Неспящие сердца

Дмитрий Яровой

Неспящие сердца

Киев 2010

УДК 821.161.2 Яровой ББК 84(4Укр)7-4 Я 76

Яровой, Д. Я76

Неспящие сердца / Д. Яровой. – К., 2010. – 212 с.

ISBN 978-966-439-313-0 Руководство компании "Магнетар", лидера рынка медицинского приборостроения, принимает выгодный правительственный заказ на производство психотронного оружия, не представляя, насколько серьезно это отразится на жизни сотрудников. Ситуацию осложняют, помимо непривычной обстановки, мрачные цели самого прибора, смертельная болезнь директора проекта и два тесно сомкнутых на одной вершине любовных треугольника, выхода из которых не видно. А заказчик в лице государства, хоть и играет по правилам, готов в одностороннем порядке поменять их в любое мгновение – на настроение Хозяина серьезно влияет непростая и неглупая женщина, имеющая собственные взгляды на политику и бизнес…

УДК 821.161.2 Яровой ББК 84(4Укр)7-4

ISBN 978-966-439-313-0

© Яровой Д., 2010 2

Светлой памяти Сергея Ивановича Баранова

3

ПРЕДИСЛОВИЕ Доброго времени суток читателю. Предисловие всегда сложно начать, но мне уже это удалось. В нем я не стану распыляться в благодарностях за то, что Вы открыли мою книгу. Скажу о другом. Белого и черного не бывает. Но все, что существует между этими двумя крайностями, все равно помечено извечной оппозиционной раздвоенностью. Любой выбор бинарен, и от этого несет в себе ответственность. А достойным человеком оказывается тот, кто готов отвечать за свои шаги и мысли. Я писал не о биофизиках, не о политике, не о любовных треугольниках и не новых технологиях – об ответственности за выбор и готовности принять его последствия. Эта книга создана в том Городе, который она описывает, в том городе, который нет нужды лишний раз называть по имени, как не называют, как правило, родителей. Книга наполнялась жизненными соками в переполненных вагонах метро и в громадных комнатах новых многоэтажек с видом на огни Печерска, в моменты величайшей радостной эйфории и глубочайшего душевного коллапса, теплыми летними ночами с их незабываемой энергетикой и в холодные ноябрьские предрассветные сумерки. Я стремился впитать и ретранслировать на своих страницах всю силу, которую несет в себе Город, его светлые и темные сторонами. Вам судить, насколько мне это удалось. "Неспящие сердца" – книга для тех, в ком живы понятия долга, любви и преданности; для тех, кто способен плакать от счастья и искренне улыбаться, истекая кровью. Для тех, кто называет все своими именами. Для тех, чье сердце не засыпает и не переходит в автономный режим работы. Да и для всех остальных тоже.

Начало третьего десятилетия XXI века ЧАСТЬ І. Подписка о верности Родине Год 2022 Высокий худой брюнет с уютной плешью в районе затылка курил быстро, коротко и злобно, стоя в общественном туалете аэропорта Гэтвик в Лондоне. До окончания регистрации на его рейс оставались последние десятки минут, а важный груз, который ему должны были доставить, пока не оказался в жёлтой руке многолетнего курильщика. Июльская духота заполонила всё вокруг. Кондиционеры не справлялись с жарой, сочащейся из каждой щели. Жара не боялась ни вечера, ни ночи. Гражданин затушил сигарету, по слепоте бросил окурок мимо урны и направился к выходу. Ничего не оставалось, кроме как позвонить нанимателю, оповестить о неявке курьера. Через огромную витрину он глянул на звёздное небо: сверкают и слепят. Ни облачка, ни дуновения ветра. Раздосадованный, он всё же ещё раз прошёл к месту встречи – своей припаркованной под землёй машине, хотелось удостовериться в отсутствии человека с закодированным чемоданчиком. Облегчённо вздохнул, едва спустился в паркинг: курьер стоял на месте. Он в темпе глотал мелкие монпансье из круглой пластмассовой коробочки, судорожно оглядываясь по сторонам. Увидел своего связного.

6

– Бермуды! – тут же радостно закричал маленький человечек с леденцами. Высокий брюнет подошёл ближе, невнятно оглянулся и брякнул: – Центурион. Счастливый поглотитель леденцов протянул увесистый чемоданчик с кодовым замком. Курильщик принял груз, деловито кивнул в знак благодарности и направился к выходу. Не дождь, так хоть успешная передача на месте способствовала подъёму настроения. Но подъем тут же сменился спадом, едва из-за поворота паркинга с визгом вырулил массивный фургон с цветастой рекламой известной фирмы на борту. Не заставили себя долго ждать и пассажиры фургона, отнюдь не похожие на сотрудников клиринговой компании – в камуфляже и с автоматами. Не переглядываясь и не сговариваясь, маленький человечек и курильщик распахнули куртки и приготовились к обороне, умом понимая, что их усилия все равно будут малополезны… И ни одна капля дождя не упала в ту ночь на Лондон. Каждую вторую субботу месяца самым охраняемым в стране объектом становился большой уютный дом в десятке километров от столицы, дом у пустынного пруда без птиц, на приусадебном участке с теплицей для клубники, но без клубники. В этот день здесь играли в покер четверо добрых друзей, и редко у них обходилось без попойки и сауны. Охранялся дом хорошо уже потому, что принадлежал министру обороны, генералу Георгию Прокопенко. Дополнительной причиной усиления охраны по субботам было присутствие там всемогущего премьер-министра, харизматичного министра внутренних дел и до неприличия богатого западноевропейского промышленника. Премьер был не стар, но совершенно сед в силу своей непростой, изрядно насыщенной биографии и генетики. Из всей четвёрки он отличался, пожалуй, наибольшей сентиментальностью и наисвирепейшей жёсткостью. Проигрывал в карты он часто, проигрывал много. От этого становился ещё более злым, потом мигом успокаивался и погружался в тоску. В понедельник утром, прямо от генерала, он обычно ехал домой, мостился за 7

письменный стол и подписывал указы об амнистии или введении новых льгот. Такими были эти понедельники, именовались приближенными они "днями высочайшей милости". Впрочем, премьеру незачем было страдать из-за проигрыша. Даже если он и проигрывался вчистую, рассчитывался исключительно государственной собственностью, ведь от своей он её давно не отличал. Министр внутренних дел был самым близким, проверенным и любимым другом премьера. Точнее – подругой, поскольку пост сей занимала женщина, и звали её Александрой. Александра Аркадьевна. "Министерша" совершенно не походила на рано сдавшего премьера, своего ровесника. Её спокойные бесстрастные глаза не отдавали сентиментальностью даже в самые лиричные часы. У тех, кто с ней общался хотя бы недолго, появлялось ощущение, что она никогда не знала, либо же давно забыла, что такое чувства и эмоции. Министр сохраняла безупречную спортивную фигуру, улыбку джокера, ясность мышления и не поженски суровый голос. Она почти не пила и, как ни странно, не посещала сауну вместе с партнерами по игре. В общем, непростой человек. Уважали её не все – но боялась каждая собака. Хозяин дома, упомянутый выше генерал Прокопенко, был старше собравшихся почти на десяток лет. Он подавал пример друзьям во всём, что касалось морали. Боевой генерал, участник бесчисленного множества старых и новых конфликтов, он воспитал не одно поколение настоящих офицеров и был, пожалуй, единственным членом Кабинета, чьё пребывание в министерском кресле не вызывало сомнения у любимого им народа. Правда, в последнее время, когда "карта хорошо пошла", стал чаще машины менять да по ресторанам гулять. Но это ему прощалось. Народ любит героев, даже если они придуманы им самим. Премьеру хотелось иметь боеспособную армию, а Георгий Прокопенко обеспечивал таковую. Кроме того, воин ни разу не заставил Хозяина усомниться в своей лояльности – генерал прогибался, чтобы устоять. Четвёртый – европейский промышленник Андрей Кром, старинный партнёр премьер-министра, значительно обогащался за счёт этих посиделок. Каждую вторую субботу он прилетал из своей бельгийской резиденции, чтобы провести время за картами.

8

Кром был умён и уже давно легализировал в Европе свой солидный капитал, сделанный некогда на торговле оружием. При этом от милого его сердцу "оружейного дела" он и теперь не отказывался, оно стало его хобби, приносило немалую прибыль, что никоим образом не подвергало опасности империю Крома. Верна истина: лучшее хобби – то, что приносит тебе деньги. В тот жаркий вечер игра завершилась небывало скоро. Генерал Прокопенко собрался "засандалить сауну" (именно сандаловый аромат он любил издавна), как вдруг подозрительно молчаливый в тот вечер Кром, едва не подавившись кусочком вяленого кальмара, остановил его жестом.

– Погодите, погодите! У меня дело ко всем, и не для сауны! – промычал промышленник. Генерал, переглянувшись с премьером (тот почти незаметно дал добро, сильно прищурив левый глаз), радостно откупорил об резной угол стола ручной работы очередную бутылочку бельгийского пива. В долю секунды Александра осознала: Кром хочет, чтоб и она участвовала в обсуждении, отказавшись от своей всегдашней ночной пробежки вокруг дома. "Министерша" вспомнила, что в прошлом году один из сомнительно законных проектов этого "мутного бельгийца" принес ей дом во Флориде с вертолётной площадкой. А отсутствие на площадке самого вертолёта несколько смущало… В конце концов, у её друга-премьера была не одна стальная птица. Чем хуже глава МВД? Кром нарочито тщательно и неторопливо дожевал попавшийся ему почти неуправляемый шмат кальмара и, хлебнув для вдохновения своего "отечественного" пива, приступил: – Есть проект – вернее, предвариловка для проекта. Но где его сделать? На прошлой неделе мои ребята перехватили в Европе человечка, что вёз документы в Россию. Как нам было известно, это разработки нового оружия. Я, конечно, думал, что там будет новый вид взрывчатки или схема брони какая-то хитрая, ну максимум – боевой вертолёт… При упоминании этого уж очень желанного чуда техники Александра неожиданно для себя (и как неожиданно для окружающих!) по-детски радостно улыбнулась. Премьер засёк улыбку и, не сдержавшись, нежно провёл по её лицу тыльной сторо9

ной ладони, будто хотел спрятать, сохранить её только для себя. Министерша стала строже и отстранилась. Не обращая внимания на все эти жесты, Кром продолжал, зная, что внимательно его уже слушает только милитарист Прокопенко.

– Ну, конечно, ребята перестарались – курьера живым не взяли. Но документики ко мне таки попали. И там не формула взрывчатки, и даже не чертёж летающего ковра. Там материалы по прибору, обрабатывающему психику… С подробнейшим описанием! Дальше случилось то, что и предугадывал Кром. Он умолк, разглядывая рисунок бирюзовой блузки Александры. Не прошло и десяти секунд.

– С этой минуты погромче, – неожиданно проронил премьер, отвлекаясь от спокойно-умиленного созерцания подруги и вперив глаза в Крома. Глава Совета Министров обожал наукоёмкие проекты.

– Короче, братья мои и сестры, россияне заказывали настоящее психотронное оружие! А нам, и совершенно бесплатно, досталось описание этой дряни. Уверен, создать подобное устройство по имеющимся схемам ваши умельцы смогут. Представляете, сколько мы выручим на продаже? План таков: ваши ведомства клепают прибор, ты – финансируешь (в ответ премьер прищурил левый глаз ещё сильнее), а я нахожу покупателя. Продадим готовенькое за большие деньги. Не находите ли вы подобную инвестицию выгодной? – под конец своей пространной речи Кром вдруг вспомнил, что сейчас он – европейский финансист. Воспитанность и образованность достались лишь последней его фразе. Промышленник и премьер-министр уставились друг на друга. В глазах читалось взаимное странное недоверие. Наконец власть имущий решился первым прервать молчание и увести взгляд в сторону.

– Надо обмозговать, Андрей. Ты прав, вопрос не для сауны… Слова, сказанные на удивление сдержанным тоном, мёртво повисли в воздухе. В горячем июльском воздухе.

10

Владимир Макаров впервые за рабочую неделю (наступал четверг) проснулся не от рвотного призыва или ужасающего кошмара, а от нежного прикосновения кошачьих усов. Браузер, огромного размера синий кот, приблизился вплотную к его лицу и резким колючим тычком в нос вызвал приступ чихания. Отчихав положенную дюжину, Макаров весьма осмысленно поцеловал кота в твёрдый розовый нос, отблагодарив за службу, и вскочил. В среду он, как уже повелось, ночевал у Ольги. Владимиру не хотелось, чтоб её шестилетний сынок застал его, мягко говоря, не при параде. Отработанными движениями примерно за тридцать секунд Макаров надел: рубашку, брюки, ремень, мобильный телефон на пояс, галстук, зацепку для галстука, пиджак, часы и предстал таким перед входящей в комнату Ольгой. На ней был только батистовый легкомысленный халатик. Единственной реакцией стало вылетевшее: – Ты человек-пуля, Макаров, – матово-блестящие глаза не выразили удивления, только губы дрогнули в лёгкой улыбке. Ольге Никоненко за тридцать, но и на них она не выглядит, разве что чуть полновата. Её нежно ухоженные, как у первой леди, руки коснулись сорочки Владимира. Разумеется, ухоженность она себе могла позволить, имея зарплату, как у депутата или губернатора. Она настоящая генеральская дочь. Генерал Никоненко стал вседержавно известен, когда во время государственного переворота едва ли не единственным из генералитета не поддержал новую власть. Такое поведение было продиктовано не какими-то моральными устоями, а обычным инстинктом самосохранения. Никоненко знал: скорая на расправу новая власть все равно с ним разберётся, слишком уж влиятельным игроком он был в среде вояк. Другого пути не было. И он изо всех сил сопротивлялся. Но переворот удался. Генерала вроде бы простили. Через полгода отправили в отставку. А еще через полгода он был награждён орденом Свинцовой Пули с занесением в грудную клетку прямо в огороде собственной дачи. По легенде, погиб в результате банальной бытовой ссоры с соседом, который, в свою очередь, не дожил до суда, "не стерпев мук совести".

11

Премьеру не свойственно было (хотя ему и это приписывали) расправляться с роднёй своих врагов. К тому же Виталий Никоненко "погиб как честный гражданин"; поэтому семье была организована достойная пенсия, а зять генерала, тогдашний муж Ольги, был оставлен на службе в армии в звании капитана. И даже начал получать кое-какие поблажки?… Ольга не простила мужу, перспективному молодому офицеру, за которого в своё время была выдана по родительской воле, подобного слабоволия. Более того, она считала, что тот лично причастен к смерти старика (хотя супруг генерала любил больше, чем его дочь, и считал Виталия Никоненко своим наставником). Не остановил развода и двухлетний сынишка. Ольга вернула себе девичью фамилию и устроилась работать туда, где ей было самое место с её техническим образованием. В "Магнетар". Компания "Магнетар" на тот момент – набирающий обороты производитель высокоточного медицинского оборудования. Здесь Ольга сразу нашла применение своим знаниям в области биофизики и механики. И довольно скоро, проявив себя как успешный учёный, защитив несколько собственных и коллективных проектов, она заняла достойное место в научном отделе компании. Затем нашла в себе силы обустроить и личную жизнь. И вот сейчас эта самая личная жизнь стояла перед ней в мятой голубой рубашке и смотрела на неё огненно-зелёными глазами с красными прожилками.

– Галстук сполз, чудо ты! – прошелестела Ольга и подтянула к воротнику разукрашенный жёлтыми птичками шмат материи, висевший на уровне второй сверху пуговицы. Упрямый помальчишески Макаров придал галстуку прежнее положение и расстегнул верхнюю пуговицу.

– Я сегодня – демократично, – мягко-возражающее заметил он, прикоснувшись губами к руке любимой. – Забыла? У самого лучшего в мире вице-президента сегодня самый лучший в мире день рождения. Сорок пять – дядя Валя ягодка опять! Ольга улыбнулась, вспомнив о предстоящем празднике, и вытолкнула любимого на кухню готовить завтрак. Это было лихо, ибо готовить Макаров умел много всего, но съедобными из этих блюд являлись только два – чай из одноразовых пакетиков 12

и яичница. Уразумев, что с чаем не сложилось (ввиду отсутствия пакетиков в доме любительницы кофе), он достал из холодильника три яйца и, не колеблясь, разбил их на сковородку. Хотя улица уже стонала от урчащих и спешащих, (чтоб не закипеть в жару) машин, день предвкушался приятным и желанным.

Год 2017 Александру Станиславовичу Троицкому с юных лет чудилось: ему аплодируют сильнее, чем всем остальным. Иногда он, перепроверяя себя, спрашивал у родных или друзей: "Ведь правда, овации мне были громче?" Впрочем, иногда это оказывалось правдой, порою даже плёнка магнитофонная фиксировала. И было за что чествовать Троицкого! В том году, когда он начал новое доходное дело, ему исполнилось сорок три. Будучи одним из состоятельнейших столичных бизнесменов, сменив множество должностей и видов деятельности, он уже имел возможность переехать на дачу и приступить к поливу роз или помидоров, прикрывшись титулом "почетного президента" какого-нибудь акционерного общества. Но Троицкий был личностью увлекающейся, что являлось дополнительным бонусом, дающим право на любой род занятий. Человек с активной жизненной позицией, Александр Станиславович не поддавался на уговоры семьи и трудился, не оставляя и единого шанса жадным до наживы преемникам. Он любил работу, и работа отвечала взаимностью. Взаимная любовь с элементами садомазохизма. Троицкий не давал покоя ни себе, ни подчинённым, сдирал последнюю рубаху (правда, не только с себя, но и с ближнего), пыхтел и рвал, долбил и крутился. В молодости государственный служащий, он скоро перешёл в кондитерский бизнес и скоро же стал банкротом. Поработав ещё с годик приказчиком на некогда собственной кондитерке, Троицкий понял, что конфеты ему не покорились, что карьеры здесь не сделать. Взялся торговать подержанными машинами.

13

Расширяя бизнес, прикупил несколько престижных автосалонов и через годик-другой вспоминал о б/у автомобилях с юмором. К тридцати пяти машины ему поднадоели, хотя дела шли лучше некуда. И все же он продал бизнес и вложил деньги в строительство. Последующий за этим вклад Александра Станиславовича в развитие архитектуры столицы по достоинству оценили все. Ему даже довелось поработать пару лет в правительстве советником профильного министра. Прошло восемь лет, и власть перевернулась. Кабинет Министров превратился в Совет Министров, партии заместились Партией, а новый премьер-министр, седовласый молодой человек с простым и не запоминающимся именем, дал понять, что пришёл надолго. Эта мысль окончательно утвердилась в головах граждан, когда были расстреляны полсотни "врагов народа", ранее представлявшие власть, а должность президента ликвидировали как таковую. Поначалу Троицкий испугался. Но новая власть оказалась грамотнее и профессиональнее предыдущей. И он, как и большая часть народонаселения, смирился с нововведениями, тем более что как раз нашёл себе свеженькое занятие. Пользуясь старыми связями в обновлённых правительственных кругах, Троицкий выкупил на все заработанные в строительстве деньги обветшалое предприятие медицинского приборостроения, назвал его "Магнетар" и задал ему рабочий темп. Эта отрасль уже несколько лет набирала темпы в мире и стране, а в свете прихода к власти просвещённого деспота, который поощрял развитие новых технологий, обещала резко пойти в гору. Работяги и инженеры, что не успели окончательно спиться, неохотно возвращались на производство: новый директор не обещал сразу высоких зарплат, а работа по подъёму наполовину сгнившего завода обещала всем адские усилия. Но они справились. Справились все вместе, выстояли против атак ложных инвесторов и совершили прорыв: крупное предприятие начало приносить прибыль. Дальше – больше. Троицкий расширил производство, прикупил пару-тройку заводиков, открыл филиалы в регионах и понял, наконец, что создан для работы в сфере приборостроения.

14

Разумеется, личных знаний и умений не хватало – нужен был эксперт. И таким экспертом стал высококлассный специалист в области биофизики и просто… …чудо-человек Савенко сам вышел на Троицкого. Прознав о перспективах приборостроительного завода, где Валентину Петровичу в своё время пришлось работать главным технологом, он "вспомнил", что уже давно скучает по настоящей работе. Отложив в сторону диссертации, которые он писал на заказ для высокопоставленных чиновников (новый премьер требовал, чтобы деятели государственного масштаба имели научную степень), Савенко решил попытать счастье и вернуться на любимую работу. Он напрямую позвонил Троицкому и напросился на собеседование, убедив, что знает о заводе если не всё, то больше, чем кто бы то ни было. Переступив порог "Магнетара", он рассчитывал максимум на должность рядового инженера, поэтому вёл себя скромнее некуда. Троицкий радушно встретил его в уютном и светлом кабинете, сразу обратил внимание на соотношение внешнего вида и поведения. На бывшем главном технологе была простенько – белая льняная рубашечка под немолодым посеревшим свитером, старые, но чистые отутюженные брюки и серый же плащ. Стремительно и неумолимо приближалась осень, заметно холодало – шло к дождю, а на Савенко были лёгкие летние туфли, из чего Троицкий сделал вывод: деньгами тот не избалован. Тем не менее держался визитёр очень уверенно. Природа наградила Валентина Петровича светло-голубыми добрыми глазами и зачёсанной набок чёрной гривой с редкой проседью. Троицкий признался себе: этот мужик "из тех, что бабам нравятся". Одеть его пошикарнее, и хоть сейчас отправляй на переговоры с Микрософтом.

– Спасибо, что нашли время, – начал президент. Он уже знал, что возьмёт Савенко на работу, но пока не решил, кем. – Прочитал резюме Ваше, мнение у меня сложилось неплохое. О продвижении по службе и научных работах Вы написали достаточно подробно, а вот о личном хочу расспросить подробнее. Пи15

шете, что лейтенант запаса и прошли военную кампанию в Сомали. Если я правильно сопоставил даты, Вам тогда было за тридцать? Как туда попали?

– Никогда не боялся смерти, боялся только нужды, – Савенко явно был готов к этому вопросу, ведь работодателю наверняка захочется проверить его психику на устойчивость. – Тогда, во время кризиса, завод начал загибаться, а домашние траты сильно возросли. В армии я в своей время сержантом был, и завербоваться по контракту оказалось несложно. К тому же, первое образование у меня – медбрат, в молодости медучилище окончил. Вот и служил по медицинской части в штурмовом батальоне. Я не жалуюсь, но это не самая интересная для меня тема, честно. Троицкий задумчиво кивнул, поджав губы, и вальяжно продолжил: – Помню это "прелестное" времечко. Тогда многим было туго. Спасибо, перейдём к приятному – наука. Вы работали у профессора Паламарчука из Института приборостроения. Имели отношение к "Знамени"? "Знаменем" назывался относительно дешёвый в производстве прибор, позволяющий излечить на ранних стадиях психические расстройства. Его создавала команда учёных на базе завода, сейчас принадлежащего Троицкому. Устройство это некогда заработало широкую популярность.

– Отношение имел прямое, руководил опытными испытаниями, – Савенко вдруг остановил взгляд на массивных часах в углу кабинета. …– Почему Вы решили вернуться на завод? Неужели диссертации не приносят дохода? – спросил президент после ряда уточняющих вопросов о создании "Знамени". Часы, кажется, не выдержав взгляда Валентина Петровича, заиграли старинную неаполитанскую мелодию.

– Приносят. Но я знаю, Вам нужны специалисты. Производство не может развиваться только экстенсивным путём. А я люблю своё дело. Хочу реализовать на практике свои идеи, их у меня масса… Часы закончили музыкальное шоу и продолжили тихо и солидно отмерять время.

16

– В таком случае, Вы приняты, – возвестил Троицкий весёлым голосом. – Но инженером, как просите в заявлении, не возьму. И даже должность главного технолога Вам не светит. Я назначаю Вас вице-президентом компании "Магнетар", вицепрезидентом по научной работе. Жду заработанного первого миллиона к следующему сентябрю.

– Шутите? – серьёзно уточнил соискатель.

– Никак нет, – уже не так весело парировал фабрикант. – Я прекрасно понимаю, что мне нужен партнёр. Умный, работоспособный, честный. Я в приборостроении не разбираюсь, в медицинском и подавно. А в этой сфере мало быть менеджером, пусть даже гениальным. Нужен человек, отличающий термометр от беговой дорожки. Учтите – работы много! И Вы с ней справитесь. Я верю в технологии и в технологов. И Троицкий скорчил визитёру восхищённую гримасу. Савенко последний раз бросил взгляд на часы и понял: время вставать и бежать быстрее времени. Вице-президент Савенко, не принеся ещё компании и первого миллиона, уже перестал носить бесформенные свитера и бюджетные рубашечки, приоделся и купил машину. Он вполне состоялся как практик, начал набирать команду в "инженерное бюро", нареченное научным отделом. Поначалу Петрович фактически сам руководил отделом, но скоро понял: негоже мотаться между кабинетом вицепрезидента и научным отделом, и решил подобрать себе помощника. Где искать – знал прекрасно… В Институте приборостроения его встретили радостно, но с некоторым недоверием – серая мышь обросла дорогими аксессуарами. Те, кто помнил Савенко по работе над "Знаменем", были удивлены. Вице-президент не смущался от рассматривающих взглядов, вернее, разглядываний, собрал в лаборатории старых знакомцев и поведал о новом месте работы, приглашая желающих к себе на службу. Первым отважившимся покинуть насиженное место стал профессор кафедры биофизики, амбициозный, шустрый и понастоящему умный Антон Валерьянович Вольф. Уже через неде17

лю после визита Савенко он подал заявление об уходе, сохранив за собой, правда, право вести преподавательскую деятельность. А спустя ещё неделю он со своими пожитками и массивным сейфом въехал в кабинет главы научного отдела "Магнетара". Следующий визит Савенко к приборостроителям окончательно лишил кафедру биофизики будущего: ушел аспирант и без пяти минут к.т.н. Юрий Фурманов. Рассудив совершенно здраво и прагматично, Юра последовал вслед за профессором. Деньги – это не всё, но без них – всё… Троицкий, наблюдая за этим, не без ехидства посмеивался: – Петрович, да ты, гляжу, филиал Института приборостроения делаешь в "Магнетаре"! Неужели только там специалистов растят? Савенко тихо отшучивался. Прошло ещё несколько месяцев, и он вышел на след своего любимчика – Евгения Латынина. Но этого молодого человека перетащить в "Магнетар" было не так просто, как жадного до регалий Вольфа и пока ещё наивного Юру Фурманова… На столе начальника исследовательского департамента крупной ТНК, занимавшейся медицинским приборостроением, нет свободного места от изысканных сувениров и навороченных подарков. Его кабинет с видом на реку – едва ли не лучший в здании. Умные и покорные подчинённые, шикарная скоростная машина, красивая жена. Что ещё нужно для счастья, когда тебе двадцать шесть и ты продвинутый карьерист с огромным потенциалом? Женя Латынин наслаждался жизнью. Он имел то, что заслужил трудом, постоянным поиском, искренним сердцем. И когда в его дверь постучал человек, которого он считал не столь успешным, Латынин был уверен: Савенко пришёл просить работу. Латынин собирался составить ему протекцию: пусть посидит в маленьком отделе, чтоб не помер с голоду, хороший ведь мужик! Когда создавался "Знамень", Евгений (тогда просто способный и старательный студент факультета биофизики) подрабатывал под началом Савенко в команде испытателей. Тогда они здорово подружились. Валентин Петрович обещал Латынину 18

работу и продвижение на заводе. К сожалению, завода вскоре не стало. Женя не особо расстроился и сам занялся раскруткой своих мозгов.

– Галя, двести коньяка! – в телефонную трубку. Панорама другого берега притягивала. Душой, не глазами ощущалось величие города. О животных говорят – породистый, о человеке – с родословной. А как о городе с историей и воспитанием? Но в этом городе царил седовласый премьер со своей командой, и последствия сего были, увы, уже неизлечимы. Через двадцать минут, слегка повеселев, Савенко продолжал любоваться красотами реки. Его бывший подопечный подошёл сзади и, любовно положив руку на плечо, произнёс: – Вот так я устроился, Петрович. Как думаете, заслужил? Вице-президент "Магнетара" отвлёкся от красоты за окном и перевёл взгляд на собеседника. Латынин смотрел с плохо скрываемой жалостью. Чувствовалось, он вот-вот расплачется от нахлынувших воспоминаний и предложит, нет, попросит визитёра подать заявление в отдел кадров… Валентину Петровичу вдруг стало смешно. Как по-разному его воспринимают те, кто знал Савенко – безденежного "негра от науки", и те, кто сталкивался только с Савенко – топ-менеджером. Он решил поиграть с Латыниным, не разрушать интриги.

– Ты, Женя, заслужил большего. Удивляюсь, как это ты ещё не в Совете Министров. Я тобой горжусь и знаю, что и тебе приятно чувствовать себя состоявшимся человеком. Латынин грустно улыбнулся: он всегда старался держаться подальше от политики, чтобы подчеркнуть свою независимость. Но она потихоньку влезала в его жизнь. Не раз представители власти намекали ему, да и открыто приглашали в свои службы. Евгений знал: там будет не хуже, чем в частном бизнесе. Но перспектива заниматься биологическим и психотронным оружием, сотрудничать в этом грязном деле с замазанной по предплечья в крови кликой премьера (именовавшей себя государственной элитой) его отпугивала. Он принадлежал к высокой и порядочной касте истинной интеллигенции.

19

– Не люблю я их, Петрович, и боюсь. Моя жена служит в Министерстве обороны, и я стал замечать, что они мало-помалу склоняют её на свою сторону…

– Так ты женился?! – искренне восхитился Петрович. – Поздравляю, поздравляю! Рассказывай подробнее! У Савенко почему-то погасли глаза – огорчился, что не пригласили на свадьбу. Осознав это уже через секунду, Латынин вынужден был пуститься в сбивчивые объяснения.

– Вы уж не обижайтесь, что на свадьбу не звал. Мы отмечали более чем узким кругом – только ближайшие родственники и свидетели. Просто моя Ника…

– Ника?

– Да, такое вот славное имя у девочки, – заулыбался Евгений, и Савенко эту улыбку подхватил. – Она работает в спецподразделении, у них с режимом очень строго. Начальство какое-то время даже не разрешало замуж выходить, пока сам министр не вмешался.

– Жажду увидеть фото твоей супергероини! – Валентин Петрович едва не затряс коллегу за плечи. Тот кивнул на электронную фоторамку. Савенко повернулся и едва не раскрыл рот от удивления. Он ожидал увидеть суровую плотную бабу в униформе с огромными лапищами и мужеподобным лицом, а то и с бородой, чего доброго. И совершенно не укладывалось в его академической голове, что такая миниатюрная шатенка с волосами до плеч, искрящимися зелеными глазами и пухлыми щечками может работать в охранном подразделении. Несколько секунд он восхищенно и не стесняясь её рассматривал, потом повернулся, взирая на самодовольную улыбку Латынина, и тихо, но очень изощренно выругался, как умеют только очень начитанные люди.

– Ну ты даешь, мальчик. Это необходимое и достаточное условия счастья – чего ж тебе ещё пожелать?

– Не знаю, Валентин Петрович. В общем-то не жалуюсь. Кажется, есть все, что нужно. Подозрительно много всего… Расскажите, с чем Вы пришли. Неужто в гости?

20

Савенко начал рассказ: как пришел к Троицкому, обустроил работу, начал жить по-человечески, перетащил к себе нужных и умных, упомянул профессора Вольфа.

– Так что я к тебе не с просьбой – ты же так подумал? Я с предложением. Правда, догадываюсь, ты откажешься… Латынин, посмеиваясь от радости за своего наставника, и безумно удивленный таким его фартом, ответил: – Разве что Вы меня сразу на президентскую должность возьмете. Вот забавно – с Вашим Троицким я пару раз пересекался, а о том, что Вы у него работаете, ни сном, ни духом. Спасибо за предложение, Петрович, но у меня свои планы. Да, "Магнетар" хорошо взял старт. Но наша фирма уже давно разогналась. Вотвот я выкуплю часть акций и стану партнером, а там, глядишь, лет через десять её возглавлю. А в "Магнетаре"? При лучшем раскладе я после Вольфа возглавлю научный отдел, да и то, если справлюсь. Нет, простите, охота к перемене мест во мне пока не проснулась… Да нас и тут неплохо кормят. Не обижаетесь? Савенко не обижался. Но чувствовал, что разговор не окончен. Интуиция подсказывала: они вернутся к этой теме. Рано или поздно. "Магнетар" настигал по показателям роста Женину компанию. Быть может, Латынин и передумает. Или что-то заставит его передумать.

– Не прощаюсь, – скользнул Валентин Петрович к двери. – Буду заглядывать в гости, обещаю.

– Мы с Никой на днях навестим Вас. Вам стоит с ней познакомиться… Савенко вышел. Он был доволен разговором, но ещё приятнее был вид из окна. Несентиментальный учёный вдруг понял: он любит свой город. А, может, он вообще – патриот? Передёрнув плечами, будто желая освободиться от этой мысли, Петрович твёрдо нажал на кнопку вызова лифта. Спускался в город почти бесшумно. Евгений хорошо готовил со студенческих времён и старался не перегружать этим жену. На выходные они отпускали весь домашний персонал, кроме охранника. Так было и в ту роковую субботу, вернее, поздним субботним вечером. Латынин стряпал 21

на кухне, время от времени отвлекаясь на звонки партнеров, приглашавших на охоту, рыбалку, в сауну – нужное подчеркнуть. Как примерный семьянин, он всем вежливо отказывал. Знал, что Ника сегодня задержится, но она, как обычно, не сказала, как надолго. Запланированные на ужин куриные крылышки начали остывать, а Женя потихоньку терял сознание от усталости, карауля их на кухне, когда во двор въехала машина. Тихо хлопнула дверца единственной в городе беленькой BMW. У Латынина не оставалось сил выбежать навстречу любимой. Кроме того, он прекрасно знал, что охранник проводит её прямо до двери (и зачем только охранник офицеру спецподразделения?). Он только радостно заулыбался, что она вот-вот войдёт и оценит его кулинарные старания. Она войдет – и дом наполнится теплом, а его бытие – смыслом. Часы с нарисованными певчими птицами пропели совой – полночь. Ника задерживалась в гараже дольше обычного, и взволнованный Женя уже было встал, чтобы помочь ей. Тут непривычно сдержанно взвизгнула входная дверь, и он принял прежнее положение старательного кулинара возле дымящегося блюда с крылышками.

– Латынин, где ты? – на удивление далеким голосом спросила Ника.

– Жду тебя, подобно Пенелопа Одиссея, на кухне… Раздался шум открываемого крана – мыла руки. Наконец она вошла на кухню – не переодетая, в зимней форме лейтенанта.

– Крылышки ждут своего ангела! – он сделал два быстрых шага и очутился возле любимой. Ника слегка улыбнулась уголками губ и тихонько оттолкнула его. Муж всё понял с полпинка – если она в дурном настроении, лучше поменьше шуметь. Он вернулся к блюду и молча указал на него двумя руками: еда!

– Я не голодна, спасибо. Нам нужно поговорить, – Ника села в мягкое кресло в дальнем углу столовой. Верхний свет туда почти не проникал. Как любой трезвомыслящий человек Латынин не любил таких фраз, поэтому быстро и тревожно спросил: – Что-то случилось?

22

Ника грустно кивнула и начала говорить очень быстро и тихо. Но в глубокой тишине декабрьской ночи слова звучали как из мегафона.

– Я развожусь с тобой, Женя. Человек, из-за которого – сын президента твоей компании. Ты его хорошо знаешь, знаешь, что он женат и у него дети. Ты не знал до сегодняшней ночи только одного – мы с ним любовники. Ещё с прошлого Нового года. Я решила, тебе пора знать правду. Мне надоело скрываться. Сегодня он сделал мне предложение. Я не стану медлить. Латынин всё ещё продолжал улыбаться. Первые несколько минут он был уверен, что это неуместная шутка, что через минуту на ангельском лице Ники появится улыбка, перерастающая в жизнерадостный смех. Потом будет общий хохот, плотный ужин и сногсшибательный секс. А потом они пойдут во двор кататься на качелях. Но её улыбка с появлением медлила. Глаза смотрели строго и решительно.

– Наверняка ты захочешь уйти из компании. Знай: это не обязательно. Твой босс знает о наших отношениях, он попросил меня поставить тебя перед выбором. Первый вариант: ты принимаешь все, как есть, получаешь в качестве моральной компенсации те акции, что планировал купить, мы разводимся и остаемся друзьями. Второй: ты играешь в оскорбленную невинность, разводимся с шумом и переделом. Тебя увольняют, и всё. Джентльменского соглашения не будет. Выбор за тобой. Сложно передать ощущения человека, которого в один миг лишают всего. Об этом лучше всего скажет его поведение. Пока Ника изрекала вторую часть тирады, Женя на автомате съел два крылышка, а когда она завершала речь, нервно вертел в руках третье. Пересекшись с выжидающим взглядом женщины, которую до сих пор считал единственной и главной в своей жизни, бедняга отложил птичкину часть и принялся вдруг вытирать руки о скатерть, приговаривая нечто невнятное. Это продолжалось меньше минуты. Наконец, он собрался с силами и заговорил громко и уверенно: – Не понимаю. Я недостаточно тебя люблю? Ты обижена чем-то? Ты мне не доверяешь? Я сделаю всё, только объясни, что нужно делать! Как исправить ситуацию?

23

Когда подвыпивший мужчина в мокрых шортах знакомился с ней майским рассветом на набережной, Ника Лотман смотрела на него возмущенно и презрительно. Когда трезвый взволнованный миляга делал ей предложение в дешевой кофейне на той же набережной, в глазах её было сомнение. Когда умный, сильный, надежный партнёр метко бил по теннисному мячу на корте, Ника, уже теперь Латынина, смотрела на него с гордостью. Когда добрый и мягкий мужчина в тонких дорогих очках и со слезами на глазах искренне переживал за героев мелодрамы, считая, что этого никто не видит, Ника заглядывалась на него с умилением. И вот впервые за всё их общее время она посмотрела на него с жалостью. Теперь пути назад не было. Она сказала просто и почти со злостью; включив вдруг ярко-оранжевый торшер, так долго стоящий без дела рядом: – Я разлюбила тебя, разлюбила ещё несколько месяцев назад. Тут не бывает простых объяснений, мой хороший. Прости. Буду спать на диване. Пожалуйста, не тревожь меня, мне нужно отдохнуть.

Год 2018 В шесть тридцать восемь последнего дня первой декады января Евгений Латынин проснулся в квартире спального района столицы от неудержимой тяги к искусству и от тяжкого ощущения вины, висящей на душе. Опорожнив желудок в унитаз, включил чайник, чтобы прополоскать чем-то рот и избавиться от неприятного привкуса. Город удивительно тихо вёл себя за окном. Желчные протоки бурлили, как Ниагарский водопад. Бывший блестящий начальник исследовательского департамента крупной компании который раз давал себе строгую клятву "не пить как минимум две недели". Приятель, у которого он ночевал, безмятежно спал в соседней комнате. Будить не хотелось. Женя включил компьютер, намереваясь вбить в поисковике что-то вроде "болит под правым ребром печень". Не вышло, зато убедился, что тот, кого будить не хотелось, интернет за следующий месяц не оплатил.

24

Тогда Латынин, не надевая очков, подошел к окну и близоруко вгляделся в унылый пейзаж. Ни души за окном, если не считать одушевленными покрытые снегом дворовые машины. Одинокий фонарь оранжевым светом четко выделял мусорный бак во дворе. Картина – тоскливее сложно придумать… Приуныл Евгений. Присев за стол. Глубоко (насколько мог) задумался, разглядывая батарею пустых бутылок разных мастей. У него не было ничего. Ничего. Злобный шеф, непонятно за что с ним расправляясь, уволил его – умнейшего учёного – с формулировкой: "за нарушение корпоративной этики и промышленный шпионаж". Теперь вряд ли найдёшь по специальности достойную работу, позволяющую оплачивать кредит на дом и машину. Что остаётся? Нет, прыгать из окна он не будет. Четвёртый этаж – не вариант для самоубийства. Да и вообще самоубийство – не вариант. Остаются же те, с кем надо рассчитаться за своё поражение… Да и снег внизу, холодно… Брррр… В городе было по крайней мере три фирмы, где Латынин мог применить свои знания. Из трёх с распростёртыми объятиями его ждали только на одной. Не унижение ли это – притопать к Савенко, рассказать правду и попроситься после столь самоуверенного отказа? Нет. Савенко такой, как и был. Он никогда не попрекнёт Женю прошлым. Выход найден… И кто говорит, что с похмелья плохо думается? Понимая, что друга разбудит только пушек гром, Латынин оделся и вышёл из квартиры, беспощадно хлопнув дверью. Пора привести себя в порядок, созвониться с Валентином Петровичем. И жить. Город тоже пробуждался: дворничихи собирали свой инвентарь, хлопали парадные, начинали свою песню моторы авто. Профессор Вольф был хорошим, добрым, славным человеком, всегда готовым помочь и поддержать, пока человеколюбивый Петрович не предложил ему престижную должность в "Магнетаре". Профессор недолго колебался, возглавил научный отдел компании.

25

И тут-то Вольф почувствовал себя крупной фигурой. Он быстро переродился в гордого, важного деятеля и умудрялся создать пафос на пустом месте, притом что вряд ли мог считаться хорошим начальником. Антон Валерьянович порой откровенно давил на вице-президента в принятии решений, что не могло оставаться незамеченным для коллег и приятным для самого Савенко. Впрочем, надо отдать должное: с поднятием зарплаты эффективность работы профессора как учёного резко возросла. В своём деле Вольф был знающим и умел многое. Его никак нельзя было назвать бездарным или ленивым. При всей своей самовлюблённости и мелочности Вольф оставался мозговым центром. Голова его работала дуэтом, в унисон с любимым компьютером. Этот Вольфов – старый, тяжелый, отказывающийся работать без питания – напоминал адскую машину на растяжках: с одной стороны подсоединен длинным белым шнуром к локальной сети, с другой – подключен к питанию. Длина шнуров и расстояние между гнездами соотносились так, что ноутбук нельзя было двинуть с места, иначе одно из соединений обрывалось. В общем, этот монстр, именуемый компьютером, не мог называться переносным. И всякий раз, когда кто-либо входил в кабинет профессора, минуя пристальный контроль его секретарши, то первым делом обращал внимание именно на это чудо-юдо техники. И каждый раз серьёзное лицо работающего за ним Антона Валерьяновича вызывало непроизвольный смех.

– Заходи, как тебя там, Икс? – нарочито небрежно интересовался Вольф у потревожившего его покой, увеличиваясь в размерах. – С докладом?

– Так точно, Антон Валерьянович, – выдавливал из себя очередной Икс. – Есть новая информация по объекту Игрек, смею заверить, она Вам по душе. Вольф делал вид, что пристально разглядывает бумагу у себя на столе, и угрюмо кивал, что означало: "садись, вошь немощная". Икс, он же Вошь Немощная, присаживался в мягкое не26

удобное кресло, неприятно скрипящее с каждым движением, и приступал к докладу. Выслушав его, босс хладнокровно указывал на недочёты и ошибки, которые не могли не найтись, и отправлял "доделывать сырой проект", с повелением "больше не носить начальнику неготовые доклады". Когда же это светило выдвигалось в лабораторию или на завод, то проявляло себя грамотным учёным, с пафосом, разумеется, но молниеносно вникающим ы проблему и находившим ответы на самые сложные вопросы. Савенко, зная это, жалел, что легкомысленно поставил старого друга начальником: тот же Латынин лучше бы справился с руководящей должностью. Но заднего хода дать нельзя, и вице-президенту приходилось мириться с Вольфом: плохим начальником и хорошим учёным. "Будущее" Вольфовской кафедры, быстро продавшее чистую теоретическую науку ради хорошо оплачиваемой и спокойной работы в "Магнетаре", один из самых молодых сотрудников компании – Юра Фурманов – начал приносить деньги Троицкому и Савенко в возрасте двадцати трёх лет. Разумеется, начинал с малого – ассистентом у Петровича. На этой должности парень прокрутился почти год. Когда Савенко понял, что тот готов к серьёзным испытаниям, Юра получил направление в научный отдел. Переводили на новую должность Фурманова в конце лета. Вольф и Савенко по понятным причинам вместе ушли, а потом дуэтом же вернулись из отпуска, и хорошо отдохнувший Валентин Петрович сказал нечто в духе: "пора теперь, сынок, к настоящей науке приобщаться". Так Юра попал в научный отдел Вольфа, почти одновременно с только что получившей развод Ольгой Никоненко. Между ними сразу завязались дружеские отношения, и Юра подумывал: они могли б перерасти в нечто большее, если б не два обстоятельства, здорово смущавшие молодого учёного: четырёхлетняя разница в возрасте и наличие у Фурманова законной супруги, ещё со второго курса.

27

Даша Фурманова уже и забыла свою девичью фамилию. Она абитуриенткой познакомилась с Юрием – умудрённым опытом второкурсником, которого кафедра направила ассистентом в приёмную комиссию. Они сразу сошлись характерами и решили, что поодиночке не выживут. Два наивных, светлых, чистых душой романтика, понимающие друг друга без слов. Едва Фурманов окончил четвёртый курс, они с Дашей (не без родительской помощи) въехали в новую квартиру, по иронии судьбы, расположенную в доме, спроектированном компанией Александра Троицкого. На этом беззаботная жизнь холостяка закончилась фактически, а через несколько месяцев и юридически. Юра практически никогда не жаловался на жизнь. Напротив, был доволен. Правда, порой, сознавая, что не с кем выпить ледяного пива из замороженной кружки и пожрать дымящихся креветок в прокуренном баре, Фурманов мог взгрустнуть. Но это состояние быстро улетучивалось: ему было уютно под надёжной опекой супруги. Так бы и работал и жил он в своё удовольствие, свежими идеями чистого разума продвигал благосостояние компании и своё собственное, да тут появился новый знакомец, от которого никак не веяло тишиной и домашним уютом. Владимир Макаров. Быстрый, уверенный, работоспособный молодой человек с невероятно яркими зелёными глазами, никогда не снимающий офисной рубашки и не разлучающийся с вросшим в руку мобильным. Именно своим появлением он нарушил покой отдела одним ноябрьским утром: – Добрый день, дорогие учёные! Я – Владимир Павлович Макаров, человек в компании новый. Мне поручено ознакомиться со всеми отделами, и я решил начать как раз с Вашего, ибо наука, как убеждает меня начальство, двигает прогресс в "Магнетаре" и тянет сам "Магнетар" вверх. Посему представьте меня, пожалуйста, достойнейшему начальнику отдела, господину Вольфу, и прочим. С "прочими" познакомиться было легче лёгкого: все были налицо, когда спокойно стоящий в двери "новый человек в компании" толкал свой спич. Но кто же он, чёрт возьми, такой? Очередное начальство, чей-то племянник или сын, которого на28

до для "опыта работы" пристроить на руководящую должность? Когда присутствующие спросили его, где работал, он пропел невнятное, что у него "сложная биография, а когда-то на почте служил ямщиком, был молод и имел силёнку". Ещё много дней и с большим любопытством изучали учёные Макарова, которого Савенко запретил выставлять из отдела, что бы там не происходило. Макаров в свою очередь быстренько вникал во всё, живенько интересовался, кажется, даже понимал что-то и пытался ненавязчиво советовать. Он работал только неделю, а к нему уже привыкли. Как-то раз, когда Фурманов старался не сломать голову над странной формулировкой очередного технического задания, выданного Вольфом, "человек без должности" подкатил ближе пустующее кресло, хлопнул парня по плечу и участливо спросил: – Прошу прощения, что отрываю, Вас же Юрий зовут?

– Да, – подтвердил тот, вынужденно отвлекаясь от дела.

– Я тут смотрю, никого больше нет в отделе, – Макаров картинно обвёл рукой пустой кабинет. – Наверное, потому что обеденный перерыв. Вы обедать не желаете. Дома хорошо кормят?

– Да, у меня жена вкусно готовит, – растерялся от фамильярности Фурманов, про себя пометил: этот парень кадровик или из службы безопасности, раз так вникает. – А Вы, Владимир… Павлович?

– А я не ем, – просто признался Макаров. – Ну, иногда, правда, хочется. Но, знаете, человек зубами роет себе могилу, поэтому… А пива не желаете, коллега? Работа не волк, идёмте в кафетерий. Что ж, отказываться неудобно, да и пива давно не с кем было попить – большинство сотрудников слишком возрастные и солидные, чтобы тащиться в бар. …– Да ну, что вы такое говорите? – удивлённо уронил Юра, услышав от сотрапезника о "прекрасной блондинке, с которой господин Фурманов имеет честь работать над одним проектом". Оказывается, Владимир Павлович находил Олю Никоненко весьма интересной и уже в первые пять минут общения напрямую спросил, спит ли с ней Юрий. Отрицательный ответ был 29

смятым, а на щеках проступил румянец: – Я ж говорил: женат. А с ней мы коллеги и хорошие друзья.

– Знаете, Юра, – хитро продолжил Макаров, – меня жизнь помотала. И я знаю, что Ваша женатость ни к чему не обязывает. Ну, раз Вы человек долга…

– Да, я человек "очень долго"! – заметил учёный, отхлебнув из бокала.

– Рад за Вас, – довольно заулыбался Владимир Павлович одними глазами. – Раз так, перейдём на "ты" и стукнемся кружками, а то как-то неудобно: даму обсуждаем, а речь всё ещё, скажем так, излишне формализована.

– Давайте… давай! – быстро согласился Фурманов, но осторожно спросил. – А сколько тебе лет, если не секрет? Официант успел убрать пустые бокалы, заменить пепельницу и протереть стол, прежде чем Макаров продолжил разговор.

– Мы с тобой почти одногодки, Юра. Что, выгляжу скверно? Так это экология. Отбрось формальности, пей и рассказывай мне всё, что знаешь про своего хорошего друга, учёную блондинку по имени Ольга. С трудом сдерживая непонятно откуда взявшееся восхищение собеседником, Фурманов радостно толкнул вперёд очередную пивную кружку. Владимир Макаров оказался обычным человеком, возможно даже смертным. И уж никаким не особистом или кадровиком. Его поставили исполнительным директором "Магнетара", что означало выполнение личных поручений Троицкого и Савенко и работу в тех сферах, на которые они не находили времени. Полученная должность позволяла ему рекомендовать себя Владимиром Павловичем и обязывала отказаться от покоя, потому что дела для испдира находились всегда.

– Где Вы его откопали? – как-то спросил Латынин у Савенко за партией в преферанс. – Парнишка что надо, я его замечаю повсюду на территории "Магнетара". И он всегда, похоже, решает вопросы. Вижу, подружился с Фурмановым и Никоненко.

– Думал, я дурака возьму на такую должность? – удивился Савенко, поглаживая карты большим пальцем. Он любил эти 30

тихие вечера в огромном пустом доме Латынина, белый стол в зимнем саду и трель водяного фонтанчика.

– Так где же? – не унимался ведущий специалист.

– Секрет фирмы, – упрямился вице-президент. – Мы с Володей договорились: никому не рассказываем. Спроси у него, вдруг расколется. А я ни слова, прости. Никому. Слово дал.

– Ну, Александр Станиславович-то знает?

– Откуда? Ты заметил, что Троицкого персонал не интересует? Только сметы и счета.

– Точно. А я всё равно разгадаю эту тайну! – пригрозил умный Евгений.

– И знамя тебе в руки. Что у тебя? – спросил Валентин Петрович, возвращаясь к картам. Но было двое недовольных появлением в "Магнетаре" этого деятельного человека без прошлого. Первый – Вольф, начальник научного отдела, частенько жаловавшийся Савенко на "наглеца, влезающего во все проекты". И если Антона Валерьяновича утихомирить было легко (очередной грамотой за заслуги перед компанией), то второй недовольный не подлежал подкупу, да и вообще находился вне юрисдикции дюжих Троицкого и Савенко. Даша Фурманова поначалу не обращала внимания, что от мужа несёт спиртным, что он возвращается домой в семь с хвостиком, хотя служба заканчивается в шесть, а до дома добираться минут пятнадцать. Но когда благоверный охамел настолько, что в пятницу заявился около полуночи и не "в кондиции", аргументируя это внеплановым корпоративом, жена забила тревогу. Мигом были опрошены Никоненко и Савенко, уверявшие, что любовницы у Юры нет и "быть не может".

– Он же святой, Даша! – прямо так и сказал вице-президент.

– Святой, как есть. Ну, наверное, с Володей посидели чуток… Вот оно! С Володей! Допрос на тему "кто такой Володя" был тщательным. Муж даже предъявил фотографии и обещал познакомить. Обещание пришлось выполнять в ближайшие выходные. Даше этот Макаров поначалу понравился – вежливый, аккуратный. Но спустя пару недель она поняла: он уводит её люби31

мого из дома! И следствие: Владимир мигом выпал из числа желанных гостей в доме Фурмановых. Юра попытался сопротивляться, убеждать жену. Затем понял, это совершенно бесполезно. Дабы не провоцировать лишних скандалов, он предпочёл скрывать свои отношения с испдиром. Приходилось чаще "оставаться сверхурочно работать" или на выходной "выезжать на объект". Спасибо дорогому Петровичу, что покрывал их с Владимиром выходки… В баре пролетарского района столицы, где эти двое частенько сиживали, Макаров был постоянным клиентом. По собственному утверждению, он потратил на этот бар столько, что уже давно ему должны были платить за вход. По крайне мере, судя по размерам его дисконта, брали с него чуть больше себестоимости. Субботняя ночь. Около двух. Фурманов по легенде дежурит в лаборатории. У него официальное освобождение от семейной жизни до восьми утра. В кабинетик, где они с Владимиром уединились, доносятся звуки музыкального автомата. Между ними на столе – почти пустой графинчик с виски.

– Вот так, Юра, жизнь и растрачиваю, в кабинетах да в кабинетиках, – неожиданно ляпнул Володя, закуривая. – А ты говоришь, жизнь прекрасна. Где уж там, прекрасна. Однообразна и болезненна.

– Перестань! – успокаивал Фурманов. – У тебя всё замечательно: интересная и доходная работа, хорошие (я бы сказал тёплые) отношения с начальством, понимающий друг в моем лице. Не соображу, чем ты постоянно недоволен? С Олей вроде складывается, кажется, разве нет? Что ж тебе ещё надо, собака?

– Именно, – безропотно подтвердил Макаров. – Я думаю, мы скоро официально будем парой. Я и с её пацаном познакомился, вроде бы, ему даже нравлюсь. И на службу не жалуюсь. И вообще, если б не неизлечимая болезнь, дарящая сказочные приступы боли, от которой я умру в ближайшее десятилетие, можно было бы считать себя счастливым. Лицо Фурманова окаменело. В тихом кабинетике, изолированном от темпа и жизни города, ему вдруг стало невыносимо страшно.

32

– А что, я тебе не рассказывал? Ну, пойдём во дворик, на звёзды полюбуемся, послушаешь мою историю. Наверное, тебе давно следовало б знать…

Год 2022 Никоненко и Макаров приехали на работу её машиной. Владимир водил плохо, и его паркетник после очередной идиотской аварии уже вторую неделю находился в ремонте. Безлошадный испдир вынужденно пользовался услугами коллег, таксистов, общественного транспорта и своих двоих. Осень по плану должна прийти через два дня. Но если не иметь под рукой календаря, сложно было это себе представить. В городе хозяйничала июльская жара. Притом, что в машине пенсионер-кондиционер своё отрабатывал, Ольга чувствовала себя не лучшим образом, поэтому быстро нырнула в прохладное здание. Владимир, несмотря на духоту, задержался на крыльце перекурить с охранником. Вынимая зажигалку, несколько раз едва не выронил её.

– Что не так, Павлович? Плохо спалось? – с ехидцей закинул словцо страж "Магнетара". Ему жара нипочём: тонкая белая рубашка с коротким рукавом и литровая бутылка воды в руках обеспечивали должную терморегуляцию. Макаров не отозвался. Закуривая, он поймал себя на мысли, что мелкие проблемы с координацией случаются у него всё чаще, нужно опять проконсультироваться со специалистами. Одновременно с тягостными мыслями о спокойствии и здоровом сне, зашедшими в голову Владимира, Ольга зашла в лифт. Сверхбыстрая махина доставила её на пятый этаж, в родной научный отдел. Она совершенно не ожидала, что едва откроется дверь – перед ней предстанет Фурманов.

– Юрочка! – расплылась в улыбке и радостно чмокнула друга в щёку. – Ты завтракать?

– Дашка уехала к племяннице на первое сентября. Приходится перебиваться с икры на шампанское, – безрадостно выдохнул лучший друг её любовника, меняясь с ней местами в лифте. – 33

Вольф на месте, приехал раньше, чтобы не пропустить поздравление Петровича. Просил принести плитку белого шоколада, и даже денег не дал. И как он такую дрянь ест?! Дверь лифта щёлкнула и спрятала философствующего Юру. Фурманов точил зуб на бывшего преподавателя – в своё время тот завалил его по собственному предмету (справедливости ради стоит отметить, что сделал он это вполне заслуженно). Ольга дипломатично улыбнулась закрытой двери. Юра спускался на третий. Фурманов был одним из немногих, если не единственным, кто терпеть не мог вкусной еды из корпоративной столовой, вот и ехал туда без удовольствия. Юра неохотно выбрался из лифта и безальтернативно направился в сторону "тошниловки", как он именовал обеденный зал. Попутно выглянув из окна в коридоре, он заметил докуривающего на крыльце Макарова и едва не впал в неистовство – лично ему Володя клялся, что будет дымить не больше одной в неделю. А судя по окуркам – это была пятая. Обеденный зал компании, несмотря на показной демократизм Троицкого, был разделён на два сектора. Первый, побольше – для рядовых сотрудников. Во втором обедали начальники отделов, спецы и солидные клиенты. В первом зале, как ни странно, готовили вкуснее, чем во втором, поэтому отдельные представители истеблишмента прибегали сюда. Фурманов вошел в первый зал. Купив профессору шоколадку, взяв себе два компота и отбивную, Юра, завидев издалека Латынина, подсел к нему. Латынин по обыкновению питался во втором зале, но в данное время суток элитарная часть тошниловки ещё спала, а кушать хотелось. Вот "спец незаменимый", в спешке забывший даже выпить дома кофе, и вынужден был идти в народ. Женя радостно указал на стульчик напротив и привстал, пожимая Юре руку. Приборы в руки – еда, еда, еда. Оба были голодны, трапеза тянулась молча. Но лишь до той поры, пока Женя не извлёк из риса длинный тонкий волос и не похвастался трофеем перед коллегой.

34

Тот хохотнул, едва не подавившись компотом, и схохмил: – Кто тебя учил в очках за стол? Сам виноват. Володя жаловался, – вчера нашёл в гречке десять копеек. Мелочь, как говорится, а приятно.

– Кстати, как там Вовчик? Курить бросил, надеюсь? – с неподдельным интересом спросил Латынин. Он поспорил с Савенко на кругленькую сумму, что Макаров не расстанется с пагубной привычкой до Нового года.

– Да где там, только что видел, дымил на крыльце… Латынин вглядывался в сторону раздачи. Кому отнести свой завтрак? Подарить трофей? Ругаться – грубить – смеяться? А толку? Пробормотав что-то про себя, он взглянул на вибрирующий телефон (начальство настаивало, чтобы сотрудники отключали звук) и подскочил с места, не дожевав рис и не хуже пробки – звонил президент. Такое бывало нечасто и, должно быть, случилось неспроста.

– Прости, пора топать! – Евгений хлопнул допивающего подозрительно ядрёный красный компот Фурманова по плечу и почти побежал из зала, внешне сохраняя достоинство. Через минуту снял трубку и услышал короткое распоряжение: – Совещание в одиннадцать в Малом зале, не опаздывай. Ты нужен, – с этими словами Троицкий отключился. Недоумевая, Латынин направился к лифту. Хотелось заглянуть к президенту прямо сейчас, чтоб узнать предмет обсуждения. Убедившись, что оба лифта до предела загружены спешащими на рабочие места учёными, менеджерами, юристами, бухгалтерами и системными администраторами, Латынин поднялся на один этаж пешком. На лестнице он пересёкся с пьяным Майловым. Папа Игоря Майлова – старинный друг шефа. Поэтому его достойный сынок, не отличавшийся от Человека Прямоходящего ничем, кроме симпатичного личика, умудрился сразу после окончания престижного вуза стать ненужным помощником президента "Магнетара". При этом нельзя было заметить ни выдающихся организаторских ни научных способностей этого молодого деятеля. Его функции сводились к пребыванию подле 35

Троицкого, когда тот проводил совещания или играл в гольф, и хихиканью над шутками шефа.

– Обаньки! – пошатнувшись, Майлов дохнул на Евгения чётким ароматом недорогого виски. – Никак решил зарядкой позаниматься?

– В честь чего совещание у шефа, не знаешь? – погрубевшим голосом спросил Латынин, смерив помощника президента в новёхоньком костюмчике презрительным взглядом.

– Без понятия! Слух, я тут иду проветриться и покурить, пошли со мной, Василич? – Игорь стеклянными глазами смотрел на Латынина. Тот молча продолжил подъём. Недоумевая, почему ему отказали в эскорте, Майлов вытряхнулся на третьем этаже и медленно побрёл в сторону второго столового зала. Там он намеревался спокойно выкурить сигару, хлопнуть ещё рюмашку и прикорнуть на мягком кресле. Рабочий день идёт… и пусть идёт – мимо.

– Прямо близнецы Вы с Петровичем сегодня! – заметил Латынин, увидев задымленного Макарова, входящего в отдел. – Он у Вольфа принимает подарки, потом мы будем коллективом торт и шахматы вручать. Ты с нами или сам будешь поздравлять?

– Сам, – махнул рукой Владимир. – Где Оля?

– У Троицкого. Если не будешь поздравлять, исчезни, он уже вот-вот… – Латынин суетливо доставал из ящика подарок. Исчезать было поздно – Валентин Петрович вышел из Вольфовского кабинета с большим разукрашенным пакетом в руке. Действительно, Савенко и Макаров оделись словно по форме: почти идентичные светлые костюмы, голубые рубашки и галстуки в жёлтых птичках (оба подарены на новый год лишенной фантазии главной бухгалтершей). Собравшиеся зааплодировали, Латынин шагнул вперёд, чтобы произнести спич. Исчезать было неудобно, Макаров решил остаться и послушать хвальбы, тем более что подарок для вицепрезидента у него всё равно был при себе. Именинник сверкал как латунный тазик для варенья. Евгений вручил виновнику то, о чём сам мечтал всю жизнь – пьяные шахматы. Суть замечательной игры: фигурка не просто убирается с поля, выпивается то, что в ней налито. Савенко обрадо36

вался и тут же пригласил Латынина на партию в ближайшие выходные. Тот быстро закивал. Увидев чуть поодаль Макарова, именинник, еще раскланиваясь и благодаря, подошёл к нему, прихватил испдира под ручку и к выходу.

– С Днём рождения, Валентин Петрович! Мы сегодня– как с конвейера. Здорово! У меня для Вас есть кое-чего, – сонным голосом озвучил Владимир, извлекая из внутреннего кармана пиджака флешку. Флеш-карта поначалу показалась красивой металлической побрякушкой. Когда же присмотрелся внимательнее, взял её в руки, понял – золото. Красивая игрушка из драгметалла, украшенная двумя небольшими бриллиантами.

– Володь, ты чего? – Савенко впал в ступор. – Я не могу такой дорогой подарок принять! Да я никогда в жизни…

– Обидеть хотите, Петрович? – в упор вдруг жёстко произнёс Макаров. – У Вас такая красивая дата. Вы большой и важный человек. И Вы мой друг. Не примете, буду в обиде. Впрочем, у тех, кто знал кое-что об истории знакомства этих двух совершенно непохожих людей, вопроса об уместности столь дорогого подарка не возникало…

Год 2018 На обычные, "рядовые" слёты от "Магнетара" всегда ездили менеджеры среднего звена. Поэтому весеннюю одесскую конференцию, на которой компанию представлял её вице-президент Валентин Савенко, нельзя было назвать рядовой. Там должны были появиться представители европейской фирмы, в которой руководство "Магнетара" души не чаяло и желало заполучить в партнеры. Троицкий и сам бы полетел, но, как назло, слёг с пищевым отравлением и имел вполне определённый, устойчивый и предсказуемый маршрут передвижения по дому. Тогда, в Одессе, соседом Валентина Петровича по уютному недешёвому гостничному номеру оказался строгий на вид па37

рень с громоздким чёрным чемоданом, настолько большим, что Савенко даже удивился – зачем такой на два дня? Вопрос явно проступал на лице у Петровича, парень его игнорировал. Контакта не было.

– Да вот мама собрала еды и одежды, – спокойно объяснил он в ответ на прозвучавшее таки шутливое замечание "магнетаровца". – Куда её, не выбрасывать же из окна поезда?

– Действительно, это нехорошо, – поддакнул Савенко. – Меня зовут Савенко Валентин Петрович, представляю компанию "Магнетар" – впервые за несколько лет Петрович не мог "открыть" собеседника.

– О, слышал о такой, слышал! – подобрел вдруг сосед, протягивая ухоженную руку. – Владимир Макаров, "Сириус". Слышал, Вы скоро монополизируете рынок приборостроения?

– Медицинского приборостроения, – мягко уточнил Петрович. Хотя мы против монополии. Конкуренция – двигатель прогресса. – Ему хотелось порассуждать об этом.

– Спорить не буду. Он и правда не спорил – завалился в кровать прямо в одежде, не смущаясь, что Савенко выражал явное желание поговорить. Огорчённый, что не удалось потрепаться с молодым коллегой, Петрович отправился пешком по городу. До регистрации участников оставалось пару часов. И Савенко отдохнул душой: выпил кружку пива и два по сто коньяка. Вернувшись в номер переодеться, не застал соседа и на заседание удалился в одиночестве. Первый день конференции выдался удивительно плодотворным: с кем нужно общался, даже с перспективными европейскими партнёрами. Они признали за "Магнетаром" будущее и хотели сотрудничать. Совершенно счастливый Валентин Петрович по этому поводу (и не только) купил бутылочку любимого грузинского вина и двинул в номер, попутно докладывая Троицкому детали переговоров по телефону. Удивительно, сосед был на месте и не спал – знакомился с обзором прессы в Интернете.

– Как прошёл день, Владимир? – от души искренно поинтересовался Савенко. Почему-то сразу он заметил, что огромный 38

чемодан, стоявший посреди комнаты, исчез. Может, сосед сдал его в камеру хранения? Неважно.

– Вяло и безынтересно, – отозвался Макаров из глубин всемирной паутины. – Ничего нового не постиг, пустая трата сил. И времени! Петрович теперь только смекнул, что соседу с ним не интересно. С лёгкой досадой он побрел в душ, а оттуда (Владимир продолжал копаться в ноутбуке) прямиком и молча отправился в постель. Разбудил его яркий луч фонарика, нацеленный прямо в глаз. Вздрогнув, раздвинул с усердием веки и немедленно получил сильный удар в переносицу рукоятью пистолета. А через секунду уже лежал на полу. Только теперь Савенко оценил своё решение проживать в дорогом номере: ковёр вовремя подставился под щеку и застраховал от лишних синяков и ссадин. В номере загорелся свет. Савенко и Макаров сидели на полу, каждый рядом со своей кроватью. Двое в чёрном (как в любом приличном детективе) и в масках стояли у двери. Один с коротким автоматом, второй – с крупным боевым пистолетом. Да уж, собеседники – не позавидуешь…

– Который из вас "Сириус"? – швырнул слова один.

– Я, – быстро ответил Владимир, вытирая кровь. – Давайте не поднимать шум, разберёмся.

– А кто шумит? Где груз? – прозвучало спокойно и методично, с металлом в голосе. – Говори или снова ударю! Петрович, держась за разбитую переносицу, с удивлением наблюдал за соседом. Странно, но тот не походил на криминального курьера. Хотя, настоящий криминальный курьер на себя и не должен быть похожим. Чёрт, что за мысли, Савенко! Тебя убить могут! Ни за что ни про что!

– Простите, а Вы не… – он пытался вмешаться в ситуацию. Моментальным ответом был тихий удар пули в подушку в полуметре от вице-президентской учёной головы: маски-шоу не шутили.

– Где то, за чем я пришёл? – напирал нехороший человек. Его стоптанные башмаки выписывали па. Нервы. Занервничал и Макаров.

39

– Чёрт, я отдал всё! – закричал он. – Чего прицепились? Груз у заказчика! У него и забирайте, нас в покое оставьте! Савенко зажмурился, живо представляя, как сейчас им разнесут головы. Этого не случилось: брякнув нечто вроде "вот урод", нападающие почти бесшумно покинули номер. Убедившись, что замок на двери щёлкнул, Петрович повернулся к Макарову. Проступало негодование.

– Простите за доставленные неудобства, – просто сказал сосед, приподнимаясь. – Наверное, Вам кое-что захочется от меня услышать меня?

– Почему они нас не перестреляли? – в который раз искренне удивлялся вице-президент "Магнетара", допивая бессчётный стакан коньяка, любезно презентованного соседом в качестве компенсации морального ущерба. Они сидели в своём уютном номере, где ещё сорок минут назад укладывались спать совершенно посторонними людьми.

– Догоним и попросим, чтоб исправились? – предложил без тени сарказма в голосе Макаров. – Валентин Петрович, это ж профессиональная организованная преступная группировка, а не наши любительские спецслужбы. Зачем нас убивать? Мы что, донесём кому-то? Но если будет задание ликвидировать – шлепнут вмиг. Без сантиментов. Макаров зарегистрировался участником научнопрактической конференции для прикрытия. Наукой он не занимался, а практика его состояла в следующем: основная задача в Одессе – встретиться с местным контрабандистом – эстетом и передать ему… образцы красок.

– Какого дьявола?! Каких ещё красок?! Да, красок. Необычных. Крайне ярких и очень стойких. Как вытекало из Макаровских объяснений, одним из побочных доходов "Сириуса" было производство лакокрасочных изделий. Одесский эстет заказал их себе, поскольку поспорил с конкурентом по бизнесу, что изобразит "навечно" свой "конный" портрет на фасаде родимой виллы. Проблема заключалась в том, что вилла располагалась в далеко не умеренном климатическом поясе, отчего любым опробованным краскам приходил конец за 40

две недели. Чтобы не проиграть пари, предприимчивый любитель прекрасного прибег к помощи "Сириуса". Но злокозненные враги пронюхали и…

– Нас чуть не ухлопали из-за красок?!

– Из-за очень хороших красок.

– А Вас не вычистят? – Савенко уже не опасался за жизнь, пришла пора проявить участие. Вычистят? Какой нагоняй – работа сделана! Краски в Одессе. Дальнейшее "Сириус" не интересует. Пояснив это несчастному и взведённому соседу, Владимир миролюбиво пожелал ему спокойной ночи и умостился под одеялом. Петровичу не спалось до утра – слышались шорохи в коридоре и приглушённые голоса. На рассвете и он погрузился в объятия Морфея… Вице-президент "Магнетара" ожидал, что утром, когда солнечные лучи рассеют мрак и он благополучно проснётся, соседа не будет в номере. Но Макаров был тут. Более того, он обрадовался, что Петрович открыл наконец-то глаза, и радушно предложил чаю. Что ж, сам нарвался на продолжение допроса…

– Володя, часто приходится выполнять подобные поручения в "Сириусе"? – выспрашивал Савенко, дегустируя блестящие разноцветными фантиками конфеты, уложенные в два строгих ряда на столе. – Глядя на Вас, не скажешь, что Вы имеете отношение к мафии, и я подумал… – рука потянулась к бутерброду с солёной форелью. Вот так, сладкое, а потом солёное: бабушка бы ругалась!

– К мафии? – Владимир расхохотался и хлопнул учёного по плечу так, что у того расплескалось утреннее пойло. – Да что Вы! "Сириус" – не мафия! Это самая ординарная транснациональная корпорация с жаждой мирового господства. А кроме шуток – да, иногда попадаешь в переделки. Но у меня нет выбора. Я обычный клерк-порученец. Мне в радость ездить в командировки. Просто за такие… хм… задания с элементом риска хорошо доплачивают.

41

Макаров высмотрел в ближнем к себе ряду грильяж в шоколаде. Любимые. Потянул к себе, аккуратно поправил рядок оставшихся.

– Вы ради денег собой рискуете? – недоумевал Валентин Петрович, словно это не типично для человеческого общества.

– Ради жизни. Длинная история, Вряд ли захотите слушать… Макаров нервно вертел кружку и дирижировал ложечкой.

– Послушайте, – начал "магнетаровец" после минутной паузы, – я человек бывалый, и много на своём веку повидал. Зачем Вам эта работа? Возможно, я предложу альтернативу.

– Ладно, сейчас – в душ, и всё выложу, если станете слушать.

Год 2017 Синдром Бортникова Макарову диагностировали в Москве, куда он откомандировался по делам фирмы. Он тогда только устроился управляющим, сразу после института – в "Сириус", в компанию отца своего однокурсника. Он только начинал карьеру, рвал и бежал, придумывал и сам реализовывал. Да и босс не давал покоя, постоянно терзая разъездами. Однокурсник, которого папа сразу представил сотрудникам как своего преемника, прохлаждался и философствовал в барах и казино. В те редкие минуты, когда друзьям удавалось пересечься, ехали в тихий ресторанчик, что полюбился им с первого курса, и заседали там, отключив мобильные телефоны. Но таких дней становилось всё меньше, вскоре – свелись до единичных случаев. Однажды выходя из ресторана, Макаров почувствовал неприятные спазмы в желудке. Он связал это с неожиданно острой пищей и попросил отгул. Прошли сутки, спазмы не прошли. Были приняты разные меры, но результат не утешил. И Макаров засомневался в своём здоровье.

– Ты чего, Володь, на работу не выходишь? – бодрым голосом поинтересовался сокурсник в телефонной трубке. – Папка волнуется, не укатил ли часом в Америку с нашей документацией? Тебя ждут не в Америке, а в Москве Белокаменной. Если приболел, мы, конечно, попросим кого-то другого махнуть…

42

– Я поеду. В аэропорту Макаров со страхом заметил, что не видит доски с расписанием рейсов. Хотелось списать всё на усталость, но нет – он два дня отсыпался дома, пытаясь справиться с подозрительными спазмами. Пройдя регистрацию, Владимир достал телефон, долго раздумывал, тревожить ли родных, и всё-таки решился.

– Мама, ты говорила, у дяди Жени в Москве клиника… Дядя Женя, высокий крепкий хирург, напоминающий скорее спортсмена на пенсии, чем врача, усадил Володю в машину, едва получил результаты обследования. Молча повёз в неизвестном направлении. В Москве стояла отвратная погода, Макаров с трудом разбирал, что происходит за окном. Он утешал себя, пытаясь объяснить туман перед глазами погодой и давлением. Подсознательно понимал, что причина объективно в нём самом. Спазмы усиливались с каждой минутой.

– Дядь Жень, а куда мы? – страдальческим голосом осведомился Володя. – У Вас разве не лечат такое, как у меня? Или Вы думаете, что мне стоит завернуться в белую простыню и медленно ползти в сторону кладбища? Так ежели решили меня закопать, я всегда выступал за кремацию.

– Ох, Вовка, умолкни, я тебя прошу! Сильно болит? – беспокойно спросил хирург, сверкнув синими глазами в зеркальце заднего вида.

– Сильно! Хоть бы обезболил чем, а?

– Сиди спокойно, малый, не переживай. Сейчас я привезу тебя к золотому человеку, он уймет боль. Не переживай. Как твои родные, рассказывай, не молчи… – хотел добавить: "чтоб я знал, что ты в сознании", но вовремя тормознул и закрыл рот. Макаров закончил за него: – …чтоб Вы знали, что я не стучусь во Врата Небесные, или куда там уготовано? Лучше буду громко стонать, дядь Жень, а то ещё такого намелю… Припарковав машину, хирург выскочил из-за руля так резко, что разорвался браслет наручных часов, подаренных недавно последним президентом. Бросив остатки именного презента на 43

сиденье, он вытащил Владимира и громко свистнул, призывая кого-то невидимого на помощь. …Следующей реминисценцией стало утомлённое лицо видавшей виды медсестры, вводящей в вену Макарову что-то подозрительное, ярко-синее. Дядя Женя стоял поодаль, опираясь на плечо такого же, как сам, громадного мужчины в белом халате. Где их только выращивают таких крупных? …Володя лежал на большой белой прохладной подушке, голый по пояс, а два верзилы в белых халатах сидели на стульях – слева и – справа.

– Давайте познакомимся. Ярослав Бортников, – представился Макарову "правый" доктор, не протягивая руки. – Вы в моём медицинском центре, который ничуть не хуже чем у Евгения Ивановича, – вежливый кивок в сторону коллеги. – Я не есть широко известная личность в медицинских кругах. Меня знают те, у кого диагностирована болезнь с длинным названием, мною же открытая. И Вам, Владимир, непосчастливилось оказаться в числе таких пациентов. "Синдром Бортникова впервые диагностирован российским доктором Ярославом Бортниковым. Приобретённое заболевание, не инфекционно, не передаётся по наследству. Имеет около пяти тысяч носителей. Все проживают на территории Восточной Европы. История болезни имеет вероятное отношение к экологической катастрофе в Восточных Карпатах в 2011 году – массовой утечке HGPL. Характеризуется поэтапным ухудшением координации движения, зрения, нарушениями работы желудка и сбоем сердечного ритма. Сопровождается непредсказуемыми болевыми спазмами, не снимаемыми обычными медпрепаратами. Прогнозируемая продолжительность жизни носителей с ярко выраженными симптомами – от четырёх до восьми лет с момента первых проявлений болезни. Синдром Бортникова считается неизлечимым заболеванием".

– Неплохая справочка о болезни вышла, – спокойно оценил Макаров, содержание бумаги, что принёс ему Бортников через 44

пару дней. – Да, шесть лет назад я был в Карпатах и хорошо помню эту аварию. Так что, никто из больных, говорите, не вылечивается? Плохо врачуете, док. Доктор молча разглядывал смеющиеся глаза парня. Он не знал, что ответить человеку, смотрящему с такой надеждой. Бортников не мог помочь, только облегчал течение болезни. Не было у него исцеляющего лекарства, не было! Он постоянно проводил опыты на добровольцах, тратил всю прибыль своего центра на оплату новых приборов и специалистов. Пока без толку. Доктор знал, что это сегодня Макаров так весел. Пока у него не начались нарушения координации движения. Пока он хорошо видит без очков или линз. Пока спазмы не повторяются после каждой серьёзной нагрузки. Пока он, посаженный на синий препарат, именуемый "купоросом", не начал испытывать по утрам сумасшедшие перегрузки. Пока у него не появились материальные трудности, ведь "купорос" безумно дорог в производстве, и Бортников, продавая его иногда даже дешевле себестоимости, всё равно разорял своих больных.

– Всё впереди, Владимир. Вам стоит задержаться в Москве ещё на неделю. Я расскажу, что будет дальше. Не уверен, простите, что и дальше будет весело…

Год 2018 Взмахнув рукой перед лицом, порученец из "Сириуса" словно открестился от всего, что только что рассказывал, и сипло кашлянул. Савенко поверить не мог тому, что услышал. Он всё это время беспокойно ёрзал в кресле, то хватал коньяк, чтобы покачать его в руках, то бросал стакан на столик, у которого они примостились.

– И это всё так?! – не хотелось верить. – Ты рискуешь собой, чтобы оплатить счета от докторов?

– Ага. И чем быстрее всё это закончится, тем лучше. Эта ерунда неизлечима. Мне надо дожить свой срок как-то по интереснее. Я не отказываюсь ни от одного весёленького предложения. Что закончится раньше: моя жизнь, приключения или день45

ги, чтобы оплачивать так называемый "купорос" – не знаю. Хочу, чтоб всё равномерно исчерпалось, и ждать не пришлось, – Макаров говорил спокойно и без притворства, только яркие зелёные кошачьи глаза вдруг стали непомерно глубокими и потемнели до цвета яшмы.

– А если я предложу тебе новую работу? – Петрович сам не верит, что решился на такие слова. – Не удивляйся, меня Троицкий взял вице-президентом после двадцатиминутного разговора. И я до сих пор его не подводил. Думаю, и ты не подведёшь меня.

– Нет! Мне благотворительность ни к чему. Да и Вы меня не знаете… – Володя выстроил стенку между ними. Боялся перемен и новых привязанностей. Савенко будто не услышал его слов и интонации.

– Я не Троицкий, и поэтому, если согласишься, работу дам не сразу. Продолжим общение в столице. Если увижу, что справляешься с моими поручениями, рекомендую тебя президенту. Платить будем больше, чем твои друзья из "Сириуса". Работа будет того же плана, но менее опасная. Поживёшь как человек.

– Зачем Вам это? – Макаров ещё упирался. – Покуражиться перед собой или выхлопотать прощение прошлых грехов? – Молодой, почти юношеский румянец оккупировал его щеки. Вмиг снял серый пушистый свитер. Петрович помолчал пару минут.

– Нет. Платить просто так тебе никто не будет. Мне нужен человек, которому нечего терять, и который не боится. Я присмотрюсь к тебе, Владимир Макаров. Если ты действительно таков, каким на первый взгляд показался – получишь стоящую работу. А теперь давай ещё по сто, за "сбычу мечт", это необходимое и достаточное условие будущего крепкого партнёрства…

Год 2022 Над разработкой чудеса творящего прибора, позднее перепавшего Крому в качестве трофея, трудился коллектив профессионалов, собранных из разных концов света. Исследование финансировал крупный российский оружейный магнат.

46

Коллектив возглавлял британец, специалист по биофизике и медицинскому приборостроению. Разработки велись в небольшом курортном городе Западного Суссекса. Результаты исследования отправили в Россию. После утверждения их заказчиком планировалось перейти к созданию опытного образца. Узнав о транспортировке секретных материалов от своего стукача в британской лаборатории, Андрей Кром направил группу перехвата. И сработала она успешно. А чтобы шустрые ученые не повторили свой подвиг, Кром придумал хитроумный план… Всё хитроумие состояло в том, что маленький коллектив на тихом курорте Западного Суссекса взлетел на воздух вместе с лабораторией. Фокус: был шарик – нету шарика. Через несколько дней после разговора на даче секретные материалы перебазировались в кабинет генерала Прокопенко. В тот же день он поручил организацию исследовательских работ одному из любимых своих учеников, успешному молодому офицеру, полковнику…

– Меня зовут полковник Первоцвет, имя-отчество – Вячеслав Дмитриевич. Я помощник министра обороны. Благодарю, что нашли время. Постараюсь быть лаконичен… Гость стоял за трибуной в Малом зале совещаний, где помимо президента и вице-президента компании "Магнетар" помышиному тихо сидели Вольф и Латынин. Полупустой зал, плотно прикрытая дверь и охрана в коридоре производили впечатление тягостное, если не сказать зловещее. Голос полковника звучал одиноко и решительно.

– …Страна требует от нас усилий для выхода на новый рубеж. Министерство обороны располагает проектом, для реализации которого мы и обратились к Вам… Гость был в гражданке – серый шёлковый костюм и нежнорозовый галстук, по его мнению, были наилучшим сочетанием для визита в светское учреждение. Говорил он твердо, плавно и вдумчиво, присутствующие послушно внимали. Вот только обещание относительно лаконичности военный не сдержал. На девятой минуте он перешёл к следующему тезису.

47

– …Разумеется, мы можем поручить это нашим спецам. Но это займёт гораздо больше времени, а его-то у нас и нет. Не деньги, а время – это безопасность!… Полковнику было под сорок. Правильными чертами лица он сильно походил на отсутствующего здесь Владимира Макарова. Руки сдержанно жестикулировали. Спину не согнуть?

– …будут обеспечены все необходимые условия для работы. Министерство обороны выплатит Вам … единовременно, – полковник назвал неправдоподобно заоблачную цифру, – и будет оплачивать любые Ваши разработки в течение полугода после окончания нашего проекта. С Вами будут трудиться наши специалисты. Мы предоставим Вашим сотрудникам лабораторию… Троицкому этот вежливый и спокойный полковник позвонил во вторник вечером и попросил встречи. Узнав, что гость представляет Министерство обороны, которое могло выступить выгодным заказчиком, Александр Станиславович предложил Савенко перенести корпоратив в честь его юбилея на выходные и немедленно назначил офицеру аудиенцию. Президент "Магнетара" не ошибся – названная полковником сумма была достойна того, чтобы весь коллектив фирмы бросить на проект. А Первоцвет просил всего ничего – группу учёных. Условное название прибора "мотиватор". Он должен поднимать боевой дух подразделений, орудующих в горячих точках. Первоцвет обязался продемонстрировать документы о его абсолютной безопасности и организовать встречу с министром. Оставалось определить состав группы. Для этого в зале сидели Вольф и Латынин. Несомненно, возглавит проект Савенко – лучшего специалиста по биофизике мозга не найти. Валентин Петрович, за час до встречи поставленный перед фактом, набросал предполагаемый список сотрудников.

– С Вашего позволения, товарищ полковник, – начал вицепрезидент, поглядывая то на начальника, то на визитёра. – Нет нужды пояснять, почему проект поручен мне. Считаю, в моей команде должно быть пять человек. Трое присутствуют здесь. Итак, разрешите представить: кандидат биологических наук…

– Доктор! – вставил Вольф, мигом приобретя боевую раскраску ошпаренного рака.

48

– Простите, Антон Валерьянович, доктор, конечно же, доктор биологических наук, профессор Вольф, – поправился Савенко, вовсе не смущаясь. – Профессор кафедры биофизики в нашем Институте. Мы вместе трудились над известным проектом "Знамень", Антон Валерьянович занимался оптимизацией готового продукта. Следующий участник команды – Евгений Васильевич Латынин, ведущий специалист отдела. До "Магнетара" он возглавлял исследовательский департамент крупной ТНК, и переманить его, признаюсь, было тяжело. Первоцвет поднял глаза на Евгения и прочитал по его взгляду: этот за "просто так" работать не станет, знает себе цену.

– Помимо этого, ещё двое учёных – Юрий Фурманов и Ольга Никоненко, – продолжал вице-президент. – Я не приглашал их на совещание, но, уверяю, это специалисты толковые, оба работали в сфере биофизики мозга. Таким образом, сливки научного отдела нашей компании будут привлечены к проекту, Вячеслав Дмитриевич. Когда Петрович упомянул Ольгу, по лицу гостя скользнула странная, едва заметная ухмылка, которую запеленговал только сверхнаблюдательный Латынин. Случайно пересекаясь глазами с полковником, он плохо скрыл своё недоверие, а Первоцвет это почувствовал – как говорится, не первый раз замужем. Избегая воцарившегося вдруг неловкого молчания, он подытожил: – Согласен. Пятерых учёных достаточно для эффективной организации труда. Готов подписать контракт от имени Министерства. Сейчас, сегодня.

– И всё-таки я добавлю, – таки добавил Савенко. – Хороший менеджер никогда не помеха. И таковой поедет с нами. Вам придётся финансировать шестерых. Это моё необходимое и ٛ ОСтаточное условие. Савенко скромно перебирал свои записи, рассовывая их в файлы. Но Первоцвет вдруг всей своей шкурой почувствовал: тут перечить бесполезно. Это вызовет агрессию и сорвет договор.

– Как угодно, – молвил Первоцвет притворным голосом угодливого слуги. – Если Вы работали с человеком, видите конкретную пользу от его присутствия, пусть приходит, познакомимся. Я понимаю, что руководство желает иметь всюду свою руку.

49

Президент внёс свою лепту в беседу: – Я считаю, что присутствие на объекте нашей службы безопасности не будет лишним, но чувствую, что Вы не допустите в свою лабораторию… Первоцвет не замедлил перебить: – Ваше желание закономерно, но в безопасности своих сотрудников и самих технологий можете не сомневаться, их будут охранять бойцы Министерства обороны с настоящими автоматами, а не, при всём моём уважении, малополезная группа наёмников с резинострелами. Точно так же нет потребности в техперсонале, менеджерах, конструкторах – это функции государство. Только ли в этом функции государства? Впрочем, история, как старенькая добросовестная очкастая библиотекарша – мгновенно расставляет все по своим местам. Ольга тихо вошла в кабинет Макарова, защёлкнула замок и подошла вплотную к любимому. Тот спал лицом на только что подписанном документе. В паре сантиметров от лица исполнительного директора торчала ручка кружки. При малейшем Володином движении оттуда грозил вылиться остывший чай, испортив массу ценных бумаг. Учёная дама аккуратно переставила напиток на край стола и, наклонившись к уху спящего, тихо завыла. Поскольку Макаров ужасно боялся волков и часто видел их в кошмарах, не составит труда догадаться, что произошло. Он сквозь сон попытался закричать, дёрнулся несколько раз из стороны в сторону и отпрянул от стола, как от электроплиты. Уставившись на задыхающуюся от смеха Ольгу, смертельно напуганный соня раздражённо развёл руками и тут же столкнул со стола кружку. Дело рук восточных мастеров, ценный новогодний подарок Фурманова приземлился в корзину для бумаг, чудом не разбившись, но расплескав куда достало вкусный холодный чай. Секунд пятнадцать они смотрели друг на друга в предгрозовой тишине – заспанный обозлённый невротик с пересохшими губами и весёлая и бодрая его подруга. Наконец Макаров собрал 50

силы и тоже рассмеялся, достал чашку из корзины и пристроил на журнальный столик.

– Оль, я просто плохо спал, очень плохо. Я не жалуюсь на жизнь, конечно, но… мне надо больше работать… Тогда буду меньше уставать.

– Ты будешь больше работать, зайка, – Никоненко присела на стул и привычно лихо закинула ногу за ногу. – Мы с Фурмановым и Савенко получили направление на новый проект. Ясно дело, я упросила Петровича взять и тебя, в качестве директора проекта. Он отпирался, потому что знает, чертяка, что без тебя в "Магнетаре" работа встанет. Но я поставила жёсткое условие, он не отказал. Зарплата будет выше обычного. Только одно смущает меня… Знаешь, кто приходил нас вербовать от лица заказчика?

– Полковник Первоцвет, конечно, иначе б ты не завела разговора! – уверенно заключил Владимир. – Эти твои риторические вопросы…

– И этот верный слуга режима согласен, чтобы я с ним работала. Так-то. Вообще, может, Слава выбрал именно "Магнетар", чтобы вернуть меня.

– Четыре года прошло, – Макаров открыл ящик стола, чтобы достать сигарету, но при виде пачки резкая боль прошила правое подреберье, заставив передумать. – Знаешь, человек, поднявшийся на три звания за четыре года, имеет другие приоритеты, чем охота на бывшую жену. Чем он занимается – нам не знать. Но это что-то очень серьёзное. Сдаётся, что должность помощника министра – только прикрытие чего-то большего. Намёк понял?

– Он Жору любит до безумия, и меня, кажется, до сих пор. А ещё он интеллигентный, – обиженно хмурясь, пробормотала Ольга. – Такой не может быть гвардейцем премьер-министра. Она покачала черной итальянской туфелькой, глядя на неё, будто первый раз видит. Подняла просящий взгляд на Макарова. "Эх, чистая женская душа!"

– Гитлер тоже животных любил, – безучастным голосом словно в космос уронил Владимир.

51

– Не сравнивай, ладно?! Я с ним, если ты забыл, несколько лет прожила и не замечала странностей. Если бы не отец, и сейчас были бы вместе. Поправила синий в полоску строгий френч, всем своим видом давая понять: нет дискуссии. Руки непроизвольно поднялись к прическе – всё ли в норме, как контролёры ОТК. Макаров почесал за ухом и предположил, спокойно уставившись в глаза любимой: – Может, сама не прочь с ним "поработать поближе"? Может, вернётся страсть минувших дней, и семья воссоединится? Никоненко едва сдержалась, чтобы не разрыдаться. Было заметно, что сейчас Володе всё равно, случится им сказанное или нет – он в плохом настроении, у него ужасное самочувствие, видимо, разрывающие тело спазмы вернулись. Не поднимая глаз, Ольга громко и как можно твёрже сказала: – Владимир, я тебя люблю. Не могу без тебя. Если речь о Славе, здесь нет места ничему, кроме обычных человеческих отношений. Знаешь, это не есть две крайности отношений людей разумных: они либо спят вместе, либо убивают друг друга.

– Да? – ещё более дерзко передернул Макаров. – А я всех людей могу разделить по такому принципу. Он заёрзал, спасаясь от боли приподнялся, пытаясь изменить положение в кресле. Вдруг поможет?

– Хорошо, тогда к какой группе принадлежит охранник, с которым ты каждое утро куришь на крыльце? Если скажешь "брат родной", я выйду из кабинета и мы долго не увидимся. Владимир стиснул зубы и прикрыл глаза. Ольга уж вознамерилась возмутиться его театральностью и уйти, как вдруг поняла: это не симуляция. Она быстро прильнула к любимому.

– Володя, лечь? Лечь нужно? Придерживая его под руки, помогла устроиться на кушетке, занимавшей своё жизненно необходимое место в отгороженной части кабинета.

– "Купорос"! "Купорос"! Если бы Ольга была посторонним человеком и наблюдала за происходящим со стороны, дала б характеристику состояния Макарова как "проще добить". Его глаза были плотно зажмурены от 52

боли, левая линза, неудачно надетая с утра, сползла к переносице. Белый как полотно, на лице выступил пот. Дыхание прерывалось короткими завываниями. Владимир был близок к краю.

– Потерпи, милый, пожалуйста… Может пройдёт, – Ольга упрямо не хотела вводить опасный препарат.

– Дай лекарство или я откинусь! – закричал сорванным голосом Макаров. – Вводи! Никоненко быстрыми послушными руками открыла несессер, достала шприц с синей жидкостью, валик, жгут… Едва "купорос" попал в кровь, Владимир с благодарностью взглянул на любимую и потерял сознание от неожиданно наступившего облегчения. …когда забвение приносит счастье… Троицкий с откровенным сомнением и вызовом в глазах всматривался в непробиваемое лицо Савенко. Тот молчал и слушал, не отводя при этом ясных глаз, чем выбивал президента из равновесия.

– Хочешь дело завалить? Да он еле дышит, я готов отправить его на отдых за счёт компании и до конца жизни, пусть доживает. Ты сам рассказывал и даже, помнится, рисовал маркером вот тут, на доске, в моём кабинете – и между прочим, несмываемым маркером рисовал! – что такое синдром Бочарова и чем он грозит Макарову!

– Бортникова, – злобно поправил Савенко.

– Пусть Шмортникова! Как я могу назначить его директором – внимание! – военного проекта, который обещает нам огромные деньги? То, что там работает его женщина и его друзья, не есть, как это ты говоришь, необходимое и достаточное условие.

– Боишься, без него не справиться? – тихо, по-злодейски уточнил Савенко. – У тебя полно спецов, пусть тянут. А у Володьки каждый день на счету. Как считаешь, можно отрывать его от дорогих ему людей? Ты же понял Первоцвета – нас закроют! Нас фактически изолируют, выпускать будут на выходные воздухом подышать под конвоем…

53

– Не могу, не могу, не могу, Петрович! – сорвался Александр Станиславович, стукнув ладонью по шарикам для релаксации так, что те бешено задвигались из стороны в сторону. – Не могу я обезглавить компанию! Ты уйдёшь, Вольф, Латынин, ещё и Макаров – и чем я здесь буду заниматься без ведущих учёных и без испдира? Хорошего исполнительного директора!

– Баран ты, Троицкий, это ясно, как пол-литра, – выпалил вице-президент, приподнимаясь. – Завтра вернусь в кабинет, и вернёмся к разговору. А потом… Всё решим и я буду удовлетворенный всем на свете. Адье! У меня сегодня юбилей, в конце концов. А ты работай, работай. Воспитай своего любимчика Майлова, кстати. Латынин утверждает, что пьяным того видел с утра на лестнице. Кстати! Вот! Его и поставь исполняющим обязанности испдира, как бы каламбурно это не звучало. Быть может, толк выйдет из этого убожества! Премьер-министр обожал горы. Он любил заснеженные склоны и нежно-зелёные луга Альп, суровые Кордильеры и подомашнему скромные Карпаты. Многие важные встречи он проводил в горах, совмещая приятное с полезным. По долгу службы государь должен был в те самые дни пребывать на родине, поэтому пригласил старинного друга Крома на встречу в домашний горный заповедник. Глава государства и бельгийский бизнесмен наслаждались эксклюзивным зарубежным зелёным чаем в одной из самых фешенебельных гостиниц южных пределов родины, любуясь горами, обступившими их с трёх сторон. С площадки открывался великолепный вид на залитый солнцем городок с массой новостроек в разгаре бархатного сезона и на глубокое синее море. Время от времени над головой пролетали вертолёты. Для порядка. Эти двое могли бы поговорить даже в машине, припаркованной у парковой аллеи. Но подобная обстановка не позволила им расслабиться. Премьера жизнь крепко помотала… Неспокойно ему жилось до прихода во власть. Враги много раз яростно пытались его уничтожить. Бывало у них почти получалось. Потом – шесть лет его царствования, его успеха. Но срок правления подходил к концу, солнце близилось к закату. Поэтому премьер 54

старался взять от жизни всё. Хотя что от неё взять, это она берёт со временем: здоровье, привязанности, друзей. Он пил чай вприкуску с нежным французским десертом. Кром, не столь утончённый гурман, простецки глотал бутерброд с ветчиной. Постепенно с юго-запада наползали чёрные неповоротливые тучи, тихо, будто в комнатных тапочках.

– Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла древний город Ершалаим со всеми его башнями, колоннами и дворцами. Правильно? – уточнил Кром. – Ты ведь у нас всегда был любителем изысканной литературы.

– Не совсем, но близко к тексту. Суть сохранена. Прокуратор сидит на балконе, тьма наступает, да и дворцов тут, верно, хватает. Взять хотя бы этот уродливый дом, похожий на логово колдуна, – Хозяин указал рукой в сторону обозначенного словами сооружения. Бизнесмен нехотя надел очки в титановой оправе, покоившиеся до этого на столе, и пригляделся. По удивленному лицу Крома премьер понял, что дом ему незнаком.

– Андрюха! Ты не знаешь, чей он? – с напускным удивлением воскликнул премьер.

– Нет, но готов поспорить, что у его владельца с головой нелады.

– Истина, – хлебнул из кружки и подлил ещё. – Эта скромная хижина принадлежит самой двинутой и самой крутой в мире женщине – нашей с тобой дорогой подруге Александре Аркадьевне. Магнат затих, с затаённым страхом разглядывая лицо государственного лидера. Ему почудились над головой тучи чёрных воронов, и ангелы затрубили – обидеть лучшую подружку премьера было равносильно самоубийству. Но Крому всё прощалось. Сегодня.

– Чего приуныл, Андрюха? – расслабленным голосом поинтересовался премьер. – Здесь можешь говорить совершенно свободно. Сашка сейчас в десятке километров от нас, но будь спок – она не слышала, как ты её тут… Да я и сам считаю её немножко сумасшедшей. Давай к делу, главному вопросу сегодняшнего вечера: я похвастаюсь как там продвигается наш проект!

55

Кром понял, что премьеру не терпится отчитаться, и кивнул. Тот приступил к докладу: – Курирует проект надёжный человек, помощник генерала Прокопенко. Фактически он – моё доверенное лицо, и обо всём будет докладывать лично мне, первому.

– Так ты поручил дело Министерству обороны, а не ведомству Александры? – перебил от неожиданности партнёр. – Не боишься, что она оскорбится?

– Слушай и вникай! – сделал замечание премьер-министр. – Дальше… на чём там я остановился? А, да! Над проектом будут работать военные. У них есть лаборатории, техники, спецы. Для Саши у меня другое задание. До него ещё не дошло, потом… Так вот, мой человек в ведомстве, Слава, нанял учёных из частной структуры. Они-то и будут над проектом мозги сушить.

– Из частной структуры – это глупо, наверное, но я тебе не судья, – запросто бросил бизнесмен. – А как с безопасностью?

– В лаборатории работают только проверенные. А эти, гражданские – не помеха. Им ни вздохнуть, ни сдохнуть не дадут. За ними наблюдают. Я своим спецслужбам доверяю не меньше, чем ты, Андрей.

– Не обижайся, я просто уточняю. Тучи столпились вокруг, как на митинг. Того и гляди, знамёна выбросят и примутся скандировать имя любимого всеми Хозяина.

– Да. Это моя лебединая песня. Пойми, дела в государстве отлично идут. Думаю, без меня они пойдут ещё лучше. Я чувствую себя императором Павлом. И закончу так же. Конечно, можно попытаться уйти от судьбы – немедленно отречься от престола и удрать. Но это не мой стиль. Я принимаю бой. То, что ты предложил – поистине интересная задачка! Понимаешь, я ощущаю себя… Премьер сделал паузу – сильно прижало сердце. Кром дёрнулся было позвать кого-то, но тот жестом остановил собеседника и продолжил:

56

– …ощущаю себя снова молодым. Если б у меня были силы, ринулся бы в бой, как когда-то, снова… Да что тебе рассказывать, сам знаешь, как я стал тем, кем есть. Тучи стояли настойчиво, не проливая ни капельки дождя, только угрожая и пугая. Властителю хотелось спать. Чай не оказывал должного бодрящего воздействия на измученный постоянным стрессом организм. Он налил себе ещё, подлил партнёру и начал спокойным, задумчивым, но отнюдь не елейным голосом: – В Древнем Китае таким важным и уважаемым людям, как мы с тобой, никогда не наливали полную чашку. Максимум – вот так! – премьер щелкнул по сосуду на уровне двух сантиметров от столешницы. – Знаешь, почему? Кром удивлённо пожал плечами.

– Чтобы постоянно демонстрировать внимание, подливая чай. Если гостю наливалась полная чаша – значит, ему уже не рады и пора сваливать. Намёк понятен?

– Не.

– Никак нет, Андрюха! Никак нет? Эх, ты! Чувство меры. У меня налита полная чаша. Мне пора уходить. Но я хочу допить до дна и досмотреть выступление акробатов. И ты принес в клювике мне этих акробатов! Хлеба не надо, хочу зрелищ! Ты ж давно усек – мне в жизни побеждать не надо, я всех одолел и доказал своё превосходство. Я хочу красиво сыграть! Так, чтобы меня запомнили! И когда меня понесут на ПМЖ в тёмное безрадостное место, где каждый наедине с собой, хочу чтоб никто не остался равнодушен. Если наш проект удастся, мы создадим поистине адскую машину, которая повлияет на ход истории. Создадим и испытаем. Так испытаем, что не снилось никому. Это не игра в оловянных солдатиков! Именно для подобного сражения я придерживаю адскую агрессию Александры. Ты уже понял, что я гениален? Недаром небо потемнело. Тьма потянулась к земле, и Крома бросило в жар. Скорее всего, так подействовал тёрпкий напиток. Но Андрей связал это с другим. Как он раньше не догадался! Его друг попросту сошёл с ума! Не позволить мыслям материа57

лизоваться в слова. Вместо них с неизменным выражением блаженства на устах: – Да, ты предлагаешь интересные идеи. И при этом мы продолжим по субботам играть в покер у Георгия?

– Ага, – легко согласился премьер. – А что? Если придётся его расстрелять, дом всё равно нам останется, наивная ты европейская душа! Кром вдруг едва ли не впервые за вечер свободно вздохнул: в последней фразе ему очень понравилось слово "европейская". Никогда не знаешь где найдешь, где потеряешь. Но сегодня счастьем Крому было то, что на своей исторической родине он только делал деньги. Личный самолет всегда стоял с полным баком и дежурным пилотом в кабине. Тучи разделись, сбросив с себя тысячи прохладных и крупных дождинок. Драма природы получила развязку, а премьерской драме (или трагедии?) только-только положено начало. Чай больше не пили К вечеру Владимиру стало лучше. Им с Ольгой удалось скрыть от начальства случившийся приступ, рабочий день завершился без лишних разговорчиков. Сейчас спокойный, посвежевший от "купороса" Макаров мостился в уютном кресле у Никоненко, вытянув ноги. Сидел, едва не мурлыча от удовольствия, что боль ушла, и каламбурил на тему своей позы и дневного приступа. Браузер сидел у него на коленях и синей усатой мордой преданно, как собака, тыкал в руку. Жорик уже спал, набегавшись во дворе в один из последних летних дней.

– Слушай, у сына праздник: первый раз в первый класс, правда? – встрепенулся Макаров, вдруг обратив внимание на жёлтую ветку, стучащую в окно. Ему хотелось сделать счастливым мальчишку, у которого такая замечательная мама. Да и сам Жорик с по-взрослому прямым взглядом и симпатично оттопыренными ушами пробуждал во Владимире любовь и желание, заботиться и оберегать. Он любил смех этого чудесного мальчишки.

58

Наверное, поэтому ни разу не позволил себе появиться у Никоненко без детского подарка.

– Да, – радостно подтвердила Ольга. – Первый раз. Знаешь, тревожно отчего-то, прямо не знаю. Сегодняшний разговор всерьез завёл… Прости, я стала причиной твоего приступа…

– Нет, нет! Это всё Бортников, малыш. Это всё Бортников.

– Кстати, когда последний раз ты говорил с ним? – голос попрежнему был переполнен серьёзным беспокойством. – Не пора съездить в Москву? Владимир, растягивая слова, отвечал, в такт поглаживаниям урчащего животного: – Кажется, кажется, обязательно поеду, лишь завершим проект. Так отчего тебе тревожно?

– Из-за Славы, – она по-детски скривилась, словно отобрали любимый десерт. – Не надо острить насчёт того, что слава – удел звёзд, политиков и крупных учёных моего масштаба. Я все твои шуточки знаю. Не Первоцвет взял меня в проект, а Савенко. Но Первоцвет точно знал, что я работаю в "Магнетаре" и связана с биофизикой мозга. Значит, мог нарочно искать учёных у нас…

– Так, стоп, я знаю, что мы должны сделать! – перебил Ольгины рассуждения Макаров. Он бы и вскочил, резко и быстро, если б не котище, который даже ухом не повёл на Володин вскрик.

– Тихо, Жора спит! – Остудила.

– Да, да, прости… Так вот, чтобы развеять тревоги а заодно оказать приятную услугу моему чреву, рванем-ка мы в ресторан! Отметим наш первый класс! Подумаем, кто и как будет учить Жоркины уроки, чур, я отвечаю за труд и рисование! Заодно обговорим наши тревоги и радости. А дома – небезопасно! Наверняка всё прослушивает лихой полковник Первоцвет!

– С ума сошёл! Сын спит, я сказала… Замялась.

– Олечка, любовь моя, – менторская интонация Макарова, – он не встает ночью. А в доме тихо. Мы уйдём – будить некому. У него нет привычки просыпаться по ночам. Да и потом, если вдруг, он достаточно взрослый – позвонит на мобильный. Напишем ему инструкцию.

59

– Макаров! – строго дёрнула Ольга. – У тебя завтра будет перегрузка от "купороса", и то, что ты сегодня в ресторане стрескаешь, выйдет, мягко говоря, другим путём. Зачем идти куда-то?

– Я изысканный человек, и я хочу…

– Только не говори "блевать чем-то изысканным", пожалуйста! – сморщившись, попросила почти смеясь Никоненко. – Это ребячество! Невероятное, глупейшее ребячество! "Мы маленькие дети, нам хочется гулять" – так называется твоё нынешнее поведение! Владимир резко встал, сбросив кота, и крепко обнял любимую за плечи: – Олечка, мы не были нигде с Нового года! Почему, почему никуда не ходим? – на глазах навернулись слёзы. – Ты меня стесняешься? Ты меня не люююююбишь! – кажется, Макаров разрыдался, впрочем, достаточно тихо, соблюдая рамки, чтобы не разбудить ребёнка. – Ты меня, наверное, скоро прогонишь! Ой, я вообще никому не нужен! Юре со мной общаться злая жена запрещает, Латынину не до меня вечно, то у него бабы, то у него пьянка, Петрович стал…

– Хватит! Отставить, кому говорят! – с трудом сдерживая смех, обняла его Никоненко. Когда Владимира захлёстывал приступ актёрства, проще было согласиться с ним, чем объяснить, почему "нет!" И как можно выдерживать такого человека?! – Отставить, Макаров, мы пойдём в ресторан, пойдём! Только в ближайший и не больше, чем на два часа, договорились?

– Ага! – радостно вострубил несчастный голодающий, на лице ни слезинки. – Чур, я заказываю столик! На сборы десять минут! Как всегда, Владимир выбрал плохой столик. В ближайшем ресторанчике, на котором настояла Ольга, других не осталось. Смирившись, они достаточно хладнокровно сделали заказ. Правда, Макаров успел получить от любимой несколько шпилек по поводу удивительного таланта выбирать "самые худшие места": возле хлопающих дверей, слишком далеко или слишком близко относительно музыки или прямо в центре огромного зала.

60

Едва официант отошёл, Ольга, куда-то неопределённо глядя за спину любовника, сначала несколько раз вдумчиво моргнула, хлопнула по лбу себя, а потом, когда и Владимир оглянулся, отвесила ему подзатыльник. В десяти метрах от них в уютной нише под зелёной пальмой сидел Вячеслав Первоцвет всё в том же сером костюме, что приходил в "Магнетар". Рядом – стройная красотка с детским лицом в вечернем платье и с такими же яркими зелёными глазами, как у Макарова. Она влюблённо смотрела на полковника, а тот, вероятно, рассказывал ей армейскую байку обволакивающим бархатным баритоном. Удержавшись от восхищённого междометия при виде Первоцвета и красотки, Владимир повернулся к лесу задом, к своей спутнице передом. Ольга сверлила его таким саркастичным взглядом, что лучшим для него было бы встать из-за стола, поехать на реку и утопиться, натянув на голову резиновую грелку. Чудом удержавшись от подобной заманчивой идеи, исполнительный директор робко заметил: – Наверное, Слава раньше бронировал, поэтому у него такой столик…

– Да мне плевать на столик, погляди, с какой он бабой! – восхитилась Ольга. – Ты понимаешь, что это значит? Он не думает обо мне! Правда же, это славно?

– Странная ты женщина, Ольга Витальевна, – заметил Макаров, поправляя тайком носок в ботинке. – Как тебя такую не любить? Пойдем знакомиться с его новой пассией?

– Не-а, – отвергла Никоненко. – Я с ним при встрече обсужу всё, что надо. Главное, шухерись, чтобы они нас не заметили!

– Есть, командир, – Владимир молча придвинул вешалку, на которой висели пальто, в надежде спрятаться от всевидящего ока полковника Первоцвета. В малом конференц-зале горели только настенные светильники.

– Утверждённый состав команды, значит, вот такой, – Троицкий зачитывал с листа, словно наизусть не помнил, кого он 61

отдаёт на съедение военным, – Савенко, Вольф, Латынин, Никоненко, Фурманов. Директор проекта – Макаров. Сейчас с ним и с Валентином Петровичем мы едем в Министерство обороны подписывать контракт. Если есть замечания или пожелания, прошу высказать сейчас. С условиями контракта все знакомы?

– Да, а разве мы не должны подписывать контракт лично? – удивился Юрий.

– В этом нет нужды – формально Вы числитесь и получаете зарплату здесь, в "Магнетаре". Министерство платит в компанию, а мы сами всё распределим, в зависимости от заслуг, – президент лукаво усмехнулся и вдруг страшными глазами посмотрел на Вольфа – ему нравилось издеваться над Антоном Валерьяновичем. Профессор съёжился.

– Если вопросов нет – поскакали давать подписку о верности Родине! – заключил Троицкий. – Да, в понедельник к девяти утра в Минобороны! В главный офис без опозданий. Я, "Магнетар" и этот мужик с голосом кота Баюна, который назвался Первоцветом – мы все на вас надеемся!

62

ЧАСТЬ ІІ. Союз меча и мозга В тот светлый день, когда шестеро представителей "Магнетара" должны были впервые прибыть в Минобороны для работы над проектом, из них всех первой проснулась блондинка. Ольге вообще плохо спалось в преддверии столь важного дня. Всю ночь она бродила по квартире, стояла на лоджии, засмотревшись на город в огнях, время от времени заглядывая в спальню Жорика, где под потолком, усеянным люминесцентными звездами, мирно спал лучший мужчина её жизни. После двух ей вдруг вздумалось позвонить Володе, хотела чтобы приехал. Здравый смысл пересилил – если они прибудут на встречу вместе, Первоцвет не обрадуется. Злить бывшего мужа не хотелось – в конце концов, уж не таким плохим он был. И что с того, что любил не Ольгу, а её покойного папу-генерала? "Интересно, кто эта девушка с ним в ресторане?". Разглядывала стакан с водой, будто надеялась увидеть иам Первоцветову спутницу. Ольга призналась себе: это не ревность, простое бабье любопытство. И потом, не о серьёзных же вещах думать в три часа ночи… Налили себе еще стакан "Evian", потянулась за орешками – но отдернула руку – фигура! К пяти ей удалось отключиться. Проспав чуть более часа, легко оторвала голову от фирменной подушки за минуту до будильника и направилась к сыну.

– Мам! – позвал Жора, едва первый луч свет проник в детскую. – Ты уходишь? Она собиралась сделать именно это. Но попозже. Ольга быстрыми, неслышными шагами подлетела к малышу, положила руку ему на плечо.

– Куда же я уйду, раз ты ещё спишь? Мы с тобой договаривались: я никогда так не сделаю, правда? Мальчишка радостно промычал что-то и провалился в безмятежный сон. "Совсем как Володя …" И правда, страдающий от частых видений во сне и наяву Макаров тоже не любил просыпаться в одиночестве. Может быть, в

материнской заботе о Владимире и был заложен секрет и сила их отношений? Не раз её посещали подобные мысли. Надежному, решительному и умному трудоголику, каковым он был, вне работы крайне недоставало покровительственной руки и сильного плеча, на котором можно и задремать. Она давно стала таким плечом. И впрямь, Ольга скорее была для Макарова мамой, нежели женой. Чувство самосохранения и стремление уберечь двух своих любимых мужчин пробуждали в ней тревогу. Дрожь и необъяснимый, почти животный страх не рассеялись и в лучах солнца. В кофе искала спасение. Классически блеклым сентябрьским утром того же дня Евгений Васильевич Латынин сделал ещё несколько шагов к образу крутого учёного, каким себя представлял. Просидев почти ночь за статьёй для лос-анджелесской газеты, бедняга нашёл в себе силы подняться пораньше, заварить чашку адского кофе, сделать нешуточную зарядку и рвануть на пробежку. Ведущий специалист "Магнетара" воткнул в голову наушники и, переполняемый радостными предчувствиями, поскакал навстречу хорошему настроению. От наступающего дня ожидалось лучшего. Пусть он всегда посылал куда следует государственную службу и её адептов?! Жизнь давно доказала, надо уметь поступаться принципами. Особенно, если знаешь – ради чего. Особенно, если это "ради чего" воплощается в банковском счёте с массой нулей. В начале следующей зимы истекал пятилетний контракт с Троицким. Значит, Латынин вправе просить о его пересмотре. Конечно, на нынешнюю зарплату грех жаловаться, но всегда хочется большего. А если хорошо зарекомендовать себя в работе над этим проектом, возможно, вежливый полковник предложит ему что-нибудь. Тогда же Женя сможет пошантажировать Троицкого своим возможным переходом под крыло Минобороны. Глядишь, ещё жалование увеличат. Латынин бежал, работали руки-ноги, не отдыхало и серое вещество. Когда наглотавшийся воздуха неопределенной температуры ученый вышел из душа и направился в гардеробную, чтобы 64

одеться соответствующим образом, его глаза зацепились за фото с Никой, занимавшее сейчас недостойное место в темном углу шкафа. Тогда они стояли на Карибском взморье, разодетые в какой-то хлам и удивительно счастливые. Это была его любимая фотография; её – нет. А что он знал о нынешней Нике Лотман? С псевдопорядочным сыном шефа она так и не сошлась – папа запретил ему бросать семью. Когда Евгений полтора года назад по телефону поздравлял её с Днем рождения, Ника была одна. Служила в своем же подразделении, правда, уже в чине капитана. Что ж, такую стремительную карьеру можно объяснить – как сублимацией либидо, так и великолепными профессиональными качествами Ники. Что не говори, а бойцом она была потрясным. И не только бойцом… Вспомнив о ней, Латынин вынужденно потопал на кухню, опрокинул в себя стакан ледяной воды со стучащими по зубам кубиками льда – чтобы охладить если не сердце, то организм в целом. Макаров в эту ночь спал дома. Не хотел ехать в Минобороны, где наверняка их будет встречать лично Слава Первоцвет, на Ольгиной машине. Еще с вечера он заказал у Троицкого служебку. Утро каждого понедельника для Володи было праздником. Без работы он не мог, и в её отсутствие страдал как вшивый без бани. В "Магнетаре", ставя каждый раз черточку перед титулом, чтобы подписать документ вместо Савенко или Троицкого, он был Человеком. Боссом. Владимиром Павловичем. Господином Макаровым. "Магнетар" дал ему больше, чем работу. Если бы он остался в "Сириусе", если б Савенко не перетащил его к себе – до сих пор бы мотался по командировкам местного значения, а их посиделки с другом юности уж несколько лет как прекратились бы. Да и вообще, он бы давно подох. Если б в жизни Владимира не было Ольги, её чудного сыночка, душевного Юрки Фурманова, Петровича, он бы не считал нужным бороться с синдромом Бортникова. Да и не будь "магнетаровской" зарплаты, не смог бы оплачивать регулярную доставку из Москвы вожделенного "купороса", несущего столь необходимое забвение.

65

– Сколько ж тебе осталось, ваше высокоблагородие? – картинно строя брови в одну линию, вопрошал у себя Володя, неспешно бреясь дорогой опасной бритвой в благодатной тишине городской осени у распахнутого окна. Небольшое зеркальце стояло перед ним на шкафчике, и он нимало не переживал, что заляпал полы пеной, пока дошёл до окна: удовольствие подышать осенью того стоило. – Надо мотнуться к дохтуру в Рассею да прокапаться хорошенько… Тьфу, Олька, если б не твой полкан чертов, дернул бы давно к Бортникову за пилюлями. Ну, куда уж тут – всё сам, всё сам! Макарову несвойственно было взваливать серьёзные дела на чужие плечи. Разумеется, он мог довериться и Ольге, и Юрию, но работу каждого потом втихую перепроверял. Фурманов частенько делал вид, что обижается на друга за столь нетоварищеское поведение. Но испдир ничего поделать с собой не мог – принцип "хочешь сделать хорошо – сделай сам" в его случае работал безотказно. Впереди новый проект, работа, от которой он терял голову и расправлял крылья. Её он не боялся и не опасался. Она была для него жизнью. Напоследок изящно мазнув себя бритвой по подбородку, Володя оставил на месте щетины неслабый порез и, куснув себя от злости за запястье руки, бритву державшей, отправился порез ретушировать. Ожидания будущего были непозволительной роскошью. Он жил каждым днём, часом. Он не мог строить планов, поэтому получал удовольствие от бытия. Город проснулся и манил к себе. Вице-президент "Магнетара" в воскресенье лёг поздно, но здоровому организму, укрепленному диетой, регулярными физическими нагрузками и всевозможными витаминами, это было нипочем. Он уже давно жил за городом, в коттеджном поселке почти по соседству с Латыниным работе это не вредило. Ездил быстро и осторожно, на дорогу уходило всего полчаса. Машину приобретал не согласно последней моде: предусмотрел и скорость, и комфорт, и выносливость. Пришло время, когда купить он мог всё, чего желал. Другое дело, хотелось вернуться к работе прежних, государственных масштабов.

66

Хотелось испытать себя на этом проекте. Порой ему казалось, что неспособен на элементарное, и тут такое – лично возглавить государственный проект, да ещё и по биофизике мозга – его ключевой специализации! Нет, ученые бывшими не бывают, твердо решил Савенко. Он подтвердит своё звание, он докажет всем, что способен дать жару! Валентин Савенко никогда не превратится в рухлядь, будет пахать до последнего, до остановки сердца! Подумав про остановку сердца, Петрович обернулся мыслью к Макарову: вот кто истинно будет работать до последнего вздоха. Наверное, Савенко правильно сделал, что заставил Троицкого взять парня директором проекта. Неясно, как долго проживет… Скрасить его последние годы (месяцы?) могут только близкие и тяжёлая, полезная, благодарная работа. Антону Валерьяновичу спалось лучше всех шестерых. Разве важно, где работаешь, на кого, под чьим началом, если тебе хорошо платят? В его огромной, обставленной антиквариатом профессорской квартире суете не было места. Он мог позволить себе поздно проснуться. Он мог спокойно съесть омлет, бутерброд с икрой, выпить чашку травяного чая, дождаться водителя и с достоинством прибыть на место встречи последним. Он мог не видеть города, не чувствовать его дыхания. В то сентябрьское утро Вольф спал спокойно, мирно сопя. Его никогда не мучила совесть. Он был чист перед законом и людьми. Даже в столь ответственный день он встал за полчаса до времени "Ч". Благо, ехать до назначенного места было две минуты. Юра Фурманов и жил дальше профессора Вольф, и не так спокоен был относительно будущего. Он в то утро поступил скверно: проспал. За десять минут до девяти Макаров был на месте, шастал из стороны в сторону возле порога Минобороны, вызывая подозрение охраны. Латынин, Никоненко и Савенко подъезжали из разных концов города, им оставалось не более пяти минут пути. Вольф завязывал шнурки на туфлях, а внизу покорно дожидался 67

шофер. И в эти самые минуты Юра Фурманов досматривал сладкий сон, обняв маленькую и очень мягкую подушку. Даша будила его редко, только если, по её мнению, дело было очень серьёзным. Так было в этот раз. Троицкий когда-то отчитал Фурманова за опоздание и пригрозил "наказать рублём". Подвергать любимого унижению вторично, да ещё при военных, не хотелось ни капли, и верная берегиня домашнего очага растолкала Юрия со всем неистовством и страстью, на какие была способна. Едва полусонный, с трудом стоявший на ногах Фурманов спустился к машине, раздался веселый звонок от друга. Одной рукой вставляя ключ в зажигание, другой он лихорадочно барабанил по карманам в поисках мобильного.

– Да, Вов! – хрипло подтвердил учёный своё участие в беседе. – Я еду. Там что, без меня никак?

– Ты с ума сошел, полудурок? – заорал в трубку злобно и в тоже время дружелюбно, как это получалось только у него, Макаров. – Пять минут десятого! Все собрались, ждем только тебя и Первоцвета!

– Пять минут! – Юра швырнул трубку на сиденье и завел мотор. Ему было не до размышлений о будущем: успевай реагировать на светофоры да в зеркало заднего вида поглядывай.

– Что сказал Фурманов? – весело переспросил Латынин раздосадованного Макарова. Четверо коллег уютно разместились на мягком тёмно-синем угловом диване в комнате ожидания, куда их милостиво – до дальнейших распоряжений начальства – провел охранник. А Макаров спокойно стоять не мог, время от времени поглядывая на часы или в окно, работал маятником. Не снимали тревогу ни голубая комната, ни ласковый взгляд любимой, всё время задерживающийся на нём.

– Минут через пятнадцать будет. Ждём? – в вопросе звучал ответ.

– Я этому Фурманову когда-нибудь устрою! – в начальнике отдела просыпалась ответственность. Наблюдая за этим пробуждением, Ольга скорчила страшную рожу, кривляя Вольфа, 68

и показала её сидящему рядом Евгению. – Он заставляет ждать, он заставляет ждать наших нанимателей. Да за такое его нужно уволить! Всегда опаздывает! Как бы не опозориться перед заказчиками…

– Да что Вы, Антон Валерьянович! – проворковал полковник, заходя в комнату под конец гневной фразы. – Настоящий учёный, как и поэт, всегда должен опаздывать. Это прерогатива творческой профессии! Первоцвет вошёл, и трое сидящих мужчин быстро встали. Субординация. Ольга оставалась неподвижна, зная Славу как истинного джентльмена. Вячеслав Дмитриевич Первоцвет в этот тёплый осенний понедельник был в форме – и фигурально, и буквально выражаясь. Полковничьи звёзды на плечах, отутюженные рубашка и брюки, начищенные до блеска туфли, которыми можно посылать сигнал на Альфу Центавра, идеальная осанка, орденские планки на мундире – он был у себя дома (или, как выразился бы Юра, не любивший армейцев – в логове). Помощник министра улыбался широко и радостно. Первым делом протянул руку сидящей Ольге.

– Здравствуйте, Ольга Витальевна! – у той дрогнули ресницы, но рука осталась твердой и нежной.

– Здравствуйте, Вячеслав Дмитриевич! – Никоненко обрадовалась, что он не стал ломать комедию со знакомством. Никто, кроме Фурманова и, само собой, Володи, не знал, что Первоцвет её бывший муж. Но шила в мешке не утаишь. Глаза их встретились и разошлись в стороны: ни льда, ни пламени. Впрочем, возможно, она рано радовалась. Полковник со всеми поздоровался, называя каждого по имени и отчеству, а Латынина почему-то фамильярно похлопал по плечу.

– Я предлагаю подождать Вашего коллегу, потом пройдём дальше. Возражения будут? – Первоцвет продолжал цвести, как папоротник в ночь на Ивана Купала. Макаров бросил взгляд на Савенко. Он ещё сомневался, стоит ли приступать к правам директора проекта в присутствии вице-президента. И когда Валентин Петрович ясно дал понять 69

взглядом: "Можно!", Владимир кашлянул, привлекая к себе внимание Первоцвета, и заговорил: – Уверяю Вас, Юрию несвойственно опаздывать. У него вчера был тяжелый день – пришлось передать несколько проектов коллегам, а для него это как ребёнка от сердца оторвать. Он очень любит свое дело.

– Увлекаться работой – стратегически правильно, – развил мысль Первоцвет, сверкая глазами в лицо Макарову. – Без удовольствия работа не идёт, по себе знаю. "Да уж, наверное, тебе огромное удовольствие приносит помощничья служба. И идёт она у тебя полным ходом, – подумалось испдиру. – Если б все награды на себя одел, спинка-то, поди, не так ровно б держалась. Нутром чую, ты премьерский престол стережёшь пуще самого министра". Долго не ждали. Когда Юра, запыхавшись, присоединился к коллегам, полковник не без удовольствия приступил к своим обязанностям хозяина. Для начала он раздал пластиковые пропуска с нанесенными фото и штрих-кодами.

– Это Ваш основной документ на период работы над проектом, – разъяснил он. – Пропуска придётся, увы, постоянно носить с собой, без них перемещение по объекту невозможно. Учреждение охраняется одним из лучших подразделений Министерства, находящимся в моем непосредственном подчинении. Чтоб Вы понимали, это крайне важное задание. Дело на контроле у премьер-министра. "Вот! Этой фразы я от тебя, Слава, и ожидал! Теперь я не чую, а точно знаю, кому ты обязан своим возвышением!"

– Сейчас сядем в машину и проедем к месту назначения.

– Стоп! – прервал Петрович. – Вячеслав Дмитриевич, разве мы будем работать не в здании Министерства? Полковник повернулся к Савенко и доверительно поведал: – Я, конечно же, доверяю вам. Но есть предписание: гражданские не должны знать, где находится лаборатория. Поэтому вас будут каждое утро забирать из дому и доставлять на объект, или привозить сюда, в Минобороны, а потом уже – централизованно доставлять в лабораторию. Я ещё не решил, как мы поступим.

70

На этот раз вмешался исполнительный директор: – Может, лучше это обсудим коллегиально? Или хотя бы со мной посоветуетесь?

– Внесу ясность, Владимир Павлович, – впервые за всё время работы с "Магнетаром" Первоцвет заговорил с жёсткой ноткой в голосе, – Ваша должность директора проекта имеет значение лишь в моё отсутствие. Да, в это время Вы босс для своих сотрудников, даже, насколько я понял, для своего вицепрезидента. Но я – куратор. От имени заказчика я диктую условия. Сотрудники нашего ведомства, с которыми вы сегодня познакомитесь, будут выполнять Ваши указания только относительно работы над проектом и только в рамках, установленных мной. Разумеется, они будут докладывать мне обо всем, что будет происходить на объекте. Так уж получается, господин Макаров. Надеюсь, Вас это не гнетёт?

– Ни капли не гнетёт. Давайте приступать! – Владимир держался хладнокровнее удава. – Контракт в силе с сегодняшнего утра, не хочу получать зарплату за простой и пустые разговоры! Первоцвет в сопровождении четверых богатырей в форме провел сотрудников к небольшому белому микроавтобусу без окон, что был припаркован на заднем дворе Министерства. Полковник вежливо извинился за неудобства и пообещал недлинный путь. Гражданские несмело разместились на комфортабельных сиденьях. Двое военных остались в салоне, остальные, очевидно, перешли за руль. Машина завелась и мягко тронулась. В салоне было слышно, как открываются ворота. Они выехали в город.

– Ощущаю себя новобранцем перед выброской, – попытался передать свои ощущения Фурманов, никогда не державший в руках ничего более милитаристского, чем пластмассовая сабля. Савенко инстинктивно ощупывал подлокотник и спинку сидения перед собой. Он вздохнул искренне и жалостливо и обратился к Юре, глядя в глаза: – Ты хоть раз стрелял в человека? В машине повисло неловкое молчание.

71

– То-то, – заключил Петрович. – Вот и не поднимай таких тем. И так не по себе… Чувствую, зря мы в это ввязались. Как бы не пожалеть. Для Троицкого необходимое и достаточное условие благоденствия – бабки. Но не всё так просто. Вольф сделал вид, что не слушает, откинув голову с закрытыми глазами на сиденье: нехорошо, когда крамолу на босса возводят. Остальные понимающе опустили глаза.

– Вот! – не унимался вице-президент. – А для меня необходимое и достаточное условие – безопасность. А там, где есть оружие, безопасности нет. Это не мной доказано. Будем надеяться, что оружие останется зачехлённым. – Через пару минут Савенко пожалел о том, что сказал в присутствии угрюмых охранников. Да, нужно привыкать к новому режиму: рот на замок! Совсем не старый и совершенно седой джентльмен в расстегнутом сером костюме с красной подкладкой поднялся из уютного кресла и бережно взял за руку вошедшую к нему в кабинет женщину.

– Привет, Сашенька. Министерша руку не выдернула, но выражением лица, как обычно, дала понять, что это не должно долго длиться. Вздохнув, глава государства выпустил её ладошку и вернулся в кресло. Александра Аркадьевна уселась на точно такой же трон напротив: нога за ногу, свободно расправила плечи. Длина юбки демонстрировала безупречные колени – не более – Привет. Как ты? – поинтересовалась глава МВД с неопределённой долей искреннего участия в голосе. – У тебя вчера сердце, мне сказали… – глаза цепко вглядывались в каждую бумажку, которую премьер не успел спрятать в стол. Профессиональная привычка или женское любопытство? Её удивительно подходил официальный дресс-код. Саша умела носить скучные жакеты так, что становилась еще более эффектной. Премьер знал, что над ее гардеробом колдовали лучшие дизайнеры: где надо открыть и закрыть, что покороче, а где подлиннее, разные оттенки самых современных материалов.

72

Ее взгляд обошел все, что было в кабинете. Премьер спокойно наблюдал за ритуалом: так было всегда и везде, где бы ни появилась его подруга.

– Оно у меня перманентно болит. За страну, – он сделал первый ход в их извечной игре для двоих.

– Славный мой мальчик, – тихо, в тон ему молвила она с лёгкой, чуть заметной издёвкой. – Отдохнуть тебе надо. Давай съездим в командировку на острова, благо, есть, кому передать дела. Я тоже в напряжении. В эту субботу и на покер не поеду. Премьер в унисон: – Прости, любимый дружочек, некоторые не поймут, если мы удалимся вдвоем. Время совместных командировок тю-тю. А игру пропускать нельзя, будем отмечать начало проекта. Кром обещал привезти каждому по гостинцу в честь успешного старта.

– Из-за Крома и его проекта я и пришла… Есть непростой разговор.

– Странно, – глава государства быстро клацнул переключателем с нарисованными на нем двумя чашками. – Обычно это я начинаю непростые разговоры, завершающиеся скандалами. А ты хоть бы раз пришла не только по делу, а?... Внесли два кофе с молоком и без сахара, как любили старинные друзья. Министерша удовлетворенно мурлыкнула, убедившись, что пропорция её устраивает, как и сорт кофе.

– Саша, мне недолго пировать, – вдруг поделился горестными мыслями премьер. – Нервы сдают. В спину смерть дышит и настоятельно советует захватить с собой крем для загара. Все, кто находится рядом, по сути – тупые и жадные лакеи, "шик и блеск двора" – мертвая оболочка. Всё, что у меня есть ценного – ты. И вдруг ты причиняешь мне боль своими недомолвками. Мне сейчас всё причиняет боль, кроме шоколада и несладкого кофе. Так что начинай свой "непростой" разговор, не заставляй волноваться.

– Я хочу, чтоб мои люди участвовали в разработке проекта, – молвила подруга человеческим голосом. – Ты принял материалы, обещал подумать, кому это всё сплавить. И вдруг без предупреждения ты отдаешь проект Прокопенко. Конечно, не спорю, в его ведомстве мощный научный аппарат и больше возможно73

стей для испытания. Но я хочу участвовать в деле. Ты предсказуем: сейчас скажешь, что я и так получу свою долю. Не сомневаюсь. Но хочу получить её за дело, а не за красивые глаза. Ты знаешь, я привыкла отрабатывать своё. Премьер подобного не ожидал, но ни одна мышца не дрогнула на лице. Для него стало сюрпризом подобное рвение, необъяснимы живой интерес Саши именно к этой бешеной идее Крома. Быть может, она усмотрела для себя какую-то дополнительную выгоду? Может, нашла кого-то для сбыта готового прибора? Верить в подобное Сашино поведение, равносильное измене, правитель не желал. Вдумчиво допивая свой кофе, он давал министерше возможность говорить. И та ею пользовалась: – Я считаю, нужно провести реорганизацию. Настаиваю, чтобы ты отправил в Минобороны моих людей, для контроля. Если генерал и его племя накосячат, мы с тобой будем в курсе. Ты же догадываешься, что Прокопенко не всё тебе докладывает, правда? Десять новеньких танков, пропавших якобы у него из-под носа, ты простил. Хотя я подробно рассказала тебе, куда они пропали и сколько генерал за них получил. Решил дать старику последний шанс? Как тебя ещё понимать, о луноликий? Не луна, солнце неожиданно заглянуло через заборы, решётки, кордоны в кабинет: непонятно откуда взявшийся солнечный зайчик подпрыгивал на массивном супермодном телефонном аппарате, который стоял в углу внушительного стола. Премьеру было легко и радостно, неизвестно отчего. Может, просто давно не слышал ворчливого голоса подруги молодости? Ему хотелось спеть арию или подписать очередной милосердный указ.

– Саша, не дрожи! – властелин страны очень быстро справился с этими порывами и вернулся к деловому тону. – Дело – на личном контроле. Куратором я назначил Славу Первоцвета – это тебе о чём-то говорит? Фамилия "Первоцвет" вызывала при дворе ассоциации сродни фамилии "Скорцени" в нацистской Германии. Осведомленные люди знали, что молодой ловкий полковник – чуть ли не единственный, кому премьер поручает дела личного характера.

74

Она расстегнула еще одну пуговичку на блузе из невообразимо мягкого шелка.

– Говорит, – стихла Саша. – Ладно, пусть живут. Но если проколются с проектом, и наши деньги уплывут, я Прокопенко зубами загрызу! Солнечный зайчик, будто испугался этих страшных слов, произнесённых красивой женщиной, замер… "Моя девочка, как же я её люблю…"

– Не сомневаюсь, – повелитель просто улыбнулся. – А пока подожди, дай им поработать. Для твоего ведомства у меня особенная задача в этом гениальном проекте. Придёт время, будешь приятно удивлена, клянусь солнцем! Как раз тут солнечный зайчик, видимо, реагируя на такую клятву, ретировался восвояси – в этой темноте ему было не выжить. После двадцатиминутной монотонной езды по городу машина зарулила в подземный гараж. Только там двери открылись. Притихшие учёные выгрузились, потягиваясь. Латынин вдруг понял, что хочет спать, несмотря на всё количество и крепость принятого кофе. Первоцвет ожидал возле пассажирского лифта, аристократично покуривая. Рядом обозначились три фигуры – слева от Вячеслава Дмитриевича. Чувствуя себя совершенно незащищёнными, новобранцы подвинулись ближе. Полковник лихо отбросил дымящуюся палочку самоубийцы и приступил к процедуре.

– Друзья, представляю Вам коллег. Они проведут Вас в лабораторию, познакомят с персоналом. Мне же через полчаса надо быть в другом конце города. Поэтому без церемоний. Итак, начальник комплекса, первый человек на объекте и третий в проекте, после нас с Владимиром Павловичем, подполковник Андрей Вечный, отличный специалист в области приборостроения, в первую очередь медицинского. Крайний из троих незнакомцев сделал полшага вперёд и склонил голову. Это был неопределённого возраста человек в зеркальных серебристых очках на поллица и белом халате, на75

кинутом поверх кремово-золотистого летнего костюма. Как впоследствии выяснится, ни очки, ни костюм, ни халат подполковник Вечный не снимал. По крайней мере, при посторонних. Это было частью его имиджа, и, возможно, имело некое сакральное отношение к его фамилии.

– Альберт Кодич, капитан, – продолжал Первоцвет. – Руководит технической стороной проекта. Исправность оборудования, компьютеров, поставки материалов, прочее – к нему. Кстати, если кто сломает свой пропуск – тоже к нему! Он разберется, – подчеркнул полковник, заметив, как нервно крутит в руках свою пластиковую карточку Ольга. Самый молодой из представляемых, Кодич стоял ближним к куратору. Ему на вид нельзя было сигареты в приличном магазине продавать – и на тебе, капитан, да ещё и на таком объекте служит. У Кодича было доброе лицо, розовые щёки и мутновато-грязного цвета глаза. Он тоже был в штатском – жёлтая рубашка с коротким рукавом и белые хлопковые брюки. Добротные изящные туфли выдавали его неплохие финансовые возможности.

– Последний из присутствующих, но не последний на объекте, лучший в мире медик, Иван Михайлович Варченко. Его задача, помимо участия в разработке прибора, следить за состояние испытуемых, не допускать, чтобы их здоровью был нанесён ущерб. Очень, прошу заметить, благородная миссия! – полковник пафосно воздел руку к потолку. Единственный из представленных, Варченко не сделал шаг вперёд. Наблюдательному Латынину показалось даже, что этот очень пожилой человек с белоснежной короткой бородкой стыдится своей работы и своих коллег, потому не поднимает глаз. Бородач был без погон, в дешёвом тёмном костюме.

– Итак, я помчал, – притопнул ногой полковник, поглядывая на стрелки шикарных часов. – С режимом вас ознакомит подполковник Вечный. Неотложные вопросы у господ заседающих есть?

– Скажите, а окна на объекте присутствуют? – одиноко подал голос Савенко. – Или Вы считаете это угрозой нашей безопасности? Выпасть же можно.

76

Первоцвет понял сарказм, но не обиделся. Теперь их задиристость не имела значения: попались, клетка закрыта.

– Окна присутствуют. Они расположены так, что из них ничего не разглядишь, кроме территории самого комплекса. Вы сможете наслаждаться видами военных объектов. Остальные вопросы – завтра. До встречи, друзья! Весь путь в десять секунд огромный лифт заполняла мёртвая тишина. "Магнетаровцы" сгрудились между Савенко и Макаровым как центрами влияния. Варченко и Кодич неловко переглядывались и время от времени посматривали на товарища Вечного. Тот, стоя у лифтовой двери, игнорировал всех. Голову держал прямо, куда при этом смотрели глаза – понять было невозможно. "И как с такими людьми работать? – накручивал себя Макаров. – Надо очки с него сдёрнуть невзначай и глянуть, вдруг у него глазища красные, страшные". Когда вышли из кабины, Вечный повернулся к присутствующим и улыбнулся кончиками губ: – Рад приветствовать Вас на двенадцатом этаже научноисследовательского комплекса Минобороны. Здесь находятся наши рабочие места. Напомню, зовут меня подполковник Вечный, Андрей Михайлович. Обращаться можете, как удобно. Вы скоро убедитесь, что здесь, как и повсюду в нашей стране, всё открыто и демократично. То, что можно не засекречивать – не засекречено. Теперь давайте познакомимся с каждым поближе. И началось: трое "местных" поочерёдно жали руки вновь прибывшим, стараясь запомнить каждого. …Ольга Витальевна, можно просто Оля.

– Антон Валерьянович Вольф, доктор биологических наук, профессор, начальник научного отдела компании "Магнетар".

– Латынин, научный отдел.

– Валентин Савенко.

– Юрий.

– Макаров Владимир Павлович, директор проекта…

77

После затянувшегося ритуала Вечный повернулся к ближней грустно-коричневой и неестественно широкой двери, провёл магнитной карточкой. Дверь беззвучно оттопырилась.

– Добро пожаловать! Прошу, проходите, – пригласил он. – Все комнаты оснащены подобными устройствами. Думаю, для вас, сотрудников довольно серьёзной компании, такое не в диковинку. "Да уж, в "Магнетаре" отродясь не было системы безопасности сложнее охранника на проходной. Может, он думает, что у нас там сканы сетчатки делают?" За дверью начиналось настоящее военное ведомство. На входе у турникета строгий сержант с автоматом долго сличал пропуск каждого из новичков с его физиономией. В просторном коридоре, по которому вёл коллег Вечный, было многолюдно, но тихо. Гражданскому глазу такое обилие военных было непривычным. Халатов ни на ком, кроме самого Вечного, не было: видимо, это был личный атрибут главного. Прошли ещё один пост с турникетом и бдительным постовым, повернули в коридор, выкрашенный синим цветом от пола до потолка. Ольга чуть замедлила шаг, невольно переведя взгляд на свои новенькие туфли модного синего цвета. Да ещё и сумка в тон стенам…

– С точки зрения дизайнера, это должно успокаивать? – поинтересовалась она у шедшего рядом бородатого доктора. – Как по мне, холодок навеивает. Похоже, у Вас, не в обиду, не слишком располагающая атмосфера. Варченко развёл руками: – Знаете, Оля, это государственное учреждение. Вполне возможно, просто не хватило краски. Услышав такое объяснение доктора, Альберт Кодич поднырнул поближе к Никоненко и попытался схохмить: – Знаете, Олечка, у нас в армии запросто могут заставить перекрашивать двести стульев и столов из чёрного в уставной чёрный. Принимайте всё как есть, иначе голову заморочите.

78

Владимир шёл на метр позади и всё слышал. Он молча ткнул в бок Фурманова и шепнул: – Шустрый больно техник, тебе не кажется? Не нравится он мне. "Техник", вероятно, это усёк. Он был из смышленых – не поворачиваясь на голос, быстро отклеился от любимой Макарова и пересел на уши кому-то другому.

– Ты умеешь "тихо" сказать, – прокомментировал Юра. – Не успел прийти, наживаешь репутацию злого дяди. Владимир невольно вспомнил один из недавних корпоративов, куда Майлов пришёл с избалованной и объективно противной женой, прихватив папашу. Нахлебавшиеся заморского пойла Макаров с Фурмановым весь вечер шумно обсуждали их поведение, комментировали внешний вид и личные качества. Ближе к концу вечера Владимир опомнился: – Слушай, а вдруг они нас слышат, нехорошо получится, Юр? Друг оценил здравость гипотезы и предложил проверку: надо шептать гадости про находящегося подле той славной семейки Латынина. Если тот вне зоны досягаемости звука, значит, и до Майловых не доходят их реплики. После пятиминутного повторения громким шёпотом мантр вроде: "Латынин – бездарь", "Латынин – прихлебатель начальства", "Латынин – лох", друзья убедились, что Евгений и ухом не ведёт, и принялись честить Майловых по-новой. На следующий день у Макарова был приступ, он не вышел на работу. Но днём позвонил злой Латынини на чём свет стоит обматерил: как они, растакие, могли весь вечер нести пургу про него. Макаров объяснил: оскорбления в адрес Латынина были лишь тестом. Женя искренне расхохотался и сказал, что ион, и все присутствующие прекрасно слышали "бред двух пьяных придурков". Ещё два дня после Володя симулировал обострение синдрома Бортникова, чтобы не попасться на глаза начальству. Когда он вышел на работу, Майлов сделал вид, что ничего и не слышал, и не знает. Но, как говорится, осадочек остался. Пришли. Наконец Вечный нащупал нужную дверь, толкнул её, и вся команда очутилась в большой светлой комнате с высо79

кими потолками, двухметровыми альпийскими окнами, кондиционерами, круглым конференц-столом и семью рабочими, поменьше, оснащёнными всей необходимой техникой. Помещение было готово к работе и соответствовало самым высоким стандартам организации труда.

– Прошу! – в этой комнате Вечный смотрелся гораздо менее мрачно. – Ваши рабочие места. Всё готово для успешного старта, через полчаса я зайду к Вам, мы проведём первое координационное совещание. А пока мы с Альбертом оставим Вас – располагайтесь. У доктора Варченко рабочее место здесь же, он остается. До скорого! Андрей Михайлович сделал новобранцам ручкой и растворился за дверью. Следом неспешно выбрался Кодич, защёлкнув за собой массивный дверной замок. Капкан сделал "клац". Фурманов и Макаров переглянулись наигранно сурово. Каждый понял, о чём думает другой – о центровом столе, стоящем чуть отстранённо от остальных. Он должен был принадлежать, разумеется, начальнику. Юра начальником себя не ощущал, но из вредности не хотел уступать стол директору проекта. Сначала с достоинством, в замедленном темпе оба начали продвигаться к столу. Но через секунду сорвались и в три прыжка достигли стола. Одновременно, но первым упал в кресло атлетичный Фурманов. Он победно протрубил, подняв вверх руку. Всё это время цивилизованная часть сообщества потратила на рассредоточение по комнате, игнорируя дураков. Незанятым остался дальний стол у двери, мимо которого придётся курсировать, как по трамвайной линии. Оценив ситуацию, Владимир понял: надо изгонять демона! Нахмурившись, он предпринял первую попытку – упросить нежными щенячьими глазами. Не удалсоь. Тогда он продемонстрировал кулак. Юра не двинулся с места и ухом не повёл. Тяжело вздохнув, Макаров прибег к последнему аргументу – молча спихнул друга с кресла и уселся сам. С такими аргументами спорить сложно, и Фурманову пришлось идти устраиваться за дальний стол.

80

Вечный вернулся, как и обещал, через полчаса, и вместе с капитаном Кодичем. Пригласив всех за совещательный стол, он начал рассказывать, над чем предстоит трудиться. Ольга чудесно чувствовала себя одна за столом с мужчинами: здесь и любимый Володя, и надёжный Савенко, и всегда готовый прикрыть Юра Фурманов.

– Задача у нас нелёгкая. Я знаю, Вячеслав Дмитриевич дал не всю информацию, и попытаюсь расширить её и дополнить. Как он представил прибор?

– Мотиватор, – озвучил Макаров, поняв со второй фразы, что группа вляпалась по гланды. – Для поднятия боевого духа воинов. Воздействует на определенные центры головного мозга, какие – это лучше знать Вам, – и заставляет солдат воевать с большим энтузиазмом. Вечный покачал головой.

– Да, как я и думал, товарищ полковник не совсем точно вас информировал. Это не мотиватор. Скажите, господа учёные, кто ранее имел дело с воздействием на психику?

– Мы с профессором Вольфом, – реплика Савенко, – работали над проектом "Знамень", лечили психически больных.

– "Знамень"? – встрепенулся вдруг Варченко. Глаза, до этого очень грустные, ярко вспыхнули. – Вы приложили руку к этому гениальному творению? Он спас тысячи человеческих душ! И я имею честь сидеть с вами за одним столом! Великолепно!

– Простите, перебью, Иван Михайлович, – резко прервал излияния Вечный. – Биофизикой душ мы не занимаемся. Про "Знамень" знаю, работа в Министерстве сделала меня специалистом широкого профиля, – он заулыбался: "как я вас уделал!". – Хорошо. Над чем работали остальные, расскажите, будьте добры. Нам надо определить цели и задачи.

– Моя специализация близка к технике, – начал Латынин, недоумевая (зачем говорить, ведь им давно всё известно про каждого?!). – Несколько лет руководил исследовательским департаментом приборостроительной ТНК. Тогда-то и отошёл от биологии, углубился в технику. Биологи обозначают точку – я кую стрелу.

81

– Я работаю в этом же русле, – механически продолжила Ольга. – Технические науки. К мозгу имею прямое отношение. Работала во всех группах, создающих приборы "для головы,. Такое популярное средство от мигрени как "Кентавр" было практически полностью нашей с Антоном Валерьяновичем разработкой. Вольф приосанился: правду говорит!

– Психиатрией я интересуюсь со студенческих времён, – Юра завершал представление команды. – Когда наша кафедра совместно с заводом создавала "Знамень", я крутился под ногами у профессуры и просил работы. Так что решайте… Выслушав последнюю порцию информации, начальник объекта перестал кивать подобно механическому болванчику и замер, размышляя. Шестнадцать глаз изучали его недвижимую фигуру, неизменную мимику, ровное дыхание на протяжении минуты, не решаясь прервать молчание. Первым заговорил Латынин, подумал, видимо, что Вечный отключился: – Так что за агрегат такой, расскажете?

– Этот прибор, – заговорил подполковник крайне отрывисто и тихо, так, что остальным пришлось внимательно вслушиваться, – ретранслирует в голову испытуемого его… цели и задачи, если это можно так назвать… то есть он наставляет, направляет бойца на нужный… на должную дорогу…Иван Михайлович, к примеру, называет это зомбированием… я бы не был столь категоричен и назвал этот процесс… внушением, пожалуй, да…внушением. Присутствующие разделились на два лагеря по одному важному признаку – степени полученного от новости шока. Среди ужаснувшихся оказались Ольга, Савенко, Латынин и Фурманов. Во втором лагере – Варченко и Кодич, знавшие о проекте, Вольф, которому было абсолютно всё равно, и скептик Макаров, всякого ожидавший от правительства, в том числе и производства психотронного оружия. Именно он победоносно оглядел коллег с гримасой: "Я же говорил!" Совещание обещало затянуться.

– Нравится? – переспросил с интересом Троицкий по громкой связи. В кабинете президента компании сидел трезвый 82

Игорь Майлов и заглядывал начальнику в рот. – Не страшно, не шмонают при входе-выходе, все приветливые?

– Да, знаешь, – говорил из динамика ироничный голос Петровича, едущего за рулём домой, – очень приветливые. Нас в машине без окон везли туда и обратно – они тайны лаборатории бдят. Ну да ладно, Первоцвет на пятый-десятый день сломается со своей секретностью и позволит самим добираться.

– Макаров как? – шеф искренне беспокоился. По-прежнему терзали сомнения, нужен ли испдир в столь непривлекательном месте. Да и Троицкому было без Владимира очень плохо. Майлов с первого дня продемонстрировал свою профессиональную слабость. Узнав о повышении, пришёл он на службу в понедельник вовремя, пришел в костюме, трезвый и до слёз взволнованный – надолго ли это повышение?

– Макаров? Спокойно. А как это убожество пьяное, пришло сегодня на работу? – у вице-президента и мысли не было, что Троицкий включил громкую связь. С жалостью взглянув на побелевшего вдруг Майлова, тут же обиженно опустившего глаза (просёк, о ком речь), Александр Станиславович снял трубку и поднёс к уху.

– Ладно, Валя, сегодня отдыхайте, – отвечать на вопрос об убожестве не стал по понятным причинам. – А завтра, сразу как отпустят, жду тебя вместе с Макаровым для разговора. Не терпится лично пообщаться.

– Да, добро! Я просто на дороге…

– Да, понял, бывай. Троицкий положил трубку и обратился к несчастному Майлову: – Что, потянешь без Павловича? Его не будет до Нового года, я думаю. Хочешь, возьми себе заместителя, временно, там есть девочки в административном отделе толковые – Юлька, Катя?

– Юльку хочу, – потребовал Майлов.

– Это понятно, что ты её хочешь. А в заместители возьмёшь? Игорь развёл руками – что, мол, делать?

– Договорились. Ну, бывай, – президент начальственно протянул руку ладонью вниз. Пожав её с видимым усердием, и.о. исполнительного директора вышел, раскланиваясь и улыбаясь двери.

83

– И правда убожество, – признал Троицкий. Переключил фоторамку, что стояла слева от телефона, будто хотел забыть побыстрее случившееся в кабинете. Варченко подтащил капитана Кодича к перилам на лестничной клетке, туда, где можно говорить спокойно, и принялся откручивать у него верхнюю пуговицу на рубашке. Альберт мягко отвел руку доктора.

– Альберт, послушайте, я боюсь всего этого. Знаете, чем это может обернуться? Мы неправедным делом заняты!

– С каких пор в Вас, доктор, проснулся праведник? – заговорил "техник", повторяя интонации подполковника Вечного. – Быть может, я буду слишком дерзок, если напомню, откуда мы Вас вытащили и чем Вы там занимались…

– Тише Вы, тише! – вмиг испугался собеседник. – У меня до сих пор стоит перед глазами, только закрою их. Стоит… Не надо напоминать…

– В чём же тогда моральная проблема? – Альберт поправил ремень, взгляд стал жёстким, отзеркаливающим.

– Альберт, но эти люди! Они не знают, что творят! Вы представляете, какими могут быть результаты? Да, прибор сработает качественно десяток раз, второй десяток. Но на двадцать втором или двадцать шестом приказе, знаете ли, человек не выдержит. Они разрушат психику бойцов. Превратят их в тупых отродий, неспособных воспринимать хоть что-то, кроме сигналов прибора.

– У Вас есть основания так говорить? – Кодич сыграл обеспокоенность.

– Да! – Варченко хотелось верить, что коллеге не всё равно, и он продолжил. – Были прецеденты, подобным многие занимались. Никто не добился успеха не завершались. Подопытные сходили с ума, и всё! Всё!

– Поделитесь своими соображениями с Вечным, а лучше – с Первоцветом. Ничем не могу помочь, мы с Вами в одном положении, Иван Михайлович. – Голос ровный и уверенный, уже на октаву выше.

– Не лукавьте насчёт положения, Альберт, – совсем беспомощно попросил старик. – Если я пойду к полковнику, он меня 84

выставит. А Вечный даже слушать не станет, он уверен, что я саботирую работу.

– Ничем не могу помочь. Простите, меня ждут, – повернувшись к Варченко равнодушной спиной, Кодич отправился вниз по лестнице. И только в таком положении любопытствующему взгляду была видна замаскированная лысеющая макушка капитана.

– Да, шеф.

– Как, Слава?

– Работают. Вечный ввёл в курс дела, теперь знают, что конструируют. Без этого, наверное, было не обойтись…

– Да. Как отнеслись к новости?

– Приняли мирно. Куда деться, контракт подписан. Не всё ли равно, что строить? Не верю в принципиальность этой компании.

– Я тоже людям никогда не верил. Правильно. Как ездят на объект?

– Как положено, в бронированном фургоне без окон.

– Так, это убери. Пусть как хотят, так и добираются. Но за каждым чтобы был хвост. Возить централизованно – сущий бред. Кто такое придумал?

– Приказ Прокопенко, я-то что…

– Ладно, с ним я разберусь. Режимность объекта смягчить. Не будем же полгода скрывать от них местонахождение лаборатории. Да и с каких пор это стало государственным секретом? Если не ошибаюсь, там даже остановка есть автобусная: "Лаборатория".

– Да, есть.

– Хорошо. Смотри за всеми, но тихо! Никаких бронированных фургонов, никаких сопровождающих, никаких обысков! Мы живём в стране победившей демократии и новых технологий, верно?

– Верно.

– Добро. Выполняй. Следующий рабочий день принёс хорошие новости: Первоцвет снял секретность.

85

Когда "магнетаровцы" собрались единой оравой, и на сей раз без опоздавших в комнате ожидания, Вячеслав Дмитриевич опять вышел к ним парадно одетый и начал извиняться: – Дорогие друзья, простите мою ошибку. Я применил не ту директиву – Ваш объект не подпадает под раздел "совершенно секретно". Ездить в бронированном фургоне не обязательно. Добираться в лабораторию, раз вам так удобно, будете самостоятельно. Всё равно вам украсть госсекреты не дадут. Да и кому это надо, не так ли? – дружелюбие аж разъедало полковника изнутри. Латынин нарочито громко вздохнул, подавляя разочарование.

– Ах, это Вы собирались, Евгений Васильевич? – подхватил шутку Первоцвет. – Ну что, доведётся Вашим заграничным нанимателям локти кусать. Занимайте места в своих авто, я сам провожу Вас на объект. Сегодня я могу быть с вами весь рабочий день. "Ай, какая радость, просто карнавал! – раздосадовалась Ольга.

– До конца рабочего дня будет красоваться передо мной. Хорошо, что Макаров не подхватил ещё эту заразу и не включился в брачные игры. А то положение, хоть увольняйся". Она открыла родной Луи Витон и принялась разыскивать там ключи от машины. Ольга уже знала, когда Первоцвет и Макаров оказываются в одном замкнутом пространстве, как это иногда бывало в выходной, когда полковник приходил к сыну, а она не успевала выпроводить любовника, то могут они разгуляться как самцы бабуина в период весеннего гона. Это наверняка повредило бы теперь их ответственной работе.

– Простите, товарищ полковник, я отпустил водителя, – вдруг робко вспомнил Вольф. – Вы меня не подвезёте?

– Думаю, это с удовольствием сделает один из ваших сотрудников, – запросто отказал Первоцвет и пояснил удивлённым глазам подопечных: – Я сегодня на мотоцикле, – и вдруг он прилюдно, совершенно внезапно подмигнул Ольге, да так недвусмысленно, что Макаров, хлебавший воду из кулера, едва не выронил стакан от возмущения. "Ещё один штрих к портрету героя. Хоть сейчас на шею ему кидайся!"

86

– Курить! – с таким безапелляционным призывом Макаров выдернул из-за стола некурящего Фурманова и поволок к выходу. Латынин с Савенко переглянулись. Евгений быстро показал вице-президенту язык и уткнулся в работу, чтоб тот не успел ответить. Варченко, считавший со скуки в уме арифметические квадратные корни двузначных и трёхзначных чисел, вопросительно взглянул на Ольгу.

– А у них пари, – спокойно пояснила та. – Вон тот ослик, что в очках, поставил свою годовую премию против премии Савенко, что Володя не бросит курить до конца года. Теперь он, мерзавец, постоянно подбрасывает ему дармовые сигареты, думает, не замечаю. А я замечаю, но пока молчу. Только иногда подсовываю в стол Женечки разных тварей. В общем, гармоничная жизнь у нас в коллективе, Иван Михайлович.

– Так это ты! – взревел Латынин, краем уха слушавший весь спич коллеги. – Это ты! Ты же знаешь, что я их боюсь, и это не просто страх! Валентин Петрович, – апеллировал он к начальнику, – ну это просто безобразие! Она мне живого паука положила в ящик! Он меня чуть не тяпнул! Скажите ей!

– Работай, Латынин, – жестко урезонил вице-президент. – Я же молчу, что ты нарушаешь "необходимые и достаточные" условия пари и подстрекаешь экспериментируемого. Вот и не шуми.

– Ладно. Хорошо! – Женя погрозил Ольге длинным пальцем.

– Я тебе отомщу. Я тебе брови сбрею, когда ты, как обычно, захрапишь на рабочем месте. Или нет, знаешь, я…

– Да помолчите вы! – присоединился Вольф из своего угла. – Голова раскалывается, а вы развели, понимаешь… Примолкли. С минуту Ольга внимательно всматривалась в фигуру профессора, а когда убедилась, что тот не слушает, интимным шёпотом поведала доктору Варченко: – А Вольф тоже хорош: спит в гробу и пьёт кровь христианских младенцев… Никоненко наверняка рассказала бы Ивану Михайловичу больше интересного про начальника отдела, но идиллию нарушило появление куратора и начальника объекта.

87

– Как успехи, друзья? – спросил Первоцвет у общественности. – Доктор, Вы не заскучали здесь? – Он озвучил вопросы, ответы его не интересовали. Высоко поднятой головой, как перископом, он вращал на 360 градусов.

– Позвольте доложить за всех, Вячеслав Дмитриевич… – начал было Савенко, как раз изучающий моделирующую программу на компьютере, но тот остановил его жестом и спросил с наигранным удивлением: – Где директор проекта? – ему б в инквизиции служить.

– У него перекур, товарищ полковник, – оправдывался вицепрезидент, на что Первоцвет резонно бросил: – Странно, не обеденное время. И давно он перекуривает? – шансов на выживание у еретиков оставалось мало.

– Минуту, – быстро внёс свою лепту в защиту коллеги Латынин.

– Верю, Евгений Васильевич. И правильно, к чему перенапрягаться? Насколько я знаю, Владимир Павлович не учёный, его функция здесь контрольная. А, может, он поехал в "Магнетар" с докладом к господину Троицкому? Вы не исключаете такой возможности? – красивые и не без глубины глаза полковника стали ещё объёмнее от удовольствия быть хозяином.

– Не исключаю. "Чёрт со звёздами! Чего он прицепился? Всё, с ним в полемику не вступать, Латынин, хватит!"

– Итак, успехов! Мы с подполковником Вас оставим.

– А рассказать про достижения? – удивился Савенко.

– А они уже есть? – на лице Первоцвета промелькнула тень насмешки. Не дожидаясь ответа, он покинул комнату, следом беззвучно выплыл Вечный. В кабинете повисла тягостная тишина, прерванная спустя полминуты легко влетевшими Макаровым и Фурмановым.

– Эй, не понял, что случилось, пока нас не было? Кто-то рассказал правду, чем мы на самом деле занимаемся на перекурах? Олечка, ты этого алкоголика Латынина не слушай, он спьяну и не такого наплетёт!

– Не паясничай! – грубо прервал Савенко, привставая в кресле. – Садись и делай вид, что работаешь! Директор проекта, 88

мать твою! Сейчас Первоцвет сделал последнее китайское предупреждение. Он пришёл и удивился, куда ты пропал. Так что если не хочешь навлечь, как любишь говорить, гнев богов, лучше не гневи их посланника. До конца рабочего дня хотя бы. А потом мы с тобой едем к Троицкому. Если этот пижон в погонах наплетёт ему, что ты здесь без надобности, шеф тебя с удовольствием вернёт в "Магнетар"! Ты там ой как нужен: Майлов уже уронил всё, что можно было ему поручить. И плевать, что нас прослушивают в этом кабинете, и что всё это я говорю прилюдно! Садись и читай документацию, Владимир Павлович, если не хочешь отсюда вылететь!

– Понял, шеф, чего орёте? – удивился исполнительный директор и направился к своему столу. По пути задел рукавом пластиковый канцелярский набор на у Петровича, который с характерным звуком упал. В разныне стороны разлетелись, как по массовой рассылке, скрепки, кнопки, булавки, карандаши и ручки. – Ой, я неловкий, надо бы уборщицу позвать, а? Вице-президент скрипнул зубами и уткнулся в монитор. Бывали моменты, когда он Макарова не понимал и не принимал. Ближе к обеденному перерыву учёных опять потревожили. На сей раз – капитан Кодич.

– Рады Вас видеть, Альберт, хорошие новости? – радушно приветствовал его Макаров. – Может, привезли компьютеры с более мощными видеокартами, а то у меня не запускается любимая игра.

– В смысле? – с суровым лицом спросил гость. – Это Вы шутили? "Да, погоны ума не добавляют", – мелькнула идея у Савенко.

– Да, разумеется, – без эмоций закончил Макаров.

– Отлично. Хочу ознакомить вас с лабораторией, пока не наступил перерыв. Пройдёмте? – Кодич с надеждой пробежался по лицам сотрудников, кто пойдет… Но взгляд пересёкся только с Макаровым – "магнетаровцы" погружены в работу. Володя в свою очередь искал партнёра. Кого избрать жертвой? Петровича лучше не дёргать, Юре лаборатория не интерес89

на, с Вольфом идти и самому не интересно, Ольга взведена, чего доброго, накричит при подчинённых…

– Евгений Васильевич, не желаете полюбоваться лабораторией, пока есть возможность? – громко поинтересовался Макаров над ухом ведущего специалиста. – Товарищ капитан нас проводить высказал желание! "Ладно, демон Макаров, только из жалости".

– Разумеется, как раз хочу расслабиться, – с добрейшей улыбкой Латынин по своей глупой привычке выключил монитор (чтобы тот не портился) и встал из-за стола. Прошлое подобно тени. Можешь сколь угодно притворяться, что не замечаешь её, можешь игнорировать, не смотреть в её сторону, можешь надеяться, что ночная тьма заставит её исчезнуть навсегда. Но это не изменит факта, что твоя тень всюду следует за тобой. Пока ты жив. Просто не всегда можно её увидеть. Лаборатория располагалась несколькими этажами ниже. Пройдя бесчисленное количество проверок и досмотров, Латынин и Макаров, ведомые розовощёким капитаном, вышли из очередного ласково-тихого лифта и оказались в светлокоричневой комнате с равномерно распределёнными по периметру автоматчиками. Вперёд шагнул невысокий боец с локонами до плеч и отрапортовал Кодичу женским голосом: – Товарищ капитан, подразделение 80 на боевом дежурстве объекта БЛ-1. Заместитель командира подразделения капитан Лотман.

– Вольно! – излишне громко скомандовал Кодич. – Это гражданские, о которых я Вас уведомил утром. Мы пройдём в лабораторию для ознакомления с условиями работы.

– …Разрешите ознакомиться с Вашими документами! – капитан протянула правую руку со скромными ногтями двенадцатилетней девочки. …– Евгений Латынин, согласны ли Вы взять в жёны Нику Лотман и жить с ней в согласии, мире… Латынин знал, что до конца жизни не забудет того долгожданного момента – он надевает кольцо на прекраснейший в мире пальчик с аккуратными некрашеными ноготками. Рядом только 90

родители и три незнакомых офицера разного чина в парадной форме. Один из них зачитывает священный для молодых текст… И теперь что? "Разрешите ознакомиться с Вашими документами"?! Макаров тоже не верил своим органам чувств: это прекрасная спутница Первоцвета из ресторана! И она – военная? Это было настолько же неправдоподобно, как если бы она была шпалоукладчицей или человекоподобным боевым роботом.

– Ника? – не сдержался Евгений. Кодич и Макаров обеспокоенно переглянулись и уставились на него.

– Ваши документы, пожалуйста, – лишь на мгновение опешив при виде бывшего мужа, повторила капитан Лотман. Партизаны, подпольщики и шпионы всех времён могли бы позавидовать её выдержке.

– Что за дела творятся… – Латынин протянул пропуск Нике, не отводя от неё глаз.

– Спасибо, – возвратила, даже не взглянув, и обратилась к директору проекта. – Ваш пропуск, пожалуйста. Макаров спокойно протянул ей кусочек пластика. На этот раз капитан была более внимательна, сличила изображение на документе и на лице слегка удивлённого Макарова и чётко сказала, возвращая пропуск: – Прошу Вас, можете проходить.

– Спасибо. Идёмте, идёмте! – Кодич, более не заморачивая себе голову относительно знакомства тихого очкастого учёного и сногсшибательной офицерши, повёл коллег по коридору под пристальным надзором автоматчиков. Спустя двадцать минут они вернулись. Ника всё так же бойко отдала честь Кодичу. Латынина и Макарова проигнорировала. Капитан сопроводил их до кабинета, раскланялся, испросив сперва, понравилась ли лаборатория.

– Да, шикарное оборудование. Думаю, с такой техникой и такими спецами, всё сделаем в срок, – пообещал растерянный Латынин.

- Спасибо, друг! – добавил завершающую реплику Макаров.

91

Когда капитан исчез в недрах коридора, Владимир потрепал Женьку по плечу. Тот всё ещё стоял приклеенный к стене коридора. Макаров приступил к допросу: – Слушай, уже перерыв, возвращаться в кабинет не обязательно. Ты же давно знаком с этой барышней? Похвастать не хочешь, Женя? – Макаров вызывающе улыбался.

– Ты о чём? – недоумевал Латынин, хотя стопроцентно был уверен, что через минуту расскажет всё, как есть и как было.

– Знаешь, Васильевич, я вот люблю тортики, – начал перечислять испдир, – шопинг, массаж, стригу ногти, и если б не Ольга, засомневался бы в том, что я настоящий мужчина. Но когда я встречаю таких, я подчёркиваю – таких, как эта детка из лаборатории, перестаю в себе сомневаться, потому что у меня…

– Хватит, – взмолился учёный. – Не продолжай, знаю! У тебя, ишь ты!… Да. Согласен. Она моя бывшая жена, Макаров. Мы жили в счастливом браке, пока она меня не бросила. Собственно, из-за неё я пришёл в "Магнетар".

– То есть, погоди, – замешкался Владимир, перестав улыбаться. – То есть ты… с ней…?

– Да! – не выдержал бедняга, напугав своим окриком проходившего мимо сержанта с пачкой бумаги. – И что с этого?!

– Ну ты мужик! Да ничего! Просто… даже не знаю, лучше, наверное, тебе сказать… В общем, мы с Олей видели её в ресторане на днях. Она была… Женя, она была там с полковником Первоцветом.

– Чего? – вмиг улетучившимся голосом спросил Латынин. И понял, без этой любимой стены ему – таки не обойтись в ближайшее время.

– С полковником Первоцветом. Понял теперь весь каламбур? Бывший моей нынешней – это нынешний твоей бывшей. Иронично?

– Ироничнее некуда, вот незадача… Погоди? То есть? – остолбеневший Латынин стоял вплотную к испдиру.

– Ах, я не говорил тебе, – Макаров посинел. Осознание, что он слишком рано сообщил коллеге свой маленький секрет, опоздало на секунду. – Да, я забыл сказать… Первоцвет – бывший муж Ольги. Но пожалуйста – никому! Она уроет меня!

92

– Ты тоже про Нику никому, – Латынин испытал второй кряду информационный шок. Но пока оба переносил стойко, почти твёрдо держась на ногах. – Надо обсудить… Не здесь… Ну и дела…

– Лады! – согласился Володя. Обсудим!

– Я тебе клянусь, они знакомы давно. И не просто – между ними точно что-то серьёзное было, – делился Кодич, сидевший в Первоцветовском кабинете верхом на стуле. – Ты б видел лицо этого парня! Или сомневаешься в моих профессиональных качествах?

– Сомневаюсь! – признался Первоцвет. Он разглядывал великолепный вид "на военные объекты" из окна. – Тебе какое дело? Зачем мне докладываешь?

- Не лепи из пластилина дачу, Слава! Тебе же интересно! – не каждый из старших офицеров мог позволить себе подобное по отношению к полковнику Первоцвету, и тот, шокированный хамством подопечного, резко повернулся к нему.

– Забываешься! – строго проскрипел. – Думаешь, буду с тобой церемониться?

– Будешь, – лениво и равнодушно подтвердил Кодич, не меняя позы. – Я тебе карьерой обязан. Но ты мне – жизнью. Поэтому будешь церемониться и будешь уважать моё мнение! А моё мнение: ты должен разобраться с этим вопросом. Если Ника вправду знакома с Латыниным, это создаст определённую опасность. Так что, полковник, решай.

– Вон отсюда! – бессильно прикрикнул Первоцвет. – Вон! Пошёл, Кодич, чтобы я тебя не видел до завтрашнего утра!

– Как скажешь, – обиженно и не испугавшись пролепетал Альберт и, слезая со стула, вышел, совершенно независимый и гордый. Четырёхгодичная история возвышения Славы Первоцвета от зятя опального генерала до помощника министра обороны, от капитана до полковника, от малоприметного бойца охранного подразделения до любимца премьер-министра, никогда не становилась достоянием общественности.

93

Какие только байки не придумывали об этом – и много достаточно правдоподобных, а тем, что были неправдоподобны, верили ещё охотнее. Например, существовала легенда о некоей тайной организации, имевшей на главу государства определяющее влияние. Якобы её подозрительные члены и стояли за всем, что в стране творилось. А Первоцвет – их эмиссар. Такой версии придерживались те, кто плохо знал и премьера, но полковника, и желал показаться сведущим в придворных делах. Немногочисленные оставшиеся в живых друзья Хозяина считали, что именно Вячеслав Дмитриевич Первоцвет спас ему жизнь во время неудавшегося покушения. Премьеру прислали бомбу, дежурный в тот вечер Первоцвет её обезвредил. Эти люди не знали Вячеслава: он никогда не работал на правительственной почте. Те, кому будущий "Скорцени" был известен достаточно хорошо, охотно верили в байку о банальном конкурсе на замещение вакантной должности помощника министра. После подведения его итогов Первоцвет был принят на эту значимую должность, коррелирующую с его опытом и навыками. Истинной истории не знал никто, кроме самих её участников. Первоцвет был обязан своим положением банально простому случаю, приключившемуся с ним в горах…

Год 2019 Под раскидистой клюквой, на чёрном болоте стоял замок. Охраняли тот замок самые страшные чудища заморские – драконы с множеством хвостов, упыри злонравные, тёмные воины с алебардами, в забралах у которых горели угольки глаз. Альберт стоял перед замком с саблей наголо и выкрикивал какую-то пошлую частушку. Позади него – великое воинство, сплошь состоящее из двойников его командира Первоцвета. Так бы, верно, и повёл их парень в бой на страшный замок, не проснись он от резкого толчка.

94

Машина остановилась на заснеженной альпийской тропке. Знакомый голос добродушно скомандовал: – Вылезай, братишки, прибыли! Опираясь на плечо друга, щурясь от ослепительной снежной белизны, Альберт выпрыгнул из кузова. Было холоднее, чем он себе представлял. Горы поражали своей пушистой громадиной. Он опустил руку в мягкий снег и вобрал в себя его аромат, представив, что в Альпах тот имеет особый запах. Это были французские Альпы: не голые коричневые итальянские, с нищими черепичными крышами домиков-одиночек, не строгие торжественные австрийские, в ёлочках. Это были величественные и в то же время похожие на нежный французский десерт, притягивающие сердца миллионов французские Альпы.

– Романтик! – снисходительно проскрипел майор Первоцвет и похлопал Альберта по плечу. – Столичная интеллигенция! С тобой не страшно и в разведку идти, и кредит оформлять. Ты в группе Караваева? К чёрту! Пойдёшь со мной в ключевом отряде. Парень робко кивнул и поддёрнул сползающие под тяжестью оружия белые штаны. Вячеслав Дмитриевич ободрительно ухмыльнулся в капюшон, поправил собственную амуницию и окинул взглядом дюжих богатырей своих. Богатыри, разодетые в белые маскхалаты, неуклюже выстроились перед машинами. Их было тридцать (троих не хватило до сказочного счёта), чешуя, как жар, не горела, да и не смахивал гладко выбритый Первоцвет на Черномора. "А, к чёрту! Мы не на параде, а я не маршал Жуков. Без церемоний!"

– Задача проста: войти на базу, забрать Доктора, уничтожить всех остальных и выйти. Через два часа прилетят вертушки, они не станут ждать. Если вовремя не справимся, железные птицы упарят прочь, мы погибнем, – пояснял майор подчинённым. – Руководство не хочет, чтобы нашу службу заподозрили в незаконном нападении на частные владения. Они скорее пожертвуют нами. Поэтому – в бой, и стараемся управиться поскорее. От этого боя трёхлетней давности и зависела карьера будущего помощника министра обороны. Тогда "великолепной четвёрке" во главе с премьер-министром было нужно устранить 95

конкурента господина Крома по производству биологического оружия. Основные мощности производства конкурента находились именно на этом участке. Кроме того – для полного успеха нужно было изъять живым ключевого специалиста, Доктора. Остальные спецы необходимости для Крома не представляли. Майору Первоцвету задание поручили почти случайно, и он доказал, что может дела делать. С того знаменательного дня его карьера пошла резко вверх. Там, в волшебном альпийском краю, лейтенант Кодич ухитрился спасти жизнь своему командиру. И Первоцвет этого не забыл. Поднимаясь по служебной вертикали, он прицепил парня к себе как грузик. Благодаря такому содействию Альберт Кодич сегодня занимал свою явно не капитанскую должность – руководителя технического отдела лаборатории. Когда Прокопенко поставил Вячеслава Дмитриевича перед необходимостью подобрать кадры в проект "Магнетара", Первоцвет не колебался с выбором. Кодич был нужен ему всегда.

Год 2022 Ввалившись в кабинет президента компании, Савенко и Макаров сразу углядели на лице Александра Станиславовича восторг, оттененный горьким разочарованием.

– Ура, ребята! Запирайте дверь! – он жестом повторил ход замка в скважине. Понимая, зачем это шефу, Владимир повернул ключ. Троицкий подошёл к ним и обнял за плечи: – Ну и зачем я Вас отпустил? У меня всё из рук валится, не знаю, с чего начать… ещё этот Майлов… знаете, что он приказал сделать? – голос президента готов был сорваться. – Этот недоучка приказал вынести всю мебель из Вашего, Владимир, кабинета и устроил там ремонт! Без моего ведома! Без ведома техотдела и бухгалтерии! А расходы?! Лицо Макарова приобрело оттенок баклажана.

– У Вас в кабинете было что-то личное? – испугался Троицкий, встрепенулся, как воробышек.

96

– Нет, что Вы, – сдерживаясь, парировал исполнительный директор. – Кроме документов, с которыми я работал, там нет ничего ценного. Скажите, а Вы, не обижайтесь только… Вы назначение Игоря на эту должность что, в карты проиграли кому-то? Савенко, не сдержавшись, выскользнул из рук президента и, отвернувшись, начал некультурно хрюкать и всхрапывать. Троицкий снисходительно улыбнулся, уничижительно потрепал по щеке находчивого испдира и отвесил хороший подзатыльник вице-президенту. Макаров с ледяным лицом продолжал рассматривать шефа, ожидая ответа.

– Простите, не удержался… Вы, Владимир, наверное, понимаете, кто посоветовал мне этого кадра.

– Вы сами решали, нечего…! – огрызнулся Петрович. – Давайте к делу.

– Да, давайте. Прошу за стол – и поскакали! Топ-менеджеры уселись, Макаров приступил к докладу: – Пока Валентин Петрович и сотрудники вчитывались в документацию и изучали моделирующие программы, я успел побеседовать с Первоцветом и начальником объекта Вечным…

– Вечным? – переспросил шеф и наклонил свой стакан с голубоватой водой.

– Да, фамилия такая. Говорили мы об условиях работы. Полковник извинился за "доставку в броневагоне", сказал, что переусердствовал. Обсудили бытовые условия. Я объяснил: ненормированный рабочий день, работать, придётся допоздна, поэтому договорились о комнате отдыха, отдельном холодильнике и микроволновке. В мои обязанности теперь входит ещё забота и об этих благах. Мы с Латыниным сегодня ходили в лабораторию. Я не сильно разбираюсь, но Женя сказал, что оборудование и персонал соответствуют нашим стандартам. Да, пока не забыл, я предложил пускать на наш этаж прочих сотрудников Министерства только по пропускам. И об этом мы ведём переговоры с господином Вечным.

– Понял Вас. Валентин Петрович, что по науке? – моментально переключился довольный главный.

– По науке сложнее…

97

В самом начале рабочего дня в кабинете "магнетаровцев" проснулся аппарат внутренней связи. Он трезвонил на столе у Никоненко. Поначалу Ольга несколько удивилась, но, пропустив пару настойчивых звонков, таки подняла трубку и даже представилась: – Никоненко.

– Ольга Витальевна, здравствуйте, – нежно заворковал Первоцвет. – Не будете ли Вы так любезны зайти ко мне в кабинет? Просто выйдите из комнаты, и солдатик Вас проводит. У меня вопрос частного характера. – Телефонная трубка ожидала ответа.

– Вы уверены, что именно я? – нарочито громко спросила блондинка, не на шутку раздражённая подобным поведением бывшего. Макаров и Савенко навострили уши, но виду не подавали. По тому, как Ольгина рука начала нервно перебирать рюши светло-бежевой итальянской блузы, то и дело перебираясь на легко свисающие бусы и обратно, Владимир понял: звонок неожиданный, значит, всё-таки – Первоцвет.

– Оля, зайди. Твоим сотрудникам по барабану. Можешь сказать, что тебя вызвал Вечный для консультации по "Кентавру", который ты создавала. Андрей Михайлович и правда интересуется им.

– По "Кентавру" Вам лучше побеседовать с профессором Вольфом, – она продолжала гнуть свою линию. Антон Валерьянович, к счастью, не услышал, что его помянули всуе добрым словом, поскольку в данный момент пребывал в лаборатории вместе с Латыниным, Варченко и Кодичем.

– Оля, пожалуйста! – голос стал мягче, почти просительным.

– Хорошо, я зайду, Вячеслав Дмитриевич, – взгляд заблестел, руки усмирились. Шумно выдохнув, полковник отключился. Она развернулась к Макарову и уведомила, отвечая на его немой вопрос: – Слава просит зайти. Я пойду, а ты пока расскажи Валентину Петровичу всё про нас, но под страшным секретом. Ольга неспешно поднялась со стула. Неспешно взяла пропуск. Вышла. А может выплыла. Вице-президент исподлобья уставился на испдира, скрестив руки на груди.

98

– Так что, Владимир Павлович, расскажи Валентину Петровичу "всё про вас, но под страшным секретом". Значит, "Слава"? То есть Ольга знакома с нашим куратором? И я об этом узнаю только теперь? Судя по тому, как Фурманов сейчас зарылся в бумаги с невинным видом и что-то шепчет про себя, он-то об этом знал? Юра углубился в чтение ещё старательнее. Прикипел к столу.

– Да, – грустно согласился Макаров. – Всё про нас, но под страшным секретом, специально для Валентина Петровича я расскажу на улице, договорились? – он намекал на прослушку, и вице-президент прекрасно это уловил.

– Намёк понятен, но не надейся, что я забуду! – ждать оставалось всего несколько часов, до обеденного перерыва.

– Зачем ты устроил это? – очень спокойно спросила Никоненко, когда дверь за её провожатым закрылась, и они с полковником остались наедине. Вячеслав Дмитриевич стоял у окна. Ему очень нравилось там стоять. Кабинет помощника министра на этом объекте был самым шикарно обставленным. Даже у Вечного обиталище было скромнее. Первоцветова берлога была сравним с кабинетом Евгения Латынина в бытность того начальником исследовательского департамента. Правда, не хватало вида на реку. Ольга заговорила, и полковник тотчас повернулся к ней. Она впервые за последние дни обратила внимание, что там, где у некоторых людей встречается сердце, у Славы красуется крупная золотая эмблема волка, обращённого мордой к небу. Это орден Золотого Волка – недавно учрежденная Советом Министров высшая награда государства. Её имели не более двух десятков человек. Почему она не слышала, что и Первоцвет награждён? Он, конечно, не склонен к хвастовству, но такое мог бы и сказать. Они ведь не совсем чужие… И как она раньше не замечала?

– Присядь, Оля, сейчас принесут чай и конфеты, – в тон ей отвечал Вячеслав.

– Почему ты не рассказывал, что у тебя Волк? Недавно или просто раньше не надевал? – поинтересовалась Ольга, мостясь в 99

мягкое кресло у чайного столика. Она была потрясена – неужели уровень влияния Вячеслава столь велик? Не факт, что такой орден был у самого министра обороны. Им награждал лично премьер, он обозначал принадлежность человека к высшей, священной касте.

– Не носил, – признался полковник, опускаясь в кресло рядом. – Опасался, что это шокирует тех, с кем общаюсь. Знаешь, у моего прямого начальника такого нет, – он словно прочитал Олины мысли. Тут Первоцвет замолчал, ибо боец принёс поднос с чаем и обещанными конфетами. Кивком поблагодарив за службу, он терпеливо дождался, пока дверь плотно закроется, и продолжил по-мальчишески просто хвалиться: – Его мне вручили за особые заслуги. Премьер намекнул, что я буду следующим министром, после Прокопенко. А генеральское звание – уже не за горами, к весне получу. – Щеки загорелись румянцем, густые и длинные ресницы взлетали вверх-вниз.

– Ты не боишься говорить в кабинете? – Ольга скептически улыбалась этой браваде, но понимала, что Вячеслав говорит правду. Сущую правду, без преувеличений и вранья.

– Нет. Кабинет чист, не прослушивается. Можешь говорить свободно… Знаешь, я рад, что мы с тобой развелись, – без паузы, в лоб бросил он.

– Я тоже не бедствую, – согласилась генеральская дочь, поведя бровями.

– Ты, того… погоди, солнце, я расскажу… Я бы не добился того, чего добился, извини за тавтологию, если б меня что-то сдерживало. Когда было нечего терять – уже потерял тебя и Жору – я ринулся в омут с головой. И, знаешь, они – Те, Кого Нельзя Называть По Именам – поняли, что я как никто иной отстою государственные или их собственные, интересы. Поэтому я и получил Золотого Волка. Я – часовой республики…

– Ты – часовой премьера и его братии! – перебила Ольга и, не подумав, добавила: – Значит, Володя был прав насчёт тебя. Ты из премьерской гвардии. Ведь так просто на три звания за четыре года не поднимаются.

100

Если вежливого, правильного, строгого и умного полковника Первоцвета В.Д., кавалера ордена Золотого Волка, можно было в тот светлый день вывести из себя какими-то словами, то именно ии Ольга и произнесла. Первоцвет сглотнул слюну и начал медленно разворачивать конфету, не глядя в глаза собеседницы. До Никоненко дошло, какую глупость изрекла. Она уже видела перед собой изощрённого следователя из Государственного политического управления или из военной прокуратуры, акты о конфискации и слёзы на глазах взводящего курок Первоцвета, взявшегося собственноручно расстрелять её. Слава разрушил её видение, взяв за плечо сзади (и с каких чертей он там взялся?). Она развернулась и глянула ему в лицо. Это не было лицо убийцы.

– Оля, не думай о подобном. "Его что, обучили читать мысли?!"

– Я люблю тебя. Люблю Георгия. Вы мне нужны. Я впадаю в безумие, когда думаю об этом. Тебе нужен муж, а ему – отец. Всё изменилось! Ты знаешь, я не мог уволиться, когда они устранили твоего отца! На что бы мы жили? Я думал прежде всего о вас!

– Как видишь, живём неплохо и без тебя, продавшего семейную честь за Золотого Волка и золотые звёзды! А у Жоры будет замечательный отец, – отсекла Никоненко, отстраняя руку полковника и поднимаясь. Она никак не ожидала, что он снова почти силой усадит её в кресло, и, отскочив на два шага в сторону, вдруг закричит: – Не могу это слышать! Вячеслав никогда раньше не кричал не то, что на неё – в её присутствии. Это было то ещё зрелище – он даже часто-часто заморгал.

– Кто?! Кто будет заниматься ребёнком? Этот невнятный инвалид с замашками топ-менеджера и взглядом с претензией на ироничность? Да он вообще непонятно откуда взялся! Ты в курсе, что он работал с полукриминальными структурами?

– Закрой рот! – прервала Никоненко. – Он не инвалид!

101

– Да ну? Интересно, а как он будет передвигаться через полгода? Я узнавал, что такое синдром Бортникова! Он подохнет раньше, чем я… – Первоцвет набрал в грудь воздуха.

– Хватит, Слава!

– …обмою шитые звёзды на погонах! Я не знаю, как он до сих пор передвигается. Нет, ты никуда не уходишь! – увидев, что Ольга направляется к двери, он жестко схватил её за руку и толкнул в центр комнаты. – Я ещё не закончил воспитательный процесс! От неожиданности блондинка замерла, глядя на бывшего супруга полными слёз глазами. Он вдруг остановился и, услышав собственный голос, ужаснулся.

– Оля… – залепетал Первоцвет, опомнившись. Он схватился за голову и отступил ещё на шаг. – Олечка, прости меня, мои нервы…

– Твои нервы в порядке, Слава, – заговорила она безразличным сухим голосом. – Не стоит устраивать сцены. Я не стою этого, у тебя своя жизнь. Я видела тебя в ресторане с девочкой, очевидно, крепко влюблённой в тебя. И ей, как и мне, пофиг твой орден Золотого Волка и твои министерские амбиции. Они значимы только для премьера и для твоих завистников. Если увижу очередной признак отравления тестостероном в твоём поведении, уйду из проекта, заберу Жору и уеду подальше. Ты сможешь меня остановить? Но ты этого делать не станешь, потому что навсегда потеряешь и меня, и сына. Займись лучше той, с кем ужинал… Она верит в тебя. Не в полковника Первоцвета с Волком вместо сердца, штурмовой винтовкой наперевес и забитым номером премьер-министра в мобильнике. А в Вячеслава Первоцвета. А сейчас дай мне поработать на благо страны. Может, мне тоже выпишут медальку. Прости, я ухожу. Коллеги волнуются. Она вышла, минуя человека с орденом, который продолжал недвижимо стоять возле чайного столика, держась руками за голову. Счёт 1:0 в её пользу. Слава подошел к окну. Хотелось свободы, города, его скоростей. Но рядом – везде, впереди, вокруг – объекты, зоны, патрули.

102

– Евгений, Вы мне кажетесь человеком здравомыслящим и самым толковым в команде. Вы уж за коллег не обижайтесь – своё мнение высказываю… Иван Михайлович Варченко вёл Латынина под руку по лаборатории. Вольф и Кодич чуть отстали, беседуя на ходу с инженером энергосистемы. Вольф нахально вызвал того на диспут о чём-то, в чём ни капли не разбирался. И теперь они при посредничестве Кодича улаживали вопрос.

– Спасибо за комплимент, Иван Михайлович, наверное, так и есть, – не стал спорить Латынин.

– Так и есть, Женя, так и есть. Вы ведь сказали, что с техникой в основном работаете, то есть конструировать этот прибор будете своими руками?

– Можно сказать, что так, – заулыбался Латынин. Варченко почесал почти седую бороду и замер на мгновение, прислушиваясь к внутреннему голосу. Наконец решился продолжить, озвучивая то, что накопилось внутри: – Понимаете, я имел дело с чем-то подобным. Этот проект, не стану от Вас скрывать, имеет незначительные шансы на успех. Подопытные, с которыми ранее работали… не я лично, просто я знаком с теми, кто это делал – так вот, подопытные, как правило, сходили с ума после нескольких испытаний. Это всё очень опасно. Товарищ Первоцвет хочет, чтоб я активнее помогал и меньше говорил, но мне трудно сдержаться… В общем, я хочу, чтобы Вы пообещали мне – если прибор, который мы с Божьей или с чьей-либо ещё помощью создадим, станет очередной губительной машиной – Вы не дадите ему хода, не выпустите в жизнь.

– Иван Михайлович, да ведь я никто, даже не директор проекта! – Латынин искал пути к "нет". – И потом, разве Ваши коллеги в погонах не решают вместо нас?

– Вы можете сделать всё, если Вы настоящий специалист, – парировал доктор. – Если захотите, эта машина не навредит никому. Не сможет навредить, потому что попросту её не будет. Я не могу открыто саботировать работу – они следят за мной тщательнее, чем за вами. И мне придётся делиться с вашей коман103

дой своими знаниями, придётся создавать ЭТО. Но умоляю Вас, помните, главное – не навреди!

– Вижу, Вы соскучились! – Кодич вдруг хлопнул старика сзади. – О чём беседуете, господа? – Его большой нос угрожающе завис над доктором.

– Иван Михайлович излагает мне основные принципы философии медицины, ведь на этом и базируется медицинское приборостроение, – это была одна из глупейших фраз, произнесённых Евгением Латыниным за всю свою жизнь. И он осознавал это. Но придумать что-то иное он попросту не успел.

– Понятно, – угрюмо буркнул мутноглазый офицер. – Идёмте, Антон Валерьянович уже закончил трёп… Дождливой и прохладной осенней ночью в большом, с колоннами и бассейном доме престижного района столицы мирно посапывало много разных людей. Это были "домашние" Латынина, так он называл домоправительницу, садовника и прочих в услужении. Не спали двое – дежурный охранник и сам хозяин. Дождь в ритме блюза их не убаюкивал. Первый сидел в запертой изнутри комнате, раскручиваясь время от времени на стуле, чтобы не уснуть, и похлебывал крепкий чай. Мониторы, улавливающие наименьшее постороннее движение, не привлекали к себе внимания, и страж уже не раз задумывался, как бы растолкать своего напарника, а самому скрутиться на уютной кушетке. Но, памятуя, что должен тому полтысячи, не решился на столь провокационный шаг, дабы не навлечь гнева судьбы. Вот и продолжал бороться со сном. Наконец, наплевав на четкую инструкцию о ночных дежурствах, шевельнул мышкой и пробудил компьютер от спящего режима. Его ждало развлечение в просторах сети. Второй неспящий в доме тихо ерзал в кресле. Кому требовались меры безопасности, которых не было и у Троицкого? Кого или чего боялся ведущий специалист "Магнетара", тративший на содержание прислуги и охраны добрую часть своего заработка? Страх Евгения был объясним и обоснован. Он боялся как минимум двух "не вполне законных объединений граждан", как витиевато именовала бандитов красивая Александра Аркадьев104

на, министр внутренних дел. Но ещё больше он опасался самого государства. После того как Латынин вынужденно покинул свою прежнюю престижно-денежную работу, "неопределённые" (поначалу!) структуры открыли на него охоту. Анонимными звонками с бранью и увещеваниями они не ограничивались. Впервые Женя столкнулся с угрозой для своего представительского лица тем зимним утром, когда шёл от собутыльника к стоянке такси, твёрдо настроенный поговорить с Савенко о работе в "Магнетаре". Возле арки, куда он нырнул, стояла неприметная машина. Женя проходил мимо и услышал, как дверца открылась. Рефлекторно обернувшись, увидел двух направляющихся к нему широкоплечих мужчин в дешёвых куртках. Один резко вскрикнул: – Стой! Разумеется, Латынин ускорил шаг. Мужики пошли следом, потом побежали. Разогнался и Латынин. Мчались по дворам, петляя и задыхаясь от морозного воздуха. Первым сдался учёный, сказалась слабая физическая подготовка и сильное похмелье. Его прижали к мусорному баку, и более свирепый из преследователей зарычал: – Значит, так, Латынин, пропивать твою светлую голову тебе никто не позволит. Тебя по-хорошему приглашали на работу – носом крутишь. Придётся поучить тебя, очкарик. Били не сильно, даже можно сказать – бережно, но монотонно долго и ногами. И Евгению надоело. С того самого дня он старательно выбирал маршруты, не бывал в опасных местах, а если приходилось идти в таковые – неразлучно с охранником. В ту продрогшую ночь он и не пытался одолеть сон – тот просто не шёл к нему. Сидя в одиночестве в полуосвещённом кабинете, Латынин, невзирая на острую пронзительную боль в верхней "семёрке" и тупую давящую в нижнем невскрытом зубе мудрости, работал над своей величайшей книгой, никак не связанной ни с техникой, ни с биофизикой. Набросав очередной абзац, понял, что без своих записей многое потеряет и хищно ринулся к запертому ящику стола. Извлёк оттуда компакт диск, спешно вставил в дисковод, рассчитывая стать свидетелем автозапуска – и обмер. Диск был 105

чист, как заботливо протёртая поверхность стекла его очков. С пакостной улыбочкой Латынин вытащил диск и запустил в мусорную корзину. Никто не гнал его, никто не торопил, не тряс за плечи, вымогая: "Латынин! Латынин, где твоя книга? Тебе отрубят голову, если к утру её не напишешь!" Зачем так спешить? Но автор спит, а годы идут. Мир должен был увидеть его великое произведение о любви и ненависти. Пока же книгу видели только усталые глаза самого автора. Женя налил себе успокоительной спиртовой настойки, опрокинул стаканчик, уронив несколько пахучих капель на пижаму, и отправился на прогулку по спящему дому… Обходит владенья свои?.. Забрёл в спальню и увидел: нечто пошевелилось во сне под одеялом. Это была всего лишь девушка, с которой работал и на прежнем месте. Она ещё тогда строила ему глазки, вселяя злость в Нику. Вот и пригласил на пару стаканов кофе… А ведь он завтра утром скажет гуд бай и больше не позвонит и не ответит на её звонок. Зачем она ему? И зачем он ей? Будучи последним, кто в этом доме не спал, Латынин снял трубку радиотелефона и пошлепал на кухню, попутно включив набор номера. На том конце трубку не хотели поднимать до десятого звонка. Звонящий подумывал уж о том, чтоб сбросить набор, не успел – сонный голос коллеги устало молвил нечто вроде приветствия. Неспящий откликнулся моментально: – Да! Привет, Юра! Давай встретимся прямо сейчас, – Латынин уже вертел в руках ключи от авто, будучи совершенно готов выехать навстречу Фурманову хоть на край света. – Мне так одиноко и тоскливо. Заеду за тобой, махнем в город, в ресторан. Я готов даже…

– Ты ушибся? Или нажрался? Я еле поднялся с постели, – услышав эти слова, Женька начал понимать, какую глупость сотворил, подняв Юру с постели. Юрка продолжал: – Понимаю ещё, когда Макаров ночью звонит! Но ты ведь не умрёшь в ближайшие несколько лет?! Чего надо?!

106

Латынин не собирался в скором времени умирать. Мысль отзеркалила: – Нет, если не поймают, – растерялся он, обескураженный.

– Тогда спокойной ночи. И Макарову, кстати, тоже не звони, он на тебя и сейчас бешено сорвется, и завтра опять наорёт – он у Ольги.

– Знаю, знаю… Латынин остался наедине с домом. Грустная ночь. Безвозвратно исчезало лето. Ночи бессовестно и без сожаления отщипывали минуты и часы у дней. Возникало тревожащее ощущение уходящей жизни. Мир останется – я уйду…

– Кто там? – сквозь сон спросила румяная Даша. – Володя?

– Нет, нет, спи, малыш, – успокоил Фурманов, отключая телефон. – Номером ошиблись, министерство культуры искали.

– Ох, этот Володя… министерство культуры ему подавай… Ночью…

– Ох, этот урод, – взвыл Троицкий, обращаясь к растерянному завхозу, только что отчитавшемуся о порче оборудования. – Где он? Дайте я пожму ему горло! Где его последний раз видели? Завхоз, утомлённый мужчина в похожем на пижаму летнем костюме, спокойно пожал плечами.

– Ладно, идите, Павел Данилович, уж простите его… Закажите новые, я всё оплачу. Ещё десять минут после этого голова президента "Магнетара" была парализована. Он дико, страшно проштрафился перед собой, назначив Игоря исполняющим обязанности. Стало жутко от созерцания разрушительной перспективы. Макаров, при всей своей строптивости и частых прогулах изза синдрома Бортникова, дублировал собственной шустрой персоной все функции админотдела и службы безопасности. И если кто сплоховал, Макаров всегда начеку и спасал ситуацию. Он успевал и в управлении, и на заводе, и в филиалах. А это… убожество? Вот стояли в холле два кофейных автомата – он их собственноножно сломал. Единовременно!. Если его допустить в 107

лабораторию, или, храни Матушка Природа, на производство…Что от них останется?!

– Можно, Александр Станиславович? – робко просунул голову в дверь исполняющий обязанности исполнительного директора. "Взять голову да зажать в дверном проёме!" К счастью для "убожества", этой неправедной идее не суждено сбыться – многим Троицкий обязан Майлову-старшему. Натянул маску на лицо и как можно спокойнее: – Такие люди – и без конвоя! Заходи!

– Александр Станиславович, у меня здесь, вот набросал, идеи относительно оптимизации работы предприятия, – Майлов вальяжно опустился в кресло, не дожидаясь приглашения, и начал сбивчиво зачитывать с листочка, видимо, пытаясь разобрать почерк. – Для начала надо начать продавать в столовой крепкие алкогольные напитки, так сказать, для поднятия боевого духа! Я общался с рабочими… с несколькими… вот на отсутствие алкоголя ропщут. Дальше – бильярд. Я всегда знал, что наши люди любят его, и сам люблю, и Вы тоже шары погонять не прочь… Я думаю, стол можно поставить вместо кабинета заместителя начальника юридического отдела. А зачем заместителю кабинет? Мы с Юлей вот в одном будем помещаться, она согласилась. Дальше – нужно немедленно уволить заведующего хозяйственным отделом и его заместителя, они, мне кажется, воруют со склада, кроме того, завхоз мне хамит. Ещё я распорядился поставить в одной из комнат отдыха Ваше чучело и Валентина Петровича… При этих словах Александр Станиславович ущипнул себя за ладонь. "Спокойно, он имеет в виду куклу! Куклу, а не чучело… Не бояться!"

– …чтобы сотрудники могли срывать свой гнев, ну, знаете, это же модная фишка раньше была. И вот ещё – нужны новые материалы на ремонт в моём кабинете. Я решил, что те обои, которые привезли, не будут сочетаться с мебелью. Конечно, можно и мебель заменить, но я её всё-таки из Италии заказывал, далеко будет везти обратно. Что Вы думаете по поводу моих идей?

108

– Положи, почитаю. Спасибо за службу. А теперь ответь, пионер: а что тяжелее – тонна урана или тонна алюминия? – спросил безучастно Троицкий. Он сознательно ушёл от полемики, понимая, что его хватит удар, если начнёт разбираться в майловской дури.

– Конечно же, алюминия, у него плотность меньше! – снисходительно ответил Игорь, кладя список неотложных дел под нос президенту. – Я с учёными общаюсь и сам от них набрался ума.

– Да, не спорю… Ну, ты иди пока, отдыхай – уже перерыв обеденный, а ты, наверное, не кушал. И вот что – своё чучело тоже, наверное, закажи, всё-таки ты у нас из числа топменеджеров тоже…

– Спасибо за честь, закажу с удовольствием! А обед мне не нужен! – гордо заявил и.о. испдира. – Это пустая трата времени! Если все будут работать без перерыва, то наше предприятие будет процветать ещё больше, чем оно процветает благодаря таким руководителям, как мы с Вами!

– Ты иди, иди, отдыхай, спи, в бильярд играй. Кстати, можешь попробовать с ноги по шарам бить, говорят, новая техника есть у шаманов, – Троицкий поймал себя на том, что разговаривает с ним как с душевнобольным. – А у меня посетители. Никогда ещё Троицкий с таким трепетным, пульсирующим желанием не ждал, пока останется один в кабинете. Александр Станиславович испытал, как часто случалось, двойственные чувства при виде следующего посетителя. Этот человек принес ему сумасшедший доход и при этом лишил рук и ног в компании. Полковник Первоцвет, как обычно, надел гражданский костюм для визита к столь далёкому от армии президенту "Магнетара". Сегодня костюм был тёмный: осень начала орошать огороды и головы, для летней формы одежды обстоятельства не располагали.

– Мне рады, вижу, Александр Станиславович? – пророкотал дружелюбно полковник. Изящно завязанный галстучный узел был в тон сиреневой рубашке, кожаный ремень – одного цвета с 109

коричневыми туфлями. Облик дополняли адски дорогие часы в золотистом тоне, что и зажим для галстука. Троицкий приподнялся, хотелось весело пожать руку помощнику министра, но сама поза сдавала: бодрый и бойкий президент скис.

– Рад, Вячеслав Дмитриевич. Выпить не желаете? – президентское кресло беззвучно приняло его тело назад.

– Благодарю, сейчас в Совмин ехать! – тактично отказал.

– А я выпью, если Вы не против, – просипел Александр Станиславович и, открутив крышку фляги с гравировкой, сделал несколько крупных глотков. Первоцвет нахмурился: – Тяжёлый день? – твёрдая спина хотела выразить сочувствие наклоняясь, не вышло.

– Ох, не спрашивайте, без ребят всё дымом идёт, – Троицкий занюхал виски зелёным яблоком. – Как у Вас? Жаловаться на них, наверное, приехали?

– Что Вы, напротив! – полковник протестно махнул ладонями. – Я очень доволен. Очень. Но вижу, Вы недовольны их отсутствием…

– Да! – подтвердил президент, и на этот раз откусил плод. – Мой новый исполнительный директор, который вместо Макарова – просто клоун. Даже не хочу обсуждать это, фу!

– Я как раз насчёт Владимира Павловича и хотел поговорить. Без него Вы не протянете долго. А наш проект, думаю, протянет. Ведь функции Владимира Павловича элементарны, их может исполнять любой, хотя бы тот же Савенко или Латынин. Разве нет?

– Да, – начал соглашаться Троицкий. Он очень обрадовался предложению Первоцвета.

– Насколько мне известно, у Владимира проблема со здоровьем…

– Да, есть такое.

– Собственно, поэтому я и хочу его отпустить. Человеку в таком состоянии нужен покой, а на объекте – откуда ему взяться, покою? Так вот, Макаров может вернуться на старое место работы, к Вам. Поддержит в трудную минуту. По условиям кон110

тракта, напомню, количество сотрудников не фиксируется, фиксируется только оплата в целом. Платить меньше мы не будем! Александру Станиславовичу идея очень понравилась.

– Я думаю, товарищ полковник, мы найдём согласие в этом вопросе! Узнать у доктора Варченко, который ему откровенно симпатизировал, об охранном режиме лаборатории Латынину не составило труда. Всёго-то отвёз старика домой и зашёл на партию в шашки. Полученные сведения того стоили. Подразделение 80, заместителем командира которого служила Ника, являлось достаточно серьёзной структурой. Насколько известно Варченко, эта немногочисленная группа офицеров не являлась частью личного состава лаборатории и не подчинялась подполковнику Вечному. Они появились на объекте за неделю до прихода "магнетаровцев" и сразу же с особенными полномочиями. Это была личная гвардия Первоцвета, всюду следовавшая за ним.

– Впрочем, Вы знаете, это лишь предположения, – подытожил доктор, съедая последнюю шашку Евгения. – Ещё партию?

– Нет, спасибо.

– А чего Вы так интересуетесь… этими? – с лукавой улыбочкой спросил Варченко. – Насколько я понял, Вам они не нравятся? Латынин чувствовал себя в относительной безопасности, хотя полностью доверять этому милому человеку было непросто. С другой стороны, Иван Михайлович не раз говорил с ним на крамольные темы. Часть правды пусть знает: – То, что я скажу, останется между нами? – подрагивающим голосом спросил учёный пожилого коллегу.

– При одном условии – обещайте выслушать все мои предположения по прибору.

– По рукам, – терять Жене было нечего. – Девушка, которая представилась заместителем командира подразделения 80, капитан Лотман – моя бывшая жена.

– Матушки! – Варченко радушно улыбнулся и широко распахнул голубые глаза, точно так же, как когда узнал о работе команды над прибором "Знамень". – Она такая чудесная! Когда 111

эти злыдни, её подчинённые, обыскивали меня на выходе из лаборатории (чуть ли не донага раздевали!), она им замечание сделала. И приказала меня больше так не унижать. И вот уже неделю мы с ней частенько гоняем чаи, когда она не на дежурстве, а у меня нет работы. И Вы давно… не вместе? Доктору опять погрустнело. Не развеселился и Латынин.

– Четыре года, – его глаза выдавали глубокую непобедимую печаль.

– Кошмар! Как это случилось?

– Да я и пытаюсь рассказать, – раздосадовал Латынин. – Она бросила меня ради сына моего начальника. А тот на ней не женился. В итоге – осталась одна. Но меня видеть уже не хотела – считала унижением. Или просто разлюбила.

– У женщин такое бывает, – отчаянно подтвердил Варченко.

– Мне хочется с ней пообщаться. А тут мне Макаров рассказал: видел её в ресторане с Первоцветом. И как быть? Для меня всё это – издевательство. Такое чувство, что меня нарочно сюда приволокли, чтобы я её увидел и видел каждый день и начал думать о ней. А я забыть хочу… Я уже детоксикацию от эмоций прошёл. Умолкли. На улице пробовал начаться дождь. Иван Михайлович осторожно закрыл окно, чтобы не накапало, и вернулся к собеседнику, похлопав того по спине: очнись!

– Знаете, Женя, это нелегко. Вам стоит с ней поговорить.

– Я собираюсь. Но надо поймать её!.. Телефон не берёт, в интернете – не отвечает. А я хочу знать о ней всё. Но это всё – не так важно, как Ваше дело. Слушаю! – Латынину хотелось казаться адски сильным и уверенным в себе. Хотя бы перед этим стариком. Доктор помолчал с полминуты и переспросил, прищурившись: – Вы душу изливать больше не хотите? А не то чего покрепче налью…

– Благодарю, за рулём, – отказался Латынин, хотя это его никогда не останавливало. Он знал наверняка, что ночью напьётся, а завтра опоздает на объект. А пока он любопытствовал, что расскажет Варченко. Хотелось получить питание для ума, что112

бы было что осмысливать в одиночестве под звуки падающих капель дождя и струящегося алкоголя.

– Тогда – вот Вам мои идеи! Домысливайте их своей лампочкой в голове. Наше Министерство обороны работает не на государство, что давно не секрет для меня. Этот прибор – частный заказ. И я догадываюсь, чей. Но об этом пока умолчим – не принципиально. Посудите сами: при всей милитаризации нашего государства – воевать-то нам не с кем! Нет, прибор пойдёт на продажу. Теперь о его эффективности. Я сталкивался с похожим раньше, как уже говорил, и знаю – человек не выдержит прямой трансляции такого сигнала в мозг. Эта машина убьёт любого после нескольких же сеансов. Даже не представляю, что будет, когда мы начнём испытания на этих несчастных…

– На ком? – удивился Евгений. Дело поворачивалось неизвестной для него стороной.

– Карательная медицина, слышали такое? – Доктор вздохнул безутешно.

– Приходилось.

– Вот-вот. Поверьте, этим парням – Первоцвету, Вечному – ничего не стоит погубить человека.

– Да, видел я их лица, верю.

– Вы не дослушали, дослушайте… Они держат в больницах нормальных людей, выдают их за сумасшедших. Именно на них отрабатывается всё, что производит наша лаборатория. Испытуемые получают страшные дозы самого разнообразного облучения, теряют жизнеспособность органов, лишаются конечностей. Одного из "добровольцев" (так их именуют военные) у меня на глазах разорвало в воздухе – он испытывал облегчённый реактивный ранец. Кодич так смутился, расстроился, едва не плакал – мол, это же был единственный опытный образец! Это он о ранце! Латынин понял: напьётся сильнее, чем предполагал. А доктор, неумолимый как правда, продолжал свою страшную сказку: – Конечно, создаваемый прибор будут испытывать не на психах. Его протестируют на настоящих солдатах, на тех, кто защищает этот режим, защищает Вечного, Первоцвета, Прокопен113

ко, премьера. И я бы хотел увидеть их глаза, в частности, глаза этого несносного человека с зеркалами на носу…

– Стоп, Иван Михайлович, – оборвал Евгений, уловив, что беседа вот-вот соскочит на личности. – У Вас есть конкретные идеи? Что можно сделать? Или нам просто придётся… работать над этим? И ничего? – выбор был без выбора. Варченко уставился на собеседника.

– Да, Женя. Единственное, что в наших силах – сделать это орудие более безопасным. Можно надеяться и на Ваших коллег. Я вижу, как работаете Вы, и понимаю – Вы будете определять политику. Талантливее Вас нет на объекте. Так задержите производство, пока не сделаете этот проклятый прибор максимально надёжным. Вдруг Вам удастся сделать зомбоящик действительно безвредным. И тогда я первым поклонюсь Вам и поблагодарю… Вторая рабочая неделя закончилась скорее первой. Продвинулись значительно. Оптически точно определили, что именно создают, и поставили следующий вопрос: на что в человеческом организме прибор воздействует, каков механизм воздействия? В начале третьей недели Троицкий, как обычно, возжелал видеть у себя руководство проекта. Но на этот раз одного Макарова – президент поклялся Петровичу больше не отвлекать того от науки: "ведь на то есть директор проекта, и необходимым и достаточным условием его службы является отчёт шефу". Владимир зашел в родной офис около одиннадцати, прямо из дому, не заезжая на объект. Первоцвета заранее предупредил, возражений не было. Вообще со Славы слетела прежняя злость, он стал мягок и внимателен ("Видимо, отношения с этой офицершей перешли на другой этап, раз такой спокойный", – думалось Макарову, привыкшему всё привязывать к личностному). Исполнительный директор прибыл, как обычно, раньше назначенного и решил навестить и.о. испдира и польстить ему.

– Ну, в гостях, как говорится, хорошо, а дома… – Владимир распахнул дверь кабинета и невольно отпрянул назад, – …ужасно.

114

Кабинет до потолка был наполнен пылью и жёсткой строительной вонью.

– Тебе чего? – прикрикнул на него рыжеусый незнакомый рабочий, покрывавший клеем привычную и спокойную мраморную стену. Ещё двое держали на изготовке полоску ярких безвкусных обоев. – Не видишь, работаем!

– Вижу… – пробормотал Макаров, пятясь.

– Вот и проваливай! Добравшись до приёмной Троицкого, Владимир упёрся головой в коридорную стену и простоял так, пока президентские часы не начали бить. Только тогда он поправил причёску и громко постучал. …Когда Макаров закончил традиционный доклад о положении дел на объекте, ответил на массу уточяющих вопросов и даже похвастался отсутствием болей уже третью неделю, Троицкий перешёл к неприятной части беседы.

– Володя, у меня новость. Я отзываю Вас из проекта.

– За что?! – встрепенулся Владимир. – Я где-то слажал?

– Нет, Вы что! – шеф вдруг перепугался, что обидит парня. – Вы работаете блестяще, напротив – без Вас у нас работа не идёт. Поэтому хочу, чтобы Вы, пока наши трудятся там, помогали мне здесь. Я повышаю Вашу зарплату в полтора раза. Одно но – в кабинете исполнительного директора эта дубина Майлов затеял ремонт, придётся пожить в кабинете вице-президента. Но Валентин Петрович не обидится, чего уж тут обижаться…

– А Валентин Петрович и наши знают? – растерялся Макаров. Он был просто убит новостью.

– Скоро узнают, – успокоил Троицкий. – У Вас день на передачу дел Латынину. После – жду Вас здесь. Евгений Васильевич справится с обязанностями директора проекта. У заказчика возражений нет. Я согласовал. Накопилось много дел, и сами они не сделаются…

– Да, такого я не ожидал, вот хитрая личина! – возмущался Савенко, уминая лёгкий салат в обеденном зале. Совершенно раздавленные, словно под прессом побывавшие, Ольга и Вла115

димир составляли компанию. Никоненко не хотела есть, пила апельсиновый фреш: сжигала мнимые калории.

– Что делать, Петрович? – сетовал без пяти минут бывший директор проекта. – Я пытался его убедить, он настаивал, более того, даже припугнул – мол, я Вас держу только из щедрости своей и бесплатно кормить не стану, меня никто не обязывает. Не желаете исполнять свои обязанности, ещё и с повышенным жалованием – попросим за дверь! Такого от Троицкого я не ожидал! Такое впечатление, как будто его сильно припугнули, а может, что-то посулили за моё увольнение…

– Есть один, кто мог такое сделать, – проронила Ольга, смешно шепелявя из-за ненужной торчащей зубочистки во рту. – Усекли, на кого намекаю? Вице-президент издал звук, сродни уханью совы, и выпустил на скатерть вилку. Проглотив огурец, он приступил к размеренной проповеди: – Не нервничайте, Олечка. Вам, красивой женщине, это противопоказано. Никуда Володя не поедет, я гарантирую! Я дал слово, так?

– Так! – хором сказали влюблённые, с надеждой разглядывая Савенко, скорее даже любуясь им.

– Вот и всё. Учитесь доверять!

– …и проверять! – неумолимо добавил Макаров.

– Отставить меня проверять! – шутливо прикрикнул Петрович. – Макаров, мы с тобой в одном номере лежали с разбитыми носами (кстати, по твоей милости!) и над головами – у меня в частности – пули свистели. Ты искренне считаешь, что я могу тебя подвести? И что меня нужно проверять?! Если бы кто-то один – либо ты, либо я – был ненадёжен, ты бы не работал в "Магнетаре". Всё! Завтра едешь к Троицкому и трудишься там ровно два дня. Разгребаешь всё, что наделал Майлов, готовишь людей, которые будут его страховать то есть работать вместо него. А к пятнице вернёшься на объект. Повторюсь, я гарантирую это. Вопросы есть?

– Не, – восхищённо пялясь на товарища, ответил тот.

– И спасибо на этом. Олечка, а Вы не огорчайтесь – уж два дня, думаю, продержимся без Владимира Павловича…

116

"Всё что у меня есть, ничего не стоит в сравнении с одной мыслью об обладании ею. Просыпаться от её сладкого ворчания; приносить в постель травяной чай; делать ей бутерброды в дорогу; присылать цветы на работу; прогуливаться по парку, усыпанному осенней листвой; переходить улицу, держась за ручку; засыпать под её мерное сопение. Это было всё, чего требовала моя душа (если таковая существует) для покоя. Покой. Подобно булгаковскому Мастеру, я не заслужил Света. Но заслужил Покой. Ведь я никогда не был Мастером, не был Гением. Я рабочая лошадка. Она – "большой босс", хозяйка собственной жизни. И моей заодно, потому что я сам всегда стремился быть под её охраной. Смена роли полов в теперешнем мире привела и к моему превращению в домохозяйку. Ей же, как оказалось, нужен лидер. Кто, какой смертный может быть лидером для такой, как она? Всё сводится к единому: она не для меня. Это логика. Но мы оба знаем, что это не так. Сильный человек, лидер, герой, разумеется, боится показаться слабым. А слабость, по её мнению, именно в словах "доброе утро, солнышко", в утреннем чае, в прикосновении руки, в длинной белой розе, которую так непросто найти зимой. Какой же она после всего герой? Она хрупкая, дрожащая от человеческого холода девочка под маской напускной строгости. Я боюсь одиночества. Она боится потерять одиночество. Одиночество придаёт ей загадочность и блеск. Она боится, что ей сделают больно, поэтому предпочитает наносить превентивный удар, не всегда задумываясь, насколько это меня ранит. И всё же в глубине моего любимого жёсткого голоса таится просьба: обними меня…"

– Какой талант зарываете в землю! – восхитился Варченко, отодвигаясь от монитора. Когда доктор узнал, что Латынин пишет книгу, причём отнюдь не научную, он немедленно потребовал показать хотя б отрывочек. Евгений милостиво позволил ему, улучив момент обеденного перерыва.

– Почему же – закапываете? – удивился учёный. – Я пишу, видите!

– Но согласитесь, Женя – если б не проект, писали бы быстрее?

117

– Не факт, Иван Михайлович. Я пишу с прикладного материала, а не из головы. Где бы я брал идеи, если б не работа? А с учётом того, что я теперь знаю, можно закрутить такой сюжетец!… The best!

– Не понял Вас? – Варченко сделал страшные глаза: прослушка! Смекнув, Латынин продолжил, не меняя интонации: – …ведь я раньше не бывал в военных учреждениях, не знал их режима, и тому подобное. Думаю, что такой писательский опыт полезен.

– Да. Думаю, пора идти? – доктор постучал по наручным часам. – Наше чаепитие начинается через пять минут, если товарищ капитан меня не застанет, попросту уйдёт. Думаю, что Вы меня с успехом замените. Она рада будет Вас видеть.

– Сомневаюсь, Иван Михайлович, – не решался Евгений.

– А Вы не сомневайтесь! Вперёд, вперёд, не лениться! Я провожу Вас к месту встречи, а там уж на себя полагайтесь… К началу проекта подполковник Вечный выделил не только кабинеты для "магнетаровцев" и их куратора, но и, по личной просьбе Вячеслава Дмитриевича, комнату отдыха для подразделения 80. Это помещение находилось недалеко от логова самого Первоцвета и разделялось на две комнатки, меньшая отводилась единственной женщине в подразделении, заместителю командира Нике Лотман. Именно там строгая леди принимала тех двоих, с кем имела неуставные отношения – проницательного и разговорчивого доктора Варченко и страстного полковника Первоцвета. Вячеслав своим правом на вход не злоупотреблял – он и так проводил с подчинённой достаточно времени. Суровая Ника уважала его за то, что он ценит её полудрагоценное время. Он стал для неё единственным достойным Лидером. В тот раз Ника ожидала не любовника, а собеседника. Когда же вошёл после неслышного стука и не тот, и не другой, а третий, она попыталась сделать раздосадованный вид.

– В чём дело, гражданский? – сказала машинально, не задумываясь, и тут же неохотно вспомнила, что прежде "гражданским" она именовала Латынина в минуты ссор. – Женя! Ко мне сейчас придут на совещание! Оставь меня в покое!

118

Учёный не медлил с ответом: – Ника, доктор не придёт, у него дела. Дай мне несколько минут. Позволь посмотреть на тебя вблизи, немного поговорить.

– Что ж, раз пришёл, садись, налей нам минералки. Какими судьбами? – Лотман не любила долгих приветствий. Она понимала, что бывший супруг пришёл не просто посмотреть, и решила подарить ему несколько минут своей жизни. Не более того. Латынин немедленно подошёл к столу и плеснул в оба стакана дорогой воды. Один любезно подал хозяйке, другой оставил на столе. Пить не хотелось, а после прикосновения тёплой, но веющей холодом Никиной руки вообще захотелось убежать. Тем не менее, нашёл силы продолжить: – Тебе всё равно, есть я или нет? "Началось… Что ж, Латынин, хочешь поговорить, пробуешь уделать меня в словесной дуэли? Я подыграю. Но из поединка живым не уйдешь, как никогда и не уходил". Ника заняла убойную позицию, присев на стол и положив ногу на ногу, а руки на бёдра. Оппонент стоял скалоподобно, зажав в замок руки на груди.

– Нет, Женя. Мне не всё равно. Встречный вопрос?

– Да, – он шумно сглотнул, поняв: она приняла бой.

– Ты скучаешь по мне?

– Да. Капитан улыбнулась, довольная таким началом.

– Ты? – бросил Латынин.

– Что? – насмешливые глаза прикрыты густыми пушистыми ресницами.

– А ты?

– Что?

– Скучаешь по мне?

– Когда?

– В принципе?

– Не знаю.

– У нас разные дороги, Ника.

– Знаю, ты ревнуешь.

– Вероятно, да.

119

– Я сразу поняла. Знаю, тебе известно о Первоцвете. Твои коллеги видели нас, не могли не доложить.

– Да, но…

– Погоди. Молчи…

– Нет! Ты счастлива? – ему хотелось достучаться до того, чего не было.

– Нет. Счастье – это секундное ощущение, а не постоянное. Может, минутное. Но уже не десятиминутное.

– Переформулирую: ты не хочешь ничего менять?

– Что именно? У меня многое изменилось. Мне надо что-то изменить?

– Ничего, – он уже почувствовал бесполезность встречи.

– Латынин, разберись в себе. И не будь эгоистом. Потом придёшь.

– Ты в себе разобралась?

– Я – да. Всё по полочкам.

– Я есть на этих полочках? – ещё попытка.

– Да. Человек, с которым связаны теплые воспоминания. Не более.

– Я тоже убедил себя в этом.

– Это плохо?

– Так обоим спокойнее. Так не лучше, так не правильно, но так спокойнее.

– Пустая фраза, академик.

– Не пустая. Ты не хочешь иначе.

– Не собираюсь всю жизнь быть одна, чтоб тебе спокойнее спалось.

– Справедливо рассуждаешь.

– Уйди, – решимости хоть отбавляй.

– Нет. Ты сама начала разговор, правда?

– Да. И ничего нового не узнала.

– Зачем начала?

– Я иногда спрашиваю что-то из любопытства. Так делают люди.

– Факт признания мной своих чувств подпитывает твою силу, самооценку?

– Нет.

120

– Мы должны встретиться при других обстоятельствах, когда у тебя не будет оружия на поясе, а у каждой стенки – шпиона.

– Не хочу. В другой раз. Когда-нибудь. Когда твой эгоизм утихомирится, – нападение – лучшая защита.

– Я разочаровал тебя?

– Да.

– Неправильно. Мне уже почти все равно.

– И чудно. Мне надоело, уйди. У меня всё хорошо. Если не можешь этого принять, вали с Богом.

– Рад за тебя. С чего ты взяла, что я не принимаю?…

– Мне надоел разговор.

– Эгоистка.

– Да.

– Ты не даешь высказаться, – Латынин, переминаясь с ноги на ногу, подошёл к столу. Взял предназначенный ему стакан с водой. Изучающее посмотрел на жидкость, взболтал, ещё раз глянул – ничего нового, совсем как в их разговоре..

– Напиши письмо, – Ника протянула визитку. – Только не звони. Уйди. Я сейчас приглашу сюда Славу, у нас свидание, – это был просто удар ниже пояса.

– Я напишу тебе! – пообещал от двери Евгений. – Я напишу, и мы с тобой ещё поговорим об этом! Слышишь? Лотман отвернулась к окну, набирая чей-то номер на мобильном. Она победила.

– Поговорил? – налетел у кабинета Варченко.

– Да, поговорил… не знаю я, Иван Михайлович, если она… Латынина грубо перебили – сзади за плечо схватил Савенко.

– Так! Ты здесь? Хорошо! Завтра едем в интересное место! – проорал он, игнорируя присутствие бородатого доктора и грустное выражение лица своего сотрудника. – Бастовать умеешь?

– Валентин Петрович, не могу обидеть Вас отказом, но сейчас мне…

– Плевать! Моя твоя предупредить – завтра с утра на объект не едешь. Заеду к тебе и расскажу, что делать. Партийное задание. Всё, бывай, я в лабораторию к Фурманову и надолго! А сам 121

зайди к Владимиру, у него для тебя информация. А, да – здрасте, Иван Михайлович, я Вас с утра не видел! Выпалив всё, Савенко гепардом умчался по коридору. Машина Макарова опять показывала характер – нечего слушать советов начальства и покупать подержанную. Троицкий вынужден был прислать испдиру служебку. Свежий и выбритый Владимир Павлович вскочил в авто и энергично пожал руку водителю с грустными и добрыми глазами, затем бравым голосом заорал: – Давай, гони! Сейчас им покажем, как работать надо! Он был полон сил и энергии. Он прекрасно знал, что сделает в первую очередь – потребует обещанного повышения зарплаты. Раз Троицкий решил жёстко играть, заговорил, что не обязан ничем – что ж, шеф скоро поймёт, что не всё так просто. Для поднятия боевого духа даже одел ярко-красную сорочку, некогда привезенную из Барселоны.

– Погоди, высади здесь, – попросил Владимир, когда проезжали парадный вход "Магнетара", направляясь к стоянке. – Это здесь давно? Я вчера не заметил…

– В пятницу вечером, висит третий день, – ответил водитель.

– Ребята из охраны говорят, вещает круглые сутки, даже глубокой ночью. И почти не повторяется, чертяка! Интернет пишет, что это "популяризирует его образ в массах".

– Ну да, весной выборы. Интересно, Партия побьёт прошлый рекорд? Думаю, девяносто пять процентов им уже не набрать… Выйдя из машины, Макаров закурил и уставился на огромный плазменный экран на противоположной стороне улицы. В углу экрана виднелась скромная надпись "Совет Министров", А в центре красовался седовласый джентльмен в строгом костюме, восседающий в кресле на фоне карты страны. Джентльмен обращался к народу: – Первоочередной задачей для меня является стабильность и благоденствие рядовых жителей страны. Правительство никогда не позволит себе излишней роскоши – хватит с нас коррумпированных генералов! И недавний арест бывшего генерала Микитенко, обеспокоивший так называемых "правозащитников", свя122

зан с финансовой нечистоплотностью и ни малейшим образом – с его выдвижением на пост председателя Партии. Воровать у моего народа не будет никто, какими бы ни были прежние боевые заслуги. Премьер-министр уже полгода боролся с непослушным генералитетом, называя это разоблачением коррупции в армии. Под раздачу попадал любой, на кого указывал его любимчик Прокопенко. Министр обороны и Первоцвет стали серьёзными фигурами во внутриполитической борьбе. Качество изображения и передача звука – первоклассные. Макаров тяжко вздохнул, потушил сигарету и отправился к своим "деткам родным". Город, нафаршированный говорящими экранами, болел и мучился.

– Разрешите? Ника узнала б этот голос из тысячи других, услышала б в миллионной толпе. Распахнув дверь кабинета, тотчас прильнула к Нему. Первоцвет порадовался во весь рот, отвёл её на мгновение и вернулся к двери защёлкнуть замок.

– Как ты? Латынин после вчерашнего давал о себе знать? – живо поинтересовался любовник.

– Нет, что ты. Этот слабак больше не потревожит меня, – успокоила капитан Лотман, расстёгивая пуговицы на его рубашке, и тут же почти закричала – Что медлишь, а?! Иди сюда! Полковник остановил её, взяв за локти, и сверкнул глазами, словно заглядывал на дно её разума: – Ты уверена, что хочешь?

– Не умничай, Первоцвет!

– Нет, погоди, – демонстрируя чудеса выдержки, он отодвинулся от Ники и заложил руки за спину. – Давай обсудим дела наши. Я считаю, что Латынин своим присутствием отравляет атмосферу в коллективе, хочу, чтоб ты подала на него жалобу генералу. Я её рассмотрю и приму решение задержать Латынина до выяснения обстоятельств. Знаю, его уволили с прежнего места за промышленный шпионаж. Что мешает ему продолжать это занятие здесь?

123

– Его уволили из-за меня, мой генерал! – Ника снова сделала шаг к нему, Вячеслав отстранился. – Да что ты за человек-то? Зачем тебе Женька? Для меня он ничего не значит, понимаешь, ничего! Лотман искренне считала, если можно не вредить – невреди. И это тебе зачтется. Прагматично, а не милосердно. Первоцвет жаждал крови.

– У меня сомнение по этому поводу. Знаешь, любимая, люди склонны возвращаться к былому, и я знаю…

– По себе судишь? – с офицерши сошло игривое настроение.

– Думаешь, для меня не важно, что здесь работает твоя бывшая?

– Мне позволительно, Ника, у меня с самоконтролем всё в порядке.

– Да ну? Позволю себе усомниться! – пушистые волосы разлохматились.

– Не позволишь! – строго одёрнул куратор. – Я вышвырну его отсюда, с твоей помощью или без неё! Но с твоей мне проще.

– За что?! – взмолилась Лотман. – Я и так сломала ему жизнь, Слава! Если б не я, он ещё работал бы начальником департамента компании, летал на острова по выходным и горя не знал. А не гнил бы за грязные правительственные бабки здесь, в компании с твоими Кодичем и Вечным!

– Он приходил к тебе, значит, хочет вернуться! – полковник шкурой ощутил, всё в её кабинете (а не только она) ему сопротивляется.

– Я не звала! А вот ты вызывал к себе бывшую! – контратаковала разозленная Ника. – Поговорить о работе хотел в личном кабинете?

– Ты за мной следила?! – и полковник перешёл на крик. Согнуть, сломать – и баста.

– Если ты не забыл, это моя обязанность – следить за порядком! Да, я знаю, кто у тебя бывает, и что? Уволишь? – звенящий голос напоминал стрелу.

– Нет, – вдруг сухо и тихо сказал Первоцвет. – Я не уволю тебя. Просто сейчас уйду, подумай о своём поведении, Ника. Не хочешь со мной сотрудничать – между нами всё будет кончено. До связи, капитан Лотман.

124

– Слава! – она кинулась за ним, но полковник быстро захлопнул дверь, и девушка едва не врезалась в неё. – Ну и давай, Золотой Волк! Прочь! Сам придёшь ко мне! "Чёрт побери, что я натворила…" Зачем девчонкам играть в мужские игры? Всегда ли нужно много говорить?

– Что Вы творите, господа офицеры и вольноопределяющиеся? – досадовал Троицкий, услыхав из первых уст о намерениях своих ведущих специалистов. – Вы иль заболели синхронно? Или работу предложил кто? Так же не бывает… На столе президента "Магнетара" лежали два заявления об уходе: вице-президента Валентина Савенко и ведущего специалиста Евгения Латынина. Герои дня стояли перед Троицким по стойке "смирно" и пожирали начальника глазами. В воздухе висела грозная неопределённость. Старательно пряча глаза, Женька всматривался в угол комнаты, где находился столик с разнокалиберными кубкам – наградами фирмы "за научные и производственные достижения". На одном нашел даже пятнышко грязи.

– Знаете, я устал, – начал Петрович на правах старшего. – Решил, открою собственное дело, куплю небольшой заводик, буду клепать что-то в удовольствие. Поработал с рыцарями Минобороны – охота трудиться отпала.

– А я еду за границу, – солгал Женя. – Мне предложили должность доцента в Калифорнийском университете.

– Вы же не доктор и даже не кандидат? – Троицкий продемонстрировал осведомлённость в элементарных аспектах научной жизни.

– Можно, по совокупности заслуг! – уверенно заливал специалист, восхищая даже Савенко. Александр Станиславович сел за стол, продолжая недоумевать. Прикрыл глаза, поднял в горку брови. Почему-то зачесалась правая рука.

– И чего Вы вместе?

– Разговорились за чашкой портвейна, я рассказал Валентину Петровичу о своих планах, он о своих. Вот и решили: вместе 125

пришли, вместе уйдём, – Латынина явно забавляло издеваться над начальником.

– Ну, в добрый путь! – согласился президент, расправив плечи и высоко держа подбородок – чем не фараон египетский… Бунтовщики замерли и переглянулись. Что называется "перегнули"!

– От счастья слух потеряли?! – продолжал шеф. – Тогда повторю: в добрый путь! Необходимыми документами займутся кадры. Тяжело без Вас, но справлюсь. Вице-президентом давно думал назначить сына, он неплохой администратор, будем работать вместе. Так что, сами передадите заявления кадровикам, или, может, слишком велики для этого? Мне курьера вызвать? Такого поворота событий учёные не ожидали. Наступила неловкая пауза, в ходе которой Женя, уверенный, что Троицкий не видит ниже столешницы, успел минимум дважды больно наступить на ногу Петровичу, намекая: надо что-то делать.

– Ну, голубчики, что замолчали? – играл дальше президент.

– Где радость в глазах? Почему, Евгений Васильевич, Вы ещё одеты не как турист и без доски для сёрфинга? Там же, в Калифорнии, все в белых штанах и на досках? Или это в Рио-деЖанейро?

– Александр, мне кажется… – вице-президент решил дать задний ход, но Троицкий быстро перебил и продолжил: – …"мне кажется, что мы с Латыниным сильно зажрались, работая на тебя, и решили шантажировать, причём одновременно, потому что знаем, что двоих сразу не уволишь, учитывая нашу занятость в военном проекте и особый вес в компании!" Так Вы хотели сказать, мышка моя звёздная?

– Ага, – кротко согласился Савенко. Давненько он не был так морально раздавлен. "Чёртов Макаров, из-за него горим, – Латынин стоял белее мела. – И что Троицкий сделает с нами? Куда идти, сторожем?"

– Что ж, Вы правы, чему быть – того не миновать, – неожиданно признался президент. – Давайте, диктуйте свои условия, переговорщики хреновы.

126

– Правда? – пискляво переспросил Евгений, но инициативу перехватил Савенко: – Всего-то делов – верните в проект Владимира. Можно с прежней зарплатой. Да, он Вам необходим позарез. Но мы-то нужнее. Если не вмешаются непредвиденные обстоятельства, мы с этим очкариком проживём дольше, чем Макаров. И принесём немало пользы.

– И всё? – с плохо скрываемым издевательством спросил Троицкий. – А мёдом колёса помазать? А наложницы для господ учёных? А птичьего молока или коровьих перьев? А говорящего чемодана?

– Ограничимся Макаровым, – вице-президент стал удивительно лаконичен.

– Ладно, ещё два дня он у меня, потом забирайте своего незаменимого смертника, – Александр Станиславович не имел выбора. – Но учтите, каждый месяц он будет приезжать на родное предприятие и два дня отрабатывать барщину!

– Есть! – радостно притопнул Савенко. – Разрешите идти?

– Давайте… Президент встал, с лихостью и нескрываемым удовольствием сунул каждому по очереди правую ладонь. Сжимая руку Латынина, испытующе заглянул ведущему специалисту в глаза: "Молодец, далеко пойдёшь!" Работа двигалась своим чередом. Приведя в относительный порядок дела "Магнетара" и оставив простейшие инструкции Майлову, вернулся Владимир. Ольга отметила, что труд "на благо Родины" благотворно влияет на здоровье любимого: если боль и посещала его, то нечасто, и совершенно не нарушала рабочий график. Полковник Первоцвет сделал вид, что не заметил временного отсутствия, а потом и триумфального возвращения Макарова. Хотя злобу на "эту тряпку Троицкого" затаил немалую. "Магнетаровцы" и Варченко ломали голову над учеными задачками. При этом доктор продолжал душеспасительные беседы "за жизнь" с Латыниным.

127

Латынин писал книгу и попутно – откровенное (словно прощальное) письмо Нике, которая, сталкиваясь в коридорах, с ним не здоровалась. Ника страдала без внимания Первоцвета. Первоцвет ожидал от неё мольбы о пощаде, попутно строил глазки Ольге. Ольга внимательно следила за состоянием здоровья Макарова. Макаров делал занятой вид и подбивал Юру на ребяческие развлечения в духе "налить на стул Вольфа клея". Юра жаловался на Вольфа, заставлявшего его ежеминутно трудиться. Вольф раздражался, что ему самому не дают работать. Петрович тихонечко посмеивался над ситуацией, над несобранными коллегами и резкими военными, которые, казалось, готовы стрелять на малейший шорох. Военные, Кодич и Вечный, подозрительно поглядывали друг на друга и вместе на доктора Варченко, в котором уже видели потенциального предателя. Круговорот. Каким бы удивительным это ни было, все эти страшные и не очень люди умудрялись работать, а некоторые даже жить. Время мчало со скоростью спринтера, но где финиш – предугадать человек не может. В финальные дни столичного бабьего лета, когда всем уже понятно, что городом через пару дней завладеет безжалостная осень, ученики начальных классов, вероятно, в последний раз вышли в продлёнке погулять без тёплой одежды. Детишки резвились в чистеньком дворике. Катя с Димой дрались, кто первым прокатится на горке. Лёша увлечённо, с приоткрытым ртом следил за играющими в баскетбол старшеклассниками, среди которых был, наверное, его старший брат. А Жора, бурно жестикулируя, увлечённо рассказывал собравшейся вокруг толпе друзей о недавней поездке с мамой и "дядей Володей" в парк развлечений. Спокойный мужчина в чёрном плаще, не привлекая внимания, курил очень резкие недорогие сигареты на безопасном расстоянии от детей. Его глаза прикрывали громадные тёмные оч128

ки, надвинута на лоб бейсболка. Выглядел он крайне нелепо, и смышлёный воспитатель догадался бы направить к нему охранника и спросить документы. Но смышленый воспитатель в тот день дежурил в другом месте, поэтому наблюдавший беспрепятственно любовался детишками, среди которых резвился сын Ольги Никоненко. Наблюдавшему не хватало редких встреч с сыном на выходных; да и на них всё реже удавалось найти время. Дела, где был замешан полковник Первоцвет, разрастались как снежный ком и грозились заполонить всю его жизнь. Вячеслав Дмитриевич очень хотел подойти к малышу поближе и что-нибудь тоже рассказать или послушать. Ему отчаянно казалось, что Жорик всё дальше и дальше отстраняется; менее радостно с каждым разом бежит навстречу, оповещая округу, что "папка приехал". Умом он ясно понимал: ни Ольга, ни Макаров не настраивают ребёнка против него – работает время. Когда развелись, Жорке было два года. Сейчас ему шесть. Шесть! А скоро будет шестнадцать! До той поры, если и дальше станут видеться раз в две недели, ребёнок от него отвыкнет. У них будут разные, непохожие увлечения, различные пристрастия. Не останется общих знакомых и одной орбиты, по которой вращаются отец и сын. При этой мысли боевой полковник съёжился, втянул шею, спрятал руки в карманах. В чём и перед кем его вина? А если однажды Жорику надоест называть Макарова "дядей Володей", и он скажет "папа"? Кем тогда будет Первоцвет? Как его будет сын звать? "Вячеслав Дмитриевич"? Быть может, "товарищ полковник"? Нет, к тому моменту уже "товарищ генерал"… Стоп! К какому ещё моменту? Этого не случится! Он отойдёт от дел. Он будет уделять сыну столько времени, сколько понадобится. Возможно, он вернёт Ольгу! И заживут вместе! Одной счастливой семьёй, без "дяди Володи"! Вернёт! С такими мыслями Первоцвет встал, снял очки, положил в карман, сдвинул бейсболку назад и сделал шаг к площадке. Его остановил тихий окрик: – Слава!

129

Голос принадлежал тому, кого в данный момент Первоцвет меньше всего хотел видеть. Сдержав судорожное желание с налёта разбить этому кадру витрину, полковник обернулся. Приближался Макаров, тихо, непешно, от своей припаркованной машины.

– Ты что тут делаешь, интересно? Пасёшь? Почему не на объекте? – прошипел помощник министра. – Думаешь, я не слажу с тобой? Знаешь, при упоминании моей фамилии (в негативном для них контексте) у многих повыше тебя рангом ноги трясутся?! Его раздражало в Макарове все: короткая песочная куртка, далекая от совершенства и с претензией на романтику стрижка. Даже мягкие, как перчатки, цвета натуральной кожи башмаки. Хотя и сам любил туфли этой фирмы. "Любовничек" сделал еще несколько шагов поближе.

– А по мне, ты не такой уж и страшный, – доверчиво ответил.

– Некоторые даже говорят, что мы с тобой внешне похожи. Как считаешь? – его глаза были распахнуты настежь – Мы не похожи, – почти успокоившись, парировал оппонент. С него быстро слетел начальственный пар: смысла в таком поведении не было. – Мне что, по-твоему, нельзя с сыном пообщаться лишний раз?

– Кто ж запрещает общаться, Слава? – мирно удивился Макаров. – Иди, пожалуйста, разговаривай. Просто и я приехал к Жорику, поэтому и окликнул тебя. Давай вместе подрулим? Вот ты, допустим, ему что принёс? Полковник опешил, слегка затормозил, но атаковал через секунду: – А ты принёс? И ты не ответил, почему не на работе. Между прочим, деньги немалые получаешь.

– Свалил. А перед кем я должен отчитываться? Я директор проекта. Сейчас там Савенко. Хочешь, езжай к Троицкому, к Прокопенко, или нет – поезжай прямо к премьеру – и скажи, что директор проекта саботирует работу. Что я уехал, вместо того, чтобы торчать над душой у наших учёных и твердить как попугай: "Ну что, готово? А теперь готово? А теперь?" Интересно, 130

меня в кандалы закуют или со скалы сбросят? Твоя первая попытка меня устранить провалилась. Будешь дальше копать? "Неужто проститутка Троицкий раскололся, что это была моя идея? Ладно же…"

– Ладно, хрен с тобой, живи, – смирился Первоцвет. – У меня настроение хорошее, к твоему счастью. Так что ты приволок моему ребёнку?

– Вот, украл у Кодича в кабинете, – Владимир протянул тяжёленькую, раскрашенную оригинальными красками статуэтку голубя, держащего в клюве оливковую ветвь. Первоцвет осторожно повертел её в руках и вернул. – Она светится в темноте. Не радиоактивная, не переживай, я проверил. Как думаешь, Альберт не расстроится?

– Серьёзно? Стянул? – мальчишечьи интонации крепчали.

– Да нет, он сам отдал, после двух ударов по почкам. Так что, полковник, пойдёшь к сыну? Бери подарок! – Макаров вернул Первоцвету презент.

– Давай, – безнадёжно согласился тот, забирая фигурку. – Спасибо. А ты не пойдёшь?

– Нет, куда я теперь без подарка? – развёл руками Владимир.

– Не беспокойся, я вечером заеду. Бывай, до завтра! Весело прокрутившись на одной ноге, Макаров направился к машине, сильно кренясь вправо. Пройдя три метра, он едва не упал. Вячеслав, было, кинулся на помощь, но тот удержался и уже уверенно дошёл до машины, сел за руль. "Не инвалид, говоришь? – вспомнил Первоцвет Ольгины слова. – Не знаю, не знаю. Может и не инвалид. Но не жилец, это точно. И теперь я понимаю, почему Оля его любит. Я тоже хотел стать хорошим отцом". Проводив взглядом машину, полковник повернулся к детской площадке. В теплой руке был бережно зажат голубок. Картина, которую ещё десять минут назад с отвращением и тревогой наблюдал полковник, вдруг изменилась. Казалось подобрели деревья, распрямились кусты, прихорошилась детская площадка. Город впустил к себе Первоцвета.

131

– Не знаешь, где Володя? Трубку не берёт?! – обеспокоенно допытывалась Никоненко у Фурманова, увлечённого чтением чего-то служебного на мониторе. Тот отрицательно покачал головой.

– Когда последний раз с ним разговаривал? Он пошёл к Кодичу больше часа назад и до сих пор нету. – напирала Ольга.

– Ну, так Кодичу и звони, – Юра отвлёкся от своего занятия и повернулся к подруге. – Может, он решил зайти к Вечному, не знаю, или в лабораторию, там же Петрович с Женей шуруют.

– Обзвонила всех, нигде нет! Когда ты последний раз с ним говорил?

– Да мы говорили вместе! Погоди, погоди, он тебя что, укусил, и ты заразилась? – приятель попытался разрядить обстановку. – Это ж его работа: всех контролировать, а не твоя. Да, и не моей Дашки, кстати. Хм, может она его покусала?

– Не смешно, Юра! – агрессивно отрезала Ольга. – Я и в "Магнетар" звонила, и Троицкому на мобильный, и Майлову! Куда только не звонила. Сейчас Славке позвоню! Красивые, безупречные руки дрожали. Пиджак бросила на спинку кресла, не поправив тоненький голубенький свитерок, что был под ним. И который так нравился Макарову. Справилась со своей сумкой, телефон в ухо. Раздосадованный, что его оторвали от дела, Фурманов опять уткнулся в монитор, слушая вполуха разговор Никоненко с бывшим мужем.

– Слава, привет. Ты где? Хорошо, только не свирепей, но когда последний раз ты виделся с Макаровым? Он не отвечает. Да?! Зачем? Ладно, прости, и? А он что там делал? Тихо, тихо! Так. Так. И ты отдал? Угу. Он нормально выглядел? И ты его не остановил? Не цепляйся к словам! Хорошо, спасибо. Спасибо. Юра, у него обострение! – последние слова напрямую обращались к учёному и были произнесены прямо у него над ухом. Фурманов в секунду бросил работу: – С чего ты взяла? Плохо было?

– Да, шатался, когда с Первоцветом виделся двадцать минут назад, потом сел за руль и поехал. Боже, дурачье, он же мог врезаться куда-нибудь! Так, ты к нему домой! Я к себе, он мог туда 132

поехать. Звони в дорожную службу. Я к врачам. У тебя с собой его экстренный набор?

– В машине!

– По педалям! "На Вашей голосовой почте одно сообщение: Владимир Павлович, доброго времени суток. Есть для Вас новости. Любые недомолвки в нашем случае ни к чему, скажу прямо, а Вы решайте, как поступать. Наши исследования подтверждают, что я могу вылечить Вас. Лаборатория выдала нагора лекарство, не только убирающее боль, но и останавливающее, в противовес "купоросу", разрушительные процессы в организме. Но оно очень дорогое в производстве. Его нужно очень много. Кроме того, его нужно "допиливать" под каждого пациента индивидуально. Если согласитесь оплатить производство, начну работу над Вашей персональной сывороткой. Нужны средства на сырьё, и на курс лечения. Сумма – больше миллиона евро. Жду скорейшего ответа. С уважением, Ярослав Бортников". Потерявший сознание от боли абонент лежал дома, в прихожей, на холодном паркете. Войдя в квартиру, Владимир даже не успел повернуть ключ, окончательно потерял ориентацию в пространстве и рухнул на спину. Только коснувшись пола, он почувствовал спазмы, которые на этот раз, как назло, парализовали его конечности. Если б у Макарова и хватило сил достать мобильный из футляра на поясе, звонок не сделал бы. Попытавшись встать, он усугубил боль, а после очередного падения – совсем отключился. Открытая входная дверь, в которую стучится смерть. Первые её посланники уже прописались у Владимира. …– Да что ж с тобой такое, старичок? Алло, Оля, он у себя! Ненормально, он без сознания, похоже, очень плохо. Сейчас уколю, но надо, чтоб он очнулся, так что давай сюда. А доктор не нужен? Всё, понял… Тебя понял! В таких случаях время кадрируется со скоростью кинематографа. Они стояли у окна и всматривались в панораму вечно мчащейся Москвы.

133

– Слушай, а последний приступ был до Минобороны? – в гостевой палате московской клиники вспоминал Юра, удерживая за плечи инертную Ольгу. Она уговорила Первоцвета отпустить их вместе на обследование – не могла одна справиться с таким зрелищем, как недвижимый Макаров.

– Нет, – едва прошептала Никоненко. – Приступы были, он, дурак, колол "купорос" маленькими дозами, чтоб не было перегрузок. Бортников сказал: ещё чуть-чуть – и Володя бы умер на месте, настолько организм насыщен этой синей дрянью. Начали очищать кровь, но ничего не обещают… Он может не выйти из комы.

– Вот дурак, в самом деле, – Фурманов был напуган не меньше Ольги. – Погоди, у нас гость! – дверь открылась беззвучно, явив фигуру в белом халате.

– Ярослав Борисович! – Никоненко вцепилась в Бортникова.

– Олечка, всё хорошо, встанет к вечеру, – пообещал доктор, безэмоционально разглядывая заплаканное лицо. – Всё будет как раньше, за исключением дозы "купороса". До Нового года его можно вводить в исключительно малых дозах! Иначе всё пойдёт прахом. Я распишу вам подробнейшую схему лечения. Хорошая новость – мы взяли необходимые анализы и готовы начать работу над новым препаратом.

– Сколько и когда нужны деньги? – спросила повеселевшая Ольга. Но радость длилась недолго.

– Деньги нужны сейчас, – врач пожал плечами. – Я должен закупить исходники для сыворотки и не могу делать это в кредит. Если не сможете заплатить, его лекарство попросту пропадет, оно не подойдёт другому больному, я рассказывал, почему.

– Какая сумма? – построже спросила она. Её никогда не заботил размер суммы. Только однажды она была шокирована: в первую поездку с Володей в Лион. Тогда её удивило многое: антикварные магазинчики, переполненные историей и красотой, уютные балкончики и светлые подворотни. Спящие студенты на зеленых газонах. Но шокировал счет за ужин у Поля Бокюза. Теперь ожидался второй случай.

134

– На разработку – около семисот тысяч, ещё триста – четыреста на лечение, в зависимости от реакции организма. Мы испробовали препарат только на троих. Процедура начата две недели назад. Один из пациентов только теперь начинает реагировать, второй пошёл на поправку через три дня после получения первой дозы. С уверенностью могу сказать, что синдром моего имени излечим.

– А третий? – вставил Фурманов, кладя руку на плечо подруге. Он предполагал, что ответит врач.

– Простите? – растерялся вдруг Бортников. Не любил говорить о неудачах.

– Да, третий, – потребовала Ольга. – Вы сказали, их трое.

– Я сказал?

– Доктор, не юлите! – прикрикнул Юра. – Вам платят хорошие деньги за правду.

– Третий утром умер. За такую правду мне платят?!

– То есть Вы… – Никоненко опешила. Бортников продолжил: – Да, не гарантирую, Оля. Выбор за Вами и за Владимиром Павловичем. Но я на его месте позволил бы мне попробовать. После того, что он сделал со своим организмом глупыми экспериментами с малыми дозами "купороса", ему осталось не больше года. Так что, ищите деньги. Я давно дружу с его дядей, Евгением Ивановичем, и к Владимиру привязался. Но мир суров – не могу лечить в убыток! Простите. Безгрешных нет. Все также шумела моторами и шелестела шинами Москва. Все также неслышно и одиноко прижались к окну двое друзей. Только теперь они молча плакали. И каждый старался спрятать свои слезы от другого.

– Как там они? – спросил телефон голосом Савенко.

– Не пойму. Мне кажется, не очень, – с ним говорил Фурманов, Ольга спала. – Деньги нужны большие, больше миллиона евро. Юра теперь один стоял на балконе, накинул поверх пижамы куртку. Говорил тихо. Боялся разбудить Ольгу. Балкон глядел во внутренний дворик. Клиника глубоко спала – было около четырёх утра. А Москва гудела.

135

Савенко понадобилась целая минута, чтобы осознать прозвучавшую сумму.

– Ни черта себе! – присвистнул вице-президент. – Ладно, чтото придумаем. Ты извини, что разбудил, просто, ну, знаешь…

– Всё в порядке, шеф! – согласился Фурманов. – Вы ложитесь, ладно? И я спать пойду.

– Да, спасибо. Доброй ночи, Юрочка.

– Доброй ночи. Выключил трубку и вернулся в палату, стараясь не шуметь. В этом не было нужды – встревоженный Олин голос донёсся с соседней кровати: – С кем говорил? Даша? – пару часов прикорнула и всё.

– Не спишь, что ли? Нет, Савенко звонил, переживает.

– Включи свет. Фурманов дотянулся до пульта, включил минимальное освещение. Никоненко сидела на кровати, обняв колени.

– Иди ближе. Мне нужно с тобой поговорить. Он устроился рядом, она склонила голову парню на плечо. Она уже не плакала – на это сил не оставалось.

– Юра, его может не стать в любой момент, понимаешь? Ты сам видишь, Володя едва дышит. Я не хочу остаться одной. Друг притих. Он чувствовал, в этой ситуации правильнее тихо слушать и молчать.

– Знаешь, Жора к нему привязался. Но пока он не отвык и от Славы. Обоих принимает тепло. Но время идёт, сын взрослеет. Нельзя, чтобы так продолжалось. Одного из них он будет звать отцом. Первоцвет предлагает мне подумать о будущем, просил вернуться, простить его. Знаю, его не за что прощать. Разве, что не сломал карьеру из-за моей родовой чести – так невелика беда. Он говорит, мы можем и должны начать всё сначала. И я боюсь, что соглашусь, понимаешь? Я люблю Володю, этого дурачка с зелёными глазами. Но понимаю: он не станет для нас с сыном тем, кем может быть Первоцвет – стеной! И мне жутко от этого. Слава давит на меня: сделай прагматичный выбор. А я, наверное, слишком женщина, чтобы так поступить.

136

– Дружочек, всё будет замечательно, – Фурманов не знал, что сказать. Он до смерти боялся, что Ольга и вправду решится на реставрацию отношений с полковником. – Бортников знает, что делает. Деньги найдём, обещаю. Володя сделает для тебя всё, сделает больше, чем может Первоцвет. Не всё в нашей стране решают погоны. Ещё кое-что решают сердца.

– Разве? – скептически заметила Никоненко. Казалось не только тело съежилось, плечи опустились, руки повисли, а, душа её свернулась и замерла.

– Да, да, да, да… Ложись, спи, пожалуйста, тебе нужен восьмичасовой рабочий сон. Ложись, пожалуйста. – Вдруг Юрий подумал с теплом о родном городе. Ведь он даже если ночью не спит – не гудит так противно.

– Хорошо. Я тебе верю, Юра! – она грустно улыбнулась одними глазами и завернулась в одеяло; спать, спать, спать. В этом спасение.

– Не спится? – встревоженный камердинер премьерминистра тихо скользнул в гостиную, где вместе с включённым светом пребывал Хозяин.

– Да, – руки премьера дрожали. Он в позе разбитой об асфальт бутылки возлежал на роскошном лиловом диване. – А ты что? – глаза впились во вошедшего. Но того смутить было невозможно. Камердинер присел напротив: – Вижу сквозь сон, Вы зажгли свет. Вот и решил узнать, всё ли хорошо, может, нужна помощь. Он был рядом двенадцать лет, а за такое время сложно не привязаться к человеку. Даже к плохому или сложному.

– Спасибо за службу, я в порядке, – заверил государь. – У меня был сеанс связи с мертвецами. Камердинер не удивился. Если верить Хозяину, у того ещё в молодости появилась привычка вести беседы с призраками. Неудивительно, он столько народу своими руками перебил, а скольких загнобил, позаботясь о том, чтобы создать им для жизни невыносимые условия?

137

– И что рассказали? – поправил бледной рукой перстень на безымянном пальце, перекрутился.

– Сказали, что ждут, – безнадёжным и спокойным голосом произнес премьер. – Сказали, что ждут. У тех, кого я преждевременно туда отправил, накопились ко мне вопросы. Придётся платить по счетам. Скоро путь завершится.

– Вам страшно? – теперь теребил рукав у сорочки, загнулся…

– Мне не бывает страшно. Мне тоскливо, я слишком мало сделал за семь лет на своём посту. Я шёл к власти всю жизнь, дрался за неё, как собака за кость – и что останется? После моего ухода всё падёт. – Ни одна мышца на лице не дрогнула.– Все, кто рядом, меня боятся, они меня ненавидят, как, впрочем, полстраны. Хотя я старался делать только хорошее. И ты меня не любишь, а просто привык ко мне… – Премьер наконец-то пошевелился, сменил позу.

– Вы правы, привык, – признался камердинер. – А Александра Аркадьевна? Премьер ухмыльнулся: – Да, тут соглашусь. Ей не всё равно. Саша, наверное, последнее в мире существо, по-настоящему ко мне привязанное. Я приковал её к себе в своё время, вынудил на это очень жёсткими мерами, поскольку не мог без неё жить. Когда меня призовут к ответу, надеюсь, она попытается сохранить в этой стране память обо мне. Но и она меня не любит. Она меня понимает. Этого достаточно… Его взгляд заскользил в сторону окна, за которым было темно и пусто.

– Ну что, друг, починили тебя? – Фурманов поддерживал Макарова за руку, а тот, щурясь от дневного света, выходил из клиники. Ольга ждала в машине: не хотела видеть любимого слабым и беспомощным, его это только унизит. Да и она не в силах была справиться с чувствами. Макаров ступал осторожно. И говорил медленно.

– Да, насколько это возможно. Бортников ругался, – пожаловался Володя. – Сказал, что я сам виноват.

138

– Правду говорит, – укорял Юра. – Кто тебя дёргал себе уколы ставить, алхимик-самоучка? Если бы я, когда нашёл тебя, послушал твои стоны в бреду и ввёл ещё одну дозу "купороса", ты бы из паралича не вышел. Провалялся бы ещё месяц овощем, а потом и…

– Юра, если вдруг так случится, знаешь, что нужно делать, правда? – неожиданно серьёзно спросил Макаров. – Что делать с овощем, помнишь?

– Да, можешь не переживать. Знаю, что делать, все твои инструкции помню и слово своё сдержу. Но ты лучше ещё поживи, договорились? – он толкнул Владимира локтём в бок. – Тебе ведь тоже интересно, чем наш проект закончится?

– Да. Поехали, я заскучал по нашим. По работе… Они не торопясь приближались к авто, покачиваясь от пронзительного осенне-зимнего ветра.

139

ЧАСТЬ ІІІ. Это старое знакомое чувство За окном – бело, вокруг – серо от канцелярских столов. Хорошо что не крыс.

– Ты хоть представляешь себе лёгкие курильщика в разрезе?

– яростно убеждал Савенко Макарова в обеденный перерыв. До Нового года оставалось две недели, а его подопечный попрежнему не расстался с никотином, несмотря на проблемы со здоровьем. – Это жуткое зрелище!

– Лёгкие некурящего в разрезе, по-моему, тоже зрелище не медовое, – едко вставил Латынин. Ему хотелось обставить вицепрезидента хотя бы в этом простеньком пари. – Скажите "пока" премии, Валентин Петрович! Макаров, прищурившись, поглядывал то на одного, то на другого, и, наконец, решился: – Слушайте, шеф, а Вы со мной Латынинскими деньгами поделитесь, если брошу?

– Мигом! – ответил Савенко, не задумываясь.

– Тогда давайте краба – бросаю сегодня!

– Эй! – возмутился Евгений, не давая коллегам пожать друг другу руки. – Петрович, мы так не договаривались!

– Да ну тебя, – ухмыльнулся директор проекта. – Ещё наживаться на мне будешь. Всё, попрощайся с деньгами, Латынин! Окрылённый Макаров и торжествующий Савенко встали и демонстративно потрясли руками перед очками своего ведущего спеца. Тот, не говоря ни слова, выбежал из комнаты. Старые знакомцы остались вдвоём – прочие уже который час пребывали в нижней лаборатории.

– Обиделся, – заметил вице-президент.

– Обиженных премии лишают, – задорно хохотнул сам объект пари. – Расскажите о прорыве, о котором постоянно твердят Оля и Юрка. Неужели мы скоро вернёмся в родные места? Никто толком объяснить не может, что такое вчера произошло, пока я готовил "Магнетар" к встрече Нового года и годовому отчёту? Савенко мог рассказать многое, и сделал это. Приятной ли Макарову была эта новость, оценить сложно. Но она уже вошла в их жизнь, и приходилось с этим мириться.

В тот день, когда Владимир отрабатывал повинность у Троицкого, организовывая надлежащий корпоратив для сотрудников центрального офиса, его коллегам удалось успешно воздействовать на разум… собаки. Огромная несуразная монстрмашина, с контактами, проведёнными к животному, сделала своё дело, и вышколенный лабораторный пёс исполнял всё, что ему сосредоточенно внушал в микрофон Латынин: лежал, лаял, ползал и кусался. И это никак не могло быть восприятием на слух. Процедуру можно было считать трансляцией волн непосредственно в мозг. Кобель, вопреки опасениям Варченко, после проведенного опыта чувствовал себя вполне нормально, ел хорошо и на человеков не кидался. Когда полковнику Первоцвету доложили об успехе, он скептически заметил, что дело не закрыто, и поставил уточняющие цели: учёные должны знать, в каком направлении будут идти работы дальше. Первое, что потребовал помощник министра после совещания со своим высшим руководством: немедленно провести аналогичный опыт на добровольце. Второе требование было посерьёзнее: конкретизировать разработку. Министерство обороны хотело видеть две версии прибора. Первая выполняла бы простую задачу: воздействовать на большие группы людей. Для этой модификации не имели решающего значения ни размер оборудования, ни его стоимость. Вторая версия – устройство размером не крупнее шарика для пинг-понга, внедряемое непосредственно в организм испытуемого (не обязательно с его согласия), способное автономно работать длительное время и полностью контролировать поведение человека. Едва Первоцвет объявил о "новых рубежах работы", "магнетаровцы" впали в тоску. Профессору Вольфу давно не хотелось торчать в этом мрачном здании, он плакал по своему отдельному кабинету. Остальных явно шокировала суть заказов – они были слишком далеки от демократических стандартов, провозглашённых Советом Министров и Партией. Впрочем, и доктор Варченко, и Латынин в силу своих могучих интеллектов, подкреплённых опытом, догадывались, о чём 141

именно попросит на этом этапе Первоцвет. Повинуясь мольбам доктора, Евгений немедленно аппеллировал к крайней необходимости испытаний. Он настоял на проведении серии опытов, позволяющих перед началом второго этапа работ убедиться в безопасности нового аппарата. Первоцвет просто обронил: – Сам Иван Михайлович пусть и займется. Внешне спокойный Первоцвет направился к выходу, оставив за собой тишину и своих подопечных в размышлениях. Подойдя к двери вплотную, он ударил по ней, как по баскетбольному мячу. Чтобы выйти, такую силу прикладывать не требовалось. Что-то вывело из себя ледяного Первоцвета…

– Ну и дела, – согласился Макаров с растерянным Петровичем, – хотя вообще-то не удивительно. Догадываюсь, какой план у премьер-министра… Он немедленно получил тычок от Савенко и вмиг всё понял. Ттем не менее, шеф, яростно крутя пальцем у своего виска, одними губами произнёс страшное ругательство.

– …наверное, хочет заставить всех любить отечественное пиво! – неудачно съехал на шутку Владимир, разводя руками. Савенко только поморщился: увалень трепливый!

– Вот бараны! – прошептал староватый для своего звания сержант в комнате просушивания. – Боятся, что их припечатают за крамольные речи. Артисты!

– Ага, – подтвердил напарник. – Первоцвет вчера как раз запретил передавать наверх любые плёнки без его личного одобрения. Бережёт своих гражданских…

– Бережёт, пока дела делают. Дальше с них ни проку.

– Ну-ну, прок будет. Не удивлюсь, если их к нам в штат зачислят через месяц-другой, ещё какую-то хренотень будут строить.

– Слава.

– Вечер добрый, шеф.

– Ученые приняли наши условия? – скорее констатация, чем вопрос.

142

– Так точно. Как я и говорил, их принципиальность под большим сомнением. Думаю, мы могли им заказать даже оружие массового уничтожения. За деньги ребята работают.

– У нас оборонительная доктрина, Слава.

– Виноват, шучу.

– Да. И непременно ускорь процесс – к маю нужны обе модификации прибора. Не будет – твои учёные крысы пострадают. Следующее. Новость: у тебя командировка. Новый год в обычном режиме, второго вылетаешь со своими в Центральную Азию. Задание несложное. Будешь страховать союзников. Не справятся – тогда и только тогда вступите в дело. Встретишься с Прокопенко на выходных, узнаешь детали.

– Слушаюсь.

– Дальше: учёным на это время дашь отпуск. Они хорошо продвинулись, Новый год – семейный праздник, и так далее. В общем, поедешь на задание, отправишь их прочь с объекта до середины января. Не хочу, чтобы шастали в твоё отсутствие. Принял информацию?

– Так точно.

– Само собой. Береги себя в чужом краю. Это твой последний боевой поход, генерал Первоцвет. Пора уже кости отогревать на солнышке. Островок завести… райский…

– Служу Отчизне!

– Вот и добро. Выполняй, – к концу беседы интонации Хозяина смягчились. Тихая беззвёздная ночь пришла в столицу одна, без кошмаров и катаклизмов. Исполнительный директор "Магнетара" и оставшийся у него на ночь ("на сверхсекретное задание в лаборатории") Юра Фурманов поглощали на кухне жареную рыбку с лимоном. Чего-то покрепче Макаров на стол не ставил, потому что знал – друга потянет на сон после второго пол-литра. А ему нужен был адекватный собеседник. Ключевой вопрос вечера: "Где брать деньги?" Сами Владимир с Ольгой могли оплатить, пожалуй, только десятую часть стоимости лечения. Конечно, можно продать квартиру Макарова, это не решило бы проблемы и рассматривалось как крайняя мера.

143

– Троицкий, думаешь, не даст? – Фурманов рылся в догадках и рыбьем хвосте одновременно.

– Под хвост он мне даст! – раздражался Владимир. – Мало того – вообще уволить может к чертям, если осмелюсь попросить денег. Нет, с нашим президентом определённо что-то случилось. Жадный стал какой-то, стервозный, фу! Ситуация – хоть печень продавай. Всё равно их у человека две! – из уроков биологии Макаров хорошо помнил только тему "Зубы" и увлекательную анатомию учительнцы. Юра горько усмехнулся и, отправив в рот очередной кусочек ужина, предположил: – А что если самому деньги взять? Ты же человек с определёнными полномочиями, возможность есть… – он теребил угол скатерти, накрошмаленной и отбеленной – ручной вязки. Хоть что-то запомнил Володя из маминых уроков: стол всегда должен быть покрыт скатертью, приборы подавай, даже если ставишь одну кашу, никогда не пей воду кружкой – только из стакана!

– Думаешь, я об этом не думал? – не играя, удивился Макаров. – Чёрта с два меня Станиславович подпустит меня к финансам, тем более сейчас.

– Давай попросим наших скинуться, хоть по сколько? – наконец-то справился с хвостом.

– Слушай, чего ты капаешь с этой благотворительностью? – разозлился Владимир. – Не буду я, как старец, бабки собирать по чужим карманам! Может, благотворительный фонд создадим? – он начал волноваться, и за волнением стояла боль.

– Да, глупая идея, – согласился друг с невероятно серьёзным лицом. – Ты лучше умрёшь в агонии, чем унизишься до принятия помощи, правда?

– В агонии я не умру! Если припечёт, введу себе дозу "купороса" или ещё чего-нибудь!

– А ты о семье думал?

– Да нет у меня никакой семьи! – закричал Макаров, не думая о соседях, и тут у него задрожали руки. Фурманов нахмурился, схватил за запястье – не симулирует, судорога началась. Владимир с мольбой смотрел на собеседника, тот только покачал головой: 144

– "Купороса" не получишь. Ты принимал две недели назад, больше до Нового года нельзя, иначе свернёшься в трубочку!

– Хорошо, терплю, – согласился Володя, ещё пока сохраняя самообладание. – И насчёт семьи я, наверное, погорячился. Прости, Юра. Но я знаю, кто возьмёт на себя заботу о них.

– Да, возьму! – подтвердил друг. – Только если откинешь ласты в больнице уже после начала курса лечения. А если выживешь, сам будешь семьей заниматься. Я говорил с Олей. Если сдашься и подохнешь, она вернётся к Первоцвету. Не сомневайся. Я гарантирую это. Хочешь, чтобы Жора рос сыном кровавого полковника?

– Первоцвет его любит, – готовил себе путь к отступлению Макаров.

– А они-то тебя любят, самоубийца ты ограниченный! Владимир умолк, вцепился пальцами в край обеденного стола и не двигался, пытаясь победить боль. Фурманов положил руки ему на плечи: – Тихо, хорош. Тихо. Всё наладится. Придёт твоё время. Боль уйдёт. Боли нет, Володя. Бескрайние поля усеяны мятой, лавандой, чёрт знает чем, расслабься и почувствуй дурманящий запах. Представь, что мы там, все вместе, и у тебя…

– Не помогает твой галдёж! – взревел Макаров. – Я всё представил, всё прекрасно представил, просто молчи и держи руки, чтобы я не отключился. Пожалуйста! Юрий послушно замолчал. Молчали, старательно молчали несколько десятков минут, пока боль не ослабла. Всё это время судорогой сведенные руки Владимира держали край стола, а напряжённые Юркины руки держали товарища. Наконец, боль отступила, оставив по себе неприятные остаточные ощущения. Город за это время тоже успокоился. Не бурлил толпами, почистил проспекты от авто.

– Давай спать, – предложил Макаров, и с ним можно было согласиться: ночка выдалась ещё та. Юра налил себе чаю. Спать? – Да. Это старое знакомое чувство…Преданность.

145

Первоцвет попросил "магнетаровцев" к десяти собраться в его кабинете. Когда первые прибывшие робко постучали в дверь, их встретили Кодич и Варченко, лениво разбросанные на диванчике. Правда, капитану пришлось уступить своё гнездо Ольге. На вопросы о причине собрания оба отвечали одинаково – тупо таращили глаза и пожимали плечами. Правда, доктор несмело высказал гипотезу: это единственный в здании "чистый" кабинет, где Первоцвет может сказать всё, что захочет, не боясь быть прослушанным. Профессор Вольф с негодованием отверг эту точку зрения – как? Разве? Их? Вообще? Могут? Прослушивать? Это нарушение прав человека! Коллеги сделали вид, что согласны, и даже не смеялись. Наконец Первоцвет явился к собравшимся, и не один, а в компании крепко огорчённого подполковника Вечного. Начальник объекта выглядел не так молодцевато, как обычно: зеркальные очки помутнели, халатик слишком измят, а пиджак готов был растрезвонить всем, что давно не бывал в чистке – на нём даже проглядывали наглые жирные пятна. Странно, раньше подобного не бывало. Или у Андрея Михайловича проблемы на работе? Хоть бы не из-за "магнетаровцев". Жалко подставлять человека, даже такого карикатурного.

– Привет труженикам микроскопа и телескопа! – с порога объявил полковник. – Спасибо, товарищ капитан, что постерегли мои важные государственные тайны! – он кивнул Кодичу, констатируя тем самым его значимость, и одновременно давая понять, что тот оставался здесь за старшего. – Приступаем. Скажите, кто любит Новый год? Все замялись, кроме Латынина, которому уж очень не нравился Первоцвет. Женя молниеносно выкинул руку вперёд и протрубил: – Я!

– Приятное рвение, Евгений Васильевич, – загадочно одобрил полковник. – И я Новый год люблю. Поэтому устроиваем всем небольшие каникулы. Текущую неделю объявляю предновогодней ударной! Работаем во всю мощь наших мозгов и машин. Зато в ближайший понедельник – имеем чудесную корпо146

ративную вечеринку. После чего всем составом отдыхаем до шестнадцатого января! Как Вам перспективы, господа учёные и военные? Это касается и Вас, Иван Михайлович, в какой-то мере и Вас, товарищ капитан. Вы остаётесь на объекте, но режим будет несколько иным. С деталями познакомлю позже. Итак, какие будут предложения, возражения, замечания и выговоры? Савенко и Макаров переглянулись в поисках совместного решения. Во взгляде вице-президента Владимир прочёл: "Надо узнать, не отразится ли это на оплате, как сообщить Троицкому, не добавится ли у нас проблем" и тотчас выстрелил нужным вопросом в Первоцвета: – Как согласовывается это с Вашим и нашим начальством, в частности, не скажут ли нам: погодите-ка, у вас там отпуск – ворочайтесь в главный офис? – он с максимальной точностью передал интонации президента "Магнетара". Полковник в очередной раз одарил присутствующих улыбкой полубога: – Никоим образом, Владимир Павлович. Я сам договорюсь с Вашим руководителем. Все будут отдыхать. Да и с министром. Просто поставлю перед фактом, что отпустил вас. Поверьте, наш министр войдёт в наше положение. Новый год – семейный праздник! – он метнул короткий, наполненный издёвкой взгляд на Латынина, и тот уловил это.

– А кто займётся организацией вечеринки? – не сдержалась Ольга. Она знала, Слава первоклассно организует подобное. Неужели отвлечётся от дворцовых интриг ради развлечения? И вообще, к чему он это делает? Неужели это искреннее желание дать послабление ишакам-учёным? Нет, непохоже на Первоцвета. Что-то сложное, что-то очень сложное готовится. И где подвох?

– Я сам займусь приготовлениями, это доставит мне истинное удовольствие! – сказал полковник так радостно, как будто только что съел ведро ванильного мороженого. – Итак, пати в понедельник, в ресторане "Людоед". Точное время сообщу позже. К понедельнику жду отчёт Ивана Михайловича о безопасности прибора для человека и план работы на следующий месяц, который мне, надеюсь, любезно предоставит Владимир Павло147

вич. Прошу извинить, у меня через десять минут здесь же совещание. Остались ли среди Вас недовольные моим самодурством? Нет? Как мило! Да, товарищ капитан, товарищ подполковник, задержитесь, Вы тоже приглашены на совещание. Освободили кабинет быстрее, чем заполняли. Ученых просто смыло волной.

– Я, именно я недоволен твоим самодурством, Слава! – заявил Вечный, едва за последним исследователем захлопнулась дверь. Подполковник положил ладони на стол и навис над хладнокровно перебирающим странички в записной книжке Первоцветом. Кодич вернулся на диван и включил скучающее лицо.

– Твоё мнение никого не тревожит, – не стараясь ничего скрыть, бросил Первоцвет, методично разыскивая нужный телефон.

– Нет, ну ты на него погляди, птица высокого полёта, – досадовал дальше Вечный. – Альберт, ты видел? Чего ты там уснул? Кстати, тебе отпуск, между прочим, не выписывали!

– Ай, не гуди, голова болит, – отмахнулся тот. – Мне тоже едино, что ты думаешь, неужели боишься, что учёные разбегутся? Отношения Вечного и Кодича на службе никогда не выходили за рамки уставных, но здесь, в "чистом" кабинете их общего приятеля Первоцвета, смысла в наигранности не было. Они давно были своими в доску, несмотря на разницу в званиях.

– Да! Боюсь за свои звёздочки! – распалялся вечный начальник объекта, уже повернувшись лицом к капитану и сверкая серебристыми очками. С ним-то можно было говорить грозно.

– Я уже получил от Прокопенко, в присутствии, кстати, Славы! Генерал чётко сказал, цитирую: к первому мая не будет оборудования, готового, испытанного и запакованного – пущу задницу на барабаны. И он не преувеличивал. Тебя это тоже коснётся, Кодич, так что нечего кивать и ухмыляться. Все в заложниках! А тут это полковничье чучело заявляет, что отпускает учёных на две недели. Видите ли, ему надо покинуть страну, а нам он не доверяет. Как это понимать?

148

– Во-первых, Вечный, завали поддувало, – вмешался Первоцвет, найдя нужный телефон. – Ты как себе позволяешь меня называть при подчинённых? Вот у кого, оказывается, Альберт набрался дурных манер. Думаешь, всё можешь? Кажется, я сильно либеральничаю с вами обоими. Услышу ещё раз подобное – не стану дожидаться приказа Прокопенко, своими руками разорву. Помнишь, я это делать умею? Андрей Михайлович театрально сглотнул слюну, ибо помнил. Это врезалось в память навсегда, хотя и случилось давно, задолго до переворота. Вечному было тогда столько, сколько сейчас Кодичу, а будущему помощнику министра и того меньше. Тогда офицер полевой научно-технической службы Вечный и необстрелянный лейтенант, свеженький выпускник столичного военного училища Первоцвет, попали в переделку на берегах Восточной Африки… И вспоминать страшно. Но сейчас годы не те, да и для Первоцвета тоже. Голос Первоцвета звучал ровно и красиво: – Вот и аюшки. Во-вторых, две недели отдыха позитивно скажутся на их работоспособности, глядишь, и мая дожидаться не будем. А ты, чем трепать попусту, лучше помогай им. Самое сложное позади, приступай к делу лично. Обязанности начальника объекта тебя не так страшно тяготят, чтобы не нашлось времени для чистой науки. Принял?

– Принял, Слава. Завтра пойду к Савенко и встану рядом с ними, – смиренно согласился подполковник, остерегаясь решительности командира.

– И молодец. Теперь перейдём к насущному. Сядь на диван к капитану и оттуда, вежливо, по очереди, не перебивая друг друга, докладывайте мне, что есть в голове. У вас десять минут, чтобы, как обычно, попытаться убедить меня, что все вокруг враги народа и их нужно расстрелять. Город оккупировала зима. Тихий зимний вечер так соблазнителен, что не воспользоваться этим было невозможно – в парк! Для вечернего моциона выбрали Совминовский сквер, где на каждой освещённой аллейке рядом с фонарями столбами стояли неизменные постовые.

149

В "режиме оздоровления Родины", установленном и много раз озвученном премьер-министром, было немало тяжёлого, неприятного, страшного. Но при этом Хозяин с первого же дня у власти с примерной тщательностью заботился о покое своих граждан. Ходил устойчивый и правдоподобный слух, что некогда, в горячие революционные годы, седой властелин был военным комендантом небольшого городка. И это сильно отразилось на его дальнейшей политике. По крайней мере, верные жандармы Александры Аркадьевны повсюду и посуточно исполняли свои обязанности – не только политической полиции, но и ангелов-хранителей общественного спокойствия. Савенко, Макаров и Ольга с Жориком неспешно двигались по широкой центральной аллее, что начиналась у здания Совета Министров. Савенко забыл перчатки в машине, руки сильно мёрзли, и он вынужден был постоянно их потирать.

– Я не верю ни единому его слову, – щедро признался Владимир шефу, когда его любимая с сыном отстали – малыш залюбовался панорамой огромного, нависающего над горожанами правительственного здания. Речь шла, разумеется, о Первоцвете. Макаров в белой альпийской куртке с капюшоном, высоких тёплых ботинках и меховых перчатках был согрет и счастлив, что рядом самые дорогие ему люди.

– И что с этого? – подрагивающим голосом поддерживал беседу Савенко. Ему очень хотелось в авто, а туда возвращаться ещё минут двадцать. – Может, в отпуск не пойдешь? Оставайся на объекте, следи за ними, может, найдёшь доказательства государственной измены? Или защитишь диссер: "Живут ли таланты в таких условиях?" Не морочь голову! Отдохни от работы, меньше не заплатят.

– Я пойду к Троицкому, поработаю с ним. Буду просить денег на операцию. В последнее время он хуже ко мне относится, реабилитируюсь. У Савенко от ужаса перестали мёрзнуть ладони: – Как это так, реабилитируюсь? Да ты всю компанию на себе тянешь! Весь менеджмент! Если Станиславович будет комедию ломать, я сам поговорю как следует…

150

– Спасибо, вы однажды уже поговорили, вместе с Латыниным, – обиженно протянул Макаров. – С тех пор он на мне и отрывается. Постоянно едкие замечания, как ни приеду: "где твои заступники, почему не просят, чтоб я тебя на своё место поставил?" Вот нет на таких, как он, Советской власти, олигарх паскудный!

– Деньги мы найдём, Володя. У меня что-то есть, Латынин – человек состоятельный, у Вольфа выстучим, если понадобится.

– Миллион евро выстучите у Вольфа?! – не сдержался, всполошил зимнюю тишь.

– О чём разговор, мужики? – подбежала и радостно вмешалась Ольга, подхватив обоих под руки. Жора выскочил вперёд и захвастался, глядя то на дядю Володю, то на дядю Валю: – Мы с мамой видели дядьку, на балконе стоял, у него медалей – миллион! Вот столько медалей! Как у папы, даже больше! Макаров дрогнул, Ольга это почувствовала. Петрович подарив малышу улыбку, вмиг раскусил ситуацию.

– Вот как! Замечательно! Наверное, дядька много полезного стране сделал, раз столько медалей! – Владимир проявлял чудеса самоконтроля, сохраняя блаженную интонацию. – У тебя тоже будет столько медалей, Жора? Мальчишка радостно закивал, и Макаров подхватил его на руки. "Нет, сынок, не надо, чтобы у тебя было столько медалей, как у дядьки на Совминовском балконе или как у твоего папки. Не за добрые дела их раздают у нас".

– Так о чём разговор? – переспросила Ольга. Она уже отпустила Савенко и ещё теснее прижалась к Макарову.

– Олечка, Вы пропустили самое интересное, – объяснил Савенко. – Владимир Павлович хочет работать и во время отпуска. Не на армию, на Троицкого. Наш трудоголик не любит спать!

– Правда? – тихо и строго уточнила Никоненко, пихнув трудоголика локтём в бок.

– Ага. Спать вредно! Подушкой человек роет себе могилу, Олечка!

151

– А мама говорит, что спать надо много и ровненько! Правильно!– шумел Жора прямо в ухо. – Если много не спать, то глазки будут красные и начнут болеть!

– Да, зайчик, ты прав, надо спать правильно, – согласился Макаров. Что он мог дать Ольге и Жоре? Может, он поступал как эгоист, не сумев отказаться от её любви? Может, вернувшись к Первоцвету, она была бы счастлива? Ну, что более спокойна – так это точно. Лучше не думать… Легче и полезнее просто пялиться на эту снежную красоту, ощущать тепло родных душ. Это и есть – жизнь. А планы?.. Стараясь дышать в сторону от ненавидевшего табачный дым премьер-министра, "дядька с миллионом медалей", он же генерал Прокопенко вернулся в комнату. Хозяин кабинета с плохо скрываемой издёвкой заметил, намекая на блестящий парадный китель министра обороны: – Ты, Васильевич, рано свою ёлку выставляешь – до Нового года ещё две недели.

– Сам навешал на меня, а издевается! – оскалился приятель. – Сегодня не мог не принарядиться, было торжественное, вручал именное оружие особо отличившимся. Как бы я смотрелся без орденов? – желая перевести разговор в новое русло, продолжил с того, чем пять минут назад закончил. – Давай свою занудную культпрограмму. Зачем нам это – я понял в первой половине вечера. Теперь рассказывай – как? Ты же не будешь лично Первоцвета инструктировать, я должен знать все тонкости.

– Нахрен, он же твой помощник, а не мой? – возмутился премьер. – Сам инструктируй!

– Ну, ты пошутил, я посмеялся – но я не знаю, о чём инструктировать?

– Элементарно, Ватсон. Люди Крома всё делают сами – штурмуют комплекс, выводят заложников, грузят в транспорт. Задача Первоцвета – страховать. Если у тех что-нибудь не заладится, если подадут сигнал тревоги, например, охрана комплекса окажется мощнее, чем ожидалось… Вот тогда подразделение 152

вступает в бой. Наша задача: сохранить жизнь его людей. Имею в виду тех, кто в плену, конечно. Но и гвардию попусту не транжирить!

– Говоришь, учёные? – Прокопенко терял веру в своего начальника: всё-таки он сумасшедший, может чёрт те что придумать.

– Да, повторю для тупого военного: учёные, мирные люди, разработчики вооружения. Туркестанская Федерация обвиняет их в шпионаже и требует от Крома баснословный выкуп. Таких активов нет, к тому же, Кром небезосновательно не доверяет азиатам. А людей жалко, потому что они много знают и умеют. Беречь их, как собственных детей! Так и скажешь Первоцвету. Ясно?! – премьер раздражался, когда его переспрашивали так часто. Ещё более раздражался, когда подвергали сомнению его слова.

– Куда уж яснее… Сверкающая фигура тихо отплыла от стола к диванчику, что возле бара, и сложившись вдвое умостилась там надолго. Все необходимое – в зоне досягаемости. Стоило полковнику поманить учёных отпуском, как работа пошла быстрее и бодрее. Варченко и Латынин, согласно приказу, спешно провели опыты на солдатах-добровольцах и не выявили у тех никаких осложнений от работы аппарата. Иван Михайлович был приятно удивлён. Впрочем, он пообещал сделать окончательный вывод о безопасности прибора через месяц-другой. Вечный, как и обещал куратору, прибыл в комнату "магнетаровцев" и попросил доверить ему какой-нибудь участок работы. Это обрадовало Петровича: подполковник – дополнительные руки и голова. А в условиях запарки они всегда не лишние. Более того, Вечный производил впечатление специалиста. Савенко поставил цели: они с Латыниным и Вечным возьмутся за расширение поля действия аппарата, а его минимизацию доверят группе под руководством Вольфа – профессор имел подобный опыт. Разумеется, Никоненко и Фурманов не сверкали гранями на солнце, когда услышали, что отныне придётся сносить тяготы службы под руководством строптивого Вольфа, но, вспомнив, 153

что они спокойно выдерживают не менее ворчливого Макарова – смирились. Пятничным вечером Владимир с тщательно подготовленным планом дальнейший действий решительно вступил в кабинет Первоцвета. Он надеялся получить от Вячеслава дополнительную информацию о планах и задачах и чувствовал себя пружиной на взводе.

– Садись на диванчик, Володя, – радушно предложил полковник. – Отчёт положи на стол, сейчас читать не буду, не напрягайся. – от Первоцвета веяло домом и спокойствием.

– Так зачем заказывал? – недовольно удивился Макаров. – Я мог и после Нового года его накропать, всё равно не читаешь бумажек, сам говорил…

– На словах скажи: нормально всё? Варченко проверил? Не убьёт ваша демонская машина человека? – И вопросы звучали по-мирному.

– Не убьёт, не бойся. Ты за человеков с каких пор переживаешь?

– Обижаешь, – мило протянул Первоцвет. – Я честный командир. Мне любой боец дорог. Лучше послушай, зачем я тебя видеть хотел…

– Весь внимание, полковник!

– Не ёрничай. Вот смета корпоратива, сценарий вечера и так далее, – полковник бросил на диван файл, набитый бумагами. – "Людоед" – моё любимое заведение, Вы с Ольгой, знаю, тоже там частенько бываете. Вот его и выбрал. Хочу, чтобы ты утвердил планы.

– На полном серьёзе со мной советуешься? – Владимир был поражён до глубины глаз. – Начал меня всерьёз воспринимать? С каких пор? Решил, раз скоро помру, надо скрасить мои последние деньки?

– Ой, Макаров, скажешь тоже! – полковнику не понравилась такая нить беседы. – Не хочешь читать, верни на базу! Но потом не жалуйся, что музыка не понравилась, а друг отравился грибами, посинел и покрылся плесенью.

– Но-но! Раз дал, буду читать, – Владимир разом вытряхнул все бумаги из файла на диван. – Я тамошнюю музыку всегда 154

любил, так что она мне вряд ли не понравится… А честно – зачем ты это делаешь?

– Честно? – вздохнул Первоцвет.

– Да.

– Честно-честно? – глаза полковника распахнули душу.

– Давай уже, говори свою остроумную шутку!

– Я еду в Центральную Азию. Проект оставлять без присмотра не хочу. Решил Вас выгнать отсюда, покуда там не свергну правительство. С минуту они пристально смотрели друг на друга: Макаров в добрые карие глаза Вячеслава, тот – в зеленые хищноватые глаза Владимира. Не выдержав утомительных гляделок, оба рассмеялись. Первоцвет сделал вид, что пошутил, а его собеседник – что поверил, будто это шутка. Он ни минуты не сомневался, что помощник министра и впрямь едет воевать с непокорными варварами. Небольшой и поэтому дорогой "Людоед" считался памятником праздной жизни. Он располагался в историческом центре столицы и был заведением статусным до такой степени, что в него захаживал даже премьер-министр со своей свитой. В последний понедельник уходящего года этот приют гурмана был арендован "неизвестной организацией", представленной красивым крепким мужчиной в сером костюме. "Организация" платила хорошие деньги – и администрация "Людоеда", взяв под козырёк, обеспечивала шикарный вечер. Первоцвет был в ресторане, когда служебный микроавтобус привёз Савенко, Латынина, Вольфа и Варченко. Владимир с Ольгой намеревались добираться своим ходом, а Юра Фурманов ещё искал подарки для сослуживцев, хотя об обмене таковыми заранее не договаривались. Полковник был в потрясающем белом костюме и чёрной шёлковой сорочке. Увидев входящих, он по-хозяйски раскинул руки в стороны и проорал в зал: – Добро пожаловать на праздник, друзья!

– Ничего себе дворец! – доктор Варченко не скрывал восторга. Ему в сравнении с "магнетаровцами" Минобороны платило 155

кроху, и он в ресторанах не столовался. – Вячеслав Дмитриевич, Вам же это, наверное, в копеечку влетело… Сам доктор сегодня был при параде: новый черный костюм и тонкий серый гольф.

– Не считайте, у нас государство богатое, – крамольно пошутил торжественный полковник. – Располагайтесь за столами, друзья, дождёмся начальства, и в путь! Савенко, продолжая радостно улыбаться, впрочем, как и все остальные, подошёл к Первоцвету и тихонько уточнил: – Скажите, Вы весь ресторан выкупили? – нервно поправлял смокинг: говорил ведь жене, что ни к чему он!

– Да, а как же? – удивился Первоцвет. – А вдруг я напьюсь и буду государственные тайны разглашать? В таком случае всё просто решится: расстреляют присутствующих гостей и персонал. И делов-то! Представляете, а если бы чужие были? Всех отслеживать, ловить… Не-не-не! Это антигуманно. Да и хлопотно.

– Не спорю, так будет гуманнее, – Петрович разделил с Вячеславом его весёлость. Он тоже был настроен на праздник. В небольшом уютном зале звучала тихая мелодия. Гости расселись за богато накрытым столом на десять персон. Первоцвет устроился напротив Латынина.

– Как Вам нравится это место, Евгений Васильевич? – полковник подался вперёд и строго, в меру этикета, улыбнулся. "Странно, что ему от меня нужно?"

– Благодарен, что пригласили, – учёный пытался быть бесстрастным. – А какова программа вечера, если не секрет?

– Да, интересно узнать, – возник вдруг Вольф, любивший весёлые застолья. – Живая музыка будет?

– Да, будет и живая музыка, и ведущий, но когда соберутся все. Прошу извинить, хочу сохранить интригу.

– Я говорил тебе, что он интриган! – прозвучал шуточносварливый голос в пяти шагах от Первоцвета. – И как ты его выдерживала столько лет? Для коллег не было секретом, что Ольга Витальевна в прошлом была замужем за полковником. "Магнетаровцы" делали вид, что не придают этому значения. На самом же деле именно в 156

контексте этих отношений рассматривали все жесты и действия Первоцвета.

– Владимир Павлович! – Первоцвет едва не обнял своего "преемника". Тот был одет на удивление простецки, в отличие от спутницы, надевшей своё лучшее платье. – Присаживайтесь, устраивайтесь! Мы готовы начинать! Как понимаю, господин Фурманов задержится, поэтому не стоит…

– Кто сказал?! – поприветствовал Юра, от самого входа услыхавший свою фамилию. Его руки были заняты тяжёлыми пакетами с подарками. Синхронно с Фурмановым в зал вошли подполковник Вечный, сменивший халат и золотистый пиджак на жилет в вертикальную полоску, и капитан Кодич в вязаном свитере с оленями. Крякнув от удовольствия, что ждать никого не придётся, Вячеслав Дмитриевич пробежался до микрофона и заговорил в него: – Господа учёные и офицеры! Прошу Вас, занимайте места за столом согласно личным предпочтениям! Праздник начинается! Сегодня ведущим нашего вечера будет по-настоящему великий человек, кавалер ордена Золотого Волка, полковник Вячеслав Первоцвет! Встречайте! Коллеги (только Фурманов ещё неловко торчал с занятыми руками) искренне зааплодировали: не ожидали такого от строгого полковника. Ольга знала, что Первоцвет любит эпатировать публику, но не при таких же обстоятельствах?!.. Или это очередная бравада, призванная показать ей, как он хорош во всех ролях? Нет, хватит видеть во всём себя причиной!

– Хочу представить наших гостей – группа "Чудный вечер", встречайте! Из служебного помещения к инструментам неспешно вышли музыканты популярнейшей в стране группы – ещё вспышка аплодисментов. На этот раз и Юра, успевший положить пакеты, поддержал действо.

– Итак, да будет праздник! …Латынин сжимал в руке недопитый бокал красного вина и нелепо прикрывал левый бортик пиджака локтём. Прошло полтора часа, а он успел облиться, получить выговор от Петровича 157

за испорченный костюм и нализаться виски. Дозу этого коварного напитка рассчитать ему всегда было сложно. Потеряв счёт бесконечным стаканам купажированного напитка, Евгений сменил тему – подхватил вино и приставал к Первоцвету с расспросами, глупо улыбаясь: – Ах, Слава, скажите, как много мы с Вами потеряли. И почему мы никогда не общались? Вот что – давайте дружить семьями. Например, прямо с завтрашнего дня. Да – завтра же Вас с супругой жду у себя в имении. И не приму никаких отговорок! Полковнику было некуда отступать; Женя прижал его к столу, доверительно положил руку на плечо и дышал в ушко. Подошли Савенко и Фурманов. Первоцвет с надеждой и мольбой подался к ним. Те всё поняли без слов.

– Женя, как смотришь на то, чтобы прогуляться, а то Макаров занят, – обречённо предложил Юрий, пытаясь найти ответ в посоловевших глазах Латынина, – а мне нехорошо. Составишь компанию?

– Нет! – Евгений отпрянул от коллеги, словно тот предлагал совершить государственную измену. – У меня важнейшая беседа с Вячеславом Дмитриевичем. Этот человек спит с моей бывшей, но любимой женщиной, при этом обхаживает свою бывшую, и на этом, судя по его счастливому лицу, список пассий не заканчивается. Я, конечно, тоже не праведник, но всё же хотел с ним кое-какие премудрости обсудить. Фурманов моргнул с задержкой, бросил беглый взгляд на полковника (тот замер в шоке) и уставился в пол. Савенко оказался опытнее и напористее: – Женя, пошли выпьем, потом вернёмся. Виски дёрнем, там ещё осталось! А то мне как-то тоже не по себе…

– Вы же никакой уже, Петрович! Фурманов нажрался, Вы нажрались, кто же будет адекватным сегодня, может, я? Только я! – умничал едва стоявший на ногах Латынин.

– Пошли, пошли! За молодёжь, а? За новое поколение учёных осушим чарку! – Савенко дёрнул выпивоху за рукав и силой уволок в сторону. Юрий остался возле Первоцвета.

– Да уж, господин Фурманов, – протянул Первоцвет, отчаянно стараясь вернуть себе статус начальника. – Ваш коллега явно 158

переутомился. Возможно, ему стоит отдохнуть… с полгода… где-нибудь за границей пересидеть? Слишком много впечатлений у него. Или я виноват? Вроде Макаров утверждал, что впечатлительных и склонных напиваться людей в команде нет?

– Простите, Латынин так не часто… Просто он очень одинокий. Очень сильный, умный, богатый и очень одинокий.

– Нет-нет, что Вы, Юра! – Первоцвет улыбнулся, как старый друг. – Я понимаю, возможно, он просто хотел пошутить! Я никогда всерьёз не обижусь на такого талантливого и милого человека, как Евгений Васильевич… У каждого свои слабости. Когда "Чудный вечер" уехал, многое было съедено и выпито, а персонал валился с ног от усталости, стало совсем тихо… Только упрямый дождь постукивал в ярко освещённые окна ресторана. Вечный умчался прочь, сославшись на необходимость гулять с собакой, остальные рассредоточились по залу. Савенко и трезвеющий на глазах Латынин вели профессиональную беседу, и Валентин Петрович к удивлению отметил, что уступает Евгению в интеллектуальном потенциале. Вольф позволил себе расслабиться, впал в алкогольную кому на стуле, откинув голову и зевая на свет в такт дыханию. Шкодливый Макаров, сдерживаемый только спящей на плече Ольгой, но никак не остатками моральных принципов, мелко скручивал салфетки и стремился попасть Вольфу в зев, причем уже немало в этом преуспел. Полусонный, но счастливый, возвышенный от успеха вечера Первоцвет нашёл в себе силы отнять голову у кресла и готов был попросить администратора вызвать дорогим гостям такси. Как вдруг зазвучала музыка. Он попробовал списать это на бред отравленного мозга, но отверг идею, едва узрел исполнителей. Серьёзный, даже напыщенный Фурманов и улыбающийся, похожий на ветхозаветного праведника Варченко в четыре руки играли на фортепиано. Забытая песня прошлого века, слова которой были всем известны. Песня о любви, конечно же – о чём ещё в такой момент, в такой чудесный зимний вечер? Выходящий из туалета Кодич, отряхивая руки, сперва скорчил насмешливую мину, увидев учёных за инструментом, но, 159

пресечённый серьёзным взглядом Первоцвета, опёрся на стену и прислушался. Умолкли и Савенко с Латыниным. Заметив, что вицепрезидент заслушался, Женя быстро налил виски и опорожнил рюмку. Ольга, заурчав, потёрлась о Владимира, и тот, отложив аттракцион надругательства над беззащитным профессором, нежно обнял любимую. Варченко и Фурманов играли так, словно никогда и не были биофизиком и врачом, словно один – дед, второй – внук в прославленной династии пианистов, а исполнение в четыре руки для них дело привычное, рутинное. Полковник выбрался из нагретого мужественным крестцом кресла, отлично соображая, что делает, подошёл к Макарову и Никоненко, сел рядом с бывшей женой. Схлестнувшись глазами с Владимиром, он не встретил в них и намёка на возражение и тихонько прислонился к Ольге, мирно дремавшей на Володином плече. В такой момент должен был пойти снег, опускаясь пушистыми хлопьями на стекло, убеляя улицу. Должна бы взойти полная голубовато-прозрачная луна. Но луны не было – за окном барабанил привычный предновогодний мелкий дождь, омывая, очищая город. Музыка струилась в помещении, насыщая праздником всех: очень умного и не менее одинокого Евгения, примерного семьянина и работягу Петровича, полусонную Ольгу, охраняемую двумя любящими мужчинами, уставшего и что-то прячущего Кодича, грустную официантку и бесстрастного бармена. Двое столичных учёных с музыкальным образованием, случайно попавшие в небезгрешную бизнес-компанию, задавали финальные аккорды новогоднего корпоратива. Предпраздничный город безмятежно спал. И вот успокоенная страна взметнула бокалы под твёрдым взглядом премьер-министра и бой часов на здании Политсовета Партии. "Магнетаровцев" ждал отдых. Они разъехались по тёплым уголкам земного шара, ища приют от зимнего холода и отечест160

венной слякоти. Но отборным альфа-самцам не суждено было отдохнуть. Те, кто искал приключений, отказавшись от тихого блаженства, нашли применение своим сопсобностям. Строгий рыжеволосый мужчина со скандинавскими чертами лица был препровождён в палатку Первоцвета. Ему-то точно не холодно, а конвойные дрожали от пронизывающего ветра в бесснежную среднеазиатскую зиму. Пришелец, едва испив чая, заговорил на плохом английском, сосредоточенно разглядывая мерзнущего полковника: – Мне грустно признавать, наша группа недостаточно подготовлена. Туркестанские войска ещё на пути к месту назначения нанесли нам серьёзный удар. Я опасаюсь, они начнут убивать заложников, а этого допустить нельзя. Времени на пересылку подкрепления нет. Господин полковник, я готов умолять Вас на коленях – Ваша группа должна спасти ситуацию.

– Умолять не нужно, у меня приказ поддерживать Вас. И я буду это делать, если требуется, – отвечал полковник. – Сколько заложников находится в гарнизоне?

– Восемь, среди них три женщины.

– Это не принципиально, сколько там женщин, детей или больных куриц, – по-ледяному резко отмахнулся Первоцвет. – Вы должны ввести меня в курс операции, и тогда я без удовольствия, но со рвением займусь проблемой. Излагайте. …И не скрипел, не визжал под ногами, как дома, снег, но крепкий и свежий холод, жестокий дуэт мороза и ветра резал глаза, подбираясь к душам. В ночь на третье января, неся более чем скромные для операции такого масштаба потери, подразделение 80 и люди Крома отступали к ожидавшему транспорту. Скандинав, руководивший своей группой, Первоцвет и Ника Лотман лично прикрывали отступление. Вячеслав даже успевал острить по-английски относительно "варягов" и их роли в становлении государственности Восточной Европы, а теперь и Центральной Азии. Рыжий воин остроты игнорировал, капитан Лотман задорно смеялась в паузах между автоматными очередями.

161

Командир их противника, очень упрямый офицер-киргиз с перевязанной головой, упорно старался отрезать троих офицеров от их бойцов, что почти покинули поле боя. А эти трое вынужденно отступали к западной части гарнизона, в то время как транспорт стоял на востоке. Первоцвет, перестав острить, хрипел от злости – передатчик вышел из строя, и они не могли дать своим команду на быстрое отступление, чем ставили под угрозу всю миссию. Первоцвет знал: они-то обязательно выберутся из любой западни. Его мысли были направлены на спасение заложников. Наконец, добившись от рации послушания на доли секунды, Ника прокричала: – Отступай, Караваев! Мы нагоним. Вывози заложников! Она успела услышать дребезжащее "Слушаюсь" до того момента, как пуля выбила рацию из рук. Следующая ударила ей в спину, швырнула лицом в пыль, к ступеням гарнизонной столовой. Перевязанный киргиз выстрелил ещё дважды, теперь целясь в Первоцвета и скандинава. Последний, впрочем, принял всё в себя, даже можно сказать, близко к сердцу. Это дало полковнику возможность перевести наконец-то дух, спрятаться за стенку и, выхватив оба пистолета, по-македонски расстрелять преследователей. Скандинав с тем же ледяным выражением лица смотрел в небо. Отсалютовав мысленно воину, Первоцвет подхватил раненую любовницу на плечи. Вячеслав знал: их основной миссии ничего не угрожает, теперь его задача – выжить в этом аду, в темноте и холоде, всепроникающей пыли и грязи, выжить и невредимым добраться до транспорта. Несмотря на излишнее рвение, Макаров так и не поработал на компанию сверхурочно. Валентин Петрович, выполняя Олину просьбу, нагрянул с внеочередным визитом к Троицкому и имел с президентом тяжёлый разговор, в ходе которого Троицкий мерзко ругался и сквернословил. Но в итоге он согласился с вице-президентом: едва проект сдадут, оплатит Макарову часть лечения и предоставит внеочередной отпуск за счёт "Магнета162

ра". О работе в новогодние праздники в "Магнетаре" не могло быть и речи – раз все отдыхают, отдыхает и директор проекта. Пришел и Макаров.

– Не нужно ничего? – возмутился он, как только Александр Станиславович, по-отечески похлопав его по плечам, попытался выставить из кабинета.

– Нет, Володя, Вы не нужны! Поверьте, Ваш преемник справляется, вот как раз сегодня он… сжёг холодильник… но Вы не переживайте, езжайте на заслуженный отдых! – Троицкий давно не был так мил.

– Александр Станиславович, я не хочу, чтобы из-за болезни мне делали скидки… – начал исполнительный директор, но шеф грубо оборвал его, грозя пальцем: – Нет! – он даже подпрыгнул в воодушевлении. – Это не по состоянию здоровья Вам отгул, а по совести. Мне мёртвые специалисты без надобности, с них спрос невелик. Убирайтесь, Владимир Павлович, из города, да вместе с семьёй, и не тревожьте меня, пока не вернётесь к военному проекту. "Магнетар" по винтикам без Вас не раскрутится! Троицкий злился на себя так, что "нутро ныло", исполняя сегодняшнюю роль. Но ничего поделать не мог: Петровичу, с его удивительным даром убеждения, удалось заставить несговорчивого президента пойти на уступки. Троицкий ещё до разговора с испдиром распорядился перевести сумму, о которой они с Савенко условились, на счёт сотрудника научного отдела Ольги Никоненко с примечанием "медицинская страховка". Ему действительно не нужны были мёртвые специалисты. Ранение Ники было посерьёзнее, травм Первоцвета. Комсостав нагнал своих очень быстро как для впервые оказавшихся в среднеазиатских степях. Не успели офицеры подразделения 80 расположиться на перевалочной базе, любезно предоставленной господином Кромом, как Лотман и Первоцвет выплыли поблизости. Как им удалось так быстро оказаться на востоке, двигаясь на запад, осталось загадкой. Новый лидер боевиков, пожимая руку запыленному полковнику, ушатом лил на него слова благодарности за "спасён163

ные жизни ценных сотрудников". Заложники не пострадали, и среди бойцов потери невелики. Это он объяснял мужеством и грамотностью "господина полковника". О погибшем рыжеволосом командире его преемник старался не вспоминать. Они стали героями. Лотман потеряла много крови, и вынудила Первоцвета серьёзно понервничать. Несколько дней к ней в госпиталь никого не пускали. Наконец допустили Первоцвета. Накинув поверх формы больничный халат, он ворвался к Нике в палату.

– Ну что же у нас так, ни одной спецоперации без последующей госпитализации? – замысловато, почти стихами посетовал слегка растерявшийся полковник, целуя бледную ручку. – Прости, малыш, не уберёг. Но есть приятная новость…

– Отставить, товарищ полковник, я ещё жива, – вяло отмахнулась Ника.

– …приятная новость у меня есть, – продолжал полковник, не выпуская как спасение её руку. – Даже две. Первая прозаична: мне пообещали, что это – наша последняя боевая задача.

– Прокопенко? – удивилась капитан. Министр обороны не делился с подчинёнными планами относительно их будущего: непредсказуемость, по его мнению, повышала боевой дух и боеспособность. – Неужели тебя законсервируют в Генштабе, а меня переведут на бумажную должность? Не верю, что всё так плохо. Любовник наигранно рассмеялся: – Зачем Прокопенко? Есть повыше… Но это не существенно. Вторая новость тебя обрадует больше, а меня, надеюсь, обрадует твоя на неё реакция.

– Не накручивай витиеватостей, говори! – отчего-то хрипловато взмолилась Лотман.

– Есть не накручивать! Смотри! Услышать предложение руки и сердца в госпитале, пусть даже элитном, было необычно. Но и Ника не была обычна. Она считалась человеком чудесным.

– Выходи за меня замуж, – Вячеслав Дмитриевич держал на протянутой подрагивающей ладони массивное кольцо с крупным камнем, без футляра или подушечки – просто не нашёл 164

подходящей к случаю. – Я чуть не потерял тебя, понял, не хочу потерять. У нас начнётся новая жизнь. Тихая пристань. Девушка не знала, что ответить. У неё, несмотря на всю чудесатость и привычность к сюрпризам, отняло дыхание.

– Первоцвет, ты что? – едва вымолвила она. – Серьёзно?

– А ты считаешь, я могу так шутить? – он бережно надел кольцо на тонкий любимый палец и крепко сжал её руку. – Я не законченный негодяй. Я люблю тебя. В блестящих от слёз глазах Лотман отражался небритый, измученный ожиданием, влюблённый командир, ещё недавно вселявший в неприятелей ужас. Её сердцу он дарил любовь и уверенность в завтрашнем дне. Она видела не того безжалостного Первоцвета, от рук которого гибли враги премьер-министра и его клики. Он был не тот.

– Я тоже тебя люблю, Слава, – командирским голосом подтвердила она. – И я могу не согласиться?! Да, миллион раз да! Министр приветствовал гвардейцев в своём кабинете. И Первоцвет, и Лотман были в гражданском. Ника передвигалась, опираясь на руку почти мужа. Полковник сосредоточенно глядел под ноги и едва ли не нёс её на руках.

– Ника, что с Вами делает чёртова служба?! – возмутился Прокопенко, жалостливо глядя на очаровательную девушку. – С моей стороны аморально было отправлять Вас в Туркестан, но…

– …но Вы понимаете, что лучше меня Вам бойца не найти?

– решительно закончила капитан. Она не раз видела крокодиловы слёзы генерала, жалевшего её. По большому счёту, ей до них не было дела – она умела воевать. А за спецоперации, большая часть которых обслуживала Крома и ему подобных премьерских партнёров, министерство платило баснословные деньги. Жалеть было некого.

– Товарищ генерал, готов приступить к выполнению обязанностей на вверенном мне объекте! – отбарабанил Вячеслав.

– Приступайте, полковник! – обрадовался Прокопенко. – Только сначала послушайте, что у меня есть для Ваших подчинённых. Я прочитаю по памяти: за проявленное мужество при выполнении задания Совета Министров и отличную боевую 165

подготовку присвоить сотруднику специального подразделения 80 капитану Лотман внеочередное звание подполковника досрочно и наградить именным оружием. Поздравляю, подполковник Лотман! Бойцы подразделения частенько подшучивали над Никой – притом, что в команде служили и подполковники, и полковники, именно она, женщина-капитан, была формально и фактически вторым человеком после Первоцвета. Подарок министра пришёлся как нельзя кстати. Вячеслав задним умом мгновенно просчитал: теперь, учитывая предстоящую свадьбу, разговоров заметно прибавится. Но, помня обещание премьера о "последнем боевом задании", он не огорчился этим метаморфозам. Наверняка, Хозяин не поскупится на звание генерала для своего любимого "Скорцени". А в таком чине по полям не скачут. И Ника вряд ли останется в подразделении 80 после свадьбы. Приручить её домашним очагом будет легко, считал Первоцвет (повторяя ошибку Латынина).

– Служу Отечеству! – Ника обрадовалась новым звёздам, как ребёнок внеочередному мороженому, и гордо взглянула на Первоцвета. Не всякий сумасшедший тщеславен, но всякий тщеславный – сумасшедший.

– Товарищ генерал, раз сегодня такие радостные разговоры пошли, хочу попросить Вас кое о чём, – вмешался полковник. – Разрешите?

– Всё, что угодно, Вячеслав Дмитриевич! – опрометчиво согласился Прокопенко.

– Согласитесь быть свидетелем на нашей свадьбе? Мы с Никой решили пожениться, как только проект будет закрыт. Генерал похолодел: опять свадьба? Сначала она валяется у него в ногах, желая выскочить за какого-то гражданского очкарика, теперь выходит за Первоцвета – и снова по любви?! У Прокопенко были другие представления о семейной жизни, но время рассуждать о них вслух не позволяло, и он буркнул: "Да, разумеется…"

– Спасибо, товарищ генерал! – от души поблагодарил Первоцвет. – Я знал, что Вы пойдёте навстречу.

166

"Ещё бы, как тут не пойдёшь, этим солдафонам отказать – и ботинком по челюсти получить можно и от того, и от этой. Страшно себе представить потомство Первоцветов-Лотман…" Александра Аркадьевна разговаривала со своим человеком в лаборатории, пользуясь линией связи МВД. Совершенно точно зная, что её не слушает даже премьер, она отдавала распоряжения хладнокровно, жёстко и бесстрастно: – …Следующий тезис: беспощадно разгромить и уничтожить врага. Хозяин хочет сделать Славу министром. Это – прямая угроза и ему самому, и мне, и госрежиму в целом. Полковник должен быть уничтожен до вступления в должность, чтоб это не выглядело политическим заказом. Вам нелегко это сделать, но я приказываю, придётся подчиниться. Уничтожьте любой ценой. Полную безопасность в случае провала миссии на объекте я гарантирую. Пока всё. Следующий сеанс связи через сутки. Успехов! Умный, жестокий и влиятельный Первоцвет был опаснее привычного пластилинового Прокопенко. Министерша усматривала в нём некое подобие своему другу-премьеру. А на что способны такие люди, добившись власти, она знала. Как ни прискорбно было терять ценного спеца, Александра не могла допустить, чтобы Первоцвет стал инициатором нового государственного переворота, в котором и ей, и её другу, и старому министру обороны отводилась бы роль очередных "врагов народа". Это старое знакомое чувство… Предосторожность. В третий понедельник января капитан Кодич, "наш Вергилий на адовых кругах", как пафосно обозвал его когда-то Владимир, подполковник Вечный, не менее символично нареченный "сверкающим ликом правосудия", и Иван Михайлович Варченко, не носивший специмени, встречали "магнетаровцев" в их же кабинете. На лицах военных сидело уныние – сами-то в отпуск не ходили. Кодич нашёл в себе силы изобразить участие: – Как внеплановый отгул? Надеюсь, провели радостно? Пятеро загоревших сотрудников радостно закивали и вразнобой заговорили. Из всех выделялся звонкий голос Юры Фурма167

нова. Латынин, дождавшись, пока коллеги умолкнут, резюмировал свой отпуск так: – А я вот в деревню съездил, к друзьям детства.

– И как? – лучезарно улыбаясь, спросил Иван Михайлович, наклонив голову почему-то в сторону.

– Классно. Только вот обрез в следующий раз надо захватить, а так – классно. Команда вернулась в стойло. Весёлый рассказ Савенко о тайской фауне прервало появление кавалера ордена Золотого Волка. Сегодня он был в полевой форме без всяческих знаков различия, выглядел измотанным, словно только что выбрался из горящего бронетранспортёра.

– Привет труженикам меча и мозга!

– Привет куратору, – ответил за всех Макаров. – Что-то Вы, товарищ полковник, выглядите не сахарно.

– Служба, Владимир Павлович, – осклабился Первоцвет. – Как отдохнули, не спрашиваю, вижу – посвежели и расцвели. Сейчас и к работе приступить не грех. Как будете работать, по заранее обговоренной схеме? Группа Латынина и группа Вольфа?

– Вообще-то мы не склонны их называть так, но, в принципе, да, – мягко подтвердил Петрович: как не называйте, только в печь не ставьте.

– Замечательно. Разделить кабинеты… не требуется?

– Благодарю, мне кажется, это лишнее, – вновь подхватил Владимир.

– Если что – не стесняйтесь обращаться к капитану Кодичу. На то он к Вам и приставлен. А меня дела призывают отлучиться, посему разрешите откланяться… Когда за полковником затворилась дверь, Евгений, не стесняясь более Кодича и Вечного, озвучил свою точку зрения: – По-моему, полковник не спокойнее меня провел отпуск.

– А ты где был-то, расскажешь? – не сдержалась Ольга. – Развёл интригу, обрез ему надо захватить, то, сё…

– Ездил на малую родину, в Столбово, – важно пояснил Латынин. – Встретился с другом детства и с первой любовью. А первый смертный враг с бандой байкеров гонял меня по окрестностям, я чуть живой вырвался.

168

– Так Вы герой, Женя! – как и следовало ожидать, восхитился Варченко. – И как, первая любовь воспылала к Вам чувствами? Ну, хоть временно? Хам Макаров откровенно расхохотался, остальные попытались спрятать улыбки. Ведущий специалист передёрнул плечами: – Ну вот, Иван Михайлович… – протянул он укоризненно, – и Вы туда же…

– И я спросил, как только встретились, – растолковал Макаров. – Умные люди мыслят одинаково.

– Знаете что? Раз меня обозвали начальником группы, приступаем к работе. Как Вам такое, Антон Валерьянович? Профессор, хранивший до этого горделивое молчание, "включил начальника": – Да-да, Евгений прав, работа не волк – в лес не убежит, поэтому надо с ней расправиться. Мне нужна лаборатория. Юра, идём со мной, я там оставил кое-какие заготовки перед отъездом, нужно проверить их состояние. Товарищ капитан, Вы нас проводите?

– Минуточку, я как раз хотел попросить лабораторию, – возразил Петрович.

– Антон Валерьянович, может, уступим? – предложила Никоненко.

– Ольга, Вы работать не любите! – распалился Вольф. Макаров, погладив любимую по плечу, отстранился от неё, молча направляясь к столу, чтобы залезть в сеть – директор проекта был не нужен своим сотрудникам. Варченко стоял у окна. Закончился первый посленовогодний рабочий день. Пришёл вечер, и вместе с ним Иван Михайлович пришёл домой. Сегодня было кстати, что он дома не один. Вместе с возвращением к работе вернулись подозрительные и подозревающие мысли о проекте и его судьбе. Варченко понимал, что судьбы изобретения и изобретателей отныне переплетены морским узлом. Его можно только разрубить, и при этом будут потери. Доктор сдвинулся и медленно поплыл к столику, где тесно сгрудились сверкающие части стереосистемы: одно нажатие, 169

щелчок – и комнату наполнило наследие Вагнера. "А что мы после себя оставим? Почему мы не делаем очередную штуковину для излечения? Жадность, жадность. Нет, мы только учёные, мы изобретатели". Уснуть будет трудно.

– Где ты был?

– Это вместо приветствия? – проявил относительную независимость Фурманов. Юра с самого начала проекта, едва Даша узнала, что он постоянно работает в одном помещении с Владимиром Макаровым, столкнулся с усиленным контролем. Растленный Макаров оказывал губительное влияние на Юрин растущий организм, навязывая своё общество и ограничивая времяпрепровождение супруга госпожи Фурмановой с нею, второй половинкой.

– Что, опять сверхурочные?

– Нет, задержался с Латыниным, завозил в автосервис – у него машина сломалась.

– Латынин зарабатывает, как сам Троицкий, не мог нанять водителя? – удивилась Даша, сохраняя спокойное лицо.

– Даша, не понимаю, с каких пор я не могу задержаться на работе на полчаса?

– С таких! Ты вечно с Володей, чуть что – Володя там, Володя здесь, а вот помню, мы с ним тут… Надоело! Мне надоело обращение со мной как с вещью! Она неосознанно кривила душой – Юра любил её больше всего на свете. Она это знала.

– Как с вещью?! Ты что, малышка, издеваешься?

– Это ты надо мной издеваешься! – высокие ноты преобладали.

– Извиниться не хочешь? – тихо проронил Юрий. Наступил критический момент. До сей поры все их семейные скандалы заканчивались Дашиными извинениями и слёзными мольбами простить. Но на сей раз девчонка не пошла на поводу – уж слишком велико было её негодование. Как же, Латынина он завозил – наверняка Володя показывал белку в Ботаническом саду, которой в детстве подстрелил глаз, или чтото в своём репертуаре.

170

– Не хочу! – с вызовом бросила она, рассчитывая, что извиниться он. Решение далось Фурманову нелегко, но он принял его. Настала пора что-то изменить в своей жизни, а то ведь никаких нервишек не останется, можно превратиться в злобного и раздражительного затворника.

– Вот что, хватит. Я уезжаю. Перекантуюсь где-нибудь, пока ты остынешь и успокоишься. Дубликат моей карточки у тебя есть, зарплату можешь снимать всю, до копейки, а я на жизнь заработаю. Салют! Пустой хлопок двери. После каникул, хорошенько подзагорев в Египте, маленький Георгий Вячеславович Никоненко воротился в школу и в первый же день принёс некое подобие табеля с выписанными оценками. Все до единого – "Молодец!" или "Умница!" Оля гордилась сыном, очень похожим на её отца, генерала Виталия Никоненко. Когда-то ей нравилось, что папка усаживал её на колени, и, покалывая колючей щетиной, рассказывал про бравого солдата Швейка или что-то забавное из молодых годов службы. Генерал на службе был зверем, с врагами Отечества и своими личными расправлялся, не выбирая средств, никогда никого не жалел. Но дома – дома он был её отцом, а не жестоким генералом Никоненко. Слава, наверное, стал бы таким же, если б они не разбежались. Кто же будет колоть щетиной Жорину щечку, рассказывать ему про своих любимых персонажей и про своё детство? Ей было до дрожи страшно, что Володя уйдёт, оставит их – больше никого она полюбить не сможет. Разумеется, Вячеслав бы принял её, дал им с сыном всё необходимое. Но это ведь ненормально! Ольга не любила Первоцвета и не полюбила бы ни за что. Это было против её природы. Нужны деньги на лечение. Фурманов, Савенко и Латынин собрали всё, что могли, причём немало. В сумме с их с Володей деньгами и тем, что перечислил на счёт Макарова его дядяхирург, получалось полмиллиона.

171

Бортников доступно рассказал им, что нужно для гарантированного излечения – имплантировать небольшое, созданное их Центром устройство устройство, которое очистит организм от загадочной дряни. Затем зальют в кровь достаточное количество индивидуально синтезированной сыворотки, чтобы аппарат справился с задачей. При успешном завершении операции Владимир должен будет ежегодно проходить недельный курс лечения, как выразился доктор, "дозаправки" организма. Когда Никоненко мягко поинтересовалась у Петровича, почему "Магнетар" не занимался подобным производством, вицепрезидент грустно пояснил: – Ты же знаешь, Троицкий планирует только то, что наверняка даст прибыль. А тратить деньги на изобретение аппарата, нужного единицам, он никогда не станет. Начинать лечение без суммы в миллион нельзя – производство сыворотки дорогое, её может понадобиться очень много. Где же пополнить финансовые ресурсы? Где взять деньги? Был ещё один человек, на которого всегда, даже в самой сложной ситуации, она могла…

– …положиться, и пока поживу у тебя. Я ничего не поломаю, честное пионерское! – поклялся Фурманов, располагаясь у друга на диване. К Латынину он не поехал: знал, что гений, любивший женщин и пьянки, не стерпит нарушения своего личного пространства даже таким добрым и тихим коллегой. Единственный выход – кинуть кости у Макарова дома, тот всё стерпит. Юра не ошибся – хозяин стерпел и даже отдал собственную спальню, переехав в гостиную, поближе к телевизору. Владимир был рад до неприличия – наконец-то представилась возможность вдоволь поистрепать нервы лучшего друга!

– Слава.

– Крошка, привет! – Первоцвет рулил к Нике, счастливее его трудно было сыскать в столице. – Как делишки?

– Слава, мне нужна твоя помощь. Материальная.

– Что случилось? Жорка заболел? – мигом стал серьёзен.

172

– Нет, не Жора. Ты знаешь про Владимира. На операцию нужны деньги. Можешь одолжить мне крупную сумму?

– Насколько крупную?

– Ну, сколько можешь? Мне нужно шестьсот тысяч.

– Сто тысяч. И не одолжить, отдаю без возврата, не собираюсь ждать, пока Вы по крохам будете мне возвращать.

– Гордость говорит, я должна отказаться. Но я её слушать не стану. Она мешает моему счастью. Завтра передам тебе счёт, и ты…

– Так не пойдёт! – прервал Вячеслав. – Приходи ко мне домой завтра вечером после работы. Я дам деньги только при условии, что проведёшь со мной вечер.

– Что?

– Ты слышала всё и поняла, зачем переспрашивать-то?

– Согласна…

– Жду. Когда – сообщу завтра на работе точнее. И, да – привет Володе!

– Передам обязательно, – и уже мимо выключенной трубки, сорвавшись: – Сукин сын! В конце рабочего дня Евгений догнал Варченко у выхода на парковку.

– Иван Михайлович, можно с Вами…?

– Подвезти Вас? – уточнил доктор.

– Нет-нет, у меня менее накладная просьба. В лаборатории я нечаенно слышал разговор Кодича с одним из офицеров охраны. И тот сказал, я цитирую: "Знаете, почему женщина не может быть полковником? Она может быть только ПОДполковником…" Кроме того, звучало что-то вроде "наша красотка обмывает внеочередное звание, вот и не появляется". Я не видел Нику ни вчера, ни сегодня, а расспрашивать подробнее этих героев не стал, зная их нравы. Может, Вам известно…

– Евгений, – Иван Михайлович положил руку на плечо приятелю, – Ника серьёзно ранена в ходе военной операции и получила недельный отпуск.

– Какой ещё военной операции? – ужаснулся Латынин. – Я не знал, что война идёт!

173

– Война идёт давно, с тех пор, как эти люди у руля страны, – вздохнул старик. – Я с Никой говорил на днях, она вот-вот выйдет на службу. Ранение не страшное, но задание, видимо, было серьёзное, потому что ей присвоили звание подполковника.

– Разве так бывает – через звание?

– У нас всё бывает, Женя.

– Я хочу с ней повидаться! – решительно молвил Латынин.

– Повидаетесь на днях, как только вернётся, отчего такая спешка? – удивился доктор. – Вы забыли, что они ведут каждый наш шаг?

– Кто потащил её на войну? Первоцвет?! – под очками учёного сверкнул огонёк ярости.

– Женя, прошу Вас…

– Кто дал ему право подвергать её опасности?! – разошёлся Латынин, дрожа в плечах.

– Евгений Васильевич!

– Он что, совсем с ума сошёл от своего величия?! – кричал на всю парковку.

– Женя! Тише! – Варченко сильно толкнул собеседника в грудь. – Хотите, чтобы нас кто-то услышал?! Вы хотите проблем с Первоцветом?!

– Нет, это у Первоцвета будут проблемы со мной, – грозно пообещал Латынин. – Спасибо, что рассказали, Иван Михайлович. Я ему завтра задам трёпку!

– Евгений Васильевич! – окликнул доктор, но учёный уже стремительно возвращался в контору.

– Проходи, всё готово, – полковник снял с бывшей жены пальто, пристроил на вешалку и прошёл в комнату. Ольга безмолвно следовала за ним. Она была умной женщиной, сразу поняла, чего от неё хочет Первоцвет. Понимая, что она никогда не вернётся к нему, Вячеслав захотел получить реванш. Как тут не воспользоваться её ситуацией? А она ещё сомневалась, насколько велика степень его падения… Недооценила. Мысли двигались быстрее, чем она сама. Одна ночь с бывшим мужем – не так велика цена за спасение любимого человека. Правда, Володя, если узнает, наверняка за174

стрелится, но он не узнает. Она договорилась с Юрой, понимающим, вечно терпимым Юрой. И тот, укоризненно вздыхая, увел Макарова в бар до утра. Обещал накачать так, чтобы тот об Ольге и не вспомнил. Жору оставила с соседкой, чего никогда ранее не делала. Но не отправлять же его к Савенко, так ведь можно и проколоться… Обеденный зал полковника был обставлен шикарнее, чем новогодний корпоратив. На столе – её любимые блюда и напитки. Слава был в том же сером костюме, в котором впервые пришёл в "Магнетар". …– Ты решил накормить меня креветками? – удивилась Никоненко, взяв бокал дорогого винв. – С каких пор мой бывший муж научился готовить?

– С тех самых, как ты бросила меня на произвол судьбы, – парировал полковник. – Присаживайся, а то мы всё как-то не поужинаем вместе: то твои делишки, то мои.

– Ну, у тебя не делишки, а великие дела государственного масштаба, – без тени иронии ответила она. – За делишки не разукрашивают форму орденами.

– Ты права, маленькая, это ты права. Помнишь, что я говорил о своём назначении? Так вот, я думаю, скоро ты меня поздравишь – Хозяин сказал, что указ о присвоении мне генеральского чина уже подписан. Как только наш проект завершится, я сменю Георгия Васильевича на посту министра.

– Как славно, – зло восхитилась Ольга, – мне предлагает переспать почти министр обороны. Будет, чем хвастаться перед потомками! Не желаешь перейти к делу? На лице Первоцвета застыла недоумённая улыбка, медленно трансформирующаяся в гримасу: – К делу?

– Не ломай комедию, Первоцвет!

– Комедию?

– Я готова, слышишь! – сорвалась она. – Готова! Не растягивай удовольствие, животное, давай, делай со мной, что хочешь! Она быстрым движением спустила левую бретельку платья.

– Чего же ты замер? Давай, подходи, или мне сделать всё самой?

175

Тут полковник захохотал. Несдержанно, громко, пошло, смехом победителя. Он смеялся во всю мощь своего тренированного организма, так, что содрогался стол. Ольга замерла со слезами на глазах.

– Ты что, с ума сошла? – сквозь хохот выдавил из себя Первоцвет. – Взбесилась?

– Что? – не сознавая до конца, что творится, беззвучно уронила гостья, но бретельку платья вернула на прежнее место. Вячеслав совладал с приступом смеха и громко, уверенно заговорил так, что его голос в абсолютной тишине отзывался в уголках комнаты, под потолком и, пожалуй, даже под столом: – Любовь моя, Олечка, ты переоценила меня! Считаешь, я способен любить двух женщин одновременно? Нет и ещё раз нет! Да, едва ты пришла к нам, я хотел тебя вернуть. Я делал это ради Жоры, а не ради нас с тобой. А когда ты дала мне отповедь, я задумался: стоит ли идти на такие жертвы? И я думал, много думал. И вот судьба забрасывает нас с Никой в Туркестанскую Федерацию. Там я понял, что вот-вот потеряю её. И меня осенило: я люблю Нику. Я люблю капитана, вернее, пардон, уже подполковника Лотман. И я проживу с ней всю свою жизнь, потому что сделал ей предложение. А этот наш ужин – всего лишь прощальный реверанс нашим прежним отношениям. Я знаю, ты любишь Макарова. Я понял, что он любит тебя. А главное, я понял: он любит Жору. Я просто не понимаю, как ты могла подумать, что моё приглашение имеет в себе нечто большее, чем дружеский ужин.

– Ты говоришь правду? – голос Никоненко дрожал. Она была растрогана как никогда.

– Да, ещё какую правду, девочка, – проворковал Вячеслав. – Теперь иди ближе и обними меня, можешь даже поплакать в плечо – костюм всё равно пора сдавать в чистку… Дома, дома, дома! Она разулась в прихожей, не стесняясь греметь вешалкой: сын уснул, пока соседка его развлекала, пусть там и спит до утра. Тем более что до утра оставалось совсем немного: они со Славой, обнявшись, просидели полночи, вспоминая и планируя…

176

Обещанную сумму Первоцвет снял с депозита, видимо, накануне. И сегодня сто тысяч наличными лежат в её сумочке. Осторожный полковник, уже пошивший генеральский мундир, не хотел переводить их на счёт кому бы то ни было – зачем лишний раз светить доходы? Никоненко прошла в гостиную и, не включая верхний свет, под тусклым сиянием настольной лампы выложила на стол две большие пачки новеньких купюр. Ещё десяток таких пачек – и Володя спасён. Чёрт, да неужели у Первоцвета больше денег нет? Уверяет, что больше пока не может, даже после генеральского назначения. А может, раздобреет и полностью оплатит лечение, когда пересядет в министерское кресло?

– Олечка, ты не пугайся, это я, – с дивана прошелестел Макаров, понимая, что рано или поздно придётся дать о себе знать. Он проснулся, как только любимая зажгла лампу. Его толчком вышвырнуло из сна, в котором всё было красиво и замечательно и ничего не болело.

– Да уж не пугаюсь, привыкла к твоим ночным явлениям, – удивительно тихо ответила она, повернувшись лицом к дивану и оставляя пачки за спиной. – Чего ты пришёл сегодня? Я была уверена, что вы с Юрой в баре. Владимир привстал, кряхтя, и двумя хлопками ладони включил верхний свет. Мощные лампы ударили по глазам. Он уже не лежал, а сидел. Было заметно, что до её возвращения сильно волновался – на полу лежали два десятка оберток от шоколадных конфет.

– Ты в порядке? – продолжала она, не двигаясь с места. – Плохо стало? Где Фурманов?

– Спит у меня дома, развалившись на моей кровати и сладко потягиваясь во сне, – безрадостно констатировал Владимир. – На него, как всегда, выпивка подействовала сначала как допинг, потом как снотворное. Но в фазе допинга он мне успел кое-что рассказать. И я этому не слишком рад.

– Рассказал, что Даша выгнала из дому из ревности к тебе? – попыталась вырулить из ситуации Ольга, хотя чувство тревоги зажгло огонёк в её сердце: он знает!

177

Макаров ответил сдержанно, насколько мог, поскольку был взведён: – Нет, рассказал другое: ты поехала к Первоцвету просить денег на мою операцию. А я тут подумал, неужели? Мало того, что мы обобрали Латынина и Петровича, теперь будем должны полковнику? Браво, Оля! Мессир в восхищении! – он не сдержался и вскочил на ноги, покачиваясь вперёд – назад от раздражения.

– Ты дурачьё, Макаров, он эти деньги дал просто так! Просто так, понимаешь? И никто ему ничего не должен! Слава сделал это ради меня, а не ради тебя. Чтобы я была с тобой счастлива. У него всё в порядке с его Никой, и он… – она не понимала, почему должна оправдываться.

– Нервничаешь?! – взвизгнул Владимир, едва не упав. – Значит, всё не так просто! Ты переспала с ним? И не отрицай, ежу понятно! Интересные тарифы – сто тысяч евро за ночь! Высоко тебя оценивает полковник!

– Заткнись, – отчётливо и громко перебила Никоненко. Генеральская дочь – генеральский тон.

– Да с удовольствием! Мне деньги такой ценой без надобности! Пойду и сдохну рядом со спящим сном праведника Фурмановым! До встречи на службе, Ольга Витальевна! Она не останавливала любовника: если сейчас продолжать разговор, его свалит приступ, а допускать этого нельзя – "купорос" кололи недавно. Ещё одна доза в ближайшие дни моментально убьёт его. Исполнительный директор "Магнетара" выскочил из Олиной квартиры, опрометью ринулся в машину и помчал навстречу ночной столице. Покатил по её ухоженным дорогам, прочь, к реке, чтобы там выплеснуть ярость, швыряя камни в воду, покрытую тонким льдом, чтобы насладиться тишиной природы и спокойно обдумать завтрашний день. Страх смерти заставляет людей контролировать эмоции – но без страсти они уже мертвы. Если так, то Владимир Макаров был живее всех живых.

178

А добрейшая женщина в городе плакала второй раз за одну ночь, на этот раз – в своей квартире, в безнадёжном одиночестве ночи, и не от умиления, а от несправедливой обиды. Непроглядной теменью Латынин приехал к конторе на такси. Там его не ждали и туда не звали. Но Евгений всегда помнил слова Вечного: "Если есть необходимость, приезжайте в лабораторию хоть среди ночи". Вот и решил проверить на практике. Сидеть дома не было сил – терпения не хватало. Так хотелось поговорить с этим уродом, Первоцветом. Рассчитавшись с водителем, Женя хмуро зашагал к проходной, подрагивая от холода. Резкий автомобильный гудок заставил обернуться – машина Макарова стояла в двадцати метрах от входа.

– Эй, Вячеслав Дмитриевич, это ты? А то я жду тут битый час! – крикнул сам Макаров, высовываясь со стороны водителя.

– Разговор есть… деловой…короче, сюда иди… Латынин был широк в плечах и плотен, спутать его с полковником Первоцветом, да ещё зимней ночью – дело нехитрое. Поэтому Латынин быстро ответил: – Владимир, это Латынин! Ты тут чего делаешь?

– А ты что? – сварливо крикнул второй ночной гуляка. – Давай в машину, рассказывай, а то холодно.

– …А что, не пустили? – учёный кивнул в сторону проходной, устроившись на подогретом сидении.

– Не знаю, не пробовал. Ты чего приехал, рассказывай? – Макаров глядел прямо перед собой, выжидая машину Первоцвета, как навострившая уши овчарка в засаде.

– Я первый спросил! – контратаковал Латынин. – Тоже ждёшь куратора?

– Что значит твоё "тоже"? – не меняя ни позы, ни мимики.

– Этот урод чуть не угробил мою Нику. Потащил с собой на военную операцию, она до сих пор в госпитале, – горячий голос Евгения. – Я с ним хотел… поговорить… за жизнь…

– Ольга съездила к нему на аудиенцию этой ночью, выпросила сто штук на моё лечение, – бесстрастно продолжил Владимир. – Как считаешь, как самый одарённый из "магнетаровцев" 179

и близкий знакомый Первоцвета – они там вино пили из одуванчиков и играли в домино?

– Павлович, да ну, это ещё не… – запнулся Латынин.

– Отвечай, что подумал, иначе выкину из машины.

– Я подумал, они переспали, иного варианта не рассматриваю, – честно ответил товарищ, не желавший мёрзнуть у входа на объект или одиноко куковать в пустой лаборатории. – Но это не факт, знаешь. Мы часто думаем о людях хуже, чем они заслуживают.

– Чаще наоборот. Так что… Положение меняется от плохого к худшему. Теперь хочу подобрать свою гордость, а для этого необходимо решительно вмазать Славе в глаз или куда там бьют, не знаю…

– Я знаю, поверь, – ухмыляясь, признался разгуляй Латынин.

– Я только из деревни, там неплохую практику имел. Пойдём вместе.

– А давай, – внезапно согласился испдир, впервые за время беседы взглянув собеседнику в глаза. – Дождёмся в машине, пока он приедет, зайдём следом в кабинет, как бы поговорить надо без свидетелей. Каждый по очереди задаст ему трёпку, а то и вместе – ты же знаешь этих спецназовцев, даже вдвоём против одного мы в неравных условиях. И разойдёмся по углам. А потом… Женя, ты боишься, что тебя расстреляют? – тёмная ночь.

– Меня не расстреляют, я Родине нужен.

– Расстреляют ещё как, за нападение на премьерского фаворита. Но мне плевать. И на себя, и на тебя, тем более. Так что по рукам, учёная голова! Только бы он сегодня вообще приехал на объект… Ждать пришлось дольше, чем планировали – уже рассвело и тьма отступила, когда авто Первоцвета въехало на стоянку. Выждав с полчаса, заговорщики просочились следом.

–…Владимир Павлович, Евгений Васильевич! Не скажу, что рад Вас видеть, – полковник в кои веки не делал вид, что восхищён гостями. – В такую рань только ослы работают да мулы. С чем пожаловали? Проблемы в лаборатории? Или на Вечного с Кодичем жаловаться?

180

Полковник сидел за столом, внимательно изучая какие-то схемы и диаграммы. Видно, пару часов до начала рабочего дня он хотел посвятить именно этому занятию. А тут – пришельцы…

– На тебя! – с ходу начал Латынин, и, не останавливаясь, от самого порога быстро подошёл к Первоцвету и вспомнил недавнюю поездку в деревню – сильным ударом кулака в голову сбил растерявшегося полковника с кресла. Макаров подскочил с другой стороны и схватил неприятеля за руки. Но Первоцвет уже сориентировался: второй нападавший оказался на полу. А затем, поднявшись, Слава нанёс молниеносный удар Латынину в грудь . Правда, тот проявил чудеса стойкости, не упал и даже исхитрился несколько раз стукнуть полковника. Владимир был на подхвате, оказавшись перед врагом, ударил того в лицо. Удар, разумеется, получился смазанным. Решив, что пора прекращать игру в салочки, помощник министра сделал всего два выпада рукой: швырнул их, одного за другим, в стену, не щадя обоев. Макарова он, впрочем, по болезности пожалел. А Латынина, человека вполне здорового, жаловать не стал: тот ударился лицом в стену, одно из стёклышек очков выпало полностью, а второе наполовину, попросту треснув по диагонали.

– Что, идиоты, пришли мне показать, какие вы герои? – тихо проговорил, почти прошипел Первоцвет, запыхавшись самую малость. – Ну, насчёт причин Макарова я всё понял: он меня, по своей недалёкости, считает любовником Ольги. А ты, Евгений Васильевич, чего обезумел? Или просто хрупкий директор проекта попросил тебя о помощи, поскольку у вас общий враг?

– Я рассчитаюсь, Первоцвет! – простонал Макаров.

– Не стоит, друг, это подарок! – хохотнул полковник. – Так зачем вы пришли меня бить-убивать и так далее? Женя не отвечал – от боли он едва мог произнести звук, лёжа в позе морской звезды лицом в потолок. Вместо него ответил коллега, приподнимаясь на руках: – Ника… он считает, что ты её чуть не погубил… на своих войнах…, он знает, что она тяжело ранена…

181

– Да, я заблуждался относительно интеллектуального потенциала "Магнетара". Похоже, единственный умный человек из вас – Вольф. Он у меня ни разу подозрений не вызвал.

– Товарищ полковник?! – дверь распахнулась без стука, на пороге замерли подполковник Вечный и три солдата, привлечённые шумом драки. Бойцы наставили автоматы на поверженных неудачников. – Наша помощь требуется?

– Спасибо, Андрей Михайлович, уже нет, разве что помощь медицинской службы. У нас тут небольшой диспут состоялся: я доказывал коллегам преимущества владения боевыми искусствами перед владением эффектом неожиданности. Мне удалось их убедить, не так ли? Господа? – Первоцвет едва сдерживался от смеха.

– Удалось… – простонал Латынин. Поражение и победа – понятия абстрактные, а боль в руке – субъективна, но реальна…

– Видите как мило! Проводите их, будьте добры, к дежурному врачу. Синяков и травм, думаю, не останется, но профилактика лишней не бывает. И осторожнее, а то им ещё больно. Шокированный увиденным Вечный подал знак бойцам, и те под руки и показательно бережно вывели побеждённых героев.

– Будешь давать этому ход? – спросил Вечный, когда остались вдвоём при закрытых дверях. – Что ты с ними сделал?

– Расслабься, Михалыч, – махнул рукой Первоцвет, мягко усаживаясь в кресло. – Они просили трёпки, я им дал трёпки. Ты тоже никому ни слова, иначе – знаешь сам. Солдатикам рты позатыкай.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – вяло, полушутя подтвердил подполковник и скрылся. Человечество, пожалуй, незаслуженно обделило ночь своим вниманием. А ведь именно в эту пору суток происходят самые важные и жизнеопределяющие события: во тьме гуляют добро и зло, зреет любовь и ненависть, зарождается новая жизнь… Ночью, когда мирская суета не отвлекает от дел, замышляются и осуществляются гениальные открытия и ужасные преступления. Объект освещён полностью, но знающему человеку несложно пробраться в полутьме по переходам без видеокамер. Полу182

согнутая фигура скользила по территории объекта, останавливаясь, вглядываясь, приближаясь к лаборатории. Если бы ночь призвала к себе в гости луну, то в её ясном свете стало бы заметно, как странная фигура переместилась на двенадцатый этаж и надолго задержалась в кабинете Первоцвета. Но луна в ту ночь отдыхала. Отдыхали и полусонные охранники, отмечавшие накануне день рождения коллеги и выпившие чудесную рябиновую настойку, непонятно откуда появившуюся в дежурке. По невероятному стечению обстоятельств многие "магнетаровцы" в тот день на работу не вышли по болезни. Ольга лишь под утро уснула с жуткой головной болью. Юра с такой же болью в голове проснулся, дополз до порога спальни и уснул, благо, пол в квартире друга был достаточно тёплым. Доктор Варченко впервые за долгие годы занемог почками и отпросился у Вечного подлечиться. Латынин и Макаров не общались. Евгений сидел без очков, всматриваясь в монитор, линзы же Владимира в драке не пострадали, и он спокойно занимался любимым делом – интернетом. Следов насилия (как хорошо побывать в руках профессионалов!) на них не осталось, посему Савенко и Вольф ничегошеньки не заметили. Последний, рассерженный внеплановым отсутствием своих сотрудников, уснул под монитором, игнорируя присутствие директора проекта. Петрович с самого утра потащил Латынина в лабораторию: ему в голову ночью пришла очередная гениальная идея, и он был ею поглощен. Разумеется, Вечный ничего никому не рассказал. Стычку удалось сохранить в тайне. В два с небольшим в здании пропало электричество. Вечный бегал как угорелый, сатанея и тряся сотрудников за грудки: в чём причина аварии и почему не сработали автономные генераторы? Вопрос оставался без ответа. Суета не помогала. Пока Первоцвет, как старший из офицеров на объекте, по телефону запугивал кого-то страшными карами и погибелью, Андрей Михайлович дал команду: срочно убрать гражданских с объекта, чтобы предотвратить утечку информации: камеры наблюдения и электронные замки не работали.

183

Осчастливленных коротким рабочим днём "магнетаровцев" под конвоем подразделения 80 вытурили из здания, здание законсервировали и объявили особое положение. Вячеслав Дмитриевич получил от министра приказ оставаться на месте до восстановления системы жизнеобеспечения. К четырём часам электричество подали, так и не установив таинственную причину поломки резервных генераторов. Вечный с Кодичем отправились порадовать начальника, но не обнаружили Первоцвета на рабочем месте. Зато обнаружили нечто иное, и сделанное открытие было просто ужасающим. Огромное окно кабинета полковника было разбито. Когда же военные опасливым, но быстрым шагом приблизились к проему в стене, они обнаружили, что на бетонной плите лицом вниз недвижимо лежал человек в военной форме. Он упал с высоты двенадцатого этажа. Люди летают несколько иначе, чем птицы. Это закон ямы – неважно, долго ли ты поднимался. Упасть можно в мгновение ока. Среди первых, кому позвонили, были Савенко, Макаров и Латынин. Они примчались практически одновременно, в десять вечера. Вернее, их примчали: у ворот вице-президента и ведущего специалиста и возле парадного директора проекта угрюмо стояли вежливые офицеры подразделения 80 при оружии, которые настойчиво предложили "подвезти". Макаров, разумеется, захватил с собой всё ещё утомлённого перепоем Фурманова. Остальных, видно, должны были пригнать с минуты на минуту. Как успел поведать Вечный, пока с охранниками вместе сопровождал "магнетаровцев" по зданию до конференц-зала, где их усадили, едва тело обнаружили, вниз спустились врачи. Но спасти Вячеслава Дмитриевича не смогли. Судя по всему, Первоцвет умер мгновенно, в миг столкновения с землей, а то и раньше. Разумеется, поднялась тревога. "Караул в ружьё" и прочее. В кабинете полковника обнаружили следы драки – кто-то явно помог ему уйти. Сообщили министру, и поднялся ураган. Сейчас всё и всех обыскивают и допрашивают, сейчас кажому лучше просто смиренно ждать. Вот-вот приедет следователь из военной прокуратуры, он и будет руководить расследованием.

184

Выпалив все это, Вечный выбежал – ему дали сигнал, что следователь как раз прибыл.

– Как думаешь, Володь, нам конец? – предположил грустный Латынин.

– Да ну, – Макаров старательно гнал эту же мысль прочь. – Они ничего не докажут.

– Так, – протянул Петрович, прислушавшись к рокоту их голосов. – Необходимое и достаточное условие: или вы мне всё рассказываете, почему такие необъективно хмурые, или расскажете всё уже следаку. А я даже не буду знать, как вас выгородить! Начинай, Женя. И не вздумайте мне сейчас, ребята, лгать… Я должен знать всё, – металл в голосе Савенко доводилось слышать нечасто.

– Нас стопроцентно прослушивают! – оборвал Макаров.

– Если вы невиновны, стеснятся нечего, всё равно придётся говорить! Давайте! – зарычал вице-президент. А похмельный ангел Фурманов спал, упав головой на стол. Ему не до болтовни... У премьер-министра сидел рыжий лысоватый человек средних лет и большими умными глазами смотрел на главу государства. Тот на гипнотический взгляд не отвечал – просто уставился в стол, тяжело дыша, и вещал: – Сначала удостоверься, что это Слава. Особые приметы знаешь. Если это действительно он, значит, его убили. Потом соберёшь всех. Никого не выпускать, пока тщательнейшим образом не проверишь, прощупаешь, прослушаешь и просмотришь. Дело будешь вести ты, больше некому. Не забудь удостоверение следователя – оно же у тебя есть? Отлично. Куда надо я уже позвонил, всех предупредил, что ты главный. Давай, Джерри, я на тебя надеюсь. Это тёмное дело. Пролей на него свет. Затянулась пауза. Осознав, что нечего более ждать, невзрачный порученец бесшумно поднялся из кресла и в гробовой тишине выскользнул из кабинета.

– Будем знакомы. Я майор Кравец, следователь военной прокуратуры. Мне поручено оперативно расследовать гибель гене185

рала Первоцвета, – тот, кого премьер-министр называл "Джерри", размеренно и бесстрастно гипнотизировал собравшихся в кабинете "магнетаровцев", а также Варченко и Кодича. – Да, не удивляйтесь, господа, господин Первоцвет на днях должен был получить генеральские погоны. Указом премьер-министра это звание присвоено ему посмертно. Поэтому Вы, дамы и господа, должны понимать возможный резонанс дела и активно сотрудничать со следствием. Этот человек имел к военной прокуратуре такое же отношение, как и к любому другому ведомству страны. Когда нужно было, он становился офицером МВД, Комитета национальной безопасности, разведки, Национального бюро расследований, сотрудником Аппарата Совмина, Антикоррупционного общественного комитета, советником любого министра или депутата и так далее. Своё настоящее имя он давно забыл и был известен под двумя десятками разных фамилий. В отличие от светского льва Первоцвета, Джерри не был ни знаменит, ни хоть капельку известен – это вредило бы его работе. Он одиноко жил на полном обеспечении в удалении от столицы. Премьер призывал его только в исключительных случаях, не сводя напрямую ни с Александрой, ни с Георгием Васильевичем, ни с Кромом. Джерри не имел спецназовских навыков покойного Первоцвета, но безошибочно разбирался в сложнейших лабиринтах любой ситуации, читал людей как детскую азбуку и всегда находил решение правильное, разумное и обоснованно просчитанное. С Вечным "майор Кравец" уже переговорил, заставив хорошенько попотеть над объяснением: почему отказали автономные генераторы? Причина поломки на линии была установлена – взрыв подстанции, судя по всему, теракт. Но как Андрей Михайлович умудрился не углядеть за состоянием собственного оборудования?! Затем начались индивидуальные беседы с "магнетаровцами". "Следователь" утаскивал каждого в отдельную комнату и говорил около часа, заставляя всё повторять по несколько раз, уточняя, сопоставляя, расставляя ловушки и загоняя в них. Начал он с Ольги, внемля её жалобам о сыне, скучающем дома в одиночестве. Госпожа Никоненко была вынуждена тща186

тельно и со слезами на глазах рассказать всё, что знала: о последней их встрече, о деньгах, которые Слава ей дал, об обозлённом Макарове. Внимательный к деталям и ловкий в беседах Джерри выведал всё, что нужно, сделал снисхождение женщине и быстро отпустил домой, правда, в сопровождении охраны: "Так и мне, и Вам спокойнее. Если понадобитесь, уж не сочтите за грубость, я Вас вызову". Валентину Петровичу он с порога припомнил его неудачную шутку про окна, из которых можно выпасть (кто ему рассказал? Вечный? Кодич?), их беседа затянулась дольше. Следующий, Юра Фурманов, зашёл в кабинет в два часа ночи. Его отпустили побыстрее; не стал "майор Кравец" долго задерживать ни Варченко, ни Вольфа. И капитан Кодич пробыл в кабинете относительно недолго – в основном характеризовал "магнетаровцев" и подробно изложил порядок их эвакуации с объекта в момент нарушения электроснабжения. В пять утра Джерри (без тени усталости на лице!) вызвал в кабинет Владимира Макарова. На Володином лице упомянутую усталость можно было заметить невооруженным глазом. Как ни странно, но с потенциальным подозреваемым "следователь" говорил так же спокойно и размеренно, как с остальными, не надавливая и не провоцируя. Латынин вошёл в кабинет для разговора последним, в шесть, вышел в половине седьмого. Следом за ним появился довольный "майор Кравец" и попросил ожидавших своей участи "магнетаровцев" разъехаться по домам.

– Ваш проект продолжится с завтрашнего дня. А пока советую отдохнуть, – размеренно поведал он засыпающим и спящим учёным, – и ждать особых распоряжений. Пока таковых нет. Идёт следствие. Генерал Вячеслав Первоцвет на портрете был в гражданском. Ордена несли на подушках, в соответствии с церемонией. Как он в своё время и завещал, церемонии прощания с телом не было – только простая металлическая урна с прахом, место в военном колумбарии и гражданская панихида, на которой присутст187

вовали, кроме сотрудников подразделения 80, только премьер, Александра, Прокопенко и Ольга с Владимиром. Никоненко била мелкая дрожь, и она не отрывалась от плеча любимого. Теперь у неё не было бывшего мужа… Они двигались по кладбищу от входа в сторону колумбария. Премьер шёл впереди процессии, без шапки и без охраны, между Александрой и Прокопенко. Его эмоции не читались, просто каменное спокойное выражение лица. Министр обороны плохо скрывал огорчение. Он несколько отстал от соратников и, не глядя, брёл, спотыкаясь в грязном снегу. Несмотря на то, что Первоцвета явно планировали на его место, Георгий Васильевич был подорван и раздосадован этой утратой. Ника двигалась неестественно прямо и молча – Иван Михайлович сделал ей укол какого-то сверхсильного препарата, и она находилась под его воздействием: полное отсутствие мыслей и чувств. Её красивые, "под военные", но с высоким каблуком сапожки безжалостно чавкали по лужам.

– Сашка, он последний, – начал вдруг зловещим голосом глава государства. – Слава – последний из близких, кого мне доводится хоронить. Хватит. Я уже пережил всех, кого любил. И всех, кого ненавидел. Мой последний недруг сейчас доживает в психушке, глотая слюни, а мой последний друг… Она поняла без слов и взяла его прямо за руку, ладонь в ладонь; это был редкий жест с её стороны, и премьер, вдруг горько улыбнувшись, поглядел на старинную подругу. Она была очень серьёзна: – Не бойся, я тебя не оставлю никогда. Ты только не плачь, пожалуйста, а то заметит кто-нибудь, ты же этого не любишь. Хочешь, поедем сейчас вместе куда-нибудь, поедим мороженого и выпьем?

– Хочу, – быстро согласился он. – Очень хочу. Тем более, что завтра прилетает Кром. У нас много нового для него, и это тоже надо обговорить. Проект близок к концу. Славу заменит начальник объекта, за которого Прокопенко, – премьер кивнул в сторону безутешного министра обороны, – поручился. Государственные секреты будут в безопасности.

188

– Джерри уже знает, кто убийца? – голос со скрытым равнодушием. Оступилась и ногой попала в лужу.

– Скоро узнает, – спокойно ответил Хозяин. – И арестует немедленно, как только придёт к выводу. Пока не будем трогать Джерри – пусть едет за город, в спокойную обстановку, и изучает материалы дела. Его способностей не может не хватить. Охранять его будут твои люди, – он сделал глубокую паузу, задержав дыхание, и добил финальным аккордом, – вместе с некоторыми офицерами подразделения 80. "Он мне больше не верит! Думает, что я теперь и этого умника устраню!" – мелькнула шальная мысль в голове Александры Аркадьевны.

– Ладно, пока ещё поиграть, – признался премьер. – Скоро и тебе выходить на сцену. Роль тебе понравится.

– Новым командиром после того, как мы закроем дело, я назначу майора Караваева, – говорил Прокопенко, стискивая холодные сухие ладони Ники. Лекарство стало работать хуже, и она плакала, отводя глаза, но внимала своему начальнику. – Тебе там работать будет не с руки без Славы, понятно. Проектом будет руководить Андрей Михайлович, тебя нагружать не стану. Пока – как знаешь, можешь ходить на работу, можешь не ходить. Если что, Караваев тебя на объекте подменит.

– Кто его убил? – поднимая тяжёлые больные глаза, спросила Лотман.

– Не знаю, пока не знаю, – честно ответил Прокопенко. – Следствие пока не сделало выводов. Обещаю: убийца ответит. Ну, ну, ну, выше нос, подполковник, он тобой гордился. Слава тобой всегда будет гордиться. Ника поднялась, не соблюдая никаких правил и субординации, и двинулась к двери министерского кабинета. Плечи опустились под грузом потери, руки висели плетьми. Уж слишком разительным был шаг от счастья к беде. Ольга ночью плохо спала: кричала во сне, несколько раз плакала, просыпалась и, едва удавалось заснуть, вновь дрожала, как руки алкоголика. На сей раз они с Макаровым поменялись ро189

лями: это ему пришлось не смыкать глаз, разглядывая потолок подобно реставратору, постоянно гладя любимую по плечам, силясь угомонить её боль. Жора, с формулировкой "взрослый уже мальчик", отправился спать в свою комнату: ему ничего пока не сказали о гибели Первоцвета. Да и стоило ли говорить? Мальчишка, пожалуй, скоро о нём забудет, а нет, так придумают красивую легенду о длительной заграничной командировке. Наконец, очередной внутренний спазм окончательно вышвырнул Олю из блаженных объятий сновидения, и она уткнулась мокрым лицом в грудь Владимира.

– Макаров, я не переживу, если потеряю ещё и тебя, – сквозь сдавленные рыдания бормотала она. – Слава давно был не моим, мы совершенно разные… Но ты разве не видишь? Понимаешь, что со мной произойдет, вдруг ты уйдёшь? Володя, как я люблю тебя, малыш мой… Мне так страшно, что я едва дышу. Обещаешь, что не сделаешь мне больно? Обещаешь, что ты меня не оставишь?

– Оля, Олечка, – он прижал её руку к себе, на этот раз так крепко, словно её утаскивала прочь неведомая сила. – Душевная боль внезапна, всегда. К физической можно подготовиться или привыкнуть. А тут не сделаешь укол "купороса", знаешь. Это такая боль, что накрывает с головой, и не каждый может от нее оправиться. Согласен? Она неуверенно подвигала головой, что означало, видимо, признание его правоты.

– И это ведь не значит, что мы должны избегать всего, что боль причиняет? Боль причиняет всё: порезаться можно и листком бумаги, и замороженной курицей. И это ведь не значит, что мы перестанем читать или готовить курицу?

– Не значит…

– Оля, у меня нет сил терпеть и бороться с тем, что должно произойти. При всей моей любви к торжественным моментам, я не стану дожидаться времени и места. Я обещаю, что не сделаю тебе больно. Обещаю, что не оставлю тебя, пока у меня будет хоть капелька сил, чтобы жить. А ты пообещай, что, едва мы закроем дела и я пройду курс у Бортникова… пообещай, что выйдешь за меня замуж.

190

– Володя, ты что? – она подняла взгляд на Макарова. Зелёные огоньки испдира светились в темной комнате, отражая бледную луну за окном. – Это тебе Слава в драке так вправил голову? Мы же договаривались, что не будем ничего…

– А я так не хочу больше. Мне надоело бояться. За счастье надо бороться. И, когда оно приходит, надо его уметь удержать как можно дольше. И никогда не страшиться быть счастливым. Если я проживу с тобой в браке еще двадцать лет – замечательно, десять – тоже хорошо, два месяца – и это будет неплохо. Разве мы не люди? Это старое знакомое чувство… Любовь. Мобильные телефоны Макарова и его давнего приятеля, однокурсника, а теперь вице-президента компании "Сириус", не выключались одновременно с тех самых времён, как эти двое последний раз обедали вместе. За те несколько лет, что они не пересекались воочию, Эдик сильно располнел и оброс бородой. Он давно не прожигал жизнь за папин счёт, напротив – фактически принял на себя руководство компанией. Не в меру транжирящая деньги супруга, две избалованные дочки и постоянное напряжение убавили ему сил и здоровья. Друг страдал желудком, нервами, позвоночником, костями, и каждый год вынужден был проходить поддерживающий курс лечения.

– Впрочем, я стараюсь вести здоровый образ жизни, ежедневно съедаю, к примеру, дольку лимона, – не мог не похвастать сидящему напротив Макарову Эдик, разворачивая салфетку.

– Ага. Знаю тебя, Эд. Закуску к коньяку приносят, вот и съедаешь, – раскусил его Макаров, и оба радостно рассмеялись: так и есть!

– Сколько тебе конкретно нужно, если перейти к делу? – уточнил приятель.

– Не хватает четырёхсот тысяч, чтобы начать процедуру, – признался Макаров. – Я знаю, у тебя не всегда радужное солнце над головой, особенно в последние годы. Но больше мне попросить не у кого.

191

– А что твоё начальство, переманившее тебя в "Магнетар", не раскошеливается? – удивился друг, пожёвывая под аперитив морепродукт. – Как же они ценят уникальных работников? Владимир оценил злой сарказм и только грустно улыбнулся.

– Ладно, старик, ты же знаешь, я с тобой всегда! – согласился Эдик. – Деньги для меня не проблема, давай счёт, перечислю. Я даже не прошу тебя возвращать их. Вообще. Можешь считать это платой за ещё одну твою услугу нашей компании.

– Выкладывай, – проскрипел озадаченный Макаров. Понял, не дурак – услуга будет стоить таких денег… Глава "Сириуса" неспешно извлёк из тоненькой папки сложенный вдвое листок роскошной мелованной бумаги и протянул Макарову. Тот вчитался, проговаривая под нос отдельные слова из текста, и, закончив чтение, преобразился: сердце застучало, дыхание стало прерывистым.

– Ты же знаешь, насколько это опасно? Зачем? Столько лет прошло…

– Это прямая угроза моей семье и моей компании, – признался Эдуард. – И эта угроза вновь проснулась. Кроме тебя никто не справится, для этого нужно иметь голову, силы и связи Владимира Макарова. Знаю, что опасно, но… это нужно сделать. Да и давно пора было.

– Когда планируешь приступать? – руки оставили приборы, ибо есть уже совершенно не хотелось.

– Э, нет! Ты сначала подлатайся хорошенько, отдохни – потом вернёмся к разговору. Пока не буду загружать твою утомлённую голову. Вычухаешься из лечебницы – выходи на связь. Я подробно расскажу, что делать.

– Много жертв будет, правда? – хитро и хищно прищурился Владимир.

– Да. И с элементами командировки и авантюры, как любишь. Мне некого попросить о таком сложном деле, кроме старого проверенного приятеля. По рукам, Володь?

– Да, по рукам. – Аппетит решил вернуться. Прошлое опять давало о себе знать, и не самым, стоит отметить, приятным способом… Прошлое подобно разбитому зеркалу: стоит попытаться собрать воедино осколки – можно хорошенько порезаться.

192

ЧАСТЬ ІV. Ближе к делу – Мы считаем работу над проектом завершённой. Этой фразы давно ждал новоявленный куратор проекта, он же начальник объекта, он же мистический подполковник Вечный. Он даже втайне бредил ею во сне. Присутствие гражданских на объекте его всегда существенно напрягало, а после гибели Первоцвета, когда пришлось радикально усилить меры безопасности, и подавно. Поэтому когда Макаров, Вольф и Латынин почти хором, но вразнобой произнесли эти слова вслух, Андрей Михайлович едва не лишился чувств.

– То есть совсем? Вы готовы его сегодня сдать?

– Я готов, предварительные испытания прошли успешно, Варченко подтвердил безопасность и эффективность устройства, – похвастался профессор. – Если желаете убедиться, я подготовлю всё к контрольным испытаниям. Наша документация в порядке, и эту часть проекта можно считать выполненной.

– А у Вас как? – полюбопытствовал подполковник у Евгения. Он не вмешивался в ход событий уже почти две недели, понимал, что проку с него на этой стадии мизер. Петрович с Латыниным выполняли весь объём работ фактически вдвоём.

– Ничуть не хуже, но… – ведущий специалист замялся, вновь вспомнил о просьбе доктора не навредить, а через полминуты более уверенно продолжил, – но без массовых полевых испытаний мы с Валентином Петровичем не дадим финального заключения.

– И я, само собой, не закрою проект как директор, – поддержал Макаров.

– Так в чём же проблема? – расцвёл Вечный. – Я сделаю два звонка, и через два дня мы окажемся на полигоне, где всё будет подготовлено к испытаниям. Пропуска выпишем на господина Макарова, господина Латынина и господина Савенко. Ваша команда, Антон Валерьянович, свободна от всех обязанностей с завтрашнего утра. Подготовьте всё к проверке. Вечером я приму у вас устройство. Юра давно вернулся домой, к Даше. Она всё же попросила у него прощение за надуманную ревность, и Фурманов счастливо

воссоединился с семьёй. Поэтому-то он, пожалуй, пуще всех радовался, когда Вечный официально отпустил их команду домой. Макаров душевно попрощался с другом ("До следующей недели! Я тоже скоро на службу, так что не расслабляйтесь без меня!"), затем с Вольфом и приготовился к опасному путешествию на полигон. Собственно, испытывать устройство суждено было в ста километрах от столицы. Путь туда был короток, оттуда – сложнее и дальше. Оля тоже просилась на полигон, но Вечный был непреклонен: только подразделение 80, директор проекта и участники группы Латынина, и то – про случай, если что-то пойдёт не так. Ольга гнала от себя неприятные мысли, но они, как змии, увивались и увивались вокруг неё: что-то случится! В ночь перед выездом на испытания она не спала, рассматривая фотографии из семейного альбома, пыталась успокоиться. Несколько раз подходила к Жорику, склонялась, что-то поправляла, вдыхая запах его счастливого спокойного сна. Но душа по-прежнему млела и дрожала.

– Да что же это такое! – вспылил Савенко, швыряя трубку на кровать. Евгений второй день не появлялся на работе и не отвечал на звонки. Гуляет?! Накануне опытных испытаний прибора?! Даже учитывая его лихой нрав, Савенко с трудом в это верил… Вице-президента бил озноб: он чувствовал, подозревал, добром испытания не закончатся. Прислушавшись к тишине дома и удостоверившись, что родные спят, он подошёл к сейфу, извлёк оттуда именной пистолет и упаковку патронов. Холодная с отвычки сталь вернула поток его мыслей в те неприятные годы. Савенко доверял своему чутью. Проверив на глазок оружейную боеспособность, Петрович положил пистолет на стол, накрыв папкой, чтобы не забыть утром забрать их вместе. "Магнетаровцев" уже давно перестали обыскивать, привыкли к ним. А если проблемы на входе всё же возникнут, скажет, что пистолет взял для личного спокойствия. Не станут же у него отбирать именное оружие? Савенко небезосновательно не доверял и страшился своих нанимателей. От них можно было ожидать чего угодно.

194

Друзья уютно дремали в креслах на террасе министерского дома, наевшись свеженького шашлыка из баранины.

– Эй, теперь ты, надеюсь, готова? – в середине привычной беседы ни о чём премьер хлопнул Александру Аркадьевну по спине. – Будем завтра играть в богов?

– К чему ты? – флегматично, но встрепенувшись, проворковала подруга. – Проект закончен, завтра – тест, Кром изымает приборы. Как тут поиграешь? Хозяин недоумевал: она ещё не поняла?

– Сашка, да ты что? – вспыхнул он. – Ты забыла про мои любимые забавы?

– Не мути воду, рассказывай, – она видимо оживилась, скинула пушистый плед.

– В общем, слушай! Правильно, завтра они проводят большие опытные испытания на полигоне. Там будут люди из лаборатории, подразделение 80, может, несколько учёных. Они вывезут всё оборудование, всё, что нам нужно, и, по договорённости с Кромом, тот заберёт продукцию прямо с полигона, едва окончатся учения. Но всегда может вмешаться непредвиденный случай! И этот случай – террористическая группировка, которая сделает своей добычей и прибор, и специалистов. Намёк прозрачен?

– Ты хочешь, чтобы бойцы МВД сражались с военными? И в том числе с подразделением 80? Это и есть тот гениальный план, о котором ты полгода восторженно твердил? – возмутилась Александра, с трудом сдерживаясь.

– Да! – проревел премьер. – Вас будет больше, много больше, на их мольбы о помощи и подмоге никто не отзовётся, это я обеспечу. На твоей стороне – численность, на их стороне – приборы. Заодно и проверим практическое применение изобретения. Кром, я уверен, не нарадуется!

– Я не собираюсь класть своих людей штабелями ради игрушки!

– Собираешься… Тебе и самой будет весьма интересно, признай! Шеф жандармерии дробно вздохнула: да, интересно.

– Вот и готовь своих! Учения начинаются через двенадцать часов. Через сутки их окончание. Если у тебя всё получится – 195

даю слово, расстреляю Прокопенко как последнего неудачника!

– распалился и пыхтел.

– А если у него всё получится?!

– Не верю в такой вариант, – благодушно парировал безумец. А весна была в самом разгаре: испытания начинались чудным прохладным апрельским утром. Офицеры подразделения 80 под командованием майора Караваева и подполковника Лотман (отговорить Нику от участия в мероприятии не удалось – уж больно хотела отдать последнюю дань уважения делу своего любимого) погрузилось в машины. Вечный сел за руль своего авто, рядом устроился Кодич, сзади – встревоженный Иван Михайлович. Макаров и Савенко поехали на машине вицепрезидента. Вечный удивился, что Латынин не выехал на полигон, а, узнав от Петровича, что ведущий специалист второй день не отвечает на вызовы, тут же велел нужным людям разыскать его. Но учения прекращать ради этого, пусть и важного винтика, было глупо. Лёд тронулся. Испытания оказались гораздо менее накладными, чем представлял их себе гражданский мозг "магнетаровцев". Организованные группы солдат послушно выполняли самые невероятные распоряжение, которые транслировали им поочерёдно Вечный и Ника. Учёные радовались, радовались и военные. Радовались и солдатики, поскольку им велено было радоваться. Радовался и доктор Варченко: не навредили! Евгений Латынин оказался настолько способным, что нашёл способ миновать разрушение сознания. Варченко гордился другом и (как и все прочие) страшно переживал из-за непонятного его отсутствия на объекте: неужели с Женей что-то случилось? Учения длились до четырнадцати часов, после чего объявили перерыв. Бойцы рассредоточились по казармам, подразделение 80 по-прежнему занимало охранные позиции.

196

Ничего не предвещало проблем. Погода стояла замечательная и внушала одно лишь доверие: солнце, чистое небо, степь до горизонта. Обедать на полигоне Валентину Петровичу приходилось не впервые. Раньше, в былые дни, такие приёмы пищи просто нагоняли тоску. Сегодня он вместе с непокидающим чувством тревоги и пистолетом за поясом, пытался устроиться поудобнее и получить удовольствие от сытной кормежки, предложенной Вечным. Получить удовольствие не случилось. На горизонте появились грузовики, полные беспощадными "маски-шоу", элитой жандармерии, жаждущей выслужиться и прислужить. …Миньоны Александры Аркадьевны, как и планировалось, значительно превышали по численности. Подразделение 80, впервые оказавшееся в условиях прямого боя без своего гениального командира Первоцвета, было смято и за полчаса оттеснено с охраняемых рубежей. Сотрудники МВД, вооружённые по последнему слову техники, примерно исполняли наказ министерши: никого не щадить. Майор Караваев, не успевший сообразить, что происходит, у выхода из казармы вляпался в ближний бой с группой захвата и, оказывая отчаянное сопротивление, был повержен. Ника видела всё это, по счастью, находясь достаточно далеко. Она скомандовала отступление, и большая часть ее подразделения укрылась в штабном корпусе. У подполковника Вечного (вот и проверка на вечность) зуб на зуб не попадал от ужаса. Десять минут назад он потчевал ужином дорогих гостей, расхваливал боевую подготовку подчинённых, и тут раз – и подчинённых почти не осталось. Солдат застигли на отдыхе, в казармах. И об их судьбе приходилось только догадываться. А он сам, начальник серьёзного военного объекта, изолирован в трёхэтажном здании с многомиллионным оборудованием и маленькой группкой офицеров, которые формально даже ему не подчинены. Что теперь будет – покрыто мраком. Фактор внезапности обеспечил "маски-шоу" удачу уже на первом этапе. После блицкрига они попытались войти в корпус.

197

И тут-то рассвирепевшие подчинённые подполковника Лотман устроили им такой огненный дождь, что старший из нападающих приказал залечь. Штурмовики рассредоточились по территории всем своим огромным контингентом: явно что-то искали. Не составляло большого труда догадаться, что им было нужно.

– Свяжись с Министерством! С кем угодно! Живо! Обеспечь нам подмогу! – сорванным голосом орал Андрей Михайлович на связиста. – Почему телефоны ни у кого не работают?!

– Сигнал глушат, товарищ подполковник! – отчитался паренек. – Что-то очень серьёзное не даёт выйти в эфир. Савенко, Макаров и Варченко, нервничая от невероятных впечатлений, столпились в противоположном конце комнаты, напротив Вечного. Тот так трясся, что даже белый халат временами сползал с пиджака, и подполковник, ожесточившись, сдёрнул его (словно свою вторую кожу), отбросил в угол – что вряд ли можно было считать добрым предзнаменованием. Жёсткий голос, многократно усиленный динамиком, напомнил осаждённым об их безнадежном положении: – Внимание, господа! С Вами говорю я, называйте меня агрессор или нарушитель, или как хотите, не знаю. Я представляю серьёзную структуру. Мы нуждаемся в вашем приборе, как в воздухе, а если быть правдивым, прибор совсем не ваш. Господин главный, кто там есть, как вас? Вы уже рассказали своим подневольным учёным, у кого уволокли разработку?

– С Вами говорит куратор проекта, подполковник Минобороны Вечный, – Андрею Михайловичу удалось взять себя в руки, он подошёл к окну, за которым весна и смерть, и кричал, впрочем, на глаза врагу не показываясь. – Разоружайтесь к чертям или будете уничтожены на месте! Сюда выехало подкрепление, вам недолго осталось! Мне повторить?

– Повторяйте-повторяйте, товарищ подполковник, – чувствовалось, командир боевиков злорадно ухмыляется, – так Вам будет спокойнее умирать. Итак, выбор: или я врываюсь в здание, всех до единого ликвидирую и вывожу оборудование, или открываете двери и сдаёте оружие, я забираю оборудование и его создателей, оставляя в живых ваших офицеров. Первый вариант хуже, потому что в драке можно повредить приборы 198

или, что ещё пакостнее, специалистов. Второй вариант более привлекателен. На размышление у вас три минуты, затем я приступлю к штурму.

– Есть план, Андрей Михайлович, – Ника уже давно находилась в комнате. – Мои люди заняли оборонительную позицию. Савенко, Вы сможете настроить прибор так, чтобы они перебили друг друга?

– Не знаю, сколько понадобится, продержимся ли, – засомневался Валентин Петрович. – Если глушат сигналы, это проблемно. Настройкой лучше заняться вместе с Кодичем, я один боюсь не справиться в таких условиях. Прикладное применение…

– Ника, с каких пор Вы командование на себя приняли? – перебил Вечный, вскидывая руки в негодовании.

– Мы с Вами одного звания, Вечный. Приняла! – жёстко отрубила Лотман. – Старшина, остаётесь здесь и пытаетесь достучаться до командования. Думаю, они не зря молчат. Капитан Кодич, отправляетесь к оборудованию и занимаетесь им. Макаров, Савенко – у вас есть опыт военных действий? Петрович быстро выдернул пистолет, чем поверг присутствующих в кратковременный шок. Владимир даже отшатнулся от шефа на мгновение. Но тот внятно и тихо, как для первоклашек, объяснил: – Я чуял беду. Это мой именной, из Сомали. Опыт имел… Имею!

– Макаров? – бесстрастно обратилась подполковник.

– Белый билет, по состоянию здоровья, – прошептал испдир. – Но стрелять умею, по статичным мишеням, правда… Но готов!

– Будете по динамичным! Макаров, Савенко, Вечный – за мной! Принимаем бой! Капитан Кодич вдруг опустил руку ей на плечо, Ника быстро её сбросила и, едва не вывихнув, спросила: – Что?!

– Сдаваться надо! – обиженно прошипел Альберт. – Убьют! Ты их видела?

– Иван Михайлович, сопроводите его к приборам и останьтесь там, проконтролируйте исполнение приказа! Мне не нравится душевное состояние капитана Кодича. Выполнять!

199

"Агрессор" дал на размышление не три, а четыре минуты, затем, не предупреждая, атаковал. Его люди лезли во все щели, не давая подразделению 80 передыху. Макарову Ника доверила своё запасное оружие, тяжёлый пистолет иностранного производства. Она сама вооружилась невесть откуда взявшимся автоматом. Петрович ни на шаг не отпускал от себя испдира, пытаясь уследить за его здоровьем и безопасностью. Мало ли что, особенно учитывая его недавний приём "купороса". В бою Вечный был рядом с Лотман. Два подполковника постоянно меняли дислокацию, поддерживая то тех, то других бойцов, не справляющихся с превосходящим неизвестно откуда берущимся противником. Андрей Михайлович не мог вспомнить, когда последний раз ощущал такую лёгкость в ногах, такую силу и боевой настрой. Разве что на африканских берегах, под надёжным прикрытием быстрого и злого лейтенанта Славы Первоцвета, когда они оба глотали песок и плевали кровью, отстреливаясь от экстремистов, сохраняя и обороняя ценное оборудование… Но то, что он защищал этим апрельским днём, было в тысячи раз дороже. Макаров и Савенко оказались слабой подмогой. Владимир палил в белый свет как в копеечку, вообще не мог попасть ни в кого, попросту растрачивая патроны. Валентин Петрович, хоть и был более эффективен в качестве огневой точки, всё же сильно отставал от боевых офицеров. "Совсем плохой стал…" – думалось ему. Успевал думать, стрелять, оттаскивать от опасных простреливаемых точек Макарова. Не так уж мало для "книжного червя".

– Что за ерунда? Как не получается? Ведь всё готово, осталось ввести код, и можно подавать команды! – возмущался Варченко. Он почти кричал, глаза блестели, кулаки крепко сжаты. – Я не спец, но прекрасно понимаю принцип работы!

– Я сказал: нельзя! – рявкнул Кодич. – Нельзя, бессмысленно. Им придётся либо обороняться и погибнуть, либо сдаться.

– Да Вы ж даже не…

200

– Да я ж даже не буду пробовать! Бесполезно! Куда Вы, Иван Мих… Руки убери! – Альберт вдруг сильным быстрым тычком ударил старика в плечо, тот охнул. – Я сказал, прочь! Варченко, онемевший, сделал два шага назад, Кодич выхватил и снял с предохранителя пистолет. В секунду.

– Альберт, что Вы делаете?! – на белом лице старика отразился не страх, а недоумение.

– У меня свои инструкции, Доктор! – начал капитан, успокоившись. – С каких пор Вас беспокоит судьба сослуживцев? Даже когда мы с Первоцветом вытаскивали Вас из альпийской лаборатории, Вы спокойнее были! Ни слова, ни звука, и я гарантирую Вашу безопасность! Нападающие не причинят вреда тем, кто не будет оказывать сопротивление.

– Это измена, – с ледяным спокойствием уронил доктор.

– Да ну? А не изменой было бы наше… Договорить Кодич не успел – Вечный, случайный свидетель сцены, выстрелил ему в плечо. Капитан уронил пистолет и с размаху упал на письменный стол. Уже через минуту он с простреленной рукой был пристёгнут наручниками к радиатору.

– Да я в крови весь! – застонал Кодичя нарочито слабеющим голосом, когда Вечный отказался звать врача. – Я ж умру!

– Не подохнешь! Ты мне ещё расскажешь много, – куратор проекта рукоятью закатил в висок Альберту. – А пока баиньки. Варченко, прибор готов?

– Да, мне так кажется, – неуверенно подтвердил доктор.

– Значит, пуск, мать его так! Наши не выдержат больше! Потери обороняющихся были велики, как для обычных учений. Потери противника значительно их превосходили: никому из нападавших не удалось уйти или хотя бы выжить. Внимая взволнованному, но настойчивому голосу подполковника Вечного, лучшие бойцы Александры Аркадьевны шли друг против друга. И битва эта закончилась блестящим поражением всех её непосредственных участников.

201

Прибор сработал, лучше некуда. Полевые испытания окончательно закрепили результат, который и предполагали учёные. Нанимателям было что доложить. Связь с внешним миром волшебным образом восстановилась за жалкие полчаса. Едва Вечный отрапортовал о ЧП, Министерство прислало подкрепление. В составе группы был тот самый следователь военной прокуратуры "майор Кравец", он же Джерри. Он подробно рассказал собравшимся в кучу оборонявшимся, кем были нападавшие, какую террористическую группировку они представляли и как правительство благодарно всем за проявленное в бою мужество. Узнав о Кодиче, он равнодушно кивнул и добавил, что как раз планировал его арестовать за убийство Вячеслава Первоцвета. Произошедшее на полигоне только подтверждало его вину. Джерри радушно пригласил "магнетаровцев", Вечного и Нику в свою огромную бронированную машину, чтобы подробно рассказать об обстоятельствах гибели Первоцвета. Собравшиеся сидели как воробьи, оглушённые услышанным. А еще через полчаса подразделение 80 и "магнетаровцы" оставили поле боя, стоящие там приборы, обстрелянное здание и всё прочее на милость "Кравца". На полигоне остались только люди Джерри. С севера приблизился десяток тяжёлых вертолётов. Из них выгрузились хмурые не по погоде люди и, беспрекословно исполняя приказы Джерри, рассредоточились по полигону. Они аккуратно демонтировали и быстро вывозили всё, что с таким тщанием создавали "магнетаровцы" и с таким трудом отстояли военные, то, что стоило отныне, после опытных испытаний, целое состояние. Кром с облегчением выдохнул, когда старший группы доложил: приборы на нашей территории. Теперь его казна имела достаточный потенциал, чтобы увеличиться ещё в несколько раз… Джерри никогда не бил допрашиваемых. Ему хватало врождённого дара убеждения и увещевания, чтобы заставить их говорить. Бывшего капитана Альберта Кодича разговорить не составило труда. После трюка, который он изволил отмочить на поли202

гоне при свидетелях, верному слуге Александры Аркадьевны по всем законам и прецедентам грозила смертная казнь. А умирать розовощёкий убийца никак не хотел и не планировал. Джерри ни с кем не делился своими методами доказательства вины подозреваемых. За несколько недель, что ушли на раскрытие дела гибели генерала Первоцвета, премьерский аналитик, разбирая свидетельские показания, личные дела и анализируя психологические портреты участников, бесповоротно утвердился во мнении относительно виновника преступления. Когда премьер поручил ему взять бойцов и быть наготове, чтобы принять полигон у любой из победивших сторон, Джерри уже знал, за что арестовать Альберта Кодича. А после боя неглупый капитан рассказал в мельчайших подробностях всё: о своей работе на главу МВД, о Первоцвете, о том, кто отдал приказ убрать премьерского любимчика, о планах министерши по захвату полигона. И многое другое, что знал, видел и слышал. Джерри от полученных сведений был несказанно счастлив. Докладывать Хозяину об окончательном успехе не торопился. Он знал, что сможет немало выторговать для себя у Александры Аркадьевны, в которой уже тогда угадывался преемник стремительно скатывающегося в недра безумия Хозяина (и этот процесс он давненько наблюдал). Два основных задания, связанные с "магнетаровским" проектом, были успешно выполнены: сохранность и передача оборудования и поиск убийцы Первоцвета. До поры – до времени многоликий Джерри замер, как ящерица на солнце, занял выжидательную позицию.

– Вы не ошиблись с суммой? – по телефону ненавязчиво уточнял Троицкий. – Нет-нет, напротив! Просто мы с Вами не так договаривались, пожалуй, Вы преувеличили… Что ж, спасибо! Да, спасибо и Вам за оказанное доверие. Разумеется, будем готовы. Если Партия прикажет – мы исполним, как и положено! Спасибо ещё раз! Конечно же, забуду, я уже забыл! До свиданья! Троицкий был невероятно, сногсшибательно потрясен – сумма, которую он получил от Министерства обороны, была значительно больше оговоренной. Такое счастье выпадало не каждый 203

день. Что ж, слава Партии и Совмину! Слава премьеру! Разминая руки, он ринулся к заветному шкафчику: вот попёрло! Надо быстро обмыть, пока источник не истощился! Макаров в последний раз прибыл на объект, как уполномоченный "Магнетаром" закрыть все дела и разобраться с формальностями. Военные были, как обычно, суровы с гостем – все, кроме самого начальника объекта. Вечный,в своём всегдашнем прикиде, всюду пропускал Макарова вперёд и едва ли не кланялся ему. А после подписания бумаг, у самых ворот и вовсе его пробило на откровенность: – Дорогой Владимир Павлович, мне сложно передать, насколько приятно было сотрудничать с Вашей командой! Разумеется, наша работа омрачена как минимум двумя инцидентами, но они исчерпаны, и, заверяю Вас, мы глубоко сожалеем, что доставили неудобства…

– Спасибо, товарищ подполковник, но Вы, наверное, льстите нам, – не соглашался Владимир. – Не думаю, что мы доставили Вам уж столько приятных моментов.

– Я полковник, друг мой! – не сумел скрыть радости Андрей Михайлович. – После того, как мы мужественно отбили атаку варваров, командование повысило меня в звании, и, похоже, скоро повысят в должности. Сами понимаете, разве мне тут теперь работать. Да и Кодич так дискредитировал команду…

– Вы верите, что он убийца? – засомневался Макаров.

– Не хочу верить, но, видимо, придётся! Его теперь крутит военная прокуратура, ну, это не наше с Вами дело, пожалуй.

– Так Вас уже направили на новую должность? Куда? Если, конечно, не секрет…

– Какие от Вас секреты! Это аналогичный объект, но более высокой значимости. Думаю, это лучшее, что может быть после таких потрясений. А Вы не забывайте нас, уж будьте добры. Я всегда рад сотрудничать с "Магнетаром", если представится возможность. И если кто-то из Ваших заинтересуется работой на государство – милости просим! Жалованьем, как Вы уже убедились, у нас нынче не обижают.

– А доктор Варченко? С Вами?

204

– Иван Михайлович – свободный человек, – фальшиво позавидовал новоявленный полковник. – Пока мы не собираемся продлять с ним контракт, а там – жизнь покажет… Валентин Петрович и Троицкий обедали в президентском кабинете. Промышленник был в восторге: полученная сумма не могла сравниться с коммерческими потерями от отсутствия его научного цвета на протяжении, как ему теперь казалось, жалких восьми месяцев. Государство рассчиталось по-честному со своим свободным гражданином.

– Ты серьёзно что-то подозреваешь или от своего испдира подхватил перестраховочные идеи? – щурился Троицкий на партнёра. Савенко фыркнул: – Чушь! Я не Макаров, не переживаю по пустякам. Но это всё – не пустяк. Куда, по-твоему, пропал Латынин? Я буду безумно-безумно рад, если окажется, что он в запое или опять рванул в родной город погудеть. Но Женя не стал бы скрываться бесследно, это есть необходимое и достаточное условие, чтобы он подал знак: мне или Макарову, тем более перед дележом оплаты за проект. Кстати, я горд собой! Мы принесли компании огромные деньги, правда?

– Правда! Поэтому я горд нашим коллективом! – подтвердил президент. – Кстати, Латынина ждёт самая крупная выплата. Двоим – ему и Вольфу, как ключевым разработчикам, больше всего. Надеюсь, это не обидит твои чувства?

– Даже самую малость не обидит. Только не забудь про мою просьбу! Надо срочно усилить охрану и Владимиру с Олей, и мне, и Вольфу, и Фурманову.

– Да с чего ты взял, что вы нужны кому-то? – вспылил Троицкий. – Говорю тебе, ушёл в загул твой ведущий специалист! И никаких вопросов!

– Иногда вопросы гораздо важнее ответов, – не сдавался Петрович. – Помни об этом, Саша. Я не всегда смогу тебя консультировать. Троицкий поднялся и вразвалочку пошёл к окну. Бурлящей силой и свежестью неистовствовала весна.

205

– Пора мне, наверное, на пенсию, – заворчал он вдруг, – раз меня консультировать ты всегда не сможешь. А что? Оформим тебя президентом компании, и…

– А сам? Таки помидоры?

– Помидоры и лук, Валя, – судорожно пролепетал Троицкий.

– Помидоры и лук. Саженцы и семена поджидают меня. Так что будь готов к переменам и присмотри себе хорошенького (или хорошенькую) вице-президента.

– Стой, так ты что, не шутишь? – ещё подозрительнее полюбопытствовал Савенко.

– Шутки, друг, в сторону! Огород – это святое, с ним не шутят. А может, через пару лет вернусь в кондитерское дело или в автомобильное, это уж как пойдёт, – и президент "Магнетара" устало и отчаянно зевнул. Весна бежала вперед, неслась стремительно и скоро, а Троицкий остановился. Навсегда или временно – покажет время. Владимиру опять не спалось. Он шастал по квартире, передвигая мебель и смахивая пыль с окружающих предметов быта. Проект закрыт, ничто не мешает начать лечение. Окрылённый внезапно свалившимся на него доходом Троицкий обещал ему двухмесячный отпуск, чтобы спокойно пройти курс реабилитации. Деньги уже не были проблемой. Утром они с Ольгой летят в Москву на лечение, которое положит конец нарушению координации, болям и прочим его бедам. Каково будет жить нормально, без этого? Синдром Бортникова настолько плотно заполнил жизнь Макарова, что тот опасался ощутить себя неполноценным без него. Хотя, казалось, должно было быть наоборот… Вот бы зажить как человек, а? И все шаги для этого уже сделаны. Курить он бросил, Ольге предложение сделал, проект успешно закрыл. Мало ли что ещё можно удумать?! Не так уж он измотан. Да, "купорос" укоротил жизнь на несколько десятилетий. Новое лекарство в свою очередь урежет годы. Но вопрос ведь не в протяжённости черточки между датами, а в её насыщенности. Разве не была его жизнь полной, яркой, интересной?

206

Неспящему, как всегда, хотелось хоть кого разбудить. Но Владимир знал: те, кто не обиделся б и не удивился его звонку глубокой весенней ночью, спали крепко и спокойно. Оля тихо сопела в обнимку с сыном – они уже договорились, что завтра оставят Жору на пару недель с Петровичем, чтобы не искать няню или гувернантку. Всё-таки Савенко их ребёнку не чужой. Интересно, как бы отнёсся к этому Слава? Наверняка, не держал бы зла на Макарова, потому что всегда понимал – Володя сделает всё возможное, чтобы обеспечить и защитить семью. Интересно, где же Латынин? Начальство обещало использовать все связи для его розыска. Неужели этот чудо-мастер просто пропал без вести? Вряд ли. Такие случайно не пропадают, а раз его нет поблизости, значит, он кому-то понадобился. Интересно, если Даша и Юра… Мысль прервалась на самом интересном. Владимир почувствовал резкую боль в районе груди и понял, что с лечением стоит поторопиться. Он упал на диван и попытался заняться самоконтролем. Первые несколько минут казалось, что он преуспевает, но очередной резкий спазм доказал обратное. Макаров скатился на пол и пополз в сторону спальни. Не хотелось кричать, чтобы не разбудить сына (он подумал про Жору как про сына, и эта мысль на жалкое мгновение привела страждущего в чувство). Но боль нельзя бесконечно удерживать внутри, как нельзя слишком долго задерживать дыхание. Синдром Бортникова оказался сильнее человека, и Владимир надрывно закричал, призывая любимую на помощь, первый раз закричал от боли в её квартире…

– Он снова видит покойников, – проговорила Александра Аркадьевна тихому собеседнику, сидящему в кресле на террасе загородного дома, где ещё не так давно отогревался премьерминистр. Сама глава МВД стояла, опираясь на перила, и разглядывала луну. – Спит с оружием под подушкой, орёт во сне как ненормальный, подскакивает и бежит стрелять в окно по своим же охранникам. Когда мы виделись в последний раз, он чуть не разорвал Прокопенко в прямом смысле слова, я едва отбила его. К тому же, мне на глаза на днях попался проект Дня очищающе207

го пламени, лежал прямо у него на столе. Он планирует публично расстрелять участников так называемого "заговора Микитенко". И найдутся те, кто это сделает! Сомневаться не приходится. Это всё ужасно. Он окончательно сошёл с ума, этот процесс уже не обратить. Нужно что-то сделать.

– Хотите, чтобы я сделал это самое что-то? – бесстрастно уронила фигура.

– Не хочу… Чёрт, хочу! – вспылила министерша, повернувшись лицом к гостю. – Я хочу! Хочу, чтобы ты сделал своё дело! Но я не могу отдать тебе такой приказ! Я знаю, что меня он никогда не обидит, а без него желающих это сделать найдётся множество. Я должна быть уверена в своих силах, в том, что справлюсь одна, без него. Он бы хотел этого. Ещё когда всё было нормально, он сказал мне: "Саша, когда я сойду с ума, сразу убей меня". Так прямо и сказал. А гибель Первоцвета его окончательно подкосила. У него не осталось близких, кроме меня. И я должна принять решение.

– Пытаетесь переложить решение на мои плечи, рассказывая то, чего смертному знать не положено? – продолжала спокойно фигура, даже не шевелясь в кресле.

– Нет, я способна это сделать! – твёрже заговорила Александра Аркадьевна.

– Тогда – одно Ваше слово. Она замерла, вслушиваясь в стрекот сверчков. Неужели она будет поступать так, как он, она встанет на его путь? Она способна лишить жизни того, кто её любил? Способна. Она делает это не ради спасения страны от его самодурства и репрессий. Она делает это, чтобы навсегда запомнить лучшего друга хотя бы таким – безумным, но любящим её, но не беспамятным и бездумным монстром, в какого он скоро может обратиться.

– Он любил меня всю жизнь и оберегал, как умел. Сделай это быстро. Андрей Кром вылетел для ведения переговоров в российскую глубинку, приземлился на пригородный частный аэродром. Он не стеснялся лично продавать свои ноу-хау. Покупателем на сей раз был не разыскиваемый по всему миру террорист или дикта208

тор маленькой, но гордой страны. Это был представитель амбициозной западной корпорации, которая давно уже превратилась в субъекта международных отношений. Представитель заказчика прибыл с крупным эскортом. Уже неделю он дотошно исследовал прибор, его воздействие на людей как модификации А, так и модификации В. Результатом остался доволен, и, как человек ответственный, получив на руки всё, что требовалось, он немедленно расплатился. Сумма оказалась настолько серьёзной, что даже у привыкшего ко всему Крома глаза на лоб полезли.

– Простите, Вы не ошиблись? – поинтересовался он у представителя заказчика, пока продукция отгружалась в самолёт. – Здесь сколько нулей? Всё правильно?

– Я не ошибся, господин Кром, – корректно поправил тот. – Это называется премия за риск. Вы славно потрудились. Устройство работает без нареканий, наши эксперты это подтвердили. Моё руководство решило повысить условленную сумму вдвое и просит Вас принять эти деньги. Мы хотим, чтобы Вы поощрили своих специалистов некоторыми процентами от этой суммы. Они заслуживают того.

– Что ж, спасибо, не ожидал! – Кром долго тряс руку собеседника, преданно глядя в глаза. – Я уверен, что мои специалисты останутся довольны Вашей щедростью.

– Мне бы хотелось уточнить, – продолжал представитель, – насколько надёжно охраняется секрет разработки. Мы выкупили у Вас постоянный патент, и надеемся, что прибор не попадёт больше ни в чьи руки и не будет использоваться по назначению без согласования с нами.

– Несомненно, как договорились! – Кром жалел про себя, что нельзя продать прибор ещё кому-нибудь за кругленькую сумму. Но навлечь на себя гнев корпорации-покупателя он не решался: это не Туркестанская Федерация, мигом с лица земли сотрут, и помощи просить не у кого.

– В таком случае позвольте с Вами попрощаться. До новых встреч, господин Кром! Представитель заказчика, моментально стерев с лица деловитую улыбку, зашагал к трапу, спотыкаясь время от времени о 209

трещины в покрытии. Андрей Кром, придерживая аккуратно уложенные волосы, чтобы их не раскидало ветром, направился к своей машине. Прокопенко не знал, что сказать, когда увидел у себя рапорт подполковника Лотман, где она просила отменить её перевод в Генштаб.

– Ника, детка, смерть Славы для всех нас трагедия, но не причина для неразумных поступков!

– В чём Вы видите неразумность, товарищ генерал? – спросила девушка, и её громкий, сочный, уверенный голос с каждым словом вибрировал всё сильнее. – В том, что, когда моя жизнь разрушилась, я не хочу терять ещё и любимую работу?

– Ваша жизнь не разрушилась, подполковник, – пытался увещевать Георгий Васильевич. – В Генштабе тоже люди служат. Если Вы планируете пожертвовать собой на поле брани во имя любви…

– Я планирую служить ради любви! – отчеканила с налётом злобы в голосе Ника.

– Вы уверены, что справитесь без Вячеслава? – задумчиво поинтересовался министр обороны. Ему хотелось оставить Лотман в подразделении, но сомнение не давало покоя: а если дров наломает?

– Уверена, товарищ генерал!

– В таком случае Ваша просьба удовлетворена. Я, конечно, без особой радости это делаю, но Вы мне выбора не оставляете. Подполковник Лотман!

– Я! – ответила она, не разжимая губ.

– Поздравляю с назначением! Вы – командир специального подразделения 80. Вступайте в должность с понедельника, документы к тому моменту будут в порядке.

– Служу Отечеству! – без запинки отбарабанила Лотман.

– Служите, Ника, – генерал поощрительно улыбнулся. – Отечеству мы с Вами ещё хорошо послужим.

– Что ж, нет худа без добра и добра без худа! – ни к селу, ни к городу проронил Игорь Майлов, в очередной раз ступая в ка210

бинет Макарова, как в свой собственный. Следом, символически постучав в открытую дверь, вошёл мальчишка из курьерской службы и прямо с порога обратился к исполняющему обязанности исполнительного директора: – Игорь Тихонович, разрешите? Тут письмо исполнительному директору. Я не знаю, стоит ли дожидаться Владимира Павловича…

– Ну, давай, – небрежно велел Майлов. – Владимир Павлович, может, вообще не вернётся. Привыкайте к новому боссу. Давай сюда, чего стал раскорякой, тормоз? Оплёванный курьер протянул Майлову толстенький пакет из жёлтой бумаги, где лежало нечто увесистое, и попросил расписаться.

– Расписаться… Бюрократы вы тут все. Свободен! Когда парень вышел, Игорь, приоткрыв от нетерпения рот и высунув нежный кошачий язычок, начал вскрывать конверт. Что бы там ни было, оно явно будет полезным для и.о. испдира. Или взятка для неудачника Макарова, или какие-то личные фото… Плохо соображая пропитой головой, что подобное вряд ли прислали бы с курьером, Майлов вскрыл-таки пакет и потянул за торчавшую из него плотную штуковину, похожую на открытку. Он даже успел удивиться, почему на открытке ничего не изображено, до той секунды, когда взрыв вышиб стёкла в новеньком изящном кабинете и несколько преобразил внешний и внутренний мир любопытного Майлова. "На Вашей голосовой почте одно сообщение: Здравствуй, Ника. Знаешь, я сижу сейчас, не поверишь, на зелёной траве и говорю всё это тебе, уже чужому человеку, которого и сейчас считаю родным. Но у меня нет иного выхода – на письмо не остаётся времени. Да если б я и написал его, ты просмотрела бы по диагонали, поджав свои миленькие нежные губки, и решительно выбросила бы его. Теперь выслушай. Когда-то ты в меня верила, я знаю. Но потом решила, что роль Евгения Латынина в истории совершенно никудышная. И оказалась права. Ты всегда права, любимая. Теперь я хочу доказать свою значимость.

211

Я уезжаю из страны, не знаю, когда вернусь, если вообще вернусь. Мне очень страшно, меня могут убить и, наверное, постараются это сделать. Просто знай – если вдруг больше не выйду на связь, то меня не сбил случайный грузовик, и я не эмигрировал, подобно дядюшке Борману, в Южную Америку. Меня просто больше нет. Прости за столь внезапное исчезновение. Очень хочу увидеть тебя. Не грусти, дружочек. Я тебя люблю. Я тебя помню. Я к тебе вернусь. Постараюсь".

– Евгений Васильевич? – мужчина в строгом костюме с красным галстуком тронул Латынина за плечо. – Поднимайтесь, пожалуйста, нам пора. Ждём только Вас. Учёный встал с аэродромной травы, опираясь на протянутую руку, автоматически попытался сунуть телефон в карман. Мужчина остановил его: – Очень жаль, но Вам придётся оставить это мне. С выражением лица невозмутимого камикадзе Женя передал спутнику телефон и двинулся к небольшому самолёту, уже запустившему двигатели.

– Что предпочитаете пить в полёте? Виски, коньяк, вино десертное, сухое? – обходительно осведомился соглядатай.

– Водку, холодную, пол-литра, – отмахнулся Латынин. Через десять минут они были в воздухе. Если единственный выбор является неправильным, то это не выбор, а судьба.

– Олечка, как он? – Савенко названивал каждые полчаса, добился ответа ближе к полуночи. Ольга говорила очень тихо, это сразу насторожило Петровича: – Пока не знаем. Бортников сам проводил операцию, шансы хорошие. Володя пока не пришёл в сознание. Последний приступ чудом его не убил.

– Лекарство поступает нормально?

– Да, капают. Как Жора? Не плачет?

– Ну, он у Вас парень деловой, зачем плакать, – нарочито весело сказал Савенко, хотя весёлость его была противоестественной. – Подружился с моими домашними, с кошкой играет. Часа три назад 212

устал, и мы его уложили. А плакать он и не собирался – зачем, он всё понимает. Он в Вас, Олечка. Он очень похож на тебя.

– Спасибо, – она растрогалась. Петрович впервые перешёл с ней на "ты", это было особенным жестом с его стороны. – Я Вам благодарна.

– Да не за что. Пожалуйста, позвони сразу, как он придёт в сознание. Для меня сейчас ничего нет важнее.

– Это может случиться под утро…

– И что с того? Я никого не разбужу, телефон у меня под подушкой, сегодня специально ушёл спать в гостевую комнату. Позвони.

– Обязательно. А Вы отдохните. Я знаю, что Вы не ложитесь спать, но хотя бы попробуйте. Человеку положено высыпаться, хотя бы раз в полгода.

– Хорошо. Доброй ночи, девочка моя.

– Доброй ночи. И тогда Валентин Петрович ложится в кровать с твёрдым намерением дожидаться спасительного звонка. Едва голова касается подушки, он погружается в благодатные тёплые волны неизвестного моря. Он ныряет на глубину шести-семи метров, поворачивается глазами к солнцу и медленно всплывает наверх, к воздуху, беспечно раскинув руки, не думая ни о чём тревожном. Он не думает ни о чём. Всё: и сатанинский прибор, и исчезновение Латынина, и Макаров, повисший в чужом городе между жизнью и смертью – откладывается до утра. Человеку положено высыпаться, хотя бы раз в полгода…

213

Художнє видання

ЯРОВИЙ Дмитро

НЕСПЛЯЧІ СЕРДЦЯ

1/16

Підписано до друку 5.07.10. Формат 60х84 . Вид. № 150. Гарнітура Times. Папір офсетний. Друк офсетний. Наклад 300. Ум. друк. арк. 12,43. Обл.-вид. арк.13,4. Зам. № 210–5310. Надруковано у Видавничо-поліграфічному центрі "Київський університет" 01601, Київ, б-р Т. Шевченка, 14, кімн. 43 (044) 239 3222; (044) 239 3172; факс (044) 239 31 28 Свідоцтво внесено до Державного реєстру ДК № 1103 від 31.10.02

214