My russian by Foxyll

Герб дворян Гиппенрейтеров

Автобиография Родился в апреле 1917 года. Со стороны матери пред ки — крестьяне. Со стороны отца — дворяне. И те, и другие составляли большие семьи, а у меня было много родственников. Мы жили на берегу Москвы реки в деревне Поты лиха, напротив теперешних Лужников. Неподалеку в Москву реку впадает речка Сетунь, через которую шел деревянный мост. С него мы ныряли и ловили рыбу: под мостом всегда кувыркались голавли. Москва река снабжала нас не только рыбой, но и дровами на всю зиму. Она же была нашим самым главным развлечени ем с утра до вечера. Отца не помню: его убили в 1917 м году, а я в 1917 м только родился. Отец был офицер царской армии, я ношу его фамилию. Воевал он в Первую мировую войну четыре года, уйдя на фронт из

студентов. Был четырежды награжден орденами Святой Анны за храбрость, после сильной контузии был от правлен в Москву, но до дома не доехал. Все докумен ты, подтверждающие это, нашлись. Из за дворянского происхождения отца и его службы в белой армии мать всю жизнь боялась, что нас перестреляют. Чудом сохра нилась отцовская фотография в форме. Сама она окон чила гимназию, преподавала в школе, потом работала бухгалтером на «Мосфильме». 1917 год — не лучшее время начинать жизнь: мать — сельская учительница. Чего стоило растить меня в смутное, голодное время, знает только моя мать. Так или иначе, жизнь, хоть, и голодная, продол жалась. Облегчало жизнь все, что растет в лесу, на не большом огороде, а иногда и на соседском. Радостью 3

Потылиха. Вид на Лужники. 1936 г.

Разгрузка баржи. 1954 г. 4

Отец

Потылиха. Мой дом. 1936 г.

в жизни была река с рыбами, лягушками, ледоходами и лодками. Начальная школа, потом — постарше. Сначала — как наказание, потом — как неизбежность, которую не минуешь. Насколько помню, учился без про блем. Когда они возникали, мать в школу не ходи ла — сам разбирайся. Проблемы в школе носили се зонный характер: рыба начала метать икру или вдруг стала хорошо клевать. Какая уж тут учеба. Река замерз ла. По всей можно кататься на коньках. Лед звенит,

гнется, но держит. Правда, не всегда. Тогда вся мокрая одежда сушится, а я сижу в трусах на печке. Другую не дадут. Это было жестоким наказанием. Постепенно интересы расширялись, стало можно грести на ака демических лодках, принимать участие в играх нарав не с большими. Игры были веселые, азартные, для всех. Теперь их забыли. Приходилось подрабатывать: разгру жать баржу с дровами, перевозить в тачке песок от реки до дороги, перевозить людей в лодке на другой берег. 5

Дед с бабкой

Существует стандартный вопрос — как вы пришли к фотографии (или еще к чему нибудь). Среди многочис ленных родственников умение фотографировать было делом очевидным. В каждом доме были аппараты. Из красного дерева, с хромированными или медными де талями, с мехом гармошкой. Такой аппарат приятно взять в руки, он не был посторонним в любом интерь ере. Были аппараты и металлические, но реже. Штати вы тоже деревянные. Снимали на стеклянные пластин ки 9×12 и 13×18 см. И даже большего формата. Такие названия, как Dagor, Tessar, Kompur, Dogmar, были 6

обычны для слуха. Знали назначение уклонов задней стенки аппарата или смещений передней. Фотографи ровали по любому поводу — пришли гости, начался ле доход на реке, снимали цветы в саду, горшки и старые валенки на заборе. Аппарат ставишь на штатив, накры ваешься черной тряпкой и наводишь по матовому стек лу на резкость. Проявляли при красном свете, и было видно, как на белой поверхности пластинки, опущенной в прояви тель, появляется изображение наизнанку — негатив. Потом печать. Аристотипная — дневная! — бумага в за тененной комнате закладывается под пластинку в спе циальную рамку и выставляется на солнце. Приподняв краешек бумаги, можно посмотреть, как появляется изображение. Потом картинка фиксируется и сушится. Фотография готова. Бывало всякое. На Пасху собралось много гостей. Для столь торжественного случая дали большой аппа рат для формата 13×18 см. Сделать все надо быстро — не стоять же всем на солнце, пока я готовлюсь к столь важному событию. Мне 10 лет. Такой же помощник. Проявленные пластинки поставили для просушки на скамейку, не заметив, что на них падает солнце. В ка кой то момент желатиновая эмульсия нагрелась и при шла в движение. Быстро переложили в тень горизон тально. Высушили, напечатали и от души повеселились. Скрыть «содеянное» не удалось. Перекошенные на все лады физиономии вызвали безудержный хохот, в ос новном друг над другом. Негативы, однако, таинствен но исчезли. Был у меня дед. Красивый, с белой бородой, и очень добрый. Летом он работал перевозчиком. Перевозил на лодке людей с одного берега реки на другой. По вос кресеньям и праздникам горожане переезжали на нашу сторону, чтобы погулять в лесу, искупаться, поесть мороженого. Дед сам делал лодки — легкие, красивые, очень ходкие. По праздникам мы с товарищем тоже становились перевозчиками. Часть денег изводили

на мороженое, остальное я отдавал матери. Дед всегда что нибудь делал по хозяйству. Но однажды я увидел, что он делает крест. — Это кому? — Себе. Скоро помирать. Дед действительно вскоре умер. Тихо и незаметно. В гробу он был такой же красивый и спокойный. Кто то обронил, что надо бы сделать фотографию. Гроб стоял на столе. Наставив табуреток, я начал пристраиваться с аппаратом, чтобы было повыше. Все сооружение вдруг развалилось, аппарат попал деду на лицо, и у деда погнулся нос. Почему то я перепугался не перед дедом, а что попадет от бабки. Нос я поправил, погладил де да, но аппарат унес. Крест, который он сделал для се бя, четверо мужиков с трудом подняли на телегу. Крест встал на свое место. Я до сих пор помню его четкие убедительные пропорции. В тридцатых годах появились малоформатные дально мерные камеры. Вскоре и я надел через плечо первую модель «лейки».Что то упростилось, что то усложнилось. Все в темноте, печать через увеличитель, утратилась непосредственная связь с тем, что фотографируешь. У меня появился отчим. Замечательный скромный человек, инженер конструктор. После работы он приду мывал новые или переделывал имевшиеся модели ап паратов. Появлялся очередной, я его опробывал, нега тивы разглядывали в лупу, иногда печатали. Аппарат работает. На этом процесс кончался. — Хороший фотограф снимет и стеклянной пугови цей, а малоформатные камеры — игрушки, — говорил он. — Тряпкой все равно накроешься. Прошло много лет, и много аппаратов прошли через мои руки. В свои далеко за восемьдесят я снимаю де ревянными камерами: накрываюсь черной тряпкой и только тогда пытаюсь понять, чего хочу от увиденного. Мне досталось странное время. Жили с матерью и отчимом в маленьком деревянном доме на крутом бе регу Москвы реки. Лодки, рыбная ловля, всякие собы тия на реке. Самым большим был ледоход. Река была

Родители

тогда без гранитных берегов, с отмелями и водоросля ми. Весной по ней с шумом и туманами шел лед, вода прибывала, выходила из берегов. Из дома в дом пла вали на лодках. Все имущество выносили на чердак. Вскоре вода спадала, да так, что реку можно было пе рейти вброд. Вода словно с разбега уходила больше чем надо. Так она ежегодно очищала берега от мусора, меняла фарватер. Постепенно река принимала свой настоящий облик. За время ледохода и наводнения надо было наловить дров на всю зиму: река несла бревна, доски, заборы и все, что могла смыть с берегов 7

Мы с другом перед отъездом в лагерь, из которого сбежали через неделю

выше нас. Иногда удавалось поймать бесхозную лодку. Река была частью жизни. После десятилетки поступил в Московский универ ситет на биологический факультет. Меня интересовало все, что связано с природой. Через три месяца пригла сили в отдел кадров. Худой и серый человек без лица и выражения на нем спросил, почему я скрыл, что отец дворянин. Я ничего не скрывал, просто отец умер в тот же год, когда я родился. Это я и написал. В анкете зна чится «социальное происхождение». Кто то донес. Слеж ка всех за всеми была заложена в системе. Докумен ты вернули. Я потерял стипендию, но год еще не поте 8

рял. Приняли в медицинский институт. К тому времени я был чемпионом СССР по горным лыжам, а в меди цинском создавался специальный спортивный курс: «Врач сам должен быть здоровым». В Россию в 1934 м году приехали австрийцы, чле ны антинацистской партии «Шуцбунд». После ее ликви дации часть из них эмигрировала к нам. Все они были альпинисты и лыжники. Со многими я нашел общий язык. Мой первый учитель — легендарный (для тех, кто понимает) Густав Деберл, профессиональный провод ник в Австрийских Альпах, консультант известной фир мы по производству горных лыж «Kneissl». С этих авст рийцев начались горные лыжи в России. В молодости я все успевал: в регби играть, прыгать на лыжах с трамплинов, даже марафон бегать. И в ин ституте учиться. Вот бы сейчас столько успевать, сколь ко тогда. Три первых года учебы в медицинском институ те — это введение во все естественные науки. Лекции читали великие умы. Лекционные залы были перепол нены. Учиться было интересно, я получал повышенную стипендию. Вскоре начались грубо состряпанные про цессы. Врагами народа оказались лучшие профессора. А мать жила в вечном страхе, прятала фотографии от ца, жгла письма. Коммунистическая идея не срабатывала — мешали «враги народа». Люди уходили на работу и исчезали. По ночам людей увозили из дома, на их костях возникали каналы, «великие стройки». Все — под жизнерадостную музыку и дружную поддержку народа. Недалеко от нашего поселка через реку построен красивый мост, перекинувшийся дугой с берега на бе рег. Сейчас он переехал к Киевскому вокзалу. Однаж ды зимой мы обнаружили человека. Он бросился с мос та; на льду расплылось большое красное пятно. В том же месяце, в лесу (а мальчишки везде успе вали) нашли повесившегося. Это были раскулаченные. Люди, которых лишили всего, что у них было.

После спуска с Эльбруса. 1939 г.

В 1939 году началась позорная война с Финлянди ей. Через спортивные общества мобилизовали всех лыжников. Меня тоже. Через два дня вернули домой. Горнолыжники и альпинисты нужны в горах. Из тех спортсменов, кто ушел, не вернулся ни один. Малень кая страна явила миру свое величие. В конце третьего курса началась практика в клини ках. Надо было определять свои интересы. Медицина требует самоотдачи, ответственности, узкой специа лизации. А я с детства привык к небу над головой, к ле су, к полной свободе. В 6–7 лет запросто ночевал у ко

стра в лесу или в ожидании рассвета у реки: в это вре мя просыпается рыба. Противоречие зрело исподволь. В свободное время занимался рисунком, ходил в студию. Уйти, проучившись три года, оказалось сложно, а впереди были вступительные экзамены с непредска зуемыми результатами. Осенью 1940 года зачислили в Московский художественный институт. А в 1941 году началась война. Война меня обошла довольно странным образом. Вначале мне сразу пришла повестка явиться с вещами в военкомат, что я и сделал. В моей анкете значилось 9

Первый парень на деревне

«мастер спорта по горным лыжам, какой то разряд по академической гребле». Документы вернули «до особо го распоряжения», очевидно, рассчитывая использо вать меня в военных действиях в горах. В первый год войны в военкомате мне предложили организовать группу и ехать в колхоз на уборку. Меня сделали бри гадиром. В колхозе убирали картошку, косили, строили скотный двор. Все эти навыки мне пригодились. Затем вернулся в Москву. Всю зиму бегал по кры шам — гасили зажигательные бомбы, загоняли людей в бомбоубежища во время воздушных тревог. По окра 10

инам Москвы горели всякие склады, свалки мусора. Как у нас говорили — горел «шанхай», а эфир гудел на всех языках — «Москва горит!» Потом институт эвакуировался в Самарканд, где пробыл два года. Во время эвакуации я был бригади ром института на сельскохозяйственных работах. Но и учиться в Самарканде мы продолжали. У нас ведь бы ли великие преподаватели. Я наблюдал, как работает Фальк, рядом с нами работал Фаворский, профессор художественно промышленного училища, по соседству в Регистане жил Матвеев. Именно поэтому много лет спустя я и сделал альбом по Средней Азии, которую хорошо знал, много раз туда возвращался, снимал сложные походы, сплавы на плотах. Учеба в институте перемежалась с мобилизациями на уборку хлопка, на разные полевые работы. В конце зимы 1945 года, не дожидаясь окончания войны, ин ститут вернулся в Москву. Началась новая жизнь. Карточки на продукты, учеба в холодных помещениях. Поиски любой работы. Стабильной была только работа тренером по спорту. Это давало возможность каждое лето уезжать в горы. Там налаживалась работа альпинистских лагерей, горно лыжные сборы. Мать вернулась из эвакуации. В 1946 году из концентрационного лагеря вернулся отчим. Мы его с трудом узнали. Вскоре он умер. Неко торые родственники исчезли бесследно. Институт окончил в 1948 году. С работой лучше не стало: процветал культ личности, платили только за «лики святых» — портреты вождей и ударников социа листического труда. (Мои однокашники более трех лет ваяли скульптуру «Сталин и Мао Цзэдун на скамейке», при последовав шем за этим развенчанием культа личности поступило указание ее уничтожить, и ее разбили на куски.) Занялся фотографией. Снимал спорт. Спортивный репортаж сегодня нужен, завтра — устарел. Стал уча ствовать в туристских походах зимой и летом, в путе

На охоте

С Тенсингом, первым покорителем Эвереста

шествиях по рекам и озерам. Много времени отдал охо те. Сначала доказывал себе, что я могу жить в лесу, обеспечить себя всем с помощью ружья, спиннинга. Наибольшие навыки преподали медведи. Этот слож ный, пластичный зверь все знает о лесе, о людях, об опасности, связанной с ними. В лесу всегда был один, коллективные охоты сродни организованному убийству. Вскоре понял, что могу добыть любую птицу или зверя, а сфотографировать не могу — все в сумерках или но чью, в местах глухих и удаленных. Так через охоту при шел к съемке природы во всех ее проявлениях, а ру жье — для пропитания. Разговоры об оружии в лесу для самозащиты не выдерживают критики. Никто на че ловека в лесу не нападает, разве что человек. Из походов и с охоты привозил фотографии. Плохие и хорошие, но разрозненные. С подачи Виктора Руйковича, известного фотогра фа, большую часть жизни проработавшего в журнале «Советский Союз», я попал к художественному редакто ру газеты «Известия» по фамилии Волчек. Надо же бы ло начинать за что то получать деньги. Наснимал на Се вере охотников, стариков, болота, костры и охотничьи

избы. Сам тоже охотился и без конца лазил по этим бо лотам. Принес Волчеку пачку черно белых фотографий (на цвет тогда еще не снимал). Мы вошли в его кабинет и буквально застыли, озадаченные увиденным: Волчек был едва заметен из за заваленного фотографиями большого стола, за ним каждый день он делал газету. «Что у тебя?» На стол вверх ногами высыпалось содер жимое моего пакета. Едва взглянув и поняв все сразу, он предложил сделать из них ближайшую экспозицию «Окон Известий»: «Чтобы выставить в наших витринах, должно быть двадцать фотографий, и чтобы каждому было понятно без подписей, что и где происходило: по смотрел и понял. Короче, должен быть фотоочерк.» Он напечатал несколько моих «окон». И я впервые получил хорошие деньги. Волчек сказал тогда: «Снимай, как снимаешь. Не об ращай внимания ни на кого. Все снимают по своему. И постарайся быть ни на кого не похожим». С этого и пошли мои фотоочерки в журналах «Смена», «Огонек», «Вокруг света». Так фотография стала работой. К тому же теперь я стал думать не об отдельной фотографии, а о теме. 11

Обед на вулкане

Я вообще не занимаюсь отдельно фотографией. Всегда делаю книгу, независимо от того, будет она издана или нет. У меня есть только идея, которую я методично нанизываю на зрительный материал. Сначала нахожу место, какое привлекает меня, интересует, тревожит, вызывает особое отношение. Это может быть ста ринный город, природа какого то края или просто вид с одной единственной точки — с обрыва на Волгу, например. На любой объект смотрю с точки зрения бу дущего альбома. Менялась политическая обстановка. На страницах жур налов стали печатать памятники архитектуры и искусст ва, на последних полосах появились пейзажи. В 1959 го ду вступил в Союз журналистов СССР. Приняли, несмо тря на то, что я не состоял в штате ни в одной редакции, лишь за большое количество публикаций. Членство в Союзе избавило от заботы где нибудь числиться. Постоянной работы не было. Из экспедиций и слож ных походов, с вулканов Камчатки и от китобоев при возил готовые материалы. Их публиковали, иногда оп лачивали командировки. На все это смотрел как на подготовительную работу к фотоальбомам. Материал накапливался годами. Складывалось сра зу несколько тем, их без конца «добирал». Все время казалось, что чего то не хватает. Первый большой по тем временам гонорар получил в издательстве «Физ культура и Спорт». Нашло применение все, что я снимал в лесу, на охоте, в походах. Это были иллюстрации к большому изданию «Настольная книга охотника» в двух томах, вышедшая в 1955 году. Затем долго ничего не издавалось. В 1964 минское издательство выпустило альбом «Беловежская Пуща». Чуть позже нашел применение материал об альпи низме, горах, заповеднике: в 1967 году вышел альбом «В горах Карачаево Черкессии». Событием стало издание в том же 1967 году альбо ма о природе без единого человека — «Сказки русско го леса». Главный художник издательства взял на себя

С камерой

ответственность за «аполитичность» книги, которая к то му же осядет в магазинах мертвым грузом. Книга же была распродана в кратчайшие сроки — люди, устав шие от ударников и вождей, буквально смели ее с при лавков. Постепенно улучшалась полиграфия, менялось от ношение к природе, накапливался и мой опыт. Исполь зуя накопленный материал и досъемку по каждой теме, я смог готовить к печати каждый год по фотоальбому. Всю жизнь искал место, где бы я мог построить дом и жить на покое в старости. Смотрел повсюду, далеко на Урале, в Сибири. Была у меня мечта — бросить все, уехать из Москвы и жить там постоянно. Но, в конце концов, я москвич, житель столичный, и специфика моей работы не позволяет мне надолго удаляться 13

из поля зрения издательств и заказчиков. Решил найти что то поближе. Художник график Саша Юликов пригла шал меня к себе на Волгу, посмотреть, что за красота. Деревня стоит на высоченном берегу, почти вдвое выше Воробьевых гор. Между деревней и рекой нет ни труб, ни столбов, ни домов, только чистые луга и лес на другом берегу. Перед носом — широченная запружен ная Волга. Как раз дом на обрыве продавался. Я на столько обалдел от пейзажа, что дом посмотрел, только когда тетка хозяйка настоятельно предложила зайти. Для меня это было уже лишним. Вокруг дома — запущен ный сад. Целое лето я потратил, чтобы выкосить и вы рубить все лишнее. Местные бабки мне таскали старые крынки, керамику, деревянные ковшики, коромысла, рамы от зеркал. Им бы и в голову не пришло, что это кому то нужно. Я покупал все эти штуки за символиче скую цену и снимал с ними натюрморты. А на зиму, чтобы не разбили или не испортили, ломал голову, куда бы все спрятать. Решил закапывать, как клады, на уча стке. Теперь в свой дом я езжу в промежутках между поездками по самым разным местам. Поездом до Кинешмы, потом сорок минут на пароходике, который причаливает прямо напротив моей деревни. Там нет даже пристани, просто сходишь по трапу — и ты дома.

15 y Cнегопад 16 y Иней на ветке 17 y Дуб 18 y Туманный зимний день 19 y Церковь Лазаря Муромского. ХVI век.

Погост Кижи. Карелия 14

АВТОПОРТРЕТ

Это мое отношение, мой способ построения, среди тысячи других я его узнаю. Посадить пять художников, перед ними — одного человека, чтобы все пять его одного нарисовали, — будет пять разных портретов, то есть это будет не что иное, как автопортрет каждого из художников. Это его отношение, его решение, его задача. Примерно то же самое я решаю, когда снимаю природу. Так, как я ее представляю. Я снимаю только то, что интересует меня самого. Я точно знаю, что если я это как то воспринял, мне самому это понравилось, то рано или поздно это найдет применение. Мне понравилось — найдутся те, кому это тоже понравится, которые в это дело как то войдут.

20–21, 22 y Погост Кижи зимой

23 y Псковский кремль. Вид с юго$запада 20

24 y Суздаль. Спасо$Евфимиевский монастырь.

Купола Спасо$Преображенского собора. ХIV в. 25 y Суздаль. Успенская трапезная церковь Спасо$Евфимиевского монастыря. Вид с востока 26 y Московская область, Красногорский район. Храм Михаила Архангела. 1790 г.

Вид с востока 27 y Суздаль. Покровский женский монастырь. Вид с юго$востока. Покровский собор. 1518 г. 26

Петроглифы

28 y Весенний туман 29 y Весна на Белом море 30–31 y Мещёра. Апрель. Пойменный лес 32 y Токующий глухарь 32–33 y Мещёра. Весенний пейзаж

34–35 y Мещёра. Разлив реки Пры 30

Глухари Глухарь — птица каменного века, реликт, сохранившийся в наших необъятных лесах. Глухарь даже не поет, а издает странные низкие звуки, рожденные дремучим лесом, шумом ветра в вершинах лесных великанов, стуком сухих ветвей, шорохом валежника под ногами зверя. За песней глухаря угадывается бесконечное время, отделяющее от нас ее за рождение. Токующий глухарь не имеет ничего общего с обыч ной птицей. Это совершенно особое существо, напоминаю щее законченный, четкий, динамичный иероглиф, устремлен ный в пространство. 32

Глухари, очевидно, когда то тоже пели, но привлекали массу врагов и погибали. Сохранились те, что пели по тем или иным причинам тихо. Но вложить всю энергию, на кото рую способно сильное животное в пору своего самого мак симального утверждения, в тихую, невзрачную песню невоз можно; и эта сила, не имеющая свободного выхода, потряса ет изнутри все существо, доводит до предела выразитель ность едва заметных деталей, заставляет звучать не только голосовые связки, но и все тело птицы. Появилась новая, отличная от других, форма пения, если можно подвести ее под такое понятие. Глухари токуют всегда на земле, если им ничто не мешает. Под ритм песни глухарь непрерывно, с одинаковым ускорением, обязательно прямо линейно ходит. В это время он не видит поверхности земли или снега. Взвинчивающая повторность этой песни без ме лодии и зрелище движущейся завороженной птицы, доведен ной до экстатического состояния, необычайны по силе впе чатления. Каждый раз, когда песня доходит до кульминаци онной точки, глухарь не видит и не слышит. Это длится доста точно, чтобы охотник мог быстро сделать два три больших ша га. Под прикрытием к глухарю можно приблизиться вплотную. Конечно, эту роковую для глухаря особенность знали и пер вобытные охотники. Его слабое место используют многие хищники. Эта особенность определила и название птицы — глухарь, глухой тетерев.

36 y Половодье 37 y Рыбак 36

Медведь в доме Целую неделю живу в лесу. Невелик срок, а сколько из менений вокруг! Когда уходил из деревни, ручьев еще не было. Они текли, конечно, но невидимо. Переходил через них на лыжах где попало. А сейчас снег над ними потемнел от воды, сравнялся с берегами. Даже на широ ких лыжах переходить не рискую. В первый день костер развел на бревнах, положенных на снег, а сейчас во круг него сухой мох, кустики черники, брусники. Трещит дятел, оповещает всю округу, что участок занят. Каждый день ухожу в разные стороны, снимаю всякие весенние события. В один из дней поднялся выше по каменистому склону. Здесь уже нет прямоствольных сосен. Их кроны причудливо изогнуты зимними ветрами. Через редкие деревья, далеко подо мной просматриваются заливы Белого моря. Внизу, у озера, токуют тетерева. Среди 38

снежных берегов бежит ручей, и его журчание очень похоже на голоса токующих птиц. Но вот что то новое прибавилось к этим звукам, чего раньше не слышал. Оставив рюкзак, сунул топор под ремень за спину и тихо двинулся в ту сторону. Сначала доносилось одно образное урчание, вскоре стали различимы звуки, по хожие на шипение и фырканье очень большой кошки. Вышел на край поросшего лесом скалистого склона. Те перь звуки доносятся откуда то снизу. Кто это — рысь? росомаха? Оставив лыжи, тихо спускаюсь с одной ска лы на другую, подошел к краю большого выступа и яс но слышу эти звуки прямо под собой. Тихо опустился сбоку до уровня логова. В левой руке аппарат, в пра вой винтовка. Все стихло. Прошло несколько минут. Делаю шаг, чтобы заглянуть под скалу. Взгляд привле 39

кает масса небольших следов на снегу, ободранная ко ра на сосне, и не успеваю осмыслить всего, как из тем ноты мягко и бесшумно выскочила медведица. Она спрыгнула с выступа и в этот момент почуяла челове ка. Медведица грозно зарычала, повернувшись в мою сторону, где то помимо сознания прозвучали один за другим два сухих выстрела, и снова тишина. Автомати чески перезарядил винтовку. Медведица лежит непо движно. Из берлоги не доносится ни звука. Аппарат оказался воткнутым в твердый снег. Как это я его?.. Только теперь начал осознавать ситуацию. После того, как меня едва не доконал раненый медведь, я еще из бегал встреч с ними. Но сейчас, не успев испугаться, отреагировал не задумываясь. И все встало на свои места. Другого выхода просто не было. Медведица мгновенно перешла бы в нападение. Страшный низкий рев парализует волю кого угодно. Снег перед берлогой утоптан медвежатами. Это на них она шипела и фырка ла, чтобы не увязались за ней. Из берлоги тянет зим ним холодом. Для медвежат снаружи сделана подстил ка из тонко размочаленной коры, сухих стеблей черни ки, мха и тонких прутьев. Сейчас они спрятались. За глянул в темноту берлоги. Оттуда на меня нацелились четыре светящиеся точки — две пары узко посаженных глаз. Лезть туда не решился. Хватит острых ощущений на сегодня! К тому же нередко вместе с медведицей в берлогу ложится молодой медведь прошлого года. Вернулся к рюкзаку и от него, равномерно теряя высоту, спустился на лыжах к озеру и быстро доехал до деревни. Обратно пришли втроем и привезли нарты — длинные сани на широких лыжах. Медвежата лежали перед берлогой, тесно прижавшись друг к дру гу. На негнущихся от страха ногах они побежали от нас в темноту под скалы. Одного успел схватить за шиво рот. Второй залез так далеко, что достать не удалось. Пойманный медвежонок был с небольшую собаку. Он не кусался, не царапался — его парализовал страх. Зато как он орал! Он звал свою мать требовательно и 40

настойчиво. Он ревел низким басом, на одной ноте так долго и громко, что никто не мог ничего сделать. Осво бодив рюкзак, мы его засунули туда и завязали. Он и там ревел, пока не затих от усталости и переживаний, будто его выключили. Развязал рюкзак. Медвежонок спал. Дома он ос воился быстро. Пил молоко из бутылки, с ходу оторвав соску, ходил хвостом за тем, кто кормит, и играл. Его интересовало все. Край скатерти, за который можно тя нуть зубами, — тогда на голову валится посуда. Очень привлекал большой, до потолка, фикус. Очевидно, ещё и потому, что за него нещадно попадало. Чем бы ни был занят, он косил глазом на фикус и на людей. Не смот рят ли? Фикус он все же обрушил на пол. Флотский ремень с тяжелой пряжкой его вразумлял не надолго. В избе все время гости, особенно ребята. Однаж ды, окружив его на дворе, они долго смеялись и драз нили на все лады. Медвежонок начал огрызаться. Ре бята попятились — он за ними. Потом, испуганно ози раясь, побежали. Медвежонок ревет, и ребята орут. Медвежонок боится, что его бросят, а ребята от страха бегут по дороге, пока какой то лесоруб не отфутболил преследователя. Однажды, вернувшись из леса, я не обнаружил мед вежонка. На полу валялись какие то тряпки, перевер нутый стул. Слабый шорох выдал его присутствие. Он оказался на шкафу. Швейная машина была на грани падения. Ее спасло только то, что медвежонка заинте ресовал баян. Кожаные меха, блестящие кнопки… Я долго не мог понять, как он туда забрался. Но ед ва заметные царапины выдали хитрую технологию. Он использовал узкую щель между шкафом и стеной — прием, известный альпинистам. Задержись я ненадол го, и разгром был бы полным. Когда дома было тихо, я подолгу смотрел в крохотные глазки цвета болотной воды. Этот трехмесячный мед вежонок был уже зверем — замкнутым, недоступным. Продолжение на с. 47 41

43 y Цветет ольха 44 y Сон$трава 45 y Половодье 42

Начало на с. 41

Он зависел от людей, но ничто его с ними не связывало. И если он, не отводя глаз, подолгу следил из какого нибудь угла за мной, ста новилось не по себе. У медвежонка тысяча способов сесть, тысяча способов лечь, и все смешные. Он подвижен и пластичен, как резина. И в каждом движении проглядывал зверь, готовый к стремительному и точному движению. Если он огрызался, то всегда достигал цели: я не успе вал отдернуть руку, если медвежонок хотел укусить. Наказания не действовали. Если его сильно бить, он ревет и огрызается, но по том, как ни в чем не бывало принимается за свое. Надо было заканчивать это приключение. Ухоженная, чистая из ба утратила жилой вид. — Попробуйте отдать его кому нибудь. Из этого ничего не вышло: медведь никому не нужен. Тогда его надо продать. Я назначил цену — сто рублей. Сработало! Через день пришел почтарь в форменной фуражке и навеселе. Медвежонок получил бутылку молока, опустошил ее и теперь вер телся у начищенных сапог. Наша изба стоит на одном берегу ручья, а изба почтаря на дру гом, на открытом бугре. Из окна мы видели, как почтарь протопал по воде, а медвежонок проскакал по камням. Почтарь был очень горд. Об этом говорила его походка. Они вошли в дом, а мы все еще не верили, что отделались. Через короткое время из избы вылетел почтарь и медвежонок. А за ним так же вылетела жена, кроя матом всю деревню. Такой изощренной ругани я отродясь не слышал; это было достойно книги рекордов. Оказалось, это милая пара вошла в сени, медвежонок мгновенно отреагировал на знакомый запах и оп рокинул большую бадью с только что подоенным молоком. Сейчас эта пара сидела на бугре в полном недоумении… В этот день я уехал в Москву и оттуда написал письмо, справля ясь о медвежонке. Пришел ответ, что медвежонка продали на паро ход и дальнейшая судьба его (и парохода) неизвестна.

СОСТОЯНИЕ ПРИРОДЫ

Я представляю, что вот в этом пейзаже может быть, если там произойдут какие то события: изменится небо, пойдет дождь, изменится время года. Фотография может все это адекватно передать. Природа сама по себе, во всех своих проявлениях, во всех своих временах года, невероятно активна. Это всегда перемены, которые приходят то легко, солнечно, то снегопадами, метелями. Когда я сам проявлял, то я проявкой что то регулировал, вводил какие то элементы условности с помощью фильтров. Самая сложная задача — уйти от натурализма. Использую светофильтры, различные расстояния, построение кадра. ОБРАЗ В ИСКУССТВЕ

Бывают такие картинки, когда все очень правильно, все очень хорошо, цветочки, а можно ввести какой то бурый фильтр, — и тогда все приобретает совершенно другой характер, появляется какое то обобщение. Фотография это не искусство по существу. Это констатирование факта. Художник создает свои объекты, фотограф — констатирует существующие. Единственно, чем фотографию можно «приподнять», — это своим собственным отношением, попытаться реализовать это свое отношение в каких то образах.

46–47 y Берег Белого моря 48–49 y Разлив Ильмень$озера 48

50 y Псковский кремль. Река Пскова. Троицкий собор, колокольня 51 y Надвратная Сретенская церковь и северо$западная башня

Борисоглебского мужского монастыря 50

СРЕДА ОБИТАНИЯ

Когда перед тобою подлинное произведение искусства, что то происходит с тобою. Настоящее произведение искусства меняет человека, это как жизненный опыт, перенастройка в голове происходит, все это воспринимается совершенно прямо. В молодости я читал много Кнута Гамсуна. С него все у меня и началось. То есть началось с берега Москвы реки, а продолжилось с помощью Гамсуна. Он дал очень чувственное, очень точное описание природы. Сам он ее прекрасно понимал, он в ней мог жить, мог с ней общаться. Я подумал тогда — «а мне бы так». Поскольку я уже к тому времени ездил по Северу, по Карелии, по Белому морю, это места то одни и те же, мне было это очень близко, эти его описания бесконечных дней или, наоборот, бесконечных ночей.

52 y Перед грозой. Средняя Волга 53 y Великий Новгород. Музей деревянного зодчества. Никольская церковь

из дер. Тухоля. (1688 г., перевезена в Витославлицы в 1966 г.) 54 y Кижи. Часовня Архангела Михаила 55 y Кижи в тумане. Церковь Преображения Господня (летняя)

и Церковь Пресвятой Богородицы (зимняя) 56–57 y Купола Преображенской церкви. Кижи. 1714 г. 58–59 y Белое море. Отлив 58

арелия — край больших и малых рек, край озер, небольших и тихих или потерявших берега под бескрай ним небом. Как одно целое с древней землей, столь же древняя культура, оставившая рисунки, выбитые на ска лах, — петроглифы. Их возраст — че тыре–пять тысячелетий, так что при коснуться к ним — уже событие. Десять–двенадцать тысяч лет на зад Карелия освободилась от ледни ка. Понадобилось еще несколько ты сячелетий, чтобы в этих суровых мес тах задымили костры человека. Сели лись у озер, по берегам рек. Стоянки были небольшими и немногочислен ными. Менялись орудия труда и охо ты, совершенствовалась обработка дерева, кости, камня. Появилась ке рамика, позже — изделия из метал 64

ла. Из переплетения реальных обра зов, фантастики и верований рожда лось искусство. Начиная с I тысячелетия до н. э. и до X века н. э. памятники Карелии неизвестны. От более поздних эпох сохранились груды камней, безмолв ные свидетели труда земледельца, да выложенные из гранита круги — следы культа солнца. Наскальные изображения найде ны на севере Карелии у Белого моря и на восточном берегу Онежского озера, на Бесовом носу. Петроглифы не только сохранились сами, сохрани лось и их подлинное окружение. Свы ше полутора тысяч изображений, ро дившихся задолго до появления пись менности, целая галерея таинствен ных символов, знаков, изображений 65

животных, сложных и зачастую непо нятных композиций. Вот лебедь — на гладкой гранит ной поверхности со следами ледни ковой штриховки выбита контурной линией почти метровая птица с вытя нутой шеей. Лебеди отлично летают и плавают, но на суше им неловко. Так и стоит этот лебедь, немного смеш ной в своей неловкости, на тысяче летнем, ультрасовременном по ис полнению, рисунке. Еще лоси, культовые знаки, похо жие на полумесяцы или капканы. Каменная скульптура и керами ка, резная кость и петроглифы гово рят о наблюдательности, умелом ис пользовании трудоемких материа лов, развитом эстетическом воспри ятии. Точны, зачастую изысканны контуры петроглифов. Они различны по стилю и форме, иногда их разде ляют большие промежутки времени, но в них заложена сложившаяся тра диция, чувствуются индивидуальные различия, рожденные талантом художника. Петроглифы почти не видны в дневном или рассеянном свете — это очень неглубокие рельефы. Зато утром или на закате они возникают как волшебство, рождаются на, каза лось бы, пустом месте или исчезают, словно их не было, так как плоско сти, на которых они изображены, на ходятся под разными углами.

ПЕЙЗАЖ

Снимаю то, что мне нравится. Надо нести свое собственное отношение и восприятие пейзажа. Пейзаж — прежде всего взаимосвязь твоего внутреннего состояния и состояния природы. Оно может быть интересным, а может — безразличным. Многие вещи я просто понимаю. Если снимаю на природе, ставлю палатку, рядом с которой круглые сутки горит костер. Отсюда и ухожу радиально в разные стороны, пока не найду что то интересное. СЕКРЕТ СОЗДАНИЯ

Нормально и ни одного кадра в течение дня не снять. Совершенно нормально. Дважды я был на Байкале. Не снял ни одного кадра. Тупое пустое небо, отражающееся в озере, выгоревшие летом, «никакие» склоны. Что там снимать и кому это нужно? Байкал — объект очень интересный и сложный. Чтобы снять его как следует, там надо жить: искать интересные временные состояния ранней весной, или поздней осенью, или когда лед начинает рушиться, и шторма гоняют льдины. Чтобы хорошо прочувствовать любой пейзаж, в нем надо жить какое то время.

60 y Сосна 61 y Замшелые валуны 62–63 y Лишайники 68

ФОРМА ПОВЕРХНОСТИ

Во всех случаях каждая сделанная фотография должна нести состояние — целостность увиденного, связанную с моим ощущением в данный момент и, обычно, объединенную впоследствии с другими фотографиями. Каждая фотография должна быть композиционно организована как плоскость (поверхность), не разрушая ее. (Как всякое искусство, имеющее дело с плоскостью, фотография подчиняется тем же законам.) Фотография скована своей документальностью, и превратить ее в какую то условность, в искусство очень сложно. Единственная условность фотографии в том, что она имеет дело с плоскостью, с листом бумаги; как и всякое изобразительное искусство, она — оформленная плоскость. Фотография не имеет права разрушать лист, на котором она существует, она должна быть построена по обычным законам искусства. Это — лист бумаги, на котором уложены реальные объекты, превращенные в какую то условную форму.

64 y Петроглифы — Бесов нос, Заонежье. Лебеди 64–65 y Остров Заяцкий, Соловки. Древний лабиринт 66 y Лебеди. Онежское озеро 66–67 y Петроглифы — Бесов нос, Заонежье. Лебеди 68–69 y Озеро реки Чуны. Закат 70–71 y Кольский полуостров 70

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Старые мастера тоже ведь искали место, никогда с маху ничего не ставили. Это же были великие люди. Все храмы всегда ставили на самые красивые места, и храмы

зрительно объединяли громадную территорию. Они становились центром целой области. Храм как монумент, вокруг которого развиваются все важнейшие события истории, человеческой жизни. Причем раньше храмы были очень близки по духу человеческому состоянию.

72–73 y Кирилло$Белозерский монастырь. Основан в начале ХV в. Вологодская область. 74 y Погост Кижи. Закат 75 y Храмовый комплекс Николы Мокрого. Ярославль. XII в. 72

ИСКУССТВО

Основное понятие любого вида искусства — это представление о том, что чем более оно отвлеченно, тем более оно искусство. Фотография располагается в плоскости. Задача фотографии и изобразительного искусства — оформить плоскость. Фотографы решают ее с помощью предметов действительности, окружающей обстановки, природы, а художник создает нечто из ничего. В каком то смысле фотография может стать произведением искусства, если она сделана талантливо. Но не надо ставить ее рядом с графикой, гравюрой или живописью. Это — разные вещи и разные закономерности.

ГЛУБИНА РЕЗКОСТИ

Человек видит стереоскопично. Ближний предмет более выпуклый, далее они все более плоские. Мои фотографии всегда чем то замыкаются. Отдаленным пиком или, например, тяжелым небом, опять же создающим плоскость. Я всегда слежу за тем, чтобы это была какая то ограниченная территория для переднего и заднего плана. Фотография не должна идти в бесконечность.

76–77 y Осенний пейзаж на реке Пре 78–79 y Осенний пейзаж. Подмосковье 78

Охота на медведя Все произошло с невероятной стремительностью. Кровь со свистом толкается в уши, в голову. Потом от метил звук падающих капель — с ватника стекает вода. Машинально открыл ружье, вынул стреляные гиль зы, увидел, как дрожат руки. Тишина кажется зловещей. У винтовки от удара погнулся хвостовой винт, помят ствол ружья, а в пазах вдоль прицельной планки беле ют, как снег, крошки зубов. Я долго готовился к этой поездке. Однажды, придя домой, увидел письмо. Посмотрел штамп — «Шожма. Архангельская область». От Ивана Егорыча! Дед надпи сывать конверты не рискует. «Сам напишу — не дойдет. Писарь из меня не вышел». Разорвал конверт. «Писано 13 сентября». Дальше всякие новости… 80

«Ягоды уродилось много. Вчера набрал два ведра брусники… Везде выброжено у медведей. Один пере шёл железную дорогу у станции — стрелочник видел следы на песке. В колхозе медведи задрали двух коров и трех лошадей. Скотину в лес не гоняют — пасут около деревни. Медведя сей год больше, чем было. Приезжай обязательно». Письмо ускорило отъезд, и 20 сентября я на месте. Ночью пришел еще один старик — Иван Евдокимыч. — По лесу медведя искать нечего. Он ноне широко ходит. Тебе надо на копи идти. Надежнее будет. Мед ведь копает сей год меньше, потому что ягоды много, но все равно около копей держится. Я пойду по реке. По району дали разрешение на выдру. Зимой надо уло вить одну другую. А ты свернешь в сторону. 81

…За день прошли километров двадцать, останови лись на берегу маленькой речки со странным названи ем Вагиш. Рядом заколина сена. Чтобы сено не под мачивало, его ставят на целой системе кольев. Сено свисает до земли, и под заколиной удобно спать, осо бенно в дождь. Пока ощипал рябчика, дед срубил сухую сосну и раз рубил на части. Вспыхнул огонь. Блики бегут по воде, светятся бере зовые стволы на противоположном берегу, за ними — чернота. — Эти копи вековые, — продолжает Иван Евдоки мыч разговор, начатый днем. — На них медведей стре лял мой дед. Только стрелять то нечем было. С кремне вым ружьем какая охота. Проснулись от холода. Костер прогорел. Тишина и ту ман вокруг. Лес отделился от земли. Чуть слышно пере ливается вода в реке. Тропа пропадает в траве, уходит с берега на берег. Каждый раз ищем переход: то черную скользкую жердь, залитую водой, то старый ез: река перегорожена плот ным рядом кольев, в середине — проходы для рыбы. В них ставят «морды». Между кольями поперек реки — жерди для перехода. Скоро разошлись. Дед пошел по берегу, я — в сто рону. Захламленный лес с высокой травой и кочками перешел в болото. Вдали видны острова с высокоствольным лесом. В серой дымке тонут берега бывшего озера. Сел на сваленное дерево. Тишина и бескрайний лес кругом. Сколько ни иди — не встретишь человека. «Всего три дня назад был в Москве», — подумал я и на короткий момент перенесся в обстановку города, оживленных улиц, электрического света и звуков. А пе ред глазами — древнее заросшее озеро. Прошуршала редкая в таком месте белка, долго си дела неподвижно, гипнотизируя глазами бусинами, и мягко перелетела на соседнюю елку. 82

Болото живет скрытой от человека жизнью. Оно оживает в таинственное сумеречное время и по ночам или в серую туманную погоду, когда из низкого неба се ется тончайший дождь и отгораживает его от посторон них глаз и звуков. Только следы напоминают о том, что болото живет. Вот набродил глухарь, и тут же глубоко вдавленные раздвоенные следы лося. Лось шагнул и выдернул впе ред слой мха с грязью. Далеко впереди видна белая метина на стволе ели. Подошел ближе. Дерево размочалено зубами мед ведя, на коре следы когтей. Свежие повреждения ис крятся каплями смолы. Слой мха, проросший редкой травой, образует не прочную дернину, под ней — напитанная водой отмер шая масса растений, заполнившая чашу бывшего здесь озера. Всюду чернеют пятна торфа. Это копали медве ди. Вот перерыто неделю назад, а вот вчера или даже сегодня утром. Медведь когтями переворачивает на се бя слой мха. Обнажаются сочные корневища дудника, маленькие луковки гусиного лука. В некоторых местах они растут в изобилии, медведи перекапывают боль шие площади и приходят кормиться регулярно. Отсюда название «копь». Сейчас видны только отдельные черные пятна. «Они сей год клад ищут» — вспомнил я деда. «Тут копнет, там лапой цапнет — нет ли чего. Незачем копать, когда ягод полно. А перед снегом все перероют: перед тем как в берлогу лечь, медведь широ ко не ходит. Около берлоги держится». Изредка встречаются чахлые, разваленные мура вейники. Медведи не дают им строиться вверх, а мок рое болото преграждает путь в глубину — поэтому му равьи в холодные малоснежные зимы вымерзают. Мох залит водой. Чтобы не чавкать сапогами, мед ленно ставлю и вытаскиваю ноги. Рюкзак тянет плечи, мешает двигаться, и я оставил его на приметном мес те, где в болото вдается сосновый лес. С собой взял ружье и винтовку. В магазине шесть патронов, а вхо

83 y Осенняя дорога. Подмосковье 84 y Ноябрь в лесу 87 y Осины 89 y Ветла 83

дит семь — «хватит». Прошел по кромке километра два и решил посидеть до темноты, потом вернуться к рюк заку, заночевать без огня и снова походить утром. Место подходящее — кое где накопано, много клюквы, везде следы медведей. Редкий лес сгущается в сторону берега. Прошло немного времени, и в окружающей тишине возникло какое то беспокойство. Послышались едва уловимые низкие звуки. С таким угрожающим звуком оседает мощный пласт снега на горном склоне, преж де чем скатиться лавиной. Вдалеке затрещал дрозд. Так однажды было: медведь выходил на копь и спугнул за ночевавшего тетерева. Пролетела птица, и снова тихо. Указательным паль цем правой руки нажал на спуск, а большим беззвуч но взвел курок. Сердце с силой гонит кровь, стучит в голову. Толчки передаются рукам и даже винтовке. Из за редких берез выбежал некрупный медведь, размашистой рысью пересекая открытое пространство. Бежит легко и свободно, и в этой легкости скрыта гро мадная сила зверя. Медведь остановился, повернул высоко поднятую го лову, ухнул и побежал в прежнем направлении. Он не встречался с человеком и не знал, чем грозит странный неподвижный предмет, который увидел, а запах не дошел. Черная точка ствола проводила движущийся бок медведя. Сухо ударил выстрел. Ствол дернулся и снова, как привязанный, провожает все его движения. Мед ведь метнулся в сторону, встал на дыбы, опустился и по шел в сторону. Я не слышал выстрелов и не чувствовал отдачи, только увидел, что движение кончилось. Медведь ткнул ся мордой в мох, неестественно подвернул лапы. Вдалеке рявкнул второй медведь. Вглядываюсь в на правлении звука и вижу, как он мелькает между кустов. Друг за другом хлестнули два выстрела. Он так же быстро продолжает уходить. Выпустив мушку над про резью, еще выстрелил. Медведь кувырнулся через го 84

лову, встал и медленно пошел дальше. Теперь он дви гался едва заметным пятном, сливаясь с осенним ле сом. Весь на виду, он пересек открытое пространство. Сухо щелкнул курок — осечка! Дернул затвор, чтобы выкинуть патрон, но в винтовке патронов не было, а из ружья не достать. Медведь еще показался в просвете деревьев и скрылся. По боку у него расплывается боль шое кровавое пятно. Хуже не бывает — ушел раненый медведь. Надев через голову винтовку, я взял в руки ружье и пошел туда, где видел медведя последний раз. Но ни медведя, ни следа не нашел. Осмотрелся: во все сторо ны одинаковый лес. Вернулся к поваленной сосне, за метил направление, в котором стрелял, разыскал след с кровью и пошел по нему. Раненый медведь нападает, если его преследуют. Но этот — небольшой, сильно ранен, да и укрыться негде. Если заляжет, издалека будет видно — болото хорошо просматривалось. Сначала он уходил прямо, к темному лесу. Потом начал петлять. Крови стало меньше, и вскоре след по терялся. Я с опаской остановился, чтобы разобраться в по дозрительных петлях и увидел в стороне на желтых бе резовых листьях яркие пятна крови. — Сзади! С простреленными внутренностями, с тупой болью, которая связывает все движения, зверь уходил в сто рону спасительного леса, ложился в холодный мох и брел дальше. Человек ходил недалеко от этого места и ушел. Медведь побрел вперед. Там, где лежал, оста лась лужа крови. Вскоре снова услышал надвигающу юся опасность. Прошел в одну сторону, в другую. Больше он уходить не мог. Превозмогая боль, сделал большой прыжок со своего следа в сторону, вернулся вдоль него навстречу опасности и залег за моховой кочкой, на которой рос ла береза. Он заполнил собой небольшое углубление, 85

вдавил податливый светлый мох, сливаясь с ним такой же мягкой, серебристо серой шерстью, превратился в едва заметное возвышение и ничем не выделялся на поверхности болота. Медведь неотрывно следил за человеком. Может быть, пройдет мимо! Дошла волна человеческого запаха. Мягкий, сливший ся со мхом зверь превратился в комок железных мышц. Расстояние медленно сократилось. Человек прошел мимо и… остановился. Остановка длилась доли секунды. Раздался корот кий рев. Из за сухой березы, сзади и сбоку, выбросил ся медведь. Я увидел, как нарастает движение, возник шее на пустом месте. Оно стремительно превратилось в ревущую пасть, прижатые уши и выброшенные в прыжке лапы. Грохнул выстрел. Инстинктивно попятился назад и опрокинулся на спину, сбитый в мокрый мох. Отбиваясь ногами, я старался повернуть ружье под медведя, но не успел. Мотнув головой, медведь схватил стволы зубами сбоку и рванул так, что я сел. Затрещали крошащиеся о же лезо зубы, ружье вылетело из рук и выстрелило в зу бах у медведя. Топор! Его я оставил, а всегда он был за поясом. На мгновение медведь отпустил меня. Я схватился за винтовку, надетую через голову, но не успел снять. За щищая голову, сунул в пасть локоть в толстом ватнике, подобрал колени и оттолкнул медведя ногами. Скользнув когтями, медведь рванул за сапог и опять посадил меня. Винтовка была в руках! Зверь бросился, и я ударил его прикладом по голове. Удар получился короткий и точный. Медведь обхватил голову передними лапами и откатился в сторону. Схватив ружье, вложил патрон и выстрелил почти в упор: медведь снова был передо мной. Кругом зловещая тишина. Плотные сумерки. Перед убитым медведем впервые в лесу мне стало страшно — так необъяснима и необычайна была его живучесть. Начал мерзнуть, потому что промок насквозь. 86

«Мужик без топора — хуже бабы» — вспомнил я ме стных охотников. Ножом я ничего не смог бы сделать, потому что медведь «глодается как собака». Передо мной мелькали зубы и лапы медведя, и самым необъ яснимым было то, что он бросился с пустого места — настолько негде ему здесь укрыться. Потом шел по темному лесу до рюкзака и с облегче нием вздохнул, когда зарядил винтовку семью патронами. Обратно шел уже с другим настроением. Стук топора покатился в темноту. Затрещало пада ющее дерево. Сделал настил из жердей на болоте, что бы лежать, и такой же для костра, нарубил дров на дол гую осеннюю ночь. Из низкого неба падают редкие снежинки. Шипят падающие в воду угли. Иногда пролетают стаи гусей. На юг! Пытаюсь представить их путь, и от этого кажется, что земля летит во мраке, увлекая с собой леса и озе ра. Далеко далеко потрескивают дрова в костре. Мыс ли бродят, ни на чем не останавливаясь. Вдруг я вздрогнул, провалился куда то и открыл гла за. Костер едва дымит. Зловещим пятном лежит окоче невший медведь. Вода затянулась тонким льдом. Мох смерзся, покрытый налетом инея. Болят помятые мышцы. Пока снимал шкуру с одного медведя и подтаскивал к костру второго и снова сушился, стало светло. Забрав шкуры, за день дошел до деревни, переноче вал и вернулся сюда с Иваном Егорычем. Дед удивлялся незнакомым местам. Он здесь не бывал. Я вел по своим заметкам. Иван Егорыч долго ходил кругом, прошел по медвежьему следу, как шёл за ним я, потом вернулся. — Ну, брат, ты в рубахе родился. Попал бы под ма терого зверя — не выйти отсюда. Только по воронаUм нашли бы. А мне так и этого хватило бы. С тяжелыми рюкзаками пересекаем болото, чтобы выйти к реке. Внимательно и по новому оглядываю расступающийся лес. Такой знакомый, но уже другой. Всё, что случилось, ушло, но лес стал другим. Я увидел величие зверя, неспособного к унижению. 87

хота на медведя — очень серьезное занятие. Мед ведь — это непредсказуемый, сложный в поведе нии зверь. Когда попадаешь в лес, где возможна встре ча с медведем, состояние меняется, обостряются все чувства. Ночуешь без костра, чтобы избежать лишних запахов. Никакой стрельбы, никаких уток. Когда ходишь по такому лесу, иначе реагируешь на все звуки и шоро хи. Прислушиваешься к птицам — они дают знать о при ближении зверя. Сначала на медведей охотился, чтобы доказать себе, что «я могу». Все мужики проходят такую стадию в жизни: «а могу ли я?» Выражается это у всех по раз ному, у меня это была охота на медведя. Мать ругалась: «Что ты к ним привязался, что они тебе сделали?» Зна ла, что рискую на охоте, но была на стороне медведей. Охотился всегда один. Коллективная охота — это убийство. Был у меня американский винчестер калиб ра 30х30 — профессиональное трапперское ружье американских промысловых охотников, безотказное и удобное во всех отношениях. Проохотился с ним 30 лет.

Не зря до сих пор винчестер — неизменный атрибут всех ковбойских фильмов. Винтовка требует точной, прицельной стрельбы. Когда я освоил охоту настолько, что знал, что в лесу с ружьем не пропаду, отношение к охоте изменилось. Стрелял только по необходимости, для пропитания. Не было больше злости — убить медведя, доказать се бе, что могу. Стал понимать, что процесс этот бесконеч ный — каждый медведь себя по разному ведет, по раз ному строится охота. Ну и в конце концов понял, что это вообще не нужно. Лосей и волков не стрелял никогда. У меня к ним особое отношение. Прежде чем поступить в медицин ский, думал пойти в пушной институт. Там бы занимал ся лосями и волками, изучал их жизнь и повадки. Но институт переехал в Горький. Так и не состоялось. На протяжении всей жизни охотник во мне сохра нился, но изменился характер охоты — поиск зверя превратился в поиск места, кадра, состояния природы, поиск себя в этом… 89

Траверс Эльбруса на лыжах В 1947 году Федерация альпинизма решила провести траверс Главного Кавказского хребта. Одновременно из лагерей, находящихся в ущельях Кавказа, выйдут группы альпинистов. Маршруты пройдут так, что вмес те образуют замкнутый путь через основание вершины. Начаться он должен с Эльбруса. На контрольно спасательном пункте я предложил свой вариант. Густав Деберл и я пройдем по двум вер шинам и спустимся на восток — это и подразумевалось в данном случае как траверс. — «Ты рехнулся, — сказали мне. — Первопрохож дение и такие фамилии! Это же Эльбрус. Да нас всех разгонят». Пришлось пересмотреть состав: известный альпи нист Андрей Малеинов, инструктор альпинизма Констан тин Спиридонов. Оба больше альпинисты, чем лыжники. 92

С погодой мне обычно везло. Не однажды подни мался на обе вершины на лыжах и без лыж. На этот раз такой уверенности не было. И переждать нельзя — начало траверса оговорено. В первый день вместо намеченного Приюта одиннадцати дошли до высоты 3900 метров и поставили палатки. Мы оказались в центре грозового облака на совершенно открытом месте. От электрических разрядов шевелятся на голове волосы, потрескивает одежда. Голубые разряды струят ся с углов палатки. Все железо — кошки, ледорубы, котелки — отнесли подальше. Гроза перешла в снего пад. Утром выкопались из сугроба, дошли до приюта. Метель продолжалась весь следующий день. Переноче вав, в четыре утра пошли к седловине. Видимости ника кой — метель и ветер. Вскоре небо и горы очистились. Но холод и ветер остались. 93

90–91 — Центральная часть Главного Кавказского хребта 92 y Эльбрус с юга

93 y Пик Щуровского

94 y Приют Одиннадцати

96 y Шхельдинское ущелье. Вдали пик Щуровского 97 y Крушение нашего вертолета. Ушбинское плато. Южная Ушба. Кабардино$Балкария 94

Как все светлокожие, Костя и Андрей начали ката строфически обгорать. Чтобы защититься от солнца, об мотали лица марлей, оставив щели для глаз и рта. Вид получился соответствующий. На подходе к седловине остановились отдохнуть у камней, торчащих из снега. Андрей сидел на камне и без участно смотрел перед собой. Перед ним в 2–3 метрах лежал вытаявший изо льда труп. Как в театре абсурда: черный человек без лица и человек ледяной. Он был цвета слоновой кости и такой же твердый. Подрубив лед, я увидел ткань военной формы еще одного по гибшего и такую же рядом с ним. Во время Великой Отечественной войны, в августе 1942 года, передовой отряд немецкой горно стрелковой дивизии под коман дованием капитана Хайнса Грота прошел по долине реки Кубань, через село Хурзук, поднялся на перевал Хотю Тау и, пройдя снежные поля Эльбруса, занял Приют одиннадцати. 21 августа, после двух неудачных попыток, небольшая группа немецких солдат подняла флаг на западную вершину Эльбруса. Зимой 1942 года немецкие отряды были выбиты с перевалов и отступили, а в феврале 1943 года отряд военных альпинистов под руководством Александра Гу сева снял флаг. Таким образом, мы случайно оказались свидетелями трагедии, разыгравшейся здесь пять лет назад. Мы знали, что на седловине есть хижина, поэто му палатки не взяли, но вместо хижины увидели ледя ной бугор и торчащий из льда угол крыши. Отрубили ме сто, где предполагалась дверь. В верхней части кто то до нас прорезал дыру, а, покидая дом, не удосужился ее закрыть — хижину плотно забило снегом. От време ни он превратился в сыпучий фирн. Котелком и миской мы выгребли часть снега, насколько хватило рук. Я, как самый тощий, с трудом протиснулся внутрь, чтобы уве личить вместимость чудесного приюта. Иного выхода не было — заночевать без палатки невозможно. Затем полез Андрей, сняв анорак и вынув все из карманов. С большим трудом, задыхаясь в крохотном объеме, он

тоже оказался внутри. Выбросили еще часть снега. А Костя безучастно сидел на льду. Мы его окликнули — никакой реакции. Он не бывал на такой высоте, и не достаток кислорода его доконал. От скал Пастухова он уже шел очень тяжело. Только теперь мы поняли, что втащить его внутрь на грани возможного — он больше нас обоих. Увеличить отверстие нечем. Стены и двери хижины многослойные: доски — войлок, доски — войлок. На уговоры он не реагировал. Не вылезая, до него не дотянуться. На помощь пришел ледоруб. Я за дел им за ворот под капюшоном и потянул. Костя без вольно повалился. Так я его и подтащил. А дальше что? Протаскивали мы его буквально по частям, с неверо ятными усилиями, в самых неудобных положениях, ког да и в спокойном состоянии дыхания не хватает. Подложив под себя рюкзаки, кое как устроились. Стало даже не так холодно. Не покидало ощущение ло вушки. — Как мы отсюда вылезем? Вновь загудел ветер. Мимо нас, через седловину, горизонтально летит снег. Костя ожил, но на свой лад. Он мечтал о том, как уедет в деревню. У него будет дом, огород, корова и жена. Он будет ловить рыбу. Он бре дил вполне осмысленно, но нас не замечал. Было над чем задуматься. Пурга ночью кончилась. На черном небе сияли не обычные звезды. Растопили снег на спиртовке, выпи ли по чашке чаю. С рассветом надо выходить. Решили, что я выберусь первым, Андрей — последним. Так мы поможем выбраться Косте. После ледяной, но тихой но ры снаружи показалось невероятно холодно. Подъем на западную вершину, сначала пологий, вскоре становится крутым. Снег плотный, местами об леденевший. Перед выходом на вершину надо одолеть высокий снежный карниз. На таком склоне, если упадешь или соскользнут лыжи, быстро долетишь до седловины. Поэтому перед выходом связались страховочной Продолжение на с. 100 95

Начало на с. 95

веревкой, поставив Костю в середину. Надели и закре пили лыжи. Костя опять впал в странное состояние — ему не нужны лыжи! Пришлось надеть их на него и за ставить взять в руки палки. Вначале шли одновременно, разойдясь на длину ве ревки. Костя шел как во сне и все спрашивал, зачем мы спускаемся. Ведь нам надо на вершину. Так и под нимались — медленно, но к цели. Когда стало круче, пошли попеременно, страхуясь воткнутым в снег ледо рубом. Взошло солнце. Стало теплее, слегка размягчил ся снег. На вершину все же выбрались. Отсюда мы мо жем посмотреть на восточную вершину свысока. На се вер от нас — зеленые увалы высокогорных пастбищ, на юг — бесконечные гряды гор. Эльбрус стоит в сто роне от Главного Кавказа, и панорама с него отличная. Аппарат, как и ожидалось, замерз, хоть и был под пу ховкой. Западная вершина — древний самостоятельный вулкан на общем с восточной фундаменте. Вулканиче ский конус разрушен вертикальным разломом. Поэто му западная сторона конуса почти вертикальна, а ни же из обломочного материала образовалось своеоб разное плечо Кюкюртлю. Высшая точка Эльбруса — 5633 метра — находится на самом краю разлома. Здесь в прошлом веке был установлен триангуляцион ный пункт — бетонный куб с круглым чугунным знаком, как большая медаль, с двуглавым орлом, указанием высоты и надписью по краю — «Топографическая служ ба России. 1890 год». Бывают годы, когда он исчезает под слоем льда и снега. Сейчас он открыт, и даже во круг него обнажилась россыпь раскрошившейся за ве ка лавы. В банке, заложенной камнями, мы оставили

свою записку, сняв записку предыдущей группы. Спус каться по пути подъема не рискнули — можно долететь до низа быстрее, чем хочется. На северо восток спуск положе. Склон — как штормовое море: волны из твер дого снега с острыми гребнями заставляют медленно петлять на лыжах от волны к волне; наконец выкати лись пологой дугой к самой высокой части седловины. Время наше на исходе. Поэтому сразу начали подъем на восточную вершину. Спуск с западной вершины оказал свое действие — Костя обрел нормальное состояние. В десять утра вы шли на край кратера. Солнечно, тепло, и абсолютное безветрие. Оставили традиционную записку, посидели на жарком солнце, укрыв лица капюшонами. Холода и метелей будто не было. А впереди, как подарок, ждал спуск. В давние времена, когда вулкан был еще молод, излияния лавы происходили через основной кратер. Излившийся на восток поток пропахал широкий желоб с вертикальными стенами. Между ними, ровный как стол, слегка подтаявший, лежит снег. О таком спуске можно только мечтать. Ниже, уже на леднике, снег так же оказался замечательным. Метели, донимавшие нас в эти дни, закрыли вытаявший лед и камни. По чистей шей снежной целине мы выкатились прямо к зелени и цветам, к кристально чистым ручьям, начинавшимся у ног. Здесь бы пожить день другой, но мы не могли даже отдохнуть. Контрольный срок на исходе. Если через три часа не придем в лагерь, выйдет спасательный отряд. Увязав лыжи, сняв все лишнее, начали спуск по уще лью до Баксана и вверх — к лагерю. В лагерь вошли, когда спасательный отряд укладывал снаряжение.

98 y Спуск по стене. Пик Москва 99 y Алибекский ледник. Теберда 101 y Вечер в горах. Приэльбрусье 100

101

СТЕКЛЯННАЯ ПУГОВИЦА

Материал и фототехника играют большую роль. Излишнее количество объективов, камер и фотоматериалов усложняют работу, отвлекают возможностью многих вариантов. К тому же связывают физически в походных экспедиционных условиях, когда каждый грамм на учете — все носишь на себе. Три основных объектива решают все мои задачи. Также фотопленка, которую я уже знаю, и деревянная камера. Cегодня технология изготовления пленок настолько высока, что приближается к возможностям оптики. Камера большого формата 13×18 имеет все уклоны, можно увидеть качество поверхности, есть возможность перспективных исправлений, введения в резкость отдельных планов, чего нет в обычных узкоформатных камерах. Работа с крупноформатным аппаратом ко многому обязывает, расширяет возможности. Начинаешь заниматься действительно фотографией.

102$103 y Ленские столбы на закате 102

103

104 y Урал. Скальные останцы — результат выветривания 105 y Печора 104

105

то такое Камчатка? В октябре холод, вода по утрам замерзает, иней на траве и камнях. Я чуть свет встаю, развожу костер, со греваю чай. Когда в 1948 году взорвался вулкан Безымянный, вся Камчатка оказалась под пеплом. Лес на расстоянии 30–40 км от извержения был засыпан и превратился в пустыню. Звери перед извержением уходят — чуют заранее. Наша палатка стояла рядом с вулканом. Ставить ее где то в сто роне, на снегу, было невозможно: на вулкане постоянно что то про исходит, все время надо снимать. Ведь вулкан живой — со всех сто рон что то сыплется, грохочут фонтаны извергающейся лавы, текут потоки лавы. Невозможно оторваться от этого зрелища! Идет снег, на голову сыплется грязь, потому что снег собирает в небе дробленую породу, выброшенную вулканом. Запах газа. Холод собачий, ветер. Кладешь резиновый матрас на теплые камни, свер ху — спальный мешок, забираешься в него и все время слушаешь, что происходит. Через некоторое время мы так сожгли резиновые матрасы, потому что под ними повысилась температура. Сверху то камень остывает быстро, а внутри он горячий, до тысячи градусов. Стоит только что изверженную породу накрыть, как она быстро про гревается. Так вулканологи сожгли целый рюкзак отснятой пленки: положили на камень, рукой потрогали — вроде холодный. Приходят, а рюкзак стал кучкой пепла и внутри — скрюченные пленки. Кашу варили на горячих камнях. Опыта ни у меня, ни у вулканологов не было — для нас это было первое извержение. Газы разъедали одеж ду на лоскутки, съедали кожу на лице и руках. Вымерший лес через 20 лет восстанавливается, и сейчас там уже полно травы. Поверхность сама перерабатывается с помощью дождя, ветра, солнца и превращается в почву. Удобрять ничем не надо — необходимая «химия» содержится в породах. Не случайно японцы, индонезийцы живут на склонах вулканов. Пеплы делают почву плодородной: воткни растение вверх ногами — все равно вырастет. На Камчатку я ездил сорок пять лет. Сделал несколько альбо мов — извержения, пейзажи, звери, птицы… На Толбачике я торчал с первого до последнего дня извержения, которое длилось почти год, — снимал, вел дневники. Жизнь вулкана — это история Земли. 106

107

106–107 y Камчатка. Вулкан Ильинский 108 y Кратер Авачинского вулкана 109 y Кипящие котлы в кратере вулкана Мутновского 110 y Вулкан Крашенинникова 111 y Гомченский ряд 108

109

110

111

К Карымскому вулкану Летим на север вдоль восточного побережья Камчатки. На земле, под нами, пасмурно и дождливо, а здесь ослепительно сверкает поверхность облаков под синим небом. Темнеют конусы вулканов. Где то Карымский? Он невысок, и его вершина скрыта облаками. И словно в ответ через белоснежную толщу про рвался столб дыма, плотный и клубящийся: это очеред ной взрыв Карымского. ...Все звуки побережья остались позади. Нас окру жает таинственное безмолвие необычного леса — за росли каменной березы, ольхи, рябины. Трава — выше головы. Лес настолько необычен и так здесь тихо, что все невольно умолкли. 112

Стволы берез самых необычных очертаний рассту паются, чтобы пропустить к следющим причудливым группам деревьев. С высотой лес редеет, переходит в стелящиеся за росли кедра, ольхи и рябины. Такой лес практически не проходим, особенно с вьючными лошадьми. Легче сде лать крюк в 10 километров, чем один километр прямо. Поэтому нужно знать тропы, рельеф, использовать для движения каравана безводные русла речек или откры тые тундры. С нами идет проводник. Он все знает, мы не удив ляемся, когда наш путь вычерчивает странные кривые по местности. 113

Выше стлаников, на сухих тундрах идем прямо и быстро. Взлетают белые куропатки, иногда встречаем следы волков, снежных баранов. На ярко красном от листьев голубики ягоднике бродит медведь. Медведи здесь не знают человека и подпускают до вольно близко, даже днем. Карымский вулкан расположен в центре активного сейсмического района — здесь часты землетрясения, и сам вулкан уже многие годы — один из самых актив ных на Камчатке. Теперь вулкан перед нами — строй ный, правильной формы, серо стального цвета конус. До него еще далеко, но даже здесь слышен нарастаю щий вибрирующий рев, сопровождающий каждый взрыв. Мы должны подняться на него и, если удастся, заглянуть в кратер. С этой мыслью трогаемся в путь в наползающий на нас туман — погода портится. Вечером дошли до подножия высокого гребня, это северный склон вулкана Двор. Надо перейти через не го, тогда увидим Карымский вблизи. А пока поставим палатку. Дождь, густой туман и сильный ветер, вода те чет отовсюду, не прекращаясь ни на минуту, В предрас светных сумерках все таки выходим. Проводник и ло шади остаются. После полуторачасового подъема мы вышли из ту мана и вскоре поднялись на гребень. Вершина Карым ского прямо против нас. Вулкан приветствует очеред ным взрывом. Из кратера медленно поднимается плотная, завитая как капуста масса дыма и пепла. Воз дух дрогнул, и нарастающий рев потряс заоблачное безмолвие. Пепловая туча разрослась до громадного гриба, и ветер понес ее в сторону. Вскоре тупан поднялся и скрыл даже ближайшие скалы.

В тумане и под дождем спустились к лавовым пото кам, опоясывающим подножие вулкана, бредем по на громождениям лавы, засыпанной толстым слоем пеп ла. Наконец ступили на склон конуса. Быстро набира ем высоту, приближаясь к кратеру. По прежнему ниче го не видно — туман и дождь. Ориентируемся по звуку выбросов, приближаясь к самой низкой стороне крате ра. Он, очевидно, менее опасен, так как ниже, — следо вательно, на него падает меньше камней и пепла и растет медленнее. Но это только наше предположение. По склону катятся камни. Шумит, как дождь, осыпаю щий пепел. Кратер где то очень близко. Нас остановил очередной взрыв. Склон вздрогнул. Зашумел, зловеще зашелестел устремившийся вверх поток пеала и кам ней. Вскоре камни застучали вокруг нас о склон. Рас каленные, с громадной скоростью, они перепахивают поверхность пепла со всех сторон. Случайно ни одного из нас даже не задело. В надежде найти более безо пасное место мы обежали вокруг почти весь кратер, но всюду еще хуже — пепловый склон избит и перепахан осыпающимися камнями. Пришлось спешно бежать вниз, пока не накрыло очередным выбросом. Это был не очень благоразум ный эксперимент. Окончился он благополучно и со служил, как и всякий опыт, свою службу в дальнейшем. Интервалы между отдельными взрывами совершен но беспорядочно меняются от 2–3 до 30 минут. Расси читать время и успеть подойти к краю кратера невоз можно, а опасность велика. Предстоит трудный путь до лагеря, и мы, не задер живаясь, уходим из хаоса лавы, пепла и тумана, напут ствуемые очередным взрывом.

112 y Камчатка с вертолета 113 y Река Камчатка 115 y Вулкан Карымский 114

115

116 y Кратерное озеро вулкана Хангар

117 y Кратерное озера вулкана Малый Семячек. Вода насыщена соединениями серы. На поверхности — кристаллическая сера 116

117

олина гейзеров находится на территории Кроноц кого заповедника. Гейзерная — маленькая река, но течет в долине шириной в несколько километров и глубиной в полкилометра. Спуск в долину доступен лишь пешему туристу. Вверх по течению на протяжении 6 километров со средоточены многочисленные горячие фонтанирующие, пульсирующие и изливающиеся источники. Здесь обра зуются специфические сообщества с целым набором редких, присущих только Долине гейзеров растений — сине зеленых, оранжевых, бурых и белых водорослей, перемежающихся с участками цветных глин, окру женных высокотравьем. Подземное тепло создает свой 118

микроклимат, поэтому с апреля уже зеленеют первые цветы, и появляются ранние насекомые. Сюда же при ходят медведи, поднявшиеся после зимней спячки. Недалеко от места впадения Гейзерной в реку Шум ную на левом берегу находится гейзер Первенец, выбрасывающий косо направленную струю кипятка. С Первенца (поэтому и название) началось открытие Долины гейзеров. Обширный грязевой сель, сошедший широким фрон том со склонов реки Гейзерной в 2008 году, практичес ки уничтожил уникальные достопримечательности Доли ны гейзеров. То, что сохранилось, не дает представления о Долине, какой она была. 119

120

121

122

123

124

125

альдера Узон — это гигантский полуразрушенный кратер древнего вулкана, в котором образовался свой микроклимат. На большой глубине еще сохранился магматический очаг с высокой температурой. Талые и дождевые воды, попадающие по трещинам вглубь, нагреваются и выходят на поверхность в виде горячих источников различ ного химического состава. Температура воды в некоторых источниках до стигает 94 градусов. Древние тионовые бактерии, живущие при таких вы соких температурах, образуют белые нитевидные колонии различных форм. В более низких температурах развиваются различные термофиль ные водоросли, придавая источникам яркую окраску. 126

127

128

129

130

131

132

133

134

135

136

137

118 y Туристы в Долине гейзеров 119 y Гейзер Первенец 120 y Гейзер Сахарный 121 y Гейзер Малахитовый 122 y Начиная с ранней весны медведи частые посетители Долины гейзеров 123 y Дикий лук — черемша 124 y Извержение гейзера Жемчужного 125 y Грязевой котел 126 y Грифоны горячих источников, оконтуренные колониями тионовых бактерий 126–127 y Общий вид кальдеры Узон 128–129 y Узон. Колонии термофильных водорослей в горячих источниках 129 y Грязевые котлы с характерными формами усыхания грязи 130 y Узон. Серное озеро. Пузыри сероводорода 130–131 y Узон. Серное озеро 132 y Колонии тионовых бактерий 132–133 y Термофильные водоросли и колонии тионовых бактерий

в горячем источнике 134 y Озеро Банное 135 y Каменные березы 136 y Радуга 137 y Узон. Грязевой котел 138–139 y Осень в Узоне 138

139

140

141

аполняя русло реки, медленно ползет черная масса камня. По фрон ту змеится красная полоса обнажившейся лавы. Поток движется, как гусеница трактора, — устилает ложе осыпающимися с поверхности остыв шими обломками, а когда рушатся крупные глыбы, ярко вспыхивает и мед ленно затухает раскаленное золото — лимонно желтое, оранжевое, бор довое… Где то за пределами этого мира солнце скатилось с неба, и серая муть стала еще гуще. Она пульсирует и переливается вспышками, нагнетает вздохи и грохот. Течет расплавленный камень. Бордовое зарево расцве чивает стены, газы, облака. Синими языками вспыхивает сера. А выше, над потоком сияет огненным цветком жерло шлакового конуса. Низкие рокочущие вздохи, резкие, требовательные взрывы. Потом как из пушки выстреливает поток камней и пепла, газы захватывают лаву и огненные фонтаны взлетают все выше, осыпая черные склоны конуса. Человеку не дано вместить так много восхищения. Под дымным сводом сумерки великолепны. Уходящий в долину поток мерцает огнями, как город. От подножия шлакового конуса в каньоне с вертикальными стенами рекой течет лава. И это действительно река. Она движется с шелестом и звоном, словно не спеша высыпают битую кера мику. У истока она яркая, течет легко и быстро, а ниже становится шире, чернее, расползается в стороны, выходит из берегов. Она и там движет ся, но едва заметно. Над потоком дрожит, переливается синее марево га зов. Ветер сносит их в сторону, и мы можем удивляться сколько угодно и бегать по остывшим глыбам над раскаленной докрасна лавой, не боясь задохнуться. Так, очевидно, было на Земле до нас — до всего живого. Словно Земля решила показать, с чего она начиналась. 142

143

140 y Столб пепла и газа поднимается на высоту до 11 километров.

Толбачик 141 y Обеденный перерыв у вулканологов. Толбачик 144–143, 144–145 y Извержение вулкана Толбачик 1975 г. 144

145

Ночь на вулкане Осенью 1960 года после недолгого затишья ожил вул кан Ключевской. Из кратера, поднятого без малого на 5000 метров, постоянно тянется пепловой шлейф, а в темноте ночи, на фоне звездного неба, то разгорается, то затухает над кипящей лавой зарево. На такой высоте всегда ветер. Он сносит огненные фонтаны, и кажется, что это летит в ночи сияющий факел. На сейсмостанции Апохончич, в 10 километрах от кратера, приборы запи сывают непрерывное вулканическое дрожание. А гул, похожий на артиллерийскую канонаду, слышен и безо всяких приборов. На вершину вулкана давно никто не поднимался. О том, что происходит в кратере, можно только гадать. Покой был утрачен — надо подняться к кратеру.

Ключевская группа вулканов — самая активная часть Курило Камчатской дуги. Это двенадцать вулка нов на едином лавовом пьедестале, занимающем пло щадь 8500 квадратных километров. Объем лавового сооружения — около 6500 кубических километров. Впервые на вершину Ключевской сопки поднялся в 1788 году участник экспедиции Биллингса Даниил Гаусс с двумя спутниками. Вот что он пишет: «Я ожидал на каждом шагу найти свою могилу, и, погруженный в глубокое размышление, предавался воле Всемогуще го. Мое любопытство увлекло меня до самой вершины горы, чтобы там увидеть самый кратер и дать потомст ву интересное описание». С тех пор и до 1931 года никаких сведений о восхождениях нет. 147

148

149

С 1931 по 1958 год на вершину было совершено 15 восхождений. Два из них кончились трагичес ки — погибли два человека. В большинстве случаев поднимались по северному склону с тем, чтобы выйти к самой низкой части кратера, разрушенной во время извержений. Путь сложный и опасный — натечный лед и смерзшийся снег, непрерывные камнепады создают непредсказуемые ситуации. Мы пойдем с юга. На вер шину пойдет восемь человек — вулканологи и геологи. В тумане и облаках, через лавовые потоки и вулкани ческий шлак медленно набираем высоту. Из под ног лоша дей осыпается рыхлая порода, катятся камни. Под вечер встали биваком, поднявшись на высоту в 2300 метров. Ушли вниз лошади. Некоторое время слышим уда ляющийся стук копыт из таинственной туманной мглы; шумит в скалах ветер. Естественная крутизна Ключевского, как и всех вул канов, в среднем 30°. Монолитные потоки застывшей лавы чередуются с сыпучими пластами. Часто, сотрясая воздух и землю, разрастаясь подобно лавине, проно сятся каменные обвалы. На правильной поверхности конуса нет заметно выступающих гребней, куда бы не залетали камни, нет безопасного пути подъема, и надо непрерывно следить за склоном, чтобы вовремя уйти от опасности. Чем меньше находиться на склоне, тем меньше опасность. Последние метры идем по плотному светло серому вулканическому пеплу. Уже видны внутренние стенки кратера, дымящие ядовито желтыми фумаролами. Еще усилие — и заглядываем вниз, на дно гигантской чаши. Заполненная вспухшей, как тесто, лавой, она содрога ется от взрывов, зарождающихся в недрах вулкана.

Пары, газы, синее марево над горячей поверхностью все время в движении. Заходящее солнце окрашивает их в фантастические цвета. Устраиваем бивак на ночь. Ледорубами, палками, ногами роем площадки для палаток во влажном теплом грунте. Но спать никто не может: чернота кратера оза рилась грандиозными фейерверками. Вертикально об рывающийся край, где мы стоим, раскачивается от взрывов упруго и мягко, будто весь вулкан стоит на пла стичной полужидкой основе. Мы оказались свидетелями невиданного зрелища. Фантастический ритм взрывов и потоков огня, мерцающие, перемежающиеся тени газов то нарастают, сотрясая все вокруг, то ненадолго зати хают, чтобы с новой силой выбросить потоки раскален ной тестообразной породы и осветить красным светом стены кратера. Прорыв газов и выбросы раскаленной массы происходят в нескольких местах. Вокруг них рас тут черные шлаковые конусы с воронкой внутри. В самом центре, в разрывах газов мы увидали све тящиеся трещины в черной корке. Вскоре этот очаг на калился, из красного стал желто белым, беспокойно побежали струи газов над его поверхностью, и вся эта зыбкая масса взлетела рассыпающимся каскадом. Это вскипела магма за счет расширения содержащихся в ней газов, освобожденных от давления. Как завороженные, всю ночь смотрим на неповто римое чудо, забыв про холод, высоту и усталость. Не заметили, как наступил рассвет. Под нами во все сто роны расходятся гряды облаков, вершины других вул канов, мирно дымит Безымянный. Начинаем утомительный и опасный спуск, напутст вуемые запахом гари и громоподобным рокотом.

146 y Над кратером Ключевского вулкана 147 y На пути к Ключевскому вулкану 148 y Вид извержения в кратере Ключевского вулкана ночью 149 y Вскипание лавы в кратере Ключевского вулкана 151 y Извержение Ключевского вулкана, 1964 г. 150

151

152

153

Командоры К востоку от Камчатки в океане расположены два не больших острова — Командорские. Большой — остров Беринга, поменьше — остров Медный. Командоры за мыкают цепь Алеутских островов. Они образовались в результате подводных извержений и последующего под нятия морского дна в области тектонического разлома. Над Командорами всегда облака. Серое покрывало медленно переползает через острова то в одном на правлении, то в другом. Где то за ним чувствуется близ кое солнце, но его никогда не видно. Лишь нескончае мый сырой мрак да трава в каплях росы. Понять остров Медный можно только с воды, с не большой моторной лодки, идущей настолько близко 154

к берегу, насколько позволяет здравый смысл. И тогда под мерный стук мотора переселяешься в фантастичес кую страну детства, где белесая музыка тумана озвучи вает миражи, развешивая в неведомой пустоте причуд ливые звуки: шумит вода океана, кричат невидимые птицы, журчат скрытые в расселинах ручьи. На крупном судне пристать здесь невозможно — у острова Медного обычных берегов нет. У него есть берега стены, рифы, вылезшие из воды многослойны ми чудовищами изверженных пород. Однообразные безлесые тундры острова величественны и пустынны. Лишь звери, птицы, туманы, ветры да морской прибой хозяйничают здесь. 155

156

157

158

159

160

161

162

163

164

165

Двое суток на китобойце Мы прибыли на судне «Геолог» к острову Cимушир, где находил ся китокомбинат «Скалистый». То, что мы увидели, высадившись на берег, уже поражало масштабом мародерства. Увидели, как с помощью техники сдирают шкуры с китов, как разделывают, режут мясо на куски для дальнейшей переработки. Мне, конечно, интересно было попасть на китобойное судно и снять саму охоту на китов. Брать меня не хотели. План и без того не выполнили, а тут еще и посторонний на борту — плохая примета. Но потом все таки нехотя, но взяли. Мрачная серая погода, сильный ветер, большая волна. Я при глядывался к тому, что я могу здесь снимать, обследовал гарпун ную пушку, из которой стреляют по китам. Это такое капитальное сооружение на шарнире, довольно легко управляемое, несмотря на то, что пушка сама тяжелая. Заряжается в нее гарпун, к кото рому привязан линь — длинная веревка, сложенная в аккурат ную бухту. Гарпун устроен так, что при попадании в цель он рас крывается. Кроме того, в него еще заряжается граната, которая взрывается в момент проникновения гарпуна в тело кита. 166

167

Вся команда следила за океаном. Я тоже ходил, сле дил за океаном и увидел какие то странные точки по горизонту. Обратил на это внимание членов команды. Тут же схватились за бинокли и обнаружили стадо ки тов. Кашалоты. С этого момента и началась охота. Судно прямым курсом приближалось к стаду. Киты не имеют никаких врагов, и у них нет инстинк та самозащиты. Они подпускают достаточно близко и не понимают истинной опасности, исходящей от судна. Первым выстрелом с довольно большого расстоя ния по киту не попали. Следующим выстрелом загарпу нили кита. Кит взметнулся хвостом кверху и, разматы вая линь, начал уходить вглубь. Линь натянулся как струна. Но довольно быстро кит стал терять силы, ско рость и маневренность, очевидно, сработал взрыв гра наты на конце гарпуна. Добивать его не пришлось. Кит перевернулся на бок и всплыл. Чтобы не возиться с китом, в него воткнули длин ный шест с передатчиком на конце и просто оставили на плаву, накачав в него воздух компрессором. Охота продолжалась. План у китобоев — сколько убьют, столько и хоро шо. До этого они плавали четыре месяца, извели мно го горючего и ничего не добыли. Этот рейс был послед ним шансом наверстать упущенное. Все стали со мной очень вежливо разговаривать. Во первых, посторонний человек на борту ничем не ме шал, да еще вдобавок первый углядел китов. Целые сут ки продолжалась эта охота. В тот день убили шесть ки тов. По закону не положено бить маломерных китов, беременных и кормящих самок. Но в такой ситуации били всех подряд. Когда одного кита подбивают, все стадо расходится в стороны и уходит за горизонт. Там оно опять объеди няется, снова видны их фонтаны, и судно начинает пре следовать уже новую группу. 168

С рассвета началось все заново. Всего убили три надцать китов. Когда охота заканчивается, последовательно соби рают всех убитых китов, за хвост привязывают к борту и транспортируют на базу. Дальше начинается разделка туш. Поскольку охота велась на кашалотов, то самая главная ценность это спермацет — жир, содержащийся в верхней челюсти ки та. Он очень ценится в парфюмерной промышленности. Тело кита разрезается на куски, шкура режется на квадраты, небольшая часть мяса идет на консервы, а ос новная масса используется для корма на зверофермах. Из кожи делают ремни и техническую кожу. Печень кита сплошь состоит из витаминов. Меня предупредили, что бы я не вздумал есть китовую печень, потому что в ре зультате может наступить гипервитаминоз и выпадут все волосы на теле. Правда, потом все восстанавливается. Когда прибыли обратно на китобазу с добытыми ки тами, мне не давали шлюпку, чтобы переправиться на берег. Предлагали остаться на китобойце, зачислить 169

меня на любую должность, чтобы я до конца промысла с ними плавал. Счи тали, что я принес им удачу. Но по скольку я был на «Геологе», этот вопрос больше не поднимался. Так как весь китобойный про мысел шел в нарушение декретов по добыче китов, репортаж обо всем уви денном мне, конечно же, сделать за претили, сказав, чтобы я и не вздумал публиковать что либо на эту тему. Так и пролежал этот материал в архиве почти 50 лет.

154 y Остатки древних извержений 155 y Бухта Командор 156–157 y Остров Беринга. Арка Стеллера 158 y Грибная тундра. Подосиновики 159 y Спускается туман 160 y Штиль 161 y Типичная для Командор погода 162 y Топорки 163 y Лежбище морских котиков 164 y Остров Арий Камень. Птичий базар.

Кайры и чайки 164–165 y Вулканические останцы —

кекуры в бухте Дикая 166–167 y Транспортировка китов на базу 167–168 y Кит на лине 169 y Раздел кита 170 y Шкура, снятая с кита 171 y Китобаза 170

171

Охота чукчей Приморские чукчи охотятся на моржей и серых китов. Эти небольшие киты находятся под охраной, но местным жите лям охотиться на них для еды разрешается. Для охоты используют гарпун на кожаном ремне, а к ремню привязан кожаный мешок. Загарпуненный кит ныря ет, мешок плывет по поверхности, и по этому мешку кита преследуют охотники. Когда кит выныривает, по нему начи нают стрелять из всех имеющихся у них средств — это про тивотанковые ружья, винтовки и собственно сам гарпун. Обычно выходят на охоту шесть охотников на двух вельбо тах, поодиночке они не ходят. Если кит, выныривая, невзна чай заденет и кувырнет вельбот, то все быстро утонут. Там никто плавать не умеет, да это и без толку — температура воды четыре градуса. Когда кит погибает, он выпускает из себя весь воздух и сразу начинает тонуть. Это самый критический момент в охоте — нужно удержать кита на плаву. Под него подво дят мешки, надутые воздухом, и на вельботах, соединенных в цепочку, буксируют кита к берегу. 172

173

На берегу собирается все население поселка Уэлен. К хвосту привязывают длинный трос и всем миром вы таскивают кита на берег. Вокруг него с соответствую щей тарой собирается все женское население. Бабы вырезают себе «окно» в боку кита и нарезают сколько

надо мяса, а то, что остается, достается собакам. Соба ки сидят в стороне и терпеливо ждут своей очереди, а потом с грызней, которая начинается еще на бегу, вне дряются в кита и рвут на части все, что там осталось. Останки позже сталкивают в море.

172–173 y Жители поселка вытягивают на берег вельбот 173 y Фигурка из местного музея «Охотник на моржа» 174 y Разделка серого кита 175 y Китобой 174

175

Курильские острова Курильские острова — это цепь вулканов, протянувшаяся от южной око нечности Камчатки до Японии. Каждый курильский остров — это вулкан, поднимающийся со дна океана, и только его вершина возвышается над водой. Некоторые вулканы выше Эвереста, если мерить от подножия на дне. Большинство этих вулканов действующие. На Курилах тоже все время дождь, туман и ветер. 168–177 y Вулкан Атсонопури 177 y Мыс Столбчатый. Столбчатые лавы, разрушенные океаном 176

177

178

179

180

181

178 y Вулкан Алаид 179 y Курилы. Разрушенный кратер вулкана Ушишир 180 y Извержение 181 y Лава стекает в океан 182 y Куски раскаленной лавы 183 y Любопытная лиса 182

183

художественном институте у нас это было самостоя тельное занятие — писать натюрморты. Прежде чем поставить натюрморт, нужно предста вить себе эти предметы в голове, бессмысленно пере ставлять их с места на место и смотреть, что получится. Пока не представишь, не будет никакой ясности в этом. Натюрморт нужно организовать, чтобы все было орга нично и осмысленно. И конечно, качество поверхности должно читаться. Фон может быть разный, как и освещение. Натюрморт в фотографии решает те же задачи, что и в живописи — взаимоотношение предметов с плос костью. Под плоскостью подразумевается создание пространства. Как между двумя стенками плоского аквариума: чтобы плоскость не разрушалась сзади и была оформлена спереди. На этом принципе построен барельеф. Протыкать поверхность в бесконечность — значит разваливать плоскость. 184

При создании композиции все должно быть подчи нено ритму, движению. Находится определенный ритм в отношениях между предметами, при этом предметов не должно быть много: натюрморт из двух трех пяти предметов решает те же самые задачи, что и многофи гурная постановка. У меня есть два разных типа натюрмортов: одни природные, с ветками, овощами, фруктами, а другие — концептуальные. Это в общем, одно и то же, хотя дают они совсем разное ощущение. Иногда самые разные материалы — кусок старого забора, дерево с интересной фактурой, поплавок от сети, привезенный с Белого моря, — рождают идею. Эти образы откладываются в голове и потом могут использоваться при создании натюрморта. Натюрморт — это прежде всего настроение — свое собственное и настроение предметов, из которых он складывается. 185

186

187

188

189

190