Март 2011
Журнал о книгах
Интервью с Deli Противостояние двух главных антиутопий ХХ века: что страшнее, а что правдивее?
Над номером работали: Extranjero – главный редактор и верстальщик. Countymayo – редактор и бездонный источник знаний. Clickosoftsky – корректор и немного редактор blade_o_grass – корректор TibetanFox – автор и помощник в самых разных вопросах.
Авторы: Fermalion duduki Foxik Raziel kuncevic toccata Coffee_limon 96rivers
Natalli TibetanFox Gorik burma Astrojuggernaut e-j-b panda007 Usermame
Журнал создан пользователями LiveLib.ru
2
Вступление редактора Поздравляю всех со всеми праздниками разом – любви, мужчин, женщин, поздравляю всех с наступлением весны – скоро, скоро все оттает и зазеленеет. О чём же написать в этом предисловии? О том, что книг Дарьи Донцовой только в 2010 году выпущено пять с половиной миллионов, при этом за все время на лайвлибе этот автор набрал только 125 читателей? Или о том, что книжные магазины продолжат закрываться? Ведь сегодня электронные ридеры продаются в любом магазине гаджетов. Да и не ридерами едиными – электронные книги сейчас читать можно чуть ли не с любого устройства. Видимо, в скором времени можно будет открывать книжный магазин детективов – имени Шерлока Холмса или Евлампии Романовой, например. А любителям других жанров, без убийств и сыщиков, придётся либо идти в те редкие магазины, где полка «детективы» не занимает весь магазин, либо осваивать интернет.
Extranjero.
Если у вас возникнут вопросы, предложения, замечания, умные мысли, или если вам просто хочется что-то написать и отправить – пишите на magazine@livelib.ru 3
Содержание
Рецензии
18 19 20 22 25 26 28 30 32 33 34 36 38 39
4
«Атлант расправил плечи. Непротивление» Айн Рэнд Foxik
«Стая» Франк Шетцинг Raziel
«Пустыня» Жан-Мари Гюстав Леклезио kuncevic
«Берлинский блюз» Свен Регенер toccata
«Зеленый шатер» Людмила Улицкая Coffee_limon
«Жалость» Тони Моррисон 96rivers
«Кондуит и Швабмания» Лев Кассиль Natalli
«В ожидании варваров» Джон Максвелл Кутзее TibetanFox
«Мистификация» Клиффорд Ирвинг Gorik
«Роман с пивом» Микко Римминен burma
«Семь фантастических историй» Карен Бликсен Astrojuggernaut
«Преступление падре Амару» Жозе М. Эса де Кейрош e-j-b
«Тоня Глиммердал» Мария Парр panda007
«Дело о предубежденном попугае» Эрл Стенли Гарднер Usermame
Содержание
VS
Fermalion подготовил обзор двух главных антиутопий ХХ века, «1984» и «О дивный новый мир»,пытаясь найти все их сходства и различия
стр. 6
Борис Степанович Житков малоизвестный литератор, участвовавший в революциях, совершивший кругосветное путешествие и проживший интересную жизнь.
Интервью с Deli
стр. 12
Подборка книг «Ко дню снятия блокады Ленинграда»
стр. 16
стр. 42 Второй тур конкурса подборок Путешествие в Прагу Густава Майринка в поисках Голема
стр. стр. 62 45
5
Все мы любим помечтать о том, что нас ждёт в будущем. Для неисправимых оптимистов есть утопии, но, видимо, оптимистов на земле немного, потому что в литературе более популярен жанр антиутопий. В сегодняшнем противостоянии мы сравним два мрачных взгляда на будущее – Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли. Обзор составил Fermalion.
VS
S
Противостояние Cogito, ergo sum
8
Социальная фантастика — это размышления о природе человеческого общества и философии его существования при вымышленных, порой условных социальных институтах. Фантастические допущения, измышляемые авторами, играют роль призм, сквозь которые читатель может взглянуть на общество под неожиданным углом, и в этом заключается парадокс этого литературного жанра: при нестандартном и непривычном мире и обществе человеческое поведение всегда остаётся неизменным. Свобода — вот главная мысль, лейтмотив большинства произведений этого жанра. Ощущение индивидом собственной внутренней свободы и творческой независимости, стихийности собственного мышления в пику насаждаемой обществом посредственности и одинаковости. Примеров тому в отечественной и зарубежной литературе наличествует масса: от «Четыреста пятьдесят одного градуса» Брэдбери до «Обитаемого острова» Стругацких, от Лондоновской «Железной пяты» до Пелевинского «Generation П». Какими бы ни были описываемые в книгах миры, какие бы порядки в них ни царили, психология Человека в них всегда одна: я мыслю, следовательно, существую; я существую, следовательно, я должен быть свободен. Разные авторы освещают эту тему поразному; кто-то глубже и тоньше, кто-то более упрощённо и поверхностно. Наиболее совершенной формой развития социально-фантастического романа, пожалуй, можно считать утопию — рассмотрение автором не какой-то отдельной проблемы в контексте общего фантастического социума, а попытку создать целостный и непротиворечивый мир, описать все его законы и, что называется, сделать его жизнеспособным, то есть «закрыть» все недочёты и ответить на все возможные вопросы о его существовании. Утопия (равно как и антиутопия) — понятие более широкое, далеко выходящее за пределы как социальной фантастики, так и художественной литературы вообще (вспомним: утопии Платона и Томаса Мора были вполне себе честными попытками смоделировать идеальное общество, хоть и не лишёнными фантазии), но в нашей сегодняшней беседе мы обратим внимание на двух авторовангличан, корифеев социальной фантастики и
(анти)утопии, чьи произведения, умещаясь в рамки именно фантастической социологии, вошли в Золотой фонд мировой классической литературы, став ориентиром для многих других авторов, пробующих перо в данной области, и определив каноны жанра на много лет вперед. Речь идёт о Джордже Оруэлле с его ставшим культовым романом «1984» и Олдосе Хаксли, написавшем примечательный и во многом правдивый «О дивный новый мир». Говоря о «Дивном новом мире», конечно, следовало бы упомянуть «Мы» нашего соотечественника Е. Замятина, оказавшего значительное влияние на Хаксли, но в рамках сегодняшней беседы мы обойдём его стороной: на творчество российского писателя, ставшего советским, оказали значительное влияние коммунистические идеи его родной страны; он как человек, находящийся в эпицентре социалистического урагана, очень хорошо понимал, что в стране есть и что в ней будет. Я же предлагаю рассмотреть книги авторов, при коммунизме никогда не живших и рассуждавших о нём лишь с фундамента умозрительного измышления, а не собственного жизненного опыта. «1984» и «О дивный новый мир» — это две абсолютно разные книги об абсолютно одном и том же. Они различаются настолько, насколько могут различаться однояйцевые близнецы; они настолько же похожи, насколько могут быть похожи чёрное и белое. Главная цель, поставленная обоими авторами — это создание такого общественного мироустройства, в котором ценность человека как носителя индивидуального сознания будет сведена к нулю. Эта система функционирует не просто в отдельно взятой стране — по этим законам живёт весь мир. Можно было бы сказать, что человек в этих книгах — просто винтик в огромной, идеально выверенной машине, но это не совсем так: понятия «человек» что в одной, что в другой книге вообще не существует. Есть только народ, безликая масса, суть которой — количество. Только своим количеством и ценна масса, только им она и определяется, а вычлени из народа одну-единственную особь — получишь смехотворно незначительную единицу, полнейший вакуум, примерно в бесконечность раз меньший, чем абсолютный ноль.
Противостояние Вокруг этого основополагающего факта и плетут свое мироустройство оба автора, причём делают это совершенно противоположным образом. Имея одну и ту же отправную точку — семечко, брошенное в почву, — их миры разрастаются в диаметрально противоположных направлениях: один превращается в ствол и величественную крону, другой — в мощную корневую систему. Авторы задают одни и те же вопросы, давая на них предельно разные ответы, каждый на свой лад, и ответы эти идеально вписываются в общую картину мира, формируемую писателем.
Nigra in candida vertere
Какова суть системы образования, духовного просвещения и морального развития по Хаксли и Оруэллу? «Тотальный контроль!» — предлагает Оруэлл. Неусыпное око Большого Брата, ежесекундно контролирующее все источники информации, читающее все до единой книги, просматривающее все до единой телепередачи и давящее в зародыше любую неправильную идею. Большой Брат — это центр всего, он, словно паук, опутал сетью Двоемыслия весь мир. Он придумывает правду — и любые его слова моментально становятся непреложной истиной. Впрочем, это не совсем корректно: они не становятся правдой, а они всегда и были ею: прошлого не существовало. Сотни ведомств и структур трудятся над переписыванием учебников истории, над переизданием архивных газет, выворачивая факты наизнанку, подгоняя их под сегодняшний день. Система трансформирует даже мысли людей, изворачивая под свои нужды их память.
Вы помните исключительно ту правду, которая есть сегодня и сейчас, а если вы, не дай вам Боже, вспомните что-то, чего «на самом деле» не было — через час вы сами останетесь лишь несуществующей выдумкой. О которой, конечно, никто не помнит: её же не было. Хаксли выводит более изящную систему управления правдой, основанной на древнем, как мир, принципе энтропии: любая система, оставленная без поддержки извне, более склонна к разрушению, нежели к развитию. Цензуру не нужно усиливать, напротив, её нужно вовсе отменить! Каждый из десяти миллиардов человек может говорить и думать абсолютно что угодно! Поди-ка найди единственную, настоящую истину среди десяти миллиардов правд, пересказанных на свой лад… Информационные потоки, лавиной обрушивающиеся на несчастное сознание одного-единственного человека, сметают его, как щепку, вымывая из его головы все собственные мысли. В бескрайнем океане чужих точек зрения, взглядов и мнений вы, в конечном итоге, просто теряете свои собственные ориентиры. Там, где Оруэлл запрещает думать, Хаксли просто отбивает такое желание — просто купите любую газету или журнал, включите любой телеканал и вот вам уже целый ворох убеждений и правд, выбирайте любое, надевайте, как шляпу, и называйте своим. Американский психолог А. Маслоу в семидесятых годах прошлого века составил так называемую пирамиду человеческих потребностей — список приоритетов в порядке убывания, которым следует любой человек как существо биологическое и социальное.
9
Противостояние Оба автора написали свои книги несколько раньше, но рассматривать их психосоциологическую составляющую удобно именно с использованием пирамиды Маслоу — настолько удачно и правдоподобно вписываются в неё модели поведения граждан Океании и Дивного нового мира. Стальная длань Большого Брата из книги Оруэлла надёжно удерживает мир на первых двух уровнях пирамиды Маслоу: люди стремятся удовлетворить лишь базовые физиологические потребности — в еде, сне, половом влечении и безопасности. Ничего из этого они не способны получить в должной мере: весь мир постоянно находится в состоянии затяжной, изнуряющей войны, дамокловым мечом нависающей над головами нищих, голодных и несчастных людей, лишающей их сна и спокойствия. О чём может думать человек, зная, что в любой момент его дом и даже целый город может превратиться в радиоактивную воронку? Разве может думать о революции и свержении госстроя нищий, жадно набрасывающийся на объедки из общественной столо-
10
вой? Как может он возмущаться решениями власти, если за любую неверную мысль его, по законам военного времени, немедленно распылят, и даже памяти не останется?.. Боль, насилие и бескрайний, неусыпный, непрекращающийся страх — вот главные рычаги воздействия на народ по версии Оруэлла. Не думай — просто выживай. Живи сегодняшним днём, живи одним моментом, ибо уже следующий для тебя может никогда не наступить. А главное — никому никогда не верь. Правда иллюзорна. Всё, что у тебя здесь есть твоего собственного — это несколько кубических сантиметров внутри черепа. Мягкая же ладонь Господа нашего Генри Форда из творения Хаксли возвышает социум над первыми двумя уровнями пирамиды потребностей, равно как и над третьим уровнем (социальные потребности: общение, дружба и общественное признание). Люди этого мира прочно закрепились на четвёртом уровне пирамиды, их приоритет — это самоуважение, достижение успеха и карьерный рост. Огромная вселенная бесчисленных возможностей и самых разнообразных развле-
Противостояние чений на любой вкус, сотни изысканных вариантов времяпрепровождения на самого взыскательного ценителя. Ощущальные кинотеатры, запаховые концерты, увлекательные игры на природе, полностью легальный, дешёвый и абсолютно безопасный наркотик, порождающий поистине фантастические ощущения… Наконец, полнейшая доступность представителей противоположного пола, избавленных от каких бы то ни было сексуальных предрассудков — этот мир цветёт буйным цветом победившего консюмеризма. Вы спросите: в чём же трагедия? А трагедия в пятой ступени пирамиды, вернее, в её отсутствии. Людям Дивного нового мира не нужно самопознание. Им неинтересен духовный рост, им чужды идеи осмысления своего предназначения в мире и развитие морали и нравственности. Они, сытые и довольные жизнью существа — суть просто батарейки в маркетологическом механизме всеобщего потребления, движущая сила, вдыхающая жизнь в маховик безудержной индустриализации. Система потребляет, чтобы жить, и живёт, чтобы потреблять; вся она существует лишь в поле действия этих цифр, свидетельствующих об экономическом росте. А что же там, за границами цифр и статистических данных, за стенами магазинов и страницами ярких глянцевых журналов? Обрывки душ людских, жалкие и изодранные, истощённые безликим и не знающим жалости монстром товарно-денежных отношений. Нет бога, кроме Генри Форда, и Бенджамина Франклина, пророка его. Святыня наша — денежный зиккурат. Имя нам — славные граждане Дивного нового мира. Но где любовь до гроба, где верность и клятва ждать, ждать во что бы то ни стало, пусть Солнце охладеет, но быть верным и не предавать? Где страстные томленья, где ненависть до скрежета зубовного и кипенья крови, желание вцепиться и порвать, костьми полечь невиданная жажда, но за собой обидчика забрать в Геенну прямиком?.. Где то веление души, полет её свободный и прекрасный, в величии и добросердечии своём гордо именуемый Человечностью?.. «Прекратите… — добродушным тоном отвечает вам очередной сейлз-менеджер, улыбаясь белоснежной и абсолютно стерильной улыбкой. — Вчера мы расфасовали и распродали любовь, сегодня — большие скидки на дружбу
(берите оптом!), а завтра у нас распродажа верностей и чувства долга. Просто покупайте. Покупайте».
Aurea mediocritas
Джордж Оруэлл и Олдос Хаксли создали два совершенно непохожих мира, одинаково непротиворечивых и имеющих стройную внутреннюю логику. Две крайности, два экстремума, взаимодействующих друг с другом на контрасте — звёзды лучше всего видно из глубокого-глубокого колодца. И самое печальное во всём этом — пугающая реалистичность и звёзд, и колодца. Всмотритесь, оглянитесь — обе книги становятся всё более реальными, так или иначе находя воплощения в современном обществе. Политический строй, существующий в стране на сегодняшний день, вбирает в себя методы как оруэлловские, так и хакслиевские, достигая, с позволения сказать, «золотой середины» в использовании метода кнута и пряника. Да только вот середина эта, хоть и выполнена из драгметалла, всё равно отдаёт безнадёжностью. То, что не удаётся красиво упаковать и продать подороже, власть объявляет запрещённым. Мысли, не укладывающиеся в уютную, блестящую, пахнущую новой электроникой картину маркетологократии, должны быть извлечены, распылены и позабыты. Люди, умеющие думать собственной головой, видящие и понимающие, должны быть либо превращены в тех самых сейлз-менеджеров со стерильными улыбками, либо также вычеркнуты из истории и воспоминаний. «План Даллеса», несмотря на то, что никогда не существовал, воплощается на все сто процентов на радость Бисмарку, Геббельсу и сонмам других государственных деятелей. Реализуется масштабно, мастерски и неотвратимо, становится всё более реальным с каждым днем, пожирая и разлагая национальную самобытность, мораль и саму душу народа. Но у нас — спасибо двум мыслящим англичанам, — есть возможность это увидеть, а значит, хоть что-то предпринять. 11
Интервью
Интервью с Deli Сегодняшнее интервью взято у самого весёлого и сумасбродного завсегдатая лайвлиба – хомячка. В интервью Дели расскажет о курсовой работе по «Гарри Поттеру», о классике, фантастике и о безумных библиотекарях.
Брал интервью Extranjero
12
Ты училась на филологическом, что ты можешь сказать о программе обучения? Решение пойти на филологический, наверное, можно назвать спонтанным и, возможно, даже ошибочным. Поначалу я хотела поступать на журналистику, рассчитывая на некий профит в плане собственных публикаций. Но вдруг по совершенно непонятным мне причинам оказалась на филфаке. Сейчас уже сложно пытаться восстановить те события, но ведь самое главное - ни о чём не жалеть. Ну и правильно, уровень подготовки на журналистике оставлял желать, да не просто лучшего... Были у нас с ними иногда совместные занятия. Можно ли такое представить, чтобы студенты университета с совершенно невинным взором спрашивали «А кто такой троянский конь?» О_о На филфаке тоже было весело, хоть и расходилось с общепринятым стереотипом о том, что можно постоянно читать хорошие книжки и вроде как это и есть процесс обучения, такой лёгкий и приятный. В том, что тебя заставляют читать всякую откровенно неинтересную лабуду, приятного мало. Но это компенсировалось произведениями интересными, о которых говорят «Спасибо этой жестокой учебной программе, без которой я никогда не узнала бы обо всех этих прекрасных вещах». Что тебе из филфаковской программы запомнилось больше всего? Что было на
этом отделении особенного, «филфаковского», того, чего никогда не было бы на другом отделении? Латынь, однозначно! Пусть она преподаётся не только на филфаке, но где ещё могли закрыть глаза на то, что вместо честно сделанной домашки я приволокла стёбный перевод Горация и чуть не уморила со смеху группу? Или магнитофон с караоке Гаудеамуса и заставляла всех петь? А потом перебрасывалась с преподом записками на контрольных О_о Хотя, признаю, с кем-то другим такое бы не прокатило, так что мне повезло, и ещё как. Или как над нами потешались на лингвистике: «Запомните, Шухардт, он Гуго, а не Гога, матьвашу!» Наверное, были прецеденты. Или когда пришла в себя в три часа ночи над почти дочитанным «Парфюмером». К тому же на филфаке я написала курсовую по «Гарри Поттеру», ни на каком другом отделении я не смогла бы этого сделать. Думаю, ни для кого не будет открытием, что ни один нормальный студент не сможет прочитать всю программу филфака и сохранить здравый рассудок. Вот и я тоже всё не читала, но то, что до меня доходило, по большей части вполне нравилось. Кроме очень редких исключений. Курсу к третьему я придумала, как можно дочитывать очень нудные, но необходимые для зачёта книги. Я представляла в качестве её действующих лиц персонажей любимых анимешин. Книга вмиг стано-
Интервью вилась такой увлекательной О_о Один «Чевенгур» с героями Блича чего стоил xDDD Ты упомянула, что написала в универе работу по «Гарри Поттеру». Ну и как, удалось? С чего всё началось и как это было? Прагарепотера? Ыыыы, это было феерично! Это началось в далёкие школьные годы, когда я с лёгкой подачи Омианы (Omiana) подсела на Гаре серьёзно и прочно. Усугублялась ситуация тем, что целый год до этого я пяткой себя в грудь била с воплями, что не буду его читать. Может быть, из чувства противоречия общественному мнению, которое Гаре одобряло. Может быть, из чувства противоречия Омиане: она стояла на стороне фэнтези, я - на стороне научной фантастики. Да, я ещё и треккер. При таком раскладе естественно, что взяв, наконец, в руки первый том из имеющихся тогда четырёх, я сразу же обрела себе нового бога. Взаимные подколки с Омианой по этому поводу однажды скатились на неожиданную плоскость: а сколько продлится эта неземная страсть? Ну, я и говорю, что продлится ещё как, и вообще я напишу об этом научный труд. И поспорили мы, что в институте я всё-таки напишу целую курсовую про Гаре. Когда настало время расплаты, читай – написания курсовой, я оказалась избавлена от мучительного выбора темы. И написала курсач о двух своих любимых мальчиках: Гарри Поттере и Артемисе Фауле. Научрук снабдила меня нужной литературой, порекомендовав, если будет настроение, тему развить. И вот, зачитавшись кельтской мифологии и психологии восприятия мифов, я и заинтересовалась местом фэнтези в русле фантастики, причиной популярности того или иного жанра в конкретные временные отрезки. И в последующие годы продолжила писать об этом. Ты любишь читать классику? Как ты относишься к русской классике? Выигрывает или проигрывает она по сравнению с литературой других стран? Довольно часто звучит мнение, что главный минус школьного курса литературы - в насильственном чтении классики, которую детям читать рано. Как ни странно, здесь я сторонник жёстких мер. Классика, которую
было бы рано читать - это, скорее, исключение. А человек, говорящий: «Я ещё не дорос до этой книги, прочитаю позже», - никогда её не прочитает. Школьная классика всё же не от балды отбиралась, в ней столько пластов, что любой возраст найдёт что-то для себя, отсюда и новые открытия во время перечитывания. Все эти прописные истины нам столько раз повторяли учителя, что затёрли их, превратив в сухой набор наставлений. Всё это отваживает школьников от классики, представляет её унылыми, покрытыми пылью фолиантами о таких же унылых покрытых пылью людях и давно забытых событиях. Немногие, привыкшие самостоятельно читать, лишь посмеются над такими стереотипами. Остальных приходится чуть ли не заставлять читать тот минимум, который нужен хотя бы для видимости. Потому что даже самый красноречивый учитель не сможет объяснить, что в этой необъятной серой массе у каждого автора и каждой книги есть свой цвет, свой вкус и запах. Что французскую классику после двадцати читать можно, но уже поздно. Хороший исторический роман полезнее десятка научных трудов. И что вовремя открытая книга на полном серьёзе может изменить жизнь. Я и сама неоднократно ловила себя на мысли, что многие любимые произведения прочитала именно потому, что программа требовала. Бывало, потом интересовалась и самими людьми, написавшими такое, копала их биографию, пытаясь их понять. Такое делаешь уже для себя, а не по указке сверху. И уверена, что я всё же не одна такая. В школе нам давали в основном русскую классику, зарубежная обрушилась на меня уже в универе, причём настолько мощным потоком, что уследить за ней было делом почти нереальным. Возможно, по этой причине нашу литературу я и люблю больше. К тому же реалии узнаваемые, характеры родные, нет посредничества переводчика между тобой и автором. Особенно это актуально для поэзии. Наверное, это вполне естественно, что человек предпочитает литературу своей страны. Она ему духовно ближе. Существует точка зрения, что русская литература - чуть ли не главное наше достояние и лучше любой другой. Честно сказать, я не знаю, лучше она или хуже. Она своя. Француз13
Интервью ская вот ничем не уступает, в ней примерно тот же удельный вес тех условных «культурных ценностей», которые принято ценить. Но вот не вызывает французская у меня таких эмоций, и что хочешь делай... А русская вызывает. Ещё положительно отношусь к итальянской, американской и выборочно - английской. Многие опытные читатели считают фантастику развлекательным и низкопробным жанром. У тебя большой читательский опыт, и сейчас один из твоих любимых жанров - фантастика. Почему бы тебе не выступить в качестве «адвоката фантастики», доказав нам, что этот жанр достоин уважения и внимания? Когда я училась курсе на втором, я чуть ли не поселилась в свежекупленной книге из серии «Золотая серия фэнтези», обложки у них довольно характерные и узнаваемые. Проходящий мимо однокурсник спросил, что я читаю. Я показала обложку. Волосы дыбом встали от того количества помоев, которое на меня тут же вылилось: и как я такое барахло вообще в руках держу, и что надо быть умственно отсталым, чтобы такое читать. А когда я ответила, что книгу эту я полюбила с первых же страниц... Надо ли говорить, что человек даже не посмотрел название? Для меня вообще стало пугающим открытием то, как многие люди относятся к фантастике. Раньше я воспринимала её как одно из литературных направлений - равноценное любому другому, и не возникало мыслей, что какой-то жанр можно считать низкопробным, даже не читая его. Одно дело - ознакомиться и понять, что это не твоё. Просто вкусы другие. И совсем иное - претендуя на звание объективной истины, дискредитировать целое направление. Кто даёт людям право об этом судить? Я пыталась проводить опросы, чтобы понять, в чём причина такого отношения. За что любят или не любят фантастику. Результаты просто шокировали. Люди говорили, что «Чужой» и «Звёздные войны» - это фэнтези, а «Другие» - научная фантастика, и не могли внятно объяснить, чем плохи эти жанры. Самый популярный аргумент: «Меня не интересует то, чего нет. Меня интересует жизнь!» А что, в фантастике одна лишь смерть? Вдвойне странно слышать такое от людей, не читаю14
щих ничего, кроме любовных романов. Разве любовные романы - не та же фантастика? Лично я скорее поверю в то, что нас завтра будут завоёвывать инопланетяне, чем в то, что в девочку из трущоб может с первого взгляда влюбиться какой-нибудь олигарх, и будут они жить долго и счастливо. Любая художественная книга рассказывает о том, чего не было. Но в чём же тогда причина такого пренебрежительного отношения? Знаете, мне кажется, во всём виновны стереотипы. Человеку достаточно внушить, что жанр не котируется, и человек поверит. Поверит, что это эскапизм, попса и для детей. Вряд ли этого человека заинтересует, что среди фантастики есть вещи интересные, умные, с серьёзной научной базой, поднимающие социальные и психологические проблемы. Как и в любом другом литературном направлении. Куда проще огульно обозвать всё попсой, чем признать, что здоровенный кусок мира прошёл мимо тебя. Мы всё о прозе, а что ты скажешь о поэзии? Ведь многие совсем не читают стихов. Какое место в твоём опыте занимают стихи? Здесь я согласна с Бродским. Поэзия – это высшая форма существования языка. Моё застрявшее в первобытности сознание воспринимает неразрывно стихи и музыку, вплетая их в паутину некоего ритуала. И пусть о музыке я судить не имею права по причине полнейшего отсутствия слуха, скажу лишь, что поэзия – как сакральное действие, совершаемое самим и для себя. Потому и ужасает традиционное чтение у школьной доски, когда мучаются, не в состоянии вспомнить слова, коверкая ритм, просто убивая то, что по праву должно быть живым. Это одна из главных ошибок – смотреть на стих, как на гранитный монумент, на который можно лишь любоваться издали, ни в коем случае не трогая. Каждый вправе не только пропустить стих через свою душу, позволить ему что-то изменить, принять или не принять эти изменения, но и пустить это взаимодействие в обратную сторону – менять стих в соответствии с потребностями души. Вот такое сложное и запутанное восприятие. К сожалению, такая медитация спросом не пользуется, как и вообще поэзия в наше
Интервью время. Восприимчивость к стихам – это как музыкальный слух. Но даже у тех, у кого она есть, школьные нормативы «выучить 10 штук с анализом» отобьют какую угодно любовь. Поэзию нельзя учить головой, она должна отпечатываться на сердце - пусть трижды изменённая и исковерканная по сравнению с оригиналом, но ты точно знаешь, что это твой анализ, твоё восприятие. Возможно, поэтому я и не люблю стихи на политические темы, которых слишком много было в учебной программе. Да, они ценны с исторической точки зрения, просты в интерпретации, но ничего не дают душе. Сама я стараюсь избегать этой темы, хоть и пыталась изобразить нечто остросоциальное пару раз. Но они мне кажутся отвратительными, это газетные статьи, а не стихи. Что интересно, литературоведы такие поделки ценят больше, чем то, что идёт из самой глубины. Ну, не мне их судить, это они - литературоведы, а не я. Как говорится, дело пророков - пророчествовать, дело народов - побивать их камнями =Ъ Бытует мнение, что проза имеет право на существование только благодаря поэтике, которая в ней есть. Ты согласна с этим? Наверное, это прозвучит странно, но отношение к прозе у меня довольно утилитарное. Если прозаическое произведение может, подобно поэзии, затрагивать струны души – это хорошо. Если не может... то тоже хорошо. Прозаику в этом плане сложнее. Как ещё один представитель творческой профессии, я понимаю, что писателю в первую очередь важно посредством произведения осознать себя самого. Но если при этом на долю читателя не пришлось ничего, кроме интересного сюжета - что ж, будем читать ради сюжета. В конце концов, развлекательная функция тоже важна: не всем же быть Толстыми и Достоевскими, тем более, что их не читают, чтобы расслабиться и отдохнуть. Если же в произведении отсутствуют и сюжет, и авторский язык - это совсем печально.
Безумный библиотекарь - он как безумный шляпник. Только библиотекарь. Конечно, можно быть обычным библиотекарем, но если при виде книг в глазах не загорается безумный огонь - значит, ты выбрал не ту профессию. Если через пару лет копания в книжной пыли огонь в глазах начал потухать значит, запал плохой. Если снесло крышу окончательно - сгорел на работе, можно ставить памятник =3 Вот примерно так и живём. А безумие - вещь к тому же крайне заразная. Не успеешь оглянуться - и между стеллажей носится уже с десяток таких же, набирая и набирая себе книжек, прочитать которые невозможно даже за очень долгую жизнь. Последний вопрос: ты уже давно на ЛивЛибе, что тебя тут удерживает? В ЛивЛибе и вправду есть что-то особенное, или это очередной сайт в интернете? Каждый рано или поздно находит место, которое становится его домом. К сетевой жизни это тоже относится. На шестой год скитаний по тырнетам я нашла свой уголок, проросла корнями, поклеила обои, вывела тараканов. По складу ума я систематизатор, возможность создавать свои книжные полки меня зацепила, возможность бесконечно создавать упорядоченное из хаоса покорила меня навсегда. ЛивЛиб - это не просто сайт, на котором встретились несколько сот людей, встретились, не поняли, что им друг от друга надо, и разошлись. Это в первую очередь клуб по интересам. А интерес наш - самый интересный =3 Многие, подобно мне, поселились тут и наводят красоту. Компания ещё такая тёплая собралась, а главное открытая. Мы не просто видим строчки на мониторе, а чувствуем стоящего за ними человека. Да здравствуем мы! Удя ^_^
У тебя в ЛивЛибовском профиле указано, что ты безумный библиотекарь. Ты и правда такой безумный на работе? Или в библиотеке по-другому нельзя?
15
Подборки
Ко дню снятия блокады Ленинграда К годовщине снятия блокады Ленинграда duduki предлагает вниманию читателей ЛайвЛиб эту коллективную подборку. Перед вами вторая часть обзора подборки, подготовленного Countymayo. Первую часть можно найти по ссылке: http://issuu.com/livelib/docs/livelib__3/14 Продолжая разговор о военных книгах в целом и блокадных в частности, нельзя умолчать и о краеведческой литературе, по которой можно проследить историю представлений о блокаде, в частности, меру цензуры. Мне в своё время очень помогли «Десять прогулок по Васильевскому» В. Бузинова¸ где была масса подробностей по организации быта в осаждённом городе. А ведь полный вариант «Прогулок» вышел только в 2000 году, как и легендарная монография Гаррисона Солсбери «900 дней. Блокада Ленинграда». Поверьте, ничего шокирующего, непроизносимого в обеих книгах нет, но тем не менее их сочли возможным предъявить общественности только в год пятидесятипятилетия Победы. Этот год, естественно, оказался достаточно урожайным и на литературу о действующей армии. Например, издали воспоминания командира авиаполка В.Ф. Голубева «Во имя Ленинграда», интересный труд Д.И. Каргина «Великое и трагическое. 1941-1942». Я далека от того, чтобы воротить нос от офицерской мемуаристики, утверждать вслед за Николаем Никулиным, что их писали тыловики-белоручки из тех, кому война – мать родна. А даже если и так! Любой источник есть источник, а поиск «правды, правды и ничего, кроме правды» отсылает нас к публикации архивных документов. Восхитительным примером такой публикации является работа известного историка Н.А. Ломагина «В тисках голода» (2001 год) и его же двухтомник «Неизвестная блокада». Не учитывая бесконечное количество мифологизаций и идеологизаций вроде пресловутых ждановских пирожных и Бадаевских складов, я бы Ломагина издала миллионным тиражом. Чтобы в каждом доме, на каждой книжной полке! Минимум авторской отсебятины. 16
http://www.livelib.ru/selection/1815
Сухие циферки, таблички: сколько и как доставляли, каким образом распределяли. Медикаменты, провизия, средства дезинфекции. И указанные в названии тиски встают перед глазами весомо, грубо, зримо. До одури зримо. Все, кто читал В. Сорокина, помнят прославленный «коричневый творог». А зимой сорок второго коричневый творог был – дорогое, желанное кушанье. Продавалось это тёмное вещество действительно как творог с разбомбленного склада и так далее, в зависимости от фантазии спекулянта. В действительности то был торф. Но органика же, ели и хвалили. К теме голода примыкает и собрание статей «Ленинградская блокада. Медицинские проблемы – ретроспектива и современность», вышедшее в 2003 году. Оно из разряда тех книг, которые я никогда не внесу в список полностью прочитанного - по слабости нервов. С врачебной точки зрения 27 января 1944 года осада Ленинграда не закончилась, как не закончилась 6 августа 1945-го атомная бомбардировка Хиросимы. Последствия алиментарной дистрофии в сочетании с переохлаждением расцветали пышным цветом в организмах и самих защитников Города, и их потомков. Очень запомнилось предложение назначать внукам и правнукам блокадников отдельные физкультурные нормативы и особые призывные медкомиссии, потому что общие критерии физического здоровья для этих юношей априори недостижимы. Нарушения обмена веществ, снижение иммунитета, эндокринные заболевания – всё это жертвы осады передали свому потомству, и трудно предположить, когда эстафета болезни закончится. Не то что бы я призывала требовать какие-то репарации, просто… заставляет задуматься, согласитесь.
Подборки Вообще документальных и архивно-розыскных произведений о блокаде всё больше, что не может не радовать. Всякий может взять в библиотеке «Блокаду Ленинграда в документах рассекреченных архивов» 2004 года или вышедшую двумя годами ранее «Неизвестную блокаду» В. Никитина, изучать, сопоставлять, размышлять. Но, увы, размышляет не всякий, кому этим следовало бы заняться. У меня в руках глянцевое издание с броским заглавием «Блокада. Запах смерти» и подзаголовком «Ромео и Джульетта блокадного Ленинграда». Роль Ромео исполняет ловкий вор, волею судеб очутившийся в двойном заключении: в тюрьме и в блокаде. Джульетта – дочь высокопоставленного руководителя НВКД. И вот этот руководитель даёт вору задание – раздобыть двенадцать куриных яиц, обещая в случае успеха отпустить. Уже смешно. Куда отпустить осуждённого преступника в осаждённом городе? Куда он скроется, к немцам, что ли, поедет на трамвае? Достоверность опуса оставим на совести изготовителя, Алексея Сухаренко, тем более он сам сознаёт, что не её, достоверности, ради «Запах смерти» был изготовлен. Насколько этически допустима беготня за яйцами по братским могилам – тоже вопрос не к господину Сухаренко и не к его издателям. Возникает парадоксальная ситуация: с одной стороны, научно-справочной литературой исследователи девятисот дней не обойдены. Занимает, допустим, проблема массовой информации? В 2005-м юбилейном году издали сборник «Радио. Блокада. Ленинград», потрясающую книгу Александра Рубашкина «Голос Ленинграда». Интересует план «Искра»? Возьмите «Прорыв блокады Ленинграда» Ильи Мощанского (2010), очень советую тем, кто увлекается военной историей. Актуальны воспоминания очевидцев? Изданы воспоминания Софьи Готхарт «Ленинград. Блокада», помещённые под одну обложку с «Рига. Гетто» Исаака Клеймана, «Блокада снится мне ночами» Виктора Новикова, «Воспоминания о блокаде» Вячеслава Михайловича Глинки. Эти последние безуспешно ищу, кстати, - библиографическая редкость. А какие художественные произведения о блокаде вышли в последние годы? Вспоминается только маленький рассказ Елены Хаецкой «Мирра и дьявол» да – по контрасту –
старый педофил, поучающий мальчика не выбрасывать хлеб (с) Владимир Сорокин, кто ж ещё? Про «Яйца, пахнущие смертью» и не пришлось бы узнать, если бы не эта статья. Проект «Этногенез» с двумя томами «Блокады» тоже оправдал скорее худшие ожидания. Перевод военных действий в плоскость поиска таинственных артефактов, то, что принято воспринимать как «экшен», то, что принято воспринимать как «триллер», и слабое знание матчасти. Из аннотации: «Между тем бывший ЗК Лев Гумилёв и капитан госбезопасности Александр Шибанов становятся непримиримыми соперниками в борьбе за любовь сержанта медслужбы Кати Серебряковой. И наступает час, когда их соперничество ставит под удар тщательно разработанную операцию советской разведки». Комментарии излишни. Разрекламированный «Город» Дэвида Бениоффа [роман + сериал, не ведаю, что было раньше] ожиданий не оправдал: опять слезогонка в подражание «Выбору Софи», опять лютые энкавэдэшники… Скоро этак выяснится, как у Харуки Мураками в «Стране Чудес без тормозов», что русские сами всё разбомбили. Остаётся надеяться на старших. На «Запретный дневник» Ольги Фёдоровны Берггольц, вышедший в полном объёме только в прошлом году. На совсем недавно опубликованные «Проходящие характеры» Лидии Яковлевны Гинзбург (2011). На детскую повесть Л. Никольской с говорящим названием «Должна остаться живой». Продолжается серия под говорящим названием «Блокада без ретуши». Да, поменьше бы ретуши. Хочется, чтобы остались видны лица. Маленькую ласточку из жести я носила на груди сама. Это было знаком доброй вести, это означало — «жду письма». Этот знак придумала блокада: знали мы, что только самолет, только птица к нам до Ленинграда с милой-милой Родины дойдет... Сколько писем с той поры мне было! Отчего же кажется самой, что доныне я не получила самое желанное письмо. О.Ф. Берггольц 17
Рецензии
Атлант расправил плечи. Непротивление Айн Рэнд
Foxik о своих впечатлениях от американской антиутопии
Я
Я встречалась с рецензиями на эту книгу везде. Мои друзья читали её по очереди. Шутили: не дадим тебе, потому что влюбишься в главного героя и пропадёшь. Книга обещала стать просто событием моей жизни – но вряд ли такое произошло. Только что дочитала, но моё мнение уже было практически сформулировано, итак: 1. Я не ожидала, что книга о промышленниках. Это было первым сюрпризом. Железные дороги, сталелитейные заводы... Не могу не выразить восхищения тем, как Айн Рэнд превратила все технические описания в интересный текст. То есть, даже такой глубокий гуманитарий, как я, смог прочувствовать всю трагедию плавильных печей. 2. В главного героя я не влюбилась. Героев в книге несколько, и не совсем ясно, кто же из них главнее. Я влюбилась не в них, а в главную героиню. Я в восторге! Дагни – это то, что для меня спасает эту книгу. Совершенство, целостность, сама жизнь – вот что такое Дагни. 3. Теперь о грустном. Антиутопия такая антиутопия. США правят люди с разжижением мозга. Отбери у богатых и развей по ветру – вот главный принцип эпохи. Второстепенные персонажи выдают несколькостраничные диалоги, пытаясь объяснить всю бездну падения философии и мира в целом. Что случилось с миром? Кто такой Джон Голт? В общем, НЕ ВЕРЮ! Люди с настолько жидким мозгом, несущие откровенную ересь, неспособны, не 18 могут и никогда не смогут взять в свои руки
http://www.livelib.ru/review/90354
такую власть. К концу книги у меня начинали болеть зубы, которыми я скрежетала при виде фраз типа «Как я мог чего-то достичь, если мне не отдали завод?» или «Настоящая любовь проявляется тогда, когда ты унижаешь себя ради другого». Или, нет-нет, вот это гляньте: «Ты обещал сделать меня счастливой! Ты должен знать, что такое счастье для меня, и действовать». В общем, я бы пристрелила 100% «отрицательных» персонажей. За Риардена обидно, ведётся на всё, как лох. И «отрицательные» они чисто условно, потому как ни ума, ни фантазии, только однообразный бред. Айн Рэнд, можно было сделать ЗЛО поизящнее. А то любой человек с мозгами становится просто супергероем на фоне этакого населения. Причём мозг остался на месте у 4-5 людей в стране. А ещё есть прослойка «вшивой интеллигенции», паразитирующей на более успешных бизнесменах. Я наконецто смогла для себя проиллюстрировать этот термин. Наверное, в 17 году в России трудяги тоже смотрели на паразитирующих интеллигентов и думали, что они несут ересь и у них разжижение мозга. 4. Кто такой Джон Голт? Этот неуловимый третий персонаж как бог в мире, им созданном, не виден, не слышен, но постоянно маячит и упоминается всуе. Раздражает страшно. Единственное, что мне пока не ясно, так это будет ли он самым героическим героем, или окажется самым злодеистым злодеем. Всё.
Рецензии
Стая
Франк Шетцинг Океанские глубины вдохновляют многих фантастов. Raziel о научно-фантастическом триллере и гневе океана
С
Сливки немецкой научной фантастики, собравшие кучу наград, распробованные в 18 странах и безвылазно засевшие на верхних строчках топа немецких бестселлеров. Эпичного размаха (и размера!) книга о восставшем против человечества океане. Да и как, спрашивается, не восстать, когда в Северном море из-за корабельной краски у женских особей волнорогих улиток вырастают пенисы?! Не говоря уже о ядерных отходах, из арктических морей попадающих прямиком в материнское молоко, уничтожении целых экосистем опустошительной рыбной ловлей тралами и прочая, прочая… Не в силах мириться с положением помойного ведра гомо сапиенс сапиенс, океан наносит ответный удар, и удар очень изобретательный. От нежной прелюдии в виде причаливающих к берегам полчищ «морских ос» (трёхметровая медуза, которую называют самым ядовитым существом на планете – каждая может убить до 60 человек за 3 минуты) и согласованных нападений китов на суда до морских червей, способных вызвать планетарную катастрофу размаха Роланда Эммериха. По мере глобализации и усложнения аномалий учёные в страхе понимают, что случайностью всё это быть никак не может и что если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Вот только кому?.. Шетцинга не зря хвалят за глубокие познания в морской биологии, геологии и геофизике, он проделал колоссальную работу и
http://www.livelib.ru/review/90514
вывернул океан наизнанку, одновременно показав, что выворачивать его наизнанку – всё равно что пытаться вычерпать чайной ложкой, ибо мировой океан на сегодняшний день изучен крайне мало. Люди могут наблюдать взрыв сверхновой где-нибудь в созвездии Овна в десятках световых лет от Земли, но заглянуть в бездны морские для нас очень проблематично. Да что говорить о безднах морских, если даже устройство дельфиньего сонара для современного человека - всё равно что устройство айфона для Чарльза Бэббиджа. Несмотря на статную неспешность и основательность, внушительный объём и довольно пространные экскурсы в самые разные области знания: от геологической истории Земли и сложных систем морских течений до тонких нюансов морской биологии, биохимии и генетики, - «Стая», будучи научно-фантастическим триллером, не теряет увлекательности ни на секунду. Особенно когда добирается до своей жемчужины – довольно сложной и блестяще продуманной теории Ирр, выводящей этот роман на совершенно новый уровень. Люди в «Стае» прописаны ничуть не хуже морских обитателей, каждый со своей историей, поднимающей широкий спектр проблем: от этнической идентификации и самобытной культуры, попадающей под нож ассимиляции, от геополитических и религиозных амбиций до философских вопросов о месте человека на нашей планете. Hishuk ish ts’awalk. Всё едино.
19
Рецензии
Пустыня
Жан-Мари Гюстав Леклезио kuncevic о точках зрения и Нобелевской премии
М
Моя не уметь читать, но быть свободный
20
Воины юга – Синие Люди – держат путь на север, в их землю обетованную, ища спасения от голода и смерти там, где будут их реки, их пашни и их фруктовые сады. Воины, окружающие шаха, – одного из потомков пророка Мухаммеда – воины пустыни с бронзовыми ружьями и ржавыми копьями, больные старики и старухи, дети со вздутыми от голода животами и блеющая скотина. К каравану, растянувшемуся на многие мили пустыни, бредущему от водопоя к водопою, присоединяются всё новые и новые люди, новые воины и новые семьи, новые старики, которым не суждено дойти до конечного пункта путешествия, и новые женщины, кормящие дряблой грудью больных детей. Тут Леклезио бесподобен и уникален, стихи в прозе, слова скользят по губам, давят отчаяньем, со страниц слетают пески барханов Сахары и мешают читать, лезут в глаза и ноздри, ветер веет отчаяньем, веет очарованием – всё это захватывает, наслаждаешься чтением, притормаживаешь, растягиваешь удовольствие. Юная Лалла – потомок Синих Людей – гдето на севере Африки, где пески пустыни омывают воды Средиземного моря, созерцает. Уходит в пустыню, бывает там часами, чувствует на себе взгляд Того, окунает своё тело
http://www.livelib.ru/review/91107
в солёные воды, расхаживает среди трущоб Городка, слушает рассказы старого рыбака Намана о белоснежных европейских городах, слушает рассказы своей тётки Аммы о собственной матери, слушает пение ветров пустыни. Слова текста опаляют губы, ленивая летняя нега пробирает всё существо, наслаждаешься изяществом оборачиваемых в жаркую форму слов и образов, ленишься. Может быть, что-то из Петровича или «Осаждённый город» Лиспектор… Юная Лалла эмигрирует во Францию, созерцает. Город становится той же пустыней, где суетливо бегут по улицам праздные жители Марселя, горбатятся и побираются чернокожие и цыгане, арабы, испанцы, греки, югославы, итальянцы - трудовые эмигранты со всех концов света, где смерть ощущается столь же близко, сколь голод, где ночами в трущобах завязывается драка, заканчивающаяся поножовщиной, где нищета и отчаянье. Тут проявляются Гамсун и, может, немного Гюго. Наслаждаешься изяществом словесности. Воины юга достигают конечной точки своего странствия. Лалла возвращается в пустыню. Отчего же так неуютно? Впечатления от жаркого очарования пустыни, обречённости нищих кварталов Марселя осыпаются песком с барханов, когда Леклезио допускает единственную и главную ошибку, которая превращает мой «:)» в «=»,
LiveLib №4 2011 ошибку тех школяров, что только набивают руку, ошибку, за которую проедают им плеши редакторы, про которую наверняка и не однажды упоминал сэр Малькольм Брэдбери на своих литературных семинарах, - Леклезио пускается в морализаторство, в нравоучения. Старик Наман умирает, Хартани уходит на юг безвозвратно, Радич накрыт покрывалом – холодный душ в пустыне оказывается на редкость противным. Жан-Мари Гюстав не один год прожил среди голозадых обитателей джунглей, впитал их родство с природой, набрался индейского опыта в Мексике – да кто же против? Другое дело, когда умудрённый опытом рассказчик Леклезио сменяет своё радушное песнопение в прозе на суровое выражение лица и тычет пальцем, в котором сокрыт пылающий взгляд Лаллы, направленный на праздных жителей Марселя, этих ужасных потомков злых и алчных французских колонизаторов, пьющих кровь арабских младенцев и готовых продать мать родную за пригоршню франков*, на них, их жизненные устои и законы, их правила и их выбор, их ценности и их мечты, на их мир, испепеляющий их, осуждающий все формы цивилизации, настаивающий взамен них принять примитивный образ во всех смыслах нищей жизни, сжигающий любые формы культуры, созидания, размышления, взгляд Лаллы, смотрящей на праздных жителей Марселя, как на говно. Ага, будьте последовательны – выдайте Нобелевскую премию Льву Николаевичу посмертно. На Леклезио не нашлось своего Карла Вирсена, а значит, остались без премии Ингер Кристенсен, Клаудио Магрис или Томас Транстремер, те же Милорад Павич и Том Стоппард, Фуэнтес и Гойтисоло проигнорированы, Марио Варгас Льоса получил её только в 2010-м… Свои выводы о Леклезио сделаю после прочтения «Золотоискателя» и, может быть, «Онича». После «Пустыни» они слишком противоречивые: с одной стороны, наслаждение тягуче-жаркой атмосферой и упоитель-
ным чтением сладостных слов прозы, а с другой – разочарование морализаторством и пустотой моралистического требования равенства в небытии, которое Леклезио называет единственно истинной свободой.
Обсуждение: smereka: «Выдайте Нобелевскую премию Льву Николаевичу посмертно. На Леклезио не нашлось своего Карла Вирсена.» 1. В каждой стране есть свой неотмеченный Лев Николаевич. 2. Лев Николаевич был номинирован повторно 4 года спустя, и о чудо! Начало пути к премии он сам упредил категорическим отказом (опубликовано); 3. Леклезио не номинировался в один год с перечисленными Вами авторами, а значит, и премии их не лишил (не уверена, что их вообще номинировали, Льоса - точно нет))
kuncevic:
1. Ура, мы отыскали такого во Франции. Предлагаю поднять чарку, заесть шкваркой и отправиться сажать репу с брюквой) 2. Несмотря на то, что многие члены Нобелевского комитета с пеной у рта доказывали необходимость вручения премии Льву Николаевичу, их оппоненты звучали убедительнее. И звучат до сих пор. Так что гордый отказ фигуранта нам на потеху. 2. В один год с Леклезио из перечисленных мною литераторов были номинированы (с 90% вероятностью, потому как сам комитет шорт-лист не публикует) Кристенсен, Магрис, Транстремер, Рот и как раз-таки Льоса. Остальных я привёл как пример куда более достойных (оукай, на мой взгляд) Нобелевки авторов, некоторые из которых (Павич и Апдайк), к сожалению, её уже не получат.
*вот что является топливом в двигателе европейской цивилизации по Леклезио, а вовсе не романтизм, гуманизм, демократия… Прямо сказочки про благородных индейцев и коварных, злобных «бледнолицых», пьющих «огненную воду» и разоряющих деревни потехи ради… Лучше обратиться по вопросу колонизации к Кутзее, например… 21
Рецензии
Берлинский блюз Свен Регенер
Музыкальная рецензия от toccata
Т
Талантлив во всём
Не знаю, у одной ли меня возникал в голове следующий бред: мне часто приходится думать, каким бы я, например, могла быть инструментом, если б была инструментом, и какую при этом играла бы музыку. Что-то вроде этого вполне могло зародиться и в голове господина Лемана, героя первого романа Свена Регенера, фронтмена немецкой команды «Element of crime»; музыка последней и есть, кстати, та самая музыка, которая могла бы с большей вероятностью, чем прочие, из меня звучать. Я давно и сильно люблю её за неторопливую меланхоличность и какую-то трогательную, тишайшую надрывность; я давно и сильно жалею, что не могу оценить тексты Свена на немецком, но, Бог мой, они, честное слово, так прекрасны на русском тоже, что невозможно устоять:
Чуть дальше скамейка давно меня ждёт. Она там сто лет, я же должен был знать. Опавшие листья укрыли её, присяду и буду их, словно друзей, обнимать. Падают листья ветру на грудь, кружат, играя, их короток путь. 22
http://www.livelib.ru/review/91629
Падают листья, верить устав, а я глупо думал, что в этот раз – навсегда. Парадоксальное творчество: печальные по смыслу строки, грустная музыка, но, чёрт возьми, слушаешь это и хочешь жить! Хочешь прокричать вслед за коллегами Регенера, такими же ветеранами (образование «Element of crime» - 85-й) немецкой сцены «Die toten Hosen»: «Vielen Dank für alles was mal war, für jeden guten Tag…» («Большое спасибо за всё, что было, за каждый хороший день…»). Городские романтики, бессменный лидер Регенер и его друзья-музыканты не могут похвастать звёздной популярностью: время от времени они оказываются на периферийных строчках хит-парадов, но едва ли вы увидите их на популярном телеканале; в Германии и уж тем более за её пределами музыка группы - для меломанов-ценителей. Легко понять, почему к роману я приступала так долго - зря! - и положительно предвзятой: мне было страшно вдруг разочароваться, но, к огромному моему удовольствию и целому дню, затраченному на чтение, этого не произошло. А случился тот же самый парадокс: очень грустно, а жить – хочется.
LiveLib №4 2011 ...Возможно, стоять всю жизнь за стойкой действительно не самый лучший вариант. Но тогда он должен изменить свою жизнь. А этого он не хотел, ему нравилась его жизнь, он любил свою работу, для него не было занятия лучше. <...> – Смотри, он снова смеётся, – сказал его лучший друг Карл Эрвину и хлопнул господина Лемана по плечу. Они сидели втроём за столиком в глубине тёмного зала. – Господин Леман – самый стойкий человек в мире. Что бы ни случилось, дай ему бутылку пива – и он снова на коне. – На коне или на осле, – пошутил Эрвин, – какая разница. Я принесу ему ещё пива.
Итак, действие романа разворачивается в Западном Берлине, незадолго до разрушения Стены. Господин Леман работает барменом у Эрвина; у господина Лемана есть лучший друг Карл; вообще говоря, именно по вине Карла
к Франку и приклеилось почтенное прозвище, о чём он не устаёт время от времени досадливо напоминать. Практически всё действие происходит в том или ином баре, поэтому найти хоть один абзац, где не содержался бы алкоголь, трудновато, что, впрочем, ничуть не раздражает. Герои Свена – бармены, официантки, неудавшиеся художники, геи, программисты-алкоголики, короче, обычные немецкие граждане в обычных серых буднях одного из самых мрачных европейских городов. В атмосферу регенеровского Берлина действительно погружаешься: Свен, как и следовало ожидать, исходя из его песенного творчества, оказался большим мастером в описании будничных реалий, каких-то бытовых деталей, которые мы все, наверное, замечаем, но не отдаём отчёта.
На игровой площадке ребёнок зовёт маму, чтобы она увидела, как он высоко может качаться, и он отбрасывает ноги вперёд и вверх к небу,
Кадр из фильма «Берлинский блюз». Слева направо: Эрвин, Карл, Леман. 23
Рецензии пока один ботинок не отлетает и приземляется на машину, которая припаркована у обочины, на ветровом стекле которой написано «Свинья», она гладкая, цвета коричневый металлик, как твои волосы, и, точно как ты, не скрывает свой возраст.
пошарил ею в воздухе, будто пытаясь поймать там подходящее слово. – Скучный? – подсказал господин Леман. – Нет, не скучный. А такой… освежающе простой. – Ах вот как! – улыбнулся господин Леман. – Так многие говорят. А тебе не помешало бы принять душ, господин Шмидт. От тебя воняет. – Вот, именно это я и имею в виду!
О чём бы я ни думал, в конце концов, я всегда думаю только о тебе.
У Регенера на редкость удачная способность иронизировать без желчи и шутить по-доброму; по крайней мере, вы не заскучаете: чего стоит одна та сцена, где Леман спаивает собаку. Чем соблазнять дальше? Пожалуй, роман напоминает ремарковских «Трёх товарищей», только в «Берлинском блюзе» всё ещё обыденней и прозаичней: Катрин, в отличие от Патриции, изяществом не отличается, автор неоднократно даёт понять, что она полновата; за плечами у героев-мужчин имеется служба в армии, но никак не военные подвиги; в остальном же - всё очень даже то: кутёж приятелей и совместная же работа в баре (у Ремарка - автомастерская), ворох немецких имён и названий, неприкаянность героев в условиях политического кризиса, дружба, любовь… А уж если вы включите соответствующую музыку (понятно, какую), то для полного погружения будет не хватать разве что Берлина за окном…
- В этой песне – весь Регенер; и весь Леман. Второй так же, как первый, нарисовался в Берлине, будучи родом из Бремена и отслужив в бундесвере (немецкой армии). Правда, Франка Свен, в отличие от себя самого, лишил каких бы то ни было творческих замашек. Но зато брат Лемана – художник (весьма, впрочем, специфичный), которого искренне почитает Карл, человек тоже искусству не чуждый. Но зато налицо - город, в котором, будучи андеграундным музыкантом, провёл молодость и сам автор; питейные заведения, в которых Свен, должно быть, так же, как Франк, приобретал друзей. Достаточно просмотреть кой-какие из немногочисленных клипов «Element of crime» - и вы поймёте, что эти мужчины воистину дружны между собою. В книге тоже полно межличностных отношений, любовных и дружеских: трогает история влюблённости Франка в Катрин, трогает его преданность Карлу, под конец едва не слетевшему с катушек в своих творческих потугах при подготовке к выставке:
– Эх, Франк! – вздохнул его друг Карл и положил свою тяжёлую руку господину Леману на плечо. – Знаешь, что мне в тебе нравится? – Нет. – То, что ты не имеешь ничего общего с искусством и всей этой хренью. Ты такой… такой… – его лучший друг Карл вытянул свободную руку и 24
Господин Леман перешёл Йоахимсталерштрассе, изо всех сил стараясь не испортить себе настроение видом кафе «Кранцлер», которое в его глазах было воплощением всего, что делало Кудамм такой невыносимой, и бодро зашагал по краю тротуара, где лежали собачьи какашки и поэтому было мало пешеходов, мимо отелей, автомагазинов, сосисочных, кафе для нацистских вдов, сувенирных лотков, комиссионных лавок и напёрсточников, вперёд к своей цели.
Рецензии
Зеленый шатер Людмила Улицкая
Coffee_limon о новой книге Людмилы Улицкой, так похожей на предыдущие романы автора.
A
А ведь внятная рецензия на эту книгу у меня вряд ли получится… Сложная эпоха, о которой я мало что могу сказать, не то что обсуждать, делать замечания или комментировать... Человек всё же сложное существо. Он всегда живёт в режиме – раньше было сложно, дальше будет непонятно, сейчас вообще невозможно. Так и существует. В книге же это, как мне показалось, описано для каждого героя слева, справа, сверху и снизу. И дело даже не в этом. Суть сюжета – три друга. Их судьбы. Жизни, которые то тесно сплетаются, то расходятся. Люди, которые идут с ними по одним дорогам (долго ли, коротко ли), книги, болезни, встречи, расставания… ошибки, «болевые точки». По большому счёту, идея начинала обыгрываться с того, что у каждого человека есть своя «болевая точка», с которой развивается персональная революция личности. И только какой-то случайный эпизод или человек может эту точку нащупать. В жизни трёх героев таким человеком стал их учитель литературы. Вот первых страниц сто, где описывается детство мальчишек, их учёба, уроки литературы, - это действительно интересно, а потом книга теряет всякую структуру, становясь подобием новелл или сборника рассказов, а скорее, даже серий сериала. Все герои смешиваются в кучу, переходят из рассказа в рассказ, путаясь во времени, и постоянно страдают. В романе (если продолжать всё же именовать произведение рома-
http://www.livelib.ru/review/89359
ном) есть такой образ, как «зелёный шатёр». Одной из героинь, Ольге, перед смертью снился зелёный шатёр. И перед шатром очередь людей. И она в этой очереди. Люди разных возрастов общаются между собой, чтото друг другу рассказывают, суетятся, тормозят, меняются местами, но все стремятся туда, за зелёный полог. Вот так и в книге. Толпа людей, знакомых и не очень, все что-то рассказывают, жалуются, смеются, плачут, живут, проживают… но в итоге каждый стремится за этот зелёный полог, чтобы… умереть? Ктото раньше, кто-то позже. Кому как повезёт. Вот такие впечатления остались от книги. Единственное очень приятное впечатление, пожалуй, это… Ахматова. Да, Анна Ахматова. В книге столько раз было названо её имя, что мне захотелось перечитать всё, что было в доме из сборников стихов любимой поэтессы. Вот только к самому роману это вряд ли имеет хоть какое-то отношение…
- Мы изучаем литературу! - объявлял он постоянно, как свежую новость. Литература - лучшее, что есть у человечества. Поэзия - это сердце литературы, высшая концентрация всего лучшего, что есть в мире и в человеке. Это единственная пища для души. И от вас зависит, будете ли вы вырастать в людей или останетесь на животном уровне.
25
Рецензии
Жалость
Тони Моррисон 96rivers о всемогуществе милосердия
Е
Если верить одному негласному правилу, а вернее, стереотипу, премию или любую иную крупную награду, что досталась человеку с чёрным цветом кожи, да ещё и в юбке, не стоит воспринимать всерьёз. Мол, это всё снисходительность, политкорректность, чуткость милосердного белого человека и приз-подачка, чтобы не чувствовали себя ущемлёнными. Что ж, Тони Моррисон - исключение настолько приятное, что непросто описать словами. Порой просто не верится, что дамочка сумела так глубоко проникнуть в историю колонизированной Америки, быт переселенцев семнадцатого века, души героев книги «Жалость». В роли рассказчика поочерёдно выступают целых 8 героев, из которых 4 - главные героини, и столько же второстепенных лиц, чей взгляд на события, тем не менее, незаменим и помогает читателю собрать мозаику. Ведь нередко детали, которые упускает взгляд одного героя, метко подмечают другие. Нет иного взгляда на события, каждый рассказчик ненавязчиво дополняет историю другого и присовокупляет к общей сюжетной линии свою скромную судьбинушку. Главными героинями романа заявлены четыре женщины, такие разные, непохожие друг на друга. Жена свободного фермера и торговца Ребекка, верная индианка-домоправительница Лина, чернокожая девчушка Флоренс и ещё одна - Горемыка - сумасбродная
26
http://www.livelib.ru/review/90261
девчонка, которая вечно приносит себе и другим несчастья. Они были одной семьёй вместе с Хозяином, любимым мужем, преуспевающим дельцом Джекобом. Но смерть единственного мужчины в доме, опоры и защиты их обители, отделившейся от внешнего мира, поставила под угрозу прежнее их мирное и счастливое существование. Слабым женщинам и рабыням придётся несладко в жестоком мире, раздираемом колониальными и повстанческими войнами, людскими суевериями, глупос-тями и пороками Новом Свете. Моррисон будто бы прожила несколько жизней - настолько неподдельны и правдоподобны все мысли, мечты, страхи и переживания каждого героя, даже второстепенных, обретших право голоса всего на одну главу. Главные героини романа - четыре женщины, но в равной или даже большей степени главной героиней можно назвать ту самую Жалость, что вынесена в название. Это не бросается в глаза, когда читаешь книгу, но после, когда буря эмоций осядет и останутся чистые, взвешенные мысли и доводы, приходит понимание. Если бы не акты добросердечной mercy, судьба героинь могла сложиться совсем иначе, не видать бы им доброй и крепкой семьи, коей они были несколько счастливых лет до смерти Хозяина. И именно с нехватки жалости, снисходительности друг к другу начались все их несчастья. Нет никаких
LiveLib №4 2011 чудес, нет ниспосланных богом дарований. Есть лишь людское милосердие, сострадание, сердечная теплота. Не благодарите судьбу, благодарите ближних своих и цените всякую помощь и сочувствие, - говорит нам Тони Моррисон. И сложно не согласиться с мудрой женщиной, обладательницей самых престижных литературных премий мира - Нобелевской и Пулитцеровской. Отдельную благодарность хочется выразить переводчику Владимиру Бошняку. Потрясающая работа! Из-за одного только богатого, сочного, образного языка хочется
Тони Моррисон родилась 18 февраля 1931 г. в Лорен, Огайо; вторая из четырёх детей в рабочей семье. Училась в Гарвардском и Корнеллском университетах (1955-1964). Преподавала в университете штата Техас, в 1957 вернулась в университет Хауарда, где познакомилась с архитектором с Ямайки Г. Моррисоном и вышла за него замуж; у них родилось двое сыновей. В 1964 они развелись. Осенью 1964 получила должность помощника редактора в филиале книгоиздательской фирмы «Рэндом хаус» в г. Серакьюс (шт. Нью-Йорк), выпускающем учебную литературу. В 1967 стала старшим редактором и переехала в НьюЙорк. Редактировала книги знаменитых афроамериканцев (Мохаммед Али, Эндрю Янг, Анджела Дэвис и др.), одновременно рассылая в издательства рукопись своего первого романа «Самые голубые глаза» (The Bluest Eye). Выросший из рассказа, написанного для
читать и читать, не отрываясь. Стиль напоминает такой же у Татьяны Толстой в «Кысь» - то же густое простонародное красноречие, богатейший словарный запас и естественная, не рекламно-синтетическая напористость, которой порой так не хватает в реальной разговорной речи. Но ещё поэтичнее, ярче, ещё изящнее. Нельзя сказать, что книга написана языком нового времени - эпохи Возрождения, реформаций и охоты на ведьм, но это и не современный язык рекламных проспектов, жэжэшэк и контркультурных маргиналов. Язык Тони Моррисон в переводе Бошняка живой и всегда таким останется.
писательского семинара в университете Хауарда, роман показывает трагическое воздействие межрасовых предрассудков на юную негритянку, мечтающую о голубых глазах – идеале красоты белых американцев. Опубликованный в 1970, роман был горячо встречен критикой. Следующий роман «Сула» (Sula) опубликован в 1972. Роман попал в список бестселлеров, отбираемых Клубом «Книги месяца». Опубликованный в 1987, роман «Любимица» (Возлюбленная, Beloved) получил в 1988 Пулитцеровскую премию, а потом и Нобелевскую премию по литературе 1993 г. Возвращаясь к теме рабства, писательница показывает его губительное воздействие на материнские чувства. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1993 года как писательница, «которая в своих полных мечты и поэзии романах оживила важный аспект американской реальности». Речь идет об «аспекте» рабства. Профессор Т. Элиот писал: «Тони Моррисон не только создала экстраординарный контекст сложных романов поразительной силы, она перекроила американскую литературную историю XX столетия». Моррисон принимает активное участие в феминистическом движении, выступает на негритянских конгрессах. Её произведения переведены на многие языки, в частности итальянский, французский, норвежский, японский и др., а творчество и биография стали объектом нескольких монографий. 27
Рецензии
Кондуит и Швабмания Лев Кассиль
Natalli возвращается в страну детства
В
В детстве я сознательно прошла мимо этой книги. Помню, как однажды держала её в руках в нашей библиотеке, полистала, посмотрела и подумала: да ну-у, какой-то дядька написал про своё детство, да ещё дореволюционное, скучно, наверно. Не взяла. Я тогда запоем читала фантастику. И вот, через много лет книга сама нашла меня. Спасибо Сountymayo. Это первая книга из моего флэшмоба2011. Вы попали в десятку! Как раз то, что мне сейчас было нужно. Трудно писать рецензию на всем известную книгу. Трудно не повторяться... Сюжет примерно знают все. Два брата, один из которых гимназист, живут в городке Покровске в начале XX века. Чтобы жить было веселее, они придумали себе воображаемую страну Швамбранию. Эту книгу Лев Кассиль писал для детей, но получилось так, что и взрослым она в равной степени интересна. Казалось, ведёшь разговор с остроумным, наблюдательным, иногда серьёзным, но чаще весёлым собеседником. Понравилось, как живо автор передаёт детскую речь, описывает всякие нелепые и смешные ситуации, в которые попадают герои. Читаешь и видишь как наяву: сидят двое на скамеечке в коридоре, плечи и головы опущены, глаза в полумраке сверкают. Наказаны. Молчат. И тут одному приходит мысль:
28
http://www.livelib.ru/review/84309
- Это он про цирк ругался... что там ведмедь с вещами обращается? Да? - Да. - А вандалы тоже в цирке? - Вандалы - это разбойники,- мрачно пояснил я. - Я так и догадался, - обрадовался Оська,- на них набуты кандАлы И потом снова: - Давай убегём! - предложил Оська.- Как припустимся! - Беги, пожалуйста, кто тебя держит!.. Только куда? - резонно возразил я.- Всё равно всюду большие, а ты маленький. Младший брат, Оська, вообще самый смешной и обаятельный герой, «великий путаник, подражатель и фантазёр». Хотя и старшенький, Лёля, тот ещё выдумщик! Интересно, что Кассиль написал свой «Кондуит» в двадцать два года, когда своих детей у него ещё не было. А получилось очень здорово! Видно, талант не имеет возраста... Конечно, было любопытно прочитать о быте и нравах дореволюционной гимназии. Диву даёшься, до чего изобретательные ребята! И при этом такие «дружные». Такую бы энергию да в нужное русло! Правда, во второй половине книги, как раз после
LiveLib №4 2011 революции, они и направили свою деятельность на добрые дела. Кассиль много рассказывает о том, как пришла в их городок революция и как стала меняться жизнь. Мне понятна его позиция. То, что он принял революцию, - естественно. Всей душой, но без фанатизма. Он спокойно пишет и обо всех нелепостях нового строя. Видно, советская цензура простила это ему в благодарность за критику порядков в царской гимназии. Но не только этим запомнилась мне книга. Когда я читала, постоянно вспоминала и сравнивала свой детский мир и придуманную Львом Кассилем Швамбранию. Может, у каждого была такая страна в детстве, а может, нет - не знаю. У меня точно была! Мы с моей подругой где-то в младших и средних классах играли в «свою игру». Это был целый мир, и в нём жили более сотни персонажей. Придумать название мы не потрудились, но со «швамбранцами» много общего. Мы были девчонками, и наши «действующие лица» были бумажными куклами. Я нарисовала их огромное количество, а также кучу всяких декораций, очень подробных и красочных. Мы часами могли, выпадая из реальной жизни, проживать вместе с ними все их, как говорится, горести и радости. Бывало, хохотали так, что потом животы болели. Сюжеты брали, как и герои «Кондуита», из жизни, из школьных впечатлений, из книг, конечно. Часто звучала фраза: «А давай, будто...» И понеслось.... Такие сериалы разыгрывались!!! С подругой мы встречаемся раз в год, ездим в гости. Наши дети тоже дружат. Но они другие. У них есть комп и готовые игры. Не надо ничего придумывать, ни стран, ни миров...
Всей душой, но без фанатизма. Он спокойно пишет и обо всех нелепостях нового строя. Вот я вспоминаю себя, как впервые читала, – а это были самые распросоветские годы – и не покидала мысль: «да, гимназия не сахар, но, по крайности, там учат! дают образование!» А Единая Трудовая школа в этом смысле не очень блещет...
Natalli:
Многие, став знаменитыми, вспоминали о хорошем качестве обучения в царских гимназиях. С.Я. Маршак, например. Изучали несколько языков, русскую словесность. Да и, по-моему, строгая дисциплина только на пользу. Но и самодуров, видно, хватало. Проблема с кадрами имела место, если верить Кассилю.
yrimono:
«У них есть комп и готовые игры. Не надо ничего придумывать, ни стран, ни миров...» Вот это печально, но точно. Вообще, это всё изобилие у детей, по сравнению с прошлыми веками, на пользу ли оно?
Natalli:
Прогресс не остановить, что про это говорить. Но, по моим наблюдениям, с фантазией у современных детей всё в порядке. Просто иные формы выражения. Хотя, все индивидуально, конечно.
yrimono:
Да, сам наблюдал такую картину, когда ребёнок, укомплектованный под завязку покупными игрушками, в итоге на полдня «залипает», играя с какой-нибудь верёвочкой или стружкой. Не тот ли самый это пример оживления предметов силой фантазии?
Обсуждение: countymayo:
Я очень рада, что книга понравилась, а мне в рецензии особенно запали в душу эти слова: Кассиль много рассказывает о том, как пришла в их городок революция и как стала меняться жизнь. Мне понятна его позиция. То, что он принял революцию – естественно. 29
Рецензии
В ожидании варваров Джон Максвелл Кутзее TibetanFox об «образе врага» и эффекте присутствия
И 30
Интересно, откуда берутся иногда странные совпадения? Несколько дней в затерянной деревне, где только снег, голые деревья и чахлые кустики, а руки случайно взяли с собой «В ожидании варваров», где такая же странная атмосфера. Иногда попадания в настроение и атмосферу бывают не просто стопроцентными, а даже с перебором. Книги Кутзее надо издавать на картоне или свинцовых листах, чтобы читатель заранее прочувствовал, какую тяжесть ему придётся пережить. Издатели, вероятно, решили добиться этого другим, более дешёвым путём, изукрасив обложку и аннотацию сравнениями с великими писателями, которые гирей должны тянуть его вниз, вопрошая: «А ты, Джон Кутзее, оправдываешь ли своё имя, стоящее рядом с нами?» Похоже на какую-то дурацкую игру в ассоциации: если «В ожидании...», значит, Беккет, если судебный процесс, значит, Кафка, если одно из его произведений про Достоевского — давайте тоже впишем его в этот достойный ряд. Вспоминаются детские рисунки несуществующих животных с телом овцы, шеей жирафа и мордой собаки, например, так и тут получается какая-то химерачудовище. Хотя, как показала практика, на Кафку и Беккета (совсем слегка) он действительно чуть-чуть похож, а вот на Достоевского ни капли, разве что записывать в достоевские всех писателей, которые пишут о мрачном и грустном. Кафка виднеется в описаниях
http://www.livelib.ru/review/89184
чудовищной абсурдной машины бюрократии, которая раз уж утверждает, что варвары придут, значит, так оно и должно быть, даже если варвары и думать об этом не смели. Оказывается, бюрократия и пытки сочетаются совершенно особенным образом. А Беккет, как вы уже догадались, усматривается в том, что варвары в том понимании, в котором думает Империя, никогда не придут, даже если ждать их день за днём. На границе бесчинствуют совсем другие варвары, которые уничтожают древнюю культуру и пытаются противостоять природе. Вот эти варвары пришли уже давно. Это спорная книга, потому что далеко не все любят атмосферу, которая творится пером Кутзее. В его палитре начисто отсутствуют светлые и тёплые цвета, а если вдруг случайно прокрадутся на полотно, то тут же будут замазаны песком и пылью. И всё же он в своём собственном роде прекрасен. Не знаю, как он сделал это, но в середине книжки я ехала на усталой лошади по барханам вместе с героями, вдыхала мелкий песок, ёжилась ночью от холода у крохотного костерка, разглядывая унылые мёртвые деревья и пучки жухлой травы, а под ногами хрустела соляная корка некогда полноводного озера. Дикая природа, такая недобрая к человеку цивилизованному, воспитала и вырастила целые поколения кочевников (не варваров!), которые смогли сплести с ней своё существо-
LiveLib №4 2011 вание. Города разрушатся и истлеют, цивилизованные люди убегут из-за собственных страхов, в панике перед самой матерью-природой (хотя и будут думать, что бегут от варваров, но варвары вообще ведь во всём виноваты, не правда ли?), а кочевники останутся в этих неприветливых землях. Империя в этом романе страшна. Внушая горожанам страх перед «букой», отвлекает их от настоящих проблем, от того, что подданные Империи оболванены, превращены в жалкие рабские марионетки, которым недостаёт души. Полковник не виноват, что родина вырастила его таким твердолобым и исполнительным идиотом, сильные Империи всегда нуждаются в таких рубаках сплеча во имя идеи, даже если вместо идеи на самом деле только горстка блестящей на солнце пыльцы. Главному герою сильно повезло, что большую часть жизни он провёл сам по себе, вдали от оболванивателей нации, наверное, поэтому он и смог стать настоящим человеком, который видит в жалких дрожащих аборигенах не косматых варваров со страшной картинки в учебнике, а таких же людей, как и жители Империи, даже более слабых. Но он тоже живой человек, ему недостаёт какого-то стержня, поэтому и его протесты возникают только тогда, когда молчать уже невозможно, большую же часть времени он как бы не при делах, закрывая глаза на происходящее. Что же относительно его «плотских» мыслей о юных девах и сексе... Что ж, мне понравилось. Не тем, что он этого хочет и почему он этого хочет, мне понравилось само описание: честное, без ханжества, лицемерия и того особенного упоения, которое проскальзывает зачастую в рассказах о вещах общественно непристойных и порицаемых. Всё просто и естественно, так же, как естественны нравы у кочевников на границе. Не знаю, сыграло ли роль происхождение автора и имел ли он в виду действительно сложные взаимоотношения двух разных культур и цивилизаций. Мне думается, что это всё же сложная метафора, а не довольно прозрачный намёк на угнетение слабых народностей (хотя что мешает роману одновременно говорить и о том, и о том?) Для меня в этом романе важна прежде всего проблема человечности, проблема того, что делает человека человеком. Главный герой сохраняет себя, даже пройдя через чудовищные унижения, а «оплот
цивилизации» полковник Джолл ломается при первых же трудностях. Трудные условия всегда выявляют истинное нутро человека, поэтому варвары иногда должны «приходить», чтобы становилось понятно, кто настоящий человек, а кто зверь в человечьей шкуре.
Другое мнение
zu_zu
Не моя книга. Совершенно. Если бы было просто скучно – ещё куда бы ни шло. Но размышления главного героя, особенно о природе своей похоти – это просто кошмар. Мучила книгу около двух месяцев, пыталась найти хоть что-то. Ничего. Пусто... Серость, переливание из пустого в порожнее. Везде написано фактически одно и то же – разными словами – но интереса это ни капельки не добавляет. Судья-отшельник, судья-герой, ах, он один всё понимает – никакие варвары Империю не атакуют, ах, он самый умный – может найти ответ на любой вопрос, ах, он самый добрый, может пожалеть калеку, рыбаков, чьи дома рушат без причины… А на самом деле – просто вздорный старик, который и старости-то боится, но лезет всех поучать. И всегда ж у него слова нужные найдутся, и всегда ж он все перетерпит и переживёт. И всё станет хорошо. Наверное, я буду долго вспоминать эту книгу – с содроганием. Ужас. И ещё совершенно скучнейший, непонятнейший, предсказуемейший финал. Жуть. 31
Рецензии
Мистификация Клиффорд Ирвинг
Gorik об одной из великих литературных мистификаций
Я 32
Я обожаю истории афер. А если книга написана о крупнейшей афере столетия, да ещё и самим аферистом, как тут устоять? Писателю Клиффорду Ирвингу хорошо жилось на свете: большой дом, старенькая яхта, любящая жена и дети, и даже любовница. Любой другой на его месте начал бы уже копить жирок, но не он. Незадолго до описываемых событий Клиффорд закончил биографию величайшего фальсификатора картин – Эльмира де Гори. И Клиффорд захотел повторить его подвиг на своём поле и рискнул всем, что имел. Он решил написать «автобиографию» самого асоциального богача и самого богатого асоциала в мире, Говарда Хьюза. Исходных данных было мало, хоть плачь: фрагмент записки Хьюза для образца почерка, несколько фотографий и предельно мало фактов о его биографии. Однако у издательства данных было не больше, а значит, и обнаружить ошибку было некому. Он подделал письмо от Хьюза, придумал историю встречи с ним и позвонил сообщить «новость». К его удивлению, в издательстве поверили безоговорочно. Клиффорд и его друг Ричард Саскинд взялись за работу. Они добывали крупицы фактов о Говарде Хьюзе из недр секретных архивов, из чужих издательств, даже из Пентагона. Стоило исчерпать один источник, как по фантастическому совпадению появлялся новый. И всё же кое-где данных не хватало, и
http://www.livelib.ru/review/89056
тогда все «белые пятна» Клиффорд и Дик заполнили собственной фантазией. Они написали книгу в виде большого интервью, и на самом деле брали интервью друг у друга, поочередно вживаясь в роль Хьюза. Такой самозабвенный труд вызывает восхищение. В итоге книга была написана и получилась превосходной. Читавшие её, если и имели сомнения насчёт её подлинности, тут же начинали веровать в неё. Стиль речи Хьюза, путанность изложения, афоризмы и оговорки, – всё выдавало настоящего Хьюза. Иллюзия была настолько мощной, что даже когда настоящий Хьюз прервал своё пятнадцатилетнее молчание и позвонил в редакцию с опровержением, ему не поверили. Однако тайное всегда становится явным. Как ни старался Клиффорд тщательно заметать следы, его ложь была раскрыта. Последние главы книги просто пропитаны отчаянием человека, который не ведал, что творил. Понимал, что рискует, но не заметил, что идёт ва-банк. И теперь в одночасье на него обрушилась вся глыба ответственности. Со всех сторон допросы и скандалы, а он толком не спал, не ел и уже не помнит, сколько времени. Книга потрясающе написана. Аж дух захватывает от приключений, хоть и знаешь концовку. Видя мастерство Клиффорда Ирвинга, я охотно верю, что «Автобиография Говарда Хьюза» была гениальной. К сожалению, её так и не опубликовали. Четыреста тысяч уже напечатанных экземпляров пришлось сжечь.
Рецензии
Роман с пивом Микко Римминен
Рецензия burma о прогулках по Хельсинки
Х
Хельсинки, ракастан синуа :)) О, эта книга-карта должна прийтись по нраву любителям городов – ну вы меня понимаете – улицы, маршруты, особенности ландшафта и культуры городской жизни, местное население и так далее. Может, это моё восприятие времени как-то покосилось, но вот вроде и умно, и смело, и с юмором, а получается какой-то Кьеркегор. То есть всё классно, но Кьеркегор. Прочитал абзац, а кажется, что уже лет сто читаешь эту книжку, и читаешь, и читаешь, и конца нет, и остановиться не можешь, потому что глав тоже нет. Есть только город, один день и трое потрёпанных, но чутких и каких-то беззащитных мужиков, которые весь день слоняются по улицам, пьют, обладают нехилым словарным запасом и любят поговорить за жизнь. И оказывается, что именно они, круглосуточные городские свидетели, могут уловить духовную красоту своего города и поведать истинную историю его жизни, оставив даты, байки и архитектурные стили экскурсоводам. Ну, и стоит упомянуть, что с этой книгой у меня связан мой личный маленький праздник) В ней есть строки, которые просто до какогото экстатического состояния точно отображают моё восприятие лета в городе: жарким днём герои сидят на склоне в парке, а вокруг...
http://www.livelib.ru/review/90780
...все окна были открыты настежь, из них то и дело доносился звон посуды, жужжание пылесоса, чья-то интимная семейная ругань и монотонный голос работающего радио. Квартплата, которую как ни плати, не становится меньше, и собственность, которая длится и длится, невзирая на смертельные случаи. Однажды он три дня ничего не ел и на третий день в состоянии уже бесспорно крайне болезненном был вынужден пойти в одну из недорогих сетевых забегаловок, заказав там самый дешёвый обед, - какое благородство! - уходя, оставил под тарелкой записку «простите меня». Правда, так в кавычках и написал!
33
Рецензии
Семь фантастических историй Карен Бликсен
урок анатомии очарования от astrojuggernaut
В
В одном блоге мне встретилось упоминание книги «Академический обмен», где герои играют в игру под названием «Унижение». «Унижается» каждый, называя романы из серии «прочесть-каждому-образованномучеловеку» — и которые лично он не читал. И чем больше товарищей названное произведение прочли, тем унизительнее для игрока. Сама автор поста перечислила и свои стыдобушки-позорища, среди которых самое постыдное — «Семь фантастических историй» Карен Бликсен. Я, хоть и не являюсь преподавателем скандинавской литературы, тоже почувствовала себя униженной. И бросилась восполнять пробел. Ещё одним стимулирующим фактором было то, что по описанию книга напомнила «Рукопись, найденную в Сарагосе» — поскольку повествование организовано наподобие китайских шкатулок, а оригинальное название произведения — «Семь готических историй». Я получила шах и практически мат — вопервых, фантастичность 4/7 рассказов легко поставить под сомнение. Это истории совпадений, обманов и ошибок; и разве что рассказ «Обезьяна» «Азбука-классика» могла бы включить в одну из своих нестрашных «готических» антологий. Во-вторых, романтическое занудство оказалось практически чуждо датской писательнице (кстати, издавшей этот сборник в 30-х под мужским псевдонимом).
34
http://www.livelib.ru/review/91500
Теперь частенько можно встретить молодого человека, который ночью в чистом поле, припадая к земле, следует за тенью ведьмы, парящей в поднебесье, — это он собирает волчьи ягоды и крапиву, чтоб извести возлюбленную из зависти к её пышным грудям и воздушному стану. И не одни бородатые старухи Макбетовы, которым сам бог велел, но прелестные юные женщины нашего круга по ночам в чистом поле под виселицей, так сказать, колдовали над смертным зельем, сходя с ума от зависти к усам возлюбленного. Не знаю, оперирует ли психоанализ понятиями «titties/moustache envy» наряду с «penis envy». И тем более не хочется останавливаться на привкусе эмансипэ, который с лёгкостью обнаруживается в «Историях» — Бликсен вкладывает в уста персонажей насколько хулиганские, настолько и ироничные слова, а лихие дамочки в мужском платье соседствуют со старыми девами. Наверное, один из самых занятных образов этого примирения — персонаж «Потопа в
LiveLib №4 2011 Нордернее», нецелованная бабушка — божий одуван, воображающая в своём прошлом страшные плотские грехи. И именно этот рассказ представляется мне наиболее «секретной» шкатулкой; количество карманов с байками и историями внутри него впечатляет. Так что, если желаете знать, как удавалось мальчику танцевать на канате с завязанными глазами, почему не мог быть расколдован превращённый в мопса юноша, кто помешал героине отрезать себе волосы и груди, а также кто угощал апостола Петра вином в кабаке — милости прошу. Ах да. Почему «гимн костям»? На костях держится, простите за тавтологию, скелет историй. Не в том смысле, что автор галопирует по памяти ушедших, нет — в буквальном смысле.
У неё, думал он, должно быть, прелестнейший, на диво сложенный скелет. Она будет лежать в земле несравненным кружевом, изделием из слоновой кости и через тысячи лет будет кружить головы откопавшим её археологам. Каждая косточка у неё на месте, изогнутая изящно, как скрипка. Куда менее фривольно, чем шаблонный старый развратник, в мыслях раздевающий женщину, с которой он ужинает, Борис совлек с девушки её свежую крепкую плоть вместе с платьем и думал, что был бы счастлив с нею, даже мог бы в неё влюбиться, ежели бы мог иметь дело только с её безупречным скелетом. Кстати, моя изначальная настроенность на нечто возвышенно-романтическое не дала мне сразу допереть (несмотря на ироничные намёки Бликсен), что печальный «он» из вышеприведённой цитаты нетрадиционен в смысле своей хомосексуальности:
лучше причёсок и платьев à la grecque, и не могли взять в толк, как такое прекрасное понятие может вдруг обозначать вещи, не сообразные с девичьей мечтой о романтике, рыцарстве и благоприличии. Впрочем, я отвлеклась от костей. Кость венчает и рассказ «Старый странствующий рыцарь» — печальную вариацию на тему вечной Сонечки. Но неувядающая приставка -комичное в самых трагических эпизодах рассказов делает своё дело: старики распахивают объятия навстречу друг другу, юная дева выбивает зубы посягнувшему на её девство, дева старая хулигански рассуждает о целесообразности ношения крыльев при необходимости пользования ночным горшком. И если высказаться о рассказах в целом, принимая во внимание довольно надуманный «Дороги вкруг Пизы» и захватывающий, но ещё более надуманный «Сновидцы» (в котором есть что-то от «Каравана» Гауфа) — то я не влюблена, но очарована.
Бог создал мир, ваше преосвященство, посмотрел на него и увидел, что это хорошо весьма. Ещё бы. А ну как мир бы тоже на него посмотрел, проверяя: хорош он или нет? Вот, по-моему, чем Люцифер досадил Богу: тот почувствовал, что его разглядывают критическим оком. Вернейшее средство не вожделеть жены ближнего есть овладеть ею, а любить врагов наших, благословлять ненавидящих и проклинающих нас куда легче, когда с ними покончено.
Они <дамы> с ужасом заключали, что тут что-то такое было связано с романтическими берегами прекрасной Греции, дотоле для них священными. Они ещё не забыли юность, когда всё греческое было в моде, когда не было 35
Рецензии
Преступление падре Амару
Жозе Мария Эса де Кейрош e-j-b приглашает полюбоваться грехом сомнения
О
Очень часто то, что мы называем любовью, вовсе не любовь и живёт отнюдь не в сердце... Мы употребляем слово «сердце» ради приличия, имея в виду совсем другое место. По большей части именно в нём всё дело.
36
Аннотация обещала что-то в духе «Поющих в терновнике», о запретной любви, страсти… но книга оказалась полным антиподом. Это роман об инстинктах и о животном в человеке, о трусости, притворстве и слабости, но не о любви. И скорее даже более напомнило «Американскую трагедию» Драйзера, но если Клайд в финале раскаялся и искупил свою вину, падре Амаро, человек с большим эго и гигантским самолюбием, не был способен проанализировать свои поступки, о нём можно с уверенностью сказать «горбатого могила исправит», он священник, второй после Бога. Он всегда прав, а если не прав — вина, скорее всего, лежит на ком-то другом. Несмотря на обилие религиозных терминов, читается книга легко и написана с юмором, хоть и знаешь заранее, что ничего хорошего из этой истории не получится, трагедия в финале неминуема. Смех сквозь слёзы, грустная, не предвещающая ничего хорошего улыбка на губах. Не могла не выписать этот «чудесный» отрывок:
http://www.livelib.ru/review/89946
Её мучил ещё один грех: стоя на молитве, она иногда чувствовала потребность отхаркнуть мокроту; ей приходилось сплюнуть, когда имя господа или пречистой девы ещё было у неё на устах; в последнее время она решила лучше проглатывать мокроту, но ей вскоре пришло на ум, что тогда имена господа и пречистой девы вместе с мокротой попадут в желудок и смешаются с пищевыми отходами. Как быть? Аббат, вытаращив глаза, утирал со лба пот. Но и это ещё не самое худшее: хуже то, что прошлой ночью она была совсем спокойна, вся полна благодати, молилась святому Франциску-Ксаверию и вдруг, неизвестно отчего, стала воображать, как выглядел ФранцискКсаверий нагишом! Добряк Ферран, ошеломлённый, сидел не шевелясь. Наконец, видя её тревожный взгляд, ждущий его приговора и советов, он сказал: — И давно вас мучают эти… хм!.. страхи, эти сомнения? — Всю жизнь, сеньор аббат, всю жизнь!
LiveLib №4 2011 Бедняжка Амелия, главная героиня, безрассудно влюбляется в священника.
По всякому поводу ей твердили: «Боженька накажет». Бог для неё был существом, которое насылает болезни и смерть, и потому его надо беспрестанно умилостивлять постами, мессами, частыми молебствованиями и всячески угождать ему и его служителям. И если ей случалось заснуть, не дочитав «Славься владычица», она на другой же день приносила покаяние, из боязни, что Бог нашлёт на неё лихорадку или устроит так, чтобы она споткнулась и упала с лестницы. Девочка росла, а взгляды не менялись, менялось лишь их направление.
Амелия оставалась набожной, но поиному, теперь в религии её больше всего привлекала пышность и великолепие церковной службы <…> Собор был её оперным театром. В общем-то избитый сюжет: страсть к священнику, любовь молодой девушки и отца католической церкви, который, по сути, и не мужчина вовсе. Но как быть Амелии, юной, неопытной, которой с ранних лет вбивали в голову катехизис и которая росла в узком кругу многочисленных святых отцов и набожных богобоязненных тётушек? Священник — посланник божий, а значит, противиться его воле — грех, тем более когда он красив, как ангел, а под столом жмётся коленями к твоим ногам. А если в голову бедняжке Амелии вдруг закрадывается страшная безумная мысль о том, что связь их — грех, святой отец с уверенностью заверяет её, что грех совершит она, если будет противиться воле своего духовника, помыслами которого руководит Господь.
«Сеньор падре Амаро говорит», «Сеньор падре Амаро хочет» — это были для неё аргументы достаточные и неопровержимые. Глаза её были с собачьей готовностью устремлены на его лицо и читали малейший знак его
воли; когда он говорил, ей надо было только слушать, а когда наступал момент — расстёгивать платье. Да, Амаро тоже мучается, но все его терзания так мимолётны, изменчивы и эгоистичны.
Он задумывался об этих трёх врагах души: мирском тщеславии, дьяволе и плоти. Они являлись ему в трёх живых образах: плоть – красивая женщина; дьявол – чёрная фигура с огненными глазами и козлиным копытом; мирское тщеславие – нечто неопределённое, ослепительное: богатство, конные упряжки, особняки… Несмотря на то, что Кейрош в своём романе высмеивает романтизм, мне всё-таки кажется, что есть в книге место настоящему чувству, я верю, что Амелия действительно любила Амаро, этого слабого, трусоватого человека, как часто, по иронии судьбы, любят преступников, воров и прочих негодяев. Амаро же любил не сердцем, а местом, которое звал сердцем ради приличия. Раскаиваясь, он снова встаёт на путь лжи и предательства, обжигаясь в очередной раз, даёт себе обет, но слабая воля не позволяет его сдержать, и он успешно продолжает делать карьеру. С одной стороны горько за то, что такие становятся священниками, с другой — с ужасом думаешь о том, что мог бы натворить Амаро будучи простым человеком, не обременённым духовным саном. Но роман не только об этом, он об общем положении Европы того времени, где политика не способна существовать отдельно от духовенства, и если покопаться в этом поглубже, невозможно не ужаснуться всей мерзости и грязи, лежащей на дне. Действие романа хоть и разворачивается в Португалии, но на фоне французской революции. Всё-таки нашей стране в этом плане повезло, у нас благодаря революции хотя бы произошли значимые церковные преобразования, держались за своё место те, кто действительно от Бога, такие, как аббат Ферран, готовые посвятить ему душу. И чувствуется, что Кейрош в то время очень хотел того же и для своей Португалии. 37
Рецензии
Тоня Глиммердал Мария Парр
panda007 прописывает оранжевый витамин надежды
П
Психологи говорят, что именно в последний зимний месяц людям в наших широтах катастрофически не хватает яркого солнечного цвета. Врачи ещё сетуют на авитаминоз. Но восполнить недостаток тепла и витаминов в организме не так-то просто. Тут чаще всего требуются активные действия (желательно где-нибудь в южных широтах). Впрочем, помочь способна и какая-нибудь приятная мелочь или даже просто хорошая книжка. И в этом смысле лучше лекарства от тоски, чем солнечная повесть молодой красавицынорвежки Марии Парр про десятилетнюю озорницу Тоню не найти. Редкий случай, когда содержание книги полностью соответствует своей ярко-оранжевой, лучисто-жизнерадостной обложке. Автора «Тони Глиммердал» недаром называют новой Астрид Линдгрен. Как бы пошло ни звучало это сравнение (кого только теперь с кем из великих не ставят на одну доску!), у Парр действительно есть и необыкновенный талант увлекательно рассказывать самые простые истории, и редкая житейская мудрость, и настоящая человечность. Она не создаёт небывалого сказочного мира, в котором герои однозначно хороши или плохи, она даёт право на ошибку даже самым симпатичным персонажам, она не избегает «сложных тем» и не говорит с детьми на выдуманном беспомощными взрослыми, птичьем языке.
38
http://www.livelib.ru/review/88505
А ещё она обладает удивительным даром рассказывать свои истории так, чтобы даже самый циничный родитель и недоверчивый ребёнок поверили в чудо. Поверили в то, что «скорость и самоуважение» (два Тониных главных принципа) чего-то в этой жизни стоят. Что люди смогут договориться, если только этого захотят (как смогли договориться старый Тонин крёстный Гунвальд и страшно обиженная на него за долгие годы молчания дочь). Что мама обязательно вернётся (а не станет пропадать дни напролёт в своей жизненно важной для кого-то, но не Тони, экспедиции). Что папа расплывётся, наконец, в улыбке, увидев любимую жену. Что музыка врачует душу, а добрым словом можно взбодрить даже самого несчастного человека. В общем, Мария Парр в очередной раз подарила мне не только веру, но и надежду, а заодно и зарядила оптимизмом на многие месяцы вперед.
Важные вещи - это дом и друзья, мама и папа, звуки скрипки и горы, река и море, которое поднимается, - вот это важно. А деньги совсем не важны! Если ты папа, то ты навсегда папа. Ты не можешь перестать быть папой, потому что случилось что-нибудь.
Рецензии
Дело о предубежденном попугае Эрл Стенли Гарднер
usermame: с Перри Мейсоном накоротке
Э
Эрл Стенли Гарднер – парень плодовитый. Про одного только бравого адвоката Перри Мейсона написано 80 с лишним романов. Неплохо, не правда ли? В сборнике «Дело о предубеждённом попугае» представлено четыре из них. Гарднер считается классиком детектива, а его героя Мейсона нередко ставят в один ряд с такими не нуждающимися в представлениях сыщиками, как Эркюль Пуаро, Ниро Вульф, и прочими «Холмсами». Конечно, каждый из этих ребят весьма колоритен, и бедняга Перри не то чтобы теряется на их фоне, но в плане уникальности, своеобразия и различных фишек немного им уступает. Перри Мейсон – альфа-самец ХХ века, умница, красавец, джентльмен, шутник, певец и на дуде игрец. Обладая поразительной смекалкой и особенно яркой способностью предугадывать и просчитывать события до того, как они произойдут, обаяшка Перри, нередко плюя на закон или проворачивая аферы на самой его грани (даром что адвокат), подстраивает обстоятельства так, что обливающийся потом преступник сам признаётся во всех смертных грехах. Доблестного юриста обожают женщины и друзья, а ненавидят преступники и полиция. Вдобавок последняя, как это часто бывает, нередко представлена полными идиотами, готовыми обвинить в преступлении первого встречного на основании двух с половиной
http://www.livelib.ru/review/90047
косвенных улик, чтобы поскорее закрыть дело. Но несчастная жертва обращается к Перри, который, конечно же, защищает только невиновных, после чего тот, оседлав бэтмобиль, находит истинного преступника. Может сложиться впечатление, что романы наполнены пафосом, но это вовсе не так книга равномерно заполнена юморком и самоиронией, а также мягким стёбом туповатых копов, в чём в очередной раз блистает, конечно же, Перри. Так как главный герой - юрист и адвокат, суды играют в повествовании большую роль, именно на них мастер психологии и перекрёстного допроса Мейсон, хитро улыбаясь, построит допрос свидетелей так, что настоящий преступник будет вынужден смыться из зала суда, лишь только смекнув, к чему всё идёт. Каждый роман весьма бодр, редко грешит провисаниями сюжета и глупостью интриги, обладает лёгким и живым языком. Детективы закручены очень и очень, от обилия персонажей к середине любого романа начинает побаливать мозг, а следить за каждой деталью очень тяжело. Ну, а самым лучшим романом в сборнике, без сомнения, является вынесенный в заголовок «Дело о предубеждённом попугае», где ружья, развешенные автором в ходе повествования, выстреливают наиболее эффектно, а убийство, лежащее в основе интриги, совершено наиболее изящно.
39
Зарисовка в дневнике Леонардо Да Винчи. Это подобие колесницы или прицепной телеги с вращающимися косами было создано для нанесения ущерба рядам противника. Сам Леонардо признавал, что данное оружие «часто приносило союзникам не меньше вреда, чем врагам».
Биография
Борис Степанович Житков
Автор Countymayo
42
Житков не самый известный литератор, сюжеты его книг мало кто знает, но его жизнь сама по себе была богаче и интереснее многих сюжетов. Он участвовал в революциях, предпринял кругосветное путешествие по морю, был географом, инженером, химиком.
Борис Житков родился в Новгороде в 1882 году, 30 августа в интеллигентной семье. Мать будущего писателя, Татьяна Павловна, была пианисткой, училась у самого Антона Григорьевича Рубинштейна. Отец, Степан Васильевич, преподавал математику в новгородской учительской семинарии, писал учебники. Три его брата были военными моряками (двое из них — герои обороны Севастополя), и все трое вышли в отставку в адмиральском чине. Четвёртый, морской инженер, строил маяки на Чёрном море; пятый утонул молодым во время учебного кругосветного плавания. Трёхлетний Борис однажды бесследно пропал. Мальчика нашли на Торговой стороне. Он хотел купить пароход за предусмотрительно захваченную из дому копейку. В Новгород Житков-старший попал некоторым образом в ссылку в 1878 году, будучи исключён из двух высших учебных заведений за участие в революционном студенческом движении. В их доме нередко жили политические ссыльные, пока не находили себе работу. В новгородских деревнях Степан Васильевич создавал библиотеки для крестьян. На лето переезжали в деревню. С 1890 года семья жила в Одессе: Степан Житков поступил на службу в «Русское общество пароходства и торговли». Его дом считался городским очагом культуры. У хлебосольного хозяина собирались преподаватели университета, музыканты, учёные, простые сотрудники порта и моряки. Родители Житкова и его старшие сёстры готовили детей моряков в гимназию бесплатно: отец по точным наукам, мать — по иностранным языкам, сёстры — по русской словесности. Борис Житков с детства играл на скрипке, знал наизусть
целые сцены из «Горя от ума», главы из «Евгения Онегина», стихи Лермонтова и учился гребле и плаванию в порту, с гимназистами, которым точно бы не видать образования, кабы не его семья. Он стал хорошим столяром, моряком, охотником, даже дрессировал животных. Ручной волк из одноимённого рассказа не выдумка, он действительно жил в доме Житковых, и его действительно звали Волк. В 1892 году Борис поступил в первый класс 2-й одесской прогимназии, но всё равно не расстался с морем. Казалось, выбор профессии предрешён: пойти по стопам дядьёв. Но в 1899 году Борис размышлял в письме, кем же быть: артистом, писателем или учёным. Артистическая профессия тут не случайна. С самого детства Борис слыл искусным рассказчиком, артистически воспроизводил чужую устную речь. В 1900 году будущий писатель поступил в Новороссийский университет — с подачи отца — на математическое отделение, в 1901-м — перевёлся всё-таки на естественное. Вскоре многообещающий студент сделался членом яхт-клуба, водил яхты, дубки и специфически одесский вёсельно-парусный транспорт под названием «чертопхайка». В годы студенчества Житков побывал со своей командой в Варне, в Марселе, в Яффе, в Констанце и сдал экзамен на штурмана дальнего плавания. Когда началась революция 1905 года, Борис Житков вместе с боевым студенческим отрядом успешно оборонял еврейский квартал от погромщиков. Дома студент втайне от отца с матерью приготовлял нитроглицерин для бомб. Этими бомбами вооружались не
Биография только для устрашения черносотенцев, но и для столкновений с полицией. Борис Степанович вёл агитационную работу в порту, среди матросов, был членом стачечного матросского комитета. Когда понадобилось оружие, по поручению стачкома Житков на парусном судне «дубок» отправлялся в Констанцу, в Варну, в Измаил. Там грузил запаянные ящики с сигнальными флажками, которые следовало доставить в Одессу, и сгружал прямо в море, против Малого Фонтана. Потом другие революционеры их забирали, пользуясь флажком как опознавательным знаком. В 1906 году на фоне революционной деятельности Борис окончил Новороссийский университет, а в 1909-м сделался студентом снова: поступил на кораблестроительное отделение Политехнического института в Петербурге. В 1910 году он был направлен в Копенгаген на завод «Атлас», на практику. 16 июня 1910 года двадцативосьмилетний сту-
дент писал отцу: «Тяжела морская служба на сухой пути... Правая рука вся в водяных пузырях, будто грёб два дня кряду против ветра и зыби... Простукал я целый день, т.е. 10 часов. Изодрал руки, отмахал плечо, но не сдался». Летом 1912 года, во время морской практики, Житков совершил кругосветное плавание на учебно-грузовом судне: он обогнул всю Европу, прошёл Гибралтар, Суэцкий канал и Красное море, проплыл берегом Африки вплоть до Мадагаскара, затем направился в Индию, на остров Цейлон, в Шанхай, Японию, Владивосток. Все виды морской службы прошёл Житков — от юнги до помощника капитана. Сделавшись же взрослым, он стал штурманом дальнего плавания, инженером-кораблестроителем и специалистом по авиамоторам, моряком, химиком, зоологом; в 1909 году руководил экспедицией, изучавшей фауну Енисея и исследовавшей его течение до самого устья; в 1914-м работал на кораблестроительном заводе в Николаеве; в 1915 году
Карта из книги Житкова «Полуостровъ Ямалъ» опубликованного в 1913г. в серии «Записки Императорскаго географическаго общества по общей географии». Книга краеведческая, написанная ещё в те времена, когда Житков занимался мореходством и географией.
43
Биография проверял исправность судов перед их выходом в море в Архангельске; в 1916-м — принимал авиамоторы для русских самолётов, изготовлявшиеся в Англии; после революции преподавал на рабфаке в Одессе математику и черчение, заведовал техническим училищем... Печататься Житков начал, когда ему было уже за сорок, в 1924 году. Всю жизнь он вёл дневники, писал длинные письма, изобиловавшие цитатами из Блока, Бодлера, Маяковского. К 1923 году у него, как и у многих юношей того времени, набралась уже целая тетрадка стихов. Детские рассказы, а в 1909 году — повесть «Серёжин разбойник» сочинялись для развлечения любимого племянника Сергея. И когда Борису Житкову «случайно», для опыта, предложили написать рассказ, к литературному труду он был уже вполне подготовлен. Он приехал в Ленинград осенью 1923 года. Моложавый, но уже начинающий седеть человек с быстрыми движениями и медленной речью. Поначалу ему не везло — не удавалось устроиться на службу ни в авиационную мастерскую, ни в Ленинградский порт, ни в кораблестроительный техникум. Страна ещё не оправилась от ран, нанесённых ей интервенцией, гражданской войной, разрухой; слово «безработный» ещё не вышло из употребления, работу было найти нелегко. Хлопоты о службе против ожидания затягивались: здесь обещал поговорить, тут подумать, там познакомить. Дневник Житкова запестрел мрачными записями. И вдруг в дневнике появились счастливые строки: «Да, неожиданно и бесповоротно открылась калитка в этом заборе, вдоль которого я ходил и безуспешно стучал: кулаками, каблуками, головой. Совсем не там, где я стучал, открылись двери, и сказали: «ради бога, входите, входите...». Запись сделана 11 января 1924 года — в тот день, когда Борис Житков впервые принёс свой рассказ в редакцию альманаха «Воробей». Рассказ был восторженно встречен редакцией. Скоро стало ясно, что литература — это не одна из многочисленных профессий штурмана дальнего плавания, химика и кораблестроителя Бориса Житкова, а главная его профессия — та, благодаря которой сотням тысяч людей сделалось известным его имя, та, 44 материалом для которой оказались все пре-
дыдущие профессии и все предыдущие впечатления его богатой впечатлениями жизни. «Теперь надо работать», — записал он в мае 1924 года у себя в дневнике. И он начал работать, внося в свою новую деятельность то страстное упорство, которое ему всегда было свойственно. Он сам написал о себе однажды: «черчу — так всем существом; играю — весь без остатка». Он работал в детских журналах «Воробей», «Новый Робинзон» и в газете «Ленинские искры»; рассказы его выходили отдельными книжками в издательствах «Время», «Радуга» и в Госиздате, сборниками и поодиночке. На всём протяжении своего литературного пути — и в 1924, и в 1933, и в 1937 годах — он то в качестве редактора, то в качестве одного из авторов принимал участие в попытках издательств создать энциклопедию для детей. По тем или другим причинам (иногда по вине издательства, иногда авторов) энциклопедии эти так и не увидели света. За 15 лет работы в детской литературе Житков успел перепробовать все жанры, все виды книг для детей и изобрёл и подсказал немало новых: он — один из создателей научно-художественного жанра; он затеял еженедельный журнал-картинку для ребят, ещё не умеющих читать; он придумывал разные виды книжек-игрушек; он принимал участие в создании специального календаря для детей, в определении его задач и целей. Он постоянно затевал новые отделы в детских журналах: «Пионере», «Чиже», «Еже», «Юном натуралисте». И постоянно пробовал себя в новых жанрах: то писал пьесу для ТЮЗа (1924), то работал над созданием игрового научного фильма (1933), то придумывал фильм «из китайских теней с музыкой» (1934), то подписи к картинкам, то корреспонденции в газету. Несколько раз на его рабочем пути коротенькое слово «всё» возвращало его к мысли об энциклопедии. В конечном итоге он написал энциклопедию для четырёхлетних. Роман «Виктор Вавич» о революции 1905 года, который Житков считал главным своим произведением, при жизни автора полностью опубликован не был. Борис Житков скончался 19 октября 1938 года в Москве. Предсмертная болезнь Житкова была тяжела и продолжительна: рак лёгких. Он работал почти до последнего дня.
Конкурс
Второй тур конкурса подборок В феврале прошел второй тур конкурса подборок, в котором учавствовало 47 подборок. Представляем вашему вниманию 10 подборок победителей. telans – «Книга, в которой Вы бы хотели жить» Помню,как-то в кругу друзей мы обсуждали эту тему-в какой книге мы бы захотели жить.Идеи и предложния были самые разные-называли и Толкиена,и Крапивина,и Фрая... А в какой книге Вы бы захотели поселиться на ПМЖ,выпади такая возможность?
panda007 – «Мой добрый папа» Во многих книгах встречается образ идеального или хотя бы очень хорошего отца. Такого, что невольно подумаешь: «Вот бы мне такого!» Нашим любимым папам посвящается
jeannygrey – «Красавицы и чудовища» Полномасштабные фэнтезийные, не очень фэнтезийные и совсем не фэнтезийные пересказы вечного мотива о Красавице и Чудовище.
45
Конкурс e-j-b – «Игра в кастинг» Поиграем в кастинг! Бывало ли у вас такое, что во время прочтения книжный герой или героиня представлялись вам в виде какого-то актёра или другой знаменитости, или даже сочетались с образом одного из ваших знакомых? У меня такое постоянно. Предлагаю поиграть в «режиссёра». – Добавляете книгу. – В комментарий к книге вставляете изображение с вашим личным образом определённого персонажа и желательно поясняя, почему именно такой образ вы выбрали.
5. margo000 – «Младшие братья... Младшие сестры...» Есть книги, в которых значительную роль играют персонажи, являющиеся младшими братьями (сестрами) других героев. Подобранные нами книги могут не только вызвать особые чувства и ассоциации у тех, кому эта роль знакома, но и помочь/подсказать кому-то правильный путь в выстраивании отношений с младшими/старшими.
6. neraida – «Запретная любовь» запретный плод. Книги о запретной любви. Запретной в силу разных обстоятельств (общественное положение, семья, происхождение, расстояние, возраст…). Но главное искренние чувства. А не просто любовники. 46
Конкурс 7. Krishana – «Аутизм в художественной литературе» В данную подборку включены книги, повествующие об аутистах, от лица аутистов, или от лица родителей, воспитывающих ребенка-аутиста.
8. LoraG – «Давайте выпьем» Книги, в названиях которых встречаются разнообразные спиртные напитки – вино, водка, шампанское, коньяк. И книги о выпивке и пьянстве. И об алкоголизме и алкоголиках.
9. winter-berry – «Вязание» Вы часто вяжете? Задумайтесь. Возможно, вы хурма.(с) Ну а вообще, я собираю здесь художественные книги, героини и герои которых вяжут. Свитера, шарфики, пинетки. В метро, дома, на работе, по выходным. Как оказалось, есть весьма любопытные книги :)
10. veronika_i – «Цирк! Цирк! Цирк!» Книги, действие которых происходит в цирке или главными героями являются представители цирковых профессий: клоуны, акробаты, жонглеры... Надеюсь, эта подборка с одной стороны поможет погрузиться в мир детства, а с другой -очень сильно задуматься, потому что, в основном, эти книги совсем не веселые... 47
Почта: magazine@livelib.ru В журнале использованы шрифты PT Sans и PT Serif. Материалы взяты с сайта www.livelib.ru.