Прощание с зажигалкой

Александр Лыба

Рига

ПРОЩАНИЕ С ЗАЖИГАЛКОЙ Шѐл 65-й год, умер Сталин……..

Ho - Пломбир-то знал, что всѐ у нас впереди! Битлз изменили его жизнь – прощай серое школьное пальто и на Красноармейской 16 жители ощутили свежие ветры. Именно там Вова Бондаренко, последний рижский стиляга, крутил Элвиса на рѐбрах, а его младший братец Борька уже примерял особый пиджак «Блайзер» для выхода на Ленина. А Ленина – это был Бродвей и там шлялись все местные знаменитости. Все, кто ценил бирки на одежде были там – и братья Рябокони,и Толик Григорьев, и Брит – Валерка Пелич. Мишка Туз-Петров приставал к иностранцам с риском для жизни извлекая из этого общения джинсы, рубашки, мистический предмет одежды – кепки, ну и, разумеется, галстуки. Особую ценность имели туфли «разговоры». Они были на неолите, с огромным рантом и дырчатым узором. Обладатели такой обуви, джинсов и часов «Атлантик» почитались как высшие существа и ходили на балеху в клуб «Магадан», все остальные считались жлобами или балабальниками и посещали клуб «Фуфайка». Ясное дело, балабальники и штатники враждовали. Саша Петлюра с Валерой Боевым и Каданером гоняли москачку и не вылезали из милиции. Майор Бергманис проводил профилактические беседы и иногда усаживал «лысого» - Каданера – в лагеря, добирать авторитет. Лысый и его дружок Ромка Грамулин несомненно были бандитами. Когда они выходили из старого молочника, то наводили на штатников ужас. Эти-то могли забрать и фирменный товар, и скудную валюту, которую им дарили сердобольные американцы. А валюта открывала двери в валютник. Валютник находился в Старой Риге, напротив гостиницы «Рига» и сильно отличался от простого советского магазина. Там было всѐ, но за несанкционированное использование долларов могли и посадить. Поэтому в валютнике всегда была тишина. Пломбир по-тихому покупал там виски, сигареты «малборо», «кент», «пинайкл» спутник другого мира и, ну конечно, "чуингам" – жевательную резинку, без которой не обходилось новое существование. А на Красноармейской, в зарослях сирени, кипели пинпонговые бои. Это странное сочетание пинпонга и Рок-н-рола привлекало туда публику, хорошо знакомую майору Бергманису. Забегал туда и Толик Григорьев. Прихлѐбывая из чекушки, он усаживал вокруг себя ребятню и рассказывал им в своѐм характерном стиле одну из историй: «канаю по Бродвею, на мне пиджак-какава с молоком, на ногах «разговоры». Присяду на скамейку, брюки задѐрну – а там чистый апельсин.»

Захаживал туда и Робик Аирапетян – джинсы, фиалетовая битловка, и зелѐная замшевая куртка. Их папаша, Акоп, служил в генеральном штабе округа, но это не мешало братьям Аирапетян – Саше и Рубену – крутить дела с фирменной одеждой и валютой. Саша и Рубен одели в американское половину штатников Риги и мы им благодарны за это до сих пор. Бывал там и Пит в своих знаменитых говнодавах. Человек с необычным для советского уха именем – Пит Андерсен – был у всех на слуху. Штатники так и говорили – «Вот идѐт Пит в своих говнодавах». Ближе к трѐм часам дня Борька Бондаренко и Сашка Пломбир напяливали свои блайзеры и двигались на прогулку. Куда? На Ленина, конечно. Они шли мимо 22-й школы, в которой верховодили Сашка Никифоров, ходивший в разговорах и джинсах, Алик Старобинский щеголявший в «снаптапе» - рубашке с особой застѐжкой на воротнике, и Лариса Мондруз, местная знаменитость. Шли они мимо рыбного магазина и КГБ. Около рыбника приятели приостанавливались, чтобы хлебнуть со страшным Мишкой Налогиным и его братцем Андреем. Водку пили мало, но Налогины, Толик Григорьев и Валера Брит там уже прикладывались к «коленвалу». Коленвал – это была трѐхрублѐвая водка, которую пил пролетариат, ну и проамериканские ребята тоже. Подзаправившись у Рыбника парочка подгребала неспеша к Рябоконям. Старый, это Юрка, удалялся куда-то по серьѐзным делам. А младший, Серѐга, брѐл с друзьями до «Газвина». «Газвино» - замечательное заведение, в котором с одной стороны торговали сухим газированным вином, а с другой соком и мороженным. Очередь, состоящая из алкоголиков с изумлением взирала на школьников, забежавших полакомиться молочным коктейлем. Пломбир, Бондырь и Рябоконь естественно становились в первую очередь. Напротив «Газвина», рядом со старым «Молочником» находились «Весѐлый Ильич» и «Айвазовский». «Весѐлый Ильич был знаменит своими торговыми автоматами, которые, если засыпать туда мелочь, выдавали поджаренный горошек и стакан портвейна. Все нормальные ребята заворачивали в «Ильич», чтобы перехватить перед эспланадой – замечательным парком, рядом с Планетарием. Планетарий – это был православный храм, который большевики переделали в Планетарий. В Планетарии иногда проходили рок-концерты, а напротив находился Совет министров. Разумеется оба заведения мешали друг-другу. Вот однажды, в 1967, из Совета министров в Планетарий прислали человека, чтобы он прекратил это безобразие – Рок-концерт, так как он мешал серьѐзным людям обсуждать что-то серьѐзное. Работник вытащил все провода, а толпа высыпала на улицу. Тут же появился и лозунг «Свободу гитаре». Одним словом, неприятность и тем и другим. Власть в будущем решила не повторять таких ошибок и планетарий стал просто художественным салоном. Мишка Хорук, Яшка Сбинович, Пит, Сейский и Женька Беньковский тоже были там. Выйдя на улицу они, вместе с остальными кипели от праведного гнева. Воспоминания о предыдущем, двухдневном концерте были живы в их душах. А вспоминать было что – несколько тысяч длинноволосых уродов собрались в спортивном клубе «Динамо», представьте себе - «Динамо», и пели и играли свой рокнрол. Играли две самые популярные группы – Мелоди Мейкерс и Эолика. Их ключевые фигуры – Сейский, Хорук и Юл Кузьминов считались героями. Они и были героями, с пониманием разглядывая со сцены настоящего корреспондента «Советской молодѐжи» Сашу Айрапетяна, который ходил между рядами и возбуждѐнно фотографировал публику, музыкантов и дружинников. Все они в конце концов оказались в Америке. А Пломбир, Бондырь и Конь заглянули заглянули на Эспланаду. Там всѐ шумело выразительным шѐпотом. Слышались слова: «Джуси фрут», «Спирмент» и «Даблмент». Живо так же обсуждались «Малборо», «Кент», и «Пелмел». Ценились на Эспланаде битловки, джинсы и батники, - то есть рубашки с пугавицами у воротника. Среди продавцов там, конечно, были знамениты Вовка Ялаев, по прозвишу Чангал, Борька Эверт и Мишка Жбан, мелькал там и Бенька Вайнер. Он служил в армии и получил дисбат за неосторожные речи о жидовской морде от своего командира. Именно Вайнер обеспечил «Эолику»

сценической формой. Это были зелѐные рубашки в полоску и белые джинсы. Запредельный прикид. Начинающие музыканты – «Джокерс» и «Дримерс» завидовали «Эолике». Через два года, в 1969 состоялся новый рок-концерт в спорткомплексе на Ленина – «Даугаве». «Дримерс» были бесспорными фаворитами этого концертаю Там играли кудесники рока – Юрка Макаров, Яша Рахман – клавишные, наш старый знакомый Боря Бондаренко – бас, а на ударных наяривал Толик Труш. Солировал, конечно, Гена Смирнов. Его американский голос смущал работников милиции, но в этот раз никого не забрали, всѐ обошлось. А могли бы. Вовка Чангал вовсю торговал там жевательной резинкой и сигаретами. На этом фестивале в полном объѐме проявился школьный лозунг «дай дожувать». Когда резика от долгого жевания начинала вызывать судороги – спутник блѐва- еѐ отдавали дожевать другому. Кое кто на этом концерте попивал кое что и покрепче. Все сходили на эти концерты. И Наташка Новоковская – общепризнанная красавица, в Витька Чиненов – Чика, и ещѐ один Чика – Чековани. Надо ли говорить, что все они, включая Чангала, учились в 22-й. Несравненная Аэлита Фитингоф со своим Яшкой "Голливудом" сидели на почѐтных местах. Рядом находились Боря Столин и его неизменный товарищ Эмиль. Тут же были и Гришка Саминский, весѐлый шофѐр в джинсовой куртке, и Цалик, и длинноволосый латыш Фред. Основной фигурой был Исай в рваных джинсах. Все, все были там и все друш друга знали и все любили музыку. А Сашка Пломбир и Бондаренко прогуливаясь, неизбежно продвигались к цели своей прогулки – Шкафу. Шкаф был баром в гостинице «Рига», и там собирался народ по-богаче. Остались за спиной часы «Лайма», где приятели поздоровались с серьѐзным Сашкой Хелли и Мишей Жбаном. Там же отирался и Стас Шантырь, обдумывавший музыку Джимм Хендрикса, и Миша Дудкин, бредивший Израилем. Можно было бы заглянуть в «Казу» и поручкаться с наркоманами и хиппи, но цель была другая – Шкаф. Туда ходили богатые москвичи – Феоктистов с другими картѐжниками, фотограф Паша Литвак и солидные рижские воры Юра Кузьменков и Юра Костоплотский, которого за определѐнную склонность приближѐнные прозвали Юра Красноблядский. Бывал там и знаменитый фотограф Йоська Шнеберг. Замечали сидевшим в Шкафе и рижского Хампердинка - Борьку Частикова. Том Джонсом был Лѐва Пильщик! Многие из них играли в карты на деньги, конечно. Вообще игра в карты была весьма популярна. Вот, например, Саша Ратнер играл много. Евреи играли в сложную и в процессе игры ругались. Кир Михайлович оскорблял Пашу Литвака – дебил, оккупант, и самое страшное: «Паша, ты латыш». Но латыши всѐ-таки были. Вовка Виесне, по прозвишу Техник, пил водку с Сашей Бесединым – Медом. Они обсуждали живопись абстракционистов, итальянское кино и американские автомашины, всѐ это не очень-то укладывалось в советскую идеологию, поэтому и Мед и Техник записываются в штатники. А в Шкафу приготавливали коктейль «Вассара» - ликѐр, сироп, шампанское. Столики были выложены кафельной плиткой. Одна плитка отошла от покрытия и клиенты клали под неѐ рубль. Это был некий акт солидности и понимания. Вкушая «Вассару» ребята подумывали о «Главвине». В «Главвине», впрочем как и в «Арарате» - самых известных магазиных алкоголя, была очередь и покупатели разговаривали там серьѐзными мужскими голосами. Но, отстояв очередь, можно было получить две бутылки «Волжского вина», в народе: «Мечта Гитлера». В Главвине молодые штатники встретили Серѐжку Быкова и Горюнова, непьющего боксѐра. Получив «Кристалл» - 3.07 руб. и «Мечту Гитлера» - 1.08 руб. за бутылку друзья отправились пить за планетарий. Там, принимая водку и вино, все поглядывали на кафе «Москва» и кафе-мороженное «Пингвин». Про «Пингвин» никаких особых историй на ум не приходило, а вот про «Москву» Быков и Горюнов рассказывали многое. Маленький Пломбир ещѐ не встречался с девушками, а вот Боря Бондаренко уже гулял с Таней Барановой, будущей солисткой «Дримерс», и с Аллой Ивановой, и с Лидой Ивановой. Пломбир только что поступил в торговый техникум, на Мичурина. Девочек в нѐм училось много, но отношения с девочками у Пломбира тогда ещѐ были теоретическими.

Именно в этом техникуме работала в архиве Эмма Белкина, еврейка, которая вывезла из СССР Витю Боева в Америку. Это была красивая пара и в Нью-Йорке они пользовались популярностью. Забегал туда после репетиции «Шелкунчика и Женька Новицкий с Володей Кармановым – Карманом, попить водочки. И Женька и Карман отчѐтливо наблюдали напротив Планетария, в том месте улицы Кирова, где впоследствии находилось кафе «Вита», виноводочный магазин. А в этом магазине продавался югославский виньяк с задорной этикеткой – «не напиваться, а наслаждаться». И Карман и Новицкий именно напивались этим виньяком плохо отзываясь о проклятой этикетке. Возвращаясь на Красноармейскую Саша с Борей непременно встречали известного городского сумасшедшего Колю. Коля, никого не стесняясь, писал на аппарат с газированной водой. Газированная вода в народе была весьма популярной. Просто вода, за копейку, и дорогая – с сиропом, за три копейки пользовались спросом у всех, кто хотел попить. А попить хотели все – и те, кто отсидел часы в Шкафу, и те, кто пил «Коленвал» за Планетарием, и ужасный Джага, и коллекционировавший сорокопятки Валера Корсак, и солидные евреи, посещавшие юрмальское «Лидо», и цигане, так любившие покушать в «Астории», все пили газировку и все прощались с безумной, глупой юностью. Юность, как одноразовая зажигалка – закончится газ и выбрасывай. И тот, кто уезжал, и тот, кто оставался, никто не забрал с собой юность. Засунул сигарету в рот, ударил по карманам, а тaм – пустота. А в Шкафу остались бесспорные хозяева Шкафа Юра Коленкин – Граф и Женя Бакиновский – Фунт. Кто они были такие, откуда у них были такие деньги, куда смыла их история – уже никто не знает. В повседневную жизнь уверенно входило подводное плавание и в этом вопросе главными были Лѐня Бакин и Саша Петлюра. Уходя под воду, они оказывались в единственном месте СССР, гдн не было лозунгов, из которых самым смешным был, конечно «партия наш рулевой». На ум сразу приходили вечно пьяные, бессмысленно шляющиеся по караблю матросы и мудрый понимающий, зачем и куда плыть, капитан. К таким матросам, увы, относились братья Левины. Фима и Боря были музыкантами. Старший, Фима, пел в «Рубине». Там его и арестовали за валюту. Влад Смирнов осваивал аккордион и обсуждал музыку с Валерой Сейфутдиновым – Сейским. Лѐва Пильщик пел в Магадане, Эдик Сирсбардис – Клиф, так и не освоил свои свистульки и болтался по городу в своѐм клифте Френче, за который его и прозвали Клифом. Ближе к Госпитальной дымили своими «Явами» и «Чезеттами» Виталик Шершов, его называли Арнольд, Тугой, и, наконец, с подачи Джека Нейгаузена - Дуче. За сходство с великим итальянским фашистом. Дуче неотделим от Гены Передни – Джоя и позже, Полковника, Юрки Шницеля, Вовки Борща и Мишки Вина. Эти мотоциклисты ездили на своих мотоциклах на юг. Их истории про Ялту знала вся Рига. Ялта была тем местом, где штатники снимали разговоры и батана. Там предавались блядству все, включая Олега Войцехо – Вина, ещѐ одного красавца Серѐжку Плотникова и самого смешного на свете повара-еврея Костю Мурниекса. Костя имел копейку с ромштексов наполненных водой, но спекулянтские дела не давали ему сидеть дома. Однажды в Волгограде он сорвал с циганки золотую серьгу и убежал. Цыганка кричала ему: «Заговорю, стоять не будет!», «Не берѐт» - отвечал ей Костя и продолжал свой жульнический путь. Но вот прошли пятьдесят лет и штатники расстворились в безжалостном времени. Нет больше «инспекторов» и «разговоров». Автор сам лично видел джинсы «Левис» на помойке. Большенство штатников не курит, а если кто и курит «марлборо», ни у кого это блеска в глазах не вызывает. На экраны телевизоров пришла война и давно уже на Новый год никого не удивляет пустой почтовый ящик. «Великолепная семурка» с еѐ необъяснимым обаянием, не заставляет штатников бросать все дела. Никто не поедет в Минск слушать джаз и только рокнрол заставляет их топать под столом своей ногой. С точки зрения власти пятьдесят лет назад все они были безопасными, бесполезными людьми и всѐтаки умудрились создать эпоху, Эпоху Зажигалки.

WWW.SHTATNIKI.COM