ST PETERSBURG Issue 34

The Arts, Culture and Tourism Russian-Canadian Magazine

Edward Ulan-Dmitrenko. Portrait of Rudolf Nureyev

JANUARY FEBRUARY

(Issue 34)

9251 Yonge St., suite 8546 Richmond Hill, Ontario L4C 9T3 Canada

Greg Montana phone: (416) 900 -1141 Canada phone: (203) 901-1868 U.S. E-mail: tsarspalace@gmail.com

www.tsarspalace.com

Журнал для вдумчивого чтения «Несколько дней подряд нахожусь под обаянием вашего СПб, просматриваю, перечитываю. Считаю, что, предоставляя читателям такое замечательное издание, вы совершаете бесценный культурный подвиг и для канадцев, и для русскоговорящих читателей.» Владимир Морган, “Золотое перо России”

6

Суд истории. Заявление Государственной Думы на Генеральной Ассамблеи ООН. В связи с 65-летием со дня начала Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками

8 Материалы, посвященные 65-летию со дня начала Нюрнбергского процесса 10 “Если бы камни могли говорить...” Фотоколлаж Димы Фин, Монреаль 12 Танго смерти. Картина художницы Татьяны Черемисиновой, Торонто 16 Встреча российских студентов канадских ВУЗов по случаю Дня российского студента (Татьянин день) в Посольстве РФ в Канаде

20 Вспоминая Бродского. С.Е. Митт. На Васильевский остров не пришел умирать...

26 Творческий вечер поэтессы Лилии Скляр 28 Ко Дню рождения Владимира Высоцкого. Владимир Морган. Эссе-мемуар 38 Легенды XX столетия. Григорий Аграновский. Золотой ключик Рудольфа Нуриева

45 Beauty. Лилия Скляр. Красота спасет... нас.

48 Альманах гастрономов. Александра Григорьева. Масленица по-петербургски 52 Приглашаем в путешествие! Фестиваль Белых ночей в Санкт-Петербурге и круиз в Скандинавию

4

И

скренняя благодарность преданному коллективу переводчиков, корректоров, авторов статей и рассказов, фотографов и дизайнеров, чей самоотверженный труд помог выпустить этот номер журнала.

The Arts, Culture and Tourism Magazine published by: “St Petersburg Development”

The Arts, Culture and Tourism Magazine

CONTENTS

Founder and Publisher: S & S Tovmassian

HE HASN'T RETURNED FROM THE FIGHTING Why has everything changed? Life goes on as it should...

There's the sky over us, blue as ever, As before there's the air, the water, the wood...

But he's lost in the fighting for ever.

I do not understand who was right, who was wrong In disputes that we had, rather biting.

It was not until now that I started to long For the one who did not come from fighting.

Vladimir Vysotsky

Creative Director: Sophie Dmitrieva-Tovmassian Collaborators: Alexandra Grigorieva Anna Lobsanova Asya Akhoundov Elena Nikolaev Irina Goldshtein Oksana Turuta

7

Layout and Design:

Court History. Declaration by the State Duma at the General Assembly Security Council United Nations. On the occasion of the sixty-fifth anniversary of the opening of the Nuremberg trials of the major Nazi war criminals

11 Materials on the 65th anniversary of the beginning of the Nuremberg Trials “If stones can talk…” Dima Feen, Montreal

13 “Tango Death”. Tatiana Cheremisinova, Toronto 15 The world must remember the Holocaust. January 27, Holocaust Remembrance Day 22 Remembering Joseph Brodsky by Cissie Dore Hill 29 Vladimir Vysotsky: “Let there be great changes ahead…”

Essay-memoir by Vladimir Morgan

42 Beauty. Unique Beauty – Skin Boutique 49 Gastronomes’ almanac. Aleksandra Grigoriev. Merry Shrovetide, St. Petersburg style 53 Travel-2011. White nights Festival in brilliant Saint Petersburg and cruise to Scandinavia

Mexley Marketing Inc. The St Petersburg’s magazine Chapter in Saint-Petersburg (Russia) Luba Artemieva Olga Seminovskaya Rada Bazlova The on-line version of magazine is located at www.Torontovka.com

The magazine “St Petersburg” is distributed free of charge in libraries, business and entertainment centers, tourist and information agencies. The magazine is honoured to be presented at the Embassy and the Consulates of the Russian Federation in Canada, on Russian and international airlines.

The magazine can be subscribed and/ or it can be found in specialized stores and video salons, at concerts and performances. Price $5.00 CAD

pecial thanks to the team of translators, proofreaders, authors of articles and stories, photographers and designers, whose self-denying work has helped to publish this issue a future issue.

Address: 120 Shelborne Ave. Suite # 1014. Toronto, ON, M6B 2M7.

Phone: 416 782-0083 Fax:

416 782-4654

E-mail: spbmagazine@gmail.com Advertisers are responsible for the content and design of the advertising. The5opinion of editorial staff may not necessarily coincide with opinion of authors of the

Приложение I к письму Временного поверенного в делах Постоянного представительства Российской Федерации при Организации Объединенных Наций от 6 декабря 2010 года на имя Генерального секретаря Заявление Государственной Думы В связи с 65-летием со дня начала Нюрнбергского судебного процесса над главными нацистскими военными преступниками Депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации отмечают непреходящее значение решений Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (далее — Трибунал), и в первую очередь самого факта создания уникального в истории международного суда. Именно с Нюрнбергского судебного процесса началась история международного уголовного правосудия. Принципы, закрепленные в Уставе Трибунала, вскоре были подтверждены решениями Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций как принципы международного права. Вынеся обвинительный приговор нацистским преступникам, Трибунал юридически закрепил окончательный разгром фашизма и признал агрессивную войну преступлением против мира. Нюрнбергский судебный процесс, которому предшествовала активная дипломатическая работа Союза Советских Социалистических Республик с союзными державами, явился ярким примером конструктивного, деидеологизированного взаимодействия стран антигитлеровской коалиции. Разные по своему характеру силы, противостоявшие общему врагу, смогли преодолеть существовавшие между ними разногласия во имя торжества справедливости и международной законности. Решения Трибунала не теряют своей актуальности и сегодня. Любые попытки их пересмотра, отрицания или искажения должны рассматриваться как нарушение общепризнанных принципов и норм международного права, как очевидное противодействие воле Организации Объединенных Наций. Попытки возложить вину за развязывание Второй мировой войны помимо гитлеровской Германии на Советский Союз, который был инициатором учреждения Трибунала, являются заведомо антиисторической ложью. Всякого рода действия, направленные на то, чтобы уравнять с точки зрения «исторической вины» нацистский режим, планомерно и безжалостно продвигавшийся к цели мирового господства, и существовавший в Советском Союзе общественно-политический строй, кощунственны по отношению к ветеранам антифашистского движения, жертвам Холокоста, узникам концентрационных лагерей, десяткам миллионов людей в Европе, и прежде всего по отношению к советским людям, которые отдали свои жизни во имя борьбы с античеловеческой расовой теорией нацизма. Председатель Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Москва 23 ноября 2010 года 6

* Текст даётся в сокращении

Б.В. Грызлов

Annex I to the letter dated 6 December 2010 from the Chargé d’affaires a.i. of the Permanent Mission of the Russian Federation to the United Nations addressed to the Secretary-General Declaration by the State Duma On the occasion of the sixty-fifth anniversary of the opening of the Nuremberg trials of the major Nazi war criminals The members of the State Duma of the Russian Federation note the abiding importance of the decisions of the International Military Tribunal for the prosecution and punishment of the major war criminals of the European Axis (hereinafter “the Tribunal”) and, in particular, the historic establishment of the Tribunal itself, the first ever international court of its kind.

The history of international criminal justice begins with the Nuremberg trials. The principles enshrined in the Charter of the Tribunal were soon reaffirmed by decisions of the United Nations General Assembly as principles of international law. By handing down convictions on the Nazi criminals, the Tribunal gave legal underpinnings to the definitive rout of fascism and determined that wars of aggression were crimes against peace.

The Nuremberg trial, which was preceded by extensive diplomatic efforts undertaken by the Union of Soviet Socialist Republics with the Allied Powers, offered a vivid illustration of the constructive, ideology-free interaction between the countries of the anti-Hitler coalition. Forces of very different nature, which had risen in opposition to a common enemy, were able to set aside the differences between them in the name of the primacy of justice and the international rule of law.

The Tribunal’s decisions are of relevance today as well. Any attempt to revise, deny or distort them should be deemed a violation of the universally recognized norms and principles of international law, in blatant disregard of the will of the United Nations.

Attempts to shift the blame for the outbreak of the Second World War from Hitler’s Germany to the Soviet Union — the country which initiated the creation of the Tribunal — are a deliberate and mendacious denial of history.

Actions of any kind designed to equate, in terms of “historical guilt”, the Nazi regime, which systematically and relentlessly pursued the goal of world domination, with the social and political system that prevailed at that time in the Soviet Union are an affront to the veterans of the anti-fascist movement and profane the memory of the victims of the Holocaust, the prisoners of concentration camps, the tens of millions of people in Europe and, above all, those Soviet people who gave their lives in fighting the anti-human racial theories of Nazism.

B. V. Gryzlov Speaker, State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation (Stamp) Protocol Department, State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation Moscow, 23 November 2010 *Shortened version

7

ВОЗВРАЩЕНИЕ

8

Осенний город погрузился в дым, И горожан как будто размело — Здесь не о чем и незачем двоим, Мне здесь — и одиноко, и светло...

Ты плачешь, мама? Младший сын седой? Ну что же плакать — внучке в институт! Лишь ты одна осталась молодой, Ну а для нас, живых, года идут...

Вот, кажется, знакомый поворот. Зачем я оказался за углом? Скрипит калитка крашеных ворот, И вот передо мною — отчий дом.

Я помню — год и месяц, даже день, Твоё лицо, сухое, как пустырь, Из нас в живых остаться мог один, И этот выбор совершила — ты.

Я сквозь асфальт булыжник узнаю И дровяные склады над травой, Я поднимаюсь в комнату мою — Твоё лицо мерцает надо мной...

Я должен знать, свой провожая век, И черпая из твоего огня, Что прожил эту жизнь — как человек, И что тебе не стыдно за меня.

Ах, ради Бога, — просьба не вставать, Не прерывать из-за меня дела... Скрипучая железная кровать — Я точно помню, где она была.

Вы говорите — длинный разговор? Я понимаю — вам пора ко сну. Да-да, конечно, выходя во двор, Я непременно эту дверь замкну...

Ну, здравствуй, мама. Что там наш буфет? Отец на фронте, в доме — тишина. И печь, как лёд, и хлеба — тоже нет. Да-да, конечно... Это всё — война...

Вечерний город зажигает свет. Блокадный мальчик смотрит из окна. В моей руке любительский портрет, И год на нём — когда была война. Евгений Клячкин 20-21 октября 1974 год

Песня о Земле

(Кто сказал: «Всё сгорело дотла...») Кто сказал: «Всё сгорело дотла, Больше в землю не бросите семя!»? Кто сказал, что Земля умерла? Нет, она затаилась на время. Материнства не взять у Земли, Не отнять, как не вычерпать моря. Кто поверил, что Землю сожгли? Нет, она почернела от горя. Как разрезы, траншеи легли, И воронки, как раны, зияют. Обнажённые нервы Земли Неземное страдание знают. Она вынесет всё, переждёт, Не записывай Землю в калеки! Кто сказал, что Земля не поёт, Что она замолчала навеки?! Нет! Звенит она, стоны глуша, Изо всех своих ран, из отдушин, Ведь Земля — это наша душа, Сапогами не вытоптать душу! Кто сказал, что Земля умерла? Нет, она затаилась на время. Владимир Высоцкий 1969 год

9

DIMA FEEN. Фотограф. Приехал из Бреста. Победитель ежегодных областных фотоконкурсов «Природа родного края», «Туристскими тропами». Первую фотографию сделал, когда было 10 лет. С тех пор фотография - неотъемлемая часть всей жизни. С 2010 года живет в Монреале . Работает фотокорреспондентом в газете Запад-Восток. Активно участвует в жизни Монреальского Фотоклуба. В рамках международного фестиваля искусств «Кленовые листья» проводил персональную фотоэкспозицию, занимался освещением фестиваля в прессе. Имеется персональный сайт с большой галереей снимков и интерактивным обсуждением www.FeenPhoto.com 10

«Если бы камни могли говорить». Фотоколлаж. Канвас 44 х 25 inch. Образы солдат в битве живут в стенах героической Брестской Крепости уже почти 70 лет, поэтому они почти растворились в кирпиче. Но наша память помогает их сохранять и понимать ту цену, которую человечество заплатило за Победу. Победу добра над злом.

«If stones could speak». Dima Feen. Montreal, 2011 11

Tango Death After occupying the city of Lviv German Nazis arrested and took to the Janowska (Tsvangsarbaytlager) death camp most of the professors of music from the Lviv Conservatory and Philharmonic Society. As more musicians were needed to fill out the death camp orchestra, more were arrested along with with musicians from the Lviv Opera Orchestra. These musician-slaves were forced to play during mass executions.

Before retreating from Lviv, the Nazis destroyed the camp and killed all prisoners except gravediggers and members of the orchestra.

On that final day, all musicians were ordered to make a circle and play for the last time. One by one they were called into the centre of the circle and shot in the head.

The photographer of this sadistic act, paid for the picture with his life. The photo was found in a safe at the Gestapo building in Lviv. It became evidence at the Nuremberg Trials where an international tribunal tried leaders of Hitler's Reich.

Оккупировав город Львов, разогнав львовскую филармонию и консерваторию, большинство профессоров музыки германские нацисты арестовали и свезли в Яновский лагерь («Цвангсарбайтлагер»). Поодиночке, инструмент к инструменту… Недостающие инструменты для ансамбля, каким его задумали нацисты, вместе с музыкантами выдергивали из оркестра львовской оперы. Оркестрантов-невольников под страхом смерти принуждали играть во время расстрелов и экзекуций. Последний раз, когда перед отступлением из Львова в лагере уничтожили всех, кроме могильщиков, музыкантов заставили играть для самих себя. И по одному, в сторону, на край ямы... Фотография этой дьявольской выдумки стоила фотографу жизни. Захваченная в Львове с гестаповскими сейфами, она станет свидетелем на Нюрнбергском процессе, где международный трибунал будет судить верховод гитлеровского рейха.

12

«Tango Death». Tatiana Cheremisinova Toronto, 2011

13

14

January 27, Holocaust Remembrance Day

15 The Arts, Culture and Tourism “St Petersburg� Magazine

ВСТРЕЧА РОССИЙСКИХ СТУДЕНТОВ ДНЯ РОССИЙСКОГО СТУДЕ сть в морозном январе день, окрашенный особым настроением. Это 25 января - Татьянин день, День студентов - День всех студентов, который любит и отмечает любой уважающий себя студент! Как свидетельствует история, среди московских престольных праздников Татьянин день - именины Татьян и праздник студентов Московского университета, отмечаемый 12 января по старому стилю (25-го - по новому), - был особенным. Почему именно этот день и почему день студентов? В 1755 году день святой великомученицы Татианы получил новое значение в истории российской науки. 12 января 1755, в Татьянин день, императрица Елизавета Петровна подписала «Указ об учреждении в Москве университета и двух гимназий». Изначально этот праздник отмечался только в Москве, и отмечался очень пышно. По воспоминаниям очевидцев, ежегодное празднование Татьяниного дня было для Москвы настоящим событием. Оно состояло из двух частей: непродолжительной официальной церемонии в здании университета и шумного народного гуляния, участие в котором принимала почти вся столица. В XVIII - первой половине XIX века университетским, а потому и студенческим праздником стали торжественные акты в ознаменование окончания учебного года, на них присутствовала публика, раздавались награды, произносились речи. В то же время официальным университетским днем, отмечаемым молебном в университетской церкви, было 12 января. Но его называли не Татьяниным днем, а «днем основания Московского университета». Затем последовал Указ Николая I, где он распорядился праздновать не день открытия университета, а подписание акта о его учреждении. Так волей монарха появился студенческий праздник - Татьянин день и День студента. В этот традиционный день старики и молодёжь, знаменитые и неведомые - все были знакомыми, все были равными. В этот праздник отменялись все различия - возрастные и сословные, отменялись все чины и звания, уравнивались богатые и бедные - все они ощущали себя согражданами “учёной республики”. Маститые учёные и важные чиновники, преуспевающие присяжные поверенные и модные журналисты ощущали себя в этот день “старыми студентами”. Они вспоминали прекрасные дни своей молодости. Это был и их день тоже. Именно поэтому с лёгкостью и быстротой день основания одного университета стал общим студенческим праздником всей страны. Татьянин день праздновался повсюду. Он объединял профессоров, студентов нынешних и “бывших” по всей России. Шли годы. Студенты становились врачами, адвокатами, учителями, писателями. Но Татьянин день не забывался и не менялся.

16

КАНАДСКИХ ВУЗОВ ПО СЛУЧАЮ ЕНТА (ТАТЬЯНИН ДЕНЬ) атьянин день в наши дни стал праздником студенчества, Днем студента. В этот зимний день мы поздравляем студентов всех поколений, с чувством благодарности вспоминаем своих педагогов, открывавших для нас Храм Наук. Надеемся, что наши дети продолжат лучшие традиции русской научной школы, внесут достойный вклад в развитие мирового сообщества. Татьянин день - праздник молодости, праздник всех тех, кто хранит в душе огонь творчества, жажду знаний, поиска и открытий.

25 января 2011 г. в Посольстве России в Канаде состоялась встреча по случаю Дня российского студента – Дня Татьяны, на который были приглашены русскоязычные и канадские студенты, преподаватели, представители СМИ и дипкорпуса. Число гостей составило порядка 150 человек. Были представлены почти все ведущие образовательные центры столицы Канады и двух крупнейших мегаполисов страны – Монреаля и Торонто, в частности, столичные Оттавский и Карлтонский университеты и колледж Алгонкин, университет Торонто и университеты Монреаля МакГилл и Конкордия. Среди присутствующих были как российские студенты, обучающиеся в канадских ВУЗах в рамках студенческих обменов, так и молодые русскоязычные соотечественники, проживающие в Канаде. Мероприятие открыл Посол России в Канаде Георгий Энверович Мамедов, выступивший с приветственной речью перед гостями. Посол подчеркнул необычный формат и повод, проводимого в Посольстве мероприятия, отметив, что сегодня, когда на повестке дня остро стоит вопрос всесторонней модернизации России, как никогда востребованы энергия, способности и опыт учебы и работы за рубежом российских студентов. По его словам, живое общение между студенчеством разных стран невозможно заменить никакими официальными контактами по линии образовательных учреждений и этот опыт нужно развивать дальше. Завершая свое выступление, Посол призвал молодежь подключаться к модернизационным процессам, проходящим сейчас в России, в частности, к проекту «Сколково» и пообещал максимальное содействие тем русскоязычным студентам, которые хотят попробовать свои силы в России. Проведение Дня российского студента в Посольстве России стало первым мероприятием подобного рода в дипломатической и протокольной практике российских зарубежных госучреждений. Как показал первый опыт, такие встречи необходимы и воспринимаются российскими и русскоязычными студентами как демонстрация реального, а не формального интереса к ним со стороны России и ее руководства.

17

Оттава, 25 ян

18

нваря 2011 г.

19

Вспоминая Бродского

С.Е. Митт

Писать про Бродского и легко, и сложно. Легко потому, что, живя с ним в одну эпоху и принадлежа к одному, если не поколению, то, скажем так, одному социологическому сословию - родившихся в СССР, иммигрировавших и создавших для себя новую жизнь, а заодно и новых самих себя, - легко представить себе ту среду, в которой жил и творил Бродский. Легко, хотя далеко не в такой же мере, что и ему, ощутить на себе влияние того же пространства, того же времени, той же географии всего, что чудесным образом отразилось в его поэзии. Сложно потому, что невероятный масштаб поэтического наследия невозможно оценить нам, находящимся слишком близко. Потребуется, вероятно, немало времени, чтобы оценить истинную глубину и высоту созданного Бродским, хотя, и тут я абсолютно убеждён - границ этих не существует вовсе. И в этом заключается ещё одна сложность - поэзия Бродского неисчерпаема. Неисчерпаема и тема Бродского вообще. Интересно всё. И вряд ли можно это объяснить только обывательским интересом. Сам я, увлечённый Бродским уже несколько десятилетий, читая его стихи, не мог отмахнуться от желания узнать об этом человеке как можно больше. Впрочем, недостатка в информации в наш продвинутый век не существует: интернет, огромное количество книг, хороших и не очень, многочисленные интервью... Проследить жизнь Бродского можно едва ли не по минутам. Но бытоописание меня интересует меньше всего. В жизни нет места мистике, и, всё же некоторые события при близком рассмотрении и под иным углом зрения открывают совершенно иную суть. Присутствие другой, высшей, ничем не обусловленной силы прослеживается в жизни любого человека, но в особенности это проявляется в жизни поэта, великого поэта.

20

Почему Бродский отказался посетить город своего детства, юности, молодости, город, неразрывно связанный с любовью и сам являющийся любовью, город, которому посвящено так много, без которого и представить себе невозможно его поэзии? Отчего Бродский не вернулся в Ленинград, Петроград, Петербург? Давно существует и ответ, и объяснение, хорошо известна и подробно описана история этого несостоявшегося события. Я лишь вкратце напомню её.

В начале девяностых писатель Татьяна Штерн привозит в подарок мэру Петербурга Анатолию Собчаку сборник стихов «Конец прекрасной Эпохи» с автографом Бродского: «Городскому голове от городского сумасшедшего. Иосиф Бродский» Получив подарок, интеллектуал Собчак «законтактировал» с Бродским. Неоднократно приглашал его в Питер, желая сделать приезд поэта культурным и светским событием города. Бродского, однако, перспектива оказаться в центре народного ликования не прельщала. Но и совсем отказаться от идеи посещения родного города он, видимо, не мог. Бродский вместе с Михаилом Барышниковым неоднократно обсуждали возможности посетить Питер в качестве «частных лиц». В 1995 году Собчак посетил Нью-Йорк и, встретившись с Бродским, почти уговорил его, но через несколько дней поэт ответил отказом. Почему? Боялся, что не выдержит сердце? Да, больное сердце Бродского, даже под присмотром обещанного Собчаком персонального кардиолога, могло не вынести встречи с городом, с могилами родителей. Но это лишь «официальная» версия, озвученная, кстати, самим Бродским. Мне причина отказа видится в другом. Бродский – поэт от бога, а поэтический дар всегда неразрывно соседствует с даром пророческим. Проще говоря, каждый поэт - пророк. Количество строк и целых стихотворений Бродского, которые можно считать пророческими, оценить не представляется возможным. Но есть одно из самых известных, в котором пророческий дар Бродского проявился в полной мере: это стихотворение «Стансы». Строчки «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать.»

предполагалась вовсе не окружающими людьми, не какой бы то ни было властью, но судьбой, роком. Неотвратимый, казалось, рок толкал Бродского в раздирающую пасть банальной скуки – смерти по собственному же сценарию. И Бродский не был бы тем, кем он был, если бы покорно подчинился этому давлению. Бродский не вернулся на Васильевский остров умирать. Вряд ли отказ приехать в Питер продлил жизнь поэта, а если и продлил, то совсем не надолго. Возможно, судьба и подарила Бродскому несколько дополнительных лет жизни, но не в этом дело. Поэт Бродский оказался над судьбой, над своими же пророчествами, распространяющимися на всё окружающее, но только не на самого себя, тем самым доказывая власть поэта над миром, над судьбой, которая проявила своё недовольство ропотом толпы, требующей захоронения поэта всё там же, на Васильевском острове, чтобы хоть в чём-то показать и свою власть, если не над жизнью, то хотя бы над смертью. Но поэт от Бога - сам немного Бог, и абсолютно свободен в выборе как жизни, так и смерти. Великий русский поэт Иосиф Александрович Бродский лежит на острове Сан-Микеле рядом с Венецией в окружении воды, которая, по его же определению, является символом времени.

28 января 2011, Торонто

Именно последнее предложение, называемое сегодня «завещанием Бродского», и является едва ли не главным пророчеством. Но пророчеством не исполнившимся, ведь Бродский умер в Нью-Йорке. Что чувствовал он в последние годы жизни, когда судьба, казалось, неотвратимо, тянула его в Питер? Смена политического режима, благосклонность новой власти, материальное благополучие, взрыв любви и обожания на всём пост-советском пространстве... Все и вся вокруг, казалось, умоляли поэта: поезжай туда, вернись на Родину, ты же так хотел, ты столько раз представлял себе это, исполни своё самое сокровенное желание, приди на Васильевский остров и ... исполни своё главное пророчество – умри. Исполни его на потребу толпе, знающей про твоё больное сердце, ждущей этого и слегка подвывающей от нетерпения. О-о! Это будет так красиво! Поэт вернулся умирать в нужный час, в нужное место, выбранное им самим почти тридцать лет назад. Места в партере уже заняты, тишина в зале, занавес, уже поёт Краснознамённый греческий хор « ...от судьбы не уйдёшь...», все ждут появления главного героя и финала трагедии. Для самого поэта подобный расклад выглядел чудовищным и абсолютно неприемлемым, но лишь в последнюю очередь от страха перед возможной смертью. Главное, чего не мог принять Бродский -это банальности. Бегство от банальности – возможно, главный его жизненный принцип - проявил себя наиболее полно именно в этот момент. Причём банальность ситуации 21

by Cissie Dore Hill An appreciation of the exiled Russian poet and winner of the Nobel Prize for literature. By Cissie Dore Hill.

The Soviet Union had little patience for writers who spoke their minds independently of official ideology. Whether these minds were overtly political, or simply embraced a worldview that valued the individual over the masses or the spiritual over the material, did not matter. Recognizing the power of the written word, the authorities frequently arrested and sometimes imprisoned, exiled, or executed writers.

In 1964, Joseph Brodsky was a 23-year-old, virtually unpublished poet living in Leningrad.

The authorities considered him dangerous, despite the fact that his writing, using classical and metaphysical themes, was apolitical. Brodsky was arrested and charged with “having a worldview damaging to the state, decadence and modernism, failure to finish school, and social parasitism . . . except for the writing of awful poems.” (Social parasitism was a term coined by the authorities to describe those who did not engage in “socially useful work.”)

Shortly thereafter, Brodsky was tried, convicted, and sentenced to five years of hard labor.

His sentence was commuted after a year and a half.

The following testimony from his trial, taken in shorthand by journalist Frieda Vigdorova and released to the Western press, propelled Brodsky from a little-known poet to an international symbol of the individual’s rights against the state: Judge: And what is your profession in general?

Brodsky: Poet translator.

Judge: Who recognized you as a poet? Who enrolled you in the ranks of poets?

Brodsky: No one. And who enrolled me in the ranks of humanity?

Judge: Did you study this?

Brodsky: This?

Judge: To become a poet. You did not try to finish high school where they prepare, where they teach?

Brodsky: I didn’t think you could get this from school.

Judge: How then?

Brodsky: I think that it ... comes from God. Martin Esslin produced a BBC radio dramatization of the trial, Radio Free Europe filled the airwaves with the news, and international newspapers published the story. The trial prompted the acknowledged grande dame of Russian poetry, Anna Akhmatova, to say, “What a biography they have created for our redhead. You’d think he had hired them.”

But Brodsky was unaware of much of the furor as he carried out his sentence, shoveling manure in the little village of Norinskaya, close to the Arctic Circle.

22

Captivity and a Growing Reputation Born in Leningrad, Brodsky had attended various schools until dropping out at the age of 15. A series of jobs followed, including positions on geologic expeditions that took him across the expanse of the Soviet Union. It was on these expeditions that he began writing poetry.

On his return to Leningrad, Brodsky became friends with the writers Yevgeny Rein, Dimitry Bobyshev, and Anatoly Nayman.

“The idea of individualism, of a man on his own all by himself was our proud property,” Brodsky wrote years later. “But the possibility of realizing it was minuscule, if it existed at all.” The only path was literature and the private act of reading. Brodsky read the Bible; he read English and Polish poetry, dictionaries in hand. He tried his hand at elegies, writing Elegy to John Donne. Published in samizdat (underground copies, usually typewritten and passed from hand to hand), such writings fueled a growing reputation in Western literary circles.

After several warnings, a newspaper campaign was mounted against Brodsky, characterizing him as a “literary drone.” His arrest, trial, and conviction followed. Brodsky later looked back at the sentence of hard labor in the north as a profitable time. His typewriter and books—particularly Louis Untermeyer’s anthology of British and American poetry and a Russian-English dictionary— allowed him to translate the great English-language poems and improve his use of the language. It was also a creative period for the poet.

In 1974, a Russian writer was sentenced to four years in a labor camp and two years in exile for attempting to distribute underground literature, including copies of Joseph Brodsky’s poetry. By 1990, Soviet glasnost policies made it possible to obtain a copy of Brodsky’s poems in the Leningrad airport bookstore.

Brodsky was castigated in the Leningrad press as early as 1963 for being a “quasi-literary drone” whose poetry was pessimistic, cynical, and decadent. A January 1964 article from the Evening Leningrad warns: “Nothing will save Brodsky and his supporters from the judgment of public opinion. . . . The drone Brodsky has lived at the expense of society long enough. Let him work.

And if he doesn’t want to, he has only himself to blame for the consequences.”

Following his trial many of Brodsky’s poems were published in the United States, beginning with Gleb Struve and Boris Filippov’s 1965 Stikhotvoreniia i poemy, edited from the samizdat texts they had collected. Struve, a specialist in Russian literature of the twentieth century, had published works from both Soviet and émigré writers. Within the next few years, translations of Brodsky’s poems appeared in English, German, French, Hebrew, Polish, and Czech. Foreign visitors beat a path to Brodsky’s door.

The KGB took notice.

23

In May 1972, during a visit from Carl Proffer, a professor at the University of Michigan and head of a small publishing house, a message came for Brodsky to report to the Ministry of Visas and Immigration. An ultimatum was presented, leaving Brodsky no choice: he had to leave the country of his birth and language. Proffer helped to arrange a position at the University of Michigan; Brodsky accepted.

The Years in Exile The Soviet authorities assumed that once Brodsky left the country he would become just one more émigré among many and that his importance would diminish accordingly. This could not have been further from the truth. In fact, rare for a poet, Brodsky gained celebrity status with his dry humor, his openness to the media, and his prolific writings. His poems, reviews, interviews, and essays appeared not only in small literary journals but in the mainstream press, including the New York Times Magazine, the New Yorker, Newsweek, Vogue, and Mademoiselle. He gave public readings. He bought a typewriter with roman characters and started writing in English.

Meanwhile, back in the USSR a total of only four of Brodsky’s poems had been published and these during his very early years. Although many knew his poetry through samizdat copies and smuggled Western editions, it took the commitment of Russian writer Vladimir Maramzin to attempt a complete edition of Brodsky’s poems. Between 1971 and 1974, he gathered Brodsky’s poems from all available resources, then retyped and photocopied them. Maramzin managed to collect approximately 2,000 pages of poetry that he hoped to publish as an underground typewritten publication. He painstakingly searched for texts, established the correct dates, and wrote scholarly commentaries. He presented his findings 24

to Brodsky before his exile in 1972, who then selected and corrected the texts.

Mikhail Kheifets, another Russian writer and literary critic, wrote an introductory essay to the collection entitled “Joseph Brodsky and Our Generation.” In April 1974, the homes of both Maramzin and Kheifets were searched, and numerous manuscripts and samizdat documents were confiscated, including Brodsky’s poetry and the introductory essay. Maramzin and Kheifets were interrogated by the KGB, accused of anti-Soviet propaganda and agitation, and tried by the Leningrad City Court. Maramzin was sentenced to five years in a labor camp but in July 1975 was allowed to emigrate from the Soviet Union. Kheifets served four years in a labor camp and two years in exile.

When the policies of glasnost and perestroika created greater freedom of expression in the Soviet Union, Brodsky’s poems began to appear, first in the periodical Novyi Mir (1987), followed

by Neva (1988). Then the floodgates opened. By 1990, it was possible to obtain a copy of Brodsky’s poems in the Leningrad airport bookstore.

In 1992 Sochineniia Iosifa Brodskogo (Works of Joseph Brodsky) appeared in St. Petersburg, based on Maramzin’s collection.

Brodsky had approved for inclusion in this edition 14 of the 26 poems that had been included in 1965 by Gleb Struve in Brodsky’s first published collection, Stikhotvoreniia i poemy, but which Brodsky had not permitted to be published subsequently.

Meanwhile, in the United States Brodsky received a John D. and Catherine T. MacArthur award in 1981, followed by a Guggenheim award, an honorary doctorate in literature from Oxford, and the National Book Award for the book of essays Less Than One. In 1987 he was awarded the Nobel Prize for literature. Brodsky responded: “I’m the happiest combination you can think of. I’m a Russian poet, an English essayist, and an American citizen!”

From 1981 until his death in 1996 he spent each spring teaching at Mount Holyoke College. His eighteenth-century home in South Hadley with its rough maple floors reminded him of his family’s room and a half in Leningrad and his mother’s admonition not to walk barefoot on the wooden floors. His parents had tried for years to obtain exit visas, but their applications were always rejected; they both died without seeing their only son again.

In 1996, Joseph Brodsky suffered a massive heart attack and died at the age of 55, leaving his new wife, Maria Sozzani, and two-year-old daughter, Anna.

25

Я своей строкой твоей снежности Поутру улыбнусь, Февраль. Всех остатков любви и нежности Мне уже расплескать не жаль. Помнишь, ветром двадцатого дня Всё снега по земле мело, Ты впервые качал меня... Да... полвека уже прошло. Помнишь, тоненько пел хрусталь, Гости крепкое что-то пили, И отец мой маме сказал: - Назовём свою дочку Лилей. Белой лилией в белый Февраль Оберег мой в холодной снежности Прихожу, расплескать не жаль Всех остатков любви и нежности.

Лилия Скляр – психолог, журналист, поэт. Родилась на Дальнем Востоке в столице Еврейской Автономной области городе Биробиджане. Работала в СМИ Хабаровска и Биробиджана. В декабре 1992 года репатриировалась в Израиль. С июля 2006 года проживает в Канаде, в городе Торонто. Лауреат Международных литературных конкурсов в области поэзии «Литературная Вена 2010» и «Верность родному слову 2010».

26

27

Ко Дню рождения В. Высоцкого

Золотой Лауреат Национальной Литературной Премии «Золотое Перо Руси2008», ленинградец, а ныне житель Монреаля Владимир Морган родился в годы Великой Отечественной войны на Байкале. Публиковался в ленинградской и во всесоюзной прессе, в журналах «Аврора», «Москва», «Октябрь», «Морской флот», «Вымпел», выступал на радио и на телевидении В. Морган - член Международного Союза Писателей, Honorary member of The International Society of Poets (штат Мериленд, USA), обладатель Silver Bowl, медалей Poet of Merit, Poetry Ambassador-2006, Interactive Media Awards Winner Grand-Prix «Престиж-2008» и призер Литературного конкурса города-наукограда Королев «Супердесятка-2009». Первой заявкой на «эмигрантскую» тему, ставшей для Владимира Моргана основной, представляются написанные им стихи на английском языке. Впоследствии они вошли в несколько элитных антологий североамериканской поэзии, представленных ныне в библиотеке Конгресса США. В разные годы жизни на родине и за рубежом, Владимиром Морганом написаны и изданы пять совершенно различных по жанрам книг. Среди них два поэтических сборника, книга прозы «The Hunt for Money» или «Охота за деньгами», а также «Tete-a-Tete « «Один-наодин с судьбой». Недавно вышла новая книга художественной прозы The Russian Immigrants - «Эмигранты». В Монреале, в городе четырёх Эйфелей, в канадской франкоговорящей провинции Квебек, живут многие реальные и вымышленные герои писателя.

- Новый эмигрант, - утверждает писатель, - это новое, яркое социальное явление. Мы встретились с неким неизвестным ранее сословием мира, с особым, многочисленным слоемклассом людей со своей ярко выраженной психологией и идеологией. Писать об этом уникальном ныне явлении доставляет мне огромное удовольствие.

28

ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ:

Владимир Морган ЭССЕ-МЕМУАР 1. Душным летом 1972 года, в тогдашнем Ленинграде, на Чугунной улице, в коробке служебного помещения, называемой совещательной комнатой, где входная дверь - с торца и где на тот момент пребывали поэт Г.Поженян и еще двое незнакомых мне парней, я впервые лицом к лицу встретился с величайшим человеком из всех людей, кто жил вместе со мною на белом свете - с Владимиром Высоцким. Я употребляю эпитет «величайший» не в умаление заслуг и достоинств других наших современников. Каждый хорош по-своему. Но по глубокому душевному потрясению, пережитому мной давным-давно, от первого, когда-то подпольного, прослушивания песен «Хрипастого», у меня раз и навсегда сложилось впечатление, что Высоцкий - это мы, это наша эпоха. Безотносительно к тому, создал человек или нет эпохальное произведение подобное «Евгению Онегину» или «Войне и миру». Жанр зависит от состояния самого общества. Например: эпоха злополучного нэпа в Союзе лучше всего отображена в незамысловатых, казалось бы, приключениях Остапа Ибрагимовича Бендера. Позже сложился даже исторический анекдот. Студента из будущего спрашивают: «Кто такой Леонид Брежнев?» Ответ: «Мелкая политическая фигура из эпохи Высоцкого.» И тем более удивительно теперь, что во всем социалистическом реализме при его жанровом разнообразии, царившем тогда в советской империи на всех языках, у нашего времени не нашлось другого способа отображения в слове кроме как явиться нам в восьмистах стихотворениях, городских балладах и романсах Высоцкого. Другого не дано. Хоть и просил его со страстной силой поэт у бога. В стихотворно-песенно-артистических созданиях Высоцкого есть все. От уборщицы Нинки и уличных хулиганов, полета в самолете Гражданской авиации и бойцов штрафного батальона, до рассказа о Париже и неофициальной беседы с отставным Генеральным секом бывшей «родной коммунистической партии». Портреты, действующие лица. А необъятная тематическая широта - неоспоримое доказательство необъятности таланта.

2. Так какова же была его или, вернее, наша эпоха? Как теперь оказалось, мы тогда прямо с броневика Ленина пересели в «Наш паровоз вперед лети» и сходу вкатились во времена массово-глухого, а порой и открыто-одиночного недовольства. Во всех эшелонах власти, в идеологических окопах и в отхожих местах промысла советских обывателей. Несмотря на инерционное давление партийного аппарата. Виктор Цой значительно позже Высоцкого угрожающе требовал в своих песнях: «Мы хотим перемен!». Но надо было обладать поистине гениальной пророческой интуицией, чтобы, прозревая грядущее, еще в семидесятые годы почувствовать, что поезд идет под откос, и сказать так, как сказал всенародный поэт: «Пусть впереди большие перемены - я это никогда не полюблю!» Ко всему, самое главное: Владимиру Высоцкому, как никому другому в советское время, удалось воплотить в своем творчестве заповедную аксиому русской литературы: художественное, поэтическое слово - это не рафинированная игра в искрящийся бисер, а наивысочайшая тягость воплощения в нем правды жизни и неистребимый поиск справедливости. «Скажи, Серега?»

3. Все это достаточно сложно, и я пишу так совсем не для того, чтобы смутить читателя высокопарностью. Напротив, для ясности. Потому что ко времени встречи с Высоцким я уже был мало-мальски обучен по системе высшего филологического образования, умел отличать в стихах искренность от подделки, глубокую заинтересованность автора от спекуляции на теме. Да и сам был неплох. Не ходил туда, куда указывали нам «партия и правительство». Единственно добавлю: мы хотели лучшего. Как говорится, жили-не тужили и такое, вот, получили.

Vladimir Vysotsky:

ESSAY- MEMOIR

by Vladimir Morgan

1.

During the sweltering summer of 1972, in what was then Leningrad, on the Chugunnaya Street, in the box of an office space, called the deliberation room, by the front door – at the end of which, and where at that time stayed the poet G. Pozhenyan with two other guys unknown to me, I, for the first time, met, face to face, with the greatest man of all men who lived with me in this world - Vladimir Vysotsky.

I use the epithet “great” not in derogation of merit of our other contemporaries. Each is good in their own way.

But, due to a deep emotional shock experienced by me long ago, from the first, once underground, listening of the songs by the “Wheeze”; I had once and for all the impression that Vysotsky - is us, is our era. Irrelative to whether or not a person has created an epoch-making piece like “Eugene Onegin” and “War and Peace”; genre depends on the state of society itself. For example: the ill-fated era of NEP in the Soviet Union is best displayed in the apparently candid adventures of Ostap Bender Ibragimovich. Later there even emerged an historical anecdote. A student from the future is asked: “Who is Leonid Brezhnev?” Answer: “a minor political figure from the era of Vladimir Vysotsky.”

And even more surprising now, is that in the whole of socialist realism with all its genre variety, reigning then in the Soviet Empire in all the languages, in our time there was not found any other form of poetic expression, but what came to us in eight hundred poems of urban ballads and songs of Vysotsky. There was nothing else. Though, with a passionate heart, the poet asked God for there to be something else.

In verse, song and artistic creations Vysotsky has it all. From Ninka the cleaner and street hooligans, flight in a civil aircraft and fighters of the penal battalion, to the story of Paris and an informal conversation with a retired General Secretary of the former “Native Communist Party”; Portraits, leading actors, a vast thematic breadth - irrefutable proof of the immensity of talent.

2.

So what was his, or rather, our era? As has now turned out we transferred right from the armoured car of Lenin to “Our locomotive, fly forward!” and immediately rolled into a mass-deaf, and sometimes openly solitary dissatisfaction; in all levels of government, in the ideological trenches and seasonal work of Soviet inhabitants. Despite the inertial pressure of the party apparatus.

Viktor Tsoi much later than Vysotsky threateningly demanded in his songs: “We want changes!” But one had to have an absolutely great prophetic intuition to foresee the future, while still in the seventies to feel that the train is derailed, and to speak as a national poet, by saying: “Let there be great changes ahead – I’ll never fall in love with that.” In everything, most importantly, Vladimir Vysotsky, as no one else in the Soviet times, managed to embody, in his work, the secret axiom of Russian Literature: artistic, poetic word - it is not a refined game in sparkling beads, but the utmost burden of exemplifying in himself the truth of life and the indestructible search for justice.

“Tell me, Seryoga?”

29

А в то лето семьдесят второго я целый год трудился репортером-поденщиком на радио Ленинградского оптико-механического объединения, сокращенно ЛОМО. Великий тезка мой к тому времени тоже преуспел: бросил в сердцах строительный институт, где учился по настоянию родителей, закончил театральную студию, попробовал актерскую силу на подмостках двух или трех московских театров и прибыл в прославленный город на Неве уже в роли бессмертного Гамлета. Таганцы ставили пьесу Шекспира во Дворце культуры имени одной из советских пятилеток, уж не помню точно, какой по счету. Творческая интеллигенция и советско-партийная общественность Северной Пальмиры пришла в необычайное волнение от невиданного до сих пор Принца Датского, произносящего шекспировский монолог в переводе Бориса Пастернака на пустой сцене, у края свежевыкопанной могилы, в спортивном трико и с гитарой наперевес... Кому показалось, кому - не очень. Кто «за», кто - «против». Сказать правду, горячие дискуссии вокруг образа нового Гамлета, воплощенного на сцене Высоцким, переходили порой в рукопашные схватки. Особенно в студенческих общежитиях. И вдруг в среде местных журналистов и газетчиков разнеслась удивительная весть, что всеобщий кумир «выступит» со своими песнями в конференц-зале ЛОМО. Ктото даже сообщил незнайке мне, что всякий раз, бывая в Питере, Володя и прежде любил это место встреч со своими слушателями. И действительно, здесь в то время находилась одна из лучших сцен тогдашнего Союза по акустическому оборудованию, с любящим исполнителя интеллигентным и благодарным слушателем.

4. Бывшее ЛОМО - одна из передовых и крупнейших в мире фирм по оптике, радиотелемеханике и акустической аппаратуре для космоса и подводных изысканий. Трудилось здесь тогда тысяч сорок разного народу: все в наушниках производственной музыки, почти все сплошь в белых халатах и мягких тапочках, в герметично закупоренных помещениях с заданным микроклиматом, с Политехническим институтом на базе предприятия. Становилось нормой высококвалифицированный рабочий с одним, а то и с двумя инженерными дипломами. Дюраль, стекло, бетон... Мягкие кресла просторного конференц-зала амфитеатром облегали небольшую, уютную, открытую, полуовальную сцену, оборудованную микрофоном стационарной звукозаписывающей студии. А само предприятие, кстати, считалось «закрытым», оборонного значения, и чужие журналисты со стороны просто-напросто отгонялись от этого наиважнючего объекта. Информация местных газетчиков, поставляемая ими во внешний мир, тщательно отцеживалась через секретный отдел. И еще одно «кстати»: в многотиражной газете ЛОМО, называемой «Знамя», сотрудничал штатно в те года Сергей Довлатов, черпая там материал для своих первых рассказов и вырастая там (как и везде) в крупнейшего писателя современности.

30

5. Со всех своих крепких ног бросился я к своему редактору радио, сообщая о скором прибытии Высоцкого. Она деланно поморщилась.

- Что ты нам предлагаешь?

- Музыкально-литературную композицию! - воскликнул я, по-молодому наивный, хоть и битый уже неоднажды, да неученый. К тому времени мне удалось озвучить в эфире стихи тогда еще гонимого Эдуарда Межелайтиса, снабдить музыкой мягкий, «камерный» мир ленинградской поэтессы Тамары Никитиной, других редко печатаемых лириков, не считая местных талантов из литературного объединения ЛОМО. Мне казалось легко возможным создать радиокомпозицию по творчеству Высоцкого, принимая во внимание высокую степень его блистающего самобытностью поэтического таланта и широкую официальную известность поэта, как ведущего артиста театра на Таганке. Но редактором моим была предпенсионного возраста женщина, познавшая все тайны и извивы партийной жизни. На прекрасных студийных «МэЗах» она частенько и скрытно переписывала песни того же самого Высоцкого, неплохо приторговывая

3.

All of this is difficult, and I write this so as not to confuse the reader with grandiloquence, however, for clarity.

Because at the time of the meeting with Vysotsky I was to some extent trained in the system of higher philological education, and was able to distinguish sincerity from phoniness in poetry, a deep interest of the author from speculation on the theme. And he himself was not bad; did not go there, where the “party and government” pointed people. I only will add: we wanted the best. As they say, “lived and not grieved and such a thing received”.

And that summer of ’72, I spent the whole year working as a reporter-day labourer on the radio of the Leningrad Optical and Mechanical Association, abbreviated LOMO. My great namesake by that time also did well: in a temper dropped out of Construction Institute, where he studied at the urging of his parents, graduated from drama school, tried out his acting ability on the stages of two or three theatres in Moscow and arrived in the famous city on the Neva, now in the role of the immortal Hamlet. Taganka Theatre staged Shakespeare in the Palace of Culture named after one of the Soviet fiveyear plans; I do not remember exactly what the count was.

Artistic intellectuals and Soviet-partisan community of North Palmyra became unusually thrilled to see a hitherto unknown Prince of Denmark, pronouncing Shakespeare soliloquy in translation by Boris Pasternak on an empty stage, at the edge of a freshly-dug grave, in sport tights and a guitar at the ready ...

Some approved, others - not so much; Some “for”, some – “against”.

To tell the truth, heated discussions around the image of the new Hamlet, personified on stage by Vysotsky, turned at times into hand-to-hand combat; especially in university dormitories.

And suddenly, in an environment of local journalists and newspapermen spread surprising news that everyone’s hero will “perform” his songs in a conference room of LOMO. Someone even said, to a knownothing such as me, that every time, while visiting St. Petersburg, Vladimir especially loved this place for meetings with his listeners. Indeed, here at the time was one of the best stages with acoustic equipment in the Soviet Union of those days, with an intelligent and appreciative audience that loved the singer.

4.

Former LOMO - one of the best and biggest companies in the world of optics, radio, television, sound systems for aerospace and underwater exploration. At the time, there worked about forty thousand different people: all wore music production headphones, almost all entirely in white robes and slippers, in hermetically sealed rooms with a given microclimate, and the Polytechnic Institute at the base of the enterprise. Becoming the norm was a highly qualified worker, and even with two engineering diplomas.

Duralumin, glass, concrete...Cushioned chairs of the spacious conference-hall amphitheatre encircled the small, friendly, open, semioval stage, equipped with a stationary microphone recording studio. And the company itself, incidentally, was considered “closed”, of defence importance, and other journalists offsite were simply turned away from this most significant object. Information of local newsmen, delivered to the outside world, was carefully filtered through the secret department. And one more thing: in the largecirculation newspaper of LOMO, called the “Banner”, during those years Sergei Dovlatov was working nominally, drawing material from there for his first short stories and growing there (and everywhere) into the biggest writer of our time.

5.

With all the strength of my legs I rushed to my radio editor, telling him about the imminent arrival of Vladimir Vysotsky. She made a strained wince.

- What do you propose to us?

- A musical-literary composition! - I shouted in a young-naïve way, having been more than once broken, though still not learning my lesson.

By the time, I managed to air the poetry of the still persecuted Edward Mezhelaytisa, to supply with music the soft, “chamber” world of the Leningrad poetess Tamara Nikitina, and other rarely printed lyricists, not counting the local talent from the literary association of LOMO. It seemed to me easily possible to create a radio composition to the works of Vladimir Vysotsky, taking into account the high degree of the brilliant originality of his poetic talent and the extensive official recognition of the poet, as a leading actor of Taganka.

But my editor was a woman approaching retirement age, knowing all the secrets and twists of the party life.

At the wonderful studio “MeZah” she often secretly copied the songs of the same Vysotsky, selling reels at 100ru apiece (at that time!), single-handedly using the access right of bringing in and taking out of the tape through the checkpoint. To me, however, the budding communist-speculator firmly put: - No! Maybe only five minutes in the “News”.

Her scepticism and wariness were incomprehensible to me. In those days I was only thirty and still driven

31

бобинами по 100рэ за штуку (в те-то времена!), ибо единолично использовала пропускное право на внос и вынос магнитофонной ленты через проходную. Мне, однако, начинающая коммунисткаспекулянтка жестко отрезала: - Нет! Может быть, только минут на пять в «Новостях». Ее скепсис и настороженность были непонятны мне. В свои тогдашние всего тридцать я, ведомый здоровыми тогда еще инстинктами здорового от природы человека, совершенно не реагировал на то обстоятельство, что всего лишь четыре года назад, жарким летом шестьдесят восьмого, под гусеницами советских танков погибла «бархатная» революция в Чехословакии и что как раз в 72-м началась очередная чистка в рядах творческой интеллигенции Союза. По словам моего нынешнего земляка-монреальца замечательного артиста Станислава Холмогорова, двенадцать лет проработавшего в театре на Таганке, накал страстей и ужас ожидаемого разгрома труппы с особой силой выражен в песне Высоцкого «Еще не вечер», в которой любимый театр ассоциируется с пиратским кораблем «Корсар», едва держащимся наплаву. Только отчаянный телефонный звонок «по вертушке» главного режиссера Юрия Любимова Генсеку Брежневу помог ему спасти свое сценическое детище. Ничего этого, конечно, не знали в то время ни я, ни редакторша. Но она была искушеннее меня. Предстоящая встреча в ЛОМО с Высоцким нигде в городе заранее не была объявлена и я, профессионально обрадовавшись отсутствию пишущей братии, помчался с портативным магнитофоном «Репортер - 5» венгерского производства на интервью с поэтом. А моя руководительница мигом отправилась в партком совет держать: пускать в эфир сообщение о Высоцком или не пускать?

6. Иная трудность совершенно неожиданно настигла меня у самых дверей конференц-зала. Поклонницы Высоцкого - молодые работницы и те из городских девиц, кому «по блату» удалось попасть на территорию головного предприятия, запрудили собой все подходывыходы. Как и положено соперницам, стояли они молча, отчужденно друг от друга. Плотно. Несокрушимой стеной. Но когда перед началом концерта появился Высоцкий в оцеплении народных дружинников, истеричные почитательницы поэта всей своей массой устремились к нему, теснясь и толкаясь. Пробиться сквозь них было бы чудовищно здорово, но физически невозможно. Крепким парням удалось затиснуть непризнанного гения в продолговатую комнату. Пятеро из них заняли круговую оборону у дверей, и к призывным выкликам юных сирен «Володя! Володя!» примешался и мой сердитый баритончик «Пресса! Пресса! Здесь пресса!» Я при этом яростно работал локтями, вздымая над головой красную книжечку с золотым тиснением, о чем я кричал. Растерявшийся дружинник вставил голову в дверь и сообщил в пространство: - Там какой-то из прессы...

- Кто такой? - резко спросил глухой, как-бы простуженный басок.

- Я корреспондент местного радиовещания!

- А-а-а...Тогда заходи, - улыбчиво протянул Высоцкий. Коротко, повоенному и, все-таки, участливо спросил: - В чем нужда? Высоцкий занимал место в середине стола для президиума, царившего в центре помещения, отделанного, как и мебель вокруг, под красное дерево.

32

- Только небольшую радиобеседу для наших слушателей - работников объединения,- сказал я.

7. В появившейся потом песне «Интервью» Высоцкий дал нелестный отзыв о деятелях масс-медиа, но полагаю, что это не про меня. А опасливые советские журналисты, думаю, его в то время не баловали своим вниманием. Наверное поэтому на мои слова Высоцкий удивленно вскинул брови, пристально вгляделся в меня и пророкотал окрепшим голосом: - После... После концерта. Минут десять, не больше. Но я не ушел, а приткнулся поближе, на уголке другого стола, длинного, как посадочная площадка, и стоящего в стороне, ближе к правой стене от входа.

- Раз уж у нас тут сидит корреспондент, - сказал Г. Поженян, - я передам для всех об одном случае, о котором рассказал мне военный моряк... Уж не знаю, в каком районе мирового океана, их подводная лодка, сумбарина, потерпела аварию и легла на грунт. Лежать морякам на дне пришлось сорок восемь часов, задыхаясь от недостатка кислорода, обливаясь потом. Несколько членов экипажа сошли с ума и в их числе офицер-парторг, а в изолированном отсеке нашего моряка и его товарищей оказался магнитофон с записями песен Высоцкого. Все эти долгие, жуткие часы страдальцы беспрерывно крутили Володины кассеты и выжили, а особый эмоциональный настрой, помогавший им выстоять, вызвала у моряков песня «Спасите наши души». Прищурившись, словно всматриваясь в темноту сквозь прожектора, подхватил тему героики Высоцкий. - Вот у меня недавно был случай, на репетиции... Стоим мы на сцене у края могилы. Там есть такой деревянный брус. И вдруг мой напарник оступается и летит головой прямо на угол. У меня сердце захолонуло. Но я этого парня успел подхватить и говорю ему: «Теперь ты мне по гроб своей жизни обязан». А он смеется: «Нет, говорит, теперь ты меня должен до самой пенсии содержать!» По ходу этого рассказа я впервые получил возможность взглянуть на поэта и отметил его прекрасную физическую подготовку, крепко сбитое тело человека невысокого роста, замечательную координацию движений и мгновенную реакцию. Поразило меня двойственное впечатление, которое оставляло лицо. По лицу поэт мог вполне сойти за обыкновенного московского хулигана, если бы не какое-то тонкое, возможно, благоприобретенное позже неустанной работой над собой сквозящее изнутри благородство. Челка. Тяжелый подбородок. Густые брови. Оттопыренная нижняя губа. И постоянно сдерживаемая внутренняя сила. Показалось, что Высоцкого занимает в его рассказе нравственная сторона процесса «спасение - благодарность». Он, видимо, и размышлял об этом, когда заметил, что я, настырный, давно уже исподтишка включил свой «Репортер».

- Ну, спрашивай уже,- понятливо усмехнулся он.

- Владимир,- отчетливо и смело, как в прямом эфире, задал я свой первый вопрос.- Скажите, пожалуйста, как вас называть по отчеству?

- Зачем это вам? - неожиданно резко и тяжело откликнулся Высоцкий.

- Вы всенародный поэт, известный артист известнейшего театра в нашей стране и за рубежом, вы старше меня и встреча наша официальная. Не могу же я перед радиослушателями называть вас

by healthy instincts of a naturally healthy man, yet completely failed to react to the fact that only four years ago, in the hot summer of ‘68, under the chain treads of Soviet tanks was destroyed the «Velvet Revolution in Czechoslovakia and that in ‘72 began the usual ‘cleaning’ in the ranks of artistic intellectuals of the Union.

According to my current fellow-Montrealer, a remarkable artist Stanislav Kholmogorov, who worked in the Taganka theatre for twelve years, the passions and fear of the expected devastating crush of the troupe is expressed in the song of Vysotsky's “It’s not yet evening” in which the favourite theatre is associated with the pirate ship “Le Corsaire” which could scarcely stay afloat. Only a desperate phone call to “the turntable,» by the chief director Yuri Lyubimov to the General Secretary of Brezhnev helped him save his stage creation.

All this, of course, was not known at the time, neither to me nor the editor. But she was more experienced than me. The upcoming meeting in LOMO with Vysotsky was not announced anywhere in the city in advance, and I, professionally delighted at the absence of writing brethren, ran with a portable, Hungarian made tape recorder “Reporter – 5” to an interview with the poet. While my boss instantly went to the party committee to hold a council: whether to broadcast the message about Vysotsky or not?

6.

Another difficulty quite unexpectedly caught up with me at the door of the conference hall.

Vysotsky’s fans - young women workers and urban girls, who “by pulling strings” managed to get in to the territory of the head company, have flooded all entrances and exits.

As it is expected of rivals, they stood in silence, estranged from one another; densely, as an indestructible wall. But when before the show, Vysotsky appeared in the cordon of national body-guards, hysterical admirers of the poet rushed to him in a pushing and shoving mass. To break through it would be terribly fun, but physically impossible. Tough guys managed to squeeze the unreceived genius into an oblong room. Five of them took a perimeter defence at the door and together with the shouting calls of young sirens “Volodya, Volodya!” mingled in my heated baritone “Press!” Press” “The press is here!” At this point I furiously worked with my elbows, raising the red book with gold stamping over the head as I shouted.

The bewildered bodyguard put his head to the door and said to the space: - There's some kind of press ...

- Who are you? - Abruptly asked a muffled bass as though it has caught a chill.

- I am the correspondent of the local radio!

- Ah-ah-ah…Then come in, - smilingly extended Vysotsky. Briefly, military-style and, yet, sympathetically he asked: - What's the need?

Vysotsky resided at the middle of the table for the Presidency, reigning in the center of the room, decorated like the furniture all around, akin to mahogany.

- Only a small radio talk for our listeners - union workers - I said.

7.

In the song, which appeared after, called “Interview” Vysotsky gave an unflattering feedback on the activities of mass media, but I believe that this is not about me. And the cautious Soviet journalists, I think at the time, did not spoil with their attention. Perhaps that is why Vysotsky raised his eyebrows in surprise to my words, looked intently at me and roared in a stronger voice: - After...After the concert. Ten minutes, no more.

But I did not leave, and remained closer to the corner of another table, long as the landing platform, which stood at the side, by the right wall of the entrance.

- Now that there sits a correspondent with us - said G. Pozhenyan - I will recount to all one incident, about which I heard from a military sailor...I do not know what part of the world's oceans, their submarine, had an accident and fell to the ocean floor. Lying at the bottom, the sailors endured for forty-eight hours, suffocating from lack of oxygen, drenched in sweat. Several members of the crew went mad, and among them an officer, party official, but in the isolated compartment of our sailor and his comrades turned out to be a taperecorder with the songs of Vysotsky. All those long, terrible hours the sufferers constantly played Volodya’s cassettes, and survived; the special emotional state, which helped the sailors to endure, was produced by the song “Save Our Souls.”

33

просто Володей. Как-то несообразно с ситуацией. - как мог, объяснил я.

- Ну, Семенович, - нехотя буркнул Володя. И отпарировал: - А вас как?

- Ну, Иванович, - В тон ему подхватил я . - Итак, Владимир Семенович, скажите, пожалуйста, как вы оцениваете свое творчество? Вы - кто: менестрель, бард, шансонье?

- Я поэт! - твердо, как математическую формулу наизусть, произнес Высоцкий. - Я - поэт, который пишет стихи и исполняет их под гитару. Я никогда не пою чужие песни или стихи. Я думаю, что, если бы Пушкин жил в наше время, он бы тоже исполнял свои стихи под гитару. Он, кажется, владел каким-то музыкальным инструментом.

- А кто ваш любимый поэт?

- Я всех и по разному люблю. Нельзя любить только одного кого-то, исключительно выборочно.

- Если вы работник печатного слова, то где и какие ваши книги могут почитать наши радиослушатели? Высоцкий задержался с ответом. Вмешался Г.Поженян: «На этот вопрос я отвечу. Мы, друзья, помогаем Володе с выпуском первого поэтического сборника. Он скоро выйдет. Мы надеемся.»

- А какой совет вы могли бы дать молодым людям. Как стать знаменитым или, скажем известным?

- Выйти на улицу, например, Горького - зябко повел плечом Высоцкий, - выбрать витрину побольше и - ногой! Чтоб стеклышки посыпались. - Его примеры были, что называется, от «противного». - Смотря кто к какой известности стремится...

8. Продолжить Высоцкому не удалось. Стремительно распахнулась дверь и, вырвавшись из рук дружинников, в комнату вбежала разгоряченная борьбой блондинка с накладными ресницами и румянами на щеках, в ослепительно серебряном платье с люрексом, вся похожая на космическое создание. Гипнотически завороженно надвигалась она прямо на Высоцкого. Ну, не на сидящего же рядом Г. Поженяна, усатого, толстого и пожилого человека надвигаться ей!

- Что-то будет! Что-то будет! - встревоженно колотилась мысль в моей голове. - Кто она, эта девушка, эта молодая женщина? Обманутая и покинутая? Соблазненная и ославленная? Я и вправду забеспокоился об исходе интервью. Тем более, что руки «мимолетного явления» неестественно странно и даже как-то угрожающе были заведены за спину. Но Высоцкий, сидевший за столом вполоборота в мою сторону, даже не переменил позу, только зыркнул на девицу да по-боксерски набычился.

- Тишина в комнате установилась мертвая. Казалось: вот-вот что-то должно произойти... Но не встретив у поэта ожидаемой ею реакции обожания, бывшая страстная поклонница разочарованно развернулась и - надо же, куда все подевалось? - не выпорхнула, а тяжело выбежала. О, Боже! Чего ожидала эта заочно влюбленная, кого увидеть и что встретить?

- Итак,- вернул меня к прозе жизни ровный голос Высоцкого, - продолжим нашу беседу...

34

9.

- Владимир Семенович, расскажите, пожалуйста, как зародился замысел непривычного зрителям образа Гамлета, которого вы играете на сцене? - задал я вопрос во второй части нашего интервью. И вновь забегала перед моими глазами красная стрелка на голубой шкале индикатора звука, чутко реагируя на каждый вздох и паузу сидевшей передо мной «неразрешенной» знаменитости.

- Однажды, - раздумчиво надиктовывал мне Высоцкий,- мы с Юрием Любимовым оказались в одном скором поезде, в одном купе. Я рассказал Юрию как я воспринимаю Гамлета и всю эту пьесу. Начиная с монолога «Быть или не быть». Знака вопроса в этом предложении у Шекспира нигде нет. И мы не должны канонически считать, что Гамлет - этакая полубезумная личность, запутавшаяся в сетях обстоятельств. Нет, Гамлет не потерявший разум уличный артист. Он - принц, царедворец, его учили этой науке: управлять собой, своей судьбой и людьми. Возраст у него - возраст совершенно зрелого мужчины. Не случайно, а намеренно он протыкает шпагой за занавесью подслушивающего противника. Он осознанно расправляется со всеми своими врагами. Он для этого и прибыл на корабле из Англии, чтобы навести порядок в своем доме...» И тут прозвенел в конференц-зале первый звонок.

- Что вы хотели бы пожелать нашим радиослушателям-оптикам? - заученно выпалил я.

- Чтобы здоровы были. Чтобы выпускали больше очков, биноклей, фотоаппаратов, микроскопов. Ну, что там еще?

- А вам, Владимир Семенович, дальнейших творческих удач и свершений! Я выхватил из кармана театральную программку «Гамлета» и попросил у Высоцкого автограф. Мыслями уже весь на эстраде, он буквально слово в слово повторил свое пожелание, добавив только «Дорогим оптикам». И мы двинулись в зал.

Squinting, as if peering into the darkness through the spotlights, the theme of heroism was picked up by Vysotsky; – Well, I have recently had an occasion to rehearse...We stood on stage at the edge of the grave.

Where there was a certain wooden beam. And suddenly my partner stumbles and flies headfirst straight towards the corner’s sharp edge.

My heart jumped. But I managed to catch this guy and tell him: “Now you owe me your life till the grave”. And he laughed: “No, he says, now you have to support me till retirement!”

In the course of the story I first got a glimpse of the poet and noted his excellent physical fitness, sturdily built body of a man who was not very tall, with excellent movement coordination and instant reaction. I was struck by a two-sided impression, made by his face. By his appearance, the face of the poet could quite easily pass for an ordinary Moscow hooligan, if not for some subtle, perhaps, acquired later, with the tireless work on his persona, hint of inner nobility. Hair bang, heavy chin, bushy eyebrows, protruding lower lip and constantly restrained inner strength.

It seemed that in his account Vysotsky was interested in the moral aspect of the “rescue - gratitude.” He apparently was thinking about it, when he noticed that I stubbornly had long since secretly turned on my “Reporter”.

- Well, ask me already - he smiled understandingly.

- Vladimir - clearly and boldly, as if on the air, I asked my first question. Can you tell me how to call you by your patronymic?

- Why is this to you so important? - Unexpectedly sharply and seriously responded Vysotsky.

- You are a popular poet, a famous artist of the most renowned theatre in the country and abroad, you are older than me and our meeting is official.

I can not in front of radio listeners call you just Volodya. Somehow it is incongruous with the situation. - As I could, I explained.

- Well, Semyonovich, - reluctantly muttered Vladimir. And retorted: What's yours?

- Well, Ivanovich. - I picked up in the same tone. - So, Vladimir Semyonovich, please tell me how you evaluate your work? You – who is a minstrel, bard, singer?

- I am a poet! - Solid as a mathematical formula known by heart, said Vysotsky. - I am a poet who writes poetry and performs them with a guitar. I never sing another's song or poem. I think that, if Pushkin had lived in our time, he'd also performed his poetry with a guitar. He seems to have played some musical instrument.

- Who is your favourite poet?

- I love all in various ways. You can not love just one poet discriminatingly.

- If you are a worker of the written word, where and which of your books can be read by our audience?

Vysotsky delayed answering. G. Pozhenyan intervened: “That question I will answer. We, his friends, are helping Volodya with the release of the first poetry collection. It will be released soon. We hope.”

- And what advice would you give to young people. How to become famous or, say well-known?

- Take to the streets, for example, Gorky Street - Vysotsky shrugged his shoulder in a shiver - select a window which is biggest - and kick! So that pieces of glass shatter down. - His examples were, as they say, of “the adversary.” – Depends on which fame one strives for.

8.

Vysotsky was unable to continue. The door was rashly opened and, having escaped from the hands of bodyguards, into the room rushed in, a flushed from the fight, blonde with false eyelashes and blush on the cheeks, in a dazzling silver dress with lurex, all resembling a cosmic creation. Hypnotically entranced she approached directly towards

Vysotsky. Well, not at Mr. Pozhenyan, would she approach, who was sitting near, with moustache, a fat, and elderly man!

- What will it be! What will it be! - Anxiously pounded the thought in my head. - Who is she, this girl, this young woman? Betrayed and abandoned? Seduced and defamed?

I became really worried about the outcome of the interview. Moreover, since the hands of “a fleeting phenomenon” were strangely and even ominously behind her. But Vysotsky, who was sitting at a table halfturned towards me, did not change his position, only stared at the girl in a sulky boxing defence.

- The dead silence established in the room. It seemed, any moment now something would happen...But not having received the anticipated reaction of adoration from the poet, the former passionate fan turned around in disappointment and – what do you know, where did everything go to? - Not fluttered, but ran out heavily.

Oh, God! What expected this girl in absentia love, whom did she anticipate to see and whom to meet?

- So, - the even voice of Vysotsky brought me back to the prose of life – Let’s continue our conversation...

9.

- Vladimir Semyonovich, please tell me how originated the concept of the unfamiliar to the audience image of Hamlet, whom you play on stage? - I asked a question in the second part of our interview.

And once again, in front of my eyes, flickered the red arrow on the blue scale of the sound indicator, responsive to every sigh and a pause of the “banned” celerity, sitting in front of me.

- One day - Vysotsky dictated thoughtfully – we were with Yuri Lyubimov in a fast train in one compartment. I told Yuri how I see Hamlet and the whole play. Beginning with a monologue “To be or not to be”; There, in this sentence, a question mark is nowhere present in Shakespeare.

And we must not canonically assume that Hamlet - is a sort of half-mad person entangled in the nets of circumstances. No, Hamlet is a street artist who has not lost his mind. He - the prince, courtier, he was taught this science: to manage oneself, his destiny and people. His age is of quite a mature man. Not accidentally, but deliberately, he impales with his sword an eavesdropping adversary behind the curtain. He consciously crushes all his enemies. It is for this he arrived by ship from England to restore order in his home...”

And then, in the conference room rang the bell for the first call.

- What would you like to wish our radio listeners-optics? - I blurted out knowingly.

- To be healthy. To produce more glasses, binoculars, photo cameras, microscopes. Well, what else is there?

- And to you, Vladimir Semyonovich, further creative successes and achievements!

I drew from my pocket a theatre program of “Hamlet” and asked Vysotsky for an autograph; His mind already on stage, he literally repeated his wish word for word, adding only “Dear Optics”. And we went into the auditorium.

10.

“This evening, I remember for a lifetime.” There’s no other way to say it.

Light in the theatre dimmed during the performance.

Old-fashioned Russian shirt of crimson color with a hot hue was tucked into trousers, this time it was a stage costume for Vysotsky. In the opening of the shirt the veins on the throat of the wheezing poet dangerously swelled. From time to time, making sharp movements on the stage, he 35

10. «Этот вечер мне запомнился на всю жизнь». По-другому и не скажешь. Свет в зале во время исполнения гас. Старинная русская косоворотка малинового цвета с горячим оттенком, заправленная в брюки, была в этот раз концертным костюмом Высоцкого. В прорехе расстегнутой рубахи опасно вздувались жилы на горле хрипящего поэта. Время от времени, делая резкие движения по сцене, он сплевывал розовую слюну в урну с краю. Но поэт не переставал петь, перевоплощаясь в своих персонажей и даже в самолет-истребитель. Публика восторженно воспринимала затаенную иронию в стихах поэта, а клокочущая боль, вырывающаяся из его истерзанного горла, казалось, была болью по утраченному людьми человеческому достоинству. Поражали конечные согласные в словах. До Высоцкого никто так не пел. Общепринятые с юности человечества правила предписывали певцу «сглатывать» консонанты, добиваясь идеально открытого звучания гласных. Новатор по природе и бунтарь, Высоцкий опрокинул существовавшее до него. Он «вытягивал» согласные, казалось бы, мертвые звуки в конце слов, и они оживали, послушные его неимоверным усилиям. Все образуется. Скоро новая манера исполнения станет зачетным нормативом. Но Высоцкий и здесь был первым.

11. Не знаю, кто-нибудь до меня отваживался или нет взять интервью у поэта, гонимого партийным официозом? Вряд ли. Не оказалось кинопленок и видеозаписей театральных постановок, в которых был занят Прометей-Высоцкий. В вихре житейских бурь пропала часть моих материалов, а оставшиеся я отправил в Комиссию по творческому наследию. Но чем дальше отстоит от нас то время, тем крупнее и рельефнее обозначается для потомков сложное и многогранное творчество Высоцкого.

36

А в то время на улице Пржевальского, в Октябрьском районе Ленинграда, неподалеку от Театральной площади и того самого Дворца культуры имени энной по счету и бесполезной Пятилетки, в местах господина Раскольникова, жил-поживал мой младший и единственный брат Александр. В описываемое мною лето шли мы с ним как-то по своим заботам, и вдруг я вновь и в последний раз увидел Высоцкого. В знакомой малиновой косоворотке, в сапогах, верхом на заседланной лошади поэт триумфально пересекал асфальтное пространство Театральной площади и перепутанные в этом месте трамвайные рельсы. Никто из постоянно дежурящих здесь милиционеров не останавливал всадника. Они знали его в лицо. И кто предполагал тогда: певцом какой эпохи будет назван «хрипящий» поэт конца ХХ столетия? В огне перестройки и кровавого шабаша (читай «контрероволюции») беззвестно погиб мой брат Александр, чеченские бандиты убили моего семидесятилетнего старика-отца Ивана Даниловича. Только за то, что он говорил по-русски. Но предвозвестник грядущего, Владимир Высоцкий запомнился мне тогда именно таким: в солнце, верхом на привередливом коне, в цокоте копыт. Где поэт взял коня в этом каменном городе? Словно позаимствовал его у одной из многочисленных статуй Ленинграда-Петербурга-Питера– Северной Пальмиры... Монреаль, 08.07.1999 -2009 гг.

spat pink saliva into the garbage bin at the edge. But the poet did not stop singing, transforming into his characters, and even into a fighter-jet. The audience enthusiastically grasped concealed irony in the poems of the poet, and boiling pain, escaping from his tortured throat, it seemed, was the pain of a lost human dignity.

The final consonants in words were shocking. No one sang like that before Vysotsky. Conventional rules, from the youth of mankind, prescribed the singer to «swallow» consonants, achieving ideal open-sounding vowels.

Innovator by nature and a rebel, Vysotsky overturned what existed before him. He “stretched out” seemingly dead end sounds of words, and they came to life, obedient to his incredible efforts. Everything will turn out fine.

Soon, a new manner of performance will become a scoring standard. But Vysotsky was here first.

11.

I do not know if anyone before me had the courage to interview the poet, persecuted by the party? It is least likely. There were no films and videotapes of theatre performances, in which the Prometheus-Vysotsky was involved. In the whirlwind of life's storms, I lost part of my material, and the rest I sent to the Commission on literary heritage. But the farther away the time, the bigger and more boldly appears for descendants the complex and multifaceted creativity of Vysotsky.

At that time on Prezhevalsky Street, in the October district of Leningrad, near the Theatre Square and that very Palace of Culture named after the

nth in a row of futile five-year plans, in the place of Mr.Raskolnikov livedfared my younger and only brother, Alexander. I saw Vysotsky once again for the last time in the summer when we went about our business.

In the familiar crimson blouse, boots, riding on a saddled horse, the poet triumphantly crossed the asphalt area of Theatre Square and the tangled tram rails there. The policemen, who were constantly on duty here, did not stop the rider. They knew him by face. And who suspected then that the singer of the era would be called the “wheezing” poet of the late twentieth century? In the heat of perestroika and bloody Sabbath (read “counterrevolutions”) obscurely was killed my brother, Alexander; Chechen gunmen killed my seventy-year old father Ivan Danilovich for the fact that he spoke Russian. But the herald of the future, Vladimir Vysotsky is memorable to me just like that: the sun, riding on a fastidious horse in the clatter of hooves. Where did the poet get his horse in this stone city? As if it was borrowed from one of the numerous statues of Leningrad-St Petersburg-Peter-North Palmyra...

Montreal, 07/08/1999 -2009.

37

З ОЛОТОЙ КЛЮЧИК Григорий Аграновский

Рудольфа НУРИЕВА

Татарский мальчик, родившийся в недоброй памяти 38 году, не имевший ни места рождения — он родился в поезде где-то на пути из Уфы во Владивосток, ни отчества — отец его сам изменил полученное при рождении имя Мухаммед на Хаммет, ни даже фамилии — его дед был безграмотным и не умел написать её правильно, из-за чего так никто точно и не знал, Нуреев или Нуриев. На что в своей будущей, взрослой жизни мог рассчитывать такой мальчик? Проведший голодное, военное детство в эвакуации в дремучих уральских сёлах, не отмеченных ни на одной карте, привыкший к чувству голода настолько, что перестал замечать его, постоянно донашивавший одежду трёх своих старших сестёр. О чём мог мечтать такой мальчик?

Мало ли кто из нас и о чём мечтал в детстве? У восьмилетнего Рудика, лишённого с детства даже того немногого, что имели его сверстники, того, что причитается любому человеку просто по факту рождения — большинства паспортно-анкетных данных, много ли у него было шансов на осуществление мечты и мало ли оснований для оправдания той беспросветной, дикой жизни, уготованной ему, казалось бы, судьбой, обстоятельствами, происхождением — чем угодно?.. Но всё-таки было у этого ребёнка одно сокровище, данное ему Богом не иначе как в качестве компенсации за всё им отнятое. Золотой ключик, открывающий самые заветные сезамы. Волшебная палочка, исполняющая самые невероятные желания. Это сокровище — дикий, своевольный, не желающий знать никаких «так надо» или «так принято», а только «я хочу!», характер. Какими-то неведомыми, звёздными путями, таинственным генетическим «кодом» передали ему это сокровище его далёкие татаро-монгольские предки, когда-то на долгих три века покорившие святую Русь, которую, вообще-то, как известно, «ни сломить, ни запугать». Факт, кстати, который Нуриев впоследствии любил напоминать своим однокурсникам по Вагановскому училищу… Впрочем, возможно, Бог тут ни при чём, а «компенсация» эта выработалась у него как реакция на те условия, в которые с первых лет жизни он был поставлен.

О танце! Он мечтал о музыке и танце! Эту мечту подарил ему невесть как оказавшийся в избе радиоприёмник — единственное доступное ему развлечение. В ритме мелодии, услышанной однажды из этого чуда техники, он тут же запрыгал по земляному полу и уже больше не останавливался до самой смерти.

Это богатство, как и всякое богатство, имело двойственную природу и оказывало двоякое влияние. Оно принесло ему мировую славу лучшего танцовщика XX века, многомиллионное состояние и репутацию скандалиста, дикаря и самодура, вечно стоящего в позиции «один против всех». Позиции, которая, впрочем, яв-

16 июня 1961 года в парижском аэропорту «Ле Бурже» солист Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова Рудольф Нуриев совершил самый замечательный из своих знаменитых прыжков. Вырвавшись из рук двоих агентов КГБ, он перепрыгнул через барьер и, пролетев несколько метров, со словами «я хочу быть свободным!» приземлился в объятия двух, уже поджидавших его, полицейских. Поднаторевшие по части эффектных заголовков СМИ всего мира тут же хором окрестили этот полёт «прыжком к свободе».

38

Вести себя таким образом в обществе, тем более в «высшем» обществе, в котором ему приходилось существовать, — привилегия гениев. Однажды на официальном приёме, в присутствии английской королевы, ему стало жарко, и он спокойно снял туфли и, поставив их рядом с креслом, продолжал, как ни в чём не бывало, сидеть босиком. Нет-нет, не ждите обычной в таких ситуациях фразы «разразился страшный скандал», все присутствующие, включая королеву, предпочли притвориться, что ничего не заметили. Гений заставил общество принять его правила игры, одним жестом отменив общепринятые… Но это будет много позже, а пока Рудик только что пошёл в школу в Уфе. Он плохо учится, не ладит с одноклассниками, зато с удовольствием занимается на уроках национального башкирского танца, введённых в школьную программу. В десять лет он поступил в танцевальный кружок при Уфимском дворце пионеров, выдержав свой первый экзамен при поступлении. Но его дарование уже тогда было слишком заметно. Ему повезло впервые в жизни. Он попадает в хорошие руки сначала к профессиональной танцовщице Анне Удальцовой, выступавшей ещё в кордебалете у Дягилева, затем — к педагогу, бывшей артистке Кировского театра Елене Войтович, руководившей детским национальным ансамблем «Журавлиная песня». Поражённые необыкновенным талантом ученика, они советуют ему ехать в Ленинград и поступать в хореографическое училище. Однако отец, сделавший себе армейскую карьеру политрука, и слышать не хочет ни о каких танцах, презрительно зовёт сына «балериной» и настаивает на том, чтобы он получал «мужскую» профессию. Но бес противоречия под именем «я хочу» уже вселился в Нуриева и скоро подаст голос наружу… Летом 1955 года в Москве проходил Фестиваль башкирского искусства, на котором должен был выступать ансамбль Войтович. Нуриева в списке участников, едущих в столицу, не было. Но накануне отъезда оказалось, что один из солистов ехать не может, и Рудольф упрашивает взять его, обещая до выступления выучить свою партию. Учил он её так усердно, что из-за перегрузки мышц получил травму, на лечение которой обычно уходит не меньше месяца. До выступления — четыре дня. Но ведь он уже в Москве, на пороге своей мечты, такого шанса судьба дважды не предоставляет! И он выходит на сцену и танцует, забыв про травму!.. В родную Уфу он вернётся уже только через тридцать два года, чтобы попрощаться с умирающей матерью… Этим же летом он явился в знаменитое здание на улице зодчего Росси в Ленинграде прямо в кабинет директора и заявил с порога: «Я Рудольф Нуриев. Я хочу здесь учиться!» Он ещё мало что умел, но бесовский огонь бил из его глаз, а бешеная экспрес-

Легенды XX столетия

лялась для него не только привычной с детства, но и одной из любимых, наряду со многими балетными, и нисколько не была в тягость. В школе, в Вагановском училище, во всех театрах и труппах, где он работал, в Союзе и за границей он неизменно оказывался в моральной изоляции от сверстников и коллег, белой вороной. За то, что не хотел быть и не был таким, как все, не умел и не хотел идти на компромиссы, за прямоту суждений, резкоcть высказываний, демонстративный эпатаж и откровенный вызов общественному мнению и устоям.

сия — из стройной фигуры, так что комиссия дружно сказала: «Да!» Одна из старейших преподавателей училища, Вера Костровицкая, сказала ему: «Вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе вероятно». «Никем»?! Не для этого Нуриев уезжал за тысячи километров от дома! Он не обиделся на Костровицкую, наоборот, до конца

жизни вспоминал о ней как о выдающемся педагоге, которая одной фразой придала ему дополнительную мотивацию и благодаря которой он сумел стать великим танцовщиком. В 1958 году Нуриев оканчивает училище имени Вагановой и — неслыханно для выпускника!

— получает приглашения сразу в три ведущих профильных театра в стране: Ленинградский Кировский и московские — Большой и музыкальный им. Станиславского. В своё время другой великий танцовщик, Вацлав Нижинский (последователем которого Нуриева часто называли), пришёл в Мариинский театр по приглашению Матильды Кшесинской, которая предложила ему стать её партнёром. Нуриеву аналогичное предложение поступило от Наталии Дудинской. Прима Кировского театра, одна из лучших балерин мира, предложила партнёрство студенту, только что закончившему хореографическое училище и не станцевавшему ещё ни одной партии! Нуриев был принят в Кировский театр и сразу занял в нём «особое положение» — с первых дней начал танцевать все главные партии классического репертуара. Более того, ему позволялось самостоятельно вносить изменения в хореографию, костюмы и грим своих героев! В театральном мире такие вещи для артиста не проходят бесследно, а Нуриев, кроме того, и сам не отличался щепетильностью и тактом по отношению к коллегам. Он был слишком заметен, слишком вызывающе талантлив и независим, слишком непохож на «советского артиста». И он в конце концов обратил на себя внимание. Те, кто достаточно пожили при советской власти, зна39

ют, что в СССР обратить на себя внимание означало обратить на себя внимание в первую очередь «органов». За Нуриевым устанавливается постоянное наблюдение, он априори исключается из всех концертов и спектаклей, на которых присутствует высокое партийное начальство. На гастроли сначала ещё выпускали, следуя там за ним тенью повсюду, но вскоре, как и диктовалось тогдашней логикой событий, сделали невыездным. В 1961 году, летом, театру предстояли большие гастроли в Париже и Лондоне. По условиям контракта труппа должна была включать в себя молодёжь, и Нуриева в последний момент включили в список. Впрочем, зарубежная резидентура получила подробные инструкции на его счёт, так что всё, казалось, было под контролем… Неизвестно, задумывал ли Рудольф Нуриев бежать заранее или это решение пришло к нему экспромтом как реакция на складывающуюся в ходе гастролей ситуацию. Скорее, судя по известным обстоятельствам, второе. После окончания парижских гастролей ему неожиданно вручили билет до Москвы, объясняя это тем, что он должен выступать на правительственном концерте в Кремле. «Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, — вспоминал он позднее об этом моменте. — Танцевать в Кремле, как же... Я знал, что это повлечёт: я навсегда лишусь заграничных поездок и звания солиста. Меня предадут полному забвению. Мне просто хотелось покончить с собой». И Нуриев стал «репетировать» тот самый «прыжок к свободе». Когда артисты театра прибыли в аэропорт, к нему было уже всё готово. Его приятельница Клара Сент, приехавшая в аэропорт якобы проводить Нуриева, обняла его и сказала на ухо: «Ты должен подойти к тем полицейским напротив и сказать: «Я хочу остаться во Франции». Они обо всём предупреждены». В это время два «человека в сером», почуяв неладное, молча встали перед Нуриевым. Резко оттолкнув их, он начал разбег… «Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом», — писал он в автобиографии. Знал ли действительно Нуриев о том, другом выборе? Вот выдержка из служебной записки тогдашнего председателя КГБ А. Шелепина в ЦК КПСС: «3 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведённые с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения...» Как знать, как знать, не подтолкнули ли эти «профилактические беседы» Рудольфа Хамитовича к его решению?..

40

Последствия, однако, лично для него превзошли самые оптимистичные ожидания. Нуриев сразу стал солистом Королевского балета в Лондоне, спектакли с его участием проходили при охране конной полиции. Вскоре он стал партнёром знаменитой Марго Фонтейн. Когда они начинали танцевать вместе, ей было 43 года, Нуриеву — 24, но именно она стала инициатором их партнёрства, которое обогатило — в прямом и переносном смысле — обоих. После классической «Жизели», «Маргарет и Арман», поставленного специально для них Ф. Аштоном, и «Баядерки» в постановке М. Пети-

па, возрождённой Нуриевым, о нём заговорили как о величайшем танцовщике XX века. В 1964 году после «Лебединого озера» на сцене Венской оперы их вызывали на сцену восемьдесят девять раз! Такие «высокие отношения» не могли, конечно, ограничиться лишь творчеством. К сожалению, дочь, рождённая Фонтейн от Нуриева, вскоре умерла…

15 лет танцевал Нуриев на сцене Лондонского Королевского балета. Кроме этого, были труппы ещё нескольких европейских стран, США, Австралии. Он исполнил практически весь мужской репертуар классического танца, работал с известными на весь мир хореографами, такими как Р. Пети, Ж. Бежар... Но предвкушаемый многими — и в первую очередь самим артистом — его творческий союз с Баланчиным так и не состоялся. Нуриев хотел, чтобы великий хореограф написал балет специально для него, но Джордж Баланчин был, может быть, единственным человеком, не любившим Нуриева и не скрывавшим этого. Их единственный совместный проект, которому маэстро дал, возможно, скрытно-говорящее название «Мещанин во дворянстве», остался незаконченным изза болезни Баланчина. В 1983 году Нуриев принял предложение парижской «Грандопера», став одновременно солистом, хореографом и директором. И снова здесь он оказался в привычной и любимой своей роли — один против всех. Труппа, и до его прихода разрываемая интригами и скандалами, теперь сплотилась против нового хореографа. Нуриев требовал беспрекословного подчинения, а артистам были не по душе некоторые привычки в поведении шефа и его манера общаться. Война, ведшаяся все шесть лет пребывания его на этой должности, закончилась в пользу «сильного» Нуриева, сумевшего создать из труппы единый ансамбль. «Я глубоко уважаю сделанное им для театра, — писал хореограф Джером Роббинс. — Он вытащил труппу из депрессии и научил её соблюдать дисциплину, поставил определённую цель. Он был искренне заинтересован в балете и артистах и действительно создал хорошую, профессиональную труппу». Триумфальное турне по Америке в 1986 году вроде бы подтвердило это мнение. Однако хореографические опыты Нуриева всё же довольно противоречивы. Даже его друзья оценивали большинство из них очень сдержанно, а уж отзывы критиков порой были просто разгромными… В конце 1984 года врачи вынесли ему страшный диагноз — СПИД, к которому, впрочем, Нуриев отнёсся вполне спокойно. Он лечился, применяя новейшие препараты, и продолжал работать. Он прожил с этой болезнью в общей сложности 12 лет (к моменту диагностирования она уже развивалась в организме 4 года), что, по общему мнению врачей, является запредельным сроком, и не просто прожил, а работал почти до последнего дня. Нуриев не мог представить себя вне танца и вне сцены. Фигура Рудольфа Нуриева — одна из самых «знаковых» не только в современном балете, но и во всём европейском искусстве XX века, и одна из самых противоречивых. Он умер 6 января 1993 года, по словам его лечащего врача, тихо, без страданий. Похоронен на Сен Женевьев-Де Буа, недалеко от могилы Андрея Тарковского.

41

Beauty

is a medical spa supervised

by Dr. Irina Yelenbaigen.

Unique Beauty – Skin Boutique What is that ineffable ideal we aspire to - Beauty? The wise say: “beauty is within”, it is the inimitable identity of an individual. Everyone possesses their unique beauty and our appearance reflects who we are. So, far from being skin deep, the experts on beauty know that beauty is, in fact, in the skin.

Dr. Irina Yelenbaugen

It is imperative to take care of our whole being properly, and Skin Boutique starts with the skin by maintaining its natural beauty and health. Skin Boutique is a cutting edge medical aesthetic clinic dedicated to the research and treatment of the conditions affecting skin health and beauty including, sun damage, acne, rosacea, dark spots, and wrinkles. Their treatments include IPL Photorejuvenation, Chemical Peels, Luxury Spa Facials, Botox Injections, Dermal Fillers and Hair Removal.

The clinic is under the direction of two extraordinary women: Dr. Irina Yelenbaugen and Iryna Slavna, whose leadership made Skin Boutique stand apart in the industry within just months from opening. By brining to its clients only the best and very exclusive products, Skin Boutique was already able to attract attention of various media, such as Toronto Star, Globe and Mail, Elle Canada and Flare. Skin Boutique is exploding on to the scene with our very own exclusive interview. The heart and soul of Skin Boutique, Medical Aesthetic Director, Dr. Irina Yelenbaugen, answered key questions about the clinic:

Photo: Asya Akhoundov

Tell us about Skin Boutique clinic?

My goal was to open the clinic and educate people about their skin. For example educate about the number one cause of damage for the skin, and how to prevent it. It is estimated that as much as 96% of the visible signs of aging, such as fine lines, wrinkles, textural changes, brown spots, loss of elasticity, coarse dryness, blood vessel damage and collagen degradation are the results of cumulative sun damage. I have been practicing for almost 30 years. When I started, I would see 42

an occasional skin cancer. There are 3 kinds of skin cancers, the most dangerous is melanoma. I usually saw melanoma in 70-80 year old people, now I see it in 50-60 year olds.

Which products would you recommend for women who want to appear young and healthy?

Most importantly is to avoid the negative effects of sun radiation. A good sunscreen should be applied DAILY. Do keep in mind that all sunscreens are not created equal and most don’t provide protection from all spectrums of UV radiation.

Your sunscreen should be a good physical barrier from UVA and UVB rays and contain titanium, iron and zinc oxides, free of dyes and chemical sunscreen filters. I recommend TiZo sun protection. A lot of people don’t realize that they get exposed to the sun even on a cloudy day. Secondly, it is important to apply an antioxidant moisturiser, such as Alchimie Forever morning, evening, or intensely nourishing cream.

Skin Boutique takes care of the clients’ individual skin needs in a very personal way. When asked about skin care the clinic Director and Senior Treatment Consultant Iryna Slavna answered more questions: What is the main reason for a woman to come to your clinic?

We provide consultations and educate women about their skin.

Any woman who would like to seriously take care of her skin should be familiar with her skin condition, and should know how to properly treat it. Women have a lot of skin problems and 99% of the time they don’t know how to address them, they get caught on deceptive advertising and marketing promises.

They hear everywhere that anti-aging creams would take care of their problems, but unfortunately it is not true because manufacturers often don’t tell the truth about ingredient efficiency. We presently carry 7 different medical lines of skin care. Every line is exclusive, and personally tried by us and approved by Dr. Yelenbaugen. We attend many seminars and lectures all over the world just to find out what’s new in the industry. We’re going to a major conference in Monte Carlo in spring that would address leading topics in Aesthetic Dermatology, Aesthetic Surgery, Anti-Aging Medicine and Well-Being Medicine. As a result, we are able to bring to our clients all the latest products, technologies, and our own experience and personalized approach.

In your opinion, for the modern woman, how is it possible to appear naturally beautiful and young after the age of 30?

Sun protection is of the utmost importance for prolonging youth. Another suggestion is to develop proper skin care routine at the early stage. In our teen years we have problems

Iryna Slavna 43

Beauty associated with acne and many young people think it`s normal, and expect it to go away naturally. However, it rarely goes away on its own and has to be treated. The ramifications are very serious. Besides acne scars, that remain for life, there is a personal trauma associated with embarrassment and social withdrawal. We have clients ranging from the age of 13-14 to more mature age.

There’s a very simple routine that young people should follow to avoid skin problems. As a woman transforms into her 20’s, 30`s, 40`s and later, her skin changes and she has to alter her skin care routine accordingly.

What are some common deceptive claims in the antiaging industry?

That any moisturizer with SPF is considered anti-aging, and is called an anti-aging product. It is true that SPF protects the skin from sun damage, as mentioned above, but its not enough to call the product anti-aging just based

on that. Effective anti-aging products should contain antioxidants, Vitamin C (in stabilized form), Vitamin E, Coenzyme Q10, Ameliox, Alpha-lipoic Acid, Blueberry, Rosemary, Green Tea, Caffeine, and Coffee Berry. Also, consumers have to make sure that the product contains active ingredients beneficial to their skin such as Retinoids (the active form of Vitamin A), Glycolic Acid, Salicylic Acid, Kojic Acid, Peptides. Do your due diligence and read the science behind the claims, the testimonials from other users and check for active ingredients. There isn’t a whole lot of difference between a $10 drugstore jar of cream and $300 luxury jar of cream.

Skin Boutique will stand at the forefront of skin care research, education and treatment of skin health. As part of this goal Skin Boutique will conduct monthly seminars, publish clinical research papers and share industry news. For more information go to www. skinboutique.ca

LASER AND SKIN CARE CENTRE 1120 Finch Ave. W. # 105 North York ON M3J 3H7 t: 647.342.5733 www.skinboutique. com consultations are free all procedures are supervised by licensed physician 44

“В наше время хорошо выглядеть – это не предмет тщеславия. Это элемент – вежливости”.

- Эвелина Хромченко

Ох, уж эти мужчины! Их консерватизм неистребим! Как и сотни лет назад они продолжают любить нас – дам-с, глазами. И не заклеить этих глаз, не ослепить ни интеллектом, ни нарядом от кутюр, ни блеском драгоценных камешков. Разве, что в сторону их взгляд отвести. Но, это нам как раз, ни к чему. Если вы захотите мне возразить и станете утверждать, что за долгих …дцать лет совместной жизни ваш муж ослеп и теперь, лишь после того, как его половинка натянет на голову противогаз, может и процедит: «Ты что, брови выщипала?» - то знайте: этот анекдот придумали сами женщины для собственного успокоения. А в подтверждение своей гипотезы расскажу вам, дорогие читательницы, один случай, который заставил и меня в корне пересмотреть свои взгляды на проблемы притупления с годами мужской зоркости и наблюдательности.

Муж моей подруги, по нашему с ней заключению полный «астронавт», никогда не заметивший ни одного её нового наряда и украшения, да и прочих перемен во внешности супруги, вдруг, неожиданно совершил тактическую ошибку (ну, что ж, и с разведчиками случается). Как-то забегаю я к ним на чаёк, а он меня и спрашивает: «Ты что, волосы покрасила?» Я действительно с утра освежила цвет волос. Но ведь никаких кардинальных перемен в моей внешности не произошло, знаете ли. Тот же цвет, та же причёска. Я ведь, простите, не в брюнетку из блондинки перекрасилась. Так что не тешьте себя, милые дамы, иллюзиями. Наши мужчины замечают любые перемены, происходящие с нашей внешностью, и, увы, не только позитивные. А то, что они не всегда или не всем говорят об этом вслух, не освобождает нас от бдительности. Вывод: у нас, дам-с, не остаётся другого выбора: мы должны всегда

45

Beauty

быть (или хотя бы казаться) молодыми, цветущими и красивыми!!! На этом месте надо бы громко и внятно поблагодарить судьбу, за то, что нам выпало жить не только в век научно-технического прогресса, но и поистине революционных изменений в индустрии красоты! Разве могли наши мамы и бабушки мечтать о том, чтобы, по пути на работу, немного отклонившись от маршрута, заскочить, скажем, … в клинику медицинской косметологии «Skin Boutique», чтобы «кольнуть» плановую порцию ботокса или бионаполнителя, а потом уж, разгладив морщинки, начать с хорошим настроением новый рабочий день? Знаете, у меня такое подозрение, что о подобной возможности не все догадываются. Или просто не рассматривают её, как жизненную необходимость. А жаль.

- Директор клиники «Skin Boutique» Ирина Славная

Времена, когда средства омоложения являлись уникальными препаратами, доступными только для избранных давно прошли. Сегодня обычные женщины, среднего достатка, могут и должны чувствовать себя уникальными, красивыми и не стареющими, благодаря научно-разработанным методикам омоложения! Клиника «Skin Boutique» - своеобразное зазеркалье. Стоит только захотеть, и упрямое время сделает реверс, а в зеркале появится новое ваше отражение точь в точь совпадающее по возрасту с молодостью вашей души! Клиник подобного профессионального уровня в многомиллионном Торонто не так уж много. И десятка не наберётся. Здесь без хирургического вмешательства вам помогут вернуть или сохранить молодость, предложат целый спектр услуг.

46

- Доктор Ирина Еленбауген, Соучредитель клиники «Skin Boutique»

Клиника «Skin Boutique» объединила коллектив высокопрофессиональных лицензированных специалистов и успешно функционирует, несмотря на недавнее открытие. Это тот самый удачный случай, когда обширное всестороннее образование в области медицины и косметологии в сочетании с многолетней практикой семейного врача госпожи Ирины Еленбауген соединились с деловыми качествами и жизненным опытом в индустрии красоты директора клиники Ирины Славной. Считаю излишним говорить вам, дорогие друзья, о, так называемом, персональном подходе к каждому из нас. В этом вы сможете убедиться сами – вам будет уделено столько времени на консультации (естественно, бесплатные), сколько необходимо. Именно для вас будет подобран спектр процедур и средств, которые не появляются в свободной продаже. Только здесь, в медицинском офисе, после тщательного обследования вы постепенно составите свой “набор красоты”. Сразу скажу, что ценовая категория высокоэффективных косметических средств подобрана с учетом разного материального достатка и никоим образом не станет убийственной для вашего бюджета. Следует отметить, что клиника «Skin Boutique» является официальным представителем эксклюзивных косметических препаратов Alchimie Forever, разработанных всемирно известной швейцарской компанией и средств Oxygenetix из известнейшей американской компании. Кроме того, с учетом опыта в области косметологии в клинике представлена и своя собственная линия. Герой романа Фёдора Достоевского «Идиот» 18-летний юноша Ипполит Терентьев, обращается к князю Мышкину: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет «красота»? Господа, — закричал он, громко всем, — князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен». Так будьте же красивыми! Будьте любимыми и желанными не только в прекрасный праздник всех влюблённых – День святого Валентина и в самый главный ностальгический праздник русскоговорящих женщин – День 8 Марта! Будьте так же ослепительно

хороши и молоды, как хозяйки «Skin Boutique» - Ирина Славная и доктор Ирина Еленбауген. Безукоризненные черты лица каждой из них не отражают ни единого признака тех, кому… за… Может ли быть лучшей визитная карточка у эстетической клиники? Красота – одно из спасительных средств не только для мира, но и для каждой из нас. Когда собственное отражение в зеркале радует, то и давление нормализуется и пульс выравнивается. Не верите, проверьте. И чаще смотритесь в зеркало! Кстати, однажды, внимательно приглядевшись, я различила в отражении три замечательных цвета, являющихся символом клиники «Skin Boutique» и украшающих её интерьер: белый, розовый, зелёный.

Лилия Скляр

The Arts, Culture and Tourism Russian-Canadian St Petersburg Magazine

LASER AND SKIN CARE CENTRE is a medical spa supervised

by Dr. Irina Yelenbaigen.

1120 Finch Ave. West, # 105 North York ON M3J 3H7 t: 647.342.5733 www.skinboutique. com

47

Альманах гастрономов

Александра Григорьева живет в Торонто и занимается историей кухни и кулинарных слов, член общества кулинарных историков Онтарио (CHO). В 2000 году защитила кандидатскую диссертацию по древнеримской кулинарной лексике (МГУ им. Ломоносова). Автор книг о кухне и вине, среди которых «Путешествие по чужим столам» (детский проект Людмилы Улицкой), ЭКСМО 2006, и «Вина Бордо», ЭКСМО-BBPG 2006, а также многочисленных статей на эти темы, как научных, так и популярных, напечатанных как в России, так и за ее пределами – в Италии, Франции, Великобритании, США и Канаде, в таких журналах как “Slowfood”, «ЭкспертВещь», «Ресторанные Ведомости», «Гастроном», «Шеф», в сборнике Совета Европы «Culinary Cultures of Europe» и пр. Лауреат британской премии Джеффри Робертса в 2004г. (проект-исследование по итальянским кулинарным словам и рецептам) и американской стипендии Джулии Чайлд в 2005 г. (проектисследование по французским кулинарным словам и рецептам).

48 22

«Масленица». Худ. Б.М.Кустодиев.

Н

азвав новую, гастрономическую рубрику нашего журнала «Альманах гастрономов», мы хотели напомнить читателям об одноименном труде И. М. Радецкого, одного из самых значимых дореволюционных русских кулинарных авторов, чья книга, насколько нам известно, является также первой совершенно оригинальной книгой о кухне, напечатанной в Санкт-Петербурге. Вот что пишет сам Радецкий в предисловии к третьему тому своего «Альманаха гастрономов» (1852-1855) о ситуации в кулинарном книгоиздательстве в России: «В Санкт-Петербурге поваренные книги издавались книгопродавцами в переводах с французского или при издании поваренных книг выбирались блюда из других поваренных книг и составляли поварские календари, самоучители поваренного искусства, книги под названием поваров, приспешников, искусников... Гостеприимная Москва дарила Россию ежегодно описанием вкусных и лакомых яств своих коренных хлебосолов. Московские поваренные книги составлялись в начале русскими поварами, а в последствии хозяйками более для провинций. Но Санкт-Петербургский житель смотрел недоверчиво на советы отличного русского кухмистера или опытную хозяйку, по следующей причине: каждый почти вельможа в Санкт-Петербурге имел повара француза (что и ныне у многих принято), которому жители Санкт-Петербурга (с ограниченным даже состоянием) отдавали в учение по несколько учеников, с платою, от чего в короткое время французская кухня стала общею… Наконец приготовление иноземных яств пресытило людей. Обратились к национальному». Именно И.М. Радецкий, метрдотель двора Его Императорского Высочества герцога Максимилиана Лейхтенбергского (зятя Николая I и приемного внука Наполеона Бонапарта), впервые представляет в «Альманахе гастрономов» в равной мере современную русскую и современную французскую кулинарную культуру. Само название «Альманах гастрономов» отсылает к знаменитому многотомному «Альманаху гурманов» блистательного парижского гастронома Гримо де ля Реньера (Almanach des gourmands, 1803-1812). Помимо собственно кулинарных рецептов и полезных рекомендаций по ежедневной и праздничной сервировке, Радецкий приводит также 90 обеденных записок (говоря современным языком, 90 обеденных меню) на русском и французском языке, составленных по моде того времени приблизительно по следующей схеме: два супа, принадлежности к супам (как правило, выпечка), холодное, первое жаркое, пара антре (небольших горячих блюд), второе жаркое, овощное антреме, пара сладких антреме, «сухое» (в основном выпечка) и «мокрое» (муссы, кремы и пр.). И все это нужно было съесть в течение одного обеда, не говоря уже об отдельно подающихся перед обедом закусках и завершающем обед десерте, а также блинах на масленицу, которые шли в дополнение к обеду и ни в коем случае не отменяли другие одиннадцать блюд! Вот как тяжела была жизнь светского человека в Санкт-Петербурге того времени.

МАСЛЕНИЦА

ПО САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИ Пришла к желудкам всем блаженная их доля, В лепешках, в пряженцах, в блинах, в оладьях — воля!.. На рыле маслицо, на лбу и на руках, Едят по улицам, едят во всех домах... «Сатирический Вестник», 1790

Р

аз уж мы заговорили о масленице, а 28 февраля начинается масленая неделя этого года, давайте посмотрим, как праздновали масленицу в Санкт-Петербурге в XIX веке. Несмотря на более сдержанный столичный стиль жизни, традиционные блины в разных видах все-таки в изобилии появлялись даже на самых официальных застольях сырной недели, хотя дело нередко ограничивалось всего одним-двумя видами блинов. Но до поры сохранялись и «блинные бастионы». Так, особенно знамениты были блины, которыми угощали в доме президента Академии художеств А.Н. Оленина (1763-1843). Дочь его, В. А. Оленина, писала: «Еще другой обычай, почти исчезающий: неделя настоящих русских блинов. У батюшки бывало до семнадцати разных сортов блинов, о которых теперь и понятия не имеют. И точно были превосходные, на которых особенно И.А. Крылов отличался». В первую очередь славились оленинские «полугречневые» блины, величиною в тарелку и толщиною в палец. Таких блинов, обыкновенно с икрою, баснописец дедушка Крылов, по свидетельству современников, съедал в один присест до тридцати штук. А вот как описывает приготовление блинов с икрой Радецкий в «Альманахе гастрономов»: «Блины с икрою могут быть гречневые, рисовые или пшеничные, приготовленные следующим способом: когда блины на сковородках упекутся, наложить сверху каждого свежей икры, сложить попарно, переложить на горячие тарелки и отпустить каждой персоне особо, прямо за стол со сковородок». Приемник А. Н. Оленина на посту президента Академии художеств баварский герцог Максимилиан Лейхтенбергский (1817-1852), у которого метрдотелем служил Радецкий, судя по всему, тоже весьма ценил русские блины. Радецкий приводит 8 меню обедов на масленой неделе, в которых как отдельные блюда присутствуют 24 типа блинов (и это не считая вариаций на блинную тему, таких как кулебяка из блинов, в основном меню). Пшеничные, гречневые, рисовые, кукурузные, манные, картофельные – каких только блинов здесь нет, как простых, так и с разнообразными припеками: кашей, крутыми яйцами, морковью и даже пармезаном! Согласно Радецкому, на масленицу подаются и сладкие блины: с вареньем, мармеладом и даже блины-суфле (на французский манер). Впрочем, русские блины всегда пользовались популярностью у иностранцев. В XX веке blini можно было часто видеть в меню самых фешенебельных мировых ресторанов за пределами России. Правда, в мировом репертуаре прижился прежде всего вариант маленьких пшеничных блинов с черной икрой. Собственно, сковородка малого диаметра (12 см) во Франции так и называется «poêle à blini». Вот, например, рецепт, по которому русские блины готовят во Франции (из гастрономической энциклопедии «Ларусс»): «Разведите 20 г дрожжей и 50 г просеянной пшеничной муки в полулитре молока и оставьте на 20 минут в теплом месте. Добавьте еще 250 г просеянной муки, 4 яичных желтка, 300 мл теплого молока и 1 большую щепотку соли. Хорошенько все перемешайте, но стремиться к получению совсем уж единой массы не следует. Затем взбейте 4 яичных белка в плотный снег и введите их в тесто, а после введите в тесто 100 мл взбитых сливок. Оставьте тесто подходить на 1 час, затем жарьте маленькие толстые блины на сливочном масле на маленькой сковородке». Учитывая, как плохо в современном мире обстоят дела с черной икрой, предлагаю подавать эти и другие традиционные блины с нашим местным канадским деликатесом – копченым лососем. Уверена, что и И.М. Радецкий был бы не против такого развития гастрономической русской мысли. Веселой всем масленицы!

Герцог Максимилиан Лейхтенбергский. И.А. Кабанов. Копия с Ф.Крюгера. 1866.

Алексей Николаевич Оленин. Худ. А.Г.Варнек.

49

Gastronomes’ almanac

ОБЕД 45. ). ли (масляницы для сырной неде рыбою. йзенованный с ле я, ел ав щ из Суп с ноклями. Суп из черники . инов с фаршем Кулебяка из бл м. д майонезо Бело-рыбица по со спаржею. Котлеты из рыбы ански. аном, по-итали Суфле с пармез . ке с ванилью Лапша на моло ки жареные. Пискари и снет бешемелью. Картофель под ецки. auffles), по-нем Пирожки (Cougl е. чк пе ованное в Мороженое, гляс Б л и н ы. рально. Гречневые нату . Из манных круп еладом. рм Из суфле с ма

DINNER #45. arnival) Week For Shrovetide (C l soup with fish.

Thickened sorre dumplings. .

Bilberry soup with urgeon cartilage c with fish and st Pancake coulibia onnaise aspic.

Sheefish in may asparagus.

Fish patties with , Italian style.

Parmesan soufflé and vanilla.

Noodles with milk and bullheads.

Fried gudgeons chamel.

Potatoes with bé s, German style. ke ca Couglauffle d ice-cream.

Glazed and bake P a n c a k e s.

ОБЕД 46. для сырной неде ли

akes au naturel.

Buckwheat panc es.

Semolina pancak with marmalade. es ak Soufflé panc

Суп-пюре из лу ку с кнелями. Суп из корюшки , по-ливонски. Пирожки розенг арда. Судак под белы м соусом. Пастет из мака ронов, с копчен ою лососиною. Стерляди натура льно. Каша из ячных круп, со сметан ою. Селедки свежие , жареные. Шпинат зимний (ярмуш), с крут онами. Крем заварной, с меренгою. Желе из анжели ки. Б л и н ы. Рисовые натура льно. Из кукурузной му ки с пармезаном . Яблочные.

ОБЕД 47. для сырной недели (масляницы). Суп пюре из чечевицы с кореньями. Суп из сухих фруктов с равиолями. еями. Хрустады из хлеба, с ершевыми фил Осетрина холодная с хреном. Вольвант с фаршированною кнелью. Ньовки по-италиански, с пармезаном. Пирожки малороссийские. Филеи из плотвы жареные. Яичница со спаржею. Миндальные кольцы. Крем заварной с кармелем в чашках. Б л и н ы.

50 24

Гречневые здобные. Картофельные. Прозрачные с творогом.

DINNER #46.

For Shrovetide (C ar

(масляницы).

nival) Week

Onion cream so up with quenelle s.

Soup with smelts , Lithuanian style.

Rosengarde chee se pasties.

Zander with whi te sauce.

Macaroni bake w ith smoked salm on.

Sterlet au nature l.

Barley groats with sour cream, Polis h style.

Fried fresh herri ng.

Winter spinach w ith croutons.

Custard with fru it jelly and merin gue.

Angelica jelly.

P a n c a k e s.

Rice pancakes au naturel.

Maize pancakes with Parmesan.

Apple pancakes .

DINNER # 47.

For Shrovetide (Carnival) Week

Lentil cream soup with root vegetables.

Dried fruit soup with ravioli.

Bread croustades with ruffe filets.

Cold sturgeon with horseradish. ms.

Vol-au-vents with quenelles and mushroo . esan Parm with , style Gnocchi Italian .

Buckwheat cheese pasties, Ukrainian style .

Fried rudd filets Scrambled eggs with asparagus.

Almond rings.

Crème-brûlée.

P a n c a k e s.

Rich buckwheat pancakes.

Potato pancakes.

Thin pancakes with cheese.

W

e’ve called our new gastronomic feature Gastronomes’ Almanac to commemorate the work of I.M. Radetsky. He served as a maître d'hôtel to Maximilian, Duke of Leuchtenberg (adoptive grandson of Napoleon) who resided in St. Petersburg after his marriage to the daughter of tsar Nicholas I. Radetsky’s Gastronomes’ Almanac cookbook was published in St. Petersburg in three volumes (1852-1855). Such title, an homage to Grimod de la Reynière’s seminal Almanach des Gourmands (1803-1812), showed that the author was no stranger to the French gastronomic tradition.

The Gastronomes’ Almanac contains a plethora of Russian and international (although predominantly French) recipes and ninety samples of dinner menus for every occasion, from Lent to Christmas Eve. These menus mostly conform to the following pattern fashionable at the time: two soups, soup savouries, a cold dish, a roast, two smallish exquisite hot entrées, another roast, a vegetable entremets dish and two sweet entremets. Not to mention hors-d’oeuvres served separately before dinner and dessert that was an obligatory dinner conclusion. Plentiful pancakes served during the Shrovetide week didn’t preclude the regular dinner menu either… To live in the polite circles of St. Petersburg at that time must have been something of a quotidian gastronomic feat!

MERRY SHROVETIDE, ST. PETERSBURG STYLE T

his year Russian Shrovetide falls on the week of February 28 – March 6. There’ll be a lot of Russian blini pancakes fried in Russian families all over the world. Few people will make more than one or two kinds of pancakes nowadays whereas before the Revolution it was almost a must. Radetsky’s Gastronomes’ Almanac contains eight Shrovetide menus with three kinds of different pancakes each, totaling to twenty-four pancake varieties: wheat, buckwheat, rice, maize, semolina, potato pancakes, savoury and sweet, thin and thick, big and small. Even pancakes served with caviar are already present.

These are the ones that (in their smallest version) became known as blini outside Russia in the 20th century. Here’s a modern blini recipe from the Larousse Gastronomique: “Dissolve 20 g of yeast and 50 g of flour in half-a-litre of warm milk and leave to sit for about 20 minutes in some warm spot. Add 250 g of sifted wheat flour, 4 egg yolks and a pinch of salt. Mix well, fold in 4 egg whites beaten stiff and then add 100 g of well-whipped cream. Let the batter rise for an hour and then fry your blini on a little frying pan with a bit of butter.”

As good Russian caviar is virtually unavailable nowadays I suggest you use some luscious Canadian smoked salmon to accompany these blini pancakes. I am sure that I.M. Radetsky (who advocated maize pancakes with Parmesan etc.) wouldn’t have deplored this twist on the Russian culinary tradition. Merry Shrovetide! ОБЕД 48. для сырной недели (масляницы).

DINNER # 48.

For Shrovetide (Carnival) Week

Суп молочный с лапшею. Уха из рыбы с кнелями. Вольванты с морковью каротелью. Судак на холодное с разным салатом. Пастет с лососиною горячий. Соте из окуней с шампиньонами. Вареники с творогом. Навага жареная. Спаржа с сабайоном. Баба с мармеладом. Желе из клюквы.

Milk soup with noodles.

Ukha fish soup with quenelles.

Vol-au-vents with carrots and béchamel.

Cold zander with winter salad.

Hot salmon pâté.

Sautéed perch filets with mushrooms.

Cheese pierogi, Polish style.

Fried saffron cod.

Asparagus with sabayon sauce.

Baba with marmalade.

Cranberry jelly.

Б л и н ы.

P a n c a k e s.

С гречневою кашею. Из кукурузной муки. Прозрачные натурально.

Pancakes with buckwheat groats.

Maize pancakes.

Thin pancakes au naturel.

*меню частично воспроизведены в старой орфографии

Alexandra Grigorieva in front of her books in a Moscow bookstore Alexandra (or Sasha as she prefers to be called) Grigorieva is a researcher of food words, food & wine writer and a specialist in gastronomic translation. She has a Ph.D. in Classics (Latin cooking vocabulary) from Moscow State University. Her articles, both popular and academic have appeared in 4 languages, Russian, Italian, English and French, for example her indepth article on the history of Russian cuisine before and after 1917: Rediscovering classics, enjoying diversity in Culinary Cultures of Europe - Identity, Diversity and Dialogue (published by Council of Europe, 2005). Her research projects on Italian and French regional cuisine won her Geoffrey Roberts Award in 2004 and Julia Child Endowment Fund Scholarship

by IACP in 2005 respectively.

Sasha has worked for many a famous Moscow restaurant and taught a series of customdesigned culinary courses on different aspects of European cuisine.

25 51

I was born in Saint-Petersbur

Программа день за днём: 1 день – 26 июня (вс). Трансатлантический перелет Торонто Хельсинки. Вылет в 22.50.

2 день – 27 июня (пн). 14.00 - Прибытие и ночлег в Хельсинки. Размещение в гостинице 4* в центре города. Скандинавский ужин. Вечер отдыха. Бесплатная сауна для гостей отеля.

3 день – 28 июня (вт). Завтрак. Обзорная экскурсия по Хельсинки. НАЧАЛО КРУИЗА: 15.00 - Посадка на 14-палубный паром – плавучий 5* отель. Проживание в каютах с окном с видом на море. 17.00 – отправление парома. Ужин (шведский стол, деликатесная еда в ресторане с вином). Развлекательная программа, беспошлинные магазины, дискотека, казино, сауна...

4 день – 29 июня (ср). Завтрак. 10.00 – Прибытие парома в Стокгольм. Обзорная экскурсия по городу. 17.00 – Возвращение парома в Хельсинки. Ужин в ресторане.

5 день – 30 июня (четв) Завтрак. 10.00 – прибытие в Хельсинки. Переезд в центр города. Shopping.

15.00 - Отправление в Санкт-Петербург на новом скоростном поезде Аллегро. Время в пути всего 3,5 часа.

19.36 – Прибытие в Петербург. Трансфер и размещение в гостинице 4* в центре города. Торжественный ужин “Добро пожаловать в Санкт-Петербург”.

6 день - 1 июля (пт). ДЕНЬ КАНАДЫ. Буфет-завтрак в гостинице (ежедневно). Обзорная экскурсия по городу с посещением Петропавловской крепости – место зарождения города. Перерыв на обед в ресторане “СанктПетербург” с шоу программой. Осмотр Собора Воскресения Христова – Спаса-на-крови. Водная прогулка по рекам и каналам Северной Венеции.

7 день – 2 июля (суб). ДЕНЬ ПАМЯТИ. Посещение Пискаревского мемориального кладбища-музея, символа мужества и стойкости жителей блокадного Ленинграда. Возложение цветов. Музей блокады Ленинграда. Экскурсия в Исаакиевский собор. Перерыв на обед в популярном кафе ШТОЛЛЕ – дегустациz пирогов, выпекаемых по старинным русским рецептам XIX века. Посещение Никольского собора. Осмотр Большой Хоральной Синагоги.

8 день – 3 июля (воск). ОДИН ДЕНЬ В ЭРМИТАЖЕ. Экскурсия по залам музея. Кофе-брейк. Встреча с администрацией музея и руководством Международного клуба друзей Эрмитажа. Обед в ресторане с традиционной русской кухней. Свободное время. Ночная автобусная экскурсия “Встреча Белых ночей и разводные мосты”.

9 день - 4 июля (пон). Царское село – г. Пушкин. Осмотр Екатерининского Дворца и знаменитой Янтарной комнаты. Прогулка в парке. Обед в ресторане “19 век” в зале “Лицейский сквер”. Музей-квартира А.С. Пушкина.

10 день - 5 июля (вт) - Город фонтанов Петродворец. Обед в ресторане «Красный кабачок», который начинает свою жизнь с 1706 года. ВЕЧЕРНИЙ БАЛЕТНЫЙ СПЕКТАКЛЬ В МАРИИНСКОМ ТЕАТРЕ.

11 день – 6 июля (ср). Русский музей. Прогулка по Невскому проспекту. Shopping. Прощальный ужин в ресторане с шоу программой “ПОКА. МОЙ ПИТЕР! Я ЕЩЕ ВЕРНУСЬ!”

12 день – 7 июля (четв). Завтрак и сдача номеров. Покупка сувениров. Трансфер в аэропорт.

16.20 - Вылет в Торонто с пересадкой в Хельсинки. 17.35 прибытие в Торонто тот же день. Питание на борту самолета.

*Не включено: Перелет. Страховка. Виза в Россию. Билеты в театры. Организатор тура, издатель журнала “Санкт-Петербург, Канада СОФИЯ Дмитриева-Товмасян. Тел: 416-782-0083 Моб. 416-565-2397 spbmagazine@gmail.com В сотрудничестве с ALTAIR TRAVEL. 113-1315 Finch Ave. W. Toronto. On. Ph: 416-633-9404; 1.866.209.1463 (outside of GTA) www.altaircanada.com TICO Registration 5001373 dina@altairtravel.com

МЫ ПРОДУМАЛИ ВАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ДО ПОСЛЕДНИХ МЕЛОЧЕЙ ДЛЯ ВАШЕГО КОМФОРТНОГО ПРЕБЫВАНИЯ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ И В КРУИЗЕ ПО СКАНДИНАВИИ НА УРОВНЕ ПУТЕШЕСТВИЯ КЛАССА ЛЮКС 52

ЗАПИСЬ НА ТУР ЗАКАНЧИВАЕТСЯ 28 ФЕВРАЛЯ 2011

rg… It's my city and my soul!

The Arts, Culture and Tourism Magazine “ST PETERSBURG”

CANADA

LUXURY TRAVEL 2011 June, July 2011

WHITE NIGHTS FESTIVAL IN BRILLIANT SAINT-PETERSBURG and CRUISE TO SCANDINAVIA 12 days - $ 3,750 US

(Panoramic sightseeing tour of St Petersburg. Piter and Paul Fortes. Redemption Church. One day in the Hermitage.

Pushkin (Amber Room), Pavlovsk, Petrodvirets. Yusupov Palace. The Alexander Pushkin Museum and Memorial Apartment. Cruise on rivers and canals. Festival of Open bridges at the White nights.

A Night Performance at the famous Mariinsky (Kirov) Opera and Ballet Theatre - RUSSIAN BALLET. 3 days and 2 nights Cruise to Scandinavia on a Luxurious cruise ferry of the Siljia Line.

Accommodation on the ferry, two meals (buffet style), a variety of programs for parents and their children, duty free shops, disco and sauna. Sightseeing tour of Helsinki and Stockholm: The historical center and the diplomatic quarters; Senate square, President Palace, City Hall and Parliament. Sibelius Monument and the Church-in-the-Rock.

Stockholm: The Royal Palace, the Parliament buildings, City Hall (where the Nobel Prize Banquet is held each year), the island of Djurgarden and the old Town with its narrow cobbled street and numerous antique shops. Wasa museum.)

St. Petersburg's seasonal phenomenon the so-called "White Nights" are not unique to the city, but it is the world's only metropolis where such an event occurs every summer. Night's start becoming brighter in St. Petersburg from late May lasting through to late July. Every year there are times during this period when St. Petersburg's centre is full of people of all ages throughout the night, enjoying social gatherings in the abundant of outside bars, watching street entertainers or simply strolling along the various canal and river embankments. Around 2am spectators gather at the river Neva's embankment to watch the raising of the various drawbridges allowing huge barges and tankers access…

An extraordinary excursion and theatre-concert program awaits you! 8 nights accommodation in a historic mansion in the center of St. Petersburg in superior quality rooms. 3 meals daily in the best restaurants: buffet-breakfast, lunch or dinner with choice of menu. Tea or coffee, mineral water is served after your dinner for a perfect finish. Airport Transfers. Airconditioned bus. Accompaniment by a licensed English-speaking guide and Tour Director. 24-hour emergency contact.

4 days and 3 nights cruise to Scandinavia with the guided tour. This is a journey to remember! * All Tour Cost does not include: International airfare from Canada/America to St. Petersburg return; departure taxes; any personal items such as passport fee, travel insurance, Russian visa, performance tickets, any meals not mentioned, gratuities for guides and drivers.

THIS TOURS IS FIILING UP QUICKLY. For more details please contact: Mrs. SOPHIA DMITRIEVA-TOVMASSIAN, Tour Director, Phone: 1-416-782-0083 Cell: 1-416-565-2397 Fax: 1-416-782-4654 E-mail: spbmagazine@gmail.com

ALTAIR TRAVEL

113-1315 Finch Avenue West, Toronto, ON M3J2G6 TICO Registration 50011373

e-mail: dina@altaircanada.com www.altaircanada.com Tel: 416.633.9404, 1.866.209.1463 (outside of Greater Toronto Area)

53

Mexley Marketing Inc Mexley Marketing Inc

Ведущая маркетинговая компания на русском рынке • Графический и Веб Дизайн • Интернет Маркетинг • Все виды Печати 1280 Finch Ave W., Unit # 308, Toronto, ON, M3J 3K6

Tel: 416-514-1222 | Fax: 416-514-1225 www.mexleymarketing.com info@mexley.com

• Marketing Consulting • Web Development & Website Design • Graphic Design & Print • Internet Marketing

Tel: 416-514-1222 416-827-4722 www.mexley.com

Email: info@mexley.com 1280 Finch Avenue West, Unit #306

Become a friend of «St. Petersburg» Magazine

Canada

1 year - $50 (6 Issues)

6 months - $25 (3 Issues)

US and Europe

1 year - $85

6 months - $43

Name Address City

Province

Postal code

Country

E-mail

Phone

Date

Signature

To subscribe the order fill in the coupon and send it with the cheque to: «St. Petersburg Development» 120 Shelborne Ave. Suite # 1014. Toronto, ON, M6B 2M7. 416 782-0083, spbmagazine@gmail.com

27 Февраля

February 27 647.400.5437 info@expo4kidz.ca, info@virastaika.ca

RICHMOND HILL

Richmond Hill Country Club, 8905 Bathurst Street

FUN DAY FOR ALL

ДЛЯ ВАС И ВАШИХ ДЕТЕЙ

Having FUN for FREE

Информация о летних лагерях!

Hands-on activities

Регистрация на осенние программы!

Speaking to educational and fitness providers

Знакомство с представителями

Seeing what’s happening in your neighborhood

образовательных и спортивных центров!

Trying out and Learning about NEW Activities

Возможность узнать больше о РАЗНЫХ

Finding out about Summer Camp

занятиях в вашем районе

Registering for Fall Programs

Веселье для всей семьи – БЕСПЛАТНО!

Family friendly environment

WIN

IPOD DOOR PRIZES RAFFLES

Chance to WIN great prizes

Возможность узнать больше о РАЗНЫХ занятиях в вашем районе

Chance to WIN $10.000

Media Sponsors:

Sponsored by Flora Roitblat

www.virastaika.ca Журнал для родителей и детей PRICE LIST Description Outside Front Cover Banner Outside Front Cover

1 issue 250 1000

3 issues* 230 n/a

6 issues* 200 n/a

THE MOST POPULAR BALLET EVER CREATED - PERFORMED BY THE WORLD'S MOST OUTSTANDING BALLET COMPANY! Tchaikovsky

Mariinsky (Kirov) Ballet

«Known for impeccable style and flawless technique, the Kirov Ballet under Valery Gergiev shines in a unique production of this beautiful and beloved story it's perfect for the entire family.»

The Times of London

SONY CENTRE FOR THE PERFORMING ARTS 1 FRONT ST EAST, TORONTO

416-872-2252

SONYCENTRE.CA

GROUPS OF 8+: 416-393-7463