тема ч т иво
VERSION
Хлеб – это мяч Текст: Леонид Зольников, иллюстрация: СОЮЗПИЩЕПРОМРЕКЛАМА
Вокруг меня летает несколько грифов-стервятников. Да, да, они есть. Их не видно, но они очень больно клюются. Сволочи. Кто там что говорил про голодные 90-е? Сие враки ваще! То есть, я, конечно же, не вполне чтобы кретин и прекрасно понимаю, что многим тогда жилось не вполне жирно. Но вы меня таки извините, не видали мы такого. А видали мы обильное изобилие (это термин такой есть, мне в университете рассказывали), что на твоих голландских натюрмортах, и отношение к пище прямо-таки, что в твоем Древнем Риме. Где мы такое видали? Да в нашей школьной столовой! Пищу там подавали простую, но в достатке. Греча с тушенкою, бигос – сиречь капуста с сосисками вместо мяса, унд всякое прочее картофельное пюре не переводилось. Лишних порций можно было точить вдоволь. Особо голодные – из бедных семей бюджетников – по пять за перемену стрескивали. Сочнотелые румяные дети среднего класса не слишком от них отставали. Ярко выраженные мажоры, коих впрочем было немного, тоже не собирались снижать качество жизни – энергично двигали челюстями, пережевывая хавец. Школа становилась для нас подлинной Кормящей матерью – Альма матер, если не по-нашему. Может, кушать ходили не все – брезговали и все такое? А, возможно, тут стоит спонсоров благодарить и прочий эндаумент всякий? Или же от родителей больше, чем положено за обеды школьников, получали, а положить себе в карман не догадывались по причине особой честности? То ли просто кто-то выкрал с базы куль харча и детям отдал? Последнее – весьма благородно, да. Кроме того, чай лился рекою, хлеба были развалы, что в твоем Санкт-Петербургском государственном университете имени Михаила Васильевича Ломоносова. Тот в свое время настоял, чтобы студентам чай и хлеб давали бесплатно. И, что характерно, до сих пор в тамошней столовой, что на площади Сахарова, эти продукты можно брать за так. Сам Андрей Дмитриевич стоит спиной к столовой и левым профилем к библиотеке Российской Академии наук, и напоминает бухенвальдского крепыша. Он бронзовый и зеленый. Зеленый от тоски, наверное, что не дадут ему хлеба и не нальют чаю. Но ему не положено – он же памятник. Ну, и господь с ним, с металлическим (железный Сахар!) – вернемся в нашу столовую. На выходе стоят дежурные – смотрят, чтобы не выносили хлеб. С хлебом у нас было вообще прекрасно – его раздавали непомерно, но только одного сорта, так называемого зернового. Видимо, какие-то местные ученые, страстно в нежирные 90-е желая
хоть как-то монетизировать свои разработки, придумали печь из каких-то опилок разных комбикормов хлеб мелкими кирпичиками, с кряжистой корочкой и весьма специфическим вкусом. Кстати, ниче такой хлеб был. Зерновой. Пшеницей там, в рецептуре, и не пахло. Зато вкус был – ни с чем не спутать. Буквально впритык к школе, в торце панельной девятиэтажки был открыт ларь, где торговали исключительно «зерновым» за мелкий прайс. Фирменный магазин практически. Детвора, малышня унд прочая школота охотно приобретала и жрала этот великолепный продукт. Впрочем, в столовке его можно было на шару взять, сколько влезет. И ведь брали, кушали, нахваливая, кидались им друг в друга, использовали в подвижных играх. Учителя и примерные дети смотрели на это с осуждением. «Хлеба к обеду в меру бери. Хлеб – это ценность, им не сори!» – говорили они всем своим видом. «Хлеба к обеду, скока хочешь бери, хлеб ты ногою в дабл запульни!» – отвечали школьники практикой. «Рэп – это кал» – было написано в школьном туалете.
Я становлюсь возле трупа, широко улыбаюсь, разворачиваю транспарант «Превед, блокаднег!»
32
«Хлеб – это мяч» – приписали ниже. Уборщицы не были тому рады, подметать центнеры сухарей – удовольствие сомнительное. Вот и ставили дежурных, которые следили, чтобы хлеб из столовки не выносили. Но карман и портфель нам на что? Те, кто забывал портфель в классной комнате, пытались экстренно его зажевать. Например, как-то Паша Ша, алчно рубая добрую краюху, пытался вступить в полемику с дежурной, которая не хотела его пускать к знаниям. – Ну, я ем, че те не нравится? – заявил он, жуя, и чуть было не подавился. Жаль, что не подавился. Метали не только хлеб, но и другую пищу. Снять бы на камеру – Фонвизин, поставленный в стилистике поп-арта в соцартовских интерьерах с элементами японской порнухи про хавчик – как ее звать забыл. Театр представляет комнату, убранную по-столовски. По ней скачет куча недорослей, одинаковых с лица, как банки Campbell Soup, рожи у них зажратые такие, гнусные. Ржут они, из уголков пастей свисает капуста из бигоса, или греча пережеванная. Из ноздрей с приступами хохота фонтанирует картофельное пюре. Алюминиевыми ложками, на ходу пищу притачивая, они швыряют им друг в друга. Им весело. Пища летает. В уголке сижу маленький я. Я – молодой лошок. Одноклассник Вова, серьезный мужчина, скидывает мне в стакан чая печенюгу. Прочие одноклассники добавляют. Это