Восточная Европа.Перспективы 2-2011 by Artem Malgin

ПОЛЬША, ЕС и «ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА»

2.2011 апрель—июнь

Восточная Европа. Перспективы Журнал о международных отношениях, политических и социальных процессах в Восточной Европе. Восточная Европа понимается как международно-политический регион, охватывающий как страны «классического зарубежья» — Польшу, Словакию, Чехию, Румынию, Болгарию, Венгрию, так и постсоветский ареал — государства Прибалтики, Украину, Белоруссию, Молдавию. В фокусе особого внимания журнала — политика Европейского cоюза, одного из важнейших факторов международных отношений на евроазиатском пространстве. Это журнал и о России, ее отношениях с соседями, как ближними, так и чуть более отдаленными. Редакционный совет Т. А. Алексеева, Д. Давид (Франция), С. Дембский (Польша), Е. М. Кожокин, В. В. Копейка (Украина), Н. М. Межевич, М. М. Наринский, Л. Спечинская (Бельгия), А. В. Торкунов (председатель), В. Г. Шадурский (Белоруссия) Главный редактор Артём Владимирович Мальгин Заместитель главного редактора Ирина Вячеславовна Болгова Сайт журнала: www.newprospects.ru Издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций Свидетельство о регистрации ПИ №ФС77-40401 от 06 июля 2010 г. Адрес редакции: 119454, г. Москва, просп. Вернадского, д. 76 Мнения, содержащиеся в публикуемых материалах, могут не совпадать с позицией редакции. При перепечатке фрагментов или полных текстов ссылка на журнал обязательна. Учредители журнала Мальгин Артем Владимирович Болгова Ирина Вячеславовна

ISSN 2221 271X Подписано к печати 28.06.2011. Тираж 500 экз. ЗАО Издательство «Аспект Пресс» 111141 Москва, Зеленый проспект, д.8 Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат» 143200, Можайск, ул. Мира, 93. www.oaompk.ru, www.oaoмпк.рф Тел.: (495) 7458428, (49638) 20685

К читателям Этот номер мы посвятили вопросам, преимущественно связанным с «восточной политикой» Европейского союза, на которую в свою очередь постарались посмотреть через польскую призму. Последнее неслучайно — Польша вступает в права председателя в Европейском союзе и, несмотря на все изменения, которые внес Лиссабонский договор, сможет достаточно активно воздействовать на политику ЕС во второй половине 2011 года. Возможно, что-то из своих наработок Варшава передаст по эстафете дальше. Очевидно, что «восточная политика» имеет глубокие корни, часть из которых уходит в период советско-польской войны 1919–1920 годов. Мы публикуем некоторые тезисы, подготовленные к конференции, посвященной 90-летию Рижского мирного договора, который стал важным элементом Версальской системы, определил параметры советско-польских отношений в межвоенный период. Очевидно, что рассмотрение европейской проблематики мы привязываем к интересам России. Нам важно показать читателю, как эти интересы артикулируются в российских официальных кругах. Именно поэтому одним из центральных материалов нашего номера стала статья заместителя министра иностранных дел России А. В. Грушко. В этом номере мы представляем два долгосрочных проекта, посвященных истории Восточной Европы и тем трансформациям, которые идут в регионе в последние двадцать лет. Уже на старте этих проектов, как нам кажется, у их участников появились интересные и оригинальные мысли. Те, кого наш журнал заинтересовал, теперь могут на него подписаться — мы публикуем подписной купон. Редакция

ПОЛЬША, ЕС и «ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА» СОДЕРЖАНИЕ 3 6

К читателям

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА 6

А. В. Мальгин Россия и Польша: сквозь призму «восточной политики» Евросоюза

РЕТРОСПЕКТИВА

А. В. Торкунов Рижский мир 1921 года: уроки для настоящего времени

М. М. Наринский Советско-польская война и Рижский мирный договор 1921 года

Г. Ф. Матвеев Тактика А. А. Иоффе на переговорах о прелиминарном мире в Риге 22 сентября — 12 октября 1920 года

В. Е. Снапковский Беларусь, советско-польская война и Рижский мирный договор

А. Г. Волеводз Проблемы военнопленных войны 1919–1920 годов в свете национального и международного права

ПЕРЕДНИЙ ПЛАН 58

А. В. Грушко Россия и Европейский союз: видение будущего наших отношений

В ФОКУСЕ

Я. Корейба Историко-идеологические основы внешней политики Польши в отношении европейских стран бывшего СССР

А. В. Чернова Россия — Польша: предпосылки, условия и перспективы нормализации отношений

Я. Ксёнжек Польско-российско-германское трехстороннее сотрудничество и «восточная политика» ЕС

ТЕНДЕНЦИЯ 90

100

А. Деак «Восточное партнерство» и проблема энергоэффективности: пример Украины

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА 100 «Восточная Европа: опыт системного подхода». Презентация проекта 102 В. А. Бенюк, С. М. Назария Политическая история восточноевропейских стран (середина XIX — начало XXI века) 104 Я. В. Вишняков Роль «образа другого» в исследовании Восточной Европы 106 В. Ю. Константинов, М. С. Каменецкий К вопросу о Восточной Европе. Предлагаемые рамки совместного исследования 110 В. Е. Снапковский «Ранневестфальский» период в развитии региона

123

115

«Россия и Центрально-Восточная Европа». Презентация проекта

117

А. В. Загорский Россия и Центрально-Восточная Европа после окончания холодной войны

DE LIBRIS 123 А. Н. Цибулина, А. В. Мальгин Центральная и Восточная Европа: внутренняя трансформация, адаптация к интеграционной практике и опыт научного анализа 129 О. В. Шишкина Россия глазами русистов стран Вышеградской группы

132

НАШИ АВТОРЫ

134

SUMMARY

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА АРТЕМ МАЛЬГИН

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА Артем Мальгин

Формирование постсоциалистической идентичности и европейских приоритетов России и Польши. Формирование новой государственной и международной идентичности начинается практически синхронно в России и Польше. Действительно, два с половиной года, разделяющие победу некоммунистической коалиции во главе с «Солидарностью» на июньских выборах 1989 года в Польше и распад СССР в декабре 1991 года, по историческим меркам незначительны. Однако в Польше смене власти предшествовали практически десять лет активного формирования нового политического класса, нового типа общественных отношений, институтов гражданского общества в виде свободных профсоюзов и прототипов нынешних политических партий. Подготовительный период существования постсоветской России был гораздо меньше и фактически начался именно с неожиданного обретения независимости в сочетании с огромными территориальными и демографическими потерями традиционного для России ареала политикоэкономического и культурного существования. Другими словами, перед Россией в сравнении с Польшей стояла более сложная задача — создания не просто нового политического строя, но абсолютно новой государственности, новой международной, в том числе европейской, идентичности в непривычных для России границах. Очевидно, что такие «обременения» не могли не сказаться на траектории и динамике России в международных делах, в частности, в европейской политике. И Россия, и Польша с геополитическими изменениями рубежа 1990-х годов неожиданно для себя приобрели совершенно новых соседей, некоторые из них оказались общими для Москвы и Варшавы — Украина, Белоруссия, Литва. При этом если для Польши новые соседи практически в самый момент своего появления стали элементом диверсификации ее внешней политики, дополнительным полем для внешнеполитического маневра и, как следствие, усиления позиции в европейских делах, то для Москвы речь скорее шла о появлении дополнительного круга обязанностей и обременений, связанных с широчайшим спектром вопросов правопреемства от бывшего СССР к новым независимым республикам. Постсоветское пространство поглощало колоссальные объемы временных, дипломатических и других

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

ресурсов России в первой половине 1990-х годов. В значительной степени это сохраняется и в настоящий момент. Генеральным направлением общественного, экономического и внешнеполитического развития на переломе эпох в России и Польше было бесспорно выбрано западное направление. Следуя самым общим параметрам западного опыта, каждая из стран на свой лад реформировала все аспекты собственного существования. В 1991–1993 годах многие в Москве думали, что такое всеобщее движение к единой парадигме развития снимает все межгосударственные, международные противоречия. Оказалось, что это не так, национальные интересы никто не отменял, они стали проявляться по мере детализации внешней политики новых государств. Россия впервые в своей новой истории делает попытку формулировки стратегических международных приоритетов в Концепции внешней политики 1993 года. Из нее становится ясно, что европейское направление, европейские институты занимают важное место в системе внешнеполитических ценностей и задач. Москва, и прежде всего профессиональное дипломатическое сообщество, пробиваясь сквозь паутину множества тактических проблем и задач, делает ряд принципиальных шагов. Именно они определили тот вектор в европейской политике, по которому мы движемся и сейчас. Россия активно участвует в переформатировании СБСЕ в полноценную Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе: в 1993 году она подает заявку на вступление в Совет Европы; выражает намерение присоединиться к ГАТТ (ныне ВТО); устанавливает минимально достаточные отношения с НАТО через присоединение в 1992 году к ССАС (ныне СЕАП) и подписание рамочного документа «Партнерство ради мира» в 1994 году, Россия активно работает с ЕБРР, одним из учредителей которого стал уже находившийся на излете своего существования СССР, на нашу страну распространяется проектная деятельность Европейского инвестиционного банка. Москва устанавливает диалог с ОЭСР и тесное взаимодействие с Международным энергетическим агентством, присоединяется к Энергетической хартии1. Главным же «европейским событием» для России, если судить с высоты сегодняшнего дня, явилось подписание в июне 1994 года. Соглашения о партнерстве и сотрудничестве с европейскими сообществами. СПС не просто стало признанием новых реалий интегрирующейся Европы, оно задало рамку экономических отношений со всеми странами-членами ЕС, к которым в 2004 году присоединилась Польша. Пусть в самом общем виде, но уже в 1994 году СПС предполагало возможность создания общего экономического пространства и зоны свободной торговли между Россией и ЕС, равно как и постоянного диалога по политическим вопросам европейской и международной повестки дня. Именно с середины 1990-х годов через подключение к европейским институтам Россия начала системную адаптацию модернизации2 — в правовом, экономическом, политическом поле, в сугубо технических вопросах, связанных с европейскими стандартами и регламен-

АРТЕМ МАЛЬГИН

тами. Об этом более чем пятнадцатилетнем опыте европейской модернизации России стоит помнить всем излишне самокритичным (в России) и критичным в отношении нашей страны в Польше. Польша на европейском направлении действует более целеустремленно. Весь период с начала 1990-х годов и вплоть до вступления в ЕС 1 мая 2004 года для Польши проходит под знаком «возвращения в Европу». Это была не только и не столько внешнеполитическая задача, но важнейшая часть строительства новой национальной, государственной идентичности. Польское возвращение в Европу постепенно меняло внутреннюю организацию жизни страны, при этом сам процесс возвращения был относительно простым с точки зрения инструментария. Польша предприняла усилия к максимально быстрому подключению к имеющимся европейским и евроатлантическим институтам. С 1991 года Польша — участница Совета Европы. В 1994 году она присоединяется к натовской программе «Партнерство ради мира» и, как минимум, с этого периода рассматривает для себя перспективу полноценного участия в Североатлантическом альянсе. С марта 1999 года Польша — член НАТО. Признанием полноценного включения Польши в мировые экономические связи становится ее участие с 1 июля 1995 года в ВТО, что открыло ей дорогу в такие институты, как ОЭСР и Европейский союз. Польша участвует или является наблюдателем во всем множестве субрегиональных европейских институтов — от Совета государств Балтийского моря до ОЧЭС. Польша активно поддержала идею В. Гавела об интеграционном сотрудничестве в регионе Центральной Европы, материализовавшуюся в деятельности Вышеградской группы и Центральноевропейском соглашении о свободной торговле. Польские регионы включились в сеть сотрудничества европейских регионов, что дало возможность активизировать экономическую жизнь на приграничных территориях, расширить человеческие контакты, снять демографическое давление на рынок труда3. Множество открывавшихся перспектив озадачивало, но Варшава нащупала магистральный путь эффективной европейской политической и экономической самоидентификации. Варшава с 1 января 1994 года начинает последовательно реализовывать Европейское соглашение, предусматривавшее ассоциацию Польши с европейскими сообществами. Курс на вступление в ЕС был подтвержден Национальной стратегией интеграции 1996 года. Длившиеся четыре года, с 1998-го по 2002 год, переговоры о вступлении в ЕС успешно завершились 13 декабря 2002 года. 16 апреля 2003 года было подписано Афинское соглашение о вступлении в ЕС. В отличие от других исторических прецедентов, когда происходило уменьшение или ликвидация польского суверенитета, вступление в ЕС предварялось референдумом. За вступление Польши в Евросоюз высказались 77,45% поляков из 58,85% принявших участие в голосовании. С 1 мая 2004 года Польша стала полноправным членом Европейского союза4.

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

Проблема исторического и внешнеполитического самосознания России и Польши: влияние на европейскую политику. Современные

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Таким образом, в течение пятнадцати лет Польша завершила переходный период в политической, экономической и социальной жизни, приобрела новую международную идентичность, по сути, выполнив все те задачи, которые стояли перед страной в начале реформ. По большому счету, именно с этого периода можно начинать отсчет истории новой Польши как конвенционального европейского государства, динамика внутреннего и международного развития которого в принципе не должна подвергаться стратегическим колебаниям. Россия на европейском направлении к 2004 году также накопила достаточный запас достижений. Россия и ЕС «обменялись» стратегиями развития отношений друг с другом. Традиционно российская дипломатия не склонна к излишней детализации своих планов на том или ином направлении, однако в отношении Евросоюза было сделано исключение. Стратегия развития отношений с ЕС на 2000–2010 годы, утвержденная Указом Президента, однозначно определяла Евросоюз как приоритетного партнера России в Европе с точки зрения не только экономических отношений, но и построения системы безопасности. При этом в Стратегии подчеркивалось, что в обозримом будущем Россия не стремится ни к участию в ЕС, ни даже к ассоциации с Евросоюзом. Это объяснялось геополитической выгодой внеблокового существования. К несомненным достижениям относится и завершение переговоров Москвы и Брюсселя о вступлении России в ВТО. Именно позиция Евросоюза как главного российского контрагента являлась критической точкой на пути нашего продвижения к полноценному участию в мировой торговле. Россия и ЕС выработали «дорожные карты» для продвижения к четырем общим пространствам, главным из которых, несомненно, является общее экономическое пространство, которое в случае его эвентуальной реализации может означать де-факто ассоциацию России и ЕС. На взгляд автора, это стало своеобразным преодолением положения вышеупомянутой российской Стратегии об отсутствии стремления к ассоциации, показало амбивалентность взглядов российского политического класса на европейскую проблематику. Кстати, нужно заметить, что слово «ассоциация» и российские, и европейские чиновники произносить опасаются. Это именно та своеобразная психологическая граница, на которой остановились наши отношения. Парадоксально, но расширение ЕС, приблизившее этот интеграционный союз к России, вернуло к тесным отношениям с Москвой даже те страны, которые в силу тех или иных причин дистанцировались от России. Как известно, вступление Польши в Европейский союз придало совершенно иной характер отношениям Варшавы и Москвы.

АРТЕМ МАЛЬГИН

Польша и Россия — страны, в значительной степени схожие с точки зрения исторического и внешнеполитического самосознания и самовосприятия. Схожесть эта проистекает из устойчивости идеологем, почерпнутых из истории и с упорством, достойным лучшего применения, воплощаемых в современной политике, — как во внутренней, так еще больше и во внешней. Не в последнюю очередь это относится и к двусторонним отношениям, и к европейской политике наших стран. К идеологемам, определяющим сходство России и Польши, относятся — завышенное представление о месте и роли самих себя в международных делах; представление о расположенных рядом соседях как о странах, требующих, а зачастую жаждущих опеки Москвы или Варшавы; чрезмерное оперирование превосходными степенями таких понятий, как мораль, нравственность, духовность, страдание, мученичество и геройство, применительно к самим себе. Есть и более глубокие исторические мифы-концепции, одинаковые для обеих стран, которые отчасти опираются на реальность и которые ее, несомненно, формируют. Среди них можно назвать и концепцию сарматизма, объяснявшую полякам5 и русским необходимость освоения «утраченных» земель и наличие непривычных для других частей Европы элементов общественного и каждодневного уклада; и концепцию моста между Востоком и Западом; и, несомненно, историческую гордость за спасение Европы от татарского нашествия. Еще раз подчеркнем — все эти идеологемы общие и одинаковы важные, если не сказать популярные, в историческом самосознании. Другими словами, в России и Польше присутствует иррациональное, фантомное самоощущение самих себя некими специфическими, исключительными странами, державами в том понимании, как этот термин использовался в XVII–XIX веках. Более того, в России «держава» или даже «империя» в полуофициальном дискурсе зачастую используется в качестве самоназвания. В Польше «державность» и «имперскость» во внешней политике скорее подразумеваются — сдерживающим фактором являются демократические традиции шляхетско-аристократической Речи Посполитой. При этом сам исторический термин «Речь Посполитая» сущностно гораздо шире привычного для других европейских языков термина «республика». Это, кстати, всегда понимали российские историки и публицисты и транслитерировали название польского государства. В историческом восприятии русских и самовосприятии поляков «Речь Посполитая» как термин сочетается с таким самоопределением, как страна от «моря до моря», как государство, исторически включавшее в себя все те же «Руси», что перечислялись и в титуле российских самодержцев. Россия и Польша боятся признаваться в своей схожести. Действительно, если они столь похожи, то в чем же их уникальность для этой части света? В целом для России и Польши как молодых в их нынешней ипостаси государств характерны склонность к огосударствлению истории, попытки искать объяснения тем или иным современным действиям

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

через непосредственное обращение к удобному историческому факту или удобной исторической интерпретации. С автором можно спорить и считать его утверждения примитивной, спрямленной интерпретацией национального сознания, гротескной формой, не имеющей ничего общего с официальной позицией. Но, к сожалению, именно эта гротескность, некритичность привносимых исторических стереотипов доминировали в отношениях России и Польши на протяжении последних полутора десятилетий. Происходило это попеременно по вине то одной, то другой стороны. В этот период схожесть России и Польши не сближала наши страны, а сталкивала их, как сталкиваются одинаково заряженные частицы. Параллельное становление государственной и внешнеполитической идентичности России и Польши, стран, которые в XX веке примерили на себя почти все мундиры сколько-нибудь заметных идеологий и режимов, не могло идти без активного, а зачастую и агрессивного мифотворчества. Тем более что это мифотворчество опиралось на традиционно некритичное в обеих странах отношение к собственной истории, равно как и на действительно трагичные, страшные страницы. Парадоксально, но уход в небытие советской (позднесоветской) исторической парадигмы, где трактовка тех же польских восстаний осуществлялась через призму классовой и национально-освободительной борьбы угнетенной нации, снизил объективную пропольскость отечественной исторической индоктринации, вернул ее к историческим парадигмам сугубо «государственнического» характера. Российское же общественное мнение автоматически вернулось к «позапрошлому» восприятию Польши, сформированному в царской России в XIX веке. К такому восприятию, явно неприемлемому с точки зрения польского политического класса и общества, добавлялись сантименты и штампы в отношении к ПНР, которые в понимании современной Польши также оказывались операционно малопригодными. Ну и совсем негативными элементами стали неуклюжие пропагандистские попытки создать образ врага из Польши в 2005–2007 годах. Равно нужно отметить, что отрицание современным политическим классом ПНР («безномерной» Речи Посполитой), на взгляд автора, не может быть полезным для исторического и внешнеполитического самосознания современной Польши. Такое отрицание удаляет целый исторический пласт и автоматически делает Варшаву наследницей далеко не безупречных внешнеполитических концептов 1920–1930-х годов. Автору могут возразить, что общественная мысль польской послевоенной эмиграции вполне органически вплетается в современное сознание. Однако любой непредвзятый наблюдатель видит, что, к сожалению, магистральная линия мышления политического класса Польши гораздо более монохромная, чем наследие того же Е. Гедройца или коллективного разума парижской «Культуры». К тому же в силу того, что серьезное возвращение эмигрантской мысли в Польшу происходило в тяже-

АРТЕМ МАЛЬГИН

лый пореформенный период начала 1990-х годов, можно утверждать, что она вряд ли завоевала много новых сторонников за пределами интеллигентских кругов среднего и старшего поколений. Все вышесказанное наложилось на рост популярности «исторической внешней политики» в Польше, расцвет которой пришелся на первые два года президентства покойного Л. Качиньского6. В отношении России «историческая политика» мобилизовала все негативные стереотипы, формировавшиеся на протяжении десятилетий, если не столетий. «Историческая политика» — далеко не польский феномен, но только в Польше на какое-то время она стала частью официальной политической доктрины правящей партии, получила свое развитие в виде «исторически обоснованной внешней политики». «Историческая политика» в целом легла на «благодатный грунт» Центральной и Восточной Европы, Прибалтики, и политическая жизнь в этой части света, в том числе и в России, оказалась буквально насыщена призраками прошлого. По меткому выражению Я. Жаковского, в Европе началось «шествие скелетов». В этот период публичные и не очень исторические интерпретации становились объектом жестких отповедей со стороны внешнеполитических ведомств, а сами интерпретации наивно полагались серьезным внешнеполитическим оружием. Любая «круглая дата» давала повод ожидать историкополитических провокаций. Некоторые из них приобретали затяжной и вполне современный, «сетевой» характер, как, например, постоянное принижение роли нашей страны в победе над фашизмом или проект «анти-Катынь», отрицавший очевидные исторические факты. К настоящему времени тренд «исторической политики» постепенно начинает угасать. Думается, это происходит в определенной степени и в силу того, что Россия и Польша нашли в себе силы и должную изобретательность, создав специальный механизм обращения к политически чувствительным вопросам истории. Речь идет о Группе по сложным вопросам. «Восточная политика» ЕС: польские корни и российские интересы. Последние несколько лет однозначно продемонстрировали, что Россия в своих отношениях с Польшей не может не учитывать контекст Европейского союза. Вместе с тем сама Польша все настойчивее и не без успеха выступает в качестве силы, оказывающей серьезное политико-экономическое влияние в регионе «новой Восточной Европы»7, включающей европейские страны бывшего СССР. Более того, по мере конвенционализации внутренней политики Варшаве удается транслировать свое видение «восточной политики» на уровень Евросоюза в целом и в столицы его «старых» участников. Варшава не случайно стала одной из горячих сторонниц «восточной политики» Европейского союза. Идея выкристаллизовалась к первой половине 1970-х годов в кругах польской эмиграции, ее авторами стали яркие публицисты и общественные деятели Ю. Мирошевский и Е. Гедройц. Как справедливо замечает известный польский историк-международник С. Демб-

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

ский, концепция «восточной политики» входит в «элитарный круг великих идей, которые изменили судьбы народов. Она внесла вклад в деимпериализацию польского мышления о Восточной Европе, ликвидируя искушения реваншизма, что следует считать одним из важнейших достижений польской политической мысли»8. В период своего появления концепция «восточной политики» в значительной степени была элементом борьбы идей в эмигрантских кругах и в среде интеллигенции ПНР, «была она исключительно концепцией публициста, интеллектуальной провокацией в отношении тех, кто все еще игнорировал реальность, веря в “возвращение на Кресы”»9. В упрощенных, а значит, более популярных толкованиях концепция «восточной политики» в значительной степени базировалась на понимании того, что Польша, отказываясь от державно-исторических амбиций, выстраивает равноправные отношения со своими соседями, что помогает сбалансировать отношения с Россией или даже обезопасить себя от нее в некоей угрожающей ситуации. Вопрос о месте России в «восточной политике» — всегда ключевой и спорный. Нет единства мнений в Польше (и Евросоюзе) по поводу того, является Россия органической ее частью или скорее неким негативным исходным пунктом. Казалось бы, цели «восточной политики» были достигнуты естественным образом уже к началу 1990-х годов, когда волею исторического развития стали независимыми Украина, Литва, Белоруссия (в концепции «восточной политики» они традиционно обозначались аббревиатурой УЛБ) и установили вполне конвенциональные отношения с Польшей. Снова позволю себе длинную, но емкую цитату из С. Дембского: «С течением времени концепции Мирошевского и Гедройца переставали быть готовым рецептом для польской политики в отношении государств Восточной Европы, но по-прежнему инспирировали мышление о ее долгосрочных целях. Под влиянием членства в ЕС и НАТО концепции приняли форму политической доктрины, на которую опирались политика и действия последующих правительств и президентов. Доктрина утверждает, что устойчивая безопасность в Европе будет обеспечена в результате гармонизации общественноэкономического развития в масштабе всего континента»10. Очевидно, что «восточная политика» в постсоциалистической Польше получала не только такое либерально-демократическое толкование. Под этой политикой многие общественные силы, зачастую оказывавшие влияние (к счастью, не домнирующее!) на властные структуры, понимали скорее «прометеизм». То есть возвращение к теории и практике отношений с Украиной и Белоруссией, популярных в 1920-е — начале 1930-х годов и основывавшихся на максимальном распространении польского влияния фактически с единственной целью — ослабления влияния российского (советского). Популярны в Польше и «компромиссные» варианты толкований, когда вольно или невольно современное европейское понимание «восточной политики» смешивается с историческими сантиментами или глубоко укоренив-

АРТЕМ МАЛЬГИН

шимися мифами. Как правило, эмоциональная составляющая такого подхода проявляется в политически напряженные периоды. Как ни парадоксально, но наличие столь разных течений внутри «восточной политики» Польши сближает ее с политикой России в отношении европейских стран бывшего СССР. И в ретроспективе, и в рамках сегодняшнего политического дискурса в России можно наблюдать наличие самого широкого спектра точек зрения. Здесь и «младодемократическое» стремление «избавиться от обузы» союзных республик, которое рецидивирует в «бухгалтерском» подходе к внешней политике, и откровенно несбыточные имперские стремления. Некая средняя линия — это предложение таким странам, как Белоруссия и Украина, ориентированных на Россию схем институционального сотрудничества. К ним можно отнести и «большой» СНГ, и более узкие форматы Единого экономического пространства, Таможенного союза, Союзного государства. Предлагая такие схемы, Москва публично опиралась и опирается на постсоветский многосторонний ресурс. Действительно, за исключением Союзного государства, везде предполагается более двух участников, но рассчитывать Россия может преимущественно на свои силы. Польша в силу своего сравнительно меньшего потенциала чуть по-иному расставляет акценты. После активной политики развития двусторонних контактов в 1990-е годы, когда действительно был наработан колоссальный политический, деловой, культурный капитал влияния Польши на Украине и в Белоруссии, Варшава осознала, что собственных ресурсов будет недостаточно для сохранения динамики отношений. Польша, не будучи еще членом ЕС, пыталась европеизировать свою «восточную политику», была готова поделиться идеями и опытом с Брюсселем в обмен на ресурсы ЕС. Первой и неудачной польской попыткой разработки «восточной политики» расширявшегося ЕС был обнародованный в декабре 2002 года документ польского МИДа с предложениями относительно «новых восточных соседей». Документ географически концентрировался на трех странах: Украине, Белоруссии и Молдавии, а также содержал положения относительно России. Они явно были более сдержанными, и в перспективе отношения с Москвой предполагались менее значимыми, чем со странами, которые могли бы претендовать на вступление в ЕС. В России усилия польских коллег из внешнеполитического ведомства были восприняты традиционно — «нам не нужны посредники в отношениях с ЕС». Наверное, в тот период посредничество Варшавы действительно было не самым сильным инструментом в общении с Брюсселем. Двигателем европейской политики соседства на уровне Евросоюза оказывалась скорее Германия. Правда, и с Берлином при всей дружественности двусторонних отношений Москва по этой проблематике вплоть до 2008–2009 годов не разговаривала. Европейская политика соседства в России на официальном уровне воспринималась нейтрально или негативно, а в экспертных кругах вызывала

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

скорее озабоченность в силу того, что схемы, предлагаемые Москвой, буксовали. Прежде всего это касалось украинского направления. У Евросоюза была привлекательная идея — эвентуальное членство соседей в ЕС, процветающем интеграционном объединении, что стимулировало «европейский выбор» постсоветских стран. В ряде столиц, прежде всего в Киеве, к «европейскому выбору» примешивался и «атлантический». «Стремление новых независимых государств в НАТО отражает недоверие к России, сомнения в ее перспективах как стабильного, успешного государства. Это порождает встречное недоверие России к странам-соискателям. Стремление тех же стран в ЕС отражает усиление экономического контроля Брюсселя над ними и ослабление влияния России в этих странах, что имеет свое экономическое и культурное, и психологическое измерение», — именно так многие справедливо полагали в Москве11. Действительно, несмотря на все заверения, во многих случаях вполне искренние, одним из «восточных» мотивов является своеобразное геополитическое соревнование России и ЕС в зоне «общего соседства»: кто из них больше нейтральных (промежуточных, лимитрофных — как угодно) стран перетянет на свою сторону. «Восточная политика» многими воспринимается как инструмент именно такого геополитического соревнования. «Несмотря на все более широкие программы сотрудничества с Европейским союзом и распухшие политические планы политики соседства, четко видно, что из-за российской политики в регионе восточная часть евросоюзного соседства неустойчива с точки зрения не только прочности демократии, но и политической принадлежности», — считает польский аналитик К. Шиманьский12. Польская «восточная политика», равно как и «восточная политика» ЕС в целом, традиционно находится в состоянии дилеммы между пониманием России как привилегированного партнера ЕС и недопущением излишнего объема этих привилегий, с тем чтобы не заслонять европейские перспективы Украины, Белоруссии или Молдавии. С учетом политической автаркии Белоруссии в 1999–2009 годах (ее усиленный экономическим кризисом рецидив наблюдается уже на протяжении шести месяцев 2011 года); относительно небольшой внешнеполитической привлекательности Кишинева при президенте В. Воронине13 (и его неустойчивых преемниках); эфемерности закавказских перспектив — польская «восточная политика» стала фактически политикой в отношении Украины. Произошло невольное и удивительное возвращение к схеме 1918– 1920 годов. Можно согласиться с М. Чихоцким — «...удивляет отсутствие новых, свежих стратегических импульсов во взгляде на “восточную политику», что противоречит общепринятым убеждениям о наличии у Польши особых компетенций в этом вопросе... Наша «восточная политика” постоянно вращается вокруг давних схем и образов»14.

АРТЕМ МАЛЬГИН

В России широкой общественностью польский акцент в «восточной политике» Евросоюза был замечен именно в ходе «оранжевой революции» на Украине и в силу ее преимущественно негативного восприятия (не будем вдаваться в подробности — почему) стал также восприниматься негативно. Равно как стали отрицательно восприниматься и другие проявления польской активности на постсоветском направлении. При этом часто широкая публика не понимала движущих сил этих акций. Убежден, что украинскую миссию А. Квасьневского только по сугубо внешним признакам можно сравнивать с миссией Л. Качиньского в Грузии. Подобные друг другу, происходящие из единого корня позднесоциалистической элиты группы Кучмы и Квасьневского имели очень много общих интересов, в том числе экономических, незаметных из Москвы, но важных для Киева и Варшавы15. В этом смысле миссия Квасьневского, заинтересованного в стабильности процесса перемен на Украине, действительно была посреднической, а вовсе не миссией «оранжевого мессии». Попытка другого польского президента повторить это во время грузинских событий обернулась чем-то близким к фарсу. Не случайно и польское руководство, и польское общество фактически раскололись в отношении к этому вопросу. Так всегда бывает, когда поступками движут только эмоции, без подкладки прагматических интересов и знания ситуации. После прихода к власти Д. Туска внимательным наблюдателям стало заметно, что во внешнеполитическую повестку Польши возвращается и определение «восточного измерения», но оно становится гораздо более европеизированным и сбалансированным16. «Особое внимание мы уделим отношениям с Украиной и Россией, равно как и ситуации в Белоруссии», — отметил премьер в своем «экспозе» при назначении на должность. В отношении последней Д. Туск заметил, что «задачей польской политики будет убеждение всех политических кругов сделать ставку на демократию», и действительно, вплоть до 19 декабря 2010 года Варшава демонстрировала политику отхода от бесперспективной ориентации исключительно на белорусскую оппозицию. Своей «победой» на президентских выборах и жестоким подавлением оппозиции А. Лукашенко не оставил Варшаве на ближайший период иного выхода, чем возврат к поддержке его противников. Вместе с тем, по словам политического директора польского МИД Я. Браткевича, А. Лукашенко может принять участие в предстоящем в сентябре 2011 года саммите «Восточного партнерства», если конечно белорусская сторона выскажет такое намерение. Наивысшим успехом «восточной политики» Польши в ЕС стало принятие в 2008 году предложенного Польшей и Швецией «Восточного партнерства» в качестве официальной инициативы Европейского союза. Уже почти три года «Восточное партнерство» является центральным политическим элементом обновленной европейской политики соседства. Инициатива партнерства несла ставшие уже типическими восточные приоритеты Варшавы. «Предложение более глубокой интеграции с ЕС

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

1 В международной публицистике существует расхожее убеждение, что Россия не подписала Энергетическую хартию. Это мнение неверно. Россия этот документ подписала, равно как и Договор к Энергетической хартии (ДЭХ). Более того, ДЭХ был внесен на ратификацию в Госдуму и прошел рассмотрение в профильных комитетах, первое чтение. Со временем ценовая ситуация на мировом рынке, соотношение сил между газовыми, нефтяными, энерготран-

2.2011

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

должно охватывать всех восточных партнеров. В первую очередь этим воспользовалась бы Украина...»17. Упоминание о России в ситуации тогда еще непростых отношений Москвы и Варшавы было сделано вскользь и в значительной степени туманно: «Проектами, финансируемыми в рамках Инструмента Европейского соседства и партнерства18, могла бы быть также охвачена Россия». Очевидно, что при дальнейшей реализации «восточного измерения» в собственно польской политике, равно как и в европейской, польское правительство столкнется с высочайшей динамикой независимых от Варшавы факторов. Это в равной степени касается всех трех постсоветских «сестер» из Восточной Европы, не говоря уже о странах Закавказья. Стратегический знак вопроса в отношении судьбы «Восточного партнерства» поставил экономический и финансовый кризис в ЕС, события же на Ближнем Востоке и в Северной Африке объективно переносят акцент на средиземноморскую политику Евросоюза. Хватит ли в этой ситуации сил у польского мотора «восточной политики»? Варшава могла бы здесь отчасти рассчитывать на свое начинающееся председательство в ЕС19. «Восточное партнерство», как многие полагают в Варшаве, должно получить дополнительный импульс именно во время польского председательства. Завершающая свое председательство Венгрия фактически переуступила право проведения саммита «восточных партнеров» Польше. Возможно, эта сентябрьская встреча окажется небесполезной, хотя поводов для оптимизма пока нет. Вместе с тем польский истеблишмент с трудом концентрируется на внешних сюжетах — в стране осенью должны пройти парламентские выборы. Правительство, которому эвентуально грозит замена или серьезное изменение состава, объективно работает хуже, чем в спокойной ситуации. Однако и в этой ситуации можно создавать «добавленную стоимость» на стратегически важных направлениях. К таким возможностям относятся отношения по линии Варшава — Москва. Опыт позитивно развивающихся двусторонних контактов, который не смогли перечеркнуть даже эмоции, связанные со смоленской трагедией апреля 2010 года, дает возможность Польше расширить горизонты и собственной, и европейской «восточной политики». Несмотря на все уже названные причины и снижение статуса председательства в ЕС после принятия Лиссабонского договора, «президенцию» Польши в Евросоюзе можно будет считать удачной, если Варшава поспособствует логичному сближению таких изменений европейской политики, как партнерство Россия — ЕС и «Восточное партнерство»20.

АРТЕМ МАЛЬГИН

спортными компаниями на внутреннем рынке России изменилось, и у ДЭХ и связанных с ним документов просто не осталось сколько-нибудь серьезных, заинтересованных лоббистов из корпоративного сектора. С течением времени стало ясно, что в большинстве своем положения ДЭХ, транзитного, инвестиционного и других протоколов, связанных с Хартией, устарели. Таким образом, Россия выступает не против Энергетической хартии как свода правил поведения на энергетическом и связанных с ним рынках, а против тех конкретных положений, которые неадекватны ее интересам или уже самому времени. До июля 2009 года Россия на временной основе применяла положения ДЭХ. В настоящий момент Россия имеет статус страны, подписавшей и не ратифицировавшей ДЭХ, однако остающейся внутри договора и хартийного процесса (подробнее см.: Конопляник А. Энергетическая хартия: Почему Россия берет тайм-аут // Международная жизнь. 2010. №1. С. 27–45. 2 О внешнеполитическом измерении российской модернизации см.: Мальгин А. В. Элементы модернизации по выбору: Большая часть элиты понимает международные отношения на уровне XIX века // Независимая газета. 22.06.2010. 3 Польша является участницей следующих еврорегионов: «Померания» (Польша—Германия— Дания—Швеция) с 1991 года; «Про Европа Вядрина» (Польша—Германия) с 1992 года; «Шпрее— Ныса—Бубр» (Польша—Германия) с 1993 года; «Нейсе—Ниса—Ныса» (Польша—Германия— Чехия) с 1991 года; «Глаценсис» (Польша—Чехия) с 1992 года; «Прадзяд» (Польша—Чехия) с 1997 года; «Силезия» (Польша—Чехия) с 1991 года; «Шленск Тешиньский» (Польша—Чехия) с 1998 года; «Татры» (Польша—Словакия) с 1994 года; «Карпатский» (Польша—Венгрия— Словакия—Украина) с 1993 года; «Буг» (Польша—Украина—Беларусь) с 1995 года; «Неман» (Польша—Россия—Литва—Беларусь) с 1995 года; «Балтика» (Польша—Дания—Литва—Латвия—Россия—Швеция) с 1998 года. 4 Об итогах семи лет участия в Европейском союзе см. официальный доклад Совета Министров Польши от 28.04.2011 «Społeczno-gospodarcze efekty członkostwa Polski w Unii Europejskiej. Gło´wne wnioski w związku z sio´dmą rocznicą przystąpienia Polski do UE». www.premier.gov.pl. 5 См.: Krzeminski A. Sarmatyzm albo dwie strony glownego narodowego mitu // Rzeczpospolita Obojga Narodow.Pomocnik historyczny.Polityka. Wydanie specjalne. 2011. № 4. 6 Одной из знаковых статей, посвященных проблематике исторической политики и доступных русскому читателю в переводе, является статья Д. Гавина «Традиция польского критического патриотизма. Опыт сбалансированного подхода», напечатанная в альманахе «Историк и художник». 2008. № 1–2. С. 427–439 (оригинальный польский вариант в сборнике: Pamiec i odpowiedzialnosc / Red. R. Kostro, T. Merta. Krakow; Wroclaw. 2005). 7 Авторское определение «новой Восточной Европы» см.: Мальгин А. В. Европейская система: Стратегическая динамика и новые компоненты // Восточная Европа. Перспективы. 2011. № 1. 8 Debski S. W elitarnym gronie // Nowa Europa Wschodnia. 2009. No 2 (IV). S. 22–24. 9 Кресы (Восточные Кресы), польск. Kresy, распространенное в Польше название земель Западной Украины, Западной Белоруссии, зачастую применяемое и к Литве, т.е. к тем территориям, которые исторически входили в состав польского государства. 10 Debski S. Op cit. 11 Вардомский Л. Б. Регионализация постсоветского пространства: Факторы, особенности, тенденции. М.: Институт экономики РАН, 2008. С. 24. 12 Шиманьский К. Четыре рояля евросоюзной восточной политики // Европа. 2008. № 2 (27). Т. 8. С. 53. 13 Rodkiewicz W. Od demokracji “wirtualnej” ku eyropejskiej: geneza I konsekwencje prelomu politycznego w Moldawii //Prace OSW. № 32, 12.2009. 14 Cichocki M. A. Powrot starych problemow? // Nowa Europa Wschodnia. 2009. No 2 (IV). S. 21–22. 15 См.: Aleksander Kwas´niewski. Nie stac nas na rusofobie // Nowa Europa Wschodnia. 2011. № 3–4. 16 См.: Polityka wschodnia Polski: uwarunkowania – koncepcje – realizacja // Ed by A.Gil, T. Kapusniak. Lublin—Warszawa, 2009.

РОССИЯ И ПОЛЬША: СКВОЗЬ ПРИЗМУ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» ЕВРОСОЮЗА

17 «Восточное партнерство. Польско-шведское предложение». Цит. по русскому переводу: Европа. 2008. № 2 (27). Т. 8. С. 75. 18 В ходе саммита Россия — ЕС в Стокгольме в октябре 2009 года были подписаны пять соглашений между Правительством РФ и Комиссией ЕС о финансировании программ приграничного сотрудничества Россия — ЕС на период 2009–2013 годов: «Коларктик», «Карелия», «Юговосточная Финляндия—Россия», «Россия — Латвия — Эстония» и «Россия — Литва — Польша». Общий бюджет этих программ составит 437 млн евро, из которых российская сторона выделяет 103,7 млн евро. Финансирование этих программ с европейской стороны осуществляется в значительной мере через механизм ЕИСП. Другими словами, механизм соседства и партнерства, предусмотренный преимущественно в отношении других постсоветских стран, заработал и в отношении России. 19 См. официальный сайт польского председательства (www.prezydencjaue.gov.pl). 20 См. совместный доклад российских и польских экспертов «Восточное партнерство и новый импульс для отношений Россия – ЕС» (Москва—Варшава, 2010. Текст доступен на: http: //www.newprospects.ru).

РЕДАКТОРСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА РИЖСКИЙ МИР 1921 ГОДА

1–2 июня 2011 года в Риге состоялись очередное заседание российскопольской Группы по сложным вопросам и международная конференция «Россия, Польша, Европа: От войны к миру», идея которой родилась на предыдущем заседании Группы. Конференция была посвящена 90-летию Рижского мирного договора, что, собственно, и определило место проведения мероприятий. Конференция прошла в зале исторического Дома Черноголовых. Пленарное заседание открыл заместитель министра иностранных дел, статссекретарь А. Тейкманис и сопредседатели российско-польской Группы по сложным вопросам. Сама конференция проходила в предельно живой и свободной атмосфере. Несмотря на насыщенную программу, на пленарных заседаниях свои соображения смогли высказать не только докладчики и дискутанты из России, Польши, Белоруссии, Украины, Германии, Канады, но и многочисленные заинтересованные слушатели из общественных и академических кругов Латвии. По итогам конференции будет опубликована книга на русском и польском языках, но уже сейчас мы можем предложить некоторые прозвучавшие на конференции тезисы, которые войдут в предстоящую публикацию.

РИЖСКИЙ МИР 1921 ГОДА: УРОКИ НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ

РИЖСКИЙ МИР 1921 ГОДА: УРОКИ ДЛЯ НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ Анатолий Торкунов

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

В истории международных отношений можно выделить два типа дат и событий. Первый — это даты общеизвестные, которые возбуждают сильные эмоции в обществе и политических кругах. Ко второму типу относятся даты и события, оказавшие не менее серьезное влияние на реальный ход истории, но не ставшие предметом как общественной, так и научной дискуссии. Думается, что для профессионалов второй тип событий может иметь большее значение с точки зрения раскрытия существа исторических процессов, лучшей прорисовки исторического полотна. Хочется отметить, что заседание российско-польской Группы по сложным вопросам и сегодняшняя международная конференция не просто совпали по времени и месту проведения1 друг с другом. Они логически связаны. Идея нашей конференции начала вызревать в ходе заседания Группы год тому назад. Это был год 90-летия войны 1920 года. В числе различных конференций, семинаров, общественных мероприятий, проходивших прежде всего в Польше, нашей конференции трудно было бы найти свою нишу. Более того, Группа по сложным вопросам в 2010 году сконцентрировала свои усилия на катынской трагедии, и нам важно было завершить начатое. А именно — окончательно снять этот трагический вопрос истории с повестки дня современных политических отношений. Относительно войны 1920 года мы пришли к пониманию того, что правда и память об этой войне сколь многогранны, столь же и туманны. Туманны прежде всего потому, что ни в социалистической Польше, ни тем более в СССР, особенно в сталинский период его существования, об этой войне предпочитали не вспоминать. Не вспоминали о ней, в частности, потому, что многие будущие вожди выглядели тогда в роли полководцев весьма неприглядно и уже через полтора десятилетия вообще посчитали возможным избавиться от своих товарищей по оружию (Тухачевского, Уборевича и многих других). События, где переплелись жесточайшая классовая и национальная ненависть, революционный романтизм и романтический патриотизм, геройство и грязь этой по большому счету гражданской войны, моему поколению стали известны из «Конармии» И. Бабеля. Впрочем, эта книга долгие годы тоже была под фактическим запретом, а среди молодого поколения степень ознакомления с этой темой просто

АНАТОЛИЙ ТОРКУНОВ

микроскопична. Правда, для современных историков России и Польши, которые издали даже совместный том документов «Красноармейцы в польском плену», серьезных тайн и загадок война 1920 года уже не содержит. Человеческий же и, если хотите, христианский долг живущих ныне состоит в том, чтобы не забыть о тех, кто погиб или умер в то жестокое время. Мы предложили нашим польским коллегам рассмотреть вопрос о совместной опеке над существующими захоронениями и мемориалами войны 1920 года, разбросанными от Белостока до подваршавского Модлина, от Тухольских боров до Кракова. Анализировать войну, наверное, нужно, но гораздо важнее посмотреть на то, как и какой мир был создан по ее завершении. Парадоксальным образом перенос времени конференции с 2010 года на 2011-й позволил нам не просто «ухватиться» за другую историческую дату — 90-летие Рижского мирного договора, но по-новому взглянуть на отношения в межвоенной Европе и, надеюсь, извлечь некоторые уроки на будущее. Рижский мирный договор фактически «достроил» восточный сегмент Версальской системы международных отношений. Более того, некоторые историки говорят, возможно, чуть преувеличивая, о Рижско-Версальской системе отношений в европейской политике того времени. Отчасти это верно. В Восточной Европе и Прибалтике после Рижского мирного договора выстроились специфические международные связи. Новые и весьма своеобразные, незавершенные в своей социальной структуре и международной идентичности государства возникли на обломках Российской, Германской и Австро-Венгерской империй. Часть новых государств — Украина, Белоруссия — уже через год после подписания договора стали республиками сформировавшегося Советского Союза, который сам был неотъемлемым компонентом Рижского порядка. Другая же часть продолжала поиск своего собственного пути, становления государственности, попыток ведения многовекторной внешней политики. Такая ситуация сохранялась примерно до 1933–1934 годов. После прихода к власти в Германии нацистов вопрос о ликвидации Версаля стал вопросом времени. Рижские установления как часть Версальской системы начали рушиться вместе с ней. Менялась и специфика внутреннего развития. После затяжного кризиса и рецессии при наличии реального (или мнимого) врага все более явственно стали доминировать авторитарные черты во внутреннем развитии молодых стран региона. Дипломатическое лавирование не спасало от навязчивого влияния более сильных соседей и постепенной утраты государственного суверенитета. Конкурентной, но не выигравшей на тогдашнем политическом поле Восточной Европы была идея коллективной безопасности, перекрестных гарантий, неагрессии и даже пролог европейской интеграции в виде панъевропейского движения.

РИЖСКИЙ МИР 1921 ГОДА: УРОКИ НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ

Межвоенный период был не просто временем иллюзий, но временем горького и ценного опыта, который при правильном его понимании в наши дни может дать позитивные всходы. Действительно, как и в 1921 году, сегодня перед нами примерно тот же «набор» стран в регионе Восточной Европы и на берегах Балтики. Как и тогда, наши общества и элиты тесно связаны гуманитарными контактами, общим историческим кодом. Мы живем в сопоставимых экономических условиях. Вместе с тем те ценности международного права, гражданского общества и демократии, что в межвоенный период многим казались романтическими и нереалистичными, стали фундаментом отношений в сегодняшней Европе. Россия, как и 90 лет назад, после периода непростых отношений сумела выстроить нормальный сценарий взаимодействия с Польшей, мы продвигаемся к лучшему взаимопониманию с Латвией, Литвой, Эстонией. Двусторонние отношения в регионе опираются как на устойчивые векторы Москва—Берлин, Москва—Париж, так и на систему многосторонних отношений, которая включает в себя ОБСЕ, ЕС, СЕ, НАТО и сеть субрегиональных структур, таких как СГБМ, СБЕАР. Надеюсь, что сегодняшняя конференция, посвященная межвоенному периоду, благодаря методу исторической экстраполяции позволит нам выявить узлы напряженности в современной системе, предложит рецепты их смягчения. Если этот опыт окажется успешным, то осенью 2011 года мы продолжим наш научно-практический дискурс в рамках российско-латвийской конференции. 1 Заседание Группы по сложным вопросам и сама конференция проходили в Доме Черноголовых, где в 1921 году велись мирные переговоры и был подписан Рижский мирный договор.

РЕТРОСПЕКТИВА

2.2011

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА Михаил Наринский

Одним из результатов Первой мировой войны стало прекращение существования четырех империй: Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской. На территориях этих империй возник ряд новых национальных государств, среди которых была и Польша. Россия превратилась в Советскую Республику — РСФСР. Еще в августе 1918 года советское правительство отменило все договоры с Пруссией и Австро-Венгрией о разделах Польши, признало за польским народом право на самостоятельность и единство. Вместе с тем в Восточной Европе накопился ряд нерешенных вопросов, в частности относительно границ. В международной жизни того времени столкнулись два подхода к решению проблемы границ: исторический и этнографический (национальный принцип). Особую позицию занимали большевистские руководители, делавшие ставку на развитие мировой революции и считавшие границы явлением временным, исчезающим по мере свержения «старого мира». Российский исследователь Г. Ф. Матвеев считает, что вооруженный конфликт между Советской Россией и Польшей в 1919–1920 годах был по ряду причин неизбежен. Уже в конце 1918 года глава польского государства и главнокомандующий польской армией Ю. Пилсудский взял курс на то, чтобы «самостоятельно решить вопрос о восточной границе, одновременно содействуя созданию к востоку от нее независимых от России буферных литовско-белорусского и украинского государств»1. Москва в декабре 1918 года трижды предлагала Варшаве установить дипломатические отношения, но Польша отказывалась. Таким образом, Советская Россия готова была признать независимую Польшу, но польское руководство было больше озабочено приобретением наиболее выгодных границ на востоке. Со своей стороны руководители Советской России стремились создать по ее периметру пояс дружественных советских республик с перспективой содействия революции в Европе. «Таким образом, — отмечает российский историк, — территории, лежащие между РСФСР и Польшей, рассматривались ведущими политиками этих стран как важные направления их политики, как составные части планов упрочения позиций своих государств, а проживавшие здесь народы трактовались по преимуществу утилитарно,

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

их мнением относительно собственной судьбы ни в Москве, ни в Варшаве не интересовались»2. В 1919 году Советская Россия и Польша с переменным успехом вели вооруженную борьбу за литовские, белорусские и украинские земли. 28 января 1920 года Совнарком РСФСР заявил, что в отношениях между Советской Россией и Польшей «не существует ни одного вопроса: территориального, экономического или иного, который не мог бы быть разрешен мирно, путем переговоров, взаимных уступок и соглашений...»3. Тем не менее отношения между двумя государствами становились все более напряженными, возрастала угроза серьезного военного конфликта. В то же время польские коммунисты предупреждали о возможности превращения конфликта в «национальную войну» со стороны Польши в случае переноса вооруженных действий на собственно польскую территорию. Идея «защиты отечества» могла бы сплотить польское общество и нанести ущерб делу коммунизма: «Несомненно, коммунизму на многие годы был бы нанесен тяжелый удар. “Национальная война” в этом смысле может только сплотить все национально настроенные элементы, а их в Польше, перенесшей больше ста лет чужого ига, конечно, много... В этом отношении нужно быть особенно осторожным ввиду того, что поневоле у наших товарищей на западном фронте несомненно существует настроение, что необходимо идти на Польшу, чтобы водворить там коммунизм. Если это настроение полезно в смысле боевой способности армии, то оно может оказаться вредным в дальнейшем ходе событий. Мы думаем, что особенно на западном фронте необходимо пропагандировать мысль, что Советская Россия ни в каком случае не намерена водворять в Польше коммунизм штыками»4. Но Варшава стремилась реализовать свои собственные замыслы относительно восточной границы страны и приграничных земель. В апреле 1920 года польские вооруженные силы начали масштабное наступление на Украине. В мае они провели успешную наступательную операцию на правобережной Украине и заняли Киев. Однако разгромить противостоявшие им дивизии Красной Армии польским силам не удалось. Следует отметить, что даже в руководящих кругах польского общества отсутствовала единодушная поддержка действий Пилсудского. Глава польского правительства В. Грабский в начале июля на конференции в Спа заявил: «Польша была увлечена с правильного пути сильными людьми, имевшими широкие планы, однако планы эти не соответствовали ни здравому смыслу, ни чувству патриотизма громадного большинства народа. Ни Киев, ни граница 1772 года не являются национальными целями. Это были мечтания власть имущих, но не желание большинства населения»5. Вместе с тем и руководители Антанты не подталкивали поляков к военному походу против Советской России. Министр иностранных дел Франции А. Мильеран в июле 1920 года писал поверенному в делах Франции в Вашингтоне: «Ничто не позволяет полякам считать, что Франция побуждала их пуститься в

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

авантюры в России... Никогда мы не подталкивали Польшу предпринять авантюры в России. Наоборот, будучи озабочены будущими отношениями между Польшей и Русским государством, мы всегда предостерегали поляков против проведения политики, которая не могла иметь другого результата, кроме как непоправимо поссорить их с соседями на востоке и на севере. В то же время обладание Познанью, превращающее Германию в их непримиримого врага, требовало обратить все их внимание на запад. Эти советы, впрочем, соответствовали и собственным интересам Франции, которая видела в Польше необходимый противовес Германии»6. Весьма сдержанным было отношение к польской политике английских руководителей. Премьер-министр ЛлойдДжордж заявил польскому послу Ст. Патеку 6 июля на конференции в Спа, «что Англия питает к Польше очень горячие чувства, и если она не всегда может согласиться с польской политикой, то лишь потому, что Польша живет в несогласии со своими соседями и дает повод думать, что проявляет в отношении к ним захватнические инстинкты»7. Большевистские руководители видели в борьбе против режима Пилсудского часть Гражданской войны и продвижения дела мировой революции. В тезисах ЦК РКП(б) «Польский фронт и наши задачи» от 23 мая 1920 года провозглашалось: «Открыв против нас выступление после всех наших уступок и после заявленной нами готовности идти на новые уступки в интересах мира, польская буржуазия тем самым поставила на карту свою судьбу. Она провозгласила, что не может и не хочет существовать рядом с Советской Россией. Тем самым она загнала себя в ловушку. Ибо исход предстоящей борьбы не может оставить места сомнениям. Шляхта и буржуазия Польши будут разгромлены. Польский пролетариат превратит свою страну в социалистическую республику»8. В конце мая — начале июня Красная Армия перешла в наступление на Украине, а в начале июля — и в Белоруссии. В период с 4 по 11 июля Красная Армия прорвала фронт противника в Белоруссии и нанесла ему серьезные потери9. 14 июля советские войска заняли Вильно. 11 июля британский министр иностранных дел лорд Дж. Керзон направил правительству РСФСР ноту, содержавшую требование «немедленно приостановить военные действия», то есть отказаться от наступления Красной Армии на Польшу и заключить перемирие с последующими переговорами о мире в Лондоне под эгидой Парижской мирной конференции. Нота содержала также предложения о будущем территориальном разграничении с Польшей, весьма благоприятные для советской стороны. В случае их отклонения британское правительство и союзники собирались «помочь польской нации защищать свое существование всеми средствами, имеющимися в их распоряжении»10. Выход Красной Армии к территориям этнической Польши и нота Керзона требовали решения советского руководства о дальнейших действиях. В руководстве большевиков возникла дискуссия. Л. Б. Каменев полагал возможным пойти на перемирие с Польшей, но с гарантиями ее ослабления.

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

С некоторыми оговорками за заключение перемирия выступал Л. Б. Троцкий. К. Радек и другие польские коммунисты считали Польшу не готовой к советизации. «Наше наступление вызовет лишь взрыв патриотизма и бросит пролетариат в сторону буржуазии», — утверждали они11. Однако В. И. Ленин отстаивал другую точку зрения. 15 июля 1920 года он направил телеграмму члену Реввоенсовета Западного фронта И. С. Уншлихту: «Сообщите Вашу и других польских товарищей оценку такой тактики. 1. Мы заявляем очень торжественно, что обеспечиваем польским рабочим и крестьянам границу восточнее той, которую дает Керзон и Антанта. 2. Мы напрягаем все силы, чтобы добить Пилсудского. 3. Мы входим в собственно Польшу лишь на кратчайший срок, чтобы вооружить рабочих, уходим оттуда тотчас. 4. Считаете ли Вы вероятным и как скоро советский переворот в Польше?»12. Член РВС Западного фронта польский коммунист Уншлихт дал положительный ответ на запрос Ленина. Он считал возможным вхождение Красной Армии на территорию собственно Польши. Вооруженные действия должны были сопровождаться созданием Польского военно-революционного комитета, объявлением о ликвидации помещичьей собственности и национализации заводов. По мнению Уншлихта, перспектива революционного переворота в Польше под влиянием побед Красной Армии была вполне реальной13. Восторжествовала линия на «советизацию» Польши, которая была изложена Лениным в проекте тезисов к пленуму ЦК РКП(б) 16 июля: «1. Помочь пролетариату и трудящимся массам Польши и Литвы освободиться от их буржуазии и помещиков. 2. Для этого — все силы напрячь для усиления и ускорения наступления. 3. Для этого же — мобилизовать поголовно всех польских коммунистов на Западный фронт...»14. Советское руководство сделало ставку на достижение полной победы над режимом Пилсудского, на «советизацию» Польши и нанесение решительного удара по всей Версальской системе. В итоге 16 июля Пленум ЦК РКП(б) решил отклонить ноту Керзона и ускорить наступление на территории Польши. Советский ответ на ноту Керзона настаивал на непосредственных переговорах с Польшей без всякого вмешательства третьих держав15. Вместе с тем в обращении Совнаркома РСФСР к гражданам Советской России и Советской Украины подчеркивалось: «Само собой разумеется, что наш отказ от вражеского посредничества ни в коем случае не означает изменения нашей политики по отношению к Польше. Сейчас, во время побед Красной Армии, мы так же далеки от какого бы то ни было посягательства на независимость Польши и неприкосновенность ее территории, как и в дни наших величайших военных затруднений»16. Советское политическое и военное руководство явно переоценило успехи Красной Армии и недооценило степень боеспособности войск противника.

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

20 июля 1920 года главком проинформировал командующих Западного и Югозападного фронтов о том, что советское правительство отвергло английское посредничество в борьбе с Польшей и Врангелем. В связи с этим командующим названных фронтов была дана директива «продолжать энергичное развитие операций... не ограничивая таковых границей, указанной в ноте лорда Керзона»17. Появились неоправданные надежды на взятие Варшавы в трехнедельный срок. Вместе с тем, по мнению современных российских историков, высшее военное командование Красной Армии допустило в эти же дни стратегическую ошибку, развернув Юго-Западный фронт на освобождение Галиции и взятие Львова. 23 июля 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) создало Временный революционный комитет в Польше под председательством Ю. Мархлевского18. В планах «советизации» Польши Комитету отводилась роль временного революционного правительства на территориях под контролем Красной Армии. Однако польский ревком допустил в своей деятельности серьезные политические ошибки, в особенности в связи с попытками проведения земельной реформы. Расчеты на поддержку действий Красной Армии польскими трудящимися оказались несостоятельными. К. Ворошилов в письме Г. Орджоникидзе от 4 сентября отметил: «Мы ждали от польских рабочих и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к “русским”»19. Позднее, говоря о решении не принимать границу по линии Керзона и продолжить войну против Польши, В. И. Ленин в докладе на IX конференции РКП(б) в сентябре 1920 года отмечал: «Перед нами стоял вопрос — принять ли это предложение, которое давало нам выгодные границы, и, таким образом, встать на позицию чисто оборонительную, или же, используя тот подъем в нашей армии и перевес, который был, чтобы помочь советизации Польши. Здесь стоял коренной вопрос об оборонительной и наступательной войне, и мы знали в ЦК, что это новый принципиальный вопрос, что мы стоим на переломном пункте новой политики Советской власти... Перед нами встала новая задача. Оборонительный период войны со всемирным империализмом кончился, и мы можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной. Мы их побили, когда они на нас наступали. Мы будем пробовать теперь на них наступать, чтобы помочь советизации Польши. Мы поможем советизации Литвы и Польши, — так говорилось в нашей резолюции»20. Советско-польская война носила крайне ожесточенный характер, ибо социальные антагонизмы накладывались в ней на национальные противоречия. Так, в «Обзоре боевых действий Красной Армии в мае месяце 1920 года» утверждалось: «Наступила весна, и, несмотря на неимоверно тяжелые зимние походы и блестящие победы Красной Армии, ее оружие снова обнажено на западе, где гремит беспрерывная канонада и решается вековой спор с ляхами. Еще несколько месяцев усилий красных бойцов Руси нужны для окончания цикла возгоревшихся войн 20-го века! Гремят призывом боевые трубы по всей

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

Руси, скликая бойцов на последний “смертный” бой с ляхами!»21. Подобные призывы фактически расходились с директивой Секретариата ЦК РКП(б), принятой в апреле по указанию В. Ленина: «В статьях о Польше и польской войне необходимо строжайшим образом исключать всевозможные уклоны в сторону национализма и шовинизма»22. 22 июля 1920 года Польша предложила РСФСР договориться о немедленном перемирии и начале мирных переговоров. Однако советская сторона всячески оттягивала начало переговоров, хотя и дала на них официальное согласие23. Продолжая наступление, войска Красной Армии форсировали реки Неман и Шару. 26 июля они вступили в собственно польские области, 30 июля заняли Кобрин, а 1 августа — Брест. Вместе с тем ход военных действий показывал, что наступательный порыв Красной Армии стал выдыхаться, она все более удалялась от своих баз. Одновременно сопротивление польских войск становилось более упорным, нарастала и помощь Польше со стороны Антанты. Руководители стран Антанты понимали политическое значение возможного военного поражения Польши. В записке Второго бюро генерального штаба французской армии от 11 июля 1920 года отмечалось: «Военный разгром Польши, как представляется, должен будет иметь неизбежным последствием создание советского правительства или чрезвычайно левого социалистического правительства»24. Продолжение наступления Красной Армии усиливало тревогу руководителей Антанты. 4 августа министр иностранных дел Франции А. Мильеран телеграфировал послу Франции в Лондоне Полю Камбону: «Наконец, необходимо предусмотреть создание в Центральной Европе барьера против большевистского натиска»25. В начале августа польское руководство даже требовало, «чтобы Англия и Франция объявили войну России»26. Но ни Англия, ни Франция не были готовы осуществить военное вмешательство на стороне Польши. Маршал Фош отмечал 21 июля: «Если Варшава находится под угрозой, она должна подготовиться к обороне, мы не имеем средств предпринять это; втянуть в это французские войска означало бы увязнуть в таком деле, последствия которого непредсказуемы. Наши силы в Силезии и на территориях, в которых должен пройти плебисцит, необходимы там, где они находятся, к тому же они не подготовлены к войне». В тот же день в записке о Польше, подготовленной на Кэ д’Орсэ для главы французского правительства, утверждалось: «Не может быть и речи о военной помощи и о кампании в России. Мы согласны с Англией относительно материальной помощи, если большевики откажутся от перемирия»27. И действительно, как отмечают французские историки, правительство Мильерана «оказывало важную помощь Польше в течение лета 1920 года, во время русско-польской войны»28. В целом, по оценке генерала Вейгана, «военное снаряжение, находившееся на польской территории, и значительная помощь, оказанная французским правительством, позволили Польше вооружить армию общей численностью около 500 тыс. человек, составляющих 21 дивизию, и иметь в своем рас-

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

поряжении к моменту начала военных действий против большевиков запас боеприпасов, рассчитанный примерно на три месяца»29. В связи с активизацией действий сил Врангеля на юге правительство Советской России в начале августа проявило интерес к быстрейшему завершению польской кампании. 9 августа Москва сообщила Англии советские условия перемирия и прелиминарного мирного соглашения с Польшей. Они включали сокращение польской армии до 50 тыс. человек, дополненных гражданской милицией; запрещение польского производства вооружений и запрет на его ввоз из-за границы. Со своей стороны Москва готова была отвести войска с польского фронта и принять «линию Керзона» с небольшими отступлениями в пользу Польши в качестве будущей границы30. Характерно, что британское правительство рекомендовало Варшаве принять советские условия перемирия. В отличие от Лондона Париж возражал, считая, что Польша будет «полностью разоружена и вследствие этого окажется в зависимости от действий большевиков»31. В августе силы Красной Армии вышли к Висле, но они были очень измотанными и недостаточной численности. Советское командование не осуществило концентрации всех сил и средств на направлении решающего удара. 13 августа 1920 года началось сражение на Висле. Польским войскам удалось организовать успешное наступление. 20 августа они вышли на линию Брест-Литовск—Высоко-Литовск—реки Нарев и Западный Буг. Поражение Красной Армии стало очевидным. В конце сентября — начале октября она проиграла еще одно крупное сражение на реке Неман. В изменившейся обстановке в Минске 17 августа начались советскопольские мирные переговоры. Польские авторы справедливо отмечают: «Обе стороны были изнурены и не способны продолжать широкомасштабную войну»32. Советские представители пытались настаивать на изложенных ранее условиях, сформулированных еще до поражения Красной Армии. Однако в условиях победоносного наступления польских войск Варшава решительно отклонила советские предложения. Попытка форсировать заключение прелиминарного мирного договора с Польшей за счет некоторых уступок по вопросу о границе результата не дала. В итоге безрезультатных переговоров делегации покинули Минск, решив перенести переговоры в Ригу. Характерно, что даже в период военных успехов Польши руководители стран Антанты призывали Варшаву к сдержанности. Премьер-министр и министр иностранных дел Франции А. Мильеран отмечал 22 августа в своей телеграмме: «Польское правительство не должно забывать, что в настоящее время единственное основание, позволяющее определить границы Польши без риска последующих серьезных осложнений с Россией, — это декларация Временного правительства России, которое в марте 1917 года признало Польшу в пределах “территорий, населенных в большинстве поляками”. Именно на этой основе мирная конференция установила восточную границу Польши, о чем она официально уведомила в декабре прошлого года. Равным образом

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

именно эта граница была официально принята польскими делегатами в Спа... В высшей степени важно, чтобы Польша не создавала препятствий для заключения мира, выдвигая территориальные претензии, которые расширяли бы польскую территорию за те лимиты, которые польское правительство уже обязалось принять. Франция может только возложить на Польшу полную ответственность за подобные претензии, которые она настоятельно не советует выдвигать и которые она ни в малейшей степени не поддерживает. Мир, предложенный Польшей Советам, должен быть “разумным“, как и тот, который мы хотели бы, чтобы Советы предложили Польше, когда казалось, что победа склоняется на другую сторону. Это необходимо, чтобы, с одной стороны, мир был одобрен как во Франции и Великобритании, так и в Соединенных Штатах, а с другой стороны, он уберег бы Польшу в будущем от неизбежного конфликта с Россией»33. К сожалению, польские руководители не прислушались к этим советам Мильерана, и его предупреждения оказались в чем-то пророческими. Министр иностранных дел Польши Е. Сапега в политической инструкции представительствам Варшавы за границей отмечал: «Победа под Варшавой совершенно по-новому поставила польско-российскую проблему. Великие державы с виду пришли к полному согласию. Договорившись между собой, они начали официальным путем оказывать давление на Польшу в направлении быстрого заключения мира на весьма умеренных условиях, требуя от Польши соблюдения так называемой линии Керзона»34. Однако польские руководители не поддались на этот нажим и сделали ставку на расхождения между союзниками. Советское руководство крайне нуждалось в перемирии с Польшей, чтобы сосредоточить основные усилия на борьбе с силами Врангеля. Пленум ЦК РКП(б) 20 сентября высказался за заключение перемирия с Польшей при готовности пойти ей на территориальные уступки. При этом В. Ленин не исключал возобновления вооруженной борьбы с Польшей в более благоприятной обстановке. Он говорил: «Теперь нам остается лишь их надуть, поскольку наши военные дела плохи. Постараемся купить у них перемирие, хотя мало шансов, что они на это пойдут. За ближайший месяц мы должны во что бы то ни стало покончить с Врангелем. А когда мы с ним покончим, на съезде Советов отвергнем этот мир и двинем все силы на Польшу, если будет выгодно»35. Основная дискуссия о причинах неудач Красной Армии в Польше и в связи с этим о дальнейших перспективах мировой революции разгорелась на IX конференции РКП(б) 22–25 сентября 1920 года. В. И. Ленин в докладе признал, что «поскольку мы потерпели ...гигантское, неслыханное поражение», значит, была допущена ошибка либо в политике, либо в стратегии. На самом деле представляется, что ошибки были допущены и в политике, и в военной стратегии. Однако руководство партии большевиков уклонилось от тщательного разбора допущенных просчетов, хотя И. Сталин настаи-

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

вал на формировании комиссии для анализа причин военной катастрофы. Но это предложение не получило поддержки. Выступая на конференции, Карл Радек заявил: «Мы сейчас оставим открытым вопрос, было ли решение ошибочным с точки зрения дипломатической, военной или политической... Я думаю, товарищи, что центр тяжести нашей дискуссии должен лежать не в том, чтобы решать вопрос, была ли сделана ошибка или нет. Я определенно считаю, что ошибка была. Но это не есть факт, ради исследования которого нужно создавать комиссию и занимать внимание партийной конференции»36. Выступавший на конференции Г. Зиновьев говорил о войне с Польшей как о «революционной войне со стороны Российской Советской республики, имевшей целью помочь польским рабочим советизировать Польшу»37. Л. Троцкий тогда же заявил: «Нам задача была дана прощупать под ребра белую Польшу, прощупать так крепко, чтобы из этого, может быть, получилась бы Советская Польша»38. Л. Каменев завершил свое выступление словами: «Мы сделали вылазку, вылазка не удалась... Но надо быть в полной уверенности, что вылазка разбудила такие силы в Западной Европе, что когда мы сделаем следующую вылазку, а мы сделаем ее несомненно, все равно, подпишем ли мы мир с Польшей, который предлагает Владимир Ильич, или нет, все равно вылазка будет сделана, и она будет победоносной»39. Отсюда ясно, что В. Ленину и Г. Чичерину пришлось вести упорную борьбу за заключение Рижского мирного договора. Важно отметить, что конференция приняла предложенную ЦК резолюцию о необходимости заключения мира с Польшей и сосредоточения всех сил для разгрома Врангеля40. Переговоры возобновились в Риге 21 сентября 1920 года в условиях продолжавшегося наступления польских войск на Волыни и в Белоруссии. В сложившейся ситуации В. И. Ленин ставил перед советскими представителями задачу: «Первое, чтобы иметь в короткое время перемирие, а во-вторых, и главное в том, чтобы иметь реальную гарантию действительного мира в 10-дневный срок»41. 23 сентября ВЦИК РСФСР обратился к Польше со следующим заявлением: «1. Советское правительство принимает к сведению заявление польской делегации о неприемлемости для нее первоначальных условий о сокращении численности польской армии, демобилизации промышленности, выдаче оружия, оно отказывается от этих условий и готово сделать соответствующее предложение союзной Украинской республике; 2. Советская Россия готова немедленно подписать перемирие и предварительные условия мира на основе признания границы между Польшей и Россией, проходящей значительно восточнее линии Керзона, чтобы при этом Восточная Галиция оставалась к западу от этой линии». Подчеркивая, что советская сторона сделала все возможное для достижения мира, ВЦИК заявлял, что его предложения сохраняют силу в течение десяти дней. Если до 5 октября предварительные условия мира не будут

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

подписаны, советское руководство оставляет за собой право изменить свои предложения42. 28 сентября польской делегации был передан советский проект прелиминарного мирного договора с предложением границы по линии от устья реки Свислочь через Беловежь—Каменец-Литовск—Брест-Литовск—Пиша—Любомль—Владимир-Волынский—Грибовица и далее по бывшей австро-русской границе до Днестра. (Эта линия близка к той линии, по которой проходит современная граница между Белоруссией и Украиной, с одной стороны, и Польшей — с другой). Обе стороны брали обязательство не допускать на своей территории образования и деятельности организаций, враждебных другой стороне. Оговаривались права национальных меньшинств43. Обе стороны были измотаны военными действиями и не готовы возобновить новую зимнюю кампанию. Однако на советское руководство оказывал давление еще и фактор враждебных войск Врангеля, остававшихся в Крыму. 2 октября польская делегация в Риге выдвинула свой проект линии границы, намеченной заметно восточнее предложенной советской стороной: по реке Западная Двина, отрезая Литву от РСФСР, — станция Ореховно — река Вилия — вдоль реки Илии — по реке Лань — на юг по речке Льва — по реке Вилия — вдоль реки Збруч до ее впадения в Днестр. Учитывая общую военно-политическую ситуацию, Москва решила уступить. 2 октября В. Ленин написал проект директивы Политбюро ЦК РКП(б) с предложением советской делегации в Риге подписать мирный договор с Польшей в кратчайший срок. Он подчеркивал: «Для нас вопрос о территориальных границах — 20-степенный вопрос по сравнению с вопросом о скорейшем окончании войны»44. 3–4 октября Ленин написал проект решения Политбюро ЦК РКП(б) с предложением принять польские предложения по вопросу о границе и поручить А. Иоффе подписать прелиминарный мирный договор с Польшей в ближайшие 3–4 дня45. Эти директивы были одобрены. 5 октября советская делегация заявила о согласии с польскими предложениями о линии границы. При этом советская сторона выдвинула следующие условия: 1. Подписать прелиминарный мирный договор до 8 октября; 2. Польша должна была признать право РСФСР на транзит через свою территорию в Литву и Германию; 3. Отказаться от включения в договор положений об уплате Россией Польше суммы в золоте в качестве компенсации за активное участие польских земель в экономической жизни Российской империи. Польская сторона приняла эти предложения с некоторыми оговорками46. 12 октября 1920 года в Риге был подписан «Договор о перемирии и прелиминарных условиях мира между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей — с другой». Обе договаривающиеся стороны признавали независимость Украины и Белоруссии и определяли линию восточной границы Польши. Россия и Украина отказывались от всяких прав и притязаний на земли, расположенные к западу от этой границы, а Польша — к востоку от этой границы. Стороны

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

подтверждали полное взаимное уважение к государственному суверенитету и обязывались не вмешиваться во внутренние дела партнера по договору и обоюдно воздерживаться от поддержки враждебных действий против другой стороны. Россия и Украина, с одной стороны, и Польша — с другой, брали обязательства, обеспечивающие права соответствующих национальных меньшинств. Обе договаривающиеся стороны отказывались от возмещения военных расходов и принимали обязательства по обмену военнопленными. Оговаривалось, что из прежней принадлежности части земель Польской республики к бывшей Российской империи для Польши не вытекало никаких обязательств и обременений в отношении РСФСР. Советская сторона соглашалась вернуть Польше культурные ценности, вывезенные из Польши в Россию царским правительством. Договаривающиеся стороны согласились включить в мирный договор взаимные обязательства об обеспечении транзита через свою территорию. Одновременно подписывался специальный договор о перемирии47. Подписание прелиминарного мира с Польшей позволило советскому руководству сосредоточить основные силы против Врангеля и в ноябре 1920 года завершить его разгром. В начале 1921 года улучшилось и международное положение Советской России. В феврале она подписала договоры о дружбе с Персией и с Афганистаном, 16 марта были подписаны договор о дружбе с Турцией и торговый договор с Англией. Все это подталкивало Польшу и РСФСР к решению остававшихся спорных вопросов на основе компромисса. Рижский мирный договор между Советской Россией, Советской Украиной и Польшей был подписан 18 марта 1921 года. Его основу составили прелиминарные условия мира, согласованные сторонами 12 октября 1920 года. Договор объявлял состояние войны между договаривающимися сторонами прекращенным. Мирный договор подтверждал линию границы, намеченную прелиминарными условиями мира. Рижский мирный договор фиксировал полное уважение к государственному суверенитету каждой из договаривающихся сторон и обязывал их воздерживаться от поддержки враждебных действий против любой из них. В договоре подчеркивалось, что из прежней принадлежности части польских земель Российской империи для Польши не вытекало никаких обязательств, кроме оговоренных в подписанном документе. Советская сторона брала обязательство вернуть Польше культурные ценности, вывезенные с ее территории царским правительством, включая архивные документы и материалы. Польша удовлетворилась обязательством России выплатить 30 млн рублей золотом в монетах или слитках за участие польских земель в экономической жизни Российской империи, а также передать железнодорожный состав и железнодорожное имущество общей стоимостью 29 млн золотых рублей. Участники мирного договора согласились не позднее чем через шесть недель после его ратификации приступить к перего-

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

ворам о торговом договоре. Стороны обязались установить дипломатические отношения сразу после ратификации мирного договора48. Рижский мирный договор был ратифицирован ВЦИК РСФСР 14 апреля, польским Cеймом — 15 апреля, ЦИК УССР — 17 апреля 1921 года. Советскопольская война была закончена. Российский исследователь Г. Ф. Матвеев отмечает: «Рижский мирный договор, подписанный 18 марта 1921 года, поставил жирный крест на восточном проекте Пилсудского. Хотя и была создана достаточная с военной точки зрения “стратегическая область” на востоке, но Польша получила общую границу не с союзными ей Литовско-Белорусской и Украинской республиками, а с БССР, УССР и Литвой, имевшими к ней серьезные территориальные претензии. Таким образом, ее непосредственными соседями до 1939 года стали Германия и советские республики СССР, считавшие себя обиженной поляками стороной. К тому же в составе Польши оказались миллионы украинцев и белорусов, не желавших подвергаться ни этнической, ни государственной ассимиляции, что существенно ослабляло ее внутреннее единство и сплоченность»49. Вместе с тем и Советская Россия пошла на существенные уступки в территориальном вопросе. Договор фиксировал новую государственную границу между Польшей и ее восточными соседями таким образом (значительно восточнее «линии Керзона»), что Украина и Белоруссия утрачивали свои западные области в пользу Польского государства. Конечно, Рижский мирный договор не устранял взаимное недоверие и подспудную враждебность между Польшей и Советской Россией50. В инструкции МИД Польши дипломатическим представителям за рубежом от 10 октября 1920 года говорилось: «Несмотря на то, что подписаны прелиминарные условия мира, мы не имеем никаких оснований полагаться на добрую волю противника; его уступчивость мы воспринимаем как плод наших побед и свидетельство его внутренней слабости. Поэтому нам следует и впредь поддерживать элементы, враждебные Советской России, как русские, так и украинские, белорусские, кавказские, стремясь к установлению любых контактов, направленных против грозящей нам оттуда опасности... Нам также не безразлична судьба земель, исторически принадлежавших Польше и отторгаемых от нее по будущему Рижскому договору»51. Не случайно некоторые польские историки отмечают: «В течение межвоенного периода польские военные считали, что наибольшая опасность для Польши исходит с востока»52. Оценивая заключение мира с Польшей, В. И. Ленин в ноябре 1920 года отмечал: «В течение минувших трех лет Польша, из числа входивших раньше в состав бывшей Российской империи мелких государств, принадлежала к числу тех, которые больше всего враждовали с великорусской национальностью и которые больше всего имели претензий на большую часть территорий, не населенных поляками... Кроме того, ее толкает в этом же направлении

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

старая вековая борьба Польши, которая в свое время была великой державой и которая сейчас противополагается великой державе — России. Эту старую вековую борьбу Польша не может оставить и в настоящее время»53. 30 сентября 1920 года начались польско-литовские переговоры, завершившиеся 7 октября подписанием соглашения о демаркационной линии, по которому Вильнюс оставался в составе Литвы. В сложившейся ситуации польское руководство инсценировало «мятеж» в армии. 9 октября «взбунтовавшаяся» дивизия генерала Желиговского захватила город. В январе 1922 года в оккупированном крае прошли выборы в сейм, которые бойкотировались непольским населением. Избранный таким образом сейм провозгласил Виленский край «неотъемлемой частью Польши». Польский сейм утвердил это постановление, и Вильно был включен в состав Польши54. Москва поддержала в этом конфликте Литву. Анализируя значение Рижского мирного договора для Польши, известный итальянский историк Эннио Ди Нольфо отмечал: «Таким образом создавалось крупное государство, опирающееся на сильное национальное чувство, на стремление вновь добиться былого величия и возглавляемое такой сильной личностью, как Пилсудский, который в своей политической деятельности руководствовался авторитарно-консервативными моделями. В определенном смысле прекрасный оплот против Советов. Однако оставались открытыми все проблемы противоречий с Германией и некоторые проблемы противоречий с Литвой (по поводу обладания городом Вильнюсом) и с Чехословакией (по поводу судьбы территории Тешинской Силезии)»55. При этом для Советской России наиболее важный аспект Рижского мирного договора состоял даже не в территориальных уступках. Пожалуй, это был один из первых шагов к отказу от концепции форсирования европейской революции. Процесс избавления большевистского руководства от иллюзий по поводу возможности скорой победы революции в Европе был сложным и трудным56. Накануне подписания Рижского мирного договора состоялся 10-й съезд РКП(б) (8–16 марта 1921 года). В докладе на съезде В. И. Ленин отмечал: «Мы научились за три года понимать, что ставка на международную революцию не значит — расчет на определенный срок и что темп развития, становящийся все более быстрым, может принести в весне революцию, а может и не принести. И поэтому мы должны уметь так сообразовать свою деятельность с классовыми соотношениями внутри нашей страны и других стран, чтобы мы длительное время были в состоянии диктатуру пролетариата удержать и, хотя бы постепенно, излечивать все те беды и кризисы, которые на нас обрушиваются»57. Бурные дискуссии делегатов съезда все же завершились принятием более реалистической резолюции «Советская республика в капиталистическом окружении». В ней отмечалось, что советская страна обеспечила себе возможность вступить в общение с капиталистическими странами в качестве независимого государства «на основе взаимных обязательств политического

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

и торгового характера». Следовало использовать «возможность новых, основанных на договорах и соглашениях отношений между Советской республикой и капиталистическими странами»58. Характерно было и постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 21 июня 1921 года в отношении политической линии компартий стран Прибалтики: «Ц.К. обращает внимание т.т. коммунистов Эстонии, Латвии и Литвы на то, что им необходимо сообразовать свою политику с особенностями международного положения РСФСР в настоящих условиях. Эти особенности характеризуются заключением польского мира и торгового соглашения с Англией. Всякие действия, рассчитанные на вовлечение России в военную борьбу с одним из этих государств или могущие иметь своим последствием такое вовлечение, могут повлечь обострение в ее международном положении... Поэтому Ц.К. просит коммунистов Эстонии, Латвии и Литвы проявлять наибольшую осмотрительность как во внешней, так и во внутренней политике, приняв во внимание указание ЦК РКП о том, что в настоящий момент не может быть и речи о военной помощи им со стороны РСФСР»59. Таким образом, советское руководство постепенно отказывалось от курса на форсирование революции в Европе с использованием Красной Армии. Закрепление той ситуации, которая сложилась в Восточной Европе в начале 1920-х годов, произошло с образованием СССР 30 декабря 1922 года. РСФСР, УССР, БССР, а также Закавказская Социалистическая Федеративная Республика вошли в состав единого союзного государства. Польша признала новое государство в декабре 1923 года. Польские авторы Д. Липиньская-Наленч и Т. Наленч отмечают: «Рижский договор имел огромное значение не только для Польши и Советской России. Он закладывал основы для стабилизации ситуации во всей Восточной Европе, которые не были определены в договорах, подписанных на Парижской мирной конференции и завершивших Первую мировую войну»60. Однако эта стабилизация была неустойчивой и непрочной. Антанта долго не признавала восточные границы Польши. Отсутствие международного признания границы между Советской Россией и Польшей способствовало сохранению напряженности между двумя государствами61. Только 3 февраля 1923 года Совет Лиги Наций принял к сведению польско-литовскую границу, то есть включение Вильнюса в состав Польши. 15 февраля 1923 года правительство Польши обратилось к совету послов Антанты с просьбой о международно-правовом признании ее восточных границ. 15 марта 1923 года совещание послов решило «признать в качестве границы Польши с Россией: линию, проведенную и застолбленную по соглашению между обоими государствами и под их ответственностью к 28 ноября 1922 года, с Литвой линию фактической границы»62. При этом Польша обещала предоставить автономию для Восточной Галиции, что так и не было выполнено. Решения совещания послов вызвали протесты со стороны Советской Украины и РСФСР. В ноте правительства РСФСР правительствам Франции,

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

Великобритании и Италии подчеркивалось: «Невозможно предположить, что украинский народ может оставаться равнодушным к судьбе украинцев, проживающих в Восточной Галиции. Если по Рижскому договору Россия и Украина отказались от своих прав на территории, расположенные на западе от их новой границы с Польшей, то это нисколько не значит, что судьба этих территорий для них безразлична»63. Таким образом, весной 1923 года границы Польши были определены на Западе и Востоке, сформировался важный элемент Версальской системы в Восточной Европе. Вместе с тем отношения Польши с ее соседями складывались весьма сложно, они характеризовались изначальными противоречиями. Приходилось учитывать и неоднородный характер польского государства: примерно треть населения страны составляли национальные меньшинства: 16% украинцев, 8% евреев, 6% белорусов, 3% немцев64. Британский исследователь польского происхождения П. Стачура отмечает: «Одна из принципиальных причин, по которой Вторая Польская Республика жестко критиковалась в течение ряда лет, заключалась в ее уязвимом отношении к этническим меньшинствам, которые составляли около трети населения. За некоторыми исключениями, историки и другие комментаторы резко осуждали практиковавшуюся широкую дискриминацию и преследования меньшинств, тем самым им отводился статус граждан второго сорта»65. Обычно систему международных отношений, сформировавшуюся после Первой мировой войны, называют Версальско-Вашингтонской системой. Думается, что с некоторой долей условности ее европейскую подсистему можно назвать Версальско-Рижской, в полной мере учитывая ее неустойчивость и нестабильность. Но если говорить о Рижской подсистеме международных отношений, то нельзя не сказать о двух важных соглашениях, дополнивших ее каркас. В феврале 1921 года, еще до заключения Рижского мирного договора, было подписано польско-французское политическое соглашение, дополненное секретной военной конвенцией. Политический договор предусматривал обязательные консультации между двумя странами по международным проблемам, представляющим взаимный интерес, а также достижение взаимопонимания при реализации совместно подписанных договоров. Польша и Франция обязались сотрудничать, чтобы защитить свои территории в случае неспровоцированной агрессии против одной из договаривающихся сторон. Секретная военная конвенция оговаривала формы французской помощи в случае нападения на Польшу со стороны Германии либо Советской России66. Как считают авторы «Истории польской дипломатии», «Союз с Францией — политической и военной силой в Европе того времени — имел первостепенную важность для Польши. Франция стала официальным гарантом польской независимости. Благодаря этому укрепились международные позиции молодого польского государства и его престиж»67. С другой стороны, Советская Россия 16 апреля 1922 года подписала Рапалльский договор с Германией. По этому договору оба правительства

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

взаимно отказывались от возмещения военных расходов, а также военных и невоенных убытков, причиненных им и их гражданам во время войны. Германия и Советская Россия немедленно возобновляли дипломатические и консульские отношения. Оба правительства согласились применять принцип наибольшего благоприятствования при урегулировании взаимных торговых и хозяйственных отношений68. Таким образом было положено начало периоду советско-германского сотрудничества в политической, экономической и военной области. Рапалльский договор получил положительную оценку советского руководства. В постановлении ВЦИК по отчету советской делегации на Генуэзской конференции 17 мая 1922 года отмечалось: «Делегация вполне правильно выразила интересы трудящихся РСФСР и братских Советских Республик, заключив договор с Германией на началах полного равноправия и взаимности»69. Совершенно иной была оценка Рапалло со стороны польских руководящих кругов. Министр иностранных дел Польши Скирмунт заявил, что «Польша должна будет первой пострадать от последствий русско-германского альянса»70. Уже цитировавшийся итальянский ученый Ди Нольфо отмечает: «В 1922 году все европейские правительства осознали, что попытка воспрепятствовать созданию коммунистического и советского государства вместо царской империи провалилась... Советы также стали бо´льшими реалистами, а именно: отказались от немедленного осуществления проекта мировой революции»71. Таковы были основы той подсистемы международных отношений, которую условно можно назвать Версальско-Рижской.

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

1 Матвеев Г. Ф. Начало // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российскопольских отношениях. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 29. 2 Там же. С. 30. 3 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 40. С. 181. 4 Коминтерн и идея мировой революции. Документы. М., 1998. № 34. С. 174. 5 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. М., 1965. Док. № 81. С. 138. 6 Documents diplomatiques français. 1920. T. 2. № 250. P. 316–317. 7 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 74. С. 130. 8 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. 1917–1924. М., 1970. С. 183–184. 9 Подробнее см.: Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. М., 2009. Ч. 1. 10 Документы внешней политики СССР. Т. 3. М., 1959. Док. № 15. С. 54–55. 11 Цит. по: Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. С. 84. 12 Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн: 1919–1943. Документы. М., 2004. С. 53. 13 Яжборовская И. С., Парсаданова В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920 г. М., 2005. С. 211–212. 14 Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн: 1919–1943. Документы. С. 53 (примечания). 15 Документы внешней политики СССР. Т. 3. Док. № 15. С. 47–53.

МИХАИЛ НАРИНСКИЙ

16 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. М., 1965. Док. № 98. С. 175. 17 Директивы Главного командования Красной Армии (1917–1920): Сб. документов. М., 1969. С. 641–642. 18 Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн: 1919–1943. Документы. С. 54. 19 Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927: Сб. документов. М., 1996. С. 156; Цит. по: Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. С. 114. 20 Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн: 1919–1943. Документы. С. 59–61. 21 Цит. по: Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. М., 2009. С. 52. 22 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 11. С. 29 (примечание). 23 Документы внешней политики СССР. Т. 3. Док. № 18, 20, 21. С. 60–65. 24 Documents diplomatiques français. 1920. T. 2. № 193. P. 248. 25 Ibid. № 297. P. 377. 26 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. М., 1965. Док. № 146. С. 254. 27 Documents diplomatiques français. 1920. T. 2. № 224. P. 290–291. 28 Histoire de la Diplomatie Française. Paris, 2005. P. 764. 29 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 105. С. 186. 30 Документы внешней политики СССР. Т. 3. Док. 52. С. 100–101. 31 Documents diplomatiques français. 1920. T. 2. № 329. P. 423. 32 Липиньская-Наленч Д., Наленч Т. Начало // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. С. 65. 33 Documents diplomatiques français. 1920. T. 2. № 381. P. 493–494. 34 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. М., 1965. Док. № 212. С. 368. 35 Цит. по: Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. М., 2009. С. 114. 36 Коминтерн и идея мировой революции. Документы. М., 1998. № 48. С. 200–204. 37 Девятая конференция РКП(б): Протоколы. М., 1972. С. 9. 38 Там же. С. 26. 39 Там же. С. 75. 40 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. 1917–1924. М., 1970. С. 188. 41 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 221. С. 399. 42 Документы внешней политики СССР. Т. 3. Док. 103. С. 204–206. 43 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 224. С. 402–407. 44 Ленин В. И. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999. С. 387. 45 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 673–674. 46 Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. С. 118. 47 Документы внешней политики СССР. Т. 3. Док. № 131. С. 245–252. 48 Документы внешней политики СССР. Т. 2. С. 618–642. 49 Матвеев Г. Ф. Начало // Белые пятна—черные пятна... С. 41. 50 Подробнее см.: Яжборовская И. С., Парсаданова В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920 г. М., 2005. 51 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 235. С. 426–427. 52 Suchcitz A. Poland’s Defence Preparations in 1939 // Poland between the Wars, 1918–1939 / Ed. by P. D. Stachura. L., 1998. P. 110.

СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР 1921 ГОДА

53 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3, апрель 1920 г. — март 1921 г. Док. № 257. С. 485. 54 Мельтюхов М. И. 17 сентября 1939. Советско-польские конфликты 1918–1939. С. 130. 55 Ди Нольфо Э. История международных отношений 1918–1999. М., 2003. Т. 1. С. 76. 56 Подробнее см.: Нежинский Л. Н. В интересах народа или вопреки им? Советская международная политика в 1917–1933 годах. М., 2004. Гл. 5–6. 57 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 23. 58 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. 1917–1924. М., 1970. С. 259. 59 Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн: 1919–1943. Документы. С. 83. 60 Липиньская-Наленч Д., Наленч Т. Начало // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 67. 61 Cienciala A., Komarnicki T. From Versailles to Locarno. Keys to Polish Foreign Policy, 1919–25. University Press of Kansas, 1984. P. 8. 62 Цит. по: Яжборовская И. С., Парсаданова В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920 г. С. 309. 63 Документы внешней политики СССР. Т. VI. № 125. С. 223. 64 Cienciala A., Komarnicki T. From Versailles to Locarno. Keys to Polish Foreign Policy, 1919–25. P. 2. 65 Stachura P. D. National Identity and the Ethnic Minorities in Early Inter-War Poland // Poland between the Wars, 1918–1939. L., 1998. P. 60. 66 Подробнее см.: Cienciala A., Komarnicki T. From Versailles to Locarno. Keys to Polish Foreign Policy, 1919–25. P. 27–28. 67 The History of Polish Diplomacy X–XX c. Warsaw, 2005. P. 480. 68 Документы внешней политики СССР. М., 1961. Т. 5. С. 223–224. 69 Там же. С. 384. 70 Cienciala A., Komarnicki T. From Versailles to Locarno. Keys to Polish Foreign Policy, 1919–25. P. 190. 71 Ди Нольфо Э. История международных отношений 1918–1999. Т. 1. М., 2003. С. 83.

РЕТРОСПЕКТИВА

2.2011

ГЕННАДИЙ МАТВЕЕВ

ТАКТИКА А. А. ИОФФЕ НА ПЕРЕГОВОРАХ О ПРЕЛИМИНАРНОМ МИРЕ В РИГЕ 22 СЕНТЯБРЯ — 12 ОКТЯБРЯ 1920 ГОДА Геннадий Матвеев

Линия поведения, избранная советским руководством для мирных переговоров с Польшей в августе 1920 года и представлявшая собой диктат одной из сторон, а именно РСФСР, в литературе традиционно представляется как провальная. Как известно, польское правительство не приняло советских условий, а перелом в войне в ходе Варшавского сражения сделал советские предложения, а тем самым и тактику К. Данишевского, неактуальными. Это была серьезная неудача не только советской стороны в целом, т.е. ЦК РКП(б) и НКИД, но и самого Г. В. Чичерина, лично осуществлявшего руководство всеми действиями советской делегации в Минске1. И все же столь однозначная оценка результатов минских переговоров представляется мне неверной, по крайней мере, в одном вопросе. Речь идет о признании Варшавой полномочий украинской части советской мирной делегации. Этот вопрос, возникший в Минске в августе, неожиданно получил позитивное для Москвы разрешение уже на первом заседании конференции в Риге 22 сентября. Таким образом, Варшава без борьбы сдала своего украинского союзника С. Петлюру, с которым за 5 месяцев до этого ею были подписаны политический договор и военная конвенция. Советская сторона достаточно оперативно отреагировала на радикальное изменение ситуации на фронте во второй половине августа 1920 года, потребовавшее от нее более гибкой тактики, замены грубого давления умелым дипломатическим маневрированием. Для этого нужен был дипломат высокого класса, с серьезным опытом переговорщика. Кандидатов на эту роль было не много, а точнее, всего один. Им был Адольф Абрамович Иоффе, на тот момент успевший побывать советским полпредом при кайзеровском правительстве в Берлине в 1918 году, а также поруководить мирными переговорами с Эстонией, Литвой и Латвией. Имелся у него немалый опыт и, как тогда говорили, советской работы. В августе 1920 года он был наркомом продовольствия Советской Украины, но по-прежнему живо интересовался вопросами внешней политики, в том числе и перспективами развития отношений с Польшей, предпочитая получать информацию из первых рук. Об этом свидетельствуют, например, письма Чичерина Иоффе от 5 и 9 августа 1920 года, в которых он информирует адресата о своем

ТАКТИКА А. А. ИОФФЕ НА ПЕРЕГОВОРАХ О ПРЕЛИМИНАРНОМ МИРЕ В РИГЕ...

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

видении перспектив отношений РСФСР с окраинными государствами, в том числе и Польшей2. Иоффе был вызван в Москву «по делу о переговорах с Польшей» в конце августа, по крайней мере, до 29 числа. В это время ЦК РКП(б) склонялся к мысли направить его в Минск «для негласных переговоров с представителями польских левых партий при оставлении официальных переговоров в прежней стадии». Приехав в Москву, он «подробно говорил» с секретарем Оргбюро ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинским и Г. В. Чичериным. В ожидании встречи с В. И. Лениным, который должен был вернуться в Москву через два дня, Иоффе решил изложить ему, Крестинскому, Л. Д. Троцкому и Г. В. Чичерину в письменном виде свое мнение по вопросам отношений с Польшей. Это мнение очень важно для понимания избранной им в Риге переговорной тактики. Оно сводилось к следующему: «1. Возможность советизации Польши теперь, несомненно, откладывается на не вполне определенное, но во всяком случае не весьма близкое время. 2. Военный разгром Польши в ближайшее время невозможен. Следовательно, дипломатическая работа в отношении Польши сводится к умению: — затянуть переговоры до тех пор, пока наши армии настолько оправятся, что смогут перейти в успешное наступление; — доказать государственным деятелям Польши необходимость для них заключить с нами “мирсоглашения” и полную призрачность расчетов кое-кого из них на решительное поражение России в этой войне; — разложить нашего противника, с одной стороны, внося раскол в саму делегацию и используя разные течения, борющиеся внутри нее, с другой стороны — воздействуя на широкие массы, как польские, так и мировые вообще». Руководствуясь этими соображениями, Иоффе пришел к выводу, что план его командировки в Минск в качестве неофициального переговорщика «и недостаточен, и не вполне удачен». Дав мотивированное обоснование этого своего вывода, он предложил немедленно обратиться к Польше с нотой, в которой заявить, что «в нынешней стадии переговоров Россия считает нужным переход к деловому обсуждению вопросов мира на основе выяснившихся точек зрения и поэтому сочла целесообразным сделать некоторые изменения в составе своей делегации и назначить Иоффе председателем, дав ему полномочия заключить и подписать не только договор о перемирии и прелиминарных условиях, но и самый мирный договор». Такой шаг, по его мнению, должен был: 1) «помешать полякам слишком затягивать нынешний перерыв; 2) дать понять всему миру, что РСФСР готова заключить мирный договор, причем в нисколько не обязывающей нас форме, без намека даже на то, что готовы на уступки». В заключение своей памятной записки он предостерегал, что «если этого не сделать теперь, то потом будет поздно, ибо поляки по предложению

ГЕННАДИЙ МАТВЕЕВ

Данишевского должны теперь сделать свои мирные предложения, судя по всему, это будут хамские предложения. Если после них производить замену в делегации, то это можно будет понять как принятие нами хамских польских предложений. Наконец, есть еще одно соображение в пользу моего плана: по-видимому, все же придется доводить переговоры с Польшей до конца, ибо советизация далеко; самые большие трудности будут в мелочах; если теперь не поставить переговоры на правильные рельсы, то потом будет чрезвычайно трудно и “мирсоглашения”, когда мы к нему действительно подойдем, сможет сорваться на какой-нибудь библиотеке бр. Залуцких»3. В этом же документе Иоффе определил и тех людей, которых он хотел бы видеть в составе делегации: Данишевского в качестве его заместителя («он дипломат новый, а я старый»), Мануильского вместо планировавшегося Скрипника, отвел кандидатуру Смидовича («не знает»). На следующий день, 30 августа, НКИД направил в Политбюро ЦК РКП(б) записку, в которой полностью поддержал предложения Иоффе, в том числе выразил согласие с его мнением «о необходимости единства председательствования в настоящий момент и вплоть до окончания всех переговоров о мире вообще», а также в весьма деликатной форме высказал сомнение в необходимости включения в состав делегации Данишевского4. 1 сентября 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) утвердило А. А. Иоффе председателем советской мирной делегации, Данишевского, Скрипника и Смидовича в состав делегации не включили. Остальных членов было поручено подобрать Чичерину5. Наркоминдел весьма ответственно подошел к формированию состава делегации, учитывая не только деловые качества кандидатов. Показателен в этом отношении, например, протест НКИД от 4 сентября 1920 года против кандидатуры Шейнмана. Его отклонили «не только потому, что преобладание данной национальности в делегации сыграет политически неблагоприятную роль и будет, несомненно, использовано враждебной нам печатью, но и потому, что переговоры с поляками и, между прочим, та комиссионная работа, которая является задачей членов делегации, требует большой тактичности и утонченного обращения с противной стороной, между тем как свойства тов. Шейнмана при всех его достоинствах делают его именно для этой роли абсолютно неподходящим, даже до смешного...»6. В результате в Ригу поехала российско-украинская мирная делегация в составе трех человек: А. Иоффе, Д. Мануильского и Л. Оболенского. Четвертый член делегации, С. М. Киров, приехал с запозданием. Польская делегация насчитывала девять человек, из которых никто не имел опыта мирных переговоров, и только В. Каменецкий и Л. Василевский7 состояли на дипломатической службе. 21 сентября переговоры были возобновлены в Доме Черноголовых в Риге. Не буду пересказывать ход переговорного процесса, описанный в трудах П. Ольшанского, Е. Куманецкого, В. Матерского главным образом на осно-

ТАКТИКА А. А. ИОФФЕ НА ПЕРЕГОВОРАХ О ПРЕЛИМИНАРНОМ МИРЕ В РИГЕ...

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

вании некоторых опубликованных в СССР документов, а также мемуаров председателя польской делегации Я. Домбского «Рижский мир». Попытаюсь только наложить уже известные по литературе события на переписку, которую Иоффе все время работы над договором о перемирии и прелиминарных условиях мира вел с Москвой. Главная задача Иоффе и допустимый предел территориальных уступок были определены В. И. Лениным 20–23 сентября следующим образом: «Для нас вся суть в том, чтобы иметь в короткое время перемирие, и главное в том, чтобы иметь действительную гарантию мира в 10-дневный срок. Ваша задача обеспечить это и проверить реальность гарантий действительного выполнения. Если Вы обеспечите это, то давайте максимальные уступки вплоть до линии по реке Шара, Огинскому каналу, рекам Ясельде и Стырь, и далее по государственной границе между Россией и Восточной Галицией»8. Официальная позиция РСФСР на переговорах с Польшей была определена в заявлении ВЦИК по вопросу об основах соглашения между РСФСР и Польшей от 23 сентября 1920 года. Этот документ, являвшийся плодом специально созданной комиссии и редактировавшийся лично Лениным, должен был не только определить круг вопросов, по которым следовало вести мирные переговоры, но и выбить из рук Варшавы достаточно опасное для Москвы оружие в виде требования соблюдения права наций на самоопределение применительно к населению бывших восточных окраин Речи Посполитой9. Важным было первое заседание Главной комиссии, состоявшееся 28 сентября, на котором Иоффе зачитал советский проект прелиминарного мира. Этот пространный проект из 17 пунктов и 8 подпунктов не только шокировал польскую делегацию рядом своих положений, но и подвергся критике со стороны Чичерина. Он писал 30 сентября: «Ваш проект прелиминарного мира включает 1) то, что по декларации ЦИК мы предлагаем оставить в стороне (канитель с самоопределением, спор о котором замедляет заключение мира), 2) наше основное предложение, т.е. новую границу, и 3) вермишель и финансовые и экономические принципы. Это изобилие затрудняет быстрое принятие». Он предложил Иоффе избрать в дальнейшем следующую тактику: «Надо подчеркивать, что все статьи о самоопределении мы готовы выпустить во избежание проволочек. Всю вермишель мы готовы перенести в окончательный договор. Прелиминарный договор мы предлагаем максимально упростить. Прелиминарный мир... означает и перемирие... Относительно границы не торгуйтесь много, в случае противодействия поляков не бойтесь дойти до максимального предела, указанного в шифровке пленума ЦК. Это не должно задерживать переговоров. Важнее быстрота, надо поменьше торговли, можно хотя бы сразу дойти до указанного ЦК-ом предела. Нужны приемы ясные и простые, действующие на массы. Если поляки будут сопротивляться относительно границы, перейдите без долгих проволочек к нашему последнему слову и публикуем его как наше последнее слово...»10. Затем последовало еще несколько выдержанных в подобном же тоне депеш Чичерина, он явно

ГЕННАДИЙ МАТВЕЕВ

торопил Иоффе с действиями, чтобы уложиться в определенный в заявлении ВЦИК срок — достижения принципиальной договоренности до 5 ноября11. Иоффе лучше чувствовал атмосферу соперничества, царившую в польской делегации: «Серьезным моментом во всех переговорах является ...старая польская трагедия: отсутствие единства и такое количество политик, какое количество имеется крупных государственных деятелей»12. 3 октября он писал в докладной записке Чичерину, Ленину, Троцкому и Крестинскому: «Общее впечатление от разговоров с Домбским таково: они несомненно хотят мира также, как и мы, не хотят зимней кампании, они готовы даже несколько освободиться от французского влияния и выдать нам Врангеля и Петлюру, но они хотят все же использовать свое выгодное положение и получить в достаточной мере выгодный для себя мир... Я думаю, жажда мира обща всем [членам польской делегации] и что зимней кампании действительно хотели бы избежать, но аппетит, приходящий во время еды, не дает возможности успокоиться на каком-нибудь одном требовании и диктует политику повышения требований по мере их удовлетворения. Поэтому (подчеркиваю без всяких на то оснований) я полагаю, их ультиматум не столько ультимативен и считал бы более разумным даже при решении принять этот ультиматум не говорить этого сразу, а только постепенно, конечно, это несколько затянуло бы переговоры, но 5-е число вообще не удержится»13. Следует сказать, что принятая Иоффе вопреки директивам руководства тактика выдвижения максимально неприемлемых для Польши условий и затягивания переговоров, перевода их в формат тайных переговоров председателей и секретарей делегаций, постепенных якобы уступок в вопросах о границе (28 сентября — линия Антанты, 2 октября — линия, рекомендованная перед началом переговоров Лениным, 4 октября — линия, которой добивались поляки и которая стала государственной границей Польши на востоке, хотя Ленин уже 2 октября предложил членам политбюро принять эту линию), а также государственной принадлежности Восточной Галиции дала свои результаты. Взамен за якобы сделанные Иоффе уступки по главному для польской делегации территориальному вопросу он получил ее согласие на свободный транзит через Польшу и депортацию из нее наиболее одиозных врагов советской власти, на невключение в текст прелиминарного договора финансовых статей. Это был, пожалуй, наиболее значимый успех Иоффе в его дипломатической карьере, позволивший РСФСР завершить процесс мирного урегулирования со своими западными соседями. 1 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 32. № 52463. П. 207. Д. 61. Л. 1–53; Там же. Ф. 04. Оп. 32. № 52464. П. 207. Д. 62. Л. 5–28. 2 АВП РФ. Ф. 122. Оп. 4. П. 7. Д. 10. Л. 5–7. 3 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 205. Д. 25. Л. 41–42. 4 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 204. Д. 23. Л. 8–9. 5 Польско-советская война 1919–1920 (ранее не опубликованные документы и материалы). М., 1994. Ч. II. С. 8.

ТАКТИКА А. А. ИОФФЕ НА ПЕРЕГОВОРАХ О ПРЕЛИМИНАРНОМ МИРЕ В РИГЕ...

АВП РФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 204. Д. 23. Л. 10. В фонде референтуры по Польше НКИД сохранилась следующая характеристика дипломатических способностей Л. Василевского: «Своей самоуверенностью и чванством, часто наглой ложью отталкивает от себя деятелей балтийских государств, не внушая им доверия. Россию, русских ненавидит с чисто зоологическим национализмом...». — АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 2. П. 101. Л.35–36. 8 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. М., 1965. Т. III. С. 399. 9 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 204. Д. 23. Л. 11. Чичерин писал Иоффе 24 сентября: «Первая половина заявления [ВЦИК] должна была идти наперерез попыткам воскресить политику Пилсудского, вторая половина есть попытка быстрого реального соглашения с Польшей»; Там же. Ф. 04. Оп. 32. П. 205. Л. 13. 10 Там же. Ф. 04. Оп. 32. П. 205. Л. 32–33 об. 11 Там же. Л. 34–35; Польско-советская война 1919–1920... Т. II. С. 81. 12 Польско-советская война 1919–1920... Т. II. С. 82–83. 13 Там же. С. 81–84. 7

РЕТРОСПЕКТИВА

2.2011

ВЛАДИМИР СНАПКОВСКИЙ

БЕЛАРУСЬ, СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР Владимир Снапковский (Беларусь)

Влияние советско-польской войны на Беларусь выразилось во взаимодействии следующих связанных между собой и в то же время разновекторно направленных факторов. В «восточной политике» Польши Беларусь занимала подчиненное по сравнению с Украиной и Литвой положение. Решение белорусского вопроса польские руководители, прежде всего Ю. Пилсудский, ставили в зависимость от решения украинского и литовского вопросов. В борьбе двух концепций польской «восточной политики» — инкорпоративной и федеративной — победу одержала первая, несмотря на то что за второй стоял ее главный инициатор и вдохновитель, начальник польского государства Ю. Пилсудский. Эта победа выразилась в разделе Беларуси между Польшей и Советской Россией по Рижскому мирному договору, что подтвердило правильность высказывания Р. Дмовского на заседании Польского национального комитета (27 мая 1918 г.) о том, что, взяв часть Беларуси, Польша прочно в ней обоснуется1. Правда, этой прочности хватило только на 20 лет, до сентября 1939 года. Но это уже не была вина Польши и не столько ее вина. Главной причиной необъявленной войны между Советской Россией и Польшей был вопрос о принадлежности земель Беларуси, Литвы и Украины. В трактовке причин войны официальные позиции сторон, как это почти всегда бывает, расходились в диаметрально противоположных направлениях. В декларации польской делегации на мирных переговорах в Минске от 19 августа 1920 года давалось следующее объяснение причин советскопольской войны: «Польский народ не хотел и не начинал первым войны с РСФСР, эта война была навязана Польше, поскольку советское правительство, занявшее в конце 1918 года земли Литвы и Белой Руси и навязавшее им свой советский строй, направило свои войска к этнографической польской территории с отчетливым намерением марша на Варшаву, с очевидной целью свергнуть демократический строй Польской Речи Посполитой и ввести также в Польше, вопреки воле ее населения, власть советов»2. 4 апреля 1919 года Сейм принял резолюцию по вопросу о «восточной политике» Польши, в которой подтверждалось право польского, литовского и белорусского народов, проживающих на землях бывшего ВКЛ, самостоятельно определять свою судьбу и одновременно констатировалось, что Сейм «не может признать выражением такого самоопределения ни

БЕЛАРУСЬ, СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

Литовско-Белорусскую Советскую Республику, зависимую от Российского государства, ни возникшие с согласия немецких оккупационных властей и без участия трудящихся масс правительства литовских и белорусских имущественных классов»3 (имелись в виду правительства литовской Тарибы и БНР). Отношение белорусов к польским военным и гражданским властям. В своем большинстве белорусское население враждебно встретило польские оккупационные власти. Белорусы фактически бойкотировали деятельность Гражданского управления восточных земель (ГУВЗ). Начатая в мае 1919 года на Гродненщине акция по сбору подписей за присоединение к Польше выявила, что подписи ставили только некоторые белорусы-католики, православные же остались пассивными. Деятельность польских властей привела к значительному сокращению количества белорусских школ. Не давая им дотаций, польские власти склоняли белорусское население к польским школам4. В информационных докладах Второго отдела Главного командования Войска Польского констатировалось быстрое изменение ситуации на занятых литовско-белорусских землях не в пользу Польши. В результате массовых злоупотреблений преимущественно со стороны жандармерии (взяточничество, самовольство, поддержка спекуляции) и открытой классовой позиции помещиков население симпатизировало не только большевикам, но и немцам. Самым радикальным и единственным способом приобретения влияния в Беларуси, а также ликвидации обострения польскобелорусских отношений доклад называл аграрную реформу5. Беларусь во внешней и военной политике РСФСР играла роль объекта, зависимого и буферного государства. Все важнейшие решения Москвы, связанные со становлением белорусской советской государственности в 1919–1920 годах, были обусловлены конфликтом и последующей войной с Польшей, а в более широком контексте — потенциальным конфликтом с западными государствами. Провозглашение БССР 1 января 1919 года, решение ЦК РКП(б) о передаче РСФСР восточных губерний БССР 16 января, создание Литбел 28 февраля, ликвидация Литбел в июле 1920 года и последующее второе провозглашение независимости БССР 31 июля 1920 года — все эти государственные акты белорусских (и литовских) коммунистов были продиктованы военно-политическими интересами их могущественного патрона — РСФСР, вступившего в тяжелую войну с Польшей. Важнейшие уступки советского правительства Варшаве в критические моменты войны провозглашались и/или делались за счет Беларуси (достаточно вспомнить заявление СНК от 28 января 1920 года, по которому Советское правительство обязалось уважать неприкосновенность линии Белорусского фронта, проходившей по пунктам Дрисса, Дисна, Полоцк, Борисов, Паричи, Птичь и Белокоровичы6. Это означало, что ленинское правительство соглашалось на передачу Польше белорусских земель до р. Березина, на 300 км на восток от будущей линии Керзона, или восточной границы Польши, определенной 8 декабря 1919 года Парижской мирной конференцией. К этим же уступкам

ВЛАДИМИР СНАПКОВСКИЙ

следует отнести предложение члена Польского бюро ЦК РКП(б) Ю. Мархлевского В. Ленину от 14 июля 1920 года о том, чтобы предоставить Польше более выгодные границы, чем линия Керзона («Линия Фоша захватывает только часть “Белостокского округа”. Мы можем предложить весь округ, т.е. уезды: Белостокский, Сокульский и Бельский. Население здесь белорусское, но католическое и сильно ополяченное»7). Тайные переговоры А. Иоффе с Я. Домбским велись преимущественно вокруг белорусских территорий, уступки Польше после прелиминарного мира делались прежде всего за счет Беларуси. Российская дипломатия, как и польская, не была заинтересована в присутствии Беларуси на мирных переговорах, что ослабляло ее переговорные позиции и лишало маневра. Активность белорусских политических сил в годы войны проявлялась в действиях двух политических антагонистов — БНР и БССР. БНР, несмотря на действительную и кажущуюся эфемерность, пыталась разговаривать с Польшей как равная с равной, добиваясь признания политической независимости, отстаивая белорусские национальные интересы, протестуя против нарушения Польшей границ Беларуси. Руководители БНР вели политический диалог с польским руководством и стремились создать федеративное объединение с ней с сохранением независимости БНР. Ни с одним другим государством у БНР не было столь тесных (что не исключало их напряженного характера) политических контактов, как с Польшей. Достаточно вспомнить встречу членов Рады БНР с Ю. Пилсудским в Минске в сентябре 1919 года, две встречи премьер-министра БНР А. Луцкевича с Ю. Пилсудским и одну его встречу с польским премьер-министром И. Падеревским во второй половине 1919-го — начале 1920 года. Однако максимум, на что соглашались Ю. Пилсудский и преобладающая часть польского политического класса, — это культурная автономия Беларуси в составе польского государства. БНР добивалась участия в мирных переговорах, протестовала против их проведения без участия представителей Беларуси, как и против подписания Рижского мирного договора. Все эти старания оказались напрасными, не подкрепленными реальной политической силой. А предпринятые после прелимирного мира попытки вооруженных выступлений (действия отрядов С. Булак-Балаховича и Слуцкое восстание) потерпели поражение. Деятелям БНР не доверяли ни большевики, считая их польскими агентами, ни поляки, считая их немецкими агентами8. Если провозглашение независимости БНР можно рассматривать как естественный процесс развития белорусского национального движения, то провозглашение БССР было обусловлено внешнеполитическими интересами Советской России, состоявшими в том, чтобы замкнуть цепь советских республик-буферов вокруг РСФСР. Созданная по инициативе Москвы БССР должна была выполнять служебную роль во внешней политике РСФСР. Наиболее ярко зависимое положение БССР проявилось накануне и в ходе советско-польских мирных переговоров. Предоставленный Военно-революционным комитетом (ВРК) БССР 10 сентября правительству

БЕЛАРУСЬ, СОВЕТСКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА И РИЖСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

РСФСР мандат на ведение мирных переговоров с Польшей и определение границ Беларуси9 был свидетельством крайней политической слабости ВРК и одновременно его национального нигилизма. Высланный в Ригу для противодействия дипломатии БНР председатель ВРК А. Червяков так и остался инкогнито, никого не представляя. Чтобы показать, что мандат был не случаен, второй Всебелорусский съезд Советов подтвердил его, как и правильность политической линии российско-украинской делегации в отстаивании интересов Беларуси10. Рижский мирный договор имел для БССР парадоксальный характер. С одной стороны, он поделил Беларусь, тем самым венчая политику предоставления правительству РСФСР карт-бланша в белорусских делах. С другой — Рижский договор признавал независимость как Беларуси так и Украины, что дало ВРК БССР основания считать, что это означает признание именно БССР, поскольку коммунисты контролировали территорию республики, а правительство БНР находилось в эмиграции. Признание Польшей независимости Украины и Беларуси (отметим при этом, что в тексте договора не были даны официальные названия признанных государств, в данном случае УССР и БССР. К тому же упомянутые названия Украины и Беларуси можно считать скорее политико-географическими терминами, чем названиями государств11) означало, что Польша явилась первым западным государством, которое признало БССР де-юре и подтвердило готовность установить с ним дипломатические отношения. Конечно, чтобы утолить боль раздела, это была слишком слабая пилюля. К тому же и она не сработала до конца, поскольку скорое создание Союза ССР поставило крест на надеждах Минска обменяться посольствами с Варшавой. В тексте преамбулы появилась формула, что договор заключен РСФСР «за себя и по уполномочию Белорусской Советской Социалистической Республики», что служило прямым оправданием действий российско-украинской делегации и легитимизировало мандат ВРК. Значение Рижского мирного договора для Беларуси заключалось в том, что он подвел черту над семилетним периодом военных действий на ее территории, начатых Первой мировой войной. Этот мирный договор также подвел черту над периодом разделов белорусских земель, начатым Брестским миром 1918 года и продолженным присоединением Восточной Беларуси к РСФСР в 1919 году, договорами РСФСР с Литвой и Латвией 1920 года12. Почти для всех белорусов не имели значения юридические формулировки о «признании Беларуси», о полномочиях или мандатах, предоставленных БССР правительству РСФСР. Для них важнее было другое — Беларусь разделили чуждые ей силы без ее согласия. Национальный белорусский писатель и поэт Я. Колас назвал их «чужинцами», «махлярами темных дорог». Эти эпитеты в равной степени относились к полякам и большевикам, поэтому его стихотворение «К белорусскому люду» (1922) не вошло ни в один сборник сочинений белорусского классика, изданный в советское время. Рижский мирный договор оставался в межвоенный период незаживающей раной в массовом сознании белорусов по обе стороны границы.

ВЛАДИМИР СНАПКОВСКИЙ

В Советском Союзе и БССР он питал советский и белорусский реваншизм и антипольские настроения. Сталин и его окружение не примирились с его результатами, ожидая удобного случая для возврата уступленных Польше в тяжелые времена территорий Западной Украины и Западной Беларуси. Для польского руководства было большим легкомыслием ожидать от советского руководства выполнения условий Рижского мирного договора, особенно его территориальных постановлений. 1 Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. I (февраль 1917 г. — ноябрь 1918 г.). М., 1963. С. 379–380. 2 Jan Dąbski. Poko´j ryski. Wspomnienia, pertraktacje, tajne układy z Joffem, listy z 15 ilustracjami i 1 map. Warszawa, 1931. S. 42–43. 3 Rok 1920. Wojna polsko-radziecka we wspomnieniach i innych dokumentach. Warszawa, 1990. S. 44. Опубликован на белорусском языке в: «Беларусь у палітыцы суседніх і заходніх дзяржаў (1914–1991 гг.): зб. дак. і матэрыялаў. У 4-х т. Т. 1. 1 жніўня 1914–18 сакавіка 1921 гг., ч. 2. 3 студзеня 1920–18 сакавіка 1921 гг». Док. № 210. 4 Гамулка К. Паміж Польшчай і Расіяй: Беларусь у канцэпцыях польскіх палітычных фарміраванняў (1918-1922). Вільня, 2008. С. 71–73, 88–90. 5 Rok 1920. Wojna polsko-radziecka we wspomnieniach i innych dokumentach. S. 95–96. Опубликован на белорусском языке в: «Беларусь у палітыцы суседніх і заходніх дзяржаў (1914– 1991 гг.): зб. дак. і матэрыялаў. У 4-х т. Т. 1. 1 жніўня 1914 –18 сакавіка 1921 гг., ч. 2. 3 студзеня 1920 –18 сакавіка 1921 гг». Док. № 350; Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. III (апрель 1920 г. — март 1921 г.). С. 19–21. 6 Документы внешней политики СССР. Т. ІІ (1 января 1919 г. — 30 июня 1920 г.). М., 1958. С. 331–333. 7 Польско-советская война, 1919–1920 (Ранее не опубликованные документы и материалы). Ч. 1. М., 1994. С. 140–141. 8 См. подробнее о дипломатии БНР: Знешняя палітыка Беларусі. Зборнік дакументаў і матэрыялаў. Т. 1 (1917–1922 гг.). Мн., 1997; Архівы Беларускай Народнай Рэспублікі. Т. І. Кн. 1–2. Вільня–Нью-Ёрк–Менск–Прага, 1998; Беларусь у палітыцы суседніх і заходніх дзяржаў (1914–1991 гг.): зб. дак. і матэрыялаў. У 4-х т. Т. 1. 1 жніўня 1914–18 сакавіка 1921 гг. Мн., 2008. 9 Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 8. Оп. 1. Д. 1. Л. 3. Опубл.: Знешняя палітыка Беларусі. Зборнік дакументаў і матэрыялаў. Т. 1 (1917–1922 гг.). С. 64–65. 10 Знешняя палітыка Беларусі. Зборнік дакументаў і матэрыялаў. Т. 1 (1917–1922 гг.). С. 64. Дак. № 161. 11 Документы внешней политики СССР. Т. ІІІ (1 июля 1920 г. — 18 марта 1921 г.). С. 618–619. 12 См. подробнее о разделах Беларуси: Снапкоўскі У. Е. Гісторыя знешняй палітыкі Беларусі. У 2 ч. Ч. 2 (канец ХVІІІ–пачатак ХХІ ст.). Мн., 2004.

ТАКТИКА А. А. ИОФФЕ НА ПЕРЕГОВОРАХ О ПРЕЛИМИНАРНОМ МИРЕ В РИГЕ...

ПРОБЛЕМЫ ВОЕННОПЛЕННЫХ ВОЙНЫ 1919–1920 ГОДОВ В СВЕТЕ НАЦИОНАЛЬНОГО И МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА Александр Волеводз

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

Польско-советская война 1919–1920 годов занимает особое место в истории взаимоотношений двух стран, а также в развитии российско-польских отношений на протяжении почти двух последних десятилетий. Одними из вопросов, которые в этой связи дискутируются в научной, публицистической и политической литературе, являются количество и судьба красноармейцев, оказавшихся в польском плену. По ним ныне имеется обширная историография, опубликованы результаты ряда серьезных исследований в России и Польше1. Между тем вопрос о пленных красноармейцах по-прежнему является основанием для возникновения различного рода дискуссий, в том числе весьма далеких от исторических исследований. Порой полноте дискуссий недостает ясных правовых оценок. Известно, что в 1998 году в ответ на просьбу Генеральной прокуратуры Российской Федерации провести расследование по факту гибели более 80 тысяч2 красноармейцев министр юстиции Польши Х. Сухоцкая сообщила: никакого следствия не будет. Хотя сам факт массовой гибели военнопленных в польском плену под сомнение ею поставлен не был. Отказ был обоснован ссылкой на польских историков, которые установили смерть 16–18 тысяч военнопленных по причине «общих послевоенных условий». С тех пор точка зрения официальной Варшавы принципиально не менялась. Данная информация вряд ли полно и всесторонне отражает правовую сторону проблемы, которая, к сожалению, в отечественных публикациях до настоящего времени не освещена, что, по всей видимости, в какой-то мере способствует «нагнетанию страстей». Не смея вторгаться в результаты исторических исследований, тем не менее считаем своим долгом высказаться по некоторым правовым аспектам оценки событий, связанных с гибелью в польском плену советских красноармейцев. Прежде всего отметим, что по состоянию на начало 1919 года РСФСР уже присоединилась к действовавшей в то время системе международноправовых обязательств в отношении военнопленных, которые в первую

АЛЕКСАНДР ВОЛЕВОДЗ

очередь были предусмотрены Гаагской конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны, принятой по инициативе России в 1907 году (IV Гаагская конвенция, далее по тексту — Конвенция). Такое присоединение было осуществлено путем обращения Советского правительства к Международному Комитету Красного Креста от 30 мая 1918 года, в котором оно довело до сведения других государств мира правовую позицию о том, что «международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного Креста, признанные Россией до октября 1917 года, признаются и будут соблюдаемы...». Согласно доступным нам литературным источникам, Польша к этому времени еще не объявила о таком присоединении, а присоединилась к названной Конвенции лишь в 1927 году3. Поскольку нормы Конвенции и соответствующего приложения к ней (Положения о законах и обычаях сухопутной войны) вступали в действие только после ее ратификации (ст. 4 и 5) или присоединения к ней, следует признать, что в 1919–1920 годах для РСФСР и Польши сложилась парадоксальная ситуация, при которой первая сторона являлась участником названной Конвенции, а вторая юридически в ней не участвовала. Однако, согласно ст. 2 Конвенции, ее нормы «обязательны лишь для Договаривающихся Держав и только в случае, если все воюющие участвуют в Конвенции». Ныне данная норма уже утратила свою силу. Но следует помнить, что все первые международно-правовые акты, относящиеся к международному гуманитарному праву, регламентирующему законы и обычаи войны, содержали такую «оговорку всеобщности» (clausula si omnes), согласно которой положения конвенций были обязательны лишь для договаривающихся сторон. Отказ от clausula si omnes впервые был закреплен в приговорах послевоенных международных военных трибуналов и последовавших за ними конвенциях, положения которых обратной силы не имеют. Во-вторых, в соответствии со ст. 3 Конвенции «воюющая Сторона, которая нарушит постановления названного Положения [о законах и обычаях сухопутной войны, глава II которого регламентирует правовой статус военнопленного], должна будет возместить убытки, если к тому есть основание. Она будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее военных сил». Иными словами, Конвенцией прямо предусмотрено обязательство ее государств-участников обеспечить: (1) возмещение убытков самим военнопленным при наличии на то оснований и (2) привлечение к ответственности собственных военнослужащих и других лиц в случае нарушения законов и обычаев войны, в том числе при правонарушениях против военнопленных. Это обусловлено тем, что без установления виновности физических лиц, а также конкретных обстоятельств нарушения законов и обычаев войны вести речь об ответственности государств невозможно. Данными нормами Конвенции не установлены процессуальный порядок привлечения к такой ответственности, меры ответственности и некоторые иные важные обстоятельства, влияющие, в частности, на степень и вид такой ответственности, и т.п.

ПРОБЛЕМЫ ВОЕННОПЛЕННЫХ ВОЙНЫ 1919–1920 ГОДОВ...

В силу этого допускаемые в то время нарушения законов и обычаев войны могли повлечь за собой лишь традиционные для международного права формы ответственности государства перед другим государством: компенсации и т.п. Следует отметить и то, что в международном праве идея об индивидуальной уголовной ответственности за преступления против законов и обычаев войны также впервые была реализована Нюрнбергским трибуналом. До его учреждения виновные в военных преступлениях могли подлежать уголовной ответственности только по законодательству отдельных государств. Для этого в зависимости от правовых традиций и особенностей правовых систем конкретные государства имплементировали положения об ответственности за нарушение законов и обычаев войны во внутригосударственное уголовное или военно-уголовное законодательство, что позволяло обеспечить исполнение соответствующих норм международного права. Между тем по состоянию на 1919–1920 годы

Впервые нормы об ответственности за «дурное обращение с пленными» появились в советском уголовном законодательстве лишь в 1927 году в связи с введением в действие Положения о воинских преступлениях4, и с тех пор они закреплялись в последующих уголовных кодексах, вплоть до действующего в настоящее время УК РФ. Аналогичным образом нормы о таких преступлениях ныне закреплены и в уголовном законодательстве Польши. К настоящему времени такие преступления в национальном и международном праве понимаются как «военные преступления». Совершенно очевидно, что ретроактивное применение норм об индивидуальной уголовной ответственности при возможном возбуждении уголовного дела и проведении расследования событий 1919–1920 годов в порядке уголовного судопроизводства явится нарушением основополагающего

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

— в Польше действовало уголовное законодательство, принятое еще в 1903 году (так называемый Кодекс Таганцева), нормами которого не предусматривалась ответственность за преступления против законов и обычаев войны; — в Советской России действовали Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 года, в которых также отсутствовали аналогичные нормы. Более того, даже во вступившем в действие с 1 июня 1922 года Уголовном кодексе РСФСР имелась единственная статья о преступлениях против законов и обычаев войны — ст. 214, устанавливающая ответственность за мародерство, т.е. противозаконное отобрание при боевой обстановке у гражданского населения принадлежащего последнему имущества с употреблением угрозы военным оружием и под предлогом необходимости сего отобрания для военных целей, а также снятие с корыстной целью с убитых и раненых находящихся у них вещей.

АЛЕКСАНДР ВОЛЕВОДЗ

принципа современного уголовного права — запрета на придание обратной силы уголовному закону. И, в-третьих, оценивая уголовно-правовую составляющую проблемы, следует коснуться вопроса о сроках давности привлечения к уголовной ответственности, поскольку в некоторых публикациях по рассматриваемой теме высказывалось мнение о том, что на деяния, следствием которых стала массовая гибель красноармейцев в польском плену, согласно международному праву не распространяются сроки давности. Для начала укажем, что в условиях, когда самого понятия военных преступлений, подлежащих индивидуальной уголовной ответственности, на тот момент в международном праве не существовало, невозможно предполагать наличие норм о сроках давности. На сегодняшний день неприменение сроков данности к отдельным преступлениям является исключением из общего правила, применяемого как во внутригосударственном, так и в международном праве. Такое исключение, в частности, сделано в Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 года. Придавать этой Конвенции обратную силу — значит противоречить основополагающим принципам современного уголовного правосудия. Отметим также, что различного рода действия и бездействие польских должностных лиц, повлекшие высокую смертность пленных красноармейцев, жестокое обращение с ними и иные противоправные деяния в отношении них теоретически могли бы рассматриваться в качестве общеуголовных преступлений (оставление в опасности, неоказание помощи больному, причинение телесных повреждений и вреда здоровью и т.д., вплоть до умышленных убийств при отягчающих обстоятельствах). И, как представляется, информация о них в отечественной и польской литературе могла бы даже (теоретически) при соответствующем процессуальном оформлении послужить поводом для возбуждения уголовного дела. Однако российским законодательством (п. 3, ч. 1 ст. 24 УПК РФ) не допускается возбуждение уголовного дела в случае истечения сроков привлечения к уголовной ответственности, которые применительно к рассматриваемым событиям, безусловно, уже истекли. Аналогичные нормы имеются и в УК Польши. С учетом изложенного нет оснований полагать, что конкретным обстоятельствам событий, связанных с нахождением и гибелью красноармейцев в польском плену в 1919–1920 годах, ныне может быть дана сколько-нибудь обоснованная уголовно-правовая оценка как преступлениям против законов и обычаев войны, поскольку норм об этом в период указанных событий не было в уголовном законодательстве как Польши, так и РСФСР, а Польша, кроме того, не являлась стороной IV Гаагской конвенции 1907 года. Нет оснований в настоящее время и для оценки этих событий в качестве общеуголовных преступлений в связи с истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности. При таких условиях ни польские, ни российские правоохранительные органы до настоящего времени не взяли (да и объективно не могут взять) на

ПРОБЛЕМЫ ВОЕННОПЛЕННЫХ ВОЙНЫ 1919–1920 ГОДОВ...

себя ответственность возбудить уголовное дело по данному факту, равно как не могут провести расследование по этому поводу в рамках уголовного судопроизводства. И данное обстоятельство следует знать и понимать, чтобы, с одной стороны, верно истолковывать в дискуссиях правовые аспекты трагических событий нашей истории, а с другой — правильно подходить к оценке правовых аргументов оппонентов. Dura lex, sed lex. Суров закон, но это закон.

2.2011

РЕТРОСПЕКТИВА

1 Михутина И. В. Польско-советская война 1919–1920 годов. М., 1994; Митухина И. В. Так сколько же советских военнопленных погибло в Польше в 1919–1921 годах // Новая и новейшая история. 1995. № 3; Райский Н. С. Польско-советская война 1919–1920 годов и судьба военнопленных, интернированных, заложников и беженцев. М., 1999; Karpus Z. Wschodni sojusznicy Polski w wojnie 1920 roku. Oddziafy wojskowe ukrainskie, rosyjskie, kozackie i biaforuskie w latach 1919–1920. Torun, 1999; Карпус 3. Факты о советских военнопленных в 1919–1921 годах // Новая Польша, 2000. № 11; Симонова Т. М. Поле белых крестов: Русские военнопленные в польском плену // Родина. 2001. № 4; Филимошин М. В. Десятками стрелял людей только за то, что... выглядели большевиками// Военно-исторический журнал, 2001. № 2; Матвеев Г. Ф. О численности пленных красноармейцев во время польско-советской войны 1919–1920 годов // Вопросы истории, 2001. № 9; Матвеев Г. Ф. Еще раз о численности красноармейцев в польском плену в 1919–1920 годах // Новая и новейшая история, 2006. № 3; Белые пятна — черные пятна: Научное издание / Под общ. ред. А. В. Торкунова, А. Д. Ротфельда. М., 2010. С. 15–53 и др. 2 Использование цифры в 80 тыс. человек в качестве обозначения числа погибших в упоминаем запросе Генеральной прокуратуры некорректно. Этой цифрой может обозначаться оценочное число лиц из числа пленных, не возвратившихся на территорию РСФСР из Польши на момент официального окончания репатриации (ноябрь 1922 г.). Судьба этих людей сложилась по-разному, кто-то остался в Польше или выехал в другие страны, кто-то пошел служить в антисоветские националистические или белогвардейские формирования, кто-то вернулся на территорию Советской Украины и Белоруссии, но в ситуации некачественного статистического учета факт возвращения не был зафиксирован. Очевидно, что значительная часть не вернувшихся из плена умерли в польских лагерях от недостатка медицинской помощи, эпидемий, истощения, неприемлемых условий содержания. Известный российский исследователь Г. Ф. Матвеев, опираясь на документальные данные смертности в двух крупнейших лагерях в Стшалково и Тухоле, где документально зафиксирована смерть 11,5 тыс. пленных красноармейцев, производит расчет исходя из зафиксированной польскими властями среднестатистической нормы смертности в 7% и ее резкого увеличения в период эпидемий, которые охватывали лагеря. В результате он приходит к выводу о том, что в лагерях «могло умереть от 25 до 28 тыс. человек, то есть примерно 18% реально оказавшихся в плену красноармейцев» (см.: Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях: Научное издание / Под общ. ред. А. В. Торкунова, А. Д. Ротфельда. М., 2010. С. 42–43). В настоящее время российская сторона официально исходит именно из этой цифры. Ряд польских историков называют несколько меньшую цифру, ориентируясь на документальную фиксацию факта смерти. Однако, такой подход не может считаться оптимальным в связи с тем что в Польше того периода статистическая работа также не была поставлена должным образом, а часть документов относящихся к вопросам военнопленных оказалась или считается утерянной в период Второй мировой войны (см. напр.: Karpus Z. Jency i internowani rosyjscy i ukrainscy na terenie Polski w latach 1918–1924. Torun, 1997). Вместе с тем польские и российские архивные службы и историки значительно продвинулись к решению вопроса о численности военнопленных и умерших в плену, свидетельством чего стала официальная совместная публикация Федерального архивного агентства России и польской Генеральной дирекции государственных архивов «Красноармейцы в польском плену в 1919–1922 гг.: Сб. документов и материалов. М.; СПб.: Летний сад, 2004. – 912 с. – ил.» — Прим. ред. 3 DzUz 1927 r. Nr 21. Poz 161. 4 СЗ СССР. № 50. Ст. 504.

ПЕРЕДНИЙ ПЛАН АЛЕКСАНДР ГРУШКО

РОССИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО НАШИХ ОТНОШЕНИЙ Александр Грушко

Прежде всего выражаю признательность за предоставленную возможность обратиться к читателям нового ежеквартального журнала «Восточная Европа. Перспективы». Выбранная учредителями тематика уже давно «напрашивалась» на отдельное периодическое издание. Тем более что в регионе развиваются политические и экономические процессы, от которых во многом будет зависеть будущее Европы. В рамках данной статьи хотелось бы сосредоточиться не столько на текущих проблемах в наших отношениях с Европейским союзом — а их, разумеется, хватает, как это обычно случается с двумя весьма крупными соседями и партнерами, — сколько на имеющихся наработках и нашем видении перспектив взаимодействия. Уже сегодня Россию и ЕС прочно связывают многочисленные нити сотрудничества. Наиболее отчетливо это проявляется в экономике, где взаимное значение России и ЕС невозможно переоценить. В 2010 году объем внешнеторгового оборота между ними составил 306 млрд долл. США, увеличившись по сравнению с 2009 годом на 30%. При этом ЕС — наш главный торговый партнер (более половины товарооборота); Россия же для Евросоюза — третий ведущий партнер в торговле после США и Китая. Еще большее значение ЕС имеет для нас в области инвестиций — около 80% накопленных иностранных инвестиций пришло в нашу экономику из стран ЕС, а это более 200 млрд долл. США. Объем накопленных российских прямых иностранных инвестиций в экономику ЕС составляет впечатляющие 90 млрд долл. США. Да и больше половины российских инвестиций за рубежом размещаются в странах ЕС. Весьма разветвленной является система наших официальных контактов. Ее нынешняя архитектура была заложена в 2005 году, когда Россия и ЕС, сформировав соответствующие «дорожные карты», приступили к выстраиванию четырех общих пространств: экономического; свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности, а также науки и образования, включая культурные аспекты. Эта амбициозная цель потребовала создания десятков структур и диалоговых механизмов, в рамках которых ведется работа по сближению России и ЕС. Практически ежедневно проходят встречи на экспертном уровне, регулярно встречаются министры, парламентарии,

РОССИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО НАШИХ ОТНОШЕНИЙ

2.2011

ПЕРЕДНИЙ ПЛАН

представители ассоциаций промышленников и предпринимателей. На постоянную основу поставлены встречи в рамках Правительство Российской Федерации — Еврокомиссия, на которых обсуждается весь спектр секторальных аспектов сотрудничества России и ЕС. Венчают эту многоэтажную институциональную пирамиду проходящие дважды в год саммиты Россия— ЕС, которые определяют основные векторы развития взаимоотношений на долгосрочную перспективу. Такой, пожалуй, беспрецедентный по насыщенности и для России, и для Евросоюза диалог укрепляет доверие, позволяет по-партнерски откровенно обсуждать любые вопросы. Сегодня отношения Россия—ЕС переживают особый этап своего развития. Это во многом связано с последствиями глобального финансовоэкономического кризиса. Он послужил для всех нас хорошим уроком. Кризис не просто продемонстрировал, что Россия и ЕС находятся, образно говоря, в одной лодке, но и заострил проблемы, вытекающие из нашей высокой взаимозависимости. А главное — кризис заставил активнее взяться за выработку общей стратегии развития наших связей на десятилетия вперед. Убежден, что такая стратегия должна реализовываться при помощи отвечающих требованиям времени инструментов общеевропейского сближения. Наши партнеры в ЕС начинают осознавать, что европейский проект не сводится к членству в ЕС. Сейчас нам следует в практическом плане решить проблемы взаимодополняемости, конвергенции интеграционных процессов в Евразии. Эта тема приобретает особое звучание в связи со становлением Таможенного союза, а с 1 января 2012 года — и единого экономического пространства России, Белоруссии и Казахстана. Эти структуры изначально строились на базе норм и правил ВТО, учитывали стандарты Европейского союза. Мы не видим препятствий, которые помешали бы обеспечению нормального взаимодействия с ЕС в торгово-экономической и других областях. Задача создания общеевропейской конструкции сотрудничества тем более актуальна для нас потому, что Россия и ЕС — незаменимые друг для друга партнеры на едином географическом, историческом и культурном пространстве. Динамично развивающиеся процессы региональной интеграции, глобализации, становления новых центров силы в международных отношениях и мировой экономике ставят перед Россией и Евросоюзом задачу консолидирования общеевропейского пространства, недопущения его раскола на отдельные «клубы по интересам», которые попросту затеряются в глобализационных процессах. Большая Европа должна оставаться одной из несущих опор будущей гармоничной мировой архитектуры. Разумеется, при этом Россия будет продолжать развивать отношения с Китаем, Индией, странами Тихоокеанского региона, США, Латинской Америкой. Особое внимание будет уделяться также укреплению СНГ и ОДКБ. Мы видим возможности для более глубокого объединения экономических потенциалов России и ЕС. Сама постановка такой задачи может привнести

АЛЕКСАНДР ГРУШКО

существенную добавленную стоимость в наши отношения, позволит обеспечить конкурентоспособность в долгосрочной перспективе. Назрела необходимость корреляции промышленных векторов развития, создания стратегических альянсов в различных отраслях — авиапромышленности, судостроении, автомобилестроении, медицинской и фармацевтической промышленности, атомной энергетике. Важным шагом к созданию единого хозяйственного комплекса стала одобренная на саммите Россия—ЕС в мае 2010 года инициатива «Партнерство для модернизации». Она оказалась весьма своевременной, активизировала работу практически всех механизмов сотрудничества России и ЕС. Особенно важно, что к реализации этой идеи динамично подключились бизнесструктуры России и ЕС. С момента запуска инициативы прошел лишь год, а работа по выполнению согласованного Рабочего плана мероприятий в рамках модернизационного партнерства уже набрала обороты. План выстроен вокруг пяти приоритетных направлений взаимодействия: создание диверсифицированной, конкурентной и низкоуглеродной экономики; облегчение и либерализация мировой торговли, продвижение и углубление двусторонних торгово-экономических связей; усиление сотрудничества в области инноваций, научных исследований и разработок, включая космические и ядерные исследования; укрепление правовой среды, совершенствование инвестиционного и социального климата; содействие развитию контактов между людьми и укрепление диалога с гражданским обществом. Между нами и Евросоюзом достигнуто понимание, что Рабочий план является «живым» документом, он будет обновляться и вбирать в себя все новые проекты. При этом важно, что «Партнерство для модернизации» — это дорога с двусторонним движением. В рамках модернизационного партнерства мы рассчитываем содействовать контактам между людьми, поэтапно продвигаясь к взаимной отмене виз для краткосрочных поездок наших граждан. Визовый вопрос — особый в наших отношениях. В конечном счете все усилия направлены на улучшение условий жизни граждан России и ЕС. Необходимо последовательно снимать барьеры для контактов между людьми, в том числе «шенгенскую стену». Думаю, сложно представить себе более мощный стимул для развития сотрудничества во всех без исключения областях, чем введение безвизового режима для краткосрочных поездок. А главное — новая динамика человеческих контактов способствовала бы постепенному утверждению идеи Большой Европы. Активизация контактов между людьми в скором времени привела бы к исчезновению все еще имеющихся опасений чрезмерного сближения. Мы — соседи и не должны бояться шире открывать двери друг для друга. Россия уже немало сделала для продвижения к безвизовому режиму с ЕС. Конечно, опасения по поводу миграционного давления извне на ЕС в связи с событиями в Северной Африке сейчас не улучшают политический контекст

РОССИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО НАШИХ ОТНОШЕНИЙ

2.2011

ПЕРЕДНИЙ ПЛАН

такого разговора, но если искусственно не политизировать данный вопрос, он вполне решаем. Нельзя более затягивать с реализацией данных еще во времена «холодной войны» обязательств о свободе передвижения в Европе. В повестке дня остаются крупные вопросы экономического сотрудничества России и ЕС. К более глубокой либерализации торговли нас значительно приблизило бы вступление России в ВТО. Этой цели мы должны достигнуть в самое ближайшее время. Переговорный марафон России с ВТО длится уже 18 лет. На этом треке действительно настал момент истины, мы вплотную подобрались к финишу. ЕС, как и США, играет ключевую роль в процессе нашего присоединения. Нам удалось убрать со стола переговоров двусторонние проблемы, связанные с этими крупными игроками мировой торговой системы, найти понимание относительно сопряжения членства России в ВТО и в Таможенном союзе с Белоруссией и Казахстаном. Осталось решить ряд технических проблем многостороннего трека, и здесь мы рассчитываем на действенную поддержку нашего соседа. Прошедший 9–10 июня в Нижнем Новгороде саммит Россия—ЕС подтвердил намерение довести эту работу до логического завершения. Другой задачей, которую предстоит решить уже в недалеком будущем, является разработка нового базового соглашения (НБС). Оно должно прийти на смену Соглашению о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС от 1994 года. Переговоры над новым базовым соглашением начались в 2008 году. Оно модернизирует институциональную структуру нашего взаимодействия, создаст новую правовую основу для сотрудничества в областях внешней политики, свободы, безопасности и правосудия, экономики, науки, образования и культуры. Позади 12 переговорных раундов, многие статьи НБС согласованы. Вступление России в ВТО приблизит перспективу завершения работы над соглашением. Рассчитываем мы и на то, что этот документ позволит устранить одну из наиболее сложных проблем в наших отношениях с ЕС. В Брюсселе нередко принимаются законодательные акты, которые вступают в противоречие с содержанием действующих договоренностей стран-членов с Россией, в том числе межправительственных. Один из таких примеров экстраполяции права ЕС на не входящие в Евросоюз страны — «Третий энергопакет» ЕС. Имея ретроспективный характер, он создал реальную угрозу сделанным ранее российским инвестициям в энергосектор стран-членов Евросоюза и не соответствует обязательствам по основополагающему документу России и ЕС — Соглашению о партнерстве и сотрудничестве, касающимся неухудшения условий для экономического сотрудничества. Абсолютно убежден в том, что от такой практики надо отказываться. Россия, которая также является участницей интеграционных объединений, руководствуется интересами обеспечения совместимости интеграционных процессов на Востоке и Западе Европы. Нам следует научиться более внимательно относиться к законным

АЛЕКСАНДР ГРУШКО

интересам друг друга. Это в полной мере касается и сфер, где Россия и ЕС выступают конкурентами. Такая конкуренция должна быть честной и осуществляться по совместно разработанным правилам. Из экономических тем выделим энергетику — особую область наших отношений. Степень интеграции здесь чрезвычайно высока. Россия — самый крупный и надежный поставщик энергоресурсов для экономики ЕС. Происходит обмен технологиями, есть удачные примеры обмена активами. Но нераскрытый потенциал колоссален. Мы убеждены в том, что России и Евросоюзу по силам создать единый энергетический комплекс. Россия заинтересована в наращивании энергетического диалога с ЕС во всех его «корзинах» — формировании надежной правовой основы, улучшении условий для взаимных инвестиций, повышении энергоэффективности. И все это важно реализовать на основе сопоставления долгосрочных энергетических стратегий России и ЕС. Мы рассчитываем, что взаимодействие с польским председательством в Евросоюзе позволит значительно продвинуться вперед как в решении вопросов текущей повестки дня, так и в достижении стратегических целей нашего сотрудничества. Происходящие в последнее время позитивные сдвиги в атмосфере двусторонних российско-польских отношений создают новые возможности. Мы с оптимизмом ожидаем начала работы с Варшавой в ее новом качестве по проблематике взаимодействия Россия—ЕС. Среди приоритетов своей «евровахты» Польша назвала такие важные для нас темы, как продвижение «Восточного партнерства» Евросоюза, энергетическая безопасность, облегчение визового режима с соседними регионами, в том числе с Калининградом. Что касается «Восточного партнерства» как направления европейской политики соседства ЕС, мы должны попытаться сделать так, чтобы оно не создавало новых разделительных линий, не приводило к столкновению различных интеграционных процессов в регионе, не ставило фокусные страны перед искусственным выбором — либо с ЕС, либо с Россией. Надеемся, что Варшава будет учитывать нашу позицию и давно имеющиеся на этот счет договоренности Москвы и Брюсселя. Рассчитываем мы и на существенный прогресс в решении вопроса об отмене визового режима для поездок жителей приграничных районов Калининградской области и соседних стран Евросоюза. Здесь Москва и Варшава объединены общей целью. Это лишь некоторые из направлений нашего предстоящего плотного диалога с Варшавой как председателем Евросоюза. В действительности же повестка дня в эти шесть месяцев будет гораздо шире. Российская сторона готова к самому тесному взаимодействию с польскими партнерами.

В ФОКУСЕ ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН БЫВШЕГО СССР Якуб Корейба

С Запада на Восток — самопозиционирование Польши в новой Европе. В главе «Стратегия национальной безопасности Польши», посвященной

2.2011

В ФОКУСЕ

Согласно заявлениям руководства страны, Польша намерена играть активную роль в формировании политики ЕС в отношении постсоветских государств, уделяя особое внимание странам «новой Восточной Европы»1. Активизация восточного измерения Европейской политики соседства является одним из приоритетов польского председательства в ЕС2. Любопытно заметить, что, несмотря на бурную полемику и высокий уровень внутриполитической напряженности, принципы политики в отношении новых независимых государств являются в Польше объектом консенсуса всех без исключении представителей политической элиты. Этот феномен наблюдается в декларациях и действиях польских политиков — от правых консерваторов до посткоммунистов, наглядным символом чего стало совместное участие Леха Валенсы и Александра Квасьневского в событиях на киевском майдане зимой 2004 года. Для полноты контекста надо вспомнить, что уровень неприязни между этими политиками, главными соперниками за пост президента страны в 1995 и 2000 годах, приводил Валенсу к отказу от публичного рукопожатия с Квасьневским. Учитывая всю полноту внутриполитических противоречий, интересно задаться вопросом, откуда берется эта «магия» «восточной политики», объединяющая в Польше совершенно разных людей с точки зрения биографии, системы ценностей, взглядов и политических приоритетов. Для того чтобы понять, как Польша будет влиять на формулирование и реализацию «восточной политики» ЕС, необходимо учесть внутренние факторы, определяющие внешнеполитическое восприятие польской элиты. В настоящей работе делается попытка выявления роли, которую Польша намерена играть в отношении стран «новой Восточной Европы», а также определения и анализа исторических предпосылок видения обстановки в регионе и его идеологической мотивации.

ЯКУБ КОРЕЙБА

шансам повышения уровня национальной безопасности, подчеркивается, что «динамика процессов демократизации и экономической трансформации в Центральной, Восточной и Южной Европе и воля многих государств этих регионов приблизиться к НАТО и ЕС способствуют укреплению мира и стабильности на континенте. Поддерживая эти процессы, особенно в отношениях с Украиной и Молдовой, государствами Западных Балкан и Южного Кавказа, Польша развивает партнерское сотрудничество с этими государствами с целью усиления их стремления к демократическому развитию. Позитивное влияние на безопасность Польши оказала бы демократизация Беларуси»3. Рассматривая возможности воплощения в жизнь этих намерений, стоит подчеркнуть, что сегодняшняя Польша объективно обладает реальным потенциалом внесения инноваций в политику ЕС в отношении стран постсоветского пространства. Как подчеркивает Мишель Фуше4, поступательное движение идей от Западной Европы к новым членам ЕС не означает, что этим странам нечего внести в существующий Союз. «Кроме того, что они настаивают на проведении [в странах постсоветского пространства] глубоких реформ, касающихся методов принятия решений, демократизации процедур и дебатов, предоставления кредитов, некоторые из них, исходя из своего географического положения и национальных интересов, будут в свою очередь участвовать в обеспечении безопасности и выполнять роль механизма по передаче современного опыта»5. Фуше отмечает, что после распада биполярной системы в регионе Польша развернула настоящую «восточную политику» по отношению к соседним странам: Литве, Белоруссии, Украине, а также России. Согласно Фуше, «целью поляков, для которых по-прежнему остается больным вопрос о старых восточных границах, о воспетой Ч. Милошем потерянной территории, является правильный ответ на геополитические неясности, связанные с ослаблением (временным?) России и случайностями, которые могут возникнуть в связи с политическим и экономическим переходным процессом на Украине»6. Для Польши, считает Фуше, речь идет о том, чтобы согласовать вхождение в Евросоюз и НАТО с развитием связей с этими странами, стремящимися к установлению и укреплению своего суверенитета. Согласно французскому историку, с этой точки зрения Польша является «одним из редких новых членов ЕС, могущих участвовать сразу в формулировании геополитического видения Евросоюза по отношению к Восточной Европе, т.е. к первому кругу стран, не являющихся членами ЕС»7. Тем более любопытно задуматься о том, как Польша намерена реализовать эту активность, из каких предпосылок будет исходить польская дипломатия и что является конечной целью проводимой страной политики. Историческая память в поисках места между Россией и Европой. Согласно «Стратегии национальной безопасности Польши», «Российская Федерация, используя конъюнктуру цен на энергоносители, интенсивно старается упрочить свою позицию в надрегиональном масштабе. Российское стремление наращивать сотрудничество с выбранными западными государствами сопровождается введением селективных ограничений и дис-

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...

криминацией некоторых членов НАТО и ЕС»8. Вышеуказанный фрагмент официального документа выявляет сразу несколько аксиом польского восприятия стратегической обстановки в регионе: — страх перед неоимперской политикой России; — отрицание восприятия государств ЦВЕ как объектов политики держав; — опасение изолирования Польши вследствие договоров ее западных соседей с Россией; — стремление к получению статуса полноправного члена западных военных союзов и интеграционных структур; — претензии на статус регионального лидера, формирующего региональной порядок.

2.2011

В ФОКУСЕ

Все вышеуказанные постулаты имеют глубокие исторические корни. Доминирующее на польской политической сцене поколение деятелей принадлежит к специфическому слою польской интеллигенции. Таких ярких противников, как Ярослав Качиньский, Бронислав Коморовский, Анна Фотыга и Радослав Сикорский, объединяет то, что все они выросли в среде, глубоко и травматично испытанной историей. Для анализа коллективной памяти данной группы нужна отдельная статья, и это работа для психологов и социологов. Для того чтобы понять их взгляды на внешнюю политику, необходимо отметить следующее. Польская интеллигенция сформировалась из выходцев из мелкого дворянства в середине XIX века. Общим опытом этих людей было участие в народных восстаниях 1794, 1831, 1863 годов и в наполеоновских войнах, прежде всего в кампании 1812 года. Каждое следующее поколение теряло собственность, свободу и жизнь в войнах, восстаниях и борьбе, которые велись против Российской империи или против царизма. Следующее поколение билось против России в рядах польских легионов во время Первой мировой войны и советско-польской войны 1919–1920 годов. Последняя стала основополагающим мифом для межвоенной Польши, особенно после возвращения к власти Юзефа Пилсудского, авторитет которого был основан на роли вождя — победителя большевиков и спасителя возрожденной страны. Личный опыт участия в войне с большевистской Россией сыграет впоследствии немаловажную роль в формировании внешней политики руководителей Польши после смерти Пилсудского — маршала Рыдз-Смиглы и министра иностранных дел Бека. Следующее поколение польской интеллигенции прошло через трагедию сентября 1939 года и очередной раздел Польши, который сопровождался двойной оккупацией. На формирование мировоззрения польских интеллигентов оказало большое влияние Варшавское восстание в августе 1944 года. Необходимо обратить внимание также на созданную вокруг этого события мифологию, согласно которой Красная Армия стояла на правом берегу Вислы, выжидая, пока карательные отряды СС уничтожат «неблагонадежные», с точки зрения коммунистов, элементы польского общества.

ЯКУБ КОРЕЙБА

Среди российских аналитиков и в российском обществе часто недооценивают травму, которой для поляков стал пакт Молотова—Риббентропа и вступление на польскую территорию Красной Армии 17 сентября 1939 года — в разгар оборонительной войны с гитлеровской Германией. Это историческое событие наряду с катынским делом оказывает огромное, необъяснимое для россиян, влияние на политику современной Польши. Это влияние связано не только с важностью исторических событий, но и с тем обстоятельством, что до 1989 года данные факты являлись государственной тайной. Историкам и обычным людям было запрещено заниматься этой тематикой. Впоследствии, в 1990-х годах, вспыхнул общественный интерес к этим событиям, которым воспользовались многие авторы книг, фильмов и телевизионных программ. При этом в польском обществе преобладает мнение, что в отличие от Германии Россия так никогда и не признала преступлений сталинской политики и не оказала Польше ни моральной, ни материальной помощи. Более того, есть мнения, согласно которым в России происходит ренессанс культа личности Сталина, его восстановление в пантеоне национальных героев. Именно поэтому для Леха Качиньского присутствие в Катыни в 70-ю годовщину гибели польских офицеров было символически самым важным событием его президентства. Для него и его единомышленников вся эта история еще не закончена, историческая справедливость не восстановлена, долг перед правдой не выполнен. Таким образом, историческая память польской интеллектуальной и политической элиты диктует несколько аксиом, определяющих осмысление международных отношений: — Польша является частью Западной Европы, но находится на ее рубеже, в зоне повышенной геополитической активности основных игроков; — логика внутренних процессов в России подталкивает ее к поиску непосредственного контакта с высокоразвитыми странами Западной Европы и, следовательно, устранению посредников; — в отношениях Польши и России ключевую роль играла промежуточная территория, обеспечивающая обоим государствам «стратегическую глубину» и называвшаяся ранее «Kresy wschodnie» — восточные окраины, а ныне — новые независимые государства; — нельзя полагаться на союзы с европейскими державами, которые инстинктивно тяготеют к балансированию европейского порядка с Россией на основе «концерта держав» и всегда «продавали» Польшу. Поэтому для укрепления геополитического плюрализма в ЦВЕ необходимо привлечь наднациональные институты и внеевропейских игроков. «Стратегия» формулирует эти предположения следующим образом: «Потенциальной угрозой для национальных интересов Польши являлся бы крах процесса европейской интеграции вследствие возвращения государств к

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...

действиям исключительно через призму национальных интересов, а также амбиции восприятия ЕС в качестве противовеса Соединенным Штатам, а также неспособности ЕС выработать общую политику. Угрозой было бы также ослабление трансатлантических связей, что сопровождалось бы отдалением государств по обе стороны Атлантики»9. Интересно заметить, что многие из представителей польского руководства являются по образованию историками (президент, премьер-министр, председатель парламента и несколько министров иностранных дел за последние 20 лет). Справедливо предположить, что они хорошо знают исторические примеры успехов и неудач польского государства и понимают сложности положения страны. Для того чтобы понять внешнюю политику двух последних правительств, необходимо учитывать специфическое отношение бывших польских диссидентов к России. Они боролись с коммунистической властью, которую считали местной ячейкой имперского центра, отождествляли авторитарный режим Польши, от которого страдал народ и они лично, с реализацией имперских стремлений России. Борьба с коммунизмом во имя освобождения Польши естественно считалась борьбой с Россией10. Аналогично приобретение независимости могло осуществиться только путем ослабления СССР. Поэтому они и сегодня считают, что повышение международного статуса Польши, укрепление национальной безопасности возможно только при ослаблении России и ее вытеснении из Центрально-Восточной Европы. При этом наблюдается парадоксальное сходство взглядов на роль Польши в этом регионе среди представителей как правых, так и левых политических кругов польской элиты. Исходя из крайне разных предпосылок и совершенно разного жизненного и политического опыта, они приходят к идентичным выводам насчет стратегии Польши в Восточной Европе.

2.2011

В ФОКУСЕ

Аксиома правых — в ожидании следующего этапа экспансии. Отправной точкой анализа идеологических источников внешнеполитических взглядов польских правых можно считать мнение Анны Фотыги11 о состоянии польско-российских отношений, которое она высказала в интервью украинской газете «День». Согласно Фотыге, «не нужно обладать особой фантазией, чтобы представить, что большая соседняя страна, Россия, которая возрождает неоимперскую политику, просто использует свой огромный аппарат спецслужб для операций на территории Польши. Россия планирует экономическую экспансию в ключевых секторах — так уже в наши времена бывало, нужно это сознавать и этому противодействовать»12. Взгляды Фотыги совпадают с заявлениями Ярослава Качиньского о безоговорочной услужливости Польши по отношению к России, о капитуляции во внешней политике и о том, что Польша — это регион, управляемый совместно Россией и Германией. Такие мнения лидер польской оппозиции выразил в интервью «Газете Польской». В нем прозвучала формулировка «российсконемецкий кондоминиум»: речь шла о колонизированном государстве в контек-

ЯКУБ КОРЕЙБА

сте польской внешней политики13. Попытки правительства Туска примириться с Россией и построить взаимоотношения на основе прагматичной реализации интересов бывший премьер-министр называет «капитуляцией». Для российского наблюдателя такие взгляды могут звучать, как минимум, нерационально, но не случайно Качиньский подвергает критике правительство именно на основе политики в отношении России. Ведь отношения с Россией имеют для части польской политической элиты значение символическое, выходящее далеко за рамки отношений с одним из соседей. Специфика бросается в глаза уже в плане лингвистическом — Качиньский использует термины из языка военных: капитуляция внешней политики, дипломатическое наступление, экономическая экспансия, энергетический империализм, расширение зоны влияния, инфильтрация и т.д. Для правой части польской элиты отношения с Россией не являются лишь игрой национальных интересов, они имеют трансцендентное измерение. Польско-российские отношения — это борьба добра и зла, света и тьмы, цивилизации с варварами, прогресса с регрессом, Европы с Востоком. Поэтому, по их мнению, любая уступка Польши российской стороне является не просто выражением актуальной позиции, а изменой принципам и исторической миссии. Польские правые считают, что из-за объективных причин геополитического, культурного и ценностного характера Польша находится с Россией в состоянии перманентной конфронтации, о чем якобы свидетельствует вся история взаимоотношений обоих народов. В сегодняшних реалиях императивом внешней политики Польши должна быть минимизация влияния России на дела региона путем укрепления новых независимых государств. Ради сдерживания России польские правые готовы пожертвовать претензиями на территории и собственность, оставленную поляками в Литве, Белоруссии и Украине, ровно как и интересами польского населения в этих странах, дабы укрепить их суверенитет и независимость от России. Левые — легитимизация через отрицание прошлого? Любопытно заметить, что, несмотря на фундаментально иную отправную точку и перспективу, к идентичным выводам приходят и польские левые. Этот парадокс невозможно объяснить без понимания исторических и биографических факторов. Польские левые партии — в своих нескольких воплощениях с 1989 года — называли себя «социал-демократией», претендуя на принадлежность к кругу европейской социал-демократии. Однако вплоть до начавшейся после поражения в выборах 2005 года смены поколений и партийное руководство, и «низы» состояли в основном из бывших членов ПОРП. Опыт пребывания у власти в стране с ограниченным суверенитетом создавал сомнения насчет способности выражать и реализовать интересы независимой Польши. Поэтому польские левые решили утвердиться в качестве подлинных национальных лидеров и настоящих европейцев через приобретение легитимности путем акцентирования своей европейскости, причем в ее выражениях

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...

были иногда «большими католиками, чем Папа Римский». Учитывая соседство Польши с новыми независимыми государствами, неотъемлемой частью их дискурса стало требование включения бывших советских республик в процессы европейской интеграции. Александр Квасьневский подчеркивал, что «Польша заинтересована в дальнейшем расширении ЕС на Восток, чтобы перестать быть “пограничной зоной” и тем самым повысить свою безопасность»14. «На Западе есть усталость от процесса расширения ЕС. Однако мы считаем, что расширение — это единственный шанс для ЕС найти свое место в будущей международной архитектуре. Для этого нам необходима численность населения в 700 млн человек», — считает Квасьневский.

2.2011

В ФОКУСЕ

Неопрометеизм как основа внешней политики Польши в восточной Европе? С точки зрения концепции внешней политики, желаемой архитектуры международного порядка и стратегического соотношения сил в регионе ЦВЕ (и шире — в Европе) многие польские политики являются прямыми наследниками идеологии прометеизма. Прометеизм (Prometeizm) — это идеологический проект, созданный во время формирования второй Польской республики в 1918–1922 годах рядом сторонников Юзефа Пилсудского, по преимуществу, как и он, выходцев из восточной части бывшей Речи Посполитой (Литва, Белоруссия, Украина). Прометеизм был основой политики, целью которой являлась реализация так называемой «федеративной» концепции организации политического пространства Восточной Европы между Балтийским и Черным морями. При этом новая федерация была бы ориентирована на Польшу и являлась бы своеобразным буфером, смягчающим вызовы, исходящие из России. Из-за геополитических рамок эту концепцию также принято называть «проектом Междуморья» (Międzymorze). Согласно Эдмунду Харашкевичу15, создателем концепции был сам Пилсудский, который в меморандуме от 1904 года к японскому правительству указывал на необходимость использовать в борьбе с Россией многочисленные нерусские народы на берегах Балтийского, Черного и Каспийского морей. Он особенно подчеркивал потенциал поляков, которые благодаря своей истории, любви к свободе и бескомпромиссному отношению к трем разделившим Польшу империям, без сомнения, могли сыграть лидирующую роль в освобождении других угнетенных Россией народов16. В 1926 году в Париже была создана организация «Прометей» (Prometeusz), в состав которой вошли представители Азербайджана, донских казаков, Грузии, Идель-Урала, Ингрии, Карелии, Коми, Крыма, Кубани, Северного Кавказа, Туркестана и Украины17. На это движение работали Восточный институт в Варшаве (Instytut Wschodni w Warszawie) и Научно-исследовательский институт Восточной Европы в Вильнюсе18. В 1920–1930-х годах внешнеполитическое ведомство Польши активно действовало ради воплощения этих целей в жизнь. В межвоенную эпоху из-за ряда внешних и внутренних обстоятельств реализовать эту идею не удалось. Польша была в очередной раз разделена между Германией и Россией, что еще больше усилило (особенно среди

ЯКУБ КОРЕЙБА

эмиграции) чувство геополитического фатализма и укрепило негативные исторические стереотипы о России как о изначально империалистической и агрессивной стране. Идею прометеизма реализовать не удалось, но она не была забыта. Своеобразным, гораздо более реалистичным ее воплощением стало развитие концепта «восточной политики». Особенно интенсивно и плодотворно ее положения развивались Литературным институтом (Instytut Literacki) в Париже под руководством Ежи Гедройца. Особый акцент был сделан на необходимость налаживания связей с представителями нероссийских народов СССР (особенно с украинцами), изучение истории их государственности, примирение поляков с соседями и осмысление строительства ими в будущем независимых от России государств. Преодолеть исторический фатализм — польская повестка дня для региона. Подводя итоги практического влияния этих взглядов на международную активность Польши, стоит посмотреть на факторы, формирующие внешнюю политику страны, используя вышеуказанный идеологический фильтр, свойственный представителям польской политической элиты. Характеризуя подход представителей политической элиты страны, отвечающих за концептуализацию и реализацию внешней политики Польши, ее активность в отношении стран Восточной Европы, необходимо учитывать следующее факторы, формирующие видение ими региона.  Географический. Польша занимает центральное место в ЦентральноВосточной Европе (ЦВЕ). Этот регион — зона ее жизненных интересов.  Цивилизационный. Восточная Европа является плацдармом столкновения цивилизации Запада и Востока. Польша — это рубежная страна Запада, которая должна взять на себя, с одной стороны, защиту собственной цивилизации, а с другой — обеспечение ее распространения на сопредельные, «расщепленные государства», внутри которых идет борьба за принадлежность к одной из цивилизаций. Политический, социальный и экономический строй России более свойственен Востоку и не годится для ориентированных на Запад обществ стран ЦВЕ.  Культурный. Польша на протяжении всей своей истории являлась территорией передачи западной культуры на Восток и местом окультуривания представителей восточноевропейских народов. Польская интеллигенция считает своим долгом продолжение этой традиции.  Исторический. Все территории, когда-либо входившие в состав Речи Посполитой и тронутые ее «цивилизирующим» влиянием, должны войти в круг западной цивилизации и интегрироваться с западными структурами сотрудничества.  Геополитический. Польша (как часть Запада) и Россия соперничают за влияние на территории Восточной Европы. В связи с цивилизаци-

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...



2.2011

В ФОКУСЕ



онным фактором это соперничество имеет характер игры с нулевой суммой. Экономический. В эпоху бурного развития высоких технологий и наукоемкой экономики единственным путем прогресса и преодоления цивилизационной отсталости в странах ЦВЕ является сотрудничество с генерирующим изобретения Западом, а не с опирающейся на экстенсивную эксплуатацию энергоресурсов Россией. Стратегический. Вытекает из сочетания геополитического и экономического факторов. Россия для обеспечения реализации своих интересов стремится контролировать страны ЦВЕ. Для противодействия этой активности у стран региона нет материальных (финансовых, технических, военных, человеческих) возможностей. Поэтому они стремятся обеспечить свою безопасность и независимость от России за счет вхождения в западные военные организации и привлечения на свою территорию военного присутствия потенциально антироссийских держав. Политический. Дезинтеграция структур, препятствующих вхождению стран ЦВЕ в орбиту Запада (исчезновение СССР, ОВД, СЭВ, ослабление России), при усилении процессов, этому способствующих. Это создало условия для «возвращения Польши в Европу», но «полное воссоединение континента» осуществится лишь тогда, когда в ЕС и НАТО войдут все земли бывшей Речи Посполитой. Демографический. На структуре польского общества все сильнее отражаются процессы старения (в связи с низкой рождаемостью и повышением уровня медицинского обеспечения). В связи с резко возрастающим уровнем жизни и распространением модели потребительского общества образуется большой спрос на рабочую силу (надо учитывать, что трудоемкие отрасли экономики все еще занимают значительное место в экономике страны). Кроме того, после вступления Польши в ЕС намечается отток из страны специалистов — врачей, медсестер, инженеров, квалифицированных технических работников. Страны Восточной Европы являются резервуаром рабочей силы, и поэтому Польша заинтересована в частичном открытии иммиграционных каналов из этих стран. Психологический. После периода насильственного вхождения в состав восточного блока во время разделов и после Второй мировой войны поляки испытывают жажду контакта с Западом и желают, чтобы он признал Польшу в качестве полноправного члена западной цивилизации. Отсюда некритичное отношение ко всем проявлениям западной культуры (в том числе и политическим концепциям) и резкое отречение от всего, что связанно с прошлым влиянием Востока. На политическом уровне это отражается в оппозиции России по любому вопросу, что характерно не только для поляков, но и для представителей почти всех стран ЦВЕ и Балтии.

ЯКУБ КОРЕЙБА



Религиозный. На общественную жизнь в Польше, а также на отдельных политиков большое влияние оказывают религия и католическая церковь. Согласно мнению многих историков, без католицизма поляки не отстояли бы свою национальную идентичность во время испытаний XIX и XX веков. Необходимо обратить внимание на исторические традиции польской политики в Восточной Европе, которые тесно сочетаются с интересами католической церкви19. Усиление позиций католицизма часто служило идеологической основой реализации политических целей польской политики в отношении восточных соседей, и наоборот. Социальный. После элиминации популистских партий и снижения роли левых сил в польской политике и особенно в ведомствах, связанных с внешней политикой, доминируют представители традиционной польской интеллигенции. Они считают себя предназначенными для воплощения в жизнь традиционных концепций польского присутствия в регионе, наследниками политической традиции Первой и Второй Речи Посполитой.

«Восточное партнерство» — национальное блюдо в европейской кухне. Именно на основе исторических стремлений польской интеллигенции, приспособленных к политической реальности настоящего момента, была создана и воплощенная в жизнь программа ЕС «Восточное партнерство». Это программа действий всего ЕС, которая была выработана по инициативе Польши при поддержке стран бывшего социалистического лагеря и активном участии бывших республик СССР, ныне членов ЕС. Программа предполагает сотрудничество со всеми странами европейской части бывшего СССР, кроме России. Она нацелена на создание на постсоветском пространстве зоны рыночной экономики и демократии западного типа, что подразумевает эволюцию внутреннего строя постсоветских государств в сторону этой модели. Поскольку в среднесрочной перспективе полноправное членство Украины и других стран бывшего СССР в Европейском союзе объективно противоречит польским интересам, хотя на официальном уровне слышны слова поддержки их прозападных устремлений, именно такой modus vivendi является идеальным для воплощения в жизнь польских концепций формирования буферной зоны между ЕС и Россией. Для Польши программа «Восточное партнерство» является средством для осуществления двух целей. С одной стороны, ее реализация должна способствовать сближению непосредственных соседей Польши с Евросоюзом, создать на восточной границе страны цепочку дружественных, прозападных государств, отделяющих Польшу от России. С другой стороны, «Восточное партнерство» является средством реализации польских интересов внутри ЕС — а именно использования потенциала Союза для реализации собственной концепции международного порядка в регионе и упрочнения позиции Польши как «специалиста» по вопросам постсоветского пространства.

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...

2.2011

В ФОКУСЕ

Польша успешно позиционирует себя в качестве протагониста демократии и рыночной экономики на постсоветском пространстве и одновременно адвоката европейских стремлений новых независимых государств. Таким образом, данная позиция позволяет занять выгодную нишу как внутри ЕС, так и среди государств региона. На мой взгляд, вряд ли польское правительство, независимо от его партийного состава и идеологических соображений, намерено лишаться такой позиции. Стоит подчеркнуть, что гипотетическое вступление в ЕС стран «Восточного партнерства» (особенно Украины) несло бы для Польши негативные последствия материального и нематериального характера. Во-первых, эти страны перехватили бы поток помощи, которую ЕС выделяет своим членам в рамках программы по развитию инфраструктуры, равно как и программ по развитию регионов, по выравниванию уровня развития между странами-членами, а также в рамках общей сельскохозяйственной политики, которую используют по большей части Польша вместе с Францией. Во-вторых, Украина в силу своих параметров и геополитической позиции в случае повышения ее статуса после вхождения в ЕС и НАТО станет объективно являться стратегическим конкурентом Польши. Ее вступление в ЕС может сопровождаться резким понижением позиций Польши внутри Союза из-за исчезновения «польской» зоны ответственности среди соседей ЕС. Так как другие направления и регионы уже имеют своих протагонистов, а «обслуживать» отношения с Россией никто полякам не позволит (прежде всего Германия), страна немедленно опустилась бы в иерархии стран ЕС. Более того — включение Украины в ЕС означало бы передачу ей ряда функций, ныне выполняемых внутри объединения Польшей (поставщик дешевой рабочей силы, производитель продовольствия, место локализации вредных для окружающей среды видов промышленной продукции, транзитная территория для контактов с Восточной Европой, рынок для низкокачественной продукции высокоразвитых стран ЕС). Стратегической целью Польши является укрепление независимости Украины и превращение этой страны в форпост буферной зоны между стабильной Европой и непредсказуемой зоной хаоса, однако вследствие вышеуказанных причин без предоставления членства в эксклюзивном клубе. Именно на это нацелено «Восточное партнерство». Целью программы является усиление политических и экономических связей постсоветских государств с ЕС, а в конечном итоге их слияние с Европой в качестве части ее окраины, протянувшейся от Касабланки до Баку, а в будущем — до Алматы. Это означает, что программа объективно направлена на ликвидацию влияния России на государства постсоветского пространства, в первую очередь на Украину. Как выразился известный выходец из кругов польской интеллигенции Збигнев Бжезинский: «Если Москва вернет себе контроль над Украиной с ее 50-миллионным населением и крупными ресурсами, а также выходом к Черному морю, то Россия автоматически вновь получит средства превратиться в мощное имперское государство, раскинувшееся в Европе и в Азии. Потеря Украиной независимости имела бы незамедли-

ЯКУБ КОРЕЙБА

тельные последствия для Центральной Европы, трансформировав Польшу в геополитический центр на восточных рубежах объединенной Европы»20. Перспектива смены парадигмы — «nie, dziękuję»21. Хотя внешняя политика правительства Туска менее идеологизированная и более прагматичная, чем политика Качиньских, вряд ли можно ожидать коренных изменений подхода к отношениям с государствами Восточной Европы. Туск и Коморовский принадлежат к тому самому слою польской интеллигенции, что и братья Качиньские, а смена риторики в отношениях с Россией вытекает скорее из внутриполитической обстановки в Польше, чем из смены ориентиров внешнеполитической стратегии. Туск выиграл выборы и удерживает популярность под лозунгами тотальной критики Качиньских. По сути дела, он является заложником собственной PR-кампании, которая позиционирует его как «анти-Качиньского». Оттепель в отношениях с Россией является, на мой взгляд, эффектом совокупного действия ряда объективных факторов, в основном независимых от действий польского правительства. К их числу следует отнести, во-первых, сильную отрицательную реакцию избирателей в русле всеобщего недовольства политическими ориентирами Качиньских. Во-вторых, недостаток средств на поддержку антироссийских проектов в регионе, связанный с последствиями мирового финансового кризиса и сменой приоритетов новой администрации США. В-третьих, ослабление позиции антироссийских политиков в странах постсоветского пространства. И наконец, нажим со стороны Парижа и Берлина с целью нормализации отношений Польши с Россией и вытекающая из этого неготовность Евросоюза поддерживать польские проекты, нацеленные на ослабление России. Внешнеполитический консенсус имеет сильные исторические корни. За последние 300 лет внешнеполитическая активность Польши имела в основном реактивный характер. Поляки чаще всего оборонялись от внешней угрозы и стремились лучшим способом подстроиться под политику, проводимую сильными соседями. Приобретение суверенитета и усиление позиции страны в Европе делает такую программу нерелевантной для современной Польши. Поэтому после вступления страны в НАТО и ЕС, что означает выполнение цели «возвращения в Европу», польская политическая элита формулирует новый образ внешнеполитической идентичности страны и позитивную программу действий в регионе. Естественно, это делается на основе исторической памяти и в соответствии с собственным пониманием положения страны в Европе. Как выгладит это восприятие и на чем оно основывается, рассмотрено в данной статье. И пока историческая память не подвергнется масштабной эволюции (а для этого нужна смена нескольких поколений), парадигма отношений с соседями вряд ли может существенно поменяться. У Польши нет другой истории, и именно поэтому у нее не будет другой внешней политики.

ИСТОРИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ПОЛЬШИ В ОТНОШЕНИИ...

2.2011

В ФОКУСЕ

1 Под этим определением подразумеваются европейские страны бывшего СССР — Белоруссия, Украина и Молдова. Одно из обоснований понятия дается в лекции председателя научного совета московского Центра Карнеги Д. В. Тренина, прочитанной 31 марта 2010 года в киевском «Доме ученых» в рамках проекта «Публичные лекции “Політ.UA”». [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.carnegie.ru/publications/?fa=40669 2 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.prezydencjaue.gov.pl/priorytetyogolne/stosunki-ze-wschodem; [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www. prezydencjaue.gov.pl/en/areas-of-preparations/program 3 Strategia Bezpieczen´stwa Narodowego RP, punkt 27. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.bbn.gov.pl/portal/pl/475/1144/Strategia_Bezpieczenstwa_Narodowego_RP.html. 4 Фуше Мишель — французский политолог и дипломат, директор Европейского центра геополитики в Лионе, бывший директор Центра аналитики МИД Франции, бывший посол Французской Республики в Латвии. 5 Фуше М. Европейская республика. Исторические и географические контуры / Пер. с фр. В. П. Серебренникова и Т. Н. Серебренниковой. М.: Международные отношения. М., 1999 // Геополитика: Антология, Академический проект; Культура. М., 2006. С. 660. 6 Фуше М. Там же. С. 660–661. 7 Фуше М. Там же. С. 661. 8 Strategia Bezpieczen´stwa Narodowego RP, punkt 20. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.bbn.gov.pl/portal/pl/475/1144/Strategia_Bezpieczenstwa_Narodowego_RP.html. 9 Strategia Bezpieczen´stwa Narodowego RP, punkt 32. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.bbn.gov.pl/portal/pl/475/1144/Strategia_Bezpieczenstwa_Narodowego_RP.html. 10 Польские диссиденты всегда считали СССР следующим воплощением Российской империи и в его отношении чаще всего употребляли термин «советская Россия». Про идейные основы этого подхода см.: Kucharzewski Jan. Od białego caratu do czerwonego. Wydawnictwo Naukowe PWN. Warszawa, 1999. 11 Анна Фотыга — министр иностранных дел Польши в правительстве Я. Качиньского, советник президента Л. Качиньского по внешней политике. Ныне главный внешнеполитический эксперт партии «Право и справедливость» и кандидат на пост руководителя МИД в случае победы этой партии на парламентских выборах осенью 2011 года. 12 Полный текст интервью см.: [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.day. kiev.ua/312497. 13 Газета Польска. 2010. 8 сент. 14 Гамова Светлана. Польша заинтересовалась Молдавией. У Кишинева появился новый адвокат в Евросоюзе // Независимая газета. 2011. 31 марта. 15 Эдмунд Харашкевич (Edmund Charaszkiewicz) — офицер польской военной разведки, в обязанности которого с 1927 до 1939 год входила координация прометеевской программы. Харашкевич создал краткую историю польского прометеизма в Париже, куда он бежал после захвата Польши нацистской Германией и СССР. 16 Charaszkiewicz Е. Przebudowa wschodu Europy, Niepodległos´c.´ Londуn. 1955. С. 125–167. 17 Bączkowski Włodzimierz. O wschodnich problemach Polski. Wybo´r pism. Редакция: Paweł Kowal, Os´rodek Mys´li Politycznej. Krako´w, 2000. Для российского читателя стоит заметит, что один из самых больших специалистов по истории прометеизма Павел Коваль являлся заместителем Анны Фотыги во время ее пребывания на посту руководителя МИД Польши. 18 Maj I. P. Działalnos´c´ Instytutu Wschodniego w Warszawie 1926–1939. Warszawa, 2007. 19 После вступления в должность главы государства Лех Качиньский нанес свой первый визит в Ватикан. 20 Бжезинский З. Великая шахматная доска / Пер. с англ. О. Ю. Уральской. М., 1999 // Геополитика: Антология, Академический проект; Культура. М., 2006. С. 461. 21 «Нет, спасибо».

АННА ЧЕРНОВА

РОССИЯ — ПОЛЬША: ПРЕДПОСЫЛКИ, УСЛОВИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ НОРМАЛИЗАЦИИ ОТНОШЕНИЙ Анна Чернова

В последние несколько лет в отношениях Польши и России постепенно открывается новая страница. Можно сказать, что за всю двадцатилетнюю постсоциалистическую историю еще не было настолько благоприятного общественно-политического фона в отношениях двух стран, позволяющего перевести трудный диалог России и Польши в русло плодотворного двустороннего сотрудничества и взаимной поддержки в международных делах. Нормализации диалога Москвы и Варшавы, который, думается, будет и дальше развиваться в позитивном ключе, способствовали как целенаправленная политика и выстраивание внешнеполитических приоритетов обоих государств, так и внешние факторы. 4 июня 1989 года в Республике Польша началась новая эра — в ней первой из стран социалистического блока в результате свободных выборов победили силы демократической оппозиции. Во многом благодаря польскому профсоюзу «Солидарность» и его лидеру Леху Валенсе политическая и социальная жизнь в Восточной Европе пришла в движение. Рухнула Берлинская стена — символ раздела континента на два враждебных лагеря. После провозглашения в Польше независимости страна начала весьма активно развиваться; в прошлое ушли такие явления эпохи «железного занавеса», как очереди за продовольствием и повсеместная неуверенность граждан Польши в будущем своей страны. Польша постепенно начала превращаться в страну новых идей, современной бизнес-культуры, новых технологий и открытых миру людей. Поляки, обустраивая свою жизнь в новых условиях, проявляли оптимизм и энергию, при этом сохранив то, что в них ценят другие народы: романтизм, гостеприимство и приверженность национальным традициям. Решая основную внешнеполитическую задачу — интеграцию страны в структуры западного мира, Польша путем проведения самостоятельной и активной внешней политики включилась в процесс создания европейской и мировой безопасности. В 1999 году вместе с Чехией и Словакией Польша вступила в НАТО. Этот шаг стал переломным с точки зрения стратегического пути развития Польши — солидарность с Западом приобрела конкретное институциональное измерение.

РОССИЯ—ПОЛЬША: ПРЕДПОСЫЛКИ, УСЛОВИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ НОРМАЛИЗАЦИИ ОТНОШЕНИЙ

2.2011

В ФОКУСЕ

Западное направление на переломе эпох стало приоритетным также и для России. Это в частности было отражено в Концепции внешней политики 1993 года. Россия подает заявку на вступление в Совет Европы в 1993 году, участвует в преобразовании СБСЕ в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе, в 1994 году подписывает Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Европейским союзом. Однако действия России на данном направлении были ограничены новыми реалиями, сложившимися как в России, так и в полосе ее ближайших постсоветских соседей и вокруг нее на рубеже эпох. Постсоветское наследие «тормозило» действия России на европейском направлении, тогда как для Польши этап с 1989 по 2004 год (когда Польша вступила в Европейский союз) прошел под знаком политики «бегства с Востока на Запад». После развала СССР вместо союзных республик ее географическими соседями стали новые независимые Россия, Литва, Белоруссия, Украина, что дало Польше больше возможностей для укрепления своего положения в европейских сообществах1. К 2004 году Москва увидела в Варшаве уже не просто хорошо знакомого соседа, но и полноправного члена НАТО и ЕС. С этого момента и начинается тот этап в отношениях России и Польши, которому автор хотел бы уделить основное внимание. Само сближение Польши с Западом после обретения ею независимости вызывало опасения в Москве. Польша же видела в такой позиции «имперские замашки» Москвы, отсюда возникали напряженность и противоречия в отношениях, растянувшиеся на весь период с начала девяностых до начала нового тысячелетия. На современном этапе главным внешнеполитическим приоритетом Польши по-прежнему является евроинтеграция, а именно — укрепление роли в Европе. Основную роль в европейской политике Польши играет «восточная политика» — проводимая в отношении восточных соседей. Польша стремится стать мостом между Западом и Востоком, используя свое геополитическое положение, а некоторые амбициозные представители политической элиты Польши считают, что она давно уже этим мостом является. Однако, несмотря на завышенную оценку в самой Польше своей роли на восточном направлении деятельности всего Европейского союза, ее видение этого вектора не может не сказываться на «восточной политике» ЕС. Действия Брюсселя зависят от инициатив государств-членов, и зачастую происходит существенная корректировка отношений Евросоюза с восточными соседями согласно польскому сценарию. В 2004 году Польша активно поддержала «оранжевую революцию» на Украине. В России подобная активность со стороны Варшавы была воспринята как «антироссийская», направленная на создание польской «сферы влияния» на Украине и в СНГ в целом. Однако вскоре после вступления Ющенко в должность президента оказалось, что он теряет доверие как на Украине, так и в Польше, и разыгрывает «националистическую карту», направленную

АННА ЧЕРНОВА

также и против Варшавы. Это выразилось, в частности, в чествовании на Украине членов УПА и присвоении титула героя Украины Степану Бандере. Все это положило конец существовавшей до тех пор политике Польши по отношению к Украине2. В настоящее время Польша занимает скорее дистанцированную позицию в отношении Украины, заключающуюся в готовности Варшавы помогать украинской интеграции в европейские структуры лишь при желании и на основании активных шагов самого Киева. В последнее время Варшава предпринимает активные шаги в отношении другого своего восточного соседа — Белоруссии. После победы на президентских выборах в Белоруссии Александра Лукашенко в декабре 2010 года и выступлений оппозиции, которые были подавлены властями, именно Польша мобилизует силы ЕС для поддержки оппозиционных белорусских сил. В частности, Варшава запретила въезд в Польшу представителям властей и, наоборот, отменила плату за визы для гражданского населения. В качестве собственного корреспондента одного из российских информационных агентств в Варшаве автору довелось присутствовать на организованной польским МИД специальной конференции «Солидарность с Белоруссией» с участием представителей ЕС, на которой министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский призвал все страны ЕС последовать примеру Польши для поддержки гражданского общества, независимых СМИ и НПО Белоруссии. Позже польский Сейм принял резолюцию, осуждающую режим Александра Лукашенко и призывающую освободить арестованных оппозиционеров. Конфликт Польши и Белоруссии выражается, главным образом, в обмене взаимными резко негативными высказываниями Минска и Варшавы. В то время как первый обвиняет Польшу в том, что она финансировала беспорядки в Белоруссии после выборов, вторая заявляет, что ее отношения с Белоруссией наладятся только тогда, когда Минск откажется от пути «политических репрессий». И все же главным успехом «восточной политики» Польши стала ее первая официальная инициатива в рамках ЕС. В 2008 году Польша (вместе со Швецией) инициировала создание новой общеевропейской программы — «Восточное партнерство». Официально были провозглашены следующие цели: заключение двусторонних договоров в области торговли, поставок энергоресурсов, упрощения передвижения товаров, визового режима и т.д. Для участия в партнерстве были приглашены такие страны Восточной Европы, как Украина, Грузия, Молдавия, Армения, Азербайджан, Белоруссия. «Восточное партнерство» стало своеобразным способом продвижения проблем и вопросов стран Восточной Европы в ЕС3. Таким образом, Польша пытается влиять на «восточную политику» ЕС и даже в некотором смысле управлять ею. Как сказал несколько лет назад в беседе с автором посол Польши в России Ежи Бар, в «восточной политике» Польши всегда будет много «пустых страниц», так как эта тема бесконечна и для Польши является одной из приоритетных.

РОССИЯ—ПОЛЬША: ПРЕДПОСЫЛКИ, УСЛОВИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ НОРМАЛИЗАЦИИ ОТНОШЕНИЙ

2.2011

В ФОКУСЕ

Что касается России, Польша видела своей целью «посредничество» между ЕС и Россией, однако Москва в свете большей частью непростых отношений с Варшавой заявляла о том, что посредники в отношениях ЕС ей не нужны. На нынешнем этапе, когда отношения Польши и России представляются нормализованными, Москва, кажется, стала видеть в Варшаве не столько посредника, сколько возможного «проводника» своих инициатив в отношении ЕС. Так, Россия стремится к отмене визового режима со странами ЕС, и именно Польша, думается, сделала первый шаг к этому. В настоящее время разрабатывается соглашение об облегчении передвижения жителей Калининградской области и приграничных польских районов. Отвечая на вопрос автора на совместной пресс-конференции с министром иностранных дел России Сергеем Лавровым в Варшаве в октябре 2010 года, глава МИД Польши Радослав Сикорский отметил, что Варшава надеется, что этот шаг приведет к скорейшей отмене виз между Россией и ЕС, и Польша продвигает данную инициативу в рамках Евросоюза. По мнению советника ректора МГИМО, участника российско-польской Группы по сложным вопросам А. В. Мальгина, Варшава не собирается ухудшать положительный климат, сложившийся в отношениях с Россией, ведь хорошие отношения Варшавы и Москвы в ближайшее время являются в значительной степени залогом успешного председательства Польши в ЕС, которое перейдет к ней в июле 2011 года. Одним из приоритетов этого председательства министр иностранных дел Польши назвал, в частности, реализацию программы «Восточное партнерство». Польша не раз говорила о том, что желает сотрудничать с Россией в рамках этой программы. Осенью 2011 года в Варшаве пройдет саммит стран-участниц этой программы, и, думается, к этому времени станет более ясной позиция Варшавы относительно приглашения России к участию в интересующих Москву элементах этой программы, равно как и желание самой Москвы участвовать в ней. По мнению автора, развитие сотрудничества России и Польши в контексте европейской политики идет на пользу обеим странам: Польша укрепляет свое положение в Европе, проявляя умение договориться с Россией, а Россия получает потенциального «лоббиста» своих интересов в ЕС. В отличие от некоторых других исследователей российско-польских отношений, автор полагает, что существовавшие в последнее время сильные противоречия между странами носят скорее внешнеполитический характер и объясняются разными внешнеполитическими приоритетами. Исторический фактор, о котором так много говорят и пишут, в большей степени является частью политической стратегии. Исторические противоречия между Россией и Польшей не носят неразрешимого характера. Они казались и декларировались неразрешимыми до тех пор, пока к власти в обеих странах не пришли силы, которые действительно хотят разрешить эти противоречия и строить нормальные отношения в будущем.

АННА ЧЕРНОВА

Данные разночтения, в частности, касаются причин и следствий Второй мировой войны, роли СССР в ней, расстрела польских офицеров в Катыни, послевоенного устройства Европы, в том числе территориального, и прочих исторических сюжетов. Катынский вопрос среди всех сложных вопросов совместной истории России и Польши получил в польском общественном мнении наибольший резонанс. В начале девяностых годов российское руководство еще раз (вслед за советским) признало факт уничтожения польских офицеров сотрудниками НКВД в 1940 году в Катыни по приказу И. В. Сталина. Однако, скорее всего в связи с тем, что, по мнению польской стороны, это было сделано «вскользь» и не так явственно, как этого хотели поляки, Катынская трагедия продолжала «отравлять» двусторонние отношения. Тем не менее в 2010 году в Катыни премьеры России и Польши Владимир Путин и Дональд Туск, кажется, положили начало закрытию катынского вопроса. Российские власти вновь признали, что власти СССР ответственны за расстрел польских офицеров, и за этим последовали реальные, практические шаги. В данный момент продолжается рассекречивание документов по Катыни, которые постепенно передаются Варшаве4. В ноябре 2010 года российские парламентарии приняли заявление «О Катынской трагедии», в котором осудили террор и массовые преследования граждан своей страны и иностранных граждан как несовместимые с идеей верховенства закона и справедливости, высказали глубокое сочувствие всем жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, выразили надежду на начало нового этапа в отношениях между Россией и Польшей. Это вызвало множество позитивных откликов среди польских политиков, в СМИ, в экспертной среде и в общественном мнении в целом. В ходе визита в Варшаву в декабре 2010 года президент России Дмитрий Медведев заявил о необходимости открыть новую страницу в отношениях двух стран, в частности, пообещав довести до конца расследование болезненного для поляков Катынского дела. Он сказал, что Москва определила свою позицию по Катыни и продолжит общение с Польшей по этому вопросу, что поможет в конечном счете закрыть самые разные сложные вопросы, существующие между двумя странами. 11 апреля 2011 года состоялась встреча президентов Д. Медведева и Б. Коморовского в Катыни, где они вместе отдали дань памяти погибшим польским офицерам и тем, кто погиб в авиакатастрофе под Смоленском 10 апреля 2010 года. Большую роль в разрешении исторических проблем играет двусторонняя Группа по сложным вопросам, вытекающим из совместной истории. Публикации Группы, касающиеся сложных и неоднозначных исторических вопросов в истории двух стран (в частности, выпущенная в 2010 году на русском и польском языках книга «Белые пятна — черные пятна»5), поэтапно развенчивают миф о непреодолимости исторических проблем, представляя и польский и российский взгляды на то или иное спорное событие.

РОССИЯ—ПОЛЬША: ПРЕДПОСЫЛКИ, УСЛОВИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ НОРМАЛИЗАЦИИ ОТНОШЕНИЙ

2.2011

В ФОКУСЕ

Что касается так называемой исторической внешней политики Польши, то ее популярность в Польше пришлась на первые два года президентства Леха Качиньского6. Ее отправным пунктом было напоминание о преступлениях советского режима, а символом — катынский расстрел7. С приходом к власти представителей партии «Гражданская платформа», в частности премьера Дональда Туска, «историческая» политика потеряла актуальность, на первый план встали вопросы практического характера, на смену популистским заявлениям пришли прагматизм и взвешенность оценок. Тем не менее, на взгляд автора, решающее значение в ухудшении отношений Москвы и Варшавы в свое время сыграли не исторические проблемы, которые были скорее катализатором ухудшения отношений, а внешнеполитические противоречия. Нельзя в этой связи не сказать о расширении НАТО, относительно которого Россия и Польша имеют диаметрально противоположные точки зрения. Само вступление Польши и других стран Центральной и Восточной Европы в НАТО воспринималось Москвой негативно и трактовалось как угроза собственной безопасности. Польское руководство в свою очередь заявляло, что расширение Североатлантического альянса, напротив, дает шанс сближению Москвы и НАТО. Тем не менее, как показало время, опасения России не были целиком необоснованными, ведь Польша, а также страны Балтии стали сторонниками включения в альянс в долгосрочной перспективе Грузии и Украины, чего неприемлет Москва. Желание Польши поддержать интеграцию этих стран в евроатлантические структуры является частью «политики соседства», корни которой лежат в концепции публицистов Юлиуша Марошевского и Ежи Гедройца, сформулированной еще до падения коммунистического режима. Согласно концепции, «зависимость» Украины, Литвы и Белоруссии от Москвы ведет к ослаблению независимости самой Польской Республики. Вместе с тем, говоря о проблематике НАТО, нельзя не учитывать и то, что в настоящее время она не находится на акутальной повестке дня в отношениях Москвы и Варшавы, а является скорее фоном развития их диалога. Резкие противоречия между официальной Польшей и Россией спровоцировал и югоосетинский конфликт августа 2008 года. Тогда как Россия объявила о том, что ее вмешательство в конфликт было вызвано необходимостью защитить жителей Южной Осетии от атаки со стороны Грузии, президент Польши Лех Качиньский в отличие от польского правительства, которое демонстрировало сбалансированную и адекватную оценку происходящего, решительно поддержал Тбилиси, что не могло не вызвать недоумения и раздражения Москвы. Также нельзя не упомянуть о планах американской администрации Джорджа Буша-младшего установить на территории Польши элементы американской системы ПРО. Польские власти вплоть да начала российскоамериканской «перезагрузки» активно поддерживали эту инициативу, тогда как Россия решительно протестовала против присутствия военных сил США в

АННА ЧЕРНОВА

Центральной Европе, а в размещении элементов системы ПРО видела угрозу своей безопасности. Москва в ответ на размещение элементов ПРО в Польше и Чехии планировала разместить ракеты «Искандер» в Калининградской области. После отказа США размещать ПРО в Польше и после того, как об отказе от этих планов польской стороне сообщили чуть ли не в последнюю очередь8, кажется, Польша осознала, что на международной арене ставку в первую очередь необходимо делать именно на ЕС, а в обществе — на польскую «европейскость». Вместе с тем нельзя не упомянуть и о том, что даже в самые плохие для польско-российских отношений годы экономические отношения двух стран развивались динамично. Товарооборот если и падал, то незначительно. Польша заинтересована в российских инвестициях, в экспорте в Россию своей продукции, в первую очередь пищевой. Все больше российских предпринимателей обращают внимание на Польшу, а российские туристы все чаще проводят отпуска на польских курортах. Для Польши Россия является вторым внешнеэкономическим партнером после Германии. Польша же занимает седьмое место во внешнеторговом обороте России. Энергетическое сотрудничество Польши и России также имеет позитивный характер, о чем свидетельствует недавняя договоренность стран о закупках газа. Российский «Газпром экспорт», польская нефтегазовая госкомпания PGNiG и EuRoPol Gaz еще 27 января этого года подписали соглашения об изменении условий поставок газа в Польшу, а также о продлении срока контракта на транзит через польскую территорию до 2045 года9. Возможности выгодного сотрудничества между Москвой и Варшавой в энергетической сфере обусловлены и имеющейся инфраструктурой, и географическим положением. Культурное сотрудничество и молодежные обмены также набирают обороты, активно работает польско-российский Форум общественности. Между Польшей и Россией существует договоренность о создании совместных Центров польско-российского диалога и взаимопонимания. Как заявил в интервью автору статьи руководитель Центра с польской стороны Славомир Дембский, это является существенным шагом к институционализации, а следовательно, к конкретизации и углублению отношений. Российское руководство объявило курс на модернизацию, Польша уже движется по этому пути, применяя «евростандарты» и все глубже интегрируясь в сообщество современной экономики. Это открывает еще одну возможность для сотрудничества России и Польши. Обмен опытом в сфере модернизации экономических, политических и социальных институтов может стать значительной частью контактов двух стран. Все это означает, что живое зерно будущего польско-российских отношений было посеяно давно, и остается лишь избавиться от отягчающих это будущее вопросов. Вместе с тем сложности в решении перечисленных проблем не могут не возникать и ввиду меняющихся политических и экономических реалий, и ввиду так называемой «асимметрии» во взглядах Москвы

РОССИЯ—ПОЛЬША: ПРЕДПОСЫЛКИ, УСЛОВИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ НОРМАЛИЗАЦИИ ОТНОШЕНИЙ

2.2011

В ФОКУСЕ

и Варшавы на тот или иной вопрос в двусторонних отношениях. Польша считает отношения с Россией одними из самых важных и одновременно конфликтных10 и уделяет им первоочередное внимание. Так, например, новости, так или иначе связанные с Россией, всегда занимают передовые страницы польских газет. Россия же с учетом ее огромной территории, геополитического положения, множества событий и проблем на международной арене, с которыми она связана в той или иной мере, справедливо считает отношения с Польшей не самыми приоритетными. Таким образом, зачастую страны поразному воспринимают одни и те же события. Однако, как представляется, подобные сложности не могут оказать решающего или даже существенного влияния на выполнение двусторонних договоренностей и нормализацию диалога в целом. 10 апреля 2010 года под Смоленском произошла катастрофа — разбился польский президентский «Ту-154». В ней погибли 96 поляков, в том числе президент Польши Лех Качиньский, а также часть руководства страны, направлявшиеся на памятные мероприятия в Катыни. Эта трагедия потрясла и Польшу, и Россию. Никогда еще в СМИ обеих стран и в общественном мнении не было так много проявлений солидарности, поддержки. Российское общество восприняло польскую трагедию как свою собственную. И как бы цинично это ни звучало, но именно смоленская катастрофа стала катализатором уже начавшегося улучшения отношений Москвы и Варшавы. К власти в Польше в результате внеочередных президентских выборов пришел бывший спикер Сейма, представитель правящей партии «Гражданская платформа» Бронислав Коморовский. Уже в ходе его избирательной кампании звучали слова о том, что Польша должна стремиться к улучшению отношений с Россией. Коморовский назвал примирение с Россией одной из основных задач своего президентства. После смоленской трагедии последовал целый ряд взаимных шагов навстречу друг другу. Президент России Дмитрий Медведев летит на похороны Качиньского в Краков. Будучи исполняющим обязанности президента, Коморовский едет 9 мая в Москву на Парад Победы. Кульминацией пути к нормализации отношений становится визит Медведева в Варшаву в декабре 2010 года, в ходе которого стороны декларируют стремление разрешить остающиеся противоречия и выйти на путь стратегического партнерства. Еще до визита Медведева в Варшаву президент Польши Бронислав Коморовский заявил в интервью автору статьи, что процесс сближения с Россией начался и президент намерен способствовать этому, «ломая барьеры и строя взаимное доверие»11. Польские эксперты, даже те, которые отличаются достаточно критической оценкой российско-польских отношений, сошлись во мнении, что визит открыл путь к улучшению климата взаимосвязей двух стран. Как писал известный польский журналист Марчин Войчеховский в «Газете Выборчей», «необходимо “использовать” положительный климат, сложившийся в отношениях России и Польши после смоленской катастрофы, в

АННА ЧЕРНОВА

том числе чтобы создать прочные институты сотрудничества, ведь ожидать другого подобного события, которое настолько встряхнуло бы отношения двух стран, было бы верхом политического цинизма»12. Очевидно, что и в Польше, и в России всегда были и будут люди, которым не выгодно улучшение отношений Москвы и Варшавы. Политика и образ некоторых таких представителей политических кругов строится зачастую на антироссийской или антипольской пропаганде. И, как бы кощунственно это ни звучало, политики подчас умело используют смоленскую катастрофу для получения политических дивидендов. В частности, оппозиционная партия Польши «Право и справедливость» активно применяет антироссийскую риторику, в том числе в качестве элемента предвыборной кампании перед парламентскими выборами, которые пройдут в Польше осенью 2011 года. На взгляд автора, подобные попытки имеют целью не столько испортить отношения с Москвой, сколько выиграть в так называемой польско-польской войне, то есть дискредитировать своего главного противника на польской политической арене — правящую партию «Гражданская платформа». Нельзя не отметить, что подобные попытки не только идут во вред климату российскопольских отношений, но и наносят урон репутации Польши в мире и ЕС, тогда как и США, и европейские страны в данный момент ставят перед собой задачу укрепления и дальнейшего развития отношений с Россией. После опубликования доклада Межгосударственного авиационного комитета (МАК) по смоленской катастрофе в Польше разгорелась настоящая кампания, целью которой было доказать, что российская сторона целиком и полностью ответственна за произошедшую катастрофу. В некоторых кругах вновь стали популярными попытки разыграть «антироссийскую карту» с целью заработать политические очки. В Варшаве звучали и наверняка еще прозвучат призывы: «Если вы с Россией, значит, вы против Польши». Однако власти Польши, как и власти России, несмотря на подобные попытки политизировать трагедию, дают взвешенные оценки и публикуют сбалансированные высказывания. Обе стороны, несмотря на некоторую разницу в оценках обстоятельств катастрофы, продолжают путь к нормализации отношений, о чем они повторно заявили после обнародования доклада МАК. Внешняя политика обеих стран носит прогнозируемый характер, ведь курс на сближение был взят еще несколькими годами ранее. Нормализация отношений Москвы и Варшавы идет пусть медленным, но выверенным путем, отвечая интересам обеих сторон. Результатом этого процесса станет не только расширение взаимовыгодного двустороннего сотрудничества, но и взаимная поддержка в рамках европейской и международной системы. 1 5 мая 1992 года начался вывод советских войск, учреждений и организаций Северной группы войск за пределами СССР. 15 сентября 1993 года СГВ была расформирована. 17 сентября 1993 года последний российский солдат покинул пределы Польши. 2 Jerzy J. Wiatr. Polska—Rosja: Interes narodowy czy pamiec historyczna? “Mysl socjaldemokratyczna”. Nr 4(78). 2010. С. 16.

РОССИЯ—ПОЛЬША: ПРЕДПОСЫЛКИ, УСЛОВИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ НОРМАЛИЗАЦИИ ОТНОШЕНИЙ

3 Pawel Swieboda. Partnerstwo Wschodnie umarlo... “Nowa Europa Wschodnia”. Nr 2(XVI). 2011. С. 199. 4 В данный момент передача документов по Катынскому делу достигла завершающей стадии, и России осталось передать Польше 46 томов дела. 5 Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. М.: Аспект Пресс, 2010. 6 Мальгин А. Россия и Польша в новом мире // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. С. 628. 7 Jerzy J. Wiatr. Polska—Rosja: Interes narodowy czy pamiec historyczna? “Mysl socjaldemokratyczna”. Nr 4(78). 2010. С. 17. 8 СМИ сообщали, что президент США Барак Обама безуспешно пытался дозвониться до премьер-министра Польши Дональда Туска, чтобы лично сообщить о решении Белого дома отказаться от планов размещения элементов системы противоракетной обороны на территории Польши и Чехии. Сотрудник канцелярии премьера Туска подтвердил, что «была попытка соединения», однако разговор не состоялся по техническим причинам. 9 Первый из этих документов предусматривал продление контракта на поставки российского «голубого топлива» в Польшу до 2037 года и увеличение их объемов с 2010 года в соответствии со спросом на польском рынке, вплоть до 11 млрд кубометров в год. 10 Пелчиньская-Наленч К. Россия и Польша в новом мире! // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 652. 11 Бронислав Коморовский. Процесс сближения с Россией начался // Интервью А. Чернова. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://rian.ru/interview/20101203/303944627.html. 12 Marcin Wojciechowski. Nie ulec chwilowym nastrojom “Nowa Europa Wschodnia”. Nr 2(XVI). 2011. С. 33.

В ФОКУСЕ

2.2011

ЯРОСЛАВ КСЁНЖЕК

ПОЛЬСКО-РОССИЙСКО-ГЕРМАНСКОЕ ТРЕХСТОРОННЕЕ СОТРУДНИЧЕСТВО И «ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА» ЕС Ярослав Ксёнжек

«Восточная политика» ЕС — после расширения ЕС в 2004 и 2007 годах — приобрела новый смысл и значительно увеличила круг своей деятельности. Изменение международного окружения ЕС путем значительного его расширения в восточном и южном направлениях должно было повлиять также на внешнюю политику. Поскольку до 2004 года эта политика на востоке была направлена на регион, очень четко обозначавший свои предпочтения и видящий будущее в структурах Запада, то позднее Евросоюз вошел в «непосредственный контакт» с областью постсоветских государств, входящих в состав Содружества независимых государств, и они стали объектом действий на востоке. Начатая после 2004 года «восточная политика» ЕС касалась также Российской Федерации (соседство Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы и Польши с Калининградской областью России), Белоруссии и Украины, а после вхождения в состав ЕС Румынии — также и Молдавии. Инициированная Швецией и Польшей после одобрения Советом Европы в 2008 году и инаугурации чешского председательства в 2009 году, программа «Восточное партнерство» расширила сферу действия идеи «добрососедства» также в отношении Грузии, Азербайджана и Армении. Эта необыкновенно широкая и очень разнообразная территория требовала тщательного подбора инструментария и разнотипного подхода по отношению к отдельным государствам за восточными границами ЕС. Естественно, это влияло на возможности и темп создания и реализации «восточной политики» Евросоюза. Не касаясь здесь особенностей ее основ, следует обратить внимание на необходимость создания широкого спектра методик, служащих, с одной стороны, определению долгосрочных принципов союзной политики в обозначенной области, а с другой — получению наибольших возможностей ее реализации. В отношении сложности задач, связанных с областью государств, охватываемых «восточной политикой» Евросоюза, необходимо было создание поля для налаживания и развития диалога с восточными соседями ЕС, включая разработку принципов его проведения при учете реализационной эффективности. Необходимо отметить, что степень заинтересованности

ПОЛЬСКО-РОССИЙСКО-ГЕРМАНСКОЕ ТРЕХСТОРОННЕЕ СОТРУДНИЧЕСТВО...

2.2011

В ФОКУСЕ

«восточной политикой» среди членов ЕС сильно различается. К самым заинтересованным (и проявляющим наибольшие амбиции в плане воздействия на «восточную политику» ЕС) относятся: Польша, страны Балтии, Германия, другие государства Центральной Европы (но в относительно меньшей степени, чем Польша и страны Балтии), Франция, Скандинавские страны (Швеция и Финляндия). С точки зрения Польши, соседствующей на востоке не только с Россией, но и с Белоруссией и Украиной, форма «восточной политики» Евросоюза имеет особенное значение. Мы воспринимаем, может, даже острее, чем другие партнеры Евросоюза (хотя бы по географическим и историческим причинам), сложность процесса поддержания добрососедских отношений за восточными рубежами ЕС. Одновременно с этим мы уверены в необходимости поддержания хороших отношений со всеми странами, на которые направлены принципы союзной «восточной политики» — особо принимая во внимание наших (и Евросоюза) непосредственных соседей, с которыми нас объединила (не всегда хорошая, но общая по многим показателям) история и в отношении которых Польша стала «прибрежным государством» ЕС. Это обязывает к стремлению активизировать представительство Евросоюза. Польша взяла на себя — и хотела бы справиться с этим наилучшим образом — задание обеспечить стабильные отношения с Востоком и создать условия, которые послужат будущему соседству. Сила Польши и ее привлекательность для восточных соседей должны исходить из ее активности и возможности воздействия на реализацию «восточной политики» ЕС в плане совместного ее создания. Предполагается соответствие ее основных элементов двусторонней политике и действиям по ее реализации. Польша хотела бы в самом позитивном значении (и небезосновательно) стать не только своего рода «экспертом ЕС по восточным вопросам, но и соавтором союзной политики, обогатив ее фактором, взятым из двустороннего опыта. В этой области не должно быть никакого диссонанса. Реализации и воздействие «восточной политики» ЕС в интересах всех субъектов должны осуществляться параллельно с процессами создания добрососедских отношений с Польшей и Евросоюзом. Для достижения желаемого результата следует использовать все возможные инструменты — как внутри ЕС, так и в сотрудничестве с нашими восточными соседями. Кроме традиционных мероприятий и процедур, очень интересным элементом, усиливающим и обогащающим диалог, касающийся восточных вопросов, являются многосторонние контакты. Среди них большое значение имеет трехстороннее сотрудничество — каковым внутри Союза является, например, польско-немецко-французский форум — Веймарский треугольник, либо другого рода встречи, с представителями высших властей России в трехстороннем германо-французско-российском формате (последняя встреча с участием глав этих государств состоялась в Довиле в октябре 2010 года).

ЯРОСЛАВ КСЁНЖЕК

Необходимо ясно сказать, что российско-немецкие отношения не имеют в польской истории позитивных коннотаций. В этих отношениях скорее просматривается черта «обхождения Польши», умаления ее роли и создания определенных фактов за или поверх наших голов. Об истории, конечно, необходимо помнить, однако с XVIII века мир, как и сама Польша, изменился настолько значительно, что логика российско-немецкого сотрудничества в его нынешнем европейском контексте должна восприниматься иначе. Воспринимая серьезно вышеупомянутые обстоятельства, связанные с созданием «новой» (после 2004 года) «восточной политики» ЕС, следует самым активным образом участвовать в развитии форм «евросоюзно-восточного» диалога. Это очень важная идея, касающаяся всех наших соседей, не состоящих в ЕС. Германо-российский диалог является неотъемлемой частью более широкого диалога, ведущегося с Россией на европейском уровне, в котором Польша как страна, соседствующая с Россией и с Германией, и как полноправный член ЕС хочет и должна принимать участие. Именно активное участие Польши, где ее мнение должно в полной мере учитываться в контактах с исторически большими соседями, будет своего рода тестом на формирование нового типа отношений между РФ и ЕС — отношений, отходящих от давних стереотипов, разделов времен «холодной войны» и убеждений в существовании «сфер влияния». Наше открытое отношение к трех- и многосторонним контактам находит очень конкретное измерение. Снова необходимо вспомнить об истории, поскольку и на этом поле мы готовы не только к диалогу, но и к совершению важных жестов, меняющих взгляд на трактовку многих событий, целыми десятилетиями деливших наши государства. Этот процесс требует углубления, требует последовательности, а его результатом должно стать усиление доверия и открытости в как можно более широком общественном плане. Поскольку это очень важно, польско-немецко-российский триалог может быть одной из способствующих этому причин. Ведь при равноправности участников он создает основы для действий, направленных на позитивное развитие контактов в будущем, что для нас крайне важно. Формула этого триалога требует разработки. Следует отметить первые успешные попытки. К ним стоит отнести трехсторонние консультации заместителей министров иностранных дел Польши, Германии и России, состоявшиеся в июле 2010 года в Берлине. Тематика была очень широкой — проблема «Восточного партнерства» («Группа друзей ВП»), Партнерство для модернизации, предложение создания форума Россия — ЕС, занимающегося проблемами безопасности (и вопросами безопасности в широком понятии). Были затронуты также более конкретные, но не менее значимые вопросы, например, проблема малого пограничного движения между Польшей и Калининградской областью РФ. Такого рода консультационные встречи должны стать постоянным элементом в архитектуре отношений Россия — ЕС. Их рабочая форма способствует обмену идеями и взглядами и, таким

ПОЛЬСКО-РОССИЙСКО-ГЕРМАНСКОЕ ТРЕХСТОРОННЕЕ СОТРУДНИЧЕСТВО...

образом, несет значительный заряд положительных ценностей. Необходима разработка новых форм контактов на различных уровнях — в том числе, например, трехсторонних встреч польско-российских и германо-российских институтов общественного диалога. Проводившие упомянутые консультации заместители министров иностранных дел высказались за дальнейшее проведение таких встреч в данном формате. Переход от истории к современности должен быть как можно более плавным, укрепляющим то, что способствует построению хорошего будущего на прочном фундаменте знания общей истории, желания и умения открыто подходить к трудным моментам и, что самое важное — с пользой для атмосферы сегодняшнего и будущего сотрудничества. Это сотрудничество должно предусматривать создание сегодня на основе существующих реалий новой его формы для нашего дружного и в самой полной мере общего завтра.

В ФОКУСЕ

2.2011

ТЕНДЕНЦИЯ АНДРАШ ДЕАК

«ВОСТОЧНОЕ ПАРТНЕРСТВО» И ПРОБЛЕМА ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ: ПРИМЕР УКРАИНЫ1 Андраш Деак

Как это ни прискорбно, но среди промышленно развитых стран Украина имеет один из наиболее низких показателей энергоэффективности. Украина отстает не только от ЕС, но также от России и Белоруссии по показателям выпуска продукции на единицу энергии. Данный фактор вызывает беспокойство в связи с тремя важными аспектами. Во-первых, это оказывает существенное влияние на национальную конкурентоспособность. Украине придется добиваться модернизации и экономического роста в условиях повышения цен на энергоносители, в первую очередь на природный газ, и при наличии устаревшей энерготранспортной инфраструктуры. Это в свою очередь ляжет тяжелым бременем на украинскую экономику и выльется в значительные потери на макроэкономическом уровне независимо от уровня цен на энергию внутри страны. Во-вторых, отсутствие энергоэффективности — вопрос национальной и международной безопасности и социальной консолидации. Большие сомнения вызывает способность Украины оплатить счет за газ, который составит 8% ее номинального ВВП. Венгрия, имеющая большую долю импорта энергоносителей по причине большего энергопотребления и более высоких цен на газ, доставленный к границе, платит менее 3% ВВП. Устойчивость действующего режима торговли газом еще должна быть проверена временем, в то время как урегулирование в этой области будет привлекать к себе внимание еще долгие годы, особенно в российско-украинских отношениях. В-третьих, продолжается нанесение вреда окружающей среде, что идет вразрез с усилиями ЕС и международного сообщества по сокращению выбросов парниковых газов. Неудивительно, что энергоэффективность занимает одно из первых мест среди проблем, обсуждаемых Украиной и ЕС, и вполне вероятно, что этому вопросу будет уделено особое внимание на будущих переговорах об ассоциации между Украиной и Европейским союзом. С 1994 года Украина приняла ряд документов по энергоэффективности. Закон об энергосбережении был разработан и принят в 1994 году (дополнен в 2005-м), Государственный комитет и Государственная инспекция по энергосбережению основаны в 1995 году, а детальный план по энергетической политике — «Общегосударственная программа по энергосбережению» — был одобрен в 1997 году (дополнен в 2000-м)2. «Энергетическая стратегия

«ВОСТОЧНОЕ ПАРТНЕРСТВО» И ПРОБЛЕМА ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ: ПРИМЕР УКРАИНЫ

Рис. 1. Энергоемкость на Украине и в других странах, 2004 Источник: Международное энергетическое сообщество.

Энергоэффективность — макроэкономическая необходимость. Обычно повышение энергоэффективности может быть достигнуто посредством использования двух обязательных факторов: конкурентоспособных рыночных цен и рационального управления. Что касается первого, то на Украине происходили существенные перемены в этом отношении, например, были установлены новые цены на газ. Как видно из табл. 1, номинальные цены на импортный газ возросли более чем в три раза за последние шесть лет. Таким образом, объемы импорта, отчасти из-за экономической рецессии, уменьшились почти на 35%, общая стоимость импортированного газа возрос-

2.2011

ТЕНДЕНЦИЯ

Украины до 2030 года» поставила амбициозную цель — добиться улучшения энергоэффективности на 50%, существенно сократив в итоге энергозависимость страны. Энергоэффективность и возобновляемые источники энергии также стали одними из приоритетных вопросов в «Меморандуме о взаимопонимании», подписанном между Украиной и ЕС в 2005 году. Некоторые важные институциональные шаги были сделаны благодаря учреждению Национального агентства по эффективному использованию энергоресурсов и Рабочей группы по энергоэффективности между Украиной и ЕС. Несмотря на все эти важные шаги, темп реализации мер по повышению энергоэффективности не соответствует быстро меняющимся условиям и вызовам. Однако стремление к эффективной и разумной энергетической политике стало не только главным и наиболее важным инструментом управления энергетическим балансом Украины, но также вполне достижимым и выгодным на макроэкономическом уровне делом. Если Украина не внесет необходимые коррективы в свою энергетическую политику в области потребления, ей придется внести коррективы в других областях, которые могут обойтись дороже — как в политическом, так и в экономическом отношении.

АНДРАШ ДЕАК

ла с 3,2 млрд долл. в 2005 году до 9,3 млрд в 2010-м. Еще пять лет назад природный газ был одним из наиболее дешевых энергоносителей, теперь же он стал довольно дорогим топливом, особенно относительно внутриукраинских цен на него. Как говорится, «лучшие разоруженцы — министры финансов». Соответственно рост цен внутри национальной экономики больше всего способствует повышению энергоэффективности. В данной связи существенный рост стоимости импортируемого газа может сыграть определяющую роль в повышении украинской энергоэффективности. Таблица 1 Уровень цен на импортируемый газ и объемы его потребления на Украине (долл. США за 1млрд м3) Год Показатель Цены импортируемого газа Потребление газа промышленностью (контролируется государством) Потребление газа домохозяйствами Объем импорта газа Стоимость импорта газа

2005

2006

2007

2008

2009 (est)

2010 (proj)

130

179,5

232,54

255,15

69,1

107,3

142,6

192,4

306,8

299,6

30,5

67,2

87,5

79,3

67,2

66,4

55,8 3,2

53,3 5,1

50,1 6,5

48 8,6

26,8 6,24

36,5 9,3

Источник: Oxford Energy Studies.

В то же время Украина воспринимается куда более зависимой от поставок газа, чем это есть на самом деле. Государство имеет довольно сбалансированную схему использования различных энергоносителей, в которой природный газ занимает значительную, но не монопольную позицию. Более того, в отличие от России и Белоруссии доля потребления природного газа на Украине не выросла после распада Советского Союза. Благодаря развитой угольной промышленности, атомной и гидроэнергетике (ставшим основной причиной низких цен на импорт газа) энергобаланс Украины является равновесным и устойчивым. Нельзя сказать того же об экономиках других стран постсоветского пространства, где после распада Советского Союза дешевые поставки газа стали причиной его использования как для выработки электроэнергии, так и в промышленных целях. Хотя с точки зрения регулирования энергозависимости этот выбор был оправдан соображениями безопасности и стоимости, в то же время существуют значительные изменения показателей эффективности. Большая часть

«ВОСТОЧНОЕ ПАРТНЕРСТВО» И ПРОБЛЕМА ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ: ПРИМЕР УКРАИНЫ

Рис. 2. Потребление энергии на Украине в 1985–2009 годах (в млн т нефтяного эквивалента)

2.2011

ТЕНДЕНЦИЯ

достижений в области относительной энергоэффективности и сокращения выбросов парниковых газов в России и Белоруссии является следствием перехода с угля на газ или же с нефти на газ. Украина сохранила свои устаревшие угольные шахты и оборудование — которых не существует в Белоруссии и которые в сравнительно небольшом количестве присутствуют в России — и не установила широкомасштабного газового оборудования нового поколения. Если исключить из подсчетов фактор смены топлива, то рост энергоэффективности на Украине не намного меньше, чем в других странах постсоветского пространства. Но это окно возможностей было только что закрыто. Несколько лет назад природный газ был экономичным, чистым и прежде всего дешевым топливом. На сегодняшний день цель потребителя — диверсифицировать энергоресурсы и уменьшить потребление газа по причине его высокой стоимости и возможной нестабильности поставок. Это ставит в сложное положение чиновников, ответственных за принятие решений в области энергетики. Дальнейший постепенный рост спроса не может быть удовлетворен за счет атомной энергии или угля. На Украине строятся только две атомные электростанции (планируемый срок завершения — 2016–2017 годы)3. Строительство ведет и финансирует российский «Атомстройэкспорт», в то время как согласно правительственным планам роста уровня производства угля (примерно от 80 до 90 млн т) к 2015 году его будет едва хватать, чтобы свести баланс с импортом. Параллельно также намечается огромный, более чем на 80%, рост производства электроэнергии к 2020 году. Приведенные цифры говорят о том, что если спрос не изменится, энергоэффективность можно будет повысить лишь путем увеличения поставок газового топлива. Эта тенденция присутствует как в странах Европы, так и на постсоветском пространстве, и Украина здесь не является исключением. Парадоксально, что кризис природного газа докатился до Украины в тот период, когда из-за недостаточного инвестирования в другие сектора энергетики потребление газа должно было возрасти. Нет возможности без больших финансовых затрат скорректировать предложение и предельные затраты

АНДРАШ ДЕАК

Рис. 3. Результаты инвестиций: соотношение стоимости инвестиций и изменений в энергетическом балансе 2005–2030

на энергетику. Украине следует снизить спрос, если она хочет сохранить зависимость от импорта на нынешнем уровне и стабилизировать или улучшить свою конкурентоспособность. Соответственно оценкам Международного энергетического агентства, основанным на Украинской энергетической стратегии до 2030 года, корректировка эффективности потребления обойдется в 10 раз дешевле, чем строительство новых производственных мощностей. Энергоэффективность — шанс на микроэкономическом уровне. Структура потребления природного газа на Украине практически не позволяет провести какие-либо изменения. В 2008 году газ составлял 41% общего спроса на энергоресурсы, при этом только половина его объема была использована корпоративными акторами. Исходя из недавнего международного и украинского опыта, большая часть частных акторов способны скорректировать свое поведение в новых условиях. Ориентированные на прибыль предприятия, контролируя свои финансы и постоянные издержки, относительно рано заметили рост цен на топливо и попытались перейти на другое топливо или инвестировали в более эффективные технологии. В этих случаях основное ограничение заключается в нехватке капитала для таких предварительных инвестиций. Тем не менее эти проблемы довольно просто решить посредством существующих правительственных или международных инструментов помощи. Помощь развитию, оказываемая ЕБРР, Всемирным банком и ПРООН, в основном направляется на эти цели. Такие каналы помощи надежны, их работа основана на многих годах международного опыта, льготных займах между донорами и предприятиями, что выгодно для обеих сторон. Соответственно адаптация к новому положению дел — это лишь вопрос времени и размера финансирования, используемого по назначению.

«ВОСТОЧНОЕ ПАРТНЕРСТВО» И ПРОБЛЕМА ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ: ПРИМЕР УКРАИНЫ

Обычно частный бизнес является наиболее чувствительным потребителем энергии в любой стране. Учитывая довольно интенсивное потребление энергии украинскими предприятиями, процесс адаптация будет особенно очевиден. Тем не менее некоторые сегменты национальной экономики, например, производство минеральных удобрений, где газ — основополагающий источник энергии, могут утратить свою конкурентоспособность из-за высоких цен на импорт. Улучшение энергоэффективности гораздо более сложная задача в двух других областях, а именно, в государственных энергоперерабатывающих предприятиях, передаче энергии и в коммунальных службах — и частных, и государственных, — а также в сфере остаточного электричества и потребления природного газа. В первом случае многие признаки слабости государства ухудшают ситуацию: ограничения бюджета не жесткие, отношения руководства не всегда прозрачны, политические и прочие риски высоки, многие производители занимают монопольные позиции и очень часто преследуют противоположные интересы. Два очевидных примера здесь — «Нафтогаз» и «Национальная электрическая сеть Украины». В обоих случаях инвестиции делались соответственно в газ высокого давления и высоковольтные энергосети. Эти инвестиции были бы финансово выгодными даже в рыночных условиях, даже ограниченная, но целенаправленная реконструкция некоторых сегментов этих компаний существенно сократила бы потери и затраты на техническое обслуживание. Тем не менее из-за высокой степени политизации проблемы и недостаточно твердой линии государства на проведение реконструкции осуществление данных инвестиций в энергоэффективность остается под вопросом. Таблица 2 Потребление газа на Украине (в млрд м3)

Сфера потребления

2006

2007

2008

2009

2010

24,3 8,6 12,8 21,4 8,1 75,2

25,8 8,4 10,5 19,1 7,0 70,8

23,2 7,5 10,0 19,6 7,0 67,3

13,5 5,0 10,1 17,8 6,4 52,8

16,0 5,0 10,0 18,0 7,0 56,0

Источник: Oxford Energy Studies.

Как видно из табл. 2, расходы на центральное отопление и технические цели составляют почти четверть всего потребления газа. В этих секторах, так же как и в электросетях, центральные и местные власти, выступая одновременно в качестве регулятора и владельца, теоретически могут инициировать

2.2011

ТЕНДЕНЦИЯ

Промышленность Энергоснабжение Центральное отопление Общественное потребление Технические цели Итого

Год

АНДРАШ ДЕАК

проекты по повышению энергоэффективности, произвольная стоимость которых будет относительно невысокой. То, что коммунальные службы и энергетическая инфраструктура находятся в государственной собственности, воспринимается в развитых странах как благоприятный фактор для перемены политической линии. Например, в Калифорнии коммунальные службы играют первостепенную роль в обеспечении энергоэффективности и сокращении выбросов парниковых газов: правительство штата провело многие свои политические решения через эти службы. Тем не менее в восточной Европе и на Украине правительство не имеет достаточного влияния, чтобы в одиночку инициировать и принять такие меры по повышению энергоэффективности. Традиционные доноры развития не готовы управлять политическими и административными рисками, которые связаны с такими проектами. ЕБРР и Всемирный банк только начинают участвовать в этих проектах и делают это очень осторожно, инвестируя в них небольшие средства. Таким образом, необходимы другие дополнительные источники добросовестного управления (good governance) и политической ответственности. В диалоге между Украиной и ЕС или ПРООН на высоком уровне затрагиваются вопросы недостаточности или неточности этих понятий. Основные из них — укрепление регуляционных функций, создание надзорных органов за энергосистемой и консультативных комитетов, которые обеспечивали бы высокий уровень ответственности за приоритетные энергетические проекты и существенно облегчали процесс реформирования. Тем не менее прибыль от энергоэффективности получить еще труднее в сфере общественного потребления и потребления в секторе ЖКХ, в первую очередь при отоплении помещений. Как видно из табл. 2, на этот сектор приходится половина всего потребления газа на Украине (включая центральное теплоснабжение). Значительное число предыдущих подсчетов украинского правительства по повышению энергоэффективности было основано на структурных сдвигах в экономике. При этом общественное и социальное потребление энергии демонстрирует высокий уровень инертности в достижении ее экономии, в то время как потребление электроэнергии определенно растет. Инвестиции в эти сектора гораздо сложнее из-за структуры собственности — государственной, муниципальной или коммунальной, а также из-за чувствительности общества к любому повышению цен и постоянной нехватке финансирования. В то время как рост цен был достаточным, чтобы вызвать улучшение энергоэффективности в частном секторе, частично — на уровне предприятий и регулируемого сектора, это необходимый, но тем не менее недостаточный шаг, для того чтобы решить этот вопрос на уровне конечных потребителей. Разница в достижении энергоэффективности в промышленном секторе и коммунальном потреблении особенно заметна в постсоциалистических восточноевропейских странах, недавно вступивших в ЕС. Во многих случаях крупная промышленность принесла в эти страны сберегающие технологии.

«ВОСТОЧНОЕ ПАРТНЕРСТВО» И ПРОБЛЕМА ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ: ПРИМЕР УКРАИНЫ

2.2011

ТЕНДЕНЦИЯ

В таких секторах экономики, как автомобилестроение, розничная торговля, сфера услуг, использование энергии практически такое же низкое, как в старых членах Евросоюза. Некоторые промышленные предприятия, оставшиеся с советских времен, были модернизированы и смогли сохранить свою конкурентоспособность в условиях роста цен на энергетику. Но из-за низких цен на электроэнергию, социальных субсидий, неразвитости факторов, способствующих энергоэффективности в жилищном фонде, разница между Востоком и Западом в этих секторах сохраняется. Два важных фактора влияют на изменение ситуации. Во-первых, повышение цен на энергоносители, в первую очередь газ, поставило вопрос об энергоэффективности на политическую повестку дня. Большая часть правительств в восточноевропейских странах не способны сохранить внутренние цены на энергию на низком уровне, открывая тем самым путь для амбициозных планов по повышению энергосбережения. Высокие цены на энергоносители позволили внедрить множество локальных стратегий — переход с газа на дрова, инвестиции в теплоизоляцию, — эффект от которых был ощутим даже на национальном уровне. Во-вторых, правительства государств Восточной Европы запустили ряд комплексных программ по реконструкции, направленных на некоторые особые категории потребителей, — в основном это касалось центрального отопления в домах, построенных в социалистический период. В этих случаях основная сложность заключалась в высокой организационной стоимости этих проектов. Ни один из инвесторов не может взять на себя такой большой управленческий риск. Иногда приходится иметь дело более чем с пятьюстами семьями одновременно, менять в домах окна и двери, устанавливать счетчики, обновлять отопительную систему. Для осуществления таких инвестиций, особенно если квартиры приватизированы, требуются строгая координация и политическая воля. Украина совсем недавно стала закупать газ по мировым ценам. При сегодняшнем положении дел представляется весьма маловероятным, что правительству удастся зафиксировать внутренние цены на газ на нынешнем уровне. Цены на газ внутри страны возросли на 50% в августе 2010 года и, согласно правительственным планам, в августе 2011 года цены будут подняты еще на 50%. Они постепенно растут, что неизбежно ведет, с одной стороны, к проблемам внутри страны и социальному недовольству, но с другой — к повышению прибыли от потенциальных ивестиций в энергоэффективность. В некоторых случаях, в основном когда дело касается семей среднего класса, имеющих довольно большие квартиры, результатом становятся вложения в теплоизоляцию. Но на Украине в большей степени, чем в восточноевропейских странах—членах ЕС, требуется отдельная политика, чтобы заставить человека потребовать изменений и снизить потребление электроэнергии в жилищном секторе. Из-за специфики жилищного сектора на Украине, большого количества приватизированных квартир в многоквартирных домах с общими системами отопления потребуются серьезное управление и тер-

АНДРАШ ДЕАК

пеливое убеждение жильцов в необходимости реализации таких проектов. Потенциальные инвесторы должны получить разрешение большинства или даже всех жильцов для осуществления каждого проекта. Только для установки электросчетчиков требуется несложное, но однозначное разрешение всех жильцов дома. Ни одна из перечисленных выше сторон не будет готова взять на себя такую ответственность. Ни организации, помогающие развитию, ни ЕС и ПРООН не будут готовы сделать такие серьезные шаги. Организации, помогающие развитию, готовы предоставить финансирование, а ЕС и ПРООН — создать регулирующие условия, но никто из них не возьмется за непосредственное управление такими проектами. Как правило, этими вопросами занимаются муниципальные власти и общественные организации, которые могут объяснить пользу и значимость таких инвестиций населению. И это является наиболее сложной проблемой в повышении энергоэффективности. Неправительственные организации в восточноевропейских странах ЕС имеют значительный опыт в этой сфере. Они политически заинтересованы в осуществлении таких проектов, стремлении справиться с украинскими проблемами в области энергоэффективности (табл. 3). Очевидно, что большую пользу тут может принести и программа «Восточное партнерство». Вопрос здесь не столько в финансировании, поскольку внутренние цены приближаются к экономически выгодному уровню, а в передаче зарубежного опыта и целенаправленной политике внутри страны. Таблица 3 Управление энергоэффективностью на Украине

Сектор

Риски

Количество и масштабы проектов

Метод

Промышленность

Финансовые

Мало, в большом масштабе

Помощь развитию

Коммунальные предприятия, передача энергии Жилищный сектор

Политические

Мало, в большом масштабе

Надлежащее управление

Управленческие

Множество, масштаб малый

Гражданская инициатива, отношение общества

Исполнитель (кроме правительства) ЕБРР, Всемирный банк, ПРООН Помощь ЕС, доноров

«Восточное партнерство», НПО

Понятно, что постепенно эти политические меры будут применяться все шире. Гораздо проще сократить потерю энергии в конкурентоспособных отраслях, поскольку здесь риски ниже, но при этом уже имеется опыт изменений энергопотребления. Украинскому правительству придется вводить

«ВОСТОЧНОЕ ПАРТНЕРСТВО» И ПРОБЛЕМА ЭНЕРГОЭФФЕКТИВНОСТИ: ПРИМЕР УКРАИНЫ

регуляционные меры в новых ценовых условиях, следовательно, постепенное реформирование коммунальных служб — это всего лишь вопрос времени. Тем не менее, судя по международному опыту, вполне возможны трудности в жилищном секторе. В восточноевропейских странах первые два вопроса были решены довольно быстро, в отличие от реформ жилищного сектора, где сдвиги идут довольно медленно. Для принятия действенных мер требуется комплексный подход в сочетании с общественным осознанием необходимости изменений. При этом стоит учитывать, что объем потребления энергии в жилом секторе очень высок, и поэтому бездействие в этой сфере грозит политике украинского правительства, кто бы ни входил в его состав. 1

Перевод с англ. Н. Дымшиц. Energy Efficiency in Ukraine: Policy Implications for SIDA Assistance. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.wider-europe.org/.../Energy%20Efficiency%20in%20Ukraine.pdf p.5. 3 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.world¬nuclear.org/info/default. aspx?id=380. 2

ТЕНДЕНЦИЯ

2.2011

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА «ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: ОПЫТ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА» Презентация поекта

В этом номере журнала под рубрикой «Региональная перспектива» мы представляем несколько необычный материал. Речь идет о двух долгосрочных международных исследовательско-издательских проектах, которые в той или иной степени будут связаны и с нашим журналом. «Восточная Европа: опыт системного подхода». Проект был инициирован группой исследователей МГИМО, представляющих кафедры политико-исторических дисциплин и кафедру языков Центральной и Восточной Европы. Проект был изначально поддержан коллегами из Института международных отношений Киевского национального университета, факультета международных отношений Белорусского государственного университета, Института международных отношений Молдовы и Варшавского университета. Первое заседание-семинар рабочей группы, целью которого стала выработка общих подходов к пониманию истории региона и международных отношений на восточноевропейском пространстве, состоялось в ходе VI Конвента Российской ассоциации международных исследований в сентябре 2010 года. На протяжении следующих месяцев в разном формате прошли встречи-обсуждения в Киеве, Москве, Риге. Цель проекта состоит в том, чтобы через призму системного подхода и совместную интерпретацию прошлого международным коллективом участников подготовить краткий курс истории международных отношений в Восточной Европе, ориентированный на широкий круг читателей. Работа будет построена как на основе максимально возможного учета подходов национальных историографий, так и логики общерегионального видения. Авторы и инициаторы проекта ориентируются на решение следующих задач:  выявление движущих сил социально-экономических изменений и политических взаимодействий в регионе;  выявление предпосылок, факторов и закономерностей единства и взаимозависимости стран Восточной Европы;  рассмотрение ведущих национально-государственных и внешнеполитических концептов стран региона и их эволюции;

100

 

выявление закономерностей и специфики международных отношений в регионе; определение места региона в более широком контексте мирополитических и мирохозяйственных связей.

Срок реализации проекта — два–два с половиной года. Среди ближайших публичных мероприятий проекта назовем следующие: — Октябрь 2011 года — публикация нескольких новых концептов проекта в журнале «Восточная Европа. Перспективы». — Декабрь 2011 года — проведение специальных сессий в рамках второго конгресса Российской ассоциации украинистики и конференции «20 лет новых международных отношений» под эгидой РАМИ и МГИМО. — Февраль 2012 года — специальное заседание проектной группы и авторов в рамках Учебно-методического объединения вузов по международным отношениям. Координацию проекта осуществляет редакция журнала «Восточная Европа. Перспективы» под руководством А. В. Мальгина, ee.prospects@gmail. com, www.newprospects.ru Некоторые предложения по концепции проекта и отдельных глав мы публикуем ниже.

2.2011

101

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Хронологически исследование отталкивается от ранней государственности стран Восточной Европы до современности. Основные разделы итоговой публикации проекта: 1. Восточная Европа как международно-политический регион. Хронологические и территориальные трансформации. 2. Становление региона и полицентричное единство (XII–XVI века). 3. «Ранневестфальский» период в развитии региона (XVII век). 4. Преодоление Вестфаля (XVII–XVIII века). 5. Имперский кондоминиум: провинциализация региона (XIX — начало XX века). 6. Первая мировая война: преодоление имперских идентичностей. 7. Версальско-Рижский компонент межвоенной системы международных отношений (1921–1934 годы). На пути к трагедии: специфика внутреннего развития и внешняя политика (1934–1939 годы). 8. Вторая мировая война: трагедия и новый этно-государственный ландшафт. 9. Повторная провинциализация региона и вызревание нового суверенитета (1945–1989 годы). 10. Центросиловой транзит и политико-географический разлом региона (1990–2000 годы). 11. Появление феномена «общих соседей», формирование региона «новой» Восточной Европы (2000–2011 годы).

ВАЛЕНТИН БЕНЮК, СЕРГЕЙ НАЗАРИЯ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН (СЕРЕДИНА XIX — НАЧАЛО XXI ВЕКА) Валентин Бенюк, Сергей Назария (Молдавия) Хронологически данное исследование должно охватить период с начала буржуазно-демократических революций 1848–1849 годов в Европе. Естественно, оно будет начато своеобразной вступительной главой, в которой получат освещение основные политические, социальные и национальные процессы, происходившие в этих странах во второй половине XIX — начале XX века и подготовившие их вступление в современность. Вторая, и основная, часть будущего издания должна раскрыть социальнополитическую эволюцию данного региона начиная с периода после окончания Первой мировой войны. Что касается России и бывших советских республик — с революционного 1917 года, других государств — с 1918 года. В ХХ веке Восточная Европа находилась в постоянном процессе становления и была ее самой беспокойной частью. Дело в том, что подавляющее большинство стран данного региона стали независимыми именно в это время: Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехословакия, Венгрия. Получили свои современные контуры такие страны Юго-Восточной Европы, как, например, Румыния и Югославия. Война послужила гигантским толчком для революционных потрясений: в результате буржуазно-демократических революций рухнули четыре империи — царская, Габсбургская, Гогенцоллернов и Оттоманская. Война породила колоссальную социальную энергию, в результате чего произошла великая с точки зрения структурных изменений в истории человечества революция — в России. Она стала главным итогом Первой мировой войны и запрограммировала дальнейшее развитие ХХ века, расколов мир на две системы. Под ее влиянием усилились революционное движение европейских рабочих и национальноосвободительная борьба колониальных и полуколониальных народов. Коренным образом изменилась вся международная обстановка — в результате распада четырех империй — Российской, Австро-Венгерской, Германской и Османской — возродились многие национальные государства. Германия, перестав быть центральноевропейским колоссом, была низложена до уровня второразрядной державы, а Франция на некоторое время возвратила себе положение гегемона в Западной Европе. В лагере победителей изменилось соотношение сил в пользу США. На обломках бывшей царской России появилось новое государство — своеобразный центр мирового коммунистического движения. Именно социально-экономическое и геополитическое противостояние двух миров и предрешило ход истории на долгие десятилетия. И именно Восточная Европа

102

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ВОСТОЧНО-ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН...

2.2011

103

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

и стала «театром» данного противостояния, в видоизмененной форме продолжающегося и в наши дни. Географические рамки исследования должны охватить страны бывшего социалистического лагеря, за исключением Восточной Германии, но с включением в него бывших советских республик, а ныне независимых государств. Это определяется как их культурными и цивилизационными отличиями от стран Западной Европы, так и геополитическим фактором. Дело в том, что в межвоенный период они составляли особый регион Европы, так называемый «санитарный кордон», имеющий целью изолировать социально-политически и геополитически Советский Союз от западного мира, в стратегическом плане «окружить» Германию, а также не допустить сближения этих двух стран. При этом страны «санитарного кордона» никогда не являлись частью так называемого «западного мира», и отношение к ним со стороны стран Антанты и США было совершенно особым — как к третьестепенной периферии, которой всегда можно пожертвовать, или, в лучшем случае, как к «разменной монете» в геостратегической игре государств «первого мира». В годы Второй мировой войны гитлеровцами и их приспешниками именно на территории этих стран были совершены самые страшные злодеяния, и в этом также заключается серьезное отличие данных стран от их соседей по Западной Европе. Именно на востоке Европы, в гигантских сражениях фашистских войск и Красной Армии, и определилась судьба человечества. В этом также состоит своеобразная «особенная стать» данного региона. В послевоенный период он целиком вошел в советскую сферу интересов, и в это время имело место комплексное (социально-политическое, экономическое, геополитическое и военное) классическое противостояние «двух миров» — Востока и Запада. В концептуальном плане работа должна опираться на так называемое неконфликтное прочтение истории. Естественно, что между странами, как и внутри каждой из них, имели место разного рода как отрицательные, так и положительные события и явления. Акцент в работе должен быть сделан на сотрудничестве и взаимопомощи, на тех общих и параллельных явлениях и событиях, которые происходили на востоке Европы за последние 100 лет. А все отрицательное следует рассматривать не через призму «мести извечному врагу», а как результат конъюнктуры объективных и субъективных факторов. Ответственность за «отрицательное» внутри стран и во взаимоотношениях между ними следует, на наш взгляд, «перекладывать» на элиты, но никак не на народы. Хотя известное изречение Ж. Ж. Руссо, что «каждый народ заслуживает то правительство, которое он имеет», также не следует игнорировать. Однако в принципе, даже освещая все то отрицательное, что происходило в нашей общей истории, необходимо ориентировать читателя на те уроки и выводы, которые должны извлечь все мы в ходе нашего дальнейшего неизбежного совместного проживания. Главное — это будущее, которое принадлежит всем нам.

ЯРОСЛАВ ВИШНЯКОВ

РОЛЬ «ОБРАЗА ДРУГОГО» В ИССЛЕДОВАНИИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ Ярослав Вишняков

Употребление термина «Восточная Европа» отличается разнообразием. В этот термин можно включать не только страны Восточной Европы после 1945 года, т.е. бывших участников Варшавского договора и государства, возникшие после распада СССР, но и страны Центральной Европы до 1914 года, находившиеся в составе одной из четырех многонациональных империй. В этом смысле фултонская речь У. Черчилля о железном занавесе, который опустился «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике», оказалась пророческой, став фактом международных отношений второй половины ХХ века. Исследование процессов, происходивших в восточнославянском мире, тесно связано с имагологическим подходом к проблеме развития региона как в период перехода от средних веков к Новому времени, так и в ХХ–XXI веках. Новое синергетическое направление в развитии гуманитарных наук предполагает исследование тех или иных феноменов в рамках различных дисциплин и теоретико-методологических направлений с присущим им категориальным аппаратом. В представленном проекте интересен так называемый «образ другого», который можно исследовать в рамках социальной психологии (кросскультурной, культурно-исторической), а также антропогеографии (исследования «ментальной географии», или «ментальных карт»). Представления народов Восточной Европы не только о себе, но и о других, прежде всего сопредельных народах, помогают исследователям понять реальное положение региона в разные исторические эпохи и его роль в мировой истории и политике. Это понимание позволяет композиционно объединить в одном исследовании весьма разные по культурно-политическим характеристикам страны, в пределах которых живут славянские народы и где протекают их контакты с соседними народами. Подобный подход позволил бы выявить комплексные исследовательские проблемы в различных регионах Европейского континента: Центральной Европе, Юго-Восточной Европе (Балканы), на Восточно-Европейской равнине, или в Восточной Европе в более узком смысле слова, где проживают русские, украинцы и белорусы. Отметим подвижность, а потому некоторую условность этих границ, поскольку в рамках «ментальной географии» могут быть рассмотрены и

104

РОЛЬ «ОБРАЗА ДРУГОГО» В ИССЛЕДОВАНИИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

2.2011

105

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

народы Прибалтики, и даже, например, Швеции, издавна соприкасавшиеся и взаимодействовавшие со славянскими соседями. В контексте понятия «Восточная Европа» (еще раз подчеркнем, географически весьма размытого) может быть рассмотрено такое понятие, как «социальный стереотип», под который можно подвести прежде всего этнический (этнокультурный) стереотип, т.е. образ отдельных народов и их представителей в различные исторические эпохи, что даст возможность по-новому взглянуть на существовавшую в различные эпохи картину мира. Это направление имеет не только теоретическое, но и практическое значение, в особенности для достижения взаимопонимания между народами и странами Восточной Европы, находящимися в сложных, а иногда даже враждебных отношениях. В этом смысле интересно применение эзотерического и экзотерического подходов, разработанных американским исследователем Вильямом Янсеном. Эзотерический подход проясняет вопрос о том, что определенная группа думает о себе и что, по ее мнению, думают о ней «другие»; экзотерический подход выясняет то, что определенная группа думает о «других» и что «другие» действительно думают об этой группе. Взятые в системном единстве, они могут открыть пути познания достаточно сложных и противоречивых механизмов межкультурного, межгосударственного взаимодействия, выработки оптимальных форм достижения межнационального взаимопонимания.

ВИКТОР КОНСТАНТИНОВ, МАКСИМ КАМЕНЕЦКИЙ

К ВОПРОСУ О ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ. ПРЕДЛАГАЕМЫЕ РАМКИ СОВМЕСТНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Виктор Константинов, Максим Каменецкий (Украина)

Системное исследование Восточной Европы представляется нам столь же необходимым, сколь и сложным. Сложность нашего совместного проекта объясняется в первую очередь не объемом материала или многообразием, а зачастую противоположностью точек зрения на одну и ту же проблему. Наиболее серьезной проблемой, с которой всем нам неизбежно предстоит столкнуться, является точное и согласованное определение Восточной Европы как цельного, единого феномена со своими уникальными параметрами, причем феномена, присутствие которого мы можем безусловно подтвердить в любом историческом промежутке рассматриваемого в исследовании периода. Нам представляется, что добиться положительного ответа при такой постановке вопроса невозможно, если ставить во главу угла привязку Восточной Европы к постоянным географическим координатам. И речь здесь идет не только о постоянстве внешних границ — их изменчивость в любом региональном пространстве обыденна и неизбежна. Речь идет об отсутствии постоянного географического ядра восточноевропейского региона. Более того, хотя объектом нашего исследования является международный регион, в состав которого в любой период истории входило более одного государства и более чем один нерегиональный актор выступал элементом структуры международных взаимосвязей, две базовые категории исследования подобных объектов, а именно территориальный детерминизм и региональная идентичность, могут лишь в ограниченной мере способствовать определению ядра восточноевропейского региона. О географических рамках мы уже упоминали: границы региона пребывали в постоянном движении, и хотя некоторые территории оставались в этих границах, определенно можно утверждать, что ни одно государство, бывшее когда-либо частью Восточной Европы, не сохраняло роль активного элемента регионального строительства на протяжении всей восточноевропейской истории. По той же причине мы не найдем ни одного государства или народа, которые неизменно идентифицировали бы себя именно с Восточной Европой. Потеря независимости или политического веса, достаточного для участия в реализации общих региональных задач, приводила к разрыву между собственными целями и целями ведущих региональных сил,

106

К ВОПРОСУ О ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ. ПРЕДЛАГАЕМЫЕ РАМКИ СОВМЕСТНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

2.2011

107

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

а значит — к отрыву государства или народа от восточноевропейского ядра, к утрате существенных причин идентифицировать себя как часть региона. Поэтому нам кажется целесообразным выбрать в качестве критерия, определяющего сущность Восточной Европы, функцию, которую регион выполнял в системе общеевропейских и глобальных отношений. Хотя восточноевропейские державы нередко выступали важным элементом европейского баланса сил, были влиятельными игроками в европейской политике, все же единственной постоянной и неизменной ролью региона была роль пограничья, оборонительной полосы, отделявшей Европу от иных пространств, цивилизаций, центров силы. В разные периоды своей истории Восточная Европа была европейским фронтиром, обозначавшим пределы христианского мира в Евразии, полем религиозных войн между самими христианами, границей империй и передовым краем противостояния политических идеологий. Но во все эти периоды Восточная Европа неизменно выполняла одну функцию — она была ключевым элементом в обеспечении целостности европейской системы международных отношений, в сохранении ее закрытости, позволяя Европе поддерживать собственную структуру и собственный силовой баланс и не пуская в эту структуру посторонних, неевропейских игроков. Итак, прежде всего мы предлагаем определить Восточную Европу как общность, выполнявшую охранительную функцию по отношению к европейской системе международных отношений, обеспечивая эндогенный характер эволюции последней. Целесообразность такого подхода представляется нам двоякой. Во-первых, в качестве объекта исследования мы рассматриваем не несколько разных «Восточных Европ», сменявших друг друга, а один неизменно присутствующий в европейском политическом пространстве феномен; с методологической точки зрения это выигрышная позиция для системного исследования региона. Во-вторых, проблема множественности этнических, религиозных, политических составляющих Восточной Европы перестает быть доктринальной, существенной для определения рамок региона и становится предметом исследования внутренних региональных взаимосвязей. В такую концепцию определения региона вписываются и оба периода провинциализации Восточной Европы, когда с регионом была связана структура системы баланса сил ключевых европейских (и глобальных) игроков и период существования «санитарного пояса», а также, наконец, современный период с его продвижением европейской и евроатлантической систем на Восток. В силу функционального подхода к определению региона, целесообразно отказаться от строго фиксированных географических рамок для всей книги; к тому же определение таких рамок не отвечает исторической действительности. Потому для каждого хронологического периода, на которые будет разбито наше исследование (для каждого раздела), следует определять

ВИКТОР КОНСТАНТИНОВ, МАКСИМ КАМЕНЕЦКИЙ

собственные географические параметры региона. В каждом периоде мы определяем их сообразно задачам и условиям соответствующего исторического отрезка, объясняя этим трансформацию предыдущего периода и переход к следующему. Нижней хронологической границей исследования предлагаем определить XVI век в связи с изменением европейского баланса сил после Реформации и влиянием этих событий на борьбу с Османской империей, а также на политику западных держав в отношении православия. Детальное рассмотрение более раннего периода представляется нецелесообразным: основные события на востоке Европы в этот период носят локальный характер, такие же очаговые события происходят в остальных частях Европы. Да и европейское пограничье в это время пролегает скорее по южным границам континента. Предлагаем также рассматривать как прелюдию к основному повествованию:  влияние, которое разделение христианства на восточное и западное оказало на становление Восточной Европы, отношение к восточноевропейским государствам в западном христианском мире;  татаро-монгольское вторжение в Европу как предпосылку возникновения восточноевропейского фронтира. Нашествие кочевников и османское вторжение в Европу, наоборот, впервые закрепляют за Восточной Европой важную системную функцию в европейском масштабе. Именно эти события мы рассматриваем как первый исторический период существования Восточной Европы. Поскольку кроме так называемых «основных» периодов, когда Восточная Европа выполняла сложившуюся и явную функцию, существуют и периоды «переходные», в которые происходила утрата предыдущей функции и поиск новой (или, вернее, пересмотр содержания функции Восточной Европы). Так, к примеру, к «основным» периодам можно отнести борьбу против османской угрозы в XVI–XVII веках, обеспечение «санитарного пояса» с середины 20-х до середины 30-х годов ХХ века. К «переходным» относим обе мировые войны и реструктурирование отношений сразу по их завершении. Нам представляется, что таким делением на типы периодов исследования можно обосновать различия в подходах к рассмотрению эволюции внешнеполитических концепций и представлений о задачах и границах региона. В «основные» периоды мы исходим из статус-кво положения региона в структуре общеевропейских отношений, поэтому основное внимание уделяем доктринам и концепциям региональных держав, их пониманию задач региона и роли отдельных государств. В «переходные» периоды, когда происходит поиск новой роли Восточной Европы в общеевропейской системе, большее внимание целесообразно уделять концептуальным подходам великих держав, не относящихся к региону, но определяющих архитектуру европейской политики и место Восточной Европы в ней. На основании такого подхода предлагаем использовать двухуровневое изложение идеологических и концептуальных основ региональной политики:

108

К ВОПРОСУ О ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ. ПРЕДЛАГАЕМЫЕ РАМКИ СОВМЕСТНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

 

на первом уровне согласовать определение места и роли Восточной Европы в системе европейских международных отношений; на втором — предоставить авторам возможность самостоятельно изложить присущее отдельному государству восприятие Восточной Европы и места этого государства в регионе в соответствующий исторический период.

Внешнеполитические доктрины Украины можно разделить на два периода. Критерием выделения таких периодов принимаем операционное значение внешнеполитической доктрины как ключевого фактора направления реального внешнеполитического процесса в достаточно длительном историческом периоде.

2.2011

109

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Первый период относится к первой половине XVII века — периоду существования квазигосударства украинских казаков. Хотя и существует принципиальная сложность выделения внешнеполитической идеологии квазигосударственных образований с учетом исторического периода, это можно попытаться сделать. В сложных условиях существования потенциально более сильных соседей (Россия, Речь Посполитая, Крымское ханство) гетманская власть пыталась завоевать роль гегемона в региональной коалиции с кем-нибудь из соседей. Целью такой деятельности виделось сохранение и при наличии возможности расширение собственных территорий. Итогом такой деятельности стало фактическое вхождение казацкого государства в состав Российской империи при первоначальном восприятии отношений с Россией со стороны украинских гетманов как равноправных союзнических. Проблемными моментами являлись нечеткое территориальное разграничение с соседями и неоднозначный международно-правовой статус казацкого государства и его руководства. Удовлетворение интересов удержания и расширения собственной территории обеспечивалось материальным ресурсным потенциалом (демографическими, военными и природными ресурсами). Второй период охватывает развитие Украины во время и после ее выхода из состава СССР. С точки зрения внешнеполитической идеологии этот этап можно разделить на четыре составляющих в зависимости от смены идеологии внешней политики: 1) 1991–1993 годы — эйфория независимости и становление принципов; 2) 1993–2004 годы — многовекторность и первая смена принципов; 3) 2005–2009 годы — «фасадные работы» на здании демократии и вторая смена принципов; 4) 2010 год — новая смена принципов.

ВЛАДИМИР СНАПКОВСКИЙ

«РАННЕВЕСТФАЛЬСКИЙ» ПЕРИОД В РАЗВИТИИ РЕГИОНА Владимир Снапковский (Беларусь)

География исследования и участники международных отношений в регионе Восточной Европы во второй половине XVII века включают в себя: Священную Римскую империю германской нации; Герцогство Бранденбургское; Австрию; Венгрию и Хорватию в составе империи Габсбургов; Речь Посполитую; Россию; Османскую империю; Крымское ханство как вассала Османской империи; Республику Дубровник (Рагуза) и Черногорию как относительно самостоятельные по отношению к османскому владычеству государства; Дунайские княжества, находившиеся в тяжелой вассальной зависимости от султана; Гетманщину (украинское казацкое государство) и Швецию. Основные события в международных отношениях: влияние на регион Восточной Европы во второй половине XVII века. 1. Установление системы суверенных государств Европейского континента и их границ. Вестфальский мир вошел в историю дипломатии как родоначальник европейских конгрессов и как исходный документ для трактатов и договоров между европейскими государствами вплоть до Венского конгресса 1814–1815 годов. 2. Упадок Священной Римской империи германской нации и превращение ее в аморфный союз нескольких сотен суверенных германских государствмонархий. Германия перестала быть великой державой. Короли Швеции и Франции, гаранты Вестфальского мира и раздробленности Германии, получили право постоянно вмешиваться в германские дела. Почетный титул императоров Священной Римской империи приобрел номинальный смысл. Обострилась вековая борьба за гегемонию в Германии между Габсбургами и Францией. 3. Возвышение династии Габсбургов и превращение Австрии в великую державу. В результате войны и разгрома чешских войск в битве у Белой Горы (1620 г.) земли Чешской короны (Чехия, Моравия, Силезия) были окончательно присоединены к «наследственным владениям» Габсбургов, т.е. к собственно Австрии. Католическая династия одержала окончательную победу над своими протестантскими подданными. Войны и конфликты в регионе Восточной Европы. 1. Восстание под руководством Б. Хмельницкого. Зборовский договор 1649 года. Провозглашение Гетманщины как автономного казацкого государ-

110

«РАННЕВЕСТФАЛЬСКИЙ» ПЕРИОД В РАЗВИТИИ РЕГИОНА

ства. Белоцерковский договор 1651 года. Сокращение территориальной и властной автономии Гетманщины. 2. Война между Россией и Речью Посполитой 1654–1667 годов. Оливский, Кардисский и Андрусовский договоры. Ослабление Речи Посполитой, укрепление России. Раздел Гетманщины по Днепру. Польско-шведская и русско-шведская войны 1650-х годов. 3. Войны европейских держав с Турцией. Австро-турецкие войны 1660– 1664 и 1683–1699 годов Война Речи Посполитой и Турции. Русско-турецкая война. Прекращение территориальной экспансии Турции в Западную Европу, укрепление Австрии.

2.2011

111

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Положение и тенденции развития основных государств региона во второй половине XVII века. А в с т р и я. Император Леопольд I (1658–1705) начал создавать вокруг Австрии свою собственную империю на базе «наследственных владений», стремясь превратить ее в великую европейскую державу. Для этого он ввел единое для всех своих владений налогообложение и учредил центральное ведомство для правления ими, подрывая власть местных феодальных сословий. В самый разгар этих реформ над Австрией вновь нависла страшная угроза османского вторжения. Во второй половине XVII века начались систематические походы армий султана против Венеции, Польши, России. В результате создания Священной лиги христианской Европы против мусульманской Османской империи османам под Веной в 1683 году было нанесено решающее поражение, и турецкую экспансию удалось остановить. Проблема закрепления и фактического присоединения к габсбургским владениям западной и северо-западной частей Королевства Венгрия. Венгерская корона (корона Св. Иштвана, первого короля Венгрии) досталась Габсбургам по брачному контракту еще в 1526 году. Однако центральная часть страны была занята османами, на востоке в качестве полунезависимого княжества существовала Трансильвания, а западные области находились под властью австрийской династии. Но власть эта была слабой и непрочной. Венский двор был вынужден отказаться от намерения распространить на Венгрию абсолютистскую централизацию. В 1687 году император-король отказался возвратить Венгрии Трансильванию, провозгласив ее сначала вассальным княжеством, а затем своим наследственным владением. В 1699 году был подписан Карловицкий мир, который положил конец полуторавековому османскому игу над значительной частью Венгрии. Была освобождена почти вся территория королевства (в том числе Трансильвания и Хорватия–Славония), за исключением небольшой области на юге — Темешский Банат. Ю ж н ы е с л а в я н е в м о н а р х и и Га б с б у р г о в. В 1690 году сербы получили от монархии церковно-школьную автономию, которая исторически являлась первым опытом культурно-национальной автономии вообще. Сербы могли создавать свои школы и другие культурные заведения, избирать церковных иерархов. Но в условиях абсолютизма автономные учреждения,

ВЛАДИМИР СНАПКОВСКИЙ

располагавшие значительными средствами, находились под строгим контролем имперских властей. Центральное положение среди южнославянских земель Габсбургов занимала Хорватия. Здесь сохранилось национальное дворянство и, как и во всем Венгерском королевстве, действовала феодальная конституция: дворянское самоуправление — хорватский сабор (представительное собрание), жупанийские (областные, комитатские) скупщины, избиравшие чиновников. Администрацию возглавлял бан — представитель императора (венгеро-хорватского короля). Ту р ц и я. В XVII веке почти вся Юго-Восточная Европа находилась под османским владычеством. Относительную самостоятельность сохранили лишь Республика Дубровник (Рагуза) и Черногория. Во все более тяжелой вассальной зависимости от султана оказывались в XVII–XVIII веках Дунайские княжества. Уже в XVI веке, вторгшись в Центральную Европу, османы захватили большую часть Венгерского королевства (с Будой и Пештом) и Королевства Хорватии — автономной территории Венгрии. Однако попытка овладеть районом Загреба была отбита хорватами. Угроза нашествия с юго-востока побудила христианские государства сплотиться: «остатки остатков» (reliqua reliquarum) Венгрии и Хорватии вошли в состав австрийской державы Габсбургов. После разгрома османских войск, осадивших Вену, силами Австрии и Польши (1683) австрийцы вытеснили турок из Венгрии и Хорватии. Р е ч ь П о с п о л и т а я. В XVII веке Речь Посполитая оставалась одним из крупных государств Европы. Единая Речь Посполитая с выборным королем и двухпалатным сеймом делилась на Корону и Литву, имевших свою администрацию, суды и войско. Помимо польских, Корона владела украинскими землями; в Литве наряду с литовцами жили белорусы; в городах имелся значительный процент немецкого и еврейского населения. Строй шляхетской демократии, наделившей привилегированные сословия уникальными для того времени гражданскими правами, все более обнаруживал свою противоречивость, постепенно переставая гарантировать функционирование институтов власти, соблюдение законности и превращаясь в магнатскую олигархию. Попытки усилить ограниченную королевскую власть терпели неудачу: так, например, стремление установить при жизни короля выбор его преемника, учредить действующий между сеймами совет и постоянные налоги вызвало при Яне Казимире междоусобную войну. Международное положение Речи Посполитой было сложным: она находилась в окружении усиливавшихся соседей, стремившихся к территориальным приобретениям. Это обстоятельство в сочетании с глубокими внутренними противоречиями вовлекло страну в ряд кровопролитных войн. В 1654–1667 годах Речь Посполитая вела тяжелую, кровопролитную войну с Россией, в результате которой потеряла Смоленск, Киев и Левобережную Украину. Наиболее тяжелые последствия войны испытала территория Великое княжество Литовское (ВКЛ). Население ее белорусской

112

«РАННЕВЕСТФАЛЬСКИЙ» ПЕРИОД В РАЗВИТИИ РЕГИОНА

2.2011

113

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

части сократилось более чем вдвое. Эта была самая кровопролитная война в истории Беларуси. В 1655–1660 годах польские земли пережили шведское нашествие («потоп»). Поначалу притязания шведского короля на польский престол поддержала часть магнатов и шляхты, но насилия шведских оккупантов мобилизовали польское население против захватчиков и позволили Яну Казимиру изгнать шведов. Последствия войны были ужасны: потеря 30–40% населения, разрушение ряда городов, невосполнимый ущерб понесли ремесла, торговля, культура. Наступил упадок польской и литовско-белорусской цивилизации. Усиливавшееся в ходе этих событий герцогство Бранденбургское, которое стало затем Прусским королевством, выросло в сильного и неприязненного по отношению к Польше соседа. Ук р а и н а. На Украине, население которой переживало рост национального самосознания и не желало мириться с национальным, социальным и религиозным гнетом, крестьянские и казацкие восстания вылились в середине XVII века в освободительную войну, которую возглавил гетман Богдан Хмельницкий. После ряда сражений он обратился за помощью к России, считавшей себя покровительницей православия и родственных ей восточных славян. После провозглашенного в 1654 году на Переяславской раде воссоединения двух народов и последовавших за этим польско-российских войн Левобережная Украина и Киев отделились от Польши. Р о с с и я. В результате побед над Речью Посполитой и Турцией международное положение России значительно упрочилось. Она перешла к активной политике в Европе, что особенно проявилось во время царствования Петра I. В 1699 году был заключен союз России с курфюрстом Саксонии, польским королем Августом II (Сильным) о войне против Швеции. Поражение Швеции в Северной войне привело к утрате ее ранее прочного положения в Европе и Германии. Россия превратилась в великую державу. В религиозной и культурной жизни страны преобладал дух изоляционизма. Московское государство оставалось в изоляции, упорно придерживаясь киевского культурного наследия. Первые робкие контакты с западной цивилизацией наблюдались в последней трети XVII века. Начало вестернизации России было положено при Алексее Михайловиче, а позднее это ярко проявилось при Петре Первом. С е в е р н а я Е в р о п а. В середине XVII века на севере Европы существовали два крупных государства — королевства Швеция и Датско-Норвежское. Активным участником международных отношений в Восточной Европе являлась Швеция. В состав Швеции входили давно завоеванная Финляндия, значительные владения в Восточной Прибалтике, в том числе отнятые у России (территории Эстонии и большей части Латвии с г. Рига), и Северной Германии (так называемая Передняя Померания с островом Рюген). Во второй половине XVII века в отношениях между Швецией и Данией проявлялись две противоположные тенденции: Дания не могла мириться с утратой своих владений, и отсюда происходили постоянные столкновения между двумя

ВЛАДИМИР СНАПКОВСКИЙ

государствами. На рубеже XVII–XVIII веков датский король Фредерик IV (1699–1730) совместно с Россией и Саксонией участвовал в Северной войне против Швеции, приведшей к утрате Швецией положения великой державы и большинства владений в Прибалтике. Эволюция внешнеполитических концепций и представлений, доминировавших в регионе. Двумя основными событиями в международных отношениях восточноевропейского региона указанного периода были война между Речью Посполитой и Россией в 1654–1667 годах, в которую втянулся ряд государств Восточной, Центральной и Северной Европы, а также война Священной лиги с Турцией в 1683–1699 годах. Они привели к изменению соотношения сил в регионе: укрепились позиции России, Австрии, Швеции и Бранденбурга, была снята угроза османского вторжения, ослабли позиции Речи Посполитой. В этом контексте можно рассматривать и эволюцию внешнеполитических концепций и представлений, доминировавших в регионе. Особый акцент важно сделать на положении и статусе Великого княжества Литовского в составе Речи Посполитой. Важно отметить утрату равноправного характера отношений между двумя частями федерации — Короной и Княжеством — в ходе и после войны 1654–1667 годов, диктат Короны во внешнеполитической деятельности Речи Посполитой, усиление процессов полонизации и окатоличивания белорусской шляхты и магнатства, различные, иногда противоположные внешнеполитические ориентации Короны и Княжества, что проявилось в ходе андрусовских переговоров и переговоров о заключении «вечного мира» 1686 года. Необходимо подчеркнуть специфику так называемой «шляхетской дипломатии» Великого княжества Литовского в конце XVII века.

114

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ...

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА Презентация проекта

 



2.2011

расширение диалога с участием представителей государственных структур, академического сообщества и гражданского общества; повышение уровня общественной информированности и квалифицированной экспертизы по основным процессам и проблемам в отношениях между Россией и странами ЦВЕ; взаимное ознакомление с опытом политических и экономических преобразований; установление устойчивых связей между экспертами и общественными деятелями России, включая российские регионы, и стран ЦВЕ.

115

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Основная цель проекта — развитие диалога и взаимопонимания между Россией и странами Центрально-Восточной Европы (ЦВЕ) по двусторонним и региональным вопросам, представляющим взаимный интерес. Проект исходит из расширенного, а не узкого определения региона: в его рамках предполагается рассмотрение вопросов трансформации и повестки дня отношений России с Венгрией, Латвией, Литвой, Польшей, Румынией, Словакией, Чехией и Эстонией. Книга, которую планируется опубликовать по итогам реализации проекта, призвана помочь российским читателям лучше понять эволюцию стран ЦВЕ и их политики за последние двадцать лет. Одновременно она должна помочь читателям в странах ЦВЕ лучше понять путь, пройденный Россией после окончания холодной войны, ее политику. Проект также призван способствовать повышению интереса молодых ученых к углубленному изучению процессов и политики в России и странах ЦВЕ, налаживанию и расширению сотрудничества между ними. Проект призван содействовать дальнейшему развитию тех позитивных тенденций, которые начали проявляться в отношениях между Россией и странами ЦВЕ в последнее время. Он может служить развитию диалога, выявлению проблемных областей во взаимных отношениях и обсуждению возможных способов решения этих проблем. Проект также призван способствовать установлению более интенсивных контактов между российскими специалистами и специалистами в странах региона, привлекать к диалогу молодых исследователей. Задачи проекта:

Рабочая программа, рассчитанная на 24 месяца, включает следующие мероприятия:  проведение в странах ЦВЕ и России «круглых столов» по вопросам общей истории ХХ века, сравнительного анализа процессов посткоммунистической трансформации и новейшей истории, инвентаризация основных проблем во взаимных отношениях;  проведение публичных мероприятий, приуроченных к встречам экспертов;  поощрение молодых исследователей, интересующихся вопросами отношений между Россией и странами ЦВЕ;  распространение результатов проекта. Инициатором проекта является профессор МГИМО, заведующий отделом ИМЭМО РАН Андрей Владимирович Загорский. Ниже приводятся его установочные тезисы, представленные на первой конференции проекта, прошедшей при поддержке Фонда им.Ф. Эберта 17 мая 2011 года.

116

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ...

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ Андрей Загорский

2.2011

117

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Более двадцати лет назад отношения России со странами ЦентральноВосточной Европы (ЦВЕ) вступили в новую эпоху, самым фундаментальным образом преобразившую их. Новая эпоха ознаменовалась — и открывалась — крахом коммунизма в Европе, в том числе в Советском Союзе, окончанием холодной войны и распадом ялтинско-потсдамской системы межгосударственных отношений в Европе и в мире. Не случайно, а закономерно, что в начале этой эпохи стояло прощание со старой. Оно приобрело вполне определенное содержание. Система отношений России со странами ЦВЕ, сформированная в процессе послевоенного переустройства мира и Европы и превратившая страны региона в сателлитов Советского Союза, была демонтирована до основания. Вместо нее и на ее месте началось формирование новой системы отношений между Россией и странами ЦВЕ, не завершившееся полностью до настоящего времени. Не удивительно, что процесс демонтажа порожденной Ялтой структуры отношений в ЦВЕ практически зеркально воспроизводил ее формирование. Установленная в 1947–1948 годах в результате государственных переворотов и ликвидации политической оппозиции монополия коммунистических (рабочих) партий на власть в странах ЦВЕ, за которой последовала повальная советизация политических, социальных и экономических режимов в этих государствах, была опрокинута демократическими революциями в странах региона в 1989–1990 годах и повсеместным крахом коммунистических режимов. В конце 1940-х годов Европа раскололась на изолированные друг от друга экономические блоки и рынки — западноевропейский, переориентировавшийся на торговые связи с США, а затем все больше — на региональное сотрудничество стран ЕЭС (нынешнего Европейского союза), и автаркичный, замкнутый на СССР административно-командный внутренний рынок Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), созданного в 1949 году в противовес «плану Маршалла».

АНДРЕЙ ЗАГОРСКИЙ

Этот раскол не сразу, но постепенно был стерт в результате реинтеграции стран ЦВЕ в европейскую экономику. Сегодня удельный вес торговли с партнерами по Европейскому союзу1 в общем товарообороте семи из девяти стран ЦВЕ (в нашем расширенном понимании региона) выше среднего по ЕС и превышает 70%. Чешская Республика и Словакия являются лидерами по этому показателю. Доля внутрирегиональных экономических связей в их внешней торговле составляет сегодня 80% и больше. Исключение составляют лишь Болгария и Литва, для которых доля стран ЕС в товарообороте колеблется около 60%. Но и это — разительный контраст в сравнении с временами холодной войны. К 1949 году был завершен процесс военно-политического привязывания стран ЦВЕ к СССР с помощью перекрестных двусторонних договоров о взаимопомощи, которые были заключены сначала СССР с отдельными странами региона, а затем — между странами ЦВЕ друг с другом. Все эти договоры содержали статьи о неучастии стран Восточного блока в союзах, направленных против других участников соглашения. Таблица 1 Система перекрестных двусторонних договоров о взаимопомощи между СССР и странами Восточной Европы, 1943–1949 СССР

СССР Болгария Югославия Польша Румыния Чехословакия Венгрия

Болгария 1948

1948 1945 1945 1948 1943

+ 1948 1947 1948

1948

Югославия 1945 +

Польша

Румыния

1945 1948

1948 1947 + 1949

1949 1947

1948

Чехословакия 1943 1948 1947 1948

Венгрия 1948 1948 + 1948 1948

В 1952 году системе двусторонних соглашений о взаимопомощи было придано многостороннее измерение в результате формирования военнокоординационного комитета стран Восточного блока, позднее преобразованного в Объединенный военный штаб, размещенный в Кракове. В 1970-е годы базовые двусторонние договоры стран Восточного блока были дополнены, в частности, статьями, предусматривавшими действие в их отношениях принципа «социалистического интернационализма». Это — эвфемизм, идентичный по своему содержанию использовавшемуся на Западе понятию «доктрины Брежнева», оправдывавшей право на интервенцию в странах Восточного блока в случае возникновения там «угрозы социалистическим завоеваниям».

118

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ...

2.2011

119

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Важным фактором военно-политической привязки стран ЦВЕ к СССР было пребывание там советских войск. Параллельно с формированием военно-политического блока под эгидой СССР на Западе происходило формирование своего военно-политического союза — Брюссельского пакта, а в 1949 году — НАТО. В 1955 году с вступлением Федеративной Республики Германия в НАТО и созданием Варшавского договора с участием ГДР завершился процесс военно-политического раскола Европы и Германии. Из механизмов военно-политического сотрудничества в рамках Восточного блока с самого начала «выпала» только Югославия. Белград не включился в систему перекрестных двусторонних договоров о взаимопомощи (за исключением договоров, подписанных после войны с Болгарией, Венгрией и Румынией). На территории Югославии не было советских войск. На нее не распространялось действие принципа «социалистического интернационализма» («доктрины Брежнева»). Белград не входил ни в ОВД, ни в СЭВ. В 1958 году советские войска были выведены из Румынии. Но страна оставалась в системе перекрестных обязательств о взаимопомощи и многосторонних структур Восточного блока. Одним из первых внешнеполитических актов новых, некоммунистических правительств стран ЦВЕ в 1990–1991 годах стало стремление полностью демонтировать возникшие в самом начале холодной войны договорно-правовые и институциональные — двусторонние и многосторонние — механизмы военно-политической привязки к СССР. Практически все они — сознательно или интуитивно — сразу поставили вопрос о пересмотре базовых соглашений с СССР. Из новых договоров исчезло обязательство о военной взаимопомощи. После долгих споров в новые договоры так и не были включены положения о неучастии стран ЦВЕ во «враждебных» военно-политических союзах, не говоря уже о принципе «социалистического интернационализма» в той или иной его форме. По настоянию стран ЦВЕ с их территории в короткие сроки были выведены советские войска. В 1991 году были распущены многосторонние структуры Восточного, или советского, блока — СЭВ и Варшавский договор. Чуть больше чем через месяц в странах ЦВЕ будет отмечаться двадцатая годовщина роспуска ОВД, ознаменовавшая демонтаж Восточного блока. По понятным причинам иначе строились отношения стран Балтии с Россией. Их не пришлось «переформатировать», как отношения с большинством государств ЦВЕ. В процессе распада СССР страны Балтии шли путем восстановления своей независимой государственности, прерванной в 1940 году. Так что отношения уже с Россией, а не с СССР, им приходилось «форматировать» фактически с нуля. Но и здесь мы видим общие с остальными странами ЦВЕ черты: нежелание вступать в экономические или военно-политические союзы с Российской Федерацией — ни на двустороннем, ни на многостороннем уровне; отказ от правопреемства в отношении СССР и от приватизации имущества бывшей Советской армии; настоятельное требование вывода с

АНДРЕЙ ЗАГОРСКИЙ

территории стран Балтии российских войск и военного имущества, завершившегося в середине 1990-х годов. В результате всех этих процессов в ЦВЕ были демонтированы просуществовавшие на протяжении сорока с лишним лет двусторонние и многосторонние структуры Восточного блока. Что же создано сегодня взамен? Можем ли мы считать эту работу законченной? В полной мере, безусловно, нет. Очевидным примером этого является, в частности, то обстоятельство, что Россия до сих пор не подписала договор о границе с Эстонией. Где мы добились большего прогресса, а где топчемся на месте? Что мешает нам двигаться вперед? Каково нынешнее соотношение и пространство для двустороннего сотрудничества с учетом участия стран ЦВЕ в многосторонних структурах НАТО и ЕС? Фундаментальная трансформация отношений России со странами ЦВЕ в конце холодной войны и после ее окончания была и движителем, и следствием более широких общеевропейских процессов. Отмеченные выше радикальные перемены стали возможными в условиях начавшейся в СССР перестройки и приближавшегося банкротства советской системы, завершившегося в конечном итоге распадом самого Советского Союза. Не могли не сказаться на них и параллельные (в 1989–1990 и 1991 годах) процессы сначала политической либерализации, а затем и распада бывшей Югославии. На ранних этапах трансформации системы межгосударственных отношений в Европе в течение короткого времени возникали иллюзии относительно того, что преодоление раскола Европы, сближение, или «срастание», Востока и Запада будет происходить под сенью общеевропейских структур и институтов, начало формированию которых было положено парижской Хартией для новой Европы в 1990 году. Сами страны ЦВЕ (Чехословакия и Польша) во время подготовки парижской Хартии выступали с предложениями о формировании в Европе системы коллективной безопасности, которая если и не ликвидировала бы прежние блоковые структуры, то помогала бы наводить мосты между ними. Тогда многим казалось, что выраженная в копенгагенском документе СБСЕ и парижской Хартии безоговорочная приверженность общим ценностям политического плюрализма, демократии, правового государства и уважения прав человека открывает благоприятные возможности для такого развития событий. Распад Восточного блока и временная «ренационализация» политики входивших в него стран, сопровождавшийся кровопролитными конфликтами распад бывшей Югославии, как и распад СССР и сложные судьбы посткоммунистической трансформации новых независимых государств, возникших на месте бывшего СССР, нарастающая дифференциация и дивергенция политического и экономического развития стран Центрально-Восточной и

120

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ...

2.2011

121

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Восточной Европы не оставили шанса на то, чтобы проверить жизнеспособность варианта трансформации системы межгосударственных отношений в Европе на базе общеевропейских институтов. Процесс объединения Европы развивался на основе иной парадигмы — расширения возникших еще в годы холодной войны европейских интеграционных объединений и евро-атлантических структур — Совета Европы, ставшего пионером этого процесса, а также последовавших за ним НАТО и ЕС. Сегодня все страны ЦВЕ являются членами не только Совета Европы, но и НАТО и ЕС, тогда как Россия все еще ищет свою нишу в отношениях с Западом и другими центрами мировой политики. Все это не могло не порождать и усиливать взаимную отчужденность — за очень редкими исключениями — в отношениях России со странами ЦВЕ, на самом деле возникшую еще раньше — в последние годы существования Советского Союза после смены политических режимов в странах ЦВЕ. Дневник Анатолия Черняева зафиксировал летом 1991 года эмоции, которые овладевали президентом СССР М.С. Горбачевым при обсуждении темы ЦВЕ: «Мы им надоели! Но и они нам надоели!» Уже тогда сложилась линия на то, чтобы взять «паузу» в отношениях с бывшими союзниками, «чтобы время утрамбовало новую ситуацию, чтобы привыкнуть к отношениям с ними, как со всеми другими, и не претендовать на “особые” отношения даже в новом виде»2. Пауза, взятая в начале 1990-х годов, непростительно затянулась. На протяжении большей части 1990-х годов Москва попросту игнорировала регион ЦВЕ и предпочитала договариваться напрямую с НАТО и ЕС через голову своих соседей, в том числе — по важным для стран ЦВЕ вопросам. Надо сказать, что большинство стран ЦВЕ, за редким исключением, отвечали Москве взаимностью. Эта практика и сегодня не изжита полностью. Хотя в последние годы отношения России с отдельными странами ЦВЕ, прежде всего с Польшей, изменились к лучшему, появившаяся в начале 1990-х годов взаимная отчужденность остается главной чертой отношений между Россией и странами региона. Сегодня мы справедливо считаем, что для полноценного движения вперед нам нужен откровенный и непредвзятый диалог по многочисленным накопившимся за долгие и непростые годы общей истории ХХ века «трудным вопросам». Но мы не должны игнорировать и то обстоятельство, что последние двадцать лет взаимного отчуждения в наших отношениях тоже породили свои «трудные темы». По очень многим вопросам уже недавней истории оценки, кажущиеся само собой разумеющимися в странах ЦВЕ, в России сменяются на прямо противоположные. Приведу лишь один пример. В странах ЦВЕ летом этого года планируются конференции, на которых будет отмечаться двадцатилетие роспуска Варшавского договора — со знаком «плюс», разумеется, поскольку это событие ознаменовало роспуск Восточного блока.

АНДРЕЙ ЗАГОРСКИЙ

В России же оказалось крайне мало желающих принять участие в этих торжествах. Не потому, что очевидцам и участникам событий тех лет жалко прошлого и хочется вернуть старые времена. Нет, просто событие, которое стало одним из символов эмансипации стран ЦВЕ после десятилетий заведшей в экономический и политический застой зависимости от СССР, многими в России ассоциируется с уходом страны из Европы, с утратой былого статуса великой региональной и глобальной сверхдержавы. Таких различий в восприятии нашего давнего и недавнего общего прошлого много. Их будет еще больше, если не стремиться налаживать нормальные диалоги и коммуникацию между экспертами, гражданским обществом, политиками (бизнесмены в отличие от перечисленных категорий намного быстрее находят общий язык). Такой диалог нужен не для того, чтобы назначить правых и виноватых, и не для того, чтобы переубедить друг друга. А прежде всего для того, чтобы лучше понимать друг друга. За последние годы коммуникации между российскими специалистами и специалистами из стран ЦВЕ, безусловно, стало больше. Но представляется, что она носит несколько ущербный характер. Каждая сторона в первую очередь стремится развивать диалог с единомышленниками по другую сторону границы — с единомышленниками, которых не нужно особенно убеждать. Они и так согласны с вами. Такой диалог, наверное, имеет право на существование. Но он не ведет в итоге к лучшему пониманию между обществами. Диалог нужен прежде всего с «инакомыслящими», с теми, чья точка зрения отличается от вашей, порой — самым радикальным образом. Только в этом случае у нас есть шанс услышать друг друга. Надеюсь, что проект может создать платформу именно для обсуждения и сопоставления разных точек зрения. Не для того, чтобы заставить когото изменить свои взгляды, а для того, чтобы объемнее и с разных позиций увидеть проблемы, существующие в наших отношениях, и задуматься над их решением. 1 External and Intra-European Union trade Data 2004–09 / Eurostat; European Commission. Luxembourg: Publication Office of the European Union, 2011. P. 44. 2 Черняев А. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 годы. М.: РОССПЭН, 2010. С. 958.

122

DE LIBRIS ЦЕНТРАЛЬНАЯ И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: ВНУТРЕННЯЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ...

ЦЕНТРАЛЬНАЯ И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: ВНУТРЕННЯЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ, АДАПТАЦИЯ К ИНТЕГРАЦИОННОЙ ПРАКТИКЕ И ОПЫТ НАУЧНОГО АНАЛИЗА Страны Центральной и Восточной Европы — новые члены Европейского союза: Проблемы адаптации / Под ред. С. П. Глинкиной, Н. В. Куликовой; Ин-т экономики РАН. М.: Наука, 2010.

2.2011

123

DE LIBRIS

Банальное, но, к счастью, все менее и менее актуальное сетование на то, что нам недостает серьезных российских публикаций по проблематике Центральной и Восточной Европы, всегда дополнялось одним исключением. Исключением на всем протяжении последних двадцати лет был «Институт Богомолова», он же ИМЭПИ, он же объединенный Институт экономики РАН. Относительно небольшая, устойчивая в своем составе и упорстве группа специалистов никогда не уходила с исследовательского пространства Центральной и Восточной Европы. Более того, эта группа оказалась способной к воспроизводству молодых исследовательских кадров как непосредственно в стенах института, так и опосредованно — книгами, лекциями, конференциями. Компенсируя потерю распавшейся «мировой социалистической системы», исследователи ИМЭПИ шли в другие проблемные плоскости, прежде всего в постсоветские исследования, но оставались верны региону своей изначальной специализации. Своеобразным смотром оставшихся сил, перегруппировкой их в канун возвращения интереса к странам ЦВЕ стал фундаментальный по своему замыслу трехтомник «Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века», вышедший в издательстве «Наука» в 2000–2002 годах. То издание десятилетней давности в значительной степени суммировало методологию исследований, интерпретаций социально-экономических процессов и политических трансформаций в регионе, наработанных в горбачевскую и ельцинскую эпохи. При всей масштабности и фактологической насыщенности трехтомника требовательного читателя несколько разочаровывало отсутствие современных алгоритмов анализа внутренних и международных процессов, разворачивавшихся в регионе ЦВЕ. Впрочем, этот недостаток стал быстро преодолеваться. Все еще нишевые, отчасти второстепенные, как считал американоцентричный политологический бомонд, восточноевропейские исследования включались в мейнстрим европеистики, актуализировали интеграционные исследования1 и понима-

DE LIBRIS

ние вопросов европейской безопасности, тесно смыкаясь с проблематикой постсоветского пространства. Это и неудивительно. Собственно страны Центральной и Восточной Европы на протяжении двух последних десятилетий были основным источником стратегической динамики на европейском пространстве. Только на рубеже 2004–2005 годов некоторую конкуренцию им стали составлять страны постсоветского пространства, прежде всего Украина. Вклад ЦВЕ в европейскую динамику хорошо виден на примере расширившихся и трансформировавшихся по итогам расширения НАТО и Евросоюза. Именно эти страны, в частности, их объективный лидер — Польша, стали задавать если не институциональные, то ценностно-идеологические рамки «восточной политики» Евросоюза, продвигая интеграционный ареал дальше на Восток. К сожалению, это продвижение в силу зачастую неверного восприятия друг друга, искаженного образа партнера ведет к столкновению позиций России и ЕС, к возникновению ложных диллем для стран постсоветского пространства. Стоит отметить еще одну тенденцию, о которой иногда забывают. Страны ЦВЕ, отчасти адаптируясь к требованиям ЕС, отчасти следуя логике собственного развития, становятся ценным источником модернизационного опыта, который может транслироваться и на российские реалии. Модернизационные наработки ЦВЕ относятся не только к сугубо экономической сфере, но и к социальным институтам, несут непростой опыт консолидации демократии. Все эти процессы, их страновые преломления, а главное, общие подходы к анализу ЦВЕ как нового сегмента европейского интеграционного ареала нашли свое отражение в книге, поистине этапной для Института экономики и российской европеистики. «Страны Центральной и Восточной Европы — новые члены Европейского союза: проблемы адаптации» — это исследование, которое вобрало в себя опыт последних восьми–десяти лет работы авторского коллектива. Частично с этим опытом сторонние наблюдатели могли знакомиться на страницах журнала «Мир перемен», на конференциях и семинарах, организуемых Отделением международных экономических и политических исследований Института экономики. Определенным предвестником (структурно и методически несколько иным) этой работы стала и книга «Трансформации на постсоциалистическом пространстве»2, вышедшая в 2009 году в Петербурге и поэтому ставшая доступной только заинтересованному и внимательно следящему за новинками читателю. В книге же 2010 года авторский коллектив, ведомый С. П. Глинкиной, системно и хронологически выверенно анализирует этапы, сферы, скорость, достигнутые результаты и дальнейшие сценарии адаптации новых стран— членов ЕС к практике консолидированного интеграционного развития. Отправной точкой процесса подготовки государств Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) к присоединению к Европейскому союзу считается

124

ЦЕНТРАЛЬНАЯ И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: ВНУТРЕННЯЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ...

2.2011

125

DE LIBRIS

июнь 1988 года, когда была подписана совместная Декларация о взаимном признании между Европейскими сообществами и странами—членами Совета экономической взаимопомощи. С начала 1990-х годов и до 1996 года ЕС подписал так называемые европейские соглашения со всеми государствами ЦВЕ и Балтии. В тот же период ЕС начал предоставлять помощь по линии программы ФАРЕ, главной целью которой было содействие скорейшему достижению уровня экономического развития и благосостояния, близкого к ЕС. Общий бюджет данной программы на 2000–2006 годы составил свыше 10 млрд евро. На момент вступления в ЕС в 2004 году страны ЦВЕ и Балтии существенно отставали по всем основным макроэкономическим показателям от ЕС-15. Так, средний уровень ВВП на душу населения в странах ЦВЕ и Балтии составлял в 2004 году примерно 25% среднего показателя по ЕС-15. Самый высокий доход на душу населения в сравнении с ЕС-15 был в Словении — 52,25% и Чехии — 33,26%, минимальный — в Болгарии и Румынии (около 10%). Показатель открытости экономики изначально был очень высоким в новых странах—членах ЕС и составлял в 2004 году 118% с наивысшими значениями в Эстонии (153%), Словакии (152%) и Чехии (140%). Средний темп роста ВВП в странах ЦВЕ и Балтии на момент вступления в ЕС составлял 6,2% в год в сравнении с 2,4% по ЕС-15. Доля ЕС в общем притоке прямых зарубежных инвестиций (ПЗИ) в 2004 году в страны ЦВЕ и Балтии составляла 77,1%. Наибольший приток ПЗИ приходился на Болгарию (133%), Эстонию (92,5%), Словакию, Венгрию и Чехию (примерно 70%). Наименее привлекательной страной для инвесторов из ЕС в тот период была Латвия, где доля ПЗИ из ЕС составляла 42,4%. В течение шести лет, прошедших с момента присоединения к ЕС, новым странам удалось существенно продвинуться на пути достижения большей макроэкономической конвергенции со странами ЕС-15. Ряд государств (постсоциалистические — Словения, Словакия, Эстония, а также средиземноморские — Кипр и Мальта) осуществил переход на евро, доказав тем самым способность в первую очередь поддерживать низкий уровень инфляции и стабильность государственных финансов вкупе с жесткой фиксацией курса национальной валюты. Латвия и Литва участвуют в Механизме обменных курсов-II, т.е. поддерживают курс своих национальных валют по отношению к курсу евро в пределах +15% без возможности девальвации уже на протяжении нескольких лет. Разрыв между ВВП на душу населения сократился к 2010 году на 10% по отношению к ЕС-15, показатель открытости экономики также возрос на 10% и составляет около 128%. Средний темп роста ВВП в странах ЦВЕ и Балтии в 2010 году составил 1,6%, что, безусловно, связано с воздействием мирового финансового кризиса. Максимальный темп экономического роста среди данной группы стран был у Словакии — 4%, Польши — 3,8% и Эстонии — 3,1%. Трансформация экономик стран ЦВЕ и Балтии происходит в основном благодаря притоку ПЗИ из других стран

DE LIBRIS

ЕС. В целом приток инвестиций остался высоким в сравнении с 2004 года, но несколько сократился в отдельных странах. Так, к 2009 году приток ПЗИ из ЕС в Болгарию составил 51,1%, в Венгрию — 38,6%, Эстонию — 87,4%. Помимо макроэкономической стабилизации, реформы в странах ЦВЕ и Балтии были направлены на приватизацию и реструктуризацию предприятий, улучшение условий для бизнеса, а также ситуации на рынке труда. Доля ВВП, производимая в частном секторе в странах ЦВЕ и Балтии, составляет в среднем 75% с момента присоединения государств к ЕС. Доля высокотехнологичной продукции в совокупном экспорте этих стран возросла в среднем с 8,8% в 2004 году до 10,7% в 2009 году. Для сравнения: этот показатель для ЕС-15 в 2009 году составил 17,4%. Лидирующее положение занимали Венгрия, Чехия и Словения, где этот показатель составлял в 2010 году соответственно 35,4, 20,5 и 8,3%. В соответствии с индексом ЕБРР наиболее благоприятные условия для начала бизнеса наблюдаются в Венгрии, Польше, Эстонии и Чехии, наихудшие — в Словении. Одним из положительных последствий присоединения к ЕС для стран ЦВЕ и Балтии должно было стать увеличение торговли. В среднем на долю ЕС в совокупной торговле стран ЦВЕ и Балтии в 2010 году приходилось около 50%. Наиболее активно с другими странами ЕС торгуют Чехия и Польша, где этот показатель составляет 61,1%, и Словения — 56%. Наименьшая доля ЕС в объеме совокупной торговле — у Латвии (37,1%) и Литвы (36%). ЕС продолжает направлять колоссальные средства из европейского бюджета на поддержку стран ЦВЕ и Балтии. Так, в совокупности в новые государства было перечислено средств на сумму, эквивалентную 2% ВВП этих стран, а к 2013 году эта цифра должна возрасти до 3% ВВП. Основными нетто-получателями в 2004 году были и остаются Литва, Латвия и Эстония, в ВВП которых доля средств из бюджета ЕС составляла соответственно 2, 1,8 и 1,5%. В 2009 году этот показатель возрос до 5,5% для Литвы, 2,7% для Латвии и 4% для Эстонии. Меньше всего доля средств из бюджета ЕС в ВВП Словении — 0,5% и Словакии — 0,8%. Присоединение стран ЦВЕ и Балтии к ЕС дало право их гражданам, пусть и с определенными ограничениями, жить и работать в другом государстве— члене ЕС. Основными поставщиками рабочей силы сразу стали Польша, Болгария, Румыния, Словакия, Латвия и Литва. Наиболее привлекательными странами, куда направляются основные миграционные потоки, остаются Великобритания, Ирландия, Испания и Италия. Безусловно, эти процессы связаны с высокой безработицей и более низкой оплатой труда в странах ЦВЕ и Балтии. С момента присоединения к ЕС безработица в странах ЦВЕ и Балтии сокращалась, и наименьшее значение было достигнуто в 2008 году — 6,3% в сравнении с 11% в 2004 году. Странами, где уровень безработицы в 2010 году приблизился к 20%, были Латвия (18,7%), Литва (17,8%) и Эстония (16,8%). Самая низкая безработица, на уровне 7% в год, была отмечена в Словении, Румынии и Болгарии.

126

ЦЕНТРАЛЬНАЯ И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА: ВНУТРЕННЯЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ...

2.2011

127

DE LIBRIS

Мировой финансовый кризис стал серьезным испытанием для стран ЦВЕ и Балтии. В наибольшей степени пострадали экономики Венгрии, Латвии и Румынии. Эти государства были вынуждены обратиться за помощью в МВФ. В рамках соглашения с МВФ сроком на 17 месяцев Венгрия получила 15,7 млрд долл. США, а также 8,4 млрд долл. США из Европейской комиссии. Наиболее сложно проходили переговоры о предоставлении помощи Латвии, так как МВФ настаивал на девальвации национальной валюты, что означало бы для Латвии очередное затягивание процесса подготовки к переходу на евро. В итоге МВФ выделил средства в объеме 2,37 млрд долл. США, что в 12 раз превышает величину квоты Латвии в МВФ без требования о девальвации. Румыния также заключила соглашение с МВФ сроком на два года и объемом финансирования 17,1 млрд долл. США. Несмотря на то что ситуация в Литве во многом была схожа с ситуацией в Латвии, Литве удалось избежать обращения в МВФ во многом благодаря резкому (на 8% ВВП в 2009 году и на 5% ВВП в 2010 году) снижению государственных расходов. Эстонии, несмотря на распространенное мнение о том, что страна переживала тяжелый финансовый кризис, удалось не только избежать обращения в МВФ, но и осуществить переход на евро. Последствия мирового финансового кризиса практически обошли стороной экономику Болгарии. В 2008 году дефицит по текущим операциям составлял здесь 24%, а инфляция — 12%. Однако ВВП Болгарии сократился всего на 1,5% в 2009 гооду. Такое положение дел может быть связано с большим притоком прямых зарубежных инвестиций и профицитным бюджетом в 2006–2008 годах. Экономическая ситуация в Словении, Словакии, Чехии и Польше накануне кризиса отличалась от той, которая была в других странах ЦВЕ и Балтии, а именно, в этих странах не наблюдалось перегрева экономики. Словения и Словакия получали средства по линии ЕЦБ, так как уже являлись членами зоны евро. В 2007 году ни в одной из этих стран дефицит госбюджета не превышал 2% ВВП, в связи с чем этим странам не нужно было переходить на режим жесткой экономии. В результате мирового финансового кризиса регион потерял 2–3 года экономического роста, но в совокупности с ускоренными темпами роста экономики в докризисный период такая ситуация не является критической. В период с 2000-го по 2010 год наиболее впечатляющие темпы экономического роста наблюдались в Словакии, которая является лидером среди стран ЦВЕ и Балтии. Несмотря на то что страна в начале 1990-х годов отставала по темпам экономических преобразований, ей удалось в начале 2004 года успешно провести ряд радикальных экономических реформ и в 2009 году осуществить переход на евро. Вслед за Словакией высокие темпы экономического роста демонстрирует Румыния. Среди отстающих по темпу экономического роста идут Венгрия, Словения и Чехия, несмотря на то, что они присоединились к ЕС с наиболее высокими показателями ВВП на душу населения. В 2008 году только Словении и Чехии по уровню доходов на душу населения, рассчитанного на основе паритета покупательной способности, удалось обойти Португалию.

DE LIBRIS

Анализ и рациональное понимание Центрально-Восточноевропейского ареала международных отношений дает России серьезное преимущество в реализации ее собственного политического и экономического курса на международной арене. Страны ЦВЕ и Балтии, равно как и страны постсоветского пространства, представляют для нашей страны двуединый феномен. С одной стороны, это реальные и потенциальные рынки фактически для всей номенклатуры товаров, как сырьевого, так и промышленного профиля, с другой — в силу специфики тесных контактов и объективной взаимозависимости это дополнительный внешний ресурс для реализации глобальных задач. Научиться эффективно пользоваться данным ресурсом можно только через знание его особенностей, чему и служит рассматриваемое нами исследование коллег из Института экономики РАН. 1 Одним из первых и наиболее удачных опытов включения проблематики ЦВЕ в европейские интеграционные исследования стала работа «Расширение Европейского союза и Россия» (Под ред. О. В. Буториной, Ю. А. Борко. МГИМО(У) МИД России; Ин-т Европы РАН. М.: Деловая литература, 2006. 567 с.). 2 Трансформации на постсоциалистическом пространстве / Отв. ред. С. П. Глинкина; Сост. И. И. Орлик. СПб.: Алетейя, 2009. 352 с.

А. Н. Цибулина, А. В. Мальгин

128

РОССИЯ ГЛАЗАМИ РУСИСТОВ ГОСУДАРСТВ ВЫШЕГРАДСКОЙ ГРУППЫ

РОССИЯ ГЛАЗАМИ РУСИСТОВ ГОСУДАРСТВ ВЫШЕГРАДСКОЙ ГРУППЫ Образ России с центрально-европейским акцентом. Сборник статей и материалов / Под ред. Д.Свак, И.Киш. Будапешт: Russica Pannonicana, 2010.

2.2011

129

DE LIBRIS

Государства Вышеградской группы, созданной в 1991 году, — это та до недавнего времени забытая Россией часть Центральной и Восточной Европы, которая в первые полтора десятилетия после распада СССР успешно осуществила либеральные трансформации по западному образцу и к первой половине 2000-х годов «вернулась в Европу». Новая Россия для Венгрии, Польши, Словакии и Чехии стала в первую очередь олицетворением прошлого, от которого они решительно уходили в 90-е годы ХХ века. Вступление в НАТО и ЕС окончательно утвердило разрыв с Россией. Однако официальное подтверждение выполнения плана последних пятнадцати—двадцати лет привело к необходимости по-новому осмыслить отношение государств Вышеградской группы к России и их собственное место в Европе и мире. Отвечая на логичный вопрос: «В каком направлении двигаться дальше?», авторы сборника статей «Образ России с центральноевропейским акцентом», вышедшего в 2010 году под ред. Д. Свак и И. Киш, предполагают, что появляются условия для новой волны интереса к России. К таким условиям авторы относят в первую очередь богатую и длительную историю взаимоотношений своих государств с Российской империей, Советским Союзом и современной Россией. Во-вторых, Россия важна как поставщик энергоресурсов и обширный рынок для товаров из этих государств. В-третьих, со стороны евроскептиков можно проследить стремление найти в России пример альтернативной модели развития для своих государств или, как минимум, альтернативного Европейскому союзу партнера. Наконец, постепенно уходит поколение, чье отношение к России было наиболее отрицательным. За двадцать лет с момента распада СССР Венгрия, Польша, Чехия и Словакия прошли путь от неприятия России до осознанного понимания преимуществ тесных и равноправных взаимоотношений с ней. Анализируя сложившийся образ новой России в государствах Центральной и Восточной Европы, можно прийти к выводу о том, что общего «центральноевропейского образа России» не существует. Он колеблется от более положительного в Словакии1 до более негативного в Венгрии, Польше и Чехии. Тем не менее все авторы стремятся выделить причины, по которым образ России в их государствах оказался именно таким, и отмечают, что отрицательные черты в

DE LIBRIS

большинстве случаев приписываются российской власти, но не народу России2. На основании содержания статей сборника можно выделить несколько факторов, повлиявших на формирование образа России в Центральной и Восточной Европе3. Фактор двусторонних отношений. Каждое из государств Центральной и Восточной Европы обладает собственной неповторимой историей взаимоотношений с Россией. Именно эта история в наибольшей степени определяет их отношение к современной России. Отягощенность двусторонних отношений сложными историческими вопросами способствует формированию в высшей степени критического образа России — правопреемницы Советского Союза (Венгрия, Польша, Чехия). Напротив, исторические разногласия между государствами Вышеградской группы приводят к формированию традиционно благосклонного восприятия России (Словакия). Фактор национального самоопределения. Вопрос национального самоопределения остро встал перед Венгрией, Польшей, Словакией и Чехией после роспуска организаций Восточного блока — ОВД и СЭВ. Вследствие особенностей расположения указанных государств это было самоопределение по отношению к «значимым иным» — России и Западной Европе. Однако если после Второй мировой войны СССР рассматривался преимущественно как «положительное иное», то к концу ХХ века он растерял свою популярность, превратившись в «отрицательное иное». Советский Союз запомнился государствам ЦВЕ таким, каким он был в последние годы своего существования. Россия в свою очередь унаследовала аналогичное к себе отношение — как правопреемница СССР и как государство, оказавшееся к началу 90-х годов прошлого века в глубоком политическом и экономическом кризисе. Новые либеральные ориентиры. Признание либеральных ценностей лидерами государств Вышеградской группы особенно ярко высветило кризис нового российского государства: оно не соответствовало западным критериям демократии, а от разработки собственных ориентиров сознательно отказалось. Либерально-демократическая критика российского государства слышна и спустя 20 лет после возникновения на постсоветском пространстве новых независимых государств4. Однако теперь она оказалась разбавлена попытками найти в России положительные черты. Внутриполитический фактор. В странах Вышеградской группы отношение тех или иных политических сил к России существенным образом влияет на предпочтения электората. Долгое время политические силы соревновались в формировании максимально жесткого курса по отношению к России, так как это добавляло им голосов избирателей. В свою очередь такой жесткий курс вызывал дополнительное отчуждение со стороны Москвы.

130

РОССИЯ ГЛАЗАМИ РУСИСТОВ ГОСУДАРСТВ ВЫШЕГРАДСКОЙ ГРУППЫ

Доминирование западных СМИ в информационном пространстве государств Вышеградской группы. Мафия, бедность, коррупция, негативная реакция на «цветные революции», энергетические споры и однозначная поддержка действий СССР во время Второй мировой войны — это те основные факты, которые, по мнению средств массовой информации, подтверждают «кризис российской государственности» и «сохраняющиеся имперские амбиции». В то же время в государствах Вышеградской группы наблюдаются и попытки выбраться из-под влияния западного мировоззрения. Например, как отмечает один из авторов5, Россию, когда она резко осуждает альтернативные трактовки своих действий во Второй мировой войне, можно понять — она «потеряла 27 млн человек, в то время как американские, британские и французские потери, включая гражданские и военные жертвы, не достигали и 1,5 млн человек». При этом она готова критично отзываться о своей роли в послевоенной Европе, что нельзя не приветствовать. Дискуссия об образе России важна не только для государств Вышеградской группы, она важна и для России. Опубликованные статьи показывают, насколько мало внимания уделяется Россией формированию своего положительного образа. Пока она наиболее часто ассоциируется с энергетическими кризисами, «ростом авторитаризма» и, как это преподносится, нежеланием признавать ошибки советского режима. Однако, как отмечает в заглавной статье сборника Д. Свак, есть реальные положительные результаты по формированию образа России. Они достигаются «...Путиным, Медведевым, Аршавиным, хоккейной сборной или ансамблем им. Моисеева»6. Чем больше всего позитивного будет связывать Россию с государствами Центральной и Восточной Европы в современности, тем меньше будут вспоминаться обиды прошлых лет.

О. В. Шишкина

2.2011

131

DE LIBRIS

1 Матейко Л. Большевик со скипетром // Матейко Л., Цингерова Н. Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 63–72; Хмель Р. Последние русофилы Центральной Европы // Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 25–30. 2 Свак Дюла. Россия и ее имидж // Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 12. 3 П. Вагнер выделяет пять «внутренних факторов», определяющих различия в образе России в Венгрии, Польше, Словакии и Чехии: 1) исторический опыт взаимоотношений с Россией, 2) отношение разных поколений, 3) отношение отдельных политических партий и политиков к России, 4) менталитет народа, 5) наличие русского меньшинства в стране (Вагнер П. Образ России в Центральной Европе: Бремя истории и его отголоски // Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 19). 4 Хмель Р. Последние русофилы Центральной Европы // Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 25–30; Вагнер П. Образ России в Центральной Европе: Бремя истории и его отголоски. С. 16–21. 5 Биро Зольтан С. Вернется ли Россия в Центрально-Восточную Европу? // Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 83. 6 Свак Дюла. Россия и ее имидж // Образ России с центральноевропейским акцентом. С. 14.

НАШИ АВТОРЫ

Бенюк Валентин Анастасьевич —

ректор Государственного института международных отношений Молдовы, доктор политических наук.

Вишняков Ярослав Валерианович —

доцент кафедры всемирной и отечественной истории МГИМО (У) МИД России, кандидат исторических наук.

Волеводз Александр Григорьевич —

профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики МГИМО (У) МИД России, доктор юридических наук.

Грушко Александр Викторович —

заместитель министра иностранных дел России, Чрезвычайный и Полномочный Посол.

Деак Андраш —

директор по исследованиям, Центр исследований расширения ЕС Центральноевропейского университета (Венгрия).

Загорский Андрей Владимирович —

заведующий отделом ИМЭМО РАН, профессор МГИМО (У) МИД России, кандидат исторических наук.

Каменецкий Максим Станиславович — доцент кафедры международных отношений и внешней политики Института международных отношений Киевского национального университета им. Т. Шевченко, кандидат исторических наук.

132

Константинов Виктор Юрьевич —

доцент кафедры международных отношений и внешней политики Института международных отношений Киевского национального университета им. Т. Шевченко, кандидат политических наук.

Корейба Якуб —

аспирант кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО (У) МИД России.

Ксёнжек Ярослав —

советник-посланник посольства Польши в России.

Мальгин Артём Владимирович —

советник ректора МГИМО (У) МИД России, кандидат политических наук, доцент кафедры международных отношений и внешней политики России.

Матвеев Геннадий Филиппович —

заведующий кафедрой южных и западных славян МГУ имени М. В. Ломоносова, доктор исторических наук, профессор.

Назария Сергей Михайлович —

руководитель Центра стратегического анализа и прогноза Молдовы, доцент кафедры международных отношений Государственного института международных отношений Молдовы, доктор политических наук.

Наринский Михаил Матвеевич —

заведующий кафедрой международных отношений и внешней политики России МГИМО (У) МИД России, доктор исторических наук, профессор.

Снапковский Владимир Евдокимович — профессор кафедры международных отношений Белорусского государственного университета, доктор исторических наук. Торкунов Анатолий Васильевич —

ректор МГИМО (У) МИД России, академик РАН.

Цибулина Анна Николаевна —

преподаватель кафедры европейской интеграции МГИМО, кандидат экономических наук.

Чернова Анна Валерьевна —

аспирант кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО (У) МИД России, собственный корреспондент РИА «Новости» в Варшаве.

Шишкина Ольга Владимировна —

преподаватель кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО (У) МИД России, кандидат политических наук.

2.2011

133

SUMMARY

The issue mostly devoted to “eastern policy” of the European Union, its historic backgrounds, which lay to the greatest extant within Polish pre-Second World War system, and Polish presidency in the EU, which starts in July 2011. The Editorial by Artem V. Malgin analyses Russian-Polish relations in Europe through historic perception of Europe and their neighbors by both of these countries, as well as goes to prospects of eventual cooperation between Moscow and Warsaw within Eastern Partnership frameworks. The set of four concise articles written by Anatoly V. Torkunov, co-chairman of the Russian–Polish group on difficult issues, such famous Russian historians as Michail M. Narinski and Gennady F. Matveev, as well as professor Wladimir E.Snapkowski from Bielarus and prominent criminal law specialist Alexander G. Wolewodz bring the readers to the Riga peace conference of the 1921. Alexander V.Grushko, Russian deputy Minister for foreign affairs, writes on Russia-EU relations and prospects for the Polish Presidency in the EU. Different aspects of current developments in Russian–Polish relations and Polish European politics covered by articles written Anna V. Chernova, RIA Novosti news-agency chief in Warsaw, Jakub Korejba, Polish scholar and Jarosław Książek, deputy head of the Polish Embassy in Moscow. Andras Deac, Hungarian scholar analyses developments and reform prospects of the Ukrainian energy system. The issue presents two longstanding research projects on history and recent political transition in Eastern Europe and brief conceptual scathes by some projects’ participants from Russia, Ukraine, Bielarus and Moldova. Deriving from recent books on Russia’s perception in CEE and new CEE members’ adaptation to the EU practices Olga V. Shishkina and Anna N. Cybulina discuss these issues with the authors of the books revised.

134

ПОДПИСКА НА ЖУРНАЛ «ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА. ПЕРСПЕКТИВЫ» Для оформления подписки через редакцию вырежьте и заполните прилагаемую квитанцию и оплатите ее в банке. Вы можете использовать образец, ксерокопию, заполнить бланк от руки. Разборчиво укажите фамилию, имя, отчество, почтовый индекс и адрес получателя. В стоимость подписки включены расходы на доставку простыми бандеролями. Для юридических лиц возможно оформление подписки по счету. Для этого необходимо направить заявку по тел. (495) 434-91-63 или по e-mail: ee.prospects@gmail.com Извещение

Некоммерческая организация Фонд «Экономическое развитие высшей школы» ИНН 7729514007, КПП 772901001 Р/с 40703810038180133810 в Вернадском отделении № 7970 Сбербанка России, К/с 301018100400000000225 БИК 044525225 Плательщик (ФИО) Адрес: Назначение платежа

Кассир

Сумма, руб.

Подписка на ежеквартальный журнал «Восточная Европа» (с января по декабрь 2011 г.) ИТОГО: Плательщик (подпись)

Извещение

Кассир

Сумма, руб.

Подписка на ежеквартальный журнал «Восточная Европа» (с января по декабрь 2011 г.) ИТОГО:

Плательщик (подпись)

2.2011

135

КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «АСПЕКТ ПРЕСС»

Готовятся к печати Современные международные отношения. 2000–2011 / Под ред. А. В. Торкунова. М., 2011. — 560 с. Учебник предполагается в качестве базового для всех студентов, изучающих современные международные отношения. В книге даны концептуальные подходы к современным международным отношениям, их эволюция, понимание наличия множественности взглядов. Рассмотрены основные параметры как региональных подсистем, тенденций, направлений и факторов развития, так и обзор приоритетов и действий основных игроков, в той или иной системе. Обозначены подходы России к рассматриваемым региону, проблеме, институтам. Политические системы современных государств: Энциклопедический справочник: В 4 т. Т. 3: Азия / Гл. редактор А. В. Торкунов; науч. редактор А. Ю. Мельвиль; отв. редактор М. Г. Миронюк. М., 2011. — 560 с. В четырехтомном энциклопедическом справочнике «Политические системы современных государств» всесторонне представлена политическая структура современного мира. Справочник включает огромный массив политической, экономической, социальной и исторической информации, на основе которой рассматриваются внутренняя и внешняя политика государств мира, особенности функционирования различных ветвей власти, партий и других политических институтов, а также угрозы и вызовы, с которыми сталкиваются современные государства. В третьем томе, посвященном странам Азии, содержатся описания политических систем государств этого огромного и чрезвычайно сложного региона. Внешняя политика России. 1992–2011 / Под ред. А. В. Торкунова. М., 2011. — 416 с. Учебное пособие написано ведущими отечественными международниками, преподавателями МГИМО. В нем прослеживаются основные этапы внешней политики России, анализируется внешнеполитический курс России в основных региональных подсистемах, в отношении важнейших проблем, процессов и элементов, определена политика на Ближнем и Среднем Востоке. Книга построена по проблемно-тематическому принципу и входит в серию учебников нового поколения по истории и современным международным отношениям. все учебники издательства на сайте www.aspectpress.ru e mail: info@aspectpress.ru Москва (495)306 78 01, 306 83 71