* * * Зима приходит, включает вечерний свет, оранжевый ночничок над пледом из белых мух. Теперь мы не потеряем друг друга след, теперь можно бродить и до полночи, и до двух, и до трех, и до самого до утра, такие ночи жалко тратить на сон. Ну если уж
проберет тебя до нутрауспеем вскочить в последний пустой вагон.
Зима приходит как дедушка Николай, Достанет из отворота заснеженных белых миль, тому, кто сегодня еще горевал знай серебряный колокольчик, и душе - штиль. Какая бы ночь длинною ни была, какие б тревоги ни жались к тебе зимовать, когда сверху небо бело и земля бела Все станется хорошо и другому тут не бывать.
Я хотел бы быть деревом, корабельной сосной, чтоб во время свое повстречаться с волной, бороздить коварные глади морей, спорить с ветром зюйд-вестом
из нас кто сильней.
В штормовую годину дико скрипеть.
И раздув паруса надломится не сметь. Ночь за ночью под Вегой стоять часовым, наблюдать, как голландец скользит невидим.
А когда в горизонте повиснет земля, закричать капитану - Право руля!
И в известный кому-то назначенный срок быти брошен прибоем на белый песок.
Высыхать и сжиматься под знойным лучом,
и уже не гадать, что же будет потом.
Я хотел бы, но доля иная дана, так и быть,
я ведь вправду почти что соснагод от года над кроной видней небеса,
и живу, как солдат, что стоит на часах, и шершавый характер, и колкий покров,
и волнистые линии мягких основ.
Снег приходит по каемкам сухих полей, снег скользит поземкой, вбирая след шин, первые часы и сантиметры почти ничей, редкий, как в поле герой сам-один.
Снег накроет всем небом, засыплет наверняка, заметет согласно пространственной кривизне.
Как исполненная нежности ее рука неминуемо отвечает твоей волне.
Снег идет откровеннее, чем тьмы минут, наполняет осязанием тающий миг.
У Часовщика шестеренки никогда не врут. Бесконечная жизнь длиною в один клик.
Ноябрь. Сны. *
Не говори мне – сны они то же море. Приходят, смывают крепость, как вода – песок.
Какой дурак будет строить себе на горе, там, где струится зыбь и прибой высок.
Не говори мне – я спокоен, холоден, дышу вольно, чудно новый даю отсчет часам, когда одной улыбки из зазеркалья будет довольно, чтоб все твои настройки слетели в хлам.
Ох эти сны, неуловымые, беглые,
без надежды
найти, увидеть, поймать рукой. Не вспоминай.
Не говори.
Смотри как между обломков сна просачивается твой покой.
день никогда не предвещает беды
день ноября всегда прозрачен и чист
как холодный неутомимый поток воды
как черные прописные - на белый лист
днем никогда не ожидаешь беды
если не всматриваться в череду лиц
если не смотреть как багрянец заметает следы
если не сравнить ночь с чернотой ресниц
а сравнишь, подумаешь – взмах крыла, а различишь цвет алых имен –тут тебя то напасть и взяла, тут и подстерег тебя злодей-сон ну хорошо, затеряюсь, запутаю – ночь к концу, не бывало такого, чтобы не вернулся назад, только как бы изловчится да не – лицом к лицу, только ради Бога не надо глаза – в глаза.
Лучшее занятие – отпускать. Тень вечерняя клонится, убегает прочь, что в потемках не успел записать, строго, по-учительски, забирает ночь. Лучшее событие – налегке, рано ли, поздно, научиться бы кое-как. Солнце брызжет в лужах и хочется петь, то ли горлом подступает весна, то ли сам-дурак. Лучшее предложение – никогда. Посмотри, как весело ложится путь, что вдали нависают облака - не беда, может только и надо было что – кивнуть.
снова тринадцать солнце стыдит глаза северный метр в секунду скальпелем по щеке
помнишь голос из радио нам сказал этой зимою тепло не удержать в руке снова без шапки ну как же ты можешь так
к вечеру двадцать, а будет еще февраль, только не надо о том что я городить мастак ведь неспроста мне снилась сегодня шаль
в грубую нитку с кисточками по краям бежевая с коричневым, что твой плед.
лучше по насту минуя лед ям ступай осторожно, след в след. снова тринадцать ясно и снег сух дым салютует небу - всегда готов.
в пику, напропалую, затаив дух, будет облачко пара, не будет слов.
Разлинован Луною, крадясь по стене, снова месяц февраль наступает во мне. Среди стойких морозов и редких седин, календарь не обманет - я не один. Будоража под утро ароматом травы с ироничным поклоном величает на вы, развернет над холмами густую зарю, ту что я через час друзьям подарю. С виду месяц как месяц, туман как туман,
не найдешь того верного знака, что дан. С виду собран и скован как лед на реке,
а внутри его руку сжимаю в руке. По хрустящим ледышкам, куда ни пойду, я шагаю как в гости, месяц в году.
Вечерами, которых нет тридцати, веселее мне с ними идти.
Зимой и больше никогда
во мне белым бело, рядится лужицы вода в богемское стекло.
Где розовеет небосвод
и мушек кутерьма, восприняв должно свой черед
хозяйствует зима.
Зимой и больше никогда
я помню как мальцом прокапывал лопаткой путь вдогонку за отцом,
и громоздились по бокам, искрясь у фонарей, сугробы выше головы закутанной моей.
Зимой и больше никогда
так вольно не вздохнуть, выкуривая облакам
серебряную ртуть.
А утром сделав первый шаг, втоптав снежинок прыть, услышать запах, что никак мне с детства не забыть.
Зимой и больше никогда
расскажется о том, как упокоилась беда
под потемневшим льдом. Как охладело, отлегло, как затаилось в сны, как в землю семенем легло до мартовской весны.
Не будет тебе, мальчик, ни саночек,
ни снеговика,
ни скрипа коньков по льду, там где река крепка, а будет тебе, мальчик, гирлянды из зимних рос, и улочка из белых лучиков и желтых полос.
Не будет тебе холодок-карамелечки на язык,
за девять зим ты к этому вкусу уже привык, так отвыкай, бери зонтик трость и резиновые сапоги, по темным лужам, ну вот и отрада, шагай-беги.
И
будет только в памяти, до поры, как кубарем катился с белой горы, как заметала колючим за воротник пурга, та самая, что нынче на Флориду унесла снега.
Тонкой корочкой льда отставная надежда
еще теплится утром в канун февраля, я быть может увижу, как белых одеждах
мое лютое войско засыпает поля.
Запахнет растерявшуюся было озимь
тонким пледом от заморозка и стыда, и услышит, как талое озеро просит
прихватить лоскутками последнего льда. Я быть может дождусь еще, что над востоком
заалеет морозное знамя зари.
А пока про дыхание мха и про соки, и про пьяный апрель, ты мне не говори.
