«Знание. Понимание. Умение» № 3 2009 by Moscow Univesty for the Humanities Knowledge. Understanding. Skill

ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ И ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК

Знание

Понимание Умение Научный журнал Московского гуманитарного университета

№3 2009

Издательство Московского гуманитарного университета

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Ильинский И. М. (главный редактор) Редакционная коллегия Луков Вал. А. (зам. главного редактора) Канарш Г. Ю. (ответственный секретарь) Бородай А. Д. Воскобойников А. Э. Захаров Н. В. Ильинский О. И. Камалдинова Э. Ш. Ковалева А. И. Кольцова В. А. Королев А. А. Костина А. В. Луков Вл. А. Олейник Ю. Н. Романюк Л. В. Ситаров В. А. Шендрик А. И.

Решением Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации журнал «Знание. Понимание. Умение» включен в Перечень ведущих рецензируемых журналов ВАК. Издание рекомендовано для опубликования основных результатов диссертаций на соискание ученых степеней доктора наук и кандидата наук по философии, социологии, культурологии, педагогике, психологии, филологии, искусствоведению.

Журнал зарегистрирован Министерством РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовой коммуникации. Свидетельство о регистрации ПИ №77>17275 от 23 января 2004 г.

Знание. Понимание. Умение №3, 2009

Редакционный совет Гусейнов А. А. (председатель) Белкнап Р. Л. (США) Воротников Ю. Л. Гуревич П. С. Дармодехин С. В. Журавлев А. Л. Журавлев Ю. И. Зохраб И. (Новая Зеландия) Ильинский И. М. Карпухин О. И. Климов Е. А. Кофлер В. (Австрия) Мартыненко А. В. Межуев В. М. Плаксий С. И. Тощенко Ж. Т. Юдин Б. Г.

Дизайн обложки Н. И. Луковой Корректоры С. И. Мачехин Т. Л. Ожиганова Н. М. Шешеня Художественно>техническое редактирование и компьютерная верстка Н. И. Луковой Подписано в печать 18.08.2009. Формат 70х100/16 . Печать офсетная. Бумага офсетная. Печ. л. 17,0. Тираж 1000 экз. Заказ № . Издательство Московского гуманитарного университета, 111395, Москва, ул. Юности, д. 5/1. http://www.zpu_journal.ru

2009 — №3

Содержание РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Ильинский И. М. О российской нации

.......................................... 5

ОБРАЗОВАНИЕ И ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК В XXI ВЕКЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

Урсул А. Д. Образовательная революция XXI века в перспективе устойчивого будущего (окончание) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17 Гончаров Д. К. Развитие социологии информационно>коммуникационных технологий: веб как платформа современного образования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25 ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30

Луков Вал. А. О свойствах междисциплинарности (к развитию теорий молодежи) . . . . 30 Младенович М. (Сербия) Об идее справедливости и ее реализации . . . . . . . . . . . . . . . . . 43 Шапинская Е. Н. Образ Другого в текстах культуры: политика репрезентации (начало) . . 51 ГОСУДАРСТВО И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО: ПОЛИТИКА, ЭКОНОМИКА, ПРАВО . . . . . 57

Хакимов Г. А. Российская модернизация в свете мир>системных концепций . . . . . . . . . 57 Канарш Г. Ю. Демократия и особенности российского национального характера (к политико>психологическим аспектам имиджа России) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 64 Шажинбатын А. Национализм versus космополитизм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 78 Шарнаускене Т. В. Прецеденты культуры и правовая модернизация общества . . . . . . . 83 СОЦИОЛОГИЯ И ЖИЗНЬ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 88

Воробьев Ю. Л. Общественное мнение в системе коммуникативного воздействия структур публичной власти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 88 Выборнова В. В., Шарифулина Э. А. Социальное взаимодействие трудовых мигрантов Средней Азии с принимающим обществом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 94 Агранат Д. Л., Лобанов М. А. Сущность и содержание социализации молодых сотрудников органов внутренних дел . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99 Тихомиров Д. А. Добрачные сожительства в Москве как новая составляющая матримониального поведения молодежи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106 ПРОБЛЕМЫ ФИЛОЛОГИИ, КУЛЬТУРОЛОГИИ И ИСКУССТВОЗНАНИЯ . . . . . . . . . . . . . . . 111

Луков Вл. А. Теоретическое осмысление неоромантизма: академическая речь Ростана . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111 Захаров Н. В. У истоков шекспиризма в России: Н. М. Карамзин, А. А. Петров и Я. М. Р. Ленц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119 Колесников А. Г. Йозеф Рот и Франц Легар: литературно>музыкальные связи . . . . . . . 130 Головко В. М. Понимающий потенциал литературного жанра как проблема теоретической поэтики М. М. Бахтина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 136 Большакова А. Ю. История и гротеск в прозе Юрия Полякова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 141 Кашлявик К. Ю. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» глазами француза . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 147 Каримова Е. С. Мотив «блудного пира» в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя . . . 150 Комарова Е. А. Антитеза как принцип организации хронотопа в романе Ж.>К. Гюисманса «Там, внизу» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

2009 — №3

Жук М. И. Концепция человеческого бытия в романе Джулиана Барнса «История мира в 10 1/2 главах» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159 Егорова Л. В. Псалтирь Сидни. Следует ли «переписать историю метафизического возрождения»? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164 Шалыгина О. В. Антропологический смысл художественного ритма . . . . . . . . . . . . . . . 167 ЛИНГВИСТИКА И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 173

Мошняга Е. В. Концепт «культурный туризм» в системе концептов международного туризма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 173 Гизатова Г. К. Аксиологическая функция фразеологизмов в английском и русском языках . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 179 Ширина Е. В. Ключевые концепты политического универсума русских публицистов> демократов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 184 ПРОБЛЕМЫ ПЕДАГОГИКИ И ПСИХОЛОГИИ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189

Афанасьева А. Б. Этнокультурное образование: сущность, структура содержания, проблемы совершенствования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189 Шарапов В. В. Актуальные аспекты исследования позитивной этнической идентичности, межкультурного и межэтнического взаимодействия населения Поволжья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 196 Чабанова С. С. Авторитет учителя: генезис педагогических подходов . . . . . . . . . . . . . . 202 Джига Н. Д. Самоуправление, самоизменение личности студента как фактор успешности развития . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 206 Алексеева Е. Е. Психофизиологические и психологические маркеры эмоционального выгорания студентов педагогических и психологических специальностей . . . . . . . . . . 211 Ревин С. Н. Метод аналогии в экологическом образовании школьников (на примере пилотируемой космической станции) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215 РУССКИЙ МИР . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222

Свалов А. Н. Философия любви Николая Станкевича

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222

РЕЛИГИЯ, КУЛЬТУРА, ОБРАЗОВАНИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228

Мякишева Е. В. Коды культуры в эстетической сфере человека (по данным русского языка) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228 Шаяхметова А. К. К вопросу о музыкальной эстетике Корана . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 233 НАУЧНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ: РАБОТЫ МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 237

Иванов А. Н. Константы шведской культуры в свете тезаурусного подхода . . . . . . . . . 237 Сурнина В. В. Становление туристского образования в России в период второй половины XIX – первой половины XX века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 242 Кабанов А. А. Образ женщины в декадентском искусстве . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246 Бизеев А. Ю. Понятие «переходность» в современных исследованиях социокультурных процессов: концепция А. С. Ахиезера . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251 Ткаченко А. С. Инновационный потенциал руководителя социального учреждения . . 255 РЕЦЕНЗИИ И АННОТАЦИИ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259

Портнов В. В. О книге И. М. Ильинского «Корни и Крылья» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259 Абаев Н. В., Хомушку О. М. Тува между прошлым и будущим . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 261 Ищенко Ю. А. Размышления над книгой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 262 THE AUTHORS . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 269

2009 — №3

РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО

О российской нации И. М. ИЛЬИНСКИЙ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В статье представлен социально"философский взгляд на феномены «российская нация», «советская нация», дается авторское понимание «русского вопроса». Ключевые слова: нация, российская нация, советская нация, русский вопрос.

On the Russian Nation I. M. ILINSKIY (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

The article presents social and philosophical outlook on the phenomena of “Russian nation”, “Soviet nation”. An original view is given on the “Russian question”. Keywords: nation, Russian nation, Soviet nation, Russian question.

транную бумагу под названием «Предо> стережение» получил я в начале июня с. г. из межрайонной прокуратуры. В ней рассказывалось о ксенофобии и экстремиз> ме, о законе, который принят Государст> венной Думой по этому поводу и подпи> сан Президентом РФ, а также о драках меж> ду русскими и кавказцами, обучающимися в столичных вузах. Полуторастраничный до> кумент заканчивался словами: «Предостерегаю: Ректора Московского гуманитарного университета Ильинского Игоря Михайло> вича о недопустимости нарушения законо>

дательства, направленного на противодей> ствие экстремистской деятельности». И да> лее: «В случае невыполнения вышеуказан> ных требований Вы можете быть привлечены к установленной законом ответственности». Подпись: «Межрайонный прокурор, стар> ший советник юстиции Р. А. Старостин». Документ этот вызвал у меня смешанное чувство удивления>возмущения. Да разве де> ло в том, чтобы я «разработал систему мер по предупреждению экстремизма», как предпи> сывается мне в «Предостережении»?!. Про> блема острейшая и сложнейшая, застарелая, мне как ректору давно известная не из газет,

* Ильинский Игорь Михайлович — доктор философских наук, профессор, ректор Московско> го гуманитарного университета, президент Национального союза негосударственных вузов, пре> зидент Союза негосударственных вузов Москвы и Московской области. Тел.: (495) 374>78>78. Эл. адрес: iilinskiy@mosgu.ru

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

а по фактам жизни нашего вуза на протяже> нии многих лет. И решать ее должны прежде всего власти, государство со всем набором своих «инструментов», включая правоохра> нительные. Ну и, конечно же, общество, в том числе учебные заведения. В меру своих прав и возможностей мы делаем, что можем. Но проблема эта не районного, а всероссий ского масштаба. Вот документ — выдержки из справки, которую подготовило для Министерства об> разования и науки РФ Управление Феде> ральной службы безопасности столицы: «Факты вымогательства денег выявлены в Московском госуниверситете леса (МГУЛ), МГОУ, МГУС, Российской экономической академии имени Плеханова (РЭА). Студенты с Северного Кавказа отбирают денежные пе> реводы у студентов из других регионов Рос> сии, угрожая физической расправой… В ходе проверок общежитий вузов, в част> ности Московского госуниверситета серви> са (МГУС) и Московского государственного открытого университета (МГОУ), были вы> явлены надписи антироссийского содержа> ния: «Чечня — рай под саблями», «Чечня — центр Вселенной», «Ингуш с ножом страш> нее танка, а без ножа он просто танк!». В хо> де той же проверки в МГУС выявлен студент из Чечни — приверженец радикального ис> лама, который организовывал массовые дра> ки на межнациональной основе, выкрикивая: «Аллах акбар!». В Московской государст> венной академии ветеринарной медицины и биотехнологии имени Скрябина и МГОУ выявлены случаи принуждения русских сту> денток к принятию ислама. «В среде студентов>кавказцев стали фор> мироваться группы по этническому призна> ку, — говорит начальник Главного следст> венного управления при ГУВД Москвы гене> рал>майор Иван Глухов. — Для устрашения других студентов они выдумывают собствен> ную символику, снимают на видео нападения на москвичей со славянской внешностью, бросаются на прохожих с криками «Режь русских!». Те же скинхеды, только наобо> рот. Одна из таких группировок под назва>

2009 — №3

нием «Черные ястребы» несколько месяцев терроризировала студентов МГУ. С развева> ющимися флагами «свободной Ичкерии» они гоняли на машинах рядом со станцией метро «Университет», пугая прохожих. По> сле нескольких массовых драк членов этой группы задержала милиция». Центр «Сова», ведущий мониторинг ра> дикально>националистической деятельно> сти, сообщает, что с начала 2009 г. «от моти> вированных нападений» погибли не менее 30 человек, ранено — 117. Массовые драки славянской молодежи с кавказцами произо> шли в Москве, Петербурге, Благовещенске, Краснодаре, Нижнем Новгороде, Ставропо> ле, а в целом — более чем в 20 регионах… Дело, однако, не только в поведении сту> дентов с Северного Кавказа. Этнический на> ционализм расцвел буйным цветом по всей России. Скрытый, не всегда осознаваемый, этнический национализм проявляется в сло> вах и делах политиков и чиновников, в кад> ровой политике отдельных ведомств и госст> руктур на федеральном уровне, но особен> но — на региональном. Это и есть тот, не для всех очевидный, фактор, который изнутри подрывает наше общество и государство, угрожает распадом России. В порядке «предостережения» хочу со своей стороны сказать кое>что по данному поводу тем, от кого в неимоверно большей мере, чем от меня, да и всех ректоров Рос> сии, зависит национальная политика и судь> ба России в целом… Очень кратко — о терминах. О ПОНЯТИИ «РОССИЙСКАЯ НАЦИЯ»

В Конституции России понятие «нация» отсутствует. Первая строчка Основного За> кона звучит так: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации»… «Народ», но не «нация»… В нынешней России 186 наций, народов и народностей. Названия большинства из них мы даже не знаем. Бучуланы — 40 чело> век, ботлихцы — 16 человек, чамалалы — 16 человек, водь — 73 человека, энцы — 237 человек. Многие народности исчисля>

2009 — №3

ются сотнями, народы — тысячами, немно> гие — сотнями тысяч человек (адыгейцы, азербайджанцы, белорусы, буряты, грузи> ны, даргинцы, евреи, ингуши, кабардинцы, казахи, карачаевцы, коми, коми>пермяки, корейцы, кумыки, лакцы, лезгины, марийцы, молдаване, мордва, немцы, осетины, таджи> ки, тувинцы, удмурты, узбеки, цыгане, яку> ты). Численность четырех народов перевали> вает за миллион (армяне, башкиры, чеченцы, чуваши) и двух народов — за два миллиона человек (украинцы — 2 млн 942 тыс., татары — 5 млн 554 тыс.). В России живут 1275 аме> риканцев, 529 англичан, около 11 тыс. ара> бов, 31 тыс. болгар, 3700 венгров, 26 тыс. вьетнамцев, 12 200 греков, 73 тыс. поляков, 819 французов и 835 японцев… И вот этот «коктейль» можно назвать «российской на> цией»?.. В известном смысле (больше в теории, чем в реальности) российская нация существует: это все нации, народы и народности, прожи> вающие на территории России уже многие столетия, объединенные воедино общностью русского языка и русской культуры, ко> торые не затемняют национальные языки и культуры; общностью государственных и экономических интересов; имеющие общее историческое прошлое и главное — объеди> няемые единым устремлением в лучшее бу> дущее, хотя оно представляется многим сов> сем по>разному. Российская нация — это не обычная, не «чистая», а сложная, неповто> римая в своем своеобразии нация; это нация наций. Суть проблемы, не позволяющей сказать, что ныне российская нация существует фак> тически, — в острейшем дефиците единства и общности национальных интересов в со> знании большинства населяющих Россию наций, народов и народностей. Нынешняя Россия — страна, расколотая по многим основаниям: политическим ориентациям, уровню благосостояния, в том числе (а мо> жет, прежде всего) по национальному чувст> вованию и самосознанию. На вопрос ино> странца: «Кто ты?» — мало кто ответит: «Я — россиянин», чаще скажет: «Я — рус>

Российское общество

ский», «Я — татарин», «Я — еврей»… Или: «Из России»… Даже партия с названием «Единая Рос> сия», как известно, не едина. А без единства людей в мыслях и стремлениях нет единства в действиях, а значит, нет успеха в достиже> нии целей, даже если это цели истинные. Без единства нет нации — есть просто многона> циональное население, т. е. люди, не связан> ные с судьбой страны; нет и России как дер> жавы, а есть географическое пространство с названием «Россия»… Речь идет о формировании нации, конеч> но же, не с нуля, а о реальной стране, в кото> рой отношения наций и народностей скла> дывались в ходе исторической практики, но были нарушены, и теперь их необходимо вер> нуть где>то в исходное состояние, а где>то во многом выстраивать заново, ибо в жизнь вошли новые поколения и для них прошлое неведомо… В этом смысле я говорю о строи> тельстве нации как о политическом проекте. И это — не задача отдельной нации, респуб> лики России, а задача всего общества и госу> дарства российского, его системы просвеще> ния и образования, средств массовой куль> туры, литературы и искусства. Здесь не должно быть никакой агрессии: работать надо так, чтобы не порушить на> ции, не задеть культуру малых народов, ко> торые должны чувствовать себя в большой стране более безопасно, чем на «семи вет> рах» глобализации и строительства «нового мирового порядка»… Российская нация есть прошлое, настоя> щее и будущее России, где люди, восприни> мая себя русскими, татарами, украинцами, чувашами, белорусами, евреями, считая себя православными христианами, мусульмана> ми, иудеями, буддистами, представителями других вероисповеданий, одновременно ощущают себя равноправными гражданами единой страны. «Тайна национальности каждого народа заключается не в его одежде и кухне, а в его, так сказать, манере понимать вещи», — го> ворил В. Белинский. Так вот, многие, слиш> ком многие представители разных наций

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

и народов не понимают, что в условиях гло> бализации ни одна из наций, ни один из рос> сийских народов не спасется, если не спа> сутся все народы России вместе. Кое>кому кажется, вот отделись они от России — и за> живут!.. Ау! Оглянитесь вокруг, посмотрите, как живут «свободные народы» Грузии, Та> джикистана, Украины и других бывших рес> публик СССР… На мой взгляд, главная проблема России в том, что наше государство не имеет внятно сформулированной идеологии. А государст> во без идеологии, состоящее только из эко> номики (да и та в основном в виде нефтевы> шек, газопроводов), — это парадокс… Там, где нет идеологии, там нет и нации. Только идеология может скрепить любое достаточ> но большое человеческое объединение, тем более многие нации и народы в Целое на уровне массового сознания. Тогда из народа возникает нация. Поиск новой идеологии для России — это поиск универсальности, такой идеологии, которая могла бы объеди> нить людей в большом масштабе — в сверх> национальном, наднациональном, если гово> рить о российской идеологии, а не об идео> логии русской, татарской или какой>либо другой нации. Идеологии для всех наций, а не только какой>то одной. Однако в России согласно Конституции «признается идеоло> гическое многообразие» (ст. 13, п. 1) и «ни> какая идеология не может устанавливать> ся в качестве государственной или обяза> тельной» (ст. 13, п. 2). Ситуация тупиковая. Пока? Перед российским обществом и нынешней властью в новых социально>экономических и политических условиях стоит политиче> ская задача конструирования, целенаправ> ленного формирования, можно даже ска> зать, изобретения новой российской нации. О СОВЕТСКОЙ НАЦИИ

Часто говорят, что национальная пробле> ма нынешней России родом из СССР. На са> мом деле это совсем не так. С самого начала советской власти Ленин и Сталин уделяли национальному вопросу

2009 — №3

огромное внимание. И у Ленина, и у Сталина по этому вопросу есть собственные теорети> ческие работы. Они понимали, что дорево> люционная Россия представляла собой не лоскутную колониальную империю, а орга> нически единое геополитическое, экономи> ческое и культурное пространство, что рас> пад этого пространства чреват потрясения> ми не только для России, но и для всего мира. Историческая заслуга Сталина в том, что он создал СССР, придав традиционной российской государственности новый им> пульс, новый облик и новое содержание: вместо территориально>административных единиц появились национальные республи> ки. Хорошо это или плохо — другой вопрос. Противоречия в построении Советского го> сударства существовали, в том числе в «на> циональном моменте». В данном случае я де> лаю акцент на том обстоятельстве, что и Ле> нин, и Сталин сознавали огромную важность учета национального фактора. Доказать это совсем нетрудно. Малю> сенькая по территории Белоруссия, пред> ставлявшая собой лишь несколько уездов Минской губернии, в 1924–1926 гг. была рас> ширена за счет присоединения к ней не> скольких губерний (Витебской, Гомельской и др.), входивших прежде в состав России. В те же годы был создан Туркестанский край, к которому от России отошла почти половина Средней Азии; потом он был поде> лен на три республики — Узбекскую, Турк> менскую и Таджикскую. В 1936 г. за счет тер> ритории России были созданы Киргизская и Казахская республики. Казахстан получил крупные территории Приуралья, Южной Сибири и Алтая, населенные почти исключи> тельно русскими. Для всех названных наро> дов, находившихся на средневековом уровне развития и даже не помышлявших ни о ка> ком суверенитете, это были невероятные по щедрости подарки, а для России — убыль и, как теперь ясно, потеря стратегически и экономически важных пространств. И это не все — советская власть сделала невероятно много для этих окраинных и от> сталых народов, создав им индустриальную

2009 — №3

экономику и подняв культуру: у некоторых из них и письменности не было! Иными сло> вами, из народов были созданы новые нации. Поэтому говорить о том, что Советский Союз рухнул вследствие национальной роз> ни, которая перенапрягла возможности все> союзных органов управления, полная чушь. Все, кто жил в послевоенное время и жив до сих пор, скажут, что никакой особой остро> ты в «национальном вопросе» до тех пор, пока не началась «перестройка», в стране не чувствовалось. По роду своей службы я бывал (начиная с 1964 г.) в Узбекистане, Казахстане, Таджи> кистане, Туркмении, Литве, Латвии, Эсто> нии, Грузии, Армении, Азербайджане, Бело> руссии, на Украине и в Молдавии. Много раз бывал. Конечно, у меня не было полной ин> формации, но и той, которую имел как ра> ботник Центрального комитета комсомола, достаточно, чтобы с убежденностью ска> зать: национальные настроения в среднеази> атских республиках вплоть до распада СССР были спокойны, если не считать нескольких погромов среди нацменьшинств, некогда со> сланных Сталиным в не столь отдаленные места. Политически спокойной в националь> ном плане была и Украина, за исключением Закарпатья (Львов, Ужгород). Но и здесь на> ционализм проснулся лишь после того, как в эти области в конце 60>х годов разрешили вернуться бандеровцам (20 тыс. человек), со> сланным в Сибирь после войны. Некоторое напряжение чувствовалось в Прибалтике, это правда. До «перестройки» ни одна советская рес> публика не проявляла активного стремления к отделению от СССР. Брежневская эпоха, которую сейчас принято называть «застоем», на самом деле была временем, когда регио> нальная и национальная автономия явля> лись реальностью. Возбуждение националь> ных и обострение межнациональных от> ношений — это не причина краха СССР, а следствие горбачевского «нового мышле> ния в новый век». Этнический национализм, который разви> вается сейчас в бывших советских республи>

Российское общество

ках (кстати, тоже многонациональных) — это явление в основном постсоветское. Со> ветская власть тут вовсе ни при чем. Бунто> вать должны были бы русские и Россия (РСФСР) в целом, которая была самой боль> шой, богатой и развитой во всех отношениях среди всех 15 республик СССР и тащила их на своем горбу в «светлое будущее» соглас> но «закону о параллельно>поступательном развитии советских республик», придуман> ному кем>то из теоретиков социализма. С самого начала и до конца советской вла> сти тащила! С 1985 по 1990 г. только РСФСР и Белоруссия в расчете на одного человека в год производили внутреннего валового продукта больше, чем потребляли! В осталь> ных 13 республиках потребление преоблада> ло над производством. Если Россия в 1990 г. производила продукции на одного человека (в ценах 1990 г.) 17,5 тыс. долл. США, а по> требляла 11,8 тыс. долл., то в Грузии это соотношение было 10,6:41,9; в Эстонии — 15,8:35,8; в Армении — 9,5:29,5; в Латвии — 16,5:26,9; в Литве — 13,0:23,3; в Казахстане — 10,1:17,7; в Узбекистане — 6,6:17,4; в Таджи> кистане — 5,5:15,6 и т. д. На Украине, кото> рая, как заявляют тамошние политики, яко> бы «кормила Россию и весь СССР», это со> отношение все пять лет было в ее пользу минимум на 1 тыс. долл. Всесоюзный бюд> жет на 80% формировался за счет средств РСФСР. «Братские» республики, некоторые из которых объявляют Россию «колониза> тором», на самом деле жили за ее счет. Рос> сия, русский народ были основой, стержнем многонационального СССР. Советский Союз представлял собой, по сути дела, «советскую нацию». Послевоенный мир в политическом смыс> ле был биполярным, ибо строился вокруг двух сверхдержав — СССР и США, которые можно рассматривать в качестве громадных по величине уникальных наций. Конечно, национальное единство СССР не было идеальным (идеальных обществ не бывает вообще), отчасти это единство дер> жалось на силе центральной власти и страхе перед неминуемой карой за попытки сепара>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

тизма, но интернационализм и дружба наро> дов не были утопией, эти чувства все глубже прорастали в сознание народов разных на> циональностей, превращая огромную разно> племенную страну в единую нацию. СССР был своего рода «плавильным котлом» поч> ти двух сотен наций, народов и народностей. КПСС и советская власть, к сожалению, медлили там, где надо было торопиться (в экономике, социальной сфере), и торопи> лись там, где надо было повременить, дож> даться, пока явление не укоренится, не ок> репнет. Так было, в частности, с заявлением о том, что в СССР родилась «новая социаль> ная общность — советский народ». И, стало быть, на вопрос о национальности человек должен бы был говорить: «Я — советский» (а не русский, казах, еврей и т. д.). Общ> ность эта только входила в стадию становле> ния, как грянули колокола, возвещавшие о новой эре национального развития. Но Горбачев затеял перестройку, разбу> дил национализм в сознании партийных ру> ководителей некоторых республик и части националистически настроенной интелли> генции. Вот тут и рвануло: Эстония, Сум> гаит, Нагорный Карабах, Тбилиси, Ал> ма>Ата… Пролилась кровь. Горбачев, чело> век способный «начать процесс», не сумел управлять им, а по>моему, элементарно струсил… Возникла «новая» Россия. Ельцин поста> вил задачу переделать российский народ, изменить ход российской истории, но все, что ему удалось, — резко затормозить ход развития страны. История от этого не оста> новилась: мелким людям не под силу великие дела. Известно, что в каждом обществе сущест> вуют люди, изначально склонные к расовой и национальной неприязни на физиологиче> ском уровне: им не нравятся черты лица, фи> гура, внешний вид, язык, характер и манеры поведения «других». С началом «реформ» в России количество таких людей быстро увеличивалось, особенно в национальных республиках и автономиях. И вдруг Прези> дент России Ельцин во время поездки в Та>

2009 — №3

тарстан бросает в разгорающийся костер ксе> нофобии слова: «Берите суверенитета, сколь> ко проглотите!» Страна, в которой 12 рес> публик и 8 автономий, впала в состояние на> ционального опьянения, описывать которое не стоит, ибо многое хорошо известно. При> зыв Ельцина спровоцировал взрыв национа> лизма в его извращенном виде. Никто не ду> мал и не говорил о России в целом, каждый пекся о своей нации… Сепаратизм разрывал страну. Наверное, в качестве «горячих то> чек» Россия имела бы не только Чечню, если бы некоторым республикам, например Та> тарстану и Башкортостану, было куда «вы> ходить», но они находятся в центре России. О РОССИЙСКОМ НАЦИОНАЛИЗМЕ

Национальный вопрос в России надо ре> шать по>иному, чем это пытаются делать некоторые республики: подход должен быть не местечковый, а общероссийский — про> блема чеченской, татарской, якутской, ев> рейской и других наций решается не на тер> ритории, именуемой Татарстан, Башкорто> стан, Чечня или Осетия. При традиционном подходе остается вопрос о том, что делать с другими татарами, чеченцами, башкирами, евреями и людьми иных национальностей, которые живут в различных областях, кра> ях и республиках России. Заниматься надо именно нацией, а не территорией с нацио> нальным названием. Отсюда и берет свое на> чало идея российского национализма. К ка> кой национальности себя отнести, решает сам человек. Российский национализм служит задаче сохранения жизни и целостности страны с названием «Россия» и судеб множества больших и малых наций, народов и народ> ностей. Цель российского национализма — это Россия, ее единство, развитие и процвета> ние. Опасность номер один, с которой надо бороться, не щадя живота своего, — это все, что угрожает России извне и внутри самой страны. Просто и понятно. Вот вам и «наци> ональная идея», которую безуспешно иска> ли в первые годы «реформ».

2009 — №3

Ельцин и его «команда» вели свою работу под лозунгом возрождения России. Какой России — не ясно. Свою неясную идею они пытались реализовать сверху, силой, оста> вив в стороне народ. Но истинное возрож> дение, скажем проще — социальное пре> образование, не может осуществиться госу> дарством помимо общества, только через политику насилия. В еще меньшей степени оно являлось вопросом только экономиче> ских трансформаций, главная энергия кото> рых уходила на разрушительство. Рыночные фундаменталисты не понимали (или не хоте> ли понять), что преобразование есть лишь там, где рядом с рациональной целью в голо> ве человека идет переживание в его душе. И так — день за днем, год за годом. От чело> века к человеку. От миллиона к миллиону людей, к большинству народа. И если есть такое переживание, то возни> кает объединенная душа нации, работа кото> рой порождает объединенную силу, направ> ленную на преобразование. И тогда никто в мире не может помешать преобразованию. Преобразование человека — процесс внут> ренний, а не внешний. Стремящийся к преоб> разованию общества не должен забывать, что оно состоит из человеческих единиц. Не зацепишь души этих «единиц» — опозо> ришься. Вместо этого средства массовой инфор> мации беспрепятственно подвергали народ обработке с помощью кино> и телепропаган> ды, имевшей очень ограниченный набор «ге> роев»: шлюху, сутенера, наркомана и пре> ступника. В головы молодежи вдалбливалась одна и та же мысль: «Все решают деньги! Маленький человек, оступившись, оказыва> ется в тюрьме; великий вор всегда на свобо> де». Это невероятно усилило уже тогда су> ществовавшие русофобские настроения, особенно среди нерусской молодежи, и рас> палило этнический национализм в его худ> ших вариантах. У читателя, думаю, давно возник вопрос, почему так легко и просто звучит в беседе слово «национализм», которое для многих равнозначно словам «нацизм», «фашизм»,

Российское общество

хотя это совершенно не так и доказывать тут нечего. Понятие «национализм» скомпрометиро> вано, хотя в сущности своей национализм — это все то же чувство любви к своей нации, вовсе не предполагающее ненависти и пре> зрения к другим народам, гордыни, самодо> вольства, высокомерия, превосходства. Ны> нешний момент — далеко не лучший для строительства нации. Из сознания огромно> го большинства людей, особенно молодых, сознательно вытравлено национальное чув> ство — любовь к России. Беда человеческая — насыщать слова иными, отрицательными смыслами, вытесняя из них те, ради выражения которых они воз> никли в языке. А потом страдать от этого. От того, что в каждом человеке течет кровь одной химической формулы, не исче> зают расы — белая, черная, желтая, красная. Но как только ты произнес слово «раса», те> бя могут подозревать в расизме. Если я гово> рю, что я — русский, люблю Россию больше других стран, то могу тут же попасть в раз> ряд «великодержавных шовинистов», «рус> ских националистов». «Нет ни эллина, ни иудея», — наставлял апостол Павел. И что же — в это можно по> верить? Тогда как объяснить все то, что мно> гие десятилетия творится на Ближнем Вос> токе между евреями и арабами? В Турции? В Афганистане? На Балканах? На Украине? В Грузии? В Великобритании? Во Франции? В Бельгии?.. Всюду действуют живые пред> ставители живых рас и наций, творя ре> альную политическую и духовную исто> рию, которую кто>то может не восприни> мать. Но это реальность, ее нужно понимать, для чего нужны самостоятельная работа духа, самостоятельность мысли, собствен> ный опыт. Совсем другое дело, когда политические авантюристы извращают чистые и высокие понятия «раса», «нация», «свобода», напол> няют их ложным смыслом и, всучив в руки темным человеческим ордам ложные знаме> на с ложными знаками и лозунгами, ведут их по ложным путям, на которых в конеч>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ном счете гибнут и орды, слова и лозунги, их вдохновлявшие… Как можно говорить о существовании на> ции, если составляющие ее отдельные лично> сти не связаны общими чувствами, среди ко> торых самое главное — национальное чувст во, любовь к своему отечеству? Национальное чувство — это подобие ду> ши, а весь человеческий материал нации — это ценность сама по себе безотносительно к бескровным, виртуальным ценностям, которые извлекаются логикой мышления и жизни из ума человека. Надо беречь и раз> вивать нацию как целостность, тогда и са> мовластное «я» не будет мучиться в ди> ком одиночестве от рождения до смерти, утверждая смысл своего существования в борьбе с «другими» и «чужими». Любовь к Родине — чувство не биологическое, а со> циальное, оно дается человеку не по законам генетики, а по законам воспитания, фор> мируется в новых поколениях всякий раз заново, как любая добродетель — Честь, Со> весть, Долг… Российский национализм в его истинном, а не извращенном значении — это осознан ное и естественное ощущение своей принад> лежности к российской нации и потребность служить ей. Таким образом, российский национализм — это линия жизни, поведения и деятельности во благо нации, вытекающих из любви к Ро> дине, это стремление продолжать образ на> ционального бытия, это утверждение места своей нации среди других наций мира, что вовсе не исключает служения как своему на> роду, своей нации, так и наднациональным, всечеловеческим целям. Ничто так не ободряет и не объединяет народ, как общенациональный успех, будь то первый полет в космос или выигранный футбольный матч на чемпионате мира… Ког> да миллионы людей сидят у экранов телеви> зоров, а затем выходят ночью на улицы, что> бы выразить свой восторг по поводу победы национальной сборной команды, чем руко> водствуются они? Чувством гордости за свою страну и свой народ целиком — со все>

2009 — №3

ми их достоинствами и недостатками. В этот момент все — либералы и коммунисты, де> мократы и консерваторы — националисты. Ибо все хотели одного и в своем желании были едины. Так развивается чувство нацио> нального самоуважения и национального достоинства. И в то же время ничто не подавляет духа народа глубже, чем чувство бессилия, собст> венной растерянности перед происходящим, на которое невозможно хоть как>то повли> ять. А именно такова нынешняя ситуация в России. Все перемены неожиданны, грядут сверху, свершаются «над» народом. Более того, сплошь и рядом (как, например, «ре> форма» образования) вопреки его устойчи> вому многолетнему сопротивлению. Трудно любить Родину на пустой желу> док. Хоть старому, хоть молодому. Более 70% населения живут в бедности и нищете, гораздо хуже, чем в советское время. Более 60% всех богатств страны сосредоточено в руках 3% населения. Как соединить инте> ресы сотен миллиардеров и тысяч миллионе> ров с интересами десятков миллионов людей бедных и нищих? Отчужденность элиты от общества ог> ромна. Попытки преодолеть пропасть меж> ду государственной властью и народом, снять напряжение через разработку соци> альных программ, общение с народом на ме> стах и по телевидению, конечно, не беспо> лезны, но проблемы разделения народа на «мы» и «они» не решают. Программы типа «удвоения ВВП», «план Путина», созда> ние Стабфонда и им подобные воодушевить и сплотить народ не могут. Тем более в усло> виях «вдруг» грянувшего кризиса. В каждом обществе существует ведущий слой — передовые люди всех слоев народа, которые в силу своих способностей, деловых и моральных качеств занимают ключевые посты в органах власти и в бизнесе, в науке, литературе, искусстве и оказывают большое, часто решающее влияние на ход обществен> ного развития. Положительное, если усилия ведущего слоя направлены на служение над личностным целям и ценностям. И отрица>

2009 — №3

тельное, если особое положение использу> ется исключительно ради собственного бла> га. Нация, в которой ведущий слой изменя> ет своему предназначению и превращается в касту, сословное или партийное социаль> ное образование, начинает работать только на себя, оставляя в стороне общенародные интересы, обречена на деградацию и вырож> дение. В современной российской лексике поня> тие «ведущий слой общества» отсутствует. В ходу термин «элита» — деловая, политиче> ская, культурная и т. п. Что это такое? Абра> мович и ему подобные?.. Это в основном те, кто в начале «реформ» оказались в нужное время в нужном месте, засвидетельствовали кому следовало свою собачью преданность, получили за это свой «кусок», стали богаты> ми, купили заводы и фабрики, а кто>то и це> лые отрасли промышленности, прибрали к рукам радио> и телеканалы, газеты, журна> лы, издательства. А потом, когда надоело быть просто богатыми, купили по сходной цене (кто по какой смог) власть. И стали кто как умеет «рулить» страной… «Наверху» сегодня, особенно в СМИ, оказалось агрессивное большинство интел> лектуальных бездарей и духовных ублюд> ков, которые «рулят» радио> и телеканала> ми, газетами, журналами, транслируя в мас> сы, среди которых наиболее восприимчивой частью является молодежь, всевозможные химеры. Их усилия не проходят даром. Раз> рушительное влияние ублюдков огромно. Слава богу, эпоха «реформ» во главе с первым Президентом России позади. Кое> что изменилось. Можно даже сказать, что изменилось все. По форме, внешне. А по су> ти, в глубине, не изменилось ничего. Кор> рупция растет, обрела чудовищные масшта> бы, о чем без устали говорит Президент Рос> сии Д. Медведев. За «ошибки» в шоковой терапии и воровскую приватизацию никто не понес ответственности. Чубайс — фигура одиозная, знаковая — востребован, живет припеваючи. Значит, все идет «как надо». Только наивный не видит, что огромные деньги по>прежнему утекают из России за

Российское общество

границу, что у большей части предпринима> телей, не говоря уж об «олигархах» разного калибра, национальное чувство отсутствует напрочь, их мысли и планы не связаны с Рос> сией, находятся в тех странах и банках, где хранятся их деньги. Производство разруше> но и практически не развивается. Россия си> дит на продовольственной и технологиче> ской игле Запада. Ничего в России не изменится, пока власть и население не станут жить единой жизнью. И только тогда Россия станет еди> ной нацией, только тогда возможно появле> ние позитивного понятия «российский наци> онализм». Доверие к власти (государству и законам) установится в России лишь тогда, когда «но> вый курс» Путина, а теперь Медведева, про> должающего преемственно идти по согла> сованному пути, максимально приблизится к общественным ожиданиям. На мой взгляд, эти ожидания связаны с признанием целого ряда принципиальных ошибок, совершенных в начале «реформ», и их корректировкой путем восстановления патерналистской роли государства. Во>первых, признание ошибок приватиза ции и ухода государства от управления эко> номикой, социальной сферой, культурой и наукой. Коррекция должна привести к по> вышению роли государства в управлении этими сферами, национализации ряда круп> ных предприятий добывающих отраслей (нефть, газ, металлы и др.) при обязательном сохранении в большинстве отраслей частной собственности, особенно среднего и малого бизнеса. Во>вторых, выработка национальной идео логии и, следовательно, возвращение госу> дарственного контроля за средствами мас> совой информации, особенно телевидением, при сохранении идеологического плюрализ> ма в самом обществе. В>третьих, реальное установление равен ства всех перед законом и в этих целях огра> ничение доступа во власть людей, связанных с крупным бизнесом, не говоря об «олигар> хах» разного калибра.

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

В>четвертых, осуществление реальных и самых жестких мер в борьбе с коррупцией, проведение сильной политики на сокраще> ние необоснованно резких разрывов в дохо> дах и уровне жизни между бедными и бога> тыми. В>пятых, установление ответственно сти власти и конкретных лиц в ее органах за положение в стране, регионе и на других уровнях. В>шестых, реабилитация советской ис тории в ее истинном, неискаженном виде. Если эти меры будут реализованы, власть получит мощную поддержку. В противном случае она, как и прежде, будет наталки> ваться на скрытое гражданское неповинове> ние, принимаемое многими за извечную и безмерную русскую терпеливость. Ошибка. Это копится гнев… «РУССКИЙ ВОПРОС»

В этом году «националисты» России решили объединиться и подписали «Пакт 8 июня». Теперь в России существует Рус> ское национальное движение молодежи. Вопрос поставлен так: «Россия будет либо националистической, либо ее не будет во> обще». Главный лозунг русских национали> стов — «Россия — для русских». Согласно опросам этот лозунг поддерживают 58% россиян. «Русский вопрос» — очень непростой, и ответ на него простым быть не может. Нужен общий фон, чтобы хоть что>ни> будь увидеть в истинном свете. Первое, самое общее замечание: моло> дежь в новой России была брошена на про> извол судьбы на целых 15 лет; государствен> ная молодежная политика носит в основном имитационный характер; действенных мо> лодежных организаций, за исключением, пожалуй, Российского союза молодежи, фактически нет, хотя формально их сотни; широко известны организации>фантомы со странными названиями. Основная масса молодежи не в состоянии разбираться в истинной природе политиче> ских и национальных разногласий в стране.

2009 — №3

Мнение молодежи не влияет на политиче> ский процесс. Молодежь не может понять саму себя. А взрослое общество избегает изучать ее настроения и причуды — так мно> го неприятного плюс к тому, что видно и без всяких опросов. Второе общее замечание: вопиюще значи> тельные и противоестественные диспропор> ции представительства в российской эконо> мике и бизнесе членов определенных этно> сов в сравнении с этнической структурой населения в целом. Это наиболее заметно в крупных городах, таких как Москва, Санкт>Петербург. Драматизм ситуации в том, что представители этих этносов (не буду их называть, они всем известны) строят свою коммерческую деятельность в городах, которые исторически являются русскими, где подавляющее население — русские, как дело временное: главное — успеть побольше «наварить» во благо лично себе и «малой ро> дине». Россия, ее города и просторы — это, как выразился Ходорковский, «зона охоты», своеобразная «колония», в которой ты мо> жешь вести себя как иностранец или окку> пант, не считаясь с русскими традициями, не выполняя элементарных социальных обяза> тельств… А тут еще нелегальная и полуле> гальная миграция, исчисляемая миллионами человек из регионов России и стран ближ> него зарубежья. Реакция — ксенофобия, в принципе противоестественная для рус> ских исторически… Я являюсь президентом Русского интел> лектуального клуба, который был создан в нашем университете по моей инициативе с участием выдающегося русского математи> ка и гуманиста, академика Никиты Николае> вича Моисеева и всемирно известного фило> софа, социолога и писателя Александра Александровича Зиновьева еще в 1999 г. Первым президентом клуба был Н. Н. Мои> сеев, а после его смерти президентом стал А. А. Зиновьев. Но и он ушел из жизни. Те> перь клубом руковожу я. Что подвигло меня и названных выдаю> щихся людей создать именно «русский» ин> теллектуальный клуб? Во>первых, широко

2009 — №3

распространенное мнение о том, что русские вообще не склонны к философии, будто рус> ской философии вообще не существует. Вот греки, вот немцы, вот французы — это да!.. Плюс евреи — интеллектуалы от бога. А рус> ские?.. Нет. Во>вторых, то, что вся филосо> фия «реформ» в России создавалась в ту по> ру там, за «бугром», в основном в США. И первое, и второе обстоятельства вызывали у нас чувство протеста. А как еще можно ре> агировать на ложь и обман? Клуб наш был реакцией на неправду, навет и засилье аме> риканских советников, по чертежам кото> рых Ельцин и Ко «реформировали» Россию, переиначивали ее систему ценностей, пере> делывали российский и русский народ на за> падный манер. Нас вводили в круг «цивили> зованного» мира. И марионетки тогдашнего российского правительства яро воплощали эти явно злонамеренные «советы» в жизнь. Вспомним, что писали иностранцы о Рос> сии и русских в XVII и XVIII в. Вспомните, что Гитлер ставил задачу не просто победить СССР и уничтожить коммунизм, но полно> стью искоренить русских. Русофобия — яв> ление стародавнее, и русофильство — реак> ция на него, не более. Возьмем новейшую историю, годы «ре> форм». Ведь мы были свидетелями фактиче> ски этнических чисток на Северном Кавка> зе, когда Чечню покинули 220 тыс. русских, когда русских выдавливали из Ингушетии, Дагестана, Кабардино>Балкарии, Тувы… В Башкортостане и Татарстане башкирская и татарская молодежь ощущает себя более уверенно, чем русские, оттесненные на вто> рые и третьи исполнительские роли. Назовите русского человека во властных структурах бывших советских республик Грузии, Армении, Узбекистана, Таджикис> тана, Прибалтики?.. Не сможете. А там проживают миллионы русских. В России же представители нацменьшинств вороча> ют миллиардами, входят в высшие органы власти. Между тем впервые в истории России русские составляют более 80% населения страны — почти 116 млн человек из 140 млн.

Российское общество

Такого не было ни в царские времена, ни в СССР. Отсюда и мысль о том, что Россия — это русское государство, в котором этниче> скому большинству должны быть отданы приоритеты во власти, в бизнесе и общест> венной жизни. Что неестественного в этой мысли? Чистая демократия: власть должна учитывать интересы подавляющего боль> шинства народа, который и дал властные полномочия Президенту, Правительству, де> путатам. Поэтому рост русского национа> лизма — процесс столь же объективный, как этническое самоопределение татар, башкир, чеченцев и других значительных по числен> ности народов. Но какова реакция на это? Русским пред> лагают повиниться перед всем миром за из> держки коммунистической системы, вместо того чтобы в ноги поклониться за то, что 70 лет Россия и русские, которых в РСФСР было около 60%, тянули все нацменьшинства к свету, за то, что положили восемь миллио> нов лучших сынов и дочерей своих на полях Великой Отечественной войны, защищая страну. Помните первый и единственный тост грузина>Сталина на приеме в Кремле в честь Победы над гитлеровской Герма> нией? Всего четыре слова: «За великий рус> ский народ!» Всем народам можно говорить о своих заслугах и выдающихся качествах, только русским категорически запрещается: «вели> кодержавный шовинизм», «империализм». И когда такие запреты раздавались не толь> ко сбоку, «оттуда», но и с властных вершин в самой России, это вызывало среди русских до поры до времени состояние подавленно> сти и растерянности. Теперь протестные настроения вылились в волну национального самоосознания. Рост ксенофобских настроений среди русских — это ответ подавляющего этнического боль> шинства России на ксенофобию (русофо> бию) подавляющего меньшинства этниче> ских меньшинств. «Русский вопрос» должен быть поставлен в повестку дня общества и государства, его надо умно и взвешенно, конструктивно об>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

суждать. Надо понять, что русский национа> лизм перестал быть маргинальным течением. Число поклонников «русской России» рас> тет, их доля, как уже говорилось, составляет почти 60% населения. Это слишком значи> тельный феномен, чтоб его не замечать. Од> ними «посадками» экстремистов тут ничего не решишь. Нельзя не замечать, что русское населе> ние, живущее в большинстве своем в бедно> сти и нищете, деградирует. На наших глазах происходит угасание самосознания русско> го народа — самого непокорного и непобе> димого. Эпизод за эпизодом разыгрывается грандиозная трагедия духовно>нравствен> ного вырождения великой нации. Возрождение русского национализма воспринимается ныне как иррациональный порыв темных сил. Потому что, как всегда бывает с высокими идеалами, «русская идея» оказалась монополизированной ради>

2009 — №3

калами, да еще молодыми. Отсюда — агрес> сивность и экстремизм. Между тем ни один народ не спасется, если не спасутся все народы. В этом суть «русской идеи». Из нее вытекает этика кол> лективного спасения. Русские всегда брали на себя миссию всемирного спасения. Другое дело, что одно этническое насилие нельзя победить другим насилием: невоз> можно понять и простить «русских мальчи> ков» за то, что они ножами и железными прутьями бьют и убивают тоже «мальчиков» только за то, что они «нерусские». В этом смысле русский национализм — угроза це> лостности российской нации и российского государства гораздо большая, чем национа> лизм в любой из республик России. Идея «Россия — для русских» может уничтожить страну. Но «русский вопрос» остается откры> тым…

2009 — №3

ОБРАЗОВАНИЕ И ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК В XXI ВЕКЕ

Образовательная революция XXI века в перспективе устойчивого будущего* А. Д. УРСУЛ (МЕЖДУНАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК)**

Educational Revolution of the XXI century in the Long Term Sustainable Future A. D. URSUL (INTERNATIONAL ACADEMY OF SCIENCE) ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ И ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

рименение общенаучного информацион> ного подхода к образовательной деятель> ности позволяет не только объяснить воз> можность становления инновационно>опе> режающих процессов, но и в той или иной степени содержательно>предметную часть образовательной деятельности. Ведь ожида> емая образовательная революция в XXI в. будет заключаться не только в футуризации образования, но и в определенной эволю> ции предмета образовательной деятельно> сти (Ильинский, 2002: 225–278). И именно обсуждаемые здесь «футурологический» и «герменевтический» подходы (как услов> но>схематически я их называю) так или ина>

че связаны с определенным видением ин> формационной модели образования. Обра> зование может моделироваться информаци> онными методами, поскольку действительно представляет собой информационный про> цесс передачи, переработки и других форм движения и освоения особого рода инфор> мации. В этом аспекте образовательный про> цесс может моделироваться передачей ин> формации от учителя к ученику, от одного поколения людей к другому, а также различ> ными формами сохранения и преобразова> ния информации. При передаче и движении информации в образовательном процессе она обладает всеми свойствами, которые уже выявлены в науках об информации, в частности такими

* Окончание. Начало и продолжение статьи в № 1 и 2 за 2009 г. ** Урсул Аркадий Дмитриевич — доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, директор Центра исследований глобальных процессов и устойчивого развития, ака> демик Международной академии наук (IAS). Тел.: (499) 238>49>96, (495) 458>94>79. Эл. адрес: ursul>ad@mail.ru

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

характеристиками, как синтаксические, се> мантические и прагматические. Эти семи> отические свойства «образовательной ин> формации», которая циркулирует в процес> сах и системах обучения и воспитания, выражают формально>количественные па> раметры, значение и ценность этого вида ин> формации. Я не буду здесь рассматривать отличие информации от знания и отличие образовательного знания от научного зна> ния, поскольку эти проблемы уже неодно> кратно рассматривались в литературе. Здесь имеет смысл обратить внимание на то, как относятся упомянутые общие свойства информации как образовательного знания к предмету образовательной деятельности. Обычная предметная триада представлялась как знания, умения и навыки — ЗУН. Сейчас предложена иная триада — знание, понима> ние, умение (которая символизирует назва> ние этого журнала) (там же). В информационно>образовательном про> цессе в той или иной форме проявляются все основные семиотические (синтаксические, семантические и прагматические) характе> ристики образовательного знания, хотя ранее они получили иные названия. Само по себе это знание уже содержит все основ> ные характеристики (свойства) информации, и в зависимости от конкретного образова> тельного процесса они проявляются в том или ином виде и отношении. Если за триаду принимается традиционное ЗУН и акцент делается на определенных прагматических свойствах информации (позволяющих их ис> пользовать в соответствующих видах прак> тик), то такая ситуация характерна для ути> литарно>профессионального понимания об> разования, поскольку знания в основной предметной триаде дополняются умениями и навыками. И такое видение предметности образовательной деятельности в определен> ных ее видах и формах вполне приемлемо для некоторых направлений специального среднего и высшего профессионального об> разования. Формирование сознания человека осуще> ствляется как в специальных образователь>

2009 — №3

ных учреждениях (системно организован> ное образование), так и в процессе самой жизни («образовывание» человека, иногда оно именуется естественным образовани> ем). Весьма значительное количество людей (около миллиарда) даже в настоящее время никогда не учились в каких>либо учебных заведениях. Впрочем, и та часть населения, которая посещает эти заведения, также ис> пытывает стихийное влияние окружающей социальной и природной среды, «образо> вывается», взаимодействуя с социумом и природой. Предполагается, что в образо> вательных учреждениях человек получает основную часть своего «образовательного потенциала», хотя никто серьезно не изучал, какая часть этого потенциала приобретена в процессе специального обучения, а ка> кая — в результате естественной жизнедея> тельности человека. Именно эта последняя составляющая целиком определяла «обра> зование» человека на начальных этапах че> ловеческой истории. Выделение образовательной деятельно> сти как специальной социально организо> ванной деятельности происходило посте> пенно, и ее выделение оказалось очень важ> ным и с позиций перехода к УР. Здесь я должен обратить внимание на то, что одно> временно с выделением и расширением сфе> ры специально организованного образова> ния постепенно происходило его отставание от жизни общества, от того, что именуется происходящим (Ильинский, 2006). Специа> лизированная образовательная деятель> ность, следуя своим внутренним механизмам и логике саморазвития, сознательно, благо> даря усилиям многих поколений педагогов, установила правила, согласно которым об> разование принципиально было обречено на отставание от бытия. Этому обстоятельству не придавалось особо большого значения, поскольку и до сих пор подавляющая часть философов полагает (и учит этому студен> тов), что сознание в принципе отстает от бы> тия, и это до недавнего времени возводилось в ранг одной из закономерностей социаль> ной философии. Но если именно образова>

2009 — №3

Образование и образованный человек в XXI веке

ние формирует сознание человека, а оно от> стает от бытия, то образование, следуя этой логике, должно ориентироваться на про> шлое, в нем будут циркулировать только устаревшие знания, умения и навыки. Часто выпускник высшего учебного заве> дения, устраиваясь на работу, получает на> каз забыть все, чему его учили в вузе, и на> чинать с «чистого листа», включившись в современную профессиональную деятель> ность. «Обучение жизнью» (работой) оказы> вается зачастую более важным для выпуск> ника вуза, чем предыдущее специальное образование. Однако на работу не прини> мают без соответствующего диплома, что прямо или косвенно свидетельствует о том, что обучение в вузе играет далеко не послед> нюю роль. Если, схематизируя, будем счи> тать, что в современном вузе изучают в ос> новном прошлое, то сказанное выше озна> чает, что это прошлое также важно для дальнейшей деятельности окончившего вуз. Оно является одной из опор, на которой ос> новывается деятельность человека, его пере> ход из мира прошлого в настоящее и проис> ходящее. И хотя его дальнейшее существование те> перь уже требует непрерывного образова> ния, особенно профессиональной подготов> ки, переподготовки и повышения квалифи> кации, тем не менее «обучение жизнью» как естественный процесс играет не меньшую роль, а даже большую, поскольку в ряде об> ластей деятельности человек в основном об> разовывается жизнью, окружающей его сре> дой. «Образование» личности происходит за счет адаптации к жизни и к происходящему в ней. Однако то, что происходит в модели неус> тойчивого развития, формирует все же либо в основном «отстающее» от жизни созна> ние, либо ее сиюминутное отображение. И для упомянутой модели до недавнего вре> мени такая ситуация считалась вполне нор> мальной. Отсюда и призывы сторонников триады ЗУН к тесному сближению с практи> кой, нацеленность на развитие архаичной модели развития цивилизации, уже ставшей

опасной для существования человечества. Понятно, что «обучение жизнью» как есте> ственно>неадекватное образование для бу> дущего оказывается несовместимым с вы> живанием человечества и противоречит пе> реходу к УР. Формирование сознания человека, причем такого сознания, которое может содейство> вать переходу к УР, оказалось под угрозой. А другого пути перехода к УР как «через опережающее сознание» просто не сущест> вует. Необходимо сформировать сознание, опережающее бытие у «критического коли> чества» населения планеты, без чего невоз> можен переход к УР. И это необходимо сде> лать лишь с помощью образования, которое повернет сознание человека в сторону буду> щего, прежде всего в его нормативно>устой> чивой форме. Из двух основных, в какой>то степени конкурирующих, форм образования челове> ка (естественным образованием>обучени> ем жизнью и образованием в специальных учебных заведениях) наиболее важным ока> зывается специально организованное обра> зование. Необходимо его эффективно раз> вернуть в сторону будущего, ориентировать современное «образовательное движение» на модель УР. Естественное образование здесь начинает играть подчиненную роль, поскольку акцентирует внимание на настоя> щем. Но это происходит в современной модели неустойчивого развития (в кото> рой имеются весьма незначительные ростки и тенденции устойчивого будущего). Новая цивилизационная модель может и должна создаваться только опережающим сознани> ем. А его можно сформировать лишь с помо> щью опережающего образования для УР, на которое необходимо переориентировать все образовательные учреждения на планете. Становление УР тем самым возможно лишь благодаря образованию в специальных учебных заведениях, а не в процессе есте> ственной адаптации к окружающей дейст> вительности. Часть адаптивного потенциа> ла необходимо ориентировать на будущую и пока виртуальную реальность новой моде>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ли, в которой предполагается жить гряду> щим поколениям. Желаемую и должную виртуальную реальность необходимо созда> вать уже сейчас, учитывая сильную инерци> онность и «эволюционную консерватив> ность» процесса перехода от старой к новой модели развития. Другого пути перехода к УР, кроме фор> мирования опережающего сознания у кри> тического количества населения, в основном тех, кто принимает глобально>международ> ные и государственные решения, не сущест> вует. Сознание в этом случае будет опере> жать бытие, станет формироваться совер> шенно новая форма принятия решений на этих уровнях, которую я связываю с интег> ральным ноосферным интеллектом. По мере становления общества с УР дей> ствительность также начнет формировать опережающее сознание, поскольку оно бу> дет ориентировано не столько на прошлое и происходящее, сколько на будущее, при> чем с все большим «горизонтом прогноза». Появление науки и научного знания, ко> торое затем стало «информационным фун> даментом» образовательного процесса, прежде всего в специальных образователь> ных учреждениях, привело к «знаниевому» видению самого процесса образования. Хотя должен заметить, что не только научное зна> ние является основной обучения в специаль> ных образовательных учреждениях, особен> но в тех, где подготавливают лиц духовных званий и где религия не отделена от государ> ства. Знание, и прежде всего научное знание, все же заняло свое место в упомянутой три> аде, хотя ранее (когда сам образовательный процесс в том или ином виде существовал, но не было образования как специального со> циально организованного института) в ка> ком>то виде также существовало. Однако более важными были прагмататические ха> рактеристики циркулирующей информации в «образовательной части» синкретической человеческой деятельности. От этой прагматики, имманентно связан> ной с практикой, и прежде всего с производ> ством, в принципе никуда не уйти. Но дивер>

2009 — №3

сификация совокупной человеческой дея> тельности привела к появлению таких ее ви> дов, которые связаны с практикой весьма опосредовано либо вообще не имеют к ней отношения. А это весьма важно для развива> емой здесь концепции футуризации и опере> жающего образования, особенно для осо> знания и изучения будущего. Триада ЗУН свойственна лишь опреде> ленному этапу (ЗУН>этапу, «знаниевому периоду») человеческой истории, который характеризуется относительно спокойной эволюционной динамикой, отражающей возникновение и развитие производящего хозяйства и соответствующего способа вза> имодействия природы и общества. Спокой> но>эволюционное развитие общества, сфор> мировавшее предметную триаду ЗУН, ко> нечно, включало в себя различного рода революции, но они, как правило, носили вре> менно>локальный характер и не ставили под сомнение выживание всего человечества в целом. В конце XX и начале XXI в. сложи> лась иная глобальная антропоэкологическая ситуация, обострение которой чревато спол> занием к общемировой катастрофе с воз> можным омницидом. Приходится менять курс развития всего человечества и формировать концепцию спасения цивилизации на планете, которой, на мой взгляд, выступает концепция УР. Че> ловечество из современного своего неустой> чивого состояния должно будет перейти че> рез УР к такому будущему, которое обеспе> чит его выживание и неопределенно долгое существование на этой «устойчивой осно> ве». Цель перехода на путь УР состоит не просто в реализации новой формы социаль> ного и социоприродного развития, а прежде всего в том, чтобы обеспечить дальнейшее перманентное существование и сохранение человечества как пока единственного вида социальной ступени развития во Вселенной. Смена типа развития общества как формы его бытия сказывается и на образовательной деятельности, которая должна кардинально измениться, и это отразится на предметном поле образования, на что было обращено

2009 — №3

Образование и образованный человек в XXI веке

внимание в книге И. М. Ильинского «Обра> зовательная революция». Проблема понимания, связанная с семан> тическими свойствами образовательной ин> формации, является ключевой для выпол> нения принципиально новой и наиболее важной функции образования XXI в., кото> рое должно иметь «спасительный харак> тер», опережающим образом способствуя конструированию и строительству будущей реальности, исключая из нее устаревшие, тормозящие, опасные и угрожающие эле> менты бытия, вытесняя и замещая их (Иль> инский, 2002: 240). Вполне возможно, что если бы динамика глобальной ситуации не имела негативную ориентацию, если бы человеческому роду не угрожала гибель, то «спасительная» функ> ция образования, как и многих (если не всех) сфер деятельности, могла быть не замечена и проблема понимания и осознания грозя> щей цивилизации глобальной опасности оказалась бы вне поля зрения исследовате> лей. Между тем акцентирование внимания на проблеме понимания в образовании ока> залось весьма тесно связано с проблемой вы> хода из планетарного кризиса на пути пере> хода к УР. В принципе это означает более глубокое понимание феномена образования и его бу> дущего образа в новой парадигме развития цивилизации. В современном обществе, включая образование, уже существует зна> ние об угрозе глобального катаклизма ан> тропогенного либо природного характера, но это еще не осознание и глубокое понима> ние этой опасности неким «критическим» количеством населения, после которого мо> гут начаться эффективные действия по спа> сению планеты, выживанию цивилизации через УР. Достижение этого понимания воз> можно прежде всего через «устойчивое» об> разование, активную реализацию его «спа> сительной» функции. Вторая осевая револю> ция как научно>образовательная революция сопутствует и в определенной степени пред> шествует материальным трансформациям в обществе и его взаимодействию с приро>

дой. Пожалуй, впервые в истории выжива> ние человечества оказалось в такой степени зависимым от образования как системно ор> ганизованного института, от того, какую роль в новой триаде ЗПУ займет понимание, какого уровня оно достигнет. Я не буду останавливаться на уровнях и степени понимания. Согласен с тем, что высший уровень понимания связан с осозна> нием, а на этой основе в конечном счете с творчеством (там же: 238–239). И в этой связи я хотел бы обратить внимание на тем> поральный аспект смены обсуждаемой здесь предметной триады и парадигмы образова> тельной деятельности. Для меня принципиально важным являет> ся то, что идея о смене триады ЗУН на но> вую — ЗПУ возникла в условиях осознания смены курса развития цивилизации, пони> мания того, что выживание человеческого рода может произойти только через переход к УР. Но этого типа развития пока не суще> ствует в глобальном, а тем более в космиче> ском масштабе (о чем мечтал К. Э. Циолков> ский, предложивший исторически первый вариант устойчивого космического развития человечества как путь к его социальному бессмертию). Устойчивый тип глобального развития может реализоваться лишь в пер> спективе третьего тысячелетия. Это устой> чивое будущее должно войти в современную действительность и социальную деятель> ность с тем, чтобы ее футуризовать в необ> ходимом для эффективной реализации на> правлении. Понимание как осознание значения лю> бого вида научной и образовательной ин> формации, на мой взгляд, имманентно сопряжено с проблемой будущего, причем не только в его «устойчивом варианте». Можно рассматривать понимание прошло> го, настоящего и будущего как отдельно взя> тые моменты (периоды) времени, но важно эти фрагменты понимания соединить в одно целое, реализуя принцип темпоральной це> лостности (Урсул, 2008). И понятно почему: целостное понимание как осознание воз> можно только при системном подходе к про>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

блеме времени, и самое глубокое понима> ние происходит при осознании будущего. Замечу, что один из тех философов (наряду с М. Хайдеггером), кто внес вклад в форми> рование принципа темпоральной целостно> сти, К. Ясперс, всегда писал именно об осо> знании будущего (Ясперс, 1991), а не его ис> следовании (этот последний термин более распространен в настоящее время, даже су> ществует Международная академия иссле> дования будущего). Имея в виду осознание будущего, К. Яс> перс интуитивно представлял себе, что это может произойти на достаточно высоком уровне понимания. Уровень понимания ка> кого>то феномена, помимо прочего, зависит от его видения в том или ином темпоральном периоде (темпомире), и особенно это касает> ся предмета образовательной деятельности. Низкий уровень понимания знания в образо> вании в значительной мере обусловлен тем, что там циркулирует уже изрядно устарев> шее знание. Такое знание мало что дает для понимания настоящего (или происходящего) и тем более для понимания, особенно осо> знания, будущего. Отношение к будущему, которое сложи> лось в науке и образовании, во многих сфе> рах деятельности людей носит зачастую ли> нейно>исторический характер. Это отноше> ние действительно имеет место в тех случаях, когда тенденции прошлого экстра> полируются через настоящее в будущее. Од> нако в принципе отношения и взаимосвязь темпомиров (прошлого, настоящего и буду> щего) могут быть нелинейными, и, как пра> вило, это мало кто понимает в среде педаго> гов. Поэтому практически отсутствует нели> нейность мышления в сфере образования, особенно если оно сводится только к обуче> нию, которое основано на самых низших уровнях понимания образовательного зна> ния. Кроме того, существует явное проти> воречие между уровнем понимания и коли> чеством предметов, которые преподаются в образовательных учреждениях. Надо заме> тить, что повышение уровня понимания тре> бует определенного количества времени на

2009 — №3

освоение того или иного предмета. Между тем в современном образовании акцент де> лается не на понимании, а на знании (скорее даже, на узнавании и запоминании) тех или иных предметов, которые в дальнейшем бла> гополучно забываются. Поэтому увеличение многообразия предметов (и затраты времени на их изучение) заранее ограничивают глу> бину понимания предмета для большинства учащихся. Уровень понимания в образовании зави> сит от многих факторов, и в частности от той или иной формы информационного взаимо> действия учителя и ученика. В современном российском образовании акцент делается на аудиторные формы — лекции, семинары, круглые столы и звуковые формы переда> чи и представления информации. Однако хо> рошо известно, что в памяти обучаемого в результате таких форм движения обра> зовательного знания остается всего 5–10% услышанного учебного материала, а при зрительной форме передачи информации эта доля существенно возрастает: при само> стоятельном чтении учебной литературы — до 20% и даже до 50% (особенно в смешан> ном, зрительно>звуковом варианте инфор> мационного взаимодействия, например при групповом обсуждении уже прочитанного материала). В процессе же практического использования образовательных знаний сте> пень их усвоения достигает 75%, а при обу> чении других — даже 90% (Рябов, Пищулин, Ананишнев, 2004: 69). Термин «усвоение знаний» включает в се> бя как запоминание (что происходит в обу> чении), так и понимание, и здесь трудно от> делить одно от другого, особенно на низших уровнях понимания. Если запоминание це> ликом относится к процессу обучения, то понимание, особенно на его высших уров> нях, — к творческому процессу (в том числе и генерации знаний о будущем). Включение понимания в качестве одной из составляю> щих предмета образования, особенно в выс> ших его формах, будет означать, что образо> вание будет включать в себя в том или ином виде творческий поиск. И здесь уместно

Образование и образованный человек в XXI веке

2009 — №3

предположить, что будущее образование в интересах УР станет складываться не толь> ко из обучения и воспитания (традиционная форма образования), а в существенной ча> сти из инновационно>творческого процесса, в который будет включен не только учитель, но и ученик. Как видим, смена триады ЗУН на триаду ЗПУ влечет за собой и новое виде> ние образования как единства обучения, воспитания и творческого развития, ориен> тированного на созидание устойчивого бу> дущего. Понимание достигает гораздо более вы> соких уровней лишь в так называемом науч> ном образовании — вначале в аспирантуре, а затем и в докторантуре, где обучаемый (исследователь) сосредоточивается на го> раздо меньшем количестве предметов (кан> дидатские экзамены у аспирантов и соиска> телей) и в основном занимается творческой работой над соответствующей диссерта> цией. Невозможно достичь высокого уровня понимания, обучаясь большому количеству предметов (и в неэффективной форме пред> ставления информации), причем можно ска> зать, что между этим количеством и уровнем понимания имеет место обратно пропорцио> нальная зависимость. Это применительно к «образованию жизнью» в своеобразной форме подметил В. Гавел, говоря, что чем больше он знает, тем меньше понимает. К этому мнению присоединяется и С. П. Ка> пица, полагающий, что необходимы новые требования к образованию, когда не зна> ния, а понимание становится основной зада> чей воспитания ума и сознания (Капица, 2008: 141). * * *

В исследованиях и дискуссии, разверты> вающихся по поводу модели образования XXI в., уже вырисовывается ряд позиций, которые могут войти в качестве основных в искомую парадигму, стать составными час> тями образовательной революции уже в на> шем столетии. Во>первых, образование XXI в. должно активно способствовать переходу цивилиза>

ции на путь УР и стать одним из приоритет> ных механизмов перехода. Образовательная деятельность должна трансформироваться, ориентируясь на цели и опережающие инте> ресы УР этого нового планетарного по сво> им масштабам типа социального и социо> природного развития. Выживание человече> ства и спасение планеты теперь зависят от образования, от его УР>трансформаций, от превращения современного (по времени существования), но устаревшего по своему содержанию образования в образование для УР, способное эффективно содействовать выходу цивилизации из глобального антро> погенного кризиса и обеспечивать ее непре> рывное существование и прогресс в окружа> ющей планетарной и космической среде. Во>вторых, вопреки едва ли не воцарив> шемуся мнению, что основную роль в фор> мировании нового типа образования бу> дут играть экологические проблемы (хотя их роль не стоит преуменьшать), ключевы> ми становятся информационные процессы и факторы, особенно новые информацион> ные технологии и другие составляющие ин> форматизации общества, включая искусст> венный интеллект, интернет>медиатизацию и различные формы виртуальной реальнос> ти. Информационный аспект образователь> ной деятельности важен не только в связи с появлением новых форм и технологий бо> лее эффективной ее реализации, но и по су> ти — ориентации инновационно>опережаю> щих процессов в интересах реализации но> вой цивилизационной парадигмы. В>третьих, появление на информацион> ной основе инновационно>опережающих процессов в образовании приведет к суще> ственной его футуризации и становлению опережающего образования для УР. Устой> чивое образование будет не только быстрее развиваться относительно других форм со> циальной деятельности, но и акцентировать внимание на будущем в самом содержании обучения, воспитания и творчества, исхо> дить из принципа темпоральной целостно> сти. В этом смысле произойдет сдвиг ак> центов от модернизации образования к его

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

футуризации и в перспективе — к становле> нию ноосферного образования через обра> зование для УР. В>четвертых, все предыдущие направле> ния образовательной революции немыслимы без кардинальных трансформаций в самом предмете образования. Должна произойти замена современной предметной триады (знания, умения, навыки) на новую (знания, понимание, умения), которая должна войти в качестве составной части в образование для УР. Выживание через образование зави> сит от проблемы понимания необходимости изменения парадигмы цивилизационного развития, осознания того, что без этих трансформаций возможна гибель человече> ства как вида уже в обозримом будущем, всего через несколько поколений. От пони> мания и его уровня зависит эффективность как постижения значения (смысла) знания, так и его использования во всех сферах со> циальной деятельности. Представляется, что образовательное знание и предметы, требующие более глубокого понимания, должны будут тем или иным способом выде> ляться в процессе образования (по формам представления и передачи информации, по количеству выделяемого времени на их осво> ение и т. д.). Замена триады ЗУН на ЗПУ влечет за собой новое понимание образова> тельной деятельности как системной триады обучения, воспитания и творческого разви> тия (включая футуризацию). В>пятых, образование, появившееся как социальный институт около двух с полови> ной тысяч лет тому назад, оказалось те> перь необходимой составной частью новой осевой революции как общей духовно>ин> теллектуальной революции, предвещающей в третьем тысячелетии становление сферы разума через УР. К. Ясперс, предложивший идею осевого времени, В. И. Вернадский, развивший в России идею ноосферы, оказа> лись провозвестниками нового глобального видения человеческой истории, в котором интеллектуально>рациональная компонента играет важную опережающую «спаситель> ную» роль для будущей цивилизации и даже

для окружающей ее биосферы. Наука и об> разование, которые уже в этом столетии превратятся в единый научно>образователь> ный процесс, изменят эволюционную траек> торию социальной ступени развития в на> правлении ее сохранения и дальнейшего пер> манентного прогресса. В>шестых, с позиций принципов темпо> ральной целостности и универсального эво> люционизма становится понятной роль обра> зования в сохранении и эволюции социаль> ной ступени материи. Появившись в осевое время как социальный институт, образова> ние охватило почти все население планеты и уже в XXI в. достигнет нового качества, ха> рактеризующегося появлением инновацион> но>опережающих процессов и становлением ноосферного интеллекта. Постепенно в ходе движения цивилизации к УР образователь> ная деятельность начинает активно стимули> ровать такой переход, уводя человечество с опасного пути неустойчивого развития. Выживание через образование для УР обес> печит сохранение и самоорганизацию соци> альной ступени, выход на супермагистраль универсальной эволюции как единственную во Вселенной траекторию перманентного прогрессивного развития. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ильинский, И. М. (2002) Образовательная революция. М. Ильинский, И. М. (2006) Между Прошлым и Будущим: Социальная философия Происхо> дящего. М. Капица, С. П. (2008) Демографическая ре> волюция в мире и России // Век глобализации. №1. Рябов, В. В., Пищулин, Н. П., Ананиш> нев, В. М. (2004) Модель государственных стандартов высшего педагогического образо> вания. Отечественный опыт модернизации об> разования и Болонский процесс. М. Урсул, А. Д. (2008) Принцип темпоральной целостности и образование // Alma mater. Ве> стник высшей школы. №3. Ясперс, К. (1991) Смысл и назначение исто> рии. М.

2009 — №3

Образование и образованный человек в XXI веке

Развитие социологии информационноG коммуникационных технологий: веб как платформа современного образования Д. К. ГОНчАРОВ (МОСКОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ ПЕДАГОГИчЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Развитие информационно"коммуникационных технологий в обществе приводит к необходимо" сти трансформации процесса обучения современного высшего образования. Ключевые слова: сетево"ориентированное обучение, информационно"коммуникационные технологии.

Sociology of Information and Communication Technologies Development: Web as a Platform of Modern Education D. K. GONCHAROV (MOSCOW CITY PEDAGOGICAL UNIVERSITY)

Development of information and communication technologies in society leads to the necessity of training process transformation of modern higher education. Keywords: web"based education, information and communication technologies.

торая половина XX в. прошла под знаком бурного формирования и развития ми> ровой информационной индустрии и ее вли> яния на общество в целом. Появлялись все новые и новые средства информации и ком> муникации в области печати, радио, телеви> дения. Постепенно количество источников информации переходило в качество: были созданы всемирные сети телевизионных но> востей и сеть сетей — Интернет. Практиче> ски произошла конвергенция телевидения и стримминговых технологий глобальной се> ти. Объем информации в 70>е годы ХХ в. уве> личивался вдвое один раз в 10 лет, в 80>е го> ды — один раз в пять лет, в 2000>е годы — удваивается практически каждый год. Появ> ление глобального информационного прост> ранства стало реальностью, а решать его за> дачи и направлять пути его развития — жиз> ненной необходимостью. Основой теории информационного общества принято счи> тать концепцию постиндустриального обще> ства, разработанную Д. Беллом. Свой вклад

в развитие теории информационного обще> ства внесли Н. Винер, А. Турен, П. Серван> Шрайбер, Ю. Хабермас, Н. Луман, М. Мак> люэн, Э. Тоффлер, Ё. Масуда и другие исследователи. Культуролог Э. Тоффлер в книге «Третья волна» предложил гипоте> зу, согласно которой человечество вступает в новую, третью стадию цивилизации, в судь> бе которой решающую роль будут играть информационные компьютерные системы и системы технических коммуникаций. Можно отметить, что человечество осознает себя сетевым сообществом. Внутри этого со> общества уже сегодня значительная доля коммуникаций является компьютерно>опо> средованной. Цифровые технологии могут освободить наш мозг от механических ас> пектов мышления для решения творческих задач. Цифровая память постепенно вбирает в себя материалы архивов, в том числе до> машних, музеев, библиотек. Если информационный процесс рассмат> ривается как процесс взаимодействия лич>

* Гончаров Дмитрий Константинович — старший научный сотрудник лаборатории инфор> мационно>коммуникационных и социальных технологий в образовании Научно>исследователь> ского института столичного образования (НИИСО) МГПУ. Тел.: (499) 181>65>52. Эл. адрес: cupid@screen.ru

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ностей, то процесс общения рассматривает> ся как социальный процесс. На сегодняшний день вербальная коммуникация составляет большую часть педагогического взаимо> действия (около 70%). Однако процесс ком> муникации в обществе с использованием технических микропроцессорных средств и сред стал кардинально меняться. Осново> положник кибернетики Н. Винер предполо> жил, что все явления окружающего мира могут быть объяснены с точки зрения ин> формационного обмена, циркулирования информации: «…действенно жить — это значит жить, располагая правильной инфор> мацией». В этом обществе человек ориенти> руется не только и не столько на свои внут> ренние чувства, а в большей мере на внешние события — он живет за счет поступающей извне информации, сбор и анализ которой ему жизненно необходим. И в этой связи средства коммуникации приобретают осо> бое значение как основной инструмент, поз> воляющий человеку реагировать на проис> ходящие в окружающем мире изменения. Одной из важнейших характеристик совре> менного общества становится уровень его информационного обеспечения, оказываю> щего влияние на все процессы общественно> го развития. Общеизвестно, насколько важным факто> ром социализации человека является обра> зование, которое определяет имеющиеся у людей возможности личностного и про> фессионального выбора. Образование ста> новится не только процессом приобретения знаний, умений и навыков, но и процессом понимания, разностороннего развития чело> века и определения своего места в окружаю> щем мире. В новой образовательной среде препода> ватель, продолжая оставаться главным зве> ном процесса обучения, становится важным координатором образовательного процесса. В этой высокоинформативной среде препо> даватель и ученик равны в доступе к ин> формации, содержанию обучения, поэтому преподаватель уже не может быть единст> венным источником фактов, идей, принци>

2009 — №3

пов и другой информации. Задачами препо> давателя становятся развитие интеллекту> альных навыков, а также навыков, востре> бованных современным мировым сообщест> вом, глобального и критического мышления, эффективной коммуникации при устном и письменном общении, умения работать в группе, быстро адаптироваться к измене> ниям в ИКТ. Под адаптацией к изменениям понимает> ся умение самостоятельно и рационально работать с информацией в различных фор> матах и превращать ее в знания, осваивать новые интерактивные методы взаимодейст> вия в высокотехнологичной среде. Развитие самостоятельности в обучении подчинено смене концепции образования «обучения на всю жизнь» на «обучение в течение всей жизни». Каждому представителю образова> тельной среды требуется выработать со> вершенно иное мышление и отношение к се> годняшним проблемам. Оценка готовности образования к развитию в единой образова> тельной среде должна включать анализ до> ступа к ИКТ преподавателей и студентов, уровня подготовленности преподаватель> ских кадров, наличия в образовательных уч> реждениях благоприятного к переменам «климата». Преподавателям по отношению к студентам фору в несколько шагов дает только привычка к самообразованию. Таким образом, в положении ученика находятся и преподаватель, и студент, так как вынуж> дены непрерывно осваивать новые идеи и технологии, термины и их определения, программное и аппаратное обеспечение ИКТ, чтобы получать нужную информацию, вырабатывать необходимые навыки и уме> ния, позволяющие успешно решать задачи в своей предметной области. В докладе Всемирного банка «Формиро> вание общества, основанного на знаниях. Но> вые задачи высшей школы» (2001 г.) утверж> дается: «Внедрение новых педагогических подходов, подкрепленных альтернативными механизмами передачи знаний, уже произ> водит революцию в процессе преподавания и усвоения знаний в вузах. Одновремен>

2009 — №3

Образование и образованный человек в XXI веке

ное использование мультимедийных средств, компьютеров и Интернета позволяет сде> лать процесс обучения более активным и ин> терактивным». В процессе исследования влияния ин> формационного общества на образователь> ную среду была предложена новая педаго> гическая модель, в которой предусматри> валось: а) активное участие студентов в процессе обучения, а не пассивное восприятие ими ин> формации; б) возможности прикладного использова> ния знаний в реальных условиях; в) подход к обучению как к коллективной, а не индивидуальной деятельности; г) акцент на процесс обучения, а не на за> поминание информации; д) использование метода проектов как эффективной системы обучения и прообра> за применения знаний на рынке труда. В этой модели вузы должны быть способ> ны быстро реагировать на меняющиеся сиг> налы с рынка труда и оперативно приспосаб> ливаться к технологическим изменениям, а это может повлечь за собой необходимость более гибкой системы приема на работу и расстановки преподавательских кадров, оценки качества их работы. Также вузы должны будут постоянно пересматривать учебные программы, сообразуясь с запроса> ми рынка труда и рынка знаний. В том же докладе Всемирного банка ут> верждается: «Современные технологии — это не панацея. Для создания более ак> тивной и интерактивной учебной среды у профессорско>преподавательского соста> ва должно быть четкое видение целей новых технологий и наиболее эффективных путей интегрирования их в структуру программ и средства их реализации, т. е. то, что специ> алисты называют «педагогической интегра> цией». Комбинирование обучения в режиме онлайн с занятиями традиционной формы дает студентам больше возможностей для человеческого общения и развития социаль> ных аспектов обучения посредством прямо> го общения, споров, дискуссий и нахожде>

ния согласия. Эти педагогические моменты также относятся к структуре и средствам ре> ализации программ дистанционного обуче> ния, в которых надлежащие технические средства должны соответствовать образова> тельным целям». Таким образом, спрос на компетентность в области компьютерно> опосредованной коммуникации растет в со> циально>экономическом и социально>пси> хологическом плане. Веб>технология, которая реализована на идее гипертекста как способа организации текста, при котором порядок ознакомления с ним может быть произвольно выбран поль> зователем, также относится к текстологиче> ской компьютерно>опосредованной комму> никации. Сеть Интернет дает возможность осуществления как аксиальной коммуника> ции, когда сообщение передается конкрет> ному получателю или группе получателей, так и ретиальной коммуникации, когда сооб> щение передается множеству вероятно заин> тересованных и случайных получателей. Включение цифровых записей в учебные ма> териалы и учебную активность позволит значительно расширить и обогатить и учеб> ную коммуникацию, и учебный процесс. Ес> тественно предположить, что необходимо широко использовать информационно>ком> муникационные особенности Сети в образо> вательном процессе. Очевидная востребованность сетево>ори> ентированного образования стимулирует активные исследования по поиску новых вы> сокоэффективных образовательных техно> логий и созданию новых стандартов (типа SCORM, Dublin Core, ARIADNE). Этим и другим смежным вопросам уделяется ос> новное внимание на ведущих мировых кон> ференциях по веб>образованию, таких как e>Learn, e>Learning, ED>MEDIA, Web>Based Education, ICECE, ICDE, ICALT и др. С другой стороны, в последние несколько лет активно развиваются исследования по комбинированному (или смешанному) обра> зованию — blended education, — в котором делается попытка объединить преимущества образовательных технологий традиционно>

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

го очного (в классе или аудитории) и интер> нет>образования в рамках единого учебного процесса (лекции, курса, программы). Так, анализ европейского рынка веб> и комбини> рованного видов образования показывает, что веб>образование превалирует над ком> бинированным образованием только в Вели> кобритании (12% против 11%) и в Италии (14% против 11% соответственно); в других же странах Европейского содружества ком> бинированное образование превалирует над интернет>образованием, например в Нидер> ландах (24% против 17%), в Финляндии (21% против 9%), в Испании (20% против 14%), в Дании (17% против 14%). Многие преподаватели до сих пор не осо> знают преимущества, которые можно из> влечь из использования передовых образо> вательных технологий, и не знают, как они могут повлиять на разработчиков информа> ционно>образовательных продуктов и сред. Разработчики обучающих систем также час> то не знают нужд и требований типичного преподавателя. Необходимо помочь этим группам лучше понять роль друг друга во всех образовательных процессах и указать им пути взаимной поддержки. Во время взаимодействия автора с обуча> емыми в последние восемь лет в рамках Мос> ковского городского педагогического уни> верситета была поставлена цель — создание системы WITS (Whole>course Intelligent Tutoring System — информационно>образо> вательной среды для широких учебных кур> сов), в рамках которой предполагалось: – построить интеллектуальную обучаю> щую среду для широких учебных курсов; – при построении среды использовать средства мультимедиа для мотивации обуча> емых; – апробировать систему на реальных обу> чаемых; – сделать вывод о значимости таких сис> тем и их перспективах на будущее. Было проанализировано свыше 900 часов учебных взаимодействий. По результатам социологического исследования было отме> чено, что метод проектов, выбранный в каче>

стве методологической базы, активизиро> вал познавательные способности студентов, позволил им в свободной творческой форме выполнить образовательную часть в соот> ветствии с поставленной задачей. В процессе работы над проектами у обучаемых на 80% увеличился процесс усвоения учебного ма> териала. На 60% больше, чем у аналогичных студентов, обучавшихся по устаревшей про> грамме, закрепились навыки работы с ин> формационным знанием. Проявились ком> петентностные черты работы с обширным и разнородным материалом. Скоординиро> вался процесс постановки задач в информа> ционном поле. Несомненно, что приобретенные в про> цессе обучения навыки и компетенции поз> волят ориентироваться в условиях неопре> деленности сверхсложного современного мира, опираясь на собственные силы. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Астафьев, Л. У., Шубкин, В. Н. (1998) Соци> ология образования // Социология в России. М. : Изд>во Института социологии РАН. Комарова, Н. И. (2008) Гуманитаризация техногенной сферы — основное условие раз> вития информационно>коммуникационных технологий в современном образовании // Материалы международной научно>практи> ческой конференции «Современные инфор> мационные технологии и ИТ>образование». М. : МАКС>пресс. Маклюэн, М. (2004) Галактика Гутенберга. М. : Наука. Негодаев, И. А. (1999) На путях к информа> ционному обществу. Ростов н/Д. : Изд>во ДГТУ. Сазанов, В. М. (2005) Сочетание классиче> ского и дистанционного обучения. М. : Лабо> ратория СВМ. Соколова, И. В. (2003) Социальная инфор> матика и социология: проблемы и перспекти> вы взаимосвязи. М. : Союз. Формирование общества, основанного на знаниях. Новые задачи высшей школы : до> клад Всемирного банка : пер. с англ. (2003) М. : Весь мир.

2009 — №3

Образование и образованный человек в XXI веке

Collis, B. (1997) Pedagogical Re>Engineering: A Pedagogical Approach to Course Enrichment and Re>Design with the WWW // Educational Technology Review. № 8. Freinet, C. (1960) L’education du travail. Pa> ris : Editions Ophrys; republished by: Neuchatel, Delachaux & Niestle. Kabassi, K., & Virvou, M. (2003) Using Web Services for Personalised Web>based Learning // Educational Technology & Society. № 6 (3). P. 61–71. Masuda, Y. (1983) The Information Society as Postindustrial Society. Washington : World Future Soc.

McCausland, H., Wache, & D., Berk, M. (1999) Computer literacy: Its implications and out> comes. A case study from the Flexible Learning Centre. Adelaide : University of South Australia. Rogers, E. M. (1995) Diffusion of innovations. New York : The Free Press. Stephenson, J. (Ed.) (2005) Learner>managed learning: An emerging pedagogy for online learn> ing. London : Kogan Page. Williams, D. D. (2002) Improving use of learn> ing technologies in higher education through participant oriented evaluations // Educational Technology & Society. 2002. Vol. 5. Issue 3. P. 11–17.

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ

О свойствах междисциплинарности (к развитию теорий молодежи) * ВАЛ. А. ЛУКОВ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)** В статье рассматриваются методологические вопросы междисциплинарности в связи с зада" чами построения теорий молодежи: парадигмальность научного знания, парадигмальный кол" лаж, кентавр"проблемы. Показывается возможность развития междисциплинарного знания как ответ на вызовы постмодернизма. Ключевые слова: парадигма, парадигмальный коллаж, кентавр"проблема, молодежь, теории молодежи.

On Features of Interdisciplinarity (To Development of Youth Theories) VAL. A. LUKOV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

In the article the following methodological questions of interdisciplinarity in the context of problems of youth theories construction are considered: paradigmality of scientific knowledge, paradigm collage, centaur"problems. The possibility of interdisciplinary knowledge development as an answer to post" modernism challenges is shown. Keywords: paradigm, paradigm collage, centaur"problem, youth, youth theories.

еории молодежи, а не теория молоде> жи — из этого различия в одну букву, а по существу из зафиксированного таким образом подхода к предмету изучения с не> обходимостью следует, что мы с самого на> чала предполагаем, что логика исследования

не приведет нас к единой теории молодежи, и мы как в самом начале, так и в конце иссле> дования будем иметь дело с разными подхо> дами к пониманию феномена молодежи, разными основаниями для выбора того или иного подхода, с разным строем создавае>

* Статья выполнена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (про> ект № 07>06>00069). ** Луков Валерий Андреевич — проректор по научной и издательской работе — директор Ин> ститута фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университе> та, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, академик>секретарь Отделения гуманитарных наук РС Международной академии наук (IAS). Тел. (495) 374>70>20. Эл. адрес: v>lukov@list.ru

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

мой или принимаемой системы знаний и раз> ной интерпретацией наблюдаемых или ре> конструируемых фактов в свете избранной каждым из авторов (научных коллективов и т. д.) теоретической конструкции. Иными словами, мы не только не обнаружим некое> го единства имеющихся теорий молодежи, но и не станем утверждать, что такая теория может быть создана (Луков, 2009). И даже больше: мы с самого начала основываемся на понимании того, что движение в сторону к единой теории молодежи для исследова> тельской практики и для практики политиче> ской, социальной, культурной — не помощь, а препятствие. Осмысление теорий молодежи как обоб> щений в отношении важнейшего социаль> ного феномена, придающего социальному и культурному развитию жизнь, в свете этих исходных установок предполагает понима> ние процесса научного познания как после> довательной смены становления, расцвета и падения (а возможно — и возвращения в науку и нового расцвета, а потом, возмож> но, все же падения) комплексов знаний, представляющих собой научные парадигмы. Парадигма в статике и динамике. Для на> чала уточним, что мы будем вкладывать в по> нятие «парадигма». Греческое слово «пара> дигма» переводится на русский язык как «пример, модель, образец»). Уже достаточ> но давно оно стало применяться, в частности в лингвистике — начиная от Фердинанда де Соссюра, для выделения групп объектов со сходными свойствами, а позже для обозна> чения неизменной, константной группы ре> гуляторов при построении систем знаний (по аналогии с тем, как в грамматике пара> дигмами выступают правила склонения су> ществительных, спряжений глаголов и т. п., регулирующих словоформы для определен> ных классов лексем). Фактически речь идет о норме, применяя которую мы каждый раз безошибочно опознаем новый объект и вво> дим его в систему по тем же образцам, по ка> ким в нее введены и все другие объекты ана> логичной природы. То же касается свойств и отношений такого рода объектов. Такова,

можно сказать, объективная сторона пара> дигмы как инструмента познавательной дея> тельности человека, и этим понятием давно принято обозначать общие положения той или иной теории. Однако извечный вопрос — кто устанав> ливает правила познания — остается при та> ком подходе без ответа. Американский со> циолог Томас Кун в середине ХХ в. выдвинул теорию, согласно которой развитие науки происходит путем смены научных парадигм (Кун, 2001). Как он показал, та или иная си> стема научных положений получает распро> странение не столько потому, что она объек> тивна, непротиворечива и т. д., сколько по> тому, что ее принимают авторитетные лица и организации, составляющие научное сооб> щество. Первоначально Т. Кун, как показали его критики (в частности, М. Мастерман, до> воды которого подтолкнули Куна к разви> тию его теоретических положений), факти> чески идентифицировал научные парадигмы и научные сообщества. Позже, в дополнении к своему труду, опубликованном в 1969 г., Кун специально останавливается на разгра> ничении этих понятий (там же: 226–233). Но и с учетом этих уточнений роль научных со> обществ в динамике смены парадигм при> оритетна: если парадигма где>то дала сбой, научное сообщество может отбросить ее всю, подвергнув тотальной критике и даже — в эмоциональном плане — обструкции, и при> нять другую парадигму, нередко альтерна> тивную. Этот процесс характеризует не только крупные научные революции. Т. Кун подчеркивал в этой связи: «Для ме> ня революция представляет собой вид изме> нения, включающего определенный вид ре> конструкции предписаний, которыми руко> водствуется группа. Но оно не обязательно должно быть большим изменением или ка> заться революционным тем, кто находится вне отдельного (замкнутого) сообщества, состоящего, может быть, не более чем из 25 человек. Именно потому, что указанный тип изменения, менее признанный или редко рассматриваемый в литературе по филосо>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

фии науки, возникает так регулярно на этом уровне, требуется понимание природы рево> люционных изменений как противополож> ных кумулятивным» (там же: 232). Теоретик и в этом утверждении исходит из двояко> го понимания парадигм. В первом значении он рассматривает их как наборы предпи> саний для научной группы, обозначая их в этом контексте как дисциплинарные мат> рицы (дисциплинарность связывает в таком случае парадигму с определенной научной дисциплиной, объединяющей круг ученых, матрица отражает то, что здесь мы имеем де> ло с упорядоченными элементами различно> го рода, требующими дополнительной спе> цификации («Все или большинство предпи> саний из той группы предписаний, которую я первоначально называю парадигмой, час> тью парадигмы или как имеющую парадиг> мальный характер, — пишет Кун в допол> нении 1969 г., — являются компонентами па> радигмальной матрицы. В этом качестве они образуют единое целое и функционируют как единое целое» (там же: 234)). Из компо> нентов, составляющих матрицу, Кун выде> ляет, во>первых, символические обобщения (т. е. те выражения, которые используют> ся членами научной группы без сомнений и разногласий и могут быть легко формали> зуемы); во>вторых, концептуальные модели, обозначаемые теоретиком как «метафизиче> ские парадигмы» или «метафизические час> ти парадигм» (т. е. общепринятые предписа> ния, иначе говоря, то, что позволяет опреде> лить, что можно считать решением зада> чи и объяснением исследуемого феномена, а также выявить нерешенные задачи и их значимость); в>третьих, ценности, принятые среди различных сообществ ученых, — по> нимаемые, правда, Куном в узком смысле как имеющие исключительно внутринауч> ный характер и связанные с заботой в пре> делах данной области науки о соблюдении допустимого предела ошибки и т. п.; автор не имеет в виду ценности вроде той, что на> ука должна быть полезна для общества (там же: 235–237). Именно третий компонент — ценности — вызвал обвинения Куна в аполо>

2009 — №3

гии субъективизма и иррационализме. Но почти полвека спустя утверждение роли ценностей в развитии науки уже не воспри> нимается столь критично, напротив, при> знается важным мотивирующее и регули> рующее воздействие ценностей в самом ши> роком смысле слова на научную теорию. В гуманитарной области это сегодня не тре> бует доказательства. Второе значение парадигмы у Куна — «общепринятый образец». Знание теории и правил ее применения недостаточно для успешного решения исследовательских за> дач, и в этом случае образец становится необходимым познавательным средством, поскольку позволяет уподоблять решение неизвестной задачи решению задачи, уже известной (там же: 243). По сути, именно противопоставление ка> чественного скачка, который на определен> ном этапе развития науки прерывает посте> пенность, и кумулятивности в накоплении признака составляет зерно концепции Куна, но только в том обрамлении, что источником такого скачкообразного перехода является научное сообщество. Разумеется, теоретик не считает смену парадигм результатом про> извола авторитетных ученых и отдает долж> ное обстоятельствам объективного харак> тера. Но установление особого значения ситуации в научном сообществе, ведущей к смене парадигмы во многом по субъектив> ным основаниям, позволяет лучше понять историю науки и увидеть драматизм транс> формаций в строе научных знаний. Здесь работает психологический механизм «пе> реключения гештальта», и без его действия аргументированная критика не достигает эффекта переубеждения членов научного сообщества, а значит, и смены парадигмы (там же: 262). Нередко «переключение гештальта» ле> жит не в самой науке, а как бы рядом с ней. Таков пример марксизма. С падением социа> листического строя в СССР и других социа> листических странах марксизм в их общест> венной мысли был совершенно дискредити> рован. Его место заняли теории Макса

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

Вебера, Карла Поппера, Вильфредо Парето, Альфреда Шюца, Толкотта Парсонса и дру> гих теоретиков. Однако на Западе именно в это время (в 1990>е годы) Маркс был отне> сен к отцам>основателям социологической науки. В 17 учебниках по социологии, издан> ных в США между 1997 и 2000 гг., Маркс сто> ит на первом месте из 51 социолога, на которых сделаны ссылки (Hamilton, 2003). Парадигма, таким образом, может уходить в тень и может снова появляться в качестве ведущей или одной из тех, на которые ори> ентируется научное сообщество. (Отметим, что И. Лакатос, критикуя Т. Куна за ирраци> онализм теории научных революций, вы> двинул концепцию исследовательских про> грамм, в трактовке смены которых он очень близок к куновскому пониманию процессов в научных сообществах. В этом духе, в част> ности, Лакатосом понимается конкуренция исследовательских программ, которая ха> рактеризуется переменным успехом (см.: Лакатос, 2001: 373–376)). Поворот в понимании парадигмы, совер> шенный Т. Куном, принципиален для науко> ведения. Его значение в том, что в числе фак> торов, определяющих научное познание, на передний план выдвинут фактор субъектив> ный. Спустя менее полувека после появле> ния «Структуры научных революций» Т. Ку> на его идеи, как и идеи И. Лакатоса об иссле> довательских программах, не вызывают сопротивления в научных сообществах, осо> бенно в сфере гуманитарного знания. Более того, если еще несколько десятилетий назад парадигмы в науке стояли подобно бастио> нам, то постмодернистская революция идей сделала их стены более проницаемыми, а взаимообмен даже и фундаментальными постулатами — в той или иной мере возмож> ным. Научное сообщество выступает как ху> дожник, придавая науке, кроме рациональ> ных оснований, еще и свойства красоты. Можно в этом смысле говорить о том, что парадигма не случайное скопление, а ан самбль правил познания, признанных научным сообществом. Даже если теория строится на совмещении положений разных парадигм,

требуется известное изящество в соедине> нии таких положений: «свалка» постулатов не будет приниматься сообществом ученых за профессиональную науку, нарушитель парадигмальных границ решает методологи> ческую задачу, применяя способы интеллек> туальной живописи: вблизи — разноцветные точки, линии, мазки, на расстоянии — цело> стный и неповторимый образ. Парадигмальный коллаж. Дискуссии о па> радигмальности научных теорий выявили взаимодополняемость непрерывности и дис> кретности в формировании систем знаний: кумулятивность и научные революции (иног> да в микромасштабе) оказываются соединен> ными между собой не чем>нибудь, а свойст> вами научных сообществ (1) поддерживать образцы, (2) разрушать основания и (3) кон> струировать новые системы знаний. Все три свойства проявляются как креативность, порождают борьбу и даже войну научных школ, придают структурированию научных знаний пафос и несут в себе богатейший за> ряд интеллектуальных сил, эмоций, востор> гов, негодования, придают науке жизнь. Известная смелость нужна и для того, чтобы выйти за рамки своей исследователь> ской программы и на чужой территории на> чинать поиск теоретико>методологических средств, которых не хватает для решения по> ставленных задач. При том что сохраняется значительная группа исследователей, которая считает недопустимыми теоретико>методо> логические смешения, широко распростра> нилась практика реального взаимодействия теорий при выработке теорий «среднего уровня» (по Р. Мертону). Но в ряде случаев исследователи идут дальше, стремясь обра> зовать новые теоретико>методологические единства там, где в прошлом существовали конфронтация или непризнание (часто как результат недостаточного знания) предста> вителей соответствующих направлений и на> учных школ. Таково, например, рассмотрение П. Бер> гером и Т. Лукманом перспектив своего рода парадигмального союза между неомарксиз> мом и символическим интеракционизмом.

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

По их мнению, «как равнодушие к социоло> гии со стороны американских социальных психологов препятствовало им связать соб> ственную точку зрения с макросоциологиче> ской теорией, так и совершенное незнание Мида являлось серьезным дефектом совре> менной неомарксистской социальной мысли в Европе. Немалая ирония заключается в том факте, что поздние неомарксистские теоретики занялись поисками связей с фрей> довской психологией (фундаментально не> совместимой с антропологическими предпо> сылками марксизма), пребывая в полнейшем неведении относительно мидовской теории диалектики общества и индивида, которая куда более соответствует их собственному подходу» (Бергер, Лукман, 1995: 305–306). Разумеется, такого рода теоретико>методо> логические сращения допустимы как средст> во познания реальности лишь до определен> ной степени, и разве что в порядке достиже> ния какой>то особой исследовательской цели можно отвлечься от принципиального несходства философских основ обеих пара> дигм. Тем не менее такое опрощение вполне возможно при формировании «теорий сред> него уровня», где ключевые мировоззренче> ские позиции парадигм могут быть уведены в тень или просто не замечены. Характерно в этом плане увлечение в постсоветской Рос> сии теорией социального конструирования реальности упомянутых П. Бергера и Т. Лук> мана. Идея оказалась очень ясной для рос> сийских исследователей, мировоззрение ко> торых формировалось в рамках парадигмы исторического материализма. То, что Бергер и Лукман в своей теории реализуют миро> воззренческую позицию субъективного иде> ализма, было если и отмечено, то, так ска> зать, «боковым зрением», а центральная идея их концепции легко была освоена в об> рамлении ранее сформированных истматов> ских постулатов. В свободной трансформации положений, изъятых из разных теоретических парадигм, выражается и постмодернистская практика организации гуманитарного знания. Эклек> тизм в теории, осуждаемый за «неумение

2009 — №3

выделить из суммы связей и отношений объ> ективного мира главные связи предмета, яв> ления в из конкретно>исторической обус> ловленности, механическое объединение различных сторон и свойств» (Фролов, 1986: 556), может действительно отражать сла> бость концептуализации, несостоятельность исследователя, но в современных условиях системная строгость социальной теории в духе Карла Линнея, игнорирующая фено> мены жизненной мозаики, — в еще большей мере свидетельство такой концептуальной слабости и такой исследовательской несо> стоятельности. Ведущие социальные философы и социо> логи нашего времени смело сочетают в трак> товках современного общества различные подходы. Такова, например, теоретическая концепция Энтони Гидденса, совмещающая макро> и микроуровни социальности без по> пытки подчинить их единому системному основанию (Giddens, 1992; Гидденс, 2003). П. Бергер и Т. Лукман моделируют свою оригинальную социологическую концепцию, заимствуя и переиначивая через новое на> значение и новый контекст множество тер> минов, применяемых в существенно разли> чающихся парадигмах: термины «запас зна> ний» и «знание рецептов» взяты у А. Шюца, «принятие роли другого» — у Дж. Г. Мида, «объективация» — у Гегеля и Маркса, «се> диментация» — у Э. Гуссерля, «репрезента> ция» — у Э. Дюркгейма, «опосредование» — у Ж.>П. Сартра и т. д. (Бергер, Лукман, 1995: 309–311). Возникает вопрос: в каких случаях такой парадигмальный коллаж может быть при> знан уместным и даже необходимым. Ведь в чисто теоретическом измерении заимство> вания фундаментальных положений по большей части дискредитируют автора как недостаточно мощного концептуалиста. Зна> чит, природу парадигмального коллажа сле> дует искать за пределами конструирования теории как таковой, а именно в тех фрагмен> тах реальности, структуру и направленность которым задают элементы, парадоксально сочетающие несоединимые свойства.

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

Кентавр проблемы. Соответствующую аналогию представляют кентавр проблемы, трактовку которых как важных для естест> венных, социальных, гуманитарных наук дал Ж. Т. Тощенко (Тощенко, 2005; 2007; 2009). Согласно этой трактовке кентавр>проблемы отражают специфичные парадоксы некото> рых единств, которые кажутся отражением разной природы несовместимых свойств, но в действительности неразделимы. Таковы рассматриваемые в физике парадоксы «вол> на>частица», в философии — «феноменоло> гия>структурализм» и т. п. Для обозначения такого рода феноменов Тощенко применяет образ кентавра, подчеркивая, что он — «во площенная несовместимость разных начал, каким то образом преодоленная, что можно представить как метафору сочетания несо четаемого» (Тощенко, 2009: 152, курсив ав> тора). Иначе говоря, речь идет не просто о противоречиях сознания, а также, по>ви> димому, о свойствах бессознательного (об> ратим внимание на то, что термин «кентавр» применял З. Фрейд при анализе сновидений, где имеет место аналогия с творениями фан> тазии, «которая легко соединяет в одно це> лое составные части, в действительности не связанные между собой, — например, кента> вры... Ведь «творческая фантазия» вообще не может изобрести ничего нового, а только соединяет чуждые друг другу составные ча> сти» (Фрейд, 1989: 107)). Здесь имеется в ви> ду фиксация разнородного как единства. Свойства кентавр>проблем Тощенко пред> ставляет следующим образом: (1) эти про> блемы — особая форма парадокса, но не все парадоксы выступают как кентавр>пробле> мы; (2) это — особый случай поиска ответа на непознанные объективные процессы, воз> никающие, как правило, на стыке науки и практики; (3) к ним применим принцип не> определенности, кентавр>проблема может существовать и на подсознательном уров> не, в этом случае с ней работает интуиция; (4) в сфере социальной, политической, ду> ховной жизни возникают особые трудности распознавания и осмысления кентавр>про> блем; (5) такие проблемы в своих проявлени>

ях нарастают в периоды деформации обще> ственных отношений и социальной неста> бильности; (6) незнание или игнорирование кентавр>проблем в политической сфере ве> дет к ложным выводам, создает условия для провала политических решений (Тощенко, 2009: 154–155). Исследователь подчеркивает: «Особенно трудно объяснимы ситуации, когда научное познание сосредоточено на проблемах общественной жизни, предстаю> щих своеобразными социальными кентавра> ми. Внимательный анализ окружающей дей> ствительности вынуждает признавать факт постоянных встреч с кентаврами. Они рож> даются, функционируют, окружают нас по> всеместно. Но с одной поправкой. Они про> являют себя в наших представлениях о не> понятных и непознанных нами процессах и явлениях. Сам объект исследовательского интереса не всегда осознает свою “кентав> ричность”» (там же: 156). Идею кентавр>проблем развивают и дру> гие ученые. Так, С. Н. Майорова>Щеглова выделяет, изучая социализацию детей и моло> дежи, кентавр>явления, кентавр>процессы, кентавр>образы, кентавр>личности (Майо> рова>Щеглова, 2009). Здесь, как и у Ж. Т. То> щенко, очевидно смещение вопроса из гно> сеологической в онтологическую сферу. Иными словами, признается, что «кентав> ричностью» обладают многие объекты (фрагменты реальности) сами по себе, а не только в их научном описании. Эта позиция может быть осмыслена в еще более широком контексте. По сути, биосо> циальная природа человека содержит осно> вания для ее представления как кентавр> проблемы. Из этого следует, что всякое обобщенное исследование человека и обще> ства по необходимости оказывается в кругу кентавр>проблем. Это обстоятельство в пре> делах расчлененных по предмету и методу наук нередко игнорируется, и во множестве исследований общества биотический уро> вень вообще не принимается в расчет, даже после того как ясная концепция, признаю> щая это обстоятельство крайне существен> ным для понимания социальных связей, бы>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ла сформирована и эмпирически подтверж> дена в работах Чикагской социологической школы еще в начале ХХ в. (Park, 1929; Park, Burgess, 1924; Парк, 1999). Если говорить о теориях молодежи, то в них в первую очередь важно замечать двой> ственность природы человека, поскольку именно на период молодости приходится осо> бый конфликт биологического и социального, преодолеваемый в процессе социализации. Но, значит, здесь никак не обойти и на уров> не гносеологическом кентавр>проблемы, т. е. в самой организации научного знания о мо> лодежи надо допускать возможность, более того — неизбежность, соединения несоеди> нимого — концептуальных подходов, пере> секающих границы научных монодисциплин. Однако далеко не во всех случаях возмож> но обеспечить слияние теоретико>методоло> гических постулатов из разных парадигм в единой теории. В таких ситуациях пред> ставляется оправданным парадигмальный коллаж, который выступает как гипотеза от> носительно сочетаемости различных позна> вательных схем и средств на более глубоких уровнях осмысления действительности. Как методологическая гипотеза парадиг> мальный коллаж может рассматриваться в одном ряду с концепцией научных перспек тив, выдвинутой Уильямом Скидмором (Skidmore, 1975). Суть его идеи — опреде> лить теории, которые не обладают строгой логикой и системой, а дают образное пред> ставление о реальности, как паттерн>теории, или перспективы. В отличие от дедуктивных теорий они более аморфны, их нельзя прове> рить на практике, но они формируют язык описания реальности в определенном аспек> те. Перспективы — это интерпретативные схемы понимания социальной реальности, утверждает Скидмор (см.: Добреньков, Кравченко, 2000: 336). В том же духе пара> дигмальный коллаж может рассматриваться как инструментальное средство теоретичес> кого обобщения относительно объектов сложной природы, по крайней мере до того этапа развития науки, когда такого рода объекты (кентавр>объекты, можем сказать,

2009 — №3

продолжая метафору Ж. Т. Тощенко о кен> тавр>проблемах) смогут адекватно описы> ваться и осмысливаться в пределах интег> ральных наук о человеке и обществе. Междисциплинарность как идея и как ре альность научных исследований. Междис> циплинарность — одна из методологических и науковедческих идей, которая получила широкое распространение во второй поло> вине ХХ в. Сама установка на междисципли> нарность имеет когнитивный и организаци> онный аспекты как тесно связанные между собой. В конгитивном отношении междисцип> линарность означает выход в исследовании за пределы знания, сконструированного по правилам, принятым в какой>то одной науке или научной дисциплине. А значит, возника> ет необходимость в таких коммуникативных когнитивных практиках, которые соответст> вуют определенным условиям. В. В. Василь> кова, например, выделяет шесть таких усло> вий (методологических принципов): выра> ботка единых, приемлемых для всех участ> ников исходных представлений об объек> те изучения (принцип релевантности); по> строение единого сложноорганизованного предмета исследования; выделение той дис> циплины, которая отражает высшие уровни развития объекта и структурирование инте> грального знания на основе концептуально> го аппарата этой дисциплины; субординация и координация методов исследования, выяс> нение места и значения каждого из них во взаимосвязанном решении познавательных задач (принцип конгруэнтности); принцип генеральной цели междисциплинарного ис> следования, которая позволит осуществить отбор необходимого комплекса наук; созда> ние единой теоретической концепции объек> та, который составит ядро общей исследова> тельской программы (Василькова, 2004: 70). Организационная сторона вопроса состо> ит в том, что междисциплинарность иссле> дований предполагает формирование групп ученых, научных коллективов, которые объ> единяются для разработки соответствующей проблемы и находятся в постоянной комму> никации, чем и разрушаются барьеры науч>

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

ных дисциплин (а точнее сказать — пара> дигм в рамках разных научных дисциплин). В этом усматривается отличие междисцип> линарности от мультидисциплинарности, плюридисциплинарности, трансдисципли> нарности (там же: 69). Такой взгляд можно считать более или менее устоявшимся в философии науки и на> уковедении. Для нас это немаловажно учесть, поскольку именно в этом духе в кон> це концов развивались молодежные иссле> дования по крайней мере уже около полуве> ка, а практически больше века — с того вре> мени, когда теории молодежи становятся предметом специальных разработок, интел> лектуального конструирования в среде уче> ных, с одной стороны, и политиков — с дру> гой. На стержне междисциплинарности в 1970–1990>х годах во многих странах (Бол> гария, Германия, Польша, Румыния, СССР, Франция, Япония и др.) формировались на> учные учреждения, изучавшие проблемы мо> лодежи в качестве основного направления своей деятельности. Этот путь показал свою эвристичность в концептуальном отношении и эффективность в практике организован> ной деятельности среди молодежи структур государства и гражданского общества. Но присмотримся к междисциплинарно> сти повнимательнее. Только по видимости это однородный и однозначный тезис, нахо> дящийся в оппозиции тезису о монодисцип> линарности. В теоретико>методологическом плане он выступает скорее как научная мета> фора, означающая вектор развития всего комплекса гуманитарных и социальных на> ук. Никаких четких представлений о том, что значит междисциплинарность как техноло гия исследования, пока не удалось вырабо> тать. Некоторое продвижение на этом направ> лении коммуникативистики осмысливается даже в определенном отношении как неко> торая ущербность, поскольку в результате не удается выделить самостоятельный предмет этой дисциплины (там же: 73), иными слова> ми, сформировать ее как монодисциплину. Опыт сращения научных дисциплин есть и вне конструирования коммуникативисти>

ки — везде, где преодоление границ между науками вытекает из сложных по природе феноменов, подлежащих изучению. Но в ас> пекте технологии такого сращения задача даже толком не поставлена, и считается до> статочным само утверждение, что междис> циплинарность позволит достичь прогресса в понимании сложных исследовательских объектов. Точнее, есть некоторые подходы, позволяющие говорить о преодолении гра> ниц между науками в таких случаях, но по большей части это бинарные композиции на> ук (бинарный здесь понимается как состоя> щий из двух компонентов; трактовка бинар> ности как раздвоенной оппозиционности в семантике Ю. М. Лотмана (см.: Лотман, 1998: 227) может прояснять более глубо> кие пласты взаимодействия наук — и именно в ключе тезаурусного анализа, но здесь до> статочно самое простое основание для выде> ления целого класса междисциплинарных систем научного знания). К таковым отно> сятся, в частности, биоэтика, психолингвис> тика, политическая география и т. п. Неко> торые из би>наук прошли достаточно авто> номное развитие и получили признание как относительно независимые от своих источ> ников. Такова, например, социальная пси> хология, берущая начало от работ исслед> ователей, одинаково признаваемых сегод> ня классиками и психологии, и социологии (Г. Тард, Г. Лебон, У. Мак>Дуголл, Э. Росс и др.). Характерно, что она возникает во вре> мена (а это конец XIX — начало ХХ в.), ког> да психологизация становится общей тен> денцией социальных и гуманитарных наук, проникая в логику и лингвистику, историю культуры и криминологию. В научных сооб> ществах (а частью и в общественном созна> нии культурных слоев) сначала по>новому воспринимается индивидуальная психоло> гия, и экспериментальная психология Виль> гельма Вундта сыграла в этом немалую роль, а Зигмунд Фрейд разрушил табу на невмеша> тельство науки в интимную сферу человече> ских отношений и в тайники бессознатель> ного. Затем психологические мотивы все ши> ре начинают трактоваться как базовые для

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

социальной и культурной жизни, все шире осваивается область социальной психоло> гии. До начала ХХ в. она еще не выделяется в автономную сферу научного знания, пере> плетается с социологией и составляет погра> ничную зону, которая осваивается несколь> кими научными школами, которые могут быть названы психологическими школами социологии. Но о них же можно сказать, что это социологически ориентированные шко> лы психологии. В конце ХХ в. по>прежнему раздвоение социальной психологии не было преодолено, и существовали школы «социо> логической социальной психологии» и «пси> хологической социальной психологии», пер> вые опирались на методы объяснения и оп> роса (анкетирование, интервью), вторые — на экспериментальный метод. Междис> циплинарность в американской социальной психологии как реальная исследователь> ская практика связывается с такими имена> ми, как Р. Селтен, Д. Берли, о работах кото> рых Р. Баутильер, Дж. Роуд, А. Свендсен го> ворят, что это были первые шаги в сторону применения в социальной психологии меж> дисциплинарного подхода (Boutilier, Roed, Svendsen, 1980). Сегодня многие проблемы, касающиеся молодежи, рассматриваются на перекрестке социологии и психологии со слабо выражен> ной границей между ними. Такова, например, социализация, вынуждающая акцентировать ту или иную направленность ее исследования (в смысле отнесения к разряду психологиче> ской или социологической проблематики) лишь при давлении внешних, в основном формальных причин. Оживленная дискуссия по вопросу о допустимости применения в со> циологическом исследовании теоретико>ме> тодологического и методического арсенала психологии имела место, например, при за> щите диссертации В. В. Богдановой по со> циологии в 2009 г. (Богданова, 2009). Но би>научность все же не вполне решает методологическую проблему совместимости основоположений двух наук, образующих новый союз. В конечном итоге одна из вхо> дящих в него наук приобретает свойства ба>

2009 — №3

зовой, а другая выполняет роль дополни> тельной и в этом смысле второстепенной. Характерный пример дает социолингвисти> ка. По своему назначению — это би>наука, призванная выявить связь языковых содер> жаний и форм с содержаниями и формами социальной жизни. Длительное время шла дискуссия о том, какая из двух наук — соци> ология или лингвистика — выступает основ> ной в этом тандеме. В работах последнего времени достаточно определенно утвержда> ется, что дискуссия завершилась в пользу признания приоритета лингвистики (Бели> ков, Крысин, 2001). Но этот вывод делают лингвисты. Мы, например, смоделирова> ли содержание социолингвистики, опираясь на противоположную идею, а именно на признание приоритета социологии (Луков, 2002). Конструкция би>науки оказалась вполне возможной и при таком подходе. Мы еще раз ходим подчеркнуть, что даже в би>науках, где конструирование ведется по альтернативному принципу, нет однознач> ных правил преодоления барьеров между предметами и методами наук. Намного ме> нее ясны способы сращения целых кустов наук, даже однородных (например, социаль> ных, гуманитарных), а тем более характери> зующихся разной организацией научного знания (как это отмечается относительно групп естественных и гуманитарных наук). В этом смысле движение к междисциплинар> ности порождает нередко не столько про> дуктивный итог лучшего осмысления реаль> ности со сложной природой, сколько от> ход от какой>либо системы знания, ведущий к утрате и понимания изучаемых фактов действительности. Постмодернистский вызов монодисцип линарности гуманитарного знания. Эта обо> ротная сторона междисциплинарности, точ> нее — не ее самой, а потребности в ней, ощу> щавшейся в мировом научном сообществе, более всего проявилась в постмодернист> ской атаке на систему научного знания. Эта атака дала импульс глубокой трансформа> ции наук о человеке и обществе в последней трети ХХ в. В России и других постсоветских

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

странах она была воспринята как средство освобождения от методологических пут марксизма>ленинизма — и в этом отношении осваивалась не столько в контексте проти> востояния моно> и междисциплинарности в организации гуманитарного знания, сколь> ко в «великом отказе» от методологии как таковой (поскольку марксизм>ленинизм как раз по своей природе междисциплинарен). В короткий срок были переведены на рус> ский, украинский, польский и другие языки стран с изменившейся политической систе> мой все важнейшие труды основоположни> ков постмодернизма (Делез, Гваттари, 1998; Деррида, 1998, 1999; Лиотар, 1998; Фуко, 1994, 1999; Деррида, 2000; Після філософії..., 2000; Postmodernizm..., 1998), а понятия «ин> тертекстуальность», «деконструкция», «ри> зома» и т. п. стали применяться как само со> бой разумеющиеся. Разрушающее воздействие постмодерниз> ма на социально>гуманитарные науки воз> никло не как спланированная неким тайным сообществом ученых акция. Вполне опреде> ленно в восхождении постмодернизма на на> учный олимп проявилось стечение обстоя> тельств, каждое из которых в одиночку не несет в себе зерно кризиса основных поло> жений наук о человеке, обществе, культуре. Следует учитывать по крайней мере три об> стоятельства. Первое состоит в том, что к концу ХХ в. цивилизация пришла к порогу информаци> онного общества, а в отдельных странах пе> решла этот порог. В мире начали набирать силу процессы, которые были в зародыше представлены и в другие эпохи, но не имели столь большого значения. Таков, в частно> сти, активный процесс структурирования се> тевого общества. Социальные сети были все> гда, но в конечном счете они подчинялись иерархической структуре общества и чаще всего иерархией и порождались, ее и под> держивали. В условиях принципиального из> менения средств коммуникации сетевые структуры оказались фактически не управ> ляемыми извне, из какого>то внешнего регу> лирующего центра (государства и т. п.). Так

построены искусственно созданные инфор> мационные сети, так стало все более стро> иться и сообщество их пользователей, а при достижении критической точки — общество (сообщества) уже и за пределами аудитории Интернета и других компьютерных сетей. Это — новое явление в обществе, которое потребовало своего объяснения и понима> ния в формах научного знания. Второе обстоятельство предопределено первым: изменения в обществе, а в последнее время и в перспективах человека как биосо> циального существа, поставили в тупик на> уки, сформировавшиеся на почве уходящих в прошлое социальных практик, форм жиз> недеятельности и в широком смысле — эпох. Контовский социологический проект (кото> рый в такой формулировке остается и сего> дня в российском госстандарте высшего об> разования по предмету «Социология») был вдохновлен устанавливавшимся в странах Западной Европы индустриальным (соглас> но терминологии Конта, Спенсера и других позитивистов), а вовсе не информационным типом общества. Даже трансформирован> ный последователями с учетом новых реа> лий, этот взгляд на общество, как, впрочем, и конкурировавшие с ним концепции, оставал> ся в рамках своего времени. В итоге сложив> шаяся система научного знания в его соци> ально>гуманитарном сегменте не могла не подвергнуться критическому пересмотру. Третье обстоятельство — сам постмодер> низм. По происхождению он в общем>то довольно частная теория. Его исходное по> ложение вполне приемлемо: оно связывает изменение статуса знания с вхождением об> щества в постиндустриальную эпоху, а куль> туры — в эпоху постмодерна (Лиотар, 1998: 14). Но дальше проявляется тот ограничен> ный взгляд на научное знание, который так характерен для многих западных интеллек> туалов: «Научное знание — это вид дискур> са» (там же: 15). Если сразу обратить внима> ние на этот концептуальный стержень пост> модернистской знаниевой парадигмы, то станет ясно, что лингвистический уклон в философии постмодернизма — вовсе не

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

случайность. Можно даже сказать, что само это явление не столько философское, сколь> ко лингвистическое, задачи родоначальни> ков постмодернистских концепций преиму> щественно и находятся в лингвистической сфере. Лиотар совершенно определенно указывает, что процедура его исследования состоит в том, чтобы «сделать акцент на языковых фактах, и уже в этих фактах выде> лить их прагматический акцент» (там же: 28). Методом такого анализа он объявляет языковые игры, т. е. наименование по прави> лам. Отсюда и делается мост в прагматику: «...наблюдаемая социальная связь основана на речевых “приемах”» (там же: 33). Точно так же выглядит исходная идея деконструк> ции у Ж. Деррида и многие другие постула> ты постмодернизма, выступающего, в сущ> ности, именно как языковые игры. Почему же теория лингвистического свойства, имеющая и своих предшественни> ков в лингвистике (Ч. У. Моррис и др.), ока> залась столь популярной, что на примерно три десятилетия оттеснила на задний план классику социально>гуманитарных наук и дискредитировала теории, казалось бы, не> сокрушимые? Думается, здесь и обнаружи> лась связь названных обстоятельств, возник> ших почти независимо друг от друга, но в из> вестной последовательности: изменился мир — ранее сформированные знаниевые системы не позволяли уже в нем адекватно ориентироваться — частнонаучная гипотеза оказалась тут как нельзя более кстати и вос> принята как новейшее слово в науке. В этом превознесении постмодернизма, конечно, была жажда обновления всего корпуса науч> ного знания, и многие глубокие наблюдения и трактовки М. Фуко, Р. Барта, Ж. Делёза, Ж. Бодрийяра позволяли освободиться от рутинного пласта университетской образо> ванности. Но вкупе с языковыми играми не> малой частью научного сообщества прини> мались и идеи, отрицающие науку как осо> бую форму общественного сознания, она теряла определенность понятий и их связей, уходила от осмысления закономерного и пе> реставала быть системой знания, совершая,

2009 — №3

можно сказать, обратный путь тому, что некогда сформулировал Вольтер (он писал: «Под системой мы разумеем гипотезу; за> тем, когда эта гипотеза будет доказана, она превращается в истину» (Вольтер, 1988: 709)). Гипотеза и становится в постмодер> низме системой, точнее — замещает ее. Постмодернистскую концепцию, при всем многообразии идей, высказанных ее со> здателями по частным вопросам нередко в яркой, даже захватывающей форме, в сово> купности можно свести на уровне пафоса — к разочарованию в модернистском проекте (т. е. в культе современности в Новое и Но> вейшее время), а на уровне идей — к трем ак> сиомам постмодернистского подхода к ис> следованию культуры: 1) отрицанию нового (то, что кажется новым, слеплено из кирпи> чиков старого); 2) отрицанию структуры (разделение на центр и периферию иллюзор> но); 3) организации материала культуры не через структуры, а через цепочки, их пере> плетения, конгломераты (коды, дискурсы, ризомы). Революционность этим мыслям придает предположение, ясно выраженное, например, у Р. Барта (Барт, 2001), что все эти цепочки призваны скрыть борьбу за власть. Но, как это уже не раз происходило рань> ше, на смену столь тотальному разочарова> нию приходит разочарование в разочарова> нии. По мере того как научный мир преодо> левает постмодернистский кризис, теряет привлекательность и технология постмодер> нистского опровержения наук о человеке, обществе и культуре. Этот процесс в России идет медленно, но уже все более очевидна слабая эвристичность подходов постмодер> низма для обобщений в социально>гумани> тарной сфере. Разрабатываются другие кон> цепции, и некоторые из них хоть и не имели целью дать альтернативу постмодернист> ским концепциям, но могут трактоваться и в этом ключе. Такова, в частности, тезаурус> ная концепция (Луков Вал. А., Луков Вл. А., 2008). Заметим, что тезаурусное исследова> ние субъекта вовсе не похоже на произволь> ность постмодернистских штудий, потому что исходит из существования объективной

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

стороны тезауруса, которая может быть описана и измерена. Тезаурусный подход позволяет вполне объективно охарактеризо> вать и сам постмодернизм, его истоки, силь> ные и слабые стороны, рассмотрев его как коллективный тезаурус. Существенно здесь то, что постмодернизм осваивается в культу> ре по тем же правилам, что и любое другое интеллектуальное явление. В отношении осмысления молодежи на теоретическом уровне тезаурусный подход привлекает внимание к ее субъектным свой> ствам. Заметим, что если даже принять са> мую радикальную точку зрения на моло> дежь и утверждать, что она представляет со> бой результат конструирования обществом своей структуры и функционала ее элемен> тов, т. е. проще говоря, что общество приду> мало молодежь на определенном этапе свое> го развития, а именно на этапе перехода к индустриальному типу общественного уст> ройства (а такие позиции есть), то и в этом случае придется все же признать, что это внешнее для молодежи обстоятельство не могло не сопровождаться ее внутренним становлением как социальной реальности. Соответствующее признание косвенно обна> руживается в теориях молодежи, авторы ко> торых моменту социального конструирова> ния ее через статусно>ролевой набор или другие свойства (в частности инновацион> ные) придают основополагающее значение. Такой подход чаще всего лишь декларирует> ся, но далее исследование строится вокруг молодежи именно как реальности. Между тем эта двойственность не решает теоретической проблемы по существу. С по> зиций тезаурусного подхода возникает воз> можность посмотреть на нее с несколько иной стороны, а именно увидеть, что не только общество — основываясь, конечно, на реальности, трансформируя реальность как вполне материальный объект — конст> руирует молодежь в той части, которая мо> жет быть осуществлена через систему воспи> тания и шире — социализации, но и моло> дежь конструирует реальность, опираясь на формирующиеся у нее тезаурусы.

В свете сказанного представляется необ> ходимым последовательно идти в научном познания по пути междисциплинарности, не впадая в крайности. Сегодня вновь активно обсуждаются проблемы создания единой науки о человеке. В среде исследователей молодежных проблем ведется работа по фор> мированию ювенологии как единой науки о молодежи (наш анализ этой тенденции со> держится в статье: Луков, 2007). Это пози> тивные процессы в науке до тех пор, пока та или иная теоретическая конструкция не на> чинает претендовать на единственно перспек> тивную. В действительности мы лишь на по> роге синтеза наук и проходим на этом пути более или менее длительный этап междис> циплинарности. Этап этот не завершится по крайней мере до того времени, как в слож> ных социальных объектах, каковым является и молодежь, не удастся устанавливать их эмерджентные свойства с достаточной обос> нованностью — и теоретической, и эмпири> ческой. Вновь приходится отметить, что спе> цифика эмерджентности в обществе в том и состоит, что новые явления возникают как бы ниоткуда или с той стороны, с которой их не ожидали обнаружить. Молодежь как сво> его рода биосоциальный кентавр>объект дает при своем изучении повод эксперименти> ровать с междисциплинарностью, нащупы> вая пути к более совершенным формам син> теза наук. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Барт, Р. (2001) S/Z : пер. с фр. 2>е изд., испр. М. : УРСС. Беликов, В. И., Крысин, Л. П. (2001) Социо> лингвистика. М. : Рос. гос. гуманит. ун>т, 2001. Бергер, П., Лукман, Т. (1995) Социальное конструирование реальности : Трактат по со> циологии знания : пер. с англ. М. : Медиум, 1995. Богданова, В. В. (2009) Социализационные траектории студенческой молодежи: состоя> ние, направленность, основные тенденции : автореф. дис. ... канд. социол. наук. М. Василькова, В. В. (2004) Междисциплинар> ность как когнитивная практика (на примере

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

становления коммуникативной теории) // Коммуникация и образование : сб. статей / под ред. С. И. Дудника. СПб. : Санкт>Петер> бург. филос. об>во. С. 69–88. Вольтер (1988) Философские сочинения. М. : Наука. Гидденс, Э. (2003) Устроение общества : Очерк теории структурации : пер. с англ. М. : Академ. Проект. Делёз, Ж., Гваттари, Ф. (1998) Что такое философия? : пер. с фр. М. : Ин>т экспери> мент. социологии ; СПб. : Алетейя. Деррида, Ж. (1998) Эссе об имени : пер. с фр. М. : Ин>т эксперимент. социологии ; СПб. : Алетейя. Деррида, Ж. (1999) О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только : пер. с фр. Минск : Совр. литератор. Деррида, Ж. (2000) Привиди Маркса. Харкiв : Глаз. Добреньков, В. И., Кравченко, А. И. (2000) Социология : в 3 т. Т. 1 : Методология и исто> рия. М. : ИНФРА–М. Кун, Т. (2001) Структура научных револю> ций. М. : АСТ. Лакатос, И. (2001) Фальсификация и мето> дология научно>исследовательских программ // Кун, Т. Цит. соч. С. 373–376. Лиотар, Ж.>Ф. (1998) Состояние постмо> дерна : пер. с фр. М. : Ин>т эксперимент. со> циологии; СПб. : Алетейя. Лотман, Ю. М. (1998) Об искусстве. СПб. : Искусство. Луков, Вал. А. (2002) Социолингвистика : программа учеб. курса для факультета линг> вистики и культурологии. М. : Социум, 2002. Луков, Вал. А. (2007) Теории молодежи: пути развития [Статья 1] // Знание. Понима> ние. Умение. № 3. С. 70–82. Луков, Вал. А. (2009) Теории молодежи: апология их неисчерпаемости // Знание. По> нимание. Умение. № 2. С. 58–65. Луков, Вал. А., Луков, Вл. А. (2008) Тезау> русы : Субъектная организация гуманитарно> го знания. М. : Изд>во Нац. ин>та бизнеса. Майорова>Щеглова, С. Н. (2009) Кентавр> проблемы в социализации российских детей и молодежи. URL: http://www.isras.ru/ ab>

2009 — №3

stract_bank/1208271109.pdf (дата обращения: 2.07.2009) Парк, Р. (1999) Экология человека // Тео> рия общества : Фундамент. проблемы / под ред. А. Ф. Филиппова. М. : Канон–Пресс–Ц ; Кучково поле. С. 384–400. Після філософії (2000) : Кінець чи транс> формація? Рорті, Ліотар, Фуко, Деррида, Девідсон, Дамміт, Патнем, Апель, Габермас, Гадамер, Рикьор, Макінтайр, Блуменберг, Тей> лор / К. Байнес (упоряд.) : пер. з англ. Київ : Четверта хвиля. Тощенко, Ж. Т. (2005) Кентавр>проблема в познании и преобразующей деятельности че> ловека // Социол. исследования. № 6. С. 4–7. Тощенко, Ж. Т. (2007) Парадоксальный че> ловек. М. : Гардарики. Тощенко, Ж. Т. (2009) Кентавр>проблема // Тезаурус социологии : Тематический словарь> справочник / под ред. Ж. Т. Тощенко. М. : ЮНИТИ. С. 152–156. Фрейд, З. (1989) Введение в психоанализ : лекции. М. : Наука. Фролов, И. Т. (ред.) (1986) Философский словарь. 5>е изд. М. : Политиздат. Фуко, М. (1994) Слова и вещи : Археология гуманитарных наук : пер. с фр. СПб. : A>cad. Фуко, М. (1999) Надзирать и наказывать: Рож> дение тюрьмы : пер. с фр. М. : Ad Marginem. Boutilier, R., Roed, J., Svendsen, A. (1980) A crises in two social psychologies: A critical comparison // Social psychology quart. Albany. Vol. 43. №1. P. 5–17. Giddens, A. (1992) Modernity and Self> Identity : Self and Society in the Late Modern Age. Cambridge : Polity Press. Hamilton, R. F. (2003) American sociology rewrites its history // Sociol. theory. Wash., Vol. 21. №3. P. 281–297. Park, R. E. a. o. (1929) Research in the social sciences. N. Y. Park, R. E., Burgess, E. W. (1924) Introduction to the science of sociology. Chicago. Postmodernizm (1998): Antologia przekladów / pod red. R. Nycza. Kraków : Wzd. Baran i Suszczynski. Skidmore, W. (1975) Theoretical thinking in sociology. Cambridge etc.: Cambr. Univ. Press.

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

Об идее справедливости и ее реализации М. МЛАДЕНОВИч (БЕЛГРАДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ, СЕРБИЯ)* В статье обосновывается мысль о том, что справедливость, хотя и относится к традиционным и общепринятым ценностям, в условиях свободного общества останется во многом благород" ной утопией. Идеал справедливости не может быть реализован в полной мере, но при этом всегда будет оказывать влияние на сознание людей. Одна из главных функций справедливо" сти в обществе в том, что она направляет деятельность законодателя, устанавливающего ос" новы государственной и общественной жизни, закрепляющего правовой статус личности. Ключевые слова: правда, справедливость, общество, свобода, политическая культура, идея, осуществление, государство, философия, религия.

On the Idea of Justice and Its Realization M. MLADENOVIС (THE UNIVERSITY OF BELGRADE, SERBIA)

In the article the idea that justice — although it is referred to traditional and common values — will remain an exalted utopia under conditions of a free society. The ideal of justice cannot be imple" mented to the full extent, but herewith it will always influence on people’s consciousness. One of the main functions of justice in society is in that it directs the activity of legislator who sets up the founda" tions of state and social life and secures legal status of personality. Keywords: truth, justice, justness, society, freedom, political culture, concept, realization, state, phi" losophy, religion.

Имени Справедливости люди бы и не знали, не будь несправедливости. (Гераклит)

«С

праведливость — это одно из самых выдающихся понятий нашего духов> ного универсума. Независимо от того, веру> ющим является человек или нет, консерва> тор он или революционер, каждый взывает к справедливости и никто не решается отри> цать ее» (Перелман, 1983: 4). Универсаль> ность категории справедливости проявляет> ся не только в стремлении различных субъ> ектов представить ее в качестве основы своей деятельности, но и в том факте, что о ней писали и пытались определить ее сущ> ность мыслители самых разных направле> ний: религиозных, философских, психо> логических, политологических, правовых и многих других. Философское понимание справедливости не определено однозначно. Мы находим его

во всех значительных философских школах и в рамках основных философских направ> лений уже с антропологического периода античной греческой философии и значи> тельно раньше в произведениях восточных философий. Основа принципа справедливо> сти греческой политической культуры со> держится в трагедиях, мифах и древних тек> стах. «Защитниками» справедливости в этих источниках были боги, которые пользова> лись ею для того, чтобы придавать человече> ским отношениям характерные особенности стабильной иерархии. Еще Гесиод подчерки> вал, что важнейший принцип здорового об> щественного порядка — принцип справедли> вости. Поэтому столпами общественной жизни и общественного порядка он считал чувство справедливости и связанное с ним чувство стыда. Два этих качества развивают> ся и в рамках греческой трагедии, а также становятся основой для этики Протагора (Ђурић, 1976: 52). Человеческое же сообще>

* Младенович Мирослав — доктор философии, доцент факультета безопасности Белградско> го университета.

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ство функционирует как система отношений между различными субъектами и поддержи> вается взаимодействием двух противопо> ложных общественных сил: справедливости и несправедливости, так как «имени Спра> ведливости люди бы и не знали, не будь не> справедливости», — утверждал Гераклит. Позднее и Платон в своем «Государстве» в этом же духе снова заговорит о понимании справедливости как органической коопера> ции. Он представляет различные концепции справедливости через мнения различных ге> роев. Так, например, Фрасимах олицетво> ряет реалистический тип справедливости, которая, в сущности, идентифицируется с могуществом: «Я утверждаю, что ничто не справедливо кроме того, что идет на пользу сильнейшему» (Платон, 1976: 16). Глаукон выступает за договорную справедливость, так как считает, что опыт совместной жизни привел к тому, «что люди, которые не смог> ли отвратить от себя несправедливость и не могли поступать несправедливо в отношении других людей, поняли, что для общей пользы лучше договориться не поступать в будущем несправедливо и таким образом не терпеть несправедливости и от других. Так появи> лись законы и договоры, а то, что они пред> писывали, и было названо справедливым» (Платон, 1976: 38). Понимание справедливо> сти Платоном вписывается в древнегрече> скую категорию гармонизации, т. е. для него справедливо, если каждый делает то, что ему свойственно, и не стремится к разносторон> ности. Справедливо поступает тот, кто дей> ствует в соответствии со своей внутренней сущностью, т. е. в согласии с самим собой. Такую точку зрения критиковали позже многие мыслители, находя в ней фундамент тоталитарных тенденций политической фи> лософии Платона. Особое внимание в связи с этим заслуживает анализ платоновской политической философии Карла Поппера в его известном произведении «Открытое общество и его враги» (Poper, 1945: 62). С идеей о справедливости как главной до> бродетели согласен и Аристотель. В «Нико> маховой этике» он подчеркивает, что спра>

2009 — №3

ведливость «содержит в себе все достоинст> ва» (Аристотель, 1982: 89). Правда, позже Аристотель, развивая свою идею, говорит о двух содержательных подходах к понятию справедливости. Первый относится ко все> му, что имеет отношение к закону, и в этом смысле трактует справедливость как самую важную добродетель, охватывающую и все остальные ценности. Второй подход касает> ся понимания справедливости как особой, более узкой ценности или добродетели, от> личающейся от других. В ее основе лежит че> стное и беспристрастное поведение по отно> шению к другим. И если в первом случае справедлив тот, кто поступает по закону, то во втором — тот, кто совершает какой>то поступок в отношении другого из убежде> ния, что его результат будет другому при> ятен или принесет ему пользу. Эти два значе> ния в определенных случаях могут оказаться в противоречии, потому что один и тот же поступок может быть согласно первому тол> кованию несправедливым, а согласно второ> му — справедливым, и наоборот. Более того, в рамках узкого понимания справедливости Аристотель выделяет два вида справедли> вости, характерных для справедливого го> сударственного строя, — распределяющую и уравнивающую. В соответствии с принци> пом распределяющей справедливости благ должно быть больше у тех, кто более досто> ин. К благам относятся общественное поло> жение, почет, власть и т. п. Уравнивающая справедливость полагает людей совершенно равными, при этом достоинство не имеет ни> какого значения. Неважно, кто совершил преступление: достойный или нет, но нака> зание должно последовать. В своем творчестве Аристотель большое значение уделял вопросу устранения не> справедливости присвоения чужого. «По> этому как особый вид справедливости Арис> тотель вводит в круг своего рассмотрения такой тип справедливости, как обменная справедливость» (Матић, Подунавац, 1994: 204). Она, в сущности, выражает принцип, в соответствии с которым каждый должен получать адекватное вознаграждение за то,

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

что предоставил. Таким образом, в произве> дениях Аристотеля выделяются три формы справедливости: распределяющая, уравни> вающая и обменная. Фундамент такого по> нимания позже обновляют, надстраивают или разрушают многочисленные представи> тели различных философских и теоретиче> ских направлений. Одни заимствуют пози> цию Аристотеля, другие опираются на нее, третьи выступают против, но почти нет тол> кований этой важной категории, которые бы совершенно обходили стороной мнение титана античной мудрости. Даже отцам Церкви и схоластам, как отмечает Алф Рос в своей работе «Право и справедливость», не составило труда встроить толкование Арис> тотелем человека как существа, обладающе> го разумом и чувствами, в христианское по> нимание тела и души или же земного мира и Царства Божьего (Рос, 1996: 43). Несомненным фактом является то, что понятие справедливости в рамках христиан> ской политико>философской мысли опира> лось на завоевания человеческой мысли предшествовавшего периода. К ним относят> ся учения многочисленных восточных фило> софов, аристотелевские идеи о различиях между распределяющей и уравнивающей справедливостью, толкования стоиками об> щего закона, провозглашавшего людей рав> ными и наделенными разумом, учения рим> ских юристов о том, что каждому долж> но принадлежать то, чего он заслуживает, и т. д. Одним из источников христианской системы справедливости является и учение иудейской политической философии, в рам> ках которой идея справедливости постоянно сопровождала все фазы развития еврейско> го государства. В соответствии с этой кон> цепцией справедливость основывалась на принципах взаимопомощи, чести и взаимной лояльности между людьми. Позже (во вре> мена изгнания) этот тип трансформировался в учение о божьей справедливости. Одной из причин развития у христиан эс> хатологического понимания справедливости как воздаяния за земные поступки через спасение и возвращение в Царство Божье,

несомненно, является разочарование тем, что справедливости нет на земле. Справед> ливость, таким образом, принимает форму религиозной утопии, которая оказывает за> метное влияние на общественное сознание и практику. В своем знаменитом произведе> нии «О Граде Божьем» Святой Августин утверждает, что ни одно государство, если оно независимо от Церкви, не может быть основано на справедливости. И доказывает это тем, что и в Риме бывали такие периоды, когда в республике обожествлялись «демо> ны», а Бог не получал то, что заслуживал, т. е. любовь. Единственно истинным госу> дарством, последовательно реализующим идею справедливости, является государство Божье, а Церковь является его земным во> площением (Бошњак, 1973: 82). В то время как Ветхий Завет основывался на законе, от> ражающем точно установленную систему отношений между Богом и народом, основа Нового Завета — любовь. Церковное право во времена правления императора Юстиниана являлось фундамен> том религиозной справедливости, а его выс> шим достижением стало создание церковно> юридического кодекса (Corpus Iustinianus). Однако этот период становится лишь этапом в развитии религиозного понимания спра> ведливости, так как закон, статичный по сво> ей сути, не может раз и навсегда стать посто> янным регулятором различных, постоянно меняющихся отношений. Фома Аквинский при определении спра> ведливости различает три ее основных типа: законную, коммутативную и дистрибутив> ную. Законная справедливость вытекает из хороших законов, и соблюдение их являет> ся обязанностью для всех; коммутативная справедливость регулирует отношения меж> ду индивидуумами и основывается на дого> воре и обмене; а дистрибутивная справедли> вость — это результат деяний властителей, а поэтому она зависит от личных качеств и положения последних. Какие принципы справедливости будут доминирующими, зависит в первую очередь от типа политического порядка. Основными

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

критериями дистрибутивной справедливости являются: в демократии — свобода и равен> ство, в олигархии — богатство, а в аристо> кратии — доблесть. Несмотря на временное сближение свет> ских и духовных принципов, закон не мог на длительный период стать первоосновой ре> лигиозного учения. Эту роль властно взяла на себя любовь. Закон соблюдают, но любят только человека (поэтому и Бог являет себя в образе Богочеловека>Христа). Полной справедливости можно достигнуть не зако> ном, а только верой и любовью. Исполнение обязанностей, вытекающих из закона, — это зачастую деяние, обеспечиваемое внешним принуждением, в то время как деятельность, освященная любовью, представляет собой непосредственное восхождение личности к Царству Божью, которое предстает и как духовный императив, и как присущий земно> му миру социальный идеал высшей справед> ливости. Иммануил Кант в «Критике прак> тического разума» отмечал, что «многое за> ставляет делать долг, но гораздо больше любовь» (Перелман, 1983: 14). Любовь к Бо> гу подразумевает и веру в него, а тем самым и любовь к человеку, так как «каждый чело> век имеет лик Божий в душе своей». Религиозное понимание категории спра> ведливости на протяжении истории было то ближе, то дальше от светских проблем. Это зависело от того, на что оно больше опи> ралось в те или иные периоды — на эллини> стическую культуру или на римское право. В сущности, за свою основу оно всегда при> нимало некие непреходящие ценности, кото> рые превращались в религиозные принципы и нормы. Если фундаментальная ценность — это любовь, то вытекающая из нее норма — «Люби ближнего своего как самого себя». Таким образом, норма предопределяет> ся ценностью и конкретизирует ее смысл. В рамках христианской религии высшая фор> ма справедливости выражена в библейском принципе: «Не делай другому то, что не хо> чешь, чтобы другие делали тебе». Любовь ча> ще всего упоминается и находится в центре внимания как средство, которое может под>

2009 — №3

нять светское сообщество до идеала отноше> ний, воплощающих идею справедливости. «Живи той частью твоей души, которая счи> тает себя бессмертной, которая не боится смерти, — советует великий Лев Николаевич Толстой, — та часть называется любовью». В сущности, христианское политико>фи> лософское понимание справедливости при> водит к выводу, что она на этом свете или вовсе невозможна, или пока еще невозмож> на. В первом случае речь идет об идеале го> сударства Божьего или о царстве высшей справедливости не от мира сего. Другой под> ход основывается на необходимости лично> го преображения людей во имя создания сообщества, покоящегося на любви, вере и правде. Эпоха европейского рационализма и про> светительства способствовала постепенному снижению влияния теологии на обществен> ную мысль и на развитие идеи справедливос> ти без божьей поддержки и откровения. Она все в большей степени стала ассоциировать> ся с сущностью природы человека, а ее реа> лизация — с договоренностью разумных су> ществ об устройстве совместной согласован> ной жизни. Вот почему естественное право нашло свое прямое выражение в позитивном праве как результате «общественного дого> вора». Однако если священное происхожде> ние могло быть, по крайней мере в известной степени, гарантией справедливости закона, то «общая воля» в качестве его основы от> носительно быстро утратила свою защит> ную силу. Поэтому сущность политической справедливости все в большей степени сдви> гается к тем понятиям, в которых можно найти равновесие между свободой отдельно взятой личности и деятельностью политиче> ских институтов (Джон Локк), т. е. к согла> сованию личных и общественных интересов (Дэвид Юм). В рамках «теории естественного права» (в учениях Томаса Гоббса, Баруха Спинозы, а особенно Джона Локка, и Жана Жака Рус> со) при толковании идеи справедливости в значительно большей мере, чем в преды> дущий период, присутствует феномен поли>

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

тического. Американская Декларация неза> висимости 1776 г. и французская Деклара> ция прав человека и гражданина 1789 г. наи> более ясно указывают на это присутствие че> рез тезис о существовании универсального и неизменного права, которое представляет собой источник всех позитивных законов. Идеологи великих революций — американ> ской (Локк) и французской (Руссо), верили, что в мире может царить разум. При этом идеи об освобождении индивидуумов и об их неотъемлемых правах, прочно войдя в поли> тику с появлением первых писаных консти> туций, и по сей день остаются теми мотива> ми, к которым апеллируют и самые ярые защитники существующих порядков, и сто> ронники революционных переворотов. Сторонником индивидуалистической кон> цепции справедливости, несомненно, являл> ся и Иммануил Кант. Он проводит различие между нравственностью как регулятором мыслительных процессов, внутренних пере> живаний и справедливостью, которая на> правляет внешнюю деятельность индиви> дуума в обществе. Общество отлично от индивидуального самосознания его членов и состоит из их свободной деятельности в разных ее видах. Эта свобода лимитирова> на индивидуальными свободами других и, по сути, представляет собой характерное про> явление справедливости, в то время как нравственность, как качество внутренней жизни человека, находится вне сферы дося> гаемости политических институтов, управ> ляющих обществом. Понимание идеи справедливости Кантом представляет собой еще один элемент его антиномии, так как человек оказывается в положении медиатора между воображае> мым идеалом и практическим его осуществ> лением. Кенигсбергский профессор, правда, и сам замечал, что таким посредничеством нельзя добраться до истинной сущности этой категории. Образцом и путеводной звездой для индивидуума может служить только «поведение того божественного че> ловека, которого мы носим в себе и с кото> рым мы себя сравниваем…», хотя его «…со>

вершенства мы никогда не сможем достиг> нуть» (Перелман, 1983: 14). Акценты в понимании сущности идеи справедливости на различных этапах ее ис> торического развития не могли не сказаться на социально>политических доктринах со> временности. Центральной темой современ> ных теорий справедливости является вопрос соотношения интересов личности, общества и государства. Многочисленные учения, по> разному отражающие положение каждого из углов указанного треугольника, группи> руются вокруг трех главных полюсов. Либеральные и неолиберальные концеп> ции исходят из возможности осуществления свободы индивидуума как основы при реали> зации идеи справедливости в обществе. Это понимание опирается на идею естественных прав, которые неотъемлемы и независимы от любого государства и общества. Сохранение индивидуальных свобод — основной крите> рий существования справедливости в госу> дарстве. При таком подходе роль минималь> ного государства сводится к весьма узкому кругу функций, связанных с защитой естест> венных прав. На этой предпосылке строили концепцию человеческого сообщества и со> фисты в V в. до н. э., и просветитель Руссо в XVIII в., и современный ученый Р. Нозик (Nozick, 2003: 54) в XX в., ссылаясь в пер> вую очередь на принцип равенства между людьми. При этом следует заметить то, что с не меньшей убедительностью эту аргумента> цию использовали авторы, отправной точ> кой своих исследований считавшие врож> денное неравенство людей и естественность властвования сильного над слабым. То есть естественным правом и доктриной о дого> ворном характере власти оправдывается и абсолютная власть (Гоббс), и демократия (Руссо), этим же пользовались и те, кто стре> мился к консолидации существующего по> рядка (Гераклит, Аристотель, Фома Аквин> ский), и те, кто выступал за революционные изменения (Руссо). «Подобно блуднице ес> тественное право готово отдаться в распоря> жение любому. Нет такой идеологии, кото>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

рую нельзя было бы защитить, ссылаясь на естественное право» (Рос, 1996: 294). Плюралистская и неоплюралистская кон> цепции считают справедливость прежде все> го общественной категорией. Теоретические работы этого направления стремятся дать ответ на вопрос, могут ли разные люди жить в обществе, которое все они без исключения могут считать справедливым. В отличие от неолиберальных принципов, в соответствии с которыми индивидуум получает от сооб> щества вознаграждение, соответствующее его индивидуальным способностям, пред> ставители неоплюралистических концепций считают, что способности и талант — это не преимущества личности, которая ими обла> дает, а достояние всего общества. Как под> черкивает Джон Ролс, «повышенные запро> сы тех, кто хорошо обеспечен, справедливы лишь в том случае, если являются частью си> стемы, которая оправдывает ожидания тех, чьи возможности скромны» (Rawls, 1971: 5). Так достигается положение, при котором общество является результатом согласия всех его членов, а не только отдельных час> тей и слоев. Переоценка значения принадлежности человека к коллективу и роли кооперации и координации в обществе — вот то, в чем можно упрекнуть подобные трактовки, ко> торые представлены в произведениях широ> кого круга авторов от Платона, Гоббса, Ма> киавелли и Гегеля до Берка и Ролса. Сущность третьей концепции справедли> вости проявляется в попытке преодолеть слабости двух первых, т. е. в стремлении рассматривать справедливость как ком> плексную категорию, которая зависит не только от индивидуальных качеств членов общества, но и от гармонии взаимоотноше> ний в нем. Как подчеркивает самый значи> тельный представитель этой концепции Майкл Уолцер, справедливость — это «чело> веческая конструкция, и навряд ли она может быть сведена к одной>единственной форме» (Walzer, 1983: 5). Сам социальный процесс реализации идеи справедливости является более комплексным, чем его описы>

2009 — №3

вают классические теории, и он должен учи> тывать во всей полноте основы культурно> исторических достижений политического сообщества. К тому же исходная позиция крайнего эгалитаризма, пропагандирую> щая фактическое равенство во всех обще> ственных отношениях, на практике приво> дит к противоположным результатам, т. е. к фундаментальному неравенству членов об> щества. Стремление к тому, чтобы и в области социальной справедливости выделился плю> ралистический характер общественных ин> тересов при одновременном сохранении ин> дивидуальности каждой личности, заслужи> вает внимания и в определенном смысле является исконной задачей политики от Со> крата до настоящего времени. Однако пол> ное урегулирование напряженности между индивидуальной свободой и общественным порядком в социальной практике к сего> дняшнему дню все еще не достигнуто и оста> ется, как и прежде, предметом усилий науки о политике. Эту концепцию часто называ> ют «гражданским республиканизмом» или «плюралистическим республиканизмом», потому что только «различные результаты для различных людей, в различных сферах создают справедливое общество» (О правди и правичности, 1995: 130). Однако модель комплексной справедли> вости тоже вызывает критику, и главные обвинения касаются того факта, что она, с одной стороны, мотивирована в основном желанием справедливости, а с другой — «этический релятивизм», на который она опирается, изначально разрушает «базовый консенсус», без которого не может быть об> щества, основанного на принципах справед> ливости (Подунавац, 1994: 214). К тому же исторический опыт свидетельствует о том, что слишком большие надежды, связанные с публичной жизнью граждан, с приматом справедливости и с автономией демократи> ческого процесса принятия решений в обще> стве, оказываются довольно утопическими как для всех систем прошлого, так и в совре> менных условиях.

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

Итак, справедливость как философскую категорию можно рассматривать в различ> ных аспектах, с различными шансами на ус> пех можно говорить о ее месте в отдельных сферах, где она встречается, а именно: язы> ковой, этической, институциональной, соци> альной и др. При этом исторический признак справедливости — изменяемость. Это такая категория, которая постоянно переживает трансформацию, зависящую от бесчислен> ного множества факторов, субъектов и фе> номенов, которые появляются в процессе возникновения и исчезновения ряда матери> альных и духовных ценностей. Об искон> ной неуверенности человека относительно реального функционирования справедливых отношений говорит и тот факт, что еще эл> лины наряду с богинями справедливости (Дика и Фемида) почитали и Адикию — бо> гиню несправедливости, которая на всех этапах развития человечества также имела довольно многочисленных сторонников и адептов. С точки зрения философской ан> тропологии все люди в равной степени спо> собны на справедливость и несправедли> вость. Разделение общества на касты, клас> сы, расы, нации и т. д. и их различный статус весьма убедительно свидетельствуют о том, что потенциалом справедливости и неспра> ведливости в равной степени располагают и отдельный человек, и сообщества людей. Из уст библейского Пророка доносится: «Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нече> стивый живет долго в нечестии своем» (Све> то писмо, 1973: 514). В противовес мнениям древних греков и римлян о природной справедливости или о справедливости природы и тезисам софис> тов об этических свойствах природы мысли> тели более поздних периодов становления этой категории отмечают, что справедливость не существуют в природе. «Любая структура неорганической и органической материи ис> ключает справедливость в целом. Физическая природа не признает справедливости. Какую справедливость можно искать в силе грави> тации или в драконовской субординации ге>

нетических цепей живой материи, в которых царит отсутствие возможности какой бы то ни было альтернативы — за исключением от> дающей команды, которая приказывает син> тезировать определенный фермент или осу> ществить биохимическую реакцию» (О прав> ди и правичности, 1995: 212). Моральная справедливость, в соответст> вии с которой справедливым считается дать другому больше, чем получишь от него сам, возможно, никогда не будет доминирующей в обществе, так как человек, являясь сущест> вом гуманным, все же остается и существом интересов, а у каждого они разные. Возможно, это следствие исторической молодости человечества. Как подчеркивает Карл Юнг, «человек лишь относительно ма> ло тысяч лет провел в цивилизованном со> стоянии, а многие сотни тысяч жил нециви> лизованно» (Ћимић, 1981: 166). Или все же суть в индивидуальных особенностях чело> веческого существа. «Людей, — предупреж> дал нас Меша Селимович, — легче склонить ко злу и ненависти, чем к добру и любви. Зло привлекательнее и ближе человеческой при> роде. Для добра и любви нужно дорасти, нужно пройти через страдания» (Селимо> вић, 1975: 225). Все это ставит под сомнение возможность земного воплощения божест> венной справедливости. Только ради бла> женства после смерти верующий должен быть готов уступить другому все, что тому может быть полезно, считая, что все, что имеет, в том числе и сама жизнь, — не его собственность, а дар Божий. Однако ни одно религиозное направление или сообщество в мире не могут убедить всех людей добро> вольно принять такие принципы и применять их на практике. Отсюда, остаются лишь некоторые фор> мы социальной справедливости, которые в известной степени могут формировать са> ми члены конкретного сообщества. Эти фор> мы в принципе сводятся к стремлению до> стигнуть равенства сторон в соответствии с онтологическим законом равновесия, одним из основополагающих законов существова> ния универсума. Таким образом, и распреде>

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ляющая, и уравнивающая справедливость проявляются как стремление получить за предоставленную ценность соответствующее встречное удовлетворение, причем как в от> ношениях «личность — личность», так и в от> ношениях «личность — общество». Главная проблема, разумеется, состоит в том, чтобы оценить вклад каждого, так как оценка таких ценностей имеет прежде всего субъективную природу. Другими словами, любая сторона, которая предоставляет что>то свое и полу> чает от другой стороны компенсацию, как правило, считает, что она при таком обмене что>то несправедливо недо>получила. Многочисленные формы политической справедливости (государственная, законная, правовая, партийная, административная, су> дебная, рабочая и т. д.) на протяжении исто> рии человеческой цивилизации были отя> гощены стремлением отдельных слоев с по> мощью идеологии и политической силы обеспечить привилегированное положение в системе, которую большинство восприни> мало бы как справедливую. В этом смысле политическая справедливость действитель> но проявляет себя как право сильного или как «демагогическая справедливость». Как верно заметил Паскаль, «справедливость без силы беспомощна», а «сила без справедли> вости — насилие», и выжить они могут толь> ко в симбиозе, обеспечивая друг другу вза> имную легитимность. Законодатели во всем мире понимают, что к справедливости при> ходится принуждать, потому что страх пе> ред ответственностью остается главной при> чиной соблюдения закона. Поэтому для Вильгельма Вундта табу — это самый старый и самый идеальный закон человечества. Его соблюдение было безоговорочным и общим, так как основывалось на страхе смерти, за> ставлявшем потенциального преступника четко соблюдать общепринятые правила. Незыблемость табу основывалась на мета> физических, потусторонних силах, которые человеку не оставляли надежды на помило> вание в случае нарушения строгих правил.

В отличие от этого современные законы не могут быть обеспечены такой силой при> нуждения, так как правовые санкции, преду> сматривающие меры государственного при> нуждения, являются известной составной частью социального регулирования. В условиях современной общественной организации, т. е. в период, когда политиче> ский феномен все меньше проявляется как этическая категория, становясь все в боль> шей мере продуктом силы и могущества, каждый член общества должен иметь в виду, что справедливость — это тусклый лучик на> дежды, за место под которым каждый дол> жен бороться сам. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аристотел (1982) Никомахова етика. За> греб : Свеучилишна накнада Либер. Бошњак, Б. (1973) Филозофија, увод у филозофско мишљење и рјечник. Загреб : НАПРИЈЕД. Ђурић, М. (1976) Историја Хеленске етике. Београд : БИГЗ. Нозик, Р. (2003) Анархија, држава и уто> пија. Загреб : Наклада Јесенски и Турк. О правди и правичности (1995) Београд : Дом културе Студентски град. Перелман, Х. (1983) Право, морал и фило> зофија. Београд : Нолит. Платон (1976) Држава. Београд : БИГЗ. Подунавац, М. (1994) Политички систем. Београд : Институт за политичке студије. Рос, А. (1996) Право и правда. Подгорица : ЦИД. Свето поисмо старога и новога завјета (1973). Београд : Библијско друштво. Poper, K. (1945) The Open Society and its Enemies. Vol. 1 (The spell of Plato). London : Routledge. Rawls, J. (1971) A Theory of Justice. Cam> bridge: The Belknap Press of Harvard Univer> sity. Walzer, M. (1983) Spheres of Justice. A De> fense of Pluralism and Equality. New York : Basic Books.

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

Образ Другого в текстах культуры: политика репрезентации Е. Н. ШАПИНСКАЯ (РОССИЙСКИЙ ИНСТИТУТ КУЛЬТУРОЛОГИИ)** Проблема Другого приобрела важное место в современных исследованиях культуры и обще" ства. В статье выделяются несколько видов Другого, наиболее часто репрезентируемых в раз" личных культурных формах, особенно в популярной культуре (этнический, гендерный, субкуль" турный, экзистенциальный и животное как Другой). Эти репрезентации отражают отношение к Другому в культуре и в то же время конструируют его, особенно в массовом сознании. В дви" жении от литературных к более популярным жанрам «другость» персонажей усиливается, по" казывая устойчивость бинаризмов и отторжение «другости» в популярной культуре. В то же время некоторые социальные практики ведут к сдвигам в бинарных структурах или к их декон" струкции. Ключевые слова: репрезентация, инаковость, интерсубъективность, бинарность, деконструк" ция, этничность, культурный плюрализм, постмодернизм.

The Image of the Other in the Texts of Culture: the Policy of Representation E. N. SHAPINSKAIA (THE RUSSIAN INSTITUTE OF CULTUROLOGY)

The problem of the Other is quite important in contemporary research on culture and society. In the article several types of the Other that are being represented in different cultural forms most often, especially in popular culture (ethnic, gender, subcultural, existential and animal as the Other), are dis" cerned. These representations reflect the attitude to the Other in culture and at the same time con" struct it, especially in mass consciousness. In the movement from literary to more popular genres the «otherness» of characters is being intensified, showing the stability of binarisms and abruption of «otherness» in popular culture. At the same time, certain social practices are leading to the shifts in binary structures or to their deconstruction. Keywords: representation, otherness, intersubjectivity, binarity, deconstruction, ethnicity, gender, cultural pluralism, postmodernism.

роблема Другого является одной из наиболее обсуждаемых в современном культурологическом дискурсе. Занимаясь в течение многих лет проблемой Другого на теоретическом уровне, можно сказать, что для выхода на новый уровень теоретическо> го обобщения необходимо обратиться к многочисленным репрезентациям «друго> сти» в текстах культуры, которые и являют> ся основой для формирования коллектив> ных представлений о Другом. Расхожие мне>

ния, популярные представления, доксы фор> мируются через репрезентации в массмедиа и популярной культуре в целом. Но и более глубокие идеи основываются на репрезента> циях «другости» в культурных текстах, ко> торые в свою очередь продуцируются в со> ответствии с превалирующим отношением к Другому в культуре и социуме. Поскольку в плюральном мире современной культуры соседствуют различные модели отношения к Другому, а сама субъектная позиция ста>

* Статья подготовлена в рамках исследования, поддержанного грантом Российского гумани> тарного научного фонда (проект № 09>03>00086а). ** Шапинская Екатерина Николаевна — доктор философских наук, профессор, главный науч> ный сотрудник Российского института культурологии. Тел.: (495) 959>09>02. Эл. адрес: reenash@mail.ru

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

вится под вопрос в поисках самоиденти> фикации, отношение к Другому в культур> ных текстах амбивалентно. С одной сторо> ны, это отторжение Другого, враждебность к нему, коренящаяся в принципах этноцент> ризма, перенесенных и на другие типы Дру> гих. С другой стороны, происходит присвое> ние Другого, которое также может носить двойной характер: наделения его «своими» качествами и признание «другости» без со> путствующей враждебности. Распростра> ненной культурной практикой стало «при> своение» Другого, в особенности в массовой культуре, легко заимствующей культурные формы, которые еще недавно считались эк> зотическими и вызывали недоумение или ус> мешку. Этому можно найти примеры в обла> сти моды, кулинарии, музыки, рекреации. Мы постараемся показать, что в совре> менной культуре представлены различные модели отношения к Другому, причем в постмодернистских текстах акцент смеща> ется на снятие жесткости субъектно>объект> ной оппозиции, в то время как тексты по> пулярной культуры направлены зачастую на усиление черт «другости», на ее последую> щее отторжение. В культурных текстах мы также сталкиваемся с различными подхода> ми к Другому (эволюционизм, универса> лизм, культурный плюрализм), и политика репрезентации акцентирует тот или иной подход в зависимости от господствующего в «легитимной», официальной культуре от> ношения, что соседствует и субверсивными стратегиями текстов, выходящих за рамки массового культурного производства. Для нашего анализа мы выделили не> сколько видов Другого, наиболее часто ста> новящихся предметами репрезентации в тек> стах современной культуры. На их приме> ре мы и попытаемся обрисовать процессы децентрации традиционных бинаризмов, с одной стороны, и их устойчивость, с дру> гой стороны. Мы прекрасно осознаем, что этот Другой предполагает нашу субъектную позицию, что мы также предстаем Другими с точки зрения интерсубъективности. Тем не менее мы все же предпримем это исследо>

2009 — №3

вание, чтобы понять, где старые оппозиции разрушаются, и возникают ли на их месте новые, подтверждая универсальность бина> ризма, о котором мы говорили вначале. Тек> сты, на которых основано наше исследо> вание, взяты из литературы и из кино — тех областей репрезентации, которые ока> зывают наибольшее влияние на формирова> ние определенных стереотипов и отношений в сознании читателя или зрителя. Сущест> вуют и другие области репрезентации — массмедиа, визуальные образы, артефакты, особенно принадлежащие массовой куль> туре, — которые могут быть в дальнейшем исследованы дополнительно, но, на наш взгляд, именно литературные и кинотексты служат основой формирования отношения к Другому в культуре. Для обобщения тен> денций в репрезентации Другого мы вы> брали тексты, основанные на определенной модели и воплощающие разные формы ре> презентации (биографическое исследова> ние — книга, находящаяся между беллет> ристикой и документалистикой, — фильм). К нашему анализу вполне применим под> ход, эксплицированный Ц. Тодоровым в его работе «Введение в фантастическую лите> ратуру»: «…вовсе не обязательно изучить все проявления данного феномена, что> бы дать его описание» (Тодоров, 1997: 1). Следуя этому, мы остановимся на некото> рых отобранных нами текстах, хотя расши> рять их количество можно до бесконечно> сти. Для культурных производителей Дру> гой привлекателен, это универсальная фи> гура, существующая в разных культурных контекстах и являющаяся источником ре> презентаций в разных видах культурных текстов. По мере приближения к популяр> ной культуре черты «другости» усиливают> ся, вплоть до гротеска, проводя идею непри> емлемости и наказуемости пренебрежения общественными нормами и условностями. Осознавая схематичность и неполноту пред> ложенной нами типологии, остановимся все же на следующих видах Другого, являю> щихся объектом репрезентации в текстах культуры.

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

1. ЭТНИЧЕСКИЙ ДРУГОЙ

Репрезентациями этничности буквально заполнены тексты во всех формах современ> ной культуры — от литературы до медий> ной рекламы. Отношение к этническому Другому в культуре весьма показательно для тех процессов, которые происходят как в практиках, так и в теоретической рефлек> сии. В области репрезентации этничности соседствуют стереотипы, основанные с тра> диционными бинарными оппозициями типа Запад/Восток и новые политики репрезен> тации, осуществляемые в рамках постколо> ниального дискурса. Если вплоть до 80>х го> дов ХХ в. в рассмотрении этнического Дру> гого преобладал взгляд на «восточные» культуры как на объект, обладающий всеми чертами «другости», которые усиливались в репрезентациях, особенно в области попу> лярной культуры, то в последние декады прошлого столетия происходит пересмотр дискурса «ориентализма», выработанного «Западом» в течение многих столетий1. По> скольку «подчиненный» объект был долгое время лишен голоса, создалась привычка принимать за его голос голос субъекта, об> ладающего «властью>знанием» и говоряще> го от его лица. В период деколонизации создается новое пространство субъектных позиций, в которых Другой получает воз> можность не только рефлексировать собст> венную идентичность, но и деконструиро> вать «Запад» как субъект дискурса этнич> ности. Первая задача осложняется тем, что эта идентичность является во многом скон> струированной «Западом» и устойчивые стереотипы этих конструкций переходят и в постколониальные дискурсивные прак> тики. Изменение соотношения «Запада» и «Востока» в постколониальном дискурсе ведет и к пересмотру «Западом» собствен> ной идентичности. В новом теоретическом контексте предлагается «под Другим по> нимать не только незападного (националь> ного, постколониального) другого, но дру> гого, как а) внутри Запада… так и внутри б) национальной/локальной культуры» (Же> ребкина, 2007: 268). Представление себя как

Другого, деконструкция собственной субъ> ективности как некой монолитной сущно> сти — сравнительно новое явление в области репрезентации, иллюстрирующее постколо> ниальный сдвиг в отношении к этническому Другому. 2. ГЕНДЕРНО ОБУСЛОВЛЕННЫЙ ДРУГОЙ

Эта «другость» основана как на сексуаль> ном, так и гендерном признаке. В течение долгого времени женщина оставалась одним из самых значимых Других культуры. Роль Другого приписывалась ей андроцентрниче> ской культурой, где власть концентрирова> лась в руках маскулинного субъекта. Нео> споримость этой власти обосновывалась би> ологическими факторами пола, которые были поставлены под вопрос в такой сравни> тельно недавно сформированной области знания, как гендерные исследования. За> крепленность «другости» женщины в куль> туре отмечала еще Симона де Бовуар в своей классической работе «Второй пол». Женщи> на является вечным Другим, по ее мнению, по причине культурной закрепленности мас> кулинного субъекта. «Как же случилось, что между полами эта обоюдная направленность (индивидов и групп, благодаря которой Дру> гой перестает быть абсолютным понятием и обнаруживает свою относительность) не бы> ла установлена, что один из терминов утвер> дился как единственно существенный, отка> зав второму в какой бы то ни было сущест> венности, определив его как совершенно Другое? Почему женщины не оспаривают мужское верховенство? Ни один субъект не признает себя ни с того ни с сего несущест> венным. Ведь не Другой, определив себя как Другой, определяет тем самым нечто, Дру> гим его полагает Нечто, полагающее себя как Нечто. Но чтобы Другой не поменялся местами с Нечто, нужно, чтобы он подчи> нился чуждой ему точке зрения. Откуда это подчинение в женщине?» (Бовуар, 1989). Од> ним из важных моментов этого подчинения является материальное превосходство муж> чины, которое до недавнего времени было характерной чертой самых разных культур.

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

«По мнению де Бовуар, этот факт истории не связан с женской сущностью, но опреде> ляется особенностями женского существо> вания… Женская экзистенциальная ситуа> ция радикальным образом отличается от мужской прежде всего потому, что с ней связана функция воспроизводства, которая с самого начала человеческой истории и раз> деления труда обрекает женщину, по мне> нию Симоны де Бовуар, играть пассивную роль в обществе». (Жеребкина, 2007: 104). Но кроме этого эссенциалистского положе> ния С. де Бовуар дает и другое объяснение женской «вторичности» — выполнение мужской функции превращения женщины в объект, т. е. утверждение его отношения к Другому, а также добровольное принятие женщиной роли жертвы. В середине ХХ в., во время написания «Второго пола», это еще не ставилось под сомнение, но после сексу> альной революции и многочисленных побед феминизма утверждение французской писа> тельницы о безысходной «другости» жен> щины звучат скорее как уже преодоленный исторический момент. С. де Бовуар не отри> цает возможности преодоления женщиной роли объекта и добровольной жертвы, но это преодоление возможно путем реверси> рования оппозиции «мужское/женское», т. е. принятия женщиной маскулинной роли. Суть изменений, произошедших в последние декады ХХ в., заключается не в реверсирова> нии оппозиции, а в ее деструкции, в обрете> нии женщиной права на собственную субъ> ективность, собственный «голос», о чем не> однократно писали феминистские авторы. «Женское письмо» — явление, основанное на этом новом понимании женской субъек> тивности, — легло в основу множества текс> тов современной культуры. Тем не менее мы видим, в особенности в популярной культу> ре, традиционную модель патриархатных ценностей, лежащую в основе многочислен> ных рекламных роликов, телесериалов, жен> ских романов и т. д. Распространенность традиционной бинарной модели говорит о том, что положения «Второго пола» не ус> тарели, несмотря на более полувека, про>

2009 — №3

шедшего со времени их написания, и на дра> матические перемены в гендерной картине мира. Важность этой работы состоит во мно> гом в ее парадоксальности, сочетании эссен> циалистских и антиэссенциалистских идей, а именно эта парадоксальность и является основой той амбивалентности, которая со> провождает репрезентации женщин в текс> тах культуры. С одной стороны, в них утверж> дается ее изначальная «другость» женщины как объекта мужского взгляда, мужского вожделения, с другой — стремление женщи> ны говорить собственным языком, создавать собственное письмо, что также воплощено в множестве культурных текстов. Эта тема получила детальную разработку в гендер> ных исследованиях, в рамках которых су> ществуют различные направления анали> за текстов как популярной культуры, так и ставших классическими произведений ху> дожественной культуры в целом. Новый виток исследований «другости» женщины связан с развитием постколони> альных исследований, о которых мы писали выше. Здесь особо ярко проступает тенден> ция усиления внимания к «множественной другости», характерная для конца ХХ в. и связанная с осознанием множества разде> лов, которые пролегают через культуру и общество. Таким образом возникает повы> шенный интерес к Другому как женщине, яв> ляющейся одновременно этническим Дру> гим, что является главной темой работ изве> стной феминистской исследовательницы Бел Хукс. В то же время и само понятие «другости» подвергается переосмыслению, на место устоявшихся конструктов прихо> дит понимание того, что «гомогенизирован> ное понятие «другого» в традиционной за> падной бинарной логике связано с политиче> ским механизмом лишения прав в стратегиях неоколониализма» (там же: 261). «Женщи> на» — это такой же конструкт, как и дру> гие воображаемые целостности, такие как, к примеру, «Восток», служащие утвержде> нию принципа бинаризма, но не выдержи> вающие более глубокого исследования принципов репрезентации. Этот вопрос был

2009 — №3

Гуманитарное знание: теория и методология

поставлен Г. Спивак в ее работе «Могут ли угнетенные говорить?», в которой эта изве> стная представительница гендерной теории признает, что «даже если в политическом плане создание воображаемого сообщества «мы» оправдано, то в теоретическом и эти> ческом отношении это воображаемое «мы» выглядит иначе: например, монолитное жен> ское «мы» распадается на множество гете> рогенных и автономных субъектов, имею> щих свой социальный статус, свой стиль жизни, социальный капитал и т. п.» (там же: 264). Заменяя жесткий бинаризм традицион> ных оппозиций на гораздо более сложные отношения «множественностей», можно го> ворить о Другом внутри «своей» культуры и Другом внутри «другой» культуры, что яв> ляется распространенной культурной прак> тикой начала ХХI в. 3. СУБКУЛЬТУРНЫЙ ДРУГОЙ

Если этнический и гендерно обусловлен> ный Другой представлены в текстах культу> ры с древнейших времен, то следующий вы> деленный нами тип Другого — субкультур> ный — появляется лишь в период открытия и концептуализации субкультур, т. е. во вто> рой половине ХХ в. Возникновение и развитие субкультур связано с тем, что ни одно общество не име> ет униформной системы значений, восприя> тий или артефактов, одинаковых для всех его членов. «Локализация социальной груп> пы в отношении к власти, авторитету, стату> су, своему собственному ощущению иден> тичности — этнической, профессиональной или какой>либо другой — ведет к образова> нию субкультуры, чьей функцией является поддержание безопасности и идентичности данной группы и порождение набора зна> чений, которые помогают ей справляться с проблемными ситуациями» (The Fontana Dictionary, 1989: 824). Субкультура, таким образом, является коллективным Другим по отношению к доминантной культуре. В ши> роком значении все узнаваемые группиров> ки в обществе имеют свою собственную ие> рархию ценностей, характерный внешний

вид и модели поведения. Но такое широкое понимание субкультуры снижает ее цен> ность как инструментального понятия, необ> ходимого для анализа культуры. Понятие субкультуры применяется прежде всего для определения видимого и символического со> противления реальной или кажущейся суб> ординации, и это использование проясняет идеологические и материальные реакции та> ких разнообразных групп, как этнические меньшинства, бедные, молодежь, женщины, «девианты» и т. д. Наибольшее развитие по> нятие субкультуры получило в исследовани> ях, посвященных различным группам моло> дежи, где субкультурные реакции наиболее заметны (панки, скинхеды, хиппи и т. д.). Эти же субкультуры стали предметом много> численных репрезентаций, особенно в попу> лярной культуре. В исследованиях, посвя> щенных молодежным субкультурам, кото> рые начали проводиться в западной науке особенно интенсивно во второй половине ХХ в., основной акцент делался на страте> гии сопротивления, характерной для различ> ных группировок, на создание альтернатив> ных стилей и норм поведения (Hoggart, 1957; Lefebre, 1971; Hebdidge, 1981; Hall (ed.), 1976). Со сменой культурной парадигмы в по> следние декады ХХ в. субкультуры утрачи> вают свой оппозиционный статус, сохраняя стремление к дифференциации от других сегментов общества. Новые субкультурные практики ведут и к новой рефлексии со сто> роны исследователей, что выливается в со> здание такой области исследований культу> ры, как «постсубкультурные исследования». Их представители отказываются от жестко> го противопоставления субкультуры и доми> нантной культуры, так как оба понятия ока> зываются размытыми в общем процессе деконструкции бинаризмов. Постсубкуль> турные формации получают новые имена — «временные субкультурные сети», «неопле> мена» или «клубные культуры» (Post> Subcultural Reader, 2003: 6). Если в середине ХХ в. для субкультур было характерно со> противление влиянию культурной индуст>

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

рии, которое нередко принимало протест> ные контркультурные формы, то «субкуль> туры сегодняшнего дня отличаются тем, что занимаются продажей на рынке своих соб> ственных идентичностей» (ibidem: 8). Ста> новление субкультур связано с постоянным процессом присвоения их стилевых особен> ностей культурной индустрией, включение «другости» в поле массового культурного производства, за которым следовало созда> ние новой субкультуры с новыми формами «другости» как протеста против истеблиш> мента. Этот процесс очень хорошо просле> живается на истории рок>музыки, каждая новая волна которой создает новые образы «бунтарей», но по мере поглощения массо> вой культурой входит в популярный мейн> стрим и приобретает черты респектабельно> го и дорогого зрелища, где «другость» — всего лишь роль, которую должен раз за ра> зом исполнять музыкант, чтобы не нарушать правила игры со зрителем, которую он дол> жен вести, чтобы оставаться в шоу>бизнесе 2. В постмодернистской культуре пафос про> теста и утверждения собственной эксклю> зивности уступает место сосуществованию различных субкультурных стилей и само> иронии в утверждении уникальности образа, поскольку в растиражированных массмедиа практиках нет места претензии на «дру> гость», которая бы не была сопоставима с множественными Другими культурного пространства. Исследование различных репрезентаций субкультурного Другого дает возможность говорить о переходе с позиций неприятия и отторжения, от концептуализации Друго> го как разрушительной силы, угрожающей стабильности общества, к восприятию «дру> гости» как естественного выражения разде> лов и границ, проходящих через культуру и социум. Если в первом случае представи>

тель «протестной» субкультуры бывает на> казан, вплоть до разрушения собственной жизни как результата субкультурного стиля своего существования, то во втором он обре> тает себя внутри субкультуры и утверждает> ся как личность именно через свое отличие от господствующих культурных норм. ПРИЛОЖЕНИЯ 1

Основными источниками «постколони> альных исследований» принято считать кни> гу Э. Саида «Ориентализм» (1979) и работу Г. Спивак «Могут ли подчиненные говорить?» (1985). 2 Процесс институализации «другости» вы> разительно представлен в фильме М. Скорце> зе «Роллинг стоунз: да будет свет» (2008), где пересекаются документальные кадры интер> вью и выступлений молодых «роллингов» с их пафосом бунтарства и музыкантов сегодня, в атмосфере легендарного успеха, дорогих концертных залов и сохраненного в качестве бренда внешнего облика. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бовуар, С. де. (1989) Второй пол. М. Жеребкина, И. (2007) Субъективность и ген> дер. СПб. Тодоров, Ц. (1997). Введение в фантастиче> скую литературу. М. Hall, S. (Ed.) (1976) Resistance Through Rituals. L. Hebdidge, D. (1981) Subculture. The meaning of Style. L. ; N. Y. Hoggart, R. (1957) The Uses of Literacy. L. Lefebre, H. (1971) Everyday Life in the Modern world. L. Post>Subcultural Reader (2003) Oxford ; N. Y. The Fontana Dictionary of Modern Thought (1989) K. (Окончание следует)

2009 — №3

ГОСУДАРСТВО И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО: ПОЛИТИКА, ЭКОНОМИКА, ПРАВО

Российская модернизация в свете мирGсистемных концепций* Г. А. ХАКИМОВ (ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК)** В статье предпринята попытка альтернативного анализа модернизационных тенденций России с помощью мир"системных концепций. Автор раскрывает взгляды Ф. Броделя и И. Валлер" стайна на проблему российской модернизации, а также мир"системные концепции современ" ных российских ученых. По его мнению, несостоятельность современных теорий российской модернизации можно преодолеть, используя мир"системный анализ. Этот подход позволяет обнаружить исторические закономерности экономического и политического развития России и ее периферийное положение в мировой капиталистической системе. Ключевые слова: модернизация, Россия, мир"системный анализ, капитализм, рынок, перифе" рия, центр, редистрибуция, управляемый плюрализм.

The Russian Modernization in the Light of WorldGSystem Concepts G. А. KHAKIMOV (THE INSTITUTE OF PHILOSOPHY OF THE RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES)

In the article an attempt of an alternative analysis of modernization trends in Russia by dint of world" system concepts is made. The author reveals F. Braudel’s and I. Wallerstein’s views on the problem of the Russian modernization, as well as the world"system concepts of contemporary Russian scien" tists. In his opinion, the failure of current theories of the Russian modernization can be overcome with the use of the world"system analysis. This approach lets us to discover the historical regularities of the economic and political development of Russia and its peripheral position in the capitalist world system. Keywords: modernization, Russia, world"systems analysis, capitalism, market, periphery, center, redistribution, managed pluralism.

ноговековые модернизационные тен> денции, наблюдающиеся в России, при> дают динамизм ее историческому развитию, но не способствуют долговременному и ка> чественному преобразованию российского

государства и общества. Причины несостоя> тельности российской модернизации чаще всего усматривают в цивилизационной, ис> торической и географической специфике России, в ее пограничном положении между

* Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках исследовательского проекта «Российская модернизация и антимодернизационные тенденции» (грант № 08>03>00174а). ** Хакимов Григорий Анатольевич — аспирант сектора социальной философии Института философии РАН. Эл. адрес: khakimov_grigory@mail.ru

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Западом и Востоком, в непреодолимом рас> коле российского общества, в создании аль> тернативного модерна и «противоцентра». При анализе процессов российской модер> низации чаще всего применяют популяр> ные теории развития, транзитологии, неоли> беральные концепции глобализации, теории «догоняющей» модернизации, постиндуст> риального общества, идеи «конца истории» и «столкновения цивилизаций». Кроме того, по>прежнему между представителями за> падничества, евразийства, почвенничества, славянофильства и т. д. продолжается спор об «особом пути» России. Перечисленные концепции не позволяют исследователям объективно интерпретировать процессы российской модернизации, учитывать не только ее эндогенные (внутренние) факто> ры, но и экзогенные (внешние) глобальные условия. Назрела необходимость выявить исторические закономерности вхождения России в мировую капиталистическую сис> тему. Именно поэтому нам представляются особенно актуальным обратиться к концеп> циям, использующим принципы мир>систем> ного анализа. Объектом мир>системного исследования является не отдельное общество, цивилизация или национальное государство, а «мир>си> стема» или «капиталистическая мир>эконо> мика». Как справедливо отмечают В. И. Пан> тин и В. В. Лапкин, для мир>системного под> хода характерно взаимодействие модерни> зационного и цивилизационного анализа. «Само разделение мир>системы на центр и периферию фактически исходит из того, что центр представляет собой совокупность обществ, успешно осуществляющих модер> низацию и принадлежащих главным обра> зом к западной цивилизации, а к периферии (или полупериферии. — Г. Х.) относятся не> современные (или полусовременные) обще> ства, принадлежащие к другим, незападным цивилизациям» (Пантин, Лапкин, 2001: 236). Таким образом, мир>системная методоло> гия помещает все страны и регионы мира в единое геоэкономическое и геополитиче> ское пространство, которое, говоря словами

2009 — №3

Ю. Хабермаса, «задает темп для принуди> тельной одновременности неодновременно> го». Именно такое диалектическое противо> речие способствует исторической динамике капиталистической мир>системы. Учитывая эти методологические принци> пы мир>системного подхода, проанализиру> ем взгляды его представителей на проблему российской модернизации и особенности исторического вхождения России в глобаль> ный капитализм. Ф. Бродель определял Рос> сию как «долгое время саму по себе мир эко номику». Историк отмечал, что Российское государство до XVIII в. имело тенденцию организовываться в стороне от Европы как самостоятельный мир>экономика со своей собственной сетью связей. Торговые отно> шения с Югом и Востоком были по объему большими, чем с Европой. Запад требовал от России лишь сырье (конопля, лен, смола, ко> рабельные мачты) и продовольствие (хлеб, соленая рыба), снабжал ее предметами рос> коши и чеканной монетой. Напротив, Восток покупал у нее готовые изделия: кожевенное сырье, пушнину, скобяной товар, железные изделия, оружие, воск, мед, продовольст> венные товары, реэкспортируемые европей> ские изделия. Сам же Восток поставлял Рос> сии красящие вещества, снабжал ее предме> тами роскоши, а также тканями по низкой цене, шелком и хлопком (Бродель, 1992: 456). Причинами российской «квазиавтоно> мии» в период развития капитализма на За> паде (с XVI по XVIII в.), по мнению Броделя, была не отрезанность ее от Европы, а внут> ренние факторы развития самой страны: не> достаточная плотность населения, обшир> ная территория, «многотрудное и без конца возобновляющееся установление ее внут> реннего равновесия», всемогущество госу> дарства, что способствовало контрабандной торговле, ужесточение крепостничества, не> значительная роль городов (за исключением крупных торговых портов и столиц) и др. Бродель отмечает, что в России феодальный строй закрепился именно тогда, когда на За> паде он уже начал разрушаться. В период с XV по ХХ в. европеизация страны усили>

2009 — №3

лась, но затрагивала при этом лишь неболь> шую часть населения: дворянство, крупных землевладельцев, интеллигенцию, политиков. Развитие торговли с Западом превращало землевладельцев России в производителей зерна и торговцев, не развивало промышлен> ность. Следствием этого стало «вторичное закрепощение» крестьян, которое не было отменено в 1861 г. и во многом явилось при> чиной революции 1917 г. Но и после револю> ции в результате последовавшей за ней кол> лективизации «в России крестьянин так и не получил долговременного статуса полно> ценного землевладельца». По мнению Бро> деля, в Советском Союзе сложился социа> лизм авторитарного типа или, по К. Марксу, «казарменный социализм». Строительство социализма в стране Бродель называет «дра> мой слаборазвитости», это «выбранный го> сударством способ быстрого, невзирая на человеческие жертвы, прохождения этапов промышленного развития в отсталой аграр> ной стране». Все эти вековые тенденции обусловили сырьевой характер российской экономики по отношению к Западу, но имен> но такое положение обеспечило России воз> можность осуществить шаги в сторону час> тичной модернизации. Бродель справедливо отмечает противоречивую двойственность российской модернизации: «современность перед лицом Европы и реакционное Средне> вековье внутри страны» (Бродель, 2008: 517). Еще более критичен подход И. Валлер> стайна, рассматривающего Россию как «по> лупериферию» мировой капиталистической системы. Как и Бродель, Валлерстайн отме> чает замкнутость и автаркичность России в период становления в Европе мира>эконо> мики, полагая, что Российское государство в это время переживало «бурный рост собст> венной мир>империи». Социально>экономи> ческие отношения в ней регулировались по принципу редистрибуции (согласно концеп> ции К. Поланьи) — централизованного пере> распределения товаров при помощи псевдо> хозяйственного посредника в лице сильной политической власти. Раннее столкновение мир>экономики Запада и Московского цар>

Государство и гражданское общество

ства в ходе Ливонской войны закончилось взаимным отбрасыванием. Попытки приме> нить тактику «догоняющей» модернизации во времена правления Петра I, Екатерины II, Александра II, незавершенные реформы Витте, сталинская индустриализация были направлены лишь на «военно>бюрократиче> скую моденизацию» и выявили слабость ап> парата управления. Россия в ходе своей истории не стала ко> лониальной периферией, как и не смогла войти в капиталистическое «ядро». По опре> делению Валлерстайна, Россия представля> ет собой «полупериферийного военного гиганта, у которого, однако, было хрониче> ски слабое «сердце» и случались закупорки в «сосудах» бюрократического управления» (Валлерстайн, 1996: 39). Свое уязвимое эко> номическое положение Российское государ> ство компенсировало политически. Так было и во время существования СССР. Как пола> гает И. Валлерстайн, с экономической точки зрения социалистические страны были час> тью современной мир>системы и составляли ее полупериферию, активно участвуя в капи> талистическом разделении труда. В полити> ческом плане Советский Союз превратился в идейного лидера стран полупериферии и периферии, в альтернативный идеологиче> ский центр мир>системы. По прогнозам Вал> лерстайна, российская модернизация будет «полууспешна», не будет ни катастроф, ни процветания, а обычная для России «ухаби стая история». На основании взглядов Ф. Броделя и И. Вал> лерстайна современные отечественные ис> следователи развивают различные концеп> ции развития России в мировой системе. Известный ученик и последователь И. Вал> лерстайна, социолог Г. М. Дерлугьян пред> лагает оригинальную трактовку эволюции Российского государства в миросистемной перспективе. Он выявляет исторические признаки периферийности России в «систе> ме больших экономических колес» Запада и Востока: военная организация общества и государства, зерноэкспортирующая эко> номика, эксплуатация дешевого крестьян>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ского труда, полууспешность реформ, про> пасть между элитой и народом, «долгодого> няющее развитие», «экономика рывка», бю> рократическая организация, централизация власти. Эти признаки были характерны как для Московской Руси, как для эпохи Россий> ской империи, так и для Советского Союза. За всю историю благодаря этим особеннос> тям в России было осуществлено три проры> ва: создание стрелецкого войска при Иване Грозном, создание имитационного абсолю> тистского государства в XVIII в., создание современного военно>индустриального ре> жима в СССР. Дерлугьян верно замечает, что и в настоящее время эта система, теряя цело> стность, распадаясь на сегменты, не меняет> ся внутренне. Поэтому, по его мнению, в со> временной России до сих пор не произошла капиталистическая революция, а наблюдает> ся «сегментация старого брежневского ре> жима», которая во многом продолжается в наших провинциях, в некоторых отраслях, на некоторых предприятиях. Сегодня глав> ной проблемой для России, считает Дер> лугьян, является решение вопроса о том, как построить индустриальную экономику ново> го типа на собственных ресурсах (Дерлугь> ян, 2006). На основании мир>системных принципов анализа социальных процессов возникла также концепция «русской системы», пред> ложенная Ю. С. Пивоваровым и А. И. Фур> совым. Исследователи полагают, что в XVI– XVII столетиях произошли две великие со> циальные революции — капиталистическая на Западе и самодержавная в Российском го> сударстве, которые положили начало двум «внелокальным историческим системам». Соответственно, начались две внелокальные экспансии. Европейская капиталистическая экспансия реализуется интенсивно (во вре> мени) и заключается в развитии экономики, прибыли, рынка. Русская самодержавная экс> пансия, напротив, осуществляется экстенсив> но (в пространстве) и заключается в экспан> сии чистой власти (признании самодержав> ного царя). Исследователи подчеркивают: «капиталистическая экспансия есть функцио>

2009 — №3

нальный охват мирового пространства капи> талистическим временем» (построение ми> ровой экономической системы), «русская — функциональный охват мирового простран> ства Русской Властью и превращение его в русское пространство», высшей формой которого явился коммунизм (Пивоваров, Фурсов, 2001: 43). Первая фундаментальная попытка осмыс> ления российской истории сквозь призму мир>системной методологии была предпри> нята Б. Ю. Кагарлицким, обосновавшим кон> цепцию России как «периферийной импе> рии». Основной тезис этой концепции заклю> чается в том, что на протяжении много> вековой истории Россия развивалась как периферийное государство мировой капита> листической системы. Она не была способ> на «догнать» Запад, поскольку все попыт> ки российской модернизации проводились в чрезвычайных обстоятельствах и поэто> му приводили к авторитаризму и укрепле> нию государственного аппарата, что не мог> ло благоприятствовать здоровому развитию и закреплению достигнутых успехов. «Рос> сия обретала западные формы, не становясь частью Запада». Вековой проблемой России была не «отсталость», а ее периферийное положение в мир>системе капитализма. Та> кое положение нельзя преодолеть за счет осуществления «рывка», так как это может привести к возникновению новых опасностей и противоречий, нужны качественные пре> образования (Кагарлицкий, 2004: 347–348). Свидетельством непонимания этой ситуации могут служить исторические неудачи «дого> няющих» модернизаций. К сожалению, про> блема периферийности нашей страны была и остается не признанной российской поли> тической элитой. Поставленные Б. Ю. Кагарлицким про> блемы активно начали обсуждаться в совре> менной отечественной науке. Так, В. Н. Шев> ченко, рассматривая исторические этапы взаимодействия капиталистической миро> вой системы и Российского государства, справедливо замечает, что периферийность России обусловлена ее вековой зависимо>

2009 — №3

стью от центра мировой капиталистической системы, а «попытка догнать западные стра> ны приводит к появлению нового варианта или витка зависимости». Отечественная бю> рократия и торговый капитал работают на внешний рынок, ориентируются на продажу продуктов сельского хозяйства, сырья, по> луфабрикатов странам центра. Они идут на максимальное понижение издержек произ> водства, чтобы получать хорошие валютные доходы и быть конкурентоспособными. Это препятствует развитию внутреннего рынка, горизонтальных общественных структур, развитию социальной сферы, возникнове> нию потребности в структурных политиче> ских реформах, образуя раскол в россий> ском обществе (Шевченко, 2006). В. С. Мартьянов, следуя логике Кагарлиц> кого, ищет возможности преодоления пери> ферийности России в актуальной мир>систе> ме. По его мнению, исходить нужно из того, что Россия является самой «неодновремен> ной» страной современного мира, «квинтэс> сенцией человечества». Изменить свое пери> ферийное положение в мире на более выгод> ное Россия может, лишь меняя миросистему целиком, предлагая глобальные решения. Именно поэтому российская «миросистем> ная стратегия» должна отойти от традицион> ных принципов («периферийных комплек> сов»), таких как поиск «внешнего врага», «ци> вилизационная уникальность», имперское (автаркичное) мышление, транзитологиче> ская парадигма, «догоняющая» модерниза> ция и других. Как подчеркивает Мартьянов, для преодоления этих комплексов России нужно создать «новое холистское мировоз зрение» с помощью применения принципов мир>системного анализа (Мартьянов, 2007). Вековые тенденции, отмеченные мир>си> стемными концепциями, оказывают влияние и на современное состояние России. Оттал> киваясь от мир>системной методологии, главную причину периферийности России можно усмотреть в том, что в российском обществе до сих пор не сложился капита> лизм. Это связано с тем, что в стране не про> изошло первоначального накопления капи>

Государство и гражданское общество

тала, а с начала 1990>х годов наблюдается тенденция лишь к постоянному уменьшению производимого прибавочного продукта. На Западе в результате первоначального накоп> ления капитала произошла «великая транс формация» (К. Поланьи) общественных от> ношений — появился политически и эконо> мически самостоятельный класс буржуазии, политически активный и социально защи> щенный рабочий класс; государство и обще> ство выработали общий взаимовыгодный путь для регулирования рынка; рыночная конкуренция вдохновляла на трансформа> цию производства и т. д. Рыночные отноше> ния проникли во все сферы западного обще> ства и способствовали его самовоспроизвод> ству и модернизации, развитию и динамике капитализма. В России при переходе к рыночной эконо> мике в 1990>е годы, напротив, наблюдалась «великая инволюция» (М. Буравой) — «си> туация, когда обмен душит производство», появляется «экономика, пожирающая соб> ственные устои» (Буравой, 2006). Россий> ский переход к рынку характеризуется не ростом производительности труда и не со> зданием новых (отличных от социалистиче> ских) форм производства, но появлением в результате краха командной экономики «перераспределительного вакуума». Иму> щество бывших советских промышленных и сельскохозяйственных предприятий нача> ли делить посредники путем обмена, бар> тера, сделок. Неолиберальная «шоковая те> рапия» предусматривала, что рынок зарабо> тает сам, без создания институциональных условий. Эти тенденции не привели к созданию в России классового общества. Появился «паразитический класс» олигархов, контро> лирующий перераспределение сырья. Если на Западе буржуазия зависит от пролета> риата и предоставляет ему мощные рычаги давления в борьбе за условия труда, соц> обеспечение, организацию профсоюзов, то в России олигархия остается вдалеке от про> изводства и не связана с производительными возможностями рабочего класса, который

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

поэтому и теряет рычаги давления. Это спо> собствует развитию меритократии — ис> кусственной демократии, которая оправды> вает разделение на элиту (public administra> tors) и управляемые массы. В условиях меритократии государство, отражающее ин> тересы олигархии, не предоставляет рабо> чим ни социальной защиты, ни политических прав, а потому общество все больше замыка> ется в себе и отдаляется от государства. В ельцинскую эпоху мы наблюдали конку> ренцию олигархов (передел советской соб> ственности), которая создавала видимость рыночной экономики и имитацию демокра> тии. Путинский режим ознаменовал собой возобновление характерной для России «тенденции к монологизации власти» (тер> мин А. С. Ахиезера), создав монополию пра> вящей элиты на властные, экономические и информационные ресурсы. Усилению государства способствует само общество, которое замыкается в себе в по> пытке спастись от государства (vicious cycle). В экономическом плане замкнутость проявляется в том, что продолжает сущест> вовать огромный слой «материальной жиз> ни» и домохозяйств, не втянутый в торго> во>рыночные отношения. Существует мно> гоукладность — наряду с современными отраслями значительное место занимают традиционные и архаичные отрасли. Проис> ходит экстенсивное развитие экономики, развивается лишь торгово>потребительский сектор, игнорируется технологический про> гресс, большую роль продолжает играть те> невая экономика. Развивается спекулятив> но>финансовый банковский капитал, кото> рый увеличивает внешний долг государства и способствует оттоку капитала за границу. Важная роль принадлежит государственно> монополистическому сектору, подавляюще> му рыночную конкуренцию и сохраняющему сырьевую зависимость экономики. Общество искусственно отгораживается не только от участия в рыночной экономи> ке, но и от политической жизни страны. С согласия «молчаливого большинства» го> сударство начало проводить в жизнь режим

2009 — №3

«управляемого плюрализма» (Х. Балзер), соединяющего идею демократии и принци> пы авторитаризма. Этот режим в реаль> ной политике В. В. Путина и Д. А. Медведева находит следующие противоречивые прояв> ления: 1. Одновременно поддержание и ограни> чение парламентаризма: порог для предста> вительства в Думе повысится с 5% до 7%, от> менились одномандатные округа, создана прокремлевская крупная партия, срок пол> номочий президента увеличился до шести лет, Думы — до пяти лет. 2. Провозглашение свободы слова и одно> временное ограничение деятельности СМИ. В России лишь немногие из печатных изда> ний, теле> и радиопрограмм стали самофи> нансируемыми, что дает федеральному пра> вительству ряд рычагов влияния на освеще> ние событий и наказания несогласных. 3. Профсоюзы создаются «сверху», а по> этому вряд ли будут способны защищать ин> тересы работников, когда эти интересы ста> нут противоречить политике правительства. 4. Создание семи федеральных округов и право президента предлагать своего кан> дидата на должность губернатора не ужес> точают контроля за произволом местных элит (Балзер, 2004: 50–56). Налицо подчинение рынка и общества го> сударству, реставрация советской системы, основанной на принципах «редистрибутивной (распределительной) пирамиды» (Стариков, 1991: 111). Зависимость от редистрибутив> ных структур создает почву для усиления коррумпированной власти, что порождает феномен «бюрократической буржуазии» — паразитического класса, занимающегося подражательством и посредничеством. Рост происходит не за счет долговременной модернизации рыночной экономики и соци> альной сферы, а за счет быстрого извлече> ния сверхприбыли из непроизводственно> го сектора экономики и обогащения бюро> кратической буржуазии с помощью экс> порта сырья. Россия не модернизируется, но осуществляет «рост без развития» или, если использовать концепцию мир>систем>

Государство и гражданское общество

2009 — №3

ника А. Г. Франка, «развитие недоразвито> сти». В этом случае национальная элита за> интересована не в развитии, но в сохранении распределительного характера производст> ва и удержании излишка, что мешает эконо> мическому развитию. Как видим, на совре> менном этапе «модернизации» Россия по> прежнему идет своим особым и уникальным путем, так и не преодолевая свойственные ей антимодернизационные вековые тенденции. Этот путь продолжает погружать Россию в историческую периферию глобального ка> питализма. Мир>системная методология открывает горизонт для поиска глубинных причин пе> риферийности России, позволяя исследова> телю более объективно анализировать и оце> нивать происходящие в стране социальные трансформации. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Балзер, Х. (2004) Управляемый плюрализм: формирующийся режим В. Путина // Общест> венные науки и современность. № 2. С. 46–59. Бродель, Ф. (2008) Грамматика цивилиза> ций. М. : Весь мир. Бродель, Ф. (1992) Материальная цивилиза> ция, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. Время мира. М. : Прогресс. Буравой, М. (2006) Великая инволюция: ре> акция России на рынок // «Великая транс> формация» Карла Поланьи: прошлое, настоя>

щее, будущее / общ. ред. Р. М. Нуреев. М. : ИД ГУ–ВШЭ. С. 343–369. Валлерстайн, И. (1996) Россия и капиталис> тическая мир>экономика, 1500–2010 // Сво> бодная мысль. № 5. С. 30–42. Дерлугьян, Г. М. (2006) Эволюция Россий> ского государства в миросистемной перспек> тиве, 1000–2010 гг. н. э. // Русские чтения. Вып. 1. М. : ИнОП С. 38–57. Кагарлицкий, Б. Ю. (2004) Периферийная империя: Россия и миросистема. М. : Ультра. Культура. Мартьянов, В. С. (2007) Россия в меняющем> ся мире // Свободная мысль. № 6. С. 7–22. Пантин, В. И., Лапкин, В. В. (2001) «Универ> сальная цивилизация»: генезис и противоре> чия // Мегатренды мирового развития / под ред. М. В. Ильина, В. Л. Иноземцева. М. : Эко> номика. С. 235–260. Пивоваров, Ю. С., Фурсов, А. И. (2001) «Русская система» как попытка понимания русской истории // Политические исследова> ния. № 4. С. 37–48. Стариков, Е. Н. (1991) От классового обще> ства к сословному (редистрибутивная эконо> мика и социальная структура) // Бюрократия и общество / отв. ред. С. А. Королев. М. : Фи> лософское общество СССР. С. 105–124. Шевченко, В. Н. (ред.) (2006) Жизнеспособ> ность Российского государства как философ> ско>политическая проблема. М. : ИФ РАН. С. 5–40.

Из хроники научной жизни Заработал новый электронный ресурс, созданный на базе Института фундамен* тальных и прикладных исследований МосГУ, — научный информационный журнал «Новые исследования Тувы» (http://www.tuva.asia/). Это проект, посвященный проблемам российской региональной модернизации, в частности Республики Тыва (Тува). Он призван соединить усилия специалистов по современным социальным проблемам России и Тувы (представителей крупных научных центров страны, исследуемого региона, а также зарубежных ученых); объ* единить усилия ученых и широкой общественности в совместном обсуждении ак* туальных вопросов развития Тувы; организовать научный диалог между специали* стами по восточным культурам (тюркологов, номадоведов, монголоведов и пр.) для решения актуальных вопросов модернизации кочевых культур в XXI веке.

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Демократия и особенности российского национального характера (к политикоGпсихологическим аспектам имиджа России)* Г. Ю. КАНАРШ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)** В статье с позиций характерологической креатологии (дисциплины, изучающей естественно" научные, характерологические основания творческого процесса) рассматривается вопрос о том, какие особенности западного (европейского, американского) душевного устройства нашли выражение в теории и практике западной демократии и почему российский характер оказался невосприимчив к демократии как произведению иной (не славянской, не русской) ду" ши. Автор пытается дать ответ на этот вопрос, опираясь на разработки как в области характе" рологической креатологии, так и на исследования отечественных ученых — философов и обще" ствоведов. Ключевые слова: демократия, национальный характер, характерологическая креатология, имидж России.

Democracy and the Peculiarities of Russian National Character (to the PoliticalGpsychological Aspects of the Image of Russia) G. YU. KANARSH (MOSCOW UNIVERSITY OF THE HUMANITIES)

In the article from the positions of characterological creatology the issue on which features of west" ern spiritual arrangement were expressed in the theory and practice of the western democracy and why the Russian temper turned out to be imperceptive to democracy as a creation of the other (non" Slavonic, non"Russian) soul, is being considered. Keywords: democracy, national character, characterological creatology, image of Russia.

емократическую форму правления можно отнести к универсальным ценно> стям (наряду с экономикой свободного рын> ка и частной собственностью). Безусловно, ценности демократии, имея западное проис> хождение, получили сегодня широкое рас> пространение и признание во всем мире, и, как считается, приверженность этим цен> ностям выступает признаком современно> сти. Степень их реализованности в полити> ческой практике позволяет судить, насколько то или иное общество является современным

или, точнее, каков уровень его политиче ской модернизированности. Вероятно, имен> но по этой причине абсолютное большинст> во современных государств причисляет себя к демократиям (см.: Политический атлас со> временности, 2007) (в какой степени они яв ляются демократическими — другой во> прос). Между тем целый ряд государств, имевших в прошлом опыт тоталитарного и авторитарного развития (в их числе и Рос> сия), но с некоторых пор стремящихся раз> вивать у себя современные формы политиче>

* Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) в рамках проекта «Новый имидж России» (проект №09>03>00780а/Р). ** Канарш Григорий Юрьевич — кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного универ> ситета, ответственный секретарь журнала «Знание. Понимание. Умение». Тел.: (495) 374>59>30. Эл. адрес: grigkanarsh@yandex.ru.

2009 — №3

ской жизни, столкнулись со значительными трудностями в процессе перехода к демо> кратии. Эти трудности, как часто полагают, связаны с не всегда достаточным уров> нем демократической политической культу> ры, неразвитостью политических отношений и институтов (того, что называют «публич> ной политикой»), грузом патриархальных традиций и т. п. В результате переход к де> мократии оказывается для новых государств чрезвычайно трудным и болезненным делом, чреватым рецидивами прошлого и откатом к авторитаризму 1. Анализ факторов, препятствующих или, во всяком случае, серьезно затрудняющих переход государств от авторитарных/тота> литарных политических систем к системам либеральным и демократическим, способен выявить как общее, так и специфическое, особенное в развитии поставторитарных об> ществ. Общее определяется закономерно> стями перехода, наблюдаемыми всякий раз в разных странах, с разными типами полити> ческой культуры, традициями и т. д. и неза> висимо от них. Особенное же как раз связа> но с этими специфическими чертами (ис> тория, культура, традиции, быт), которые у каждого народа, у каждого общества свои и как таковые неизбежно влияют на воспри> ятие нового политического уклада, соответ> ственно чертят собственную траекторию развития (в том числе развития демократи> ческого) для данного общества. В настоящей статье я попытаюсь проана> лизировать влияние на политику и на про> цесс становления демократии в разных об> ществах (прежде всего, конечно, меня будет интересовать современное российское об> щество) фактора национального характера. Этот фактор, что называется, будучи на слу> ху, тем не менее учитывается весьма незна> чительно в теоретической политологии и по> литической философии (и это вполне естест> венно для теоретических дисциплин), но, как представляется, именно его воздействи> ем можно объяснить многие перипетии на> шей сегодняшней политической жизни. При этом я не стану вдаваться в дискуссии о пра>

Государство и гражданское общество

вомерности использования самого термина «национальный характер» вообще и в по> литологическом анализе в частности, по> лагая вслед за известным отечественным психиатром>психотерапевтом, глубоким ис> следователем человеческой души (прежде всего, в многолетней клинической практике) профессором М. Е. Бурно, что националь> ный характер, характер народа, как и харак> тер отдельного человека (точнее, все много> образие этих характеров), безусловно су ществует (см.: Бурно, 2008a; Волков, 2000; см. также: Канарш, 2009b). И факт уста> новления и описания такого характера (ха> рактеров) — не умозрительное дело (как на> пример, это происходит в психоанализе 2), а занятие вполне реалистическое, земное, но требующее специальных знаний и подго> товки3, позволяющих увидеть, почувство> вать ту или иную характерологическую структуру, тот или иной склад души (в том числе души народа) в реальности. Но начать позволю себе с некоторых существенных констатаций. РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ТРАНЗИТА В РОССИИ

Проблема политической демократии се> годня — одна из наиболее важных и широко обсуждаемых в политологическом сообще> стве (российском и других стран). На Западе такого рода обсуждения стимулируются прежде всего необходимостью осмысления экономических и политических последствий глобализации и связаны с озабоченностью западной интеллектуальной элиты перспек> тивами демократии в глобализирующемся мире. Так, с одной стороны, процесс эконо> мической глобализации существенно спо> собствует распространению формальной (процедурной) демократии в мире. А с дру> гой, интернационализация экономических связей, выход рынков из>под контроля по> литических элит серьезно ослабляют воз> можности национального государства в пла> не аккумулирования и последующего рас> пределения национального богатства. А это, в свою очередь, ведет к подрыву самих основ

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

социального государства, как оно сложи> лось на Западе, и, следовательно, к размы> ванию социальных и экономических основ политической демократии 4. В России об> суждение перспектив демократии происхо> дит в принципиально ином, чем на Запа> де, политическом и историческом контексте. В отличие от западных государств, в кото> рых демократия как таковая состоялась, стала фактом общественной и политической жизни и сегодня лишь сталкивается с новы> ми вызовами (вызовами, прежде всего, со стороны глобализации), российский «демо> кратический проект» расценивается подав> ляющим большинством исследователей как неуспешный, принципиально незавершен> ный. При этом причины неуспеха и незавер> шенности этого проекта, по общему мнению, носят не внешний, а внутренний харак> тер, будучи связанными с особенностями по> литических и экономических преобразова> ний конца прошлого — начала нынешнего столетия. Не входя в описание подробностей, дета> лей демократического транзита5, приведу несколько авторитетных суждений (выска> занных в отечественной политологической литературе последних лет), фиксирующих лишь его результаты. Так, известный исто> рик и политолог, один из авторов концепции «Русской системы» Ю. С. Пивоваров кон> статирует, что демократический транзит в России в очередной раз (как это случалось и ранее, например в середине XIX и начале XX в.) завершился неудачей. И эта неудача стала особенно заметной в период реформ путинской администрации. «Видимо, к нача> лу второго срока президентства В. В. Путина в основном завершилась эпоха «транзита». Выйдя из пункта «А» Россия пришла к пунк> ту… «А». …Ведь транзит предполагает попа> дание в пункт «Б». Однако русский транзит обладает особыми свойствами. Его траекто> рия всегда замысловата, так сказать, в про> цессуальном отношении, но «провиденци> альна» в содержательном. Я бы сформули> ровал это так: отречемся от старого мира, разрушим его до основания, построим но>

2009 — №3

вый и вдруг обнаружим, что все это на самом деле было спасением мира старого — не по форме, по существу» (Пивоваров, 2006: 11). При этом исследователь уточняет: «…то, что мы видим сегодня, не только и не просто «возвращение» к советским временам. Это вообще возвращение. К тому, что было все> гда. Было, несмотря на множество реформ, поверхностный политический плюрализм, кратковременные эпохи публичной полити> ки и т. п.» (там же: 15)6. Сходных оценок результатов российско> го демократического транзита придержива> ется и историк, политолог Т. Е. Ворожейки> на. В статье с характерным названием «Не> сбывающаяся политика» Ворожейкина рисует выразительную траекторию движе> ния политического процесса в посткоммуни> стической России, констатируя, что «в ре> зультате процессов деинституционализации (происходящих сегодня в России. — Г. К.) не только власть, но и политическая сфера в целом утрачивает публичное измерение. Лишившись реального смысла — конкурент> ной борьбы за власть, — политика в совре> менной России превратилась в «церемони> альную» и тем самым вновь стала пустой и бессодержательной» (Ворожейкина, 2007: эл. версия). Соглашаясь с другой авторитет> ной исследовательницей, Л. Ф. Шевцовой (см.: Шевцова, 2004), Ворожейкина заключа> ет: «Российская политика возвращается к советскому состоянию, включая нарастаю> щие попытки власти снова сделать ее средст> вом контроля над обществом, как это пока> зали, в частности, парламентские выборы 2007 года» (Ворожейкина, 2007: эл. версия) (и, думаем, президентские выборы 2008 г.). Ю. С. Пивоваров и Т. Е. Ворожейкина принадлежат к исследователям либеральной ориентации, к западникам, поэтому их оцен> ки политической ситуации в России звучат подчас довольно категорично (и это понят> но, исходя из принимаемого и разделяемого ими западного опыта). Интересно, что ука> зания на «возвращающийся» характер рус> ской истории, но с иным «знаком», можно встретить и в работах ученых, не всегда сто>

2009 — №3

ящих на либерально>демократических (за> паднических) позициях. Например, тоже авторитетный ученый, политолог В. Н. Шев> ченко в своих статьях говорит о неких «инвариантах» российской политической жизни, о «традиционном типе государствен> ности» в России, который противостоит ре> конструируемому им «либеральному типу государственности» и имеет тенденцию вос> производиться на разных этапах историче> ского развития. «С моей точки зрения, — пишет Шевченко, — Русское централизован> ное государство, Российская империя, Со> ветский Союз — все это исторические этапы развития одного традиционного типа рос> сийской государственности» (Шевченко, 2005: 169). При нем, как указывается далее, «имеет место чрезвычайно высокий уровень централизации власти, абсолютное домини> рование прямых вертикальных властных структур над горизонтальными обществен> ными связями. Для возникновения и устой> чивого существования горизонтальных об> щественных связей и отношений в таком ти> пе государства нет серьезных объективных оснований» (там же: 170). Таким образом, исследователи разных политических убеждений (порой прямо про> тивоположных) говорят сегодня о фактиче ском возвращении России в «наезженную ко лею» исторического развития, о возврате ее к своим традиционалистским основам спустя почти два десятилетия с начала демо> кратических преобразований (рубеж 1980– 1990>х годов прошлого века). Причины этого возвращения трактуются по>разному: от почти метафизических, философско>идеа> листических объяснений (в духе концепции «Русской системы» или иных метафизиче> ских начал, «инвариантов», российской го> сударственности) до вполне реалистических (но тоже по>своему концептуальных), исхо> дящих не из «метафизики возвращения», а из специфики политического и социаль> но>экономического развития страны после 1990 г. 7 Разделяя в целом выводы исследователей о том, что результаты осуществления «де>

Государство и гражданское общество

мократического проекта» можно признать неуспешными (в отличие, может быть, от несколько более успешно осуществлявших> ся — хотя и это большой вопрос — процес> сов экономической модернизации), мне бы хотелось порассуждать о причинах этого не> успеха с несколько иной точки зрения, чем та, что принята в теоретической полито> логии или политической философии. Эта точка зрения определяется представлением о существовании особого природного наци> онального характера, черты которого влия> ют на общий политический, культурный, хозяйственный строй жизни народов. Но прежде, как представляется, следует по> дробнее, детальнее сказать о методологиче ских основаниях такого рассуждения. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ НАУКИ И ХАРАКТЕРОЛОГИЧЕСКАЯ КРЕАТОЛОГИЯ (К МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ)

Первое, что следовало бы отметить здесь, что такой ход мысли — с точки зрения ха> рактеров (и учения о характерах — характе> рологии) — достаточно специфичен и весьма непривычен для теоретического знания (включая теоретическое обществоведение). Вопреки тому, как это принято в теоретиче> ской науке, в рамках характерологии рас> суждения строятся на основе не той или иной авторской концепции (философской, социологической, психологической и т. д.), но на базе реалистического, естественно научного знания>понимания природы людей. Именно такой, естественно>научный, исхо> дящий из особенностей реалистически>зем> ного (не абстрактно>теоретического) мыш> ления взгляд на вещи (в том числе искусство, науку, политику), лежит в основе метода, получившего сегодня название характеро логической креатологии. М. Е. Бурно, автор метода Терапии творческим самовыражени> ем 8 (характерологическая креатология — «здоровая», не медицинская, ипостась ТТС, возникшая относительно недавно и обра щенная прежде всего к здоровым людям, а не больным — «пациентам») пишет: «…по су> ти дела, речь идет о том, что ТТС способна

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

существовать, развиваться в культуре как особое мироощущение мировоззрение. Если это так, то важно отграничить ТТС, с одной стороны, от эстетики и, с другой, — от эв ристики. Эстетика изучает наиболее общие закономерности творческого переживания человеком прекрасного в жизни (в том числе в природе, искусстве). Эвристика изучает наиболее общие закономерности творческо го мышления. ТТС, в отличие от эстетики и эвристики, изучает (прежде всего с лечеб> ной целью) особенности разнообразного творчества, обусловленные конкретными природными особенностями души. ТТС про> никает в природные особенности творческо> го характерологического, патологического переживания (неповторимо синтонного, не> повторимо аутистического, неповторимо полифонического и т. д.), отправляясь от них. Эти природные особенности души зву> чат и в письме родственнику, и в собствен ном творческом вдохновении, и в определен> ном, свойственном тебе, мироощущении, и в своей неповторимой общественно по> лезной жизненной дороге. ТТС в таком ши> роком понимании возможно называть ха рактерологической креатологией» (Бурно, 2009: 169–170; см. также: Бурно, 2007: 17) (курсив автора — Г. К.). Таким образом, характерологическая креатология выступает сегодня в качестве универсального метода, особого исследова тельского подхода, чьи положения приме> няются при изучении самых разных облас> тей человеческой деятельности, включая на> уку, политику, культуру, религию (см.: Бурно, 2008a: 78). В то же время у данно> го метода — даже при совпадении объекта (например, это могут быть произведения ис> кусства, научные, художественные произве> дения и т. д.) с теоретическими дисципли> нами (например, с искусствознанием, фило> софией, культурологией, религиоведением и т. д.) — есть принципиальное отличие них. Оно состоит в том, что, как уже отмечалось, исследование здесь ведется естественно>на> учно>реалистически, исходя из особеннос тей природы характера, а не умозрительно>

2009 — №3

теоретически (как это происходит в теорети> ческих науках). Эту особенность характеро> логической креатологии можно пояснить, в частности, на примере сравнения с искус> ствознанием и этнологией. «Здесь же умест> но пояснить отличие ТТС (характерологиче> ской креатологии) от искусствознания. Ис> кусствознание — это, прежде всего, теория искусств, история искусств и художествен> ной критики. Искусствознание рассматрива> ет художественную культуру, произведения искусства (в широком смысле, включая сюда и литературные произведения), исходя из определенной картины общественной жизни в данное историческое время, исходя из раз> личных школ живописи и школ других ис> кусств, вообще исходя из культурной жизни страны (обычаев, воспитания, образования и т. п. в этой конкретной стране)9. ТТС (харак> терологическая креатология) рассматривает произведения искусства, исходя из практи> чески вековечных особенностей природы ха> рактера творцов, исходя из практически ве> ковечных определенных душевных (чаще хронических) расстройств. …Таким обра> зом, ТТС (характерологическая креатоло> гия) выводит на первый план именно то, как обнаруживают себя в произведении искус ства природные душевные особенности его автора (курсив мой. — Г. К.). И это также, думается, правомерный (не теоретический, но естественно>научный) подход в исследо> вании культуры, т. е. в исследовании всего того, что созидают люди, в отличие от при> роды (береза, синица — природа, а ложка, песня — культура). …Своей характерологич> ностью, естественнонаучностью отличается ТТС (характерологическая креатология), изучающая также этнические (присущие данному народу) особенности характера, быта, культуры, и от истинной теоретиче ской этнографии (этнологии)» (там же: 170–171) (курсив автора. — Г. К.)10. Наконец, возможно, наиболее важный вопрос — вопрос о характерах. В самом де> ле, что есть человеческий характер, т. е. те самые природные особенности души, о которых говорит клиническая (реалисти>

2009 — №3

ческая, естественно>научная) характероло> гия и представление о которых положено в основу ТТС и характерологической креа> тологии? В самом общем смысле характер — это некое природное единство телесного и душевного в человеке, его душевно теле сная индивидуальность, обусловленная осо бенностями биологической конституции (как, впрочем, и характеры животных, у ко> торых, правда, в зачаточном виде, но все же содержатся ростки человеческих харак> теров). Не углубляясь в сложный вопрос о происхождении характеров (см. об этом: Бурно, 2008a: 129–140), можно сказать, что определенный душевный склад, как он сло> жился на протяжении веков (и даже тысяче> летий), представляет собой особую природ ную самозащиту, оберегающую человека (данного склада) от разного рода вредонос> ных воздействий (прежде всего воздействий природной среды, но также и социума). В этом смысле говорится об особой природ> ной «выкованности» характера11. Сегодня в клинической (реалистической, не психо> логической12) характерологии, развитой и уточненной в рамках Школы Бурно, выделя> ют 12 основных характерологических типов («гирлянда характеров») (привожу по клас> сификации М. Е. Бурно) (Бурно, 2008a: 10): 1) сангвинический (синтонный) характер (циклоид13); 2) напряженно>авторитарный характер (эпилептоид); 3) тревожно>сомневающийся характер (психастеник); 4) застенчиво>раздражительный характер (астеник); 5) педантичный характер (ананкаст); 6) замкнуто>углубленный, аутистический характер (шизоид); 7) демонстративный характер (истерик); 8) неустойчивый характер (неустойчивый психопат); 9) смешанные (мозаичные) характеры: а) «грубоватый» характер (органический психопат);

Государство и гражданское общество

б) «эндокринный» характер (эндокрин> ный психопат); в) «полифонический» характер (также в здоровой и болезненной своей выражен> ности)14. Необходимо отметить также, что важней> шим диагностическим критерием при опре> делении того или иного характера (помимо специфических признаков) в характероло> гии выступает тип мироощущения — реали> стический (материалистический), идеалис> тический либо эклектический (в случае мо> заичных, т. е. нецелостных, характеров). «В основе мироощущения (материалистиче> ского и идеалистического), с точки зрения характеролога, лежит особенность природ> ного ощущения (чувства) каждого из нас, когда задаем себе вопрос: чувствую свое тело по отношению к своему духу (в широ> ком смысле) источником духа или его при> емником? Реалисты (материалисты) обыч> но уверенно отвечают на этот вопрос себе и другим: источником… Идеалист же либо отчетливо ощущает уже с детства изначаль> ность, первичность духа… либо приходит к этому лишь с годами, либо не понимает этот вопрос, считая его не имеющим смысла, но и не согласен с тем, что тело (высокоорга> низованная материя) — источник духа» (там же: 10). К реалистическим (материалистиче> ским) характерам относятся (по приведен> ной выше классификации) первые пять характеров и «грубоватый»; к характерам с идеалистическим мироощущением — замк> нуто>углубленный и «эндокринный»; поли> фонисты15 могут быть как с материалисти> ческой, так и идеалистической доминантой; ювенильные личности (истерики и неустой> чивые) способны менять свое мироощуще> ние по обстоятельствам (см. там же). Та> ким образом, все многообразие характеров группируется по трем основным типам (ма> териалистический, идеалистический и эк> лектический — с доминантой первого либо второго типа), с соответствующими им осо> бенностями16.

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ДЕМОКРАТИЯ В СВЕТЕ НАЦИОНАЛЬНО ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ ЕВРОПЕЙЦЕВ И РУССКИХ

Описанное выше — это, так сказать, об> щие теоретические (в смысле земной, реали> стической, не умозрительной теории) осно> вы характерологии, характерологической креатологии. Нам же в данной статье инте> ресно прежде всего то, что можно сказать о характерах в аспекте их региональных раз личий, национально географической специ> фики. Важным наблюдением, сделанным в характерологии и имеющим самое непо> средственное отношение к общественным наукам, является то, что в разных странах исторически проживают люди с тем или иным преобладающим типом характера и это существенно влияет на духовный и ма> териальный облик как отдельных социаль> ных общностей, так и целых регионов ми> ра17. Например, для стран Северной Европы характерными являются шизотимный (аути> стический) и педантичный (ананкастиче> ский) тип, в англосаксонских странах до> минирует аутистический тип, во многих странах Южной Европы, а также в Грузии, Израиле преобладают люди с бурно>сангви> ническим темпераментом, в Латинской Аме> рике распространен полифонический харак> тер и т. д. Россия в этом ряду находится как бы между двумя макрорегионами с различ> ной аутистической (замкнуто>углубленной) структурой характера: западной европей> ской и дальневосточной (Китай, Япония), отличаясь от них своей природной реалис> тичностью, изначальной тревожностью, со сложными нравственными исканиями, пе> реживанием неполноценности (дефензив> ностью) (Бурно, 2008a: 49; 352–358). В каком же смысле можно говорить о на циональном характере? Национальный ха> рактер — это то особенное, что есть не у всех людей данной исторической общно> сти (и даже не у большинства в ней), но явля> ется типичным для нее, накладывает свой отпечаток на все проявления культуры (как материальной, так и духовной) данного на> рода. «Это — природная особенность души,

2009 — №3

которая в выразительном, типичном виде присутствует у многих в этом народе, остав> ляя хотя бы свою тень у большинства лю> дей, составляющих этот народ, и достаточно ярко, проникновенно обнаруживает себя в истории и культуре народа» (там же: 353). Исходя из этого, представляется возмож> ным говорить (уже в духе характерологиче> ской креатологии) и о том, как по особенно му проявляется национальный характер (т. е. типичное душевное у данной общности) в различных областях национальной жизни, в том числе в общественной сфере, в эконо> мике и политике (на экономическом мате> риале см., напр.: Мижерова, 2008). Или, пе> реформулируя этот вопрос применительно к нашему предмету: какие душевные особен ности западных народов нашли отражение в демократической форме политического устройства и, напротив, почему россий ский душевный склад оказался невосприим чив (как, думается, со всей очевидностью по казали 1990 е годы) к демократии как про изведению иной (не славянской, не русской) души? Попытаюсь ответить на этот вопрос, опираясь на разработки как характерологи> ческой креатологии, так и на исследования отечественных ученых — философов и об> ществоведов. Очевидно, для того чтобы ответить на первый вопрос (как отразились особенности западного душевного склада в демократиче> ском устройстве), необходимо сказать о том, что представляет собой сам этот душевный склад, в чем его специфика по сравнению, например, с душевной особенностью рус> ских или восточных народов? Отчасти об этом уже было сказано выше: западное ду> шевное устройство (понятно, что речь идет о самой обобщенной характеристике) есть устройство шизотимическое (здоровый, не болезненный вариант замкнуто>углубленно> го, аутистического характера — не путать с аутизмом!), при этом шизотимическое с преобладающей рационалистической, ин теллектуальной составляющей. Этим дан> ный душевный склад отличается, с одной стороны, от природной душевной особенно>

2009 — №3

сти россиян (природная душевная реалис> тичность, часто с переживанием своей не> полноценности, глубокими нравственными исканиями), а с другой — от тоже природно> го душевного устройства многих восточных народов (тоже шизотимический склад, но иной структуры, с чувственно>образной, иногда даже чувственно>эротической, доми> нантой). Поясню здесь. Под шизотимиче> ским (аутистическим, замкнуто>углублен> ным) душевным устройством (имеющим, впрочем, множество вариантов) понимает> ся характер людей идеалистического скла да души (в противоположность людям с материалистическим мироощущением>ми> ровоззрением), идеалистичность которого сказывается в переживании изначальности духовного по отношению к телесному, мате> риальному. Примерами такого пережива> ния, известными из культуры, могут быть и возвышенно>стройные музыкальные ком> позиции И. С. Баха, и столь же стройное, углубленно>символическое (психосимволи> ческое) литературное творчество Г. Гессе, и утонченно>бестелесные образы обнажен> ных женщин на картинах Модильяни, и от> страненно>теоретическое, лишенное земно> го полнокровия, но прекрасное в своей сложности>концептуальности научное твор> чество И. Канта, Г.>Ф.>В. Гегеля, З. Фрейда, А. Эйнштейна, многих других ученых>тео> ретиков, представителей разных наук (осо> бенно в математике, теоретической физике, идеалистической философии, психологии). Таким образом, именно отвлеченность теоретичность мышления и чувствова ния, особая, с чувством первичности Духа, погруженность в себя (интровертирован ность) отличает людей данного душевного склада от представителей иных характеров (см.: Бурно, 2008a: 43–57; 250–254; Волков, 2000: 227–268). Между тем, как уже отмечалось, шизо> тимный (аутистический) характер в реаль> ности может иметь множество вариантов, создающих большое многообразие его про> явлений в науке, культуре, искусстве, как и в общественной жизни, в политике. Одним

Государство и гражданское общество

из таких вариантов шизотимного склада можно считать западную, интеллектуаль но рациональную, аутистичность. Данный тип аутистического характера можно было бы назвать еще аутистически прагматиче ским, из>за свойственной ему особого рода практичности — практичности, основанной не на земной расчетливости>расторопности (как, например, у русских купцов), а на (пус> кай и миниатюрной) концепции. М. Е. Бур> но так пишет об этом в своем рассуждении об американском прагматизме (и основан> ном на нем сегодняшнем профессионализ> ме в психотерапии): «Предполагаю, что Америка стала прагматической, как, в изве> стной мере, прагматической была еще рань> ше и Европа, прежде всего благодаря при> родным идеалистически>интеллектуальным особенностям западной души в сравнении с дальневосточной идеалистически>чувст> венной душой и душой российской, осо> бенной, склонной к сомневающемуся, тре> вожно>материалистическому, более мечта> тельному, нежели деятельному, анализу с неэнергичным состраданием к тому, кто в беде. Это задушевно>аналитическое рос> сийски>чеховское, как известно, уживалось, переплеталось в России с российской агрес> сивностью>жестокостью. Аутистичность идеалистичность, в широком (блейлеров ском) смысле, нередко весьма практична, но именно теоретически концептуальной, прагматической практичностью, с ее нео слабевающим чувством порядка гармонии. Американская аутистичность при этом, ви> димо, более реалистоподобна, нежели евро> пейская. В любом случае аутистичность наводит более или менее основательный, серьезный распорядок в делах, занятиях с трезвым анализом, режимом, осторожно стью, совершенствованием, со строгими экзаменами и перспективой» (Бурно, 2008b: 17) (курсив мой. — Г. К.). И, замечу уже от себя, такая прагматичность, по>видимо> му, отчетливо проявляет себя как в быто> вых вопросах, в делах профессии, в ду> ховной жизни (известная деловитость аме> риканцев даже в вопросах религии), так

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

и в обустройстве хозяйственной и полити ческой жизни. Но, как пояснил профессор Бурно, праг> матизм — свойство не только американского характера, он присущ и европейцам (состав> ляет типичное душевное у них), вообще со> ставляет известную душевную особенность не только современной, но и Старой Европы (Европы прошлых веков). В этом отношении весьма ценными представляются рассуж> дения философа, известного специалиста по истории западноевропейской философии (в частности философии европейского Про> свещения) Т. Б. Длугач о понятии здраво го смысла. В своей книге, выдержавшей несколько изданий, о жизни и творчестве трех крупнейших мыслителей Просвещения (Гольбах, Гельвеций, Руссо), профессор Длугач показывает принципиальное значе ние здравого смысла (понимаемого ей как «особая способность рассудка, а именно умение самостоятельно рассуждать о пред> метах и событиях повседневной жизни, уме> ние, которое соотносится с более широкой способностью разума судить обо всех явле> ниях и объектах бесконечной действитель> ности») для становления новоевропейской культуры, и в частности для вышедшей из нее политической демократии (Длугач, 2008: 4). Интересно то, как описывает ис> следовательница в своей книге «человека здравого смысла»: «Что же скрывается за здравым смыслом? Если исходить из самых общих интуитивных представлений, то здра> вый смысл предстает как способность каж> дого человека самостоятельно решать во> просы и преодолевать трудности своей по> вседневной жизни, исходя из собственных интересов, но при этом учитывая интересы и других и действуя таким образом, чтобы жизнь протекала нормально и чтобы не воз> никали конфликты, способные потрясти ее основания. Человек, обладающий здравым смыслом, спокойно налаживает свой быт, оптимально организует работу, находит наилучший выход из возникающих на жиз ненном пути тупиков. …Отсутствие здра вого смысла оборачивается полной непри

2009 — №3

способленностью к житейским ситуациям, ведет к непрерывным коллизиям и даже ка тастрофам» (там же: 4) (курсив мой. — Г. К.). В другом месте Т. Б. Длугач также от> мечает такую специфическую черту здраво> го смысла, как его особая внутренняя связь с индивидуальной ответственностью, от ветственностью человека за свою повсед> невную жизнь, «за этот поступок, за этот день, за это содержание своего поведения» (там же: 9). Безусловно, рассуждения исследователь> ницы о здравом смысле носят теоретиче ский характер и не связаны с характероло> гией, но за ее описаниями здравомыслящего субъекта Нового времени без труда угадыва> ются черты определенного характерологиче ского склада, душевной структуры аутисти ческого европейца прагматика («автоном> ного индивида» классических философов Нового времени). Как утверждает сама Та> мара Борисовна, «фактически понятие здра> вого смысла тождественно понятию авто> номной личности, которая формируется, на> чиная с XVII в., и постепенно становится основой демократического общества» (там же: 9) (курсив мой. — Г. К.). Однако в ка> ком смысле прагматически>аутистическое душевное устройство обнаруживает здесь связь с определенной политической формой, с демократией? Думаю, дело в том, что сама демократия по своей сути — вполне прагма> тическое устройство и представляет собой не что иное, как искусно разработанный механизм, машину согласования интересов. И этот механизм, машина (точнее, ее модель) не случайно возникла в период раннего ев> ропейского модерна (ранней Современно> сти) с его нарождающимся капитализмом, бурно утверждавшим себя индивидуализмом собственников и неизбежно возникавшими в этой конкурентной среде экономическими и политико>правовыми конфликтами (вплоть до состояния «войны всех против всех», описанного Томасом Гоббсом). И вот имен> но демократия (и в более широком смысле общественный договор, социальный кон тракт, теоретически описанный новоевро>

2009 — №3

пейскими мыслителями XVII–XVIII вв.) как особого рода искусственное изобретение становится для новоевропейского человека спасительным выходом из создавшегося по> ложения. «…Полагаясь на себя, преследуя свои собственные интересы, каждый человек как будто совершенно игнорирует других и, более того, на каждом шагу рискует всту> пить с ними в конфликт. И тем не менее тот самый здравый смысл, который, казалось бы, побуждает каждого стремиться к собст> венной выгоде, заставляет его считаться и с интересами других и искать с ними ком> промисса. В собственном смысле демокра тия и есть система компромиссов; это не власть большинства (или даже всего наро да), а реальность компромиссов между раз личными группами, слоями, партиями, ин дивидами. В подобных компромиссах (или, как сказали бы сейчас, консенсусах) ут верждается не что иное, как партнерство, способствующее укреплению социального равенства. Иными словами, компромисс, по сути дела, есть выражение обоюдного (все стороннего) уважения и признания прав дру гих автономных личностей» (там же: 9–10; 284–288) (курсив мой. — Г. К.). Что это, если не прагматизм, с его аутистически теоре тической основой в виде идеи формального равенства индивидов, разумного компро мисса, уважения прав, немного холоднова> тый, но зато весьма расчетливый, с красиво> интеллектуальной, полезной, а главное — четко выверенной концепцией? Совсем не то мы имеем возможность на> блюдать в России. Будучи вынужденной об> ратиться к опыту западной демократии на рубеже 1980–1990>х годов (в попытке выйти из глубокого кризиса социально>экономиче> ской системы), Россия (тогда еще часть СССР), провозгласив свою приверженность демократическим ценностям, утвердив но> вую демократическую Конституцию, фор> мально создав все необходимые институты демократического общества (прежде всего это парламент, избираемый путем всенарод> ных выборов на основе свободной конкурен> ции политических партий), в результате так

Государство и гражданское общество

и не смогла в полной мере освоить правила демократической жизни. Приведу в этой связи глубокое и очень точное наблюдение известного социального философа, одного из ведущих в России специалистов по теории модернизации В. Г. Федотовой. Как показы> вает исследователь, анализируя социальную и политическую ситуацию 1990>х годов, не> смотря на официально провозглашенный пе> реход к демократии, десятилетие демокра> тических преобразований было настолько далеко от исходной (и как утверждалось, ре> ализуемой в России) западной модели, что речь скорее должна идти не о демократии, а о совсем ином (противоположном ей) типе социального и политического порядка, ко> торый обозначается философом как «анар> хия». В России, справедливо полагает В. Г. Федотова, «…утвердилось представле> ние о демократии как антикоммунизме, как о свободе ото всего, как о словах, как об имени, присваиваемом одной группе в пику плохому, «недемократическому» противнику, хотя на деле это ничего общего с демократи> ей не имеет. Не имеет к ней отношения пони мание свободы как естественного состоя ния, анархии или постмодернистского вме стилища всего чего угодно. Все эти трактовки свободы, которые у нас исповедует всяк от мала до велика, от правителей, неолибераль> ных идеологов и их политических оппонен> тов до народа, не отражают представлений о свободе как форме политической и циви> лизационной организации общества. Однако эти трактовки являются доминирующими в российском обществе» (Федотова, 2005: 223) (курсив мой. — Г. К.). Яркой иллюстра> цией того, о чем говорит Валентина Гаври> ловна, может быть приводимый ею же при> мер электоральной компании 1996 года, ког> да народ, к тому времени уже серьезно уставший от новых российских реформато> ров, в очередной раз (вопреки ожиданиям многих) проголосовал за Ельцина (а не за коммунистов, шансы которых оценивались на тот момент достаточно высоко). И при> чиной тому, как показывает Федотова, бы> ло вовсе не «оболванивание» электората из

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

телеэфира, а нечто другое, неожиданное — боязнь миллионов людей, что «коммунисты заставят их работать — вернут к станкам, цехам, полям и фермам». «Они (россияне. — Г. К.) уже не хотели оставить частный из> воз, холодную палатку, свой огород, со> мнительный бизнес и пр. (Я уже не говорю о криминальных делах, в которые еще, сла> ва Богу, было вовлечено не все самодеятель> ное население.) Миллионы людей не хотели уходить из натурального хозяйства, в ко> торое они попали (попали в результате деин> дустриализации 1990>х годов и связанной с ней массовой потерей работы. — Г. К.), и видели в этом свободу в ее традицион ном российском исполнении — волю (вмес то свободы как политической системы и цивилизующей силы)» (там же: 224) (кур> сив мой. — Г. К.). «Анархическое понима> ние свободы является типичным для Рос> сии, в которой обнаруживается вторичная ценность свободы в сравнении с равенст> вом и справедливостью, а также тяготение к анархическому представлению о свободе как воле», — заключает В. Г. Федотова (там же: 225; также: 98–151). Таким образом, сравнительный анализ западной демократии в ее истоках (происте> кающих, как было показано выше, из опре> деленного душевного, характерологическо> го склада) и специфических особенностей понимания демократии в России (с сообраз> ной этому пониманию социальной и полити> ческой практикой), на мой взгляд, свиде> тельствует о глубоком и вряд ли преодоли мом различии в характерах, мироощущении русского человека и человека западного (опи> санного выше аутиста>прагматика). Если за> падный человек в силу особенностей своей души (аутистически>идеалистической, по М. Е. Бурно) склонен к самоорганизации, от> ветственности и дисциплине (результатом чего и становится демократия), то русский, опять>таки в силу своих природных душев> ных особенностей, мало способен (по своей воле) жить по определенным четким прави лам, предпочитая (особенно в условиях ци> вилизационного кризиса и сопровождающе>

2009 — №3

го его распада государства) социально>орга> низованной свободе свободу как волю, анар хию18. Эта природная неорганизованность русского человека (хотя и с определенной свойственной ему смекалкой, техническим умением) отмечается и М. Е. Бурно в его статье о профессионализме: «Как же обсто> ит дело с профессионализмом, прагматиз> мом у нас? Конечно, по>другому (чем на За> паде. — Г. К.). Это тема Обломова и Штоль> ца. Мы, в массе своей, никогда не были склонны к серьезной, кропотливой, энергич> ной, основательной подготовке, справедли> вым учебным строгостям. <…> Типичный россиянин, в любом деле работающий поры вами (нередко творческими), скорее инерт ный, тревожно сомневающийся мечтатель или грустновато добродушный, ловкий в работе мастер (когда разойдется), неже ли работающий, как часы, оптимистиче ский педант» (Бурно, 2008b: 17) (курсив мой. — Г. К.). И эта психологическая осо> бенность русского, российского человека, коренным образом отличающая его от чело> века западного, согласно М. Е. Бурно, про> истекает из вообще дефензивной (точнее, дефензивно>реалистической, материалисти> ческой) природы русской души (см.: Бурно, 2008a: 353–354)19. Значит ли это, что демократия (как про> изведение иной, аутистически>идеалистиче> ской, прагматической природы души) обре> чена в России? Несмотря на все неудачи де> мократии в нашей стране, все же не хотелось бы думать так. Демократия, как уже отмеча> лось, представляет собой универсальную ценность, и можно согласиться с профессо> ром И. К. Пантиным, что сегодня и незапад> ные народы (включая Россию) должны пы> таться усваивать ее опыт (см.: Пантин, 2007). Другое дело, что нам, русским, надо старать> ся более тщательно изучать свои националь> ные (в том числе национально>психологиче> ские) особенности с тем, чтобы, осторожно перенимая западный опыт, постепенно со> здавать основы собственного проекта поли тического устройства (если и не вполне де> мократического в классическом, западном

Государство и гражданское общество

2009 — №3

понимании, то хотя бы с существенными элементами западноевропейской демокра> тии), начало теоретическому осмыслению которого уже положено в научной среде (см.: Демократия для России — Россия для демократии, 2008). И, конечно же, вместе с избирательным усвоением западного опы> та по возможности пытаться привить себе хотя бы толику той организованности, собранности, внутренней дисциплины, ко> торая от природы свойственна западным (шизотимным, аутистическим, с педантично> стью) людям и которая во многом обеспечи> вает успех западных ценностей и основанно> го на них западного образа жизни. ПРИМЕЧАНИЯ 1

Сегодня в отечественной политической науке можно встретить точку зрения, отрица> ющую нормативное значение классического разграничения между демократией, с одной стороны, и тоталитарными и авторитарными системами, с другой. Авторитаризм признает> ся такой же легитимной и правомерной фор> мой правления, как и демократия (см., напр. в учебной программе для студентов>полито> логов: Ильинская, 2008: 3). Полное устранение указанного нормативного разграничения не> избежно ведет к научному и ценностному ре> лятивизму, в результате которого нивелиру> ется главный вопрос классической политиче> ской философии о благой жизни и хорошем правлении (Лео Штраус). Поэтому более взве> шенной представляется позиция авторов, по> казывающих несводимость политического и экономического опыта современности к еди> ному образцу (каковым до недавних пор вы> ступал Запад), но оговаривающих важность сохранения классического образа демократии как общего ценностного регулятива совре> менных обществ (см.: Федотова, 2008: 12–15). 2 В психоанализе существует своя система характерологических типов (оральный, аналь> ный, мазохистский, «истерическая женщина», «пассивно>женственный» мужчина и др.), но выведенных умозрительно, в отрыве от мате> риально>телесных (биологических, конститу> ционально>генетических) основ.

3 Того, что называется клиническим опы том у врачей. 4 См., в частности, выступление профессо> ра Свободного университета Западного Бер> лина Э. Альтфатера на круглом столе «Демо> кратия: универсальные ценности и многооб> разие исторического опыта» 16 мая 2008 г. в Институте философии РАН. Материалы этой дискуссии опубликованы журналом «Полис» (см.: Демократия: универсальные ценности и многообразие исторического опыта, 2008). 5 Подробный анализ причин, этапов, специ> фики демократического транзита в постпе> рестроечной России содержится в работах И. К. Пантина (см.: Пантин, 2007; Пантин, 2004). О соотношении принципов демократии и авторитаризма в современной российской политике см. также нашу работу (Канарш, 2009a). 6 К точке зрения Ю. С. Пивоварова примы> кает и позиция И. И. Глебовой, которая, поле> мизируя с Л. Ф. Шевцовой, утверждает в сво> их работах, что Россия не просто «не справи> лась с демократией» (как полагает Шевцова), но именно «справилась — овладела ею, ис> пользовала, приспособила к себе». Естествен> но, сохранив при этом свое культурное и по> литическое своеобразие (см.: Глебова, 2006: 6). 7 В частности, такие исследователи, как И. К. Пантин и Т. Е. Ворожейкина, во многом связывают неуспех демократических преоб> разований с тем, что демократия в России состоялась только в «верхушечном», шумпе> терианском варианте («шумпетерианская де> мократия»), не затронув широкие слои насе> ления, не предоставив им необходимых кана> лов, инструментов политического влияния (см.: Пантин, 2007; Ворожейкина, 2008). 8 Терапия творческим самовыражением М. Е. Бурно — отечественный психотерапевти> ческий метод, представляющий собой клиниче> скую (т. е. медицинскую, не психологическую) разновидность терапии духовной культурой. 9 Сказанное про искусствознание можно вполне отнести и к другим теоретическим дис> циплинам, в том числе и к политологии. 10 Как отмечает М. Е. Бурно, «философию характерологической креатологии, думается,

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

точнее назвать все же естественно>научным материализмом Дарвина, Э. Кречмера, Ган> нушкина, нежели диалектическим материа> лизмом, поскольку в ней, в этой философии, нет оголтелой марксистской уверенности в своей единственной, абсолютной, правоте» (Бурно, 2009: 171). 11 Словами М. Е. Бурно: «…природа харак> тера (характера человека и даже животных) есть особенное защитно>приспособительное образование для определенного свойственно> го этой природе существования, выживания в мире» (Бурно, 2009: 48). 12 Психологической (т. е. идеалистической, не естественно>научной по своим основаниям) является, например, психоаналитическая, не> орайхианская характерология, развитая по> следователями Фрейда и Райха. 13 Без скобок даются названия акцентуиро> ванных (здоровых, в границах нормы) харак> теров; в скобках — названия нездоровых (пси> хопатических) характеров, но имеющих со здоровыми общий душевный рисунок. 14 Тринадцатым характером, не обозначен> ным в этой классификации, можно считать эпилептический характер, образующийся (как явствует уже из названия) в результате болез> ненного эпилептического процесса, создаю> щего особый вид характерологической душев> ной мозаики (и отчетливо видящийся, напри> мер, в творчестве известных эпилептиков — писателей Ф. Достоевского и Л. Толстого, фи> лософов В. Розанова и К. Леонтьева). 15 О полифоническом характере (термин введен московским клиническим психологом Е. А. Добролюбовой) говорят применительно к душевному устройству людей с шизотипиче> ским расстройством (по современной между> народной классификации болезней; в России традиционно — малопрогредиентная невро> зоподобная шизофрения) и шизофренических (шубообразных, приступообразных) пациен> тов (см.: Добролюбова, 2003.) 16 Отмечу здесь, что типы эти, в отличие от психологических психотипов (например, юн> говских), устанавливаются, выявляются в ре> зультате не абстрактно>умозрительного ана> лиза, а в процессе медицинской клинической

практики, работы с множеством разнообраз> ных пациентов (а сегодня в рамках характе> рологической креатологии и со здоровыми людьми), т. е. путем особого (как правило, до> ступного только врачам) клинического раз> мышления>чувствования (об особом клиниче> ском исследовании см.: Бурно, 2009: 51–59). 17 Парадигматическим можно считать при> мер, приводимый в характерологии, с тремя древними государствами: Древним Египтом, античной Грецией и Римом. Культура перво> го соответствует аутистическому (замкнуто> углубленному) характеру; культура второй (прежде всего Афин) — синтонному (сангви> ническому) характеру; культура третьего — напряженно>авторитарному характеру (см.: Бурно, 2008a: 353; Краснушкин, 1960). 18 В элементарных формах прагматизма, согласно М. Е. Бурно, всегда «видится некая, по>своему прекрасная, миниатюрная концеп> ция, элементарная теоретичность, интеллек> туализация». Что и отличает ее от тоже прак> тичности (например, русских людей), но не концептуальной (см.: Бурно, 2008b: 16–17). 19 В то же время нельзя сказать, чтобы рус> ский человек был непрактичен: напротив, со> циальная ситуация 1990>х годов как раз свиде> тельствует о том, что русские очень неплохо приспосабливаются к новым (и довольно тя> желым) для них условиям, демонстрируя осо> бую витальность народа, его жизненную силу (см.: Федотова, 2005: 104–105.) СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бурно, М. Е. (2007) Терапия творческим са> мовыражением (ТТС) в практической психо> логии и педагогике // Психотерапия. №9 (57). С. 13–17. (URL: http://kirillgorelov.narod.ru/ Pedagogika2.doc). Бурно, М. Е. (2008a) О характерах людей (психотерапевтическая книга). М. : Академи> ческий проект ; Фонд «Мир». Бурно, М. Е. (2008b) Профессионализм и клиническая психотерапия // Психотерапия. № 2. С. 16–19. (URL: http://kirillgorelov.narod. ru/ProfIKlinichPcichotherapia.doc). Бурно, М. Е. (2009) Клинический театр>со> общество в психиатрии (руководство для пси>

2009 — №3

хотерапевтов, психиатров, клинических пси> хологов и социальных работников). М. : Ака> демический Проект ; Альма Матер. Волков, П. В. (2000) Разнообразие челове> ческих миров (Руководство по профилактике душевных расстройств). М. : Аграф. Ворожейкина, Т. Е. (2008) Самозащита как первый шаг к солидарности // Pro et contra. Март — июнь. Т. 12. № 2–3. С. 6–23. (URL: http://www.carnegie.ru/ru/pubs/procontra/Pr oEtContra_14_6>23.pdf). Ворожейкина, Т. Е. (2007) Несбывающаяся политика // Отечественные записки. № 6 (URL: http://www.strana>oz.ru/?numid=40& article=1568). Глебова, И. И. (2006) Как Россия спра> вилась с демократией: Заметки о русской по> литической культуре, власти, обществе. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). Демократия для России — Россия для де> мократии / Рос. акад. наук, Ин>т филосо> фии ; отв. ред. А. А. Гусейнов. (2008) М. : ИФ РАН. Демократия: универсальные ценности и мно> гообразие исторического опыта : материалы круглого стола (2008) // Полис. № 5. С. 55–73. Длугач, Т. Б. (2008) Подвиг здравого смыс> ла, или Рождение идеи суверенной личности (Гольбах, Гельвеций, Руссо). М. : «Канон+» РООИ «Реабилитация». Добролюбова, Е. А. (2003) Шизофрениче> ский «характер» и Терапия творческим само> выражением // Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением /под ред. М. Е. Бурно, Е. А. Добролюбовой. М. : Академический Проект, ОППЛ. С. 311–315. Ильинская, С. Г. (2008) Программа курса «Введение в политологию» // Политические науки : программы учебных курсов / Рос. акад. наук, Ин>т философии ; ГУГН. Факуль> тет политологии ; М>во образования и науки РФ ; сост. С. Г. Ильинская ; ред. А. Ф. Яковле> ва. М. : ИФ РАН.

Государство и гражданское общество

Канарш, Г. Ю. (2009a) Демократия и авто> ритаризм в постсоветской и современной Рос> сии // Философия и культура. № 5–6. Канарш, Г. Ю. (2009b) Характерология // Знание. Понимание. Умение. № 2. С. 239–241. Краснушкин, Е. К. (1960) Опыт психиатри> ческого построения характеров у правона> рушителей // Избранные труды. М. : Медгиз. С. 201–226. Мижерова, К. М. (2008) Характерологиче> ская креатология, психотерапия и экономиче> ские учения // Психотерапия. № 6. С. 39–42. (URL: http://kirillgorelov.narod.ru/Khar_ creat_ pst_economic.pdf). Пантин, И. К. (2004) Судьбы демократии в России. М. : ИФ РАН. Пантин, И. К. (2007) Выбор России: харак> тер перемен и дилеммы будущего // Полис. № 6. (URL: http://www.politstudies.ru/full> text/2007/4/8.htm). Пивоваров, Ю. С. (2006) Русская политика в ее историческом и культурном отношениях. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа по> литических систем современных государств / А. Ю. Мельвиль, М. В. Ильин, Е. Ю. Мелешки> на и др. (2007) М. : МГИМО>Университет. Федотова, В. Г. (2005) Хорошее общество. М. : Прогресс>Традиция. Федотова, В. Г. (2008) Суверенная демокра> тия и национальная модель модернизма // Де> мократия для России — Россия для демокра> тии / Рос. акад. наук, Ин>т философии ; отв. ред. А. А. Гусейнов. М. : ИФ РАН. С. 12–15. Шевцова, Л. (2004) Как Россия не справи> лась с демократией: логика политического от> ката // Pro et Contra. Т. 8. № 3. С. 36–55. (URL: http://www.carnegie.ru/ru/pubs/procontra/Vol 8n3>03.pdf). Шевченко, В. Н. (2005) Глобализация и судь> ба российской государственности // Судьба го> сударства в эпоху глобализации. М. : ИФ РАН.

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Национализм versus космополитизм А. ШАЖИНБАТЫН (УНИВЕРСИТЕТ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК, Г. УЛАН"БАТОР)* В статье рассматривается противостояние национализма и космополитизма. Отмечается, что национализм — это идеология культурного верховенства той или иной нации. Прослеживается зарождение идеологии космополитизма. Ключевые слова: философия, нация, национализм, универсализм, космополитизм, идеология, этнос, культура.

Nationalism versus Cosmopolitism A. SHAZHINBATYN (THE UNIVERSITY OF THE HUMANITIES, ULAN BATOR CITY)

The author discusses the opposition between nationalism and cosmopolitism. It is pointed out that nationalism is the ideology of cultural supremacy of one nation over the others. The origin of the ide" ology of cosmopolitism has been traced. Keywords: philosophy, nation, nationalism, universalism, cosmopolitism, ideology, ethnos, culture.

ационализм — идеология культурно> го верховенства той или иной нации. Национальные идеи — воистину движущая сила народа по его продвижению к верши> нам цивилизации, раскрытию собственного культурного потенциала. Нация в национа> лизме выступает как суперценность. Как от> мечал Р. Нибург, когда национал>патриот говорит: «Я рожден, чтобы умереть за мою страну», он выражает своими словами то двойственное отношение, которое называет> ся верой. Культура всегда имеет националь> ный характер и национальные корни. Наци> онализм наделен огромной животворящей энергией. Он мобилизует интеллектуальные духовные силы, обеспечивает вхождение той или иной нации в историю. Нацию можно характеризовать как куль> турно>исторический факт. Что касается на> ционализма, то он движется не столько ре> альной историей, сколько этнообразующим мифом. Для национал>патриота жизнь на> ции является той действительностью, в свете которой его собственная жизнь становится чем>то стоящим, он полагается на нацию как на источник собственной ценности. Он дове>

ряет ей, живет с оглядкой на нее как на про> должающуюся реальность, из которой он вышел сам. Его собственная деятельность и само существование должны слиться с об> щей культурной жизнью. Национализм порождает мощную энер> гию самоидентификации. По выражению Э. Фромма, английский джентльмен, не сни> мающий смокинга в самой экзотической об> становке, или мелкий буржуа, оторванный от своей среды, чувствуют себя заодно с на> цией или какими>то ее символами. Одинокий американский фермер начинает свое утро с поднятия государственного флага, что сим> волизирует принадлежность данного кон> кретного человека к великой нации. Всякая нация, руководствуясь здоровым инстинктом, пытается продемонстрировать максимум силы и процветания. Она стре> мится раскрыть себя в истории. Националь> ное заложено в древних недрах природы, од> нако потенциальная энергия национального бытия обнаруживает себя в истории. Твор> ческая сторона национализма проявляется в утверждении уникальности нации, ее про> шлого, ее былого или возможного величия.

* Шажинбатын Ариунаа — кандидат философских наук, проректор по учебной работе Уни> верситета гуманитарных наук (г. Улан>Батор). Тел.: 8 (499) 764>91>50.

2009 — №3

В истории человеческой культуры просле> живаются две тенденции — к универсализму и индивидуализации (Бердяев, 1999). Нация как ступень индивидуализации в жизни общества есть сложное историче> ское образование. Национализму чужда идея равенства. В бытии каждой нации скла> дываются периоды расцвета и увядания, вре> мена высшего напряжения духовных сил и отрезки истории, когда обнаруживается слабость конкретных наций. Поэтому в мо> заике культур формируется определенная иерархия. Национализм предполагает гла> венство конкретной нации. Нация как источник культурного, истори> ческого творчества действительно обладает огромной ценностью. Но эта святыня, как и все ценности, может извращаться. Мифоло> гическое сознание способно выражать идею национальной обособленности или идею на> ционального насилия. Национализм обнару> живает эгоцентризм и ненависть к другим нациям. Он стремится подчинить себе все другие ценности, а не только национальные. Так рождается однонаправленное, идеоло> гизированное сознание. Самоутверждение нации может принимать формы национализ> ма, т. е. культурной замкнутости, непрони> цаемости. При этом культивируется идея национальной исключительности, которая сопряжена с ненавистью и пренебрежением к другим нациям (Гуревич, 2009). Национализм идолопоклоннически пре> вращает нацию в верховную и абсолютную ценность, которой подчиняется многообра> зие жизни. Народ заменяет собою Бога. На> ционализм — эмоциональный феномен. Его историография внеисторична. Никакие ин> теллектуальные аргументы в споре с нацио> нализмом не имеют силы. В нем обосновыва> ется право народа на собственное достоин> ство и величие. Поэтому исторические факты получают в национализме причудли> вую интерпретацию. Национализм связан не только с любовью к своему национальному, он порождает так> же ненависть ко всему чужому, к другим на> родам. Отсюда возникают замкнутость, изо>

Государство и гражданское общество

ляция национальной культуры, непроницае> мость ее для иных народов и культур. Это порождает самодовольство, партикуля ризм. Так появилась, например, идея о том, что России уготован особый путь, особая миссия, сопряженная с раскрытием ее уни> кальности. По утверждению Е. Н. Трубецко> го, русский национальный мессианизм все> гда выражался в утверждении русского Хри> ста, в более или менее тонкой русификации Евангелия. Существенная сторона нацио> нального мессианизма заключается в нацио> нальной исключительности религиозного сознания. Национализм не согласуется с христиан> ским универсализмом, с христианским от> кровением о том, что нет эллина и иудея, а есть Человек, который имеет безусловную ценность. Национализм глубоко противоре> чит персоналистической этике, он отрица> ет верховную ценность человеческой лично сти. Внутренний мир человека в национа> лизме совершенно подавлен социальным или национальным коллективизмом. Однако на> ционализм далеко не всегда противостоит универсализму, который получает в этом ти> пе сознания своеобразную аранжировку. Так, по словам Е. Н. Трубецкого, А. Хомяков мог верить в Россию как единственную в ми> ре спасительницу народов лишь постольку, поскольку он проводил знак равенства меж> ду вселенским и «православным», а на место «православного» так или иначе подставлял русского. Идея единства человечества не чужда национализму. Вселенское трактует> ся как иерархически организованный космос культуры. Объединение человечества, его развитие к всеединству совершается через мучитель> ное, болезненное образование и борьбу на> циональных индивидуальностей и культур. Другого исторического пути нет, другой путь — это отвлеченность, пустота или чис> то индивидуальный уход вглубь духа, в мир иной. Судьба наций и национальных культур должна совершиться до конца. Принятие ис> тории есть уже принятие борьбы за нацио> нальные индивидуальности, за типы культуры.

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Однако национализм культивирует не только обособленность, но также экспансию за счет других народов, демонстрирует им> периалистическую волю. Последняя зало> жена в образовании больших национальных государств. Предельное устремление — об> разование мировых империй. Такими были империи Древнего Востока, Римская импе> рия, империя Карла Великого, Византий> ская империя, Российская империя и СССР. Национализм малых народов — это обнару> жение изоляции и самодовольства, национа> лизм больших народов — империалистиче> ская экспансия. Культура греческая, культу> ра французская и германская в эпохи цвете> ния и есть пути мировой культуры единого человечества, но все они глубоко националь> ны, индивидуально своеобразны. Все вели> кие национальные культуры — всечеловечны по своему значению. Национализм — специфическая направ> ленность этнического сознания, декларирую> щая избранность данного народа. При этом абсолютизируется национальная исключи> тельность, исповедуется недоверие и враж> дебность к другим этносам. Национализм нельзя связать ни с каким>либо особым ти> пом культурного определения или общест> венного устройства, ни с какой>либо особой системой коммуникации, ни с интересами какого>либо отдельного класса, ни с особы> ми экономическими отношениями, особым психическим состоянием или психологиче> ской потребностью, особой социальной функцией или целью. Поэтому невозмож> но построить какую>либо приемлемую тео> рию национализма на основе указанных факторов. Между названными факторами и нацио> нализмом не существует необходимой и проч> ной связи. Национализм слишком всеобъем> лющ, чтобы его можно было свести к идеоло гии и политике того или иного класса. Он слишком сложен и разнообразен, чтобы рас> сматривать его как реакцию на конкретный тип экономической эксплуатации. Цент> ральным оказывается вопрос о связи нацио> нализма с достижением государственной

2009 — №3

власти и ее использованием. Национализм не является специфической формой полити> ки, которая существует лишь в политическом контексте, создаваемом современным госу> дарством. В течение последних 300–400 лет имели место два типа государств — национальные и «ненациональные», поэтому указанные ти> пы националистических движений сущест> вуют в двух вариантах и включают в целом шесть вариантов национализма. Например, «объединительный национализм», развив> шийся в условиях «ненациональных» госу> дарств, включает немецкий и итальянский национализм до образования соответствую> щих национальных государств, а «объеди> нительный национализм», развившийся в условиях «национальных» государств, представлен арабским национализмом и па> нафриканизмом. Будучи произвольной комбинацией эмо> ций и прагматизма, национализм имеет весь> ма ограниченный «созидательный потенци> ал», что быстро обнаруживается в тех случа> ях, когда националистические движения приходят к власти. Так, нацисты не смогли создать что>либо позитивное взамен прези> равшегося ими либерального государства, за исключением произвольных и иррациональ> ных политических структур, в рамках кото> рых национализм превратился в риторику, оправдывающую любую успешную полити> ческую линию. Космополитизм (от греч. kosmos — мир, Вселенная; kosmopolites — гражданин ми> ра) — мировоззрение и культурная установ> ка, направленные на осмысление единства мира, универсализма (Сол, 2007). Как утверждал Диоген Лаэртский, слово «космополит» в значении «гражданин ми> ра» впервые было употреблено киником Ди> огеном Синопским. Плутарх приписывал приоритет в этом вопросе Зенону из Китио> на. По замечанию В. С. Соловьева, в то время как Александр Македонский и Цезарь поли> тически упраздняли на Западе и на Восто> ке национальные границы, космополитизм вырабатывался и распространялся в качест>

2009 — №3

ве философского принципа представите> лями двух наиболее популярных школ ан> тичной философии — бродячими киниками и невозмутимыми стоиками. «Они, — писал В. С. Соловьев, — проповедовали верховен> ство природы и разума, единой сущности всего существующего и ничтожность всех искусственных и исторических разделений и границ. Человек по самой природе своей, следовательно, всякий человек, учили они, имеет высшее достоинство и назначение, со> стоящее в свободе от внешних привязанно> стей, заблуждений и страстей...» (Соловьев, 1989: 362). Отсюда неизбежное признание условными и призрачными всяких извне дан> ных рассуждений — гражданских, нацио> нальных и т. д. Понятие «римский» не толь> ко по внешнему объему, но и по внутреннему содержанию отождествлялось с понятием «всемирный». Американский ученый У. Тарн в статье «Александр Великий и единство человечест> ва» попытался показать, что идея общности рода человеческого может быть прослежена по крайней мере до Александра Великого. К. Поппер считал, что космополитические умонастроения могут быть выявлены еще раньше: у Диогена, Антисфена и даже Со> крата. Последнему тоже приписывают со> здание термина, а в доказательство приво> дят суждение Эпиктета: «Если верно то, что утверждают философы о родстве между бо> гом и людьми, тогда на вопрос о родине че> ловек должен отвечать словами Сократа: я не афинянин или коринфянин, а я космо> полит...» Аналогичные высказывания можно отыскать и у Цицерона. По мнению многих исследователей, идея космополитизма присутствует также у со> фистов Антифонта и Гиппия, а позднее — у Теофраста. К. Поппер связывал идею кос> мополитизма с Великим поколением време> ни Перикла. Он считал это достаточно прав> доподобным, даже если и не рассматривать более детальных свидетельств. Можно ожидать, что идея космополитиз> ма имплицитно содержится в имперских тенденциях, подобных той, которая была ха>

Государство и гражданское общество

рактерна для века Перикла. Это утвержде> ние кажется еще более правдоподобным, если существуют другие эгалитаристские настроения. Те мысли, которые У. Тарн при> писывал Александру Великому, в некото> ром смысле возрождают лучшие идеи афин> ского имперского сознания («империализ> ма») V в. до н. э. К. Поппер называл Великим поколением то поколение афинян, которое знаменовало поворотный пункт в истории человечества. Люди этого поколения жили в Афинах как раз накануне и во время Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н. э.). Среди них были великие консерваторы, такие как Софокл и Фукидид. Были среди людей этого поколе> ния представители переходного периода, ко> торые колебались, как Еврипид, или были настроены скептически, как Аристофан. Именно тогда жили и великий лидер демо кратии Перикл, сформулировавший прин> ципы равенства перед законом и политиче> ского индивидуализма, и Геродот, которого приветствовали и превозносили в городе Пе> рикла как автора сочинения, прославившего эти принципы. К Великому поколению при> надлежали также Протагор, уроженец Аб> дер, ставший весьма влиятельным в Афинах, и его земляк Демокрит. Этим философам принадлежит теория, согласно которой та> кие институты, как язык, обычаи и законы, не имеют магического характера табу, а со> творены человеком, они не естественны, а ус> ловны. В то же время эти философы утверж> дали, что мы сами отвечаем за данные инсти> туты. Существовала также школа Горгия — Алкидама, Ликофрона и Антисфена, выдви> нувшая принципы недопустимости рабства, рационального протекционизма, т. е. веры в универсальную империю людей. И нако> нец, был — пожалуй, величайший из них — Сократ, преподавший всем урок, согласно которому нам следует верить в разум, но опасаться догматизма, сторониться как ми> фологии, неверия в теорию и разум, так и магической установки тех, кто сотворяет идол мудрости. Другими словами, он учил, что духом науки является критицизм.

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

У. Тарн отмечал, что в V в. до н. э. в Гре> ции зародилось движение, которое отверга> ло деление человечества на греков и варва> ров. Однако это движение почти не повлия> ло на ход истории, поскольку впоследствии всякая мысль в данном направлении удуша> лась Платоном и Аристотелем. Негативное отношение к космополитизму со стороны Платона и Аристотеля не вызывает сомне> ний. Платон утверждал, что варвары явля> ются естественными врагами греков и что с ними следует вести борьбу вплоть до пол> ного их порабощения. Аристотель считал, что варваров следует оценивать как рабов по природе. Имеются серьезные свидетельства того, что по крайней мере во времена Плато> на и Аристотеля ясно осознавали: проблема эгалитаризма касается двух совершенно аналогичных различений, а именно различе> ния греков и варваров, с одной стороны, гос> под (свободных) и рабов — с другой. Расцвет римского стоицизма знаменовал собой поворот Римской империи в целом от внешнего к внутреннему (Штаерман, 1987: 256). Хотя стоики и ориентировались на кос мос и мировой разум, все же особое внима> ние они обращали на ресурсы человеческого духа. «Когда внутреннее господствующее начало верно природе, — писал Марк Авре> лий, — то его отношение ко всему происхо> дящему таково, что оно всегда может легко

приноровиться к возможному и данному... Оно подобно огню, овладевающему тем, что брошено в него: слабая лампадка как бы по> тушена, а яркое пламя мгновенно охватыва> ет попавшее в него, пожирает его и вздыма> ется благодаря этому еще выше» (Римские стоики. Сенека. Эпиктет. Марк Аврелий, 2000: 287). Космополитические сюжеты проходят че> рез всю историю Европы. Н. А. Бердяев подчеркивает, что нельзя быть врагом единства человечества во имя национальности в качестве националиста. Такое обращение национальности против человечества есть обеднение национально> сти и ее гибель. В условиях современной гло> бализации идеи русского философа обрета> ют особую актуальность. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бердяев, Н. А. (1999) О человеке, его свобо> де и духовности. Избр. тр. М. Гуревич, П. С. (2009) Культурология. М. Римские стоики. Сенека. Эпиктет. Марк Аврелий. (2000) М. Сол, Дж. Р. (2007) Ублюдки Вольтера. Дик> татура разума на Западе. М. Соловьев, В. С. (1989) Сочинения : в 2 т. М. Т. 1. Штаерман, Е. М. (1987) Социальные основы религии Древнего Рима. М.

Из хроники научной жизни 21 июня. Вышла в свет шестая книга стенограмм и материалов Русского интеллек* туального клуба. В издание, осуществленное Московским гуманитарным универ* ситетом под научной редакцией президента Клуба профессора И. М. Ильинско* го, вошли стенограммы заседаний, посвященных темам «Борьба за молодежь: но* вые стратегии, новые тактики» (заседание 14*е, 31 октября 2006 г., с докладами И. М. Ильинского и Вал. А. Лукова), «США как главный противник России: заблуж* дения и понимание» (заседание 15*е, 25 апреля 2007 г., с докладами И. М. Ильин* ского, А. И. Фурсова, И. С. Даниленко), «Русский язык: перспективы в политике и культуре» (заседание 16*е, 5 декабря 2007 г., с докладами Ю. Л. Воротникова и В. Г. Костомарова). В обсуждении докладов участвовали члены Русского интел* лектуального клуба и приглашенные эксперты. Издание подготовлено к публика* ции в Институте фундаментальных и прикладных исследований МосГУ.

Государство и гражданское общество

2009 — №3

Прецеденты культуры и правовая модернизация общества* Т. В. ШАРНАУСКЕНЕ (ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ РАН )** В статье рассматривается понятие прецедента как составляющей современного общественно" го дискурса модернизации. Исследование основывается на анализе принципа прецедентнос" ти в юридической сфере и идеи прецедента в правовой культуре общества современного типа. В данном контексте прецедент анализируется как конструктивный элемент социокультурной реальности. Ключевые слова: прецедент, дискурс, правовая культура, модернизация.

Precedents of Сulture and Legal Modernization of Society T. V. SHARNAUSKENE (THE INSTITUTE OF PHILOSOPHY OF THE RAS)

Abstract: This article discusses the notion of precedent as a component of current public discourse of modernization. The study is based on an analysis of the case in the legal sphere and the idea of prece" dent in the legal culture of modern society. In this context, the precedent is analyzed as a construc" tive element of social and cultural realities. Keywords: precedent, discorse, legal culture, modernization.

нашей повседневной жизни СМИ и пуб> лицистика «на злобу дня» нередко со> общают о различных беспрецедентных со> бытиях, беспрецедентных решениях либо, наоборот, о культурных и общественно>по> литических явлениях, имеющих значение прецедента. Во всех этих случаях словами «прецедент» и «беспрецедентный» хотят подчеркнуть особую важность происходя> щего как для настоящего времени, так и для будущего. Не имеющий прежде аналога — беспрецедентный — казус и явление, устано> вившее новую точку отсчета — прецедент, вырываются из привычной канвы жизни. Следовательно, иное понимание приобрета> ет и историческое прошлое, становясь бо> лее осязаемым и различимым. Оно теперь представляется существующим не самим по себе, но в логической связи с текущим мо> ментом. Таким образом, мы видим, что тер>

мин прецедент и производные от него тер> мины играют не последнюю роль в создании общественного мнения относительно про> исходящих событий современности, а имен> но тех событий, которые претендуют сего> дня на звание социально и исторически зна> чимых. Складывающиеся в обществе представле> ния зависят не только от информации, исхо> дящей от СМИ или политических организа> ций. Не менее влиятельными каналами их формирования и распространения является система образования, искусство и наука. До недавних пор в России едва ли не главным таким каналом была художественная лите> ратура, как современная, так и классиче> ская. Во многом именно литература привно> сила в окружающую социальную действи> тельность советских людей человеческие смыслы. В наши дни возникает иная задача —

* Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) в рамках проекта «Российская модернизация и антимодернизационные тенденции» (грант 08>03>00174а). ** Шарнаускене Татьяна Васильевна — аспирант>соискатель сектора социальной философии Института философии РАН. Тел.: (495) 697>98>93. Эл. адрес: sharnauskene@rambler.ru

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

привнести именно социальный смысл в су> ществование разрозненных аномизирован> ных индивидов. К решению такой задачи мо> гут и должны быть привлечены ученые, представители различных отраслей социогу> манитарного знания. Философы и специали> сты>гуманитарии способны перевести обсуж> дение общественной проблематики с уровня терминологического на уровень концепту> альный, понятийный, т. е. организовать дис курс. Дискурс в социально>философском пони> мании — это «вид речевой коммуникации, ориентированный на обсуждение и обосно> вание любых значимых аспектов действий, мнений и высказываний ее участников». Он «мыслится как возможность критически дистанцироваться от социальной реальности и утвердить ее принципы... на рациональном непредвзятом обсуждении» (Филиппов, Фо> мина, 1990: 86). Несомненно, все перечислен> ное входит в компетенцию философов и уче> ных. Но не следует думать, что гуманита> риям можно ограничиться критическим раз> бором бытующих в социуме представлений. Без вовлечения в дискурс всех заинтересо> ванных сторон, что в свою очередь потребу> ет артикуляции действительных интересов разных групп, он потеряет свой социальный смысл. Как отмечает В. Г. Федотова, рассмо> трение в философии и науке общественной проблемы «...не может игнорировать дис> куссии по данной теме в сфере повседневно> сти и в ряде специализированных областей деятельности и знания. Иными словами, дис> курс — это обсуждение проблемы в филосо> фии, науке и одновременно за их предела> ми» (Федотова, 2005: 5). Очевидно, что дискурс исполняет не толь> ко роль посредника между различными сло> ями общества, но и способствует формиро> ванию общественного сознания в целом. Он побуждает находить компромиссные ва> рианты решения теоретических и практиче> ских проблем. Об этой важнейшей функ> ции дискурса напоминает отечественный философ и правовед Б. Кистяковский — один из авторов сборника «Вехи», столет>

2009 — №3

ний юбилей выхода из печати которого от> мечается в этом году. В частности Кистяков> ский пишет: «Само современное государст> во основано на компромиссе, и конститу> ция каждого отдельного государства есть компромисс, примиряющий различные стремления наиболее влиятельных социаль> ных групп...» (Кистяковский, 1991: 131). Од> нако, замечает он, русской интеллигенции чужды компромиссы, развитие ее правосо> знания находится на уровне полицейско> го государства, где преобладает «тенденция к подробной регламентации и регулирова> нию» (там же: 139). Сегодня в российском обществе активно дебатируются вопросы модернизации стра> ны. Идет спор о принципах, стратегии и так> тике модернизации, в котором принимают участие эксперты — представители различ> ных отраслей хозяйства, академического сообщества, политических групп и органов государственной власти. Здесь вновь звучат слова о беспрецедентном характере истори> ческих вызовов и прецедентах удачных тео> ретических и практических ответов на схо> жие вызовы в нашем прошлом. Трехсот> летний опыт российской модернизации дает обильную пищу для размышлений на этот счет. А тема модернизационных и контр> модернизационных прецедентов в отечест> венной истории заняла свое прочное место в широком общественном дискурсе. Тем не менее, нам представляется, что об> суждение этих вопросов редко когда выхо> дит за рамки элементарного оперирования терминами. Зачастую происходит смешение понятий и смещение значений как будто бы известных слов и выражений. И это не> смотря на определенные достижения в раз> работке понятия прецедента и других, род> ственных ему, в юриспруденции, лингвисти> ке, теории коммуникации. В связи с этим мы видим необходимость в проведении анализа данной категории средствами социальной философии, путем рассмотрения прецеден> та как конструктивного феномена социо> культурной действительности, элемента со> циального конструирования реальности.

2009 — №3

В задачу нашей статьи входит исследова> ние прецедентных явлений правовой культу> ры, имеющих непосредственное отношение к проблеме модернизации, рассматриваемой в социокультурном плане. Выше нами была обозначена проблема разнородного опери> рования термином «прецедент» в современ> ном модернизационном дискурсе. Поэтому для прояснения понятия имеет смысл обра> титься к истории его употребления в юриди> ческой сфере, где оно получило не только наибольшее распространение, но и одно> значную дефиницию. Юридический энциклопедический сло> варь определяет прецедент как «поведение в определенной ситуации, которое рассматри> вается как образец при аналогичных обстоя> тельствах» (Халфина, 1984: 296). Далее фор> мулируется понятие судебного прецедента, устанавливающее более строгую связь пер> вичного случая и всех последующих. «Судеб> ный прецедент — решение по конкретному делу, являющееся обязательным для судов той же или низшей инстанции при решении аналогичных дел либо служащее примерным образцом толкования закона, не имеющим обязательной силы. Судебный прецедент в странах, признающих его обязательность, является источником права» (там же). Итак, прецедент признается одним из ис> точников права. Наряду с ним среди источ> ников называют правовой обычай (тради> цию), договор, нормативно>правовой акт и юридическую доктрину. В ряде стран пре> цедент в форме судебного решения преобла> дает над остальными источниками права, и юридические системы таких государств на> зывают прецедентными. Наиболее характер> ным примером этого служит опыт правовой организации Англии и США. Но в той или иной степени прецедент является реальным источником права в большинстве националь> ных юридических систем. В чем заключается своеобразие прецеден> та как источника права? Он не является хро> нологически первым. Исторически основой правоотношений людей являлся правовой обычай. В ряде регионов планеты он сохра>

Государство и гражданское общество

няет свое доминирующее положение и в на> ши дни. Правила и нормы взаимоотношений внутри племенных объединений и раннефео> дальных государств Европы складывались во многом стихийно, под воздействием родо> племенных обычаев, а не законов. «Сам на> род творил закон и суд на своих собраниях… Узы рода, сеньории, территориальной общи> ны и были законом» — такими словами ха> рактеризует сложившееся положение исто> рик права Г. Дж. Берман (Берман, 1998: 86). Член общины, принимая участие в судебном рассмотрении спора, выступал как право> мочный представитель своего рода, корпо> рации либо патрона (феодала), а те в свою очередь являлись поручителями каждой из спорящих сторон. В этих исторических об> стоятельствах судебное разбирательство имело своей целью не наказание виновного, не преследование преступника, а примире> ние сторон. Точнее говоря, суд чаще всего просто фиксировал уже заключенную миро> вую и лишь определял размеры компенсации материального и морального ущерба. Меди> евист М. Блок пишет: «Отчаявшись понять, каким властям нести на суд свои тяжбы, истцы часто сговаривались между собой и лично искали арбитров, которые бы их ус> троили. Приговору они предпочитали по> любовное соглашение; правда, потом обыч> но не соблюдали условий этого соглашения» (Блок, 2003: 350). «Архаичную» юриспру> денцию отличает особенно строгая стои мостная оценка уголовных и гражданско> правовых преступлений. Исчерпывающие примеры этому, наряду с «варварскими правдами» западноевропейского феодализ> ма, дает Русская Правда — один из первых отечественных сборников законов, в кото> ром ветхозаветный принцип «око за око» получил детальное денежное выражение, напрямую зависящее от занимаемой винов> ным лицом ступени в социальной иерархии. Обычное право локальных сообществ, та> ким образом, выполняет важнейшую соци> альную функцию — работает на обеспечение сложившегося порядка, консенсуса, добива> ясь мирного разрешения споров и противо>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

речий внутри общины. В первую очередь оно служило общественно признанной альтер> нативой обычаю кровной мести. Прецедентное право в своем классическом виде зарождается и оформляется в средневе> ковой Англии. По своему генезису эта форма правоотношений близка большинству евро> пейских юридических систем общего права своей исторической эпохи. В XI–XII столе> тиях в различных частях Европы проходят процессы создания и укрепления централи> зованных государств. Решение задачи уп> равления территориями, населенными раз> ноязыкими племенами и народами, делало насущным и отправления правосудия на началах прозрачности и универсальности. С XII в., после норманнского завоевания в Англии, ведущие позиции в судопроизвод> стве начинают занимать королевские суды на местах. К их защите могли прибегать и не> довольные решениями судов графств, сотен (более мелких административных единиц — судебных округов), судом своего феодала, а также решениями по административным вопросам и имущественным спорам, находя> щимся в ведении третейских судов. Осно> ванием для разбирательства и уголовных, и гражданских дел за редким исключением было личное обращение потерпевшей сторо> ны к судье. Сам процесс носил состязатель> ный характер. Судопроизводство в Англии этого перио> да отличается существенной особенностью. Оно по>прежнему основывалось на знании конкретных правовых традиций той геогра> фической области страны, где отправлялось правосудие, т. е. на юридическом обычае, хотя это уже был обычай не рода или пле> менного союза, но неотъемлемая часть фео> дального обихода. При этом в распоряже> нии судей не было никаких письменных источников общего характера в виде законо> дательных кодексов, трактатов университет> ских правоведов или канонических текстов римского права. Использование документов такого рода в юридической системе, опира> ющейся на устную традицию повседневного обычая, было излишним.

2009 — №3

Прецедент как источник права появляет> ся на том раннем этапе развития западной юриспруденции, когда назревает необходи> мость в посреднике между разнородными самобытными правовыми традициями ло> кальных социумов, но еще не сложился еди> ный кодекс законов. У правовой кодифика> ции своя цель — не просто зафиксировать в письменной форме status quo традицион> ного юридического строя, но сформулиро> вать универсальный принцип разрешения правовых споров и урегулирования правоот> ношений. Пока такой медиатор не сложился, его функцию выполняет судья, которому не> обходимо принимать решение с учетом, с од> ной стороны, всего комплекса накопленных обычаев, а с другой — решений королевско> го суда, уже имевших место по аналогичным случаям. «Введение централизованного суда было призвано оторвать правовую практику от пережитков старины и архаичных норм раннего феодализма. Королевский суд со> здавал необходимые условия для перехода к централизованному феодальному государ> ству…» (Романов, 2000: 84). Главная особен> ность прецедентного (общего) права состоит в том, что авторитет и юридическая сила его норм не являются результатом прямого санкционирования, волей законодателя. Сложная природа прецедентного судопро> изводства выражена в неразрывной взаимо> связи двух его аспектов. С одной стороны, судья не просто заимствует готовое реше> ние, но исходя из уникальных обстоятельств ранее решенного дела приписывает ему сте> реотипное значение. С другой стороны, он учитывает, что его собственный вердикт ста> нет предметом интерпретации в последую> щей правоприменительной практике и, сле> довательно, будет являться образцом для других судебных разбирательств, т. е. играть определенную нормативную роль. Итак, идея компромиссного характера правоотношений появляется уже в недрах традиционного общества. Дальнейшее раз> витие этой идеи в модернизированном соци> уме, на наш взгляд, связано с утверждением принципа правового прецедента, получивше>

2009 — №3

го расширенное толкование. Однако каналы и механизмы воплощения данного принципа могут быть различными. В ряде стран это прерогатива судебной власти, в других — за> конодательных органов парламентского ти> па. Однако, как показывает отечественный опыт, идея цивилизованного компромисса утрачивает смысл, когда общество в целом отстраняется от решения правовых проблем, препоручает их только профессионалам. Учитывая указанный опыт, можно в заклю> чение сказать, что социальной ответственно> стью специалистов>гуманитариев является участие в широком общественном дискур> се относительно правовых оснований рос> сийского социума, без чего невозможно формирование модернизационной правовой культуры.

Государство и гражданское общество

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Берман, Г. Дж. (1998) Западная традиция права: эпоха формирования : пер. с англ. 2>е изд. М. : МГУ ; Инфра>М ; Норма. Блок, М. (2003) Феодальное общество : пер. с фр. М. : Изд>во им. Сабашниковых. Кистяковский, Б. (1991) В защиту права // Вехи. Из глубины. М. : Правда. Романов, А. К. (2000) Правовая система Англии. М. : Дело. Федотова, В. Г. Хорошее общество. М. : Прогресс>Традиция, 2005. Филиппов, А. Ф., Фомина, В. Н. (1990) Дис> курс // Современная западная социология. М. : Политиздат. С. 86–87. Халфина, Р. О. (1984) Прецедент // Юриди> ческий энциклопедический словарь. М. : Сов. энциклопедия. С. 296. auskene@rambler.ru

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

СОЦИОЛОГИЯ И ЖИЗНЬ

Общественное мнение в системе коммуникативного воздействия структур публичной власти Ю. Л. ВОРОБЬЕВ (ФИЛИАЛ ИРКУТСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА В Г. БРАТСКЕ)* Анализируется потенциал мониторинга общественного мнения в системе коммуникативных средств, каналов и форм эффективной обратной связи структур административно"политичес" кого управления и общества. Исследуются различные формы и методы фиксации обществен" ных настроений и социальных ожиданий в мониторинговом режиме, определяются его роль и значение в повышении эффективности управленческого взаимодействия гражданского обще" ства и структур публичной власти. Ключевые слова: мониторинг общественного мнения, управленческое взаимодействие, граж" данское общество, структуры публичной власти.

Public Opinion in the System of Communicative Influence of Public Power Structures YU. L. VOROBIEV (IRKUTSK STATE UNIVERSITY, BRATSK BRANCH OFFICE)

Potential of public opinion monitoring in the system of communicative media, channels and forms of effective feedback of administrative and political structures is being analyzed. Different forms and methods of fixation of public opinion trends and social expectations in monitoring regime are being investigated, its role and significance in enhancement of administrative efficiency of interaction between civil society and public power structures are being determined. Keywords: public opinion monitoring, administrative interaction, civil society, public power structures.

тремительные и глубокие системно> структурные изменения, происходящие в российском обществе, связанные, в первую очередь, с реформационным развитием по> литических и социально>экономических процессов, распространение их на сферу по> литико>властных отношений требуют адек> ватной и своевременной оценки ситуации во всех без исключения сферах деятельности.

Такая объективная оценка неизбежно кор> релируется с общественным сознанием, новы> ми парадигмами и мотивами поведения раз> личных социальных групп населения. В со> ответствии с новыми задачами в обществе и во властных структурах государства все более остро ощущается необходимость в ос> мыслении логики, тенденций и динамики происходящих социально>экономических,

* Воробьев Юрий Львович — кандидат социологических наук, доцент, заведующий кафедрой журналистики и маркетинговых коммуникаций филиала Иркутского государственного универ> ситета в городе Братске. Тел.: (3953) 47>92>20. Эл. адрес: u>vorobev@mail.ru

2009 — №3

политических и — более широко — общест> венных трансформаций. По разным причи> нам и с разными целями все заинтересован> ные стороны, активные субъекты политиче> ской коммуникации, ищут при этом опору в общественном мнении. Бесспорно, современная власть самым не> посредственным образом взаимодействует с общественным мнением. Тут своя самостоя> тельная коммуникация, а мысль о взаимодей> ствии с мнением не столь уж парадоксальна, когда соотносишь ее с многогранностью со> держания исходного понятия «общественное мнение», с его достаточно явным функцио> нальным подтекстом. Не случайно власть, оперируя этим понятием, в нужное время умело эксплуатирует скрытые и отнюдь не однозначные смыслы «позиции большинст> ва общества». На самом же деле выдавать общественное мнение за императив, получа> емый, по мнению П. Бурдье, «исключитель> но путем сложения индивидуальных мне> ний», — это сознательно внушаемая полити> ками иллюзия (Бурдье, 1993:163). Объективно, независимо от власти суще> ствует мнение большинства граждан, и столь же независимо от реального выражения кол> лективного мнения существует осознанная обязанность власти считаться с этим мнени> ем, поскольку иначе трудно управлять ситу> ацией. Если понимать власть как механизм рационального управления социальными про> цессами ради удовлетворения потребностей и интересов большинства граждан в общест> ве (Тимофеева, 1993: 54), то становится оче> видным, что институты власти призваны в пол> ной мере адекватно и своевременно реагиро> вать на вывозы времени, учитывать в своей управленческой стратегии новые тенденции в системе ожиданий и ценностных устано> вок, отраженных в общественном сознании и поведении граждан. Таким образом, по> скольку вполне очевиден факт реального воздействия общественного мнения на поли> тику институтов власти, возникает естест> венный и закономерный вопрос о возмож> ном его использовании для достижения по> ставленных властью политических и идеоло>

Социология и жизнь

гических целей. Формирование такого под> хода началось, полагаем, с момента проведе> ния первых опросов общественного мнения. Прецедент был создан, как считает И. Пана> рин, в 1824 г. в США, когда американские по> литические лидеры попытались выявить на> строения своих сограждан в ходе очередной избирательной кампании. Однако научно обоснованные опросы связывают лишь с пре> зидентскими выборами 1936 г. и созданием Американского института общественного мнения. Победивший в тот год Ф. Рузвельт стал первым президентом, к которому нача> ли регулярно поступать результаты прово> димых в стране опросов (Панарин, 2003: 93). Руководство США использует институт опросов общественного мнения своих со> граждан прежде всего для совершенствова> ния коммуникации социального контроля: с их помощью оцениваются зоны и масштаб общественного недовольства, корректиру> ются способы воздействия на массовое со> знание. Этому служат все виды опросов, особенно закрытые, результаты которых из> вестны только заказчикам. Важно вовремя понять скрытые тенденции политических процессов, а соответственно этому избирать и те меры, адекватность которых не вызыва> ла бы никаких сомнений в обществе. По мнению И. Терентьевой, власть посто> янно пытается продемонстрировать включен> ность общественного мнения в процессе при> нятия и реализации политико>управленческих решений для предотвращения сомнений в их эффективности. Но актуальность предмета рассмотрения на данный момент и в данном сообществе не всегда может быть объектив> но заданной, поскольку ее определяют заин> тересованные в этом субъекты. Кроме того, с точки зрения Терентьевой, на результаты любых исследований общественного мнения огромное влияние оказывают не столько мнения реальных лиц и групп, сколько «рас> пространенные позиции и оценки происхо> дящего, выраженные через средства массо> вой информации» (Терентьева, 2006: 340). Механизмы подобного рода раскрывает и английский исследователь СМИ Д. Брайс

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

в книге «Американская республика». И. Па> нарин считает, что опросы, если следовать Брайсу, являются важным источником для изучения долговременных тенденций в аме> риканском общественном мнении. Аккуму> лированные за многие годы результаты дают обширный эмпирический материал, к кото> рому обращаются исследователи различных сторон общественно>политической жизни страны (Панарин, 2003: 92–93, 137). Корректное и заинтересованное исполь> зование коммуникаций общественного мне> ния позволяет не только сохранять целена> правленное управленческое воздействие властвующих субъектов на социум. В рос> сийских переходных условиях это еще и до> полнительная возможность осознания и вы> бора наиболее адаптированных способов и механизмов в рамках продолжающегося трансформационного политического про> цесса. Он, разумеется, в большей степени связан с формированием устойчивых и дей> ственных демократических институтов гражданского общества и правового госу> дарства. Однако для нас очевидно, что ус> пешное завершение этого позитивного про> цесса невозможно без постоянного и кон> структивного диалога общества и власти. В этой связи очень актуальной представляет> ся задача концептуализации и верификации накопленного за последние годы эмпириче> ского исследовательского материала, ба> зирующегося на изучении общественного мнения. Это дает шанс, на наш взгляд, суще> ственно повысить качество и степень коррект> ности социального прогнозирования и про> ектирования перспектив развития общества. Построенные вариативные гипотезы отно> сительно возможностей и парадигм дальней> шего развития российского общества долж> ны будут стать серьезной теоретической и методологической основой для аналитико> информационного обеспечения политиче> ских и социальных преобразований в стране, придадут им более предсказуемый, органи> зованный и контролируемый характер. Вопрос о необходимости тесного взаимо> действия политики и общественного мнения,

2009 — №3

влиянии общественного мнения на процесс принятия политических решений остается одной из наиболее актуальных проблем и ус> ловием эффективной деятельности всех ак> торов политического процесса — институ> тов публичной власти, политических партий и их лидеров, общественных организаций, движений, представителей бизнес>структур, а также специалистов в области политиче> ских коммуникаций. Стоит заметить, что политические акторы всегда уделяли и уделяют пристальное вни> мание поиску возможностей эффективно влиять на формирование общественного мнения, а через него — на поведение от> дельных социальных групп в определенных политических ситуациях. Справедливо счи> тается, что эффективность управления на> прямую зависит от того, сможет ли управля> ющий субъект получить достоверную и до> статочно полную информацию об объек> те своего коммуникативного воздействия, в первую очередь о его потребностях, ожи> даниях, ценностных установках и мотивах поведения, а значит, и об условиях, в кото> рых ему придется осуществлять свои власт> ные полномочия. На взгляд Б. Ерунова, субъектами (носи> телями) общественного мнения выступают устойчивые общности людей, которым при> надлежит мнение, чьи интересы оно отража> ет и с позиции которых оно оценивает то или иное явление социальной действитель> ности, в том числе определяя и само отноше> ние к нему реципиента. При этом, как счита> ет Б. Ерунов, выразителями общественного мнения могут быть любые объединения лю> дей, организации, средства массовой инфор> мации и даже отдельный человек (Ерунов, 1993: 97). Важно заметить, что общественное мне> ние можно охарактеризовать в двух планах: во>первых, как духовное отношение (оце> ночное суждение), во>вторых, как духовно> практическое отношение (проявление соци> альной воли, переход от слов к действию). Следует отметить и то, что общественное мнение — явление более объемное и слож>

2009 — №3

ноструктурированное, чем простая сумма точек зрения, высказанных определенной совокупностью индивидов. Так, по мнению В. Полякова, с практиче> ской точки зрения исследователя общест> венного мнения должно интересовать сле> дующее: 1) направленность мнения, отражающая общую качественную оценку проблемы, т. е. отношение к ней типа «положительно — отрицательно — безразлично», «за — про> тив — не определился», «за — против — при условии»; или в наиболее упрощенной фор> ме «да» или «нет»; 2) интенсивность мнения. Формой изме> рения могут служить ответы респондентов типа «полностью согласен — мне все рав> но — не согласен — абсолютно не согласен»; 3) стабильность мнения, означающая его длительность по времени, интенсивности и частоте выражения; 4) информационная насыщенность, ука> зывающая, каким объемом знаний владеют люди об объекте мнения; 5) социальная поддержка, являющаяся свидетельством степени уверенности людей в том, что их мнение разделяют другие, при> надлежащие к данной социальной страте (Поляков, 2006: 63–65). С другой стороны, по представлению это> го автора, мнение выражает установки по отношению к определенной проблеме, когда ориентации двух и более индивидов направ> лены как на одни и те же объекты, так и друг на друга, т. е. когда данные индивиды пребы> вают в состоянии коориентации. При этом коориентация, как полагает В. Поляков, предусматривает внутриличностные и меж> личностные элементы коммуникативных действий. Первые свидетельствуют о степе> ни соответствия точки зрения одного лица оценке (точке зрения) другого субъекта по тому же вопросу. Это и есть, на взгляд авто> ра представленной позиции, феномен свое> образной «осознанной согласованности» (Поляков, 2006: 65). Бесспорно, важнейшим фактором осо> знанной согласованности коммуникативных

Социология и жизнь

действий выступают индивидуальные пред> почтения и ориентации коммуникантов. Индивидуальные ориентации, лежащие в основе ценностных установок, обусловли> ваются и формируются у каждого индивида исходя из целого ряда признаков и обстоя> тельств. К ним относятся личностные осо> бенности — физические и психологические (включая вес, рост, возраст и социальный статус), культурные, образовательные, се> мейные, религиозные, социально>классовые, национальные, расовые. Учет этих характерных признаков и об> стоятельств помогает субъекту управления целенаправленно и адресно влиять на фор> мирование установок и моделей поведения адресных групп социума. Необходимо учитывать и тот факт, что общественное мнение имеет свои структур> но>операционные особенности. Его можно рассматривать как процесс выражения отно> шения (речь, коммуникация и управление ими); как застывший продукт этого процес> са — слова, оформленные в речевые конст> рукции (суждения), а также количественные и качественные данные, подтверждающие степень поддержки этих суждений со сторо> ны избирателей. Процесс формирования суждений имеет следующие специфические составные части (последовательно взаимосвязанные элемен> ты), которые необходимо учитывать в ходе политико>властной коммуникации: 1) убеждения, настроения, оценки, ценно> сти, интересы, знания, образы людей — но> сителей общественного мнения (исходный продукт для его формирования); 2) оценочные действия лидеров общест> венного мнения различных статусных уров> ней (субъектов формирования общественно> го мнения); 3) деятельность профессиональных ин> ститутов (организаций), формирующих об> щественное мнение с помощью технологий (инструментов формирования: СМИ, полл> стеров); 4) технологии выявления и выражения об> щественного мнения (анкетные опросы, ин>

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

тервью, заявления, акцентирование внима> ния на определенном предмете); 5) предлагаемые формулы суждений (конкретного выражения общественного мнения) как часть технологии его формиро> вания; 6) окончательная признанная форма об> щественного мнения (суждение + кем под> держивается, количественно выражаемая в процентах). Наиболее эффективным и признанным способом изучения является измерение об> щественного мнения в ходе опроса. Это поз> воляет создать более или менее достоверную количественную модель общественного мне> ния как совокупности суждений по интере> сующим всех вопросам. В связи с особой актуальностью изучения общественного мнения в процессе динамики его формирования и развития, огромную роль в повышении эффективности коммуни> кации структур административно>политиче> ского управления всех уровней с граждана> ми играет мониторинг общественного мне ния (его регулярное измерение и изучение различными методами). Заметим, в современной научной и учеб> но>справочной литературе существует мно> жество определений, отображающих наибо> лее сущностные характеристики данного универсального метода и эффективного ме> ханизма изучения состояния, вектора и ди> намики изменения социального объекта. Опираясь на уже существующие дефини ции, предложим свой вариант содержатель ной и смысловой интерпретации исследуемо го коммуникационного института. Мо ниторинг общественного мнения — это ком плексный, последовательный, перманент ный процесс и универсальный метод изучения состояния и динамики изменения социально го объекта (социальных институтов, явле ний). В качестве стержневой основы и стра тегической цели мониторинга определяется социологический «замер» ожиданий, предпо чтений, интересов, ценностных установок, мотивов поведения различных социальных групп и слоев общества с целью выявления

2009 — №3

тенденций и актуальных проблем функцио нирования и развития социума. При этом нам представляется, что к числу доминирующих принципов (и базовых кри> териев) эффективности мониторингового исследования могут быть отнесены целена> правленность, системность, перманентность (многократность), комплексность, достовер> ность, вариативность, оперативность, адап> тивность, последовательность, верификаци> онность, интегративность, валидность, неиз> менность «обратной связи», сравнимость результатов. Любой мониторинг общественного мне> ния, как правило, ставит перед исследова> телем комплексную целевую установку, на> правленную на всестороннее и системно> структурированное изучение наиболее зна> чимых проблем в жизни социума, выявление, анализ тенденций и векторов развития соци> альных процессов во всем их многообразном проявлении, которые могут протекать как в открытой форме, так и в латентной. Обо> значенная исследователем цель чаще всего структурируется в решение когнитивных за> дач, связанных с изучением (в рамках алго> ритма социальной диагностики) таких инди> каторов, как социальное самочувствие инди> видов и их групп; социальное ожидание и ролевые экспектации основных групп и сло> ев общества; ценностные установки и оценки социума в отношении тех или иных социаль> ных институтов и процессов, протекающих в обществе, государстве, регионе, городе; мотивационные особенности и модели пове> дения индивидов и социальных групп. Отсюда следует, что выявленные в резуль> тате мониторингового исследования парамет> ры, наиболее адекватно отражающие общест> венные ожидания и мотивы выбора, позволя> ют управляющему субъекту принять опти> мальное и адекватное общественному вызову решение, направленное на процесс согласова> ния, гармонизации социальных отношений. Анализ более чем десятилетней практики политико>властных коммуникаций «муни> ципальная власть — местное сообщество» в г. Братске убедил нас в главном: монито>

2009 — №3

ринг общественного мнения может и должен быть важнейшим каналом «обратной связи», наиболее полным, достоверным источником информации в коммуникативном процессе «власть — общество». Нет сомнения и в том, что такой мониторинг способен стать значи> мым фактором коммуникативного диалога общества и власти на этапе создания буду> щих моделей управленческого партнерства. В сумме мы рассматриваем мониторинг общественного мнения как систему последо> вательных методологических, методических и организационно>технических процедур, связанных единой целью — получить досто> верные данные об изучаемом явлении или процессе для их последующего использова> ния в целях повышения эффективности ком> муникативного диалога власти и институтов гражданского общества. При этом нельзя игнорировать по меньшей мере два момента разных по своей сути и в то же время одина> ково рациональных, несмотря на известную долю теоретической абстрактности. Во>первых, есть все основания согласить> ся с И. Терентьевой, утверждающей, что не> возможно сохранить стабильность или из> менить курс развития общества только по> средством использования механизмов общественного мнения, но всегда его потен> циал способен играть достаточно сущест> венную роль (Терентьева, 2006: 342). Поэто> му последовательное и системное изучение общественного мнения может стать залогом успешной коммуникации власти и общества. Во>вторых, представляется не менее важ> ным соотносить поиск коммуникативного диалога посредством общественного мнения еще и с тенденциями развития предметной области современной социологии. Не слу> чайно одно из направлений в этой области В. Ядов обозначил как поиск иной «клеточ> ки» или аналитической единицы «социаль> ного» (Ядов, 2003: 26–27). В заключение, определяя роль, миссию института общественного мнения как важ>

Социология и жизнь

нейшего фактора эффективности социаль> ного управления, вслед за Н. Романовским подчеркнем, что сегодня «трансформаци> онные процессы затрагивают не только эко> номику, социальную сферу, но и предъяв> ляют достаточно жесткие требования к ка> честву государственного управления, его социальной направленности, что предпо> лагает прежде всего изменения всей систе> мы информационно>аналитических техно> логий внутри властных структур» (Романов> ский, 1999: 14). И в этих условиях принципи> ально важно и необходимо качественное и оперативное информационно>аналитиче> ское обеспечение административно>полити> ческой деятельности всей системы органов публичной власти современной России. Од> ним из важнейших каналов и эффектив> ных инструментов такого обеспечения слу> жит институт мониторинга общественного мнения. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бурдье, П. (1993) Социология политики : пер. с фр. М. : Мысль. Ерунов, Б. А. (1993) Мнение в системе чело> веческого познания : курс лекций. Л. Панарин, И. Н. (2003) Информационная война и выборы. М. Поляков, В. В. (2006) Связи с общественно> стью. Иркутск : Изд>во ИГУ. Романовский, Н. В. (1999) Социология и ин> ститут государственной службы // Социоло> гические исследования. № 2. С. 14–25. Терентьева, И. В. (2006) Власть и общест> венное мнение // Материалы Всероссийской научной конференции «Современное россий> ское общество: состояние и перспективы». Казань. Т. 3. С. 340–345. Тимофеева, Л. Н. (1993) Партийная печать как инструмент социального управления. Между народом и властью. М. Ядов, В. А. (2003) Стратегия социологичес> кого исследования. Описание, объяснение, по> нимание социальной реальности. 6>е изд. М.

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Социальное взаимодействие трудовых мигрантов Средней Азии с принимающим обществом В. В. ВЫБОРНОВА, Э. А. ШАРИФУЛИНА (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В данной статье главное внимание уделяется взаимодействию трудовых мигрантов Средней Азии с принимающим обществом как фактору социальной адаптации на макро" и микроуров" нях в российской социокультуной среде. Ключевые слова: социальное взаимодействие, трудовой мигрант, принимающее общество.

Social Interaction of Central Asian Labour Migrants with Host Society V. V. VYBORNOVA, E. A. SHARIFULINA (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

In this article the main attention is paid to interaction of Central Asian labour migrants with host socie" ty as a factor of social adaptation on macro" and micro levels in the Russian sociocultural milieu. Keywords: social interaction, labour migrant, host society.

играционное движение является не по> следним по важности звеном в сущест> вующей проблеме производства и распреде> ления мировых трудовых ресурсов. За по> следние 15–20 лет Российская Федерация стала одним из основных центров устремле> ния мигрантов многих соседних с ней госу> дарств. В сегодняшней России пребывание международных мигрантов стало неизмен> ной данностью, точные масштабы которой трудно определить. Но, пожалуй, самое мас> совое перемещение, особенно в ее европей> скую часть, осуществляет население бывших союзных республик Средней Азии. Данный миграционный поток представ> лен в основном трудоспособными граждана> ми, которые несут в себе все противоречия развития своих, теперь суверенных госу> дарств. Социально>политические и экономичес> кие трансформации постсоветских респуб> лик Средней Азии послужили катализатором оживления в общественной жизни архаиче> ских элементов традиционного общества.

Реанимирование частной собственности обусловило появление небольшой кучки бо> гатых и обнищание основной массы населе> ния в результате безработицы, низкой опла> ты труда и наличия многодетности. Постав> ленные в жесткие условия физического выживания аутсайдеры трансформации ста> новятся потенциальными трудовыми миг> рантами. Осуществляя решение о миграции в Россию, они попадают в новую социальную реальность, начинают взаимодействовать с местным населением, которое не всегда благожелательно расположено к ним. По> этому исследование характера взаимодейст> вия трудовых мигрантов с принимающим их обществом является актуальным как в тео> ретическом, так и в практическом плане. Для анализа характера этого взаимодей> ствия и форм его осуществления важное ме> тодологическое значение имеет определение ключевых понятий «социальное взаимодей> ствие» и «трудовые мигранты». Социальное взаимодействие многие соци> ологи рассматривают как фундаментальное

* Выборнова Валентина Васильевна — доктор философских наук, профессор кафедры социо> логии Московского гуманитарного университета. Тел.: (495) 374>60>21. Шарифулина Эльмира Альбертовна — аспирантка кафедры социологии Московского гумани> тарного университета. Тел.: (495) 374>60>21. Эл. адрес: yes1@rambler.ru

2009 — №3

социальное явление, на основе которого строится общественная жизнь, все социаль> ные контакты как непосредственные, так и опосредованные. Социальное взаимодей> ствие представляют собой «простейшее про> явление социальности, составляющие его основу, фундамент» (Волков, 2003: 148). Социальное взаимодействие (интерак> ция) — это объективный закон обществен> ного бытия, воспроизводства социальности, в котором взаимодействующие стороны свя> заны цикличной взаимосвязью. Механизм осуществления этой зависимости реализует> ся посредством различных сознательно>по> веденческих установок действующих субъ> ектов, которые обусловливаются социаль> ными статусами индивидов, социальных общностей и групп. Суть социального взаимодействия нельзя сводить лишь к межличностным контактам или социально>психологическим отношени> ям, ибо такое понимание социальных взаи> моотношений не позволяет «выйти» на ана> лиз более широких социальных общностей. Социологический подход к характеристике содержания взаимодействия для нас очень важен, так как он позволяет определить тру> довую миграцию в качестве специфической социальной взаимодействующей общности и понять механизм ее адаптации к условиям России. Трудовая миграция в Российской Федера> ции составляет абсолютное большинство миграционного сообщества. Она выступает в форме многоликого этнического конгло> мерата. Однако, несмотря на разнообраз> ную совокупность и дифференцированность его структуры, трудовые мигранты образу> ют своеобразную социальную общность, обусловленную сходством социально значи> мых потребностей и интересов для террито> риального перемещения в Россию с целью повышения уровня своего жизнеобеспече> ния и изменения социального статуса. При этом особенности среднеазиатских миграционных общностей в основном опре> деляются близостью наиболее важных ценно> стных установок, единоверием, стереотипа>

Социология и жизнь

ми сознания и поведения, источником коих является мусульманская религия. Социаль> ная общность мигрантов формируется при осознании схожести условий труда и жизни, при появлении оценочного отношения к ним, при понимании различия «свои — чужие». Согласно Конвенции о защите прав всех трудящихся, принятой Генеральной Ассамб> леей ООН, и резолюции 45/158 от 18 апреля 1990 г. трудовой мигрант должен занимать> ся оплачиваемой деятельностью в государ> стве, гражданином которого он не является. Конвенция трактует трудовых мигрантов не столько как экономических субъектов, сколько как социальных, ибо они, осуществ> ляя трудовую деятельность в России, стано> вятся субъектами социального взаимодейст> вия в качестве представителей определенных социальных слоев, групп, этносов, сословий, которые определяют социальное положение личности. Для изучения такого явления, как мигра> ция, и взаимодействия ее с принимающим обществом целесообразно обратиться к эв> ристически ценной тезаурусной концепции, выдвинутой и разработанной Вал. А. Луко> вым, которая позволяет расширить и углу> бить исследовательское поле миграционной проблематики. Использование методологического строя тезаурусного подхода имеет основополага> ющее значение для трактовки трудовой миг> рации как социальной общности и взаимо> действия ее с принимающим обществом по модели «свой — чужой». На наш взгляд, сле> дует напомнить основные составляющие этой концепции, часть которой была приме> нена нами в написании данной статьи: — важность ориентирующей деятельнос> ти ближайшего окружения, первичной груп> пы как источника социальных норм; — характеристика миграционного сообще> ства с учетом субъективного фактора, тесно связанного с социальной идентификацией; — взаимодействие участников миграци> онного потока с принимающим обществом с учетом доминирующих ценностей, их иерар> хии по модели «свой — чужой».

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Тезаурус трактуется в качестве достаточ> но полного и систематизированного свода освоенных субъектом информации (знаний) и установок, существенных для ориентации его в окружающей среде, в той или иной области жизнедеятельности. В тезаурусе как субъектно>ориентированном комплексе структурирование информации идет не от общего к частному, а от «своего к чужому» (Луков, Луков, 2008: 63–67). В соответствии с тезаурусной концепци> ей, которую авторы называют «ценностно> ориентировочной», трудовых мигрантов можно трактовать как социальную общ> ность, которую образуют экономические, социальные и культурные практики трудо> способного среднеазиатского населения в России. Данное миграционное сообщество представляет собой специфическую целост> ность, структура которой имеет сложную конфигурацию признаков и функционирует в России по модели «свой — чужой». Эта со> циальная общность состоит из лиц, имею> щих определенный возраст, социальный и профессиональный статус, этничность. Ус> ловием, создающим возможность единения мигрантов в общность, являются обществен> ные стандарты, ценности и другие социаль> ные нормы (см.: Аверьянов, 2000). Предста> вители данной общности прошли первичную социализацию посредством сакраменталь> ных способов регуляции сознания и поведе> ния с опорой на родственные и земляческие связи. Мигранты отличаются от россиян ориентировочными комплексами, поэтому им приходится осваивать свою социальную субъектность в новой, чужой для них среде и приспосабливаться к ней. Структура этой целостности базируется и воспроизводится посредством взаимодей> ствия мигрантов с местным населением в пер> вичных и вторичных группах. На уровне пер> вичных групп, который представляет микро> уровень, взаимодействие между субъектами осуществляется в непосредственной связи, сотрудничестве и межличностных контактах. Уровень межличностного взаимодействия является одним из значимых факторов ус>

2009 — №3

пешности/неуспешности адаптации. В пер> вичных группах и трудовых коллективах в результате взаимодействия возникают но> вые социальные нормы, стандарты сознания и поведения мигрантов. В процессе трудово> го взаимодействия мигрант различает (оце> нивает) те объекты, которые имеют для него положительные или отрицательные значе> ния с точки зрения удовлетворения перво> очередных потребностей, и выбирает те из них, которые могут вызвать одобрение уча> стников взаимодействия. Его ориентировоч> ные комплексы начинают выстраиваться из элементов тезаурусов «значимых других», которыми становятся носители российского менталитета. Теперь сознание и поведение мигранта регламентируется другими норма> ми, которые, с одной стороны, определяют> ся ценностными стандартами страны вселе> ния, а с другой — социализированными нор> мами своего этноса. Его духовный мир становится гибким и более разносторонним, а поведение и сознание может меняться в за> висимости от ситуации. Следовательно, че> ловек, расширив свой кругозор, может ус> пешнее адаптироваться. Эмпирическое исследование 1 показывает, что абсолютное большинство (свыше 90%) опрошенных отмечают высокую степень удов> летворенности взаимоотношениями с това> рищами по работе и местным населением. Несколько ниже удовлетворенность отно> шениями с работодателем (86,5%). Следует отметить, что трудовая деятельность как в однонациональных, так и в интернацио> нальных коллективах побуждает к сплочен> ности взаимодействующих субъектов. Поскольку взаимодействие трудовых мигрантов и местного населения на микро> уровне в абсолютном большинстве случа> ев устанавливается в форме консенсуса, то этот уровень социальности можно оха> рактеризовать как солидарную форму ин> теракции. Во вторичных группах (в макросреде) вза> имодействие осуществляют также индиви> ды, но они уже выступают как представи> тели больших групп: организаций, этносов,

2009 — №3

системы власти на федеральном и регио> нальном уровне, действия части из них об> ретают функции власти и контроля над ре> сурсами, что способствует появлению не> равенства. На этом уровне социальности миграци> онных интеракций регуляция отношений осуществляется на основе нормативной си> стемы, которая поддерживается институци> ональными установками принимающего об> щества. Интеракции на макроуровне раздвигают границы взаимодействия и коррекцию оце> ночных суждений о «своих» и «чужих» — как позитивных, так и негативных. Как пра> вило, оценочные суждения мигрантов о представителях социальных институтов и властных структур переносится на инсти> тут или организацию в целом. На макроуровневом взаимодействии тру> довые мигранты соприкасаются с системой власти и властными структурами, которые могут носить не только правовой, но и кри> минальный характер, так как ими осуществ> ляется контроль за содержанием и характе> ром социального взаимодействия. Поскольку в реальном миграционном по> токе существует известная доля лиц, не под> чиняющихся нормативному порядку страны вселения, ее социальные институты и органы власти, определяющие неправомерность действий мигрантов, применяют к ним опре> деленные санкции. Данные институты ответ> ственны за обеспечение устойчивых тезау> русов российской общности как целостного образования. Таково их основное предназ> начение. Другое дело, когда чиновники и ра> ботники этих институтов злоупотребляют своими должностными полномочиями, до> биваются от мигрантов всяческих вознаг> раждений за их реализацию. Тем самым они становятся нарушителями прав миграцион> ного сообщества. Трудности взаимодействия мигрантов в инокультурной среде во многом определя> ются противоречивой политикой властей и работодателей на рынках труда, которые скорее вынуждают их к поиску незакон>

Социология и жизнь

ных способов выхода из затруднительных положений. Так, например, 40% респон> дентов признались, что допускали исполь> зование взяток с целью получения регистра> ции и трудоустройства на территории РФ, 1/3 мигрантов связывают свои неудачи с не> желанием местных властей оказать им со> действие в получении регистрации и тру> доустройстве. Таким образом, 3/4, или 77%, респондентов подвергались обману при оформлении регистрации и трудоустройст> ве, испытывали принуждение к взятке, отказ работодателя от выполнения ранее огово> ренных условий труда и его оплаты, недоб> росовестность и инертность работников службы миграции и коррумпированность значительной части сотрудников милиции. Следовательно, взаимодействие гастар> байтеров с принимающим обществом на ма> кроуровне не так радужно, как на уровне первичных групп. Здесь возникают и напря> женные отношения, и конкуренция, и кон> фликты на рынке труда, а также с предста> вителями местных властей и миграционных служб. На данное обстоятельство обраща> ет внимание В. Лукин, уполномоченный по правам человека в РФ, в своем докладе Пре> зиденту РФ и органам власти за 2008 г. (Лу> кин, 2009). Взаимодействие принимающего общества с мигрантами на необъятном пространстве России выступает единством противопо> ложностей. Дело в том, что труд приезжих задан не целевыми установками российского государства, а частными интересами и по> требностями мигрантов и их ближайшего окружения, а также руководством суверен> ных государств, поскольку поступления де> нежных переводов от трудовых мигрантов в России составляли до кризиса от 10 до 50% ВВП в странах СНГ (Ильина, 2009). И хотя трудовые мигранты оживляют не> которые сегменты российской экономики и частично улучшают демографическую си> туацию, их присутствие вносит элементы тревожности и беспокойства в социально> психологическую атмосферу принимающего общества.

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Следовательно, уровень социального вза> имодействия трудовых мигрантов и прини> мающего общества зависит не только от мен> тальности первых, но и от населения и власт> ных структур России. Формы интеракции вариативны, они зависят от обстоятельств и могут осуществляться не только в виде до> верия и солидарности, толерантности и де> ловых отношений, но и в напряженности и конфликтах. Поскольку последние опасны в условиях продолжающегося кризиса, то органам власти и миграционным службам России стоит обратить внимание на укрепле> ние взаимоотношений мигрантов и россий> ского общества. Это необходимо для того, чтобы права мигрантов, как самой незащи> щенной части российского общества, не на> рушались, а труд и пребывание для них в ином государстве сделать более комфорт> ным и безопасным. ПРИМЕЧАНИЕ 1

Эмпирическое исследование представля> ет собой изучение социальной адаптации трудовых мигрантов Средней Азии в России.

Выборка составила 449 трудовых мигран> тов таких стран, как Таджикистан, Узбеки> стан, Киргизия, Казахстан. Опрос проводил> ся в Москве, Московской, Нижегородской, Калужской, Смоленской и Воронежской об> ластях в виде непосредственного анкетиро> вания и через Интернет. Полученные эмпири> ческие данные обобщены с помощью програм> мы обработки статистической информации SPSS 16.0. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аверьянов, А. И. (2000) Социальное взаи> модействие: зарубежный опыт исследования проблем. М. Волков, Ю. Е. (2003) Взаимодействие со> циальное // Социологическая энциклопедия : в 2 т. М. : Мысль. Т. 1. Ильина, Е. (2009) Антикризисное содруже> ство // Российская газета. 7 июля. Лукин, В. П. (2009) Правостороннее движе> ние // Российская газета. 17 апреля. Луков, Вал. А., Луков, Вл. А. (2008) Тезау> русы. Субъектная организация гуманитарного знания. М. : Национальный институт бизнеса.

Из хроники научной жизни 17 июня. В Институте художественного образования РАО состоялось заседание Оргкомитета и рабочей группы Жюри Международного конкурса «Культура — ос* нова качества образования, жизненных сил человека и общества» Международ* ного фонда славянской письменности и культуры, Петровской академии наук и искусств, Российской академии образования, УМО по образованию в области со* циальной работы и УМС по социологии и социальной антропологии, Исследова* тельского центра проблем качества подготовки специалистов МИСиС. Вел заседа* ние председатель Оргкомитета и Жюри конкурса член*корреспондент РАО, первый проректор РГСУ С. И. Григорьев. В Оргкомитете и в экспертных комиссиях конкур* са представлен Московский гуманитарный университет.

Социология и жизнь

2009 — №3

Сущность и содержание социализации молодых сотрудников органов внутренних дел Д. Л. АГРАНАТ, М. А. ЛОБАНОВ* (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ) В статье проводится теоретический анализ процесса социализации молодых сотрудников ОВД на базе социологических концепций И. Гофмана, М. Фуко, Л. А. Пашина. Ключевые слова: социализация, молодой сотрудник органов внутренних дел.

The Essence and Substance of Socialization of Young Internal Affairs Bodies’ Officers D. L. AGRANAT, M. A. LOBANOV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

In the article theoretical analysis of young militia officers’ socialization process is being made on the basis of the sociological conceptions of I. Hoffman, M. Foucault, L. A. Pashin. Keywords: socialization, young internal affairs bodies’ officer.

роцесс социализации молодых сотруд> ников в ОВД определен институцио> нальными условиями, которые возможно представить через трактовку тотальных ин> ститутов И. Гофмана. Американский социолог и психолог И. Гофман, проводя исследование по управ> лению идентичностью в психиатрической больнице, определил довольно специфиче> ские условия формирования личности. До> статочно полно характеристика данных условий представлена в его определении тотального института. По мнению Гофмана, тотальный институт — это «место прожива> ния и работы, где значительное число нахо> дящихся в одинаковой ситуации людей, от> резанных от более широкой общности на ощутимый период времени, сообща следуют закрытому, формально административному циклу жизни» (Аберкромби, Хилл, Тернер, 1997: 333). В трактовке Гофмана условия формиро> вания личности в тотальном институте свя> заны с четко определенными институцио> нальными рамками. Данные институцио>

нальные нормы проникают во все сферы жизнедеятельности участника тотального института, подчиняя себе как частную жизнь личности, так и профессиональную. В таких условиях возможность для выбора иной линии деятельности у участников край> не мала. Все просто обязаны поступать в со> ответствии с теми нормативами, которые предписаны. Сами же нормативы носят ха> рактер императива — безальтернативной нормы. Проводя исследование в психиатрической больнице и рассуждая о карьере душевно> больного пациента, Гофман определяет чер> ты тотального института, которые чрезвычай> но важны для понимания сущности процесса социализации в таких условиях. Одним из главных условий деятельности участника то> тального института является его территори> альная изоляция. Именно ограниченная тер> ритория позволяет тотальному институту осуществлять свое социальное воздействие на личность. Тотальный институт стремится ограни> чить влияние на личность норм других ин>

* Агранат Дмитрий Львович — кандидат социологических наук, доцент, декан юридического факультета Московского гуманитарного университета. Тел.: (495) 374>74>98. Эл. адрес: 9262246771@mail.ru Лобанов Михаил Андреевич — аспирант кафедры социологии Московского гуманитарного университета. Тел.: 374>60>21.

100

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ституциональных образований. Это возмож> но не только посредством территориальной изоляции, но и (применительно к тематике нашего исследования) посредством норма> тивного ограничения, что связано в первую очередь с невозможностью выстраивания социальных связей с индивидами, не являю> щимися членами тотального социального института. Следует отметить, что террито> риальная изоляция сотрудников ОВД сего> дня не является обязательным условием их профессиональной деятельности. Вместе с тем в данном случае возможно наблюдать институциональную изоляцию индивидов. Здесь личность ограничена институциональ> ными нормами в социальных связях с други> ми участниками. Член тотального института общается только с теми, кто имеет такой же, как и он, институциональный статус. Такое общение выступает в качестве поддержки у личности нового представления о себе. То> тальный институт создает вокруг своего уча> стника такую обстановку, которая подчер> кивает его специфический социальный ста> тус. Несмотря на все попытки изменить свое социальное положение, участник тотально> го института сделать это в рамках данного институционального образования не может. Жизнь и деятельность членов тотального института четко регламентирована и подчи> нена жесткому административному поряд> ку — это следующее условие социализации индивида в условиях тотального института. Здесь вся жизнь регламентирована до мело> чей: предписано, как одеваться, где курить, как проводить свободное время и т. д. Ад> министративный порядок выстраивается главным образом на регламентации дета> лей деятельности личности. Так становится возможным постепенно склонить личность к исполнению норм, принятых в тотальном институте. И выполнять эти нормы требует> ся от участника в любых условиях, в любых ситуациях. Жесткий административный порядок принуждает членов тотального института осваивать данный уклад жизни, несмотря на разный жизненный опыт. Все они сталкива>

2009 — №3

ются с единым набором социальных норм, которые ведут к тому, что человек, помещен> ный в эти институциональные границы, «вы> талкивается» из системы социальных свя> зей, участником которых он был в прошлом, и вынужден изменить свой статус. Особенные условия жизнедеятельности участников в тотальном институте создают уникальное социальное пространство, нор> мативы которого сильно отличаются от других социальных общностей. Специфиче> ские условия жизни в тотальном институте обусловлены, во>первых, социальной изоля> цией участников от окружающего мира, их отчужденностью от него. Во>вторых, дис> танцированностью большинства людей от исследуемого сообщества, что делает соци> альные нормы, принятые в тотальном инсти> туте, неприемлемыми, непонятными для ин> дивидов, которые не находятся на его тер> ритории. Гофман разделяет тотальные институты в зависимости от предназначения и от степе> ни принуждения их членов. По социальному предназначению тотальные институты клас> сифицируются на пять групп: 1) обеспечивающие стационарный уход за людьми, которые не способны самостоя> тельно себя обеспечивать и которые не пред> ставляют общественной угрозы (пансионаты для престарелых, детские дома и т. п.); 2) то же, но в отношении лиц, непреднаме> ренно представляющих опасность для обще> ства (туберкулезные санатории, психиатри> ческие лечебницы и т. п.); 3) защищающие общество от преднаме> ренной опасности со стороны определенных лиц, в отношении которых применяются санкции как к девиантам и не предусматри> ваются задачи обеспечения их блага (тюрь> мы, исправительные учреждения, лагеря для военнопленных и т. п.); 4) необходимые для эффективного вы> полнения инструментальных задач (армия, судовые экипажи, школы>интернаты, рабо> чие лагеря и т. п.); 5) созданные группами лиц, чтобы отде> лить себя от мирской жизни (монастыри, аб>

2009 — №3

батства, духовные школы и семинарии) (Аг> ранат, Луков, 2003: 48–49). По степени использования принуждения тотальные институты разделяются на две группы: 1) институты, в которых принудительный характер имеет внешний для личности ис> точник (тюрьма, закрытые медицинские уч> реждения); 2) тотальные институты, принуждение в которых — акт добровольного выбора их членов, их служения (религиозные органи> зации и т. д.) (Агранат, Луков, 2003: 49–50). В условиях тотального института процесс социализации имеет четкие внешние инсти> туциональные границы своего протекания. Фактически институт бросает все свои силы на то, чтобы направить процесс социализа> ции личности в определенном направлении вне зависимости от жизненного опыта чело> века, его мотивации, потребностей и т. п. Бе> зусловно, социализационный механизм та> кого рода определен и спецификой социаль> ной среды тотального института. Ключевая особенность ОВД состоит в спе> цифике социальных норм, которые регули> руют социальное взаимодействие, создавая социальную среду, которая по своему содер> жанию кардинально отличается от иных невоенных социальных общностей. В осно> ве нормативного регулирования тотального института лежит императивный принцип. Все правила, касающиеся деятельности лич> ности в ОВД, обязательны и не подлежат корректировке. За любое отклонение от норм грозит исключение. Нормы тотального института регулируют буквально все сферы жизнедеятельности человека. Наряду с про> фессиональной, регулированию подвергает> ся и личная жизнь сотрудника ОВД. Лич> ность сталкивается с необходимостью пере> стройки, изменения привычных и освоенных в процессе первичной социализации соци> альных практик. Ситуация социализационного конфликта, которая определена, с одной стороны, акту> альностью освоения новых социальных норм военной среды, а с другой — непониманием

Социология и жизнь

101

участником тотального института необходи> мости изменять уже освоенные в граждан> ской жизни социальные практики, ставит тотальный институт перед необходимостью выстраивать процесс социализации сотруд> ников ОВД таким образом, чтобы личность, несмотря на все протесты и конфликты, все> таки прошла путь своего институционально> го формирования. В этом плане важную роль играют дисциплинарные методы воз> действия на личность с целью ее территори> ального и социального встраивания в норма> тивное поле тотального института. Такого рода методы социализации пред> ставлены в книге Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы», в которой он рассказывает об эволюции казни, посте> пенном совершенствовании ее и возникнове> нии тюрьмы как средства наказания пре> ступников. Рассмотрение эволюции казни как средства наказания он проводит парал> лельно с теми социальными преобразовани> ями во Франции, которые определяют необ> ходимость изменения форм санкций. Говоря о жестоких видах казни середины XVIII в., Фуко отмечает необходимость применения в этот период именно таких форм наказаний для устрашения общества. Дальше автор по> следовательно описывает, что казнь из сред> ства публичного издевательства над телом человека переходит в разряд скрытого собы> тия; она больше не привлекает народ, стано> вится чем>то тайным, невидимым; появляет> ся тюрьма. В творчестве Фуко задача иссле> дования личности в условиях тотального института не ставилась. Однако выводы, ко> торые он делает, размышляя над особеннос> тями пребывания осужденного в тюрьме, оказались полезны для изучения процесса социализации сотрудников ОВД. Базовым принципом, благодаря которо> му «из бесформенной массы, непригодной плоти можно сделать требуемую машину» (Фуко, 1999: 198), по мнению Фуко, является дисциплина. Именно благодаря дисциплине становится возможным «фабричное изго> товление» необходимого для тотального ин> ститута материала. Учреждения, где осу>

102

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ществляется такое производство с исполь> зованием дисциплины, Фуко называет дис> циплинарными институтами (Фуко, 1999: 203). Дисциплина в них используется в каче> стве рассчитанного принуждения. «Рассчи> танное принуждение медленно проникает в каждую часть тела, овладевает им, делает его послушным, всегда готовым и молчаливо продолжается в автоматизме привычки» (там же: 198). Автор видит в дисциплине ос> нования, проявляющиеся и в других соци> альных институтах, которые в некоторой степени, несмотря на иные цели своего функционирования, тоже возможно отнести к категории дисциплинарных. Сначала они проявили себя в образовании, потом в меди> цине, далее в армии. Следуя логике рассуждений Фуко по поводу эволюции наказания, необходимо отметить, что дисциплинарные институты переносят тело человека с места публичной казни, публичного издевательства над ним в рамки жесткого социального контроля, где тело не рвут на куски, не режут ножами, а методичными и упорными тренировками исправляют до неузнаваемости. Фуко на> глядно демонстрирует подобные методы работы на рекрутах: «Рекрутов приучают нести голову высоко, держаться прямо, не сгибая спины, втягивать живот, выставлять грудь и расправлять плечи. А чтобы это вошло в привычку, их заставляют принять требуемое положение, прижавшись спиной к стене, чтобы пятки, икры, плечи и талия ка> сались ее, также тыльные части рук, руки должны быть развернуты наружу и прижаты к телу...» (там же: 198). Теория дисциплинарных институтов ста> вит тело человека в центр социализацион> ного воздействия. Вместе с тем такая трак> товка социализации характеризует ее на> чальный этап, когда единственный путь направить деятельность личности в инсти> туциональном направлении — встроить ее в пространственные границы дисциплинар> ного института. В работе «Надзирать и наказывать» Фуко предлагает некоторые способы организации

2009 — №3

дисциплины. Первый он называет искус> ством распределений. Этот способ связан с распределением индивидов в пространстве: «Дисциплина иногда требует отгоражива> ния, спецификации места, отличного от всех других и замкнутого в самом себе» (там же: 206). Второй способ организации дисципли> ны — контроль деятельности. Каждая мину> та в дисциплинарном институте должна быть занята необходимой для института де> ятельностью. Кроме перечисленных спосо> бов организации дисциплины, нужны мощ> ная система надзора за действиями людей и система санкций за неправильное, откло> няющееся поведение. Теории И. Гофмана и М. Фуко позволяют нам прояснить сущностные характеристики индивида в военных организациях, в том числе и в органах внутренних дел. Они до> статочно точно определяют важную внеш> нюю сторону социализационного процесса в ОВД — попытку организации поставить процесс освоения социальных практик под жесткий контроль, направить социализа> цию сотрудника в необходимое русло. Одна> ко данные теории не являются достаточны> ми, так как ОВД есть общность, которая обладает дополнительными особенностя> ми: деятельность данной организации связа> на непосредственно с гражданской жизнью людей. С целью прояснения данной специфики и ее значения для процесса социализации сотрудников ОВД рассмотрим теорию воени> зированных организаций гражданского на> значения Л. А. Пашина. Концепция Л. А. Па> шина определяет организации типа ОВД как военизированные системы гражданского на> значения, которые представляют собой ор> ганизованные по типу военной службы ин> ституционализированные формы деятельно> сти по обеспечению безопасности личности, общества и государства в сферах, не связан> ных с защитой от внешнего врага, путем под> держания легитимности социального поряд> ка (Пашин, 2000: 60). В концепции Л. А. Пашина подробно рас> смотрены особенности данных институцио>

2009 — №3

нальных образований. В некоторой степени он следует за И. Гофманом и пересекается с ним в отдельных положениях. Пашин опре> деляет закрытый характер данных объеди> нений. Вместе с тем необходимо отметить, что закрытость организации в данном случае не носит абсолютный характер. Здесь закры> тость проявляется в первую очередь в мно> гоступенчатой системе отбора новичков, в процессе которого им необходимо пройти различные испытания, формы инициации, после чего они становятся полноправными сотрудниками ОВД. В остальном степень за> крытости, изолированности от иных соци> альных общностей в милиции невысока. Со> трудники ОВД свободны в перемещении, они не ограничены в возможных социальных связях и т. п. Наоборот, нередко для выпол> нения служебных задач сотрудникам ОВД необходимо вступать в разнообразные соци> альные связи с большим количеством людей, которые никоим образом не связаны с ми> лицией. Применительно к исследуемой проблематике мы предлагаем говорить о за> крытости еще в одном аспекте. Процесс со> циализации в ОВД определяет главную зада> чу — формирование идентичности новичка с организацией, ее социальными нормами и правилами. Такое условие есть важнейший принцип деятельности всей системы ОВД, что в свою очередь определено самой дея> тельностью милиции как социального инсти> тута, а именно обеспечением безопасности. Безопасность мы понимаем как состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внут> ренних и внешних угроз. Такая трактов> ка безопасности представлена в Законе РФ «О безопасности». Закон определяет жиз> ненно важные интересы как совокупность потребностей, удовлетворение которых на> дежно обеспечивает существование и воз> можности прогрессивного развития лично> сти, общества и государства. К основным объектам безопасности Законом «О безо> пасности отнесены личность — ее права и свободы; общество — его материальные и духовные ценности; государство — его

Социология и жизнь

103

конституционный строй, суверенитет и тер> риториальная целостность. Деятельность ОВД по обеспечению безо> пасности сопряжена с противодействием тем социальным общностям, которые высту> пают в качестве источника разрушения безо> пасности личности, общества и государства. Таким образом, личность, являющаяся чле> ном ОВД, должна быть устойчива к агрес> сивному воздействию внешней среды. В дан> ном случае необходимо говорить о закры> тости системы ценностей сотрудника от проникновения извне чуждых системе соци> альных норм. Это, в свою очередь, определят закрытость ОВД главным образом как куль> турную, а не территориальную. Такая культурная изоляция в ОВД есть источник иных особенностей данной орга> низации, а главное — тех принципов, кото> рые сотрудники должны освоить в процессе социализации: — безусловная исполнительность, следо> вание приказу старшего по званию без об> суждения целесообразности предписанных действий; — готовность к самопожертвованию; кол> лективная задача — выше индивидуальных интересов, безопасность объекта деятельно> сти — выше собственной безопасности; — частичность функций и располагаемой информации: общая задача не должна ста> виться под удар из>за выбытия из строя того или иного лица или предательства; — специфический образ жизни, основан> ный на готовности к чрезвычайной ситуации как ситуации рядовой; — четкое символическое обозначение своего отличия от других форм обществен> ной организации и различий участников данного социального института по их стату> су (Пашин, 2000: 42–43). Следует отметить, что данные принципы, которые должна освоить личность в процес> се социализации в ОВД, ставят сотрудников перед проблемой ролевого конфликта. На начальном этапе деятельности в ОВД ролевой конфликт определен наличием цен> ностно>нормативной системы, которая была

104

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

сформирована в процессе первичной социа> лизации за пределами военизированной ор> ганизации гражданского назначения, и не> обходимостью освоения представленных принципов. Для анализа этой существенной стороны социализации личности в ОВД в качестве ме> тодологической основы продуктивно исполь> зовать тезаурусную концепцию Вал. А. Лу> кова, в которой тезаурус выступает маркером ментальных структур, придающих смысл обы> денным действиям людей и их сообществ, кроме того, предопределяющих самые раз> личные отклонения от обыденности и оказы> вающих воздействие, возможно — решаю> щее, на весь комплекс социальных структур, социальных институтов и процессов (Кова> лева, Луков, 1999: 130). Вал. А. Луков выделяет ряд качеств тезау> руса, которые в его социологической трак> товке оказываются наиболее важными: 1. Противоречивость состава тезауруса. Такая противоречивость, с одной стороны, определена тем, что тезаурус личности объ> единяет в единое целое элементы, которые в реальности разделены пространством, вре> менем и содержанием. Из этого следует дру> гая сторона противоречивости тезауруса. С субъективной точки зрения он достаточен для ориентации индивида в условиях той или иной общности. Такой тезаурус обладает полнотой информации. Вместе с тем, если оценивать его объективно, то те конструкты, из которых тезаурус состоит, представляют собой фрагменты, вырванные из некой си> стемы и включенные в тезаурус как актуаль> ные в настоящее время. Данная характеристика тезауруса весьма актуальна для исследования процесса соци> ализации личности в ОВД. Противоречи> вость социальной реальности, в условиях которой личность милиционера проходит процесс профессиональной социализации, заставляет его в своем тезаурусе совмещать конструкты различного характера. Следует отметить, что, несмотря на то что такая чер> та характерна для любого тезауруса, сфор> мированного в любых условиях социальной

2009 — №3

среды, для тезауруса сотрудника ОВД это качество является основным, базовым. 2. Тезаурус представляет собой иерархи> ческую систему, имеющую целью ориента> цию в окружающей среде. В силу различия личностных свойств людей и несовпадения условий окружающей их социальной и куль> турной среды тезаурусы неодинаковы, хотя в них есть типичные элементы. Тезаурус от> ражает иерархию субъективных представле> ний о мире, он может рассматриваться как часть действительности, освоенная субъек> том (индивидом, группой)1 (там же: 132). 3. Результатом тезаурусного способа жиз> ненной ориентации являются несовпадение субъективных миров, преимущественно цен> ностная регуляция поведения, активность поведения социального субъекта в социаль> ной среде (там же). Человек, который становится сотрудни> ком ОВД, приходит в данную организацию с тезаурусом, сформированным в процессе первичной социализации в условиях граж> данской жизни, которая прямо противопо> ложна порядкам в милиции. Главное отличие заключается в императивности социально> го регулирования. Если в условиях жизни в гражданском обществе индивид имел воз> можность выбора различных линий поведе> ния, то в условиях ОВД сотрудник осваивает заданное организацией институциональное направление его профессиональной работы. Императивные социальные нормы определя> ют не только профессиональную сторону деятельности сотрудника, они в силу специ> фической деятельности, связанной с обеспе> чением безопасности общества, регулируют и сферу личной жизни человека. Процесс формирования тезауруса со> трудника ОВД, особенно в первое время, протекает сложно. В силу особенностей ми> лиции (организации военного типа, с одной стороны, а с другой — организации граж> данского назначения) формирование акту> ального тезауруса сотрудника милиции тре> бует как особенных изначальных потенций, так и определенной степени готовности лич> ности к смене образа жизни.

2009 — №3

Главное противоречие социализационно> го процесса в милиции заложено в самой сущности этой организации. Как уже было отмечено, это не в полной мере военная ор> ганизация, здесь нет закрытой территории, сотрудники в основном готовятся к выпол> нению поставленных задач не во время вой> ны, а в условиях мирной жизни. Вместе с тем сама форма организации деятельности в ми> лиции военная, порядки внутри организации в большей степени военные, чем граждан> ские. Такое организационное противоречие не позволяет милиции на начальном этапе социализации жестко принудить личность к интериоризации социальных норм и цен> ностей военной среды, как это происходит в других военизированных сообществах (Аг> ранат, 2009: 75–81). Процесс сознательного, осмысленного формирования тезауруса сотрудника мили> ции начинается на первых, начальных этапах деятельности. Для формирования актуаль> ного социальной среде ОВД тезауруса ог> ромное значение имеет готовность личности к деятельности в милиции — это ключевое условие формирования актуального для ОВД тезауруса сотрудника. Процесс форми> рования идентичности сотрудника ОВД дол> жен начаться до прихода его в милицию. Жизненный опыт новичка, его система цен> ностей уже должны были создать те уста> новки, который получат свое развитие в про> фессиональной деятельности милиционера. Такая идентичность личности формиру> ется, как правило, в условиях, когда человек тем или иным образом связан с милицией. В этом плане можно выделить два типа лич> ности. Первый — индивиды, которые про> шли курс подготовки в специализированных учебных заведениях МВД. Такие вузы для милиции являются не только каналом по> ставки подготовленных кадров, но и мощ>

Социология и жизнь

105

ным инструментом селекции. В условиях ми> лицейского вуза становится возможным отобрать необходимых людей, выработать у них нужные качества. Второй тип — нович> ки, которые приходят в ОВД из семей, где хотя бы один из близких родственников ра> ботал в милиции. Ближайшее окружение, воспроизводя профессиональные модели поведения, позволяет личности освоить со> циальные практики деятельности милицио> нера. У детей из семей милиционеров, как правило, уже сформированы в семье те уста> новки и ценности, которые необходимы для работы в ОВД. Таким образом, внутренняя устойчивость новичка в момент прихода в милицию определяет то, что в процессе со> циализации будут формироваться социаль> но значимые качества сотрудника ОВД, что даст возможность противостоять вызовам извне, которые возникают в процессе про> фессиональной деятельности. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аберкромби, Н., Хилл, С., Тернер, Б. С. (1997) Социологический словарь : пер. с англ. Казань : Изд>во Казан. ун>та. Агранат, Д. Л., Луков, Вал. А. (2003) Моло> дые милиционеры. М. Агранат, Д. Л. (2009) Особенности социа> лизации личности в условиях военизирован> ной организации, вытекающие из институцио> нального конфликта // Знание. Понимание. Умение. № 1. Ковалева, А. И., Луков, В. А. (1999) Социо> логия молодежи: Теоретические вопросы. М. Пашин, Л. А. (2000) ГИБДД: проблемы со> циального развития. М. Фуко, М. (1999) Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М. О безопасности : Закон Российской Феде> рации от 05.03.1992 № 2446>1 // Рос. газета. 1992. 6 мая.

106

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Добрачные сожительства в Москве как новая составляющая матримониального поведения молодежи Д. А. ТИХОМИРОВ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В последние десятилетия на смену нормативной модели брака приходят разнообразные брач" ные модели. Особая роль отводится добрачному сожительству как атрибуту матримониально" го поведения, выступающего определенным этапом, предшествующим браку и позволяющим проверить взаимные чувства, отношения и готовность партнеров к вступлению в полноценный брак. Сожительство в молодежной среде получает все большее одобрение и признание, что приводит к широкому распространению этого явления, обусловливающему значительные из" менения в репродуктивной сфере личности. Ключевые слова: брак, трансформация модели брака, матримониальное поведение, добрач" ное сожительство, изменение репродуктивного поведения, внебрачная рождаемость.

Illegitimate Cohabitation in Moscow as a New Component of Matrimonial Behaviour of Youth D. A. TIKHOMIROV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

A wide variety of marriage models have been supplanting the normative model of marriage for the last decades. They assign a special part to illegitimate cohabitation as an attribute of matrimonial behav" iour, which is a certain stage that precedes to marriage and lets check mutual feelings, relationships and readiness of partners for entering into the full marriage. Cohabitation in the youth milieu is receiv" ing more and more approval and admission. This leads to prevalence of this phenomenon that pre" conditions changes in reproductive sphere of person. Keywords: marriage, transformation of marriage model, matrimonial behaviour, cohabitation, change of reproductive behavior, illegitimate fertility.

России с конца XX в. данными офици> альной статистики и результатами соци> ологических опросов фиксируются значи> тельные изменения в матримониальной сфе> ре личности. На смену нормативной брачной модели приходит широкое разнообразие брачных моделей, среди которых особое ме> сто занимает сожительство до (или вместо) законного брака. По данным переписи населения 2002 г., 3 млн супружеских пар (10%) состояли в не> зарегистрированном союзе. Сожительство становится распространенной формой брач> ной организации в основном в молодежной среде, т. е. в возрастах наибольшей брачно> сти и рождаемости. Так, согласно перепи> си населения 2002 г., в возрастах до 20 лет

каждый третий>второй, среди 20–24>летних каждый пятый и у 25–29>летних каждый седьмой брачный союз не были юридически оформлены (Население России 2003–2004, 2006: 228). С целью изучения различных аспектов со> жительства в процессе его правовой и мо> рально>нормативной институционализации среди молодежи в начале 2009 г. автором статьи был проведен социологический опрос на тему «Добрачные сожительства среди молодежи в России». Опрос проводился по разработанной автором анкете на террито> рии Москвы и Казани. Всего в опросе уча> ствовали 536 респондентов в возрасте от 14 до 30 лет, 63,2% женщин и 36,8% мужчин. Четвертая часть (24,9%) участников опро>

* Тихомиров Дмитрий Андреевич — аспирант кафедры социологии Московского гуманитар> ного университета. Тел.: (495) 374>60>21. Эл. адрес: dtih83@mail.ru

Социология и жизнь

2009 — №3

са — жители Казани, остальные (75,1%) — москвичи. Подавляющее большинство опро> шенных (77,3%) — русские. 71,8% респон> дентов считают себя христианами, 15,6% — мусульманами, 4,5% — сторонниками дру> гих религиозных течений, 8,1% — неверую> щими. 71,2% опрошенных не состоят в бра> ке, 12,9% респондентов — состоят в офици> ально зарегистрированном браке, 14,0% — состоят в незарегистрированном союзе (со> жительстве), 1,9% — разведены. Большин> ство опрошенных (68,5%) — студенты (ра> ботающие и неработающие), 43,5% — ра> ботают (часть из них совмещают работу и учебу в вузе). Данные опроса выявили широкое распро> странение незарегистрированных союзов среди представителей молодого поколения, которые становятся атрибутом матримони> ального поведения. Так, 36,2% респондентов имеют опыт сожительства, из них 14,0% со> стоят в сожительстве, а 22,2% состояли в прошлом. Анализ ответов показывает, что большинство (61,3%) партнерских союзов распалось. Тем не менее это не свидетельст> вует о несерьезном отношении молодых лю> дей к сожительству. Результаты исследова> ния дают основание полагать, что добрачное сожительство молодыми людьми не отож> дествляется с добрачными сексуальными связями, а воспринимается как этап, пред> шествующий браку, подтверждением чему служат ответы на вопросы о продолжитель> ности незарегистрированного союза, их чис> ленности у каждого участника, необходимо> сти наличия жилищных условий и финансо> вых ресурсов. Продолжительность большей части (89,7%) распавшихся союзов — от нескольких меся> цев до трех лет и более (см. табл. 1). 68,6% от общего числа опрошенных, име> ющих опыт сожительства, состояли только в одном партнерском союзе, 23,7% — в двух, 5,2% — в трех и 2,6% — в четырех и более союзах. Проведенный опрос позволил выявить ис> точники дохода у лиц, имеющих опыт сожи> тельства: для 69,5% — это собственный зара>

107

Таблица 1 ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ СОЖИТЕЛЬСТВ, В КОТОРЫХ СОСТОЯЛИ РЕСПОНДЕНТЫ В ПРОШЛОМ (в %)

Несколько дней

4,5

Несколько недель

5,8

Несколько месяцев

29,5

1 год

19,2

1–3 года

25,6

Более 3 лет

15,4

боток, для 23,7% — помощь родителей, для 15,8% — прочие доходы. В ходе опроса выявлено, что наличие жи> лищных условий является важным факто> ром в формировании сожительств. Большая часть акторов незарегистрированных сою> зов (61,8%) проживает/проживала отдельно от родителей: либо снимает/снимала квар> тиру, либо проживает/проживала отдельно с партнером в собственной квартире одного из партнеров. С родителями одного из парт> неров проживают/проживали 30,9% респон> дентов, а 5,8% сожителей проживают/про> живали раздельно друг от друга. Распространению сожительств во многом способствует изменение общественного мнения по отношению к этим союзам. До> брачные сожительства всего одно поколение назад, вызывавшие крайне негативное отно> шение и осуждение со стороны представите> лей различных групп общества, однозначно воспринимающих их проявлениями девиант> ного поведения, сегодня получают все боль> шее признание и одобрение, тем самым все чаще, прежде всего со стороны акторов этих отношений, считаются нормой. Лояльное отношение молодежи к сожи> тельству выявлено в ходе проведенного ав> тором опроса. Только около 15% респондентов осужда> ют сожительство, тогда как одобряют — 35%, остальные 50% до конца не определи> лись со своим отношением к сожительству

108

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

(находят в нем как положительные, так и от> рицательные стороны). Изменение отношения в российском об> ществе к сожительству, признание его в ка> честве допустимой формы брачной органи> зации приводят к стиранию грани между браком и сожительством, что проявляется в повсеместном (как в средствах массовой информации, так и на бытовом уровне) ис> пользовании для обозначения незарегистри> рованных отношений термина «граждан> ский брак», который в данном контексте яв> ляется терминологически некорректным, поскольку само это понятие обозначает именно зарегистрированный в государствен> ных органах брак, альтернативный церков> ному браку. Несмотря на изменившееся отношение к сожительству, обусловившее широкое рас> пространение незарегистрированных сою> зов в молодежной среде, сожительство не стало альтернативой брачному союзу, вы> ступая, как правило, начальной стадией, предшествующей полноценному браку, поз> воляющей проверить взаимные чувства и совместимость партнеров. Подтверждением этому служат получен> ные в ходе опроса данные, раскрывающие представления молодых людей о путях со> здания благополучной семьи. Почти половина всех опрошенных (49,6%) считают, что сожительство — это временная форма отношений, позволяющая проверить взаимные чувства и совместимость партне>

ров (см. табл. 2). Тем самым сожительство рассматривается респондентами в качестве «пробного» брака, который со временем, после проверки взаимных чувств и совмести> мости партнеров посредством семейного бы> та, должен принять легитимную форму. Следовательно, установка молодежи на семью и брак сохраняется, о чем также сви> детельствует доминирующая позиция кате> гории «семья, дети, дом» в иерархии жиз> ненных ценностей молодежи (42,9%, тогда как последующая ценность — «любовь» — набрала 22,4%). Однако семейная жизнь далеко не всегда берет свое начало с официально зарегистри> рованного брака, а все чаще — с сожительст> ва. Большинство респондентов (67,3%) счи> тают, что для формирования благополучной семьи предпочтительнее какое>то время по> жить в партнерском союзе с целью лучше уз> нать избранника, проверить взаимные чувст> ва, а затем уже зарегистрировать отношения (см. табл. 3). Приведенные данные являются яркой ил> люстрацией того, что установка на брак со> храняется, а сожительство воспринимается не как альтернатива браку, а как его началь> ная стадия, позволяющая проверить пра> вильность своего выбора на пути к стабиль> ному, счастливому и долговечному браку. Доказательством сохранения установки на официальный брак выступают ответы на во> прос анкеты о намерении сожителей зареги> стрировать их отношения. Так, 68,7% тех, Таблица 2

ОЦЕНКА РЕСПОНДЕНТАМИ СУЩНОСТИ СОЖИТЕЛЬСТВА (В %)

Та же семья, но без штампа в паспорте

22,6

Неполноценный союз с точки зрения семьи

11,6

Качественно иной союз, пришедший на смену традиционному браку, со своими преимуществами и недостатками Временная форма отношений, позволяющая проверить взаимные чувства и совместимость партнеров

9,1 49,6

Временная форма удовлетворения сексуальных потребностей

3,5

Затрудняюсь ответить

3,5

Социология и жизнь

2009 — №3

кто состоит либо состоял в сожительстве в прошлом, отметили, что они планируют либо же планировали зарегистрировать отношения. 4,9% собираются либо же со> бирались зарегистрировать отношения, од> нако партнер выступает либо же выступал против. 26,4% имеющих опыт сожительства в силу различных причин не планируют ли> бо же не планировали регистрировать от> ношения. Ориентация молодых людей на добрачное сожительство вполне объяснима и понятна по ряду причин, прежде всего социально> экономического свойства. В современных условиях брачные отношения принимают конфликтный, нестабильный и недолговеч> ный характер, большая часть браков распа> дается вследствие развода (Демографиче> ский ежегодник России, 2008: 121), а сотни тысяч детей (300–400 тыс.) ежегодно оста> ются без одного из родителей. Тем самым брак становится мероприятием с высокой степенью риска. Молодые люди, не веря в пожизненный характер брака, не желая транслировать негативный брачный опыт родителей и стремясь обезопасить себя от раздела жилья и прочего имущества в случае расторжения брака, все чаще предпочитают проверить взаимные чувства и отношения, начиная свою брачную жизнь с партнерско> го союза. Предположение о мотивах выбора сожи> тельства, сформировавшихся как реакция на кризисное состояние института брака, под>

109

тверждается данными исследования автора, согласно которым выбор сожительства в ка> честве начальной стадии семейной жизни обусловлен неверием молодежи в прочный и долговечный характер брака. Так, 59,7% опрошенных основное преимущество сожи> тельства по сравнению с браком видят в воз> можности в любое время разойтись без фор> мальностей, 42,7% — в отсутствии проблем с разделом имущества в случае разрыва от> ношений. На вопрос о причинах, по которым со> жительствующие партнеры предпочитают не регистрировать свои отношения, были полу> чены ответы, перечисляющие скорее нега> тивные стороны отсутствия регистрации брака (нежелание брать на себя ответствен> ность и терять свою свободу — 50,7%, неуве> ренность в своих чувствах или в чувствах партнера — 46,2%, нежелание одного из партнеров связывать себя узами брака — 40,7% и др.), нежели какие>то серьезные пре> имущества партнерского союза по сравне> нию с браком. Таким образом, сожительство на фоне кризиса социального института семьи и бра> ка становится важным атрибутом матримо> ниального поведения молодежи, служащим удовлетворению потребностей по проверке чувств, отношений, совместимости партне> ров и готовности к семейной жизни, при этом позволяющим сохранить определен> ную степень индивидуальной свободы и не> зависимости. Таблица 3

ВЫБОР РЕСПОНДЕНТОВ НАИБОЛЕЕ ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНОГО ВАРИАНТА СОЗДАНИЯ БЛАГОПОЛУЧНОЙ СЕМЬИ (В %)

Вступить в официально зарегистрированный брак, не сожительствуя

22,7

Пожить вместе, лучше узнать партнера, проверить свои чувства, затем зарегистрировать отношения

67,3

Жить вместе, зарегистрировать отношения только в случае беременности (рождения ребенка)

3,8

Жить в незарегистрированном союзе в любом случае

0,8

Затрудняюсь ответить

5,5

110

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Социальная значимость распростране> ния сожительств связана с изменениями в репродуктивном поведении, в результате которых наблюдается увеличение количест> ва детей, рожденных вне зарегистрирован> ного брака (если в 1990 г. их доля составляла 14,6%, то в 2007 г. — 28,0% (Семья в России, 2008: 68), а также с ограничением репродук> тивных возможностей участников партнер> ских союзов, поскольку потребность в де> тях у сожительствующих мужчин и женщин гораздо ниже, чем у законных супругов. По данным зарубежных социологов, сожи> тельствующие партнеры отрицательно отно> сятся к обзаведению детьми: менее 20% из них планируют рождение ребенка (Карлсон, 2003: 94). Определенная зависимость между рожда> емостью и брачным состоянием была выяв> лена в ходе исследования автора. Большин> ство опрошенных молодых людей, призна> вая сожительство в качестве допустимого брачного паттерна, рождение ребенка свя> зывают именно с официальным браком, обеспечивающим большую стабильность и защищенность женщин и детей, чем сожи> тельство. Несмотря на популяризацию и распространение сожительств, брак про> должает оставаться более стабильной фор> мой отношений. Как пишет английский со> циолог Э. Гидденс, «у живущих вместе неже> натых пар вероятность расстаться втрое, а то и вчетверо больше, чем у женатых» (Гидденс, 2005: 170). В ходе авторского ис> следования были выявлены негативные чер> ты (незащищенность женщин и детей — 61,5%; отсутствие ответственности и обяза> тельств перед партнером — 35,7%; большая вероятность разрыва незарегистрированных отношений — 32,3%; отсутствие социально> го статуса — 24,6%; непрочность, недолго> вечность и нестабильность незарегистриро> ванных союзов — 23,5%), приписываемые

респондентами сожительству, которые мо> гут оказывать большое влияние на репро> дуктивные планы и возможности женщины, существенно понижая их. Специфика неза> регистрированных отношений нашла свое проявление в ответах респондентов на во> прос анкеты о зависимости реализации ре> продуктивных планов мужчины и женщины от регистрации брака. Так, большая часть респондентов (64,1%) полагают, что люди в основном нацелены на рождение детей в браке. Пятая часть опрошенных (22,1%) считают, что люди также готовы рожать де> тей, находясь в сожительстве. 13,8% затруд> нились дать ответ на этот вопрос. В результате, учитывая сохраняющуюся тенденцию роста сожительств и существую> щую ориентацию молодежи на рождение де> тей в браке, подтверждаемую крайне огра> ниченными репродуктивными намерениями сожительствующих партнеров, нетрудно предположить, что социальные последствия распространения сожительств в недалеком будущем приобретут ярко выраженную не> гативную окраску, проявляющуюся в умень> шении рождаемости и увеличении тем са> мым масштаба депопуляции российского на> селения. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Гидденс, Э. (2005) Социология. М. Демографический ежегодник России. 2008. (2008) Стат. сб. / Росстат. M. Карлсон, А. (2003) Общество — семья — личность: Социальный кризис Америки. Аль> тернативный социологический подход / пер. с англ. под ред. проф. А. И. Антонова. М. Население России 2003–2004. (2006) Один> надцатый — двенадцатый ежегодный демо> графический доклад / под ред. А. Г. Вишнев> ского. М. : Наука. Семья в России. 2008. (2008) Стат. сб. / Рос> стат. М.

111

2009 — №3

ПРОБЛЕМЫ ФИЛОЛОГИИ, КУЛЬТУРОЛОГИИ И ИСКУССТВОЗНАНИЯ

Теоретическое осмысление неоромантизма: академическая речь Ростана* ВЛ. А. ЛУКОВ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)** В статье в духе тезаурусного подхода анализируется «Речь при вступлении во Французскую Академию» драматурга Эдмона Ростана, главы французского неоромантизма, в которой он сформулировал принципиальные эстетические положения этого течения в литературе рубежа XIX–XX вв. Ключевые слова: французский неоромантизм, Ростан, тезаурусный подход.

Theoretical Conceptualization of NeoGromanticism: the Rostand’s Academic Discourse VL. A. LUKOV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

In the article the «Discours de ré ception à l’Acadé mie franç aise le 4 juin 1903» by playwright, the head of the French neo"romanticism, Edmond Rostand is being analyzed in the spirit of the thesaurus approach. In this discourse he formulated the fundamental aesthetic statements of this movement in the literature of the turn of the XIX–XX centuries. Keywords: French neo"romanticism, Rostand, thesaurus approach.

мая 1901 г. известный драматург Эд> мон Ростан, автор «Принцессы Гре> зы», «Сирано де Бержерака», «Орленка», был избран членом Французской Академии на место умершего драматурга Анри де Бор>

не. Сам Ростан не выставлял свою кандида> туру, ибо полагал, что ему как стороннику дрейфуссаров путь в Академию закрыт. Од> нако «Орленок» был воспринят в Академии как свидетельство «гибкой» позиции Роста>

* Статья подготовлена в рамках проекта «Французский неоромантизм», поддержанного гран> том Российского гуманитарного научного фонда (09>04>93817 /К). ** Луков Владимир Андреевич — директор Центра теории и истории культуры Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета, док> тор филологических наук, профессор, академик Международной академии наук (IAS, Инсбрук) и Международной академии наук педагогического образования, заслуженный деятель науки РФ. Тел.: (495) 374>75>95. Эл. адрес: lookoff@mail.ru

112

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

на, его нежелания вмешиваться в политику, как признак ослабления его связей с движе> нием дрейфуссаров. Два года отделяют момент избрания Рос> тана в академики и момент его вступления в Академию 4 июня 1903 г. Все это время Ростан работал над речью, которую по тра> диции произносят вновь избранные акаде> мики. В процессе этой работы Ростан теоре> тически осмыслил основные принципы свое> го творчества, сформулировал программу неоромантического театра. В этом отноше> нии речь Ростана представляет несомненный научный интерес, особенно для тезаурусно> го анализа становления теоретической базы французского неоромантизма (о тезаурус> ном подходе к анализу литературных явле> ний см.: Луков Вал. А., Луков Вл. А., 2008). В соответствии с традициями Француз> ской Академии содержание речи тематиче> ски группируется вокруг личности и творче> ства писателя, чье место (№ 13) занял Рос> тан. Имя Анри де Борнье (1825–1901) ныне почти забыто, между тем успех его трагедии «Дочь Роланда» (1868, пост. 1875) был одним из первых свидетельств оформления нео> романтических тенденций в определенное литературное движение. Борнье был одним из первых, кто сознательно попытался вер> нуть театр к романтической драме в стихах. Эта позиция Борнье получает почти еди> нодушную высокую оценку в консерватив> ной и либеральной критике. Так, Шарль Си> мон писал: «Г>н Анри де Борнье — нова> тор, который ищет сюжеты и формы своего искусства в прошлом, а не в будущем. Он взялся воскресить трагедию и перенести ее в область национальной истории» (Simond, C. 1891. P. 1). Позже исследователи рассматривали творчество А. де Борнье в одном ряду с твор> чеством Ф. Коппе, раннего В. Сарду, Э. Рос> тана (cм., напр.: Des Essarts, E. 1888; Lemaître, J. 1892; Dejob, C. 1895; Lesigne, l’abbé. 1900; и др.), т. е. в потоке неоромантической лите> ратуры. Таким образом, необходимость традици> онного восхваления своего предшественни>

2009 — №3

ка по академическому креслу не противоре> чила осмыслению задач французского нео> романтического театра. Рассказывая о рож> дении, юности, зрелости Борнье, Ростан одновременно намечает свой взгляд на ха> рактер романтического героя новой эпохи. Анализ различных драматических произве> дений Борнье позволяет Ростану сформули> ровать отдельные положения своего взгляда на художественное творчество. Рассматри> вая «Женитьбу Лютера» и «Данте и Беатри> че», Ростан показывает зависимость тракто> вок художественного произведения от на> строения эпохи; анализ «Дочери Роланда» позволяет писателю выдвинуть идею пана> ша, концепцию героического характера и па> триотической темы; рассмотрение «Апосто> ла» используется для выяснения широты той области, которой может касаться искусство, и для выявления иллюзорного характера те> атрального искусства; «Магомета» — для выражения идеи о свободе автора от поли> тики и одновременно зависимости судьбы его произведения от политики; «Сына Аре> тино» — для разработки проблемы мораль> ной ответственности писателя, трактуемой в противовес натуралистским и декадент> ским концепциям. Наконец, в последней час> ти речи Ростан, оставив в стороне фигуру Борнье, провозглашает программу создания поэтического героического театра. Выдвигая те или иные положения своей программы, Ростан охотно прибегает к чис> то художественным средствам. Он не обла> дает даром теоретика, ему в малой степени присуща аналитическая научная мысль. Он поэт не только по профессии, но и по особо> му поэтическому взгляду на мир. Именно так и объясняет Ростан в начале своей речи особенности своего мировосприятия: «Гос> пода, у меня никогда еще не было большего искушения не говорить прозой. Произнося эту речь, я предпочел бы прибегнуть... к фан> тазии драматурга» (Rostand, E. 1903. P. 5. В дальнейшем при цитировании речи в скоб> ках указаны страницы по этому изданию, пе> ревод наш. — Вл. Л.). Таким образом, Рос> тан сразу переводит свою речь из теорети>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

ческого, аналитического плана в план поэти> ческий. Поэтический взгляд на действительность является частью неоромантической концеп> ции мира, которую Ростан разрабатывал в своих пьесах, начиная с «Принцессы Гре> зы», и которая утверждается в его речи. Концепция мира занимает значительное ме> сто в программе писателя, определяя харак> тер его взгляда на личность, а также задачи искусства. В речи Ростан раскрывает свое представ> ление о мире через поэтический образ горо> да Люнеля (Эро) на юге Франции, в котором родился А. де Борнье. Реальный город Лю> нель ничем не примечателен, однако Ростан, вспомнив слова провансальской песенки: «Жители Люнеля поймали луну», — превра> щает заштатный городок в сказочное селе> ние, где жители по ночам выходят с сетями на ловлю луны, отражающейся в реке Ви> дурль (Р. 7). Из дальнейшей разработки это> го образа, являющегося одним из лейтмоти> вов речи, становится ясным его смысл: ловле луны уподобляется поэтическое творчество. Эта ловля не преследует никаких меркан> тильных и — шире — реальных целей: «Лов> цы луны забрасывают свои сети, никогда не надеясь поймать звезды» (Р. 27). Образ Люнеля — один из наиболее кон> центрированных художественных образов в творчестве Эдмона Ростана, призванных воплотить мысль о том, что в самых обыден> ных явлениях мира есть поэтическая, роман> тическая сторона, и следовательно, идеаль> ное и реальное существуют не в разных ми> рах, а слиты в едином идеально>реальном мире. Эта концепция мира, подробно раз> работанная в «Принцессе Грезе», а затем в последующих пьесах Ростана, приобретает в речи новое свойство. Если в «Принцессе Грезе» или «Самаритянке» мир действи> тельности был изначально экзотичным, ле> гендарным и его слияние с миром мечты воз> никало естественно, то в образе Люнеля фантазия придает значительность и роман> тичность заурядному провинциальному го> родку. Таким образом, Ростан говорит здесь

113

о синтезе идеального и обыденного с боль> шей определенностью. Сам Борнье оказывается порождением этого идеально>реального мира. Историче> ский Борнье был довольно бесцветной фи> гурой, но Ростан заменяет объективную оценку личности академика художествен> ным образом, применяя приемы создания литературного персонажа на основе фактов биографии определенной исторической фи> гуры, которыми он пользовался в своем творчестве. Ростан, в соответствии с опытом «Ор> ленка», пытается каждый незначительный эпизод биографии Борнье истолковать как значительный, показать, что в этом образе слиты воедино обыденное и возвышенное, смешное и героическое. Таков портрет Бор> нье: «Я видел г>на де Борнье два или три ра> за, так что он сохранил для меня всю трога> тельную тайну старого маленького дворя> нина из романа, оригинального, живого и доброго, с розовым лицом, полностью скрытым серебряной бородой, с чистыми глазами, крошечными ручками, всегда бес> покойными и часто скрывавшимися в широ> ких манжетах... он мне казался кобольдом из Трагедии» (Р. 7). «Его жизнь нужно бы прошептать, как ле> генду...» (Р. 7) — говорит Ростан и создает несколько таких «легендарных» картин из жизни Борнье. В романтическом ключе решает Ростан эпизод посещения двадцатилетним Борнье Виктора Гюго. Дочь Гюго Адель, принявшая утром первое причастие, избавляет юношу от смущения перед знаменитыми гостями отца (Р. 9). Таким образом, мысль об общно> сти творческих установок Гюго и Борнье из> лагается не прямо, а художественными сред> ствами, через мелодраматический эпизод. Образ Борнье, каким он изображен в двадцать лет, в дальнейшем не претерпева> ет существенных изменений. Из двух прин> ципов изображения персонажей, которы> ми руководствовался Ростан в своем твор> честве, — неоднозначность, подвижность характера (в «Сирано де Бержераке») и од>

114

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

нозначность, статичность характера (в «Ор> ленке») в образе Борнье утверждается вто> рой принцип. Не случайно этот образ обладает рядом черт герцога Рейхштадтского из «Орлен> ка». Там Ростан впервые в своем творчестве подробно разрабатывал проблему соотно> шения «мира отцов» и «мира детей» как проблему двух типов романтических харак> теров. Эпический мир прошлого, возникший в «Орленке» для противопоставления и со> поставления с настоящим, возникает и в ре> чи Ростана. Так, из предков Борнье писатель выбирает для описания романтические фи> гуры двоюродного деда и отца поэта, про> славившихся героическими подвигами. Нуж> но заметить, что Ростан, изображая про> шлое, с восхищением описывает геройство и сторонника Людовика XVIII, и солдата Наполеона, и русского офицера: политиче> ская сторона событий не волнует писателя, для него ценен героизм сам по себе, героизм как свойство человеческой натуры. История Борнье под пером Ростана ана> логична истории «Орленка»: сын слишком слаб, чтобы повторить героические деяния отца, жизнь его бесцветна (работа в библио> теке Арсенала в качестве служащего), но его героизм — в его душе. «Я утверждаю, — писал Э. Ростан, — что, когда этот тихий чиновник семенил по грязной мостовой, в мечтах своих он освобождал принцесс и останавливал разгоряченных лошадей» (Р. 15–16). Данная характеристика весьма важна для понимания общей ростановской концепции человека, ибо она связывает воедино две ос> новные (по Ростану) черты человеческой на> туры: героизм и способность мечтать. Эти черты, различным образом варьируясь, со> здают ряд человеческих типов. Первым таким типом является собственно герой, совершающий различные подвиги, прежде всего нравственные. Подобных геро> ев Ростан обнаруживает в лучшей и наибо> лее известной драме в стихах Борнье «Дочь Роланда».

2009 — №3

В данной пьесе изображены события, сле> дующие за теми, которые описаны во фран> цузском героическом эпосе «Песнь о Ролан> де». Согласно сюжету пьесы Ганелон, пре> давший Роланда, не погиб, он живет в глуши под вымышленным именем графа Амори и воспитывает своего сына Жеральда в луч> ших традициях рыцарства, надеясь, что этим он искупит свой грех. Убежище Амори слу> чайно находить дочь Роланда Берта. Же> ральд и Берта влюбляются друг в друга. Жеральд во имя своей любви и повинуясь правилам чести, отправляется на подвиги: он решил отвоевать меч Роланда Дюрандаль у сарацин, что и удается смелому юноше. Для бракосочетания с Бертой Жеральд с отцом должен явиться ко дворцу Карла Великого, где выясняется, что граф Амори — Ганелон. В последней сцене четвертого акта король Карл Великий уверяет Жеральда, что пре> ступное прошлое отца не умаляет его славы, что он достойный наследник Дюрандаля. Карл Великий провозглашает брак между Бертой и Жеральдом. Но тот, называя себя «сыном преступления», отказывается от ру> ки Берты. Берта в горе, но согласна с его ре> шением, и Жеральд уходит искать смерти вдали от родины (см.: Bornier, H. 1875). Если финал пьесы напоминает аналогич> ную сцену в «Звезде Севильи» Лопе де Вега, то в целом пьеса выдержана в духе подража> ния корнелевскому «Сиду». Однако Ростан противопоставляет «Дочь Роланда» и «Сида» по вопросу о типе героя. С его точки зрения, «во всех репликах «Си> да» есть панаш» (Р. 23), в то время как персо> нажи драмы Борнье «достаточно велики для того, чтобы обойтись без панаша» (Р. 22). Панаш (panache — рыцарский султан, по> следнее слово, которое произносит Сирано в прославленной героической комедии Рос> тана «Сирано де Бержерак») оказывается для драматурга критерием, отличающим «старый» героизм от «нового», и, следова> тельно, является одним из важнейших кате> горий его неоромантической концепции. Панаш получает следующее толкование в речи Эдмона Ростана: «Панаш — не вели>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

чие. А нечто, что прибавляется к величию и что развевается над ним... Я бы предложил такое определение: панаш — это душа отва> ги. Да, это храбрость, доминирующая... над ситуацией...» (Р. 22–23). И дальше еще точ> нее: «Шутить перед лицом опасности — это высшая вежливость, деликатный отказ вос> принимать что>либо трагически; панаш — это стыдливость героизма, как улыбка, кото> рой извиняются за величие» (Р. 23). Итак, панаш Ростана — это героизм с ог> лядкой на публику, тот единственный момент зависимости героя от общества, который не только признает, но и пропагандирует Рос> тан (нельзя не заметить, что в неороманти> ческой идее панаша традиция Корнеля мель> чает, теряет свою значительность, а порою и смысл). Писатель не случайно предпочитает тип «панаширующего» героя типу «чистого» ге> роя. Если последний требует абсолютного величия души и, следовательно, воплощает> ся лишь в единичных, исключительных лич> ностях, то первый предполагает душу, спо> собную на слабость, колебания, сомнения, личность, не способную осуществить и ут> вердить себя вне общества, «панашировать» может значительная часть общества. Уже в образе Сирано, первого «героя панаша» в творчестве Ростана, зарождается мысль о «панаше» как необходимом качестве ро> мантической личности. Приблизительно в то же время в эстетике Ростана появляется понятие, обозначающее антипод панаша, — «хвастовство» (blague). Впервые этот термин в данном значении упо> треблен писателем в стихотворении «Учени> кам коллежа Станислава» (1898). Уже в нем Ростан противопоставляет панашу «совре> менное хвастовство с его подлым смехом» (Rostand, E. 1922. P. 102). Понятие «благ» снова появляется в речи Ростана, характеризуя антипод «панаширу> ющего» героя. Панаш — это благородная «поза» (термин Ростана. — Р. 23), и драма> тург, чувствуя некоторую уязвимость «по> зерского» героизма, стремится отделить его от «хвастовства, чья наглость, кажется, воз>

115

рождает самое что ни на есть буржуазное благоразумие» (Р. 34). Грань между панашем и «благ», внешне очень схожими, заключает> ся, по логике концепции Ростана, в духов> ной наполненности панаша и духовной ни> щете «благ». Следовательно, человеческий тип, основой характера которого является «благ», оказывается лжегероем. Галерея героических типов завершается образом «героя в душе», каковым является согласно Ростану Анри де Борнье. Этот тип вместе с «героем панаша» явля> ется важной составной частью концепции «нового» романтического героя. Ростан неизменно характеризует Борнье как романтика: «Да, Борнье — романтик по преимуществу; все в нем романтично» (Р. 16). Однако здесь, как и в других местах, в харак> теристике Борнье Ростан употребляет слово «romanesque» («романтичный»), а не «roman> tique» («романтический», т. е. связанный с романтизмом как литературным направ> лением). Разделение этих двух терминов, встречавшееся в комедии Ростана «Романти> ки», весьма характерно. Романтизм начала XIX в. Ростан пред> ставляет в ироническом освещении: образ молодого Борнье, который «причесывался в стиле сына Века» (Р. 13) и дышал воздухом романтического разочарования, должен подчеркнуть всю важность романтического протеста и разочарования, воплощенного в типе «байронического героя». Напротив, «romanesque» становится характеристикой «нового романтизма», согласно которому романтика заключается не во внешних про> явлениях, а в душевном настрое, позволяю> щем испытывать возвышенные чувства при взгляде на обыденные предметы. При этом Ростан, ища предшественников такого пони> мания романтического, приводит слова Шарля Нодье: «Романтичный человек не тот, чье существование изменяется из>за предельно большого количества необъятных событий, а тот, в котором события самые простые развивают самые живые чувства» (Р. 16). Нодье, «который видел топазы и изу> мруды в обычном песке жизни» (Р. 16), как

116

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

бы передает эстафету Борнье, также видя> щему в обычном необычное: «Не было тако> го скромного обстоятельства, которому на> ивный взгляд его восхитительных глаз не придавал бы немедленно тайны и красоты» (Р. 16). Согласно Ростану, реальное явление вовсе не должно подвергаться какому>либо (пусть интуитивному) исследованию, у ро> мантических натур оно лишь призвано вы> звать полет фантазии, зачастую вовсе не связанной с существом самого явления. Именно так характеризуются героико>ро> мантическое мироощущение Борнье и его способ творчества: «Он доходит... в своей мечте до того, что имя какого>то лавочника, которого зовут Ганьон, заставляет его вздрогнуть, и он в потрясении спрашивает себя: “А не потомок ли он Ганелона?”» (Р. 17). И дальше: «Самое заурядное и обы> денное превращается в пищу для его химеры: он замечает серебряный колокол, который служит вывеской у одного реставратора, и тотчас же ему приходит в голову, что именно колоколом призывают Карла Вели> кого его паладины — и он спешит его пове> сить в драме!» (Р. 17). Итак, Ростан, не отказывая Борнье и вме> сте с ним современному человеку в героизме, переносит понятие героического из действи> тельности в область воображения, фанта> зии. Контраст неказистой внешности и геро> ической души выдвигается Ростаном в каче> стве единственной причины, по которой Борнье стал писателем>романтиком. Соглас> но Ростану все образы, созданные этим пи> сателем, суть образы субъективные, реали> зация духовного героического начала, «по> двигов души» Борнье. Однако Ростан не возводит контраст в непреодолимую противоположность. На> против, в образе Борнье Ростан воплощает важную для него мысль о неразделимости контрастов: о том, что героическое не суще> ствует вне обыденного. Слитность высокого и обыденного выступает у Ростана преж> де всего как взаимопроникновение дейст> вительности и мечты. Мечта позволяет рас> ширить узкие рамки действительности.

2009 — №3

Именно так Ростан решает вопрос о соот> ношении этих понятий, давая следующую характеристику Борнье: «Так как он родил> ся в стране, населенной наполовину гаскон> цами, наполовину провансальцами, ничто не было в силах ограничить его воображение, расширившее тесные рамки его существова> ния» (Р. 16). Представление о способности человека жить одновременно реальной и воображае> мой жизнью становится исходным пунктом концепции искусства, изложенной в речи Ростана. Ростановская концепция искусства — важная составная часть программы писате> ля, она оказывает большое влияние на кон> кретное содержание художественного твор> чества и поэтому представляет важный объ> ект тезаурусного анализа. В речи Ростана особое внимание уделено формулированию задач искусства. Одна из основных задач по логике этой концепции состоит в стимулировании воображения зрителя, в обучении его вере в иллюзию. «Пьес не пишут для несчастных, которые вспоминают имя актера, когда герой входит на сцену!» (Р. 29) — заявляет Ростан. По всей видимости, вера в иллюзию — не только необходимое качество зрителя, но также и определенная жизненная позиция, встать на которую косвенно призывает Ростан. Превращение фантазии в иллюзию — за> дача, определяющая отрицательное отноше> ние Ростана к развлекательному театру, где «комендант вас сразу же предупреждает, что он не верит тому, что говорит» (Р. 28). Для Ростана «театр — великая тайна»... (Р. 28). Декорация, костюмы, реквизит, бута> фория под действием веры зрителя преобра> жаются в мир реализованной фантазии: «Подмостки? Я не знаю никаких подмост> ков. Я знаю траву, по которой ступают Ро> мео и Джульетта; я знаю песок, который скрипит под крадущимися шагами Дон Жуа> на; я знаю жнивье, по которому несется Со> бака Фауста; я знаю мрамор, которого каса> ются сандалии Эдипа; я не знаю никаких подмостков!» (Р. 28) — восклицает Ростан.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

Важнейшим средством утверждения в те> атре фантазии как иллюзорной реальности является жанр поэтической драмы, сама сти> хотворная форма. В самом начале речи, ког> да Ростан говорит о том, что значительно проще для него было бы выступать не с ре> чью, а с пьесой, в которой изображался бы прием недостойного поэта в Академию, он добавляет: «...и вы согласитесь, господа, что пьеса, в которой есть такое неправдоподо> бие, может быть написана только стихами» (Р. 5). В этой иронической фразе заключена одна из существенных мыслей Ростана: ле> жащее в основе неоромантического театра «неправдоподобие», мечта, отлетевшая от обыденного предмета, только в поэтическом мире может раскрываться как иллюзия дей> ствительности, в которую поверит зритель. Однако согласно ростановской концеп> ции пробуждение зрительского воображе> ния — не самоцель, оно призвано решать другую основную задачу искусства — мо> ральное воспитание зрителя. Обе задачи гармонично разрешаются, если на сцене во> площается возвышенная мечта. Именно поэтому нет, по Ростану, такого священного сюжета, который не может быть воплощен на сцене. Отстаивая право Борнье вывести в «Апостоле» на сцену святого Пав> ла, Ростан (сам в прошлом создавший в «Са> маритянке» образы Иисуса Христа и его апостолов) пишет: «Тем хуже для тех, кто согласен, что искусство, которому они по> святили свою жизнь, не имеет права тракто> вать определенные сюжеты. Есть ли сюже> ты, которые слишком прекрасны? Есть ли сюжеты, которые слишком велики? Кто это сказал? Он не поэт!» (Р. 27). Таким образом, Ростан расширяет об> ласть, доступную искусству, до бесконечно> сти, но в одном направлении — в область мечты и возвышенного. Однако он резко выступает против рас> ширения области искусства в сторону низ> менного, он выступает за театр идеальной нравственности, утверждает ответствен> ность писателя за моральный уровень своих произведений. По Ростану, художественное

117

произведение того или иного автора указы> вает одновременно на уровень его нравст> венности. В свете этого взгляда и представляет Рос> тан работу А. де Борнье над стихотворной драмой «Сын Аретино» (Bornier, H. 1895). Прообраз главного героя драмы — Пьет> ро Аретино (1492–1556), один из талантли> вейших публицистов эпохи Возрождения, прозванный «бичом королей». В первом дей> ствии Аретино предстает как великий зло> дей, для которого не существует никаких моральных принципов. Ростан изображает муки, которые терпит нравственный Борнье, разрабатывая этот характер: «Во время ра> боты над “Сыном Аретино” он сам прихо> дит в ужас от своей дерзости; он прибегает к г>же де Борнье, восклицая: “Никто никог> да не смог бы перенести такой ужас! Я пи> шу отвратительные вещи!”» (Р. 32). Именно нравственное чувство не позволило Борнье дальше развивать замысел в том же направ> лении. «Он принимает великое решение, — пишет Ростан — во втором акте Аретино об> ращен, он святой, и Борнье дышит свобод> но!» (Р. 33). Действительно, в последующих актах, действие которых происходит через десять лет, Аретино выступает как образец нравст> венности. Но сын Аретино, Орфинио, про> чтя одну из прежних книг отца, в которой прославлялся разврат, теряет нравственные устои. Опускаясь все ниже и ниже, Орфинио доходит до того, что готов предать вверен> ный ему остров туркам. Тогда благородный Аретино убивает его. Пьеса Борнье была направлена против безнравственной литературы. Однако спра> ведливо писал Макс Нордау: «Такое наив> но искаженное и ребячески>упрощающее вещи произведение производит, несмотря на свою очевидную невозможность, впечат> ление чего>то забавного...» (Нордау, М., 1902. С. 139). Ростан не замечает этой «оче> видной невозможности», ибо находит в Бор> нье единомышленника в понимании задачи нравственного воспитания как важной зада> чи театра.

118

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Борнье оказывается соратником Ростана и в утверждении третьей основной задачи искусства — в деле возбуждения всенарод> ного энтузиазма. Ростан пишет: «Есть в ис> тории театра тот день, когда афиняне после представления “Персов” бросаются к храмам и стучат в двери, крича “Родина! Родина!”» (Р. 26–27), Именно такой «изумительный эффект одной театральной пьесы», которая может вызывать всеобщий энтузиазм и про> будить патриотизм, вызвала «Дочь Ролан> да»: «...когда раздалось старинное и прекрас> ное выражение: “О Франция! Милая Фран> ция!” — ...Франции показалось, что в первый раз после поражения ее назвали по имени, и она залилась слезами, как выздоравливаю> щие, которые чувствуют себя возвращенны> ми к жизни, узнав свое имя!» (Р. 25). В свете этой способности театра зажигать энтузиазмом целые народы, критикуя теат> ральные течения, внесшие в искусство «яд», «чудесную эссенцию, которая усыпляет убеждение и убивает энергию» (Р. 34), Рос> тан провозглашает программу неороманти> ческого театра: «Нужно реабилитировать страсть. А также чувство, которое вовсе не постыдно» (Р. 34). Исходя из программы реабилитации вы> соких чувств, Ростан формулирует отличи> тельные признаки неоромантического теат> ра: «Вот почему нужен театр, где, экзальти> руя лиризмом, морализуя красотой, утешая изяществом, поэты, не делая этого специаль> но, дают уроки душе!» (Р. 34). И из этого еще один вывод: «Вот почему нужен театр поэтический и даже героический!» (Р. 34). Таким образом, Ростан считает, что неоро> мантический (поэтический, героический) те> атр в наибольшей степени способен решать задачи, стоящие перед театром вообще. Идея поэтического героического театра скрыто и явно проходит через речь Ростана. Она подготовлена образным изложением концепции мира, выявлением героических типов, раскрытием понятия «панаш». Фор>

мулированием сущности и задач современ> ного театра. Рамки «речи в честь Борнье» сковывали Ростана, не позволяли вступить в разверну> тую полемику с различными литературными направлениями (предельно сжата полемика с натуралистами о возможности изображе> ния «безнравственных» сторон жизни, лишь угадывается антидекадентская направлен> ность концепции героической личности). Однако очевидно, что не столько драмы Борнье, сколько опыт «Сирано де Бержера> ка» и «Орленка» составляет основу теорети> ческих исканий Ростана. В речи, таким образом, предстает опреде> ленная система принципов самого Ростана. Но, что еще важнее, Ростан, обобщив дости> жения других французских неоромантиков (прежде всего Борнье), сумел сформулиро> вать общие требования французского нео> романтизма. Одновременно он воссоздал неоромантическую картину мира — систему образов и констант, занимавшую видное ме> сто в европейском культурном тезаурусе ру> бежа XIX–XX вв. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Луков, Вал. А., Луков, Вл. А. (2008) Тезау> русы: Субъектная организация гуманитарно> го знания. М. Нордау, М. (1902) Современные французы: Очерки по истории литературы. М. Bornier, H. (1875) La fille de Roland. P. Bornier, H. (1895) Le fils de l’Ar étin. P. Dejob, C. (1895) Etudes sur la trag édie. P. Des Essarts, E. (1888) Portraits de Maîtres. P. Lema ître, J. (1892) Impressions de th éâtre, s ér. 5. P. Lesigne, l’abb é. (1900) Henri de Bornier. P. Rostand, E. (1903) Discours de r éception à l’Acad émie fran çaise le 4 juin 1903. P. Rostand, E. (1922) Le Cantique de l’Aile. P. Simond, C. (1891) Henri de Bornier // Bor> nier H. Un cousin de passage. Comment on de> vient beau. P.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

119

У истоков шекспиризма в России: Н. М. Карамзин, А. А. Петров и Я. М. Р. Ленц* Н. В. ЗАХАРОВ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)** Шекспир оказал огромное влияние на отечественную культуру на рубеже XVIII–XIX веков. Важную роль в становлении «культа Шекспира» сыграл Н. М. Карамзин, А. А. Петров и Я. М. Р. Ленц, ко" торые были знатоками, переводчиками и популяризаторами творчества Шекспира в русской литературе допушкинской эпохи. Ключевые слова: Шекспир, Карамзин, шекспиризация, культ Шекспира, шекспиризм.

The Origins of Shakespearism in Russia: N. M. Karamzin, А. А. Petrov and J. M. R. Lenz N. V. ZAKHAROV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

Shakespeare’s powerful influence on the Russian culture started at the turn of the XVIII–XIX centuries. The reception of the English playwright in Russia can be characterized by formation of the «cult of Shakespeare». N. M. Karamzin, А. А. Petrov and J. M. R. Lenz became significant connoisseurs, translators and popularizers of Shakespeare’s oeuvre in the Russian literature of the «pre"Pushkin» era. Keywords: Shakespeare, Karamzin, А. А. Petrov, J. M. R. Lenz, Shakespearism, cult of Shakespeare, shakespearism.

истории восприятия Шекспира в России особое место занимает Н. М. Карамзин (1766–1826). По словам Ю. Д. Левина, он стал «первым истинным пропагандистом Шекспира в России» (Левин, 1988: 14). Имен> но Карамзин одним из первых по достоинст> ву оценил Шекспира как гениального поэта, его творчество — как одно из высших дости> жений западноевропейской цивилизации. Когда Карамзин увлекся Шекспиром, точ> но не известно, но в письмах к нему пере> водчика и писателя Александра Андреевича Петрова (ок. 1763–1793) имя Шекспира встречается уже весной 1785 г. (см.: Памят> ник отечественных муз, 1827: 11, 13; Русский архив, 1863: 473–486). Возможно, именно А. А. Петров, с которым Карамзин мог познакомиться во время обучения в мос> ковском пансионе профессора И. Шадена (1775–1781), привил русскому писателю пер>

воначальный интерес к творчеству британ> ского драматурга. Нельзя исключать и вер> сию, что обоих писателей приобщил к Шекс> пиру немецкий поэт Яков Михаил Рейнгольд Ленц (1751–1792), который в свою бытность в Москве входил в литературный круг Дру> жеского Ученого Общества и последовате> лей Н. И. Новикова (см.: Розанов, 1901). Кроме того, Карамзин, Петров и Ленц вмес> те жили в доме у Никольских ворот, где так> же размещалась «Типографическая компа> ния»1. В течение нескольких лет (1785–1788) Карамзин и Ленц активно общались (Тихо> нравов, 1898: Т. 3: Ч. 1: 258–275). Из первого же письма А. А. Петрова к Ка> рамзину от 5 мая 1785 г. мы узнаем, что в пре> дыдущем письме русский историк жаловал> ся на скуку, овладевавшую им в Симбирске, так что он не мог работать, «и самый Шекс> пир меня (Карамзина. — Н. З.) не прельща>

*Статья включает результаты исследования, проведенного в рамках проекта «Идея “шекспи> ризма” в русской литературе XIX века: Пушкин и Достоевский» (РГНФ, 07>04>00182а). **Захаров Николай Владимирович — заместитель директора Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета, доктор философии (PhD), кандидат филологических наук, академик МАН (IAS). Тел. 374>70>20. Эл. адрес: niкoltine@ yandex.ru

120

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ет; собственная фантазия заводит меня только в пустые степи или в дремучие леса, а доброго приятеля взять негде» (Петров, 1863: 476). На это Петров отвечал, «что к ра> боте и к ученью всякий молодой человек не много только попринудить себя должен, по> сле чего и Шекспир и фантазия будут прино> сить удовольствие» (Петров, 1863: 477). По> хоже, Карамзин внял наставлениям своего старшего товарища, ставшего для него «доб> рым другом» 2. Письма Петрова дают нам представление о круге вопросов, интересовавших Карам> зина в связи с Шекспиром: «Слава просве> щению нынешнего столетия, и дальние края озарившему! Так восклицаю я при чтении твоих эпистол (не смею назвать русским именем столь ученых писаний), о которых всякий подумал бы, что оне получены из Англии и Германии. Чего нет в них касаю> щегося до литературы? — Все есть! Ты пи> шешь о переводах, о собственных сочинени> ях, о Шекспире, о трагических характерах, о несправедливой Вольтеровой критике» (см. письмо Петрова к Карамзину от 11 июня 1785 г. — Петров, 1863: 481). О степени увлечения творчеством британ> ского драматурга говорит тот факт, что сна> чала Карамзин планировал перевести всего Шекспира. 20 мая 1785 г. Петров саркастиче> ски пишет Карамзину: «Хоть ты и секретни> чаешь, однако я воображаю, как по приезде твоем все московские авторы и переводчики будут ходить повеся головы; для того, что бедные сии люди будут тогда раза по четыре приезжать и приходить к директорам типо> графской компании, и получать от них не> приятный ответ, что книг не можно еще на> чать печатать, ибо обе типографии заняты печатанием Российского Шакеспира» (Пет> ров, 1863: 479)3. К сожалению, этот амбици> озный прожект юного шекспиромана не был реализован. Переписка Петрова с Карамзиным обна> руживает их интерес к Шекспиру и состяза> ние в учености: «Первое письмо твое сильно поколебало мое мнение о превосходстве над тобою в учености, второе же крепким уда>

2009 — №3

ром сшибло его с ног: я спрятал свой кусочек латыни в карман, отошел в угол, сложил ру> ки на грудь, повесил голову и признал сла> бость мою пред тобою, хотя ты по латыни и не учился» (письмо от 11 июня 1785 г. — Петров, 1863: 481). Позже Петров признавал в письме от 4 августа 1787 г.: «Простота чувствований — превыше всякого умничанья; грешно срав> нивать натуру, génie, с педантскими подра> жаниями, с натянутыми подделками низ> ких умов. Однакож простота не состоит ни в подлинном, ни в притворном незнании. Можно писать крестьянским наречием: што, подико, эвося, вom вишь ты, и со всем тем педантствовать. Самые жаркие чувство> вания могут показаться иногда суше латин> ского лексикона и латинской грамматики. Пьяные мужики и экскременты разных жи> вотных находятся в натуре; но я не желал бы читать живого оных описания ни в стихах, ни в прозе. Говорят, что Шекспир был вели> чайший génie; но я не знаю, для чего его тра> гедии не так мне нравятся, как Эмилия Гал> лоти» (Петров, 1863: 483–484). Петрову принадлежит важная роль в об> ращении современников к Шекспиру. Он одним из первых перевел монолог Гамлета «To be or not to be»4. Правда, это был проза> ический перевод с немецкого языка, но он был ближе к подлиннику, чем в трагедии Су> марокова «Гамлет» 5. М. П. Погодин выдвинул предположение, что своим знакомством с творчеством Шекс> пира Карамзин обязан немецкому писателю Я. М. Р. Ленцу. Схожее мнение высказала не> мецкая исследовательница Г. Леманн>Карли: «Ленц сумел вызвать интерес кружка Нови> кова к произведениям Шекспира, а также к немецкой поэзии, философии, драматур> гии. Для Карамзина Ленц с 1786 г. (несмотря на усиливающееся душевное расстройство последнего — шизофрению) — чрезвычай> но интересный собеседник, побуждающий к спору, от которого к тому же можно услы> шать современную немецкую речь. <...> Ког> да Карамзин 21 июля 1989 г. разыскал в Вей> маре Виланда, немецкий поэт спросил его,

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

как он, “живучи в Москве, научился гово> рить по>немецки”, и тот сразу упомянул Ленца. Ленц также был очень доволен своим “учеником” Карамзиным. В письме к брату, написанном им в апреле 1789 г., он очень вы> соко оценивает карамзинское владение язы> ком: “Он любит немецкий язык исключи> тельно, говорит и пишет на нем, как природ> ный немец”» (Леманн>Карли, 1996: 149). Высказывалось предположение, что карам> зинские переводы «Эмилии Галотти» Лес> синга и «Юлия Цезаря» Шекспира также возникли под влиянием Ленца (Леманн>Кар> ли, 1996: 154). В 1771 г. Ленц отправился в Страсбург, где вошел в литературный кружок Зальцмана, в который также входили Гердер и Гёте. Их общество повлияло на литературные вкусы Ленца, он становится страстным почитате> лем Шекспира (Rauch, 1892). Вслед за Гёте Ленц применяет гердеровский историко>ге> нетический метод в анализе творчества анг> лийского драматурга. Уже в первом драма> тическом сочинении Ленца «Гофмейстер, или Польза частного воспитания» («Der Hofmeister oder Vorteile der Privaterzienung», 1772–1773) заметно шекспировское влияние. Подражая британскому драматургу, Ленц отказывается от единства времени, места и действия. Свой немецкий перевод комедии Шекспира «Бесплодные усилия любви», оза> главленный «Amor vincit omnia» 6, он снабдил «Заметками о театре» («Anmerkungen über Theater», изданы в 1774 г.) (Lenz, 1965–1966). Если сам по себе перевод Ленца считается сокращенным и грубоватым (ему также при> надлежит перевод «Кориолана»), хотя он мастерски воспроизвел остроты и вообще все комическое у Шекспира, то его «Замет> ки», «частично восходящие к прочитанным зимой 1771–1772 гг. в Страсбурге докладам» (Леманн>Карли, 1996: 154), стали воплоще> нием «бурных» идей автора о новой драма> тургии. Так, анализируя учение Аристотеля о трагедии, Ленц разграничивает древнюю «трагедию судьбы» и новую «трагедию ха рактеров». Ленц «решительно отверг драма> тургию, присягнувшую Аристотелю, и дей>

121

ствовавшую еще тогда нормативную эстети> ку. Аристотелевы и обновленные Лессингом определения трагедии и комедии он поста> вил с ног на голову и определил задачей поэта подражание “природе”, т. е. познавае> мому миру. В Шекспире Ленц видел напря> женное взаимодействие между трагедией и комедией и свободу от правил. Люди Шек> спира сами по себе не есть характеры, они определяются своим положением, своими слабостями и предрассудками» (Леманн> Карли, 1996: 154). Шекспировские герои дали новое понима> ние человеческой личности, что, согласно X. Г. Шварцу, привело к разрыву с традици> онным принципом подражания, отказу от нормативной эстетики (Schwarz, 1985: 46). В эстетике и поэтике русского сентимента> лизма в новиковском кружке значим пере> ход от аристотелевского подражания дейст> вию к подражанию шекспировским характе> рам (Леманн>Карли, 1996: 154–155). Примечательно, что между 1781 и 1787 г. Ленц работает над исторической драмой «Борис Годунов». До нас дошел набросок сцены, в которой Годунова в 1591 г. посеща> ют «некоторые русские купцы» и просят его силой препятствовать восхождению на трон младшего сына Ивана IV Дмитрия, изгнанно> го в Углич, «татарина». Сохранившийся текст был опубликован М. Келлером (Keller, 2000: Bd. 2: 522–523). Конечно, совсем не обяза> тельно видеть в любых штудиях русской ис> тории шекспировский след, но выбор мате> риала примечателен. Напомним, что именно в это время императрица Екатерина II чита> ет хроники Шекспира на немецком языке 7. В 1781 г. Ленц оказывается в Москве, где сближается с кругом московских масонов и просветителей, в первую очередь с Нови> ковым, Петровым и Карамзиным. В основ> ном он живет на средства, вырученные за пе> реводы, которые ему заказывает Новиков. Следуя примеру писателя и критика немец> кого Просвещения Иоганна Кристофа Гот> шеда (1700–1766), Ленц не только открывает для себя русскую литературу, но и становит> ся ее активным пропагандистом в Германии.

122

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Ему принадлежат переводы на немецкий язык первых пяти песен «Россиады» М. М. Хе> раскова, труда С. И. Плещеева «Обозрение Российской империи в нынешнем ее новоус> троенном состоянии» (СПб., 1789), незавер> шенный перевод сочинения М. Д. Чулкова «Историческое описание российской комер> ции...» (СПб., 1781–1788. Т. 1–7). Из неопуб> ликованных переводов Ленца до нас дошли рукописи «Из первой части “Древней рос> сийской вивлиофики” господина Новикова» (12 стр. in folio) и «Опыт вышеупомянутого доклада» (№10 «Древней российской вивли> офики»; 1 стр. in folio). Сблизившись с Карамзиным, Ленц помо> гал ему в составлении плана образователь> ного путешествия по Европе, причем марш> руты по Германии и Швейцарии были со> ставлены таким образом, что они проходили по местам, где некогда жил сам немецкий пи> сатель (Кенигсберг, Веймар, Страсбург и Цюрих) (Леманн>Карли, 1996: 150). Не слу> чайно, что Карамзин неоднократно упоми> нает о Ленце в «Письмах русского путешест> венника» (1791–1795). В одном из писем Карамзин передавал от> зыв одного лифляндского дворянина: «Ах, государь мой! — сказал он мне, — самое то, что одного прославляет и счастливит, делает другого злополучным. Кто, читая поэму ше> стнадцатилетнего Л* и все то, что он писал до двадцати пяти лет, не увидит утренней за ри великого духа? Кто не подумает: вот юный Клопшток, юный Шекспир? Но тучи помра> чили эту прекрасную зарю, и солнце никогда не воссияло. Глубокая чувствительность, без которой Клопшток не был бы Клопштоком и Шекспир Шекспиром, погубила его. Другие обстоятельства, и Л* бессмертен!» (Карам> зин, 1964: Т. 2: 87). Подобное отношение к личности и таланту Ленца было вполне свой> ственно новиковскому кругу, где в свете культа гениальности Шекспира он воспри> нимался несостоявшимся безумным гением (Леманн>Карли, 1996: 155). Однако сущест> вует и противоположное мнение относи> тельно литературной репутации Ленца в но> виковском кружке. Г. Винтер считает, что в

2009 — №3

масонской среде Ленца не воспринимали как подлинного поэта, не только не поддержива> ли, но и были косвенной причиной все боль> ше возрастающей неуверенности его в собст> венных творческих возможностях (Winter, 1987: 109). Трудно согласиться с данным ут> верждением, имея в виду постоянно ухуд> шавшееся здоровье Ленца, его загружен> ность переводами и активное участие в раз> ных проектах. В письме от 20 апреля 1787 г. к известному мистику Лафатеру Карамзин так характеризует душевное состояние Ленца: «Он нездоров. Он всегда путается в мыслях. Вы, вероятно, не узнали бы его, если б теперь увидели. Он живет в Москве, сам не зная за> чем. Все, что он по временам пишет, доказы> вает, что он когда>то был очень даровит, но теперь...» (Карамзин, 1984: 489). В Германии в Веймаре Карамзин слышал разные анекдоты о Ленце и пересказал не> сколько из них: «Он приехал сюда для Гёте, друга своего, который вместе с ним учился в Страсбурге и был тогда уже при веймарском дворе. Его приняли очень хорошо, как чело> века с дарованиями; но скоро приметили в нем великие странности. Например, однаж> ды явился он на придворный бал в домине, в маске и в шляпе и в ту минуту, как все обра> тили на него глаза и ахнули от удивления, спокойно подошел к знатнейшей даме и звал ее танцевать с собою. Молодой герцог лю> бил фарсы и рад был сему забавному явле> нию, которое доставило ему удовольствие смеяться от всего сердца; но чиновные гос> пода и госпожи, составляющие веймарский двор, думали, что дерзостному Л* надлежа> ло за то по крайней мере отрубить голову. — С самого своего приезда Л* объявил себя влюбленным во всех молодых, хороших жен> щин и для каждой из них сочинял любовные песни. Молодая герцогиня печалилась тогда о кончине сестры своей; он написал ей на сей случай прекрасные стихи, но не преминул в них уподобить себя Иксиону, дерзнувшему влюбиться в Юпитерову супругу. — Однаж> ды он встретился с герцогинею за городом и, вместо того чтобы поклониться ей, упал на колени, поднял вверх руки и таким обра>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

зом дал ей мимо себя проехать. На другой день Л* всем знакомым разослал по бумаж> ке, на которой нарисована была герцогиня и он сам, стоящий на коленях с поднятыми вверх руками. — Но ни поэзия, ни любовь не могли занять его совершенно. Он мог еще думать о реформе, которую, по его мнению, надлежало сделать в войске его светлости, и для того подавал герцогу разные планы, пи> санные на больших листах. — За всем тем его терпели в Веймаре, а дамы находили прият> ным. Но Гёте наконец с ним поссорился и принудил его выехать из Веймара. Одна дама взяла его с собою в деревню, где несколько дней читал он ей Шекспира, и потом отпра> вился странствовать по белу свету» (Карам> зин, 1964: Т. 2: 181–182). С неподдельной теплотой Карамзин вспоминал друга, ушедшего из жизни после тяжелой душевной болезни: «Глубокая ме> ланхолия, следствие многих несчастий, све> ла его с ума; но в самом сумасшествии он удивлял нас иногда своими пиитическими идеями, а всего чаще трогал добродушием и терпением» (Карамзин, 1964: Т. 2: 87). В споре с Петровым о «гении» и «натуре» (т. е. природе) Карамзин объединял понятия «натура» и гений Шекспира, он видел в дра> матурге «естественного» гения, не нуждаю> щегося в стесняющих его правилах искусст> ва. X. Роте считал, что под гениальной нату> рой Карамзин понимал способность Шекспира к познанию (Rothe, 1968: 57–65). Похоже, что, как и большинство предроман> тиков, Карамзин понимал под «натурой» не банальную окружающую «действитель> ность» или подражание жизни в творчестве, а противоречивое единство человека с при> родой. Д. Д. Благой высказал мнение, что такой подход к изображению всей сложно> сти и противоречивости действительности отличает карамзинскую «Историю государ> ства Российского», на которую впослед> ствии опирался при создании своей «шекс> пировской» трагедии «Борис Годунов» А. С. Пушкин (Благой, 1975: 233–234). Мысль о том, что гений вполне может пренебрегать всякими условностями, преж>

123

де высказывалась Луи>Себастьеном Мерсье (1740–1814) и могла быть известна Карамзи> ну с подачи Ленца (Cross, 1971: 16–17). Связь «Заметок о театре» Ленца с вышедшим в 1773 году трактатом Мерсье «О театре...» обнаруживается в общности их взглядов на творчество Шекспира (см.: Луков, 2006: 331–332). Мерсье призывал: «...Читайте Шекспира — это для того, чтобы проникнут> ся его величественной, свободной, простой, естественной и сильной, выразительной ма> нерой; изучайте в нем верного истолковате> ля природы, и вскоре все наши ничтожные трагедии — однообразные, кучные, лишен> ные замысла и движения, предстанут перед вами во всей своей сухости и отталкивающем худосочии» (Мерсье, 1936: Т. 2: 362–363). Находясь под влиянием шекспировских про> изведений, Ленц приходит еще к более сво> бодной форме драматургии, нежели это мог себе позволить в своих драмах Мерсье. Так, Ленцем «широко используется фрагментар> ность, множественность сцен, увеличивается действенность, наполненность эмоциональ> но окрашенными событиями, применяется “мелодраматизация”, гротеск, разрушаются единства <…>, используются эффекты, рас> считанные на потрясение ужасом (героиня драмы Ленца “Домашний учитель”, родив> шая незаконного ребенка, кончает жизнь са> моубийством, бросаясь в пруд)» (Луков, 2005: 14). В 1787 г. увидел свет прозаический пере> вод «Юлия Цезаря» Н. М. Карамзина (Ка> рамзин, 1787). Как считали некоторые иссле> дователи, он был сделан по французскому переводу Летурнера (Shakespeare, 1776: II: 384). (Белинский, 1953: Т. 2: 201; Булгаков, 1934: 47–118; Макогоненко, Берков, 1964: Т. 2: 526–527). Действительно, Карамзин ци> тировал одно место из предисловия Летур> нера к французскому изданию «Юлия Це> заря»: «Характеры, в сей трагедии изобра> женные, заслуживают внимания читателей. Характер Брутов есть наилучший. Француз> ские переводчики Шекеспировых трагедий говорят об оном так: “Брут есть самый ред> кий, самый важный и самый занимательный

124

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

моральный характер. Антоний сказал о Бру> те: вот муж! а Шекеспир, изображавший его нам, сказать мог: вот характер! ибо он есть действительно изящнейший из всех характе> ров, когда>либо в драматических сочинени> ях изображенных”». Ю. Д. Левин полагал, что точный для своего времени перевод «Юлия Цезаря» Карамзин выполнил по не> мецкому переводу И. И. Эшенбурга (Левин, 1989: 14). Исследователь обнаружил в пре> дисловии к переводу выборки Карамзина из статьи К.>М. Виланда «Дух Шекспира» («Der Geist Shakespears», 1773) и некоторые приме> чания Эшенбурга. В частности, именно Ви> ланд с восторгом восхищался глубиной по> нимания Шекспиром человеческой природы (см.: Кафанова, 1983: 158–163). Очевидно, в работе над предисловием Ка> рамзин пользовался как французскими, так и немецкими источниками. Многие идеи бук> вально витали в воздухе и вполне могли ко> чевать из одного сочинения в другое, по> являться одновременно у разных авторов. Сама эпоха была подготовительным этапом усвоения художественных открытий Шекс> пира. А. Н. Горбунов вслед за М. Загорским пришел к выводу, что Карамзин перевел Шекспира на русский язык по подлиннику (Горбунов, 1998). Напомним, что с языка оригинала Карамзин перевел прозою «Мо> нолог Лира» (III, 2) (Карамзин, 1814: 184– 185). В примечаниях к переводу «Юлия Це> заря» Карамзин цитирует Шекспира по оригиналу, ссылается на суждения англий> ского шекспироведа Фармера относительно правильности текста его произведений (За> горский, 1947). В переводе «Юлия Цезаря» Карамзину удалось передать некоторые стилистические особенности шекспировской трагедии. Впрочем, в этом можно обнаружить и влия> ние Ленца. Разделяя установки его про> граммной статьи «Заметки о театре», Ка> рамзин отказывается от норм классической поэтики в пользу «естественности» речи, чем существенно опростил «возвышенный» язык русской прозы. В переводе Карамзин

2009 — №3

ориентируется на простую, даже разговор> ную речь, но это все же не грубоватый и гиб> кий язык Шекспира и еще не возникшая у Пушкина гениальная естественность худо> жественного перевода. Скорее всего, это тот язык, на котором говорили в литературных салонах и в «приличном обществе». В какой> то степени перевод Карамзина отражает ту стадию эволюции отечественной словесно> сти, которая предвосхищает пушкинскую реформу русского литературного языка. Тем не менее А. А. Петров высмеивал упо> требление Карамзиным «долгосложно>про> тяжнопарящих» славянских слов. Журнал «Детское чтение» и вовсе обязывал Карам> зина писать легким, разговорным языком, избегая «славянщины» и использования ла> тинско>немецких конструкций. Следует не забывать также об отходе Карамзина от сти> хотворной формы шекспировского текста и некоторых искажениях образной системы трагедии. Достоинства перевода и особенности под> линника все>таки не остались без внимания современников. В том же 1787 г. о них упо> минал «Драматический словарь», куда были включены описания всех российских теат> ральных сочинений и переводов по алфави> ту: «Трагедия Виллиама Шакеспера, извест> ного Аглийского драматического писателя, переведенная на Российский язык белыми стихами8. Сия трагедия почитается лучшею в оригинале из сочинений сего писателя и на российском языке по точности перевода и редкости известной нам аглинской литера> туры должна быть уважаема. Чтож Шекспир не держался театральных правил, тому ис> тинная причина почесться может пылкое его воображение, не могшее покориться ника> ким правилам, в чем его осуждает знамени> тый софист г. Вольтер, также и Российской стихотворец г. Сумароков. Напечатана в ти> пографической компании в Москве 1787 го> да» (Драматический словарь, 1787: 163–164). Но до серьезного анализа перевода при жиз> ни Карамзина дело так и не дошло. Любопытна дальнейшая судьба перевода Н. М. Карамзина. В пору беспощадного пре>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

следования масонства в начале 1790>х годов цензура внесла трагедию «Юлий Цезарь» в список книг, предназначенных для сожже> ния. События Великой Французской рево> люции настолько потрясли власть, что дав> ней истории о заговоре и цареубийстве, пе> реведенной бывшим масоном и изданной одним из лидеров масонов Н. И. Новико> вым, был вынесен безжалостный приговор. Красноречива сама дата, когда «главноко> мандующий в Москве кн. А. А. Прозоров> ский предписал “отложить” карамзинский перевод (наряду со “Смертью Цезаря” Воль> тера) в число вредных» (Шекспир и русская культура, 1965: 74). Произошло это 23 апре> ля 1794 г., спустя ровно 230 лет со дня рож> дения и 178 лет со дня смерти великого дра> матурга. В переводческом опыте Н. М. Карамзина и в его размышлениях в предисловии к пере> воду наиболее ценно то, что молодой писа> тель противостоял писателям>классикам, которые приспосабливали Шекспира к кано> нам чуждой ему поэтики: «…Декларация уже предвещала, хотя весьма скромно (даль> ше верной передачи мыслей она не шла), но> вые переводческие принципы. Но Карамзин обогнал свое время: перевод его не повлек никаких откликов и, по>видимому, не вызвал читательского интереса» (Левин, 1989: 243). Другая причина отсутствия критических от> зывов очевидна: политическая ситуация, вы> звавшая уничтожение значительной части тиража, не способствовала обсуждению пе> ревода, книга стала библиографической ред> костью и, казалось, была забыта. Вплоть до 1841 г. само имя автора перевода продолжа> ло оставаться тайной для читателей. Впер> вые оно было названо в 1841 г. в журнале «Северная пчела» (13 сентября, №203). Вто> рым источником, раскрывшим имя перевод> чика «Юлия Цезаря», была статья «Карам> зин как переводчик и ценитель Шекспира», опубликованная под псевдонимом Р. Р. Ста> тья была напечатана в «Северном обозре> нии» (1849. Т. 1. С. 464–469). В своем труде «Жизнь и труды П. С. Савельева преиму> щественно по воспоминаниям и переписке

125

с ним» (1861) его автор В. В. Григорьев оши> бочно приписал перевод известному рус> скому археологу, востоковеду>арабисту П. С. Савельеву (1814–1859), прославивше> муся своими открытиями в области ордын> ской нумизматики (Григорьев, 1861: 196; ср.: Шекспир и русская культура, 1965: 75). На самом деле это была первая публикация успешного журналиста и автора литератур> но>критических статей Г. Е. Благосветлова (1824–1880), впоследствии редактора жур> налов «Русское слово» и «Дело» (Благосвет> лов, 1849: Т. 1: Кн. 2: 464–469). В начале 20>х годов XIX века Пушкин по> ставил проблему тираноубийства в стихо> творении «Кинжал» (1821) (Немировский, 1991: 195–204). Нет оснований отрицать, что замысел Пушкина восходит к «Жизнеопи> саниям» Плутарха, но, вполне возможно, и к драме Шекспира. Образ Брута в пушкин> скую эпоху был широко распространен как в мировой, так и в русской литературе (см. именной указатель: Highet, 1949). Был ли пе> ревод «Юлия Цезаря» Карамзина одним из источников, вдохновивших Пушкина, нельзя сказать определенно, однако можно предпо> ложить, что поэт все>таки был знаком с ма> лодоступным и непереиздававшимся перево> дом Карамзина. В любом случае обращение Карамзина и Пушкина к шекспировскому ге> рою симптоматично. Отклики на работу Карамзина в отечест> венной критике все>таки появились, но зна> чительно позже публикации перевода. При> знание заслуг переводчика пришло только после того, как Шекспир утвердился в рус> ской культуре (см.: Белинский, 1836). Ссылки на Шекспира и цитирование его произведений были отличительной чертой стиля Карамзина. Они постоянно встречает> ся в его письмах, критических статьях, эпи> графах к собственным сочинениям. В стихотворении «Поэзия» (1778) Карам> зин включает Шекспира в круг мировых ге> ниев, чем продолжает традицию, которой в свое время следовал во второй «Эпистоле» Сумароков. Перечисляя великих поэтов и открывая их список библейским Давидом,

126

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

называя Орфея, Гомера, Софокла, Эврипида, Биона, Феокрита и Мосха, Горация и Ови> дия, Карамзин исключает из своего перечис> ления Вергилия, французских поэтов, но ут> верждает: «Британия есть мать поэтов вели> чайших...» Их имена — Оссиан, Шекспир, Мильтон, Юнг, Томсон. Наряду с англичана> ми Карамзин упоминает немца Клопштока, «альпийского Теокрита» швейцарского поэта Геснера, но, как и французов, игнорирует русских поэтов. Возможно, это свидетельст> вует о разочаровании Карамзина в совре> менной ему отечественной поэзии. Карамзин не называет поэтов ломоносовской школы, Державина, Хераскова, но не назван и Сума> роков. Подобную пропаганду древних и но> вых авторов, немецкой и английской литера> тур можно обнаружить в стихотворениях Ленца «О немецкой поэзии» («Über deutsche Dichtkunst»)9 и у Ф. В. Цахария в «Поэзии и Германии» («Die Poesie, und Germanien») (Lenz, 1891: 163–165; Zachariä, 1850–1855; Леманн>Карли, 1996: 149). Знал ли Карамзин о Шекспире до встречи с Ленцем, был ли Петров той фигурой, под чьим влиянием он увлекся британским дра> матургом или же на обоих русских писа> телей повлиял их немецкий приятель — во> просы, ответ на которые дать сегодня прак> тически невозможно. Да и насколько это принципиально в решении проблемы возник> новения такого масштабного явления, как шекспиризм русской классической литера> туры? Более существенно, что именно через Ленца Карамзин и Петров могли познако> миться со взглядами на шекспировскую дра> матургию участников движения «Буря и на> тиск», которые сыграли ключевую роль в ут> верждении шекспировской литературной репутации на русской почве. Еще более важно то обстоятельство, что, опередив соотечественников в оценке значе> ния Шекспира, автор «Истории государства Российского» был не только одним из пер> вых почитателей Шекспира и подлинным знатоком его творчества, но и сыграл огром> ную роль в становлении и развитии русского шекспиризма, создав «шекспировскую» кон>

цепцию русской истории. Не случайно имен> но его «драгоценной для россиян памяти» Пушкин посвятил «с благоговением и благо> дарностию» свой «труд, гением его вдох> новенный», — «Комедию о настоящей бе> де Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве». ПРИМЕЧАНИЯ 1

Позже, вспоминая о скромном жилище «молодых словесников», И. И. Дмитриев так описывал помещение, разделенное тремя пе> регородками: на «покрытом зеленым сукном» столе одной из комнатушек стоял «гипсовый бюст мистика Шварца», «а другая освящена была Иисусом на кресте, под покрывалом чер> ного крепа» (Дмитриев, 1892: Т. 2: 25). 2 После кончины А. А. Петрова в 1793 г. Карамзин посвятил ему элегический очерк «Цветок на гроб моего Агатона», где, в част> ности, он вспоминал, как они нередко «проси> живали половину зимних ночей» за Шекспи> ром (Карамзин, 1834: 3). Трудно заподозрить случайность в выборе эпиграфа к этому про> изведению — Карамзин остановился на фи> нальных словах Антония, характеризующих Брута из «Юлия Цезаря» (5 сцена 5 акта): His life was gentle, and the elements So mix’d in him, that Nature might stand up And say to all the world, «This was a man!» Э. Кросс предположил, что это «лириче> ское эссе» могло быть навеяно сочинением Ленца «Нечто о характере Филотаса. Фиалка на его гроб» («Etwas über Philotas Karakter. Ein Veilchen auf sein Grab», 1780) (Cross, 1971: 146). Образ Петрова нашел свое отражение и в дру> гих произведениях Карамзина: в «Письмах русского путешественника», в характере Ле> онида из повести «Чувствительный и хладно> кровный», в стихотворениях «Анакреонтиче> ские стихи А. А. П.», «На разлуку с П.». 3 Ю. М. Лотман ошибся, датируя это пись> мо 1787 г. и полагая при этом, что это насмеш> ливое замечание Петрова не могло относиться к переводу «Юлия Цезаря»: «Карамзин в это время еще только собирался приступить к пе> реводу» (Лотман, 1966: 377). Кроме того, что исследователь прибавил два года к реальной

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

дате написания письма, он упустил из внима> ния, что дата в предисловии Карамзина (15 ок> тября 1786 г.) свидетельствует, что свой пере> вод он закончил тогда же. Возможно, ученого ввел в заблуждение тот факт, что 1787 г. был «урожайным» для «русского Шекспира»: именно тогда переиздана сумароковская пе> ределка трагедии «Гамлет» (Сумароков, 1787: Т. 3), опубликован прозаический анонимный перевод «Жизни и смерти Ричарда III, короля аглинского». 4 Кроме сумароковского подражания моно> логу Гамлета в одноименной трагедии (1748), необходимо упомянуть о переводе М. И. Пле> щеева «Иль жить, или не жить, теперь решиться должно» (Плещеев, 1775: 260–261) и о «Воль> ном подражании монологу Гамлета» П. М. Ка> рабанова, скрывшегося под псевдонимом L. (Карабанов, 1786: 195–199). 5 Об источнике переводов А. А. Петровым монологов и сцен из пьес Шекспира «Моно> лог Генриха IV, когда он ночью получил изве> стие о возмущении графа Нортумберландско> го» (Петров 1789: 100); «Король Генрих IV. Отрывок из 2>й части, дейст. IV, сц. 4» (Пет> ров 1789: 101–103); «Отрывок из “Короля Ген> риха V”. Дейст. IV, сц. 3» (Петров 1789: 103– 104); «“Король Генрих VIII”. Падение Кар> динала Волзея при Генрихе VIII. Отрывок из III действ., сц. 2» (Петров 1789: 104–107); «Пря между Брутусом и Касиусом в трагедии, названной Июлий Цесарь. Отрывок. Дейст. IV, сц. 3» (Петров 1789: 108–111). См. нашу ста> тью: Захаров, 2009: 130–139. 6 Название перевода Ленца восходит к ци> тате из «Эклог» Вергилия ставшей латинской поговоркой «Omnia vincit Amor»(«Всё побеж> дает любовь»). 7 По примеру Шекспира Екатерина II со> здает исторические драмы из жизни древне> русских князей: «Подражание Шакеспиру, историческое представление без сохранения феатральных обыкновенных правил, из жизни Рюрика» и «Начальное управление Олега». Хотя указанные драмы и были почерпнуты из русских летописей, они оставались подража> ниями шекспировским хроникам. Собственно с Шекспиром их сближала драматургическая

127

техника и заимствование отдельных ситуаций из «Генриха IV», «Генриха V», но не более то> го. Во многом их появление продиктовано по> литическими целями императрицы, которая художественными средствами пыталась уко> ренить в русском обществе свои идеи и пред> ставления о государственном устройстве и уп> равлении (Lirondelle, 1912: 42–44, 48–49). 8 В «Драматическом словаре» ошибочно со> общено, что перевод выполнен белыми стиха> ми (Драматический словарь, 1787: 163) (2>е изд. А. С. Суворина, СПб., 1880). 9 Ср. перечисления гениальных авторов в стихотворении Ленца: Hasch ihn, Muse, den erhabenen Gedanken — Es sind ihrer nicht mehr, Ihre Schwestern haben die Griechen und Römer Und die Hetrurier weggehascht, Und die meisten ergriffen die k?hnen Britten, Und Shakespeare an ihrer Spitze, Und trugen sie alle fort wie der Sabiner sein Mädchen. Mancher brauchte sie zum andernmal, Aber sie waren nicht mehr Jungfraun. <…> O Homer, o Ossian, o Shakespeare, O Dante, o Ariosto, o Petrarcha, O Sophokles, o Milton, o ihr untern Geister — O ihr Pope, ihr Horaz, ihr Polizian, ihr Prior, ihr Waller! Gebt mir tausend Zungen f?r die tausend Namen, Und jeder Name ist ein k?hner Gedanke — Ein Gedanke — tausend Gedanken Unsrer heutigen Dichter werth. (Lenz, 1891: 163–165). СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Белинский, В. Г. (1836) Русская литератур> ная старина // Телескоп. Ч. 29. №17/20. (Под> пись: анонимно). Белинский, В. Г. (1953–1959). Полн. собр. соч. М. : Изд>во АН СССР. Т. 2. Благой, Д. Д. (1975) Пушкин в развитии мировой литературы. Статья 3 // Изв. АН СССР. Сер. Лит. и яз. Т. 34. №3. Булгаков, А. С. (1934) Раннее знакомство с Шекспиром в России // Театральное насле> дие. Сб. 1. Л.

128

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Горбунов, А. Н. (1998) Предисловие // Шекспир У. Юлий Цезарь / пер. Н. М. Карам> зина, А. А. Фета, М. А. Зенкевича, А. Величан> ского; [сост., предисл. и коммент. А. Н. Горбу> нова]. М. : Радуга. Григорьев, В. В. (1861) Жизнь и труды П. С. Савельева преимущественно по воспо> минаниям и переписке с ним. СПб. Дмитриев, И. И. (1892) Соч. СПб. Драматический словарь (1787). М. Загорский, М. Б. (1947) Шекспир в России // Шекспировский сборник, 1947 / ред. Г. Н. Бо> яджиев, М. Б. Загорский, М. М. Морозов. М. : Всероссийское театральное общество. Захаров, Н. В. (2009) Процесс шекспири> зации в русской литературе рубежа XVIII– XIХ вв.: пример М. Н. Муравьева // Знание. Понимание. Умение. № 2. Карамзин, H. M. (1984) Письма русского путешественника. Л. Карамзин, Н. М. (1814) Монолог Лира. Прозаич. перев. [Дейст. III, сц. 2] // Карам> зин, Н. М. Соч. 2>е изд.. СПб. : Тип. Селива> новского. Т. 4. Карамзин, Н. М. (1834) Сочинения Карам> зина. СПб. Т. 7. Карамзин, Н. М. (1884) Избр. соч. M. Ч. I. Карамзин, Н. М. (1964) <О Шекспире и его трагедии «Юлий Цезарь»> // Карамзин, Н. М. Избр. соч : в 2 т. М. ; Л. Т. 2. Карамзин, Н. М. (1986) Записки старого московского жителя. М. Кафанова, О. Б. (1983) «Юлий Цезарь» Шекспира в переводе Н. М. Карамзина // Рус> ская литература. Левин, Ю. Д. (1988) Шекспир и русская ли> тература XIX века. Л. Леманн>Карли, Г. (1996) Я. М. Р. Ленц и Н. М. Карамзин // XVIII век. Сб. 20 / отв. ред. Н. Д. Кочеткова ; пер. Н. Ю. Алексеевой. СПб. : Наука. С. 144–156. (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН). Лотман, Ю. М. (1966) Примечания // Ка> рамзин, Н. М. Стихотворения. Л. (Библиотека поэта; Большая серия). Луков, Вл. А. (2005) Шекспиризация (к тео> рии и истории принципов>процессов) // Шек> спировские штудии: Трагедия «Гамлет» : ма>

2009 — №3

териалы науч. семинара, 23 апреля 2005 г. / Моск. гуманит. ун>т, Ин>т гуманит. исследова> ний. М. Луков, Вл. А. (2006) Предромантизм. М. : Наука. Мерсье, Л.>С. (1936) Картины Парижа. М. ; Л. Немировский, И. В. (1991) Идейная пробле> матика стихотворения Пушкина «Кинжал» // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин>т рус. лит. (Пушкинский Дом). Л. : Наука. Ленингр. отд. Т. 14. Петров, А. А. (1789) «Король Генрих VIII». Падение Кардинала Волзея при Генрихе VIII. Отрывок из III действ., сц. 2 / прозаич. пер. с нем. А. Петрова // Учитель, или Всеобщая система воспитания. М. : Унив. тип. Н. Нови> кова. Ч. 1. Петров, А. А. (1789) Гамлетово размышле> ние о смерти / прозаич. пер. [А. Петров] // Учитель, или Всеобщая система воспитания. М. : Унив. тип. Н. Новикова. Ч. 1. Петров, А. А. (1789) Король Генрих IV. От> рывок из 2>й части, дейст. IV, сц. 4 / прозаич. пер. с нем. А. Петрова // Учитель, или Все> общая система воспитания. М. : Унив. тип. Н. Новикова. Ч. 1. Петров, А. А. (1789) Монолог Генриха IV, когда он ночью получил известие о возмуще> нии графа Нортумберландского / пер. с нем. А. Петрова // Учитель, или Всеобщая система воспитания. М. : Унив. тип. Н. Новикова. Ч. 1. Петров, А. А. (1789) Отрывок из «Короля Генриха V». Дейст. IV, сц. 3 / прозаич. пер. с нем. А. Петрова // Учитель, или Всеобщая система воспитания. М. : Унив. тип. Н. Нови> кова. Ч. 1. Петров, А. А. (1789) Пря между Брутусом и Касиусом в трагедии, названной Июлий Це> сарь. Отрывок. Дейст. IV, сц. 3 / прозаич. пер. с нем. А. Петрова // Учитель, или Всеобщая система воспитания. М. : Унив. тип. Н. Нови> кова. Ч. 1. Петров, А. А. (1863) Письма Александра Андреевича Петрова к Карамзину / сообщ. Я. К. Грота, коммент. М. Лонгинова // Рус> ский архив. Вып. 5/6. Плещеев, М. И. (1775) Иль жить, или не жить, теперь решиться должно / Перев.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

[М. И. Плещеева] // Опыт трудов Вольного Российского собрания. М. Ч. 2. Розанов, М. Н. (1901) Поэт периода «буй> ных стремлений»: Якоб Ленц, его жизнь и произведения. URL: http://www.knigafund. ru/books/8584/read#page1 (дата обращения 19.08.2008). Сумароков, А. П. (1787) Гамлет. Трагедия. (Переделал с франц. прозаического перевода Делапласа) // Полн. собр. всех соч. М. Т. 3. Тихонравов, Н. С. (1898) Четыре года из жизни Карамзина (1785–1788) // Соч. М. Шекспир и русская культура. (1965) / под ред. М. П. Алексеева. М. ; Л. Cross, A. G. (1971) N. М. Karamzin. A Study of His Literary Career 1783–1803. London and Amsterdam. Highet, G. (1949) The classical tradition. Oxford. Keller, M. (2000) Verfehlte Wahlheimat: Lenz in Rußland // Russen und Rußland aus deutscher Sicht (под общ. ред. Л. Копелева) : in 5 Bdn. / M. Keller. München.

129

Lenz, J. M. R. (1891) Gedichte. Berlin. Lenz, J. M. R. (1965–1966) Anmerkungen über Theater // Lenz, J. M. R. Werke und Schriften. Band 1. Stuttgart. Lirondelle, A. (1912) Shakespeare en Russie. 1748–1840. (Etude de literature comparee). Paris. Rauch, H. (1892) Lenz und Shakespeare. Berlin. Rothe Н. (1968) N. M. Karamzins europäische Reise Der Beginn des russischen Romans. Berlin, Zürich. Schwarz, Н>G. (1985) Dasein und Realitét. Theorie und Praxis des Realismus bei J. M. R. Lenz // Studien zur Germanistik, Anglistik und Kom> paratistik / Hrsg. von A. Arnold und A. M. Haas. Bd. 116. Bonn. Shakespeare, W. (1776) Traduit de l’Anglois, dédié au Roi. Paris, 1776. T. 2. Winter, Н. G. (1987) J. М. R. Lenz. Stuttgart. Zachariä, J. F. W. (1850–1855) Anthologie aus den Gedichten von J. F. Wilh. Zachariä. Hild> burghausen / New York.

Из хроники научной жизни 27 мая 2009 г. в Кишиневе, в Государственном университете Молдовы состоялся молдавско*российский научно*дидактический семинар «Комплексное изучение человека: проблемы методологии». С молдавской стороны были представлены следующие доклады: Б. Мелник «Необ* ходимость и пути координации работ научно*исследовательских центров, занима* ющихся проблемами комплексного изучения человека», А. Кривой «Познание функциональных резервов человеческого организма», Т. Миролюбов «Человек — субъект и объект власти и политики», А. Рошка «Человек как творец и носитель ду* ховных ценностей», Л. Чебану «Человековедение в системе образования», Т. Цырдя «Человек и биоэтика», Н. Сулак, И. Власенко, В. Фонарю «Наш любимый предмет — человековедение». Московский гуманитарный университет представляли: Б. Г. Юдин («Комплексное изучение человека: ценностные основания»), П. Д. Тищенко («Топика человеческо* го самопреобразования», А. В. Костина («Комплексное изучение человека в аспек* те тезаурусного подхода»), С. В. Луков («Проблема человека в свете диалога орга* низационных культур»), Б. Н. Гайдин («Интерпретации “гамлетовского вопроса” и комплексное изучение человека»). Кроме того, были представлены доклады «Единая наука о человеке: потенции и препятствия» Вал. А. и Вл. А. Луковых и «Ха* рактерология как естественно*научный метод познания человека» Г. Ю. Канарша.

130

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Йозеф Рот и Франц Легар: литературноGмузыкальные связи А. Г. КОЛЕСНИКОВ (СОЮЗ ТЕАТРАЛЬНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ РФ)* В статье рассматриваются литературно"музыкальные связи двух крупнейших австрийских ма" стеров — писателя Йозефа Рота (1894–1939) и композитора Франца Легара (1870–1948). Ос" новой рассуждений автора стал классический роман «Марш Радецкого», в котором опосре" дованно, а порой и прямо отражен ранний период творчества классика неовенской оперетты. Ее интенсивное развитие в австрийской столице сделало этот жанр уникальным явлением европейской культуры ХХ в. Ключевые слова: австрийская проза, неовенская оперетта, европейская культура, музыка, на" циональная идея.

Joseph Roth and Franz Leh á r: Literary and Musical Links A. G. KOLESNIKOV (THE THEATRE UNION OF THE RUSSIAN FEDERATION)

The article examines the literary and musical connections of two great Austrian maestros — writer Joseph Roth (1894–1939) and composer Franz Lehá r (1870–1948). The author concentrates his arguments on a classical Austrian novel Radetzky March by Joseph Roth, in which the early period of Neo"Viennese operetta classic’s creative work is indirectly, and at times directly, reflected. The inten" sive development of operetta in the Austrian capital, Vienna, made this genre a unique phenomenon in the European culture of the XX century. Keywords: Austrian prose, Neo"Viennese operetta, European culture, music, national idea.

ак реальная и отчасти символическая фигура композитор Франц Легар, клас> сик неовенской оперетты, еще при жизни входит в современную ему художественную литературу: «Марш Радецкого» Йозефа Ро> та, в воспоминания современников: Стефана Цвейга, Курта Тухольского, Феликса Заль> тена; в историко>публицистические работы, переписку Гуго фон Гофмансталя, Карла Крауса, Теодора В. Адорно, Германа Броха и др. О нем и его музыке судят с разной сте> пенью приятия. Что лишь характеризует ис> ключительность личности, прямое и опосре> дованное ее влияние на музыкальный театр (что не удивительно) и даже современную литературу (случай исключительный). Слава его вспыхнула после «Веселой вдо> вы» в 1905 г. ярко и уже навсегда, но путь

к ней был не прост. Мальчик>вундеркинд, в шесть лет игравший на нескольких инстру> ментах, в двенадцать поступивший в Праж> скую консерваторию, успешно закончивший скрипичное отделение у Антона Бенневица, начинает карьеру с тягчайших сомнений — путь выбран неверно. Он хочет сочинять. Его фортепианные сонаты понравились Антони> ну Дворжаку, к нему благосклонен Йохан> нес Брамс. Но на пути юного дарования пре> пятствия. Повторяя путь отца, военного капельмейстера, он начинает 17>летнюю ди> рижерскую службу в армейских оркест> рах заштатных городков Габсбургской им> перии. Современная Легару художественная проза, словно бы сама того не желая, зафик> сировала молодость композитора в предель>

* Колесников Александр Геннадьевич — кандидат искусствоведения, член Союза писателей РФ и Союза театральных деятелей РФ, театральный и музыкальный критик, дипломант Академии художеств РФ (1999), координатор международной акции Benois de la Danse («Балетный Бенуа»). Тел.: (495) 353>55>59. Эл. адрес: edvin@cnt.ru

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

но узнаваемых чертах. Словесность, будто точно следовала за нотами, шла по пятам за его полковым оркестром, наблюдала гарни> зонный быт и, наконец, специально выбрала самого юного капельмейстера монархии со> бирательным героем времени. Мы сосредо> точимся преимущественно на романе Йозе> фа Рота «Марш Радецкого» — именно в нем сказанное выражено с особой образной си> лой, во>первых. Во>вторых, в заголовке со> чинения — один из самых стойких музы> кальных образов, закрепившийся навечно в сознании профессионалов и слушателей, — «Марш Радецкого» Иоганна Штрауса>отца. Шедевр жанра, написанный в честь генера> ла>карателя Йозефа Радецкого (1766–1858) и ему посвященный. Музыка давно отдели> лась от исторического и политического смысла самой фигуры, зажила собственной жизнью. Она вне времени и общечеловечна. В>третьих, фигура классика Франца Легара в романе просматривается до того, как он стал классиком. Не так уж часто литература бросает свет на музыку и тем дополняет ее важными свидетельствами. У нас нет сведений о личных контактах писателя и композитора, хотя они возмож> ны, несмотря на значительную разницу в возрасте: Легар родился в 1870 г. в Комар> но (по>венгерски Комаром), городе на гра> нице двух национальных автономий Венгрии и Словакии. Рот родился в 1894 г. в Галиции (тогда восточная окраина Австро>Венгрии). Оба из австрийских провинциалов, оба дви> жутся в своей творческой карьере по на> правлению к Вене и достигают ее. «Славянский» элемент в музыке Легара был услышан сразу и воспринят как экзоти> ческое и пленительное меланхолическое чу> до. Но на чувстве Родины в общем смысле это коренным образом не отразилось. Фоль> клор как жанрово>стилистическое направ> ление раннего Легара связан напрямую с его скрипичной школой и усвоенной с детства народной музыкой. Но в дальнейшем его близость к Венгрии растворится в общеевро> пейской музыкальной традиции, не будет проявлять себя в такой сильной мере, как,

131

скажем, у Имре Кальмана, который всю жизнь венгром был и им оставался. Легар лишь частично венгр, на какую>то долю, ма> лую ли большую, не суть важно, но — долю. И в ранних сочинениях мы видим венгер> скую часть его души. Но скоро все венгер> ское в нем переплавится, все чешское, сло> вацкое, польское, русское, французское — также. Результатом станет собственный легаровский стиль — многокрасочный, сме> шанный в разных сочетаниях, где попере> менно будут доминировать разные этниче> ские черты в зависимости от драматургиче> ского материала. Иным выглядит чувство Родины у Йозефа Рота. Это его центральная тема, и она болез> ненно, мучительно звучит в его романах. Ге> рои скитаются по Земле в поисках хотя бы ее образа, пытаются его уловить, захватить ве> щественные и топографические ее приметы, переключаются в сферу воображения, выст> раивают с ней диалог. Они географически на Родине, но Родины нет! Это ее призрак. Ностальгический мотив постоянен у Рота, прочитывается как подспудное движение, фантомная боль. Как сказано в «Марше Ра> децкого» о его главном герое: «Лейтенант Тротта походил на человека, который утра> тил не только родину, но и тоску по ней» (Рот, 1978: 244). Сходные переживания времени и авст> рийской судьбы находим у других писате> лей>австрийцев. Главный вопрос поиска — осознание австрийской сущности, иденти> фикация национального характера. Чем за> няты в этот момент австрийские композито> ры и музыканты, по природе существа более чувствующие, улавливающие звуки времени сейсмографически? Они даже не затрагива> ют эту тему. Такое впечатление, что литера> торы и музыканты живут на разных плане> тах. Мы можем констатировать: боли вре> мени, о которых принято думать, что они являются общими и в равной степени за> трагивают все художественное сообщество, чрезмерно универсализируются нашей на> укой. Оказывается, разные виды и жанры остаются автономными не просто в специ>

132

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

фике собственного художественного язы> ка, но и в выборе идейно>смысловых прио> ритетов. Неовенская оперетта — абсолютный пер> пендикуляр духовному мейнстриму. С рос> том популярности Легара растет раздраже> ние так называемого серьезного искусства. Отклики К. Крауса, Т. Адорно, Г. Броха и др. имеют сегодня чисто исторический смысл, относятся к проблеме восприятия нового ис> кусства в момент его рождения. И музыка, выигравшая схватку с вечностью, может просто игнорировать ценностные ориен> тиры прошлого, считать курьезными злые высказывания Белы Бартока о «Веселой вдо> ве», посочувствовать мукам ревности сверх> успешного Рихарда Штрауса к ошеломляю> щему успеху коллеги. Но в целом же оценка Легара современ> никами, как и реакция на растущее значение неовенской оперетты, адекватна. Она рож> далась в естественной полемике, в стремле> нии понять тайну сильнейшего воздействия современной музыки (как и причину невоз> действия). Понять, что, если Легар собирает обильный урожай поклонения, это не может быть случайностью. Так чувствовали Густав Малер и его жена Альма, Арнольд Шёнберг, Александр фон Цемлинский и Гуго фон Гофмансталь, мечтавший, чтобы Легар сочи> нял его «Кавалера розы». Великому авст> рийскому поэту принадлежат и слова об об> щечеловечности оперетты. Позиция Йозефа Рота, пожалуй, ближе Гофмансталю в смысле свободы высказыва> ния и в смысле неких лирических признаний, связанных с музыкой и персоной компози> тора. Его признания возникают органично в ткани повествования, сопровождают не> явно, на интонационном уровне сюжетное развитие. Музыкальная тема у Рота есть не только в «Марше Радецкого», она как бы рассеяна по его прозе, и это заставляет ду> мать, что Рот вообще в душе музыкант. Хотя в его биографии нет буквальных сближений с музыкой — учился в классической гимна> зии в Бродах и Львовском университете (фи> лософия и германистика), затем в 1913 г. по>

2009 — №3

явился в Вене. Слава Легара уже гремела, он безраздельно властвовал над венским и об> щеевропейским театральным репертуаром. Рот пребывает в Вене до 1916 г., уходит доб> ровольцем на фронт, возвращается в 1918>м и остается до 1920 г. Затем переезжает в Бер> лин, делает быструю журналистскую карье> ру, длившуюся вплоть до вынужденной эми> грации с приходом фашистов, и далее — годы странствий. География его переез> дов совпадает с географией легаровских премьер. Именно для Берлина Легар создает свои поздние произведения, спорные и та> лантливые, принесшие новый виток славы, уже с привкусом какой>то странности, нара> ставшей от премьеры к премьере: «Пагани> ни» (1925), «Царевич» (1927), «Фридерика» (1928), «Страна улыбок» (1929), «Как чуден мир» (1930). Нарастали литература и воспоминания о композиторе. К началу 1930>х годов при> жизненный архив, кропотливо им собран> ный, составлял несколько сот тысяч единиц хранения. Одномоментно его оперетты шли в десятках театров мира, достигнув Амери> ки, Австралии и даже Юго>Восточной Азии. Иными словами, Легар — классик, уже все написавший (останется только «Джудит> та» в 1934 г.). В далеком прошлом остались юность, капельмейстерство в пехотных пол> ках, первые опусы, надежды на счастливое композиторское будущее. И вдруг все это, казалось, безвозвратно поглощенное временем, начинает просту> пать со страниц нового романа Йозефа Рота, его вершинного шедевра огромной лириче> ской силы и большого исторического ды> хания — «Марша Радецкого» (1932). Собы> тия ближней истории предстают в нем уже в эпическом прошлом, почти запыленном. Жива лишь боль воспоминаний. И воспоми> нания эти преимущественно светлы. Они солнечны, беззаботны, полны «чувства за> щищенности», свойственной Австрии и ее народу при старике Франце>Иосифе. Его образ на некоторых страницах — почти восторженное переживание чуда. И оно не улеглось с годами ни у героев романа, ни

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

у автора. Явление императора, увиденное глазами молодого лейтенанта Тротта, ока> завшегося на параде в Вене, запечатлено в строках, дышащих неподдельным востор> гом: «В Карле Йозефе проснулись все дав> ние детские и героические мечты, перепол> нявшие и осчастливливавшие его на балконе отчего дома под звуки марша Радецкого. <...> И сердце лейтенанта — медицинский абсурд! — забилось и замерло одновремен> но» (там же: 215–217). «Все пестрое великолепие старинной им> перии» влекло к себе, будто к центру вселен> ной из всех ее уголков. Центр и перифе> рия — одна из антиномий австрийской куль> туры. Легар познал и то, и другое. Его склон> ность к переездам найдет завершение в ма> леньком курортном Бад Ишле, в горах близ Зальцбурга, он там и закончит свои дни. Что>то похожее у Рота — родина познается им в движении его собственной биографии и движении его персонажей. «Марш Радец> кого» имеет местом действия одну из таких точек, где оторванность от центра тем не ме> нее не ослабляет чувства державности. Здесь наиболее близки судьбы литературного пер> сонажа — лейтенанта Карла Йозефа Трот> та и капельмейстера 25>го пехотного полка в Лошонце Франца Легара. Лошонц — городишко на севере Венгрии (8 тыс. жителей), где жизнь оживала по суб> ботам, когда на главной улице играл ор> кестр. Наличие оркестра в самых маленьких населенных пунктах словно удостоверяло там жизнь, было показательно и значимо для внутренней политики страны. Одно из самых гениальных описаний капельмейстер> ского быта, музыкальной эстетики и репер> туара, дающее иллюзорное ощущение вре> мени и его деталей, — в начальной главе «Марша Радецкого»: «Во всей дивизии не было оркестра лучше, чем оркестр N>ского пехотного полка в маленьком районном го> родке Моравии. Его капельмейстер принад> лежал еще к тем австрийским военным му> зыкантам, которые, благодаря удивительно точной памяти и всегдашней потребности в новых вариациях старых мелодий, в состо>

133

янии были каждый месяц сочинять новый марш» (там же: 47–48). Там же возникает фигура капельмейстера Нехваля, человека предшествующего поко> ления, «классической» империи Франца> Иосифа, это, скорее, портрет отца компози> тора — Франца Легара>старшего. Его дух, выучка еще витают в этих маленьких оркест> риках в Моравии, Венгрии, Трансильвании, Словакии. Но правила мало>помалу наруша> ются, и Нехвалю от этого тяжело. Старый капельмейстер разговаривает со старым ок> ружным начальником Тротта, героем «Мар> ша Радецкого», который переживает под> линное потрясение оттого, что его мир так> же нарушен, искажен отступлением от нормы, — и не вообще кем>то, но в его доме, собственным сыном>лейтенантом. Нечто подобное у Легаров. Сын и отец в периодически возобновляющейся полеми> ке по сущностным вопросам творчества. По> мимо работы с оркестром, поставленной на новый лад, Легар основывает в Лошонце квартет для исполнения камерной музыки, сочинений Брамса и Дворжака, игранных не> давно в консерватории. Он дирижирует цер> ковными мессами и ораториями, в частности «Создателем» Гайдна; привлекает к музы> кальному исполнительству население, под> держивает в них музыкальную устремлен> ность, вплоть до участия в симфонических концертах. Иными словами, Легар стал му> зыкальным директором города. В 1891 г. в этом качестве и в составе юби> лейной депутации он приезжает в Вену, где музыкальное сообщество Австрии чествует «короля вальсов» Иоганна Штрауса и он сам дирижирует только что законченным валь> сом Gross>Wien. В кульминационный момент торжества — маршевое появление на подиу> ме двух военных капельмейстеров в парад> ных форменных одеждах: Карл Комзак, 84 лет, старшина военно>музыкального цеха, и Франц Легар, 21 года, самый младший из занимающих это положение в королевско> кайзеровской монархии. Штраус был тро> нут, тряс обоим руки, зал был взбудоражен, и еще никто не осознавал символического

134

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

смысла этого мгновения — встреча двух ав> стрийских мастеров, один из которых завер> шал путь, второй только всходил на пье> дестал всеобщей популярности и брал дело венской оперетты в свои руки. «Я мог дейст> вительно видеть его лицо перед собой, — вспоминал Легар спустя полвека, — с покра> шенными, черными как смоль волосами и усами. Он был, очевидно, утомлен и болез> нен. Но в момент, когда он взошел на поди> ум, все мгновенно изменилось. После первых тактов его вальсов он уже начинал грациоз> но двигаться в ритме. Громовые аплодисмен> ты наполнили громадный зал, оркестр за> глушили восторженные восклицания. Я ли> цезрел самого Иоганна Штрауса перед его уходом — истинный король вальсов, честву> емый и превозносимый своими венскими подданными» (Grun, 1970: 42). После Вены — возвращение в Лошонц, ту> да, где молодой Легар и старая Австрия в ее провинциальном выражении все еще вместе. Миролюбивое состояние Империи и ее под> растающего поколения фиксирует также ро> ман Стефана Цвейга «Нетерпение сердца» (1939). Кавалерийский офицер Антон Гоф> миллер, цвейговский герой, — вылитый лей> тенант Тротта, а также очень похож на Ан> тона Легара, младшего брата композито> ра, выбравшего военную стезю. Совпадение с именем героя, географией его службы, бы> том гарнизона на венгерско>чешской грани> це между Будапештом и Веной — полные. Те же Липпицкие конные заводы. Та же атмо> сфера офицерских казино, гостиниц, кафе с певицами, одуряющая и монотонная про> винциальная тишина, изредка нарушаемая дразнящими новостями из Вены или всплес> ками из ряда вон выходящих событий. В 12>й главе романа дано описание за> ведения некоего Бродницера, устроившего в гостиничном кафе игорный дом с музыкой, оркестром и певицами: «Обновление» нача> лось с концертов оркестра, состоявшего из восьми, словно склеенных друг с другом, му> зыкантов. Затем прибыл так называемый со> ловей из Мариахильфа — белокурая девуш> ка из Одерберга. Она пела вальсы Легара

2009 — №3

и смелую песенку: «Если ночь любви прошла и седое брезжит утро…» (Рот, 1978: 196). По времени этот романный эпизод имел место значительно позже легаровского Лошонца, накануне Первой мировой войны, и Легар уже как повсеместно известный автор вошел и в художественную прозу, он здесь почти историческая фигура. Дни Легара в Лошонце закончились не> ожиданно, но закономерно. Быт казармы в какой>то момент становится невозможен для художника, и он рвет с ним самым реши> тельным образом, не оглядываясь на послед> ствия. Для отца Легара подобное невозмож> но. Многосторонняя личность, музыкант, достигший уважения упорным трудом и пре> данной службой, в том числе на поле боя. Он участник войны Австрии против Сардинии и Франции, и в частности битвы при Соль> ферино (1859) — местечко, увековеченное Ротом в «Марше». Там дед нынешнего героя романа и отличился, закрыв собой молодо> го императора, за что был награжден, его ге> роическая легенда вошла в школьные учеб> ники и пр. Легенда отца заслуживает уважения, Ле> гар>младший это понимает, хотя у него уже своя правда. Он чувствует, что символы вот> вот утратят живое наполнение, иссякнет па> фос «героев Сольферино», а с ним и дух «ве> селой Вены». Император очень стар, и его парады действительно становятся «опере> точными». Один за одним уходят из жизни классики венской оперетты: Франц Зуппе (1895), Карл Целлер (1898), Карл Миллекер и Иоганн Штраус>сын (1899). Новый стиль жизни и искусства объективно вызревает в обществе и в художественной среде. Перед смертью Легар>страший изучает клавир оперы «Кукушка», написанной его сыном на русский сюжет и уже с успехом поставленной в Лейпциге и Кенигсберге. Так совершается момент прощания и окончание их спора о сущности и предназначении му> зыканта. Некогда он написал марш «Нас ждет папаша Радецкий». Тут симптоматич> но слово «папаша». Наследование бравого духа, не раз воспетого в военной музыке, от>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

раженного затем в музыке отца и передан> ного сыну. Но «папаша Радецкий» как образ>символ нового времени для младшего Легара уже не годился. Мы видим в романе Рота, что этот музыкальный гимн профанируется. Знаме> нитый марш звучит не только на плац>пара> де, но и в борделе тетушки Рези Хорват, под портретом императора, засиженным муха> ми, в атмосфере какого>то откровенно>на> смешливого порока. Там, где пела гастро> лерша — «соловей из Мариахильфа» и где дирижер Нехваль рассказывал о «последней легаровской оперетке в Вене». Имя Легара и здесь использовано автором как вполне ис> торическое — новый эстетический вектор эпохи, изменившейся музыкальной реально> сти. Что абсолютно точно уловлено писа> телем: звуки «Марша Радецкого» остаются в мифологической дали австрийской куль> туры — новый венский идол Франц Легар занимает его место. Но в его музыке послы> шатся иные интонации, эпохе «веселой Ве> ны» не свойственные, — надрыв, драматизм,

135

лирическая экспрессия, затаенная и чарую> щая грусть. Йозеф Рот умер в Париже 27 мая 1939 г., там же похоронен. Месяцем раньше, 17 ап> реля 1939 г. состоялось 1000>е (!) представле> ние «Страны улыбок» Легара в Парижском театре Гатё>лирик (постановка 1932 г.). Это последнее смысловое сближение компози> тора и писателя в их общем историко>куль> турном пространстве и времени, как мы пы> тались его очертить. Рот вписался во всеоб> щую тоску и поиск австрийской судьбы. Легар понял эту судьбу как ее кардинальное изменение в сторону иного, оптимистиче> ского настроения, тема прощания с про> шлым звучит у него приглушенно, не вопиет трагически, как у Рота, остается интимным переживанием. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Рот, Й. (1978). Марш Радецкого. М. : Худо> жественная литература. Grun, B. (1970) Gold and Silver. The life and times of Franz Lehar. London. Р. 42.

Из хроники научной жизни 8 июня на факультетах Московского гуманитарного университета введен институт научных руководителей: на факультете международных отношений — Борис Нико* лаевич Пастухов, выдающийся государственный и общественный деятель, дипло* мат; на факультете культурологии и туризма — Елена Анатольевна Чайковская, знаменитый советский и российский тренер по фигурному катанию, профессор; на факультете психологии и социальной работы — Анатолий Лактионович Журавлев, известный российский психолог, член*корреспондент РАН и РАО, директор Инсти* тута психологии РАН; на факультете рекламы — Владимир Валерьевич Филиппов, президент Российской академии рекламы; на факультете экономики и управле* ния — Юрий Иванович Журавлев, выдающийся российский математик, академик РАН, лауреат Ленинской премии; на юридическом факультете — Михаил Николае* вич Марченко — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой те* ории государства и права и политологии МГУ имени М. В. Ломоносова.

136

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Понимающий потенциал литературного жанра как проблема теоретической поэтики М. М. Бахтина В. М. ГОЛОВКО (СТАВРОПОЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В жанрологической парадигме М. М. Бахтина рассматривается онтология понимания литера" турного жанра как «типического целого художественного высказывания». Феноменолого"гер" меневтические подходы к исследованию теории жанра осуществляются в системе анализа его «понимающего потенциала», субъект"объектных отношений в процессе создания новой эсте" тической реальности, принципов интерпретации произведений в свете жанровой «архаики». Ключевые слова: поэтика, литературный жанр, понимание, выражение, жанрообусловливание, художественная целостность, онтология понимания.

Interpretative Potential of Literary Genre as a Problem of M. M. Bakhtin’s Theoretical Poetics V. M. GOLOVKO (STAVROPOL STATE UNIVERSITY)

Within M. M. Bakhtin’s genre"study paradigm of the ontology of understanding of the literary genre as a «typical unity of aesthetic expression» is being considered. Phenomenological and hermeneutical approaches to the study on the genre theory are embodied within the system of analysis of its «under" standing potential», subject"object relations in the process of creation of a new aesthetic reality, prin" ciples of interpretation of literary works according to the genre «antiquity». Keywords: poetics, literary genre, interpretation, expression, genre conditioning, art integrity, inter" pretation ontology.

онимание как способ бытия и способ познания литературного жанра впервые стало предметом философско>эстетической рефлексии в трудах М. М. Бахтина 1920>х го> дов. Однако до сих пор за пределами внима> ния литературоведов остается самое главное в теоретическом наследии М. М. Бахтина — это положение о жанре как «сложной систе> ме средств и способов понимающего овладе> ния и завершения действительности» (Мед> ведев, 1928: 180). Российский ученый, в сущ> ности, на многие десятилетия опередил западную философско>эстетическую мысль, занятую, по словам П. Рикера, «прививкой герменевтической проблематики к феномено> логическому методу» (Рикер, 1995: 3). Именно М. М. Бахтин помог осознать, что жанроло> гия — основополагающая, базисная область науки о литературе, поскольку актуализа> ция идеи понимающего потенциала жанра

сущностно необходима при разработке лю> бой литературоведческой проблематики. Актуализируя теоретические идеи жанро> логии М. М. Бахтина, выделим два наиболее значимых аспекта в философско>методоло> гических подходах М. М. Бахтина к пробле> ме жанра: 1) онтологический (т. е. жанровые законы «оформляющего понимания дейст> вительности и жизни» (Медведев, 1928: 180); «понимающее бытие» жанровой целостно> сти); 2) эпистемологический (познание «по> нимающих» возможностей жанра). Тем са> мым мы пытаемся преодолеть намеченную в современной герменевтике (см., например: Рикер, 1995: 7) тенденцию к излишне катего> ричной автономизации категорий понима> ния как способа бытия и понимания как спо> соба познания. Целостность жанра является основой его исследования в герменевтической парадиг>

* Головко Вячеслав Михайлович — заведующий кафедрой истории русской и зарубежной ли> тературы Ставропольского государственного университета, профессор, доктор филологических наук. Тел.: (865) 235>34>53 (доп. 1185). Эл. адрес: vmgolovko@mail.ru

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

ме: жанр как «типическое целое художест> венного высказывания, притом существен> ное целое, целое завершенное и разрешен> ное» (Медведев, 1928: 175), обладает смыс> лообразующим потенциалом, определяется «архитектонически устойчивыми» и истори> чески изменяемыми коррелятами. Специфи> ка целостности любого жанрообразования, как показал М. М. Бахтин, детерминирова> на типом его проблематики, спецификой «предметного, тематического завершения» (Медведев, 1928: 175–176), в которых и реа> лизуется его «понимающий» потенциал. Соотнося традиции герменевтического опыта с бахтинской теорией целостности жанра, следует прежде всего указать на то, что феноменолого>герменевтические подходы к анализу художественного произ> ведения связаны «с выявлением в тексте духовности, которая, исторически меняясь, сохраняет некую неизменную сущность и своим постоянством обеспечивает непре> рывность духовности, отражающую единст> во исторического процесса» (Борев, 1985: 47). В литературном жанре эту «неизмен> ную сущность», «культурную традицию» М. М. Бахтин в книге о поэтике Достоевско> го определил термином «архаика жанра», при этом рассматривал ее как «архаику» не «мертвую», а способную к «осовремене> нию», способную «постоянно обновляться» (Бахтин, 1963: 142). Архаика жанра — это не просто устойчивая форма, традицион> ная структура, а та «духовность», «неизмен> ная сущность», которая связана с его специ> фической понимающей и познавательной природой и которая фиксируется его конст> руктивным принципом (тем, что М. М. Бах> тин называл «костяком», «схемой» жан> ра). «Неизменная сущность», «духовность», обеспечивающая, как писал М. М. Бахтин, «единство и непрерывность литературно> го развития» (Бахтин, 1963: 142), — есть его понимающий потенциал. Это сфера «жан> рообусловливания», факторами которой определяется специфичность жанроформи> рования и жанрообразования (Головко, 1995: 10).

137

У М. М. Бахтина не случайно жанровое «видение и понимание» неотделимы от «вы> ражения» этого понимания. В этом реализу> ется структурно>семантический принцип изучения жанра. Понимающие возможно> сти жанровой структуры ученый связывал с «внутренним тематическим отношением к действительности и ее становлению». При этом М. М. Бахтин подчеркивал: «Понять определенные стороны действительности можно только в связи с определенными спо> собами ее выражения», а эти способы вы> ражения «применимы лишь к определен> ным сторонам действительности» (Медве> дев, 1928: 182). Здесь уже возникает пробле> ма эпистемологического характера. Путь к понимающему потенциалу жанра лежит че> рез понимание способов его выражения. Так в компетенции бахтинской герменевтики жанра оказывается «оформляющее понима> ние действительности и жизни» (Медведев, 1928: 180), и на этой основе создается теория понимания жанра, определяющая интерпре> тационные технологии, которые являются прикладным аспектом герменевтики жанра. Любой жанр, даже литературный вид, обладает своим предельно абстрагирован> ным смыслом, улавливаемым реципиентом уже на уровне «предпонимания». «Видение» и «понимание действительности» реализует> ся в целостной системе дифференциации и интеграции жанрообусловливающих, жан> роформирующих и жанрообразующих фак> торов и жанрообразующих средств (Головко, 1995: 9–12), а эпистемология интепретации раскрывает свои возможности в процессе установления их соприродности друг другу и создаваемому ими художественному цело> му. Все аспекты жанра органически связа> ны между собой, они «прорастают» друг в друга, выполняя специфические функции оформления предметного смысла. Так опре> деляются «горизонты» понимания, дающие предварительное знание о жанре. Расширя> ясь, эти «горизонты» создают понятие о той эстетической целостности («смысловом це> лом»), которая и является предметом жанро> логического анализа. «Сущность содержа>

138

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ния» непосредственно определяется действи> ем жанрообусловливающих, а «объем» жан> рового «события» (В. Г. Белинский), «жан> ровая форма», «тип структуры» — энергией формирующих и образующих факторов и средств. Познавательную природу жанра характеризует не сумма компонентов, а эсте> тическое качество «понимающего целого». Сфера жанрообусловливания связана с проблематикой жанра («типом проблемати> ки», «жанровым содержанием» «сущностью содержания»), или, по словам М. М. Бахти> на, с «тематической ориентацией на жизнь», «с внутренним тематическим отношением к действительности» (Медведев, 1928: 177). Определяется эта сфера, как известно, кон> цепцией человека в его отношении к миру (Канунова, 1972: 8), свойственной каждому жанру. (В скобках замечу — это одна из са> мых неисследованных областей жанроло> гии, а ведь в концепции человека каждого жанра объективизируется определенный уровень авторского задания по преобра> зованию внеэстетической действительности в собственно эстетическую). М. М. Бахтин не только обосновал идею, согласно которой каждый жанр есть специ> фическая система «понимающего овладения и завершения действительности» (Медведев, 1928: 181), но, в сущности, предвосхитил современную постмодернистскую эстетику в том, что предусмотрел «требования онто> логии понимания», которые много позже сформулировал П. Рикер в своем исследо> вании «Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике» (Рикер, 1995). Какие это «требования»? 1) Исходить из того, что жизнь — это главное понятие (идея В. Диль> тея); 2) выйти из заколдованного круга субъ> ект>объектной проблематики и задаться во> просом о бытии; 3) различать понимание как способ бытия и как способ познания; 4) в по> знании дойти до связи «исторического бы> тия» с «совокупным бытием», т. е. той связи, которая была бы изначальна, предшествова> ла субъект>объектным отношениям (Рикер, 1995: 9–12), на анализе которых строится традиционная теория познания.

2009 — №3

М. М. Бахтин, как известно, заменил субъекта парадигмальной оппозиции «субъ> ект — объект» — «автором и героем», т. е. в «архаике» жанра заложил не бинарное, а тренарное отношение: субъект в двуедино> сти «Я» — «Другой» и объект. Это уже, по сути, выход из «заколдованного круга субъ> ект>объектной проблематики» (Рикер, 1995: 13), позволяющий «задаться вопросом о бы> тии», о способе существования литератур> ного жанра. Поскольку теоретизированная модель (система) познания входит органично в по> знание в целом, представляющее собой, как показал М. М. Бахтин в работе «К филосо> фии поступка», поступок ответственно мыслящего участного сознания («поступок мыслью»), то эпистемологическая концеп> ция жанра непосредственно нацелена на вы> явление его онтологии понимания, его гно> сеологической природы и когнитивного по> тенциала. Но когда объектом исследования становится познание в целом, «поступок мыслящего участного сознания» рассматри> вается прежде всего в свете бытийных, а не когнитивных характеристик» (Микешина, 2008: 4). В эпистемологии М. М. Бахтина «субъект относится к объекту через систе> му ценностей или коммуникативных отно> шений» (Микешина, 2008: 5). Тем самым М. М. Бахтин вводил в эпистемологию поня> тие историчности (Микешина, 2008: 8): изме> нение художественного познания во вре> мени фиксировалось жанрологическими по> нятиями «нов», «не тот», а сохраняющийся понимающий потенциал и конструктивный принцип его «архаики» — понятиями «стар», «тот». В категории «архитектоника» и оформилась мысль о том, что жанр «всегда тот и не тот, всегда и стар и нов одновремен> но» (Бахтин, 1963: 142). Жанр как «смысло> образующая целостность» раскрывает свои гносеологические и когнитивные возможно> сти в том случае, если «бытийные характе> ристики» осмысливаются в феноменолого> герменевтической парадигме, а сам этот процесс осмысления средствами анализа «архитектонической целостности» является

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

основой рефлексии жанра. С точки зрения жанрообусловливания, детерминации типом проблематики «сущности и объема самого содержания» (В. Г. Белинский) произведе> ния, бытие жанра и заключается в художе ственном понимании. Это бытие, которое, говоря словами П. Рикера (Рикер, 1995: 10), существует, понимая. Феноменологией и герменевтикой от «Логических исследований» Гуссерля, кото> рые, как отмечал сам М. М. Бахтин, были од> ним из источников его эстетики, до «Бытия и времени» Хайдеггера, который параллельно с Бахтиным разрабатывал проблемы «новой онтологии», уже было осмыслено, что нель> зя на место онтологии понимания ставить эпистемологию интерпретации. В жанроло> гии М. М. Бахтина это проявляется в том, что он в стратегии своего феноменолого> герменевтического исследования дифферен> цировал «способы видения и понимания дей> ствительности» и способы познания позна> вательных качеств жанра (Бахтин, 1963: 181). В философии жанра М. М. Бахтина хоро> шо просматривается апелляция к действи> тельности и жизни как к основной инстан> ции и аксиологическому критерию: «Если мы подойдем к жанру, — писал он, — с точ> ки зрения его внутреннего тематического отношения к действительности и ее станов> лению, то мы можем сказать, что каждый жанр обладает своими способами, своими средствами видения и понимания действи> тельности, доступными только ему... своими средствами оформляющего понимания дей> ствительности и жизни» (Медведев, 1928: 180). И хотя бытие каждого жанра определе> но тем, что он располагает только свой> ственными ему способами и средствами ви> дения и понимания действительности, это вовсе не лишает писателя права на внека> ноническую инициативу, проявляющуюся прежде всего в сфере жанрообразователь> ных процессов. Способы изображения, т. е. «основные возможности жанрового постро> ения» (Медведев, 1928: 183), ученый связы> вал со спецификой художественного «овла> дения эпохой» (Медведев, 1928: 183). Гово>

139

ря о «бытии» жанра, который существу> ет, понимая, М. М. Бахтин в понятие о самой реальности включил и реальность духа, создаваемую «ответственно поступающей мыслью». В жанрологии это выразилось в актуализации бинарной оппозиции «исто> рического бытия» как выражения субъект> объектных отношений и «совокупного бы> тия» как выражения попыток выйти за пре> делы субъект>объектной проблематики, «за> даться вопросом о бытии» (Рикер, 1995: 9). Типологическое в жанре, составляющее суть его «архаики», и есть воплощение «совокуп> ного бытия», поскольку культурная тради> ция жанра, составляющая «сущность содер> жания», определяющая его конструктивный принцип и «объем содержания», представ> ляет собой формулу «добытой эстетической истины» (Стенник, 1974: 189), ту «действи> тельную жизнь» жанра, которая существует до субъекта художественного познания (пи> сателя, художника) как данность автоном> ного «духа». Жанрообусловливание и пред> стает как область художественного опыта («жизненный мир» жанра), предшествующе> го субъект>объектным отношениям, кото> рые реализуются в процессе эстетическо> го познания (создания произведения в жа> ровой парадигме). В такой творческой практике достигается единство «архаики» жанра («тот», «стар») и его «неповторимой повторяемости» («не тот», «нов»), единство «архитектонически устойчивого» (типоло> гического, видового) и «динамически живо> го» (исторического, индивидуального), т. е. связь «совокупного бытия» с «историческим бытием». Существование жанра в процессе понимания — это «способ бытия», заданный «совокупным бытием», абстрагированным коллективным художественным опытом, сфокусированным в сфере жанрообуслов> ливания. Этот опыт воспринимается писате> лем как «духовность» жанра, его «культур> ная традиция», открывающая возможности для всех жанровых инноваций художествен> ного познания, основанного на субъект>объ> ектных отношениях. В этих отношениях пи> сатель выступает как само воплощение ин>

140

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

тенции, как носитель стремления, тенден> ции, намерения, коррелирующего с опреде> ленной областью значений. М. М. Бахтин, создавая теорию жанра, пошел дальше В. Дильтея, своего предшест> венника в области философской методоло> гии (см. статью В. Дильтея «Истоки гер> меневтики»), который первым перевернул традиционное представление об отношени> ях между пониманием и бытием в том пла> не, что снимал оппозицию онтологии по> нимания и эпистемологии интерпретации. Он углублял идею связи, в терминологии М. М. Бахтина, «живой единственной исто> ричности» конкретного жанрообразования с «совокупным бытием», с «исторически не> действительным субъектом» (см.: Микеши> на, 2008: 15), существующим как специфиче> ское бытие, как «память жанра» (Бахтин, 1963: 142), которая предшествует субъект> объектным отношениям и предполагает жан> ровую проблематику и тип художественного целого. Вот почему М. М. Бахтин особо под> черкивал: «…Действительность жанра (т. е. понимание как способ существования) и дей> ствительность, доступная жанру, органиче> ски связаны между собой… Жанр… есть со> вокупность способов коллективной ориен> тации в действительности с установкой на завершение» (Медведев, 1928: 184). Онтоло> гия понимания конкретного жанрообразова> ния реализует его «автономный» понимаю> щий потенциал, объективно существующий, таким образом, до субъекта художественно> го сознания. Эта «автономность» не позво> ляет жанрам ассимилироваться. М. М. Бахтин нацеливал на изучение сфе> ры жанрообусловливания, потому и на вы> работку эпистемологических принципов анализа «понимающей» специфики жанров, которая реализуется в процессе смыслооб> разования и в которой проявляется «само> значимая действительность литературных произведений» (Бахтин, 1963: 30). Это пред> стает сегодня как важнейшая литературо> ведческая задача, от решения которой зави>

сят и способы познания (интерпретации) ху> дожественных текстов. Философско>методологическая парадиг> ма М. М. Бахтина основана на деятельност ном принципе: поскольку жанр существует, понимая, то он являет собой (в отличие от вида) не застывшую, «мертвую» «устойчи> вость», не матрицу, а «устойчивую тенден> цию развития литературы» (Бахтин, 1963: 142). «Архаика» жанра, обусловленная спе> цификой «совокупного бытия» («духовной традицией») и определяющая его самодоста> точность, именно потому остается, как ска> зано в книге о Достоевском, «вечно живой» (Бахтин, 1963: 142). СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

[Бахтин, М. М.] Медведев, П. Н. (1928) Формальный метод в литературоведении: Критическое введение в социологическую по> этику. Л. : Прибой. Бахтин, М. М. (1963) Проблемы поэтики Достоевского. М. Бореев, Ю. Б. (1985) Теория художествен> ного восприятия и рецептивная эстетика, ме> тодология критики и герменевтика. Теории, школы, концепции. Критические анализы // Художественная рецепция и герменевтика. М. Головко, В. М. (1995) Русская реалистиче> ская повесть: герменевтика и типология жан> ра. М. ; Ставрополь. Канунова, Ф. З. (1972) Проблема личности и жанр // Проблемы литературных жанров. Томск. Микешина, Л. А. (1999) Значение идей Бах> тина для современной эпистемологии // Фи> лософия науки. Вып. 5: Философия науки в поисках новых путей. М., 1999. URL: http://www.philosophy.ru/iphras/library/phna uk5/mic.htm (дата обращения: 14.08.2009). Рикер, П. (1995) Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М. : Academia>Центр ; Медиум. Стенник, Ю. В. (1974) Система жанров в ис> торико>литературном процессе // Историко> литературный процесс. Л. : Наука.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

141

История и гротеск в прозе Юрия Полякова А. Ю. БОЛЬШАКОВА (ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ РАН)* Статья посвящена художественному осмыслению кризисных явлений конца ХХ в. в прозе од" ного из ярких представителей современной русской прозы — Юрия Полякова. В центре внима" ния — тип героя"временщика, носителя идеи «машиноравности», в котором сосредоточены тревожные раздумья автора о судьбах России в цивилизационном разломе. Ключевые слова: современная проза, Юрий Поляков, герой"временщик.

The History of Grotesque in the Prose of Yurii Poliakov A. Y. BOLSHAKOVA (THE WORLD LITERATURE INSTITUTE OF RAN)

The article is aimed at the artistic reflection of the crisis of the Soviet civilization at the prose of the prominent representative of contemporary Russian literature — Yurii Poliakov. At the center of our attention — a special type of the «machine"like» hero, embodying an idea of «apofegei» and focusing us at the author’s vision of Russian destiny at the end of the 20th century. Keywords: contemporary Russian literature, Yurii Poliakov, «machine"like» hero.

ри уже обозначившемся сходстве и раз> личии писателей «новой волны» — таких, как А. Варламов, В. Галактионова, В. Дег> тев, Б. Евсеев, А. Иванов, Ю. Козлов, З. При> лепин, Е. Шишкин и др., — стиль мышления Юрия Полякова (удивительный сплав лириз> ма, иронии и трагизма!) выделяется большей социальной зоркостью, большей заземлен> ностью на реальной проблематике. Возмож> но, поэтому (по сравнению, скажем, с П. Кру> сановым или Ю. Козловым) он, показываясь читателю в любых ракурсах — от неомодер> низма до постмодернизма (и даже на грани китча), — остается по преимуществу реалис> том, хотя и не в традиционном смысле слова. Впрочем, отход от традиции при одновремен> ном следовании ей и составляет парадокс но> вейшей русской прозы на гребне межстоле> тья: ее дерзкую попытку сказать свое незаем> ное слово — не играя со «старыми» форма> ми в духе постмодернистской усталости (…от всего), но преломляя высокий канон о новую реальность, безмерно раздвигающую свои границы и наши представления о ней. Разрыв между словом и делом, мифом и логосом, русскостью и советскостью зафик>

сирован в художественных мирах Ю. Поля> кова с беспощадностью, пожалуй, самых главных вопросов наступившего столетия. Что такое советская цивилизация? Каковы причины ее распада? И что за ней — великой советской империей — вырождение или воз> рождение нации, выстрадавшей право на до> стойную жизнь в восстанавливающей дер> жавный статус России? Собственно, в поисках ответа на эти во> просы и вырисовывается творческий лик Ю. Полякова, впервые с отчетливостью про> явившийся в повестях «Сто дней до прика> за» (1979–1980), «ЧП районного масштаба» (1981–1984), «Работа над ошибками» (1985– 1986), «Апофегей» (1988–1989), где произо> шло шоковое для тех лет открытие табуи> рованных сфер (армии, комсомола, школы, партии) со знаковыми для них фигурами: от рядового (Купряшин, Елин из «Ста дней до приказа») до руководящего работника (Шумилин в «ЧП», БМП и Чистяков в «Апо> фегее»). Не стану утверждать, что фигура «влас> тителя дум» вовлеченных в политическое брожение масс занимает в «Апофегее» до>

* Большакова Алла Юрьевна — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН. Тел. (495) 690>50>30.

142

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

минирующее положение. Тем не менее имен> но к ней сходится спектр раздумий автора> повествователя о судьбе России в перелом> ные 80–90>е годы. Как, вероятно, догадался знакомый с этой повестью читатель, речь пойдет о БМП 1 — главном носителе идеи апофегизма 2 в художественных мирах поля> ковской прозы. Большой словарь русского жаргона определяет суть этой идеи следую> щим образом: полное равнодушие к окружа> ющему, высокомерное отношение к бытовым и социальным проблемам. Действительно, выведенный писателем ге> рой — это особый тип в нашей литературе, причем с весьма скудной родословной: Со> бакевич, Угрюм>Бурчеев, Самоглотов — вот, пожалуй, и всё. Скажу определенней — это совершенно новый тип героя, порожденный российской спецификой именно наших дней: утратой веры в институты господствующей идеологии во всех слоях общества. Надежда Печерникова, которой принадле> жит авторство неологизма «апофегей»3, фик> сируя меты назревающего кризиса, школьную программу по истории называет «не иначе, как “Сказки тетушки КПСС”, с чем будущий секретарь райкома партии по идеологии (т. е. Валерий Чистяков. — А. Б.) был полностью согласен» (Поляков, 2001. Т. 1: 323). Неоло> гизм, «сотканный» из двух греческих слов> понятий — апофеоз и апогей4, обнажает, од> нако, более глубинные истоки грядущей катастрофы: обрубание национальных кор> ней5, подмену истинного патриотизма ка> зенной любовью к «нашей социалистиче ской родине». Но, как писал В. Кожинов, нельзя быть истинным патриотом России, будучи патриотом того или иного общест венного строя (Кожинов, 2002: 364). Метастазы «полного апофегея» пронизы> вают все пространство (цивилизационной) катастрофы в произведениях Полякова. Так, в романе «Замыслил я побег…» до неузнава> емости меняется лицо некогда советской школы. В лицей, где работает жена Башма> кова (героя>эскейпера, пытающегося убе> жать от семьи, всякой ответственности и от самого себя), неожиданно проезжает один

2009 — №3

из выпускников — «всемогущий Коровин» по прозвищу Бык, ставший мощным кри> минальным авторитетом — и новым (а на момент действия и единственным) спонсо> ром нищей школы. «Через полгода школу нельзя было узнать» (Поляков, 2001. Т. 3: 317, 320). Впрочем, рождение подобных ку> миров и спонсоров — тоже мета кризисного времени. Взвейтесь кострами, синие ночи, Мы, пионеры, — дети рабочих! — самозабвенно поют защитники Белого дома в августе 91>го. Прежние идеологемы отте> няют инфантильность борцов>революционе> ров, даже не пытающихся понять смысла происходящего, но упоенных самим процес> сом революционного «праздника»: «Празд> ник набирал силу. Народ выпил, стал водить хороводы вокруг огня и петь» (Поляков, 2001. Т. 3: 159). Исполнение веселящимися «революционерами» когда>то популярной детской песни — показатель оглупления «детей рабочих». Пионерская песня, неуме> стно «реющая» над кострами политической ночи, знаменует зарождение в ее недрах но> вого иллюзорного времени. Зона апофегея вбирает в себя и лики (пост)советских перевертышей, к примеру, профессора>взяточника6; и «преобразова> ние» флигеля НПО «Старт», где размещался башмаковский отдел, в казино (Поляков, 2001. Т. 3: 167–168); и полное переписывание истории цивилизации — с высоты «своей собственной концепции мировой истории» (там же. Т. 3: 262) — кумиром из местных учителей; и наплевательство на судьбу Рос> сии тех, кто запасся двойным гражданством и собственностью за границей (там же. Т. 3: 283); и заморскую компанию «Золотой шанс», ворующую идеи у бывших соотечест> венников (Там же. Т. 3: 311). Увы, перечень этот можно продолжать и продолжать. Тем не менее в семантике поляковской прозы он, скорее, фон, нежели суть явления. Одна из главных черт героя>апофегиста — машинообразность. В «Побеге» насмотрев> шиеся американской фантастики научные сотрудники переименовывают их руководи>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

теля академика Шаргородского в Р2Д2 (рус> ский дурак в квадрате? — А. Б.) — в «позо> лоченного робота» из «Звездных войн». Буквенно>цифровой код выводит на первый план идею вторичности в смене эпох (совет> ской, перестроечной, затем постсоветской) и двойственности человека как части Систе> мы. Но все же главный носитель идеи «пол> ного апофегея» — первый секретарь Крас> нопролетарского райкома партии, «про> званный БМП за неуклонность» (Поляков, 2001. Т. I: 318), безжалостность и кондо> вость: «Ты посмотри на БМП (говорит зам> предрайисполкома Мушковец. — А. Б.), это же не человек, это машина для отрывания голов…» (Там же. Т. I: 322). Однако в общем раскладе истории о взле> те и падении известного партфункционера, наверное, важней то, что перед нами образ российского временщика, относящий чита> теля к драме в политических верхах в ноябре 1987 г. 7 И восхождение к власти, и полити> ческое падение героя (литературного и исто> рического) в чем>то схожи, как точки едино> го — (без)временного — в своей отчужден> ности от подлинного смысла истории — процесса. Высшая точка, апогей, восприни> мается как последняя: ведь расцвет, апогей, означает и окончание эпохи, и ее вступление в другой исторический период. Апофеозом условности и искусственности еще в начале конференции, должной, как уже говори> лось, по задумке БМП продемонстрировать единение народа и власти, становится… цве> точная композиция, воздвигнутая в зале со> брания некоей икебанщицей, всерьез уве> рявшей, «что ее композиция в художествен> ной совокупности символизирует свежий ветер обновления и поистине революцион> ные преобразования, случившиеся за по> следнее время в стране в целом и в районе в частности» (Поляков, 2001. Т. I: 319). Ин> тересно, что сама композиция профанному читателю остается неизвестной, тогда как компетентному — она самим фактом своего существования задает проекцию на компози цию повести и образа БМП: т. е. заостряет наше внимание не только на портрете вре>

143

менщика, но и на совмещении начала и кон> ца повести. Низведение персонажа с пика славы к бесславию словно предсказывает ис> торическую композицию 90>х: от апофеоза 91>го к бесславному самоотречению спустя десятилетие. Двойственность исторической судьбы овеществляется в психологической разра> ботке образа: БМП «кивал, но лицо его было непроницаемо» (Поляков, 2001. Т. 1: 340), улыбался он «сурово» (там же. Т. I: 318), «кривовато усмехаясь», «кривя тонкие гу> бы» (Там же. Т. I: 319, 377). Изощренный манипулятор и демагог, играющий в демо> кратию (чего только стоит сцена объятий с «афганцем» и неожиданного вручения ему квартиры, когда сотни таких же бывших воинов>интернационалистов по>прежнему должны дожидаться заветного жилья годы и годы!), он всегда держит дистанцию между собой и «массами», внутренне от них отст> ранен: «Я с вашего позволения, товарищи, продолжу свою мысль, — холодно сказал БМП и долгим взглядом посмотрел в тем ный зал» (Там же. Т. I: 380). Согласно американскому советологу К. Кларк, в «атмосфере пылкого промыш> ленного утопизма машина стала господству> ющим культурным символом советского об> щества» (Кларк, 1981: 94). В «Апофегее» и «Побеге» установка Системы на человека> машину, на «машиноравность» (Е. Замятин) и обнаруживает истоки кризиса советской цивилизации как техногенной. По сути, это общемировая проблема всего ХХ века с его тектоническим сдвигом от цивилизации био> сферического типа к ноосферической, вклю> чающей и техногенную культуру. После Первой мировой войны Н. Бердяев провидчески писал: «Тоталитаризм есть религиозная траге> дия… <…> Техника не желает знать ни какого высшего начала над собой. Она при> нуждена считаться лишь с государством, ко> торое тоже приобретает тоталитарное зна> чение. Потрясающее развитие техники, как автономной сферы, ведет к самому основно> му явлению нашей эпохи: к переходу от жиз

144

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ни органической к жизни организованной. <…> Технизация жизни есть вместе с тем ее дегуманизм» (Бердяев, 1990: 250–251). Как религиозная трагедия, повторим Бер> дяева, «полный апофегей» — результат «пе> рехода от жизни органической к жизни организованной», машиноуподобленной, результат насильственного слома крестьян> ской цивилизации в исконно аграрной Рос> сии. Симптоматично, что рост популярности БМП в «массах» характеризуется через аг> рарную семантику якобы процветающей русской деревни: «БМП окружили плотным кольцом, смотрели на него с обожанием, а он удовлетворенно улыбался, подобный председателю колхоза, сфотографирован> ному на фоне выращенного им небывалого урожая» (Поляков, 2001. Т. I: 401). Здесь же зарвавшаяся «машина для отрывания голов» уподобляется одним из персонажей — «се> нокосилке»: «Не зевай! Скоро эта сеноко> силка и до тебя доедет!» (Там же. Т. I: 400). В замятинском романе «Мы» символом тоталитарного государства становится «гроз> ная Машина Благодетеля» (Замятин, 2002: 155) — орудие идеальной казни для подвла> стных людей>«нумеров», которые, в резуль> тате операций по «совершенствованию» че> ловеческой природы, превращаются в «ка> кие>то человекообразные тракторы» (Там же: 164). Вынесенная у Замятина на страни> цы газет идея «машиноравности» граждан> «нумеров» воспринимается как продукт го> сударственной утопии, а мотив механизации жизни перерастает в апофеоз государствен ной машины: «На первой странице Государственной газеты сияло: “Радуйтесь, ибо отныне вы — совершенны! До сего дня ваши же детища, механизмы — были совершеннее вас… Вы — совершенны, вы — машиноравны, путь к сто> процентному счастью — свободен”» (Замя> тин, 2002: 155). У Полякова мотив апофеоза и краха «машиноравности» тоже развивается по не> скольким линиям: расчеловечивания, мута> ций человеческой природы и — обожествле> ния человека>машины — грозного символа

2009 — №3

машины государственной. Слияние БМП с ликующим народом (накануне падения) по> своему иллюстрируется потенциальными жертвами «сенокосилки». Они изобража> ют его в виде «очень странного кузнечика, скорее всего какого>то мутанта», «кузне> чикоподобного чудовища» (Поляков, 2001. Т. I: 401) с огромными и кровожадными че> люстями. В таких карикатурных рисунках герой>апофегист предстает как выламываю> щаяся из реальности враждебная человеку сила — явление жуткого модернистского гротеска. Ведь «гротескное — есть форма выражения для “ОНО”» (Kayser, 1957: 137; см. об этом также: Бахтин, 1986: 342–343), которое в процессе сюжетных метаморфоз развенчивается, превращается в «смешное страшилище», утрачивая «всякие претен> зии на вневременную значимость» (Бахтин, 1986: 343). Образ временщика и только, как и было сказано. Тем не менее окончательность приговора в истории о взлете и падении партаппаратчи> ка ставится под сомнение и в литературном 8, и в историческом плане. Действительно, воз> никновение постсоветского периода в исто> рии страны немало связано с попыткой за> мены (бывшими партаппаратчиками) комму> нистической (а на деле уже российской, исподволь наполняющейся христианским содержанием) модели развития общества на более «прогрессивную» — западную. Поми> мо корысти правящей верхушки здесь преж> де всего следует отметить учуянное ею разо> чарование народа в насаждаемых (уже не коммунистических, но еще не русских) идеа> лах — кризис веры. Замена русскости — советскостью (в ле> ворадикальном, большевистском варианте), Бога — вождем>богочеловеком в прошлом революционном столетии во многом стала возможной благодаря формальной схоже> сти религиозных (православие) и социопо> литических (коммунизм как «рай на земле») концептов. Именно поэтому сегодняшнее разочарование в построение капиталистиче> ского рая нынешние лидеры пытаются ком> пенсировать якобы возвращением к право>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

славию, новой волной мифологизации (об> разов вождей, их идей, программ и т. п.). Вот на несанкционированном митинге>де> монстрации (еще до августа 91>го) Башма> ков встречает свою бывшую возлюблен> ную>сослуживицу, несущую «нарисованный ею портрет свинцоволицего Ельцина». Сме> на предмета любви — с простого смертного (т. е. самого Олега Трудовича) на «великого человека» — очевидна. Порывы смятенного сознания, как в сталинские времена, завер> шаются обожествлением «новой» власти. Не случайно в финале сцены Нина Андреевна, несущая портрет демлидера, отгораживает> ся им и от бывшего возлюбленного, и от ми> лиции, «точно иконой от нечистой силы» (Поляков, 2001. Т. 3: 146). Сходным образом в «Апофегее» прелом> ляется ситуация встречи бывшей возлюблен> ной с партаппаратчиком от идеологии, сама фамилия которого (Чистяков, а ироничное прозвище — Чистюля) обретает смысл отго> роженности человека Системы от «простого человека». Глазами удивленного комсомоль> ского инструктора смотрим мы «на рай> онного партийного полубога, болтающего с земной женщиной в то время, когда район> ный партийный бог (т. е. БМП. — А. Б.) вот> вот начнет отвечать на вопросы актива…» (Поляков, 2001. Т. 1: 379). Кризисные тенденции горбачевской пере> стройки, на которые приходится действие «Апофегея», выразились не только в соци> альной пропасти между «номенклатурой» и народом, но и в перекачивании теневых до> ходов в сферы обслуживания и власти. В ро> мане Полякова «Козленок в молоке» дейст> вие нередко разворачивается в ресторанной сфере. Именно там решаются судьбы и фор> мируется стиль эпохи. В конце концов, хо> зяевами постсоветской жизни становятся бывшая официантка и малограмотное дитя застольного пари. Господство сферы обслу> живания в (пост)перестроечном обществе побуждает задуматься и об истоках рабской психологии услужливо потакающих вождям и вождизму. Посетивший Россию эмигрант задумчиво произносит, глядя на официанта

145

в дорогом ресторане: «Вот он — новый чело век, какого так и не смогли воспитать комму> няки. Скромный, опрятный, дисциплиниро> ванный». Символичен и обмен репликами ге> роев (эмигранта и эскейпера): «— Тут раньше была диетическая столо> вая, — сообщил Башмаков. — Гораздо удивительнее, что раньше тут был социализм! — усмехнулся Слабинзон» (Поляков, 2001. Т. 3: 308). Зона «апофегея» — царство социального зазеркалья, превращенных идеологических форм в обществе, где количество обслу> живающего персонала, по статистическим данным на 1986 г., практически сравнялось с числом сельскохозяйственных рабочих и крестьян и лишь в 1,5–2 раза отставало от численности промышленных рабочих и спе> циалистов умственного труда. «Власть — обслуга» — таков определяемый этими от> ношениями стиль мышления «машины по от> рыванию голов», безжалостно убирающей непригодных и угодливо заигрывающей с нужными ей массами. Мутации «гомо сове> тикуса» в жесткой системе «верха» и «ни> за», «благодетелей» и «угождающих» раз> решаются превращением «гомо советикуса» в «гомо антисоветикуса». Примечательна святая уверенность «новых» властителей дум «определять тех, кто нужен, и карать тех, кто не нужен» (Поляков 2001. Т. I: 338). Новый (запредельный уже!) идеологиче> ский миф об «образцовой России», стране очередного «светлого будущего от победной цивилизации», представляет зону «апофегея» не только как утопическую, но и трагичес> кую. Подтверждение тому дала сама россий> ская история. Одна из статей в централь> ной прессе о трагических событиях в октяб> ре 1993>го получила знаковое название — «Апофегей всероссийского масштаба». ПРИМЕЧАНИЯ 1

БМП — Михаил Петрович Бусыгин. «О прототипе БМП и говорить нечего, его сразу все расшифровали, — отмечал сам писа> тель. — Это был тогдашний народный люби> мец Борис Ельцин, заступивший на должность

146

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

первого секретаря МГК КПСС и наводивший ужас на функционеров своим тонко проду> манным жестоким хамством» (Поляков 2001. Т. 1: 310–322). 2 «Апофегей, апофигей — шутл.>ирон. От апогей + апофеоз + фиг. Популярность полу> чило благодаря символическому употреблению в повести Ю. Полякова “Апофегей”» (Боль> шой словарь русского жаргона, 2002: 37). 3 «Рождение неологизма происходит на ка> федре научного коммунизма брежневских лет, когда завкафедрой, полемизируя со сторон> ником монархизма, гневно замечает: “Он ска> зал мне, что во избежание будущих смутных времен нужно в СССР ввести наследование политической власти. Династию!..” (...) “Апо> фегей”, — наклонившись к Чистякову, дове> рительно прошептала Надя. “Что?” — не по> нял Валера. “Я говорю, у вас здесь всегда так?” — “Почти всегда...” — “Полный апофегей!”» (Поляков 2001. Т. I: 326). Координаты смысла словообразования проявлены сразу: это и вопрос о «будущих смутных временах», и проблема отрыва со> знания (идеологии) от здравого смысла: исто> рии России — от самой России. 4 Апофеоз — 1. Прославление / возвеличи> вание какого>либо лица, явления или события; 2. Заключительная торжественная массовая сцена... праздничной концертной программы, циркового представления; 3. Торжественное завершение события (Словарь иностранных слов, 1989: 49). Апогей — 1. Абстрактная точ> ка лунной орбиты или орбиты искусственного спутника Земли, наиболее удаленная от цент> ра Земли; 2. Высшая точка развития чего>ли> бо, вершина, расцвет, например, в апогее сла> вы (Там же: 48). Совмещение терминов>понятий в одном слове создает эффект амбивалентности. В се> мантике поляковского «Апофегея» совмеще> ны взлет и падение, вершина и низовые формы человеческого существования, абстрагиро> ванность от жизни и ее реалии, начало и само> завершенность какого>либо явления. 5 В том же «Апофегее» об этом, в частнос> ти, свидетельствуют запрет на тему диссерта>

2009 — №3

ции Печерниковой о заслугах перед отечест> вом реформатора Столыпина и конъюнктурная замена Чистяковым своей диссертационной темы об аграрной политике эсеров России на другую, более соответствующую его идеоло> гическому статусу. 6 «…Во время многотысячного митинга на Манежной Олег увидел среди демораторов толстенького кротообразного профессора — кумира прекраснодушных тогдашних бузоте> ров. Этот профессор одновременно с Олегом получал своего “строгача” (т. е. партийный выговор. — А. Б.) за то, что брал взятки с аби> туриентов и аспирантов… будущий кумир, словно репетируя оправдательную речь, бор> мотал: — То, что вы, товарищи, по недоразуме> нию считаете взяткой, на самом деле обще> признанный во всем цивилизованном мире го> норар за дополнительные консультации…» (Поляков, 2001. Т. 3: 23). Деморатор — ирон. игра омофонами: де> мократический оратор и демонический ора> тор, образующими семантическое поле слов: «деморализировать — марать — маразм». 7 Хотя писатель не скрывает аналогии с фигурой Б. Н. Ельцина, образ БМП, конеч> но, носит обобщающий характер. 8 «Чистяков проявил необычайную даль> новидность и оказался единственным, кто не стал швырять камни в БМП на том беспощад> ном заседании бюро горкома» (Поляков, 2001. Т. 1: 408). СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бахтин, М. (1986) Литературно>критичес> кие статьи. М. Бердяев, Н. (1990) Судьба России. М. Большой словарь русского жаргона. (2002) М. Кожинов, В. (2002) О русском националь> ном сознании. М. Поляков, Ю. М. (2001) Собр. соч. : в 4 т. М. Словарь иностранных слов. (1989) М. Clark, K. (1981) The Soviet Novel. History as Ritual. Chicago and L. Kayser, W. (1957) Das Groteske in Malerei und Dichtung. Berlin.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

147

«Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» глазами француза К. Ю. КАШЛЯВИК (НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЛИНГВИСТИчЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В статье определяется значение наследия Аввакума Петрова для России и Западной Европы. Его главное произведение «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» исследуется известным французским славистом, писателем и переводчиком Пьером Паскалем. В качестве одной из опор для переводчика называется французская традиция изданий рукописей совре" менника Аввакума Блеза Паскаля. Это позволяет говорить о возможности сопоставления твор" чества Блеза Паскаля и протопопа Аввакума на идеологическом уровне и на уровне риториче" ского слова. Ключевые слова: протопоп Аввакум, Блез Паскаль, художественный перевод.

«The Life of Protopope Avvakum, Written by Himself» Through the Eyes of a Frenchman K. YU. KASHLIAVIK (NIZHNIY NOVGOROD STATE LINGUISTIC UNIVERSITY)

In the article the significance of Avvakum Petrov’s legacy for Russia and the Western Europe is being defined. His major work «The Life of Protopope Avvakum, Written by Himself» was studied by a well" known French Slavicist, writer and translator Pierre Pascal. It gives us a possibility to compare the oeuvre of Blaise Pascal and of protopope Avvakum in terms of their ideology and rhetoric. Keywords: protopope Avvakum, Blaise Pascal, literary translation.

ввакум Петров (1620 или 1621–1682) — ключевая фигура русского «бунташно> го века». Он был самым несгибаемым про> тивником «реформы» и политики царей Алексея Михайловича и Федора Михайлови> ча. По словам Л. Н. Гумилева, «его автори> тет как праведного и гонимого мученика ос> тавался весьма высок даже в глазах против> ников». Человек твердой веры, и, как поется в староверческой церкви в Каноне святому священномученику и исповеднику Авваку> му, «ум огненныи имея священномучениче, попалил еси терние ересей учении право славными», «обличивый козни сопоста та», «аще и предаша тя еретицы озлобле ниям лютым, но не поколебаша духа твоего силу, Духа бо Святого исполнен был еси обильно» (Канон, 2007: 3–5), мученически на костре закончил свою жизнь. Сочинения Аввакума, «бунтаря>протопо> па» (по выражению Горького), и Епифа>

ния, его друга и сподвижника, — своеобраз> ное и яркое явление в русской литерату> ре XVII в. (Пустозерский сборник, 1975: III–VIII). «Житие», написанное по благо> словлению Епифания, является своеобраз> ным диалогом, следы которого обнаружива> ются в тексте. Стойкость духа, протест против произво> ла царя и властей, проповедь равенства, с од> ной стороны, реалистические тенденции творчества Аввакума, его обращение к жи> вой народной речи — с другой, — вот раз> гадка тех высоких оценок, которые дали сочинениям Аввакума классики русской ли> тературы. В. М. Гаршин знал «Житие» Авва> кума почти наизусть (Гаршин, 1910: 519). Ф. М. Достоевский писал о принципиальной «непереводимости» сочинений Пушкина и Жития Аввакума на европейские языки. «Нашего>то языка дух — бесспорно много> различен, богат, всесторонен и всеобъем>

* Кашлявик Кира Юрьевна — кандидат филологических наук, докторант кафедры зарубеж> ной литературы Нижегородского государственного лингвистического университета. Тел.: (8831) 436>01>65. Эл. адрес: kachlavi@rambler.ru

148

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

лющ», — писал он (Достоевский, 1929: 362). Высоко ценил литературные достоинства «Жития» Аввакума Л. Н. Толстой (Толстой, 1937: 544). Почти 200 лет оставались под запретом сочинения Аввакума и его соратников. Толь> ко в 1861 г. впервые было издано автобио> графическое «Житие протопопа Аввакума» (Малышев, 1962: 139–147) и началось изуче> ние сочинений Аввакума и Епифания как па> мятников общественной мысли прошлого, выражающих антифеодальный протест пат> риархальных народных масс русского крес> тьянства (Робинсон, 1963: 7; Румянцева, 1972: 111–112; Клибанов, 1973: 96–98). В 1912 г. русская наука обогатилась уникальной находкой: известный историк В. Г. Дружинин приобрел сборник XVII в., состоящий из сочинений пустозерских узни> ков, — рукопись оказалась собранием авто> графов. Среди текстов были автографы «Жития» Аввакума и «Жития» Епифания (первая часть). После статьи В. Г. Дружини> на за рукописью закрепилось название «Пу> стозерский сборник» (Дружинин, 1914). В 1966 г. был обнаружен еще один сбор> ник, вышедший из пустозерской темницы: И. Н. Заволоко, знаток и ценитель старины, получил в свое распоряжение рукописную книгу, которая оказалась также подлинной рукописью Аввакума и Епифания, содержа> щей автографы их житий и других сочине> ний, причем в иных редакциях (или вариан> тах), чем тексты в «Пустозерском сборнике» В. Г. Дружинина. Открытие И. Н. Заволоко, был передан им в марте 1968 г. в дар храни> лищу древнерусских рукописей Пушкинско> го дома, где и хранится теперь как одна из реликвий собрания (под шифром ОП, оп: № 24. № 43). Рукописи присвоено название «Пустозерский сборник И. Н. Заволоко». К сожалению, Пьер Паскаль (1890–1983) при переводе «Жития» на французский язык не работал со сборником И. Н. Заволо> ко. Он переводил «Житие», скорее всего, по академическому изданию текстов Аввакума под редакцией Н. К. Гудзия (1935 г.) и на ос> нове собственных текстологических иссле>

2009 — №3

дований рукописей Аввакума. Пьер Паскаль — явление уникальное для интеллектуальной среды Франции XX в. «Славянофильство Паскаля идет вразрез с традицией высокомерного, легковесного презрения к русскому абсолютизму и рус> ской азиатчине, столь богато представлен> ной во все времена — от Вольтера и Кюстина до Тибора Самуэли и Ричарда Пайпса» (Ни> ва, 1999: 127). В предисловии к исследованию «Авва> кум и начала Раскола. Религиозный кризис в России XVII века» Паскаль проникновен> но и страстно рассказывает историю своей глубокой любви к произведению Аввакума Петрова: «Это было в Москве в 1928 году. Я исполнял обязанности “научного работ> ника” в Институте, чье достоинство, с моей точки зрения, заключалось в двух основных чертах: в богатстве библиотеки и либерализ> ме директора. Отработав два или три часа на описи бумаг Бабёфа, я спускался в подвал и там копался в настоящих богатствах по сравнению с теми, к которым имел доступ при дневном свете. Однажды я наткнулся на маленькую бро> шюру, опубликованную Академией наук в 1916 году: “Житие протопопа Аввакума, написанное им самим”. Я начал читать это “Житие”, и сразу оно привело меня в вос> торг. После интернационального жаргонно> го языка журналов и книг это был чистый и сочный русский язык, тот самый язык рус> ского народа до Петра Великого, тот язык, который сохранился у крестьян русского Севера и по сей день. По сравнению с марк> систской “социологией”, заменившей исто> рию и сведшей развитие человечества к схе> ме революций и контрреволюций, здесь речь шла о московском XVII веке, изображенном в величественных красках, то далеком, то та> ком похожем на XX век! Вместо “диалекти> ческого материализма”, отрицавшего, вмес> те с Богом, человеческую личность и болез> ненно охватившего умы, [передо мной] была великая совестливая душа, непокоренная да> же под страхом смерти, душа, питавшая свою свободу и свой гений именно в вере

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

в Провидение, в своем постоянном присут> ствии в сверхъестественном. Мной овладело желание перевести “Житие” на французский язык. Это потребовало от меня изучения ис> торических, географических, литургических и других многочисленных деталей» (Pascal, 1938: IX–X) (перевод автора статьи). Так сначала родилось глубокое и обстоятельное исследование «Аввакум и начала Раскола. Религиозный кризис XVII столетия в Рос> сии», ставшее открытием во французской филологии, а затем появился перевод «Жи> тия» на французский язык — «La vie de l’archiprêtre Avvakum écrite par lui>meme». Пьер Паскаль при переводе создает иную, сообразно геометрии французского языка, картину текста. Можно предположить, что при переводе Пьер Паскаль обращается к опыту Леона Брюнсвика — блестящего из> дателя и толкователя «Апологии христиан> ской религии» /«Мыслей» Блеза Паскаля (1623–1662), современника протопопа Авва> кума. Оставив за пределами статьи истори> ческие параллели о роли Блеза Паскаля и Аввакума Петрова в их противостоянии официальной власти, а также текстологиче> ские сопоставления русского подлинника и французского перевода, отметим, что Пьер Паскаль меняет точку зрения и сочетает те> матическое расположение с хронологиче> ским, добиваясь логичности изложения, при> бегает к системе расширенных и подробных комментариев. В качестве примера обратим> ся к тексту французского интерпретатора «Жития». Так, «Вступление» дробится при переводе на следующие разделы: la langue, la charit é, d édicace, pri ère, sur les signes qui con> dament Nicon, sur l’Alliluia, sur la Trinit é (о языке, о милосердии, посвящение, молит> ва, о крестном знамении, о сугубой Алли> луйе, о Троице). Это напоминает тематиче> ский подход к изданию рукописей «Мыслей». В дальнейшем книга П. Паскаля содержит темы «первых испытаний», «ссылки в Си> бирь», «возвращение в Москву» и т. д. В це> лом хронологическая канва вынута из по> вествования и становится материалом для создания эпической картины Руси XVII в. во

149

всей сложности ее политической, религиоз> ной и бытовой жизни. Перевод Б. Паскаля имеет большое значе> ние как для французской, так и для русской филологической традиции. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аввакум Петров (1990) Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие со> чинения / авт. коммент. Н. К. Гудзий и др. ; вступ. ст. Г. М. Прохорова. Архангельск. Гаршин, В. М. (1910) Полн. собр. соч. СПб. Достоевский, Ф. М. (1929) Дневник писате> ля за 1876 год // Собр. соч. Т. 11. М. Дружинин, В. Г. Пустозерский сборник. СПб., 1914 (БАН, собр. Дружнина. №746 (790)). Канон святому священномученику и испо> веднику Аввакуму с кратким жизнеописанием (2007). М. Клибанов, А. И. (1973) Протопоп Аввакум как культурно>историческое явление // Исто> рия СССР. № 1. Малышев, В. И. (1962) История первого из> дания «Жития протопопа Аввакума» // Р. Л. № 2. Нива, Ж. (1999) Русская религия Пьера Па> скаля // Нива Ж. Возвращение в Европу. Ста> тьи о русской литературе / пер. с фр. Е. Э. Ля> миной ; предисл. А. Н. Архангельского. М. : Высшая школа. Пустозерский сборник (1975). Автографы сочинений Аввакума и Епифания / изд. подго> товили: Н. С. Демкова, Н. Ф. Дробленкова, Л. И. Сазонова ; под ред. В. И. Малышева (отв. ред.) и др. Л. : Наука. Робинсон, А. Н. (1963) Жизнеописания Ав> вакума и Епифания. М. Румянцева, В. С. (1972) Огнепальный Авва> кум // Вопросы истории. № 11. Толстой, Л. Н. (1937) Полн. собр. соч. Т. 55. М. L’archiprêtre Avvakum (1938) La vie de l’archiprêtre Avvakum écrite par lui>meme. Tra> duite du vieux russe avec une introduction et des notes par Pierre Pascal. Paris : Gallimard. Pascal, P. (1938) Avvakum et les débuts du Raskol. La crise religieuse au XVII siècle en Russie. Paris.

150

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Мотив «блудного пира» в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя Е. С. КАРИМОВА (ОРЕНБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИчЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Мотив «блудного пира» формирует в гоголевском повествовании кризисную модель совре" менной цивилизации. Петербургский блудный мир"пир становится для героев гоголевского цикла границей между жизнью и смертью, духовным испытанием, битвой. Ключевые слова: Гоголь, «Петербургские повести», мотив «блудного пира», духовная смерть, мистерия.

The Motive of ‘Prodigal Feast’ in Petersburg’s Stories of N. V. Gogol E. S. KARIMOVA (ORENBURG STATE PEDAGOGICAL UNIVERSITY)

The Motive of ‘prodigal feast’ forms in Gogol’s narrative crisis model of modern civilization. Petersburg’s prodigal world"feast becomes for heroes of Gogol’s cycle by border between life and death, spiritual trial, battle. Keywords: Gogol, ‘Petersburg’s stories’, motive ‘prodigal feast’, spiritual death, mystery.

последнее время как в религиозном, так и в академическом литературоведении складывается представление о том, что «смысловую и стилистическую притчеоб> разность» петербургского сборника Гоголя оформляет «философско>психологический комплекс «блудного сына» (Хомук, Янушке> вич, 1996: 68–69). Эту точку зрения разделя> ют В. И. Тюпа, А. Х. Гольденберг, Н. В. Хо> мук, А. С. Янушкевич и др. Между тем фе> номен мотива «блудного сына» в притче> вый сюжет складывается путем «слипания» «субмотивов блудного ухода, блудного пи> ра, блудного смирения и блудного возвра> щения» (Тюпа, 1996: 52). Предметом исследования данной статьи является функционирование мотива «блуд> ного пира» в петербургском цикле Гоголя. Появление этого мотива в гоголевском повествовании связано, на наш взгляд, с трансформацией того карнавального на> чала, которое, будучи неотъемлемой чертой гоголевского мировидения, в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», «Миргороде» при> обретает черты стихийного, необузданного языческого действа: ярмарка, народное гу>

лянье, пляска. Уже в «Петербургских пове> стях», I томе «Мертвых душ» на фоне все возрастающей христианизации мировоз> зренческой парадигмы писателя карнаваль> ная атрибутика наделяется, наряду с тяго> тением к «скрытому, неявному фолькло> ризму», явной христианской символикой (Гольденберг, 2008: 185). Благодаря обшир> ной инфернальной символике петербург> ский мир в цикле Гоголя превращается в блудный пир. Между тем в развитии «элементов кар> навализации» в гоголевском творчестве прослеживается глубинная связь. Так, по> лагает Ю. В. Манн, уже в ранних повестях Гоголя («Сорочинская ярмарка», «Заколдо> ванное место» и т. д.) веселье сопровожда> ется чувством «тревожного демонизма», «проистекающим из нарушения естествен> ного течения дел» и вмешательства в ход праздничного действа «непонятных и некон> тролируемых сил» (Манн, 2002: 2). Подобное отношение к смеху, веселью связано со способностью Гоголя «проникать в глубинные пласты архаического сознания народа», воссоздавая в своих произведениях

* Каримова Елена Сергеевна — аспирантка Оренбургского государственного педагогического университета. Тел.: (3532) 77>24>52. Эл. адрес: karimov>dm@mail.ru

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

«мифологические верования славян», в со> ответствии с которыми «смех неотделим от ужаса и связан с миром дьявольской моро> ки». Также согласно канонам русской пра> вославной культуры «святость допускает благостную улыбку, но исключает смех» (Лотман, 2002: 683, 690). В петербургском сборнике связь мотива пира с демоническим началом и миром греха очевидна. В его функционировании можно выделить два основных направления: мир>пир и пир как конкретный акт, ставший опорным мо> ментом в структуре произведения. При этом уже в семантике фамилий героев (Пиро> гов — «пир», «пирог», Чартков — «чара», «чарка») намечена связь мотива «пира» с го> голевской антропологией. При этом в худо> жественном пространстве повестей «пир на весь мир» как символ устойчивости миропо> рядка, благополучия рода, всеобщей гармо> нии получает перверсное осмысление. Это пир наоборот, «перверсный пир» (Ю. М. Лот> ман), пир мнимый, страшный и гибельный для человека. Яркий пример реализации первого на> правления (мир>пир) — описание той «фан> тасмагории», которая свершается на Нев> ском проспекте. Кажется, что в каком>то одном неистовом порыве «несутся» редин> готы, сюртуки, «тысячи сортов шляпок, пла> тьев, платков», «мириады карет», мосты, тротуары. Всё яркость, пестрота, «блеск и гром». Поистине пирует весь мир, пирует неистово, самозабвенно («пир на весь мир», «пир горой»). На наш взгляд, мотив «блудного пира» входит в гоголевское повествование вместе с таким емким определением светской жиз> ни тогдашнего Петербурга, как «рассеянная жизнь»: «Это было ему (Чарткову. — Е. К.) невмочь, да и некогда: рассеянная жизнь и общество, где он старался сыграть роль светского человека, — все это уносило его далеко от труда и мыслей» (3–4, 185)1. Ка> кие>то невидимые силы влекут человека в мир всеобщего маскарада и фальшивого веселья, чтобы у него не было возможности задуматься о себе, своем месте в мире, обра>

151

титься к созидательному труду, тем самым обрести внутреннее спокойствие и гармо> нию. Современный человек блуждает по жизни, подобно теряющему рассудок ху> дожнику Пискареву: «глупо, без цели, не ви> дя ничего, не слыша, не чувствуя», и посте> пенно превращается в бесчувственный авто> мат, которому чужда людская боль, который забыл, что такое любовь, дружба, христиан> ское братство (3–4, 113). Пир как конкретное действо (бал, при> снившийся Пискареву («Невский про> спект»), вечер, проведенный Акакием Ака> киевичем у помощника столоначальника, и ужин у приятеля значительного лица («Шинель») также получает травестийное изображение. При этом предметом травести становятся традиции позитивного, созида> тельного пира, прежде всего традиции брат> ских трапез ранних христиан. По мысли Го> голя, «святыня этого трогательного небес> ного пиршества» «давно была опозорена» «невежественными христианами, буйством их ликований, словами раздора, а не любви» (6, 505). Традиции неоскверненного пирше> ственного веселья, сложившиеся как в свет> ской, так и религиозной традиции мировой культуры, в гоголевском повествовании трансформируются, становясь одним из са> мых ярких проявлений извращенной сути петербургского мира. Трагизм гоголевского мировидения обус> ловлен, на наш взгляд, тотальным неприяти> ем писателем аксиологической системы со> временного мироустройства. Интересным является факт биографии Гоголя, на кото> рый обращает внимание Ю. В. Манн: «Го> голь любил вносить беспорядок в порядок, разнобой в стройность <…>, он опрокиды> вал иерархию, нарушал этикет» (Манн, 1994: 87). В «Петербургских повестях» писатель также разламывает, вскрывает разложившу> юся суть современной цивилизации, в кото> рой за внешней упорядоченностью скрыва> ется углубляющийся хаос. Участники праздничного действа в повес> тях именуются не иначе как «ужасное мно> голюдство». Толпа в художественном во>

152

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

площении Гоголя олицетворяет нечто безли> кое, темное, пугающее и агрессивное. Так, на балу Пискарев постоянно вступает в проти> воборство с толпой: он толкает встречных, «продирается» сквозь толпу. При этом уже в ранних повестях Гоголя «обнаруживается отход от философии и поэтики карнаваль> ной общности» «в сторону индивидуального действа» (Манн, 1996: 18). Важным для понимания гоголевской ант> ропологии, на наш взгляд, является устойчи> вый в древнерусской «воинской повести» и в «Слове о полку Игореве» мотив битвы> пира. Следуя этой традиции, Гоголь убеж> ден, что истинному христианину, на которо> го снизошло Божественное откровение, предстоит подобно воину на поле битвы по> пирать мир греха. Здесь мы подходим к клю> чевому в гоголевской концепции человека понятию «поприще». В словаре В. И. Даля находим: «Поприще» — «место, которое топчут», «место, на котором подвизаются или действуют, арена, место борьбы, риста> лище» (Даль, 1982: 306). Это оказывается глубоко созвучным мировидению писателя: путь ищущего истину — долгий и трудный путь личного духовного возрастания. Чело> век, по мысли Гоголя, должен стать «ратни> ком добра» и света в родной земле, дол> жен «накопить» «душевное добро», а потом «раздать» его людям. При этом нужно иметь достаточно силы, мужества, чтобы противо> стоять натиску дикой, враждебной толпы, на что неспособны гоголевские герои, посколь> ку в их душе нет того стержня, каким являет> ся для духовно просветленного человека ве> ра в Бога. Не потому ли петербургский пир оказы> вается гибельным для героев цикла? И закан> чивается либо сумасшествием (как для Попри> щина), либо самоубийством (как для Пискаре> ва и Чарткова), либо мучительными мытарст> вами и гибелью (как для Акакия Акакиевича). Но, по сути, человек, вкусивший плоды «блудного пира», мертв еще при жизни. В гоголевском повествовании вхождение в мир светского пиршества и веселья сродни духовной смерти. Так, начинающий талант>

2009 — №3

ливый художник Чартков («Портрет»), став светским львом, «модным живописцем во всех отношениях», превращается в одно из тех существ, «которых много попадается в нашем бесчувственном свете» и которых Го> голь с ужасом называет «движущимися ка> менными гробами с мертвецом внутри наме> сто сердца» (3–4, 177, 186). «Блудный пир», которым охвачен весь мир, наделяется в петербургском цикле чер> тами извращенного поминального пира, поскольку нарушена исходная догматика данного обряда: не живые прощаются с мертвым, а мертвые, заблудшие души при> нимают в свои ряды некогда живую душу, умертвляя ее. Так, в ритуале перехода Чарткова в новую для него светскую жизнь воспроизведена сюжетно>смысловая схема похоронно>по> минального обряда. Художник переоделся, «накупил духов, помад», «нанял» квартиру «с зеркалами и цельными стеклами», кото> рая, по сути, является подобием духовно> го гроба, духовного заточения героя, на что указывает не только «демоническая ре> путация» зеркала, но и его семиотический статус объекта, побуждающего человека к рефлексии и самоанализу. Далее Чартков наелся «без меры конфектов в кондитер> ской» и выпил в ресторане бутылку шампан> ского (3–4, 173). «Блудный пир» наделяется в гоголевском повествовании статусом рубежа, границы, который в тексте поддерживается как про> странственными (портрет как порождение «блудного» мира>пира и квартира с зеркала> ми в истории Чарткова, площадь>пустыня в истории Акакия Акакиевича), так и вре> менными маркерами перехода (на вечере Акакий Акакиевич «никак не мог позабыть, что уже двенадцать часов и что давно пора домой») (3–4, 233). Кроме того, состояние опьянения, в котором пребывают герои, так> же является переходным, сродни смерти, и связано с миром греха: «Вино зашумело в голове, и он (Чартков. — Е. К.) вышел на улицу живой, бойкий, по русскому выраже> нию: черту не брат» (3–4, 173).

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

За этим рубежом духовно слабый человек обречен на духовную смерть. Для человека же сильного духом испытание «блудным пи> ром», каким писателю представляется пе> тербургская действительность, — рубеж, за которым следует духовное прозрение и воз> рождение души. Смысловое единство гоголевского цикла определяет движение по пути «преодоления апостасии» (И. А. Есаулов), по пути «исхода из духовного гроба», что способствует «ми> стеризации» повести Гоголя (Недзвецкий, 1997: 47). Путь мистерийного, чудесного преображения, который, по мысли писате> ля, предстоит пройти современному челове> ку, — это путь от «блудного пира» к «свет> лости небесного веселия». В повести «Портрет» в истории монаха> иконописца, некогда страшно согрешившего человека, открывшего демоническому нача> лу дорогу в мир, всецело воплотился мисте> рийный сюжет: от искушения, духовной ги> бели к раскаянию, исповеди и покаянию. Особую роль в свершении мистерийного преображения человека Гоголь отводит ис> кусству, которое призвано даровать челове> ку истинный праздник, «радость, ликующую в духе» (6, 506). На наших глазах свершается великая мистерия, чудо: «однообразные, хо> лодные, вечно прибранные», «застегнутые лица» людей оживают, исполняются чувст> вом прекрасной сопричастности Божествен> ной красоте и гармонии бытия. Так «неволь> ные слезы готовы были покатиться по лицам посетителей, окруживших картину», приве> зенную из Италии (3–4, 188). Смысловое единство «Петербургских по> вестей», на наш взгляд, оформляет причаст> ность гоголевского цикла к вечно свершаю> щейся драме, мистерии человеческого бы> тия. Писатель застает своих героев в момент выбора между грехом и благодатью, между «блудным пиром» и «небесным веселием», сохраняя при этом «возможность движения в том или ином направлении от границы»

153

(Кривонос, 2007: 135). Жизнь человека, по мысли Гоголя, — это поприще, ристалище, бесконечное преодоление себя, битва за свою душу. ПРИМЕЧАНИЕ 1

Произведения Гоголя цитируются по из> данию, указанному в списке литературы. Том и страница указываются в скобках после ци> таты. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Гоголь, Н. В. (1994) Собр. соч. : в 9 т. М. : Русская книга. Гольденберг, А. Х. (2008) Смена архети> пов: к проблеме эволюции фольклорных тра> диций в поэтике Гоголя // Седьмые гоголев> ские чтения / под общ. ред. В. П. Викуловой. М. : ЧеРо. Даль, В. И. (1982) Толковый словарь живого великорусского языка. М. : Русский язык. Кривонос, В. Ш. (2007) Путь и граница в по> вести Гоголя «Портрет» // Шестые гоголев> ские чтения / под общ. ред. В. П. Викуловой. М. : КДУ. Лотман, Ю. М. (2002) История и типология русской культуры. СПб. : Искусство>СПб. Манн, Ю. В. (2002) Заметки о «неевклидо> вой геометрии» Гоголя, или «Сильные кризи> сы, чувствуемые целою массою» // Вопросы литературы. № 4. Манн, Ю. В. (1994) «Сквозь видимый миру смех…» Жизнь Н. В. Гоголя 1809–1835. М. Манн, Ю. В. (1996) Поэтика Гоголя. Вариа> ции к теме. М. : Coda. Недзвецкий, В. (1997) Мистериальное нача> ло в романе Ф. М. Достоевского // Достоев> ский и мировая культура. Альманах № 9. М. : Классика плюс. Тюпа, В. И. (1996) Тезисы к проекту слова> ря мотивов // Дискурс. № 2. Новосибирск. Хомук, Н. В., Янушкевич, А. С. (1996) Отзву> ки притчи о блудном сыне в петербургских по> вестях Гоголя // «Вечные» сюжеты русской ли> тературы («блудный сын» и другие). Новоси> бирск.

154

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Антитеза как принцип организации хронотопа в романе Ж.GК. Гюисманса «Там, внизу» Е. А. КОМАРОВА (ИВАНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В статье анализируется множественная антитеза, лежащая в основе пространственно"времен" ной организации романа Ж."К. Гюисманса «Там, внизу», во взаимосвязи с духовными поиска" ми писателя. Ключевые слова: хронотоп, антитеза, сатанизм, христианство, Средневековье.

Antithesis as Organizational Principle of Chronotopos in J.GK. Huysmans’s Novel «L à Gbas» E. A. KOMAROVA (IVANOVO STATE UNIVERSITY)

The article focuses on the analysis of multiple antithesis that underlies the spatial and temporal struc" ture of the J."K. Huysmans’s novel «Là "bas» in correlation with the spiritual quests made by the writer. Keywords: spatial and temporal structure, antithesis, Satanism, Christianity, Middle Ages.

лавный герой романа Ж.>К. Гюисманса «Там, внизу» (Là>bas, 1891) Дюрталь увлекается оккультизмом, стремясь по> средством сверхъестественного углубиться в тайники человеческой души, приблизиться к первооснове бытия. Он знакомится с совре> менной ему теорией и практикой сатанизма и изучает средневековый сатанизм, работая над жизнеописанием маршала Жиля де Рэ, легендарного герцога Синяя Борода, прак> тиковавшего сатанизм и садизм, плотские извращения и религиозные кощунства. По свидетельству современника писателя М. Лезинье, Гюисманса привлекает в оккуль> тизме возможность «компенсировать отвра> щение к обыденной жизни, к ежедневным гнусностям, к разложению отталкивающей эпохи» (Lézinier, 1928: 193). Кроме того, им движет стремление постичь глубины жизни, без знания которых невозможно изведать ее полноту. Объектом внимания Гюисманса становится закрытая сфера подсознания — «мир Сатаны», занимающий промежуточное положение между человеком и Богом. Содержательно роман «Там, внизу» чрез> вычайно сложен и разнообразен. Помимо

вопросов, связанных с особой организацией пространства и времени как средства дис> танцирования, он характеризуется множе> ственностью сюжетных линий: жизнеописа> ние Жиля де Рэ и средневековый сатанизм в рамках создаваемого Дюрталем романа, романная интрига взаимоотношений Дюрта> ля и Гиацинты Шантелув и идеология сата> низма XIX в. в рамках современной реально> сти, проблема писателя и его творчества в рамках создания книги. На наш взгляд, основной причиной слож> ной сюжетной фактуры произведения явля> ется традиционное для Гюисманса стремле> ние реализовать идею дистанцирования от ненавистной американизированной совре> менности. Социальное пространство и время вызывают у Дюрталя горький скептицизм. Современный Париж описан как однообраз> ное, унылое нагромождение серых улиц, бе> лых артерий бульваров, зеленых пластин скверов и садов, «выстроенных друг за дру> гом цепочек домов, похожих на костяш> ки домино, с черными точками окон» (Huysmans, 1999: 232), как удручающая масса новых строений, вроде Эйфелевой башни

* Комарова Екатерина Александровна — кандидат филологических наук, доцент, доцент Ива> новского государственного университета, член Общества Ж.>К. Гюисманса (Париж, Сорбонна). Тел.: (4932) 30>02>91. Эл. адрес: kkomarova2000@yahoo.fr

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

или Триумфальной арки, за которыми скры> лись крыши церквей. Отвращение к веку, по> средственному и невежественному, отрица> ющему сверхъестественное, сопровождает> ся горькой уверенностью в безнадежности будущего: «Отпрыски вонючих буржуа это> го грязного времени, как их отцы и матери, станут набивать себя требухой и опорож> нять душу через задницу» (Huysmans, 1999: 297). Пространство квартиры Дюрталя свя> зано с социальной средой и во многом зави> сит от нее: он вынужден решать бытовые проблемы, принимать друзей. Отвлечься от проблем индивидуального существования, дистанцироваться от эпохи Дюрталю>писателю помогает искусство. От> каз Гюисманса от прогрессивного развития интриги позволяет сконцентрироваться не на романном прожитом, а на процессе твор> чества, остановить исторический ход време> ни и погрузиться в священный для писателя хронотоп создания воображаемого — анти> тезу реальности. Дюрталь убежден, что мо> жет быть счастлив только «дома и над вре> менем» (Huysmans, 1999: 35). Его квартира превращается в пространство творчества, «бумажную» башню, имеющую целью спас> ти того, кто укрывается в ней, от отвращения к жизни. Одиночество как отказ от опошля> ющих отношений является необходимым ус> ловием выхода из общества и гарантией творческого спасения. По мнению Дюрталя, истинные художники работают вдали от публики, от салонов, от любопытства толпы. Искусство требует уединения, оно должно находиться вне досягаемости, за пределами, по ту сторону. Закрывшись в квартире для работы над книгой, он «почувствовал себя возрожденным, погрузившись в мрачный и сладостный конец Средневековья, умиро> творенный, проникся презрением к окру> жающему, создал себе бытие, далекое от ли> тературной суеты, мысленно как бы уеди> нился в замке Тиффож Синей Бороды и жил в совершенном согласии с ним» (Huysmans, 1999: 37). Таким образом, пространство и время в романе «Там, внизу» удваиваются. Прожи>

155

ваемая история дублируется историей напи> санной, что нарушает линейность интриги. Такое дробление повествования обогащает и углубляет его: тема сатанизма раскрывает> ся в полном объеме только благодаря ее дифференциации по эпохам. История не> слыханных преступлений де Рэ и его столь же неслыханного раскаяния оттеняют по> средственность и вырождение современного Дюрталю времени. Сопоставление с выходя> щей за все мыслимые рамки моделью разоб> лачает измельчание так называемого Зла в конце XIX в. Прием удвоения придает роману замкнутый, циклический характер: отправившись в прошлое на поиски де Рэ, чтобы избежать окружающей мерзости, Дюрталь заканчивает путешествие, имея но> вые основания ненавидеть свою эпоху, кото> рая даже в сфере кощунства и святотатст> ва является лишь бледной копией XV в. Зло потеряло в силе, но приобрело в низости и гнусности. Современные Дюрталю сатани> сты — это, как правило, невротичные меща> не с развращенными наклонностями, во всем знающие меру и не дающие воли сокруши> тельным душевным порывам. Их черная мес> са превращается в низкопробную сексуаль> ную оргию, имеющую целью банальное фи> зиологическое удовлетворение. Гиацинта Шантелув и каноник Докр видятся пародий> ным, пошлым отражением демонического персонажа Средневековья, наделенного го> ловокружительным господством и подвер> женного глубочайшему самоуничижению, человека крайностей, бросившего чудовищ> ный вызов Богу, власти и церкви. Маршал де Рэ, подталкиваемый вообра> жением и вкусом к редким наслаждениям, прибегает к жестокой практике активного сатанизма, предается кровавым оргиям, че> ловеческим жертвоприношениям. Он окру> жает себя созванными со всех концов стра> ны псевдосвященниками, отверженными церковью, колдунами>хранителями старин> ных секретов, заклинателями духов, алхими> ками, которые обучают его тонкостям ре> месла. «Отчаянный сатанизм» для него — это продолжение «восторженного мисти>

156

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

цизма» (Huysmans, 1999: 67). Де Рэ перено> сит пыл молитв ищущей души на территорию «наоборот». Совершаемые им убийства сви> детельствуют не столько о содомии и садиз> ме, сколько о стремлении увидеть творчест> во смерти. Решив заручиться помощью дья> вола в достижении глубин познания, власти и богатства, де Рэ не испытывает ни малей> ших угрызений совести. Он спускается по спирали греха до самого дна, ведомый бес> примерной гордыней, которая позволяет ему заявить на суде: «Я рожден под такой звездой, что никто на свете никогда не со> вершал и никогда не сможет совершить то, что сделал я» (Huysmans, 1999: 69). Де Рэ также может быть сопоставлен с Дюрталем: чудовищные преступления яв> ляются антитезой сугубо мыслительного процесса (чтения, работы с историческими материалами, дискуссий и рассуждений, пи> сательской деятельности), крайняя жесто> кость и садизм не имеют ничего общего с вя> лым эротизмом, заранее спрогнозирован> ным в деталях и приносящим разочарование. Сатанизм для Дюрталя является лишь отст> раненным предметом исследования: он нату> ралистически педантично штудирует ста> ринные и современные документальные ис> точники, вступает в любовные отношения с представительницей секты, присутствует на черной мессе. Но, изучая среду теорети> чески, он остается на позиции наблюдателя, не становясь практиком, выдерживая дис> танцию. Если говорить о практике Зла при> менительно к Дюрталю, то она не состоит в сатанинской инициации или в кощунствен> ных ритуалах, а ограничивается отказом жить как все, отрицанием реальности и все> сильности разума. На наш взгляд, символи> ческий смысл оппозиции де Рэ, дез Эссента и Дюрталя заключается в противопоставлении Средневековья как эпохи сильных личностей и современности, порождающей бессильных интровертов. Роман «Там, внизу» отличает выход из объективного хронотопа в духовное про> странство Зла, порока. Сначала Дюрталь погружается в воображаемую, иллюзор>

2009 — №3

ную реальность средневекового замка, ухо> дя в историческое время и пространство, а затем сам де Рэ отгораживается от своего времени и реального пространства. Исклю> ченный из современной повседневности за счет временной регрессии и одновременно изолированный от социального пространст> ва своей эпохи замок Тиффож — вотчина сатаниста — воплощает самые черные, са> мые порочные стороны творческого подсо> знания, утонченная жестокость которого становится оборотной стороной мистициз> ма: «сатана, упорно отказывавшийся пока> заться маршалу, сошел в замок, чтобы во> плотиться в нем» (Huysmans, 1999: 119). Чтобы проникнуться исторической атмо> сферой, Дюрталь отправляется в Тиффож. Руины замка возвышаются над долиной ре> ки, и по ним угадываются его огромные раз> меры и очертания. Реалистическое описание замка сопровождается гнетущим ощущени> ем тревоги, которую испытывает Дюрталь. Он отмечает, что дух маршала все еще наво> дит ужас на местных жителей, а одно лишь упоминание его имени заставляет их крес> титься. Ему самому замок видится скеле> том, лишенным плоти (Huysmans, 1999: 124). Метафора мертвого тела применительно к замку символизирует жертвы де Рэ, ледя> ной холод унылых помещений напомина> ет об ужасах совершенных здесь преступле> ний: «внутренний облик наводил на мысль о тюрьме, в которой тела, пропитавшись водой, должны были гнить месяцами» (Huysmans, 1999: 124). Дюрталя пугают мрач> ность стен, глубины подземелий, плотная копоть пола, «с зияющими люками карце> ров и отверстиями колодцев». Семы мрака и глубины характеризуют пространство Зла: о жестоких пытках и убийствах свидетель> ствуют подвалы, подземелья, колодцы, от> хожие места, рвы, стоки, предназначенные для крови. Антитезой пространства замка Тиффож представляется жилище звонаря Карекса в башне церкви Сен>Сюльпис. В этом образе Дома Гюисманс впервые допускает присут> ствие и физического аспекта социального

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

пространства, и духовного аспекта прост> ранства идеального, возможность существо> вания в рамках объективной действительно> сти при условии внутренней ориентирован> ности на божественный мир. Внешний облик церкви, по мнению Дюрталя, отвратителен и не представляет ни религиозной, ни худо> жественной ценности. Квартира звонаря свидетельствует о его крайней бедности. Од> нако это жилище пропитано особой атмо> сферой уюта, умиротворения и сердечности. Звонарь проводит вечера в убаюкивающем тепле натопленной печи, при приглушенном свете лампы, в компании старых книг: у него обширная библиотека, состоящая преиму> щественно из средневековых религиозных трудов и специальных исследований о коло> колах. Помимо книг, божественный аспект пространства башни Сен>Сюльпис выражен в образе колоколов, «герольдов церкви» (Huysmans, 1999: 56), расположенных на гра> нице неба и земли, посредников между Бо> гом и человеком. Идея христианской веры также косвенно выражена распятием на сте> не, сводчатыми потолками, напоминающи> ми келью. Для Дюрталя жилище Карекса реализу> ет идею идеального убежища, «теплой гава> ни», расположенной высоко над землей, вне досягаемости «бушующих внизу волн че> ловеческой глупости» (Huysmans, 1999: 54), в стороне от времени. В этом доме>«гнезде», даже будучи гостем, он ощущает себя спо> койным и защищенным. Целебное одиноче> ство благоприятствует творчеству. Коло> кольный звон освобождает от реальности за счет временной регрессии, перенося в эпоху Средневековья. Идея оторванности от ре> альности, положения «над землей» и одно> временно понятие закрытости, уединенно> сти выражаются в характеристике, данной Дюрталем жилищу звонаря: «воздушная могила» (Huysmans, 1999: 57) или «воздуш> ное подземелье» (Huysmans, 1999: 231). Дом Карекса находится за пределами времени и пространства, так как в нем пересекают> ся прошлое и настоящее, а сам звонарь, как и его колокола, становится посредником

157

в расколотом мире, ведущим диалог между землей и небом. Карекс, по мнению Дюрталя, обладает двумя неоценимыми качествами: во>первых, это человек другого времени, а во>вторых, добровольный затворник. Он почти никогда не покидает башню, пребывая в пространст> венно>временной изоляции, заполненной средневековыми христианскими текстами и мелодиями колоколов. Принадлежность Средневековью подчеркивается физическим обликом звонаря: у него «мертвенно>блед> ный, бескровный оттенок кожи средневеко> вых затворников» и «слезящиеся глаза мис> тиков» (Huysmans, 1999: 49). В этом контекс> те Карекс видится аскетическим идеалом художника, живущего «так далеко от Пари> жа, так далеко от своего века» (Huysmans, 1999: 73), «по ту сторону, в старых време> нах» (Huysmans, 1999: 292), за пределами человечества. Он верит в свое искусство и не нуждается в поисках дополнительного смысла существования. Подтверждением этого тезиса может служить сходство звона> ря с портретом Г. Моро в сборнике Гюис> манса «Современное искусство»: «Это таин> ственный затворник, уединившийся в самом центре Парижа в келье, куда не проникает шум современной жизни, яростно стучащий> ся в двери монастырей» (Huysmans, 2006: 189). Антитеза башни Сен>Сюльпис и замка Тиффож подтверждается антагонизмом хо> зяев этих жилищ. Если де Рэ воплощает от> сутствующий, но организующий повествова> ние образ сатаны, то Карекс символизирует божественное начало. Он противостоит за> сасывающей тине века и мраку сатанизма. В нем сливаются этический средневековый идеал и сияющая вера. Уникальность хронотопа башни Сен>Сюль> пис заключается не только в пересечении прошлого и настоящего, но и в сочетании бездонной пропасти и бесконечной высоты, переходящих друг в друга. Впервые оказав> шись в башне и поднявшись наверх, Дюрталь оказывается над пустотой, на краю двойного колодца, один из которых разверзается у не> го под ногами, а другой уходит ввысь над

158

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

головой. Сумрачный зияющий колодец вы> зывает навязчивую тревогу у персонажа и одновременно притягивает к себе. Здесь, в башне, Дюрталь оказывается перед выбо> ром пути, вектора духовного перемещения. В романе «Там, внизу» выбор сделан в пользу пропасти. Сатанизм как вариант дистанцирования от обыденности индивиду> ального существования издевательски вы> смеивает христианский и общечеловеческий порядок в надежде проникнуть путем Зла по ту сторону настоящего времени, по ту сторону реального пространства. Дюрталь приходит к выводу, что Бог и дьявол суть «два противоположных полюса души» (Hu> ysmans, 1999: 121), два аспекта одного фено> мена — мистицизма и что путь к сатанизму закономерен для тех, кто отличается чрез> мерной утонченностью ума. Однако демони> ческие практики так и не открывают тайны бытия, и, мучимый кошмарами, де Рэ взыва> ет к Богу, заклиная сжалиться и избавить его от страданий. Суд над маршалом может рас> цениваться как ключевой эпизод книги Дюр> таля, так как именно в этой сцене «в своем белом великолепии душа Средневековья за> сияла в зале» (Huysmans, 1999: 242). Если говорить о Средневековье, то для Дюрталя его ценность заключается, прежде всего, в возвышенности души, в близости че> ловека к Богу, в способности к самоотре> чению, утраченных в XIX в. Средневековье в романе «Там, внизу» как идеальная эпоха резко противопоставлено отвергаемому настоящему. Эта эпоха в глазах атеистов воплощает невежество и сумрак, в глазах художников и историков религии — время чудес и страданий. Представители всех со> словий для освобождения Гроба Господня отдавали имущество, покидали дома и семьи, принимали тяжелые лишения, претерпевали боль и страдания, подвергали себя опаснос> тям: «они искупали набожным героизмом низость нравов» (Huysmans, 1999: 127). Сред> невековая церковь утешала огорченных и за> щищала слабых. В современную же эпоху

«церковь ненавидит бедняков, а мистицизм умирает в рядах духовенства, которое обуз> дывает пламя мысли, проповедует воздер> жание духа, умеренность постижений, здра> вый смысл молитвы, буржуазность души» (Huysmans, 1999: 128). XIX век ничего не со> здал, но все разрушил. Дюрталь сожалеет о великом знании Средневековья, утонув> шем во «враждебном систематизированном безразличии безбожного народа» и о «гибе> ли души во Франции» (Huysmans, 1999: 294). Множественная антитеза (реальное про> странство — пространство творчества, со> временный сатанизм — средневековый сата> низм, де Рэ —Дюрталь, замок Тиффож — башня Сен>Сюльпис, де Рэ — Карекс, сата> низм — христианство, современность — Средневековье) организует пространствен> но>временную структуру романа «Там, вни> зу» и задает направление очередного этапа духовных поисков Гюисманса. Отвращение к сатанизму, испытываемое Дюрталем в конце романа, становится отправной точкой гряду> щего духовного воскрешения. Не случайно П. Коньи назвал «Там, внизу» «нетипичной ис> торией будущего обращения» (Cogny, 1987: 159), а Р. Дюмениль заметил, что «призна> ние заблуждений было бы слишком легким, а раскаяние — менее драматичным, если бы кающийся возвращался не из такой дали» (Dumesnil, 1931: 138). Признание несостоя> тельности оккультизма знаменует собой на> чало заключительного, христианского пери> ода художественного творчества писателя. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Cogny, P. (1987) Joris>Karl Huysmans: de l’écriture à l’Ecriture. Paris. Dumesnil, R. (1931) Joris>Karl Huysmans et Saint>Sévérin // Bulletin de la Société Joris>Karl Huysmans. 1931. № 5. P. 133–144. Huysmans, J.>K. (2006) Ecrits sur l’art. Paris. Huysmans, J.>K. (1999) Là>bas // Le roman de Durtal. Paris. Lézinier, M. (1928) Avec Huysmans. Prome> nades et souvenirs. Paris.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

159

Концепция человеческого бытия в романе Джулиана Барнса «История мира в 10 1/2 главах» М. И. ЖУК (ДАЛЬНЕВОСТОчНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Идейную основу романа Дж. Барнса «История мира в 10 1/2 главах» (1989) составляет поиск от" ветов на вопросы о природе человека, о прошлом, настоящем и будущем человеческой циви" лизации. Писатель уподобляет мир кораблю"тюрьме, который движется в никуда, и чем даль" ше плывет корабль, тем меньше у человечества шансов на спасение. Однако писатель не стро" ит книгу как очередную антиутопию. Кошмар истории повторялся так часто, что трагическая суть катастрофы подверглась редукции, трагедия стала симулякром трагедии. Роман «История мира в 10 1/2 главах» является попыткой рационально разобраться в специфике человеческого бытия, избавиться от прекраснодушных иллюзий относительно человеческой природы и путях развития цивилизации. Ключевые слова: Барнс, «История мира в 10 1/2 главах», симулякр, постмодернизм, антиутопия, человеческое бытие.

The Conception of Human Existence in the Novel «A History of the World in 10 1/ 2 Chapters» by Julian Barnes M. I. ZHUK (FAR EASTERN STATE UNIVERSITY)

The main idea of the novel A History of the World in 10 1/2 Chapters (1989) by J. Barnes is the search" ing for the answers to the questions about human nature, the past, present and future of human civi" lization. The writer likens human society to a ship"prison, which is sailing to nowhere, and the farther it is sailing, the fewer chances humanity has to rescue. But the book by J. Barnes is not another anti" utopia. The incubus of history has repeated so frequently that the tragic essence of the catastrophe incurs reduction and the tragedy has become simulacrum of itself. The novel A History of the World in 10 1/2 Chapters is an attempt to look into peculiarities of human existence, get rid of starry"eyed illu" sions about human nature and the ways of civilization development. Keywords: Barnes, A History of the World in 10 1/2 Chapters, simulacrum, postmodernism, anti" utopia, human existence.

жулиан Барнс — классик современной английский литературы. Его творчество уже давно является объектом внимания не только читателей, но и исследователей. Один из самых известных романов писателя — «История мира в 10 1/2 главах» (1989) доста> точно подробно анализировался в работах как зарубежных, так и отечественных уче> ных (С. Риччи, Д. Мартин, Д. В. Затон> ский, Я. Ю. Муратова, Е. В. Колодинская, Д. А. Радченко и др.). Исследователи анали> зировали стиль, жанровую специфику, сис> тему лейтмотивов и другие художественные особенности романа. Цель данной статьи —

описать миропонимание автора, его концеп> цию мира и человека в этом произведении. Роман Джулиана Барнса «История мира в 10 1/2 главах» представляет собой десять с половиной новелл с совершенно разными сюжетами, действие которых разворачива> ется во всех ключевых исторических эпохах: Древности, Средневековье, Возрождении, Новом времени и настоящем; на всех основ> ных континентах земного шара: в Евразии, Африке, Северной и Южной Америке. Та> кой хронотоп романа позволяет создать объемную универсальную картину истории человеческой цивилизации.

* Жук Максим Иванович — кандидат филологических наук, старший преподаватель ка> федры истории зарубежных литератур Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток). Тел.: (4232) 45>87>67. Эл. адрес: mzhuk1@yandex.ru

160

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Можно выделит в романе два объекта ху> дожественной рефлексии автора — человек и трагическая история человеческого обще> ства. Идейную основу романа составляет по> иск ответов на вопросы о природе человека, о прошлом, настоящем и будущем человече> ской цивилизации, возможности или невоз> можности предотвращения грядущей ката> строфы. Концепция мира воплощается в романе на многих уровнях повествования: в организа> ции времени и пространства, в образах геро> ев и в системе лейтмотивов. Хронотоп романа создает объемную уни> версальную картину существования челове> ческой цивилизации. Важно, что писатель выстраивает историю цивилизации не в хро> нологическом, а в хаотическом порядке: по> сле мифологической Древности идет ХХ в., потом наступает Средневековье, затем Воз> рождение (эпиграф к главе «Уцелевшая»), снова ХХ в., XIX в. и т. д. Подобная орга> низация времени создает образ хаотичного мира, лишенного замысла развития, Вселен> ной, развивающейся без плана демиурга. Центральный лейтмотив, отражающий концепцию мира в романе, — образ корабля> ковчега, который становится символом че> ловеческой цивилизации. В романе «История мира…» образ кораб> ля приобретает, в зависимости от эпохи и обстоятельств повествования, форму то ковчега, то туристического парохода, то со> временного океанского лайнера, то лодки, то плота, появляясь во всех главах, кроме третьей и девятой. Рассмотрим те идейные трансформации, которые происходят с ко> раблем>ковчегом в романе Дж. Барнса. Первая глава «Безбилетник» представля> ет собой переосмысленную версию библей> ской легенды о Всемирном потопе и Ноевом ковчеге, изложенную от лица личинки дре> воточца. Рассказчик говорит о тюремных порядках, царящих на ковчеге, комендант> ском часе, наказаниях, изоляторе, доноси> тельстве: «Нет, наш ковчег отнюдь не похо> дил на заповедник <…> он скорей напоми> нал плавучую тюрьму» (Барнс, 2006: 6).

2009 — №3

Таким образом, ковчег из средства спасе> ния, вместилища спасенной жизни превра> щается в плавучий концлагерь, где все жи> вые существа находятся на краю гибели. Аналогичная трансформация образа ков> чега происходит и в последующих частях романа. В главе «Гости» исламские террори> сты захватывают круизный лайнер «Санта Юфимия», совершающий «Турне Афроди> ты» по Средиземному морю. Название корабля связано с именем Юфимии, героини древнеиспанских мифов. Юфимия была одной из девяти сестер>близ> нецов, которые вели партизанскую войну против Римской империи на территории Юга Европы и Северной Африки. Имя лай> нера дополнительно отсылает нас к ситуа> ции непрекращающейся вражды между ра> сами и народами, которая осталась неизмен> ной со времен древнейших цивилизаций. Арабские террористы мстят США и поддер> жавшим их странам за отобранную у них землю, за бомбардировки лагерей беженцев, за унижение национального достоинства. Они ведут с Америкой партизанскую войну, как несколько тысяч лет назад воевала Юфимия против Римской империи. Дж. Барнс не случайно выбирает маршрут и название захваченного лайнера>ковчега. Путь корабля лежал в Грецию, колыбель ев> ропейской цивилизации, т. е. события рома> на разворачиваются на символическом фоне Античности, что отсылает читателя к про> блеме социальной дисгармонии, которая так и осталась непреодоленной за всю пятитысяч> ную историю существования человечества. В самом начале главы рассказчик описы> вает, как пассажиры разных национальнос> тей поднимаются на борт корабля «покор> ными парами»: «Каждой твари по паре», — прокомментировал Франклин…» (Барнс, 2006: 43). Многонациональный состав пасса> жиров лайнера в контексте книги становится аллегорией человеческого общества, а от> сылка к библейскому мотиву деления на «чи> стых» и «нечистых» — метафорой слабой надежды на спасение для одних и вечной об> реченности на гибель для других.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

Как и в первой главе, складывается образ корабля>ковчега, который, воплощая в себе идею спасения, парадоксальным образом превращается в плавучую тюрьму, несущую смерть своим обитателям. В главе «Три простые истории» расска> зывается о теплоходе «Сент>Луис», на кото> ром депортируемые из фашистской Герма> нии евреи пытаются спастись, достигнув Америки. Однако принять несчастных бе> женцев не согласилась ни одна страна мира. Лидеры государств, которые могли спасти пассажиров корабля, стали требовать с них деньги. «Сент>Луис» вынужден был вернуть> ся обратно в Европу, где евреи были распре> делены по разным европейским странам. Часть из них, попавшая в страны с профа> шистским режимом, была немедленно пе> реправлена «в лагерь с колючей проволокой и сторожевыми собаками» (Барнс, 2006: 229). В главе снова повторяется мотив деления на чистых и нечистых, однако в роли Ноя здесь выступают жадные, бесчеловечные по> литики. Название корабля выбрано автором не случайно. Святой Луи — это французский король Людовик IX (1214–1270), который прославился благодаря двум крестовым по> ходам на Святую землю, т. е. на территорию современного Израиля. Людовик IX прика> зал изгнать евреев из Франции и сжечь все, что к ним относилось (Грановский, 1986). Аллюзия к эпохе Средневековья снова гово> рит, что эгоизм, жадность и жестокость — это неизбывные черты человека. Снова по> вторяется история, снова льется кровь. В романе постоянно возникает образ ко> рабля, плывущего без управления, без цели. Не умеет управлять ковчегом Ной (глава «Безбилетник»), не знает, куда ей плыть, Кэтлин (глава «Уцелевшая»), из>за некомпе> тентного руководства происходит трагедия с экипажем фрегата «Медуза» (глава «Ко> раблекрушение»). Еще одна важная деталь, связанная с об> разом корабля, — мотив дрейфа, т. е. своего рода движения в никуда: туристический лай> нер, захваченный террористами, никем не управляется и описывает в море «…широкие,

161

медленные круги» (Барнс, 2006: 60); Кэтлин узнает, что ее лодка кружила на одном мес> те; не могут управлять своим плотом потер> певшие катастрофу моряки фрегата «Меду> за», они просто дрейфуют в океане. Бессмысленный дрейф кораблей, которы> ми никто не управляет, отражает мировос> приятие автора: история человеческой циви> лизации — это не развитие, а бесконечное повторение страшных ошибок, нескончаемое путешествие от одной катастрофы к другой. В полуглаве «Интермедия» автор харак> теризует положение современного челове> чества: «машинное отделение отсутствует, и руль отказал много веков назад. Капитан может разыграть прекрасный спектакль, убедив не только себя, но и кое>кого из пас> сажиров; все>таки судьба их плавучего мира зависит не от него, а от безумных ветров и угрюмых течений, от айсбергов и случай> ных рифов» (Барнс, 2006: 272). Итак, мир в романе Дж. Барнса подобен плавучему концлагерю, кораблю>тюрьме, которым никто не управляет, человек заперт в этом узилище, и чем дальше плывет ко> рабль, тем меньше у него шансов на спасение. И все>таки писатель не говорит о гряду> щем или наступившем Апокалипсисе для че> ловеческой цивилизации, он не строит свой роман как новую антиутопию. Цивилизация в очередной раз балансирует на грани катаст> рофы. История человечества в концепции Дж. Барнса, как уже говорилось, — беско> нечное кошмарное путешествие от одной ка> тастрофы к другой. Однако кошмар истории повторялся так часто, что трагическая суть катастрофы подверглась редукции, трагедия стала фарсом, симулякром трагедии. Эта идея отражена в названии книги (A History of the World in 10 1/2 Chapters). Важно, что писатель использует неопределенный ар> тикль а (an), соответственно название книги можно перевести как «Еще одна история ми> ра», «Очередная история мира», «Одна из историй мира». Говоря о современном человечестве, Дж. Барнс пишет: «Как тщетно мы взываем; как темно небо; как высоки волны. Все мы

162

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

затеряны в море, мечемся по воле течений от надежды к отчаянию, хотим докричаться до спасительного корабля, но нас вряд ли услы> шат» (Барнс, 2006: 168). Дж. Барнс не проро> чествует о грядущей гибели цивилизации, но, как человек конца ХХ века, умудренный печальным опытом пятитысячной истории своей цивилизации, говорит «нас вряд ли ус> лышат» (may never come to rescue us) (Barnes, 2005: 164). Одна из важнейших проблем, к которой обращается Дж. Барнс, — вопрос о челове> ческой природе. Первый представитель человечества, с ко> торым сталкивается читатель, — библейский патриарх Ной (глава «Безбилетник»). Как известно, библейский Ной — праведный, благочестивый и справедливый человек, спа> ситель мира зверей и птиц, родоначальник всего послепотопного человечества. В романе «История мира в 10 1/2 главах» происходит трансформация образа Ноя из библейского праведника в неразвитое, жес> токое, нечистоплотное человекоподобное существо, сочетающее в себе манию вели> чия, алчность, эгоизм, садизм и алкого> лизм с религиозным фанатизмом. Ной, го> ворит личинка червя>древоточца, от лица которой идет повествование в первой главе, «был злобен, вонюч, криводушен, завистлив и труслив» (Барнс, 2006: 22). Рассказчик приводит немало примеров жестокости будущего прародителя челове> чества, которая может соперничать только с его тщеславием и глупостью. На примере библейского патриарха и его семейства Дж. Барнс показывает, что зло, глупость, жестокость исконно присущи че> ловеческому роду. Не случайно, что червь> древоточец говорит: «у всех вас Ноевы ге> ны» (Барнс, 2006: 34). Все другие персонажи последующих глав романа, живущие в разные исторические эпохи, являются потомками Ноя и, так или иначе, наделяются чертами личности своего символического прародите> ля: эгоизмом (Грег), религиозным фанатиз> мом (Аманда Фергюссон, Спайк Тиглер), жестокостью (моряки с плота «Медузы»),

2009 — №3

алчностью (главы правительств, не желаю> щие принимать в своей стране евреев, депор> тируемых из фашистской Германии) и т. д. Однако писатель, рассказывая о несовер> шенном и неразумном человечестве, не осуждает его. В романе Дж. Барнса нет ди> дактичности, а есть глубокие и сложные во> просы о сущности человека. В главе «Кораблекрушение» Дж. Барнс, изображая гибель фрегата «Медуза», рас> сказывает, как в потерпевших кораблекру> шение моряках пробуждаются первобыт> ные инстинкты: они выбрасывают раненых и больных товарищей за борт, чтобы не де> литься с ними пищей, убивают друг друга, едят человеческое мясо. Однако автор, опи> сывая эту вырвавшуюся на волю темную природу человека, говорит: «Трудно всерьез возмущаться поведением <…> взбунтовав> шихся солдат. <…> Можем ли мы поручить> ся, что сами проявили бы себя героями в по> добной ситуации?» (Барнс, 2006: 162). В этих словах нет ни одобрения, ни порицания. Ав> тор не пытается осуждать или оправдывать человека, он стремится показать сложность и неоднозначность ситуации существования человека. Несовершенство человеческой природы для Дж. Барнса является следствием ирра> циональности, хаоса всего бытия, отсутстви> ем гармоничного божественного замысла (или, по крайней мере, этот замысел не поня> тен и не виден человеку). Человек создан по образу и подобию Творца, следовательно, его неразумность, жестокость являются от> ражением вселенского хаоса и абсурда. Дж. Барнс хотя и иронично, но все>таки говорит об определенном прогрессе, разви> тии человечества. Объясняя, почему выбор Бога пал именно на Ноя, рассказчик гово> рит, что, несмотря на свою неразвитость, жестокость, алчность и глупость, Ной был самым лучшим из всех представителей чело> вечества, потому что «прочие кандидаты бы> ли во сто крат хуже». Червь>древоточец так характеризует природу человека: «Человек по сравнению с животными — существо не> доразвитое. Мы, конечно, не отрицаем ва>

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

шей смышлености, вашего значительного по> тенциала. Но вы пока еще находитесь на ранней стадии развития» (Барнс, 2006: 39). Хотя эти слова произнесены рассказчиком, а не автором, тем не менее, исходя из кон> текста романа, в них можно увидеть автор> скую позицию: писатель не может отрицать определенной эволюции человечества, хотя и очень медленной. Важно отметить, что Дж. Барнс не пер> вый автор, который обращается к идее изна> чальной ущербности человека. Аналогичная концепция характерна для творчества таких писателей, как Д. Свифт (четвертая часть «Путешествий Гулливера»), А. Франс («Ос> тров пингвинов») и М. Твен («Таинствен> ный незнакомец»). Однако, в отличие от сво> их предшественников, у Дж. Барнса концеп> ция человека все>таки не пессимистическая. Для писателей предыдущих историко>куль> турных эпох признание извечного несовер> шенства человека было страшным потрясени> ем, Дж. Барнс, писатель конца ХХ столетия, смиряется с этим фактом и старается на> учиться обращаться с этим новым знанием. Последней точкой опоры для человечества, говорит автор, является любовь, которая связывает человека с правдой, т. е. истиной. Любовь по своей природе иррациональна, говорит писатель, она не является необходи> мым условием физического существования человека. Однако именно в иррационально> сти любви ее сила и необходимость, потому что любовь — гармонизирующее начало бы> тия, открывающее человеческое в человеке, раскрывающее его духовный потенциал: «Именно ей обязаны мы своей человечно> стью <…> Благодаря ей мы — это нечто большее, чем просто мы» (Барнс, 2006: 297). У писателя нет сентиментальных иллюзий относительно любви: он прекрасно понимает, что даже самые близкие и нежные отноше> ния между мужчиной и женщиной не изме> нят мир ни в лучшую, ни в худшую сторону, не гармонизируют вселенский хаос. Однако любовь связывает человека с чем>то подлин>

163

ным, обладающим истинной ценностью. Лю> бовь и правда являются для Дж. Барнса важ> нейшими экзистенциальными ценностями, не утратившими своей подлинности в хаосе бытия. Любовь преодолевает абсурд исто> рии человечества, она важнее религии и об> ладает большей коммуникативной способ> ностью, чем искусство. Необходимо отметить, что для Дж. Барн> са любовь — это прежде всего любовь муж> чины и женщины, проецируемая на мир. В художественном мире романа отсутствует любовь Создателя мира к человеку. По> скольку писатель не может увидеть божест> венного замысла в хаосе бытия, то, соответ> ственно, не верит в существование любви Бога к своему творению. В барнсовской кон> цепции любовь является краеугольным кам> нем человеческого мира, но ее нет в основе Вселенной. Отсутствие в художественном мире Дж. Барнса любви Творца к человеку редуцирует прочность его мировоззренче> ской позиции. Не случайно, что в его позд> них романах («Любовь и так далее», «Как все это было») любовь не гармонизирует, а разрушает жизнь героев. Тем не менее, роман «История мира в 10 1/2 главах» является попыткой честно, рационально разобраться в специфике чело> веческого бытия, избавиться от прекрасно> душных ренессансных и просветительских иллюзий относительно человеческой приро> ды и путях развития цивилизации. Ирония и сомнение Дж. Барнса не перечеркивают его желания найти экзистенциальную ми> ровоззренческую опору. И он ее находит в правде и любви, он сомневается, но все>та> ки ищет и надеется. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Барнс, Дж. (2006) История мира в 10 1/2 гла> вах. М. : АСТ. Грановский, Т. Н. (1986) Лекции по исто> рии Средневековья. М. : Наука. Barnes, Julian. (2005) A History of the World in 10 1/2 chapters. L. : Picador.

164

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Псалтирь Сидни. Следует ли «переписать историю метафизического возрождения»? Л. В. ЕГОРОВА (МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИчЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В 1963 г. издание псалмов Филипа Сидни и графини Пембрук заставило их редактора Дж. Рас" мелла поставить вопрос: не следует ли «переписать историю метафизического возрождения» в Англии? Сегодняшний интерес к метафизической поэзии в России делает этот вопрос осо" бенно актуальным и для нас. Данная поэтическая традиция рассмотрена в статье Л. Егоровой в перспективе ее развития — от Сидни к Донну, что позволяет не только уточнить ее историю, выяснить истоки, но и расширить круг основных понятий, ее характеризующих. Ключевые слова: метафизическая поэзия, Сидни, псалмы, парафраз.

The Sidney Psalter. Should «the History of the Metaphysical Revival» Be Rewritten? L. V. EGOROVA (MOSCOW PEDAGOGICAL STATE UNIVERSITY)

In 1963 the edition of The Psalms of Sir Philip Sidney and the Countess of Pembroke made the editor J. C. A. Rathmell raise the question: whether we should «rewrite the history of the metaphysical revival» in England? The current interest in metaphysical poetry in Russia makes this issue especially topical also for us. This poetical tradition is considered in L. Egorova’s article in the long view of its development — from Sidney to Donne. This allows not only specify its history and clarify its origins, but also expand the circle of the basic concepts that characterize it. Keywords: metaphysical poetry, Sidney, psalms, paraphrase.

опрос о времени переложения псалмов Филипом Сидни остается спорным. Не> которые из его ранних биографов относили работу к 1580 году (или ранее) и говорили о ней как самой ранней важнейшей поэтиче> ской задаче Сидни. Другие полагали (их до> воды мне представляются более вескими), что псалмы — результат позднейшей рабо> ты, начатой, возможно, незадолго до отъез> да в Нидерланды в 1585 году. На сегодняшний день известно шестнад> цать сохранившихся рукописей псалмов Фи> липа Сидни и графини Пембрук, обозначен> ных первыми буквами латиницы. О псал> мах Филипа Сидни можно судить благодаря рукописи [В] — копии, сделанной в 1694– 1695 гг. епископом Сэмюэлом Вудфордом (Samuel Woodford) с сильно правленного графиней оригинала Филипа ([B] Bodleian MS. Rawlinson poet. 25). Все остальные руко> писи датируются временным отрезком с 1595

по 1630 г. и представляют собой разные фа> зы работы графини. Вслушаемся в псалмы Филипа Сидни с ус> тановкой на «метафизичность»: присутству> ют ли в них черты метафизической поэзии, какие и в какой степени? Начнем с «филоло> гичности» мышления. Языковая рефлексия Сидни в одном русле с донновской. Заметим, что для псалмов в целом характерно ощуще> ние неизбежности смерти и стремление за> печатлеть божественное, которому ты стал свидетелем здесь, во время твоего земного пребывания. В псалмах Сидни оно почти все> гда акцентировано: Mercy, O Mercy Lord, for mercy’s sake, For death dos kill the witness of Thy glory; Can of Thy prayse the tongues entombed make A heavenly story? (6 — номер псалма, 13–16 — строки)

* Егорова Людмила Владимировна — кандидат филологических наук, докторант Московского педагогического государственного университета. Тел.: (499) 246>57>12 Эл. адрес: lveg@yandex.ru

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

Сидни «метафизически» конкретен и ин> струментален: только язык живого человека способен создать историю о небесном — a heavenly story, вознести хвалу Творцу. Мо> гила чревата бесконечным молчанием — сво> еобразным возмездием тому, кто не взывал к Господу при жизни и теперь уже замолка> ет навсегда. В этом финальном молчании — и постыдность, и проклятие: Let me not tast of shame, O Lord most high; For I have call’d on Thee; let wicked folk Confounded be, and pass away like smoake; Let them in bedd of endless silence dy. (31, 45–48)

О божественном, по Сидни, надо гово> рить. Не выдумывать, не полагать самонаде> янно, что рассказанное другими о Боге — выдумка (fable): поучительная, но не для те> бя, история: Nay, so proud is his puffèd thought, That after God he never sought, But rather much he fancys this, — Than name of God a fable is. (10, 13–16)

Tales (россказни) характерны для невоз> держанных на язык и наглых: Our tongues, say they, beyond them all shall go; Wee both haue power, and will our tales to tell: For what lord rules our braue emboldned breast? (12, 10–12)

Итак, по Сидни, у истинных, верных Богу людей — а heavenly story (рассказ о божест> венном); для неверных/неверующих — cвои слова: a fable, a tale или tales (множествен> ное число закономерно: нет им числа). Для Сидни (и не только в псалмах) истин> ность человека — помимо действий — пове> ряется словом и звуком. Они — тот показа> тель, где ошибка исключена, ибо пробуется сама суть: When silent Night might seeme all faults to hide, Then was I by Thy searching insight try’d, And then by Thee was guiltless found From ill word and ill>meaning sound. (17, 9–12)

(Когда молчаливая ночь, может показать> ся, укрывает все недостойное,/ Ты испытал

165

меня Своим проницанием/ И нашел меня не виновным/ Ни в ложных словах, ни в недоб> рых речах.) В мысли и слове проявляется истинность духа: Soe shall my spryte be still vpright In thought and conversation… (19, 57–58)

Человек реализуется в речи. Речь выяв> ляет добро и зло. «Я видел нечестивца…» Традиционное выражение далее — «во всем его цвете…». У Сидни — «во всем его зву> чании»: I haue the wicked seen full sound, Like laurell fresh him self out spreading; Lo, he was gon... (37, 89–91)

Примеры логоцентричности можно мно> жить: речевая рефлексия — неотъемлемый признак мышления Филипа Сидни. Речевая манера его в отличие от Донна ча> ще всего напевна — Сидни в русле своего времени. И в то же время у него время от времени появляются строки с намеренно за> трудненным произношением, после которых острее ощущаешь благословенность благо> звучия: And then they that in Him their only trust do rest, O, they be rightly blest! (2, 31–32)

Графиня Пембрук, по всей видимости, не допустила бы подобного разговорного косноязычия — добилась гармонии. Филип Сидни в своей естественности заглядывает в «метафизическое» — не стыдящееся раз> говорности будущее. Я бы не сказала, что он туда активно устремлен, нет, он пробует. Го> ворит — и чутко вслушивается в звучащее: создается ощущение, что мысль рождается и укрепляется прямо в момент говорения: Now I, now I my self forgotten find… (31, 34) (Теперь я, теперь я ощущаю потерянным свое «я»/себя…)

Нет ли здесь противоречия? Не снять ли его? Нет, ощущение распространено нагляд> ными примерами>сравнениями: так ощущает

166

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

себя изглаженный из памяти покойный, втоптанный в грязь разбитый сосуд — Ev’n like a dead man dream?d out of mind, Or like a broken pott in myer tredd. (31, 35–36)

Как мы уже продемонстрировали, предва> ряет Сидни и традиционные для Донна выяс> нения отношений с собственным «я», как, скажем, в красноречивой ремарке из «По> слания к сэру Генри Уоттону» («To Sir Henry Wotton»): «For me (if there be such a thing as I)…» (Так я (когда мы допускаем, что суще> ствую я / что существует «я»)). Самоощуще> ния в переложении псалмов Сидни также да> леки от простоты: Till my self did my faults confess And open’d mine own wickedness Wherto my heart did giue me: So I my self accus’d to God... (32, 13–16)

Сердце открывает псалмопевцу его по> рочность (…my heart did give me... mine own wickedness), он — его «я» — признает грех (…my self did my faults confess…) и испове> дуется перед Богом (…so I my self accus’d to God). Замечательны и строки из псалма 36 — еще одно свидетельство тонкости восприя> тия и живописания Филипа Сидни: Me thinks amid my heart I heare What guilty wickedness doth say… (36, 1–2)

Обращают на себя внимание традицион> ная метафизическая аккуратность («me thinks» — мне думается), инверсия («я слы> шу» уступает свое законное место обстоя> тельству места), акцентировка места дей> ствия (причем не просто «in my heart» — в сердце, a «amid» — где>то посреди сердца, где присутствует и еще много чего) и, нако> нец, разграничение «я» и «того, что говорит моя виновная порочность». Колоритность, зримость описываемого — неотъемлемая черта стиля Сидни. О чем бы он ни говорил, проступает яркий образ. Да> же если затрудняешься отчетливо предста> вить смерть, читая псалом 30, веришь, что

у нее не может не быть холодной груди, к ко> торой она притянет вышедших из алчущих челюстей могилы: Yea, from the graue’s most hungry jawes Thou would’st not set me on their score, Whom death to his cold bosom drawes. (30, 7–9)

Если не визуально, то на уровне звуков ощущаешь жадность могилы. За счет разно> образия артикуляции, особенно согласных («from the grave’s most hungry jawes»), слов> но проходишь через эту «мясорубку». «Мost hungry jawes» не оставляют возможности на спасение, и повторяющиеся прискорбные [?] закрепляют обреченность. Музыкальность и владение звукописью Сидни отменны. Вслушаемся в начальные строки — типич> но «метафизические»: броские, разговор> ные, немедленно привлекающие внимание. Кому они принадлежат? — Tyrant, why swels’t thou thus?.. Not us I say, not us…

Как ни похоже на Донна, это первые стро> ки псалмов 52 и 115 графини Пембрук, за> вершившей работу брата по переложению псалмов. А это? — To thee my crying call, To thee my calling cry I did, O God, adrese, And thou didst me attend. Upp, up my soule, advance Jehovas praise…

И это не Герберт, но начала псалмов 77 и 146. Графиня Пембрук продолжит наработ> ку того, что перейдет к «метафизикам». Ос> трота ума и «метафизическая» неожидан> ность переплелись. Еще до Донна и даже до Шекспира английская поэзия нуждалась в энергичном гибком голосе и обрела его. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

The Complete Poems of Sir Philip Sidney (1970) Ed. by the Rev. Alexander B. Grosart. In 3 vol. Freeport : Books for libraries press (First published 1877). Vol. III. Pp. 71–199.

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

167

Антропологический смысл художественного ритма О. В. ШАЛЫГИНА (СТОЛИчНАЯ ФИНАНСОВО"ГУМАНИТАРНАЯ АКАДЕМИЯ)* Проблема смысла художественного ритма рассматривается в контексте истории литературы, философии, культурологии, антропологии. В статье выделены основные стадии анализа худо" жественного ритма, соответствующие стадиям возникновения и осуществления ритма в худо" жественном произведении. Предпринята попытка расширения сферы применения гипотезы Я. Я. Рогинского о резком усилении эстетических эмоций при переходе от стадии палеоант" ропа к стадии неантропа на эстетическую ситуацию ХХ века. Ключевые слова: ритм в искусстве, история литературы, философия, культурология, антропо" логия, А. Бергсон, Я. Я. Рогинский.

Anthropological Sense of the Art Rhythm O. V. SHALYGINA (CAPITAL FINANCIAL AND HUMANITARIAN ACADEMY)

The problem of sense of the art rhythm is being considered in the context of literary history, philoso" phy, cultural studies, anthropology. In the article the basic stages of the analysis of the art rhythm, cor" responding to stages of occurrence and realization of the rhythm in a work of art, are revealed. An attempt of expansion of sphere of application of the hypothesis of J. J. Roginsky about sharp strengthening of aesthetic emotions during shifting from the stage of paleoanthropus to the phase of nonanthropus to the aesthetic situation of the XX century is undertaken. Keywords: rhythm in art, literary history, philosophy, cultural studies, anthropology, A. Bergson, J. J. Roginsky.

еобходимость работы современного че> ловека над выстроением личностной картины мира (в том числе и через опыт об> щения с художественными мирами) вызвана глубинными духовными трансформациями, произошедшими в сфере искусства в нача> ле ХХ в. Умение оставаться самим собой, входить в «чужие миры» и выходить из них, испытывать на себе идейное, психологи> ческое, энергетическое, ритмическое воз> действие различных художественных миров (идеологий, культур), способность выходить из>под этого, подчас гипнотического, воз> действия становится условием успешной адаптации человека в быстроизменяющемся мире. Даже беглый, поверхностный обзор проблем, рассматриваемых культурологией и современной философской антрополо> гией, дает возможность увидеть в начале

III тысячелетия напряженность собственно антропологической проблематики и некото> рую растерянность исследователей перед будущим. Так, например, В. М. Розин полагает, что «мы живем в переходное время, когда завер> шает существование и развитие один тип че> ловека и складываются условия для обра> зования другого типа. В этих условиях, — считает он, — нужно не столько изучать су> ществующий тип человека, сколько готовить условия для формирования человека гряду> щей культуры и цивилизации.<…> Это будет человек с иной психикой и телесностью (но> выми «органами» и «телами»), с иной духов> ностью и проблемами. Новоевропейская личность, к которой мы привыкли, воспри> нимая как непосредственную данность, или уйдет, так сказать, под кожу, станет элемен> том, подосновой другого целого, или ото>

* Шалыгина Ольга Владимировна — кандидат филологических наук, доцент культурологии, заведующая кафедрой гуманитарных дисциплин НОУ ВПО «Столичная финансово>гуманитар> ная академия», филиал в г. Владимире. Тел.: (4922) 32>83>51. Эл. адрес: shalygina@hotmail.com

168

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

мрет вообще с ее чрезмерными потребностя> ми, претензиями, эгоизмом и эгоцентриз> мом. Что ей придет на смену — вопрос инте> ресный, но сегодня на него еще нельзя отве> тить» (Розин, 1998: 6). П. С. Гуревич, оценивая современную ситуацию в философской антропологии, предположил, что в течение каких>нибудь десятилетий человек изменится в той же степени, в какой он преобразился за все предшествующие восемь миллионов лет, пройдя эволюцию от австралопитека до со> временного типа homo sapiens (Гуревич, 1997: 13). Круг проблем, связанных с происхожде> нием человека, оказывается разомкнутым в наше время, вопрос глобального воздейст> вия на становление вида человека эстетиче> ской деятельности опрокидывается в век XXI и будущее человечества. Значение ритма для искусства и всей эстетической деятельности столь велико, что мы вряд ли отдаем себе в этом отчет в полной мере. Проблема взаимодействия художествен> ного ритма и аритмической работы мозга для приспособления человека к миру была поставлена в 30>х годах ХХ в. видным рус> ским антропологом Я. Я. Рогинским, ут> верждавшим, что художественное восприя> тие было необходимым средством возникно> вения человека, которому надо вынести не только трудности существования, но и соб> ственную мысль. Разрабатывая гипотезу о резком усиле> нии эстетических эмоций при переходе от стадии палеонтропа к стадии неантропа, Я. Я. Рогинский вводит понятия: «искус> ство>образ» и «искусство>ритм», различая их по воздействию на человеческое созна> ние. «“Искусство>образ” усиливает то, что должно и вне искусства, — в обычной жиз> ни, в процессе познания окружающих ве> щей, — быть наглядным, ярким, заполняю> щим сознание; а в «искусстве>ритме», на> оборот, усиливается то, что за границами искусства должно, в конце концов, уйти в автоматизм, исчезнуть из сознания, пере> стать быть содержанием восприятия, при>

2009 — №3

том не только без всякого ущерба для чело> века, но наоборот, к его пользе» (Рогинский, 1965: 154). Что из искусства>ритма должно «уйти в автоматизм», исчезнуть из сознания? Боль, слабость, срыв, жажда иллюзии — плата за способность человека выйти за пределы рит> ма природы, вынести мысль, — отвечает ант> рополог. «Кора человека неизбежно “выпадает” из общего ритма человеческой природы, так как иначе она и не могла бы реагировать на новые и неожиданные перемены Среды. Тем не менее, человек стремится вернуть себе этот ритм, утраченный им вследствие работы сознания, но вернуть, не прекращая работы сознания. Для человека необходимо, чтобы его легко ранимый, медлительный неритмич> ный корковый аппарат, придя в состояние конфликта, мог работать наподобие более древнего и более прочного, быстрого и рит> мичного аппарата нервной системы. Посред> никами между организмом и средой для этой цели являются социальные продукты, орудия труда. С их помощью уже вторично возникают новые, осмысленные автоматиз> мы. Значение этой компенсации, а следова> тельно, и значение общественного производ> ства не ограничивается техникой. Парал> лельно автоматизации действует желание непосредственно сознавать процесс столь жизненно важной замены. Посредством эстетической деятельности (понимаемой тут в широком смысле слова) человек субъектив> но ощущает это возвращение своей коры в общий ритм организма как возникающий постоянно вновь переход от хаоса к системе, от неустойчивости к равновесию, от беспо> рядка к симметрии, от диссонанса к созву> чию и т. д. в зависимости от рода искусства» (Рогинский, 1938: 133). Да, человек стремится вернуться в общий ритм природы. Анализ «морского комплек> са» в литературе и психологии (З. Фрейд, В. Н. Топоров) позволяет выделить наиболее общий предельный смысл воздействия ритма на человека: «Общий знаменатель степи и мо> ря — безбрежность (в экстенсивном плане)

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

и особенно (в интенсивном плане) — колы> хательно>колебательные движения, фикси> руемые и визуально, и акустически, индуци> рующие соответствующий ритм в субъекте восприятия и как бы вызывающие мысли и даже чувство беспредельного, отсылаю> щие к началу, к творению, к переживанию его смысла» (Топоров, 1995: 580). Этому рит> му находится соответствие в психологиче> ской реконструкции исторической прапамя> ти человечества, памяти пренатального пе> риода развития человека. Ритм как механизм избавления от страдания в предельном своем выражении стремится к покою колебатель> но>колыхательных движений, так человек в искусстве, иллюзии стремится ощутить по> кой бесконечности, жизнь до конфликта жизни>рождения. Необратимость времени линейного ста> новления доставляет человеку самое боль> шое страдание. Именно от этого страдания он и бежит к покою ритма, симметрии и гар> монии в искусстве. «Ритм — это иллюзия, что решение найдено», — писал Я. Я. Ро> гинский (Рогинский, 1965: 155). Но по како> му вопросу оно найдено? Найдено в иллюзии ритма? Иллюзии успокоения? Бытие «убедительной Истины», как ут> верждает Парменид, не связано со време> нем>становлением: «Каким образом то, что есть [( сущее>сейчас], могло бы быть потом? Каким образом оно могло бы быть в прошлом (или: “стать”]? Если оно было [или: “стало”], то оно не есть, равно как если ему [лишь] некогда предстоит быть. Так рожденье угасло и гибель пропала без вести» (Фрагменты, 1989: 290–291). Решение какого вопроса уничтожило страдание рождения и гибели? И неужели «убедительная Истина» может угасить этот страх? Попробуем пойти за буквой перевода из Парменида: «... Спор [собств. “тяжба, требующая решения”] по этому делу — вот в чем:

169

Есть или не есть? Так вот, решено [~ вынесен приговор], как [этого требует] необходимость От одного [пути] отказаться как от немыслимого, безымянного, ибо это не истинный Путь, а другой — признать существующим и верным» (Фрагменты, 1989: 290). Привычка подсказывает приписать вер> ный путь категории «есть». Вся онтология, наука о бытии, том что «есть», началась с ис> толкования этого текста. И все же не стоит утешать себя возможностью инверсии: пер> вый путь: «есть» — «немыслимый и безы> мянный»; второй путь: «не есть» — «сущест> вующий и верный». Всё это сказано тысячи раз, но слышать этого не хотят, снова и сно> ва выбирая путь иллюзии, самообмана или табу. Признаки табуирования идеи времени присутствуют в современной культуре, так же как и в древних культурах. Ф. Ницше в «Рождении трагедии из духа музыки» при> водит ответ мудрого Силена на вопрошание царя Мидаса: «Вы, жалкие однодневки, по> рожденные случаем и невзгодами! А ты, за> чем понуждаешь ты меня говорить то, что тебе вовсе не надо слышать? Самое лучшее для тебя недостижимо: не родиться на свет, не быть, или быть ничем. А второе, что мо> жешь пожелать: поскорее умереть» (Ницше, 1993: 144). А какой другой ответ мы надеем> ся услышать? Хайдеггер твердит о Ничто. Но его «Ни> что» превращается в общее место учебника в кратком обзоре современной философии. И мы снова и снова не желаем его слушать: «Попытка мыслить бытие без сущего, — пи> шет он, — становится необходимой, потому что иначе, как мне кажется, не остается больше возможности ввести особо в поле зрения бытие того, что сегодня есть по всему земному шару, не говоря уж — удовлетвори> тельно определить отношения человека к то> му, что до сих пор называлось “бытием”» (Хайдеггер, 1993: 391). В некоторых местах работы «Время и бытие» Хайдеггер почти

170

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

буквально повторяет Парменида: «Бытие не есть. Бытие имеет место как выход присут> ствия из потаенности» (Хайдеггер, 1993: 394). Хайдеггер настаивает на том, что пар> менидовская мысль до сих пор еще не до> думана до конца. Он считает, что «мне не вправе скороспело подсовывать названно> му изречению «есть, собственно, бытие» первое попавшееся истолкование, делающее то, что тогда было продумано, неприступ> ным. Все, о чем бы мы ни сказали «это есть», представляется сразу как нечто сущее. Но бытие не есть нечто сущее. Соответствен> но, акцентированное X*J\ в изречении Пар> менида не может представлять именуемое им бытие как нечто сущее. Акцентирован> ное X*J\ означает, правда, будучи переведе> но буквально, «это есть». Но акцентирова> ние дает слуху уловить в X*J\ то, что греки уже тогда мыслили в акцентированном X*J\ и что мы можем описательно передать че> рез: «имеется возможность». Между тем смысл этой имеющейся возможности тогда и позднее оставался настолько же непро> думанным, как и имение этой возможно> сти бытия. Имение возможности бытия зна> чит: впускание и вмещение его» (Хайдеггер, 1993: 395). Парменид как поэт, имеющий власть над словом и ритмом, знающий силу иллюзии и силу искусства, говорит нам очень простые слова: искусство дает смертным то, что со> ставляет славу бессмертным — прикоснове> ние к бытию высшему, находящемуся вне власти времени: «Кони, несущи меня, куда только мысль достигает Мчали, вступивши со мной на путь божества многовещий, Что на крылах по Вселенной ведет познавшего мужа. Этим путем я летел, по нему меня мудрые кони, Мча колесницу, влекли, а Девы вожатыми были» (Фрагменты, 1989: 295). Принадлежность ритма, приходящего к творцу произведения искусства, высшим

2009 — №3

сферам — свидетельство многих художни> ков. «На бездонных глубинах духа, где чело> век перестает быть человеком, недоступных для государства и общества, созданных ци> вилизацией, — катятся звуковые волны, по> добные волнам эфира, объемлющим Все> ленную; там идут ритмические колебания, подобные процессам, образующим горы, ветры, морские течения и растительный мир», — писал А. Блок (Блок, 1989: 383). Ритм, по Вяч. Иванову, бытийствует, пе> ренося из высших сфер их безобразное нача> ло и оформляя в человеческом измерении в доступную нашему слуху и зрению гармо> нию. В статье «О границах искусства» он писал, что «творчество форм проявляется <…> в трех точках: ") в мистической эпифа> нии внутреннего опыта, которая может быть ясным видением или лицезрением высших реальностей только в исключительных слу> чаях и лежит еще вне пределов художествен> ного творческого процесса в собственном смысле; $) в аполлинийском видении чисто художественного идеала, которое и есть то сновидение поэтической фантазии, что по> эты привыкли именовать своими творчески> ми «снами»; () в окончательном воплоще> нии снов в смысле, звуке, зрительном или осязаемом веществе. Каждый из этих этапов оформления достигается переживанием од> ноприродного по существу, но разновидного и не одинаково насильственного дионисий> ского волнения» (Иванов, 1994: 201). Одно> природность волнения (дионисийского или аполлинийского) связана с природой той или иной ритмической волны, которая при нисхождении облекается плотью образа. «Вникая пристальнее в познавательную дея> тельность художника, — замечал он, — мы различаем в ней, прежде всего, момент пре> бывания в некоторой высшей реальности, который обогащает художника опытным ее знанием и сознанием, в смысле чувствования этой реальности изнутри ее самой. Но уже для простого изображения действительнос> ти, каковою она испытывалась художником в этот первый момент его пребывания в ней, необходимо его отхождение или удаление

2009 — №3

Проблемы филологии, культурологии и искусствознания

от нее в сферу сознания, вне ее лежащую» (Иванов, 1994: 210). Типы художников он определял по тому, следы присутствия художника в какой сфере мы находим в его художественных текстах. Сначала это Полоса миражей, действитель> ность, преломленная «в зыбком покрывале его собственных страстей и вожделений», затем Пустыня, где «уже дано в принципе преодоление всех волнующихся внизу страс> тей и отречение от всех пристрастий». В тре> тьей сфере могут открыться «сначала в не> коей символической иероглифике, а потом и в менее опосредованном лицезрении, на> чертания высших реальностей как некие первые оболочки мира бесплотных идей. <…> Достижение этих пределов открывает достигшему прежде всего то познание, что низшая реальность, от которой он восходил и к которой он опять низойдет, не есть нечто по существу чуждое тому миру, что ныне он переживает, но объемлется им, этим высшим миром, как нечто покоящееся в его лоне» (Иванов, 1994: 210). А. Бергсон рассматривал проблему гип> нотического воздействия искусства, гипно> тической функции ритма в широком контек> сте размышлений о движении материи, вос> приятии как форме реакции живого на материальный мир. Ритм, по Бергсону, явля> ющий себя в симметрии, гармонии, останав> ливает нормальное течение наших ощуще> ний и представлений, заставляя наше внима> ние вибрировать между определенными точками, усыпляет активные, противодейст> вующие силы нашей личности, приводя нас тем самым в состояние совершенной пассив> ности, чтобы сломить барьер, который время и пространство воздвигли между нашим со> знанием и сознанием художника, что дает возможность художнику сразу и непосред> ственно обратиться к нашему внутреннему, подлинному “Я”. Представление о длительностях различ> ной эластичности возникает у Бергсона на основе понимания того, что «в действитель> ности нет единого ритма длительности: можно представить себе много различных

171

ритмов, более медленных или более быст> рых, которые измеряли бы степень напря> жения или ослабления тех или иных созна> ний и тем самым определяли бы соответст> вующее им место в ряду существ» (Бергсон, 1992: 291). Это понятие помогает прорваться ему за границу привычного человеческого самоог> раничения и объяснить сущность восприя> тия и работы сознания человека над матери> ей: «Отвечать на испытанное воздействие немедленной реакцией, которая восприни> мает тот же ритм и продолжается в той же длительности, быть в данном настоящем и настоящем, беспрестанно возобновляю> щемся, — именно в этом состоит основной закон материи, в этом состоит необходи> мость. Если существуют свободные или, по крайней мере, отчасти индетерминирован> ные действия, то их могут выполнять только существа, способные в определенных грани> цах становления, на которое накладывается их собственное становление, уплотнять его в отдельные моменты, конденсировать из не> го таким образом материю и, ассимилируя, преобразовывать в ответные движения, ко> торые пройдут сквозь петли естественной необходимости. Большее или меньшее на> пряжение их длительности, выражающее, в сущности, большую или меньшую интен> сивность жизни, определяет, таким образом, и силу концентрации их восприятий, и сте> пень их свободы. Независимость их воздей> ствия на окружающую материю укрепляется все больше и больше по мере того, как они освобождаются от ритма, в котором дви> жется эта материя» (Бергсон, 1992: 292–293). Прозрения А. Бергсона о возможности предельной свободы человека от ритма, в ко> тором движется материя, конденсации мате> рии сознанием, позволили сделать шаг в изу> чении телеологии художественного ритма. Они стали основой для выделения стадий анализа художественного ритма. Первая стадия — подчиниться магии художествен> ного ритма («отвечать на испытанное воз> действие немедленной реакцией, которая воспринимает тот же ритм и продолжается

172

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

в той же длительности»). Вторая стадия — выйти из ритма, разрушить иллюзию, осво> бодиться от табу, магической, гипнотиче> ской силы красоты гармонии и симметрии художественного целого, найти точку опоры в ритме вибраций собственной души. Третья стадия — сохраняя свой ритм, сделать ритм художественного целого объектом иссле> дования, восстановить восприятие первой стадии. Сознательная работа с ритмами ху> дожественного целого, таким образом, мо> жет быть представлена в терминах А. Берг> сона как существование в длительностях различной эластичности, выражающее ин> тенсивность внутренней жизни, силу концен> трации восприятий и, соответственно, сте> пень свободы. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бергсон, А. (1992). Собр. соч. : в 4 т. Т. 1. М. : Московский Клуб. Блок, А. А. (1989) О назначении поэта // О литературе. 2>е изд. М. : Худож. лит. С. 381–388.

2009 — №3

Гуревич, П. С. (1997) Философская антро> пология. М. : Вестник. Иванов, Вяч. И. (1994) О границах искус> ства // Родное и вселенское. М. : Республика. С. 199–217. Ницше, Ф. (1993) Стихотворения. Фило> софская проза. СПб. : Худож. лит. Рогинский, Я. Я. (1938) Проблема проис> хождения homo sapiens (по данным работ по> следнего десятилетия) // Успехи современной биологии. Т. IХ. Вып. 1. С. 132–133. Рогинский, Я. Я. (1965) Изучение палеоли> тического искусства и антропология // Во> просы антропологии. Вып. 21. М. С. 151–158. Розин, В. М. (1998) Введение в культуро> логию. М. : ИД «Форум». Топоров, В. Н. (1995) Миф. Ритуал. Сим> вол. Образ: Исследования в области мифопо> этического: Избранное. М. : Изд. группа «Прогресс» — «Культура». Фрагменты ранних греческих философов. (1989) М. : Наука. Ч. 1. С. 290–291. Хайдеггер, М. (1993) Время и бытие: Ста> тьи и выступления. М. : Республика.

173

2009 — №3

ЛИНГВИСТИКА И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Концепт «культурный туризм» в системе концептов международного туризма Е. В. МОШНЯГА (РОССИЙСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ ТУРИЗМА)* Статья посвящена рассмотрению концепта «культурный туризм», его конструктов, контекста и концептуальных рядов в системе концептов современного международного туризма. Ключевые слова: концепт, культурный туризм, концептуальное пространство, контекст, между" народный туризм, межкультурная коммуникация.

The Concept of Cultural Tourism within the System of Concepts of International Tourism E. V. MOSHNIAGA (THE RUSSIAN INTERNATIONAL ACADEMY OF TOURISM)

The article covers the consideration of the concept «cultural tourism», its constructs, context and con" ceptual series in the system of concepts of modern international tourism. Keywords: concept, cultural tourism, conceptual space, context, international tourism, intercultural communication.

ировое туристское пространство, гло> бализирующееся вместе с глобализаци> ей населения и культуры, представляет собой концептуальное когнитивно>коммуникатив> ное пространство, культурные смыслы кото> рого вербализуются в концептах туризма. Концепты международного туризма как оперативные содержательные единицы па> мяти (Кубрякова, 1997: 90), основные ячейки культуры в ментальном мире человека (Сте> панов, 2004: 43), символы и маркеры турист>

ского пространства образуют систему кон> цептов, являющую собой упорядоченную иерархическую совокупность универсально> культурных, национально>культурных (эт> нокультурных), универсальных туристско> отраслевых и национальных туристско>от> раслевых концептов. Одним из ключевых концептов современ> ного международного туризма является концепт «культурный туризм». Несмотря на существующий подход, состоящий в том, что

* Мошняга Елена Викторовна — кандидат педагогических наук, доцент, заведующая кафедрой лингвистики и межкультурной коммуникации Российской международной академии туризма (РМАТ). Тел.: (495) 737>70>00. Эл. адрес: emoshnyaga@gmail.com

174

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

в современных условиях глобализирующего> ся мультикультурного мира любой вид меж> дународного туризма может быть назван культурным, так как связан с пересечением национальных границ, временным прожива> нием в иных культурных сообществах, меж> культурным взаимодействием и общением «гостей» и «хозяев», а также «гостей» из раз> ных культур на территории «хозяев», «куль> турный туризм» выделяют в самостоятель> ный вид по ряду концептуальных признаков. Всемирная туристская организация (ЮНВТО) и Международный совет по па> мятникам и объектам (ИКОМОС) определя> ют культурный туризм как вид нишевого ту> ризма, небольшого по объему рынка, тща> тельно организованного, познавательного или образовательного, зачастую элитарно> го характера, отвечающего изысканным интересам путешественников, посвященно> го представлению и разъяснению культур> ной идеи. В описании профиля современных культурных туристов как особой катего> рии путешественников ЮНВТО и ИКОМОС отмечают, что они экологически грамотны, обеспокоены проблемами сохранения ок> ружающей среды, придерживаются широ> ких политических взглядов, восприимчивы к культурным различиям и умеют их ценить. «Они часто путешествуют, высоко образо> ванны и привносят в свои контакты с ино> странцами тонкую энергетику интеллекта и дружелюбия» (UNWTO, 2004: 11). Культур> ные туристы ожидают турпродукт особого качества: они приемлют скромные средства транспорта и размещения при условии, что те создают атмосферу места и времени и обеспечивают искомый культурный опыт; вместо сувениров («туристского арта») они предпочитают приобретать предметы народ> ных промыслов и ремесел, стремятся изу> чить историю их происхождения и увидеть, как их изготавливают настоящие носители «живых культур»; они настроены на аутен> тичность культуры и не терпят посредствен> ности и заурядности (UNWTO, 2004: 11). С точки зрения принимающей дестинации с «хрупким контекстом культурного насле>

2009 — №3

дия», культурные туристы — чрезвычайно желательные посетители. Как и все нишевые путешественники, они прибывают в дестина> цию небольшими группами, расходуют зна> чительные суммы валютных средств, акку> ратны и этичны по отношению к природному и культурному окружению. В этой связи не> обходимо особо подчеркнуть, что современ> ный культурный туризм закрепил за собой статус социально, экологически и этически ответственного и устойчивого туризма. По оценкам ЮНВТО, культурные тури> сты составляют 37% всех видов международ> ных путешественников (Richards, 1996: 3). Эксперты полагают, что в 1970>е годы куль> турный туризм выделился в самостоятель> ный вид, а в 1990>е годы стал четким, массо> вым направлением (McKercher, du Cros, 2002: 1). Однако следует оговориться, что в начале XXI в. «культурный туризм» стал зонтич> ным термином для широкого перечня близ> ких по природе и характеру видов туризма: исторического, религиозного, паломническо> го, этнического, этнографического, фольк> лорного, антропологического, археологи> ческого, событийного, художественного, музейного, архитектурного, замкового, двор> цового, литературного, музыкального и мно> гих других вследствие того, что все они объ> единены общими мотивационными устрем> лениями путешественников (поиском нового культурного опыта и межкультурных кон> тактов) и общими культурно>историческими ресурсами. Современные культурные туристы не яв> ляются гомогенной группой потребителей. Они могут принадлежать к разным турист> ским социальным идентичностям (от «кон> сьюмеристов» до «зеленых») или кочевать из одной туристской социальной идентично> сти (Burns, Novelli, 2006: 3) в другую в зави> симости от вида деятельности или выбора «блюда в туристском меню»: быть вдум> чивыми экскурсантами, бережными посети> телями музея или активными участника> ми культурного события, расточительными потребителями развлекательных услуг даже в течение одного тура.

2009 — №3

Лингвистика и межкультурная коммуникация

Специалисты отмечают тенденцию профи> лизации культурных туристов по типам моти> вов и глубине искомого культурного опыта. Б. МакКерчер и Х. дю Кроз предлагают различать 5 типов культурных туристов: 1) целевые; 2) экскурсионные; 3) «счастливо случайные»; 4) казуальные; 5) инцидентные (McKercher, du Cros, 2002: 39, 144). Целевыми культурными туристами иссле> дователи называют тех, кто путешествует исключительно с культурными мотивами и целенаправленно выбирает культурные ту> ры в поисках глубокого культурного опыта. Экскурсионные культурные туристы — это те, кто руководствуется культурными моти> вами, но не ищет глубины и удовлетворен по> верхностным культурным опытом. К «счаст> ливо случайным» причисляют тех культурных туристов, для кого культурный туризм не яв> ляется запланированной целью посещения дестинации, но кто по завершении тура полу> чает разнообразный культурный опыт. Ка> зуальными являются те культурные туристы, которые определяют для себя культурный туризм в качестве слабого мотива для посе> щения дестинации и не стремятся получить серьезный культурный опыт. Инцидентные — те культурные туристы, для кого культурный туризм совсем не является мотивом, но кто, тем не менее, посещает культурные досто> примечательности во время тура. Необходимо подчеркнуть, что концепты всегда привязаны к широкому экстралингви> стическому контексту (историческому, гео> политическому, пространственно>времен> ному, культурному, социальному, турист> скому) и не могут быть адекватно и в полном объеме декодированы вне его. Другими сло> вами, контексты важны не только потому, что они включают специфические феноме> ны в более общих исторических обстоятель> ствах, но и потому, что они сами меняются и во временнóм смысле, и в своей социаль> ной и политической валидности как интер> претационные рамки действий и событий. Контекст для концепта «культурный ту> ризм» объясняет, каким образом «культуры мобилизуются для туристов и прочитывают>

175

ся туристами в определенном окружении» (Smith, Robinson, 2006: 1). Через использование концепта «культур> ный туризм» открыто признаются культур> ная природа и социокультурная роль туризма как процесса и комплекса практик, которые вращаются вокруг поведенческой прагмати> ки обществ, а также освоения и передачи культурных смыслов посредством символов, воплощенных в объектах и явлениях. Туризм через свои многочисленные виды выража> ет многообразие культур и, в свою оче> редь, способствует образованию новых культурных форм. Как справедливо заявля> ет Дж. Арри (Urry, 1995), культурный ту> ризм со своими структурами, практиками и событиями является продолжением нор> мативных рамок культуры, из которой он образуется. Э. Теркелсен (Therkelsen, 2003: 134) подчеркивает, что «культурные продук> ты» генерируют ассоциации и смыслы, на> ходящиеся под влиянием культуры потен> циального туриста. М. Робинсон (Robinson, 2005: 73–81) отмечает, что туристы декоди> руют культуры в социальном пространстве и времени относительно конкретных режи> мов формальных и неформальных знаний, накопленных через экспозицию туристских программ и через нормативные процессы со> циализации. С точки зрения адекватной интерпрета> ции концепта, помимо знания контекста, не> обходимо понимание смыслов и ролей каж> дого из образующих концепт конструктов. Наряду с конструктами национально>спе> цифического характера концепт «культур> ный туризм» включает универсальные кон> структы «культурная мотивация», «культур> ная цель», «культурный опыт» и «участие в культурной деятельности». По мнению ис> следователей Б. Маккерчера и Х. дю Кроз (McKercher, du Cros, 2002: 5), конструкт «участие в культурной деятельности» явля> ется ядерным в декодировании концепта «культурный туризм». Концепты образуют концептуальные ря> ды, которые содержательно поддерживают, развивают и дополняют центральные кон>

176

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

цепты ряда, выстраивая ассоциативные свя> зи в отражении туристской картины мира. Концепт «культурный туризм» сфокусиро> ван на базовой цели путешествий этого вида — культурном опыте, а потому и на «производ> стве» культурных пространств, которые обеспечивают такой опыт для туристов. Та> ким образом, концепт «культурный туризм» неразрывно связан с концептом «культурное пространство», которое ЮНЕСКО опреде> ляет как место, в котором сосредоточена рас> пространенная и традиционная культурная деятельность, характеризующаяся опреде> ленной периодичностью (циклической, се> зонной, календарной) или событийностью (UNESCO, 1998: 32). Культурное простран> ство задает экстралингвистический контекст культурного туризма, определяет направлен> ность и специфику его развития, обеспечива> ет аутентичность культурного опыта путеше> ственников. Сохранение целостности куль> турного пространства является условием устойчивого развития культурного туризма. Специалисты отмечают, что культурное пространство не обязательно должно быть местом культурного наследия. Это может быть любое место проведения массовых представлений, местонахождение ассоции> рованного объекта, коллекции или ланд> шафта, городская улица, культовое соору> жение или комплекс. Прогнозируя стремительное развитие меж> дународного туризма и вовлечение в турист> ские обмены постоянно растущего числа стран и территорий, ЮНВТО подчеркивает усиление мультикультурного характера со> временного туризма и вводит концепт «меж> дународная туристская культура» (UNWTO, 2001). Культурные смыслы данного концеп> та развивают идеи «глобальной деревни» М. Маклюэна (с неотъемлемыми ассоциатив> ными чувствами сопричастности, общности, взаимозависимости всех жителей планеты и пониманием неизбежности взаимопроник> новения и взаимовлияния их культур), отра> жают современные тенденции глобализации культуры и туризма, трансформирующей культурные идентичности народов и стран,

2009 — №3

генерирующих и принимающих туристские потоки, формирующей глобальную турист> скую культуру и туристские идентичности. Концептуальные ряды культурного туриз> ма образованы также многочисленными вида> ми и формами культурных путешествий, диапазон которых продолжает расширяться и обогащаться новыми культурными смыс> лами. Это связано с современными тенден> циями развития культурного туризма в мире, в частности с диверсификацией туристского спроса, включая стремление к большей но> визне, поиск более специализированного, уникального туристского опыта, включен> ность в повседневную жизнь представителей посещаемых культур, живое межкультурное общение, участие в специализированных гу> манитарных программах поддержки куль> турного разнообразия и т. п. Зарождение новых, нетрадиционных видов культурного туризма вызвано в том числе постмодернистскими настроениями в обще> стве в конце XX — начале XXI в., проявивши> мися в стремлении к эпатажу и эксцентрич> ности, нетрадиционности и маргинальности, игре и развлекательности, эстетическому на> слаждению, глубине и эвристичности (Гречко, 2006: 31–33, 40), в тяготении к гедонизму и са> мопознанию как эгоцентричному самопогло> щению идентичностью (Burns, Novelli, 2006: 6). В результате проявления подобных постмо> дернистских мотивов отмечен всплеск инте> реса к энергетически и чувственно заряжен> ным видам культурного туризма, передавае> мым терминами>концептами: «мрачный», «могильный», «трущобный», «мистический», «ностальгический», «ретроспективный», «на> следный», «фотографический», «кинематогра> фический» (по местам исторических съемок известных фильмов), «гастрономический», «периферийный», «исследовательский», «во> лонтерский», «космический», «этический», «виртуальный» и др. Помимо получения специфического куль> турного опыта, одни виды культурного ту> ризма несут в себе заряд экзистенциальной значимости, эмоциональности, экспрессивно> сти, эстетической пограничности, другие —

2009 — №3

Лингвистика и межкультурная коммуникация

отражают глубокие этические и ценностные мотивы путешественников. Концепт «аутентичность», являясь одним из ядерных для понимания культурных смыслов современного культурного туризма, применяется относительно любых видов куль> турного опыта туристов, включая аутентич> ность предметов, объектов, субъектов, явле> ний и процессов в посещаемых культурах. Концепт «аутентичность», в свою очередь, образует концептуальный ряд, отражая спе> цифические виды аутентичностей в культур> ном туризме. Среди них: «холодная аутен> тичность» (cool authenticity), т. е. настоящая и истинная, но не всегда внешне привлекатель> ная; «горячая аутентичность» (hot authentic ity), т. е. ненастоящая, поддельная, но инте> ресная и привлекательная (Selvyn, 1996); «объ> ективная аутентичность» (objective authentici ty), т. е. проверенная, с доказательствами подлинности; «сконструированная аутен> тичность» (constructed/constructive authen ticity), т. е. специально воссозданная, имити> рующая подлинность ранее существовавших или потенциально возможных объектов; «постановочная аутентичность» (staged aut henticity), т. е. специально срежиссирован> ная, имитирующая подлинность событий, ритуалов, обрядов и т. п.; «экзистенциаль> ная аутентичность» (existential authentici ty), т. е. настоящая, построенная на личном опыте участия в культурной жизни сообще> ства и предполагающая подлинность челове> ческих переживаний, эмоций и чувств в про> цессе и результате межкультурного общения. Специалисты настаивают, что для туристов важнее не культурные сходства или разли> чия, а результаты индивидуальных и соци> альных контактов, взаимодействие и участие (Smith, Robinson, 2006: 3). Новый импульс развитию культурного ту> ризма генерирован современными условия> ми глобализирующегося мира, глобализаци> ей культуры и населения, утратой идентич> ности индивидами, социальными группами, мигрантами, трансформацией идентичности целых этносов и народов. В частности, появ> ление таких видов культурного туризма, как

177

«ретротуризм» и «ностальгический туризм», вызвано всплеском интереса к возрождению утраченной идентичности, поиском само> идентификации. Современной тенденцией развития куль> турного туризма и межкультурной комму> никации наряду с появлением ценностно за> ряженных видов культурных путешествий является отмеченное специалистами вклю> чение в практику таких видов культурно> го туризма, которые несут в себе признание ценностей межкультурного общения. Так, например, концепт «межкультурный ту> ризм» (intercultural tourism) (Burns, Novelli, 2006: 79–90) в отличие от концепта «куль> турный туризм» (cultural tourism) акцен> тирует культурные смыслы и мотивации данного вида туризма, состоящие во взаимо> узнавании, взаимопознании, взаимном обо> гащении в процессе культурного обмена посетителей и посещаемых. Или концепт «примиренческий туризм» (reconciliation tourism) (Burns, Novelli, 2006: 137–154) со> держит ценностные коннотации политиче> ских, исторических, социальных и культур> ных мотивов путешественников, заставляю> щих их стремиться к туризму как форме диалога культур, добрососедства, мира, со> гласия в условиях разделенного сообщества, распада государств, получения автономии отдельными территориями, политической конфронтации. Недавно появившийся и уже включенный в оборот термин>концепт «life seeing tourism» (Goeldner, Ritchie, 2003: 264– 265) («жизнеознакомительный туризм», «туризм с целью знакомства с жизнью в дру> гих культурах») представляет собой пери> фраз от «sight seeing tourism» («туризм с целью осмотра достопримечательностей», «экскурсионный туризм»). Отличие данного концепта от универсально известного и при> нятого «культурного туризма» в различных культурно>обусловленных формах состоит в том, что цель «жизнеознакомительного» туризма, как и предполагает название, со> стоит в погружении в живую культуру посе> щаемой дестинации, ознакомлении с куль> турой сообщества изнутри через повседнев>

178

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ную социокультурную практику во всех воз> можных видах и формах ее проявления, зна> комство и общение с живыми носителями культуры. Ценность и уникальность подоб> ного туристского опыта — не в запрограм> мированном участии в постановочных собы> тиях и не в общении со специально подготов> ленными для работы в туризме специа> листами, а в проживании фрагмента жизни настоящих граждан другой страны и реаль> ных представителей другой культуры. Участие в социокультурной практике, во> влеченность и «переживание» жизни носи> телей иных культур рождает новый культур> ный опыт, новые культурные ценности, со> здает предпосылки к зарождению новых видов культурного туризма. Как уже отмечалось, культурный туризм напрямую и неразрывно связан с межкуль> турной коммуникацией, которая является его неотъемлемой частью, фактором и усло> вием развития. Межкультурная коммуника> ция в туризме как встреча и взаимодействие «своего» и «чужого» с целью обмена куль> турными смыслами предполагает, что и «свой», и «чужой» должны сохранить соб> ственное своеобразие, свои культурные цен> ности, свое культурно>сообразное восприя> тие мира. В этом — условие их выживания и сохранения культур, и в этом же — смыслы туристской мотивации, базовые цели и цен> ности туристских обменов. Как отмечают исследователи культурного туризма М. Ро> бинсон и М. Смит, культурный туризм — это «гораздо больше, нежели производство и потребление «высокого» искусства и на> следия»; он «проникает в глубокие концеп> туальные территории, имеющие отношение к тому, как мы конструируем и понимаем се> бя, мир и многослойные взаимоотношения между ними» (Smith, Robinson , 2006: 1–2). СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Гречко, П. К. (2006) Различия: от терпимо> сти к культуре толерантности. М. : Изд>во РУДН. Кубрякова, Е. С., Демьянков, В. З., Пан> крац, Ю. Г., Лузина, Л. Г. (1997) Краткий сло>

2009 — №3

варь когнитивных терминов / под общ. ред. Е. С. Кубряковой. М. : Филол. ф>т МГУ им. М. В. Ломоносова. Степанов, Ю. С. (2004) Константы: Сло> варь русской культуры. М. : Академический Проект. Burns, P. M., Novelli, M. (2006) Tourism and Social Identities: Global Frameworks and Local Realities // Ed. by Burns P. M. & Novelli M. Oxford : Elsevier Ltd. Goeldner, Ch. R., Ritchie, J. R. B. (2003) Tourism: Principles, Practices, Philosophies. 9th ed. New Jersey : John Wiley & Sons Inc. McKercher, B., du Cros, H. (2002) Cultural Tourism: the Partnership between Tourism and Cultural Heritage Management. N. Y ; London ; Oxford : The Yaworth Hospitality Press. Richards, G. (1996) Introduction: Cultu> ral Tourism in Europe // Richards G. (Ed.) Cul> tural Tourism in Europe. Oxon : CAB Inter> national. Robinson, M. (2005) The Trans>textured Tourist: Literature as Knowledge in the Making of Tourists. Tourism Recreation Research 30 (1). Selvyn, T. (1996) The Tourist Image: Myths and Myth Making in Tourism. Chichester : John Wiley & Sons. Smith, M. K., Robinson, M. (2006) Cultural Tourism in a Changing World: Politics, Partici> pation and (Re)presentation. Clevedon ; Buffalo ; Toronto : Channel View Publications. Therkelsen, A. (2003) Imaging Places. Image Formation of Tourists and Its Consequences for Destination Promotion. Scandinavian Journal of Hospitality and Tourism 3 (2). UNESCO (1998) Draft decisions recommend> ed by the program and external relations com> mission, 155th Session of the Executive Doard. November 2, 1998, Resolution 3.5.5. World He> ritage Committee, Kyoto, Japan. UNWTO (2001) Tourism: 2020 Vision — Global Forecast and Profiles of Market Seg> ments. Madrid : WTO, 2001. UNWTO (2004) Tourism at World Heritage Cultural Sites. — UNWTO: ICOMOS: Madrid, 2004. Urry, J. (1995) Consuming Places. London : Routledge.

2009 — №3

Лингвистика и межкультурная коммуникация

179

Аксиологическая функция фразеологизмов в английском и русском языках Г. К. ГИЗАТОВА (КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АГРАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В статье дается сопоставительный анализ аксиологической функции фразеологизмов в анг" лийской, американской и русской лингвокультурах. Результаты исследования показывают, что отражение во фразеологизмах различных ценностных понятий (в данном случае такого прин" ципа, как «патриотизм») проявляется «непропорционально» в анализируемых языках. Ключевые слова: аксиологическая функция фразеологизмов, ценностная категория, патрио" тизм, Родина, национальный характер.

Axiological Function of Phraseological Units in the English and Russian Languages G. K. GIZATOVA (KAZAN STATE AGRARIAN UNIVERSITY)

In the article a comparative analysis of axiological function of phraseological units in the English, American and Russian «linguistic cultures» is presented. The results of the research show that reflec" tion of different value concepts (such as «patriotism» in this particular case) in phraseological units is manifested «non"proportionally» in the analyzed languages. Keywords: axiological function of phraseological units, value category, patriotism, Motherland, national character.

ксиология — (др.>греч. ценность + …ло гия) — учение о ценностях, т. е. о поло> жительной или отрицательной значимости предметов и явлений окружающего мира для человека, общественной группы, общества в целом. Ценностная сторона фразеологизмов изучается с учетом именно этих моментов. Лингвистическая аксиология заняла прочные позиции в российском языкознании в 90>е годы прошлого века. Здесь следует упомянуть коллективные сборники «Аксио> логическая лингвистика» (2002, 2005), труды Ю. Д. Апресяна (Апресян, 1995), Н. Д. Ару> тюновой (Арутюнова, 1984), В. И. Карасика (Карасик, 2004) и др. В 2000>х годах началось создание международного «Славянского ак> сиологического словаря» силами россий> ских, украинских и польских ученых (Бере> зович, 2003). Рассмотрим такую ценностную катего> рию, как патриотизм. Каким образом лю>

бовь к своей Родине и народу проявляется во фразеологических средствах русского и анг> лийского языков? Патриотизм — это весьма сложное поня> тие. Несмотря на существование некоторой общности в восприятии данного нравствен> ного принципа, существуют и специфиче> ские особенности его понимания в различ> ных языках и культурах. Для русского народа характерен «откры> тый патриотизм, словесно выраженная лю> бовь к родине» (Тер>Минасова, 2004: 223), что является чертой национального характе> ра. Говоря о Родине, мы используем эмоцио> нально окрашенную лексику и фразеологию. В русском языке: матушка Россия, Родина мать, родная земля, родимая сторона, от чий край, край отцов, родные березки, воз дух родины, тоска по родине, и кости по родине плачут. Одной из основных особен> ностей русского языка является его эмоцио>

* Гизатова Гузель Казбековна — кандидат филологических наук, доцент, заведующая ка> федрой иностранных языков Казанского государственного аграрного университета. Тел.: (843) 236>64>71. Эл. адрес: info@kazgau.ru

180

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

нальность и экспрессивность, открытое вы> ражение эмоций. А. Вежбицкая, известный исследователь лексики и фразеологии ряда языков, отмечает: «В изучении русского языка в его взаимосвязи с культурой народа я пришла к заключению о важном значении эмоций и их свободном выражении, высоком эмоциональном накале русской коммуника> ции, богатстве лингвистических средств для передачи эмоций и их оттенков» (Wierzbicka, 1992: 395). Особенно наглядно это видно при сопос> тавлении русского языка с английским. Сравнивая английскую и русскую культуры, А. Вежбицкая задается вопросом: «Возмож> но ли сравнивать различные культуры, ис> пользуя знания о частотности употребле> ния тех или иных слов в исследуемых язы> ках?» Ответом на этот вопрос являются исследования автором данных частотных словарей H. Kucera, N. Francis, а также Л. За> зориной. Ссылаясь на эти источники, А. Вежбицкая дает следующую информа> цию: слово Родина появляется 172 раза на 1 млн слов в словаре Л. Зазориной, а сло> во homeland — 5 раз в словарях H. Kucera и N. Francis (Wierzbicka, 1997: 12). Эти цифры красноречиво свидетельствуют о значитель> но большей употребительности этого слова в русском языке. Любой человек, который знаком с англий> ской и русской культурами, знает о том, что концепт «Родина» в русской лингвокультуре гораздо более значителен, чем в английской: «В английском языке существуют слова motherland и fatherland, но они практиче> ски никогда не употребляются англичанами относительно своей собственной родины. В полном соответствии с тенденцией англий> ского языка к «недосказанности», «недо> оценке», understatement, для выражения лю> бого «накала чувств» по отношению к свое> му отечеству англичанам вполне хватает одного>единственного слова country» (Тер> Минасова, 2004: 224). Понятия «патриотизм», «родина» имеют> ся у большинства народов, населяющих на> шу планету, но каждая нация вкладывает

2009 — №3

в эти понятия что>то свое. Анализ словар> ных и энциклопедических статей пока> зал, что определение патриотизма совпада> ет в исследуемых языках. Суть его заклю> чается в преданности и любви к своему оте> честву, народу и готовности защитить его от врагов. Дж. Ф. Доби, американский профессор, проработавший некоторое время в Оксфор> де, пишет об английском патриотизме: «Я пришел к выводу, что англичанин вряд ли будет проливать слезы в связи с личным горем, не будет жалостлив по отношению к себе, но что касается своей земли, в кото> рую он веками прорастал корнями, — это совсем другое дело. “Если что>то случится со мной, — писал солдат в возрасте 21 года своей любимой на родину из Бирмы как раз перед смертью, — запомни, что я всегда лю> бил те вещи, которые были правильными, и думай обо мне иногда как о человеке, любившем Англию и лучшее в человеке”» (Doby, 1946: 50). Несмотря на практически одинаковые толкования понятия «патриотизм», у каж> дого народа имеется свое осмысление, свой подход к нему в связи с разным историче> ским опытом и традициями той или другой нации. Во фразеологии русского языка можно выделить следующие аспекты, связанные с концептом «патриотизм»: 1) защита родины, борьба за нее: за отече ство живот кладут; положить голову (за родину); отдать жизнь (за отчизну); 2) ностальгия по родине: и кости по роди не плачут; мила та сторона, где пупок ре зан; всякому мила своя сторона; 3) противопоставление родины чужбине: родимая сторона — мать, чужая — мачеха; чужбинка не по шерсти гладит; за морем теплее, а у нас светлее (веселее); за морем веселье, да чужое, а у нас и горе, да свое; 4) Москва — гордость за столицу своей родины: Москва — всем городам мать. Как отмечалось выше, для англичан сло весное выражение чувства патриотизма, преданности и любви к родине нетипично.

2009 — №3

Лингвистика и межкультурная коммуникация

Демонстрация национальных символов в ви> де флага, герба, песни и т. д., как, например, у американцев, для англичан является чуж> дой. По утверждению английского писателя Д. Паксмана, автора книги «The English», ан> гличане не имеют национальной песни, на> ционального костюма и не уверены в том, ка> кой у них национальный гимн. Нет ни одно> го англичанина, который бы наблюдал без чувства замешательства за тем, как амери> канские школьники каждое утро дают клят> ву верности своей стране: такой путь пуб> личного проявления патриотизма кажется англичанам по меньшей мере наивным (Paxman, 1999: 12–13). Это вовсе не означает, что англичане не любят свою родину. Свиде> тельством их любви к Англии является, как справедливо отмечает С. Тер>Минасова, то, что в свое время они завоевали полмира и свезли на свою родину все культурные и материальные ценности от Египта до Индии. Проявлением их чувства патриотизма явля> ется хотя бы их Британский музей, возмож> но, самый богатый музей мира, в котором с пониманием, ученостью, большим вкусом и огромным патриотизмом собраны сокро> вища: от рукописей Улугбека до древнегре> ческих храмов (причем не обломков колонн, как в других музеях мира, а целиком храмов) (Тер>Минасова, 2004: 230). О патриотизме англичан говорит тот факт, что каждая дере> венька и городок имеет свой мемориал в па> мять о погибших в прошлых войнах. Практи> чески каждый колледж и университет имеет такие мемориалы с надписью: «В память о героях этого колледжа, отдавших свою жизнь в войне…» Трудно передать чувство национальной трагедии, выраженной в этих списках погибших. На набережной Темзы сооружена игла Клеопатры, на которой ука> заны имена английских моряков, отдавших свою жизнь при перевозке памятника через штормовой Бискайский залив (там же: 230). Что касается языкового выражения патрио> тизма, то у англичан он выражается по>дру> гому, чем, например, у американцев или рос> сиян. В языке это может быть отражено, на> пример, в любви к природе, к родному дому.

181

Англичане чтят Англию как свой дом и восторгаются ее красотой. Cтрока из пат> риотического стихотворения Д. Брэхэма «The death of Nelson» (1812) England, home and beauty, букв. «Англия, дом и красота» — стала крылатой, превратилась в поговорку, которую знают и повторяют англичане, осо> бенно по возвращении из>за границы. Очень распространенной является английская по> словица East or West, home is best, букв. «За> пад или Восток, а дом лучше», в знач. «в гос> тях хорошо, а дома лучше». К. Фокс, занимающаяся изучением анг> лийского национального характера, утверж> дает: “Home’ is what the English have instead of a Fatherland” — «Дом — это отечество ан> гличанина». В доказательство этого автор приводит строку из стихотворения времен короля Эдварда VII (1901–1910): The Germans live in Germany; The Romans live in Rome; The Turkeys live in Turkey; But the English live at home. Немцы живут в Германии; Римляне жи вут в Риме; Турки живут в Турции; А анг личане живут дома (Fox, 2004: 133). Таким образом, всемирно известная по> словица An Englishman’s house is his castle — «Дом англичанина — его крепость» является олицетворением его родины. Приведем еще несколько английских пословиц, связанных с концептом «Дом — Родина». Следующие ФЕ красноречиво свидетельствуют об этом: there is no place like home — «нет места луч> ше, чем дом»; home is home, though it be never so lovely — «дом есть дом, каким бы он ни был»; home is homely — «дом уютен». Одним из проявлений патриотизма англи> чан является также их отчасти негативное отношение к иностранцам. С. Тер>Минасова утверждает: «Антипатия и недоверие к ино> странцам имеют у англичан глубокие корни. Во времена Шекспира и ранее уже существо> вали многочисленные предрассудки в отно> шении всяких иностранцев… Бытовало мне> ние, что иностранцы — это люди второго сорта. Языковым свидетельством служит ан> глийская поговорка того времени: За троих мавров дают одного португальца, за троих

182

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

португальцев — одного англичанина» (Тер> Минасова, 2004: 232). Приведем примеры ФЕ, в которых про> слеживается нелестное отношение к ино> странцам: French leave — букв. «уход по>француз> ски» в знач. «уход без прощания; незамет> ный уход», ср. с рус.: «уход по>английски» в том же значении; рardon my French — букв. «извините ме> ня за мой французский», используется, ког> да человек просит извинения за употребле> ние оскорбительной или ненормативной лексики; рedlar’s French — букв. «французский язык сплетника» в знач. а) воровской жар> гон; б) тарабарщина, непонятная речь; оne Englishman can beat three French men — «один англичанин побьет трех фран> цузов»; Dutch courage — «голландское мужест> во», в знач. «голландцы бывают смелы толь> ко под воздействием алкоголя»; Italian devotion and German fasting have no meaning — букв. «итальянская предан> ность и немецкий пост не имеют никакого значения» — о неискренности итальянцев и немцев; to weep Irish — «плакать по>ирландски» (исходит из ирландской традиции громко плакать, завывать на похоронах); the older the Welshman, the more mad man — «чем старше валлиец, тем он безрас> суднее»; fear the Greeks bearing gifts — «бойтесь греков, дары приносящих»; when Greek meets Greek, then comes the tug of war — «когда встречаются два грека, на> чинается война». Говоря об американском варианте анг> лийского языка, следует подчеркнуть, что такого негативного отношения к иностран> цам в нем не прослеживается. И это понят> но, так как американское общество является одним из самых мультикультурных в мире и культура США включает ирландскую, мек> сиканскую, итальянскую, немецкую, фран> цузскую, японскую культуры. Не случайно

2009 — №3

Америку называют melting pot, что означает «тигель (сосуд из огнеупорного материала для плавки металлов)» в буквальном перево> де на русский язык; а значение этой ФЕ — «место смешения многих национальностей». ФЕ to be in the melting pot — «быть в тигеле», означает «становиться единым, унифициро> ваться, находиться в процессе коренного преобразования». Особенностью американ> ского патриотизма является то, что он ни> когда не насаждался «сверху», он органично присущ национальному менталитету, ему свойственна нацеленность в будущее, чувст> во гордости за свою страну, уважение зако> нов и конституции. Анализ фразеологиче> ского материала показал, что американцы помнят своих героев и чтят их, любовно на> зывая Father — «отец». В первую очередь хотелось бы отметить «отца нации» — the Father of the Country, первого президента США Джорджа Вашингтона. Отцом они называют и Авраама Линкольна — Fat her Abraham, а также создателей американ> ской конституции — the Fathers of the Constitution (тж. the Founding Fathers — «отцы>основатели»). Во фразеологии американского варианта английского языка изобилуют ФЕ, связан> ные с любимыми американскими символами: the Old Glory — «старая слава» — госу> дарственный флаг США; the Stars and Stripes — «звезды и полос> ки» — государственный флаг США; the Stars and Stripes Forever — «звезды и полоски навсегда» — название очень попу> лярной военной мелодии; the Red, White and Blue — «красный, бе> лый и голубой» — государственный флаг США; the Star Spangled Banner — «знамя, укра> шенное звездами» — официальный гимн США с 1931 г.; the Old Thirteen — ист. старый государст> венный флаг США (с изображением 13 звезд и 13 полос по первоначальному числу шта> тов). Исследование аксиологической функции фразеологических единиц русского и анг>

Лингвистика и межкультурная коммуникация

2009 — №3

лийского языков показывает, что отраже> ние в них различных ценностных понятий (в данном случае такого принципа, как «пат> риотизм») проявляется как бы «непропор> ционально». Вероятно, можно утверждать обусловленность подобного результата ана> лиза культурно>историческими традиция> ми, спецификой менталитета и особенностя> ми эмоционального склада народов, фразео> логизмы которых анализируются в данной статье. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аксиологическая лингвистика: лингво> культурные типажи (2005) Сб. науч. тр. / под ред. В. И. Карасика. Волгоград : Парадигма. Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносозна> ние (2002) Сб. науч. тр. / под ред. Н. А. Кра> совского. Волгоград : Колледж. Апресян, Ю.Д. (1995) Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Избр. труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М. : Языки русской культуры. С. 348–388. Арутюнова, Н. Д. (1984) Аксиология в ме> ханизмах жизни и языка // Проблемы струк> турной лингвистики. М. : Наука. С. 5–23.

183

Карасик, В. И. (2004) Аксиологическая лингвистика: концепты и дискурс // Германи> стика России: Традиции и перспективы : мат. науч.>метод. семинара. Новосибирск : НГУ. С. 28–32. Березович, Е. (2003) Проект «Славянского аксиологического словаря». О создании ис> следовательской группы по разработке про> екта аксиологического словаря / Е. Березо> вич, Н. Зубов, П. Плас, А. Юдин // Jesyk w kre> gu wartosci. Studia semantyczne / pod red. J. Bartminskiego. Lublin. S. 456–458. Тер>Минасова, С. Г. (2004) Язык и меж> культурная коммуникация. М. : Изд>во МГУ. Wierzbicka, A. (1992) Semantics, culture and cognition: Universal human concepts in culture> specific configurations. N. Y. : Oxford University Press. Wierzbicka, A. (1997) Understanding cultures through their key words: English, Russian, Polish, German, Japanese. N. Y. : Oxford University Press. Doby, J. (1946) A Texan in England. Boston : Little, Brown and Company. Paxman, D. (1999) The English. England : Penguin Books. Fox, K. (2004) Watching the British. L. : Hodder & Stoughton.

Новые книги Трансформации культуры в глобальном информационном обществе : сб. науч. ста* тей / отв. ред. А. В. Костина. — М. : Изд*во Моск. гуманит. ун*та, 2009. — 494 с. Бондаренко В. Ф. Социология военного управления : учеб. пособие. — М. : Воен. ун*т, 2009. — 196 с. Косаренко Н. Н. Современное страховое право : учеб. пособие. — М. : Экономика, 2009. — 319 с.

184

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Ключевые концепты политического универсума русских публицистовGдемократов Е. В. ШИРИНА (ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Рассматриваются концепты публицистов 50–60"х годов XIX столетия: А. И. Герцена, Н. А. Доб" ролюбова, Д. И. Писарева. Показано, что в своих текстах публицисты"шестидесятники выпол" няли социальную функцию, в рамках которой выражали через концепты политические деклара" тивные суждения на основе очевидных, достоверных источников знаний, логической аргумен" тации и эффективных средств речевого воздействия на адресата. Ключевые слова: концепт, политический универсум, публицисты"демократы.

The Key Concepts of the Political Universum of Russian Democratic Publicists E. V. SHIRINA (SOUTHERN FEDERAL UNIVERSITY)

The author considers the concepts of the publicists of the 1850–60s: A. I. Herzen, N. A. Dobroliu" bov, D. I. Pisarev. It is shown that in their texts the publicists"sixtiers were fulfilling a social function, within which per concepts they expressed political declarative perceptions on the basis of evident, trustworthy sources of knowledge, logical argumentation and effective means of speech impact on addressee. Keywords: concept, political universum, democratic publicists.

зучение концептов как речемыслитель> ных единиц языка стало характерной чертой современных исследований в области гуманитарных наук. К ним относятся одно> словные языковые структуры, создаваемые фундаментом релевантного текста, в кото> ром носитель языка для выражения доми> нантных форм своего концептуального ми> роощущения объединяет в процессе речи два речевых плана: объективный, реально> фактический, и субъективный, эмоциональ> но>оценочный. С учетом жанровой специфи> ки текста и различной актуализации автор> ской мысли в концепте возможно говорить о широких сферах концептуальных исследо> ваний. Это могут быть описания речевого своеобразия личности автора (писателя, публициста, философа) или речевая харак> теристика персонажа. Многоаспектность концептуальных исследований, сочетающих языковые формы выражения мысли с исто>

рическими социально>общественными, пси> хологическими факторами мотивации в язы> ке, позволяет создать объективную ком> плексную оценку речевой деятельности носителя языка. В данном случае рассматри> ваются концепты публицистов 50–60>х годов XIX столетия: А. И. Герцена, Н. А. Добро> любова, Д. И. Писарева. Обращение к стра> ницам истории журналистики далекой эпохи объясняется стремлением осознать их твор> ческий опыт в решении «сверхзадач» описа> ния значительных исторических событий таким образом, чтобы эффективными рече> выми приемами подвести читателя к созна> тельному пониманию собственной линии поведения. Публицисты>шестидесятники характеризовались общностью идеологиче> ских позиций, мировоззрения и способнос> тью языкового выражения сложной и специ> фической картины мира. В сходных позициях она определяется универсальными концеп>

* Ширина Елена Владимировна — кандидат филологических наук, доцент факультета филоло> гии и журналистики Южного федерального университета. Тел.: (863) 2649000. Эл. адрес: Philfac@philol.rsu.ru

2009 — №3

Лингвистика и межкультурная коммуникация

тами, одинаково частотными в их публицис> тике: «личность», «народ», «Россия», «власть». Особое место отводилось кон> цепту «личность», так как публицистам важ> но было показать роль активного общест> венного деятеля в его отношении к глобаль> ным вопросам времени. В соответствии с дискурсивным мышлением авторов, кон> цепты в тематике их статей были сориенти> рованы на ведущие политические события в стране. В совокупном объединении они как «сжатые алгебраические» выражения всей культуры нации (Лихачев, 1993: 4) составили языковой универсум текстового массива публицистов, в котором определялись их ду> ховные, культурологические, общественно> политические ценности, а также морально> этические принципы творчества. Универсум в философском осмыслении — «все сущее», «мир как целое», система взглядов, отра> жающих в тексте общность проблематики и коммуникативной деятельности субъектов речи. В нем информативные сигналы речи акцентируют доминирующую мысль автора в познавательном процессе ее восприятия читателем. Формирование понятий по этим сигналам делает мышление целенаправлен> ным, «включает выделение признаков, общих для некоторого класса объектов, и раскры> тие правил, связывающих эти концептуаль> ные признаки» (Солсо, 1996: 456). Универсум определенным образом связан с концепта> ми, ибо в них возможно сосредоточить цент> ральные понятийные смыслы, раскрываю> щие дискурсивное мышление автора, его идеи и взгляды. Политический универсум отличается от других его видов особой лек> сической и морфосинтаксической языко> вой системой. В нем превалируют констан> ты, характерные политическому стилю речи: специальная лексика, терминология и фор> мы языка, трансформирующие из общеупо> требительной сферы в область политики. Кроме того, это всегда и особая синтаксиче> ская структура, что объясняется своеобра> зием дискурсивной организации, отсылкой к фактам реальной политической жизни с точной ее оценкой по идеолого>политиче>

185

ским позициям единомышленников. Носи> тель языка в публицистическом тексте с ори> ентацией на политические проблемы стре> мится подвести читателя к принятию реше> ния по обоснованным данным в описании и характеристике того или иного факта (со> бытия, высказывания), имеющего политиче> ский резонанс. В речемыслительном формате политиче> ского универсума, входящего в публицисти> ческий текст, ролевую функцию выполняют идеологические установки автора и речевые средства воздействия на адресата. В самом широком смысле «идеология обозначает лю> бой языковой и — еще шире — любой семи> отический факт, который интерпретируется в свете социальных интересов и в котором узакониваются социальные значимости в их исторической обусловленности» (Серио, 1999: 20). Это дает основание говорить о пуб лицистическом концепте, реализуемом в политическом тексте по ряду признаков: адресность, наличие конфликтных ситуа> ций, точность и фактографичность изложе> ния, отсылки к пресуппозиции (экстралинг> вистическим факторам), декларативность концептуальных суждений, идеологические и мировоззренческие предпосылки форми> рования концептов. Вместе с тем ряд языко> вых черт отличают политические и публи> цистические форматы текстов: последнему в большей степени свойственны эмоциональ> ность, наличие скрытой аллюзивности, ху> дожественная образность, присутствие эле> ментов субъективно>личностных оценок. В публицистических концептах А. И. Гер> цена, Н. А. Добролюбова и Д. И. Писарева эти два плана совмещены. Однако политиче> ский универсум, соотносимый с концептами понятийными смыслами и авторскими уста> новками, лишь функционально>семантиче> ское поле их реализации в свободной син> таксической структуре. Концепт, в отличие от него, имеет четкую речевую форму со вза> имообусловленными компонентами концеп> туального означивания. В сжатых номинативных формах с опорой на объяснительный контекст ключевые кон>

186

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

цепты отражали политические и мировоз> зренческие взгляды носителей языка на про> исходящие события и содержали речевые элементы прагматического воздействия на читателей. Эффективность влияния через концепты в публицистике достигается и ин> дивидуально>авторскими приемами, не ха> рактерными чисто политическому тексту. Включаемые в политический универсум пуб> лицистов ключевые концепты представляют совокупность речемыслительных единиц для выражения дискурсивного, объединяющего их мировидения реальной картины времени, направленного на обличение самодержав> ной власти и антинародной политики прави> тельства. Коммуникативная организация ключевых концептов в политическом уни> версуме Герцена, Добролюбова и Писарева зависела от их требований к прогрессивной печати, которые сводились к следующему: открыто ставить острые вопросы времени, создавать «идеал общественной личности», предавать огласке все факты истинного по> ложения народа в условиях тоталитарной системы самодержавного государства, рас> крывать роль свободной печати и гласности в общественной жизни страны. Ключевые концепты публицистов строят> ся по однотипной семантической схеме, реа> лизуемой всеми авторами: это номинативная языковая форма (сам концепт), дефиниция (концептуальное определение), атрибутив> ные оценочные квалификаторы концепта. Дополнительно к этим основным компонен> там добавляются структуры разъяснения и пояснения, выраженные в основном пред> ложениями с причинно>следственными свя> зями, а также модально>субъективными эле> ментами. Концепт не только раскрывает свое содержание в контексте, но и нуждается в том, чтобы сделать этот отрезок текста «объектом прочтения» по интенции автора — не просто надо читателю извлекать смысл «улавливанием, угадыванием, а придавать ему те значения, которые, в результате, представляются наиболее правдивыми» (Ку> чина, 2007: 15). Как сигналы основных идей> ных направлений в проблематике текстов

2009 — №3

публицистов>шестидесятников концепты между собой тесно связаны. «Личность», «Россия», «народ» — взаимообусловленные понятия, так как настоящая личность живет интересами своей страны, своего народа. В представлениях концептов у каждого пуб> лициста были свои приоритеты: для Герце> на — это личность, власть; для Добролюбо> ва — народ, Россия; для Писарева — лич> ность, народ. Но все их концептуальные оценки объяснялись едиными взглядами на происходящие политические события време> ни. Наиболее четким и типичным для груп> пы шестидесятников был концепт>понятие «личность», поскольку его суть, в их пони> мании, раскрывается в общественной и по> литической деятельности гражданина, в го> товности служить обществу. Концептуаль> ный смысл его Герцен видит в «разумном, нравственно свободном и страстно энергич> ном деянии человека» («Дилетантизм в на> уке»). Отсюда образное, но очень меткое концептуальное означивание: «Личность — живая сила, могучий бродильный фермент, — даже смерть не всегда прекращает его дей ствие» («О развитии революционных идей в России»). Добролюбов в полемическом споре со своими оппонентами отстаивает точку зрения, что историческая личность не «замечательный двигатель истории», а сама «подготавливается обстоятельствами исто> рического развития народа по потребностям общества и времени. Личность связана с на> родом, и только в общении с ним проявится ее настоящая сущность. Тогда она станет огромной силой: «это река, пробивающаяся через все преграды и не могущая остано> виться в своем течении» («Черты для харак> теристики русского простонародья»). Писа> рев главным в личности считает ум, знания, интеллект — качества, которые человека «склоняют к какой>нибудь великой и заме> чательной цели». Под категорию личности эпохи он подводит «реалиста», «мыслящего человека и добросовестного гражданина». Весь смысл и содержание жизни реалистов исчерпывается, пишет он, пока тремя слова> ми: «любовь, знание, труд» («Реалисты»).

2009 — №3

Лингвистика и межкультурная коммуникация

Всегда и везде подчеркивается общественная, политическая сущность личности, включаю> щая знания, энергичность, готовность к са> мопожертвованию, участию во всех фактах народной жизни. Ключевые концепты «Россия», «народ», «власть» даны в комбинациях и переплете> ниях и связаны друг с другом по ориентации на свободолюбивую мысль публицистов: из> менить режим самодержавной власти, вплоть до полного ее отрицания, сделать власть приемлемой для народа и отечества. В концепте «Россия» Герцен объединяет два понятийных центра: одна Россия — «утон> ченная, придворная, военная», другая «есть нечто живое, сильное, неведомое, есть мир, нуждающийся в изучении» («О романе из народной жизни в России»). Двойная рефе> ренция не является основанием для выделе> ния двух концептов, ибо противопоставле> ние выполняет функцию усиления основной формулы концепта: Россия — государство народное, а не правительственное, народ должен иметь все гражданские права. В по> литическом осмыслении этого концептуаль> ного значения важно увидеть, по Добролю> бову, взаимосвязь двух тем: Россия и народ. («О степени участия народности в развитии русской литературы»). Публицисты видят в народе крепнущую политическую силу. В оценке концепта «власть» озвучивается резкое, отрицательное к ней отношение. Са> модержавная власть лишает людей элемен> тарных прав на жизнь: защиты свободы и во> ли, независимости от «пьяной полиции» и «секущего дворянства». Власть в государ> стве, порабощающем народ и его труд, рас> поряжается и личной судьбой человека, под> чиняет себе структуры законодательные, исполнительные, военные, судебные. В пуб> лицистике Герцена, Добролюбова и Писаре> ва они также получают свое концептуальное осмысление с позиции гражданского долга публицистов и в соответствии с их знаниями, мышлением и языковыми способностями формировать самодостаточными речевыми структурами отрицательное отношение к власти и «черному кабинету» правительст>

187

ва. Для Герцена «власть» — один из самых значительных концептов в его публикациях. В дефинициях этого концепта у него всег> да обличительные характеристики>оценки: «императорская власть у нас — только власть, то есть сила, устройство, обзаведе> ние, содержания в ней нет, обязанностей на ней не лежит…» («Журналисты и террорис> ты»). Концепт «власть», достаточно частый в публицистике Герцена и Писарева, встре> чается и в номинациях Добролюбова. В оценке правительственного законодатель> ства для него важен поворот в сторону мо> рально>этических принципов, необходимых в составлении и проведении законов: «…при дурных нравах искажаются самые лучшие законы… нельзя вконец искоренить по всей России взяточничество… но неужели поэто> му нужно дать ему законную силу?» (От дождя да в воду»). Не строит никаких ра> дужных иллюзий относительно власти и го> сударственного правления в России и Пи> сарев. В означивании ключевого концепта «власть» на первом месте стоит законода> тельная ее ветвь. В стилистическом отноше> нии это сатирические ярлыки членов прави> тельства, их деятельности: «доблестные за> щитники крепостного права», «фанатики форменных пуговиц и голых подбородков», «плющильная машина», «подлые, подкуп> ные органы, натравливающие русских сол> дат… на всякие акты непокорности», «пра> вительство сражается двумя оружиями: пе> чатною пропагандою и грубым насилием». Категоричные лексико>грамматические ква> лификаторы самодержавной власти часто структурируются по метафорической схеме: палачи, убийцы, свинцовые министры, чер> ный кабинет, бульдоги православия, секу> щее сословие, гасители и усыпители и т. п. Наблюдения за текстами Герцена, Добролю> бова и Писарева определяют их концепцию власти царской России этого периода — «неограниченное императорское самоцар> ство», в котором отсутствуют нравственные начала, но всегда: законодательная путани> ца, равнодушное, презрительное отноше>

188

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ние к народу, использование армии как силы подавления, отсутствие правосудия, пора> бощение личности, административно>чинов> ничье правление, взятки, поборы, система розог и наказаний, жандармско>помещичье беззаконие, цензурные тиски. Взгляд на власть как на «безобразное чудовище, ко> торое поглотило все», разделяли все публи> цисты революционно>демократической вол> ны 60>х годов, но особенно ярко, твердо и решительно он был выражен в тексте Гер> цена. Концепт как форма понятийного ут> верждения в позитивных («личность», «на> род», «Россия») или негативных («власть») планах нуждается в обоснованной аргу> ментации и искусстве ораторского мастер> ства. Использование риторических прие> мов в произведениях публицистов той эпо> хи было нормой. В числе многих наиболее частыми были фигуры речи: эпанод, града> ция, эпиллема, риторические вопросы, а так> же тропеические средства: метафора, срав> нение, антитеза, аллюзия, аллегория и др. В публицистике Герцена, склонного к про> странным и эмоциональным структурам рас> суждения, ярким экспрессивным приемом была эпиллема. Риторическая схема этой фигуры идеально совпадает со структурной схемой концепта: соединение двух частей — мотивирующей и дефинитивной. В первой — серия вопросов нацеливает на ответ, кото> рый дан во второй части, организуемой, в свою очередь, чаще всего на метафориче> ской основе: «Что же представляет собой Россия?.. Что это за здание? Может быть, тюрьма? Крепость? Фаланстер? На этот во> прос трудно ответить… здание не закончено и может служить разнообразным целям. Империя фасадов представляет собой лишь раму, в которой видны голые стены, остов, границы, обозначения отдельных пунктов и каторжный труд» («Царь Александр II и газета «Колокол»). И сами вопросы, и ат> рибутивные квалификаторы создают кон> цептуальный образ самодержавного прав> ления в царской России: пустое, голое, по> казное представительство, каторжный труд народа, всевластие, не имеющее границ. Пи>

сареву в большей степени были свойственны логико>экспрессивные фигуры речи — эпа> нод, период. Добролюбову — образно>на> глядные, метафорические. В политическом универсуме, включающем ключевые публицистические концепты, ав> торы использовали лингвистический и рито> рический инструментарий для создания сложного синтеза смыслов, потенциально направленного на усвоение адресатом ус> тойчивой речемыслительной формулы кон> цепта. Речевой механизм действия концепту> ального текста был обусловлен не только мировоззрением, политическими позициями публицистов, но и журнальной политикой тех изданий, в которых они публиковались. Герцен, Добролюбов и Писарев в ориентаци> ях «Колокола», «Современника», «Русского слова» в 50–60>е годы учитывали историчес> кую реальность, связанную с крестьянской реформой и надеждой на государственное преобразование в стране, политическую си> туацию нарастающего революционно>демо> кратического движения. Журнальная лите> ратура оценивалась ими как значительная общественная сила воздействия на массы. В своих текстах публицисты>шестидесятни> ки выполняли социальную функцию, в рам> ках которой выражали через концепты по> литические декларативные суждения на ос> нове очевидных, достоверных источников знаний, логической аргументации и эффек> тивных средств речевого воздействия на ад> ресата. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Кучина, Т. Г. (2007) «Я»>повествователь как «ненадежный читатель» автобиографиче> ского претекста в русской прозе конца ХХ — начала XIX в. // Филологические науки. №2. Лихачев, Д. С. (1993) Концептосфера рус> ского языка // Известия РАН. Серия: Литера> тура и язык. Т. 52. №1. Серио, П. (1999) Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла. Французская школа анализа дискурса. М. Солсо, Р. Л. (1996) Когнитивная психоло> гия. М.

189

2009 — №3

ПРОБЛЕМЫ ПЕДАГОГИКИ И ПСИХОЛОГИИ

Этнокультурное образование: сущность, структура содержания, проблемы совершенствования А. Б. АФАНАСЬЕВА (РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИчЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. А. И. ГЕРЦЕНА)* В статье рассматриваются сущность этнокультурного образования, направления его совер" шенствования, предлагаются структурные модели и определения этнокультуры, этнокультур" ного образования, этнокультурной компетентности. Ключевые слова: этнокультура, этнокультурное образование, этнокультурная компетентность.

Ethnocultural Education: Essence, Content Structure, Perfection Problems A. B. AFANASIEVA (THE STATE RUSSIAN HERZEN PEDAGOGICAL UNIVERSITY)

In the article the essence of ethnocultural education and direction of its perfection are being consid" ered, structural models and definitions of ethnoculture, ethnocultural education, ethnocultural com" petence are offered. Keywords: ethnoculture, ethnocultural education, ethnocultural competence.

начале ХХI в. переосмысливается основ> ная цель образования. Знаниецентрист> ская парадигма сменилась культуротворче> ской и компетентностной парадигмами. Ведущим становится развитие творческой и профессионально компетентной личности. Обладание этнокультурной компетентно> стью и проблемы ее формирования имеют особую значимость для педагогов, так как своей профессиональной деятельностью они

осуществляют процесс трансляции культу> ры в обществе. Этнокультурная проблемати> ка сложна и многосоставна, многие ее поня> тия недостаточно разработаны, несмотря на то что в конце ХХ в. науки, изучающие этни> ческие проблемы, активно развиваются. От> дельные области этнокультуры являются предметом исследования многих наук: раз> личных ветвей этнологии, фольклористики, искусствоведения, этнопедагогики, этнопси>

* Афанасьева Алла Борисовна — кандидат искусствоведения, доцент кафедры художествен> ного образования ребенка Института детства Российского государственного педагогическо> го университета им. А. И. Герцена, доцент кафедры музыкальных дисциплин Ленинградского го> сударственного университета им. А. С. Пушкина. Тел.: (812) 535>36>67. Эл. адрес: afanaseva_ ab@mail.ru

190

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

хологии и др. Многогранность, полисостав> ность этнокультуры, синкретичной по своей природе, объясняет пересечение исследова> тельских интересов, методов разных наук, продуцирует междисциплинарный и систем> ный подходы в ее изучении. Задачи данной статьи — выявить и оха> рактеризовать ряд вопросов совершенство> вания этнокультурного образования. Мно> голетняя работа автора в данной области позволила вскрыть характерные проблемы в педагогическом процессе. Одна из них — отсутствие единого понимания общих тер> минов учеными динамично развивающихся смежных наук. Так, термин «этнокультура» появился как речевой вариант термина «этническая куль> тура». Он получил широкое распростране> ние в конце ХХ в., но применяют его не стро> го: вместо терминов «фольклор», «народная культура», «традиционная культура», «культура этноса». Понятия эти близки, но не идентичны. Тонкие различия терминов определяются углом зрения при рассмотре> нии общих объектов. Фольклор является частью этнокультуры. Даже его расшири> тельное понимание как комплекса видов традиционного народного художественного творчества, включающего духовные и мате> риальные формы, определяет его как подси> стему этнокультуры. В термине «этнокуль> тура» внимание фокусируется на этниче> ском компоненте, в понятии «народная культура» — на социальном (культура со> циальных слоев, структура которых меня> лась в историческом процессе: В. Е. Гусев, М. С. Каган, А. Ф. Камаев). Народная куль> тура вбирает в себя традиционный и совре> менный пласты. Некоторые культурологи отождествляют понятия этнической куль> туры и культуры этноса, другие разграничи> вают их (Т. Г. Грушевицкая, В. И. Козлов, А. П. Садохин). Так как этнокультура является содержа> тельной основой этнокультурного образова> ния, автором выработано следующее рабо> чее определение термина. Этнокультура — это совокупность традиционных ценнос

2009 — №3

тей, отношений и поведенческих особенно стей, воплощенных в материальной, духов ной, социальной жизнедеятельности этно са, сложившихся в прошлом, развивающихся в исторической социодинамике и постоянно обогащающих этнической спецификой куль туру в различных формах самореализации людей. Вторая важная проблема — поиск мето> дов и технологий, облегчающих освоение столь многогранных и сложных явлений. Один из эффективных путей совершенство> вания этнокультурного образования — со> здание моделей и схем, систематизирующих материал в наглядной, хорошо запоминаю> щейся форме. Продемонстрирую это на двух моделях. Большой методологической трудностью для студентов представляется вопрос о со> ставе этнокультуры. Анализ этнологиче> ской, культурологической литературы, лич> ный опыт фольклориста позволили автору создать модель этнокультуры, выявляющую в зримой форме ее структуру. Предлагаемая модель этнокультуры представляется коль> цом, внутри которого сцеплены между со> бой ее составные элементы, как пересекаю> щиеся множества, подобные звеньям коль> чуги. В нижней части кольца — глубинные составляющие: хозяйственно>культурный тип экономики (сельскохозяйственно>осед> лый, скотоводческо>кочевой или ремеслен> но>торговый), предметы традиционного бы> та, религия, обычаи и обряды, эмпирические (протонаучные) воззрения народа (народная медицина, астрономия, экология, филосо> фия и др.), народная педагогика, этническая психология и этноэтикет. В верхней части кольца — более подвижные, постепенно из> меняющиеся составляющие этнокультуры: системообразующий элемент язык и народ> ная художественная культура во всех видах фольклора и народного изобразительного искусства. В русской традиционной культуре с каж> дым из элементов личность связана через коллектив, так как здесь индивидуальное на> чало растворено в групповом (семье, кресть>

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

янской общине, трудовой артели, сообщест> ве приходской церкви, вечерках, народных праздниках). Коллективность сознания про> является в семейно>бытовых и календарных обрядах, в коллективных формах народного творчества, во всеобщем единении в хоровом пении во время церковной службы, в ансам> блевом пении, свойственном большинству песенных жанров, исполняющихся в будни и праздники, в стремлении найти защиту в коллективе в трудную минуту (см. рис. 1). В областях пересечения звеньев возника> ют полиэлементные формы, сочетающие средства выражения соседних составляю> щих (песня, вербальные и невербальные зна> ки этноэтикета: традиционного приветствия,

благодарности, одобрения, благопожелания и др.). Характерны веерные связи, соединяю> щие один элемент со многими другими (хо> ровод, игра с припевом, обряд, праздник…). Возможны надэлементные связи. Так, зако> ны морали проникают во все области, а ак> тивнее реализуются через религию, этноэти> кет, народную педагогику. Другая модель относится к этнокуль> турному образованию. В схематическом плане путь развития культуры представля> ется в системе координат пространствен> но>географической горизонтали и исто> рико>временной вертикали. Этнокультур> ный компонент живет в сердцевине системы и прорастает в различных слоях вплоть до

Народная хореография Народная музыка

Игровой фольклор

Словесный фольклор

Драматический фольклор Декоративно* прикладное искусство

Этноязык

Народное зодчество

Этноэтикет

Хозяйственно* культурный тип экономики

Этническая психология

Народная педагогика

Предметы традиционного быта

Эмпирические воззрения народа

Обычаи Религия

Обряды и праздники

Рис. 1. Структурная модель этнокультуры

191

192

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

современности. Введение в центр системы координат личности обучающегося позволя> ет представить структурную модель этно> культурного образования (см. рис. 2). В плоскости горизонтали в процессе об> разования личность познает множествен> ность этнокультур, открытых к взаимодей> ствию и разомкнутых во времени. В потоке времени из различных областей древней культуры произросли различные формы прогрессирующей в социодинамике культу> ры человечества. Этнокультурные ценности входят в жизнь разных слоев населения, в профессиональное искусство. Из этно> культуры родного народа развивается мно> гоаспектная отечественная культура (для российской культуры — культура россий>

ского суперэтноса, вбирающего в себя куль> туры народов нашей страны с доминантой культурообразующей роли русского этно> са), она же связана с мировой культурой, интегрирующей в себе культуры разных эт> носов. Данная модель в схематически>образ> ном плане выявляет сущность этнокультур> ного образования, сформулированную в оп> ределении: этнокультурное образование представляет собой целостный процесс изучения, деятельностного освоения этно культурного наследия и воспитания лично сти на этнокультурных традициях, про цесс становления личности в осмыслении синхронных и диахронных информационных связей, учитывающих полиэтническую го ризонталь географического пространства

Этнокультура Этнокультура Этнокультура Этнокультура Этнокультура другого

другого

народа

Рис. 2. Координатная модель этнокультурного образования в пространстве развития культуры

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

и историко временную вертикаль развития этноса и суперэтноса в структуре разви тия мировой культуры. Пространство цело> стного кольца схематически является куль> турным полем, которое осваивает человек в процессе образования и самообразования, в процессе всей жизни. Одним из компонен> тов культурного поля личности является его этнокультурная компетентность. Целью эт> нокультурного образования является фор> мирование целостной этнокультурной ком> петентности, сочетающей моноэтническую глубину и полиэтническую широту постиже> ния этнокультур. Содержание этнокультурного образова> ния автор рассматривает на нескольких уровнях, опираясь на общую типологию формирования содержания образования, предложенную В. В. Краевским. Структура содержания этнокультурного образования строится автором исходя из структуры са> мой этнокультуры. Совокупности родствен> ных элементов этнокультуры составляют об> ласти: этнофилологическую (этноязык, сло> весный фольклор), этнохудожественную (все виды фольклора и народного искусства, образующие подсистему этнокультуры — народную художественную культуру), пове> денческую (проявляющуюся в традиционной хозяйственно>экономической и бытовой де> ятельности, обычаях, обрядах, праздниках, нормах этноэтикета, этнопсихологических и педагогических стереотипах), мировоз> зренческую (наиболее полно проявляющую> ся в религии, мифологии, эмпирических представлениях народа об отношении чело> века к природе, мирозданию, к человеку, со> циуму, к основам воспитания, морали). Со> держание этнокультурного образования «на уровне общего теоретического представле> ния» (Краевский, 2003: 53) конструируется автором в следующей структуре. 1. Этнокультурологический компонент лежит в основании системы. Он отражает внутреннюю структуру этнокультуры, опре> деляется входящими в процесс образования элементами этнокультуры, их совокупностя> ми (этнофилологической, художественно>

творческой, поведенческой, мировоззренче> ской) или целостным структурным комплек> сом. В модели этнокультурного образования они лежат в центре пространственно>вре> менной системы координат. В зависимости от интенсивности включения этнокультур> ных компонентов в содержание образования различается глубина его этнокультурной на> правленности. 2. Лингвистический компонент вычленя> ется из этнокультурологического компонен> та как наиболее важный для коммуникации, в современном поликультурном обществе имеет этнический, суперэтнический (в Рос> сии — русский язык), надэтнический (язык международного общения) уровни. 3. Полиэтнический компонент определя> ется совокупностью этнологических и этно> географических знаний о различных этно> сах, этнических ценностях и категориях. Он отражает пространственно>горизонтальную координату модели этнокультурного обра> зования. 4. Историко>культурологический компо> нент определяется пониманием историче> ского развития этнокультуры, ее целостно> сти, путей вхождения в цивилизационный процесс, в систему национальной и мировой культуры. Он отражает историко>времен> ную координату данной модели. 5. Региональный компонент фокусирует внимание на локализации этнокультурного материала в конкретном регионе, требуя при его рассмотрении пересечения двух преды> дущих ракурсов и обеспечивая диалогич> ность в сопоставлении горизонтальных эт> нологических связей и историко>временных пластов в развитии этнокультуры, в целом культуры. 6. Этнопсихолого>педагогический компо> нент учитывает этническую идентичность, этноменталитет учащихся, специфику про> цесса освоения и присвоения ценностей культуры этноса и суперэтноса. Результат этнокультурного образования — уровень сформированности этнокультурной компетентности личности. Для педагога она входит в структуру общей профессиональ>

193

194

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ной компетентности как подсистема в систе> му. Термин «этнокультурная компетент> ность» появился в науке недавно и еще не имеет единого толкования. Сопоставление определений (Корташев, Штыкарева, 2005: 288, 289; Поштарева, 2009: 12) показывает преобладание социологического подхода, нацеленного на межэтническое взаимодей> ствие. Автор предлагает иное определе> ние, исходя из педагогической направлен> ности работы. Этнокультурная компе тентность — это интегральное свойство личности, выражающееся в совокупности представлений, знаний о родной, а также о неродной этнокультурах, их месте в оте чественной и мировой культуре, опыте ов ладения этнокультурными ценностями, способности к диалогу культур, их сопо ставлению, что проявляется в знаниях, умениях, навыках, моделях поведения в мо ноэтнической и полиэтнической среде. Су> щественное отличие данного определения — заострение внимания на компетентности в области родной этнокультуры, на деятель> ностном опыте овладения этнокультурны> ми ценностями и умении их сопоставлять в культурах разных народов, осознании мес> та этнокультур в общекультурном процес> се, на основе чего формируется цивилизо>

ванное этнокультурное сознание, лишенное этноцентризма и шовинизма, но обладаю> щее здоровым чувством самоуважения и па> триотизма в гармонии с чувством этнотоле> рантности, способности к межэтническому диалогу. С точки зрения открытости (замкнутости) этнокультурная компетентность может быть полиэтнической и моноэтнической. В совре> менном этнически неоднородном социуме этнокультурная обособленность невозмож> на. По структурной насыщенности можно выделить три вида этнокультурной компе> тентности: частная (конкретная, связанная со знаниями и опытом овладения одной из областей этнокультуры), комплексная (на> правленная на несколько областей, размы> кающая рамки одной культуры) и целостная (охватывающая все или почти все области этнокультуры, свободно сопоставляющая разные этнокультуры). Личность может вла> деть разными видами компетентности на разном уровне (низком — элементарном, среднем, высоком). Его повышение связано с процессом совершенствования этнокуль> турного образования. Для определения уровня сформированности этнокультурной компетентности автором разработана ее структура (см. таблицу). Таблица

СТРУКТУРА ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ

Показатели этнокультурной компетентности

Критерии этнокультурной компетентности

теоретические характеристики (в чем выражается критерий)

практические характеристики (чем определяются показатели)

Когнитивно>познава> Система знаний об этнокультуре Степень адекватности (правильно> тельный (знаниевый) разных видов и регионов, ее мор> сти) и полноты объема знаний фологии, функциях, связях (минимальная, средняя, макси> мальная) Эмоционально> мотивационный

Эмоциональный отклик, интерес к явлениям этнокультуры, потреб> ность больше узнать и освоить образцы в процессе образования и самообразования

Фиксация отклика по знаку (нра> вится, не нравится) и осмыслению (почему?), интересу (пассивный, эпизодический, постоянный, ак> тивный); мотивации: неустойчивая, спонтанная, устойчивая

Проблемы педагогики и психологии

2009 — №3

195

Продолжение таблицы 1

Аксиологический (ценностно> ориентационный)

Понимание ценностей этнокульту> ры, отношение и осознание их ценностной природы и преемст> венности в развитии культуры

Признание ценности видов, эле> ментов, нравственных, идейно> смысловых основ этнокультуры, способность обосновать свое от> ношение и понимание этнокуль> турных ценностей

Художественно> операциональный

Наличие деятельностного опыта в области этнохудожественной культуры и качество его разви> тия — степень владения разными видами народной художественной культуры

Фиксация опыта по знаку (умеет, участвует, делает — не делает) и дифференциация по качеству (степень развитости умения: инто> национная чистота и выразитель> ность пения, красота, точность ко> ординации движения, логичность и артистизм рассказывания сказ> ки, правильность, красота выпол> нения рукотворного изделия, раз> работанность деталей, др.)

Поведенческий

Деятельностный опыт культуросо> образного поведения, соблюдение норм этноэтикета, объективная и толерантная позиция во взаимо> отношениях

Наличие опыта, степень его разви> тия в быту, на празднике, в обря> де, во взаимоотношениях со свер> стниками, с людьми старшего и младшего возраста, в межкуль> турном взаимодействии

Творческий

Опыт творчества в этнокультурной традиции, в региональной специ> фике, в современных формах, в сотрудничестве с представите> лями иных этносов

Создание вариантов текстов, напе> вов, хореографического движе> ния, драматургических поворотов действия на основе знания и вла> дения традиционными формами; творческая коммуникация

Данная структура отражает направления совершенствования этнокультурного обра> зования. На практике этнокультурное образование реализуется, во>первых, в углублении и рас> ширении этнокультурного компонента в со> держании традиционных предметов, во>вто> рых, во введении новых интегративных дис> циплин, циклов спецкурсов, в>третьих, во взаимодействии учебной и внеучебной дея> тельности.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Корташев, В. А., Штыкарева, В. Ю. (2005) Этнокультурная компетентность // Воспита> ние этнотолерантности подростка в семье : словарь / общ. ред. А. Г. Козловой. СПб. Краевский, В. В. (2003) Общие основы педа> гогики. М. : Академия. Поштарева, Т. В. (2009) Формирование эт> нокультурной компетентности учащихся в по> лиэтнической образовательной среде : авто> реф. дис. … д>ра пед. наук. Владикавказ.

196

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Актуальные аспекты исследования позитивной этнической идентичности, межкультурного и межэтнического взаимодействия населения Поволжья В. В. ШАРАПОВ (ПОВОЛЖСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ СОЦИАЛЬНО"ГУМАНИТАРНАЯ АКАДЕМИЯ)* В данной статье рассматриваются проблемы формирования этнического самосознания и со" ответствующего ему уровня межкультурной и межэтнической коммуникации. Автор анализи" рует языковые, антропологические, духовно"нравственные, национально"культурные осо" бенности этнического самосознания и межэтнических отношений населения Поволжья, его этнические стереотипы; дает характеристику межэтнических и межкультурных процессов в рассматриваемом регионе и прогнозирует специфику их развития. Ключевые слова: позитивная этническая идентичность, социокультурная ниша, этномобилиза" ционные процессы, межэтническая напряженность, этническое самосознание, автостереоти" пы, гетеростереотипы, межкультурное взаимодействие.

Actual Aspects of Research on the Volga Region Population’s Positive Ethnic Identity, Intercultural and Interethnic Cooperation V. V. SHARAPOV (THE VOLGA REGION STATE ACADEMY OF SOCIAL SCIENCES AND HUMANITIES)

This article covers the problems of ethnic self"actualization formation and the appropriate level of intercultural and interethnic communication. The author analyses language, anthropological, spiritu" al and moral, national and cultural peculiarities of the Volga region population’s ethnic self"actualiza" tion, interethnic relations and ethnic stereotypes; defines interethnic and intercultural processes in the considered region and predicts the specificity of their development. Keywords: positive ethnic identity, sociocultural niche, ethnic mobilization processes, ethnic tension, ethnic self"actualization, autostereotypes, heterostereotypes, intercultural cooperation.

стория развития цивилизации показы> вает, что в результате простого, «ме> ханического» смешения этносов, языков и культур не могут возникнуть «универсаль> ный» этнос, целостная культура или один «суммарный» язык. Обезличивание, «окуль> туривание» всегда вызывали и будут вы> зывать протест всех вовлеченных в этот процесс сторон. Однако стремление к наци> ональной и культурной независимости по> средством отрицания другой культуры без учета этнопсихологических связей всегда имело разрушительные последствия для

народа, поддавшегося такого рода иску> шению. В этой связи особую актуальность приоб> ретает процесс формирования у отдельного индивида и у того или иного этноса в це> лом позитивной этнической идентичности — необходимого условия при конструирова> нии гармоничных межэтнических и меж> культурных коммуникаций. Подчеркнем, что обострение чувства этнической неприяз> ни в современной России связано с чрезмер> ной обращенностью общественного созна> ния к национальным особенностям, а точнее,

* Шарапов Вячеслав Викторович — кандидат исторических наук, доцент кафедры общей и прикладной психологии Поволжской государственной социально>гуманитарной академии (г. Самара). Тел.: (846) 269>64>44. Эл. адрес: sharapov61@mail.ru

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

с трансформацией позитивной этнической идентичности в гиперидентичность. Стремление принадлежать к этнической общности на групповом уровне определяет> ся потребностью в позитивной этнической идентичности и этнической безопасности. Через стремление к позитивной этнической идентичности индивид не только повыша> ет собственную самооценку, но и престиж и статус своей группы. Угроза позитивной идентичности — это угроза существованию этнической общности. Рост потребности в позитивной этниче> ской идентичности и безопасности — важ> нейший индикатор этномобилизационных процессов. На этом уровне к показателям этнической солидарности добавляется осо> знание внутриэтнической консолидации и восприятие своей группы как целостного и самостоятельного субъекта. Рост потребности в этнической идентич> ности усиливает стремление членов группы к повышению ее статуса. На психологичес> ком уровне этносоциальный статус — это ощущение группой своей демографической силы, политических и социальных возмож> ностей по защите интересов ее членов. Научные исследования свидетельствуют о том, что этносоциальные статусные характе> ристики и их динамика оказывают сущест> венное влияние на изменение содержания и направленности межэтнических установок. Равные права в принятии решений и равный статус рассматриваются как возможность снижения уровня этноцентризма (Amir, 1969; Coor, 1978). Но в то же время само стремление к равному статусу является предпосылкой роста межэтнической напря> женности (Дробижева, 1994). В этой связи представляет интерес ис> следование и анализ этнопсихологической ситуации в одном из наиболее полиэтнич> ных регионов Российской Федерации — По> волжье. Межнациональное взаимодействие в регионе всегда можно было охарактеризо> вать как толерантное и терпимое. Интегра> ция различных национальных и культурных традиций имела, как правило, естественно>

исторический характер и не требовала ка> ких>либо специальных общественно ориен> тированных мероприятий. Однако центробежные тенденции в стра> не после распада СССР, «парад суверени> тетов» в бывших союзных и автономных республиках, трансформация у ряда нацио> нальных меньшинств этнической идентично> сти в гиперидентичность, вооруженные кон> фликты на постсоветском пространстве не могли не отразиться на особенностях этни> ческого самосознания и идентичности, уров> не толерантности, характере межэтниче> ского и межкультурного взаимодействия на> селения региона. В силу вышесказанного ис> следуемая проблема является своевремен> ной и актуальной. Мы рассматриваем формирование пози> тивной этнической идентичности, особен> ностей межкультурного и межэтнического взаимодействия населения Поволжья на ос> нове анализа этнической идентификации волжан по языковому, антропологическому, морально>нравственному и национально> культурному признакам, а также на основе сопоставления системы авто> и гетеросте> реотипов. Говоря о специфике этнического самосо> знания, национальной идентичности, необ> ходимо акцентировать внимание на их не> отъемлемом компоненте — собственно язы> ковой идентификации. Язык выступает как наиболее устойчивый и очевидный признак нации. Для того чтобы определить уровень иден> тификации волжских этносов по языково> му принципу, респондентам (представи> телям различных этносов, проживающих в Поволжье) было предложено несколько вопросов, касающихся их родного языка. Решение индивидом вопроса о выборе родного языка в значительной мере отража> ет психологическое отношение к языку, опи> рается на реальное владение тем или иным языком и зависит от реального языкового поведения. Выбор родного языка выступает как один из показателей этнической иден> тичности, причем у разных этносов этот уро>

197

198

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

вень неодинаков. Так, 70% татар родным счи> тают свой национальный язык. У чувашей этот показатель ниже, чем у татар, но выше, чем у остальных этносов: почти 40% из них своим родным считают чувашский язык. Са> мый низкий показатель языковой идентифи> кации у евреев: только 7% из них родным на> звали свой национальный язык. Эти данные обосновывают характерную картину этниче> ской идентификации нерусского населения Поволжья (см. диаграмму).

º æ

В многонациональных регионах Поволжья межэтнические коммуникации осуществля> ются, как правило, на языке титульной на> ции (на мажоритарном языке). Функциони> рование же миноритарных языков (языков, принадлежащих меньшим по численности этносам) обладает более ограниченным полем общественной жизнедеятельности, чаще все> го ограничено рамками семейного общения. Данные нашего исследования показыва> ют, что своим национальным языком владеет

Øæ ˇ

ŁŒ ŁŁ

òàòàðû ÷óâàø è ñ ðóññêèì è

ì î ðäâà óêðàèí öû

ñî ñâî åé í àöèî í àëüí î ñòüþ

åâðåè

100

(â ï ðî öåí òí î ì âû ðàæåí èè)

лишь одна треть опрошенных. Для разных национальностей эти цифры неодинаковы, несмотря на то, что все этносы, проживаю> щие в Поволжье, находятся приблизительно в равных условиях сосуществования мажо> ритарного и миноритарных языков. Самый высокий уровень языковой компе> тентности у татар: почти 80% опрошенных владеют своим национальным языком. Вдвое ниже этот показатель у чувашей — 43%, а у украинцев и мордвы национальным язы> ком владеет лишь каждый третий опрошен> ный. Наименьший уровень языковой компе> тентности у евреев: только 9% из них владе> ют своим языком. Третья часть опрошенных не знают язы> ка своей нации. В чем причина? 13% из них затруднились дать ответ на этот вопрос,

4% просто не хотят его изучать, 26% из чис> ла не владеющих национальным языком счи> тают, что у них нет возможности для его изучения. Более половины из тех, кто не вла> деет своим национальным языком, главной причиной его незнания называют отсутствие в этом необходимости. В настоящее время национальный язык востребован главным образом в семье. Одна> ко мононациональных семей становится все меньше, а значит, область функционирова> ния миноритарных языков все более сужа> ется. С одной стороны, сужение функцио> нальности миноритарных языков может создавать у их носителей внутреннюю пси> хологическую напряженность, подчас имею> щую скрытый характер и резко проявляю> щуюся в моменты политических потрясений.

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

С другой стороны, это помогает националь> ным меньшинствам плавно и бесконфликтно вписаться в доминирующую «практическую культуру». Преобладание русского населения в боль> шинстве исследуемых регионов, изучение русского языка и литературы со школьной скамьи, использование русского языка в ка> честве основного средства в повседневной коммуникации — все это способствовало со> зданию прочных основ идентификации мно> гонационального населения с русским. Для многих респондентов русский язык стал не только средством повседневной коммуника> ции вне дома, но и языком домашнего обще> ния; помимо этого, его считают своим род> ным языком 65% от числа опрошенных мало> численных этносов. Существенным признаком внешней иден> тификации для половины наших респонден> тов служит акцент. Особо значимым он яв> ляется для татар и украинцев: 65 и 60% от числа опрошенных. У чувашей и мордвы этот показатель чуть больше 40%. А вот среди ев> реев только 7% способны узнать представи> теля своей национальности по языковому акценту, скорее всего, потому, что они име> ют низкий уровень самоидентификации по языку и низкий уровень владения нацио> нальным языком (7 и 8%). Следующим по значимости идентифици> рующим признаком является внешний облик человека: 37% респондентов способны по внешнему виду узнать представителя своей национальности. Половина татар и евреев по чертам лица без труда узнает представителя своей национальности, среди чувашей таких 31%, среди мордвы — 13%. Для украинцев черты лица не могут служить признаком идентификации (на него указало только 5% респондентов). Наименее значимым признаком иденти> фикации, по мнению наших респондентов, является поведение человека. На основании поведенческих особенностей лишь 17% из числа опрошенных способны определить на> циональную принадлежность индивида. Среди них по 15% респондентов татарской

и украинской национальности, менее 10% чувашей и мордвы. А вот для 31% респонден> тов еврейской национальности этот признак служит средством национальной иденти> фикации. Совокупность признаков, консолидирую> щих людей по национальному принципу, у представителей разных этносов также нео> динакова. Похожие результаты оказались у чувашей, мордвы и украинцев. С предста> вителями своей нации их роднят, прежде всего, язык, обычаи, обряды, традиции, за> тем черты характера, народное творчество (сказки, песни, предания) и какое>то «труд> ноуловимое» чувство. Для татар наиболее существенными консолидирующими при> знаками выступают обычаи, традиции, рели> гиозные обряды, народное творчество и, на> конец, черты характера. Все это позволяет предположить, что для большинства этносов, проживающих в реги> оне, национальную близость определяет прежде всего этнокультурный капитал, при> обретенный народом и передаваемый от поколения к поколению, — это язык, обы> чаи, традиции, народное творчество, рели> гиозные обряды и только потом черты ха> рактера. У евреев представление о национальной близости несколько отличается от осталь> ных и основано в большей степени на внеш> них проявлениях — чертах характера, пове> дении в повседневной жизни и в меньшей степени на этнокультурных ценностях. Помимо вполне конкретных понятий, есть еще что>то на уровне чувств, что роднит представителей одной национальности, что трудно объяснить словами, но это «что>то» присутствует в равной мере у респондентов всех национальностей, а у евреев занимает ведущее место в структуре представлений о национальном родстве. Представители малочисленных этносов живут в условиях усиления ассимиляции, преобладания культуры титульной нации и мажоритарного языка, что приводит к по> степенной утрате национального самосозна> ния у одной части респондентов и нацио>

199

200

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

нальному обособлению (выделению) другой части населения. На вопрос «Возникало ли у Вас желание постоянно жить среди людей своей национальности?» положительно от> ветил каждый четвертый из опрошенных. Столько же респондентов ответили, что счи> тают себя русскими независимо от записи в паспорте (т. е. доля «изоляционистов» и «ассимилянтов» оказалась примерно оди> наковой). Среди татар (для них характерен наибо> лее высокий уровень национальной иденти> фикации) желание жить среди людей своей национальности возникает у каждого треть> его из числа опрошенных, что несколько больше, чем у остальных этносов. Особую роль в оценке успешности со> существования национальных меньшинств

с большинством имеет оценка пропорции ав> то> и гетеростереотипов. При этом автосте> реотип группы должен быть более позитив> ный, чем ее гетеростереотипы. Подобное состояние межэтнических оценок и пред> ставлений характерно для самосознания эт> нических меньшинств в регионах с относи> тельно благополучными межнациональными отношениями. Именно такой баланс устанавливается в условиях длительного и бесконфликтного проживания людей в иноэтническом окру> жении. Исследуя национальные стереотипы, мы предлагали респондентам ответить на во> просы, характеризующие национальное большинство (русских) и конкретную этни> ческую группу (см. таблицу).

НАЦИОНАЛЬНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ ВОЛЖАН (А — АВТОСТЕРЕОТИПЫ, Г — ГЕТЕРОСТЕРЕОТИПЫ, % К ЧИСЛУ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ДАННОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ)

Чуваши

Гостеприимные Открытые, простые Властолюбивые Надежные, верные Миролюбивые Лицемерные, хитрые Свободолюбивые Культурные С чувством собст> венного достоин> ства Заносчивые Забитые Готовые прийти на помощь Терпеливые Навязывающие свои обычаи

Мордва

Татары

Евреи

Украинцы

84,8

74,7

82,8

80,8

78,8

95,0

77,2

68,3

90,0

89,4

74,7 19,4 52,1 71,7

72,7 10,2 51,5 72,4

72,7 15,3 53,5 73,5

66,7 24,5 61,6 72,4

75,8 23,7 50,5 73,2

59,7 32,3 59,4 11,6

60,4 15,0 37,0 60,4

36,4 20,6 56,4 67,3

79,0 14,0 63,6 78,8

74,5 28,0 62,8 79,8

5,2 67,3 41,2

4,0 58,6 36,7

12,1 64,6 40,8

11,2 66,3 37,4

12,5 61,9 46,4

12,6 78,4 36,7

10,0 45,0 26,0

14,1 54,1 65,0

8,1 69,4 47,0

15,2 78,3 54,3

59,6 14,1 13,1

49,0 10,2 10,1

51,0 20,2 15,3

63,6 12,1 12,2

53,6 18,6 14,6

78,4 20,6 5,2

42,0 11,0 8,2

65,3 12,1 10,2

60,6 11,0 10,0

74,5 15,1 6,5

76,5 77,8

73,7 70,7

68,4 73,5

74,7 80,8

72,7 86,9

38,9 30,6

64,0 75,0

59,0 69,3

80,0 89,0

76,6 77,7

7,1

5,1

7,1

13,4

8,6

6,1

2,0

5,0

8,6

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

Полученные данные указывают на вполне сбалансированную структуру авто> и гете> ростереотипов по всем национальным груп> пам, охваченным исследованием. Ни у одной из национальностей мы не обнаружили зна> чительных различий между двумя типами стереотипов в негативных характеристиках, кроме украинцев: среди них распространено мнение, что «властолюбие» более свойст> венно украинцам, чем русским (28% против 14%). Что касается позитивных характерис> тик, то у чувашей, например, не обнаружено никаких различий между авто> и гетеросте> реотипами. У представителей мордвы авто> стереотип преобладает над гетеростереоти> пом лишь по такому свойству характера, как чувство собственного достоинства (63,6– 51,0%). Именно эта характеристика показа> ла преобладание автостереотипов и у татар (78,4–53,6%), евреев (65,3–42,0%), украинцев (74,5–60,6%). Украинцы характеризуются более высо> ким автостереотипом по свойству «миролю> бивые», а татары — по таким качествам, как «гостеприимные» (95,0–78,8%), «надежные», «верные» (59,4–50,5%), «свободолюбивые» (78,4–61,9%); у евреев оказался более высо> кий, чем средний, показатель различий по следующим качествам: «открытые, простые» (36,4–60,4%), «надежные» (56,4–37,0%), «культурные» (65,0–26,0%). На основании проведенного исследова> ния можно утверждать, что различные наци> ональные группы Поволжья и области име> ют специфический комплекс авто> и гетеро> стереотипов в этнической сфере. Наименее явной эта специфика выглядит у чувашей, в чьей среде разница между стереотипами относительно самих себя и относительно русских выражена достаточно слабо. Наи> более показательны в этом смысле взгляды

представителей татарской и еврейской об> щин: у них имеют место наиболее яркие раз> личия в авто> и гетеростереотипе, наиболее четко выраженная национальная идентифи> кация. Подводя итоги исследования, считаем возможным констатировать, что в регионе отсутствует конфликтогенное поле, про> воцирующее межэтнические противоречия и разногласия, что обусловлено наличием у подавляющего большинства проживающих здесь этносов позитивной этнической иден> тичности и вследствие этого — наиболее оп> тимальных межэтнических и межкультур> ных контактов. Как показали исследования, в Поволжье межнациональная ситуация не создает опасного уровня конфликтогенно> сти среди представителей различных наций, не стимулирует в их среде состояние фруст> рации, социально>психологической агрес> сивности ни по отношению к титульной на> ции, ни по отношению к другим этносам. В регионе наблюдается существенное доми> нирование граждан, толерантных к иной культуре, что определяет готовность по> следних к межэтническому и межкультурно> му взаимодействию и сотрудничеству.

201

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Дробижева, Л. М. (1994) Национализм, эт> ническое самосознание и конфликты в транс> формирующемся обществе // Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 1990>х гг. М. : Институт эт> нологии и антропологии, 1994. С. 16–47. Amir, Y. (1969) Contact hypothesis in ethnic relations // Psychological Bulletin. 71. Coor, S. (1978) Interpersonal and attitudinal outcomes in cooperating interracial groups // Journal of Research and Development in Edu> cation. № 3.

202

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Авторитет учителя: генезис педагогических подходов С. С. ЧАБАНОВА (СЫКТЫВКАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ, МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В исследовании представлен анализ педагогических подходов к определению условий ста" новления авторитета учителя в рамках авторитарной и гуманистической позиций. При этом делается попытка выявить влияние культурно"исторических условий на предъявляемые требо" вания к профессиональным и личностным качествам учителя, определяющим его моральный авторитет. Ключевые слова: авторитет, педагог, учитель, воспитание, педагогический такт, педагогиче" ское мастерство, педагогическая этика.

Teacher’s Authority: Genesis of Pedagogical Approaches S. S. CHABANOVA (SYKTYVKAR STATE UNIVERSITY, MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

In the research an analysis of pedagogical approaches to determination of conditions for teacher’s authority formation in the context of authoritarian and humanistic positions is presented. Upon that an attempt to find out the influence of historical and cultural conditions on the requirements to teacher’s professional and personal qualities, which determine his/her moral authority, is being made. Keywords: authority, pedagogue, teacher, upbringing, pedagogical tactfulness, pedagogical skill, pedagogical ethics.

ассматривая педагогические взгляды мыслителей на проблему авторитета учителя, нужно отметить, что они развива> лись в русле двух основных позиций в воспи> тании — авторитарной и гуманистической. Эти подходы были обусловлены экономиче> скими и политическими отношениями, гос> подствующими в обществе. Так, например, на первой ступени развития первобытно>об> щинного строя основное призвание индиви> да состояло в сохранении и укреплении ро> да, и именно степень служения родовым интересам выделяла авторитетных людей. Однако уже с возникновением рабовладель> ческого общества авторитет воспитателя стал основываться на страхе и беспреко> словном подчинении ему детей, а для под> держания абсолютной власти воспитателя не останавливались перед применением да>

же самых суровых мер наказания. Прежняя система воспитания, основанная на мораль> ном авторитете старейшин, заменяется авто> ритарным воспитанием, цель и основной ме> тод которого — жесткое подчинение воспи> танника воле воспитателя. Характерные принципы авторитарного воспитания отразились в педагогике иезуи> тов. Развивая принцип авторитета в воспита> нии, педагогика иезуитов разработала свою систему завоевания воспитателями автори> тета среди воспитанников. Согласно Ф. Ге в иезуитской педагогике авторитет понимал> ся как возможность приказывать, запрещать и управлять. При этом в качестве оснований авторитета педагога определяются страх и проявление почтительности к наставнику. Таких же позиций в концепции авторитета педагога придерживался и Дж. Локк. Ши>

* Чабанова Светлана Сергеевна — старший преподаватель кафедры социальной работы Сык> тывкарского государственного университета, аспирант кафедры педагогики и психологии высшей школы Московского гуманитарного университета. Тел.: (8212) 31>19>16. Эл. адрес: chabanovass@rambler.ru

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

рокое распространение в буржуазной среде имела педагогическая теория И. Ф. Гербар> та, который требовал установления непрере> каемого, подавляющего авторитета воспита> теля, считая, что этот авторитет всегда заме> няет воспитаннику «общее мнение». Особенно интенсивно теория авторитар> ного воспитания разрабатывалась буржуаз> ными педагогами. Так, например, Ф. Пауль> сен считал, что авторитет есть не что иное, как показатель отношений между сильным и слабым. Изначальным основанием автори> тета Ф. Паульсен считает физическое пре> восходство: «Возможность чувствовать при> нуждение со стороны более сильного — пер> вая основа подчинения ребенка авторитету; в наказании дело становится для него чувст> вительным. Без высшей формы страха — по> чтения, основанного на мысли о принужде> нии и наказании, невозможно вообще ника> кое воспитание» (Паульсен, 1913: 66–67). Таким образом, под авторитетом Ф. Пауль> сен понимал право сильного, обеспечиваю> щееся жестокими мерами наказания. Против авторитарного воспитания высту> пали М. Монтень, Ф. Рабле, Я. А. Комен> ский. Они видели основание авторитета учи> теля в его интеллектуальном и моральном превосходстве. Для того чтобы деятельность учителя была успешной и авторитетной, Я. А. Коменский предлагал «наблюдать, возбуждать силу ума учеников», «по>оте> чески относиться к своим воспитанникам, с серьезным, страстным желанием им успе> хов, быть другом для своих учеников» (Ко> менский, 1982: 156), учитывать возрастные и психологические особенности детей, по> мнить о силе примера, об активной природе ребенка. Ж. Ж. Руссо, К. Гельвеций, Д. Дидро, П. Гольбах, И. Г. Песталоцци и другие мыслители>гуманисты формулировали эти> ческие концепции взаимодействия педагога и его воспитанников, выдвигали требования к нравственному облику учителя, выступали против авторитарного воспитания. Так, на> пример, И. Г. Песталоцци писал, что «вся> кое подавление порождает недоверие, при

котором воспитатель не может иметь эф> фективного влияния на своих учеников» (Песталоцци, 1961: 120). Более глубокую конкретизацию требова> ний к учителю разработал А. Дистервег. По его мнению, становлению авторитета учите> ля способствует дидактическая сила учите> ля, заключающаяся в наличии у него разви> тых познавательных способностей, совер> шенного знания учебного материала как со стороны содержания, так и формы, метода его преподавания: «Надо, чтобы на уроке царила атмосфера бодрости, чтобы энергич> ное преподавание будило умственные силы учащихся, укрепляло их волю, формировало их характер» (Дистервег, 1956: 326). Кроме того, он отмечал, что для авторитета учителя необходимы такие качества, как любовь к детям и своему предмету, владение словом, твердость воли, сотрудничество с родителя> ми учеников, знание психологии, способ> ность наблюдать, организовать воспитание и обучение сообразно природе и индивиду> альным особенностям детей, а также по> стоянное самообразование педагога, само> совершенствование. Нужно отметить, что А. Дистервег одним из первых выделил важ> нейшие составляющие авторитета учителя — высокое мнение самого учителя о достоин> стве и значении своей профессии, уваже> ние учителями друг друга, педагогическое единство, активное участие учителя в собы> тиях своего времени, высокая оплата труда учителя. В России против авторитарного воспита> ния выступали К. Д. Ушинский, М. В. Ло> моносов, Н. И. Пирогов, М. И. Бецкой, Н. И. Новиков, А. Н. Радищев, Б. Г. Белин> ский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов и др. Благодаря М. В. Ло> моносову в отечественную педагогику были введены четкие требования к личности педа> гогов, результатам их деятельности; постав> лена проблема педагогического мастерст> ва; заложены основы педагогической этики. А. И. Герцен большое значение в педагоги> ческой деятельности придавал установле> нию правильных отношений между детьми,

203

204

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

родителями и воспитателями, которые ос> новываются на расположении воспитателя к ребенку, уважении в нем растущей челове> ческой личности, знании его потребностей. Н. А. Добролюбов в статье «О значении авторитета в воспитании» доказывает, что воспитание, основанное на авторитете по> давления, является противоестественным. Настоящий авторитет воспитателя, по его мнению, должен основываться на педагоги> ческом такте, неизменной терпимости, веж> ливости, уважении личности ребенка, заботе о развитии внутреннего человека в воспи> танниках. Согласно Н. А. Добролюбову ав> торитетом пользуется тот педагог, который имеет высокое образование и всестороннее развитие, твердые и непогрешимые убежде> ния, представляет собой образец мораль> ной чистоты, любит детей, уважает их права (Добролюбов, 1949: 135–137, 142). Н. Г. Чер> нышевский утверждал, что учителю обяза> тельно надо знать ученика, уважать в нем че> ловека и никогда не пользоваться антигу> манными мерами воздействия на него. Неоценимое значение в изучении проб> лемы авторитета учителя имеют педагоги> ческие взгляды К. Д. Ушинского. Он счи> тал, что «личность воспитателя значит все в деле воспитания» (Ушинский, 1948: 63). При этом К. Д. Ушинский определяет осно> вания авторитета учителя: любовь к детям, педагогическое мастерство и педагогиче> ский такт. По мере развития сети народных школ и увеличения численности народных учите> лей в России внимание к личности учителя и к воспитательному значению авторитета и личного примера учителя не ослабева> ет. Анализ произведений В. П. Вахтерова, К. Н. Вентцеля, П. Ф. Каптерева и других выдающихся русских педагогов конца XIX в. показывает, что они считают авторитет и личный пример учителя одним из важней> ших средств нравственного воспитания. Так, П. Ф. Каптерев отмечает, что учитель влия> ет на подрастающее поколение прежде всего своими специальными учительскими свойст> вами и общечеловеческими качествами. Сре>

2009 — №3

ди свойств учителя, оказывающих наиболь> шее влияние на учащихся, он выделяет спра> ведливость, серьезное, добросовестное от> ношение к своим обязанностям, любовь к де> тям (Каптерев, 1982: 603–604). В XX в. проблема авторитета в воспита> нии и обучении получила наиболее широкое освещение в трудах педагогов. Авторитет как высшую силу в контексте динамики вза> имоотношений воспитателя и ребенка по ме> ре взросления воспитуемого рассматривал С. И. Гессен. Важнейшее значение авторитету в педа> гогическом процессе придавал русский ре> лигиозный философ и педагог В. В. Зень> ковский. Он считал авторитет главным ат> рибутом педагогического взаимодействия, отмечая при этом, что только в ситуации действительного авторитета имеет место и плененность учителем, и поклонение ему, и сознание того, что учитель есть руководи> тель, на которого действительно можно по> ложиться. В Советской России идеи русских и зару> бежных педагогов развивали М. И. Калинин, Н. К. Крупская, А. С. Макаренко, В. А. Су> хомлинский и др. Макаренко авторитету воспитателя придавал особое значение, по> нимая его как полное доверие и готовность со стороны воспитанников следовать указа> ниям воспитателя. Наряду с действительным авторитетом А. С. Макаренко выделял так> же ряд ложных оснований авторитета: ав> торитет подавления, чванства, педантизма, резонерства, любви, доброты, дружбы, под> купа и др. Основой действительного автори> тета педагога А. С. Макаренко считает от> ветственность: «Если человек должен отве> чать за свое дело и отвечает, то вот его авторитет. На этой базе он и должен строить свое отношение достаточно авторитетно» (Макаренко, 1988: 248–255). Кроме того, в качестве источников авторитета воспита> теля А. С. Макаренко выделяет уважение к личности ребенка в сочетании со строгой требовательностью к нему; высокий уровень педагогического мастерства; педагогический такт, основывающийся на знании каждого

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

воспитанника; способность быстро отыски> вать нужные средства и правильный подход к воспитаннику. В качестве условий поддер> жания авторитета педагога А. С. Макарен> ко выделял согласованность действий, ува> жение, поддержку и требовательность педа> гогов друг к другу. Кроме того, он считал, что труд учителя, его профессия должны вы> соко оцениваться обществом. Большое значение для нашего исследова> ния имеют взгляды и опыт педагогической деятельности В. А. Сухомлинского. Он пи> шет, что школа — это прежде всего учитель (Сухомлинский, 1981: 130). Если учитель лю> бим учениками, то он имеет огромную вос> питательную силу. Однако идеалом для уче> ника педагог становится тогда, когда его от> ношение к школьнику является образцом нравственности, когда он сумел пробудить в нем чувство человеческого достоинства, заставил его задуматься над тем, для чего он живет на свете. А для этого педагог должен обладать педагогической культурой, педаго> гическим мастерством. В качестве оснований педагогической культуры В. А. Сухомлин> ский видит глубокое знание учителем своего предмета, всех аспектов жизни ребенка, умение наблюдать, создавать словом яркий образ, умение духом своего творческого по> иска обогатить жизнь коллектива, побудить учащихся к самовоспитанию (Сухомлин> ский, 1981: 65–82). По мнению В. А. Сухо> млинского, школа должна быть проникнута духом гуманности, которая означает преж> де всего справедливость как сочетание ува> жения с требовательностью в соответствии с возможностями каждого конкретного уче> ника. Большое значение для становления ав> торитета учителя имеют также ценности,

созданные педагогическим коллективом, взгляды, убеждения, традиции, которые должны существовать в школе не одно деся> тилетие. Итак, историко>педагогический анализ оснований становления авторитета педагога среди учащихся показывает, что большинст> во исследователей на протяжении многих веков придерживались гуманистического подхода к развитию отношений «педагог — учащийся», предпринимали попытки выде> лить уровни, виды авторитета педагога, а также определяли требования (практиче> ски одни и те же) к личности учителя, необ> ходимые для формирования его авторитета среди учащихся. Следует заметить, что хотя качества личности учителя, требуемые для становления авторитета, в основном остава> лись неизменными (по названию), однако с течением времени они наполнялись не> сколько новым содержанием.

205

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Дистервег, А. (1956) Избр. пед. соч. М. : Уч> педгиз. Добролюбов, Н. А. (1949) Пед. соч. / под общ. ред. И. М. Духовного. М. : Учпедгиз. Коменский, Я. А. (1982) Избр. пед. соч. : в 2 т. Т. 2. М. : Педагогика. Каптерев, П. Ф. (1982) Избр. пед. соч. М. Макаренко, А. С. (1988) Книга для родите> лей. М. : Педагогика. Паульсен, Ф. (1913) Педагогика. М. Песталоцци, И. Г. (1961) Избр. пед. соч. : в 3 т. Т. 1. М. Сухомлинский, В. А. (1981) Избр. пед. соч. : в 3 т. Т. 3. М. : Педагогика. Ушинский, К. Д. (1948) Собр. соч. : в 12 т. Т. 2. М.

Новые книги Костина А. В. Теоретические проблемы современной культурологии : Идеи, кон* цепции, методы исследования. — М. : Либроком, 2009. — 288 с.

206

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Самоуправление, самоизменение личности студента как фактор успешности развития Н. Д. ДЖИГА (МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ТРУДОВЫХ И СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ, РЕСПУБЛИКА БЕЛАРУСЬ)* В статье автор дает понятие самоуправлению и считает, что развитие самоуправления заклю" чается в создании условий, при которых в процессе обучения обучаемый становится его субъ" ектом. Учащийся колледжа и студент вуза обучаются ради самоизменения. При этом его раз" витие из побочных и случайных факторов становится главной задачей не только для препода" вателя, но и для учащегося (студента). Ключевые слова: самоуправление личности, успешное развитие.

SelfGmanagement and SelfGmodification of Student’s Personality as a Factor of Development Success N. D. DZHIGA (THE INTERNATIONAL INSTITUTE OF LABOUR AND SOCIAL RELATIONS, BELARUS)

In the article “Self"government modification of student’s personality as a successful development factor” the author determines the notion of self"government and considers that the development of self"government consists in creating of conditions under which a student becomes a subject of teach" ing in its process. Students at college and university are taught for their self"modification. Moreover his development with the help of accessory and casual circumstances becomes main task not only for a teacher but for a student too. Keywords: self"government, successful development.

ак показывает анализ практических се> минаров, теоретических занятий препо> давателя как субъекта и объекта педагогиче> ской деятельности во время переподготовки слушателей педагогического профиля и пре> подавателей иностранного языка Междуна> родного института трудовых и социальных отношений, созданных в их процессе разра> боток (сценариев занятий, авторских про> грамм, разработанных педагогами, методик преподавания как отдельных тем, так и це> лых курсов, технологий преподавания, науч> но>методических разработок), преподава> тель>профессионал колледжа и вуза создает особое пространство, обеспечивающее дея> тельность преподавателя и учащегося (сту> дента) в новой образовательной парадигме. В этом пространстве нет скуки, принужде> ния и лени, пассивности и страха ожидания «палки» — двойки: «неуда» на контрольной работе или на экзамене и желания увернуть>

ся от нее. В этом пространстве учащийся (студент) испытывает радость от преодоле> ния трудности учения, будь то задача, при> мер, правило, закон, теорема или выведен> ное самостоятельно понятие (Жук, 2000). Педагог ведет учащегося (студента) по пути субъективного открытия. Прежде чем рассмотреть, какими могут быть эти дороги открытий, обратимся к элементам теории са> моуправления, самоизменения учащегося (студента) как фактора успешности обуче> ния и саморазвития. Представляется важным выделить сущ> ность самоуправления. Сущность само> управления, самоизменения учащегося (сту> дента) как фактора успешности обучения и саморазвития заключается в создании ус> ловий, при которых в процессе обучения обучаемый становится его субъектом. Сту> дент обучается ради самоизменения. При этом его развитие из побочных и случайных

* Джига Надежда Дмитриевна — кандидат психологических наук, доцент, кафедра иностран> ных языков Международного института трудовых и социальных отношений (г. Минск). Тел.: 8>017>212>68>18. Эл. адрес: 555osipova@mail.ru

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

факторов становится главной задачей не только для преподавателя, но и для учащего> ся (студента). Сам учащийся (студент) дол> жен ощущать потребность и способность к самоизменению, он должен приобрести мотив к саморазвитию. В этом случае учеб> ная деятельность или просто учеба станет для него осмысленным делом, имеющим пря> мое назначение — его развитие. В противном случае учащийся (студент) выполняет по принуждению требования преподавателя, веря на слово, что это когда> то пойдет ему во благо, но для него остается вопрос — какое? Что изменится в нем самом и нужно ли ему это — остается в традицион> ном обучении неизвестным для студента. Таким образом, ключевым понятием разви> вающего обучения является субъектность учащегося (студента), при которой он стано> вится деятелем, а точнее — субъектом учеб> ной деятельности, т. е. он знает, что он дол> жен делать, как, каким образом, с помощью каких средств и для чего он это будет де> лать, что сделанное изменит в нем самом, нужно ли это ему самому и другие вопро> сы, на которые должен отвечать учащийся (студент), готовый к самоизменению в учеб> ном пространстве. Самоуправление нельзя «дать», нельзя «взять», нельзя «ввести». Его приходится годами вырабатывать и отраба> тывать. Мы считаем, что управленческая триада «управление — соуправление — самоуправ> ление» — это важнейший фактор успешно> сти процесса обучения (Кремень, 2001). Развитие колледжа и вуза как целостной системы в интересах достижения оптималь> ных результатов обучения возможно, если управление с самого начала будет предпола> гать участие в выработке и принятии реше> ния всех членов коллектива, т. е. то, что обычно называют термином «соуправле> ние», с указанием меры ответственности всех учащихся (студентов) и преподавателя, кто принимал решение. И наконец, передача ряда функций по управлению членам кол> лектива — то, что соответствует идее само> управления.

Обратим внимание на то, что самоуправ> ление ни в коей мере не отменяет ни со> управление, ни управление. Эта оговорка сделана потому, что на практике триаду «уп> равление — соуправление — самоуправле> ние» нередко ошибочно трактуют как ряд последовательных этапов развития управле> ния, полагая, что в идеале члены коллектива полностью должны взять управление в свои руки. Элементы названной триады и есть составные части управления, понимаемого в широком смысле, и реализуются практиче> ски одновременно. Обучение как процесс управления состоит из целей как фактора обучения, информационной основы обуче> ния, прогнозирования и проектирования обучения, коммуникативной основы обуче> ния, контроля и оценки в обучении. Соуправление и самоуправление (без ко> торых невозможна никакая демократия) со> вершенно необходимы для возникновения «управленческого резонанса», при котором и возможно достижение оптимальных ре> зультатов работы колледжа и вуза. При этом важно отметить, что потенци> ально меняться в обучаемых могут все пси> хические функции, такие как ощущения, восприятие, внимание, память, воображе> ние, воля, мышление; отдельные стороны ка> чества личности, такие как нравственность, ответственность, самостоятельность, и про> чие другие новообразования личности. А практически развиваются наиболее эф> фективно только те, под которые есть опре> деленное управление, самоуправление. То есть для развития каждой из сторон или ка> честв личности, каждого типа способностей необходимо проектировать строго опреде> ленный образовательный процесс, приводя> щий к появлению выделенного новообразо> вания в личности учащегося (студента). Однако в настоящее время можно заме> тить, что как в теории, так и в практике обу> чения определились две педагогики (так на> зываемые «знаниевая» и «способностная»), за которыми стоят две школы: «школа памя> ти» и «школа мышления». По сути, речь идет о разных философских подходах к образо>

207

208

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ванию, о разных концептуальных парадиг> мах построения образовательного прост> ранства, о разных постановках акцентов на то, что именно следует развивать в учащемся (студенте) и как это следует делать. «Школа памяти» строится на традиционных основах: системе обучения в аудитории, преобладаю> щем иллюстративно>объяснительном мето> де преподавания, фронтальной форме ор> ганизации учебного пространства, контроле и опросе репродуктивного типа и прочих ха> рактеристиках. Целевой установкой этой школы является формирование у учащегося (студента) зна> ний, умений, навыков. Ведущий тип деятель> ности, который осваивается учащимися (студентами) в рамках этой школы, являет> ся воспроизводящим. В наилучшем варианте в рамках этой школы происходит обогаще> ние и развитие памяти обучаемого. «Школа мышления», а точнее — школа самоуправления, ориентируется на развитие личности обучаемого. Частным случаем раз> вития личности является овладение учащим> ся (студентом) такими мыслительными опе> рациями, как синтез, сравнение, обобщение, классификация, индукция, дедукция, абст> рагирование и пр. Критерием овладения мыслительными операциями является рабо> та с понятиями, как необходимое условие их формирования. При этом особую зна> чимость приобретает организация учебной деятельности учащегося (студента) на за> нятии. Как же может быть организована учебная деятельность обучаемого? Есть ли отличия при организации учебного процесса в рам> ках «школы памяти» и «школы мышления»? Каковы наиболее существенные признаки этого отличия? Часто в психолого>педагоги> ческих кругах эти вопросы аккумулируются в вопрос: при любом ли обучении можно развивать самоуправление, самоизменение учащегося (студента) как фактор успешно> сти обучения и саморазвития? Возникают, казалось бы, непримиримые точки зрения: да, любое обучение развива> ет, на то оно и обучение, чтобы развивать,

2009 — №3

говорят одни педагоги и психологи. В ка> честве аргумента приводится следующее утверждение: но ведь студент до меня, гово> рит педагог, не знал изучаемой закономер> ности, закона, формулы, свойства, явления, теории и т. д., а я, педагог, научил его это> му, значит, развил его; студент до меня, го> ворит другой педагог, не умел решать задачи определенного класса и типа, а со мной — научился, так как я показал ему шаги, ал> горитм, способ решения задачи, он научил> ся решать, значит — развился. Таким об> разом, любое обучение развивает, так как обучаемый всегда узнает что>то новое для себя, учится что>то делать на примере пе> дагога. Другая точка зрения — противоположна первой. Согласно ей педагоги считают, что далеко не каждое, а только какое>то особен> ное обучение, специально организованные занятия, отличные от устоявшихся, массо> вых, развивают. В качестве аргумента приво> дится следующее: если бы любое обучение, любой педагог на своем предмете развивал учащегося (студента), то откуда же взялось бы столько учащихся (студентов), не знаю> щих, да и не любящих многие учебные пред> меты? Все учащиеся (студенты) должны тогда быть увлекающимися и развитыми в разных областях обучения. А этого, как из> вестно, нет. Значит, не любое обучение и не любой педагог развивают студентов. Кто же прав в этой ситуации? Для того чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к его истории. Около 60 лет назад Л. С. Выготский в ра> боте «Педагогическая психология» проана> лизировал и выделил три научных направле> ния, три научные школы, которые по>разно> му решали вопрос о соотношении обучения и развития. Основателями первой точки зрения, по Выготскому, являются 3. Фрейд, Ж. Пиаже. Ученые предполагали, что обу> чение и развитие — независимые процессы. Крылатой фразой представителей этой шко> лы является то, что «обучение плетется в хвосте у развития». Аргументом данной точки зрения является дидактический прин>

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

цип доступности, позволяющий учить сту> дентов лишь тому, что они могут понять и для чего созрели их психические функции. Представителем второй научной шкоты яв> ляется В. Джемс. Ключевая позиция данной школы сводится к положению, при кото> ром любое обучение развивает. Основанием для ее выдвижения является практический опыт преподавателей, утверждающих, что позиция «не знал — узнал, не умел — на> учился» означает — развился. Представите> ли третьей научной школы — Л. С. Выгот> ский, Н. А. Менчинская, К. Коффка пред> полагали, что обучение и развитие — два независимых, но сопряженных процесса (Менчинская, 1975). Согласно данному тео> ретическому положению обучение продви> гает вперед развитие, а развитие подготав> ливает и делает возможным обучение. Кры> латой фразой представителей данной школы является: «обучение забегает вперед разви> тия». Ключевой позицией данной школы яв> ляется понимание смысла и сущности разви> тия. В наших исследованиях, в отличие от взглядов других школ, под самоуправлением понимается появление в учащемся не коли> чественных изменений (мало>много знаний, мало>много умений), а появление в личности обучаемого качественных изменений, или, выражаясь языком психологов, психических новообразований в психике обучаемого, или способностей (Радионов, 1996). Главное, не> обходимо, чтобы были сформулированы ус> ловия, при которых происходит самоуправ> ление, самоизменение учащегося (студента) как фактор успешности обучения. Таким образом, возвращаясь к спору о соотношении обучения и развития, можно зафиксировать точку зрения ученых россий> ской психологической школы и рекомендо> вать педагогу занять позицию, согласно ко> торой развивается обучение лишь при оп> ределенных условиях. И как следствие из этого — преподаватель должен уметь проек> тировать самоуправление, самоизменение, саморазвитие учащегося (студента) как фак> тор успешности обучения, реализуя различ> ные развивающие подходы.

Новые образовательные цели ставят ак> центы в развитии мышления учащихся (сту> дентов) на овладение ими методологиче> скими знаниями, т. е. знаниями о знаниях, позволяющими самостоятельно открывать неизвестные для себя свойства, особенно> сти, закономерности и прочее, находить способы поведения и деятельности в про> блемной ситуации. Можно определить ос> новные черты самоуправления, самоизмене> ния учащегося (студента) как фактора ус> пешности обучения: — развитие мыслительных способностей учащегося (студента) через овладение опре> деленными мыслительными операциями; — применение группы методов препода> вания, таких как метод проблемного изло> жения, частично>поисковый, исследователь> ский; — применение в учебно>воспитательном процессе объект>субъектного и субъект> субъектного характера взаимоотношений; — использование групповых форм орга> низации учебного процесса; — организация поисковой продуктивной деятельности учащегося (студента) на заня> тиях; — применение активных методов обу> чения. Нами сформулированы условия, при ко> торых самоуправление, самоизменение, са> мосовершенствование учащегося (студента) является фактором успешности обучения и саморазвития. Представляется важным выделить наиболее значимые из них: — учебный процесс должен мотивировать учащегося (студента), вызывать личностный интерес для освоения учебной деятельности; — при отборе степени сложности решае> мых учащимся (студентом) задач важно про> ектировать учебный процесс так, чтобы, опираясь на зону актуального развития сту> дента, переводить его в зону ближайшего развития. Другими словами, обучение долж> но создавать зону затруднений и выхода из затруднительных ситуаций для учащегося (студента). В учебном процессе должны быть смоделированы ситуации, проблемные

209

210

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

для обучаемого, которые они не в состоянии решить репродуктивным образом. Для решения этих ситуаций учащемуся (студенту) требуются размышление, коллек> тивные обсуждения, выдвижение гипотез и их проверка, обращение к дополнительной литературе, консультация и помощь педа> гога; — для эффективности самоуправления, саморазвития учащегося (студента) как фак> тора успешности обучения важно создавать в учебном процессе для каждого учащегося (студента) своеобразный «банк ситуаций ус> пеха», т. е. таких учебных действий, в кото> рых обучаемый чувствует себя победителем, покорителем трудной вершины, первопро> ходцем и пр. Главное в том, что каждый уча> щийся (студент) должен прожить ситуацию заслуженного успеха, пусть маленькой, но его личной победы, за счет которой он мо> жет самоутвердиться в своих глазах и в гла> зах сверстников; — при оценивании успешности учебных действий выставляются оценки не за конеч> ный результат, а берется во внимание про> цесс его получения, при этом вводится прин> цип относительной успешности. Студенты сравниваются не друг с другом в плане пра> вильности и четкости выполнения каких>то действий, а сравниваются вчерашние дости> жения одного студента с его сегодняшними результатами учебной деятельности; — важным условием для развития само> управления, самоизменения учащегося (сту> дента) как фактора успешности обучения и развития, как утверждают психологи, явля> ется реализация принципа интериоризации, т. е. перевода извне — внутрь. Наиболее эф> фективно процесс присвоения каких>либо

знаний, перевода их во внутренний план со> знания происходит, если в коллективном обсуждении проговариваются, актуализиру> ются, сопоставляются различные точки зре> ния. За счет этого учащийся (студент) фор> мирует собственную осознаваемую точку зрения на какой>либо вопрос; — при проектировании развития спо> собностей важно опираться на механизм их развития, основными компонентами которо> го являются «операция — действие — спо> соб деятельности, обобщенный способ, или способность» (Якунин, 1988). Таким образом, при проектировании мо> дели учебного процесса, ориентированного на самоуправление учащегося (студента), важно помнить, что вопрос о том, чему и как учить, решается принципиально по>разно> му в зависимости от того, какие психолого> педагогические представления берутся за основу. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Жук, А. М. (2000) Инновационные процес> сы в образовании: проблемы, перспективы // Пралеска. № 5. С. 4–8. Кремень, М. А. (2001) Психология управ> ления : учеб.>метод. пособие. Минск : Акаде> мия управления при Президенте РБ. Менчинская, Н. А. (1975) Проблемы «са> моуправления» познавательной деятельнос> тью развития личности // Теоретические про> блемы управления познавательной деятельно> стью человека. М. Радионов, В. Е. (1996) Нетрадиционное педагогическое проектирование. М. Якунин, В. А. (1988) Обучение как процесс управления. Психологические аспекты. Л. : Изд>во Ленингр. ун>та.

Новые книги Костина А. В. Национальная культура — этническая культура — массовая культура : «Баланс интересов» в современном обществе. — М. : Либроком, 2009. — 216 с.

Проблемы педагогики и психологии

2009 — №3

211

Психофизиологические и психологические маркеры эмоционального выгорания студентов педагогических и психологических специальностей Е. Е. АЛЕКСЕЕВА (РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИчЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ А. И. ГЕРЦЕНА)* Статья содержит анализ результатов изучения психофизиологических и психологических про" явлений эмоционального выгорания у будущих педагогов и психологов. В исследовании пред" ложена модификация компьютерного инструментального метода, использованы психофизио" логические и психологические методы. Ключевые слова: эмоциональное выгорание, психофизиологические и психологические мар" керы, динамическая неустойчивость, личностная тревожность.

Psychophysiological and Psychological Markers of Emotional Burnout of Students in Psychological and Pedagogical Disciplines E. E. ALEKSEEVA (THE HERZEN STATE PEDAGOGICAL UNIVERSITY OF RUSSIA)

The article presents an analysis of the study of psychophysiological and psychological manifestations of emotional burnout of students in psychological and pedagogical professions. In the research a modification of the computer tool method is suggested; psychophysiological and psychological meth" ods are also used. Keywords: emotional burnout, psychophysiological and psychological markers, dynamic instability, trait anxiety.

моциональное выгорание и профессио> нальная деформация представителей психолого>педагогических профессий со> ставляют актуальную проблему системы об> разования. Соответствие психофизиоло> гических и психологических особенностей будущих педагогов и психологов требовани> ям образовательной среды рассматривается и как основа ее безопасности, и как условие сохранения здоровья участников професси> ональной деятельности. Во время подготов> ки будущих педагогов и психологов необхо> димо не только определить соответствие их типологических особенностей профессио> нальной деятельности в той или иной облас> ти, но и предупредить развитие у них симп> томов эмоционального выгорания. Эмоцио> нальное выгорание рассматривается как

механизм психологической защиты в форме полного или частичного исключения эмоций в ответ на психотравмирующие воздействия (Бойко, 1996: 133), который позволяет дози> ровать и экономно расходовать энергетиче> ские ресурсы, но вместе с тем отрицательно сказывается на исполнении профессиональ> ной деятельности и на состоянии здоровья человека. Выраженность эмоционального выгора> ния как механизма психологической защи> ты у студентов педагогического вуза являет> ся фактором, препятствующим их профес> сиональному становлению. Эмоциональное выгорание как механизм психологической защиты у студентов, обучающихся педаго> гическим и психологическим специально> стям, является фактором, препятствующим

* Алексеева Елена Евгеньевна — кандидат психологических наук, докторант кафедры психо> логии и психофизиологии ребенка, доцент кафедры педагогики и психологии семьи Института детства Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. Тел.: (812) 388>21>24. Эл. адрес: Alekseeva>EE28@yandex.ru

212

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

их профессиональному становлению. Начи> нается развитие эмоционального выгорания у будущих педагогов и психологов во время их обучения в вузе. Выявленные нами у сту> дентов педагогических и психологических специальностей симптомы эмоционального выгорания отражают их основные личност> ные проблемы: неудовлетворенность собой, уменьшение сочувствия и усиление проявле> ния отрицательных эмоций. Мы проследили цепочку развития эмоционального выгора> ния у будущих педагогов: неудовлетворен> ность собой — желание сократить профес> сиональные обязанности — снижение эмпа> тического потенциала. В психологической помощи сегодня нуждается каждый третий будущий педагог и психолог (Алексеева, Сергеева, 2004). Ключевые позиции при подготовке педа> гогов сегодня занимают гуманитарные тех> нологии, которые в сфере образования явля> ются технологиями понимания и взаимодей> ствия (Бордовский, 2008: 4). Понимание себя, способность жить в мире с собой — без этого невозможны понимание другого, уме> ние предупреждать конфликты и адекватно реагировать на изменения, происходящие как вокруг тебя, так и внутри тебя. В связи с этим знание психофизиологических и пси> хологических маркеров эмоционального выгорания студентов педагогических и пси> хологических специальностей позволяет ре> шать не только проблемы профилактики профессиональной деформации будущих педагогов и психологов, но и способствует формированию во время обучения в вузе пе> дагогов нового типа, способных, сохраняя профессиональное здоровье, решать интег> ративные профессиональные задачи, обес> печивая этим безопасность образовательной среды. Важным является развитие у буду> щих педагогов и психологов во время обуче> ния в вузе таких профессиональных компе> тенций, которые способствуют их професси> ональному долголетию и саморазвитию. В результате ряда проведенных экспери> ментальных исследований по изучению пси> хофизиологических и социально>психоло>

2009 — №3

гических особенностей студентов нами были выделены психофизиологические и психоло> гические маркеры эмоционального выгора> ния студентов психологических и педагогиче> ских специальностей. Мы проанализировали статистически значимые связи между пока> зателями эмоционального выгорания и иссле> дуемыми характеристиками психофизиоло> гических и психологических особенностей студентов (женщин) педагогических (Россий> ский государственный педагогический уни> верситет) и психологических (Санкт>Петер> бургский университет МВД) специальностей. Для определения психофизиологических маркеров использовались двигательные тес> ты, разработанные Е. П. Ильиным (Ильин, 2001) в компьютерном варианте (Дроздов> ский, 2005), которые в нашей модификации позволяли измерить такую психофизиоло> гическую характеристику, как динамическая неустойчивость. У будущих педагогов и психологов, ко> торые отличались динамической неустойчи> востью, на первой фазе «напряжение», яв> ляющейся предвестником в формировании эмоционального выгорания, был выражен симптом «неудовлетворенность собой». На второй фазе («резистенция»), на которой предпринимается попытка оградить себя от неприятных впечатлений, для этих динами> чески неустойчивых студентов было харак> терно расширение сферы экономии эмоций. И на третьей фазе отличительной особенно> стью динамически неустойчивых студентов являлся симптом «психосоматические и пси> ховегетативные нарушения» (на третьей фазе «истощение» падают энергетический тонус и психические ресурсы, ослабевает нервная система). Можно утверждать, что динамическая неустойчивость как психофи> зиологический маркер проявляется на всех трех фазах эмоционального выгорания в ви> де различных симптомов. Для определения психологических мар> керов эмоционального выгорания нами ис> пользовался блок психологических методик, позволяющий оценить психологические осо> бенности студентов. Одним из психологиче>

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

ских маркеров эмоционального выгорания студентов педагогических и психологических специальностей является повышенный уро> вень непродуктивной нервно>психической напряженности. Нервно>психическая напря> женность проявляется в неумеренно завы> шенном расходовании нервно>психических ресурсов при столь же неумеренно низком коэффициенте полезного действия. Силы будущих педагогов и психологов при этом расходуются на поддержание собственной психической целостности, на борьбу с внут> риличностными проблемами и на волевое преодоление усталости. При такой направлен> ности внимания студентов на внутренний мир снижается успешность внешней деятельно> сти, в том числе профессиональной. В этом случае профессиональная деятельность для педагогов и психологов может служить средством разрядки излишнего возбуждения. В то же время непродуктивная нервно>пси> хическая напряженность и личностная тре> вожность повышаются при уменьшении общи> тельности у будущих педагогов и психоло> гов. Вероятно также, что повышение тревоги и депрессии при дефиците общения у женщин связано со сложившимися веками полоспе> цифическими особенностями их поведения и с особой значимостью для них общения. Важная роль в формировании симптомов эмоционального выгорания принадлежит эмоциональной неустойчивости (нейротиз> му) и личностной тревожности, накопление которых происходит у студентов не только во время обучения в вузе, а является отра> жением всего жизненного опыта нервного реагирования личности. Эмоциональная не> устойчивость и личностная тревожность вносят существенный вклад в развитие симп> томов всех трех фаз эмоционального выго> рания. На первой фазе эмоционального вы> горания («напряжение») показатели нейро> тизма и личностной тревожности связаны с симптомами «переживание психотравми> рующих обстоятельств», «тревога и депрес> сия»; на второй фазе («резистенция») — с симптомами «неадекватное избирательное эмоциональное реагирование», «расшире>

ние сферы экономии эмоций» и на третьей фазе («истощение») — с симптомами «лич> ностная отстраненность», «психосоматиче> ские и психовегетативные нарушения». Та> ким образом, эмоциональная нестабиль> ность и личностная тревожность являются основными психологическими маркерами в формировании эмоционального выгорания будущих педагогов и психологов. Такие способы реагирования в конфлик> те, как «компромисс» и «избегание», при ко> торых происходит ущемление собственных интересов, способствуют развитию ряда симптомов эмоционального выгорания. Ис> пользование компромисса при разрешении конфликтных ситуаций способствует разви> тию неудовлетворенности собой, а исполь> зование избегания усугубляет неадекват> ные реакции в межличностных отношени> ях (симптом «эмоционально>нравственная дезориентация»), когда эмоции недостаточ> но стимулируют нравственные чувства, и по> явлению психосоматических и психовеге> тативных нарушений. Обучение конструк> тивным способам разрешения конфликтных ситуаций может способствовать предотвра> щению развития симптомов эмоционального выгорания. Можно выделить следующие закономер> ности психофизиологических и психологиче> ских проявлений эмоционального выгорания: — психофизиологическим проявлением эмоционального выгорания на всех трех фазах в виде различных симптомов являет> ся динамическая неустойчивость будущих педагогов и психологов. Неудовлетворенные собой, пресыщенные межличностным взаи> модействием, имеющие психосоматические и психовегетативные нарушения студентки педагогических и психологических специ> альностей склонны проявлять динамиче> скую неустойчивость; — повышенный уровень непродуктивной нервно>психической напряженности являет> ся психолого>психофизиологическим прояв> лением начала эмоционального выгорания; — дефицит общения у женщин вызывает усиление проявлений тревоги и депрессии, за>

213

214

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

крепляя в личностной структуре тревожность и нервно>психическую напряженность. При подготовке студенток педагогических и пси> хологических специальностей необходимо акцентировать внимание на формировании таких компетенций, как общительность и са> мокоррекция нервно>психического состоя> ния. Профилактикой эмоционального выго> рания в связи с этим могут служить психоло> гические тренинги общения, направленные на развитие умения эффективного взаимо> действия; — эмоциональная неустойчивость и лич> ностная тревожность являются основными психологическими маркерами в формирова> нии эмоционального выгорания; — способы реагирования в конфликте, при которых ущемляются собственные ин> тересы человека, способствуют развитию симптомов эмоционального выгорания. Психологические тренинги, направленные на обучение конструктивным способам раз> решения конфликтных ситуаций, могут спо> собствовать предотвращению развития симптомов эмоционального выгорания. Отметим те задачи, которые необходимо решать при обучении студентов педагогиче> ских и психологических специальностей. 1. Одной из главных задач психологиче> ского сопровождения студентов во время их обучения в вузе является психологиче> ская профилактика и коррекция нарушений в эмоциональной сфере у будущих педагогов и психологов. 2. При обучении студентов педагогиче> ским и психологическим специальностям не> обходимо выделять как значимые компетен> ции те, которые связаны с эффективным об> щением и самокоррекцией нервно>психиче> ского состояния. 3. В целях профилактики эмоционального выгорания важно усилить практическое обу> чение будущих педагогов и психологов кон> структивным способам разрешения кон> фликтных ситуаций. Оценивая перспективы развития пробле> мы, необходимо отметить, что изучение пси>

хофизиологических и психологических про> явлений эмоционального выгорания студен> тов, обучающихся психологическим и педа> гогическим специальностям, позволит уточ> нить полоспецифические особенности этих проявлений. Помимо этого, необходим срав> нительный анализ психофизиологических и психологических проявлений эмоциональ> ного выгорания у студентов, осваивающих педагогические специальности, со студента> ми, которые осваивают психологические специальности. Таким образом, динамическая неустой> чивость является психофизиологическим, а нервно>психическая напряженность пси> холого>психофизиологическим маркером эмоционального выгорания будущих педа> гогов и психологов. Личностная тревож> ность, эмоциональная нестабильность и низ> кая общительность — это психологические маркеры эмоционального выгорания студен> тов, осваивающих педагогические и психо> логические специальности. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Алексеева, Е. Е., Сергеева, И. А. (2004) Ана> лиз причин эмоционального выгорания у бу> дущих педагогов>психологов // Психология образования: проблемы и перспективы. Мате> риалы Первой междунар. научн.>практ. конф. М. С. 307–308. Бойко, В. В. (1996) Энергия эмоций в об> щении: взгляд на себя и на других. М. : Ин> формационно>издательский дом «Филинъ». С. 132–152. Бордовский, Г. А. (2008) Модернизация подготовки педагогических кадров на основе гуманитарных технологий // Вестник Герце> новского университета. № 12. С. 3–6. Дроздовский, А. К. (2005) Экспресс>диа> гностика свойств нервной системы, прогноз психологических особенностей учащихся. Ме> тодическое пособие для педагогов>психологов образовательных учреждений. Вып. 10. СПб. Ильин, Е. П. (2001) Дифференциальная психофизиология. СПб. : Питер. С. 368–373; 387–292.

Проблемы педагогики и психологии

2009 — №3

215

Метод аналогии в экологическом образовании школьников (на примере пилотируемой космической станции) С. Н. РЕВИН (РАКЕТНО"КОСМИчЕСКАЯ КОРПОРАЦИЯ «ЭНЕРГИЯ» ИМ. С. П. КОРОЛЕВА, МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Статья посвящена применению метода аналогии в экологическом образовании школьников (на примере изучения экосистемы пилотируемой космической станции как аналога экосисте" мы планеты Земля). Рассмотрены различные стороны понятия аналогии в науке и педагогике. Дано определение понятия приема аналогии в экологическом образовании. Приведены при" меры использования метода аналогии на уроках экологии. Ключевые слова: аналогия, экосистема, пилотируемая космическая станция, проблемная си" туация, нештатная работа.

Analogy Method in Ecological Education of Pupils (By the Example of a Manned Space Station) S. N. REVIN (RSC “ENERGIA”, MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

The article covers the application of the analogy method in ecological education of schoolchildren (by the example of studying of ecosystem of a manned space station as an analogy to the Earth planet ecosystem). Various aspects of the concept of analogy in science and pedagogy are considered. The definition of the analogy method in ecological education is given. The examples of the usage of the analogy method at ecology lessons are adduced. Keywords: analogy, ecosystem, manned space station, problem situation, off"nominal situation.

Большой советской энциклопедии анало> гия определяется как «сходство предме> тов (явлений, процессов и т. д.) в к.>л. свой> ствах. При умозаключении по А. знание, полученное из рассмотрения к.>л. объекта («модели»), переносится на другой, менее изученный (менее доступный для исследова> ния, менее наглядный и т. п.) в к.>л. смысле, объект» (БСЭ, 1970: 567). Существуют и другие определения анало> гии в зависимости от ее логико>гносеологи> ческих функций. Рассматривая аналогию как понятие, вы> ражающее фактическое отношение сходства между разными вещами, процессами, ситуа> циями, проблемами, К. Батороев аналогию определяет, как «понятие, выражающее оп> ределенное частичное или полное подобие между различными объектами в тех или

иных свойствах, функциях, соотношениях элементов» (Батороев, 1981: 38). С позиции логической формы умозаклю> чения аналогия есть ассоциация мыслей о разных предметах. Для дидактики аналогия как эвристиче> ский метод познания представляет большой интерес. В этом случае аналогия определяет> ся как метод научного поиска и пояснения (разъяснения, объяснения) изучаемого объ> екта посредством сопоставления его с изве> стным наглядным объектом. Если рассматривать аналогию как способ восприятия и осмысления информации, то аналогия есть теоретический метод объясне> ния визуально ненаблюдаемых объектов. Аналогию можно определить и как сред> ство переноса апробированных методов и идей из одной отрасли знания в другую,

* Ревин Сергей Николаевич — космонавт>испытатель РКК «Энергия» им. С. П. Королева, ас> пирант кафедры педагогики и психологии высшей школы Московского гуманитарного универси> тета. Тел.: (495) 513>60>01, (495)475>68>22. Эл. адрес: sergey.revin@rsce.ru

216

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

как средство построения и развития научной теории. Научная аналогия есть умозаключе> ние, в ходе которого на основании обнару> жения сходства или общности ряда суще> ственных признаков у двух объектов или частичного тождества соотношений их эле> ментов и учета различий между ними в дру> гих отношениях делается вывод о том, что одному из них присущи такие свойства, ко> торые обнаружены при исследовании друго> го объекта (модели). Рассматривая понятие аналогии как логи> ческую форму мышления, А. И. Уёмов опре> деляет аналогию как «умозаключение, в ко> тором заключение относится к другому предмету, чем тот, о котором говорится в по> сылке», где посылка — суждение о сходстве двух объектов по каким>либо признакам, свойствам, отношениям. Аналогия как метод исследований исполь> зуется в науке со времен античного мира. Еще Аристотель писал: «“По аналогии” — здесь я имею в виду [тот случай], когда вто> рое так относится к первому, как четвертое к третьему… [например], старость так [отно> сится] к жизни, как вечер к дню…” (Аристо> тель, 1983: 669). То есть два элемента в одной системе относятся друг к другу так же, как два других в другой. В средневековой логике, в науке эпохи Возрождения и Нового времени аристоте> левские идеи об аналогии получили дальней> шее развитие. Г. Гегель отмечает: «…напри> мер, планета Земля обладает движением; Луна есть планета; следовательно, Луна об> ладает движением» (Гегель, 1979: 138). На данном примере он показывает логическую структуру умозаключения по аналогии, в ко> тором то, что c полным правом высказыва> ется об одном объекте, можно уверенно высказать и о другом на основании знания их всеобщей природы или идентичности ря> да свойств и отношений. «Возможно, не су> ществует открытий ни в элементарной, ни в высшей математике, ни даже, пожалуй, в любой другой области, которые могли бы быть сделаны… без аналогии», — отмечает Д. Пойя (Пойа, 1975: 39).

2009 — №3

В современной науке широко использу> ются модельные исследования, предполага> ющие изучение вместо образца — модели. При этом в качестве основы для замещения исследуемого явления служит подобие явле> ний, включая аналогии. Например, в эколо> гии при исследовании экосистем создаются и изучаются модели развития экологической системы. О. М. Кожова и Б. К. Павлов пишут: «Общая схема экологического прогнозиро> вания состоит из следующих этапов: опреде> ление задачи; сбор информации и выделение элементов, имеющих наибольшую ценность; выявление тенденции (силы и направления) изменения; создание экологической модели; математическое моделирование; прогноз» (Кожова, 1982: 142). Йоргенсен указывает: «…когда мы обра> щаемся к природным системам, мы должны использовать множество моделей для объяс> нения их поведения» (Jorgensen, 1994: 12). Аналогии из науки постепенно проникли как полезный прием в процесс обучения. Правомерность внедрения в практику обуче> ния общенаучных методов познания теоре> тически обоснована и практически под> тверждена отечественными и зарубежными учеными. Основанием для этого является принципиальное сходство процесса позна> ния, результатом которого является получе> ние принципиально новой информации, ре> шение новых, жизненно важных научных проблем, и учебного процесса, в ходе кото> рого происходит субъективное «открытие» учащимся принципов, законов, закономер> ностей, уже выявленных наукой, но являю> щихся новыми для учащегося. В настоящее время выделяются два под> хода в исследовании возможностей приме> нения аналогии в образовании. Первый подход использует аналогию в качестве при> ема, метода при обучении предметам в шко> ле и в вузе (С. Ф. Бондарь, Н. В. Горбачева, А. Л. Жохов, С. Е. Каменецкий, Р. Ю. Костю> ченко, В. Л. Розенберг, И. А. Соловцова). В этом случае отмечаются две основные функции применения аналогии в качестве приема изучения предметов: эвристическая,

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

в результате осуществления которой уче> ник выдвигает различные гипотезы, делает умозаключения по аналогии, и объяснитель> ная, служащая для пояснения изучаемого материала. Второй подход подразумевает обучение учащихся использованию аналогии при изу> чении предметов (Ю. В. Грызулина, В. В. Ко> чагин, М. Н. Сизова). Первое систематическое изложение про> блемы применения аналогии в средней шко> ле представил В. Л. Розенберг в работе «Об аналогиях в науке и преподавании». По его мнению, «если наука так широко пользует> ся аналогиями, то, естественно, последние должны играть не менее важную роль и в преподавании» (Розенберг, 1909: 36). Ме> тодические взгляды В. Л. Розенберга по во> просу применения аналогий хорошо выра> жены следующими словами: «Тем же есте> ственным путем, которым расширяются знания в науке, следует идти и в преподава> нии» (Розенберг, 1909: 36). Наиболее широкое распространение принцип аналогии получил при обучении школьников физике и математике. Возможности применения аналогий при изучении физики в школе исследовали С. Ф. Бондарь, С. Е. Каменецкий. С. Е. Каменецкий отмечает, что правиль> ное применение аналогий, когда учитывают> ся общие закономерности в сравниваемых явлениях, показывается как сходство, так и различие между ними, помогает усвоению трудных понятий, облегчает и убыстряет процесс обучения, а также в ряде случаев углубляет знания учащихся (Каменецкий, 1959: 40). С. Ф. Бондарь рассматривает аналогию в обучении как «такой прием, в процессе которого познавательная деятельность уча> щихся на основании установления сходства между объектами или явлениями в опреде> ленных признаках или отношениях направ> ляется на приобретение новых знаний изу> чаемого объекта, осознание его места в си> стеме знаний или осмысление и запомина> ние какого>либо высказанного положения»

(Выбор методов обучения в средней школе, 1981: 110). Для лучшего раскрытия содержательной стороны аналогии, определения ее функции в обучении, выявления условия эффективно> го ее применения С. Ф. Бондарь построила дидактическую классификацию аналогии по характеру приобретаемых знаний. Первый вид — разъясняющая аналогия. В учебном процессе аналогия осуществляет перенос ясности, понятности с известного объекта на изучаемый, выполняя объясни> тельную функцию, направленную на конкре> тизацию представлений о явлениях, недо> ступных непосредственному наблюдению, на обеспечение более глубокого осознания учащимися изучаемого материала. Второй вид — каузальная аналогия. Дан> ный вид аналогии способствует установле> нию причинно>следственных связей предме> тов и явлений. Объекты, имеющие общие следствия, должны иметь и общие причины их возникновения. Данный вид аналогии вы> полняет функцию создания проблемных си> туаций, постановки учебных проблем, обоб> щения материала, осуществляя поисковую и систематизирующую функции. Третий вид — аналогия парадигмы. Ее сущность заключается в следующем предпо> ложении: если объект, имея ряд сходных су> щественных свойств с другими, имеет, кроме того, еще одно свойство, то и другой объект имеет, возможно, это же свойство. Возмож> ности применения такой аналогии появля> ются при условии, что изучаемый материал можно расчленить на отдельные признаки, свойства и сравнить с известным или таким, что легче изучается, и на основании этого познать новые свойства изучаемого объекта. Данная аналогия наталкивает учащихся на поиск новых свойств, на предположения о способе решения задачи, вынуждает их са> мостоятельно рассуждать. В учебном про> цессе этот вид аналогии выполняет поиско> вую функцию. Четвертый вид — иллюстративная анало> гия. Сущность ее заключается в том, что оп> ределенный предмет или явление познается

217

218

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

с помощью такой иллюстративной модели, в которой часто абстрагируются от некото> рых ее свойств, но при этом обязательно ос> таются общие отношения. Иллюстративной моделью может быть не только естественное явление, но и искусственно созданное. Мо> дель выбирается обычно среди наиболее знакомых, привычных, понятных явлений. Такие аналогии наводят учащихся на идею решения, помогают осмыслить отношения, которые трудно осознаются. Этот вид ана> логии в учебном процессе выполняет инфор> мационную и поисковую функции. Пятый вид — аналогия соответствия. Это означает, что перенос отношений с одной системы на другую делается на основе неко> торого соответствия между элементами этих систем. Этот вид аналогии выполняет поис> ковую функцию. С помощью этих аналогий можно вводить новые понятия. Шестой вид — структурно>функциональ> ная аналогия. Ее сущность заключается в том, что вывод идет от сходства структур к сходству функций, и наоборот. Этот вид аналогии в учебном процессе выполняет по> исковую функцию и функцию систематиза> ции учебного материала. Седьмой вид — систематизирующая ана> логия. Сущность ее в том, что сходство меж> ду предметами, которые сравниваются, вы> текает из общего принципа, общего поло> жения и обусловливается тем, что аналог и объект изучения входят в единую систему. При помощи систематизирующей аналогии эффективнее формируются преставления о материальном единстве мира. В учебном процессе она выполняет функции система> тизации и углубления знаний учащихся. Виды аналогии, представленные в данной классификации, раскрывая различные сто> роны познавательного значения аналогии, находятся в тесной взаимосвязи. Часто ка> кая>либо используемая аналогия выполняет несколько функций. Возможности применения аналогии при изучении математики в средней школе изу> чали Н. В. Горбачева, А. Л. Жохов, В. В. Ко> чагин, М. Н. Сизова.

2009 — №3

А. Л. Жохов определяет метод аналогий в обучении «как метод организации позна> вательной деятельности учащихся, при кото> ром исследование некоторого объекта>ори> гинала осуществляется по определенной схеме путем построения и изучения систе> мы вспомогательных объектов, находящихся с данным в отношении аналогии, — его моде> лей» (Жохов, 1978: 103). Возможности применения аналогии при изучении педагогики показали Ю. В. Грызу> лина, И. А. Соловцова. Ю. В. Грызулина определяет аналогию как «конструктивный прием создания объ> яснительного монолога, основанный на со> поставлении содержания разъясняемого по> нятия с наглядным примером или уже изве> стным понятием при условии наличия у них общих существенных признаков» (Грызули> на, 2007: 4). И. А. Соловцова рассматривает аналогию в процессе изучения педагогических дисцип> лин как, во>первых, «метод научного позна> ния (гносеологический аспект), использова> ние которого приводит к получению объек> тивно новой информации, могущей быть включенной в содержание педагогики как науки; во>вторых, как метод обучения, при> менение которого преподавателем направ> лено на освоение студентами субъективно новой информации, составляющей содер> жание педагогики как учебного предмета; в>третьих, как средство, с помощью которо> го студенты самостоятельно осваивают тео> ретические проблемы педагогики» (Солов> цова, 1998: 46). Однако метод аналогии практически не применяется при изучении курса экологии в школе, хотя существует достаточное коли> чество разработанных методик использова> ния аналогий и моделей в научных исследо> ваниях при изучении различных экосистем. Главный объект изучения экологии — экосистемы, т. е. единые природные комп> лексы, образованные живыми организмами и средой обитания. Основываясь на том факте, что аналогом земной экосистемы (антропоэкосистемы)

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

является искусственная экосистема (антро> поэкосистема) космической станции, со> зданная специалистами по космической тех> нике, медицине, биологии по аналогии c зем> ной, мы предположили, что основные экологические понятия, раскрывающие ха> рактер взаимоотношений человека и приро> ды, возможно изучать по аналогии с получа> емыми знаниями о взаимоотношениях кос> монавтов и средой обитания на космической станции. Мы рассматриваем аналогию как методи> ческое средство организации познаватель> ной деятельности учащихся, позволяющее актуализировать материал по пилотируемой космонавтике в школьном курсе экологии, а также как средство создания проблемной

ситуации, выполняющее информационную функцию, функцию актуализации знаний учащихся, функцию поиска и систематиза> ции знаний при изучении материала. Данный подход нами применялся в про> цессе изучения ряда тем уроков в курсе «Экология» для учащихся пятых и шестых классов. Учитывая трудность изложения материа> лов, связанных с работой систем космиче> ской станции, для школьных учителей нами были подготовлены в качестве демонстраци> онного материала специально отобранные видеофрагменты и фотографии, выполнен> ные на борту космической станции. В табли> це приведены фрагменты проведения уроков для учащихся пятого класса.

Изучаемые явления

Действия учителя

Действия ученика

Последствия уменьшения кислорода в атмосфере Земли

219

Рассказывает о значении кислорода Рассуждая по аналогии, приходит для обитателей космической станции. к выводу о необходимости нали> Показывает фотографии космонавтов чия кислорода на Земле. на борту станции, видеофрагмент эксперимента по выращиванию пере> пелов, выращиванию гороха. Создает проблемную ситуацию, наце> ленную на получение вывода о невоз> можности жизни на Земле без кисло> рода. Показывает видеофрагмент с репорта> жем космонавта о средствах кислоро> дообеспечения на космической стан> ции. Создает проблемную ситуацию, свя> занную с поиском источников кисло> рода на Земле.

Высказывает различные предполо> жения об источниках кислорода на Земле (растения, деревья, лес), актуализируя изученный материал других предметов.

Рассматривает работу данных средств при увеличении потребителей кисло> рода. Рассматривает нештатную работу аппаратуры средств кислородообес> печения, приводящую к уменьшению выработки кислорода или прекраще> нию подачи кислорода, пути выхода из нештатной ситуации. Создает проблемную ситуацию

Высказывает различные предполо> жения о причинах уменьшения со> держания кислорода на Земле (по> требление кислорода промышлен> ными предприятиями, вырубка лесов, пожары) и путях улучшения такой ситуации (сокращение вред> ных производств, совершенствова> ние технологии, посадка деревьев, предотвращение пожаров)

220

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

и побуждает учащихся осуществлять поиск причин сокращения содержания кислорода на Земле и поиск выхода из сложившейся ситуации Последствия увеличения количества угле> кислого газа в атмосфере Земли

Последствия загрязнения воздуха на Земле

Рассказывает об отрицательном воз> действии на космонавтов углекислого газа при повышении его содержания выше нормы. Делает вывод о необходимости иметь на борту космической станции средст> ва поглощения углекислого газа. Показывает видеофрагмент с репорта> жем космонавта о средствах поглоще> ния углекислого газа. Создает проблемную ситуацию, на> правленную на поиск средств погло> щения углекислого газа на Земле.

Рассуждая по аналогии, высказы> вает предположения о средствах поглощения углекислого газа на Земле (растения, леса), актуализи> руя изученный материал.

Рассматривает работу средств погло> щения углекислого газа при увеличе> нии его выделения. Рассматривает нештатную работу средств поглощения углекислого газа, пути выхода из нештатной ситуации, заставляющей покинуть космическую станцию в случае невозможности уст> ранить аварию. Создает проблемную ситуацию и по> буждает учащихся искать выход из аналогичной ситуации, когда в резуль> тате деятельности людей увеличивает> ся содержание углекислого газа на Земле

Высказывает различные предполо> жения о причинах увеличения со> держания углекислого газа на Земле (плохая очистка выбросов производств, вырубка лесов) и пу> тях предотвращения увеличения содержания углекислого газа в атмосфере Земли (использова> ние лучшей очистки выбросов, за> крытие производств с устаревшей технологией, посадка деревьев)

Рассказывает об отрицательном воз> Рассуждая по аналогии, приходит действии на космонавтов загрязните> к выводу о вреде загрязнения ат> лей на станции. мосферы Земли. Показывает видеофрагмент работы космонавтов и утилизации мусора. Делает вывод о необходимости иметь на борту средства очистки атмосферы. Создает проблемную ситуацию, наце> ленную на получение вывода о вреде загрязнения атмосферы Земли. Показывает видеофрагмент с репорта> жем космонавта о средствах поглоще> ния и удаления вредных примесей. Создает проблемную ситуацию, на> правленную на поиск путей уменьше> ния и предотвращения загрязнения атмосферы Земли

Высказывает предположения о пу> тях предотвращения загрязнения атмосферы Земли (совершенствова> ние технологии очистки выбросов, закрытие производств с устаревшей технологией, сохранение лесов и увеличение парков в городах)

2009 — №3

Проблемы педагогики и психологии

Аналогия, широко и успешно применяе> мая в научных исследованиях, в средней школе используется в основном при изложе> нии учебного материала по математике и физике. К сожалению, несмотря на положи> тельные результаты, метод аналогии не по> лучил распространения при изучении других предметов в школе. Предпринятая нами по> пытка использовать метод аналогии при изу> чении экологии показала, во>первых, изме> нение типа доминирующей установки у уче> ников по отношению к природе; во>вторых, у учащихся наметился значительный рост по> знавательной активности, связанной с объ> ектами природы; в>третьих, изменился в луч> шую сторону показатель непрагматического практического взаимодействия с природны> ми объектами, а также показатель активнос> ти личности по изменению окружения в со> ответствии с отношением к природе.

Гегель, Г. (1971) Работы разных лет. М. : Мысль. Т. 2. Грызулина, Ю. В. (2007) Аналогия как кон> структивный прем объяснительного моноло> га в системе методической подготовки сту> дента>филолога : автореф. дис. … канд. пед. наук. Жохов, А. Л. (1978) Методика систематиче> ского применения аналогии при формиро> вании математических понятий и умений ре> шать задачи у учащихся восьмилетней школы : дис. … канд. пед. наук. Каменецкий, С. Е. (1959) Применение ана> логий в курсе средней школы : дис. … канд. пед. наук. Кожова, О. Н. (1982) Экологическое про> гнозирование и состояние планктона Байкала / О. Н. Кожова, Б. К. Павлов // Изменчивость природных явлений во времени. Новосибирск : Наука. С. 141–152. Пойа, Д. (1975) Математика и правдопо> добные рассуждения. М. : Наука. Розенберг, В. Л. (1909) Об аналогиях в на> уке и преподавании // Русская школа. № 4. Соловцова, И. А. (1998) Аналогия как сред> ство теоретического освоения студентами дисциплин педагогического цикла : дис. … канд. пед. наук. Jorgensen, S. E. (1994) Fundamentals of Eco> logical Modelling. Amsterdam: Elsevier.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аристотель (1981) Соч. : в 4 т. М. : Мысль. Т. 4. Батороев, К. Б. (1981) Аналогии и модели в познании. Новосибирск : Наука. Большая советская энциклопедия / гл. ред. А. М. Прохоров. М. : Советская энциклопе> дия, 1970. Т. 1. Выбор методов обучения в средней школе / под ред. Ю. К. Бабанского (1981). М.

221

222

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

РУССКИЙ МИР

Философия любви Николая Станкевича А. Н. СВАЛОВ (РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ СОЦИАЛЬНО "ПОЛИТИчЕСКОЙ ИСТОРИИ)* Автор статьи рассматривает взгляды Н. В. Станкевича на любовь, которые были неотделимы от поиска ответов на важнейшие вопросы миропонимания и человекопонимания. Отдельное место в статье уделено коллизиям любви в жизни самого Станкевича, порожденным его стрем" лением воплотить в реальной жизни образ «идеальной любви» к женщине. Ключевые слова: феномен любви, чувство любви, самосовершенствование и самореализация человека, кружок Станкевича.

Nikolai Stankevich’s Philosophy of Love A. N. SVALOV (RUSSIAN STATE ARCHIVE OF SOCIAL AND POLITICAL HISTORY)

The author of this article considers N. V. Stankevich’s views on love that were inseparable from the search for answers on the most important questions of world outlook and human being outlook. A special attention is paid to collisions of love in Stankevich’s own life that were induced by his urge to embody the image of «ideal love» for woman in the real life. Keywords: phenomenon of love, love feeling, self"improvement, person’s self"realization, Stankevich circle.

аждый, кто обратится к обстоятельст> вам жизни и наследию Николая Влади> мировича Станкевича, с очевидностью отме> тит, сколь большое место в его мыслях и чув> ствах занимала тема любви. Ссылки на молодость мало уместны, поскольку отнюдь не возраст как таковой объясняет своеоб> разный культ любви, характерный для Стан> кевича и его товарищей по литературно>фи> лософскому кружку. Тема любви при всей ее самоценности была неотделима от поиска

ответов на смысложизненные вопросы бы> тия, от стремления к человекопониманию, желания собственного совершенствования и самореализации1. Заслуга Станкевича и других романтиков> идеалистов его времени состоит в том, что тема любви, не только в философско>ме> тафизическом, но и практически>жизненном прочтении, с сильным акцентом на духовные сущностные начала человека, обозначилась как одна из стержневых для русской мысли.

* Свалов Александр Николаевич — кандидат исторических наук, ведущий специалист Россий> ского государственного архива социально>политической истории (РГАСПИ), академик Акаде> мии социальных наук. Тел.: (495) 692>08>86. Эл. адрес: rchidni1@online.ru

Русский мир

2009 — №3

Именно тогда, в 1830>е годы, определяются важные подходы к ее раскрытию, что в по> следующем способствовало созданию ори> гинальных концепций любви и пола, особен> но русскими философами и писателями кон> ца XIX — начала XX в. Можно только сожалеть, что в современ> ной отечественной литературе философия любви «идеалистов тридцатых годов» пока не получила достойного освещения. ВОСПЕВАНИЕ ЛЮБВИ

Впервые свои возможности в качестве философствующего мыслителя Станкевич убедительно показал в небольшом по объему и незавершенном трактате «Моя метафизи> ка», выполненном весной 1833 г. в форме двух эпистолярных посланий Я. М. Неверо> ву. Этот текст, плотный по своему содержа> нию, позволяет, в частности, судить о его по> нимании любви как сложного, но исключи> тельно значимого феномена. Под влиянием различных источников — укажем прежде всего на Платона и ранне> го Ф. Шеллинга — любовь предстает у Стан> кевича совершенной жизнеутверждающей силой, пронизывающей все мироздание2. «С тех пор, как началась любовь, должна была начаться жизнь; покуда есть любовь, жизнь не должна уничтожиться, поскольку есть любовь, и жизнь не должна знать преде> лов <…> Мир вечен, ибо любовь не кончит ся; не кончится, ибо она есть» (Станкевич, 2008: 156). В любви автор, близкий к пантеиз> му, видит тайну жизни, ибо благодаря энер> гии любви жизнь, беспредельная в простран> стве и времени, непрерывно творит и разви> вает себя «по законам Разумения (по своим законам)» в бытийственной полноте приро> ды. Любовью «примыкает последнее звено творения к началу, в нем повторившемуся, следовательно, любовь есть самовозвратная сила природы — безначальный и бесконеч> ный радиус в круге мироздания» (Там же: 156, 157). Таким образом, любовь интерпре> тируется Станкевичем как всеобщее субстан ционально метафизическое явление природ ного мироустройства и самой жизни, одно

223

из предельных оснований универсального бытия. Не случайны поэтому взаимообус> ловленные формулы>утверждения, с кото> рыми читатель встречается в указанном тек> сте: «в целом природа есть Разумение»; «все создание есть жизнь»; «жизнь в целом есть Разумение»; «жизнь есть любовь». Однако Станкевича феномен общемиро> вой или «всеобщей любви» интересовал главным образом для понимания человече ской любви. Если все мироздание пронизано жизнеутверждающей любовью, то что есть любовь человеческая? Что есть любовь для человека, в котором сверхконцентрирован> но «повторилась природа», в котором жизнь «вся является», осознавая себя «отдельно — разумною и свободною»? (Там же: 154, 155). Развернутых ответов на эти вопросы в «Мо> ей метафизике» мы не увидим 3, но даже из написанного ясно, что общемировая любовь проявляет себя в человеке не так, как в дру> гих «неделимых» природных образованиях. Она проявляет себя отдельно — разумно и свободно, наиболее полно, сознательно, позволяя человеку, в свою очередь, «возвы> шаться над видимым», «восходить к Разуме> нию», ибо только человек («человек в чис> том смысле, сохранивший все то, что состав> ляет человечество») есть Его, Разумения, прекрасный образ (Там же: 154). Очевидно, что в таком контексте фило> софский идеализм сближается с религиоз> ным в представлениях о трансцендентной сущности человека, проявляющейся в его ус> тремленности (далеко не всегда осознанной) выйти за пределы эмпирически данного существования на пути к Божественному, обрести свою завершенность, полноту ду> ховных, чувственных переживаний. Более того, Станкевич, заявляя, что «христианст> во, понимаемое во всей чистоте его, есть уче ние любви», выражал надежду, что чувст> во любви, которое «уже сделалось духов> ным воспитателем человека в наше вре> мя», скоро будет «религией человека»4 (Там же: 208). Вместе с тем важно отметить, что Станкевич никогда не отдавал приоритет те> ме любви к Богу, предпочитая в романти>

224

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ческом вдохновении писать и говорить о проблемах собственно человеческой люб> ви. Приведем очень интересное суждение из его письма Любови Бакуниной (старшей се> стре М. А. Бакунина) от 15 февраля 1837 г.: «В человеке мы любим не Бога, но Бог — в этой любви; мы можем любить создание самое несовершенное, но потому что мы любим, потому что сбрасываем свое я, мы живем в Боге» (Переписка, 1914: 513). Любовь предстает у Станкевича созида> тельно>творческой силой, которая ведет че> ловека к новым горизонтам индивидуально> личностного самопознания и самореализа> ции5 с учетом, конечно, того, что «всеобщею жизнью человек сделаться не может (ему не> достает абсолютности)», но «он должен принять от нее все, что может принять» (Там же: 157). Либеральный мыслитель и поли> тический деятель П. Н. Милюков, посвятив Станкевичу этюд в очерке «Любовь у “идеа> листов тридцатых годов”», обобщал: «В че> ловеке любовь — это высший и лучший спо> соб чувствовать свое единство с миром; в то же время это и высшее проявление преиму> щества человека, как существа сознатель> ного, над остальными частями мирозда> ния. Культивируя в себе человеческое, т. е. то, что возвышает человека над вселенной, мы исполняем величайшую задачу, возло> женную на нас Провидением» (Милюков, 1903: 76). Станкевич в достаточной мере реалисти> чен, он признает, что современное ему по> коление не воспитано «в любви и свободе». А между тем, поясняет он в одном из писем к Любови Бакуниной, «всем нашим слабо> стям один источник: недостаток любви» (Станкевич, 1982: 160). Но, заметим, никаких особых, чудодейственных рецептов для воз> вышения к любви Станкевич не предлагал. Он убежден, что для того, чтобы росла, рас> ширялась любовь, необходимо не устранение отдельных недостатков поодиночке, а «вос> питание сознания», самосовершенствование всего человека, который должен «быть бо> лее развитым, быть духом». Отсюда призы> вы к жизни духовной, нравственной, к по>

2009 — №3

вседневным проявлениям открытости, доб> роты и сердечности во взаимоотношениях людей, одним из примеров которых мог слу> жить его дружеский кружок. Отсюда и при> зывы к постижению и восприятию прекрас> ного, такого эстетического явления, как кра> сота (ведь предмет любви всегда прекрасен). «…Любовь, — утверждал Станкевич, — должна выходить из богатства нашего духа, исполненного силы и деятельности и отыс> кивающего в самой любви только новую, высшую, полнейшую жизнь» (цит. по: Ан> ненков, 1881: 345). Принципиально важно, что у Станкевича любовь выступает особым индивидуализиро ванным чувством, в котором выражается ее Божественная природа. Когда в «Моей мета> физике» Станкевич пишет о разуме, воле и чувстве6 как трех важнейших «фактах», определяющих «направления» жизни, он на первый план выдвигает именно чувство, за> являя, что жизнь «есть чувство по преиму> ществу». «Вся она держится чувством — в неделимых, начавших сознавать себя отдель> но, чувство это обнаруживается любовью». И далее, обосновывая значимость любовно> го чувства, делает вывод: «…Человек только тогда все познает, когда любит, и кто любит, тот действует прекрасно» (Станкевич, 2008: 156). Чувство любви с его интимным пережи> ванием высших смыслов и ценностей бытия расцвечивает жизнь, согревает и вдохновля> ет человека, очищает его душу. Без ощуще> ний любви и дружбы, заключает он, «жизнь не имеет смысла», без них «человек понево> ле делается дурным» (Там же: 270). Для Станкевича несомненна истина, что любовь наиболее ярко проявляется в инди> видуализированном чувстве полового влече> ния к другому человеку, в жажде слияния с ним в одну плоть и душу. На этом следует остановиться подробнее на примере размы> шлений и переживаний самой интересующей нас персоналии. ЛЮБОВЬ ИДЕАЛЬНАЯ И ЗЕМНАЯ

Вначале констатация на первый взгляд не> сколько неожиданная: Станкевич — дворя>

2009 — №3

нин, хорошо образованный, приятный в обще> нии, к тому же, благодаря предприимчиво> му отцу, обеспеченный, до конца своей жиз> ни так и не обрел полноту счастья в любви. Можно, конечно, сослаться на конкретные жизненные обстоятельства, но объяснение по большому счету не в них, а в философии любви Станкевича, точнее в романтическом максимализме, который долгое время серь> езно влиял на его личную жизнь. Станкевич мечтал о любви 7, благодаря ко> торой его влекла бы к женщине «совокупная жажда природы и духа», чтобы он в ней «уз> навал себя», чтобы в акте любви он торжест> вовал «свое соединение с целым созданием» (Переписка, 1914: 388). Вниманием женщин, которые могли бы разделить его любовные ожидания, он не был обделен. Не будем подробно пересказывать роман> тические истории — они достаточно извест> ны, прежде всего из писем самого Станкеви> ча. Для нас важнее обозначить причины не> счастливых исходов этих историй. Вероятно, главная из них обусловлена влиянием на Станкевича его идеальных за> просов о том, какова должна быть любовь, какова должна быть женщина, достойная любви. Почему закончился, едва начавшись, один из первых романов Станкевича (ему шел тогда девятнадцатый год) с юной девуш> кой, знакомой еще со времен, когда он был пансионером в Воронеже? Станкевич посчи> тал, что в ней сердце иное, чуждое тех «свя> тых дум, которые так любишь», а потому с ее стороны не могут быть и глубокие чувства (см. там же: 242). Но вот другой, затянув> шийся с осени 1833 до начала 1835 г. роман с Натальей Беер, «светлой девушкой» из из> вестной семьи, «достойной во всех отно> шениях». Станкевичу льстят ее признания в любви, он понимает, что его искренне лю> бят, но в ответ готов предложить только… «братскую любовь» (Станкевич, 2008: 177). Встречи с Натальей, однако, продолжились, что стало поводом для упреков Станкеви> ча в неблагородстве и даже в волокитстве. (Позднее Беер вышла замуж за своего двою> родного брата В. К. Ржевского, который

Русский мир

225

в середине 1830>х годов был близок к круж> ку Станкевича.) При всех конкретных обстоятельствах Станкевич рефлектирует и осознанно сдер> живает себя, он заявляет, что не хочет «рас> точать чувства», поскольку в мечтах устрем> лен к «идеальной любви»; он ждет женщину> «богиню», любовь которой «будет равна моей» и с которой возможно «восходить к Разумению». Он готов даже объявить себя существом, «не стоящим любви и не могу> щим платить ни за чью женскую любовь», но, в любом случае, он не хочет довольство> ваться «мелким чувством» (Переписка, 1914: 313; Станкевич, 2008: 180). «…Я хотел бы пе> ремены в душе, хотел бы любви, любви гроз> ной, палящей! Пускай бы опустошитель> ный огонь ее прошел по всему ничтожному бытию моему, разрушил слабые узы, кото> рыми оно опутано, испепелил томительное горе и рассеял беспокойные призраки, блуждающие во мраке душевном! Я бы вос> крес, я бы ожил!» (Переписка, 1914: 249). Но до тех пор пока не настала палящая любовь, не встретилась женщина, воплощающая иде> ал, «жизнь моя станет стремлением к од> ной цели — быть достойным ее» (Станкевич, 2008: 180). Нельзя не заметить, однако, что краси> вые, вдохновенные слова служили отчасти прикрытием неготовности Станкевича к дей ствительному чувству. М. О. Гершензон вполне справедливо пишет, что «мечты» о любви «уже успели стать той атмосферой, вне которой ему трудно дышать. Только в них он находит ничем не возмущаемую красоту и безграничный простор, действи> тельность же давит его грубой законченно> стью своих форм и оскорбляет примесью прозы во всяком проявлении красоты» (Гер> шензон, 2000: 64). Станкевич вырывает себя из объятий земной, действительной любви, ибо она может стать помехой мечтаниям, выступить диссонансом с призрачным идеа> лом. А потому ему «отрадно разбить упо> ительный сосуд, поднесенный любовью, и сказать: я выше толпы счастливцев, я имею право сделать упрек судьбе…». И он прибав>

226

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ляет: «Есть прелесть в отчаянии, с которым смотришь на прелестное создание, с кото> рым никогда, никогда ты не соединишься, с которым разлучила тебя твоя мысль, высо> кая, благородная!» (Переписка, 1914: 252). Станкевич не боится разочарований в любви, ибо чувство должно постоянно воз> вышать душу, и даже лучше, если оно будет оставаться какое>то время неудовлетворен> ным. «Наше мечтательное счастье, — рас> суждал он, — лучше действительного уже и потому, что мы, вероятно, наслаждения в этом так называемом счастьи не нашли бы» (цит. по: Милюков, 1903: 76). Ему дороги волнения, переживания, даже если они и не сопряжены со счастьем в любви, поскольку они могут давать душе новые, яркие ощуще> ния. Ради таковых даже страданий не стоит опасаться. Романтический максимализм Станкевича привел в конечном итоге и к фактическому свертыванию отношений с Любовью Бакуни> ной. Напомним, что их роман завязался в на> чале 1835 г. Спустя некоторое время Стан> кевич стал убеждать себя и окружающих, что он наконец>то обрел искомую любовь, что он счастлив. В начале 1837 г. было полу> чено согласие родителей с обеих сторон на помолвку, но вскоре сомнения в искренно> сти собственных чувств стали посещать ду> шу Станкевича (см. подробнее: Корнилов, 1915: 294–305). До открытого разрыва дело, правда, не дошло. Но можно только посо> чувствовать Бакуниной, когда в марте 1837 г. так и не состоявшаяся невеста узнала, что Николай, сославшись на болезнь, решил отправиться за границу лечиться, а заодно и учиться гегельянству… Судьба помогла окончательной развязке: в августе 1838 г. Любовь Бакунина скончалась от туберкуле> за. (Менее чем через два года от той же ро> ковой болезни умрет Станкевич.) Возникает соблазн объяснить исход сер> дечных историй стечением обстоятельств. Но предоставим слово самому Станкевичу. В ноябре 1837 г., признаваясь, что отноше> ния с Любовью Бакуниной были ошибкой, он напишет, что «не имел определенного жела>

ния и потому удовлетворять было нечего; я хотел перерождения, которое бы мне дало самые потребности… И такая слабая, уби> тая душа могла любить? Отделенная от ми> ра — schöne Seele (нем. яз.: прекрасная ду> ша. — А. С.) — она создавала себе бледные образы и потом искала им подобия между людьми» (Переписка, 1914: 723). Показатель> ное признание, не правда ли? А вот строки из письма М. А. Бакунину из Берлина от 1 фев> раля 1838 г.: «Я никогда не любил. Любовь у меня всегда была прихоть воображения, потеха праздности, игра самолюбия, опора слабодушия, интерес, который один мог на> полнить душу, чуждую подлых потребнос> тей, но чуждую и всякого истинного, суб> станционального (говоря языком философ> ским) содержания» (Там же: 650). Конечно, в этих эпистолярных исповедях можно уви> деть все тот же романтический надрыв, но значительная доля правды в них имеется. Человек, односторонне выстраивая любовь под самодовлеющие идеалы, обедняет свою жизнь и земные, вполне «натуральные», на> полненные действительным богатством, лю> бовные чувства. Станкевич в последние годы жиз>ни стал это понимать, но обрести лич> ное счастье с женщиной так и не успел. Тем не менее будем благодарны Стан> кевичу и другим романтикам 1830>х годов за воспевание любви как смысложизнен> ной ценности, за стремление к утвержде> нию человеческого в человеке. Их насле> дие предстает исключительно актуальным в настоящее время, когда в условиях гос> подства рационализма, безудержного по> требительства усиливается отчуждение че> ловека от самого себя и возрастает угро> за разрушения его духовных сущностных свойств. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Особенностям философского

и этическо> го рассмотрения Станкевичем проблематики человека посвящена наша предыдущая статья в журнале (Свалов, 2009). 2 Интересно отметить, что в философских построениях Станкевича любви как общеми>

2009 — №3

ровой силе не противостоит другая, оппози> ционная сила, например ненависть или за> висть. 3 Проблемам человеческой любви автор на> меревался посвятить отдельное письмо. При> ведем завершающие строки текста «Моей метафизики: «(Следует о любви человека. В письме этом нужно коротко объяснить сво> боду воли, падение человека, достоинство че> ловеческих действий из сравнения с действия> ми всеобщей жизни)» (Станкевич, 2008: 157). Письмо не было написано. 4 Иногда в литературе, ссылаясь на эти вы> сказывания Станкевича, отмечают, что он чуть ли не предвосхитил учение Л. Фейербаха о «религии любви». Подобные утверждения неоправданны хотя бы потому, что никакого учения как такового Станкевич не создавал. 5 В этой связи укажем на серьезное и ори> гинальное исследование Р. Б. Сабекии (Сабе> кия, 2007), в котором философия любви рас> сматривается в контексте проблематики само> реализации человека. 6 Такая триада позаимствована Станкеви> чем у французского философа>эклектика Виктора Кузена. В отличие от Станкевича он использовал ее для характеристики явлений человеческого сознания. 7 Во времена студенчества Станкевич не был чужд удовлетворению потребностей пло> ти, иногда прибегая к услугам продажных женщин. Это была, как он писал позднее, «страшная эпоха» поклонения чувственности «в гадком виде», которая лишь укрепила его в выводе, что «чувственное соединение долж> но быть неразрывно с духовным», ибо сфера человека — дух, и «все физически натураль>

Русский мир

227

ное в нем должно быть согласно с духом» (Пе> реписка, 1914: 387, 388). СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Анненков, П. В. (1881) Воспоминания и кри> тические очерки : сб. статей и заметок. 1849– 1868 гг. Отдел 3: Замечательное десятилетие (1838–1848). СПб. : Тип. М. М. Стасюлевича. С. 268–383. Гершензон, М. О. (2000) Избранное. Т. 2: История молодой России. М. : Изд>во «Уни> версит. книга» ; Иерусалим : Gesharim. С. 61–80. Корнилов, А. А. (1915) Молодые годы Ми> хаила Бакунина: Из истории русского роман> тизма. М. : Тип. «М. и С. Сабашниковы». Милюков, П. Н. (1902) Любовь у «идеали> стов тридцатых годов» // Милюков, П. Из ис> тории русской интеллигенции : сб. статей и этюдов / 2>е изд. СПб. : Издание товарище> ства «Знание». С. 74–81. Переписка Николая Владимировича Стан> кевича, 1830–1840 (1914). М. : Редакция и изда> ние Алексея Станкевича. Сабекия, Р. Б. (2007) Самореализация лич> ности. Онтология, гносеология, аксиология любви. М. : Наука. Свалов, А. Н. (2009) Н. В. Станкевич: «Че> ловек выше всего…» // Знание. Понимание. Умение. №2. С. 178–184. Станкевич, Н. В. (1982) Избранное / сост., вступ. статья и примеч. Г. Г. Елизаветиной. М. : Сов. Россия. Станкевич, Н. В. (2008) Избранное / вступ. ст. и примеч. Б. Т. Удодова. Воронеж : Изд> во «Центр духовного возрождения Чернозем> ного края».

228

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

РЕЛИГИЯ, КУЛЬТУРА, ОБРАЗОВАНИЕ

Коды культуры в эстетической сфере человека (по данным русского языка) Е. В. МЯКИШЕВА (ОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Автор разрабатывает лингвокультурологическое понятие культурного кода. В статье выявлены универсальные культурные коды, функционирующие в речевых репрезентациях эстетической сферы человека. Описаны модификации этих кодов. Ключевые слова: лингвокультурология, культурный код, концептуальная метафора, эстетиче" ская оценка.

Codes of Culture in Aesthetic Sphere of Person (According the Data of the Russian Language) E. V. MIAKISHEVA (OMSK STATE UNIVERSITY)

The author elaborates a culture"oriented linguistics concept of cultural code. In the article the univer" sal cultural codes, which operate in speech representations of aesthetic sphere of the person, are revealed. The modifications of these codes are described. Keywords: culture"oriented linguistics, cultural code, conceptual metaphor, aesthetic assessment.

связи с активизацией лингвокультуро> логической проблематики в последнее время широко используется понятие «код культуры» (Гудков, 2004; Красных, 2003 и др.). Близкими, но не тождественными ему являются понятия когнитивной метафоры, понимаемой как способ мышления (Лакофф, Джонсон, 1990 и др.), квазистереотипа, по> нимаемого как представление, имеющее ста> тус национально>культурного эталона (Те> лия, 1996 и др.); символа, понимаемого как

мифологическое знание конкретной лингво> культурной общности (Вольф, 1985; Коле> сов, 2002; Орлова, 2005 и др.). Все они объе> динены идеей когнитивного переноса из од> ной сферы в другую. Привлекательность понятия «код культуры» для описания круп> ного фрагмента картины мира (каким явля> ется эстетическая сфера человека) обуслов> лена его системообразующей сущностью. Д. Б. Гудков пишет: «Те или иные объекты окружающего нас мира <…> оказываются

* Мякишева Екатерина Викторовна — преподаватель средней общеобразовательной школы №148 г. Омска, соискатель Омского государственного университета. Тел.: 8 (3812) 71>53>23. Эл. адрес: magistr25@inbox.ru

2009 — №3

способными нести некие добавочные значе> ния. Имена, называющие подобные объекты, образуют связанные друг с другом вторич> ные семиотические системы, которые мы на> зываем кодами <…> национальной культу> ры» (Гудков, 2004: 39). Считается, что суще> ствуют базовые коды культуры (таковы соматический, пространственный, времен> ной, предметный, биоморфный), внутри ко> торых распределяются остальные (Красных, 2003: 298). Список базовых кодов открыт. Действительно, широкий спектр повторяе> мых образных ассоциаций неоднороден. Кро> ме «базовых кодов», отмечены устойчивые образы, функционирующие в тех или иных конкретных референтных областях. См., на> пример, анализ метафорических переносов в сфере эмоций (Апресян, 1995), анализ образ> ной компоненты концепта любви (Воркачев, 2007), метафорические переносы в сфере этики (Орлова, 2005) и др. Анализ уже прове> денных исследований позволяет выдвинуть две гипотезы: об устойчивых модификациях базовых кодов культуры в рамках конкрет> ных референтных областей и о существова> нии не выявленных ранее кодов культуры (без уточнения их универсального / локаль> ного характера). Апробация данных гипотез и явилась главной задачей настоящей статьи. Материалом исследования послужили фразеологизмы, пословицы и поговорки, об> служивающие в языке сферу эстетической оценки человека, извлеченные из различных словарей и сборников (Даль, 1993; Мартыно> ва, Митрофанова, 1986; Молотков, 1987; Огольцев, 1992), а также оценочные выска> зывания, источником которых послужила база данных «Национальный корпус русско> го языка» (http://www.ruscorpora.ru). Начнем с модификаций выявленных базо> вых кодов. В названия трех представленных ниже рубрик входит указание на универ> сальный код (перед двоеточием) и его моди> фикации применительно к эстетической сфере (после двоеточия). Временной код: красота — молодость. В представлении носителей русского язы> ка красота человека соотносима с периодом

Религия, культура, образование

229

молодости. В русской фразеологии краси> вый человек часто описывается в образах молодости: в самой поре, пышет здоровьем, в самом соку, свеж как огурчик / как огурец (об отдохнувшем, полном сил, приятном на вид человеке), цветущий вид, цветет и пах нет, красив, как наливное яблочко. Концеп> туальная связь красоты и молодости прояв> ляется в языке на паремиологическом уров> не, см. пословицы: Какова ни будь красна девка, а придет пора — выцветет; Девичья краса до возрасту и др. Красота молодости становится темой вы> сказываний: Она была удивительно красива в молодости… (Варламов Алексей. Сплав). Зачастую в высказываниях сочетаются эпи> теты красивый и молодой: Красивая мо лодая женщина с каштановыми волосами улыбнулась ей тайной, условленной улыб кой (Яхонтова Ксения. Смятение Анас тасии). Пространственный код: красота / безоб разие — наполненность / пустота. Красота человека связана с внутренней наполненностью. Для эстетической оценки оказываются значимыми связанные с кате> горией пространства понятия внутреннего и внешнего. Данная оппозиция объективи> руется лексемами снаружи — внутри, либо косвенно — указанием на объекты внешно> сти / внутреннего мира. Так, например, со> поставляя внешнее и внутреннее в человеке, коллективный автор паремий расставляет аксиологические акценты. При этом, если внешность оценивается отрицательно, а вну> тренние качества — положительно, аксио> логический итог будет все же положитель> ным: Лицом не красив, да сердцем не спесив; Неказист, да талантлив и др. Если же внешность прекрасна, а внутреннее наполне> ние отсутствует, то общая оценка будет от> рицательной: Красота без разума пуста; Снаружи мило, а внутри гнило и др. В русском национальном сознании пус той человек не может считаться красивым в полной мере: Именно личико, а не лицо. В нем чего то не хватало. Наполненности. Как хрустальная рюмка без вина… (Токаре

230

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ва В. Антон, надень ботинки!). Внутрен> няя красота способна изменить знак эстети> ческой оценки внешности с отрицательного на положительный: Скуластое, угловатое лицо калмыцкого типа… могло бы назвать ся безобразным, если бы его не освещала вну тренняя красота… (Кони А. Ф. Воспоми нания о судебных деятелях). Биоморфный код: красота — жизнь, кра сота — здоровье. В национальном культурном представле> нии красота связана с жизнью, уродство — со смертью. Связь «природной» красоты че> ловека с жизнью воспроизводится в языко> вых клише. О женщине могут сказать: пре красна / красива, как сама жизнь, страшна как смерть. Жизнь и красота невозможны без физи> ческого здоровья. Поэтому в русской фразе> ологии некрасивый человек — это человек нездоровый. Образ человека некрасивого / нездорового выступает в семантике ряда фразеологизмов: еле еле душа в теле, кра ше в гроб кладут, живые мощи и др. Обра> зы фразеологизмов связаны с архетипиче> ской оппозицией жизнь (здоровье) / смерть (болезнь). Красота коррелирует с жизнью и здоровьем. Данное представление актуали> зируется в высказываниях, в которых слова красота и здоровье попадают в ряд однород> ных членов (т. е. сближаются по смыслу в рамках высказывания): Красота, здоро вье — вот что делает человека счастливым. (Эйтвин Г., Бриза О. Походка и осанка ко ролевы. Затми соперниц грацией). Устойчивые метафорические переносы, о которых пойдет речь далее, до сих пор не квалифицировались исследователями как базовые коды культуры. Почему мы называ> ем их кодами культуры и вводим в описание фототермический, космический, социаль> ный коды? В эстетической сфере человека регулярно встречаются конкретные метафо> рические переносы, которые могут быть воз> ведены к абстрактным категориям, т. е. про> является та же многоуровневая «сетка коор> динат», которая была описана выше. К тем же абстрактным категориям возводятся ус>

2009 — №3

тойчивые метафорические переносы в дру> гих референтных зонах. Например, фото термический код предполагает не только модификацию красота — свет, но и мо> дификацию добро — свет, любовь — свет, зло — тьма и т. д. Рассмотрим последова> тельно наиболее очевидные явления. Фототермический код1: красота — свет, красота — тепло. Исследование языкового материала на разных уровнях показывает, что красота в русском национальном сознании нераз> рывно связана со светом. Если обратиться к толкованию лексемы «блеск» в словарях (см., например: Ожегов, Шведова, 1999), то можно обнаружить, что в ее семантическую структуру входит дифференциальная сема «красота». Среди прочих толкований обра> щают на себя внимание следующие: блеск (перен). Великолепие, яркое проявление чего>н. (в свою очередь, великолепие толку> ется как пышная красота, роскошь) и блеск, в знач. сказ. О чем>н. очень хорошем, впечат> ляющем, красота (прост.). Устойчивое соче> тание во всем блеске в смысловом отношении полностью тождественно сочетанию во всей красе. Носителю русского языка красивая жен> щина представляется как блестящая, осле пительная, лучезарная. Красивая внешность иначе называется яркой. Некрасивая внеш> ность носителям русской лингвокультуры кажется тусклой, блеклой. Свет, в свою очередь, в национальном культурном сознании имеет непосредствен> ную связь с теплом, поскольку главное све> тило, Солнце, не только освещает мир, но и согревает его. Поэтому возможны такие высказывания: Красивое — редко, но когда оно истинно красиво, оно согревает душу, как солнце, вдруг осиявшее пасмурный день (Горький М.). Космический код: красота — порядок, пропорциональность. Понятие красоты связывается в культур> ном сознании с идеей космоса. Существует мнение, что «генезис эстетической оценки <…> происходил на этапе формирования

2009 — №3

космогонических представлений» (Брагина, 2004: 489). В разных типах дискурса красота семантически объединена с гармонией, по> рядком. О человеке, который пытается улуч> шить свой вешний вид, говорят, что он при водит себя в порядок; наводит марафет (прост.). Этимологически родственными являются слова космос и косметика. Предметы одежды украшают человека, если они гармонично сочетаются друг с дру> гом: Фата может быть любой длины — от коротенькой, символической, до самой длинной. И она должна гармонировать с платьем (Вопрос — Ответ // Лиза. 2005). В сферу положительной эстетической оценки часто вовлекаются предикаты оцен> ки нормативной 2: правильный, нормальный, пропорциональный. Важнейшими условия> ми положительной эстетической оценки че> ловека являются правильные черты лица и пропорциональное телосложение. Белла и в старости оставалась очень красивой жен щиной: огромные грустные глаза, правиль ные черты лица (Щеглов Алексей. Фаина Раневская: вся жизнь); Солист команды, кочегар Попов, был рослый парень, пропор ционально сложен, с правильными чертами лица… (Новиков Прибой Алексей. Цусима). Представление о том, что красивый чело> век пропорционален, объективируется так> же выражением ничего лишнего. Отсутствие лишнего – это еще одно своеобразное выра> жение гармонии, правильности и, следова> тельно, красоты: Красиво — это когда ниче го лишнего (Токарева В.). Отрицательную эстетическую оценку содержат словосоче> тания лишний вес, лишние килограммы, лишние волосы. Социальный код: красота — власть, кра сота — богатство. Концептуальная связь красоты и власти репрезентируется в языке в первую очередь существованием лексем привлекательный, очаровательный, прелестный, обворожи тельный. Красота притягивает взоры, при влекает, завлекает. На концептуальную близость красоты к власти указывают срав> нения. Красивую женщину называют или

Религия, культура, образование

231

сравнивают с богиней, ангелом, мадонной, царицей, королевой, царевной, принцессой: Пока я сидел в парке, стало темнеть, и в су мерках показалась моя Ариадна, изящная и нарядная, как принцесса… (Чехов А. П. Ариадна). По мнению Н. Г. Брагиной (Брагина: 2004: 498), «красавица реализует функцию власти над мужчинами по моделям: красавицы — царицы / королевы (социальный аспект вла> сти) и красавицы>колдуньи (магический ас> пект)». Связь понятий красоты и власти, силы на> ходит отражение в многочисленных выска> зываниях: Власть красоты непонятно, не закономерно и совершенно иррационально врывается в этот мир и царит в нем… (Бул гаков С.Н. Свет невечерний); Красота, власть твоя велика! (Грин Александр. Джесси и Моргиана) и др. Исследование речевого материала пока> зывает, что в представлениях носителей рус> ского языка красота связана с представле> нием о богатстве. На лексическом уровне связь красоты и богатства обусловлена су> ществованием лексемы великолепный, в се> мантическую структуру которой входит дифференциальная сема богатый. В выска> зываниях красивая внешность часто называ> ется роскошной, шикарной: Девочке с харь ковской Москалевки досталась роскошная внешность принцессы окраин… (Крищенко Антонина. Императрица Клавдия // Домо вой. 2002. 12 апреля); С Ленкиной шикар ной внешностью русской красавицы этот вариант напрашивался сам собой (Берсене ва Анна. Возраст третьей любви). Итак, в эстетической сфере человека про> являются несколько кодов культуры. Не> которые из них признаются базовыми, вклю> чающими в себя прочие коды (временной, пространственный, биоморфный коды куль> туры). Статус других (фототермический, космический, социальный коды культуры) пока не определен. Существенно, что в ис> следуемой референтной области каждый из кодов представлен специфическими моди> фикациями.

232

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ПРИМЕЧАНИЯ 1

Термин «фототермический» заимствован из работы С. Г. Воркачева (Воркачев, 2007: 96), где он употребляется для обозначения разновидности метафоры. 2 Термин Н. Д. Арутюновой. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Апресян, В. Ю., Апресян, Ю. Д. (1995) Ме> тафора в семантическом представлении эмо> ций // Вопросы языкознания. №1. С. 37–68. Брагина, Н. Г. (2004) Красота: энергия влечения и образ власти // Логический ана> лиз языка. Языки эстетики: Концептуаль> ные поля прекрасного и безобразного / под ред. Н. Д. Арутюновой. М. : ИНДРИК. С. 487–503. Вольф, Е. М. (1985) Функциональная се> мантика оценки. М. : Наука. Воркачев, С. Г. (2007) Любовь как лингво> культурный концепт. М. : Гнозис. Гудков, Д. Б. (2004) Единицы кодов куль> туры: проблемы семантики // Язык. Сознание. Коммуникация : сб. статей / отв. ред. В. В. Крас> ных, А. И. Изотов. М. : МАКС Пресс. Вып. 26. С. 39–50 // http://www.philol. msu.ru/ ~slavphil/books/jsk_index.html

Даль, В. И. (1993) Пословицы русского на> рода : в 3 т. М. Колесов, В. В. (2002) Философия русского слова. СПб. : ЮНА. Красных, В. В. (2003) «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М. : ИТДГК «Гнозис». Лакофф, Дж., Джонсон, М. (1990) Мета> форы, которыми мы живем // Теория метафо> ры. М. С. 347–415. Огольцев, В. М. (1992) Устойчивые сравне> ния русского языка. СПб. : Просвещение. Ожегов, С. И., Шведова, Н. Ю. (1999) Толковый словарь русского языка. М. : Азбу> ковник. Орлова, Н. В. (2005) Наивная этика: линг> вистические модели (на материале современ> ного русского языка). Омск : Вариант>Омск. Мартынова, А. Н., Митрофанова, В. В. (1986) Пословицы. Поговорки. Загадки / сост. А. Н. Мартынова, В. В. Митрофанова. М. Молотков, А. И. (1987). Фразеологический словарь русского языка / под ред. А. И. Мо> лоткова. М. : Русский язык. Телия, В. Н. (1996) Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингво> культурологический аспекты. М. : Школа «Языки русской культуры».

Из хроники научной жизни 2 июля в Московском гуманитарном университете состоялась V Международная конференция «История мировой и отечественной психологической мысли: ценить прошлое, любить настоящее, верить в будущее». Открывая конференцию, прорек* тор МосГУ по научно*издательской работе Вал. А. Луков сказал: «В течение многих лет в нашем вузе глубоко изучается психология. Наш университет — одно из тех учебных заведений, где психологическое направление деятельности непосредст* венно связано с научной школой. Это и есть настоящее качество — когда учебный процесс идет в ногу с научными исследованиями». С пленарным докладом «Роль В. М. Бехтерева в становлении отечественной социальной психологии»выступил член*корреспондент РАН, директор Института психологии РАН А. Л. Журавлев .

Религия, культура, образование

2009 — №3

233

К вопросу о музыкальной эстетике Корана А. К. ШАЯХМЕТОВА (КРАСНОЯРСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ МУЗЫКИ И ТЕАТРА) До настоящего времени собственно музыкальный компонент исламского богослужения изучен далеко не в полной мере. Значимость музыкального компонента исламского богослужения обосновывается на материале целого ряда философско"эстетических трактатов исламской традиции, где с разных сторон обсуждается проблема звучащего Слова — слова музыкального по своей сути. Ключевые слова: ислам, Коран, таджвид, эстетика, музыка.

To the Question of Musical Aesthetics of the Koran A. K. SHAIAKHMETOVA (KRASNOYARSK STATE ACADEMY OF MUSIC AND THEATER)

Down to recent times musical component of Islam divine service has been studied far not in corpore. The significance of musical element of Islam divine service can be substantiated on the basis of vari" ety of philosophical and aesthetic treatises of the Islamic tradition, where the problem of sounding word — the musical word in its substance — is being discussed from different points of view Keywords: Islam, Koran, tadjwid, aesthetics, music.

бщеизвестно, что в исламском куль> те преобладает напевная речитация и сколько>нибудь развернутые мелодические формы не приняты, а звучание музыкальных инструментов недопустимо вообще. Вероят> но, поэтому подход к речитации оказался весьма тонким и дифференцированным. «Музыки, которая есть в Коране, вполне до> статочно для богослужения!» — так выразил свое отношение к данной проблеме муфтий Красноярского края Гаяз Фаткуллин. И все же имеются достаточные основания говорить о музыкальной стороне исламского богослужения. Такие важнейшие свойства исламской традиции чтения Корана в орто> доксальном мусульманстве, как мелодич> ность и напевность, определяют собою осо> бенности вокального интонирования бого> служения. Вокальное начало играет роль эмоционального «усилителя» и одновремен> но «координатора» Божественного Слова и молитвенных слов. Сегодня появилась возможность изуче> ния исламских религиозных ритуалов и тра> диций в разных аспектах — историческом, философском, искусствоведческом, исламо>

ведческом, богословском. Круг соответст> вующих изданий в последние десятилетия значительно расширился. Открылся доступ к первоисточникам, памятникам культуры мусульманского Средневековья. В отечественной науке интерес к проб> лематике духовной культуры Ислама стре> мительно нарастает от 70>х годов XX к нача> лу XXI в., что засвидетельствовано появле> нием целого ряда специальных исследова> ний (З. А. Имамутдинова, Г. С. Сайфуллина, А. Б. Софийская). В работах, где речь идет о способах инто> нирования Корана — основного корпуса священных тестов Ислама, — доминируют два подхода к рассмотрению проблемы «Ис> лам и музыка». Согласно одному из них слово Корана может только произноситься, и ни о какой музыке речи быть не может. Согласно другому текст Корана вокализиру> ется, хотя сам способ вокализации весьма специфичен, даже в сравнении с аналогич> ными монодическими певческими тради> циями (в частности — с традицией христи> анской, где звучит именно мелодия, хотя наряду с ней имеют место и псалмодия,

* Шаяхметова Альфия Камельевна — аспирант кафедры истории музыки Красноярской госу> дарственной академии музыки и театра. Тел.: 8 (908) 026>36>16. Эл. адрес: alfiya007@list.ru

234

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

и напевное чтение). Дело в том, что язык Корана — это, по меткому выражению И. Ю. Крачковского (академика, переводчи> ка Корана), «песенный язык», мелодические свойства которого, однако, не поддаются фиксации в полной мере. Это, вероятно, от> разилось на своеобразии музыкального ком> понента мусульманского ритуала. Среди проблем, связанных с изучением последнего, немаловажное место принадле> жит проблеме Слова, ибо мусульманство — это религия Слова: мысль о значимости Сло> ва пронизывает всю мусульманскую культу> ру; это один из «лейтмотивов» Корана: «раз> ве ты не видел, как Аллах приводит притчей доброе слово — оно, как дерево доброе: ко> рень его тверд, а ветви в небесах…» (Сура 14 «Ибрахим», 29 аят). Само слово «Коран» («аль>Куръан») в переводе с арабского озна> чает «чтение вслух, чтение наизусть, декла> мация». И ниспослано было содержание Священной книги устным путем через рече> ния Пророка. «Техника» восприятия Корана и араб> ской поэзии в целом ориентирована на слу> шателя, а не на читателя. И действительно, благодаря особой настройке слухового вос> приятия активизируется способность запо> минания и понимания. Быть может, этим оп> ределяется то предпочтение, которое в му> сульманстве отдается слуховому фактору перед зрительным, визуальным. Слуховое восприятие было основным способом освоения учений веры. «А когда читается Коран, то прислушай> тесь к нему и молчите, — может быть, вы будете помилованы» (Сура 8 «Добыча», аят 203). «Мы направили к тебе толпу из джиннов, чтобы они выслушали Коран. Когда же они явились к этому, они сказали: «Внимай> те!» Когда было завершено, они обратились к своему народу с увещеванием. Они сказали: «О народ наш! Мы слышали Книгу, ниспосланную после Муссы, под> тверждающую истинность того, что ниспос> лано до него; он ведет к истине и к прямому пути» (Сура 46 «Пески», 28–29 аяты).

2009 — №3

«Они говорят: «Если бы мы слушали или разумели, то не были мы среди обитателей огня» (Сура 67 «Власть», аят 10). Из всех органов восприятия теоретики Ислама отдавали предпочтение слуху, счи> тая его самым совершенным. По этому пово> ду Пророк сказал: «Тому, кто прослушает хотя бы одну суру Корана, будет дано двой> ное вознаграждение; а тому, кто читает, по> кажется свет в день Воскресения» (Ахмад) (Мурад, 1990: 76). Когда говорит Господь, мусульманин должен молчать и слушать. При этом следует иметь в виду, что арабское слово, выражающее понятие «слушание», означает не только физическое свойство слуха, но также и определенное духовное состояние. Коран ниспослан, чтобы быть понятым: «Писание, ниспосланное тебе, благословен> но, чтобы обдумали его знамения и припом> нили обладатели рассудка» (Мурад, 1990: 38). В идеале Коран должен восприниматься как «живая книга». Само собой разумеется, что язык — первый ключ к пониманию Корана. Арабский язык по своим средствам выра> жения точен и одновременно эллиптичен. В нем часто пропускаются соединительные слова и фразы, вследствие чего возникают некоторая «двусмысленность», умолчания, замены. Свойство эллиптичности, присущее арабскому языку, указывает на свойства Всевышнего. В цитируемом выше тракта> те Газали «Аллах именуется “слышащим” и “знающим”. Его слух не связан с ушами, подобно тому, как Его знание не связано с раздумыванием и мыслями, Его Созидание не связано с орудиями». То есть слух в осо> бом, указанном выше значении мыслился философом как атрибут Божества. В прямой связи с акцентированием слухо> вого фактора состоит так называемый внут> ренний этикет речитации Корана, которому Газали придает большое значение. Суть вну> треннего этикета — в «осознании величия Речи». Это выражение заключает в себе один из фундаментальных идейных принципов мусульманской религии, согласно которому речь человеческая, при условии правильной

2009 — №3

ее интонационной и духовной настройки, служит «зерном», хранящим и передающим Божественную Мысль. Речь складывается из слов, слова — из зву> ков, но сила божественной мысли выражает> ся только в слове; отдельно взятый звук сам по себе не является носителем сакральной энергии. Точно так же сакральной силой наде> ляется и слово начертанное, написанное (хо> тя звучащее все же более значимо), тогда как отдельная буква магической силы не имеет. Об особой значимости звучащего Слова свидетельствует Коран: «И вот сказал Господь твоим ангелам: «Я сотворю человека из звучащей, из глины, облеченной в форму» (Сура 15 «Ал>хиджр», аят 28). «О, вы, которые уверовали! Не поднимай> те своих голосов выше голоса пророка и не обращайтесь к нему громко с речью, как об> ращаетесь друг другу, чтобы не оказались тщетными ваши дела, а вы и не знаете. Те, которые понижают свои голоса у по> сланника Аллаха, — это те, сердца которых испытал Аллах для богобоязненности. Им — прощение, великая награда» (Сура 49 «Ком> наты», аяты 2–3). Все «правила» чтения и слушания, имея дидактическую направленность, своей глав> ной целью имеют побуждение к размышле> нию при чтении Корана. Другими словами, если чтение Корана не пробуждает мысль и сердце, то оно не достигает цели и не мо> жет быть признанным как адекватное, так как чтение Корана — не самоцель, а средст> во постижения Бога. В контексте исламского богослужения, мелодизм есть особое универсальное свой> ство, присущее благочестивому (адекватно> му) звучанию Священного текста, а вместе с тем — и критерий адекватности этого зву> чания. Мелодика чтения оценивается как во> площение концентрации смыслового значе> ния Слова. Вот почему нет необходимости в дальнейшем развертывании собственно музыкальных фраз. В речитации Корана И. Р. Еолян выделяет общие для арабского искусства черты — высокое мастерство им>

Религия, культура, образование

235

провизационности, эмоциональную напря> женность. Эта манера по сути близка псал> модированию (Еолян, 1990: 23). Этой традицией определяется «музыкаль> ная стилистика» в исламском богослужении, где вокальное начало играет роль «усилите> ля» и «координатора» Божественного слова и душевного настроя верующих. Несмотря на крайнюю ограниченность музыкально>вы> разительных средств, допускаемых в мусуль> манском обряде, именно мелодия становит> ся главным средством трансляции духовной энергии в коммуникации «Бог — Человек». Фонемы арабского языка дифференциру> ются по способу произношения на гортан> ные, зубные, шипящие, глухие. Фонемы каж> дой группы интонируются по>разному. Так, например, озвучивание гортанных предпо> лагает специфические приемы вибрации, тремолирования. Каждый аят положено ис> полнять на одном дыхании. Этим, вероятно, объясняется единство мелодической линии в каждой мелостроке (при том что каждому из слов соответствует тот или иной мелоди> ческий оборот). Отдельные буквы или их сочетания (тан> вин), выделенные специальными письменны> ми знаками, зачастую подчеркиваются в ме> лодии увеличением длительности вдвое. Су> ществует правило удлинения гласных за счет использования определенного написания — добавление к гласной дополнительной фигу> ры, вследствие чего длительность звучания увеличивается вдвое. Таким образом, можно условно различать два типа музыкальных длительностей: один соответствует долгим слогам (условно четвертные), другой соот> ветствует коротким слогам (условно вось> мые). Согласно таджвиду универсальной счетной долей является так называемый та> ракят (эти доли отсчитываются муэдзином указательным пальцем). Удлинение согласной обозначается над> строчным знаком. В интонировании оно вос> принимается как легатиссимо, перетекание — слияние двух звуков. Актуальность изучения музыкального на> чала в богослужении Ислама определяется

236

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

тем, что одно неотделимо от другого. Обще> известно, что религиозное искусство, неза> висимо от различий между религиозными системами, канонично. Канон как художест> венный метод предполагает творчество по образцу. Соответственно любое произведе> ние религиозного искусства так или иначе соотносится с неким абсолютным образцом, или архетипом. В качестве архетипа, или образца мусуль> манского богослужения, могут выступать в равной мере богослужение главной мечети Казани («Куль Шариф»1) и главной мечети Москвы — городов, где имеются высшие му> сульманские медресе. Соотносительно с ни> ми и следует рассматривать интересующий нас музыкальный материал мусульманского богослужения, записанный в Красноярской соборной мечети на джума>намазе и нотиро> ванный автором статьи. Музыкальная стилистика песнопений в сравниваемых здесь редакциях — казан> ской и красноярской — характеризуется следующими общими свойствами. Ярко вы> ражена собственно музыкальная, а не декла> мационная природа интонации. Мелодиче> ское движение плавное, в нем отсутствуют широкие ходы; преобладает нисходящая на> правленность. В границах каждой мелостро> ки движение устремлено к опорным тонам. Мелодия имеет формульную структуру, при> чем формула может совпадать с мелостро> кой, но может охватывать и две мелостроки. Основным принципом развития мелодии выступает вариантно>формульный. Темп ис> полнения — неторопливый. Важнейшими средствами мелодического кадансирования в конце аятов выступают устойчивый звуко> высотный уровень финалиса (особенно это характерно для казанской версии), а также прием тремолирования, вибрации голоса. В основе ладовой системы песнопения ле> жит модальность в сочетании с диатоникой фригийского оттенка. Здесь выделены черты музыкальной стилистики, единые для обеих редакций. Различия между ними требуют более детального рассмотрения с опорой на нотные примеры, что выходит за рамки дан>

ной статьи. Однако данных результатов сравнительного анализа достаточно для то> го, чтобы сделать следующие заключения. Имеются документально подтвержден> ные данные, позволяющие считать, что ис> полнение священных текстов в двух различ> ных региональных версиях имеет единую природу интонирования, именно интонацию музыкальную. Следовательно, то, что звучит в мечети, есть не что иное, как музыка. Убе> дительным доказательством этого является сама возможность нотирования изученного нами материала, которому присущи такие свойства, как фиксированная звуковысот> ность, наличие определенных ладомелодиче> ских структур, а также подчиненность неко> торым универсальным логическим принци> пам музыкального формообразования. Конечно, значение музыкального начала по сравнению со значением текста словесно> го второстепенно. Тем не менее изучать му> зыкальное начало необходимо, имея в виду неотделимость слова и музыки в мусульман> ской богослужебной традиции. ПРИМЕЧАНИЕ 1

Куль Шариф — легендарная мечеть, рас> положенная в западной части Казанского кремля. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аляутдинов, Ш. (2005) Путь к вере и совер> шенству. М. Еолян, И. Р. (1977) Очерки арабской му> зыки. М. Еолян, И. Р. (1990) Традиционная музыка Арабского Востока. М. Коран. (1990) Пер. И. Ю. Крачковского. М. Мурад, Х. (1997) Путь к Корану. М. Сайфуллина, Г. (1999) Музыка священного слова. Казань. Сайфуллина, Г. (2000) Татарская музыка: Восток — Запад? // Муз. акад. №2. С. 38–43. Софийская, А. Б. (2007) Музыкальные ас> пекты религиозных праздников татар>мусуль> ман Поволжья : автореф. дис. ... канд. искусст> вовед. М. Азбука священного Корана. (1999) Казань. Ч. 1.

237

2009 — №3

НАУЧНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ: РАБОТЫ МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ

Константы шведской культуры в свете тезаурусного подхода А. Н. ИВАНОВ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Основной целью статьи является определение и анализ основополагающих констант тезауру" са современной шведской культуры. Анализ дополняется попыткой проследить историю раз" вития анализируемых данных, а также характер взаимосвязи между ними. Ключевые слова: культурные константы, история культуры.

Constants of the Swedish Culture in the Light of the The saurus Approach A. N. IVANOV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

The objective of this article is to define and analyze the fundamental constants of the thesaurus of the Swedish culture. This analyze is supplemented with a short overview of development of the analyzed constants and a description of their correlation. Keywords: cultural constants, history of culture.

дной из важнейших частей своего наци> онального самосознания шведы счита> ют слово «lagom» (в меру)1. В других языках это слово имеет несколько компромиссный и даже проигрышный оттенок, но в швед> ском «lagom», будучи примененным к тому или иному объекту, возводит его в ранг иде> ала. Подтверждение этому заключено, в ча> стности, в шведской пословице «Lagom är bäst», что в дословном переводе на русский означает «В меру — лучше всего». Шведское общество не приемлет излишнего богатства

или бедности, о чем свидетельствует уже бо> лее чем полувековая традиция правления со> циал>демократической партии под девизом «Никто не останется позади» («Alla ska med»). С начала 30>х годов XX в. буржу> азные партии несколько раз приходили к власти, но не имели долговременной под> держки населения2. Стремление к большим деньгам, приравненное во многих капитали> стических странах к смыслу жизни, не нахо> дит приветствия и понимания в шведском на> циональном тезаурусе. Материальное богат>

* Иванов Александр Николаевич — преподаватель русского и шведского языков (Стокгольм, Швеция), аспирант кафедры культурологии Московского гуманитарного университета. Тел.: (495) 374>61>81. Эл. адрес: ivbror@rambler.ru

238

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ство как таковое не входит в число основных приоритетов среднего шведа. У каждого че> ловека, естественно, должно быть «lagom» средств, достаточных для обеспечения до> стойного существования. Но деньги никогда не превращаются в самоцель. Для шведа на> много более существенны спокойная жизнь и количество свободного от работы времени, которое можно проводить с семьей, друзья> ми или тратить на образование, хобби и т. п. (Bengts, Bruno, Nilson>Puccio, 2001: 107). Стремление к нейтральности проявляет себя и в отношениях полов, благодаря чему Швецию на сегодняшний день характеризу> ют как страну, где феминистическое движе> ние достигло наибольших успехов в мире. При отборе кадров работодатели считают своим долгом учитывать не только профес> сиональные способности претендента, но и соотношение полов на рабочем месте, за> ботясь о наличии равного количества ва> кансий как для мужчин, так и для женщин. Женщины активно привлекаются в традици> онно «мужские» профессии военных, води> телей, пилотов, спортивных комментаторов и проч., а мужчинам, в свою очередь, рады в школах, магазинах и детских садах. Все более заметная роль женщин на рын> ке труда заметно влияет и на расстановку сил у домашнего очага. Так, мужчины прово> дят все больше времени у плиты и ухажива> ют за детьми. У каждого человека вне зави> симости от половой принадлежности должно быть «lagom» рабочего и свободного време> ни, домашних забот и отдыха, и шведское общество по многим показателям уже почти достигло своего умеренного идеала. С «lagom» тесным образом связана еще одна центральная константа шведской наци> ональной культуры и менталитета — инди> видуализм3. В отличие от русской культуры, где общинное и семейное начало с незапа> мятных времен определяло отношения между представителями ее общества, шведская со> циально>культурная модель практически не знает связей такого рода. Эта особенность современного шведского общества уходит корнями в историю шведского государства,

2009 — №3

где практически не было крепостного права и коллективного крестьянского хозяйства. В сравнительной перспективе шведские кре> стьяне обладали уникальной свободой и вла> стью. Шведский историк Ёран Хэгг отмеча> ет, что в Средневековье шведский крестья> нин был в большей степени политически и социально свободен, а также более значим как личность, чем в любой другой европей> ской стране (Hägg, 2003: 197–198). «Одиночка силен» (Еnsam är stark), — гла> сит шведская поговорка. Скандинавы всегда жили отдельными дворами, которые зачас> тую находились на значительном расстоя> нии друг от друга. «Самостийность» каждо> го из дворов и поселений нередко подчерки> валась специальным диалектом, многие из которых живы и используются до сих пор. Поэтому по характерным диалектальным особенностям, выражающимся как в специ> фическом произношении, так и свойствен> ных только конкретному диалекту выраже> ниях, чаще всего можно определить, в какой части страны вырос тот или иной человек. Количество диалектов не поддается точному подсчету, но, по данным Гётеборгского уни> верситета, на сегодняшний день в употреб> лении находятся от 300 до 5004, а раньше их было еще больше. Эти цифры, учитывая относительно (особенно в сравнении с Рос> сией) небольшую территорию страны, слу> жат достаточно убедительным доказатель> ством принципа функционирования швед> ского социума в исторической перспективе. В шведском обществе стремление к лич> ной независимости на уровне индивида на первый взгляд парадоксально сосуществует с очень высоким уровнем доверия к органам государственной власти. Конфликт между независимостью индивида и сообществом находит в шведском обществе особое реше> ние. Исследователи (Berggren, Trägärdh, 2006: 28–54) отмечают, что теоретическая суть этого решения была сформулирована задол> го до ее реального воплощения И. Кантом в его категорическом императиве: «Поступай только согласно такой максиме, руководст> вуясь которой ты в то же время можешь по>

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

желать, чтобы она стала всеобщим законом» (Kant, 1997: 46). Императив Канта дает каж> дому волю самостоятельно решать, что хо> рошо и что плохо в той или иной ситуации. С другой стороны, такое положение автома> тически накладывает на каждого человека обязательство создавать и поддерживать правила и законы, что положительно сказы> вается на уровне равноправия и гражданской ответственности (См.: Reiss, 1970: 1–40). Ин> дивид и общество находятся в амбивалент> ных отношениях, где обществу свойственна тенденция подчинения индивида правилам социума, а индивид стремится к организации окружающей среды в соответствии с его соб> ственными потребностями. Желание сохра> нить независимость заставляет человека про> являть все свои скрытые таланты и возмож> ности, что и является основной движущей силой в развитии самого общества и культу> ры. Результатом конфликтов между индиви> дуальным и общественным становится обще> ственный договор, ограничивающий свободу граждан в обмен на возможность мирного сосуществования. Кант проводит параллель между обществом и лесом: деревьям прихо> дится бороться за место под солнцем и сво> бодное пространство. Поскольку для выжи> вания необходимы оба компонента, деревья вынуждены выдерживать баланс между ни> ми, что в результате приводит к появлению красивых, ровных стволов. Сходной точки зрения придерживался Ж. Ж. Руссо. В государстве он видел воз> можность освобождения людей от личной зависимости друг от друга. Эта зависимость носила для него прежде всего классовый ха> рактер, а желание освобождения направле> но в первую очередь против аристократии. Основная задача Общественного договора Руссо — «найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общею силою личность и имущество каждого из членов ассоциации и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде» (Rousseau, 1994: 28).

239

«Шведская и скандинавская модель осно> вана на прямых взаимоотношениях между государством и индивидом по вопросам прав и обязанностей. Поддержка (skyddsnät, до> словно — защитная сеть) гарантируется вне зависимости от отношения индивида к семье, работодателю или сколько>нибудь доброже> лательным благотворительным организаци> ям. Непосредственная зависимость от семьи, родственников, друзей, работодателей и об> щественных объединений минимизирова> лась» (Berggren, Trägärdh, 2006: 53). Вероятно, вследствие этого обращение к близким людям за сколько>нибудь значительной помощью практически вышло за рамки приличий. Шведское государство взяло на себя те функ> ции, которые традиционно являлись основой для поддержания тесных социальных связей. У шведского общественного договора мно> го имен: народный дом (folkhemmet), швед> ская модель (den svenska modellen), социал> демократическое общество благосостояния (den socialdemokratiska välf ärdsstaten). В своей основе все эти понятия символизируют госу> дарственную систему, способную, как в кан> тианском лесу, гарантировать гражданам не> зависимость друг от друга, но не от нее самой. «В Швеции ценности индивидуализма не подвергаются сомнению, и в отношении этого мы, шведы, не «lagom», а экстремальны», — пишет стокгольмский этнолог Карл>Улов Арнстберг (Arnsberg, 2005: 88). В этом кон> тексте интересный смысл приобретает про> вокационное утверждение Руссо о необхо> димости принуждения граждан к свободе: «Чтобы общественное соглашение не стало пустою формальностью, оно молчаливо включает в себя такое обязательство, кото> рое одно только может дать силу другим обязательствам: если кто>либо откажется подчиниться общей воле, то он будет к этому принужден всем Организмом, а это означает не что иное, как то, что его силою принудят быть свободным. Ибо таково условие, кото> рое, подчиняя каждого гражданина отечест> ву, одновременно тем самым ограждает его от всякой личной зависимости» (Rousseau, 1994: 28). Действительно, единственной нео>

240

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

споримой аксиомой пропитанного идеями всевозможных свобод шведского общества видится сама по себе идея усредненного (lagom) равноправия, олицетворяемая госу> дарством и проводимой им социально>эко> номической политикой. Еще одной основополагающей констан> той в самосознании шведов как нации явля> ется «современность» (modernitet). Фре> дерик Линдстрём (Fredrik Lindström), шведский лингвист, режиссер и ведущий те> левизионных программ, посвященных тема> тике истории шведского языка и культуры, не случайно дал циклу своих программ о шведском национальном характере название «Самая современная страна в мире» («Världens modernaste land» 5). О. Даун в книге «Шведский менталитет» таким обра> зом формулирует эту черту самосознания народа: «Если вообще возможно определить центр шведского национального самосозна> ния, то им станет именно это представление о современности, о принадлежности к со> временной Швеции, высокоразвитой и раци> онально организованной, где справедли> вость и высокая степень социальной защиты выступают в качестве ведущих принципов» (Dawn, 1998: 173). Отношение шведов к другим нациям во многом определяется этим представлением. В шведском тезаурусе концепты «религиоз> ность», «духовность», «традиции», «культур> ное наследие» по статусу во многом прибли> жены к пережиткам прошлого и вытеснены в область «чужого». О них если и говорят, то в контексте дискуссий о выходцах из других стран или во время празднования Рождества и Праздника середины лета. Будучи пропи> танной идеей рационализма, современная шведская культура не видит прямого смысла в следовании потерявшим актуальный смысл традициям прошлого. Можно обнаружить немало схожих черт между поведением отдельного индивида в шведском обществе и поведением Швеции на мировой арене. Дети, с раннего возраста взращенные на идеалах индивидуализма, вынуждены со временем адаптироваться

2009 — №3

к вхождению в разного рода коллективы. Чтобы не быть отвергнутым, индивиду при> ходится проявлять чрезвычайную осторож> ность в выражении собственных мнений (отсюда распространенный стереотип о за> стенчивости и нерешительности шведов в об> щении с другими людьми, особенно предста> вителями иных наций). Можно предположить, что стремление шведов как нации к постоян> ному «осовремениванию» связано с необхо> димостью самоутвердиться, произвести до> стойное впечатление в сообществе наций. Подтверждением этому может послужить глобальная интернетизация страны в 90>х го> дах ХХ в. В стране появилось большое коли> чество магазинов, предлагавших товары на любой вкус. Их появление было обусловлено верой в успешность интернет>магазинов как технологии продаж будущего. Впоследствии интернет>торговля не оправдала возложен> ных на нее надежд, и многие из вовлеченных в этот сегмент рынка компаний обанкро> тились, что привело к разрыву«IT>bubblan» (в прямом переводе «пузырь информацион> ных технологий»). Характерно, что вовле> ченными в этот процесс в первую очередь оказались не только США и Великобритания как центры мировой цивилизации, но и стра> ны Скандинавии, включая Швецию. По всей вероятности, самой древней из выделяемых нами констант можно считать «индивидуализм», исторически наиболее прочно закрепившийся в центре шведского тезауруса. Следствием индивидуалистиче> ских тенденций в обществе стало стремление к автономности каждой личности, основан> ной на равноправии каждой их них по отно> шению друг к другу. Ответственность за реа> лизацию этого стремления была возложена на органы центральной власти, что обусло> вило ставший уже традиционно высоким уровень законопослушности и доверия на> рода власть предержащим. Образование константы «lagom», как нам кажется, явилось следствием развития пара> дигмы индивид — государство. Шведское об> щество на уровне индивида фактически выра> ботало договор с органами власти, в котором

Научный потенциал: работы молодых ученых

2009 — №3

первые выказывают последним полную под> держку и доверие в обмен на гарантию обес> печения порядка, независимости и равных условий существования для каждого граж> данина вне зависимости от пола, возраста, национальности, социального положения, финансовой обеспеченности и прочих при> знаков. Это стремление к избеганию крайно> стей явилось залогом образования констан> ты «lagom», символизирующей жизненно необходимое для существования «кантиан> ского леса» умеренное равноправие. С этой точки зрения константа «современ> ность» (modernitet) также находится в тесной связи с константой «индивидуализм». В тяго> тении к следованию последним тенденциям (как на личном, так и на национальном уров> нях), готовности и желании приспосабли> ваться к постоянно изменяющимся требова> ниям окружающего мира просматривается поведение индивида, который вынужден вживаться в коллектив, стремление соответ> ствовать требованиям и следовать правилам. Доминирующие мировые тенденции, как пра> вило, очень быстро приживаются в шведском тезаурусе. Швеция легко впитывает в себя фрагменты различных культур, в больших ко> личествах принимая иммигрантов из многих стран мира. «Современность» в этом смысле равна желанию не остаться позади в гонке за достижениями мирового прогресса. Все три вышеперечисленные константы, будучи тесно взаимосвязанными, образуют собой центр тезауруса или основу картины мира шведской культуры. ПРИМЕЧАНИЯ 1

Словарь Шведской академии наук (Sven> ska Akademiens ordbok) содержит следующие значения слова «lagom»: 1) надлежащего содер> жания, в высшей степени подходящий; 2) в от> ношении к чему>либо, что не является (или че> му не следует быть) слишком большим или в излишнем количестве: умеренный; 3) иро> нично: хилый, неважный, «средний»; 4) (не> сколько простонародное) среднего размера, средней ширины, средних вкусовых качеств, нормального размера или силы, нормальный.

241

2 Буржуазные партии формировали коали> ционное правительство в 1976–1978, 1979–1981, 1991–1994 гг. Буржуазным является также действующее правительство после выборов в октябре 2006 г. Источник: http://www.mo> derat.se/web/Historia.aspx 3 Слово «individualism», по данным словаря Шведской академии наук (Svenska Akademiens ordbok), содержит следующие значения: 1) свойство или отношение, свойственное ин> дивидуальным (отдельным) предметам; 2) ме> тафизическое мировоззрение, которое только лишь конкретное или индивидуальное призна> ет в полной мере действительным; 3) самоут> верждение в восприятии и образе жизни; представление, которое позиционирует инди> вида в отношении к родственникам или всему бытию и (в максимально возможной степени) отстаивает его право на свободное и незави> симое развитие и деятельность в отношении к государству и обществу. 4 [URL] http://www.ling.gu.se/~anders/ SWEDIA/FAQ/od2.html 5 [URL] http://svt.se/svt/jsp/Crosslink. jsp?d=24691

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Arnsberg, K.>O. (2005) Typiskt svenskt. 8 es> säer om nutida Sverige. Stockholm: Carlsson Bokförlag. Bengts, M., Bruno, U., Nilson>Puccio, S. (2001) Den svenska koden — bra att veta för nya och gam> la svenskar. Bromma : KnowWare Publications. Berggren, H., Trägärdh, L. (2006) Är svensken människa? Stockholm : Norstedts. Dawn Ä. (1998) Svensk mentalitet. Stockholm : Rabén Prisma. Hägg, G. (2003) Svenskhetens historia. Stock> holm : Wahlström & Widstrand. Kant, I. (1997) Grundläggning av sedernas metafysik — Uddevalla : Daidalos. Reiss, H. (1970) Kant’s political writings Cambridge : Cambridge university press. Rousseau, J.>J. (1994) Om samhällsfördraget eller Staträttens grunder Stockholm : Natur och kultur.

242

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Становление туристского образования в России в период второй половины XIX — первой половины XX века В. В. СУРНИНА (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Данная статья посвящена исследованию становления туристского образования в России в кон" це XIX — начале XX в. Рассматривается влияние политических, экономических и социальных факторов на развитие туристского образования. Целью статьи является выделение этапов раз" вития туристского образования в период его становления и исследование процесса перехода от применения экскурсионного метода к непосредственно туристско"экскурсионному образо" ванию. Ключевые слова: туристское образование, история становления, этапы развития.

Establishment of Tourist Education in Russia in the Second Half of the XIX — the First Half of the XX Centuries V. V. SURNINA (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

This article covers the research on formation of tourist education in Russia in the end of the XIX — the beginning of the XX centuries. Influence of political, economic and social factors on development of tourism education is being considered. The purpose of the article is to define the stages of tourism education development during its establishment and to investigate the transition process from excur" sion method application directly to tourism and excursion education. Keywords: tourist education, formation history, development stages.

настоящее время существует необходи> мость синтеза содержания профессио> нального туристского образования. Данное направление профессионального образова> ния нуждается в теоретическом осмыслении и анализе опыта. Изучение истории станов> ления туристского образования, выделение этапов его развития, поиск ключевых факто> ров, влияющих на развитие, является важ> нейшем аспектом, который необходим для составления его эффективной концепции развития сегодня. Целью данной статьи мы ставим анализ истории становления турист> ского образования в России в конце XIX — начале XX в. и выявление основных этапов его развития. Туристское образование в нашей стране начало зарождаться во второй половине XIX в. Первые предпосылки туристского об> разования были связаны с развитием экскур> сионного дела в России. К первым организо>

ванным группам путешественников можно отнести: Русское Императорское географи> ческое общество (1845); Крымский горный клуб (1890); Общество велосипедистов>тури> стов (1895); Российское горное общество (1901) и др. Их опыт стал тем базисом, на ос> нове которого начали развиваться турист> ско>экскурсионное дело и краеведение. Еще в дореволюционной России передо> вые ученые и педагоги обратили внимание на значение туризма и экскурсий в воспитании и образовании, укреплении здоровья детей. Основоположник теории физического воспитания в России П. Ф. Лесгафт наряду с другими средствами физического воспи> тания настоятельно рекомендовал естест> венные упражнения, прогулки и экскур> сии. П. Ф. Лесгафт указывал, что экскурсии и прогулки способствуют не только физиче> скому развитию ребенка, но и его интеллек> туальному воспитанию (Линчевский, 1981).

* Сурнина Варвара Валерьевна — аспирант кафедры педагогики и психологии высшей школы Московского гуманитарного университета. Тел.: (495) 374>74>59. Эл. адрес: sniky@yandex.ru

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

Также мысль об использовании прогулок и экскурсий как средства обучения и воспи> тания учеников была озвучена основопо> ложником научной педагогики в России К. Д. Ушинским. Во время своей «педагоги> ческой командировки» в страны Европы (1862–1867), он обратил внимание на про> ведение с учениками регулярных ближних и дальних прогулок>экскурсий на природу. Ушинский видел в таких путешествиях глав> ным образом то, что они дают возможность изучать исследуемые явления и процессы в естественных условиях, в мире живой при> роды (Константинов, 2008). К сожалению, прогулки на природу с уча> щимися школ, гимназий, училищ не получи> ли повсеместного распространения. Лишь немногие стали использовать метод экскур> сионной работы как средство обучения. Первыми учебными заведениями в Рос> сии, использовавшими в своей учебной прак> тике экскурсии как метод обучения, были два частных коммерческих училища в Санкт> Петербурге и Александровская учительская школа в Тифлисе, преобразованная в даль> нейшем в учительский институт. В данных учебных заведениях экскур> сии рассматривались как обязательная часть учебного процесса и считались важным средством обучения, позволявшим закре> пить знания, полученные на уроках, пу> тем осуществления принципа наглядности и развития в учащихся умения приобре> тать знания путем наблюдения и самостоя> тельной работы (Константинов, 2008; Юхне> вич, 2001). В экскурсиях учителя увидели возмож> ность отойти от классического российско> го обучения, носившего преимущественно теоретический характер, значительно улуч> шить преподавание естественных предметов, приблизить учащихся к природе. Экскурсии позволили учителям использовать эмпири> ческий метод в преподавании естественных предметов. Однако изначально педагоги, проводившие экскурсии для учеников, не имели никаких на> выков их ведения. Поэтому Крымским гор>

243

ным клубом в июне 1902 г. была организова> на первая педагогическая экскурсия в Крым, разработанная специально для учителей. С каждым годом интерес учителей к осво> ению методов экскурсионной работы рос, од> нако отсутствие единого методического экс> курсионного центра в России не позволяло создать какой>либо системы подготовки ру> ководителей ученических экскурсий. Но сти> хийно развивавшаяся экскурсионная работа в учебных заведениях России постепенно начинала получать теоретическую базу. Так, советы по организации и проведению экскур> сий можно было почерпнуть из журналов «Русский экскурсант», «Экскурсионный ве> стник», «Школьные экскурсии и школьный музей», «Труды общества землеведения», «Естествознание и география», «Русская школа» и ряда других изданий, в достаточно большом количестве выходивших в различ> ных губерниях России (Мезиер, 1915). А уже в 1910 г. появился сборник научно>педагоги> ческих статей «Школьные экскурсии, их зна> чение и организация», представляющий со> бой первый опыт осмысления богатого эмпи> рического материала (Юхневич, 2001). В самом начале 20>х годов в Российской Федерации прошли первые конференции по вопросам экскурсионного дела: в 1921 г. в Москве и в 1923 г. в Петрограде. На кон> ференциях было заслушано и обсуждено большое количество докладов о методике проведения экскурсий, сущности экскурси> онного метода, об особенностях работы со взрослым населением. Делегаты конферен> ций высказались о необходимости расшире> ния экскурсионного дела в стране как эф> фективного средства воспитания и образо> вания (Ангерт, Райков, 1923). Несмотря на то что революции, а затем гражданская война приостановили на не> сколько лет развитие туристского образо> вания, при советской власти его становле> ние продолжилось. Уже в начале 20>х годов в связи с необходимостью научного изуче> ния экскурсионного дела в стране были со> зданы три научно>исследовательских уч> реждения: Экскурсионный институт (1921),

244

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Музейно>экскурсионный институт (1922), а также Институт методов внешкольной ра> боты (1922) Целью данных учебных заведений явля> лось всестороннее изучение экскурсоведе> ния, а также разработка теоретических во> просов экскурсионного дела и объединение теории с практикой (Усыскин, 2000). Интерес советской власти к туристскому образованию был вполне обоснован, так как экскурсионный вид деятельности являлся одной из возможностей влияния на массы. У новой власти были другие приоритеты: развитие методологии экскурсионной дея> тельности не являлось первоочередной за> дачей, на первый план вышли идеологиче> ская составляющая и физическое воспитание, а предметами показа в основном стали до> стижения социалистического строительст> ва. В результате организации, которые были созданы в 20>е годы XX в., к 30>м годам пре> кратили свое существование. Экскурсионно> краеведческое движение было разгромлено, а многие ученые репрессированы. Таким образом, на первом этапе в станов> лении туристского образования была выяв> лена необходимость в его широком исполь> зовании , а также в подготовке кадров и раз> работке методик их обучения. В результате к началу 20>х годов в стране появились спе> циализированные учебно>исследователь> ские учреждения. Данный период характе> ризуется переходом от применения экскур> сионного метода в образовании в целом к началу развития собственно туристско> экскурсионного образования. С середины 20>х годов начинается второй этап в становлении туристского образова> ния. На этом этапе туристское образование отразило характер туризма в СССР того вре> мени — идеологический и оздоровительный. Его основой было созданное в 1895 г. Рос> сийское общество туристов (РОТ). Формирование теоретических и практиче> ских навыков у туристских кадров началось с организации учебных курсов. Первыми из известных туристско>учебных мероприя> тий, оставшихся в туристской летописи стра>

2009 — №3

ны, стали курсы инструкторов горного ту> ризма в июне 1929 г. в районе Безенги на Центральном Кавказе (Николаева, 1972). Научные исследования в сфере активного туризма начались в России после создания в 1930 г. массового Всесоюзного доброволь> ного общества пролетарского туризма и экс> курсий, которое развивало самодеятельный и плановый туризм, но никакой теоретиче> ской и методической базы по их организации и проведению не существовало. Совершен> но неразработанной в то время была проб> лема, как правильно с точки зрения физио> логии человека проводить походы, чтобы они не наносили вред здоровью, а приносили пользу их участникам. Для исследования данных вопросов был привлечен Государст> венный центральный институт курортоло> гии. По его инициативе уже в 1930 г. прошло Первое совещание по вопросам научного обоснования программ отдыха и туризма (Наука на помощь туризму, 1931). После со> вещания в институте в 1931 г. был образован сектор рабочего отдыха, на который Народ> ный комиссариат здравоохранения возло> жил всю научно>исследовательскую работу по изучению основных медико>санитарных вопросов туризма. В это же время начинается развитие ино> странного туризма. В июне 1929 г. утверж> дается § 2 Устава Общества (ОПТЭ) «в це> лях развития иностранного туризма в Союзе ССР и обслуживания иностранных турис> тов, экскурсантов, иностранцев на курортах Союза ССР, а равно иностранцев, проезжа> ющих транзитом через Союз ССР», который предоставлял Обществу право подготавли> вать необходимый персонал для обслужива> ния интуристов. Согласно приказу председателя правле> ния «Интуриста» Д. И. Кутузова за № 15 от 8 февраля 1930 г. «ведение специальных курсов подготовки персонала» было поруче> но Отделу обслуживания (ГА РФ. Ф. Р>9612. Оп. 1. Д. 2. Л. 2; Д. 5. Л. 2 об.; Д. 15. Л. 3). С целью компенсировать нехватку кадров в 1930 г. были созданы коммунистические курсы гидов в Москве, Ленинграде и Тифли>

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

се. Кроме того, в августе того же года в сто> лице, при «Интуристе», были организованы совместно с Всесоюзным обществом куль> турной связи с заграницей (ВОКС) комсо> мольские курсы для подготовки гидов>пере> водчиков, к началу сезона 1931 г. количест> во постоянных переводчиков общества оказалось весьма незначительным ввиду то> го, что из записавшихся на курсы при «Ин> туристе» 150 человек закончило их всего 80. В 1931 г. были организованы трехгодич> ные курсы для гидов (в Москве на 400 чело> век, в Ленинграде — на 150; а также в других городах) с обучением не только языкам, но и основам политэкономии, экономической географии и прочим политическим «премуд> ростям». Кроме того, на 1 октября 1931 г. «Интурист» принял 23 человека для загра> ничной работы. А уже ко второй половине 30>х годов (1935) XX в. общее количество обучающихся в системе «Интуриста» соста> вило 2928 человек (ГА РФ. Ф. Р>9612. Оп. 1. Д. 6. Л. 1–1 об., 8, 85; Д. 8. Л. 58, 118; Д. 10. Л. 2; Д. 110. Л. 24; Оп. 2. Д. 2. Л. 26–27). Однако, несмотря на увеличивающиеся объемы подготовки гидов>переводчиков, наи> большая потребность в квалифицированных кадрах ощущалась в структуре социального туризма, поэтому прошедший 3–7 апреля 1932 г. в Москве Первый Всесоюзный съезд Общества пролетарского туризма и экскур> сий стал важным событием в туристской жизни. На съезде было рекомендовано про> водить их обучение не только на кратко> срочных курсах, но и создать для этих целей туристские техникумы и факультеты в выс> ших учебных заведениях. Планировалось широко поставить научно>исследователь> скую работу в области туризма, научно обосновать нормы нагрузок в походах (Дол> женко, 1988). Однако Великая Отечествен> ная война (1941–1945) разрушила начало формирования системы подготовки кадров для туристской отрасли. Таким образом, к концу 30>х годов завер> шился второй этап становления туристского образования. Данный этап можно охаракте>

245

ризовать как спортивно>идеологический. Спортивная составляющая была обоснована тем, что в данный период времени туризм все шире использовался как средство физичес> кого воспитания, укрепления здоровья и ак> тивного содержательного отдыха, поэтому туристское образование было направленно на подготовку кадров для спортивного ту> ризма. Идеологическая составляющая бы> ла продиктована политическим положением в стране. В итоге за два этапа периода ста> новления туристское образование продела> ло путь от школьных экскурсий до турист> ско>идеологического «воспитателя» страны. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ангерт, Д. Н., Райков, Б. Е. (1923) Экс> курсионный метод в просветительной работе. По материалам Петроградской конференции 10–12 марта 1923 г. М. ; Пг. : Госиздат. ГА РФ. Ф. Р>9612. Оп. 1. Д. 2. Л. 2; Д. 5. Л. 2 об.; Д. 15. Л. 3. ГА РФ. Ф. Р>9612. Оп. 1. Д. 6. Л. 1–1 об., 8, 85; Д. 8. Л. 58, 118; Д. 10. Л. 2; Д. 110. Л. 24; Оп. 2. Д. 2. Л. 26–27. Долженко, Г. П. (1988) История туризма в дореволюционной России и СССР. Ростов н/Д : Изд>во Рост. ун>та. Константинов, Ю. С. (2008) Из истории детского туризма в России (1918–2008). М. : ФЦДЮТиК. Линчевский, Э. Э. (1981) Психологический климат туристской группы. М. : Физкультура и спорт. Мезиер, А. (1915) Экскурсионное дело и экскурсионная литература в 1914 г. // Рус> ская школа. №4. Наука на помощь туризму (1931) // На су> ше и на море. №3. Николаева, О. (1972) Один из первых: О В. Л. Семеновском. По личным воспомина> ниям // Побежденные вершины. Сборник совет> ского альпинизма. М. : Физкультура и спорт. Усыскин, Г. (2000) Очерки истории россий> ского туризма. М. : Герда. Юхневич, М. Ю. (2001) Я поведу тебя в му> зей / Рос. ин>т культурологии. М.

246

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

Образ женщины в декадентском искусстве А. А. КАБАНОВ (МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИчЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* Статья посвящена исследованию репрезентации женского образа в декадентском искусстве. Антинатурализм и стремление к искусственности создают в декадансе особое понимание жен" щины. Женщина в декадентском искусстве носит амбивалентный характер. Под влиянием эстетических концепций Бодлера, Шопенгауэра и Ницше создается понимание женщины как абсолютно стихийного, природного, вульгарного и антиэстетического существа. Антитезой первому образу является образ женщины"ангела и женщины"куклы — бесплодных, рафиниро" ванных существ, воплотивших в себе декадентское стремление ко всему искусственному и бесплодному, оторванному от хтонических сил природы. Ключевые слова: антинатурализм, искусственность, антифеминизм, чувственная природа, культура, бесплодность, сексуальность.

Female Icon in the Decadence Art A. A. KABANOV (MOSCOW PEDAGOGICAL STATE UNIVERSITY)

This article covers investigation on female icon in the decadence art. Anti"naturalism and decadent aspiration to artificiality create a special understanding of woman. The woman in the decadent art has a very ambivalent character. Under the impact of Baudelaire’s, Schopenhauer’s and Nietzsche’s aes" thetic theories the understanding of woman as an absolutely spontaneous, elemental, vulgar and anti" esthetic creature was coined. On the other hand, we can find the icon of an angelic woman and a doll woman in the decadent art —sterile and refined creatures that embody the decadent aspiration to all artificial and infertile, deprived of chthonic forces of nature. Keywords: anti"naturalism, artificiality, antifeminism, sensuality, culture, infertility, sexuality.

дной из основных черт декаданса яв> ляется, как утверждает Картер (Car> ter, 1958: 9), его маниакальное стремление ко всему искусственному и вычурному. Дека> данс пытается как можно дальше уйти от природы, которая, как замечал еще Уайльд, «не оригинальна, безразлична и неудобна» (Уайльд, 2008: 15). Декадентское искусст> во является антинатуралистическим par excellence. Это декадентское отрицание ес> тественного очень четко сформулирова> но Гюисмансом: «И нет ничего особенного в якобы мудрых и великих творениях приро> ды, чего не мог бы повторить человеческий гений. Лесную чащу заменит Фонтенбло, лунный свет станет электрическими огнями; водопады без труда обеспечит гидравлика; скалу изобразит папье>маше; а цветы вос> создаст тафта и цветная бумага!» (Гюис> манс, 2005: 31).

Встав на позиции антинатурализма и про> возгласив культ искусственного, рафиниро> ванного и антиприродного, декадентское ис> кусство создало предпосылки для нового понимания женщины, сексуальности и эсте> тики телесности. Наиболее целостно новое понимание сексуальности выражено у Бодле> ра и Шопенгауэра. Для Бодлера женщина — презренное существо, потому что она на> много ближе к природе, чем мужчина. Она животное, которое, руководствуясь в своем поведении лишь природными инстинктами, из>под власти которых она не в силах вы> рваться, стремится лишь удовлетворить свое природное начало (к примеру, можно приве> сти стихотворении Бодлера «Ты на постель свою весь мир бы привлекла…»). Женщина противоположна всему изящ> ному, нашедшему свое выражение в ден> дизме, создающему, по мнению Бодлера

* Кабанов Артем Андреевич — аспирант Московского педагогического государственного уни> верситета. Тел.: (499) 156>66>88. Эл. адрес: arbitr>elegantiarum@yandex.ru

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

(Вайнштейн, 2006: 375), человека как эстети> ческое явление культуры. Женщина состав> ляет полную противоположность денди. По> тому что она вульгарна, как все природное, в то время как денди — апологет культуры и искусства. Таким образом, женщина реду> цируется к телесному началу, мир духа абсо> лютно закрыт для нее. Бодлер даже иронич> но предполагает, что у женщины нет души. «В женщине нельзя дух отделить от плоти. Она так же проста по своей натуре, как гру> бое животное» (Pierrot, 1981: 124). В дру> гом месте он выражает удивление, что жен> щине разрешено ходить в церковь. Будучи вся выражением сексуальности и власти по> ла, она противоположна духовности и кра> соте, которой человек должен наслаждаться бесстрастно, т. е. эстетически. Большим ис> кушением было бы связать такое понимание красоты в декадансе с эстетикой Ницше. Но утверждать, что Ницше повлиял на развитие декадентской эстетики, было бы необосно> ванно. Поэтому мы, не устанавливая четкой связи между этими двумя феноменами евро> пейской культуры второй половины XIX в., просто обозначим их схожесть. Ницше по> нимал эстетическое удовольствие как чистое созерцание. «Субъект, волящий и преследу> ющий свои эгоистические цели индивид,— писал он,— мыслим только как противник искусства, а не как его источник». Женщина как раз и является этим «волящим субъек> том» (Ницше, 2007: 51), т. к. она не может ос> вободиться от своей стихийной, эгоистиче> ской, природной самости. Антифеминизм, который выражен в по> этике Бодлера, связан с пониманием любви и женщины у Шопенгауэра в его работе «Мир как воля и представление», с которой Бодлер был знаком. Для Шопенгауэра любовь отно> сится к природному инстинкту. Любовь, вос> певаемая поэтами, есть не что иное, как ил> люзия, фата>моргана, под которой скрыт ин> стинкт продолжения рода. Женщина, по мнению Шопенгауэра, остается вечным ре> бенком, не обладающим возможностью вес> ти духовную жизнь. Управляемая своими чувствами, плененная материальным, утили>

247

тарным взглядом на вещи, она не может под> няться на уровень идеальных предметов. Как утверждает Шопенгауэр (Шопенгауэр, 1993: 351), женщина — существо крайне далекое от искусства, «они не обладают чувством для понимания музыки, поэзии или пластическо> го искусства». Логические последствия та> кого взгляда таковы: здравомыслящий чело> век должен избегать иллюзий любви, он дол> жен освободиться от «глупого почитания», которым окружила женщину западная по> этическая традиция. Кстати, надо отметить, что в том же духе о женщине пишет и Ла> форг: «Женщина… решительно неспособна проникнуться печалью при виде историче> ских развалин… и можете быть уверены, что в свадебном путешествии, несмотря на свой> ственную ей похвальную мечтательность, любая руина, которую вы ей покажете, рано или поздно наведет ее на мысль о покупке какой>то новой вещи — для ее современной обстановки» (Лафорг, 2005: 431). Такой антифеминизм был широко рас> пространен в литературе и искусстве в дека> дентскую эпоху, приведя в итоге к мысли о пустоте женского существа, вульгарности ее естества, ее животной и чувственной при> роде, ее невозможности прикоснуться к ду> ховным пластам культуры. С данной точки зрения женщина воспринимается как цепь, сковывающая человека, не дающая ему убе> жать от тривиального, пошлого мира. Вдо> бавок к этому акцент часто ставится на дест> руктивном характере страсти. Женская лю> бовь есть страсть, порабощающая мужчину, связывающая его по рукам и ногам. В общем, декаденты могли бы без сомнения подпи> саться под изречением Екклесиаста: «... и на> шел я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы». Нетрудно заметить, что эта идея связана с властью пола и сексуально> стью. Проблематика пола, будоражившая многие умы рубежа веков, была очень любо> пытно сформулирована Бердяевым. По мне> нию Бердяева, мужчина, являясь носителем личности, есть выразитель нравственной природы человека, его духовного принципа,

248

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

в то время как женщина есть стихийность, земля и плоть. В другом месте Бердяев заме> чает: «... женщина стала коренной, быть мо> жет, единственной слабостью мужчины, точ> кой его рабского скрепления с природой, ставшей ему до жуткости чуждой... У муж> чины есть огромная половая зависимость от женщины, есть слабость к полу женскому, слабость коренная, быть может, источник всех его слабостей. И унизительна для чело> века эта слабость мужчины к женщине. Но сам по себе мужчина менее сексуален, чем женщина. У женщины нет ничего не сексу> ального, она сексуальна в своей силе и в сво> ей слабости, сексуальна даже в слабости сексуального стремления» (Бердяев, 2002: 245). Таким образом, если женщина ведет мужчину к падению, то причина кроется в ее стихийной, неконтролируемой сексуальнос> ти. Данная концепция, по мнению Жана Пье> ро, и создает образ «роковой женщины». Причем, как он отмечает (Pierrot, 1981: 126), «роковая женщина» часто является и жен> щиной>ребенком, творящей зло непреднаме> ренно и неосознанно. Надо заметить, что об> раз женщины>ребенка, не умеющей любить просто и чисто, подверженной капризам и страстям, также симптоматичен для искус> ства декаданса. Особенно ярко он выражен у Верлена в стихотворении Child>wife. Но это лишь одна сторона медали. Так, у того же Бодлера можно найти и иной жен> ский образ, который так же характерен для декаданса, как и образ женщины>зверя. Бод> лер, как отмечает Г. К. Косиков, «бравируя тем, что якобы не ждет от противоположно> го пола ничего, кроме чувственных удоволь> ствий, втайне всю жизнь мечтал об идеаль> ной любви» (Косиков, 1993: 10). Таким образом, в поэтике Бодлера выра> жена основная проблема декадентского от> ношения к женщине: «Осознание сатаниче> ской извращенной природы любви, презри> тельное отношение к женщине и в то же время невозможность обойтись без нее» (Pierrot, 1981: 136). Бодлер грезит об ангели> ческой женщине, лишенной тяжести своего природного сексуального начала. Но как

2009 — №3

возможно создать этот прекрасный образ? Через трансформацию женщины средствами искусства. Такую трансформацию Бодлер производит с женщиной, к примеру, в стихо> творении «В струении одежд мерцающих ее…». Очень интересным в этом стихотворе> нии является сравнение женщины со змеей, околдованной факиром. Змея как символ есть воплощение хтонический силы, природ> ной энергии, плодородия. Факир, адепт культуры, который своим заклятием (своим искусством) околдовывает змею, подчиняет ее себе. То же самое происходит и с женщи> ной. Бодлер словно «выпаривает» из нее природное начало, превращая ее в прекрас> ное произведение искусства, в куклу. Жен> щина лишается своей стихийности, своей природной тяжести. Она гранится подобно алмазу, превращаясь в ювелирное украше> ние и тем самым становясь бесплодной. По сути, перед нами уже не женщина, а кукла. Образ женщины>куклы проходит красной нитью через все искусство декаданса. Это и «незнакомка» Блока («Жизнь стала искус> ством, я произвел заклинание, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) на> зываю «Незнакомкой»: красавица кукла, си> ний призрак, земное чудо (Блок, 1971: 330), и женщины на картинах Сомова, и в особен> ности женщины в поэзии Верлена из сборни> ка «Галантные празднества». Образ женщины>куклы в декадансе носит ярко выраженный игровой характер. Кукла не обладает глубоким символическим содер> жанием, подобным тому, которым облада> ет образ Вечной женственности в поэзии В. И. Иванова или Вл. Соловьева. Вся ее пре> лесть в ее красивости, в оттенках ее платьев, волос, глаз, в ее настроении, что меняется так же легко, как ветер. Тем самым игровой характер относится здесь, собственно, к то> му, как написан образ, т. е. не к означаемо> му, но к означающему. Основанный на ри> торической метафоре, он подобен плени> тельным переливам красок на полотнах Уистлера. Мы наслаждаемся не его глуби> ной, но наш взгляд прикован к поверхно> сти, к его форме. Словно монах перебираю>

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

щий четки, мы, читая поэзию Верлена, Бод> лера или Малларме, перебираем прекрасные формы, в которых отражен этот образ жен> щины>куклы. Бесплодность и рафинированная пыш> ность куклы, на мой взгляд, связаны с де> кадентским представлением о современном состоянии культуры. В первую очередь с ее александрийской рафинированностью, с ее осенней увядающей красотой, которая как будто вся пропитана ароматом прошло> го. Именно поэтому женщина>кукла часто предстает в поэзии декаданса в атмосфере ретроспективной мечты (эпоха пасторалей, поздняя античность, Византия). Здесь бес> плодность выражает нежелание бороться, жить, творить, стремление уснуть, уйти в ме> ланхолическое созерцание ювелирной гра> ции прекрасной куклы. Помимо женщины>куклы в декадансе можно найти образ женщины>ангела, сход> ного с ним по своей конструкции. Это тоже бесплодное, асексуальное, искусственное, рафинированное существо. Такова Иродиа> да Малларме. Перед нами действительно ангел холодный, недоступный, являющийся в жестоком сиянии лунно>льдистой красоты. Причем зачастую этот ангел оборачивается в декадансе ангелом смерти. Мотив смерти здесь связан с taedium vitae, присущим всему декадансу. Этот льдистый ангел, эта Прин> цесса Греза, склоняющаяся над агонизирую> щим декадентом, чтобы напеть ему песни иных экзотических заповедных стран, «где в целом дышит упоенье и прелестей отдельных нет», «где можно все и всех любить не раз> бирая, где дни блаженные безгорестно ле> тят». Амбивалентность образов женщины> зверя и женщины>ангела особенно хорошо выражена у Ф. Сологуба в рассказе «Звери> ный быт»: «Первый лик — призрак отошед> ший от этой жизни и потому оставшейся на> веки живой, неизменно властительной, — лик его жены. Она была подобна первой же> не первого человека, полуночной, лунной Лилит, той которую неразумные боятся» (Сологуб, 1997: 674). «Во втором лике было что>то странно соблазнительное, нечистое,

249

злое. Каким>то вечным соблазном дышало страстное лицо, чувственные улыбались губы, призывные глаза, казалось, звали к чему>то радостному, тайному» (Сологуб, 1997: 676). Таким образом, если «второй лик» есть выражение сатанинской, жестокой, напол> ненной сексуальной энергией женщины, о которой писали Бердяев и Шопенгауэр, клеймил Бодлер, издевался Вейнингер, то «первый лик», лик ангелический, асексуален, целомудрен и чист, как саронская лилия. Ос> тановимся на ангелическом образе. Дека> дентское искусство, не имея возможности освободиться от власти женщины и не при> нимая ее как природное существо, делает в принципе то, что совершила в Средние века христинская традиция с языческим по своей сути культом куртуазной любви — преобра> зовав его в культ Мадонны, но в отличие от культа Мадонны, носящего трансценденталь> ный характер, утверждающий истинный не> тленный мир — Царство Божие. Декадент> ский ангел есть скорее иллюзия, чем реаль> ность (это понимают сами декаденты «под покрывалом завешенной Изиды, быть мо> жет, даже не статуя, а пустота, «le grand Neant» французских декадентов» (Иванов, 1974: 553), он обманчивая сирена, чарующая сладкой музыкой пустоты. Все эти Лигейи, Мореллы, Прекрасные дамы, Дамы в голу> бом, Принцессы грезы и т. д. есть выраже> ние этого ангелоподобного, бесплодного, бесполого, асексуального призрака, уводя> щего в фантастический мир опиумных грез, «в ад или рай едино, в неведомого глубь, чтоб новое обресть!». Все они есть образ Ли> лит, ставший особенно популярным в творче> стве fin de siecle. Разница между лунной пре> красной Лилит и похотливой самкой Евой очень хорошо выражена в стихотворении Н. Гумилева «Ева или Лилит». Лилит есть апофеоз человеческой свободы и мечты в противовес природной, утилитар> ной и тривиальной Еве. Лилит — это призрак (именно призрак) вечной женственности, не> уловимого голубого цветка, который искали еще романтики. Соглашаясь с Марио Працем в том, что декаданс есть логическое заверше>

250

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ние эпохи романтизма, можно предположить, что ангелическая женщина декадентов есть доведенный до крайности, а порой и вывер> нутый наизнанку образ мистической женст> венности из произведений Новалиса. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бердяев, Н. (2002) Смысл творчества. Харь> ков : Фолио. Блок, А. (1971) Собр. соч. в 6 томах. М. : Правда. Т. 5. Бодлер, Ш. (2006) Цветы Зла. М. : Радуга. Вайнштейн, О. Б. (2006) Денди: мода, лите> ратура, стиль жизни. М. : НЛО. Гилберт, К. Э., Кун, Г. (2000) История эсте> тики. СПб. : Алетейя. Гумилев, Н. (1998) Полн. собр. соч. М. : Вос> кресенье. Т. 1. Гюисманс, Ж.>К. (2005) Наоборот. М. : Флюид. Иванов, В. И. (1974) Собр. соч. Брюссель : Foyer Oriental Chretien. Т. 2. Косиков, Г. К. (1993a) Шарль Бодлер между «восторгом жизни» и «ужасом жизни». М.

Косиков, Г. К. (1993b) Два пути француз> ского постромантизма: символисты и Лотреа> мон. М. : Изд>во Московского государствен> ного ун>та. Малларме, С. (1995) Сочинения в стихах и прозе. М. : Радуга. Ницше, Ф. (2007) Рождение трагедии. М. : Академический проект. Палья, К. (2006) Личины сексуальности. Екатеринбург : У>Фактория. Проклятые поэты (2005) СПб. : Наука. Сологуб, Ф. (1997) Заклинательница змей. Романы, рассказы. М. : Терра. Уайльд, О. (2008) Критик как художник. М. : Азбука. Шопенгауэр, А. (1993) Мир как воля и представление. М. : Наука. Carter, A. E. (1958) The Idea of Decadence in French Literature. Toronto. Pierrot, J. (1981) The decadent imagination (1880–1900). Trans. Derek Coltman. Chicago : University of Chicago Press. Praz, M. (1970) The Romantic Agony. London : Oxford University Press.

Из хроники научной жизни 20 июня ректор Московской гуманитарной академии И. М. Ильинский выступил на проходившей в Санкт*Петербурге III Всероссийской конференции «Проблемы и перспективы развития высшего образования в России в условиях экономическо* го кризиса» и участвовал в финальной части конкурса «Золотая медаль "Европей* ское качество"» в номинации «100 лучших вузов России». Конференция проводи* лась в рамках деятельности Комитета Государственной Думы Российской Федера* ции по образованию и Комитета Совета Федерации по образованию и науке. Организационный комитет конкурса, Независимый общественный совет при учас* тии Государственной Думы РФ, Совета Федерации РФ, Российского союза ректо* ров, Российской академии образования, Российской академии естественных наук наградили руководимый И. М. Ильинским вуз и его лично «Золотой медалью "Евро* пейское качество"» в номинации «100 лучших вузов России». И. М. Ильинскому вру* чен Почетный знак и присвоено звание «Ректор года». Московский гуманитарный университет победил также в номинациях: «Лучший вузовский менеджмент», «Луч* ший научный проект года», «Наиболее значительное событие в вузовской жизни». Лучшим научным проектом года признано проведение в Московском гуманитар* ном университете V Международной научной конференции «Высшее образование для XXI века». Наиболее значительным событием в вузовской жизни названо вру* чение Бунинской премии, учрежденной МосГУ при участии ряда других негосудар* ственных вузов.

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

251

Понятие «переходность» в современных исследованиях социокультурных процессов: концепция А. С. Ахиезера А. Ю. БИЗЕЕВ (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В статье анализируется понятие переходности применительно к современным социокультур" ным процессам. Автор обращается к трудам А. С. Ахиезера, показывая, что концептуализация данной категории была обусловлена сложностью социокультурной реальности, которая стала предметом анализа исследователя. В статье раскрываются такие характеристики переходно" сти, как сложность, противоречивость, включение противоположных тенденций. Ключевые слова: переход, переходность, культура, система, история, состояние, процесс, циклическое и линейное развитие, А. С. Ахиезер.

The Notion «Transitivity» in the Contemporary Researches on Sociocultural Processes: A. S. Akhiezer’s Conception A. YU. BIZEEV (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

In the article the concept of transitivity is being analyzed in the context of modern sociocultural processes. The author applies to the A. S. Akhiezer’s works showing that conceptualization of this category was conditioned by the complexity of the sociocultural reality that had become the researcher’s subject of analysis. Such characteristics of transitivity as complication, contradictori" ness, inclusion of divisive tendencies are being revealed. Keywords: transition, transitivity, culture, system, history, condition, process, cycle and linear devel" opment, A. S. Akhiezer.

ереход из XX в XXI в. ознаменовал со> бой не только переход хронологиче> ский — из одного тысячелетия в другое, но и переход от одной исторической эпохи к другой, причем в общечеловеческом, гло> бальном, мировом масштабе. Изменения происходят во всех сферах жизни общества, и связано это не столько с новыми техничес> кими усовершенствованиями, культурными и экономическими успехами, сколько с ком> плексом тех изменений, которые открывают для жизни и деятельности человека новые возможности. Действительно, «понятие гра> ницы в культуре несет в себе нечто таинст> венное. Что это — полоса общения или, на> против, стена разобщенности? Очевидно — и то, и другое, как область наиболее интен> сивного общения культур, она знаменует со> бой наиболее творческую сферу, где культу> ры не только обмениваются опытом, но и ве>

дут диалог, по большей части обогащающий друг друга, но иногда и стремящийся к со> хранению собственной обособленности» (Лихачев, 1999: 103). Возможно говорить о том, что понятие переходности концептуализируется и про> блематизируется именно в границах ХХ в., в полной мере наполненного переходами и переходными ситуациями разного уровня и значения. В своей книге «Европа и душа Востока» Вальтер Шубарт так отзывался об истории и о роли перехода в ней: «История представляет собой наиболее захватываю> щую картину как раз в тот момент, когда од> на эпоха меркнет и за ней уже начинают вы> рисовываться очертания новой, когда линия ритмической волны меняет свое направле> ние, когда она, достигая своей низшей точки, прекращает движение вниз и начинает дви> гаться вверх, к новому гребню. Это — меж>

* Бизеев Антон Юрьевич — стажер кафедры философии и культурологии Московского гума> нитарного университета. Тел.: 374>61>81.

252

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

дувременье, апокалиптические моменты чело> вечества. В этот момент появляется ощущение, что все существующее рушится, хотя на самом деле происходит лишь вытеснение прежнего прототипа — новым. Но контраст между се> годня и вчера настолько резок, что человек переживает это событие, повторяющееся уже бесчисленное число раз, как особый ис> торический случай» (Шубарт, 1992: 86). Многочисленные существующие на сего> дняшний день теории перехода и переходно> сти свидетельствуют о том, что данные явле> ния как феномены культуры представляют огромный интерес для специалистов, занима> ющихся исследованием культуры как динами> ческой системы. Кроме того, само понятие переходности в полной мере отражает содер> жание современного развития. Именно эти обстоятельства обусловили интерес к этим категориям и их введение в активный науч> ный оборот, рассматривая их, по А. С. Ахие> зеру, в качестве «всеобщих категорий». По мнению философа, сложность анализа пере> хода заключается в «размытости» его границ и отсутствии самой классификации перехо> да. Особенно же сложен процесс вычлене> ния перехода в границах настоящего време> ни, так как понимание переходности как процесса, протекающего между некоторы> ми реальными, возможно условными, точка> ми, состояниями, мы можем отнести только к прошлому, т. е. моменту, когда мы знаем как исходную, так и завершающую точку ин> тересующего исследователя процесса, когда речь идет о повторяющихся циклах. А. С. Ахиезер писал: «Переходный про> цесс в обществе, в культуре характеризует> ся, прежде всего, тем, что он протекает по крайней мере в трех модальностях, в трех ракурсах рассмотрения человеком человече> ской реальности: в формах предметной мо> дальности, т. е. как способность осваивать внешний для человека объективный процесс, идущий по его имманентной логике; в субъ> ектной модальности, т. е. как способность людей осваивать логику развития собствен> ных потребностей, целей, ценностей; в ре> флективной модальности, т. е. как способ>

2009 — №3

ность человека снимать противоречия меж> ду первой и второй модальностью, форму> лировать и разрешать проблемы, принимать эффективные решения, воспроизводить на этой основе человеческую реальность» (Ахиезер, 2000: 101–103). Переходное состояние, по мнению учено> го, есть состояние человека, воспринимае> мое с точки зрения его собственных способ> ностей обеспечивать свое воспроизводство; это состояние самого человека как противо> речивое единство культуры и системы отно> шений людей. А. С. Ахиезер рассматривал переходность в различных аспектах. Говоря о переходности как цели деятельности чело> века, ученый обращал внимание на особый человеческий путь, особую форму существо> вания, качественно отличную от всех иных известных форм существования на планете, сугубо человеческий способ обеспечения выживаемости в отличие от механизмов вы> живаемости всех других форм жизни в при> роде. Этот способ заключался в том, что субъект может рассматривать свою собст> венную переходность как свою собственную цель, как свою собственную теоретическую и практическую задачу, данная специфика должна быть основой исследования пере> ходности человека к более эффективной способности к выживанию, ведь именно эта особенность пронизывает все, что делает че> ловек, при этом требуя уточнения для каж> дой страны и каждой субкультуры. Культура, как специфическая форма че> ловеческого существования, не является примитивным «отражением действительнос> ти», это более сложный организм. Сам твор> ческий процесс создания культурных арте> фактов является в большей степени транс> цендентным, чем имманентным, и благодаря творчеству человек может выходить за рам> ки культуры, в которой он существует, к со> вершенно новым решениям, уровням ре> флексии, к логике, к более глубокому зна> нию и эффективному действию. По мнению А. С. Ахиезера, суть культуры заключается в том, что она наделяет человека способнос> тью к рефлексии, с помощью которой созда>

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

ется культура с ее сложнейшей организаци> ей, при этом постоянно изменяющейся и пе> реходящей от рефлексии первого порядка к рефлексии второго и т. д. Рассматривая идеи взаимодействия куль> туры и человеческой реальности, исследова> тель обращал внимание на то, что человек мог сформулировать свое представление о мире, лишь освоив его в формах своей субкультуры, и задавался вопросом о правильности данно> го высказывания: за объективную реальность мы принимаем реальность культуры. Напри> мер, если в какой>то культуре господствуют представления о том, что все его соседи пло> хие, что весь мир населен «варварами» и зло> деями, то очевидно, что действия этого чело> века будут продиктованы именно этими пред> ставлениями. Поэтому тезис о том, что культура есть отражение реальности, столь же справедлив, как и тезис о том, что культу> ра загораживает эту реальность, затуманива> ет ее понимание, поэтому человек и вынуж> ден постоянно обогащать культуру, беско> нечно осваивая внечеловеческую реальность. Внекультурная реальность постоянно вторгается в жизнь человека, тем самым по> стоянно заставляет его решать новые и но> вые проблемы, которые стимулируют твор> ческую мысль, художественное творчество, мифы и др. Человеческая реальность посто> янно изменяется. Она — множество пере> ходных процессов. «Фокус» проблемы пере> ходности заключается в способности чело> века изменять человеческую реальность, повышая способность обеспечивать выжива> емость, осуществлять соответствующие пе> реходы. Отношение человека к миру происходит через достаточно сложную конструкцию культуры, с ее бесчисленными смыслами, сложной иерархией и переходами между ни> ми. Эта проводниковая роль культуры воз> можна лишь в результате ее абстрактности, идеальности. Сама же культура несет в себе как идеальное, так и всеобщее содержание и состоит из переходов разных типов, смысл культуры заключается не в отражении мира, а в нацеленности на движение к некоторому

253

идеалу, на реализацию некоторых ценнос> тей, на переход к ним. Ученый делает вывод о том, что в точках перехода культура, при сохранении всех своих форм, не исчезает, а как бы свертыва> ется в точку, чтобы потом вновь развернуть> ся. А. С. Ахиезер высказывал мысль о том, что раньше представление о понятии пере> ходности было однозначным: от простого к сложному, от старого к новому. В настоя> щее время ученые понимают, что требуют> ся новые понятия динамики общества и то, что можно назвать движущимися силами об> щества. Сегодня практически все ученые пришли к выводу о том, что взаимодействие векторов науки в различных областях ока> зывает существенное влияние и на поступа> тельное движение отдельных наук. Исследователь, подробно анализируя по> нятие переходности, высказывал мысль о том, что с точки зрения философии движе> ние, сохраняя свою инерционность, стре> мится также к самосохранению. Сложность изучения механизмов культуры заключается в сложности ее организации, осмысления и переосмысления реальности человеческо> го бытия. Культура расчленяется на два смысла, противоположных друг другу по су> ти, где дуальная форма служит образованию нового смысла и выступает как следствие нового результата творчества, иллюстрируя, например, противоречие между человеком и реальностью вне культуры. А. С. Ахиезер приходит к мнению, соглас> но которому внутри общественных ритмов лежит культурная основа, ритмы рождают> ся в различных группах, как имманентные массовому поведению, причем сами люди не всегда осознают это как циклы, ритмы, ведь понимание истории возможно только в ре> зультате долгого развития культуры. На> пример, массовое выступление против влас> ти видится не как определенный, повторяю> щийся в культуре элемент, который не желает усовершенствований, а как нормаль> ная, естественная реакция, направленная против несправедливости. Отсюда может последовать вывод о том, что массовые пере>

254

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

ходы — это итог накопленного опыта, со> бранного в формах культуры: люди могут в культуре выражать то, что случилось или могло бы случиться, в зависимости от этого менять свой тип поведения и передавать из поколения в поколение свой опыт. В результате напрашивается вывод о том, что культуру нужно рассматривать как жи> вой процесс, переход накопленного опыта, содержащего способность субъекта по>но> вому оценить проблему в процессе разра> ботки новых решений по ее реализации. Рождение новых смыслов, по мнению авто> ра, происходит в результате перехода субъ> екта движением своей мысли от одной точки к другой и обратно, причем повторяться этот процесс может неограниченное число раз. Логика осмысления индивидуума в рам> ках уже сложившейся исторически культуры и оперирующего уже сложившимися смысла> ми является не чем иным, как логикой смыс> лообразования — инверсией, на этих смыс> лах основаны инверсионные циклы, иначе говоря — «предциклы», т. е. циклы, сущест> вующие в замкнутой культурной сфере. Этот процесс является возможной последова> тельностью прямых и обратных переходов. В движении мысли, в процессе осмысления на основе инверсионной логики мы можем выделить небольшой элемент простой пере> ходности, циклизма. Происходящие про> стейшие процессы дают возможность для рассмотрения более сложных процессов. Таким образом, автор концептуализирует понятие «переходность», показывая взаимо> связанность всех процессов и векторов дея> тельности человека в обществе, их взаимное влияние, где при изменении одного элемента так или иначе изменяются остальные эле> менты системы. Поэтому переход влияет на все сферы деятельности и определяет состо> яние всего социума. Состояние и процесс переходности имеют свои закономерности, которые в конечном итоге приводят к фор> мированию исторически новой системы.

В период перехода всегда происходят изме> нения революционного характера, так как изменяется устоявшаяся система, которая характеризуется изменением, хаосом, с од> ной стороны, и появлением новых организо> ванных элементов — с другой. Переход выступает как движение от од> ного состояния к другому, как сложный в своей организации процесс, как неравно> мерное движение от устоявшейся системы к новому социокультурному пространству, осуществляющееся как бурными, так и спо> койными изменениями. Переход занимает особое место в исторической нише и имеет свое пространство, воздействуя как на от> дельные элементы, так и на систему в целом. Несмотря на то что начало и окончание пе> рехода имеют размытые границы, сам пере> ход ограничен во времени и характеризует возникновение новой системы, включающей все направления. Переход выявляет новые методы развития социума, устанавливает структурные связи и приводит к созданию новой системы. Именно это определяет такое свойство переходности, как чрезвы> чайная противоречивость, что проявляется, с одной стороны, в состоянии хаотичности и неоднозначности, а с другой стороны, глу> бина перехода, по словам Ясперса, «привно> сит высшую ясность бытия и истины», по> этому «величайшие духовные творения воз> никают в переходные периоды, на границе разных эпох» (Ясперс, 1991: 527). СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Лихачев, Д. С. (1999) Очерки по философии художественного творчества. СПб. Ахиезер, А. С. Переходные процессы в куль> туре (Введение в анализ специфики русской культуры) (2000). М. : Государственный инсти> тут искусствознания. Шубарт, В. (1992) Европа и душа Востока // Общественные науки и современность. № 6. Ясперс, К. (1991) Смысл и назначение исто> рии. М. : Политиздат.

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

255

Инновационный потенциал руководителя социального учреждения А. С. ТКАчЕНКО (МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ)* В статье рассматриваются социологические аспекты инновационного потенциала руководите" ля учреждения, работающего в социальной сфере. Ключевые слова: руководитель, социальное учреждение, инноватика.

Innovative Capacity of Administrator of Social Security Institution A. S. TKACHENKO (MOSCOW UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES)

The article explores social aspects of the innovative potential of social service administrator. Key words: manager, social security institution, innovative activities.

современных условиях наблюдается де> фицит специалистов, занимающихся практической работой с инновациями. Такое положение обусловлено рядом причин. Во> первых, эта работа чрезвычайно сложна. Во>вторых, для того чтобы инновация «ро> дилась», необходимы специальные знания и навыки. Как правило, специалист, имею> щий такую подготовку, специализируется в какой>то одной области. Однако жизнь ус> ложняется, и поэтому в последнее время наметилась тенденция возникновения инно> ваций, относящихся одновременно к различ> ным сферам жизни, что значительно затруд> няет инновационный процесс. В>третьих, потребности в новациях и возможности их реализации на практике различны в раз> ных областях общественной жизни и произ> водства. То, что в области социальной защиты на> селения нет радикально новых, оригиналь> ных идей, лишь подчеркивает тот факт, что сфера социального обеспечения и социаль> ной работы находится в кризисном состоя> нии, развивается очень медленно и далека от желаемых показателей эффективности. Воз> можно, одной из причин отсутствия ярких новаций и инноваций в социальной сфере яв>

ляется то, что многие социальные услуги и формы работы являются для России новы> ми и не освоенными до конца. Поэтому пока речь может идти об овладении первичными технологиями, а не об их трансформации. Вторая причина — отсутствие специалис> тов и базы знаний по социальным инноваци> ям. До сих пор в этой сфере работают люди без специального образования, необходи> мых знаний, умений и навыков. Вполне есте> ственно, что человек, слабо ориентирую> щийся в своей работе, не может внести ради> кально новое предложение по ее улучшению. Основной сдерживающий фактор иннова> ционной активности в социальной сфере, на наш взгляд, заключается в том, что струк> туры управления социальной сферой не об> ладают достаточным инновационным потен> циалом. Вопросам формирования инновационно> го потенциала в научной литературе уделя> ется достаточно много внимания. Однако существующая информация зачастую носит отрывочный и противоречивый характер. Подтверждением этого является тот факт, что даже само понятие «инновационный по> тенциал», которое начиная с 1980>х годов стало «концептуальным отражением фено>

* Ткаченко Александр Сергеевич — аспирант кафедры социологии Московского гуманитарно> го университета. Тел.: 8(905)781>16>31. Эл. адрес: socrabotnik@yandex.ru

256

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

мена инновационной деятельности» (Коку> рин, 2001) и предметом обсуждения отечест> венных и зарубежных авторов, не имеет од> нозначной трактовки. Так, отдельные авто> ры просто отождествляют инновационный потенциал с научно>техническим, представ> ляют его как «накопленное определенное количество информации о результатах науч> но>технических работ, изобретений, проект> но>конструкторских разработок, образцов новой техники и продукции» (Данько, 1999) или понимают как «систему факторов и ус> ловий, необходимых для осуществления и нновационного процесса» (Николаев, 2001). В определении инновационного потенциала как «способности различных отраслей на> родного хозяйства производить наукоемкую продукцию, отвечающую требованиям ми> рового рынка» (Рынок: Бизнес. Коммерция. Экономика, 1998) рассматриваемое понятие привязано к конкретному уровню (народ> ное хозяйство), что ограничивает сферу ее применения. Кроме того, в этом случае из рассмотрения выпадают организацион> ные инновации и инновации>услуги. Некото> рые авторы, рассматривая понятие «иннова> ционный потенциал», не дают ему четкого определения, а лишь косвенно его характе> ризуют. Так, например, согласно Д. И. Коку> рину, «инновационный потенциал содержит неиспользованные, скрытые возможности накопленных ресурсов, которые могут быть приведены в действие для достижения целей экономических субъектов» (Кокурин, 2001). Для получения представления об иннова> ционном потенциале руководителей соци> альных учреждений мы провели в сентябре– декабре 2008 г. социологическое исследова> ние среди руководителей этих структур в Москве, Московской области, Хабаровске, Оренбурге. В рамках исследования иннова> ционного потенциала мы применили метод анкетирования и разработали соответствую> щий инструментарий. Прежде чем рассмотреть результаты ана> лиза, дадим характеристику респондентов. Среди руководителей (к ним отнесены ру> ководители и их заместители) было 86%

2009 — №3

женщин и 14% мужчин. Распределение по возрасту: до 30 лет — 18%, от 30 до 35 лет — 10%, от 35 до 40 лет — 18%, от 40 и старше — 54%. Их характеристика по стажу работы: до 5 лет — 56%, от 5 до 10 лет — 16%, свыше 10 лет — 28%. Обобщенный портрет руково> дителя социального учреждения выглядит сегодня следующим образом: это женщина в возрасте от 40 лет и старше, имеющая выс> шее образование и стаж работы 5 лет. Анализ ответов опрошенных позволяет утверждать, что большинство из них (71%) уверены в том, что если бы их социальное творчество хорошо стимулировалось, то ак> тивизировалась бы работа по введению но> вых подходов. Однако часть руководителей сомневаются в том, что вообще возможно стимулирование, — 12%. При всей важности инновационной дея> тельности в социальных учреждениях на практике она не везде осуществляется. По мнению каждого четвертого респондента, боязнь риска («вдруг не получится») препят> ствует введению новшеств в практику соци> альной работы. Большинство опрошенных указали на то, что среди социальных работ> ников мало людей с творческим мышлени> ем. А у 7% есть негативный опыт внедрения новшеств. На вопрос о том, будет ли востребована в рамках специальности «Социальная рабо> та» специализация «Организатор инноваци> онной деятельности в социальной сфере», опрос показал следующее: «безусловно бу> дет востребована» — 86%, «затрудняюсь от> ветить» — 13%. В известной мере ответ на этот вопрос позволяет увидеть открытость к инновационной деятельности, но не фик> сирует готовности к ней. О том же свидетельствуют ответы на во> прос «Как бы отнеслись руководители к идее издания научно>прикладного специального бюллетеня «Новое в социальной работе» — 96% ответили положительно. Частью это означает стремление руководителей внести какие>то изменения в выполнение своих должностных обязанностей. Лишь 22% оп> рошенных удовлетворены нынешним состо>

2009 — №3

Научный потенциал: работы молодых ученых

янием своей работы, 67% — «не всегда удов> летворены», остальные — затруднились от> ветить. При возникновении новых социальных проблем руководители социальных учреж> дений используют, как показал опрос, при> знаваемые в инноватике эффективными формы поиска решения проблемы: деловая игра — 31%, тренинги — 19%, обращение к экспертам — 20%, поиск информации в Интернете — 30%. На вопрос «Что нового за последний год Вам удалось внести в практику Вашего соци> ального учреждения?» получены следующие ответы: «организация патриотических, обу> чающих и познавательных встреч взаимопо> мощи пожилых людей и школьников; введе> ние «Часа здоровья» для сотрудников ЦСО (занятия ЛФК); создание социальных про> грамм «Возраст — моде не помеха», «Мы знаем рецепт долголетия»; организация об> разовательной программы «Болезнь легче предупредить»; организация школы для граждан, желающих принять в семью детей> сирот и детей, оставшихся без опеки; обуче> ние специалистов на рабочем месте смеж> ным специальностям; организация работы мобильной социальной службы». Результаты, полученные нами, свидетель> ствуют о наличии определенного инноваци> онного потенциала руководителей социаль> ных учреждений. Но лишь некоторые руко> водители уделяют внимание инновационной деятельности. Можно сделать общий вывод о необходимости формирования у руково> дителей социальных учреждений таких ка> честв, как идееспособность и креативность. В течение многих лет социальные службы социального обеспечения неоднократно претерпевали структурные изменения в по> исках наиболее приемлемых путей выполне> ния своих обязанностей перед местным на> селением. Однако потребность в проведении изменений никогда еще не была столь необ> ходимой, как в настоящее время. Это важно учитывать в подготовке студентов, которым предстоит работать в социальных учрежде> ниях в качестве руководителей.

257

Одной из технологий выявления иннова> ционного потенциала студентов являются инновационные деловые игры. Это показал и десятилетний опыт их применения в Мос> ковском гуманитарном университете при обучении будущих специалистов социаль> ной работы (Усманов, 2007). Приведем содержание идей, которые бы> ли генерированы студентами в деловых играх по теме «Новые подходы к решению социальных проблем». Высокую оценку по> лучила идея Максима Плющева (выпускник 2001 г.) о придании таким семейным событи> ям, как серебряная и золотая свадьба, го> сударственного статуса. Другая идея, наце> ленная на решение проблемы разводов, предложена Максимом Еремеевым (выпуск> ник 2003 г.): в конверт с приглашением на свадьбу молодожены вкладывают и пригла> шения на серебряную свадьбу. Кстати, идея была реализована в Ханты>Мансийском ав> тономном округе в том же году. Дискуссию вызвала идея выпускника 2004 г. Вадима Ки> ма: он предложил по>новому взглянуть на школьный дневник. Ежедневно подводя ито> ги учебы школьника, следует оперативно поощрять его за успехи. И тогда дневник, например, может быть пропуском на меро> приятия, имеющие для учащихся особую привлекательность. Некоторые из студенче> ских идей слишком наивны, но в деловых иг> рах отрабатывается сам способ обогащения рутинной деятельности социальных учреж> дений инновациями. Проведенный нами опрос позволяет сде> лать ряд выводов и предложить некоторые ре> комендации. Они заключаются в следующем: 1. Нарастание сложности и количества социальных проблем населения, необходи> мость их оперативного, безотлагательного решения требуют от руководителей соци> альных учреждений высокого уровня раз> вития инновационного потенциала. В этой связи становится крайне актуальным раз> рабатывать и использовать технологии его формирования. 2. Организацию исследований, направ> ленных на выявление реального состояния

258

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

инновационного потенциала каждого руко> водителя социального учреждения, следует ввести в норму, включать в годовой регла> мент деятельности учреждения. 3. Большое внимание руководителям со> циальных учреждений следует уделять мо> лодым специалистам, начинающим свою трудовую деятельность после окончания фа> культетов социальной работы вузов, особен> но на начальном этапе их работы. При этом важно раскрывать перед ними инновацион> ные технологии решения различных соци> альных проблем. 4. Регулярный обмен опытом с коллегами из других учреждений, участие в семинарах, деловых играх — эти и другие меры содейст> вовали бы формированию инновационного потенциала руководителей социальных уч> реждений, эффективному решению социаль> ных проблем различных категорий населе> ния — главному направлению деятельности социальных учреждений.

6. Организация конкурса «Лучший соци> альный изобретатель года» послужила бы мощным мотивационным фактором среди руководителей и специалистов социальных учреждений. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Кокурин, Д. И. (2001) Инновационная дея> тельность. М. : Экзамен. Данько, М. (1999) Інноваційний потенціал у промисловості України //Економіст. №10. Николаев, А. И. (2001) Инновационное раз> витие и инновационная культура //Наука и наукознание. №2. Рынок: Бизнес. Коммерция. Экономика (1998) : толковый терминологич. словарь / сост. В. А. Калашников ; под общ. ред. А. П. Дашкова ; 4>е изд., испр. и доп. М. : Мар> кетинг. Усманов, Б. Ф. (2007) Социальная иннова> тика : учеб. пособие / изд. 2>е, перераб. и доп. М. : Социум.

259

2009 — №3

РЕЦЕНЗИИ И АННОТАЦИИ

О книге И. М. Ильинского «Корни и Крылья» Ильинский И. М. Корни и Крылья: Пове> ствование о родословной / И. М. Ильин> ский ; отв. ред. Е. А. Белый. М. : Восход, 2008. 272 с. «С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре...» — издавна знакомая цита> та из популярной песни, с которой я всегда был не согласен. Да не с картинки начинает> ся она! Мне куда как ближе строки из стихо> творения Константина Симонова: «...да, можно голодать и холодать, идти на смерть, но эти три березы нельзя при жизни никому отдать». Здесь не картинка в букваре, здесь до формулы спрессованы и образ жизни че> ловека, и взгляды его, и корневая привязан> ность. Вот с этой трудно объемлемой сово> купности и начинается чувство Родины. Побудила меня прикоснуться к этой теме книга ректора Московского гуманитарного университета Игоря Михайловича Ильин> ского «Корни и Крылья» (повествование о родословной). На мой взгляд, книге очень подошел бы и такой подзаголовок: о Родине в лицах и мыслях. Это книга человека, от рождения вросше> го в страну. Но автор — не имярек, не просто один из миллионов — он конкретная лич> ность, заявившая себя в масштабах страны, личность, которая, возможно, потому и со> стоялась, что всегда пыталась себе ответить на вечные вопросы. «Кто я такой? Какого ро>

ду>племени? Кто мои деды и прадеды? Как далеко в прошлое уходит мой род? Почему моя фамилия и мое имя именно такие, а не другие? Что они означают, есть ли в них ка> кой>то смысл?.. Родители и мы, их дети, жи> ли во времена, когда «хорошую» и «правиль> ную» историю России, а в этом свете и поко> ленный счет безопасней всего было начинать с Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, с момента возникнове> ния государства рабочих и крестьян. Ни о хороших сторонах такого устройст> ва советского общества (а их было немало), ни о плохих (их было не меньше) рассуждать в этой книге не место», — пишет автор. Не согласиться с таким посылом читатель просто не может. И он становится союзни> ком автора. А это очень важно. Вопросы, вопросы... Отправные точки пу> тешествия в прошлое... и в будущее. Вопро> сы, обращающие к истоку, к осмыслению. Как ручьи вливаются в реки, реки — в моря, а моря выходят в океаны, так и человек: от малой родины идет к большой, от большой Родины — к человеческому сообществу, не знающему административных границ и та> моженных барьеров. Все начинается с истока. На первой стра> нице — фотография деревенской, покосив> шейся и почерневшей от времени избы. Кра> сива ли она? Думаю, что нет. Но не красива она для чужого, глухого сердцем человека,

260

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

а не для автора книги. И вот происходит чу> до: своей, вроде бы «закадровой» любовью И. М. Ильинский заражает и читателя. И тот уже видит печальную и светлую красоту деревенского пейзажа. Вот откуда «есть по> шла» любовь наша. Вспоминаются стихи Ра> сула Гамзатова: «Скажи мне, наша речка говорливая, длиною в сотни верст и в сотни лет: что видела ты самое красивое на этих сотнях вёрст и сотнях лет?» Ответила мне речка края горного: «Не знала я красивей ничего бесформенного камня — камня черного у самого истока моего».

Я сомневаюсь, что кто>то преподнес авто> ру историю его рода на «блюдечке с голубой каемочкой». Погружение в личностную ис> торию происходит у человека тогда, когда приходит время осознания своей причастно> сти к истории страны. Не побоюсь утверж> дать, что, познавая историю страны, человек познает и осознает себя. Открытие собственной истории — это большой труд. Не само и не просто выраста> ет генеалогическое древо. Во имя чего чело> век растит это древо? Для того, чтобы пока> зать значимость своей персоны? Казалось бы, самый простой ответ — утвердительный. Да, вроде бы это так — да и не так это. Для сыновей и внуков старается больше, чем для себя. Им это нужно, чтобы меньше возника> ло мучительных вопросов, а больше гордос> ти за свой род и за страну свою. Так двигаясь от общего к частному, автор вновь приходит от частного к общему. Совершается круг жизни человека среди людей. Великий, до конца незнаемый круг бытия и быта. Просматриваю фотографии книги стра> ницу за страницей, читаю тексты и понимаю, какое это прекрасное учебное пособие для ненавязчивого факультативного разговора с юношеством о патриотизме и гражданстве. Помню, с каким возмущением и протес> том я встретил в свое время предложения не> которых недальновидных «сердобольных» невежд и псевдорадетелей патриотизма

2009 — №3

о введении обязательных уроков патриотиз> ма в школе. Большего вреда возрождению этого святого чувства к России и придумать трудно. Можно, конечно, в добровольно> принудительном порядке собрать класс или аудиторию да прочесть им соответствую> щую лекцию, «пропарить мозги», как гово> рят сейчас. А можно с любовью и ответст> венностью создать, казалось бы, такую лич> ную книгу «Корни и Крылья». Книга получилась удивительно гармонич> ной: в ней много фотографий (может быть, по объему почти столько же, сколько текс> та), но думается, что они не отвлекут, а уси> лят интерес читателя к книге и не воспри> мутся им как отдельный изобразительный ряд. Более того, вместе с текстом они со> ставляют необходимое целое. Текст идет ря> дом с фотографиями, фотографии — с текс> том. Это способствует погружению читателя в личность автора (сколько возможно). Ду> мается, что это для читателя процесс увлека> тельный и полезный, ибо автор делится сво> ими глубокими, неординарными мыслями. Я как>то попытался определить, почему одних людей называют умными, а других мудрыми? Я вывел для себя формулу, кото> рая, естественно, может быть не принята другими людьми: мудрый человек, на мой взгляд, тот, умозаключения которого всегда лежат в сопоставлении мига и вечности, в со> поставлении малого и большого. Читая книгу И. М. Ильинского, я утвердился в правильно> сти своей формулы. Вот почему я хочу повто> риться: эта личная книга автора могла бы стать хорошим, полезным пособием для юно> шества, задумывающегося над тем, жить КАК. В книге есть одна глава («Истины и мак> симы»), на первый взгляд «пришитая» к глав> ной теме. Но она очень важна, ибо «в от> крытую» несет мировоззрение и мироосмыс> ление И. М. Ильинского. «Истина добы> вается не горлом и криком, не большинством голосов, а познанием и практикой, на что уходят порой столетия. Смешно и стыдно в угоду тщеславному мнению отвергать ис> тины, добытые умом, опытом, потом и кро> вью предков».

Рецензии и аннотации

2009 — №3

Автор убеждает читателя, что нельзя жить, не соотнося себя с прошлым, но, есте> ственно, он не может не выразить своего от> ношения и к нынешнему времени. Сам, буду> чи созидателем на ниве российского образо> вания, он с горечью замечает: «Пятнадцать лет существует Госдума в России, а закон о коррупции до сих пор не принят. Быть че> стным невыгодно. В честной борьбе побеж> дает жулик. «Быть честным невыгодно», — утверждают многие. Утверждаю обратное: быть честным — выгодно... Уточняю: честным быть особенно выгодно именно в мире жули> ков. Добиться устойчивого успеха можно, только оставаясь порядочным человеком». Проследив названия подзаголовков в по> следней главе («Об истине», «О смысле жиз> ни», «О совести и чести», «О служении...» и т. д.), легко заметить традиционную фор> му трактатов, обычно обращенных к потом> кам, к молодежи. И автор не скрывает этого, ведь он — признанный, а не назначенный лидер в области российского образования,

261

в том числе воспитания. Обращая книгу, ка> залось бы, к узкому кругу читателей (дальним и близким родственникам), он на самом деле ведет диалог и со своими многочисленными студентами. Он памятует о том, что говорил Сократ (устами Платона): «Воспитание и об> разование — единственный способ создать человека разумного и благодетельного». А воспитание историей семьи, рода, роди> ны — самое верное воспитание. Итак, мы говорим о книге необычной, и определить ее жанр, пожалуй, лучше всего словами самого автора. «Получился, конеч> но же, не семейный альбом, скорее — семей> ная летопись, «кусочная» повесть... Книга предельно правдива, в ней нет вымысла. Всё, что можно было за короткое время узнать, — узнал. Всё, что следовало проверить, — про> верено, всё, что в силах был увидеть, — уви> дел собственными глазами». И передал читателю — добавим мы.

В. В. ПОРТНОВ *

Тува между прошлым и будущим Ламажаа Ч. К. Тува между прошлым и бу> дущим. М. : Издательство ООО НИПКЦ «Восход>А», 2008. 500 с. Монография Ч. К. Ламажаа «Между прошлым и будущим» посвящена вопросам социального развития Республики Тыва с позиции теории модернизации. Автор все> сторонне проанализировала не только со> временную картину жизни данного региона, но и социальные процессы прошлого.

Учитывая сложность и острую политиче> скую значимость избранной темы, ее много> аспектность и междисциплинарный харак> тер, автор правильно определила основные проблемы исследования — выявление глав> ных закономерностей и конкретных социо> культурных механизмов функционирования традиционного тувинского общества, ана> лиз роли и места клановых традиций в со> временных социально>политических про> цессах. Ч. К. Ламажаа, анализируя термин

* Портнов Владимир Викторович — главный редактор всероссийского журнала «Студенче> ство. Диалоги о воспитании», член Союза писателей России. Тел.: (495) 374>74>40. Эл. адрес: publisher_stud@inbox.ru

262

2009 — №3

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

«клан», впервые показывает сложности его употребления в отечественной науке, где кланами называются совершенно разные группы во власти. Верно определяя истоки социально>эко> номических, политических проблем региона, в том числе с помощью поколенческой тео> рии, автор применяет вполне адекватные объекту и предмету исследования методы и методологические подходы комплексного, системного и вместе с тем конкретно>исто> рического анализа, делая особый упор на проблемы реархаизации традиций в полити> ке Тувы. В целом взвешенная и выверенная в кон> кретных деталях методология, учитываю> щая достижения как мировой, в том числе западной, так и отечественной социальной философии, этносоциологии и других об> щественно>гуманитарных дисциплин, позво> лила сделать автору ряд правильных, ло> гически и фактологически обоснованных выводов общего и частного характера. Так, Ч. К. Ламажаа справедливо отмечает, что «опыт модернизации успешных стран ми> ра… представляет нам необходимость учи>

тывать культурные факторы социальных преобразований. При этом, как оказыва> ется, культуры практически не бывают не> производительными» (С. 386), и далее: «…для успешной трансформации общест> венного сознания важно отказаться от ори> ентира исключительно на экономическое развитие, в котором экономика становится целью, а человеческая жизнь — средством» (С. 387–388). Пожалуй, одной из сильных сторон моно> графии является то, что автор выявила гене> тические истоки современной многослой> ной, многоуровневой политической системы тувинского общества, увязывая этот вопрос с особенностями культурно>исторического развития всего региона Центральной Азии. Следует особо отметить ясный и четкий стиль изложения, прозрачную логику, хоро> ший литературный язык, умелое владение специальной терминологией. Монография представляет большой интерес не только для ученых>специалистов, но и для широкого круга читателей.

Н. В. АБАЕВ, О. М. ХОМУШКУ *

Размышления над книгой Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусы. Субъектная организация гуманитарного знания. М. : Изд>во Национального институ> та бизнеса, 2008. — 782 с. Выход в свет книги Валерия и Владимира Луковых «Тезаурусы. Субъектная организа>

ция гуманитарного знания» — неординар> ное событие в гуманитаристике. Неординар> ность исследованию придает не просто от> ход от традиционных объективирующих ме> тодов гуманитарного познания (к чему авторы, впрочем, и не стремятся), а поиск новых субъектных оснований его организа>

* Абаев Николай Вячеславович — доктор исторических наук, профессор кафедры философии Тывинского государственного университета. Тел.: (394>22) 3>11>62. Эл. адрес: abanikolaj@yandex.ru Хомушку Ольга Матпаевна — доктор философских наук, профессор кафедры философии Тывинского государственного университета, проректор по науке ТывГУ. Тел.: (394>22) 1>12>48. Эл. адрес: vib@tuva.ru

2009 — №3

ции, органически включающих и объективи> рующую методологию. Действительно, со> временные гуманитарные науки все больше субъективируются и отдаляются от класси> ческого идеала науки, сориентированного на получение и обоснование чисто объект> ного знания о мире, существующего вне субъекта. Известно, что в классической па> радигме мышления получает завершение об> раз субъекта, фундированный концепцией Ренэ Декарта. Этот образ и лежит в основе классического понимания рациональности, определяющими чертами которого являют> ся: 1) оппозиция субъекта и объекта, где они резко противопоставлены; 2) отграничен> ность я от других я в процессе познания (так называемая гносеологическая робинзонада); 3) сведение «Я>субъекта» к формам всеобщ> ности, которые и обеспечивают получение всеобщего и необходимого, обезличенного знания. Такое понимание субъекта познания в целом соответствовало потребностям раз> вития естествознания Нового времени. Ныне место одиноко стоящего субъекта, который направляет свое мышление к пред> метам, а в рефлексии делает предметом и са> мого себя, заступает идея познания, опосре> дованного повседневной практикой, комму> никацией и культурой, а также языковыми образованиями, в которые встроены субъек> тивные и интерсубъективные в своих исто> ках познавательные результаты. Это и пре> допределяет общий пафос современной гу> манитаристики — раскрытие субъектности во всех ее культурных, в том числе познава> тельных, манифестациях. Однако обраще> ние к субъективным и интерсубъективным слагаемым гуманитарного познания не озна> чает утраты научного критерия объектив> ности и поощрение субъективизма, о чем, в частности, может свидетельствовать про> дуктивное использование методов феноме> нологического и герменевтического анализа жизненных и символических миров челове> ка социологией, историей, культурологией и другими разделами современного социаль> но>гуманитарного знания. В принципе речь идет, как справедливо подчеркивают авто>

Рецензии и аннотации

263

ры монографии, о вынесении в центр на> учных социально>гуманитарных исследова> ний человека — вынесении даже там, где до настоящего времени доминировал анализ макросистем и макротенденций. Это сразу актуализирует вопрос: как работать здесь с субъектной (следовательно, и субъектив> ной) составляющей, сохраняя исследова> тельские критерии, присущие научному зна> нию? Как следствие на первый план выдвига> ются вопросы методологии, прежде всего поиск новых специфических методов и форм гуманитарного познания. Как показывает история науки, возникно> вение тех или иных теоретических концеп> ций и концептов часто имеет своим основа> ним прагматический интерес. Так случилось и с тезаурусной концепцией. Как отмечают в предисловии к книге авторы, она была це> лостно артикулирована в 1992 г., когда воз> никла необходимость обоснования большо> го культурного проекта российских учених и педагогов — «Всемирной Детской Энцик> лопедии». В основание замысла этого проек> та закладывалась идея о неполном соответ> ствии жизненно значимого (интересного для детей) материала и структуры школьных учебных предметов, дающих знания опре> деленных наук. Это обусловило внимание к концепциям, где детское мышление рас> сматривалось по своей модели как отличное от мышления взрослых (в частности, к кон> цепции Ж. Пиаже), и создало проблемную ситуацию, следствием которой стало по> этапное формулирование тезаурусной кон> цепции гуманитарного знания. Понятие тезауруса, подчеркивают в своей монографии Вал. и Вл. Луковы, стало ис> пользоваться в социологии, культурологи, филологии, антропологии совсем недавно, причем в значении, которое не совпадает со значением, закрепившимся в лингвистике и информатике. В лингвистике тезаурус тол> куется как определенный словарь, в котором максимально представлены все слова языка с исчерпывающим перечнем примеров их употребления в текстах, или же как идеогра> фический словарь, в котором показаны се>

264

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

мантические отношения (родовые, синони> мические и др.) между лексическими едини> цами. Идеографический поход к тезаурусу получил свое развитие в теории создания словарей>тезаурсов видного российского лингвиста Ю. Н. Караулова. В информатике тезаурус рассматривается в качестве семан> тической меры информации, а именно: какая мера связывает семантические качества ин> формации со способностью пользователя принимать сообщения. В последнем случае тезаурус толкуется как совокупность свиде> тельств, которыми располагает определен> ная система или же пользователь. Дальнейшее широкое включение поня> тие «тезаурус» в разные научные контексты и в разные исследовательские парадигмы придало ему новые смысловые оттенки. Од> нако такая ситуация лишь обострила иссле> довательский интерес авторов, и они, как представляется, в полной мере использовали ее. Естественная граница смыслов тезауру> са, полагаемая различием научных контекс> тов пользования, предстает для них не пре> пятствием, а, наоборот, творческим стиму> лом его конструирования, с одной стороны, как общенаучного понятия, с другой — как концепта, имеющего сложную семантиче> скую структуру, способную к порождению нових смыслов. Исходя из этих позиций, они и стремятся обосновать тезаурусную кон> цепцию организации гуманитарного знания. Обоснование осуществляется — и это яв> ляется огромнейшем плюсом книги — просто на гигантском исследовательском материа> ле, взятом из информатики, лингвистики, социологии, культурологии, социальной фи> лософии, филологии и художественной ли> тературы. При этом привлекаются ключевые концепты и конструкты наиболее известных, и как никогда востребованных сегодня, тео> рий социально>философского, социологи> ческого и культурологического анализа че> ловеческого существования. Посудите сами: это — идея концепта (Ю. Степанов), понятие «чужака» (Г. Зиммель, А. Шюц), идея конст> руирования социальной реальности (П. Бер> гер, Т. Лукман), теория габитусов (П. Бур>

2009 — №3

дье), идея фрейма (И. Гофман), идея струк> турации (Э. Гидденс) и социальных практик (Ю. Хабермас), концепт «человейника» О. Зиновьева, идея «взаимосодействия» компонентов функциональних систем (П. Анохин, К. Судаков), концепт «Происхо> дящего» и «педагогическая» триада «зна> ние — понимание — умение» И. Ильинского. И это не говоря уже о широком привлечении методологии таких направлений, как социо> логия знания, феноменологическая социоло> гия, структурная лингвистика, дискурсный анализ, логическая социология, функцио> нальный анализ, историческая филология, герменевтика, педагогическая антрополо> гия, культурологический анализ и др. В ко> нечном счете в каждой из идей и названных концепций Вал. и Вл. Луковы находят те ког> нитивные связи, понятия и смысловые обра> зования, при помощи которых они и разво> рачивают грандиозную картину концепта «тезаурус» в его гуманитарном преломле> нии: 1) как выражение субъектной (субъект> ного аспекта) организации гуманитарного знания; 2) как методологического похода к исследованию социальной реальности, символов и образов культуры и их освоения в процесе социализации, образования и вос> питиания; 3) как сферы личностного знания и моделирования личности («персоны»); 4) как инструмента гуманитарной эксперти> зы, прежде всего инструмента гуманитарной экспертизы образования. Смысл тезауруса, с точки зрения авторов, в первую очередь просматривается в том, что он является формой существования гумани> тарного знания. Он в слове и образе воспро> изводит определенный фрагмент действи> тельности, освоенный субъектом (индиви> дом, группой). Семантическое ядро тезау> руса образует представление о некотором запасе, накопленном багатстве, о некотором сокровище или сокровищницу чего>то. В этом смысле, как подчеркивается, и гово> рят о сокровищнице языка, багатстве зна> ний, накопленном опыте. Отсюда выводится и понимание назначения тезауруса, которое предлагают авторы. Потребность в нем воз>

2009 — №3

никает тогда, когда необходимо отобразить полноту некоторого знания, существенного для индивида по определенным основаниям (потребностям, интересам, установкам, це> лям). «…Там, где о знании может быть как необходимый сформулирован тезис относи> тельно его (знания) полноты и существенно> сти для субъекта, мы имеем дело с какими> либо тезаурусами», — почти патетически провозглашают Вал. и Вл. Луковы (с. 64). «Полнота» и «существенность» в даль> нейшем и выступают для исследователей своеобразными вехами для разворачивания других системных и структурных характери> стик тезауруса. «Полнота» как «качествен> ная» (а не «количественная», подчеркивают авторы) характеристика оставляет на пери> ферии мыслительного акта такие измеряе> мые признаки (собственно, не знания, а ин> формации), как объем, мера. А поэтому тут актуализируется понятие достаточности, и как потом выясняется, избыточности зна> ния. На мой взгляд, уже в этом моменте ис> следователи обнаруживают связь когнитив> ных и ценностно>нормативных слагаемых тезауруса, — связь, которая, к сожалению, не стала предметом специального методоло> гического анализа в книге, что, впрочем, могло привести к определенной деформации ее структуры. Тем не менее авторы подчер> кивают то важное обстоятельство, что свя> занная с качественным характером «полно> ты» «существенность» непосредственно вы> водит тезаурусно организованное мышление в сферу ценностей и ценностных ориентаций человека. Здесь также, как представляется, важен был бы специальный теоретический анализ связи, на сей раз норм и ценностей «тезаурусного мышления». Примечательно, что в исследовании, так сказать, прикладно> го характера тезаурусного подхода (собст> венно, выявления практического воплоще> ния тезаурусов в истории, социуме, культу> ре, персональном мире человека) авторы неоднократно обращаются (и не могли не обращаться!) к нормообразующей — социо> культурной и личностной — составляющей тезауруса.

Рецензии и аннотации

265

Об этом свидетельствует, в частности, вторая глава монографии «Мировая культу> ра в свете тезаурусного подхода». Здесь ав> торы, рассматривая классику, просвещение, предромантизм, романтизм и другие куль> турные эпохи и стили, не могут избежать оп> ределенных нормативных представлений, заложенных в концепты, их обозначающие (совершенно справедливо признавая при этом их историческую изменчивость в про> цессе получения новых знаний об их специ> фике). Об этом говорит, скажем, и введение в анализ классики «форсологического ас> пекта». Выявление «сильных» (соответст> венно «слабых») позиций в культуре оказа> лось невозможным без обращения к таким нормативным понятиям, как «идеал», «ар> хетип», «опора», а в случае «артэскейпиз> ма» — «резистенция», «ретардация», «аксе> лерация» и др. Без них, очевидно, трудно было бы провести более или менее содержа> тельную демаркацию между культурной нормой «силы» и «слабости», позициониру> емых в тезаурусе классической культуры. Не только о дескриптивности, но также и о со> держании, что превозмогает свое когиталь> ное измерение, говорят, например, и такие выделяемые авторами «концепты>образы» культуры Нового времени, как «революцио> нер», «денди», «байронический герой», «де> ловой человек», «хищник». Что уже говорить об «экзистенциалах» человеческого бытия — «одиночестве», «любви», «дружбе», «едине> нии» и др., — ценностно>нормативная за> данность которых при всей вариативности не может не определять тезаурусное содер> жание всякой культуры. Исследователи, как представляется, отдают себе в этом отчет. Однако, развивая свою концепцию с пози> ций более объемлющей, призванной ликви> дировать зазор между «объектной» (отвеча> ющей на вопрос: «Как было на самом деле?») и «субъектной» («Как это отразилось в теза> урусах?») культурологией, они оставляют — думается, до поры до времени — сей срез проблемы в тени. О том, что методологически авторы гото> вы к этому, может свидетельствовать их по>

266

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

зиция в отношении понятия «арки культу> ры». Они пишут: «…Не следует преувеличи> вать расхождение объектной и субъектной культурологи в области координат культу> ры. Именно в рамках объектной культуроло> гии в результате историко>теоретического анализа были выявлены так называемые «арки», позволяющие представить во време> ни движение культуры, и историко>теорети> ческий подход оказался здесь очень полез> ным для осуществления тезаурусного под> хода» (с. 204). Сам же тезаурусный подход, примененный к обоснованию понятия «арки культуры», вскрывает, что из>за ограничен> ности тезауруса, присущего носителю (ин> дивиду, социальной группе, научному сооб> ществу) конкретной национальной культуры (в данном случае — русской, уточняют ис> следователи), пока что не удается (на осно> ве, очевидно, все>таки «не информации», как пишут авторы, а имеющихся знаний) во всей полноте построить пронизывающие ее во времени «девятивековые» арки. И тут авторы делают симптоматичное — в плане детерминации знаний культурной номотети> кой — заявление: «При выделении «арок культуры» мы неизбежно будем ориентиро> ваться в подавляющем большинстве случаев на европоцентристскую модель (курсив мой. — Ю. И.) истории культуры. С этим не следует бороться: когда тезаурус разовьется не на основе европоцентризма, а на матери> але мировой культуры в целом, схема, нося> щая ориентирующий характер (и потому не столько объективно>научная, сколько субъ> ективно>методическая), будет уточнена или пересмотрена» (с. 205–206). Однако вернемся к предложенному в кни> ге сущностному рассмотрению тезауруса. В ценностной плоскости его анализа наибо> лее рельефно проявляются такие выделяе> мые исследователями базовые характерис> тики, как систематичность и ориентирую> щая функция. Собственно, систематичность и ориентирующая функция знаний в тезау> русно организованном мышлении объекти> вируются для индивида на аксиологической субъектной основе. Чем как не аксиологиче>

2009 — №3

ской, по сути ценностно>нормативной, осно> вой определяется направление систематиза> ции знаний в тезаурусе, ведь, как пишут ав> торы, она строится на движении не от обще> го к частному, а от своего к чужому. «Все новое для того, чтобы занять определенное место в тезаурусе, должно быть в той или иной мере освоено (буквально: сделано сво> им). В этом отличие тезаурусной иерархии знаний от структуры научного знания», — резюмируют исследователи (с. 64). «Свое» и «чужое» предстают, таким образом, здесь не просто как категории познания, а как ка> тегории, которые организуют систему цен> ностей мыслящей личности, по сути, как «концепты» (поэтому авторы совершенно справедливо и подчеркивают, что тезаурусы имеют дело не с понятиями, а с концептами). Что>то аналогичное мы имеем в «Феномено> логии духа» и «Науке логики» Гегеля. Здесь логическое развитие категорий от низшей и простейшей к самой высокой и содержа> тельной есть вместе с тем построение опре> деленной иерархии ценностей, где фунда> ментом служит простое непосредственное бытие, а вершиной — истинное бытие — аб> солютное знание. Важным является и то, что в «Феноменологии духа» Гегель в качестве перехода от одной формы сознания к другой вводит понятие «признанности» как основа> ния раскрытия «в>себе>бытия» в «для>себя> бытии», а «своего» в «ином». У авторов кни> ги, как представляется, аналогичную функ> цию выполняет понятие «ориентация». Следуя логике авторов, мы обнаружива> ем, что «свое» и «чужое» у них выступают также как некие концепты, которые лежат в основе ценностно>нормативной система> тизации знания в тезаурусах. Правда, они не пишут об этом, но явно подразумевают. Об этом говорит следующий ход их мысли, а именно 1) рассмотрение «своего» и «чужо> го» как феноменов культуры и 2) главное, введение концепта толерантности как меры ценностного (оценочного) отношения к чу> жому (однако рассматривая при этом толе> рантность только в ее позитивном значении, хотя толерантность сама по себе, как под>

2009 — №3

черкивал Вл. Соловьев, не является качест> вом хорошим или плохим, и ее значение за> висит от предмета и мотива применения). «Деление на свое и чужое, — пишут исследо> ватели, — может сопровождаться толерант> ностью к несходным мнениям, открытостью к другим культурам, сама граница своего и чужого подвижна. И именно в этом аспек> те тезаурусная организация знания рассмат> ривается нами как отличающаяся по своему системообразующему основанию от объект> ной организации знания» (с. 65). Концепт толерантности выступает здесь, по сути, ос> новой ориентации в отборе и систематиза> ции знания как знания, еще не освоенного индивидом, т. е. знания «чужого», еще не превращенного в «свое». Такой способ систематизации знаний в тезаурусе и придает ему основное назначе> ние для субъекта — ориентировать его в ок> ружающей среде и обеспечивать, таким об> разом, жизнеспособность субъекта (с. 65). Полностью разделяя это понимание автора> ми сущности тезауруса, хотелось бы вме> сте с тем обратить их внимание на идею М. К. Петрова об ограниченной «физиоло> гической и ментальной вместимости» чело> века как субъекта любых видов социально необходимой и социально полезной деятель> ности (см.: Петров М. К. Язык, знак, культу> ра. М. : Наука, 1981. С. 32), которая, на мой взгляд, перекликается с положением книги о тезаурусной избыточности знания. Речь идет о том, что в культурно>образователь> ной и воспитательной последовательности трансляции знания по цепочке «знание — индивид — деятельность» обнаруживается «дополнительный» субъективный определи> тель структуры — воспитуемый и образуе> мый индивид, в своей смертности и прост> ранственно>временной культурной конечно> сти. И поскольку объем социально необхо> димого корпуса знания, необходимого для физиологического и ментального воспроиз> ведения индивида в его деятельности, всегда превышает возможности его физической и ментальной «вместимости», то эта «вмес> тимость» с необходимосью фрагментаризи>

Рецензии и аннотации

267

руется, а то, что остается «за кадром» и предстает как некая избыточность знаний, о чем пишут и авторы, но уже применитель> но к тезаурусу. Думается, что обращение к этой идее М. К. Петрова дало бы дополни> тельные аргументы Вал. и Вл. Луковым в прояснении онтологического статуса теза> уруса в культуре, который как бы всецело принадлежит языковой и дискурсной стихии и вместе с тем далеко выходит за ее пределы в область разветвленных деятельностных коммуникаций человека, соответственно сфер знания, представляемых тезаурусно. С другой стороны, очевидно, это дало бы возможность, конкретизировать манифес> тируемую ими образовательно>культурную идею И. Ильинского о структуре «знание — понимание — умение» как о своеобразном коде, и вероятно, не только европейской культуры. Последнее обстоятельство особенно важ> но с отстаиваемой в монографии (по сущест> ву, в данном случае социологической) точки зрения, что тезаурусы имеют свою половую, возрастную, социально>ролевую, мировоз> зренчески>биографическую и событийную корреспондированность. Такая концепту> альная соотнесенность вполне естественна и отвечает социологической образователь> ной парадигме, берущей за основу этапы и формы сооциализации индивида в том или ином социуме. К тому же с точки зрения сегоднешнего момента анализ всех возмож> ных коллизий и трансфорамаций этих форм, смены их последовательности является ар> хиважным для грамотного и компетентно> го управления общественными процесами, в частности для принятия рациональных уп> равленческих решений. Поэтому не только логичной, но и весьма актуальной является «увязка» проблематики тезаурусов с гума> нитарной экспертизой, рассматриваемой событийно, т. е. с позиций значимости для человека Происходящего (продуктивный термин, взятый авторами у И. Ильинского). И тут важна не только несколько, как я по> лагаю, преждевременная декларация в поль> зу экзистенциальной легитимации гумани>

268

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

тарной экспертизы («времена приоритета знания в узком смысле на исходе… наступит епоха, в которой приоритет будет отдан по> ниманию… на основе развития понимания центральное место в жизни человечества займет гуманитарная экспертиза всех сфер жизнедеятельности как практическое во> площение новой культуры — культуры по> нимания» (с. 69)), но и трезвая оценка (о чем, собственно, и пишут Вал. и Вл. Луковы в сво> ей монографии) ее необходимости и воз> можности («гуманитарная экспертиза — ис> следовательская деятельность, имеющая це> лью сформировать общественную оценку различных нововведений с точки зрения культуры, этических и правових норм, а так> же выявить и спрогнозировать возможные угрозы и риски от внедрения инноваций для человека» (с. 618)). Конечно, трудно даже в форме размыш> лений дать всесторонний анализ этой, не по> боюсь сказать, фундаментальной работы. Поэтому в своих заметках я больше останав> ливался на методологических и экзистенци> альных основаниях предлагаемой авторами тезаурусной концепции, ее значении для социогуманитарных у культурологических исследований, а также ее важной роли в гу> манитарной экспертизе. За рамками рассмо> трения остались такие интересные и содер> жательные наработки авторов, как мировая культура в свете тезаурусного подхода; те>

2009 — №3

заурусы и персональные модели: «Феномен Уайльда»; тезаурусы и общество, проблемы тезаурусного понимания обретения нового содержания, культурных факторов конструи> рования тезаурусов, тезаурусных концепций социализации и социального проектирова> ния, и некоторые другие вопросы. Тем не ме> нее хочется надеяться, что читатель, чье вни> мание привлекли данные размышления, смог сложить определенное мнение о концепте тезауруса и тезаурусном подходе в сфере гу> манитаристики, когда, говоря языком авто> ров, возникает необходимость в известных социокультурных и персональных основани> ях воспроизвести полноту некоторого зна> ния, существенного для данного индивида. Экзистенциальный контекст такой необхо> димости, на мой взгляд, хорошо передается словами Гельдерлина, которые приводит Мартин Хайдеггер, правда, относительно техники (но, как мы видели, и тезаурус явля> ется достаточно «технологическим поняти> ем», особенно в отношении экспертного зна> ния). «Вместе с опасностью растет и спасе> ние», — провозглашал Гельдерлин. Тезаурус же в своей жизненно ориентирующей функ> ции дарует нам не только надежду на это спасение, но и служит его знаниевым зало> гом, смягчая Екклисиастову «печаль знания» пониманием его всегдашней неполноты.

Ю. А. ИЩЕНКО *

* Ищенко Юрий Анатольевич — заместитель директора Центра гуманитарного образова> ния Национальной академии наук Украины, кандидат философских наук, профессор. E>mail: ish>yurij@yandex.ru

269

2009 — №3

THE AUTHORS

Abaev Nikolay Viacheslavovich — a Doctor of Science (history), professor of the Philo> sophy Department of Tyva State University. Tel.: (394>22) 3>11>62. E>mail: abanikolaj@ yandex.ru Afanasieva Alla Borisovna — a Candidate of Art Criticism, associate professor of the Child’s Art Education Department of the Institute of Childhood of the State Russian Herzen Pedagogical University, associate pro> fessor of Musical Disciplines Department of A. S. Pushkin Leningrad State University. Tel.: (812) 535>36>67. E>mail: afanaseva_ab@mail.ru Agranat Dmitry Lvovich — a Candidate of Science (sociology), associate professor, the dean of the Law Faculty of Moscow Universi> ty for the Humanities. Tel.: (495) 374>74>98. E>mail: 9262246771@mail.ru Alekseeva Elena Evgenievna — a Candidate of Science (psychology), doctoral candidate of the Child Psychology and Psychophysiology De> partment, associate professor of the Family Edu> cation and Psychology Department of the Insti> tute of Childhood of the State Russian Herzen Pedagogical University. Tel.: (812) 388>21>24. E>mail: Alekseeva>EE28@yandex.ru Averina Marina Vladimirovna — a Can> didate of Science (sociology), associate profes> sor of the Culturology, Sociocultural Anthro> pology and Social Communications Depar> tment of the Russian State University of Physical Education, Sport, Tourism and Youth Policy. Tel.: (499) 166>53>22. E>mail: m>averi> na@list.ru

Bizeev Anton Yurievich — a postgraduate of the Philosophy and Culturology Depart> ment of Moscow University for the Humanities. Tel.: (495) 374>61>81. Bolshakova Alla Yurievna — Doctor of Science (philology), the chief research fellow of the A. M. Gorky World Literature Institu> te of the RAS. Tel.: (495) 690>50>30. E>mail: allabolshakova@mail.ru Chabanova Svetlana Sergeevna — a senior lecturer of the Social Work Department of Syktyvkar State University, postgraduate of the Pedagogy and Psychology of the Higher School Department of Moscow University for the Humanities. Tel.: (8212) 31>19>16. E>mail: cha> banovass@rambler.ru Dzhiga Nadezhda Dmitrievna — a Can> didate of Science (psychology), associate pro> fessor of the Foreign Languages Department of the International Institute of Labour and Social Relations (Minsk City). Tel.: 8>017>212>68>18. E>mail: 555osipova@mail.ru Egorova Liudmila Vladimirovna — a Can> didate of Science (philology), doctoral candi> date of Moscow Pedagogical State University. Tel.: (499) 246>57>12 E>mail: lveg@yandex.ru Gizatova Guzel Kazbekovna — a Candidate of Science (philology), associate professor, the chief of the Foreign Languages Department of Kazan State Agrarian University. Golovko Viacheslav Mikhailovich — a Doc> tor of Science (philology), professor, the head

270

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

of the Russian and Foreign Literature Histo> ry Department of Stavropol State Universi> ty. Tel.: (865) 235>34>53 (ext. 1185). E>mail: vmgolovko@mail.ru Goncharov Dmitriy Konstantinovich — the senior scientific employee of the Laboratory of Information>communication and Social Technologies in Education of the Scientific and Research Institute of Capital Education of Moscow City Pedagogical University. Tel.: (499) 181>65>52. E>mail: cupid@screen.ru Ilinskiy Igor Mikhailovich — a Doctor of Science (philosophy), professor, the rector of Moscow University for the Humanities, the president of the National Union of Nongo> vernmental Institutes of Higher Education, the president of the Union of Nongovernmental Institutes of Higher Edu>cation of Moscow and Moscow Region. Tel.: (495) 374>78>78. E>mail: iilinskiy@mosgu.ru Ishchenko Yuriy Anatolievich — a Can> didate of Science (philosophy), associate pro> fessor, the vice director of the Humanitarian Education Center of the . National Academy of Sciences of Ukraine. E>mail: ish>yurij@ yandex.ru Ivanov Aleksandr Nikolaevich — a teacher of the Russian and Swedish languages (Stockholm, Sweden), postgraduate of the Culturology Department of Moscow Univer> sity for the Humanities. E>mail: ivbror@ rambler.ru Kabanov Artem Andreevich — a postgradu> ate of Moscow Pedagogical State University. Tel.: (499) 156>66>88. E>mail: arbitr>elegan> tiarum@yandex.ru Kanarsh Grigoriy Yurievich — a Candidate of Science (political science), senior researcher of the Institute of Fundamental and Appli> ed Studies of Moscow University for the Humanities, the executive editor of «Know> ledge. Understanding. Skill» Journal. Тel.:

2009 — №3

(495) 374>59>30 (office). E>mail: grigkanarsh@ yandex.ru Karimova Elena Sergeevna — a postgradu> ate of Orenburg State Pedagogical University. Tel.: (3532) 77>24>52. E>mail: karimov>dm@ mail.ru Kashliavik Kira Yurievna — a Candidate of Science (philology), doctoral candidate of the Foreign Literature Department of Ni> zhniy Novgorod State Linguistic Universi> ty. Tel.: (8831) 436>01>65. E>mail: kachlavi@ rambler.ru Khakimov Grigoriy Anatolievich — a post> graduate of the Social Philosophy Sector of the Institute of Philosophy of the RAS. E>mail: khakimov_grigory@mail.ru Khomushku Olga Matpaevna — a Doctor of Science (philosophy), professor of the Phi> losophy Department of Tyva State Universi> ty, pro>rector of science of Tyva State Univer> sity. Tel.: (394>22) 1>12>48. E>mail: vib@ tuva.ru Kolesnikov Alexander Gennadievich — a Candidate of Art Criticism, member of the Union of Writers of the Russian Federation and the Theatre Union of the Russian Federation, theatre and music critic, diploma>winner of the Academy of the Arts of the Russian Federa> tion (1999), coordinator of the international activities of the Benois de la Danse Prize. Теl.: (495) 353>55>59. E>mail: edvin@cnt.ru Komarova Ekaterina Aleksandrovna — a Candidate of Science (philology), associate professor, adjunct professor of Ivanovo State University, member of the J.>K. Huysmans So> ciety (Paris, Sorbonne). Tel.: (4932) 30>02>91. E>mail: kkomarova2000@yahoo.fr Lobanov Mikhail Andreevich — a postgrad> uate of the Sociology Department of Mos> cow University for the Humanities. Tel.: (495) 374>60>21.

2009 — №3

Lukov Valery Andreevich — a Doctor of Science (philosophy), professor, the pro>rector of scientific and publishing work — director of the Institute of Fundamental and Applied Studies of Moscow University for the Humani> ties, the honored scientist of the Russian Federation, the academician>secretary of the International Academy of Science (IAS). Tel.: (495) 374>70>20. E>mail: v>lukov@list.ru Lukov Vladimir Andreevich —a Doctor of Science (philology), professor, the director of the Theory and History of Culture Center of the Institute of Fundamental and Applied Studies of Moscow University for the Huma> nities, an academician of the Internatio> nal Academy of Science (Innsbruck) and the International Teacher’s Training Academy of Science, the honored scientist of the Rus> sian Federation. Тel.: (495) 374>59>30 (office). E>mail: lookoff@mail.ru Miakisheva Ekaterina Viktorovna — a te> acher of comprehensive school № 148 of the city of Omsk, applicant of Omsk State University. Tel.: 8 (3812) 71>53>23. E>mail: magistr25@inbox.ru Mladenoviс Miroslav — a Ph.D., associate professor of the Faculty of Security of the University of Belgrade. Moshniaga Elena Viktorovna — a Candi> date of Science (pedagogy), associate professor, the chief of the Linguistics and Intercultural Communication Department of the Russian Academy of Tourism. Tel.: (495) 737>70>00. E>mail: emoshnyaga@gmail.com Portnov Vladimir Viktorovich — the edi> tor>in>chief of the All>Russian journal «Stu> dentship. Dialogues on Upbringing», a member of the Union of Writers of Russia. Tel.: (495) 374>74>40. E>mail: publisher_stud@inbox.ru Revin Sergey Nikolaevich — a cosmonaut> test engineer of the S. P. Korolev Rocket & Space Corporation «Energia», postgraduate of

The Authors

271

the Pedagogy and Psychology of the Higher School Department of Moscow University for the Humanities. Tel.: (495) 513>60>01, (495) 475>68>22. E>mail: sergey.revin@rsce.ru Shaiakhmetova Alfiia Kamelievna — a post> graduate of the Music History Department of the Krasnoyarsk State Academy of Music and Theater. Tel.: 8>908>026>36>16. E>mail: alfiya007@list.ru Shalygina Olga Vladimirovna — a Can> didate of Science (philology), associate profes> sor of culturology, the chief of the Humanita> rian Disciplines Department of Capital Finan> cial and Humanitarian Academy, Vladimir Branch>office. Tel.: (4922) 32>83>51. E>mail: shalygina@hotmail.com Shapinskaia Ekaterina Nikolaevna — a Doctor of Science (philosophy), professor, the chief scientific fellow of the Russian Institute of Culturology. Tel.: (495) 959>09>02. E>mail: reenash@mail.ru Sharapov Viacheslav Viktorovich — a Candidate of Science (history), associate pro> fessor of the General and Applied Psychology of the Volga Region State Academy of Social Sciences and Humanities (Samara City). Tel.: (846) 269>64>44. E>mail: sharapov61@mail.ru Sharifulina Elmira Albertovna — a fourth> year postgraduate (extra>mural courses) of the Sociology Department of Moscow Univer> sity for the Humanities. Tel.: (495) 374>60>21. E>mail: yes1@rambler.ru Sharnauskene Tatiana Vasilievna — a post> graduate of the Social Philosophy Depart> ment of the Institute of Philosophy of the RAS. Tel.: (495) 697>98>93. E>mail: sharnauskene@ rambler.ru Shazhinbatyn Ariunaa — a Candidate of Science (philosophy), the pro>rector of educa> tional work of the University of the Humanities, Ulan Bator City.

272

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

2009 — №3

Shirina Elena Vladimirovna — a Candidate of Science (psychology), associate professor of the Philology and Journalism Faculty of Sou> thern Federal University. Tel.: (863) 264>90>00. E>mail: Philfac@philol.rsu.ru

cian of the International Academy of Science, the director of the Center of Researches on Global Processes and Sustainable Development. Tel.: (499) 238>49>96, (495) 458>94>79. E>mail: ursul>d@mail.ru

Surnina Varvara Valerievna — a postgradu> ate of the Pedagogy and Psychology of the Higher School Department of Moscow Univer> sity for the Humanities. Tel.: (495) 374>74>59. E>mail: sniky@yandex.ru

Vorobiev Yuriy Lvovich — a Candidate of Science (sociology), associate professor, the head of the Journalism and Marketing Communica> tions Department of Irkutsk State University (Bratsk Branch Office). Теl.: (3953) 47>92>20. E>mail: u>vorobev@mail.ru

Svalov Aleksandr Nikolaevich — a Candi> date of Science (history), the leading specialist of the Russian State Archive of Social and Political History, member of the Academy of Social Sciences. Tel.: (495) 229>97>26. E>mail: rchidni1@online.ru Tikhomirov Dmitriy Andreeevich — a post> graduate of the Sociology Department of Moscow University for the Humanities. Tel.: (495) 374>60>21. E>mail: dtih83@mail.ru Tkachenko Aleksandr Sergeevich — a post> graduate of the Sociology Department of Moscow University for the Humanities. Tel.: 8(905)781>16>31. E>mail: socrabotnik@ yandex.ru Ursul Arkadiy Dmitrievich — a Doctor of Science (philosophy), professor, an academi>

Vybornova Valentina Vasilievna — a Doctor of Science (philosophy), professor of the Socio> logy Department of Moscow University for the Humanities. Tel.: (495) 374>60>21. Zakharov Nikolay Vladimirovich — a Ph.D., the vice>director of the Institute of Funda> mental and Applied Studies of Moscow University for the Humanities, an academi> cian of the International Academy of Science (IAS). Tel.: (495) 374>75>95. E>mail: nikoltine@ yandex.ru Zhuk Maksim Ivanovich — a Candidate of Science (philology), senior instructor of the History of Foreign Literatures Department of Far Eastern State University (Vladivostok). Tel.: (4232) 45>87>67. E>mail: mzhuk1@yan> dex.ru

2009 — №3

Научно*философские диалоги

273

274

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

2009 — №3

Научно*философские диалоги

275

276

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

2009 — №3

Научно*философские диалоги

277

278

ЗНАНИЕ. ПОНИМАНИЕ. УМЕНИЕ

2009 — №3

Научно*философские диалоги

279