СБОРНИК «БЕРЛИНСКИЙ КАЛЕЙДОСКОП» №1

Эта книга создана людьми, которых вы видите на фотографии. Она создана их чувствами, литературным даром, их большим, нередко драматичным, жизненным опытом и сильным желанием поделиться увиденным и пережитым с читателем. Авторы – достойные, состоявшиеся люди, им есть что рассказать. Читая эти страницы, вы пройдёте дорогами их литературных героев, а зачастую и их собственными, многое прочувствуете, многое узнаете. Сборник многопланов, в нём немало тем и жанров: от жёстких военных рассказов – до светлых детских стихов, от щемящей лирики – до смешных житейских историй. В нём множество литературных красок, поэтому зачастую интересно не только о чём написано, но и как: вы сможете заметить яркость образов и красоту языка. Эмоциональная поэтическая лирика, и сдержанно-драматическая проза – ждут здесь своего читателя. А ещё лучше – постоянного читателя: ведь «Берлинский калейдоскоп» будет выходить регулярно... Анна Цаяк Доктор филологии, поэтесса, прозаик, член Международной ассоциации писателей и публицистов.

берлинский калейдоскоп

N.1

2018

б е р л и н с калейдоскоп к и N.1 й 2018

ПОЭЗИЯ

. ПРОЗА . ПУБЛИЦИСТИКА

Литературно-художественный сборник

БЕРЛИНСКИЙ КАЛЕЙДОСКОП

- Берлин 2018 3

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018 Литературно-художественный сборник

«Берлинский калейдоскоп»

“Берлинский калейдоскоп” выходит при поддержке еврейской общины Берлина и Семейного цента “Сион“, за что наша Студия сердечно их благодарит.

Редакционная коллегия: Виктория Жукова (главный редактор), Елена Колтунова, Бронислава Фурманова. Сборник иллюстрирован работами художницы Елены Григорьевой. Компьютерная вёрстка и оформление Даниила Призамда.

ISBN 978-3-926652-86-7 За достоверность фактов несут ответственность авторы публикаций. По желанию некоторых из них в издании сохранена орфография и пунктуация оригинала. © При использовании материалов, ссылка на Сборник обязательна.

4

Лит. студия «Мир Слова»

ОТ РЕДАКЦИИ

В нашей большой, дружной Студии «Мир Слова» – прибавление! Появился первенец – литературный Сборник «Берлинский калейдоскоп». Мы все – поэты, писатели, художники – прошли нелёгкий путь к становлению нашей Студии и к созданию этого сборника. Когда редакционный портфель был уже полон, мы поняли, что готовы предстать перед вами, и наше желание выйти за пределы стен Студии, наконец, воплотилось в жизнь. Мы постарались сделать всё, чтобы найти отклик в душе каждого читателя, и сейчас с волнением представляем его вам. Сборник – это место не только встреч вас с нами, но и нас с вами... Вокруг так много журналов: толстых, тонких, глянцевых, с фотографиями и без, про всё на свете и ни про что, для избранных, для потомков, которые оценят… Зачем же ещё один? Вопрос законный, но с таким же успехом можно спросить: «Зачем ещё один роман? Ещё одна картина? Ещё один человек, в конце концов?» Как у Михаила Булгакова в «Театральном романе»: «Зачем же вам тревожиться, сочинять?» Всё рождается – не зачем, а почему. И потому, что не может не родиться. И вот вы держите в руках нашего литературного первенца – «Берлинский калейдоскоп», и мы приглашаем вас в увлекательное путешествие по его страницам. Если в обычном калейдоскопе от одного лёгкого движения руки возникает новый узор, то в нашем литературном – на каждой перевёрнутой странице вы сможете увидеть, как сменяют друг друга, совершенно разные литературные рисунки – увлекательные события, яркие образы, созданные авторами. А каждый автор – это неповторимый узор большого многогранного калейдоскопа. Пожелаем же нашему первенцу светлого будущего!

5

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

6

Лит. студия «Мир Слова»

ПРОЗА «Для одних стиль – это сложный способ говорить о простом, для других – это простой способ говорить о сложном». Жан Кокто

7

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Яков Раскин

Яков Раскин родился в 1942 г. Окончил в России металлургический институт. В 1975 г. репатриировал в Израиль, работал на разных должностях и в течение 17 лет проходил службу в армии резервистом. Участвовал в войне 1982 г. под кодовым названием «Мир Галилее». Работал главным редактором и издателем журнала «Зеркало». В Германии, в Берлине с 1996 г. Публиковался в различных альманахах. В 2016 г. вышла первая книга «Если Бог с тобой». В настоящее время готовит вторую книгу. Особые приметы по мнению друзей: всегда готов прийти на помощь. Хлебосольный, прекрасно готовит, что может подтвердить любой участник наших совместных праздников, любит изобретать новые рецепты на радость студийцам.

8

Проза

Яков Раскин

ЖЕРТВА КОНФЛИКТА

Шла очередная арабо-израильская война, на этот раз в Ливане. В канун Рош-ха-Шана медицинский полк, передислоцированный в район Бейрута, разворачивал на невысоком холме полевой палаточный госпиталь, готовясь принять раненых. Сам холм, заросший непроходимым кустарником и низкорослыми ливанскими дубками, представлял собой естественную преграду, что и послужило решающим фактором – развернуть медсанбат именно здесь. В наступивших сумерках основные работы были закончены, палатки с указателями расположились в определённом порядке. Командир батальона, высокий, широкоплечий сабра с голубыми глазами и бородой цвета тёмной бронзы, что делало его похожим на командира партизанского отряда из советских фильмов, уселся за стол, поставленный на краю холма. Покопавшись в своём блокноте, он сделал какие-то пометки, дав указание на завтра закончить подключение оборудования к автономному электропитанию и доложить о готовности к приёму раненых. За чаем, приготовленным при тусклом свете фонаря, офицеры завели разговор на извечную тему – о взаимоотношениях арабов и евреев.

– Никакой араб ещё не признавался в том, что он в чём-то виноват, – начал капитан Илан, кардиолог медсанчасти.

– Арабы, с которыми я общался ещё дома, в Ираке, – подтвердил рентгенолог Ури, – всегда в своих бедах винили кого-то другого, только не себя.

– Вы знаете, в чём разница между Востоком и Западом? – в разговор вмешался психолог Менахем, молодой лейтенант, впервые попавший в зону военных действий. – Восток – это культура стыда, а Запад – культура вины. Стыд и вина – два принципиально разных регулятора поведения. Для американца и европей9

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

ца главный регулятор – это внутреннее чувство вины перед Богом, перед собой. Иначе это называется совестью.

– Почему вы, психологи, считаете совестью разницу между стыдом и виной, причём эту разницу считаете принципиальной? – удивлённо спросил Ури.

– Да потому, что европейцу может быть жалко убитого араба, – перебил его Менахем, – он может испытать чувство вины за его смерть. А араб, убив европейца, чувствовать себя виноватым не будет. Стыдно, по их мнению, может быть только среди своих, и это работает внутри ИХ группы, а люди ВНЕ их группы воспринимаются арабами как нелюди, которых можно уничтожать безжалостно и бесстыдно. В беседу вступил ранее молчавший врач-нарколог Алекс, родители которого потеряли всех родственников во время Холокоста.

– Мы живём в мире, где есть деньги на войну, но нет денег на мир. Европейцы за 20 веков истребления евреев привыкли считать безнаказанное убийство еврея своим естественным правом, и ныне до глубины души возмущены тем, что Израиль лишил арабов этого права и посмел защищать своих граждан. При этом поборники прав человека пекутся о правах бандитов, организаторах террора, а не о правах жертв. Они различают два террора – плохой и хороший. Плохой террор – это когда Израиль уничтожает главарей террора. Тогда все кричат «караул» и созывают Совет безопасности. Хороший террор – это когда убивают евреев. Тогда гуманисты удовлетворённо молчат и ничего не созывают.

– Поверьте моему опыту, – подытожил комбат, – насилие с их стороны вызвано, скорее всего, фанатизмом, завистью и неприятием западной цивилизации. Черчилль на вопрос, не будет ли распространение еврейского очага на всю Палестину грубой несправедливостью по отношению к арабам, ответил: «А в чём за10

Проза

Яков Раскин

ключается грубая несправедливость, если люди приходят и создают в пустыне пальмовые и апельсиновые рощи? В чём несправедливость, если создаётся всё больше рабочих мест и богатство для каждого? В этом нет несправедливости. Несправедливо, когда живущее в этой стране население, оставляет её пустыней в течение целых тысячелетий». Разговор мог бы продолжаться бесконечно, но ближневосточная ночь уже накрыла своим чёрным покрывалом леса и горы, лишь изредка, нарушая тишину, доносился со склона холма шорох да истошный крик совы, сумевшей, очевидно, заметить в этой кромешной тьме добычу. Вдруг, у самого края холма, послышался чей-то торопливый топот. В недоумении глядя друг на друга, собеседники стали на всех языках кричать: «Кто там?» Даже приблатнённый шофёр Давид, механик из Винницы, вставил свои две копейки по-русски: – Эй, фраерок! Если шо-то там нашёл, то выходи и поделись с народом. Не дождавшись ответа, комбат приказал погасить лампу и, обращаясь к кустам, громко крикнул по-арабски: – Мин hупак? Руах менhон (Кто там? Выходи из кустов!). Но ответом был лишь шелест кустарника и короткие перебежки неизвестного. Оглядев присутствующих, комбат сказал: – Необходимо прочесать склон своими силами. Время позднее, а попытки проникновения террористов на территории военных баз уже бывали, и мы ни в коем случае допустить этого не должны. Ну, кто добровольцы? Честно признаться, большого желания рисковать своей жизнью ни у кого не было. Но кто в данной ситуации посмеет отказаться, даже понимая, чем эта затея может для него кончиться? Присутствующие сняли с предохранителей оружие и молча стали спускаться по крутому склону на расстоянии двух метров друг от друга, держа фонарики на отлёте, если будут стрелять, то пуля по11

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

падёт в руку. После проигнорированного последнего предупреждения командир дал команду открыть огонь. Разорвав своим треском ночную тишину, автоматы выпустили в сторону шевелящихся кустов по полному магазину. Раздался дикий визг. Через пару минут, осторожно раздвинув кусты, все застыли от удивления: перед ними лежала изрешечённая пулями окровавленная туша двухсоткилограммового дикого кабана-секача со страшными, загнутыми вверх клыками. Дитя природы, сам того не ведая, стал жертвой арабо-израильского конфликта, к которому не имел никакого отношения. Но поскольку убиенный принадлежал к некошерному свинячьему семейству, то он так и остался лежать в луже крови до утра – кухня израильской армии была строго кошерной.

– Капора!* Да будет это моим искуплением в Йом-Кипур! – Давид закинул за плечо автомат. – Теперь я стал лучше понимать охотников, для которых охота – это спорт, но только до того момента, пока не заканчиваются патроны, а кабан ещё жив! Утром тушу убитого секача передали арабам-христианам из соседней деревни в виде «гуманитарной помощи». Они с благодарностью приняли подарок, но стали разделывать тушу прямо на месте, поскольку поднять и тащить такую глыбу не представлялось возможным. Наблюдая за их действиями, религиозная часть медсанбата плевалась и посылала проклятья на их грешные головы.

– И шо им это так мешает жить? – Давид, лукаво усмехаясь, пожал плечами, – Нехай едут у Винницу. Я слышал, шо там местные евреи нашли способ делать сало кошерным: они стали подковывать свиней и кормить их сеном, – доставая фляжку, рассмеялся он своей же шутке. * Кaпорa (иврит) принесённое в жертву животное, как искупление грехов в Судный день.

12

Проза

Яков Раскин

– Будешь? – и, не дождавшись ответа, пояснил, – да не вода это, а водка. А водка – он назидательно поднял указательный палец, бросив взгляд в сторону психолога Менахема, – это самый лучший психотерапевт, потому что часы приёма всегда в удобное для нас время. Мы чокнулись и выпили за удачное завершение операции.

– Вот закончится война, – мечтательно произнёс Давид, – буду учить языки. Кто знает, когда и в какой ситуации это может пригодиться! КОЛЁСИКИ СО СКРИПОМ * Либо человечество покончит с войной, либо война покончит с человечеством. Джон Кеннеди

В конце 70-х годов пришлось мне нести службу на военной базе, что в пустыне Негев в 45 км. от Беер-Шевы. В то время там было небольшое поселение с беспорядочно разбросанными шатрами бедуинов без явных признаков цивилизации. Основным Бедуины Негева занятием бедуинов было скотоводство, а транспортом в течение нескольких тысячелетий оставались «корабли пустыни» – верблюды, в изобилии бродящие рядом. Но времена меняются, а вместе с ними меняются и люди. Когда в 1948 году образовалось государство Израиль, земля бедуинов была конфискована, и было потрачено три миллиарда фунтов на их переселение. Сегодня бедуины ведут оседлый образ жизни, но в тех же шатрах, зато около них можно увидеть * На дворовом языке – сапоги со скрипом.

13

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

автомобили и даже трактора. Как результат, в настоящее время на добровольной основе в пограничных войсках ЦАХАЛа служит примерно 50% бедуинов, добропорядочных граждан Израиля, и для большинства – это семейная традиция нескольких поколений. И вот мне, бывшему жителю советской Латвии, пришлось провести августовский месяц резервистом в пустыне при средней температуре 40-50 градусов. Представьте на минуту, как чувствует себя рыба без воды, так же чувствовал себя и я, к тому же мне в течение 2-3-х дней пришлось ощутить ещё и хамсин – раскалённый воздух-суховей, температура которого в тени превышала 45 градусов. Заснуть ночью было невозможно и приходилось дремать, стоя под душем. Шаг в сторону от него для непривычного к этому климату человека считался необдуманным героизмом. Боже, какое это было счастье, когда через пару дней – обычный срок хамсина – он прекратился и стало относительно прохладно. Но главной проблемой для нас были взращённые на арабском экстремизме огромные крысы, отличающиеся от своих европейских сородичей особой наглостью. Так уж случилось, что первые дни мне пришлось на складе сортировать военную форму, отслуживших свой срок резервистов, в карманах которых ещё сохранились крошки хлеба и прочие остатки еды. Полчища крыс, считая помещение склада своей вотчиной, без опаски прогрызали ткань в нескольких местах, не обращая на нас никакого внимания. Строение было разделено пополам: в первой половине жили резервисты, а во второй находился сам склад. Сообщались эти половинки сверху балками, по которым крысы ночью строго по ранжиру перебегали на нашу половину в поисках еды и, бывало, с высоты 3-х метров падали прямо на лица спящих солдат, внушая поначалу ужас, но потом к этому все привыкли и смахивали их с лица ладонью, словно комаров. Правда, был случай, когда одна из крыс пыталась отгрызть у спящего солдата мочку уха. Перед субботним отпуском я вышел проверить состояние моего автомобиля и остановился в удивлении: из песка торчала консервная банка. Первая мысль была – мина, но, присмо14

Проза

Яков Раскин

тревшись, увидел ещё несколько таких же банок. Понятно, что миной это быть не могло, так как они обычно закапывались глубоко в песок. Рискнул… и поддел её ботинком – взрыва не последовало. Глядя на бумажную этикетку на банке, я поСухой паёк израильского солдата нял, что это гуляш, причём, кошерный и произведен в Румынии для израильской армии. «Странно! Но почему её выбросили?» – огляделся вокруг: банок – море! В течение часа багажник автомобиля был до отказа заполнен халявными банками. Как выяснилось позже, военнослужащие, распотрошив ящики с сухим пайком, выбрасывали всё ненужное, оставляя для себя лишь деликатесы: фруктовые компоты, галеты, соки, халву и т.д. В то время ещё не было такого понятия, как срок годности, и собранные в песке качественные продукты в течение длительного времени сокращали расходную статью семейного бюджета на питание. Через несколько дней я получил новое назначение, на этот раз в другое пекло – в Синай. О, Боже! Почему именно мне «такое?» Лишь только год назад пришлось служить в Иудее, недалеко от Мёртвого моря, где опасностью являлась другая «хвороба»: большие мухи – шошанат Иерихо, (иерихонская роза), обитающие в районе города Иерихон, от укуса которых на лице и теле появлялись незаживающие язвы. Несколько забегая вперёд, скажу, что только в 90-х нашли достойное противоядие от этой напасти. Синайская пустыня резко отличалась от пустыни Негев и её нельзя было назвать необитаемой. Помимо бедуинов с верблюдами, в песочно-каменистой пустыне можно было встретить лисиц, горных козлов, тушканчиков, змей, полосатых гиен и ша15

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

калов. Растительности, за исключением незнакомых мне кустиков, не было, и именно здесь родилась пословица: «В Синае каждая колючка – цветок». Но то, что я увидел здесь, поразило меня не меньше, чем «консервно-крысиная» пустыня Негев. Среди песка и камней до самого горизонта вместо цветов в беспорядке торчали… ботинки, много ботинок – тысячи. Откуда? Задубевшие под палящим солнцем в течение длительного времени, они превратились в некий безмолвный памятник, но кому? Стал наводить справки и узнал, что эти ботинки некогда принадлежали египетским солдатам, армия которых была окружена бригадой генерала Ариэля Шарона в Шестидневной войне 1967 г. Должен привести несколько любопытных фактов, связанных с этой войной, ставших легендой. Брошенные в песках ботинки В прошлом году отмечали 50-летие Шестидневной войны – войны удивительно скоротечной и надолго определившей характер политической обстановки на Ближнем Востоке. К сегодняшнему дню она окончательно превратилась в легенду о непобедимости израильской армии. По сути, Шестидневная война 1967 года – это избиение Израилем всех соседних арабских стран, в несколько раз превосходящих еврейское государство по численности войск. С тех пор принято говорить о ЦАХАЛе в преувеличенно возвышенных тонах, как о чуть ли не лучшей армии мира с априори гениальным командованием. Но ничего принципиально нового израильская армия тогда не продемонстрировала, если не считать чрезвычайно высокого уровня самоорганизации и уникального боевого настроя. Внезапное нападение израильской авиации на египетские аэ16

Проза

Яков Раскин

родромы – не новшество. Русские это проходили 22 июня 1941 г., а американцы – 7 декабря 1941 г. (в Перл-Харборе). Совпадения прослеживаются вплоть до мелких деталей. Накануне начала войны советское командование отдало приказ не обстреливать немецкие самолёты, нарушавшие воздушное пространство СССР. Примерно такой же приказ издали и в Каире, опасаясь к тому же сбить транспортный самолёт с собственным командованием, которое вздумало инспектировать Синай с воздуха. Президент Египта Гамаль Абдель Насер, который восприни-

Герои войны Ариель Шарон и Моше Даян

мался в арабских странах как неформальный лидер, горел жаждой реванша за поражение в 1956 году. Его стратегическим партнёром стала Сирия, фактическим правителем которой был бывший начальник штаба Салах Джадид. Пришедшие оба к власти в результате военных переворотов, они считали, что с Израилем нужно разговаривать только с позиции силы и в ноябре 17

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

1966 года две страны заключили военный союз. К ним присоединились Иордания и Ирак. Готовность присоединиться заявили Кувейт, Алжир и Саудовская Аравия. Таким образом, к началу июня 1967 года Израиль был плотно обложен по периметру войсками арабских стран, только и ждавших сигнала к наступлению. В мае Египет запретил кораблям Израиля проходить через Суэцкий канал в Красное море и закрыл Тиранский пролив, лишив тем самым израильские корабли возможности заходить в собственный порт Эйлат. Убеждённый в скорой победе Насер призвал арабские страны «сбросить евреев в море» и навсегда покончить с сионистским инородным образованием на теле Ближнего Востока. Правительство Израиля отдавало себе отчёт в том, что предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. И, если для арабов любая война была всего лишь очередным раундом борьбы с евреями, то у израильтян стоял вопрос об их физическом существовании и они не могли себе позволить её проиграть. Гораздо легче было выиграть войну, чем сохранить мир, а вот как в дальнейшем не допустить новой агрессии против Израиля – это уже другая проблема. К такому развитию событий в стране были давно готовы. И уже с 1965 года войска ЦАХАЛа готовили превентивный удар по противнику. Подготовка к внезапному израильскому авиаудару проводилась в атмосфере полной секретности. В день начала войны, ранним утром, агенты израильских спецслужб, не очень доверяя США, пробрались на крышу посольства США в Тель-Авиве и вывели из строя установленную там антенну слежения, чтобы не дать американцам возможность засечь вылет израильских самолётов. Сами пилоты узнали о предстоящей операции лишь за пять часов до авиаудара. Очевидно, у израильской разведки были основания не доверять американцам, примером чему может служить история с разведывательным кораблём радиоэлектронной разведки ВМС США «Либерти». Израильской разведке стало известно, что американцы всту18

Проза

Яков Раскин

пили в сговор с Иорданией и Египтом и передают этим странам разведданные в ущерб Израилю. Так, 4 июня 1967 г., агент ЦРУ в Египте сообщил президенту Насеру, что Америка готова предоставить ему секретную информацию об Израиле. Насер встретил это сообщение смехом. Его воздушный флот мог бы облететь весь Израиль и собрать нужную информацию без помощи американцев. В конце концов, скоро и самого Израиля не будет. Руководство приняло решение нейтрализовать американское разведывательное судно. Во второй половине дня 8 июня 1967 года началась атака израильских самолётов по «USS Liberty», в результате чего погибло 34 и ранено 174 члена экипажа американского корабля. Таким образом, благодаря смелому и дерзкому рейду израильской авиации, разведывательное судно ВМФ США было нейтрализовано.

5 июня 1967 года израильская армия нанесла удар, в результате которого авиация Египта и Сирии уже через пару часов перестали существовать. Первоначальный удар по Египту был нанесён в 7.45 утра, когда египетские лётчики находились на завтраке. Одновременно нападению подверглись 11 египетских авиабаз. В операции участвовало 183 самолёта, что составляло 95% боевой израильской авиации. К 9 часам утра было уничтожено 197 египетских самолётов, причём 189 на земле и 8 в ходе воздушных боёв. Оставшиеся самолёты не могли взлететь, поскольку были разрушены взлётные полосы. Были также приведены в полную негодность шесть авиабаз. Одно из ожесточённых сражений развернулось на Синае между бригадой генерала Ариеля Шарона и 2-й египетской армией, усиленной танками и самоходными орудиями. За три дня боёв оборона египтян рухнула, и почти 100-тысячная египетская группировка была окружена и попала в плен. В этой операции Ариэль Шарон применил военную хитрость Он позвонил своему другу, начальнику одного из складов, и попросил срочно прислать фонари – жёлтые, зелёные и красные. Несколько часов их красили и срочно доставили в штаб бригады. Шарон приказал закрепить их на задней нижней части танковой брони, чтобы 19

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

противник не мог их видеть. Это позволило во время ночного боя временно отключить все переговоры по радио, но давало возможность отличить «своих» от «чужих», а противника лишало возможности «прослушки» переговоров танкистов и приказов командования. Бой на Синайском полуострове стал единственным прямым наземным столкновением ЦАХАЛа с более или менее равноценным противником, воюющим по классическим канонам маневренной войны. Он длился 24 часа, после чего египетская армия полностью прекратила сопротивление в Синае. Остатки египетской армии, пытавшиеся избежать пленения, бросали амуницию и мешающие им бежать тяжёлые армейские ботинки, и дальнейший путь проделывали босиком. Вот эти ботинки я, очевидно, и увидел. Интересный факт: во время пленения с военнослужащих, кроме офицеров, снимали обувь, чтобы те не могли далеко убежать по раскалённому песку, но после проверки их отпускали, помогая даже перебраться через Суэцкий канал. История современного Израиля – романтическая и героическая. Ещё сто лет назад на месте городов с процветающими компаниями, счастливыми молодыми жителями и комфортным жильём была пустыня, и она бы ею так и осталась, если бы не современная сильная армия, созданная в первые две недели существования Израиля и являющаяся частью культуры еврейского народа. Существует версия, что, если бы кавалер Ордена Ленина фельдмаршал Абдель Хаким Амер не впал в панику и не отдал бы странный приказ о тотальном отступлении из Синая, война продолжилась бы несколько дольше, и потерь у ЦАХАЛа тоже было бы больше. Но сейчас-то легко судить, а на третий день после окончания Шестидневной войны Амер попытался свергнуть Героя Советского Союза, президента Насера в ходе попытки военного переворота, но не задалось, и 47-летний фельдмаршал покончил жизнь самоубийством. Советские военные советники к планированию наземных операций вообще не допускались. Арабы вели себя по отношению 20

Проза

Яков Раскин

к ним высокомерно и использовали их лишь в качестве технической обслуги. Советские «командировочные» отвечали им взаимностью и сохранили неприязнь к арабскому военному командованию, по сей день, нехорошо обзывая их «необученными маймунами». Ариэль Шарон стал символом этой войны потому, что своей операцией сломал хребет египетской армии, и ещё потому, что раненый, но оставшийся в строю, прижал врага к позорной стене.

P.S. И, как насмешка, усеянная ботинками дорога почти по всей территории Синайской пустыни до Суэцкого канала была в шутку названа израильскими солдатами «наалей квиш ле ло ктовет» – башмачный путь в никуда. Дай-то Бог, чтобы эти ботинки кому-то что-то напоминали, и со временем превратились бы в цветы, которых так не хватает в Синайской пустыне. *В рассказе использованы фотографии и сведения из открытых источников.

21

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Михаил РуМеР-ЗаРаев

Михаил Румер-Зараев – родился в Москве в 1936 году в семье журналиста. Окончил Московский институт инженеров землеустройства. Недолгое время работал инженером-геодезистом. А потом долгие годы – в различных газетах и журналах Москвы. Заведовал отделом промышленности в «Московской правде», был спецкором «Сельской жизни», заместителем редактора в отделе публицистики «Огонька», заместителем редактора еженедельника «Век». Член Союза журналистов и Союза писателей Москвы. Автор книг: «Семейное поле», «По следам Смоленского архива», «Одиночество власти», «Сошествие в ад. Жизнь и гибель Варшавского гетто», «Диабет и другие повести». Печатается в различных литературных журналах. Его творчеству свойственно бережное обращение с историей. В историческом пространстве живут и герои семейных саг Михаила Румера-Зараева, объединённых в книге «Диабет и другие повести». Писатель живёт в Берлине. Является соредактором газеты «Еврейская панорама».

22

Проза

Михаил Румер-Зараев

В БУНКЕРЕ

(Из рукописи, найденной в развалинах варшавского гетто) Я ещё лежу в полусне-полуяви, почти физически ощущая спёртый воздух спальни, пропитанной запахами наших немытых тел, вглядываясь в тусклый свет лампочки, болтающейся на шнуре под потолком. Рядом похрапывает Шмулик, отсыпающийся после своих дневных подвигов. Первым просыпается рабби. Покряхтывая и тяжело дыша, он садится на койке, спускает ноги на пол и долго сидит в этой позе, оглаживая бороду, и шепча молитву. Это первая молитва, произносимая ещё до омовения рук, сразу же после пробуждения: «Моди ани лефанеха…» – «Благодарю тебя, владыка, живой и вечный за то, что ты по милости своей, возвратил мне душу мою. Велико твоё доверие ко мне». Потом он тяжело встаёт и отправляется на кухню. В приотворённую дверь я вижу, как он, держа кружку в правой руке, обливает кисть левой, потом берёт кружку в левую руку и обливает правую. И так трижды. Затем умывает лицо, полощет рот и произносит вторую молитву: «Барух ата Адонай Элогейну…»

– «Благословен ты, Господь, Бог наш, владыка вселенной, освятивший нас своими заповедями и давший нам повеление об омовении рук!» Так вставал и молился мой дед и все мои предки. Таков ритуал, регламентирующий день еврея от утреннего пробуждения до часа, когда он вечером ляжет в постель. А у Шмулика свой Бог. Проснувшись, он садится на койке, скрестив ноги, и подолгу рассматривает револьвер. Он чистит, и разбирает его, вертит барабан, пересчитывает патроны. Шепчет ему разные ласковые слова. Это его дружок, который никогда не подводит его, с которым ему не страшно весь день проводить в развалинах, осторожно перебегая из дома в дом, подолгу сидеть где-нибудь на полуразрушенном лестничном марше на высоте третьего этажа, часами дожидаясь добычу. И вот мельк23

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

нёт зеленый или чёрный немецкий мундир, вот подставится и высветится в летнем солнце спина или голова, порой и без каски, можно прицелиться и – не подведи, дружок… Возвращаясь после своей дневной охоты поздним вечером и кладя револьвер под подушку, он удовлетворённо говорит: «Ещё один…» Этот одинокий охотник в прежней жизни был парикмахером. Сейчас он мститель, потерявший семью – жену, дочь, родителей. Но кто ж из нас не потерял кого-нибудь из близких? Я был потрясён, когда впервые увидел наш бункер. Расположенный глубоко под поверхностью двора, просторный – 30 квадратных метров, с трёхметровой высоты потолком, со спальней и кухней, со своей динамо-машиной и трансформаторной подстанцией, с водяным насосом, электрической и угольной плитами на кухне, с продовольственным складом, набитым крупами, жирами, картофелем, сухарями, со сложной двухступенчатой системой маскировки. Войти сюда можно только через подвал, вход в который заслоняет двухтонного веса подвижная стена. Он казался мне чудом инженерного искусства и верхом предусмотрительности. Строительство таких бункеров развернулось сразу после большой депортации, и Бог знает, сколько денег было вложено в это строительство, какие огромные, оплаченные миллионами злотых, связи с арийской стороной были включены, сколько людей вложили в эти убежища свои приберегаемые на самый последний случай деньги. Моё место стоило 20 тысяч злотых. Это почти всё, что дали мне боевики за помощь в похищении кассы юденрата. Тогда, зимой мне это казалось спасением, также как и девятерым другим членам нашей компании, строившей себе убежище. Я, конечно, понимал, что не мы одни такие умные. Все, кто мог, опускался под землю. Я думаю, что сооружались сотни таких бункеров, а это означало, что тысячи людей надеялись отсидеться под землёй. Создавался целый подземный мир. Наши запасы продовольствия были рассчитаны на полгода. А там? Не может же это не кончиться каким-то образом? Как в романе какого-нибудь фантаста, мы уходили с поверхности этой 24

Проза

Михаил Румер-Зараев

земли, с её чудовищной жестокостью, войной, уничтожением целого народа, уходили в свой замкнутый мирок, где можно жить размеренной жизнью, слушать радио, приносящее вести с земли, играть в шахматы, предаваться воспоминаниям и ждать, ждать, когда закончится это безумие с тем, чтобы снова выйти на божий свет не жалкими изгоями, а теми, кем мы и были раньше – уважаемыми людьми, охраняемыми законом и всем цивилизованным правопорядком. Какими наивными мне кажутся сейчас эти мечты! Мы спустились в бункер утром 19 апреля, как только немцы вошли в гетто, и началось восстание. И весь день лежали, прислушиваясь к грохоту снарядов и автоматным очередям. Когда вечером наступила тишина, и мы решились выйти на поверхность, то, что мы увидели, было неописуемо. Весь двор был усыпан битым стеклом, обломками обгорелых досок, оконных рам, всевозможной домашней утвари. Окрестные дома горели, и было светло как днём. Уйдя обратно в бункер, мы решили не выходить на поверхность, ждать пока всё не утихнет. На следующий день стрельба и взрывы не прекращались. Один из нас, не усидевший вечером в бункере, вышел снова и принёс весть, что немцы поджигают дома, даже не оказывающие никакого сопротивления. Всё горит. И тогда кто-то вспомнил, что в соседнем подвале хранится несколько десятков тонн угля, принадлежавшего фабрике щёток. Если он загорится, мы изжаримся в своём бункере, как на сковородке. Началась паника. Решено было уходить, искать другой бункер. Остались только мы с рабби. Мне почему-то передался его фатализм. К тому же Шмулик, который присоединился к нам позднее, когда его боевая группа погибла, а он уцелел и каким-то образом узнал вход в наш бункер, сказал нам, что в подвалах, где хранится уголь, имеются отверстия, и при наших толстых стенах, пожар нам не угрожает. Те, кто ушли, исчезли, и мы ничего о них не знаем. Скорее всего, их новый бункер немцы обнаружили. По рассказам того же Шмулика они пядь за пядью обследуют сгоревшие дома и подвалы, взрывают всё, что кажется им подозрительным, и ищут 25

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

убежища. И вот мы с рабби день за днём лежим в полумраке, тихонько переговариваясь, прислушиваясь к отголоскам немецкой речи на поверхности, стуку ломов и кирок, какому-то непонятному бряцанью металла об асфальт, чувствуя себя заживо погребёнными. В октябре 38-го, когда нас, группу евреев, высылаемых из Берлина на родину, в Польшу, собрали в полицейском участке перед отправкой на вокзал, и мы сидели в камере в тоскливом молчании, растерянные, полуодетые – некоторых взяли прямо с постели – ко мне вдруг обратился малознакомый пожилой человек.

– Вот ты, – сказал он, – студент раввинской школы, изучаешь иудаизм, ты знаешь о нём больше, чем кто-нибудь из нас. Так ответь, что иудаизм может сказать нам сейчас? – Я не нашёл, что ответить. Но тот же вопрос я задал минувшей ночью рабби. Он как всегда помолчал, как бы выжидая, всё ли я сказал, не спрошу ли ещё что-нибудь, а потом начал своим низким хриплым голосом: – Насколько я понимаю, ты спрашиваешь меня о том, как объяснить наличие в мире зла, как соотносится зло с существованием Бога? Это давнее противоречие. В Талмуде оно выражено в истории жизни рава Элиши бен Абуя, утратившего веру при виде страданий невинных. Он жил во времена владычества римлян. По одной версии, он стал сомневаться в справедливости и могуществе Бога, став свидетелем гибели мальчика, исполнявшего в этот момент заповедь Торы. А по другой – увидел, как свинья тащит язык умершего мученической смертью мудреца. И тогда Элиша воскликнул: «Как! Уста, глаголившие мудрость, должны теперь лизать грязь?» Он вышел и тут же согрешил. Рабби замолчал, не ответив на мой вопрос. Как и многие иудейские теологи, он часто не отвечал на вопрос сразу, давая ещё дополнительную пищу для размышлений. А я подумал, что этот Элиша бен Абуй в сущности был далёким предшественником Ивана Карамазова, решившего, что, если Бога нет или он самоустранился, то «всё дозволено». Впрочем, рабби наверняка не читал Достоевского, и более того, если бы я привёл ему этот пример, он скорее всего сказал 26

Проза

Михаил Румер-Зараев

бы, что и мне следовало бы поменьше читать гойских писателей и философов, а побольше изучать Мишну и Гемарру. Потом я вспомнил, как это противоречие формулировал Эпикур. Бог или хочет устранить зло и не может, тогда он бессилен, что несовместно с Богом, или может, но не хочет. Тогда он зол, что также чуждо Богу. Или не может и не хочет. Тогда он бессилен и зол, а значит и не Бог. Если же он и хочет, и может, откуда тогда зло, и почему Бог его не устраняет? Рабби снова заговорил, теперь он почти шептал, делая паузы между словами, и я еле разбирал слова: – Бог не может быть ни хорошим, ни плохим. Он не творит зло и не создает добро. Он не может совершить аморального поступка. Он вообще не моральное существо… Бог не определяет заранее, что один человек станет праведником, а другой злодеем. У человека должна быть свобода выбора. И Бог уважает эту свободу… Если у человека отнять возможность стать злодеем, он не станет и праведником. Ведь праведником можно стать, только если есть свобода выбрать противоположное… Всевышний не может вмешиваться. Если бы он вмешался, зло исчезло бы, но исчезла бы и возможность делать добро. Свобода и ответственность – это сущность человека, без них он не человек. Если бы исчезли добро и зло, исчез бы и сам человек… Бог хочет, чтобы человек существовал, и он даёт ему свободу выбора. Используя эту свободу, человек часто выбирает не тот путь, который следовало бы. И тогда страдают невинные. Он замолчал, и я понял, что больше говорить на эту тему с ним не следует. Да, разумеется, это проблема не столько Бога, сколько человека. И сразу же возникает соблазн, признав абсурдность Бытия и не чувствуя присутствия Бога в мире, единственной ценностью признать то, что сотворено человеком. Вне этого нет ничего, кроме безразличного Космоса. И тот факт, что человек способен творить, – единственное оправдание существования Вселенной. Но тут же приходится сделать следующий шаг: коль скоро нет Высшего судьи, бытие бессмысленно, и только человек создаёт ценности, тогда кто определит, что истинно, а что ложно? Человек? Но какой человек? У разных людей разная прав27

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

да. У штурмбанфюрера Хефле, отправившего в Треблинку 350 тысяч евреев, – своя правда, – правда очищения человечества от вредного племени. Он ведь не лицемерит, он искренне считает, что делает благое, нужное его стране дело. У меня – другая правда. И кто же нас рассудит, если Высшего судьи нет. А если он есть, то где он сейчас? Получается порочный круг. Невозможно искать причины нашей трагедии в грехах евреев. Эта трагедия – абсолютная несправедливость, санкционированная Богом, также как несправедливостью были «игры», затеянные с Иовом Сатаной с разрешения Бога. И я начал вспоминать книгу Иова, мою любимую библейскую книгу. Её метафоры… Небеса, которые Бог распростёр над Иовом – «твёрдые, как литое зеркало». Солнечные лучи – «ресницы зари». Море при рождении, подобно ребёнку, было закутано в пелену тумана. А как Иов говорит с Богом? «Вспомни, что жизнь моя – дуновенье… Завтра поищешь, и меня нет». И моя жизнь – дуновенье… Воспоминание о Хефле живёт во мне – в снах, на границе между сном и явью, когда думается и видится особенно выпукло и мучительно. Я видел его всего лишь час. Это было утром 22 июля 1942 года. Я сидел, как обычно, в своей комнате в юденрате за пишущей машинкой. Вошёл курьер и сказал, что Черняков зовёт меня в конференц-зал. То, что я увидел, меня поразило. За длинным столом для совещаний сидели человек восемь эсэсовских офицеров, а напротив них – несколько членов юденрата. Черняков представил меня Хефле на своём несколько тяжеловатом книжном немецком, на котором говорили интеллигентные евреи: «Это наш лучший немецкий переводчик». Хефле, приземистый, плотный, лысоватый, окинул меня безразличным взглядом и спросил, умею ли я стенографировать? Я сказал, что умею. «Всё, что я буду сейчас говорить, должно быть оформлено, как приказ, и доведено до сведения жителей еврейского квартала в виде немедленно вывешенных объявлений». Он говорил с явным австрийским акцентом. Я приготовил блокнот и карандаши. «Сегодня начинается переселение евреев из Варшавы, – начал Хефле. – Я уполномочиваю юденрат проводить эту акцию.

28

Проза

Михаил Румер-Зараев

Если она не будет проводиться в точном соответствии с нашими требованиями, я повешу вас всех вон там». Он махнул рукой в сторону открытого окна, под которым на другой стороне улицы была расположена детская площадка с рамами качелей, видимо, напомнившими ему виселицу. Эта площадка была открыта с месяц назад в торжественной обстановке. Тот же Черняков, который сейчас сидел напротив Хефле, с каменным лицом выслушивая последний приговор тому миру, который он возглавлял больше трёх лет, тогда, в июне, произносил речь о необходимости спасения детей. Он явился на торжественное открытие эдаким джентльменом – в белом костюме, белых перчатках и соломенной шляпе. А за полгода перед тем было такое же торжественное открытие сиротского приюта, на котором выступал Брандт, курировавший гетто в варшавском гестапо. Худощавый, сдержанный, затянутый в чёрный эсэсовский мундир, он произносил речь о необходимости делать всё возможное для детей, ведь они – наше будущее. Если не останется от гетто ничего, никаких свидетельств его жизни, а только описание этой сцены: гестаповский офицер, после уничтожения трёхсот пятидесяти тысяч евреев, десятки тысяч из которых не достигли и шестнадцати лет, на развалинах самого крупного в Европе еврейского поселения произносит речь на тему «Всё – детям!» – то и её будет достаточно для отображения нашего запредельного мира. И два цвета – белое и чёрное. Белый костюм Чернякова, чёрный мундир Брандта… И музыка, музыка… Сколько музыки было в этом мире! Вот и тогда, в разгар выступления Хефле, за окном, где стояли грузовики с солдатами, сопровождавшими эсэсовский эскорт, раздавалась музыка. Солдатикам стало скучно, и они завели патефон. С моего места был виден грузовик, в кабине которого крутилась пластинка с вальсами Штрауса, и солдаты в расстёгнутых, по летнему жаркому времени мундирах с подсученными рукавами, весёлые белобрысые саксонские, баварские, вюртембергские парни моих лет. Наверное были там и берлинцы и, стало быть, я мог их видеть на улицах, в кино, на стадионе, куда я до волны антиеврейских запретов ходил болеть за мой любимый футбольный клуб.

29

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Хефле говорил, а я писал и писал. Переселение на Восток… Пятнадцать килограммов багажа, включая все ценные вещи, украшения и золото… Шесть тысяч человек должны ежедневно доставляться на Умшлагплац, где будет происходить погрузка в вагоны… Он говорил, а я писал, и весёлое и нежное вино венских вальсов кипело и пузырилось за окном. «На прекрасном голубом Дунае», «Сказки венского леса», «Весенние голоса». Они и сейчас звучат в моих ушах в глухой гробовой ночи бункера. Ночь мертва. Я знаю, что там, наверху, среди курящихся дымом развалин, бродят тени тех, кто ещё уцелел, пока ещё уцелел. Днём они прячутся в укрытиях – подвалах, бункерах, чердаках, а ночью выходят, сбиваются в небольшие толпы, варят пищу на костерках, обмениваются новостями, но всё это почти беззвучно. А исчезнувшее гетто жило, звучало, кричало голосами торговцев, рыданиями нищих – «Идн, год рахмонес!»

– «Евреи, сжальтесь!», мелодиями уличных музыкантов. Бросив монетку в лежащую на земле шапку, я мог подолгу стоять в подворотне, слушая скрипичный концерт Бетховена или концерт Моцарта для кларнета, правда, без оркестрового сопровождения. А старуха, исполнявшая на арфе Дебюсси и Равеля! Я немало ходил в Берлине на симфонические концерты, но такого исполнения как на варшавских улицах не слыхал. А может сказывалось моё обострённое восприятие? На следующий день после приезда в юденрат Хефле, Черняков отравился. За это время произошло следующее. К вечеру 22-го выяснилось, что еврейская полиция не в состоянии выполнить план, – собрать на Умшлагплац шесть тысяч человек. Утром 23-го в гетто ворвались отряды латышей, литовцев и украинцев, одетых в немецкую военную форму. Поливая огнём близлежащие дома, они за несколько часов до отказа набили Умшлагплац народом. А в конце дня в юденрат приехали два эсэсовских офицера. Чернякова не было. За ним послали. Состоялся какой-то разговор в кабинете. Как потом выяснилось из предсмертной записки, эсэсовцы подняли дневную норму до 10 тысяч человек. Когда они ушли, Черняков попросил принести ему стакан воды. Через полчаса, проходивший по коридору служащий, открыл дверь, услыхав телефонные звонки, на которые никто 30

Проза

Михаил Румер-Зараев

не отвечал. Он увидел Чернякова мёртвым. На столе лежали пустой флакон от цианистого калия и прощальная записка. Он был добр ко мне, говорил, что я напоминаю ему сына, пропавшего где-то в России. Мы часто разговаривали не по службе. Он был типичным ассимилированным евреем, «поляком моисеева вероисповедания», не отрекавшегося от своего происхождения, но глубоко внедрённого в польскую культуру и общественную жизнь, где он занимал разные высокие посты, одно время даже входил в сенат Речи посполитой. При этом ему нельзя было отказать в чувствительности, даже сентиментальности (часто говорил о детях, мог, например, распорядиться реквизировать содержимое витрин дорогих магазинов гетто и раздать пирожные и шоколад уличным детям). Я знал, что он втайне писал романтические стихи, что любимая его книга – «Дон Кихот». Знал, что по ночам он читает Пруста, и никак не мог понять, как эта холодноватая изящная проза может отвлекать его от дневных забот и страхов. Так и вижу, как он едет на своём форде по улицам гетто (единственный еврей, которому разрешалось пользоваться автомобилем), или сидит у себя в кабинете – массивное крупное жёсткое лицо (говорили, что он отдалённо похож на Муссолини), строгий чёрный костюм, белая рубашка с бабочкой, и даже широкая повязка с могендовидом на рукаве выглядит знаком генеральского отличия. Конечно, он был честолюбив, но то было честолюбие особого рода. Как-то я спросил его, почему он не уехал в Англию или Америку, я не сомневался, что такие возможности у него имелись. Смысл ответа был примерно таков. Он считает, что судьба возложила на него историческую миссию. Помочь варшавскому еврейству пережить это время, провести корабль общины через рифы военных лет, привести его к мирной жизни с минимально возможными потерями – разве это не историческая миссия? При всём том любой немецкий унтер мог дать ему в морду. Его дважды забирали в гестапо – унижали, били, заставляли мыть уборные. Считается, что это результат интриг Ганцвайха, его антипода, соперника, Мефистофеля геттовского ада.

31

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Вот уж кто занимал моё воображение, да и по сей день я вспоминаю о нём, думаю о том, как сложилась его судьба. О нём ходило множество легенд, но достоверно о его прошлом мало что известно. Говорили, что родом он из Галиции, что жил в Вене, а потом в Лодзи, преподавал иврит, сотрудничал с провинциальными еврейскими изданиями. В Варшаву явился после прихода немцев в сопровождении целой команды таких же, как он, тёмных личностей и вместе с ними создал «тринадцатку». Их штаб-квартира располагалась на Лешно №13, отсюда и название – «тринадцатка». Там размещалась целая сеть различных учреждений, названия которых – отдел по борьбе со спекуляцией, бюро контроля мер и весов, скорая помощь, – служили камуфляжем для слежки, доносительства, контроля слухов и настроений. Это была тайная агентура гестапо, да, собственно, и не особенно тайная, коль скоро так много людей в гетто знали о ней. Да и сам Ганцвайх время от времени демонстрировал своё могущество. То вызволит из тюрьмы Януша Корчака, куда тот попал за отказ носить повязку, то освободит из заключения нескольких раввинов, то при создании гетто оставит в нём Сенную улицу – приют еврейской аристократии. Он не хотел выглядеть заурядным осведомителем, хотя ходили слухи, что он ещё в Вене выполнял секретные поручения австрийских нацистов, а уж в Варшаве каждую неделю ходил на аллею Шуха, где располагалось гестапо, давая отчеты о жизни и настроениях гетто. Он претендовал на роль общественного лидера. Собирал у себя интеллигенцию. Его так боялись, что некоторые, не смея отказаться от приглашения, присылали заверенные врачом справки. Он был неплохим оратором, хорошо образован, владел ивритом, идиш, немецким, польским, знал еврейскую историю, культуру, соблюдал религиозные обряды. Я тоже как-то удостоился его приглашения. Он вообще благоволил ко мне и всячески демонстрировал доброжелательность, когда бывал в юденрате. Может быть, хотел иметь шпиона при Чернякове, которого ненавидел, видя в нём конкурента. В тот вечер в его невиданно просторной для гетто квартире собралось человек десять разного, в основном известного наро32

Проза

Михаил Румер-Зараев

да – раввины, политические деятели, писатели. Всё было как до войны, разносили чай, бутерброды и даже коньяк. И только мучительные усилия людей, напрягавших все силы, чтобы остаться в границах приличий и не взять лишний кусок, напоминали о том, где мы жили. А хозяин – сытый, упитанный, в дорогом чёрном костюме – разливался соловьём, потягивая коньяк: «Гетто – благо. Оно создаёт условия для культурной автономии, изолирует от ассимиляторских влияний польской культуры, позволяет народу оставаться самим собой». «Да, сейчас невыносимо тяжело, но ведь идёт война. Надо находить общий язык с немцами. Главное – пережить войну в состоянии национальной целостности, а затем уехать за пределы Европы (чего, собственно, и добиваются немцы), сохранив культуру, традиции, религию». Это было совсем не ново, и я угадывал аргументы, которые он обязательно приведёт в доказательство спасительности такой концепции, за которой в сущности стоит простой призыв: «Сидите тихо, не прекословьте немцам, выполняйте все их требования, как бы тяжелы они ни были. Переживём трудное время и уедем себе. Куда? В Палестину? А может и не в Палестину. Собирался же Гитлер отправить нас всех на Мадагаскар. Да война помешала. А чем Мадагаскар хуже Уганды, где некогда призывали собраться отцы сионизма?». Всё бы ничего, если бы эти рассуждения не исходили от человека, который каждую неделю бегает на аллею Шуха, а в самом гетто прославился свирепым лихоимством. Еврейская полиция, которая берёт направо и налево, по сравнению с его «тринадцаткой» – дети малые. Куда ж он девался, этот геттовский Мефистофель? Перед большой депортацией исчез, потом появился на короткое время опять-таки в ореоле таинственности и могущества. Потом снова исчез. Это, пожалуй, единственный деятель гетто, о судьбе которого ничего не известно.

33

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Михаил веРшвовский

Михаил Вершвовский родился 1 августа 1935 года в Ленинграде. Отец – преподаватель, лектор, мать – домашняя хозяйка. Увлекался чтением, радиолюбительством. Окончил Ленинградский Инженерно-строительный институт. Работал инженером. Ученик Татьяны Гнедич – ЛИТО (литературное объединение) при газете «Вперёд» (г. Пушкин). Написал семь книг. Пишет прозу. Эгореалист. Имеет двух дочерей, внука и внучку. Особые приметы по мнению друзей: замечательный прозаик, прекрасно разбирается в живописи, дружелюбный и доброжелательный, интересный собеседник, с хорошим чувством юмора, скромен, внимателен и деликатен.

34

Проза

Михаил Вершвовский

ПИЛИГРИМ

Шесть миниатюр о странствиях во времени «Трепет тела, у плеча вздох глубокий, рук томленье… И восторг и нетерпенье загорелого плеча. Словно струны трону строки… бело-синий блеск белков… тени виснут с потолков… ты протягиваешь руки. Трепет тела у плеча – искушенье пилигриму. Только строки-струны тронуть… затеряться невзначай… Бело-синий блеск белков тонет в тени потолков».

1. Начало

О, вы, образы и видения юности моей, я помню вас сегодня, как павших в бою героев. Ты три дня промолчала. Сидишь, как мокрый воробушек, а сегодня цветок приколола, улыбаешься так виновато. Ты вернулась утром в субботу, а уже настал понедельник. Ты вернулась, но то время и место, да и я сам – всё теперь уже далеко. Вот камин. Вот страницы, это всё о тебе. Ты уже обогрелась и читать устала. Я тебя дождался. Ждал, но ту, что была там, в дали невозвратной. Я часто читаю и слышу о цветных снах. Должен сознаться, мне цветные сны стали сниться только после приобретения цветного телевизора (я уже писал об этом), но, странное дело, цветные передачи мне кажутся менее правдивыми, чем чёрно-белые. До войны, вероятно, всем снились только чёрно-белые сны. Теперь я уже убеждён, что в детстве всё было естественней, без подкрашивания, правдивей. Никогда не забуду свою первую любовь. Любимая мной женщина была красива, истинно красива. Те годы давно ушли. Я влюблялся потом, любил, но всегда в сравнении с ней всё это казалось цветным фильмом. Милые женщины той далекой поры, низкий поклон вам. Теперь часто видят причину столь яркого проявления лучших ва35

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ших душевных качеств в трагической обстановке, которая служила ему фоном и побуждением. А ещё этому явлению нахожу объяснение в событиях предшествующих лет, земных веяниях, в подводных течениях эпохи, в проявлениях самого века, его живописи, в его музыке, его поэзии, его чаяний, свершений и разочарований. Так или иначе, в моих воспоминаниях довоенные женщины всегда очень скромны, очень добры, очень строги, очень красивы. Они понимали, жалели, знали, верили, любили, умирали от горя и не прощали измен. Эй вы, беззаботные, очаровательные и капризные девчонки, внучки в мини-юбках или джинсах, за рулём современных автомобилей или просто с сигареткой в тонких пальцах, я ищу в вас прекрасные черты ваших бабушек. А ты опять притихла и моргаешь глазами. Чего ты моргаешь? Я сегодня хочу побыть в одиночестве и рассказывать ничего не буду. Я давно не вспоминал те годы. Давно... Было очень тихо. У меня замёрзли ноги, а спать пока не хотелось. На чердаке в треугольнике слухового окна чуть раскачивалось ленинградское тревожное небо, и я вспоминал маму, лето, велосипед Вовки Траберга. У меня за пазухой грелась почти половина довоенного батона. Днём я уже съел всю его плесень и случайно сколовшиеся крошки. Я давно не был в своей довоенной квартире на Гражданской, и даже не знал, что крышу нашего дома ещё осенью снесла взрывная волна. Дверь пришлось открывать ломом. В квартире валялись листы книг с упавшей полки. Сразу бросались в глаза большие подмоченные страницы академического Пушкина. Дождь и снег сделали своё дело. Буфет распался при первом же прикосновении, а кусок батона сохранился под перевернутой стеклянной банкой, и это было удивительно среди разбитой вдребезги посуды. Завтра на санках перевезу остатки буфета, полок и бумагу в подвал к Вере Петровне – печь протопим и чайник поставим. Вот слуховое окно опять посветлело. Я влез на перевёрнутое ведро, высунул голову и увидел шарящие лучи прожекторов. Звук самолёта не был слышен. Но вот лучи пересеклись в одной точке, замерли, – значит, его обнаружили. И тогда я услышал гул 36

Проза

Михаил Вершвовский

и хлопки где-то далеко, а вот уже совсем близко – очень громко, и рядом – совсем оглушительно. Я не разобрал, сбили самолёт или нет, и он ушёл. Зенитки стали затихать и вдруг смолкли совсем, и тогда небо потемнело так же внезапно. Я спустился на шлак чердачного перекрытия, снял рукавицу и потрогал холодный ботинок. За пазухой у меня шевелилась половина довоенного батона – это Вере Петровне. Часов у меня, разумеется, не было, и я не знал, который сейчас час и скоро ли смена. Мой пост самый скучный. Напротив в окне чуть задралось затемнение и приметен тускловатый свет коптилки или свечи за шторой. Вера Петровна очень красивая. Два дня назад она получила «похоронку» и всё время лежит у себя поверх одеяла, даже ватника не снимает. Я вырасту и женюсь на ней. Может, летом война уже кончится. Вера Петровна молчит всё время. Наша «буржуйка» совсем развалилась. Надо подыскать кусок жести от старого ведра, или от чего другого, и сделать к ней новую дверку. Раньше на заднем дворе, за сараями, валялось очень много старого железа с крыши и другого. Мы часто играли в дровах, строили штаб с потайным ходом. Серёжа Бахонько нашёл там два целёхоньких колеса от самоката, а у меня уже был самодельный самокат на подшипниках. Осенью папа обещал мне купить настоящий московский велосипед. Это в ту осень… Ве-ло-си-пед. Ма-ма. Я уже взрослый. Мама. Хлеб свежий и чай с сахаром. Вера Петровна. Вера. Само-лёт… Вера Петровна… Любимая. Я помню… Как любил я! Как ждал. Любовался. А смотреть стеснялся, подсматривал. Вот поправила волосы. Вот опустила ресницы. Вот тёплой ладонью коснулась моих волос. «Пора подстригаться». А вот чуть улыбнулась. Вот встала, ушла, а тепло осталось на диване, где сидела, и можно щекой. Я готов был на смерть, на пытки, на муки за неё. Что мне снилось ночами! Как хотел я спасти… только б случай. Как я ждал почтальона. Может, вышла ошибка? Может, будет письмо, ведь такое бывало. Ревность? Нет. Я совсем не ревновал к нему, может быть, уже погибшему, любимому ею, только бы ей стало лучше. «Похоронка» лежала на столе рядом с фотографией молодого военного. Вера Петровна…

37

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Она уже похоронила мать и тётку, отец пропал без вести в самом начале войны, на той неделе умерла старшая сестра, а теперь ещё эта «похоронка». Вера Петровна… Она лежит одна в холодной комнате, где окна вровень с панелью, лежит поверх одеяла. Рядом за стеной бомбоубежище для жильцов трёх соседних домов. Она лежит одна в полуподвале своего полуразрушенного дома. Лежит одна. Что делать? Что делать? Вера Петровна. Небо в слуховом окне вдруг осветилось и погасло. Очень холодно. Вот напротив в доме поправили затемнение, и совсем всё черно. Утром я привезу ей на санках остатки буфета и страницы с Гражданской, и отдам полбатона, и скажу, что уже ночью съел половину, и она сядет ближе к огню и протянет ладони над печкой. Скоро смена. Холодно. Вера Петровна. Любимая. Как давно это было.

2. Тень

И многие уходили в пустыни, потому что они уставали быть мечом, сраженьем и полем сраженья. «Сколько сапог износил, сбил, разорвал и стёр я на грубых наждачных кругах дорог, спутанных и перевитых, подобно нечёсаным волосам гигантского косматого дикаря. Я не искал, а просто бродил по свету, и потому не нашёл ничего. И вот я построил небрежно, но прочно, сказочное царство не от мира сего, отвратительно-трезвой деловой повседневности. Я не надел ни разу пурпурную мантию, не прикалывал к вороту булавку с зелёным камнем, потому что мужчине не пристало носить яркие одежды и украшения. В моём царстве я строен и молод… Некрасив (ну и что же?) У меня на широком поясе кинжал из твёрдой стали, в крепкой руке он не гнётся. Я служу моим слугам, ибо все они дети царей, но не знаю, зачем они так рядятся без вкуса, отчего так боятся. Ну, а ты, Лялька, что сжимаешь в руке, что подносишь к губам? Всё ревнуешь к татарской княжне?

38

Проза

Михаил Вершвовский

Как умеешь ты петь! А вино ты не любишь. Ты красива и знаешь об этом, и следишь из-под прядки волос, раздвигая тонкими пальцами брюссельское кружево или протягивая мне холодный, как изумруд, дагестанский чеканный кубок с тёмным фалернским вином. А когда ты, нагая, отдаёшься на шкуре пантеры, при свече, то ждёшь только часа. Конь берберский, молодая кобылка, лишь отпустишь поводья – на дыбы, и взыграет, и помнит, и теперь уж не всадник, а она понесётся тотчас к цели, и её не удержишь – и зачем? Только крепче в седле. Задыхается ветер… и смотри, вот беда, если выронишь вовсе поводья. Сердце, ты обожди, успокойся. Много дел в моем царстве, отдохну и княжне помолюсь. Я её никогда не забуду. А ещё помолюсь, чтобы чаще приезжал для неё Окуджава, чтобы любимый её чаще находил ей время, чтобы вкусное, дорогое она ела почаще… и ещё всё, что нужно для счастья в её государстве. В моём царстве под солнцем не жарко, только чайки опять раскричались. А княжна уже где-то далеко. Слышишь, благоприятствуют ветры: бриз, муссоны, пассаты? Лялька, Лялька, ты что загрустила? Ах, царица с повязкой рабыни. Добровольное рабство так сладко! Лялька, спой мне, спой о гусаре, а ещё о любви и разлуке, а ещё – для чего на земле этой вечной живём. Спой мне, Лялька. Помнишь, разве давно это было?... Было душно. А когда тот, чернявый с гитарой, распрощался, Лялька вдруг отвернулась, в свете тёплом керосиновой лампы, скрывая за веером слёзы. Огонёк чуть дрожал, а на стенах колыхался узор абажура. Стало тихо совсем, а он, стройный, темноволосый, уже уходил, направляясь к освещённой садовой решётке, унося в глубине своих серых глаз лёгкий трепет её узких плеч под накидкой. Плачь, гитара, за кустами жасмина, удаляясь по пыльной дороге. Вот шагов уж не слышно, а поле до утра не заснёт, чтобы утром встретить солнце и свет голосами, перезвоном и треском, 39

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

словно это бескрайний оркестр бессистемно проверяет свои инструменты. Но ещё так далеко до утра. Ты сорвала цветок жасмина и к губам поднесла, а гитара не слышна уж совсем. Чуть заметно дрожат твои губы, на лицо словно тень набежала. Ах как душно!»

3. Ярмарка в Нижнем Новгороде

О женщине следует говорить только мужчинам, не потому ли мы должны испить горькую чашу любви. И будет твой дом не забыт любовью и весельем, красным словом и песней, вдохновеньем и праздником. Пусть не пылится в нём гитара, не иссякнет вино без излишеств. Ах, вино вечеров, взгляда будто случайного… Ах, вино твоих песен, а зубы так белы… Ах, вино ожиданья. Что ты знал, упрямый малыш-несмышлёныш? Ты – уже целый мир, но не надо… никому ведь нет дела. Это только твоё, ты ведь знаешь. Ну, а ты? Ну, а ты меня ждать не устала? Ты ведь знаешь, я её никогда не увижу, но боишься. Чего ты боишься? Как бела твоя кожа! У неё была кожа чуть смуглее. Ну и что? Всё проходит, как лето, как юность… Не ревнуй. Татарчонок теперь уже вырос, стал такой широкий и жирный. Он ведь князь и ест очень вкусно. Ты нежна. Ты так ласкова. Как ты ласкаешь! Дом уже не далёк. Возвращенья – всегда перемены. Знаю, встретишь, как прежде, пригубишь то, что в синем бокале, а сама выпьешь то, что в зелёном… Вот связался чёрт с младенцем! Да теперь, видно, поздно, коли уж так случилось. В октябре будет ровно два года, но проститься с тобой сил не хватит, я ведь старый уже. Завари мне крепкого чая и придвинься поближе, и ладошку вот так… всё равно будем скоро прощаться. Ну, вот слушай, что было тогда, когда это было: «Капитан только раз показался пассажирам. (Помнишь, это на пароходе «Царица Тамара»). Я сидел в парусиновой куртке 40

Проза

Михаил Вершвовский

на палубе за буфетным столиком под трепещущим тентом и смотрел на лопасть колеса, что шлёпала по воде, и на радугу в брызгах, не долетающих к твоему белому каблучку. Ты сперва попросила «Фиалку», но пить не стала, а потом молчала всё время. Тебя сильно укачала река, шум машины и эта трясучка. Я заметил, что ты побледнела, а глаза твои потемнели.

– Может, лучше сойти на берег? – но ты отказалась, улыбнулась так слабо и ещё раз попросила: – Дотянем до Нижнего. А потом опять замолчала. Словно слушая что-то в себе. Я не стал тебя беспокоить. Берега проплывали, чуть качаясь. Пароход неожиданно загудел. И тогда по трапу спустился на палубу, к нам, тот высокий смуглый господин, одетый на английский манер. Он встал красиво спиной к ветру, чтобы раскурить свою трубку, и взглянул на тебя. Ты опустила ресницы. Рядом с трапом двое цыган замолчали, насторожились. Бородатый цыган чуть кивнул ему головой и, оскалившись, произнес: «Мойра». Он чуть замер и опять взглянул на тебя, сероглазый. Мне всё это казалось маскарадом переодетых марксистов, перевозящих запрещённую литературу из Гельсингфорса в Петербург или ещё куда-нибудь. Усмехнувшись в душе, я не придал этой сцене значения, и напрасно. А ты сидела за столиком бледная, тебе было плохо. Там, внизу, надрывалась машина. За бортом проплывала Кинешма. Ты подёрнулась зябко. Мы спустились в каюту, и там ты очень спокойно, но как бы оправдываясь, сказала, что ждёшь от меня ребенка. Мы сошли с парохода в Нижнем Новгороде. Угрюмый извозчик отвёз нас в гостиницу Артюхова, в других гостиницах свободных мест не нашлось.

– Ярманка, барин, – повторял угрюмый извозчик. Номер был тесноват, но довольно опрятен. Лёгкий запах шиповника создавал иллюзию уюта. Ты долго не могла уснуть, вздыхала, ворочалась, капризничала. Было очень душно. Наконец 41

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ты уснула, но во сне дышала с надрывом, словно спорила или вздыхала. Вечером гостиница наполнилась какой-то суетой, шарканьем, голосами. Должно быть, прохвост Артюхов сдавал номера на ночь. Я попытался открыть окно, но оно оказалось заколоченным. И тут мне померещился шорох и какое-то движение у двери. Я распахнул дверь. В коридоре, тускло освещённом керосиновой лампой, подвешенной к потолку, я увидел чуть пригнувшегося бородатого цыгана с парохода. Цыган распрямился. В жёлтом свете масляно сверкнули его начищенные короткие сапоги и серебряная пряжка на поясе.

– Купи, барин, коня. Без коня далеко не ускачешь, – проговорил он, оскалив золотые зубы, и протянул мне на пёстрой тряпице кривой цыганский нож.

– Пошёл вон! Я захлопнул дверь, но встревожился. Ты теперь спала спокойно. В номере было всё так же душно. Я прислушался к твоему дыханию. Оно стало ровным. Волнения и тревоги беспокойного дня, постоянный шум, духота, да ещё и этот приторный запах шиповника сильно утомили и меня. Хотелось пить. Осторожно заперев номер, я отправился к деревянной лестнице, ведущей вниз, в ресторан, и сразу же столкнулся с полным, весёлым господином, который вдруг как-то неестественно громко обратился ко мне: – Я вас помню, любезный.

– Не имел чести…

– Позвольте, дюша… Ленкорань… Бутырский полк… Полковник Ерёмин…

– Сожалею, не имел чести…

– Ну, полно, полно, дюша. Выпьем за тех, кто не уберёгся чеченской пули… Он протянул мне бокал шампанского с подноса услужливо подставленного гостиничным официантом. Я принял, выпил залпом, и тут мне почудился дальний гудок парохода.

42

Проза

Михаил Вершвовский

И вот тогда у дальней стены, за спиной услужливого официанта, появился тот высокий смуглый господин. Он стоял ко мне вполоборота с неизменной трубкой в руке и, глядя в сторону, казалось, слушал происходящее. Толстый господин уже лез лобызаться. Я резко оборвал его болтовню, отвернулся от его пьяных объятий, возвратился в номер и засветил свечу». Ты спала спокойно, только сквозь дневную бледность теперь чуть просвечивал лёгкий румянец… Я ещё раз проверил дверные запоры и почувствовал опьянение. Нестерпимо захотелось спать. Превозмогая сонливость, я наскоро разобрал постель, с трудом разделся, задул свечу и уже из последних сил плюхнулся в артюховские перины, пропахшие турецким порошком и корицей, а едва коснувшись подушки, уже плыл, плыл, плыл…

4. Пробуждение

Непостижима глубина, а ты только изменчива и необузданна. Не обуздать стихию, да и зачем? Ветер, паруса напрягающий, ты пространство, спрессованное, летящее. Можно ли тонкой ладонью, мачтой или веслом познать твою силу, стремящуюся в бесконечность над бесконечным кипеньем? Вот и гребень волны уже сорвало, понесло над поверхностью. Всё скрутило жгутом, подняло и колышет, и вверху растрепало уже. Вот и света не стало совсем. Ах, волна, ты плотнее, тяжелее ветра, ты прочна. Ах, как ты раскачалась. Ах, как… Ах, как… Ах, как ты раскачала соломинку. Это я на плоту, перевёрнутый многократно. Ах, прости мне вину мою. Я тебя никогда не увижу. Ах, прости мне и ты. Ветер всю ночь орал, гремел всем, что было в его пространстве. Сорвал крыши домов в поселке Гулиб, а в ауле Метлах повалил саманные стены. Ветер сильно кричал, а море ещё сильнее гремело. Где мой дом? Разве я не тонул этой ночью? Я проснулся далеко от моря, в Нижнем Новгороде, в номере гостиницы, принадлежащей мещанину Василию Артюхову. С высокой кровати сквозь занавески окна я видел выбивающих тростнико43

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

выми сетками ковровую дорожку. Эта часть города от Волги далеко. Пароходные гудки здесь не слышны, и речной прохладой в пыльных улицах уже не веет. А ветер, если и забредёт, – жаркий, сухой. В номере вечерние запахи сменились дневными. Голова сильно болела, и вдруг я понял, что уже часа четыре пополудни, поспешно приподнялся с подушки и увидел твою неприбранную покинутую постель… Холодея сердцем, я позвал – ты не откликнулась. Страх, перерастающий в ужас, охватил меня. Я быстро оделся и вышел в коридор. Гостиница обезлюдела. Казалось, все постояльцы враз покинули её. Все двери в номера и служебные помещения были распахнуты, а на нижнем этаже испуганная прислуга на все мои вопросы лишь недоуменно пожимала плечами. Почему-то вспомнился вчерашний угрюмый извозчик: «Ярманка, барин». Что было дальше, помню плохо. Казалось, ноги сами носили меня по разогретым солнцем мостовым, мимо лавок и контор, по торговой пристани, пропахшей смоляным канатом, по почтовым станциям и участкам. Мои усилия были отчаянны, бестолковы, а поэтому бесполезны. Поздно ночью, утратив всякую способность к каким-либо действиям, я вернулся в гостиницу и опустился в кресло своего пустого номера, уже прибранного прислугой, но тотчас услышал вежливый стук. Стук повторился. Я не сразу поднялся и отпер дверь. Передо мной стоял цыган с парохода, но теперь уже не тот бородатый, а другой, помоложе.

– Купи, барин, вещь, – проговорил он, нагло улыбаясь, – для тебя. Вот она – надежда! Не говоря ни слова, я отдал ему все деньги из кошелька. Он помял их в руке со словами: «Хватит, барин», – сунул в карман, потом расстегнул ворот пёстрой рубахи, достал и протянул мне спрятанный на животе конверт, как-то мягко, по-кошачьи, отступил и исчез в затемнённом конце длинного коридора. В свете керосиновой лампы трясущимися слабыми пальцами я вскрыл конверт и сразу узнал твою почтовую бумагу.

44

Проза

Михаил Вершвовский

«Милостивый государь! Не разыскивайте меня напрасно. Не отчаивайтесь. Время поможет Вам. Да хранит Вас Бог. Помолитесь за рабу Божию Александру». Ну, вот и всё. Как нежна твоя ладонь! Спокойной ночи. Завтра я расскажу тебе о маленькой татарской княжне, а ещё о прекрасном, щедром и умном Борисе Григорьевиче. Ах, княжна, мне тебя не забыть до смерти.

5. Встреча

…Молятся тайно, не верят, не могут насытиться, тянутся жадными взорами сквозь её покрывало, ловят, не понимают – но только боль ей мерило. Вот камин догорел, только пепел… Всё прошло. Догорели пожары. Пламя биться уже перестало и не жжёт, и не страшно, не больно. Ты сбежала с высоким брюнетом. Я искал (вот дурак), но напрасно, и нашёл вдруг случайно и понял, что уже опоздал. «Плачьте, матери, там, у фонтана, вашу дочь любовь убивает, так сама ваша дочь пожелала» – это надпись на камне. Ах, как душно. Ну, что с тобой, Лялька? Твой вечерний наряд безупречен. А там дальше, в тени, у фонтана, сероглазый брюнет нож сапожный прячет в складках камзола, улыбаясь твоей миловидной подруге. Слышишь, он предложил опереться ему на руку, чтоб в воде она увидела отражённый свой испуганный взгляд, свою бледность, а потом на него не смотрела, когда в сердце почувствует холод грязной стали, когда тело её он отпустит на плиты за скамейкой, где тихо играют в шахматы два кавалера в чёрном, тая под плащами в кружевах рукояти кинжалов. Лялька, ты ничего не услышишь там, у стен, где играет на флейте загорелый бродяга, а рядом его пёс, беззаветное сердце, положив свою морду на лапы и, наверное, дремлет, а может, тоже слушает флейту.

45

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Как она этой боли боялась! Грязный нож... Ни при чём тут брезгливость, если хочется боли блаженства, миг всего, чтобы страшно и больно, беспредельно ничто, безгранично, как вечность. Ах, любовь! Он любил, но убил, потому что хотел её крови, она уже всё отдала, что имела, и боялась его потерять. Ах, боялась. Слышишь, как раскричались лягушки там внизу, у ручья, за беседкой. Вот сейчас и меня ты увидишь. Вот дорога хрустит под ногами. Отодвину колючую ветку… Вот стою уж на каменных плитах, на свету с коротким поклоном. Смолкла флейта, проснулась собака и встрепенулась, а ты так спокойна, только чуть опустила ресницы. Ты не знаешь ещё об убийстве, а брюнет сероглазый уж рядом, с красной розой, в расшитом камзоле, говорит с тобой о Ронсаре. Он любезен, умён и начитан. Ты внимаешь в прекрасном волнении. Прокричала печальная птица, и бродяга с покорной собакой мимо двух кавалеров к фонтану направляется, что он увидит там, на плитах… Залает собака. Вот летучая мышь залетела, и к ногам твоим камнем упала, и метнулась в темноту, и пропала. Видишь, вот уже два кавалера в чёрном и серый бродяга у фонтана над чем-то склонились. Вот в глазах твоих отсвет метнулся. Ты шагнула ко мне. Я-то знаю, ты боишься за жизнь убийцы, потому что боишься боли, но как хочешь той смертной муки. Ах, как сильно убийцу ты любишь. Тем прекрасней любовь, тем выше, чем дороже. Плата или расплата – вот цена ей. Если отдана только монета, значит, ей и цена – монета. Если отданы честь и слава – разве эту любовь оценишь? Если отдана жизнь… Как ты любишь? Как любишь… Ты хочешь смерти от любви. Слышишь, конь мой заржал на дороге. Поклонюсь и поспешным шагом прочь из этого мрачного места. Ты, любовь моя, – светлое утро. Ты, любовь моя, видишь: тянется к солнцу цикорий, и вьюнок свой раскрыл колокольчик, аромат его нежен и тонок.

46

Проза

Михаил Вершвовский

Ах, любовь моя, – жаркие ночи, трепет тела, поспешные речи и раздумья о сыне. Вспомни, Лялька, как поле звенело, когда ты губу прикусила и вставать с травы не хотела, и меня так капризно тянула за рукав: «Полежи ещё рядом, просто рядом…» Возвращаться к тебе бесполезно. Мне тебя не спасти, потому что ты сама спасаться не хочешь. Ах, любовь – жажда, страсть и безумство. Что мне делать с собой, я не знаю...

6. Тоска

…облаками проплыли в дали. Вот камин догорел, только пепел… Всё прошло. Догорели пожары. Пламя биться уже перестало и не жжёт, и не страшно, не больно. Ты вернулась сама рано утром. Возвратилась, а может, случайно так совпало, что я на пути, по которому ты уходишь с рваной раной. Ты вошла рано утром. Устало шли дожди за окном по дороге, по сгоревшей траве и по листьям, что уже почернели. Ты вернулась, а я уже старый. Ты замёрзла. Вот спички. Вот листы, я писал их когда-то… На, возьми, подожги и согрейся, их много… Да, ещё ты спросила, что сталось, помнишь, с Верой Петровной.

– Вера Петровна, да, красавица Вера Петровна погибла, умерла так, без дочек и внучек. Вся семья их погибла. Блокада…

47

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

виктоРиЯ Жукова

Автор рассказывает о себе: «Я, москвичка в нескольких поколениях, родилась после войны. У моих родителей было устойчивое мнение, что только техническое образование сможет помочь в этой нелёгкой жизни, поэтому склонности и желания никакого значения не имеют. И пришлось мне заканчивать вновь образованный институт МИРЭА. Специальность «вычислительная техника» не сделала меня счастливей, только притормозила так много для меня значимое желание писать. Но стоило мне выйти на пенсию, я сполна взяла реванш. Писала пьесы, рассказы, повести и прочие внелитературные тексты. Была главным редактором журнала «Царицынские литературные подмостки». Была принята в СП Москвы. Публиковалась в различных сборниках, журналах, и вскоре начали выходить книги. «Пазл», «Игра», «Всё было не так», «До седьмого колена».

48

Проза

Виктория Жукова

Переезд в Берлин в 2010 году нарушил творческий процесс, но время взяло своё и потихоньку моё имя стало мелькать в местной печати. Особую радость доставило мне появление моего рассказа в антологии «У Фадиных». Я иногда посещаю их Салон, где принимают русскоязычных писателей, разъехавшихся по всему миру». Особые приметы по мнению друзей: великолепный прозаик, ответственна, хороший друг, готова преодолевать любые расстояния и препятствия, чтобы оказаться на заседании студии. ПРОФИЛАКТИКА МЫСЛИ

Обмен состоялся в среду, а уже через субботу грузили ящики в подогнанную к самому подъезду «Газель». Коробки заполонили весь подъезд, и, хотя добровольная помощница, соседка сверху, обещала покараулить, все равно Дина, спускаясь вниз, каждый раз в панике ускоряла шаг. На коробках стояли небрежно написанные фломастером номера, и пересчитать их было несложно. «Надо торопиться» – подгоняла себя Дина. Через час ожидалась встречная машина, тогда в подъезде начнется хаос, и стоящие у дома мужики вполне могут спереть коробочку – другую. Дина знала, что бдительная соседка здесь ещё сможет помочь, а как ей одной управиться на новой квартире, она не представляла. Постояв над коробками и смахнув слёзы, она кинулась наверх, чтобы упаковать кота. До поры до времени Дина его не трогала, понимая, что найти перепуганное животное среди тюков с постельным бельём, оставшихся коробок с обувью, тапочками, вязаньем и прочими атрибутами внезапно расстроившейся жизни, будет не просто. Но обожаемый кот с диким воплем потерявшегося и, наконец, вновь найденного, выскочил из-за перевёрнутого стола и прыгнул ей на грудь. Дина не успела сгруппироваться и, не удержавшись на ногах, начала падать, нелепо вращая руками и внутренне содрогаясь от предчувствия неотвратимой беды. Очнулась она от крика разъярённой соседки.

– Ну вот, так и знала, разлеглась тут, с котом целуется… Машина уже приехала, а у тебя и половины не собрано… Кулёма…

49

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

А на кой я тогда там торчу? Мне может в магазин надо, и других дел до чёрта… Вставай сейчас же… ой, погодь, – вдруг испуганно закудахтала она, – у тебя кровь из уха идёт, я сейчас полотенце принесу, лежи, лежи… – И уже убегая, – навязалась на мою голову, – и тревожно, тоном выше, – лежи, кому говорят… Она обернулась выходя, и грозно зыркнула на приподнявшуюся было Дину. Дина растеряно провела рукой по рассечённой голове и с удивлением уставилась на окровавленную руку. Боли не было. «Вот и кровь пролилась», – вяло промелькнуло у неё в голове. Кот причинял неудобство, топчась на груди и истошно мурлыкая. Дина провела чистой рукой по лоснящейся шкуре зверюги и застонала от нелепости ситуации. В коридоре раздались тяжёлые шаги, и два грузчика появились в дверном проёме.

– Да тут ещё забито всё, куда тащить-то? Если сейчас коридор заставим, тогда ЭТИ своё барахло не смогут вынести. Блин, говорил же этому м…..ку, рано едем, нет, упёрся нахрен… Вот пусть теперь сам и таскает. Пойдем, Мишаня, у нас перекур. Ого, гляди, баба валяется, чего это с ней? Да это собака… и… кровь, надо ментов скорей, они её прикончат, или хотя бы удавкой оттянут, давай быстрее отсюда, как бы на нас не набросилась… – Они растерянно попятились и наткнулись на бегущую с мокрым полотенцем соседку.

– Куда прёшься? Там собака огромная, порвала бабу вконец…

– Какая собака? Совсем уже зенки спьяну разъехались… Кот это, кот. Тяжёлый, зараза, завалил, теперь переживает. Ну-ка помогите её поднять. Ударилась сильно, вон голова в крови. Я к себе за чистым полотенцем бегала, тут в этой пылище разве можно чего найти? Старуха отогнала орущего кота, и они втроём подняли грузную Дину.

– Может в травмАпункт? – оживился Мишаня.

– Какой такой травмпункт, а кто собираться будет? Сейчас я её залью зелёнкой и хорош. Тоже мне, травму нашли, нежности какие, мне в прошлом годе в саду мужик косой чуть руку не оттяпал… Так промыла, зелёнкой залила и зажило, как на собаке, 50

Проза

Виктория Жукова

а тут ранка маленькая, затянется. Дина, ты чего это меня рассматриваешь? Давно не видела? Дина, очнись! Нет, видать придётся в больницу… Но Дина уже пришла в себя, она опять была прежней Диной, не очень молодой, с проблемой веса и разбитым сердцем. Как ни странно, падение вдруг заставило её посмотреть на свою никчемную жизнь совсем с другой стороны. Обида, даже отчаяние, вызванное уходом Дмитрия и его внезапным появлением в этом доме у Катерины, совершенно исчезли, она сейчас даже понять не могла, с какой это радости решилась на переезд. Ну и что! Да пусть он живёт у своей Катерины, её это больше не колышет. Ну, будут они встречаться у лифта или у мусоропровода, ну будут соседи в её присутствии замирать – замолкать и отводить глаза, да и Бог с ними, она-то не отворачивается ни от кого, хотя такое знает о каждой из этих респектабельных дам и их богатеньких мужьях… Ладно, раньше нужно было становиться умной. А то разнюнилась, как школьница.

– Всё-всё, иду. Ты чего так неосторожно? Весь линолеум залила, шею мне измазала, футболку… полпузырька, наверное, вылила, принеси тряпку, надо вытереть, а то впитается, они ещё с меня и деньги сдерут. Да убери ты, наконец, своё полотенце, в коричневой сумке аптечка, вытащи оттуда вату. Сейчас шапку надену, и будет незаметно. И вообще, давай к подъезду, а то растащат всё, если уже не растащили. Эй, мужики, а вы вытаскивайте всё остальное и грузите быстренько. Не бойтесь, заплачу, сколько скажете. Кота, кота тащите. Дина осторожно поднялась, покрутила головой и вдруг почувствовала необыкновенную легкость. Ей ведь только сорок, можно сказать, вся жизнь впереди, сейчас переедет, и всё у неё наладится. Как будто она увидела своё будущее на огромном экране, и фильм этот ей чрезвычайно понравился. Дина оглянулась, и сердце забилось быстро-быстро. Жизнь приобретала цвет, потерянный с приходом в её дом Дмитрия. Она вдруг заметила, что небо за окном голубое, а листва – зелёная, что оранжевое солнце торчит там, где ему положено, а маленький самолётик снует между кондитерскими облаками, оставляя за собой яркую тающую полоску.

51

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

«Матерь Божия, что же это творится? – восхитилась Дина, – я все ещё живая», – она потыкала себя пальцем в мягкий живот и счастливо хихикнула. Как будто и не было этих тяжёлых четырех лет, полных бессонных ночей, когда, слегка задремав, просыпаешься, как от удара электрическим разрядом, и видишь, что ничего в комнате не изменилось, Дмитрий ещё не приходил. Или около часа ночи хватаешь телефонную трубку и слышишь сквозь музыку слабый голос мужа, который убеждает её, что он в метро и скоро будет.

– А музыка-то откуда? – рыдает она в трубку.

– Это аппарат такой, наверное, телефонная сеть с радио соединилась, – утешает её Дима откуда-то издалека. «Неправда, – обрывает Дина себя, – если бы всё было так плохо, я бы давно с ним рассталась», – она усилием воли возвращается к действительности. Переезд требует жёсткого хозяйского глаза, и, вытащив из какого-то тюка вязаную шапочку, уже на ходу, бегом к лифту, надевает её, вернее напяливает, нисколько не заботясь, как она выглядит. Урон оказался незначительным, утащили лишь один чёрный полиэтиленовый пакет с алюминиевыми тазами и чайником, доставшимся ей от бабушки. Дина облегчённо вздохнула, но, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, быстро обернулась. Нет, рано она обрадовалась, рано начала считать, что весь ужас последнего года куда-то исчез. Сердце сжалось и зажило своей отдельной от Дины жизнью. В виске забилась жилка, да так громко загудело в голове, что пришлось оглянуться, как бы не услышали её страх. Так и есть. На крыльце стояла разодетая Катерина, с видом генерала, принимающего капитуляцию поверженного противника. «А я просто Паулюс какой-то», – смятенно подумала Дина. Но Катерина просчиталась. Её выдала мелочь, ерунда. И Дина, ещё вчера проходившая мимо её двери со страхом и смущением, сейчас, взглянув на дешёвые клетчатые тапочки, которые та явно забыла переодеть, вдруг успокоилась и, усмехнувшись, зло сказала.

– Тебе бы больше белые подошли.

52

Проза

Виктория Жукова

Катерина в долгу не осталась. Мельком взглянув себе на ноги, пропела: – Что же ты всё сама, да сама, вот вернётся мой Димка с работы, он поможет, не чужие ведь.

– Справлюсь, так и передай, а ты давай, беги в магазин, может две пары дадут в одни руки. «Вот ужас-то», – с опозданием посетовала Дина. – «Господи, что я несу, да пусть живут, кто они мне теперь»… Но раздумывать было некогда, краем глаза она увидела, что сосед снизу пытается незаметно загнать один свёрток под скамейку, дескать не увидят, уедут, а потом и тю-тю, поздно будет, поезд ушёл, ищи-свищи и прочее. Дина молча подошла к скамейке, нагнулась и вытащила свёрток вместе с ранее припрятанной коробкой. Когда переезд все-таки состоялся, и усталая Дина рухнула на лежащий посредине комнаты ватный матрац, даже отчаянные жалобы кота не смогли заставить её встать. А на другое утро позвонила уже бывшая соседка сверху, вроде бы спросить, как Дина устроилась. На самом же деле ей не терпелось донести до Дины печальную весть: «Дима с Катериной приказали долго жить. Бог, он не фраер, всё видит, так что Дина теперь отомщена».

– Что ты Катерине-то сказала? Кузьмич с первого этажа видел, как ты с ней разговаривала, и потом она у лифта стояла такая бледная, все губы кусала. Этот старый хрыч специально вышел посмотреть, интересно ему, видите ли…

– О чём ты Павла Никитична? Что случилось? Не может быть! Разбились? Он что, пьяный был? Кошмар какой. Дина покрылась липким холодным потом. Слава Богу, её вины тут определённо нет, мельком подумала она, а в голове возникло злобное осознание, что вот оно счастье отмщенья, что так им и надо. Отчаянные мысли торопились, налезая друг на друга. Она ликовала: теперь он только её, теперь он от неё никуда не денется, и память о нём ни с кем не надо будет делить. Но вскоре та легкость, с которой она перенеслась в новую реальность, растаяла. Дина вскочила, соображая, куда бежать, кому жаловаться, перед кем плакать. Потом она закричала, за53

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

выла и, пугаясь собственного хриплого голоса, кинулась в ванну, включив на полную мощность воду. Шум воды немного её отрезвил, и она ясно до конца поняла, что всё, затеянное ею, напрасно, что он больше не вернётся, не перешагнёт её порога, не восхитится, как она всё устроила, не обнимет и не прижмёт её голову к своему плечу. Никогда больше не скажет, что он любит только её и какая она дура, его медведица… Прошёл год. Дина жила тихо, работала, нянчила кота, украшала дом. У неё вошло в привычку каждый вечер, уставясь в стенку, разговаривать, как ей казалось, с Димой, рассказывать, чем она занималась днём, что думает о том, о сём… Кот вначале пугался и лез на колени, тычась мордой в лицо, потом привык и сидел, напряжённо вглядываясь в темноту. Всё началось с дивана. Наверное, не столько с дивана, сколько с непреодолимой тоски по старой квартире, бабушкиному ещё гнезду, от которого она отказалась в минуту слепой ярости. Скоропалительный обмен не принёс ей ничего хорошего, дом был плох, подъезд грязен, метро – далеко, а соседи из прежнего дома вспоминались, как терпеливые и дружелюбные, и вызывали ностальгическую нежность. Дина понимала, что и Павла, и Кузьмич ничуть не лучше теперешних Петровичей и Николаевичей, живущих под боком. Но ей нравилось так думать о тех, умиляясь до слёз. Так вот, о диване. В её старой квартире стоял огромный старый диван, таких теперь уже не делают. На нём спали, зачинали и даже умирали несколько поколений, но жирную точку поставил в биографии дивана Динин кот. Вначале всё было хорошо, но, когда начались неприятности с Димой, кот заметался и в силу своего понимания отреагировал на ситуацию, пометив диван. Поэтому при переезде два дворника-молдаванина, отворачиваясь и морща носы, кряхтя и охая, за 500 рублей, вынесли несчастного на помойку. Но, просмотрев каталоги и поговорив с разбирающимися во всём подругами, Дина поняла, что такого второго дивана попросту нет. Вернее, какой-никакой она бы и смогла купить, но тот, что виделся ей в мечтах, огромный, как дом, уютный, кожаный с яркими подушками, к которым можно было устало припасть, такой был 54

Проза

Виктория Жукова

ей не по карману. Порой, рассматривая единственный доступный ей гламурный журнал «7 дней», она встречала фотографии вожделенного дивана, всегда в сногсшибательных интерьерах: иногда на фоне огромных окон, из которых виднелась панорама Москвы, а иногда на фоне воздушных лестниц, ведущих на невесть какие этажи. Над ним обычно висели яркие картины, подчёркивая изысканность форм и благородные оттенки обивочной кожи. Ей были неинтересны хозяева, она чувствовала, что они куда более временные и ненастоящие, чем та мощная прекрасная мебель, которой они себя окружают. Деньги, деньги… где бы их достать? Кредитов она боялась, долгов тоже. Но тут Боженька её услышал. И когда она как-то вечером влезла в компьютер, чтобы посмотреть пришедшую почту, первое же письмо, бросившееся ей в глаза, содержало сенсационное сообщение: «ПОЗДРАВЛЯЕМ!!! Вы выиграли $1000000 долларов США». Дина, схватив сигареты, побежала на кухню, чтобы отдышаться и набраться смелости вскрыть драгоценное письмо. Некий господин Эдвард Самюэль, судя по всему, наместник Бога на Земле, с телефонным номером и электронной почтой, уведомлял бедную Дину, что да, выиграла она в Австралийскую лотерею. И если у неё есть агент, то нужно немедленно сообщить ему, чтобы он связался с г-ном Самюэлем и выполнил необходимые формальности для получения выигранного Диной миллиона. Он просил также любезно сообщить, в каком виде она желает получить деньги – наличными или на банковский счет. Дина быстро сдернула с кровати журнал с фотографией вожделенного дивана, поцеловала её несколько раз и истово перекрестилась. В письме было примечание. Там было сказано, что Дина не имеет права рассказывать кому-либо о выигрыше, пока не получит деньги. Но она не удержалась, как было таить в себе такую новость.

– Дура, немедленно уничтожь письмо, – орал на Дину приятель, окопавшийся в Германии, – вирус, ты можешь это понять своей безмозглой башкой, они тебе вирус прислали, потом не реви, когда всю систему придётся восстанавливать, и ты что, 55

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

играла в эту дурацкую австралийскую лотерею? Скажи, играла?

– Дина шёпотом призналась, что нет. И потом также шёпотом поделилась с приятелем тайными соображениями, в чём даже себе боялась признаться, что это Димка за неё похлопотал, и вот результат – вот он, выигрыш.

– Ты что, совсем того? – приятель снизил накал благородного гнева. Но, Дина не уступала. Она стала рассказывать о своих беседах с мужем, о снах, которые в её представлении были вещими, о своей тоске и одиночестве.

– Всё ясно, – пробурчал приятель. – Теперь выслушай, чем это может тебе грозить. Мне приходит масса таких сообщений, по штуке в неделю это точно. Во всех они требуют банковский счет…

– Ой, а у меня его нет, я понимаю, он же нужен для того чтобы деньги прислать, ну конечно, я открою, и он будет пустой, – ликовала Дина, представляя себя хитрой и коварной. Ей казалось, что больше никто до такой простой вещи не мог додуматься, поэтому и попадали в сети всяким обманщикам, но у неё другое дело, о ней сам Боженька позаботился. Димка намекнул, что Дина очень хочет диван, тут всё и разрешилось. Нет, надо попробовать. Она положила трубку, и уже забыв о яростных предостережениях приятеля, села к компьютеру и начала писать письмо. Доброму господину Самюэлю она рассказала все. И про первого мужа-алкоголика, и про второго, так нелепо погибшего, и про бабушку-дворянку, про кота, так цинично поступившего с бабушкиным наследством, и, главное, про свою мечту, про диван. Когда Дина спохватилась, три страницы убористого текста были уже написаны и отправлены. К концу дня от доброго господина Самюэля пришёл ответ. Ни слова, что он получил Динины излияния. Складывалось впечатление, что отвечал автомат с ранее заготовленным текстом. К письму прилагалась анкета. Быстро ответив на простые вопросы, Дина погладила экран и нажала клавишу. На другой день пришло ещё одно письмо, в котором г-н Самюэль уже требовательно настаивал, чтобы ему, наконец, предоставили счёт. Дина ринулась в сберкассу и уже через 56

Проза

Виктория Жукова

час стала обладательницей серенькой книжицы, где было напечатано, что на сегодняшний день приход составляет 3 доллара. Теперь Дина была полна достоинства и спокойствия. Внутренним взором она уже видела на лиловом листике пропечатанный длинный ряд циферок, которые обещали ей различные блага: диван, новый забор на даче – дальше фантазии не хватало. Дина исправно ходила на постылую работу, пила чай в бухгалтерии, и терпеливо ждала, когда циферки в книжке, мельтешащие перед глазами, станут реальностью и проявятся на бумаге, как переводные картинки. Дождалась. Придя через несколько дней в сберкассу, Дина своим появлением вызвала такой переполох среди обслуживающего персонала, что чуть не сбежала от смущения.

– Пришли, вам деньги пришли! – махала ей из окошечка кассирша. Старухи, стоящие за пенсией, откачнулись, пропуская её вперед. Знать, не простая клиентка пришла, нужно оказать уважение. Но Дину уже тянули выскочившие девушки к закрытой двери с надписью «служебный вход». Благодарственное письмо г-ну Самюэлю, Дина писала два дня. Она желала ему счастья, процветания, успехов в личной жизни и прочих атрибутов советского представления о жизни, как таковой. В конце письма Дина приглашала благодетеля в гости и просила почтовый адрес г-на Самюэля, для того, чтобы прислать ему подарок. Он виделся Дине набором лакированных матрёшек с ликами президентов, а его супруге Дина планировала послать пуховой оренбургский платок и нитку янтаря. Но больше от г-на Самюэля писем не поступало, что огорчило и обидело Дину. Ей вдруг показалось, что она потеряла близкого друга, и целый вечер проплакала в подушку. Но нужно было начинать осуществлять свою мечту, что оказалось не просто. По каким-то совершенно неведомым каналам люди узнали о свалившемся на Дину богатстве. Первой пришла соседка снизу и привела невзрачную худенькую женщину с большими красными руками. Соседка растерянно покрутила головой, оглядываясь, и робко произнесла: – Дин, говорят, ты теперь деньгами богата, может, поможешь Люське? У ней сын болеет.

57

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Люська угрюмо и недоверчиво разглядывала саму Дину и весьма скромную обстановку. Особенно её заинтересовала входная ободранная дверь, где даже наличник был растерзан в клочья и щепки валялись на коврике неприглядной кучкой. Но когда в прихожую вышел кот, стало ясно, кто в доме хозяин и у кого следовало бы просить поддержки. Кот мяукнул и взвился на огромное дерево, с трудом втиснутое в маленькую прихожую. Дерево венчал бархатный домик, а ветки были увешаны игрушками. Дина ласково провела рукой по ускользающему коту и равнодушно спросила у женщины, много ли надо.

– Десять тысяч, – облизнула та пересохшие губы и застенчиво прошептала, – долларов.

– А где лечить собираетесь?

– Да в детской больнице, там врач хороший, – неуверенно косясь на соседку, ответила еще тише Люська.

– Хорошо, я заеду к врачу, поговорю, дайте телефон. Женщины растерянно переглянулись, и, не сговариваясь, торопливо выскочили в коридор. Дина не удивилась, только внимательно посмотрела на ободранную дверь и начала мучительно соображать, как себя обезопасить. На женщин Дина не обиделась. Она, прошедшая школу выживания, и до сих пор ощущающая на губах привкус нищеты, родом была из их стаи, и свалившееся на неё богатство ещё никак не отозвалось в ней. Оно было пока нереально, нематериально, и его было не жаль, хотя слабенькая надежда на лучшую жизнь уже появилась. Череда просителей к концу недели начала иссякать, и вот уже дня три никто не нарушал Динин вечерний покой. Очередным визитёром оказался сосед по лестничной площадке. Он пришёл вальяжный, пахнущий дорогим парфюмом, казалось, не из этого мира, где разрисованные свастиками и мужскими детородными органами подъезды пахнут кошками, а на лестничных пролётах выбиты стекла и свистит ветер. Он объяснил, что его жена работает в сберкассе, а сам он риэлтер, и что они временно живут тут у тёщи, а вообще-то собираются скоро отсюда уехать, поскольку в таком доме жить в принципе невозможно. Грязно, да и окружение «сами понимаете...».

58

Проза

Виктория Жукова

– Я знаю, что вы выиграли в лотерею, поздравляю и прочее, так вот у меня на примете имеется чудесная квартирка, двухэтажная, меблированная, как раз для вас. Очень рекомендую. Хотя бы посмотрите, а там решайте себе спокойненько. Дина не особенно сопротивлялась, она понимала, что рано или поздно из этого дома придётся съезжать, а покупать или менять квартиру без чьей-то помощи, ей совершенно невозможно, так что она согласилась.

– Имейте меня ввиду, а сколько вы возьмёте?

– Да немного, процента 3-4, как в фирме, даже по-соседски меньше. На другой день Дина съездила в центр, посмотрела новую квартиру. Действительно, имеется второй этаж, и вообще, всё это она уже видела в бесчисленных гламурных журналах.

– Да нет, не убили, просто артисты… знаете – разъезды, то-сё, ….остаётся…, я же говорил, что с обстановкой, … нет, даже не просите, я торговаться больше не буду, такое предложение случается раз в жизни, смотрите, диван какой красивый и остальное, а картина как оттеняет обивку… Кот тоже остался доволен. Грузчики, втаскивая не влезшее в лифт дерево на пятый этаж, так матерились, что няньки всех мастей, похохатывая, ладонями закрывали детские уши, прижимаясь к стенкам просторной чистой лестницы. В подъезде, в стеклянной будке сидел строгий охранник, а в углу в кадке стояла огромная горделивая пальма. Дина успокоилась. Вечерами она сидела перед огромным телевизором на вожделенном диване с котом на коленях и понимала, что мечтать больше не о чем.

– Всего добилась? Ну, ты даёшь… – возмущённо произнесла подруга, утопая в мягких подушках. – Что же ты за принца-то Альберта не пожелала выйти? Даже неприлично, как ты всё это провернула. Мужика с любовницей на тот свет спровадила, квартиру поменяла, диван – вот он… Как это ты не причём? Не понимаешь? Дурочкой прикидываешься? Кто мне плакался в жилетку, что не перенесёшь развода, и лучше бы он умер? А? Не ты случайно? Я пока одно знаю, ты как-то так круто умеешь меч59

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

тать, что всё тут же исполняется. Ты давай фильтруй мысли-то, а то вот разозлишься сейчас на мои слова, и придётся и мне заказывать белые тапки.

– Может ты и права, знаешь, я иногда думаю, что я антенна такая огромная и мощная. Помнишь, меня кот при переезде уронил? С тех пор и пошло… Здорово я тогда головой приложилась. Нет, нормально, я не обижаюсь, иногда сама думаю, что что-то здесь не так. Мои желания, если они сильные, приводят меня просто в состояние транса.

– Хочешь, я тебя к своей знакомой отведу? Она – классный экстрасенс, вдруг чего поймёт?

– Давай, сходим. Только как бы у твоей экстрасенсихи не было столпотворения. Я ведь теперь стараюсь избегать толпы. Стала распознавать таких же, как я, их столько… Я тут теорию создала, что мозг в нормальном состоянии – спит, но стоит его встряхнуть, молния ли, удар сильный, стресс какой, всё – пробудился. И у разных людей это возникает. У нравственных, безнравственных, бандитов например, у детей – да у всех, у кого угодно. Просто ужас. Не все это, к счастью, понимают. Мне бы научиться этим управлять, а то я вдруг однажды подумала, что хорошо бы правительство сменить, так испугалась, аж в пот кинуло, в душ побежала – отлегло.

– Ну, ты даёшь… Значит, если революция случится это ты удружила что ли?

– Я, я, к сожалению. Постараюсь не довести до такого… Тут другое, не хотела говорить, да ладно уж. Мне вдруг сам господин Самюэль позвонил. Представляешь? Вернее, он через переводчика со мной общался. Я просто описалась. Сижу, ни к кому не пристаю, занимаюсь своими делами, вот, кстати, подушку доделала. Красота, скажи? Звонок. Благодетель мой. Я, кроме смеха, его таковым считаю, даже в церкви молебен за здравие отстояла. Говорит, что в Москву собирается. Меня австралийское телевидение отснимет, как показатель, что, дескать, у него честный бизнес… Я горячо ему пообещала, что постараюсь всё сделать для его имиджа. Не обманул ведь, прислал, сама знаешь. Я им и тебя подсуну, как подтверждение, 60

Проза

Виктория Жукова

и соседей прежних. Это как было и как стало. Ну, просто передача «Квартирный вопрос». Вернее, мой ответ «Квартирному вопросу».

– Значит виной всему котяра? У-у-у, жирдяй, давай и меня урони. Слушай, может ему кошечку подарить? Ты не думала питомник завести? Отбою бы не было от желающих. Только на дверях нужно твою историю написать. Тогда будешь продавать по тыще баксов каждого… Когда он приезжает-то?

– Скоро. Наверное, сам ещё точно не знает. Но уже на другой день раздался звонок и приятный мужской голос на чересчур правильном русском языке произнес, что господин Самюэль уже в Москве и желает её видеть. Он смиренно ждёт, когда мадам сможет его принять. У Дины от волнения сел голос, и она пропищала в трубку, что хоть сию минуту, только у неё не убрано, и она ещё не ходила в магазин. Мужчина на том конце провода слегка опешил, но, взял себя в руки и спросил, удобно ли будет мадам, если они прибудут к 17 часам. Дина заметалась. До назначенного часа оставалось совсем немного, поэтому, одной рукой зашвыривая раскиданные вещи в шкаф, она другой быстро расчесала волосы. Подкрашивая губы, вдруг поймала себя на мысли, что хочет понравиться неведомому господину Самюэлю. Звонок раздался неожиданно. Дина вздрогнула так, что рука с помадой слегка дёрнулась, и нижняя губа стала выглядеть неряшливо. Кот метнулся под диван, и Дина осталась одна. Замок не поддавался, Дина покрутила задвижку и раздражённо пнула дверь ногой. Та вдруг резко открылась и маленький кругленький мужчина, почему-то один, роняя цветы, отпрыгнул к лифту. Упавшая шляпа с тихим шелестом откатилась к лестнице и, немного подумав, прыгнула вначале на первую ступеньку, потом всё дальше, пока не докатилась до мусоропровода и не была остановлена кучей банановых шкурок, выпавших у кого-то из мусорного ведра. Дина и маленький мужчина, как заворожённые, следили за убегающей шляпой. Потом оба с коротким криком ринулись за беглянкой, и, столкнувшись головами, упали около мусоропровода. Господин Самюэль, схватившись за свои сползающие очки, всхлипнул и попробовал подняться на 61

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ноги, но Дина тоже начала подниматься, невольно прижимая гостя к крышке мусоропровода. Словом, вышло всё очень и очень неловко. Уже в квартире, раздевая и отряхивая гостя, она, багровая от смущения, растерянно повторяющая в который раз: «Простите пожалуйста, господин Самюэль», думала, что пережить такой позор невозможно, а почти затолкать в мусоропровод почтенного, уважаемого иностранного гостя, прямо таки подсудное дело, и лучше было бы для них обоих господину Самюэлю вообще в России не появляться. А господин Самюэль мучительно пытался сообразить, как убедить эту поганую Брунгильду, эту чёртову корову перестать над ним измываться. «Она меня так трясёт, что просто звон в ушах стоит», – мучился он, снова и снова уворачиваясь от её проворных цепких рук. Вытряхнув гостя из испачканного пальто, Дина попыталась тут же начать его очищать, вооружившись щёткой. Потом, спохватившись, вытерла ладонью потёкший нос и мокрые от невольных слёз щеки, аккуратно пристроила пальто перепуганного гостя на вешалку и обречённо побрела на кухню, где по Московской привычке был уже почти сервирован стол. Через час молчаливого сиденья за столом, немного пришедший в себя гость, допивая бутылку мартини, мрачно взглянул на измученную Дину, и вдруг сделал ей предложение руки и сердца. Чувствуя себя бесконечно виноватой и бесконечно обязанной своему гостю и благодетелю, Дина, против своей воли, прочис– тив горло, пискнула «да». НЕСОСТОЯВШАЯСЯ СКАЗКА

Виктор шёл размашистым шагом, сшибая палкой верхушки цветов. «Сволочь, – думал он, – убью! И спирт спрятала: «Ах, сколько спирта извели, не позволю, увезу назад, вылью…». «А что ещё в экспедициях-то делать? Баб нет, так она последней радости собирается лишить. Вот выйду к деревне, самогонкой затарюсь, пусть застрелится. Главное, если бы с нами сиде62

Проза

Виктория Жукова

ла, а то припрётся раз в месяц, наведёт свой идиотский порядок, и назад, а нам тут куковать… Чёрт, я ведь уже около этой сосны проходил, никак кружить начал, надо наверх лезть. До деревни тут всего ничего, это она накаркала: «Не пущу, да не пущу, заблудишься». Сейчас солнце сядет, придётся под кустом ночевать, совсем прекрасно». Виктор вышел на полянку, покрутился и решил пойти в сторону, где лес был несколько реже. Километра через два он понял, что заблудился окончательно. Но ощущение, что он идёт по заросшей дороге, не позволяло ни свернуть с неё, ни вернуться. Хотя точно так же приходилось перепрыгивать через бурелом, так же обходить бочажки, но просвет над головой позволял надеяться, что лес скоро кончится. Обнадёживало, что дорога постепенно делалась всё более явной. В нескольких шагах он увидел колесо от телеги, а, пройдя немного, наткнулся на старый, заржавленный меч. «Всё оружие, – мрачно думал он, волоча его за собой. – Вдруг ночью нападёт кто-нибудь…» Прошагав еще с полкилометра, он увидел на дороге, а теперь он не сомневался, что это именно дорога, нечто странное. Рассыпавшийся древний возок, около которого валялся скелет лошади, а внутри возка белели человеческие останки. Пассажир был явно богат: на бывшем пальце тускло поблёскивало кольцо; в ногах кучкой лежали драгоценные пуговицы; опять же меч в ножнах, но более тонкой работы; истлевшие остатки кожаного мешочка, торчащего из кучки земли, хранили в своём чреве золотые квадратные монеты, неизвестной принадлежности. Виктор брезгливо выковырял их, подул и засунул в карман куртки. Никаких признаков бумаг или документов, не было. Перстень и пуговицы он взять побоялся. Вернее – побрезговал. Внезапно им овладел азарт. Что ещё подкинет ему это удивительное место. Вскоре он подошёл к огромным запертым воротам. Некогда мощная ограда местами прогнила, кое-где просто рухнула, и Виктор, отойдя шагов на десять от кованых ворот, преспокойно вошёл внутрь через пролом в заборе. Двор тоже зарос, но огромный каменный дом, почти замок, стоял незыблемо. Оглянувшись, он понял, почему забор ещё держался. Местами, прикрытый деревянными 63

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

щитами, он тоже был из камня. Деревянные же фрагменты забора и построек кое-где сгорели, кое-где разрушились от времени. Но то, что здесь было когда-то огромное поселение, можно было определить по бесконечным каменным фундаментам, раскиданным там и сям. Ужас обуял Виктора, когда он шёл по этому безлюдному месту, натыкаясь то на кузню, то на пекарню, то на колодцы с поилками для лошадей. А когда узнал в нескольких разрушенных сооружениях фонтаны, понял, что этот город, или огромное поместье, или просто поселение, было когда-то богатым и благополучным. Обойдя замок вокруг, Виктор попытался заглянуть внутрь. Но двери и окна оказались запертыми. Как ни пытался он их раскачивать, они не поддавались. Но, вдруг одна из ставень внезапно просела, и он, не удержавшись, перевалился через подоконник. Перекатившись, Виктор вскочил и вскрикнул от неожиданности. В странной позе, наклонившись к окну, стоял человек в ветхом одеянии, таком ветхом, что через неопрятные прорехи просвечивало бледное худое тело. Но плоть была жива, тело медленно колебалось от дыхания, так медленно, что глаз не мог уловить движения одежды. Мало этого, Виктор, быстро оглянувшись, увидел у соседнего окна небольшую группу замерших людей. Он шарахнулся, и, втянув голову, отпрыгнул назад, наткнувшись при этом на непонятную преграду. В полутёмном коридоре, раздался дикий грохот от падения металлических предметов. Обернувшись, он увидел, что грохочет поднос, и по каменному полу прыгают серебряные кубки. Немного поодаль лежала упавшая девушка, её застывшее тело с поднятой ногой и протянутыми руками, как бы ещё державшими выбитый Виктором поднос, постепенно благодарно обмякало. Платье, от поднявшегося ветра, рассыпалось в прах, и девичье, худое тело белело на каменном полу, вызывая острую жалость. Виктор вдруг подумал, что девушка может простудиться. Он снял с себя куртку и подложил ей под спину. Прикасаться к полуживому телу было неприятно, оно не было ледяным, но не было и по-человечески тёплым. Так, охлаждённая курица… Правда, кожа была чересчур сухой и немного пергаментной. Отойдя от лежащей девушки, подумал: 64

Проза

Виктория Жукова

мёртвая-мёртвая, а деньги ей оставлять не следует. Виктор вернулся, вынул всё из карманов своей куртки, переложил в джинсы и, успокоенный, двинулся дальше. Людей он старался обходить стороной, но всё равно, создаваемый им ветерок, сдувал с них одежду, и они толпились сзади, как античные статуи в музее, куда он как-то с похмелья нечаянно забрёл. В комнатах обстановка была богатая, видно было, что дом принадлежал знатному вельможе, но уклад был какой-то не по-русски роскошный. Казалось, какой–то шутник перенёс в Сибирские леса Шекспировскую драму с королями, замками, убийствами. Кто был этот шутник, Виктор, естественно, не знал. Кое-где стояли, лежали неподвижные собаки. В клетках сидели неподвижные птицы. Виктор подумал и начал открывать зачем-то клетки. Тяжёлое настроение прошло само собой. Он с жалостью рассматривал худые, покалеченные мужские тела. Ему показалось, что перед ним – бывшие воины. Как будто остатки иностранной армии решили закончить свои дни в Сибири: набрали себе жён и прислуги из местных женщин, и с благословения какого-нибудь государя, Петра ли, Ивана III, возможно даже Михаила, обосновались в этих краях. А потом эпидемия, или древние мухи покусали, вызвав сонную болезнь. Тех, что на улице, пожрали разные саблезубые тигры или просто лисы, а эти, в помещении, – выжили. Странно, их могли, правда, и крысы съесть, но видимо побрезговали, вон, целенькие стоят. – «Надо срочно выбираться, вдруг зараза ещё жива. Говорят, бактерии всякие миллионы лет живут. Ой, а вдруг я уже заразился? Да ладно, какая к черту зараза? Они живые, только без сознания, спят, поди. Что это я труса праздную? Спокойно, Витюша, без паники… Может, я казну или другой клад здесь найду? Тогда жизнь изменится. Работать не нужно… Закину деньги в банк, буду проценты приличные получать, куда-нибудь съездить смогу. Приду к Таньке и скажу: «Собирайся, завтра едем в Анталию, или на Сейшелы». Слышал, туда «новые русские» любят ездить. Интересно, где это?» Так, мечтая, он рассеянно бродил по огромному замку. Побывал в кухне, подивился земляным полам. Оказывается, – ка65

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

менные только во внешнем коридоре. Но сундуков с деньгами не увидел. В подвале, подумал он. Как туда попасть, было не ясно. Пару раз его взгляд останавливался на женских украшениях, но примитивный грабёж был противен. Тем более – женщин. Его даже передёрнуло от этой мысли. Другое дело – казна, это общественное, почти государственное, его обдурить – святое дело. Он опять подумал про спирт, и настроение резко упало. В залах стало быстро темнеть, надо было подумать и о ночлеге, но как зажечь факел, которыми тут все пользовались, он не знал. Люди, стоявшие и сидевшие тут и там, стали его раздражать, хотелось найти какую-нибудь маленькую клетушку, чтобы спокойно всё обдумать. Единственно, что было здесь непреложно живым – летучие мыши, да какие… огромные, как чёрные сталактиты, они свисали с потолка, шевеля в наступивших сумерках крыльями, и Виктору показалось, что они наблюдают за ним. Точно, наблюдали, но угроза, исходящая от них, была явно преувеличена и навеяна всей зловещей атмосферой замка. Одна из маленьких комнатёнок оказалась пуста. Он закрыл тяжёлую дубовую дверь на засов, для пущей уверенности, и, усевшись на пол, сильно пожалел об оставленной в коридоре куртке. В каменном мешке было холодно, и тут Виктор вдруг почувствовал зверский голод. Он чуть не заплакал, вспомнив тёплую палатку и вечерний костёр с обязательным ужином, после которого всегда можно было принять на грудь. Так, предаваясь воспоминаниям, начал постепенно засыпать. Только первые волны сна начали накатывать на измученного Виктора, в углу комнаты возникло слабое свечение, и женский голос произнёс: «По-моему, ты, Ливия, немного поспешила. Какой-то он плохонький, девочку нашу не смог найти, прогони его, кому он нужен, только деньгами и интересуется… Дай ему, и пусть идёт, да не забудь закружить, чтобы дороги сюда потом не нашёл». – «Действительно, жаль, – прозвучал второй голос. – Хоть и пьяница, но что-то в нём все-таки есть, лихость некая… Такая образность, такая свежесть… и аура у него неплохая, смотри-смотри, как ярко светится… Он из всех этих парней подошёл бы нам больше всего… Главное, добрый, вспомни, как бережно он под эту, как её, одежду свою 66

Проза

Виктория Жукова

подстелил… Чужая ведь, страшненькая, а, поди ж, тронула его сердце. Нет, не напрасно я его сюда привела, не права, ты, Ягги. Можно будет доверить ему нашу девочку». – «Нельзя, – досадливо произнесла первая, – как ты не понимаешь, вытащит он её отсюда, а дальше-то что? Привезёт к себе в город на 30 метров, ни прислуги, ни средств, деньги-то эти пропадут. Вот, смотри, видишь, какие у них там сложности… банки лопаются один за другим, давай ещё подождём, ждали ведь пятьсот лет, что стоит ещё пятьдесят потерпеть? Может, там у них всё наладится, а, может, иностранец какой-нибудь объявится, что её первому встречному-то отдавать?» – «Знаешь, у меня в последнее время постоянно возникает состояние беспомощности. Каждый раз одно и тоже: приходят добры молодцы, а ты всем отказываешь под разными предлогами – то голод у них там, то война, то революция, то теперь с банками этими … Я понимаю, у них постоянно какая-нибудь беда – то уже случилась, то грядёт… Да, согласна, жалко, но ведь так всю жизнь можно прождать… Хорошо, последний раз с тобой соглашаюсь. Если в течение этого срока никто не подойдёт нам, сама её поцелую, а потом за синего рыцаря замуж отдам. Помнишь, какая у них любовь была?» Она мечтательно замурлыкала какой-то мотивчик, и сияние пропало. Виктор резко сел, вытаращив глаза. Непонятно, приснилось ему это, или он действительно попал в историю. Как их? Ливия и Ягги? Это кто же? Баба Яга с какой-то другой ведьмой? Вон чего, видите ли не подхожу я им, всем подхожу, а эти морды воротят… Ну, и чёрт с ними, пошли они… девочка какая-то, мне ведь только деньги нужны… Оскорблённый Виктор кое-как досидел до утренней зари, рывком распахнул дверь и, сопровождаемый пищащей стаей преследовавших его летучих мышей, кинулся на улицу. Он бежал по залам и коридорам, сдирая по дороге украшения с женщин, выдёргивая у мужчин кинжалы в драгоценных ножнах, хватая серебряные кубки. Мыши летели за ним, вырывая добычу из рук. Ему приходилось, одной рукой прижимать награбленное к груди, другой – отмахиваться от стражей, норовящих облепить кожистыми крыльями лицо, а острыми когтями выцарапать глаза.

67

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

По дороге Виктор выхватил из-под лежащей девушки свою куртку и помчался к лесу. Преследователи отстали. Тяжело дыша и вытирая с лица кровь, Виктор стоял на опушке, посматривая на чернеющий замок. Остатки добычи он завернул в рубашку, завязал рукава узлом и закинул котомку за спину. Двигался он не по дороге, а через лес, ориентируясь по взошедшему, наконец, солнцу. «Как же вчера я мог так глупо заблудиться», – недоумевал он, – ведь всё просто! База, вот она – прямо через излучину реки, а там налево»… Он успокоился, и шёл, насвистывая, представляя, как продаст все эти дорогие украшения, а потом вернётся сюда и тут уж точно найдёт казну. Кстати, там много всяких старинных штук осталось. Тоже продать можно. Он подходил к реке, когда из-под куста вылез медведь и с шумом двинулся навстречу. Виктор, прижав к себе узел, стал отступать, и уже оказавшись в воде, понял, что с узлом ему не выплыть, да и в обуви тоже. Когда он снимал под водой ботинки, тихой струйкой посыпались из кармана квадратные золотые монетки и тут же сделались неразличимы, покрывшись взмутнённым илом. Виктор выплыл. По дороге на базу, зашёл в деревню и взял в первой же хате бутыль самогону. А вечером, у костра, рассказывал про неподвижных людей в замке, и про то, как он разбогатеет и как хорошо заживёт. Сидящие смущённо поглядывали на начальницу и крутили у виска пальцами, дескать, совсем допился, капец. Виктор обиделся и вскоре вообще перестал с ними разговаривать. Так и расстались врагами. В Москву он ехать не захотел, и осенью перебрался в деревню, решив перезимовать поблизости от замка. Но сколько он не предпринимал попыток отыскать туда дорогу, все они оканчивались неудачно. Местные посмеивались и тоже крутили у висков пальцами, называя его с издёвкой «Прынц». Но однажды Виктор из очередной экспедиции не вернулся. Поговаривают, медведь задрал…

68

Проза

Галина Фирсова

Галина ФиРсова

Галина Фирсова родилась в Днепропетровске, где из поколения в поколение рождались её предки. В 9 лет осталась круглой сиротой. Детство прошло в детском доме, затем в интернате. Стихи начала писать в детстве. Первые публикации были в Пионерской правде. После окончания института инженеров железнодорожного транспорта, получила специальность инженера-электрика. Успешно работала в вычислительных центрах, занимая руководящие должности. Но грянул 1991 год. Пришлось отказаться от мыслей о карьере и начать заниматься бизнесом. Об этом и рассказывает нам Галина в своих «Записках начинающего бизнесмена». Вырастила двух сыновей, которые вместе с двумя дочками мужа подарили им тринадцать внуков. В Германии с 2002 года, в Берлине с 2009 года. Публиковалась в различных альманахах. Особые приметы по мнению друзей: обладает кипучим темпераментом, умна и доброжелательна. То, что растёт у неё на даче, можно увидеть только в Ботаническом саду.

69

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ЗАПИСКИ НАЧИНАЮЩЕГО БИЗНЕСМЕНА

Часть 1

Если бы в молодости Зое сказали, что ей придётся заниматься торговым бизнесом, она бы, в лучшем случае, просто рассмеялась, а в худшем – искренне возмутилась. Для неё слова «спекулянт» и «торгаш» звучали оскорбительно. Ими клеймили всех, кто пытался заработать торговлей. Долгие годы Зоя мучительно заливалась краской, вспоминая, как однажды, живя у родителей мужа, решила помочь свекрови продать на базаре груши, собранные в их саду. Сколько стыда и неловкости пришлось пережить ей за полчаса, проведенные за прилавком местного рынка. Почему полчаса? Да потому что на вопрос покупателей о цене (а груши были великолепные – сочные, крупные, одна к одной) Зоя стыдливо опускала глаза, и мямлила невнятно: – Сколько дадите. Понятно, что два ведра груш, привезенных на руле велосипеда, разобрали очень быстро со словами: – Вот спасибо, дочка! Таковым было её первое «торговое крещение», и Зоя была уверена, что ей больше никогда не придётся этим заниматься. Незаметно промелькнули два десятилетия. Относительно благополучная жизнь вдруг дала резкий крен и больно ударила расслабленных пассажиров вяло движущегося социального корабля. Осознание было тяжёлым. Тупик!!! Институт, в котором работала Зоя, не был исключением. Не было работы, не было планов, не было финансирования, а значит, не было и зарплаты. Людей отправляли в неоплачиваемые бессрочные отпуска, другими словами на «вольные хлеба». Зоя вспоминает, как она в этот же период попыталась оформить отпуск за свой счёт, чтобы съездить к друзьям. Англичане Жак и Маргарет, с которыми она познакомилась в турне по Болгарии, были славными ребятами. Десять лет переписки, потом приглашение в гости. Поездка была давно оформлена, виза и билеты 70

Проза

Галина Фирсова

на руках. Но начальство неожиданно заупрямилось и решительно отказало, вплоть до увольнения. Видимо, зависть оказалась сильнее здравого смысла. Зоя в отчаянии положила на стол заявление и уехала, сжигая за собой мосты. Прошло не так много времени и, уже став директором своей фирмы, хозяйкой новой квартиры и машины, Зоя принесла прозябавшей в скудости и бесперспективности бывшей начальнице шампанское и огромную коробку конфет в знак благодарности за её решение, вытолкнувшее Зою в самостоятельное плавание. Но это будет потом, а пока... В отличие от многих Зоя не поддалась панике, не имела права. Дома с надеждой и ожиданием смотрели на неё муж-пенсионер, 87-летняя бабушка и сын-школьник. Старший сын, отслужив в армии, тоже метался в поисках заработка. И вот тут вспомнилась притча, рассказанная мамой в далёком детстве, о двух лягушках, одна из которых, попав в жбан со сметаной, утонула от бездействия, а другая, взбив сметану в масло, спаслась. И Зоя принялась отчаянно «бить лапками». В городском туристическом бюро, где Зоя в течение последних десяти лет по выходным подрабатывала внештатным экскурсоводом и сопровождающим групп, она вдруг оказалась востребованной. Экскурсии, как таковые, уже мало кого интересовали, а вот на коммерческие поездки был большой спрос. Упитанный, рано полысевший, но не потерявший ещё интереса к женскому полу директор бюро Иван Иванович, приблизившись к ней вплотную, спросил, понизив голос: – За границу хочешь? Будешь сопровождать группы в Польшу, Румынию, Венгрию, детали объясню потом. О том, что за поездки придётся «благодарить», было понятно. Теперь целью было не посещение музеев и театров. От сопровождающего требовалось просто организованно перевезти группу через границу и обратно, отпустив всех на пару дней на все четыре стороны в пункте назначения. Задача казалась несложной, и Зоя охотно согласилась. Это был тот случай, когда интерес познавательный совпадал с финансовым, какая-никакая, а всё-таки зарплата.

71

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

На первую поездку Зоя явилась со спортивной сумкой через плечо, получила проездные документы и тут поймала удивлённые взгляды коллег.

– Ты что – порожняком? Зоя пожала плечами. Что это означало, она поняла при встрече группы. В вокзальном зале ожидания её окружили «туристы», шумные, грубоватые, закалённые в жизненных переделках, нагруженные неподъёмными баулами. Новичков среди них было мало, основную массу составляли работники торговли и общепита, быстрее других сориентировавшиеся в атмосфере всеобщего хаоса. В вагоне было душно, запах жареной домашней снеди, смех и болтовня подвыпивших туристов... На пороге купе возник высокий раскрасневшийся мужик в белой майке: – Я – Павел, пошли к нам, у нас компания что надо, не обидим. Больше всего Зое хотелось выспаться, но любопытство взяло вверх, и до полуночи она слушала рассказы, прерываемые то громким хохотом, то матерной бранью, о смешных и грустных приключениях в их многочисленных поездках. Перед пересечением границы бывалый народ начал нервничать, тревожно оглядывая свой груз, и, как оказалось, не зря. Смена колёсных пар вагонов длится до двух часов, и в это время ретивые работники таможни со знанием дела сортировали содержимое сумок, после чего, их вес заметно уменьшался. Грузный, вспотевший от напряжения таможенник, уставился на Зою.

– Багаж где? – рявкнул он, осматривая намётанным глазом полки. Зоя кивнула на спортивную сумку.

– Ты чего меня лечишь? – зло прошипел он, и, больно сжав руку, вытолкнул её из купе. Он и в мыслях не мог допустить, что весь багаж может состоять из спортивного костюма, тапочек и пары бутербродов, завёрнутых в фольгу. Унизительный личный досмотр вызвал чувство гадливого ужаса, до дрожи в коленках и спазма дыхания. Павел сочувственно успокаивал: – Это мелочь, бывает куда хуже. По прибытии в польский город Хелм группа разбежалась в 72

Проза

Галина Фирсова

разные стороны к заранее присмотренным местам сбыта, которыми служили рынки и торговые площадки во всех населённых пунктах. Из Хелма густая паутина автобусных и железных дорог разбегалась по всей Польше, и деловитые туристы спешили превратить содержимое своих баулов в заветные «пенёнзы». Встреча была назначена через два дня на вокзале. Зоя присела на скамейку в сквере и задумалась. Командировочных не платили, предполагая самостоятельный заработок, поэтому о ночлеге и питании предстояло заботиться самой. Она пересчитала содержимое кошелька и решила, что ночь в зале ожидания вокзала и бутерброд – не самый плохой выход в данной ситуации. До вечера Зоя бесцельно бродила по городу, а на ночь пристроилась на краешке вокзальной скамейки. Второй день был похож на первый. Вечером, усталая, сонная и голодная она с удивлением слушала восторженные рассказы туристов, обсуждавших удачную торговлю. Они демонстрировали тугие свёртки злотых, счёт которых вёлся в миллионах, вновь закупленные товары и обсуждали планы новых поездок. «Что-то я не так делаю», – вздохнула Зоя.

– Люди ездят, зарабатывают, а ты выпендриваешься, – бурчал дома муж. Сынишка доверчиво прижимался к её плечу: – Мам, у меня кроссовки порвались.

– Ничего, малыш, купим новые. Зоя ласково потрепала вихры сына, заглянула в полупустой холодильник и с тоской поняла: «Назвался груздем, полезай в кузов». Поездки были еженедельными и занимали три-четыре дня. Оставшееся время посвящалось бесконечной беготне по магазинам в поисках какого-либо товара. Скупали всё оптом и почти без разбора. Электроприборы, часы, бельё, инструменты. Галантерея и даже искусственные цветы для кладбищ оказались ходовым товаром. Прилавки магазинов и сельских лавок пустели. Но подземные переходы, дорожки, ведущие к крупным супермаркетам, и аллеи в скверах заполняли продавцы-поневоле. На расстеленных на земле клеёнках и газетах, они раскладывали для продажи 73

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

различную домашнюю утварь: книги, одежду, посуду и сувениры. Не все могли сами ездить за границу, и за бесценок отдавали всё, что могли, перекупщикам. Зоя с удивлением замечала среди торгующих то знакомого врача, то школьную учительницу сына, то бывшего сослуживца, стеснительно кивая, они опускали глаза. Как-то, стоя в очереди за селёдкой, Зоя увидела, как сухая сгорбленная старушка со слезами на глазах подошла к матёрой, нагло обвешивающей покупателей продавщице.

– Доченька, дай маленькую рыбку, Христом Богом прошу, до смерти хочется, а денег нет.

– Иди отсюда, попрошайка, – взвизгнула продавщица, – много вас таких ходит! Старушка, опустив голову, отошла. Зоя не выдержала: – Бабушка, идите сюда! – и, под смущённое молчание очереди, зло рявкнула продавщице: – Взвесь две селёдки! Затем, кинув на весы деньги, не сдержалась: – Ну и сука же ты. Старушка плакала, благодаря и извиняясь, а Зою душил стыд. «Господи, до чего же мы озверели и ожесточились, потеряли в этой гонке на выживание милосердие и сочувствие, растоптали совесть и самолюбие». И долго ещё стояла у Зои перед глазами эта заплаканная старушка с зажатым пакетиком в дрожащей руке, и слышался её всхлип: – Спасибо, дочка, прости, ради Бога. Ежедневно десятки поездов и автобусов с «мешочниками» пересекали границы. Польские таможенники заходили в вагоны с ящиками для водки и сигарет. Но туристы народ находчивый, и вместо запечатанных бутылок со спиртным, за которыми так охотились поляки, на столиках в купе открыто теснились пластиковые большие бутылки, которые не привлекали внимания проверяющих. Зато, хорошо знакомые со вкусом сего продукта покупатели не брезговали приобретать водку на разлив, и торговля ею была весьма успешной. Лето прошелестело опавшей листвой. Польшу заливали холодные дожди, и уже поднаторевшая Зоя притоптывала промок74

Проза

Галина Фирсова

шими ногами, шмыгая простуженным носом, на очередном базарчике, очередного польского городка. Она уже знала, что если товар не «ушёл» до обеда, то придётся его, практически даром, отдавать перекупщикам в конце дня, не везти же обратно.

– Пани! Панночка, погляньте! Прошу пана... – неслось из рядов. Для «сугреву» тут и там откупоривалась водка (единственный товар, цена на который никогда не падала), и туристы протягивали друг другу пластиковые стаканчики и «шматок добрячего украинського сала». Совместно пережитые тяжёлые условия обычно сближают людей, и в каждой группе уже были знакомые, сильные помогали более слабым. Зоя часто наблюдала, как тяжёлые сумки женщин, мужчины в несколько приёмов перетаскивали на вокзалах. Начинающих обычно опекали «бывалые», предостерегая от обманов, подсказывая куда лучше ехать, где менять валюту. Бывали случаи нападения на небольшие группы «челноков», беспечно расположившихся на ночлег в парке или сквере, в ожидании поезда. И хотя каждый раз Зоя призывала своих подопечных держаться группой, не менять деньги в переходах и прочих небезопасных местах, почти каждая поездка завершалась горькими слезами обманутых женщин. Приобщиться к заманчивому бизнесу, на первый взгляд кажущемуся несложным, пытались люди различных профессий и возрастов. Однажды в группе оказалась женщина на восьмом месяце беременности. Зоя возмутилась: – Как вы поедете? Зачем этот риск? – но женщина умоляюще объясняла, что ребёнку нужно самое необходимое, а ехать больше некому. Её опекали всей группой, мужчины переносили сумки, а женщины подкармливали и усаживали поудобней. И всё-таки в вагонной давке у неё начались роды. У Зои от испуга перехватило дыхание.

– Кран! Кран! Сорвите кто-нибудь стоп-кран! – надрывалась она, проталкиваясь к кричавшей благим матом роженице. Мужики оттеснили толпу, став спиной к кругу, в котором не менее перепуганные женщины вытаскивали из сумок простыни, футболки, платки. И, когда приехала «скорая», весь вагон уже дружно выпивал за новорождённую панночку.

75

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Ой, спасибо ж вам всем! – плакала растроганная мамаша, прижимая к груди пищащий свёрток. Тут же был объявлен конкурс на имя. Имена сыпались, как горох со всех концов вагона, но виновница события вдруг объявила: – Я хочу назвать её Зоей в память о нашей группе. Зоя улыбнулась: – Будь счастлива, маленькая тёзка! А вот восьмидесятилетней бабуле, решившей помочь внукам, повезло меньше. Свой тур она закончила с двумя переломанными рёбрами и вывихнутым плечом – при штурме пригородного поезда желающих попасть в вагон втаскивали через окна вместе с вещами. Зоя очень устала от бесконечных поездок, появились новые морщины на ещё недавно моложавом лице и первые седые пряди. Сыну не хватало материнского внимания, а на душе у неё всё чаще «скребли кошки». Но финансовые проблемы были, в основном, решены, и другого способа обеспечивать семью она пока не видела. В турбюро Зоей были довольны. Туристы писали отличные отзывы, и желающих попасть в её группу было много. Нужные люди не оставались без благодарности, и поездки следовали одна за другой. Появилось много новых друзей и знакомых. Павел с друзьями был почти постоянным её попутчиком и оказался верным, надёжным другом. Среди устоявшегося состава группы были: седой, солидный Иннокентий – директор промтоварной базы, худощавый весельчак, неподражаемый рассказчик анекдотов, Гоша из мебельного, Тоня – заведующая заводской столовой, охотно угощавшая всех различными деликатесами, и многие другие, некогда причисляемые Зоей к «торгашам». Поездив с ними, она поняла, что рядом с хитростью, изворотливостью и грубостью часто уживаются редкая человечность, надёжность, и доброта. И она уже не чувствовала себя чужой, бросаясь на защиту своих подопечных в этих не всегда благополучных поездках. Навсегда запомнилась Зое ночь, когда несколько групп туристов высадили в дождь прямо на рельсы. Это случилось в километре от приграничной станции – таможенники не успели про76

Проза

Галина Фирсова

верить их багаж. Не помогли ни объяснения, ни просьбы, ни жалобы. С грубыми криками людей пинками выталкивали из спальных вагонов, швыряя им вслед набитые товаром сумки. По расписанию поезд должен был утром доставить пассажиров в Варшаву, а вместо этого возмущённые беспределом и безнаказанностью таможенников люди, вынуждены были добираться со своим неподъёмным багажом до пригородного вокзала. Там, в тесноте они и ждали вечернюю электричку. Зоя в отчаянии металась между дежурными смен и начальниками служб, ругалась, требовала, угрожала, обрывая телефоны в попытках помочь пострадавшим туристам, но хаос и беззаконие царили на всех уровнях. За час до прихода электрички, служивые в форме добросовестно перетрясли содержимое всех сумок, с издевательской ухмылкой изымая приглянувшиеся вещи. Ох, и наслушалась в ту ночь Зоя, что думают рядовые граждане о своём правительстве и его службах, бросивших их в дырявой утлой лодке посреди бушующего океана неразберихи и произвола. Дождь сменил мокрый снег, затем ласковое весеннее солнце превратилось в раскалённый шар, плавящий асфальт и туристов-челночников. Зое до колик надоело мелькание сотен названий польских городов и полустанков, грязная Румыния с наглым воровством вещей и грабежом автобусов, чопорная Венгрия с брезгливо-требовательными покупателями. Она чувствовала себя усталой и опустошённой. От постоянного таскания тяжестей болела спина, а боль в коленях становилась невыносимой. Не радовали ни заработанные деньги, ни приобретённые связи, ни полученные блага. В памяти постоянно всплывали тоскливые глаза сына, и звучал его безнадёжный голос: – Мама, ты опять едешь? От отчаяния сжималось сердце. Польский городок Перемышль. Ночь. Зоя сидит на цементном полу вокзала, поджав под себя промокшие ноги (вытянуть их невозможно из-за тесноты), в ожидании утреннего поезда. Закрыв глаза, она видит себя в светлом машинном зале вычислительного центра, где проработала пятнадцать лет. Ей кажется, это было в прошлой жизни. Девчонки-операторы суетятся у пульта, 77

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

деловито снуют технари-электронщики, и она, Зоя, начальник смены, по-хозяйски обходит свои владения. Жужжат огромные диски-накопители, плавно струится в стеклянный карман шоколадная змейка магнитной ленты, трещит принтер... Зоя прислоняется к вибрирующему устройству и тонет в сладком сне... Очнулась она от резкой боли, кто-то в тесноте наступил ей на ногу. Оглядев галдящий переполненный зал, пропитанный прелой несвежестью, потом и водочным перегаром, оперлась занемевшей рукой о пол. Рука скользнула по чему-то скользкому. Грязь, мусор, окурки... Зоя брезгливо отдёрнула руку и стала тщательно вытирать её салфеткой. «За что же мы так не любим себя? – взвыла она беззвучно, в отчаянии зажав рот рукой. – Почему теряем гордость, втаптываем в грязь собственное «Я», гробим себя физически, обделяем вниманием близких? А что имеем взамен? Жалкие крохи, с трудом собранные после чужого пиршества?» И вдруг отчетливо поняла, что это – предел! Больше она не может и не хочет переносить эти унижения. «Всё!!! Это моя последняя поездка», – твёрдо решила Зоя. Впереди опять была неопределённость, но она уже не казалась такой пугающей.

Часть 2

Директор турбюро, которому Зоя принесла заявление на увольнение, понимающе кивал головой. Она была безотказной и исполнительной, и туристов, желающих попасть в её группу, было немало. Терять опытного сотрудника не хотелось, и Иван Иванович, похлопав Зою по плечу, примирительно сказал: – Ладно, не горячись, поедешь в Китай. В Китае Зоя никогда не была, и сразу в мыслях замелькали знаменитая китайская стена, изогнутые крыши пагод с зелёными нефритовыми драконами... К тому же полёты в Китай считались элитными, и в группы попасть было непросто. В стоимость поездки было также включено проживание в отеле. Туристы были люди опытные и обеспеченные. Зое очень хотелось включить в группу своих, проверенных и надёжных: Павла, 78

Проза

Галина Фирсова

неунывающего Гошку, степенного Ипполита... Но Иван Иванович был непреклонен, у него самого имелся обширный список клиентов, и Зое удалось пробить место только для Антонины. Перед этой статной и громогласной заведующей столовой металлургического комбината по струнке ходили не только повара, официанты и разнорабочие, но и начальники цехов и управленцы. Обращались они к ней не иначе, как «Тонечка, солнце наше...». Если раньше Зоя относилась к таким матёрым торгашам с настороженной неприязнью, то, узнав Тоню поближе, совершенно изменила своё мнение. Та оказалась надёжным другом, из тех, кто первым отзывается на просьбы о помощи. Она могла поставить на место любого зарвавшегося нахала, а таких в поездках встречалось немало. Бывая у Тони в гостях, Зоя тонула в мягких коврах, а из холодильника буквально вываливался немыслимый дефицит. Примерно так жила в голодной стране торговая верхушка и её ближайшее окружение. И, что греха таить, Зоя охотно откликалась на приглашения Тони «заскочить на чашечку кофе», а после уносила с собой приготовленные пакеты со свежей сметаной, балычком и другими, забытыми уже, деликатесами. Антонина без раздумий ухватилась за китайский туризм, взяв на себя добычу нужного ассортимента товаров Сборы были недолгими, и перед выходом Зои из дома, сынишка вдруг спохватился: – Ой, мам, подожди! – он протянул ей маленький бронзовый пистолетик, а ты можешь привезти мне много «жувачек»?

– Ну, конечно, милый! – поцеловала его Зоя и, сунув игрушку в спортивную сумку, поспешила в аэропорт. Ожидающая её публика была степенной и вальяжной. Добротные кожаные саквояжи, запах французских духов, модные куртки – разительно отличали её от суетливых и шумных групп, которые Зоя сопровождала прежде. Две платиновые блондинки, не переставая болтать, небрежно махнули ей рукой, тучный мужчина в кремовом пиджаке, глядя поверх дорогих очков, сдержанно кивнул, а смуглый невысокий армянин галантно представился – Варлам. Чувствовалось, что это не новички.

79

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Летели до Иркутска через Москву. В пути туристы негромко обменивались информацией, разливая ароматный коньяк в маленькие прозрачные стопки и закусывая маслинами. Вадик – худощавый шустрый паренёк, сидевший рядом с Зоей, доверчиво сообщил: – Вы знаете, я на свою первую поездку одолжил двести долларов у друга. Сегодня я лечу третий раз, и у меня уже есть три тысячи своих. Зоя с Тоней и Павлом переглянулись. Зое всё-таки удалось в последний момент включить Павла в группу вместо, внезапно заболевшей протеже Ивана Ивановича, и втроём они чувствовали себя одной командой. В правдивости слов Вадика Зоя с друзьями убедились на обратном пути, наблюдая как китайские товары, закупаемые огромными тюками и контейнерами, отправлялись в багаж. Среди туристов, как оказалось, были руководители оптовых баз и предприниматели, имевшие свои торговые точки на рынках. Сбыт был налажен и не удивительно, что цель оправдывала средства. Но об этом Зоя узнала позже, а пока... В Иркутском аэропорту таможенники внимательно просвечивали плывущий по транспортёру багаж, периодически изымая запрещённые к провозу товары. Зоя с Тоней и Павлом беспокойно косились на свои сумки, в которых многое было из запретного списка, и надежда была только на русское «авось». Подойдя к движущейся ленте, Зоя поставила сначала спортивную сумку, затем дорожную с товаром и напряглась в ожидании. И вдруг все вздрогнули от резкого сигнала тревоги. Транспортёры застыли, таможенники засуетились, откуда-то уже бежал пограничник с собакой... Растерянной Зое, приказали пройти вперёд. Подхватив сумки, она послушно последовала в указанном направлении.

– Откройте! – строго приказал вызванный начальник таможни, указывая на спортивную сумку, в которой, Зоя точно знала, были только личные вещи. Она начала судорожно выкладывать содержимое: спортивный костюм, тапочки, косметичка. и... Зоя извлекла со дна сумки бронзовый пистолетик сына. Что тут на80

Проза

Галина Фирсова

чалось! Чуть ли не «Всем лежать! Руки за голову!» Зоя облегчённо выдохнула: – Да что вы, это же детский, это – игрушка, – пыталась втолковать она застывшим таможенникам. Испуганные пассажиры недоуменно наблюдали за происходящим. Зою препроводили в какую-то комнату, где после тщательного изучения, подозрительный предмет конфисковали как имитацию оружия. После подписания протоколов, её отпустили, пообещав вернуть злосчастный пистолетик на обратном пути. В зале вылета Зою ждали обеспокоенные Павел и Антонина, которым в суматохе удалось протащить свои сумки без потерь. Они обнялись и облегчённо рассмеялись: – Нет худа без добра. И это приключение не было последним в их дебютной поездке. Новые впечатления, буквально, обрушились на Зою и её друзей. Шестимиллионный Леньяо, по китайским меркам, был небольшим промышленным городом. Группу разместили в современной высотной гостинице, сияющей на солнце огромными зеркально-оранжевыми стёклами. Пройдя через замысловато оформленный холл с мягкими диванами в виде драконов, Зоя с Тоней поднялись в просторный светлый номер на 11-м этаже. «Ну и ну!» – выдохнула Зоя, вспоминая недавние ночёвки на польских вокзалах. Но радоваться, как оказалось, было рано. Отчаянный крик Тони вернул её к действительности. Оглянувшись, Зоя с ужасом увидела, как из пушистого коврового покрытия, по которому пыталась пройти Тоня, в разные стороны брызнули большие чёрные жуки. Таких огромных и в таком количестве тараканов им никогда не приходилось видеть. Вскочив на кровати, они сидели, поджав ноги, не решаясь сдвинуться с места. В этом положении их и застал, обеспокоенный долгим отсутствием женщин Павел. Он раздобыл где-то коробки и выстелил картоном дорожки до входной двери и душевой, по которым, подавляя брезгливость, им предстояло передвигаться. Антонина, на всякий случай, обильно обработала их дезодорантом, не пожалев для этого ни свой, ни Зоин баллончики.

81

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Ночь прошла беспокойно. На улице не умолкали крики и вой полицейских сирен. Стоя у окна, Зоя наблюдала за кровавыми разборками под стенами отеля. Дрались молодые Парни. Дрались отчаянно и жестоко, на их светлых рубашках отчётливо видны были расплывающиеся тёмные пятна. Полиция растаскивала хулиганов, но через какое-то время, всё повторялось. Зато утром под дверью номера Тоня обнаружила большой термос с горячим ароматным чаем, и это сразу подняло настроение. Наспех перекусив домашними пирожками, Зоя с частью группы отправились к основной цели поездки – городскому рынку. А полный мужчина в дорогих очках, обе блондинки в светлых дорожных костюмах, Вадик и суетливый Варлам, заказав такси, отбыли на оптовые базы, так как мелкая торговля их не интересовала. Впечатления захлёстывали. Вдоль улиц и скверов, на автобусных остановках в каких-то невообразимых позах застыли десятки людей. Они стояли согнувшись, изогнувшись, забросив руки куда-то за голову или за спину, присев на одной ноге, причудливо выворачивая корпус и конечности. Это были позы статической йоги, которой местные жители занимались, используя каждую минуту в ожидании транспорта или просто, совершая утренний променад. Чувствовалось, что к здоровью здесь относятся серьёзно. Подошёл до отказа забитый автобус, и Зою с компанией ожидающая толпа подхватила и, буквально, внесла внутрь. Не чувствуя под ногами опоры, она попыталась встать, но оказалось, что это не так просто. Люди усаживались прямо на пол, сзади напирали, и продвинуться можно было только, наступая на чьи-то конечности. Зоя с трудом пробралась к кабине водителя. «Кабина» – это громко сказано. Водитель сидел, отгороженный от салона какой-то изогнутой трубой, а пол вокруг был залит рыжей маслянистой жидкостью, непонятного происхождения. Но то, что произошло дальше, потрясло воображение Зои. Как только водитель потянул на себя рычаг коробки передач, оттуда брызнул сноп искр. Зоя отпрянула, но водитель спокойно нажал резиновую грушу, и тонкая струйка жидкости устреми82

Проза

Галина Фирсова

лась к очагу искрения. И так продолжалось на протяжении всего пути следования. Зоя сама была водителем, но этот феномен остался для неё загадкой. Не смогли пролить свет на это явление и её знакомые, с которыми позже Зоя делилась увиденным. Автобус еле полз по дороге, забитой сотнями велосипедистов и бегунов различного возраста, хаотически перемещающихся по проезжей части. Зоя с ужасом поймала себя на мысли, что будь она за рулём, не один десяток участников этого «броуновского» движения мог оказаться под колёсами её машины. Рынки в Китае тоже резко отличались от мировых. Здесь не было открыто разложенных на прилавках или на земле товаров, чтобы желающие могли рассматривать вещи и торговаться. Покупателей и продавцов разделяла двухметровая полоса, отгороженная канатом, вдоль которого курсировали полицейские в белых форменных костюмах, медные пряжки на широких ремнях и кокарды на высоких фуражках сверкали на солнце. Десятки рук тянулись через канат и готовы были получить, практически без осмотра, без торга, а зачастую и без оплаты, любую, приглянувшуюся им вещь, а интересовало их всё, что предлагали туристы. Вмиг расходились фетровые шляпы, будильники, солдатские ремни и гимнастёрки и, особенно, шапки и пилотки с красными звёздочками. Но протягивать товар нужно было одной рукой, другой одновременно получая деньги, иначе торговля превращалась просто в раздачу гуманитарной помощи. От крика и визга собак закладывало уши. Расталкивая толпу, двое мужчин в форме тащили сопротивляющуюся молодую женщину, продолжая на ходу наносить ей удары под улюлюканье и свист добровольных помощников, сопровождавших эту процессию. Лицо женщины походило на кровавую маску, как оказалось, она что-то украла. Непомерная жестокость была ещё одним штрихом в знакомстве с Востоком. Торговать больше не хотелось, и Зоя с Антониной, наскоро распродав остатки товара, отправились бродить по городу. Всё было ново и необычно. Похожие друг на друга мрачные многоэтажки пялились чёрными глазницами. Занавесок на окнах почти нигде не было, местами стёкла были оклеены выгоревшими 83

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

газетами. Горячее марево, казалось, вибрировало от напряжённого гула. Плотная толпа, неспешно шаркающая шлёпанцами, поглотила и увлекала их за собой, не давая расслабиться. Раскалённое добела солнце загоняло в тенистые скверы и прижимало к домам. Вязкий воздух затруднял дыхание. Возле водонапорных колонок толкались томимые жаждой люди. Пили из ладоней, сложив их лодочкой, смачивали лицо и макушку, и брели дальше, присматривая следующий спасительный источник. Поражало обилие еды, разложенной прямо на земле вдоль дороги. На лоскутах бумаги и ткани, пылились солёные, мочёные, квашеные и маринованные овощи и грибы. Непривычно выглядели нанизанные на палочки небольшие кусочки жареного мяса (как потом оказалось – собачатины), копчёные змейки и кузнечики. Туристы спешили пройти мимо, борясь с искушением попробовать что-нибудь экзотическое, и опасаясь прихватить какую-нибудь не менее экзотическую инфекцию. Но Зоя с Тоней всё-таки рискнули съесть змеиный супчик, присев за столик небольшого ресторанчика под раскидистой восточной чинарой. Зоя старательно вслушивалась в незнакомую речь, но различала только, произнесённые скороговоркой обрывки фраз, состоящих из слогов: «Дзянь, ляо, синь, минь сяо» и прочих звеняще-шипящих звуков, прилипающих к нёбу. Они с любопытством рассматривали медленно движущийся поток смуглых мужчин, одетых, преимущественно, в белые хлопковые рубашки, укороченные брюки и Тапки – «вьетнамки» на босу ногу. Все они были для Зои на одно лицо. Худощавых стариков с лицами, исполосованными глубокими морщинами отличить от старух можно было только по одежде. Женщин почему-то было значительно меньше. Молодёжь выглядела более или менее современно: короткие юбки, джинсы, футболки... никакой экзотики. Собранные в пучок, высоко заколотые чёрные волосы, отсутствие косметики на одинаковых круглых лицах. Изрядно устав от длительной прогулки и непривычной влажной духоты, Зоя попыталась определить местонахождение своей гостиницы. Она была опытным туристом, и при наличии кар84

Проза

Галина Фирсова

ты города это, обычно, не составляло труда. Но тут... Названия улиц, выведенные иероглифами, значительно усложняли задачу. Зоя хорошо помнила, что недалеко от гостиницы находится большая живописная площадь с памятником Мао Дзедуну и, если идти прямо по направлению его вытянутой руки, то можно выйти на нужную улицу. Она с вежливой улыбкой останавливала прохожих и, указывая на искомую точку на карте, задавала один и тот же вопрос: – Sorry, where is this square? (Где эта площадь?) – но натыкалась лишь на недоуменные взгляды. Так продолжалось довольно долго. В итоге, вокруг них собралась толпа любопытных зевак, и Зоя, отчаянно жестикулируя, терпеливо пыталась добиться от кого-то из них вразумительного ответа. Прищуренные глаза, приоткрытые рты, и – полное непонимание. В отчаянии она, обращаясь к молодому человеку в очках, протянула ему карту: – Ну, покажи, где мы сейчас стоим? Ну, вот мы с тобой, где? Тут? Тут? Покажи! – Парень тупо смотрел на карту.

– Вот видишь, площадь? Где она? Там? Там? – Зоя теряла терпение. – Смотри! Площадь, а на площади Мао, – она изобразила памятник с вытянутой рукой. Толпа с любопытством следила за её жестикуляцией, но даже на имя вождя никак не отреагировала. И вдруг лицо одного из зрителей просветлело, он резко шагнул вперёд, вытянул правую руку, копируя Зоин жест, и торжественно произнёс: – Горбачёв! Тоня хохотала, и Зоя поняла, что на помощь здесь рассчитывать не стоит. День клонится к вечеру. Они устало бредут по незнакомым однообразным улочкам. Тоня уже больше часа просит найти туалет, но напрасно, Зоя пытается разобраться в китайской азбуке, вглядываясь в различные вывески и таблички, безрезультатно останавливает прохожих: – Sorry, where is the toilet? Wo ist die toilette? (Где туалет?). Тоня уже чуть не плачет.

– Не могу уже больше, сделай что-нибудь! – умоляет она.

85

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Ну, нырни в какой-нибудь двор, – советует Зоя, – вон, смотри, вроде безлюдный, а я на страже постою. Тоня скрывается во дворе, но через минуту вылетает, как ошпаренная: – Не могу! Там тысяча глаз из разных щелей и подвалов пялятся... С Тоней начинается истерика.

– Ты просто не хочешь мне помочь, я сейчас умру! – Она устремляется вперёд и, в отчаянии, сама начинает останавливать прохожих, жалобно вопрошая и жестикулируя. И опять собирается толпа зевак, и опять то же непонимание в глазах и полуоткрытые рты. И тогда Тоня, для большей наглядности, приседая, приподнимает край юбки и издаёт глухой звук: «Пссс..». Мужчины дружно изгибаются, пытаясь заглянуть Тоне под юбку... Зоя, изнемогая от смеха, тащит плачущую подругу прочь. И вдруг, – о, чудо! На противоположной стороне улицы она видит спасительную вывеску на английском «RESTAURANT».

– Тоня! Это то, что нам нужно! – они бегом пересекают дорогу и поднимаются по широким ступеням. Швейцар в фирменной ливрее, вежливо придерживая дверь, указывает им на вход в зал.

– No, we must wash our hands, – серьёзно говорит Зоя, дублируя сказанное жестом. Швейцар понятливо кивает в сторону бокового прохода и, не дожидаясь дальнейших объяснений, подруги захлопывают за собой дверь с табличкой «WC». За белой плотной тканью вместо двери в кабинке – обычное оцинкованное ведро, но Тоне удивляться некогда. За занавеской раздаётся журчание и громкий вздох облегчения. Выходя, Зоя бегло бросает швейцару: – Thank you very much, – и они выскальзывают на улицу.

– Да, Тонечка, восток – дело тонкое, теперь можно и посмеяться. И по прошествии многих лет, Зоя не может удержаться от смеха, вспоминая их приключения... Добраться до гостиницы помогли случайно встретившиеся туристы из их группы. Павел безудержно хохотал, когда они, перебивая друг друга, рассказывали о своих похождениях, и сожалел, что они не прихватили его с собой.

86

Проза

Галина Фирсова

Следующий день был посвящён походам по магазинам, базам и прочим оптовым и розничным торговым точкам. Туристы готовились ко второму раунду боя «товар – деньги – товар». Пустые прилавки магазинов в их родных городах застыли в ожидании китайского ширпотреба. Жизнь не терпит пустоты. Впоследствии тучный мужчина станет хозяином нескольких рынков. На него будут работать уже десятки поставщиков. Обе подруги-блондинки будут управлять сетью модных бутиков, а предприимчивый армянин Варлам – несколькими ресторанами. Шустрый Вадик окажется успешным менеджером крупной компании и собственником солидной недвижимости. Такова рыночная экономика в действии. А Зоя, Антонина и Павел приобрели самое ценное – искреннюю, бескорыстную дружбу, которую сохранят на долгие годы. По дороге домой Зоя смотрела в иллюминатор и в очертании проплывающих облаков пыталась различить, так и не увиденную, извивающуюся змею китайской стены, изогнутые крыши пагод с зелёными драконами по углам и кланяющихся китаянок в богатых одеждах. Она грустно улыбнулась. Действительно, «когда вода дойдёт собаке до ноздрей – она поплывёт!» Р. S. Забирать пистолетик на обратном пути Зоя не стала. В сумке лежала обещанная сыну большая пачка «жувачек».

Часть 3

Промышленный город с полуторамиллионным населением, как огромная птица, распластался на обоих берегах древнего Славутича. Многочисленные парки и скверы шелестели уже жёлтой листвой, в стёклах высоток вспыхивали отблески клонящегося на запад, по-осеннему нежаркого солнца. Стрелки больших часов на здании главпочтамта медленно ползли, стараясь перевалить за полдень. На центральном проспекте было многолюдно, шуршали и повизгивали тормозами, катящиеся тесными тройками машины, на повороте скрежетал трамвай, в воздухе витал мерный гул рабочего улья. Зоя с подругой медленно шли, обмениваясь новостями, наслаждаясь свободным днём. Они давно 87

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

не виделись, событий за прошедшее время произошло немало, и подруги стосковались по общению. Не прерывая разговора, Зоя то и дело кивала головой, отвечая на приветствия идущих навстречу людей.

– Ой, здравствуйте, Зоечка! Как ваши дела? Как дети? – вынырнула из толпы накрашенная блондинка.

– Спасибо, всё хорошо, – сдержанно улыбнулась Зоя, не отвлекаясь от беседы.

– Зоя Ивановна! Какая встреча! – с распростёртыми объятиями перед ними вырос полный мужчина в шляпе, – Как вы? Где сейчас? Зашли бы как-нибудь в гости…

– У меня всё так же, всё путём, будет время, непременно зайду, – смущённо промямлила Зоя.

– Зоя Ивановна! Это вы? Вас просто не узнать, чудесно выглядите! Я так рада вас видеть. Как поживаете? Как сыночки? – сладко пропела круглая молодуха в пёстром жакете.

– Спасибо, все, слава Богу, здоровы. Всё нормально... На десятом «Здравствуйте» подруга не выдержала: – Слушай, кто эти люди, откуда они тебя знают? Зоя рассмеялась: – Можешь не верить, но многих я и сама не помню. Ну, представь, пятьдесят поездок в год, в группах по тридцать-сорок туристов, посчитай, сколько человек за два года промелькнуло перед глазами. Какая голова это переварит? Пойдём лучше в кафе посидим, там спокойнее. Но не успели они сделать заказ, как Зою, с громким возгласом: – Так вот, ты где! – заключил в объятия симпатичный полноватый мужчина лет пятидесяти.

– Фу ты, чёрт, так же и заикой стать можно. Знакомься, это Николай, давний друг моего мужа, – представила подруге незнакомца Зоя. Николай по-хозяйски заказал три чашки кофе с пирожными.

– Ну, давай, лягушка-путешественница, колись, не надоело ещё мотаться по белу свету?

– Ты и представить себе не можешь, как надоело, – вздохнула Зоя, откусывая пирожное, – а что делать? Семью кормить надо.

88

Проза

Галина Фирсова

Старший устроился к цеховикам обувь шить, копейки пока получает, малый – в школе, муж – по хозяйству, бабуля – сам знаешь... У тебя есть другое предложение? Коля не спеша отодвинул чашку: – Представь себе, есть. Давно хотел тебя увидеть, сколько лет друг друга знаем, доверяем, понимаем, вроде. Короче, давай работать вместе. У меня фирма на двоих с напарником. Ты его знаешь, это – Веня. Шашлычная у него на набережной, наверняка знаешь, классный парень!

– Погоди, а я тут при чём? – Зоя откровенно не улавливала связи между собой и Вениной забегаловкой. Николай придвинулся ближе: – Зоенька, я дело предлагаю. Это бизнес! Ты девушка шустрая, сообразительная, сработаемся. Давай так, ты подумаешь, а потом приходи, вот визитка с адресом. Буду ждать. Всё девочки, чао, я побежал. Он расплатился и, махнув рукой, растворился в уличной толпе.

– Ну, и как тебе предложение? – Зоя вопросительно посмотрела на подругу.

– Может, в этом что-то есть, ты подумай, узнай, чем они там занимаются. А вдруг что-нибудь стоящее, станешь «бизнесвумен», – задумчиво отозвалась та. Размышляла Зоя недолго. Жажда перемен и любопытство взяли вверх, и спустя пару дней, она уже поднималась на девятый этаж офисного здания, в котором фирма «НИВА» арендовала комнату. Николай обрадованно протянул обе руки: – Ну, молодец! Я не сомневался, что придёшь. Ребята, это – Зоя, вместе работать будем. Ставьте чай, нет повода не выпить. «Ребятами» были смуглый невысокий мужчина лет сорока и полная женщина в очках, возраст которой определить было сложно, поскольку, сравнительно моложавое лицо обрамляли седые вьющиеся пряди.

– Шурик! Валентина Петровна! Можно просто – Валюша, – представил коллег Николай. Валюша была бухгалтером и зам. директора по финансам, а Шурик – менеджер, экспедитор, грузчик и секретарь в одном 89

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

лице. Зато директоров на фирме было два: Николай Павлович и Вениамин Григорьевич.

– И какая же вакансия свободна? – не удержалась от сарказма Зоя.

– А давай, будешь исполнительным директором. Для трудовой книжки солидно вроде, а по сути – «купи-продай», как Шурик. Ну что, по рукам? – Николай выжидающе смотрел на Зою. После минутной паузы та пожала плечами: – Ладно, попробую.

– Вот и ладненько. Шурик введёт в курс дела, а я исчезаю. Буду после обеда, – кивнул Николай, на ходу натягивая куртку. Зоя вопросительно взглянула на Шурика.

– Пока почитайте для информации, – кивнул он на стопки газет, разбросанных по столам, и принялся крутить диск телефона. Автоматически перелистывая рекламные брошюрки, Зоя с интересом наблюдала за Шуриком.

– Алло, вы ищите сахар? Есть восемь мешков по пятьсот. Да, да по пятьсот. Нет! Меньше – никак, думайте, через час его уже не будет, – он набирал следующий номер.

– Ваш сахар ещё не ушёл? Даю 350 и ни цента больше. У меня есть предложение по 400, так что думайте.

– Добрый день, мне нужен рубероид, возьму много, но только по 140. Почему грабёж? Предложений, дружок, полно. Несогласны, – возьму в другом месте.

– Костя, ты искал рубероид? Есть! По 180, дешевле никак, его вообще нигде нет, думай.

– Мария Ивановна? Я достал то, что вы просили. Да. Цена – супер, просто подарок. Всего полторы штуки! Чего мне бояться Бога? Вы нигде такую не найдёте, это же норка!!! Да! Ношеная, но по ней совсем не видно. Короче, если нет, отдаю другому.

– Фирма «Нива» на проводе. Семечки? Конечно, есть. Сколько берёте? Наша цена 300 за тонну. Дешевле? Это к бабушке, на Озёрку! Я вам ещё раз объясняю, это фирма, а не базар. Ну вот, сам туда и иди! Идиот!!!

– Шампанское? «Новый свет»? Без проблем! Сколько ящиков берёте? По 230 устроит? Через час позвоню, где забрать.

90

Проза

Галина Фирсова

– Сеня, друг, выручай, позарез нужен «Новый свет», не дороже 180. Да, 10 ящиков. Как нет? Сеня, не буди во мне зверя. Ладно, вези по 190. Ты меня просто раздеваешь. Хорошо, пусть по 200.

– Через час приедет клиент, отпустишь по 230. «Пенку» сниму вечером. У Зои в голове была полная каша, смешались в кучу сахар, рис, шубы и ящики, откаты и пенки… Шурик, не отрываясь от трубки, кивнул Зое: – Ясно, что надо искать?

– Где искать? – не поняла Зоя. Шурик положил перед ней ещё одну стопку газет.

– Смотри! Вот здесь – «Продам», а здесь – «Куплю». Уловила? Это совсем несложно. Немного навыка, и через недельку у тебя появятся свои «Сени и Марьи Ивановны», у которых есть свои «Васи и Пети» и так далее. Информация будет увеличиваться в объёме, как снежный ком. Так что, давай, дерзай!

– Шурик, – робко спросила Зоя – извини за нескромность, а сколько тебе платят? Шурик рассмеялся: – Зоенька, здесь ни мне, ни тебе никто ничего не платит. Здесь мы с тобой должны платить директорам и бухгалтерам за «крышу», телефоны и прочие удобства. Вот я сегодня заработал, примерно тысяч двести. Из того, что пройдёт через фирму, мои – пятьдесят процентов. Ну а то, что (он понизил голос) через мои связи – это мой навар. Вопросы есть? Будут – обращайтесь, – и он снова прилип к телефону. «Не святые горшки обжигают», – пробормотала она, тяжело вздохнув. Есть даром Зоя не привыкла, и добросовестно шелестя газетами, обрывала телефоны, выполняла различные поручения, закупала, отгружала, доставала, со скрипом продвигаясь по новому пути. Удовольствия, конечно, такая деятельность не доставляла, но Зоя выкладывалась, думая только о возможности заработать. Однажды, в конце дня, Николай поручил Зое съездить в соседний город за выручкой от продажи машины конфет в местном гастрономе.

91

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Темнело рано, моросил промозглый дождь, и Зое ужасно не хотелось ехать 60 км по убитой дороге на своём холодном «Запорожце». Двигатель у него находился сзади, и тепло в салон, практически, не попадало. Но с начальством не спорят и, тяжело вздохнув, Зоя отправилась выполнять поручение. Пока добралась, получила, пересчитала весьма приличную сумму, было уже около полуночи, и Зоя спешила, зная, что на работе её ждут. Забыв, что, спешить в таких делах нельзя, она не вписалась в крутой поворот. Резкий удар и – пробитое колесо. До офиса, благо, осталось не более километра, а по прямой и того меньше, но... Зоя и сейчас вздрагивает, вспоминая себя, крадущуюся через безлюдный парк в кромешной темноте с двумя сумками, набитыми деньгами, лишь сверху прикрытыми обрывками газет. Оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха, она не могла унять дрожи. Удары сердца набатом стучали в висках.

– Ну, наконец-то, – потянулся Николай, не прерывая партию игры с Веней в нарды.

– Деньги – вот, считайте, – почти прошептала Зоя и бессильно опустилась на стул.

– Да чего их считать, – махнул рукой Коля, – поставь в шкаф, завтра разберёмся. Они только сейчас обратили внимание на её бледное лицо и промокшую куртку.

– У тебя всё в порядке?

– Машина там, на дороге, – кивнула Зоя, не вдаваясь в подробности.

– Ну, это мелочи, дотянем, – похлопал её по плечу Веня. И это действительно были мелочи, по сравнению с теми синяками, что пришлось ей набить на фирме «Нива». Несколько недель моталась Зоя по областным колхозам, выбивая семечки, отгружая их на элеватор, меняя полученное масло на маргарин. На вопрос об оплате, получала один и тот же ответ: – Потерпи, Зоенька, вот продадим маргарин, потом... Но потом маргарин меняли на халву, халву – на рис, рис – на картошку... Оплатой были деньги на бензин, обеды в Вениной забегаловке и недельный мясной паёк.

92

Проза

Галина Фирсова

– Это же бизнес, Зоя, он, как синусоида, то спад, то подъём. Прорвёмся, – подбадривал Николай, и Зоя не роптала в ожидании лучших времён. Настала глубокая осень, а лучшие времена всё не наступали. Втянув голову в плечи, спасаясь от пронизывающего мокрого ветра, Зоя спешила по делам.

– Осторожней, девушка! – мужчина, которого она чуть не сбила с ног, укоризненно качал головой.

– Извини... Ой! Виктор Иванович! – Зоя радостно улыбалась невысокому пожилому человеку в кожаной куртке, – сколько лет, сколько зим! Они дружески обнялись. Виктор Иванович много лет работал с Зоей в одном институте. Он возглавлял службу материального обеспечения, и Зое часто приходилось к нему обращаться. Сотрудницы его отдела были медлительны и нерасторопны, и она чаще всего сама, заручившись его доверенностью, добывала необходимое для своего вычислительного центра. Виктор Иванович, подписывая ей бумаги, с улыбкой говорил: – Иди ко мне в замы, Зоенька, одна весь отдел заменишь. Зоя отшучивалась, отправляясь в очередную командировку за запчастями для своей техники. А когда она привезла из Минска первые персональные ЭВМ, Виктор Иванович на глазах всего отдела полушутя-полусерьёзно снял перед ней шляпу. Они симпатизировали друг другу, и эта неожиданная встреча обрадовала обоих. Наскоро поведав о своих злоключениях, Зоя узнала, что Виктор Иванович сейчас начальник большой автоколонны, и забот у него немерено.

– Ну, если что, забегай, – кивнул он ей на прощание, протягивая визитку. Зоя и предположить не могла, какие последствия для неё повлечёт эта встреча. И дёрнула же её нелёгкая рассказать об этом знакомстве Николаю.

– Зойка, миленькая, это же золотая жила, – довольно потирая руки, улыбался он. – Ты же знаешь, как нам нужен транспорт! Ты только представь, насколько удешевятся наши поставки!

93

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Шурик и Валюша согласно кивали. Зоя переводила взгляд с одного на другого, ещё не улавливая связи между своим рассказом и перевозками. Коля разъяснил свою мысль.

– Так, ты идёшь к своему Виктору Ивановичу, и любыми путями выбиваешь для фирмы КАМАЗ. На любых условиях, чего бы это ни стоило. Задача ясна? Зоя растерянно смотрела на Николая. Яснее не бывает, но каким образом это сделать и на какие средства, она не представляла. Виктор Иванович, назначив время беседы, выписал Зое пропуск, и она шла по территории автобазы, с любопытством рассматривая огромное количество различной техники: МАЗы, КАМАЗы, УРАЛы, автокраны... рядами выстроились на плацу. Водители с интересом поглядывали на незнакомку. Секретарша, не поднимая головы от пишущей машинки, указала Зое на дверь кабинета с табличкой «Директор автобазы». Виктор Иванович, подвигая ей чашку чая, приветливо спросил: – Ну, и какая нужда привела ко мне дорогую гостью? Зоя, краснея от неловкости, сбивчиво изложила суть вопроса. Хозяин кабинета, на удивление, не возмутился наглостью просьбы.

– Видишь ли, Зоя, в нынешней ситуации я, в принципе, могу списать подходящую тебе технику, но не продать, а обменять по бартеру, – он многозначительно посмотрел на неё.

– Ты обратила внимание, сколько машин там стоит? Заметь, именно стоит, а должны работать, люди должны получать зарплату, производства, на которых ждут эту технику, должны выполнять план, ну и так далее. Короче, они стоят, потому что у меня нет топлива, понимаешь? Поэтому отдать любую машину я могу только в обмен на дизель и бензин. Но я понимаю, что сегодня это более чем сложно. Ты думаешь, я не пытаюсь решить эту задачу? Я сутками обрываю телефоны, бомблю телеграммами, отправляю снабженцев во все концы, но кроме обещаний, ничего не имею, – он нервно постукивал карандашом по столу. Зоя молчала. Да и что могла она пообещать в своём положении? Виктор Иванович дружески похлопал её по плечу: 94

Проза

Галина Фирсова

– Вот такие дела. Если есть, что предложить, готов к обсуждению. Три цистерны дизельного топлива плюс одна бензина и – КАМАЗ твой. Зоя возвращалась на фирму, понурив голову. Она прекрасно понимала, какой дефицит представляет сегодня горючее. Машины сутками стоят на заправках в километровых очередях, чтоб залить в бак всего 20 литров, срываются поставки и отгрузки, «скорая помощь» часто не может выехать по вызову, а тут – три цистерны. Зоя хмыкнула и тяжело вздохнула. Но Николай, вопреки ожиданию, обрадовался.

– Отлично, Зоенька, молодец! Оформляй КАМАЗ, а топливо мы достанем.

– Да откуда у нас топливо? – Зоя недоверчиво покачала головой.

– Я точно знаю, что в адрес наших друзей недавно отгружено пять цистерн дизельного топлива и бензина, – не моргнув глазом заявил Николай, – я с ними договорюсь, переоформим на нас. Так что, ты давай оформляй технику, а остальное я беру на себя. Ты не сомневайся, всё будет в лучшем виде. «Фирма веников не вяжет!» Николай так уверенно и правдоподобно убеждал её, что, в конце концов, она сдалась: «Может я действительно не всё знаю...». На автобазе после заключения договора на поставку долгожданного топлива, началось оживление. На Зою смотрели как на спасителя. Плановый отдел и бухгалтерия спешно готовили к списанию выделенный КАМАЗ, заказчиков информировали о новых сроках поставок, водители форсировали ремонты и подготовку застоявшейся техники, а Зоя, каждый день, появляясь на базе, всех поторапливала и, включаясь в подготовку бумаг, иногда засиживалась с плановиками до поздней ночи. Тридцать первого декабря, как новогодний подарок, Виктор Иванович вручил Зое технический паспорт на КАМАЗ, ставший с этого дня собственностью фирмы «НИВА». Бурная радость на фирме, шампанское, поздравления и... тяжёлый камень на душе «Не подвести бы...». Срок поставки топлива назначен был на январь. После праздников Виктор Иванович поинтересовался: 95

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Зоенька, когда ждать? С этого вопроса Зоя начинала теперь каждый день на фирме, вместо приветствия, и каждый день выслушивала, что груз уже на такой-то станции, потом он перемещался на другую, потом были поломки пути, потом неувязка с документами... Эти объяснения мало устраивали начальника автобазы. С началом февраля Зоя потеряла сон, предчувствуя что-то непоправимое. В голосе Виктора Ивановича слышалось раздражение: – Зоя, это не игрушки, у меня 1000 человек, у них семьи, проверка вот-вот нагрянет. Николай продолжал выдумывать всё новые причины и когда Зоя, не выдержав, устроила скандал, он снял маску.

– Слушай, не строй из себя ангела-спасителя. Нет у меня никакого бензина. Это же бизнес! Мы КАМАЗ получили? Получили! Если тебя мучает совесть, придумай что-нибудь сама. У Зои перехватило дыхание и потемнело в глазах: – Да как же так можно? Это не бизнес, это – преступление, – плача кричала она.– Там же люди, как им в глаза смотреть?

– Не появляйся там просто, телефон поменяем, судов сейчас никаких нет. Отчего ты так разбушевалась? – искренне недоумевал Николай. Зоя готова была провалиться сквозь землю, в такую грязь, она ещё не попадала. «Что делать? Что делать?» – молотом стучало в голове. Она металась, как раненый зверь, не находя ответа. Закончился февраль, мокрой кашей залепило дороги, пронизывающий ветер завывал, раскачивая скелеты деревьев, и Зое тоже хотелось выть от отчаяния и беспомощности. Однажды рано утром её разбудил звонок.

– Привет, это Паша. Я сегодня еду в командировку в Лисичанск, проездом буду в Днепре, если хочешь, можем увидеться. В мозгу лихорадочно пронеслось Лисичанск, Лисичанск... Стоп! Там же НПЗ, самый крупный нефтеперерабатывающий завод. Как она сразу не вспомнила. Ещё не представляя, что можно сделать, она почувствовала вдруг азартную дрожь охотничьей борзой, напавшей неожиданно на след дичи.

– Паша, – срывающимся голосом взмолилась Зоя, – возьми меня с собой. Я тебе потом всё объясню.

96

Проза

Галина Фирсова

Паша работал главным механиком на шахте в соседнем областном центре, и ехал в Лисичанск за транспортёрной лентой на завод резиновых изделий. Но это было неважно, главное – попасть на НПЗ. Решение было спонтанным, у Зои никаких планов не было.

– Ты сумасшедшая, – качал головой Пашка, выныривая из очередной ямы. – Знаешь сколько там таких, как ты пороги обивают? Зоя упрямо сопела, ударяясь головой на каждом ухабе.

– Не могу я просто сидеть и ничего не делать, представляешь, как я людей подставила? Я должна что-то придумать!

– Ну, Бог тебе в помощь! – улыбнулся Пашка. На проходной завода, на вопрос, как пройти в отдел сбыта, ей указали на телефон. Она деловито уставилась на трубку, не зная, к кому и как обратиться. Заканчивался обеденный перерыв, и работники управления возвращались на рабочие места, предъявляя дежурному пропуск. Зоя выжидала.

– Добрый день, Геннадий Петрович! – уважительно склонил голову вахтёр. Седовласый мужчина в длинном чёрном пальто с дипломатом быстрым шагом пересёк проходную и свернул за угол.

– Геннадий Петрович! Геннадий Петрович! – сорвалась Зоя, проскакивая мимо оторопевшего охранника, – одну минуточку!

– и резво рванула вслед за мужчиной.

– Вы ко мне? – удивлённо спросил он.

– Простите, я обозналась. – Зоя нырнула в лифт. В отделе сбыта её, конечно, вежливо послали в другие отделы, объяснив, что топливо отгружается только по госзаказу, а коммерческие фирмы могут решать вопросы в разных отделах, у которых есть квота для бартера. Зоя набрала воздух в лёгкие и начала хождение по отделам. Она стучала во все двери, но везде получала ответ, что потребности закрыты. От отчаяния она чуть не плакала, призрачная нить надежды ускользала с последним рабочим часом. Она прислонилась к окну, не зная, что делать дальше.

– Вам чем-то помочь? – участливо спросил проходящий мимо мужчина, – вижу, вы давно что-то ищете. Зоя в отчаянии поделилась своей бедой.

97

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Вы знаете, действительно, за прошедшие два месяца, практически, все отделы сверстали планы поставок. Но я вам советую зайти в отдел машинного оборудования. По-моему у них что-то осталось. Зоя, благодарно кивнув, поспешила на поиск указанного отдела.

– Добрый день! – застыла она на пороге большой комнаты, плотно уставленной столами. Два десятка глаз с любопытством смотрели на неё. Зоя сглотнула слюну и выпалила прямо с порога: – Понимаете, мне очень бензин нужен, просто позарез, вопрос жизни и смерти, – она робко улыбнулась. По комнате пробежал лёгкий смешок.

– Вы уже, примерно, тысячный посетитель в этом году, – повернулась к ней светловолосая симпатичная женщина. – Мы занимаемся поставками оборудования, и все более или менее доступные позиции расписаны, а то, что осталось, вы вряд ли осилите.

– Я осилю! – вырвалось у Зои, – правда, осилю! Она умоляюще смотрела на женщину. Это был последний шанс, и раздумывать было некогда. Та улыбнулась и кивнула на свободный стол.

– Ну, садитесь, записывайте.... Зоя не представляла, что список будет таким длинным: трубы различных размеров, арматура, холодильники, чайники, пылесосы, насосы водяные, насосы фекальные... Зоя и названий таких не слышала, она вспотела от напряжения, но продолжала писать... Неожиданно дверь отворилась, и в комнату шумно ввалилась компания мужчин с цветами и пакетами.

– С праздничком, девушки! – громко пропели они и, подходя к каждому столу, принялись вручать дамам тюльпаны и подарочные свёртки. Зоя только сейчас сообразила, что сегодня пятое марта, пятница, и сотрудники поздравляют женщин, накануне праздника. Она продолжала писать, не поднимая головы.

– Поздравляем Вас! – улыбаясь, мужчина протягивал ей букет. Зоя смутилась.

– Спасибо, но я не ваша.

98

Проза

Галина Фирсова

– Но вы же женщина, – настаивал он.

– Да, но я не ваша, я – посетитель, – сказала Зоя.

– Это совсем неважно. Вы – женщина! Сегодня мы поздравляем всех, так что, пожалуйста, примите. Это от души. Зоя чувствовала себя неловко. Столы быстро сдвинули, разлили шампанское, распаковали конфеты...

– Ну вот, теперь ты вроде как наша, – улыбнулась Зоина спасительница, – меня зовут Юлия Викторовна, буду твоим куратором, звони по этому телефону, надеюсь, не подведёшь.

– Не подведу, не сомневайтесь! – благодарно улыбнулась Зоя. Она записала ориентиры предприятий, выпускающих заказанные позиции и, сжимая в руке заветный договор на поставку топлива, поспешила к ожидавшему её Паше.

– Отчаянная ты, Зойка, а если не сможешь?

– У меня нет выбора, должна суметь, иначе «грош мне цена в базарный день», – вздохнула Зоя. Николай долго крутил договор, перечитывая приложенный список.

– Ну, и где ты собираешься это брать? Зоя пожала плечами. После недолгого раздумья, он, наконец, согласился: – Ладно, дерзай! Валентина оплатит счета, остальное – сама.

– Спасибо и на этом. Только я тоже – расквитаюсь с долгами, а дальше – сами, – отрезала Зоя. Март пролетел, как в угаре. Зоя сутками просиживала в приёмных, упрашивая, доказывая, выбивая нужный ассортимент. Она мокла на складах, ругалась с грузчиками и крановщиками, загружая трубы и холодильники, насосы и пылесосы, добывала, всеми правдами и неправдами, чайники и кофемолки, инфракрасные лампы и кондиционеры для заводского профилактория... Когда она в очередной раз приехала в Лисичанск, выполнив заявленное почти на половину, Юля встретила её радостной вестью.

– Ладно, проверку ты прошла, завтра отгружаю тебе твой бензин, остальное поставишь в следующем месяце. Когда Зоя принесла Виктору Ивановичу отгрузочные накладные с номерами цистерн, он обнял её и поцеловал: 99

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Спасибо, Зоенька! Я так боялся в тебе разувериться. Теперь ты на этой базе свой человек, приезжай, когда хочешь, заправляйся сколько хочешь, я дам команду. Он не обманул, и Зою, действительно, на автобазе приветливо встречали все – от водителей и вахтёров до управленцев, заправляли её «Запорожец» под завязку вне очереди, и по первому требованию предоставляли любую машину для перевозок. А Зоя прочно усвоила полученный урок, и поговорка: «Лучше потерять деньги, чем своё лицо» – стала её девизом на всю жизнь.

100

Проза

Анна Сохрина

анна сохРина

Анна Сохрина родилась и выросла в Петербурге, окончила факультет журналистики Ленинградского государственного университета. Печататься, как автор рассказов, начала рано, в таких популярных журналах, как «Аврора», «Звезда», в разнообразных еженедельниках и сборниках. В 1994 г. Анна с мужем и двумя детьми переезжает в Германию. Здесь она продолжает литературную и общественную деятельность. В 1996 г. выходит её повесть «Моя эмиграция», посвящённая русским евреям, уехавшим в Германию из республик развалившего СНГ. Все последующие годы Анна активно сотрудничает с русскоязычными газетами и журналами. Много ездит по стране с выступлениями перед различными аудиториями. В 1999 г. известное петербургское издательство «Лимбус-Пресс» издаёт ещё один её сборник «Шанс на счастье».

101

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

В 2000 году в Америке, на литературном конкурсе «Надежды Лира золотая», за рассказ «Дорога на Мёртвое море», получила литературную премию. Этот рассказ дал название её новой книге, вышедшей в Петербурге в 2003 году. В 2003 году Берлинское издательство «Oberbaum-Verlag» переводит её книгу «Моя эмиграция» и издаёт сборник прозы на немецком языке. В последующие годы её новые рассказы звучат в переводах на немецком на таких популярных радиостанциях, как Bayerischer Rundfunk, NDR, Radio-Berlin Kultur, печатаются в русскоязычных изданиях Германии, Австрии и Америки. Особые приметы по мнению друзей: пользуется любовью и уважением окружающих, энергична, деятельна, интересна, как собеседник. Многочисленные встречи с читателями всегда проходят с успехом.

ДАЧНЫЕ ИСТОРИИ

История первая: «Бабочкино» и его обитатели» «Привычка свыше нам дана замена счастию она...». Ох, прав, конечно, прав был, как всегда, великий поэт – большой знаток человеческих душ. Привычка проводить зиму в городской благоустроенной квартире, недалеко от центра, а значит театров, музеев, больших магазинов, в квартире с высокими лепными потолками старого фонда, чтоб свободно дышалось, а летом обязательно выезжать на дачу – осталась с Питера. А самые стойкие стереотипы – это привычки детства. И как только волею судеб мы оказались в Берлине, я после отнюдь непростых поисков, нашла квартиру в старом фонде с просторными комнатами и высокими потолками и купила небольшую дачку в окрестностях Потсдама. И жизнь сразу приобрела привычный покой, порядок и гармонию.

102

Проза

Анна Сохрина

Наше садоводство «Потсдамер Шметтерлинг» расположено в 12 километрах от знаменитых королевских дворцов Сан-Суси и шикарных старинных парков. Я думаю, цари выбирали для своих летних замков вовсе неслучайные места и знали, где закладывать летние резиденции. Рядом с «Бабочкино» (от немецкого «Шметтерлинг» – бабочка) так любовно на русский манер окрестили мы наше садоводство, живописный канал с яхтами, чистейшее лесное озеро, где все купаются в летний зной, лес, полный грибов и ягод и маленькая деревушка с милейшим рыбным рестораном со своей коптильней. А если добавить к этому известный гольф-клуб, куда по выходным съезжается почтенная немецкая публика на дорогих машинах и невообразимой красоты конюшни (когда строили, я думала возводят дворец или шикарную гостиницу), где племенные жеребцы стоят, как десять «Мерседесов», то становится понятно, что в садоводстве и его окрестностях есть чем заняться и на что посмотреть. Дача во многом спасает меня от эмигрантских невзгод и даёт бодрость духа. Главное – в нашем «Бабочкино» подобралась изумительная компания. Справа от нас стоит дача Рабиновича, слева хозяйство Шапиро, по диагонали домик Левина, чуть дальше проживает Кац.

– Когана не хватает, – сказала приехавшая из Израиля родственница...

– Коган живёт на соседней улице, – ответила я. Действительно, наше садоводство уникально – можно подумать, что кто-то хитроумный задумал некий социальный эксперимент по интеграции, но многое не учёл. На сегодняшний день из 200 домиков 120 купили русские евреи-эмигранты. Умные головы из садоводческого правления, где у нас есть два представителя от «русской» секции, догадались написать проект в сенат и получить неплохие деньги на интеграцию новых жителей Германии. Кто кого и куда интегрирует, и по сей день большой вопрос. Немцы, по-моему, и сами не заметили, как в одно прекрасное лето оказались в национальном меньшинстве. Когда-то все дачные домики были выделены гедеэровским служащим.

103

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Потом один из них продал домик еврейской семье, семья оказалась большой и дружной, к ней на выходные потянулись многочисленные родственники и друзья, и «Бабочкино» пришлось всем по сердцу... Следующий освободившийся домик купила сестра мужа, ещё один – золовка, а потом подоспели кузины брата, к ним приехали их студенческие друзья и... В общем, когда дачу купила я, то на следующий год в нашем садоводстве обосновались семьи трёх моих приятельниц и коллега сына. Потому как отдыхать и веселиться на природе лучше всем вместе, в хорошей компании, тогда можно всласть потрепаться, выпить и закусить, погрилить нежные бараньи рёбрышки и полакомиться сочной черешней, сорванной прямо с дерева. Благо у них тут широта Киева и всё вызревает, не то, что в сыром и холодном, чахоточном Питере... Да что говорить – рай земной, особенно при хорошей погоде. И кто от такого откажется по доброй воле и по приемлемым ценам? Наша дачная жизнь обычно протекает в коллективных формах.

– У вас тут местный кибуц! – изрекла моя израильская кузина. В жаркий полдень на озеро с оравой детей, собранных со всех дачных улиц, отправляется сосед Фима, ему поручена почётная роль пионервожатого. Пока все заняты и лениво копаются в земле, или пьют утренний кофе на верандах, Фима смотрит за детьми. Через час на пляж посылается Гриша с большой сумкой-холодильником, нагруженной обеспокоенными еврейскими мамашами, а вдруг дети уже проголодались! Дети срочно выуживаются из воды, брызги и визг прекращаются, и на зелёной лужайке воцаряется тишь и покой, прерываемый сосредоточенным чавканьем. С опорожнённой сумкой Фима благополучно уезжает, а за детьми остаётся смотреть Гриша. С утра под забором на велосипедах сидят дачные кавалеры моей дочери. И вообще, если по дорожкам садоводства бегает ребёнок, то он из наших семей – не ошибёшься.

– Просто филиал еврейской школы... – удивилась моя дочь, приехав впервые.

– Что ты хочешь? Немцы не любят размножаться, – пожал плечами мой муж.

104

Проза

Анна Сохрина

Своими громкими воплями и эмоциональными призывами выйти на улицу, дочкины кавалеры будят весь дом. Из дома напротив вылезает невыспавшийся и помятый немецкий сосед по имени Олаф. «Олух царя небесного» – так окрестили его мои приятельницы.

– Тише! Тише! – кричит он раздражённо. Мир после его вчерашних возлияний выглядит совсем недружелюбно. Олаф вообще-то неплохой мужик и частенько помогает мне чинить газонокосилку, но любит выпить, а выпимши громко поёт немецкие марши. Марши нервируют наших стариков, в чьих ушах они, сами понимаете, как звучат и что напоминают. Но малолетним внукам надо быть на свежем воздухе, а внуки – это всё-таки главное. Дети по будням работают и приезжают лишь на выходные, и старики согласны терпеть. Немец Олаф очень любит знакомиться с русскими женщинами. Как только ко мне приезжают мои незамужние подружки, Олаф, приняв на грудь стакан-другой, спешит представиться. Каждой он рассказывает, что ходит в «Фольксхохшуле» на курсы русского языка и копит деньги на поездку по транссибирской магистрали. Он почему-то считает, что поездка в Сибирь, кстати, довольно популярная у немцев, считающих, что это крутая экзотика, должна быть очень привлекательной и повышать его акции в глазах русских подруг.

– Уж лучше бы на Мальдивы позвал, – вздохнула приятельница. – За те же деньги... Вот уж действительно олух. В летний зной я неспеша иду по дачной улице.

– Изя, где Лёва? – слышится из-за кустов.

– Лёва пошел к Фиме... Так и живём. Если быть объективными, то приходится признать, что немецкие участки всегда можно отличить от русских по ухоженности и красоте. Не то что наши люди совсем не любят работать на земле, а просто у них, я подозреваю, нет подобных исторических навыков, и, если бы в садоводстве среди участков проводилось социалистическое соревнование, как в прежние времена, 105

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

то соседи-немцы вышли бы победителями с большим отрывом. Через забор на участке Рабиновичей раздаются громкие крики.

– Роза, где тяпка? – страстно кричит бабушка Циля своей дочери. – Ну что ты мне даёшь, бестолочь! Не эту, а ту, короткую, с зелёной ручкой! Циля уже пять лет сидит в инвалидном кресле, но неукротимый дух красной комиссарши, несмотря на парализованные ноги, ничуть не ослабел. Сейчас Циля хочет засадить грядку укропом и бедная Роза уже битый час стоит рядом, подаёт инструмент и покорно толкает коляску.

– Они же все бездельники, – убедительно говорит мне Циля, бросая выразительный взгляд на своих домашних. – Роза, не стой истуканом, а налей ведро воды... Вот у меня на даче в подмосковье вырастали такие кабачки! – Циля выразительно разводит руками. – И если бы не я, – продолжает она, – то здесь бы кроме сорняков ничего не росло. Одна я только на этой земле и работаю... Раз в году, летом, по участкам ходит специальная комиссия, в немецких садоводствах принято соблюдать определённый порядок – столько-то метров засеять овощами, столько-то цветами, на участке, в обязательном порядке, должна быть подстрижена трава и произрастать определённое количество плодоносящих деревьев. «Орднунг мус зайн», как говорят немцы. В первый год дачевладения нам это было в диковинку. Итак, через пару дней ожидается приход комиссии, состоящей сплошь из немцев, а значит, послабления ждать неоткуда, и мои встревоженные соседи весь вечер напряжённо совещаются на предмет приведения участка в порядок. Наконец, за полночь народ расходится.

– Ну, что вы решили? – спрашиваю я мужа.

– Скинемся и наймём садовника... Вот оно – различие ментальности. Дачу мы купили три года назад, у немца-вдовца. Надо сказать, что домик и участок были в идеальном порядке. Войдя в благоустроенные, вылизанные до стерильной чистоты комнаты, а особенно, спустившись в подвал, я осознала до глубины души, что немцы – таки великая нация. Каждый гвоздик и шу106

Проза

Анна Сохрина

рупчик лежал в отдельной коробочке, любовно отсортированный по качеству и формату, а сельскохозяйственной техники было столько, что я ещё долго выясняла у соседа, что это и зачем нужно. Особенно меня потряс маленький пылесосик для уборки осенних листьев. В кухне, (учтем, дело идёт о маленьком садоводческом домике 24 квадратных метра, больше не разрешают строить строгие садоводческие правила) стояла машина для мойки посуды, а над ней полка с шеренгой моющих средств. Гели и шампуни были на все случаи жизни, а моя приятельница-переводчица, тщательно изучив все надписи на флаконах, нашла даже специальный шампунь для мытья маркизы. Я, честно говоря, до покупки дачи не знала вообще, что такое «маркиза», а не только о моющем средстве, которым её надо мыть. В немецком хозяйстве было предусмотрено всё и на все случаи жизни. Мой муж, найдя в подвале огромное количество всяких «железок» пришел в мальчишеский восторг, с энтузиазмом стал там рыться и всё рассматривать, и уже через две недели навёл свой «порядок». Теперь, чтобы что-то найти, надо переступить через груды разбросанных инструментов и гвоздей, и, чертыхаясь, часами перерывать всю кучу. Обычно, если в дачном хозяйстве понадобилась какая-нибудь вещь, я не спешу её покупать.

– У немца всё есть! – говорю я. – Надо просто поискать. И всегда оказываюсь права... На информационном стенде в центре садоводства красуется объявление по-русски и по-немецки: «25 июля, в субботу, садоводство «Потсдамер Шметерлинк» отмечает свой юбилей. Всех ждём на праздник!» Каждому домику выданы специальные талоны на бесплатные сосиски и пиво, наши домохозяйки, конкурируя в мастерстве, пекут пироги и делают вёдра винегрета и салата «Оливье» – вклад от русской секции. В субботу на большой поляне гремит бравурная музыка, на грилях жарятся и истекают жиром сосиски и свиные ноги, в ящиках поблескивают винные крышки бутылок, а рядом, к гор107

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

дости устроителей, красуются несколько бочек настоящего баварского пива – праздник обещает пройти по высшему разряду. Народ подтягивается на поляну и рассаживается за столиками. Смех, шутки, разговоры – на немецком, на русском, на ломаном русско-немецком... После нескольких кружек пива и пары бокалов вина достигается полное взаимопонимание.

– Да здравствует русско-немецкая дружба! – звучит из динамиков.

– Ура! – кричат из-за русских столиков.

– Цум воль! – слышится из-за немецких. После сытного перекуса и обильных возлияний, начинаются танцы. Немцы, наряженные в национальные костюмы – зелёные пышные юбки, узкие брюки, шляпы с перьями, танцуют какой-то сложный и чопорный немецкий танец, публика восторженно ревёт, хлопает в ладоши и стучит кружками по столам. Всем артистам подносят по огромному бокалу пива. Далее, под песню Верки Сердючки «Замуж захотела вот и залетела...» пускается в пляс русская секция. Наши люди пляшут с таким чувством, что Зураб Хацкия, не выдержав, бешено вращая глазами с криком «Асса!» бросается танцевать лезгинку, а Боря Кацман из Бреста – русскую присядку, киевлянин Шапиро пляшет гопака, а его жена Фира, 120 килограмм живого веса, томно кружит рядом. Танцы народов мира во всей красе и многообразии разворачиваются на дачной поляне. Веселье достигает своего апогея... Тем временем багровое, уставшее солнце клонится к горизонту и скрывается за скатами крыш – близится вечер, а с ним и завершение праздника – красочный салют. В честь юбилея в садоводство приглашена специальная служба фейерверков, рослые статные красавцы-немцы в военной форме пожарных подразделений бундесвера, не спеша, раскладывают свои принадлежности. Дачные мальчишки, да и их отцы, открыв рот, наблюдают за пиротехниками.

– Боже, какой красавец! – щиплет меня соседка Рая, указывая на статного молодого пожарника. – Какой красавец! Надо будет обязательно познакомиться! Главный даёт команду, и в небо взлетают огненные ракеты, тёмный свод озаряется причудливыми узорами, сотканными из 108

Проза

Анна Сохрина

тысячи разноцветных, мигающих и переливающихся всеми цветами радуги огней. Кажется, что небо расцвело букетами диковинных цветов. Зрелище настолько красиво, что мы ещё долго стоим заворожённые и безмолвные на краю большой поляны. В такие минуты говорят – ангел пролетел. Вспыхивает и гаснет последняя ракета, бездонное звёздное небо накрывает нас тёплым июльским покрывалом. Тишина, запах скошенной травы, мягкое дуновение ветра – и мне очень хочется, чтобы праздник никогда не кончался... Усталые и довольные дачники расходятся по своим домикам – спать. Свежее летнее утро встречает меня солнцем и пением птиц. В шортах и майке я выползаю на веранду, потягиваюсь и шлёпаю босиком по прохладной, покрытой прозрачными каплями росы траве. Мир огромен, прекрасен и непоколебим. Как в детстве...

История вторая: «Чрезвычайное происшествие» Тихая, почти идиллическая жизнь нашего садоводства была нарушена ужасным происшествием... Вернее, скандалом или, если быть честным до конца, – дракой. Причём, дракой одного из членов «русской секции» Яши Феркеля с Зигфридом Штольцом, председателем садоводства и вдобавок, бывшим полицейским комиссаром. Словом, скандал, позор и всё такое прочее... Но всё по порядку. Всё случилось 9-го мая, в замечательный день Победы русских над фашистской Германией, праздник, без преувеличения, свято чтимый любым нашим человеком, думаю, что эта дата во многом определила дальнейшую последовательность и стилистику событий. Надо сказать, что один из главных героев – Яша Феркель, был совсем не из тех людей, которыми гордилась «русская» секция. Напротив, Феркель, и это знали многие, всегда отличался спесивостью, вспыльчивым и заносчивым нравом, и особым авторите109

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

том в нашей среде не пользовался. Однако существовала серьёзная причина, заставлявшая многих с ним считаться и даже искать его дружбы – Яша был богат. Наш дачный сосед владел сетью автомобильных мастерских по Германии и двумя заводами в Чехии. Феркель был довольно успешным предпринимателем и мог взять человека на работу, что в эмиграции немаловажно. С ним делали гешефты, правда, поговаривая, что «заработать он всё равно не даст, львиную долю заберёт себе», но деньги и связи у него водились, это точно. В праздник Победы, пришедшейся на солнечный воскресный день, Яша с компанией дружков приехал на дачу «погулять». Веселье проходило с размахом, и на дачную террасу были выгружены ящики вина и водки, баранина для шашлыков, зелень и фрукты – то, что полагается в таких случаях, причём всё из дорогих магазинов и отличного качества. Пикник на лоне природы начался, и скоро гости изрядно захмелели и стали вести себя соответственно – орать, громко петь песни, поднимать один за другим тосты: – «За победу над фашистской Германией!» – слышалось за столом. Кто-то из гостей в состоянии изрядного подпития уселся на чёрный джип и стал гонять по улочкам садоводства, задевая заборы и поднимая столбом пыль... Соседям-немцам это явно не понравилось, и они отправились жаловаться на «творимые русскими безобразия» председателю садоводства Зигфриду. Зигфрид, не спеша копавшийся на своей грядке в другом конце садоводства и оттого не слышавший громких криков и песен, вынужден был отложить лопату и пойти разбираться. Когда он подошёл к Яшиному участку, праздник был в полном разгаре.

– Что здесь происходит? – зычным голосом бывшего комиссара полиции осведомился он. – Где хозяин? К калитке, пьяно пошатываясь, вышел сам Яша Феркель и, глянув в гневное лицо комиссара, осведомился: – А что вам собственно нужно?

– А ну, потише! Прекратить безобразия! – повысил тон комиссар.

110

Проза

Анна Сохрина

И тут Яша, опершись для устойчивости обеими руками о забор, заорал: – А ты, фашистская морда, заткнись! Мы вас один раз победили и второй раз победим!.. Пауза. Я думаю, такую обиду не мог бы стерпеть ни один нормальный немец, а тем более, бывший бравый комиссар ГДРовской полиции. И тяжёлый кулак председателя врезался в морду обидчика.

– Наших бьют! – заорали нетрезвые дружки и со всех ног понеслись спасать хозяина. Завязалась драка, на выручку Зигфриду подоспели немцы-соседи.

– Жиды пархатые! – прозвучало по-немецки в запале потасовки. – Мало вас Гитлер... Кто-то вызвал полицию... Стали разбираться. К счастью, дерущихся быстро разняли и никаких серьезных повреждений, кроме пары фингалов, полученных обеими сторонами, обнаружено не было. Но было кое-что посерьёзнее – честь обеих сторон была задета. Конечно, как ни крути, Феркель был виноват, нарушил общественный порядок, оскорбил председателя, в момент драки был нетрезв и еле держался на ногах... Но, как известно, «слово не воробей», и произнесённое вслух забыть уже было просто невозможно. Полиция, составив протокол, отбыла, их симпатии были явно на стороне Зигфрида, и в воздухе запахло грядущими судебными разбирательствами. Наше «Бабочкино» в эти дни напоминало потревоженный улей. Садоводство в буквальном смысле раскололось на два лагеря. Русские, сбившись в группки, страстно обсуждали происшествие...

– Этот Феркель, (по-немецки слово «Феркель» означает «поросёнок») подложил нам всем большую свинью, – резюмировала бабушка Циля. Яшу осуждали за сделанное, но забыть прозвучавшее и в наш адрес уже никто не мог.

– А ты что, забыл – кто ты и на чьей земле сегодня живёшь?

– размахивая руками, скорбно кричал Шапиро.

111

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– А я это никогда и не забывал... – многозначительно отвечал Рабинович.

– Вы думали, дачи купили, окопались, цветы-укропчики посадили – и уже свои? – хмурил тёмные, густые брови Левин.

– А вот вам про Гитлера, уроки истории, чтоб не расслаблялись... Мир и покой прежде дружного товарищества были бесповоротно, безнадёжно нарушены. Прежде доброжелательные и приветливые немецкие и русские семьи стали избегать друг друга, даже мой сосед Олаф больше не приветствовал меня радостно на крыльце, не рвался заводить знакомства с моими русскими подругами и даже временно ограничил потребление спиртных напитков, прекратив громко петь свои песни-марши по вечерам. Немцы из правления, ничего не сказав членам «русской секции», уединились на тайное совещание. Результатом этого «тайного вечера» стало революционное постановление, вывешенное на общей доске объявлений. Краткое содержание его было таково: «Лица, с миграционными корнями больше не имеют права приобретать здесь садовые участки». М-да, большего подарка зачинщику скандала Яше Феркелю было сделать нельзя... До этого момента ему грозило малоприятное полицейское разбирательство, грозящее большими неприятностями и потерями. А теперь... Яша аккуратно сфотографировал объявление и отбыл восвояси уже совсем в другом настроении. Глупые, неразумные, недальновидные немцы, члены правления... Тем временем в ход была пущена тяжёлая артиллерия. Как выяснилось, у Яши были обширные знакомства в журналистском мире. Через пару недель уважаемая берлинская газета вышла с сенсационным заголовком: «Иностранцам больше дачи не продают!» В статье обстоятельно, но не без внутреннего пафоса рассказывалась душещипательная история о том, как девяностолетний еврейский дедушка, между прочим, жертва Холокоста, праздновал знаменательный для себя день Победы на даче у своего сына Якова Феркеля. Так как дедушка был глуховат (тяжёлые 112

Проза

Анна Сохрина

последствия перенесённых тягот), то пел песни громче обычного, кроме того тосты, произносимые в его честь тоже надо было делать на максимально громких тонах (а то бы дедушка не услышал). А нечуткие немцы-соседи сделали ветерану войны грубое замечание, подоспевший же председатель правления, к прискорбию, бывший полицейский комиссар, вместо того, чтобы спокойно разобраться и помирить конфликтующие стороны, умудрился развязать драку. Дерущихся разнимала полиция. В процессе ссоры был упомянут Гитлер в известном и позорном контексте, это указано в протоколе. Увы, обе стороны допустили оскорбительные высказывания по отношению друг к другу. Но самое печальное, что после этого, самого по себе возмутительного, происшествия садоводческое правление вынесло постановление, немыслимое в сегодняшней толерантной и демократической Германии. Его текст просто написан в духе и стилистике страшных страниц истории Третьего Рейха... В середине статьи для наглядности красовалась крупным планом фотография исторического объявления. Честно говоря, 87-летний дедушка, несчастная жертва нацизма, не был чистым вымыслом. Иосиф Моисеевич, отец Феркеля и в самом деле в годы войны, будучи подростком, оказался «на оккупированных фашистским захватчиком территориях», с малолетним братом и матерью прятался в соседних деревнях, потерял родных, чудом выжил и в день празднования Победы спокойно отдыхал на даче. Он лежал на диване в задней комнате дачного домика, смотрел телевизор, по-стариковски задремал, и так как, действительно, был глуховат, то шума не услышал и всё самое интересное пропустил. Проснулся он уже к вечеру, когда полиция уехала, а расстроенный Яша в подпитии ввалился к нему в комнату. Статью на русском языке, добавив от себя сочных и будоражащих эмигрантское сердце подробностей из биографии дедушки, перепечатала русскоязычная берлинская газета. События приобрели политический оборот. Заволновалась еврейская община, вставшая грудью на защиту своего престарелого члена, пережившего Холокост. И в грядущем судебном разбирательстве 113

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

действующие лица очень быстро поменялись местами. Теперь большие неприятности уже грозили Зигфриду и членам садоводческого правления. Что делать, мы все периодически меняемся ролями на сцене быстротекущей жизни... Иосиф Моисеевич, прочитав русскую газету, очень возмутился допущенной неточностью.

– Мне еще 87, а не 90! – кричал старик на даче и требовал написать опровержение. Садоводческое правление, вынужденно собравшись на внеочередное заседание уже в полном составе вместе с «русскими», отправило в отставку председателя и добровольно передало бразды правления вновь избранным, более политически подкованным членам. Бывший бравый полицейский комиссар Зигфрид ходил осунувшийся и мрачный, ему сочувствовали. Русская секция также разбилась на две группы. Одни Яшу безоговорочно осуждали, как провокатора, и предлагали написать честное письмо в газету о действительно произошедших событиях, другие, напоминая о прозвучавших в еврейский адрес словах, говорили, что мол, все хороши, а защищать надо своих, нечего далеко ходить за примером.... Нарушитель спокойствия Яша Феркель после нескольких дней триумфа предпочитал вообще на даче не появляться и дипломатично отмалчивался. Прошло время, судебное разбирательство по желанию обеих сторон приостановили. Феркель продал дачу – в конце лета заснул и не проснулся на дачной, пронизанной солнцем веранде его старенький отец. Отказало сердце... Старика с почетом похоронили на немецкой земле. А об инциденте постепенно забыли.

Разница Примечание: «Русско-еврейские дети» – дети иммигрантов из бывшего Советского Союза, приехавшие в Германию. Немецкие дети уходят из дома, когда им 18, и родители считают, что это правильно.

114

Проза

Анна Сохрина

Русско-еврейские дети уходят из дома в 28 за две недели до свадьбы, накопив денег на квартиру. А то и вовсе не уходят, потому что отель под названием «Мама» по качеству обслуживания не сравним даже с пятизвёздочным. И вообще, пока еврейский ребёнок не получил диплом юриста, врача или экономиста – это ещё не ребёнок, а эмбрион. Немецкие дети – когда мама их посещает, она приносит торт, они пьют кофе и общаются. Русско-еврейские дети – когда мама их посещает, она приносит продукты на неделю и начинает, мыть, убирать, стирать и гладить белье. Немецкие дети – их папа всегда звонит, прежде чем приходит в гости и, как правило, по серьёзным случаям. Русско-еврейские дети – их папа появляется на пороге без предупреждения в 8 утра в субботу, и начинает ремонтировать дверцу шкафчика в кухне, передвигать мебель и забивать гвозди в прихожей. А когда убедится, что всех разбудил, заведёт дискуссию о политическом положении России и Израиля. Немецкие дети всегда обращаются в специальные фирмы, которые находят в телефонном справочнике, когда им нужно что-то починить. Русско-еврейские дети звонят папам и дядям или просят папу или дядю другого ребенка дать номер телефона дяди, который может это починить. Немецкие дети приходят в дом к своим родителям на кофе и пирожные и получают кофе и пирожные. Русско-еврейские дети приходят на кофе и пирожные, а получают борщ, селёдку под шубой, салат оливье, выбор из двух мясных блюд, бабушкин десерт и фрукты. И столько же уносят с собой (из расчёта на пять дней минимум). Немецкие дети, когда едут в летний студенческий лагерь, то берут с собой небольшой рюкзачок со сменой белья а, приехав, посылают родителям открытку с видом на море. Русско-еврейские дети везут с собой два больших чемодана одежды, зонтик от дождя и солнца, аптечку от всех болезней и звонят каждый день родителям по скайпу, рассказывая, что они ели и куда ходили.

115

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Немецкие дети знают несколько историй из жизни своих родителей. Русско-еврейские дети могли бы написать роман с прямыми цитатами из жизни своих пап, мам, бабушек и дедушек. И они и пишут, поэтому в мировой литературе так много писателей русско–еврейского происхождения. В конце концов, и я – постаревший русско-еврейский ребёнок.

Свои люди – В Карловых Варах сейчас сидит весь русский Израиль... – сказала мне моя кузина. – Давай, приезжайте, мы там до конца месяца... Русские евреи, в основном, конечно, пожилые, живущие сейчас в разных концах света, облюбовали этот курорт из-за целебности вод, чудесных ландшафтов, западного уровня обслуживания в санаториях, а, главное, родного языка общения.

– Я здесь со всеми могу договориться по-русски... – объяснила мне кузина. И Карловы Вары стали традиционным местом встреч большого семейства – один брат приезжал из Израиля, спасаясь от летнего зноя, второй из Германии, где обосновался с семьей, а третий, так и оставшийся в Москве, приезжал на чешский курорт подлечить пошатнувшееся в российских трудовых буднях здоровье. Именно здесь они могли спокойно повидаться друг с другом, хорошо отдохнуть и подробно обсудить все накопившиеся новости.

– Я там умру со скуки, – ныла я. – Это же курорт для пенсионеров.

– А я хочу повидаться с родственниками, – заупрямился мой муж. И мы поехали. В первый же вечер кузина потащила меня на прогулку. Степенная курортная публика фланировала по бульварам вдоль цветов и фонтанов, рассматривала нарядные витрины бутиков, дышала целебным воздухом и наслаждалась жизнью. Рядом с источником минеральных вод, стоял, облокотившись о колонну, благообразный седой мужчина.

– Помнишь, как в твоём рассказе, – громко тараторила кузина, отодвигая плечом седовласого. – «Да дайте же сказать Рабиновичу!»

116

Проза

Анна Сохрина

– Простите, а я, – собственно, Рабинович... – заинтересовался мужчина. – И что я должен сказать? Через час наш новый знакомый Семён Рабинович, кстати, бывший киевский фотограф, сегодня проживающий в Штутгарте, подробно пересказывал нам пёстрые эпизоды своей жизни.

– Лет десять назад я сопровождал в поездке поэта Евгения Евтушенко, – проникновенным низким голосом начал свой рассказ Рабинович.

– Дело было на теплоходе, плывущем по Волге, мы с поэтом изрядно выпили, вышли на палубу и начали петь на два голоса «Дубинушку»... А у меня, знаете ли, совсем недурственный бас, – он степенно откашлялся.

– Так вот, Евтушенко тогда сказал... – Наш собеседник сделал театральную паузу.

– «Все спрашивают, где похоронен Шаляпин, где похоронен Шаляпин? – Семен многозначительно закатил глаза. – А Шаляпин похоронен в Рабиновиче!» Мы засмеялись. Киевлянин остался доволен и потащил нас дальше, показывать новое здание гостиницы, купленной Лужковым.

– Кстати, а где вы обедаете? – обеспокоился в пути наш новый знакомый, – Мы с женой кушаем вон в том отеле на горе.

– Он ткнул пальцем вверх. – Прекрасный комплексный обед – всего за 8 евро...

– И где обеды за 8 шекелей?! – рядом остановилась полная дама в шляпке и с кружевным зонтиком. – И хорошо кормят?

– Дама, вы из Израиля? – оживился Рабинович. – Ну и как там дела с сектором Газа? Компания разрасталась... Мы обсудили ближневосточные проблемы.

– Кто может прогнозировать действия арабов? – кипятился Рабинович. – Это же бандиты, вруны, попрошайки. – Нам приходится жить на вечной пороховой бочке!

– Не вам, а нам, – съехидничала кузина. – Что-то в Германии я пороховой бочки не наблюдала...

117

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Переключились на проблемы антисемитизма в Германии, затем обсудили Обаму и Путина. Долго выясняли, в какой валюте сегодня лучше держать деньги и стоит ли покупать недвижимость в Израиле, поспорили, какие профессии для наших детей сегодня перспективны. Сошлись на том, что проблемы экономического и экологического кризиса так усугубились, что непонятно, к чему идёт этот безумный мир вообще.

– Кто из пророков окажется прав – тот и окажется пророком, – глубокомысленно изрекла я любимую фразу своего отца. И все согласились.

– Девочки, вы принимаете жемчужные ванны? – щебетала дама в шляпке. – Очень рекомендую... Я седьмой год езжу и седьмой год принимаю. Чувствую себя, как в двадцать... – Она положила руки на внушительных размеров бюст.

– Только не надо платить триста крон, пойдите ко мне в отель, зайдите к медсестре в 22 комнату, скажите от Симочки и вам сделают за сто... Мы не спеша фланировали по прогулочному бульвару.

– Фимочка, привет! – окликнула бородатого отдышливого мужчину израильская дама.

– И ты здесь? А где поселился?

– Вот предлагают квартиру за семьдесят евро в день, – хмуро откликнулся мужчина. – Дороговато...

– Зачем за семьдесят, - отчаянно замахал руками Рабинович, – я вам дам адрес – за шестьдесят. Скажите от Сёмы из Штутгарта... Можем посмотреть, тут недалеко.

– Мне это тоже интересно, – оживилась моя сестра. – Пригодится на будущее. Мы всей толпой двинулись смотреть квартиру.

– Вы тоже из Израиля? – спросила бородатого моя сестра. – И где живёте?

– В Хайфе, – откликнулся вновь прибывший. – А вы?

– Я в Бер-Шеве.

– Ида! – крикнул бородатый, проходящей мимо миловидной женщине.

118

Проза

Анна Сохрина

– Какими судьбами? Компания разрасталась в геометрической прогрессии... К нам присоединились Ида, её муж и сын – подросток пятнадцати лет.

– Что вы тут лечите? – спросил Идин муж.

– Да, желудок побаливает... – откликнулась моя сестра.

– У вас в Бер-Шеве есть прекрасный гастроэнтеролог. Я вам скину адресок... Часа через два я уже знала адрес кибуца, где можно недорого и хорошо отдохнуть на море, телефоны классной косметички в Берлине, рецепт овощного «похудательного» супа, репетитора для дочки и ещё кучу полезных и нужных вещей. К вечеру мы совершенно неожиданно оказались в уютном ресторане, где у дамы с кружевным зонтиком работал знакомый официант. Мы вкусно поели, а потом Ида с дамой в шляпке под аккомпанемент моей кузины исполнили нам репертуар сестёр Бэрри на идиш, отдышливый израильтянин с Рабиновичем пели на два голоса «Дубинушку», «Взвейся кострами» и «Ба мир бист ду шейн». Кончилось всё тем, что в два часа ночи Идин муж дирижировал ресторанным оркестром, а все гости заведения, не разделяясь по национальному признаку, танцевали «Семь сорок», взявшись за руки и образовав живую, пошатывающуюся в такт музыки цепь... Отдых удался...

– Ну и где вы загуляли? – спросил мой муж, когда мы в три часа ночи вернулись в отель. – Он тёр ладонями сонные глаза. – Я уже волноваться начал.

– А знаешь, мне здесь нравится, – пьяненько захихикала я, плюхаясь на диван. – Совсем не скучно!

– Я же тебе говорил! – обрадовался муж. На следующий день мы принимали жемчужные ванны «от Симочки» у медсестры из 22-ой комнаты за сто крон.

– А чего ты удивляешься? – развалясь в тёплой пузырящейся воде, разглагольствовал мой муж. – Взаимовыручка, своеобразная еврейская эстафета, можно сказать... Так ведь и выживали на протяжении веков... Свои же люди.

119

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

лилиЯ ЯновскаЯ

Лиля рассказывает о себе: «Я выросла в театре. Мать шила театральные костюмы, отец делал декорации. Полностью его должность называлась «бутафор-декоратор особо сложных скульптурных сооружений и декораций для съёмок фильмов». По вечерам вся семья пела: Арии из опер и оперетт; песни, которые тогда пели все. К сожалению, в театре Жизни бывают и трагедии: война, Уфа, детский дом, похоронки... Несмотря ни на что, музыка и прикладное искусство стали неотъемлемой частью жизни: пела и танцевала в самодеятельности, вышивала, вязала, увлекалась плетением макраме. Ещё успевала в вечернюю школу и велосекцию. А в 14 лет уже стояла у станков с 6-и утра. Опозданий не было. За опоздание судили. Стихи лились экспромтом, часто их не записывала, это было игрой воображения, которую не принимали всерьёз.

120

Проза

Лилия Яновская

Но призванием стало целительство. Помимо классической медицины, освоила народное траволечение, акупунктуру и экстрасенсорику. Муж, Данечка, внёс новую поэтическую струю в семью, его стихи были наполнены лиризмом, тонким пониманием природы и ЛЮБОВЬЮ. И дочкам передалась любовь к поэзии и живописи. Старшая, Инга, занималась фотографией, живописью. Сейчас занимается китайской медициной, преподаёт цигун, пишет статьи для журналов. А младшая, Мальвина, сделала графику и дизайн своей профессией. В Вене получала трижды первое место, как лучший художник. В 2011 году была номинирована на Государственную Премию. Обе пишут стихи и публикуются. У меня два внука, которые уже окончили университет, и уже есть две правнучки. Особые приметы по мнению друзей: Лиля сама по себе особая примета. Всего и не отметишь. И щедра, и дружелюбна, и элегантна, в её присутствии уютно и тепло. Такая вот у нас Лилечка.

ВОСПОМИНАНИЯ

Концерт у Бранденбургского собора Во время и после концерта на открытой площадке у Берлинского Собора мы наблюдали за огромной стаей птиц, кружившейся над собором. Никакого хаоса. Было похоже, что птицы и после концерта продолжают слышать музыку, исполняя этот загадочный танец. Да, это был танец, который сопровождался их пением. Сначала они летали только над собором, потом отдалялись на один-два дома, затем улетали далеко, за два квартала, и мы их почти не видели, но они снова и снова возвращались. В их пластике было столько музыки и грации! Просто не верилось, что возникающие узоры, перетекающие из одного в другой, не что иное, как многотысячная стая птиц. И ни разу ни одна 121

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

птица не «танцевала» отдельно. Они были слиты в единую кисть, которая рисовала узоры на фоне неба. Это было настолько фантастично и красиво, что не будь с нами приятелей, так же как мы заворожённо смотрящих в небо, можно было на следующий день решить, что нам всё это приснилось. Это чудо можно, наверное, сравнить по красоте только с северным сиянием. Даже зарницам, во время грозы и бури, которые своей неожиданной, дьявольской красотой и мистическими эффектами, оставляют сильное впечатление, с этим зрелищем не сравниться. Неужели, это музыка дала им столько энергии и влила в них столько силы и эмоций? И они должны были выплеснуть всё это, прежде чем сесть на ветки и устроиться на ночлег. После, сидя на деревьях возле собора, они ещё долго о чём-то совещались. А мы, как околдованные, наблюдали за ними и даже не заметили, что уже стемнело. Расходиться не хотелось – ведь не так уж часто попадаешь в сказку.

Птица Нам никак не удавалось получить визу, чтобы поехать к Ингуле (дочке) на свадьбу. В очередной раз получив отказ, мы грустно шли вдоль парка к автобусной остановке. Словно перекликаясь с нашим настроением, небо нахмурилось и стало темно, как ночью. Вдруг, совсем близко, нежно и звонко запела птица, она летела, как будто сопровождая нас. Я боялась, что, как только парк закончится, птица улетит и обратилась к ней: – Птица, спасибо! Не улетай, пожалуйста, ещё хоть немного побудь с нами. С тобой так хорошо! И птица летела где-то рядом, и пела, пела... Парк уже давно закончился, и мы стояли на остановке. Только когда подошёл автобус, птица перестала петь. Мы ехали домой с совершенно другим настроением, а через пару дней всё-таки получили визу.

И снова птица

Девятого мая мы с группой из двадцати двух человек отправились возложить цветы к Мемориалу. Кроме нас много других 122

Проза

Лилия Яновская

людей группами и поодиночке шли с цветами в том же направлении. Это радовало. Германия... Вокруг слышна разноголосая речь. Погода ещё больше улучшает настроение. Солнце словно говорит: – Люди, радуйтесь, у вас праздник!!! Возложив цветы, мы, стоя у пушки, делились воспоминаниями, ведь нашему поколению было что вспоминать. И вдруг, рядом запела птица. Нежно и звонко, но в тоже время настойчиво, словно призывая: – Слушайте все!!! Мы стали искать певицу, и, подняв голову, я увидела, что из ствола пушки выглядывает крохотная птичья головка. Даже солнце, увидев это чудо, улыбнулось. Стало ещё теплее и светлее. Словно собираясь получше осмотреться, птичка выбралась наружу, покрутила головой в разные стороны и, убедившись, что зрители на месте, снова спряталась в ствол пушки, продолжая концерт. Она то выходила, то снова пряталась, внимательно следя за нами. Ей, наверное, было интересно, что же заставило стольких людей прийти её послушать. А мы слушали, и у нас на душе был праздник. Праздник, который она украсила своим пением. Спасибо тебе, птица!

Счастливая ошибка

За три года до начала войны я точно знала, что такое счастье! Я – маленькая, всеми любимая ... Наша большая и дружная семья буквально носила меня на руках. И вот после всеобщего обожания и жизни в достатке – война, детский дом, куда мы попали с сестрой, постоянный голод, страх, и похоронки на папу и маму... К счастью, ошибочные. Произошло то, что часто случалось во время войны. Когда мама лежала в госпитале, там умерла её однофамилица. Просто – перепутали. И когда папу не смогли найти сразу после боя, пришла вторая похоронка...

123

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Радость и горе (1)

Война, 1943 год. Зима, холод. И вдруг радость – мама купила нам с Диной, старшей сестрой, красивые пальтишки с меховыми воротничками. Счастливые, мы с нетерпением ждали утра – пойти гулять и похвастаться новыми пальто. Нас разбудил мамин плач. Мы увидели, как она, всхлипывая, разрезала на кусочки пальтишки и бросала в печку... Новые, ненадёванные – в печку... Мы бросились к маме, но она не позволила нам даже близко подойти к ней. И тут мы увидели на коленях у мамы клеёнку, а на ней... Мех казался просто «живым»... Это была диверсия – продавались бельё и одежда, заражённые тифозными вшами.

Радость и горе (2)

Помню ещё один «подарок», который я получила летом. Это было платье с рюшами и кружевами сказочной красоты! Из американских посылок-подарков. Надев платье, я кружусь по комнате, но этого кажется мало – хочется срочно показаться во дворе. Иду во двор, меня все поздравляют с красивой обновкой, но вдруг начинается дождь. Взрослые со всех сторон кричат: – Беги домой, быстро! Они догадывались, что может произойти с платьем под дождём. Но мне не страшен дождь – мне хорошо, я в новом платье! И вот я чувствую, как платье начинает меня крепко «обнимать». И мне уже становится не очень уютно в нём, и тогда я бегу к маме, и ей с большим трудом удаётся его с меня снять. Когда платье высохло оно стало совсем крохотное, на куклу. Но, кукол у меня не было, они остались в Киеве, как и всё остальное. А это платье ещё много лет радовало меня и дарило воспоминание о том счастливом дне.

Вот такая любовь!

Лежу в послеродовой палате. Родилась Ингуля. Сквозь дремоту слышу шум в коридоре, через приоткрытую дверь виден балкон, возле которого столпились дамы.

124

Проза

Лилия Яновская

Слышны восхищённые возгласы: – Это же надо! Какая любовь! В таком красивом костюме – и на такие грязные козлы! Мои соседки по комнате, с восхищением рассказывают, что какой-то герой, забравшись на высоченные строительные козлы, доходящие до балкона второго этажа, разыскивает свою жену.

– Повезло кому-то, думаю, но идти смотреть на чужого мужа нет желания. Возле балкона побывали уже все.

– Говорит, что жену Лика зовут, а у нас в отделении нет ни одной Лики. Вскакиваю, хотя велено не вставать ещё пять дней, и бегу к балкону. На козлах, перепачканных свежей краской, мой Данечка!

– Солнышко, как же ты обратно сойдёшь, высоко же?

– Так ведь не пускают никого. А мне надо было обязательно тебя увидеть! А тут и козлы так удачно оказались под балконом. Обратно сойду, не волнуйся, главное тебя увидел! Вот такой он, мой любимый Данюшка!

Книга Крытый рынок. Мы с Данечкой делаем покупки. У него в руках редкая книга. Чтобы расплатиться, Данечка кладёт книгу на прилавок, а затем, расплатившись, уходит. Дома он вспоминает об оставленной книге, и мы мчимся обратно на базар. Но женщина, на прилавке у которой она осталась лежать, сообщает, что мужчина, пришедший после нас, увидев её, очень обрадовался. Уходя, он оставил свой адрес и сказал, что такой книгой мог заинтересоваться только достойный человек и что он будет его ждать. Мы с Данечкой долго добирались по указанному адресу. Это оказался дачный посёлок от министерства культуры. Довольно странный участок: людей не видно, калитки, да и двери в домах, не заперты, заходи, кто хочет. В дверь первого дома мы долго, но безуспешно, стучались, никто не отзывался, но вдруг дверь открылась сама. Мы, спросив разрешения, но не получив ответа, вошли и словно оказались в сказке: на сте125

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

нах картины, под белоснежными чехлами видны контуры красивой мебели. Посередине большой светлой комнаты с арочными окнами – круглый стол и вокруг стулья с гнутыми ножками. На окнах красивые занавеси и шторы. Заглянуть в другие комнаты мы не рискнули. Выйдя на улицу, пошли по посёлку искать хозяина оставленного адреса. Но тут красивые домики, почему-то оказавшиеся пустыми, сменились типично одесскими постройками с внутренними двориками, галерейками и котами. Неожиданно ко мне подбежала собака «дворянка» с хвостиком «бубликом», положила мне на плечи лапы, и лизнув в нос, с радостным лаем бросилась в дом. Наконец, повстречали каких-то жителей этого посёлка. Их оказалось много, но, когда они слышали, кого мы ищем, почему-то почти все тут же исчезали, тихо закрывая за собой дверь.

– «Шоб кобыла не почула», – пошутили мы. Оставшиеся смотрели на нас с такой жалостью, что нам показалось, ещё минута и нас съест злобный дракон, который съел всех обитателей тех красивых домиков. Я тихонько спросила: – Что всё-таки случилось? Почему у всех такой перепуганный вид? Почему все калитки и двери не заперты? Где товарищ Н.? Нам удивленно ответили, что у них вообще все дома не запираются, тут все свои.

– А ваш знакомый – «там»... И вам лучше его не искать. Забудьте про свою книгу и про этого человека.

– Да где «там»? Что стряслось?

– Его забрали «туда», а почему никто не знает. Так что вы лучше уходите, и мы вас не видели... Потом, в книжном магазине Союза писателей «Сяйво» нам, по секрету, рассказали об этом человеке и уверили, что с ним уже всё в порядке, но поехать к нему ещё раз не получилось.

Неврастения Как-то я заболела – озноб, температура 38,5, и т.д. Вызвали врача. Милая доктор пришла к нам домой впервые. Она пришла в ужас от нашей семиметровой комнаты на четырёх человек в об126

Проза

Лилия Яновская

щей квартире, с кухней на тридцать пять человек и одним туалетом на всех.

– Прошу вас прийти ко мне в поликлинику, есть разговор. Когда я пришла, врач взволнованно начала говорить: – Деточка, почему вы ничего не предпринимаете? Разве люди могут так жить?.. Делайте что-нибудь. Я ей рассказала, что мы давно стоим на очереди на квартиру, что были уже третьими, но через одиннадцать лет оказались сто сорок третьими, и что ничего хорошего мы уже не ждём...

– Ну вот что, я пишу вам диагноз – «неврастения» и советую вам хорошо поскандалить и даже побить кого-нибудь. И вам ничего за это не будет – неврастения! И довели Вас до этого состояния – жилищные условия. Я просто удивляюсь, как вы до сих пор ещё никого не поколотили. Мне уже через пять минут хотелось бежать из ваших «хором», а вы там столько лет... И что, ни разу не поссорилась с соседями?

– Нет. Мне очень интересно наблюдать за ними. Они все такие разные, я будто книгу читаю. А ещё в этой же квартире, в тёмной девятиметровой комнате с очень низкими потолками, живут замечательные люди – родители моего мужа. Данечка говорит, что у него первое упражнение утренней гимнастики – достать потолок руками. Эта комната – отгороженная часть коридора. Зимой, если приподнять плащ, который висит на стенке, можно увидеть лёд. Бери коньки и катайся. Но они никогда не жаловались. Чудо старики. И до того, как я добилась этой семиметровой комнаты, мы жили вместе с родителями. Сначала вчетвером, потом впятером. Спали голова к голове. Наш круглый диванчик стоял впритык к кровати родителей. До сих пор не понимаю, как нам удавалось не скатываться с него?..

Новый год Мои дочки всегда дарили мне необыкновенные подарки: делали своими руками броши и кольца, рисовали картинки, писали стихи. У них с самого детства замечательные ручки. Они всегда всё делали с такой любовью!

127

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Многое я храню до сих пор потому, что подарки были настолько хорошо выполнены, с таким изяществом, что не взять их с собой в Германию было бы просто предательством. Увидев свои детские рисунки и поделки, девочки очень удивились. Часто вспоминаю один очень уж необычный подарок. Дочки-хулиганки подарили мне метлу. Совершенно необычную, на длинной круглой ручке, кудрявую, словно из бересты. Она была очень хороша! Где они могли её раздобыть? Ни до, ни после я никогда и нигде подобной не видела. К ней прилагалась подробная инструкция в стихах. Как, куда и когда на ней летать. Мы все веселились, когда знакомились с маршрутами полётов. Вот её, скрепя сердце, пришлось оставить в Киеве. Очень жаль. Да и как бы я объяснила таможенникам, что это? Они бы всё равно не поняли, даже если бы я рассказала, что Германия – один из маршрутов полёта.

Шляпка Я купила шляпку! Она мне очень нравится! Мне кажется, я в ней просто красавица! Гордая, счастливая прихожу на свидание с Данечкой и жду слов одобрения новой покупке. Но он молчит. «Как все мужчины, не замечает обновки», – подумалось мне. Долго гуляем, на душе очень хорошо. Данечка в который раз повторяет мне, какая я сегодня красивая! «Всё-таки заметил, как я хороша в шляпке!» – обрадовалась я.

– Ты сегодня вся светишься! – глядя на меня влюблёнными глазами, говорит Данечка, как будто не слыша меня. «Спасибо тебе шляпка», – мелькает мысль. К концу вечера я не выдерживаю и спрашиваю: – Почему ты ничего не говоришь о моей новой шляпке?

– А что я могу сказать о том, чего не вижу?

– Как не видишь? Я весь вечер в ней, а ты «не видишь».

– Какой вечер, что ты имеешь в виду?

– Сегодняшний...

128

Проза

Лилия Яновская

– Извини, но сегодня ты без шляпки?!

– Как без шляпки? Трогаю голову... Действительно на голове нет моей красивой новой шляпки. В спешке я забыла её надеть.

Рыжая Моя мама была третьим ребёнком. Кроме неё в семье – два старших брата – высоких, плечистых, сильных, умных. И младшая сестра – красавица, черноглазая со жгучими черными волосами. Она и родители мамы лежат в Бабьем Яру. Мама – Этилия, или попросту Этька, хорошенькая, стройная с удивительно красивыми густыми длинными рыжими косами, стеснялась своих веснушек, ярко горевших на её точёном носике.

– Хоть бы этих рыжих волос было не так много, сетовала она, – может мои веснушки не так бы бросались в глаза! Слова «красный», «пожар», «горит» воспринимались Этькой, как обида. Если она их слышала, то всегда относила их на свой счёт, поэтому была в себе очень не уверена. Ну, что ещё может гореть, кроме её волос? Если бы в то время она получала дома больше внимания и тепла, думаю, что она могла бы стать совсем другим человеком... Этька старалась изо всех сил: убирала, стирала, а стирать в большой семье, где отец – кузнец, естественно, было что. В школе училась лучше всех – как ещё она может учиться, имея таких братьев? Никому и в голову не могло прийти, что эта кроха сама, с большой охотой помогала братьям: то какие-то чертежи им делала, то разные схемы, да и получалось это у неё намного лучше. Но все принимали это как должное, раз может – пусть делает! Этькина мама, строгая учительница и по профессии, и по характеру, гордилась по-настоящему только сыновьями. Этька, на два года раньше обычного окончив школу, никак не могла поступить учиться дальше.

– Крошка, рано тебе ещё, погуляй немного.

129

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Спасение пришло оттуда, откуда и не ждала. Соседский парень, с которым она дружила с детства, вместе со своими братьями пошли в нужную организацию и сказали, что Этька на самом деле родилась не в 1919, а в 1917 году, а когда выдавали документ, кто-то с пьяных глаз перепутал дату. Вот и соседи-свидетели, которые это точно знают, подтвердят. После этого Этька получила нужную бумагу и начала осваивать профессию наборщика. Учиться было интересно, но с началом практики возникли сложности. Кроха Этька не доставала до наборного станка. Приходилось подставлять ящик. А вскоре у неё обнаружили отравление свинцом и, запретив работать наборщиком, перевели в корректоры. Хотя здесь ей было намного интересней и легче, она всю жизнь, вспоминая, скучала по прежней профессии, возможно потому, что это была её первая самостоятельная работа, за которую она получала зарплату, что было очень важно в её возрасте. На новой работе Этька тоже оказалась лучшей! За ней всегда ходили стайкой ухажёры, но её это не радовало. Парня, которого она любила, очень любила его мама и не любила рыжую Этьку.

– И что он в ней нашёл? Это же форменная обезьяна. Да чтобы у моего красавчика, моего Абрашеньки была рыжая жена! Никогда!!! Абраша видел, что у него с каждым днём увеличивается число Соперников: «Уведут!» – волновался он. И предложил: – Ты по документам совершеннолетняя, идём расписываться! В присутствии свидетелей, его же братьев, расписались. Что тут было, когда Абрашенька привёл рыжую в дом!.. Возмущению матери и сестры не было предела, но отец и братья встали на её защиту. Рыжая, как её все называли, осталась в этой семье на очень долгих семь лет... Обед, который она готовила для любимого мужа, перед его приходом съедала сестра, а ему говорила, что Рыжая совсем обнаглела и ничего ему не оставила. Когда они собирались в театр, то выходное платье, мятое и испачканное золой, она находила за печкой... А потом началась война...

130

Проза

Лилия Яновская

Маленькая портняжка В эвакуации в Уфе всё было непривычно и было очень холодно... Мы дома одни. Завернувшись в пальто, я стараюсь согреться. В кровати, раскинув руки, спит старшая сестра, мне там места нет. Сидеть – холодно... Ходить – холодно... А на тумбочке стоит электрическая плитка, и там тепло! Вот только, как до неё добраться? Мне её не достать, очень высоко! Не помню как, но на тумбочку я всё же взобралась, села возле плитки и... уснула! Проснулась от дыма. Дымилось моё пальто, а сбоку уже была большая дырка... На полу я оказалась быстрее, чем сама того ожидала. Наверное, от страха просто свалилась и не заметила. «Дырка! Дырка! Дырка! От сестры достанется!» Я сестры боялась больше, чем родителей. Наверное, все знают, что такое – старшая сестра. Да ещё старше на целых три года. Пока сестра спит, нужно быстро что-то сделать. Так, иголка есть, нитки тоже, а вот где взять латку? Я к шкафу: мамино платье? Нет, не подходит – тонкое. А вот папины брюки – как раз! Готово! Дырки больше нет! Проснулась сестра, увидела моё «творчество» и очень разозлилась.

– Ты большая девочка, тебе УЖЕ четыре года, пора начать соображать! Мало того, что ты прожгла на пальто дырку, так ты ещё испортила папины выходные брюки. И ты только посмотри: пальто – ЧЁРНОЕ, латка – ТЁМНО-ЗЕЛЁНАЯ, а пришила ты её БЕЛЫМИ нитками! Вот погоди, мама придёт – ты получишь! Но когда мама пришла и увидела, её реакция была для меня неожиданной. Маму почему-то больше всего волновало, нет ли у меня ожогов... Не угорела ли я?! А взглянув на пальто, мама сказала: – Умница доченька! Как ты аккуратно зашила! Хорошей хозяйкой будешь! Когда мамочка умерла, перебирая её вещи, я нашла ТО свое пальто. Мама хранила его всю жизнь...

131

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

елена колтунова

«Что-то физики в почёте, что-то лирики в загоне…». Ещё не написанные к моменту моего выбора профессии стихи Бориса Слуцкого тем не менее точно отражали мои настроения в этот ответственный момент жизни. После недолгой душевной борьбы я отдала предпочтение физике, и лет двадцать оставалась ей верна – преподавала физику, а затем высшую математику в вузах Одессы. Но со временем лирика в моей душе начала поднимать голову, появился писательский зуд. Я обращалась за помощью в разные издания России, затем Украины в надежде, что они охладят мой пыл, то есть пресловутый зуд. Но редакторы этих изданий упорно публиковали всё, что я им присылала. Так что, в конце концов, пришлось смириться и сделать печатное слово своей профессией. Как профессиональный литератор и журналист, я более двадцати пяти лет член двух творческих со132

Проза

Елена Колтунова

юзов НСЖУ и НСТДУ, если меня ещё не исключили за неуплату членских взносов, поскольку последние пять лет я живу в Германии. Особые приметы по мнению друзей: очень интересный собеседник. Её интервью отличаются большим профессионализмом. При большом количестве наград и регалий остается вполне доступной для общения и совместной работы. КРИСА, МИША ЕСТЬ?

Послевоенные сороковые-пятидесятые годы теперь уже прошлого столетия – много у них своих характерных примет. Одну из них можно, пожалуй, назвать «дворовым сервисом». С раннего утра во дворе раздавались голоса поставщиков этого сервиса: «Чи-и-ним, пая-я-ем ведра, кастрюли!», «Точить ножи, ножницы точить!», «Молока-а, кому молока-а!», «Старые вещи, старые вещи покупаем!», «Липки бумага-а!». Словом, оживала сцена, описанная Валентином Катаевым в его повести «Белеет парус одинокий». Впрочем, у Катаева никто не предлагал липкой бумаги, то есть рулончиков бумажных лент, смазанных клеем и предназначенных для улавливания мух. Такие ленты, густо усеянные прилипшими мухами, свисали с абажуров, раскачивались в оконных проемах. В магазинах их вешали над прилавком и над дверью, часто без учёта роста отдельных посетителей магазина. Так что рассеянный покупатель, забывший наклонить голову, рисковал составить компанию мухам. По сей день помню резкий голос и характерную интонацию женщины, разносившей клейкие ленты. Запомнилась мне ещё одна женщина. Свои услуги она предлагала не во весь голос. Она терпеливо обходила все квартиры, звонила, чаще стучала в дверь и на вопрос: «Кто там?», отвечала вопросом: «Криса, миша есть?» Не знаю, была ли это её частная предпринимательская деятельность, или работала она от санитарных служб, но помню, что почти до начала шестиде133

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

сятых она регулярно, не реже, чем раз в три-четыре месяца, появлялась у нас на пороге со своими сумками, в которых она носила отраву для мышей. Мы её услугами ни разу не воспользовались, хотя и у нас на третьем этаже старого дома время от времени обнаруживались мыши. Но с мышами у нас с мамой сложились свои отношения. МЫШОНОК ПИК И ЕГО СОБРАТЬЯ

Я научилась читать в неполные пять лет. К первому классу у меня уже было много любимых книг. Впрочем, не любимых – не было вовсе, что неудивительно, поскольку книги для меня тщательно подбирали родители. Когда началась война, мы эвакуировались в Тбилиси, а моя уже немалая детская библиотека осталась в Одессе. Но вскоре у меня снова появились свои книги, и среди них – «Золотой ключик» Алексея Толстого, рассказы Виталия Бианки, собранные в сборник «На великом морском пути», и «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлеф. Книгу Лагерлеф родители мне подарили в мой первый в жизни школьный день. Книжка эта, хотя и сильно уже потрёпанная, живет у меня и сегодня. Так вот – эти три книги определили мое отношение к мышам и крысам. Совершенно понятно, что образы злобной крысы Шушары из «Золотого ключика» и серых крыс, от которых Нильс с помощью волшебной дудочки спас жителей Глименгемского замка, надолго определил моё отношение к крысам. Надолго, но не навсегда, а почему не навсегда, будет рассказано позже. А вот милый, нежный мышонок Пик, злоключения которого так красочно описал Бианки, не мог не вызвать симпатии к этим маленьким зверушкам. Вскоре эти абстрактные симпатии переросли в реальную дружбу. В Тбилиси мы снимали комнату, к которой примыкала, так называемая, шашабанда – нечто вроде застеклённого деревянного эркера. На шашабанде стояли моя кровать и стол, за которым мы ели, когда было что есть. И вот как-то, когда я, придя из школы, ела кукурузный хлеб с грузинским остро пахнущим сы134

Проза

Елена Колтунова

ром, откуда-то из угла выбежала маленькая серая мышка и села почти у моих ног, уставившись на меня своими глазками-бусинками. Я бросила ей какие-то крошки, и она спокойно подобрала их и съела. Послышались мамины шаги, и мышка убежала. Я рассказала о моей гостье маме. На следующий день мама села рядом со мной. Мое меню было то же, что и накануне. И снова появилась мышка, пристроилась у моих ног и явно стала ждать подачки. На этот раз крошки ей бросила мама. Так и повелось. Мы – кушать, и мышка с нами. А потом она исчезла. Мы даже огорчились. А через какое-то время наша маленькая нахлебница появилась вновь, да не одна. За ней шёл выводок совсем уж неправдоподобно маленьких сереньких мышат. Не помню, сколько их там было, но не меньше семи-восьми. Мы бросили им крошки. Ела только мышка-мать. А потом, то ли она подала своим деткам знак, то ли по какой-то другой причине, мышата вдруг стали «в хоровод» и… закружились по кругу. Мы с мамой, как заворожённые, смотрели на этот мышиный танец. Потом мать-мышка тоненько свистнула и вместе с детьми скрылась в норке. Интересно, что больше эта компания у нас не появлялась. Вроде бы, как прощаться мышка приходила и заодно детками похвастать. Нам долго не верили, что мышки водили хоровод. А уже в 70-е годы один этолог (этология – наука о поведении животных) сказал, что мышиные хороводы не редкость, просто не каждому везёт, их увидеть. Вот в память о нашей первой мышке-подружке мы не пускали к нам тетку с её отравой для мышей, а крыс у нас и так не было. ИГРА В КОШКИ МЫШКИ И ОГНЕННЫЕ СТРЕЛЫ

Моя бабушка очень любила кошек. И время от времени в нашей квартире поселялись кошки. Одна из них – трёхцветная (на счастье) Мурка появилась у нас, когда я уже училась в 7-м или в 8-м классе. Была ли она охотницей – не знаю, видеть не прихо135

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

дилось. Но вот после одной истории охотницей на мышей стали называть меня. Дело было так, я сидела, поджав ноги, на диване и читала учебник. Что-то его содержание не сильно меня увлекало, и я подняла глаза от книги. И тут увидела, что по комнате бегает мышонок. В этот момент скрипнула дверь, в комнату вошла Мурка и мгновенно замерла, уставившись на мышонка. Прежде, чем я успела сообразить, что делаю, я совершила прыжок с дивана и схватила бегающего по комнате зверька. Только увидев у себя в руке дрожащий комочек, почувствовав его теплую шерстку, я поняла, что руками поймала мышь. Одобрила ли мою охоту Мурка или запрезирала меня – не знаю. Я вышла во двор и выпустила мышонка на волю. Но дразнили меня долго. Сама виновата – нечего было хвастать своей ловкостью. Годы шли. Исчезла поставщица «липки бумага», перестала стучаться в дверь «Криса, миша есть?» Летом мы стали выезжать на дачу, в городе появлялись лишь изредка. Для того чтобы было понятно то, о чём я собираюсь рассказать, следует пояснить, что городская квартира наша находилась в старом доме с деревянными межэтажными перекрытиями. В квартире были камин и высокие, необыкновенно красивые, изразцовые печи. Топки печей выходили в коридор. Время от времени мы и соседи (в те годы наша квартира была ещё коммунальной) бросали в топку какие-то бумаги и прочий горючий мусор. Когда мусора набиралось много, мы его сжигали. Возможно, кто-то пожмёт плечами, мол, что за причуды, неужели трудно было вынести мусор в контейнер. Но те, кто жил в те годы в Одессе, должен помнить, что никаких мусорных контейнеров тогда в Одессе не было. Раз в сутки к каждому дому подъезжала машина, шофёр звонил в звоночек, и кто в чем был, схватив мусорное ведро, выскакивал на улицу и становился в очередь к мусоровозу. Всё это вызывало массу неудобств: нужно было караулить машину, выбегать в «разобранном» виде, бывало, что, пока хозяйка искала ключи, мусоровозка уезжала, или того хуже – хозяйка ключи забывала, а дверь умудрялась захлопнуть. Порой можно было видеть на улице какую-нибудь хозяйку, стоящую рядом с переполненными мусорными вёдрами и вглядывающуюся из136

Проза

Елена Колтунова

под приставленной к глазам ладошки вдаль, не едет ли «мусор». Смешно, но чаще всего одесситы говорили не «за мусором приехали», а «мусор привезли». Впрочем, на тему выноса мусора по звонку анекдотов хватало. Но я отвлеклась от темы «мышиной». Так вот, как-то приехав с дачи на городскую квартиру, моя сестра решила, что пора сжечь мусор в печи. Подпалила лежащие в топке бумаги и вдруг с ужасом увидела, как из печи стали вылетать какие-то огненные стрелы. Они летели как-то странно низко, просто скользя по полу, и скрывались в углах и под мебелью. И тут она с ужасом поняла, что это горящие мыши. Они за лето устроили себе гнёзда в печи среди бумаг и теперь охваченные огнём бежали спасаться под мебель и в межэтажные перекрытия. Возникла ситуация, напоминающая историю с голубями, к лапкам которых была привязана горящая солома, чтобы, вернувшись на родные крыши, они подожгли бы город. Сестра немедленно вызвала пожарную команду. Пожарники долго ходили по квартире с дымоулавливателями, но Бог миловал… «РАЗБОЙНИКИ, ВОРЫ, УРОДЫ!..»

Крысы не той породы! Это, конечно, шутка. У Маршака в стихотворении «Дама сдавала в багаж» речь шла о «собаке не той породы». Но крысы ведь тоже бывают разной породы. Это на первый взгляд они все мерзкие. А, например, белые крысы очень даже славные и совсем не злобные. Да и серые, те, у которых хвост не голый, могут произвести вполне приличное впечатление. Если смотреть на них без предубеждения, то можно прийти к выводу, что совсем они не УРОДЫ, а просто зверушки, как любой другой грызун. Вот глазки у них чаще всего и впрямь злобные. Но это потому, что они умные и понимают, что человек им враг. А в том, что крыса одно из самых умных животных, что в крысах сильно коллегиальное, не стадное, а именно коллегиальное чувство, я убедилась, прочитав книгу об этологии, то есть о поведении, крыс. Приведу только один пример. Партию серых крыс разделили 137

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

на три группы. Одну из групп впустили в клетку с рядом кормушек, к части которых было подведено напряжение. Таким образом, несколько крыс испытали весьма неприятные ощущения. На следующий день ни одна из крыс этой группы к кормушкам, находящимся под напряжением, уже не подошла. Тогда этих крыс поместили к крысам второй группы, а затем крыс только этой второй группы запустили в клетку, в которой уже побывали первые. И снова – ни одна из крыс второй группы к кормушкам, возле которых пострадали их товарки, не подошла. Опыт продолжили. Крыс второй группы отправили «пообщаться» к крысам третьей. И снова сработало крысиное «сарафанное радио». Крысы третьей группы тоже обходили опасные кормушки, хотя информация поступила к ним уже из третьих рук, то есть лап. Как крысы общались меж собой, неизвестно. Они ведь должны были не только оповестить об опасности, но и как-то объяснить какие кормушки таят в себе эту опасность… Вот так прочитанные мною описания удивительных умственных способностей крыс разрушили стойкую неприязнь к этим животным, внушённую мне ещё в детстве образом Шушары и описанием разбойничьих повадок серых крыс, прочитанном мною в «Чудесном путешествии Нильса с дикими гусями». Впрочем, в том, что серые крысы РАЗБОЙНИКИ и ВОРЫ я убедилась, когда мы с мужем снимали комнату в одноэтажном домике, находившимся во дворе гостиницы «Центральной». Крысы беззастенчиво грабили нас. Ничего нельзя было оставить в кухне. Как-то мы поллитровую банку топленого сала подвесили в «авоське» на гвозде, вбитом чуть ли не под самый потолок. Наутро мы нашли её пустой в углу кухни. Банка, горлышком вниз, плотно застряла в отверстии в полу. Как крысы спустили банку вниз, не разбив её, как они дотащили её до норы, перевернули вверх дном и выгрузили оттуда сало, понять трудно. Норы мы регулярно замазывали цементом с битым стеклом, но это не помогало. Крысы либо восстанавливали свои ходы, либо прогрызали новые. Как-то мы одолжили здоровенного кота-крысолова. Заперли его в кухне. Всю ночь мы не спали, прислушива138

Проза

Елена Колтунова

лись к шуму битвы, которая шла в кухне. Грохот был страшный! И вопли, смешанные с рычанием! Понять, кто из бойцов издавал эти звуки, было невозможно. Думается, что оба. Наутро кот был в довольно плачевном состоянии, а на полу лежала огромная мертвая крыса с седоватой мордой. Месяц крысы нам не досаждали, а потом появились снова. Пришлось съехать с квартиры. И ещё две крысиные истории. На этот раз не триллеры, а скорее комедии. Я не просто так заинтересовалась этологией животных. Дело в том, что в этот период я работала в одном ленинградском институте, в лаборатории бионики, где старшие и младшие научные сотрудники занимались «промышленным шпионажем» – воровали у живой природы её производственные секреты. Практически, все человеческие орудия производства: шило, клещи, стамески, молотки, лопаты, и т.д. и т.п. имеют аналогов в животном мире, в виде разнообразных клювов, когтей, лап и пр. Нас интересовал речной рак, как прототип подводного робота-манипулятора. Раки жили у нас в огромных аквариумах, в которые были спущены шершавые наклонные доски-мостки, чтобы раки могли выползать из воды «подышать воздухом». Раками нас снабжали раколовы, вылавливающие их из-подо льда в карельских озёрах. Обходились эти раки недёшево. И вдруг раки стали пропадать. Мы замечали это не только потому, что вчера в аквариуме было, скажем, 10, а осталось 8 раков. Но многие раки были пронумерованы, с пометкой на карапаксе (панцире). И вдруг исчезает, скажем, рак №5, которому накануне вживили электроды. Ребята в нашей лаборатории были не дураки выпить. К выпивке нужна закуска… Но варить рака с вживлёнными электродами, это уж, простите… Загадку разрешили этологи. У них была налажена цейтраферная киносъемка. Что это такое? Киноаппарат устанавливается в автоматическом режиме и делает по одному кадру через равные промежутки времени, например, через каждые 30-60 секунд (или минут, как уж задашь). Таким образом, этологи следили за ночным поведением раков. И вот в один прекрасный день мы обнаружили ночного вора. Когда проявили пленку и прокрутили ее на проекторе, то увидели, 139

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

как на мостки забралась крыса, опустила в воду аквариума хвост и стала им помахивать. Вскоре на движущийся хвост обратили внимание раки, и один из них вцепился в него. В ту же секунду крыса выдернула из воды хвост вместе с повисшим на нём раком и соскочила с мостков. «Сильна, Матильда!» – ахнул ктото из сотрудников. Так за крысой укрепилась кличка Матильда. Вторая история не менее забавная. Один мой навязчивый одесский знакомый позвонил мне в Ленинград на работу и передал, что он отправил мне поездом потрясающую посылку. Слава Богу, одесский поезд в те годы приходил в Ленинград не в 6 утра, а днём. Чертыхаясь из-за того, что пришлось отпрашиваться с работы, я, прихватив с собой сына, поехала на вокзал. Анекдот начался ещё при получении посылки. Из-за похожих и небрежно написанных фамилий проводник отдала нам чужую посылку – большой картонный ящик и бутылёк моченых яблок. В общем, это всё соответствовало понятию – «потрясающей» посылки. Оставалось только смущаться щедростью знакомого и радоваться одесским лакомствам. Но радость была недолгой. Нас догнал молодой человек, устроил скандал и в два счета доказал, что мы забрали его посылку. Пришлось вернуться к вагону. Там мы получили второй скандал от обозлённой от испуга проводницы, в итоге вручившей нам маленькую коробочку из-под детской обуви. Мы ее даже не стали вскрывать, а помчались ко мне на работу. Коллеги с нетерпением ждали нас, глотая слюнки. В коробке оказались… семечки, да ещё сырые, нежареные. Вечером я последней покидала лабораторию, надо было отработать дневной уход, доделать опыт. Коробка осталась на работе, мы собирались поджарить семечки в лабораторном тигле. Утром я пришла первой и обнаружила пустую коробку. Но под столом лежала аккуратная кучка лузги. Очистить семечки так, как очистила их Матильда, могли только машины, которые я видела на одесском маслоэкстракционном заводе. Мы пытались воевать с Матильдой, но безуспешно. Наш огромный чёрный лабораторный кот Бегемот для войны не годился. Вживлённые в его череп антенны-электроды превратили его в 140

Проза

Елена Колтунова

зомби, запрограммированного на спячку. Оставалось лишь оберегать его самого от Матильды. О результатах попытки простимулировать Бегемота с помощью валерьянки я уже как-то писала. Напомню, что счёт был разгромный в пользу Бегемота – он разгромил лабораторию и вверг в панику ленинградских старушек, когда, выскочив в окно, помчался по улице. Этакая огромная, чёрная зверюга с рогами-антеннами на башке – чёрт, да и только! Так мы и жили в состоянии напряжённых отношений с Матильдой, пока она не состарилась. В последний год существования лаборатории Матильда решила, что пора наладить отношения хотя бы внешне. Каждое утро мы, зайдя в лабораторию и включив свет, обнаруживали её на одном и том же месте. Матильда возлежала на гардине, подвернутой на радиатор, и грела свои старые кости. Она медленно поднимала голову, смотрела на вошедших, но не спешила убегать. Какое там убегать! Когда мы ей кричали: «Матильда, имей совесть, ты что, уже и за людей нас не считаешь? Убирайся, тварь ты этакая!» – Матильда медленно спускалась на пол и, не спеша, переваливаясь, брела в угол, где был вход в её нору. Мне она напоминала старую, толстую одесситку из тех, что весь день сидят под домом. А так как я скучала по Одессе, то постепенно Матильда стала для меня чуть ли не родной. А вообще-то все с ней сроднились. Помню, как-то кто-то принёс в лабораторию «Зов вечности» Нодара Думбадзе. Принёс, чтобы прочитать страшную сцену, в которой описывалось, как больничное начальство отравило крысу, к которой привязались инфарктные больные. После прочитанного отношение к Матильде стало ещё теплее. Впрочем, кое-кто считал, что её вальяжная медлительность связана не столько со старостью и тучностью, сколько с презрительным отношением к нам, людишкам. В лаборатории я проработала четыре года. Затем мода ни бионику прошла. Десятки лабораторий бионики, открывшиеся при каждом уважающем себя институте, закрылись, работы легли на полку, хотя время от времени возникал интерес к какой-то из статей, написанных в тот период. Лет 10 назад меня чудом разыскал биолог из Владивостока, который нашёл мою статью в 141

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

одном из научных журналов, публикующих работы по биофизике, его интересовало, чем кончились мои изыскания. Что я могла ему сказать? Наш коллектив был не первый и не последний, чью работу свернули на взлёте. Но я с ностальгирующим удовольствием вспоминаю наш коллектив, в члены которого не мытьём так катаньем втёрлась Матильда. ЛОТЕРЕЯ

«Скучно жить на этом свете, господа!» Н.В. Гоголь «Два рубля… Всего два рубля… Что можно купить на два рубля трём женщинам?!» – размышлял Толик. Год назад его не смутила бы мизерность суммы. Купил букетик мимозы и любуйся, как симпатично, склонив головку, прячет в него Татка курносенькое личико! И тогда можно тихонько коснуться губами её светлых пушистых, как у болоночки, кудряшек. Да нет, раньше вообще не было проблем с финансами. Но с тех пор, как он – по словам Генки – «женился сразу на всей троице», тёща Леокадия Львовна и свояченица Алевтина строго следили, чтобы всю зарплату, до копеечки, он отдавал Татке. А дальше деньги перекочёвывали к мамуле, «взявшей на себя все заботы». Эти два рубля удалось заначить просто чудом. И что на них купишь? А придёт он 8 марта с пустыми руками, тёща с Алевтинкой со света сживут. Прямо, конечно, не скажут, но станут обсуждать, как удачно выдала дочь Нинель Сергеевна, какие подарки приносит её зять, и дальше в том же духе. Начнут жалеть Татку… А Татка будет мучительно краснеть, но не решится прекратить этот разговор. Что Татка не пойдет против дорогой мамули, Толик понял сразу после свадьбы, когда принёс ей маленького беленького щеночка. Тёща такой шум подняла! Пока, мол, я хозяйка в доме, этой гадости здесь не будет! Алевтина же, вытянув свой и без 142

Проза

Елена Колтунова

того длинный нос, прошипела: – Мало, что за ним приходится убирать, так ещё и за его собаками! Будто Толик принёс свору собак, а не одного маленького щенка. И это при том, что всю квартиру убирает только Татка! Весь выходной! Да, тёща у Толика – Дубль-Лев, как, намекая на её имя отчество, сказал Генка, пристраивая пёсика у своей мамы. Отмахнувшись от досадных воспоминаний, Толик снова переключился на проблему подарков. «Нет, на два рубля ничего не купить, – решил он. – И чёрт с ним! Лучше пива выпью!» …Толстая рыжая продавщица налила ему шипящую кружку, взяла смятый рубль и спросила: – Тебе сдачу, или ещё пить будешь? – Толик, занятый сдуванием пены, не ответил. – А то, давай, выручай, бери лотерейку. Подаришь невесте машину. Она вытащила из ящика пачечку лотерейных билетов. Толик уставился на продавщицу, смутно чувствуя, что перед ним открываются какие-то непредвиденные возможности, но ещё плохо соображая какие.

– Теперь к пиву заместо рыбки лотерейки дают, – недовольно пробурчал, втягивая очередной глоток, какой-то краснорожий дядька.

– Навязали на мою голову! – Толстуха со злостью швырнула пачку обратно. Толик лихорадочно нащупал второй рубль.

– Три билета! – Сказал он так поспешно, словно боялся, что ему откажут. Из пивной Толик вышел довольный и, подписав каждый билетик: Татуся, Мамуля, Алевтина – зашагал домой.

– Дорогие женщины! – начал он с порога, – Позвольте от лица вашего единственного мужчины поздравить вас с Международным Женским Днём и вручить каждой из вас по машине.

– Мужчина!.. Мужчины настоящие машины дарят, а не это…

– насмешливо пробасила тёща, однако билет взяла и спрятала в ящик комода.

– Единственный! – озлилась Алевтина. – Чем такое счастье, 143

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

как выпало Татке!.. – Но свой билет тоже взяла и сунула небрежно в сумочку. Татка чмокнула Толика в щёку и прижала билетик к губам. Через неделю состоялся тираж. А еще через несколько дней, в субботу, когда Толик собрался за картошкой, тёща сказала: – В сберкассе таблицу вывесили. Проверь, как там наши машины поживают. – И она захохотала. Алевтина не замедлила вплести в маменькин бас своё повизгивание.

– Давайте билеты, – согласился Толик.

– Нет уж, растяпа, перепиши-ка ты лучше номера, – тёща сунула Толику четвертушку тетрадного листа.

– И серии, серии не забудь! – Толик списал номера билетов и направился к двери.

– Сперва в магазин иди, а то картошку раскупят! – выглянула из кухни тёща. В овощном, как всегда по субботам, собралась очередь. Продавец – встрёпанный длинный парень – каждые пять-шесть минут удалялся в подсобку. Вернувшись, он подолгу смотрел на весы покрасневшими разъезжающимися глазами и, наконец, несколько косноязычно выдавал цену. Покупатель, ошарашенный математическими способностями парня, придя в себя, начинал спорить. Продавец поднимал пьяно-удивлённый взгляд и разводил руками: – Ну чего? Рупь восемьдесят – много? А рупь десять? Тоже не того? Ну, давай девяносто копеек, и концы… Короче, когда Толик, наконец, попал в сберкассу, оставалось минут десять до закрытия. У таблицы толпились. Толик достал платок, протер очки, пробрался поближе к таблице и полез в карман за номерами…

– Боже, что же это? – Толик растерянно обшарил все карманы… – Выронил бумажку в овощном? Бежать назад? Но её уже давно затоптали!... Сберкасса закрывалась. В дверях поставили палку, и уборщица во всю шуровала шваброй. Но идти домой ни с чем казалось немыслимым. «Растяпа!» – явственно услышал он голос тёщи. Он даже вздрогнул. – Господи! Что же делать?» И вдруг его осенило.

144

Проза

Елена Колтунова

Ловко выхватив прямо из-под швабры, наступавшей на него уборщицы, какой-то клочок бумаги, Толик списал на него номера трех главных выигрышей, бережно спрятал листочек между корочек заводского пропуска и слегка успокоенный пошёл домой. Дома всё было, как перед его уходом: тёща на кухне возилась с пирогами, Таточка стирала в ванной, Алевтина висела на телефоне. Лотерейные билеты лежали там же, где он их оставил – на столе. Толик, не раздеваясь, подошёл к столу, вынул из пропуска листок с двумя колонками цифр, положил его рядом с билетами, и… тут на секунду, впервые в жизни, ему показалось, что он теряет сознание: все шесть чисел совпадали! Совпадали серии, совпадали номера, совпадали на каждом из трёх билетов! Невероятно, но он, Толик, действительно, подарил каждой из своих женщин по машине! Дальше всё происходило, как во сне. Словно в тумане Толик видел Татку, прикладывающую к горящим щекам мокрые, в мыльной пене руки; Алевтину, прибежавшую с телефоном и зажатой между плечом и ухом трубкой; тёщу, удивительно похожую на хирурга изза простёртых над билетами растопыренных пальцев, перепачканных белой мукой. Первой очнулась Алевтина. Из столбняка её вывело настойчивое «Алло-алло…», доносящееся из трубки. Выпалив невидимой собеседнице потрясающую новость, она, не переводя дух, стала обзванивать других приятельниц. Четвёртое или пятое информационное сообщение прервала тёща: – Чего, дура, болтаешь? Обязательно, чтобы завидовали? Могли же найти покупателей! Деляга за такой билетик даст, как за две машины, а ты уже!... Вот послал господь дочек! Одна – ума палата – к телефонной трубке приросла, другая – какого-то недотепу в дом привела!

– Мамуленька, но эти билеты ведь Толик подарил, – впервые осмелилась возразить Татка.

– Ну, дурное дело – нехитрое! Вот если бы он своим трудом да умом заработал столько, тогда б и разговор другой был, – отрезала Дубль-Лев.

145

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Всё воскресенье тёща с Алевтиной, слегка препираясь, но в целом довольно согласованно, решали, как распорядиться свалившимися на них деньгами. Но две дубленки, два бриллиантовых колечка, две самые шикарные норковые шапки не исчерпывали и половины суммы. Купить ковёр? Съездить в Сочи? Всё медленнее рос список. Фантазии явно не хватало.

– Ну, что ж, – сказала тёща, покончив с одной машиной, – остальное – на книжку. Надеюсь, когда ты выйдешь замуж, вам удастся влезть в кооператив. Два зятя в одной квартире – это даже мне не вынести. А я останусь с Таточкой. Без меня пропадёт она со своим растяпой…

– Мамуля, в мы с Толиком решили купить финские лыжи. Потом Толику нужна новая куртка… – начала Татка – Какая куртка? Какие лыжи?! – обернулась Дубль-Лев. – Вы, надеюсь, не собираетесь брать деньгами! Твой муж претендует на звание мужчины, вот пусть забирает машину и получает права! Одна машина должна быть в семье… Решили, взяв отгулы, утром на такси отправиться в сберкассу.

– Зачем такси? – удивился Толик. – Сберкасса-то ведь за углом…

– Ничего. Можем себе позволить. Сберкасса в понедельник с одиннадцати, машина придёт в десять. Проедемся по магазинам. Надо выигрыш обмыть. Вечером придёт дядя Афанасий со своей воблой. Ух! От зависти она ещё больше высохнет! И Нинель Сергеевне не мешает нос утереть. Может не так уж и плохо, что Аля протрепалась. Может, и в газету попадём, – она хихикнула. – А это уже реклама. Пусть знают, что у нас бо-огатая невеста! – подтолкнула она локтем Алевтину. Ночью Татка, прижавшись к плечу мужа прошептала: – Надо постараться взять белого «Жигулёнка», как у Нинель Сергеевны.

– Ох, Татуся! Хоть ты не повторяй «как у Нинель Сергеевны».

– Ну, ладно. У Нинели – «Жигулёнок», а у нас будет «Жигуленька». Белая Гуленька-«Жигуленька», чтоб летела по дорогам белым голубем! – засмеялась Татка и, целуя мужа, добавила: – Умница ты мой, надо же три счастливых билета!

– Ты мой самый счастливый лотерейный билетик! – выдохнул Толик, обнимая жену.

146

Проза

Елена Колтунова

Поездка в сберкассу вышла торжественная. Провожать машину, на которой красовался счастливый номер из четырёх семёрок, высыпали все не занятые на работе соседи. Хромой дядя Коля с первого этажа пришёл даже с бутылкой, которую он быстро опорожнил и, ссылаясь на морские традиции, попытался разбить о крыло машины. Но таксист, не усмотрев в данной ситуации прямой аналогии со спуском корабля, решительно воспротивился. Пришлось дяде Коле себя ограничить: пустую бутылку он бросил вслед отъезжающей машине. Впрочем, увидев, что бутылка, врезавшись в намёт снега у обочины, не разбилась, он поднял её, обтер по-хозяйски рукавом и пошёл сдавать «для разживки». К одиннадцати все сумки были заполнены. Пакет с каким-то особым дорогим печеньем Татке пришлось держать в руках. Машину загрузили под завязку. Наличных не хватило. Заняли у Генкиной мамы. У входа в сберкассу под ноги устремившейся к двери тёщи бросилась пушистая белая собачонка. Отбросив её пинком, тёща ворвалась в помещение, отпихнув сотрудницу, убиравшую из дверей палку. Пометавшись по сберкассе, семья во главе с тёщей, ставшей от волнения свекольного цвета, бросилась к нужному окну. Оттерев от него двоих посетителей, со словами: «У нас необычное дело», – Леокадия Львовна почти влезла в окошко, что при её габаритах было просто удивительно, и зашептала: – Девушка, вызовите заведующую, срочно!

– А в чём дело? – поинтересовалась «девушка», которая явно была в одной возрастной категории с Леокадией Львовной. Тёща огляделась по сторонам и зашептала ещё тише: – Слушайте, вы просто не поверите, но наша семья выиграла сразу три машины… Тут волнение Леокадии Львовны перешло в следующую фазу – тёща побелела, как мел, а свекольная краска, сбежавшая с ее лица, стала медленно расплываться по лицу контролёра.

– Такого б-быть не может! – слегка заикаясь, и тоже почему-то шёпотом заговорила контролёр. – Покажите ваши билеты. Тёща, развернув Толика, заслонилась им, как ширмой, и, нырнув за пазуху, вытащила три согретых её непомерным волнением 147

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

лотерейных билета. Контролёр разложила перед собою таблицу, взяла один из билетов и начала медленно водить пальцем по строчкам. Ту же процедуру она проделала со вторым и третьим билетами. Прошла целая вечность… Наконец, она подняла голову, удивлённо глядя на замерших у её окошка людей, и произнесла даже не очень возмущённо: – Что вы меня морочите? Какие три машины? На эти два билета – вообще ничего, а на этот – она подняла билет с надписью «Татуся», – вы можете получить один рубль… Гражданка, не расстраивайтесь! По любому на него выпадала не машина, а балалайка…

– Какой рубль! Какая балалайка! – закричала тёща. – Это вы нас морочите! Не расстраивайтесь! Я же сразу требовала заведующую! Дайте её сюда, я ей всё объясню! На крик сбежалось несколько человек. Маленький толстячок, представившийся заведующим, ещё раз сверил с таблицей все три билета и, пожав плечами, подтвердил слова контролёра.

– Да вы все здесь одна шайка! – ещё громче завопила тёща. – Вы что думаете, мы дома не проверяли?! Будьте уверены – проверяли! Всей семьёй проверяли! – она отстранилась от окна, обхватила могучими руками застывшую троицу и попыталась предъявить их заведующему. А затем, выхватив у Толика из нагрудного кармана пропуск, с хранящимся в нём в качестве сувенира листком, ткнула его в окошко.

– Вот смотрите! Заведующий повертел в руках листок, сравнил его с лежащими перед контролёром билетами и снова пожал плечами: – Ну да, здесь на одной стороне, действительно, – номера трёх самых больших выигрышей, с другой – номера ваших билетов. Вы сами можете убедиться, они никак не совпадают. Тёща вырвала из рук толстяка злополучный листок и растерянно уставилась в него, силясь понять, что же всё-таки произошло. Толик не стал дожидаться, когда у него потребуют разъяснений. Он малодушно сбежал. Проскочив мимо смеющихся посетителей, мимо выбежавшей на шум со шваброй наперевес уборщицы, мимо скулящей на пороге собачонки, он помчался 148

Проза

Елена Колтунова

по улице, добежал до угла, завернул за него и перевёл дух, только убедившись, что за ним не гонятся. Он вдруг с тоской подумал, что гнаться за ним вообще никто не будет… Вычеркнут его, никчёмного, из жизни. Не допустит Дубль-Лев, чтобы Таточка загубила своё будущее с таким недотёпой. Толику вспомнилась потерявшаяся собачонка… Вот и у него нет больше дома… Из-за угла с каким-то злобным рычанием показалось такси со знакомым «счастливым» номером. Толик спрятался за фонарный столб. Он смотрел вслед машине, пока она не скрылась за поворотом, и побрёл прочь. Он шёл, не глядя на дорогу, и не заметил, как снова оказался у сберкассы. У входа на корточках сидела его Татка и кормила печеньем белую собачонку. Увидев Толика, она встала, подхватив пёсика на руки.

– Ты куда это сбежал? Мы с Гуленькой тебя заждались.

– Какой Гуленькой? – не понял Толик – Той, что ты подарил мне к 8 марта, белую-белую, как белый голубочек, Гуленьку, – засмеялась Татка, прижимая к себе щеночка.

– Это, наверное, болонка. – сказал Толик, чтобы хоть что-нибудь сказать. Мысли в его голове отчаянно вертелись и путались.

– Ну, это будет видно, когда она вырастет.

– Она что… останется с нами? – робко спросил Толик. – А…

– Не бойся! В конце концов, мы живём в своей комнате, – пожала плечами Татка. – Хватит нами командовать! Но ты, конечно, растяпа! – добавила она голосом тёщи. – Ты хоть можешь объяснить, как всё это вышло?

– Да поднял свою же бумажку.… Понимаешь, она лежала по закону бутерброда – написанным вниз. А я…, я – Толик горестно махнул рукой.

– Ну ладно. С ним, Гуля, все ясно! – снова звонко рассмеялась Тата. – Слушай! Поехали за город. Всё равно отгулы. У нас огромный пакет печенья и целый рупь! – Татка помахала своим билетиком и добавила, – Вчера было не до уборки. Так пусть сегодня Алевтина поработает. Надоело за неё вкалывать. Совсем, тунеядка, к телефонной трубке приросла! Толик потрясённо смотрел на Тату – до чего смело и уверен149

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

но она говорит. Откуда в ней это? И взгляд на мгновенье сделался таким же жёстким, как у матери. Ему стало как-то неуютно, и почему-то вспомнилась давняя картина: весна на юге, лопаются набухшие почки каштанов, и из их нежной оболочки упруго и стремительно высвобождаются крупные шершавые листья. Но смутное беспокойство тут же сменилось чувством защищённости. Не даст больше Татка его никому в обиду. Она, оказывается, может быть сильной, его Татка. Толик благодарно посмотрел на жену, прижавшуюся щекой к собачьей мордочке, и умилился забавному сходству светлых пушистых головок и выражению двух пар глаз, лукаво глядящих на него из-под кудрявых чёлок. Его заполнили покой и нежность.

– Каштанчик мой… беленький, – мысленно сказал он, перебирая в уме ласковые слова. – Гуленьки мои… Гуля выросла большой, лохматой, с трудным, деспотичным характером. По вечерам, мотаясь на поводке за собакой по грязным задворкам, Толик с тоской и недоумением размышлял о склонности природы к неожиданным метаморфозам. КОГДА УМОЛКНУЛ ЗВОН ТРАМВАЕВ

Стоял жаркий июль 1951 года. Алка, правда, утверждает, что год был не 51-й, а 50-й. Возможно, она и права. Ей лучше знать. Ведь это у неё на веранде разворачивались главные события. Ладно, пусть! Итак, стоял жаркий июль 1950 года. Учебный год и экзамены остались позади. О новом учебном годе пока и думать не хотелось. Поэтому за календарём мы из принципиальных соображений не следили. Правда, дни недели, в отличие от дат, определялись чётко. Они были строго регламентированы кулинарными стандартами дачников, проживавших в тесном в прямом смысле, но в относительном содружестве дачного коллектива по улице Гаршина, что на 12-й станции Большого Фонтана. Уже с утра жужжание работающих в унисон примусов слегка заглушало доносящееся неясное бормотание прибоя (неясное потому, что оползни тогда ещё не успели приблизить море к да150

Проза

Елена Колтунова

чам на 12-й станции) и вплеталось в звонки трамвая № 18, проходившего в те годы прямо вдоль береговой линии. А вместе с жужжанием примусов от веранды к веранде докатывались волны кулинарных ароматов, соревнуясь с полынно-пыльным запахом нагретой степи и солоновато-тинным запахом моря. Об ароматах цветов на клумбах я умалчиваю, потому что по неизвестной причине в те времена на дачах сажали в основном ничем не пахнущие майоры – яркие некрупные оранжево-красные цветы с жёстким венчиком и прямым жёстким стеблем (возможно, это была дань отшумевшей в недавнем прошлом войне). Так вот. У всех дней недели был свой запах. В понедельник на каждой веранде булькала кастрюля и скворчала сковородка, а в воздухе весьма недвусмысленно пахло рыбой. Это дачники дружно утилизировали улов супруга Мадам Стороженко – дворничихи коллектива. Кличка «Мадам Стороженко» была естественной данью нашего увлечения Катаевым. Муж Мадам всю неделю трудился где-то на заводе, кажется, на «радиалке», а в воскресенье регулярно на целый день уходил на рыбалку. Причин тому было много. В первую очередь, рыбалка – это хобби (даже тогда, когда этого слова в нашем лексиконе и в помине не было). Во-вторых, рыба, в отличие от Мадам, всегда безмолвствует. В-третьих, возможность добавить что-то в негустой бюджет семьи, значило обеспечить себе покой на неделю. Мадам Стороженко появлялась в понедельник рано утром на полянке, окружённой скоплением веранд, и громогласно выпаливала одну и ту же тираду: «Ой, люди добрые, рятуйтэ, выручайтэ! Опять мой паразит, бездельник натаскал бичков, чтоб его и с теми бичками холера узяла! А что мине одной с такою прорвою робыты. Уж купуйте их, клятых, хочь по дешёвке. Задаром отдаю...». Хотя на Привозе рыбу можно было купить и дешевле, но за ней надо было ехать на 18-м, будь он неладен, вечно переполненном трамвае. А потом ещё им и возвращаться!.. Кроме того, после воскресного, так называемого, отдыха все были без сил и без продуктов. Почему? Поймете дальше. Хотя если вы в те годы жили на даче, то и вопросов у вас нет.

151

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Вторник, всем известно, самый лучший базарный день. Во вторник со всех веранд тянулся аромат куриного бульона, и шёл обмен информацией о достоинствах купленных кур. Причём вес кур завышался, а цена и возраст занижались. Неудачи, типа надутой через гузнышко курицы или раздавленного в ней жёлчного пузыря, естественно, замалчивались. Только моя бабушка, Розалия Григорьевна, купив вместо цыплёнка когтистую, волосатую, жилистую маломерку и проварив ее безрезультатно целый день, самокритично философски заметила: «Наверное, это был старый цыплёнок». В среду морские и степные запахи перебивал аромат жареных котлет. Потому что по средам еженедельно на дорожке нашего дачного коллектива возникала грузная фигура однорукого Пети, приносившего слегка привявшие полоски филейчиков, кругляши задней части и антрекоты с устрашающе чёрно-красным разрубом хребетных костей. Петя работал грузчиком в мясном корпусе, что делало его фигуру, учитывая однорукость, довольно загадочной. Поговаривали, что у него на запрятанной в рукав культе есть все пять пальцев, или что у него имеется стальной протез-крюк, которым он пользуется при погрузке и разгрузке. Торговаться с одноруким инвалидом казалось неудобным. Но ещё неудобнее, сложнее было опять же добираться лишний раз клятым 18-м трамваем до Привоза. Поэтому, критически обследовав с помощью носа куски мяса, хозяйки раскошеливались и приступали к священнодействию приготовления обеда. По четвергам на дачных верандах, бесцеремонно устраивая раннюю побудку, появлялся кривой Андрей с огромными кусками уже разрубленной камбалы. Почему одноглазую рыбу продавал одноглазый Андрей, и вообще, почему почти все наши поставщики были увечными – оставалось загадкой. Впрочем, калек после войны хватало. Зато Мадам Стороженко своей избыточной, как казалось, укомплектованностью всеми органами и конечностями, плюс мощными голосовыми связками и бойко подвешенным языком компенсировала недостаточность конкурентов. Итак, четверг снова был рыбным днём 152

Проза

Елена Колтунова

(не с нашей ли дачи пошла узаконенная рыбная диета 70-х годов?). Но пахло намного резче, чем в понедельник. Потому что камбала – это тебе не бычок. В ней рыбный дух намного забористей. Бычок, особенно в ухе, в отношении запахов ведёт себя довольно скромно. Зато жареная камбала концентрирует на себе всё внимание. Так что спутать четверг с понедельником было никак невозможно. В пятницу и субботу в кулинарных изысках дачников наблюдались разброд и шатание, но так как даже за рыбным четвергом всегда идёт пятница (да и остатки рыбы с четвергового обеда на пятничный завтрак не давали запутаться), а в субботу, как правило, начиналась подготовка к варке воскресного борща, то и эти дни были тоже точно определены. А борща в воскресенье требовалось много. Это был день врагов. Собственно говоря, «врагами» именовались близкие и дальние родственники, друзья и просто знакомые, с восходом воскресного солнца возникавшие на дачных дорожках вместе с детьми и воплями: «А вот и мы! Не ждали?!» Так что в понедельник с веранды на веранду летел вопрос: «Сколько у вас вчера было врагов?» Но это ничего не значило. «Врагов», то есть гостей, кормили, отправляли на пляж, снабдив подстилками, мыли после них гору посуды, уступали им шезлонги и раскладушки, на которых вознамеривались отдохнуть после рабочей недели отцы семейств. И даже разбирали ссоры многочисленной привезённой детворы, не всегда будучи уверенным, что вытер сопли и слёзы или дал подзатыльник своему сорванцу. Это именно тогда родился анекдот про Рабиновича, которому Господь, несмотря на прегрешения усопшего, дал место в раю, мотивируя тем, что у бедняги при жизни была дача, на которую съезжались по воскресеньям гости. Поэтому в воскресенье варился борщ, который при экстремальных обстоятельствах можно было перелить в большую кастрюлю (при случае в ход могло пойти и ведро) и долить водой. Но однажды традиционное воскресное меню было нарушено. Собственно, об этом мой рассказ, а всё остальное лирическое отступление, необходимое, чтобы вы прочувствовали дачную 153

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

атмосферу 51-го или пусть уж будет 50-го года. Надо сказать, что все дачки в нашем коллективе были маленькие – одна комнатка с верандой. Самая крошечная дачка была у самой многочисленной семьи по фамилии Переплётчик. Было совершенно непонятно, как такая орава на ночь размещалась в 12-14-метровой комнатёнке и такой же (если не меньше) веранде. Стоя спали они или на потолке укладывались? Поскольку каждое непонятное явление становится чуть понятнее, если его обозначить каким-либо названием, то семейство Переплётчиков получило прозвище «еврейский аттракцион». Воскресные гости и для них не были исключением. Кроме того, у Переплётчиков была большая родня в Гайсине, Тульчине, Балте (чуть было не написала в мифических, созданных талантом Шолом-алейхема Бойберике и Касриловке) и других славных городах Одесской и Винницкой областей. Не знаю, была ли у них родня в Егупеце (так называл Шолом-Алейхем Киев), но в Москве нашёлся дядя, который вместе с тётей и внуком заявился к ним на дачу в том же жарком июле 51-го или 50-го года. Как разместили тётю и внука – это секрет переплётчикова аттракциона. С дядей оказалось проще. Он приехал спасать зрение в знаменитый институт Филатова, так что на лежачее место у Переплётчиков дядя не претендовал. Зато в ближайшее воскресенье, оказавшись за столом в центре внимания (московский гость, а как же иначе?), дядя рассказал, что с ним в палате находится молодой репатриант, певец, красавец, потерявший зрение оттого, что когда его снимали во время выступления в миланской опере Ла Скала, он слишком долго смотрел на яркие софиты, и они «выжгли» ему глаза.

– Понимаете, – говорил дядя, – он мог и отвернуться, но это испортило бы роль, а Артур, так красиво зовут молодого человека, не мог себе такого позволить. Герой, одно слово, герой! А поёт как! Такого голоса даже у нас в Москве в Большом не услышишь! Романтическая история тут же разнеслась по всему дачному коллективу. Молодой, красивый, репатриант то ли из Франции, то ли из Италии (а иначе как бы он попал в Ла Скала?), пе154

Проза

Елена Колтунова

вец, слепой!!!

– Ой, ему же надо есть наваристые бульоны, – сказала Эти Мироновна – хозяйка, у которой мы снимали дачу. – Я как зубной врач это вам говорю абсолютно компетентно. Слово «компетентно» оказалось спусковым механизмом. Со всех сторон, как из рога изобилия, посыпались не менее компетентные кулинарно-медицинские советы-рецепты. Возник такой гул, и атмосфера накалилась так, как будто одновременно заработали все дачные примуса.

– Женщины, ша! – прервал дискуссию дядя, уже немного освоивший одесскую терминологию. – Ша, женщины! Я в следующее воскресенье привожу молодого человека, а вы обеспечьте стол. После такого заявления не какого-нибудь, а московского гостя, хозяйки отправились каждая на свою веранду, обдумывать личный вклад в предстоящий обед, своё коронное блюдо. Итак, в ближайший воскресный день с каждой веранды потянулся одуряющий аромат, призванный удостоверить индивидуальную кулинарную квалификацию хозяйки. Но всё перебивал концентрированный (благодаря математическому умножению на число дачных хозяек) запах куриного бульона. К часу дня дядя с молодым человеком добрались до дачи. И началось! Столы сдвинули на той самой полянке, куда выходило большинство веранд. Каждая хозяйка притащила своё, сотворённое по секретному бабушкиному рецепту, блюдо. Икра из синеньких была не менее, чем в пяти вариантах. Куриные бульоны по наваристости и плотности могли соперничать с холодцами. Копчёные и солёные скумбрии-качалки отливали золотом и серебром. Даже Мадам Стороженко принесла блюдо жареных бычков, сгоняв сынишку за первой партией улова к отцу. А разговоры! А расспросы! Правда, одесские женщины, что бы о них не говорили, – народ деликатный (чего не скажешь об их телосложении). О том, что случилось со зрением, они не 155

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

спрашивали. Но так как Артур совершенно определённо заявил, отвечая на вопрос, что самые красивые женщины в мире – это испанские цыганки, то, конечно же, родился он зрячим, и романтическая история, преподнесённая дядей, – правда. Хотя после этих слов об испанских цыганках некоторые наши дамы стали вздыхать, мол, как жаль, такой молодой и так плохо видел... Совсем плохо. Но в целом день и обед удались. Правда, молодой человек не пел. Опять-таки из деликатности никто не решался попросить его спеть. Как это будет выглядеть? Сначала покормили обедом, а теперь делай им бесплатный концерт? Неприлично! А тут за разговорами и ужин подошел, всё на той же полянке, под теми же деревьями. А там и луна в ветвях запуталась, затрещали цикады и смолкли звонки 18-го трамвая. Наступила ночь. А с ней пришла проблема, где устроить на ночь гостя. Дядю умудрились как-то вписать в переплётчиковский еврейский аттракцион. Но как быть с молодым человеком? После совещания решили устроить его на веранде (благо ночь тёплая) у Алкиной мамы. Причины были весомые. Алкина мама когда-то была певицей Одесского оперного театра. Сама Алка заканчивала уже музыкальную школу имени Столярского. Так что решение было естественным. Нельзя сказать, чтобы Алкина мама приняла предложенную ей честь с восторгом. Муж её в то лето работал где-то в другом городе. У неё 16-летняя дочь, невинная девушка. А тут вдруг молодой человек из страшного капиталистического мира, да ещё армянин, а армянский темперамент известен всем! Было от чего прийти в волнение. К тому же дочь глаз не сводит с молодого красавца! Впрочем, как и вся молодежь, вся наша дачная компания (кто в молодости жил на даче, знает, что дачная компания – это совсем особый коллектив, сплочённый не школьными буднями, а праздником солнца и горячего песка, волейболом и вечерними эскападами через забор в Дом отдыха либо санаторий на танцы, или в так называемый кинозал, то есть на площадку, где на натянутое между деревьями полотнище проектируется часто рвущаяся лента; это и ночные посиделки на обрыве над морем, в 156

Проза

Елена Колтунова

которое опрокинулось ночное небо и по которому прочертила дорожку луна, и разговоры под неумолчный треск цикад). Так вот, вся наша юная компания не сводила глаз с гостя и, затаив дыхание, слушала его рассказы... А потом он без всяких наших просьб запел!.. Напрасно Алкина мама всю ночь беспокойно поглядывала в окно, выходящее на веранду, на то, что там происходит. А потом и она заслушалась. Не могла оперная певица не оценить красоту и вокальное мастерство гостя. Постепенно вокруг Алкиной веранды собрались все дачники нашего коллектива. Да что нашего! Пришли и с соседних дач. Голос молодого певца разносился далеко в ночной тишине. Он летел и к замершему морю, и в пахнущую пылью и полынью степь, и к небу, к звёздам. Он достиг ушей живущего на соседней даче кумира одесских меломанов 50-х годов Доната Донатова, и замечательный певец пришёл и, стоя вместе со всеми под Алкиной верандой, слушал и слушал следующие одна за другой арии, баркаролы, неаполитанские песни... Вскоре слава замечательного певца (которому, кстати, Филатов вернул зрение) разнеслась по всему Советскому Союзу. Но мы, дачники с 12-й станции Большого Фонтана, всю жизнь гордились тем, что первое выступление в СССР ставшего теперь уже легендой Артура Айдиняна состоялось в 1951-м или 1950 году в нашем маленьком дачном коллективе на Алкиной веранде.

157

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

натальЯ аРинштайн

Наталья Аринштайн родилась в Москве. Окончила Уральский Политехнический институт в г. Екатеринбург. Во время учёбы в институте принимала участие в КВН, была членом редколлегии студенческой газеты, где были напечатаны её первые юмористические рассказы. В 1990 г. с семьёй переехала в Германию, где долгое время работала экскурсоводом. Печататься начала в Берлине. Первая книга коротких юмористических рассказов «Лизхен и Осанна» вышла в 2004 г. Сюжетами для рассказов служили реальные истории людей из бывшего СССР. Затем последовала серия книг: «Берлинские зарисовки» – 2007 г., «Наш Чармет» и «Ода радости» – 2013 г., «Каждый выбирает для себя» – 2015 г. Печаталась в различных журналах и альманахах в России и в Германии. Номинант различных литературных конкурсов.

158

Проза

Наталья Аринштайн

Несколько рассказов и интервью прозвучало на радио «Русский Берлин» в исполнении автора. В настоящее время готовится к печати новая книга юмористических рассказов о жизни и интеграции её соотечественников в современное немецкое общество. Вырастила двух сыновей. Особые приметы по мнению друзей: обладает чувством юмора, хороший рассказчик. Украшения, которые она носит, сделаны с большим вкусом её руками. ОГРАБЛЕНИЕ ПО-РУССКИ

Первый год моего пребывания в Берлине пролетел очень быстро. Занятия немецким языком в Berlitz Schule (Школа для изучения курса немецкого языка для иностранцев.) воссоздали атмосферу студенческой бесшабашной жизни на целые восемь месяцев. Старания осмотрительной, дотошной Fr. Lanitscki не прошли даром. Мы научились что-то понимать, как-то разговаривать и даже читать и писать, благодаря невероятным усилиям нашей милой учительницы. Я терпеливо ждала приезда своего мужа в Берлин. К сожалению, он всё время его откладывал по разным причинам. Объяснял, что дел у него «по горло», так как кроме основной работы приходится обороняться не только от полчищ государственных чиновников, ревностно следящих за соблюдением «законов государства российского», но и от новой разновидности людей, именуемых в народе «рэкетирами». Перестройка подложила этих свиней под каждого честного человека. Обе разновидности в равной степени неразборчивы и довольствуются одним и тем же – деньгами. Причём, если вначале рэкетиры находились в подчинении у «воров в законе», то со временем они стали выполнять поручения госчиновников. Приходилось платить и тем и другим. Примерно через год муж попросил меня найти подходящую квартиру, где разрешалось бы проживать с животными. В нашем случае это была любимая собака Лора. Дело в том, что к этому времени сыновья выросли и покинули наш московский дом.

159

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Из всей живности у нас остались черепаха Агафья и собака Лора. Так как детство и отрочество Лора провела в шумной квартире, заполненной до отказа зверями, сыновьями, их друзьями, многочисленными гостями и геологами изо всех уголков страны, то, оставшись, в конце концов, с малообщительной черепахой, собака всерьёз загрустила. Лора была на редкость сообразительной, имела, как все красавицы, властный характер, и потому быстро сообразила, что провести границу дозволенного в отношении к ней мы не сможем никогда. Оказавшись в обществе черепахи, она стала выражать своё возмущение со всей страстью, присущей английским кокер-спаниелям. Все звуки вырывались из самых глубин её голосовых связок и удивительным образом сочетали в себе негодование и жалобу на «бесчеловечное» заточение. В России выбранный ею способ протеста нельзя было назвать излишне экспрессивным, так как вечно пьяный буйный Толик из соседней квартиры капитально отвлекал внимание остальных жителей подъезда. Жалоб на собаку не поступало никогда. Поиски жилья для проживания вместе с Лорой в Берлине затянулись почти на полгода, так как работники Wohnungsverwaltung (Квартирное управление) подходили к выбору жильцов, желающих проживать в какой-либо квартире вместе с животными, так же осмотрительно, как отнеслись бы к выбору жены или мужа. Учителя из Berlitz Schule добросовестно готовили нас к преодолению трудностей на непростом жизненном пути Иностранца (Ausländer) Серьёзное и вдумчивое отношение составителей учебников для иностранцев позволило им наиболее полно и в доступной форме представить образ жизни, пристрастия и особенности поведения населения Германии. Пристальный интерес к изучаемому материалу возник у нас с первых же страниц. Вдохновенное повествование о видах мусора, его сортировке, ёмкостях под каждый его вид, дополненное красочными иллюстрациями, занимало в учебнике почти шесть страниц. Дом, в который мы, наконец, въехали, был засёлен в основном пожилыми людьми. На лестничной площадке, кроме на160

Проза

Наталья Аринштайн

шей, было ещё две квартиры. В одной из них жила Fr. Gürski, чрезвычайно общительная и, несмотря на преклонный возраст, весьма бодрая и подвижная. С первого дня она переключила всё своё внимание на меня. Обращённая ко мне улыбка всякий раз сияла ослепительно белой вставной челюстью. Я быстро прониклась к ней расположением и рассказала, как могла, о себе, о своей семье всё, что знала до сих пор. Спустя некоторое время поведению Fr. Gürski нашлось объяснение: «третья волна» эмиграции из России стала для немцев новым занятным явлением. При каждой встрече со мной она спрашивала, как идут мои дела. Восемь месяцев изучения немецкого языка не давали мне возможности доходчиво и подробно рассказывать о моих «успехах». Постепенно мне стало казаться, что выражение: «Wie geht es Ihnen?» («Как дела?») существует в немецком исключительно для меня, чтобы Fr. Gürski в любой момент могла выяснить, что изменилось в моей жизни за те два часа, что мы не виделись. Я очень следила, чтобы моя репутация оставалась незапятнанной. Под доброжелательные взгляды всех жителей подъезда я выносила мусор в пяти разных пакетах в строгом соответствии с числом ёмкостей под них. Отбивные готовила до шести часов вечера, а телевизор вещал полушёпотом. Справа от меня жил одинокий пенсионер Herr Heide c изящным профилем, задумчивыми глазами голубоватого цвета и невероятно интеллигентным голосом. Вместе с ним жила крохотная, пушистая и изнеженная собачка по имени «Zarin» – царевна. Переезд в Берлин стал для Лоры ещё одним испытанием. К этому времени нервы её сильно сдали, и она не желала оставаться дома одна более чем на полчаса. В Германии выбранный ею способ протеста был категорически неприемлем, и мне приходилось всюду таскать её с собой. Друзья придумали мне прозвище: «Собака-поводырь!» Постепенно мы с Лорой привыкли к новому жилью. Я очень подружилась с Herr Heide. Он обожал мой русский борщ, пельмени, был неизменно любезен и очарователен. Через перегородку, разделяющую нашу общую длинную лоджию на 161

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

втором этаже, я иногда слышала, как он разговаривает со своей Zarin или поливает цветы. Вскоре мне предложили работу экскурсовода. Множество туристов из стран бывшего Союза, Америки, Израиля стали приезжать в Германию. Причины были разные: желание повидаться с родными и друзьями после многих лет вынужденной разлуки, просто увидеть столицу новой объединённой Германии. Я с головой окунулась в эту интересную для меня работу. Проблема с собакой Лорой была решена за счёт моих многочисленных многострадальных друзей, которые находились с ней во время моего отсутствия. Тот памятный жаркий июльский день был долгим и непростым. С первой группой туристов я работала с 12 до 4 часов дня, со второй – с 7 до 11 часов вечера. Только около 12 часов ночи я, наконец, добралась до дома. На столе стоял ещё тёплый чайник: моя подруга Ирина ушла минут двадцать назад. С точки зрения человека, не посвящённого в специфику работы экскурсовода, этот вид деятельности может показаться не очень обременительным. Но на самом деле эта работа сродни актёрской: «зал» надо держать в руках на протяжении всего отведённого тебе времени. Вторая группа туристов была сегодня просто подарком. Мне дали понять, что я не зря живу на свете. Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда я ощутила себя Софи Лорен... Выйдя из душа, я еле дотащилась до спальни, чтобы замертво упасть в постель. Но тут я заметила Лорин удивлённый взгляд. Она ясно давала мне понять, что и ей перед сном, как обычно, желательно прогуляться. В ответ я сообщила ей, что собачья совесть у неё начисто отсутствует. Эффект был совершенно неожиданный: собака села у моих ног и оглушительно залаяла. Выхода не было. Я наскоро натянула на себя платье, всунула ноги в тапочки и вышла с ней на улицу. Слегка пошатываясь от усталости, я прошла обычных два круга и направилась к дому. Только около входной двери я обнаружила, что все ключи остались в квартире. Когда первое волнение от сделанного открытия прошло, я стала обдумывать разные варианты выхода из этой ситуации. Доехать до любой из подруг, предварительно 162

Проза

Наталья Аринштайн

оповестив их по телефону, не представлялось возможным из-за сущих пустяков: не было телефонной карты, проездного билета и денег. К ночи жара спала, и я почувствовала себя бодрее. Стал накрапывать мелкий дождик. Лора развернулась спиной к входной двери и села, плотно прижавшись к ней. Это означало, что гулять больше она не намерена. Оставалось одно – позвонить Herr Heide. Я понимала, что он совсем не подготовлен к этому, а главное, было непонятно, с чего начать повествование, чтобы подвигнуть его в дальнейшем на какие-то действия. Собравшись с духом, я нажала кнопку звонка. Через несколько минут услышала долгожданное: «Wer ist da?» («Кто там?») Обрадованная столь очевидным успехом я немного громче, чем следовало, представилась ему и затем объяснила, что случилось. Вскоре полусонный и слегка заторможенный Herr Heide впустил нас к себе в квартиру. Лора сразу же растянулась вдоль стены в прихожей, а я попросила у хозяина разрешения пройти на лоджию. Немного поразмыслив, я предложила Herr Heide единственно возможный вариант: по перилам нашей общей с ним лоджии пройти на мою территорию. «Для этого надо совсем немного, – пояснила я, – обогнуть перегородку».

Herr Heide внимательно выслушал меня, затем сказал, что моя затея очень опасна: все-таки не первый этаж. Пришлось заверить его, что я в детстве занималась акробатикой и много чего умею. Добрый старик слушал меня и кивал головой, потом сел в кресло и замолчал. Потянулись длинные минуты ожидания, и я уже решила, что он забыл обо мне, как вдруг услышала, что он должен обеспечить мне Sicherung (Страховку). С этими словами он вытащил ремень из своих брюк и попытался обернуть им мою талию. До меня не сразу дошло, что он собирался таким образом удержать меня за конец ремня на тот случай, если я вдруг надумаю спикировать вниз. С большим трудом я убедила его отказаться от этой затеи. Тихая боковая улочка, на которую выходила наша лоджия, была совершенно пуста, когда я с вынужденного согласия Herr Heide приступила к выполнению намеченного плана.

163

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Сопровождаемая слабыми вздохами старика, я взгромоздилась на перила лоджии и судорожно вцепилась обеими руками в перегородку. Затем, балансируя на левой ноге, вытянула вперёд правую, пытаясь нащупать перила лоджии с моей стороны. Внезапно раздался рёв полицейской сирены, окрик «Keine Bewegung!» («Не двигаться!») и нас залил яркий свет прожектора. Я тут же спрыгнула обратно и стала смотреть на улицу. Когда свет погас, мы увидели двух полицейских, идущих по направлению к нашему дому. Невдалеке виднелась их машина. «О, mein Gott!» – услышала я слова Herr Heide, застывшего рядом со мной в скорбной позе. Забегая вперед, хочу сказать, что после этой истории мои симпатии к Herr Heide переросли в глубочайшее уважение: я увидела, как он старался выгородить меня из сложившейся ситуации всеми возможными средствами. С напряжённым и внимательным лицом он повернулся ко мне, дотронулся до моей руки и произнес: – Bleiben Sie ruhig, Natalia. Warten Sie, bitte. («Спокойно, Наталия, подождите, пожалуйста».) Затем решительным шагом направился в спальню, достал из ящика туалетного столика паспорт и быстро пошёл на улицу. При слабом свете уличного фонаря мне было видно, что он остановился перед полицейскими и начал что-то им говорить, затем сбился, вытащил из кармана брюк пакетик с бумажными салфетками и вытер лицо. Далее протянул одному из полицейских свой паспорт. До меня донеслись обрывки разговора: «... Nachbarin... Schlüssel...» («Соседка... Ключ...»). Когда полицейские во главе с Herr Heide наконец поднялись в квартиру и прошли на лоджию, я смогла их внимательно рассмотреть. Один из них был уже немолод. Лицо его выражало наработанную годами непоколебимую уверенность в себе в сочетании с величайшей серьезностью. Второй был совсем молодой. Было бы слишком мягко сказать, что я в ту ночь произвела на них плохое впечатление: растрёпанная голова без каких-либо признаков причёски, легкомысленное не по годам платье, тапочки на босу ногу. Через минуту во мне полным голосом заговорил инстинкт самосохранения, и я решила разрядить обстановку.

164

Проза

Наталья Аринштайн

– О, dort ist meine Wohnung, – доверительно сообщила я, махнув рукой в сторону перегородки. – Ich habe es geschafft, die Schlüssel zu Hause zu vergessen und deshalb wollte ich hinübergehen. («Там моя квартира. Я умудрилась оставить дома ключи, поэтому я хотела пройти туда.») Оба полицейских молча смотрели на меня, взвешивая убедительность моих доводов.

– Warum machen Sie eben so?» («Почему Вы делаете это именно так?») – спросил полицейский постарше, делая акцент на «eben so». Используя весь скудный запас немецких слов и фраз, подкреплённых красноречивыми жестами, я честно рассказала обо всех тонкостях планируемого мероприятия.

– Und Sie haben vor, hier zu laufen, («И Вы намереваетесь пройти здесь?») – стремясь к полной ясности, полицейский помоложе шлёпнул ладонью по перилам лоджии.

– Ja, – ответила я. И тут до меня вдруг дошло, что в моём поведении для них было столько нелепого, что я не смогла удержаться от смеха.

– Warum lachen Sie? – с жалостью спросил меня Herr Heide.

– Sie dürfen nicht in diesem Moment lachen, Natalia. («Почему Вы смеетесь? Вы не должны смеяться в такой момент, Наталия».) Он прерывисто вздохнул, перебирая пальцами очередную салфетку. Было очевидно, что моя проблема его очень мучает. Затем я услышала фразу, обращённую к полицейским. Неважное знание языка не позволило мне уразуметь смысл всего сказанного, но, судя по жару, с которым это было произнесено, решающую роль в оправдании моего поступка сыграли два слова: «aus Russland» – из России. Когда ситуация окончательно прояснилась, я увидела, что полицейские приняли единственно правильное решение. Вооружённый моей тщательно разработанной стратегией, молодой полицейский ловко вскочил на перила, сделал разворот и через несколько секунд спрыгнул на пол моей лоджии. Через перегородку помахал мне рукой, что, не скрою, было мне очень приятно, и сообщил, что мы с собакой можем идти домой. Я поблагодарила его за всё, но он только отмахнулся.

165

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Через пять минут мы с Лорой были дома. На следующее утро мы с Herr Heide заполнили бумаги, которые оставили для меня полицейские. Затем всё вложили в большой конверт с адресом и отправили по назначению. Днём мы отметили счастливое завершение «драматической ситуации», как выразился мой славный сосед, полным обедом по-русски: борщ, пельмени, вареники с вишней и «Крымское шампанское». Когда я поинтересовалась у Herr Heide, что полицейские делали в ту роковую ночь около нашего дома, он ответил, что они выслеживали банду квартирных воров, орудующих в этом районе.

P.S. С этого дня запасные ключи от моей квартиры находились у Herr Heide. «Б У Н К Е Р»

Я не предполагала, что цена за пережитые мгновения счастья окажется впоследствии достаточно высокой. Один из устроителей литературного русско-немецкого фестиваля в Дрездене имел неосторожность меня похвалить, затем добавил, что если я переведу свои рассказы на немецкий, он отдаст это в немецкий журнал. Материал рекомендовал прислать как можно быстрее. Научиться работать на компьютере, говорят, легко. Думаю, да, если тебе от 5 лет и выше. От 60 и выше всё намного тяжелее. Напечатать рассказ я попросила Георга – сына моей подруги. Аккуратное двухэтажное здание, где он снимал офис, затерялось среди огромных ангаров и складских помещений, и я с трудом его разыскала. Металлическая ограда и живая изгородь из густого кустарника надёжно укрывали от посторонних глаз нижнюю часть дома. Отыскав калитку, я прошла через довольно большую лужайку ко входу в здание. На площадке первого этажа стояла высокая полная дама, величественная как кариатида и курила сигарету. На всякий случай, решила уточнить, где сидит Георг. Дама не спеша, повернула ко мне голову и указала сигаретой на ступеньки, ведущие куда-то вниз. Вообще-то Георг говорил про первый этаж, но переспросить я 166

Проза

Наталья Аринштайн

постеснялась. Спустилась вниз и толкнула тяжёлую металлическую дверь. «От входной двери третья дверь налево» – вспомнила я. Не успела я дойти до заветной двери, как сзади меня что-то прошелестело, затем раздался щелчок и входная дверь закрылась. В длинном коридоре тотчас зажёгся яркий свет. «На двери будет моя фамилия» – снова вспомнила я. Однако табличек не было ни на одной двери по обеим сторонам коридора. И только в торце коридора я увидела крупный кусок картона, обтянутый прозрачной плёнкой, где значилось, что Herr Stock, ответственный за энергоснабжение этого района, принимает посетителей каждый первый вторник месяца с 9 до 18 часов. Далее шёл длинный перечень его заместителей, очевидно, по разным видам электрического тока. Против каждой фамилии стоял номер телефона. Стало ясно, что я попала не туда. Развернувшись, пошла обратно, подёргала ручку входной двери несколько раз. Безрезультатно. Дверь не открывалась. Кругом не было ни души. Мне стало несколько не по себе, но я быстро успокоилась. Сейчас позвоню домой и объясню своему мужу ситуацию. Полезла в сумочку за мобильным телефоном. Его не было. Немного погодя сообразила, что он остался в той, другой сумочке, которая не подходила по цвету к костюму. В той, что подошла по всем параметрам, мобильного телефона не было. «Ну, зачем я всё это делаю!» – ругала я себя. Мне достаточно много лет, сидела бы дома, смотрела телевизор, бегала по врачам, как все порядочные люди в твоём возрасте. Зачем тебе все эти публикации в каких-то немецких журнальчиках, всё равно никто ничего не читает, зачем тратить деньги на всю эту ерунду, чтобы потом на презентациях своей книжки веселить безнадёжно серьёзную публику. Достаточно с тебя экскурсий для туристов. Теперь буду торчать здесь непонятно сколько времени. «Лишь будучи отшельником, можно стать истинным человеколюбцем», – вдруг вспомнился Мишель Монтень. С Георгом я не встретилась, так что он решит, что я передумала и не пришла. Муж свяжется с Георгом и узнает, что я не приходила. Где меня искать? Вот вопрос. На всякий случай громко крикнула: «Hilfe!» Сначала один 167

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

раз, потом три раза подряд. Никакого эффекта. Тщательно обследовала стены «бункера», так условно я назвала это помещение. Стены были покрыты каким-то плотным изолирующим материалом, поэтому услышать снаружи что-либо было совершенно нереально. Единственная надежда была на Herr Stock или его заместителей. Я снова подошла к его двери. Из расписания на картоне следовало, что до следующего приёмного дня ждать оставалось всего ничего – две недели. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, я поплелась в другой конец коридора. Там оказалась небольшая кухня. Открыла подвесные шкафчики: несколько чашек, упаковка чая, банка кофе и сахар. В маленьком холодильнике – кусок сыра и банка «Нутеллы». На столе электрический чайник. На первое время хватит. Первое – это какое? Я огляделась. Над раковиной висело зеркало, и я оценивающе воззрилась на своё отражение. После чашки кофе походила взад вперёд, осмотрела всё пространство вокруг: «...дабы не превращаться в безвольного раба данной ситуации», – как учил нас преподаватель литературы Николай Михайлович. В кухне, почти вровень с потолком увидела небольшое окно размером примерно 80 см в ширину и 50 см в высоту. Оно было почти сплошь залеплено квадратиками, к которым тянулись многочисленные провода. Ура! Сигнализация! Успех был в пределах досягаемости, и с моей стороны будет непростительной трусостью отступить. Я пододвинула к окну стол, вскарабкалась на него и сорвала все квадратики вместе с проводами. Управившись, спрыгнула на пол и отступила на несколько шагов, чтобы полюбоваться плодами своей работы. В тот же момент подвесной шкафчик сорвался с боковой стены и грохнулся на столешницу нижнего шкафчика. Когда пыль осела, я увидела обломки подвесного шкафчика и огромные куски штукатурки в разных местах кухни. Отодвинув стул на безопасное место, села и стала ждать, когда приедет полиция. Ну вот, всё сделано без суеты и паники, надо только не терять головы. «Ибо мы должны не только копить мудрость, но и извлекать из неё пользу», – вспомнился снова Мишель Монтень. «Му168

Проза

Наталья Аринштайн

дрость не накопилась, поэтому извлекать пользу не из чего», – захотелось поделиться своими мыслями с Мишелем Монтенем. Конечно, с полной уверенностью я не могла сказать, как полицейские прореагируют на мой поступок, но блестящий повод для полемики между нами я обеспечила. Дебаты будут жаркими из-за моего неважного немецкого языка. В конце концов, они поймут, что я сделала это от отчаяния и, наверняка, меня простят. Хотя, вернее всего, нет. Ну что ж, оплатим ложный вызов полиции и счёт за ремонт сигнализации и мебели. Короче, я так размечталась об этой благословенной встрече, что не заметила, как прошло полчаса. Время тянулось скучно. Через час я поняла, что никто не приедет. Надо выбираться самостоятельно. Единственный выход – окно. Приступила к делу с некоторой долей уныния. Вооружившись ножом, отогнула все скобы, которые держали раму. Кусочки замазки и какого-то бурого вещества вывалились на пол. Я осторожно вынула раму. В нос ударил запах земляной гнили. Снаружи стали доноситься какие-то неясные звуки. Вдалеке раздались шаги. Судя по голосам, шли двое. Я набрала полные легкие воздуха и крикнула: «Hilfe». Две пары ног притормозили у ограды, немного потоптались и ушли. На следующие полчаса установилась такая тишина, про которую говорят, что можно услышать, как муха пролетит. А что если замяукать или залаять. Немцы очень любят животных и, конечно же, сразу придут на помощь. Моё истошное мяуканье, выражающее крайнюю степень отчаяния, осталось без внимания. Однако во время короткой передышки я вдруг услышала, как со стороны улицы до меня донеслось бормотание, затем слабое урчание. Я воспряла духом. Вот она, долгожданная реакция на мои призывы. Вскоре посредине лужайки возникла старушка, с трудом сдерживающая пса на длинном поводке. Крупный неуклюжий чёрно-белый пёс с большой лохматой головой и короткими лапами, тщательно обследуя лужайку, приблизился к краю приямка и с собачьей непосредственностью поднял лапку, чтобы пометить территорию.

169

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Хороший пёсик, иди сюда, – тихо, чтобы не спугнуть его, позвала я пса. Пёсик замер на секунду и с удивлением уставился на меня. Что-то невнятно бурча и повизгивая, выразил полное непонимание происходящего. Вскоре подошла старушка. Учтиво поздоровавшись со мной, она постояла в глубокой задумчивости у края приямка, затем сказала, что уборку этого помещения надо делать чаще, а ещё лучше, сделать там внутри ремонт. Старушка стояла достаточно близко, так что я смогла как следует разглядеть ее. Она была очень преклонного возраста, с коротко стриженными волосами, одутловатым лицом и не лишёнными всякого выражения голубыми глазами. Производила впечатление человека вежливого и внимательного.

– Я вижу, вы вынули раму, чтобы помыть стекло с обеих сторон. Это очень похвально, сейчас уже нет таких старательных уборщиц. Вы просто находка. Вы знаете, у меня никого нет, только Lacky, и мне стало так трудно всё делать. Какие у вас планы на ближайшее время? – старушка говорила, не умолкая ни на минуту. – Я хорошо заплачу вам за большую уборку квартиры, у меня хорошая пенсия. – Она внимательно посмотрела на меня, проверяя, как я восприняла это предложение.

– На ближайшее время у меня никаких важных дел не намечено. Главный вопрос в том, как мне отсюда выбраться – ответила я.

– Так же, как и вошли, – старушка посмотрела на меня с удивлением. – Это же очевидно. Я вас не понимаю. «Что ты несёшь? – подумала я про себя. – Она решит, что ты ненормальная и уйдёт вместе со своим псом». Испугавшись, я набрала полные лёгкие воздуха и выдала опешившей старушке обстоятельное разъяснение: – Дверь сделала полный капут и не открывается никуда. Не уловив из моих слов сути ситуации, она протянула: «Ach, so!», – затем добавила: – Я живу здесь недалеко, улица та же, дом №145, 3 этаж, Frau Berg. Когда у вас кончатся деньги, приходите ко мне, вы ведь из России, а русские хорошо работают по уборке в доме. Вам я доверяю. С этими словами Frau Berg развернулась и ушла. На меня на170

Проза

Наталья Аринштайн

пал идиотский смех. Я слезла вниз, попила чаю с «Нутеллой» и вернулась обратно к наблюдательному пункту в самом мрачном расположении духа. Взглянула на часы. Оказалось, что во власти самых неприятных чувств я провела более трёх часов. К тревоге присоединилась какая-то безнадёжность, недовольство собой. Подумала, что на сегодня нет обеда. Сидя на стуле и положив голову на стол, я стала дремотно размышлять о том, о сём, а потом и вовсе заснула. Должно быть, я проспала около часа, когда услышала женские голоса, которые пели по-русски. Я вскочила и, во всю мочь, закричала: – Девочки! Скорей сюда, на помощь, вытащите меня. Я здесь в подвале дома, белого двухэтажного здания. Через минуту три девушки бежали ко мне со всех ног. Вначале я сделала несколько неуклюжих попыток подтянуться. Ничего не получалось. Пришлось на стол поставить стул и с него сделать финальный бросок через окно. Зацепилась руками за руки девчонок и под их подбадривающие возгласы выбралась наверх. Ободранные руки и ноги кое-где были в крови, но это были пустяки. Чтобы выразить им свою благодарность, я потащила их в кафе. Там привела себя в порядок и рассказала им свою историю. Выпили по бокалу красного вина за моё освобождение из плена, и я поехала домой. Мужа дома не было. На столе была записка: «Я уехал в шахматный клуб, вернусь часов в 10 вечера, ты не волнуйся. На обед съел банку гуляша, который купил внизу в магазине. Остатки собака есть не стала». Вечером позвонил Георг и извинился, что не приехал, так как ему надо было выполнить срочную работу. Попросил всё перенести на завтра. Я ответила, что уже нашла, кому отдать печатать. Назавтра Георг снова позвонил и сказал, что вчера у них в здании произошло ЧП. Шайка бандитов влезла в подвал и так искусно отключила сигнализацию, что никто ничего не слышал. Бандиты сломали мебель на кухне, затем разбили окно и скрылись. Вызывали полицию, но никто так и не смог понять, что им там было надо. Единственно, что установили точно, что среди них была женщина, так как на чашке из-под кофе и чая остались следы помады. Вот так-то.

171

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

иРина винклеР

Ирина Винклер родилась в Баку, там же после учёбы в средней школе поступила в институт Нефтехимии, который и окончила с отличием, получив профессию инженер-нефтяник. В Германию приехала в 1991 году, но в Берлин перебралась только в 2005 г. Таковы факты, но если посмотреть на дело с точки зрения литературы, то обнаруживается следующее: пишет прекрасные рассказы, которые пользуются большим успехом и спросом. Всё чаще её приглашают выступать в клубах и с удовольствием печатают в различных сборниках. Особые приметы по мнению друзей: хороший друг, гостеприимна, хлебосольна, отменное чувство юмора.

172

Проза

Ирина Винклер

О ПОЛЬЗЕ ЧЕСНОКА

В Берлин я перебралась совсем недавно. Приятельские отношения с людьми завязывались у меня быстро, но близких друзей пока ещё не было. Поэтому ко мне на новоселье собрались люди совершенно разные и по возрасту и по интересам. Например, Лора, моя новая соседка, напросилась в гости сама, у них в Черновцах так принято. Она обещала приготовить фаршированную рыбу. Впрочем, произошла какая-то накладка, но Лора успокоила меня, что зато она споёт для гостей песню об этой самой рыбке. Мне даже припомнился припев, что-то вроде: сперва фаршируется рыба, а хрен покупают потом. Захотела ко мне прийти и моя приятельница Катрин. Недавно я была у неё в гостях и после знакомства с её крысами, в которых она души не чаяла, долго мылась под душем и отпаивалась валерьянкой. Катрин привела с собой двух студентов-славистов, которым очень хотелось пообщаться с русскими. Ещё пришли несколько русскоязычных приятельниц и, главное, мой дальний родственник Моня. Ему было тогда уже под восемьдесят, но он пользовался успехом у женщин и хорошо это знал. Лора, смущаясь, тихонько спросила меня, живёт ли Моня «сам» или с кем-нибудь. Узнав, что пока ещё сам, подсуетилась и оказалась за столом рядом с ним. Подарки в ярких пакетах гости побросали у дверей, мол, потом посмотришь. С веранды, где был накрыт стол, открывался роскошный вид на озеро, яхт-клуб и часовенку на другом берегу. Гости сами расселись так, что немцы оказались слева от меня, а русские (они же евреи) – справа. Общение завязалось сразу же. Наши все говорили немного по-немецки, а студенты неплохо знали русский. Я честно предупредила гостей, что на столе из свинины, а то, что похоже на курицу, на самом деле – лягушачьи лапки. Потом сказала, что салат приготовлен с чесноком. Некошерность трапезы никого не смутила, тем более что в этот момент все члены еврейской общины очень внимательно рассматривали ландшафт.

173

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

К экзотике народ уже попривык, а вот тема чеснока вызвала неожиданно бурную полемику. Основными оппонентами были Катрин и сидевший напротив неё Моня. Он был раза в три старше, но Катрин это не смущало. Итак, за дело взялись профессионалы: Катрин была поваром, а Моня – врачом-диетологом. Впрочем, говорили они одновременно, каждый на своём языке, и друг друга не слушали. Мне же из вежливости приходилось вертеть головой, как судье на футбольном поле.

– Ирина, ты знаешь меня не первый день, – начала Катрин. (Учитывая, что мы познакомились неделю назад у неё дома, я подтвердила кивком давность знакомства). – Так вот, среди моих друзей есть и русские, и югославы, и вообще чёрт знает кто. Я уважаю чужие обычаи и культуру. Это было правдой, я знала, что она не раз помогала иностранцам. Оглядев всех за столом, Катрин как бы прикинула, много ли тут иностранцев и продолжала: – Хотят мусульманки в жару париться в глухих плащах и задыхаться в парандже – да, пожалуйста! Иностранцы орут по телефону и размахивают руками, как при сурдопереводе, хотя собеседник их даже не видит, тоже ради бога... Являя собой наглядный пример её словам, Моня читал свою импровизированную лекцию очень громко, (он был глуховат) и выразительно жестикулировал; – Хочу напомнить вам, друзья мои, о неоценимой роли чеснока в питании. Находящиеся в нём витамины, фитонциды и микроэлементы... Немецкий профессор доктор Радке в своей статье приводит интереснейшие факты влияния чеснока на выработку серотонина. Опыты на крысах показали... К счастью, Катрин его не слушала, хотя и смотрела прямо на него, стараясь его переорать: – Не откажусь даже попробовать этот варварский суп из лимонада, колбасы и огурцов (она, конечно же, намекала на окрошку, популярное блюдо у населения одной шестой части земного шара). – Но когда я рано утром, голодная и невыспавшаяся, со стаканчиком ароматного кофе захожу в вагон электрички (голос у неё дрожал от возбуждения), и меня едва не сшибает с ног от чесночного перега174

Проза

Ирина Винклер

ра. Ну нельзя же цивилизованным людям есть его в таком количестве! – Катрин всю трясло от негодования. – То в такие моменты я готова собственноручно передушить этих чёртовых иностранцев... По ходу дела я незаметно отодвигала злополучную салатницу подальше от Катрин. Наконец, она замолчала и внезапно успокоилась. И даже посмотрела на нас, потенциальных пожирателей чеснока вполне миролюбиво. Моня к этому моменту слегка вошёл в раж и закончил эмоционально и эффектно: – Итак, я авторитетно утверждаю, что мелкие неудобства эстетического свойства, вызываемые употреблением чеснока, ни в коей мере не сопоставимы с той поистине неоценимой пользой, которую он приносит. Друзья мои, ешьте его как можно больше и только в сыром виде! Лично я так и делаю. Со своей стороны я могу подтвердить, что от Мони частенько попахивало чесночком, и для своих лет он выглядел просто огурчиком. Заканчивали оба оратора, улыбаясь вежливо друг другу, одной и той же фразой и одновременно, как будто они долго репетировали: «Habe ich nicht recht?» (Разве я не прав?) Лора, соседка Мони по столу, которая интересовалась его семейным статусом, смотрела на него восхищённо. Она умудрилась ухватить суть обоих выступлений и выдала подходящую по её мнению к данному случаю поговорку: – «Что русскому здорово, то немцу – смерть».

– В каком это смысле? – удивился один из славистов.

– Что вы этим хотите сказать? – поддержал его однокурсник. Однако Лора ничуть не смутилась, напротив, она надеялась произвести на Моню хорошее впечатление: – Это не я говорю, а сборник русских пословиц и поговорок. А смысл в том, что у разных народов разные вкусы и обычаи. Наконец-то мне удалось стянуть со стола чёртов салат. Я упаковала его и поставила в прихожей, рядом с мониным рюкзаком, чтобы он наслаждался и укреплял своё здоровье у себя дома в одиночестве. Когда гости, очень довольные вечеринкой, стали расходиться, оказалось, что коробочка с салатом опрокинута и по175

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

чему-то почти пустая. Катрин подняла с пола свой пакет и вытащила оттуда... нет, не подарок к новоселью, а корзинку со своими мерзкими старыми крысами. Как ни в чём не бывало, она сказала: – Мы вот тут с утра с мальчишками в зоопарк ходили, они устали и уснули. Вот я и подумала, что тебе будет приятно их опять увидеть. Вы думаете, началась паника? Нет. Студенты оживились и заявили, что у них тоже есть крыски-дамы и если бы они только знали... Лора сказала гордо, что у них в Черновцах крысы ещё крупнее. Катрин заметно огорчилась. Заметив свою двойную оплошность, Лора с запозданием взвизгнула и вцепилась в Моню. Лично я думаю, что надолго. У той из крыс, которая, якобы, страдала депрессией, началась, видимо, маниакальная фаза: шёрстка лоснилась, глазки бегали, она разве что не улыбалась, с интересом разглядывая нас. И вдруг до меня Дошло – так это она салат слопала, вот серотонин и выработался. А если у кого-то там обоняние чересчур тонкое, то нам, бывшим советским людям, на это... ну, вы понимаете. Ай да Моня, вот уж молодец! Может за диссертацию браться, какие наши годы! СВЯТОЙ НИКОЛАУС

Уезжая отдыхать, дочка доверила мне на несколько дней моих внучек. Для подстраховки у нас была ещё Хелен. Этот элегантный ангелочек прилетел к нам прямо из Лондона. Вместо платы за комнату она обучала детей английскому. Так как в эту ночь от Николауса ожидались подарки, то дочка мне их и выдала. И поручила, не перепутав, разложить в сапожки всем трём девочкам. Двенадцатилетняя Бекки уже уснула в наушниках. Маленькая Эми вертелась в кроватке и беспокоилась, не подведёт ли Николаус. Сама она, сговорчивая и ответственная, людям, и даже святым, не очень доверяла. Испугавшись вдруг, что Бекки задвинула её сапожки под шкафчик и Николаус их не найдёт, она пошла 176

Проза

Ирина Винклер

проверять. От зловредной Бекки, впрочем, этого вполне можно было ожидать.

– Заодно пописай, – крикнула я ей вдогонку. В прихожей щёлкнул замок, это вернулась с вечеринки Хелен. Слышится смех, шёпот и, наконец, возвращается в детскую Эми.

– Я заодно написала, – сообщает она и тут же засыпает со счастливой улыбкой на лице. У себя в комнате Хелен возмущённо отчитывает кого-то по телефону. Подождав, когда станет совсем тихо, я отправилась раскладывать подарки. Включила свет в ванной и вскрикнула: на унитазе сидел, правда, не «при исполнении», хорошенький интеллигентный мулатик. Сидел и спал. Одет он был в яркую вязаную куртку. Пахло от него хорошим коньяком. Красный колпак с помпоном почти сполз с его курчавой головы. Рядом с ним аккуратно стоял рюкзак с багажной биркой. Сообразив, что Хелен привела с собой дружка, я скорее успокоилась, чем рассердилась. Ну, уж завтра ей достанется! С моей помощью, не просыпаясь, «шоколадный» Николаус перебрался на кухонный диванчик. Утром я засомневалась, не приснилось ли мне всё это. Вдруг я вспомнила, что так и не разложила подарки и бросилась в прихожую. Когда же я увидела, что детские сапожки и даже мои разбитые кроссовки уже чем-то наполнены, то совершенно растерялась. Из-за двери выглянула головка Хелен. Сердиться на неё я не могла, но для порядка строго погрозила ей пальцем: – Гостей по ночам больше не приводи.

– Никого я не приводила, – сказала она с достоинством, – он в мою комнату вошёл без стука (ага, сценарий «не виноватая я», понятно), и спросил, можно ли ему спать в моей кровати. Я указала ему на дверь. – Хелен гордо тряхнула локонами.

– Хелен, камина с трубой у нас нет, хотя жалко, конечно. Ключи только у нас с тобой... От возмущения и обиды у Хелен появились слёзы. Актриса. Вивьен Ли. На шум, напевая, вышел из кухни застенчивый мулатик, а из детской, всё ещё в наушниках, появилась Беки. Увидев гостя, она ничуть не удивилась, крикнула ему: 177

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Хеллоу, – а заодно, улыбнулась и нам. Потом выхватила у гостя его красный колпак и нацепила его на себя. Вместе с узеньким топиком и короткими спальными штанишками, вид у неё был довольно странный. Пора было, наконец, во всём разобраться.

– Как ты сюда попал? – спросила я гостя. Он меня, конечно, понял, но говорить стал по-французски. Беки пришла в восторг, этот язык ей очень нравился, и она учуяла «носителя». Но я не дала сбить себя с толку: – Давай-ка, дружок, по-английски. Как... тебя... зовут? – обратилась я к гостю.

– Николас.

– Кто... тебя... впустил?

– Гёрл, – отвечает молоденький «святой».

– А я и не сомневалась, – говорю я и смотрю на Хелен с триумфом. Хелен начинает материться по-английски. Эх, записать бы, думаю я, где ещё такая лексика встретиться, да и произношение... Хелен-то у нас лингвист, как-никак. Но Николас говорит: – Ноу. С изумлением поворачиваюсь к Бекки, но Ники опять качает головой.

– Так, может, это я – «гёрл?», – закипаю я. Все трое хихикают, мол, ты уже давно не «гёрл». Бекки идёт в ванную. И под плеск воды, я слышу её голос: – Прикинь, моя старая бабка, – говорит она кому-то по телефону, – привела ночью хи-хи-хи, ха-ха-ха хахаля... Подружка, видимо, интересуется, насколько я старая.

– Ну, совсем уже старая, лет ей шестьдесят или семьдесят, я не знаю, а он у нас спать остался, и бабка теперь придуривается, что в первый раз его видит. Умора! Возмущённая, я вхожу к Бекки: – Кому это семьдесят, а? А может, восемьдесят?

– Ну, восемьдесят, так восемьдесят, – легко соглашается Бекки… – Папа просто говорил, что у тебя скоро юбилей и надо тебя куда-нибудь свозить. Я сразу добрею, согласитесь, это ведь не каждый зять предложит.

178

Проза

Ирина Винклер

– Намекни папе, – говорю – что я ещё не была в Португалии и на Капри…

– Да? – удивляется Бекки, – так папа, наверное, знает, он как раз и сказал; куда-нибудь в итальянский ресторанчик, там недорого, пусть ест свои креветки... Наконец, появляется заспанная Эми. Она фамильярно обнимает Николаса за ногу. Помня, что при Хелен все должны говорить по-английски, лаконично спрашивает его: – Принёс? Он ей по-деловому кивает. Потом Ники заявляет, что «гёрл» – это Эми. Звоню дочке, может она что-нибудь знает?

– Так, мол, и так, никто ни в чём не сознаётся, но у тебя тут негр... – я встречаюсь глазами с Ники и смущённо поправляюсь...

– ну... молодой человек африканского происхождения, ночью на унитазе объявился.

– Что? – кричит моя дочь. – Что он делает своей чёрной... на моём новом белом унитазе? Ну, тебе совершенно ничего нельзя доверить. И вообще, ты, как всегда, не вовремя звонишь. Мы сейчас как раз на воздушном шаре пирамиду облетаем. – А дальше обычным деловым тоном.

– Да, сосед напротив ключи кому-то оставлял, вы отдали? А зачем его в наш туалет запускать-то было, он что, дотерпеть не мог? После перекрёстного допроса на трёх языках всё стало ясно. Встав ночью, Эми услышала за входной дверью голос: «Это Николаус». Ники, не застав соседа, звонил ему насчёт ключей. На всякий случай Эми заглянула в замочную скважину. Всё было налицо: и Николаус в колпаке, и мешок с подарками при нём. Не открыть дверь Николаусу было бы просто глупо. Она только показала ему, где чьи сапожки и пошла спать. Усталый, подвыпивший, но благодарный за приют Ники намёк понял. С Хелен он объяснялся уже позже. Теперь у нас в доме до Рождества будет собственный Николаус. Мы его никаким соседям не отдадим. Эми, не в пример Хелен, предложила ему спать в её кроватке. Мы с Беки воздержались... У нас в доме теперь пахнет снегом, праздником и кофе с кардамоном. Это Николаус учит нас правильно его варить.

179

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

МаРлен Глинкин

Марлен Глинкин родился в Киеве в 1932 году. Окончил Киевский автомобильно-дорожный институт, по специальности строительство автодорог, мостов и тоннелей, затем Высшие режиссёрские курсы Министерства культуры Украины. Сценарист и режиссёр-постановщик более 120-ти массовых представлений и шоу-программ на Украине и в России. Автор 10 книг, изданных в Киеве, Берлине, Женеве и Лондоне. Член Союзов писателей Москвы, Северной Америки и украинских писателей Германии. В Берлине живёт с 1992 года. Особые приметы по мнению друзей: бремя славы несёт с достоинством. Выдержан, немногословен, умеет дружить. Как истинный сатирик, на окружающих смотрит, как на потенциальных героев своих многочисленных рассказов. Но мы не обижаемся, поскольку любим его и ценим.

180

Проза

Марлен Глинкин

МЫ С ВАМИ ГДЕ-ТО ВСТРЕЧАЛИСЬ?

Импозантный пожилой мужчина в дорогом сером костюме, в красной «бабочке» и, точно такого же цвета, платочком в верхнем кармашке пиджака, в серых туфлях из крокодиловой кожи и в широкополой шляпе, медленно брёл по центру Берлина, лениво разглядывая прохожих. Ожидая зелёного сигнала светофора на углу Курфюрстендамма и Уландштрассе, он, вдыхая через густые чёрные усы бодрящий воздух, прятал руки в уютной глубине карманов. Другой человек, попроще, не такой ухоженный, в вельветовом чёрном пиджаке, остановившись у светофора, пристально взглянул на него, отвернулся, затем опять посмотрел и, наконец, был вознаграждён ответным взглядом, таким же заинтересованным, но недоумевающим. Они вместе перешли улицу и, остановившись, опять посмотрели друг на друга. Первым прервал молчание усатый и улыбнувшись спросил: – Я вас откуда-то знаю? Второй через паузу ответил: – Мне кажется, что я вас тоже знаю, только не могу вспомнить откуда...

– Моя фамилия Уманский, имя Пётр, – представился усатый.

– А я Петров, Павел, – ответил второй, – и если мы, действительно, знакомы, – тут он, наконец, выдавил из себя улыбку, – то это, наверное, было очень давно. Вы, случайно не из России?

– Как вы догадались? Я, действительно, оттуда, хотя родился, учился и вышел в профессионалы на Украине, в Киеве.

– Вот видите, вас выдал ваш акцент – смесь русского, украинского и, я бы даже сказал, одесского диалекта...

– Вас тоже выдаёт российский говорок, – доброжелательно улыбнулся усатый. – Всё-таки мы с вами где-то встречались и чем больше я на вас смотрю, тем больше в этом уверен.

– И я тоже, – согласился Петров.

181

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Послушайте, – сказал Уманский, оглядывая оживлённую улицу, – я не очень спешу, а вы? Зайдём, выпьем чего-нибудь за встречу земляков и всё вычислим, как вы на это смотрите? Петров помялся, он действительно никуда не спешил – просто гулял, знакомясь с Берлином.

– Ну ладно, зайдём, – согласился он. Они зашли в маленький ресторанчик и сели в глубине зала. Уманский заказал пиво и рюмку водки, Петров, не любивший крепкого, взял пиво. Уманский всё никак не мог успокоиться, жаловался на склероз и продолжал копаться в прошлом.

– Возможно у нас были общие друзья? – предположил он, – вы знаете кого-нибудь в Москве по имени Альберт? Моя жизнь под завязку набита всякими Альбертами. Нет? А Арнольд Шуб? Генрих Падве? Филипп Круглов? Петров отрицательно качал головой. Он начал уставать и даже терять интерес, когда Уманский вдруг заявил: – Ну, одно я знаю наверняка, мы с вами не коллеги, – он поднял рюмку, – я вор, вор в законе, по кличке Пейса. – Петров удивлённо вскинул брови.

– В каком смысле?

– В буквальном, друг мой, в буквальном, – уточнил усатый, – я представитель вымирающего класса профессионалов. Вор высокого класса, можно даже сказать, что я – вор-иллюзионист, светский вор. В Москве, Киеве и Одессе я был вхож в высшее общество. Когда-то меня обожали артисты, режиссёры, художники и даже писатели дешёвых детективов, но теперь, увы...

– Вы меня разыгрываете, – обиженно сказал Петров.

– Нет, нет, ни в коем случае я не стал бы вас разыгрывать, – уважительно заверил Уманский, – я всю жизнь очень хорошо зарабатываю воровством. Краду хорошие, красивые, дорогие вещи и только у богатых людей или в дорогих магазинах... Усыпляю бдительность продавцов и охраны – это мой главный принцип. Он вынул левую руку из кармана, в ней лежал браслет из драгоценных камней.

182

Проза

Марлен Глинкин

Аккуратные ряды бриллиантов метали синие кинжалы света.

– Какая красота, правда? Собственность вдовы барона Краузе, которая много лет его не надевала.

– Вы на самом деле украли этот браслет?

– Только сегодня утром, – улыбнулся усатый. – Было очень легко. Зашёл к вдове в гости от имени «Общества российско-германской дружбы», где и присмотрел эту вещичку. И теперь я его продам любому, кто захочет купить, даже вам, если хотите.

– Я не могу купить такую дорогую вещь, – сказал Петров.

– Он стоит, наверное, пять-шесть тысяч евро, но вы можете купить его за пять-шесть сотен, столько можете себе позволить?

– Вы серьёзно?

– Конечно, – радушно сказал усатый, – для старого московского друга ничего не жалко, – его обаятельная улыбка стала ещё шире, обнажая чудесные фарфоровые зубы, – даже если я не помню, кто вы такой. Петров вздохнул – это был вздох глубокого сожаления. Он сунул руку в карман, достал бумажник, открыл его и показал Уманскому другую, хоть и не так ярко блестевшую, вещичку – полицейскую бляху Интерпола.

– Я детектив, – сказал он с искренней и глубочайшей печалью, – мне ужасно жаль, господин Уманский, но я вынужден пригласить вас пройти со мной в полицию. Лицо Уманского сложилось в гримасу крайнего удивления. Он слегка застонал и положил бриллиантовый браслет в пепельницу. Он был явно огорчён, но заставил себя изобразить хотя бы тень прежней улыбки. В конце концов, он ведь вор в законе, вор высокого класса...

– Ну разумеется, – выдавил он из себя, – теперь я, наконец, вспомнил, откуда мы знаем друг друга ... КТО МЫ?

Сереет за окном берлинский полдень, а я сижу в своей уютной квартире, читаю интеллектуальную литературу и думаю: 183

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

«Когда я был евреем на Украине, я часто думал о том, что мы – самый интеллигентный народ». Собственно, чтобы считаться интеллигентом в моей родной «хохляндии», многого и не требовалось: очки, шляпа, газета, вот пожалуй и всё. Всем известно, что интеллигент всегда чем-то недоволен. Ему постоянно хочется туда, где его ещё нет. А так как в Германии меня ещё не было, я там вскоре оказался вместе с другими интеллигентами. Однако евреи – удивительный народ. Мы способны быть недовольными не только там, где мы уже есть, но и там, где нас ещё нет. В Германии нас уже много, но большинство из нас языком и ментальностью всё ещё там, откуда приехали. Но, благодаря нашей численности, мы уже основательно топчем эту землю и, как выражались Ильф и Петров – «не озонируем её воздух». И ещё назначаем себя экспертами по части культуры и интеллигентности. Ведь мы считаем себя полпредами евро-еврейской цивилизации! И что из того, что «их» культуру мало кто из нас знал, а иные, в основном, по радиоголосам, порножурналам двадцатилетней давности и сообщениям корреспондентов «Правды». Да ещё по телевизору видели: то систему образования в Японии, то домик фермера в Аризоне. Правда, мы точно знаем, что не будем подтягивать Германию до нашего уровня. Многим из нас не нравятся голоса и язык принявшей нас страны. Не нравятся мужчины и женщины... И их молодёжь ходит, сидит, ухмыляется не так, как положено. Вот этих надо бы прижать, вон тех – придавить, а некоторых вообще переселить к такой-то доисторической праматери, чтоб не портили пейзаж интеллигентному человеку... Вообще-то мы и сами по уровню интеллигентности очень разные. «Эй, говоришь, ты из Днепропетровска? Проходи, здесь с голубыми ленточками стоят, стань вон там, перед этими Черновцами. Я-то сам откуда? А я, милый ты мой, из оранжевой столицы. Это – культура! Это тебе не язык учить... А немецкий – разве язык?

184

Проза

Марлен Глинкин

Язык – это когда пять миллиардов на нём шпарят. Великий, могучий, на котором Достоевский и Ленин имена себе сделали, Толстой и Брежнев – нетленку гнали, Шекспир в переводе Пастернака старался... Дорогие мои сограждане! Очень мне хочется сказать вам на моём родном великом и могучем: давайте поменьше выё...ся! Вы меня поняли, повторять не надо? Так вот, если вы последуете моему совету, тогда мы будем выглядеть действительно интеллигентными и даже с признаками некоторой культуры». ФИРМА ПРОКАТА

Последнее время я очень пристрастился к чтению объявлений в берлинских газетах.Чего в них только нет?!.. Очень интересно. На днях я прочёл, что в Берлине открыта фирма по прокату новых жизней. И название у неё привлекательное: «Новая жизнь». Заинтригованный, я пошёл по адресу, указанному в газете. Лысый толстячок приветливо встретил меня вопросом: – Что вы хотите получить? – Я ответил вопросом на вопрос: – А что вы имеете в наличии?

– Чтобы вы знали, мы даём напрокат новые жизни.

– Фантастика, – сказал я.

– Ничего подобного, элементарная «ретрокосмистика» плюс синтез плазмы с гречкой.

– Ну, и что же у вас есть?

– Всё, что угодно. Имеются жизни в стиле ретро и современные модели.

– А цены?

– Договорные. Жизни королей, канцлеров, президентов, владельцев залов игровых автоматов – дороже. Жизнь пьющих и выездные модели – доступней. Жизнь интеллигентов и работников культуры – со скидкой. Инвалидам и участникам отпускаем вне очереди, с условием, что в новой жизни они снова будут инвалидами и участниками.

185

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

– Скажите, а эта новая жизнь, она частная или государственная?

– Вполне нормальная жизнь. С паспортом, с гражданством, с разрешением на жительство, – ответил хозяин.

– А есть у вас особенные, талантливые или гениальные жизни? – полюбопытствовал я.

– Есть гениальные. Хотите быть Пушкиным?

– Всю жизнь мечтал.

– Оформим в два счёта. Только учтите, что вас убьют в тридцать семь лет.

– За свои деньги я предпочёл бы более длинную жизнь.

– Тогда берите Джордано Бруно. Сгорите на костре в пятьдесят.

– А что-нибудь повеселее у вас есть?

– Зощенко! Великий юморист. Всеобщий любимец. Мелкие неприятности: партийная критика, исключение из Союза писателей, лишение хлебных карточек. Но он зарабатывал на хлеб, сапожничая.

– Тогда уж лучше я возьму жизнь сапожника.

– Вы, безусловно, правы – лучше иметь профессию в руках. Только без права иметь детей.

– Это почему?

– В профилактических целях. Сталин, Каганович, Чаушеску – дети сапожников.

– В гробу я видел такие жизни!

– Берите другие. Вот жизнь видных бизнесменов.

– Это соблазнительно.

– Но они идут с нагрузкой – с инфарктом.

– Типун вам на язык. А жизнь рэкетира у вас есть? Жене было бы приятно чувствовать себя рядом с сильным мужчиной.

– Жизнь рэкетира может приобрести только рэкетир.

– Почему?

– Очень дорого. Кстати, какой суммой вы располагаете?

– Я на социальном пособии. Немного отложил для лучшей жизни.

– Что же вы мне голову морочите?! С вашими крохами вы собираетесь взять что-нибудь приличное?

– Хотелось бы. Я так мечтаю о лучшей жизни.

186

Проза

Марлен Глинкин

– Советую выбрать из той кучи в углу.

– А что там интересного?

– Об этом в аннотациях. Вот, например, большая семья, маленькая зарплата, сплошные очереди, никаких курортов, путешествий... Что вы загрустили?

– Мне кажется, эту жизнь я уже на своей бывшей родине видел...

– Ничего странного! Это массовая модель. Ширпотреб. Берите, пока есть. Оформим за пять минут. Эй, куда же вы? Господин! Вот так они все, эмигранты, морочат голову, а чего хотят – сами не знают! – прокричал он мне в след. Опустив голову, я брёл по Берлину. Я был доволен моей сегодняшней жизнью, ибо вспомнил старую хрестоматийную фразу: «Рождённый ползать – летать не может». ВОЗЬМИ МЕНЯ!

Когда на землю приходит весна, в живописной Швейцарии, в Женеве, открывается Всемирный автомобильный салон. Здесь представлены последние достижения автомобильной моды флагманов мирового автомобилестроения. И, если в жизни вы больше всего цените основательность, точный расчёт и уверенность в одежде, то предпочтёте классический покрой, натуральные ткани и туфли ручной работы, а, следовательно, можно легко предугадать, какая машина вам подойдёт. Автосалон – показатель того, что всё течёт и меняется. Сегодня отголоски автомобильной моды затронули и Россию, где «крутой» народ отдаёт предпочтение немецким и японским моделям. На изысканно-шикарном фоне немцев, итальянцев и японцев Россия выглядела очень уж неприглядно – за державу обидно! И это правильно! Ведь только японцы могли изобрести мировую новинку – «Автосексмобиль». Это по-нашему. А по-ихнему – «Мицубаба-гейша-сан». Техника на грани эротической фантастики. Подходишь к ней, только-только дверцу собираешься открыть, а она тебе женским голосом из динамиков: «Хеллоу, милый! Давай покатаемся?.. Войди в меня!»

187

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Садишься, пристёгиваешься ремнём безопасности, вставляешь ключ зажигания... «О! О! – восклицает она, – как быстро ты нащупал мою эрогенную зону!» Давишь на газ, едешь. «Ах, ах! – стонет голос. – возьми мои фары, подфарники, крепче сожми мой руль! Возьми меня всю, всю!» Переключаешь на вторую скорость. Она надрывно продолжает: «Ты самый лучший бой-плей! Ты во мне! Люблю тебя! Давай, прижимай ещё сильнее!» На третьей скорости у этой дуры начинается оргазм, она вопит, как зарезанная, и сигналит, наводя панику на водителей и пешеходов. Жуткая, в общем, штучка. В Токио, во время встречи на высшем уровне, японский премьер-министр один такой экземплярчик подарил российскому президенту. «Дескать, прими от меня на память сей сувенир, дорогой русский гость, да здравствует мира, дружба, переговора за Курильские острова!» Вернулся президент в Москву, прокатился разок на «Мицубабе» – дико осерчал. Собрал правительство и говорит: «Что же это мы даже в такой малости капиталистические страны обогнать не можем?! «Жигули» наши да «Волги» – весь мир к японаматери посылает! Позор!» Срочно отдал распоряжение: «В месячный срок выполнить задание государственной важности!» Отправили «Мицубабу» на лучший в Москве обанкротившийся завод. Разобрали по винтикам, по гаечкам раскурочили, обшивку ножичками вспороли... Через месяц собрали, в кузов «Москвича» воткнули, рапортуют президенту: «Задание выполнено!» Ну, а в этот момент в Россию из Страны Восходящего солнца пожаловала делегация той самой автомобильной фирмы ,что «Мицубабу» сконструировала.

– Полюбуйтесь, – говорит им президент, – это наши люди сде188

Проза

Марлен Глинкин

лали. Тоже, понимаешь, не лаптем сакэ хлебаем, соображаем в этом деле кое-что. Японский эксперт подошёл к машине, а она ему на чисто японском языке гутарит: – Ты где шлялся козёл? Японец садится за руль, пытается завести мотор.

– Отвали, морда самурайская! – ворчит она, – У «Тайоты» своей бампер целуй, а меня не трогай!

– Это сто, рюсская сютка? – удивляется эксперт. С десятой попытки мотор заводится.

– Хрен с тобой, – рявкает машина, – дам тебе, кобелю, один разок, но смотри – засос поставишь – убью! Тарахтя и пуская клубы едкого, чёрного дыма, «Мицубаба-Москвич» делает по двору круг... и глохнет.

– Хватит, слазь с меня! – велит она, содрогнувшись в последний раз. Японец хочет выбраться, но дверь заклинило.

– Японамать! – изрыгают динамики, – Хитрый какой! Сначала валюту в бардачок положь! Тот в ужасе выгребает из карманов свои йены, после чего дверца открывается, и он вываливается наружу. И сразу же делегация собралась и срочно укатила восвояси... Президент в расстройстве. Задумался: «Неужели, кроме хамского тона и устаревшего мотора, ничего нового наши мастера в конструкцию не добавили?» Ошибся! Ровно через девять месяцев у «Мицубабы» раздуло багажник, и однажды ночью, она, представьте, разродилась крохотным «Мицупацанёнком». Так что японское правительство, если у него есть хоть капля совести, обязано отныне и до тех пор, пока автоотпрыск не достигнет совершеннолетия, выплачивать России солидные алименты. Хоть малая, но всё же помощь для убогой страны всё ещё уходящего солнца.

189

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

190

Лит. студия «Мир Слова»

ПоэЗиЯ Вся пресловутая «фантазия» поэтов – не что иное, как точность наблюдения и передачи. Марина Цветаева.

191

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

БРонислава ФуРМанова

Автор о себе: «Я родилась в краю, где непогоды, на солнечном Кавказе я росла, но все мои сознательные годы в Одессе легендарной прожила». С 1994 г. живу в Берлине. Писать начала неожиданно для себя, с лёгкой руки детей, в преддверии 2012 г. Сын с женой, потрясающей певицей Лаурой Фурмановой, то ли в шутку, то ли всерьёз настояли на том, чтобы я попробовала писать тексты для её песен. И я, до той поры писавшая только небольшие стихотворные поздравления, попробовала… И не смогла остановиться: стихи, песни, проза… Несколько песен с моими текстами скоро прозвучат в новом альбоме певицы. С тех пор: «Так резко изменилась жизнь моя! Я обо всём на свете забываю, и в транс стихосложения впадаю. Я словно нахожусь вне бытия...».

192

Поэзия

Бронислава Фурманова

Всё, что накопилось в душе за прожитые годы, стало выливаться в строки стихов и прозы, их оказалось так много, что в 2015 г. вышла моя книга поэзии и прозы «Кружева памяти» г. Берлин. Любовь к приготовлению разнообразных кулинарных изысков ушла на второй план. А вот любовь к моей замечательной семье, источникам моего счастья и моим вдохновителям так и осталась на первом! С 2014 года – член Российского Союза писателей. Номинант различных литературных премий РСП. Финалист литературной премии «Наследие 2016». Печаталась во многих российских и зарубежных сборниках. Это всё формальные признаки. А вот особые приметы по мнению друзей: готова помогать днём и ночью. Всегда подставит плечо – уютное и мягкое, трудоголик. В литературе многогранна, остро чувствует слово.

ПРИШЛА К ТЕБЕ...

Я шла к тебе извилистой дорогой, Преодолев нелёгкий долгий путь, Явилась, постаревшая немного, И от тревог уставшая чуть-чуть. Пришла к тебе я с радостью и болью, С тяжёлой ношей промелькнувших лет, С большою всеобъемлющей любовью, Меня хранившей, словно амулет. Пришла и скромно встала у порога, Перевернув все нормы бытия, По милости и по веленью Бога, Пришла к ТЕБЕ – ПОЭЗИЯ моя!

193

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

DUM SPIRO – SPERO (ПОКА ДЫШУ – НАДЕЮСЬ)

На паруснике «Жизнь» рулит Судьба, А я лишь добровольная раба, Прикованная к вёслам на галерах, Гребу, гребу – Dum spiro – spero. Я повторяю: «Всё пройдёт, бывает!», Когда обида горло мне сжимает, Жизнь кажется безжалостной и серой – Жду перемен, – Dum spiro – spero. Мой разум безнадёжно протестует, Когда весь мир, безумствуя, воюет. Не падать духом помогает вера: Наступит Мир! – Dum spiro – spero. Меняет время внешность так жестоко, Но у души нет возрастного срока, Она поёт, хоть отрицает тело, Что молода – Dum spiro – spero. Хочу успеть в отпущенные сроки, Создать те лучшие стихи и строки, Что не написаны, и пусть химера – Желание – Dum spiro – spero.

194

Поэзия

Бронислава Фурманова

ЖЕМЧУЖНАЯ НИТЬ

Похожа жизнь моя на бусин нить, Их время год за годом нанизало, Сумело в ожерелье превратить, Ведь бусин этих набралось не мало. В узоры бус искусно вплетены Жемчужины промчавшихся мгновений. Между собой надёжно скреплены Узлами радостей и сожалений. Нить жемчуга – прошедших лет итог – Сияньем перламутра отливает. Жизнь совершает за витком виток – И нить бесценную мне удлиняет.

195

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ДОРОГОЙ НАРЯД

Мне судьба из суровых ниток Жизнь связала, и был избыток Цвета серого поначалу, А вот яркого было мало. Мастерицей была ткачиха, Мне в узоры вплетала Лихо, Но однажды она соткала Разноцветное покрывало. Выполняя свою работу, Дань брала по большому счёту, Попросилась к ней в подмастерье, Ей помочь стараюсь теперь я Подбирать для ниток суровых Разноцветье оттенков новых. Свой наряд, после множества стирок, Доносить постараюсь до дырок.

196

Поэзия

Бронислава Фурманова

Я ВЫПЬЮ ТЕРПКОЕ ВИНО

На белой скатерти стола Краснеет терпкое вино. Напрасно чуда я ждала, Жаль... Не явилось мне оно Оттуда, где в руке рука, И поцелуя сладкий след, Влюблённый взгляд издалека, Глядящий сквозь громаду лет. Звонка волнующую трель И обещанья, что придёшь, И голоса родного хмель Я не услышу вновь... Ну, что ж, Открою в полночь я окно, Вдохну весенний аромат И выпью терпкое вино, За то, что не вернуть назад.

197

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ШУМ ТИШИНЫ Нет шума громче тишины, Я знаю точно. Твои слова мне не слышны Ни днём, ни ночью. По отзвукам твоих шагов Я так скучаю, По переливам нежных слов За чашкой чая. Среди звенящей тишины Боюсь остаться, Мне не озвученные сны Всё чаще снятся. Такая пытка тишиной Мне не под силу, Прошу, мучитель мой немой, Меня помилуй! Под звук шагов, что не слышны, Рассвет встречаю... Нет шума громче тишины, Я точно знаю.

198

Поэзия

Бронислава Фурманова

СТИХОСЛОЖЕНИЕ

Рифмы и строчки, Сюжета кусочки, Ложатся в стишочки Без проволочки. Поодиночке Звенья цепочки, Словно росточки, Встали в рядочки, За шагом шажочек, За часом часочек Проходит денёчек, Идёт дело к ночи. Как чернорабочий, Копаю источник В поисках строчек, И нет больше мочи. Полон мешочек Мусора строчек, А на листочке, Лишь многоточье…

199

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ВСЁ БЫЛО НЕ СО МНОЙ...

Я не была в кромешном том аду – Благодарю Судьбу сто крат за это – Не разделяла горькую беду, Не умирала в лагерях и гетто С моим народом, «избранным» для мук, Истерзанным, расстрелянным, сожжённым, Стихал не мой последний сердца стук, И не мои звучали в муках стоны. Средь груды туфель, тапок, сандалет, Что увозил обоз под скрип унылый, Моих, благодаренье Богу, нет… Вот только мнится – всё со мною было... Во мне стучат сердца тех миллионов, Рвут душу отголоски детских стонов, Их страх я чувствую своею кожей, Губами их шепчу: «За что, мой Боже?!»

200

Поэзия

Бронислава Фурманова

ОТКРОВЕНИЯ

Я, по счастью, была рождена В совершенно иные года. В них давно не гремела война, Я не знала, что значит беда. Лагеря, холокост, геноцид, Посчастливилось мне избежать, Из анналов, что время хранит, Довелось этот ужас узнать. Внесена в книгу судеб была Я особую. В ней мой народ, С тяжким грузом презренья и зла, Обречён был на вечный исход. Этот вечный исход и меня Не минул. И на ЭТУ страну Суждено было кров поменять, Багажом взяв с собою вину. Укоряет и мучит она, Что ногами касаюсь я плит, На которых латунь имена Той трагедии страшной хранит. Что по улицам ЭТИМ брожу В пору осени, вёсен и зим, И что воздухом ЭТИМ дышу, С ним вдыхая Освенцима дым.

201

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ВЕСЕННИЕ ЗАРИСОВКИ

Солнце скрылось за тучей-темницей, И вокруг ярко-рыжие краски Вмиг исчезли, встревожились птицы, Гомоня, закружились с опаской. Зашумели ветвями каштаны, Белых свеч лепестки осыпая, Ветерок, словно ветреник пьяный, Дразнит птиц перепуганных стаю. Он лохматит деревья и травы, Куролесит меж тучами в небе, То их гонит, то рвёт для забавы, То умчится вдруг – будто и не был. Из разорванных клочьев «темницы» Брызнет свет, словно сок апельсина, Защебечут восторженно птицы И захочется жить сильно, сильно!

202

Поэзия

Бронислава Фурманова

НЕБЕСНЫЕ ШАЛОСТИ

Сегодня небо ярко светится, Десятки освещая вёрст. Играя, Малая Медведица Перевернула ковшик звёзд Из мягких лап Большой Медведицы. И, заполняя небосвод, Пустились врассыпную пленницы, Но аккуратный звездочёт Зажёг на небе люстру лунную, Рог-полумесяц, не спеша, Достал, чтоб стадо златорунное Из опустевшего ковша Вернуть, но звёзды рассыпаются, Свободными блуждать хотят, Бросаясь в бездну, превращаются В осенний, яркий звездопад.

203

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ГОДЫ – СКОРОХОДЫ

Несутся семимильными шагами Года, что нам отпущены судьбой, Волшебными владеют сапогами, И что ни шаг – десятки лет долой! Короткий шаг и пролетело детство, Лишь стук сапог, им словно сносу нет, Поскрипывая, совершают действо, Перешагнув десяток школьных лет. Один лишь шаг, и годы-скороходы Меня уносят в юности весну, Со следующим быстрым шагом, сходу, Я в материнство раннее шагну. Один шажок – встречает нас чужбина, Другой шажок – и повзрослел мой сын, Ещё один – и дочь уже у сына, И появившихся не скрыть седин. Притормозите, годы-скороходы, Не успеваю я за вами вслед, Соревноваться в беге нет охоты... Но, марафон! И остановок нет!

204

Поэзия

Бронислава Фурманова

НЕ ПРОСТО ПРОХОЖИЙ

папе В горле горький комок, стало трудно дышать: Средь толпы разноликой случайных прохожих, Опираясь на палочку, шёл, не спеша, Пожилой человек, так на папу похожий. Я узнала его по согбенной спине, По плечам, что придавлены грузом юдоли, От меня удаляясь, он брёл по весне, И, казалось, шаги его стонут от боли. Нет, не он! Но глаза не могу отвести... Верю – папа, шагами вселенную меря, Бродит с палочкой где-то на Млечном пути, Ведь когда-то он просто ушёл из апреля.

205

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ПОЭТИЧЕСКИЙ ФУТБОЛ

Слово вприпрыжку несётся за словом, Словно футбольный игрок за мячом, Рифмы на поле бумажном готовы, Но в поединке, бросок за броском, Скачут слова, обгоняя друг друга, Первым к воротам прорвался глагол, Площадь штрафная, но он с полукруга Рифме в угоду – забил первый гол! «Браво!» – Команда скандирует громко, Требуя новых и новых голов, А на скамье запасных ждёт за кромкой Группа забытых талантливых слов. Гол! Бомбардир из глагольной команды, В строки-ворота бьёт мяч за мячом... Автор не слишком владеет талантом, Раз оказался плохим вратарём.

206

Поэзия

Вера Федорова

веРа ФедоРова

Вера Фёдорова родилась в Ленинграде. С 1996 года живёт и работает в Берлине. Яркий, самобытный художник, она создала галерею неповторимых театральных кукол и мягкой игрушки – героев национального фольклора и сказочных персонажей. Вера творец великолепных картин из самых разнообразных природных материалов: бересты, соломки, тополиного пуха и ракушек. На её персональных выставках очарованные зрители долго не расходятся, бурно обсуждая увиденное. Вера автор многих детских стихов, в 2003 г. вышли две её книги для детей: «Анютины глазки» и «Стихи». Печаталась в различных альманахах. Кроме того, Вера является автором цикла песен и романсов. Особые приметы по мнению друзей: остра на язык, но старается не обижать, вырастив внуков, теперь растит Башу (красавицу кошку), её выступления с куклами на клубных праздниках всегда доставляют всем большое удовольствие. В последнее время пишет ещё и баллады.

207

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ЗМЕЯ

Ползёт Змея на брюхе И зла на целый свет, – Шесть ног у малой мухи, А у неё их нет. Имеет каждый ноги – Короче иль длинней. За что не дали Боги Каких-нибудь и ей? Когда-то предок дальний В Эдеме согрешил, И стал весь род опальным – Бог суд над ним свершил. Ну, кто Змее поможет? Шипит и злобный взгляд. И лезет вон из кожи, Разбрызгивая яд.

208

Поэзия

Вера Федорова

МЫ ИДЁМ, ИДЁМ, ИДЁМ

Почему мы без сапог? Потому что мы без ног, Но идём, идём, идём. Загляните в каждый дом, Нас увидите везде: На руке и на гвозде, Мы на письменном столе, В магазине, в ателье, И на почте, и в метро, В поликлинике, в бюро. Спросят вас: «Который час?» Вы посмотрите на нас. Потому что без часов Нет ни дней, ни вечеров. Без часов и самолёт Не отправится в полёт, Остановимся, тогда Опоздают поезда, Да и ты, дружок, без нас Не успеешь в школьный класс.

209

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

НА ЛЫЖАХ

Как-то снежною зимой В горы ездили семьёй: Мама, папа, я и брат. Лыжи взяли напрокат. Каждый выбрал свой размер. Для меня же, например, То, что было, взять пришлось, Просто меньше не нашлось. Все наверх, а я – внизу, Как туда я доползу? С лыжами вожусь полдня – Раза в два длинней меня! Влез с трудом на бугорок, Тут же сделал кувырок. Еду с горки на груди, Лыжи мчатся впереди. Сверху мне кричат: «Малыш! Да съезжай с горы без лыж!» А затем мой старший брат Санки взял мне напрокат. Укатался я, нет сил! Так на лыжах я ходил.

210

Поэзия

Вера Федорова

ОБЖОРА

Предъявить забыв пароль, Нагло в шкаф прокралась моль. Незаметно и бесшумно Перепортила всю шубу. Дырки сделала в пальто. Даже летнее манто Испоганила изрядно – Было так оно нарядно! А теперь (ни дать, ни взять), В нём на паперти стоять. Съела шарфики и шапки, Сапоги, носки и тапки. Трудно даже угадать, Что ещё готова жрать. Как избавиться от моли? Шкаф продать с вещами что ли? Но диван и кресло жрёт, Там, возможно, и живёт. Я боюсь, ещё немножко, Может моль сожрать и кошку.

211

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ПАУК

На цветах паук развесил Свой капроновый гамак, Потирает лапки, весел, Но сидит не просто так. Мух зовёт он пообщаться, Посидеть среди цветов.

– Приходите покачаться, Я для вас на всё готов. Здесь светло, прохладно, сухо, Слышен мошек нежный звук. И в гамак уселась муха, Так красиво звал паук. Чтобы гостья не застыла, Обернул он муху в шаль, И она про всё забыла, Как все женщины, а жаль. Съел беднягу с головою, Не оставил и костей. Вновь с улыбкою благою Приглашает он гостей.

212

Поэзия

Вера Федорова

УРОК ДОБРОТЫ

На уроке птица залетела В школьное открытое окно. Был диктант, но птахе мало дела, Ей писать диктанты не дано. Арестантом маленьким, вихрастым В страхе бьётся, жалобно пищит, То воздушным крутится гимнастом, То нырнёт за доску, как за щит. У кого из нас не дрогнет сердце? Дети, перестав писать диктант, Распахнули в окнах рамы-дверцы, Улетела птица-арестант. Ей вослед звучат аплодисменты, Добавляя птице быстроты. Чтобы помнить светлые моменты, Так важны уроки доброты! АИСТ

Аист задумался что-то, Грустно ему почему-то, Где бы найти кого-то? Чтоб принести кому-то.

213

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ХВОСТИК

Плачет Ящерка – скандал! Хвостик потеряла: «В магазине – Ёж сказал – Хвостиков немало. Можно лисий там купить, Тёплый, мягкий, пышный. Свой могу я подарить, Для меня он лишний». Ищут Зайчики, Кроты И другие звери. Тащат разные хвосты Заменить потерю. «Мне не нужен хвост чужой, Даже страусиный, Отыскать хочу я свой, Маленький, любимый». Через месяц смотрит: «Ой, С хвостиком я снова! Самый лучший, мой родной! Надо же, как новый!»

214

Поэзия

Вера Федорова

СУДЬБА

Держит мама с тканью пяльцы, Быстро двигаются пальцы, Тянут нитку мулине, Вышивая блузку мне. Блузке я, конечно, рада, Только слёз совсем не надо, Грусти в маминых глазах И сединок в волосах. Друг от друга мы скрываем То, что обе понимаем – Папа наш в другой семье, Очень больно ей и мне. И скучает брат мой Вовка: – Папа всё в командировке? Молча я кивну в ответ – Вовке только восемь лет. Врать противно, но об этом, Может быть, скажу я летом. Пусть немного подрастёт, А пока он папу ждёт. Уронила мама пяльцы, Нервно вздрагивают пальцы. Жить с неведомой судьбой...

– Мама, мы всегда с тобой!

215

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ЛУННЫЙ БАЛ

Происходят чудеса Ночью Новогодней – Поднялась я в небеса! На Луне сегодня Бал. Весёлый карнавал С музыкой чудесной. И меня там приглашал Генерал известный На мазурку, полонез, Котильон старинный. Снегом падал звук с небес Чистый клавесинный. Освещали звёзды нас Яркими лучами. Тени прошлых лет сейчас Кружат вместе с нами. Принц танцует менуэт С барышней-крестьянкой, А Король бежит вослед За простой цыганкой. Кринолинов шёлк и блеск, Парики и маски: Мефистофель, рыцарь, бес, Богатырь из сказки. Звездочёт заходит в зал: – Извините, поздно. Ночь уходит, кончен бал И погасли звёзды. Я проснулась. Бал пропал, Всё ушло при свете. Лишь остался генерал В раме на портрете.

216

Поэзия

Вера Федорова

ХРАБРЫЙ ПЕТУХ

Встал Петух под свой навес: Яркий модный ирокез, Хвост, как праздничный салют. Куры все к нему бегут. Как поёт! Какой артист! А как смел он и ершист. У него такой задор – Все боятся острых шпор! Даже Гуси, Индюки Перед Петей – слабаки. Вдруг из будки вышел пёс, Почесал блестящий нос, Потянулся и зевнул. Петю словно ветер сдул: Он махнул через забор! Курам на смех весь задор.

217

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ЧУДАК

Не знаю где, не знаю как, Но жил-да-был один чудак. Носил он шляпу и капот, Ходил всегда наоборот. А это как, наоборот? Да просто задом наперёд. Носил под мышкою портфель И раздавал всем карамель. Бородка, усики, очки, За ними светлые зрачки. Он улыбался всем подряд И всех приветствовать был рад. А на работу шёл пешком И был всегда весельчаком. Ни на кого он не кричал, Ни с кем не спорил, не ворчал. Он виден был издалека И все любили чудака. Но почему ходил он так? Да потому, что был чудак.

218

Поэзия

Вера Федорова

А вот и обещанные куклы

219

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

220

Поэзия

Вера Федорова

221

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

222

Поэзия

Вера Федорова

223

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Юлий стоцкий

Юлий Стоцкий – писатель, публицист, поэт. Член Союза журналистов Москвы, член Berliner Literaturbund. Кавалер Медали ордена мужества РФ (1999 г.). Призёр Всеевропейского конкурса русской прозы (2010 г.). Oбладатель гран-при «За юмористическое мастерство» всеевропейского конкурса русской прозы (2010 г.). Автор многих публикаций и нескольких книг, изданных в Германии и в России.

224

Поэзия

Юлий Стоцкий

ЛИЦО ДРУГА

Пробел на странице. Ветвями когтистыми Щерится лес. И мысли – зарницы. Уже я – неистовый. Но в бункер пока не залез. Стою перед полночью. Луна снова высветит Друга лицо. Я вижу, я знаю, что он уже всё… неужели забыл? Факт горчит, не приправленный хитрецой. Пойду я к источнику, И между огромных сосен путь не найду, С дороги собьюсь, потому что снежит… Или просто собьют. Даже попытки смешны опять путь искать… Невидимые часы где-то полдень бьют… Может быть, это бой – по дружбе нашей мужской.

225

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

АНГАР

Хватит топтать святыни! Память ещё жива. Кто там сказал «Привыкнем»? Значит – сдадим права? Не призывай к ответу. Дай отдохнуть душе, На полдороге где-то, Не на Земле уже. Светится тонкий мостик, Я по нему пройду, Как моросящий дождик, Буковками на льду... Склонённый ствол – берёзы кредо. Я низвергаюсь в Никуда. Глядит из прошлого победа, грозит из прошлого беда. Почва выжатой крови. И космический зов. И отсутствие кровли – Как спасенья от псов. Ставки только на «зеро», И надежды круги на воде. Полимерной. И влюблённость в чужих. Хруст пластмассовой стелы. Генетический код. Взяткобратель несмело Нас пускает в расход. Не прочитаны мысли. И отвергнут твой дар. Быль – фальшивые выси. Век – последний ангар.

226

Поэзия

Юлий Стоцкий

ЭЛЕКТРИЧКА-ФАНТОМ

На гладкой полированной поверхности Проявляется образ предмета. Вы спросите «Чем?» Чувством сильнейшей привязанности И желаниями гордого поэта. Ведь я очень доволен своим веком. Живут во мне душа и лира, Это и есть основа восприятия Сердцем усталого поэта Положительных вещей окружающего мира И силы самых обычных слов… Сидя в электричке и не понимая ни-че-го из того, что бормочет мой попутчик, Я думаю: может быть, он не идиот, а … мудрец? Проходчик истин и находчик сердец? Но осознаю только тотальное н е п о н и м а н и е: мною – его бормотания, а им – моего молчания. В этом поезде – нам и место! А вообще, – прекрасное утро! Чем же прекрасное? Если мы – здесь, а Ты – там, И эта с…ка нас к тебе не пустила! И тогда я бросил такой же листок В окошмаренный ободранный ящик «Для писем» На дверях твоего отделения.

227

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

И ты получишь, и ты-то поймёшь!.. Только б хватило терпения. И будет, наконец, п о н и м а н и е, А не глухое бормотание случайнейших попутчиков случайных электричек. Поймёшь, несмотря на то, что мы – здесь, а ты – там. Но ты же знаешь, знаешь, что мы – вместе, абсолютно вместе. Вот поэтому – и прекрасное утро! И пронзится теплом сокрушительный холод, И я приеду, неузнанный, в оставленный нами город И, обмирая, войду в тот дом, И там скрипнет вторая снизу ступенька. Я прикрою глаза дрожащей ладонью,.. Чтобы справиться с этой болью... И превозмочь – всё тот же урон. А сейчас я замедляю, ускоряю и вновь замедляю гон по выщербленной бетонке… И опять (о, нет!) слышу бормотанье, Но это – бормотанье зелёных крон.

228

Поэзия

Юлий Стоцкий

ИЗУМРУДНЫЕ СНЫ

Скорым поездом мчится день, И звонить мне подруге лень, Буду сам ждать её звонка, Хоть она от меня далека. Тяжким обручем давит лень, И от зданий кружится тень, А в метро – от плафонов сень. День и ночь, день и ночь, и день! Год быстро прошёл. Я не нашёл, То, что искал На гребнях скал. Там – солнечный блеск. И нежный плеск Нашей Весны, Ушедшей в сны.

229

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ЗАПИСКИ НА ПОЛЯХ ГОРОСКОПА

Два окна. Ночь длинна. Лев-Овен, как будто играя, Шутя, положил на Весы Кусочки забытого Рая. И зачем я купил гороскоп? А второй мне зачем подарили?! Море бреда пронзил перископ, Море бреда у берега гнили… И не встанет Луна в энный час. Солнце светит и людям, и гадам. Вопль судьбы превращён в парафраз, И командует странным парадом. Не спеши исчезать навсегда, гороскоп, дай прочесть предсказанье!!! Застывает в каналах вода. Телефон битый час уже занят. О, прости, разлюбезный Восток, Что на Западе всходит светило… Взвесив боль, как всегда на глазок, Всё, что грело – всё прочь уносило. Дробь копыт мостовую мостила. Смотрю на жизнь сквозь потускневшее стекло, и так почти не видно ничего, но вместе с тем не видно и плохого.

230

Поэзия

Юлий Стоцкий

Я+.

И опять я стоял перед строем, в запредельную полз высоту. Хоть на толику – был я героем! Потому и забыл простоту… Я хотел изменений – волшебных! Без надежды, но снова шёл в бой. Своей кровью делился целебной. Вот тогда-то и был я собой…

РАННИЙ ВЕЧЕР

Нет слов в молитве. Одно лишь чувство. Не знаю, беды Когда отпустят? Бегу по краю, Дрожу в стенаньях. Всё понимаю, Как пламя таю. И не найдётся зелёный остров, Терять привычно, найти не просто. И всё же путь свой я продолжаю Опять я – крайний, Опять я – с краю.

231

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Приезжает старый наркоман во свою родную деревеньку, видит только вьющийся бурьян там, где сад шумел когда-то крепкий. Видит перепуганных котят, правнуков его любимой кошки, книги что истлели все подряд, на траве лежат одни обложки… Та же синь и те же небеса, но ничто его не греет душу. Вот когда пошла та полоса, надо было мамку свою слушать. Пожалеть её забитый взгляд, гребешок и стоптанные туфли, и слова – от горя невпопад, и глаза, что рано так потухли… Только бедной мамы больше нет… Дом ощерился непримиримо грозно. Завязал и дал себе обет!.. Лишь одна беда – что слишком поздно. И рыдает старый человек, И дрожат, трясутся его плечи… Как он прожил человечий век?! Как он прожил век свой человечий! А котят никто не подберёт, деревенька эта вымирает… Бывший наркоман котят зовёт и с собой куда-то забирает.

232

Поэзия

Юлий Стоцкий

МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ, ГАЛИНЕ Ч.

Часть I, прелюдия. Небосвод в огне. Город весь в луне. Хрупкий снег серых дней. Встреча наших теней. Мы не знаем исход, Как потерянный взвод. Верим лишь в мах руки, Верим лишь в взмах ресниц, Мы ещё далеки, Мы из клина застывших в своём одиночестве птиц. Часть 2 Мне куда-то бежать И упасть на траву, Будет вновь дорожать, То, что есть наяву. И дороги пунктир. И иголки в душе… Меня выкинет мир На лихом вираже! Просчитался во всём, Зачерпнул ковш любви, Ты играешь с огнём, Ты меня не зови. Ты прильни к небесам, Поцелуй свет звезды, Я ведь знаю, что сам Стану каплей воды.

233

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Стану каплей, где льды Иль проснусь на лугу, Вновь не стать молодым, Быть твоим – не могу. Часть 3 Прошла пора, когда искрились стены, Когда вдвоём мы сотворяли мир, Пришли и холода и перемены, Недолго пили счастья эликсир. Теперь ты улыбаешься другому, И равнодушно вспоминаешь то, Как мы планету вывели из комы, Сыграв в любви азартное лото… Мы в памяти остались друг у друга. Но вот в сердцах мы больше не гостим. И ощущает лишь ладонь упруго, Как холоден не наш уже мэйнстрим.

234

Поэзия

Татьяна Устинская

татьЯна устинскаЯ

Татьяна Устинская родилась в Москве. В 1996 г. переехала в Берлин. По специальности горный инженер. Пишет стихи и рассказы. Печаталась в различных альманахах. Особые приметы по мнению друзей: сдержана, терпелива, бережно относится к своему творчеству.

235

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ПОСЛЕНОВОГОДНЕЕ

В этом множестве ярких цветов я ищу сероватый оттенок, Чтобы он мне помог незаметною мышкою стать. И как в детстве когда-то меня отличить будет трудно от стенок – Ярких красок во мне больше нет, их не стоит искать. Серый камень на сердце лежит и проблемы опять обнажились, Спрячу голову в шарф, чтоб не слышался времени шаг... Отстрелял, отсверкал Новый Год – я хочу, чтобы чудо случилось, Но пока из чудес только снег – это радостный знак! Как всегда, я надеюсь и жду, что спасусь от январских метелей, И меня не склюёт разноцветный красавец петух!. А пока я смотрю, как летит, оседая на соснах и елях, Мягкий снег за окном – невесомый, узорчатый пух!

236

Поэзия

Татьяна Устинская

ВЕРШИНА ГОДА

Я живу в середине зимы – Волноваться и спорить лень. Скоро кончится царство тьмы, Световой восстановится день. Будет солнце ломиться в окно, И весенние всплески чувств Не позволят «залечь на дно» И покой накопить… и грусть. Пусть подольше продлится январь, Будто я на вершине горы, Ну, куда так спешит календарь, Тайну чисел своих не открыв! Не хочу я спускаться вниз, Если ждёт поворот крутой. Может всё это мой каприз, Но зима мне даёт покой.

237

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ПРИМЕТА СТАРОСТИ

Немногословные стихи – Примета старости, быть может, Наверно срок стихам положен Иль «вечный зов» уже затих. И умещается в два слова Весь пыл души – зато точны Определения весны. Хочу, чтоб повторился снова Тот первый май, и робкий взгляд, И свет в глазах твоих, как прежде, Горел так радостно и нежно, Как много лет тому назад Не тратить сил, напрасных слов, Забыть про страсти роковые – Стихи короткие, скупые, Как уходящая любовь!

238

Поэзия

Татьяна Устинская

У ОМУТА

Словно в омут должна заглянуть В эту тьму нерешённых вопросов. Я, как будто, стою у откоса, А внизу грязно-серая муть. И никто не подаст мне руки, Не оттащит от мутной водицы, Не позволит к обрыву склониться – Всем надеждам моим вопреки. Ухватившись за куст, я стою, Продержаться, надеюсь, немного. Может кто-то подскажет дорогу, Чтобы мне не стоять на краю. Если ветер подует большой, То сметёт меня вместе с кустами И проблемы закончатся сами...

239

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ В БЕРЛИНЕ

Природа прощенья не просит За то, что в начале июля, В наш город ворвалась осень – Синоптики всех обманули. И белой сплошной стеною Разверзлись «хляби небесные», «Банный день» нам устроили, В каких-то своих интересах. Им сверху, конечно, виднее, Когда «отмывать» Европу. Мокнет наш город на Шпрее, Не видно конца потопу. Вот, если б ещё и души, Вкупе с воскресной молитвой, Омылись холодным душем, К дальнейшим готовясь битвам.

240

Поэзия

Галина Фирсова

Галина ФиРсова ВСТРЕЧА

По переходу спускалась Группа детей-инвалидов. Сочувствуя, сердце сжалось От жалости и обиды. Но странно, что эти дети, Толкались, смеясь, играли, И словно увечий этих Попросту не замечали. И я спросила у старшей, Что шла с этой группой рядом: «Ведь эти дети несчастны, Чему же они так рады?» Ответила дама грустно: «Поймите, ведь это – дети, И рады они тому, что Сегодня живут на свете. Их солнечный луч ласкает, Их радуют песней птицы... Увечья им не мешают Душевным добром светиться». Можно с болезнью телесной Мир принимать, как отраду, Писателем стать известным, Призёром олимпиады.

241

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Случается в жизни часто, Что руки и ноги целы, А человек так несчастен, Мир у него чёрно-белый. Обида, злость его гложет, Всегда недовольства маска, А мир этот каждый может Раскрашивать яркой краской.

«...И ЭТО ПРОЙДЁТ…»

Вот и в Хевиз зима пришла, Белым пледом дома укрыла, И белёсая кутерьма Отделила вдруг «есть» от «было». Понимаю, «...и это пройдёт...», Я продолжу путь по спирали, Пелена эйфории спадёт, Открывая иные дали. Вновь волна то любви, то тоски Захлестнёт. Покружив, отпустит... И ползут по щекам ручейки То ли радости, то ли грусти...

242

Поэзия

Галина Фирсова

МАМИНЫ МЕДАЛИ

В деревянной, слегка почерневшей шкатулке Я храню эхо памяти. С бряцаньем гулким Высыпаю на стол боевые награды. Вот медаль за Берлин, вот – за штурм Сталинграда. Есть медали за Крым, боевые заслуги... Их до блеска мелком тёрла я на досуге. Помню, мама по праздникам их надевала. Я, беспечной девчонкой, в «медальки» играла. Мне казалось, они пахнут порохом, медью... Ими, лапу пожав, награждала медведя, Я вручала их куклам, к себе примеряла... И бывало, шкатулку прижав, засыпала. Потускнели, поблекли реликвии детства, Но мне дорого мамино это наследство. Я с годами острей ощущаю разлуку, Передам их на память я сыну и внуку, Амулетом им мамины будут медали, Чтобы страха войны никогда не узнали.

243

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

МГНОВЕНИЯ

Я помню себя босоногой девчонкой, С разбитой коленкой, с косичкою тонкой, Сижу на скамейке под старым оконцем, Болтаю ногами и щурюсь от солнца. Легко на душе, по-ребячьи беспечно, И кажется детство таким бесконечным. Невидим, как след пролетающей птицы, Тот миг… Он не сможет уже повториться. Растает, как облако, яркий и краткий, Он словно мираж, а что дальше – загадка. Я детской душой осознала однажды, Как помнить мгновение каждое важно. Ведь вскоре я буду совсем не такою: И мысли другие, и небо другое... Прошло много лет, нет скамейки знакомой, Нет запаха детства, нет старого дома, Нет той беззаботной смешливой девчонки, С разбитой коленкой, с косичкою тонкой. Осталось лишь в памяти яркой страницей Мгновенье, которое не повторится.

244

Поэзия

Галина Фирсова

НОЧНОЙ ДОЖДЬ

Настойчиво дождик стучится в окошко, Меня приглашая тайком погулять, В таинственный парк по зеркальным дорожкам, Где стразами стали деревья сверкать. Большая луна, будто сторож, пытливо Глядит с укоризной, и мне не уснуть. Глаза я рукой прикрываю стыдливо, Пытаясь от взгляда её ускользнуть. Мне кажется, все потаённые мысли Она угадает, не дав убежать В далёкое детство, где капли повисли, И с веток их можно со смехом сбивать. И бегать по лужам, пугая прохожих, И ласковым струйкам подставить лицо.... О, как мы сегодня, увы, не похожи На тех озорных и беспечных юнцов. Нет, дождь, не зови, не пойду. Понимаешь, Не та я уже, и желанья не те. В обнимку с бессонницей, веки смежая, По памяти проще бродить в темноте. Луна угодила в гардинные сети И пристально смотрит, мой сон не щадя, А я, засыпая в причудливом свете, Танцую, как в детстве, под песню дождя.

245

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ПРОГУЛКИ ПО ХЕВИЗУ

Январские дни переменчиво хмуры, То солнце блеснёт, то задуют ветра, Но город не выглядит серо-понурым, Покой безмятежный царит здесь с утра. Иду не спеша, а куда торопиться? Слышны мне: «Hallo! Guten Morgen! Привет!» И дружеский жест, и улыбки на лицах, Киваю и я, улыбаясь, в ответ. Кричат воробьи: «Чик-чирик! Жизнь прекрасна!» От чувства полёта легко захмелеть. Беззвучно шепчу им: «Согласна, согласна, Мне тоже легко, и мне хочется петь!» Я радуюсь россыпям мелких ромашек, На чистых полянах растущих назло Январскому ветру, он вовсе не страшен, Земля отдаёт им живое тепло. Раскинули мощные ветви платаны, Любуясь своим отраженьем в ручьях, И кажется, держат стволы-великаны Небесную синь на могучих плечах. По телу скользит тонкий солнечный лучик, К земле он стремится, на травку прилечь... Устал, пробиваясь сквозь зимние тучи, Чтоб крокуса синюю свечку зажечь. И я застываю на миг в упоении, И время прошу: «Не спеши, задержись!» Пусть память запишет все эти мгновенья В бесценную книгу с названием «ЖИЗНЬ».

246

Поэзия

Галина Фирсова

ОЗЕРО ХЕВИЗ

Я по озеру плыву, Гладь воды искрится... Это сказка наяву Или сон мне снится? Гладь упругую рукой Рассекаю смело, И в магический покой Погружаю тело. Чудо-озеро живёт, Лёгким паром дышит, Стеблей тонких хоровод Бережно колышет. Луч в прозрачной глубине, Преломляясь, тонет, И кувшинку дарит мне На листке – ладони. Хевиз-озеро, не зря, Все зовут волшебным, Щедро делится земля С ним теплом целебным. Бьёт горячих струй фонтан, Глади не нарушив, Пеленает нежно стан, Проникает в душу. В невесомости плыву, Негой упиваюсь, Не во сне, а наяву К сказке прикасаюсь. Мне бы этот миг продлить, Лёгкость и отраду. Счастья чтоб глоток испить Разве много надо?

247

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

евГениЯ воРоБьева

Евгения Воробьёва (супруга Карла Абрагама) родилась в Керчи в 1942 г. – в катакомбах, где мать скрывалась от немцев. Через месяц после освобождения Керчи (11 апреля 1944 г.), в конце мая 1944 г., все спасшиеся в катакомбах вместе с крымскими татарами подверглись депортации. Семья Евгении попала в Пермскую область, где она закончила вечернюю школу и финансовый техникум. Затем отправилась по комсомольской путёвке поднимать целину. Там же вышла замуж, но вскоре муж трагически погиб. С Карлом Абрагамом они вместе уже 30 лет. Поэтический дар открылся у Евгении сравнительно недавно, два года назад. Мы рады представить её творчество в нашем сборнике. Особые приметы по мнению друзей: непосредственная, человек исключительной доброты, всегда готовая помочь людям.

248

Поэзия

Евгения Воробьева

*** Щебечут птицы во дворе, щебечут птицы. Они привыкли каждый год у нас селиться. Подрос каштан, скворечник с ним поднялся выше, Сравнялся с гнёздышками ласточек под крышей. Наш тихий дворик воробьи облюбовали, И соревнуются без устали в вокале, Хор спозаранку гомонит многоголосо, Дают концерт певуньи-птицы нам без спроса. Придёт пора и станет осень дирижёром, Ей воробьиным управлять придётся хором.

249

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

*** Где силы взять, чтоб старость одолеть? Неравная борьба – года сильнее. Хотим мы долго жить и умереть, Как прежде, молодыми, не старея. Нельзя закон природы изменить, Но мы всё тщимся выглядеть моложе, Косметикой пытаясь сохранить, Подольше цвет и эластичность кожи. В угоду моде – многим на беду, Врачи меняют наши лица рьяно, Но не всегда удачно, к их стыду, И возраст побеждает постоянно. Смириться трудно, но признать пора Победу нашей матушки-природы, Коль молодость уходит со двора, То тщетны будут все потуги моды.

250

Поэзия

Евгения Воробьева

*** Часы отсчитывают жизнь, Не торопясь, не ошибаясь. Не нужно в будущее виз, Иду вперёд, не опасаясь. Застыли стрелки в час войны, Мне б отказаться от наследства Воспоминаний, что полны Бедой измученного детства. Размерен, точен ход часов, Проходит осень вслед за летом, Где было счастье и любовь... Подкрались стрелки незаметно К холодной, слякотной зиме, Она печалью одарила Но всё равно отрадно мне , Всё, что в прошедшей жизни было. Часы отсчитывают жизнь...

251

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

*** День долог, но приходит вечер, Надежду и добро суля, Каштановые меркнут свечи, О чём-то шепчут тополя. Очарование покоя Дарует ангел перед сном. Я сердце Господу открою И расскажу, что прячу в нём, Покаюсь за греховность мысли, Здоровья близким попрошу, Немного счастья в этой жизни, А боль молитвой заглушу. Растают в вечности бездонной Молитвы, помыслы, слова, Я улыбнусь улыбкой сонной, Ресниц сомкнувши кружева. День долог, но приходит вечер.

252

Поэзия

Евгения Воробьева

*** От старости лекарства нет, Хоть их придумывают много. Будь ты король или аскет, К могиле приведет дорога. И даже нефтяной магнат Вторую молодость не купит, Больших не оценив затрат, Судьба и дня нам не уступит. Нам при рожденьи в небесах, Назначен срок для проживанья, Неважно – нищий иль монарх, Не изменить нам предсказанья. Но в наших силах лишь одно – Прожить, неся добро как знамя, Чтоб было от души оно, Чтоб светлую оставить память. Чтоб все могли нас вспоминать, Не усмехаясь зло, а плача, Уметь без жадности давать, Без зависти делить удачу. И людям зла не причинять, Быть с ними честным, справедливым, И главное не забывать, Что в наших силах стать счастливым!

253

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

евГений денисов

Евгений Денисов родился в городе Душанбе, по специальности – археолог. Жил в Москве, Ташкенте и Петербурге. С 1985 по 1988 г. за «антисоветскую деятельность» по ст. 70 УК РСФСР (за призывы к демократизации общественной системы в СССР и к выводу советских войск из Афганистана) отбывал срок в тюрьме «Лефортово» – московской Главной тюрьме КГБ СССР и в ташкентской спецбольнице «Чукурсай». В конце восьмидесятых – в начале девяностых годов небольшая часть его стихов и публицистики была опубликована в республиканских и городских газетах и журналах Таджикистана. С 1990 г. живёт в Берлине, с тех пор и до настоящего времени публикуется в берлинской русскоязычной печати. В девяностых годах две публицистические статьи прошли по «Радио Свобода», и одна опубликована в парижской еженедель254

Поэзия

Евгений Денисов

ной газете «Русская мысль». Вышла книга с повестью «Одиссея археолога-диссидента» и несколькими рассказами. Особые приметы по мнению друзей: иногда бывает угрюм, за что просит его простить. Но вслед за Александром Блоком утверждает, что не это («угрюмство») – его сокрытый двигатель, а, якобы, он – дитя добра и света!

*** С чёрного апельсина бездонной, бекрайней ночи, чуть просветлевшей утром, сдирает рассвет оранжевый розовую шкурку. Нежную и прекрасную. И в урну ее бросает, в урну, куда уходит время, ставшее прошлым навеки.

255

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

МОСТ АЛЕКСАНДРА III

В мгновенья мрака, тёмной пены, когда в отчаяньи стынут вены, ты вспомни русский мост нетленный над голубой иль синей Сеной, над ветреной и нежной Сеной...

– ведёт он в жизнь, где нет измены. Где нет предательств и страданий, нет Торы и Корана брани, и сволочам не платят дани. Лишь миг – и заживают раны, и нет ночей, чтоб без звезды, и всех чудеснее цветы. Где невозможное – возможно, где меч уже навеки в ножнах. Здесь кроток даже Азазелло. Под пальмою – со львом газель лежат, как давних два кента, и реки не познают льда. И женщины всегда прекрасны, всё, что ни сделал, – не напрасно. И даже наш былинный Разин, такой же разлихой и страстный, сидит с ожившей вновь княжной, И не звучит казачий вой. Здесь батюшек не пачкаются ризы, кумысом упиваются киргизы, прохладны над Сахарой бризы, таджики в Бухаре без визы, с гасконцами целуются пруссаки, забыв обиды вечные и драки.

256

Поэзия

Евгений Денисов

И льются песни светлые по весям, евреи не сбривают пейсы, не опасаясь ни арабов, ни иранцев, и бесконечны упоительные танцы... И кажется, лишь вздох – и вот Рассею наполнит свет Полей пророка Елисея!

ТАНТРА

Я к устрице её, сияющей в ночи, влеком, как пилигрим, не в силах уклониться. И зверь во мне проснулся и рычит, и Бог благословляет, мнится, и призывает нас соединиться. Глубокая, как тьма, как солнце горяча, меж двух столбов, как бы преддверий рая. Вся шелковистая, что нежная парча, подобна неизведанному краю, пусть вновь и вновь себя в тебя вонзаю. И расцветут чудесные цветы, и запылают новые зарницы, и вечность в миг единый воплотится... О, как близки окажутся мечты, – так одарить во власти только ты!

257

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

СТОЛИЦА ОЖИДАНИЯ ЧУДА

Разговор с моей хорошей знакомой, живущей на окраине Иерусалима, вернувшейся из Франции: – Моя провинция мне нравится больше, чем французская.

– Да какая же, помилуй, «провинция» – Иерусалим??! Иерусалим – это ведь Столица Ожидания чуда!! Ожидания чуда столица – Йерушалайм. Ожидание чуда читаю я в лицах и таксиста, и дворника. И из каждого дворика ливнем свет несказанный льется на улицы. Здесь ломаются догмы, оковы, да так, что уже не покажется мало! Как уже с возродённой страной и ивритом. По-весеннему алые в декабре, к солнцу тянутся и ветрам улыбаются неизвестные раньше цветы. Многотысячевольтные токи скрываются в той стене, где сливаются Он – огромный и крохотный – ты.

258

Поэзия

Евгений Денисов

КОГДА ТЕБЕ ТЯЖКО

Говорят, когда тебе тяжко, Надо помочь постараться тому, кому еще хуже. Не потому ль зажигаем мы свечи, встречая субботу. Может быть, Ему хуже, чем тебе! Может быть, Его взгляд немножко согреют язычки этих свечек? Ну а мы? – Мы потерпим, что делать!... А, глядишь, и тебе самому полегчает!...

259

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

260

Лит. студия «Мир Слова»

очеРки и статьи «Комментарии свободны, но факты священны». Скотт Чарлз Престуич, издатель «Манчестер гардиан».

261

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

каРл аБРаГаМ

Карл Абрагам – человек удивительной судьбы. Родился в Берлине 17 апреля 1930 года, а в 1933 году семья, спасаясь от преследований, переезжает в СССР. И только в 1991 году Карл возвращается с матерью и женой к себе на родину. Находясь в России, оканчивает Горьковский медицинский институт, получив специальность гинеколог-онколог. В 1961 году успешно защищает диссертацию. Автор 33-х научных работ. Первая литературная публикация относится к 1988 году – в Киевском журнале «Радуга» печатают его статью о героях книги «Конармия» И. Бабеля. В 2000 году в Берлине выходит первая часть книги «2 часа и вся жизнь», в 2005 – вторая часть «Возвращение». В 2007 г. книги были переведены на немецкий язык. В 2004 опубликована книга «Этюды на еврейские темы», в 2015 году вышла книга «Романское кафе». Особые приметы по мнению друзей: вежлив, галантен, образован, сдержан.

262

Очерки и статьи

Карл Абрагам

НОВАТОР СИНАГОГАЛЬНОЙ МУЗЫКИ

Вместо эпиграфа: – Абраша, ты знаешь кто такой Левандовский?

– Да, папа, это центральный нападающий футбольной команды «Бавария».

– Нет, сынок, это, малоизвестный немецкий композитор. Его звали Луис Левандовский.

– А он что, папа, тоже играл в футбол?

– Нет, малыш, он играл на органе. Луис (Лазарус) Левандовский родился 3 апреля 1821 года в местечке Врешен – административный округ Познань, – в обедневшей семье синагогального служки, пятым по счёту ребёнком. В пятитомном издании Propyläen «Welt der Musik» композитору посвящено буквально несколько строк. Из них мы узнаём, что Левандовский «занимался в основном реформой синагогальной музыки». Других биографических сведений о музыканте авторы статьи не приводят. Семья, состоявшая из семи человек, жила более чем скромно, с трудом сводили концы с концами. Чтобы прокормиться, Левандовские много трудились. Младший из братьев – Луис часто помогал отцу в синагоге. Наряду с молитвами, мальчик, вольно или невольно, запоминал синагогальные мелодии. С годами у Луиса обнаружился красивый голос, и родители решили отправить младшего сына, что называется, «в люди». Где на подводах, а где и пешком, двенадцатилетний подросток, а по существу ещё ребёнок, с трудом добрался до Берлина. Уже в то время в столице Пруссии проживало около 300 000 жителей, из них 6000 (2%) евреев. Мальчик прибыл в столицу из глубокой провинции, в которой говорили только на идиш. «Очаги культуры» были представлены синагогой и одной начальной школой, где кроме изучения талмуда и еврейских религиозных законов, практически ничем больше не занимались. Каких-либо базовых знаний по естествозна263

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

нию и географии ученики не получали. Книги на немецком или польском языках были недоступны. В 1833 году Луис принят в хор еврейской синагоги. Его берёт под свою опеку кантор общины Ашер Лион. Кроме этого, мальчика определяют в гимназию. С помощью Александра Мендельсона, одного из внуков Мозеса Мендельсона, Левандовский поступает в Академию Искусств. Он оказался первым евреем этого учебного заведения. В 1840 году, девятнадцати лет от роду, он становится дирижёром четырёхголосного хора еврейской общины. В этой должности он пребывает до 1890 года. К середине сороковых годов Левандовский впервые заявляет о себе как композитор. Он выступает перед широкой публикой с собственными произведениями патриотического толка, воспевающими величие немецкого флага. По цензурным соображениям эти сочинения были запрещены, ноты изъяты, а их автор оказывается под следствием. Пунктирно напомню, что сороковые годы девятнадцатого века – это годы зарождения рабочего класса в Германии, начало борьбы граждан за свои права. Пришедший к власти в 1840 году король Фридрих IV, вроде бы прекратил преследование инакомыслящих. На самом деле всё оставалось по-прежнему. Тот, кто требовал изменений в конституции, рассматривался как изменник родины. Любое выступление против власти, будь то правого или левого толка, всячески пресекалось. В особенности это касалось представителей немецкой интеллигенции. В 1845 году композитор начинает работать над молебном «Kol Rinna u-T'Fillah», что с иврита переводится как «Голос ликования и молитвы». Мелодия молебна была подсказана Левандовскому его учителем А.Я. Лихтенштейном, приглашённым в Берлин из Штеттина на должность кантора. Лихтенштейн знал множество еврейских мелодий, уходящих корнями в польско-литовский фольклор, он обладал очень красивым драматическим тенором и в совершенстве владел игрой на скрипке. Но он, к сожалению, никогда не изучал композицию и с приёмами аранжировки знаком не был. За него это делал Леван264

Очерки и статьи

Карл Абрагам

довский. Только этим можно объяснить тот факт, что Левандовский в первом издании своего молебна даже не упомянул фамилию своего учителя. На протяжении всей своей творческой жизни Левандовский весьма ревностно относился к любому успеху своих коллег. Первые сорок лет своей жизни Левандовский был известен не как композитор, а как преподаватель музыки, который занимался тем, что отбирал в берлинских школах детей для своего хора. «Молчание» Левандовского продолжается около полутора десятков лет. В 1860 году он представляет публике свои новые сочинения. Это были песни на немецкие тексты. В дальнейшем они были использованы в еврейских и в общеобразовательных немецких школах. Кроме этого, он сочиняет инструментальные произведения и уделяет много времени аранжировке синагогальных мелодий. В этот же период в его творчестве вновь замечены песни патриотического содержания. Когда в «Новой синагоге» решили установить орган (что вызвало в те годы бурю эмоций), то для этого потребовалось заключение семи раввинов и самого Левандовского. Благодаря органу он заметно расширил свой репертуар, стал более интенсивно сочинять музыку, аранжировки его прежних сочинений стали богаче и разнообразнее.

5 сентября 1866 года в Берлине в торжественной обстановке и при большом стечении народа на Oranienburger Str. была освящена «Новая синагога», выстроенная в мавританском стиле по проекту архитекторов Эдуарда Кноблауха и Августа Штюлера. В числе гостей были князь Отто фон Бисмарк и полицай-президент Берлина Отто фон Бемут. В торжественном открытии синагоги принимал участие духовой оркестр и хор в сопровождении органа под руководством музыкального директора еврейской общины Луиса Левандовского. Огромная заслуга Левандовского состоит в том, что он сумел не только сохранить самобытность еврейских мелодий, но и соединить их с новыми средствами выражения западно-европейской музыки.

265

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Что нового внёс Левандовский в богослужение? С приходом Левандовского в «Новую синагогу» главным действующим лицом литургии становится четырёхголосный хор во главе с дирижёром. Он придавал огромное значение роли органа. Для него этот инструмент выполнял не только функцию сопровождения, но и роль соло. Чётко обозначена роль кантора. Отныне кантор не имел права заниматься импровизацией, он должен был петь строго по партитуре. Речитативы должны исполняться не на немецком языке, а на иврите. Левандовский требовал, чтобы канторы получали хорошее светское музыкальное образование. Жёсткие требования, предъявляемые к исполнителям, привели к тому, что многие талантливые канторы попросту ушли от Левандовского. Широко распространено мнение, что еврейские мелодии всегда выражают боль и жалобу, что жизнерадостные тексты не подходят для их озвучивания. Такую точку зрения можно слышать и сегодня. Это неверно. В своих сочинениях композитор старался избавиться от печально-трагических ноток, заменив их лирическими мелодиями. Он был так увлечён музыкой Мендельсона, что невольно использовал некоторые его темы в своих сочинениях. В творчестве Левандовского также встречаются мелодии из немецких народных песен. К концу жизни Левандовский сочинил музыку к 18 псалмам. Это было сделано по заказу еврейских общин Нюрнберга и Штеттина. Ни один из них не укладывается в рамки еврейской традиционной музыки. Неудивительно, что многие из этих псалмов исполняются при богослужении в немецких кирхах. В 1890 году музыкальная общественность Берлина отмечала 50-летний юбилей композитора. Наряду с другими наградами, ему был вручён приветственный адрес, оригинал которого хранится в Государственном военном музее Москвы, точнее, в его архиве. В начале 1893 года маэстро был вынужден уйти на пенсию. О причинах такого разлада можно только догадываться. Своим преемником Левандовский назвал Альберта Келлерманна – ру266

Очерки и статьи

Карл Абрагам

ководителя хора мюнхенской синагоги. Ему же он оставил всё своё нотное наследие. Келлерманн в 1927 году ушёл в лучший из миров, и где теперь находятся ноты Левандовского, никто не знает. Не исключено, что после окончания Второй Мировой войны они были конфискованы советской стороной и находятся в запасниках одного из музеев России. Луис Левандовский умер в феврале 1894 года. И если вам доведётся побывать на еврейском кладбище Weißensee, что в Берлине, то попросите проводить вас к аллее почётных захоронений. Там вы увидите памятник, на котором начертано: «Нашим любимым родителям Луису и Елене Левандовским». И чуть ниже: «Любовь делает песню бессмертной». Немцы чтут память своего земляка. Его произведения исполняются не только в синагогах, но и в светских аудиториях Германии и других стран Европы. А почтовое ведомство ГДР В 1990 году выпустила две почтовые марки с изображением Луиса Левандовского и новой Синагоги общим тиражом восемьсот тысяч экземпляров, что говорит о многом. Литература: 1. Jascha Nemtsov, Hermann Simon:Louis Lewandowski, 64 S. Hentrich & Hentrich Verlag 2011 2. Andreas Nachama: Der Mendelssohn der Sinagogalmusik: in Memoriam Louis Lazarus Lewandowski. In: Die Musik des osteuropäischen Judentums 1997, S. 32-37 3. Aron Friedmann, Der sinagogale Gesang. Welt der Musik, 1989, Propyläen Verlag B.3, S. 432

267

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

леонид неМиРовский

Леонид Немировский родился в Одессе, где прожил до 12 лет. Потом семья переезжает в Москву, и там он в 1959 году поступает в консерваторию, ранее отслужив в армии, опять-таки в Одесском военном округе. Пианист и композитор, работал во МХАТе (Московском художественном театре) в Театре-студии киноактера дирижёром и концертмейстером. В Германии с 1995 года. Особые приметы по мнению друзей: эрудирован, с радостью участвует, как в музыкальных вечерах, так и презентациях творческих работ своих друзей. Закончил работу над литературно-музыкальной композицией «Мастер и Маргарита» по одноименному роману Михаила Булгакова (с нетерпением ждём постановки этой грандиозной вещи в каком-нибудь Московском театре). Поражает отменным литературным вкусом и прекрасной памятью. Часто читает наизусть на заседаниях клуба любимых поэтов: Пушкина и Самойлова.

268

Очесрки и статьи

Леонид Немировский

НАШ ДИРИЖЁР

Москва. 1963 год. Консерватория стала на уши: всем хотелось увидеть, услышать, понять это чудо, спустившееся к нам с неба в лично управляемом самолёте! Его имя звучало по-английски, титул – немецкого барона, фамилия отсылала к армянам или грекам. Одним словом: ГЕРБЕРТ ФОН КАРАЯН! В мерцающем ореоле – Симфонический оркестр Западно-берлинской Филармонии! (Но мы звучали не хуже: ГСО СССР! Правда, последнее, приелось с детства, а буквенный фон ГСО сближало его с ГПУ). Один из профессоров, навещавший Европу, небрежно-презрительно обронил о нём: – Подумаешь, машет – «оперетта!» А утончённо аристократичный, и по-детски наивный, Арам Ильич Хачатурян надумал даже повидаться с «земляком». Потом оба хохотали над этим анекдотом, каждый на своём языке: Композитор – в кругу друзей, а грек Караянос – среди оркестрантов (уже по-немецки). Анекдоты вообще, как видно из сегодняшних записей, были излюбленным и, главное, действенным средством репетиционного времяпрепровождения. Музыканты расположились на широкой сцене Большого зала консерватории. Намечалась репетиция, попасть на которую не было ни малейшего шанса – по заведённому маэстро порядку посторонние в зал не допускались (verboten!). Но, как водится, не на тех напали. А было так: за кулисами сцены шёл ремонт, и, представьте, на всех висящих там стропилах разместились жаждущие впечатлений студенты, в первом редуте которых, вооружённый биноклем, вальяжно возлегал тот самый «любитель оперетты!» Я пошёл дальше. Смешавшись с оркестрантами (наверное, то была первая проба абсорбции) и ловко проникнув в литавровый карман, где ночует тяжёлая артиллерия оркестра: арфы, барабаны, контрабасы, я, сквозь неплотно прикрытую дверцу, следил 269

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

за дирижёром, извергавшим флюиды, которые пронизывали оркестровую плоть! Караян был прекрасным пловцом, отличным яхтсменом, горнолыжником, и сейчас его плавные руки просто купались в звучащей музыке. Я пребывал в Раю! И вдруг почувствовал – меня запеленговали, велев «прочесать» убежище! И тут я превратился в бедного еврейского мальчика, скрывающегося от немцев... Буквально втиснувшись в дверцу, мне всё же удалось избежать расправы и, улучив момент, ловко-трусливо покинуть сцену... Но только вечером, на концерте, мы ощутили и мощь, и многообразие личности, именуемой Караян! Скажу об одной, важной его особенности. Он умел снижать традиционный темп исполняемой музыки буквально до потери пульса, при этом наполняя её какой-то чудовищной энергией и предельной, необходимой выразительностью. К примеру, мелодия известной «Хабанеры», исполняемая Грейс Бамбри, (запись 1963 года), под палочкой дирижёра как бы расстилалась лёгким недвижимым дымком той сигарной фабрики, где разворачивается оперное действие. Это позволяло услышать и оценить титаническую работу, которую проделывал Композитор, буквально «вымучивая» каждую ноту, каждый поворот мелодии, доводя их до филигранно-жемчужного блеска, чем мы и наслаждаемся сегодня! И тем ужаснее был удар, постигший его после скандального провала премьеры оперы, по достоинству оценённой П.И. Чайковским, который предрёк ей, опере Ж. Бизе «Кармен», непреходящую мировую славу! В этой связи вспомнилась молодая, ещё неоперённая, но уже популярная Елена Образцова. Фланируя босиком по сцене Большого театра, свободно сметая ритмы и звуки, в темпе бравурного танго, пела цыганка о свободной любви. Караян отмечал её богатый певческий голос, однако совершенно необработанный: «Воет, как волчица». Ну что же, выучилась, стала звездой. Bravо! А в 1988 году я впервые пересёк границу своей Родины и оказался в Берлине. Это была двухнедельная гостевая поездка. По счастливой, или уже роковой, случайности мне довелось ещё раз «встретиться» с Караяном. Дирижёру исполнялось 270

Очесрки и статьи

Леонид Немировский

80 лет! И столичная Филармония организовала его юбилейный концерт, куда по всем прогнозам попасть было немыслимо – все билеты и входные пропуска за полгода до того были розданы. «Оставь надежду, всяк туда входящий...». Ха! ... На сей раз я наблюдал за ним с галёрки. Караян – музыкальный Бог(!) – стоял и руководил вселенским оркестром, извлекая из него волшебные созвучия двух последних симфоний И. Брамса! ... Дирижёр побывал в Японии, посетил известную фирму «Sony» и, приобретя необходимую аппаратуру и, лично руководя видеозаписью, оставил нам обширное, непреходящее музыкальное наследие. Так что, традиционно выражаясь, он для нас – «вечно живой», наш дирижёр, ГЕРБЕРТ ФОН КАРАЯН!

271

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

Яков Раскин КРЫМСКИЙ ГАМБИТ*

«Прошлое нужно помнить, но им нельзя жить». Арье-Лейб молча смотрел в окно вагона, мчавшего его в край, о котором он не знал ничего. Его мучила неизвестность, сменяющаяся неуверенностью в правильности решения, и ответственность за будущее своей семьи. А вот и Джанкой – долгожданная станция, суета: как бы не забыть чего из вещей, лихорадочный пересчёт корзин, чемоданов, горшков, и увязанных в узлы постелей. Мысленно он возвращался в Белоруссию, где в местечке под Чаусами родились и жили несколько его поколений. Там он держал не Бог весть какой кожевенный то ли завод, то ли мастерскую, в силу чего числился в соответствующих органах нэпманом, со всеми вытекающими последствиями. Однако этот заводик позволял ему содержать семью в относительном достатке. Налогами «частников» обкладывали гигантскими, а статус у лавочника или владельца парикмахерской находился в самом низу советской табели о рангах. Их детям была закрыта дорога во многие профессии, они не имели права служить в Красной Армии, не говоря уже о получении образования. Над «нетрудовым элементом» постоянно висела угроза потери избирательных прав, выселения или лишения хлебных карточек. И многие решали начать трудовую биографию заново, отправляясь в Крым, где в 20-х годах прошлого века организовывались коллективные еврей272

Очерки и статьи

Яков Раскин

ские хозяйства. Ну, а что сейчас? Легко ли поменять свою жизнь? Пусть она была скудной и неинтересной, но ведь так жили отцы, деды, прадеды. А тут – бескрайняя крымская степь, солнце, сушь и чужая земля, которая должна стать кормилицей. У каждого колониста путь в Крым был в чём-то похож, но у Арье-Лейба, моего деда, он существенно отличался от других, однако я временно прекращаю рассказывать о нём. Мы с ним ещё встретимся.

Члены еврейской коммуны. Мааян (источник) 1925 г

А теперь немного истории. То, что получили красные к окончанию Гражданской войны, было лишь тенью прошлой России. Даже Крым, жемчужина юга, казался чем-то средним между кладбищем и свалкой. В ноябре руководитель еврейской секции Крымской партии большевиков Абрам Брагин подал в Политбюро проект решения о создании в Крыму не автономной, а уже полноправной Советской социалистической еврейской республики. На восстановление Тавриды нужны были деньги, но где их взять? На счастье или на беду в Советскую Россию в те годы хлынули зарубежные инвесторы. Среди них ещё в 1922 году появились представители еврейской финансовой организации США «Джойнт», которые начали пробивать идею создания в Крыму еврейской 273

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

автономной республики. В 1923 году в Москву прибыл один из руководителей «Джойнта» Розен, который привёз для передачи советскому правительству записку, содержащую «выгодный для СССР проект создания на территории Советского Союза еврейской автономии». В этот район предполагалось переселить пятьсот тысяч евреев из западных областей Украины и Белоруссии. Стремясь заинтересовать советских лидеров в своих предложениях, авторы записки давали понять, что «Джойнт» при содействии американских и международных еврейских организаций, может помочь Советскому Союзу в получении крупных кредитов. В Симферополе был создан филиал банка «Агро-Джойнт», стали появляться еврейские посёлки, число которых доходило до ста пятидесяти. Дело двинулось: для поселенцев выделили 132000 гектаров крымских угодий. Прослышав о том, что в Крыму большевики открыли филиал Земли обетованной, туда стали прибывать евреи со всей России, Аргентины, Палестины и других стран. Был подписан договор между «Джойнтом», который в то время из-за отсутствия дипломатических отношений с США представлял Америку, и ЦИК РСФСР. Документ, носивший название «О Крымской Калифорнии», содержал в себе обязанности сторон. «Джойнт», например, выделял СССР по 1,5 миллиона долларов в год под 5% годовых (до 1936 года Россией было получено 20 млн. долларов), и под эту сумму ЦИК предоставил в залог 375 тысяч гектаров крымской земли. Они были оформлены в акции, которые купили более двухсот богатых американцев. Среди них были политики: Рузвельт, его жена Эллеонора, Гувер, финансисты Рокфеллер и Маршалл, генерал МакАртур и другие. Возвращение долга по займу с обусловленными процентами должно было начаться в 1945 году и завершиться в 1954-ом. И если в 1954-м Россия не выплатит этот долг, то должна будет отдать землю Крыма. Вот почему этот год был для советского руководства «критическим», как по политическим, так и по финансовым обязательствам. Сталин пренебрёг этим договором и в 1934 году открыл для евреев Биробиджан, потому что в Крыму начались волнения среди 274

Очерки и статьи

Яков Раскин

татарского населения. Они стали громить еврейские семьи, коммуны, и тогда Сталин сказал, что мы не можем разжигать пламя межнациональной ненависти, но деньги не вернул. Они потоком напрямую шли еврейским переселенцам через «Агро-Джойнт», минуя советский бюджет. На них покупали технику, инвентарь и продукты. Это вызывало недовольство советского руководства, которое настаивало, чтобы вся помощь поступала централизованно, а уж затем распределялась по его усмотрению. Постепенно советское руководство одержало верх, что подорвало всю систему, выстроенную благотворительными организациями. Понятно, что большая часть денег шла совсем в другом направлении, лишая, таким образом, еврейских переселенцев возможности самостоятельно закупать сельхозоборудование и инвентарь. Такая денежная зависимость от руководства подхлестнула протесты проживавших в Крыму евреев, и так страдавших от местного населения. На одном из заседаний Политбюро Сталин заявил, что ничего, кроме национальной междоусобицы, «Крымская Калифорния» стране не даёт. Он предложил проект закрыть, и его закрыли, но векселя остались у американцев. В 1943 году Сталин пожаловался Иосипу Броз-Тито, что Рузвельт в Тегеране сказал ему: «… я не могу больше продолжать поставки вам по лендлизу, потому что еврейское лобби в Америке очень сильное, и они требуют от меня продолжения «Крымской Калифорнии». Мы не можем открыть второй фронт, если вы сейчас не примите решение по Крыму» И Сталин дал указание готовиться к депортации татар. В августе 1945 г., в письме Министру торговли США Авереллу Гарриману, который в ноябре должен был приехать к Сталину и решить вопрос по «Крымской Калифорнии», госсекретарь Джеймс Бирнс писал: «Дорогой Аверелл! Президент Трумэн одобряет ваши планы. Он добавил к ним следующее: «…существование на территории Крыма базы советского Черноморского флота и еврейской республики – не совместимы! Крым должен стать демилитаризованной зоной. Дайте знать Сталину, что он должен быть го275

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

тов к тому, чтобы перебазировать флот из Севастополя и отдать Крым уже не как советскую республику, а как «Крымскую Калифорнию». Это еврейское независимое государство, в которое входит весь Крым, Сочи до границы с Абхазией, плюс Херсонская и Одесская области». Сейчас при упоминании Крыма и России принято вызывать из памяти детство в Артеке и ругать Никиту Хрущёва за «волюнтаризм», за то, что «отдал полуостров хохлам». А зря: для России всё могло сложиться куда хуже, и на месте Крыма располагался бы 51-й штат США или то, что нынче именуется государством Израиль. Но поскольку мало кто знает историю создания еврейских колхозов, то они не знают и причину такого щедрого подарка Украине, как Крым. А ларчик открывался просто. Наступил 1954 год, и пришло время платить по счетам. То есть: или СССР выплачивает долг по кредиту в долларах, согласно договору, или расплачивается крымской землёй. Вот тут-то Хрущёв, не потому, что был таким добреньким, и использовал сталинскую домашнюю заготовку: подарил Крым Украине: «другому государству», поскольку Украина наряду с Белоруссией на тот момент были членами ООН с правом голоса, то есть самостоятельными государствами, а Украина не подписывала никаких договоров с Джойнтом. Сталину было хорошо известно, что в 1897 г. был еврейский конгресс в Базеле, и на нём было принято решение создать государство в Палестине, но англичане были не согласны. И тогда Сталин дал команду через Болгарию и Чехословакию снабжать евреев, которые воевали против арабов и англичан, оружием. «Пусть Израиль будет в Палестине», резюмировал он. Но пришло время вернуться к моему деду. Как-то летним вечером к нему зашёл участковый милиционер, влюблённый в его Лейб Раскин с дочерью дочь, и под большим секретом поведал, 276

Очерки и статьи

Яков Раскин

что, если он не покинет местечко до Нового Года, то его раскулачат, фабрику конфискуют, а всю семью сошлют в Сибирь, и посоветовал, пока не поздно, уехать в Крым. Времени было в обрез, и дед послал старшего сына на разведку. Через две недели вернувшийся сын, захлёбываясь от восторга, рассказывал отцу о сельскохозяйственных коммунах, о том, что все там говорят на идише, о помощи Америки, перед которой дед благоговел, и, после недолгих раздумий, дед решился. Срочно за гроши был продан заводик, дом, недвижимость, и будущий колхозник Раскин Арье-Лейб с женой и шестью детьми отправились навстречу новой жизни. Через несколько дней прибыли в Джанкой, где находился центр помощи колонистам. После собеседования и оформления документов представитель «Агро-Джойнта» купил на базаре корову, нескольких кур, гусей и на грузовике повёз всю эту живность с семьёй в район, который назывался «Мааян» (источник). Пыльная дорога вилась то между колким жнивьём, то между заброшенным паром, поросшим круглыми шарами перекати-поля. Вдали, розовой от пыли, маячили скирды свежей соломы, тёмно-зелёная группа деревьев да два-три белых дома. Как пояснил сопровождающий, это был Тель-Хай (Холм жизни) – первое в Крыму еврейское поселение земледельцев. Наконец, приехали на место, если это можно было назвать местом, поскольку оно представляло собой выжженное солнцем чистое поле, на котором сиротливо стояли несколько палаток переселенцев. Это никак не оправдывало название, поскольку ни воды, ни тем более водохранилища там и в помине не было. Поставили и им палатку, обещая назавтра, к обеду, прислать машину, которая выроет колодец. Ровно в 12 часов следующего дня американский грузовик, снабжённый специальным приспособлением, через час высверлил в земле колодец, из которого хлынула безвкусная, но такая необходимая пресная вода. Бабушка Голда 277

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

«Люди воздуха», как их называл Шолом Алейхем, получили реальный шанс обрести свою землю впервые за столетия. Вместо права пасти козу на чужом кладбище, как тогда говорили, евреи получили право на землю. Начались тяжёлые будни. Через год новые земледельцы, объединённые в коммуну, смогли засеять землю, появилась скотина: птица, свиньи (их разведение вносило серьёзную лепту в процветание хозяйства), коровы, лошади, даже верблюды, которых запрягали в бочки-водовозки. Корреспондент американской еврейской газеты «Forverts» Йегошуа Зингер, посетивший Советский Союз в 1926 году, был особенно впечатлён достижением еврейского колхоза в свиноводстве, которому была присуждена первая премия Всекрымской сельскохозяйственной выставки, где представленная им необычно большая и плодовитая свиноматка породы Иоркшир стала объектом всеобщего внимания. В этой связи весьма примечателен очерк, напечатанный в журнале «Огонёк» за 1937 год, в котором сообщалось, что «…в гости к евреям-колхозникам Новозлатопольского района приехали казаки из станицы Цимлянской для заключения договора о социалистическом соревновании. Казаки побывали на животноводческих фермах, не дивясь более тому, что евреи, веками считавшие свинью «трефным» животным, за годы революции показали образцы свиноводства. Гости внимательно, «с пристрастием», осматривали свиней и строго проверяли их упитанность. Когда же на конноспортивном празднике еврей Матвей Бердышев, три года прослуживший в кавалерии, показал недурные образцы джигитовки и рубки, ктото из казаков назвал эту встречу счастливой, а евреев-колонистов родными. Можно сказать, что в районе, как и во всём Советском Союзе, рождались «евреи нового типа», практически не отличимые от не евреев». В этих коммунах жила и работала молодёжь, где старичками считались 28-летние здоровые ребята. Именно молодые могли так легко принять саму идею коммуны – никакой собственности, всё общее, работа каждого на благо всех. Коммунары работали от зари до темна, питались в общей столовой в строго определённое время. Брать продукты из столовой и готовить у себя дома запрещалось.

278

Очерки и статьи

Яков Раскин

В 1930 г. в еврейском поселенческом посёлке Чеботарка был открыт сельскохозяйственный техникум для подготовки евреев-специалистов, куда отправились на учёбу и мой отец Борис, ставший в 16 лет первым трактористом в коммуне, и его братья, получившие специальности зоотехника и механика. На новом месте переселенцы сталкивались с большими трудностями. Сказывалось отсутствие крестьянского опыта, приходилось бороться за выживание в безводной степи в условиях хозяйственной и бытовой неустроенности, враждебности местного крестьянства. Далеко не все обитатели еврейских местечек выдерживали взвалившиеся на них тяготы. Однако большинство переселенцев, стремясь вырваться из замкнутого круга местечковой нищеты, осваивались на новом месте, строили дома, прокладывали дороги и обрабатывали землю для будущих урожаев. Еврейские международные организации обеспечивали население редкими тогда тракторами, паровыми молотилками, ремонтными мастерскими, скотом, семенами и саженцами, что, естественно, вызывало зависть у местного населения, не имеющего и десятой доли этого. Особое внимание уделялось электрификации поселений, развитию виноградарства, садоводства и птицеводства. Были построены десятки водонапорных башен, вырыты сотни колодцев, что решало сложную задачу обеспечения этих засушливых районов водой. В поселениях были построены и работали предприятия по переработке молочных продуктов, маслобойные, черепичные и кожевенные фабрики. И всё же, несмотря на достигнутые успехи, до создания в Украине или в Крыму еврейской республики дело не дошло. Более того, начиная с 1930 года, начался постепенный упадок сельскохозяйственных поселений. Важной причиной неудачи еврейской колонизации стало проведение насильственной коллективизации, которая привела к многочисленным бедствиям. Было принято решение, что единственно правильное форма – колхоз. Коммуны были объявлены «левым перегибом». Невозможность прокормиться в голодные годы гнала их в города. Бежали не только евреи-переселенцы, но и потомствен279

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ные крестьяне других национальностей, веками жившие на земле. Местные крестьяне враждебно воспринимали переселение евреев. Земли было мало, и борьба за неё была острой. На юге Украины и в Крыму сотни тысяч коренных крестьян были безземельными. На их глазах еврейские колонисты получали бесплатно земельные угодья, заграничную сельхозтехнику, семена, породистый скот, тогда как им власти предлагали переселяться за Урал. На этой почве между пришлым и местным населением происходили открытые столкновения, драки, поджоги, потравы посевов и т.д. Это послужило причиной того, что в 1938 г. вышло Постановление ЦК КП(б)У, которое гласило, что «...национальные учебные заведения превратились в рассадники буржуазно-националистического влияния на учащихся»… Началось повсеместное закрытие еврейских школ и техникумов с переводом обучения на русском или украинском языках. Это воспринималось как начало проведения политики государственного антисемитизма. Еврейские колхозы не были исключением в череде сёл, посёлков, деревень, городов, где во время Большого террора бесследно пропадали люди. Беженцы-иностранцы и никогда не бывавшие за границей граждане оказывались «членами шпионских организаций». Рядовые колхозники, агрономы и зоотехники, как выяснилось, успешно «прятали свою истинную, контрреволюционную сущность». Руководители и сотрудники «Агро-Джойнта» тоже оказались в числе врагов. Понятно, что деятельность этой организации в СССР была запрещена. Сама биография того или иного обвиняемого становилась поводом тому, чтобы «провести» его по той или иной категории изобличённых врагов. И то, что человек не занимал значимый пост, не означало, что «рука правосудия» не настигнет его в поле или коровнике. В Киеве, в феврале 1938 года, побывал нарком НКВД Ежов и обратил внимание, что на Украине «…слабо ведётся работа по ликвидации сионистского подполья». В результате люди, которые были далеки от политики, стали обвиняемыми, а сотрудники органов получили возможность отрапортовать о своих «успехах». Как и ожидалось, еврейские колхозы-коммуны постепенно перестали существовать, и коммунары стали покидать уже об280

Очерки и статьи

Яков Раскин

житые поселения и разбрелись по необъятным просторам России. Часть из них отправилась в Биробиджан, но более сообразительные туда не поехали, по своему горькому опыту зная, что финал «Крымской Калифорнии» может повториться. Однако мой дед решил своими глазами увидеть этот «новый рай», но хватило его только до Читы. На вокзале в очереди за кипятком встретил другого, такого же горемычного еврея, возвращавшегося ОТТУДА, и на вопрос: что ТАМ, получил ответ, что таких жирных комаров он в своей жизни ещё не видел. Обратный путь проделали вместе. То, что крымская еврейская ав-

Мать Анна и отец Борис

тономия так и не была создана, объясняется, прежде всего, тем, что ещё весной 1927 года в качестве альтернативы, местом переселения евреев был избран Дальний Восток. Этот вариант решения еврейского вопроса представлялся сталинскому руководству оптимальным в пропагандистском плане. Таким 281

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

образом, радикально решалась проблема трудоустройства десятков тысяч разорившихся и оказавшихся безработными в результате свёртывания НЭПа еврейских торговцев, кустарей и ремесленников, а острота антисемитизма при переселении евреев из урбанизированной европейской части в почти безлюдную местность, напротив, снижалась. Одновременно планировалось улучшить демографическую ситуацию малонаселённого района и укрепить границу с Китаем. Фактически, свёртывание проекта «Крымской КаОтец-курсант лифорнии» началось в 1927 г., но крайне осторожно и под большим секретом, чтобы преждевременно не лишиться финансовых поступлений от «Агро-Джойнта». Так закончилось еврейское счастье филиала «Земли обетованной». Но в этой истории была и положительная сторона: дети бывшего нэпмана Раскина Арье-Лейба стали представителями трудового крестьянства, что давало им возможность получить образование. Отец закончил Севастопольское военно-морское училище, одна сестра стала фармацевтом, другая – бухгалтером. Мой дед стал главным раввином Запорожья. В дальнейшем дети обросли семьями и их пути разошлись. Проект «Крымской Калифорнии» был окончательно заброшен и остался только в памяти колонистов, как и процветающие колхозы, разрушенные строения которых заросли бурьяном. Правда, на еврейских кладбищах, ещё сохранились шестиконечные звёзды, напоминающие о том, что здесь когда-то кипела еврейская жизнь. А на некогда ухоженных полях коммунаров можно было собрать богатый урожай перекати-поле, как символа еврейского постоянства в вечном поиске счастливой жизни. * В статье использованы материалы из д/к фильма «Красный Сион» Евгения Цимбала и монография Я. Пасика «История еврейских земледельческих колоний Юга Украины и Крыма».

282

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

БРонислава ФуРМанова КОРОЛЬ С НЕУДОБНОЙ ФАМИЛИЕЙ

«Когда студенты моего курса «национальные меньшинства» задают мне вопрос, кто из евреев наиболее прославился в годы второй мировой войны, я неизменно отвечаю – Зальцман». Владимир Сергейчук, профессор, доктор исторических наук. Когда поздно вечером в нашей квартире раздался телефонный звонок из Америки, и в трубке я услышала не баритон Миши Рашковецкого, как это бывало всегда, а голос его жены Софы, я сразу поняла – случилась беда. Миши, большого оптимиста, который никогда не жаловался и старался не говорить о своей страшной болезни, не стало. Ещё одна потеря... На мужа нахлынули воспоминания, и перебирая Мишины фотографии, он долго рассказывал мне о своём двоюродном брате. До отъезда в Америку Миша с семьёй жил в Ленинграде. В 1963 году он работал в лаборатории одного предприятия, расположенного по соседству с заводом по производству башенных кранов повышенной этажности, директором которого был Исаак Зальцман – человек-легенда! Миша был ответственным по проверке сварных соединений газовых трубопроводов. Проверялись эти соединения по новой технологии, с помощью радиации, ампулы выдавались Мише под строгий учёт. Он объезжал объекты, а по возвращении проходил тщательную проверку на предмет количества полученной им дозы облучения. Неоднократно ему доводилось проверять сварные стыки башенных кранов и на заводе Зальцмана.

283

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Как-то, после очередной проверки, Нина Ивановна – работница этого завода – спросила, не хотел бы он занять освободившуюся должность начальника ОТК? «Почему бы нет?» – подумал Миша и уже на следующий день пришёл на разговор к директору. После беседы, Зальцман отозвал в сторону Нину и сказал: – Парень хороший, толковый, но ведь еврей же!

– Что вы, Исаак Моисеевич, никакой он не еврей! Он по отчеству Петрович! Подойдя к ожидавшему её в сторонке Мише, она выпалила: – Представляешь, он принял тебя за еврея!

– Что да, так да! – Усмехнулся Миша, поблагодарил Нину за участие, простился и ушёл. Через два дня позвонила Нина и сказала, что Зальцман хочет его видеть. Михаил Рашковецкий стал начальником ОТК. Кстати, как потом выяснилось, Нина Ивановна сама оказалась наполовину еврейкой. Они часто, вспоминая, посмеивались над этим эпизодом. Мишу мучил вопрос, почему Исаак Зальцман, сам с явно нерусской фамилией, так отреагировал на то, что Миша – еврей?! Через какое-то время он узнает ответ, но об этом позже. С самого начала между Мишей и Зальцманом сложились хорошие отношения и не менялись много лет. Вскоре вышло постановление правительства – приравнять должность начальника ОТК к должности заместителя директора завода, и Миша занимал её, работая бок о бок с Зальцманом, 23 года и ещё 6 лет после ухода того на пенсию. Исаак, несмотря на свой маленький рост, примерно 150 см, слыл грозой завода, был очень жёстким человеком (что, впрочем, неудивительно после стольких пережитых событий), часто кричал на подчинённых, иногда, как выражались сами сотрудники, «размазывая их по стенке». Многие говорили: – Если ругань не относилась лично к тебе, можно было заслушаться, как классически он это делал. Но Миша не помнил, чтобы когда-то Зальцман повысил голос на него.

284

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

И неудивительно, поскольку Миша был выдержанным, интеллигентным, культурным и обязательным человеком. О себе Зальцман рассказывать не любил, и подробности его жизни Миша узнал от его дочери Татьяны и сына Леонида, с которыми был близко дружен до самой своей смерти. Дружба же между дочерью Миши – Аллой и внучкой Зальцмана – Наташей продолжается до сих пор. Из воспоминаний мужа, из последующих частых телефонных разговоров с женой Миши, из журнальной статьи по её материалам, опубликованной в Америке, которую она нам прислала, я узнала так много интересного об этом необыкновенном человеке, что этими знаниями мне захотелось поделиться. Каким же он был, этот неординарный человек, сумевший осуществить неосуществимое? Орденоносец, герой-тыловик, которого не обошли все тяготы послевоенных репрессий. «Легендарная личность маленького роста, изящный, с маленьким собранным черноглазым лицом, умным лбом. Бархатный орешек с металлом внутри» – как писала о нём Мариэтта Шагинян. Человек, благодаря которому существовал легендарный Танкоград, обеспечивавший изготовление и бесперебойное поступление на фронт танков и танковых дизелей. Человек, имени которого нет в Большом Энциклопедическом Словаре.

285

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

9 декабря 1905 года, в местечке Томашполь под Винницей, в семье Зальцманов – малограмотной Молки и портного Моисея, появляется сын Исаак. Отец работает день и ночь, зарабатывая шитьём простейших рабочих штанов на веревочной завязке, но заработанных денег не хватает даже на необходимое. Семья, где поначалу было семеро детей, но двое умерли в детстве, сполна хлебает нужду и лихо. С большим трудом родители дают Исааку начальное образование, всего два класса народной школы. Вскоре, после одного из погромов петлюровцев, искалеченный ими отец умирает. Исааку, старшему в семье, в 14 лет приходится самому зарабатывать на жизнь на полях сахарной свёклы. Ему, подростку без образования, достаётся самая грязная и тяжёлая работа. Живой, энергичный по натуре, он с головой окунается в молодёжные дела: это и борьба с бандитами, и шефство над местным детским домом, где он работает воспитателем и где влюбляется в одну из работниц, отбивает её у другого претендента и вступает с ней в гражданский брак (регистрацию комсомольцы презирали). Зарегистрировались они только через 25 лет, когда этого потребовали жилищные обстоятельства. В ту пору на Украине свирепствуют не до конца разбитые вооружённые петлюровские и махновские отряды. Исаак, член части особого назначения(ЧОН), ведёт борьбу с бандитами, охраняет хлебные обозы. Успевает вволю пострелять, отсюда и любовь к 286

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

оружию на всю жизнь. В одной из перестрелок получает ранение. Но всё это не мешает ему учиться дальше. В самом голодном на Украине 1932 году в семье рождается сын. В 1933 году молодого специалиста, выпускника Одесского политехнического института, Исаака Зальцмана, направляют на работу в Ленинград, на предприятие «Красный путиловец». Его берут мастером смены в ремонтный цех, но вскоре, своей невероятной энергией и инженерной смекалкой обратив на себя внимание руководства, он становится зам. начальника Турбинного цеха, затем – главным инженером завода. В 1937 г. на свет появляется дочь. Уже в 1938-м он возглавляет Кировский завод. Всего за пять лет Исаак Зальцман делает головокружительную карьеру: от мастера смены – до директора крупнейшего тогда в СССР оборонного предприятия, выпускавшего танки, турбины, моторы... И это в неполные 33 года! Пока Зальцман продвигается по служебной лестнице, в мире происходят события, которые ставят перед Кировским заводом совершенно новые задачи. Когда начинается Гражданская война в Испании, лёгкие советские танки Т-26 и БТ-5 проходят там боевые испытания и показывают полное превосходство над танками франкистов. Но выясняется, что броня этих танков легко пробивается противотанковой артиллерией. Начинается работа над танком «Сергей Миронович Киров». Затем, сугубо по инициативе КБ, которым в тесном контакте с Зальцманом руководит конструктор Жорес Котин, создаётся знаменитый танк КВ (Клим Ворошилов). Во время войны с Финляндией Зальцман присутствует на боевых позициях, чтобы воочию увидеть, как его танки проламывают укрепления линии Маннергейма. Первенство остаётся за КВ. Когда 22 июня 1941 года немецкие войска переходят границу СССР и начальнику Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковнику Гальдеру докладывают, что снаряды их полевой артиллерии не могут пробить броню советских тяжёлых танков, он этому просто не верит. Немцы ниче287

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

го не знают ни о Т-34, ни о КВ, поэтому для них это – шок! Их спасает только то, что наши экипажи не совсем подготовлены. Не хватает солярки, снарядов и прочего. Советские войска стремительно отступают, оставляя на полях сражения вооружение. К концу 1941 года из 20 тысяч советских танков остаётся всего 1300 машин. Армия фактически разоружена. Производство новых танков становится условием выживания. Кировский завод, по существу, находится на линии фронта, всего в четырёх километрах от врага. Понимая, что в любой момент его могут захватить немцы, на территории строят оборонительную линию и все цеха минируют. Несмотря на обстрелы, предприятие работает и выпускает танки КВ, которые идут прямо на фронт. Зальцман не покидает стен предприятия ни днем, ни ночью. Его кабинет – командный пункт, откуда осуществляется руководство боевыми операциями и откуда зачастую кировцы с оружием в руках идут защищать подступы к своему заводу. За производство столь необходимого вооружения для защиты блокадного города – под непрерывными налётами и артобстрелами – Зальцману присваивают звание Героя Социалистического Труда, а позднее присуждают Сталинскую премию. Он продолжает руководить заводом в самое трудное для Ленинграда время и, вероятно, оставался бы там и в Блокаду, если бы не звонок от Сталина, который, высоко оценивая заслуги Зальцмана, поручает ему организовать производство танков в Челябинске, куда Исаак с группой из шестнадцати человек немедленно вылетает. Тысячи эшелонов в труднейших условиях перевозят на восток страны оборудование сотен предприятий, это и целые заводы, и отдельные производства. В Челябинск прибывают со своими семьями около пятидесяти тысяч специалистов, пятидесяти шести разных национальностей! При слиянии заводов сталкиваются не только интересы отдельных людей, но и разные подходы к работе, к производству. Каждый коллектив имеет свои традиции, каждый завод, как человек, имеет своё лицо и свой характер. Перед Зальцманом, по 288

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

существу, стоит титаническая задача, не менее трудная, чем само производство танков, – спаять все коллективы в единую семью. Часть предприятий размещается на уже построенных челябинских заводах, часть – на производственных площадях, которые только строятся. Для патронного производства приходится приспосабливать другие здания: помещения педагогического и сельскохозяйственного институтов и даже Челябинскую тюрьму. Причём, ВУЗы продолжают учебный процесс, а тюрьма действует. А вот московский завод «Калибр» «поселяется» в здании театра оперы и балета и на месте сцены «открывает» свой гальванический цех. Вследствие этого, открытие театра отложится на долгие 15 лет. Поначалу большая часть оборудования устанавливается просто на территории, без корпусов, люди работают под открытым небом. Ещё не успели сделать крыши, как наступают сильные морозы. Однако станки работают и выдают детали для сборки танков. В сборочном цехе под корпусами танков разводят костры – из-за холода к броне нельзя прикоснуться – обжигает руки. Но сборка не останавливается. На заводе, к тому времени, работает уже семьдесят пять тысяч человек. Вместе с семьями это триста тысяч человек, которых надо где-то расселить, многие живут в землянках. Ас-управленец Зальцман, имея в гардеробе и кожаное наркомовское пальто, и генеральскую папаху, и шинель, предпочитает танкистскую куртку и бесформенную шапку-ушанку, в которых носится по железнодорожным станциям и аэродромам Урала. Ругаясь матом и размахивая пистолетом, разворачивает эвакуируемое в Сибирь оборудование военных предприятий. Через месяц Зальцман разрезает алую ленту, и с территории завода выходит первый челябинский танк КВ («Клим Ворошилов»). История не знает таких примеров, чтобы в течение одного месяца весь завод перестроили на производство новых машин. Считается, что технически это невозможно. Зальцман доказал – возможно! В статье, опубликованной в журнале «Алеф», профессор И. Коган пишет: «То, что сделала небольшая группа евреев в 289

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

суровую зиму 1941-1942 годов на Урале, в Сибири и на Волге, было чудом, которое спасло Советский Союз от гибели». Да, действительно, Зальцман создаёт вокруг себя ядро талантливейших людей, ярчайших умов! Нo ему неоднократно приходится выслушивать недвусмысленные намёки, на «не русское» звучание фамилий руководящих коллег: Невяжский, Войтецкий, Гельмонт, Гольдштейн, Хайт, Друтман, Френк, Рохлин, Гуревич, Маргулис... Но, может, в этом и было счастье завода, что вместе собрались такие корифеи, которые продемонстрировали примеры изобретательности человеческого ума?! На эту тему даже появился анекдот: «Когда на заводе было создано УРС (управление рабочего снабжения), там засели одни евреи, и только начальник был русский – по фамилии Жидяев». Зальцман даже ночью не покидает завод. К числу его бесспорных достоинств относится чрезвычайно высокая работоспособность – он может ограничивать свой сон четырьмя часами в сутки. Всю войну он работает без отпусков и, практически, без выходных. Утром обходит цеха, разговаривает с рабочими, многих зная по именам. Его отличает от других многогранность характера, особый стиль поведения и руководства. Строжайшая взыскательность к работе сочетается с бережным отношением к людям. Методы обращения Зальцмана с подчинёнными, которые безусловно диктовались военным временем, – весьма суровы. Не справившихся с заданием начальников цехов он переводит на работу у станков. Его приказы не обсуждаются. «Зальцман» – звучит, как пароль. Он мастерски владеет речью. Это – театр одного актера. То и дело можно было слышать: «Исаак отмочил номер», «Исаак дал концерт». Рассказывают, как на одном из совещаний он выступил, абсолютно точно пародируя Сталина, которому ночью, якобы, звонил Лаврентий Павлович и докладывал о том, что «очень недоволен нашей работой». Вряд ли кто-то ещё в то опасное 290

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

время мог бы позволить себе такую шутку и остаться безнаказанным… Недоброжелатели докладывали Сталину о недостатках Зальц– мана, на что Сталин, якобы отвечал: – Вы забываете ещё один его недостаток – он умеет делать танки. Очевидцы вспоминают, что он мог наставить на мастера заряженный пистолет со словами: – Если не обеспечишь погрузку вагонов, то... Частенько от него выходили в полуобморочном состоянии. Все знали, что директор крут и требователен. Но именно он, Зальцман, в военные годы, строит дачные пансионаты в районе посёлка Шершни на Миассе и на озере Смолино, создаёт на базе дачи Енукидзе санаторий на красивейшем озере Урала – Увильды (это в войну-то!), куда насильно отправляет на десятидневный отдых измученных тяжёлым трудом, бессонными ночами и недоеданием работников. По тем временам это было неслыханно! Именно Зальцман вызывает врачей в цеха и насильно госпитализирует людей. На заводе ходила легенда: когда директор увидел, что работающие на морозе зябнут в сапогах, а некоторые начальники обулись в армейские валенки, предназначенные рабочим, то выстроил весь командный состав, приказал разуться, отдать валенки рабочим, а самим идти босиком по снегу, сгорая от стыда. Потом, правда, они вспоминали этот случай, как акт справедливого отношения директора к своим людям. Именно он создаёт мастерскую по производству валенок и обувает ими работавших на заводе, чем буквально спасает их здоровье и жизнь в те морозные зимы. На заводе очень много подростков, они с трудом выдерживают многочасовые тяжёлые смены, и для них Зальцман вводит специальные пайки – УДП (Усиленное дополнительное питание), которые в шутку называли «Умрёшь днём позже». Директор щедро премирует особо отличившихся, в основном не деньгами, а вещами: пальто, отрезами на костюм или платье, и продовольствием.

291

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

А ещё он строит городок тракторостроителей, общежития для рабочих, кинотеатры, детский парк, асфальтирует и освещает улицы. При обсуждении вопроса освещения Зальцману показывают стеклянные плафоны, которые собираются повесить на столбах. Прозрачные плафоны выглядят совсем дешёвенькими, и их решают сделать матовыми. Несмотря на ночное время, директор срочно вызывает начальника электроцеха. Вскоре в кабинет входит настоящий питерский интеллигент, на ходу поправляющий спадающее с носа пенсне.

– Вы можете покрыть матом? – спрашивает Зальцман, – Что вы, Исаак Моисеевич, – испуганно отвечает тот, – мы мат не употребляем, мы уважаем рабочих. В кабинете директора раздаётся дружный смех. А покрытые «матом» плафоны ещё долго освещают путь до заводской проходной… У любого города есть своя легенда. Легенда Челябинска – его знаменитая на весь мир хоккейная школа «Трактор». Именно им, Зальцманом, в 1947 году, формируется заводская команда по канадскому хоккею – «Дзержинец», им же подписан приказ о том, что футбольная команда тракторостроителей «переквалифицируется» в хоккейную. Он принимает деятельное участие в комплектовании команды. Первых звёзд – Ф. Селина, В. Соколова и В.Шувалова – он выписывает из Москвы. В городе появляется хоккейный стадион с трибунами, который возводится за какие-то две недели! Потом на месте этого катка отстроят Дворец спорта. «Дзержинец» станет «Трактором» и за 10 лет превратится в один из сильнейших хоккейных клубов СССР. Трое хоккеистов челябинского «Трактора» станут чемпионами мира. Так что челябинский (а стало быть, и отечественный в целом) хоккей многим обязан Зальцману. Из воспоминаний игроков: «Руководство завода относилось к нам с такой добротой и таким теплом, что вспомнить приятно. Никаких «против» не было. Нас всей командой пригла292

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

шали в театр завода на концерты, и перед началом Зальцман объявлял, что в зале находится хоккейная команда «Дзержинец», и на нас обрушивался шквал аплодисментов. Отношение к хоккеистам было потрясающее. Мы были всеобщими любимцами. И мы играли в хоккей со всей душой, до конца. Вроде бы уже и сил нет, все выложили, но боремся, надо обязательно победить, не осрамиться перед нашими болельщиками». Исаак обожает все виды искусства. Во время войны, благодаря ему, Танкоград посещают многие выдающиеся артисты и творческие коллективы. Многократно бывают: Марк Бернес, ансамбль Игоря Моисеева, Клавдия Шульженко, Лидия Русланова, чтец Яхонтов, Тамара Ханум и многие другие. На концерты Исаак приходит всегда вместе с семьёй, а потом артисты приглашаются к ним домой, и в ходе задушевного, тёплого общения, как правило, зарождается длительная дружба. У них бывают писатели, поэты, и для всех у Зальцмана, несмотря на занятость, находится время. Как-то перед концертом он, радуясь встрече с Соловьёвым-Седым, которого очень любил, так напоил его, что композитор, играя на рояле, свалился со стула. При поддержке Зальцмана рождается, и ныне популярный, ансамбль танца «Самоцветы». Зальцман боготворит театр Михоэлса и, покровительствуя ему, даёт распоряжение отгрузить в его адрес вагон стройматериалов для ремонта. Позже, уже в мирное время, этот факт станет одним из пунктов обвинения против него. Будучи Хозяином завода и района, он возводит над дорогой, на въезде в Тракторозаводской район, арку с лозунгом «Слава великому Сталину!», которую окрестили «Исаакиевской аркой». Рассказывают, что Зальцман говорил: – Я вам построил Исаакиевскую арку, я вам ещё построю Исаакиевский собор! Кто знает? При его-то способностях может и был бы в Челябинске собор, поставленный Исааком Зальцманом?! А фронту любой ценой нужны танки и, для более эффектив293

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ной организации производства, Сталин назначает Зальцмана заместителем наркома танковой промышленности. Однажды, позвонив Зальцману, Сталин приказал: – Через три дня пятьдесят танков должны быть под Москвой. А в Танкограде закончились двигатели! Но приказы верховного главнокомандующего, как известно, не обсуждаются, а выполняются любыми средствами. И Исаак, на правах замнаркома, останавливает проходящий мимо эшелон с авиационными двигателями и забирает нужное количество в Танкоград. Конструкторы работают всю ночь, и приказ Сталина выполняется в срок. Но Министерство авиапромышленности курировал сам Берия, и именно у него Зальцман «увёл товар», что могло закончится для него печально. Пришлось просить заступничества у Сталина. Это было не единственное столкновение Зальцмана с Л. Берия. После успешной организации работы в Челябинске, Исаака перебрасывают в Нижний Тагил, где он за два месяца налаживает производство Т-34, соорудив уникальный сборочный цех. Длина его главного конвейера превышала километр. Подобного конвейера не было тогда ни в Германии, ни в странах-союзниках США и Англии. Там у Зальцмана происходит очередное столкновение с Берия. Берия отвечает за артиллерию и руководит массовым изготовлением «передков» для орудий. Когда Зальцман впервые появляется на заводе, конвеер завален этими «передками». Начальство завода, которое трепещет перед всесильным Лаврентием, безропотно исполняет его волю в ущерб сборке танков. Но Зальцман получил от Сталина неограниченные полномочия и право принимать решения самостоятельно. Поэтому, первое, что делает новый директор (предварительно убедившись, что запаса «передков» хватает на мнoго месяцев вперед), приказывает послать их изготовление к такой-то матери. Уже через несколько часов эта тема «всплывает» на самом высшем уровне. В кабинет входят соответствующие товарищи, чтобы арестовать директора. Жёстко отчеканив: 294

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

– Товарищ Сталин дал мне полномочия бороться с теми, кто хочет сорвать выпуск танков, тем самым работая на Гитлера. Товарищ Сталин дал мне приказ расширить производство танков, и я гусеницами раздавлю каждого, кто попытается мне помешать! После чего вызывает охрану и просит удалить пришедших с территории завода. Звонок Берии не заставил себя ждать. Исаак рассказывал, что большего матерщинника (хоть и сам умел виртуозно пользоваться этим диалектом) он никогда не слышал. Коса нашла на камень. Когда Берия закончил, Зальцман твёрдо отвечает: – Склады забиты «передками», и моё распоряжение не нанесёт ущерба оснащению армии. Выслушав всевозможные угрозы, Зальцман посылает Л. Берия за разъяснениями в ставку Главнокомандующего.

– Смотри, Зальцман, чтобы у тебя гусеницы не лопнули, – перед тем, как положить трубку, в бешенстве произносит Берия. На тот момент инцидент был исчерпан, но позднее, в 1949 г., он аукнется Исааку. Летом 1942 года Сталин назначает Зальцмана наркомом танковой промышленности. На своём самолёте новый нарком вылетает в Сталинград, организовывает производства в Горьком и Свердловске. Его промышленность выпускает около сотни танков в день. В ходе войны его заводы построили больше танков, чем вся Германия вместе с её союзниками. Зальцман как-то сказал Молотову: «Мы дадим танки, только вы не вмешивайтесь!» Как пишет профессор Коган: «Эту фразу ему, конечно, после войны припомнили, но до этого Зальцман делал то, что хотел, и то, что было нужно. Если бы он и другие ждали указаний из Центра, война была бы проиграна». На территории Кировского завода стоит танк ИС – «Иосиф Сталин», тот танк, с которым Советская армия вошла в Берлин и выиграла войну. Александром Твардовским в то время написаны такие строки: 295

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

«Когда на Запад эшелоны, На край пылающей земли, Ту мощь брони незачехлённой Стволов и гусениц везли, Тогда, бывало, поголовно Весь фронт огромный повторял Со вздохом нежности сыновней Два слова – Батюшка Урал». Как-то вечером, поздней осенью 1942 года, в кабинете Зальцмана раздаётся звонок. Сталин вызывает к себе. Исаак встревожился. Думая, что рабочий день окончен, позволил себе принять сто грамм, а Сталин этого не любит. Когда вместе с Жуковым и Федоренко он оказывается в кабинете Сталина, только это его и волнует, но Хозяин обеспокоен другим. У немцев появился тяжёлый танк «Тигр» и поэтому они срочно должны создать оружие, противостоящее бронетанковой мощи немцев. В 1943 г., когда куратором танковой промышленности становится Берия, Зальцману, под его нажимом, приходится отказаться от должности наркома и вернуться в Танкоград, чтобы выполнить новую задачу – создать оружие, способное остановить «Тигры». За месяц Танкоград осваивает производство самоходок «Зверобой». Зальцман лично принимает участие в испытаниях, садится в новую боевую машину и уверенно трогает её с места. Когда в конце 1943 года на полях сражений появляется танк «Иосиф Сталин», становится очевидным, что немецкая военная промышленность безнадёжно проиграла. Это был звёздный час Зальцмана и его соратников. Всего под руководством Зальцмана было выпущено 18 000 танков и самоходных артиллерийских установок, изготовлено 48 500 двигателей к ним, 85 000 комплектов топливной аппаратуры, 17 500 000 боеприпасов, налажено массовое 296

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

производство тринадцати моделей танков и артиллерийских установок. Не случайно, американский посол в Москве в годы войны и СМИ союзников окрестили Зальцмана «Танковым королём России» и «Танковым богом». Его танки доходят в 1945 году до Берлина, и именно его танки проходят по Красной площади во время парада Победы. Начинается новая мирная жизнь. За годы войны население города выросло с двухсот семидесяти до шестисот пятидесяти тысяч человек. Боевой Танкоград должен быть превращён в мирный Челябинский тракторный завод. Этот переход был трудноосуществим, много труднее, чем переход с тракторов на танки в военное время. Зальцман справляется и с этой задачей, кажется, что этот человек может всё, но через несколько лет легендарный директор Челябинского тракторного завода сталкивается с проблемой, решить которую он бессилен. В 1945 году, в Ленинграде, за Московской заставой, руководители города закладывают Парк Победы – памятник победе советского народа, победе Ленинграда и, тем самым, и Ленинградскому руководству, которое в результате войны получает резкий карьерный взлёт. Вторым человеком в государстве становится Андрей Жданов, перебираются в Москву друзья Зальцмана – Кузнецов и Вознесенский. Зальцман ощущает плоды их возвышения до 1949 года. Вскоре после смерти Жданова (август 1948 г.) арестован его ближайший приятель по Кировскому заводу Яков Капустин – второй секретарь Ленинградского обкома. Вскоре Капустин «признаётся», что он – английский агент. С этого начнётся «Ленинградское дело» и чёрная полоса в жизни Зальцмана, которая чуть не закончится его казнью. Ленинградские руководители были избраны мишенью для репрессий не случайно. Слово «Ленинград» в период войны стало символом мужества и стойкости. Удар по его руководителям был рассчитан, в числе прочего, на подавление выросшего в людях в 297

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

военные годы чувства самоуважения. Целью его было устрашение всех, кто мог усомниться в величии «вождя народов». Арестованным А. Кузнецову, Н. Вознесенскому, П. Попкову и другим было предъявлено обвинение в измене Родине, в том, что они вели подрывную работу, намереваясь превратить Ленинградскую партийную организацию в свою опору для борьбы с ЦК. Жертвами репрессий становятся все руководители Ленинградской партийной организации, обвиняемые в причастности к Ленинградской антипартийной группе. Почти все советские и государственные деятели Ленинграда подвергаются преследованиям. Многие из них имели большие заслуги перед страной, в суровых условиях блокады доказали свою преданность Родине, но это не принимается во внимание. Только в Ленинградской области уволены с работы более двух тысяч человек. Сотни коммунистов исключены из партии за связь с Кузнецовым, Капустиным и другими. Суд приговаривает шестерых обвиняемых к смертной казни. Финал суда над ними – страшен: после приговора охранники набрасывают на осуждённых белые саваны и, взвалив на плечи, несут через весь зал к выходу. Через час все расстреляны. Но на этом «Ленинградское дело» не заканчивается, в течении 19501952 годов, осуждены и приговорены к расстрелу или длительным срокам тюремного заключения ещё 200 партийных и советских работников Ленинграда, а также их родственники. Из видных ленинградцев уцелел только А. Косыгин, будущий глава правительства СССР. Секретарь партийного комитета Челябинского завода Зверев – ярый антисемит, – не очень разбирающийся в производстве, но поднаторевший в интригах, многократно пытается давать указания директору, но эти попытки всегда терпят неудачу, и Зверев решает поквитаться с Зальцманом. Как-то, в порыве бешенства, говорит своим прихвостням: – Надел генеральский мундир и думает, что может делать всё, что хочет. Мы этого паршивого жида поставим на место. Зверев хорошо понимает смысл развернувшейся компании по борьбе с космополитизмом, которая, по сути, была откры298

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

той антисемитской акцией. Он направляет письмо Сталину, в котором обвиняет Зальцмана в порочных методах руководства, игнорировании партийного комитета и коммунистов, в неправильном использовании государственных средств и других нарушениях. Сначала к кляузе на Зальцмана в Москве отнеслись без особого интереса. Директор, хоть и еврей, человек заслуженный, сам Сталин уважает его, вроде даже покровительствует, часто ставит его в пример другим. Однако, 13 апреля 1949 года административный отдел ЦК готовит служебную записку Маленкову, в которой предлагается проверить факты. Комиссия с рвением принимается за проверку, выискивая как можно больше недостатков, которые можно поставить в вину директору. Как выяснилось позже, если бы это касалось только Зальцмана, то дело или замяли бы сразу, или дали бы ему ход, раздув до масштабов «преступной деятельности», и всё завершилось бы скорым наказанием ещё одного «не оправдавшего доверия партии» руководителя. Но всё это время Маленков и его аппаратчики, расправлявшиеся с соперничавшей с ними «ленинградской группировкой», решали, как лучше использовать Зальцмана в своей интриге. Работая до войны в Ленинграде, Исаак хорошо знал Кузнецова, Попкова и других руководителей города и области, ежедневно общался с руководством «второй столицы». Он может сообщить множество «жареных фактов» и стать важным источником компромата против них. Маленков надеется выжать из него всё, что нужно и даже больше. Летом 1949 года Зальцмана вызывают в Москву. С нехорошим предчувствием переступает он порог Комитета Партийного Контроля. Без предисловия Маленков и Суслов заявляют: – В бывшем ленинградском руководстве многие, хорошо известные тебе члены, оказались врагами народа. Поэтому ты дол299

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

жен написать всё, что о них знаешь, и тем самым помочь нам разоблачить их преступные замыслы и действия. Исаак, действительно, знает многих очень хорошо и поэтому, тщательно обдумывая каждое слово, на нескольких листах пишет о совместной работе с ними в предвоенные годы и первые месяцы войны. Бегло прочитав текст, недобрым взглядом окинув Зальцмана, Маленков заявляет: – Это никуда не годится, ты берёшь под защиту руководителей, которые пошли против партии. Это значит, что ты разделяешь их позицию. В таком случае мы будем вынуждены заняться и твоим делом. Когда дело начинает набирать обороты, директора вновь вызывают в Комитет, на этот раз в кабинет Берии, который сразу же язвительно спрашивает: – Расскажи-ка нам, Зальцман, как ты организовал на государственные деньги подарки для Кузнецова в сорок четвёртом году? И он рассказывает, как после снятия блокады, на общезаводском митинге кировцы принимают решение собрать средства для изготовления памятных подарков руководителям обороны города. На эти деньги и были сделаны в Златоусте меч для товарища Жданова и шашки для генерала Говорова и секретаря обкома партии Кузнецова.

– А почему же ты Самому ничего не подарил?

– Как же?! Кировцы подарили товарищу Сталину символический меч Победы и письменный прибор в виде танка!

– Доказать можешь?

– Смогу. Завтра.

– Вот завтра и продолжим разговор. С тяжёлым чувством выходит Исаак Моисеевич из здания высшего судебного органа партии, сознавая, что ему хотят «пришить» политическое обвинение. И если завтра он не сможет доказать, что кировцы делали подарок Сталину, то его обвинят ещё и в том, что «обошёл» вождя, наградив врага. Ранним утром следующего дня, он уже стоит под дверью Музея им. Пушкина, где была выставлена коллекция подарков Ста300

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

лину. Как только стали пускать посетителей, он спешит на поиски подарка кировцев и находит! Меч, сделанный лучшими умельцами Златоуста, красуется в специальном застеклённом шкафу. Дирекция выдаёт Зальцману справку, в которой значится, что «этот меч – подарок от рабочих завода, директором которого был т. Зальцман». И он, обрадованный таким счастливым поворотом, рассчитывает уже к вечеру вернуться в Челябинск. Бегло посмотрев справку, Берия предлагает Исааку, взамен на обещание вернуть ему кресло министра, подписать компромат на Кузнецова, Капустина и других и даёт ему время на раздумье до завтра. После бессонной ночи Зальцман повторяет, что не может клеветать на людей, известных ему только с положительной стороны! Прекрасно понимая, какие последствия ожидают его – вчерашнего «Короля танков России» – в случае отказа, он остаётся верен своему жизненному кредо – быть честным перед собой даже в самых трудных испытаниях! Он отказывается, и всю жизнь считает, что поступил правильно! Вскоре его пытаются арестовать под предлогом хранения оружия, но выясняется, что пистолет, которым его наградил маршал Жуков, был недавно сдан военпреду, поэтому липовое обвинеИз личного дела И. Зальцмана. Из фондов ОГАЧО ние рассыпается.

301

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Когда Берия докладывает Сталину об отказе Зальцмана дать нужные показания и снова занять кресло министра, тот удивлённо спрашивает: – А кем он начинал?

– Мастером на Кировском заводе, – Вот пусть и начнёт сначала, – следует указание, спасшее жизнь уже приговорённому к смерти, Зальцману. Зальцмана исключают из партии «за финансовые нарушения и неверный стиль работы», снимают с должности директора завода и назначают мастером цеха на небольшой завод в город Муром, под Владимиром. Однако о лишении его депутатства, генеральского и других почётных званий и наград Сталин ничего не сказал, а проявить излишнюю самодеятельность в этом деле даже НКВД и Партийный Комитет побоялись. Вот и получилась предельно абсурдная ситуация – ему оставили звания и регалии. Опять у Исаака всё не «как у людей», которых если уж репрессируют, то на всю катушку. Сам Зальцман так определил подлинный смысл этого решения: «Тут не было, как считали некоторые наивные люди, ни забывчивости, ни, тем более, благородства, а был иезуитский расчёт, по части которого кремлёвский деспот отличался непревзойдённым мастерством: пусть этот бывший нарком останется при всех своих званиях, регалиях и депутатском значке – на самой низкой цеховой должности. То-то народ посудачит, потешится, позлорадствует над судьбой бывшего большого начальника – а заодно ещё раз оценит доброту и благородство вождя». «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить», в ссылку, в Муром. Когда есть разрешение на травлю первого лица, наружу выплывает всё самое грязное и мутное. Так стало и с Зальцманом, человеком, конечно, не святым, со своими недостатками, как и у многих. Всё хорошее, что сделал этот человек, мгновенно забылось. Как никого другого Зальцмана боялись, любили, хвалили, а в создавшейся ситуации единодушно осудили и низвергли. Впрочем, Королей почти всегда низвергают.

302

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

Оболганный и оклеветанный, директор не может уехать из Челябинска, не простившись со своей любимой хоккейной командой. Они собираются на даче. Рассказывая о случившемся, Зальцман смеётся, перечисляя «повешенные» на него обвинения. Только вот спортсменам не до смеха. И не зря. После отъезда опального директора оказалось, что заботиться о развитии хоккейного спорта в Челябинске некому. Недоумение кадровиков завода в Муроме сменяется испугом, когда им приходится оформлять рядовым инженером, хоть и исключённого из партии, но настоящего, по всем документам действующего генерал-майора, обладателя многих правительственных наград! Как всегда, рядом его верная жена, которая для него и подруга, и мама, и сестра, и няня. Ни сбережений, ни собственности у них нет, семья бедствует, чтобы как-то продержаться, жена «Короля танков» вместе с дочерью занимаются огородом, выращивая картофель и тыкву. Кстати, их имущественное положение всегда оставляло желать лучшего. Накопительство и материальная выгода Зальцману совершенно чужды. Он довольствуется тем, что даёт ему судьба. Все годы войны семья сопровождает его то в Челябинск, то в Нижний Тагил, то в Москву, то обратно в Челябинск. Они живут в служебных квартирах, обставленных казённой мебелью и оснащённых казённой утварью. Дополнительное питание получают в виде служебных пайков, за которыми надо ходить в спец. столовую. Живут, в общем-то, безбедно, но ни о каких накоплениях и излишествах не может быть и речи. Когда в 1949 г. сын поступает в институт, родители, при всей их заботливости, не могут помогать ему материально. Из воспоминаний очевидцев: «Однажды генералу пришлось отпороть золотые погоны от своей знаменитой шинели и отдать её своей дочери Татьяне. В этой отцовской шинели она будет ходить на занятия в институт, поскольку семья «Короля танков» переживала такую бедность, что надеть девушке больше было 303

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

просто нечего». Итак, Исаак, недавний нарком танковой промышленности, исправно выполняет свою работу мастера, руководит сменой в пятьдесят человек. Никогда не лезет в дела ни начальника цеха, ни директора и сразу завоёвывает авторитет. Кое-как налаживается быт. О нём ходит много слухов, но зыбкие слухи, как тени, меркнут под лучами добра и мудрости, которые словно солнце щедро дарит этот человек. Начальство столбенеет, когда в праздники он надевает генеральский мундир, увешанный орденами и медалями, в том числе, медалью Героя Социалистического Труда (полученной двадцатым в стране), трижды кавалера Ордена Ленина, кавалера орденов Суворова и Кутузова, двух орденов Трудового Красного Знамени и ордена Красной Звезды... Он заходит в городской ресторан, заказывает три по сто граммов водки и выпивает: за Героя Зальцмана, за генерала Зальцмана и за наркома Зальцмана. Так рассказывают... Муромское руководство не переносит орденоносца, и ему приходится перебраться в город Орёл. В 1955 году, после расстрела Берии, Исаака реабилитируют, восстанавливают в партии, приносят извинения. Он мечтает вернуться в Ленинград, но его просят задержаться в Орле, чтобы запустить на заводе новый цех, с чем он и справляется, как всегда, успешно, после чего, несмотря на уговоры остаться и возглавить завод, возвращается в город на Неве. По дороге заезжает в Москву, добивается в ЦК партии официального направления в Ленинград и с этим документом прибывает в Смольный. Радостно поднимается по знакомой широкой мраморной лестнице к приёмной первого секретаря Ленинградского обкома партии Ф. Козлова, с волнением ожидает, когда из кабинета вернётся секретарь, которая пошла доложить о его приезде. Но когда она выходит оттуда, плотно прикрыв за собой дверь, его ждёт жестокое разочарование.

– Тов. Козлов не может вас принять, он считает, что вам не надо переезжать в Ленинград, по городу пойдут ненужные раз304

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

говоры... Указывая на свой мандат, Зальцман пытается протестовать, но получает сухие и невозмутимые ответы. Что же теперь? Помня, что орловцы просили его остаться, решает возвратиться в Орёл, покупает билет и, в оставшееся до отправления поезда время, идёт побродить по улицам любимого города, в последний раз взглянуть на знаменитый Исаакиевский собор. И вот тут – тот самый господин Случай! Из притормозившей возле него машины послышалось: – Исаак, что ты тут делаешь? К нему бросается его знакомый Н. Смирнов, теперешний председатель Ленгорисполкома. Он с интересом расспрашивает Зальцмана о его делах, внимательно выслушав, рвёт железнодорожный билет и говорит: – Остаёшься в Ленинграде, квартиру я тебе дам. Где хочешь работать? Вернёшься на свой завод? Но ошеломлённый Зальцман отвечает отказом.

– Тогда принимай дела главного инженера Ленгорлеса и, ради Бога, обеспечь стройки города лесом, сам видишь, он ещё не восстановлен полностью. За год Зальцман заваливает город лесом! Затем встаёт вопрос обеспечения жилищного строительства дефицитным топливным оборудованием. Зальцман обращается к Смирнову: – Выдели кусок земли, и я построю Механический завод!

– Хорошо ,– соглашается тот, – только одна просьба, не устраивай там синагогу! Вот почему, тогда, после разговора с Мишей Рашковецким, Зальцман и сказал: – Хороший парень, толковый, но еврей же! В 1958 году Зальцман организовывает новое производство по изготовлению штампованных радиаторов отопления, особо необходимых в то время городу. Вскоре директор ставит дело так, что небольшой заводик превращается в большое производство не только топливного обору305

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

дования, но и башенных подъёмных кранов повышенной этажности, которые хорошо зарекомендовали себя не только на стройках Ленинграда и других городов, но и за границей. Это производство и поныне, вот уже более пятидесяти лет, производит нужную людям продукцию! После XX съезда начали вспоминать о военных заслугах героев войны, попавших при Сталине в опалу. В 1965 году вспоминают и Зальцмана. В празднование двадцатой годовщины Победы его приглашают на центральную трибуну. Но и после реабилитации советское начальство относится к Исааку с подозрением, сама фамилия этого человека вызывает раздражение! Когда секретарь партийной организации механического завода обращается с просьбой о награждении Зальцмана орденом Октябрьской революции в честь его юбилея, то ему отказывают. Но история всё ставит на свои места. Конечно, с такой неудобной фамилией, да ещё с ростом чуть более полутора метров, в историю войти сложно, но вполне можно делать эту историю, историю своего Отечества! Давно забыты имена тех партийцев, кто отказал в ордене боевому наркому танкостроения, а имя Зальцмана, одного из тех, кто выиграл войну, и для подвига которого, может быть, не создано ещё достойных наград – не забыто и принадлежит истории! Неутомимый Зальцман, чувствуя, что ещё нужен Родине, с увлечением работает директором завода 27 лет. Лишь в 1986 году, в возрасте восьмидесяти лет, уходит на пенсию, оставаясь там консультантом. Оставшиеся силы отдаёт воспитанию внуков и правнуков, которых обожает, черпая из источника этой любви радость жизни. До последних дней горько переживает смерть жены – Ханны Иосифовны Бронштейн – высокого роста властной женщины, которую Исаак боготворил и, как поговаривали, побаивался. Она была принципиальна, ей был чужд пошлый мещанский быт – она презирала кольца и шелковые платья. Пожалуй, только такая женщина могла оставаться рядом с Зальцманом и быть 306

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

ему опорой в трудные моменты жизни. Прекрасная хозяйка, умеющая искусно готовить, радушно и весело принимала гостей. Многие любили бывать у них. Хотя супруга официально не работала, на самом деле она играла большую роль в поддержании дружественной атмосферы, царившей в руководстве завода. Миша рассказывал, что Исаак очень любил петь, имел идеальный слух и вполне мог бы стать певцом. Много и красиво пел он и на своём юбилее, где Миша был в числе приглашённых. О любви детей и внуков к Зальцману и к его пению можно судить по поздравительному стихотворению внучки, которое там прозвучало: Ты был и есть. В семье продолжен. Ты в сыне, в дочери, во мне. Ты в пра – и просто внуках тоже, Ты в нас, а мы – мы все в тебе. Другие скажут о наградах, А я скажу, как ты поёшь! Я до утра бы слушать рада, Но бьют часы – домой мне надо. И ты, со щедростью магната, Мне рубль на такси даешь. Что этот рубль! Все, что имею Дал ты, я помню и ценю. Хочу сказать, но не умею. Я поздравляю и люблю! Шли годы, появлялись улицы, названные в честь его соратников, но не в его честь. Открывались мемориальные доски, однако имени Зальцмана на них не было, как не было его имени и среди почётных граждан Челябинска. Да и приглашений на какие-либо торжественные мероприятия, связанные с юбилеем Челябинского тракторного завода, тоже ни разу не последовало... Исаак Моисеевич горько переживал умышленное забвение. Он так мечтал, особенно перед смертью, ещё раз увидеть Че307

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

лябинск, славный Танкоград, ждал, что о нём вспомнят, позовут. Не увидел, не дождался, не успел... Исаак Зальцман всегда умел с достоинством держать страшные удары судьбы, которыми она его «одаривала» буквально до последних дней. Распоясавшиеся в перестройку молодчики из общества «Память», в Румянцевском сквере Ленинграда, публично оклеветали Зальцмана, пытаясь цинично опровергнуть его заслуги перед Родиной. Известные и простые люди с возмущением написали письмо-протест против этой акции в «Ленинградскую правду», но Исаак Моисеевич не дожил до его публикации всего несколько дней... Умер Исаак Моисеевич Зальцман 17 июля 1988 года. Во время похорон из дома культуры Кировского завода несли на подушечках многочисленные правительственные награды самой высокой пробы, полученные им в период войны, а не в память о ней. Шёл сильный дождь, будто сама природа оплакивала человека, снабдившего Красную Армию первоклассными танками, которые защищали Ленинград, Москву, Сталинград, решили исход Курской битвы и взятия Берлина. Тысячи ленинградцев прощались с человеком, который за-

308

Очерки и статьи

Бронислава Фурманова

щищал их в самые трудные дни блокады, который, не боясь, мог что-то доказывать Сталину и убеждать его, но не сломился перед ним; с человеком, который был настоящим генералом, одним из полководцев Великой Победы, но никогда не забывал, что он сын местечкового портного из подольского городка Томашполя. Незадолго до своей смерти Исаак просит детей, чтобы на его могильной плите обязательно были изображены: проходная Кировского завода, где он начинал работать мастером, заводская труба, определившая его судьбу, и танки, сделавшие фамилию Зальцман известной на весь мир. Дети выполнили просьбу любимого отца. Похоронен Исаак Зальцман на Богословском кладбище рядом со своей дорогой Ханной.

P. S. «Короля танков» знал весь мир, а город Челябинск отметил его пребывание на Уральской земле только в 1995 году, через семь лет после его смерти, открыв на здании заводоуправления мемориальную доску, у которой всегда можно видеть живые цветы. И только в 2007 году в Челябинске в Тракторозаводском районе в честь Зальцмана была названа улица. На Кировском заводе в музее, хранится мундир генерал-майора Зальцмана.

P. P. S. В очередной раз прилетев из Америки, теперь уже в Питер, Миша с женой едут «навестить» Исаака Зальцмана. Моросит дождь, кладбище пусто, на могиле – живые цветы, впрочем, как 309

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

и в каждое их посещение. Тишина, и вдруг, откуда-то слышится нарастающий непонятный шум, похожий на гул движущихся танков, кладбище заполняется толпой (около двухсот) молодых людей, которые идут прямо на них. Оба цепенеют от страха. Но неподалёку молодёжь останавливается, окружая чью-то могилу, как потом выяснилось, Виктора Цоя.

– Ах, Исаак Моисеевич, как всегда не даёшь расслабиться, – промелькнула у обоих одинаковая мысль. В декабре 2014 г., под сводами Ледовой арены «Трактор» был поднят флаг И. Зальцмана, как основателя и покровителя команды.

Источники: Воспоминания Исаака Зальцмана из книги Владимира Сергийчука (профес., док. истор. наук) «Танковый король России». Свидетельства следующих лиц: Михаил Рашковецкий, Софа Рашковецкая, Георгий Фурманов,Татьяна Штанько (дочь И. Зальцмана), Леонид Зальцман (сын), Лев Лурье (историк, журналист), М. Смирнов (историк), М. Коломиец (историк), Е. Зданчук (начальник I отдела ОКБТ Кировского завода), В. Толстов (Ген. Директор Мех. Завода), Г. Кибиткина (журналист), Л. Бородихин (журналист), Б. Рохленко (журналист), Б.Черняков, А. Кондратенко (журналист), И. Тельман (Еженедельник«Секрет»), Богуславский (Южноуральская панорама), Г. Костырченко (историк).

310

Очерки и статьи

Александра Лебедева

александРа леБедева

Александра Лебедева родилась в Москве. По образованию архитектор. Пишет стихи и прозу. Художник, член художественной галереи «Клин» г. Берлин. Участница международных художественных и фотовыставок. Лауреат международных фотоконкурсов: 2010 г. Германия и 2011 г. ИТАР-ТАСС, РИА Новости г. Москва. Публиковалась в различных альманахах Латвии, Германии, России. Лауреат международных литературных конкурсов 2012-2013 г.г. Особые приметы по мнению друзей: выдержана, интеллигентна, тонкий ценитель и знаток искусства, занимается исследованием наследия своих предков, о чём ею написаны несколько интересных работ.

311

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ВЕЛИКИЕ И НЕ ВЕЛИКИЕ

Из цикла рассказов «Воспоминания Воспоминаний» Посвящается моему деду Роберту Густавовичу Бебрису (1899-1978) *** Мы прятались от жары в Хмельной беседке – покосившейся от времени, заросшей колючим, тяжёлым хмелем. Мой дедушка, удобно расположившись в кресле-качалке, прикрыв глаза, тяжело вздохнул: – Да. Тогда, в Гражданскую войну, всё и было, как во хмелю. Жуткий Сюр в полной реальности! Удивляюсь, как после всего пережитого, я стал художником – и остался реалистом... *** – «Дубовый дворец» – дворец Великого князя Николая Константиновича Романова в Ташкенте, – начал свой рассказ дед. – Дворец царской Мой дед – Роберт Густавосемьи в пустыне? – переспросила я. вич Бебрис (1899 – 1978) – Они там что, отдыхали?

– Да, нет! Это была ссылка для одного из них – внука Николая I, Великого князя Николая Константиновича Романова. Я много слышал о нём в Туркестане, тогда в 1920-м, в Гражданскую войну. Тёмная история царского рода Романовых! Его дядюшка – Император Александр II и отец – Великий князь Константин Николаевич Романов, выслали повесу-князя Николая Константиновича Романова – подальше от 312

Очерки и статьи

Александра Лебедева

двора за недостойное поведение: беспутство, блуд и воровство. Молодой князь для своей новой возлюбленной – американской танцовщицы Фанни Лир – выкрал из Мраморного дворца семейную ценность – бриллианты с оклада старой иконы своей матери. С помощью своего адъютанта, продав их, купил возлюбленной изумрудное колье. И при этом обвинил в пропаже других. После расследования, шефом жандармерии графом П.А. Шуваловым было принято решение предложить императору, во избежание позора, отправить 36-летнего племянника на вечное поселение, под надзор, на окраину Российской Империи. На совете царской семьи это предложение было принято. После семи лет ссылки, в 1881 году, в поисках места жительства Великий князь решил поселиться в Ташкенте. Опальный князь был лишён наследства, военных званий и наград, полученных в походе через пустыню Кызылкум на Хиву... Из царской казны выделили ежемесячный пансион. Кроме того, на постройку и благоустройство дворца в Ташкенте были получены подъёмные. Из лучших европейских архитекторов и художников князь выбрал Алексея Бенуа (племянника художника Николая Бенуа). За два года был построен уютный белокаменный в романо-византийском стиле дворец. Был разбит парк с дубовыми аллеями, сад с яркими цветниками. Рядом за высокой кованой дворцовой оградой с вензелями возвышалась недавно построенная первая в Туркестане русская православная церковь – Иосифо-Георгиевский собор. Правда, когда я там был, церковь была уже заколочена. Рассказывали, что князь и в ссылке ни в чем себе не отказывал! Украсил дворцовые комнаты и галереи своей коллекцией западноевропейской живописи, бронзовыми и мраморными скульптурами, вывезенными из России. Будучи дважды женатым, имел гарем, и в 1895 году фиктивно обвенчался с шестнадцатилетней местной казачкой, которая со313

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

провождала его с гражданской женой на все приемы. Его ссылка превратилась в «восточный праздник!» В северной столице его имя старались не вспоминать и негласно вычеркнули из рода Романовых. А Великий князь и не собирался о себе напоминать. У него теперь было свое княжество! Тем более , что после его отъезда из Петербурга, при царском дворе появился «новый герой» для обсуждения и осуждения – сам Император всея Руси Александр II, который благополучно жил в Зимнем дворце с двумя жёнами. На одном этаже с Императрицей Марией Александровной и их шестью детьми, а этажом выше бегали его четверо детей от бывшей фаворитки Екатерины Михайловны Долгоруковой. Но Великий князь Николай Константинович Романов оставил после себя не только дурную славу. Он много сделал для развития Туркестана. Из своей казны выделил средства на орошение и обводнение пустынного края. Имея высшее образование и блестяще закончив Академию Генерального штаба, он, единственный из рода Романовых, принимал участие в строительстве крупных промышленных предприятий и текстильных фабрик. Окружив себя талантливыми инженерами, создал новую планировку арычной сети Ташкента. Украсил потрескавшуюся от зноя землю Коканда и Андижана вечнозелёными парками и фонтанами, цветниками и садами. Благодаря ему, к 1913 году на орошённых землях образовалось более 119 русских поселений. На доходы от своих предприятий построил городскую православную школу, больницу и Ташкентский театр. Установил стипендию для учащихся. На свои средства он проложил больше 100 километров оросительных каналов. Был автором статей, книг и научных разработок. Но издавал их под псевдонимом. Организовал «Общество Среднеазиатских путей сообщения» для осуществления своей мечты – строительства железных дорог в Туркестане для связи с Россией. Он был владельцем хлопковых мануфактур, мыловаренного завода, фотомастерских. Не забывал он и о развлечениях – открыл рестораны, игорные клубы и бильярдные. Доход его предприятий составлял более полутора миллионов золотых рублей в год, в то время как из Санкт-Петербурга он получал на содержание двести тысяч рублей. Во избежание гнева царственных родственни314

Очерки и статьи

Александра Лебедева

ков, все предприятия были записаны на имя жены, Искандер Надежды Александровны. Также Великого князя интересовала культура Средней Азии – ориенталистика. Благодаря экспедициям, он стал членом Российского Географического общества. В Ташкенте был открыт музей, в котором гостеприимной хозяйкой была его жена Н.А. Искандер. Она собрала большую библиотеку и художественную коллекцию из археологических находок Туркестана. Она не раз обращалась в императорский дом к Александру III и к Николаю II с прошением о помиловании. Но единственное, что соблаговолили сделать их Величества, это разрешить сыновьям Великого князя – князьям Александру и Артемию учиться в привилегированном кадетском корпусе Санкт-Петербурга. Въезд же в столицу самому Великому князю был заказан. Дети Великого князя также не могли носить царскую фамилию, а носили фамилию матери – Искандер, но сохраняли княжеский титул. Были у него и внебрачные дети. Все они были красивые и статные, как и их отец. Только без титулов и жили под другими фамилиями. Благодаря своему лёгкому и жизнерадостному характеру, Великий князь Романов быстро сходился с местной знатью, поддерживал миролюбивые отношения с эмирами и ханами, и был желанным гостем в доме генерал-губернатора Константина Петровича фон Кауфмана.

– Я всегда интересовался историей, – продолжал дед, – а Средняя Азия – это драгоценный камень! Оазис в бесконечной пустыне. Не мираж, а древняя самобытная страна со своей культурой и обычаями. После Гражданской войны в 1925 году, работая в управлении визового отдела в ОГПУ, я брал в библиотеке книги и пытался понять философию стихов Омара Хайяма и Алишера Навои, переносясь в Самарканд, в Бухару и Хиву – туда, где я воевал. Много прочитал и о дворце Великого князя, в который очень хотел попасть тогда, в 1920-м, и посмотреть, как жили Романовы! Также много узнал о первом генерал-губернаторе Туркестана Константине Петровиче фон Кауфмане – героическом полководце Кавказской и Крымской войн. Я мысленно опять возвращался в 1920 год, где меня однажды ограбили в поезде Фергана – Ташкент, и я остался без вещей и 315

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

денег. А потом с гусем под мышкой слонялся по ташкентскому базару. Но это уже совсем другая история! – обняв меня, вспоминал дедушка. Интересно было узнать и о самом Ташкенте, который в 1865 году вместе с городами Ходжет и Самарканд первыми вошли в состав Российской Империи. А годом позже, будучи командующим войсками Туркестанского военного округа, генерал фон Кауфман, в результате похода, присоединил Хиву, Коканд и Фергану – важные в военном отношении для России территории. И в 1876 году, по назначению Александра II он стал генерал-губернатором единого Туркестана. Генерал-губернатор фон Кауфман во всём поддерживал Великого Князя Николая Константиновича Романова, что давало и ему самому власть и силу управлять огромной территорией. Между ними сложились хорошие добрые отношения. И губернатор старался не замечать и не хотел знать, что творится за высокой оградой дворца Великого князя. Он всегда был в числе первых лиц, приглашённых на балы и празднества ближайшего родственника царя. Сегодня я рассказал тебе о двух Великих людях России конца ХIХ и начала ХХ века, которые оставили добрую память у народа Средней Азии! Один из них – Генерал-губернатор Туркестана Константин Петрович фон Кауфман, который умер в ХIХ веке, был похоронен с почестями. А по поводу кончины Великого князя Николая Константиновича Романова до сих пор существуют противоречивые мнения. Во избежание недовольства среди местного населения, в некрологе газеты «Новый путь» от 1918 г., мелким шрифтом было написано, что князь скончался от воспаления лёгких и захоронен в Ташкенте, недалеко от своего дворца, в ограде Иосифо-Георгиевского собора. Но в народе ходили другие слухи... Помню, как в двадцатом на ташкентском базаре, у прилавка скорняка слышал спор: – Расстреляли бедолагу, Великого князя нашего Николая Константиновича – дядюшку самого царя-батюшки Николая II, – сгорбившись, опираясь на клюку, причитала тогда одна старуха.

– И выбросили с обрыва. Там же солдатики и присыпали его земелькой. Сама видела тот бугорок, без креста, без имени!..

– Да, и я тоже слышал, – развешивая под выгоревшим брезен316

Очерки и статьи

Александра Лебедева

товым навесом чёрные бараньи шапки и неторопливо укладывая на прилавке высокую стопу белых овечьих шкур, вторил ей продавец в белом тюрбане и в распахнутом полосатом халате.

– Тогда, в марте 1918 года, за нашим 67-летним князем приехали во дворец, забрали больного прям из постели, в одном исподнем, и отвезли вон туда – к обрыву реки Анхор. Завязали глаза и расстреляли. Без всякого суда тебе и следствия!

– Да и жёнка его бедная, Великая княгиня наша Надежда Александровна, никуда не уехала, осталась с ним, у его могилки. Осталась без дома, без всего, – вытирая косынкой потное раскрасневшееся на солнце лицо, вздыхала торговка в красном переднике. Она сидела неподалёку от меня на растрескавшейся винной бочке с мешком верненских румяных яблок.

– Теперя побирается. Давече и к нам заходила. Покормили хоть её, чем было... Ну, как ни помочь! Много доброго они сделали!

– Да кака она великая? – раздалось за моей спиной. – Да ещё княгиня? Видали мы таких! Мы сейчас в органах их делом заняты. Расследуем, чем они здесь занимались. И фамилию-то таку, Искандер, придумала. А сама-то дочь оренбургского полицмейстера Драйера. И не жена она князю вовси. Он в тайне, будучи женатым, с ней обвенчался. Буржуи недобитые! Я бы ей и крошки хлеба не дал!

– Да, така, как и её Великий князь! – передразнила его торговка в красном переднике. – Для царя, можь она и не велика была, а для нас добрая женщина – княгиня. Да ты сам-то кто? Откель будешь? Видно, не наш, не местный. Папаху с лентой нацепил, пачпорт получил, теперь и выступаешь! Иди-ка ты «в свои органы» от греха подальше!

– А князь-то наш и убечь бы мог, как сын его, и как мой молодой барин. А ведь не убёг, остался, – лузгая семечки, встряла в разговор молодая казачка в длинной синей юбке, в обтягивающей ситцевой кофте в розовый цветочек, расстёгнутой на пышной белой груди, – а я б с ним убёгла! Около её ног в чёрных полусапожках, стояла корзина, где в букетах пряной зелени кориандра и базилика, черемши, укропа и кучерявого салата, прятались жёлтые перцы, баклажаны, пучки редиса с белыми кончиками и полушарие вилка капу317

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

сты и через край корзины свисала пожухлая на жаре морковная ботва. Но я тогда не мог оторвать взгляда от её деревянного крестика на льняной верёвочке, который при каждом её вздохе прятался в глубоком вырезе кофты...

– Да кому ты, Манька, нужна! – засмеялись из толпы, – Иди уж, старая хозяйка поди заждалась, и пуговки застегни, бесстыдница! Выплюнув шелуху, она игриво оглянулась на меня: – Можь, тебе нужна, командир?! И гордо выпрямившись, одёрнув подол, с усмешкой оглядев собравшихся, она подхватила корзину с овощами и, подбоченившись, виляя бёдрами, пошла дальше по рядам, растворяясь в цвете красок пёстрой рыночной толпы горожан, зазывал и пугливых приезжих. Да, не уехал тогда, в 1918-м, Великий князь, как многие, за границу, – рассказывал мой дед, – видно, надеялся, что новая власть зачтёт его заслуги, и он осуществит свою мечту – построить железную дорогу в Туркестане, чтобы связать Ташкент с Петербургом и с первым же поездом вернуться в родной город! Надеялся он и на то, что новая власть сохранит ему, отвергнутому царской семьёй, жизнь. По прошествии времени, мне становится жалко тех людей, о которых мы тогда ничего не знали. Было одно слово «враг»! Нам было по 19-20 лет... Мы искали приключений, рисковали, верили во что-то лучшее, скакали, стреляли, махали шашкой... И жалости, порой, не было места. Да и кумачовые лозунги «построения нового мира» затмевали глаза на происходящее вокруг. Мы были Героями своего времени! Мы – это я и мой старший брат Иоганн Бебрис. За других не могу говорить! Но, правда, брат мой – комбриг Красной Армии Иоганн Бебрис, тоже в 20-х поднял бунт в своей бригаде. Он сам мне рассказывал. Позже, о его боевом пути я читал в книге:«Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937-1941», стр. 21, авторы Черушев Н.С., Черушев Ю.Н: «За организацию дебоша в г. Кургане, в апреле 1919 года, предан суду военного трибунала. По случаю второй годовщины Октябрьской революции – амнистирован. С должности командира бри318

Очерки и статьи

Александра Лебедева

гады был понижен до помощника адъютанта Карельского полка. Затем исполнял обязанности помощника командира этого полка. После гибели командира был допущен к исполнению его обязанностей. За отличия в последующих боях утверждён в этой должности». Был у брата Иоганна, видно, и второй «бунт»! Возможно, изза чьей-то ошибки, или донесли, или заступился он за кого-то! В то смутное время у двадцатилетнего командира полка были свои принципы и, видно, уже своя правда! Помню ещё один пожелтевший документ: «Выписка из послужного списка на начштаба дивизии Бебриса Иоганна Густовича: 5 марта 1919г., после безуспешных атак Петроградского полка и Каширинского отряда, благодаря распорядительности и исключительной энергии тов. БЕБРИСА, 228 полком без потерь были взяты Александровские хутора, чем был выровнен фронт бригады.

12 марта 1919г. во время отхода наших частей от г.Уфы, комполка т. Бебрис, получив от комбрига 1 устный приказ об отступлении, был заподозрен и арестован политкомом полка т. Гофманом. Между тем соседние части отошли, и 228 полк оказался отрезанным. Убедив политкома и комсостав в своей невиновности, т. Бебрис, послав в наступление один батальон, вывел полк и приданную к нему батарею из захватившего его в кольцо противника и сосредоточил в селе Богаево.

22 сентября 1919 г. 227 и 228 полкам было приказано занять деревню Саламатное, где находилась 15-я Казанская дивизия противника. Вследствие дождливой тёмной ночи 227 полк сбился с пути, и 228 полку, руководимому тов. Бебрисом, пришлось выполнить задание. Тов. Бебрис, подводя полк в полном порядке, неожиданно для противника ураганным артиллерийским, ружейным и пулемётным огнём произвёл панику в рядах и без потерь занял деревню Саламатное, захватив 4 орудия, артиллерийских лошадей, много имущества и до 200 пленных. За отличие в боях при переходе от Кургана до Семипалатинска награждён Орденом Красного Знамени. (приказ войскам 5-й армии №1018 – 1921год, декабрь 1.) Выписка верна: Начальник 4 отделения /МЕРКУЛОВ/». Сначала его чуть не расстреляли, а потом наградили... Вот так, дорогая моя внучка! Мой брат Иоганн Густавович Бебрис, 319

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

возможно, и не был таким великим, как Великий князь Николай Константинович Романов и генерал-губернатор Константин Петрович фон Кауфман. Он был в 1919 году одним из восьмидесяти Комдивов Красной Гвардии и в свои 20 лет – полководцем. В 1920-м, в Барнауле, молодой комдив в 21 год женился на местной учительнице Елене Дмитриевне. И там же, в Алтайской губернии, где он и воевал, в 1921 году у них родился сын Юрий. Дальнейшая служба брата с 1929 г. по 1931 г., также была связана с Туркестаном – там, в г. Термезе, он служил в звании комбрига, в должности начальника штаба 3-ей Горно-стрелковой дивизии. Последний «бунт» комбрига Иоганна Бебриса произошёл в 1938 году, когда его репрессировали по обвинению, сфабрикованному Военным трибуналом того же Туркестанского военного округа. 10 августа 1938 года «по политическому недоверию» его сняли с должности старшего руководителя Академии Генштаба и уволили в запас. И в том же году, Особым совещанием при НКВД СССР, по обвинению «в участии в военном заговоре», приговорили к восьми годам лишения свободы в Исправительно-трудовом лагере ГУЛАГ. Но он не мог согласиться с обвинением и до последнего «бунтовал», не подписывал ложные показания. Отбывая наказание в Саратовском ИТЛ, Иоганн Бебрис умер 17 апреля 1944 года, за неделю до своего сорокашестилетия и за два года до предполагаемого освобождения. Хотя неизвестно, освободили бы его вообще?! В 1956 г. Бебрис Иоганн Густавович был посмертно реабилитирован. А его жена Елена Дмитриевна Бебрис, пребывая в неведении 18 лет, наконец, получила справку, ответ на запрос: «Справка Военного трибунала СССР Туркестанского военного округа за № 4/8/4212 от 06.12.1955 «Дело по обвинению Бебриса Иоганна Густавовича пересмотрено военным трибуналом Туркестанского военного округа 8 октября 1955 года. Постановление Особого Совещания от 17 сентября 1939 года в отношении Бебриса И.Г. ОТМЕНЕНО и ДЕЛО ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОИЗВОДСТВОМ ПРЕКРАЩЕНО. Подпись: Председатель военного трибунала ТУРКВО Генерал-майор юстиции /Хаспулатов/». В семейном архиве хранится свидетельство о его смерти от 1956 года, в котором написано, что 320

Очерки и статьи

Александра Лебедева

умер Иоганн ещё в 1944 году «от сердечной недостаточности», что ставит под сомнение время и место гибели моего брата. Как много общего было у наших ВЕЛИКИХ и НЕ ВЕЛИКИХ! Каждый в своё время – Генерал-губернатор Константин Петрович фон Кауфман и комбриг Красной Армии Иоганн Густавович Бебрис – блестяще закончили Военную Академию Генштаба и были командующими Туркестанского военного округа. Их объединил Туркестан, где они жили, служили, женились, рожали детей. А Великий князь Николай Константинович Романов и комбриг Красной Армии Иоганн Густавович Бебрис были чем-то похожи внешне – статные и красивые. И оба были у своих «Императоров» в опале: один – опальным князем, а другой – опальным комбригом. И скончались они оба от «недостаточности»: Великий князь – от лёгочной, а комбриг Красной Армии – от сердечной недостаточности. И я хочу спросить: «Какая же нужна «достаточность», чтобы человеческое сердце всё это выдержало?» Но, это история. Наша дорогая, очень дорогая история ХХ века!

XXI век, Берлин, 2017 год.

Великий князь Николай Константинович Романов (1850-1918) Выпускник Высшей Военной Академии Генштаба

Комбриг Красной Армии Иоганн Густавович Бебрис (1898–1944)

321

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

322

Лит. студия «Мир Слова»

ПРошу к столу «Голод – лучшая приправа к еде». Сократ

323

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Яков Раскин ИМЕНИНЫ ЖЕЛУДКА

«Каждый, кто ест три раза в день, должен понимать, почему кулинарных книг продаётся втрое больше, чем книг о сексе». Л. М. Бойд У многих читателей искусство приготовления пищи часто ассоциируется с понятием о роскоши, богатстве, утончённом и праздном наслаждении едой. Должен вас разочаровать. Такое мнение в корне ошибочно: старательный, неравнодушный к своему делу кулинар, изо дня Высокогорное озеро Гёк-Гёль в день, за небольшую цену, может готовить очень вкусные и разнообразные блюда. На этих страницах я хочу рассказать вам об азербайджанской кухне, которую я знаю не понаслышке, поскольку несколько лет прожил в Кировабаде (ныне Гянджа) и был в восхищении от местной кухни, изобиловавшей незнакомыми, но очень вкусными блюдами. Часто наша компания выезжала на высокогорное озеро Гёк-Гёль, где в тамошнем ресторане колдовал самый уважаемый и знаменитый на весь Азербайджан повар Таир. Мы к нему ещё вернёмся, а пока немного истории. Азербайджанская кухня создана гением азербайджанского народа на обширной территории исторического проживания, куда входят территории Азербайджанской республики, Иранского Азербайджана, Иреванского царства, Зангезурского и Гейчанского махалы, территории Дагестана с бывшей столицей государства – Дербент.

324

Прошу к столу

Яков Раскин

Естественно, что важнейшим фактором, влияющим на создание и развитие кухни, является климат. В связи с этим достаточно отметить, что через территорию Азербайджана проходит восемь климатических зон, что в свою очередь обусловливает разнообразие и богатство флоры и фауны этого региона, создаёт благоприятные условия для жизни и развития всех животных и растений, что также является основной базой для создания богатой кухни. Нужно ещё отметить, что в Закавказье необходимые для кухни продукты производили азербайджанцы, обладающие высокой культурой земледелия и животноводства, поскольку селились на берегах рек. Но вот интересная деталь. Издревле азербайджанский народ разделял воду на белую и чёрную. Вода, которая содержит много ионов солей, металлов – это жёсткая чёрная вода и наоборот, вода с низким содержанием ионов, металлов и солей – мягкая. При приготовлении напитков и блюд используется только мягкая белая вода. На берегах рек, арыков, каналов всегда сажали плакучие ивы, потому что корни, ветви и другие части ивового дерева, обладающие антимикробными свойствами, оздоравливали воду. Выдам вам один секрет: для осаждения взвешенных в воде примесей, в специальную посуду с водой опускали абрикосовые косточки. О богатой азербайджанской кухне можно говорить долго. Но, как гласит пословица: «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Знаете, какие самые популярные блюда в Азербайджане? Это, конечно же, плов, шашлык, люля-кебаб. О плове мы как-нибудь поговорим отдельно, поскольку вариантов его есть множество, а вот шашлык и люля-кебаб будут темой нашего повествования. Куда бы вы ни поехали, в город или село, везде во время обеда или ужина вам обязательно подадут в числе других блюд шашлык из баранины. И знаете, шашлык там, в Азербайджане, не надоедает, не приедается, он выглядит органичным в соседстве с любыми блюдами. Ну, вот едим же мы каждый день хлеб и ничего – не надоедает. А причина, как мне кажется, кроется в том, что шашлык готовят очень просто, безо всяких вычурных 325

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

маринадов, без умопомрачительного количества специй – ничего, кроме щепотки соли, для приготовления азербайджанского шашлыка не потребуется. Самое главное, без чего шашлык не получится никогда и ни при каких условиях – это сам человек у мангала. А зовут этого человека Таир, и является он лучшим специалистом Азербайджана в приготовлении шашлыка и кебаба. Только вы, пожалуйста, никому о нём не рассказывайте, потому что иначе этого артиста, этого соловья кулинарии, посадят в золочёную клетку модных ресторанов или вовсе сделают придворным поваром, а я точно знаю, что ему для творчества нужна абсолютная свобода. Он должен прогуляться по скалистому берегу озера, чтобы встретить вдохновение, ещё ему надо поздороваться и поболтать со всеми мясниками. Ведь каждому гостю понятно, что если есть мясо, то в первую очередь это должна быть баранина, которая обладает ярким запахом, отчётливым вкусом и независимым характером. И никто не должен считать, сколько барашков пойдёт на сегодняшний шашлык – скажет два, значит два, а скажет «пять надо», значит, получит пять, и тебя ждёт удовольствие, многократно превосходящее по ценности все деньги в твоём кармане. Вы, конечно, хотите знать, как выбрать баранину? Могу посоветовать. Запомните: чем старше барашек, тем темнее его мясо. У молодых ягнят цвет варьируется от жемчужно-белого до нежно-розового. Более тёмные оттенки мякоти, рыхлая текстура и жёлтый оттенок жира – верный признак старого барана. Обязательно понюхайте мясо – не слишком приятный аромат может быть показателем не только возраста, но и неправильного откорма. Однако, вернёмся к нашим баранам. Думаете, у Таира был какой-то особый нож, каким вооружают себя гранд шефы в помпезных ресторанах, или высокий белоснежный колпак? Ничего подобного. У Таира обычный небольшой нож из железа, дешёвый и непрезентабельный. Но, Боже, как он им работает! Пусть бы хирурги пришли и посмотрели, как безошибочно нож двигается в его руке: точно, с первого раза, обнаруживая сочле326

Прошу к столу

Яков Раскин

нения, суставы и жилки. А поварских колпаков он, отродясь, не носил. В одну сторону он раскладывает куски мяса, годные на шашлык, в другую – обрезки и жир. Отдельно отложены рульки и голяшки, ещё отдельно рёбрышки и спинка. Все обрезки, кусочки жира и практически весь курдюк Таир прокручивал через крупную решётку мясорубки. В фарше оказывалось очень много жира и совсем немного мяса, так немного, что фарш казался практически белым. Правда, лук Таир резал очень быстро на мелкие кубики вручную, потом добавлял в фарш, а затем, взяв пучок чабреца, мял несколько веточек пальцами, отделяя листики от палочек. Несколько щепоточек он добавлял в фарш, а остатками посыпал мясо, приготовленное для шашлыка. Потом он брал в одну руку шампур, а в другую комок фарша, который протекал между пальцами.

– Да не получится ничего! Оставь этот фарш, давай лучше готовить шашлык – говорю я ему.

– Получится, всё получится! – отвечает он уверенно, – Так ты можешь проверить поваров: умеют они готовить люля-кебаб или нет. Так вот крути шампур и наворачивай мясо на него. Теперь не упадёт – можно махать, как саблей, а фарш не упадёт. Это было невообразимо. На моих глазах происходило то, во что отказывался верить разум. Как эти мелкие кусочки, смешанные с большим количеством жира, можно обернуть вокруг шампура? У меня это не получилось: фарш всё время падал, но Таир проделывал это с искусством фокусника. Классический люля-кебаб готовится из свежей, но ни в коем случае не из мороженой баранины, и очень важно её предварительно подготовить. Мясо должно быть мелко нарубленное ножом. Мясорубку можно использовать в крайнем случае с крупной решёткой. Второй обязательный компонент – курдючное сало.

327

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Его должно быть много: на одну часть сала – четыре части мяса. Третий базовый компонент – это сочный сладкий лук, который придаст мясу дополнительную сочность. Его нужно нарезать мелкими кубиками. Традиционная зелень, которую можно добавить в фарш, – это кинза, петрушка. Она способствует созданию маленьких карманов, делающих кебаб воздушным. Зелени может быть много, а вот со специями лучше не мудрить. Ими можно перебить мясной аромат, отчего кебаб утратит львиную долю своего вкуса. Уголь на мангале только разгорелся, но ещё не было на нём той благородной «седины», которая подсказывает знатокам шашлыковедения, что пора жарить мясо. Но Таир, ничуть не смущаясь, положил шампуры с люля-кебаб на почти ещё «холодный» мангал. Я недоумевал, поскольку знал, что сейчас жир начнёт вытапливаться из фарша, капать на угли, и они вспыхнут ярким, обугливающим шампуры пламенем, которое пожрёт фарш, и нам останутся лишь горькие угольки. Но ничего подобного не происходило. Над мангалом поднималось всё больше дыма, угодного Господу, аппетитного, сладкого дыма, который во времена Иерусалимского Храма поднимался прямым столбом прямо к небу, не давая греховным людям ни капли наслаждения, а теперь любой может вдохнуть этот аромат – стоит лишь начать готовить шашлык из хорошей баранины. Дыма становилось всё больше. Густой, белый столб уже застилал небо над двориком шашлычной, где поспешно накрывался стол. Женщины бегали с тарелками, вилками, фужерами и раскладывали невероятное количество закусок, бесполезно пытаясь догнать Ирландию, где подают обед из семи блюд – шесть кружек пива и одну картофелину. Таир вынырнул из столба дыма с блюдом люля-кебаба и вернулся к мангалу, раскладывая по нему шампуры с шашлыками. Мне нужно глубоко вздохнуть, чтобы рассказать о волшебном вкусе, каким обладал люля-кебаб. Он просто благоухал дымом, имеющим такой же резкий запах, как флакон с духами. Он пах как плечо любимой женщины, надушившейся этими духами. Так к чёрту же поэзию – без лука и сумаха (тёртый сушёный барбарис), без соуса «наршараб» и зёрен граната такой люля-кебаб лучше не есть! И без крепкого вина тоже не стоит.

328

Прошу к столу

Яков Раскин

Ингредиенты: 1 кг свежей баранины 250 г курдючного сала Две крупные луковицы Чайная ложка чёрного перца По одной столовой ложке петрушки и кинзы Соль по вкусу Зелень для подачи. Смочить руки холодной водой и, отделяя кусочки фарша весом 150 г, формировать длинные колбаски около трёх-четырёх см. в диаметре, наворачивая их на плоский шампур. Нанизав «колбаски», сузить кончики и выровнять края. Жарить на мангале, поставив над углями решётку. Но давайте снова вернёмся к Таиру. Шашлык уже нарезан на кусочки. Ничего необычного. Вот видны крупинки соли, ещё не 329

Берлинский калейдоскоп N О 1 • 2018

успевшие раствориться в мясе. Оно рассортировано по мышцам, на каждом шампуре готовится свой, отдельный вид мышц, и, несмотря на то, что мясо из одного барана, даже внутри одной ноги – оно разное! Оно и готовится по-разному, ему нужны угли разной температуры, к каждому куску мяса надо выбрать время, тогда это будет шедевр, достойный быть продолжением люля-кебаба, с которого всё и началось! Но есть ещё один маленький секрет, которым я редко делюсь, но на этот раз решил отступить от своего правила – мы же друзья. Я добавляю в маринад щепотку сладкой паприки и сахар на кончике ножа. При жарке на мангале эти два компонента сгорают, образовывая тонюсенькую плёнку, не давая соку вытечь из шашлыка. И ещё. Шашлык можно подавать в круглом хлебе, из которого удалён мякиш и который сохранит в себе и сок, и температуру, выполняя одновременно роль термоса. Жарить мясо на вертеле было принято ещё в античном мире, а также в Средневековье. Так что шашлык можно назвать самым древним блюдом и это не будет преувеличением. Ингредиенты: 1 кг баранины 200 г курдючного сала 1 ст. ложка молотого кориандра Соль перец по вкусу Лук репчатый – 1 головка. Не хочу учить рецепту мариновки мяса, считая это дело сугубо интимным, поскольку у каждого мужчины свой рецепт, поэтому не вижу необходимости унижать их достоинство. Всё! Готово! Вот и весь шашлык, вот и всё искусство Таира, вот и завершение жизни симпатичного кроткого барашка. А мне 330

Прошу к столу

Яков Раскин

к этому нечего добавить, кроме тех моих рассказов, в которых вы прочитаете о других, не менее достойных, рецептах. А сейчас Таир приглашает вас к столу отведать настоящую азербайджанскую кухню…

Добро пожаловать! Хош галмисинис! Приятного аппетита! Нуш олсун!!! *В этой статье частично использованы материалы из книги кулинара Сталика Ханкишиева.

331

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ФУА-ГРА (FOIE GRAS) С ЕВРЕЙСКОЙ ДУШОЙ

Всего приятней обедать в обществе умных людей, готовых по достоинству оценить друг друга. Эдмон Гонкур Boujour и шалом, мадам и месье! Представьте ситуацию, когда неожиданно к вам нагрянули гости и перед вами возникает проблема: чем, каким блюдом поразить их. Хочется, конечно, убить сразу двух зайцев: минимум времени для приготовления и не нарушить при этом традиционный вкус блюда. Вот я и решил быстро приготовить французский гусиный (куриный) паштет, но по-еврейски. Он мало чем отличается от классического французского рецепта, за исключением небольшого секрета, о котором я расскажу ниже. Моя израильская соседка Песя, которая считалась непререкаемым авторитетом в вопросах еврейской кухни, особенно по приготовлению паштета (гехакте лебер), весьма благожелательно отнеслась к моей трактовке, но посетовала, что евреям он не подходит по религиозным соображениям, поскольку печень предварительно замачивается в молоке, что явно противоречит кашруту. Полностью согласен, но вкусно! Однако сначала немного истории. Ну что я могу с собой поделать, если обожаю исторические байки о еде.

332

Прошу к столу

Яков Раскин

Французская кухня ведёт своё начало со времён галлов. Любимым блюдом был нашпигованный чесноком и зажаренный на медленном огне дикий поросёнок, в утробе которого дружно уживались заяц, каплун, гусь или иная дичь. Тем самым вкусы галлов в корне отличались от вкусов римлян, которые, полулёжа, поглощали самые абсурдные блюда, например, соловьиные язычки или мозги страусов. Тем не менее, французская кухня первоначально находилась под влиянием римлян. Слуги, снующие вдоль длинных столов, тащили из кухни горы мяса, рыбы и птицы. В моде, например, было такое блюдо: жаворонок в курице, курица в гусе, гусь в дрофе, и всё это в утробе лебедя. В 1279 году судебная палата приняла даже постановление, определяющее число блюд, съедаемых за обедом (суп, два вторых и десерт), но это решение не всегда соблюдалось. В конце XIV века с лёгкой руки Гийома Тиреля, шеф-повара короля Карла V, появилась первая кулинарная книга на французском языке под заглавием «Поставщик провизии», в результате чего кулинария достигла небывалых высот. Серьёзность, с которой французы относились к приготовлению пищи, наглядно иллюстрирует судьба Франсуа Вателя, шеф-повара принца Конде. Узнав о том, что по его вине два стола оказались без приготовленных им блюд, он покончил жизнь самоубийством. Но вот в 1672 году кому-то из парижан пришло в голову вынести на тротуар несколько мраморных столиков, за которыми посетители могли бы не спеша пообедать. У входа в заведение появилась надпись на латыни: «Пожалуйте ко мне, вы, у кого нет аппетита, и я восстановлю ваши силы». От латинского эквивалента слов «восстанавливать силы» и образовалось название «ресторан», т.е. реставрация желудка. Первый ресторан в Париже способствовал зарождению современной французской кухни, которая по праву стала примером совершенства в искусстве кулинарии, а её терминология органично вошла в лексикон многих национальных кухонь. Добавлю, что французы расценивают кулинарию как искусство, а известных поваров называют своего рода поэтами. Они считают, и в этом с ними трудно 333

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

не согласиться, что готовые рецепты служат лишь основой для приготовления пищи, используя которые, каждая хозяйка может привнести что-то своё и тем самым сделать блюда отличными от блюд такого же названия, подаваемых в других домах и ресторанах. А вот об этом заветном блюде – гусином паштете – французы говорят с благоговением, возводя глаза к небу: «Фуа-гра», так называется оно по-французски, для них это то же, что для русского человека чёрная икра. Еврейская же кухня, в течение столетий вобрала в себя лучшие рецепты европейской кухни, несколько изменив их в соответствии с кашрутом. Итак, попробуем, не связывая себя серьёзно религиозными догмами, приготовить это блюдо, которое с достоинством может украшать стол самого короля, именно по-еврейски.

500-600 грамм гусиной печени (при необходимости можно заменить на куриную) очистить от плёнок, желчных путей и жира. Замочить в молоке на 2-3 часа. Сварить вкрутую два яйца. И пока печень купается в молоке, мелко нарезаем 3-4 головки репчатого лука и пассируем до золотистого цвета на 2-3-х столовых ложках гусиного или куриного жира. Отдель334

Прошу к столу

Яков Раскин

но на гусином жире обжариваем печёнку по 2-3 мин. с каждой стороны. Все ингредиенты пропускаем через мясорубку, разбавляем куриным или мясным бульоном до консистенции густой сметаны, солим, перчим по вкусу и теперь, открываю секрет: добавляем тот самый ингредиент, который делает вкус паштета изысканным и неповторимым: две столовые ложки апельсинового ликёра «COINTREAU». Всё тщательно размешиваем. Вот и весь секрет: просто и вкусно! Ой, простите, тётя Песя! Чуть не забыл о вашей просьбе внести в рецепт немного еврейской души. Выполняю! Прежде всего, во время приготовления этого чуда произношу молитву, а при подаче на стол украшаю фуа-гра гусиными или куриными шкварками, рядом выкладываю брусничное варенье и венчаю эту красоту веточкой зелени. А рядом обязательно ставлю бутылку кошерного красного вина. Ну как? Вкусно? То-то же!

Bon appetit! Шалом и Au revoir!

335

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

336

Лит. студия «Мир Слова»

ПаМЯть «Нет! Никогда не умирает тот, Чья жизнь прошла светло и беспорочно, Чья память незабвенная живет, В сердцах людей укоренившись прочно». Лопе де Вега

337

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

давид Яновский

Как горько, когда наш мир покидает такой талантливый человек. Вот уже два года, как нет с нами Давида Яновского, поэта, переводчика, мудрого любящего отца, мужа и замечательного человека. Мы все осиротели и глубоко сочувствуем его близким. Его стихи и переводы, представленные в этом сборнике, доходят до сердца читателя, заставляют ощутить сопричастность, что происходит только в тех случаях, если в них нет фальши. Он не прячется за искусной вязью, а находит правдиво звенящее и берущее за душу слово. В его стихах нет эпатирующих искусственно созданных рифм, в них всё просто, но эта простота наполнена поиском высокой правды. Они тяготеют к краткости, классической простоте, свободны от избытка эпитетов. Любое проявление жизни становится для него предметом исследования, позволяет высветить незаметные привычному глазу явления. В них свои озарения и свои будни. Мы представляем вашему вниманию его великолепные стихи и переводы.

338

Память

Давид Яновский

ХРУСТАЛЬНАЯ НОЧЬ Хрустальная ночь была чёрным форпостом, Хрустальная ночь – это страшный рубеж. С неё начинается ад Холокоста, Мучений и смерти безумный кортеж. Звук бьющихся стёкол – как звон погребальный По тем, кто себя называет «а ид». По этим кровавым осколкам хрустальным Пройдёт их дорога в еврейский Аид. А над синагогами – дымное пламя Пылает предвестьем Треблинки печей. Фашистская нечисть гремит сапогами, Ещё до Победы – две тыщи ночей. Всё вынес народ. Мы расправили плечи. У нас есть Израиль – надежды оплот, Но тех не забыть, кто ушёл через печи. И тех не простить, кто вновь этого ждёт.

339

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ШМА ИСРАЭЛЬ! «Шма Исраэль! Израиль, слушай!» Наш Бог – Единый, Бог – один. Над морем он царит и сушей, Вплоть до космических глубин. Он выбрал нас из всех народов, Чтобы служили мы Ему, Чтоб от восхода до захода Молитвой разгоняли тьму. Он заключил Завет суровый, Чтоб соблюдали мы Закон, Чтобы несли мы миру Слово, Которое поведал Он. Быть впереди Он дал нам право В тот час, когда на казнь ведут, Когда в сумятице кровавой Вражда вершит неправый суд. Он дал нам край обетованный, Потом забрал и вновь вернул, Но по рассеянности странной Он дёготь в этот мёд плеснул. «Шма Исраэль! Израиль, слушай!» Опять беда пришла в твой дом И разрывает слух и душу Бесчеловечных взрывов гром. И вновь безумные шахиды, Взрывчаткой пояса набив, Терзают край царя Давида, Иерусалим и Тель-Авив. И снова в муках гибнут дети И рвётся плоть и льётся кровь, И страшные страданья эти 340

Память

Давид Яновский

Должны мы видеть вновь и вновь. И тут бессмысленны уступки И мало толку от стрельбы, И мир не обеспечат хрупкий Нам ни угрозы, ни мольбы. Я не политик и не Бог, Не знаю, как решить задачу, И в море горя и тревог Я только плачу, горько плачу. Молиться не умею Богу, Но, веруя в святую цель, Прошу я: Помоги немного! Мы – Твой народ! Шма Исраэль!

ХАНУКА

Не бойся, что не хватит масла, Чтоб осветить наш вечный храм. Лишь только б вера не угасла, А масла – Бог добавит нам. И в храме, предками воспетом, Огонь свечей ханукии Благословит небесным светом Глаза усталые твои.

341

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ШОФАР

Основным занятием наших предков в древности было скотоводство. Неудивительно, что самой Богоугодной жертвой у них был баран, а главным музыкальным инструментом в богослужении стал бараний рог – шофар. Считается, что трубные звуки шофара – это молитва, которая мгновенно доходит до Бога, и она действенней любых слов. В последнем месяце Еврейского года, элуле, ежедневно трубят в шофар, чтобы пробудить души от сна и подготовить к покаянию – тшуве. В последний день элула в шофар не трубят, чтобы подчеркнуть особое значение первого дня нового года – Рош Гашана. В этот день Бог судит все дела людей за прошлый год и определяет судьбу каждого в новом году. В этот день опять трубят в шофар, что имеет особое мистическое значение. Считается, что это молитва о прощении, в которой участвуют не только все ныне живущие евреи, но и все предки, начиная от Авраама, а также все поколения евреев, которые будут жить после нас. В последнем месяце, элуле, Трубили трепетно шофары, Чтоб наши души не заснули. Так год заканчивался старый. И завтра вновь шофара звуки Нам всем напомнят о тшуве, И снова мы возденем руки К Нему в небесной синеве. И снова из последних сил Просить мы жарко будем Бога, Чтоб он нам все грехи простил, Хоть прегрешений наших много. И Бог простит. Звук рога звонкий Объединяет весь народ: И нас, и предков, и потомков Из века в век, из рода в род.

342

Память

Давид Яновский

СОГЛАСНО ТАЛМУДУ

Лишь тот, пред кем ты виноват, Тебя простить имеет право. И не простят ни рай, ни ад Убийце грех его кровавый. Просить прощенья смысла нет – Песком засыпаны те уши, Которые напрасный бред Раскаянья могли бы слушать. Забит сухой землёю рот, И сердце червь безглазый гложет. Мольба до сердца не дойдёт, Рот ничего сказать не может. Простить убийц не могут кости Тех, кто погибли в Холокосте. Лишь чёрный камень на могиле Кричит: «Запомни: их убили!»

343

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

МЁРТВОЕ МОРЕ

Кто любил тебя, Мёртвое море? Кто наполнил горькою болью? Кто убил тебя, Мёртвое море? Кто укутал саваном-солью? Это слёзы, Еврейские слёзы, Что веками льются рекою. Это грозы, Жестокие грозы, Уничтожили всё живое. ИЗ ЭЛИЯГУ

Идёт Господь, и ветер небывалый Сметает горы, разрушает скалы. Но нет, не в ветре яростном Господь! И после ветра вздрогнула земля, Дома обрушились и треснули поля. Но не в землетрясении Господь! Потом всепоглощающий огонь Весь мир оденет в красную фелонь. Но не в огне пылающем Господь! Вдруг стихнет всё. Не шелохнётся колос... И прозвучит с небесной тишины Входящий прямо в сердце голос, Беззвучный голос тонкой тишины. Вот в нём Господь!

344

Память

Давид Яновский

«НЕБЕСА ОБЕТОВАННЫЕ»

Пускай беснуется ОМОН, Лишая нищий люд ночлега, Играй на скрипке, Соломон, В круженьи голубого снега! Дрожит под танками земля, И рушится весь быт убогий: С далёких звёзд ждут корабля Те, кто утратил веру в Бога. Не шлёт спасенья Орион, И не слетает ангел с неба: Играй, играй же, Соломон! Им музыка нужнее хлеба. Двусмысленный апофеоз, Достойнейший из всех резонных: Уносит в небо паровоз Униженных и оскорблённых. Вопит надрывно мегафон, Колотят по щитам дубинки. Справляет мудрый Соломон По собственной судьбе поминки. Обетованной нет земли: Красивых – много, нет желанных. Покой бедняги обрели Лишь в небесах обетованных.

«Небесса обетованные» – фильм Э. Рязанова (реде.).

345

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ДЕТСТВО

Как рано в наши дни ложится Познанья горького печать На детские смешные лица, Как рано старит их печаль! Исчезло детство. Ясли, садик, А после школа. Детства нет. Летит неумолимый всадник По плитам беспросветных лет. Мы вырастаем, и по книгам, По отзвукам былых времён С трудом слагаем миг за мигом О светлом детстве лживый сон. И тень непрожитого детства За нами ходит без конца, Как недошедшее наследство Всё промотавшего отца. *** Зачем так неистово бьётся Сердце в счастьи и муках? Ну что после нас остаётся, Кроме детей и внуков? Слава, случайная птица? Памяти паутинка? Вещей безучастные лица?.. Застряла под сердцем льдинка.

346

Память

Давид Яновский

КОСМИЧЕСКИЙ БАНК

Нам жизнь дана, взаймы, Дана как ссуда под проценты, И наши добрые дела – Как взносы – доллары и центы. Плохой поступок – новый долг, Вернуть с процентами придётся. И долг растёт, растёт, растёт, Как снежный ком, что вниз несётся. Мы долг в рассрочку отдаём, И основные взносы – дети. Чем лучше вырастим мы их, Тем меньше будет долг по смете. Но кончится аренды срок, И душу отдадим мы Богу; Её в компьютер он введёт И на дисплей посмотрит строго. Достанет вечное перо, Подпишет счёт банкир предвечный... Дай бог, пуститься без долгов Нам в путь последний, бесконечный.

347

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

РЕИНКАРНАЦИЯ

Хоть груз несбывшихся надежд Всё ниже пригибает плечи, Но тем несносней власть невежд, Тем горше лживые их речи. Бегу – но только не спеша, В конце работы ноет тело, И только чёртова душа Всему назло помолодела. Всё больше манит красота Чеканных строк, цветов и женщин, И жизнь, как в юности проста, Озарена сияньем вещим. И если смерть откроет шлюз, И хлынет кровь тепло и звонко, Душой младенческой вольюсь В новорождённого ребёнка.

*** Сиянье юности сойдёт, как позолота, И обнажится истинная стать. Кто отроду – лягушка из болота, Той никогда царевною не стать. Со временем железо проржавеет, И ярь-медянка медь позеленит. Но золото вовеки не тускнеет, И серебро чернёное блестит.

348

Память

Давид Яновский

*** Мы считали белое чёрным, Мы считали чёрное белым. Время шеи сгибало покорным. Время шеи ломало смелым. Нам сулили молочные реки Да с кисельными берегами. Мы свои срамные прорехи, Как святыни оберегали. Мы к истине рвались годы, О вольной воле мечтали. Нам дали глоток свободы, Огрызок правды нам дали. Но нам помогает плохо Даже и эта малость. Рабство палочкой Коха В душах у нас осталось. Мы думали как о коросте: Сорвём, не жалея кожи, Но оно проросло до кости, А с мясом – не каждый может.

349

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

*** Я вас люблю забытые поэты, За то, что вам, увы, не повезло, И песни все, что были вами спеты, Дождём забвенья в лету унесло. За то, что без надежды, без корысти, Стихи писали бедам вопреки, За то, что слову преданно и чисто Служили вы до гробовой доски. В свой час и я без суетных амбиций Пополню тихо ваш почётный строй, И мы, как неприкаянные птицы, Кружиться будем вместе над землёй. *** Нам каждый шаг давался с кровью, Мы шли сквозь свору злобных дней, И симулировать здоровье Нам с каждым годом всё трудней. Теперь желание простое: В потоке грозных новостей Мы просим счастья и покоя, Не для себя, а для детей.

350

Память

Давид Яновский

СОНЕТ

Запоздала зима, запоздала: Уж декабрь, а снега всё нет. Грусть осенняя мне приказала Заковать эту тему в сонет. Загрустилось душе, загрустилось От родных и любимых вдали. Если б солнце сквозь тучи пробилось, Или хоть снегопады пошли! За окном величавые ели И озябшие тельца берёз... Усыпляющей снежной постели Всё в природе давно заждалось. Всё вокруг и гнетёт, и тревожит: Ни ожить, ни забыться не может.

*** По потолку Бегут полоски света. Закрыты окна, С улицы ни звука. Бессонница. *** В мой дом залетела оса. Бьётся в окно, Бестолковая. Что знает оса о стекле? Что о судьбе мы знаем?

351

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

*** Деревья демонстрируют стриптиз, Роняя тихо свой наряд багряный, А шустрый ветер, словно дилер пьяный, Хватает листья и швыряет вниз. Бесстыдно обнажённые стволы Дрожат от стужи под холодным ветром, А ветки оживлённо веселы – Танцуют быстрый танец в стиле ретро. И смотрит солнце хмуро и лукаво Сквозь тучи на осенние забавы. *** Окно прострочено дождём, А за окном резвится осень, Срывает листья в окоём И весело швыряет оземь... Блестящий бисер на стекле Украсил заоконный хаос, И в предвечерней полумгле Всё тихо таяло. Смеркалось. *** Лечь в летний зной на косогоре, Закрыть глаза, но не заснуть. Забыв и радости, и горе, В зелёном и душистом море Тонуть, тонуть, тонуть, тонуть...

352

Память

Давид Яновский

*** Прокурор распознает пройдоху любого, Но может в упор не увидеть святого. *** Судьбу свою не искушай, Предельно честным быть старайся, И ничего не обещай, Ни от чего не зарекайся. *** Что скажут о милой мои похвалы? Что скажут глухому певучие струны? Чтобы понять красоту Лейлы, Надо смотреть глазами Меджнуна. *** Я старался быть честным с людьми и с собой, Я начальству не льстил, не лукавил с судьбой. Ну, а если порою сбивался с дороги, Знаю, небо простит мне нечаянный сбой. *** Сладкая отрава Нам дана давно: Горькая отрада – Пьяное вино. Выпьешь это зелье – Станет легче жить. Если б не похмелье – Сам бы начал пить.

353

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ХОККУОБРАЗНОЕ И ТАНКОПОДОБНОЕ

Цветной ковёр. Пройтись бы босиком, Жаль холодно. *** Осенний дождь, И в луже на балконе Луна кривляется. *** Звезда упала. Загадать желание Я не успел. *** На лица сверстников С печалью я гляжу. Как постарел я! *** Старая песня на идиш. Вот уже много лет Нет тебя, мама. *** Вагон качает, На моём плече ты спишь, Боюсь пошевелиться. *** Холодная постель. Друг друга согревая, Молчим.

354

Память

Давид Яновский

«ПИСЬМО ЖУКОВСКОГО ПУШКИНУ»

Любезный друг, Александр Сергеевич! Прочёл я вчера список твоего стихотворения: «К Чаадаеву» и огорчился. Бог с ним, с твоим вольнодумством. Молодости свойственно неразумное фрондёрство. Но форма! Начинается стихотворение весьма мелодично: «Любви, надежды, тихой славы Недолго тешил нас обман».

– Но дальше-то, дальше! «Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман». Скажи на милость кто такой этот «Каксон?» Британец? Жид? А «Какутренний туман» звучит и вовсе неприлично! Опасное это словечко: «как». Употреблять его следует весьма осторожно. Я вообще стараюсь в стихах обходиться без него. Затем, во второй строфе рифма: «роковой – душой» на мой взгляд нехороша. Тебе подобная небрежность не к лицу… И, наконец, в последней строфе у тебя написано: «Россия вспрянет ото сна». Конечно, в русском языке имеется глагол: «воспрянуть», но ведь эти четыре согласные подряд на трезвую голову и не выговорить! Я думаю, что употреблять его в речи поэтической не следует. Мне кажется, Александр Сергеевич, что ты стихи свои, написавши, вовсе не читаешь. А следовало бы! И обязательно вслух. Тогда не было бы у тебя подобных казусов. Так-то... Извини, брат за критику, но «amicus Plato, sed magis amicus veritas»*. При всём том остаюсь твой преданный друг и почитатель, Василий Жуковский.

* Платон мне друг, но ещё больший друг – истина. (лат.)

355

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

ПеРеводы МАША КАЛЕКО

Перевод с немецкого НЕБОЛЬШАЯ РАЗМОЛВКА

Ты мне сказал коротенькое слово, А вытравить слова ничто не может. Теперь за мной бредёт оно без зова И гложет... Да, многое подспудно зреет в нас, Что чуждо всем и нам одним лишь любо, Что спит, пока безмолвны губы, Потом срывается и мучит, взбеленясь. Что это было? Ничего. Всего лишь слово. Остро и глупо. Укололо, как игла. В подобных случаях я промолчать готова, И я ушла. Похожих вечеров похожа будет грусть, Бессмысленно молчать, начать нет смысла речь, Сквозь пальцы время будет тихо течь... Всё так, но без тебя я обойдусь. Такой конец мне надо бы предвидеть, Я превращаюсь в пессимиста-одиночку. Два слога могут так легко обидеть. Неужто это слово ставит точку?

356

Память

Давид Яновский

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

Тот вечер память вычеркнуть не сможет, Ведь память может быть жестокою подчас. Сказал ты: «До свиданья». Я кивнула, молча. Всё же Я знала: это был последний раз. Я вышла. Две звезды довольно мрачных Светили с неба тускло и печально. И газовый фонарь невзрачный Маячил и колол глаза нахально. Я чувствовала взгляд твой сквозь окно; Он шёл за мной по улицам забытым. Остаться невозможно. – Решено. Окончен счёт – и мы с тобою квиты. Так рядом врозь живут в житейской каше... Что остаётся? – Подогретая мечта И необжитого пространства пустота, В так называемом, духовном мире нашем. Три года... Но теперь всё будет по-другому. (По-деловому я решила так считать). Потом двенадцатым доехала до дома И, молча, улеглась в свою кровать. Я знаю: в день четвёртый января Вполне исправное я сердце потеряла. И всё же: откровенно говоря, Родись я вновь, всё начала б сначала.

357

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

КРАТКИЙ ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ИТОГ

Что от меня останется на свете?

– Один ребёнок и три тонких книги. Что сверх того – не стоит даже фиги. Я говорю, но слышит только ветер. Отлично понимаем мы друг друга – Я с ветром. И ему немало лет. Я верю, как себе. Он знает дело туго. Он много повидал, он знает свет. А под конец любой из нас готов Поведать ни о чём, потратив уйму слов; И даже трус отважится изречь их, Молчанье ж хорошо звучит на всех наречьях. КАНАТОХОДЕЦ БЕЗ СЕТКИ

Вся жизнь моя – скольженье по канату. На прочных двух столбах висел канат всегда, Но рухнули опоры. Мост горбатый Торчит над бездною дорогой в никуда. Но я танцую и сдаваться не желаю: Так я привыкла, да и гордость не даёт. Внизу толпа восторженно вздыхает, Но, слава Богу, я гляжу вперёд.

358

Память

Давид Яновский

ЛИНА КОСТЕНКО

Перевод с украинского *** В сумятице бессонниц, ночью, моя вселенная жива – и словно птицы вылетают неукрощённые слова. За день банальностей и фальши наподнимаешь столько тонн – что ни напишешь, что ни скажешь, – «Не то!» – застонет камертон. Но тишина зарю раздует, вступает день в свои права, и кто-то свыше мне диктует тогда нежданные слова. *** Глазами ты промолвил мне: «Люблю». Душа сдавала трудный свой экзамен. Как тонкий звон, присущий хрусталю, То, что не сказано, осталось несказанным. Жизнь шла и миновала тот перрон. Тишь голосила рупором вокзальным. Хоть много слов написано пером, То, что не сказано, осталось несказанным. Дни вечерели. Ночь была в огне. Судьба не раз давала знак весами. И стих, как солнце, восходил во мне. То, что не сказано, осталось несказанным.

359

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

*** Так рано, что акации все спали, росою не расплакались кусты, – нас лепестками вишни обсыпали, мы шли вдвоём по саду: я и ты. В излучине Днепра головоломно ныряли чайки. Пенилась вода. А солнце, солнце, солнца шар огромный! Такого не бывало никогда. А мы всё шли. Нас вишни обсыпали. И долго будет память там бродить. Так рано, что акации все спали... Молчали мы, чтоб их не разбудить.

360

Память

Давид Яновский

Р.М.РИЛЬКЕ

Перевод с немецкого ПАНТЕРА

Взгляд так устал от вечного хожденья, Что внутрь не пропускает даже свет. Пред нею тысяч прутьев наважденье, Ей кажется – за ними света нет. Могучим шагом мягко и упруго, Она в квадрате крохотном кружит. Так в танце сила движется по кругу, Где в центре воля мощная стоит. И лишь порой перед зрачком бездонным Взлетит завеса. Образ внутрь войдёт. Пройдёт волной по членам напряжённым И в сердце тихо–тихо пропадёт. ОСЕНЬ

С неуловимым жестом отрицанья Всё падает и падает листва, Как будто в небесах сады увяли. И падает сквозь ночь из звёздной дали Тяжёлая земля, как булава. Всё падает с момента сотворенья. Моя рука. Твоя. И мы с тобой. Но есть Один. Он мощною рукой Удерживает нежно все паденья.

361

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

РУДОЛЬФ БОРХАРД

Перевод с немецкого

ПОСЛЕДНИЕ РОЗЫ

Последние!.. Других и не ищи, – Я не нашёл. Льёт дождь из серых туч, Бушует ветер; неба тяжкий щит Накрыл весь мир, гася последний луч. Последние!.. Пока сорвал я их, Я весь изранился, но всё же их сорвал, И вырвал счастье призрачное вмиг Я из шипов; и на колени пал Перед тобой, предсмертный аромат, – Ты не забудь: последние, сегодня!.. – О, блёклый запах горестных утрат, Нет тяжелей тебя и благородней! Цветы, что раньше радовали глаз, На стеблях перегруженных поникли, Привял и выцвел лепестков атлас, Которым восхищать они привыкли. Весна мертва, в зенит восходит лето, Умолкло, не могу дышать, И завершает путь смертельный этот Последних роз душистая печать.

362

Память

Давид Яновский

МАКС БРОД Перевод с немецкого УРОК ДРЕВНЕЕВРЕЙСКОГО

Мне было тридцать лет, когда я начал Учить язык народа своего. И мне Казалось: эти тридцать лет глухим я был. Меня вдруг потрясло то, что давно таилось. Оно меня, как молния, пронзило. Забытые во мне проснулись звуки, Что в колыбели я слыхал когда-то. Они сопровождали детство, юность И первую любовь, и возмужанье. Но слишком поздно колыбельная вернулась. Ко мне она вернулась злым упрёком, И как раскаты грома, принесла Она сумятицу и боль. Но я покорно Склонил пред нею голову: так мать Ругает в гневе нас. И это было Слияние потоков, звон пустыни, Забытый звук шофара, и как будто, Меня с горы позвал наш старый Бог.

363

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Ещё хочется вспомнить двух наших друзей, недавно покинувших нас. Это – Игорь Коган и Марина Авербух. Не поднимается рука писать о них некролог. Они для нас живые и любимые, они – как и все мы, с нашими взлётами и падениями, стремились надёжно спрятаться от этого мира за литературными фантазиями.

364

Память

Игорь Коган

иГоРь коГан

Игорь был таинственным человеком. Много лет писал мистический роман «Шарлатан». Надолго исчезал. Потом оказывалось, что ставил балеты в театрах Люксембурга и Москвы. В своё время работал в Государственном Академическом Большом театре, в Кремлевском дворце съездов и других музыкальных театрах. Помним одну из написанных им песен «Истина в вине», он очень любил её и прекрасно исполнял. Посещал недолго просуществовавший клуб Бардовской песни. Спокойный, ироничный, но такой свой, такой теплый человек...

365

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

«НОЖНИЦЫ-РЕЖЕНЦЫ – РЕЗАТЬ ПРИВЕРЖЕНЦЫ...» Ножницы-реженцы – резать приверженцы, Чик-чирик-чик. Ножницам нравится чик – Че-Гевараться, Чик-чирик-чик. Клювики острые – снятся погосты им, Чик-чирик-чик. Боль мою ножницы взяли в заложницы, Чик-чирик-чик. Лезвия тонкие – холодно-звонкие, Чик-чирик-чик. Жаркое солнышко чик – и по горлышку, Чик-чирик-чик. Кровушка липкая с горлышка хлипкого, Чик-чирик-чик. Красными каплями нимбы окапала, Чик-чирик-чик…

– Кто ж это, Господи, красною проседью с неба сошёл? Чик – и головушки сиротам-вдовушкам сыплет в подол…

– Хватит лелеяться – смерчем-метелицей грешную плоть! Молодцы-девицы больше не сеются – время полоть! Не поздоровится ползать-елозиться – ваша вина! Я – вседозволенный, пал вам на головы – пейте до дна! Дроги-дороженьки – реженки-ноженки – Чик-чирик-чик… Божий поверенный выдал по вере вам – Чик-чирик-чик… Светлую веточку в комнатку – клеточку ветер занёс… Только вот не к кому – кто-то навек мою душу унёс… Лезвия тонкие – холодно-звонкие, Чик-чирик-чик… Реженцы-ножницы взяли в заложницы боль мою… Чик…

366

Память

Марина Авербух

МаРина авеРБух

Марина Авербух (Лурье) – поэтесса и прозаик, родилась в Москве. Закончила 1-й Московский мед. институт. В Германии жила с 1995 г. С 2001– 2008 гг. Марина совместно с мужем издавали «Берлинский поэтический листок», как малотиражное (до 100 экз.) библиофильное благотворительное издание. Сейчас Станислав в память о Марине решил возобновить выпуск этого издания. Публиковаться начала с 2003 года. Автор книги «ЭТО Я – МАРИНА!» (2012) – изд. «Edita Gelsen e.V.». Литературные публикации: в русско и немецкоязычных литературных антологиях, а также в антологиях «Русские поэты в Германии» изд. «Алетейя» в Санкт- Петербурге. Такой мы её знали: – нежная, романтичная, гостеприимная и доброжелательная. Всегда была готова дать медицинский или просто мудрый житейский совет.

367

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

«Я ВАС ЛЮБЛЮ! ЧЕГО ЖЕ БОЛЕ!..»

Слова Любви – слова, как крик! Не видно СТРАСТИ! Много БОЛИ! И всё слабеющий язык... Таким речам нельзя не верить, Но в них надежды – ни-на-грош! Опять словесные химеры... Опять осенний мелкий дождь... Нам, слабым, надо б опереться... Ну, не на дуб... Хотя б на...сук! Но можно ли увидеть сердце, Когда одно мельканье рук!? «Чего же боле?» – так звучало... Но Женщине и солнца... мало!!! ЖЕНСКИЙ ВЗГЛЯД

«Я сам обманываться рад!..»

– Сказал Поэт... Подумать можно?! ... Десятки... Сотни раз подряд – Он нас водил за нос безбожно... Шептал небрежно... Ручку жал... Слегка касался плеч и... ножек... И яд Любви – вливал... «О, Боже!» И рифмовал! И рифмовал!! Мы – словно куклы на гвозде... ТЫ шёл к моей душе тревожной Вначале тихо... Осторожно... Пришёл! И – «...далее везде».

368

369

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

наш веРнисаЖ ЕЛЕНЕ ГРИГОРЬЕВОЙ

Бог создал Мир за шесть неспешных дней. И отдал его людям. Для людей Сияют звезды и поет река, Плывут по небу стаей облака. Порой, любуясь этой красотой, Воскликнуть хочется: «Мгновение, постой! Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Но лишь художник над мгновеньем властен. И кисть в руке сжимая, как рапиру, На холст он переносит краски Мира. Елена, ты волшебница холста, Твоя душа художника чиста, В твоей палитре Божья Благодать, Ее ведь не купить и не продать. Она дается свыше. И лишь тот, Кто не транжира, расточитель, мот, Кто сберегает этот Божий Дар, И в ком пылает творчества пожар (Огонь души, а не пожарищ дым), Тот остается вечно молодым. И я хочу тебе лишь пожелать, Сберечь свой Дар и Божью Благодать. Елена Колтунова

370

Наш вернисаж

Елена Григорьева

елена ГРиГоРьева

Елена Григорьева родилась на Волге. Училась в художественной школе, в среднем художественном училище. Закончила Ленинградское Высшее художественное училище им. В. Мухиной. После окончания 10 лет работала дизайнером на производстве, занималась живописью и графикой, осваивала роспись тканей. С 1988 г. Елена – член Ленинградского отделения Союза художников СССР (ЛОСХ). Работы, представленные на её вступительной выставке, заслужили высокую оценку жюри. В 1995 г. она вошла в художественный совет «Центрального художественного салона» ЛОСХ. Творческая практика Елены разнообразна. Она работает в области интерьера, живописи, графики, росписи тканей. В своё время работала по росписи театральных занавесей в технике 371

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

батика с применением аппликации и вышивки, писала пастели и акварели. Активно участвовала в Российских и международных художественных выставках. Елена Григорьева нашла свойственные только ей технические и изобразительные приёмы. Ей стал подвластен практически любой жанр в искусстве: портрет, пейзаж, натюрморт. Цветовое богатство, изысканность и утончённость композиции, яркая декоративность и большая человеческая теплота позволяют ей сделать неповторимым любой интерьер. Её работы опубликованы в книге “Роспись по шёлку”, г. Кёльн, Германия, 1986 г. Её произведения находятся в частных собраниях и общественных интерьерах России, Польши, США, Франции, Японии, Испании, Финляндии, Германии. Фрагмент статьи искусствоведа Коваленко И.А.

372

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Флейтистка. Батик. 65х92

373

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Год петуха. Батик. 80х60.

Полёт. Батик. 40х50.

374

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Композиция 27– Батик. 40х40.

Романтический ландшафт. Батик. 70х50.

375

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Цирковая семья. Масло. 70х50.

376

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Клоун. Масло. 60х50.

377

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Птица. Масло. 50х60.

378

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Египет. Масло. 60х40.

379

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Портрет молодой Дамы. Масло. 60х50.

380

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Флора. Масло. 90х118.

381

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Букет. Масло. 30х40.

382

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Вариации N 13. Масло. 40х50.

383

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

Июль . Карандаш. 30х40.

384

Наш вернисаж

Елена Григорьева

Букет. Масло. 30х40.

385

Берлинский калейдоскоп N о 1 • 2018

СОДЕРЖАНИЕ: ПРОЗА Яков Раскин.......................................

8

Михаил Румер-Зараев......................

22

Михаил Вершвовский........................

34

Виктория Жукова...............................

48

Галина Фирсова.................................

69

Анна Сохрина....................................

101

Лилия Яновская.................................

120

Елена Колтунова...............................

132

Наталья Аринштайн..........................

158

Ирина Винклер..................................

172

Марлен Глинкин.................................

180

ПОЭЗИЯ Бронислава Фурманова....................

192

Вера Федорова..................................

207

Юлий Стоцкий....................................

224

Татьяна Устинская.............................

235

Галина Фирсова.................................

241

Евгения Воробьева...........................

248

Евгений Денисов...............................

254

386

Лит. студия «Мир Слова»

ОЧЕРКИ И СТАТЬИ Карл Абрагам.....................................

262

Леонид Немировский........................

268

Яков Раскин.......................................

272

Бронислава Фурманова....................

283

Александра Лебедева.......................

311

ПРОШУ К СТОЛУ Яков Раскин.......................................

324

ПАМЯТЬ Давид Яновский.................................

339

Игорь Коган........................................

365

Марина Авербух................................

367

НАШ ВЕРНИСАЖ Елена Григорьева..............................

387

371

Эта книга создана людьми, которых вы видите на фотографии. Она создана их чувствами, литературным даром, их большим, нередко драматичным, жизненным опытом и сильным желанием поделиться увиденным и пережитым с читателем. Авторы – достойные, состоявшиеся люди, им есть что рассказать. Читая эти страницы, вы пройдёте дорогами их литературных героев, а зачастую и их собственными, многое прочувствуете, многое узнаете. Сборник многопланов, в нём немало тем и жанров: от жёстких военных рассказов – до светлых детских стихов, от щемящей лирики – до смешных житейских историй. В нём множество литературных красок, поэтому зачастую интересно не только о чём написано, но и как: вы сможете заметить яркость образов и красоту языка. Эмоциональная поэтическая лирика, и сдержанно-драматическая проза – ждут здесь своего читателя. А ещё лучше – постоянного читателя: ведь «Берлинский калейдоскоп» будет выходить регулярно... Анна Цаяк Доктор филологии, поэтесса, прозаик, член Международной ассоциации писателей и публицистов.

берлинский калейдоскоп

N.1

2018

б е р л и н с калейдоскоп к и N.1 й 2018

ПОЭЗИЯ

. ПРОЗА . ПУБЛИЦИСТИКА