Грани by "Нові напрямки"

7 10 16 21 30 35 40 42

Громкий щелчок и протяжный стон донесся до моих ушей через огромные СССР’овские наушники в которых играла песня Rammstein. - Оххх... - тяжело протянула девушка. - Пельмень мне в уши, кажется, он лопнул! - Да как же? Моя мама не готова к такому повороту! - Да что ж я, виноват что ли? - Конечно, виноват! Знаешь, посмотреть на тебя, вроде и ухватиться не за что, а резину только так рвешь! - Да что ж я... - Тоже мне, отечественный инкубатор, - подумала я про себя, и продолжила зубрить неправильные глаголы немецкого языка. Уже третий час ночи, а я также далека от финишной прямой, как далеки эти две секс-машины (а скорее, ржавых трактора) от истинного наслаждения. В попытке хоть как-то взбодриться, я потянулась за кружкой растворимого кофе, которое больше напоминало канализационную жижу. Конечно, убивать себя таким способом не самый лучший вариант, учитывая то, что в кружке, прямо у ободка, плавал таракан. Поэтому полна решительности, я вскочила со своей кровати, и под сопровождение гитарного соло, хлестнула альфа-самца по голове учебником по немецкому.

Бедняга, пока падал, лбом задавил таракана, который, по-видимому, полз к своему дружку в моей кружке. - Если долго не использовать мозг по назначению, он сам пытается быть полезным. С этими словами я повернулась к полуживой трактористке, и напоила её своим чёрным снадобьем. Что потом? Ну, знаете, немецкий прежде всего.

Вона прокинулась від шуму автомобільної сигналізації. Важка ніч, проведена у компанії безнадійної самотності й спокусливої пляшки вина нагадувала про себе зараз, повертаючи дівчину до реальності. Перший симптом пробудження був не з найприємніших – сильний біль своїми сталевими лещатами стиснув її голову так, що здавалося, вона от-от лусне. Анна встигла ледве відкрити очі, як докучливі спогади декількох попередніх днів, ніби ехом, знову відізвалися у її й без того пораненому серці. Здається, воно ніби інстинктивно стислося, відчуваючи скорий прихід непрошеної печалі, й забилося вдвічі швидше. Дівчина міцно притисла кулак правої руки до того місця, де кровоточила сердечна рана і, зціпивши зуби, промовила: - Ні, не смій... Після цього вона різко підвелася з ліжка й пішла до ванної кімнати. До того, як почати приводити себе до ладу, Анна кілька хвилин непорушно стояла, опустивши голову і вхопившись за ручку крану. Чимало зусиль їй довелось прикласти, аби змусити свій мозок остаточно повернутися в реальність. Прохолодна вода пішла їй на користь. Декілька раз вмивши обличчя, Анна змогла притупити нестерпний головний біль, і хоч на краплю зменшити принаймні свої

фізичні страждання. Шкода, що рана більш серйозна і болюча не виліковувалася звичайним вмиванням. Весь цей час, що вона пробула у ванній кімнаті, поступово приходячи до тями, дівчина ні разу не зазирнула у дзеркало. Здається, підсвідомо вона уникала зустрітися поглядами із власним зображенням. Страх впізнати себе у стомленому, жалісливому обличчі, зазирнути в глибокі, до країв наповнені смутком очі й безповоротно потонути в них, міцно й турботливо охопив дівчину.Проте довго ховатися від власної тіні їй не вдалося – і погляд зустрівся з власним поглядом. І ось тепер, остаточно втрапивши у дзеркальну пастку, Анна почала ретельно роздивлятися своє обличчя. Перше, що прикувало її увагу був невисокий, блідий лоб. Його полотно не було ще зруйноване глибокими зморшками, проте виднілися перші, майже невидимі лінії, залишені блукаючими думками під час самотніх вечорів. Темно-каштанове волосся спадало їй на чоло, контрастно вирізняючись на його білосніжному тлі. Густі чорні брови, напружено зведені одна до одної, свідчили про нестримний рух тяжких думок. Її погляд рухався все нижче й нижче по обличчю, досліджуючи кожен міліметр, кожну його частинку, яка щось у собі приховувала. Тонкий, середньої довжини, ніс підкреслював простодушну й чуттєву натуру дівчини, а худі, бліді щоки розповідали про її високі духовні прагнення.

Нижче, під носом, гармонійно розташовувались темно-фіолетового кольору губи. Як боляче було дивитися на досі їх ідеальну чітку форму, яка зараз була змінена невеликими ранами від судомно-нервових укусів. Так, вони все ще зберігали згадку про вчорашній день, коли, схилившись над його лікарняним ліжком, вона щосили кусала їх, намагаючись заспокоїти себе і хоч як відволіктися від душевних тортур. Проте, як би вона не заламувала свої руки, як не мучила свої уста, ніякий фізичний біль не міг погасити полум’я її закоханої нетлінної душі. Аби ж ще раз припасти своїми понівеченими, мокрими від сліз устами до його, сухих, майже холодних губ. Якби ж її сльози мали якусь цінність і могли, окропивши його обличчя, повернути йому силу, здоров’я, життя. Але ж ні! Анна знову щільно стисла губи, її горло охопив спазм. Свинцевий клубок заважав дівчині дихати, змушуючи її жадібно хапати повітря. Краще б вона померла, ніж так жалібно намагалася вхопитися за нитку тепер такого ненависного життя. Проте воно все ще тривало для неї. Дотепер, ще ховаючись від власного погляду, дівчина все ж підвела очі. Це вимагало чималої сили й мужності, аби витримати його. Глибокі, кольору Могутнього Океану очі, помітно вирізнялися з-поміж загальної картини її обличчя. Вони єдині казали про неї та її почуття більше, ніж вона сама могла про себе сказати. Ось чому

вона всіляко намагалася приховати цей погляд навіть від самої себе. Адже саме її очі ще вчора так пильно й пристрасно шукали відповіді у його втомленому погляді; саме вони спостерігали за тим, як він поступово згасав, й безпомічно кровоточили слізьми від неможливості будь-що змінити. Ось і зараз, вони знову наповнилися гірких гарячих сліз які тяжкими краплями почали падати додолу. Чому він нічого їй не сказав? Чому не подумав про її почуття, про її майбутнє, врешті, про її серце, яке назавжди залишиться в рубцях? Анна картала себе за минулу холодність та егоїзм, добивала думкою те, як проігнорувала його останнє повідомлення. Натомість, назвавши його інвалідом, поїхала у нічний клуб, аби заглушити крик своєї немічної душі. Як прикро, що сказані нею згаряче слова, виявилися правдою. Інвалід. «Пам’ятатимеш за двох?» «Що за жарт, дурню! Я не настільки п’яна, щоб забути твоє ім’я, чого вже не скажеш про тебе…» Та він був не винен. Забув мозок, та серце пам’ятало, бо навіть у моменти цього затьмарення, його очі дивилися любов’ю, намагаючись не піддаватися під вплив солодкого туману. «Я хотів би пам’ятати, як побачив тебе справжню. Як почав тобі таємно писати, а потім кожного дня перечитував свої ж листи, бо знав, що не можу їх відправити. Хоч ти й жила в домі навпроти. Я бачив, як ти, дівчина з репутацією неприступної і сильної жінки,

знімала з себе цей оманливий скафандр, як тільки переступала поріг квартири. Ти годувала кота, слухала музику, пила вино і вдивлялася в дзеркало, щораз намагаючись знайти відповідь. Та її там не було. Я радий, що все ж ми почали листуватися і час від часу ненароком зустрічалися в магазині. Ти не знала хто я, а я боявся забути. Добре, що все склалося саме так. Бо я почав любити, а любов збільшує цей страх, що я не згадаю. Певно, я, коли хотів тобі зізнатися в цьому, забув, що стою прямо на проїжджій частині, і мене збив автомобіль. Та нічого. Головне, що я встиг написати цього листа, доки був у свідомості. Люблю попри погану пам’ять. P.S. : вибач, що забув колись твоє ім’я.» Анна стисла руку в кулак, і з усієї сили вдарила по дзеркалу. Воно розлетілося вщент на безліч малих і великих кусків, а на землю капала цівка багряної рідини. «У ньому відповідей…»

немає

відповідей…

Більше

немає

Это был обычный рабочий день. Наш четвероногий герой сидел возле окна и наблюдал за миром по ту сторону полицейского участка. Стена дома, мусорный бак, еще один мусорный бак, труп, помятая запачканная газета, голубь с сосиской, еще один мусорный бак… Стоп. Что-то здесь не так. Он начал сначала: стена дома, мусорный бак, еще один, труп, газета, голубь с сосиской, мусорный бак… Голубь! Сосиска! Это же та самая сосиска, которая вылетела из хот-дога какого-то малого, когда Кекс попытался сбить его с ног, выбежав внезапно из-за угла дома. Та самая сосисочка, что снилась ему сегодня всё утро, та, ради которой он заставил себя подняться со своего мягкого коврика, выйти на улицу и совершить такое коварное преступление. И та, которая бесследно исчезла из виду, когда Кексик, с трудом перебирая короткими лапками, вернулся за ней. Это было самое горькое – осознавать, что только что разогретое, нежное, ароматное, продолговатое, розовое и бархатное, как попка младенца, чудо бесследно пропало, будто растворилось в воздухе, пока вылетало из хот-дога.

Псу скрутило живот, а глаза налились злостью. Нужно расправиться с этим мерзким голубем. Он вышел на задний двор полицейского участка и затаился за мусорным баком. Нужно быть как можно более незаметным, чтобы не спугнуть коварного вора, а потом застать врасплох, пока он не разделался с беззащитной сосиской. Но как только Кекс подумал об этом, голубь тотчас же увидел его. Кажется, он решил завершить свое грязное дело и смыться с места преступления, но не тут-то было. Четвероногий комиссар уже наступал. А наступал он действительно тяжело: от его шагов раздавался ужасный грохот, мусорные баки ходили ходором, в асфальте образовывались вмятины, и даже труп прекратил разлагаться от эпичности этого момента. Но голубь не улетал. Он был настойчив, голоден и, судя по всему, какой-то жадный еврей, раз ради сосиски так рискует. - Какой рискованный парень, – подумал пёс и уже вплотную подошел к преступнику. - Вот и пришел твой конец, наглая ты цыпа… - большая тяжелая лапа поднялась над серым беззащитным голубем и уже готова была сделать из птицы низкокалорийную котлетку, но вдруг, откуда не возьмись, на Кекса налетела стая серых куриц – очевидно, пособники вора.

Они насели на пса со всех сторон и начали его клевать своими маленькими еврейскими клювами так, что Кекс с трудом смог освободиться и отбежать от них. - Дела плохи. Теперь они точно разделаются с сосиской прежде, чем я успею к ним пробраться, а потом и меня на шашлык, небось, пустят. - Придется использовать своё секретное оружие, это мой последний шанс спасти своего розового друга, – размышлял про себя четвероногий герой. Он напрягся, глаза его зажглись красным огнем злости – точно капилляры лопнули, дыхание стало тяжелым и равномерным, а лапы впились в асфальт. В один момент пес съежился, как будто от невыносимой боли в животе и тотчас же выпрямился, наставив свой зад прямиком на врагов: - Огонь!!!!!!! - раздались громкие выстрелы и ужасная гнильная вонь накрыла птиц. Прерывисто курлыкая, они падали на землю и бились в конвульсиях, пока не умолкли навсегда. Кекс расслабился, открыл глаза и подошел к маленьким обгоревшим трупам. - За свою дерзость нужно платить, - пропыхтел он и забрал долгожданную награду. На сильный шум из участка вмиг выбежали полицейские и заметили труп возле мусорных баков.

- Смотрите, ребята! Здесь труп! Это же известный наркоторговец, которого мы ловим уже несколько лет подряд. Кекс нашел его! Ну и вонь же здесь стоит, как будто сто тысяч толстяков одновременно пукнули! Фу! Какая гадость… - раздавались голоса служащих. – Интересно, как он попал сюда… Прямо под нашим участком. У него такие странные ранения в области сердца, на руке и возле рта… Точно как будто клювом проткнули. И хот-дог целый в руке… Правда сосиска где-то затерялась. Не доел, бедняга. Ну что ж ребята, дело закрыто. Преступник мертв, убийца скрылся. Поздравляю. Прозвучал довольный голос шефа: - А всё благодаря Кексу. Ну, что ж, ты заслужил ящик бесплатных сосисок и шоколадных пончиков! Молодчина! - Гав! Гав! – лишь прозвучало радостно в ответ.

Он скитался по комнате от скуки. Известный лондонский сыщик, более известный как Шерлок Холмс, уже несколько недель не получал никаких уведомлений о серьезных преступлениях. Ничего, кроме мелких краж в супермаркетах и торговых центрах, и то, только в отделе белья. - Да, вот и пришли эти смутные времена. Не думал я, что так быстро уйду на пенсию. - Не печальтесь, Шерлок, всё еще наладится, - кивнул ему в ответ Ватсон, и снова прикрылся газетой. - Сомневаюсь, Ватсон. Преступники стали настолько тупы, что мне даже стыдно называть их так. Они просто не способны заинтересовать меня своей ущербной проделкой. - Да будет Вам, Холмс. Посмотрите на это с другой стороны – преступников стало меньше, соответственно, стало меньше проблем, и люди больше не боятся выйти на улицу. - Не проблем менше стало, а ума и изобретательности, Ватсон. Их монотонный розговор прервал какой-то грохот. - Миссис Хадсон, что там такое?

- Господин Шерлок! Доктор Ватсон! – с криком в комнату вбежала старушка. – Там какой-то мистер хочет вас видеть. Говорит, что это очень важно. Пропала полицейская собака. - Какая, к черту, собака, миссис Хадсон! Вы что, думаете, я опущусь до такого уровня? - Но этот мистер… - не успела она договорить, как следом за ней в комнату ввалился разъяренный черноволосый мужчина, и чуть было не сбил домовладелицу с ног. - Шерлок! Вы обязаны мне помочь! У меня к Вам очень важное дело! Я бы сказал, это преступление века! - Уймите свой пыл, сударь. Я не намерен лазить по мусоркам в поисках вашего питомца. Вам следовало посадить своего пса на поводок и как следует приглядывать за ним, – строго ответил сыщик. - Но Шерлок, Вы не понимаете. Это не просто собака, это полицейский пёс! Можно сказать, настоящий детектив! – с уверенностью в голосе заявил гость. - Ага, если он детектив, то я подглядываю за Ватсоном, когда он в душе. - Но, Холмс… Вы ведь так и делаете… - робко подметила миссис Хадсон. Ватсон поперхнулся своим чаем.

- Да как вы!.. – Шерлок выпучил глаза и высоко поднял брови от удивления и раздражения. - Ладно, уговорили. Я вижу, что пёс действительно очень дорог Вам. Я займусь этим. Всё-равно делать больше нечего… С этого дня Шерлок, доктор Ватсон и полицейский Мозер начали расследовать странное исчезновение пса. Мозер рассказал всё, что ему было известно об этом преступлении, и предоставил улики, найденные им и его напарником на месте преступления. Оказывается, детектив и его четвероногий друг Кекс, как раз работали над делом о пропавшей партии шоколадных пончиков. Именно после того, как они нашли какие-то зацепки, пёс пропал. Это случилось два дня назад, вечером, возле заброшенного здания бывшей пекарни.Но при обыске полицейские ничего не нашли. - Как это странно, - задумчиво протянул Шерлок. - Что же странного, Холмс? - А то, что в этом деле, на первый взгляд, всё очевидно. Однако только на первый взгляд… - Что это значит? - А то, господин Мозер, что для такой глупой полиции эти преступники оказались слишком умными. Таким образом, обведя вас вокруг пальца, они спокойно проворачивают свои грязные дела, а полиция даже не догадывается об этом.

- Не понял я что-то, - с недоумением пробурчал Мозер. - Я и не сомневался, - сухо отрезал в ответ Холмс. Они вернулись в уже обысканное здание лондонской пекарни. Кое-как проскользнув в узкую дверную щель, Шерлок и его команда стали свидетелем ужаса страшной картины: толпы маленьких китайцев стали у конвейера и синхронно упаковывали шоколадные пончики в коробки, пичкая их при этом белым порошком. Как успел заметить Шерлок, на втором этаже была дверь, предположительно, это был кабинет «главаря» этой шайки. - Итак, господа. Предлагаю разделиться – Вы, Мозер, остантесь с Ватсоном здесь, и прикрываете меня в случае, если что-то пойдет не так. А я тем временем поднимусь наверх и побеседую с «главным». - Но Холмс, как же…? - Не бойтесь, Ватсон, со мной ничего не случится. - Да я не об этом, Холмс, у Вас просто ширинка расстегнута, а это несерьезно. Детектив застегнул ширинку и побежал на второй этаж. Мозер и доктор Ватсон остались караулить внизу. Войдя в темный кабинет, Холмс увидел высокого блондинистого мужчину в черной шляпке, стоящего у большого экрана. На мониторе было видно рабочих, работающих за конвеером.

- Камера, ну как же. Что ж, время тебе сдаваться, подлец. Ты окружен. - Ха-ха, - скверным смехом ответил тот, и повернулся лицом к сыщику. – Нашёл чем пугать. - Где пёс? - Ах, пёс… Ну, я думаю ты и так догадаешься, ты же сыщик, как я понимаю. Шерлок и вправду вычислил местонахождение Кекса, но всё еще был не уверен в своих догадках. В комнате было немного мебели, да и сама она была небольшая, но детектив знал, что пёс жив, и был спрятан где-то неподалёку. - Что ж, я предлагаю сыграть в игру. Попытайся угадать, где мусорская псина, если уверен, что я всё ещё его не прикончил, и, может быть, я никого не подорву, - он медленно расстегнул свой чёрный пиджак, и вытянул правую руку, в которой держал рычаг для активации взрывчатки на его теле. - Что?.. Взрывчатка? – от неожиданного поворота событий, Шерлок удивленно посмотрел на блондина. Он усмехнулся: - Как много я готов отдать, чтобы еще раз увидеть эти растерянные глаза! Так что же, готов ли ты играть? Шерлок встрепенулся: - Готов.

- Ах, отлично, только маленькая поправка – играем на время, - он нажал красную кнопку и начался отсчет. У него была минута, чтобы найти пса и выбраться из здания живыми. «Шкаф…Нет, это слишком очевидно. Сейф в стене за картиной – слишком жирно для вонючей милицейской собаки… Тумбочка в столе тоже не подходит, там, под замком, он хранит старые порно журналы, - я видел, как с горечью он посмотрел на стол и прикусил нижнюю губу, когда нажимал на кнопку …» - Он прямо под тобой, Мавр. Блондин выпучил глаза: - Откуда ты… - Как бы ты ни пытался, но твои крашенные блондинистые волосы и голубые глаза никогда не скроют твою настоящую жидовскую душу. А вообще, это было элементарно – ты забыл снять шляпу. - Чёрт её бери! – от ярости вскрикнул тот и отскочил к окну. Шерлок, тем временем открыл тайник в полу под столом, и вытащил оттуда пса. Обессиленный двухдневным голодом, Кекс едва ли понял, что его освободили – он был готов умереть, только бы не слышать урчание своего живота. В комнату вбежал вооруженный Мозер и Ватсон. - Сдавайся, Мавр. Здание оцеплено, тебе некуда

бежать, - повторил Шерлок. - Кексик! Моя лапочка! – Мозер кинулся к любимцу. - Холмс! Но на нем же взрывчатка!- вскрикнул в испуге Ватсон. - Не беспокойтесь, мой друг. Это чистой воды блеф. Он не может пожертвовать любимыми порножурналами, да и самим собой, тоже. - Но почему? - Я должен вернуть свой долг. У меня забрали драгоценную для меня вещь. Более того, вор сначала стал моим другом, а после поглумился надо мной… - Что же случилось?.. Мавр стыдиво опустил глаза. - В старшей школе девушка, которую он любил, рассказала его другу, что у Мавра «не тянет даже на сосиску». Друг решил подшутить, и вывесил вместо прапора картинку сосиски с надписью «то, чего даже у Мавра нет»… - тихо обьяснил Шерлок. - Да! И я не Мавр! Это они дали мне такое прозвище из –за того, что я еврей и весь черный. Поэтому я решил измениться внешне, набраться сил и отомстить им всем! Вы думаете, пончики с некачественными синтетическими психотропиками я сам ем? Ха-ха, да я многих из тех, кто ходил со мной в школу, так потравил. Вы бы видели, как их плющило! Осталось рассправиться еще с двоими, а потом можно и на полицейских перейти.

Вы же любите эти пончики! – он достал из кармана свою фирменную работу – пухлый, хорошо прожаренный пончик, полностью покрыт шоколадной глазурью. - Вот же ублюдок, а я думаю, почему только за предыдущую неделю 14 человек из нашего участка сильно отравилось… Учуяв запах свежей выпечки, Кекс пришел в сознание, наострил уши, и с полным ртом слюны кинулся на несчастного Мавра. - Пончиииииииик! –пёс выхватил у еврея любимую еду и с аппетитом проглотил. Мавр от неожиданности отскочил назад, и вылетел прямо в окно, упав в огромный мусорный бак, что стоял под домом. - Кекс, ты же отравишься! – вскрикнул Мозер. «Не отравится, я уже пробовал накачать его мышьяком…» - подумал Шерлок. Дело было раскрыто, жизнь пошла своим чередом, а Шерлок поклялся себе не иметь дело с полицейскими и евреями.

Время. Оно имеет огромную силу над людьми. И каждый из нас – это лишь крошечный осколок безмерного зеркала, именуемого Время. Имеет ли оно точно установленный предел, и существует ли за этим пределом жизнь – до сих пор не известно. Однако, какой бесценной остается каждая секунда по умолчанию отсчитываемая циферблатом жизни. Позвольте Вам это доказать. С какой бы скоростью ни двигался технический прогресс, человеку не под силу остановить течение времени. По крайней мере, среднестатистический обыватель этой планеты пока что далек от этой возможности. Но вот представьте момент, когда всё остановилось. Как стрелка часов, так и не сделав свой полный круг; как фильм, который Вы обычно останавливаете на своём компьютере; песня, только что играющая у Вас в наушниках. Раз – и всё. Можно предположить возможность существования жизни и самого мира в случае остановки времени. Но только ради того, чтобы лучше разглядеть некоторые обыденные вещи, которых мы очень часто не замечаем. Или не хотим замечать. Миг – и всё остановилось.

Бедняга-пешеход за секунду до того, как автомобиль запачкает его штаны свежей грязью. Пусть насладиться этим моментом, поскольку это только начало рабочего дня. А вот и озадаченный взгляд ребёнка, который только собирается получить долгожданный подарок на День рождения. Полагаю, он и не надеялся, что родители так о нём позаботятся и потратят чуть ли не все свои сбережения на новый качественный протез. Всё для того, чтобы сын снова смог бегать с друзьями и наслаждаться детством. А где-то на другом конце планеты время остановилось как раз на моменте появления кого-то маленького на этот свет. Маме придется еще немного потерпеть, застыв в этом неудобном и напряженном положении. Как ни странно, в том же городе, где рождается человек, кто-то исчезает. Квартира. Горит тусклый свет. И в комнатах темно. Эта ночь была последней, и чья-то душа вскоре покинет этот мир. Измученная тяжелой ночью жена, наклонилась над телом мужа, целуя его холодный пожелтелый лоб своими, высохшими от слез, губами. Кажется, только спустя 6 бессонных часов у бездыханного тела супруга, в голову ударило осознание – его больше нет. Но будь наша воля, мы бы подошли поближе и увидели, как почти прозрачный, но светлый огонек так же трепетно склонился над фигурой женщины, безнадежно пытаясь приобнять её за плечи. Сцена,

стоящая быть увиденной. Но, увы, физическими глазами этого нельзя. Мы всегда слишком рассеяны, либо кудато торопимся, либо просто безумно черствы сердцем и пусты душой. А вот еще одна картина, которая, наверное, не оставит Вас равнодушными. Вряд ли Вам когда-нибудь посчастливится лицезреть то, как крепко, и на удивление сладко, спит высокопоставленный чиновник. У него сильно сомкнуты глаза, чуть приоткрыт рот. Кажется, вот-вот, и струйка слюны, свисающая с его нижней губы, запачкает совсем новую шелковую пижаму. Завораживающее зрелище. Особенно, забавно, что в этот самый момент его, как думалось, лучший друг, ступает на мину. Нет-нет, он еще не умер. Мы лишь остановим ненадолго время, чтобы Вы смогли это увидеть. И чтобы этот молодой мужчина, отец двоих детей, пожил еще чуть-чуть прежде, чем отойдет в Вечность. Кстати, о детях. Его сыновья как раз засыпают под мамину сказку. Их веки только-только тихо сомкнулись, а мама уже нежно целует каждого в лоб, и горькая слеза застывает на её холодной щеке – словно предчувствуя, какой приговор вынесен их отцу. Нам тяжело и порою больно смотреть на такие вещи. Возможно, мы поэтому и научились их не замечать. Однако, один из этих фрагментов, кусочков одной большой истории, принадлежать каждому из нас. И Вы никогда не знаете, в какой момент время проигрывания

Вашего жизненного фильма истечет. Быть может, кемто случайно нажатое «стоп» станет Вашим последним.

Оглушительный стон прибывающего поезда тяжко протянулся вдоль всего вокзала и эхом отозвался в голове Маркуса. Мужчина, делая маленькие шажки, медленно шел по перрону – будто боялся железного монстра, доверху забитого пассажирами. Он был в сером поношенном пальто и старой шляпе, из которой выбивались седые пряди поредевших волос. Казалось, каждый сделанный им шаг, будто старил его, и вот его плечи невольно опустились, а кожа приобрела новые, более глубокие морщины. На какой-то миг он остановился, немного выпрямил спину, и уставился печальными глазами куда-то вперед, словно что-то вспоминая. Сигнал. Прибытие. Маркус встрепенулся – маленький мальчик, лет 10 внезапно пробежал возле него, чуть ли не сбив с ног. Мужчина заволновался: «Куда же ты, мальчишка, спешишь? Мне кажется, я знаю тебя. Постой же, тебе не нужно бежать туда». Он, видя, что мальчишка совсем не слышит его, начал бежать за ним вслед. Маркус очень переживал, непонятное чувство тревоги охватило его мозг и тело, заставив сердце биться чаще и сильнее, а ноги – бежать изо всех сил. Теперь он не казался таким старым и немотствующим, скорее наоборот – молодым и сильным. Но, как бы он не пытался догнать маленького незнакомца, тот всё равно двигался быстрее и был

далеко впереди. Маркус на миг выпустил мальчика из виду, но после увидел, как тот, пробираясь сквозь толпу людей, старался попасть в вагон. Мужчина остановился. Он стал участником странного зрелища: сквозь мерзкий зимний холод и пронзительный ветер, люди, одетые во что-то, больше напоминающее тряпки, толпились возле пустого грязного вагона. Раздался свисток и они, словно стадо испуганных овец, начали забираться в этот мерзкий эшелон. Там был и мальчишка. Он бегал, суетился, будто искал кого-то, и в конце - концов Маркус услышал громкое : «Мама!». Наверное, этот крик дошел до мамы мальчика, и она дала о себе знать – тот подпрыгнул и быстро побежал в вагон. Маркус не понимал, что происходит. Он стоял прямо у толпы измученных холодом и голодом людей, слышал крики, разговоры и плач, но ничего не мог сделать. Было ощущения, будто он там, вместе с ними, бредёт к смертельному эшелону, и в то же время где-то далеко, в отдельном невидимом мире, и только наблюдает за происходящим. Прогримел еще один свисток, и грязные вагоны начали закрывать. Молодые солдаты в формах задвигали тяжелые двери, изо всех сил впихивая людей вовнутрь. Послышался короткий крик кого-то из пассажиров, а затем там воцарился еле слышный стон . В одном из этих вагонов был и тот мальчишка. где-

то там, вместе со своей мамой они тихо стояли в углу, прижавший друг к другу; она гладила его по голове, что-то шепча, и поднимала голову вверх, чтобы хоть немного достать свежего воздуха. Её сын ничего не говорил всё это время, лишь слушал и испуганно наблюдал за тем, что происходит вокруг: грязные и худые тела прижимались друг к другу, чтоб хоть как-то сохранить тепло и немного освободить пространство; другие падали от недостатка воздуха, но никто не поднимал их, не оказывал никакой помощи, а лишь молча склоняли над нечастным голову, и с горечью в глазах говорили: «Прости». В какой-то момент мальчик потянул маму за руку и тихо спросил: «Мама, а нам дадут право жить?». Она закрыла глаза и по её впавшим щекам полились горячие слёзы. Она не могла ответить, и ей стало невыносимо больно за то, что она не вправе распоряжаться своей жизнью, как и не вправе обещать самому дорогому человеку в мире хоть какое-то, но будущее. Эшелон остановился, и в вагоне воцарилась тишина. Неизвестность – когда она перестанет пугать своей беспредельной темнотой и иллюзиями? Под ужасный скрежет, двери вагона открылись, раздался свисток, грубый мужской крик, который давал команду, и люди повалились наружу. Голые ноги ступали на колючий снег, не чувствуя под собой уже никакой почвы. Солдаты с оружием в руках, погнали «новоприбылых» к обрыву, за которым скрывалась глубокая выгребная

яма. По команде люди выстроились в одну шеренгу вдоль пропасти и ожидали. Кто-то плакал, кто-то просил о пощаде, взывал к Богу, молился и просил прощение; кто-то проклинал стоящих перед ними солдат, а кто-то просто молчал, то ли смирившись со смертью, то ли от безграничного страха. Так тихо стояла мама и её 10-летний сын. Всё еще прижавшись друг к другу, они молча ждали щелчка винтовки. Мама, нежно гладя мальчика по голове, закрыла ему глаза, немного отодвинув его назад, пытаясь отгородить собой от пули. Рука солдата поднялась – внимание. Остальные взяли своё оружие и начали целиться. Он махнул. Щелчок. Пустой обрыв. Заполненная смертью яма. «Мама?..» Маркус всё еще стоял перед вагоном. Он закрыл глаза, и тихо плакал. К нему подошел кондуктор и спросил, будет ли он куда-нибудь ехать. Мужчина оглянулся. «Нет, моя остановка уже была».

Світанок. Вона. Літня сукня. Мрійливість. Він суворість в очах. Поспіх. Погляд - тепер тільки “до” і “після”. Дотик. Рука. Поцілунок. Обійми і щире зізнання … - Вийдеш за мене? Кохання. Весілля і близькість. Новина. Сльози і радість. Більше “не двоє”. Батьківство. Терпіння і втіха. - Як же виріс! Близька самотність. Мамині очі. Тато. Перон. Прощання. В один кінець. - Синку! Люблю.

Я листаю страницы книги и вижу, как фрагменты отдельных историй меняют её содержание, и жизни, которыми живут персонажи, складываются воедино, становясь одним целым, и создавая многогранную вселенную. Там каждый живёт своей отдельной жизнью, не подозревая о существовании других героев, и творит собственную историю. Так и мы, люди, подобно книжным персонажам, порою не думаем о том, насколько одиночество каждого человека объединяет всех нас, но в то же время делает его особенным; насколько его история неповторима и реальна, несмотря на миллиарды других, таких же историй. Данный сборник – моя первая публичная работа. Поэтому, подобно матери, которая волнуется за своего ребёнка, я так же волнуюсь за судьбу своих горерассказов. Однако, каким бы ни был Ваш приговор, я всегда открыта новому, в том числе и конструктивной критике. Спасибо, если Вы дочитали до конца этот сборник и смогли найти в нём что-то для себя.

С наилучшими пожеланиями, Ваш Автор.