спеши. У тебя достаточно времени. Ты больна. И я не могу тебя выпустить. Ты уже сама понимаешь, что больна. Твое исцеление теперь и в твоих руках. Я шлю тебе эти листы, чтобы ты могла писать. Обещаю, я больше не буду забирать их у тебя. Ты вспомнила все и твое творчество больше тебе не навредит. Тебе нужно учиться с ним жить. Чтобы окончательно определиться с твоим диагнозом, мне нужно знать конец истории. Так что я жду твоего письма. Я не буду мозолить тебе глаза. Я даю тебе столько времени, сколько нужно. Если будет становиться хуже, прекращай писать. Потом снова начинай. Контролируй свое состояние. Видишь? Я уже доверяю тебе лечение. Если будет нужно, я пришлю тебе ноутбук, краски, бумагу, все, что нужно, только скажи! Ты должна продолжать творить. Но… выпустить тебя я не могу. Прости». Слезы подступили к моим глазам, и я тихо заплакала. Внутренним слухом я слышала безжалостную фразу: «Ты больна. И я не могу тебя выпустить». Новый приступ не заставил себя ждать. Сначала крик, конвульсии. Я знала, каким будет этот приступ. И заведомо ждала санитаров. Она не смогла мне помочь. Она лишь указала мне на мою болезнь. Дала четко осознать, что мое место здесь. Теперь все стало на свои места и единственное, что мне оставалось, это сдаться. Препарат подействовал, и я снова забылась. Жаль, что не забылось все то, от чего я страдала. *** Врач, казалось, вечность ждала письма от своей необычной пациентки, и начинала терять надежду. Но однажды, ей в
кабинет занесли кипу бумаг, кое -где смятых, исписанных, с рисунками на полях. О да, это из той заветной палаты. Она не будет читать эти послания в больнице. Нет! Больше нет. Это дело перестало быть ее работой, оно сроднилось с ней. Добравшись до дома, врач надела мягкий махровый халат и налив себе вина, включила громко музыку. Ей стало плевать, что подумают соседи. Это был диск группы со странным названиемаббревиатурой и пятью самоуверенными парнями на обложке, среди которых стоял, повидимому, их вокалист, с волнистыми волосами до плеч и пиджаком, наброшенным на голое тело. Звук заполнил комнаты. Да! Эта музыка вполне соответствовала случаю. Что же было дальше? Что случилось с этой группой? С этим зеленоглазым демоном, что свел с ума писательницу, затерявшись в этом огромном городе, и что будет с психиатром, свидетелем чего-то неповторимого, канувшего в лету, оставшегося на страницах бестселлера больной писательницы? Она начала читать: «Мне сложно. Но я справляюсь. Ты права. С каждым днем, с каждым новым приступом, я понимаю, что привыкаю жить с этими воспоминаниями. Приступы стали реже. Писать всегда легче, чем говорить, тем более мне. Я остановилась на том, что… я закончила свой роман в тот же самый день, когда в последний раз видела ЕГО. Последовали дни, когда я редактировала свое детище. Тогда я все еще верила, что он вернется, как всегда, и будет первым, кто прочитает мое произведение. Я тогда была на подъеме, исполненная верой в лучшее. Когда я закончила редактиро-
вать роман, я сразу же отдала электронный вариант в редакцию. Возвращаясь домой, кутаясь в свое простенькое серое пальтишко, я медленно брела по улице, все мечтала случайно его встретить, как тогда, в первый раз. Но я не встретила его. Мне так нужна была его поддержка, особенно в этот день. Я еще не знала, что мне скажет редактор, но мне так нужно было взбодриться, поверить в себя. Но он не появлялся, и мое настроение становилось все хуже. Все еще в ожидании ответа из редакции, я начала искать его. Я знала, что у меня мало шансов найти его, но я пыталась. Я мерзла в парках, где мы бывали вместе, заходила в кафе и бары, где он когда-то выступал, приходила к нему домой, у меня остались ключи. Но в пустом заброшенном доме уже давно никто не появлялся, не разжигал камин, не мял шкуру. Я просто садилась на нее и ждала. Я все думала, что он захочет вдруг навестить свое жилище. Но никто не приходил. С наступлением темноты, дом казался зловещим. Когда я оставалась там в одиночестве, мне было холодно как в пещере. Чтобы унимать свой страх, я слушала музыку в наушниках, лишь бы только не слышать шорохов и дыхания старого дома. Я дула на свои закоченевшие пальцы, но терпела, сидела до тех пор, пока окончательно не осознавала, что он не придёт. Часто я боялась, что если я сидела в его доме, он мог не застать меня в моей квартире, и я, сломя голову, бежала туда. Но я бы заметила, если бы он приходил, он бы оставил за собой свой неповторимый запах. Ответ редактора не заставил себя долго ждать. Роман заслужил позитивную критику и был рекомендован к печати. Я была
110