Выставка об описании, рисовании, использовании, изучении, принятии, переопределении и переприсвоении художни_цами своих тел в стенах коммунальной галереи Егорка. Выставка объединила 9 проектов, рассуждающих об изменениях в восприятии телесности и тела, как поле для исследования, заботы, эмансипации и политизации. Выставка состоит из видео, графики, объектов, встроенных в жилое пространство квартиры, и сопровождается аудиогидом с записанными голосами участни_ков выставки. Представленные на выставке объекты, так же как и зрители, размываются пространством квартиры, встраиваясь в него – они принадлежат привычной жилой обстановке, деликатно видоизменяя его, что подчеркивает кураторский подход проекта. В центре выставки процессы, связанные с изменением восприятия не мужского тела и его политизации, выстраивание границ как личных, так и публичных, внешних и внутренних, политических и чувственных, от точки отчуждения “непонятного тела” к “своему телу” через его ощущение, осмысление, рассматривание, инструментализацию, объективирование. Тело здесь рассматривается на микро и макро уровнях, внутри и снаружи, вне и в скобках. В проекте кураторы отказываются от артикулированного названия выставки и кураторского текста, оставляя в заголовке выставки знак и набор слов. ( ) – символ зазора, оболочки, поля, куда включается тело, тренируя пространство заботы. В основе выставки лежит невербализованной попытка воспроизвести процесс перехода в восприятии,
переприсвоении и обретении немужского, угнетенного тела: как объект, как материал, как инструмент, как источник чувственности, идентичности и индикатор политических процессов. Процесс собственной самоидентификации и поиска границ рассказывается и показывается голосами участни_ц выставки. Помогающий в навигации по выставке аудиогид выстраивает маршрут длинной в 40 минут, представляя проекты и одновременно погружая в пространство квартиры, возвращая этикеткам и именам художни_ц голоса. Выставка разделена на три тематических блока: анатомия, чувственность, политика, которые закольцовываются видео Марины Шамовой “Переход”, которое встречает и провожает зрителей. Выставка начинается с “комнаты Насти”, где расположены 4 проекта, рассказывающих о физиологии и анатомии тела, где художни_ки работают с телом как с анатомическом телом из органов. Дальше повествование выставки разворачивается на кухне, где представлены работы Галины Яптик, которая изучает тело с позиции сексуальности, чувственности и любви – от работы “Шрам”, где она учится принимать его, до перформативных практик, представленных в видео “Любить себя” и альбоме с коллажами. В следующем блоке выставки зритель проходит по коридору и оказывается в комнате Ани, где показаны эксперименты художниц по инструментализации и политизации своего тела. Эксперименты Анны Белоусовой в “Пост-академической травме”, где художница позировала студентам академии художеств, “Периферийный институт тела” и анимация Алены Терешко “Поле” переключают суперпозиции художник-модель, и показывают, как тело сознатально становится инструментом: в представленных проектах художницы становится моделями. Взгляд художни_ц на свое тело манифестируется, что позволяет переприсвоить себя. В завершении выставки тело окончательно политизируется, становясь полем борьбы, свободы и заботы.
Карта выставки
кухня
6
коридор
7
8
6
3
2
комната 5 Насти Макаренко
10
4 9
комната Ани Терешкиной11
1
12
вход
ЕГОРКА
план коммунальной галереи
1
Марина Шамова Переход
2
Маша Александрова Телесные приключения
3
Настя Жихарцева Серия Вторжение
4
ТО “Наденька” Глава 17356, в которой Наденька заглядывает внутрь
5
ТО “Наденька” Божественная матрица
6
Галина Яптик Schramme
7
Галина Яптик Love myself
8
Анна Белоусова, Екатерина Дракунова ПАТ (Пост Академическая Травма)
9
Анна Белоусова Рисунок из серии “Селфи”
10
Алена Терешко Поле
11
Периферийный институт тела
12
Тата Гориан Молоко
вход
Марина Шамова Участни_цы: Ксенья Мазилкина, Юлия Долгова, Татьяна Щербань. Елизовета Стрижова
ПЕРЕХОД
видео-документация перформанса
Пересмотр границ
1. Марина Шамова
присутствия тела на улице, переназначение пространства побуждает поставить вопрос там, где его не было и в неожиданном поле для себя самих. Внимание к деталям, событиям, к своему телу, телам других, к месту, к пространству задает переход к новому, знакомое становится неузнаваемым и проявляется как «другое».
комната Насти Макаренко
Маша Александрова
ТЕЛЕСНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
текстильные скульптуры
2. Маша Александрова посвящается Л. Иригарей
междуребе рья,
подк
падины, нные в е л о
чная дуга, подъязы
бласти, паховые о
ь,
лок,
шенный заты взанаве
к ды ка
й лы о г
стош
лопаточная п вну три у
комната Насти Макаренко
Настя Жихарцева
ВТОРЖЕНИЕ
cерия живописи
3. Настя Жихарцева
В прошлом году у меня была операция на нос. Несмотря на относительный успех мероприятия, опыт хирургического вмешательства стал травматичным во всех отношениях. (Как, наверное, и для любого человека). Иллюзия неприкосновенности твоего храма – физического тела – впервые ставится под сомнение, когда узнаёшь о вызревании в нём инородного элемента – болезни. Далее необходимо отдаться в руки профессиональных борцов с болезнью, специально обученных людей, для которых ты – материал, тело, часть рутины. Хирургия объективизирует. Кто-то воюет с болезнью за твоё бесчувственное тело. Наркоз как символический опыт смерти и последующего воскресения. Ты учишься как-то дышать. Ты находишь зеркало. До этой минуты ты никогда ни у кого не видела такого лица. Ты считала себя привлекательной. Ты видишь реакцию гостей. Ты не изменилась, но тебя трудно узнать. Инструменты тебя препарируют, овеществляют, буквально выворачивают наизнанку, делая внутреннее внешним. Последствия их работы максимально увеличивают дистанцию между самосознанием и самопрезентацией. Как будто тебе навязали другую “личину”.
Медленно, со временем лицо возвращается, даже становится немного лучше. Коренившаяся в тебе причина исчезает. Постепенно ты забываешь…
комната Насти Макаренко
ТО “Наденька”
ГЛАВА 17356, В КОТОРОЙ НАДЕНЬКА ЗАГЛЯДЫВАЕТ ВНУТРЬ ручная вышивка
4. ТО “Наденька”
Наденька думает о своем теле и находит участки, промежутки и закоулки, которые требуют особой заботы. Они функционируют с помехами и перенастраивают тело на восприятие других чувств.
Наденька вступает с ними в диалог...
комната Насти Макаренко
ТО “Наденька”
БОЖЕСТВЕННАЯ МАТРИЦА
видео, 31:40
5. ТО “Наденька”
Летом 2018 года мы придумали анкету с вопросами о теле, взрослении, сексуальности, сексуальномопыте, желаниях, заполнили ее сами и предложили нашим подругам и знакомым. Этот материал лёг в основу видео, где прямые цитаты из опроса перемежаются с информацией о женской физиологии, психологии, сексуальности, обо всем том, что этим женщинам вовремя не говорили родители, что не рассказывали в школе, не сообщали врачи. Чаще всего – потому что и сами не знали. “Божественная матрица” – термин из книги Наоми Вульф “Вагина. Новая история женской сексуальности”. Так она описывает, какой может быть женская сексуальность, каким мог бы быть секс в жизни женщин, если бы культурный ландшафт вокруг секса не был сформирован только на основе потребностей и желаний мужчин. Не обращаясь ни к какому религиозному смыслу, используя этот термин мы утверждаем, что женская сексуальность заслуживает самых уважительных формулировок и обращений, и вслед за Наоми Вульф напоминаем об экстатических и трансовых переживаниях, которые женская физиология и психология могут подарить женщине, если ее сексуальность будет полностью раскрыта.
кухня
Галина Яптик
SCHRAMME
видео-перформанс. Берлин, 2019 г.
6. Галина Яптик “Schramme” – видео, документирующее переживание исторической обусловленности через телесные практики. Это жест сопричастности и отождествления с местом, поиск точки соприкосновения с коллективной сущностью и погружение в ту память, которую невозможно пережить Как-то я познакомилась с немцем, чья молодость пришлась на 90-ые в Берлине. Он рассказывал мне про стену, и тогда я ощутила, что эта историческая реликвия для кого-то была настоящим: она существовала в сознании людей, влияла на их жизнь и процессы, происходящие в стране. Она была материальна: кто-то смотрел на неё из своих окон и балконов, кто-то рисовал на ней, пытался перелезть, плюнуть или забросить мусор. Сейчас стены нет, а память о ней напоминает аттракцион, который можно не замечать наряду с краеведческими музеями, художественными галереями и открыточными достопримечательностями. Одним вечером я шла по Питеру и думала о его отличиях с Берлином, и почувствовала, что у меня с Берлином есть то общее, чего нет у Петербурга. У столицы Германии есть шрам, оставшийся от стены. У меня тоже есть шрам. И когда я ходила к остеопату с болями в спине, врач сказал, что основная проблема в моем шраме – это сильное вмешательство в тело, которое оставило отпечаток на всю систему органов. Остеопат поработал с местом, где остались следы операции, и спустя несколько сеансов, я ощутила облегчение – даже смогла потрогать шрам, не содрогаясь от неприятного чувства. Тогда на перекрёстке, осознав свою причастность к Берлину, я решила, что вряд ли врач с ним работал, никто не гладил его, не ласкал. А значит можно попытаться,
стоит попытаться.“Равноценные” не означает “одинаковые”. Но государству необходимо показывать, что нормален только один гендерный сценарий, чтобы властный порядок не менялся. Ведь если секс не мыслится как отношения власти, он нарушает иерархию и кажется угрозой, потому что подрывает существующий порядок. Я думала об этом и удовольствиях, которые служат только радости: ненормативных, мимолетных, эгоистичных. Где нет ролей, и никто не доминирует. Думала и записала признание в любви, напоминающее о том, чего я хотела. Оно и для любимых, и для тех двоих во мне, которые тоже я. Ведь одно из них наверняка больше является мною. Вдруг оно в тяжелые времена, найдет в себе силы, чтобы сказать мне: Люблю не твой ум, не твое тело, не счастье и не грусть, которые могу чувствовать в связи с тобой. Люблю твое присутствие в мире, твои руки, ноги и глаза, которые открываются, чтобы посмотреть на новый день. Люблю смотреть на тебя, но кажется, в этом есть нечто, распаляющее зависимость и оставляющее тебя в моем воображении. Поэтому хочу освободить тебя от моего взгляда.
Люблю, всё то, что иногда ненавижу. Люблю – и пока это есть, просто хочу этим наслаждаться. Любить себя – любить тебя.
кухня
Галина Яптик
LOVE MYSELF
альбом, 7 видео
7. Галина Яптик Однажды в Берлине мы с друзьями случайно попали на вечеринку для обнаженных людей, когда пришли в клуб встретиться со знакомыми. Мы так удивились, что тусовались только на танцполе. Мне было неловко от случайных прикосновений в душном зале, и я представляла, что это корпоратив для тех, кто работает голым – ню-моделей, стриптизеров, проституток, порноактеров. Нагота здесь будто не была настоящей, многие презентовали себя, как могли: ремни, цепи, накидки. Даже подкачанные тела и бицепсы выглядели, как игра в одежду или броня, чтобы спрятать неуверенность в себе. Когда-то я позировала обнаженной в Академии художеств, и там моё тело становилось отчужденным, будто им просто пользуются. Поэтому было любопытно пережить тот опыт в клубе. Как снова оказаться в Академии, только наоборот. «Тело» здесь не я, а люди вокруг. Примерно год назад мне очень захотелось почувствовать, что я существую. Я снимала на камеру, как совершаю с собой простые действия, и задавалась вопросами: “Что я пытаюсь испытать? Чего или кого хочу? Нужен ли мне кто-то другой? И если не нужен, то как жить с собой: возможно ли любить себя? Ведь отношения подразумевают, что вас двое: хотя бы один реальный и другой воображаемый. Но может ли быть двое тебя самого? И если их двое, то кто из них я?”
Как-то я увидела статью, начинающуюся так: “Она красива, как женщина, у которой много любовников”. Вроде бы ничего такого, но меня насторожило, что красота объясняется присутствием других людей. Будто ощущаешь себя желанной, только когда это подтвердили извне. А что насчет секса с собой? Мастурбировать – это любить себя? Я начала онанировать, когда мне было пять лет. Много позже я узнала, что это нормально. Но тогда мне казалось, что я преступница. Помню, как лет в восемь прочла, что от секса беременеют, и начала переживать, что у меня из-за мастурбации скоро появится ребенок. Но ничего не происходило – живот не рос, поэтому я успокоилась. Мы с подружками часто брали тайком у родителей кассеты со “взрослыми” фильмами. Первая увиденная нами порнография была низкосортным видео с мужчиной, двумя кричащими женщинами, пластиковыми ногами и трехлитровыми банками. До сих пор не понимаю, что это было. В то время я фантазировала о сексе, где могла быть кем угодно: парнем, животным, фантастическим существом или персонажем мультфильма. Вспоминаю и думаю: вот она гендерная и межвидовая флюидность, апофеоз квирности. Потом, уже взрослой, я наталкивалась на какие-то безумные порнофильмы, которые могли бы иллюстрировать мои детские фантазии.
Мне интересно, почему такое порно существует. Создатели этого кино инфантильны или хотят быть детьми? А может им хочется переступить границы дозволенного? Для меня это даже превратилось в хобби: придумать, кто мог бы странно смотреться в порно, и поискать, что существует по этому запросу. Однако, у меня не было партнеров до 25 лет и половые отношения особо не интересовали. И однажды я поняла, как мало разбираюсь в этом. Оказалось, что секс - это не только секс, а гендерные роли и мироощущение, безопасность и насилие, власть и привилегии, красота и нормативность. Как-то раз философ Оксана Тимофеева на своей лекции высказала мысль о том, что сексуальное желание – это стремление к глобальной трансформации. Мне стало легче от такого определения, потому что оно учитывает разнообразие влечений, не принуждая ни к чему, не объясняя его чем-то вроде “биологии” или “химии”. Потом я слушала другие ее лекции, где мне понравились рассуждения о том, почему общество может сопротивляться неопределенности гендерных ролей. Обычно есть страх: “А что будет, если все станут одинаковыми?” Но гендерное разнообразие в сексе – это о наслаждении, в котором никто не главнее и не воспринимает другого, как объект.
коридор
Анна Белоусова, Екатерина Дракунова
ПАТ (ПОСТ АКАДЕМИЧЕСКАЯ ТРАВМА)
документация перформанс в форме группы в социальной сети Вконтакте и 9 флагов
8. Ана Белоусова, Екатерина Дракунова Перформансдиверсия была осуществлена в СанктПетербургском институте им. И.Е. Репина. В течение четырех месяцев одна из художниц, Аня Белоусова, позировала обнаженная студентам Академии. Всё это время на её теле были написаны слова - термины современного искусства, не произносимые в стенах Академии Художеств. В итоге каждого позирования на странице https://vk.com/postacadem появлялась фотодокументация и статья, объясняющая студентам данный термин и его значение для художественной практики авторок. В основе этого проекта – личная история художниц. Аня получила традиционное художественное образование в Академии Художеств. После выпуска она обнаружила, что выученный язык рисования всего лишь средство для высказывания и сам по себе ценности не несет. Катя училась в Смольном университете, она – куратор Современного Искусства. Примерно сто слов разделяют эти две школы, претендующие на звание основ Искусства в культурном контексте Петербурга. ПАТ- ПостАкадемическая травма, такой диагноз поставили себе художницы отрефлексировав своё существование после Школ. Когда-то Аня мечтала вернуться в Академию в роли преподавателя. На протяжении всего проекта она действительно помогала студентам
освоить предписываемый учёбой художественный минимум — форму, анатомию, светотень, но только в роли наглядного пособия. Необходимо сделать важное замечание: в Академии натурщики являются самой стигматизированной кастой. Студенты воспринимают их как объекты для рисования, экспозиционное Нечто, идущее по сложности, а значит и значимости, после натюрмортов и драпировок. Однако сами натурщики мыслят себя сопричастными творческому процессу. «Когда-то я тоже мечтал(а) быть художником» – так часто начинают они рассказ о себе. Стать натурщицей – начинают они рассказ о себе. Стать натурщицей – максимальное падение для художника в логике студентов Академии. Аня занимает эту позицию, чтобы создать ситуацию альтернативного (само)образования, начинающегося с постановки вопросов. Представление терминов происходит в рамках дозволенных безмолвному Объекту Созерцания: они написаны на обнаженном теле. Каждое слово (диагноз? цель?) на соответствующей части тела: на правой руке, той, которой выполнила все учебные задания по рисунку – самоидентификация, множится на суставах левой – документация, клеймом на лбу – аура, на лопатках, обрезанными крыльями - смерть автора, на трусах (только в дни менструации натурщицы имеют на них право) – перформанс, зашивает рот феменитив
«художница». Каждое слово фотографировал кто-то из студентов, под его авторством оно появлялась в паблике VK. Мы выбрали эту соц.сеть потому, что большинство студентов предпочитают её FB, а мы хотели выстроить понятную и доброжелательную коммуникацию. Студенты, как и положено порядочным академистам, рисовали в традициях реализма. Но не смотря на шокирующую видимость слов, написанных на обнаженном женском теле, ни в одной из конечных живописных работ их нет. Вот перечень вопросов, которые мы актуализируем в нашем перформансе: Имеет ли натурщица право голоса в СанктПетербуржской академии художеств? Как преодолеть травмированность художественным образованием? В противоборстве школ мы ставим ПАТ (позиция на шахматной доске, в которой игрок не может сделать ход, не нарушая шахматных правил). Нам некуда «ходить», мы не атакуем, но пытаемся увидеть ситуацию вне игры-противоборства.
комната Ани Терешкиной
Анна Белоусова
РИСУНОК ИЗ СЕРИИ “СЕЛФИ”
графика, 100х100
9. Ана Белоусова
В продолжение проекта ПАТ, я сделала серию рисунков своего тела в манере А. Иванова, чьи академические штудии женской модели служат образцами для копирования студентам художественных вузов. Для некоторых рисунков взяла позы его натурщиц. Характерная манера штриха способствует созданию иллюзии круглящейся формы и превращает тело в ландшафт.
В ходе интервенции в Академию Художеств я сама служила моделью для художников, а мое тело – инструментом сообщения. В собственных рисунках мне важно было, что я переприсваиваю свое тело с помощью своего взгляда, который, как известно, обладает объективирующей силой.
комната Ани Терешкиной
Алена Терешко
ПОЛЕ
серия графики и анимация, 9’16’’
10. Алена Терешко Работа представленная как анимация или как последовательность рисунков (примерно одна тысяча изображений), фиксирует позиции тела (стоя, сидя, лёжа), которые можно увидеть и нарисовать непосредственно без зеркала и другой оптики. Еще одним условием было то, что работа проводилась с натуры, что создавало дополнительную рамку, и позволило сам процесс сделать живым, то есть существующим во времени и в пространстве, подчиняющимся удобству тела, возможностям зрения и восприятия, определенной временной рамке.
Я собираю себя: тело – субъект и объект
В данной работе меня интересует причастность взгляда, принадлежащего телу (исходящего из тела) к телу как вещи. Я обрисовываю свои границы, сама находясь в ситуации ограниченного видения и сложности увидеть целое, собрать все в одну точку, но также и найти эту точку, встречи с телом (его границей, контуром), точку сборки. Видео в данном случае дает почувствовать
темпоральность зрителю, почувствовать момент ускользания времени и невозможности ухватить момент встречи взгляда и тела. Я собираю себя: тело – субъект и объект.
комната Ани Терешкиной
Периферийный институт тела
Документация перформанса в форме альбомов с рисунками, графика
11. Периферийный институт тела
Занятие по свободному рисованию обнажённой и не очень натуры, параллельно чтению вслух и обсуждению текстов, вмещающих в себя темы телесности, гендера, медицины, смерти и всего связанного с жизнью. Периферийный институт тела предполагает критическое переосмысление позиций художни_ц и моделей, перемещение этих ролей и смешивание друг с другом.
комната Ани Терешкиной
Тата Гориан
МОЛОКО
фотография, инсталляция
12. Тата Гориан
Работа «Молоко», разлитая на пианино в «Егорке», – это симбиоз нескольких моих проектов, вросших друг в друга разными медийными фактурами. Один из них – «Молочный бар Avent», перформанс, который я делала два года назад. Поиск грудного молока для него стал причиной событий, описанных в небольшом рассказе, который лежит на пианино. В таком исполнении перформанс проигрывается только в воображении читающего. Кусок другого проекта – фотография из серии телесных расширителей для межвидовых актов. Здесь я работаю с альтернативными сценариями. А что если
можно подпитывать деревья своим молоком или вообще совершить трансвидовой переход и стать камнем? Объединяясь в одну работу, два проекта делают пианино невозможным для игры – инструментом, освобожденным от предопределенной функции. Свою практику я конструирую схожим образом – как отдельный автофикшн-проект и художественный жест. Перепридуманным инструментом становится не только моё физическое, но и социальное тело. Каждое повседневное событие превращается в молоко для проектов.