картинки из жизни | путешествие
Мираж Виталий Добровольский г. Салехард
Ш
урка был доволен. День удался. Он возвращался вторым рейсом с Игирмы на Тушаму и, значит, хорошо заработал. Посёлок Игирма пока был конечным пунктом строящейся железной дороги Хребтовая – Усть-Илимск, огромной перевалочной базой для сотен тысяч тонн грузов, предназначенных для строительства и дороги, и Усть-Илимской ГЭС. У погрузочной площадки Шурка встретил земляка с Малой Жмеринки, и, на радостях раздавив пузырёк, они проболтали часа три. Вспомнили общих знакомых в родном городе, погрустили, посетовали на судьбу, забросившую их в этот богом забытый край и, договорившись на следующую встречу, расстались. Хорошо укатанная дорога тянулась вдоль насыпи будущей железки, то спускаясь в распадки, то взбираясь серпантином на сопки. Вечерние сумерки постепенно превращали зелень тайги в зловещую, пугающую своей темнотой непрерывную стену, тянувшуюся вдоль просеки. Шурка работал на трассе уже два года, знал все подъёмы и повороты дороги и поэтому особенно не напрягался, ехал медленно, подумывая о том, что неплохо бы добраться до балка ленинградцев и отдохнуть. По трассе, через пятьдесят километров, были установлены железные вагончики – балки. В них постоянно проживали несколько человек, готовых в любое время суток обогреть и накормить проезжающих по дороге. Тут можно произвести мелкий ремонт машины, отдохнуть и даже попариться в импровизированной баньке, если, конечно, есть желание несколько часов её растапливать. Но главным достоинством этих стоянок был обмен информацией: новости, сплетни, байки, анекдоты – всё, что происходило на стройке, да и в стране, узнавалось в этих временных пристанищах. На развилке дороги у поворота на НижнеИлимск находился такой же пункт отдыха. В нём постоянно проживала пара стариковленинградцев, вернее, бывших ленинградцев. Дед, несмотря на достойный возраст, – ему в то время было далеко за семьдесят – отличался
офицерской выправкой. В военном кителе с подшитым белоснежным подворотничком он смотрелся белой вороной среди шофёров, вечно грязных, пропахших бензином и соляркой. Жена его, постоянно копошащаяся у плиты, всегда была в белом переднике и накрахмаленном чепчике. Идеальная чистота в балке-столовой заставляла проезжающих раздеваться в холодном тамбуре чуть ли не до исподнего. Обувь снимали обязательно и проходили внутрь, несмотря на протесты стариков, даже босиком. «Контингент», сами понимаете, в основном носил портянки. Но даже самый отпетый ухорез-водила, которому и море по колено, не позволял сапожищами ступить на домотканый, связанный старушкой, толстый ковёр, лежащий на полу столовой. И удивительно, здесь никогда не ругались матом в отличие от других мест общественного питания, где густой мат был связующим звеном любой беседы. Народец на стройке ещё тот подобрался. Это только наша передовая пресса на все лады твердила о том, что на комсомольских ударных стройках трудится идейная молодёжь. А в основном-то народец был разбойный: зеки-расконвойка, ссыльные «химики», бывшие алкаши, решившие «завязать», правда, не всем это удавалось, трудяги-колхозники, подавшиеся за длинным рублём, да и просто народ, обиженный и семьёй, и нашим передовым строем. Да и такие, как мы, бездомные, приехавшие на заработки для покупки кооперативных квартир. А из тех знаменитых комсомольских отрядов, отправляемых с огромной помпой разными съездами на ударные стройки пятилеток, через несколько месяцев оставались единицы. Не все выдерживали пятидесятиградусный мороз в палатке и туалет без смывного бачка. Старики-ленинградцы попали в эти края тоже не по своей воле. Дед был офицером. Перед войной 1914 года учился в университете, хотел стать юристом. В начале войны в патриотическом порыве ушёл на фронт вольноопределяющимся, заслужил два георгиевских креста, был ранен. По выздоровлении поступил в военное училище, потом опять фронт и плен. В немецком лагере познакомился с М. Н. Тухачевским, который оказался однокашником деда по Александровскому военному училищу. Это знакомство со временем деду припомнили. Северяне № 3, 2015
85