*. Тенденции .* — интервью — — Михаил Геннадьевич, как вы оцениваете текущее состояние промышленного сектора в Красноярском крае?
— Давайте сперва обратимся к историческому контексту. То, что Красноярский край имеет выраженную промышленную экономику, является следствием Второй мировой войны, когда предприятия эвакуировали в Сибирь. К их числу можно отнести большую часть машиностроительных и металлургических мероприятий старого цикла. Фактически, половина правого берега Красноярска — предприятия, рожденные войной. Вторая волна промышленного освоения пришла к нам уже в послевоенное время, когда новые производства строились не эвакуационным способом, а в соответствии с всесоюзным планом. К числу таких предприятий можно отнести Красноярскую ГЭС, алюминиевый завод и «позднюю» часть завода «Красмаш».
— И когда вся эта махина вошла в двухтысячные годы, стала очевидна неэффективность размещения производств на территории страны.
— Конечно. Например, большая часть химического производства в Красноярске работала на сырье, которое завозилось из‑за Урала. Для его размещения в Сибири не было других экономических оснований, кроме эвакуации в войну и серьезного диспаритета цен, когда электричество стоило 2 копейки, а железнодорожный тариф составлял 3 копейки. Это отразилось в анекдоте того времени: несутся по Транссибу два эшелона с лесом — один везет лес из Карелии в Сибирь, второй — из Сибири в Карелию.
— Можно ли все структурные сбои красноярской промышленности списать на исторические перекосы?
— Я был бы не прав, если бы считал, что мы переживаем закат красноярской промышленности. Более того, я думаю, что именно промышленное производство вытащит нашу экономику. Появление у нас нефтегазового комплекса с программами добычи в промышленных масштабах позволяет рассчитывать, что в крае осядет значительная часть заказов 17
| ИЮЛЬ 2012 | СФЕРАВЛИЯНИЯ (050)
на металлоконструкции, металлоизделия и оборудование. Исключая разве что совершенно уникальные бурильные или добычные комплексы, которые делаются в штучном порядке за рубежом.
— Есть ли что‑то, мешающее этому процессу оздоровления?
— Основные риски нашей промышленности лежат в области тарифной политики. Она по‑прежнему не оформлена во внятные программы, из которых следовало бы, что в крае можно инвестировать в развитие производств, ну, скажем, со сроком окупаемости в 15—20 лет. Союз промышленников и предпринимателей об этом говорил десять лет назад, но эти требования можно и сегодня писать на транспарантах и идти на демонстрацию: «Дайте понимание по тарифам через 5—10 лет!» Сегодняшние модели тарифного планирования не выдерживают критики. Если вы посмотрите на последнее постановление правительства, где приведены расчетные формулы и композиции для формирования тарифов, то поймете, что редкий институт способен дочитать это постановление до конца. Не говоря уже о том, чтобы посчитать для себя, какими будут тарифы через 5 лет. А ведь нормальное планирование и моделирование включает составление бизнес-плана и расчет срока окупаемости. Кто будет тратить деньги, если не сможет их вернуть, не говоря уже о доходе?! А в условиях сибирского производства — мы ведь не Африке живем! — тарифы на тепло и электричество являются одной из существенных частей себестоимости любого производства. Мы должны признать, что реформа энергетики зашла в абсолютный и логичный тупик. Можно до бесконечности тыкаться носом в эту систему и улучшать тарифные модели, можно защищать по этой теме докторские диссертации, но для реального сектора такие игры заканчиваются плачевно. Вот один из примеров: ЦБК, работая на паразитном паре — на тепле, которое оплачено другими потребителями, — платит по тарифам за гранью возможных платежей. И это означает, что ЦБК в Красноярске не будет. Вторая проблема — это кадры...
— Говоря о кадрах, мы говорим об их качестве или количестве?
— О качестве. Потому что когда во главу угла ставится безработица как количественный фактор, и вокруг нее совершаются все ритуальные танцы, это неправильно. Пусть безработные будут — безработица стимулирует рынок труда. А если у тебя в регионе все люди заняты, то кто к тебе пойдет работать? Качество важнее, чем количественный показатель. Нам нужны квалифицированные люди, которые были бы готовы приезжать в край и работать не вахтовым способом, а жить здесь.
— Что для этого должны сделать власть и бизнес?
— Повышать качество жизни, тот единственный параметр, который современные экономисты до сих пор не научились адекватно считать. Потому что это пороговая вещь между экономикой, психологией и социологией. Предположим, в Красноярском крае зарплата растет бешеными темпами. Но вы при этом хорошо живете? Нет, говорите вы, с каждым днем все хуже и хуже. Именно такое настроение мы сейчас видим в обществе.
— Давайте вернемся к промышленности. При нашей жизни мы увидим что‑то более сложное, чем простая первичная переработка?
— Это наша объективная карма и ярмо, наша доля и наша радость. Покажите хоть одного жителя Дубая, который бы проклинал нефтедобычу и нефтяную иглу, на которой они всеми эмиратами сидят. Конечно же, нет! Мы не прокляты, а должны благодарить Бога, что у нас есть такая ресурсная база, которая позволяет нам жить. Хотя, конечно, жить, как в Европе, мы никогда не будем.
— Почему вдруг?
— Есть количество труда, а есть его интенсивность. Если вы в погоне за европейскими стандартами выработки хотите увеличить интенсивность труда у нашего работника в несколько раз, то неправильным путем идете, товарищи. Что такое швейцарская производительность труда, когда нам говорят, что у нас