Нелли Саакян
дороги, ибо вдохновение, которое они во мне вызвали, не уступает моим собственным стихам. Небольшая, еще не опубликованная книга “Ирония, сестра печали” вроде бы выпадает из общего массива моих сочинений, но ведь и улыбка важна, чтобы не загустевал один только категорический императив. Крупные мазки эпики (а душа моя тяготеет к героическому) всё же не должны заслонять лирики и иронии. И всё же я не лирик, а эпик. Меня никогда не привлекало дионисийское необузданное начало – только классическое аполлоническое. То есть не стихийность, дионисийская тёмность, а устойчивость. Страдательность человеческого опыта, героический смысл человеческой жизни, душевное благородство, люди возвышенных устремлений, трагический поиск “правды, под крылом которой мог бы посогреться всякий”, – это мои темы. Всё последнее время я работаю над огромным эссе (фактически отдельной книгой) о Шекспире – “И пла'чу я о том, что я проснулся”. Работе не видно конца, и когда я соотношу это со своим возрастом, то, по правде сказать, тревожусь… Еще очень хотелось бы написать портрет-эссе об Иоанне Златоусте, авторе четвертого, самого гениального евангелия. Его личность очень занимает меня сегодня (это Шекспир древнего мира). “Золотое сердце Златоуста” – так назвала я это эссе. Этот великий грек – наиболее полное воплощение понятия писатель. Но кто знает, дано ли будет завершить книгу о Шекспире и портрет Иоанна Златоуста? Однако мысли всё идут и идут. Не могу же я дать своему сознанию и воображению команду остановиться. Увы, работа продвигается с большим трудом. Записи лежат, пылятся. С вдохновением и с чувством формы, которые мне никогда не изменяли, происходит что-то не то. Наслаждение от работы падает. Возраст ли сказывается, конец ли пути – отчетливый, пугающий, неизбежный? Мысль загустевает, сворачивается зародышем. Лава без пыла. Нежаркая, уже подернутая пеплом. Очень грустно. Вот довершу дела и сложу лапки крестиком. Хотя довершение или недовершение дел от нас не Литературная Армения
97