перешагнуть через курс, большинство же, вряд ли, успеет пройти намеченную программу в более короткий срок. ... Что касается выбора пьес и учебников, то я согласен с А.К. Глазуновым в том, что выбор этот может быть иной, но думаю, что личной инициативы преподавателей он не стеснит; Перечень репертуарных пьес желателен не только как руководство для преподавателей, но и для желающих поступить в консерваторию...» [156]. Очень интересно, что В.В. Пухальский придерживался совсем другого мнения. Через несколько лет он составил служебную записку о том, как видятся ему преобразования в консерватории. Жаль, что не прислушались к словам старого мэтра. Читая, почти через сто лет его записку, удивляешься проницательности ее создателя. Он обращает внимание Совета консерватории на систему обучения за рубежом, приводя в пример Парижскую консерваторию, где отмечает, прежде всего, отсутствие деления на курсы-ступени. Как показало время, Пухальский абсолютно правильно и зорко предугадал те недостатки системы обучения, которые и в настоящее время также безуспешно пытаются преодолеть [125]. Учебный процесс в консерватории несколько отличался от современного: сессий, в нашем нынешнем понимании у студентов тогда не было. Экзамены проходили дискретно: в марте, допустим, теория музыки или гармония, в апреле – эстетика и история искусств, в мае – специальный класс. Такой интервал между экзаменами давал больше времени на подготовку, и, вообще больше соответствовал духу времени, неспешному, деловому и, в целом, оптимистичному. Специальных классов – шестнадцать. Нет нужды их перечислять – это все струнно-смычковые, духовые инструменты, пение и фортепиано. А вот обязательные предметы требуют
388