ПОЭТЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
DIE DICHTER DES ERSTEN WELTKRIEGS Deutschland Österreich-Ungarn nachgedichtet von Anton Tschorny
ПОЭТЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ Германия Австро-Венгрия в переводах Антона Чёрного
Москва
«Воймега» Ростов-на-Дону
«Prosōdia»
УДК 821.112.2 ББК 84(4Гем) П673
Научный редактор Е. В. Витковский
П673 Поэты Первой мировой. Германия, Австро-Венгрия / сост., пер. с нем. А. Чёрного. — М.: Воймега ; Ростов-на-Дону: Prosōdia, 2016. — 264 с.: ил. ISBN 978-5-7640-0190-6 В книге впервые на русском языке всесторонне представлена немецкоязычная лирика периода Первой мировой войны (1914–1918). Творчество 34 авторов различных направлений и стилей — от пропаганды до авангарда — дополнено редкими иллюстрациями из фронтовых и тыловых изданий Германии и Австро-Венгрии, оригинальными биографиями авторов, а также историко-литературным очерком.
Возрастное ограничение 18+ © А. Чёрный, перевод, статья, справки об авторах, 2014. © Правообладатели (см. раздел «Copyright») © «Воймега», 2016. © «Prosōdia», 2016. ISBN 978-5-7640-0190-6
Ханс Ляйп Hans Leip (1893–1983)
Имя Ханса Ляйпа известно меньше, чем название его главного творения. В 1915 году, стоя на посту перед отправкой на фронт, он зарифмовал свои незатейливые грустные мысли, обращённые к любимой девушке, названной им «Лили Марлен». Говорят, это имя составлено из имён двух его возлюбленных, а кто-то утверждает, что песня обращена к Лили Фрейд, племяннице знаменитого психоаналитика. Стихотворение было опубликовано лишь в 1937 году и вскоре было положено на музыку, но настоящий успех пришёл после того, как новую аранжировку сделал композитор Норберт Шульце, а исполнительницей шлягера стала певица Лале Андерсен. Больше миллиона пластинок с этой версией песни разошлось по всему немецкоязычному миру (на ней и основан наш перевод). В 1941 году запись с этой пластинки попала в эфир «Солдатского Радио Белграда», вещавшего для немецких войск, которые приняли ее на ура. Мифическая Лили Марлен стала для миллионов солдат, и не только немецких, символом любимой, дожидающейся своего мужчину. Её пели англичане и французы, появились десятки переводов и версий (вплоть до отдельных вариантов у разных полков и дивизий). Популярность её была столь огромна, что Геббельс даже запретил песню как «упадническую», но вскоре запрет пришлось снять. Мировую славу песня обрела в исполнении Марлен Дитрих, а в наше время в Германии установлено несколько памятников девушке под фонарём, ждущей своего любимого с фронта. Перевод песни публикуется с любезного разрешения потомков Ханса Ляйпа.
Ханс Ляйп | 35
p Памятник «Лили Марлен» в г. Мунстер u Первое издание песни в исполнении Лале Андерсен (Electrola, 1939)
ЛИЛИ МАРЛЕН У казармы светит У ворот фонарь. Нас с тобой приветит Он так же, как и встарь. Там будем мы с тобой вдвоём Стоять опять под фонарём, Как встарь, Лили Марлен, Как встарь, Лили Марлен. Обе наши тени Стали как одна. И переплетений Страсть была нежна. Пускай все видят нас вдвоём, Как мы стоим под фонарём, Как встарь, Лили Марлен, Как встарь, Лили Марлен. Часовой из будки Окликает нас. Эх, влечу на сутки. Ребята, я сейчас! Дай мне обнять тебя, постой, Ах, если б мне уйти с тобой, С тобой, Лили Марлен, С тобой, Лили Марлен. Помнит луч фонарный Твой прелестный след, Но неблагодарный Меня не помнит свет. Только кому теперь вдвоём Стоять с тобой под фонарём, С тобой, Лили Марлен, С тобой, Лили Марлен?
Ханс Ляйп | 37
И простор покоя, И земную глубь Озарит живое Виденье твоих губ. Если туман встаёт стеной, Судьба ли мне стоять с тобой, Как встарь, Лили Марлен, Как встарь, Лили Марлен?
38 | Ханс Ляйп
Теодор Крамер Theodor Kramer (1897–1958)
Великий австрийский поэт родился в бедной семье провинциального врача в маленьком сельском городке. Не успев закончить университет, он был призван в 1915 году на Восточный фронт, где на болотистых пустошах Волыни получил тяжёлое ранение, последствия которого мучили его всю жизнь. После госпиталя Крамера, уже в чине офицера, направили на итальянский фронт, где он и служил до самого конца войны. Книга «Трясинами встречала нас Волынь» (1931), из которой взяты публикуемые стихи, — настоящий полевой дневник. Детство, проведённое вдали от города, оставило в душе Крамера вечный отпечаток любви к простым крестьянам, их спокойному ручному труду и, конечно, к природе. Именно поэтому даже его военные стихи, по силе достоверности сравнимые с «Василием Тёркиным» Твардовского, неизменно содержат образы растений и злаков как отдельных «персонажей», страдающих не меньше людей. Послевоенная судьба поэта сложилась трагически. Несмотря на шумный успех его стихов, которые в 1929–1933 годах печатали все немецкоязычные газеты, вскоре он попал в полную изоляцию из-за своего еврейского происхождения. А затем, после захвата Австрии нацистами, под угрозой оказалась и его жизнь. Только заступничество Томаса Манна буквально за пару месяцев до начала Второй мировой убедило правительство Англии дать Крамеру убежище. На чужбине поэт провёл остаток своей жизни, вернувшись в Австрию лишь за год до своей смерти. Переводы публикуются с любезного разрешения издательства «Paul Zsolnay Verlag».
Теодор Крамер | 57
В УЧЕБКЕ Вокруг учебки в зарослях зелёнки в прохладном лоске молодой весны мы каждый день по самые печёнки оттачивали навыки войны. Мы слушали, как брякают приклады, хрустит запал, качается затвор, отряд по дёрну полз, как все отряды, все заросли коленками протёр. Лишь вечерами, по кустам шагая и петь не в лад порой принуждены, мы видели, что роща не нагая под сводами небесной глубины. Кора мерцала и бежали соки, медлительно струясь по стебелькам, и глины колея на солнцепёке, казалось, отзывалась башмакам. В казарме было вдвое тяжелее ложиться, скудный ужин одолев. Нахлынувшая кровь бежала в шее, шумела, в голове отяжелев. Ворочались, проснувшись, то и дело, ловили, встрепенувшись каждый звук, и, неприметно покрывая тело, суглинок осыпался с наших рук.
58 | Теодор Крамер
ВЫХОДНОЙ Тот день, когда был выходной положен в учебке нам, то был тоскливый день; брели в сортир, обильно унавожен, встав до подъёма несмотря на лень. Мели настил дощатый не в охотку и заправляли койки-топчаны, проворно сухари бросали в глотку, на улицу толпой увлечены. Командовал ефрейтор на лужайке, а мы и рады — лыбим до ушей; в кустах не надо ползать в потной майке и на бегу давить приставших вшей. Боялись только, что погонят в лужи на пузе ползать в топких полосах, где клейкий шлам напитывал снаружи одежду, вис на жёстких волосах. А в полдень мы похлёбку крупяную выстаивали, собирая шквар; мученья эти — чтоб наваксить сбрую, чтоб гнулась и блистала, как пожар. Вылизывали чёботы до глянца; но запросто упасть мог волосок, и до поверки обладатель ранца никак всё успокоиться не мог.
Теодор Крамер | 59
* * * Мы залегли молчком на стылых плитах, в углу оконца намело песка, спирало дух от запахов разлитых, и по прикладу ёрзала рука. Капрал облокотился возле трубки и слушал, прерывая свой доклад, а дождик сеял, вроде мелкой крупки, в его просветах всё тускнел закат. Казались нереальными лопаты, натыканные в ряд в песчаный скат, отметки, где должны стоять солдаты, торчали лентой, вроде баррикад. Признаться, побывать в подобном бое, мы думали, нам вряд ли предстоит; чесались, озабочены собою и тем, что не лишай ли там свербит. И даже офицеры по-другому себя вели, учебке не чета, ходили, приседая по-простому у каждого солдата и поста. И, с каждой тачкою песка храбрея, песок таская на своём горбе, украдкой становились мы бодрее, вновь обретя уверенность в себе.
60 | Теодор Крамер
* * * Стояли мы в резерве возле сосен на пыльной невозделанной земле; покой полей безмолвных был несносен, мело песчинки в сохлом ковыле. Мы знали, всё готово для пехоты, в полях нас ждали блиндажи и рвы, изогнутая проволока, доты, но всё ж коленки слабнули, увы. Лежали, сомневаясь и гадая, на край траншеи положив стволы, и в пальцы попадала молодая ботва весенней молодой свеклы. В низинах нам сказали без приказа не разжигать ни спичек, ни огней, но раз уж так — желудок пуст, зараза – мы не гнушались листьев и корней. Казалось, солнце к небу прикипело, скользя неспешно в сочной синеве, но лишь зашло, как сжались до предела поля вокруг, затеряны в траве. И где-то глухо бухало снарядом трещало пулемётом, в этот час мы слышали, что фронт был где-то рядом: то там, то справа, то левей от нас.
Теодор Крамер | 61
МАРШ ПО ВОЛЫНИ Ночью мы очухались в ознобе, подремав в палатках вполглазка; ветер нас будил, в студеной злобе набегая из березняка. За ночь коркой инея покрыло все колючки вялого репья; выстроилась по четыре рыла, дребезжа, дивизия моя, к подвигам снаряжена. Колонне был назначен долгий переход; париться нам в этом перегоне, ветерок ловить, когда восход. От песка забудется прохлада, взбученного сотнями колёс; пальцы отнимая от приклада, чистить будем уши, рот и нос. Шли, как поднимались на ступени, через раскалённые хлеба; только сосен жиденькие тени чиркали порой по краю лба. Мимо лужиц, пашни стерегущих, гнало нашу пыльную гурьбу, мокнущих от зноя, но бредущих в долгий день, как в сточную трубу.
Теодор Крамер | 63
ПЕРВОЕ РАНЕНИЕ С утра мы залегли в окоп-ложбинку на третьей точке, многие — впервой. Обвыкнуть надо к здешнему суглинку, к соломе — вместо койки полевой. Полоской узкой бездна голубая небес, казалось, здесь висела век, пока, ружейным треском прошибая рассвет, сюда не вторгся человек. Вдруг по соседству поднялась тревога: из воздуха свалилась, тяжела, зазубрена, как мелкая острога, в кого-то самолётная стрела. И нас, еще не видевших ранений, так поразил воткнувшийся предмет в локте, который, как без сочленений висел вдоль тела, в рукаве продет. Дивились мы, как шустрыми руками был содран ранец с раненой руки и вмиг до дна обшарен знатоками. Консервы, хлеб и даже башмаки забрали, с ног его смотав портянки, пожали руку: мол, крепился чтоб. Четыре патронташа, две жестянки Оставили ему. Он сполз в окоп.
64 | Теодор Крамер
ПЕРВЫЕ ТРАНШЕИ Позиция, где встали мы до света, узка и недокопана была, и проволока, дугами воздета, дивила нас. Зигзагами вела траншея вдаль, как торная дорога; стих ветер, и созвездий блеск померк. Ефрейтор только привставал немного, когда трещали выстрелы поверх. Так и торчали, прижимаясь к стенке, еще к земле привычки не имев, и в ниши, к животу прижав коленки, протискивались, словно в тесный хлев, где было не под силу распрямиться. Капрал нам демонстрировал приём, как ранцем сверху от дождя укрыться и втиснуть тело правильно в проём. Чем дольше мы отлеживали спины, тем больше познавали пользу ниш, нисколько не боясь обвала глины и чавканья пластов, когда ты спишь. Разглядывали, как синеют жилы, слоится сланец, мергель, известняк, и лезли нам в лицо корней надпилы, марая глиной лбы и рты бедняг.
66 | Теодор Крамер
* * * Лежали мы в объёмистой пещере на жёстких нарах, устланных листвой; снаружи фронт стучался глухо в двери и с потолка нас осыпал дресвой. Пришив заплаты к рукаву гнилому, убрав стволы начищенные прочь, мы всё глазели, теребя солому, на огонёк коптилки день и ночь. Как этот огонёк, однообразно тянулся под землёй за часом час; от скуки мы не вынесли соблазна, расчёсывать коросты наловчась. Живицу собирали с деревяшек, высасывали горечь из корней, сухарь толкли и прятали в кармашек, по крошке разделив на пару дней. А по ночам, когда мы по карманам скребли пропитанную потом пыль, грунт холодел, отягощён туманом, шуршал снаружи высохший ковыль, и полбы корешки впивались в спину, давила наседавшая земля, и в страхе мы жевали солонину, сухими языками шевеля.
Теодор Крамер | 67
МАРТ В ТРАНШЕЕ Лежали мы в траншее, в земле погребены; снег делался рыжее под натиском весны. Свет озарял суглинок, летел издалека: с искрящихся росинок, с ветвей березняка. Сурово налетая, вдруг ветерок теплел: то свёкла золотая посеяла задел, и, нагоняя соки, проснулись корешки в положенные сроки пуская волоски. Над полем бестолково столбы торчали в ряд; рука у часового всё тискала приклад, а мы в своей берлоге считали каждый час, задравши кверху ноги и не смыкая глаз.
70 | Теодор Крамер
ПЕРВАЯ ПЕРЕДЫШКА Плоской пашней мы брели с ночлега, в первый раз уйдя с передовой; в дымке заплутавшая телега волочилась колеёй кривой. Но для нас, притёршихся к траншее, под землёй сидевших день-деньской, ощущенья не было милее, чем потрогать листики рукой, чем смотреть, как ясень издалёка машет нам цветастою листвой, прикопать нательное до срока, закидав землицей полевой, (чтоб из швов повылезали сразу в блиндаже откормленные вши), собирать на прутики заразу и давить при свете от души. Вечером в распахнутой палатке тот, кто с краю лёг в конце шатра, ветерок ловил душисто-сладкий что порхал по ниве до утра. И роса будила ароматы, и лежали бурые комки, и лежали спящие солдаты, выпрямляясь, словно стебельки.
Теодор Крамер | 71
* * * Лежали за колючкой мы на стрёме, там, на ничейной жуткой полосе; на пузе проскользнули по соломе и вымокли порядочно в росе. В молчании ползли по полю тени, лицо кололи полбы стебельки; касаясь их пружинистых сплетений, стволы звенели, будто медяки. Лежали мы бесшумно, недвижимо, на каждый шорох навостряя глаз, пока под утро не мелькнуло мимо какое-то пятно вдали от нас. Мороз по коже, но ошибки нету: колючка изгибается дугой – всего лишь пятьдесят шагов — к рассвету нас засекут за сумеречной мгой. И взводный подал нам сигнал к отходу стараясь мускулом не шевельнуть; мы пятились в окопы, на свободу, и нескончаемым казался путь, пока, болтаясь на боку, лопатка впивалась в подреберье, как кинжал, и стоило нырнуть за край распадка, над нами первый выстрел прожужжал.
Теодор Крамер | 73
ПРОРЫВ На третий день боёв щелчок ракеты зелёным огоньком подал сигнал; орудия лупили, разогреты, от дыма воздух горьковатым стал. Отчётливое тиканье винтовок тонуло в злобном хрюканье гранат, разрывы минометов, трёхдюймовок слились в один грохочущий раскат. Подземный ход внутри укрепрайонов забило пылью. В копоти, в дыму под вой бушующих дивизионов был всяк себе не слышен самому. В растерянности мы в земле сидели, безмолвно целясь не пойми куда, из каждой поры на застывшем теле холодный пот сочился, как вода. И подались вперёд под ураганом безропотные волны серых спин, как на манёврах. Жутким барабаном бил в уши вой взрывающихся мин. Пока одни сжимали карабины, готовились к рывку, примкнув штыки, другие среди мусора и глины уже лежали, закатив зрачки.
74 | Теодор Крамер
БЕГСТВО Дисциплина пала. Победитель наступал за нами не спеша; но уже над полем истребитель бомбы сыпал, искрами страша. Мы бежали, видя, как амбары, крытые соломой кучки хат пожирают бойкие пожары, и заряды, чиркая, свистят. На бегу кирками разбивая бочки, мы лакали самогон, и сивуха, как вода живая, по земле струилась нам вдогон. Мы бежали, пропитавшись водкой, ну а кто буфетик подломил, нагружался, сколько стерпит глотка, мармеладом, плитками пастил. Досками, ревущею скотиной вся была запружена река; кто не в силах плыть, над вязкой тиной булькался, вцепившись в мертвяка. Лишь достигнув берега крутого, мы открыли плотную пальбу: руки были задымить готовы и свело дыхание в зобу.
Теодор Крамер | 75
НА ЛЕЧЕНИИ Нас в деревеньке без названья вселили в небольшой амбар; то для житья и для лежанья отдал хибарку пивовар. Там пострадавшим разрешили в безделье коротать деньки; повсюду, где селяне жили, стучали наши башмаки. Нас местные простолюдины тащили в гости за рукав; мы пили яблочные вина, студентов местных натаскав горланить фронтовые песни за все окопные дела; вся деревенька, хоть ты тресни, жалела нас, но вся цвела. А по утрам, заправив койки, в корыто скинувши порты, вертелись мы в нагретой мойке, с опаской щупая бинты. Казалось через две недели, что раны сделались желты, и мы от страха холодели, к рубцам прикладывая рты.
76 | Теодор Крамер
Эдгар Штайгер Edgar Steiger (1858–1919) Происходивший из швейцарской пасторской семьи Эдгар Штайгер в 26 лет отказался от уготованной ему отцом церковной карьеры и наперекор набожным родственникам решил заняться писательством. Будучи сотрудником нескольких довольно либеральных журналов, он сблизился с социалдемократами и долгое время выступал с этих позиций как журналист и театральный критик. Перебравшись в 1898 году в Мюнхен, он пишет для легендарного журнала «Simplicissimus» и постепенно становится одним из его постоянных авторов — за двадцать лет он напечатал в нём более 400 фельетонов, стихотворений и рецензий, исполненных искромётного юмора. В год переезда он также выпускает неоднократно переиздававшуюся монографию «Становление новой драмы», посвященную современным ему пьесам и авторам: Ибсену, Гауптману, Метерлинку. Ещё накануне мировой войны Штайгер неоднократно критиковал германское имперское правительство за близорукость и беспечность, помноженную на показную воинственность. Несмотря на гуманизм и пацифизм, поэт был не чужд распространённой тогда даже в социал-демократических кругах русофобии: главным «поджигателем войны» Штайгер считал Россию, ободряемую западными союзниками. Книга 1916 года «Мировой водоворот» («Weltwirbel»), из которой взяты стихи для нашего издания, построена на контрасте мирной жизни и войны: пейзажные зарисовки и эпитафии великим (среди которых и Толстой) соседствуют с сатирическими стихотворениями «на злобу дня», которые сам Штайгер называл «надгробиями современности». На русском языке его стихи издаются впервые. Эдгар Штайгер | 77
ДИПЛОМАТ (1914) Европы демоны воскресли, В котле бесовском бьётся пар, А дипломат в уютном кресле Пером наносит свой удар. Его Сиятельство пузато, Напишет нужное стране, И затыкая уши ватой, Задремлет славно в тишине. Весной природа обновится, Бумага карты стерпит всё! Вот — красным — новая граница, Напишем: «мир, мол, то да сё». Легко мы пакты заключаем, И в них легко определять, Что «ни в кого мы не стреляем, Пока мы не начнём стрелять». И рвутся цепи разогреты, От крови тяжела земля, А он достанет сигареты И усмехнётся: «О-ля-ля! Там сербов обделили пивом? А кто там? Русские? Зер гут» – И в благодушии сонливом Часы неспешные бегут. В то время как с восточных входов К нам ломится волна славян, Переселения народов Восход ужасен и багрян, Уставший копчик расслабляя, Он греет ноги о камин И шепчет, веки закрывая: «Ну, наконец-то, я один!»
78 | Эдгар Штайгер
Карикатура на дипломатов в журнале «Simplicissimus» (август 1914): «А через 50 лет нашим коллегам будет ещё тяжелее. Если тогда всётаки дело дойдёт до войны, им вчинят иск за массовое убийство по неосторожности».
МИРОВАЯ ВОЙНА Май 1914 Старуха-смерть в чащобе бдит, Косой точёной блещет. Конь Блед таращится, сердит, И удила трепещут. Он чует: трапеза близка, Трясётся в нетерпенье. Заря полощется, ярка От запаха гниенья. Всё та же глупая игра, Бродячий бестиарий, Что превращает, как вчера, Людей в обычных тварей: Убийства свято ремесло, Танцуют куклы споро, И вот беззвучно затрясло За сценой Режиссёра. Глядит из-за кулисы он И потирает руки, И слышит дивидендов звон В глухом железном стуке. Народы! До каких же пор Продлится ваш делирий? Хватайте! Вот он, режиссёр! Гони его к Сибири!
80 | Эдгар Штайгер
БЕДНЫЙ ТОММИ Шёл себе спокойно он и — ба! Вдруг орёт военная труба. Он жуёт табак у проходной, Только что бифштекс доевши свой, Бедный Томми! Черчилль поперёк дороги встал, Говорит: «Теперь ты мой капрал! Ты, мужик без чада и жены, Просто создан для моей войны» – Бедный Томми! Томми смолкнул, будто в столбняке, Мэри увидал невдалеке. А она — ну жаба, как назло, Так Адаму с Евой не везло. Бедный Томми! Только пастор строго их спросил И у них согласье получил, Молвит Черчилль: «Ну-ка побыстрей! Ночь тебе на сборы без вещей!» Бедный Томми! Томми вновь опешил, как дурак, Но не отпереться уж никак – Он — солдат и муж, мораль ясна: Что беда не ходит к нам одна – Бедный Томми! Кто мужик, поймёт его беду: Спереди стреляют, всё в чаду, Сзади же, как будто дробь слышна: Дребезжит костяшками жена. Бедный Томми!
Эдгар Штайгер | 81
Георг Тракль Georg Trakl (1887–1914)
Проведя детство и юность в австрийском Зальцбурге, Георг Тракль рано выучил французский язык благодаря гувернантке, воспитывавшей его и сестёр в течение 14 лет. Вместе с языком он усвоил Рембо и Бодлера, которые значительно повлияли на его творчество, определения которому не могут найти до сих пор: то ли это поздний символизм, то ли ранний экспрессионизм, то ли совершенно особая «траклевская нота», повлиявшая на всю последующую европейскую словесность. Певец смутных меланхоличных переживаний и запутанных видений, Тракль, кроме литературы имел только одно пристрастие — наркотики. Чтобы легче добывать вожделенный морфий, он в 1905 году устроился работать в аптеку и даже три года спустя стал учиться на фармацевта. Смерть отца и бедственное положение семьи вынудили его бросить учёбу и записаться в 1910 году добровольцем в санитарные войска. Впрочем, военный из поэта-морфиниста не получился, и до самого начала войны Тракль менял города и места работы, всё более впадая в чёрную депрессию. Всё это время его стихи выходят в многочисленных журналах, делая молодого автора всё более узнаваемым. Отправленный в чине военврача на русский фронт, поэт попадает в самую гущу событий. Сражение блиц Гродека, часть Галицийской битвы, унесшей жизни трёхсот тысяч австрийцев, стало для Тракля первым и последним. Не в силах вынести зрелища ужасающей бойни, он несколько раз пытается покончить с собой, и в конце концов это ему удаётся — в госпитале он принимает смертельную дозу морфия. В своём последнем письме он писал: «Я уже чувствую себя по ту сторону».
Георг Тракль | 101
ГРОДЕК Под вечер гулки леса осенние От смертоносных орудий, золотые равнины И синие воды, а над ними светило, Мрачнея, катится вниз; обнимает ночь Умирающих воинов, дикие стоны Разорванных ртов. Но робко стекается в почве луговой Красное облако, в коем сердитый Бог обитает, Пролитая кровь, лунная свежесть; Все дороги кончаются в чёрном гниении. Под золотом ночных ветвей и звёзд Колышется тень сестры по безмолвным лугам, Приветствуя души героев, их кровоточащие головы; И робко звучат в тростнике тёмные осени флейты. О, гордая скорбь! Её железный алтарь Жаркое пламя души питает ныне великою болью Нерождённых потомков.
102 | Георг Тракль
Людвиг фон Фикер О последних днях Георга Тракля В битве за Гродек, незадолго до её решающего момента и уже посреди охватившей фронт паники, санитарная бригада, к которой он был приписан, впервые вступила в бой. В подвале, недалеко от главной площади городка, без всякого медицинского снабжения ему пришлось в одиночку оказывать помощь девяноста тяжелораненым и бессильно, беспомощно в течение двух дней переносить с ними эти муки. Он выслушивал жалобы мучающихся солдат, которые умоляли положить их страданиям конец. Вдруг, почти неразличимо среди этих воплей, раздался слабый хлопок: один из раненых пустил себе пулю в голову, и кровавые ошмётки мозга прилипли к стене. Он не выдержал и вышел наружу. Но и на воздухе предстала ему ещё одна ужасная картина. Прямо на площади, когда-то оживлённой, а теперь словно вычищенной, торчали несколько деревьев, неподвижно стоявших тесно друг к другу деревьев, на каждом из которых болтался повешенный. Русины, казнённые местные жители. Один из них, повешенный последним, кажется, даже (а может быть Траклю так только показалось?) сам вдел голову в петлю. Это зрелище глубоко отпечаталось в его памяти… p Захват русской батареи в битве при Гродеке. Фрагмент венгерской открытки 1914 года. Георг Тракль | 103
НА ВОСТОКЕ Древнему вою метели Подобен угрюмый народный гнев, Пурпурный прибой битвы, Опавшие звёзды. Ломаными рёбрами, серебряными руками Награждает павших воинов ночь. Под сенью осеннего ясеня Вздыхают тени убиенных. Терниями зарослей опоясан город. С кровенеющих ступеней гонит луна Напуганных женщин. Дикие волки рвутся в ворота.
104 | Георг Тракль
НОЧЬ Тебе пою я осколков распад, В буре ночной Воздетые горные груды; Их серые башни, Текущие адскими масками, Огненными тварями, Шершавыми папоротниками, елями, Кристальными цветами. Нескончаема мука, Когда Бог настигает Кроткую душу, Водопадом вздыхая В волнящихся соснах. Золотом вспыхивает вокруг Огонь народов. Под черноватыми скалами Рвётся, гибельно пьянея, Рдеющий шквал, Синий вал Ледника, И грохочет Могучий набат над долиной: Пламя, проклятия И сумрачные Игры наслаждений, Бьётся, штурмуя, в небо Окаменелая голова.
Георг Тракль | 105
Титульный лист посмертного сборника Георга Тракля «Себастьян во сне» (1915)
БУРЯ Вы, дикие горы, орлов Возвышенная скорбь. Золотая туча Над каменистой пустыней дымит. Терпеливая тишь охватывает сосны, Чёрных овец у пропасти, Где вдруг синева Странно стихает, Робкий гул шмелей. О цветущая зелень – О безмолвие. Сказочно потрясают сердце Тёмные духи лесного ручья, Мрак, Что обрушивается на плечи! Белые голоса Теряются в жутких преддвериях, Рассечённых террасах, Отцов могучая злоба, жалоба Матерей, Мальчишки золотой воинственный клич, И нерождённое Вздыхает из незрячих глазниц. О боль, ты, пылающий взор Великой души! Уже промелькивает в чёрной суете Коней и повозок Розово-жуткая молния В стонущую ель. Магнетическая свежесть Воспаряет над гордой вершиной, Пылающая печаль Сердитого Бога.
Георг Тракль | 107
Страх, ты, ядовитая змея, Чёрная, умри в сердцевине камня! И прорываются слёзы Дикими потоками, Жалостью бури, Гремят прокатами грома Вкруг снежных вершин. Огонь Очищает разодранную ночь.
ГЕЛИАН В одинокие часы духа Так прекрасно к солнцу устремиться, По жёлтым стенам леса. Вкрадчиво шуршат шаги в траве; но вечно спит Сын Пана в сером мраморе. Вечерами на террасе опьянялись мы тёмными винами. Красновато горел персик в листве; Мягкая соната, радостный смех. Прекрасен покой ночи. На тёмной равнине Встречаемся мы с пастухами и белыми звездами. Когда наступает осень, Представляют трезвую ясность рощи. Умиротворенно бредём вдоль красных стен, И круглые глаза провожают полёт птиц. Вечером каплет белая вода в урну с прахом. В голых ветвях пирует небо. В чистых руках несёт поселянин хлеб и вино. И мирно зреют плоды в солнечной палате. О как серьёзен лик дорогих умерших! Но душу радует праведное созерцание. 108 | Георг Тракль
Безгранично молчанье разорённого сада, Там юный послушник главу бурой листвой увенчал, Его вдох ледяным золотом опоён. Руки осязают древность голубоватых вод Или в холодной ночи белые щёки сестёр. Тих и гармонии полон путь в радушные залы, Где одиночество и шелестенье клёнов, Где, быть может, и дрозд ещё поёт. Прекрасен человек и величественен во тьме, Когда потрясённо руками и ногами движет, И в пурпурных норах тихо очи вращаются. Под вечер теряется некто в чёрных руинах ноября Среди ветхих крон, мимо стен, поражённых проказой, Где прежде святой брат проходил, Утопший в мягкой игре струн своего безумия. О как одиноко кончается ветер вечерний! Почил, склоня голову в сумрак олив. Потрясает гибель людского рода. В сей час полнятся очи смотрящего Золотом его звёзд. Под вечер тонет благовест, не звучащий боле, Низвергаются чёрные стены наземь, Зовёт мёртвый солдат к молитве. Бледный ангел, Входит сын в пустой дом своих отцов. Сёстры далеко к седым старцам ушли. Ночами находил их Спящий перед домом Вернувшимися из печального паломничества. О как слиплись в их волосах нечистоты и черви, На коих он серебряными подошвами стоит!
Георг Тракль | 109
И умершие из хладных покоев уводят. О их псалмы в огненном ливне полуночи, Когда чернь крапивою нежные очи стегала, Ребячливые плоды бузины Потрясённо склонились над пустою могилой. Тихонько вращаются пожелтевшие Луны Над горячечными простынями юноши, По которым безмолвные зимы ползут. Величье судьбы мыслит Кедрону вослед идущий, Где кедр, женственное творение, Под синими бровями отца распускается, Под коими Спящий ночами свое стадо водит. Или это вопль в ночи — Когда железный ангел в роще человека встречает, Мясо святого на раскаленной решетке шкворчит. Кругом глиняных хижин наливаются пурпурные лозы, Гудят снопы пожелтевших злаков, Гул пчёл, лёт журавля. Под вечер встречаются воскресшие на скалистых тропах. В чёрные воды смотрятся прокажённые, Распахивают изгаженные рубища, Рыдая, навстречу бальзаму ветра, что с розовой вершины веет. Поселянки юные крадутся переулками ночи В поисках возлюбленного пастушка. По субботам слышна в хижинах нежная песня. Вспомните в песни и отрока, Безумье его и белые брови его и гибель, Истлевшего, что голубоватые очи распахнул. О сколь грустно свидание это!
110 | Георг Тракль
Ступени безумия в чёрных чертогах, Тени древних в раскрытой двери, Там душа Гелиана себя в розовом зеркале видит. И снег и чума с чела его каплют. На стенах звезды пропали И белые образы света. Ковром извергают мощи гробы, Молчание упавших крестов на холме, Ладана сласть в пурпурном ветре ночи. О ваши разбитые очи, в чёрных утопшие глотках! Когда внук в тихом смятенье ума Одиноко чёрный итог провидит, Робкий Бог синие вежды над ним опускает.
Георг Тракль | 111
Эрнст Лиссауэр Ernst Lissauer (1882–1937)
В войну Эрнста Лиссауэра называли «самым немецким из всех еврейских поэтов». Воспитанный в семье иудеев, он с детства бредил подвигами Фридриха Великого и посвятил годовщине великих битв 1813 года целую книгу. К службе он был признан негодным, но решил «служить пером». Лиссауэр опубликовал в 1914 году ряд воинственных стихотворений, одно из которых имело сенсационный успех, неожиданный даже для самого автора. По его словам, «Гимн ненависти к Англии» появился под впечатлением «нашествия полуварварских орд казаков в Восточную Пруссию, поощряемого англичанами». Текст был взят на вооружение кайзеровской пропагандой: выдавая за анонимное солдатское сочинение, его поместили во все газеты, раздавали в окопах, исполняли под музыку в театрах. Он был переведён на все европейские языки и стал объектом многочисленных пародий и вариаций. Автор же удостоился от императора Ордена Красного Орла. Благодаря «гимну» фраза «Боже, покарай Англию» («Gott strafe England») стала военным девизом, помещавшимся на значки, почтовые марки, открытки и транспаранты. Ошеломлённый последующими кровавыми событиями, Лиссауэр горько сожалел о написанном. «Любой чувствующий и думающий человек должен противостоять войне... — писал он в 1928 году, — Я убеждён, что тёсный союз европейских стран является сейчас первейшей необходимостью». В двадцатые-тридцатые годы поэт пытался уйти в драматургию, но успеха не имел, и умер, почти всеми забытый, в вынужденной эмиграции. В новой гитлеровской Германии «расово неправильный» патриот Лиссауэр оказался врагом. На русском языке впервые. Эрнст Лиссауэр | 123
ГИМН НЕНАВИСТИ К АНГЛИИ Что нам русский или француз? Ответим укусом им на укус. Любви к ним нет И злобы к ним нет. В Вогезах, на Висле пробку заткнём И в ярости общей строй сомкнём. Любить сообща, рубить сообща, Единственного врага ища: Он вам знаком, он вам знаком, Вдали он скорчился над островком, Зависти, злобы густым комком В масляных водах своих молчком. Сзываем ныне людей на суд: Глаза в глаза обет принесут, Обет железный произнесут И сохранят, как святой сосуд. Внемли же всяк, повторяй за мной, Над всей Германией слово взмой: Ярости нашей гореть огнём, В ярости нашей строй сомкнём. Любить сообща, рубить сообща, Единственного врага ища: Англию! В кают-компании корабля Сидят офицеры, паёк деля, И вдруг словно меч над столом засверкал – Один из них поднимает бокал, И здравица эта грозна, как кистень, Всего два слова: «Настанет день!» О чём же речь? В кого нацелен единый меч?
124 | Эрнст Лиссауэр
Кто мерзок так? У всех нас один-единственный враг: Англия! Хоть все народы зови под ружьё И стенами золото выставь своё, Мачтами водную гладь покрой, Хитро, но нас не обманешь игрой. Что нам русский или француз? Удар за удар и укус за укус! Звенит железо, но час тот зрим, Когда мы однажды их замирим – Но ненависть наша к тебе крепка, Ненависть наша пройдёт века, Ненависть к водам твоим и земле, Ненависть в городе и в селе, Ненависть слуг и их патронов, Злоба семидесяти миллионов – Любить сообща, рубить сообща, Единственного врага ища: Англию!
Эрнст Лиссауэр | 125
«The World» от 14 июня 1929 г. Из статьи об Эрнсте Лиссауэре «Когда я прочёл только что написанное стихотворение друзьям в кафе, один из них заявил, что оно станет „гимном миллионов“. Насколько он прав, я не осознавал до следующего дня, когда оно одновременно было напечатано в газетах по всей Германии. Меня буквально завалили письмами и телеграммами со всех сторон. Когда англичане говорят, что не желали войны, они говорят правду. Они предпочли бы подорвать мощь Германии без военных действий. Но, вступив в войну, они обрушили на нас эти дикие орды из Восточной Европы и Азии. Это был настолько противоестественный альянс одной из самых цивилизованных и одной из самых варварских наций, что всё это вызвало у меня очень сильные эмоции. И даже мой „Гимн ненависти“ не способен адекватно выразить мои предчувствия, что подобный альянс не кончится ничем хорошим для Англии. Я сказал себе: „Англия заплатит! Если не теперь, то годы спустя. Не в Европе, так в Азии. Но она поплатится!..“» Далеко не вся Германия безусловно приняла «Гимн ненависти» Лиссауэра. Более того, кёльнское католическое издание «Die Volkszeitung» провело в 1915 году целую кампанию против включения стихотворения в сборники для юношества. «Berliner Tageblatt» и другие влиятельные издания присоединились к кампании. А потом и сам Лиссауэр. В письме в «Tageblatt» он писал, что полностью согласен с мнением, что его стихотворение не следует помещать в школьные песенники и разучивать с детьми. Он даже пытался извиниться за своё знаменитое произведение, утверждая, что оно было результатом мгновенного порыва вдохновения, когда ненависть к Британии, вызванная объявлением войны, овладела его разумом... 126 | Эрнст Лиссауэр
ВОЖ ДИ На наших границах, западной и восточной, На море вдоль кромки береговой Землистыми тучами встал строй Рати небесной защитой прочной. Лютер, Божий воитель с Библией наперевес, Бах, воссылающий благословенные фуги, Кант в суровость и долг облёкся вместо кольчуги, Шиллер карающий меч грозных речей вознес. Бетховен, громом железных звуков объят, Гёте царственно к солнцу подъемлет взгляд, Бисмарк воинственный поднял палаш, Канцлер бессмертный край охраняет наш. Зрите! Сплочённо стоят в заревой дали Дюрер и Арндт и Геббель и Фишер на страже родной земли! Вахту несёт, ободряя того, кто слаб, Духов властительных наш генеральный штаб.
Эрнст Лиссауэр | 127
Курт Тухольски Kurt Tucholsky (1890–1935)
Выдающийся немецкий сатирик и журналист Курт Тухольски родился в семье богатого еврейского банкира, а потому смог получить превосходное юридическое образование, но адвокатом так и не стал, увлёкшись литературой. С 23 лет он начал публиковаться в лево-либеральном журнале «Die Schaubühne», где довольно скоро стал настоящей звездой. Патриотический угар первых недель войны не затронул поэта, настроенного довольно скептически. После окончания университета в 1915 году его призывают на восточный фронт, в «батальон армирования», строивший укрепления для позиционных боёв, но поэт не желает воевать. После он признается, что всеми возможными способами уклонялся «от участи стрелять и быть подстреленным»: пристраивался то писарем, то военным корреспондентом, а однажды даже намеренно потерял винтовку. Благодаря протекции друзей Курта Тухольски в чине комиссара военной полиции перевели подальше от фронта — в Румынию. Службу он закончил убеждённым пацифистом. Во время войны и после неё сатирик оставался верен себе, выставляя в неприглядном свете типажи главных выгодополучателей мировой бойни: политиков, коммерсантов, пропагандистов. Последние высмеивались особенно беспощадно. Так, например, стихотворение «Одному военнообязанному поэту» очевидно направлено против Эрнста Лиссауэра, автора «Гимна ненависти к Англии» и бравурных стихов о победах предков. После войны Тухольски прочно занял одно из главных мест на немецком литературном и эстрадном Олимпе, пока в 1933 году пришедшие к власти нацисты не заставили его бежать в Швецию, где спустя два года поэт от безысходности покончил с собой. 128 | Курт Тухольски
ОДНОМУ ВОЕННООБЯЗАННОМУ ПОЭТУ Включая гимнов боевой конвейер, ты воспеваешь месть и смертный пот, подписываясь скромно «Готлоб Мейер» и гладя свой двухкамерный живот. Ты славишь битвы в дедовых рейтузах и с ненавистью к Англии в груди зовёшь поупражняться на французах – Так выходи! Так выходи же! Полюбуйся лично – твой идеал давно тебе знаком: на фронте грязь и гибель, как обычно. Давай же — ну хотя б одним глазком! Нет! Даже лучше, вот тебе подарок: ты ужас этот проживи, пройди, а мы тебе подкинем пару марок – ну, выходи! Тогда поймёшь ты истинное право героев с гибелью наедине. Бойцов погибших возвышает слава – но вслушайся: в полнейшей тишине! И если им из адского разлома дано вернуться с мятежом в груди, тогда, мой Мейер, лучше ты из дома не выходи!
Курт Тухольски | 129
НЕХВАТКА БУМАГИ Конечно, было не всегда приятно внимать неразберихе наших дней: хоть сверху вниз читаешь, хоть обратно – с газетой не становишься умней. И пресса каждый день меняла многократно одежды — то короче, то длинней... Но всё ж была хоть слабенькая нить, на волю щель была, чтобы пары спустить. Но нынче, на военном положеньи, решили: в простоте народ силён, мол, нечего плодить словоплетенья: «Один народ — один и фельетон! Бумаги мало!» А для развлеченья похлеще заголовок размещён: «Угроза государству! Смерть! Беда!» А ниже — объявленья в три ряда. Такие вот дела. А ты, газета, ты как там, бедный вольностей приют? Всё так же ищешь место для совета, какую где комедию дают. Под Аррасом дожди. И, пишут, где-то благоустроенные пансионы ждут... Бумаги много, мало ли дано: Полезного ни слова всё равно.
130 | Курт Тухольски
Новогодний выпуск журнала «Simplicissimus». Юноша, олицетворяющий наступивший 1917-й, призывает немецкий народ к победе.
РАССКАЗ СТАРОГО ПАЯЦА Мой друг, давно не наносил я грима, но помню: вот уж были времена! Кивая ассистенту, словно прима, я выходил: живот — как у слона, на шляпе сверху скачут канарейки, таскал бочонок целый между ног... А нынче: из-за старости-злодейки такой уж не осилю кувырок! Однажды был такой безумный номер: я гвозди прятал у себя в зобу, а то в другой раз тоже чуть не помер, в резиновую втиснувшись трубу. Забыл уж я о тех аплодисментах, но, если честно, дивно мне, сынок: как эти господа при позументах – такой я не осилю кувырок! Политики — вот племя шутовское с подвешенным хвастливым языком. Я в юности откалывал такое, но был паяцем, а не дураком. Стрелял из палки, лазил на софиты и танцевал, показывая прыть, но эти новомодные кульбиты – мой Бог, такое мне не повторить!
132 | Курт Тухольски
ПОСТАВЩИК ВООРУЖЕНИЙ На Фридрихсхайне в тесном переулке с женой вы нарожали шестерых и жили на вине и чёрствой булке с доходов договоров страховых, со скачек, развлекаясь по порядку то в «тётушек», то в «пику» до шести. Ты приносил то пфенниг, то двадцатку, ей приходилось лестницы мести. Но только содрогнулся мир в испуге, ты позабыл про жиденький бульон – твой звёздный час! И в локонах супруги блестящий заискрился медальон. Ван Гокен, Туман, Стевер и другие наладили поставки в тот же миг. И пусть звенят колокола благие: На что Берлин? Ты сам всего достиг!
Курт Тухольски | 133
Август Штрамм August Stramm (1874–1915)
Один из величайших нонконформистов немецкой поэзии, изобретатель собственного языка, Август Штрамм до 38 лет был простым почтовым чиновником. Его судьба была заурядной: жизнь в провинциальных городках, Аахенская гимназия, служба на почтовом судне, курсировавшем через Атлантику. Но в какой-то момент в жизни почтмейстера Штрамма происходит перелом, который его дети позже описывали как «папа сошёл с ума». Поздно поступив в университет, он в начале 1900-х начинает интересоваться литературой: много читает и пишет свои первые драмы. А затем начинает просто бредить поэзией: бесконечно сочиняет и переписывает какие-то странные стихи, в которых синтаксис и грамматика искажены, словно в разбитом зеркале. Около 1912 года словесные эксперименты попадают на глаза Герварту Вальдену, редактору «Der Sturm», крупнейшего авангардного издания. Вальден становится покровителем и издателем начинающего поэта, позже они начинают дружить семьями, а дошедшая до нас переписка даёт нам представление об их духовном братстве. Ещё в 30-летнем возрасте Август Штрамм добровольно проходил годичные военные сборы, поэтому с началом войны он сразу получает чин капитана и отправляется на западный фронт. Авангардные окопные стихи, написанные на открытках и картонках от сигаретных пачек, которые он присылает Вальдену, сразу же публикуются в журнале и становятся сенсацией. «Язык распада», изобретённый Штраммом, как нельзя лучше подходит для описания абсурда войны и тут же берётся на вооружение юными поэтами. Сборник фронтовых стихов «Каплет кровь» вышел уже посмертно: в 1915 в боях близ белорусского Кобрина авангардист Август Штрамм был убит гранатой во время атаки на позиции казаков. 156 | Август Штрамм
ПОДЪЁМ Ночи Вздох Вкруг висков во сне Лаской. Стали дребезг бледен. Зло прёт ввысь И Гонит сон с окопов. Ржанье кляч Тенью вплясывает в лес. В очи сочат Звёзды Свет Потопом.
ПОЛЕ БОЯ Комья глины льдом околевают Крови мокнут капли сочно Ржави крохи Мяса склизлы Хляби алчут разлагаться Смертерщвление Прищуры Детских глаз.
Август Штрамм | 157
Август Штрамм на фронте. Фото сделано в августе 1915 года на берегу р. Буг в Западной Белоруссии за три недели до гибели поэта.
РАНЕНИЕ Земля кровит под шлемаком Звезды пали Нащупываешь мир. Дрожи корча Топи Одиночества. Тучей Плачут Дальний Твой взгляд.
ДОСТОЙНАЯ СМЕРТЬ Бранью даль объята Болью штык звенит Проросла утрата Зев могильных плит Бесконечны звуки Будущее дым Умывает руки Вечно Невредим.
Август Штрамм | 159
ИСТРЕБЛЕНИЕ В ознобе небо Кровь идёт Идёт На Ста ногах. В ознобе небо Кровь грядёт Грядёт На Ста культях. В ознобе небо Кровь ползёт Ползёт На Ста путях. В ознобе небо Кровь жуёт Жуёт На Ста зубах. В ознобе небо Кровь падёт Падёт На Ста смертях. В ознобе небо Смерть дрожит Дрожит На Ста ногах.
160 | Август Штрамм
Август Штрамм — Герварту и Нелль Вальденам Шольн, Пикардия, 14 февраля 1915 г. Дорогие мои! Весь мир кипит. А моя голова просто лопается. Позади у меня шесть дней тяжёлых боёв. Самый страшный был вчера — 13-го числа. Ты как-то говорил, что человек способен вообразить что угодно. Ты прав. Абсолютно всё. Но вообразить и пережить воображаемое — это большая разница. Вообразить можно, но не почувствовать. Я же не трус. Страха я не чувствовал. Это было бы до смешного мелко. Чтобы устрашиться, было слишком страшно. Но ужас сидит во мне, ужас вокруг колыхается волнами, давится, застряв внутри, не в силах выйти наружу. Мерзко. Слов нет. Не знаю таких слов. Нужно долго, долго пялиться в пустоту, чтобы притупить это в себе, чтобы подавить отпечатанное внутри. Ведь я чувствую, совершенно чётко чувствую, как оно впечатывается, выцарапывается в моём рассудке. Слава Богу, что я груб, что настолько много грубого во мне, что психическая неотёсанность, которую я всё время подавлял, теперь мне очень пригодилась, я её сам зову и цепляюсь за неё. Представь себе лавку мясника, в которой на продажу выложены тела забитых людей, где их с ужасающим грохотом измельчают и перемалывают страшные машины, и всё новые тела подкидывают в этот бессмысленный механизм. И ты, отупев, сидишь внутри, будучи одновременно и мясником, и мясом. И чёрные демоны, как подмастерья, подкидывают со всех сторон гранаты, а мелкие, серно-жёлтые бесенята, меж тем, кидаются шрапнелью то с одной стороны, то с другой. И маленькие ножички свищут в воздухе суетливо, торопливо, резко, это винтовочные залпы. Вчера, например, моего соседа по траншее разорвало в клочья, словно в насмешку окатив меня, невредимого, его кровью, мясом и дерьмом… p Схема траншей Пехотного полка ландвера №110 близ французского г. Шольн в январе-марте 1915 г.
Август Штрамм | 161
СИГНАЛ Бьёт барабан Взрастает горн И Гибель прёт Башкой по глади смерти Ерошит Идти идти Топорщит Мчать мчать Идёт идёт Идёт идёт Идёт идёт идёт идёт Идёт Марш Идёт.
ШТУРМ Со всех сторон пронзает страх желанье Визг Плеть Жизнь гонит Пред Собой Прочь Одышливую смерть Небо в клочья Слепо всё вокруг кромсает ужас.
162 | Август Штрамм
ВЕЧЕР Муки ткань Тупость сумерк Груз молитв Раны солнц Ласкает Ты.
ПАВШИЙ Зрачки небом жжёны Рукой когтит земля Воздухи трещат Ревут И Втянуты Бабьей жалобой В Пряди волос.
Август Штрамм | 163
Стефан Георге Stefan George (1868–1933)
Классик немецкого символизма, на рубеже веков обратившийся к утончённому эстетству, Стефан Георге, несмотря на свою замкнутость, имел в то время такое огромное влияние в немецком литературном мире, что проще найти нескольких поэтов, на которых он не повлиял, чем перечислять всех его учеников и почитателей. Сложившийся вокруг него «Георгеанский круг» внимал каждому слову мэтра, как пророчеству. В августе 1914-го Георге остановился в Швейцарии, и остался там до конца войны. Начало боевых действий не вызвало у него никакого восторга. Одному из своих близких друзей, охваченному патриотическим угаром, он предрекал тогда в письме: «Помните, никогда не расхлёбывают так горячо, как заваривают». Глядевший на мир предельно отстранённо, поэт оказался прозорливее многих политиков. Даже известия о гибели целых городов осенью 1914 года не вызвали у него удивления. Он лишь предрёк, что «худшее ещё далеко впереди», что «ни с одной стороны не видно людей, который знают, когда остановиться». Поэма «Война» была напечатана в 1917 году отдельным изданием и стала военным и антивоенным манифестом Георге. С одной стороны, он отчасти приветствовал войну как пробуждение природных звериных сил, обновление общества, однако на пути личного самосовершенствования «отшельника», образ которого, конечно, автобиографичен, война изображалась опасным приступом безумия, участие в котором недостойно истинного философа («В раздорах ваших я не сторона»). Написанное символистским «тёмным» языком (с оригинальной авторской пунктуацией), произведение это породило огромное количество толкований. На русский переведено впервые. 180 | Стефан Георге
ВОЙНА Как звери что в лесу до этих пор Щетинились оскаленным клубком При виде пламени и дрожь земли Их заставляла по-соседски прижиматься: Так в разобщённой родине моей Единый вопль ВОЙНА сплотил врагов .. Прошло согласным чувством словно вздохом Из слоя в слой неясное прозренье Чтó ныне начинается .. И вмиг Охваченный вселенской вышней дрожью Отринул хлам застенчивых времён И выпрямился в грозный час народ. Они пришли к отшельнику в горах: «Ты всё лежишь и в страшный час беды?» Он отвечал: возвышен сей озноб! .. Чего страшитесь то не внове мне. Давно исторг я страха красный пот. Вы всё с огнём играли .. наперёд Я вас оплакал .. не осталось слёз. Свершилось главное пока никто не видел Мрачнейшее грядет · никто не зрит. Вас ныне сила чуждая сминает .. Се огненные знаки · но не весть. В раздорах ваших я не сторона. Пророк безвинен .. в горней вышине Он горе кличет — горе же ему Когда всё грянет. Горькое кощунство Так долг его и счастье назовут · Выпрашивая маски покаянно .. Но что ЕМУ смерть сотен миллионов Пред собственною? Не ему скорбеть О благе родины и кознях чужеземцев. А здесь стенанья баб и сытых граждан Седые бороды · вина как штык и залп Стефан Георге | 181
Противников по сыновьям и дядям Разъятых тел остекленевший взор. ЕГО удел хвала · молитва · мера · Служить и угождать своей стезе. Дражайших гонит прочь с благословеньем .. Им ведомо какие чары в нём .. Они уходят веря лишь в себя. ЕГО объемлет ужас. Злые силы Не сказка для него. Его мольба: «Те что удар наносят в клубах дыма Нас от кончины лёгкой охраняют И от презлого · от позора предкам!» Народы выкорчуют без разбору Коль лучшее не жертвуют они. Негоже ликовать: триумф заказан · Одни гробы без счёту и заслуг .. Руки творца лукаво избегает Войны свинцово-жестяной урод Свирепо хохоча когда речами Героев славят · как на комья слизи На гибнущих собратьев смотрит он · И зрит их копошащихся в земле .. Навеки сгинул древний Бог войны. Больных миров объяла лихорадка Всеобщий хаос. Святы лишь потоки Чистейших соков брызжущих повсюду. Где ныне нам предстанет человек? Где слово для предвечного суда? Потешные цари в венцах картонных · Купцы · писцы · деляги — свист и счёт. Заверенный порядок ограничен: Кружащийся разброд .. тогда пришёл На палку опершись из мглы предместья Забытый всеми но суровый старец .. Обретший слово и совет эпохе
182 | Стефан Георге
Титульный лист первого издания поэмы Стефана Георге «Война» (1917)
И спасший то что сладостные звуки На дно властительно тянули: землю .. Но от злокозненных врагов спасти не в силах. «Твой меркнет взор при виде стольких жертв Пред мощью целого?» Они погибли. Неотвратимый долг в трудах бесцветен И жертвы в гнусный час не восстают .. Толпа ценна · но не имеет цели Ни символа ни памяти — Пустая Лишь болтовня о благе · человеке А высится лишь гадостная бойня .. За брызгами слюнявых угождений Лишь пена ругани! .. что ныне рвёт Сокроется трусливо лишь восстанет Грядущего ужасный бледный лик. О что взрастает! Жалкий сей росток Ползёт всё выше .. Сей протухший плод Молва смакует будто он воскрес В их вялых звуках. Кто недавно стар Ушёл уже моложе не вернётся И кто был прав безумием объят. Глупец твердит: «На время нам наука» Ах, всё наоборот! .. иное брезжит Преображенье: суть внутри обличья. Никто сегодня не зовёт не манит Не осязает гибельного рока · Никто не видит рдеющий закат. Не столь дивит что многое погибло Сколь дивно что живое всё же есть. Кто с веком в ногу · зрит одно смятенье. Кто глуп · твердит: «Ты этого хотел» Все и никто — таков ответ короткий. Кто лжёт · утешит: «Подлинно грядёт Эпоха мира». Лишь зачёркнут срок: Еще брести и вязнуть по колено
184 | Стефан Георге
В кровавом сусле мировой давильни .. Пока ещё взрастут не-лицемеры: Те чьи глаза судьбы горгоний ужас Не сможет в мёртвый камень обратить. По обе стороны ни крохи мысли – Одно искательство .. мечтанья торгаша Возня и торг .. погоня друг за другом Взаимная вражда и поношенье. Тот мёртв народ чьи божества мертвы. По эту сторону: былые гимны О роскоши и нравах · но лишь польза Желает комфортабельно дышать .. Внутри светлейших меркнет даже блик · Так что и спелое сгниет с негодным И «мерзость человеческого рода» От зла избавит только горшим злом. Но песнь хулой не кончится. Иные Внимают мне поющу суть и род · Ядро и семя .. простирают руки Ко мне · я говорю: земля · о ты Прекрасна столь что манишь даже чуждых: Где флейта в ивняке поет · в лугах Вздыхают арфы ветра · где мечты Неистребимо бьются заповедно .. Где животворной матери открылся Разъяв покров восьмой сокрытый лик .. Земля исполнена обетований Подспудных — и вовеки не прейдёт! К богам взывает молодость. Восстала Она как вечность в полноте дневной .. Вручает кормчий скипетр ей средь бури Отсрочивая тяготы зимы. Изгнал Благого Древа обитатель Из духов бледных немощь · он разбит На множество осколков .. Аполлон
Стефан Георге | 185
Взывает к Бальдру: «Долго длится ночь · Но ныне свет с Востока не придёт». Исход войны решать богам: победа Тому кто землю оградит щитом Грядущий Царь — кто сможет превратиться.
186 | Стефан Георге
СОДЕРЖАНИЕ
А. Чёрный. Немецкий голос Великой войны...............................5 Ханс Ляйп (1893–1983)............................................................... 35 Лили Марлен......................................................................................... 37 Георг Гейм (1887–1912)............................................................... 39 Война I ................................................................................................... 40 Бог города.............................................................................................. 44 Эрнст Вильгельм Лотц (1890–1914)........................................ 45 Неженка.................................................................................................. 46 «Тисками город сдавливают стены...».......................................... 49 «Ночь. Стража. Зарево. И каждый труден вдох...»................... 50 Эрнст Штадлер (1883–1914)...................................................... 51 Порыв...................................................................................................... 52 Слова........................................................................................................ 54 Полнота жизни..................................................................................... 56 Форма есть блаженство................................................................... 56 Теодор Крамер (1897–1958)...................................................... 57 В учебке.................................................................................................. 58 Выходной............................................................................................... 59 «Мы залегли молчком на стылых плитах...».............................. 60 «Стояли мы в резерве возле сосен...».......................................... 61 Марш по Волыни ............................................................................... 63 Первое ранение.................................................................................. 64 Первые траншеи................................................................................. 66 «Лежали мы в объёмистой пещере...» ........................................ 67 Март в траншее.................................................................................... 70 Первая передышка............................................................................. 71 «Лежали за колючкой мы на стрёме...» ..................................... 73 Прорыв.................................................................................................... 74 Бегство..................................................................................................... 75 На лечении............................................................................................ 76 Содержание | 259
Эдгар Штайгер (1858–1919)...................................................... 77 Дипломат (1914).................................................................................. 78 Мировая война.................................................................................... 80 Бедный Томми...................................................................................... 81 Вальтер Флекс (1887–1917)....................................................... 82 «Дикие гуси в ночь спешат...».......................................................... 83 Злись, Англия!....................................................................................... 84 Душа воина........................................................................................... 86 Альберт Эренштейн (1886–1950)............................................. 87 Раненый под перекрёстным огнём............................................. 88 Земля....................................................................................................... 89 Вопрос..................................................................................................... 90 Голос над Варваропой...................................................................... 91 Смерть на поле боя............................................................................ 93 Убиенному брату................................................................................. 94 Плоть........................................................................................................ 98 Сумерки человека.............................................................................. 99 Памяти Георга Тракля......................................................................100 Георг Тракль (1887–1914)......................................................... 101 Гродек....................................................................................................102 На востоке...........................................................................................104 Ночь........................................................................................................105 Буря........................................................................................................107 Гелиан....................................................................................................108 Макс Бевер (1861–1921).......................................................... 112 Тощая грудь.........................................................................................113 Русские генералы.............................................................................113 Торпедирован.....................................................................................113 Италия...................................................................................................115 Нейтралы..............................................................................................115 Антон Шнак (1892—1973)......................................................... 116 Путь на западный фронт................................................................117 Марш......................................................................................................118 Ночной пейзаж..................................................................................119 Пленные французы..........................................................................121
260 | Содержание
Эрнст Лиссауэр (1882–1937)................................................... 123 Гимн ненависти к Англии...............................................................124 Вожди....................................................................................................127 Курт Тухольски (1890–1935).................................................... 128 Одному военнообязанному поэту..............................................129 Нехватка бумаги................................................................................130 Рассказ старого паяца.....................................................................132 Поставщик вооружений.................................................................133 Альфонс Петцольд (1882–1923)............................................. 134 Сестра милосердия..........................................................................135 Война.....................................................................................................136 Сражение..............................................................................................138 Окопное чтиво...................................................................................139 Курт Клуге (1886–1940)............................................................ 140 Pacem*....................................................................................................141 Вальтер Райнер (1895–1925)................................................... 145 Небесные континенты....................................................................146 Заупокойная месса...........................................................................148 Видение................................................................................................149 Эрнст Толлер (1893–1939)........................................................ 150 Маршевая песня................................................................................151 Матерям................................................................................................152 Люди.......................................................................................................154 Август Штрамм (1874–1915).................................................... 156 Подъём..................................................................................................157 Поле боя...............................................................................................157 Ранение.................................................................................................159 Достойная смерть.............................................................................159 Истребление.......................................................................................160 Сигнал....................................................................................................162 Штурм....................................................................................................162 Павший..................................................................................................163 Вильгельм Рунге (1894–1918)................................................. 164 «Скованные покоем улицы...».......................................................165 «Продрагивает твои руки...»...........................................................166
Содержание | 261
«Лёд вдоль пути...».............................................................................167 «Раскрываться мои глаза не желают...».....................................168 «Бледные пальцы робко прячутся в кулаке...».......................169 «Ты — сокрушающий шквал...»......................................................170 Райнер Мария Рильке (1875–1926)....................................... 171 Пять песнопений...............................................................................172 Рейнхард Зорге (1892–1916).................................................. 178 Распятие................................................................................................179 Молитва................................................................................................179 Стефан Георге (1868–1933)...................................................... 180 Война.....................................................................................................181 Армин Т. Вегнер (1888–1976).................................................. 187 Смерть под парусами......................................................................188 Скотобойни..........................................................................................191 Вильгельм Клемм (1881–1968)............................................... 194 Битва на Марне.................................................................................195 Вечер на передовой........................................................................196 Мёртв.....................................................................................................197 Ретель*...................................................................................................198 Позиция................................................................................................199 Снег.........................................................................................................200 Лилль......................................................................................................201 Мысли....................................................................................................203 Сёла........................................................................................................204 Герман Гессе (1877–1962)......................................................... 205 Поэт — воинам....................................................................................206 Мир.........................................................................................................208 Ханс Эренбаум-Дегеле (1889–1915)..................................... 209 «Под небом, раскалённым добела...» .......................................210 «Идём, в руках сжимая карабины...» . .......................................211 «Мы третий день не спали и не ели...» .....................................213 «В мерцающих полях, в ночной прохладе...» ........................214 «Я нацарапал на стене в сортире...» .........................................215 «Мы, отпрыски расстрелянных отцов...» ..................................216
262 | Содержание
Клабунд (1890–1928)................................................................. 217 Авиатор.................................................................................................218 Дезертир...............................................................................................220 Грозовая ночь.....................................................................................222 Горечавка.............................................................................................223 Хуго фон Хофмансталь (1874–1929)..................................... 224 Австрийский ответ............................................................................225 Эдлеф Кёппен (1893–1939)..................................................... 226 Морг........................................................................................................227 Марш......................................................................................................228 Ночью....................................................................................................230 Мёртвый город...................................................................................231 Лоретто.................................................................................................232 Стефан Цвейг (1881–1942)....................................................... 233 Полифем...............................................................................................234 Курд Адлер (1892–1916).......................................................... 238 Созерцание..........................................................................................239 Вечер на исходе лета......................................................................240 Из лотарингской деревушки........................................................242 Карл Краус (1874–1936)........................................................... 244 С часами в руке..................................................................................245 Свидетель.............................................................................................247 Моему Францу Яновицу.................................................................248 Франц Яновиц (1892–1917)..................................................... 249 Отдыхающий путник........................................................................250 Привет новой весне.........................................................................250 Вестник..................................................................................................252 Посвящение........................................................................................253 Генрих Лерш (1889–1936)........................................................ 254 Товарищ................................................................................................255 Богородица в окопах.......................................................................257 Copyright........................................................................................ 258
Литературно-художественное издание
ПОЭТЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ Германия, Австро-Венгрия в переводах Антона Чёрного Редактор А. Переверзин Корректор А. Бровко Вёрстка А. Шварц Подписано в печать 14.02.2016. Формат 84х108/32. Усл. печ. л. 13,9 Печать офсетная. Тираж 500 экз. Отпечатано в типографии издательства «ПРОБЕЛ-2000» тел.: (495) 287-06-19 email: probel-2000@mail.ru
Издательство «Воймега» voymega@yandex.ru alkonost.mail@gmail.com
Журнал «Prosōdia» (863) 264-95-91, 322-02-12 kozlov.ingup@gmail.com