WINTER 2016

2

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

4 Берсенева Бочаров Ващенко Габриэль Гилева (Климакова) Гловацкая Гольдина Дубиковская Дубровина Замула Зорингер Кобзарь Конов Кормилицына Костина Кузнецова Лобанов Лузин Мигунова Николайцев Островский Подистова Полищук Полонская Поляков ПОРОШКИ Рагозина Рубцов Светлова Татаренко Титова Цаголова Чех Elena-durak ВЕРСИЯ 2016-01-19

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

Здравствуйте или прощайте… Друзья, этот выпуск народного альманаха рискует стать последним, если не найдется 3-4 человека, готовых разделить со мной редакторскую рутину. Не желая никого подставлять в случае неудачи проекта, я по сути один подготовил «Осень2015». Мои попытки найти таких же как я любителей, если не сказать фанатов, готовых своим временем поддержать новое издание, которое не имеет материального ни воплощения ни воздаяния, можно сказать наткнулись на стену непонимания. Поверьте, хотя это затратно по времени, но зато очень интересно – искать жемчужины у любимых авторов и готовить их в формат издания.

Должен сказать спасибо Марии Дубиковской за ее подставленное плечо, без ее активного участия в судьбе «ЗИМЫ» она могла бы не состояться совсем. Нельзя не назвать имя Сергея Кудряшова, компетентно и оперативно организовавшего создание раздела ПОРОШКОВ еще в нашем осеннем альманахе. Но поскольку помощи ожидал и от других добрых знакомцев, даже заручившись согласием на ее вполне определенные объемы (5-10 подборок, не более), вдруг получил к оговоренному сроку классическое «не шмогла». Еще раз – приглашаю к формированию группы редакторов не обязательно пишущих, но умеющих ценить стихи и преуспевающих в эпистолярном жанре, т.к. переписки хватает. Пишите! БОЧАРОВ Дмитрий http://snowww.ru

Официальный сайт проекта в сети интернет: Поэту.рф оперативный контакт Электронная почта

Фото обложки, дизайн и верстка: Дмитрий Бочаров Фотографии 2 и 3 страниц обложки: Юрий Таржецкий Фото 4 страницы обложки Тимофей Николайцев

еще листок бумаги для письма…

РУБЦОВ Николай С. В. ВИКУЛОВУ 18 Никольское, ноябрь 1964 Дорогой Сергей Васильевич! Пишу вам из села Никольского. Это в Тотемском районе. Решил провести здесь праздник и подзаняться чтением, пока нет его, праздника, читаю самого Льва Толстого. Между прочим, об этом — что читать надо — сказал мне А. Я. Яшин однажды. И этот много раз слышанный совет вдруг поразил меня. В самом деле: оказывается, удивительно хорошо и полезно, уединившись в какой-нибудь глухой избе, читать целыми днями прекрасные книжки. А еще я должен кое-какой материал (ну, заметки, статейки, стихи) подготовить для здешней районной газеты. Там я скромно заработаю на дорогу отсюда. Немного стихов, и не по просьбе тоже, наверное, напишу.

Недавно здесь выпал первый обильный снег (с дождем он уже давненько пролетал), это было так внезапно, так красиво— снег, и лежит повсюду— на крышах, на порогах, на дорожной грязи. На меня это подействовало, как в детстве. Но на другой день снег растаял, и за окном опять возникли во всей своей унылой красоте прежние осенние картины. Сижу порой у своего почти игрушечного окошка и нехотя размышляю над тем, что мне предпринять в дальнейшем. Написал в «Вологодский комсомолец» письмо, в котором спросил, нет ли там для меня какой-нибудь (какой угодно) работы. Дело в том, что, если бы в районной газете и нашли для меня, как говорится, место, все равно мне отсюда не выбраться туда до половины декабря. Ведь пароходы перестанут ходить, а машины тоже не смогут пройти по Сухоне, пока тонок лед. Так что остается одна дорога — в Вологду, — с другой стороны села, сначала пешком, потом разными поездами. …Я хочу поблагодарить вас за поддержку и еще от всей души пожелать вам весело проводить праздник, с которым я вас поздравляю, и пожелать в остальном, пользуясь случаем, всего наилучшего. Еще надо А. Я. Яшину написать — поздравить и пожелать ему здоровья. Не знаю только, найду ли сегодня еще листок бумаги для письма… С искренним приветом Н. Рубцов

ЗИМНЯЯ НОЧЬ Кто-то стонет на темном кладбище, Кто-то глухо стучится ко мне, Кто-то пристально смотрит в жилище, Показавшись в полночном окне. В эту пору с дороги буранной Заявился ко мне на ночлег Непонятный какой-то и странный Из чужой стороны человек. И старуха метель не случайно, Как дитя, голосит за углом, Есть какая-то жуткая тайна В этом жалобном плаче ночном. Обветшалые гнутся стропила, И по лестнице шаткой во мрак, Чтоб нечистую выпугнуть силу, С фонарем я иду на чердак. По углам разбегаются тени...

- Кто тут?.. - Глухо. Ни звука в ответ. Подо мной, как живые, ступени Так и ходят... Спасения нет! Кто-то стонет всю ночь на кладбище, Кто-то гибнет в буране - невмочь, И мерещится мне, что в жилище Кто-то пристально смотрит всю ночь...

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

6 С.Ю.КУНЯЕВУ Никольское, декабрь 1964 Добрый день, Стасик! Письмо твое получил, повеселился над твоими веселыми стихами и вот написал на них ответ. Желаю тебе здоровья и всех радостей. С приветом Коля. Ответ Куняеву (некоторые соображения на тему «Если жизнь начать сначала»). Если жизнь начать сначала, Все равно напьюсь бухой И отправлюсь от причала Вологодчины лихой. Знайте наших разгильдяев! Ваших, так сказать, коллег! — Где, — спрошу я, — человек По фамилии Куняев? И тотчас ответят хором: — Он в Москве! Туда катись! И внушат, пугая взором: — Там нельзя греметь запором И шуметь по коридорам: Он описывает жизнь! И еще меня с укором Оглядят: — Опасный вид! Мол, начнет греметь запором Да шуметь по коридорам, То-то будет срам и стыд! Гнев во мне заговорит! И, нагнувшись над забором, Сам покрою их позором, Перед тем спросив с задором: — Кто тут матом не покрыт? —Кроя наших краснобаев, Всю их веру и родню, — Нужен мне, — скажу, — Куняев, Вас не нужно — не ценю! Он меня приветит взглядом И с вопросом на лице В цэдээловском дворце Помолчим… с буфетом рядом!

ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь. Светятся, тихие, светятся, чудные, Слышится шум полыньи... Были пути мои трудные, трудные. Где ж вы, печали мои? Скромная девушка мне улыбается, Сам я улыбчив и рад! Трудное, трудное - все забывается, Светлые звезды горят! Кто мне сказал, что во мгле заметеленной Глохнет покинутый луг? Кто мне сказал, что надежды потеряны? Кто это выдумал, друг? В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь... *** Я умру в крещенские морозы Я умру, когда трещат березы А весною ужас будет полный: На погост речные хлынут волны! Из моей затопленной могилы Гроб всплывет, забытый и унылый Разобьется с треском, и в потемки Уплывут ужасные обломки Сам не знаю, что это такое... Я не верю вечности покоя!

ГОЛОЛЕДИЦА В черной бездне Большая Медведица Так сверкает! Отрадно взглянуть. В звездном свете блестя, гололедица На земле обозначила путь... Сколько мысли, И чувства, и грации Нам являет заснеженный сад! В том саду ледяные акации Под окном освещенным горят. Вихревыми, холодными струями Ветер движется, ходит вокруг, А в саду говорят поцелуями И пожатием пламенных рук. Заставать будет зоренька макова Эти встречи - и слезы, и смех... Красота не у всех одинакова, Одинакова юность у всех! Только мне, кто любил, Тот не встретится, Я не знаю, куда повернуть, В тусклом свете блестя, гололедица Предо мной обозначила путь... *** Улетели листья с тополей Повторилась в мире неизбежность... Не жалей ты листья, не жалей, А жалей любовь мою и нежность! Пусть деревья голые стоят, Не кляни ты шумные метели! Разве в этом кто-то виноват, Что с деревьев листья улетели?

Господь с тобой! Мы денег не берем … РУССКИЙ ОГОНЕК Погружены в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо темное, без звезд. Какая глушь! Я был один живой, Один живой в бескрайнем мертвом поле! Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?) Мелькнул в пустыне, как сторожевой... Я был совсем как снежный человек, Входя в избу (последняя надежда!), И услыхал, отряхивая снег: - Вот печь для вас и теплая одежда... Потом хозяйка слушала меня, Но в тусклом взгляде Жизни было мало, И, неподвижно сидя у огня, Она совсем, казалось, задремала... Как много желтых снимков на Руси В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне И поразил Сиротский смысл семейных фотографий: Огнем, враждой Земля полным-полна,И близких всех душа не позабудет!..

- Скажи, родимый, Будет ли война? И я сказал: - Наверное, не будет.

- Дай Бог, дай Бог... Ведь всем не угодишь, А от раздора пользы не прибудет...И вдруг опять: - Не будет, говоришь?

- Нет,- говорю,- наверное не будет.

- Дай Бог, дай Бог... И долго на меня Она смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять сидела тихо у огня. Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею в то мгновенье?.. Но я глухим бренчанием монет Прервал ее старинные виденья...

- Господь с тобой! Мы денег не берем!

- Что ж,- говорю,- желаю вам здоровья! За все добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью... Спасибо, скромный русский огонек, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далек, За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа, Горишь во мгле - и нет тебе покоя...

В. М. ЕРМАКОВУ Вологда, январь 1971 Дорогой Валя! Я думаю, что ты, как редактор и как друг, поможешь мне немножко в составлении рукописи. Я посылаю стихи после того, как несколько раз вовремя не получил твоих писем. Очень трудно в городе Вологде с машинистками. Поэтому (если необходимо перепечатать рукопись), необходимо не забывать о том, что все расчеты (со временем) я беру на себя. У меня к тебе, Валя, одна просьба: пожалуйста, исходя из того приложения стихотворного и книжки, выбери и составь хорошую книжку. Еще вот что: как Дмитрий Смирнов смотрит на тираж? Если бы ты приехал однажды в Вологду, это было бы очень хорошо. Но давай договоримся об этом по телефону. Я тебе позвоню (неразборч.) или телеграфирую. А сам я приеду в конце….. (неразборчиво). Н. Рубцов Очень будет хорошо, если не забудешь включить в рукопись «Я буду скакать по холмам…» Н. Р. Р. S. Содержание, видимо, надо учесть по этой рукописи для художников. До встречи! Вместо «Зеленых цветов» предлагаю «Над Вечным покоем» (Валя, у меня болит рука). Николай Рубцов

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

8 *** НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ Рукой раздвинув темные кусты, Я не нашел и запаха малины, Но я нашел могильные кресты, Когда ушел в малинник за овины... Там фантастично тихо в темноте, Там одиноко, боязно и сыро, Там и ромашки будто бы не те Как существа уже иного мира. И так в тумане омутной воды Стояло тихо кладбище глухое, Таким все было смертным и святым, Что до конца не будет мне покоя. И эту грусть, и святость прежних лет Я так любил во мгле родного края, Что я хотел упасть и умереть И обнимать ромашки, умирая... Пускай меня за тысячу земель Уносит жизнь! Пускай меня проносит По всей земле надежда и метель, Какую кто-то больше не выносит! Когда ж почую близость похорон, Приду сюда, где белые ромашки, Где каждый смертный свято погребен В такой же белой горестной рубашке...

Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, Неведомый сын удивительных вольных племен! Как прежде скакали на голос удачи капризный, Я буду скакать по следам миновавших времен...

О, сельские виды! О, дивное счастье родиться В лугах, словно ангел, под куполом синих небес! Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица, Разбить свои крылья и больше не видеть чудес! Боюсь, что над нами

Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность, И сам председатель плясал, выбиваясь из сил, И требовал выпить за доблесть, за труд и за честность, И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил! И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке, А мимо неслись в торопливом немолкнувшем шуме Весенние воды, и бревна неслись по реке... Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно Во мгле над обрывом безвестные ивы мои! Пустынно мерцает померкшая звездная люстра, И лодка моя на речной догнивает мели. И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей,Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..

не будет таинственной силы, Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом, Что, все понимая, без грусти пойду до могилы... Отчизна и воля - останься, мое божество! Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды! Останься, как сказка, веселье воскресных ночей! Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы Старинной короной своих восходящих лучей!.. Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье И тайные сны неподвижных больших деревень. Никто меж полей не услышит глухое скаканье, Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень. И только, страдая, израненный бывший десантник Расскажет в бреду удивленной старухе своей, Что ночью промчался какой-то таинственный всадник, Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...

Александр Чех

как явление культуры сделанное им нисколько не потеряло актуальности, хотя за прошедшие после его смерти тридцать лет изменилось многое: развалилась страна, в которой он жил, разобщился советский народ, для которого он пел и играл, канули в лету неисчислимые поэты-современники и реалии его песен, выросло не заставшее его поколение… Вдобавок, как считал А.Ф. Лосев, «за последние сто лет художественно образованная публика интересуется искусством не просто как отражением жизни, хотя бы и очень глубоким, а больше интересуется рефлексией над самим искусством…» [1]. Поэтому гораздо охотнее говорят и пишут о том, кем был и что значил «Володя» в чьей-то жизни – тогда как сделанное им обсуждается во вторую очередь. Замечательная формулировка, прозвучавшая на воронежской конференции 2011 г.: «последний общенациональный поэт» – задаѐт главный вектор осмысления роли Высоцкого в советской культуре, но, в свою очередь, ставит немало вопросов. Задача этого доклада2 ответить на некоторые из них, не претендуя на установление каких-либо окончательных истин. Замечу, что я не принадлежу к высоцковедам или горячим поклонникам творчества поэта и заранее готов признать

Владимир Высоцкий: грани поэзии или ревность Муз Настоящий мастер всегда образован. Скажем, кажущаяся площадность Высоцкого обманна — он читал и чтил Бальмонта, Цветаеву и современных мастеров. А. Вознесенский Удивительное дело, слово «феномен» в связи с жизнью и творчеством Владимира Высоцкого возникает очень часто, но встретить какие-либо основательно аргументированные точки зрения на это явление трудно: их практически нет1. Высоцкий был и поныне остаѐтся феноменом; о нѐм говорят и пишут с крайней субъективностью, с острой пристрастностью. И это как нельзя лучше свидетельствует, что 1

И это при том, что по Высоцкому защищается немало диссертаций – в разных странах и на разных языках! Здесь, впрочем, сказывается известный парадокс Бернарда Шоу: «Узкий специалист узнает всѐ больше о всѐ меньшем и так до тех пор, пока не будет знать всѐ ни о чѐм и ничего обо всѐм». Литературоведы и культурологи исследуют отдельные сектора в общей раме, охватывающей жизнь и творчество поэта, и устанавливают достоверные сведения о многих частностях – но избегают как ненаучных развѐрнутых суждений о картине в целом. Среди отрадных исключений можно назвать книги В.И. Новикова (в том числе [2]), обстоятельную работу Ю.В. Шатина [3] и некоторые другие.

2

Доклад был прочитан на Межрегиональной научно-практической конференции «Владимир Высоцкий. Точка отсчѐта Сибирь» (Новосибирск, 26-27 января 2013 г.), участие в которой приняли А.М. Городницкий, Е.Н. Колмогорова, Л.А. Лужина, А.В. Скобелев, Ю.В. Шатин, С.М. Шаулов, Г.А. Шпилевая и др., http://www.ngonb.ru/section/id/174/page1817

свою недостаточную осведомлѐнность. Однако же, и в моѐм окружении – семейном, университетском, профессиональном – всегда были люди, по-настоящему любившие Высоцкого, да и сам я назову десяток-другой его песен, которые слушаю снова и снова. А в удалѐнности моей точки зрения заключено и некое преимущество: со стороны порой возможно заметить нечто такое, чего «лицом к лицу не увидать…» Итак, что по существу представляет собой феномен Высоцкого? Действительно ли он занимает особое место в народном сознании и поздней советской и пост-советской культуре, а если так, то чем оно характеризуется? В чѐм причина его сохраняющейся актуальности – несмотря на то, что любой моде, любым всплескам популярности давно бы пора сойти на нет? О поэте и поэзии. Говоря о Высоцком как о поэте par excellence, сразу же натыкаешься на явное возражение: не был ли он поэтом в неком переносном смысле? Книг и журнальных публикаций у него при жизни не было, и известен он был исключительно как автор и исполнитель собственных песен… Тексты песен – это, конечно, стихи, но всѐ же особенные стихи, предназначенные для жизни в звуке, а не на бумаге. Могут ли они быть вполне стихами, если даже песни Владимира Семѐновича в ином исполнении значительно теряют? Конечно, за счѐт своей песенной природы в них раскрывается поистине стиховедческое раздолье! Даже не производя подсчѐтов, можно не сомневаться, что текстами Высоцкого легко заполнить 9/10 антологии тем, метров и приѐмов русской поэзии ХХ в. Разговорная свобода интонаций,

10 поразительная пластичность и психологическая насыщенность слова, исходящего из уст самых разных персонажей – всѐ это требует для своего воплощения огромного поэтического арсенала. Здесь скептически настроенный читатель скажет: это всѐ-таки форма, фактор в поэзии первостепенный, но не решающий. А сущность – что можно утверждать о ней? Но осознание сущности поэзии сегодня затруднено одной прочно утвердившейся иллюзией. Мы привыкли считать поэзию частью не просто литературы – но именно книжной, печатной культуры. А это вовсе не так – причѐм именно по существу. Сошлюсь на фундаментальный и доныне непревзойдѐнный труд по философской культурологии: четырѐхтомные «Лекции по эстетике» Г. В. Ф. Гегеля [4, 5]3. Длинные цитаты, приводимые ниже, оправданы удивительно точным соответствием гегелевского дискурса и предмета обсуждения. Говоря о специфике поэтического выражения, Гегель пишет: «Но это выражение чувственно воплощается не в дереве, камне и краске, а только в языке,– его стихотворная форма, ударение и т.д. становятся как бы жестами речи, при помощи которых духовное содержание получает внешнее существование. Если мы теперь спросим, где нам искать… материальное существование этого способа 3

Как известно, чтение Гегеля – нелѐгкое дело; его стремление высказываться как можно точнее и как можно полнее нередко приводит к достаточно сложным словесным конструкциям. Я буду цитировать перевод П.С. Попова [4] или А.М. Михайлова [5] в зависимости от того, где удачнее выражена нужная мысль.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

выражения, то речь не является чем-то независимым от художественного субъекта, … сам живой человек, говорящий индивид есть единственный носитель чувственной наличности и действительности поэтического произведения. Поэтические произведения должны произноситься, должны петься, декламироваться, воспроизводиться самими живыми субъектами подобно музыкальным произведениям. Правда, мы привыкли читать эпические и лирические стихи, только драматические произведения мы обычно слушаем и созерцаем в сопровождении жестов, но по своему понятию поэзия есть нечто по существу звуковое, и это звучание не должно отсутствовать, если поэзии надлежит выступить вполне в виде искусства…» ([4], с. 223-224, курсив Гегеля). Немного перекомпоновав слова, но не смысл гегелевской тирады, получим: если поэзии надлежит выступить вполне в виде искусства, то поэтические произведения должны петься! Согласитесь, в этом освещении проблема идентификации творчества В.С. Высоцкого выглядит совершенно иначе. Первейший вывод, который приходится сделать после чтения Гегеля, таков: это поэт в самом точном и узком смысле слова. Даже много лет уязвлявшее его самого непечатание (с одним, кажется, исключением) с этой точки зрения оказывается своеобразной услугой советской цензуры. Выдавливая поэта в звуковую форму бытования, она невольно возвращала ему изначальную истину поэтического бытия. Чем, как не иллюзией, обусловлена советская тяга к печатной форме слова? Мнимым приобщением к вечности – или, по меньшей мере, долговечности. Не сегодня, не завтра – но когда-нибудь, в веках, будет оценено поэтическое сокровище, запрятанное в многолетних наслоениях библиотечных полок.

Для Цветаевой эта надежда оправдалась, «драгоценным винам» еѐ опубликованных и «разбросанных в пыли по магазинам» стихов действительно «настал свой черѐд». А для десятков и сотен тонн рифмованной макулатуры, без единого читательского запроса отлежавшей на библиотечных полках положенный срок и «в свой черѐд» отправившейся на переработку?! Эфемерность магнитофонных плѐнок (о грамзаписях поговорим чуть позже) оказалась несравненно надѐжнее книжных залежей, что и немудрено: в этом сказалось не только качество поэзии Высоцкого, но и еѐ близость к первоистокам – к выражению в форме песни, т.е. к лирике в буквальном – не академическом – смысле слова. Не-лирик. Здесь нетрудно предугадать другое возражение скептика. Действительно, что ни говори, а в поэзии мы ищем и любим, в первую очередь, лирику. Вовсе не считая поэзию и лирику синонимами, мы всѐ же при упоминании первой думаем преимущественно о второй. Но попробуйте назвать Владимира Высоцкого великим лириком – и, возможно, почувствуете лѐгкую запинку. Припомнится и сравнительная4 бледность его песен о любви. И то, что переход из лиризма в буквальном смысле (т.е. пения под гитару) в формат 4

Подчѐркиваю: сравнительная. Рискну настаивать, что многие другие темы выражены Высоцким мощнее и ярче. Песнипризнания, песни-исповеди у него наперечѐт, а любовь обычно возникает как тема второго плана, т.е. как драматизирующее обстоятельство.

эстрадной песни (точнее, исполнение тех же песен в сопровождении ансамбля «Мелодия» и других оркестров) часто явно усиливает впечатление – невзирая на то, что автор много раз настаивал на противоположном: по его мнению, решающим условием восприятия песен была высоко ценившаяся им атмосфера гитарного концерта [6]. Легко представить, что обратная связь с публикой очень стимулировала его как исполнителя и приносила огромное удовлетворение, а условия студийной записи не позволяли достигнуть сколько-нибудь подобной отдачи. На мой сторонний взгляд, грамзаписи с ансамблем «Мелодия» и издание их огромными тиражами были ещѐ одной услугой со стороны советских худсоветов – услугой небезболезненной, но несомненной. Высоцкий как певец здесь на исключительной высоте; сами песни за счѐт качественной гармонизации и аранжировки достигают максимума выразительности; музыканты выкладываются полностью, отлично понимая значение происходящего… Наконец, отбирались для записи вещи из самого бесспорного и художественно состоятельного, будь то песни о горах или о войне, юмористические или экзистенциальные. А ведь именно эти грамзаписи, как и фильмы, становились достоянием миллионов, никогда не бывавших ни на концертах Высоцкого, ни на спектаклях с его участием. Наконец, самое главное. Большинство его песен просто не лирично. Гегель характеризует лирику так: «Еѐ содержание составляет субъективность, внутренний мир, созерцающая, чувствующая душа – вместо того, чтобы обращаться к действиям, она скорее останавливается на себе как на внутренней стихии, поэтому тó, как субъект высказывается, является единственной формой и последней целью лирики» ([4],

с.225). Таких песен у Высоцкого совсем не много. В остальных присутствует иллюзия лиризма, точнее, лиризм привносится в них его неповторимым голосом. Снова сошлюсь на Гегеля: «…Певец должен раскрывать представления и рассуждения лирических художественных произведений как субъективную полноту самого себя, как нечто лично им пережитое. И так как внутренняя сфера должна одухотворить декламацию, то выражение еѐ преимущественно будет определяться – отчасти добровольно, отчасти по необходимости – музыкальной стороной и сделает неизбежными разнообразные модуляции голоса, пение, аккомпанемент инструментов и т.п.» (там же). Вот эта «субъективная полнота самого себя», впечатление «лично им пережитого» придаѐт лирическую окраску совершенно иным по существу произведениям. Но, если не лирика, то – что? Вне-лирик. Не вызывает сомнения экстравертивная установка текстов Высоцкого. Почти всегда они нацелены не на раскрытие внутреннего переживания – а на рассказ, событие, поступок, подвиг. По всей видимости, автор стремился так подать ситуацию, чтобы чувства героя были самоочевидны; а что не удавалось передать средствами текста, то досказывал голос. Песни Высоцкого – почти всегда драмы. Даже его стартовая точка, «дворовая» тема, легко объясняется полуосознанной тягой к драматизации: герой выпадает за рамки социальных регламентов и законов и вынужден принимать решения о жизни и смерти на свой страх и риск5.

5

В многочисленных интервью В.С. Высоцкий объясняет присутствие этой темы другими

Воплотившая собой идеал народного пения Лидия Андреевна Русланова говорила: «Песню я не пою, я еѐ играю. Это целая пьеса с несколькими ролями». А что уж говорить о Владимире Высоцком! Его актѐрский дар проявлял себя в сочинении и исполнении этих песен-пьес не в меньшей степени, чем на сцене или перед камерой. Гегель в своей характеристике драматической поэзии словно бы пишет именно о нѐм: «Нам предстают как объективное развѐртывание, так и его истоки в глубинах души индивида, так что теперь всѐ объективное представляется принадлежащим субъекту и, наоборот, всѐ субъективное созерцается, с одной стороны, в своѐм переходе к реальному выявлению, а с другой стороны, в той участи, к которой как к необходимому результату своих деяний приводит страсть. Здесь, как и в эпосе, перед нами широко развѐрнуто действие с его борьбой и исходом, духовные силы выражают себя и оспаривают друг друга, входит запутывающий дело случай, и человеческая активность соотносится с воздействием всѐ определяющего рока» ([5], с. 419). Всѐ творчество Высоцкого насквозь драматично: и песни-комедии, и песни-трагедии, и даже песниисповеди. На одном из концертов он говорил: «Я стараюсь для своих песен выбирать персонажей, которые рискуют, у которых что-то произошло, которые в каждую следующую секунду могут взглянуть в лицо смерти,– т.е. таких, которые причинами: данью времени, потребностью в простом общении с людьми и др. [6] – на мой взгляд, не слишком убедительными. Но к названным стоит добавить и то существеннейшее обстоятельство, что в конце 50-х не так много было людей, у которых среди заключѐнных не было родныx или близких, не говоря уж о тех, кто сам лишался свободы.

12 нервничают, беспокоятся… Даже для шуточных своих песен я выбираю персонажей, у которых что-то вот-вот случится» (цит. по [7]). Однако только драмой дело не ограничивается. Возникшее у Гегеля сопоставление с эпосом, конечно же, не случайно. Эпос. Он даѐт себя знать, если ввести в рассмотрение ещѐ один фактор: общий объѐм этих песен-драм, количественный фактор, который вполне погегелевски создаѐт новое качество. Численные оценки песенного и стихотворного наследия поэта колеблются на впечатляющей отметке «около восьмисот», и в совокупности труднообозримого обилия героев и тем всѐ оно складывается в эпос жизни советского народа второй половины ХХ века. Поистине, у Высоцкого «поэзия доводит до внутреннего представления развѐрнутую целостность духовного мира в форме внешней реальности, тем самым повторяя внутри себя принцип изобразительного искусства, делающего наглядной саму предметную сторону… Эти пластические образы представления раскрываются поэзией как определѐнные действиями людей и богов, так что всѐ совершающееся или исходит от нравственно самостоятельных божественных и человеческих сил, или же испытывает сопротивление со стороны внешних препятствий и в своѐм внешнем способе явления становится событием, в котором суть дела раскрывается сама по себе, а поэт отступает на второй план. Придавать завершение таким событиям есть задача эпической поэзии, поскольку она поэтически повествует о какомлибо целостном в себе действии, а также о характерах, которыми порождается это действие в своѐм субстанциональном достоинстве или же в фантастическом сплетении с внешними случайностями». ([5], c. 419). Заменив «богов» на «судьбу», а «божественные силы» на

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

«судьбоносные», мы получим вполне убедительную характеристику творчества В.С. Высоцкого в целом. Завяжем в связи с этой цитатой узелок на память: «суть дела раскрывается сама по себе, а поэт отступает на второй план» – казалось бы, это мало подходит к обсуждаемому, но, возможно, даѐт ключ к одной из загадок, к которой я попробую вернуться в заключение. Так же, как поэмы А.Т. Твардовского составляют эпос военного времени, включая до- и послевоенное, песни Владимира Высоцкого дают энциклопедический срез народной жизни в «безвременье» 60-х и 70-х. Огромный объѐм запечатлѐнных им типажей, ситуаций, конкретных реалий и общих черт принимает именно эпический характер. Работая над стихами при включѐнном телевизоре, поэт избегал столь характерного для шестидесятников публицистического уклона, быстро обесценившего их бумажную «вечность». То тут, то там в песнях можно расслышать отголоски политических событий – но лишь в той мере, в какой они оказываются фоном общенародного бытия и чьей-то личной судьбы. Эта бытийность, поднимающаяся над событийностью, какой бы яркой та ни была, замечательно прозвучала в парадоксальном суждении Ларисы Анатольевны Лужиной, актрисы, снимавшейся вместе с Владимиром Семѐновичем в «Вертикали»: главными героями картины стали песни Высоцкого. И это при том, что музыку к фильму написала С.А. Губайдулина! Лирика. Наконец, нельзя не вернуться и к таким стихам, ради которых в руки берѐтся лира. Тем более, что песни о горных вершинах несомненно достигают вершин лирических, а некоторые произведения на военную тему также впечатляют глубоким лиризмом… Есть у Высоцкого чисто лирические

песни, которые оставляют в душе особый след – и потому заслуживают отдельного обсуждения. Что представлял собой его лирический идеал? Я не берусь об этом судить, приведу лишь некоторые наблюдения. Прозвучавшее в эпиграфе6 имя Бальмонта, кажется, могут связывать с Высоцким только поверхностные аналогии. Или своеобразный юмор, как в «Посещении Музы»: И все же мне досадно, одиноко, Ведь эта муза, люди подтвердят, Засиживалась сутками у Блока, У Бальмонта жила, не выходя… Конечно, внешне поэтов объединяет многое. Оба имели несравненный успех у современников, причѐм с крамольным и заграничным оттенками. Оба делали упор (один – сознательно, другой – вынужденно) на выступления перед публикой, а не на заочный контакт с ней. Оба охотно «передавали слово» многочисленным героям прошлого и настоящего. Оба неустанно расширяли арсенал поэтических средств и технических приѐмов – здесь можно даже говорить о прямой преемственности. Как охотно пользовался Высоцкий бальмонтовской новацией: внутренней рифмой! Как кстати пришлось ему многообразие строф, найденных Бальмонтом самостоятельно или освоенных в переводческих трудах – это в те годы, когда массовая песня не смела свернуть с куплетно-припевных рельсов! Аллитерационная виртуозность Бальмонта продолжилась в паронимических играх слов у Высоцкого. Ритмико-интонационная свобода одного, возможно, подтолкнула другого к преодолению границ силлабо-тоники – причѐм не в чистую тонику (как иногда бывает в блюзе, где между сильными долями пропевается различное число 6

Он взят из небольшого эссе А.А. Вознесенского с конверта первого винилового альбома группы «Аквариум»

слогов), а в чистую силлабику, где роль стопы принимают на себя слоги – что вовсе не тождественно обычному распеванию гласных: Живи себе нормаль_нень_ко, Есть повод весели_и_ться: Ведь, может быть, в началь_ни_ка Душа твоя всели_и_тся… А от книги «Поэзия как волшебство» и прозвучавшего в ней гимна консонантам прямой путь к острохарактерной манере Высоцкого «петь согласные»! Скептик скажет, что не было у Владимира Семѐновича такого стиховедческого подхода к творчеству, а о «Поэзии как волшебстве» он, скорее всего, знать не знал…

— Что ж, тем больше внутреннее сродство, тем глубже интуитивное восприятие!

— Какое же это сродство, если, по Гегелю, Бальмонт – лирик, а Высоцкий – вне-лирик: поэт драматический и даже эпический – продолжит скептик.

— Но Высоцкий иногда тоже лирик – интенсивностью своего лиризма живо напоминающий, а изредка и прямо продолжающий Бальмонта… Разве изумительная песня «Штормит весь вечер» не восходит к бальмонтовскому шедевру, «Белому пожару»? Разве загадочная композиция «Белое безмолвие» не возвращает нас к циклу «Мѐртвые корабли» и стихам Бальмонта на гиперборейскую тему? Этими примерами переклички в тематике и образности не исчерпываются7, хотя их не

7

Например, темой отдельной заметки могли бы послужить реминисценции шестистишия Бальмонта «Кто кого» с характерными нагнетаниями рифм – в песнях Высоцкого, связанных со скачкой, погоней или схваткой:

слишком много. Но есть и другие параллели. Хорошо известны две радикальные замены в песне «Я не люблю»: Я не люблю когда наполовину Или когда прервали разговор. Я не люблю, когда стреляют в спину, Я также против выстрелов в упор. А в ранней версии было: Но если надо, выстрелю в упор. Когда я вижу сломанные крылья, Нет жалости во мне, и неспроста. Я не люблю насилье и бессилье, Вот только жаль распятого Христа… И здесь звучало прямо обратное: И мне не жаль распятого Христа… Нельзя не признать, обе представляют собой существенные приметы становления автора. Но – не только В.С. Высоцкого! Не раз цитировалось (обычно с негодованием – как это знакомо по Высоцкому!) такое стихотворение Бальмонта (1908): Ты хочешь убивать? Убей. Но не трусливо, торопливо, Не в однорукости мгновенного порыва, Когда твой дух – слепых слепей. Коль хочешь убивать, убей – Как пишут музыку – красиво. От этой апологии убийства (справедливости ради отметим в ней явственный Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обгоню. Я колдую. Вихри чую. Грею сбрую я коню. Конь мой спорый. Топи, боры, степи, горы пролетим. Жарко дышит. Мысли слышит. Конь – огонь и побратим. Враг мой равен. Полноправен. Чей скорей вскипит бокал? Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обогнал.

отголосок «Гамлета») поэт через десять лет пришѐл к противоположному идеалу («Лишь с ней»): Кто хочет жертвы? Еѐ несу я. Кто хочет крови? Мою пролей… Поначалу не вызывал у Бальмонта сочувствия и Христос; ранний вариант одного из его сонетов8 заканчивался так: Люблю в мечте – изменчивость убранства, Мне нравятся толпы магометан, Оргийность первых пыток христиан, Весь дикий бред, весь ужас христианства. Люблю волну. И только сам Христос Мне чужд, как влаге моря чужд утѐс. Зато позже, в стихотворении «Один из итогов», он писал: Моя заманчивая доля — Быть вольным даже и в цепях. О да, я воля, воля, воля. Я жизнь, я смерть, я страсть, я страх. Мое певучее витийство — Не только блеск созвучных сил. Раз захочу, свершу убийство, Быть может, я уже убил. Но в должный миг припоминанье Пронзит внезапно темноту. И приведѐт меня скитанье К весеннеликому Христу… И когда Россия была утрачена окончательно, православие и «простые слова: Христос с тобою!» стали неотъемлемыми приметами Родины. А Христос стал тем, кто «вечно нас ведѐт к весне».

Он был опубликован с цензурными отточиями и потому впоследствии был изменѐн автором (редчайший для него случай!)

8

14

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

С годами ницшеанские «ослепления» Бальмонта, как и «мачизм» молодого Высоцкого, отходили всѐ дальше... В заключение остаѐтся высказать гипотезу, прямо вытекающую из всего прозвучавшего. Обращение к Гегелю, основателю феноменологического метода, для освещения феномена В.С. Высоцкого – идея вполне естественная, как естественно и то, что это многое прояснило – по крайней мере, для автора этих строк. Заимствуя термин более поздней эпохи, можно утверждать, что Высоцкий оказался самым полным проявлением архетипа поэта в послевоенное время – или, по его собственному выражению, «безвременья». Остаѐтся гадать, почему он не нашѐл достойного лирического героя в те десятилетия, когда, что ни говори, человеку ещѐ было, где и в чѐм проявить себя; почему только темы гор, войны и отдалѐнной истории пробуждают в нѐм рапсода, а окружающая действительность – в основном, сатирика. Но тем его современникам, которые в героях не знали недостатка, время вынесло приговор – суровый, но справедливый; пожалуй, его уже можно считать окончательным. А тот, кого они самонадеянно сочли «меньшим братом»9, за эти же десятилетия перешѐл из авторской песни – так сказать, художественной самодеятельности – в большую литературу, по праву заняв место «последнего общенационального поэта». Какой ценой он заплатил за это право, хорошо известно. Но, прочитав даже часть статей, очерков, интервью, нельзя не задаться вопросом: в чѐм, собственно, был корень его личной трагедии? Что составляло груз, сделавший неизбежным его внутренний надлом? Ведь его никак не назовѐшь человеком, чем-либо обделѐнным – совсем наоборот, у него было всѐ, чего только мог пожелать советский человек, и много больше!

Что мешало ему – с захватывающей работой, с выдающимися друзьями, с поистине всенародной славой и любовью – быть счастливым? Вернѐмся к Гегелю – и Вознесенскому, как ни странно это сочетание само по себе. Человек, наделѐнный лирическим даром вместе с даром драматическим, точнее, актѐрским,– как он распоряжается этим двойным бременем? Он пишет песни, в которых отражается жизнь множества людей. Он разыгрывает в этих песнях их горести и радости, драмы и фарсы. И, в итоге, всѐ по Гегелю: «суть дела раскрывается сама по себе, а поэт отступает на второй план». Актѐрский дар проявляет себя в полном блеске, а гораздо более тонкий и уязвимый лирический оказывается, в лучшем случае, на втором плане. Но, по свидетельству Вознесенского, лирический идеал Бальмонта и Цветаевой был ему известен и, несомненно, занимал его всерьѐз. Но лирик свободен в себе: Моя заманчивая доля — Быть вольным даже и в цепях. О, да, я воля, воля, воля. Я жизнь, я смерть, я страсть, я страх. Актѐр – отнюдь. Сошлюсь ещѐ раз на Л.А. Лужину, которая вспоминала, как жадно расспрашивал Высоцкий людей редких профессий об особенностях их труда. Конечно, многое из этих расспросов позже использовалось на сцене и в песнях, более того, определяло ту художественную достоверность его образов, которая и дорога нам сегодня. Но… приносило ли это ему самому настоящее, полное, самодовлеющее удовлетворение? Не чувствовал ли он, давая жизнь неисчислимым персонажам, что они оттесняют от микрофона его самого? А ведь это нешуточная драма… С горькой усмешкой Владимир Семѐнович напишет однажды10:

9

10

Выражение всѐ того же А.А. Вознесенского.

«День на редкость — тепло и не тает...»

Впрочем, я написал-то иначе, Чем хотел. Что ж, ведь я – не поэт. Не будем принимать за чистую монету эту автохарактеристику – но учтѐм то, что к ней подтолкнуло. Или, как схожую мысль сформулировал Владимир Соколов, Быть единственным – а написать Совершенно другого поэта… Как решил Высоцкий для себя лично первый гамлетовский вопрос: быть или не быть? – очевидно. Но второй гамлетовский вопрос в его случае ничуть не менее мучителен: Что он Гекубе? Что ему Гекуба? Актѐрский темперамент и артистический дар заставлял его «рыдать над Гекубой» – а себя самого отодвигать на второй план… Как знать, не этот ли разлом снедал поэта изнутри? Не пал ли он жертвой ревности Муз?

[1] Лосев А.Ф. Модернизм и современные ему течения// В кн.: Контекст-1990. Литературно-теоретические исследования/ М.: Наука.– 1990г.– 264 с.

[2] Новиков В.И. В Союзе писателей не состоял: Писатель Владимир Высоцкий // М.: Интерпринт.– 1991.– 220 с.

[3] Шатин Ю.В. Поэтическая система Высоцкого//В кн.: Купола. Лит.-худож. альм./ Новосибирск: Вертикаль.– 2006.– № 1.– С. 207-216.

[4] Гегель Г. В. Ф. Лекции по эстетике. Книга третья// Сочинения в 14 тт./ М.: Изд-во соц.-экон. лит.– 1958 г.– Том ХIV.– 440 с.

[5] Гегель Г. В. Ф. Эстетика в 4 тт.// М.: Искусство.– 1971г.– Т. 3.– 623 с.

[6] Высоцкий В.С. На Большом Каретном: Стихи и песни с нотным приложением//Сост. Р. Шипов/ М.: Локид-Пресс.– 2003 г.– 415 с.

[7] Орловский С.П. Бардовский счѐт Владимира Высоцкого // Научно-культурологич. журнал.– http://www.relga.ru .– №1 [239].– 10.01.2012 г.

лишь черточка на белоснежном поле *** ***

ЖАМБАЛОВА ТИТОВА Елена *** У тебя в квартире-дней бег. В голове-архиве-хрип рек. Если хочешь-крикни. Крик слаб. Ты в системе , детка, тыраб. А твои мысли-не твои. факт. кто стучит ножкой, задает такт? Твой порыв, белкаВ колесе бег. Ты живешь. Мелко. Человек. Век.

Чувство снега. Мираж, налетевшая фата-моргана Будь же благословенно, колючее жжение век. О, я нежность, я кротость. Я целюсь в тебя из нагана. Я люблю, я убью тебя, слышишь, чужой человек? Мы встречались в веках, мы встречались в других поколеньях, то в рассветной садовой росе, то в дорожной пыли, целовали запястья, виски, обнимали колени и сверяли по родинкам путь, как по карте земли. ты шептал: "я несусь в никуда на разбитом экспрессе. здесь у каждого ложка и кружка, и личная клеть. эйфория моя, несказанная радость, принцесса, окрыли меня, чтоб мы могли навсегда улететь" И летели, в созвездии Лира сияющей Вегой и пространством и точкой пространства, началом конца... Чувство снега... Ты тоже почувствуешь магию снега. Я с улыбкой прицелюсь уверенно в область лица. Ненавижу свою кочевую столетнюю память. Ненавижу щенячую нежность - скулящий зверек. Тот, кто Богом себя называл-говорил-бросьте камень, Коль не грешен и прочее... Я нажимаю курок. Чувство снега. И звездочки белые тают на коже, Ухожу, оглянусь и закрою последнюю дверь. Ты любил меня. Я тебя очень и очень, и тоже. Вот и все. Мы не встретимся. Мы не узнаем теперь.

И вот я - черточка на белоснежном поле. И вот я данность - не сотрешь, не срежешь. И вот я корчусь от душевной боли, И вот я плачу, милый, о тебе же. И вот я - бунт, протест. Контрастом к фону Густым мазком блестящей чѐрной краски Я как в снегах летящая ворона Вдруг пожелавшая твоей внезапной ласки, Я злое "кар", клокочущее в горле перехватившая, не задохнувшись, Среди степей бескрайних, среди гор ли Не песню пела - но гораздо лучше, Слова как будто даже не слагала, Не помню вовсе, что там говорится... Мои крыла горели ярко алым, И не вороной черной, а Жар-птицей Ещѐ на миг застывшая на небеДа камнем вниз, уже не чуя боли. Ты песнь моя... Моя святая небыль. А я - лишь черточка на белоснежном поле. Горят... Картонный бред, бумажный ад, Спаситель-зажигалка... А говорили- не горят. Горят, но мне не жалко. Сгребаю в кучу пепел днейЯ сумасшедший дворник, Я мусорщик своих идей, Я арестант, затворник, Я - вещь в себе, я гвоздь в судьбе. И я скучаю по тебе.

16 *** Я живу через дорогу от старого парка, И поэтому солнце ко мне попозже. А ночами дома ужасно жарко И окно открытое не поможет. Иногда я думаю-мне бы в Лондон. Иногда я думаю-на Аляску... И в бреду моем предрассветном сонном Я сама себе сочиняю сказку. У меня есть много любимых песен, И одну я часто пою в печали. Мир и вправду стал до удушья тесен Оттого что мы вдруг большими стали. Хорошо смывать штукатурку с кожи. Хорошо стоять под дождем холодным Ощущать себя до счастливой дрожи Человеком мыслящим и свободным. *** Песок так похож на раскрошенное печенье. Сжимаю его в горсти, и скрипят века. Как долго его несло по реке теченьем? Откуда его ко мне принесла река? Я делаю из папируса оригами: Кораблики, голубей, и еще цветы. Мне кажется - и бумага имеет память, По первому сгибу свернутся опять листы. Все в мире имеет память. Мы помним сгибы, И тех, кто сжимал в горсти... Берега и лес, Мы помним и боль, и радость. Мы живы, ибо Впитали "memento mori" дождем с небес. Пусть буду лишь отражением на сетчатке Чудесных твоих и черных. Но знаю, я Останусь в тебе божественным отпечатком, Корабликом, что за линией бытия.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

*** Отплакана Ярославнами, Отмолена по церквям... Не стань же рабой бесправною Чужим - не твоим - царям. Ведь аки с какой распутницей Играют с тобой, манЯт... Аукнется, ох аукнется, В Европу твой ****ский взгляд. С тебя начиналась Русь моя Одной мы с тобой крови! Шальная, родная, грустная! Сестреница! Позови! Мы молимся здесь Создателю Одумайся и воспрянь. Гони ты своих предателей Гони эту злую дрянь. К губам приложу распятие... Я сердцем с тобой, едина! Приди же в мои объятия Сестра моя, Украина! *** Разучишься верить, но разве тебя обманули? Прощать не умеешь - никто и не просит прощенья. Мерещатся всѐ у виска просвистевшие пули, Болеешь идеей раскаянья и очищенья. Пускай это снова по кругу, ни капли не новоВсему в этом мире найдется толпа аналогий. Возьми из ладоней моих это скромное слово, В карман положи - и авось пригодится в дороге.

*** Ах, эта белая зима и снег на крышах... позвать тебя, себя сама вдруг не услышать... в воспоминаниях, в бреду, в никчемной жалости открыть кому-то ерунду позорной слабости. ах, эта белая зима, почти не видима. я не любима, не нужна, не ненавидима. полупрозрачным, неживым пройду фантомом... и разрядится тишина чуть слышным стоном. *** Льдины в сердце моем скрежещут, напирают материками, Рассыпаются серебристым колким крошевом по воде. Этот сон оказался вещим. Я закрою лицо руками. Но и там, в темноте пятнистой - снова ты. И теперь везде Я с тобою веду беседу. Диалог нескончаем, странен. Я наверное незаметно понемногу схожу с ума. Только в те отголоски бреда посвящать я тебя не стану. Ледоход в феврале. И ветры. Воскресение. Ночь. Зима.

ты давай уже, приходи ко мне *** Недовольство собой порождает во мне тревогу. Мозг рисует сценарии разных моих финалов. Матерюсь, а потом молюсь, как шальная, Богу. И в моих глазах отчего-то мне не хватает баллов. Дорогая, съешь до последней крошки обильный ужин, И смотри "Дом-2", заплывай, жирей, деградируй, в общем. Твой порыв души и ай кью давно никому не нужен. Да и память "Тайдом" выстираем, прополощем. Если я бревном поплыву сейчас по реки теченью То рискую сгнить, затерявшись щепкою в сточных водах. Если уж пришлось мне принять участие в представленьи то ходить не в куклах хочется - в кукловодах. паруса занесу морозные хрустящие простыни. развешу их в комнате парусами. из форточек дует зюйд-вейстами, зюйд-остами, в общем-то, синдбадовыми чудесами. у соседки опять скрипки пиликанье, молодец, деваха, учится в гнесине. счастье, ты давай уже, приходи ко мне. а то совсем че-то как-то невесело.

Имя живо они врут. все безжалостны. горем звенит тишина. имя живо, ещѐ на губах оно теплою солью жжет и плавится, хочет звучать, откликается на это имя разряженный воздух и бьѐт в меня болью. имя живо. оно не согласно сейчас умирать. и пускай даже воет собака- к чертям предрассудки. отчего ж ты не встанешь не скажешь- чего горевать. отчего не воскреснешь, проснувшись на третие сутки!.. имя живо! и память играет дурную игру, где во сне ты смеешься - вы что, я живой и здоровый. а под утро мне кажется будто я тоже умру. но приходит рассвет и опять начинается новый, новый день. человек может все пережить. человек это странное, странное все же созданье .. имя живо твоѐ, мы всегда тебя будем любить! до свидания, милый мой друг... не прощай. до свиданья. *** Это я - солдат, что в окопе умер, это я сестра, что над ним рыдала, это я родилась и жила в Батуми, это я родилась и жила в Непале,

Это я Христос, по воде прошедший, это я - грааль - до последних капель, Это я ободранным сумасшедшим уходил из Рима пешком в Неаполь. Это я Ференц Лист и его этюды, и Гюго, и Данте, и Гѐте тоже, От меня, Скуратова от Малюты, за версту бежали, узнав по роже. Это я Монгол, тот носитель духа, шел по завоеванным новым землям, Это я к земле приложивший Ухо – я считал удары, планете внемля. Это я, садясь на холодный камень, все ждала рязановское "Кончита..." Это я играю в саду клубками разноцветных шелковых тонких ниток, Это я смеющийся Юго Чавес, это я рассерженная домохозяйка, Это я бычок, на доске качаюсь, это я промокший до нитки зайка, Сколько будет "я"... Видишь эту лопасть, от нее "тут-тук" по воде кругами, Между нами рвы, между нами пропасть, километры времени между нами, Но за первым кругом - второй и третий, иль четвертый - это не так уж важно, мы однажды встретимся на планете, или вне планеты: джаннат, диважин... Будем может чуточку лучше, ярче, может дюже сдержанней иль капризней... Я в висок целую тебя и плачу. В новой жизни.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

18 ***

***

*** Постели на балконе мне, мама. Задыхаюсь я в этой квартире. Посмотри- Какова панорама... Кто мы в этом сверкающем мире? Я усну, и увижу дракона Вспышки пламени алые рвутся... И во сне я шагаю с балкона Для того, чтоб скорее проснуться... Тибет О чем ты мечтаешь в пыли городской? Не грустно ли, милый, тебе там? Давай убежим далеко-далеко В священные горы Тибета. Ладонями вверх будем солнце встречать, Нам будет мелодия ветра звучать, Загар ляжет бронзой на лица... Меж нами исчезнут границы. Что бренно, что вечно-отыщем ответ Мы каплями в бурных потоках Заглянем в себя и раскроем секретВеликую мудрость Востока! Мы сможем друг другу без слов отвечать-, Научимся красноречиво молчать. Не чувствовать холода даже в пургу... Не знаю как ты, но я точно сбегу! В обитель покоя и светаВ священные горы Тибета...

Воин, словам с замиранием внемли. Молча прими эти белые латы. Воин, воюй за меня как за землю каждую пядь отвоевывай жадно. Руки шершавые, профиль орлиный. Топот коней, крики, залпы орудий, лишь о героях слагают былины, Стань же героем однажды! И будь им! Так ты познаешь ступени инферно, Так ты падешь и возвысишься рано... Так расползается орден за верность Ярко-кровавой дымящейся раной.

*** Прижимался лоб поутру к стеклу – и глаза стекло, и в стекле - нули, Мы сидели в комнате на полу и вдыхали соль, но не соль земли. Преломлялось солнце лучом во мне, этот луч грустил, по углам сновал, Рисовала Карлсона на стене, ты ему пропеллер пририсовал. А потом - про Сталина и про сталь, и другое, прочее... Шли часы. И когда дошли уже до Христа, до буддизма, дао и Лао Цзы, И когда мы стали почти враги, что пора заткнуться уже и дать Кто-то сверху в ухо шепнул "беги". Я не стала ждать.

Пусть разделана жизнь моя на досочке деревянной, Пусть разрезана проводами, рельсами – правда бред же? Ты всегда во мне. Ты испуганный, безымянный, Нереально близкий, родной такой. Сумасшедший. Хмурит брови теперь лохматый сердитый Хронос. От бессилия молча разводит во тьме руками. Время - стоп. Люди - стоп. И я слушаю твой голос, Балансируя в бесконечности меж веками...

Я так хочу Потому что в камине трещат дрова, Потому что зима и уже темно, А мороз все окна изрисовал Оставайся, будем глушить вино. Мои руки белые. Ты темней. Завтра будем играть во дворе в снежки. Или в шубах рухнем на дно саней, И вперед - по льду Селенги-реки. Потому что ты мне подарен всласть. Ты ветрами севера принесѐн. Ты в плену моем, я имею власть. Потому что я так хочу. И всѐ.

Отхлебни-ка Хлебникова!

ЛУЗИН Андрей *** Объяснюсь: Обь, я снюсь. Лузин – иллюзия… *** Мой банный котильон с Ев ангельѐм! душистых прядей рыжий пряник!.. – Я твой миндаль, – нагорная мин даль! – Шинели не лиши. Кинь Арлем – в арлекина!..

***

***

«Еврипид, е-е!..»; ври, – пидор. Отхлебни-ка Хлебникова!.. Кирза – «за» кир; огурец горца… Ни зги, – зебре в дребезги!.. – Цацей ли, потерпевшая, в поте лица «р-р-р!» певшая. – Что, плохо штопаю лоха?! На парусах-пруссах пру с «хаха-ха-ха- хаха-ха-ха-ха-!!. »

О гимне. Не лги мне, «Господи!..» – Как кость, пади… в ризу неврозу… – Сядем с ядом: «Фейерверк! веер вверх!.. »

Кильки, пиликая: «Шпионаж, спи, он – наш…» *** Поцелуй взасос – пацану – Ассоль!.. колокольчиком, чья щека: ящик из-под щенка…

*** Поэт, поешь. «Ты» – на лады: полбеды отобедало на дыбе!.. *** Русь. Утрусь брусникой… Бр-р!: «Усни-ка Лебядкиной… ч-ч!.. (Ещѐ б…) – Лейб-яд кина под столом костолома чищу полчищами трущоб!..»

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

20 *** …И Вечности поблажка, и жуть Небытия… – Бездомная дворняжка, – бежит душа моя. В промозглой смертной ночи, в беспамятстве, в тоске… Печальны сучьи очи. И дом невдалеке…

*** 1

3

Я сам себе – отрада; и хлебец, и вино. И смерти – мне не надо, и помереть дано.

Господь, моя Отрада! я всѐ молюсь Тебе. – И вечности не надо уж более судьбе.

И бедствую, растерян, и пустяком томим. – В Небытии уверен, – и Вечностью творим…

Среди обширной смерти пустого бытия – Твоей Любовной Тверди едва касаюсь я!..

Средь мысленного хлама – влачу свой краткий дар… Со мной играет мама, – а я – дремлю, и стар!..

По мне ли эта доля? – Чтоб, глянувши кругом, узреть: покой и воля – на бережке другом…

*** …А мы – в сторонке. Нам легко-легко уроки сокровенные даются. – Лакать парное страсти молоко из Вечности – надтреснутого блюдца!..

2

***

*** Спи, моѐ дитятко, баю-баю, – у Сотворенья – на нервном краю. В ветхих пелѐнках старинных времѐн – зри мирозданья Рождественский сон… Дитятко, что ж не смыкаешь глаза? Что же на розовой щѐчке слеза? Спи, несмышлѐные глазки закрой. Мы уж далѐко с тобой, за рекой, – в садике сладком, на том бережке. Держишь ты шарик в счастливой руке… Веки дрожащие… Ясли Судьбы… Лик доброй няньки – Последней Трубы!..

Стары мои причины, – рождение и смерть. И времени морщины – мою покрыли твердь.

Ещѐ не суждено мне быть на том счастливом, детском свете, – где можно просто так любить и не заботиться о смерти.

А ты – игра и воля; вся – каламбур. – Твоя беспамятная доля – колечко бытия…

Где беспричинны времена, и несмышлѐна память наша, и Вечность – как большая чаша сластей заветных – нам дана…

Летит моѐ сердечко – туда, где детский страх. – Обронено колечко. – Затеряно – во снах!..

Средь старческих трудов, тщеты нервозностей, сует рассудка – крепись, прозрение, – минутка блаженной первой нищеты!..

заветный отблеск радостной Звезды 1 В молитвенных глубинах Рождества творятся – беззащитное даренье и слава преклонѐнного волхва, Дитяти трепетное нетерпенье, и Материнства млечные труды, и грозный Замысел вина и хлеба, и смерть, обретшая в пустыне склепа заветный отблеск радостной Звезды!..

2 Души моей вынослива потреба! – Великой мысли – праведного хлеба – отведав чѐрствый, лакомый кусок, – я, будто пепел ветреный, высок… Над миром заметаемой пещерой, над Материнской ласковою верой, над славою подарочной волхвов, над сокровенной мишурою слов; над криком безутешного Младенца, над предстояньем времени и сердца, – тень ясельного, вольного, Креста целует радостно моя тщета!.. *** Сегодня мама рано спать легла. – Жива, хранима Господом, несчастна. – И к таинству накрытого стола – моя душа вечерняя причастна. И хлеб ржаной – подмочен в молоке, прильнувшем ко времѐн сиротской тверди… Смех женщины, стоящей налегке – на сквозняке от Вечности и смерти…

СЕРАФИМ Студѐный трепет воздуха песочной Палестины… Сколь лакомо одинокой Звезде – Младенческое душистое отчаянье, – настоянное на смиренном воловьем родстве, криках птиц из обширной древесной кроны, отдалѐнном пастушьем говоре; бескрайних водах вольного далѐкого моря – неприветном теченьи их случайного величия. Как удивительны, причудливы – прославленные ветреными глубинами умысла – простые одежды волхвов; пепелище усталых гостинцев; склонѐнные к млечной, хлебосольной пяточке Дитяти, успокоенной в ясельном Кресте Материнским заплаканным счастьем… Так разноцветная, грозная пыльца шестикрылой кротости спелого Сотворения – лепечет на опытное ушко владельцу подвижности весѐлых губ, лелеющих завидное молчание среди запустенья благодатной речи: «Грядущее, да исполнится гортань твоя пещерой Вифлеема!» Так, претерпевая дыхание своей ничтожности, – старик – стоит улыбки Младенца…

1 Природы вольной праздный холодок над сокровенным прахом древней чаши, – я извлечѐн забвением Господним – из горестей умышленного сердца – не к тяготам сомнительного зренья, не к достоянью преходящей речи; но для неподобающих трудов молитвенного ясного молчанья.

2 Сотрудник неотвратного, склони родные язвы суетной гортани – к заветному, разящему мечу смиренного сыновнего молчанья. Его отрадный, праведный булат: благословлѐн неведеньем Дитяти, дарами бездыханных старцев, счастьем Марии, отдалѐнною Звездой.

3 Пристрастьем смертным ласкового мира – целована молитвенная речь в сердечную окрестность Сотворенья, – от плодородных пастбищ Отчей воли – воззревшую на тягостный приют моих смиренных, временных очей. Да исцелят молчания труды медовый умысел родимой жизни.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

22

*** *** Сахарятся, не спеша, ветреные тверди. – Воспарившая душа, лѐгкое усердье. А в кармашке-то житьѐ, – трепетный брелочек… Заглядение моѐ, ласточка, денѐчек!.. *** Мой зяблик, заусенец счастливый теребя… Кровинушка, – дай силы не позабыть тебя… и – перед омовеньем душевного труда – стать воздухом осенним, как пепел и вода…

СОНЕТ Зову я смерть. Мне видеть невтерпѐж… В. Шекспир (пер. Маршака) Лабай, хана!.. – Мне зырить западло…: Блин, долбаного лоха без получки… да бляху-поца, жрущего бабло, в чумном прикиде венценосной сучки… Раж м.дака, в плешивом кабаке пердящего с задрюченной индюшки… дрожь мудреца, в нервической тоске кривящего хлебало злой подушке…– Зреть строчкогона, − с «коксом» в бардачке – летящим к боссу на прикольной тачке… иль принца крови, − в смрадном дурачке – блюющем с чернью, вставши на карачки… Наш Паруар – обосранный горшок… Но как с тобой не вмазать, корешок!..

Реченья стѐршийся пятак всего дороже – в незаколоченных потьмах сердечной дрожи… В них и за тридевять разлук, из безнадѐжья – воскреснув к жизни, шепчешь вслух: «О, Матерь Божья!..»

*** «Тройка, семѐрка, туз… − тройка, семѐрка, дама…» Тронь-ка сырой картуз в мѐрзлой протоке храма… И, раздразнив ноздрю хлипкой махоркой хоров, прысни – чихнуть зарю – в лиственно-снежный ворох!.. ***

*** О, мой рай с родимым бараком, где любимая встала раком. Где плывут облака по нѐбу; дядя Степа бредѐт по стѐбу. Где с небес плевать на «косяк» спящей girl’ице на сносях. Да зазнобушка - «Lacrimosa» саднит про десерт, заноза… О-ля-ля, я ещѐ не помер; токмо взял мя крылатый опер – в те края, где цветѐт лопух. Там лишь зренье, душа и слух…

*** Боска-Раша… Зык сарматов… Дрызг узды – в песок стечѐт…

На дыбе ль дебильного быдла, в попкорне грошового быта, − пиплы, дабы жрать не обрыдло, − не плюйте в Пиита!..

*** Скоморошины без матов – арбузы без косточек!..

Какофония! как Афоня, я… Ни черта – не начертал!..

А Дед Морозу приснилось лето… Данко XXI

КОСТИНА Мария *** Какая разница, где разговаривать с Богом? Где бы ты ни был, он все равно услышит – в храме (неважно каком), в суете, в дороге, в маленькой комнате под протекающей крышей. «Господи, ну за что, почему все это?.. Господи, ну куда, ну куда мне столько?» А он мерцает внутри тебя негасимым светом, пока ты ноешь и собираешь свои осколки.

«А кущи, яблоки эти райские – глупость это». Вот так накручивать, забирать себе те сюжеты, где вечный поиск и неустроенность – норма, будни. Самоизъеденным, но героем стать – вот к чему бы? В пещеру глубже, в пещеру дальше – светить, светить им! Внутри же свечечка еле пляшет, и видит зритель какой-то чад и недобрый отблеск в глазах горящих, и агрессивно надрывный голос – по-настоящему! Ну что доносишь, что принесешь ты – одни скорлупки, огарки, корочки, лепесточки: ведь очень хрупки твои светильнички и деревья, картонный домик. И звонче голос, и тоньше нервы, и очень больно. Р. Ч. И ты залетаешь в последний вагон – рюкзак нараспашку, Забывши, что поезд ждет тех, кому он обязан мечтой. И взгляд твой поймает рыжий мальчишка в драной тельняшке, И ты улыбнешься от радости,

вспомнив, кто он такой. Ведь то не подземный туннель – Млечный Путь за окнами свищет, И это не искры, а звезды летят кувырком из-под рельс. Ты думаешь, выдумала его, а если он пишет, При этом роман, а не дневники и не смс. Притом про тебя – порой веселясь, а порою жалея, Ругая статичный сюжет, улыбаясь хитро. Ты сходишь на следующей станции – Кассиопея, Космический символ, единственный вход в Мировое Метро.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

24 Дед Мороз

*** ***

Наивно, правда же, верить в чудо – Чуть-чуть за двадцать, заложен нос. Приходит друг с бутафорской шубой, И ты – ну смех один! – Дед Мороз. Снег валит хлопьями, мокрый, тает, (у Дед Мороза сапог скользит) Машины воют, снежки летают, А магазин, как назло, закрыт… У Дед Мороза пора зачетов, На куртке молния без зубов. Поздравишь препода с Новым годом – Зачет, улыбка, и будь здоров! Финансы хором поют, как где-то Родилась ѐлочка и росла, А Дед Морозу приснилось лето, И мамин голос, и пестрый сад. Шумит плацкарта, тепло и шатко. Соседи сбоку фольгой шуршат. А Дед Мороз с бородой и в шапке Стихи рассказывает малышам. Еще – о том, кто куѐт снежинки, О том, как месяц желт и горяч, И мальчик дарит ему мандаринки, А девочка дарит зеленый мяч. А утром будет вокзал и праздник, И в ванне много горячей воды. И радость: в вагоне-таки ни разу Меня не видели без бороды.

Холодные пальцы скажут тебе: замри. Чуешь, весна так медлительно и лениво кружится, все никак не коснется земли: тает, смерзается, и отпускает пугливый ветер на волю, а он, то галопом и вскачь шапки срывает, то прячется в тополиных стриженых кронах. Глупенький: прячься, не прячь, – медленная весна отмечает любимых ею веснушками на загорелых щеках, рыжими бликами в русых растрепанных прядях. Стой же, смотри: это новые облака в глазах проплывают и замирают в тетрадях. *** А к поэзии вечно примешивается любовь, ведь по сути поэзия – эмоциональный акт. В языке существуют тысячи разных слов, ты выхватываешь, соединяешь их так, что рождается музыка, плавная, словно сон, и пронзительней роз, изощренней морских узлов. Ты сидишь, успокоен и счастлив, почти невесом, ведь к поэзии вечно примешивается любовь.

Там, где нас нет, всяко лучше, дружок, и недаром: Самая лучшая цель всегда недосягаема. Жизнь в пустоте не заполнить бегством в Америку: Ты привезешь весь свой мир в своем собственном черепе. Там, где нас нет – это просто красивая выдумка. В дождик зажмурься и представляй, что ты в Выборге. Цитрусы Кипра пахнут сибирскими елками. Дача везде, где стихи сочиняешь подолгу ты. И от себя убежать – ни малейшей возможности. Истинен только тот мир, что внутри себя носишь ты. Пусть там, где нет тебя, бесится солнце над городом: Стоит приехать – и станет по-прежнему холодно.

*** Врассыпную убегать в стороны очень просто если ты - кубики, еще легче, если ты - градусник, а точнее - капельки ртутные.

Словно всем пришлось уснуть… До первой звезды Парус белый. Ветер. Волны. Чайки жадные кричат. Даль безбрежна. Трюмы полны. Люди грешные молчат. Бриг от берега отходит. Одинокий жалкий стон Отклик в душах не находит. Только мачты в унисон

ЗОРИНГЕР Генрих Дон Кихот У любви не может быть соперниц. Кто любим, на счастье обречѐн. Санчо, я проехал мимо мельниц. Разум мой от мрака отлучѐн. Золотые горные вершины, Серебром покрытые поля, Бронзовые водные равнины, Белая зеркальная земля. Да, теперь и я не протестую. Я теперь стараюсь всех понять. Дни в борьбе - проносятся впустую. Злость не в силах нравы поменять. Злость исчезнет – я не обеднею. Мне вполне других хватает чувств. Только бы увидеть Дульсинею! Только бы коснуться сладких уст!..

Также стонут. Скрип протяжный Улетает в небеса. На носу кумир вальяжный. В синем небе голоса: -Мама, видишь это судно? Уплывает в дальний путь. А на суше так безлюдно, Словно всем пришлось уснуть. Нет ни дочери печальной, Ни жены – сырой платок. Тишиною изначальной Дышит берег.

- Да, сынок. Не смотри на брег пустынный. Там вчера прошла война. Смерть не дремлет. Список длинный Завершить должна она. Жизнь ушла под парусами, И двухмачтовый изгой Полетел за голосами Белых чаек в мир иной.

Он обратно не вернется. Люди смертны – в этом суть. И тебе, сынок, придется Повторить их скорбный путь.

- Вижу, мама, холм пологий. Там, на нѐм, стоят кресты. Но на них воры', не Боги. Буду там и я?

- И ты. Только ты, как парус белый, Воссияешь на кресте.

- Мама, я смогу!

- Мой смелый. Мой ты лучик в темноте… *** Дорогая земля! Мимо общих могил Мы подходим с цветами к твоим обелискам. Павшим доблестным воинам кланяясь низко, Говорим: ''Слава Богу, что мир победил!'' Еврейское хокку новый жанр русской поэзии, состоящий из двух стихов фиксированного состава: 7 - 40 И грустно, и смешно мне Потому что поезд, мою любовь навечно увозящий, сломался на ближайшей остановке и дальше не поедет до субботы дрек!

26

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016 МОЛИТВА

СТАРАЙСЯ Давно отколовшись от глыбы, Лѐд сердце моѐ повстречал. Сказал я: «Бог! Холодно! Вы не могли бы?..» «Старайся», - он мне отвечал. Стараюсь судить объективно, Но лезет из пор эгоизм. То злюсь, то ругаюсь, на сердце противно, В словах и поступках цинизм. Стараюсь ни с кем не общаться, Забыться в уютном мирке, Но жизнь, как юла, начинает вращаться, И звѐзды блестят в потолке. Стараюсь влиять на решенья, Но вижу – мой слушатель глух. Нет дела живущим до жалкого мненья Того, кто как свечка, потух. Душа полнотою огромна, Стараюсь я жить изнутри, Но демон лукавый, оскалясь нескромно, Мне шепчет: «Вокруг посмотри». Стараюсь смотреть и не вижу Ни света, ни чувств, ни огня, А вижу расчетливость, что ненавижу, И что ненавидит меня. Сквозь стены к концу пробираюсь. Осталось пути – ровно треть. Стараюсь, стараюсь, все время стараюсь – Пытаюсь себя отогреть. Давно отколовшись от глыбы, Лѐд сердце мне начал сжимать. Я снова: «Бог! Холодно! Вы не могли бы?..» «Старайся», - и Он мне опять...

1970-й

У фонтана местного истовые курицы Ищут крошки мягкие в круге белых брызг. Пробежала де'вица вниз по главной улице С парнем милым только что разругалась вдрызг. Прошагали мальчики с крашенными чѐлками Взорами серьѐзными искорок не скрыть. Пропорхали бабушки с полными кошѐлками, Зрелых одуванчиков усмиряя прыть. У фонтана местного мамы загорелые Бродят тихо парами возле громких чад. На лотках торгующих фрукты перезрелые Смотрят боком сморщенным на колхозный сад. На заборе лозунги выцвели от времени. В урнах переполненных творческий застой. Бьѐт нетрезвых дворников солнышко по темени. Сашка - участковый наш - ходит холостой. На крылечко выйду я, сяду на скамеечке Пол кармана семечек, томный хитрый взгляд. День сегодня праздничный. Тазики да венички. Весело осматривать чистеньких девчат. Но суббота кончится. Умной каракатицей Грусть-печаль-кручинушка выплывет из хат. У фонтана местного жизнь клубочком катится Вдаль, по серым сумеркам, в золотой закат...

Мой Господи, лиши меня дилемм Искать богатства, растерять открытость. Не дай рабом стать су'етных проблем. Не дай уйти в бесчувственную сытость. Мой Господи! Лиши меня дилемм. Учитель мой, даруй мне нищету, Даруй переживанья и тревоги, Чтоб мог сквозь боль увидеть красоту К твоим стопам струящейся дороги. Учитель мой! Даруй мне нищету. Мой Бог, прошу бессонницы в ночи', Когда душе легко услышать звуки, Зовущие за пламенем свечи Идти, к звезде протягивая руки. Мой Бог! Прошу бессонницы в ночи. Спаситель, укажи нелѐгкий путь, Ведущий мимо бедствий к пьедесталу, Где, может быть, смогу я отдохнуть, Испив вина из чѐрного бокала. Спаситель! Укажи нелѐгкий путь. Творец, пошли мне смелость умереть, Узнав греха мученье и страданье, Чтоб смог я, к небесам взлетев, прозреть, Освободив для чистоты сознанье. Творец! Пошли мне смелость умереть. Создатель, научи своих детей Любить других, избавившись от гнева, От жарких спален низменных страстей Бежать в прохладу жизненного древа. Создатель! Научи своих детей...

нас прикуют к веслу … *** Мне говорят: ―На Алтай едет последний трамвай‖. Верю! Сегодня во все верю!!! А за окном – пустота, едут перила моста, едут еще фонари, площади едут и скверы… Мне говорят: ―Наливай! Пой! – говорят. – Играй!‖, Веселого Роджера в руки суют, а за окном полыхает салют, и под салюты грузится люд толпами на галеры.

ГИЛЕВА (КЛИМАКОВА) Екатерина Рождественское Домик с окнами на закат. Домик с окнами на рассвет. Где ты, мой долгожданный брат? Где ты, мой негасимый свет? Пахнет осень сухим листом, И, под первый снег с головой, Сумасшедшие строят дом, Чтобы крышу крыть в рождество. И дивится честной народ, И стоит, озлоблен и нем, Корабли, набирая ход, По Оби плывут в Вифлеем. И ложатся к снегам снега, И ложатся листы к листве. Домик с окнами на закат. Домик с окнами на рассвет.

Зябко дрожит трамвай – хрупкие рельсы в рай тихо врезают в колеса стальные занозы. Знают они, что в рай – это последний трамвай. Едет трамвай – и летят под откос головы Берлиозов. Мне, говорят, по плечу, и зажигают свечу, я, говорят, полечу, буду каким-то Данко! Я на ―отлично‖ учусь, я на трамвае качусь, в рай на трамвае качусь от гастронома до банка. Я говорю: ―Не хочу! Сами держите свечу! Разве не видите – этот трамвай… Этот трамвай – галера!!! Всем будет доля слуг, нас прикуют к веслу, и поплывут за окном годы, дома и скверы‖. Я ухожу один в грохот весенних льдин, в сочную грязь дождей октября, в синюю звездную дымку, верных друзей сторонясь, сам себе раб и князь, сам себе рыба язь, заяц да невидимка.

Может быть, встречу рай. Средь незабитых свай будет страна Алтай мятой лежать картинкой. Пусть возит других трамвай! Я заявляю – рай… Мой рай – это ночь и я, мой рай – это я и картинка. И хорошо бы еще найти мне на своем непростом пути конфету и мандаринку, кастет, пистолет и финку.

ЗОЛОТОЙ ПОЛК Как в атаку наш золотой полк Как один встал, а потом лѐг. Как один лѐг целовать снег И закрыл пятьсот восковых век, Так вошли пятьсот восковых рук В тѐмно-серый дѐрн, как входил плуг, И, гребя в земле, в опустевшем рву, Всѐ шептал солдат: «Я плыву, плыву…» И молчал народ, будто знал народ, Как вставал рассвет из грунтовых вод, Как один солдат к той воде приник, Обнимал, как мать, чѐрный материк. В тѐплой-тѐплой тьме под земной корой Славный полк опять становился в строй – Двести целых и пятьдесят калек – Их несла, как длань, гладь подземных рек Светлой пылью лечь в грунт других планет. Есть лишь Бог живых, Бога мѐртвых нет.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

28 Декабристы А мы выходили утром, и утро глядело хмуро. Стоял в парике напудренном глухой камер-юнкер Гуров. Стояла толпа народа, смиренно ждала парада. Трѐхного пса-урода с ладони кормил император. Вороний грай. Разносилась французская хворь-зараза. И ветер колол иголкой глаза золотого Спаса. Скажите, где Он родился? Изба ходуном ходила. Скажите, где Он родился? Скажите, где Он родился? Скажите, а где б Он родился, когда б нам стыда хватило?

А мы выходили трезво, серьѐзные, шли серьѐзно. Сестренки на платье шѐлку просили светло и слѐзно. А мы говорили речи, красиво, до хрипа в горле, И были кругом медведи, ещѐ дураки да воры, И батюшка-царь был грешен, а нянька твердила – светел… И Спаса жалели только тогда старики да дети. ―Маленький мой Господи,‖ – рыдала старушка несмелая. ―Маленький мой Господи‖. ―Маленький мой Господи‖. ―Маленький мой Господи, что же с тобою сделали…‖

Ты что-то твердишь про Свету, про Лену, про Таню, про Иру, похмелье и литр кефира, зовѐшь на рыбалку к морю, молчу про Илью и Колю, про Диму, Максима, Сашу, хочу варить тебе кашу, гладить рубашки, читать книжки, родить малыша. Ты поправляешь: ―Малышку!‖ Говорю, что хочу в планетарий, что умею играть на гитаре. Ты твердишь мне про пьянки, драки, про побег от большой собаки. Ветер, светит, идѐм к крестам, перекрѐсткам, мостам, устам, дланям, персям, паденьям ниц, целованьям ног, плащаниц,

*** А мы выходили молча. И ―молча‖ было зловещим. Лишь звонко топтал юродивый в снегу дорогие вещи: Три ленточки, два колечка и что-то ещѐ в окладе, И тонко скулил по миру: ―Заблудшие – значит, бляди...‖ И сыпались снегом предки, и липли к нашим подошвам. Вот так уходила империя со Спасом безглазым в прошлое. И Бог был маленькой птицей, и бился в горящих глотках. И Бог был маленькой птицей. И Бог был маленькой птицей. И Бог был бы маленькой птицей, когда бы хватило водки.

В ночном супермаркете нас обругают уставшие продавцы-консультанты. Их можно понять – они на работе, не спят, а мы с тобой пьяные, праздные, счастливые. В городе ноябрь, а кажется, что Рождество. У тебя заплетаются ноги, у меня скользят ботинки. До Луны – как до памятника Ленину – три сотни метров по жѐлтой ночной улице. Ты твердишь: ―Пойдѐм целоваться, ночью все по углам целуются, так положено‖. Мне бы бежать-бежать домой, броситься маменьке в ноги… Золотая метель, фонари, занесло дорогу, метро не ходит, пять часов до рассвета.

простыней, следов и страниц, коридоров чужих больниц, долгих зим и горячих лбов, белых крыльев, пустых гробов, до креста в ногах от крестин – сто дорог чужих Палестин, государств, нацменьшинств и наций. Ты твердишь: ―Пойдѐм целоваться‖. Ветер кружит холодный снег, век сменяет прошедший век. Ленин бронзов. Проспект пустой. Мы с тобой, навсегда с тобой, друг за друга стоять и драться. Ты твердишь: ―Пойдѐм целоваться‖… На рекламном щите – колбаса. До рассвета четыре часа.

на красный свет бегом и наискосок … Детское Он сидел совсем рядом, держал на руках маленького сына. Глядел на него. Улыбался. Сын спал: вздернутый носик, личико выпачкано шоколадом. И женщина, теплая, добрая, хорошая, жена, улыбалась, глядя на своих мальчиков. У него на рубашке – перья Жар-птицы, зеленые, желтые, красные. Дело не в светофоре, ему не идут правила дорожного движения, хотя он и говорит, что переходит дорогу всегда на зеленый свет, учись мол, маленькая глупая сестренка. Дело не в светофоре, мы с ним переходили дорогу на красный свет бегом и наискосок, прыжками на одной ноге через оживленную магистраль. Дело не в светофоре, красный-желтый-зеленый – это, кажется, флаг Ямайки, где живут Буратины, Незнайки, Почемучки и Угадайки и свободно растет конопля. Он немного умнее, чем я. Он немного мудрее, чем я. Он немного сильнее, чем я. Может быть, потому, что случайно немного старше. Когда он курит, я тоже хочу курить, хотя до сих пор я совсем никогда не курила. Дело не в светофоре, а в том, что я слово «любить» все равно напишу, хотя прежде я тоже любила одиноких, уверенных, умных и даже ничьих.

Подающий надежды доктор, эстет и интеллектуал, он бы пѐк блины, целовал мои туфли, сам гладил свои штаны и стирал рубашки, он звонит раз в неделю и спрашивает: «Как дела?» и на каждый праздник присылает открытки без подписи. Оправдавший надежды наставников зрелый бандит, брюнет и красавец, сильный и нежный, он носил из школы мой портфель и меня на руках вместе с портфелем, теперь я была бы уже вдовой… Белорусский мальчик с глазами, как океан, он был на год старше, мы танцевали вальс… Разгильдяй и поэт, у него на разбитой гитаре нарисованы были цветы, преклонив колено по-рыцарски, он пел мне свои песни под лестницей в институте. Умудренный седой господин. Старше меня на сорок лет. Мальчики тоже играют в куклы. Мы твердили друг другу, что в прошлой жизни мы, конечно же, были вместе и в следующей тоже будем. Я мечтала, чтобы меня однажды положили в его могилу. Я его и теперь люблю. И всегда любила. Дело не в светофоре… …Мне кажется, Анне Карениной не хватило билета во Владивосток. И она собрала чемодан и махнула намного дальше.

Будь моим вечным попутчиком, маленький принц, рыцарь ночных дорог, солнечный менестрель, мальчик, на чьей рубашке нарисованы перья Жар-Птицы, почему ты забыл, глупый, что это мои крылья?.. …Любить друг друга, как дети в детском саду, когда мальчик дарит девочке машинку, а девочка дарит мальчику куклу. Любить друг друга, как дети в детском саду – в тихом углу долго шептаться о чем-то самом волшебном. И совсем не бояться друг друга, и верить, что, когда мы вырастем, мы обязательно поженимся, и знать, что этого никогда не будет, потому что в тридцать лет дети не вырастают. Любить друг друга, как дети в детском саду, когда мальчик еще не боится плакать при девочке, а девочка еще не хочет, чтобы его руки оказались под ее платьем. Любить друг друга, как дети в детском саду, восемь часов в сутки, когда от них ничего никому не надо, когда они никому не нужны, и, вернувшись утром домой, к своим игрушкам, кошкам и бабушкам, забывать друг о друге.

30 *** Я ждала тебя, как из тысяч войн жѐны не ждали своих мужей. И молчали псы, и домашний кот на коленях спал и щадил мышей. И погряз в пыли постоялый дом, и травой порос залежалый свет. Мне сказала ночь: ты придѐшь потом, когда сгинут сто отдышавших лет. Застоялась рожь, захворал отец, замело пути, почернел алтын, скисли щи в печи, подавился крик, в ангелочках твой засиделся сын. Степь да степь кругом, тишь да блажь в тиши, караси в реке, скороход в пути. Я ждала тебя, вот и ты теперь подожди, родной, подожди. Прогорит зима, отойдѐт трава, и ещѐ зима прогорит в печи. Я ждала тебя, вот и ты теперь не спеши, родной, помолчи. Ты же знаешь сам, что таѐжный зверь не идѐт на шум, не идѐт на свет. Пол-луны в окне – это мой вопрос, пол-луны во мне – это твой ответ. В четырѐх углах только пыль да пыль, несказанных слов невозможный рой. И два метра – как два десятка миль. Дождалась. Боюсь говорить с тобой.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

РАФАЭЛЬ Ты вчера целовала за двадцать монет, он был тоже красив, только он был поэт, он, наверное, тоже ласкал твою грудь и не мог до рассвета уснуть. Он, наверное, тоже твердил поутру, что влюблен, что подобен рабу, комару, и на тесных просторах обрывка листа он блудницу пытался звать матью Христа. А меня ты целуешь за десять монет, потому что не вечен поэта сонет, Но навеки твой лик на ладони холста станет ликом для девы, родившей Христа. Я не верю в смирение тихих икон и холодные лики старинных мадонн, я не верю, что смотрит с молитвою мать, если сына ведут умирать. Если б кто заказал череду женских лиц, я писал бы портреты с волчиц. Завтра я предложу тебе тридцать монет, ты откажешь, ведь сорок предложит поэт, все равно ты святая! Мать – правда одна – только сыну на свете верна. Прижимая макушку ребенка к губам, мать твердит: ―Никому не отдам!‖ Всех на свете спасать – что за глупая блажь! Ты и Богу Его не отдашь. От меня ты уйдешь, от поэта уйдешь, чье-то семя во чреве своем унесешь, и родится художник, а может, – поэт, чтоб его ты спасала от бед. И найдется Иосиф, надежный, простой, покоренный твоей красотой, и твой тихий Иосиф, его доброта, моего воспитает Христа.

Разве это стихи? Ерунда, чепуха. Кто-то скажет, что здесь – оправданье греха, но единственный грех приложим к слову мать – на распятие сына отдать. Завтра ты поцелуешь за сотню монет, послезавтра за две я продам твой портрет как ответ всем грядущим кровавым векам: ―Я его никому не отдам!!!‖ …Дешева эта мысль, дешева красота – каждый час на земле распинают Христа. Лицемерен наш свет, где стыдна нагота. Осуждая блудниц, распинаем Христа. ―Никому не отдам!!!‖… Но молчит целый свет, знать цена ему – пара монет.

ВРЕМЕНА ГОДА Осени нету. Просто под занавес лета приходят Два записных идиота – клоуны Красный и Желтый. Нет и зимы на свете. И солью облеплены ѐлки, И солнечна кровь оленя, убитого из двустволки. Нет и весны на свете, ни пафосной, ни безмерной. Пылает бессчетное лето стареющего Агасфера...

Мускатные рассветы в Коктебеле… Поземка

ТАТАРЕНКО Юрий Русская зима Вдали от творческих открытий Разлили по стаканам праздность, И жизнь в отсутствие событий Уже не кажется напрасной. Вершины съѐжились в вершинки И с этим свыклись мал-помалу, А буквы – чѐрные снежинки – Летят на белую бумагу. Февраль погас. В глазах стемнело. И плакать хочется безумно. В окне у Казимира небо Необоснованно безлунно. Затянем пояса и песни. Слова толкуются впрямую. «Мороз и солнце, день чудесный…» Ну, ничего, перерифмуем.

Как хорошо зимой в чужом дому Повспоминать о крымском разнотравье, На скромный завтрак глядя, самому Постель беловспотевшую заправить – И снова на нее вдвоем упасть В предчувствии лирического шторма… Остывший кофе потеряет власть Над заново задернутою шторой, И в сладком новогоднем полусне Январь с трудом снежинки обналичит… Привидятся в полуденном окне Вершины гор, ступени безразличья – Где знать не знает трезвая Москва Мускатные рассветы в Коктебеле И не приходят в голову слова: «…Плюс восемнадцать, слабые метели…» Ялта. Декабрь. Страну не сплотит Нежность к Сталину, Ельцину, Путину, Идущих в строю Тоже трудно народом назвать… И хочется мне Расстегнуть твою верхнюю пуговку – Проглянет сквозь снег Раскрасневшаяся листва. И даже в природе не встретить Единоначалия: Сгущаются краски В докладе вечерней зари, И ненависть волн Вызывает у камня отчаянье, Но твѐрдой рукой Он шлифует себя изнутри.

Призѐрам «SOCHI-2014» Постаралась лента новостная Сделать наших звѐзд ещѐ известней! Олимпийцев липовых – не знаю, О Липницкой – складывают песни… Узок круг героев настоящих, Страшно далеки они от мысли, Что из всех непьющих-некурящих Лыжник популярней Арамиса… Нет, никто не кланяется в пояс Всем пришедшим во втором десятке – Но за каждый опустевший офис Гранд мерси, спасибочки, ребятки! Молодожены Отпустит нас медовый шок – И вступит брак в свои права… Когда февраль давно прошел, Когда закончились дрова, Зима свелась к простым вещам: Потокам грязи и теплу. А нам так сложно упрощать! Берем двуручную пилу – Чтоб правду-матушку рубить… Но в май войдут без суеты Опилки поровну делить Не муж с женою – Я и ты.

32 Болевое Крещение Приеду в город незнакомый, В грустинице остановлюсь, Где минус, разведенный плюс, По вечерам впадает в кому. Болеет тишина печалью, Когда по май всѐ замело... Луна продрогшим НЛО Голубозвучье излучает. Я вновь свободрый, вновь свобедный В январь проросший человек! И экстравертный интровек Завьюжил кротко и победно. В ответ прохожий под два метра, Проклятья звѐздам прорычал – И на вопрос: «Который час?» Забилось сердце дракомерно… Закрывшемуся магазину Окурок – новый побратим. И тонким варежкам моим Снежинки причиняют зиму. Пробка По Большевистской ехать больно: Секунду едем, пять – стоим… Автомобиль как мяч футбольный В ногах у клоунской дрим-тим, И сам ты – утром, днѐм, под вечер – Как будто клоун за рулѐм… Никак не сложит слово «вечность» Не ставший Снежным королѐм.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

Мне хорошо – без б… Сказал А, говори Б. Русская поговорка Без болтовни, без боли, без балды, Без божества и, блин, без вдохновенья – Лишь облаков разорванные звенья, Как будто Геркулесовы следы. Не бойся неба, отрицанья прока! Земля – кулак барьеров и корней, Где алфавит – раскисшая дорога, И бездорожье пауз – мой хайвэй. Без берегов, без башен, без брони, Без благородной бренности рассудка Я в будни аберрации проник Сквозь брешь в пунктире детского рисунка. Мечта ли – бзик ли – бумером владеть Снесет башку бездарным бумерангом! Я в небеса отправлюсь по воде, В руках штурвал – рогатая баранка… Блядей, бухло, бабло – быстрее за борт! Назад, богатства, – в атрибуты дна! Ажиотаж под парусом азарта Сменяет, встав на вахту, тишина. Я проживу без Я и без шипящих, Без твердых, мягких – но согласных всѐ ж! Все гласные засуну в нѐбный ящик – В чужой стране немым, но проживешь. Все – не мое! Так немота – диагноз, Лекарство, образ жизни, суть вещей!

Per aspera ad astra. Вот и Аргус На лай до расточительности щедр…

Начни с азов и ими же закончи, И многие печали – не твои… Как волкодаву далеко до гончей, Так ей – до звезд… Плыви, «Арго», плыви! Осада Ипотекой сгубили бунтарство, Углерод начал править страной – И какое-то сонное царство Вдруг пошло на Россию войной… Я не вождь, не солдат и подавно – Я в Сбербанке клиент V.I.P… За похлебку века-волкодавы Насобачились жить на цепи! После двух приговоров басманных В доме воины – наперечет… Вот набил морозильник карман свой И дрожит…Ой, под ним же течет! Страх потерь, где засел ты? В прихожей, Между фляг с браконьерской икрой – Или в венах, не спящих под кожей, Там, где кровь непохожа на кровь? Догорают в камине поленья, Украшая решетку золой… Понял я: это был – не последний, Ничего не решающий бой.

Всѐ в этой правде невпопад … сне77777жинки превращаются… *** Велик мороз! Дыхание дымится: штурмует горки гонка озорства. Светлым-светло! И запахом корицы одаривает сдоба Рождества. Шарманки вторят трубам занебесным, пролѐтки расточают серебро, проворный дворник ангелом воскресным сметает прошлогоднее перо... Былой Москвы ожившая открытка забава престарелой детворы. Хрустальными планетами на нитках качаются картонные шары...

ЦАГОЛОВА Лаура ЗИМНИЙ АНГЕЛ Один, как перст в часы заката, до полной ясности высот, стоишь на фоне снегопада! Пока слабеющий восход вымаливает вечный зов… Стоишь изгнанником прогресса, спасѐнный шѐпотом скитов. У зачарованного леса охотно чувствуешь, как день несовершенства вычитает, нужду окрестных деревень морозной дымкой расшивает. Будь на подхвате влажных кружев там, где незримого – не счесть, когда владенья бренной стужи озолотит Благая Весть!

Прощание с Гансом Христианом Великий сказочник однажды сказал: - Я заплатил за сказки слишком страшную цену... Уже пора угомониться: всѐ в этой Сказке было зря! Но почему так долго снится непроходимость января густая роскошь снегопада, из детством вымученных снов? И Герда - Девочка Отрада, неприхотливая любовь, накинув куцое пальтишко, идѐт оправдывать сюжет... Сомнений тоненькую книжку Зима читает прорву лет! А в ледяных еѐ чертогах, по наущению беды, заблудший Кай не чает Бога… Дарами Вечной Мерзлоты

сверкает сон на пораженье: ни отражений, ни тепла, неумолимое скольженье по безразличному стекла слезы, на гибель обречѐнной… Когда в ней холод пропоѐт, она застынет уличѐнной в попытке счастья… Упадѐт. На белый… Белая от боли… У тихой смерти плавный цвет! Печаль одной крупинкой соли заполнит сказочный завет. Уже пора угомониться! Всѐ в этой правде невпопад… И то, что в будущем случится… …сбылось… столетие назад. Из поэмы «Высший Русский Пилотаж» памяти Сергея Есенина Дай мне, снег, россыпь света на вздох, чтобы сердце черпнуло небесности… Видит Бог, как его скоморох тянет жилы из русской словесности. Будто струны безумный гусляр рвѐт в тоске по запретным молениям… Не скрипел бы судьбы крутояр! Да, видать, тяжелы ему гении из рязанских, из тех, что вразнос от любой скороспелой везучести. Дай мне, снег, горней крови для слѐз: отрыдаю по собственной участи…

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

34 И ЭТО ВСЁ О НЁМ...

1. Снег - это райская сладкая вата для причащения взрослых детей. Святочный мир серебрится покато полным собранием зимних затей. Тонким шитьѐм оживает на окнах неувядающий призрачный сад: потусторонних цветений волокна теплят надежду на милость лампад.

2. Снег - это пух перелѐтной печали. Где осыпается - там и Земля. Все его слабости мы отмечали славными датами календаря. Не понимая, за что и откуда... Заговорѐнные до Рождества, как персонажи извечного чуда, краткие роли читали с листа.

3. Снег - это слѐзная соль на ресницах. Горю бы сослепу осоловеть! Вьюжит над городом Синяя Птица... Белая-белая! Просит согреть. Может быть, кто-то ладони раскроет, чтобы оставить до ранней весны... Небо прошепчет, что счастью не стоит знать, где кончаются светлые сны.

Любовь и голуби. Кадриль. Ночь раскачивает лодку: блажь попалась на крючок! Тянет лунную походку захмелевший мужичок... Пробрало воображенье: вдоль по Питерской чудес проверяют снаряженье те, что с крыльями и без скорострельные амуры, рококошные божки... Нагнетают шуры-муры отгоршковые вершки! Поцелуйные веснушки... Разомлелые часы... Нескладушки-неладушки дуют нехотя в усы: - Баю-баю, люли-люли... С непривычки спать вдвоѐм, первый встреченный в июле притворился январѐм. Может... Если бы да кабы... Счастье будет между строк! ...На груди у Снежной Бабы дремлет сизый голубок.

НОКТЮРН Такой пронзительной Зиме нужна особенная Птица! Даны на откуп полумгле трагические вереницы необитаемых берѐз… Какой им тайны не хватало? Пустые люльки летних гнѐзд постанывают изветшало. Как будто мир, в который раз, забыл, куда ему дорога. И ждѐт, пока метельный час приободрит царей Востока... И тени умерших родных предстанут ангелами Света, и старцы в ризах золотых, гонцы Небесного Завета, разбередят Великий Звон. И он пройдѐт, как дрожь по коже, у чудодейственных икон свечные рощицы помножив. …Пока снегов речитатив за эту полночь отвечает, Земля, дыханье затаив, Птенца Господнего встречает!

на сером фоне дождей и стуж … Утро туманное

ГАБРИЭЛЬ Александр Времени нет Не надо ни плача, ни крика. Остался невзятым редут. И наши часы — посмотри-ка! — давно никуда не идут. Настала финита и баста, запрет на вращенье планет. Сюда б романиста-фантаста: мы есть, только времени нет. И в воздухе — прежняя нота, дыханье всѐ той же зимы... Нам будто бы выдана квота, которую выбрали мы взахлѐб, до сухого остатка, до вязких несказанных фраз. И времени мѐртвая хватка теперь не смертельна для нас. Ни взлѐта для нас, ни паденья. Нас держит холодное дно. Ниспослан нам дар наблюденья, и большего нам не дано. Здесь звуки случайны и глухи, как шорох листвы сентября... Мы мухи. Безвредные мухи в античном куске янтаря.

Утро туманное, утро седое — лишь продолженье ночного кошмара. Ну, а в России огромны удои и урожаи кокосов с гектара. Там — постоянное подвигу место; здесь же — не место. Здесь пусто и тихо. Впрочем, «кому и кобыла невеста» — дворник порою говаривал, Тихон. Ладно. Рассветы повсюду похожи неосязаемой тѐмной нирваной. Утро отметилось мятою рожей в стареньком зеркале в маленькой ванной. Душ. Чтобы раньше и чада, и фрау... Лик прояснился. Стал собран и розов. Жаркая жидкость из чайника «Браун» — как контрапункт январю и морозу. Новости. Вновь гололѐд на дорогах. Завтрак в уютной кухонной лагуне... Что-то в газете раздел некрологов явно поболе, чем был накануне. Впрочем, пора. В это чѐрное с белым. Двери закрыть и остаться снаружи, исполосованный крошками мела по приговору бестрепетной стужи. Стѐрлись в дороге и ноги, и посох; сердце с душою истѐрлись тем паче... Белки, привыкшие к бегу в колѐсах, тоже не знают, что можно иначе... Январский сплин Простите, Эдисон (или Тесла), я приглушаю электросвет. Моѐ гнездовье — пустое кресло. По сути дела, меня здесь нет. Деревьев мѐрзлых худые рѐбра черны под вечер, как гуталин. Оскалясь, смотрит в глаза недобро трѐхглавый Цербер, январский сплин.

Из этой паузы сок не выжать. Не близок, Гамлет, мне твой вопрос. А одиночество — способ выжить без лишней драмы и криков: «SOS!». Чернила чая с заваркой «Lipton» — обман, как опий и мескалин... А мысли коротки, как постскриптум; но с ними вместе не страшен сплин, ведь он — всего лишь фигура речи, необходимый в пути пит-стоп: проверить двигатель, тормоз, свечи и натяженье гитарных строп. Кому-то снится верѐвка с мылом и крюк, приделанный к потолку; а мне покуда ещѐ по силам сказать Фортуне: «Мerci beaucoup!». за то, что жизнь — как и прежде, чудо, хоть был галоп, а теперь трусца; за то, что взятая свыше ссуда почти оплачена до конца, за то, что, грубо судьбу малюя на сером фоне дождей и стуж, совпал я с теми, кого люблю я. До нереального сходства душ. Ещѐ не время итогов веских, ещѐ не близок последний вдох. Танцуют тени на занавесках изящный танец иных эпох. Да будут те, кто со мною — в связке. Да сгинет недругов злая рать. Трѐхглавый Цербер, мой сплин январский, лизнѐт мне руку и ляжет спать.

36 Зимние шизохореи вьюгой вьюгой вечер начат и позѐмка мчится вскачь наша таня громко плачет уронила в речку мяч ну а все мы между прочим понимаем этот плач таню мачеха и отчим будут бить за этот мяч испустила дух старушка в мѐрзлом мареве аллей выпьем с горя где же кружка сердцу будет веселей у соседа дяди пети краска схлынула с лица потому что в избу дети притащили мертвеца колокольчик звонко плачет и хохочет и визжит а пингвин всѐ робко прячет месяц сказку сторожит в доме кушать неча кроме жалкой баночки сардин зимний день в сквозном проѐме незадѐрнутых гардин снег всѐ рушит тихой сапой и любовь идѐт ко дну дан приказ ему на запад ей в другую сторону вьюга вьюга бьѐтся в двери то крича то хохоча то как вой она зазверит то задетит как плача вьюга кажет норов сучий отменяется весна мчатся тучи вьются тучи невидимкою луна тройка мчится тройка скачет чернотой белеет высь наша таня громко плачет тише танечка заткнись

Летаргия Слово было. Но, скорей всего, в начале, в дни, когда был мир един и не расколот. А сегодня — доминирует молчанье соматической реакцией на холод. Тихий омут: ни метаний, ни литаний, всю Вселенную зима заполонила... Обессловели замѐрзшие гортани, обездвижели в чернильницах чернила. И деревья — безразличные, нагие; звуки кончились. Безжизненно и пусто... Колпаком накрыла землю летаргия. Летаргия Иоанна Златоуста. Облади-облада Холода у нас опять, холода... Этот вечер для хандры — в самый раз... В магнитоле — «Облади-облада», а в бокале чѐрной кровью — «Шираз». И с зимою ты один на один, и тебе не победить, знаешь сам... Не до лампы ли тебе, Аладдин, что поныне не открылся Сезам? И не хочется ни дела, ни фраз, и не хочется ни проз, ни поэз... Проплывают облака стилем брасс акваторией свинцовых небес. Но уходят и беда, и вина, разрываются цепочки оков от причуд немолодого вина и четвѐрки ливерпульских сверчков. Ничему еще свой срок не пришѐл, и печали привечать не спеши, если памяти чарующий шѐлк прилегает к основанью души.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016 Так что к холоду себя не готовь, не разменивай себя на пустяк... (Это, в общем-то, стихи про любовь, даже если и не кажется так). Снег Снег идѐт и идѐт. Ни запрета ему, ни этики. Снег идѐт и идѐт, возведѐнный в квадрат и в куб. У зимы на лице — ни малейших следов косметики, лишь нетающий иней на тоненькой нитке губ. С ней сражаться — как в гору, на пик колесо везти: колесо ускользнѐт. И начнѐшь, как всегда, в низах... Снег идѐт и идѐт. Ни стыда у него, ни совести. Да от белого, вечного белого — резь в глазах. Мы мечтою о лете с тобою навек обмануты. Лета больше не будет. И лучше о нѐм забудь. А пока — в ледники вплоть до бивней врастают мамонты, и в термометрах — там, за окном — замерзает ртуть. В небесах — ни вечерней звезды нет, ни солнца рыжего. Снег идѐт и идѐт. Нагло лезет в дверной проѐм... Снег идѐт и идѐт. Но мы выживем. Точно выживем, если ближе мы будем. Ближе. Совсем вдвоѐм.

… давнее несчастье - и было счастьем …

1980 Прохладный день. На три канала телек. Вальяжный диктор надувает щѐки. Пинкфлойдовский уютный psychedelic слегка придавлен стенами "хрущѐвки". Я жду тебя. Привычно, хоть и странно. Сплетение теней. Театр Кабуки. На кухне (два на три) - вода из крана... Пора чинить, да не доходят руки. Пора бы, наконец, начать учиться, в конспектную свалиться паранойю... Ан нет! И ожиданья психбольница довольна пациентом, то бишь мною - я верен ей. Мне дважды два - семнадцать, мне логика извечно не катила... Я прохожу букет реинкарнаций. Я Бонапарт, и Байрон, и Аттила. Я больше не дружу со здравым смыслом, я не дружу со снами и с обедом... Я жду тебя. И мне закон не писан. Я жду тебя. И мне закон неведом. А рядом, у соседа - плохо с сердцем, и он, косноязычен и неистов, глотает, словно воду, водку с перцем, и костерит проклятых коммунистов. А там, снаружи; там, где воздух чистый, где спрятан мир под облачной подушкой, несутся на такси таксидермисты, мечтая быть то чучелом, то тушкой. Снаружи, там - поэзия и проза, ни честности, ни пафоса не пряча, бичуют председателя колхоза, повинного в огромной недостаче. А где-то - НХЛовские драфты, и шведы снова нашими разбиты, и радостно выходят космонавты на околостозевные орбиты. Снаружи, там, на опере "Паяцы" - овации с галерки, крики "Браво!"... А я всѐ жду. Хоть знаю - не дождаться. Но просто верить - это тоже право. С тех пор прошли столетия. Эпохи. Десяток тысяч дней - отнюдь не шутки. И памяти прессованные крохи от вечности оставили минутки. И я смотрю на занятые ниши с невидной и исхоженной вершины, что Марианской впадины не выше (ну разве на ничтожные аршины). И шанса нет, чтоб дважды - в те же воды, как ни хрипи уставшею

гортанью, и ставшие анодами катоды легко меняют внешность мирозданью. И в целое соединяя части, я понял, отблуждав в тернистой чаще: то ожиданье - давнее несчастье и было счастьем. Самым настоящим. *** Взамен снегов — процеженная хмарь да тротуаров хмурая окалина... Под что ты маскируешься, январь — белѐсый, словно уроженец Таллинна? Чуть зябко. Чашка чая на столе. В пространстве — недосказанные фразы... В сонливой заоконной полумгле — артритом искорѐженные вязы. Тайм-аут. Тусклый отсвет фонарей. В горшочке мини-ель — араукария... И тени превращаются в зверей, сошедших со страницы бестиария. Неохраняем осаждѐнный форт, надежды на спасение — ни йоты. И сумасшедший ветер паранорд вгрызается в дверные переплѐты. Хвались же, месяц с номером один, победною ухмылкой Пола Ньюмана в проѐме незадѐрнутых гардин (звучит красиво, но не мной придумано). Мне внятен примитивный твой словарь, к твоим губам примѐрзнувшая флейта... Ведь всѐ твоѐ оружие, январь — заиндевевший столбик Фаренгейта. Что нам, январь, твой ледяной улов, и свет звезды, в холодном небе тающий, на фоне наших, самых важных слов, которые не сказаны пока ещѐ? И что с того, что ночи дольше дней и тучи собираются на вече? Почти всегда январского сильней сердечное. Живое. Человечье.

Был месяц январь Из тысяч бесед осталась для них одна лишь, один разговор, в котором ни грамма фальши; и он ей сказал: «Ведь ты и сама всѐ знаешь», и он ей сказал: «Ведь так невозможно дальше», и он ей сказал: «Третейских не надо судей. Не надо искать в случившемся злого рока: ведь мы же с тобою знали, что так и будет, а если чего не знали, так только срока». Его аргументы лишь подтверждали факты. Он был безоглядно честен, как римский воин: держа эту речь, ни разу не сбился с такта, и был его пульс размерен, а слог спокоен. Он ей говорил, как горестно после бала в пустынной душе, и как бесприютно в мире... Она же молчала. Лишь головой кивала, почти как фигурка Будды в его квартире. Легко доказав, что им не бывать как паре, он чѐтко провел анализ. Он сделал сноски. Во всех мелочах был точен его сценарий. Изящно сошлись в картину его наброски. Был месяц январь. Невзрачное солнце село — как будто холодным комом упало с крыши... Она лишь молчала. Тупо и омертвело, уже ничего, давно ничего не слыша.

38 Ангедония Я всего лишь простой тестировщик... Проявиться, прославиться - где б?! Как поставить затейливый росчерк в Книге СУдеб (а может, СудЕб)?! Но уже ничего не исправишь. Ежедневная тусклая хрень... Какофония багов и клавиш ухудшает мою эмигрень. Я б охотно предался безделью, отойдя от пиления гирь... Но на чеках, что раз в две недели - не такая плохая цифирь. Я давно ту наживку захавал, принял вкупе и кнут, и елей... Ухмыляется Желтый Диавол изо всех, извините, щелей. И бреду я проверенным бродом, избегая и жара, и льда... Я не то чтобы душу запродал. Я ее не имел никогда. Я сдаюсь пустоте и безверью, не справляясь с графою потерь. Рядом сын, отгороженный дверью, да и чем-то прочнее, чем дверь. И совсем на дистанции вдоха, каждый вечер промозглый, сырой - рядом та, без которой мне плохо, но с которой так горько порой... Это кровь. Это боль. Группа риска. Андeрграунд немыслимых тайн... Остальные из славного списка уместились в понятье "онлайн". Меж придуманных двух наковален многолюдный тревожный туман... Половина кричит - гениален! Остальные орут - графоман! Мной охотно торгуют навынос, полудружбой за всѐ заплатив... Но коль плюс перемножен на минус, в результате всегда негатив. В общем, так уж сложилось, чего там... Скажешь "а" - не уйдешь и от "б". И к чему недоверия вотум выносить самому же себе?! Слишком поздно. И незачем слишком. И не в том сокровенная суть, чтоб себя колотить кулачишком в не вполне атлетичную грудь. И, отнюдь не играя паяца под покровом

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

капризных небес, мне хотя б научиться смеяться. Без сарказма. Иронии без. Проку нет - что туда, что обратно; не обрящешь ни там и ни тут... Оттого-то на солнце и пятна всѐ черней, всѐ быстрее растут... Вот и мысли плохие, больные на дорогах моих, как кордон... Это попросту ангедония. Ты не друг мне отныне, Платон. Февральское Февраль тягуч и скучен, как трактат. Какой мы получаем результат, безделие помножив на безволие? Тень навести не в силах на плетень, бессолнечно приходит новый день простой стенной зарубкою, не более. Засыпан белым клѐн и остролист; так жалобен седого ветра свист, как будто нищий просит подаяния. Вопрос о счастье больше не иском. Мир нынче - в безнадѐжнейшей из ком, в тяжѐлом пограничном состоянии. Безликий холод в белизне полей... Но нашим душам было бы теплей, когда б пореже мы прогнозы слушали. Как глупо доверять свою судьбу минусовому ртутному столбу, замкнувшись в пустотелом равнодушии. Безумный снег, устав вести бои, бросает в окна реплики свои отрывистые злые междометия... Но всѐ ж пройдѐт февраль, как колдовство, и мы найдѐм друг в друге то, чего за вьюгами мы просто не заметили.

Одностишия - Мы на потом прелюдию отложим...

- Я несравненный, только если первый...

- О как бы, чтоб туда, но не обратно?!..

- Служить бы рад Советскому Союзу...

- Ей снился секс, мне - рокот космодрома...

- Уж лучше я бы на мигрень сослался...

- Отдал концы. А думал, что швартовы...

- Желанный гость! Признай, что дома лучше...

- Как мало стало баб в горящих избах!..

- Он жѐстко настоял на компромиссе...

- Ни дать, ни взять... Какой ты взяткодатель?!..

- Нахрап неплохо сходит за харизму...

- Мой ультиматум Вы сочли за просьбу...

- О, я не только как Поэт не признан!..

- С теченьем лет губа не поглупела...

- Ты молод, конь. Вишь - борозду испортил...

- Зря одолжил я скальпель Чингачгуку...

- Порой без водки трудно быть мужчиной...

- Вот серьги-то как раз снимать не надо!..

- С такой зарплатой трудно быть любимым...

- Мужская борода должна быть Синей!..

- Хоть раз бы отказались для приличья...

- Опять ты предпочла постели дружбу...

- Ты, милая, и в шахматы умеешь?!..

- Любимый мой! Тебе в одежде лучше...

- Я нѐс цветы, а Вы - уже в постели...

- Застрелен при попытке не жениться.

- Есть положенья, где не нужен выход...

- Эрекция должна быть величава...

- Хоть походя бы похоти предаться...

- Он удовлетворял лишь любопытство...

Я знаю, что будет прекрасное завтра… Штрихи *** не студи меня, я самаот разлюбиц своих застынупаутина, безмолвье сна, тень, сомнамбула, пантомима…

МИГУНОВА Людмила *** Крен перемен так неуклюж сегодня: Уже не осень… Не зима ещѐ… День суетен… И только ночь плащом Снов-кинолент играет всепогодно… Как хочется хотя бы за сентябрь мне Перешагнуть… За август убежать… Туда, где веры теплится пожар, Где день - в лучах… И ночь в снегах не зябнет… Где можно чуть дразня себя саму вдруг Ответ, как отрицанье, получить И, выполов недожиданий сныть, Узнать наверняка, что встречи будут… Что будут споры… шутки… и стихи… и На раз пройдут дрожания простуд… И верить, что тебя опять спасут Твоей любви всесильные стихии…

не суди меня я сама суд без мантий, конфедераток(без оглядки: тюрьма льсума?) спрос, ответчик, истец, глашатай… не казни меня я сама как стилет безысходность вынув – в половину и вздох, и взмах... .......... ...ночь, беспамятство, гильотина...

Чистейшего воздуха - тысячи тысяч Не бисер, не брызги… - взмах солнечных крыл! Сегодня лазурь расплескалась по выси… А вечером снег… плыл… Задумчиво… долгой торжественной негой Цеплялись снежинки за чуткую тишь... А вечер - назначенный временем регент Спускал эту тишь с крыш… Как мне в этом чуде чуть-чуть задержаться? Помедли минута… Мгновенье, замри! Я знаю, что будет прекрасное завтра… Сегодня – его штрих… *** Во сто солнц одно не расплавится В сердолике бус Шла - не павою, не красавицей, Не царицей муз… Шла из тех ли вех, жгла из тех ли вер Золотым огнем Ей бы всѐ - взахлеб, ей бы стерхом вверх, Ей бы счастьем - в нѐм... Память вот она - за дугой путей Отыщи – не скрыть! Как у долгих дней в гордой череде Не потерей быть? Стать не искр костром, воспаря на миг, А любимой - в век Привыкаем мы к расстояниям, К расставаньям – нет…

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

40 *** растревожило высь, растворожило кружит вьюжица в царстве стуж и бредем мы, друг другу - прохожие, не до лиц нам и не до душ... а они, от заботы скукоженны, им бы вырваться из границ! ...души - родом из Недотрожия, нет на свете ранимей птиц... не храним, после каемся... Каями бессердечья лелеем льды, на холодном безлюбье стаями запорошенные следы... всѐ к утру перепишет набело, отутюжит в бесследья гладь.. если б так же и жизнь?... но надо ли прожитОе с нуля писать? вязнет время в метельном крошеве, бьет в предсердие слов картечь ...души - птицы из Недотрожия, сложно трепетность их сберечь... *** Я люблю этот снег… Серебрѐное кружево перьев, Долгим танцем своим заслонившее солнечный лик… Даже время замедлило бег, В эту нежность поверив, В этот медленный вальс Пробужденья вселенской любви…

Я люблю этот снег… Королевскую хрупкость созвездий, Словно слѐзы небес, что сорвались, хрустально застыв, Даже солнце умерило свет: Для того только светит, Чтоб на легкость полета С далекой взглянуть высоты… Я люблю этот снег… Это чуткое таинство чуда Робкий шанс не спешить, а себя обрести... и брести В очарованность нег, В колдовство... в никуда ниоткуда… И в ладошки ловить волшебства невесомый текстиль.. Я люблю этот снег… ***

как будто всѐ напрасно, всѐ не в счет, как будто нет у нас седьмого неба... я знаю, быль нельзя сменить на небыль, но нечет заменить легко на чѐт... и там, где буден суетливый бег, где время белкой мечется по кругу, где сто дорог упрямятся упруго я снова буду думать о тебе *** звон… да, не святый… не благовест… душ не разъяснило… ты никогда не носил мой крест, нынче и я сняла! перисто-чистым крылата синь... небо, мне зодчим стань… господи, боже мой, упаси от одиночества

колдует вечер... сказочен и тих... вещает теледиктор о глобальном... ты далеко... а я опять губами хочу коснуться милых губ твоих,

что там за ширмою дней? зима? злата ль цветение? …катится солнечная хурма, вяжет сомнения…

хмелея, пить вино твоей любви, знать, что ты мой, что свет сошелся клином... ...сходить с ума... и непреодолимо дыханием дыхание ловить...

с верой-слегой из своих трясин вырвусь… мне ль корчиться? господи, боже мой, упаси от одиночества

...пусть за окном серебряная пыль, и сон-мираж мой призрачно-обманчив, как дым... а утром солнце-одуванчик нырнет привычно в облако-ковыль...

стынет гордыня, да душу ест: в плач ли мне? в пляс ли я? …ты никогда не носил мой крест… нынче и я сняла!

Сверим часы - половина былого… ***

ЛОБАНОВ Николай Вьюжная лирика Звѐзд любопытных синий лес, Пространство зимнего разлива... Троллейбус - пьян, трамвай - нетрезв И легковушка - суетлива. Туда-сюда скользит народ, Блестит луна корысти ради, Ещѐ один уходит год, На окликающих не глядя. Смог. Улиц острые края. Гул. Растревоженные тени... И с непокрытым сердцем я Стою среди всей этой хрени. Мычит помятый человек: Нам всем поможет дикий запад... ...Огни витрин. Колючий снег. И грусти поздней хвойный запах...

Прижавшись нехотя к весне, Перебираешь быта грани... А может истина в войне На урожайном поле брани? Напасти катятся волной, Чужое прошлое итожа: Ничто не вечно под луной (Да и луна не вечна тоже). Забыв о времени лихом, Врастаем бедами в разруху, И сон несбывшийся - грехом, И тишина - лебяжьим пухом. Нарезан хлеб, заварен чай, Но в поле мечется дорога, Ненормативна грусть-печаль И осязаема тревога... Кровь запеклась на колоске... Всевышний грозно сводит брови И наша ночь - на волоске, И новый день на честном слове... Обид вчерашних едкий дым, Природа набожна и хмура... И сердцем чувствуешь седым, Что пуля всѐ-таки не дура. Умыться наскоро росой И врачевать рассвет чекушкой... А у дороги - жизнь с косой И смерть в шинели, с погремушкой. Перечеркнув десятки лиц, Уже в добро не веришь слепо И переспрашиваешь птиц: А сеть ли солнце после неба?

Татьянин день Гаснут дома, осыпаются лица: Зреет январь, остужая столицу. Неба студѐного белое пламя... Дай же нам, Боже, разжиться словами, К ветру бескрылому сердцем прижаться, Дай же, завидя себя, разбежаться... К радости вящей - невещее слово, Сверим часы - половина былого, В пику забвению - памяти вспышки, Точное время рассеяно слишком. Перебирая надежды и судьбы, Не вопрошаем наивно о судьях, Нежность дыханья в предверии круга: Дай же нам, Боже, осмыслить друг друга, Скрась наши годы пастелью улыбок, Тихой удачей разумных ошибок, Жалуй уверенность в завтрашнем веке: Пусть растекаются руки и реки... ...Гостем незваным - лететь в захолустье, В гавани утра - брожение грусти, В гавани утра - рассветные дольки, Глянешь - а жизнь начинается только...

42 Васильки января Подустав от круговерти, Мир припал на берег правый... Распрягайте солнце, черти, Да отпаивайте трАвы... Было, не было ли СЛОВО Исцелением для павших?... Кто ещѐ недоцелован Юным богом подгулявшим?... Неба сдоба, сны муската, Тени лет в казѐнном доме... И, зардевшись, виновато Распускаются ладони. ...Неразлейвода врагами Мы расстанемся нелепо, Васильковыми снегами Переписывая лето... Молитва Солнце светом замело Нашу зимнюю обитель.... Припадая на крыло, Бродит ангел мой - хранитель. И глядит поверх голов, И, в текущий день отчалив, Бережѐт меня от слов, Тяжелеющих печалью. Жизнь идѐт на третий круг.... Ангел мой, - товарищ лепший Береги меня от рук Замороченных, ослепших.....

Неба комкая фольгу, Прихорашиваю строчки: Береги меня от губ Жадных, пагубных, порочных. Соло южного огня Догорают сны и ночи..... Ангел, ты храни меня Даже, если я просрочен. Солнце мечется в окне.... Видишь: грусть - неумолима, Ты б замолвил обо мне Слово тихое любимой... Напутствия от бабушки Яги Шептала бабушка Яга, Колыша ночь цветком пиона: Печаль - находка для врага, Тоска - лазейка для шпиона. Будь весел, смел, неприхотлив, Храни в кармане кнут и пряник И кушай косточки от слив, Когда любовь, искрясь, нагрянет... Терпи... Обиды вороша, Не лезь в бутылку, рюмку, чашку, А если слипнется душа Ко лбу прикладывай ромашку. Ветрам - обламывай рога, Живи легко и беззаботно: Не жди дождя по четвергам, Не клянчи неба по субботам. Ешь на ночь глядя алычу, Пей зелье века - кока-колу И междометием врачуй Всех, недолеченных глаголом. Будь осторожнее с огнѐм,

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016 На солнце яркое не сетуй И обходи седьмым путѐм Непохмелившихся поэтов... Проводы зимы Февраль - мятежен и раним, Ветра - отпеты и забыты, Но снег мной бережно храним В подкладках ветошного быта. Какая блажь - сойти с ума И кануть в прошлое былого, Где возгораема зима От неприкаянного слова... Какая блажь - с ума свести, Цвести, разменивая даты, Шепча рассеяно: ПРОСТИ Всем бесконечно виноватым... Март круглолиц и белобрыс, А счастье наше - так нелепо... Дряхлеет ночь... Взлетая вниз, Звезда загадывает небо. В бега - от прежней суеты, И нежность пафосна : НАВЕКИ!... И прогибаются мосты, Колыша заспанные реки. ...Скользишь, минуя облака, А век, искрясь, проходит мимо, Признав, что память - коротка И тишина - невосполнима...

конец навигации, сказка сказана … ***

КУЗНЕЦОВА Елена ***

И все не так, и все не то, Мир все тревожнее и строже, Я все ищу свое пальто, Чтоб прогуляться по дорожке, Пришей мне пуговицу, друг, И прокати меня на байке, Рычит мотор, скрипит каблук, Я – в растаманской размахайке И с глюкофоном в рюкзаке. Мир все враждебнее и строже, И я ищу – рука в руке – А нахожу – себе дороже.

Они двойники, но не родственники. И не странно. Он ради нее проплывет океаны и страны пересечет, но им не быть вместе никогда, как Тристану и Изольде, Леандру и Геро, как другим романтическим и легендарным героям. Общество говорит свое веское слово. Почему это так? Тела так слабы и хрупки, ущерб неизбежен, смерть неизбежна, как в дореволюционном букваре, а иногда еще и близка. Они смотрят на нее, и как им хотелось бы убежать. Снимает слой за слоем, немеет рука и кость белеет, осень, конец навигации, сказка сказана, дело сделано, нить потеряна, Ариадна не дождалась Тесея из лабиринта, так получилось, все изменилось очень быстро, быстрее, чем мастер дзэн меняет закладку в книге, я люблю тебя - но бесплотные тени не слышат, и мечты никуда не ведут, а в шкафу только пыльные платья и Нарнии нет и в помине. Итак, я меняю объятия брата на вавилонские мили, на револьверы,

сундуки, обтянутые кожей, подвалы, трюмы, подполья, там чудовища, все продолжается. Кроме боли, есть много реальностей, вероятностей, возможностей, корми белого волка, корми его, пока можешь, корми его своим телом, пусть он сразится с драконом, погибнет, но ты хотя бы хотел изменить этот мир. *** Здесь важно закрывать глаза, Вечерний Невский слишком ярок. Со звоном падает "Гюрза" Из рук полуослепших парок На темно-серый скользкий плац; Здесь дождь не только по субботам. В витрине корчится паяц, Привычный к разным поворотам. Повсюду аромат воды И тонко тлеющих черешен, И кто-то сдался молодым, Как декабрист, недоповешен. В парадных надписи "Все тлен"; Стакан любви - привет природе, И кто-то чает перемен, Терзая Цоя в переходе. Жива, покуда конь Петра Змею озлобленную топчет, Столица, бледная с утра, И окровавленная ночью.

44

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

***

*** ***

Дайте живым много кофе, много кофе на вынос, кофе на вынос на каждом углу. Светофоры – удобны, чтобы стоять целоваться, пока змеи меняют кожу, пока небо заливает закат. Каждый вечер небесная канцелярия опрокидывает над городом бочку красных чернил. Они совершенно не умеют экономить. Хотя лучше, когда заливают красным небо, не землю. На земле красная краска вовсе не так хороша. Дайте живым водки, а мертвым – вечную память. У живых короткая память, они переходят улицу и забывают, кого целовали, кого целовали, кого целовали на том или этом углу. *** Искусство наносить удары, но самому не получать, сжигать амбары и ангары, врагов послания вскрывать, притом нимало не тревожа замков, печатей, сторожей, искусство тонкое, быть может, душой усвоено уже? Конечно, нет, я отвечаю, я только умереть могу, и краем глаза отмечаю скелет врага на берегу..

Я Индия, я сонная пчела, упитанная сладким грешным медом, я – яблоко, забытое вчера под петропавловским непогрешимым сводом, на набережной ветреной Невы... я так проста, я состою из штампов. Я – Африка, по мне гуляют львы, жирафы пожирают плоть листвы, я сага северная, ветер в крыльях Сампо. Я Франция, я брежу Жанной д'Арк, Прохладой импрессионистской Сены, Под венский вальс по мне прошли века, "Je ne regrette rien" все нет замены. И не искали даже... Я – Китай, Холодный желтый лоб, к земле прижатый, Я веер, императорский янтарь, Старинный меч, и для удобства хвата Оплетена искусно кожей ската И совершенна рукоять моя. "Ёми-но куни" – это тоже я. Я Мексика, и смерть мне солона, Как бабушкино пресное печенье... Я целый мир, и каждая страна, Где к благодати я приобщена, Где получаю новое рожденье.

О, ополчитесь же на нас кто-нибудь, возненавидьте кто-нибудь нас! Я хочу, чтобы мне было остро, я хочу, чтобы мне было горько, я хочу, чтобы мне было больно. Ненавижу, когда мне просто, ненавижу, когда мне вольно. Свяжи меня пояском, принцесса, бросай под копыта коня, на нем едет святой Георгий, на святом – смешная броня. Он, глупец, думает, что молитвой усмирил меня. Все думают – победитель. А он, предатель, готовит меч, и в замок ведешь, влечешь меня, нынче прихоть моя – подчиниться, предаться вам, так забавно кусать свой хвост по утрам, воскресать и снова пугать народ, я дракон, я вечное зло, и в руки ваши с огнем и пеплом ложусь. О, презирайте, влачите меня, да, избивайте, топчите меня. Господи сил! Мой повелитель единственный! Ты видишь – я делаю это нарочно, гордыня моя велика. Невмоготу мне терпеть чье-либо иго, кроме девичьего пояска.

не упускай момента: чувствуй, живи, умри … Год в Санкт-Петербурге Лето мы сделаны из мяса и костей, доверие, доверие и правда. Всеобщий принцип – Господу видней… какому из? – но это ли не славно, и это ли не травля, не трава, когда ты жив, и я еще жива, пока кружит от тела голова, как в танце, и норовит свалиться, оторваться и на плечо твое безумной птицей – проговориться, что ли? – примоститься. Мосты, дворцы, и пламенеет цвет, рассвет, когда заката не бывало, вот питерская ночь, вот пистолет, а вот сундук пиратский, два кинжала, а вот и запасное колесо, и труп в багажнике, и позабытый зонтик. Как хорошо, как весело! Лицо твое румяно, как на горизонте забывшее о бесполезной тьме и мерзнущее здесь без одеяла такое одинокое в воде над горизонтом солнце танцевало. Осень Холод еще нескоро, хотя у меня уже, я забываю слово на пламенном этаже, жгут подошвы ступеньки сквозь толщину сапог, тонко звенит копейка, густо смеется бог, я не веду блога, ты не ищешь причин, кто-то не верит в бога, кто-то верит в мужчин,

не упускай момента, не прекращай игры, все разменней монета, все нутряней миры, хочешь – стой на площадке, хочешь – иди к нему, хочешь – бросай перчатку, хочется – обниму, бойся-не бойся, это значимо до зари, не упускай момента: чувствуй, живи, умри. Зима Белые ягоды сыплются с белых кустов, К нам приходит недобрая, медленная зима, Приходит она во дворы и в дома, Не спрашивая, Приходит одна, и в подвалы снов, Как брошенная, нелюбленная жена, соломенная вдова, кукольноликая, страшная, гладкая, дождливая, чуткая, вечерняя, темнеющая, сырая, женственная, болезненная, родная, райская, струнная, клавишная, зряшная, прошлогодняя, вчерашняя, мокрая, бесстыдная, желанная, святая, заговоренная, пропащая, бледная, темная, серая, страшная, страшная

Весна Вода и небо нынче хороши, Я ничего не сделала пока что. Я понимаю, как прекрасно жить, Не ведая ни голода, ни жажды. Я улыбаюсь всем. Вперед, весна! И молодость, вперед, и время тоже! Готовится к войне моя страна, От этого становятся моложе. Мы выбираем разные цвета, Но захотим – и все раскрасим алым И выкрикнем: Какая красота! Лови мгновенья. Будь доволен малым. *** Серебряные крыши Петербурга обжиты молодежью и котами, Мгновения восторга и испуга, все то, о чем ты грезила годами, Романтика облезлых подворотен, симметрия музеев без изъяна, Считай мосты и доходи до сотен, считай любовь – как хочешь, форте, пьяно – Здесь не решает мастерство, и точка. Здесь хороши любые недочеты. Считай стихи – тебе не хватит строчек. Считай любовь – здесь не бывает счета.

46

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

***

За правым плечом - отец, По левую руку - мать. Все тайны живых сердец Зачем я желаю знать? Ни демону во плоти, Ни ангелу на земле Узнать не дано пути, Назначенные стреле. Невидимый мощный лук Натягивает стрелок, И каждый из острых слуг В служении одинок. Мне ведома цель стрелка Он ранит добро и зло. Отец, где твоя рука? Где, мама, твое тепло?

Затерян, забыт наш дом. Затянуты в лабиринт, Где каждый из нас ведом И каждый дотла сгорит. На звездную цепь миров Нисходит один огонь, И пепел живых костров Наполнит одну ладонь. И встретятся в этот час Все змеи земных дорог. Вернутся стрелы в колчан, Осмотрит их все Стрелок: Разили ли вы врагов? Были ли вы тверды? И тех, кто искал покров, Хранили ли от беды? Тяжелый кровавый путь, Стрелка неизбежна власть: Свернуть? - так нельзя свернуть. Упасть? - и нельзя упасть. Жесток тетивы удар И жертвенный жар огня. Отец, отними мой дар, И, мать, обними меня! Дитя, не страшись играть. Не бойся, стрела, лети. Тебе самой выбирать Назначенные пути.

*** Я говорила, оно пройдет, знаю – была права. С неба нисходит крылатый лед, с неба растет трава. Ты, моя девочка, так бедна, так одинока и так нежна, так занята собой. Мне подарить бы тебе кольцо, поцеловать бы твое лицо, спрятать тебя в любовь. Я говорила, что это знак, нежность тяжелых лап. Кончено, loaded, level up, знаю, что это так. Ты, моя девочка, далека, луч одинокого маяка, дочь утонувшего моряка, зов ледяных пучин. Если тебя не дано сберечь, я тебя буду колоть и сечь, (это наверняка) стоит тебе ослабеть в пути. Ну же, цветочек, расти, расти, смело и без причин. Боль твоя здесь и боль твоя там, следует, топает по пятам, это забавный бег. Ты, моя маленькая, нежна, ты одинока и так бледна, Девочка? – Человек.

В животе, однако, пусто …

ОСТРОВСКИЙ Семен АВТОБУС

Часы били полночь... Суровой зимой автобус в гараж возвращался, домой. Снаружи рекорд минус тридцать и три. Но было тепло на душе он внутри сквозь ночь пассажиров дыхания вез... Напрасно бахвалился силой мороз.

СМЕХОТВОРЕНИЕ

СНЕГ ХРУСТИТ

Мы друг друга звонким смехом поздравляем с первым снегом. И чем снег идет сильней, тем становится смешней.

Скачет в поле Зайка грустный. Снег хрустит, Как лист капустный. В голове одна капуста. В животе, однако, пусто.

Потому что не снега опустились, а смеха. И стоит не снеговик, а веселый смеховик. Словно он не рукотворный, а какой-то смехотворный. По дороге в детский сад попали мы под смехопад. Под смехопад попали -от смеха в снег упали.

ПЕЧЬ, КОТОРОЙ НЕ НУЖЕН ОГОНЬ Слепить из снега можно ком. Сложить из комьев можно дом. И печь отличную сложить. И будет нам она служить. Огонь не нужен той печи, Чтоб печь из снега калачи. Клюква в сахарной пудре Стужа тропы мостила болоту. Лось бывалый проверил работу. У болота зимой на подносе клюква в сахарной пудре для лося. Снега тихи

Праздничное настроение -я пишу смехотворение.

Зима нас встретила снегами. Мы зиму встретили стихами. Земля в снегу. Снега тихи -им слушать нравится стихи.

48 СКАЗКА НА СТЕКЛЕ О том, Что любит он цветы, Наверно Догадался ты, Когда однажды В феврале Возникла Сказка на стекле. Ему Заказан Путь На юг, Где пальмы Нежатся В тепле Ведь создан он Для стуж и вьюг, Но на оконном На стекле Рисует Он В который раз, Старик Мороз, Охапки роз.

С ПРИХОДОМ СТУЖИ Почему с приходом стужи Стали хрусткими дорожки? Потому что ночью лужи Стѐкла вставили в окошки.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

ПИНГВИН И ПАВЛИН

КАК ДОСТАТЬ ДО ВЫКЛЮЧАТЕЛЯ?

На полюсе Совсем один Живѐт таинственный Пингвин. Безмолвье Снежное вокруг... Но у него Есть Всѐ же Друг Чудесный, Сказочный Павлин... И счастлив Полностью Пингвин, Когда на небе Среди звѐзд Павлиний Расцветает Хвост.

Я решила Окончательно Всѐ на свете Замечательно! Беспокоит лишь одно: Как достать До выключателя, Если в комнате темно? Света есть, А света нет. Поскорей включите Свет!

САНКИ

Смеѐтся брат! Сказал, Что завтра днѐм Меня Колоть научит... Топором.

Съезжают санки сами вниз, Но есть у них один каприз. Чтоб с горки мчались сани, Мы вверх их тащим сами.

КОЛКА ДРОВ Брат Поручил мне Дров заняться колкой И вот Весь день Я их колю... Иголкой.

от прошлого некуда деться … В ФЕВРАЛЕ МОРОЗЫ КРЕПКИ В феврале Морозы крепки, Но я верен Летней кепке. Без пальто Иду наружу Я махнул Рукой на стужу. Люди спросят: Греюсь как? Палки Лыжные В руках! БЕДА СО СТУЖАМИ Три дня подряд Беда Со стужами. Стоят автобусы Простужены. Из-за погодных этих Фокусов Грустны Водители автобусов. А мы Наоборот Довольные! Отменены Уроки школьные.

РАЗНОЦВЕТНЫЙ СНЕГ Трудно В такое поверить, Ребята, Снег был цветным, А не белым Когда-то. Был изумрудный, Оранжевый, Красный... Но никогда Серый, Чѐрный И грязный. Нет, Никогда Не бывало В те лета Снега холодного Белого цвета. Снег был Теплее, Снег был Добрее, Был не колючий Пушистый, Скорее. И у него Даже запах был Нежный, Неповторимый, Особенный Снежный.

Но С той поры Много лет Пролетело. Снег полинял. Словно мел, Стал он Белым. Только от прошлого Некуда деться. Снова брожу я По улицам Детства. Там я Когда-то, Честное слово, Спрятал немного Снега... Цветного.

НА ЧЁМ ДЕРЖИТСЯ МИР? В допотопные года Мир Стоял На Черепахе. В мире мир, Как никогда, Нынче Держится... На страхе.

50 ФОНАРНЫЙ СТОЛБ Фонарный столб У мостовой Стоит В ночи, Как часовой. Он держит Шар земной В руке, И свет Висит На волоске. ЩЕДРЫЙ МАНДАРИН Играя с братом, Под столом Нашли мы Мандарин. Не знаю, Как попал К нам в дом И почему один. Оранжевый Лепѐшкой Нос, Картуз, Как солнце, Яркий... Нам объявил он, Что принѐс Для всей семьи Подарки. Его помыли мы сперва

И вознесли На блюдо... Наверно, Бабушка права, Когда ей мнится Чудо. Да, чудеса на свете есть! Мы всѐ Решили Сами cъесть. Но мы не знали, Что о нѐм Уже давно Пронюхал Дом. И не прошло Пяти минут, Как мама с папой Тут как тут. И две сестры... И следом Бабуля наша С дедом. И ничего, Что он один, А нас вокруг Вон сколько, Был щедрым Братец Мандарин Досталось всем... По дольке.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016 ВЛЕЗ ПОГРЕТЬСЯ Медведю белому В край вьюг Прислал подарки Бурый друг: Чтоб не проспал весну Будильник, А с ним, Для лета, Холодильник. Суров на полюсе Мороз... Медведь Сосульками оброс... Он поскорей Завѐл Будильник И влез погреться... В холодильник. СТУЖА КЛЯНЧИТ ЗА ОКНОМ Стужа клянчит за окном: - Эй, пусти погреться в дом. Но не прост хозяин, Кот Стужин фокус не пройдѐт: - Не пущу. Не заморозишь. Зря мне голову морочишь.

Время душе звенеть… сне77777жинки превращаются… *** Вы никогда не вспоминали Снег прошлых лет – Из старых страхов и печалей Укрывший след? Укрывший боль опавших листьев, Упавших слез. Как на душе и в мире чисто – Снег свет принес.

БОЧАРОВ Дмитрий

Надежды свет: да будет время Душе звенеть! Вы никогда не вспоминали Снег прошлых лет?

КОНЕЦ ЗИМЫ Конец зимы. Рождаются медведи. Конец зимы. Рождается весна. Есть люди-буки, есть и люди-веди. Я, - человек-глагол, лишѐнный сна. Уже дробит капель, серы сугробы. И с каждым днѐм Всѐ громче птичий "цвир" Я улыбаюсь людям, но с чего бы? Я - человек, добро несущий в мир! А небо поднимается всѐ выше. Всѐ ярче в его спектре цвет шестой. Я не в досаде, что я не всевышний: Я просто человек, но не простой!

Перевод на английский - A.Жданова (c) Has ever snow, last years' snow, Been on your mind.

So that all fears and griefs below Are hard to find.

What soothed the pain of fallen leaves, Of tears shed...

What souls and worlds so pure leaves – That snows' light tread.

This light's like hoping for the time When soul will smile.

Has ever snow, last years' snow, Been on your mind?

SNOW – (сленг, англ.) кокаин, но слово в этом значении встречается еще реже, чем сам кокаин. (прим. переводчика)

WINDOWS is... Система или просто приложение на твоем ноутбуке; направление взгляда в разлуке; четыре створки со стеклом; солнечный свет за столом; преграда погоде, насекомым и птицам; сквозняк, после которого в нос говорится; в декабре - наледь толщиной с палец В ливень летом с тряпкой по полу танец если древесная гниль утеплена зимой ватой; стеклопакет герметичный и пластик: в духоте виноваты; Окно - о'k, но: отсутствие форточки как залетать музе; как следить без нее повиснув на пузе отважно пополам - тут и там как летит самолетик бумажный? Окно - вдох и выдох и пока отпотело стекло имя чьей-то тоски; или в замерзшем транспорте отпечаток руки, лба или носа. Окно - не ответ для вопросов, мне поверь! Окно - не дверь. Потому оно выход лишь тем кто рожден летать. Вот только как знать...

52 ПЕРВЫЙ СНЕГ В час ночной наскучит жаркий, удушающий уют, Когда прочь летят бесцельные мгновенья. Я в свой дом впускаю воздуха пьянящую струю – Новой мысли ожидаю, вдохновенья. Ослепленный темнотой, я осязаю тишину И ломаю представленья о привычном. Я без страха и сомненья в мир неведомый шагну, В мир таинственный, мне цветом симпатичный. Тают ласковые звуки на ладонях и висках, Красят мир в контрасты телесериала. Я дыханье игл холодных ощущаю на устах И ликую: снова время их настало. Но вернусь, закрою дверь, легко стряхну с себя озноб. Вновь обрадуюсь неконченому делу. И затем спокойно, кротко я забудусь детским сном, А наутро мир мой черный станет белым. Так всегда в последний миг, когда отрады не найти, Когда спутаны в клубке надежды нити, Вновь удача светлым призраком мелькает на пути. И опять за поворотом ждут открытья.

БЫТЬ это просто быть снегом немного холодным на вид до касания первого вроде бы и непорочным как зачатье (легендой) спокойным быть ветреным склочным нет - всклокоченным прямо с порога ее удивить дотянувшись до губ опалить распушить закружить но осечься о пальцы, покрытые жесткой перчаткой низко пасть и позволить оставить следы-отпечатки восклицательных знаков на чистых страницах души быть цветным рано утром как персик как кожа ее ослепительным искристым кристмасом белой вороной серой массой истоптанной

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016 толпами ног посторонних из пуховой перины в слоено-соленый бульон быть явленьем пусть даже природы но все-таки вдруг приносить-уносить в ее мир то озноб, то горячку умирать под окном от тоски без любви и удачи забывать ее мускус не зная тепла ее рук ЭПИСТО-ЛЯ! ФейОльге Открытка по почте…Что может быть проще? Что может быть легче? Как крылья – за плечи, как пиво с похмелья, как в прорубь – из бани! Мне выразить это какими словами? Быстрее планеты кружит карусель и вот будни наполнены ноткой веселья. Вы в кузнице сердца мне праздник ковали. Чем мне вам ответить? Делюсь ликованьем!

Прощай, прощай, литература …

*** Здравствуй, Зима! Минус пять за окном, снег. Снова Бог рассылает спамом снежинки-письма. Знаю сама – я их буду читать – век. Это за то, что не все дочитала листья.

НА ПРОЩАНИЕ С ГОДОМ ЛИТЕРАТУРЫ В РОССИИ Прощай, прощай, литература! Мы целый год с тобой носились! Мы не спились, не отравились На выступлениях культурных. Для слов рифмованных сумбурных Теперь не стоит напрягаться, Литературно выражаться И думать нелитературно! БЕЗ ТЕБЯ

БЕРСЕНЕВА Елена Зимою жить не надо Зимою надо спать. В натопленной берлоге Под старым одеялом. Пусть будет телевизор И жареной картошки Большая сковородка, А к чаю непременно Полкружки коньяку. Зимою жить не нужно Зимою нужно верить, Шептать по телефону усталое "люблю", С угрюмой толстой кошкой Мурлыкать на коленях. Я дверь на ключ закрою Ключ выброшу в окошко... Зимою будет страшно И я ее просплю.

Здравствуй, Зима! Этот год был совсем пуст. Снова сума, да и бед как обычно семь. Чтоб кутерьма разогнала мою грусть, Стану писать, пока Бог не уснул совсем. Стану писать, стану письма бросать вверх! Спамом безбожным взломаю Божию почту. Ты расскажи, за что мне послал Снег? Всѐ расскажи, а то я не усну ночью.

Как посмотришь в окно – зима С неба сыплется кокаин Ты же знаешь сама Помнишь сама Я один Один Только выйдешь в подъезд – табак Только дверь отворишь – земля Ты же знаешь сама – Никак Всѐ никак Без тебя Утро бодрое – снегири За окошком рябину жрут. Этот свет… повернись – замри! Я запомню тебя, Как кадр Как этюд

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

54 СНЕЖНАЯ Время летит, подгоняет сани, снова Зима, Зима… девочка в шубке стоит босая – видно сошла с ума. Время летит, подгоняет сани, время кусает, рвет, девочка в шубке стоит босая вот уж который год. Не торопись, схоронись от ветра, руки согрей в тепле, некуда ехать, сестрѐнка Герда, братец твой – на игле. Герда встаѐт, ей опять не спится, жилка стучит в виске… Как безнадѐжно пищит синица, сжатая в кулаке! Дома у Кая жена и двойня, кот под рукой сопит, стой, не нужны тебе эти войны, спи, дорогая, спи. Герда спешит, наряжает елку, пальцы еѐ дрожат, тускло блестят на полу осколки маленьких медвежат. Время летит, уголки отбиты, братец совсем седой, злой Дед Мороз затрясѐт сердито спутанной бородой. Герда встаѐт, надевает шубку, Герда выходит в лес. Девочка, спи и не мучай трубку – незачем ждать чудес. Герда бежит, вот и лес, ѐлки, ей бы на пару завыть с волком, ей бы забыть, только что толку…

- Сержант, что там у вас? Что случилось?

- Да дура какая-то сумасшедшая под колѐса выбежала, чуть не сбил… ЗИМА 1 Слезы текут, замерзая льдинками на ресницах. Я бреду, спотыкаясь, в школу – сегодня вторник. Если завтра так будет холодно – мы не пойдем учиться. Я в пакете пинаю весело сверток спортивной формы.

Танька подстриглась, Полинке купили новую юбку. А я себе сшила из старой, получилось почти что модно. Мама на кухне посуду моет, дедушка курит трубку, Пьяный сосед наряжает елку – готовится к Новому Году.

2 По улицам бродят белки и пьяные мужики Никто не хочет в Сибири жить – здесь холодно и темно Студентки не носят валенок, предпочитают чулки. И в минус тридцать, и в минус сорок – им, кажется, все равно Одинокий квадратик светится – это ты меня ждешь. Варишь глинтвейн, напевая, поглядывая в окно По городу рыщут собачьи стаи – дойдешь – не дойдешь? Зато у нас здесь не стреляют, и снегу полным-полно 3 Вот содрогается улица – кажется, началось Устало вдоль берега белого снежный бредет великан Одинокий прохожий крестится, собаки бросают кость Великан завывает песенку - он безнадежно пьян Шубастых хватает мужчин и женщин, засовывает в мешок Вот-вот поскользнѐтся и сядет сверху на домики горемык Раздавит снегом, задует ветром, и станет всем хорошо Город в печальном молчании ждет окончанья зимы

Этой зимою… Ты будешь сидеть целыми днями дома и выть с тоски, теребить знакомых, пытаться устраивать пикники, просмотры фильмов, обзвоны бывших и бить стаканы в жестокой злости, когда никто тебя не услышит, к восьми по домам разойдутся гости, в тарелку складывая куски. Смотреть в окошко, мурлыкать кошку, читать запоем до тошноты, ловить у кошки гулящей блошек, чесать за ушком ей осторожно, кудряшки скручивая в хвосты. Ты нарисуешь живое солнце, сто тысяч стражей твоих бессонниц, сто тысяч улиц, домов и конниц… все будет пусто до немоты. Зима будет тяжкой, хмурной и длинной, ты не осилишь и половины, возьмешь билет до чужого моря, а море будет как смерть бездонным, ты будешь тенью ходить бессонной, в глаза заглядывая Мадоннам, века укачивающим Иисуса на стенах южных монастырей. Все будет пусто. Все будет пусто, смешно и горько, другая жизнь под рубашкой бьется, ты топишь сердце - оно смеется: "Хозяйка, быть тебе алкоголиком!", ты поправляешь: "Алкоголичкой", ты хочешь видеть сейчас и лично седого Бога, пусть он ответит тебе немедля какого черта в твоем архиве разлук без счета, и где граница любви и смерти. Он не ответит, он отвернется. Курить вонючую сигарету, и верить, что все возвратится летом, ведь так бывает, хоть очень редко, не больно, просто дрожит рука, когда иглу продеваешь в пяльца, когда тихонько проводишь пальцем по монитору открыв страницу, слегка касаясь его лица… Чуть-чуть забыться, в плечо уткнуться, в ногах подруги клубком свернуться, вновь попытаться ему присниться… И ждать всю зиму его звонка.

Что заложим мы основу… ***

ВАЩЕНКО Людмила *** Снег! Ложится снег!…свежайший, первый Свет сквозь стекла потечет в дома: По пути теряя в спешке перья. В город наш идет, летит зима. Снежный пух отбелит крылья крышам, Улицам подарит чистоту… Я шаги твои смогу услышать Звонким скрипом даже за версту! Ты придешь…и тоже – будешь свежим Я согрею лаской холод щек… Первый снег… как нежность и надежда Кроме них – что надо нам еще? *** Снег пушистый падал тихо На промерзшие дома, Шла по городу Зима – Климатическое лихо.

Небо пишет снега строчки: Вертикально - до земли. Запятые - или точки Все тропинки замели? На мелованном листочке На страничке ноября, Запятою или точкой Обозначили меня? В городе ненастной ночью Тускло светятся огни Запятые - или точки Вдруг напомнят мне они? Утром город встанет - в клочья Разрывая тишину... Запятые - или точки Мне - собратья по уму? Отмеряет время точно Тонких стрелок оборот. Запятая - или точка В путь проводит этот год? От вопросов этих тщетных Пеленой в глазах моих Беспокойное вращенье Точек. Или - запятых? *** выпишет, как рецепт, жизнь свои виражи в-друг зажигает свет небо - и снова – жив нежной надежды б-red в-друг зажигает след солнцем распахнут путь! сорван весной букет но упадѐт на грудь осенью в-друг цве/ток/ точкой весенних мет,

точностью тонких строк, /пульсами перемен бьѐтся сердечный стук/, в-друг он попался в плен, в плен твоих бледных рук чувствуешь, как легки тихие лепестки? ты его обними – ласково, без тоски – радости аромат сможешь теперь вдохнуть – пусть тебе ис-целит светом больную грудь: светлой любви цветок – вот он – в руках - лежит… выпишет, как рецепт, жизнь свои виражи. *** Подошла к моей постели в час полночный мать: "Поднимайся побыстрее, будем нынче ткать. Время, дочка! - звезды в небе, ждет уже станок, Что заложим мы основу и вплетем уток!" "Чтожжж" - печалью заскрипела подо мной кровать, Спела: "Дело - значит, дело, знать – не сможешь спать" Всхлипнул тихо умывальник: "Нега, брысь с лица", Голос подала дорога: "Жду я у крыльца", "В добрый путь!" – шепнул тихонько в спины нам порог: К мастерской мы поспешили не жалея ног... "Наконец-то, наконец-то" - прокричала дверь, А станок молчаньем встретил, как в засаде - зверь. И работа закипела, и угасла - в срок: До зари нырял в основу наш живой уток... До зари, до нежной дали, да под бег планет Мы всю ночь всѐ ткали, ткали, ткали лунный свет...

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

56 *** Заведи меня ключиком от часов: Пусть затИкает сердце про между-слов. Заведи меня-ходики в тѐмный лес, Заведи на помост, да на старый крест. Заломи мне руку за спину лет Так чтоб-болью детство, да старый дед балалайкой тренькнул на три струны /а что нету ног - то спроси с войны/. Заведи меня, девочку - красный бант: Улыбаясь, плясать под отборный мат. Мой кленовый дворик, сарафан в горох... Помяни, забудь - да простит им Бог. Заведи меня, юную - первый сок: "Твой отец под с_лед_ствием" - гвоздь в висок /Заходил "сантехник" под-дома кров Да завѐл нам в стенах своих "жучков"/ Заведи, заведи ты меня назад Заведи! - я вспомню его глаза.

- берегись машин! - мне сказала мать, - ОНИ будут тобою отца ломать. Что с того, что навет: приглянулась диссер - не в своѐ, в собачье - друзьями - крысы заведи меня - вспомним - и вновь забудем с крыс зернА не возьмѐшь - ведь они только люди. ...Заведи меня-ходики в тѐмный лес, Заведи на помост, да на старый крест... Зашвырни в подземку меня в Столице, /на земле подстанция загорится/ Юго-Западной веткой состав ведя Чтоб во чреве погибло моѐ дитя... Заведи, заведи - загорись, свеча Я скажу "спасибо!" своим врачам. Заведи меня - тестом, испеки меня - хлебом Мне в печи жаркой своды окажутся небом Преломи на куски - да запей меня квасом Я скажу Тебе снова - Твой мир - прекрасен! Заведи меня - слышишь, как бесится пульс? И я снова вместе с Тобой рассмеюсь.

*** Закат солнцеяблоком грустно хрустит, откусывая по кусочку. Еще трепыхаюсь, а время не спит, дни-буквы слагает в строчки. Вчера было плохо, а в ночь-вороньѐ, как водится, мне не спится: Не станет каменным сердце моѐ, пока не устанет биться. На тѐмных страницах тебя ищу – встречаюсь с холодным ветром. А если с цепи вдруг себя отпущу, то станет ли утро – светлым?... Но как мне забыть, если ты пророс сквозь кости мои и вены? Пылает мост – мой последний мост в отчаянье откровений И, как всегда, не хватает слов: горящие чувства немы Который месяц моя любовь уму замыкает клеммы. Который месяц мне душу рвѐт, на части - как тузик – грелку. Взрываются ночи, сгорает лѐд, часы потеряли стрелки – Но мне всѐ равно, я могу и так - смеяться сквозь боль и стужу… Последняя песня. Последний шаг. Как воздух ты стал мне нужен. *** Жизнь - словно повесть: она от руки на бумаге пишется день ото дня острым грифелем серым Время - как ластик: буква за буквой стирает оно карандашные строки с листа вплоть до точки.

*** В час, когда сумрак становится старше бледной вечерней зари, ходит по улицам черный фонарщик – гасит в ночи фонари: споро шевелятся тонкие пальцы, тени сгущая во мрак. Что-то молча о путях и скитальцах, он поправляет свой фрак. Голову резко склоняет в поклоне, И - раз-два-три, раз-два-три Ночь выпускает из сжатой ладони, Шагом печатая ритм. После, сутулясь пускается дальше Долгой дорогой – во тьму. Ходит по улицам черный фонарщик Не попадайтесь ему! *** Я мастерила воздушного змея: Плотная бумага, да тонкие планки, Да еще немного белого клея Да хвостик пестрый из фантиков конфетных… Долго, терпеливо, ласковой кистью, Взгляд ему творила, да ясную улыбку Из дождя слепого да осенних листьев, Из ночного ветра, да снега за окошком. Вышел змей на славу Вылетел из пальцев В голубое небо В синее далѐко. Да вот заблудился В прОводах Под током. Жаль…

как тьма любит свет свечи … *** Если свора собак бежит по следу, то иди по воде. Беги по ручью. Смой свой запах, купи себе хлеба к обеду, сжуй его - и превратись в ничью. Два нуля - как два глаза, рисуй-выпучивай: гола не было, пусто твое табло. Знаю, бегать горами, долами, кручами – до испарины - тяжело. Убивай себя медленно, ешь себя досыта, плачь по ветру, по травам развей свой смех. Да дорожкой лунною уходи-ка до свету, упади до донышка - ну их всех. Воздух в лѐгких подводно сжимай брикетами, да акул тѐплой плотью корми с руки. Пока псы наверху примеряют брекеты, по вампирам равняя свои клыки. Пока те, в высоте, мир гвоздят уставами, примеряя детей на дубовый крест, а дома в поле пусто стреляют ставнями в изнасилованных невест. Принакройся илом, сиди тихохонько, изведи совесть сонную на пузыри. Утоляй довольство чужими крохами, на останках пиршества из зари. Ёжься ѐршиком да извивайся ужиком, вычищая горлом бутыль вины. Даже если кровь растечѐтся лужицей, к паху ближе, конечно, свои штаны. Так и жизнь просидишь, пока вдруг не скроешься насовсем – под кладбищенские кусты… И тебе расскажут под райской кровлею, что за ад на Земле отвечаешь ТЫ.

***

***

Не ищи меня, не ищи, Не зови меня, не зови В миг заветный отброшу щит И приду сама. Визави

Весною – вспыхнуло. Но летом – истекло До «ждѐм». А осень – запалило вальсом. И ныне – холодом - звенит зимы звено… Но я не попрошу тебя: «останься»

Молча сядем с тобой к огню, Теплый отблеск ловя в зрачки… Ты поймешь – я тебя люблю Так, как тьма любит свет свечи,

Здесь. В снежной вьюге… Мнится мне пожар – Когда она с безумьем бурей бьѐтся. Но искры снега гаснут и дрожат, От стужи – только в ночь уходит солнце.

Как вода любит зной сухой, И тепло обожает лѐд. Ты поймешь, и своей рукой Двинешь время чуть-чуть вперед. Будет странным ответный ход: Вспять верну твой горящий взгляд, Тонкой музыкой острых нот Ты вонзишь его в глубь себя. И раскроется, как ладонь, Тайна тайн, и взорвется мгла, И ворвется дорога в дом, – Та, что жизнью тебя вела… Уловить ли сумеешь взлет Яркой ясности звонких труб? Все равно… Ветер вдруг смахнет Вздох прерывистый с горьких губ, Колокольчиками звеня, С тонким стоном угаснет медь. И ты сможешь принять меня, Прошептав мое имя – Смерть.

Я не прошу. И отклика не жду Остались камни /хоть исчезли стены/… Но всѐ равно - из них тебе сложу К теплу и свету верные ступени. Огню заказан ледяной покой: Без такта измеряю ритмы – пульсом… До неба, знаешь, мне – подать рукой, Вот только до тебя – не дотянуться Раскинув ветер веером дорог: Кто – прям, кто - прав, кому – шагать налево… На дрогах зимних город мой – продрог, Но я не стала Снежной Королевой: Потерянная, мечется метель, По тропкам зачарованного сада… Но если мой огонь тебя согрел – Всѐ хорошо. Мне большего – не надо.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

58 *** Мачо-мачете рубит под корень Сладкий тростник твоих глупых истин, Речи у-прямые гнѐт подковой, Графикой боли ломая кисти Рук. Ты устала, его рисуя На променадах пустынных улиц, Дрожь поездов пропустив ошую, Жмурясь в рассвет подневольным ку`ли: Мачо-мачете приходит ночью… Бровь ятаганом ведѐт неспешно Шахом. И матом вгоняет в корчи Воли твоей проходную пешку. Ей бы в ферзи – да нельзя из клетки – Мигом размажет по рукояти, Сердца черешню, сбитую с ветки, Ножнами властных мачо-объятий. Взгляд - остриѐм: под ребро - да в бездну, Лезвием лжи заржавев местами: КрОви твоей достаѐт железа... Жаль, что в тебе не хватает стали. *** Реки застыли под гнетом льда, Но весна им когда-нибудь взрежет вены. Среди тысяч "нет" я ищу свое "да", В каждом дне находя свое откровенье. И жизнь меня учит хлыстом и мечом, Ну, иногда - и медовым пряником, А я то в пепле лежу, то горю свечой, И никогда не попадаю ни в такт, ни в панику. А я тоже застыла, как зимний рассвет, Но весна и мне когда-нибудь взрежет вены: Среди тысяч "да" я ищу свое "нет", Свою веру бросая под нож изменам. И жизнь меня учит, берет на излом, То по лбу ударит, то в самый лоб, Обещая, что выдаст мне свой диплом, Чтоб его положили в мой черный гроб.

*** О, эта песня не будет по нраву эстетам, Да и сама я знаю: ей грош – цена, Но когда капели зарядят свои пистолеты, Неизбежно настанет весна. И я буду жить, знаю - буду жить, Не назло, не трудно - а просто так: Мне часы мои танцем своих пружин Подают опять тайный, счастливый знак. И что-то уходит, но что-то придет, Что-то вспыхнет, а что-то истает в дым: В этом мире на плахе вселенской зари, Очень трудно остаться живым. Но я не променяю свой сердечный ритм, Ни на черствый, ни даже - на мягкий хлеб, И когда мне скажут снова: не стой - гори! Я сгорю, оставив свой прах земле.

Этот город падѐт. Мы знаем Цену танцу с клинками в полночь Развернулось рассветом знамя, Пламя крови сегодня в помощь Нам - живущим назло запретам, Нам - ступающим сквозь преграды. Нам - танцующим против ветра, Время снова сразиться рядом. Этот город заплатит. Жизнью. За мертвящие плески улиц Подрезай становую жилу Напитавшихся жертвой устриц Разжиревших в житейском море На крови не отмщѐнной сечи…

*** Играют – по мелочи /морща лбы/ , Лжецы - в дураков и фрик-трак(т), Но если пришѐл в Казино Судьбы, Ставка одна – Ва-Банк. Здесь не помогут ни ловкость рук, Ни крапы на козырях: Жизнь – на обманку - втянув в игру, С-Вечность потратишь зря. И можно искусно вскрывать пас(ть)янс, И шах-матом тешить ум, Азарт испытать - костьми загремя: Но - не обмануть Судьбу. Здесь каждый шаг – то ли в пыль, то ль – в быль, И мудрый царит закон: Хочешь играть в Казино Судьбы? САМ становись на кон.

Как сегодня еѐ я помню, Как сегодня… кружился меч мой, Рассекая густую стаю Многочисленных, бьющих в спину… Мы с тобою единой сталью Стали вместе, почуяв Силу. Этот город уснѐт. Навечно. В ореоле слепящей Правды. Нам назначена снова встреча Время снова сразиться рядом. В ночь - за тучами - солнце пало. Не спрошу «где тебя носило?» Наше небо сверкает алым. Время боя. Проснулась Сила.

А раньше во мне был солнечный свет… *** *** Мой замызганный принц На усталом коне По заросшим дорожкам Ты едешь ко мне. Вы бредете вдвоем Спотыкаясь о пни Сквозь дожди и метели, Недели и дни.

ГЛОВАЦКАЯ Евгения *** В белый свет оплыли свечи. Время лечит – подождем. И натруженные плечи Остывают под дождем. Растянулись на кровати Сон кошмарный, сон простой, Сон задумчивый, сон странный, И в подушке – никакой. Все равно мне спать ночами, Выбирай и не жалей. Время лжет и время лечит. В белый свет оплыли свечи. Закрывай глаза скорей.

Ты забыл, как давно Начался твой поход. Потерял счет дорогам, Ведущим вперед. Сколько было невест – Сотня, тысяча, две… Мой застенчивый рыцарь, Ты верен лишь мне. Я сижу у окна. Я ращу двух детей. И довольна вполне Странной жизнью своей. Только каждую ночь, Забываясь во сне Я надеюсь, я верю, Что едет ко мне Мой замызганный принц На усталом коне.

Сон нарушен Полночными звуками Легким дрожаньем ресниц Потолочными мутными бликами Щебетанием заспанных птиц Сон разгадан, Разложен по полочкам И уже засыпать смысла нет Все понятно, все «и» теперь с точками В небе медленно тлеет рассвет По углам темнота разбегается Свет притушен и выбор не мой… Сон разрушен. Брожу на развалинах. Разговариваю с тобой…

*** Я оседаю пылью на полках, Становлюсь чем-то привычным и скучным. А раньше во мне был солнечный свет, Дрожащий в прозрачном воздухе. Я рассыпаюсь пылью по стеклам, Мешая смотреть, скрипя на зубах, В глаза забиваясь… Ты уверен, что тебе больше не нужен Солнечный свет?

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

60 ***

*** ***

Я выдыхаюсь, чем дальше, тем больше Какие-то вещи становятся проще Себе запрещать даже кричать от боли Тоже мне подвиг.

Рваное – мысли галопом скачут, И сама не можешь усидеть на месте. Любые слова ничего не значат, Но хочется верить во что-то, хоть тресни.

Молча гадать – а надолго ли хватит Карты бросать да греметь костями За горло держать неотрывно двумя руками Будто поможет.

Рваное - впору об стены биться Себя пытаясь встряхнуть хоть злостью Смутно надеясь, на то, что случится И давиться этой надеждой, как костью.

Осталось недолго по этим раскладам Свернула в тупик, я почти уже рядом Кто еще хочет командовать этим парадом Думаешь, стоит?

Рваное, в клочья, в лоскутья рваное. Все стены в злые ссадины сбиты, Боль привычная, хоть и упрямая А счета оплачены и даже подшиты.

Я выдыхаюсь. Осталось дыханья Только на два покалеченных слова. Словно звучание их все запустит по-новой... Может не надо?

Чьими-то пальцами в клочья разорваны, Все представления о завтрашнем дне Одна в пустой заколоченной комнате. Держу себя в руках. А что еще осталось мне…

*** Крупинки льда на коже Таяли словами. Врезаясь в память, Оставляли тонкий след. Двойное отражение огня В изломах спряталось, И на губах моих Дрожит еще ответ. Все замерло. И все почти случилось. Все может быть… А может быть и нет…

*** Роман - как партия. Расставим шахматы По обе стороны Белые - черные И сядем напротив...

- Ты будешь играть?

- Я не против...

Я лягу щекой на прохладную гладкость стекла. Я закрою правой рукой все, что было со мной. Я вдохну этот холод и выдохну струйку тепла. Я вотру в свои пальцы туман и останусь собой. Я останусь собой по обратную сторону зеркала. И по эту сторону зеркала тоже останусь собой... *** В водовороте дней И в суете сюжетов Моя – твоя дорога Позаросла быльем. За каждый горький миг Я закатала в кокон Свои глаза и руки Отверженным старьем. Меня не взяли в чистку, Не приняли в утиль. Меня забыли слишком И выбросили в пыль. Заткали паутиной Не ведая, что мне Того и надо было – Подумать в тишине. Проснуться утром ясным И пелену содрать. Хоть из окна и выпасть, Но так и не упасть.

Холод, ветер, мрак, испуг …

***

***

Несмеяне Я думала, что брошена, Боялась, что забыта Слезами припорошена, Печалями излита. Избито зацелована Сердечными подругами, Наново разлинована, Разбита и разругана. И были ночи хмурые, И был рассвет слепой. И были дни понурые. И шепот за спиной. Ждала и не надеялась, Надеясь - не ждала. И черным ветром сеялась Преступница-зима. Прости меня, усопшую За эти тридцать дней. Черемуху засохшую Не рви, а пожалей. За старыми обидами Я не смогла, увы... И, хоть тебя я видела, Не видела любви. А может, и заметила, Да только сердцу вновь Казалось: недоступна мне Она - твоя любовь.

Когда-то лили серые дожди. От них остались кляксы на газете. Тогда же отправлялись на рассвете В счастливый путь надежды корабли. Когда-то возвращались души в плен, Сплетая пальцы с темными тонами. Тогда из пепла Феникс восставали, Презрев обид и расставаний тлен. Теперь - иное! И недолго до беды. Как страшно видеть берег черной Леты. Но я... я помню все. И я рисую «дым, Над розовой поверхностью воды».

*** Сонный ветер приюта искать полетел. Теплый дождь песню лета тихонечко спел. Ты всю ночь прогрустил опять у окна. А печальная девочка спать ложится одна. Лунный свет коснулся украдкой щеки. Ритмы ночи неуловимо легки. Прошедшее счастье испито до дна. А печальная девочка ждет тебя у окна. Но встречи былые уже не вернуть. Заброшен остался не пройденный путь. Пойманы руки сетью морщин. Девочка, плачь, есть много причин. ***

*** Холод, холод, холод в душе, Холод и страх. Ветер, резкий ветер в лицо, Ветер и мрак. Тише и тише сердца стук. Тихо, молчи. Холод, ветер, мрак, испуг. Все, не стучи.

Свет погасили, но стало светло. Видны силуэты и тени. Ставни закрыли, и дремлет окно, Руки сложив на коленях. Сор замели да забыли убрать Чья-то неловкая шутка. Бред принесли на чужую кровать Пьяной, рябой проституткой. Мимо бегут дворы и метро, Улицы, скверы, колонны... А на стекле застыло лицо Маской Медузы-Горгоны.

62 *** Открывало солнышко Свои ясны оченьки. Просыпалась девушка, Заплетала косоньки. Убирала горницу, Запевала песенку: «Ох ты горе - горюшко, горе мое луковое. Счастье непутевое, Счастье незаслуженное. Ой ты, песня - песенка, Песня моя глупая. Ох, любовь проклятая, Мука неизбывная». Так вот пела девица Все с утра до вечера. Собираясь с силами. Поджидая милого. *** Не верь, когда говорят: - Он пропал! Найдется. Не верь, когда говорят: - Он уснул! Проснется. Не верь, когда говорят, Что он умер!

- Очнется. Не верь никому, лишь только ему, Ведь он обещал, что вернется.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

ГРУСТНАЯ СКАЗКА С ума сходят медленно. Очень долго пробивался маньяк сквозь мою непрочную нравственную оболочку и этой ночью наконец одержал верх. Мое измененное сознание жаждало приключений. И я вышел в ночной город… Я медленно скользил по черным улицам длинной призрачной тенью, наслаждаясь темнотой, тишиной и своей силой. Я ловил еле слышные шорохи переулков и тупичков. И всѐ что мне было сейчас нужно, это услышать звонкий перестук каблучков. И вот он наконец, такой упоительный, такой долгожданный, торопливый частый стук.. Притаившись за углом дома, я проводил взглядом обладательницу острых каблучков. Нет, я не буду сразу бросаться на нее, я буду красться неслышно за ней до самого еѐ дома и настигну еѐ, когда она войдет в подъезд. Но не успел я сделать несколько шагов, как вдруг кто-то хлопнул меня по спине и сзади раздался возмущенный хриплый голос: - Ну, ты братан, и нахал! Это моя жертва! Я еѐ от самой остановки пасу! Обернувшись, я увидел длинного скользкого типа с мутным взглядом. А он продолжал раздраженно: Я еѐ первый увидел! Правил не знаешь, что – ли? Ка-каких ещѐ правил? Скользкий внимательно вгляделся в моѐ лицо и несколько смягчился - А, так ты новенький? Первый раз на охоту вышел?

- А-а… это… ну да.

Тут тип вдруг вздрогнул и стал напряженно вглядываться в темноту за моей спиной. Затем пробежал по улице и заглянул за угол дома. Постоял там немного, как–то сразу ссутулившись, потом пошѐл обратно, устало шаркая подошвами. Подойдя ко мне, он зашипел раздражѐнно: - Ушла, зараза! И всѐ из-за тебя! Такую ночь мне испортил! Я отшатнулся. Однако он быстро успокоился, махнул безнадежно рукой, вздохнул и сказал: - Ладно, чего уж теперь. Ушла так ушла. Пошли пивка выпьем. А потом мы долго сидели на лавочке и скользкий жаловался на жизнь и судьбу.

-Эх, до чего было хорошо в нулевые годы! Один маньяк на район, гуляй – не хочу! А сейчас? Плюнуть негде, все маньяки. Вот ты, молодой зеленый, чего вылез? Бабу тебе надо, поймать, поди, помучить? А где еѐ взять, бабу-то? Попрятались, повывелись, редко какая сволочь пробежит, а если и пробежит - так ведь за ней же сразу очередь. До того дошли - драться стали из-за них, из-за баб. Правила даже придумали – кто первый увидит, тот и … молодец. А первым становиться всѐ труднее и труднее. Да и баб все меньше и меньше. Как дальше жить, кого ловить будем… И светила в небе луна, и тихо было вокруг, и плакали на скамейке два пьяных маньяка…

Тьма шевелилась, пожирая вьюгу…

НИКОЛАЙЦЕВ Тимофей Письмо с края света Эти строки написаны у линии горизонта, где оплывшее небо находит трещины в глине, и вживается в них с тягучестью креозота, поражая упорством пласты неживой полыни, шелестящей размеренно и безмятежно, как и должно шелестеть нечто мертвое, вставши строем чтоб стеречь рубежи. И обглоданный солнцем тракт разгрызаем на части младой, но сухой травою... Здесь не разводят костров - ведь на солнце чайник, окрашенный черным, вскипает за три минуты. Надежно... удобно... Но, знаешь ли, чрезвычайно тоскливо... и сваренный суп - так невкусен... Ну ты должно быть, и так это знаешь (из прошлых писем), что здесь не разводят костров – их же просто нечем поддерживать... а потому и не слышно песен... И только закат здесь огромен... безмолвен... вечен... И эти строки - написаны мною в часы заката.

Горизонт и закат – вот и все, что осталось взгляду... И писанье стихов, это все, что помимо мата, ворошит еще мысли под теменем. Все же адом никогда не признаю я место, в котором утро прорастает травой, заставляя тесниться ко лбу догоревшие сны... как, должно быть ртутный раскалившийся столб не признает границы колбы и уйдет в прямо небо. Так хочется следом... Но те, кто смотрел в эту высь – те давно уж лишились зренья и морщины сомкнулись. К тому же листы в блокноте с каждым днем все желтей и тоньше. Мне их старенье вдруг напомнило осень - листву и лужи... И горячее темя, ладонью прикрыв, как зонтом я заплакал - лицом на восток... Извини!... К тому же рифмовать свои мысли с закатом и горизонтом с каждым днем все труднее. В тишайшем огне заката ничего не приходит на ум, кроме этих убогих "Как ты там... на другой широте... возле бухты... где рев прибоя мешает в единый колер белое и голубое... *** Сильно сутулясь и руки воткнув в пальто схожу на случайной станции, где никто меня не узнает. Шагаю, пестря следами по снегу. Отвечу невежливо некой даме, влекущей тележку, что спросит, кивнув на поезд: "До Новоуфимска?" "Наверно..."... Должно быть, голос сорвется, осев на сухой гортани... Лишь тысячи статуй с забитыми снегом ртами, поверят, как долго свыкался язык с молчаньем, а я - спрыгну на рельсы, как будто начав сначала... Но... все будет так, как однажды ты мне сказала пройдя сто шагов от любой стороны вокзала, неважно, в каком направленьи, забудешь напрочь, название города... Ветки скрипят и навзничь рушатся тени столбов, словно выстрел в затылок их швыряет на снег, и дилемма развилок не имеет решенья в контексте похожих окон. Все отличия лишь - рыхл снег или снег утоптан...

Я забыл этот снег, я предал этот меркнущий холод, я налил до краев, позабыв, что стакан расколот. И в порезанном рту притащил пузыри покаянья в этот город, должно быть совсем не имевший названья. Это чувство немедля потребует письменной сноски... Я добуду конверт в непрозрачном окне, в киоске, отдаленном от снега рубцом штыковой лопаты. Я черкну пару строк, ты же - будучи адресатом - не спеши их читать и вообще не спеши с ответом. Не мешай... я все знаю и так. Ведь в этом непременное свойство скитаний. Оно с законом слишком схоже - в проеме рябом оконном за коростами краски и скорлупой занавесок, помидорными джунглями и паутиной лесок, от подоконной доски вознесясь на четыре пяди, лицо, обреченное в профиль упавшие пряди, упавшие так, словно прервав исполнение танца, и, отраженное взглядом, иное, чем здесь, пространство - удаляется так, что не сблизить сверхзорким цейсом... И сужается в линию, схожую с мерзлым рельсом... иносказательное...) Как это было? Что ж... Стегал, как плеть, селян мороз чрез драные тулупы. И листья не успели облететь... И на полянах слеживались трупы... И остывала кровяная медь в сердцах и венах все-еще-живущих... Чернело небо... горизонт прогнув, там обрывался след бежавших к югу... Тьма шевелилась, пожирая вьюгу, топя в себе кричащую луну, что умирала уж, поблекнув, но светились, вмерзнув взглядами в окно безумные зрачки поводырей. Мы так страшились видеть их, но пуще боялись вширь распахнутых дверей...

64 Мороз упал, как падает обвал в ущелье - грохоча и замирая... И, миру мстя за теплые слова, что этой осенью тебе опять сказал я, он возле деревянных стен сарая ход времени замедлил и сковал. И по ночам - касанием ножа тянулся с неба, укрупняя жало... И мы, горение угля не удержав в печных пещерах, пятились, дрожа... но не голосили в ужасе "Пожар!" а только грелись в пламени пожара. И пепел - собирался на бровях, лицо черня и заставляя корчить... В болотах твердых и глухих полях взгляд не решался отличить от кочек обглоданного ветром журавля, чего-то ждущего - в числе немногих прочих. В ледышках глаз не тая... Не таЯ гороха смерзшихся в стручок последних точек на выцветших листах календаря... Целящий в небо Сжав тонкогубый рот и побледнев с лица, То есть - сделав свое лицо абсолютно белым, Он признес решительно: "Будем отстреливаться..." И рукояткой вперед протянул парабеллум. И отвернулся, затылком закрыв проем Полный дневного света и ветхой пыли, К тому же прикрытый шторами. Все же в нем Был виден обрывок неба. Неспешно плыли Вдаль облака. Но суживался и мигал Глаз, ожидающий цели. Сполна окунувшись в ту Твердую синь, что любого была лишена врага, И потому, вероятно, являла собой пустоту,

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

В которой опору теряя, набрякший тонул зрачок, Не отличая горячих крыш от высоких зданий. Если палец ложится на спусковой крючок, Жизнь его обладателя полнится лишь ожиданьем Выстрела, дыма - чего-то, что будет после Как оправданье того, что случалось прежде Брезжит В пальцах рассвет и в глубокую пропасть между Ними, сыпятся сны, разговоры, весны... Кожей змеиною сброшенные надежды... Крики... касанья ладоней... июль... июль... Целящий в неба всегда одинок и странен, И вся растворенная в нем же стрелянная латунь Мне не позволит вспомнить, где я его оставил... ЗОЛОТО Он выстрелил мне в спину из ружья Шепнув вдогонку "Извиняй уж, зема", Польстившись на две пригоршни рыжья, Намытого в прокисшем глиноземе Таежного ручья, чьи берега Всерьез считали , что меж них - река Струится Волга - высились, кручинясь, И укрывала папоротника Топь, хрупая под днищем сапога, От глаз солений минеральных примесь. Примета - из под ног вспорхнула птица. Он ветками треща, в кусты полез... Пришлось и мне тогда остановиться. Плескал ручей и мок сосновый лес, С узлов корней земной смывая грех. Он, поминая скушанный орех, Кряхтел в кустах, в стремлении просраться... К воде спустившись и коснувшись ею век Я разглядел, что даже рыба в чешуе С достоинством несет частички кварца.

Что за вопрос - делить в костре поленья, Огонь рассудит - вечная ничья. Лоточной жестью подперев колено, Я наблюдал, как в глубине ручья Рябили тени длинных сонных тел. Стояла тишь... и только тарахтел В кустах напарник, удобряя почву, Оставшись так некстати не у дел. И, шебурша, на дно лотка летел Песок, столь отличавшийся от прочих. Он подошел. Гнильем чернела брешь В обычных фразах. Бровью знак вопроса Наморщив, он мне выстрелил промеж Худых лопаток дробью "номер восемь". Окружья ружей сдвоены в овал, Свинец, натужно хряпнув, разорвал Мне грудь как тряпку, смачно вспомнив идиш, Я в треск брусничный рухнул наповал, Тем удивленный, что глазниц провал, Он не наполнил тьмой, а осветил лишь. Потом, смогнув вскипевшую слезу, Смотрел, как копошится он внизу, Сближая бормотаньем "хули... хули...", Как жжет огонь и, сапоги разув, Вплавляет в почерневшую гильзУ В моем наперстке отлитые пули. И кедр, треща соузлием плечей, Бровями дупел хмурился. Устало Побрякивая, скаредный ручей Волок крупицы желтого металла

Значит, Нарния где-то здесь…

*** Крошке Енотику нужен хрустальный дом, кухни, кладовки, теплые спаленки в нем, с флюгером-птичкой, крутящимся даже в штиль, и чтобы звезда венчала башенный шпиль. Есть чертежи, и стройка кипит с утра: шепчутся, лапки поджав, посреди двора, перебирают кварцы, топазы, слюду Крошка Енотик и Тот-Кто-Сидит-в-Пруду.

РАГОЗИНА Ирина #стихидляванечки *** Крошка Енотик сидит и смотрит в окно. Солнце ушло за деревья давным-давно, небо затянуто снежною пеленой. Крошка Енотик учит себя: «Не ной, так и должно быть зимой, январь – он январь и есть. Видишь в лесу фонарь? Значит, Нарния где-то здесь». Крошка Енотик свой открывает шкаф, ищет ботинки, шапочку, шубку, варежки, шарф, ставит на стол сервиз и коржики на меду, чайник включает – ну как без него придут... ....................................................

Белая Ведьма со свитой туда и сюда носится в санках по зеркальному льду пруда.

*** Солнце над горизонтом – рыжее, как грейпфрут. За руки взявшись, по снежной равнине бредут Крошка Енотик и его братишка-близнец, целую вечность гулявший – и найденный наконец. Строчки следов на полотнах недавних вьюг. К фавну в пещеру ваши теории, доктор Юнг! Пусть они там по углам, как вуглускры, шуршат: Крошка Енотик знает, что анима – не душа. Сколько ни есть на свете лекал, и весов, и мер – всѐ, что живет и дышит, сшито на свой манер... Двое идут и смотрят, как оживает лес: шустро на ветку дуба кто-то мохнатый влез, кто-то пернатый распевается: динь-ди-лень! Вот тебе, Крошка Енотик, и Дьюрин день – с той стороны горизонта уже улыбаются всем желтая долька лимона и горсточка монпансье.

*** В доме уборка, готовка, возня и смех – Крошка Енотик к себе приглашает всех. Хриплый звонок надрывается целый день: фавны заходят и белки, барсук и олень (этот и вовсе зачем-то пустился в пляс – щедро усыпан алмазами в кухне палас). В сборе весь лес, и к вечеру невзначай Белая Ведьма заглядывает на чай… Дым коромыслом до утренних петухов: лепят из снега волшебников и пастухов, лепят барашков, пасущихся у пруда... С башни хрустальной смотрит на нас звезда. *** Не грусти. Ты был прав – и у кошек есть собственный рай, со сметаной, диваном, клубком незадачливых ниток: хочешь – ешь или спи, хочешь – с мышками в кошки играй, хочешь – в сад выходи поваляться среди маргариток. Кот, попавший сюда, забывает и голод, и боль (совершенно неважно, что было с ним – рак или грыжа). Добродетель кошачья проста, ей владеет любой – двери в лето открыты всем кошкам. Особенно рыжим.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

66 *** архангел михаил ушел на перекур, оставлен меч в углу и без присмотра пост. замок эдемских врат, как воздух невесом, казалось бы – дерзай, твой путь свободен, но откроются врата тому, кто чист и свят, кто в божью благодать, как в ризу, облечен, кто яблока не ел, не внял змеиной лжи – а ты и рад бы в рай, да совесть не велит. ну что ж, душа моя, пойдем кружным путем, сбивая ноги в кровь, стирая пот со лба. ведь говорят, каких чудес на свете нет – авось и мы с тобой найдем служебный вход. *** в сад прихожу я и вижу, что плод созрел: только вздохни – и в ладони тебе упадет. солнцем облита, мягка, податлива плоть, и сердцевина, как дух закаленный тверда. сердце готово, остался последний шаг – в небо ли, в землю, в падение или в полет… крылья расправь, готовься! в назначенный час грозный садовник грядет собирать урожай.

*** Внутри меня живет веселый смайлик. Он прыгает и вскидывает ручки, он пляшет, как Иаков и Ревекка под вечер у овечьего колодца плясали, взявшись за руки, как дети, и пели: аллилуйя, аллилуйя! Земля Господня – пастбища и нивы. Льет дождь равно на правых и на левых, центристов, либералов, демократов, имперцев, патриотов, коммунистов... В стране бардак, зато, как говорится, сады моей души всегда узорны.

*** Пусть бури житейские застят тебе все на свете – ты знаешь не хуже меня, а быть может, и лучше, что узы любви и приязни – рыбацкие сети, которыми Бог уловляет заблудшие души. И пусть эти сети становятся тоньше и тоньше, пускай превращаются в леску – тяни ее, Боже! – авось ими вытащим всех до последней рыбешки... (Я знаю, что ересь, но все же, но все же, но все же.)

*** Верни меня на место, положи В коробочку, запрячь на антресоли. В загаженном дворе, где гаражи, Лоретти надрывается: «O sole, О sole mio!» Мир лежит во лжи. Мужчина женщине – соблазн, искус и ложь. Не с каждым станешь есть по пуду соли, Но всякий нарисует миражи, Как Артур Грэй для глупенькой Ассоли... Но ты благой пример мне покажи – Поставь меня на место и не трожь! *** Домашняя Герда уходит на поиски Кая. Дожди в Копенгагене. Капли, по стеклам стекая, пустующий дом заливают потоками слез. Наполнена кухонька запахом вянущих роз, стрекочет сверчок, и поленья трещат, затухая. Сильфиды и эльфы – создания вечного мая – бессильны ее удержать: не страшится угроз, из теплого мая уходит в январский мороз отважная Герда. Любовью ведомая, голосу сердца внимая, идешь терпеливо от края земли и до края, и нет никого, кто не принял бы Герду всерьез. И всюду тебя провожает безмолвный вопрос: зачем тебе Кай – да и, собственно, кто ты такая, прекрасная Герда?

На войну, в ураган, на страницы … НОЧЬЮ НА ОСТАНОВКЕ

ДУБРОВИНА Ольга

ЗИМА Запутала пургой, запорошила Лохматым ветром вьюжная зима. Подъела день и снегу накрошила, И сделала безликими дома. Людей терзает маковым румянцем, Бьѐт по носам доверчивых собак, Дороги укатала ровным глянцем, Подстерегает по ночам гуляк. Зиме и невдомѐк, что после сна Подмигивает солнцу эдельвейс. Она ещѐ не знает, что весна Уже взяла билет на первый рейс.

На острые ветки клѐна нанизаны звѐзды. Спешащим домой попутчикам дела нету, Что грязь до утра замерла в неестественной позе На тропке, промѐрзшей насквозь, но - ведущей в лето. Мороз прихватил гвоздями к перчаткам пальцы. Канючил фонарь – пародист на источник света. Ветрам на потеху раскинулись неба пяльцы Над маленькой женщиной с голубой планеты, Смотревшей на небо, на мѐртвые белые звѐзды, На клѐны и грязь, и на огонѐк сигареты, Хотевшей хоть что-то понять и, пока не поздно, Понять и простить. И дожить… и дожить до лета… КРИК Бежать! Бросить всѐ: этот дом, этот быт, этот скомканный мир. Забыть Этот смог, этот проклятый город, затѐртый до дыр. Дойти! Долететь, добежать, дотянуть, доползти Туда, где коснутся и встретятся наши с тобою пути.

Порвать Фотографии с лицами старых забытых друзей. Плевать Мне на скорбные ахи и вздохи случайных подруг. В огонь! На войну, в ураган, на страницы газет! Поймать Свой единственный шанс, свой последний спасательный круг. На газ! Больше знать не хочу, что кому-то нужны тормоза. Никто, Даже Бог всемогущий захочет – не сможет спасти. Туда, Где схлестнутся, как шпагами, взглядами наши глаза. Туда, Где коснутся и встретятся наши с тобою пути.

68 Песнь о великой битве Бледного Рыцаря и Героя или Полночная драка двух котов. В тот час, когда так сладко спится, Тревожил душу свет луны. Кот Бонифаций - Бледный Рыцарь Решил ступить на путь войны. Он гордо вышел на просторы, Презрев порядок и уют. Там в кресле спал Герой, который… Кому обычно морду бьют. Так мирно спал! Пушистой мордой На подлокотнике повис. Во сне видал свой первый орден За съеденных в подвале крыс. Герой в доспехах рыжих пятен Всегда готов вступить в борьбу, Но – спал! И бдительность утратил, Чем и решил свою судьбу. Он в одночасье был настигнут Безжалостным своим врагом, И спасся тем лишь он, что прыгнул И впился в тюль, завис на нѐм! Кот Бонифаций – мудрый воин – Последствия войны постиг: Тревожа тишь ночную воем, Покинул поле боя вмиг. Гардина рухнула! С дивана, Где спит хозяйка, взнѐсся крик. Герой нашѐл приют под ванной, Где памятник себе воздвиг.

Бессонница Явилась моя бессонница. Сидит, по головке гладит. Не стоит и беспокоиться: Всю душу к утру изгадит. Опять предъявит упрѐки В недостатке вниманья. Возьмѐтся искать истоки Взаимонепонимания. Отвесит пощѐчин хлѐстких, Осыплет площадной бранью, Засунет за ворот двухвостку Идей самовыгорания. Потом, улыбаясь гаденько, Полосками снимет кожу.

- Всѐ ещѐ дышишь? Ладненько,И соли в раны положит. К рассвету не успокоится, По новой всѐ начиная. Она такая, бессонница – Подруга моя ночная. *** Е.Р.С. Вот и всѐ. Сорвало тормоза. Понеслась душа, да не в рай. Промолчу. Всѐ скажут глаза, Ведь они не умеют врать. Провидение благодарю За науку и за надрыв, Когда понял, что – всѐ, горю, Я сумел, я ушѐл в отрыв. Ты поверь, мне ничуть не жаль, Что душа пробита насквозь. Мне давно хотелось сбежать, Но только теперь удалось. Столько счастья – не унести, И не скажешь, как кошке, «брысь!». Если сможешь понять – прости. Помолись за меня… помолись…

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016 Новогодний диалог - Ты веришь в Деда Мороза?

- Ты шьѐшь новогоднее платье?

- Ты приготовила слѐзы И радостные объятья Для тех, кто любим и дорог?

- А конкурсы и турниры?

- Ты заготовила ворох Подарков? И сувениры?

- Ты нарядила ѐлку Сказочными шарами?

- Ты подравняла чѐлку?

- Ты позвонила маме?

- Ты загадала желанье Такое, чтоб душу грело? Желание – основанье, Повод взяться за дело.

- Да будут всегда здоровы Те, кто всего дороже!

- Да будем счастливы в Новом!.. (а Дед Мороз - поможет =)) Рим Не факт, что с возрастом к тебе приходит мудрость. Что ни прогулка - каждый день экстрим. И вот однажды ясным тихим утром Мы покидали вечный город Рим. Сады цвели. Орали попугаи. Терзал гитару грустный пилигрим. Но пробил час: мы всѐ же покидали Неповторимый вечный город Рим. Нас ждал родной сибирский снежный город, От наших судеб он неотделим. Но как прекрасен, горд, велик и молод Непревзойдѐнный вечный город Рим!..

вы в лучшей на земле больнице …

кричит олег едва родившись за жизнь спасибо вам врачи а те в ответ да на здоровье влачи © Хм задач важнейших я когда то перед собой поставил ряд вчера проверил всѐ нормально стоят © H_N сто раз оксана слышит за день то не задень сѐ не задень как не задень когда такая задень © Vo_One вы в лучшей на земле больнице сказал назвавшийся врачом я с ужасом переспросило на чом © Нестер Пим

меня любить ты будешь вечно я верю верю не божись а с ней спать сны гулять прогулки жить жизнь © Beatle

нет снадобья когда влюбился нет снадобья когда весна нет снадобья когда уходишь нет сна © Пиль

эй ты кричит илюша змею тот приподнял три головы илья подумав переходит на вы © Р_Н

не надо мною щебет птичий не надо мною неба гладь не надо мною малолетних пугать © лыжа

сияет солнце вдоль дороги которой едет граф ростов стоят наташи всевозможных ростов © Gena_

билан мой бог оксана сука здесь были лысый и карась цой жив не трогай остальное закрась © раз раз & Azov

скрипач уволен из оркестра обиды горечь проглотив он подбирает для убийства мотив © Р_Н вот это бля от дирижабля вот это от ансамбля бля а это бля у нас от курса рубля © Пиль & Phomiczoff иду по загсу в белом платье в твоей руке моя рука ты не мудак а я не стерва пока © ∀кын

70

ты днѐм с огнѐм меня искала искала ночью без огня и эта логика смущает меня © YaP по случаю вдовства княгини и с перспективами в связи валяюсь к терему поближе в грязи © тодибо магнитофонная кассета сказала тихо всех люблю достала пленку и связала петлю © Кисычев

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

мы шли обнявшись по бульвару дышали мокрым ноябрѐм и ты кивнул мне на скамейку сопрѐм © ЯКатюня

поговорить со мной о боге пришѐл свидетель иего вы хорошо спросил я знали его © АМ& Phomiczoff

я целовал песок в котором остался след еѐ ноги а эта сволочь нарезала круги © H_N

он не дарил цветы и кольца а по простому без затей пришѐл и сразу начал делать детей © АМ

с агентом эйвон в тѐмном парке боролся полчаса маньяк в итоге приобрѐл две туши и лак © ай эм

в давно заброшенной больнице ночами вдоль пустых палат обходит страждущие души халат © Чук

в санчасти скачет напряженье и с каждым следущим скачком больные входят и выходят из ком © Azov как это мило свечи ужин усталый блюз играет бард но мы не принимаем это в ломбард © арчи бальчи Муза: solo официант два тѐмных пива два тѐмных рома по полста и шоколадку ту подайте с шеста © Phomiczoff

другой то в доме не осталось любви… все взяли сов и тихо вышли и лишь козлов и поташов ломали чѐрный ящик с криком да шо в!? © B0JI

я результат эксперимента седого ветра и тайги бегут свободно все четыре ноги © TKuizslov

я полечу на филиппины и хилер грудь потеребя достанет из больного сердца тебя © Мел

дали и даль открыли фирму зао с неравенством долей и с реквизитами обоих далей © ИгРон

из ресторана бизнес ланчей уволен повар молодой за разбавление обедов едой © H_N

кормил ворон с балкона митя но умер и не стал кормить а те не знают просят кушать кар мить © Хм

я был зачат на звѐздных войнах под залпы вражеских эскадр мне даже кажется я помню тот кадр © Arman Teo

меня всѐ дальше уносило но услыхав твоѐ держись я ухватился что есть силы за жизнь © МаринК

я временами спал в кровати но высыпался не сполна в отличие от дней когда я спал на © зажатый

девчонка взбалмошная осень полна капризов и проказ за что отшлепана по лужам не раз © amico

здесь в тишине уединенья я часто думаю малыш о скоротечности варенья и крыш © Хм

лежит луна на чѐрном блюде сверкают звѐзды в вышине по улицам шагают люди и не © МаринК Посвящено: klarissa

орѐт учитель на студентов в одной из трансильванских школ ну всѐ достали кровопийцы всем кол © МаринК подходит архимед к бассейну стоит в чѐм мама родила а воду всю повытесняли тела © Gena_ в подвале трахаются мыши оставь их милый не трави другой то в доме не осталось любви © Arman Teo

72

бриг с делегацией поэтов в проливе налетел на риф и даже паруса краснели от рифм © Gena_ огинский ноты полонеза ссыпает бережно в кисет за неимением в продаже кассет © ЯКатюня на город опустился вечер зажглись на улицах огни и я хочу горячих машек обни © Татьяна Качалова устав от клея и побелки от свѐрл и прочего дерьма чуть слышно плачут кирпичами дома © НиРо склонился врач над чиполлино у пациента острый шок готовьте срочно к пересадке в горшок © crazy_grant однажды я продам катану построю домик у пруда там никого не носит мимо вода © Affernus

в момент решения проблемы всем тем кому не повезло необходимо сделать выбор ЗЛО ✔зло © bu6lik надменно глянув королева слегка ослабила корсет кивнула и оркестыр грянул роксет © Dulsineya глеб в резервации олегов ещѐ не чувствует беды а за спиной уже сомкнулись ряды © Dzairs_Anabis пил отражение из лужи в безлюдном парке босиком и стал неотразим с последним глотком © H_N Муза: кум я основатель нарциссизма сказал приветливо нарцисс а мы ответили спартанцы борцы с © Нестер Пим давайте в наших отношеньях расставим точечки над ѐ раз нет уе тогда бывайте уѐ © Гут

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

индийский режиссѐр поставил муму тургенева в кино красиво так не пел герасим давно © TKuizslov заб р кор бку пен пласта бет н огр мное в едр скв зь текст летящее пробило ядр О © bu6lik

СВОБОДНЫЙ МИКРОФОН

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

74 *** Планы на Рождество Всем шаблонам назло: «статус кво», «Долгий ящик» и «зубы на полку», Я хочу тебя на Рождество – Под большою разлапистой елкой, Где уже приготовлен рояль, Канапе в ожидании party, И по этому случаю я (Ненадолго) надела бы платье, И уж если пошло бы на то, Подвела бы глаза перламутром, И поставила свечку на стол, И бутылочку пива - на утро… Впрочем, знаешь - к чертям антураж И подстройку к какой-либо дате, Я с тобой хоть в гараж, хоть в шалаш Без рояля, косметики, платья, Без (уж если пошло бы на то) Канделябров, подушек из шелка, Мехового (в подарок) манто… Елки-палки! Сойдет и без елки! Романтический вечер? Пустяк! Жизнь и так не на шутку красива!.. …Без тебя в общем тоже ништяк. Хватит мне и бутылочки пива. ДУБИКОВСКАЯ Мария

А времени – всѐ мельтешить в углу б. Лишь дай мне знать, одним движеньем губ, Лишь намекни - и будет, как всегда, За четвергом – заветная среда, И времени неповторимый срез От ми бемоль – почти до ре диез. И клавиши, проваливаясь вглубь, Стремительно выныривают вдруг, И звуки – вдоль. И в то же время – вдаль. Непредсказуемы движенья рук. Вот палец промахнулся – ах, беда ль? И в звеньях чѐрно-белой череды Мелькают бесконечности черты. (Без устали роится у плеча, Пчелою неумолчною – печаль), Но только б не забыть сменить педаль, И будет всѐ, о чѐм ни попроси. И чудо совершится – до и от. И будут до и ре и ля и си, За поворотом – новый поворот, И поджидавший нас запретный плод, И спрятанный неподалѐку клад. Ты помнишь, мы тогда, под Новый Год, У пианино… с Клодом Дебюсси. (Был за окном изрядный снегопад.) *** Приходит зима, как всегда, зимовата, И снег нарастает чуть-чуть мешковато, И леший уж мчится на призрачных лыжах – Лови же его! Что ты медлишь? Лови же! О, снега навалом! И дело за малым – Погнаться за лешим, спортивным и шалым.

Взметается вьюга волшебною шалью, Небрежно жонглируя лѐгкою швалью Снежинок… не в меру зима зимовата, Она несусветными льдами чревата, А леший-то, леший! Вот лыжник завзятый – Зигзагами кружит он витиевато. А помнишь, ведь было румяное лето. Но лето сгорело, как будто котлета. *** Здесь мелькает порою январской порой Сам январь, будто царь, да не царь, а король, Или кролик, готовый сыграть исподволь, Потихоньку – вполне королевскую роль, И разносится всюду, как странный пароль, Серебристая моль, только это не моль, А мелодия – к носу летит нота соль, А за ней – ля бемоль. И по призрачному мановенью хвоста Чуть хвастливого кролика, около ста Или тысячи сосен и тополь, чудак, Танцевать начинают, да-да, это факт. Ты закроешь глаза – но услышишь и так Нежно сотканный такт. Всѐ летят и летят и небесной мошны Королевской, где, видимо, порваны швы, Эти ноты, каким-то лишь чудом слышны, Как несказанных слов осторожная дрожь, Будто славные вестники той тишины, Где мелодии звуков почти лишены, И поэтому даже немного смешны – Ну и что ж… ГОЛЬДИНА Катя

Зима *** Снежная завеса января Отсекает прошлое – и боле Не тоскуй о пережитой боли. Радость новогодняя в дверях. Жизнь уютно теплится в груди, Будто приглушѐнная лампада. И не видно в дымке снегопада, Что там дальше, что там впереди. Как следы непрочны на песке, Так в снегу недолго путь проложен. Каждый раз пишу одно и то же В январе – о счастье и тоске. Год за годом – лишь зола и дым, Как страницы книги, что сгорает. Пей свой кофе, не мечтай о рае, Больше ты не будешь молодым. Всѐ, что нажил на своѐм веку, Всѐ твоѐ: дома, дороги, лица… И январь, как белая страница, Ждѐт с надеждой первую строку. ПОДИСТОВА Лариса

Иногда мне хочется плакать от зимних, сквозных, суматошных видений. От их чѐрно-белой палитры. От долгих аллей, расходящихся в стороны, стылых машин, мельком пойманных взглядов. от ветра и сырости в тѐмных прихожих, где трудно дышать, если знаешь, что всѐ не сбывается. Всѐ никогда не сбывается. Изредка разве, и то – в самых общих чертах. Это больно, нелепо и адски смешно. Как в пустыне бескрайней, повсюду – зима. Зима. Зима. Ей сейчас не хватает готической смеси из башен и ангелов, мраморных плит и церковного хора, печали. И кажется – время застыло. Немеет и смотрит. Молчит. И ждать больше нечего, нечего, нечего… Спи. Ничего не случится сегодня.

Мы замерли в капле смолы загустевшей, и вечер смыкает тяжѐлые веки. Душа, до того, как снега станут реками, – Спи! КОБЗАРЬ Юлия МЫ ПАДАЕМ Мы быстро падаем, как капли с неба Под грохот грома и под вспышки молний. И даже если в нашей жизни было так мало света, Нас поглотят и унесут в себе холодные морские волны. Мы тихо падаем, как хлопья снега Под хладный ветер и морозную метель. Покой мы жаждали, легли на снег никто из нас не ведал, Что наши души заберѐт с собой апрель. Едины стали с океаном и познали счастье. Но вдруг неведомая сила нас уносит ввысь. Ты глянь на небо, там плывут неспешно в даль сейчас те, Кто неуклонно и уверенно с небес лились. КОНОВ Никита

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

76

*** Змеится путь мой белым полотном, Хрустит снежок - мелодия для слуха. Хотел бы я не думать ни о ком, Но в день такой не хватит злого духа. Сияет солнце, ослепляя взор, На елях шапки набекрень пушисты. Желание нести словесный вздор И, словно снег, нездешним быть и чистым. Длинна дорога, колея узка, Мороз несильный дарит вдоху свежесть. И оттого рождается строка, На языке нехитрой рифмой нежась.

Обдумав весь событий горизонт а может проспект. Одеваешь куртку и ботинки кожаные. Плетешься, а под ногами хрустит снег. И понимаешь что это самое реальное... Мороз кусает нос, а в голове полный бред. Самое самое состояние не стояния... И выхлопные газы, прихоть людей... Железных коней, миллионы картинок. И смог теней на этой дороге далей... На этом куске туалетной бумаги записано... ПОЛИЩУК Илья ВЬЮГА

И любовь моя не погаснет, нет, Я рождаюсь вновь, когда рядом ты! В темноте ночной не погаснет свет Розовой звезды и моей души… Заметает снег розы белые, Заметает снег розы красные, Красота пройдѐт, чтобы мы не делали, А тепло любви с нами не расстанется… МЕТЕЛЬ Я закутаюсь в метель, Пусть она меня закружит! И снежинок канитель Белым кружевом завьюжит,

ПОЛЯКОВ Борис

*** Каждое утро с кровати вставать, И в одеяле по коридору идти Чайник включить на часах 25, Кофе налить жаль что просто растворимый. Каждый из нас ждет зарплату чтоб шиковать... Но остается только на хлеб.. Каждый из нас не желает страдать... В золотых побрякушках ищет ответ. Шмотки, тренды, айфоны прогресс... Все в головах у людей жадно грохочет!

Вьюга белая постучит в окно Птицей раннею, птицей утренней … Замело следы, всѐ белым-бело, И метель метѐт всѐ сильней, сильней!

Заведѐт в пушистый снег – Ни дороги, ни тропинки, Чистота и белый свет – На моих ресницах льдинки!

К нам пришла зима – кружит судьбами, Разлучить двоих снова норовит. Наши праздники стали буднями, И зима опять за окном грустит.

В запах снега окунусь, Чистоту любви вдыхая, Я в метели заблужусь Что найду я там, не знаю…

Заметает снег розы белые, Заметает снег розы красные! Чтобы мы с тобой для любви не делали, Каждый след еѐ будет не напрасным…

Словно в мягкую постель Упаду в твои объятья, И когда-нибудь в метель Закружусь я в белом платье….

Мастер-время всѐ превращая в снег, Заготовку-жизнь слепит в белый шар, Птица-жизнь летит будто-бы во сне, Но огонь сердец разожжѐт пожар!

ПОЛОНСКАЯ Елена

Идиому в массы волоча… ***

СВЕТЛОВА Ирина *** Нет никого сильней меня, когда хочу добиться цели и ставлю цель, и, семеня, разбег готовлю с дрожью в теле. Отдав себя тому броску, что будет впереди и скоро, я рву терпенье по куску и волей запираю поры. Нет торопливости ничуть… Поторопиться – значит выбыть, испортить старт, закончить путь и раньше срока нервы вздыбить. Но в кажущейся простоте, спокойствии и флегме вялой, я тропы выбираю те, что кровью обойдутся малой: лишь ссадиной, где б ране быть, лишь раною, где быть бы смерти, чтоб доползти, дойти, доплыть. И я смогу. Вы мне поверьте!

Мой друг ихтиолог резвился дельфином, На грудь повязав лоскуток, Не пил он ни водку, ни пиво, ни вина По-трезвому просто утоп. Мой друг орнитолог зачах и истаял, Радируя из очага, Что к нам прилетела гриппозная стая И ей на людей начихать. Мой ласковый друг - озорной офтальмолог Дожил до водянки мозгов, Он съел натощак концентрат простамола И импортный офтальмоскоп. Он бился за жизнь из последних силѐнок, Но тоже уложен в гробу Такой холостой и немножко зелѐный, И в тапочки чьи-то обут. А может, в труде до солѐного пота Таится какой-то изъян?! …Наверное, я не пойду на работу, Увидев, как дохнут друзья. ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ ДЛЯ НАЧИНАЮЩЕГО ОРАТОРА Неуемной жаждою сгорая (В голове – смятение и жуть), Вот и я, друзья, из-за сарая На простор Отчизны выхожу. Выгляжу уверенно и сдобно, Под ногами - мраморный настил (Чтобы было вам цветы удобней К моему подножию нести). …И над этой жизнью пустяковой (Оттого заманчивой вдвойне), Я ужо теперь скажу такое, Что давно не держится во мне. Что в моем нутре пробило бреши И свербит позывами на низ... (Кто сказал: «Нескладно, сука, брешет…»? На кулак сопаткой обопрись!).

…И от слов моих простых и ясных, Что летят над площадью, звеня, Молоко само собьется в масло, И в скирды сбегутся зеленя. Запоет поруганный скворечник, Улыбнется ласково фискал… Я могу своей прямою речью В штабеля укладывать войска! Я могу и косвенно в полстолька… (Стой… Куда? А ну-ка, по местам!) От Москвы и до Владивостока Сверх меня не сыщется мастак. А как брякну анекдотом оземь, Идиому в массы волоча, Так начнут словесным виртуозом В ближнем зарубежье величать. Но и я ведь, братцы, не кирпичный... И бывает, утром и стрезва, Ворохнется сердце, словно птичка: Как там экономики развал? До плетня мировоззренье сузив, Думаю пронзительно, вот так: Намочил ли поселковый Тузик Моему соседу провода? Но ловчее мне мечтать глобально, Подцепив державной мысли нить: Может, лучше белыми грибами, Вместо мяса, армию кормить? За хлопки спасибо вам с поклоном! Расходитесь все на перекур... Я ж свое языковое лоно Только вам, канальи, берегу! И, сморкнувшись, я скажу о всяком, Не забуду всуе ни о ком… Нет, моя Отчизна не иссякнет, Если так владеют языком.

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

78 *** *** А от нас уехал зоопарк… Рано утром буферами лязгнул, Увозя с фекалиями бак, Тигра и пластмассовые ясли. Где сейчас медлительный удав, Саламандра и макака-резус?.. Фауна далѐких государств! Ты нужна, нужна мне до зарезу! Обхожу знакомые места: Здесь верблюд заносчиво плевался, Здесь играл упитанный мустанг С лошадью, В девичестве Пржевальской, Здесь мартышка создавал уют И, стесняясь зрителей немножко, Мучил одноглазую змею Маленькой, изящною ладошкой.

Факир был пьян... Он нервничал и плакал, И бил ногой казѐнный реквизит, И всѐ просил из дальнего барака Молоденькую шлюху пригласить. Ему твердили – сборы, губернатор, Аншлаг, проценты, денежный отчет, А он залез под купол на канаты И поливал собравшихся мочой. Вступив в конфликт, Переходящий в драку В вольере дрессированных макак, С одной совсем невинною макакой Почти осуществил порочный акт. Его спугнул сердитый дрессировщик, Грозя членовредителю судом И говоря, что не позволит, в общем, Тут разводить Гоморру и Содом.

И, мучая своѐ нагое тело, Выписывал смешные кренделя. Факир был пьян... А вам какое дело? Не суйте нос в факирские дела. *** Где? В каком краю ты, мой эфенди?! Заплутал в своем саду камней… Я ж тебе с небес украла крендель, чтобы думал только обо мне, чтоб над головой разверзлись хляби, пал в изнеможеньи верный конь , хлопья пены в грязь роняя... Я бы на пути твоем зажгла огонь и ацтекской страстью доколумбовой, что созрела в сердце глубоко, душу бы спасла, а тело глупое напоила птичьим молоком.

Где моржа парадное весло? Где тюленя разноцветный обод? Для кого подкидывает слон Тщательно гофрированный хобот?

Факир лукавил и молчал манерно, Сказал, что сдался, умер, заболел, Он даже взялся гладить в костюмерной Искусственных песцов и соболей.

Только, видно, сам господь не хочет обратить стопы твои ко мне: я одна среди бескрайней ночи, ты один в своем саду камней.

Завершилось яркое ревю: Не топорщит осьминог присоски, И баран казѐнную травю Не жуѐт с гримасой философской,

Но вечером, приблизив планку к литру Посредством недр цветочного горшка, И накрывая кролика цилиндром, Хихикал о своѐм исподтишка.

И цикады «а капелло» тикают, друг за другом слепнут фонари, месяца отросшую кутикулу с кровью обрезает нож зари.

Поминая свой сохатый Инь, Не вздыхают пасмурные лоси, Утомлѐнный жизнью бабуин Попой о решѐтку не елозит,

На край манежа напустив туману, Он вышел голым в мѐртвой тишине И показал вполне здоровый анус Дородной губернаторской жене.

Утро вновь вывешивает хмари… Нищенкой у жизни на краю истин прописных цветной букварик за четыре сольдо продаю...

Не смущают жѐлтую осу Детский визг и липкие ириски… …Где же проводить теперь досуг Тихой молодой вуайеристке?!

Его свалили пеной из брандспойта, Он вырвался, как угорь ускользнул, Его видали в рюмочной у порта Он развлекал куплетом матросню

Артишок нас победишь! Закален мой характер в десятке горнил, Есть железные нервы, луженое горло. Кто уж там о гвоздях из людей говорил? Из меня можно делать отличные сверла!

Ах, Месье, Вы теперь от меня так далече! Остаюсь безутешна в родимом краю. Перед Вашим портретом затеплила свечи, Гематомы лечу и романсы пою…

Покорятся тем сверлам кирпич и бетон, Брус, вагонка, доска, ДВП, черепица. На почин мой откликнется баб миллион, Кто от жизни такой в переплавку стремится…

СКАЗКА ПРО ДРУГИЕ ОВОЩИ

Соберут в мою честь поминальный фуршет. Будут только свои: Стинг, Вишневский, Мел Гибсон, Хор Турецкого, «Чайф», Масляков и Башмет… Ну, а бюст (пятый номер) – ваяйте из гипса!

Кормилицына Татьяна ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ Мне на Родину – я же народный герой – Бюст прислали. С волненьем снимаю фанеру…. Вместо пятого в бронзе отлили второй!!! Что такое! Я требую бюст по размеру!!! Собиралась строчить обличительный стих, Но мне Родина тихо и строго сказала: «Из-за вас, мол, грудастых героев таких, У меня – у Страны – не хватает металла!»

АХ, МЕСЬЕ! жыстокий шансон Ах, Месье, Вы мазутом заляпали ватник И к тому ж ненароком вступили в навоз! И поэтому Вас не могу целовать я, Как бывало, безудержно страстно взасос… Ах, Месье, Вы соляркой забрызгали чуни И к тому ж позабыли портянки сменить. Потому с сеновала смотреть полнолунье Вы, похоже, отправитесь нынче одни… Ах, Месье, Ваша речь перегружена матом, И к тому же язык заплетается Ваш. Потому остаѐтся, увы, непонятным Для меня Вашей мысли изящный вираж.

Что ж ты раньше молчала об этом, Страна!?! Ну, стеснялась сказать – намекнула хотя бы. Да понятно, бабла у тебя – ни хрена, Но всегда ж есть в наличии русские бабы!

Ах, Месье, отложите, пожалуйста, вилы, Ни к чему так ужасно очами вращать… Ах, отнюдь, я не Вас называла дебилом! Что имели в виду Вы, воскликнувши: «Щааа…»

Помню, кто-то железной меня называл. Он наврал – я стальная. Примите поправку. И уж если стране нужен прочный металл – Я себя вместе с бюстом отдам в переплавку!

Ах, Месье, сколько в Вас необузданной страсти! Но когда Вас в УАЗик пытались впихнуть, Несогласье своѐ представителям власти Вам высказывать стоило мягче чуть-чуть…

Как в одной деревне дальней было много овощей, А вот хрена не видали там ни разу вообще. Дед Пахом со снастью новой просидит на речке зря – Всем расскажет: «Клѐв перцовый! Не поймал ни имбиря!» Поругаются подружки, иль невестка и свекровь – И в открытую друг дружку шлют на свѐклу и морковь. Мать бранит сынка-болвана, укоряет дурачка: «За каким ты баклажаном… и какого кабачка…» Незнакомца в избу сроду не пускают до поры: «Что за лук ты с огороду? Что за брокколи с горы?» Парни в лес уйдут сосновый и кричат издалека: «Подь сюды, редис моржовый! Тут грибов до чеснока!» Редьковухи с брюкводѐром в праздник выпьют – и орут: «Нам, мол, всѐ по помидору! Огурец ли все вы тут! Ни петрушки нам не надо! Артишок нас победишь! Получите авокадо с постным маслом – то есть, шиш! По деревне нам папайя, всем на рыло патиссон! Спаржей дуб перешибаем, фейхоа кладѐм на всѐ!» Помянỳт в порыве чувства и картошку, и порей, Репу, тыкву и капусту, топинамбур, сельдерей… Вы, какого-то шпината, мне поверили? Всерьѐз? Сказка это всѐ, ребята! Только хрен в деревне рос!

80 КАРА НЕБЕСНАЯ Я с тобой навсегда. Я везде и повсюду. Я единственный правильно выбранный путь. С сотворенья была, пребываю и буду. Ты и вправду хотел от меня ускользнуть? Ты пытался заснуть – я твои сновиденья. Ты проснулся – я утренний свет из окОн. Постоянна, как этой планеты движенье. Неизменна, как Ньютона первый закон.

Из берегов своих выходят реки, Посевы пожирает саранча, Суют, куда попало, руки греки, И раки их кусают сгоряча. Весь мир подумал на индейцев майя И бестолковость их календаря. Я ж в зеркало смотрю – и понимаю, Что краснокожих обижают зря! Ещѐ б метеоритам не валиться, Когда башка похожа на копну! Бегом в салон к знакомой мастерице, Кричу: «Судьба Планеты на кону!

Уходил – я звездой путеводной сияла. Улетал – это я те два мощных крыла. Уплывал – я махала рукою с причала. Исчезал – но я снова тебя создала.

Какая запись! Время поджимает! Покрасить, просушить, и в бигуди! И ты мне тоже про индейцев майя… Вот сделаешь укладку – поглядим!»

КРАСОТА СПАСЁТ Я красотой своею то и дело Спасаю этот мир от разных бед. А как-то раз с причѐской не успела – И тут же начался парад планет! Ну, вышла из подъезда без укладки В надежде, что и не поймѐт никто! А вот, поди ж! В Париже беспорядки, Студенты жгут на улицах авто. Казалось бы, отсутствие пробора… Последствия, однако, велики: Повсюду регистрируют приборы Сильнейшие подземные толчки,

Нет, день рабочий я не прогуляла! И вовсе не забросила дела! Я выезжала срочно по сигналу! Спасала мир, и – видите – СПАСЛА! Вот так-то! А появятся вопросы – Зовите. Всѐ решим без суеты, Коль будет своевременно причѐсан Ваш скромный гений чистой красоты! Одностишья от мадам Вишневской

Ты стремился к победе – я цель и награда. Ты томился от жажды – я влаги глоток. Ты нырнул в океан – я волна и прохлада. Ты укрылся в пустыне – я зной и песок.

Ты устал от своей беготни недостойной И в смятенье призвал свою кару с небес. И услышал сейчас же мой голос спокойный: «Не ори, mon ami. Я давно уже здесь…»

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

Каких-то три часа… Другое дело! Шарман, отпад и полный блан-манже. Недаром парикмахерша потела: В мозгу звонков тревожных нет уже. Я выхожу с причѐской на свободу, А там уже повсюду благодать! Братаются небратские народы, И вместе – баррикады разбирать! Щебечут пташки, небо голубое, Магнитная активность улеглась, Безаварийно сел на землю боинг (а ведь летел без одного крыла). Стабильность, дружба, и бесса-ме-мучо, И прочих аргументов миллион За то, что вместо чтоб отчѐты мучать Я посетила красоты салон!

                         

Наш ямб, назло невзгодам, пятистопен… Олимп закрыт. Все боги на планерке… Всѐ боле или мене текел фарес… Устал любить? А если снять фуфайку? Начнем с того, на чѐм всегда кончали… Меня!?! На трон?!? Ах, там удобней трахать… Тебе, любимый, как всегда, со скидкой… Прикинься лохом. Впрочем, ты похож… Не доставай свой… фаллоимитатор… Моѐ «уйди!» не понимай буквально… Скорее «нет», чем «да», но всѐ возможно… Ну, вот вы и знакомы. Это грабли… Не «клумба с лебедой», а грядка с луком! Как мы синхронно захотели водки… Наш «брудершафт» немного затянулся… Как вам не стыдно тут… публиковаться!!! А что ж Вам на Канары не каналось? Он верный муж – и это огорчает… Мужчина, Вы свободны. Одевайтесь… Простил меня… подряд четыре раза… И кто ж учил Вас ТАК снимать колготки… Я не из тех, кто стонет: «Ах, не надо…» Напомни мне, за что тебя любить… Он камикадзе… но в бронежилете Да-да, я та, которой всѐ прощают… Сама решу я – где, когда и с кем…

амфибрахий будет после трѐх стоп…

Елена К. aka elena-durak в эн гэ желают новых щастьев но в каждый следущий эн гэ тащу с собою прошлогодне е гэ во всех возможных направленьях безотносительно к оси науськивала смерть смертѐнка коси не тем мне страшен суд господень что за грехи отправят в ад боюсь что вышлют по этапу назад вконец устав от серых будней достану краски я и кисть и чорным юмором раскрашу всю жысть не грех унынию предаться когда дела совсем плохи но лучше вспомни про другие грехи

как тяжело быть экстравертом а вот когда вы интроверт у вас один на все вопросы отверт

на пике сладостных волнений с тревогой вспоминаю вдруг что дома выключить забыла утюг

тащи проснувшись из кровати себя за волосы силком не спрашивай звонит будильник по ком

стоит в раздумьях смерть олега пустой квартиры посреди в руке записка буду поздно не жди

стакан всегда наполовину зато не полон и не пуст и перманентно неотъемлем от уст

ты говорил в любви все средства как на войне мол хороши теперь сиди и белым флагом маши

я извиняюсь но прастите у вас не ню а натюрморт сплошь холодец и хрен довольно потѐрт

когда бывает в воскресенье вдвоѐм с будильником мы пьѐм и на работу просыпаем вдвоѐм

люблю подснежники вздохнула оксана томно и олег без разговоров удалился под снег

порой в мой сон приходит ленин не то чтоб напрягает но из глаза вечно пропадает бревно

в мечтах прекрасный принц мартини бокалы свечи полумрак а наяву стрела болото дурак

сейчас конечно очень стыдно но факт что истина в вине вчера казался очевидным вполне

провал на рыцарском турнире закономерен был итог плохому сэру конь мешает меж ног

я приближаюсь в ритме танго к великолепному тебе не позволяя закататься губе

я анонимный алкоголик а напиваюсь на виду лишь одиночества боязни ввиду

герасим от греха подальше закинул в воду свой топор стоял стоял и вдруг как рявкнет апорт

82

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

подходит баба с коромыслом качая вѐдрами с борщом какого надо в жизни смысла ищо

оркестру жизненных симфоний в любовных актах партитур особо удаются темы для дур

на берегу сидел герасим читая горе от ума а мимо тихо проплывала мума

когда в душе скребутся кошки на сердце вьюга и метель из шоушенка ложкой рою тоннель

пятнадцать дублей тарантино терзал несчастную муму но утопить не просто турман уму

вести здоровый образ жизни мне посоветовал минздрав все годы лучшие при этом украв

признаюсь честно жить со мною не пожелаю и врагу но я еще и не такое могу

в постели мне важнее чуйвства и сексом занимацца влом а хочешь сам возись как ленин с бревном

поэты с логикой не дружат законы логики сухи какие ж при сухом законе стихи

у загса ты как маяковский достал свой паспорт из сапог потом задумался как гоголь и сжог

когда ты сделал предложенье я всѐ искала где подвох и вот ты лѐх на брачно ложе и здох

не может врунгель после шторма поднять корабыль из воды и это только половина беды

сидели ямб с хореем пили уж по второй разлили стоп где амфибрахий будет после трѐх стоп

герасим молча прослезился ведь не расскажешь никому что перед смертью пожелала муму

лежал неделю на могиле прижавшись к каменной плите а прочитал инициалы не те

вчера в примерочной наряды я выбирала три часа а чо всѐ время капюшон и коса

вот ты щитаешь это плохо а я щитаю хорошо какие будут аргументы ишшо

теперь когда остепенился жизнь очень скромную веду зато в каких кругах вращался в аду

давайте ту дыру в обоях задекорируем бомжом а не получится хотя бы поржом

на романтическом свиданьи я повезу вас в ебеня чтоб вы подольше предвкушали меня

весь день практически святая а вечером снимаю нимб и думаю кому бы врезать мне им б

герасим ни лицом не вышел не вышел в общем и умом но вышел как то утром к речке с мумом

сопру я плот из песен свитый и унесусь куда то вдаль назло всем бедам и под крики куда бль

опять ничо не получилось орѐт пластический хирург а я такая мимими ми кки рурк

Чтобы делать уколы от бешенства … *** «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!» Владимир Маяковский

ЗАМУЛА Михаил Вьюжная лирика На пол сброшено одеяло, Сжата подушка, как горло врага. Отпустило... Нет, хуже стало. Лихорадит, как в ураган. Вереницы цветных картинок Загоняют сознание в гроб. Липнут волосы, как паутинки, На пылающий жаром лоб. Разметавшись во сне бредовом, На сухих, дрожащих губах, Хрипы…Нет, незнакомое слово… Нет, за сердце берущий страх… Полыхают безумья пожары. Плохо? Чтоб не было хуже потом, Чтоб не мучили ночью кошмары, Надо писать, друзья, перед сном!

Я хочу, чтоб перо приравняли к шприцу! .Между ними и так мало разницы, Потому, что насмешка не бьѐт по лицу, А занозой впивается в задницу! Лицемерие, глупость, бездарность и лень, В сочетаньи с деньгами и жадностью, Создают потрясающей силы коктейль: Смесь из зависти, злобы и ханжества! И встречая помойно – живое ведро, От своей крутизны Ох…вшее, Я хочу, чтоб к шприцу приравняли перо, Чтобы делать уколы от бешенства!

*** Платной урологии посвящается Я мочусь в унитаз хохоча, Вспоминая хапугу врача, Вспоминая катетер кривой, В 35 сантиметров длиной. Заграничных лекарств миллион, Злые шутки про рваный кондом. Про мазок: через город, не ссав, Прибежал в диспансер впопыхах. Вспоминаю простаты массаж, Медсестѐр, словно ведьмин шабаш. Жуткий «буж» в семенной бугорок, Чуть живой – еле ноги волок! Свой вопрос и холодный ответ: «Изменений по-прежнему нет». Шарлатан! Дорогой препарат Поразительный дал результат: Я мочусь в унитаз хохоча – У меня голубая моча! *** Я ненавижу обувь со шнурками! Они всегда и, словно бы, назло, Так неожиданно развязываясь сами, Дают понять, как мне не повезло. И каждый раз, в полголоса ругаясь, Я проклинаю разных дураков, В чьей обуви хожу я спотыкаясь, И путаясь в капкане из шнурков. Мне силы придаѐт единственное средство: Уверенность, что где-нибудь в аду, Из тех шнурков плетут верѐвки черти И что сапожники к ним точно попадут!

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016

84 *** *** Солнечным утром дня выходного Я просыпаюсь под пение птиц. С грохотом рухнувшей балки сосновой Сон отлетает с дрожащих ресниц. Очаровательный миг пробужденья: Рокот моторов внизу под окном, Крики рабочих. С утра! В воскресенье! Дом сумасшедших, стоящий вверх дном! Цепью звеня и зашедшись от лая, Тявкают шавки соседских дворов, Блеют козлы вдалеке за сараем, Тянется стадо мычащих коров. И ежедневно, с трудом засыпая, Тщетно надеясь на поздний подъѐм, Всем передохнуть скорее желаю. Вот оно – дачное счастье моѐ! ТОСТ За чистое небо! Мир нашему дому! За верных, и добрых, и честных друзей! За счастье любимых и просто знакомых! Прочь мелочность, дрязги, незваных гостей! Прочь злобу, обиды, долой крохоборство! Да здравствует честность всегда и во всѐм! Нет места для лжи, или для вероломства, За искренность слов, за уверенность пьѐм! За то, чтобы просто немного покоя, За краткий миг отдыха без суеты, И рядом, чтоб ни одного марамоя – Без жлобства, без понта и без мутоты! За все нервотрѐпки, провалы, невзгоды, За злые кошмары бессонных ночей, За горечь общения с вами, уроды! Передушил бы вас всех, сволочей!

Ударяясь головою О дверные косяки, Возвышаясь над толпою, Крикну: «Где вы, мужики?!». Мужиков вообще-то много, Только вот, едрѐна вошь, Подходящего такого Ищешь-свищешь … не найдѐшь! Вот бы мне баскетболиста, Чтоб был молод и удал, Чтоб осанистый, плечистый, И не только б мяч кидал. Если всех таких гвардейцев Разобрали до меня, Хоккеиста из «Армейцев» Дайте мне хоть на три дня. И здоровья не жалея, До правительства дойду. Хоть охрану Мавзолея, Если лучше не найду. Быть высокой так непросто… И обиды не тая, Люди маленького роста, Отойдите от меня! *** Честно, прямо, без утайки, Всѐ как есть и без прикрас, Не для сказки, не для байки, Вам, ребята, мой рассказ.

Чтобы стать для вас примером В этой жизни непростой, Расскажу, каким манером, Управляюсь я с женой. В цирке часто вы бывали? Ну, наверное, хоть раз. Дрессировщика видали? Это, братцы, высший класс. Вот ведь самообладанье: Тигров держит за хвосты. Зритель затаил дыханье, Главный аргумент – хлысты! Так и дома: что не в тему, Цыц, мне баба не указ! Если что, могу поленом, Или просто между глаз. Всѐ должна держать в порядке. А не нравится уют, Тресну по лбу для разрядки И забудет, как зовут. Не согласна – тотчас к маме. Ничего я не боюсь! Захочу, хоть к девкам в баню, Захочу, в дугу напьюсь! Я про это целый вечер Вам рассказывать могу. Телефон звонит, отвечу… Котик, всѐ, уже бегу!

86

НАРОДНЫЙ АЛЬМАНАХ: ЗИМА 2016