подвижники веры •
2013
120
Спустя несколько времени. Какие пустяки меня занимают. Точно нашло на меня. Впрочем, и голова болит, или дума от головной боли? Как бы то ни было, а я невесел. Пойду лучше в церковь, стану служить обедню. После обедни. Теперь я покоен и весел». «Городничий однажды сказал обо мне: Вы имеете Ангельское терпение. – Если не имею иногда этого терпения, то, по крайней мере, всегда имею, что терпеть. Да, слишком тяжела мне иногда бывает моя жизнь. Иные, делая зло, терпят; а мне приходится терпеть оттого, что добро делаю. И доброту души моей хотят объяснить из худых источников. Что же люди хотят от меня? – Чтобы я был зол к другим? – Да это невозможно сделать, это не в моей натуре, я не так и не для того рожден. Если я буду зол к другим, то ведь естественно я буду зол и к вам». «Верую и надеюсь на тебя, Господи! Помози моему маловерию и малодушию!» «Есть люди, которые вечно корпят над книгами, вечно учатся и действительно имеют много познаний, но все это у них остается под спудом. Недостаток ума не позволяет им переносить в жизнь запас их сведений, между тем как всякое знание приобретает цену только применением к действительности». «Если я не понимаю порядка, то как же поймут те, которых учить хочу? Как же поймут ученики, когда учитель сам не понимает?»
«Как же я могу заставить, чтобы они полюбили то, что я сам не люблю? Помедлю, погожу, подумаю еще»6 … В «Дневнике» протоиерей Путятин раскрывается как человек оригинальной мысли и высокой культуры, не только церковной, но и светской. В круге его чтения – Гете, Шиллер, Лермонтов, Гоголь; журналы – «Современник», «Отечественные записки», «Москвитянин». Его интересуют и поэзия, и живопись, и театр. «Надобно, чтобы картина всегда выражала мысль, говорит Пуссан. Рисунок и композиция не должны быть главною целью, потому что они относятся тоже к мысли. Живописец должен сначала распределить сюжет, потом найти украшение, изобразить красоту… а главное – стараться, чтобы во всем была мысль. Разумеется, что этому нельзя научиться, это дается свыше». «Если бы человек видел на театре 30 драматических пьес и при каждой предлагал себе вопрос: что сочинитель хотел ею сказать? Какое у него было намерение, какая цель? Что в ней хорошего и что дурного? Как удовлетворил тому или другому требованию? – Если бы он таким образом отдавал себе отчет во всяком отдельном явлении, то нет сомнения, что 31-ю пьесу он бы мог написать сам. И до какой высокой степени совершенства мог бы дойти человек, если бы при всем, что с ним случается в жизни и что происходит в его душе, он поступал бы этим же
самым образом»7. Писатель и краевед А.А. Золотарев в письме к Игорю Грабарю называл Родиона Путятина «величайшим стилистом XIX века». В работе над стилем Путятин стремится к простоте и песенной напевности. Каждое поучение его идет не столько от напряжения ума, сколько из глубины души и сердца. «Плохое то поучение, – писал Путятин, – при чтении или слушании которого мы не поем духом». Если, по мнению одного из современных поэтов, простота есть сгусток преодоленной сложности, как сгусток энергии, то именно такой энергией простоты и цельности наполнены поучения протоиерея Родиона Путятина. Работая над поучениями, Путятин признается в «Дневнике», сколь труден и скорбен писательский труд. Уже тяжело больной, он непрестанно трудился за письменным столом, совершенствуя свои произведения. Глубокой ночью горел свет в его комнате, где отец протоиерей в труде души и мысли молил о божественном вдохновении: «Все не то, все не так, как же? Господи! Вразуми меня, вразуми, что я должен говорить. Мне хочется говорить, мне больно, что не умею, не могу говорить, как мне хочется. Ты, Господи, Сам скажи мне, что и как должен говорить»… «Пошли, Господи, мне мысль какую-нибудь светлую, которой бы освятилась и оживилась холодная моя душа и которую я мог бы завтра передать другим, подобным мне»8 …