Теперь в моей концепции вещество оказывается связанным не только с артикулированием и этнослухом, но и с так называемым этническим звукоидеалом. В
давно
исповедуемой
мною
триаде
«музицирование-интонирование-
артикулирование» 11 находится место и музыкальному веществу, которое в известной мере разделяет судьбу артикуляции: с потерей или превращением вещества соответствующий ему стиль умирает или трансформируется. Выпадение вещества из цепочки «музицированиеинтонирование-музыкальное вещество-артикулирование» ведет к необратимым потерям в жизни устной традиции. … Воспоминания о моем полевом опыте не отпускают меня. Пожалуй, ещё два ощущения той первой для меня фольклорной экспедиции 1956 года с особой силой врезались в моё сознание, и я считаю необходимым к ним здесь вернуться. Первое ощущение связано с осознанием того, что эта звучащая субстанция принадлежит музицированию крестьянских певцов не в меньшей мере, чем присущий им нетемперированный строй с его терпкой звуковысотностью, плотной гетерофонной фактурой, богатством тембровой палитры, какой-то другой ритмической природой и исключительной динамикой – песня, для моего слуха, как-то необычно продвигалась – не маршировала, не кружилась в вальсе, не подскакивала, вообще не шла, а словно висела в воздухе... И если это так, то, значит, раньше я просто не замечал звучащую субстанцию и той другой музыки, которая была мне с детства привычна и любима, но это вовсе не значило, что та моя музыка была лишена какой бы то ни было звучащей субстанции – просто я естественно пребывал в ней, как и черневские певицы естественно пребывали в своей, и мы принимали её, каждый свою субстанцию, как само собой разумеющуюся и не нуждающуюся в какой-либо вербализации. Поэтому, работая с якобы готовым веществом своего жанра и стиля, музыкант превращается в Творца, для которого его исходное вещество уже не помеха, уже не преграда, – он говорит им, но не о нем. Да и все мы, по правде сказать, слушая музыку того или иного стиля и, особенно, музыку той или иной устной традиции, всегда, пусть и неосознанно, имеем дело с разным музыкальным веществом. Зная те или иные стили музицирования, мы читаем их по задействованному ими веществу артикулирования. Прежде всего мы привечаем или отторгаем именно вещество звучания – нам близкое или чуждое, нам говорящее или нас раздражающее. В случае, если вещество нам знакомо, мы распознаем его почти мгновенно, как голос друга, услышанный по телефону после нескольких лет разлуки. Американский этномузыковед Мэнтл Худ назвал этот эффект «двухсекундовым удивлением» ("the two-second wonders") – моментом распознавания, который длится не более двух секунд 12. В этой связи мне вспоминается красноречивая история профессора Висконсинского 7