зительными, бегающими глазами, кривыми ногами и громким пронзительным голосом. Неприятная улыбка искажала и без того не слишком симпатичное лицо. Его одежда отличалась от обыкновенной темной спецовки, в которую был одет весь обслуживающий персонал. Не$ известно откуда он раздобыл белую рубашку и хорошие кожаные сапоги. Рубашка всегда была белоснежной, а сапоги начищены до блеска. Он резко выделялся элеган$ тностью на сером фоне рабочего люда. С высоко подня$ той головой, он расхаживал по Зоне, отдавая приказа$ ния своим подчиненным. Однако стоило ему заметить приближающегося сотрудника госпиталя, как все его пав$ линьи перья разом опадали. Он даже становился ниже ростом. На лице появлялась отвратительная заискиваю$ щая улыбка, подобострастный голос произносил: «Здрав$ ствуйте». В глаза при этом смотреть избегал. Общее впечатление от его личности у меня с первого раза сложилось отталкивающее. Он это понял и старал$ ся со мной не встречаться. Клюсов ему явно симпатизировал. Шута это чувство$ вал и со своими подчиненными обращался грубо, был заносчив, не терпел возражений, любил кричать, иног$ да пускал руки в ход. Клюсов этому не препятствовал. Формально в клинических корпусах Шута делать было нечего, тем не менее, он иногда в них появлялся. Однажды я зашла в свою палату, услышав из коридора необычный шум, среди которого слышался иступленный крик Шута. При моем появлении все замолчали. Оказалось, лежачий больной опрокинул тарелку супа, залил всю постель, смененную только вчера. Надо было вновь менять все, вплоть до матраца. Дежурная санитар$ ка, не имея возможности объясниться с больным, позва$ ла Шута. Вот тут$то он и разыграл роль высокого началь$ ника бешенно крича на больного. Я выгнала Шута и устроила разнос санитарке. А не$ счастного больного, после смены белья, еще долго при$ шлось успокаивать. Дрожа всем телом, со слезами на гла$ зах он повторял одну и ту же фразу:
47