдвоем – мы ещё молодые, И союз наш как сталь или даже гранит. И в жестокое время, чтоб там ни случилось, Нашу молодость наша любовь сохранит.

Зачем меняться? Меняет кожу на другую И ящерица и змея. Как хорошо бы, чтобы это Смогла бы сделать так же я. И стала б юной и красивой, На сцене песни петь – блистать, Но чтоб стихи не забывала И вновь могла бы их писать. И чтоб друзья, мои родные, Не покидали бы меня.

233

Тогда зачем же мне меняться, Ведь это все имею я. А что морщинки – с ними можно По жизни счастливо идти, Лишь радостью б глаза сияли, Да сердце таяло в груди.

Шахматы Жизнь моя, как и у всех, Черно-белая, Ничего с ней я теперь Не поделаю. Мы как в шахматах идём – Шаг вперед, назад. С доски шахматной сойти Был бы кто-то рад. Ход конём нам иногда Чуть изменит путь, Только что там впереди Думать не забудь. Придёт время и для всех Будет шах и мат. И тогда уж все поймут: Нет хода назад.

234

Геометрия Хоть мне вы поверьте, или проверьте – Наша жизнь – сплошная геометрия, От самого рождения, до смерти Разными фигурами расчерчена. Вот из дома, через садик, прямо в школу Мама нас за ручку привела. Это линия совсем-совсем прямая, Нет здесь ни изгиба, ни угла. Юность – это линия кривая, По закону синусоидой идёт, Но частенько мы её ломаем, Наступает треугольников черед. Хорошо, когда углы прямые, То, что думаешь, то прямо и сказал, Или равнобедренный – с друзьями Горе, радости – все ровно пополам. Тупой угол – что ему докажешь, Острый угол – как тут обойдёшь. То, что думаешь, ему не скажешь, То, что скажет он – ты не поймёшь. И появится тогда прямоугольник: Ромб, трапеция, желательно квадрат. Где стороны попарно расположены, Легче, проще отношения царят. Время всё сотрёт – углы и грани, И по кругу наша жизнь уже бежит, Этот круг начерчен был не нами, Очень умный человек этот Эвклид.

235

Вопреки Я по жизни давно уж иду «вопреки». Ведь когда я ещё не родилась, Маме прочили все – точно будет сынок, Вопреки всем – дочурка родилась. В той ужасной войне погибает отец, Очень жаль – не прошло горе мимо. Но ему вопреки, я в деревне расту, Всех люблю я и всеми любима. Как-то в дом к нам зашёл незнакомый солдат, И спросить вдруг его я решилась: «Будешь папой моим?» – в глазах слёзы стоят, Вопреки всему – это случилось. И счастливое детство, и юность моя, Вопреки, что был голод, разруха. Вдруг в Литве оказалась, давно здесь живу, Хоть о ней знала я лишь по слухам. Вопреки испытаньям, поворотам судьбы, Я по жизни счастливо шагаю, Дети выросли, с мужем я рядом иду И, как будто бы, горя не знаю. Вот по просьбе друзей, но себе вопреки, Пришлось взяться за трудное дело, И тревожно на сердце – что ждет впереди, Что смогу, постараюсь я сделать.

236

А теперь я прошу, дорогие друзья, (Это будет пусть всё между нами) Пожелайте успеха в пути вопреки, Ведь судьба моя связана с вами.

Ночные птички Поезд мчится сквозь ночь, непогоду, Лишь колеса на стыках стучат, А ко мне сон совсем не приходит. Я, любуясь, смотрю на девчат. Две девчоночки, словно две птички, Всё щебечут о чем-то своем. С глаз смешинки, как искорки брызнут, Щеки вдруг запылают огнем. Разговора я слышу обрывки « Танька, Коля, училка, билет», Я о том же с подружкой шепталась, С той поры много минуло лет. Мои школьные зимы и вёсны Вдаль умчались, их сердце хранит. Пусть судьба ваше детство и юность Не торопит и дольше продлит.

237

Что случилось? Что случилось со мной? Я никак не пойму Вдруг нахлынут печаль, злость иль слезы, Потеряла я радость, веселье, мечту, Может все это майские грозы? Все меня раздражает – родные, друзья, Всем должна что-то, чем-то обязана, Без забот не проходит ни ночи, ни дня, По рукам и ногам будто связана. Я ведь «рыбка»! Я воли, свободы хочу, Чтоб кругом было тихо, спокойно, А сейчас, что ни сделаю, что ни скажу Обязательно есть недовольные. И упреки, намеки! Не слышать бы их! Реагировать вовсе не стоит, Но они задевают и в сердце мне бьют, А оно не дает мне покоя. Улететь бы, уплыть бы подальше от всех, Где лишь ветер, да синее море, Но нельзя. Мое бегство меня не спасет, Лишь другим принесет боль и горе. И поэтому здесь я. Живу и терплю. Как могу, быть стараюсь спокойной, Мое сердце, прошу, ты спокойней стучи, Не срывайся, не делай мне больно!

238

Мои стихи всегда со мной У скульптора задумка-мысль Вдруг в камень воплощается. Его твореньем все вокруг Сто лет уж восхищаются. Художник создал полотно И им весь мир любуется, Но не увидишь ничего, Лишь выйдешь ты на улицу. Моим стихам не страшно время, Не страшны расстояния. Они везде, всегда со мной, Они в моём сознании.

Моя звезда Смотрю на звезды ночью я, и, кажется, – там есть моя! И пусть не «альфа» и не «бета» меня ведь не волнует это! Мы с ней танцуем над водой! Какое счастье быть звездой! Но когда солнышко взойдет, звезда померкнет, не уйдет. Вы не поверите – она и днем, и ночью мне видна. И уже миллиарды лет и мне и людям дарит свет!

239

Урок жизни Дорогая, усвой эту правду, что никто не живет для тебя, И не знает, о чем ты мечтаешь темной ночью, средь белого дня. И никто не обязан влюбляться, уважать тебя или дружить, И сама ты должна постараться у других это все заслужить. Ну, а если уж кто-то решился подарить свою дружбу, тепло, То нашел в тебе, видимо, что-то, без чего ему жить тяжело Береги, не теряй это что-то, чтобы дружба та крепкой была Но знай, милая, не для него лишь, для тебя она тоже важна. Ну, а тем, кому ты не по нраву, с кем тебе и ему тяжело, Не стесняйся, скажи «до свиданья» не держи в своем сердце ты зло. И еще есть такая же правда, что и ты никому не должна, И всего, что тебе в жизни надо, постарайся добиться сама.

240

Настроение Что такое настроенье – пережитых дней следы? Радость, слезы и волненья, все, сквозь что проходим мы? Или это ощущенье дней, что ждут нас впереди, Жизнь ведь не стоит на месте, надо двигаться, идти. Жить, всё думая о прошлом, невозможно нам всегда, Знай, тогда мы потеряем настоящего года. Настроенье – купол неба, солнце, тучи, ветер, дождь. Постарайся быть сильнее и тогда сквозь все пройдешь.

Тишина Я просыпаюсь в тишине, лежу, боясь её нарушить. Ни пенье птиц, ни шум листвы мне не мешают её слушать.

Я слушаю её везде – на берегу реки иль моря, Когда, покорные ветрам, волна с волною тихо спорят. А по полям она плывет как крылья большой серой птицы, Под ними хочется скорей от шума городского скрыться. Благословенна тишина, когда спускается на лес, Или, когда туман иль снег на плечи падает с небес. И я вас очень попрошу (ведь это ничего не стоит): Без надобности не шуметь, чтоб тишину не беспокоить.

241

Одиночество Растет дерево в поле. Широко и привольно Во все стороны ветви распускает свои. Солнце, ветер и дождь – его частые гости, И оно всегда радо приветствовать их. И поэты то дерево сразу заметят И напишут о нём, может песню иль стих, В песне той одиночество все воспевают – Дай Бог, чтобы оно не затронуло их. Ты поверь, одиночество – это не радость, И деревья как люди, конечно, хотят Провожая закат, слышать как совсем рядом Здесь другие деревья листвой шелестят.

Река жизни Бежит ручеек, огибая пригорки, Бежит ручеек, и журча, и звеня. И радует он и траву, и деревья, И радует он и тебя, и меня. К нему, как в поклоне, склоняются ивы, И ветви, как руки, в него опустив, Встречают рассвет, провожают закаты, И я отдыхаю в тени этих ив. Ручей всё бежит, к речке синей стремится, И скоро сольётся с теченьем её, Река станет шире и этим гордится, А он потеряет значенье своё.

242

Так жизни река, ручейки поглощая, Течёт всё быстрее, куда-то спешит. Но мы не должны в той реке раствориться – И каждому надо своей жизнью жить.

Пусть научат... У художника образы, мысли На холсте друг за другом ложатся А затем, превратившись в картины, Как живые там отобразятся. А поэты свои впечатленья На бумаге в словах излагают, Вдохновение рифмы подскажет – От стихов вдруг душа замирает. Бог талантом людей не обидел. Композитор стихи прочитает, На картину прекрасную взглянет – Для нас музыку сердцем слагает. Звуки музыки, словно живые, Нам по жизни идти помогают Слова, музыка – словно сплелось все, Люди песни уже распевают. И те песни пусть чувства разбудят, Не дадут жить лениво-спокойно, И научат всех нас, и подскажут, Как прожить жизнь красиво, достойно.

243

Старые песни Песни старые наши для меня как вино, Что со временем крепче бывает – созреет. Песня душу согреет, и я знаю давно С ней по жизни идти всегда легче, смелее. Песня та нам напомнит про синие дали, И про детство и маму, большую любовь, С песней солнце встречаем, закат провожаем, О разлуке и встрече, о счастье поём. Я хочу, чтобы песни те чаще звучали, Чтобы дети и внуки запомнили их, И пусть сбудется всё, о чем с песней мечтали, Ведь надежду и радость та песня хранит.

Старый дом Когда уходил я из отчего дома, Не подумал с собою хоть что-нибудь взять. Лишь запомнился запах чего-то родного, Может быть пирогов, что пекла всегда мать. Хоть давно уже нет там родителей наших, Братья, сестры живут уж в другой стороне, Все осталось во мне – до событий мельчайших, Возвратиться бы в детство хотелось бы мне Часто вижу во сне я забор и березу, Что с отцом посадили, и пару рябин, Сердцем я прикипел к той земле и душою, И жалею тот дом, что остался один.

244

И я еду к нему, каждый год навещаю, Подойду, постою я у старых ворот, Но в том доме другая семья проживает, Лишь береза как прежде всегда меня ждет...

Судьба кораблей Корабли возвращаются с дальнего плаванья, Океаны проходят, заливы, моря. Наконец-то, увидели – на горизонте Долгожданная, милая сердцу земля. Корабли, как и люди – солёной водою, Ветром, зноем вся кожа изрезана их. И глаза, задымлённые дымом, слезою Затуманились, глядя на лица родных. Они сердцем своим все всегда замечают, Старый порт, улиц нити в сиянье огней, Осторожно швартуются к другу причалу Отдохнуть от ветров и соленых морей. Но вот время прошло. Корабли просыпаются, Слышат звуки сирен и матросов шаги. И намыты, начищены, с полными трюмами В даль морскую торопятся снова они. Гордо носом волну за волной рассекая, Будут спорить с судьбой на просторах морей. Кораблей и матросов, видно, доля такая И они все гордятся судьбою своей.

245

Стихи Стихи, написанные мной, прочесть не сложно Вам хватит вечера иль ночи, может дня, Но написать о чём-то новом – невозможно, Что ни начну – писалось раньше, до меня. О песках Африки писали бедуины, (А я пишу о красоте лесов, полей), Китаец все хотел найти любви причины, Хочу найти причину ревности твоей. Поэты Индии воспели женский танец И тонкий стан, чело и линии ланит, А я пишу о своих внучках и о маме, Тут в плагиате уж никто не обвинит. О чём бы я в своих стихах ни написала, Всегда в них вложена любовь, душа моя, Никто другой на свете, верю, не умеет Ни петь, ни слушать, ни любить всех, так как я. Все поэты, во всем в мире их ведь множество Стихи напишут вам о солнце, звездной мгле, И о любви, разлуке, боли, тем, возможно, Оставят людям только свой след на земле.

Родительский дом На севере, юге, востоке иль западе. Неважно, где нынче с тобою живем, Но центром земли, центром целой вселенной Всегда для нас будет Родительский дом.

246

В мечтах посещаю я тихую улочку, Где ветви сирени, развесистый клен. Где доброе слово, как тихая музыка. Где детство и юность – Родительский дом! Легко и привольно всей грудью здесь дышится, И мне уголочек твой каждый знаком. Где ты – этот край называю я Родиной, Всегда в моем сердце Родительский дом.

Обещаю... Поезд «Паша – Волховстрой», весь маршрут знакомый, Пассажиры все свои, как у себя дома. Я сижу, смотрю в окно – леса, перелески. До чего же мне, друзья, тот маршрут известен. Здесь родился, вырос я, думал век здесь жить, Но призвала Родина в Армии служить. За три года вдалеке (время долго длилось) Ах, судьба моя, судьба, как ты изменилась! Повстречалась на пути мне Любовь большая, И с тех пор полвека я рядом с ней шагаю. Вроде сытно и тепло, все вокруг красиво, Но душа моя болит о тебе, Россия! И вернуться не могу – дети здесь и внуки, Только вот страдаю я, что с тобой в разлуке. Потому я вновь и вновь тебя навещаю. В сердце я тебя хранить вечно обещаю.

247

Снова беда Я в больнице! Боже милосердный! Как непредсказуема судьба! Накануне – дети, радость, счастье, через сутки: на тебе – беда! Наша жизнь, совсем как паутинка, никогда не знаешь наперед, Где она зацепится за ветку, где завяжет крепкий узелок. Но в душе у нас всегда надежды теплится, не гаснет уголек. Счастливы мы будем все, как прежде, а беду не пустим на порог.

Страшный сон Мне все снится страшный сон, будто я в больнице, Не пойду я нынче спать, чтобы он не снился. Буду лучше песни петь, травить анекдоты, Ну, кому из нас сейчас в больницу охота? Все равно, сон заберет меня в плен, конечно, Но теперь-то уж не буду я такой беспечной. Буду я микстуру пить и глотать таблетки, И тогда такие сны станут совсем редки.

248

Богатство Старших слушать надо, понимаем, Знаем, помним это с детских лет. А когда сама я повторяю, Помню бабушку, которой нет. “Ради Бога, брось ты эти книжки, Разве можно целый день читать! Посмотри на девочек-подружек И учись вязать, шить, вышивать. Придет время, станут тебя сватать, Скажут, открывай-ка свой сундук, Ты откроешь, а там только книжки, Сваты повернутся и уйдут”. Не хочу, чтоб сваты уходили, Я пыталась шить и вышивать, Но не хорошо все выходило, Интересней книжки мне читать. И пусть пуст сундук, где вышиванки, Рушники для выданья лежат, Но зато я помню, что читала В детстве, много, много лет назад! Лодку, зайцы, с ними дед Мазай, Мне казалось, вижу на реке, Над водою песнь и стон бурлацкий Все плывет и тает вдалеке.

249

И Мороза-воеводу слышу, Когда сосны вдруг от холода трещат, Радостный я слышу визг Каштанки, Своего хозяина нашла опять! Дети подземелья, с вами вместе Плакала и радовалась я. О судьбе слепого музыканта До сих пор болит душа моя. Не могу забыть “Два капитана”! Данко, и старуху Изергиль. Ну, а дети капитана Гранта По всем континентам нас водили. Грибоедовские Чацкий и Молчалин! Что-то странное творилось вдруг со мной! “Очарованного странника” читала И надеялась – вернется он домой. В детстве память схватывает цепко То, о чем мечтаешь и что есть. О страданьях молодого Мцыри Я могу по памяти прочесть. Вас друзья, своих детей и внуков Прошу то богатство сохранить, Что, сложивши в сундучок особый, Сможете всегда с собой носить!

250

Учкудук Я помню песню «Учкудук», о трех колодцах в ней поется, А сердце все еще болит и помнит о другом колодце. Он был один на все село с водой прозрачной и холодной, Воды хватало в нем для всех – иди, бери сколько угодно. А рядом дерево росло и пенье птиц всегда там слышно, Дарило всем уставшим тень и угощало спелой вишней. Минуло много дней и лет, хочу попасть я в детство снова. Но что это? Колодца нет и даже дома нет родного. На месте том стоит кафе и тихо музыка струится. Но стоит мне закрыть глаза и тот колодец снова снится.

Течение Меняется время, меняются люди, Меняется мир, окружающий нас, И завтра мы с вами другими уж будем, Хотелось бы лучшими стать, чем сейчас. А время несется как бурная речка И мы в той реке – как беспомощный плот, Чуть-чуть изменить направление можем, Но, все ж, неизменно плывем мы вперед. В пути мы проходим стремнины, пороги, За ровным участком – крутой поворот, А дальше, надеюсь, подарят нам Боги Спокойное море, без бурь и тревог.

251

Банный день Суббота! Банный день! Сегодня будет баня. Уж печка топится, дым вьется над трубой. Вода в котле кипит, нас в баню приглашая, Чтоб сбросить лишний вес, накопленный зимой. И полог и полы теплом приятным дышат. Как славно полежать, расслабив мышцы все. И, кажется, душа летит, летит все выше, А тело от жары все красное, в росе. Но вот ты говоришь – пора парку подкинуть, И льешь на камни чай душистый, травяной. И пар окутал нас, а грудь легко так дышит, Мне кажется, что в рай попали мы с тобой. Тот пар наполнен всеми запахами лета, Ромашки, мяты и других цветов настой, Большого веника березовые ветки Безжалостно летают над моей спиной. После парилки – душ. Легко, свежо, приятно, Мне кажется сейчас, что стала я другой, Моложе, здоровей, ведь мы прекрасно знаем, Что баня лечит, дарит радость нам с тобой!

252

Как хорошо бы... Как хорошо бы не уметь стареть, И не уметь сердиться понапрасну. Не отвечать на злое слово злом. Ведь и без этого нам все бывает ясно. Как хорошо бы сразу понимать. Что надо делать – плакать, иль смеяться, И знать, когда подарки принимать. А когда лучше поскорее отказаться. Вы слышали, как дерево молчит? Как стонет камень на булыжной мостовой? Как ночка темная с рассветом говорит, И шепчутся все звезды меж собой? Как хорошо бы, чтоб всегда светло, Глаза детей улыбками искрились, И знать, что жизнь прекрасна все равно, И вас люблю я, что бы ни случилось.

Не спеши Ты не спеши ни плакать, ни смеяться, Остановись и оглянись вокруг. Цветы, сияет солнце – это счастье: С тобою рядом твой надежный друг. А вдруг темно, дождь, молнии сверкают? Знай, это скоро кончится, пройдет. Грудь колесом и голову повыше, Упорным будь и двигайся вперед.

253

Корни Дерево пересадить бы надо, Так хочу, чтоб здесь, в саду росло. От него ведь тень будет, прохлада, Шелест листьев мне навеет сон. Подошла к нему, тихонечко спросила: «Хочешь жить ты у меня в саду? Я в свой сад пересадить тебя решила От тебя согласия лишь жду». Грустно дерево листвою шепчет: «Может, там мне было бы неплохо, Но как только ты нарушишь корни, Мне не жить и сразу я засохну» Корни старые, как старые привычки, Нас поддержат и от бурь уберегут, Не поэтому ль с таким упорством люди В жизни корни и привычки берегут.

Свидание Голубой и ясный майский небосвод, К солнцу одуванчик повернул головку, Шустрый, беззаботный детский хоровод Пугает лягушек своим криком громким. Ночью звездочки купаются в пруду, Серебром сверкает лунная дорожка, На свиданье с детством, с юностью иду, Радостно, но все же, тревожно немножко.

254

Лица У скульптора на полке лица все расположены рядком. Лицо из глины и из гипса, металл здесь, камень и бетон. Лицо из мрамора, из мела, из воска, зеркала, стекла. «Зачем ты столько их наделал?» – ему вопрос я задала. «Лицо из глины так пластично, меняем мы его легко. Из мрамора – то постоянство, волнения не для него. В лице стеклянном не увидишь ты ничего и никогда, В зеркальном – сразу отразится и твоя радость и беда. Лицо из гипса – это маска, ее легко снять и одеть, А вот лицо из мела людям напоминает пусть про смерть». Все люди носят свои маски, одна сменяется другой, Хочу, чтоб лица выражали всегда, лишь радость и покой.

Может я была... Может я была русалкой? Или, просто, рыбкою? И поэтому о море думаю с улыбкою. Я спешу к нему на встречу или на свидание И прошу его – «Скорее обрати внимание! Поприветствуй меня утром ласковым прибоем, Окати меня прохладной соленой водою. Хоть свидания нечасты – летом и весною, Но поверь, ты в моем сердце и всегда со мною!»

255

Жизнь – штука сложна Дом. Колодец и дрова, старость, одиночество. Наша Клава там живет, Павловна по отчеству. Навестить её иду, немного волнуюсь. Когда думаю о ней, вспоминаю юность. Парни наши на неё с робостью смотрели И в любви признаться ей так и не посмели. Гордою всегда была и такой красавицей! Почему же ты сейчас вдруг одна осталась? С песней, быстро, весело время пролетело. На других ты жизнь свою тратить не хотела. Где поклонники, друзья, дети, где и внуки? Кому скажешь, что болят сердце, ноги, руки? Все предвидеть наперед дело невозможное. Ведь мы знаем, наша жизнь – штука очень сложная.

Дом моей юности Давно уж ушла я из этого дома. Прошло долгих тридцать пять лет, Когда еду мимо, то снова и снова Мне юность моя шлет привет. Я вижу девчонку, чьи косы по пояс К колодцу по воду идет, 256

А вот уже первенца-сына с любовью, Сияя от счастья, несет. Работа, учеба, семья – садик, школа Заботы скучать не дают, А в праздник – гармошка, друзья и родные Знакомые песни поют. Как быстро прекрасное время проходит, За годом проносится год, Но все ж я надеюсь, что дом меня помнит, Ведь юность моя там живет.

Юность Юность наша, ты прекрасна! Сколько тебе лет? Кто сказал, что лишь семнадцать? Нет, конечно, нет! В то, что юность быстротечна, верить не спеши. Не от возраста зависим, больше от души. Если душа не черствеет, любит и мечтает. Сердце наше, всем понятно, возраста не знает. Если сердце и душа в порыве едины, Значит, юность не ушла, и с нею дружны мы!

257

Встреча с юностью Я встретила тебя и сердце встрепенулось, Как будто в летний зной вдруг грянула гроза, Как будто вновь ко мне на миг вернулась юность, Прошло немало лет – её забыть нельзя. Ты смотришь на меня спокойно и устало И что-то говоришь – «болезни» и «врачи», А у меня в глазах, как мы с тобой по залу Танцуя, кружимся, смеёмся без причин. Ты танцевал, как Бог! Девчонки все вздыхали, Что ты не их – меня на танец приглашал, В твоих руках легко все па я исполняла, А после ты меня до дома провожал. И вот Бал выпускной! Вручают аттестаты. Последний вальс-бостон танцуем мы с тобой, Затем, я слышала, уехал ты куда-то, Меня в далекий край забросило судьбой. А годы все летят. Теперь уж мы седые, И танцы уж не те, и музыка другая. Но сердце и душа ведь вечно молодые, И юность меня вновь на танец приглашает.

258

Не уходи! Все трудней и трудней мне сегодня тебя удержать. Может, за руку рядом с тобою идем по привычке. Я хочу, как и ты, громко, звонко вдруг захохотать. И не думать, что, может быть, это совсем неприлично. И хоть смех заразительный, искренний – как-то тревожно, Мне все кажется, что-то хорошее мимо прошло. Знаю я, что прекрасное время вернуть невозможно, Как же можно смеяться, когда мне совсем не смешно. Было время, и я веселилась с друзьями до слез, С нами вместе смеялась земля, даже звездочки в небе, Те, что падали часто куда-то за море, за лес, Никакие желания нами загаданы не были. Я пытаюсь ускорить шаги и шутить, веселиться, И с тобою лететь в те далекие синие дали, Но все чаще мне осень дождливая снится и снится, И метели, что снегом дороги все позаметали. Но приходит весна. Звезды снова срываются с неба. Прямо в сердце мне падают, с ритма сбивают меня. Я должна поспевать за тобой, чтоб не сбиться со следа, Но все дальше уходишь ты, милая юность моя.

259

Лучшие годы Юность моя – это лучшее годы, Время мечтаний, желаний, страстей, Кажется, вот свои крылья расправишь И полетишь над планетою всей. Ведь в юности все мы – максималисты, Видим все в черных и белых тонах. Часто в измене друзей упрекаем, Резки бываем в сужденьях, речах. Зрелость приходит неспешно, с годами, Вроде уже все сложилось в судьбе, Видим мы жизни различные грани, Солнце и звезды, что светят с небес. Это года судьбоносных решений, Верных друзей, что поддержат всегда, Эти года – что фундамент для дома, Того, что строим себе навсегда. Старость – то время спокойных раздумий, Мыслей, анализа, длинных ночей, Воспоминаний о том, что уж было, И сожаленья неспешных речей. В старости смотрим на жизнь мы иначе – Легче, спокойнее, без суеты. Знаем, что это нас всех ожидает, И не пройти мимо этой черты.

260

Вечерние сумерки Вечерние сумерки – время раздумий О прошлом, о будущем и о насущном. Все в призрачном свете – дома и деревья, И память моя, как всегда, мне послушна. Все в прошлом становится четче, яснее, Ведь время снимает с событий одежды, И факты мы видим уж голыми нынче, И так нереальны все даты, надежды. Былых разговоров высокие темы, Улыбку сейчас вызывают они, Но выводы я не спешу еще делать, Мерцают мне юности нашей огни. Те выводы зреют, растут, словно дети, Их время прийти не настало еще, Пусть новых потерь с вами мы не заметим, А радость от новых находок мы ждем.

Что такое старость? Внучка у меня спросила, «Расскажи, что значит старость, С нею, что приходит к людям Радость или же усталость?» Я ответить не смогла ей, Если честно – растерялась. «Я подумаю немножко И ответить постараюсь».

261

Старость – это дар, решила, И поэтому сегодня Я могу себе позволить, Что моей душе угодно. До полночи почитаю, А потом полдня валяюсь И никто мне не указчик, Чем хочу, тем занимаюсь. Я совсем не комплексую, Что там, в зеркале старушка, И лишь глазом подмигну ей, Пару слов шепну на ушко. «Мы с тобой так много знаем, И еще немало можем, Не завидуем нисколько Тем, кто нас с тобой моложе. Можем радоваться жизни. Если не болит, не колет, Если сердце не схватило, Ревматизм не беспокоит. Никогда не поменяем Мы друзей на все седины, А детей своих и внуков На все пятна и морщины. Сами мы с собой танцуем, А захочется – поплачем, Любим мы себя такими, Не желаем жить иначе!»

262

Прошу тебя, Господи Я знаю, Господи, что скоро я состарюсь. Ты научи меня с желаньем совладать В деталях многие события представить, В дела других людей свой нос всегда совать. Когда же я начну друзей всех поучать, Пусть ляжет на уста молчания печать. А если о других я стану вздор нести, Дай силы и ума все в смех перевести. Оставь мне радость, как и прежде, быть радушной, Людское горе принимать неравнодушно, На зло, предательство чтоб злом не отвечать, Плохих людей всегда в упор не замечать. Чтоб не занудой быть, о чем-то размышляя, Где, что и как болит, другие пусть не знают. Чтоб с памяти ушли обиды все и зло И пусть она хранит лишь радость и добро.

Мадонна Концерт Погудина. С волненьем встречи жду. Я с этим голосом знакома была прежде, Но слышать – видеть это наяву… Сбываются же иногда надежды!!! Зал переполнен. Ожиданья шум. Рядом со мною женщина – Мадонна! Сидела она первая в ряду И в зал смотрела как-то отстраненно.

263

Нет, вовсе не красавица она. Лицо простое и без макияжа. Но чем так поразила вдруг меня Я не могу понять сегодня даже. Конечно, неприлично так в упор Смотреть в лицо, не отрывая взгляда, Но, слава Богу, ей не до меня И безразлично, что творится рядом. Уже аккорды первые звучат И музыка и голос – бесподобны! И замираем и она, и я, И в музыке мы растворились обе... Аплодисменты! Браво! Но она Сидела, молча, шаль руками скомкав, В антракте встала и к окошку подошла, Задумчиво стоит одна в сторонке. Со сцены голос снова зазвучал, И красотой нас всех он поражает, Но почему внимание свое На эту женщину я снова обращаю? Все звуки и движенья, и слова, Как зеркало она мгновенно отражает, То светом засветилась изнутри, То, вдруг, слезинка на ресницах засверкает. Поет певец знакомый всем романс Про звезды и знакомую калитку, Мне кажется, что вижу я в саду Её лицо под кружевной накидкой.

264

Концерт окончен. Снова на неё Еще разок взглянула я украдкой. Я знаю, что осталась для меня Она видением приятным и загадкой.

Мудрость Восточная женщина – нежная, стройная, И южные звезды мерцают в глазах, Легко и изящно, как будто бы пёрышки, С водой два кувшина несёт на плечах. Вода в тех кувшинах чиста, и прозрачна – Домочадцев прохладою радует. В одном из кувшинов трещинка малая – И вода потихонечку капает. Но время идёт и кувшин замечает, Что трещина больше, вода всё сильней С кувшина на землю течёт-вытекает. И он обратился к хозяйке своей: «Милая, добрая, мудрая женщина, Мне стыдно, что я обижаю тебя, Воду, что носишь домой ты старательно, В пути разливаю, я сердцем скрипя. Я стар стал, изъян мой уже не исправишь, Возьми себе новый, красивый кувшин. Меня во дворе в уголочке поставишь И буду я там доживать век один».

265

С улыбкой хозяйка ему отвечает: «Я знаю давно об изъяне твоём, Вдоль тропки прекрасных цветов посадила С тобою вдвоём на них воду мы льем. Цветы те растут и мой сад украшают И все они так благодарны судьбе, Что ты их водою всегда поливаешь, И дарят они радость мне и тебе». Восточная женщина вновь наполняет Кувшины водой. По тропинке несет, И знает – изъяны у всех нас бывают, Но мудрость, добро всегда рядом идёт.

Учитель Учитель – это света лучик, Что светит в детство моё, в юность, Там школа и друзья, и я там Перед экзаменом волнуюсь. Учитель учит нас писать, Читать, но больше всего – думать. Чтобы на жизненном пути, Себя с другим не перепутать. Чтобы могли мы точно знать, Где зло, а где добро и счастье, За жизнь умели постоять, Отпор достойный дать ненастью.

266

Танго Движения в танго легки и понятны, Два шага вперед и два шага назад, Воздействие музыки невероятно – Глаза и сердца всех любовью горят. Вначале тем танцем в любви объяснялись, Вложив в него страсть и всю силу любви. Теперь уже пары его исполняют, Но в танго остались законы свои. Держись всегда прямо и двигайся четко. И музыку чувствуй всем сердцем всегда, И в танце ты должен быть дерзким и кротким, Как пламя и ветер, как лед и вода. Тогда этот танец сердца покоряет, И греет нам души, пройдя сквозь века. Танцуйте же танго и, в нем растворяясь, Останетесь юными вы навсегда.

Земной поклон Наши врачи – святые люди, Уверена на сто процентов, А кто не верит, тот узнает, Когда сам станет пациентом. Постичь латынь и все науки – Не каждому под силу труд. Святую клятву Гиппократа Сквозь годы в сердце пронесут.

267

Нас лечат не одни лекарства, (Хоть им большая роль дана). Мы все нуждаемся в участье, Нас лечат нужные слова. Врачи способны добрым словом Нас успокоить, подбодрить, Мы им за это благодарны, И кланяемся до земли.

Светлогорск Центр Светлогорска. На улице шумно, Здесь веселится, гуляет народ. Сотни огней и кафе, рестораны Громкая музыка манит, зовет. Но не они для меня интересны. Взгляд от домов не могу оторвать. Ведь каждый дом, как картинку из сказки, Мог только мастер с любовью создать. Дом охраняют заборов решетки – Хитросплетенье узоров, цветов, И каждый дом по другому украшен Мне неизвестных здесь много кустов. Церковь встречает нас запахом ладана Чудной работы здесь иконостас, И тишина, и для сердца отрада Хочется здесь побывать еще раз.

268

Время проносится неудержимо, Надо нам много еще посмотреть. От красоты оторвать взгляд так сложно, Но очень хочется везде успеть. К Гофману в гости идем на поляну. Сказка в лесу оживает для нас. А в музей Брахерта только заглянем – И оторваться не можем уж час. Как же талантлив был мастер, чьи руки Для нас оставили дивный свой след: Рыбак с Русалкой, парящая Нимфа. Милой Марии на камне портрет. Мастеру камень, металл – все подвластно, Девочка здесь и ткачи оживают, Ну, а «Несущую воду» красавицу, Львы от похотливых рук охраняют. Вот впереди длинный стол – то витрина. Алмазных россыпей вижу богатство. Цветы, деревья, зверюшки и птицы То стеклодува-кудесника царство. Его движения точно волшебные: Чуть-чуть подул и опять поворот, И получились изделия – дивные, Не налюбуется ими народ! Парк. Красота. И душа отдыхает. Здесь повстречали мы новых друзей А вот теперь в гости нас приглашает Не кто-нибудь, сам Макаров Андрей.

269

Музыка льется то ль в небо, то ль с неба Мне непонятно, где я нахожусь И что вокруг – это быль или небыль В музыке слышу я радость и грусть. Орган умолк, но никто не торопится. Все околдованы музыкой чудной. В парке тенистом покой, легко дышится, И свои чувства нам выразить трудно. Вечер прекрасный. Домой еще рано, Мы отправляемся на Променад, С милой русалкой нам встретиться надо, Морю вечернему каждый здесь рад. Фото на память – великое множество, Смотришь – все ясно нам без лишних слов. Последний снимок был сделан на фоне Водолечебницы, Солнце-часов. Завтра покинем мы солнечный город. Благодарим за заботу, вниманье. Верим, что к нам вы приедете скоро. Родных целуем мы всех. До свиданья!

270

Музею янтаря в «Янтарном» посвящается

Заветная шкатулка Таверна. Шум и гам. Здесь слышны крики, споры. О времени лихом, о жизни разговоры. Там пиво льется, пенится, стоит бокалов звон, И лишь в углу, в сторонке один свободный стол. Мужчины, что постарше, с досадой говорят – «Песок совсем стал бедный, лишь крошки янтаря. Осталось лишь надеяться нам всем на Божью милость», Вдруг стало тихо и на дверь все взгляды устремились. Вошел старик в таверну так с виду неприметный. Взглянул и сел уверенно в углу за стол заветный. В руке он трубку держит, огонь не зажигает, Свободною рукою шкатулку открывает. В шкатулке камень-солнце надежду людям дарит, Что море будет щедрым, жизнь веселее станет. Тепло светло вдруг стало всем от шкатулки той, И смех и шутки слышно, и разговор другой. Все знают, пока трубку старик не разожжет, Шкатулка не иссякнет, удача не уйдет.

271

Две реки Стою на высоте и, молча, наблюдаю: Две речки быстрые текут передо мной. Их волны разными цветами отливают, И движутся они одна против другой. Но где-то есть места – они вдруг замирают, Там удивленье? Страх? – никак я не пойму. А люди там стоят момента ожидают, Чтоб речки перейти по каменному дну. И реки вновь бурлят, вперед бегут куда-то. Над ними мост стоит, а дальше там – другой. На тех мостах народ спешит или гуляет, И иногда стоит, любуется волной. Волна одной реки – всех светом озаряет, Как будто сотни солнц блестят, сияют в ней, А у другой волна всегда дрожит, мигает. И желто-красный цвет преобладает в ней. К тем рекам все спешат, но там не отдыхают, Хоть место есть стоять, а иногда присесть. Все АВТОСТРАДОЮ те речки называют, Удобства и угрозы близ них для жизни есть.

272

«Только и осталась песня под тальянку» Сергей Есенин

Праздник Развернись, тальянка, шире. Зазывай на площадь люд. Нынче праздник и в России Все танцуют и поют. Песни льются смело звонко. Душу людям бередят. Про родимую сторонку. Про парней и про девчат. Это шумное веселье В кровь впитал крестьянский сын, Чтоб в краю чужом, далеком Видеть о деревне сны. Рядом с дамой в бриллиантах Вспоминает о другой, Той, с которою когда-то Целовался под копной. Но черемухой душистой Быстро юность отцвела, И метель январским снегом К ней дорогу замела.

273

Мы помним все Стихи Есенина для нас – Это глоток Российской сини, Которую он сам впитал И нам на память подарил всем. Там рощи, трели соловья. Земля, покрытая туманом. Над озером взошла заря, Кругом разлился свет багряный. С лучами солнечной зари В нас просыпается надежда: Вот-вот заплачут глухари, И будет все, как было прежде. Березки белой тонкий стан, В саду костер рябины красной, Мы помним все. В сердцах своих Храним от бурь, чтоб не погасло.

Как жаль... Вчера ко мне во сне пришел Есенин И тихо, грустно говорил со мной, Глаза его синее неба сини, А волосы – пшеничною копной. Он речь повел, как Русь его прекрасна, Рязанские привольные поля, А я ему – Украинские степи Не хуже, а как пахнут тополя!

274

Он, что-то про «Персидские мотивы», О, как была прекрасна Шагане! А я – как пахнут скошенные нивы, И как цветет калина во дворе. Тот разговор продлился до рассвета Мы вспоминали каждый о своем. Когда проснулась, стало мне обидно, Что мало знаю о России и о нем.

Единение Ты знаешь, наверно, что душа есть и тело, И заметил, конечно, как много людей, Чьи тела так близки, и друг друга согреют, А душа – нет покоя и радости ей. Как колючий забор души те разделяет, Как стена изо льда между ними стоит, И от этого разум и сердце страдает, Очень трудно в разлуке приходится им. Но бывает, что в жизни случается чудо: Тот забор поржавел и упал не спеша, Растопить ледяную стену не так трудно, Если этого очень захочет душа.

275

Притча о свечах Не засыпает мой малыш. Темно стало в квартире. Я для него зажгу свечу Да не одну – четыре. Заснул сынок, свечи горят, Горят, тихонько тают, И меж собою говорят, И грустно так вздыхают. «Как трудно мне светить, гореть, Хранить всегда безмолвие, Ведь я не просто так – свеча, А я – свеча «Спокойствие». Мир люди нынче не хранят, Враждуют понапрасну, А злым не буду я светить, Уж лучше я погасну!» Вдруг пламя у другой свечи Тревожно задрожало, «Я – «Вера», – молвила она, – Мне верных очень мало. Святая вера стала вдруг Разменною монетою, Нет больше смысла мне светить Над этою планетою». Горят уже лишь две свечи Стало темнее в комнате. Но есть «Надежда» и «Любовь» Вы имена те помните?

276

На стол у свечечки «Любовь» Слезинка покатилась: «Вы не поверите во что, Я нынче превратилась! Теперь уж люди обо мне Совсем не вспоминают, А нежность, преданность мою Всё сексом заменяют. Зачем гореть, кому светить, Как быть теперь – не знаю, Нет смысла в жизни для меня, Я таю, угасаю» Осталась в комнате гореть Одна свеча – «Надежда», Не поддаётся она злу, Сила её безбрежна. От страха иль от темноты Проснулся сын, заплакал. «Зачем погасли свечки три? Зачем с них воск покапал?» «Не плачь, сынок, – сказала я, – Беда та поправима. Зажжем мы снова свечи те, Пока «Надежда» жива. Зажжем «Мир», «Веру» и «Любовь» От свечечки «Надежда», И будут ярко для людей Светить они, как прежде».

277

Мои сомнения Как ясно нам солнце светило и вдруг наплывает тучка, Это еще не трагедия, просто могло быть и лучше. Так и между друзьями тень иногда пробегает, Важно понять, откуда, и что эту тень бросает. Если то просто тучка, то это быстро проходит, Но душе неспокойно, что это вдруг происходит. И начинаешь другу ты искать оправданье, Может, сама виновата, может, мало внимания. Нет, я, конечно, согласна винить коня, не дорогу, Но, почему же, так больно меня это стало трогать? И ведь приходят мысли совсем другого свойства, Если ты вдруг находишь повод для беспокойства. Если вдруг замечаешь – друг начинает лукавить, Свои интересы выше за счет другого ставить. Не знаешь, что тогда делать, прикинуться, что не видишь? Или сказать все прямо? Вдруг человека обидишь? Может не с того боку смотрю я на эту тень? А может быть и вовсе та тень не на мой плетень. Просто надеюсь, что время все точки i расставит, И будет тогда все ясно, и на душе легче станет.

278

Дружба все переживет От чего так рвутся часто связи – дружба и любовь? Почему-то стала думать я об этом вновь и вновь. В юности – максималисты, в черно-белых все тонах, Не поэтому ль обиды и упреки на устах? С возрастом свои проблемы мы все учимся решать, Но не можем измениться и совсем другими стать. Мы стараемся друг в друга выпустить обиды пар, И из искры раздуваем уж не пламя, а пожар. В том пожаре все сгорает – вера, дружба и любовь, Остается лишь надежда, что вернется это вновь. Чтобы нам по пепелищу безнадежно не бродить, Постарайтесь все упреки вы по полкам разложить. Свои горькие обиды хоть в слезах, но утопить. Помощи просить у Бога: «Дай мне сил все пережить!» И со временем обиды станут меньше и уйдут. Верю, что любовь и дружба беды все переживут.

279

Пожалейте! Ветры дуют в сердце – Северный и южный. И ему тревожно, Да и мне не нужно. И прошу я, ветры, Дуйте чуть-чуть легче, И шепчу сердечку, Держись, держись крепче. Но не может сердце К тем ветрам привыкнуть. Я хочу в отчаянии «Пожалейте!» крикнуть.

Всему свое время... Несется курочка-несушка – яичко в день, иногда в два, И её вовсе не волнует – сегодня лето иль зима. Но вот проходит год за годом, уж два и три, четыре, пять. И курочка вдруг замечает – нет силы, стала уставать. Уже одно яйцо в неделю, а иногда одно и в две. И стало ясно, что недолго осталось жить ей на земле. И, чтобы скрыть свое бессилье, она «ко-ко» кричит, кричит, И этот крик с утра до ночи во всем курятнике звучит. И рассердился тут петух, и клюнул курицу он в темя: «Пора тебе уж понимать, что для всего своё есть время!»

280

Конфетка... Бывают люди – ну, вот просто как конфетка, А сверху слоем шоколадная глазурь. Но осторожно, не спеши её ты кушать И не пытайся заглянуть ты ей вовнутрь. В ней много горько и сладкого намешано – На всех обида или зависть, ревность там Презренье, недоверие всему иному, И подозрительность со страхом пополам. А вот химический состав в ней – тут все ясно. Полезных много витаминов и веществ, Полно порывов и высоких и прекрасных И доброта и состраданье к людям есть. Что теперь делать мне вот с этакой конфеткой, Носить её как сувенир, а может съесть? Решиться выбросить – невероятно жалко, Осталось радоваться и беречь, что есть.

Мерседес Себе купила Мерседес я, смотри, какой красавец! Поздравили родня, друзья, им тоже он понравился. Мне в нём тепло, уютно, класс! И им не налюбуюсь я. А как он мчится! И уже завидует вся улица. Но вот я стала замечать – с ним что-то приключается: Стал дым и газ он пропускать, и уже задыхаюсь я.

281

Но это можно все исправить, узнать бы, в чем причина: Я поменяла кольца, фильтры, протёрла всё, промыла. Но дым и газ снова идет, куда от него деться? Он разъедает мне глаза, печенку, почки, сердце. И жалко и обидно мне, от дыма в горле першит, Его продам, иль подарю – пускай другие ездят. Не избежать в судьбе потерь, так решено на небе. О чем мечтаю я теперь? Да о велосипеде! Хоть ездить трудно будет мне: то влево, или вправо, Но точно знаю, душу мне ничто уж не отравит...

Телефон Мне подарили телефон, – какой красавец! Вид и громкий звон его мне очень нравится. Про то, кто звонит мне сейчас, он громко скажет, Нажму на клавишу, и вмиг часы покажет. Но вот настроить мне его не так-то просто, Совсем другой подход к себе он часто просит. И не уверена я в нем на сто процентов, Всегда имеется дублер без сантиментов. Расстаться с ним я не могу, но я спокойна, Теперь в кармане у меня два телефона.

282

Напрасно... Когда пронзает сердце боль, В душе моей темно и пусто. И нет там мыслей, песен, слов, От безысходности так грустно. Я знаю: «Каждому свой крест», «У каждого свои заботы», Зачем к звенящей тишине Ты добавляешь свои ноты? Давно уж отцвели сады. Осенний ветер дождь приносит. И у тебя, и у судьбы Моя душа пощады просит. В глаза я вечности взгляну, (Для всех приходит час когда-то), И может быть, тогда поймешь, Напрасно обижал меня ты.

Расставание Когда уходят на войну, то плачут и прощаются, Ведь очень многие назад уже не возвращаются. У нас сегодня не война и даже не сражение, С тобой я нынче расстаюсь совсем без сожаления. Ты говорил мне о любви, я верила, надеялась, Но от обид, упреков, ссор, моя любовь развеялась. Но время лечит. Боль пройдет и как туман рассеется. Я тебя буду вспоминать и снова ждать, надеяться.

283

Подарок Получила от судьбы подарок, Не подарок, а загляденье. Я подумала, «вот повезло мне, За что же такое везенье?» Все любуюсь я этим подарком, Боже мой, до чего он хорош. Днем и ночью он светит и греет, С ним не страшен ни холод, ни дождь. Ему место – на самом виду, Как горжусь я удачей своею! И куда я теперь ни пойду, Он со мной – оставлять не посмею. Тот подарок и теплый и нежный, Правда, он немножко колючий. Шипы нежно рукою приглажу, И ему, и мне, будет лучше. Но он к нежным рукам привыкает, Все больней уколоть он хочет. Стали руки в царапинах, ранах, И раны уже кровоточат. Но роптать, сожалеть я не смею, Ведь подарок тот мне от судьбы. Всё вокруг от него расцветает, От тепла его зреют плоды. Вот и осень. Плоды уж собраны, Можно мне хоть чуть-чуть отдохнуть, 284

Но шипы-иглы так разрослись все, Колют в сердце, и мне не вздохнуть. И теперь я не знаю, что делать, И какие помогут врачи, Боль наносят не только колючки, Но и тень от них или лучи. И решила: подарок оставлю В доме, сердце моё, не кричи! А тот дом на замок я закрою, В речку быструю брошу ключи. Я жду, когда раны затянутся, Сердца пусть успокоится ритм. И приду, загляну я в окошко, Что там стало с подарком моим. Может иглы-шипы уж засохли, И на нём распустились цветы? Я спрошу – « Для кого сейчас светишь, А меня вспоминаешь ли ты?» И скажу – «Я тебя вспоминаю Днем и ночью, но встречи боюсь. Знаю, вновь я ту боль испытаю, И твоею иглой уколюсь. Знаешь, буду любить я издали, Лучше мне от разлуки страдать, Чем быть рядом – слезами и кровью Каждый радостный миг отравлять».

285

Исповедь Женщина в церковь пришла исповедаться, (Раньше дороги не знала сюда), Годы и жизнь заставляют задуматься Ведь там, где радость, там рядом беда. “Что привело тебя, милая женщина? – Тихо священник в окошко спросил, “Счастьем и горем пришла поделиться я. Дальше терпеть, молчать нет моих сил. Счастье мое – я здорова, красива, Дети и муж, и достаток в семье. Горе – болезнью неизлечимою Муж мой страдает, и нет жизни мне. Эту болезнь в нем давно замечала, Думала я, что с годами пройдет. Но в нем росла она и все крепчала, И жить спокойно теперь не дает. Я уж к врачам обратиться решила, Но на вопросы один был ответ: Нет от ужасной болезни лекарства, Может быть, Вы мне дадите совет?” “Что за болезнь, расскажи, дорогая?” – Горестный вздох слышит он у окна. – “Ревностью эту болезнь называют, Нашу любовь убивает она”. “Да, тяжело жить с такою болезнью, Бог и молитва поможет тебе. С мужем вдвоем вы боритесь с бедою, И пусть любовь побеждает в борьбе!”

286

Позови Позови и я вернусь, слово лишь скажи, Я тебя не разлюблю, пока буду жив. Все обиды я прощу, горькие слова, Ты лишь только намекни, что любовь жива. Мне в глаза ты посмотри, молча, улыбнись, Все сначала мы начнем вместе на всю жизнь.

Пророчество И что племя Майя хотело поведать, Когда сообщало нам о конце света? Что наше дневное светило померкнет, В кромешную тьму погрузится планета? Мы будем слепыми, глухими, беспомощны, И так одиноки, в сплошной темноте, И всё по другому тогда нам покажется, Желанья и мысли уж будут не те. Не хочется думать, что там были мысли Нас всех испугать и вселить тихий ужас. Они нас из прошлого предупреждали С достоинством встретить, пройти все, как нужно. Но тьма, нам пророчат, не вечною будет, Пред светом тихонько отступит она. Тогда мы оценим друг друга по-новому, И счастливы будем, что жизнь нам дана.

287

Особый дар Детство – сладкая надежда, Юность – дерзкие мечты, грехи, Когда музу повстречаешь, Сами льются из души стихи. Они приходят от беды, От слез, от радости и счастья. Они приходят в ясный день, В день пасмурный или ненастный. И если ты сумел в слова Вложить душевное волненье, То, значит, Бог тебе послал Особый дар стихотворения

Связь поколений Мама, я, и муж мой, дети, внуки – Все между собою мы родня. И одно нам солнце с неба светит, И одна планета всем – Земля. Почему планета так зовется, Не Вода, не Горы, и не Свет Небес. Просто нас Земля поит и кормит, А, в конце, и принимает всех к себе. И еще мы связаны судьбою, Временем, в котором мы живем: В веке прошлом появились на свет Божий, В веке нынешнем мы из него уйдем.

288

Мечта о Рождественской молитве Случайно встретила вчера старую знакомую. Спросила, как твои дела, и, как твоё здоровье? В ответ услышала рассказ о детях и о доме, И, что давно уж мужа нет, и трудно без него ей. «Теперь, когда совсем одна, и не совсем здорова, Я в церковь часто захожу Свидетелей Иеговы. Там много нас, таких, как я, молитвы мы читаем, О своем горе говорим, к себе всех приглашаем». Иеговы? Ново для меня, об этом мало знаю, А вот приду ли я туда – нет, нет – не обещаю. Уж если сердце позовет пойти и помолиться, Пойду, где смотрят на меня знакомые все лица. Там Николай Угодник, мой защитник и наставник, Иисус Христос и Мать его, я свечку им поставлю. И буду я молить о том, чтоб Бог нас так наставил, Чтоб католик, православный там рядышком все стали. Молитвами от всей души и теплым добрым словом Мы славить все сюда придем Рождение Христово.

289

Святое постоянство Церковь как лебедь, расправила крылья, Звонниц корона на голове. Манит к себе она небылью, былью, Дарит надежду мне, и тебе. Я захожу под высокие своды – Храм тишиной и покоем объят. Лишь, освещая картины, иконы, Свечи, как звезды на небе, горят. Взгляды святых так спокойны, торжественны, Мудрость и веру хранят нам в веках, Дева Мария, прижав к груди, с нежностью Божьего сына несет на руках. В мире веками считались священными Родина, Вера и Честь, и Семья. Кто-то придумал, чтоб стать современными, Надо сменить все от «А» и до «Я». Родину нынче сменить не проблема – Сел в самолет и другая страна, Но не забудь ты, что Родина в сердце, Ведь от рожденья она нам дана. С верою в Бога – тут странно все вышло: Был православным – теперь мусульманин, Бывший католик теперь уже Кришна, Веру ли, Бога, себя он обманет? Крепость-семья создается с любовью, Ты для детей готов сердце отдать.

290

Как же теперь – однополые браки, Папой и мамой кого называть? А что до Чести – тут случай особый: (Не прикрывайся злодейкой-судьбой) Будь всегда честен пред Родиной, Верой, Перед семьей и, конечно, собой.

Хочу жить Христос воскрес! Христос воскрес! И весь мир день тот славит. Теперь Бог снова среди нас, поможет и направит! Сегодня надо почитать Священное Писание, Там Бог оставил для людей жить в мире завещание. Любить, творить добро, прощать, не лгать – всегда быть честным, Тогда бессмертным сможешь стать и, умерев, воскреснуть. Быть может, после смерти рай, но где-то есть сомнение: Я на земле, здесь жить хочу, не жду я Воскресения!

291

Возможно... Прекрасно знаю – мои годы летят быстро, И, чтобы не отстать, спешу, спешу вперед, Дни рассыпаются как бисер, как монисто, Но вечность снова их на нитку соберет. Возможно, правнучка монисто то наденет, И бриллианты засверкают на груди, Я ей здоровья и удачи пожелаю, Успехов, радости на жизненном пути.

Не торопись! Замерзло озеро. Застыло все кругом И притаилось в ожиданье чуда. Собравшись дружно за одним большим столом Сегодня Новый Год встречать мы будем. И первый тост поднимем мы за тех, Кто Старый Год сумел прожить достойно И, несмотря на время и дела, Готов помочь, кому вдруг стало больно. А Новый Год вначале будет щедрым, Он праздником одарит весь народ Седьмого все мы Рождество отметим, Ну, а потом и Старый Новый Год. И устремившись в будущее взором, Попросим время – ты не торопись, А выпадут прекрасные минуты, Хоть на мгновение остановись!

292

Желание Как хочу пойти я в церковь, постоять у алтаря, Помолиться и подумать, как проходит жизнь моя. Часто я спешу куда-то, хоть покоя ждет душа. Может, просто не умею жить спокойно, не спеша. Так хочу уединиться, посидеть и помечтать, Музыку дождя послушать и стихи вдруг написать. Но вокруг – одни заботы, муж, семья, мама, друзья, Вновь спешу, как на работу, радуюсь: нужна всем я.

«Жизнь - театр, а люди в нем актеры» В. Шекспир

Я – актриса! С рождения уж знала – я актриса! Я буду выходить из-за кулисы, И роли разные показывать – играть А зритель мне цветы всегда будет бросать. Сказал вдруг режиссер, тот, что стоял в сторонке «В театре ты для всех сыграешь роль ребенка. На сцене будешь петь и танцевать, Смеяться, или плакать понарошку, Но ты ведь понимаешь, что всегда Для зрителя ты – это «свет в окошке».

293

Мне эта роль была легка, светла, мила Играть ее всю жизнь с любовью я могла б. Но вижу режиссер – он снова тут как тут. «Послушай-ка дружок, ведь годы то идут! Уже довольно тебе прыгать и скакать Пора на сцене тебе девушкою стать. Должна ты быть красива и умна, И гордости, достоинства полна. От знаменитостей весь опыт перенять, Но роль ребенка никогда не забывать». И эта роль прекрасна и мила И я ее играла, как могла, Мне кажется, прекрасно получалось, Но вновь я с режиссером повстречалась. «Я вижу милая, что роль тебе подходит Но ты сама пойми, ведь время-то уходит, Ты стала взрослая, должна все понимать И роль уж женщины пора тебе играть. На сцене будь спокойной, не спеши, У зрителей в глазах не мельтеши. Где надо выступи, а где-то с чувством такта Умей ты избежать ненужного контакта. И помни опыт своих прошлых лет, Чтоб избежать непоправимых бед. С актерами плохими не играй И никогда нигде не забывай,

294

Что эта роль на двадцать лет, на сорок, Но пусть в душе всегда живет ребенок. Роль эта будет долгая, трудна. И много сцен. Возможно, ты одна. Не будь со всеми очень откровенна, (Хоть глупо говорить это, наверно). Эмоциями научись ты управлять, И злом на зло тебе не стоит отвечать. Мила будь, обходительна, красива, Не бойся ты другим сказать спасибо, Когда тебе советом помогают, Или, хотя бы, просто не мешают. И будет муж и дети (все как в жизни). Добра ты с ними будь и не капризна, Но цену себе знай, не забывай, А кто забыл, тому напоминай. Ты и женой, и мамой должна стать, Но главное: не смеешь забывать, Что ты сама – и детства простота, И девушка, наивна и чиста. Я понимаю сам, что эта роль трудна, Но я уверен – по плечу тебе она. Теперь иди к своему зрителю – играй, Не трусь, будь смелою, уверенной. Дерзай!» Роль женщины играть пришлось с одним актером, Боялась очень я вновь встречи с режиссером. Но он опять пришел, и мне шепнул на ушко “Сейчас пришла пора играть тебе старушку”.

295

Как? Неужели уж пришла пора? Ведь я еще красива, молода, Полна я сил и планов миллион, Но режиссер сказал: “Таков закон. Да не пугайся, успокойся, – он сказал, – Все та же женщина старушка, лишь она Стала спокойнее и чуточку мудрей, Конечно, опытней, а кое-где сильней. Не станет тратить сил она по пустякам, Улыбкой может дать всегда отпор врагам, С утра она поет, а вечером поплачет, Знает, что главное, что ничего не значит. Я знаю, это сделать очень сложно, Захочешь – невозможное возможно”. И эту роль сейчас я вам играю, Хоть иногда слова вдруг забываю, Тогда дружу с подсказчиком-суфлером И не хочу я встречи с режиссером!

296

Вместо эпилога Проходит жизнь. Кто скажет, без следа? И упрекнет кто, что живу без цели? Быть может, только пролетев, года Покажут нам, что сделать мы успели. Сквозь что прошли, и что ещё грядёт, И ждут какие радости, утраты? Спокойным шагом я иду вперед. С надеждою встречаю своё завтра...

297

О книге и ее авторе Валентина Киселёва – самородок. Она не училась в литературных институтах, писать начала в зрелом возрасте, что вызывает глубокое восхищение и в очередной раз доказывает известную истину – никогда не поздно заняться творчеством. Вторая книга автора называется «Тропинками памяти». Она о прошлом и настоящем. Раннее детство Валентина Киселёва провела на Украине, затем жила в Литве. Горячая любовь к этим двум странам половодьем разливается на страницах книги. Первая часть книги прозаическая. Воспоминания детства, весёлые и грустные истории, рассказанные взрослой женщиной, из которой нетнет да проглянет маленькая девочка, не оставят читателей равнодушными. Вторая часть книги поэтическая. В стихах – мысли и чувства автора сегодня. В книге читатель не найдёт особых литературных изысков, непривычных рифм, замысловатых сюжетов. В ней – реалии недавнего прошлого и реалии дня сегодняшнего, восхищённый взгляд маленькой девочки и опытный взор мудрой женщины. Книга «Тропинками памяти» написана с неподдельной искренностью. Прочитав её, каждый станет чуть-чуть мудрее, чище и добрее. Астрида Монгирд

298

Оглавление От автора / 5 Тропинками памяти / 6 Мое босоногое детство / 7 Пирятин / 7 Дедушкины сапоги / 10 Новогодняя ночь / 11 Сиротка / 16 Моя Покровщина / 21 Солдат / 34 Боженька, помоги / 36 Макар телят пасет / 40 Пора в школу / 45 Зимние каникулы / 56 Трагедия / 69 До свидания, Покровщина / 74 И вновь Литва, новые друзья / 96 Моя первая любовь / 108 Театр / 123 Знакомьтесь – это моя Покровщина / 130 Майечка / 144 Я художник / 145 К читателю / 147 Украина, Ненько моя / 148 Україна, Ненько моя / 149 Украина, боль моя / 150 Кобзарь / 151 Садок вишневый / 152 Садок вишневій / 153 Моя мечта / 153 Моя Россия / 154 День Победы / 155 Память жива / 156

Моя любимая / 157 Я романтик / 158 Память бережем / 158 Как день рождения / 159 Ветеранам / 159 Закончилась война / 160 Офицеры / 161 Звуки музыки / 162 Белые березы / 163 Хочу назад / 164 «Груто» парк / 165 Лебединый клич / 165 Озеро / 166 Отдых в саду / 167 Весна пришла / 168 Весна / 169 Апрельская зима / 169 Апрель / 170 Рассвет / 171 Весенний снег / 172 Раннее утро / 172 Лето проходит / 173 Осенний лист / 174 Улыбнись / 175 Могучий дуб / 175 Осенний покой / 176 Кантата «Дожди» / 176 Мой край / 178 Колокольный звон / 179 Танец / 180 Любовь на века / 180 Найди время / 181 Ты лишь со мной / 181

299

Ты мой / 182 Я жду / 182 Не забудь / 183 Не торопись / 183 Дни мои / 184 Сомнение / 185 Призрак / 185 Улыбка судьбы / 186 Встреча / 187 Любовь туман / 188 Прощание / 189 Омут / 189 Сказка / 190 Странный сон / 191 Сентябрьский подарок / 191 Письмо / 192 Калина красная / 192 Заказ кружевницам / 193 Пенся цыгана / 194 Мне нравится / 195 Земляника / 196 Шарики цветные / 196 Зачем? / 197 Ты поймешь / 198 Ах, судьба моя, судьба / 199 Цветы – любовь / 200 Мамочка моя / 201 Гимн интернету / 202 Обожаю / 203 Два ангела / 203 Доченька / 204 Серебрянная свадьба / 205 Нет, ты не Богиня / 206 Мы вас любим / 206 Мамины глаза / 207

Вспомнишь маму / 208 Сыновний долг / 209 Собеседник / 211 Это начиналось давно / 212 Мой Ленинград / 213 Эмигранты / 214 Прошу вас / 217 Дружба / 218 Надеюсь / 219 Милая девочка / 220 Поздравляем / 220 Женщине / 221 Спасибо / 222 Художник / 223 Картинная галерея / 224 Выставка картин / 225 Пиши, твори / 226 Птица счасть / 227 Памяти друга / 228 И снова год прошел / 229 Девять дней / 230 Желаем тебе / 231 Пожелания / 232 Поздравляем с юбилеем / 232 Наша молодость / 233 Зачем меняться / 233 Шахматы / 234 Геометрия / 235 Ночные птички / 237 Вопреки / 236 Что случилось / 238 Мои стихи всегда со мной / 239 Моя звезда / 239 Уроки жизни / 240 Настроение / 241

300

Тишина / 241 Одиночество / 242 Река жизни / 242 Пусть научат / 243 Старые песни / 244 Старый дом / 244 Судьба кораблей / 245 Стихи / 246 Родительский дом / 246 Обещаю / 247 Снова беда / 248 Страшный сон / 248 Богатство / 249 Учкудук / 251 Течение / 251 Банный день / 252 Как хорошо бы... / 253 Не спеши / 253 Корни / 254 Свидание / 254 Лица / 255 Может я была... / 255 Жизнь – штука сложна / 256 Дом моей юности / 256 Юность / 257 Встреча с юностью / 258 Не уходи / 259 Лучшие годы / 260 Вечерние сумерки / 261 Что такое старость? / 261 Прошу тебя, Господи / 263 Мадонна / 263 Мудрость / 265 Учитель / 266 Танго / 267

Земной поклон / 267 Светлогорск / 268 Заветная шкатулка / 271 Две реки / 272 Праздник / 273 Мы помним все / 274 Как жаль / 274 Единение / 275 Притча о свечах / 276 Мои сомнения / 278 Дружба все переживет / 279 Пожалейте / 280 Всему свое время / 280 Конфетка / 281 Мерседес / 281 Телефон / 282 Напрасно / 283 Расставание / 283 Подарок / 284 Исповедь / 286 Позови / 287 Пророчество / 287 Особый дар / 288 Связь поколений / 288 Мечта о Рождественской молитве / 289 Святое постоянство / 290 Хочу жить / 291 Возможно / 292 Не торопись / 292 Желание / 293 Я – актриса / 293 Вместо эпилога / 297 О книге и ее авторе / 298

301

Киселёва, Валентина Ki-195 Тропинками памяти / – Kaišiadorys : Printėja, 2015. – 302 p.

ISBN 978-609-445-293-2 Вторая книга автора называется «Тропинками памяти». Она о прошлом и настоящем. Раннее детство Валентина Киселёва провела на Украине, затем жила в Литве. Горячая любовь к этим двум странам половодьем разливается на страницах книги. Первая часть книги прозаическая. Воспоминания детства, весёлые и грустные истории, рассказанные взрослой женщиной, из которой нет-нет да проглянет маленькая девочка, не оставят читателей равнодушными. Вторая часть книги поэтическая. В стихах – мысли и чувства автора сегодня.

UDK 821.161.1(474.5)-94

Валентина Киселёва ТРОПИНКАМИ ПАМЯТИ Редактор Астрида Монгирд Фото автора Tiražas 150 egz.

Išleido, maketavo ir spausdino UAB „Printėja“ Vytauto Didžiojo g.114 B, 56111 Kaišiadorys info@printėja.eu, www.printėja.eu 302