Открытый Город #6

Первое наше требование к писателю – не лгать, писать то, что он действительно думает и чувствует. Худшее, что можно сказать о произМного лет назад ко мне подошел странный человек, ведении искусства, – оно взял меня за руку и сказал, что я – «человек слова», не фальшиво. в смысле, что всегда держу слово (к сожалению, как бы Дж.Оруэлл мне этого ни хотелось, иногда я подвожу и себя, и других), «Литература а в том смысле, что моя жизнь будет связана со словом. и тоталитаризм» Наверное, он оказался прав. С тех пор смутная тоска к постоянной передаче накопленного опыта привела меня к роли тренера и просветителя, если можно это так назвать. Поэтому в 2009 году, когда перед нами стояла задача выбрать название для создающейся нами школы, мы достаточно легко остановились на таком варианте – «Школа гуманитарного антифашизма и просвещения». Хотя теперь мы начали понимать, насколько сложное имя мы себе выбрали и какой отдачи от нас оно требует, если серьезно строить такую школу как многоуровневую программу воспитания юных просветителей. Накануне первой встречи с участниками нашей школы мы посылаем им тексты, которые в свое время потрясли нас чем-то – это Умберто Эко, Джорж Оруэлл, Мартин Лютер Кинг, Борис Стругацкий и другие. Чтобы дать людям возможность почитать, подумать и сформулировать вопросы, которые они могли бы принести потом с собой на семинар. Дело не только в том, что важно создать хорошую библиотеку дома на полке. Мы убеждены, что тексты, которые мы читаем, и тексты, которые мы пишем сами – это отдельные миры, создаваемые с помощью слов и идей. От того, сколько, какого качества и силы воздействия будут окружать нас тексты про гуманизм и сопротивление, поиск предназначения, сомнения и свободу, многое будет зависеть в будущем. Мартин Лютер Кинг в своей речи 1963 года говорил: «У меня есть мечта, что настанет день, когда в штате Алабама, губернатор которого ныне заявляет о вмешательстве во внутренние дела штата и непризнании действия принятых конгрессом законов, будет создана ситуация, в которой маленькие черные мальчики и девочки смогут взяться за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками и идти вместе, подобно братьям и сестрам». И всего лишь 50 лет спустя его мечта сбылась, а его жизнь и его тексты сыграли большую роль в этих переменах. Интересно, а какая мечта у вас? Анастасия Никитина

Елена Рассказова Харьков, Украина МПД. Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, июль 2010, Москва Лекцию Андрея Юрова об антифашизме я слушала не единожды. И каждый раз я задавала себе все больше и больше вопросов. Некоторые из них были риторическими.

Но на многие находились ответы. И со временем я решила озвучить некоторые из них в интервью. Беседы с Андреем для меня – это всегда сомнения. Новые и новые вопросы. Но я думаю, что все понятно бывает только у роботов. Или у дебилов. Людям же мыслящим свойственно сомневаться. Спрашивать себя и других «почему?»... Я надеюсь, что после прочтения нашей беседы у вас тоже возникнут

вопросы. Не стесняйтесь их задать Андрею. Или прислать в редакцию. Возможно, ответить на них мы попытаемся все вместе. Возможно, во время их осмысления у нас возникнут новые. И возможно даже, что мы так и не найдем на них ответы. Но мы задумаемся. А мыслящими людьми тяжелее управлять. И, возможно, внутренний фашист и милитарист, который сидит в каждом из нас, тоже задумается:)

«Хочешь бороться с фашизмом – начни с себя» Еще недавно свастика на стенах была чем-то вопиющим, а слово «фашист» – самым большим оскорблением и в политической среде, и среди детей, играющих во дворе. Сейчас бритоголовые молодчики в берцах* с наколками 88** и свастиками, разгуливающие по улицам не только России, но и Украины, уже никого не удивляют. Напротив, молодежь стремится им подражать. Сайты неонацистов пестрят фашистской и нацистcкой символикой, а блоги находят тысячи приверженцев. О неофашистах, нетерпимости, тоталитарных режимах, воспитании толерантности и «внутреннем фашисте» мы беседуем с Андреем Юровым, почетным президентом международного Молодежного Правозащитного Движения и экспертом Молодежного Сектора Совета Европы.

#6 2011

тексты Школы

«Хочешь бороться с фашизмом – начни с себя» Оригинал опубликован 02.06.10 в газете «Неделя» http://nedelya.net.ua/new/index. php?option=2&a=1&id=1070 – Самое страшное, что фашизм стал нормальным элементом культуры. Это никого не шокирует. Пришла весна… «травка зеленеет, солнышко блестит, свастика на стенке весело висит». Вот это обычный пейзаж обычной весны. Если 20 лет назад свастика появлялась в какомнибудь подъезде, это вызывало шок, ужас. Сейчас же даже у ветеранов это не вызывает уже почти никакого чувства – это просто норма, хоть и грустная. С моей точки зрения, главное достижение фашистов за последние 20 лет – они стали нормой. И большинство относится к этому безразлично. Так, как мы относимся к неожиданному холоду, к тому, что нас обрызгала машина, – это все неприятно, конечно, но это нормально.

– Причем это касается не только крупных городов, как многие считают. Когда свастика появилась пару лет назад в Алчевске, на доме рядом с корпусом Донбасского го* Берцы – высокие армейские ботинки на шнурках. ** 88 – символ вражды – «Heil Hitler», h – восьмая буква немецкого алфавита.

88 – часто употребляется в качестве приветствия, а также при окончании письма или текста.

сударственного технического университета, никто даже не попытался ее замазать. И я не слышала возмущенных речей. Все отнеслись к этому спокойно. И все-таки, давай проясним, что же такое фашизм. Мне кажется, что людям свойственно путать это понятие с нацизмом, ксенофобией и тоталитаризмом.

– Любой специалист по фашизму вам скажет, что фашизм – это государственный строй, который был в одной стране, Италии, с 1922 по 1943 год. Конечно, когда мы говорим о фашизме, мы имеем в виду современную фашистскую идеологию, а не государственный строй. Мне близка градация, предложенная Даниилом Горецким, социальным философом из Харькова. Он выделяет в фашизме три составляющих. Первая – это расизм, точнее, нетерпимость к другим прежде всего по признакам внешнего вида. Под нетерпимостью я понимаю любые радикальные призывы к насилию или дискриминации. Например, физическое уничтожение евреев в фашистской Германии началось только в 1938 году, после Хрустальной ночи, а до этого в 1933-1934 году евреи были сильно ущемлены в правах: они не имели права голосовать, иметь домашних животных и т.д. (система так называемых «Нюрнбергских законов»).

– В своих лекциях по антифашизму ты нередко употребляешь понятие «внутренний фашист»…

– В каждом из нас живет маленький фашист, маленький диктатор, маленький милитарист, маленький ксенофоб. Вопрос заключается в том, готовы ли мы это признать и что мы хотим с этим делать. Мы можем не видеть фашиста в себе и видеть его в других. Может быть, и есть существа, в которых фашистов нет, – это, скорее всего, Бодхисаттвы (в буддизме люди (или иные существа), которые приняли решение стать Буддой – ред.), святые. Но только мой внутренний фашист позволяет увидеть фашиста в другом. Поэтому я против того, чтобы «убивать своего внутреннего фашиста». Вопрос в

– Каковы, по-твоему, методы борьбы с фашизмом в современном обществе?

– С моей точки зрения, количество реальных фашистов в обществе зависит от уровня его общей фашизации, от того, насколько в каждом из нас вся эта дрянь сидит. Для меня фашисты – это более восприимчивые люди, выражающие коллективное бессознательное. То есть мы все заражены фашизмом, нетерпимостью, тоталитаризмом, милитаризмом: общество, медиа… И вот эти люди – всего лишь выразители этого, не более. Как бы мы их ни «изводили», их всегда будет столько же. Понимаете? При определенной температуре воды количество быстрых молекул всегда будет одинаковым, пока вся вода не выкипит. Поэтому для меня сейчас самый главный вопрос – как снизить эту температуру воды, то есть как снизить уровень агрессии в обществе, побороть тоталитарное мышление, подавляющее свободу, как развить критическое мышление, как снизить уровень нетерпимости. Когда у меня спрашивают, что я собираюсь делать с фашистами, то я отвечаю: «Ничего. Ими должны заниматься правоохранительные органы». Потому что их всегда будет примерно одинаковое количество, до тех пор, пока общество находится в таком состоянии. Пока коллективное бессознательное таково, оно будет на поверхность выталкивать все новых и новых. Сколько бы мы их ни избивали, их будет ровно столько же. Да, кто-то из них не будет столь агрессивен. Возможно, они станут не «уличными», а «политическими» активистами. Но как показал опыт нацистской Германии, уход в политику боевых дружин тоже приводит к тяжелейшим последствиям. Так что, какое зло страшнее, непонятно.

– Когда заходит речь о воспитании толерантности в современном мире, то все чаще провозглашается мысль о том, что чем больше у нас знаний о культуре друг друга, тем меньше риск межнациональных конфликтов. И выше уровень терпимости друг к другу. Ты согласен с этим утверждением?

– Ты, видимо, имеешь в виду подход Декларации ЮНЕСКО и Совета Европы? О том, что знания разрушают стереотипы, способствуют открытости, улучшению отношений и т.д. Эта концепция связана с тем, что знания, как свет, освещают путь, и чем больше мы знаем, тем лучше наши отношения. Я готов поставить

тексты Школы

другом – кто кого контролирует: я его или он меня, выпускаем ли мы этого «маленького фашиста» на поверхность или умеем обуздывать. Кроме того, мой внутренний фашист позволяет увидеть в некоторых фашистских высказываниях правду, в частности то, что действительно есть проблемы с тем, как ведет себя ряд меньшинств. Я должен это признать. Когда мы боремся с фашистами, вопрос в том, видим ли мы фашиста в себе или мы пытаемся свои комплексы перетащить на другого и бороться с тем, что есть в каждом из нас. Но при этом важно помнить, что внутри каждого из нас живет и «маленький антифашист» – сторонник равенства, свободы и солидарности. И он нуждается в нашей поддержке.

#6 2011

Вторая составляющая фашизма – это тоталитарное мышление. В нем есть несколько базовых элементов. Это, например, наличие некой «великой сущности» (вождя, партии, государства, идеи, нации). Причем это нечто настолько велико, что в жертву ему можно приносить права и свободы, даже жизни. «Смело мы в бой пойдем за власть советов – И КАК ОДИН УМРЕМ в борьбе за это» – совершенно тоталитарное мышление. Идея власти советов настолько важна, что нет лучшего блага, чем умереть всем, принести себя в жертву. Это сложный феномен. Другой элемент тоталитарного мышления – это естественное стремление подчинять и подчиняться. Быть абсолютным диктатором по отношению к нижестоящим и абсолютным рабом к вышестоящим. При этом не надо думать, потому что на вышестоящих вся ответственность, необходимо лишь подчиняться. И еще одна составляющая – это желание быть в массе, даже без вождей. При этом возникает ощущение братства, единства, строя массы. Маршировать строем или взявшись за руки петь песни – ведь это так прекрасно! Ты обладаешь абсолютным счастьем единения, «нас», где все слились в безличном. И эта масса может все, она всемогуща! Это чувство ничем нельзя заменить. Тоталитарное мышление связано для меня прежде всего с этими тремя компонентами, хотя есть и другие важные характеристики. Следующая, третья составляющая фашизма – милитаризм – культ агрессии и насилия. Утверждение того, что многие конфликты можно и даже иногда нужно решать вооруженным путем. С этими факторами связан ряд гипотез. Первое – это то, что три компонента являются для нас естественными. Естественно быть ксенофобом: естественно понятие своего и чужого прайда, своей и чужой территории, которую надо защищать. И тоталитарное мышление, и нетерпимость являются естественными. Ощущение чего-то великого – очень важная вещь. Вопрос в другом. Можно ли ради этого приносить жертвы. Агрессия – первая естественная реакция защиты, это демонстрация слабости и беззащитности. Мы сначала начинаем рычать, потом лишь думать, отчего это происходит. Если говорить о «современном антифашизме», то это не уничтожение фашистов, а всего лишь современная концепция прав человека, основанная на принципах равенства, свободы и человеческой солидарности.

тексты Школы #6 2011

это под сомнение. И это для меня принципиальный момент, связанный с обучением толерантности. Мои наблюдения постконфликтных ситуаций на разных территориях Кавказа, Балкан показывают, что самые страшные события между людьми, страшная резня происходит как раз в тех городах, тех местах, где народы всю жизнь жили вместе, там, где они не были изолированы друг от друга, а где как раз было смешанное население. Люди мне рассказывали, что несколько поколений двух народов жили всю жизнь на одной лестничной площадке и знали культуры друг друга настолько прекрасно, что лучше и не пожелаешь, а наутро брали ножи и убивали соседей. Глубочайшее знание культур друг друга и тот факт, что еще вчера дети играли друг у друга в домах, а взрослые занимали друг у друга соль и хлеб, не помешал вспарывать животы беременным женщинам. Поэтому само утверждение, что если мы будем хорошо знать культуру соседа, то это помешает нам что-то дурное сделать, я ставлю под сомнение. Резня происходит там, где надо создать некий этнический перевес. Там, как правило, происходит самый примитивный геноцид. Второе сомнение. Иногда более глубокое знание культур ведет не к повышению толерантности, а к ее уменьшению. Я много раз сталкивался с людьми, которые долгое время жили с представителем другой этничности, например, в общежитии. После этого они ненавидят всю эту этничность. Люто. Именно потому, что хорошо знают ее особенности. Хотя иногда – наоборот: дружат, а потом свое позитивное отношение распространяют на весь этнос. В последнее время я столкнулся со многими этническими группами. И после глубокого изучения их традиций мое уважение к ним не выросло, а уменьшилось. Ряд традиций Северной Африки, например, меня чрезвычайно шокировал, особенно отношение к женщинам. У меня, человека, воспитанного в европейской культуре, многие африканские традиции вызывают тяжелые переживания. Я не хочу так жить. Да, я вынужден соблюдать эти традиции, находясь в этих странах, но не могу сказать, что проникаюсь большим уважением к народам, проживающим там. Третья вещь, связанная с толерантностью, – кто и как это проводит. Пример – в Воронеже после очередного преступления на расовой почве – убийства иностранного студента – власти решили массово «сеять» толерантность в массы. Где-то, возможно, это действительно помогло. Но я однажды по телевизору наблюдал следующую сцену: в Рамони (райцентр в Воронежской области) проходит встреча с иностранными студентами, которые сформировали агитбригаду, поют, пляшут… На сцене африканцы и арабы поют чудесные песни, а в это время в зале сидят бритые гопники и потирают лапы: «Ну, вы у нас доползете до машины… только под конвоем…» Глаза кровью налиты. После подобных акций у этих несчастных пэтэушников, которым не дали вовремя пойти погулять и напиться, развивается не толерантность по отношению к иностранцам, а совсем наоборот. Но не поймите меня превратно – я за то, чтобы люди узнавали культуру друг друга, я не к тому, что это плохо.

В английском языке нет различия между толерантностью и терпимостью – ‘tolerance’ означает и то, и другое. В русском языке слову «толерантность» всего 20 лет (я имею в виду в значении «терпимое отношение к другой нации»; до этого слово употреблялось в качестве научного медицинского термина). Многие гражданские активисты в слово толерантность хотят вложить смысл «за все хорошее – против всего плохого». У меня есть гипотеза, что это ведет не только к позитивным эффектам, но и к негативным. А именно – это размывает представление о терпимости. Помоему, нашему обществу не хватает толерантности в самом первичном смысле – терпимости. Для меня настоящая толерантность – не когда я что-то полюбил или проявил к чему-то интерес. Толерантность для меня – это когда есть что-то, что мне не нравится, при этом это что-то не несет агрессии и насилия по отношению ко мне и другим людям, это никому не угрожает, и потому я это терплю. Это могут быть политические и религиозные взгляды. Мы же привыкли к тому, что если нам что-то не нравится, то мы начинаем переубеждать. У нас даже мысли не возникает о том, что это бесполезно. Подход, что человека можно рациональными доводами переубедить в области веры (когда он верит в то, во что верили его предки) – для меня штука весьма самонадеянная. На мой взгляд, недостаток первичной толерантности связан с фатальной инфантильностью нашего общества. Например, для маленького ребенка вообще непереносима мысль, что его может кто-то не любить. Мириться с тем, что тебя кто-то не любит, что у тебя есть враги, что есть масса людей, думающих совершенно иначе, высказывающих мнение, которое вам может не нравиться, но это не связано с пропагандой насилия и дискриминацией, может лишь взрослый человек. Толерантность основана на принятии того, что бывают другие мнения. При этом толерантность не означает отказ от своей собственной позиции. Это понимание того, что есть абсолютно иной взгляд на мир. По моему мнению, к сожалению, в нашей культуре, в отличие от некоторых западных стран (которые тоже не без греха), этого сейчас не существует. Мы все равно пытаемся найти все новые и новые аргументы, чтобы доказать что-то, мы не в состоянии смириться. Нам не хватает именно гуманизма как сложного отношения к сложному миру, а не очередного, пусть и очень доброго фундаментализма, который предлагает сверхпростые решения сверхсложных проблем. Нам нужно научиться жить в этом сложном мире и быть к нему терпимее, но при этом не терпеть ненависти, агрессии и насилия

Лена Дудукина Владимир-Воронеж, Россия. МПД, YNRI. Участник команды создателей Школы Гуманитарного антифашизма и просвещения Эссе «Литература и тоталитаризм» – это изначально выступление Джорджа Оруэлла в июне 1941 года по Би-би-си в рамках создаваемой им антифашистской программы. Пол-Европы уже захвачено Второй мировой войной, а когда начинаются кровопролития,

людям обычно бывает не до философских размышлений. Несомненно, Оруэлл был одним из тех, кого можно назвать провидцами, ну, или людьми со стратегическим мышлением. Он чувствовал неизбежность войны между Россией и Германией после многолетней декларированной «дружбы», опасался установления тоталитаризма чуть ли не во всем мире, смог выразить общий страх образом Большого Брата, спроецировал притчей «Скотный двор» последствия революции в России... Для меня Эрик

Артур Блэр, родившийся в Индии и писавший под псевдонимом Оруэлл, – пример человека, который «кончил жить и начал беспокоиться»; впрочем, возможно, он беспокоился, а не жил, все свои 46 лет. Заключительную и побуждающую к действию фразу этого эссе я считаю достойной гуманитарного проекта «Эпиграф»: «Каждый... должен сознавать и жизненную необходимость противодействия тоталитаризму, навязывают ли его нам извне или изнутри».

Начиная свое первое выступление... – Оруэлл имеет в виду свое выступление по радио «Границы искусства и пропаганды» 30 апреля 1941 г. С очерком «Литература и тоталитаризм» он выступил по Би-би-си в июне 1941 г.

1

только писатель не лжет в самом главном. Современная литература по самому своему существу – творение личности. Либо она правдиво передает мысли и чувства личности, либо же ничего не стоит. Как я уже сказал, это для нас само собой разумеется, но едва стоит нам это произнести, как осознаешь, какая над литературой нависла угроза. Ведь мы живем в эпоху тоталитарных государств, которые не предоставляют, а возможно, и не способны предоставить личности никакой свободы. Упомянув о тоталитаризме, сразу вспоминают Германию, Россию, Италию, но, думаю, надо быть готовым к тому, что это явление сделается всемирным. Очевидно, что времена свободного капитализма идут к концу, и то в одной стране, то в другой он сменяется централизованной экономикой, которую можно характеризовать как социализм или как государственный капитализм – выбор за вами. А значит, иссякает и экономическая свобода личности, то есть в большой степени подрывается ее свобода поступать как ей хочется, свободно выбирая себе профессию, свободно передвигаясь в любом направлении по всей планете. До недавней поры мы еще не предвидели последствий подобных перемен. Никто не понимал как следует, что исчезновение экономической свободы скажется на свободе интеллектуальной. Социализм обычно представляли себе как некую либеральную систему, одухотворенную высокой моралью. Государство возьмет на себя заботы о вашем экономическом благоденствии, освободив от страха перед нищетой, безработицей и т. д., но ему не будет никакой необходимости вмешиваться в вашу частную интеллектуальную жизнь. Искусство будет процветать точно так же, как в эпоху либераль-

#6 2011

Начиная свое первое выступление1, я говорил, что наше время не назовешь веком критики. Это эпоха причастности, а не отстраненности, и поэтому стало так трудно признать литературные достоинства за книгой, содержащей мысли, с которыми вы не согласны. В литературу хлынула политика в самом широком смысле этого слова, она захватила литературу так, как при нормальных условиях не бывает, – вот отчего мы теперь столь обостренно чувствуем разлад между индивидуальным и общим, хотя он наблюдался всегда. Стоит только задуматься, до чего сложно сегодняшнему критику сохранить честную беспристрастность, и станет понятно, какие именно опасности ожидают литературу в самом близком будущем. Время, в которое мы живем, угрожает покончить с независимой личностью, или, верней, с иллюзиями, будто она независима. Меж тем, толкуя о литературе, а уж тем паче о критике, мы, не задумываясь, исходим из того, что личность вполне независима. Вся современная европейская литература – то есть та, которая создавалась последние четыре века, – стоит на принципах честности, или, если хотите, на шекспировской максиме: «Своей природе верен будь». Первое наше требование к писателю – не лгать, писать то, что он действительно думает и чувствует. Худшее, что можно сказать о произведении искусства, – оно фальшиво. К критике это относится даже больше, чем непосредственно к литературе, где не так уж досаждает некое позерство, манерничанье, даже откровенное лукавство, если

тексты Школы

ЛИТЕРАТУРА И ТОТАЛИТАРИЗМ

Афиша к фильму 1956 года по книге Оруэлла «1984» тексты Школы #6 2011

ного капитализма, и даже еще нагляднее, поскольку художник более не будет испытывать экономического принуждения. Опыт заставляет нас признать, что эти представления пошли прахом. Тоталитаризм посягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить. Важно отдавать себе отчет в том, что его контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выражать – даже допускать – определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать; создается идеология, которая должна быть принята личностью, норовят управлять ее эмоциями и навязывать ей образ поведения. Она изолируется, насколько возможно, от внешнего мира, чтобы замкнуть ее в искусственной среде, лишив возможности сопоставлений. Тоталитарное государство обязательно старается контролировать мысли и чувства своих подданных по меньшей мере столь же действенно, как контролирует их поступки. Вопрос, приобретающий для нас важность, состоит в том, способна ли выжить литература в такой атмосфере. Думаю, ответ должен быть краток и точен: нет. Если тоталитаризм станет явлением всемирным и перманентным, литература, какой мы ее знали, перестанет существовать. И не надо (хотя поначалу это кажется допустимым) утверждать, будто кончится всего лишь литература определенного рода, та, что создана Европой после Ренессанса. Есть несколько коренных различий между тоталитаризмом и всеми ортодоксальными системами прошлого, европейскими, равно как восточными. Главное из них то, что эти системы не менялись, а если менялись, то медленно. В средневековой Европе церковь указывала, во что веровать, но хотя бы позволяла держаться одних и тех же верований от рождения до смерти. Она не требовала, чтобы сегодня верили в одно, завтра в другое. И сегодня дело обстоит так же для приверженца любой ортодоксальной церкви: христианской, индуистской, буддистской, магометанской. В каком-то отношении круг его мыслей заведомо ограничен, но этого круга он держится всю свою жизнь. А на его чувства никто не посягает. Тоталитаризм означает прямо противоположное. Особенность тоталитарного государства та, что, контролируя мысль, оно не фиксирует ее на чем-то

одном. Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, однако изменяемые со дня на день. Догмы нужны, поскольку нужно абсолютное повиновение подданных, однако невозможно обойтись без коррективов, диктуемых потребностями политики власть предержащих. Объявив себя непогрешимым, тоталитарное государство вместе с тем отбрасывает само понятие объективной истины. Вот очевидный, самый простой пример: до сентября 1939 года каждому немцу вменялось в обязанность испытывать к русскому большевизму отвращение и ужас, после сентября 1939 года – восторг и страстное сочувствие. Если между Россией и Германией начнется война, а это весьма вероятно в ближайшие несколько лет, с неизбежностью вновь произойдет крутая перемена. Чувства немца, его любовь, его ненависть при необходимости должны моментально обращаться в свою противоположность. Вряд ли есть надобность указывать, чем это чревато для литературы. Ведь творчество – прежде всего чувство, а чувства нельзя вечно контролировать извне. Легко определять отвечающие данному моменту установки, однако литература, имеющая хоть какую-то ценность, возможна лишь при условии, что пишущий ощущает истинность того, что он пишет; если этого нет, исчезнет творческий инстинкт. Весь накопленный опыт свидетельствует, что резкие эмоциональные переоценки, каких тоталитаризм требует от своих приверженцев, психологически невозможны, и вот прежде всего по этой причине я полагаю, что конец литературы, какой мы ее знали, неизбежен, если тоталитаризм установится повсюду в мире. Так ведь до сих пор и происходило там, где он возобладал. В Италии литература изуродована, а в Германии ее почти нет. Основное литературное занятие нацистов состоит в сжигании книг. Даже в России так и не свершилось одно время ожидавшееся нами возрождение литературы, видные русские писатели кончают с собой, исчезают в тюрьмах – обозначилась эта тенденция весьма определенно. Я сказал, что либеральный капитализм с очевидностью идет к своему концу, а отсюда могут сделать вывод, что, на мой взгляд, обреченной оказывается и свобода мысли. Но я не думаю, что это действительно так, и в заключение просто хочу выразить свою веру в способность литературы устоять там, где корни либерального мышления особенно прочны, – в немилитаристских государствах, в Западной Европе, Северной и Южной Америке, Индии, Китае. Я верю – пусть это слепая вера, не больше, – что такие государства, тоже с неизбежностью придя к обобществленной экономике, сумеют создать социализм в нетоталитарной форме, позволяющей личности и с исчезновением экономической свободы сохранить свободу мысли. Как ни поворачивай, это единственная надежда, оставшаяся тем, кому дороги судьбы литературы. Каждый, кто понимает ее значение, каждый, кто ясно видит главенствующую роль, которая принадлежит ей в истории человечества, должен сознавать и жизненную необходимость противодействия тоталитаризму, навязывают ли его нам извне или изнутри.

1941 г.

ЗАМЕТКИ О НАЦИОНАЛИЗМЕ Джордж Оруэлл Перевод с английского: © 1988 Мисюченко Владимир Фёдорович и Недошивин Вячеслав Михайлович. Под «национализмом» я прежде всего имею в виду привычку считать, что человеческие существа можно классифицировать, как насекомых, и что к миллионам, а то и к десяткам миллионов людей могут быть, ничтоже сумняшеся, приклеены ярлыки «хорошие» или «плохие».

«Кур фашист» © 2011 Эрдиль Яшароглу, © 2011 проект «Респект»

<...> Прежде всего дело состоит в том, чтобы выяснить, кто вы такой на самом деле, каковы в действительности ваши чувства, а потом разобраться в своих привязанностях. Если вы ненавидите и боитесь России, если вы завидуете богатству и мощи Америки, если вам отвратительны евреи, если вы ощущаете свою неполноценность по отношению к правящему классу Британии, вам не удастся избавиться от этих чувств простым усилием ума. Но, по крайней мере, вы можете осознать, что они у вас есть, и помешать им отравлять вашу духовную жизнь.

#6 2011

<...> Начать с того, что ни у кого нет права предполагать, что каждый человек или даже каждый интеллектуал заражен национализмом. Во-вторых, национализм может появляться и исчезать и быть ограниченным. Интеллигентный человек может быть только наполовину склонен к идее, которая привлекает его, но которую он считает абсурдом, и он может не задумываться над ней довольно долго, возвращаясь к ней только в моменты гнева или сентиментальности или когда он убежден, что речь идет о чем-то несущественном. В-третьих, националистические убеждения могут быть приняты человеком из самых лучших побуждений, по ненационалистическим мотивам. В-четвертых, несколько видов национализма, даже взаимоисключающих видов, могут сосуществовать в одном и том же человеке.

тексты Школы

<...> Каждого националиста неотступно преследует убеждение, что прошлое можно менять. Он подолгу живет в некоем фантастическом мире, в котором события совершаются так, как им следовало бы, в котором, к примеру, испанская армада добивается успеха или русская революция сокрушается в 1918 году, – и националист, если ему представится такая возможность, обязательно перенесет часть своих мечтаний в исторические книги. Большое число пропагандистских писаний нашего времени является всего-навсего подделкой. Факты замалчивают, даты меняют, цитаты вырывают из контекста и препарируют так, что смысл их совершенно меняется.

Татьяна Кононенко Горловка, Украина ГГПИИЯ С нашей точки зрения, следует разграничивать понятия маргинального человека и маргинальной личности, социальной и экзистенциальной маргинальности. Критерием разграничения служит степень осознанности своего выбора. Маргинальность бывает как внешней (общественное определе-

ние), так и внутренней (индивидуальное определение). В традиционном понимании она означает, во-первых, динамический переход из одной социальной или культурной общности в другую, во-вторых, статическое пребывание в промежуточном или окраинном социальном положении. Маргинальная же личность – это аксиологический проект, в основе которого находится богоборческий принцип. Ее характерными компонентами явля-

ются: принципиальное неприятие божественных, природных и социальных устоев мироздания; инакомыслие; сознательный выбор одиночества в качестве жизненного стиля; абсолютизация собственной воли и свободы; устремленность к новому, иному; творчество; утрата смыслового стержня жизни. Это не просто автономность, а резкое столкновение с общепринятой нормой.

ОСМЫСЛЯЯ ВОЙНУ Опубликовано в газете «Ла ривиста деи либри», № 1 (апрель 1991), в дни войны в Персидском заливе. «Пять эссе на темы этики», Санкт-Петербург: Симпозиум, 2000

#6 2011

тексты Школы

Под «национализмом» я прежде всего имею в виду привычку считать, что человеческие существа можно классифицировать, как насекомых, и что к миллионам, а то и к десяткам миллионов людей могут быть, ничтоже сумняшеся, приклеены ярлыки «хорошие» или «плохие». <...> В этой статье говорится о Войне, войне с большой буквы, не о холодной, а о «горячей», когда воюют при выраженном консенсусе наций, в той форме, которую война приняла в современном мире. Поскольку статья сдается в редакцию в дни, когда армии союзников вступают в Кувейт-Сити, не исключено, что, если не произойдет резких изменений, она будет читаться, когда все решат, что война в Персидском заливе 1991 года дала удовлетворительный результат, удовлетворительный в том смысле, что соответствующий целям, ради которых война затевалась. В подобном контексте речь о невозможности и бесполезности войны рискует показаться нелогичной, так как никто не согласится считать бесполезным или невозможным действие, позволившее достичь намеченных целей. Тем не менее нижепубликуемые рассуждения должны прозвучать независимо от того, как повернутся дела на войне. Они должны прозвучать тем паче, если война позволит достичь «положительного» результата и тем самым создастся иллюзорный вывод, что в каких-то случаях война – разумный выход из положения. Между тем этот вывод необходимо разгромить. В начале войны звучали и печатались разнообразные призывы и упреки к представителям интеллигенции за то, что они «не заняли позицию» по отношению к совершавшейся драме. Громогласное большинство говоривших и писавших также было

интеллигенцией (в чисто ремесленном значении термина): возникает вопрос – из кого же состояло молчащее меньшинство, от которого требовали словесного реагирования? Безусловно, взывали к тем, кто не поспешил отреагировать «правильно», не примкнул к «нужной» из двух сторон противостояния. И действительно, кто выражался, но в обратном смысле по отношению к ожиданиям другого, получал от того ярлык «интеллектуал-предателя», либо «империалистического поджигателя», либо «происламского пацифиста». Каждая из двух партий внутри громогласного большинства поддерживалась группой средств массовой информации, и противники выставлялись в таком свете, что вполне заслуживали сыпавшихся обвинений. Сторонники необходимости/неизбежности конфликта рисовались ненасытными ястребами допотопной формации, а пацифисты, как правило зашоренные лозунгами и словесными ритуалами прошедших лет, ежеминутно и поделом обвинялись, что ратуют за сдачу одних для ублажения воинственности других. Парадоксы бесоизгонятельного танца: те, кто был за конфликт, начинали разговор с расписывания жестокости войны, а те, кто высказывался против, для начала живописали зверства Саддама. Несомненно, это были дебаты интеллектуалов и профессионалов, но это не было проявлением функции интеллигенции в обществе. Интеллигенция – категория очень зыбкая, что известно. Четче определима «функция интеллигенции». Эта функция состоит в том, чтобы критически выявлять то, что представляется посильным приближением к представлению об истине, – и осуществляться эта функция может кем угодно, даже аутсайдером, но когда этот аутсайдер мыслит о собственном существовании и суммирует эти мысли. И в равной степени с функцией интеллигента не справляется профессионал от литературы, если он реагирует на события эмоционально и не ставит рефлексию во главу угла.

тексты Школы #6 2011

Война – явление Поэтому, как говорил Витторини, того же порядка, что и входит в сферу политического выбора интеллигент не должен дудеть (а вот политический выбор должен был кровная месть или «око музыку революции. Не из-за тоза око»: не то чтобы они бы оставаться личным делом Папы). го, что стремится уйти от выбора (он, При всем том, скажем сразу, интелуже не существовали кстати, вполне имеет право выбирать, на практике, однако лигенция в последние сорок пять лет отно как индивидуум), а потому что для общество в наши дни нюдь не замалчивала проблему войны. действия требуется устранять полутона Интеллигенция высказывалась о войне воспринимает эти и двусмысленности (такова незамениявления отрицательно, с такой миссионерской убежденностью, мая роль командующих фигур во всех что сумела коренным образом передев то время как раньше процессах), а интеллигентская функвоспринимало хорошо. лать взгляды всего мира на войну. Мало ция состоит, наоборот, в том, чтобы выкогда столь же живо, как в данной ситуапячивать двусмысленности и освещать ции, человечество представляло себе всю их. Первейший долг интеллигенции – критичудовищность и всю двусмысленность происходивших ковать собственных попутчиков («мыслить» событий. Никто, кроме нескольких умалишенных, не означает беспрестанно каркать и накаркивидел иракский кризис в черно-белом свете. Тот факт, вать). Бывает, что интеллигент в обществе выбирает что война тем не менее разразилась, означает, что молчание из-за боязни предать тех, с кем себя иденагитация интеллигенции не имела исчерпывающего тифицирует, и в убеждении, что при всех их мимоуспеха, была не до конца эффективна, не освоила долетных и несущественных огрехах в конечном счете статочного исторического пространства. Досадные неони взыскуют верховного блага для всех. Это трагидоработки! Но факт остается фактом: нынешний мир ческое решение, и история знает немало примеров видит войну другими глазами, не как она виделась того, как люди шли на смерть, искали смерти (за дев начале столетия, и, если сегодня кто-то заговорит о ло, в которое не верили) исключительно потому, что прелестях войны как единственно возможной гигиены полагали, что нельзя на место верности подставлять мирового масштаба, он попадет не в историю литератуистину. На самом же деле верность – это моральная ры (как Д'Аннунцио), а в историю психиатрии. категория, a veritas – категория теоретическая. Пока что мы рассматривали принятое ныне моНе то чтобы интеллектуальная функция была отральное и эмоциональное отношение к войне (хотя быделена от моральной. Решить осуществлять эту функвает, кстати, что мораль допускает нарушение запрета цию – выбор моральный, точно так же, как моральна убийство, а общественная чувствительность смиряным является решение хирурга взрезать живое мясо ется со свирепостями и смертями, если они выглядят ради спасения чьей-то жизни. Но проводя сечение, гарантией общественного блага). Существует, однако, хирург не должен расчувствоваться, в частности и тогнаиболее радикальный подход: рассмотрение войны да, когда вынужден, посмотрев, зашивать, потому что с чисто формальной точки зрения, из расчета ее внуоперировать незачем. Интеллектуальная функция тренней логичности, из анализа условий различных может привести человека к результатам эмоциональвозможностей. Идя по этому пути, мы получим матено непереносимым, поскольку многие проблемы матический вывод, что воевать нельзя, нельзя по той решаются только выводом, что они решения причине, что существование общества, основанного на не имеют. Морален и последующий выбор: выразить мгновенном информировании и на сверхскоростных ли свое заключение или замолчать его (может быть, в перемещениях, на беспрерывной межконтинентальнадежде, что заключение ошибочно). Такова трагичной миграции и обладающего новаторской военной ность положения тех, кто хотя бы на одну минуту берет техникой, делает войну мероприятием нереалистичена себя бремя «парламентера от человеческого рода». ским и нерассудительным. Война противоречит тем Немало иронии вызывало, даже среди католиков, самым соображениям, во имя которых она затевается. поведение Папы, который говорил, что воевать не В чем заключались в течение предшествующих надо, молился и предлагал запасные варианты, выстолетий цели войн? Войны велись в надежде разбить глядевшие несостоятельно при сложности имевшейпротивника таким манером, чтобы из его поражения ся картины. Как сторонники, так и противники Папы вышла какая-то выгода, и велись войны так, чтобы оправдывали его тем, что бедолага в сущности вынаши намерения (действовать в определенном клюполняет свою работу, поскольку говорить иначе ему че и достичь определенных результатов) тактически не пристало. Это справедливо. Папа (с точки зрения или стратегически реализовывались неким спосоего понимания истины) осуществил интеллектуальбом, который опрокидывал бы замыслы противника. ную функцию и сказал, что воевать не надо. Папа это Нейтралитет остальных, только бы наша война им не и должен говорить: следуйте Евангелию, как духу, создавала неудобств (и даже в некотором отношении так и букве, подставляйте вторую щеку. Но как быть, помогала бы извлечь для себя пользу), выступал неесли нас хотят убить? «Обходитесь как знаете, – долобходимым условием нашей свободы маневра. Даже жен бы отвечать Папа, – дело ваше» – и казуистика клаузевицевская «абсолютная война»1 мыслилась в рамках этой системы ограничений. Только в нашем относительно обоснованной самозащиты пришла бы веке возникло понятие мировой войны, захватываюна помощь нашей слабой нервной системе, поскольщий в свой круг даже общества безо всякой истории, ку никто не обязан доводить добродетельность до генапример, полинезийские племена. ройства. Эта позиция настолько безупречна, что если (или когда) Папа присовокупляет нечто, могущее 1 быть истолкованным в качестве практического совеТермин, введенный прусским генералом Карлом фон Клаузевицем (17801831), теоретиком стратегии, автором капитального труда «О войне». та, он отступает от своей интеллектуальной функции

Плакат «Икар». О. Дамм тексты Школы #6 2011

После открытия атомной энергии, телевидения, воздушных перевозок и с рождением различных форм мультинационального капитализма выявились следующие предпосылки невозможности войны.

1. Атомное оружие убедило всех, что в случае ядерного конфликта не может быть победителей, а поражение потерпит вся планета. Сначала все осознали, что атомная война антиэкологична; на следующем этапе стало ясно, что любая антиэкологичная война по существу атомна; а затем укоренилось убеждение, что на самом деле антиэкологична любая война. Сбрасывая атомную бомбу (или загрязняя моря), ведется война не только с теми, кто держит нейтралитет, но с планетой в ее комплексе.

2. В современной войне нет фронта и двух противников. Скандальная история с американскими журналистами в Багдаде перекликается со скандальной же, но многократно более серьезной историей миллионов и миллионов проиракски настроенных мусульман, проживающих в странах антииракской коалиции. Обычно во время войн, если соплеменники врага оказывались в противоположной стране, их интернировали (или истребляли), а собственных соплеменников, остававшихся у врага и его поддерживавших, в дни победы вешали на виселице. Сегодня война не может быть фронтальной по причине многонациональности капитализма. Что Ирак получил вооружение от западных производителей – не случайный недогляд. Это норма зрелого капитализма, открепившегося от отдельных государств. Американское правительство, обнаружив, что телекомпании играют на врага, мнит по старинке, будто это козни яйцеголовых коммунистоидов. Соответственно, и телевизионные компании льстят себе сходством с героической фигурой Хэмфри Богарта , который в фильме, набрав телефон крими2 Хэмфри Богарт (1899-1957) – популярный актер кино, воплощение жестких мужественных характеров.

нального босса, подносит трубку к печатному станку и под шум ротационных машин возглашает: «Эта газета, старик, ей рот не заткнешь». Но основа индустрии новостей – прежде всего торговля новостями, лучше всего драматическими. Не точтобы средства массовой информации не желали горнить военную музыку – просто они ближе не к горну, а к шарманке, которая (2) исполняет то, что записано на фонетический валик. Так что в нынешние времена любому, кто затевает войну, обеспечена пятая колонна в лице собственной печати; а это никакому Клаузевицу не показалось бы приемлемым.

3. Если бы даже удалось вставить кляп всем СМИ, новые технологии коммуникаций предоставляют непрерывный поток информации в реальном времени, и ни один диктатор не в силах этот поток затормозить, потому что поток льется из тех первостепенных технологических инфраструктур, без которых он сам (диктатор) обходиться не способен. Этот поток информации работает, как секретные службы в традиционных войнах: извещает о неожиданностях. А разве реальна война, в которой заведомо исключена возможность захватить противника врасплох? Войны издавна приводили к психологической смычке с врагами. Но безудержная информация способна на еще большее. Она ежесекундно служит рупором неприятеля (в то время как цель любой военной политики – заглушить пропаганду противника) и снижает энтузиазм граждан каждой воюющей стороны по отношению к их собственным правительствам. А Клаузевиц поучал, что условием победы является моральное единство нации. Во всех войнах, известных истории, народ, полагая свою войну праведной, горел желанием уничтожить врага. Теперь же безграничная информация не только расшатывает идеологию граждан, но и делает их уязвимыми пред видом страдания противника: смерть врага перестает быть далеким и неясным событием, а превращается в конкретное и совершенно непереносимое зрелище.

4. Ко всему сказанному добавим, что, если помните у Фуко, власть в нашу эпоху уже не монолитна и не одноглава; власть стала диффузной, точечной и зиждется на постоянном слиянии и расторжении консенсусов. Нынешние войны не противопоставляют две чьи-то родины. Войны сталкивают интересы бесконечного количества разных властей. В этих играх какие-то отдельные центры власти зарабатывают новые очки, но всегда за счет других центров власти. Если на традиционной войне разжиревали фабриканты пушек и этот плюс мог оттеснить на второй план незначительные минусы (временные помехи коммерческому обмену), то война нового типа, разумеется, обогащает пушечных фабрикантов, но режет без ножа (и главное, в масштабах всего земного шара) индустрию авиатранспорта, развлечений, туризма, подрывает положение тех же самых СМИ (которым перестают заказывать коммерческую рекламу) и вообще наносит громадный ущерб всей индустрии необязательного – то есть костяку системы – от рынка недвижимости до автомобилей. При сообщении, что разразилась война, биржи резко подскочили вверх, однако через месяц после этого биржи совершали такие же точно скачки при малейших намеках на возможность замирения. И я не

тексты Школы #6 2011

тафорический пример) войну представить себе в виде «нео-коннективной» системы, она будет развиваться и самобалансироваться независимо от желания обоих тяжущихся. Примечательно, что, объясняя устройство нейронных сетей, Арно Пензиас (в книге «Как жить в мире High-Tech», Милан, Бомпиани, 1989, стр. 107-108) прибегает как раз к военной метафоре. Он пишет: «Известно, что отдельные нейроны становятся электроактивными («стреляют») в результате стимуляции через каналы инпута (так называемые дендриты), тончайшим образом разветвленные. В мгновение «выстрела» нейрон выпускает электрические сигналы по каналам аутпута (так называемым аксонам) (...) Поскольку «выстрел» каждого нейрона зависит от активности множества других нейронов, не существует никакого простого способа рассчитать, что и когда должно произойти <...) В зависимости от конкретного расположения синаптических сцеплений (коннексий), любая стимуляция нейронной сети из сотни нейронов даст, в качестве возможных равновесных результатов, тысячу миллиардов миллиардов миллиардов вариантов (1030)». Если война нео-коннективна, значит, в ее системе расчет и намерения главных действователей не имеют ценности. Из-за наращивания количества властей в этой игре, загрузки распределяются самым непредвиденным образом. Конечно, может случиться и такое, что война окончится и при этом финальная конфигурация окажется выигрышной для одного из тяжущихся; однако в принципе, поскольку в подобной системе заведомо провален любой расчет, направленный на решение, – война всегда проигрышна для обеих сторон. В контексте нашей метафоры, лихорадочная деятельность операторов по руководству цепью, непрерывно получающей противонаправленные импульсы, приведет просто к замыканию всей сети. Вероятный исход войны в этом случае – коллапс. Старинная война напоминала шахматную партию, где каждый играющий пытался не только съесть как можно больше фигур противника, но и заманить противника (спекулируя на индивидуальном типе восприятия противником общих правил) в мат.

Плакат «Без слов». Б. Паточек

вижу ни цинизма в первом случае, ни добро-любия во втором. Биржа реагирует на колебания в игре между властями. В этой игре какие-то экономические власти состоят в конкуренции с другими, и логика конфликта экономических властей берет верх над логикой национальной державности. Производителям, работающим на государственного потребителя (производителям оружия) способствует обстановка напряженности, но производители благ для частного пользования нуждаются в климате счастья. Конфликт формулируется в терминах экономики.

5. По всем этим и еще по иным причинам война не напоминает больше, как напоминали войны прежних времен, формулу «серийного» искусственного интеллекта. Война ближе к формуле «параллельного» искусственного интеллекта. «Серийный» искусственный разум, тот, например, который привлекается для создания машин, способных делать переводы, или для получения выводов из комплекса информационных, данных, – этот разум получает от программиста такие инструкции, чтобы принимать, на основании конечного набора правил, последующие решения, каждое из которых зависит от решения, принятого на предыдущей фазе, по схеме дерева, посредством серии бинарных дизъюнкций. Старинная стратегия войны имела ту же конфигурацию: если неприятель двигал свои армии на восток, можно было предвидеть, что впоследствии он захочет повернуть на юг; в этом случае, следуя той же самой логике, я направлял свои войска на северо-восток и неожиданно перегораживал ему дорогу. Правила противника были в то же время и нашими правилами, и каждый мог принимать решения поступательно, по одному за раз, как в шахматной партии. «Параллельный» искусственный разум, напротив, передоверяет отдельным ячейкам сети все решения, как им следует сложиться в окончательную конфигурацию, исходя из распределения «загрузок», которое оператор неспособен ни рассчитать, ни предвидеть заранее, поскольку эта сеть порождает для себя правила, которые не были в нее заложены, и эта сеть сама себя модифицирует в поисках оптимального решения, и эта сеть не знает различия между правилами и данными. Правда, и систему подобного рода (называемую нео-коннективной или системой нейронных сетей) можно регулировать, сверяя полученный ответ с ожидаемым ответом и изменяя загрузки в зависимости от практики. Но для этого требуется: а) чтобы у оператора имелось время; б) чтобы не было двух операторов, находящихся в конкуренции и передвигающих загрузки во взаимно противоречивом режиме, и, наконец, в) чтобы отдельные ячейки сети вели себя и мыслили, как положено ячейкам, а не как положено операторам, то есть не принимали бы решений, основанных на анализе поведения операторов, а самое главное – не преследовали бы интересов, посторонних по отношению к логике сети. Однако в ситуации разрознения властей каждая ячейка как раз и преследует именно личные интересы, которые не совпадают с интересами операторов и ничего не имеют общего с самодвижущими тенденциями той сети, куда ячейки входят. Следовательно, если (ме-

тексты Школы #6 2011

А в современной войне, С другой стороны, утверждать, что если представлять та с размножением. А чтобы убедиться, в конфликте взяла верх некая сторона ее через шахматы, что в войну авиакомпании прогорают, в некий момент, – значит отождестна доске не черные достаточно двух недель. Следовательвлять некий момент с финалом войны. но, вполне соответствует и интеллектуи белые, а сплошь Но финал мог бы иметь место, если бы одноцветные фигуры, альному долгу и здравому смыслу развойна все еще и ныне, как желал того говор о табуировании, хотя никто и не и игроки, воздействуя Клаузевиц, оставалась продолжением властен ни объявить табу, ни обознана одну и ту же сеть, политики иными средствами (и кончачить даты его установления. едят что попадется. лась бы при достижении равновесия, Интеллектуальный долг – Самопожирание. позволяющего вернуться к средствам утверждать невозможность войполитическим). Однако весь послевоны. Даже если ей не видно никаенный период нашего века политика была и всегда кой альтернативы. В крайнем случае всегда под останется продолжением (любыми средствами) расрукой замечательная альтернатива войне, изобреклада, сложившегося во Вторую мировую войну. Как тенная в нашем веке, а именно «холодная война». бы ни проходила новая война, она, спровоцировав Скопище непотребств, несправедливостей, нетерхаотичное переразмещение загрузок, по существу не пимостей, конкретных преступлений, рассеянного отражающее волю противников, завершится опастеррора – эта альтернатива (признаем вместе с истоной политической, экономической и психологичерией) была весьма гуманным и в процентном отноской нестабильностью с проекцией на грядущие дешении мягким по сравнению с войной вариантом, и сятилетия и не ведущей ни к чему иному, кроме как в конце концов в ней определились даже победители к «воинственной политике». и проигравшие. Однако не дело интеллигенции агиС другой стороны, а было ли раньше иначе? Запретировать за холодные войны. щено ли считать, что Клаузевиц ошибался? ИсториоТо, что некоторые восприняли в ключе: интеллиграфия интерпретирует Ватерлоо как сшибку между генция замалчивает войну, – вероятно, объяснялось двумя стратегиями (поскольку в конечном итоге был нежеланием высказываться под горячую руку и чеполучен результат), в то время как Стендаль описал рез рупоры СМИ, по той очень простой причине, что то же самое в терминах случайности. Представление, СМИ – это часть войны, это ее инструмент и, следовачто традиционные войны вели к разумным результельно, опасно использовать их как нейтральную тертатам – к финальной равновесности, – основано на риторию. Кроме всего прочего, у СМИ совершенно гегелевском предрассудке, будто история имеет наиные ритмы, не совпадающие с ритмами рефлексии. правленность и будто результат родится из борьбы Интеллектуальная же функция осуществляется либо тезисов и антитезисов. Но мы не располагаем научаприори (относительно могущего произойти), либо ным доказательством (и логическим тоже), что сиапостериори (на основании произошедшего). Очень туация в Средиземноморье после Пунических войн, редко речь идет о том, что как раз «сейчас» происхоили в Европе после наполеоновских, должна расцедит. Таковы законы ритма: события стремительнее, ниваться именно как равновесная. Может быть, насобытия напористее, чем размышления об этих сопротив, ее следует видеть как неуравновешенность, бытиях. Поэтому барон Козимо Пьо-васко ди Рондо3 ушел жить на деревьях, он не спасался от долга инне имевшую бы места, не пройди перед тем война. теллигента понимать свою эпоху и участвовать в ней, Да, человечество десятки тысяч лет прибегало к воон старался лучше понимать и созидать эту эпоху. йне для устранения неуравновешенности – что этим Однако даже при выборе ухода в тактическое доказывается? Те же сотни столетий оно прибегало молчание ситуация войны требует, в конечном итодля устранения психологических перекосов к алкоге, чтобы об уходе в молчание было выкрикнуто во голю и иным отравляющим веществам. всю глотку. Чтобы выкрикнули, хотя всем ясно, что На фоне сказанного хочется подумать o табу. громоглашение о молчании нелогично, что деклаИдею табу уже предлагал Моравиа: видя, что в течерация слабости способна быть проявлением силы и ние многих столетий род человеческий шел и причто никакая рефлексия не освобождает человека от шел к табуированию инцеста, поскольку убедился, его личного долга. А первейший долг его все-таки – что тесная эндогамия дает нежизнеспособные плоды, заявить, что современная война обесценивает любую можно ожидать, что настанет предел, когда люди инчеловеческую инициативу, и ни ее мнимая цель, ни стинктивно захотят табуировать войну. Ему резонно мнимая чья-либо победа не способны переменить саответили: табу не «провозглашается» путем моральмовольную игру «загрузок, путающихся в собственного или интеллектуального декрета, табу формируных сетях. Ибо «загрузка» – тот же «груз» стихов ется тысячелетним отстаиванием в темных глубинах Михель-штедтера: «...грузом виснет, вися-зависит... коллективного подсознательного (по тем же приСкользит груз вниз, чтоб последующим разом пречинам, по которым нейронная сеть способна прийвзойти своей низостью низость прежнего раза... В ти сама собой к эквилибру). Да, все так, табу нельзя грузном паденье... неподвластен разубежденью». назначать, оно самообозначается. Однако возможТак вот, подобное скольжение вниз мы не можем но подогнать темпы вызревания. Чтобы догадаться, приветствовать, поскольку с точки зрения прав начто совокупление с матерью или сестрой компромешего рода на выживание, это хуже, чем преступлетирует генетический обмен, понадобились многие ние: это – растрата. тысячи десятилетий – потому что немало лет было истрачено на то, чтобы человечество сформировало 3 Герой романа Итало Кальвино (1923—1985) «Барон на дереве» (1957). идею о причинно-следственной связи полового ак-

МИГРАЦИЯ, ТЕРПИМОСТЬ И НЕСТЕРПИМОЕ (цитаты) Умберто Эко Поэтому она не может ни критиковаться, ни сдерживаться рациональными аргументами. Теоретические посылки Mein Kampf могут быть опровергнуты залпом довольно простых аргументов, но, если идеи, которые возглашались в этом сочинении, пережили и переживут любое возражение, это потому, что они опираются на дикарскую нетерпимость, не проницаемую ни для какой критики.

тексты Школы

<...> Как отличить иммиграцию от миграции, если вся планета стала пространством сплошных перемещений? Думаю, что различить можно. Как уже было сказано, иммиграция поддается политическому контролированию, а миграция нет; миграция сродни явлению природы. Пока речь идет об иммиграции, можно надеяться удержать иммигрантов в гетто, дабы они не перемешивались с местными. В случае миграций гетто немыслимы и метизация, становится неуправляемой. Феномены, которые Европа все еще пытается воспринимать как иммиграцию, в действительности представляют собой миграцию. Третий мир стучится в двери Европы и входит в них, даже когда Европа не согласна пускать. Проблема состоит не в том, чтобы решать (политики любят делать вид, будто они это решают), можно ли в Париже ходить в школу в парандже, или сколько мечетей надо построить в Риме. Проблема, что в следующем тысячелетии (я не пророк и точную дату назвать не обязываюсь) Европа превратится в многорасовый, или, если предпочитаете, в многоцветный континент. Нравится вам это или нет, но так будет. И если не нравится, все равно будет так.

#6 2011

<...> Нетерпимость к иному или к неизвестному естественна у ребенка, в той же мере, в какой и инстинкт завладевать всем, что ему нравится. Ребенка приучают к терпимости шаг за шагом, так же как приучают уважать чужую собственность, приучают раньше, чем он научается контролировать собственный сфинктер. К сожалению, если управлять своим телом в конце концов обучаются все, толерантность остается вечной лакуной образования и у взрослых, потому что в повседневной жизни люди постоянно травмируются инакостью. Ученые часто изучают проблемы инакости, но мало занимаются дикарской нетерпимостью, поскольку она ускользает от всякого определения и критического подхода. Стикер Молодежного Правозащитного Движения

<...> Самая опасная из нетерпимостей – это именно та, которая рождается в отсутствие какой бы то ни было доктрины как результат элементарных импульсов.

Лена Дудукина Владимир-Воронеж, Россия. МПД, YNRI. Участник команды создателей Школы Гуманитарного антифашизма и просвещения Впервые о Борхерте я услышала много лет назад на лекции по зарубежной литературе – нам рассказывали о его пьесе «Снаружи за дверьми»/«На улице перед дверью», герой которой не вписывался в послевоенный мир, потому что все в Германии постарались снять Лера Савченкова Минск, Беларусь. МПД, Беларуский Хельсинкский Комитет. Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, 26 декабря 2010, Минск

с себя ответственность за перступления нацизма. Поскольку Борхерт очень рано, в 26, умер от военных ран и тифа, а слава приезжавшего в СССР Генриха Бёлля длится и по сей день, то мы и знать не знаем, кто стоит у истоков антифашистской, антимилитаристской литературы Германии. Друзья Борхерта, умершего в 1947-ом, организовали «Группу 47», призовое одобрение которой получил молодой Бёлль за ранний свой антифашистский рассказ «Белая ворона»...

Его издали у нас 1 раз, и я искала эту книжку у букинистов разных городов, и очень дорожу обоими найденными экземплярами (второй нашёлся в снимаемой квартире). Это я втащила Борхерта в круг наших текстов, и я очень этому рада, особенно когда его тексты вдохновляют людей. От этого текста у меня ощущение такое: непримиримость с военщиной и принципиальность. Почаще бы нам...

Шикарный текст. Когда я прочла его впервые, у меня появилось ощущение, что теперь я точно знаю, что делать в сложных, противоречивых ситуациях. Теперь, когда встает дилемма между совестью и рассудком, у ме-

ня есть замечательные слова: «Тогда остается только одно...». Мне кажется, что этот текст про мужество, человеческое достоинство и ответственность. И аллюзии от него осознанно и легко перетекают в современную, реальную нашу жизнь.

ТОГДА ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО ОДНО!

#6 2011

тексты Школы

Борхерт В. Избранное. Пер. с нем. – М., «Худож. Лит», 1977. Перевод: О.Веденяпиной Ты, человек у машины и человек в мастерской. Если завтра тебе прикажут делать не водопроводные трубы и не кастрюли – а каски и пулеметы, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, девушка за прилавком и девушка в конторе. Если завтра тебе прикажут начинять гранаты и ставить оптические прицелы на снайперские винтовки, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, владелец фабрики. Если завтра тебе прикажут делать порох вместо пудры и какао, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, ученый в лаборатории. Если завтра тебе прикажут придумать новую смерть против старой жизни, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, поэт в своем уединении. Если завтра тебе прикажут воспевать не любовь, а ненависть, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ!

Ты, врач у постели больного. Если завтра тебе прикажут признать мужчин годным к военной службе, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, священник на церковной кафедре. Если завтра тебе прикажут благословлять убийство и войну, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, капитан на судне. Если завтра тебе прикажут возить не пшеницу, а пушки и танки, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, пилот на аэродроме. Если завтра тебе прикажут сбрасывать на города бомбы и фосфор, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, портной у своего стола. Если завтра тебе прикажут кроить мундиры шинели, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, судья в мантии. Если завтра тебе прикажут вершить полевой суд, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ! Ты, мужчина в городе и мужчина в деревне. Если завтра тебе вручат призывную повестку, тогда остается только одно: Скажи: НЕТ!

тексты Школы

Ибо если вы не скажите НЕТ, если вы, матери, не скажите НЕТ, тогда: – в шумных задымленных портовых городах замрут со стоном и будут вяло покачиваться у осиротевших причалов, как гигантские трупы мамонтов, большие корабли, и тела их, некогда гудевшие и сверкавшие, увязнут в тине, опутанные водорослями, облепленные ракушками, пропитаются кладбищенским тухлым запахом, зачахнут, сгниют, рассыплются в прах; – трамваи, ненужные, потускневшие стеклоглазые клетки, облезлые, измятые, будут валяться, опутанные стальным каркасом из проволоки и рельсов, под истлевшими дырявыми навесами, на пустынных, изрытых воронками улицах; – накатится илистая, свинцовая, всепоглощающая тишина; прожорливая, расползется она по школам и университетам, по театрам, по спортивным и детским площадкам, жуткая, алчная, неудержимая; – солнечный сочный виноград сгниет на заброшенных склонах, рис зачахнет в пересохшей земле, картофель замерзнет на неубранном поле, и коровы

вытянут к небу свои окостенелые ноги, словно опрокинутые скамейки; – в институтах закиснут гениальные открытия врачей, заржавеют, заплесневеют; – в кухнях, кладовых и погребах, холодильниках и элеваторах последняя мука станет затхлой, забродят последние банки с клубничным, тыквенным и вишневым соком, хлеб под опрокинутыми столами и на расколотых тарелках покроется плесенью, и завоняет прогорклое масло; как разбитое войско, поникнет зерно на полях рядом с проржавевшими плугами, а некогда дымившие трубы жилищ, горнов и фабрик, заросшие вечной травой, начнут крошиться, крошиться, крошиться. Тогда последний оставшийся в живых человек начнет блуждать под палящим солнцем, с искромсанными кишками и зачумленными легкими, одинокий и бессловесный, под колеблющимися созвездиями, один среди необозримых общих могил, среди мрачных бетонных истуканов одичавших городовгигантов – последний человек – изнуренный, обезумевший, хулящий, умоляющий; и его страшный вопль: ЗАЧЕМ? – заглохнет неуслышанным в степи, развеется в оскалившихся руинах, задохнется под прахом церквей, отпрянет от стен бомбоубежищ, захлебнется в луже крови, – неуслышанный, безответный, последний животный крик последнего животного – человека. Всеэтонаступитзавтра,бытьможет,завтра,а может,исегодняночью,можетбыть,ночью,если– если вы не скажете НЕТ.

#6 2011

Ты, мать в Нормандии и мать на Украине, мать в Сан-Франциско и в Лондоне, и ты, мать на Хуанхэ и на Миссисипи, мать в Неаполе и в Гамбурге, в Каире и в Осло – матери всех континентов, матери мира, если завтра вам прикажут рожать детей – сестер для лазаретов и новых солдат для новых битв, матери мира, тогда остается только одно: Скажите: НЕТ! Матери, скажите НЕТ!

Почтовая марка ФРГ, выпущенная в 1996 году

Светлана Балинченко Горловка, Украина ГГПИИЯ, МПД, YNRI Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, 28 мая 2011, Киев

бынаходитьсяпропастьмежкультурных различий, но ее нет. Поскольку оба текста объединены мостом восприятия человека как свободного и желающего другим только свободы. Закон любви и ненасилия, с одной стороны, и признание принципиальной незавершенности человека, его поиска «человеческой реализации», с другой стороны, – меня всегда очень привлекала эта идея проектирования человеком себя в каждом поступке и намерении. И в этом контексте противопоставление страха и

любви, ненасилия и лицемерия получает особое значение. Раз уж мы обречены на постоянную ситуацию выбора, то стоит, применяя «тонкую и чудесную силу ненасилия» вписать каждый выбор в проект себя так, чтобы не нарушить закон любви, действующий, по мнению Ганди, на нас независимо от того, принимаем мы его или нет. И тогда даже тяжелое и рутинное «разбивание кирпича в стене» может получить определенный и важный смысл :)

Лера Савченкова Минск, Беларусь. МПД, Беларуский Хельсинкский Комитет. Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, 26 декабря 2010, Минск

Искренне... очень. Этот текст наталкивает меня на размышление о качестве, силе и желании реализации моих мечт. Действительно, многие привыкли, что мечта – это что-то несбыточное, иллюзорное, то, что греет перед сном или холодными зим-

ними вечерами. А М.Л.Кинг говорит нам: «Ребята, мечта – это концентрация Силы, Ответственности и Мужества в вас, делайте ;)». Его речь я перечитываю, когда есть ощущения, что руки опускаются, и она меня вдохновляет.

Лайла Кадиева Грозный, Россия МПД, «Женское Достоинство». Летняя Большая Школа по ПЧ 2011

раз это было 4 года назад. Я прочла её 5 минут назад еще раз на русском и поняла кое-что. Конечно, у каждого из нас свое мнение и стремления. Но, думаю, каждый из нас был в своей жизни ограничен в своих возможностях. Может,

для некоторых это даже к лучшему, но речь не об этом. Читая эту речь, я почувствовала желание добиться той самой справедливости. И я рада этому.

Я присоединяюсь с двумя текстами: «Экзистенциализм – это гуманизм», Ж.-П. Сартр, и «Моя вера в ненасилие», Мохандос Карамчанд Ганди. Два текста, восточный и западный, между которыми должна была

В школе мы часто читали эту речь на английском. Последний

#6 2011

тексты Школы

«У МЕНЯ ЕСТЬ МЕЧТА...» «У меня есть мечта...» – речь М.Л. Кинга 28 августа 1963 года перед «Маршем на Вашингтон». Пять десятков лет назад великий американец, под чьей символической сенью мы сегодня собрались, подписал Прокламацию об освобождении негров. Этот важный указ стал величественным маяком света надежды для миллионов черных рабов, опаленных пламенем испепеляющей несправедливости. Он стал радостным рассветом, завершившим долгую ночь пленения. Но по прошествии ста лет мы вынуждены признать трагический факт, что негр все еще не свободен. Спустя сто лет жизнь негра, к сожалению, по-прежнему калечится кандалами сегрегации и оковами дискриминации. Спустя сто лет негр живет на пустынном острове бедности посреди огромного океана материального процветания. Спустя сто лет негр по-прежнему томится на задворках американского общества и оказывается в ссылке на своей собственной земле. Вот мы и пришли сегодня сюда, чтобы подчеркнуть драматизм плачевной ситуации.

В каком-то смысле мы прибыли в столицу нашего государства, чтобы получить наличные по чеку. Когда архитекторы нашей республики писали прекрасные слова Конституции и Декларации независимости, они подписывали тем самым вексель, который предстояло унаследовать каждому американцу. Согласно этому векселю, всем людям гарантировались неотъемлемые права на жизнь, свободу и стремление к счастью. Сегодня стало очевидным, что Америка оказалась не в состоянии выплатить по этому векселю то, что положено ее цветным гражданам. Вместо того чтобы выплатить этот святой долг, Америка выдала негритянскому народу фальшивый чек, который вернулся с пометкой «нехватка средств». Но мы отказываемся верить, что банк справедливости обанкротился. Мы отказываемся верить, что в огромных хранилищах возможностей нашего государства недостает средств. И мы пришли, чтобы получить по этому чеку – чеку, по которому нам будут выданы сокровища свободы и гарантии справедливости. Мы прибыли сюда, в это священное место, также для того, чтобы напомнить Америке о настоятельном требова-

тексты Школы #6 2011

Выступление М-Л. Кинга по время Марша на Вашингтон в 1963 году

Когда мы позволим свободе звенеть, нии сегодняшнего дня. Сейчас не вреинственность, которая овладела негрикогда мы позволим ей мя удовлетворяться умиротворяющими тянским обществом, не должна привезвенеть из каждого мерами или принимать успокоительное сти нас к недоверию со стороны всех села и каждой лекарство постепенных решений. Набелых людей, поскольку многие из деревушки, из каждого стало время выйти из темной долины наших белых братьев осознали, о чем штата и каждого сегрегации и вступить на залитый солнсвидетельствует их присутствие здесь города, мы сможем цем путь расовой справедливости. Насегодня, что их судьба тесно связана с ускорить наступление стало время открыть двери возможнонашей судьбой и их свобода неизбежно того дня, когда все стей всем Божьим детям. Настало время связана с нашей свободой. Мы не мовывести нашу нацию из зыбучих песков жем идти в одиночестве. расовой несправедливости к твердой скале братства. И начав движение, мы должны поклясться, что Для нашего государства было бы смертельно опасбудем идти вперед. ным проигнорировать особую важность данного моМы не можем повернуть назад. Есть такие, котомента и недооценить решимость негров. Знойное лерые спрашивают тех, кто предан делу защиты гражто законного недовольства негров не закончится, пока данских прав: «Когда вы успокоитесь?» Мы никогне настанет бодрящая осень свободы и равенства. 1963 да не успокоимся, пока наши тела, отяжелевшие от год – это не конец, а начало. Тем, кто надеется, что неусталости, вызванной долгими путешествиями, не гру нужно было выпустить пар и что теперь он успосмогут получить ночлег в придорожных мотелях коится, предстоит суровое пробуждение, если наша и городских гостиницах. Мы не успокоимся, пока нация возвратится к привычной повседневности. До основным видом передвижений негра остается петех пор пока негру не будут предоставлены его гражреезд из маленького гетто в большое. Мы не успокоданские права, Америке не видать ни безмятежности, имся, пока негр в Миссисипи не может голосовать, а ни покоя. Революционные бури будут продолжать сонегр в Нью-Йорке считает, что ему не за что голосотрясать основы нашего государства до той поры, пока вать. Нет, нет у нас оснований для успокоения, и мы не настанет светлый день справедливости. никогда не успокоимся, пока справедливость не начНо есть еще кое-что, что я должен сказать моему нет струиться, подобно водам, а праведность не упонароду, стоящему на благодатном пороге у входа во добится мощному потоку. дворец справедливости. В процессе завоевания при Я не забываю, что многие из вас прибыли сюда, надлежащего нам по праву места мы не должны дапройдя через великие испытания и страдания. Нековать оснований для обвинений в неблаговидных поторые из вас прибыли сюда прямиком из тесных тюступках. Давайте не будем стремиться утолить нашу ремных камер. Некоторые из вас прибыли из райожажду свободы, вкушая из чаши горечи и ненависти. нов, в которых за ваше стремление к свободе на вас Мы должны всегда вести нашу борьбу с благообрушились бури преследований и штормы полиродных позиций достоинства и дисциплины. Мы не цейской жестокости. Вы стали ветеранами созидадолжны позволить, чтобы наш созидательный протельного страдания. Продолжайте работать, веруя в тест выродился в физическое насилие. Мы должны то, что незаслуженное страдание искупается. стремиться достичь величественных высот, отвечая Возвращайтесь в Миссисипи, возвращайтесь в Алана физическую силу силой духа. Замечательная вобаму, возвращайтесь в Луизиану, возвращайтесь в тру-

#6 2011

тексты Школы

Когда мы позволим щобы и гетто наших северных городов, ровные местности будут превращены в свободе звенеть, зная, что так или иначе эта ситуация моравнины, искривленные места станут когда мы позволим ей жет измениться и изменится. Давайте не прямыми, величие Господа предстанет звенеть из каждого будем страдать в долине отчаяния. перед нами и все смертные вместе удосела и каждой Я говорю вам сегодня, друзья мои, что, стоверятся в этом. деревушки, из каждого несмотря на трудности и разочарования, Такова наша надежда. Это вера, с штата и каждого у меня есть мечта. Это мечта, глубоко укокоторой я возвращаюсь на Юг. города, мы сможем ренившаяся в Американской мечте. С этой верой мы сможем вырубить ускорить наступление У меня есть мечта, что настанет камень надежды из горы отчаяния. С того дня, когда все день, когда наша нация воспрянет и этой верой мы сможем превратить неБожьи дети, черные доживет до истинного смысла своего стройные голоса нашего народа в преи белые, евреи и девиза: «Мы считаем самоочевидным, красную симфонию братства. С этой язычники, протестанты что все люди созданы равными». верой мы сможем вместе трудиться, и католики, смогут у меня есть мечта, что на красных вместе молиться, вместе бороться, вмевзяться за руки и холмах Джорджии настанет день, когсте идти в тюрьмы, вместе защищать запеть слова старого да сыновья бывших рабов и сыновья свободу, зная, что однажды мы будем негритянского бывших рабовладельцев смогут усестьсвободными. духовного гимна: ся вместе за столом братства. Это будет день, когда все Божьи де«Свободны наконец! у меня есть мечта, что настанет день, ти смогут петь, вкладывая в эти слова Свободны наконец! когда даже штат Миссисипи, пустынный новый смысл: «Страна моя, это Я тебя, Спасибо всемогущему штат, изнемогающий от накала неспрасладкая земля свободы, это я тебя восГосподу, мы свободны ведливости и угнетения, будет преврапеваю. Земля, где умерли мои отцы, наконец!» щен в оазис свободы и справедливости. земля гордости пилигримов, пусть своу меня есть мечта, что настанет день, бода звенит со всех горных склонов». когда четверо моих детей будут жить в стране, где о И если Америке предстоит стать великой страной, них будут судить не по цвету их кожи, а по тому, что это должно произойти. они собой представляют. Пусть свобода звенит с вершин изумительных У меня есть мечта сегодня. холмов Нью-Хэмпшира! У меня есть мечта, что настанет день, когда в штаПусть свобода звенит с могучих гор Нью-Йорка! те Алабама, губернатор которого ныне заявляет о Пусть свобода звенит с высоких Аллегенских гор вмешательстве во внутренние дела штата и неприПенсильвании! знании действия принятых конгрессом законов, буПусть свобода звенит с заснеженных Скалистых дет создана ситуация, в которой маленькие черные гор Колорадо! мальчики и девочки смогут взяться за руки с маленьПусть свобода звенит с изогнутых горных вершин кими белыми мальчиками и девочками и идти вмеКалифорнии! сте, подобно братьям и сестрам. Пусть свобода звенит с горы Лукаут в Теннесси! У меня есть мечта сегодня. Пусть свобода звенит с каждого холма и каждого У меня есть мечта, что настанет день, когда все нибугорка Миссисипи! зины поднимутся, все холмы и горы опустятся, неС каждого горного склона пусть звенит свобода! Выступление М-Л. Кинга по время Марша на Вашингтон в 1963 году

Лера Савченкова Минск, Беларусь. МПД, Беларуский Хельсинкский Комитет. Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, 26 декабря 2010, Минск

Здесь достаточно ясно и просто написано о сложном. Это не значит, что качество идеи страдает. Мне думается, что этот текст замечательно подходит для широкого круга читателей как сеятель зерна сомнения как во внутренних, так и во внешних процессах.

Текст написан простым языком и базируется на объяснимых вещах, достаточно просто провести параллели с существующей действительностью и задуматься... А после искать-искать-искать ответы на глубинные внутренние вопросы.

ФАШИЗМ – ЭТО ОЧЕНЬ ПРОСТО *

#6 2011

ходство одной нации над другими и при этом – активный поборник «железной Чума в нашем доме. Лечить ее мы не руки», «дисциплины-порядка», «ежоумеем. Более того, мы сплошь да рядом вых рукавиц» и прочих прелестей тотане умеем даже поставить правильный дилитаризма. агноз. И тот, кто уже заразился, зачастую И все. Больше ничего в основе фашизне замечает, что он болен и заразен. ма нет. Диктатура плюс национализм. Ему-то кажется, что он знает о фашизТоталитарное правление одной нации. ме все. Ведь всем же известно, что фаА все остальное – тайная полиция, лагешизм – это: черные эсэсовские мундиры; ря, костры из книг, война – прорастает лающая речь; вздернутые в римском прииз этого ядовитого зерна, как смерть из ветствии руки; свастика; черно-красные раковой клетки. знамена; марширующие колонны; люди-скелеты за Возможна железная диктатура со всеми ее гробовыколючей проволокой; жирный дым из труб крематоми прелестями – скажем, диктатура Стресснера в Париев; бесноватый фюрер с челочкой; толстый Геринг; рагвае или диктатура Сталина в СССР, – но поскольку поблескивающий стеклышками пенсне Гиммлер, – и тотальной идеей этой диктатуры не является идея наеще полдюжины более или менее достоверных фигур циональная (расовая) – это уже не фашизм. Возможиз «Семнадцати мгновений весны», из «Подвига разно государство, опирающееся на национальную идею, ведчика», из «Падения Берлина»...

– скажем, Израиль, – но если отсутствует диктатура О, мы прекрасно знаем, что такое фашизм – не(«железная рука», подавление демократических свомецкий фашизм, он же – гитлеризм. Нам и в голову бод, всевластье тайной полиции) – это уже не фашизм. не приходит, что существует и другой фашизм, такой Совершенно бессмысленны и безграмотны выраже поганый, такой же страшный, но свой, доморожения типа «демофашист» или «фашиствующий дещенный. И, наверное, именно поэтому мы не видим мократ». Это такая же нелепость как «ледяной кипяего в упор, когда он на глазах у нас разрастается в теле ток» или «ароматное зловоние». Демократ, да, может страны, словно тихая злокачественная опухоль. Мы, быть в какой-то степени националистом, но он, по правда, различаем свастику, закамуфлированную под определению, враг всякой и всяческой диктатуры, а рунические знаки. До нас доносятся хриплые вопли, поэтому фашистом быть просто не умеет. Так же, как призывающие к расправе над инородцами. Мы замене умеет никакой фашист быть демократом, сторончаем порой поганые лозунги и картинки на стенах наником свободы слова, свободы печати, свободы миших домов. Но мы никак не можем признаться себе, тингов и демонстраций, он всегда за одну свободу – что это тоже фашизм. Нам все кажется, что фашизм – свободу Железной Руки. это: черные эсэсовские мундиры, лающая иноземная Могу легко представить себе человека, который, речь, жирный дым из труб крематориев, война... ознакомившись со всеми этими моими дефинициями, Сейчас Академия Наук, выполняя указ Президенскажет (с сомнением): «Этак у тебя получается, что лет та, лихорадочно формулирует научное определение пятьсот-шестьсот назад все на свете были фашистами – фашизма. Надо полагать, это будет точное, всеобъи князья, и цари, и сеньоры, и вассалы...» В каком-то емлющее, на все случаи жизни определение. И, разусмысле такое замечание бьет в цель, ибо оно верно «с меется, дьявольски сложное. точностью до наоборот»: фашизм – это задержавшийФашизм есть диктатура националистов. Соответся в развитии феодализм, переживший и век пара, и ственно, фашист – это человек, исповевек электричества, и век атома, и готоА, между тем, фашизм – дующий (и проповедующий) превосвый пережить век космических полетов это просто. Более того, и искусственного интеллекта. Феодальфашизм – это очень ные отношения, казалось бы, исчезли, * Источник: Невское время (СПб.). – 1995. – 8 апреля (первопубликация). просто! но феодальный менталитет оказался

тексты Школы

Эпидемиологическая памятка

тексты Школы #6 2011

Можно ли повернуть ский тоталитаризм основан на подобживуч и могуч, он оказался сильнее и историю вспять? пара, и электричества, сильнее всеобной идеологии, поэтому-то они так поНаверное, можно – хожи, эти режимы – режимы-убийцы, щей грамотности и всеобщей компьюесли этого захотят режимы – разрушители культуры, теризации. Живучесть его, безусловмиллионы. Так давайте режимы-милитаристы. Только фашино, имеет причиной то обстоятельство, же этого не хотеть. Ведь сты людей делят на расы, а сталинисты что корнями своими феодализм уходит многое зависит от нас в дофеодальные, еще пещерные вре– на классы. самих. Не все, конечно, Очень важный признак фашизма – мена, в ментальность блохастого стада но многое. ложь. Конечно, не всякий, кто лжет, фабесхвостых обезьян: все чужаки, живущие в соседнем лесу, – отвратительны шист, но всякий фашист – обязательно лжец. Он просто вынужден лгать. Потому что диктатуи опасны, а вожак наш великолепно жесток, мудр и ру иногда еще как-то можно, худо-бедно, но все-таки побеждает врагов. Эта первобытная ментальность, виразумно, обосновать, национализм же обосновать димо, не скоро покинет род человеческий. И поэтому можно только через посредство лжи – какими-нибудь фашизм – это феодализм сегодня. И завтра. Только, ради Бога, не путайте национафальшивыми «Протоколами» или разглагольствованиями, что-де «евреи русский народ споили», «все лизм с патриотизмом! Патриотизм – это любовь кавказцы – прирожденные бандиты» и тому подобк своему народу, а национализм – неприязнь к чужоное. Поэтому фашисты – лгут. И всегда лгали. И ниму. Патриот прекрасно знает, что не бывает плохих и кто точнее Эрнеста Хемингуэя не сказал о них: «Фахороших народов – бывают лишь плохие и хорошие шизм есть ложь, изрекаемая бандитами». люди. Националист же всегда мыслит категориями Так что если вы вдруг «осознали», что только лишь «свои-чужие», «наши-ненаши», «воры-фраера», он ваш народ достоин всех благ, а все прочие народы воцелые народы с легкостью необыкновенной записыкруг – второй сорт, поздравляю: вы сделали свой первает в негодяи, или в дураки, или в бандиты. вый шаг в фашизм. Потом вас осеняет, что высоких Это важнейший признак фашистской идеологии целей ваш народ добьется, только когда железный – деление людей на «наших и ненаших». Сталинпорядок будет установлен и заткнут пасть всем этим крикунам и бумагомаракам, разглагольствующим о свободах; когда поставят к стенке (без суда и следствия) всех, кто идет поперек, а инородцев беспощадно возьмут к ногтю... И как только вы приняли все это, – процесс завершился: вы уже фашист. На вас нет черного мундира со свастикой. Вы не имеете привычки орать «хайль!». Вы всю жизнь гордились победой нашей страны над фашизмом и, может быть, даже сами, лично, приближали эту победу. Но вы позволили себе встать в ряды борцов за диктатуру националистов – и вы уже фашист. Как просто! Как страшно просто. И не говорите теперь, что вы – совсем не злой человек, что вы против страданий людей невинных (к стенке поставлены должны быть только враги порядка, и только враги порядка должны оказаться за колючей проволокой), что у вас у самого дети-внуки, что вы против войны... Все это уже не имеет значения, коль скоро приняли вы Причастие Буйвола. Дорога истории давно уже накатана, логика истории беспощадна, и, как только придут к власти ваши фюреры, заработает отлаженный конвейер: устранение инакомыслящих – подавление неизбежного протеста – концлагеря, виселицы – упадок мирной экономики – милитаризация – война... А если вы, опомнившись, захотите в какой-то момент остановить этот страшный конвейер, вы будете беспощадно уничтожены, словно самый распоследний демократ-интернационалист. Знамена у вас будут не красно-коричневые, а – например – черно-оранжевые. Вы будете на своих собраниях кричать не «хайль», а, скажем, «слава!». Не будет у вас штурмбаннфюреров, а будут какие-нибудь есаулбригадиры, но сущность фашизма – диктатура нацистов – останется, а значит, останется ложь, кровь, война – теперь, возможно, ядерная. Мы живем в опасное время. Чума в нашем доме. В первую очередь она поражает оскорбленных и уни«Расовая гордость. Скучная история» © 2011 Игорь Баранько, © 2011 проект «Респект» женных, а их так много сейчас.

Кристина Рыбачок Киев, Украина Национальный Университет «Киево-Могилянская академия», организация МИ «Коло». Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, февраль 2010, Киев; 2011, Киев Текст Сартра полон веры в то, во что, как доказала история ХХ века, верить наивно и в то же время опасно. Несмотря на это, он вдохновляет. Это ода действенного субъекта. Текст внушает веру в то, что каждый из нас мастер своей жизни, мы и только мы можем изменять ее, будучи свободными в действии. Читайте его тогда, когда теряете веру в себя. Сартр называет себя и своих приемников экзистенциалистами. Что это значит? Собственную философию Сартр противопоставляет эссенциализму (essentia – с лат. «сущность»), практически всей предыдущей философии, главным заданием которой было изыскание сущности всех вещей и в том числе

человека, «человеческой природы». Ключевой момент экзистенциализма заключается в том, что здесь человек – существо, которое само определяется со своей природой, у которого существование предстоит самой его сущности. Как ответ на данную статью Сартра, немецкий философ Мартин Хайдеггер пишет «Письмо о гуманизме». Поскольку Сартр опрометчиво называет Хайдеггера своим сообщником, последний наводит четкие различия между взглядами с одной стороны Сартра и французской линии экзистенциализма, и с другой – своими собственными и, соответственно, немецкой экзистенц-философией. Было бы неплохо почитать этот текст вместе с сартровским для сравнения и лучшего понимания экзистенциалистской проблематики. Главным пунктом размышлений Сартра является понятие свободы, ответственности, одиночества и человеческой субъективности. Для Хайдеггера человек не есть свобод-

ный, его свобода ограничивается заброшенностью в бытие и поэтому он является определенным на фоне заданного бытия. Человек – «пастух бытия», как изъясняется Хайдеггер. Может быть, эти мысли не вселяют в нас такую безоговорочную веру в себя как свободных субъектов, способных построить себя и перевернуть весь этот мир. Но зато они не заводят в некоторый тупик, в котором находятся взгляды Сартра. Последний не дает ответ на вопрос, откуда берется толчок, побуждения абсолютного свободного человека делать что-либо? Для сартровского субъекта не существует ни Бога, ни всеобщей морали. За Сартром, если человек перед тем, как что-то сделать, выбирает советчика, он наперед знает ответ, который тот ему даст. Но по какому принципу он его выбирает? Чем восполняется незавершенность человеческого существа? Для Хайдеггера ответ ясен: источник действия человека есть «голос бытия», к которому он вынужден прислушиваться.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ – ЭТО ГУМАНИЗМ

#6 2011

нежели у камня или стола? Ибо мы хотим сказать, что человек прежде всего существует, что человек – существо, ко<...> торое устремлено к будущему и сознает, Для экзистенциалиста человек почто оно проецирует себя в будущее. Нитому не поддается определению, что что не существует до этого проекта, нет первоначально ничего собой не предничего на умопостигаемом небе, и челоставляет Человеком он становится вповек станет таким, каков его проект быследствии, причем таким чeловеком, тия. Не таким, каким он пожелает. Под аким он сделал себя сам. Таким обжеланием мы обычно понимаем сознаразом, нет никакой природы человетельное решение, которое у большинка, как нет и бога, который бы ее задуства людей появляется уже после того, мал. Человек просто существует, и он не как они из себя что-то сделали. Я могу только такой , каким себя представляиметь желание вступить в партию, нает, но такой, каким он хочет стать. И пописать книгу, жениться, однако все это скольку он представляет себя уже после лишь проявление более первоначальтого, как начинает существовать, и проявляет волю ного, более спонтанного выбора, чем тот, который уже после того, как начинает существовать, и после обычно называют волей. Но если существование этого порыва к существованию, то он действительно предшествует сущноесть лишь то, что сам из себя делает. Человек – это прежде сти, то человек ответствен за то, что Таков первый принцип экзистенциавсего проект, который он есть. Таким образом, первым делом лизма. Это и называется су6ъективпереживается экзистенциализм отдает каждому чесубъективно, а не мох, ностью, за которую нас упрекают. Но ловеку во владение его бытие и возлачто мы хотим этим сказать, кроме тоне плесень и не цветная гает на него полную ответственность го, что у человека достоинства больше, капуста. за существование.

тексты Школы

Источник публикации: http://www.ssu.samara/philosophy/

тексты Школы #6 2011

Но когда мы говорим, Он отвечает за всех людей. Слозаключался его смысл? Мой знакомый что человек ответствен, во «субъективизм» имеет два смысла, мог погрузиться в скорбь или отчаяние, то это не означает, и наши оппоненты пользуются этой но достаточно здраво рассудил, что это что он ответствен двусмысленностью. Субъективизм – знак, указывающий на то, что он не только за свою означает, с одной стороны, что индисоздан для успехов на мирском поприиндивидуальность. видуальный субъект сам себя выбираще, что ему назначены успехи в делах ет, а с другой стороны – что человек не религии, святости, веры. Он увидел, может выйти за пределы человеческой субъективноследовательно, в этом перст божий и вступил в орсти. Именно второй смысл и есть глубокий смысл экден. Разве решение относительно смысла знамения зистенциализма. Когда мы говорим, что человек сам не было принято им самим, совершенно самостоясебя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас тельно? Из этого ряда неудач можно было сделать выбирает себя, но тем самым мы также хотим скасовсем другой вывод: например, что лучше стать зать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. плотником или революционером. Следовательно, Действительно, нет ни одного нашего действия, коон несет полную ответственность за истолкование торое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы знамения. Заброшенность предполагает, что мы сабыть, не создавало бы в то же время образ человека, ми выбираем наше бытие. Заброшенность приходит каким он, по нашим представлениям, должен быть. вместе с тревогой. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так <...> как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, Значит ли это, что я должен предаться бездейчто мы выбираем,- всегда благо. Но ничто не может ствию? Нет. Сначала я должен решить, а затем дейбыть благом для нас, не являясь благом для всех. Есствовать, руководствуясь старой формулой: «Нет ли, с другой стороны, существование предшествует нужды надеяться, чтобы что-то предпринимать». сущности и если мы хотим существовать, творя одноЭто не означает, что мне не следует вступать в ту или временно наш образ, то этот образ значим для всей иную партию. Просто я, не питая иллюзий, буду денашей эпохи в целом. Таким образом, наша ответлать то, что смогу. Например, я задаюсь вопросом: ственность гораздо больше, чем мы могли бы предосуществится ли обобществление как таковое? Я об полагать, так как распространяется на все человечеэтом ничего не знаю, знаю только, что сделаю все, ство. Если я, например, рабочий и решаю вступить что будет в моих силах, для того, чтобы оно осущев христианский профсоюз, а не в коммунистическую ствилось. Сверх этого я не могу ни на что рассчитыпартию, если я этим вступлением хочу показать, что вать. покорность судьбе – наиболее подходящее для человека решение, что царство человека не на земле,- то <...> это не только мое личное дело: я хочу быть покорным Чтобы получить какую-либо истину о себе, я долради всех, и, следовательно, мой поступок затрагиважен пройти через другого. Другой необходим для ет все человечество. Возьмем более индивидуальный моего существования, так же, впрочем, как и для мослучай. Я хочу, например, жениться и иметь детей. его самопознания. При этих условиях обнаружение Даже если эта женитьба зависит единственно от моемоего внутреннего мира открывает мне в то же время го положения, или моей страсти, или моего желания, и другого, как стоящую передо мной свободу, котото тем самым я вовлекаю на путь моногамии не тольрая мыслит и желает «за» или «против» меня. Таким ко себя самого, но и все человечество. образом, открывается целый мир, который мы называем интерсубъективностью. В этом мире человек и <...> решает, чем является он и чем являются другие. Никакая всеобщая мораль вам не укажет, что Кроме того, если невозможно найти универсальнужно делать; в мире нет знамений. Католики возную сущность, которая была бы человеческой приразят, что знамения есть. Допустим, что так, но и в родой, то все же существует некая общность условий этом случае я сам решаю, каков их смысл. В плену я человеческого существования. Не случайно соврепознакомился с одним примечательным человеком, менные мыслители чаще говорят об условиях челоиезуитом, вступившим в орден следующим образом. веческого существования, чем о человеческой прироОн немало натерпелся в жизни: его отец умер, остаде. Под ними они понимают, с большей или меньшей вив семью в бедности; он жил на стипендию, получастепенью ясности, совокупность априорных предеемую в церковном учебном заведении, и ему постолов, которые очерчивают фундаментальную ситуаянно давали понять, что он принят туда из милости; цию человека в универсуме. Исторические ситуации он не получал многих почетных наменяются: человек может родиться раград, которые так любят дети. Позже, бом в языческом обществе, феодальЯ ответствен, таким примерно в 18 лет, он потерпел неуданым сеньором или пролетарием. Не образом, за себя чу в любви и, наконец, в 22 года произменяется лишь необходимость для самого и за всех и валился с военной подготовкой – факт него быть в мире, быть в нем за рабосоздаю определенный сам по себе пустяковый, но явившийся той, быть в нем среди других и быть в образ человека, именно той каплей, которая переполнем смертным. Пределы не субъективкоторый выбираю; нила чашу. Этот юноша мог, следованы и не объективны, скорее, они имеют выбирая себя, я тельно, считать себя полным неудачобъективную и субъективную стороны. выбираю человека ником. Это было знамение, но в чем Объективны они потому, что встречавообще.

Выбирая себя, ет как человек. С другой стороны, он ются повсюду и повсюду могут быть я созидаю всеобщее. опознаны. Субъективны потому, что Я созидаю его, может существовать, только преследуя трансцендентные цели. Будучи этим переживаемы; они ничего не представпонимая проект любого ляют собой, если не пережиты челодругого человека, выходом за пределы, улавливая объекк какой бы эпохе ты лишь в связи с этим преодолением веком, который свободно определяет самого себя, он находится в сердцевисебя в своем существовании по отношеон ни принадлежал. нию к ним. И хотя проекты могут быть не, в центре этого выхода за собственные пределы. Нет никакого другого различными, ни один мне не чужд, потому что все они представляют собой попытку преомира, помимо человеческого мира, мира человеческой субъективности. Эта связь конституирующей чедолеть пределы, или раздвинуть их, или не признать ловека трансцендентности (не в том смысле, в каком их, или приспособиться к ним. Следовательно, всякий проект, каким бы индивидуальным он ни был, трансцендентен бог, а в смысле выхода за свои преобладает универсальной значимостью. Любой проделы) и субъективности – в том смысле, что человек не замкнут в себе, а всегда присутствует в человечеект, будь то проект китайца, индейца или негра, моском мире,- и есть то, что мы называем экзистенциажет быть понят европейцем. Может быть понят-это листским гуманизмом. Это гуманизм, поскольку мы значит, что европеец 1945 года может точно так же идти от постигнутой им ситуации к ее пределам, что напоминаем человеку, что нет другого законодателя, он может воссоздать в себе проект китайца, индейкроме него самого, в заброшенности он будет решать свою судьбу; поскольку мы показываем, что реализоца или африканца. Любой проект универсален в том вать себя по-человечески человек может не путем посмысле, что понятен каждому. Это не означает, что гружения в самого себя, но в поиске цели вовне, котоданный проект определяет человека раз навсегда, а рой может быть освобождение или еще какое-нибудь только то, что он может быть воспроизведен. Всегконкретное самоосуществление. да можно понять идиота, ребенка, дикаря или иностранца, достаточно иметь необходимые сведения. В <...> этом смысле мы можем говорить о всеобщности чеЧеловек должен обрести себя и убедиться, что ниловека, которая, однако, не дана заранее, но посточто не может его спасти от себя самого, даже достоянно созидается. верное доказательство существования бога. В этом <...> смысле экзистенциализм – это оптимизм, учение о Но гуманизм можно понимать и в другом смысле. действии. И только вследствие нечестности, путая Человек находится постоянно вне самого себя. Именсвое собственное отчаяние с нашим, христиане могут но проектируя себя и теряя себя вовне, он существуназывать нас отчаявшимися.

Отрывки из эссе выпускников Школы гуманитарного

Тем, кто серьезно занимается гуманизмом, нужно больше заниматься йогой и курить гашиш. Есть и другие практики, гораздо более секретные. Настя Грабах-Галашина, Москва

Конечно, этот вопрос, прежде всего, про меня – зачем я живу, в чем моя роль и моя ответственность в этом мире, в чем моя сила и какая она. Но я вот думаю, что большинство концептов, которые сейчас являются трендами в этом мире (конечно, я говорю, прежде всего, про Европу и страны с европейской и про-европейской культу-

рой) – политические, культурные, экономические, – эти вопросы не ставят. И мне действительно трудно принять и понять, как уникален и прекрасен каждый человек, может, потому, что далеко не каждый сам себя считает ценностью (хотя бы для себя). Ира Аксенова, Воронеж

Но я все чаще думаю о достоинстве и свободе, о чести и верности, о том, что жизнь и смерть священны. К любым ценностям, которые я могла бы еще перечислить, апеллирует фашизм всех мастей… Пока я вижу лишь одну вещь, кото-

рая могла бы оправдать меня. Я признаю невероятную сложность этого мира и не претендую на абсолютность. Я признаю свободу выбора не как выбор между злом и добром, но как выбор собственного пути, как поиск своего маршрута. Признаю, что не каждому по силам совершить именно такой выбор, и многие идут, сверяясь с картой, и выбирают из протореных дорог. Я не всегда испытываю уважение к их выбору, но уважаю их право сделать этот выбор самостоятельно. Виктория Бабий, Харьков

#6 2011

Когда люди приходят на семинар Базового курса нашей школы, то они погружаются в пространство, полное вопросов и сомнений - о человеке как «двуногом без перьев», о наших базовых потребностях, о солидарности и агрессии, о «толерантности, которая убила антифашизм», о противостоянии гуманизма и фундаментализмов. По окончании семинара каждому предстоит написать свое эссеи поразмышлять о будущем. И, вот что из этого получается.

тексты Школы

антфифашизма и просвещения «Будущее гуманизма в XXI веке»

Лера Савченкова Минск, Беларусь. МПД, Беларуский Хельсинкский Комитет. Школа Гуманитарного антифашизма и просвещения, 26 декабря 2010, Минск

тексты Школы

Этот текст вызывает во мне смешанные чувства. Во-первых, есть ощущение, что раньше была трава такая зеленая, а теперь грядет апокалипсис. Интеллектуалы когда-то были, а теперь исчезли совсем, есть только какие-то мелкие части, расположенные во многих по чуть-чуть. С одной стороны, с этим удобнее всего согласиться, а с другой – может интеллектуалы также эволюционируют и не теряют своей наполненности, а наполненность выражается в других материях, которые мы еще не совсем рассмотрели/изучили?

Во-вторых, цитата: «И это как раз вовсе не «просветители», пытавшиеся нести свой и чужой «интеллектуальный продукт» в массы, выполняя свою прямую и основную функцию, это – те, кто решил, что массам нужен иной – «массовый продукт культурного потребления», который легко употребляется толпами, сравнительно легко производится и – главное – не только приносит прибыль, но порождает искренний восторг и почитание этих самых толп – то, о чём всегда втайне мечтают все интеллектуалы!» А не обманываем ли мы себя мечтами, что массам вообще нужно это? Может быть, стоит уже осознать, что только небольшому количеству из живущих ныне нужны интеллектуальные продукты не только с потребительской точки зрения?

ГУМАНИТАРИАТ, ИЛИ О МЕСТЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ В СОЦИАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ Даниил Горецкий, Андрей Юров 1. Интеллектуалы: кто они, и сохранились ли? «Так именуют тех, чьим ремеслом является размышление и преподавание своих мыслей…»

#6 2011

У меня есть ощущение, что, условно, интеллектуалы – это те, кто держит небо, и заметят не их, а их отсутствие, когда интеллектуалы перестанут нести эту ответственность (Атлант расправил плечи). В целом мне очень близки тезисы из этой работы, только мне кажется, что они подаются достаточно путано. И если поставить себя на место человека, который впервые знакомиться с этими мыслями и идеями, то понятно: он может немного сойти с ума либо закрыться. Должны ли мы в поисках сложных ответов и описывать их мегасложно?

Жак Ле Гофф. «Интеллектуалы в средние века»

«Те, для кого высшей ценностью являются поиски Знания, его сохранение, распространение в социальной среде и передача последующим поколениям…» К. К.

Тема «интеллектуалы и их место в нашем мире» (и как ее составляющие – «интеллектуалы и власть» или «интеллектуалы и масса») могла бы считаться

уже не только банальной, а прямо-таки неприличной в «приличном интеллектуальном обществе», если бы не… …если бы не её невообразимая важность для современности. И дело не только в том, что в очередной раз возникает вопрос: что должны делать интеллектуалы в современном мире, и – как они должны относиться к власти в современных государствах, а в том: а остались ли они вообще? Можно ли считать «интеллектуалами» тех, кто оставил независимое производство интеллектуального продукта и подался в наймиты государства, бизнеса или «псевдоинтеллектуальных структур», в которые превратились университеты, академии и «независимые союзы»? Или мы должны по традиции, принятой из Античности – вспоминая Сократа, Гераклита, Диогена (но не Аристотеля!), через

«И сегодня роль интеллектуала состоит не в том, чтобы, пройдя «немного вперед» или слегка отодвинувшись «в сторону», высказывать за всех безмолвную истину, а скорее, наоборот, в том, чтобы бороться против всех видов власти там, где он сам представляет собой сразу и объект, и орудие: в самом строе «знания», «истины», «сознания», «дискурса»». М. Фуко. «Интеллектуалы и власть»

Отношения «интеллектуалов и власти» всегда были относительно просты: союз, оппозиция, уход и альтернатива. В случае союза интеллектуалы всегда пытались сохранить дистанцию: если они окончательно переходили на службу к власти, они переставали быть «независимыми интеллектуалами» и становились «интеллектуальной прислугой»; если же им удавалось соблюдать дистанцию и предлагать свой интеллектуальный продукт власти, но – одновременно (!)

– передавая этот же самый продукт всему обществу, они оставались «интеллектуалами». Конечно, в интеллектуальной среде всегда присутствовала некая тоска по просвещённому и «гума-

3. Интеллектуалы и «бунт толп» «Нет, массы не были обмануты, в тот момент они жаждали фашизма!»

тексты Школы

2. Интеллектуалы и власть

нитарному» монарху вроде Лоренцо Великолепного, но сами же интеллектуалы прекрасно понимали всю противоречивость поддержки такого режима. В случае с оппозицией ситуация складывалась примерно так же: как только интеллектуал превращался в настоящего политика-оппозиционера, он, по большому счёту, утрачивал истинную «независимость» и становился, иногда сам того не желая, на службу неким политическим силам, иногда – весьма благородным, – но представляющим всего лишь иную по отношению к существующей власти идеологическую точку зрения. Если ему, опять же, удавалось сохранить определенную дистанцию от всех политических сил, он оставался «независимым интеллектуалом», несмотря даже на формальную принадлежность к «оппозиционным партиям». Уход, пожалуй, самая простая и самая распространённая реакция интеллектуала на вызовы внешнего мира, полного невежества, агрессии, глупости, насилия, антиинтеллектуализма, фанатизма и тяги к простым ответам на сложные вопросы. И вариантов такого ухода или бегства за тысячелетия интеллектуалы предложили великое множество – от самых примитивных, до самых изысканных и возвышенных. Самым интересным и, пожалуй, нетипичным ответом для интеллектуалов стало создание альтернатив. Об этом хотелось бы поговорить отдельно. Но здесь для нас принципиально важно отметить факт попыток создать альтернативные формы социальной организации – то, что выпадало бы из самого пространства «власть – оппозиция», в том числе и в виде «отказа, ухода и бегства» от этого пространства. Это – попытка создать альтернативные модели не только в виде литературных Утопий от Томаса Мора, Сирано де Бержерака или Фрэнсиса Бэкона – до Касталии Германа Гессе, «Основания» Айзимова и миров Стругацких или Станислава Лема, но и в прямых, вроде бы таких не свойственных интеллектуалам попытках, как создание собственных сообществ, претендующих на статус «независимого альтернативного социального пространства» (почти мини-универсума).

В. Райх. «Психология масс и фашизм»

«В интеллектуальную жизнь, которая по самой сути своей требует и предполагает высокие достоинства, все больше проникают псевдоинтеллектуалы, у которых не может быть достоинств; их или просто нет, или уже нет. (…) Сомневаюсь, чтобы в истории нашлась еще одна эпоха, когда бы массы господствовали так явно и непосредственно, как сегодня. […]. То же самое происходит и в других областях жизни, особенно в интеллектуальной». Хосе Ортега-и-Гассет. «Восстание масс» / «Мятеж толп»

#6 2011

средневековый расцвет – ко временам Просвещения и модернизированной эпохе «бунта толп» (так называемого «восстания масс»), – считать истинными интеллектуалами лишь независимых мыслителей, не продающихся ни тиранам, ни магнатам? То есть интеллектуалы, естественно, всегда предлагали свой интеллектуальный продукт власти, и даже были рады, когда она его использовала. Вопрос всегда заключался в другом: работал ли «производитель интеллектуального продукта» по собственной воле, следуя путями Поиска истины, создавая свой продукт, сотканный из размышлений, и передавая его в распоряжение всего общества (включая и власть), но прежде всего – своих учеников – в качестве Мэтров (его-то мы и будем называть «независимым интеллектуалом»); или же он работал по заказу, забыв о свободе творчества и свободе использования его интеллектуального продукта в интересах общества, становясь в этом случае «наемным интеллектуальным работником»? Тогда – остались ли интеллектуалы вообще – как вид, – или мы должны констатировать их почти полное вымирание? Итак, первая гипотеза, которая может нам помочь в дальнейших построениях, заключается в следующем утверждении: интеллектуалы как вид независимых мыслителей почти вымерли, шансы встретить их в естественных условиях крайне малы, но они всётаки ещё где-то есть… Гипотеза смелая, ничем и никак не подтверждённая, но если она не верна, то мы должны будем поставить на этом точку, и забыть об «интеллектуалах» навеки.

тексты Школы #6 2011

Вопрос о взаимодействии интеллектуалов с массами особенно остро встал именно в XX веке, в эпоху «тотализации» власти и формирования тоталитарных режимов, претендующих на полное, тотальное подчинение себе не только действий и образа жизни, но – и прежде всего – самой мысли (!), – того, чем, собственно, только и владеет истинный интеллектуал, и что для него важнее любой собственности. Именно тотальные государства, как никакие другие до того, даже самые милитаристские, дикие или основанные на религиозном фанатизме, вызвали к жизни новую позицию интеллектуала. Прежде всего потому, что такие государства были порождены этими самыми «массами», – вопрос о взаимодействии интеллектуала с массами здесь в каком-то смысле первичен. И если в прошлых столетиях он был «над массами», с одной стороны, как бы слегка презирая «чернь», с другой – выражая её интересы и возвышая голос от имени тех, кто был безгласен, то – в период «бунта толп» («восстания масс») все переменилось. Отныне масса сама начала конструировать культуру по своему образу и подобию, и перестала нуждаться в интеллектуалах как в «производителях культуры». Массе вполне стало достаточно и тех, кто добровольно перестал быть «независимым интеллектуалом» и перешёл в ряды «обслуживания толп» – опосредованно через власть – или непосредственно. И это как раз вовсе не «просветители», пытавшиеся нести свой и чужой «интеллектуальный продукт» в массы, выполняя свою прямую и основную функцию, это – те, кто решил, что массам нужен иной – «массовый продукт культурного потребления», который легко употребляется толпами, сравнительно легко производится и – главное – не только приносит прибыль, но порождает искренний восторг и почитание этих самых толп – то, о чём всегда втайне мечтают все интеллектуалы! Таким образом, часть интеллектуалов оказалась поглощена и переварена «массой», а часть – выкинута за пределы ойкумены, не нужная ни власти, ни обществу, лишь – самим себе да своим собратьям. И эта маргинальная часть интеллектуалов выбрала два пути – жизнь в состоянии «интеллектуального самоудовлетворения» (ещё один вид ухода) или решительное сопротивление – всеми средствами и формами: от текстов и социального творчества – до вооружённого сопротивления в условиях фашистских и тоталитарных режимов, принятых, поддержанных, а иногда и взращенных самими «толпами», – толпами, ставшими в конечном счете жертвами собственного выбора… И это сопротивление стало одной из форм Альтернативы для интеллектуалов XX столетия (важно, что была не «оппозиция», а именно форма «альтернативы»!). При этом интеллектуалы сражались не только и не столько за себя, сколько за каждую отдельную личность, составившую эти «толпы» и проглоченную этими «толпами». Тем не менее, сама система отношений интеллектуалов и массы – уже не «над», а – «вне-чтобы-внутрь» и «против-чтобы-за», – претерпела коренные изменения.

4. Интеллектуалы в новой роли: ресурс и контроль «Наши права не предполагают наших обязанностей. Напротив – они предполагают обязанности со стороны других. А вот от нас они требуют ответственности. В том числе – ответственности в осознании Человеческого Достоинства и необходимости его утверждения и защиты в каждом нашем действии». А.Г.

«Именно борьба идей друг с другом и определяет Будущее! От того, какие идеи мы предлагаем в противовес идеям и идеологиям расизма, капитализма, колониализма, фундаментализма – зависит наше будущее…» Густав Матьен, французский интеллектуал

Интеллектуалы до сих пор обладают необъятным ресурсом. Значительно большим, чем все запасы газа, нефти или урана на нашей планете. И до сих пор они, свободно передавая его в пользование всего общества (в т.ч. власти), позволяют этому ресурсу не только не истощаться, но приумножаться. Тем не менее, ни многие интеллектуалы, ни остальное общество во многом не осознают ни возрастания степени ответственности интеллектуалов за производство этого ресурса в XXI веке, ни тех прав, что возникают в результате появления любой ответственности. Это – естественное право тех, кто предоставил своё ресурс в пользование другим. Это право налогоплательщиков знать, куда идут их налоги. Это право избирателей знать, что делают выбранные ими «представители». Это право тех, кто создаёт материальные блага участвовать в управлении производством и распределении этих благ. И это право «производителей интеллектуального продукта» контролировать то, как этот продукт используют государства, народы, власти, сообщества и отдельные «свободные потребители». Таким образом, если интеллектуалы ещё не исчезли и по-прежнему готовы быть производителями самого ценного, присущего только человеку и человечеству, «интеллектуального продукта», то мы, всё общество, должны смириться с их естественным правом на контроль за использованием этого продукта – не с правом распоряжаться, распределять или запрещать, а с правом осуществлять контроль – не больше, но и не меньше!!!

5. Интеллектуалы: альтернативы и утопии «59. Драконы любят, когда для них строят замки. Замки бывают восхитительные…» Ян Словик. «Трактат о Драконах». Книга 1. «Драконология»

Человеке, но и энергию для действий в современно мире, где в ином случае уже почти и не осталось бы места ни для справедливости, ни для свободного интеллектуального поиска. Именно интеллектуалы – и Востока и Запада – сделали правозащитную идеологию действенной силой, которую уже потом научились использовать политики, государства и прочие «официальные структуры» (иногда – в своих целях), – именно поэтому тем важнее, чтобы интеллектуалы не отдали это поле «действующим политическим силам», не оставили его, но продолжили его развитие в направлении Свободы, Права (противостоящего силе и насилию, прежде всего – со стороны власти) и уважения к Человеческому Достоинству. Задача интеллектуалов XXI века – выдвинуть новые альтернативы, но – одновременно – не потерять старые, не забыть о них, не позволить им превратиться в собственную противоположность благодаря воздействию тотального и всепроникающего поля власти.

6. Интеллектуалы – между фундаментализмом и гуманизмом «Нас мало, бдящих в ночи над спящими, с нами беседуют звезды… Нас мало среди мирных городских жителей, на наших плечах тяжесть города… Нас мало, мы за всех несем общий груз, мы на пограничье, нас обожгла боль, и мы выгребаем к восходу, мы – дозорные на вахте, застывшие в ожидании ответа на немой вопрос…»

Мир, как и в прошлые века, по-прежнему пребывает в состоянии войн. Но главной из этих войн является вовсе не битва «добра» со «злом», «коммунизма» с «капитализмом», «антифашизма» с «фашизмом», «востока» с «западом», «севера» с «югом», «порядка» с «хаосом» или «госбезопасности» с «терроризмом». Это – древняя битва, в которой именно интеллектуалы – ещё с тех времён, когда они так не именовались и именоваться не могли – участвуют как никто иной; это сражение «фундаментализма» и «гуманизма». Такой вывод может показаться не просто наивным, а даже несколько пошловатым, если, конечно, не осознавать, что как раз во всех них, перечисленных выше «битвах», мы наблюдаем противоборство между одним фундаментализмом и другим. И, видимо, мир окончательно предстал перед нами в виде дерущихся фундаментализмов, где армии государств ведут себя ничуть не гуманнее террористов, а «сторонники прогресса» грозят «сторонникам мракобесия» ужесточением карательных мер, смертными казнями и ядерными бомбами. На рубеже второго и третьего тысячелетия, как никогда прежде, обозначилось противостояние вовсе не персон – «фундаменталистов» и «гуманистов» – наоборот (!) – люди вдруг почти перестали быть носителями какой-то одной позиции: и силы гуманизма, и силы фундаментализма, – проходя че-

тексты Школы

А. Сент-Экзюпери. «Цитадель»

#6 2011

Создание «альтернативных социальных пространств» всегда занимало интеллектуалов и как «литературная утопия», и как социальная практика. Это не только Академия Платона (и как жалкий отблеск – Академия во Флоренции), или Университеты и Школы в средневековых городах. Это не только независимые учебные, научные и даже религиозные организации. XIX и XX век предложил интеллектуалам совершенно новые типы альтернатив – вне власти и бизнеса – так называемые некоммерческие/ неправительственные организации (НКО/НПО) и «социальные движения». Или, если хотите, независимые «гражданские группы», иногда – локальные и региональные, иногда – принципиально международные и даже всемирные. Речь идёт принципиально НЕ о партиях или других политических организациях и НЕ о религиозных организациях, – ибо и те и другие во многом являются формой власти – в широком смысле «репрессивного подавления индивида», а о группах, противостоящих любым посягательствам со стороны власти и осуществляющих не столько «благотворительность и культурные инициативы», сколько сопротивление экспансии власти против отдельной личности, и гражданский контроль за отдельными структурами власти – от тюрем до школ, от спецслужб – до корпораций. Именно интеллектуалы породили концепцию «гражданских групп и организаций» и идею «независимых структур гражданского общества» – как неких систем, способных вносить хоть какой-то элемент справедливости и прозрачности в омут, где государственная власть, окончательно перемешавшись с властью корпоративно-коммерческой, сделала пространство мутным, затхлым и дурно пахнущим. И именно интеллектуалы стали первыми «диссидентами» и «правозащитниками», а также «революционерами нового типа» (Сартр, поколение-68, движение за падение Берлинской стены, миротворцы и др.), заявив о необходимости защиты любого разнообразия и любой «инаковости» от тотальных претензий власти государств и власти толп подчинить себе любую социальную, интимную и интеллектуальную жизнь, подавить «достоинство отдельной личности» и утвердить так называемую «демократию» как способ при помощи манипуляций большинством растаптывать любое меньшинство – вплоть до концентрационных лагерей и печей Аушвица (мы здесь, естественно, не говорим о «подлинной демократии», которой еще пока практически никто и нигде не видел). «Права Человека» и идея «правозащитной организации» возникли как инструмент, способный уберечь меньшинство и отдельную суверенную личность от возможностей большинства делать с ней всё, что большинству захочется. И эта идея, в принципе, как бы «право-либеральная», так хорошо легла на идеи «левых интеллектуалов», что смогла объединить независимых интеллектуалов всех политических «ориентаций», защищающих суверенитет личности, на единой платформе «Прав Человека», позволила оставить где-то в стороне социально-политические разногласия и сформировать не только «интеллектуальную платформу» для размышлений о Праве и о

тексты Школы #6 2011

рез каждого человека, каждую семью, каждую социальную структуру, каждую страну, – обозначили эту невидимую битву взрывом невероятной энергии и ярости, которая, кажется, действительно потрясла Вселенную. И если в происходящем мы можем увидеть прежде всего всплеск пробуждающихся фундаментализмов невероятной силы и агрессии, то этому же всплеску всё-таки соответствовало и некоторое пробуждение гуманизма, которое станет нам заметно несколько позже. Если вспомнить книги и западных, и «восточных» фантастов 1950-60-х и сравнить их описания рубежа тысячелетий с тем, что мы видим сейчас, может показаться, что человечество куда-то свернуло с дороги развития и заехало в чудовищный тупик. Никто не хотел и не мог тогда предполагать, что в начале нового тысячелетия будут вестись фанатические религиозные войны, политики будут осуществлять свою власть столь же примитивным и жестоким способом, как в прошлые века, люди перестанут читать, а Космос станет не новым домом человечества, а исключительно сферой военных и коммерческих интересов. Что это значит? Гуманизм проиграл? Нет. Потому что гуманизм – это не идеология. Это очень своеобразный способ подхода к миру, тип мировоззрения, который вовсе не предполагает отказа от чётких и очень определённых принципов, и даже знания «истины», – он лишь отказывается от монополии на эту истину и на готовность утверждать эту истину всеми возможными средствами. Гуманизм – это очень простой отказ приниамать «простые и понятные ответы», доступные любому представителю «толп», на сложные запросы сверхсложного современного мира. «Если вы знаете простой ответ на вопрос об очень сложной системе, знайте – он изначально неверен». Но принять, что в современном мире нет простых решений, что мир стал (да и всегда был!) столь сложен, что грубые и простые решения уже давно не применимы, – на это нужно истинное мужество. Как нужно истинное мужество, чтобы принять, что рядом с нами живут не простейшие существа с элементарным набором желаний, инстинктов и простых интересов, а люди с богатым внутренним миром, способные на глубокие переживания и совершенно неожиданные, иногда – необъяснимые духовные поступки. Видимо, гуманизм действительно смешон и старомоден, но… только он способен привести нас к системному мышлению – то есть к попытке найти сложные ответы на сложные вызовы, а значит – только он способен дать нам шанс выжить. Фундаментализм – это не глобальное зло, и в каком то смысле вообще не зло. Это всего лишь желание искать простые ответы на сложные вопросы. Это когда у нас заранее есть ответ на все вопросы, и – монополия на истину. А те, кто не готов эту истину признать, пусть пожалеют об этом: при «мягком фундаментализме» они становятся маргиналами и диссидентами, при жёстком – узниками и мертвецами. Сложностью гуманизма является ещё и то, что он сам балансирует между «всемирностью и всеприемлемостью» (чуть ли не отказом от любой принципиальной позиции) и определённым «интеллектуальным фанатизмом» (готовностью защищать свои идеи

– порой даже ценой собственной жизни, – своеобразной разновидностью «принципиального фундаментализма»). Но именно в этом балансе, в этой его внутренней сложности – ещё один залог его силы. Сегодня именно интеллектуалы, как никто иной, чувствуют, что гуманизм потихоньку сдаёт свои позиции и – одновременно изо всех сил пытается сопротивляться наступлению всеобщего «фундаментализма» – религиозного, расового, политического, военного, идеологического. Именно интеллектуалы, не смотря ни на что, пытаются – совершенно бессистемно, разрозненно и спонтанно – сформировать это новое движение Сопротивления, способное противостоять «фундаментализмам», помня при этом, что сами не свободны от этого вируса, а потому их попытки кажутся им самим ещё более безнадёжными. И, тем не менее, не видно никого, кто, кроме «последних интеллектуалов вселенной», затерявшихся в окопах современных смысловых войн, мог бы поднять знамя гуманизма и хотя бы обозначить: «Мы – здесь! Кто думает и чувствует, как мы, – сюда! Нас так мало, что мы не способны организовать серьёзное сопротивление, но мы способны достаточно долго удерживать полуразрушенный форт, на котором мы подняли наше знамя!»

7. Интеллектуалы на пути к гуманитариату «... мой конь оступился и мы стали тонуть, положение было отчаянным, нужно было выбирать – погибнуть, или спастись!

– Ну и что же вы выбрали?!

– Угадайте. ... Я решил спастись!» Григорий Горин / Марк Захаров «Тот самый Мюнхгаузен»

Социальные движущие силы истории меняются. На смену рыцарям и духовенству приходят «городские сообщества», «цивилизации». Появляется буржуазия. На некоторое время её сменяет пролетариат. Затем – технократия и менеджерократия (и во власти, и в бизнесе, и в псевдо-автономных структурах). Отчасти – «информариат», контролирующий информационные пространства и сети – от компьютерных программ и баз данных – до интернета и масс-медиа. Кто может прийти следом? Есть ли хоть кто-то, чья «картина будущего» покажется более-менее привлекательной хотя бы для наиболее активной и образованной части общества? И может ли эта программа будущего также учитывать интересы меньшинств и всех остальных общественных групп? Да. Это – «гуманитариат». Это не просто «гуманитарии», не просто «интеллектуалы» («независимые производители интеллектуального продукта»). Это – те из них, кто, во-первых, остался «независимым интеллектуалом». Кто, во-вторых, является носителем не только знаний, но духа поиска истины, а значит – гуманизма, определённых и достаточно чётких «гу-

манитарных принципов», которые он не готов променять на социальные статусы, но также и не готов позволить им начать тотально «захватывать социум», превращаясь в собственные противоположности фундаменталистского типа. И в-третьих – те, кто отчасти готов преодолеть то самое «во-первых» и немножко пожертвовать своей независимостью ради контактов друг с другом, ради совместного создания утопий и альтернатив, ради попытки начать «альтернативное социальное строительство» – с одной стороны – «вне» (вне этих правил игры), но с другой стороны – не «уходя» из социального мега-пространства. Кстати, несколько слов об «интеллигенции». А это-то что за зверь, так долго живший в России и в Союзе? И какое он имеет отношение к «интеллектуалам? Прямое и – почти никакого. Сама по себе интеллигенция не может выступать в роли интеллектуалов – она скорее является постоянным и верным потребителем и транслятором продукта, созданного интеллектуалами. Но именно она, ее ошметки и остатки, способны помочь интеллектуалам выжить и даже вернуть себе роль лидирующей группы. Если, конечно, она еще жива и способна на это… Сможет ли возникнуть «Гуманитариат»? Способны ли «независимые интеллектуалы» к взаимодействию? Могут ли они предложить нам альтернативы, показывая возможности социального развития человечества? Да, безусловно. Это уже начало происходить. Слиш-

ком медленно. Слишком незаметно. С большими отступлениями и грандиозными поражениями. Возвращаясь к самому началу наших рассуждений, можно снова поставить вопрос – а остались ли эти самые «интеллектуалы», которые должны сформировать «гуманитариат»? Мы, многие из нас – пока (или уже) не «интеллектуалы». Мы – «полуинтеллектуалы» и даже «четверть-интеллектуалы». Но других-то «нас» у нас нет. И в этом смысле – нам снова предстоит выбор. И не один. Но есть одна простая вещь, которая делает формирование гуманитариата неизбежным – у интеллектуалов нет выбора: они либо окончательно маргинализируются и вымрут в условиях современной структуры власти в социуме, либо – просто в силу законов самоорганизации сложных систем – смогут соорганизоваться и начать активно действовать. Сама история человечества делает этот процесс неизбежным – иначе само человечество перестанет быть тем, чем оно вроде бы пытается являться. Иначе утратятся сами важные и самые ценные приметы Человека. Но у нас нет времени ждать. Мы уже сегодня должны осознать свою роль и стать тем, кем мы ещё, быть может, не являемся – гуманитариатом. Тем, чем, рано или поздно, должна стать значительная часть человечества. Не больше и не меньше!

Есть тексты-описания, есть – тексты-модели, а есть – текстыпроекты; тексты, за которыми чувствуешь энергетику, вектор усилий, личное смысло- и волеполагание авторов. Эссе Андрея и Даниила – это, безусловно, проективный текст. Он – что-то вроде карандашной линии на карте, проведенной для того, чтобы проложить маршрут. Поэтому он неминуемо выглядит и как манифест, сообщающий миру об индивидуальных намерениях, и как некая декларация, ставшая предметом обсуждения, согласования и согласованного действия какого-то сообщества людей (на коллективное авторство указывает стиль и выбор местоимений), и как листовка, вовлекающая потенциальных единомышленников в Нечто. Для меня в дискуссии о месте гуманитариата в социальном пространстве показались важными несколько моментов:

1. Речь идет не о «нишах», функциях, условиях интеллектуального производства, отведенных современным обществом под так называемых «интеллектуалов». Амбиция авторов – показать место или места, которые современный интеллектуал может занять (выбрать, сотворить, пробить или высвободить под себя) в сопротивляющемся, враждебном или тотально равнодушном социальном пространстве. То есть – о том, чем может быть интеллектуал как субъект, наделенный творческим даром конструирования пространства, его перестройки для большего соответствия представлениям о человеческой свободе, достоинстве и др.

2. При таком смещении внимания и интереса разговор идет не о том, «куда встроиться» (интеллектуал как наемный рабочий) или «как выжить человеку с принципами и умом» (душераздирающая песнь о вымирании интеллигенции); разговор покидает территорию сферы «работы» и «досуга» в совершенно иной регистр существования – в область высших

слов, значений, смыслов, то есть – в мир Миссии.

3. Я всегда боялся употреблять это слово в публичной речи. Смущали и религиозные коннотации, и порицаемая ныне пафосность... Андрей и Даниил намеренно избегают детализации. Фигура интеллектуала-гуманитария у них не разбегается на профессии (историк, социолог, журналист и др.), не рассыпается на «командные амплуа» (ученый, преподаватель, эксперт, аналитик, публицист...)... Потому что в мире Миссии эти различия несущественны. В этом мире есть Философы, Поэты, Пророки... Среди них (я понимаю, насколько страшно это представить) встречаются лица, слыхом не слышавшие про аспирантуры и не носившие лычек кандидата каких-то уважаемых наук, не работавшие ни дня в «Рэнд корпорейшн», не премированные Нобелевским комитетом и не удостоенные памятника на родине.

#6 2011

Артем Марченков, философ и медиа-активист, почетный участник МПД

тексты Школы

Комментарий к «Гуманитариату»

Фото из музея пыток, Амстердам. Фото Ирины Аксеновой.

«Школа гуманитарного антифашизма и просвещения» «Если вы знаете простой ответ на вопрос об очень сложной системе, знайте – он изначально неверен»

ментализма, которое мы называем «битвой тысячелетия». Мероприятия программы уже прошли в Киеве, Минске, Харькове, Москве, Воронеже, Владивостоке, Мурманске и других городах.

I. Программа Школы В ходе семинаров и дистантных заданий нашей Школы происходит знакомство со следующими темами: – основы теории Прав Человека, – концепция Действий в защиту общественных интересов, – концепция современного фашизма и «гуманитарного антифашизма» (Human Integrity); – гуманизм в постмодернистскую эпоху: антирасизм, антитоталитарные практики, активное миротворчество; – неформальное образование и просвещение; – теория и практика работы с группой; – основы просветительской работы с молодежью (от конкурсов и создания информационных материалов до просветительских кампаний, выставок, фестивалей и др.).

Александр Друк Секретарь школы

Руководитель Школы: Андрей Юров, со-автор концепции «гуманитарного антифашизма»/Human Integrity, руководитель Свободного Университета.

II. Участники и участие В мероприятиях Школы Гуманитарного антифашизма и просвещения могут принимать участие гражданские активисты, правозащитники, активисты антифашисских и миротворческих групп и инициатив, педагоги, психологи, журналисты, а также все те, кому интересны проблемы «гуманитарного антифашизма», Прав Человека. Для того чтобы принять участие в семинарах Школы, необходимо заполнить универсальную анкету и анкету Школы гуманитарного антифашизма и просвещения, пройти собеседование, а также выполнить предварительные задания. Дополнительная информация: hi-school@inthrschool.org

Наша Школа

Международная образовательная программа «Школа гуманитарного антифашизма и просвещения» существует с 2009 года. Инициаторами школы стали Молодежная сеть против расизма и нетерпимости, Международная сеть гражданского просвещения и правозащитного образования и Международная Школа Прав Человека и Гражданских Действий. К 2009 году мы поняли, что в сложившейся ситуации кризиса антифашистской идеологии, с одной стороны, и манипуляции антифашистской риторикой людьми самых разных взглядов и убеждений, с другой стороны, крайне важно начать развитие собственной образовательной среды для близких нам людей, чтобы осмыслять вместе вопросы «гуманитарного антифашизма» и «глубинного антифашизма», для разработки собственных подходов к просветительской работе в этой сфере. Для нас эта школа прежде всего про глубинную работу с собой, своими страхами и убеждениями, агрессией и сомнениями. А также про противостояние гуманизма и фунда-

Елена Дудукина Координатор по работе с участниками

#6 2011

Анастасия Никитина Руководитель школы

«Права Человека в Действии» Образовательные программы

#6 2011

Наша Школа

Анна Добровольская Координатор программы «Права Человека в действии»

Лада Бурдачева Секретарь Международной Школы Прав Человека и Гражданских Действий

«Международная Школа Прав Человека и Гражданских Действий» объявляет об открытии новой многоуровневой образовательной программы «Права Человека в действии». Программа включает в себя несколько уровней, главными из которых являются Базовый курс по Правам Человека (ПЧ) и Действиям в защиту общественных интересов (ДЗОИ), а также Универсальный курс по ПЧ (так называемые Летние и Зимние школы).

1. Базовый курс по Правам Человека и Действиям в Защиту Общественных Интересов– это серия одно- или двухдневных семинаров, которые будут проводиться в различных городах России, Украины, и других стран Новых Независимых Государств. При наличии дополнительных ресурсов мы будем рады расширить географию наших семинаров. Набор на Базовый курс будет идти постоянно, с установленными сроками приема заявок 4 раза в год. Базовый курс может включать семинары по ПЧ и ДЗОИ или семинары Тематических Школ, входящих в систему Международной Школы.

2. Базовый курс по ПЧ и ДЗОИ предназначен для молодых гражданских активистов, начинающих правозащитников, сотрудников и волонтеров правозащитных и гражданских организаций, учителей и преподавателей, журнали-

Мария Гордеева Руководитель Школы Прав Человека/ прав студентов

стов, сотрудников государственных органов, а также – всех тех, кому интересно подробнее узнать о том, что такое права человека и действия в защиту общественных интересов.

3. Города для проведения семинаров Базового курса будут определяться исходя из следующих критериев: – количество заявок на семинар из конкретного города, – количество заявок из близлежащих городов/регионов, – наличие в городе партнерской организации, готовой участвовать в подготовке и организации семинаров (см. подробнее описание на сайте Школы – http://inthrschool.org/) 4. Участие в Базовом курсе дает возможность продолжить обучение на Тематических семинарах, на Универсальном Курсе по Правам Человека (многодневном продвинутом семинаре по правам человека, механизмам защиты и пр. – Летние/Зимние школы), а также в других продвинутых специализированных курсах Международной Школы.

5. Выпускники Базового курса по ПЧ и ДЗОИ для участия в Универсальном курсе по ПЧ и тематических семинарах должны будут пройти отдельный конкурсный отбор и выполнить ряд заданий.

6. Для того, чтобы подать заявку на участие в любой образовательной программе Базового уровня

Дмитрий Макаров Руководитель Школы Прав Человека и правовых действий

Международной Школы– нужно заполнить универсальную анкету.

7. Сейчас у организаторов есть финансовая поддержка для проведения семинаров только в ряде регионов России и Украины. Участники из других регионов и других стран будут приглашаться при условии оплаты своего участия в семинарах (полностью или частично). Первый срок для подачи анкет на осень-зиму 2011-2012 – 17 октября, первые Базовые семинары пройдут в октябре-декабре 2011 года. По всем вопросам, связанным с участием в семинарах или партнерским сотрудничеством, просьба писать на адрес: part@inthrschool.org

Другие тематические программы: Международная Студенческая Школа Прав Человека/прав студентов. Эта школа создана специально для студенческих активистов и тех, кто участвует в развитии студенческих гражданских инициатив. Международная Школа Прав Человека и правовых действий. Мы приглашаем не только студентовюристов, но и всех тех, кому хотелось бы защищать права человека с помощью инструментов права.