Anatomy of greed 2

Владимир Колганов

Анатомия алчности Роман

1

Часть 1. Сердюкин и Ко Часть 2. Ловушка для премьера

2

От автора Хотелось бы предложить читателям подлинную историю какойнибудь крупной аферы, конечно же, с нотариально заверенными признаниями фигурантов дела, с расшифровкой санкционированной прокурорами «прослушки», с копиями документов, подтверждающих факты присвоения бюджетных средств. Наверное, там где-то скопились целые тома отборнейшего компромата, скрытого от любопытных глаз. Вот было бы интересно в этом покопаться! Хотя с другой стороны следует признать, что в наше время чего только не подделывают – и протоколы допросов, и вещественные доказательства, и показания свидетелей и потерпевших. Тут всё зависит не только от распоряжений «сверху», но и от способности тех, кто производил дознание, повернуть порученное им дело так, чтобы ни у кого не возникало ненужных подозрений, или же напротив – представить выдуманные обстоятельства в качестве бесспорных доказательств чьей-либо вины. Ну вот и я решил пофантазировать, не слишком далеко уходя от всем известных фактов, и попытаться нарисовать некую, довольно неприглядную картину. Насколько это соответствует реальности, вам судить. Предвижу, что у кого-то может возникнуть подозрение, будто прототипами персонажей этого романа являются весьма значительные люди. Это и бывший министр Сердюков со своей подругой, и властная элита государства: Зубков, Шувалов, кое-кто из Ивановых, Патрушев, Бортников, Бастрыкин, Фрадков, Степашин, Рогозин и Володин. К этому перечню можно было бы добавить Вексельберга, Фридмана, Ходорковского, Потанина, братьев Ковальчуков и, несомненно, Сечина, а также популярных «властителей умов» Венедиктова, Белковского и Ларину. И не забыть бы ещё про Пономарёва, Навального, Ксению Собчак, Суркова и Дворковича. Однако уверяю вас – всё совсем не так! Перечисленные здесь уважаемые люди никакого отношения к событиям, описанным в романе, не имеют. А потому нет смысла понапрасну обивать пороги Генпрокуратуры и иных госучреждений в поисках поруганной чести и достоинства, особенно в тех случаях, когда фантазия автора не слишком отдалилась от реальности.

3

Часть 1. Сердюкин и Ко Глава 1. Мечты Приснился Аркадию Евграфовичу сон. Будто поспорил он с довольно привлекательной девицей, что одной спички недостаточно для того, чтобы сжечь все волосы на голове. Дурацкая, в общем-то, затея, но ведь на то и сон… В жизни он бы такого уж конечно не позволил. Вот ещё! Только экспериментов над собой и не хватало. Итак, он ей и говорит, передавая коробок со спичками: – Сожжёшь, я тогда любое твоё желание исполню. А нет – ты мне... Ну, чем она обязана будет ему отплатить, если спор проиграет, это всем понятно. Но вот чиркнула девица спичкой по коробку, и через несколько секунд вся голова Сердюкина оказалась выметена, как под метёлку. Затем всё лицо покрылось волдырями, а с глазами сделалось такое, словно бы зрение напрочь потерял – кругом тьма и только искорки летают. Ужас охватил Сердюкина, причём не смутило даже то, что волос на голове уже изрядно поредел к пятидесяти годам, так что и жечь-то по большому счёту было нечего. Проснулся весь в холодном поту и как ни пытался успокоить себя, что-то подсказывало – сон этот, несомненно, в руку. Вообще-то во сне чего только не приходит в голову. Именно так однажды появилось неодолимое желание представить себя в образе потомственного дворянина, ещё лучше – графа или ещё кого-нибудь из придворной знати. Иногда это удавалось, то есть Аркадий Евграфович оказывался вдруг во дворце, среди шикарно разодетых дам, сверкающих эполетами офицеров, да и сам чувствовал, что он в этой зале далеко не последнее лицо, чему свидетельством расшитый золотыми нитками мундир то ли егермейстера, то ли камергера. Однако всё это было ненадолго – видение обычно возникало неожиданно и длилось всего несколько минут. И всё же заметный след в его сознании оно оставило, отсюда все эти странности в отношении к окружавшей его жизни: милицию он стал мысленно называть городовыми, ОМОН – 4

жандармами, своих советников и заместителей – челядью, солдатиков – холопами, прочих граждан – быдлом, ну а главу государства величал исключительно и только «государем». Надо сказать, такой поворот в мировоззрении пришёлся Сердюкину явно по душе, словно бы открылось то, о чём втайне он давно уже мечтал, только признаться в этом не решался. Со временем желание обрести почётный титул стало настолько сильным, что как-то само собой перекочевало из области неподвластных разуму видений во всегдашнюю реальность. Сердюкин даже графский герб заказал знакомому художнику, так, на всякий случай, хотя дворянином его категорически отказывались признавать – в Российском дворянском собрании, мягко говоря, послали, заодно ещё и прилюдно высмеяв. Им почему-то требовалась родословная, а где такую взять? Не мог же он там написать, что прадед служил старшиной сапожного цеха в ремесленной управе, ну а прабабка обреталась в Кубанском войсковом приюте для девиц, да и то, стыдно сказать, – числилась там надзирательницей. Ну где тут, скажи на милость, хотя бы крохотные намёки на дворянство? Перешерстил Сердюкин списки столбовых дворян и прочей местной знати по всем губерниям с начала восемнадцатого века. Перечитал все родословные, которые только удалось найти. Искал малейшую зацепку, ну хоть кого-нибудь с такой или похожей на него фамилией. Всё оказалось без толку! Ни подпоручика в пехотном полку, ни столоначальника в уездной управе – нигде ничего подходящего так и не нашёл. Можно, конечно, предположить, что кто-то из его предков был незаконнорожденным сыном генерала или статского советника – такие случаи бывали. Тогда этому бедняге назначалась фамилия как бы с потолка. Но кто же, прости господи, даст эту неказистую фамилию потомку дворянина? Как-то пришла в голову мысль, а не поискать ли за границей. Многие «бывшие» там обосновались ещё с незапамятных времён. С тех пор и фамилии, небось, переменили на тамошний манер. Или же совсем наоборот – немало французских офицеров осело в России после разгрома армии Наполеона. Так ведь вполне могли позаботиться о том, чтобы 5

приписать к прежней фамилии хотя бы пару букв, к примеру «ин». Вот только в этом случае первоосновой мог быть исключительно «Сердюк», что уж совсем не увлекало. И всё-таки надежда сохранялась, поскольку наверняка имелись и более интересные варианты происхождения фамилии. Недавно летал в Париж на переговоры – речь шла о разработке новой формы для солдатиков. Пришлось пообщаться с несколькими знаменитыми тамошними кутюрье, однако их предложения Аркадия Евграфовича не впечатлили. Уж очень всё замысловато, вычурно, да и цена кусается, а ведь для солдата главное, чтобы летом руки-ноги не потели. Василиса ещё тогда обратила внимание, что Сердюкин словно бы витает в облаках вместо того, чтобы обсуждать детали формы. Онато уже видела себя одетой «от Версаче» или хотя бы «от Диор». Но что поделаешь, если даже во время переговоров Аркадий Евграфович всеми своими мыслями был там – недалеко от парка де Монсо и собора Александра Невского, на маленькой парижской улочке, в доме, где размещался с давних пор Союз русских дворян. И словно бы уже кончиками пальцев слегка похолодевших, чуть дрожащих рук ощущал тепло бумаги, на которой витиеватым почерком написано: «Внести в шестую часть Родословной книги Союза русских дворян Сердюкина Аркадия Евграфовича, рождённого…» Ну и так далее – с тем, что положено писать в дворянских грамотах, он ознакомился заранее. Смущала только обнаруженная им в образце такого документа оговорка по поводу того, что «настоящее свидетельство действительно до утверждения оного законною в России властью». Чем же им эта власть не угодила? Да если бы не она, родимая, разве когда-нибудь пришла бы ему в голову мысль о графском титуле. Надо признать, что желание стать дворянином возникло у Сердюкина, только когда уже приблизился к вершине власти, что называется, на длину протянутой ему руки. В сущности, его теперешняя должность вполне соответствовала званию церемониймейстера, по крайней мере. То есть стоять по правую руку от «государя» на парадах, да рапортовать о достигнутых успехах на очередных манёврах. Всё остальное было недоступно вниманию посторонних лиц, поскольку военные дела в 6

немалой степени связаны с секретностью, а потому и личная жизнь, и увлечения, и методы руководства Сердюкина своим ведомством оставались тайной за семью печатями. Если бы не эти проблемы с получением дворянства, грех было жаловаться – со временем удалось скопить солидный капитал, потом выправил себе степень доктора каких-то там наук, а уж когда устроился в должности военного министра, жизнь стала приобретать черты, свойственные только небожителям. Вроде бы чего ещё желать? На самом деле, всё было не так. Это его не вполне внятное происхождение вечно напоминало о себе, даже когда никто о том не спрашивал. Он ощущал себя купчишкой, выбившимся в люди из лакеев – безродным простолюдином среди потомков графов и иных дворян. Теперь даже страшно вспомнить, с чего он начинал! Голь перекатная, босяк! И главное – не малейшей перспективы.

Глава 2. Происхождение субъекта В те времена на улицах родного города ещё можно было встретить человека с автоматом. Он вылезал из чёрной «волги» без номеров – вместо этого была только никелированная табличка, свидетельство принадлежности к высшей знати, – опасливо оглядывался по сторонам, поводя дулом автомата, и только после этого открывалась задняя дверь, чтобы представить прохожим и зевакам того, чьё имя даже шёпотом боялись называть. Аркаша глядел во все глаза, и сердце его замирало от восторга – вот так бы и ему когда-нибудь, под ручку с ослепительной красавицей входить в предупредительно распахнутые двери ресторана. Однако эта дивная мечта на долгое время оказалась спрятана где-то в закоулках его памяти. Мечтать, конечно же, не вредно, если не очень увлекаться, но прежде следовало получить ну хоть какую-то профессию. Там, где всё зависело только от него, он смог показать, на что способен, хотя перспектива реализовать свои способности, работая на автобазе, нисколько не прельщала. Однажды начальник, приметив паренька, в приватной беседе поделился своим опытом: 7

– Ты парень смышлёный, и вот что я хочу тебе сказать. Если не хочешь всю жизнь ходить в «шестёрках» и со стола объедки подъедать, найди себе влиятельного покровителя. Вот он как танк будет тебе дорогу расчищать, ну да и ты не забудь его отблагодарить при случае. Собственно говоря, не будь такого покровителя, вряд ли Аркаша получил бы направление на учёбу в Ленинград. Эта бумажка – всё равно как проходной билет, поскольку провинциалам для поступления в институт была выделена квота. Да хоть на тройки сдай экзамен, всё равно зачислят, даже предоставят общежитие. Поначалу Сердюкин не догадывался, насколько ему повезло, какие перспективы могут перед ним открыться, когда он закончит этот на первый взгляд непрестижный институт – ну что можно ли гордиться профессией продавца обувного магазина? Однако прошло время, пригляделся, понял, что и как, и тогда уже на всех парах помчался к своей цели. Понятно, что одним усердием в учёбе трудно заслужить признание. Да и сверхурочная работа грузчиком уверенности в светлом будущем отнюдь не добавляла, разве что на заработанные деньги немного приоделся, а ведь знающим людям хорошо известно, что внешний вид в торговле очень много значит. Впрочем, важен был не только внешний вид, но и умение сводить концы с концами. Вот в этом деле Аркаша несомненно преуспел. После третьего курса студенты проходили практику. Сердюкину выпало торговать бананами. Не имея опыта, управляться с механическими весами, к тому же обходясь без столь привычного теперь калькулятора – вместо него в те времена приходилось щёлкать костяшками на деревянных «счётах» – оказалась, что далеко не каждому студенту это по плечу. Только Сердюкину всё удавалось. Он успевал и улыбаться покупателю, и уговорить его взять гроздь бананов чуть побольше, и самое главное – умел торговать не себе в убыток. Верно и то, что никто не стал бы утверждать, что он кого-то обсчитал – рисковать из-за нескольких рублей, в то время как до реализации мечты осталось два-три шага, этого Аркаша никак не мог себе позволить. Следующий шаг оказался очень важным. Уже через год, на следующей летней практике ему предстояло потрудиться в должности помощника бухгалтера в магазине. Магазин был непростой, поскольку мебель 8

– это вам не бананы. Это совсем не то, о чём предстоит забыть после того, как съешь. Стенка, диван или письменный стол – если не на века, так хотя бы на полтора десятка лет. И все эти годы довольный покупатель мысленно будет благодарить продавца, оказавшего ценную услугу. Если кому-то невдомёк, тут надо пояснить, что дефицит в прежние времена являлся основой материального благополучия целой армии снабженцев, товароведов, директоров и продавцов, не исключая также водителей и вечно пьяных грузчиков. Особенно это относилось к дефициту мебели, поскольку жителям страны, почти сплошь заросшей непроходимыми лесами, казалось вопиющей несправедливостью распределение мебели по талонам, запись на импортные гарнитуры, бдение в нескончаемых очередях. Гораздо проще договориться с продавцом, однако и тут не обойтись без рекомендаций – не всякому же в столь тонких операциях можно доверять. Со временем Аркаша всю эту технологию освоил, хотя работа в бухгалтерии не позволяла общаться с покупателями. Однако и на этом месте он постарался доказать, что, несомненно, достоин быть шестернёй в этой многоступенчатой системе. Вполне логично, что после окончания института его взяли в местный Мебельторг. На первых порах Сердюкина не подпускали к дефициту. Стулья, тумбочки и другая мелочёвка – вот этим и приходилось торговать. Но очень скоро появились новые возможности. Существенную роль тут сыграла внешность, поскольку солидного вида, как бы наполненный значительностью продавец вызывал доверие у vip-клиентов. Вскоре он стал заведовать секцией, продававшей шкафы и секретеры, а там подоспели новые времена с куда более широкими возможностями – грянула долгожданная перестройка. За годы работы на ниве обустройства городских квартир Сердюкин обзавёлся огромным количеством знакомств. Здесь были люди, к которым при иных обстоятельствах, скажем, работай он директором овощного или винно-водочного магазина, побоялся бы приблизиться на расстояние нескольких шагов. А тут, что ни день, к нему за помощью обращались профессора и академики, популярные артисты и маститые художники, известные спортсмены и жёны иных, весьма влиятельных 9

лиц, не считая барыг и прочих представителей уголовного мира и теневого бизнеса. Что уж тут говорить, если даже директора крупных универмагов перед ним заискивали, снабжая импортными шмотками и столь изысканными деликатесами, о существовании которых прочие граждане не подозревали. Кстати, и первый свой автомобиль Сердюкин приобрёл по блату. Ах, это были золотые дни! И очевидной причиной благоденствия мебельного короля был дефицит. Любому школьнику известно, что в прибыльном бизнесе без надёжной «крыши» невозможно обойтись. В лихие 90-е мебельные фабрики и магазины находились под бдительным надзором «братков», слетавшихся из дальних уголков России с тем, чтобы пощипать успешных бизнесменов. Общение с ними стало одним из элементов управления хозяйством, приходилось и руки пожимать, и выпивать, и вместе проводить время с девочками в бане. Всё это без особого удовольствия, но что поделаешь, надо было как-то жить, а запереть себя в четырёх стенах и не высовываться – такая жизнь была не для Сердюкина. Да что тут говорить, вряд ли в частном бизнесе найдётся хотя бы один чистенький и незамаранный в те годы. Вплоть до начала нового тысячелетия Аркадий Евграфович вполне успешно продвигался по служебной лестнице. Уж он-то разбирался в мебели, знал, что к чему, а между прочим, лестница – это та же мебель, скажем, если понадобиться снять книгу с верхней полки стеллажа в своей квартире. Увы, на книги почти не оставалось времени, поскольку от заведующего секцией по продаже дефицитных стенок в магазине до поста генерального директора в акционерном обществе – дистанция огромного размера, и все силы приходилось тратить лишь на то, чтобы до финиша добраться самым первым. Впрочем, о завершении карьеры рановато было размышлять, однако со временем Сердюкин понял, что в этом бизнесе достиг своего предела. Отчасти именно поэтому и решил приобрести профессию юриста, хотя и в прежней должности гендиректора знание основ юриспруденции ему не помешало бы. Тогда, во время учёбы на заочном факультете он и познакомился с Тамарой. Как позже выяснилось, его новой подруге отчаянно не повезло.

10

Выйти за сына первого секретаря горкома партии мечтала любая девушка из номенклатурной тусовки районного масштаба. Однако после того как славные времена неожиданно закончились, муж с горя запил, потом бывшего первого секретаря не стало, и вскоре супруги разошлись. Осталась на руках дочь, и нужно было искать нового спутника жизни, более покладистого и перспективного. Сердюкин, что называется, сделал стойку сразу, как только удалось узнать, что Тамара приходится дочерью главному местному налоговику. Ему ли при его опыте общения с «братками» и налоговой инспекцией не знать, какие возможности это могло сулить. Прежде приходилось подкармливать инспекторов, поскольку даже за совет, как обойти закон, чтобы минимизировать налоги – даже за такую малость приходилось рассчитываться пачками зелёных. Похоже, там был свой чёткий прейскурант – с кого и сколько брать, само собой, в зависимости от доходов. Наверняка кто-то из налоговиков озолотился на его подачках, так почему бы и самому теперь тоже не попробовать? Дело оставалось за малым – сначала развестись с прежней женой, потом жениться на Тамаре, а в качестве свадебного подарка получить должность заместителя при тесте. Тут следует признать, что отец Тамары тоже был не лыком шит – если бы не увидел в женихе задатки солидного руководителя, вряд ли бы его к себе приблизил. Так ведь ещё в Краснодаре про Аркашу было сказано: ну до чего смышлёный парень! Кстати, о мыслях, которые время от времени возникают в голове. Первая мысль, посетившая Аркашу после того как он узнал о том, что за малопривлекательной фамилией его сокурсницы по юрфаку скрывается урождённая Дубкова – это была даже не мысль, а междометие, вырвавшееся изо рта прямо во время лекции в университете. Ну просто «Ах!» и больше ничего. По счастью, лектор не услышал либо же принял возглас восхищения на свой счёт. Сердюкин же сразу после лекции забрался в Интернет, чтобы уж наверняка узнать о будущем «папаше». Тут-то и открылась ему тайна «Дворянского гнезда», а вместе с ней словно бы зажглись посадочные огни столичного аэродрома.

11

Глава 3. Дворянское гнездо Так вот, немного о «гнезде». За несколько лет до того, как Сердюкин оказался на юрфаке, Василий Степанович Дубков почувствовал какое-то неудобство в организме – он понял, что сдаёт. Вроде бы не старый ещё, однако вся эта реформаторская суета и безалаберность до того достали, что временами просто не оставалось сил – нужно было прилечь и отдохнуть. Можно конечно полежать и на диване в собственной квартире, однако хотелось устроиться где-нибудь подальше от городских забот, от шумных улиц и неулыбчивых сограждан. Понятно, что не с чего им было улыбаться, но и глазеть на эти вечно недовольные, обиженные лица через стекло автомобиля даже в выходной день – это занятие крайне утомляло. Тогда-то и явилась ему благостная мысль – построить где-нибудь среди полей и лесов что-то вроде дачного кооператива, но исключительно и только для «своих». Так что бы даже чужая мышь на территорию не проскочила! В итоге образовался коллектив: два физика, кое-кто из мэрии, вроде бы один со связями в ГБ, парочка банкиров, некий оборотистый бизнесмен, которого в итоге избрали председателем, ну и он сам, налоговик Дубков. Надо признать, что собралась вполне приличная компания, да и место для того, чтобы хоть изредка отдохнуть душой, подобрали редкое по красоте. Всё было честь по чести – берёзовая роща, цветущие луга и дивное озеро неподалёку. Хотели назвать кооператив по общему согласию – «Дворянская усадьба». Правда, даже остатков какой-нибудь усадьбы там не наблюдалось, однако старожилы поговаривали, что была – до тех самых пор, пока её крестьяне не спалили в тот самый год, когда вся эта заварушка только началась. Возможно, именно поэтому название не прижилось, и вскоре кооператив переименовали в «Дворянское гнездо». Понятно, что вряд ли из этой затеи что-то получилось бы, если бы не связи Василия Степановича по прежней службе, когда пришлось курировать сельское хозяйство. Конечно, не обошлось и без поддержки мэрии. Собственно говоря, человек из мэрии и сыграл решающую роль в становлении дачного кооператива. И что немаловажно, в главной роли и остался, вот только роль эта со временем приобрела совершенно 12

новые черты, о чём никто в те годы даже не догадывался. Текущие задачи по управлению кооперативом решал тот самый оборотистый делец – некто Снетков. Были у него с мэрией какие-то общие дела, поэтому никто не удивился тому, что он оказался в их компании. В те годы процветал бартерный обмен – да просто потому, что других вариантов тогда не было. Валюты кот наплакал, а людей надо было накормить, согреть, платить пенсии, ну и какую-то зарплату. Вот и приходилось проворачивать не вполне легальные сделки, если оценивать их с нынешних позиций, и даже закрывать глаза на некоторые сопутствующие этим сделкам обстоятельства. К Снеткову до поры никто претензий не имел, поскольку после развала КГБ и деградации правоохранительной системы не было никакой возможности разобраться, кто есть кто, какие у него связи, с кем в одной камере сидел. Это уже потом оставалось только схватиться за голову, рвать на себе волосы или посыпать их пеплом, сожалея о сомнительных знакомствах. Ну а тогда главная, определяющая мысль была одна: обеспечить функционирование экономики. Худо ли бедно, но это удалось. Если же ктото оказался прошлыми связями слегка запачкан, так это ничего – бог простит, а общественность об этом даже не узнает. Да что говорить, в те годы никто из них не мог предположить, что совладелец компании, осуществлявшей бартерные сделки, и заодно хозяин фирмы, которой поручили охранять «Дворянское гнездо» – это никто иной, как известный авторитет, из тех самых «братков», которые подмяли под себя чуть ли не весь частный бизнес в городе. Уже гораздо позже, когда всё это быльём поросло, Дубков не раз приставал к Петрушину с вопросом: – Что же ты не доглядел? Как же позволил замараться? И неизменно получал ответ от главного чекиста: – А что я мог сделать? Спецслужбы словно нарочно развалили. Ну чтобы легче было нарушать закон. А из «ментовки» на все запросы о фигуранте отвечали, что чист, в противозаконных акциях не замечен. На том разговор и завершался. Да уж, в те годы много чего начудили. Теперь только остаётся оправдываться и краснеть, глядя в зеркало на собственное отражение. Ну 13

что поделаешь – вовремя не разобрались, с кем дело приходится иметь. Так что, за это сразу ставить к стенке? Многие на этом компромате пытались заработать капитал. Кое-кому зубы обломали, только ведь рот всем не закроешь. Вот и Аркадий с вопросами стал приставать. У Дубкова даже возникло подозрение, что всё это он неспроста.

– И не думай! Выкинь из головы! Такие дела тебе не по зубам.

– Да что вы, Василь Степаныч! Я только так, из праздного любопытства.

– Будто я тебя не знаю… – Дубков с явным недоверием посмотрел на зятя. – Честно тебе скажу, всё эта история не стоит выеденного яйца.

– А что же комиссия этой, как её… Танеевой?

– Тут всё просто. У них заказ: отстранить бывшего гэбэшника от власти, подрезать ему крылья, чтобы больше не взлетел. А всё остальное от лукавого.

– Но были же у него связи с местными «братками».

– Какие связи?! Что ты тут несёшь? Будто сам не знаешь, что в те ходы любое доходное предприятие имело свою «крышу». А уж когда речь зашла о бартерных поставках, как можно обойтись без них?

– Так всё же было?

– Было, но совсем не так. Даже сейчас, когда у спецслужб огромные возможности, требуется немало времени, чтобы понять, кто на самом деле владеет фирмой. Ну а тогда… Неужто всё забыл? Продовольствие распределяли по талонам, и в сущности никого не волновало, кто приложил руку к тому, чтобы продукты появились на прилавках. Да как у тебя язык поворачивается нас в этом обвинять?

– Василь Степаныч! У меня и в мыслях не было!

– А тогда молчи и не суйся туда, куда тебе не следует.

– Я ведь спросил только потому, что неизвестно ещё, как всё дальше сложится. Мне кажется, что на крайний случай не помешало бы иметь в загашнике какой-нибудь компромат. А то ведь никаких гарантий даже на ближайшее будущее…

– Ты, зятюшка, со мной дружи. Вот это тебе самая надёжная гарантия. Надежнее, чем счёт в швейцарском банке, – Дубкову эти расспро14

сы стали уже надоедать, и он, как мог, старался вразумить Сердюкина.

– Пойми, садовая ты голова, что нет ничего надёжнее крепкой дружбы. Вот посмотри, скажем, на Жору Барчука. В начале 90-х всего-то замдиректора с нищенской зарплатой. Торговлей компьютерами подрабатывал – это ж смехота! Ну а сейчас – банкир, владелец фирмы, медиамагнат, ворочает миллиардами. Я уж не говорю о том, что стал почётным консулом этого… как его… Тринидада и Тобаго. И всё благодаря той самой дружбе.

– Это с чего же ему так подфартило?

– А потому что знал, с кем стоило дружить. И не копил на друзей… так, на всякий случай… компромат.

– Опять вы, папаша, за своё.

– А потому что разные бывали люди. Некоторые думали, что всех хитрее. А посмотри-ка, где они теперь? Как говорится, одних уж нет, а те где-нибудь в Испании пропивают остатки прежних капиталов, – Дубков развёл руками, словно бы говоря, что им уж не поможешь, и продолжал: – Самое главное, зятёк, запомни, что раньше карали за измену Родине, а теперь – за то, что не ценили дружбу. Надо признать, весьма полезный получился разговор. Однако если тесть решил, что смог переубедить, он явно ошибался. Единственная мысль, которая вертелась теперь в мозгу Сердюкина – никак нельзя все гарантии класть в один мешок. Да, кровь из носа, надо подружится с этим Барчуком. Эх, хорошо бы развернуться так, как он! А для больших дел тесть, увы, в дружбаны не годится – и староват, и масштаб не тот. Да и кто знает, что может с ним случиться, человек-то пожилой… Знал бы Сердюкин, какие унижения пришлось Барчуку перенести в начале его долгого пути к успеху, не один раз бы призадумался. Одно дело протирать штаны на лекциях в торговом институте, и совсем другое – грызть, что называется, гранит науки, насилуя мозги, что-то там изобретать, делать головоломные расчёты, а в результате через десять лет напряжённого труда получить всего лишь должность замдиректора академического института. О зарплате тут смешно даже рассуждать, поскольку все знают, где была в начале 90-х прежняя советская наука. Впрочем, не намного лучше обстоит дело и сейчас.

15

Как только появились первые торгово-закупочные кооперативы, Барчук засуетился – планов было громадьё! Уговорил директора, и тот, скорчив для порядка недовольную рожу, согласился. В итоге на территории института возникло несколько фирмочек, нацеленных на внедрение результатов научных разработок. Но как всегда бывает, благие мысли привели вовсе не к тому, что намечалось изначально. По сути, вся деятельность Барчука и его команды свелась к продаже компьютеров – в те годы это был самый ходовой товар. Дело процветало, но вот однажды директор вызвал его на ковёр: – Жора, мы с тобой не раз об этом говорили, однако толку никакого нет.

– Да в чём же дело? Что случилось, Морис Иваныч? – на лице Барчука обозначилось нечто похожее на улыбку невинного младенца.

– Где внедрение наших разработок? Где обещанное процветание? – требовал директор. Барчук не сразу нашёлся, что ответить. Вынь ему да положь! А откуда взять?

– Морис Иваныч, я ничего такого вроде бы не обещал. По крайней мере, в ближайшей перспективе. Дело это непростое, требуется время, чтобы встать на ноги, а вот уже тогда…

– Ты мне мозги не пудри! Вы на компьютерах уже прилично зарабатываете. А институту – шиш?

– Так ведь должен быть у моих ребят какой-то интерес, как же иначе? Думаете, они в восторге от того, что приходится стоять у прилавка вместо того, чтобы двигать вперёд российскую науку? Однако Морис Иванович настаивал на своём: – Их главный интерес должен быть в том, чтобы поддержать в лихую годину родной свой институт, а вместе с ним и ту самую науку. Барчук снова задумался. Директор конечно в чём-то прав, но правда такова, что при желании её всегда можно повернуть так, как это выгодно. Вот и теперь пришлось умерить пыл несговорчивого старика: – По правде говоря, Морис Иваныч, я не уверен, что ваша наука кому-нибудь ещё нужна. В рот её не засунешь, а ведь людям кушать хочется.

16

– Вот ты как заговорил! – стукнув кулаком по столу, закричал директор.

– Да, именно так! Я вам давно хотел сказать, что вы со своими идеями безнадёжно и необратимо устарели… Морис Иванович только теперь понял, какую гниду он пригрел на своей груди. Человек, преданный науке, никогда таких обидных слов директору прославленного института не сказал бы. А этот…

– Ну, в общем так! – Морис Иванович встал из-за стола. – Я частную лавочку на территории института впредь не потерплю. Пшёл вон!

– и указал на дверь. На следующий день Морис Иванович собрался было записаться членом в партию, в которой отродясь не состоял и даже не разделял, по правде говоря, их взгляды на то, как следует управлять народом. Но тут уж до того довели, что сил никаких нет дальше всё терпеть, надо действовать. Однако пройдясь по коридорам местного отделения КПРФ, послушав разговоры, решил немного подождать. Ему, человеку от науки, всегда были неприятны люди, мыслившие лозунгами. А здесь, куда ни глянь, стены увешаны транспарантами и плакатами, а на слуху только примитивный агитпроп. Толку-то от этого… Увы, мало сказать, что состояние академической науки вызывало опасения. Ещё несколько лет такой разрухи, и Морис Иванович мог остаться руководителем крохотного коллектива в составе секретаряреферента, пожилой библиотекарши и председателя профкома. Уборщицы и те давно уж разбежались, а стоило заглянуть в туалет, так там и вовсе возникало ощущение полнейшей безнадёги. Примерно то же творилось и в отраслевых НИИ. Ну а кому нужны все эти интеллектуальные изыски, если внедрять их некому и негде? Если даже ему приходилось сдавать в аренду кое-какие помещения, чтобы оплатить хотя бы счета за коммунальные расходы, так в некоторых НИИ, где приходилось иногда бывать, на каждом этаже располагалось по десятку контор, никак не связанных с наукой. Что тут говорить, полный развал и не малейшей перспективы! А выйдешь на улицу, посмотришь по сторонам – жизнь кипит, все что-то продают и покупают, на улицах и площадях просто столпотворение лавчонок. И никому 17

не приходит в голову, что через несколько лет когда-то мощная держава может превратиться в один огромный торгово-посреднический кооператив. Ужасно, если так! А вот Сердюкина подобные тонкости совсем не волновали. Научные открытия и технический прогресс – всё это было ни к чему. Ему бы разобраться в том, как Барчуку удалось сделать столь невероятную, просто уникальную карьеру. И вот что удалось узнать у сведущих людей. Покончив с прежними увлечениями, Барчук открыл свой ресторан. Понятно, что без начального капитала, составленного на продаже компьютеров, японских телевизоров и прочих заграничных причиндалов, о ресторанном бизнесе нечего было в те годы и мечтать. Дело открыли в складчину, взяв в долю и германских рестораторов. Только со временем Барчук понял, как он угадал. Да именно так! Займись, скажем, итальянской пиццей или японскими деликатесами, так бы и остался заурядным владельцем сети общепита. А тут оказалось, что постоянным посетителем его ресторана стал некий влиятельный человек из мэрии, не далее, как пару лет назад вернувшийся из длительной командировки в ту самую Германию. Приличное пиво прямиком из Мюнхена, оттуда же сосиски, солёные орешки – всё это возбуждало в нём приятные воспоминания о жизни за границей и располагало к задушевному общению, когда можно человека брать, что называется, голыми руками. Тогда-то, во время очередных посиделок в компании с его всегдашним спутником Дубковым и несколькими приятелями по прежней службе, возникла эта мысль – создать некое подобие дворянского гнезда. Не всё же обсуждать дела за пивом в ресторане, на виду у всех. Нет, надо подобрать уединённое местечко в тихой местности, построить там посёлок, всё на современном уровне по европейским образцам, но только не для всех, для избранных. Барчук со своей стороны горячо идею поддержал, да и его коллеги по бизнесу, само собой, не возражали. Дачные дела худо-бедно завертелись, однако человека из мэрии заботили куда более важные проблемы. Чтобы поднять из руин экономику родного города, требовались не только финансовые средства, 18

но и место, где их аккумулировать до поры до времени, финансовое учреждение, через которое проводить торговые сделки, дотации предприятиям, выплату зарплаты и прочее, и прочее. Нашёлся подходящий банк, но, как и всё городское хозяйство, он дышал на ладан. Когда потребовалось передать банк в надёжные руки, лучшей кандидатуры, чем Барчук, у руководителей мэрии не возникало. Любитель немецких сосисок так ему сказал: – Давай, Жора! Вся надежда только на тебя, иначе хана будет городу.

– Не сомневайся, я не подведу. Да как тут можно сомневаться? Свой в доску, к тому же светлая голова, аналитический ум – кому ещё можно поручить столь важную работу? С этого крохотного банка всё и началось. И вот теперь в руках у Барчука огромная империя!

Глава 4. Перспективы роста Увы, все попытки Сердюкина завязать отношения с Барчуком не дали результата. Даже когда Сердюкина назначили главным городским налоговиком взамен ушедшего на повышение Дубкова, ему никак не удавалось сделать что-нибудь приятное для Барчука, оказать некую полезную услугу. К тому времени покровитель Барчука благополучно перебрался в Москву, на самый высший уровень, где и решались все более или менее серьёзные вопросы. А что мог сделать такого уж уникального Сердюкин? Ну предложить некую схему, как минимизировать налоги, предоставить необоснованные льготы, но всё это были только мелочи. Барчук всё через московский офис пробивал, ну а Сердюкин вертелся где-то на задворках. Нельзя сказать, чтобы городские «жирные коты» услугами Сердюкина пренебрегали. Да вовсе нет! Как-то раз на стол следователю городской прокуратуры Егору Тимофеевичу Викулову положили расшифровку телефонного разговора – два криминальных авторитета обсуждали свои текущие дела. Вроде бы ничего особенного, если бы не 19

упоминание некоего неустановленного лица из налогового ведомства: – Михалыч, в общем, я встречался с ним сегодня.

– И что?

– В принципе, положительно конечно. Что хочу тебе сказать – он просто офигительный! С ним можно решать совсем уж кардинальные проблемы, к которым мы не могли подступиться даже.

– Ты уверен?

– На все сто! Его срочно нужно привлекать. Понимаешь? Это человек, с которым можно договариваться.

– Ключевая фигура к тому же по налоговым делам.

– Вот именно. Ну просто кайф!

– Да уж, подфартило! Надо бы нам с ним перетереть всё это.

– Замётано! Я сообщу попозже. Новых записей получить не удалось – то ли канал связи их клиенты изменили, то ли вовсе засекретились. В итоге следствие так и осталось в неведении относительно личности того самого лица. А вскоре навалились новые дела, и про тот разговор окончательно забыли. Все, только не Викулов – ту запись он на всякий случай сохранил в своём архиве. В те времена вошёл в моду такой «прогрессивный» метод поглощения доходных предприятий, как рейдерский захват. Чуть ли не каждый день к налоговикам обращались с предложением внести изменения в государственный реестр юридических лиц, а уж остальное было делом техники. С помощью сотрудников ЧОПа, а то даже и с привлечением ОМОНа, вламывались на предприятие, врывались в директорский кабинет и предъявляли ошарашенным работникам завода или фабрики документы, подтверждающие права нового собственника. При необходимости можно было организовать и постановление прокуратуры, и решение суда. Ну в общем, было на чём покладистым чиновникам нарастить свой капитал или хотя приобрести подержанную иномарку. Само собой разумеется, не каждому можно в столь прибыльном деле доверять. Решение таких задач поручалось только надёжным людям. Три межрайонные налоговые инспекции, точнее их облечённые полномочиями инспектора, вполне справлялись с поступавшими заказами. А остальным приходилось изыскивать другие способы попол20

нения семейного бюджета. Увы, со временем этот бизнес стал привлекать к себе излишнее внимание. У пострадавших тоже находились связи, да и контролирующие органы уже крепче стояли на ногах. Знакомые из УБОПа сообщали о возрастающем интересе их начальства к налоговым делам. Вот тогда и возникла у Сердюкина мысль поменять своё нынешнее кресло на более престижное и безопасное, желательно в Москве, поближе к тестю. Дубков поначалу отнекивался, ссылался на то, что не такое уж у него влияние, чтобы зятя так запросто перетащить в столицу, если он на государственных хлебах всего-то без году неделю. Да и перед товарищами из Кремля как-то неудобно – там хоть и смотрели сквозь пальцы на семейственность в правительстве, но только в том конкретном случае, когда она вполне оправдывала себя, не противоречила интересам государства.

– Василь Степаныч, я оправдаю! И противоречить вам не собираюсь.

– Эх, Коша, дело вовсе не в тебе. То есть и в тебе, конечно. Но вот вопрос: куда же мне тебя пристроить? Кошей Сердюкина стали называть ещё в торговом институте. Уж очень он был похож на огромного кота, толстого и неповоротливого. Немного заработав денег, Аркаша покупал себе еду и всё чего-нибудь жевал – на лекциях, по дороге в общежитие, даже в кино. Однако на прозвище он не обижался, поэтому его так и продолжали называть уже гораздо позже, само собой, в неслужебной обстановке.

– Да я на всё готов, – согласился Коша. – Лишь бы быть поближе к вам. Да и Тамара соскучилась по папе.

– Что ж, это немаловажный аргумент, – улыбнулся тесть. – Только опять же – куда тебя определить? На сельское хозяйство не поставишь. Дипломат из тебя хреновый с таким образованием. В Минпромторг не сунешь – ты же не технарь, хоть и в моторах когда-то разбирался…

– Даже и не знаю. Вам решать.

– Слушай, а возьму-ка я тебя к себе. Дело знакомое, на нынешней должности ты себя отменно проявил, а у нас ценят молодые кадры. Ты как на это смотришь?

21

– Я – только за! – радостно вскричал Сердюкин.

– Ну вот, для начала в кресле зама посидишь, но думаю, что это ненадолго. Есть мнение меня на другую работу перекинуть. Тогда, если сумеешь себя показать, я так и быть – слово замолвлю «наверху». Свято место, оно, как известно, пусто не бывает.

– Василь Степаныч! Что бы я без вас? Так бы и торговал стульями да табуретками до самой смерти.

– Ты Таньку не обижай, и всё будет в ажуре. Тогда славно получилось: из городских налоговиков – в кресло замминистра, потом исполняющим обязанности взамен ушедшего на повышение Дубкова, а вскоре совсем остепенился Аркадий Евграфович Сердюкин. Как глянет на себя в зеркало – ну вылитый министр! Взялся за дело он ретиво, поскольку всё в этой сфере хорошо знакомо, вот только руки раньше были связаны. В общем, эффективность налоговых сборов стала потихоньку возрастать. А тут подвернулся и вовсе уникальный шанс. Тесть при встрече ему так и сказал: – Аркаша! Есть возможность сделать доброе дело. Причём не просто так, не за прибавку к заплате или за орден к юбилею. Тут можно кое-что существеннее выиграть, войти, как говорят, в круг особо приближённых. Это конечно, если справишься.

– Я готов! – Сердюкин даже зарделся от волнения.

– Ты погоди, очень уж риск большой, можешь споткнуться ненароком.

– Кто не рискует, тот шампанского не пьёт, – процитировал Сердюкин, сглотнув слюну.

– Ну, я-то предпочитаю водку, а ты сам смотри. В общем, излагаю… Василий Степанович сперва пересказал Сердюкину факты хорошо известные – и про арест олигарха, и про события, которые этому предшествовали.

– Да, видимо, зарвался.

– Ну вот и ты намотай себе на ус.

– Я учту, – сказал Сердюкин, не особенно вдумываясь в произносимые слова, поскольку заботило его сейчас совсем другое: – Василь 22

Степаныч, но чем же я смог бы поспособствовать вам в этом деле?

– Вот! Это главный вопрос! Тут-то и начинается самое интересное, – Дубков для порядка выдержал паузу и продолжал: – Видишь ли, Аркаша, желание прищучить этого проходимца есть. Он и в самом деле перед народом виноват. Где это видано, чтобы честный человек за несколько лет стал миллиардером?

– Полностью согласен. Это абсолютный беспредел!

– Ну, беспредел, не беспредел, но доказательной базы кот наплакал.

– Так не бывает!

– В том-то и проблема. Если со стороны на это дело посмотреть, то вроде бы всё было по закону.

– Да уж, законы у нас не ахти. Сплошь дыры да лазейки, – Сердюкин согласно закивал, но без особой грусти в голосе.

– Дай время, законы мы подправим. Но как же этого гада засадить?

– Тут только одна зацепка – неправильно платил налоги.

– Вот-вот, и я об этом, – обрадовался Дубков, с надеждой глядя на догадливого зятя. Сердюкин тем временем напряжённо размышлял. Это же экспроприация экспроприаторов в чистом виде! Дело, несомненно, перспективное – не в юридическом смысле, конечно, а в том, как может повлиять на его судьбу. Но как?! То есть где найти требуемые аргументы?

– Я понял, Василь Степаныч. Сей же момент всё брошу и займусь только этим делом.

– И не тяни! – напутствовал его тесть. Уже к утру в голове Сердюкина кое-что сложилось. Идея, в общемто, была проста: законов олигарх вроде бы не нарушал, однако замысел надуть налоговые органы присутствовал. Вот это и надо было доказать. Приехав на службу, Аркадий Евграфович собрал всех заместителей. Приказал поставить на уши весь аппарат, срочно разослать депеши налоговикам в самые отдалённые уголки державы. Тут же из лучших сотрудников сформировали аналитическую группу, поставив во главе её начальника правового департамента – ему и отвечать перед заказчиком, если не получится. А для поднятия духа всем пообещал солидную премию и повышение оклада. Ну и машина заработала.

23

Если честно, так и с той, противной, стороны предлагали очень привлекательные варианты. Им позарез нужна была налоговая отсрочка. Как можно налоги заплатить, если он добился ареста всех счетов? Однако Сердюкин был неумолим. К своей цели он шёл, как танк, не останавливаясь на пути. И только уже гораздо позже, припоминая, сколько обещали за содействие, он начинал сомневаться: правильно ли поступил, на того ли жеребца поставил. Что-то подсказывало, что был прав, ну а виртуальные потери можно вполне реально отыграть, когда появятся более солидные возможности. К тому времени, когда подошёл срок формулировать обвинение, на столе у следователей лежало несколько десятков томов, содержащих налоговые декларации, учредительные документы фирм-однодневок и прочее, и прочее. Следователям оставалось во всё это вникнуть, отделить зёрна от плевел и оформить, как положено. Но сроки поджимали, «наверху» этой задержкой были крайне недовольны, и, как всегда в подобных случаях, в деле осталось немало нестыковок. Уже после того, как был вынесен приговор, Сердюкин поинтересовался, что там насочинял судья, и пожалел, что ввязался в это дело. Будь он на месте прокурора, всё выглядело бы гораздо убедительнее, а тут… В итоге самая суть оказалась погребена под завалами несущественных подробностей. Хотя, возможно, на это и сделали расчёт. Но были в этом деле и приятные мотивы. Тесть выполнил обещание, и постепенно Сердюкина стали допускать в узкий круг – речь об особо доверенных лицах из «Дворянского гнезда». Теперь надо выждать время, когда закончатся все эти кассации и апелляции, и можно будет заявить о своих претензиях. Не зря же он старался, в самом деле! Всё бы ничего, можно было ещё немного подождать, однако в тех самых, когда-то подконтрольных ему несколько лет назад, полукриминальных налоговых инспекциях вдруг начались обыски. И Сердюкин понял: если и дальше будут там копать, смогут чего доброго выйти на него – кто ж поверит, что главный городской налоговик был не при делах, допустил, чтобы под носом у него творилось беззаконие? Хоть он теперь и министр, хоть и сидит в Москве, однако всё равно в ответе. Нет, надо было срочно поменять сферу деятельности, чтобы даже запа24

ха его в налоговой службе не осталось. С тем и обратился к тестю: – Папаша! Вам не кажется, что я тут засиделся?

– Ты что это вдруг? – встрепенулся озадаченный Дубков.

– Так ведь работа налажена, налоговые сборы изо дня в день растут. Похоже, мне тут больше делать нечего.

– Как это нечего? Тебя партия, тебя народ поставил! Что приказали, то и должен выполнять.

– Да разве я отказываюсь, Василь Степаныч? Только ведь масштаб не тот, мне тут развернуться негде. К тому же, олигарх уже получил своё, а вы мне за это обещали… Василию Степановичу, ох, как не хотелось, чтобы зять очень уж высоко взлетел. Сейчас он под контролем, а что будет, если получит более значительную должность? Есть подозрение, что закусит удила, а тогда может наступить конец семейному благополучию. Этих выскочек из провинциального небытия он прекрасно понимал, ведь сам же из таких. Только ведь Дубков получил закалку ещё в прежние времена, был воспитан, как принято говорить, на верности идеалам добра и справедливости. А этот что? Да за таким нужен глаз да глаз, иначе сам по уши потом увязнешь. Однако что поделаешь, обещание надо выполнять.

– Так чего ты хочешь? Сердюкин сделал вид, что глубоко задумался. В таком серьёзном разговоре нужна пауза, иначе тесть решит, что он всё загодя продумал, всё решил, а от самого тестя всего-то и требуется кивнуть головой и принять это к исполнению. Вот потому-то и молчал. И только после небольшой паузы словно бы нехотя, смущенно глядя в пол, сказал: – Вообще-то все мы когда-то проходили службу в армии. Я ведь как-никак офицер запаса… Теперь пришла пора задуматься Дубкову: «В Минобороны метит! Да уж, у зятя, само собой, губа не дура. Вон как загнул! Там одних только генеральских звёзд на погонах будет с тыщу, а этот, недавний лейтенант, только на днях его сделали полковником… Этот что же, он будет ими управлять?» С другой стороны, в Кремле уже давно зреет недовольство. Много 25

дармоедов в нашей армии, да и жулья изрядно расплодилось ещё с тех пор, как расформировали Западную группу войск. К тому же там, в Европе, штатский во главе военного министерства никого не удивляет. В пользу кандидатуры зятя есть ещё один ценный аргумент – юрфак закончил и в финансах разбирается. Это тебе не всю жизнь сидеть в окопах и по плацу маршировать. Что ж, мысль интересная, но прежде чем там, «наверху» её озвучить, надо бы мнение как-то подготовить. Ну скажем так: генералы и впрямь проворовались, то-то склады с боеприпасами, что ни день, у них взрываются, горят, а вот с чего? А всё, оказывается, потому, что недостачу у себя скрывают – разве найдётся такой настырный дознаватель, что станет подсчитывать осколки, чтобы определить, сколько снарядов взорвалось, а сколько успели распродать по сходным ценам? Понятно, что зять на это место по многим параметрам подходит – энергии ему не занимать, голос командирский, зычный. Если потребуется, он и маршала, и генерала может далеко послать… И всё же както неожиданно всё это, да и дела подобные не делаются за один час. Немного поразмыслив, зятю сказал так: – Ты, Коша, потерпи чуток. Я этот вопрос провентилирую, переговорю с кем надо. Города не скоро строятся, а такие должности не просто достаются.

– Я подожду, Василь Степаныч, – пробормотал Сердюкин. И сколько ещё ждать? Мысленно он уже представлял себя сидящим у окна с видом на Бородинские ворота, однако так и быть, время ещё немного терпит. Эх, поскорее бы в новое кресло пересесть, там его никакой дознаватель не достанет. А всё потому что за ним вся армия! Конечно, если бы только Дубков замолвил словечко за любимого зятя, вряд ли бы что-то удалось. Однако и сам Сердюкин не терял времени даром. Ещё когда командовал налоговой службой, старался войти в положение соседей тестя по «Дворянскому гнезду». У них ведь как – если глава семейства честно отрабатывал свой хлеб на государевой службе, то бизнесом занималась его жена, да и повзрослевшие детки со временем к этому делу подключались. И всем им требовался либо дружеский совет, либо реальная помощь с тем, что уберечь семей26

ный бюджет от излишнего внимания контролирующих органов и прессы, которой дай только повод, так они могут сочинить целый криминальный роман на заданную тему. Многим он тогда помог, ну а теперь его доброта отозвалась солидной должностью. Именно тогда он познакомился и с Барчуком. Друзьями так и не стали, но Сердюкин во время редких встреч с новоявленным олигархом почувствовал в его глазах некий интерес, словно бы тот к нему присматривался, рассчитывая через какое-то время перевести Сердюкина в свой ближайший кадровый резерв. Барчук и в самом деле прикидывал, как можно будет в будущем использовать этого дубковского зятька. Ну разумеется, ему не интересны были интеллектуальные способности Аркаши, скорее наоборот – это был тот самый случай, когда ум подменяется жадностью, и только она становится ведущим стимулом, вытесняя из головы все прочие мотивы – и любовь к отечеству, и жажду справедливости, и совесть. Да, по большому счёту, и сам Барчук в этом плане мало чем отличался от Сердюкина. Но тут был один весьма существенный момент – Барчук никогда не давал воли своей алчности. И только проанализировав все обстоятельства дела, взвесив возможные последствия, он принимал решение – брать или не брать. Такой аналитический, кое в чём даже математический подход позволил ему до сих пор не зарываться.

Глава 5. Инициатива не наказуема Сердюкин пригодился уже позже, когда Барчук счёл возможным поспособствовать его воцарению в кресле военного министра. Тогда-то и пришла пора для совместных дел, однако зарабатывать на поставках для армии, скажем, продовольствия и нижнего белья у Барчука не было ни малейшего желания. Он так и сказал в приватном разговоре: – Ты хоть собачьими консервами своих солдатиков корми, меня это не интересует. Это не мой масштаб! Вот если бы выйти на международный рынок… Сердюкин сразу не врубился: 27

– Это вы про датские сосиски?

– Да нет, не то, – Барчук криво усмехнулся, даже появилось сомнение, прав ли был, когда протаскивал этого долдона на выгодную должность. – Видишь ли, в Европе есть деликатесы повкуснее. У них ведь немалые успехи в создании военной техники.

– Но как же так? – удивился такому откровению Сердюкин. – Это же наши потенциальные противники! Не можем мы покупать их оборудование, мало ли что они подсунут. «Соображает! – мысленно огорчился Барчук. – Только совсем некстати. Всё-то ему надо объяснять! Когда требуется ум, он включает жадность, а после – совсем наоборот». Пришлось растолковать доходчивее, как для несмышлёного ребёнка: – Ты что же, собираешься с ними воевать?

– Да нет! – Сердюкин от такой возможности даже привскочил на месте, ему это было явно ни к чему, он даже слышать об этом не хотел, а потому перевёл разговор на понятные ему детали. – Ведь эти их бронетранспортёры, по большей части, не подходят для климата России. Ну что, президентскую дачу в Сочах с их помощью будем охранять? Барчук такой возможности не отрицал, но вёл разговор совсем к другому: – Пойми, Аркадий, технические причиндалы меня совершенно не волнуют. Да при желании можно любой контракт обосновать. А вот использовать поставленные из Европы изделия или не использовать – это полностью от тебя зависит. Сердюкин наконец сообразил. То есть сообразил не всё, а только то, что с крупных контрактов и он может поиметь кое-что, если получится. Догадывался он, что у Барчука в этом деле свой немалый интерес – видимо, часть его капиталов крутилась где-то там, на Западе. Уразумел и то, что расспрашивать об этом без толку. «Да понимаю, не дурак!» А между тем, Барчук выложил на стол бумаги: – Вот тебе список. Выбери то, что можно наверняка обосновать. Ну а условия потом обсудим. Сердюкин глянул перечень изделий, которые ему предстояло пропихнуть. Чего тут только не было! Слава Всевышнему, бюджет его 28

ведомства с каждым годом раздувался, а российские заводы с той же регулярностью срывали госзаказ. Так что нетрудно будет обосновать даже покупку броневиков, предназначенных для передвижения в условиях Сахары, и французских геликоптеров, которые годились разве что для охоты на козлов из Красной книги. Единственное, что могло обеспокоить – это противодействие генералов, которых в армии слишком много развелось. Под сокращение самые строптивые попали, а прочие пока что поутихли, не высовывались, поскольку и для них на первом месте всё-таки семья. Прошло несколько месяцев, и дело стало приобретать реальные очертания, ну а затем он вошёл во вкус. Сердюкин полюбил все эти заграничные штучки ещё с тех пор, когда после «москвича» впервые сел за руль подержанного «мерседеса». Это же небо и земля! Знают же капиталисты, чем ублажить своего клиента. У них даже место водителя лёгкого танка не многим уступало комфорту в том самом «мерседесе». Вот так и надо заботиться о своих солдатиках! А что у нас? Да в нашей робе стыдно не только за рулём сидеть, но и обслуживать боевую технику. Тогда-то он и озаботился новой формой для солдат – чтобы всё было по последней европейской моде, на уровне лучших образцов, а то и лучше этого. Жаль, что не удалось договориться с признанными кутюрье, вот ведь жадюги – хотели ободрать его до липки. Однако Сердюкина не проведёшь! И в нашем российском захолустье есть умельцы, способные разработать чудо-форму. Сказано – сделано! И самое удивительное, что поначалу всем понравилось. Это уже потом, когда пошили в массовом масштабе, выяснилось: совсем не то, что ожидали. Однако даже относительные неудачи не смущали. Тем более что всё решают кадры, а в этом деле Сердюкин совершил подлинную революцию. Бывали случаи, когда военные министры надевали юбки, но это же у них, на Западе. Да там вообще не разберёшь, кто баба, а кто только зовётся мужиком. После того, как донесли, что прежний генералитет говорит о его назначении на пост – тут и «плевок в лицо», и «унижение для армии» – Сердюкин сделал более чем радикальные выводы из этого. Чем наши российские бабы хуже тамошних? Да вот ничем! То есть как раз наоборот! А потому вскоре на должности, не связанные с бое29

вой подготовкой и эксплуатацией военной техники, он назначил верных своих подруг из налогового ведомства. Генералы роптали, ну а подруги занимались своим делом, поскольку изрядно поднаторели в финансовых вопросах. Для тех министерских «золотопогонников», кто был не в состоянии себя сдержать, уже заготовлен был приказ: «Снять – и в войска!» Тогда же для пополнения кадров был учреждён кадетский пансион при министерстве. Редкой его особенностью было то, что принимали исключительно девиц. Причём наряду с сиротами, дочерями погибших в «горячих точках» офицеров, каким-то образом здесь оказались и дети вполне благополучных генералов и гражданских лиц. Что, в общем-то, совсем не удивительно – за основу при создании кадетских пансионов было взято устройство характерных для Европы закрытых школ для наследников высокопоставленных персон и местной знати. Так что теперь нет никакой необходимости отправлять любимых дочерей куданибудь в Англию или Швейцарию – вполне можно устроить и поближе. Ещё одним привлекательным моментом учёбы в этом корпусе стала возможность обрести со временем тёплое местечко в военном министерстве. В конце концов, если ставка на «генералов в юбке» уже успела себя оправдать, почему бы и в дальнейшем этой методой не воспользоваться? Такое предпочтение, основанное на половых признаках, можно было объяснить и возрождением традиций – вроде бы ещё у Керенского был свой женский батальон. Вот и теперь даже в воздушнодесантных училищах стали создавать девчачьи роты. Вполне очевидное преимущество должности министра заключалось в том, что по существу он сам себе хозяин. Конечно, периодически отчитывался, демонстрировал достижения и на учениях, и на парадах. Тут главное было – показать товар лицом! Правда, случались и трудные моменты. Скажем, во время конфликта в Закавказье Сердюкин чуть не вляпался. Всю ночь грузинская артиллерия колошматила по нашей пограничной заставе, затем заняли Цхинвал, а когда потребовалось дать приказ войскам на выдвижение к месту боевых действий, выяснилось, что с министром связь потеряна, вроде бы отправился куда-то на охоту. Не исключено, что на французском геликоптере выле30

тел на отстрел тех самых козлов из Красной книги. На самом деле Сердюкин оказался просто не готов к принятию серьёзного решения. Это и понятно, поскольку успел закончить всего лишь курсы лейтенантов, да и на посту военного министра находился всего-то ничего. Ну мог ли он взять на себя ответственность, когда речь идёт о жизнях тысяч беззащитных людей. Это же вам не какая-нибудь комбинации с финансами. Короче, сплоховал! И если бы его не нашли на исходе дня, яркая карьера могла бы закончиться сразу же по возращении в Москву. Слава богу, трёх суток оказалось достаточно, чтобы показать, кто в Закавказье правит балом.

Глава 6. Аппетит во время еды Примерно через три года после нового назначения Сердюкина на стол следователю по особо важным делам Егору Викулову – к тому времени его уже взяли на повышение в Следственный комитет, в Москву – легла копия записи телефонного разговора, перехваченного испанской криминальной полицией. Ещё за несколько лет до этого у них возникли подозрения, что некий российский олигарх, увековечивший своё имя скупкой золотых яиц, причастен к отмыванию денег с помощью уголовных авторитетов, нашедших пристанище в Испании. С тех пор и прослушивали всех, кто приехал из России. И вот такой российско-испанский уголовник беседовал с сыном, который занимался делами своего отца в Москве. Беседовали о том, о сём, но среди прочего там были и такие странные слова: – Ну, я поговорил с ним.

– Он что, в Марбелье?

– Да нет, прилетал на пару дней в Париж. У меня на квартире встретились.

– И что?

– Он в принципе согласен.

– А это не может быть подставой?

– Исключено! Мы с ним сработались ещё в те времена, когда он 31

служил в налоговой.

– Тогда понятно.

– Только ты сам должен всё ему объяснить и предложить свой вариант оплаты.

– К нему без подарка, видимо, не сунешься?

– Купи ему бутылку хорошего коньяка. Для начала, думаю, достаточно.

– А что там с его должностью?

– Он говорит, что это всё надолго. Интерес испанских криминалистов именно к этому разговору был вызван тем, что согласно полученным от агентуры сведениям готовилась крупная сделка по продаже российских танков некоему посреднику с последующей поставкой их в обход эмбарго, наложенного ООН, через Испанию в какую-то африканскую страну. Однако вывод коллег с Пиренеев о возможной причастности к этому делу кого-то из заместителей военного министра – этот вывод явно построен на песке. Танки могли продать прямо с конвейера завода – Викулова этот факт не удивил бы. Правда, тут было ещё одно обстоятельство – смущало упоминание налоговой службы в разговоре. Впрочем, и это ничего ещё не значило. Да мало ли кто из бывших налоговиков мог летать в Париж! Тут надо бы иметь в виду, что интересоваться связями высших должностных лиц можно было только после отмашки, данной из Кремля. Иногда запрет удавалось обходить, если номенклатурные товарищи как бы сами собой всплывали по другим делам, для возбуждения которых достаточно было санкции главы Следственного комитета. Но даже в этом случае упоминание их фамилий в деле категорически не допускалось. Ну разве что фигурировало там некое «неустановленное лицо». Это и была, по сути, единственная лазейка – пока лицо не установлено, скажем, известно только прозвище и не более того, можно было фиксировать его связи, но исключительно с фигурантами расследуемого дела. Ну а потом… Что будет потом, зависело не только от качества собранного материала, но и от решения начальства. К этому времени техника идентификации голосов уже достигла вполне приемлемого уровня, поэтому нетрудно было сравнить два 32

голоса: с записи, сделанной испанцами, и той, которая хранилась у Викулова и где беседовали двое уголовников. Теперь можно почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что один из участников этого разговора и тот, кто за несколько лет до этого намеревался установить контакт с кем-то из налоговой, – это один и тот же человек. Его фамилия известна, а вот о ком шла речь теперь, да и тогда, об этом можно лишь гадать. Впрочем, у Викулова возникло одно предположение, однако он гнал его от себя, поскольку оно не имело ни малейшей перспективы. Логика подсказывала, что в обоих случаях упоминалось некое лицо, притом достаточно влиятельное. Только такой человек мог курировать поставки боевой техники. Это же вам не патронами со склада торговать – здесь тяжеленные танки, в карман их не положишь. Кто бы это мог быть? В структурах, связанных с военным ведомством, в последнее время появилось немало должностных лиц, прежде обитавших в налоговой службе. Только вот незадача – всё это были женщины, а в разговоре упоминался именно мужик. Вряд ли они так засекретились, что на солидного мужчину пришлось словно бы напялить юбку? Тогда бы и место прежней работы не стоило упоминать. После того, как покопался в Интернете, ещё кое-что нашёл. А дело в том, что накануне подслушанного испанцами разговора только один человек из военного руководства летал в Париж, пытаясь договориться о разработке новой формы для российской армии. Что весьма существенно, вместе с ним, помимо секретаря и переводчика, побывала в Париже некая мадам, ведавшая в то время финансовыми и юридическими вопросами, связанными с имуществом военного министерства. Поскольку она требуемым критериям не соответствовала, подозрения падали на её патрона. Однако связь высокого должностного лица с криминалитетом – это уже кое-что! Если конечно испанцы не напутали. Так что предварительный вывод был таков – это никто иной, как Аркадий Евграфович Сердюкин. А потому что как нарочно всё сошлось на нём. Особой радости Викулов от этого «открытия» не испытал. Кругом полным полно проходимцев, только успевай дела раскручивать. А с этим и вовсе хлопот не оберёшься, если доложить свои соображения 33

начальству. Долго думал, но всё-таки нашёл подходящий вариант. Ещё во время учёбы на юрфаке был у него друг. Вместе время проводили, даже чуть было не женились на двойняшках – тогда бы уж точно стали не разлей вода. Однако Валентина оставили в Москве, определив в военную контрразведку, а Викулов был отправлен для работы в другой город, и после этого они друг друга как бы из виду потеряли. Ни адреса, ни номера телефона Викулов не знал, однако было у них несколько общих знакомых, однокурсников, к ним он и обратился, рассчитывая с их помощью Валентина отыскать. В итоге всё получилось, как задумал. И вот теперь они должны были встретиться, причём Егор назначил встречу близ парка Горького, в Нескучном саду. То есть адрес он по телефону не назвал, просто намекнул, что хорошо бы встретиться там, где познакомились с теми самыми двойняшками. Валентин всё понял, только недовольно пробурчал: «Вечно ты, Егор, что-то нестандартное придумаешь». Однако правила конспирации и ему знакомы отнюдь не понаслышке. После объятий и непременных «да что?», «да как?» приятели по предложению Егора направились в аллею, где достаточно безлюдно – соглядатаев можно без труда заметить. Конечно, Егор очень рисковал. Мало ли что могло произойти с его приятелем за эти годы. Но очень не хотелось допускать самое худшее, не верилось, что Валентин стал стукачом. Ну хотя бы в память прежней дружбы. Когда же выложил все факты без утайки, реакция приятеля оказалась такова, что впору было усомниться в его психическом здоровье – он чуть ли не плясал. Вскоре всё разъяснилось: – Да ты знаешь, что мы уже год копаем под этого Сердюкина! И всё без особого успеха. Ну никак до этой курвы не добраться!

– Вам-то он зачем?

– Да он так напакостил всем генералам, им только волю дай, они бы живьём этого гада закопали.

– Вы же по другому ведомству.

– А цеховая солидарность? А где гарантия, что его не перебросят к нам? Тогда уж точно будет полный абзац! Представляешь, вся наша контрразведка – только бабы! – Валентин заразительно захохотал.

34

– Я вижу, ты совсем не изменился.

– Ну если что, то я всегда готов, хотя уже успел остепениться, – затем внимательно взглянул на Егор, и сказал уже совсем серьёзно: – Так что, поработаем вместе?

– Я бы не возражал. Егор, конечно, надеялся на помощь старого товарища, однако на такую удачу, уж точно, не рассчитывал. Тут же прикинули план совместных действий, что-то вроде распределения обязанностей. Контрразведка будет заниматься связями Сердюкина и организует «прослушку» под видом поиска врагов в ближайшем окружении министра, включая должностных лиц различных фирм, так или иначе связанных с военным ведомством. Викулов же тем временем попытается найти криминал в прошлой деятельности фигуранта, когда тот ещё был налоговиком. Однако у обоих «заговорщиков» возникло ощущение, что этого явно недостаточно, поскольку ни контрразведке, ни тем более Викулову в финансовых документах военного ведомства не позволено копаться. А ведь именно там, вне всякого сомнения, можно было обнаружить те факты, которые послужили бы основой обвинения. Это вам не подслушанный разговор, который далеко не всегда удаётся приспособить к делу. Совсем другое дело – официальные бумаги, причём со всеми подписями, реквизитами юридических лиц и круглыми печатями. Тут для толковых аналитиков – раздолье. Можно такое накопать! Короче, нужен был ещё один элемент в этой следственной триаде. И тут Викулов сказал: – А ведь председатель Счётной палаты тоже вроде бы генерал…

– Отличная идея! – воскликнул Валентин. – Я думаю, моё начальство с Черкашиным договорится. На том и порешили. А в завершение разговора присвоили Сердюкину кодовое имя – «Граф». Так, на всякий случай, чтобы не привлекать к этому делу излишнее внимание и в документах, и во время разговоров. Они тогда и не догадывались, что Счётная палата уже занимается этим делом. Результаты первой проверки деятельности ведомства Сердюкина были таковы, что Черкашин счёл необходимым срочно доложить об 35

этом временно исполняющему обязанности президента, за глаза его так и называли – ВРИО. Конечно, он предпочёл бы на эту тему пообщаться с Первым, но следовало соблюсти приличия – ВРИО мог и обидеться, а это совершенно ни к чему.

– Ну что, Семён Терентьич, чем порадуете? – поинтересовался ВРИО, с явной опаской глядя на Черкашина.

– Особенно радоваться вроде нечему, – ответил председатель СП, по-прежнему сомневаясь, правильно ли поступил, решив докладывать не Первому, а этому.

– Что так? «Динамо» снова проиграло?

– Да это я как-нибудь переживу. Тут есть ещё кое-что… Так вот, скверные дела в военном ведомстве.

– Не может этого быть! – не согласился ВРИО. – Ведь там был уже скандал, я помню, восемь лет назад. На мой взгляд, этого вполне достаточно. Теперь всё переменилось, у них очень эффективный менеджер, ещё в налоговой службе себя проявил. Ну вот и на новом месте проводит радикальные реформы.

– Всё это конечно так. Хватка у него, дай бог, не отрицаю. Но результаты плановой проверки говорят о том, что им допущено немало нарушений.

– Наверное, пустяки какие-нибудь? Любите вы к честным людям придираться.

– Если бы только так… – вздохнул Черкашин. – Я тут составил короткую записку, в ней основные недостатки перечислены. Ну вот смотрите, в финансовых делах неразбериха, необоснованные выплаты огромных премий и повышение зарплат.

– И что? Сердюкину виднее, какие бонусы устанавливать своим сотрудникам.

– А неэффективное расходование средств?

– Не вижу оснований для жёстких выводов.

– А продажа имущества по сниженным ценам?

– Так ведь, Семён Терентьич, это рынок! – с каким-то даже придыханием воскликнул ВРИО. – Он наших директив не понимает, им в принципе невозможно управлять. А тут вообще речь идёт о продаже 36

непрофильных активов. Они же гирями на военном ведомстве повисли.

– Это я понимаю, – кивнул Черкашин. – Я другого, Антон Евгенич, не могу понять. Зачем вкладывать бюджетные деньги в ремонт и благоустройство зданий, чтобы затем по дешёвке их продать?

– Нет, погодите… Если это так… ВРИО призадумался. «Ох, как некстати! Не за горами выборы, а тут намечается скандал. Тогда нельзя будет и надеяться на переизбрание. Надо бы всё это дело придержать».

– Вот что, Семён Терентьич, вы все материалы передайте нам. Я своему контрольно-ревизионному управлению поручу в них разобраться. Есть ли там криминал или его нет, мне это непонятно. Но если ваши выводы, как ни странно, подтвердятся, тогда передадим всё в Следственный комитет. Вечером того же дня Антон Евгеньевич рассказал об этой грустной новости жене. Та даже охнула: – Ох, как некстати! Я же тебе говорила, гнать надо было этого Черкашина и ставить своего.

– Да я и предположить не мог…

– А что ты вообще можешь? Меня надо слушать, а то вообразил себя чуть ли не пупом всей Земли.

– Ну, ты это… Ты не увлекайся.

– Да как же мне молчать, если всё дело ставишь под удар?

– Какое ещё дело? – после рабочего дня Антон Евгеньевич о том только и мечтал, что добраться до компьютера и запустить в Интернет какую-нибудь новую свою идею. А тут, видишь ли, пристала, как банный лист.

– Ты что, уже забыл? – не унималась жена. – Ведь столько уже говорила тебе и про модернизацию страны, и про либерализацию правоохранительной системы, и о переводе экономики на европейские стандарты.

– Софочка, родная! – умоляющим тоном даже не проговорил, а прошептал Антон Евгеньевич. – Только не сейчас! Пойми, целый день только об этом говорим, делом даже заниматься некогда, а придёшь домой – и ты туда же.

37

– Да не могу же я молчать, когда вся страна катится в тартарары! Куда подевалось твоё мужество? Где гражданская инициатива? Где ответственность перед обществом? Да приструни ты как-нибудь этого Черкашина, если не можешь снять с работы! Не зная, как успокоить разбушевавшуюся супругу, Антон Евгеньевич ляпнул: – Как я его приструню? Он генерал, а я белобилетник… – и виновато улыбнулся.

– Ну знаешь!.. Шутки у тебя дурацкие, Октавиан! Ладно, я спать пошла, а ты посиди ещё, подумай. А как тут думать, если от услышанной за день информации раскалывается голова? Это вам не лекции читать в университете! Одна единственная мысль болтается туда-сюда в мозгу, не даёт покоя днём и ночью. Сводилась она к одному: как же его предшественнику удавалось со всем этим справляться? То есть и с работой, и с женой… Возможно, этому учили в Высшей школе КГБ. Так неужели только бывшие разведчики способны управлять таким огромным государством? Тут надо пояснить, что в официальной биографии было написано, что его зовут Антон. С какой стати его Октавианом нарекли, он поначалу даже не догадывался. Да и как это узнать, если освоил грамоту лишь к семи годам. Ну и родители помалкивали. Но постепенно он к этому имени как-то притерпелся, привык, тем более что в школе его называли по-ласковому – Октик. Впрочем, позже он счёл, что как-то неудобно зваться этим именем, не имея ничего такого за душой, чем можно было бы гордиться. Тогда и стал Антоном. И только уже гораздо позже открылась ему вся неприглядная правда происхождения его подлинного имени. Собственно говоря, об Октавиане Августе он совсем недавно прочитал. Судя по всему, даже родители не знали, в чём там дело. Октавиан, так Октавиан. Имя звучное, внушает уважение, а какая за всем этим прячется история, родителям знать было ни к чему. Как выяснилось, Октавиан был родом из плебеев. Его мать была дочерью Юлии, сестры самого Цезаря. Это уже когда Юлий Цезарь его усыновил, стал Октавиан числиться патрицием. Но и потом наверняка у него кошки на 38

душе скребли от сознания собственной неполноценности. И всё же, несмотря на слабое здоровье, с юных лет стремился реализовать себя в политике. После убийства Цезаря выяснилось, что тот оставил Октавиану большую часть своего наследства. Однако и деньги, и власть обманным путём получил некий Марк Антоний. Если бы не поддержка сенатора Цицерона, дела Октавиана были бы совсем плохи – ни денег, ни власти, одни долги. Но вот в результате длительных интриг сверг Антония, добился звания консула, а после, встав во главе триумвирата, на пять лет захватил власть якобы для наведения порядка. За это время уничтожил всех своих противников-сенаторов и даже тех, кто когда-то его поддержал, включая Цицерона. Потом было завоевание Египта, самоубийство его главного врага, Антония, и реставрация Республики. При всём при том Октавиан остался императором, предпочитая, чтобы его называли Император Август. Именно во время его властвования расширились границы Римской империи и укрепилось её никем непревзойдённое могущество. Да, тут есть над чем подумать. Что ни говори, но между ним и тем Октавианом было много общего. Вот и бабку Октавиана Евгеньевича тоже звали Юлия. Существенная разница состояла в том, что нынешний Октавиан вовсе не стремился к власти. Ну просто так сложились обстоятельства, что оказался у руля – видимо, никому больше Первый тогда не доверял. Но вот теперь, проштудировав биографию знаменитого тёзки, Октавиан Евгеньевич понял, что всё это неспроста. Словно бы само Провидение указывало ему путь. Правда, он пока ещё не знал, где находится его «Египет», но если верить жене, конечной целью должна стать реставрация подлинной республики, а там и до кресла императора рукой подать. Вполне логично, что Октавиану Евгеньевичу пришлось кое-что позаимствовать из наследия своего тёзки, римского императора. Высших чиновников тот вербовал среди плебеев. Народ ублажал хлебом, зрелищами, да различными переименованиями, в частности, часто менял названия римских округов. Особое внимание уделял решению демографических проблем, для чего был принят закон Папия Поппея о браке. Для установления добрых нравов в обществе подписал ещё и закон о 39

роскоши. Опорой же императора по-прежнему оставалась армия. Ну вот и Октавиан Евгеньевич решил следовать этому завету. С его избранием на высший пост деньги в военное ведомство потекли рекой. Толком никто не интересовался, как истратили, лишь бы вовремя министр отрапортовал о достигнутых успехах, да на парадах сумели показать товар лицом. Знал бы он, к чему приведёт эта его щедрость, никогда бы не стал подражать своему древнеримскому коллеге. Но так уж всё сошлось. И вот ещё: как выяснилось, оба родились в сентябре – видимо, и тут не простое совпадение. И всё же кое-что смущало: тот Октавиан прожил сорок девять лет, а этому только сорок пять на днях исполнилось. Так неужели осталось всего четыре года?

Глава 7. Ах, какая женщина! Когда он в первый раз увидел Василису, подумалось: «Ах, какая женщина! Нет, правда, баба – первый класс!» Тогда ещё она смотрелась несколько иначе, довольно стройная и подвижная, хотя и далека была от стандартов топ-моделей. Это позже, после регулярных застолий в ночном клубе, Василису разнесло. Коктейли, изрядная доза виски или коньяка – тут, если подсчитать, дополнительно тысяча калорий чуть не каждый вечер, а то и более того. В таком случае уже никакие диеты не помогут. Но именно дебелая и располневшая, она стала Сердюкину особенно мила. Всё было при ней – и эти её большие груди с крохотными тёмными сосками, и чуть выпирающий живот. Но особенно его привлекали бёдра, тяжёлые, будто бы вырубленные из мрамора. И дело даже не в том, что она в этом новом качестве как нельзя лучше соответствовала габаритам своего партнёра, просто обладание таким роскошным телом настолько возбуждало, что он словно бы терял голову, лишался способности мыслить, глядя на неё. Вот и теперь он слушал, поначалу никак не прерывая, и только смотрел, время от времени кивая головой.

– Коша! Ну пойми, тебе же это ничем не угрожает. Всё очень 40

просто. Ты даёшь указание вложить несколько десятков миллионов в какое-то здание или территорию, а после этого как бы возникают обстоятельства – нехватка денег на строительство жилья для офицеров или что-то в этом роде. И вот ты вынужден этот ведомственный объект продать. За какую цену его продадут – это не твоя епархия, у меня есть в этом деле свои люди. В итоге мы продаём по заниженной цене, ну а маржу покупатели переводят через некую фирму на счёт твоего обожаемого свояка в швейцарском банке. «Господи! Опять она о деньгах! – мысленно возопил Сердюкин. – Стыдно сказать, так ведь не поверят. Мужик с голой бабой лежат в постели и строят планы, как разорить родное министерство. Смехота!» Конечно, до разорения ещё очень далеко, для этого надо постараться. А Василисе лишь бы где-нибудь урвать, она бы и папашу своего разорила, если б знала как. Ну до чего же ненасытная! С другой стороны, она кому угодно фору даст в этих делах, ему бы никогда не пришло такое в голову. Ей-то что, а для него огромный риск. Единственное, почему Василису не решался прерывать: не вечно же ему сидеть на этой должности. Пусть говорит. Вот и генералы ропщут, наверняка и до Кремля их возражения уже дошли. А если так, то самое время поживиться напоследок. И что потом?.. Нет, всё же очень рискованное это дело!

– Видишь ли, милая, ты замечательно излагаешь. Только ведь шито белыми нитками. Пойми, если будем распродавать недвижимость, всех собак повесят на меня. Я же за это отвечаю.

– А пусть попробуют доказать!

– Господь с тобой! Так ведь всё равно конец карьере. В лучшем случае обвинят в халатности и отправят завхозом на казённый склад.

– Ну и зачем тебе эта карьера? Да при таких деньгах!..

– За деньги теперь не купишь ни свободу, ни положение в высшем обществе. Это не прежние времена. Теперь, куда ни приедешь, спросят: а откуда миллионы? И что я им скажу?

– Ну, можно островок купить в Тайланде, какое-то время переждать.

– Ты забываешь о том, что я носитель государственных секретов.

41

Да никуда меня не выпустят, и не мечтай! – загрустил Сердюкин.

– Эх ты! Такие деньги сами в руки просятся… – не унималась Василиса. – Послушай, если хочешь, я всё готова взять на себя, а ты как бы вообще не при делах. Ведь документы на продажу министр не обязан утверждать.

– Это как же так? – обиделся Сердюкин. – Да чтобы я прятался за твоей спиной? Нет, это недостойно настоящего мужчины!

– Какой ты у меня галантный! – проворковал Василиса.

– Я не галантный. Просто не хотел бы потерять тебя. Ну сядешь ты. И кто будет выручать?

– Ты забыл про тестя…

– Ну ты, мать, даёшь! Да если он про нас с тобой узнает, так просто в асфальт любимого зятя закатает.

– Ну а твои друзья из «Дворянского гнезда»?

– Какие там друзья?! Да я им нужен, пока могу пользу принести их бизнесу. А в этом деле я буду работать только на себя.

– И на меня!

– Конечно, милая! – Сердюкин, лёжа в кровати, потянулся. – Эх, идея до жути привлекательная, но тут надо всё как следует обмозговать, чтобы никто не подкопался. Куш может быть офигенный, но и риск большой! Василиса задумалась. В чём-то её Коша прав. Однако из любого положения можно найти выход. Особенно, когда ты при больших деньгах. Да, не хотелось бы делиться, но ничего тут не поделаешь. И предложила вполне разумный вариант: – Не волнуйся, милый! Всё как надо сделаем. Если нужные люди будут в доле, никому и в голову не придёт нас заложить.

– Твоими бы устами…

– Ну так иди ко мне, любимый, – и жаркой грудью прижалась к голове Сердюкина, лишив его возможности и думать, и сомневаться, и что-то возражать… Теперь, когда обо всём договорились, можно было начинать. Василиса составила список военного имущества, которое можно выставить на продажу, однако Сердюкин усомнился, имеет ли он право закрыть 42

такое количество военных академий, госпиталей и санаториев, не говоря уж о полигонах для испытаний техники. На это у Василисы нашёлся стопроцентный аргумент: – Армия сокращается, и теперь такое количество офицеров не нужно никому. То же и с госпиталями – ведь нет никакой войны, откуда же у нас возьмутся раненые? Ну а с полигонами и вовсе просто: если взят курс на закупку зарубежной техники, так зачем её испытывать, если она изготовлена по мировым стандартам? «Логика, конечно, бабья, – подумал Сердюкин. – Ничем Василису не проймёшь! А что, может, и получится. По крайней мере, есть чем оправдаться в случае чего». Вслед за этим Василиса проинструктировала особо доверенных лиц из числа тех, которые должны были участвовать в деле. Сердюкин тоже времени даром не терял: обсудил с Пузаном, как лучше легализовать доходы, тот в этом поднаторел за последние несколько лет. Решили через подставные фирмы всё переводить на его счета – поди разберись, за что сердюкинскому свояку платят такие деньги. И завертелось! Если бы не жадность, вполне возможно, что ничего бы не открылось. Да пусть жалуются, пусть кричат! Армия перевооружается, солдатиков обули, одели в новую форму – теперь никто и не посмеет ему возражать. Главное, что «наверху» довольны, а остальное по фигу! Так вот о жадности. Когда от фирмы-покупателя получали «откат», деньги, как и договаривались, перечислялись некой своей фирме, ну скажем, за оказанные консультационные услуги при покупке здания или земли. Но разве за всеми уследишь? Дама, которая имела дело с покупателями, решила наварить кое-что помимо того, что ей полагалось. Видит, клиент богатый, так отчего бы не подоить этого козла. Раз сошло, в другой раз тоже получилось, а третий клиент не захотел, чтобы его доили. Пошёл в полицию, «откат» передавал под их контролем, и всё, привет родителям! Сливкину арестовали, поместили в гэбэшное СИЗО. Сердюкин, как узнал, поклялся, что в последний раз имеет дело с бабами. Естественно, за исключением тех случаев, когда без них невозможно обойтись. К тому времени полученный навар уже составлял десятки милли43

онов долларов в валюте. Сердюкин этими деньгами не пользовался, много ли ему надо в его положении министра. Если понадобится оплатить счёт в парижском отеле или ещё что, бюджет министерства всегда к его услугам. Но странное дело, нашлись крохоборы, которые к этому и придрались. Что тут поделаешь, Сердюкина подвела всё та же жадность. Однако всех подельников в этом отношении превзошла обожаемая Василиса. Сердюкин и не предполагал, что стоимость её безделушек тянет на четыре миллиона долларов. Зачем ей столько?! Конечно, и он ей какие-то украшения дарил, но не предполагал, что она всё складывает в мешки, которые держала, надо полагать, под своей кроватью. Нет уж, куда надёжнее капитал где-нибудь в европейском банке. Но только после обыска в квартире Василисы он понял, что она даже его самого надула. Видимо, и тот «откат», на котором прокололась Сливкина, предназначался в основном для Василисы. Вот дура! Ведь такое дело загубила! После того, как он всё понял, позвонил ей и сказал, что ради её же безопасности в ближайшие месяцы им не следует встречаться. Она вроде бы всплакнула, но ему было уже всё равно. Такое предательство, это уж точно, не прощают!

Глава 8. Парадоксы власти Да, все они хотят подлезть под власть, чтобы сосать, как из титьки молоко. Эта мысль была, в общем, не нова, она и раньше приходила ему в голову, но только теперь Владлен Владленович понял, каких масштабов достигло воровство. Собственно говоря, называть это можно по-разному – злоупотребление служебным положением, мошенничество или кумовство. Но всё сводилось к одному – набить потуже свой карман, а если это не удавалось, начисто терялся интерес к порученной работе. Чего он только не предпринимал! И перетасовывал кадры, лишая особо жадных близости к бюджету, и привлекал людей из частного бизнеса на государственную службу. Всё было без толку! Умные, 44

черти, изворотливые, при том, что невозможно за всеми уследить. Увы, лицемерие 80-х, помноженное на алчность 90-х, способствовало появлению такой породы, которую либеральными методами перевоспитать просто невозможно. Но даже если вырубишь под корень, что тогда? Тогда останешься наедине с толпой тупоголовых ворчунов, готовых жить хоть впроголодь, лишь бы всем всё было поровну. Давно уже стало понятно, что надо готовить новые, патриотически настроенные кадры. Какое-то движение в этом направлении намечалось, но что хорошего можно ожидать, если и преподавательский состав в университетах, и научная общественность, и культурная прослойка – почти все были против него. Можно припомнить унижение, которое он испытал на Общем собрании Академии наук, когда прокатили Жоркиного брата, Мотю Барчука, не утвердив директором института, которым тот руководил лет двадцать. Тогда он снова не сдержался: – Это что ж такое получается? Это как же? Выходит, что с вами договариваться ни о чём нельзя? Интеллектуальная элита, вашу мать, а ведь элементарных вещей не понимаете. Дословно он уже не помнил, что тогда сказал, но как тут не вспылить, когда всего-то требовался от академиков сущий, можно сказать, завалященький пустяк – проголосовать за предложенного им кандидата. Нет, свободу выражения мнений он не собирался запрещать, однако и свобода должна иметь какие-то пределы. Вот ведь и деньги немалые для этих дармоедов от бюджета отрываем, а они что? Что себе позволяют? Нет, так мы друг друга не поймём. Иногда даже возникала мысль: разогнать бы их к чёртовой матери! Что толку от такой науки, если мы лет на двадцать отстаём от того, что есть на Западе? Однако Мотя всё за своё: отдай ты мне всю физику, тогда я тебе через пару лет передовые технологии поднесу на блюдце с голубой каёмочкой. А как ему отдашь эту физику, если он до сих пор не академик? Наука – это же не министерство какое-нибудь, где всего-то и требуется посадить энергичного дельца, даже если он к этой отрасли не имел прежде никакого отношения. Тут главное в другом! Было бы желание и опыт управления, а уж как эту самую отрасль поднять, он сообразит. Наука же – это чёрная дыра, и что там делается, понять нет ну просто никакой воз45

можности! Вот пишут формулы, колдуют над пробирками, а что на самом деле происходит – как узнать? А если ничего в итоге не получится, так скажут: отрицательный результат – это тоже результат. Вот тебе и вся наука! Но и Барчук хорош, тот, что Мотя. Директор, секретарь, декан, завкафедрой – и всё-то ему мало. А тут ещё какие-то исследовательские комплексы мега-класса, какие-то мега-проекты ему подавай. Так ведь где мега, там и воровство гигантское… Да ладно, пусть потешится! Только бы денег слишком много не просил. После того случая, когда академики обидели, он почти не глядя подписал проект реформы Академии наук. Случилось это через месяц, поэтому воспоминание было ещё достаточно свежо. Да и как можно всё это забыть? Он вовсе не из тех, кто способен подставить правую щеку, если ударили по левой. Правда, так было не всегда – Раечку-то в итоге он простил. Но это уж совсем особый случай. Недавно позвонила её мать: – Да что она тебе такого сделала? Девчонка всего на всего политикой увлеклась. Ну что поделаешь, вся в покойного отца… Если бы и в самом деле увлеклась, тогда бы по-другому разговаривали. А тут ведь только примитивный пиар – достаточно глянуть в её твиттер. Но можно ли пиариться за счёт падения авторитета высшей власти?

– Всякому увлечению надо меру знать, а то, знаешь, до чего можно договориться?

– Так я и говорю, ещё совсем дитя. Да уж, дитя! С её-то послужным списком давно пора бы выходить в тираж. На пенсии мемуары о собственных похождениях пописывать. Говорят, с кем только не вожжалась! А туда же, ей подавай теперь политику. Впрочем, не зря говорят: грязное это дело. Но уж точно не для баб! В общем, пообещал, а то ведь мамаша беспокоится, что может пострадать бюджет – семейный бюджет, что немаловажно. Это понятно, на государство им плевать, лишь бы рука дающего не оскудевала. Единственное, что в этих обстоятельствах утешает – экономика. Не 46

так уж плохо, даже несмотря на кризис во всём мире. Слава богу, ещё не изобрели такого источника энергии, который заменил бы нефть и газ. Помнится, ещё в застойное время обещали – то через десять лет, то через двадцать... А воз и ныне там – нет управляемого термоядерного синтеза! И неизвестно, когда будет. Вот вам и наука… Ещё один приятный момент – наконец-то занялись всерьёз перевооружением нашей армии. Правда, основные идеи в основание этих достижений заложили ещё в доперестроечное время. Да это и неважно, был бы толк. Так ведь известно, что наши программисты, почитай, из самых лучших в мире! Всё бы ничего, однако некстати возник скандал в военном ведомстве. Вроде бы мелочь, кто-то там попался на получении «отката». Пусть так, но главная опасность видится в другом. Скверно то, что даже во властной вертикали не наблюдается единства! Вот захотели сместить этого Сердюкина, придрались к каким-то мелочам и раздули дело. И ведь ткни пальцем в это дело – лопнет, словно мыльный пузырь, будто и не было. Однако так нельзя – терпение народа тоже имеет свой предел. То-то и оно, с одной стороны – простые люди, а с другой – раздираемая противоречиями властная элита. И никакой надежды на консенсус между ними. Пожалуй, только повышение жизненного уровня сможет как-то примирить. Но вот ведь даже в сытой Европе, чуть только кризис, сразу начинается… «В сущности, и у нас всё с кризиса началось, ну разве что немного раньше, сразу после выборов. Где-то на местах переусердствовали лизоблюды, а отозвалось здесь, в Москве. И главное, лозунги у протестующих абсурдные! Ну где я им возьму свободные выборы, если такого нигде в мире нет? Любой человек, претендующий на власть, старается внедрить в головы людей одну единственную мысль – только он, родимый, способен им помочь, обеспечить процветание. Если выборы проходят в экономически развитой стране, на подготовку к ним тратят сотни миллионов долларов! А зачем? Достаточно каждому избирателю сунуть в почтовый ящик программу партии, да организовать на телевидении дебаты. И все дела! А тут – флажками машут, в воздух чепчики бросают, гимны распевают… Ну где увидели свободу? Только 47

лапшу людям навешивают на уши!» Как-то на пресс-конференции задают вопрос: – А не кажется ли вам, что слишком жестоко поступили с пуссирайот? Не кажется! А отвечать надо так, чтобы не придрались. Ну где же тут свобода слова, если нет возможности сказать всё то, что накипело? Нет, правда, словно бы свет клином сошёлся на этих самых девках. Выпороть бы их прилюдно, так ведь закон не разрешает. И снова сказочки – про соблюдение прав меньшинств, про независимый суд и всё такое. Тут либо одно, либо другое. Либо игнорирование прав большинства, либо идти на поводу у этих геев. Либо власть будет давить на суд, либо «жирные коты» будут проплачивать оправдательные приговоры. Увы, другого пока что не дано. Недавно в одной книжке прочитал, что надо улучшать породу. Всё верно, но сколько же лет пройдёт, пока дождёшься результата? Ему-то уж явно не дожить. Вот и приходится в то или иной мере мириться с тем, что есть. Чтото подкорректируешь, где-то подправишь, кого-то попугаешь, чтобы неповадно было впредь. А в сущности, всё суета сует. Только ведь ничего другого не придумать.

Глава 9. Тюлькин и Пузан В недавние времена, то есть в лихие 90-е, чтобы развлечься, вместе с подружками отправлялись в баню. Позже устраивали пикники у себя на даче в Баковке. Теперь же предпочитают и бражничать, и обсуждать курсы акций где-нибудь в отдаление от прежних мест обитания. Антиб или Монте Карло – это подойдёт. Ну в крайнем случае, можно пообщаться и в своей усадьбе на Рублёвке. На этот раз собеседникам было не до развлечений. Как принято говорить, потехе – час, а делу – всё оставшееся время. А всё потому, что на веранде огромного особняка в псевдоготическом стиле, такие строят в основном в Швейцарии, расположились двое солидного вида мужиков – один, толстомордый коротышка, и другой, чем-то похожий на 48

Дубкова, но моложе. Впрочем, Дубков тут явно ни при чём, поскольку ни с Евлампием Никаноровичем Тюлькиным, ни с Христофором Григорьевичем Пузаном он никогда не знался, ему это было просто ни к чему. Разговор развивался по привычной колее. Стоило им сесть за стол, естественно при наличии закуски, так сразу же возникало желание обсудить кое-что из актуальных проблем российской экономики.

– Все берут, – утверждал Пузан без тени сомнения в произносимом тексте. – Только одни на первом же червонце попадаются, а другим всё сходит с рук. А почему? Да потому что свой своего ни при каких обстоятельствах не сдаст. Ты заруби себе это на носу. Евлампий Никанорович не возражал: – Это как вредное производство. Только там за вредные условия труда выдают молоко, а здесь позволяют подворовывать. Само собой, в пределах допустимого. Ну а если уж зарвался…

– Вот-вот! Надо действовать с оглядкой. Если находишься при должности, веди себя скромно. А выйдешь на покой, тогда и можно оторваться!

– Это же сколько ждать? – огорчился Тюлькин. – Нет, извини, я так не могу. Жить надо сейчас, надо радоваться жизни, а то и не заметишь, как состаришься.

– Тоже верно. Но такие торжества нужно устраивать в неприметном месте, чтобы не бросалось слишком уж в глаза. Я вот день рождения отмечал на Кипре.

– Да нет, Христофор! Так тоже нельзя. Кругом жизнь бьёт ключом, а с чего это я должен зажиматься? Да и не могу всю эту ораву родственников, знакомых, свояков вывести на Кипр или в Монте Карло. Очень уж накладно будет.

– Ну смотри… – Пузан прищурил глаз, как бы оценивая ближайшие перспективы Тюлькина. – В одном ты, безусловно, прав – надо пользоваться жизнью, причём на всю катушку. Собеседники выпили ещё по рюмке, закусили, чем бог послал, и продолжили интересный разговор.

– Я вот что тебе скажу, – глубокомысленно заметил Тюлькин. – В 49

России сложилась уникальная ситуация. Власть держится на плаву, пока берут.

– Пока дают, – уточнил Христофор Григорьевич, запихивая в рот очередную порцию лангустов.

– И это верно! Во власть идут, чтобы так или иначе заработать, – согласился Евлампий Никанорович, потирая руки.

– И что самое важное, не надо размениваться по мелочам. Скажем, в какой-нибудь жилконторе тоже можно поживиться, но стоит ли из-за копеек рисковать?

– А я, между прочим, с этого и начинал, на «белую головку» зарабатывал слесарем-сантехником, – потупив взгляд, признался Тюлькин.

– Не может быть! – обрадовался Христофор. – Тогда мы с тобой как братья-близнецы, я ведь тоже не всегда торговал «фольксвагенами» и недвижимостью. Правда, к унитазам никогда отношения не имел, но мы с тобой вроде как участвовали в одном процессе…

– Это ты о чём? – насторожился Тюлькин.

– А вот! К примеру, я свеклу или морковку выращивал и собирал, чтобы некий гражданин съел борщ, нахваливая продукцию нашего совхозного хозяйства. А ты, после того, как у него закончится пищеварительный процесс, способствовал облегчению желудка.

– Я сроду слабительным не торговал!

– Эх ты! Одно слово – унитаз! Ну ладно, ты не обращай внимания, закусывай. Дело могло дойти и до обидных выражений, и до потасовки, однако было уже столько выпито, что мир представлялся собеседникам куда более привлекательным, чем на самом деле. Короче, Евлампий на этот раз собутыльника простил, да и не стоило ссориться с зятем человека, от которого всё его нынешнее благополучие зависит. Тут следует заметить, что дело происходило незадолго до празднования юбилея Тюлькина. Намеревался он провести эту акцию с размахом, исходя из принципа – один только раз живём, тем более что полсотни стукнуло. Правда стукнуть-то должно было только через две недели. К этому времени уже была арестована Сливкина, уже изъяли килограммы драгоценностей у Василисы, но даже теперь ни Тюлькин, 50

ни тем более Пузан не могли предположить, что кто-то поднимет руку на всесильного Сердюкина. Пока он находится у власти, и они за каменной стеной. Вот потому-то и резвились до упаду. Впрочем, Пузану нечего было опасаться – на государственной службе он не состоял, так что и предъявить по большому счёту нечего, разве что гайку какую своровал, когда ещё работал в совхозе трактористом. А вот Тюлькин зря так раздухарился. Это ж надо – собрался справить юбилей в зале Екатерининского дворца! Конечно, деньги через его контору прокачивались офигенные, поскольку Аркаша Тюлькину стопроцентно доверял – сработались, ещё когда Сердюкин был в налоговой. Но будь Евлампий чуточку умнее, не стал бы так явно подставляться. Все эти соображения отошли на задний план, поскольку Тюлькин предложил поехать к девкам. К этому времени он уже лыка не вязал, но разве можно отказать будущему юбиляру. «Слабак! – подумал Христофор. – Но главное, чтобы на следствии держался, – и тут же прикусил губу: – Чур меня, чур! Только б не накаркать». А спустя всего какой-нибудь час Христофор и Евлампий сидели на ступенях бассейна, по грудь погрузившись в тёплую воду, и, поочередно наливая себе из огорчительно быстро пустевшего штофа либо по очереди прикладываясь к бутылке белого игристого, причём опорожняя её прямо «из горла», рассуждали о превратностях быстро-текущей жизни.

– Вообще-то, водки я не пью, – еле ворочая языком, признавался Христофор. – Мне бы сухонького!

– А как насчёт портвешка, к примеру, «Три семёрки»? От этих слов, произнесённых неосмотрительно, то есть явно некстати, Пузану стало нехорошо и всё дальнейшее происходило перед его глазами как бы с купюрами, поскольку состояние души и желудка предполагало периодическое отползание куда-то в слякотный и неуютный сумрак, после чего наступало временное облегчение и появлялась надежда на более или менее приемлемый исход. Напротив, Евлампий к этому времени словно второе дыхание обрёл. Всё ему было нипочём, появилась долгожданная ясность ума, и мысли 51

возникали сплошь оригинальные: – Тебе бы, Христофор, надо выдвинуть свою кандидатуру на ближайших выборах, – убеждал Евлампий, время от времени проглатывая отдельные слова, поскольку изрядная доля «сухонького» поверх «водяры» и вызванная этим икота сделали-таки своё мерзкое дело. – Изберись хоть бы куда! Главное, это стать лидером. А потому что всё у тебя для этого есть, жаль только, ума немного не хватает. Но это ничего, это дело поправимое. Когда есть деньги, даже дебила признают мудрецом. Поскольку у Христофора возражений не нашлось, тем более, что он как раз в этот момент оказался в непродолжительной «отключке», Евлампий, слегка разочарованный отсутствием достойного оппонента, продолжил спор с самим собой.

– Нет, ты скажи, ну, разве можно возродить такую страну? А ведь тут, в какой городишко ни прилетишь, все, начиная с дряхлых стариков и кончая годовалыми младенцами, все сплошь только и смотрят, где бы и как бы чего у кого-нибудь стянуть. Я уж не говорю про всяких там свыше назначенных чинов, погрязших в коррупции и поголовном разврате – сколько их ни клейми, ни обличай, ни смешивай с говном, а они снова и снова выныривают, выплывают. Ну, вот, посмотри ты хоть на этого, – Евлампий указал на голову, как-то слишком уж легко и безвольно, на манер поплавка, качавшуюся на водной глади. – Э, да уж не покойник ли? Я покойников страсть как не люблю. По счастью, голова повернулась к нему лицом и осклабилась такой знакомой улыбкой Аркадия Сердюкина. Впрочем, взглянув на поверженное тело Христофора, Сердюкин перестал улыбаться и, скорчив недовольную рожу, спросил: – Где это он успел набраться?

– Да мы только по чуть-чуть… Так и не поверив заверениям Евлампия, Аркадий Евграфович вылез из воды и попытался привести в чувство свояка, но всё оказалось без толку.

– Послал бог родственничка. Тут такие дела творятся, а ему лишь бы налакаться вдрызг.

– Так ведь мы стресс потихонечку снимаем …

52

– Я вам сниму! Чтобы завтра были у меня, как стёклышки. Кое-что надо будет обсудить. Того и гляди, ещё кого-нибудь из вас закроют.

– А я слышал, что ты уже сидишь, – пробормотал Евлампий.

– Типун тебе на язык! – выпучил глаза Сердюкин.

– Я так, я ничего. Теперь вижу, брешут злые языки.

– Ты, Лапа, свой попридержи, а то спьяну наболтаешь лишнего.

– Да не боись! Я сам себе не враг. Вот только справлю юбилей и больше ни единой капли…

– Эх, нашёл тоже время праздновать! С этими словами Сердюкин плюхнулся в воду. Обрызганный с головы до ног, Христофор очнулся и пробормотал: – Где-то что-то тонет?

– Да, брат! Твой-то выплывет, а мне уж точно лежать на самом дне. Так что напоследок… – Евлампий Никанорович ещё раз приложился к бутылке, а потом вдруг заорал: – Эй, Христофор! А не пора ли нам уже по бабам?

– Не, Лапа! Я сегодня пас. Меня бы только до кровати донести, и с утра баночку рассолу…

Глава 10. Девушка по должности Пару лет назад её наградили грамотой, там так было написано: «За вклад в русскую литературу и продолжение просветительских традиций». Если б знала, чего ей это будет стоить… Дело даже не в том, что престарелый мэтр еле держался на ногах. Ну попросили, надо уважить человека, а то ведь может оказаться, что в последний раз. После того, как стала появляться на телеэкранах, получила немало предложений – в общем-то, было из кого ей выбирать. Но тут ведь так пристали! Говорят, ему только эту подавай, а иначе такой кипеж мог устроить… Короче, согласилась. Теперь вот только грамота о том свидании напоминает. Да чтобы с извращенцем ещё хотя бы раз!.. Разные бывают девушки. Блондинки и брюнетки, скромные и шаловливые, глупенькие и не очень. Была когда-то «девушка с веслом», 53

потом «девушка с книгой» появилась. Если первую отлили в гипсе немалым тиражом, то вот другую можно было наблюдать в реальности, где-нибудь на пляже или в тени дубрав, озабоченную похождениями какого-нибудь биржевого брокера или обаятельного принца. Но самой распространённой до сих пор считается «девушка с собачкой». Стоит прогуляться по аллеям ближайшего сквера или парка, так чуть ли не на каждом углу можно обнаружить их следы. Да, чуть не забыл про «девушку по вызову», но это так, как бы между прочим. Нинон Чмокина не соответствовала ни одному из перечисленных определений. Спортом она занималась только в фитнесс-клубе, животных обожала, но лишь на картинках, а книг не читала, поскольку писала их сама. Её можно было бы назвать «девушкой по должности». А всё потому что, если встретите Нинон сегодня поблизости от какого-нибудь кабинета, скажем, в солидном здании на Арбатской площади, то через месяц окажется, что её и след простыл. И будете блуждать по закоулкам правительственных учреждений, и только если очень повезёт, найдёте её на пятом этаже сталинской высотки – той, что поблизости от Красных ворот. Но повторяю – это если повезёт. К тому же, кто знает, может быть это всего лишь злонамеренные слухи. С неё-то всё и началось. Точнее, началось с Сердюкина. Именно о таком мужике Нинон всегда мечтала. Искала его и была уверена, что когда-нибудь найдёт. Мордатый, мосластый… От такого, если и захочешь, не сбежишь. Только вот Сердюкин увёртывался от неё, как только мог. Чего только она не предпринимала! В итоге, исчерпав легальные возможности, решила действовать нестандартным способом. Ну погоди, скоро на коленях приползёшь! И сочинила донос в Счётную палату. Чем был обусловлен этот выбор, она не смогла бы толком объяснить. Ну разве что близким знакомством с одним из тамошних функционеров-аудиторов. Сама Нинон ни в жизнь не догадалась бы, какие чёрные дела творятся в их военном ведомстве. Но тут один, тоже с генеральскими лампасами, оказавшись в приватной обстановке, в мягкой постели под цветастым балдахином, оказал услугу, просветил. Нинон была обижена до глубины души. То ли обижена, то ли возмущена, да это и не важно.

54

Как же так случилось, что упустила мужика с такими перспективами? Да у него, судя по рассказам генерала, денег куры не клюют, а тут перебивайся с хлеба на воду. Короче, написала – нечего его жалеть! Наверняка при иных, не столь вопиющих обстоятельствах, её донос засунули бы под сукно. Да мало ли что пишут! Но тут, что называется, попало в жилу. Тамошние ревизоры, в недавнем прошлом тоже при погонах, не жаловали нового военного министра. Это мягко говоря! Так что закрутилось, начались проверки. В принципе, опасений у Сердюкина не должно было возникнуть, поскольку кого только они не проверяли. Причём исключительно по плану, а план, как известно, надо исполнять. После того, как выявили массу нарушений, их отчёт пошёл наверх. Тогда был тот ещё, прежний президент. Он удивился, должно быть, не очень-то поверил, но всё же дал поручение военным прокурорам. Понемногу, не шибко не валко, дело всё-таки пошло, стали анализировать поступившие материалы. Минуло несколько месяцев, и всё опять застопорилось. Явных доказательств преступлений нет, а тут ещё эта «дедовщина», совсем замордовали прокуроров, не знали, где спрятаться от солдатских матерей. Если бы не нашлись заинтересованные лица, так бы и оставалась Нинон наедине со своей обидой, а все её потуги отомстить разбились бы вдребезги о стену непонимания со стороны равнодушных ко всему чиновников. По счастью, этим делом занималась и военная контрразведка, а там недоброжелателей у Сердюкина хватало. Переговоры людей из его окружения тщательно анализировали, а когда материалов набралось достаточно, передали их в Следственный комитет. Первой реакцией главы СКР было удивление. Как это так? Тут такое дело, а мы узнаём только сейчас. Да, что-то неладно в нашем государстве. Всё, сколько-нибудь стоящее – мимо нас! Возбудили несколько уголовных дел, затребовали все материалы из Счётной палаты, начали раскапывать всю подноготную фигурантов, поставили их финансовые операции под контроль. Само собой, не обошлось и без «прослушки». Так и удалось выйти на предпринимателя, который был уж очень возмущён условиями навязанной ему сделки по продаже военного имущества. Он-то кое-кого и сдал. А остальное было 55

делом техники. И вот как раз в тот день, когда десятки следователей и оперативников, что называется, уже встали под ружьё, приготовившись к началу операции, было зафиксировано несколько любопытных телефонных разговоров. Ранним утром в квартире гендиректора некоего ООО Людмилы Сливкиной раздался телефонный звонок. Звонил Евлампий Тюлькин тоже гендиректор, но только ОАО, что, впрочем, не существенно.

– Люсь, ты извини, что беспокою. Скажи, пожалуйста, ты ничего не слышала по поводу Сердюкина?

– А что такое?

– Кажется, его арестовали.

– Да что ты говоришь?! Нет. Ничего не слышала...

– Я вчера с ним попытался связаться в конце дня. Мобильный не отвечает. В министерстве мне сказали, что он приболел и уехал домой с температурой. Дома ответили, что задерживается на работе. Вот все, что знаю...

– Так с чего же ты решил, что арестовали?

– Ну как же? Если невозможно с ним связаться… Я ему всю ночь названивал и сейчас пробовал, с самого утра.

– И что?

– Всё то же самое. Люсь, но как это? Такого быть не может! Тебе не кажется странным, что спецкоммутатор не в состоянии найти министра?

– Даже и не знаю…

– Послушай, а может, он дёру дал? Мы тут за него будем отдуваться, а он загорает где-нибудь на пляже в Эмиратах и на нас плюёт.

– Нет, он не такой. Нет, не могу поверить...

– Может быть, стоит позвонить Василию Степанычу?

– Это невозможно.

– Почему?

– Он нас пошлёт куда подальше. Ему там уже наговорили про Сердюкина. Ты понимаешь, специально подготовили!

– Ты про Василису?

56

– Ну да!

– Так может, Сердюкин у неё?

– А ты ей не звонил?

– Нет. Она на ночь телефоны отключает.

– Вот жопа-то!

– Попробуй всё-таки Дубкову…

– Лапуль, я же тебе говорю – его подготовили. А Пузану не звонил?

– Звонил…

– И что он тебе сказал?

– А что Пузан? Говорит, что вроде бы не при делах.

– Пузан, он вообще такой, он всех продаст, даже не задумается. В трубке молчание. Затем снова мужской голос.

– Господи! Они же меня грохнут!

– Ты что?!

– Да-да, грохнут. И все концы в воду…

– Лапуль, я тебя прошу. У нас единственный выход – придерживаться той линии, ну о чём мы тогда ещё договорились. Ты понял меня?

– Да понял я… Только всё равно ведь грохнут… Через несколько минут зазвонил телефон в квартире главы ещё одного ОАО Антонины Горкиной.

– Тонь, ты извини за ранний звонок. Тут у меня такая информация появилась... Вроде бы Аркашу арестовали.

– Да ты что!

– Похоже, дело принимает скверный оборот.

– А не провоцируют ли нас?

– Провоцировать могут только с Лубянки, больше никому. А им какое дело?

– А если это Дубков?

– Вряд ли. Он тогда и сам от жопы до макушки замарается. Нет, не думаю…

– И что же, мы теперь должны ждать, пока всех, что ли, арестуют?

– Тонь, ты не расстраивайся. Пока ситуация очень непонятная.

– А ты уверен, что всё это правда?

– Я попытаюсь уточнить... А ты на всякий случай посмотри там, 57

чтобы в случае чего… Ну, в общем, ты сама всё знаешь.

– Ой, Лапа, только не накаркай!.. Подожди, мне в дверь звонят. Я потом с тобой свяжусь.

– Чёрт, у меня тоже в дверь трезвонят. Ну, значит, началось…

Глава 11. Сон в руку Следователь по особо важным делам Егор Трофимович Викулов к сорока годам уже перестал чему бы то ни было удивляться. Всякие дела пришлось расследовать – и кражи со взломом, и изощрённые мошенничества, взять хотя бы те самые «авизо». Но тут у него просто глаза вылезли на лоб. Это надо же, при всём честном народе, в двух шагах от Кремля творилось что-то совсем невообразимое. Да он такое и представить себе не мог, хотя прежде не жаловался на свою фантазию. Собственно, не в фантазии здесь было дело, однако наглость, с которой провёртывались все эти аферы, выходила за пределы доступного его воображению. Так раздербанить государственный бюджет, не вызвав ни у кого в Кремле ни малейших подозрений – на это требовались какие-то нездешние мозги. Словно бы на Пречистенском бульваре приземлился инопланетный звездолёт, из него вывалилась компания яйцеголовых интеллектуалов и начала прибирать к рукам всё, что представляло для неё какой-то интерес. Финансовые учреждения и торгово-посреднические конторы, банки, шикарные бутики, недавно отреставрированные дома со всем их содержимым, да что дома – даже землю, на которой те дома стояли, загружали в звездолёт. Целые кварталы на глазах у почтенной публики исчезали. Но самое странное – никто этого до поры до времени не замечал! Как такое может быть? Если бы не нашёлся клиент, который просто офигел от суммы требуемого «отката», так бы и оставались все в неведении. Дальнейшее было делом техники – была задержана некая дама, гендиректор ООО. С неё-то всё и началось, а вслед затем словно бы с горы понёсся снежный ком, который временами грозил похоронить под собой и группу следователей, да и весь Следственный комитет в придачу, если бы информа58

ция стала известна раньше времени в Кремле. Иногда казалось, что нет уже такой мошеннической схемы, которая не была бы реализована в этом деле. Скажем, сдача в аренду помещений по заниженной цене с тем, чтобы некая сумма оседала в карманах заинтересованных людей – это самое простое, доступное даже председателю жилищного кооператива. Но вот проходит месяц-другой, и выясняются обстоятельства… Ну просто уму непостижимо! Сначала огромные бюджетные средства вкладываются в освоение территории или в обустройство помещений, а затем всё это по дешёвке продаётся, причём покупатель на все условия согласен, лишь бы получить лакомый кусок. И какой «адьёт» решится теперь утверждать, что тут обошлось без солидного «отката»? Но вот проблема – как всё это доказать? Потому и возник этот образ с инопланетянами – нашим-то прежде и в голову не могло прийти, чтобы всё так замаскировать. Хотя, с другой стороны, углядеть за всем просто невозможно, ресурсов явно недостаточно, поэтому только крохотный процент преступлений раскрывается. Да и то при условии, если кто-то, незаслуженно обойдённый при распределении неправедных доходов, сдаст жуликов со всеми потрохами. На сей раз, видимо, многие были обижены – то ли тем, что им так ничего и не досталось, то ли и вправду радели за Отечество. В общем, на каком-то этапе даже военная контрразведка подключилась. Ей ведь сам бог велел быть в курсе, а преждевременный интерес к этому делу Следственного комитета мог вызвать ненужную озабоченность в «верхах». Финал первого акта был достоин пера Михаила Афанасьевича. Когда открыли дверь квартиры на Пречистенке, перед группой следователей, экспертов, спецназовцев и двух понятых из жилконторы предстала Василиса, собственной персоной – ещё не успевшая сделать макияж, в полупрозрачном пеньюаре, через который просвечивали все её уже изрядно потасканные прелести. А за спиной Василисы маячил заспанный, видимо, ещё не успевший опохмелиться сам Сердюкин – голый, если не считать цветастых трусов, которые еле держались где-то в нижней части объёмистого живота. Когда зашли в квартиру, предъявив постановление на обыск, у од59

ного из понятых некстати вырвалось: – Однако хорошо устроилась!

– И ничего особенного, – спокойно ответила ему Василиса, словно бы это какой-то случайный гражданин забрёл к ней в дом, а вовсе не оперуполномоченные во главе со следователем.

– Я тут посчитал, всего двенадцать комнат, – возразил эксперт.

– Ну вы и нахал! Это что же, прикажете мне завтракать в спальне? – Обиделась почему-то Василиса. – В кладовке книги предлагаете читать, в кабинете одеваться, в комнате прислуги с бумагами работать, а в ванной обсуждать деловые вопросы с подчинёнными? Так что ли?

– Ну, вам виднее, что и как…

– А где мне заниматься фитнессом? – не унималась Василиса. «Пожалуй, фитнесс уже не поможет, – прикинул, глядя на её расплывшуюся фигуру, Викулов. – Вот разве что на тюремной баланде посидеть лет пять». А вслух сказал: – Ну ладно, граждане, после обсудите достоинства квартиры, а нам пора бы начинать.

– Да ради бога, – ничуть не удивившись настойчивости необычных визитеров, согласилась Василиса. – Всё, что найдёте, всё моё. Чужих вещей не держим.

– Вы бы оделись, гражданочка, – опять не сдержался один из понятых.

– Одеваться? Мне? Это в семь утра? – округлила глаза Василиса. – Да за кого вы меня принимаете? – Затем неторопливо прошла в гостиную, уселась в кресло и, демонстративно закинув ногу за ногу, воззрилась на вошедших вслед за ней, словно бы это были не представители российской власти, а так, не достойная её уважения шелупонь, явившаяся в эти хоромы как бы на экскурсию. Конечно, это был не Эрмитаж, но после предварительного осмотра, когда ещё не дошло до просвечивания стен и вскрытия паркета, на столе в гостиной образовалась вполне приличная коллекция изделий с драгоценными камнями, оправленными в золото, серебро и платину. Тут были рубины и сапфиры, бриллианты и крупные жемчужины. Количество ювелирных украшений наверняка превышало тысячу: колье, 60

браслеты, кольца, серьги, наручные часы и броши. Такому богатству мог бы позавидовать сам Али-баба, и всё это ещё предстояло оформить, как положено, пересчитать и описать. Не говоря уже о картинах старинных мастеров, висевших на стенах в гостиной, в кабинете и в библиотеке – даже на кухне обнаружилась картина, согласно предварительной оценке, принадлежавшая кому-то из фламандских мастеров. Что-то вроде ржавой селёдки в обрамлении огурцов и помидор. Увы, в живописи Викулов совсем не разбирался, однако вполне доверял своим коллегам, и если ему сказано, что все эти полотна немалых денег стоят, он принимал мнение эксперта как данность и только дал указание занести всё в протокол. Наверное, кто-то мог бы и позавидовать этому богатству, однако Егор Трофимович за годы службы уже привык ничему не удивляться. Только вздохнул, поскольку вся эта канитель с составлением описи и протокола наверняка затянется не на один день. Эксперт уже изъял пару ноутбуков, теперь предстояло отыскать прочие носители информации. Однако обнаружить крохотную «флешку» размером меньше зажигалки – эта работа могла бы сравниться с мучительными поисками иголки в стоге сена, если бы не помощь представителей военной контрразведки, которые снабдили аппаратурой, облегчившей поиски. И всё же чувствовал Викулов, что никаких доказательств здесь нет и не может быть. Просто потому, что в нынешние времена преступные замыслы не доверяют ни компьютерам, ни тем более бумаге, и даже полученные с этих дел незаконные доходы давно уже лежат в швейцарском банке на подставное лицо – близкого друга или обожаемого родственника. Но сколько ни ройся в документах фирм, через которые переводили деньги за границу, всё без толку. Да потому что причастность основных фигурантов не докажешь – до тех пор, пока кто-нибудь не сдаст. Вот только после этого и начинает крутиться маховик, причём чем дольше и быстрее крутится, тем больше важных лиц, прежде для следствия недоступных, оказываются под арестом. Одно Викулова огорчало: приказано было Сердюкина не трогать, пока не появится достоверный, стопроцентный компромат. Да и по поводу ареста Василисы придётся ещё повоевать. Викулов это почув61

ствовал вчера, когда убеждал начальство подписать постановление на обыск.

– Егор, ты представляешь, в какую авантюру пытаешься меня втравить? Ведь если ничего толком не найдёшь, как мне оправдаться перед ним? – он мотнул головой в сторону висевшего за его спиной портрета.

– Это тебе не погоны срывать с подмосковных прокуроров. Тут, понимаешь ли, придворная знать, а с ней надо обращаться очень осторожно.

– Так мы же никого из них пока не трогаем, – смущённо, но с явным сожалением в голосе возразил Викулов.

– Вот если только вырвать сорняки вокруг них, разгрести коррупционные завалы, так сказать, тогда я бы не возражал. Но ты ведь на том не остановишься. Будто я тебя не знаю, – с надеждой посмотрел на следователя его начальник.

– Обещаю, товарищ генерал. Ни шагу в сторону без вашего приказа.

– И с этой Василисой будь поосторожней. Она ещё та штучка, я про неё слыхал. Умная баба, поумнее своего Аркаши.

– Я учту.

– И никаких резких действий, если не найдёшь серьёзных доказательств, – генерал словно бы уже не отдавал приказ, а умолял своего подчинённого не напортачить, не подвести начальника под монастырь.

– Явных доказательств преступных деяний на этом этапе может и не быть, однако уверен, что кое-что найдётся. Так что и общественность будет довольна, да и её защитники не смогут возразить.

– Ну ладно, ты уж постарайся! Найти-то он нашёл – будет, что показать по телевидению. Но всё это пока не то. Впрочем, теперь появляется надежда хорошенечко прижать эту Василису, теперь она вынуждена будет оправдываться, теперь вряд ли кто-то захочет взять на себя ответственность и приказать всё дело сдать в архив. Однако самое главное, и этому он был несказанно рад – удалось застать Сердюкина чуть ли не в её постели. Тут уж подсуетилась контрразведка – своей «наружке» Викулов не очень доверял. И даже когда по секрету сообщили, что вот сегодня Сердюкин ночует у неё, даже тогда не верил, что получится. Уж повезло, так повезло! Теперь главный фигурант замазан, но и это далеко не всё. Тут вот что 62

интересно – как будет реагировать на это дело тесть? Когда при живой жене зять позволяет себе гулять на стороне – это одно. Само собой, обидно, надо бы такого проучить, но это всё же мелочёвка, это шалости. А вот если ставят под удар репутацию заслуженного «кадра», близкого к Первому лицу, тут либо следует жестоко наказать, либо всеми доступными средствами вывести «шалуна» из-под удара. Викулову предстояло определить, какой из этих вариантов выберет Дубков, и разработать наиболее подходящую тактику расследования. И хотя надежды на справедливый исход в подобных делах в любые времена было немного, он всё ещё надеялся: а вдруг? Да, Василиса – это главное звено. Тюлькины, Сливкины, Загибайло и Пузаны работали только на подхвате, однако от их показаний многое зависит. Если они эту «красавицу» сдадут, тогда и до Сердюкина можно дотянуться. Если же нет, всё ограничится посадкой второстепенных персонажей, и крупное дело станет мыльным пузырём. А уж защитники у Сердюкина найдутся. Викулов не ошибся. Уже на следующий день выяснилось, что он «козёл», что вознамерился посадить «эффективного министра». Правда, до обвинений в подрыве обороноспособности страны пока что не дошло, тем более что кое-кому из генералов своими действиями он доставил большое удовольствие. Викулов и сам бы по этому случаю выпил пару рюмок коньяка, однако радоваться было рано – самое трудное предстояло впереди, только бы не ошибиться, не дать «защитникам» повод отстранить его от следствия. Да, надо было дело делать, не отвлекаясь на пустяки и не пытаясь угодить начальству. Тюлькина арестовали через месяц, выбрав подходящий момент. Фигурант как раз готовился отпраздновать свой юбилей, для чего арендовал зал на триста мест и даже пригласил на торжество какую-то заокеанскую диву, не считая десятка звездочек поменьше, из числа тех, что ежедневно на телеэкранах пляшут и поют. Обыск удался: Тюлькин, напуганный горьким опытом конца 90-х, предпочитал хранить валюту, что называется, в чулке. Одним «чулком» тут не обошлось, поскольку сумма зашкалила за тридцать миллионов баксов. Такой «предусмотрительности» Викулов прежде не встречал, 63

но ведь и дело это было не совсем обычное. Впрочем, на порядок больше средств и собственности, включая принадлежавшую ему де-факто сеть крупных магазинов, обнаружили у родственников Тюлькина. Схема эта не новая, однако не вполне надёжная, как нетрудно убедиться. Теперь предстояло уломать Сливкину. Улик против неё было предостаточно, да и она сама своё участие в махинациях после серии допросов перестала отрицать. Поначалу вертелась так и сяк, старалась убедить, что выставленную на продажу недвижимость, числившуюся на балансе министерства, оценивала исключительно исходя из состояния рынка. Однако против фактов не попрёшь – разница между реальной стоимостью и той, которую она там насчитала, была слишком велика. В итоге Сливкина сдалась, пошла на сделку, правда, свою корысть в этом деле отрицала. И всё же вынуждена была признать, что занижала цены по требованию Василисы. Если бы удалось прижать Пузана, можно не сомневаться, что и Василиса бы со временем сдалась. Проблема состояла в том, что Пузан никаким боком не был причастен к разбазариванию госсобственности. Он был всего лишь кошельком, в который Сердюкин аккуратно складывал нелегальные доходы. А впрочем, нет – кошельком был Тюлькин, ну а Пузана можно образно представить как сейф для хранения финансов и недвижимости. Викулов не сомневался, что это так, однако свою уверенность к делу не подошьёшь, а для того, чтобы разобраться в перемещениях денежных средств через фирмы-однодневки и офшоры, требовалось очень много времени. Но даже если сумели проследить путь от покупателя собственности, ранее принадлежавшей армии, до кипрского холдинга самого Пузана, это не значило ровно ничего. Да мало ли за какие заслуги он стал миллионером! Десяток дорогих квартир в разных городах страны, несколько земельных участков на Черноморском побережье и даже коллекция автомобилей – это ещё не причина, чтобы в чём-то его подозревать. Так что заставить Пузана сдать с потрохами брата своей обожаемой супруги, увы, не было пока никакой возможности. Был и ещё один вариант добраться до Сердюкина, но довольно эфемерный. Викулов не мог поверить, что такой опытный, крайне осто64

рожный человек мог складывать все деньги исключительно в одну кубышку. Конечно, сестра бы его не предала. А вот Пузан вполне мог дёру дать – если не из России, так хотя бы от жены. И тогда ключик от этого сейфа можно было бы считать потерянным. Поэтому наверняка Сердюкин имел запасной канал накопления денежных средств, однако найти его никак не удавалось. Ну а драгоценности, найденные у Василисы – это просто мелочь при таких масштабах воровства.

Глава 12. Шансы На первом допросе Василиса в основном молчала. Зато из кожи лез её адвокат: – Ну что вы пристали к больному человеку? Ведь у неё же болячка на болячке! А вы её хотите под арест. Меньше надо было мотаться по ночным клубам, тогда бы удалось и здоровье сохранить. Может быть, и желания красть у государства поубавилось бы. Да уж, чего только не придёт в хмельную голову! Если честно, то Викулову жаль было Василису. Ещё недавно довольно привлекательная женщина, она постепенно превращалась в некое подобие одесской бандерши, в прошлом «жрицы любви», теперь раньше времени вышедшей в тираж. Даже Сердюкин, случись ему встретить её только сейчас, наверняка прошёл бы мимо. Да мало ли таких! Да все московские конторы, от Департамента жилья до райсобеса заполнены до упора такими вот столоначальницами, блюстителями закона и распорядителями с солидным стажем. А ведь этой нет ещё и тридцати пяти. Он попытался представить её в тюремной робе – нет, эта форма с внешностью Василисы как-то не вязалась. И чего ей было надо? Отец вроде бы богатый человек, неужто от него в наследство получила такую неутолимую жажда брать и брать? Да все эти драгоценности ей носить, не переносить! Только теперь уж вряд ли, отгулялась. На все вопросы о степени участия в этих делах Сердюкина следовал один ответ: 65

– Он здесь ни при чём. Все решения, связанные с продажей военного имущества и недвижимости, принимала я сама. Причём делала всё по закону. Вот ведь как! Государству убыток на миллиарды, а виновных в этом нет. А потому что рынок! Ну что поделаешь, если за реальную цену никто не желает покупать? Ох, и славно вы, граждане, устроились! Завтра Кремль по дешёвке продадут, якобы избавляясь от непрофильных активов – так вот любопытно было бы узнать, какой в этом случае полагается «откат», или как там у них это называется. И до чего ловко у неё всё сходится. Вроде бы это папа квартиру ей купил, драгоценности – от мамы, антиквариат – от любимой бабушки. Да при такой родне непонятно, зачем ей устраиваться на работу, если и без того жить можно припеваючи? Зачем тогда закончила юрфак? Кстати, странно, что до сих пор не подыскала мужа. А вдруг, и вправду безнадёжно больна? Ну разве только клептоманией. В общем, толку от таких допросов – ноль без палочки. Всё заранее знаешь, но по закону обязан и вопросы задавать, и ответы тщательно записывать. Эх, если бы в камеру её хотя бы на полгода… Так ведь суд не разрешил. Первый раз столкнулся Викулов с тем, чтобы подозреваемая, находясь под арестом, гуляла по улицам, посещала магазины, фитнесс-клуб, косметический салон. Не удивительно, если разрешат принимать время от времени морские ванны в Красном море. Воистину, дурдом! Что уж тут говорить, если Василиса требует, чтоб ей позволили жить вместе с Сердюкиным. Как-то на досуге почитал её лирические откровения. Надо же знать, что человек чувствует, чем он живёт. А вдруг в стихах признаётся в том, что на допросе отрицает? Увы, кроме любовной тоски ничего не обнаружил. Да и тоска эта выражалась слишком уж загадочно, витиевато, если не сказать безграмотно. Викулов не разделял увлечение некоторых людей стихосложением, считая это не более, чем примитивным графоманством, но тут и вовсе было что-то запредельное. Если всерьёз всё это воспринимать, то следовало возбудить дело по факту нанесения телесных повреждений, или хотя бы хулиганства. А что прикажете делать, если в своей поэме Василиса утверждала, будто Сер66

дюкин пнул её сапогом? Впрочем, фамилия Сердюкина там не упоминалась, но по ряду косвенных признаков нетрудно было определить, что речь шла именно о нём. Насколько можно понять, причиной этого пинания сапогом стало всего лишь то, что Василиса опоздала на свидание. Сердюкин, оказывается, ждал дома, а она всё не шла и не шла. Правда, подследственная даже в стихах то и дело меняет показания – то пишет, что опоздала всего на полчаса, а после выясняется, что на целый час. Естественно, что у нормального мужика возникли подозрения. Эта её почти патологическая тяга к Сердюкину была Викулову не вполне понятна. С одной стороны, вряд ли Василисе что другое светит, если речь заходит о любви. Однако во всех её делах был очевиден расчёт, ведь так всё провернула, что почти не к чему придраться. И как это в одном человеке сочетается? И возникает мысль, что всю эту аферу она придумала только для того, чтобы притянуть к себе Сердюкина, схватить его в объятия и больше никогда не выпускать. По прежнему своему печальному опыту Викулов знал, что влюблённая женщина на многое способна, особенно если оставался один шанс. И всё же этим соображением все возможные варианты не исчерпывались. Могло быть и так, что Сердюкин эту дурочку использовал. Обрисовал ей перспективы, наобещал с три короба и фактически подставил, поскольку сам не отдавал никаких письменных приказов по этим распродажам. А уж в том, что по уши влюблённая Василиса даже под пыткой не предаст – в этом Сердюкин был уверен. Ну вот сиди теперь, гадай – то ли имеешь дело с двумя прожжёнными аферистами, то ли Василиса всё придумала, чтобы любовника к себе приковать чугунными цепями, то ли Сердюкин ловко подставил эту даму, чтобы самому сухим выйти из воды. Есть и ещё один вариант, и возник он потому, что слишком ловко было всё устроено. А что если кто-то остался незамеченным, спрятался в тени, откуда и дёргал за все ниточки? Ну а Сердюкин с Василисой являлись лишь промежуточным звеном. С подобным случаем в прошлой своей практике Викулов встре-тился только один раз. Тогда он в составе следственной группы раскручивал дело, связанное с нелегальными поставками из-за рубежа 67

оргтехники. Ну вот набрали следователи, как им казалось, вполне достаточно обличающих материалов и с постановлением на обыск явились на квартиру, где по агентурным данным обитал главный фигурант, владелец фирмы, торговавшей электроникой. Всё остальное представлялось Викулову предельно просто: после того, как обнаружим ценности, добытые незаконным путём, эти субчики уж точно не отвертятся. Хватит им жировать за счёт своих сограждан! Дверь и в тот раз открыла дама, только в отличие от Василисы, Элен успела кое-что накинуть на себя, помнится, было такое симпатичное розовое кимоно. Он и сейчас словно бы видел её перед собой – красивую, загадочную и недоступную. Обыск и тогда дал внушительные результаты, хотя с уловом на квартире Василисы не сравнить – да просто небо и земля! Когда составили протокол и следователь задал вопрос, кому принадлежат драгоценности и деньги, вдруг выяснилось, что главный фигурант, некто Копелянский, здесь как бы ни при чём. Элен заявила, что всё это заработала своим трудом, за исключением того, что ей досталось по наследству. Ну а присутствующий в квартире гражданин – её любовник. Главных фигурантов дела, в том числе и Копелянского, допрашивал старший следователь Беляков, ну а Викулову рыбёшка досталась куда мельче – он был как бы на подхвате. Вот и пришлось донимать расспросами эту Элен, которая пока проходила как свидетель. Главная цель состояла в том, что добиться от Элен признания, будто все драгоценности принадлежали только Копелянскому, причём ещё до совершения последней сделки. Тогда можно было бы раскрутить это дело так, чтобы суду стало предельно ясно – это далеко не первый эпизод в преступной деятельности фигуранта. И в самом деле, были агентурные данные, что помимо компьютеров ещё и другие грузы шли на адрес этой фирмы, само собой, в обход таможни. Однако Элен упорно стояла на своём: – Драгоценности и деньги дарили мне, а вот кто и за что – не ваше дело! Если бы в том эпизоде, на котором был пойман Копелянский, всё 68

было чисто, без сучка и без задоринки, никто бы не стал тратить время на эту самую Элен. Понятно, что и у неё вопросы следователя не вызывали удовольствия: – Да кто же вам позволил вмешиваться в мою личную жизнь!

– Елена Матвеевна, вы поймите, мы доказали вашу связь с Копелянским. Так зачем же отпираться?

– А я и не отрицаю. Да, с ним спала. Даже не только с ним, но и с другими, – при этом нагло улыбалась, покуривая «мальборо». Викулову дали задание поработать с ней, поскольку он в те годы был ещё достаточно молод и пригож, мог расположить её к себе, заставить раскрыться, выболтать то, что тщательно скрывалось. Поэтому и курить ей разрешил, и пытался говорить о том, что их обоих интересовало – фестиваль французских фильмов, выставка импрессионистов в Пушкинском музее. Но всё было напрасно. Элен с удовольствием поддерживала разговор, но в главном по-прежнему стояла на своём. Викулов начинал терять терпение: – Послушай, ну зачем тебе так рисковать? Сдала бы ты его, и всё – гуляй! Это же так просто. Будь это двадцать лет назад, никаких проблем не возникало бы. А тут реформы затронули и правоохранительные органы, так что негоже было её «прессовать» – перевести из свидетелей в соучастники и подсадить в камеру к отпетым уголовницам. Да Викулов на это никогда бы не решился! Поэтому и уговорил начальство дать ему время поработать с ней. Так бы и проводили они время в разговорах, если бы не нашлись у этого Копелянского защитники где-то в высших сферах. Дотошные адвокаты выяснили, что при аресте были допущены коекакие мелкие нарушения закона. И тут же вмешалась прокуратура, которая в те времена делала вид, что борется за очищение рядов. Против Белякова завели дело за превышение служебных полномочий. К счастью, отзвуки громкого скандала докатились до столицы. И вот по личному указанию президента прибыл Толкунов, следователь по особо важным делам Следственного комитета. Прокуроры на время вроде бы затихли, с Белякова сняли обвинения, а среди сотрудников таможни и представителей других силовых структур, которые встав69

ляли следствию палки в колёса, начались аресты. Викулову такое развитие событий было очень по душе, тем более что благодаря Толкунову за пару месяцев он набрался опыта ведения сложных дел. Да при иных обстоятельствах на это потребовалось бы лет пять, а то и больше. И снова кому-то ход дела не понравился. Толкунова в скором времени отозвали, дело спустили на тормозах, а бывший главный фигурант неожиданно погиб в дорожной катастрофе. Будь Викулов понаивнее и почувствительнее, он бы наверное запил с горя или уволился из «органов». Однако помогли беседы с Толкуновым, который не раз ему внушал, что не следует обращать внимание на телодвижения начальства. Надо дело делать, если остаётся хоть малейшая возможность. Что же касается Элен, то она осталась на мели. Правда, квартира была записана за ней, однако, не имея профессии, можно ли найти приличную работу. Ну не идти же на панель! Как-то поздним вечером, после окончания трудного рабочего дня, Викулов, выйдя из здания, где размещалось следственное управление, направился к своим «жигулям». И тут его окликнули. Это была она, Элен.

– Садись скорее! – он не хотел, чтобы их увидели вместе.

– Я тебя дискредитирую? – усмехнулась.

– Типа того. Но, честно говоря, я рад.

– Чему?

– Тому, что ты осталась на свободе, – пробормотал Викулов. Он так и не решился ей сказать, что давно мечтал о такой случайной встрече, поскольку сам не имел возможности что-то предпринять. Ну как бы он выглядел, если бы явился с букетиком цветов к бывшей подследственной или поджидал её у дома?

– Так куда мы едем? Вот это был вопрос! В самом деле, куда же им податься? На людях вместе показываться нельзя, так что отпадает ресторан. К нему – тоже нежелательно, поскольку дом был ведомственный, от прокуратуры. Ну а снова побывать в той её квартире ему, по правде говоря, очень не хотелось.

– Тогда в какой-нибудь загородный мотель?

70

Элен и прежде казалась ему весьма сообразительной, а тут просто превзошла себя. Нет, кроме шуток! Вот так просто взять и словно бы околдовать того, кто её допрашивал ещё совсем недавно! Да что тут говорить, он сам был ко всему готов, даже если бы она предложила остаться на ночь здесь, в его автомобиле. Эту первую их ночь он запомнил навсегда. Потом было ещё много дивных, восхитительных ночей – в мотелях, в гостиницах, на съёмных квартирах. Но долго это продолжаться не могло. Элен была для него не просто любовницей или девушкой по вызову, он хотел много большего, а для этого надо было избавить её от груза прошлых лет, что называется, замести следы. Пришлось предпринять несколько нестандартных ходов, помимо изменения внешности, что при её талантах оказалось, в общем-то, совсем нетрудно. Итак, для начала она сменяла свою квартиру, затем вышла замуж за какого-то армянина, которому нужна была прописка. Теперь у неё была уже другая фамилия. Как ни упрашивал её фиктивный муж, обещая золотые горы, пришлось ему согласиться на развод. Вскоре после этого Элен заявила об утере паспорта, а когда оформляли новый, уговорила капитана в паспортном отделе записать имя на европейский лад, потому что будто бы собралась эмигрировать во Францию – с именем Элен, а не Елена, ей будет там немного легче. Ну, словом, как следует замаскировалась. И всё же этого было явно недостаточно. Нужно было перебраться в другой город, подальше от любопытных глаз и слишком уж настойчивых расспросов. Чтобы получить такую возможность, достаточно было реализовать один из двух доступных вариантов. Либо завалить все текущие дела, тогда его отправили бы в какое-нибудь захолустье, либо наоборот, стать «передовиком производства», тогда бы он сам мог попросить начальство о переводе, скажем, по состоянию здоровья или по семейным обстоятельствам. Понятно, что после обсуждения с Элен был выбран последний вариант. Такой прыти от него никто не ожидал. В короткие сроки он самостоятельно раскрыл два довольно заковыристых дела, которые уже собирались сдать в архив как безнадёжные «весяки». Начальство было 71

довольно настолько, что о переводе в другой город он даже заикнуться не посмел. Но тут, на счастье Викулова, нагрянула инспекция из Следственного комитета и в её составе Толкунов. Тот порекомендовал начальству талантливого следователя, и вот уже Элен помогает Егору вешать шторы в квартире недалеко от хорошо знакомой Малой Бронной, ну а от прежней жизни его подруги не осталось и следа. Какие могут быть следы, если той, шаловливой и слишком уж доступной Елены теперь не существует? Так вот о шансах. Последний шанс Василисы – это Аркадий Евграфович Сердюкин, поскольку никому из мужиков она больше не нужна, даже с чемоданами, набитыми валютой. А вот у Элен до встречи с Викуловым ситуация была несколько иная. Только тот Копелянский смог вытащить её из болота, в которое она по глупости попала. С кем она только не спала! Но после появления нового ухажёра – всё, с прежними занятиями покончила. Если и пытались ухаживать за ней, изображала недотрогу. Да при живом благодетеле никто даже прикоснуться к ней не мог, вот до чего дошло! Впрочем, такой вариант её вполне устраивал. Однако всё это теперь было ни при чём. Поскольку Элен использовала единственный реальный шанс, способный вернуть её к нормальной жизни – это было замужество с Викуловым.

Глава 13. Бес попутал В Подушкино Сердюкин отправился сразу после обыска, свидетелем которого оказался неожиданно не только для себя, но и, наверное, для ввалившихся в Василисину квартиру «оперов». Виданное ли дело, в семь часов утра без предупреждения, даже одеться не успели. Он в исподнем, да и Василиса в пеньюаре… Явно же, всё это подстроено, чтобы унизить, растоптать, нанести удар по имиджу министра. Эх, кабы знать заранее! Судя по тому, что друзья не предупредили, всё решалось «наверху», в строжайшей тайне. Потому-то сразу после обыска и попросил аудиенции.

72

И вот чёрный бронированный «мерседес» в сопровождении «лэнд крузера» с включённой мигалкой на крыше, не снижая скорости, свернул с Рублёвского шоссе на боковую дорогу и уже через несколько минут подъехал к резиденции. Странное дело, но охрана у ворот, всегда такая предупредительная и исполненная неподдельного почтения к начальству, на этот раз честь не отдавала, что наводило на подозрение о нежелательном и, более того, крайне неприятном для Сердюкина исходе этого визита. Впрочем, особой милости он не ожидал. Главное – как-то снизить накал страстей, а то, судя по комментариям на радио «Слухи столицы», радость в либеральных кругах просто-напросто зашкаливала. А в это время хозяин кабинета, принадлежавшего, впрочем, как и всё движимое и недвижимое имущество вокруг него, государственной казне, сидел, откинувшись на спинку кресла, одной рукой подпирая подбородок, а другой задумчиво теребил мохнатую голову чёрного породистого пса. Вопреки обыкновению кресло стояло посреди комнаты, вероятно, для того, чтобы хозяину было удобнее играть с собакой. Однако сейчас, похоже, было не до игр, поскольку, судя по привычно бледному, но изрядно осунувшемуся лицу, его одолевали мысли грустные. Нельзя сказать, что пребывание в этой должности его тяготило, скорее наоборот, ведь, в сущности, все его жизненные устремления были нацелены на то, чтобы всегда и во всём держаться впереди, будь то на борцовском ковре, в продвижении по службе или в безумных гонках по ночному шоссе с выключенными фарами и под вой клаксонов. А вот теперь, когда вроде бы всего достиг, всё, чем хотел бы повелевать – вот оно, у его ног и там, за дверью, и за окнами дворца… Теперь вдруг выясняется, что мотивация дальнейшего восхождения начисто утрачена. Можно, конечно, добиваться процветания России, если позволит мировая экономическая конъюнктура, однако кто знает, сколько лет, десятилетий, сколько душевных и физических сил понадобится для того, чтобы хотя бы удвоить этот проклятый ВВП. А ведь и то следует учесть, что буквально со всех сторон его окружают паразиты и жулики, и веры им, безусловно, нет. И вот когда упрекают в излишней терпи73

мости к провинившимся придворным и министрам, невдомёк обличителям, что и выбора-то ему, в сущности, не дано. Уж лучше слегка проворовавшийся, но достаточно прилежный чинодрал, на которого, к тому же, имеется обширное досье с компроматом, чем обожравшийся подонок с миллиардным аппетитом. «И что мне с ними делать? Конечно, можно было попытаться, как советовали, решить проблему радикально – всех получивших, причём почти бесплатно, по жирному куску Отечества в лихие 90-е отправить на лесоповал, конфисковав капиталы и имущество. А вслед за ними отправить и тех, что кусали понемногу, сидя в министерских креслах. Всё-то им до сих пор оказывается мало. Но если их пересажаю, других откуда взять? Опять выписывать «варягов», как бывало в старину? Так ведь они ничём не лучше, одно достоинство – воруют поумнее, не наглеют. Да вот и наши когда-нибудь научатся. И всё же, если всех ворюг пересажать, народ поначалу будет рад, ну а когда экономика разрушится… Нет уж, избави меня, господи, от подобных перспектив. А все нынешние проблемы от того что, если работают без воровства, интерес к делу у них куда-то пропадает. Дурной пример, ох, как заразителен, а гнилой запах 90-х ещё долго не выветрится из столичных кабинетов». Так что же делать? Вот этого, что мается теперь у входа в кабинет, можно было бы отправить по этапу. Но тут ещё только предстоял тяжёлый разговор, крайне неприятный и даже более того, чреватый тем, что можно было не сдержаться и сгоряча принять решение, не соответствующее насущным интересам. Именно поэтому он не спешил начать аудиенцию, если это странное свидание можно было так назвать, и продолжал неторопливо гладить пса, словно набираясь от него сдержанности и умения подчинять свои действия некой высшей воле, а не сиюминутным ощущениям. Но вот наконец велел, чтобы впустили. И сразу, только Сердюкин успел переступить порог, даже не пригласив его присесть, задал вопрос: – Что ж так меня подвёл? Аркадий Евграфович молчал, поскольку по опыту общения с начальством знал, что Первому надо дать возможность выговориться, что 74

называется, спустить пар. Ну а там видно будет.

– Тесть у тебя такой хороший. Да и жена вроде ничего. Хоть и не красавица, но и с такой жить как-то можно. А ты вдруг во все тяжкие пустился. Тут уже Сердюкин не стерпел, поскольку Первый наступил на больное место, некстати упомянув постылую жену. Вот ведь и жить с ней нет возможности, и развестись нельзя, поскольку поставишь под удар карьеру. Поэтому и отвечал: – Бабы попутали, Владлен Владленыч! Всё зло от них, проклятых.

– Нечего свой грех на невинные души перекладывать.

– Да как же невинные? Да они только и ждут… Так и встречают у порога, на шею бросаются со словами: что принёс? А что я им принесу со своей зарплаты?

– Ну, по сравнению с доходами простого работяги…

– Нет, не согласен! У него совсем не то. Ему на имидж наплевать. И по большому счёту – не до баб. Он ведь в обнимку с бутылкой засыпает. А если я не сумею приодеть свою любовницу, не подарю ей колье с бриллиантами да в придачу японский «внедорожник», даже и не знаю, что тогда… Меня просто уважать в коллективе перестанут!

– Так уж и перестанут? – удивился Первый. – Ко мне-то вроде уважение ещё не потеряли. Конечно, если судить по социологическим опросам.

– Вот-вот! Когда их спрашивают, они вроде бы за вас. А в душе, думаю, что проклинают.

– Это за что же?

– Да за то, что развернуться не даёте. За то, что обложили их со всех сторон прокуратурами, счётными палатами. Я уж не говорю о налоговиках. А если ещё и расходы под контроль поставить, тогда совсем хана! Тогда и вовсе работать перестанут. Первый призадумался. Сердюкину только того и надо – если удастся подправить в нужном направлении мысль, которая ещё зреет в этой голове, тогда удастся обойтись условным сроком, а то и вовсе ограничиться предупреждением о неполном соответствии должности, что не раз в подобных случаях бывало.

75

– Одно только меня беспокоит, Владлен Владленович. Как подумаю об этом, так хоть в петлю лезь.

– Это ты о чём? Первый с надеждой воззрился на Сердюкина, полагая, что вот ещё чуть-чуть и он услышит долгожданные слова раскаяния. Тогда придётся отыграть назад – нельзя же применять жёсткие меры к преданному человеку, который всего лишь оступился. Соблазнов огромное множество вокруг, и далеко не все люди обладают стойкостью, которая даётся только от природы. Сердюкин немного помолчал, тщетно пытаясь выдавить слезу.

– Тестя жалко… Вы же сами сказали, что хороший человек. Мне ли этого не знать… Он столько для меня сделал, а я вот сподличал, доверия не оправдал.

– А на моё доверие тебе, значит, наплевать?

– Да что уж тут говорить… Кругом оказался виноват. Сердюкин уставился в пол, боясь показать глаза, в которых слишком ясно читалась мысль: удастся одурачить или не получится? Но краем глаза видел, что Первый после этих слов вроде подобрел. Теперь оставалось только использовать сложившуюся ситуацию… Но тут последовал неожиданный вопрос: – И много ли наворовал?

– Да не было этого, Владлен Владленыч! – не сдержавшись, Сердюкин даже не сказал, а прорычал. – Не верьте, не верьте этим иродам! Обиженные, обозлённые, только и делают, что строчат доносы. А уж я многих вынудил уйти в отставку. Так что не думайте, у меня всё честь по чести, вот разве где-нибудь не доглядел…

– Тогда зачем же каялся, если ни в чём не виноват?

– Так я и говорю. Не доглядел, доверился случайным людям, они и подвели, – и снова промычал: – Тестя очень жалко… Но и в этот раз тонкий намёк на судьбу близкого соратника Первый как бы не заметил. Словно бы ему наплевать на то, что славное имя Василия Степановича будут полоскать, имея ввиду то, что именно благодаря ему Сердюкин всего за пять лет сделал столь невероятную карьеру. Хотя чему тут удивляться – другие за такой же срок даже пробива76

лись в первую сотню «списка Форбс». Да, на Василия Степановича, по большому счёту, ему наплевать. Что из того, что лет двадцать уже вместе? Что из того, будто соседи по «Дворянскому гнезду»? Всё это несущественные обстоятельства, ерунда, такое можно бесконечно обсуждать в газетах, изображая из себя всеведущего знатока. Дело же тут совсем в другом. Все эти годы, пока находился на вершине власти, он ощущал себя как благородный гриб в окружении поганок. От этих либералов просто не было житья! С утра до вечера зудят, пытаясь обратить в свою «прозападную» веру. Для виду приходилось, конечно, соглашаться, будто бы и в самом деле «свой», ну а потом, успокоив их, наобещав с три короба, делал всё с точностью до наоборот. Василий Степанович оставался, пожалуй, единственным «левым» в этой своре, даром что из бывших обкомовских секретарей. Он явно демонстрировал, что придерживается антилиберальных убеждений, пусть только на словах, однако в сложившихся обстоятельствах и это уже было кое-что. Вот за такую поддержку он и ценил сердюкинского тестя, иначе совсем тоскливо было бы, хоть всё бросай и отправляйся в дальний скит замаливать грехи, которых накопилось у него немало. Только ведь разве это грех, если грешил на благо государства? А иногда некий внутренний голос начинал твердить: «Мелковат ты для такой работы, не по тебе эти российские масштабы!» Однако он гнал от себя такие мысли, поскольку не видел в этой всеми признанной политической тусовке ни одного человека, который был способен воплотить в жизнь идеи, ради которых и стоило нести свой тяжкий крест. Может быть, и есть такой человек, живёт, трудится, создаёт некий креатив в пределах тех возможностей, которые ему доступны. Но всё это там, в глубине, недоступной взгляду наблюдателя, где властвуют какие-то иные силы. А на поверхность между тем кто-то выталкивает, словно издеваясь, одного за другим хапуг, жуликов, ворюг, которые гребут только под себя, прикрываясь красивыми словами.

77

Глава 14. Три «б» С недавних пор во всех своих начинаниях Савелий Буков брал пример с военного министра. После назначения директором НИИ Букову даже не пришлось ничего изобретать – просто копировал то, что происходило в армии. Всем этим интеллектуалам, доживающим свой век гдето в закоулках института, он не доверял. Подумаешь, чего-то там наизобретали в прежние времена. Тоже мне, профессионалы! Что на утренней летучке, что на научно-техническом совете смотрят сычами на него. Буков еле сдерживал себя – было бы дело в армии, он только за один такой взгляд или за непочтительное слово отправил бы на гаупвахту, чтоб знал, каково противоречить командиру. Нет, на «гражданке» такая метода не годилась. Буков пытался придираться к ним по мелочам, но толку от этого никакого не было – не мог же он перевести научного работника на должность обыкновенного вахтёра. Тут-то и подоспела новая реформа выплаты денежного довольствия в войсках. Ознакомившись с ней, Буков понял, что только здесь его спасение и моментально издал приказ. Теперь прежние выплаты сотрудникам делились на базовую часть и на премию, пятьдесят на пятьдесят. Причём, платить премию или нет – это полностью зависело от желания директора, а не от выполнения квартального плана или ещё каких-то там критериев. Буков наконец-то ощутил себя хозяином НИИ – перспектива остаться на голодном пайке заставит всех ходить по струнке, тогда уж удастся прижать всех непослушных. Ещё десяток лет назад он и не помышлял о том, чтобы перебраться хотя бы в Подмосковье. Когда их ракетная дивизия попала под сокращение стратегических войск, первым на гражданке устроился Бормотухин, ну а затем потащил за собой и остальных. Это была неразлучная троица, «три Б» – так их за глаза когда-то называли: Бормотухин, Буков и Беспалов. Все трое дослужились до полковников и занимали важные посты в дивизии. Савелий Буков в те времена был замполитом, на Стасике была вся радиоэлектроника, ну а с Юрой Бормотухиным понятно – он и тогда был на хозяйстве. Злые языки поговаривали, что торговал прямо со склада, но это было уже незадолго до расформирования, когда 78

всем на всё было наплевать. Буков распространение подобных слухов пресекал, однако что толку – про тёмные дела в армии тогда все говорили, газеты пестрели разоблачениями. Впрочем, никого не посадили. Бормотухин основной свой капитал сделал на поставках из Японии подержанных «ниссанов» и «тойот». Ну разумеется, не без содействия таможни. Попробовал было заняться и добычей крабов, то там всё было уже схвачено, возник конфликт, и от греха подальше перебрался из Приморья в Москву. Кому он в столице удружил, кого порадовал новёхонькими «внедорожниками», этого Буков так и не узнал, да ему и ни к чему все эти подробности. Одно время, ещё во Владивостоке, он был у Бормотухина на подхвате, затем тот помог ему получить диплом об экономическом образовании, ну а уж степень кандидата наук – это было делом техники, тогда по сходной цене какие только дипломы не предлагали в комплекте с диссертацией. После того, как Бормотухин оказался в кресле заместителя главы Минпромторга, у Букова было два варианта – либо ждать, когда Юра силу наберёт и сможет пристроить бывшего однокашника в том же министерстве, либо подыскать более приемлемый вариант, предполагающий некоторую самостоятельность в принятии решений. Тут как раз в одном из подмосковных НИИ при непонятных обстоятельствах зарезали директора. Жуткая картина – пять ножевых ран! И всё только из-за нескольких тысяч баксов, которые он задолжал – поговаривали, что взял взаймы у какого-то уголовного «авторитета» и не сумел отдать. Бормотухин замолвил словечко за новоявленного кандидата экономических наук, вот тогда и началась для Букова новая жизнь, полная изобретений и открытий. Ну разумеется, к науке это не имело никакого отношения. Как выяснилось, Бормотухин всё заранее продумал. Министерство – это, к сожалению, не склад, тут просто так ничего не дают на вынос. Вот и пришлось придумать комбинацию. Суть её была в том, чтобы воспользоваться сложившимся моментом. Особенное беспокойство там, «наверху», вызывали катастрофы, связанные с запуском ракет. Одно за другим падали и военные, и не связанные с секретными запусками многотонные изделия, причём поставлена была под удар не толь79

ко оборонная мощь державы, но и исполнение коммерческих заказов, что больно било по бюджету. Возникло подозрение, что причина таится в комплектующих, в радиоэлектронике. К тому времени успели угробить военную приёмку, и качество каких-то там конденсаторов и микросхем могло свести на нет усилия огромных коллективов разработчиков ракет. Логичным решением стало бы возрождение военной приёмки на предприятиях-изготовителях и организация более жёсткого входного контроля на заводах, где собирали радиоэлектронные устройства для оборонной отрасли. Однако производственники как никогда упёрлись – уж очень это дело хлопотное, если проверять каждую «фитюльку». Тогда-то Бормотухин и предложил свой вариант: на базе подмосковного НИИ создать некий Центр по проверке этих самых «фитюлек» с тем, чтобы отбраковывать не годное к использованию и гарантировать качество остального. Само собой, речь могла идти лишь о выборочном контроле, на что никто в министерстве внимания не обратил. Под это дело выделили огромную сумму – в год по две-три сотне миллионов. Теперь только оставалось этими деньгами по-умному распорядиться. К тому времени, когда эту программу прописали в госбюджет, Буков уже прочно обустроился в мытищинском НИИ. Как уже было сказано, местных интеллектуалам он не доверял, а потому набрал персонал из отставных военных, имевших отношении к электронике – сам-то он в этом деле ни бум-бум! Главным над ними поставил Стасика Беспалова, и дело сдвинулось. Перво-наперво, следовало обложиться бумагами, чтобы комар носа не подточил в случае проверки. Да о каких реальных делах можно было говорить, если заказ на сложнейшую аппаратуру для НИИ поставщики обещали выполнить не раньше, чем через два-три года. Когда Буков об этом узнал, схватился за голову: «Мама моя! Как же я за освоение выделенных средств отчитываться буду?» Прибежал к Бормотухину и говорит: – Юра! За что ж ты меня подставил? Мне за этот год предстоит освоить двести миллионов, а как это можно сделать, если аппаратуры нет и в ближайшие годы не предвидится? Бормотухин налил по стопке коньяка. Выпили. Только тогда замми80

нистра улыбнулся и лукаво посмотрел на Букова: – Савик, дорогой! Я вижу, как был ты замполитом, так им и остался. Слишком мелко плаваешь, не видишь перспективы.

– Ну так подскажи! – взмолился Буков.

– Дело это плёвое, выеденного яйца не стоит. Механизм уже отлажен – ты ведь у меня не первый.

– Вот даже как? Что ж ты раньше не сказал?

– Ладно, не переживай. Сейчас всё объясню, – Юрий Иванович закурил сигару и, пыхнув ароматным дымом пару раз, сказал: – Деньги у тебя есть, значит, полдела уже сделано. А люди, которым можно доверять?

– Теперь это не проблема. Старослужащих прижал, скоро выставлю за штат. А взамен набрал наших, из недавних офицеров. Ну и кое-какая молодёжь, тоже не на улице подыскивал. Ну ты же сам их рекомендовал.

– Вот видишь, все нужные компоненты для успеха есть! Надо только засучить рукава и начать доить козла.

– Юра! Ты издеваешься… – возмутился Буков.

– Ты погоди, Савик, я ещё не всё сказал, – замминистра ещё раз пыхнул сигарой. – Итак, начнём с того, что ты связываешься с другими отраслевыми НИИ и предлагаешь им сотрудничество, которое им ничего не будет стоить.

– Как это так?

– А вот так! Ты заключаешь договор и пишешь отчёт. Пусть это будет ОКР с таким названием: «Технико-экономическое обоснование разработки…». Что разрабатывать, сам сообразишь или подскажут. Работы выполняешь на бюджетные деньги, которые мы тебе даём – это как бы помощь государства предприятиям, которые самостоятельно такие исследования выполнить просто не способны. По результатам работы передаёшь им отчёт. Отчёт-то есть кому писать?

– Найдём, – кивнул Буков, ещё ничего не понимая.

– Вот и славно! Ну а затем наступает самый офигительный момент: за эту простенькую работёнку ты своему сотруднику выплачиваешь гонорар в размере, к примеру, полумиллиона.

81

Буков так и подскочил на месте: – Ты что? Да я, как дипломированный экономист не могу допустить, чтобы какой-то там клерк получал больше самого директора. Это же просто обираловка!

– Не торопись! – успокоил Бормотухин. – Ты мне сначала вот что скажи: сможешь обосновать такую выплату, найдёшь подходящую статью, чтобы никто не подкопался?

– Да это я смогу! Не в первый раз. Но толку с этого?

– Так ты же сам только что говорил, будто люди у тебя проверенные.

– Ну да, – пробормотал Буков, начиная кое-что соображать.

– Вот ты и скажешь им, что деньги предназначены для важных лиц, которым сотрудники твоего говённого НИИ по гроб жизни должны быть благодарны. Отстегнёшь своим ребятам за усердие и пригрозишь, чтобы молчали – а то живо за порог! Впрочем, те, которых я тебе порекомендовал, к такой комбинации уже готовы. Буков только теперь всё понял: – Юра! Ты просто гений! Таких в России днём с огнём не отыскать. Это же просто на Нобелевку тянет!

– Да ладно, – лениво отмахнулся Бормотухин. – Я же говорил, ты у меня не один такой, всё на мази, работает как хорошо отлаженный механизм. Кстати, и себя тут не забудь, конечно, в умеренных масштабах. А то знаешь как, дойдёт до самого министра, может и обидеться.

– Ох, Юра! Да после такого я по гроб жизни твой должник.

– Сочтёмся! Кстати, и Стасику подкинь какую-нибудь мелочишку. Он хоть и тюфяк, и бездарь, и лентяй, но всё же наш, харбинский. Буков вылетел из здания в Китайском проезде как на крыльях. Даже если бы не было машины под рукой, он бы и без неё домчался до своего НИИ за несколько минут. Только бы взяться, наконец, за дело. Дальше всё пошло словно бы само собой, без проволочек и ненужных сбоев. С директорами отраслевых НИИ договорился – решение Бормотухина никто не собирался обсуждать. Всё бы ничего, только вдруг однажды до Букова доходит слух, будто благодетеля его прочат в заместители военного министра. Сначала было схватился за телефон, 82

чтобы позвонить – ведь каково ему в таком непростом деле оказаться без прикрытия. Но затем, немного поостыв, сообразил: ведь основная задача обновлённого НИИ – это работа в интересах армии. Ну а раз так, никто и пальцем его не посмеет тронуть без разрешения Юрия Ивановича. А тот будет за Сердюкиным, как за каменной стеной. На том и успокоился. Так прошёл целый год. Этими отчётами, написанными словно под копирку, завалена была вся канцелярия. А что поделаешь? Не станешь же рассылать по электронной почте – заказчикам нужен был весомый аргумент, эдак килограмма на три, чтобы отчитаться перед министерством. Им же участие в программе тоже шло в зачёт, хотя и без солидных премий. И вдруг произошли события невероятные. Такое прежде было просто немыслимо в нашей стране! Да что тут говорить, если завели дело на самого военного министра. Буков на здоровье отродясь не жаловался, потому что был здоров, как герефордский бык. А тут что-то в печень отдавать стало, он теперь подолгу разглядывал язык, словно бы там, на языке была расписана вся его судьба на ближайшие десять лет строгого режима. Но вскоре всё закончилось – Бормотухин и при новом министре оказался незаменим, а потому Буков с новыми силами взялся за работу. Жаль конечно эффективного министра, однако «три Б» и теперь на пропадут, потому что нынешнее время им вполне благоприятствует.

Глава 15. Своих не сдаём Если попытаться сравнить страдания Букова с тем, что довелось испытать куда более солидным людям, вряд ли найдутся подходящие эпитеты. Просто небо и земля! После того, как слетел со своего поста Сердюкин, многие кресла закачались, многие граждане уже готовились перебраться за рубеж, так, вроде бы на всякий случай. А всё потому, что если из кропотливо выстроенной, тщательно подогнанной системы убрать хотя бы один элемент, вся конструкция может разом потерять устойчивость. Начались долгие и поначалу бессмысленные переговоры, 83

поскольку никто толком не представлял себе, чем располагает Следственный комитет. Встречались и дома, и на дачах, и в ресторанах, и даже на вилле в окрестностях Тоссе-де-Мар, это курорт в Испании. Пытались строить прогнозы, предлагали варианты, однако в итоге всё сводилось к одному: – Ну вот добились своего, сняли Сердюкина с поста министра, но кто же мог предполагать, что так глубоко начнут копать?

– Нельзя его сажать. Он же многих за собой потянет, – скорбно заметил секретарь Совбеза.

– Да мы по большому счёту вроде бы не при делах, – возразил глава Администрации, вопросительно взглянув на других участников беседы.

– Я не о том. Он как-никак хранитель государственных секретов. Если посадим, многое может рассказать…

– Да кому? На зоне только «урки», да конвой.

– Хотя бы адвокатам. А уж те, можешь быть уверен, раззвонят. Технология давно известная: якобы борца за чистоту рядов убрали от греха подальше.

– Так может, всё-таки убрать?

– Ты думай сначала, что говоришь. Жопу сохраним, а на кой лях нам жопа, если не останется лица…

– Да, позора потом не оберёшься, – вздохнув, согласился с этим выводом глава Администрации.

– То-то и оно.

– А что если танки вывести на улицы?

– Я вижу, крыша у тебя совсем поехала! Сейчас не 91-й год! Вряд ли кто из армейских генералов опять пойдёт на такую авантюру.

– Да, скорее уж на радостях напьются, – сторонник радикальных действий признал свою ошибку и задумался. – Вот разве девичий батальон сформировать из сердюкинских кадеток.

– Твой юмор здесь совершенно неуместен. Глава Администрации, в сущности, и не намерен был шутить, но ничего другого в голову не приходило.

– В общем, я так понял, что надо выручать. А там понемногу рассосётся. Не в первый же раз…

84

– Нет, такого ещё не было, – со знанием дела возразил секретарь Совбеза.

– Ой ли? А помнишь аферу с «крышеванием» подмосковных казино? Тут уже вмешался третий собеседник, директор ФСБ, до сих пор не раскрывавший рта: – Ладно, давайте это заканчивать, господа. Остаётся один неясный для меня вопрос: как нам убедить Первого?

– В чём? – глава Администрации был явно не в лучшей своей форме.

– Да чтобы Сердюкина не посадил.

– А куда он денется? Сам должен понимать, тут имидж, престиж власти и всё такое…

– Нет, не скажи, – согласился с директором секретарь Совбеза. – Он в таких делах упёртый, не постеснялся даже олигарха отправить прямиком на нары, под Читу.

– Тоже мне, сравнил. Тот ведь совсем чужой, а это вроде из нашего «гнезда», – снова возразил глава.

– В «Дворянском гнезде» его тесть – не последний человек. А этот так, вряд ли Первый за него заступится, – усомнился директор ФСБ.

– Тогда надо бы на тестя надавить.

– Шутишь! Зять ему фигу показал, когда связался с Василисой. У них теперь к разводу всё идёт.

– Да, конечно, тут Аркаша маху дал! Из-за бабы загубить себе карьеру… – судя по всему, главе Администрации и в голову такое не могло прийти.

– Думаете, его тесть сдал? Да вряд ли, он об Аркашиных делах даже не догадывался.

– Знать не знал, но дал отмашку. Видимо, компромат до поры до времени где-то лежал, ну а когда Дубков на Аркашу обозлился, тут и началось.

– Если так всё просто, можно будет отыграть назад, – неожиданно для всех предложил директор ФСБ.

– То есть? – изумились оба, и глава Администрации, и секретарь 85

Совбеза.

– Надо уговорить Аркашу покаяться перед женой и перед Дубковым. Уверен, тесть хотел его только попугать, чтобы в другой раз неповадно было. А если Дубков настаивать на продолжении следствия не станет, тогда и Первый смилостивится. Ему-то, прости господи, зачем всё это надо? – директор оглядел сидевших за столом, ожидая возражений.

– Что ж, дело говоришь. Если нет других вариантов, пока на этом остановимся, – подвёл итог разговору секретарь Совбеза и посмотрел на главу Администрации: – Тогда ты с Первым этот вариант и обсуди, как наиболее осведомлённый. Я имею в виду амурные дела. Возражений на это не последовало, поскольку собеседники уже встали из-за стола, а на ходу объясняться было уже поздно. Случай поговорить выпал только после приезда в сочинскую резиденцию, куда Первый имел обыкновение перебираться на бархатный сезон, чтобы вдали от столичной суеты немного отдохнуть, повстречаться с заезжими главами других государств и по результатам этих встреч скорректировать стратегию дальнейшего развития державы. Выбрав удобный момент, когда оба, разоблачившись до трусов, сидя в шезлонгах, загорали на пляже, глава Администрации пробормотал: – Да, жаль парнишку.

– Это ты о ком? Если о Кайманском, так не переживай, скоро я его помилую, – усмехнулся Первый.

– Боже упаси! – воскликнул собеседник. – Да пусть бы он до скончания тысячелетия сидел! Без него куда спокойнее.

– Нет, – возразил Первый, – ты снова не сечёшь. Это его сидение становится уже накладным для бюджета. Инвесторам такое отношение к бывшему олигарху, ох, как не нравится!

– Да плевали мы на их инвестиции! Будто у себя в стране денег не найдём?

– И опять не прав! Тут дело не столько в финансах, сколько в налаживании экономических связей. Будем иметь положительный имидж в их глазах, тогда проще будет заимствовать современные технологии, да 86

и к нашей газовой монополии перестанут придираться.

– Ну, ты меня совсем замордовал.

– Да ладно, не обижайся. Я знаю, ты в этих вопросах не силён, – смягчился Первый. – Так о каком парнишке ты тут говорил?

– В общем-то, он давно уж не парнишка, а всё-таки жаль…

– Ты не о бывшем ли министре, который теперь под следствием?

– Я и говорю, что остальных не жаль, а этот вроде свой, нашенский. Так неужели ничего нельзя поделать? Первый призадумался. Это сердюкинское дело у него, как кость в горле. И не проглотишь, и вытащить никак не удаётся. А всё потому что упирается Дубков. То ему раскрути дело на полную катушку, то вроде бы пятится назад. Какие у них там разногласия с зятем, нет времени вникать, да и не любитель он семейных сцен. Но ясно было, что это не может тянуться бесконечно.

– Что ты предлагаешь?

– Я? Ничего! – от неожиданности глава Администрации даже забыл, о чём собирался говорить. – В общем, тут такое дело… Всё вертится вокруг этой Василисы. И все махинации с недвижимостью, и даже ссора между Дубковым и Сердюкиным, всё из-за неё. Я б таких баб на пушечный выстрел к госучреждениям не подпускал.

– Ну, ты хватил! Хотя с ней вопрос решается довольно просто. Лет пять строгого режима и ещё запрет на профессию, верботен, как немцы говорят.

– Погоди, речь вовсе не о ней. То есть о ней, конечно, но как бы в совершенно другом ракурсе.

– Это в каком же? – не понял Первый.

– А вот в каком. Их надо помирить. То есть Сердюкина с Тамарой, это дочь Дубкова. Если получится, тогда Дубков против амнистии не станет возражать.

– Подожди. Откуда взялась ещё эта амнистия?

– Ну, если не амнистия, хотя бы статью ему подобрать полегче, чтобы без отсидки обошлось.

– Допустим. Но кто же будет их мирить?

– Я вижу, ты в этих делах совершенно не сечёшь, – глава Админис87

трации сел на любимого конька. – Дислокация тут простая. Сначала Сердюкин делает ручкой Василисе. Потом едет на базар. Там покупает букетик алых роз и вместе с ним направляется к Дубкову.

– Дубкову-то цветы зачем?

– Ну как ты не поймешь? У него сейчас живёт Тамара. Она от Сердюкина ушла после того, как открылась связь с этой Василисой.

– А дальше?

– Дальше Сердюкин кается перед Дубковым. Затем встаёт на колени перед Тамарой, вручает ей букет, и все дела! Первый немного помолчал, обдумывая это предложение.

– В самом деле, всё довольно просто, если так получится. Только от меня что надо?

– Ох, до чего ж ты непонятливый! После того, как Дубков Сердюкина простит, он мигом прибежит к тебе, станет зятя выгораживать. Так вот и надо, чтобы ты с ним согласился… Ну, сам всё понимаешь. Что ж, может быть, и вариант. Вот так неразрешимую вроде бы проблему удаётся свести на «нет» самым примитивным способом. Цветы, слова раскаяния, нежные поцелуи… Вернувшись с пляжа, распорядился, чтобы вызвали из Москвы Дубкова. Тут всё надо предусмотреть и просчитать. А то если этот гусь опять упрётся… Господи, как всё надоело! Даже на отдыхе приходится решать какие-то дела. Но, если честно, ничего он больше не умеет. Дубков прилетел уже поздно вечером. Долго извинялся, объяснял, что днём проводил совещание по ситуации с экспортом зерна и ценами на хлеб. Дело нужное, но если уж вызвали, всё должен бросить, никуда не денется его зерно. С дороги предложил ему перекусить, но тот отказался, заявив, что пообедал в самолёте. Чувствовалось, что и ему тоже невтерпёж – среди всех проблем, ради которых стоило предпринимать этот дальний перелёт, дело зятя стояло для него на первом месте. Пришлось начать разговор издалека. Обсудили вопросы, связанные с продовольственной безопасностью, потом перешли к безопасности международной, естественно, здесь не обошлось без европейской ПРО. А там сам бог велел перейти к делам в военном министерстве. Дубков нового министра похвалил: 88

– Сразу видно железную хватку. Опытный в этом деле человек. Правильный ты сделал выбор. Этот комплимент можно было пропустить, от них чего только не наслушаешься, даже вот на Нобелевскую премию с дуру выдвинули. Однако пора заняться тем, ради чего и вызывал. И так, прямо в лоб спросил: – О том, что сняли зятя, не жалеешь?

– Да какой он зять? Так, шантрапа залётная. Жалею, что связался.

– А мне докладывают, что если бы не бабы, был бы ничего.

– Так в том-то и дело! Кобель безмозглый, вот он кто! – Дубков схватился за голову. – Это надо же, такую карьеру загубить!

– И что теперь с ним делать?

– Как что? Сажать!.. Сажать, чтоб неповадно было, – последние слова Дубков произнёс уже как-то неуверенно, словно бы с оглядкой. – Хотя с другой стороны, если посмотреть, было бы жалко потерять такого кадра. Да и семья…

– А что семья?

– Так где ж теперь Тамаре мужа-то найдёшь? И возраст у неё неподходящий, и дочка на руках.

– Выходит, стоило бы ему вернуться?

– Стоило бы, – Дубков немного помолчал. – Вот ведь и намекали ему, и тюрьмой пугали, а он никак.

– А если придёт, покается, тогда обратно примешь? Дубков снова задумался. Глядя на него, Первый тоже размышлял: «Хитрый мужичок. Да только меня не проведёшь. Ишь, как встрепенулся, когда я о покаянии сказал!

– Ну-у-у… В принципе я не возражал бы. Хотя, конечно, ситуация уже не та, что год назад. Вот ведь как они дело раскрутили, – и посмотрел на Первого с едва скрываемой надеждой.

– Для нас это не проблема. Как раскрутили, так и закрутят. Другим, конечно, по первое число достанется, ну а Сердюкина выведем какнибудь из-под обстрела.

– Это какое же наказание ему будет? – настороженно поинтересовался Дубков.

89

– Тут, понимаешь ли, зашла речь об амнистии. У нашей Конституции скоро юбилей. Так вот мы под это дело…

– Совсем оправдать никак нельзя? – спросил Дубков. «Вот ведь жох! Чего доброго, станет убеждать меня возвратить зятю пост военного министра. Нет, эти разговоры надо прекращать!»

– В общем, так. Если в течение недели явится к тебе с повинной, дело против него переквалифицируем. Там самая лёгкая статья – это халатность. А в декабре и под амнистию попадёт. Дубков внимательно смотрел на Первого, пытаясь понять, дальшето ему что делать. То ли благодарить, то ли можно ещё надавить на жалость? Однако, поймав на себе строгий взгляд, понял, что ничего другого здесь уже не выгорит. Что ж, спасибо и на этом! Но тем, кто Сердюкина подставил, он никогда этой подлянки не простит. Вот потому и сказал: – Благодарствую! Если бы не ты, даже и не знал бы, что мне делать.

– Да не о чем благодарить. Своих на поле битвы не бросаем. Что он имел в виду, Дубков сразу догадался. Только сказать чтонибудь толковое он тогда не мог, не было у него подходящих слов, поскольку, кто знает, как ещё может обернуться. Вот уже после разговора с зятем станет более или менее понятно. Ну а сейчас он срочно вылетел в Москву. Должен кто-то оставаться на хозяйстве, и с зятем надо бы всё обсудить, когда тот к тестю на коленях приползёт и будет каяться!

Глава 16. Зачистка территории В то время как трое представителей власти обсуждали в одном из столичных кабинетов, можно ли спасти своё лицо, примерно такой же разговор происходил на вилле, где-то поблизости от Марбельи, что в Испании. И хотя исходные обстоятельства были те же, однако последствия для двух участников этой встречи могли быть куда более огорчительными – тут как бы остаться не только без лица. Речь шла о тех подельниках Сердюкина, которые ещё оставались на свободе. Здесь, на 90

открытой веранде, обдуваемой средиземноморским ветерком, сидели двое господ, довольно хорошо известных в тех кругах, где как-то не принято афишировать род своих занятий. Один – весь из себя благообразный, с аккуратно подстриженной седой бородкой, и рядом с ним другой, с бритой головой и очень неприятным взглядом. Судя по всему, главным был тот, что с бородой.

– Вот с этими друзьями надо разобраться до конца. И с одним, и со вторым, и с остальными по возможности... Если нет, тогда они Аркашу нашего сдадут со всеми потрохами.

– Ты предлагаешь, просто херачить их, и всё? – поинтересовался тот, что с бритой головой.

– Я предлагаю нормально, цивилизованно решить эту проблему. Там, где можно обойтись без твоего участия, всё уже задействовано, люди работают, будет нужный результат.

– Но риск какой, если не получится по-тихому!

– Надо, чтобы получилось. Ты пойми, мы рисковать никак не можем. Слишком многое поставлено на кон.

– Мне кажется, это не совсем верное решение... Тот, что с бородой, слегка побагровел и скорчил зверскую рожу: – У меня к тебе простой вопрос: я могу рассчитывать на твои услуги или нет?

– Считай, что убедил, – ответил побледневший собеседник.

– Неделя сроку, – это было сказано, как и положено, тоном, не терпящим ни малейших возражений.

– Ты меня прости, Мамон, но это нереально. Надо же подготовить всё, как следует… Эти слова были произнесены очень медленно, словно бы говоривший их пытался убедить, что он бы рад помочь, а если решился возражать, так исключительно из-за того, что боится провала операции.

– Ваха, я тебя понимаю, но и ты меня пойми. Знал бы ты, насколько это важно… Как ни странно, столь резкий переход от гневных интонаций чуть ли не к унизительной просьбе вдруг подействовал. Ваха улыбнулся и кивнул.

91

– Ладно! Ты не сомневайся, всё будет, как в аптеке. В сущности, тут нечему было удивляться, поскольку очень уж многое связывало этих людей. Лихие 90-е года оставили такой след в их биографиях! Да что тут скажешь, не стоило даже пытаться обо всём забыть. По странному совпадению через несколько дней недалеко от своего дома на восточном побережье Англии было найдено бездыханным тело некоего российского гражданина, причастного, как предполагало следствие, к нелегальному выводу денег из России за рубеж. Владелец фирмы, также замешанный в этом деле, умер от сердечной недостаточности. Ещё один подозреваемый в преступлении, управляющий коммерческого банка, ни с того ни с сего вдруг выпал из окна. Чуть позже несколько совсем не рядовых сотрудниц фирм, участвовавших в распродаже военного имущества, были вывезены в лес. Их «прессовали» до тех пор, пока они в полной мере не оценили преимущества молчания на следствии. Увы, где большие деньги, там и большие неприятности. Понятно, не для всех. А вот какой разговор происходил поздним вечером в одном из московских ресторанов. Двое с виду весьма солидных господ, на самом деле всего лишь адвокат и политтехнолог, обсуждали пиар-акцию на телевидении. Предполагалось, что некая светская тусовщица с задатками бойкой журналистки возьмёт интервью у Василисы. Политолог энергично возражал: – Такие вещи по телевидению показывать нельзя. Хотя бы и на малопосещаемом канале. Это же смех! Всё равно что старуху-процентщицу прославлять как спасительницу умирающих от голода.

– Нет, всё не так! – настаивал на своём известный адвокат. – Что бы ты ни говорил, но Василиса тоже женщина. Ещё вполне может вызвать сострадание, если как надо всё преподнести.

– Это после обыска?! – возопил политтехнолог. – После того, как у неё изъяли целую груду драгоценных камней и двадцать килограммов золота?

– Да о камнях все уже забыли! Теперь все судачат лишь о том, кому потребовалось разлучать двух любящих людей.

92

– Ну да! Вот не хватало ещё Василису в квартиру Сердюкина устроить на постой.

– Кстати, об этом и просила.

– Вот баба! Ну до чего же обнаглела! Ей и служанку, и повара, и маникюршу подавай. Не говоря уже о многочасовых прогулках.

– Послушай, ты с нами или против нас? А то ведь так себя ведёшь…

– Да с вами, с вами! Только не хочу заниматься безнадёжной акцией. В случае провала меня ведь тоже по головке не погладят.

– Но в принципе ты допускаешь возможность её выступления на телевидении?

– В принципе – да! Но только не под этим соусом.

– То есть?

– Нужно показать её, как самую обычную женщину. Чтобы рассказала о семье, об увлечениях. А все эти двенадцать комнат и килограммы драгоценностей – всё это пустяки, недостойные того, чтобы на них концентрировать внимание. Вот именно так она должна держаться. И кстати, никаких излишеств на столе. Ну скажем, чай без сахара и сушки.

– Может быть, хотя бы тортик… – облизнувшись, промолвил адвокат.

– Нет, нельзя! – возразил политтехнолог.

– Ну ладно, пусть будет так.

– Только на твоём месте я бы не рассчитывал, что после этой телепередачи что-нибудь изменится. Вряд ли её отпустят под залог.

– Пойми, нам надо Василису как-то поддержать. Чтобы не ощущала себя покинутой, чтобы не наговорила чего лишнего. А вот отпустят ли под залог? Да нет, я честно говорю, даже не надеюсь. Хотя ей это обещал. Ну предположим, всё-таки отпустят… И кто будет за это отвечать?

– Да всё тот же Стрекалов. Он мне уже сказал, чтобы я ему больше не звонил по такому поводу.

– Правильно. Боится, – усмехнулся адвокат.

– Естественно!

– Но это же беспредел! Как можно безнаказанно издеваться над 93

человеком, ты мне объясни. Как это так?!

– И Стрекалова ни в чем не убедить, и Аркашу не спасти…

– А я считаю, что всё ещё возможно.

– Да ты пойми, его невозможно отгородить от остальных, это одно целое. Они пойдут на дно, и его утопят. А на фига тогда было это затевать? Тогда уж всё, финита!

– Опять ты за своё! Эта акция – единственный возможный вариант. Всё продумано, просчитано. А кроме этого мы сделать ничего не сможем.

– И тем не менее, показывать такие вещи по телевизору нельзя. Я просто боюсь, сможет ли она всё это выдержать, сыграть как надо… Однако, какие же всё-таки гады эту провокацию задумали! «Что поделаешь? – размышлял адвокат, направляясь после встречи с политтехнологом домой. – Дело и впрямь совершенно безнадёжное, поскольку от нас мало что зависит. Но гонорар надо как-то отрабатывать!» А через несколько дней другой адвокат, не менее известный, если припомнить проигранные им в суде дела, встречался с главным редактором солидной медиа-компании. Довольно эффектная женщина, к тому же не последний человек в своей профессии, готова была выполнить любые пожелания клиента. Ну как же, мало того, что хорошие деньги готов ей заплатить, так ещё и поднимет рейтинг их компании. Да кто бы сомневался, если речь о самом Сердюкине!

– Мне нужна точечная акция, рассчитанная на две-три недели.

– Почему такой срок?

– Всё продумано. Формат и задачи определены. Нужно добиться, чтобы изменилось отношение к нему в масс-медиа.

– Но мы не можем так просто это изменить...

– Для начала у широкой публики должно возникнуть ощущение, что его подставили.

– Кому и зачем всё это надо? Я про подставу…

– Вы читали статью в «Рязанской правде»?

– Нет, не читала.

– Там утверждается, что всю эту аферу организовал не он. Сердю94

кин просто выполнял приказ, проводил реформу армии, избавлялся от непрофильных активов, ну там, детсадики и прочее. Но так случилось, что попал под влияние прожжённых аферистов. Короче, его просто обдурили! Ну а потом злые люди стали обвинять бог знает в чём.

– Охренеть! Я этого не знала! Хорошо, я буду думать, как бы его поддержать.

– Что значит поддержать? Нам нужны совместные действия по согласованной программе. От вас требуется добиться малого – чтобы у народа зародилось хоть какое-то сомнение. Тогда нам легче будет всё остальное организовать.

– Я поняла.

– Ну вот и ладно! Вот вам раскладка по дням с указанием конкретных сумм. Буду платить по результату, из своего кармана. Это конечно вряд ли, что из своего. Но взглянув на суммы со многими нулями, обозначенные на бумаге, мадам почувствовала, что надо бы ещё кое-что поиметь с богатого клиента.

– Послушайте, а почему бы не устроить интервью с Сердюкиным на одном из наших сайтов в интернете? Казалось, вот вроде бы здравая, вполне разумная мысль. Но не тутто было: – Вы шутите? – воскликнул адвокат.

– С чего вы так решили? – удивилась дама.

– Да этого никто смотреть не будет! Это же такая скукота! Во время беседы с ним я не могу сдержать зевоту, просто сидя в кресле засыпаю. Кстати, поэтому и выбрал соответствующую тактику – чтоб на допросах он даже рта не раскрывал. Когда адвокат ушёл, дама мысленно подвела итог этому разговору: «Дело Кайманского начисто просрал, а ведь туда же! Да я бы ему даже бракоразводного процесса не доверила!»

Глава 17. Стоя на коленях После того, как всё было согласовано «наверху», дело оставалось за 95

малым – убедить Сердюкина. Однако тот упёрся: – Нет, я не могу!

– Но почему? – недоумевал секретарь Совбеза Никодим Петрушин, которому поручили уломать Сердюкина. – Не можешь свою пассию забыть?

– При чём тут это? – Сердюкин сморщился, словно бы от какойнибудь кислятины во рту. – Дело это прошлое. Полностью отработанный материал.

– Ну и что тогда смущает? Сердюкин как-то неуверенно повёл головой и не глядя на собеседника проговорил: – Ты понимаешь, я прогибаться не могу.

– Гордый, что ли? Неужто трудно повиниться перед брошенной женой? Сердюкин снова как-то странно покрутил могучей шеей.

– Ну вот представь, я встану на колени. И что потом?

– Да господи! Потом тебя простят, и все дела. Примете с тестем по сто грамм, и на этом вся история закончится.

– Не думаю.

– Слушай, у тебя что, проблемы с головой или с поясницей? Если с поясницей, так я могу предложить рецепт, сам маюсь чуть не каждую неделю.

– Да нет, на здоровье вроде бы не жалуюсь.

– Тогда я тебя совсем не понимаю. Чего ты хочешь-то? Опять кресло военного министра?

– Да нет, зачем оно мне после этого позора? Но хоть какую-то должность могли бы предложить… Секретарь Совбеза закусил губу. Ну как же так? Увлеклись распутыванием этого семейно-криминального узла, ну а куда потом Сердюкина приткнуть, даже не подумали.

– Ты погоди, я сейчас. Я скоро… Выйдя в другую комнату, Петрушин принялся названивать по разным номерам. Только через полчаса, тяжело дыша и утирая пот со лба, он смог 96

продолжить разговор с Сердюкиным. Сошлись на должности гендиректора в бюджетном предприятии. Фирмочка так себе. Конечно, нет прежнего размаха, но и соблазнов куда меньше, что существенно. «Только бы он баб своих туда не перетащил. Тогда опять… Тогда начнётся снова!» Что ж, и это уже кое-что! Окрылённый тем, что оставили «в обойме», Сердюкин привёл себя в порядок, сменил костюм и приказал шофёру ехать в ближайший цветочный магазин. Там, не выходя из машины, выбрал подходящий букет и приказал ехать прямиком к Дубкову. Встретили его не совсем так, как он рассчитывал. То ли секретарь Совбеза что-нибудь напутал, то ли сегодня постный день? В общем, с порога облили вонючими помоями: – Опозорил! Обесчестил! Да был бы сейчас 37-й год, я бы самолично тебя… – у Василия Степановича даже перехватило дух от злости.

– Я тут ни при чём, это всё они!

– Ну да, силком тебя в постель к этой курве затащили.

– Если б знал, я бы никогда…

– Да кто тебе дал право? Как можно так подставлять свою родню?

– Вы слишком уж драматизируете, папаша. К тому же не родился ещё тот человек, который сможет доказать…

– А мне и доказывать ничего не надо, – громыхал на весь дом Дубков, так что даже рюмки в серванте зазвенели. – За что мою Томочку обидел? С одним придурком ей не повезло, так теперь ты… Сколько можно над хорошим человеком измываться?

– Я больше не буду, Василь Степаныч.

– Чего?

– Не буду, говорю.

– А не врёшь?

– Честно, как на духу! Дубков сделал вид, что призадумался. На самом деле всё было решено, только очень уж хотелось прижать этого раздолбая, чтоб на коленях перед ним валялся.

– Ведь ты не только дочь мне опозорил, ты будто самому мне на97

ставил эти самые… рога. Смотрите, вот он, тот самый тесть, которого зять ни в грош не ставит. Разве уже забыл, что если бы не я…

– Как можно, Василь Степаныч? Да я по гроб жизни вам обязан.

– Так отчего же со мной так поступил?

– Бес попутал! Словно бы затмение на меня нашло.

– Ты уж что-нибудь одно – либо бес, либо затмение, – усмехнулся Дубков, постепенно остывая.

– Нет, правда. Словно бы нарочно её подослали, – как мог, оправдывался Сердюкин. – Я даже подумал, уж не ваши ли враги? Это был очень интересный поворот. Озабоченный судьбой любимой дочери, Дубков и подумать не мог, что всему виной может оказаться сам. Вон как зять всё повернул! Ловок, шельма! Только ведь проблема в том, что это его предположение недалеко от истины. Дубков даже забыл, что главной целью появления Сердюкина в его доме было примирение с Тамарой. А когда об этом вспомнил, подумал так: «Да ладно! Куда он теперь денется. А она пусть немного подождёт – тут дело поважнее, тут дело государственное!» Положим, явных врагов у Дубкова не было. Если кому-то насолил, перешёл дорогу, так это всё мелочь, недостойная внимания. Но были ещё куда более серьёзные силы, по сути, замышлявшие переворот. Он до сих пор удивлялся, как мог президент оказаться столь недальновидным? Как мог довериться пустомеле и позёру? Ведь у того же на лице написано, что либерал. Да тот о президентской должности, пожалуй, никогда не помышлял, в глубине души понимая, что не по Сеньке шапка. Ему бы получить звание профессора, читать лекции в университете – такому больше ничего не надо. Однако в этих делах многое решал не он, а его жена – вот и последний генсек вроде бы вещал из-под каблука. Да и какой мужик это сможет выдержать, если она жужжит и жужжит, как та пчела: «Ну чем ты хуже других? Да если выпал шанс, надо же его использовать!» Вот и получается, что главной мишенью в этом деле мог быть он, главная опора Первого ещё с тех пор, когда вместе в мэрии служили. Положим, опора не единственная, но если выбить хоть одну, так всё сооружение может закачаться. Этого нельзя было допустить. А прежде 98

всего, следует понять, с чего всё началось, откуда взялась эта стерва Василиса и кто её к Сердюкину привёл. Он-то конечно жеребец, но тут уж явно не обошлось без внешнего вмешательства. «Да чем же моя Тамара хуже?» Чтобы зятю развязать язык, надо для начала выпить: – Ну что ж, в честь примирения можно и по маленькой. Аркаша, ты не против? – Кошей уже как-то не хотелось его называть, разве что чуть позже.

– Да после того, как дело завели, я в рот ни капли…

– Тогда сам бог велел. Выпили. Потом ещё по одной. А после третьей – закусили. Только тогда Дубков и приступил к допросу, мол, что да как, надо бы тут разобраться, чтобы в другой раз им не вляпаться. В итоге разговора выяснилось, если верить самому Сердюкину, что с Василисой его познакомил некто Резвин из московского правительства. Тот самый Резвин, стараниями которого столицу превратили во что-то среднее между Вавилоном и каким-нибудь захолустьем на окраине Рио-де-Жанейро. Хотя связи его были хорошо известны, надо бы ещё немного покопать. А вдруг он тому балаболу дальняя родня или ещё каким-то боком прислонился? Дубков этих «абрамов» на дух не переносил. Все они друг за друга держатся в ущерб нашим общим интересам. Их-то интерес вполне можно понять: как бы и где урвать побольше, а на остальных им наплевать. Вот и теперь главный их девиз: раздать всё в частные руки. Как бы не так! Да фиг вам такое счастье! Однако и то следует признать, что действуют умно, потому и решили прибрать к рукам военного министра. Это ведь не какой-то там главный управляющий культурой. Это же сила! Это армия! Понятно, что назначили Аркадия на этот пост, поскольку Дубков долго и настойчиво внушал Первому, что только Сердюкин может реформировать министерство. Остальные-то слабаки, где им справиться с прожорливыми генералами? И дело пошло, за несколько лет он там всё перелопатил. Конечно, не обошлось без перегибов, однако с кем не бывает, надо только прислушиваться к советам опытных людей. Да где ему, как закусил удила, так и понесло!

99

Вот ведь дурак! Ещё молодой, со временем мог бы и сам претендовать на высший пост. Вполне логично предположить, что пытались его перетянуть на другую сторону, ну а когда не вышло, подсунули эту Василису, ни дна ей, ни покрышки! И зятя чуть не погубили, и самого Дубкова чуть не закопали. Теперь без явных потерь из этой ямы им не выбраться. Так бы своими руками её и задушил! Да что говорить, дело уже сделано. Только ведь и Дубков не лыком шит! Если преподнести всю эту историю как заговор против Первого, можно не только заслужить прощение, но и к прежнему своему влиянию кое-что добавить – тут ведь даже спецслужбы проморгали. Был и ещё один момент. Сердюкин не сразу, но разговорился. И выяснилась весьма занятная история. Оказывается, заручившись для начала поддержкой Барчука – ему, видите ли, мало было влиятельного тестя – Сердюкин попытался установить приватные отношения с Аксельборгом. Вроде бы так, на всякий случай. Но сколько ни подкатывал, всё впустую. «Странно, – задумался Дубков. – Это же надо быть полным дураком, чтобы игнорировать военного министра. С ним ведь и дельце какое-нибудь можно провернуть, и вообще – как-никак допускают в Кремль без звука». Самое логичное объяснение было в том, что Аксельборг вёл свою игру, то есть задумал посадить на место Аркадия другого человека. А чем чёрт не шутит, может, и на более высокий пост кого-то примерял. Надо же иметь ввиду, что многие теперь недовольны тем, что его стараниями творится в Востряково. Инициатором этого проекта был нынешний премьер, ну а финансовое управление получили Аксельборгу. Дубкову приходилось читать письма, которые писали и в правительство, и в Счётную палату. Тут и неоправданно высокие оклады приглашённым «из-за бугра», при том, что им было нечем заниматься – чётких задач пред ними никогда не ставили. Тут и отсутствие должного контроля за их работой, да и просто разбазаривание бюджетных средств – ну отчитались они за полученные деньги, а толку с этого никакого нету. Ну а про то, как влип депутат Госдумы со своими «липовыми» лекциями – про это все газеты написали. И тем не менее, Аксельборгу хоть бы хны, да и премьер по этому поводу помалкивает.

100

«Вот он, серый кардинал. Да что говорить, без его совета ни одно решение премьер не принимает, на все сто можно быть уверенным. Ну а Резвин – это скорее всего так, мальчик у него на побегушках». До поры до времени Дубков не намерен был никого в это дело посвящать. Интуиция подсказывала, что он на верном пути, однако всё было пока вилами писано по воде, бездоказательно. Вот если бы удалось установить, что у Резвина с премьером имелись родственные связи, это был бы аргумент. Потому и попросил Петрушина выяснить по своим каналам, что да как. Единственное, что удалось ценного узнать – дядя Резвина, юрист, когда-то жил и работал в Ленинграде. Но преподавал он, к сожалению, не в том институте, где числился профессором отец нынешнего председателя правительства. Конечно, могли встречаться и даже семьями дружить, однако спецслужбы более точными сведениями не располагали. В конце концов, Дубков пришёл к такому выводу: все эти мнимые связи в прошлом совершенно ни при чём, тут связь одна, но неоспоримая – оба прожжённые либералы, только они могли такую подлость для него устроить. Эти мысли о пятой колонне, о предателях настолько увлекли Дубкова, что он был уже не в состоянии работать. Ведь так можно и дуба дать, поскольку совершенно немыслимо держать это в себе. Позвонил в сочинскую резиденцию и попросил о срочной встрече. И вот снова сидят в кабинете, развалившись в креслах. Первый предложил было устроиться на веранде, на свежем воздухе, однако Дубков попросил, чтобы подальше от ненужных глаз. Тут наконец решился: – Ты как-то на днях говорил о поле битвы. Ну вроде бы, что своих мы с поля битвы на руках выносим.

– Про руки, это ты загнул, – усмехнулся Первый. – Я же вам не девчонка из батальонного санбата.

– Ну ладно, извини, не так выразился. Но речь тут о другом, – и посмотрев внимательно на Первого, спросил: – Ты хоть представляешь, с кем сражаешься? «Вот уж удивил! Само собой, Дубков на нашей стороне, можно ска101

зать, сидим в одном окопе. Только никогда прежде в тонкости закулисной борьбы он не вникал. Его дело – стрелять из берданки, в лучшем случае строчить из пулемёта. Ну а ходить в разведку и анализировать полученные сведения – для этого другие у меня найдутся. И всё же интересно, что он там накопал?» Следующие несколько минут только внимательно слушал. Дубков, в основном, говорил о тех выводах, к которым пришёл, анализируя причины этой передряги с зятем. Тут были упомянуты и премьер, и Василиса, и Резвин, и даже Аксельборг. В общем, все те персоны, о которых Первый знал довольно много, но вот оказалось, что не всё. Он молчал и, слушая Дубкова, всё пытался понять, насколько его собственные сведения стыкуются с тем, что говорит Дубков. И только когда тот закончил, так сказал: – В общем-то, я в тебе никогда не сомневался. Ну а после того, что ты мне сообщил… – тут он развёл руками, улыбнулся. – Слушай, у тебя когда будет юбилей? То, что ты мне сообщил, тянет на Андрея Первозванного первой степени.

– Да ладно уж! Не за награды воюем. Была бы только Родина! – ответил Дубков, несколько перефразировав строки из любимых стихов. После того, как Дубков отбыл восвояси, Первый ещё долго размышлял, сидя в кабинете. Конечно, из Дубкова аналитик ещё тот, однако и к его мнению следует прислушаться. В какой-то степени всё это напоминало гадание на кофейной гуще. Но даже если предположить, что Дубков перемудрил, рациональное зерно в его рассуждениях присутствовало. «Что же мне делать с Аксельборгом? Можно при удобном случае лавочку эту в Востряково прикрыть, вот и Счётная палата много разных нарушений обнаружила. Но что это решает? Жаль, но Барчук тут не потянет – он против Аксельборга слабоват. Не совсем понятно и то, зачем они добивались смещения Сердюкина, ведь всё равно теперь в военном ведомстве преданный мне человек. Нет, что-то у Дубкова там не сходится. Ну разве что нужен им скандал, чтобы опорочить меня, а заодно и Барчука, у которого были какие-то свои дела с Сердюкиным. Это возможно, но уж слишком сложная комбинация, а толку чуть!

102

Подумаешь – имидж! Это дело поправимое, когда в руках центральные телеканалы. Кстати, об имидже. В последнее время мой рейтинг на Западе упал. Тут и высокие цены на газ, и давление на Украину, грозившее перечеркнуть всех их надежды подмять её промышленность под себя. А тут ещё Кайманского простить никак не могут… Да, да, Кайманский. Ему уже недолго осталось сачковать на нарах. Можно было бы начать новое дело на основе старых фактов, но тогда поднимут такой вой! И это в преддверии Олимпиады. Однако и выпускать нельзя: вор должен сидеть! Сидеть в тюрьме или… Вот-вот, пусть и сидит – но только не в тюрьме, а там где-нибудь, за границей. Пусть там и корчит из себя политика. Недавний олигарх и бывший зэк, он на свободе никому нужен. Ну разве что своей семье. Политикам требуется мученик, страдалец, униженный и оскорблённый. А этот, упитанный, холёный после десяти лет отсидки, получит из швейцарского банка припрятанные миллиарды, и что тогда? Нет, вы только посмотрите – мученик в шикарном лимузине. Смехота! Что ж, этот вариант вполне приемлем. Но при одном условии – если назад дороги нет. Ну чтобы даже духу его не было в России, чтобы не путался под ногами здесь, в Москве! Однако такую проблему не решить запретом. Лишение гражданства – это всё когда-то проходили. Нужен другой способ... А сделаем-ка вид, что и впрямь собираемся новое дело возбудить. Тогда, если не совсем дурак, после освобождения в Москву уже не сунется. Да если не поймёт сразу, то подскажут. Тогда уж он вприпрыжку отсюда побежит! А мы поможем в оформлении визы и доставим прямо к трапу самолёта. И все дела! Может, он и вправду туповат? Да нет, скорее, слишком жаден! Вот ведь вернул бы деньги в кассу, тогда, глядишь, обошлось бы без суда. Честно говоря, трудно себе представить человека, который бы согласился десяток лет провести в тюрьме с условием, что после освобождения ему выплатят целый миллиард в валюте. Ну до чего всё-таки людей доводит алчность! Вот ведь как он тогда выразился. Мол, для меня бизнес – это всего лишь игра, жёсткая игра с государством, в которой надо выйти победителем. А на Россию, на то, как живут простые люди, 103

ему с пятого этажа нассать! Ну вот и получил всё, что причитается. Да стоило бы и ещё добавить!»

Глава 18. Добрый государь Первое прошение Кайманский написал втайне от своих адвокатов всего через пару месяцев после того, как переступил двери барака в колонии строгого режима. Никто не собирался его там «прессовать», но, видимо, отличие условий тамошнего содержания от уютной камеры в Лефортово было столь разительным, что вызвало панику в душе бывшего олигарха. Он даже попросил о личной встрече. Что ж, если именитому зэку есть что сказать, так почему бы не послушать. Несколько часов перелёта, и вот проситель здесь, стоит в кабинете перед ним. С наголо стриженой головой и запавшими от постоянного недоедания щеками он ничем не отличался от своих лагерных собратьев, только на скуле и на подбородке виднелись ссадины, видимо, следы побоев, да в потухших глазах едва угадывались остатки романтических иллюзий относительно превосходства развитого интеллекта над толпой.

– Здравствуй, добрый государь! – вымолвил арестант чуть слышно и поклонился. «Уж не сошёл ли с ума? – промелькнуло в голове. – А может, просто издевается?»

– С чего это ты меня государем называешь и отчего – добрым? Я же тебя в тюрьму засадил, а ты будто благодаришь меня за это.

– Оттого и благодарю, что ты действуешь исключительно во благо государства, добрый государь, – арестант снова поклонился.

– Ну, что ты заладил – добрый, добрый! У тебя все, что ли, добрые – и следователь, и судья, и тюремщики, даже зэки в камере? Может, и Фима добрый? Как бы не так! Это же он руку приложил к тому, чтобы твой бизнес разорить! А ты что говоришь? Добрый! Небось, надоело на нарах чалиться, вот тогда про доброту и вспомнил. Про Фиму он намеренно сказал. Пускай винит во всём другого оли104

гарха, а «государь» как бы ни при чём.

– Нет, государь, дело тут совсем в другом. И даже не в Фиме – дал бы ты мне с ним поговорить, может и не пришлось бы тебе о его доброте рассуждать так иронично. «И впрямь, блаженный. Должно быть, свихнулся на этой доброте. Так, может, вызвать доктора?» Потянулся, было, к звонку, но передумал. «Да нет, дело тут в другом. Им с Фимой только этого и надо – сговориться за моей спиной да поделить то, что ещё осталось в государстве». И вот тогда, выставив вперёд руку с указательным пальцем, будто нацеленным в лоб арестанту, словно бы выплеснул всю накопившуюся злость и заорал: – Ты, блин, украденное в кассу верни, тогда и рассчитывай на нашу доброту! Несколько секунд прошло в молчании.

– У тебя, наверное, голова болит оттого, что ты не знаешь, где взять деньги для пополнения бюджета? – как бы смущаясь, выдавил из себя арестант.

– Уже не болит. С тех самых пор, как твою компанию расчехвостили, да в доход государства обратили, – «государь» уже успокоился и, словно бы вправду страдая головной болью, прикрыл глаза. – Так зачем же ты просил о встрече? Арестант явно собирался с мыслями, вероятно, не зная, с чего бы стоило начать. Однако торопить его нельзя, поскольку решение о возврате всех оставшихся капиталов, тех, что разбросаны по зарубежным, пока что никому неведомым счетам, он сам должен принять. Нужно было только аккуратно его подтолкнуть, обозначив иной вариант развития событий как крайне непривлекательный и бесперспективный. Ну так ведь сколько можно об одном и том же?! «Интересно, каково это – миллиарды по собственной воле отдавать? Наверное, при этом испытываешь жуткие страдания. Иной даже с жизнью готов расстаться, лишь бы заветную кубышку не выпускать из рук. А этот… Только б не начинал среди ночи про либерально-демократическую дребедень, ведь и так все мозги уже проели придворные соратники. Им-то и впрямь свобода требуется – но только для себя. А о 105

демократии мы, так уж повелось, если и вспоминаем, то лишь когда надо оправдать свои не слишком-то удачные действия ссылкой на волеизъявление народа». «Государь» ещё раз исподлобья посмотрел на арестанта: «Итак, клиент, что называется, уже почти созрел, но что-то ещё мешает ему принять окончательное решение. Возможно, признав фактический свой проигрыш, он просто не решается сказать об этом вслух. Только бы в обморок не упал, а то и ещё чего похуже…» А в это время в сознании арестанта происходила страшная борьба. Он уже готов был произнести те самые слова, которые от него ждут. Но словно бы что-то постороннее возникло вдруг в его мозгу, и кто-то гнусавым и монотонным голосом принялся твердить, не замолкая ни на минуту, что ни в коем случае нельзя сдаваться. Что нужно драться до конца, пока не исчерпаны все возможности и остаются силы. Что мыслимо ли так вот, неважно, добровольно или по принуждению, отказываться от своих идей. Что всё случившееся с ним и все ещё предстоящие лишения оправданы великой целью. Затем к этому голосу присоединилось ещё несколько голосов и послышались упрёки в предательстве демократических основ, в отказе от либеральных ценностей. А вслед за тем случилось нечто и вовсе не переносимое – перед глазами возникли лица его детей, все в слезах, и, всхлипывая, срывающимися от волнения голосами, они кричали: «Папочка, не отдавай! Не оставляй нас нищими!» Лицо арестанта исказилось, словно бы что-то разрывало его изнутри, рот изобразил подобие улыбки, обнажив крепкие белые зубы, а зрачки вдруг подпрыгнули и пропали куда-то, будто бы их и не было вовсе никогда. Вслед за этим тело рухнуло как от пистолетного выстрела в затылок, и если бы не расторопная охрана, арестант мог бы вконец попортить себе лицо, а там разбирайся – били или не били, и если били, то зачем? Ясно было, однако, что так просто, то есть само собой, всё это не могло произойти. «В конце концов, он же сам напросился, значит, всётаки принял окончательное решение, и не таков этот человек, чтобы переменить всё в самый последний момент под влиянием неизвестно 106

откуда нахлынувших эмоций. Да и нищим-то его никто оставлять не собирался. Ну, скажем, миллион евро – этого вполне достаточно, чтобы прикупить сыродельню или какой иной заводик где-нибудь в Швейцарии, дать достойное образование детям и тихо-мирно доживать свои дни, более не будоража политический бомонд и не вызывая зависти у своих сограждан». Такие мысли пронеслись в голове хозяина кабинета, пока охрана выносила арестанта в приёмную, а прибежавшие врачи приводили его в чувство. «Ну что ж, выходит, не судьба выгрести из этого жирного кота валюту. Непонятно только, кого же следует примерно наказать. То ли лагерная администрация чего не доглядела, то ли по дороге что произошло? Ну что ж, в тот раз не повезло, а позже стало и совсем не до него. Если же сейчас с Кайманским всё получится как надо, тогда и Аксельборгу, и другим не сдобровать. Вот если бы возник у них альянс, с таким тандемом справиться было бы тяжеловато. И всё же, сколько ни ломаю голову, никак не пойму – ворочают миллиардами, так чего же им неймётся? Неужели мало того, что уже награбили?! Слава богу, хоть Проша не разочаровал. Подёргался, подёргался, пару раз вляпался по самое оно и в итоге всё-таки решил не лезть в политику. Вот так и надо. Каждому своё! Кстати, его «закадычный дружок» Потутаев один раз тоже сунулся во власть, распихал госсобственность по частным лавочкам, не забыв, понятное дело, про себя, и был таков! Да кто после этого ему поверит? Нет больше дураков! Недавно заявил, будто бы жертвует своё состояние на благотворительность, в какой-то фонд. Конечно, совесть тут совершенно ни при чём. Цель только в том, чтобы после развода бывшей жене ни копейки не досталось. Да, жадность куда только не приведёт». Явившийся по вызову секретарь записал несколько поручений, которые следовало незамедлительно исполнить. Во-первых, сообщить адвокатам Кайманского, что тот может подавать прошение о помиловании, причём без каких-либо условий. Во-вторых, дать утечку в прессу, будто есть перспектива возбуждения нового дела против него и 107

его партнёров. А самое главное поручение Первый дал исполнителям сам: собрать всю информацию о связях Аксельборга с премьером, а премьера с Резвиным, и копать, копать… Пока не накопают что-нибудь. Эта проблема – кто есть кто? – возникла перед ним ещё шесть лет назад, когда подбирал себе преемника. Кому можно в полной мере доверять? Кто не изменит выбранный им курс? Кто не предаст, не станет перетягивать одеяло на себя? Ну и наконец, кто через отведённые ему четыре года откажется от борьбы за переизбрание? Увы, выбор был не велик, всего-то на всего пять-шесть человек. Да и то, не каждый из них подготовлен к этой должности. Ну, скажем, в преданности Дубкова он не сомневался, как-никак вместе уже много лет. Но вот беда, дальше своего носа Василий Степанович ничего не видит. К тому же бывший партийный функционер вряд ли мог вызвать симпатию у большинства электората. А если посмотреть на то, как он настырно проталкивает наверх своего зятя… Конечно, забота о своей семье – дело важное, но всё же иной раз это застит глаза, мешает верно оценить сложившуюся ситуацию. Но вот другой – тот, что нынче его «правая рука». Ему всецело доверял ещё со времени работы «в органах». Однако было опасение, что не потянет, поскольку привык всегда быть на вторых ролях. С одной стороны, это и хорошо, но что же это за президент, если по каждому пустяку будет бегать за консультацией к премьеру? Вот и в экономике ничего не смыслит, и самое главное – на нём та самая печать гэбиста, то самое «проклятие», которое может вызвать отторжение его кандидатуры у немалой части избирателей, пострадавших от прежнего режима. Так он их и перебирал: тот слишком мягок, не удержит власть, этот может перебежать на сторону всё тех же либералов. Но главное опасение в другом. Ну вот найдётся подходящий «кадр» – по всем параметрам подходит, спокойный, рассудительный, имеет деловую хватку и вообще – ничего, кроме положительных эмоций общение с ним не вызывает. Но если так во всём хорош, если народ его полюбит, не возникнет ли у него желание сохранить за собой высокий пост и на 108

последующие четыре года? И кто знает, не захочет ли тогда всё поменять, в корне изменить отлаженный механизм управления державой? В итоге выбор стал неожиданным для всех. Не генерал и не гэбист, хотя и с юридическим образованием, однако в экономике до назначения на пост премьера ни шиша не смыслил. Да никому и в голову не могло прийти, что у него есть какие-то амбиции в борьбе за власть. В общем, поверил, что уж на этого можно всецело положиться. И как же он потом ругал себя! Как матерился сквозь зубы, когда докладывали о новых причудах нерадивого соратника. Ну кто же мог предположить, что это вечное «второе я» вдруг возомнит себя спасителем державы, зачинателем подлинных реформ, символом грядущего процветания под знаменем либерализма? Да, прав Дубков – без постороннего влияния тут не обошлось. Уж слишком рано успокоился, решил, что с этим-то не будет никаких проблем. А тут на тебе – кто-то взял и перехватил инициативу. Это могла быть и слишком энергичная супруга, и её окружение либерального пошиба. В своё время он запретил в этом направлении «копать», сказал, чтобы семью и друзей оставили в покое. У них ведь был в какой-то мере общий круг общения. Но выясняется, что проглядел. И вот теперь придётся начинать всё как бы заново. Теперь ещё один вопрос: почему вновь назначил его на пост председателя правительства? Да просто вариантов почти не было. Либо в стране начнётся политический раздрай с непредсказуемыми результатами, либо придётся потерпеть, пока не представится удобный случай убрать с политической сцены этого ренегата. Тогда не получилось. Может быть, сейчас?

Глава 19. Шантаж В кабинет Викулова, даже не постучав для порядка, вошли двое. Не представившись, сели перед ним на стулья, и только тогда один из них предъявил документ сотрудника Администрации. А после этого переш109

ли прямо к делу: – Нам надо ознакомиться с показаниями против Сердюкина.

– Это закрытая информация, пока ведётся следствие.

– Закрытая даже для нас? – удивился один из них.

– Вот будет письменное распоряжение начальства, тогда и приходите.

– Первый раз вижу такого упёртого, – не сдержался один из них, тот, что помоложе.

– Ладно, не горячись! – придержал его другой. – А вам бы я посоветовал быть осторожнее. Генерал предупредил, что вы строптивый, но не до такой же степени. И чего он так держится за вас?

– Вы бы у него спросили.

– Спросим, если будет надо. Так что, категорический отказ? На том беседа и закончилась. Удивило то, что они из Администрации. Насколько знал Викулов, их начальник почтения к бывшему министру не испытывал – его бы воля, он бы Сердюкина в лагерной параше утопил. Тогда зачем все эти вопросы? Не исключено, что там хотят быть в курсе, но это можно сделать и через Стрекалова. Видимо, тот не хотел раскрывать все козыри и предпочитал докладывать напрямую в Кремль, на самый верх. Одно Викулов понимал: чем ближе дело к завершению, тем больше будет вот таких визитов, появятся посланцы от заинтересованных лиц, будут искать способы оказать на него давление. Причём интересы у них прямо противоположные – одни заинтересованы в том, чтобы дело форсировать и поскорее отправить Сердюкина на нары, другие всеми доступными способами будут стараться его обелить. Однако того, что случилось через несколько дней, он никак не ожидал. По субботам они с Элен выбирались куда-нибудь развеяться. С коллегами бражничать он не любил, да и Элен их не очень жаловала, а потому предпочитали сходить в театр или в ресторан. В театр Егор соглашался пойти только ради того, чтобы не обижать супругу. А так – зачем ему вся эта дребедень? Да у него в кабинете чуть ли не по нескольку раз на дню разыгрывались такие драмы и трагедии! Даже Станиславскому ничего подобного не снилось. И вот когда в очередной раз 110

припёрлись в «Современник», уже в антракте это и произошло – Элен отлучилась в дамскую комнату привести себя в порядок, и тут же перед ним, как из-под земли, выросли два приличного вида гражданина и попросили уделить им несколько минут, мол, это очень важно для него. Ну, отошли в сторону, где было поменьше народу, тут и началось: – Егор Тимофеевич! Это неформальный разговор, поэтому, если позволите, представляться мы не будем. «И что это они ходят только по двое?» Вспомнив о недавней встрече, Викулов уже понял, что предмет разговора снова будет иметь отношение к его делам. Егор избегал подобных встреч – это могло закончиться неприятностью, если бы о таких переговорах донесли начальству. Но здесь что-то подсказало: надо их обязательно выслушать, а уж потом решать, что делать дальше.

– Так что вам нужно?

– Видите ли, речь о вашей жене…

– Вот как? – Викулов и вправду удивился.

– Дело в том, что она не то лицо, за которое себя выдаёт. Мать честная! Неужели докопались? Но если даже так, предъявить им было нечего. Ну разве что попытаются взять клиента на испуг.

– Вам-то какое дело?

– Да в сущности, никакого. Мы только хотели бы обратить ваше внимание на то, что связь с бывшей подследственной, мягко говоря, не делает вам чести. Вы это понимаете? Как стелет! Нет, на уголовников эти не похожи. Эфэсбэшникам такие разговоры тоже ни к чему. Да, слишком примитивно работают. Скорее всего, подослали подельники бывшего министра – из тех, что ещё не «засветились». Не исключено, что это след из прошлого, кое-кто мог забеспокоиться. Ведь если Сердюкина не удастся вытащить, если начнёт торговаться, вымаливать себе снисхождение, то может сдать тех, с кем проворачивал дела ещё в ту пору, когда занимался налогами и сборами. К сожалению, Викулову не удалось толком разобраться в тех давних, налоговых аферах. И времени для этого было недостаточно, да и фигуранты дела откровенностью не отличались, судя по материалам следствия. Ну что ж, надо бы послушать этих, а там уже можно делать 111

выводы. Поэтому ответил просто, не дав себя на этом вопросе подловить – они-то наверняка рассчитывают, что он станет оправдываться, тем самым признав их правоту. Да мало ли какие у «следаков» бывают связи!

– Вы ошибаетесь. Моя жена тут совершенно ни при чём.

– Напрасно вы так! Мы знаем, что она проходила по делу, которое вы вели.

– Вы что-то путаете.

– Её узнал один из фигурантов того дела.

– Что ж, и протокол опознания готовы предъявить?

– Вот как заговорил! – возмутился один из них. – Я бы вам не советовал идти таким путём. А то ведь мало ли…

– Если руководство мне не доверяет, пусть отстраняет от работы.

– Погодите! – вмешался другой. – Никто не собирается вас отстранять. Вы только поймите, Егор Тимофеевич, что нам хотелось бы всё уладить по-хорошему. Мы очень рассчитываем на ваше понимание.

– И что же такое я обязан понять? – Викулову пришлось сделать вид, что уступил нажиму.

– Да сущие пустяки! – обрадовался тот, другой. – Вы и сами это знаете. Мы лишь хотим напомнить, что залогом успешной карьеры являются дружба и взаимовыручка. Вот мы бы и хотели, чтобы вы нам кое в чём помогли.

– А почему бы вам не обратиться сразу к генералу?

– Если понадобиться, обратимся. Однако не хотелось бы тревожить высших должностных лиц, если дело можно уладить и на этом уровне.

– На этом? Вы имеете в виду меня?

– Вот видите! Мне кажется, вы начинаете всё понимать.

– Так что вам нужно?

– Я же сказал, что сущие пустяки! Надо бы слегка подкорректировать признательные показания, в которых организатором или участником объявляется известный вам Аркадий. Надеюсь, фамилию не надо называть? «Ах вот как! – усмехнулся Викулов. – Ну наконец-то до сути добрались. А то ведь Элен уже начала скучать – только взглянула на меня и 112

поняла, что не стоит вмешиваться в этот разговор. Ну что ж, попробуем ещё кое-что вытащить из дилетантов. Придётся им немного подыграть».

– Послушайте, это всё детский лепет! Как я могу изменить показания подследственного? Да и генерал уже в курсе…

– Но ведь он протоколы не читал?

– Естественно. Ему и без этого дел хватает.

– Вот-вот! – сказали оба хором. – К этому мы и ведём. Пусть имя Аркадия там остаётся, пусть даже будут обвинения в его адрес. Но всё это как бы предположительно, якобы со слов того же Тюлькина, но без малейших доказательств.

– И всё равно это не проходит, – возразил Викулов. – Мне же протокол допроса заново придётся оформлять. А вдруг подследственный заартачится, не захочет подписать?

– Не беспокойтесь! Уж с ним-то мы договоримся, – заулыбались оба.

– Вы полагаете, что Тюлькин согласится взять главную роль на себя?

– А почему бы нет? Что вас удивляет?

– Но это дополнительно три года к сроку.

– Господи! Какая забота о преступниках! Ну посидит ещё годикдругой, зато будет сыт, обут и главное – здоров! Тут раздался третий звонок. Последние слова были сказаны на ходу: – Так что, договорились?

– Я подумаю. «Конечно, это блеф, – рассуждал Викулов, уже сидя в зале. – Да нет у них таких возможностей, чтобы доказать, что Элен и та Елена – это один и тот же человек. Здорово мы с ней следы запутали! Вот если только в деле сохранились какие-то подробности, тогда да…» Дома Элен пристала – что, да как? Пришлось ей рассказать. Она всё сразу поняла: – Тебе ни в коем случае нельзя ехать!

– Понятно, они только этого и ждут.

113

– Тогда поеду я сама. Этого он никак не ожидал. Конечно, ей ничего не грозит, ну изменила фамилию на законных основаниях, подправили ей в паспортном столе имя. Где тут криминал? Но вот пойти на риск ради него, ради его карьеры…

– Нет, Элен! Это невозможно.

– Я справлюсь, вот увидишь!

– Но как?

– Там, на месте разберусь. Откуда-то из дальних закоулков памяти возникла мысль: а вдруг опять? Вдруг примется за прежнее ремесло? С кем надо, переспит, ну и подчистят они то следственное дело. Видимо, эта мысль читалась в его взгляде, потому что она воскликнула: – Егор! Ну как ты мог подумать?! Тут слёзы появились на её глазах. Егор только и смог сказать: – Какой же я дурак!

– Не дурак, а дурачина! Любимая моя дурачина. Элен обняла его, прижалась тёплой грудью. Но, в общем-то, сейчас было не до того. Попробовали составить план. Викулов знал, что там ещё работает кое-кто из прежних сослуживцев. Некоторым он когда-то абсолютно доверял, даже в таком щепетильном деле мог на них рассчитывать. Но что с ними стало за прошедшие годы? На кого они работают? Ведь не железные, могли за это время измениться, приспособиться к тому, что происходит. Видимо, рискнуть всё-таки придётся. Но если только Элен почувствует, что там нечисто, следует сразу же дать ход назад. Чёрт с ней, с карьерой! Проживём. Ну вот, к примеру, можно было бы заняться частным сыском. Элен его поддержала: – С такими способностями ты не пропадёшь. Будет в России свой Эркюль Пуаро!

– Ну а ты попробуй стать Агатой Кристи.

114

Глава 20. Тапки для Сердюкина Как только Раечка со своей командой ввалилась в дом, хозяйка предложила всем снять обувь. Оператор с осветителем так и работали потом в носках, хорошо хоть не дырявые, а Раечке достались тапки, судя по всему, сорок пятого размера и к тому же явно ношеные. Раечка сразу догадалась, что к чему, однако решила свою догадку пока попридержать. Готовясь к этому интервью, она оделась поскромнее, ну а Василиса и вовсе выглядела как женщина, только недавно потерявшая своего кормильца. Вся в чёрном, волосы собраны в узел на затылке, а на лице только еле заметные следы от макияжа. Правда, её унылый вид плохо сочетался с роскошной обстановкой квартиры, характерной скорее для места обитания содержанки богатого банкира, а вовсе не для помещения, где арестанты проводят время в ожидании суда. Как только уселись на кухне, хозяйка сразу перешла на «ты»: – Располагайся, Раечка! Будь как дома. Сейчас чайку попьём, и я отвечу на все твои вопросы. Попили чаю с сушками. Раечка против скромного стола не возражала, поскольку и в гостях старалась диету соблюдать. А Василиса, кроме сушек и чая, ничего пока не предлагала. Как-никак предстоял серьёзный разговор. Ну вот, Раечка достала свой блокнот и началось: – Так ты признаёшь свою вину?

– Ой, Рая! Ты прямо как настоящий прокурор, – улыбнулась Василиса. – По-моему, тут всё предельно ясно. Мне нечего признавать, потому что ничего и не было. Я столько пользы нашему государству принесла, а они намерены, как это у них принято, замочить меня в сортире. И всё только потому, что не хочу никого оклеветать.

– А как к твоему аресту отнеслась Дина Марковна?

– Мама, конечно же, переживает. Но что поделаешь?

– Все журналисты в один голос говорят, что у тебя шикарная квартира, никак не соответствующая уровню доходов, – продолжала Раиса, время от времени заглядывая в свой блокнот.

– Враньё! Ты же сама видишь: квартирка так себе, всего несколько комнат, из которых только четыре предназначены лично для меня.

115

Остальное – кладовка, комнаты для гостей и для прислуги, ну и всё такое прочее. Да квартира твоего папы наверняка была побольше!

– У нас была не квартира, а целый дом, – Раечка, судя по всему, обиделась за папу.

– Ну вот! А здесь из-за нескольких квадратных метров вой просто ужасный подняли. Совести у них нет, я так тебе скажу.

– Ещё говорят, что у тебя изъяли пять баулов с драгоценностями.

– Ох уж эти драгоценности? И не надоест их обсуждать? Что-то мне подарила мама, что-то бабушка. Папа меня тоже баловал, я же у него одна. Жаль, конечно, когда отбирают кровно заработанное. Тут на глаза Василисы навернулись слёзы. Могло бы дойти и до истерики, если бы Раечка не пришла на помощь: – Ах, как я тебя понимаю! У меня десять лет назад украли драгоценностей на пол-лимона баксов.

– Какой кошмар! – всплеснула руками Василиса. – И что?

– Живу, как видишь. И даже процветаю.

– И правда, что в этом особенного? Подумаешь, побрякушки…

– Ладно, давай не будем вспоминать о грустном. Я слышала, что ты теперь всё свободное время посвящаешь творчеству, вроде бы занялась литературой.

– Ну, это можно понять. Я знаю, ты и сама что-то пишешь. Но вот одни в прозе свои чувства излагают, а меня почему-то тянет на стихи.

– Что ж, вполне достойное занятие. Возможно, придёт время, и напишешь мемуары.

– Ну, это вряд ли, – Василиса замотала головой. – Разве что в стихах.

– Давай вернёмся к прошлому, на год назад. Как ты думаешь, из-за чего всё это началось? Почему так накинулись на тебя и на Сердюкина? Кто дал команду?

– Нет, Раечка, я не знаю, кому Сердюкин дорогу перешёл. У каждого реформатора полным-полно врагов. И он не исключение.

– Да, по своему опыту скажу, что политика – это дело грязное. Тут ко всему надо быть готовым. Кстати, ты состоишь в какой-нибудь партии?

116

– Ой, что ты! – воскликнула Василиса. – Я вообще очень далека и от политиков, и от политики. Честно признаюсь, это не моё. Митинги, шествия, закулисные интриги… Я слышала, и ты, и очень многие достойные люди этим увлекаются, но только не я, – и развела руками, как бы извиняясь, а потом взглянула на Раечку с кокетливой улыбкой: – А всё же согласись, у нас с тобой есть много общего. Я тоже была не прочь ночку провести в каком-нибудь закрытом клубе. Признаюсь, мы часто там гудели, так что дым коромыслом, а наутро хоть не просыпайся – совсем больная голова…

– И с кем ты там гудела?

– Ах, да какая разница! Кстати, хочешь по глотку шампанского?

– Нет, я совсем не пью. Во всяком случае, перед телекамерой.

– И правильно. Вот и здоровье у тебя хорошее, не то что у меня.

– Ну ладно, две молодые светские львицы собрались, а говорим почему-то о здоровье, – рассмеялась Раечка. Этот их разговор всё более стал напоминать посиделки на завалинке из «Дома-2» двух девочек-переростков, а не беседу с одной из обвиняемых по нашумевшему делу. Но видимо, свою натуру невозможно изменить, и потому Раечка, выдержав небольшую паузу, задала главный свой вопрос. Ну просто невозможно было удержаться!

– Ты мне скажи, но только честно, у тебя с Сердюкиным что-то было? Василиса была явно смущена. Зачем ещё о чём-то спрашивать, если вся страна знает, что Сердюкина застукали в одних трусах в её квартире. Растерянно посмотрев по сторонам, словно бы в поисках подсказки, Василиса обиженно сжала губы и тихо произнесла те самые слова, которые на всякий случай приготовила заранее: – Раечка, ты извини, но я свои интимные связи не считаю возможным афишировать.

– А я вот никогда их не скрываю. И тем горжусь!

– Ну, для тебя это реклама. А мне пиариться вроде ни к чему.

– Напрасно ты так думаешь. Сейчас пиар тебе совсем не помешает.

– Но только не ценой предательства.

– Ну хоть на ушко мне тихонечко скажи.

117

– И не надейся! – рассмеялась Василиса.

– А тапки тогда чьи? – и Раечка подняла с пола огромный чёрный шлёпанец с серебряной нашлёпкой.

– Это же папины. Когда он приезжает, я ему всегда их подаю. Ах так! Выходит, тут всего лишь забота о папаше. Тогда Раечка пустила в ход последний аргумент: – А ты знаешь, что Аркаша твой к жене вернулся? Василиса побледнела и вся словно бы съёжилась, хотя при её комплекции это было нелегко.

– Не может быть! Кто тебе сказал?

– Ну как ты думаешь, почему его дело спускают на тормозах?

– Это же ясно. Я ничего им об Аркаше не сказала.

– Ну и наивна же ты, мать! Глядя на твои успехи в бизнесе, никому и в голову не придёт, что ты ни хрена не понимаешь в людях.

– Нет! Я тебе не верю! Это клевета! Он не мог так поступить!

– Ну позвони ему, тогда всё сама узнаешь.

– Это невозможно.

– Неужели ты боишься?

– Просто мы договорились, чтобы не звонить. Только когда всё уже закончится… – Василиса впилась глазами в Раечку, словно бы пытаясь разглядеть в них правду. – Нет, всё равно тебе не верю, он не мог! – и помолчав, чуть слышно прошептала: – На ограде своей я повесила хмель, и дурманит трава всех прохожих отсель… Раечка чуть не поперхнулась. Когда вела на телевидение программу для косноязычных недорослей, всякое приходилось слышать. Но чтобы так выражать свои чувства! Да уж, пытаешься любыми способами поднять культурный уровень народа, но вот услышишь всего-то несколько слов и сразу же осознаёшь – всё без толку! Грустно это, что ни говори! А тут ещё Раечка припомнила ту давнюю кражу драгоценностей и совсем расстроилась. Конец интервью оказался скомкан, но это дело поправимое – можно перемонтировать, подправить кое-что. А вот потерянное, к сожалению, уж не вернёшь. В сущности, все эти «цацки» ей подарили, но можно и так сказать, что собственным потом и кровью заработала. Ох, нелегка 118

доля подружки «богатенького Буратино»! Ведь никогда не знаешь, чем может обернуться даже банальный адюльтер. Вот и мамаша угодила прямо из огня да в полымя. Пыталась отмазать от суда своего «хахаля», чего только не предпринимала – не помогло. Потом подозревали её в растрате каких-то там пожертвований. Да мелочь же! Какая дура из-за этого станет рисковать? А в результате выперли со всех постов – теперь, даже если на коленях будут у неё просить, ничего не сможет сделать. Да уж, судьба! Главное, другим всё сходит с рук, а тут чуть что – грозятся посадить на нары.

Глава 21. Игры «следаков» Итак, они всё же решились на эту авантюру. Затея, что ни говори, бредовая, совсем как в детективном телесериале, но что поделаешь, если ничего другого не приходит в голову? Викулов заказал билет на самолёт до Сочи, вроде бы Элен решила отдохнуть. Пришлось даже расщедриться на бизнес-класс, поскольку других билетов уже не было, как-никак бархатный сезон. Ему-то придётся в этом году обойтись совсем без отпуска. Ну а Элен тем временем, где на электричке, где на перекладных добралась до Бологого и затем продолжила свой путь к конечной цели. Но кто же мог предполагать, что через пару дней всё так изменится? Тюлькин внезапно попросился на допрос, хотя толку от него было уже мало – предстояло более предметно доказать его признания, а там можно снова взяться за главных фигурантов дела. Пришёл, как и прежде, со своим защитником. И вот чуть ли не с порога адвокат Тюлькина сообщает, что тот отказывается от прежних показаний. Как это? От всего, что за несколько месяцев наговорил? Нет, граждане, это не пройдёт!

– Мой подзащитный заявляет, что на него было оказано давление.

– Когда и кем?

– Да кем же? – возмутился адвокат. – Будто вы не знаете! Тюрьмой пугали. Грозили намотать срок, если откажется дать показания на Сердюкина.

119

– У вас есть доказательства?

– А никаких доказательств и не надо. Достаточно только глянуть в УПК.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что мой подзащитный утверждает, что знать ничего не знал про участие в их делах Сердюкина. Вынужден был оговорить честного человека только потому, что испугался.

– Теперь не боится?

– Теперь нет.

– Но вы не хуже меня знаете, что суд может не принять во внимание его отказ от прежних показаний.

– Так ведь свою вину он не отрицает, а что касается обвинения Сердюкина, это лишь ничем не подкреплённые слова. Сегодня одно сказал, а завтра что-то вспомнил, и понял, что соврал. С кем не бывает? Дело принимало интересный оборот. Видимо, посчитали, что следователя шантажировать – себе дороже. Ну отстранят этого, а где гарантия, что на замену не придёт ещё более упёртый? Гораздо эффективнее иной подход – найти слабые места в материалах дела и хорошенько поработать с Тюлькиным. Но тут нужен толковый адвокат. А где его взять, если на всю Москву толковых – раз, два и обчёлся! Так что вряд ли у них что-нибудь получится, хотя для «следака» это дополнительные хлопоты и головная боль. В общем, с одной стороны приходится признать, что генерал по головке не погладит. С другой – всё, что ни есть, всё к лучшему. То есть для дела не очень хорошо, зато шантаж становится неактуальным и отпадает необходимость в этой придуманной ими авантюре. Нужно было срочно сообщить Элен.

– Вы посидите тут минуточку, мне нужно позвонить.

– Да-да, посоветуйтесь. Я не возражаю, – усмехнулся адвокат. Викулов вышел в коридор, выбрал место поукромнее и набрал номер мобильника Элен.

– Привет, милая! Я не могу долго говорить, но тут, похоже, что-то изменилось. Надеюсь, ты ничего не успела предпринять?

– Нет, пока ничего определённого.

120

– Ну вот и хорошо! Ты погуляй там пару дней, сходи в музей или в театр. Как только окончательно всё разъяснится, я позвоню. Целую!

– И я тебя люблю! Вернувшись в кабинет для допросов, Викулов сел за стол и с грустным, даже почти что обречённым видом заявил: – Ну что ж, ничего тут не поделаешь. Давайте составим протокол. Когда формальности были улажены, Викулов вернулся в управление, и тут же его вызвал генерал.

– Где ты там шляешься? Когда надо, так никого из следователей не могу найти. Нельзя сказать, что генерал очень уж был расстроен или обозлён. Такой суровый тон в разговорах с подчинёнными стал для него нормой. Только с Викуловым позволял себе поговорить немного по душам, да и то не выходя за допустимые рамки общения следователя по особо важным делам с генерал-полковником юстиции.

– Ну что, Егор? Что там с этим Тюлькиным?

– Да вот, отказался от прежних показаний в отношении Сердюкина.

– И больше никаких зацепок? Неужели нас переиграли?

– Да есть ещё кое-что, Аристарх Игнатьевич.

– Так не томи, давай выкладывай! Викулов рассказывал не спеша, словно бы подбирая каждое слово. Но вовсе не для того, чтобы немного подразнить сурового генерала, а только чтобы не внушить раньше времени веру в окончательный успех.

– Есть некоторые эпизоды, связанные с распродажей военного имущества, где без прямых указаний Сердюкина просто невозможно было обойтись. Ну скажем, лесные угодья вокруг военных полигонов. Никто, кроме министра, не мог подписать такой приказ. Да потому что это не какое-нибудь здание бывшей академии, госпиталя или детсадика, а территория, в той или иной степени связанная с боевой подготовкой армии.

– Что значит «в той или иной»? Что-то уж очень осторожно выражаешься.

– Тут ещё многое не ясно. По некоторым документам эти угодья числятся за армией, по другим – принадлежат лесхозу. Там ещё надо 121

покопаться.

– Ну так давай, дерзай! Чего уселся? Генерал после доклада Викулова явно подобрел, да если бы и не так, не привык Егор на начальство обижаться. Это ведь он работает, по сути, под прикрытием, потому как вряд ли что-то смог бы сделать без поддержки своего начальства. Ну а генерала кто будет прикрывать в случае чего? Нет, у начальства жизнь не сахар, того и глади можно угодить прямо в жернова. Ну вот, генерала он кое в чём удовлетворил. Да и эта история с Элен вроде бы становится неактуальной. А всё равно не по себе, на сердце как-то уж очень неспокойно. Всё дело в том, что вряд ли удастся в чём-то серьёзном уличить Сердюкина. Если эти угодья принадлежали министерству, он имел полное право их продать. Ну а заниженная цена – это зацепка очень хлипкая, да и не сам министр стоимость земли определял. Если же земли принадлежат лесхозу, тогда что же – привлекать его по статье за воровство? Да нет, всё равно отмажется, мол, знать не знал, что земля чужая, а во всём землемеры виноваты. Так что рано ещё успокаиваться, по-всякому может повернуться. Было о чём подумать и Стрекалову. Но для начала пришлось позвонить и доложить. Всё честь по чести: что Тюлькин показания изменил, что протокол оформлен, и что теперь Сердюкину «отсидка» по большому счёту не грозит. Это конечно, если не откроется что-то более серьёзное. Впрочем, об этом Стрекалов не сказал, пусть будет сюрпризом, если что получится, пусть пока порадуются. Уж очень не любил генерал такие игры. Если виноват, так должен сидеть – вне зависимости от должности и близости к власти кого-то из своей родни. А то ведь развели семейственность – папаши занимают высокие посты в правительстве или в госкомпаниях, а детки под их покровительством творят такое, что честный, ответственный перед своей Отчизной гражданин никогда не мог себе позволить. Вот ставишь себе цель – бороться за изничтожение всякой скверны, все силы кладёшь на борьбу с ворюгами и коррупционерами. А потом вдруг раздаётся звонок из Администрации, и всё – сливай воду, генерал! Иногда просто желание работать пропадает. Ну да ничего, нас так 122

просто не возьмёшь. Они нас с одного боку обойдут, а мы что-нибудь ещё придумаем. Впрочем, этих, из Администрации, он в последнее время просто посылал куда подальше. Нечего совать свой нос не в свои дела! Ну а когда приходится докладывать напрямую Первому, тут уж не пошлёшь, тут себе дороже выйдет, хотя по правде говоря, иногда тоже очень хочется. Его не зря часто упрекали в невоздержанности. А что поделаешь, если характер очень непростой у правнука хуторского атамана? Всякое бывало. Как-то приструнил кое-кого из этих журналюг, так они на всю Россию раззвонили: «Караул! Элиту нации, защитников всяческих свобод генералы избивают!» А как же их не мордовать, когда пишут совершеннейшую ахинею, лишь бы власть в чём-то обвинить. Лишь бы тень на плетень навести, и под это дело получить кое-какие дивиденды. Вот-вот, лают, как моська на слона! Любой пустяк раздувают до немыслимых размеров. Любую сплетню подхватывают, лишь бы спровоцировать скандал. Вставляют палки в колёса правоохранительным органам, защищают жуликов и извращенцев… Да что говорить, скверные нынче времена! Если бы не поддержка Первого, он бы, наверное, давно ушёл в отставку. Конечно, жаль губить карьеру, тем более что не в пример некоторым он лет пятнадцать обитал где-то на задворках и лишь недавно получил свой шанс. В общем-то, он всё понимал тогда и не обижался. В те времена нужны были люди гибкие, потому как приходилось вести тонкую игру, ладить с теми же ворюгами – достаточно вспомнить пресловутую «семибанкирщину». Но вот теперь пришёл его черёд, терпеть этот бардак никаких сил уже не стало. И словно злобный пёс, сорвавшийся с цепи, он стал кусать налево и направо. Затем его опять на цепь сажали, а только хозяин где-нибудь не доглядит, он снова за своё. Кстати, сравнение с цепным псом его ничуть не обижало. Пёс как пёс, не то, что какая-нибудь моська. Такого вполне можно натравить даже на здоровенного слона. Когда возникала такая перспектива, Аристарх Игнатьевич чувствовал восторг, невиданный прилив сил и с упоением брался за большое дело. Кое-что удалось, об этом и теперь приятно вспомнить. Однако с сожалением приходится признать, что 123

все его укусы оказались не смертельны. Да, польза есть, но в жизни мало что меняется. Одни ворюги уходят, другие приходят на их место – это у них ротацией кадров называется. Что ж, если так, то работы ему хватит на долгие года! А потому что такого злого пса им больше не сыскать! На этом генерал успокоился и занялся текущими делами.

Глава 22. Три кита Прошло два месяца. Викулов работал на пределе сил. Вроде бы грех на здоровье жаловаться, однако и адвокаты, и подследственные, и свидетели словно бы сговорились – все хором утверждали, что бывший министр тут совершенно ни при чём. Пришлось искать новые доказательства, другие аргументы, чтобы заставить их вернуться к прежним показаниям. Кое-что удалось, и вот когда стало уже ясно, на чём можно строить обвинение Сердюкину, Викулова вызвал генерал. Как и положено, Егор рассказал о том, что в ближайшее время готов привлечь Сердюкина по статье за превышение служебных полномочий.

– Так, значит, – сказал генерал, ничем не проявляя своего отношения к содержанию доклада. – Ну что, теперь твоя душенька довольна?

– Да вроде бы … Если лет на пять закроем этого Сердюкина, другим и в голову не придёт так нагло воровать.

– И кому за это отвечать придётся?

– То есть как? Викулов ничего не понимал. За последнее время от Стрекалова, кроме похвалы, ничего не приходилось слышать, а тут вдруг сразу такой резкий поворот. Что же это – ось Земли перевернулась или время пошло задом наперёд? А между тем генерал уже встал во весь свой громадный рост и, упираясь руками в стол, буквально уничтожал подчинённого злобным взглядом, словно бы вдавливая его в пол. Кто бы поглядел со стороны, наверное, увидел бы крохотного лилипута рядом с великаном. Егору было невдомёк, что точно в такой же ситуации оказался час 124

назад и сам Стрекалов, когда его вызвали на ковёр. Даже несмотря на превосходство в росте, он чувствовал себя карликом рядом с Первым. А какие ещё ощущения могут быть, когда приходится вот такое слышать?

– Ты что себе позволяешь? Ты какие игры устраиваешь за моей спиной? Я же тебе ясно сказал: без моей санкции ничего против Сердюкина не предпринимать! Ему бы промолчать, а он с дуру возьми и ляпни: – Так против фактов не попрёшь.

– А против меня, выходит, можно?!

– Я не то хотел сказать, Владлен Владленыч.

– Так говори, а то ведь скоро такую возможность можешь потерять!

– никак не мог угомониться Первый. «Язык, что ли, собирается отрезать?» – подумал Аристарх Игнатьевич, ну а пока такого не случилось, решил сказать, как на духу, всё то, что за последние годы наболело. Пока Стрекалов говорил, Первый всё так же строго и внимательно смотрел ему в глаза, пытаясь уловить малейшие признаки того, что генерал лжёт, пытается вокруг пальца обвести. Это как на допросе – надо дать фигуранту выговориться, ну а затем попробовать прижать на противоречиях. Но тут было не так, опыта в таких делах и у Стрекалова, и у Первого хватало. И всё же он склонялся к убеждению, что генерал искренен на этой исповеди. «Неужели не врёт? – подумал он. – Неужели всерьёз полагает, что ещё можно что-то кардинально изменить? И откуда только берутся такие динозавры? Конечно, нетрудно вправить и этому мозги, чтобы без приказа не лез, куда не надо. Однако куда проще найти подходящую замену. С другой стороны, и такой вариант не избавляет от проблем, а в некоторых случаях может возникнуть ситуация, что остаётся только локти самому себе кусать. Вот как тогда, после назначения преемника – тот тоже обещал быть белым и пушистым... Так на кого же в этой ситуации рассчитывать? Как подобрать соратников? Формальное соответствие должности и чистая анкета тут нисколько не помогут. Да всё это в нынешние времена гроша ломаного 125

не стоит! Кстати, вот и Сердюкин – классический пример. Ох, как же он меня подставил! Потому-то приходится держаться и за Дубкова, и за этого Стрекалова. Вроде бы люди старой закалки и твёрдых убеждений. Да он и сам такой. Только вот жизнь заставила понять, что не так всё просто, как поначалу кажется. Что можно, кровь из носа, бороться за святые идеалы, а толку в результате не будет никакого». От этих мыслей Первый загрустил. Даже решил повременить с увольнением Стрекалова. И так сказал: – Ладно. Надеюсь, ты всё понял. И впредь, если захочешь кого-то покусать, не забудь, что пока что только я могу дать команду «Фас!». Выходя из кабинета, Стрекалов если и не чувствовал себя побитым, то однозначно ощущал, что вот ещё минуту назад находился на грани катастрофы. Что ж, впредь будет урок! Видимо, что-то там у них переменилось. То ли Сердюкина решили пожалеть, то ли возникли иные обстоятельства, о которых главе Следственного комитета и не нужно знать. У них ведь там всё время идёт подковёрная борьба, ну а Сердюкин мог быть лишь разменной монетой, не более того. Да, похоже, сменились приоритеты, начались поиски нового врага. Если так, то и следствие не оставят без работы. Вернувшись в комитет, Стрекалов приказал срочно разыскать Викулова. И вот стоит тот перед ним, довольный последними успехами, и по лицу видно, что так и рвётся доложить… Жаль парня, хороший был «следак». Неужто придётся распрощаться? Однако для начала придётся постращать. И только после того, как до Викулова дошло, что ситуация сложилась хуже некуда, генерал смягчился, и дальше заговорил совсем спокойно: – Егор! Есть мнение, что это дело надо спустить на тормозах.

– Товарищ генерал! Да как же так? Ведь столько сил потрачено, и всё оказывается зря?

– Ну, я бы не сказал, что зря. Факт крупного мошенничества установили. Тем самым способствовали наведению порядка в армии. Вот и военного министра нового назначили. Честь и хвала тебе за это!

– Служу России, товарищ генерал! Но я-то рассчитывал, что преступники получат по заслугам. А тут… даже и не знаю, как назвать.

126

– Егор! Ты не заводись. Спокойно обдумай ситуацию. Помимо уголовного кодекса есть ведь и другие нормативные акты, их мы тоже обязаны придерживаться. Ну вот, скажем, кодекс о семье. Семья, как тебе известно, – это становой хребет любого государства. И наша с тобой главная обязанность… Ну ты и сам всё понимаешь, – генерал недовольно сморщился, искоса поглядел на портрет, висевший за его спиной, и сказал: – Ладно уж, иди работай. А главным фигурантом сделай Тюлькина. Всё понял?

– Понял, товарищ генерал! – еле выдавил из себя Егор. Время было уже позднее. Засиживаться на работе не имело смысла. Поэтому Викулов отправился в ресторан – не для того, чтобы горе утопить в вине, но хотя бы душу немного отвести и снять накопившееся напряжение. После третьей рюмки коньяка в его голове зародилась некая мысль. Поначалу она слабо была выражена. Такое впечатление, что на секунду отвлечёшься, и её уж не поймать, останется лишь смутный намёк и недоказанные подозрения. Мысль словно бы изворачивалась, ускользала. Но вот прошло ещё несколько минут. Викулов всё это время сидел, глядя в одну точку, и вдруг повезло – мысль полностью сформировалась: – Господи! – мысленно воскликнул Викулов. – Неужто всё было затеяно только для того, чтобы вернуть загулявшего муженька в семью? Нет, не могу в это поверить. Это же сколько сил угробили! Сколько обысков, допросов, очных ставок! Вместо того, чтобы ловить злодеев и убийц, пришлось участвовать в семейных передрягах. Вот ведь дела! Господи, ну разве нельзя было этого Сердюкина попугать какнибудь иначе? И Господь отвечал Викулову: – Да как же его напугаешь при такой охране? Моим архангелам против этого спецназа не устоять. Был бы какой-нибудь лейтенант или даже полковник… А тут вся надежда только на тебя.

– И всё равно не в состоянии понять. Весь аппарат Следственного комитета поставили на уши ради спокойствия одной семьи. Да пусть бы он гулял себе на стороне, ну чтобы от этого в природе изменилось?

127

Можно подумать, что в июле выпал снег или разрушилась Асуанская плотина.

– Я вижу, что ты не вполне осознаёшь политический момент. В мире испокон веков борются силы добра и зла. Тут всё построено на принципе сдержек и противовесов. Так вот, есть такие семьи, на которых всё и держится. Если они распадутся – тогда не миновать большой беды!

– Я вроде бы слыхал, что мир стоит на трёх китах…

– Вот-вот! Это они самые и есть.

– Может, назовёте и фамилии? Господь почему-то замолчал, так и оставив собеседника в неведении. То ли и сам не знал, то ли чего-то опасался. Скорее всего, так – ведь если рухнет мир, тогда и Господь может оказаться не у дел. Тем временем официант, озабоченный тем, что клиент пьёт, не закусывая, не выдержал и подошёл к столику: – Извините, может быть, вам что-нибудь из горячего подать?

– Что? – пробормотал занятый своими мыслями Викулов. – Ах да… Кита!

– К сожалению, китов в ассортименте нет. Но есть фаршированная щука, – предложил официант. Викулов поднял на него глаза, с какой-то ехидцей ухмыльнулся и сказал: – Какая теперь из меня щука? Не те нынче времена. Обиженный этой странной шуткой официант отошёл и больше уже не приставал к клиенту.

128

Часть 2. Ловушка для премьера Глава 23. Аксельборг и Докутович «Итак, Сердюкин – уже отыгранный материал. Сядет он или нет, от этого мало что изменится. А вот то, что спецслужбы накопали, это куда как интереснее, гораздо важнее для безопасности страны. Сейчас только заговора нам и не хватало! Правда, пока об этом речи нет, но если упустить момент, не пресечь такие поползновения в зародыше, всем мало не покажется». Именно эти мысли беспокоили Первого после встречи со Стрекаловым. Что-то надо было срочно предпринять, нельзя только сидеть и ждать, пока на стол положат информацию. Есть и другие возможности – иногда достаточно посмотреть в глаза, чтобы понять, что у человека за душой. Он вызвал секретаря, спросил, что там нового по «Востряково», и приказал договориться о встрече с Аксельборгом, который отвечал за финансовую составляющую этого проекта. Встреча состоялась в тот же день. Первый намеревался сразу взять Аксельборга за рога, поэтому и обошёлся без общих фраз о погоде, о семье и о футболе, тем более что оба они были к этому народному виду спорта совершенно равнодушны. Разговор начался с вопроса, заданного в лоб: – Тарас Фердинандович, так что там в Востряково? Аксельборг против такого формата встречи не возражал и потому отвечал чётко, почти что по-военному: – Да всё путём, Владлен Владленыч! Выделенные средства освоим вовремя.

– В этом я не сомневаюсь. А вот прошёл слушок, что кое-какие нарушения там обнаружили.

– Да как без этого, Владлен Владленыч? – засуетился Аксельборг. – Наука вообще дело тонкое, а уж когда взялись за инновации…

– Это мне понятно. Только кто подскажет, по какой статье теперь списывать убытки?

– Даже и не знаю, – развёл руками Аксельборг.

129

– Может быть, на поддержку протестного движения? – усмехнулся Первый.

– Что вы, что вы!

– А мне говорили…

– Да нет! Я вас уверяю, всё совсем не так! Аксельборг чувствовал себя участником водевиля на историческую тему. Он вроде бы исполнял роль важного сановника на приёме у царя. Улыбка не сходила с его лица, а голубые, широко открытые глаза не позволяли усомниться в искренности. В сущности, это довольно просто – водить за нос государя, который понятия не имеет о том, что творится за стенами дворца. И никакие соглядатаи ему не помогут, потому что объять всё невозможно.

– Ну ладно, не будем особого значения сплетням придавать, – Первый вроде бы не собирался спорить. – А вот ещё мне сообщали, что некто Звонарёв… Не знаете его? Чернявенький, с приметной такой лысиной на затылке. Так вот он будто бы разъезжает по России за бюджетный счёт. Выйдет на трибуну, скажет несколько слов, вроде бы даже непечатными словами, а за это кругленькая сумма идёт прямиком в его карман. Это что ж, опять наврали?

– Да нет, всего лишь перепутали! Деньги предназначались на поддержку инноваций, а вовсе не ему.

– Так может быть, в этом-то инновация и есть? Вопрос был, что называется, на засыпку, поэтому Аксельборг сразу не нашёлся, что сказать.

– Я разберусь, Владлен Владленыч!

– Да, вы уж разберитесь, а то как-то неудобно получается. Мы из бюджета миллиарды выделяем. На медицину и культуру оставляем шиш. А этот Звонарёв втихомолку карманы набивает. Так разберётесь?

– Прямо сегодня и займусь.

– И кстати вот ещё. Мне доложили, что многовато попрошаек в этом вашем Востряково. Причём из Европы к нам повадились любители длинного рубля.

– Так ведь, Владлен Владленыч, ничего с ними не поделаешь. Время сейчас трудное, глобальный кризис, вот и надеются тут заработать.

130

– Мне тут целый список подготовили – когда и кто сколько получил. Даже есть графа «За что такая благодать?» Только смотрю, а в ней сплошные прочерки.

– Ах, как нехорошо! Как стыдно! Ай-ай-ай! – пробормотал, покачиваясь в кресле, Аксельборг.

– Вот и я о том же…

– Всё исправим, Владлен Владленыч! Графу переименуем, заполним, как положено. Да я на ящик хорошего французского вина готов держать пари, что всё исправим за неделю.

– Вино оставьте себе, а я предпочитаю пиво, – подумалось, вот не хватало ещё заключать пари с каким-то Аксельборгом. – Ну ладно, с недостатками, так и быть, покончили. Так что там с достижениями? Аксельборг почувствовал, что настал критический момент. Если сейчас удастся избежать существенных потерь, тогда можно рассчитывать на вполне приемлемое завершение беседы. Собрав воедино все свои скромные познания о физике, ответил так: – Владлен Владленыч! Ну что мне вам сказать? Наука, как я уже отмечал – это дело не только тонкое, но и очень тёмное. Одни только чёрные дыры чего стόят! А кто их видел-то на самом деле?

– Ну вот и мне рассказывали, что ваше Востряково – это одна большая чёрная дыра, за фасадом ничего не видно.

– Честное слово, врут завистники!

– Так ли?

– Я всё верну, Владлен Владленыч! – Аксельборг вскочил со стула и прижал руку к левой стороне груди, как при исполнении государственного гимна.

– Ну так идите, возвращайте. Аксельборг ушёл, а Первый уже в который раз пытался разобраться, что к чему, сравнивая свои нынешние впечатления с тем, что говорил ему Дубков и ещё раньше сообщали сотрудники спецслужб. «Крайне неприятный тип. Глаза, как у того кота, который готов поклясться, что не нужна ему хозяйская сметана. А стоит только отвернуться, как он прыг!.. Да все они такие, и Аксельборг, и Губерман, недаром оба из «незалежней» Украины. Помнится, ещё десяток лет назад возникли на 131

его счёт кое-какие подозрения, только и тогда сухим вышел из воды: вернул деньги, и дело решено было закрыть. Да, очень скользкий, никак такого не ухватишь. При том, что обещает вроде бы и нашим, и тем, другим, однако никому на верность не присягает, словно бы он сам по себе. Это подозрения и вызывает! И ведь тронуть жулика нельзя, потому что себе дороже может выйти – многое на него в экономике завязано, да и в Европе тут же завизжат». Первый вызвал секретаря и приказал дать распоряжение прокуратуре, чтобы не лезла в востряковские дела. Что толку, про тайные связи с премьером они там ничего не накопают, а это сейчас самое главное. Тем временем Тарас Фердинандович из Кремля направился прямо в Востряково, по дороге вызвав туда и вице-премьера Докутовича. Можно было, конечно, поговорить и здесь, в Москве, однако там – без любопытных глаз. Начал с места в карьер, хотя бы в этом подражая Первому: – Костик, дорогой мой! Что же ты творишь? Хочешь подвести меня под монастырь?

– Что вы, что вы, Тарас Фердинандович! Как только вы могли подумать? – опешил Докутович, не ожидавший ничего подобного.

– Да тут и думать нечего!

– Но всё не так… – Докутович отчаянно защищался, ещё даже не подозревая, в чём его обвинят на этот раз.

– Вот именно, что не так. Где ты нашёл этого придурка? Он что, неграмотный, твой Звонарёв? Не мог у кого-нибудь списать? Теперь даже диссертации пишут под копирку, а тут всего лишь прочитать лекцию перед кучкой остолопов.

– Тарас Фердинандович! Да там делов-то всего на миллион.

– Тоньше надо было работать! А то увлёкся своей ускоренной приватизацией и дело чуть не завалил.

– Всё ещё можно наверстать.

– Что тут навёрстывать, когда статья нам светит.

– Да что вы говорите?! – ужаснулся вице-премьер.

– Говорят, бюджетные деньги тратим зря.

132

– Как это зря? Так ведь на святое дело!

– Да я-то знаю. А им как объяснишь? – Аксельборг мотнул головой куда-то за спину.

– Так ведь и объяснять им ничего не надо.

– Вот ты это и скажи, когда придут из прокуратуры.

– Неужто до прокуратуры дошло? Ай-ай, так что же делать? – всхлипнул Докутович. Всегда невозмутимый, бесстрастный на людях – на всё и всегда у него был готов ответ, – теперь он больше напоминал побитую хозяйкой собачонку, которую вот ещё чуть-чуть и выгонят за порог без малейшего шанса на прощение.

– Ну ладно, с этим разберёмся, – видя страдания Докутовича, поспешил успокоить Аксельборг. – В Кремле я уже переговорил. Думаю, всё улажу.

– Вы уж постарайтесь… А я не подведу. Как надо, сделаю!

– Кстати, а что ты на днях во время встречи с Гарри Лонгом говорил?

– Там-то что такое? – вице-премьер заёрзал в кресле, почувствовав, что рубашка прилипает к телу.

– Вот, утверждают, что опять что-то не так.

– Господи! Да это всё Полифактов разорялся! Ему только дай в руку микрофон…

– Ты на Полифактова не кивай, он человек заслуженный, ГКЧП противостоял, – погрозил пальцем Аксельборг. – Я вот о чём хочу сказать. Помнишь, как ты ещё года два назад говорил, будто твоя задача в том, чтобы способствовать исполнению решений президента?

– Ну, было дело, – пробормотал Докутович, пытаясь догадаться, в чём подвох.

– А вот теперь на встрече с Лонгом плачешься, что слишком много в России государства. И как прикажешь это понимать?

– Да что тут понимать-то? Вы и сами знаете…

– Мне вот что странно: чем дольше об этом говорим, тем больше роль государства возрастает.

– Так что же делать-то? – всхлипнул вице-премьер, у которого от 133

этого нагромождения обвинений и каверзных вопросов совсем помутилось в голове.

– Костик! Давно пора тактику менять. Ежу ясно, что прежняя метода не срабатывает.

– И что?

– Чего пристал? Ты у нас кандидат наук, вот и соображай! Всю дорогу на обратном пути из Востряково в Белый дом Докутович раздумывал над словами Аксельборга, но ничего толкового в голову не приходило. Можно, конечно, попытаться устроить майдан на Красной площади, но это же вам не Украина – враз разгонят, и по закону будут совершенно правы. Да и кто теперь на прорыв пойдёт, когда такие проблемы с финансированием? Вспомнил опыт государственных переворотов ещё в прежние, советские времена – тогда всё решало Политбюро. Нужно только подготовить мнение, обговорить детали с нужными людьми, и никаких тебе проблем – всё решалось простым голосованием. Так и Никиту Хрущёва от власти отстраняли, ещё раньше – Булганина с Кагановичем и Маленковым. А в Горбачёвские времена даже избавились от настырного Громыко – как он тогда на своего выдвиженца посмотрел! Докутович до сих пор испытывал восторг, глядя на эту фотографию с пленума ЦК КПСС, даже повесил её на стену в кабинете. Да, если бы не Михаил Сергеевич, о такой карьере даже мечтать было бесполезно, всё попусту. Честь и хвала ему за это! «Ну а потом – Борис Николаевич! Брезуновский тогда правильно сказал: «Это наш шанс, и мы просто обязаны его использовать!» Что ж, использовали на всю катушку. Теперь никакое Политбюро с этой позиции не скинет. А всё потому, что чуть ли не вся экономика у нас в руках. Чуть тронешь, и все инвесторы сразу разбегутся. Естественно, тут речи нет о газе и о нефти – надо отдать им должное, вовремя подсуетились. Ещё бы год-другой… Впрочем, с Кайманским это было исключением из правила – сам себя, недоумок, погубил. Да и Брезуновский тоже в итоге оказался бездарем – это ж надо так просчитаться с кандидатом в президенты! Да, все мы сильны задним умом, а чтобы предвидеть, как всё обернётся, тут наших способностей явно не хватает, для этого дела другие мыслители нужны. А где их взять? Самых 134

разных прорицателей, политологов полным-полно, а толку-то? Им бы бабла срубить, а если что-то не сбылось, всегда есть возможность сослаться на форс-мажор, на непредвиденные обстоятельства. Или вот скажут, что не хватает информации, а где я им её возьму, если спецслужбы находятся под чужим контролем? В общем, никакого просветления в этой кромешной тьме я пока не вижу, что крайне огорчительно». С таким настроением Константин Викентьевич переступил порог своего кабинета в Белом доме, а там опять сюрприз – развалившись в казённом кресле, надменно улыбаясь, на Докутовича глядела его собственная жена.

– Нелечка! Какой сюрприз! Как ты сюда попала, дорогая?

– Да как и все, ножками.

– Чай, кофе? – засуетился Докутович. – Я сейчас распоряжусь, только секретарши что-то вот не вижу…

– Я её уволила! – сказала, как отрезала, жена.

– Как это? – не понял Докутович.

– Да так! Посмела не впустить меня в твой кабинет. Ты представляешь? Говорит, он второпях уехал, оставив на столе важные бумаги, – Нелечка сделала совсем круглые глаза. – Так что, я теперь для тебя совсем чужая?

– Помилуй бог! Как ты могла подумать? – Докутович уже готов был стать перед супругой на колени, однако прежде хотелось получить ответ на свой вопрос: – Но как тебе это удалось, то есть я хочу сказать – уволить?

– К счастью, нашлись в Белом доме люди, которым известно, что я не только жена вице-премьера, но и не последний человек в российском бизнесе. Теперь эта стерва будет знать!

– Ну зачем ты так? – от огорчения у Докутовича сморщилось лицо.

– Из-за пустяка раздувать скандал…

– Ага! Я поняла! – воскликнула Нелли Осиповна. – У тебя с ней что-то было.

– Ох, Нелли, опять ты за своё! Пойми, кроме тебя у меня никого нет и, наверное, никогда уже не будет.

135

– Похоже, тебя это огорчает? – не унималась жена.

– О, господи! Да при такой работе скоро импотентом станешь…

– Не заговаривай мне зубы! Где ты пропадал последние два часа? – настаивала жена.

– Нелли! Но так нельзя. Это просто невозможно… Да знаешь ли, кто меня вызвал?

– Неужели сам?

– Да, сам Тарас Фердинандович, собственной персоной, – сказано это было шёпотом, поскольку, несмотря на заверения службы безопасности Аксельборга, вице-премьер эти стенам не очень доверял.

– И что? – спросила Нелли тоже шёпотом, однако её глаза словно бы кричали, выражая одновременно надежду и отчаяние.

– Всё идёт примерно так, как и задумывали, – успокоил Докутович.

– И когда?

– Нелли! Здесь не время и не место…

– Ну ладно, ладно, я пошла. Так не забудь, сегодня вечером мы у Сухоруковых.

– Я помню, – устало молвил Докутович, провожая супругу к выходу из кабинета. Опять предстоит пустая трепотня. Ну почему Аксельборг не выгнал этого недоумка из проекта «Востряково»? А ведь мог бы настоять. Да, Сухоруков – это типичный пустомеля, к тому же с весьма скверной репутацией. Пользы от него никакой не будет. Тоже мне, мастер закулисных интриг! Одно дело прикармливать депутатов или применять административный ресурс на выборах в Госдуму. И совсем другое – нынешняя ситуация. Ведь как только возникли более серьёзные проблемы, так силовики враз его переиграли, что называется, загнали в угол. Вот пусть теперь сам и выбирается оттуда! А тут ещё новая напасть – видимо, придётся подыскивать другую секретаршу. Только ведь не каждой можно такое ответственное место предложить. Рекомендации, чистая биография – это, разумеется, важно, но совершенно не достаточно. Да что говорить, последнее слово останется за Нелей – секретарша, прежде всего, ей должна понравиться. А где такую найдёшь, при том, что не хотелось бы иметь рядом с собой 136

уж совсем уродину?

Глава 24. Миражи С утра у Вени Полифактова как-то не заладилось. Не то, чтобы встал не с той ноги, да и не пил накануне вечером нисколько, однако голова была явно не своя и во рту ощущение просто гадкое. Надо сказать, что с недавних пор Веню одолевал ночной кошмар – будто бы от него уходит жена и остаётся он отцом-одиночкой с тремя детьми на руках. Самое странное и потому пугающее нежданным пророчеством заключалось в том, что у Полифактовых уже была одна дочь. Подумывали о пополнении потомства, но потом рассудили, точнее, так решил он, что дело, то есть политика, куда важнее, ну а там посмотрим. Просыпаясь всякий раз после регулярно случавшегося наваждения и с тоскою глядя на белеющее в темноте тело жены, Веня терзал себя вопросом: «Неужели Ирина способна на этакую подлость, чтобы родить мне двойню и уйти к другому? И почему именно двойню?». Странно было и то, что всё это должно случиться, несмотря на огорчительно устойчивое убеждение, сложившееся у него ещё примерно год назад, будто в известном смысле он ничего уже почти не может. Видимо, сказалась напряженная работа последних лет и реакция не слишком устойчивой психики на падение авторитета его любимцев, Ленцова и Яблонского. Как ни старался Веня, буквально выбиваясь из последних сил, но социологические опросы слушателей его радиостанции давали крайне неутешительные результаты. Кстати, и на интернет-форумах, которые он тоже рассматривал как некий социологический инструмент, было далеко не ладно. И вот в такой-то ситуации, неважно, что пока лишь в его снах, всё навязчивее поднимается тема о той самой пресловутой двойне, которая, видимо, вот-вот должна была родиться. Да кому она нужна?! А в эту ночь произошло нечто и вовсе не поддающееся доходчивому объяснению – ему приснилось отрезанное ухо. Наутро Веня сидел в своём кабинете и курил одну сигарету за другой. В вазе на рабочем столе, словно предвещая что-то угрюмо безна137

дёжное, желтели подсолнухи – подарок поклонников из Ботанического сада. Глядя на поникшие под тяжестью семян цветы, так и хотелось сказать, что головку убогие не держат. Веня выхватил из вазы один, самый крупный подсолнух, а остальные вместе с вазой без сожаления бросил в корзину для бумаг. «Нет, пора со всеми этими незаконнорожденными детьми лейтенанта Шмидта кончать! Раз и навсегда! А ведь сколько их на моих форумах расплодилось – на каждом по сотне «ников», молодых, здоровых, злых». Веня припомнил, как они издеваются над самыми святыми для него понятиями, и ему стало стыдно. Стыдно за то, что ради сиюминутной выгоды от привлечения новых слушателей, повышения рейтинга передач и увеличения доходов от рекламы, ради призрачной надежды на то, что на форумах удачно сработает примитивный агитпроп – ради всего этого он столько времени терпел у себя на сайте, бог знает что! И вот наступает час расплаты. Ну а вчера он обнаружил на одном из форумов новый текст. Веня включил компьютер и вывел на дисплей ранее сохранённую страницу: Был в кунсткамере. Видел ёлку: Вместо еловых шишек – контрацептивы болтаются с надписями «Правое дело», «Яблоко», «Парнас». Всё предназначено для защиты от вредоносного влияния «ЕдРа». Рядом – синие груши, которыми гэбня Литвиненко отравила. Далее – чек на три миллиарда баксов, которым Фима Рабинович себе свободу у Кремля купил. А там и копия гроба Брезуновского для любителей поплясать на свеженькой могиле. Вместо новогодних игрушек – ценники на предлагаемые интимные услуги. Можно пообщаться с геями, а то и лесбиянок пригласить к себе домой. А вот и подарки под ёлочкой лежат: Ведро с помоями – как последний аргумент в споре. Три дырявых напёрстка – комплект для убеждения сомневающихся. Ночной горшок – для склонных к публичным откровениям физиологического свойства.

138

Смирительная рубашка – рабочая одежда для инакомыслящих. Бутылка прокисшей "Хванчкары" – от Саакашвили. Фотопортрет Ющенко восьмилетней давности – для украшения праздничного стола. Набор удилищ без лески и крючков – вклад никелевого олигарха Потутаева в развитие частного предпринимательства. Макет параши из камеры в районе Краснокаменска – устройство, символизирующее агонию ненавистного режима. Тюремная роба, пропитанная одеколоном самого Кайманского – это на любителя. Оранжевый галстук – последний привет от лондонского сидельца Брезуновского. Ещё подарочки: "Оковы демократии" – цацка из пропавшей коллекции депутатши из Саратова. Осколки разрушенной культуры, с доплатой – от Щипкова и Удинского. Засохшая дырка от бублика, в кредит – от Кедрина. Ломоть справедливости – от Мирошкина. Кандалы под названием "Единство" – от Грызунова. Транспарант с надписью "От каждого по потребности" – сделан руками столоначальников московских жилконтор и Департамента жилья. Рядом персональные подарки: Урна-плевательница для тех, кто собирается голосовать против всех на грядущих выборах. Красная маска палача – для "независимых" судей. Ширма с надписью "Демократия" – для любителей нажираться за чужой счёт. Весы с неустранимым недовесом и набор гирек для защиты от конкуренции – апологетам рыночной экономики. Рукавица-самобранка – для миллиардера-рейдера Дерябкина. Сборник непечатных выражений в качестве наглядного пособия для общения с представителями власти – в каждый дом. Блинчики с бакалавриатом под соусом из магистратуры – для бывшего главы Минобразования.

139

Тельняжка с надписью "Не забуду Смольный институт!" – для распознавания кандидатов на должности по типу "свой – чужой". А на верхушке ёлки вместо шпиля отрезанная головка отца ваучеризации прилажена – из натурального папьемаше. И называется всё это – "Древо лицемерия". Веня снова перечитал текст, и хотя среди упомянутых там vip-персон пока отсутствовала его собственная фамилия, кто знает, какая ещё мерзость придёт в голову этому неизвестному автору на следующий день. Веня выбрал из меню функцию администратора сайта и начал без сожаления удалять темы того самого форума, где «загонщиком» был некогда его старинный приятель Терещенко, типичный журналист-неудачник, под крылом у которого и выросло это гнусное, отвратительное «древо». Однако тем на форуме было очень много, и тогда Веня стал удалять все форумы – один за другим, один за другим. И лишь когда на странице, прежде озаглавленной «Форумы радио "Слухи столицы"», стало белым-бело, лишь тогда он почувствовал, что немного полегчало. Прошло время, а Веня всё сидел и смотрел не отрываясь на это белое пятно на дисплее, и чем дольше он смотрел, тем отчётливее в середине этого пятна проступало некое изображение. Да, это лицо! Веня узнал его – Винсент Ван Гог! Ван Гог сразу после того, как он отрезал себе ухо … Веня схватился за голову: «Что же я наделал?!» Только теперь ему стало понятно и появление «вангоговских» подсолнухов на столе, и приснившееся накануне отрезанное ухо, – ухо-форум! – и даже грядущее появление незаконных наследников стало ему понятно – осиротевшие форумчане, несомненно, создадут свои форумы и снова примутся за своё, только уже будучи совершенно ему не подконтрольны. Что же остаётся? Достав из ящика стола цифровой фотоаппарат, Веня сфотографировал единственный оставшийся на столе подсолнух и перенёс его изображение в середину белого пятна на некогда столь привлекательной для либеральной публики странице своего сайта. «Вот так! Хотели порезвиться за мой счёт, хотели свободы, ну так получите!». Веня и сам не до конца понимал, почему он не поместил на сайте объявление – так, мол, и так, вы все мне надоели, – а вместо этого 140

сунул туда ярко жёлтый с угрюмо-чёрными семенами, печальный и почти трагический цветок. Согласно твёрдому его убеждению, большинство людей не способно воспринимать жизнь как таковую, то есть непосредственно. У них, по-видимому, врождённый ужас перед реальностью и они предпочитают общаться с миражами. Причем эти миражи им дороги именно в силу их вопиющего расхождения с реальной жизнью: миражи справедливости, миражи свободы и братства, миражи демократии. Как можно общаться с миражами, он и сам себе не представлял, но коль скоро население по-прежнему остаётся при идеях ненависти к богатым и покорности властям, тут не может быть сомнения, что оно этого набралось именно благодаря общению с миражами. А где ж ещё? «А между тем, вся эта мерзость на маргинальной закваске расцветает вовсе не от того, что наконец-то наступила свобода, вовсе нет! Причина в них самих, поскольку антилиберальные взгляды изначально присущи тем, у кого рабский, холопский менталитет. А коли так, то все реформаторские идеи будут обречены на провал, если не заниматься принудительным изменением менталитета российского народа! Нам же вместо этого под видом уважительного отношения к истории постоянно внушают холопские ценности и соответствующий образ мышления. Похоже, властная элита очень хочет, чтобы мы гордились тем, что мы все холопы с тысячелетней историей, и даже уже составила для нас списочек наших исторических заслуг – победы над татаро-монголами, над Наполеоном и над Гитлером, – которые просто невозможно отделить от холопского менталитета!» Веня закурил новую сигарету и продолжал свой безмолвный монолог, с каждым словом всё более возбуждаясь: «Да, я действительно не вижу вокруг себя достаточного количества нормальных людей, всё больше толстожопые холуи, и многие из них вполне успешны по жизни, причём продвинутых дебилов – выше крыши. Но что особенно угнетает, так это навязанное свыше, насквозь пропитанное ложью представление о своём народе. Народ правду видит – враньё! Народ не обманешь – враньё! Народ разобрался в демократах – враньё! Кругом одно враньё и вопиющее отсутствие истинного пред141

ставления о собственном народе!» После таких признаний оставалось только отхватить себе ножом какое-нибудь ухо и втиснуть его в центр изображения подсолнуха на дисплее компьютера. Однако для этого у Вени уже не хватило сил, силы потребовались для другого. Только теперь он понял, что этот виртуальный подсолнух ни что иное, как мираж! Родившийся под палящими лучами некоего воображаемого светила мираж как символ того, к чему он всегда стремился, чему посвятил последние пятнадцать лет своей нелёгкой жизни, чему без остатка отдавал всего себя. «Так к чему же я пришёл? Чего добился? И кто больше лгал – власть, озабоченная тем, чтобы держать в повиновении людей, или же я, желавший власти для себя, чтобы навязывать другим свои идеи?». На этом размышления закончились, поскольку подошло время выходить в эфир, и Полифактов поспешил в аппаратную – ни разу прежде не случалось, чтобы опоздал. И вот уже включил свой микрофон, надел наушники: – На моём «Пате Филипп» восемнадцать часов девять минут с секундами. Всем добрый вечер! Я напоминаю, что вышел в свет новый наш глянцевый журнал – это «Воскресный сплетник». Уверен, об истраченных деньгах не пожалеете. Подписку можете оформить прямо хоть сейчас на нашем сайте. Ну вот, пожалуй, всё, – Веня перевёл дух, глотнул водички и продолжал: – Итак, сегодня в эфире радиостанции «Слухи столицы» известный вам человек, сделавший за постперестроечные годы просто поразительную, небывалую карьеру. Бывший замглавы Администрации, бывший вице-премьер и вот теперь – обыкновенный российский безработный Артём Захарыч Сухоруков. Артём Захарыч, как вам это удалось?

– Да что сказать? В жизни всё так – то чёрная полоса, то белая. Ну вот уволили, сам даже не знаю почему.

– Ну и подайте в суд.

– Это на кого же? – в глазах Сухорукова наметился испуг.

– Впрочем, что я говорю! С нашим правосудием лучше дела не иметь, себе дороже будет. Кстати, вам не приходилось?

– Бог миловал.

142

– И то ладно! Я вот ещё о чём хотел спросить, вы вроде бы трудились когда-то в фирме Губермана?

– Да, несколько лет служил в его «Бета-банке» старшим менеджером.

– Так что, оттуда тоже выгнали?

– И вовсе нет! – возмутился Сухоруков. – Осип Герасимыч меня ценил, поэтому и рекомендовал для работы сотрудником Администрации.

– Вот это верное решение! Свой человек в Кремле никогда не помешает.

– Ну, я бы не сказал, что причина в этом.

– А в чём?

– Да просто лучших представителей бизнеса всегда делегируют во власть. Так сказать, жертвуют собственными интересами ради процветания державы. Это же вполне естественно!

– Ну хорошо, к этому вопросу мы ещё вернёмся. А сейчас у нас звонок. Говорите, мы вас слушаем. Раздался голос по телефонной линии: – Зачем пригласили этого козла? Я, как услышу его, сразу хочется блевать!

– Милейший! Вы бы занялись собственным здоровьем, а с кем беседовать в эфире, я сам буду решать.

– Но он же никому не интересен.

– А вы вообще не при делах! Это моё право – приглашать кого-то или же не приглашать. Это мои проблемы, а не ваши. Не нравится – не слушайте! Вас никто не заставляет.

– Ну ты и козёл!

– Всё, отключите этого…

– У вас всегда так? – поинтересовался слегка шокированный перебранкой Сухоруков.

– По-разному бывает. Видите ли, в чём тут дело. Наша радиостанция не занимается воспитанием, здесь такого нет, мы просто выше этого. У нас есть функция информировать и просвещать, есть функция развлекать и рекламировать. А воспитательные функции – это пережиток прошлого, отрыжка тоталитарного режима. Наша точка зрения – 143

пусть воспитанием занимается семья.

– Но если большую часть времени человек проводит за пределами дома, конечно, не считая сна…

– Это не мои проблемы, как я уже сказал. Да пусть родители хоть во сне его воспитывают, – Полифактов почесал развесистую шевелюру и пробормотал: – Так мы на чём остановились? Ах да! За что же это вас попёрли из правительства?

– Да я же говорю – не знаю.

– Говорят, главного нашего «следака» Стрекалова осмелились критиковать? На лице Сухорукова возникла виноватая улыбка: – Что тут поделаешь? Было дело, не сдержался.

– Слышал, дело связано с проектом «Востряково».

– Да с чего вы взяли? – вздрогнул Сухоруков, и пояснил, при этом опасливо озираясь по сторонам. – Нет никакого дела. Типун вам на язык!

– И всё же, в чём причина?

– Ну, как бы вам сказать? Этот Стрекалов тоже виноват. Поднял руку на самое святое. Вам же известно, что мы поставили цель модернизации страны.

– На базе всё того же Востряково? Полифактов продолжал гнуть своё, и Сухорукова это стало раздражать: – В какой-то степени. Но я не стал бы на этом проекте так уж заострять внимание.

– Что вас смущает?

– Да потому что возник в последнее время некий нездоровый интерес. Нашлись крохоборы, которые стали спрашивать за каждую копейку.

– Вы про финансовые потоки из бюджета?

– Господи ты, боже мой! Но вы должны понять, что такую модернизацию бесплатно сделать невозможно.

– А вам не кажется, что этот проект закончится ничем, как и все другие ваши начинания?

144

– Ну почему ничем? – обиделся Сухоруков. – Нынешний парламент – это в основном моя заслуга! А сколько законов принято благодаря моим стараниям! Знали бы, сколько времени я этому делу посвятил.

– Да, да! – поддакнул Полифактов. – Все силы отданы на благо Родины, и вот закономерный результат – крах головокружительной карьеры, разбитая судьба, разочарование где-то на грани суицида…

– Что вы, что вы! Сухорукова прямо отбросило от микрофона. Подумалось: ещё немного и этот шут гороховый станет уговаривать, чтобы прыгнул из окна, причём желательно – в прямом эфире. Тогда уж точно, у них отбоя не будет от рекламы! А Полифактов тем временем продолжал давить: – Не отпирайтесь! По вашему лицу видно, что вы уже почти на грани выживания. Не собираетесь выйти на паперть и на пропитание просить?

– Да у меня вроде бы работящая жена… – ляпнул, не подумав, Сухоруков.

– Ну, это не аргумент, – усмехнулся Веня. – Ну разве что у неё собственная фирма…

– В сущности, так оно и есть! – Сухоруков никак не мог сообразить, к чему этот Полифактов клонит.

– Ну что ж, тогда я за ваше будущее вполне спокоен. Если надоест валяться на диване, супруга пристроит вас вышибалой в своём офисе.

– Вы шутите? – обиделся Сухоруков.

– А в наше время как без этого? – скорчил рожу Полифактов. – Кстати, вот ещё из раздела шуток. Говорят, будто на средства, выделенные для Востряково, вы финансировали митинги протеста до и после выборов.

– Клевета! Поклёп! Ничего такого не было! – для убедительности Сухоруков выгнул грудь и принялся размахивать руками.

– И как только Стрекалов выявил этот ручеёк, – продолжал Полифактов, не обращая внимания не телодвижения Сухорукова, – так сразу и возник вопрос, что дальше делать?

– Да не было никаких вопросов! – Сухоруков продолжал отбива145

ться, как только мог.

– Однако, согласитесь, кого-то надо было наказать хотя бы за утечку информации. И вот именно вас выбрали в качестве этого самого козла… Судя по тому, что последовало дальше, Артём Захарович окончательно потерял самообладание. Терпел, терпел, но сколько же ещё можно это слушать? Сначала вежливо пригласят в эфир, а после… Это уже не интервью, а допрос по всей форме, да ещё с пристрастием! Не хватает только, чтобы заковали в кандалы, а там и распнут на радость публике.

– Ты издеваешься, Веня?! А ведь вместе выпивали, и не раз! Да если б знал, что когда-нибудь вот так… Уж я бы точно не пришёл! И можешь быть уверен, что руки тебе больше не подам ни при каких условиях! Тут уже Веня почувствовал, что перегнул. Видимо, сказалось дурное настроение, которое копилось с самого утра.

– Артюша, милый, ты пойми! Ну зачем так обижаться? Тут ради красного словца родную мать готов продать…

– Я понял! Я очень хорошо всё понял! Можешь что угодно продавать, но только… только без меня! Сухоруков снял наушники, встал из-за слова и, как говорится, сделал дяде ручкой. Полифактову пришлось срочно завершать эфир: – Ну что ж друзья, теперь самое время для рекламы: любимый корм для вашего домашнего кота. Ну а потом, даст бог, ещё что-нибудь интересное придумаем. Впрочем, реклама затянулась на полчаса, поскольку главный редактор покинул аппаратную и попросту ударился в бега.

Глава 25. Веня и прорицатель Сидеть в прокуренном кабинете и, не отрываясь, смотреть на склонивший голову цветок – для этого не было уже никакой возможности.

146

А тут ещё эфир с Сухоруковым сорвался. Воистину ужасный день! Веня отменил все встречи, перепоручил ближайшие радиоинтервью своим сотрудникам и выбежал на улицу. Ноги несли его сами, куда – он и представить себе этого не мог. Как хорошо было просто идти и идти, и ни о чём не думать, только не вполне осмысленным взглядом поводя по сторонам, словно последней частичкой уставшей от недоумения души ещё надеясь найти хоть какую-то зацепку, что-то такое, что бы подсказало, зачем всё это и почему? Он крался по холсту расписанного пожелтевшими липами бульвара, немного подождал, когда перестанет подмигивать кому-то светофор. Первым пересёк финишную черту ещё не стартовавшего марафона по Бульварному кольцу. И шёл, шёл, не замечая изумлённых взглядов праздно фланирующих параллельными курсами прохожих, не слыша приветственных возгласов пожилых поклонниц, сидящих на скамейках в сквере, под склонёнными патлами ожидающих своей участи дряхлых лип и тополей. Он и сам, наверное, был похож на такое дерево, причём дерево, надолго задержавшееся в этом неуютном городе, будто не нашло оно для себя более подходящего уголка природы. Вечерело. И вот уже к исходу ни на что не похожего, заполненного неожиданными откровениями дня Веня оказался у того самого пруда, где прежде, в такой далёкой и неотягощённой нынешними заботами юности любил прогуляться в компании приятелей, обсуждая то ли последние шедевры андеграунда, то ли новый фильм Антоньони или ожидаемый приезд короля американского джаза. Впрочем, что касается джаза, так это было уже потом. А пока что Веня присел на скамейку и, глядя на удивительно спокойную в наступающих сумерках воду, тщетно пытался найти в отражениях окружавших его деревьев и домов чтото осмысленное, что-то такое, что подсказало бы ему: как и для чего? «Опять одни миражи!» Веня вздохнул и, уже собравшись уходить, потому что солнце уже почти скатилось за крыши, заметил вдруг лежащий рядом с ним на скамейке сложенный вчетверо клочок бумаги. «А что, может быть здесь и таится то, что я искал?» Он развернул бумагу и увидел несколько неряшливо, видимо, впопыхах написанных 147

строчек, наползавших одна на другую примерно так же, как сошедшие с рельсов вагоны несутся под откос, не разбирая для себя пути. Записка хранила текст следующего содержания: «Он пришёл!» Далее был написан номер телефона и имя: Захар Глыба. Имя впечатляло! Вене вспомнились благословенные времена, когда Россией правил воистину настоящий президент. Да что говорить, вождь был на загляденье! Впрочем, тогда Веня эти эмоции тщательно скрывал, предпочитая критиковать неудачные действия кремлёвской власти. А что теперь? Увы, теперь президентов никто не выбирает – приходится брать то, что дают. За нынешнего он не голосовал, а прошлый, как ни обидно, оказался не в силах сделать то, что обещал. Впрочем, если бы не тоска, которая мучила Веню с самого утра, он бы не обратил на эту писульку ни малейшего внимания. Но тут подумалось: «А вдруг?» Вдруг на необъятных просторах матушки России появился тот, которого так долго ждут? Вдруг этот человек знает, как всё перевернуть, как всё преобразовать, чтобы установилось, наконец-то, столь желанное всеми процветание? Жаль, что на этом имени послание заканчивалось, оставляя без ответа самый главный вопрос: кто он, этот Глыба? Не долго думая, – чего уж тут тянуть? – Веня набрал на мобильнике написанный на клочке бумаги номер телефона, однако в ответ услышал только голос девушки-оператора, пробормотавшей, что абонент был недоступен. Недоступен, неухожен, неустроен – какие грустные и какие значимые слова! Вот этот Глыба наконец пришёл, а никто на его пришествие не обратил ни малейшего внимания. Да, дело принимало серьёзный оборот. Теперь, по-видимому, лишь от Полифактова зависело, какими скверными последствиями всё это может обернуться для России, а возможно, не только для неё, если ему так и не удастся дозвониться. Однако к тому времени, когда Веня добрался до своего кабинета, абонент наконец-то возник словно бы из небытия.

– Надо срочно увидеться! – закричал Веня, опасаясь, как бы этот 148

Глыба снова куда-то не пропал. А в ответ услышал сказанные низким голосом слова: – Назначьте время и место. Только желательно подальше от геопатогенных зон и тектонических разломов.

– Дом журналистов подойдёт?

– Это у Арбатской площади? Годится.

– Тогда ровно в девять. Столик я закажу. Всё дальнейшее происходило словно бы в тумане. Он отдавал распоряжения, кому-то даже выговор объявил, заключил договор на рекламу с фирмой, производящей рукомойники и унитазы. Однако все мысли были о другом. Очнулся Полифактов уже только в ресторане. Наличие закуски и выпивки на столе ничуть не удивили, зато поразили первые же слова Захара Глыбы после того, как он сел за стол. Всякое приходилось слышать, даже нецензурную брань политиков в прямом эфире, но этот собеседник всех их превзошёл.

– Милостивый государь! Во избежание не вполне корректных толкований результатов нашей встречи, считаю себя обязанным сразу сообщить, что в действительности моя фамилия не Глыба. Я вообще не человек!

– Но кто же? – Веня буквально выпучил на него глаза. Эта непривычная манера разговора и впрямь наталкивала на подозрение, будто что-то здесь не так. То ли иностранец, толком не владеющий русским языком, то ли заброшен из другого времени. Вот и к еде даже не притронулся. За свою жизнь Веня привык ничему не удивляться, поскольку невероятные предположения на поверку оказывались чепухой, и самым странным событиям всегда находилось простое объяснение. Но тут было ощущение чего-то запредельного, так что оставалось ждать, что скажет этот незнакомец.

– Я был бы рад дать вам представление о том, что я такое. Только боюсь, вы не поймёте. Полифактов словно бы собрал в кулак весь свой интеллект, весь свой немалый опыт, который он приобрёл, работая в должности учителя начальных классов: 149

– Я всё же попытаюсь, если вы позволите.

– Дело в том, что я и другие, мне подобные – мы все мыслящие субъекты, являющиеся частью одного целого. Это целое ваши писания и называют Богом.

– А нельзя ли чуть подробнее? Мысленно Веня уже каялся, что не решился пригласить этого субъекта сразу же в эфир. Вот так всегда – значительные личности проходят мимо, ну а выспрашивать приходится, в основном, придурков, не считая явных дураков.

– Вообще-то я не люблю много рассказывать о себе, – скромно ответил тот, кто назвался Глыбой. – Я по натуре отшельник. Моё призвание состоит в том, чтобы не оглядываться по сторонам, а только ждать, когда истина сама себя покажет.

– Тогда зачем же вы пришли?

– Мой приход совпал с появлением на Земле предпосылок к радикальным изменениям в сторону подлинной свободы и могущества. Людям предлагается стать не просто тварями Божиими, но партнёрами Бога, творящими реальность вместе с ним.

– Вы имеете в виду наше культурное сообщество?

– Культурные стереотипы человечества мешают продуктивному мышлению при решении общемировых проблем.

– Вот как? Веня был слегка разочарован. Шут его знает! Возможно, для того, чтобы творить, и в самом деле требовалось нечто большее, чем обыкновенная культура. Ведь никого из тех вождей, чьи имена у народа на слуху, нельзя отнести к поклонникам Ван Гога или же Пикассо, а ведь сколько успели наворочать! Чтобы залезть на броневик или на танк, и впрямь не требуется знать наизусть ни Шекспира, ни Булгакова.

– Но вам уже приходилось бывать прежде на Земле?

– Да, конечно! И не раз. Я появлялся в те ключевые моменты вашей истории, когда возникал вопрос «быть или не быть?». Ну скажем, когда предстояла передача власти от одного вождя к другому. В своё время именно я подсказал, что надо власть передать Дракону.

– А кто это? – поинтересовался Веня, догадавшись, что здесь не 150

обошлось без астрологии.

– Дракон – это символ верховной власти. Человек, рожденный в год Дракона – это готовый вождь, мощный лидер, обладающий высоким внутренним потенциалом от природы. Такие люди великолепно формулируют цели, четко ставят задачи. Однако рядом должны быть его соратники, которые помогли бы в реализации этих планов.

– Ну и кому же полагается быть рядом с ним?

– Змея! Змея – это помощник Дракона во всех его начинаниях. Змеи всегда сопутствуют Драконам. В Вениной голове возникла мысль: ведь нынешний – он же именно Дракон по гороскопу! Вот ведь дела! Ну а премьер – тот вроде бы Змея…

– Так это что же? Уж не вы ли посоветовали президенту искать себе преемника среди Змей?

– Не следует доверять подобным слухам, я никогда таких советов президенту не давал. Напротив, если бы оказался рядом, сумел бы подсказать, что этого делать ни в коем случае нельзя. Это просто неразумно! Видимо, в его окружении был некий шарлатан, который выдавал себя за прорицателя или, как это здесь называют, за астролога. «А я-то думал, что можно ставить на Змею. Неужто всё так просто объясняется?» Сам Веня в астрологии был не силён, поэтому последовал такой вопрос: – Ну ладно! А если всё же Змея окажется у власти?

– Тогда беда! Змеи думают только о себе. Они довольно удачливы, однако, устраивая собственные дела, не заботятся о том, что кто-то пострадает от их действий. Предпочитают не рисковать, а бить наверняка, если представилась удобная возможность. Змеи крайне недоверчивы от природы, умеют тщательно скрывать свои истинные чувства с милой улыбкой на лице. Я бы сказал, классические лицемеры! Они не скупы, но в некоторых ситуациях ведут себя крайне бессердечно. Чтобы добиться своего, без зазрения совести пойдут на неблаговидные поступки, предпочитая при этом вести дела с минимальной долей риска для себя. К сожалению, они слишком азартны, и потому их невозможно переубедить, если что-нибудь втемяшит в голову. Но главный их 151

недостаток не в этом, а совсем в другом. Вы когда-нибудь видели удава, который бы по кусочку откусывал барашка? Нет, он заглатывает всего барана сразу, целиком, а потом несколько дней лежит где-нибудь в тени, под баобабом и потихоньку переваривает. Нет уж, со Змеями мы предпочитаем не работать. Удав под баобабом? Это Веня пропустил мимо ушей. Он был настолько увлечён откровениями своего собеседника, что готов был даже поверить в божественное происхождение Вселенной, вопреки мнению президиума Академии наук. Только бы удалось получить ценную информацию, что называется, из первых рук.

– А не могли бы вы как-то продемонстрировать свои способности. Я имею в виду способность предугадывать будущее. Ну вот скажите, надолго ли у нас власть нынешнего Дракона и не заменит ли его в скором времени Змея?

– Должен вас огорчить. Я не имею ничего общего с гадалками. Но в принципе, если возникнет такая необходимость, могу здесь и сейчас посредством психотехники дистанционно построить любого человека, со всеми его болячками и недостатками. Могу повертеть его и так и сяк, посмотреть, что у него внутри. Однако давать политические прогнозы – это удел ваших убогих политологов. Мне не хотелось бы у несчастных отбирать их хлеб, и без того жизнь теперь трудна. Строго говоря, мы вообще не имеем права давать открытые прогнозы в этой сфере. А по некоторым людям будущее себя как бы закрывает. Единственное, что могу сказать – перемены вас ожидают в августе. И в первую очередь они коснутся должности премьера.

– Но почему в августе? – возмутился Веня. – Август уже был. Да сколько можно, натерпелись! Неужели так трудно перенести эти события на другое время? К тому же в августе все приличные люди в отпусках.

– Время не выбирают, милостивый государь! Оно либо есть, либо его нет, – незнакомец глянул на часы, и уже направляясь к выходу из ресторана, пробормотал, но так, чтобы Веня это слышал: – А бифштекс по-суворовски был не дожарен. Ну вот! Толком ничего не разъяснил и тут же смылся. Странный 152

человек! У Полифактова возникла мысль: «А что если и впрямь прислали к нам из космоса? Тогда мог и правду говорить. Что-то он такое мне сказал? Кроме Драконов, Змей, испорченного отпуска ещё что-то было. Ах да! Уволят нашего премьера. Как же я пропустил это мимо ушей? Надо бы его догнать, порасспросить подробнее – да где уж теперь, его и след простыл». Похоже, в жизни начиналась чёрная полоса. Веня вспомнил про подсолнух – несомненно, это был знак судьбы! Вот и для Ван Гога все эти подсолнухи стали словно бы свидетельством напрасно потраченных усилий. «Да, да, мы с ним оба неудачники!» Так и не понял Полифактов, кто был этот незнакомец. То ли человек, то ли сверхчеловек, то ли просто осведомлённое лицо не установленной природы. Одно было ясно – следует как можно скорее поделиться тем, что только что узнал. Все огорчения – ерунда, если на этом деле удастся заработать.

Глава 26. Кому поставить памятник? Уже не в первый раз Антон Евгеньевич терзал себя одними и теми же вопросами. Что делать? То есть что следует предпринять, чтобы не выглядеть тупым исполнителем чужой, навязанной ему воли? Как подтвердить собственную состоятельность? Ну как?! Уйти в жёсткую оппозицию? Допустим. И что потом? Пожизненный пост лидера карликовой партии, могилка за низенькой оградой в предместье Парижа или Лондона? Нет, такая перспектива его не устраивала. Итак, что делать? С этой мыслью он просыпался по утрам, эта мысль преследовала его, когда он ехал на работу. И даже возвратившись вечером домой и сидя у компьютера, он мысленно повторял одно и то же: «Господи! Так что же делать-то?» Но вот однажды ему приснился странный сон. Довольно редкий случай, поскольку после трудного рабочего дня не хватало только этих сновидений. Так вот, будто бы идёт он по аллее в каком-то парке. Кругом никого, не слышно шелеста листвы, даже птицы не чирикают. В общем, обстановка да153

лёкая от привычной нам реальности. И тут… Представьте свои ощущения, когда рядом, буквально бок о бок с вами появляется некий господин, причём явно узнаваемый как «лондонский сиделец». И всё это несмотря на рыжеватый парик и перевязанную белой тряпкой щёку, как бы истерзанную зубной болью. Надо сказать, что признание столь очевидного факта, будто рядом с вами находится беглый олигарх, было бы наверняка чревато для Антон Евгеньевича малоприятными последствиями. Ну в самом деле, не доносить же на него – эдак сочтут сексотом, чего доброго. С другой стороны, просто повернуться и уйти воспитание не позволяет, к тому же, чем чёрт не шутит, вдруг что-нибудь дельное сумеет предложить. Тогда уж лучше притвориться, что знать не знаю и даже ведать не ведаю, кто он таков. Тем более что и сам господин официально предъявлять свою личность, видимо, не собирается. Ладно уж, подождём – увидим. Впрочем, поначалу у Антона Евгеньевича всё же возникло желание уйти, чтобы потом, когда будет на приличном расстоянии – вот тогда уж донести. Затем пришла в голову мысль, что можно прямо здесь же отзвониться по мобильнику якобы жене, а на самом деле в закодированном виде сообщить, кому следует, ну хотя бы намекнуть, что тут поблизости есть некий гражданин, которого объявили в федеральный розыск. После этого вполне разумно было бы ретироваться, пока не подоспел спецназ ГРУ и не установили зону оцепления. И ещё крайне важно позаботиться о том, чтобы его самого не приняли за злоумышленника, вступившего в переговоры с бывшим олигархом. А как это можно опровергнуть, когда все факты налицо? В итоге выходило по всем вариантам и параметрам, что никуда звонить не надо, да и уходить тоже не безопасно – кто ж его знает, вполне может устроить скандал, сбегутся люди… Ну, и так далее с тем же бездарным завершением прогулки в кабинете следователя. А между тем нежданно явившийся закамуфлированный париком и тряпицей господин так и не представился, что, по мнению Антона Евгеньевича, выдавало его далеко идущие намерения. Ну, хотя бы для приличия выразил озабоченность состоянием нашей экономики или поинтересовался последними новостями из Кремля. Нет, ничего такого 154

не было – господин всего лишь посетовал на прохладную погоду, посчитав это достаточным предлогом для того, чтобы фамильярно похлопать Антона Евгеньевича по плечу и тут же радостно заявить: – Привет, Антоша! Весьма рад повстречать коллегу-либерала. «Тоже мне, либерал, – усомнился Антон. – Знаем мы таких! Как брать, так близкая родня, а как делиться, так мы с вами вроде бы и не знакомы». В самом деле, после таких слов у него пропало всякое желание продолжать беседу. Всё это слишком смахивало на провокацию. И необычный наряд, вызывавший из памяти кадры фильма «Ленин в Октябре». И эта манера приставать к незнакомому человеку – с Брезуновским они прежде не встречались. Но что-то удержало Антона от решительного шага. Видимо, причина была в тех мыслях, в тех вопросах, которые преследовали его весь день с самого утра. Борис Абрамович хоть и оказался невезучим, но всё же успел набраться коекакого опыта по части политических интриг и пополнения собственного кошелька. И вот уже через какие-нибудь четверть часа вдоль аллеи парка двигалась такая парочка. Один, весь в чёрном, с достоинством оглядывался по сторонам, изображая полное невнимание к словам назойливого собеседника. А тот, второй, тоже весь в чёрном, вытянув лысую голову вперёд, словно хищник, высматривающий добычу, и сгорбившись, будто от неподъёмной ноши общегосударственных забот – возбуждённо размахивал руками, то убегая вперёд, то снова возвращаясь, и кружил, кружил вокруг Антона, будоража нестойкое сознание либерала пленительными образами многообещающих видений.

– Так вот, родимый мой, экспроприировать капиталы олигархов тебе вовсе ни к чему. Ну посадил одного, постращал других и хватит. А ты, говорят, снова за своё! Да кто ж тебя на такое надоумил?! Эти слова пробудили в голове Антона страшную догадку. Будто разговаривает с Брезуновским не он, а совсем постороннее лицо, которым он по определению не может оказаться. Ведь мысль у кого-то там экспроприировать, а уж тем более сажать, принадлежала вовсе не ему. Он просто оказался в то время, в том месте и в таких условиях, когда вынужден был исполнять чужой приказ. Скорее всего, Брезуновский 155

мог напутать, и всё же более надёжной показалась другая мысль. А потому что возникло ощущение, будто некий посторонний дух вселился в его сон и вот теперь беседует с Брезуновским как бы от его, Антона, имени. Борис Абрамович тем временем продолжал: – Что я хочу тебе сказать? Конечно, идея отобрать и поделить может и всколыхнуть электорат, прибавит тебе несколько процентов на ближайших выборах. Но вот скажи ты мне, зачем с богатенькими нужно было ссориться? Нет, милый мой, мы пойдём другим путём! – Борис Абрамович сделал стойку, будто пёс, почуявший добычу, заставив остановиться и Антона. – Твоя ближайшая задача найти денежный мешок, причём достаточно ёмкий, чтобы профинансировать президентскую кампанию. Ну и в карман чтобы немного перепало.

– Я что-то не пойму этих ваших слов. А как же революционеры прошлого, декабристы, народовольцы, эсеры и большевики? Они же шли на баррикады, не жалея живота своего ради светлых идеалов. И вовсе не за доллары!

– Да ладно тебе, нашёл, что возразить! Встречаются и теперь такие ненормальные. Но у большинства есть ясная и простая цель – срубить бабла! Ну вот и ты, как я подозреваю…

– Но это же совсем не так! Антон был возмущён: «Какое он имеет право?!» Даже попробовал проснуться, но, увы, ничего не получалось. И этот Брезуновский, и отвратительный сон – словно бы присосались намертво, никак не оторвёшь. Что ж, видимо, придётся защищаться: – Это не так! У меня и в мыслях ничего такого не было!

– Возможно, в глубине души… – ухмыльнулся Брезуновский.

– Нет! Да мне вообще ничего не нужно. Это всё она! Всё-то ей мало, всё-то ей подай, да принеси… Как ни странно, этот аргумент подействовал. Борис Абрамович даже прослезился: – Ах, как я тебя понимаю! – бормотал он, утираясь носовым платком. – От этих баб одни сплошные неприятности. У меня, знаешь ли, что ни развод, то принудительный делёж всего имущества. Ведь скоро, 156

чего доброго, разденут до трусов! Да что говорить, они бы догола меня раздели, если бы не британские законы.

– Сочувствую, – кивнул Антон.

– Кстати! А сам-то ты ещё не надумал развестись? Должен сказать, иногда это улучшает самочувствие.

– Куда мне? Да кому я нужен?

– Антоша, милый мой, родной! Были бы деньги, а чувихи сами прибегут! Брезуновский заржал, теперь уже напоминая не ворона и не охотничьего пса, а больше всего похотливого старика, для которого политика – это всего лишь средство удовлетворения потребностей своей физиологии.

– А ты не заметил, Антон, что у нас с тобой очень много общего?

– Я бы так не сказал.

– Это же ясно, как божий день! Но если тебе неприятно, я настаивать не стану.

– И на том спасибо! Борис Абрамович сделал вид, что не заметил иронии, и продолжал всё так же семенить рядышком с Антоном. И вдруг опять остановился: – Ты знаешь, я бы тебя не потревожил, если бы не крайняя нужда. «Так я и думал! Поиздержался бывший олигарх. Теперь будет выпрашивать кредит или концессию на Сахалинском шельфе. Да шиш ему, уж этого точно не дождётся!»

– Боюсь, ты меня не так поймёшь, – Брезуновский словно бы читал чужие мысли. – Но, видишь ли, единственное моё желание – осуществить то, что ещё не удалось. Ну вот не получилось у меня, так у тебя наверняка получится.

– Это вы о чём?

– Да всё о том же! Хочу, Антоша, поделиться своими мыслями, как, то есть за какое место следует брать власть в России, – и опять захохотал. Антону стало неприятно. Дело это серьёзное, а этому всё хихоньки, да хаханьки.

– Я не совсем вас понимаю.

157

– Сейчас поймёшь, – Борис Абрамович сразу посерьёзнел. – Так вот, всемирная история нам подсказывает, что любой переворот, кровавый или осуществлённый на уровне Политбюро, невозможен без силовой поддержки. Сколько бы ты ни выводил на улицы людей, если армия и спецслужбы против, ничего из твоей затеи не получится.

– А как же Германия и Польша в конце 80-х? Армия ведь ничего не сумела сделать.

– Родимый мой, ты про какую армию? Если про местных вояк, то плюнь и разотри. А если про Варшавский блок, так из Москвы отдан был приказ – ни при каких условиях не вмешиваться! Да попросту сдали и немцев, и поляков.

– И всё равно не так! Вот в августе девяносто первого…

– Ой, ты и насмешил! Тогда эта комедия была разыграна по нотам. Ну можно ли было шоковую терапию реализовать иным путём? Да страна бы взбунтовалась! А тут вся ненависть большинства, исключая левых маргиналов, была направлена против этого шутовского заговора, против партии, всё это якобы организовавшей, против прогнившего режима… Ну ты и сам всё знаешь. Антон задумался. Кое-что он и тогда подозревал, всё это уж слишком театрально выглядело. Но что бы так! Это каким же разумом надо обладать, чтобы подобную комбинацию придумать? Вот бы ему в советники такого!

– К сожалению, одних уж нет, а те далече, – усмехнулся Брезуновский, имея в виду самого себя. – Так вот, ты просто обязан использовать мой опыт, чтобы постараться избежать ошибок, без которых никакое серьёзное дело не обходится. Должен тебе сказать, что я сделал ставку, как выяснилось, не на того… Да что ж теперь? Однако ещё есть шанс, и ты можешь довести начатое дело до конца.

– Я всё же не пойму, чего вы от меня хотите.

– Брось! Всё ты понимаешь, и наверняка уже готовишься, – скорчил рожу Брезуновский. – Однако в твоём плане есть один изъян. Я ведь уже сказал – нужна поддержка в силовых структурах.

– Так как же её получить?

– А ты не торопись, подумай.

158

Только Брезуновский это произнёс, как вокруг всё изменилось. Ни парка, ни аллеи… Только откуда-то возник колокольный звон, словно бы возвещавший о грядущих переменах. Не сразу, но Антон понял, что звонит будильник. Начинался новый день… Этот сон случился ещё несколько лет назад. Понятное дело, что Антон Евгеньевич о нём давно забыл, но вот сейчас неожиданно всплыло из памяти. И самое главное – очень, очень кстати! Нет, эту мысль, что не надо ссориться с богатыми, он ещё тогда чётко уловил. Уловил и следовал ей на протяжении всей последующей своей карьеры. Но вот совет искать союзников в силовых структурах – такой совет очень дорогого стоил. Жаль, что Борис Абрамович не подсказал, как среди силовиков выявлять тех, кто в душе был либералом, но только не решался в этом признаваться во избежание проблем. Вот ведь у этих генералов до сих пор в ходу обращение «товарищ». А можно ли представить такое словосочетание – «товарищ либерал»? Бр-р-р! Антон Евгеньевич ещё кое-что для себя уразумел. Ведь Брезуновский скончался несколько месяцев назад, но даже теперь, как бы из могилы, сеет разумное и доброе. «Если приду к власти, так я ему памятник поставлю!»

Глава 27. Агентесса После очередного совещания Стрекалов попросил Егора задержаться. Викулов чувствовал, что разговор предстоит весьма серьёзный. Да в принципе иного не могло быть – в последнее время работать приходилось на пределе сил, тут не до сантиментов, не до шуток. Стрекалов крутил в руке сигарету, перекладывал предметы на рабочем столе. Но вот неожиданно поднял взгляд, посмотрел на Викулова и спросил: – Егор, я могу тебе доверять?

– Аристарх Игнатьевич! Даже и не знаю, что ответить? Викулов развёл руками, действительно не зная, как выразить своё недоумение. Такого вопроса в лоб он никак не ожидал. Уж столько раз 159

успел доказать свою лояльность! Но генерал настаивал: – А ты скажи прямо: да или нет?

– Конечно, да, товарищ генерал! – и вдруг, набравшись смелости, добавил: – Только, пожалуйста, не надо больше задавать таких вопросов. По-моему, я этого не заслуживаю.

– Ну, ладно. Ты извини, если что не так. Вот это да! Подобных слов от генерала Викулов никогда ещё не слышал. Да что случилось-то? Неужели в отставку собрался подавать? Вот это было бы совсем некстати… Немного помолчали.

– Тут вот какое дело, Егор! Я чувствую, что ситуация с этим «Востряково» очень беспокоит Первого.

– Так ведь была команда их не трогать. Вы же сами говорили.

– Это всё для видимости, чтобы дичь не спугнуть. Пусть думают, что после того, как Аксельборг недостачу возместил, они уже вне всяких подозрений. Пусть успокоятся! А нам очень важно знать, что там внутри этого проекта происходит.

– Так этим должны заниматься в ФСБ.

– Они и занимаются, насколько мне известно. Однако подслушивающие устройства там бесполезно ставить – служба безопасности Аксельборга за всем этим следит. Конечно, у чекистов в Востряково есть свои агенты, но толку от них мало. А всё потому, что не удаётся никого завербовать в окружении тех лиц, на которых весь проект и держится. Тут три основные фигуры – Аксельборг, премьер и Докутович. Подобраться с Аксельборгу – об этом мечтать даже не стоит! Премьера както неудобно трогать, да он чисто декоративная фигура. А вот Докутович – во всех отношениях очень даже привлекателен, к нему сходятся почти все связи. Как я подозреваю, он передаточное звено между Аксельборгом и премьером.

– Аристарх Игнатьевич! Но это же чистая политика! Мы-то здесь при чём? Стрекалов усмехнулся: – Неужто сдрейфил?

– Да нет! Просто не наш профиль.

160

– Егор, ты пойми! Именно мы должны это дело раскрутить. Раскрутить и доложить Первому по всей форме, есть там крамола или нет. Именно мы должны это сделать, ты запомни!

– Я готов. Всё сделаю, что смогу.

– Да от тебя ничего особенного и не потребуется. Только анализ информации. А чтобы её получить… В общем, на ловца и зверь бежит. Докутович сейчас подбирает себе секретаршу. Прежнюю от него то ли сама сбежала, то ли он её уволил… Мы конечно с ней поработаем, но хотелось бы знать, что будет, а не только то, что было. Тот персонал, что есть в кадровом резерве Белого дома и Администрации, ему почему-то не подходит. Есть подозрение, что его жена их всех забраковала.

– Вот даже как!

– Та ещё штучка! Ревнивая и вздорная. Так вот, надо подобрать человека со стороны, незапятнанного связями с нашими спецслужбами. Чтобы соответствовала всем критериям, чтобы знала английский язык, чтобы на «ты» была с компьютером и другой оргтехникой. И самое главное – чтобы понравилась не только Докутовичу, но главное – его жене.

– Так от меня что требуется?

– Нет ли у тебя подходящей кандидатуры на примете? Если подыщешь, никто не будет знать, кроме нас двоих, – Стрекалов прищурился, с надеждой и сомнением глядя на Викулова. – Ну как, найдёшь? «Ничего себе задачка!» – чертыхался Викулов по дороге в свой кабинет. – Мало того, что жуликов приходится на чистую воду выводить, так ещё и готовить агентуру для заброски в логово врага. Вот работёнка-то!» И вот уже когда привычно расположился в кресле, закурил сигарету и даже слегка прикрыл глаза, намереваясь чуть расслабиться, вдруг в голове возникла мысль. Мысль неожиданная, по сути своей крайне авантюрная. Да он и не собирался эту идею развивать, но она словно бы существовала сама по себе, ему от неё никак не удавалось отвязаться. Перекрасить волосы, изменить причёску – это каждая женщина умеет. А представить публике совершенно новое лицо – для этого нужен особенный талант. Конечно, такие лица, как у Любови Орловой, 161

Анни Жирардо, Софи Лорен или Анжелины Джоли трудно изменить до неузнаваемости. В них слишком много характерных черт, от которых не избавишься даже при желании. А вот с Элен не так. Красивое лицо, однако ничего такого, что выделяло бы её из общей массы симпатичных женщин. Такую в толпе, если и захочешь, не признаешь. Бывало так, что Элен подойдёт к нему на улице, встанет рядом и ждёт, когда Егор обратит на неё внимание. Но то ли одежда непривычная, только что купила в магазине, то ли сменила шерстяной платок на вязаную шапочку. И самое главное – лицо! Красивое, но совсем чужое. «Паршивый из меня «следак», если собственную жену не могу узнать!» – сокрушался после такого случая Викулов. Элен его успокаивала, как могла, но неприятное чувство оставалось. Потом, правда, он об этом забывал. А вот теперь вдруг вспомнил: «Ведь если я её не узнаю, другие и подавно не узнают». Он сразу же поспешил доложить об этом генералу: – Есть у меня подходящая кандидатура на примете. Вот только не уверен, согласится ли она. Получив предварительно «добро», вечером рассказал Элен о своей задумке, поначалу не упоминая ни имён, ни других специфических деталей. Как ни странно, Элен за эту идею сразу ухватилась: – Ты знаешь, я от этой жизни в последнее время заскучала. Ни стрельбы тебе, ни погонь, – виновато улыбнулась. – Наверное, есть во мне что-то авантюрное, может быть, давний предок служил по этой части ещё в охранном отделении.

– Учти, дело это опасное.

– С тобой я ничего не боюсь. В общем, многое тогда обговорили. И вот что удивительно – всё вроде бы одно к одному. Элен давно уже сидеть дома надоело. Выучила английский язык, закончила какие-то курсы и в итоге устроилась секретарём в одной из торгово-посреднических компаний, которых теперь расплодилось видимо-невидимо. Брак Егора с Элен не был зарегистрирован – так решила она во избежание нежелательных последствий для его карьеры, если вдруг что-то раскопают. В общем, никому и в 162

голову не могло прийти, что эта милая женщина живёт со «следаком» и строит планы, как проникнуть в ближайшее окружение вице-премьера. Ну разве что адрес их прописки совпадал. Но даже если бы в службе безопасности Аксельберга, опекавшей Докутовича, что-то заподозрили, тут должен был сработать простой психологический эффект. Да потому что внедрённый спецслужбами агент никак не мог допустить подобную оплошность! Так рассуждал Викулов. Наверное, так рассуждал бы на его месте любой самоуверенный дилетант, насмотревшись телесериалов и начитавшись книг о подвигах бойцов невидимого фронта. Однако, когда Викулов доложил об этих своих соображениях генералу, тот остался недоволен, хотя кандидатуру Элен в принципе одобрил. В итоге к делу подключился один из руководителей Федеральной службы охраны, что однозначно указывало на заинтересованность Первого лица. После того, как Викулов вкратце рассказал об истории своего знакомства с будущей женой, – чего не сделаешь ради дела! – решили так: воспользоваться реальной биографией Элен, но сделать вид, что до её прошлых связей с криминалом ФСО в спешке так и не успела докопаться. Тогда у службы безопасности Аксельборга может появиться шанс… То есть не только шанс, но, безусловно, и желание шантажировать Элен, а через неё выйти на Викулова. Завербовать одного из ближайших сотрудников самого главного в России «следака» – кто из нечистых на руку дельцов об этом не мечтает? Конечно, такой вариант с «открытой биографией» Элен мог поставить под удар его служебную карьеру, и все их старания «замести следы» пошли бы прахом, но дело стоило того. К тому же Стрекалов обещал прикрыть в самом крайнем случае. Да в принципе к подобному повороту они давно уже готовы – Викулов станет частным детективом, а она займётся сочинительством. Такого количества самых заковыристых сюжетов, которые роились в его голове, никому из нынешних писак даже и не снилось! В общем, так они и сделали. К счастью, жене Докутовича новая претендентка на должность секретарши приглянулась. Держит себя скромно, макияж выбрала неброский, говорит отрывисто, по-деловому, 163

не отвлекаясь по пустякам. Эдакий японский робот в юбке. Понятно, что сам Докутович на первых порах ей не доверял. Лишь когда убедился, что она не старается слишком уж вникать в его дела, то есть не сует свой нос, куда не нужно, всё наладилось, пошло так, как они вначале и предполагали. На первый взгляд, никакой особенно интересной информации Элен не сообщала. Однако если проанализировать всё в комплексе, то возникала уже довольно цельная картина. Складывалось впечатление, подтверждаемое рядом документов, что Докутович из кожи вон лезет, чтобы реализовать свою давнюю идею – раздать топливно-энергетические компании в частные руки, причём максимально быстро и с минимальной выгодой для государства. Это уже наводило на некоторые подозрения, а уж фамилии претендентов на раздачу словно бы сами просили, чтобы отнеслись к ним более внимательно. Правда, в том, что касается «Востряково» – тишь да гладь. То ли слишком засекретились после обвинений в разбазаривании средств, то ли решили финансовые потоки направить по другим каналам. Не исключено, что задача финансирования оппозиции была поставлена перед будущими обладателями намеченного к приватизации куска отечественного пирога. Это ещё предстояло выяснить. Но как-то вечером придя домой, Егор почувствовал – что-то произошло. Он только переступил порог, не успел ещё раздеться, а Элен уже оказалась тут как тут, загадочно посмотрела на него и приложила палец к губам… Только уже потом, в постели, прижалась к его уху и зашептала: – Всё получилось так, как мы надеялись. Теперь я работаю на них, а ты у меня «под колпаком», – и тихо засмеялась. – Похоже, они мне в мобильник что-то запихнули. Я зашла в кабинет Докутовича, он мне письмо долго диктовал, а когда вернулась, заметила, что мобильник лежит не так, как я его положила. Думаю, что они нас слушают, – и оглянулась на тумбочку рядом с кроватью, где лежал телефонный аппарат.

– Ну что ж, теперь дома придётся вести только эротические разговоры.

164

– Я не против, – в тон Егору ответила Элен. – Пусть получат удовольствие хотя бы так. На следующий день генералы, посовещавшись, пришли к выводу: поскольку вербовать Викулова никто не собирается, пора самим приступать к активным действиям. По принципу, если гора не идёт к Магомету, то… В общем, решили Докутовичу подкинуть «дезу». Надо было эту свору расшевелить, заставить их почувствовать опасность. Если возникнет паника, начнутся интенсивные контакты, тут-то и можно отследить все связи. К тому же, когда человек очень уж торопится, он непременно ошибётся. Но прежде надо было сделать так, чтобы в СМИ просочилась информация, желательно, из уст какого-нибудь политолога, будто второе кресло в государстве зашаталось, что вот-вот будет принято решение о совмещении поста президента и премьера. Такой способ зондирования общественного мнения не раз уже прежде применялся. А вслед за этим Викулов должен был проговориться жене, точнее пожаловаться на то, что это всё его уже достало, что будто бы Стрекалов задумал какой-то план, после реализации которого полетят большие головы. Ну а ему, Викулову, это зачем? В случае неудачи Стрекалову дадут под зад, да и Викулов может остаться без работы. Машина вскоре заработала, однако на первых порах толку никакого не было. Но вот недели через полторы после описанных событий Элен получила приглашение. В загородном доме Докутовича намечалась вечеринка для «своих» – некий корпоратив из числа соратников по проекту «Востряково», сотрудников его аппарата в Белом доме и группы особо приближённых бизнесменов. Замысел был вполне демократичным, в духе происходящих в мире перемен, когда высшая знать демонстрируют единение со своим народом, в роли которого на сей раз выступали исключительно «белые воротнички». Присутствие жён или мужей было обязательно – в этом-то собака и была зарыта. Викулов понял, что предстоит приватный разговор, к которому ещё нужно подготовиться.

165

Глава 28. Вербовка при свечах Нечто подобное Викулов видел на одном малопосещаемом телеканале. Там клиента обрабатывали впятером – что называется, вели допрос с пристрастием! Такое даже в Следственном комитете теперь не практикуют. Правда, здесь их было только четверо. И то слава богу! Журналист с радио, всем известный Полифактов. Адвокат с бородкой – это сам Ной Маркович Евинзон. Рядом – вроде бы какой-то политолог, тоже физиономия знакомая. Ну и в компании с ними была плоскогрудая дама весьма экстравагантной внешности – ещё немного череп поскоблить и можно использовать вместо зеркала. Дама в основном молчала, а задавали вопросы журналист и политолог. Адвокат только поддакивал либо давал юридическую справку, если была необходимость.

– Нет, Егор! – Полифактов ещё в начале разговора перешёл на «ты».

– Человеческую природу не исправить. В основе поведения индивида – желание разбогатеть любой ценой. Так уж всё устроено и незачем это изменять. Ну вот скажи, чем тебе наша нынешняя жизнь не нравится? Кругом всего навалом – и развлечений, и барахла. Только успевай деньги зарабатывать и тратить! Будь Егор среди друзей, он бы знал, что им сказать. Всё было продумано и передумано не раз. Но тут совсем не то – тут приходилось изворачиваться. Не мог же он им сообщить, что презирает созданное ими общество до глубины души. Стоило сорваться и произнести что-то в этом роде, и всё – Элен останется без работы, да и Стрекалов решит, что его лучший «следак», похоже, с дуба рухнул, раз позволил себе откровенничать в подобных обстоятельствах. Но самое главное, вся эта шобла затаится и будет снова творить свои чёрные дела. Этого Егор допустить не мог. Вот потому-то и сказал: – Вы меня простите, но я в гуманитарных вопросах слабоват. Если бы предложили раскрыть какое-нибудь преступление, я бы с удовольствием. А тут я пас! Только одно скажу. Мне приходилось встречать людей, в прошлом вольных или невольных соучастников преступления, которые стали на верный путь и больше уже не помышляют о том, 166

чтобы красть или мошенничать. Так что тут дело не в природе.

– Статистика говорит о том, что процент таких перерожденцев очень незначителен, – заметил адвокат.

– Вот видите! – воскликнул Полифактов. – А всё потому, что большинство людей поняло простую истину. Общество движет к процветанию только алчность наиболее активных его членов. Это закон! Это неопровержимо, потому что об этом нам говорит история нашего развития за последние двести… Да что я говорю? Это подтверждает весь путь, который пройден человечеством! Егор не собирался возражать. Только хотелось бы найти пример в истории, напрочь опровергающий этого вихрастого оратора. И вот вроде бы нашёл: – Вениамин! Вы не могли бы мне напомнить, к чему привела алчность вождей Третьего Рейха. Дама захлопала в ладоши: – Ха! Славно вы его уделали! Полифактов растерялся и уже готов был признать собственное поражение, если бы не помощь политолога: – Видите ли, милейший! Это ещё не факт, что после победы Сталина в Европе стало лучше. Германия, в отличие от Советского Союза, была вполне цивилизованной страной. Ну, устранили бы со временем этого кривляку Гитлера, и всё пошло бы тем путём, по которому сейчас идёт большая часть человечества.

– Вот ведь хватил! – возмутился адвокат. – Вы что, забыли о Холокосте? Миллионы людей погибли в газовых камерах. Это, по-вашему, и есть цивилизация?

– Ну, это как посмотреть, – ушёл от ответа политолог. Зато Веня наконец-то сообразил, как возразить: – Егор, я понял! Всё дело в том, что ты не любишь энергичных, предприимчивых людей.

– Что вы такое говорите! – картинно возмутился Егор. – Я и сам из энергичных. Поинтересуйтесь у начальства, если мне не верите.

– Да ладно! У тебя же на лице написано, что ненавидишь всей душой богатых!

167

– С чего вы взяли? Нет, совсем не так, – на пару секунд Егор замолчал, чтобы покопаться в памяти. – Вот был такой Рубик, многие его наверно помнят. Изобрёл игрушку. Когда-то этим кубиком Рубика все от мала до велика увлекались. В итоге изобретатель стал миллионером. За что же его, позвольте, ненавидеть?

– Господи, Егор! – не унимался Полифактов. – Это исключение из правила, частный случай. Тоже мне изобретатель! Да незачем так напрягать свои мозги! Есть более простые способы. Имея инсайдерскую информацию, скупить акции на бирже, а потом с выгодой продать. Что миллионы? Так даже миллиарды можно заработать.

– Тут возникает вопрос, – вмешался адвокат. – А где прикажете взять начальный капитал? Он, как известно, на дороге не валяется.

– Всякое дело надо начинать с того, чтобы подыскать себе покровителя, желательно с толстым кошельком, – со знанием дела заметил политолог. «Вон они куда подталкивают! Играют прямо, как по нотам. Один – в роли провокатора, другие – на подхвате. Только эта дама как бы ни при чём». Тут эта дама и прорезалась: – Как я понимаю, Егор, вы в своих руках больших денег сроду не держали. И мне почему-то кажется, что будь у вас солидный счёт в банке, роскошная вилла и шестисотый «мерседес», вы бы сейчас иначе рассуждали.

– Возможно, вы правы, – для вида согласился Егор, поняв, что эту бодягу пора, наконец-то, завершать.

– Ха! Я всегда права! – радостно вскричала дама. По счастью, тут его окликнула Элен. Викулов извинился и покинул дружную компанию. Когда он подошёл к жене, та улыбнулась и спросила тихо, чтобы никто не слышал: – Я вовремя?

– Да уж! – так же тихо ответил ей Егор. – Ещё несколько минут, и я бы их всех арестовал.

– Это за что же?

– За попытку ввести в заблуждение представителя Следственного 168

комитета. Однако не успели они вдоволь повеселиться, как перед ними возник хозяин дома, Докутович, и так вот, запросто увёл у Викулова жену. Егор снова почувствовал себя одиноким в этой толпе людей, в той или иной степени причастных к бизнесу – здесь были не только предприниматели, но и чиновники из тех, кому по должности полагается обслуживать частный бизнес. Но не успел он толком огорчиться, как рядом возник лысоватый гражданин с очаровательной улыбкой на лице и какой-то особенной искоркой во взгляде, что наводило на мысль проверить содержимое своего бумажника сразу после того, как этот лысый отойдёт.

– Позвольте представиться. Аксельборг Тарас Фердинандович. А вы, насколько я знаю, муж этой очаровательной сеньоры, – и указал на Элен, которая вполне непринуждённо чувствовала себя в компании помощников вице-премьера.

– Очень приятно, – кивнул Викулов, назвав свою фамилию. – Мне приходилось о вас слышать.

– Да, теперь о моих делах много говорят. Долгий путь пришлось пройти, много было и неудач, и напрасных ожиданий, но вот теперь я на коне. И как вполне законопослушный гражданин могу даже позволить себе выпить в компании авторитетного специалиста из Следственного комитета.

– Ну, вы мой авторитет преувеличиваете. Я там всего лишь один из очень многих.

– Не скромничайте. Несмотря на режим секретности в вашем ведомстве, до нас, простых смертных, кое-что доходит. Это ведь вы раскрутили дело бывшего военного министра?

– А толку что? – при воспоминании об этом Викулов и впрямь затосковал, так что ему даже не пришлось изображать из себя человека, опечаленного перспективами своей карьеры. Итак, судя то тону разговора, они не решились использовать все доступные им средства. Иначе бы Аксельборг упомянул про обстоятельства знакомства Викулова с Элен. Конечно, не барское это дело – заниматься шантажом. Да и зачем? Клиент, по сути, сам напрашивается 169

– ведь что ни день, придя с работы, жалуется на свою судьбу. Тут требуются совсем другие методы вербовки.

– Увы, с Сердюкиным вам не повезло, – скорчив грустную мину, заметил Аксельборг. – А причина в том, что вы слишком далеки оказались от реальности. С утра до вечера возитесь с протоколами опознаний, с вещдоками, а жизнь видите только через окно кабинета для допросов в Лефортовском СИЗО.

– Не вам судить, как и на что мне приходится смотреть, – довольно грубо отвечал Викулов, как бы демонстрируя, что вовсе не заинтересован в этом разговоре.

– Егор Тимофеевич! – снова заулыбался Аксельборг. – Мы же с вами цивилизованные люди, так зачем нам ссориться? Всегда можно найти общий язык. Вы с этим согласны?

– Почему бы нет? Только что у нас общего? Я ведь к бизнесу не имею никакого отношения.

– Ну, это дело поправимое… – Аксельборг сделал вид, что у него возникла мысль: – А что, в самом деле, это был бы очень перспективный вариант! Представьте, вы становитесь главой солидной фирмы, а Елена Матвеевна будет работать, скажем, исполнительным директором. Насколько я слышал от Кости Докутовича, она вполне для этого подходит.

– Нереально! – отмахнулся Егор.

– Да что вы! С вашими связями в силовых структурах капитал вы быстро сделаете. А я на первых порах готов выделить кредит.

– С чего бы такое одолжение?

– Выгодное размещение капитала, не более того.

– Даже и не знаю, – Егор сделал вид, что его мучают сомнения. – Как-то неожиданно всё это…

– Нечего тут раздумывать, соглашайтесь! Учтите, удача в жизни выпадает только раз. «Ну ладно. Поломался немного, и хватит. Думаю, этого вполне достаточно. А теперь надо бы перейти поближе к делу», – именно так решил Егор.

– Тарас Фердинандович! Я всё же не пойму, с чего такой интерес к 170

моей персоне?

– Мне кажется, что вы всё прекрасно понимаете. Я только поясню, что этот мир держится на неформальных связях. Не нами заведено, не нам и отменять такой порядок. А тем, кто против… – тут он замолчал и выразительно посмотрел на Егора.

– Это угроза?

– Боже упаси! – рассмеялся Аксельборг. – Это не мой профиль – кому-то угрожать. Но вы же сами видите, сколько кругом талантливых людей, которым в жизни, увы, не повезло. А всё потому, что вовремя сделать верный шаг так и не решились.

– Шаг-то уж больно ответственный! – Егор сделал вид, что вытирает пот со лба.

– Егор Тимофеевич, поверьте, я искренне желаю вам добра! Такими людьми, как вы, так просто не бросаются, а в Следственном комитете вы уж точно пропадёте. Там ведь всё время какие-то интриги: одних увольняют, других подсиживают. Кошмар! Я слышал, некоторых ваших коллег даже под суд отдали по надуманному обвинению. Вам-то, дорогой мой, зачем всё это нужно? – и чуть ли не вплотную придвинулся к Викулову. – Так что, принимаете моё предложение?

– Ну допустим. А что дальше будет?

– Прежде всего, вы должны почувствовать себя членом нашей замечательной команды. Так сказать, со всеми вытекающими.

– То есть?

– Но это же понятно! Для начала хотелось бы получить от вас коекакую информацию.

– Тарас Фердинандович! – сказал Викулов, покачивая головой. – Я ведь не первый год замужем. Меня на мякине невозможно провести. Ну вот я выложу вам эту информацию, и что?

– Как что? Продолжим наше сотрудничество на взаимовыгодной основе.

– Ой ли? Я, видите ли, служебные секреты должен им раскрыть, а потом меня этим самым станут шантажировать. Нет, так дело не пойдёт!

– Вы слишком подозрительны, Егор Тимофеевич, – ничуть не оби171

девшись, усмехнулся Аксельборг.

– А вы неубедительны, Тарас Фердинандович! Если у вас всё, то я бы хотел отыскать, наконец, свою жену – наверное, заждалась уже.

– Подождите! Подождите, Егор! Но что вас может убедить в серьёзности моих намерений? Назовите сумму.

– Вы предлагаете мне взятку?

– Ну что за дела! – Аксельборг замолчал, видимо, не зная, как ещё можно уломать этого упёртого служителя закона. – Ладно, какой вариант сотрудничества вы предпочитаете?

– Да ничего я не предпочитаю! Вам это нужно, вот и думайте. Но как я могу почувствовать себя членом этой вашей команды… Вы ведь так сказали? Как это может быть, если вы мне не доверяете? Аксельборг задумался. В его голове шла борьба двух мнений, словно бы схлестнулись два противника, которых очень трудно примирить. С одной стороны воображаемой баррикады был инстинкт самосохранения, с другой – желание реализовать задуманные планы. А посреди – этот несговорчивый «следак», который мог оказаться провокатором. Вот пропустить бы через полиграф! Да как его заставишь? Но время, к сожалению, не терпит, и потому вот что надо бы понять. Если его сегодня же представить, ввести в курс дела хотя бы в общих чертах, чем это может угрожать в самом крайнем случае? Главное, чтобы ничего лишнего не сболтнул кто-то из соратников, тогда риск минимален. Что ж, пожалуй. Только прежде надо бы всех проинструктировать.

– Так и быть, Егор Тимофеевич! Через полчаса я соберу всех ваших будущих друзей. Тогда и поговорим. Есть возражения?

– Да нет, – с видимым безразличием отвечал Викулов. – Ну, я пока пойду, а то Елена, наверно, беспокоится.

Глава 29. Заговорщики Собрались в кабинете Аксельборга. Помимо самого хозяина и Докутовича, здесь были двое из Союза предпринимателей – сам Мякин и его 172

правая рука, некто Фоккер. Присутствовал и бывший депутат Госдумы Пирожков. Рядом с ним, по-видимому, кое-кто из бизнеса, однако Викулов никого из них не знал. Были бы в списке «Форбс» – тогда совсем другое дело. Ещё несколько человек, причастных к проекту «Востряково» – среди них он приметил депутата Звонарёва. Вот, пожалуй, и всё, если не считать хмурого, необщительного господина, которого Егор определил как начальника службы безопасности при Аксельборге. А вот ни Полифактова, ни ту слегка истеричную даму они не пригласили. Надо понимать, что здесь собрались люди куда более серьёзные. Беседу начал, как и ожидалось, Аксельборг: – Хочу вам представить, господа, нашего дорогого гостя. Прошу любить и жаловать! Викулов Егор Тимофеевич, из Следственного комитета, – Аксельборг усмехнулся. – По счастью, он здесь отнюдь не по служебной надобности. У Викулова чуть дрогнуло лицо. Его предупреждали, что сохранить спокойствие или выбрать нужную манеру поведения будет очень трудно. Однако есть способ – надо только убедить себя, что, в самом деле, готов предать Стрекалова, что вот погнался за большим рублём, потому и оказался среди этих. Ну да, только и всего! В разведчики его прежде не готовили, но опыт следователя изрядно пригодился – не раз пришлось с преступниками вести очень сложную игру, чтобы «расколоть», заставить признаться в совершенном преступлении. Вот так и здесь. Только с этими надо быть гораздо осторожнее.

– Ну что ж, мы рады, что нашего полку, как говорится, прибыло, – это взял слово Докутович. – По сути, мы представляем из себя некий закрытый клуб, однако достойным людям место среди нас всегда найдётся. Затем к беседе подключился Мякин: – Вы только не подумайте, мы здесь не заговорщики какие-нибудь и не оппозиция. Мы просто радеем за судьбу страны. Как говорится, была б Россия, а больше нам ничего не надо. «Куда уж больше? Чуть ли не всё приватизировали, – прокомментировал Егор, но тут же отбросил эти мысли. – Нет, надо держать себя в руках, а то как бы не выйти из заданного образа».

173

– Так вот, – продолжил Мякин, – чтобы успешно развивалась экономика, требуется подходящий климат. Я говорю об условиях для инвестиций. Но вот беда – власть то и дело меняет условия игры, а мы с моими коллегами оказываемся не всегда к этому готовы. Если бы нас заранее предупреждали, бизнес развивался бы куда успешнее. Вы понимаете, о чём я говорю?

– Не совсем, – Егор смущённо улыбнулся. – То есть ваши пожелания мне понятны, но я-то здесь причём? Было бы самонадеянно с моей стороны и даже нелогично заявлять, будто я знаю о намерениях правительства гораздо больше, чем присутствующий здесь вице-премьер, – Егор посмотрел на Докутовича. Константин Викентьевич не возражал: – Да-да, конечно я их информирую. Вы же понимаете, мы здесь одна команда. Но речь тут о другом. Как бы вам попроще это объяснить… Тут Докутович смешался, так и не сообразив, как бы яснее выразить свою мысль. Вот если бы речь шла о состоянии потребительского рынка или перспективах роста поголовья крупного рогатого скота…

– Позвольте я, – пришёл на выручку вице-премьеру Аксельборг. – Видите ли, Егор Тимофеевич, хотя собрались здесь, в основном, бизнесмены и экономисты, нам небезразлична политическая ситуация в России. Все эти митинги… не дай бог, ещё будут забастовки – нам это по большому счёту ни к чему. То есть пусть будет даже в некотором роде политический застой. Нам главное знать, что всё движется в нужном направлении.

– Что вы имеете в виду? – искренне недоумевая, спросил Егор. Тут снова в разговор вмешался Мякин: – Ну вот, к примеру, более либеральное законодательство, снижение вывозных пошлин. Сейчас непомерные налоги уничтожают бизнес на корню…

– Вы забыли про коррупцию, – пришёл на помощь ему Фоккер. – Пока значительная часть экономики в руках прожорливых чиновников, мы с этой заразой никогда не справимся.

– В общем, полагаю, ситуация вам понятна, – подвёл итог этому 174

краткому обзору Аксельборг. – Демократия, права человека – и это тоже нас волнует. Однако на первом месте всё же материальный базис. Ведь так нас ещё в прежние времена учили? Тут, видимо, Егору следовало прослезиться, проникнуться, так сказать, заботами окружающих его людей, проявить сострадание и присягнуть на верность, клятвенно пообещав всё сделать для процветания отечественного бизнеса. Но ничего этого он не сделал, хотя бы потому, что помешали: – Тарас Фердинандович! Ну при чём тут это? – не выдержал Звонарёв. – Надо ставить вопрос ребром, а вы всё ходите кругами вокруг да около. Они вот-вот окончательно приберут страну к рукам, и мы ничего уже не сможем сделать!

– Да помолчи ты, Гарик! Только всё испортишь, – попытался угомонить депутата Пирожков.

– Ты сам заткнись! – возмутился Звонарёв. – После твоего отказа поддержать единого кандидата от оппозиции всем стало ясно, что одеяло тянешь только на себя. Надеешься на подачки спонсоров?

– Да все здесь знают, что у тебя свой бизнес в Черногории. То же мне, борец за справедливость!

– Господа! Но так нельзя! – Докутович не на шутку рассердился, поскольку эта перебранка двух болтунов могла бы всё испортить. – Стоит вам оказаться вместе в одной аудитории, как сразу начинается бардак. Ну подождите хотя бы полчаса, а там хоть бейте по мордасам, если есть желание.

– Такую идею загубили! – не унимался Звонарёв.

– Если не прекратите, я прикажу вас вывести. После того, как Пирожков и Звонарёв угомонились, Аксельборг счёл необходимым дать кое-какие пояснения: – Что поделаешь, Егор Тимофеевич, в политике всякое бывает. Случается, страсти перехлёстывают.

– Я понимаю, – согласился Егор.

– Ну вот и хорошо. Будем считать инцидент исчерпанным. Затем хозяин кабинета предоставил слово Фоккеру.

– Егор Тимофеевич! Я вот о чём хочу сказать. Хочу как бы уточ175

нить нашу позицию. Даже не столько позицию, но разъяснить, в чём наш главный интерес. Ну вот представьте, изменится состав правительства, появятся новые лица на ключевых постах. Так нам бы надо подготовиться к этим переменам! Ведь только на падении курса акций мы столько можем потерять! – эти слова Фоккер сопроводил красноречивыми жестами, видимо, пытаясь описать своё отчаяние. Впрочем, и Егор с трудом сдерживал свои эмоции: «Вот-вот! Только зачем нужно было вешать лапшу на уши про то, как вы заботитесь о своей стране? На самом-то деле всё гораздо проще. Вам лишь бы набить свои карманы!» В сущности, так оно и было. Присутствующие в один голос поддержали Фоккера. Все наперебой заявляли о своих опасениях, о том, что может им грозить, если не изменится курс, если экономика не станет более либеральной. Было сказано немало резких слов в адрес некоторых министров, дошло и до упрёков в адрес президента. «Вот ведь как всё складывается! – размышлял тем временем Егор. – Буквально ни слова не сказали о премьере. Будто он совершенно ни при чём. И ведь как тонко касаются темы изменений в правительстве! Видимо, я сам должен догадаться о том, что их интересует. Нетрудно предположить, что интересно им одно – действительно ли в Кремле рассматривается вопрос о совмещении должностей президента и премьера? Ну что ж, ещё немного поиграем. Что тут поделаешь, если я такой тупой?» Пришла пора и ему вмешаться в разговор: – Тарас Фердинандович! Господа! Мне вполне понятна ваша озабоченность, но чем же я могу помочь? Вы уж извините, но у меня нет осведомителей ни в Кремле, ни на Старой площади.

– Ну а Стрекалов? Уж он-то частый гость в Кремле. Тут все об этом знают, – воскликнул Звонарёв.

– А что Стрекалов? Он мне не докладывает, – Егор для видимости попытался оправдаться. – Поймите, я рад бы вам помочь, но это не мой уровень… Хотя… – тут он сделал вид, что в голову пришла неожиданная мысль. Это был решающий момент, можно сказать, кульминация! Егор по176

чувствовал это по напряжённым взглядам, устремлённым на него. «Только не надо бы спешить! Теперь нужно не торопясь, осторожно выложить всё то, о чём со Стрекаловым заранее договорились. Главное, чтобы не возникло подозрений, будто он их просчитал, и эта его догадка вовсе не догадка, а всё заранее продумано».

– Так что там у вас, Егор? Ну не томите! – первым не выдержал Аксельборг. – Здесь все свои. Могу гарантировать, что за пределы этого кабинета информация не выйдет.

– Видите ли, я не совсем уверен… В общем, так. Недавно, когда я был на докладе у Стрекалова, снова зашла речь о бывшем военном министре, о Сердюкине.

– Но дело вроде бы закрыли? – удивился Пирожков.

– Не совсем так. Правда, оно еле теплится. А тут шеф почему-то заинтересовался теми связями Сердюкина, которые мы не успели отработать. И вот когда я упомянул премьера…

– Простите, а он-то здесь при чём? – дрожащий голос Докутовича выдавал его волнение.

– Так ведь премьер в бытность свою президентом санкционировал заказы на поставку импортных вооружений для нашей армии, – пояснил Егор.

– И в чём тут криминал? – снова упёрся Докутович.

– Так я же говорю, мы этим тогда не занимались. Просто руки не дошли.

– Ну а теперь?

– Теперь, стоило мне упомянуть премьера в связи с тем случаем, как получил приказ выкинуть это из головы.

– Так прямо и сказал?

– Нет, просто намекнул, что этим другие люди занимаются. Впрочем, дословно я не помню. Как принято в таких случаях говорить, в кабинете повисла тишина. Только кто-то каблуком словно бы чечётку выбивал, да настенные часы глухо отсчитывали минуты и секунды… Прощаясь с Викуловым, Аксельборг ничем не выдал озабоченности, даже постарался улыбнуться: 177

– Ладно, Егор Тимофеевич! Моё предложение остаётся в силе, но в наших общих интересах, чтобы вы пока оставались в своей нынешней позиции. Не так ли? Так оно так, был бы только толк от такой позиции.

Глава 30. Фима Как известно, предпочтения у людей бывают разные. Один доволен уже тем, что отхватил место старшего приказчика в галантерейном магазине. Другому пост управляющего в солидном банке подавай. Третьего увлекает не слишком рискованная игра на бирже, само собой при наличии приватно сообщённой информации, приносящей миллионные доходы. Ну а четвёртый – тот готов даже лечь в постель с придурковатой дочкой своего хозяина, привлекательной не более, чем неструганная доска или заспиртованный африканский крокодил, лишь бы наварить себе толику начального капитала в виде приличного куска госсобственности. Да что тут говорить – если с дочкой не удастся, хоть с хозяйским псом! Любые неудобства оправдывает выгода. Так вот, Фима не укладывался ни в одну из перечисленных категорий – ему всюду было тесно и мало. Видимо, поэтому его заветной мечтой стала возможность «кидать лохов» направо и налево, оставаясь всё время под защитой Первого лица. Попадались, конечно, и те, на ком зубы можно обломать или ссориться попросту не имело смысла, но, за редким исключением, всё шло своим налаженным путём. Ещё прадед по отцовской линии, Лейба Элевич Рабинович, служил в Гродненской губернии по этой части – был непременным членом уездного раскладочного присутствия… Ну в общем, что-то там такое по налогам и сборам. Вот Фима и унаследовал от него привычку – буквально всё прибирать к своим рукам! Сейчас он лежал на верхней палубе яхты, подставляя усыпанные веснушками, слегка поросшие рыжеватой растительностью плечи тёплому ветру Атлантики – увы, загар его толком никогда не брал. Нельзя сказать, что при взгляде на Фиму впечатление складывалось приятное, 178

однако и отвращения он на первый взгляд не вызывал. Чересчур покатые плечи, пожалуй, не шире талии, которая практически не прощупывалась, дряблые телесные покровы вместо мышц и вообще – довольно бесформенный, хотя и вполне приемлемый по габаритам силуэт. Вероятно, в закрытом купальном костюмчике эпохи пляжного целомудрия он выглядел бы куда как симпатичнее. Итак, Фима лежал, и его одолевало нехорошее предчувствие, а одолев, заставило надолго призадуматься. Во всех своих жизненных коллизиях он следовал правилу: «Не жди, когда тебя ударят – избегай ситуаций, чреватых мордобитием». Ошибаются те, кто думают, что патологическая боязнь за собственную жизнь и состояние здоровья появилась у него только сейчас, то есть когда такое счастье привалило. Нет, всё случилось гораздо раньше, в незапамятные времена, когда, провернув дырочку в дощатой стенке, разделяющей женскую и мужскую половины туалета на окраине городского парка, он прильнул к отверстию и с замиранием сердца ждал, когда там, за стенкой кто-нибудь появится. Может быть, именно поэтому Фима так и не заметил, как вошли двое, закрыв за собой дверцу на щеколду, один зажал ему рот, а другой, одним движением сорвав с Фимы короткие штаны… Теперь-то он даже не уверен, был ли тот кошмар на самом деле или достался в наказание за какие-то грехи, однако с недавних пор вся эта мерзость всё чаще возникала перед его глазами, причём в самый неподходящий для подобного зрелища момент. И тогда Фиме становилось худо, и оставалось лишь одно – замкнуться в себе и ничего не замечать. И даже столь желанные прежде обстоятельства, когда все козыри на руках и если бы ещё и прикуп сносить не надо было – даже это его уже не радовало. Что бы ещё такое сделать, чтобы заглушить в себе боль, избавиться от раздирающего его хрупкую, весьма ранимую натуру воспоминания о пережитом унижении? Прежде успокаивало, если ему приносили ещё один сундук, набитый ассигнациями. Потом он нашёл удовлетворение в том, чтобы тратить припасённый капитал на зависть тем, другим, среди которых, возможно, числились и его тогдашние мучители. Теперь же и это не спасало – потому что хотелось забыть, а не забывалось 179

ничего. От грустных размышлений Фиму отвлёк секретарь, сообщивший, что вот уже полчаса, как разговора с ним добивается некто Веня Полифактов. Но поскольку было приказано ни с кем не соединять, секретарь не решился ослушаться до тех пор, пока тот не стал названивать каждые пять минут. Когда-то Фима был знаком с этим Полифактовым. Ещё один столичный обормот с уникальной внешностью, напоминающей то ли степное перекати-поле, то ли припорошенное инеем ветвистое дерево с насквозь прогнившим, отвратительным нутром. К тому же претендует со своим вонючим радио на титул властителя дум свободолюбивой части публики. Особой надобности в нём не было, однако все московские слухи сыпались из Вениного рта, как из рога изобилия. Кое-какую пользу из этих слухов Фима всё же извлекал, если надо было, не привлекая к себе внимания, выяснить намерения конкурента или собрать компромат на крупного чиновника, который оказался недостаточно покладистым. В последнее же время Фима радио не слушал, а уж эрудированных раздолбаев всегда на дух не выносил. Но в этот раз ничего другого не оставалось, как именно прислушаться, поскольку чутьё подсказывало, что события назревают слишком важные, чтобы на всё это махнуть рукой. Причина его настороженности была в том, что некоторое время назад Первый счёл возможным помиловать Кайманского. Как Фима ни доказывал, что этого делать ни в коем случае нельзя, так и не смог переубедить. Да, прежнего нетрудно было уломать, а этот упирается, как бык, и если не представишь железных аргументов, всё напрасно. А тут одно-единственное соображение – что Кайманский будет мстить. Надо сказать, что совесть при воспоминаниях о своих партнёрах Фиму никогда не мучила. Не то, чтобы не было её вовсе, как не быть, где-нибудь наверняка имеется, но явного её присутствия он никогда не ощущал. Ну вот, к примеру, один из них ввёл Фиму в ближний круг тогдашнего хозяина Кремля. Естественно, Фима не мог этим не воспользоваться. Так что, теперь до гробовой доски – чур меня, чур! – должен ему лапки целовать? А уж то, что в одной берлоге двум косо180

лапым не бывать – это известный всем закон природы. К тому же своими политическими авантюрами Борис Абрамович всех уже достал, не хватало ещё, чтобы подставил Фиму. Тогда бы всё, о чём мечтал, все длительное время вынашиваемые планы в одночасье могли бы превратиться в пыль. С Кайманским было не совсем так. Уж очень жадный, буквально всё грёб под себя, ничем не брезговал. Правда, на дело денег не жалел – спонсировал и правых, и левых депутатов. В итоге начал складываться параллельный центр власти. Фиме это было ни к чему – тогдашняя ситуация его вполне устраивала. Собственно говоря, поэтому и подсказал Первому некий вариант, а уж они потом сами всё устроили. В итоге не только не проиграл, но и получил бонус в размере трёх миллиардов баксов – это был аванс, предоплата по сделке, которая тогда не состоялась. Ну что поделаешь, если форс-мажорные обстоятельства оказались сильнее джентльменских обязательств! Итак, придётся выслушать этого Полифактова: – Здравствуйте, Ефим Петрович! Извините, что в неурочный час.

– Слушаю, Вениамин. Что там у вас случилось?

– Да у меня всё слава богу! А как у вас? Фима насторожился: – Вы на что же намекаете?

– Ой, нет, я ничего такого… С другой стороны, как знать…

– Да объясните же внятно, а то я вынужден буду прекратить этот разговор. Вот не хватало ещё, чтобы какой-то замухрышка пугал миллиардера из первой десятки «списка Форбс»!

– Ой-ой, только не надо прерывать, Ефим Петрович! Тут, понимаете, такие события, что я был вынужден… Хотя в нынешних обстоятельствах двести граммов коньяка – это именно то, что нужно.

– Так вы пьяны?! Фима сам почти не пил, да и другим это не советовал. А уж разговаривать с пьянчугой… Вот до чего довели реформаторы страну!

– Ефим Петрович! Были бы на моём месте, так тут и литра Чивас Ригал не хватило бы!

181

«А что если не врёт? А что если и впрямь что-то там случилось?»

– Веня! Ты не мог бы обойтись без этих алкогольных отступлений?

– Так я и говорю! Случилось невозможное, невероятное!

– Ну что такое? В Кремле пробурили нефтяную скважину, забил фонтан?

– Пока что нет. Но думаю, что-то в этом роде скоро будет…

– Ну что же?!

– В общем, Ефим Петрович, так. На меня вышел некий человек. Впрочем, говорит, что он не человек вовсе, но это и не важно. А важно то, что он мне всё объяснил – и то, что было, и то, что только предстоит. Что касается прошлого, всё тютелька в тютельку совпало, и про Дракона, и про Змею.

– Гадалка, что ли? Фима был разочарован. Вместо того, чтобы беречь нервную систему, как предписали доктора, он вынужден выслушивать этого пьяного болвана.

– Нет, Ефим Петрович! Вы не подумайте, я совсем немного выпил, а он и вовсе ничего… Но дайте досказать! Так вот, он говорит, что в августе случится смена власти.

– Но почему в августе? Опять?

– Вот и я о том его спросил!

– И что?

– А он ушёл. Однако напоследок мне сказал, что будет новый человек на посту премьера. Это было уже достаточно серьёзно. Не потому что Фима однозначно верил Полифактову, но дело в том, что и до него дошли такие слухи. А когда слышишь одно и то же из разных уст, это наводит уже на размышления. «Вот так всегда! Вроде бы ни к кому не пристаю, сижу себе, на айфоне в крестики-нолики играю. И вдруг как снег на голову! Причём, где-то поблизости от побережья экваториальной Африки. Такое впечатление, что это моё тихое счастье кому-то покоя не даёт. Что тут поделаешь, завистников везде хватает – и в Лондоне, и в России, и даже здесь, на этой мега-яхте. Наверно, рулевой все локти себе искусал, гля182

дя на Кристин. Знал бы, сколько я денег в неё вбухал прежде, чем поцеловать себя позволила». Вот именно, что так всегда – ничто в мире бесплатно не даётся, за всё приходится платить, желательно в евро или в долларах. Тут главное – не только не продешевить, но и быстро принять нужное решение. А то ведь будет, как на аукционе Сотбис – чуть пожадничал, промедлил, ну и всё! В лучшем случае получишь залежалый товар, а то и вовсе нечто, никому не нужное. Помнится, ещё великий вождь пролетариата указывал на опасность промедления. В принципе, это вероятное событие, то, о чём Веня рассказал, не должно было его коснуться. Россия очень далеко, и только единственное обстоятельство могло обеспокоить – его связь с нынешним премьером. Связь, можно сказать, платоническая, поскольку к политике это никакого отношения не имело. Да просто выступил посредником в сделке с производителями вооружений из Западной Европы. Выгода для него грошовая, однако как можно отказать – всё-таки президент просил, хотя и временный. Чем чёрт не шутит – а вдруг когда-нибудь поможет? Когда следствие вышло на Сердюкина, Фима запаниковал. Если дело в этих заказах, если начнут копать, могут в итоге выйти на него. А это могло окончательно испортить репутацию в глазах бывших соотечественников и европейского бомонда. Уж эти отставные генералы найдут, как всё расписать. А там недалеко и до претензий Генпрокуратуры. Чего доброго, потребуют его выдачи, а это значит, что снова предстоит процесс, снова тратиться на адвокатов… По счастью, дело Сердюкина практически замяли, не без участия Фимы – это же естественно! Но вот теперь, если и впрямь решили наехать на премьера, всё может принять гораздо более опасный оборот. Да при желании могут навесить что угодно – вплоть до участия в заговоре против Первого лица. А между прочим, в той сделке с вооружениями вполне могли обойтись и без него. Он ещё тогда подумал, что заигрывают, пытаются переманить на свою сторону. Да фиг вам, нашли тоже дурака! Но лишь теперь Фима понял, что стоит перед довольно жёстким выбором – то 183

есть сдавать или не сдавать? Если промолчишь, если станет известно о его участии, тогда начнётся вся эта канитель с допросами и адвокатами. В сущности, только одно смогли бы предъявить: будто бы ставит сразу на обоих – и на нынешнего, и на прежнего. А там и ещё что-то приплетут. Им ведь только дай повод, фантазии на это хватит! Что ж, ничего другого не остаётся, кроме как попытаться предупредить неприятные события. Конечно, жаль премьера, у них довольно много общего. Фима никак не мог поверить, что кто-то может добиваться власти, лезть наверх, рискуя жизнью и здоровьем, исключительно ради процветания своей страны. И в Европе лезут вверх, имея в виду конкретный шкурный интерес, то же и в России. Именно это их с премьером объединяет, а вот отличием является способ достижения желанной цели. Премьеру просто не повезло – не в той среде воспитан, деловая хватка начисто отсутствует, поэтому и вынужден пойти в политику. К тому же, внимание восторженной толпы приятно греет самолюбие – уж это Фима понимал. Но вот ему лично такое внимание совершенно ни к чему. Так сдать или не сдать? Проблема в том, что обвинить премьера ему по большому счёту не в чем. Честно говоря, тут попросту шаром покати – ни единой зацепки, ни одного листочка компромата. Вот когда подставлял Кайманского, был богатый выбор, а здесь ну буквально ничего! Что ж, придётся использовать то, что сможет подсказать фантазия. Ну а народная молва при помощи таких, как Веня, вполне способна превратить домыслы в убийственные факты.

Глава 31. Козни Соломона Пожалуй, никто не станет отрицать, что при взгляде на Соломона Бляхера перед глазами словно бы возникает личность Аксельборга. Поставь их рядом, и при всём старании не сможешь отличить. Ну разве что какие-то мелкие, второстепенные детали. А так, и характерный прищур глаз, и даже ироническая усмешка – всё это указывало на 184

общность их происхождения. Кто знает, может, дальние родственники, только признать это не хотят. Правда, одному крупно повезло, с другим же судьба обошлась весьма неласково. Увы, такое иногда бывает. Как можно предположить, причина неудачи Соломона в том, что не сумел вовремя родиться. Вот оказался бы в начале 90-х в расцвете сил… Да что тут говорить, заткнул бы за пояс и Рабиновича, и Брезуновского. Увы, на раздачу Бляхер не успел – как раз в это время протирал штаны на лекциях, изучая основы кибернетики. Ай, да кому она теперь нужна? В общем, спохватился он тогда, когда каждая лотошница на Ленинском проспекте уже имела свою «крышу». Осталась единственная возможность – «крышевать», то есть обслуживать политиков. Конечно, тут доход совсем не тот, что в бизнесе, какие-то объедки с барского стола, но кое-что перепадало, в частности, из рук Бориса Брезуновского. Первой удачей стала публикация доклада о заговоре, который якобы замышляют олигархи. Борис Абрамович был вполне доволен, даже к обещанному гонорару добавил премиальные в размере тридцати процентов. Мог бы, конечно, и расщедриться, удвоив гонорар, но в эмиграции у него возникли новые расходы. Соломон отнёсся с пониманием, тем более что куда больше радовал итог его стараний – Кайманского прямиком отправили на нары, а это вызывало дополнительное уважение к самому себе, к своим талантам и возможностям. С тех пор любимым занятием Соломона стало вот это оптимальное сочетание реальных фактов, логики и необузданной фантазии, которое не раз давало самые неожиданные результаты. Не избежал участи заочно пообщаться с Бляхером и Кайманский. К тому времени успев потратить кучу денег на бездарных адвокатов, он ухватился за предложение Соломона, как за последний шанс. Что ещё ему оставалось, если больше нет сил это терпеть, а прокурор отказывается слышать призывы мировой общественности? Итак, Соломон написал несколько слезливых текстов – это были якобы письма из тюремной камеры. В них Кайманский признавал, что был не прав, что напрасно поверил в западную демократию и либерализм, что у России должен быть свой собственный путь к процветанию и социальной справедливости. Рассчитывал, видимо, на то, что в Кремле прочитают это 185

покаяние, тут же прослезятся и поймут, что он не враг, что многое успел переосмыслить и потому уж точно заслужил прощение. Увы, результат публичного унижения был совсем иной – второе дело и новый приговор. Мало того, многие Кайманскому так и не простили его отказ от либеральных убеждений. Вот и Рознер до сих пор чуть ли не матом его кроет. Странность этой истории ещё и в том, что именно Соломон сочинил доклад о заговоре олигархов, который подтолкнул власть к принятию жёстких мер в отношении Кайманского. И вот теперь тот же Соломон предложил свои услуги по спасению, ну а Кайманский почему-то взял и согласился! Тут одно из двух: либо бывшего олигарха окончательно загнали в угол, либо же он вовсе не умён, как когда-то кому-то показалось. Всё это и позволило Бляхеру рискнуть, предложить воспользоваться своим удивительным талантом, однако риск был минимален – главное, он получил свой гонорар, а с остальным разберутся без него. Вспомнился телефонный разговор с заказчиком уже после того, как был опубликован тот доклад по наводке Брезуновского. Новый клиент требовал это дело раскрутить, нужно было продолжать публикации по злободневной теме. Понятно, что Соломона волновал, прежде всего, денежный вопрос: – Так что там по деньгам?

– Не дрейфь, Соломон! Деньги – это не проблема.

– Но мне важно знать заранее. Ну хотя бы небольшой аванс…

– Главное – есть промежуточный результат. Эти там запаниковали, ну а с Первым мы работаем. Ну так и вы тоже постарайтесь!

– Да мы стараемся. Шумим, создаём нужную атмосферу… – Соломон давал нужные пояснения, а затем возвращался к прежнему вопросу: – А всё же с деньгами как?

– Предварительные договорённости остаются в силе.

– Вы меня правильно поймите. Это же особый случай! Одно дело, когда надо обвинить соседа в том, что он собрался отравить вас выхлопными газами. Ну а тут совсем другое!

– Мы это учтём.

– Надеюсь. Что ж, тогда до встречи.

186

– Пока, я ещё перезвоню. Конечно, Соломон не стал бы отрицать своё участие в этой провокации. Но в том, что в итоге произошло с Кайманским, он однозначно винил только Чечина. Загадочная личность! У кого ни спрашивал, никто не знает, откуда он явился. Словно бы прилетел в Луны! Да что говорить, и внешность крайне неприятная, да и доверия явно не внушает. Такого встретишь в тёмном переулке, даже если не попросит, всё отдашь – от портмоне с деньгами до шнурков на поношенных ботинках. Да, эдакий Малюта Скуратов в современном оформлении! Хотя, пожалуй, нет – скорее, нечто среднее между Малютой и тем Александром Меншиковым, что благоденствовал при Петре Великом. Увы, судьбе любимца Екатерины и Петра не позавидуешь. Был в звании генералиссимуса, дочь обручилась с наследником царя, но вот итог – ни званий, ни наград, ни капиталов, а умер где-то в деревеньке под Тобольском. Печальная судьба! Неблагодарные потомки! Впрочем, как ни странно, жестокому Малюте куда больше повезло. Вот интересно, что ожидает Чечина. Да он и сам этого наверняка не знает. Рассказывали, что по убеждениям он социалист, когда-то увлекался Че Геварой. Однако столько времени с тех пор прошло – совсем другие кумиры, иные интересы. И тем не менее, частному бизнесу предпочитает государственное управление, хотя не причисляет себя к коммунистам. Но вот что ещё больше удивляет: будто бы власть для него важнее денег! Ну где ещё найдёшь такого… чудака? На самом деле, всё достаточно логично. Деньги – это действительно не важно, пока есть власть. А вот лишится власти – тогда накопленные капиталы будут очень кстати. И даже то, что не творец, а только исполнитель – это хорошо. Хорошо для Первого – вроде бы исполнителем он вполне доволен. А потому что более преданного человека не сыскать. Во всяком случае, пока Первый это Первый. Что будет после этого – на эту тему нет смысла рассуждать. Итак, оставим в покое и Чечина, и то, что случилось десять лет назад. Что было потом? Потом Соломон подставил Рогова, одного из основателей модной тогда Партии российских патриотов. Её представители даже были избраны в Госдуму, однако Соломон здесь ни при 187

чём – решающую роль сыграла возможность пригвоздить к позорному столбу вождей тогдашних правых партий, которые существовали в основном на средства, выделенные Кайманским. Тот уже сидел в СИЗО, что авторитета «правым» не прибавило. Ну а подстава заключалась в том, что Соломон посоветовал Рогову после успешных выборов «пойти на вы». Тот взял, что называется, «левый крен», разругался начисто с Кремлём и в результате мог навсегда вылететь из большой политики, как многие ослушники вылетали до него. Если бы чуть позже не предложили солидную должность на госслужбе, так бы и куковал где-то на задворках, никто о нём теперь бы и не слышал. При воспоминании о «белокурой бестии» из незалежней Украины, Соломону до сих пор икается. Вот ведь и она теперь сидит, а всё потому что наслушалась его советов. Что он доведёт даму до ворот тюрьмы – этого Соломон даже предположить не мог, поскольку намерения у него были прозрачные – хоть что-то заработать там, где ещё нуждаются в его услугах. Как и в случае с Кайманским, успокаивало лишь то соображение, что, несомненно, они сами виноваты, раз уж решили довериться ему. Ну а про дела Соломона Бляхера с экс-шахматистом и другими «бывшими» и вовсе не стоит вспоминать. Претензия на роль главного идеолога так и не сбылась, ни всенародного бунта, ни всеобщей забастовки не случилось – так, только мелкие шалости и вопли недовольных. В итоге Соломон бросил дело, которое не сулило ни малейшей выгоды. Так вот, именно Бляхер получил заказ. Было бы странно, если бы Фима выбрал кого-нибудь другого – несколько лет назад Бляхер уже имел возможность угодить, написав книжку «Мемуары Рабиновича». Слегка облагородил Фимин имидж, только и всего. Теперь же предстояло продолжить начатое дело – взять за основу реальные события, а после накрутить всё так, чтобы Фима весь оказался в белом, ну а нынешний премьер, соответственно, в дерьме! Задачка конечно не простая, но Бляхер за свою карьеру брехуна и провокатора не такое вытворял. Можно быть уверенным, что справится. И правда, уже через неделю на страницах газеты «Московский 188

сплетник» появилась первая скандальная статья из целой серии. Материал был, можно сказать, убойный! Если бы не одно «но» – фамилия нынешнего премьера не упоминалась, однако нетрудно было догадаться, что речь шла именно о нём. Вот первый опус Соломона, цитируемый с незначительными сокращениями: «Ровно два года назад был смещён со своего поста Аркадий Евграфович Сердюкин. В то время – один из самых влиятельных людей России, краса и гордость армии, военный министр, успешно проводивший непопулярные реформы, самый энергичный управленец постсоветской эпохи. У него везде, на всех этапах его многотрудной деятельности, всё было отлажено и схвачено. Такой человек, разумеется, никак не мог попасть в тюрьму. И, тем не менее, едва не оказался за решёткой. Зачем хотели посадить Сердюкина? Наивные политологи, к которым принадлежит и автор этих строк, несомненно, скажут – чтобы искоренить коррупцию, чтобы навести порядок в нашей армии, чтобы спасти от разграбления значительные бюджетные средства. Нет и ещё раз нет! Бюджет здесь совершенно ни при чём. Реальная причина гонений в том, что Сердюкин оказался либералом… Смещение Сердюкина было предостережением, первым словом в кровавой надписи на каменной стене. Вопрос – «почему именно он, самый эффективный и решительный?» – содержит в себе ответ. Именно поэтому! Чтобы менее эффективные и не такие решительные поняли, что их в дальнейшем ожидает. Увы, российская либеральная элита так ничего и не поняла. Она просто подумала: ну раз один сгорел, то нам-то уж точно не придётся. Мы будем еще сильнее верить, что наши идеалы непорочны, ещё прочней сплотим ряды и будем двигаться вперёд, к белому зданию на горизонте. Однако так ли уж прочны ряды, так ли уж непорочны идеалы? Вспомним недавнюю историю с поставкой импортных вооружений для российской армии. Неужто кому-то в голову придёт, что наша промышленность не в состоянии сделать что-нибудь подобное? Уж чточто, а с этим у нас был всегда порядок, даже в ядерном оружии сохранился паритет. Так кто же стал инициатором этой странной сделки? И 189

главное – зачем? Вполне логичный ответ – всё было сделано по приказу тогдашнего верховного главнокомандующего, ну а Сердюкин с радостью взял под козырёк. Но для чего? Не для того же, чтобы получить мизерный откат в несколько миллионов долларов? И вот выясняется пугающая своей определённостью тенденция. Заказ на импортное вооружение явился составной частью тщательно продуманного плана о переходе на европейские стандарты. Оказывается, всё было сделан в расчёте на перспективу скорейшего вступления России в НАТО! Но как же так? Ведь нам много лет внушали, что кругом одни враги, что нас со всех сторон обложили военными базами, обставили ракетами. И вдруг… Уж не измена ли это, господа? Уж не готовят ли нам новый переворот, куда более радикальный, шоковый, чем двадцать с лишним лет назад?.. Когда над Сердюкиным завис дамоклов меч, самым популярным стал вопрос: «Кто следующий?». Пока ни одного претендента не нашлось, но это вовсе ничего не значит. Потому что в очереди к палачу, тому, что ждёт на эшафоте, стоите вы, владельцы престижных «ауди» с мигалками и чёрных бронированных «мерседесов». Дела на вас давно уже заведены, свидетельские показания собраны, доказательства подшиты. Так что умоляю, не назначайте деловых встреч на завтра, господа. Если за вами не пришли вчера, не думайте, что опасность миновала. А потому что вероятность встречи с прокурором с каждой минутой только повышается». Фима опусом Бляхера был вполне доволен. Главное, что он в этой сделке остался как бы ни при чём. Но даже если начнут копать, озвученные Соломоном коварные планы заговорщиков затмят столь малозначительную деталь, как фигура мелкого посредника, который и не догадывался, что они готовят. Самое удивительное в том, что очень скоро обнаружилось, что и генералам Бляхер угодил. Можно подумать, что это они статью заказывали. Стрекалов радовался, как ребёнок, ходил туда-сюда по кабинету и беспрестанно повторял, помахивая перед лицом Егора этой газетёнкой: – Вот как надо работать! Ни тебе протоколов допросов, ни опоз190

наний, ни очных ставок, а результаты налицо!

– Так вроде бы нет ещё никакого результата, – попытался остудить пыл своего начальника Викулов.

– Как это нет? – воскликнул генерал. – Впрочем, с тебя-то чего взять? В таких делах ты ничего не понимаешь. Ну ладно, популярно объясню. Бывают такие ситуации в политике, когда явно прищучить противника не удаётся, а вот подготовить общественное мнение, заставить врага запаниковать – это вполне реальная задача. Тут возникают возможности, которые ни следователю, ни прокурору и не снились, – Стрекалов уселся в кресло, закурил и на лице его появилось выражение блаженства. – Да, брат! Кое-что и мы могём! А всё-таки приятно, когда задуманное получается! Сначала наш агент под видом прорицателя, затем этот журналюга Полифактов, потом информация дошла до Фимы Рабиновича, а тот уже нанял этого писаку Соломона Блюхера. Довольно сложная цепочка, однако же сработало, а мы как бы ни при чём!

– Аристарх Игнатьич! А в чём же заключается итог?

– Ты лошадей-то не гони, Егор! Мы свой процент сделали, а подведение итогов будет там, – и оглянулся на портрет, висевший за его спиной. Тут только Викулов понял, что и возня с Сердюкиным, и шашни с Аксельборгом, и внедрение Элен в аппарат вице-премьера Докутовича – всё это только ради одного. В мозгу, как бы помимо его желания возникла мысль. Мысль была ясна, кристально очевидна, но формулировать её он не решался, было как-то боязно. А всё потому, что это их дела, ему вовсе незачем туда соваться. Тем более пытаться понять суть их телодвижений, не имея достоверной информации. Да, видимо, чем-то не угодил Первому премьер. Возможно, оказался оголтелым либералом или засланным агентом Запада. Или донельзя огорчил своим непослушанием. Вот если бы он имел зарубежные счета, виллу на Мальдивах или регулярно получал откаты от соратников по бизнесу – в этом случае и Егор мог бы оказаться при делах. То есть стал бы, как положено согласно УПК, проводить следствие, кого бы это не касалось. Просто потому, что этого требовал закон. Да уж, размечтался! Понятно ведь, что ему даже пальцем не дали 191

бы пошевелить. Что можно Цезарю, то не дозволено простому «следаку». Там всё не так! Там всё делается скрытно – но скрытно лишь от наших глаз! Там назначают виновных, и находят оправдание преступникам. Там могут фактически похоронить живого, лишив его должности и привилегий, и там же могут вознести на недосягаемую высоту прежде никак не проявившую себя посредственность. Всё от них зависит, но только не от нас! Мы лишь послушные исполнители их воли, что бы кому-то не привиделось – даже в тот миг блаженного торжества, когда кричим «долой!» и рвём в клочья свой бюллетень на глазах у членов избирательной комиссии по выборам в Госдуму.

Глава 32. Сделайте пюре! Статья Соломона Бляхера в «Московском сплетнике» была напечатана в четверг. А на следующий день Элен вошла в кабинет своего шефа, чтобы уточнить расписание встреч на будущую неделю, и обомлела. Всегда такой деятельный и энергичный, с утра до позднего вечера в делах, Докутович сидел за столом и, подперев голову рукой, смотрел в окно. Чем-то донельзя опечаленный, он даже не заметил появления секретарши. На лице вице-премьера присутствовали явные признаки апатии, а в глазах читалась безнадёжность. Вечером того же дня Докутович был вызван на дачу к Аксельборгу. Туда же пригласили и Викулова. Если Докутович был в состоянии депрессии, то Аксельборг находился на гране истерии: – Ну вот, уже до премьера добрались! Неужели всё начнётся снова? Снова налоговые претензии, суд и приговор? Да вы попробуйте найти хоть одного приличного предпринимателя, у которого не было бы двойной бухгалтерии, серых схем оптимизации налогов, офшорных компаний где-то на Виргинских островах и подставных директоров фирм-однодневок, в роли которых выступают слесаря из жилконторы!

– Да, надо что-то делать, – еле ворочая языком, пытался выразить свою озабоченность Докутович. – Мы же не можем просто так сидеть и ждать, чем всё закончится.

192

– Это провал! – не унимался Аксельборг. – Завтра наедет налоговая, а послезавтра… Костик! Может, мне уехать в Лондон? Или попросить политического убежища в ЮАР? Пришло время вмешаться в разговор Викулову: – Вы меня простите, но мне кажется, что вы слегка преувеличиваете опасность. Даже если назначат нового премьера, ничего, по сути, не изменится.

– Да что вы понимает! – вяло возражал Егору Докутович. – Это была последняя надежда. Единственная возможность что-то изменить. Ну а теперь осталось лишь признать наше поражение.

– И всё же есть один вариант. Клин, как известно, выбивают клином. В данном случае против чёрного пиара надо использовать антикомпромат, – предложил Викулов.

– И где его взять? – Аксельборг вроде бы заинтересовался идеей, однако сомневался в её осуществимости. – Я вообще не представляю, что это такое.

– Тут нужен опытный профессионал, – заметил Докутович.

– Послушайте, а почему бы не привлечь Соломона Бляхера?

– Ты что такое говоришь, Егор? С ума сошёл! Он же по сути нас подставил!

– Господи! Да при чём тут он? Соломон – это всего лишь пешка, послушный исполнитель чужой воли. За бабки он что угодно сделает. Вчера его наняли они, а завтра вы ему заплатите. Аксельборг задумался. Выпятил нижнюю губу, чем-то напоминая в эти минуты Бенито Муссолини, покачал головой и, наконец-то решившись, произнёс: – Что ж, деньги не проблема. Но будет ли нужный результат?

– Так надо с ним поговорить, – оживился Докутович. – Посмотрим, что предложит.

– Вот ты этим и займись. И срочно! Ноги в руки! Аксельборг глядел вслед убегающему Докутовичу, по-прежнему не проявляя оптимизма: – Золотой парень! Нет ему цены! Вот только если начинает паниковать, тогда трындец! Как говорится, сливай воду! – Затем перевёл 193

взгляд на Викулова: – Ну да ладно, Егор! У меня к тебе ещё один вопрос.

– Я к вашим услугам, Тарас Фердинандович! Чем могу помочь?

– Да пустяки! – и внимательно посмотрел прямо в глаза Егору. – Не появилась ли у тебя информация о том, что они там намечают… Я имею в виду то дело, которое готовят против нашего премьера. Неужели всё сводится лишь к тому, что этот Бляхер написал?

– Так я же говорил, Тарас Фердинандович! Меня к этому не подпускают.

– Не доверяют, что ли? Егор пожал плечами: – Всё может быть, однако думаю, что причина тут в другом.

– И в чём?

– Я предполагаю, что эту тему военная контрразведка разрабатывает. А кое-кто из наших у них только на подхвате.

– Так кто?

– Этого пока не знаю.

– Узнай.

– Я постараюсь. Викулов отправился домой. После всей этой бесполезной болтовни хотелось отдохнуть, но прежде предстояло составить для Стрекалова отчёт – так он делал каждый раз, когда встречался с Аксельборгом или Докутовичем. К счастью, с Элен они теперь могли свободно говорить, поскольку её мобильник перестали использовать в качестве «прослушки» – в этом уже не было никакого смысла. Странно, но вот сейчас, поднимаясь в лифте на свой этаж, он даже немного сочувствовал Докутовичу – вместо того, чтобы сидеть в тапочках перед телевизором, тот вынужден обрабатывать этого пройдоху Бляхера. Да так оно и было, причём вице-премьеру на это потребовалось несколько часов и бутылка выдержанного виски… После разговора с Докутовичем в мозгу Соломона Бляхера словно заиграла музыка. Ну кто бы мог подумать, что он теперь станет нарасхват? Что благодаря ему будут назначать премьеров и свергать правительства. Что к нему будут ломиться и стар и млад в надежде 194

реализовать свои заветные мечты. Да никакому волшебнику такое и не снилось! Только представьте, перед его кабинетом на тридцатом этаже в Москоу-сити выстраивается офигительная очередь. И все наперебой просят, требуют, размахивают кейсами с валютой… Причём среди этих страждущих могут оказаться лица с прямо противоположными желаниями. Ну что ж, тогда придётся устраивать аукцион. Кто больше предложит, тот и станет победителем в этом споре денежных мешков. Впрочем, кабинета ещё нет, есть только квартирка на окраине Москвы, но для начала и так совсем неплохо. Когда Докутович предложил работу, Соломон насторожился.

– Даже и не знаю, что сказать. Всё это слишком неожиданно. Я ведь ещё для них должен поработать.

– В чём дело, милейший Соломон? – удивился Докутович. – Тебя не устраивает гонорар или опасаешься за своё здоровье?

– Дело тут совсем в другом. Если я их кину, ко мне никто больше и не сунется. Поймите, для человека моей профессии репутация очень много значит.

– Так чего они хотят?

– Я должен написать ещё серию статей, в которых окончательно «замочу» вашего премьер-министра.

– Это невозможно! – взвизгнул Докутович.

– В том-то и дело, что ваши пожелания с их пожеланиями очень трудно совместить, – согласился Соломон. – Но вы не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.

– Так что, я могу надеяться?

– А что ещё вам остаётся? И вот теперь, после недолгой эйфории, связанной с получением солидного заказа, Соломон стал составлять свой план. Ежу ясно, что вариант с аукционом не пройдёт. Да, слишком поздно! Впредь будет наука – сначала собрать информацию о тайных намерениях предполагаемых клиентов, а уж потом… Но как же удовлетворить их – и этих, и других? Можно мозги себе сломать! Да потому что намечается типичнейший цугцванг. Ведь не195

возможно услужить и тем, и этим! И тут Соломон припомнил, как играл сам с собою в шахматы. Всё очень просто: сначала делаешь ход за белых, затем переворачиваешь доску, и находишь лучший ход за чёрных. Потом наоборот… А чем закончится игра, этого даже мудрый ребе вам не скажет. Как в том анекдоте: у него спросили, как накормить семью из пяти человек, имея всего лишь три картофелины, на что мудрец ответил: «Так сделайте им пюре!» А в самом деле, может быть и здесь так поступить? Разумеется, работать пришлось под разными именами. Если, к примеру, Иванов на чём свет стоит ругал премьера, то Сидоров не то чтобы оправдывал – нет, он только сомневался в достоверности того, что пишет Иванов, находил противоречия, неточности в формулировках. Короче, Сидоров действовал как дипломированный адвокат, который только и способен придираться к мелочам, затягивать судебный процесс или, в крайнем случае, взять больничный лист, если не придумал ничего другого. К счастью, до больничного так и не дошло – некогда болеть, когда можно денежки грести чуть ли не лопатой. А вот продлить эту многоходовую пикировку, изобразить нечто вроде фехтования на деревянных шпагах – это самое оно! Надо же иметь в виду, что те и другие платили за каждую статью, за каждое выступление на телевидении. Так всё и шло. В одной статье он доказывал вред от создания госкорпораций – мол, чиновники воруют, скоро вообще ничего не оставят от бюджета. В другой статье, которая выходила в свет через неделю, эту мысль опровергал, убеждая читателей в том, что бизнесмены ничем не лучше прожорливых чиновников, да просто много хуже, а потому государство просто обязано всю экономику держать в своих руках. Самое удивительное, что заказчики довольны – пока на слуху у всех была одна статья, клиенты успевали принять решения, которые позволяли укрепить позиции и даже перейти в контрнаступление. Ну а через неделю эти переходили в глухую оборону, консолидировали свои силы, а другие использовали ситуацию, чтобы успехи оппонентов, по возможности, свести на нет. Всё бы ничего, но Соломона огорчало то, что эта потешная игра 196

Иванова с Сидоровым когда-нибудь закончится. Он так привык к этим двоим, что перспективы расставания его попросту пугали. Не успокаивало даже то, что вслед за прежними наверняка новые заказчики появятся. И вот тогда Соломон придумал, как всё это можно было бы продлить. Достаточно вообразить, что появился третий клиент, у которого свои собственные интересы. Теперь этот новоявленный Петров готов был воевать и с Сидоровым, и с Ивановым, всё более нагнетая обстановку и не стесняясь в выражениях. Понятно, что консенсуса Соломон не должен допустить, поскольку продолжение этой свары в его личных интересах.

Глава 33. Прогулки по Подмосковью Хотя дело с Сердюкиным было на последнем издыхании, оставалась ещё надежда его как-то оживить. Уж очень не хотелось Егору признавать очередное поражение. Сначала не удалось прижать тех, кто «крышевал» подмосковные игорные дома, поскольку посадили лишь «мелкую рыбёшку», а «киты» остались на свободе. Теперь вот спасают от расплаты бывшего военного министра. Запрет Стрекалова, разумеется, ограничил его в выборе возможных вариантов, однако за годы службы кое-чему научиться всё же он успел. Скажем, если покопаться в старых делах, хотя бы косвенно связанных с военным министерством, можно найти немало интересных фактов, толком не исследованных. В обвинительное заключение они не вошли просто потому, что сроки поджимали, а доказательной базы и без того хватало, чтобы фигурант получил приличный срок. На первый взгляд, Сердюкин здесь вовсе ни при чём, ему удавалось всегда оставаться в стороне, но если поднажать на осуждённых, пообещав скостить им срок – таким способом можно многое узнать, а если повезёт, то выйти и на самого Сердюкина. Опасная игра, однако Стрекалов в нём нуждается, так что вполне может на некоторые «шалости» закрыть глаза. Один из фигурантов дела о незаконном выделении земель в Подмосковье под частное строительство отбывал срок недалеко от Москвы.

197

Отсидеть успел уже чуть ли не треть, так что близилось время, когда можно было заикнуться об УДО. А тут всё зависело от расположения начальства. Захочет – подмахнёт ходатайство о досрочном освобождении, а если зэк чем-нибудь не приглянулся, будет мотать весь срок от начала до конца. В сущности, дело это никакого отношения к военным не имело. Речь там шла о бывшем вице-губернаторе, имевшем наглость незаконно завладеть земельными участками на двадцать миллиардов долларов. Понятно, что вице-губернатор своевременно ударился в бега, тем более что на нём висело ещё и обвинение в незаконном выводе бюджетных средств в офшоры. А на тюремных нарах оказался один из его помощников, который непосредственно занимался сделками с землёй. И вот у Викулова возникла мысль: а что если этот Потычкин как-то связан с теми земельными аферами, на которых попались подчинённые бывшего военного министра? Как-никак работали в одном регионе, и если даже не общались друг с другом накоротке, вполне могли иметь общих посредников, тех же клерков из местного правительства или даже когото в регистрационной палате – этих уж точно невозможно было обойти. Предлог посетить колонию нашёлся. И вот Викулов сидел в комнате для свиданий, а перед ним находился человек в тюремной робе, с виду ничем не примечательный. Это с ворами в законе или с бывалыми рецидивистами бывает интересно говорить – люди они непростые, прошли огонь и воду. Впрочем, повадки у них, что ни говори, стандартные – любой «следак» их должен знать. Здесь же перед ним сидел бывший чиновник, личность, судя по всему, никчёмная, вынужденная отвечать за преступления беглого начальника. Нужно было определить его психологический портрет, найти слабое место в характере и попытаться войти к нему в доверие. Ещё в Москве, читая дело, Викулов обратил внимание на один момент. Вроде бы ерунда, но так уж оказалось, что Потычкин был страстным любителем грибной охоты. Обычно люди его уровня увлекаются рыбалкой. Те, что повыше – охотой или помывкой в бане вместе с девочками. А этот, видите ли, оригинал. Вот не хватало ещё, чтобы занимался ловлей бабочек! Словом, к этой встрече Викулов подготовился, и когда завязался разговор, поначалу никак не связанный 198

с интересовавшим Егора фигурантом, он, как бы спохватившись, пробормотал: – Ах да! Чуть не забыл! Вам тут просили передать, – и достал шикарно оформленную книгу о грибах, изданную у нас, но оригинал был написан каким-то известным знатоком грибной флоры из Германии. Потычкин в книгу так и впился, даже не спросив, откуда это счастье на него свалилось. Видимо, сразу понял, что благодарить надо «следака».

– Егор Тимофеич! Да за такой подарок… да я вам всю колонию вместе с начальством сдам. Он так и сиял. Не понимал, бедняга, что начальство его слышит – не станешь же проверять на наличие скрытых микрофонов эту конуру.

– Ладно, Потычкин! Вы это… вы доносами тут не увлекайтесь. А если хотите меня отблагодарить, то есть для этого одна возможность. Потычкин продолжал сиять, так и не среагировав на предостережение. Ну, это их дела.

– Вот у меня какой вопрос. Это касается тех земельных афер, на которых вы попались. Не приходилось ли вам пересекаться с кем-то из военного ведомства или подконтрольных ему организаций? Может быть, сталкивались при оформлении сделок? Потычкин молчал, словно бы ковыряясь в своей памяти. Надо было как-то направить его мысль.

– Возможно, какие-то конфликты случались из-за этой земли. Ну скажем, разные ведомства на неё претендовали…

– Вот! – вскричал Потычкин. – Вот так именно и было!

– И что?

– Когда Ковалёв, тогда ещё вице-губернатор, решил отпилить себе изрядный кусок недалеко от Алабинского полигона, выяснилось, что на эту землю претендует некая неизвестная нам фирма. Стали выяснять, кто её «крышует». И вот оказалось, что она входит в круг интересов некоего Пузана, имя-отчество я уже забыл. Мы попытались надавить, избавиться от конкурента, но в тот самый день и час, когда наша «команда» на двух «ленд-роверах» подкатила к офису той самой фирмы, из переулка выехали два грузовика с очень интересным грузом. Там 199

располагался взвод армейского спецназа! Как вам такой зигзаг? Викулов не смог скрыть своего удовлетворения. Для этого зэка радость – сходить осенью по грибы или хотя бы вообразить себя стоящим на карачках под зелёной ёлкой в окружении опят и подберёзовиков. Ну а для «следака» – тут всё по определению. Тут главная радость – найти след! А дальше – дальше дело техники. Увы, Пузана допросить не удалось. Как выяснилось, на следующий день после визита Егора в ИТП Пузан срочно отбыл за границу. Ну что ж, это тоже результат. Знает же кошка, что мясо съела! Скорее всего, начальник колонии подслушал этот разговор и кому-то доложил. К этому времени Викулов уже наладил неформальные связи с сотрудниками военной контрразведки, так что распечатку разговоров начальника ИТП несложно было получить. Помимо ругани с женой и обсуждения текущих дел с кем-то из сослуживцев, там был ещё один, очень любопытный разговор. Абонент был зарегистрирован в Тамбовской области, но находился в Москве. Голос этот Викулов сразу же узнал – тут даже не было необходимости в фоноскопической экспертизе. Это был голос Рогова! Викулову удалось с ним пообщаться ещё в начале службы в главном офисе Следственного комитета. Тогда ему предложили расследовать дело об экстремистских высказываниях Рогова и даже намекнули, что неплохо бы его прижать, обвинив не только в разжигании межнациональной розни, но и в пособничестве террористам. Очень скоро Викулов убедился, что никакого криминала нет – Рогов, что называется, ляпнул, не подумав, либо его попросту подставили, предложив зачитать этот мерзкий текст. Сам-то он особым красноречием тогда не отличался. В итоге начальство рассудило так: ну попугали его, и будет! Потом несколько лет о Рогове он ничего не слышал. Вроде бы со временем простили, подобрали приличную должность, ну а в последние годы он снова на коне – ведает в правительстве поставкой вооружения для армии. Так вот какой был разговор между начальником лагерной зоны и тем самым Роговым: – Здравия желаю! Докладываю: сегодня следователь Викулов в те200

чение нескольких часов общался с номером 43516. Этот Потычкин Иван Афанасьевич проходил по делу о махинациях с землёй в Московской области.

– О чём был разговор?

– Сначала говорили на общие темы. Видимо, Викулов хотел установить контакт, расположить к себе Потычкина.

– Я понял. А потом?

– Потом говорили о грибах…

– О каких ещё грибах? У тебя что, зэки разгуливают по лесу, рыжики на засолку собирают?

– Никак нет! Рыжиков в нашем районе нет.

– Тогда какого рожна? Причём же здесь грибы?

– Так что позвольте доложить, что этот Викулов Потычкину книгу подарил. То есть книгу о грибах, с картинками.

– Ты проверил?

– Так точно! Всю от корки до корки пролистал. Даже обложку раскурочил. Ни записок нет, ни наркоты.

– Ладно. Дальше что?

– Дальше заговорили о земле.

– О какой ещё земле?! Грибы, земля… Что ты мне заливаешь? Грибы, что ли, у себя в колонии собрался разводить?

– Виноват, грибы выращивать строго запрещено. У наших соседей было такое – они их вместо наркоты употребляли.

– Тогда при чём же здесь земля?

– Они сделки по приобретению земельных участков в Подмосковье обсуждали.

– Викулов дачу, что ли, строит?

– Не могу знать! А только речь шла о махинациях с земельными участками.

– Ну наконец-то добрались! Так бы сразу и сказал. А то грибы, грибы…

– Виноват!

– И что там о махинациях?

– Этот Потычкин этому Викулову рассказал про какого-то Пузана…

201

– Так-так! Теперь подробнее!

– Потычкин говорил, что они пытались наехать на этого Пузана, но им помешал спецназ…

– Ты часом, не пьян? Какой ещё спецназ?

– Виноват! Мы на работе ни-ни! Разве что по праздникам… Так вот спецназ подвезли на двух грузовиках, думаю, что на «Уралах». Когда братва пыталась вломиться в офис этого Пузана, их там чуть всех не перестреляли. Вроде бы всё так.

– Вроде бы, вроде бы… Ты разговор на компьютер записал?

– Так точно! Как велели, так и сделал.

– Перешли мне прямо сейчас. Всё, отбой! Ну что ж, по результатам этого разговора выходило так, что Рогов в некотором роде «крышует» бывшего министра. То ли это личная инициатива, то ли чьё-то поручение. Вряд ли такая нежная забота исходит от премьера – судя по успешной карьере Рогова, в его лояльности Первому сомневаться не приходится. А вот был ли у него свой шкурный интерес – этого Викулов не стал бы утверждать. Впрочем, возникло одно соображение. Недавно ему поручили разобраться в финансовых махинациях одного НИИ, тут рядом, в Подмосковье. Дело скучное, на полмиллиарда – даже не в долларах, а всего на всего в рублях. Да мелочь конечно по сегодняшним масштабам. Но вот что оказалось интересно – на роль главного злодея претендовал некто Юрий Бормотухин, нынешний зам военного министра, до недавнего времени заместитель Рогова по прежнему месту его работы, также связанному с вооружениями. Рогов! Это уже было неспроста. Если его внимание к делам, как-то связанным с личностью Сердюкина, можно объяснить просьбой тестя бывшего министра, то попытка «отмазать» Букова, директора этого НИИ, а заодно и бывшего своего зама – такие действия указывают на его личный интерес, никак иначе. А что если помимо Тюлькина и Пузана был ещё один «кошелёк» Сердюкина? Даже не только «кошелёк», но и участник криминальной схемы, о существовании которого знал только военный министр – и это был тот самый Рогов. Да уж, чем дальше в лес, тем всё становится запутаннее – вместо молодых берёзок и дубравы видишь перед собой почти не 202

проходимую тайгу. А потому что добраться до Рогова будет куда сложнее, чем прижать Сердюкина. Что касается «отмазки», то был неприятный разговор с начальством. Стрекалов ничего не требовал, но так, в мягкой форме напомнил Викулову, что все под богом ходим, ну а Бормотухин – он сейчас в фаворе, новый министр в нём души не чает. И вот ещё что: будто бы сам Рогов ему намекал на это в частном разговоре. Так стоит ли из-за какой-то мелочёвки ссориться с важными людьми? Пришлось Викулову учесть пожелания начальства: пообещал ограничиться обвинением лишь в адрес директора НИИ. Да и то, дело, скорее всего, сведётся к превышению служебных полномочий при выплате необоснованных премиальных либо, как и в деле Сердюкина, всё будет сведено к халатности – в этих НИИ ещё с начала 90-х такой бардак! Впрочем, как и во всём нашем государстве.

Глава 34. Шахматный этюд После появления серии статей в «Московском сплетнике» весь Интернет заполнили сообщения и комментарии о роли премьера в развале экономики страны. Чего ему только ни приписывали: и падение ВВП, и снижение цен на нефть, и деградацию отечественной культуры. Оказывается, именно ему принадлежит идея узаконить однополые браки, даже готов уже законопроект для представления в Госдуму. Припомнили и переименование милиции в полицию. Дошло до обвинений в том, чего больше всего боялся – что будто бы готовит насильственное изменение существующего строя. Такой активности пользователей Интернета не было даже после выхода на телеэкраны сериала по мотивам «Мастера и Маргариты». Публика возмущалась, публика негодовала, публика требовала его распять. Антон Евгеньевич всё это читал, но даже не пытался опровергнуть. В нём зрело убеждение, будто и впрямь что-то сделано не так. Вот вроде бы влез в чужой дом со своим уставом, ну а теперь отчасти по его вине там правят бизнесмены-жулики, нечистоплотные чиновники, продаж203

ные журналюги и прочие отбросы общества, включая геев, лесбиянок и садо-мазохистов. Понятно, что за происходящим в медиа-сфере следил не только он. Вечером того самого дня, когда волна обвинений против премьера достигла апогея, Докутович примчался в офис Аксельборга: – Вы слышали, что творится? Вы читали?!

– Костик, с твоей стороны это неоправданный риск – отбросить элементарные требования конспирации и появиться здесь без повода. В Кремле нас могут не понять.

– Что уж теперь? – махнул рукой вконец расстроенный вицепремьер. – Нас бьют по всем фронтам!

– То, что они так навалились, это явно неспроста. Наверняка была команда. Мне говорили, что в Интернете этими делами специальные бригады занимаются.

– Мы тоже их услугами пользуемся, но почему-то здесь всё пошло наперекосяк.

– Видишь ли, мой друг, это как в шахматном этюде, – глубокомысленно заметил Аксельборг. – Белые начинают и выигрывают. А белые фигуры в каждой партии, к сожалению, у него, а не у нас.

– Нет, я не в состоянии этого представить! Как мог какой-то там то ли рязанский, то ли владимирский мужик нас переиграть? Да не бывает этого! Это просто уму непостижимо! Не было ещё такого случая! Докутович чуть ли не бегом мотался туда-сюда по кабинету, от стены и до стены, изредка поглядывая на расположившегося в кресле Аксельборга.

– Боюсь, что ты не прав, Костик. Вспомни хотя бы Ломоносова…

– Это исключение из правила!

– Ой ли?

– И всё равно не могу в это поверить.

– Но если всё же допустить, что эту комбинацию разработали где-то там? – и Аксельборг мотнул головой в ту сторону, где по его предположениям находились и Старая площадь, и Лубянка. Докутович остановился и, растерянно посмотрев на Аксельборга, рухнул в кресло, закрыв лицо руками. Затем, словно бы догадавшись о 204

том, чего прежде старался не замечать, заговорил быстро-быстро, в спешке даже проглатывая некоторые слова: – Тогда, как ни странно, всё встаёт на свои места. И это признание Викулова, будто ему запретили заниматься делом, связанным с премьером, поскольку этим более серьёзные люди занимаются. И бредни Соломона Бляхера по поводу заказов на израильские броневики, которые собираются использовать в таймырской тундре. И даже просочившиеся в прессу из Кремля слухи о якобы намечаемом совмещении постов президента и премьера. А мы, поддавшись на эту провокацию, засуетились, стали искать выход из сложившейся ситуации, устраивали тайные встречи, готовили новые митинги и шествия. И в итоги договорились до того, что надо предъявить ультиматум президенту от имени всей оппозиции.

– Это была не моя идея, – заметил Аксельборг.

– Да помню! Это всё Кисляк с Ленцовым. Это ж они потребовали устроить совещание с участием премьера. Там-то мы и вынуждены были раскрыть все карты.

– И кто-то доложил о результатах встречи в Кремль.

– Найти бы этого предателя, я бы его своими руками задушил! Господи, какие же идиоты! – всплеснул руками Докутович.

– Ты-то куда смотрел?

– Я, Тарас Фердинандович, как вам известно, не Платон и не Сенека, и даже не Шерлок Холмс. У меня своих дел по горло, а мне ещё и это…

– Вон как заговорил! Решил удрать в кусты? Или собрался сдаться на милость победителя?

– Да никуда я не собрался! – отмахнулся Докутович. – Меня вот что возмущает. Мы тут из сил выбиваемся, ищем выход из безнадёжной ситуации… Да что говорить, Неля сегодня утром обнаружила, что у меня прибавилось седых волос!

– Тоже мне, экологическая катастрофа!

– Вам смешно, а вот мне обидно! Мы трудимся не покладая рук, а он? Я он в это время забавляется, сидя в Интернете.

– Ты к нему несправедлив. К тому же он пока ещё наш символ!

205

– Да на фига мне подобный символ!

– Что же, предлагаешь совсем закрыть проект?

– Не знаю.

– Может быть, удастся найти подходящую замену?

– Ой, Тарас Фердинандович, да было бы из кого тут выбирать…

– А что? Впереди ещё почти четыре года. Срок вполне достаточный для раскрутки кандидата. Скажем, если где-нибудь в глубинке поискать. Докутович тоскливым взглядом посмотрел на Аксельборга и спросил: – Тарас Фердинандович! Скажите честно, вам-то зачем всё это нужно?

– Костик, да что с тобой? – изумился Аксельборг. – Ведь уже сколько лет, можно сказать, рука об руку идём к желанной цели!

– А толку-то? Ну хоть на миллиметр мы продвинулись? – Докутович скривился, как от невыносимой зубной боли. – Честно вам скажу, у меня предчувствие, что здесь ничего уже не будет.

– То есть?

– В общем, обойдутся и без нас, – и вдруг, как бы просветлённый, постигший доселе ускользавшую от него радостную мысль, Докутович улыбнулся: – Ну и… с ними! Аксельборг на это ничего так и не сказал. Только развёл руками, то ли не видя другой альтернативы, то ли так и не подобрав нужные слова, чтобы образумить своего соратника. А между тем, ещё за несколько дней до описанных событий глава Администрации Ливанов собрал совещание у себя на Старой площади. Присутствовали его первый заместитель Алдонин, глава Совбеза Петрушин, руководитель ФСБ Портнов и председатель Следственного комитета Стрекалов. В качестве приглашённого с совещательным голосом прибыл и сам Чечин, президент «Роснедр».

– Ну, что, нарыв созрел. Как будем решать вопрос с премьером?

– Позвольте уточнить: решать будет Первый, а мы можем только посоветовать, не так ли? – Петрушин вопросительно посмотрел на остальных.

206

– Я это и имел виду, – кивнул Ливанов. – Так что, какие будут предложения?

– Мне кажется, тут более важен другой вопрос, – взял слово Чечин.

– Что вообще будет с этой должностью? Нужна ли нам она? После того, как разберёмся с этим, можно разобраться и с премьером – это как бы на десерт.

– Есть возражения против такой повестки дня? – Ливанов оглядел присутствующих и обратился к Чечину: – Тогда слушаем ваши предложения, Кондрат Ефремыч.

– Да что тут рассусоливать? Я бы эту должность сократил. У нас на дворе глобальный кризис, а тут огромная канцелярия бездельников, как все мы убедились. Нет, министров я не стал бы сокращать. А вот фигура самого премьера – явно бесполезная. Тут либо президент, либо премьер. Вывод, полагаю, ясен?

– Тогда давайте голосовать. Кто за ликвидацию поста премьера? – Ливанов повёл головой направо и налево. – Единогласно. Что ж, пора браться за десерт! Опять вы, Кондрат Ефремыч?

– Да нет, я пока что воздержусь. Пусть вон Портнов доложит.

– Извольте, я готов, – с места поднялся директор ФСБ. – По оперативным данным премьер порочащих его связей с зарубежной резидентурой не имеет. В личной жизни вообще сплошная скукота – ни любовницы, ни склонности к каким-то извращениям. В этом плане чист, я бы сказал, как стёклышко. Единственное, что в состоянии ему вменить, это последнюю встречу с оголтелой оппозицией, которую мы и спровоцировали.

– Как вам это удалось, Максим Григорич? – спросил Алдонин, слабо разбиравшийся в деятельности силовых структур.

– Тут были задействованы значительные силы – и ГРУ, и Следственный комитет. Совместными усилиями нам удалось внедрить в среду заговорщиков нескольких агентов. А остальное, как говорится, было делом техники.

– Всегда бы так, – пробурчал вечно недовольный Чечин. Напротив, Ливанов своей радости нисколько не скрывал: – Думаю, что надо бы поздравить наших товарищей! Это гранди207

озный успех, результат длительной и кропотливой работы большого коллектива. Страна может гордиться своими героями!

– Да что уж тут, мы все трудимся во славу нашей Родины, – согласился Портнов.

– Итак, всем ясно, что премьер себя запятнал, рейтинг его теперь ниже плинтуса, и дольше такую ситуацию терпеть нельзя.

– Да уж, натерпелись, – подтвердил Стрекалов.

– План дальнейших действий разрабатывал Совбез. Вам слово, Никодим Филипыч! В отличие от главы ФСБ, Петрушин предпочёл докладывать, не вставая с места: – Нами рассмотрены три варианта развития ситуации после увольнения премьера. Начну с наихудшего, – Петрушин обвёл взглядом присутствующих, словно бы предупреждая, чтобы отнеслись к его словам как можно более внимательно, и продолжал: – После заявления прессслужбы Кремля нас обвинят в наступлении на демократию, в возврате к сталинизму и чисткам тридцатых годов, а результатом может стать обвал рубля, падение курса наших акций и отказ ряда зарубежных фирм от заключения контрактов.

– Это нежелательно, – Чечин покачал головой.

– Я бы ещё добавил утечку капиталов, – уточнил Ливанов.

– Это уж само собой! – Петрушин согласился с уточнением и продолжал: – В связи с неизбежным отрицательным влиянием этого варианта на экономику, мы от его детального рассмотрения отказались. Сразу перехожу ко второму варианту. Тут предполагается, что премьер сам подаст в отставку. Сошлётся на болезнь, мы ему оформим соответствующий диагноз, если понадобится, положим в ЦКБ. А через несколько лет всё как бы рассосётся…

– Постойте, постойте! Да где же вы найдёте дурака, который поверит в эту мифическую болезнь после того, как на премьера вылили ведро помоев? – возразил Стрекалов.

– Так в том-то и дело! Нервный срыв на почве гнусных обвинений. Да после этого любой на его месте лишится способности руководить. Ну разве не так, Кондрат Ефремыч?

208

– Не дождётесь, Никодим Филипыч! – отвечал глава «Роснедр» с присущим ему грубоватым юмором. Коллеги засмеялись, оценив шутку, только Алдонин возразил Петрушину: – А вдруг на самом деле сляжет, а после этого и дуба даст? Все сразу перестали смеяться и поскучнели. Общее мнение выразил глава Администрации: – Ну что поделаешь? Если такое случится, похороним с почестями, а тех, кто его гнобил в прессе, привлечём за клевету. Так что, одобрим это вариант?

– Прошу заметить, это не вариант, а лишь предположение, – глава Следственного комитета снова решился оппонировать: – Во-первых, он вряд ли добровольно отправится в отставку. И уж наверняка не согласится сыграть в ящик. Даже во имя всеобщего спокойствия.

– И что тогда прикажете нам делать? – глава Администрации растерянно поглядел на остальных. – Должен же быть какой-то выход!

– Есть третий вариант, – пробормотал Петрушин, но по лицу его было видно, что ему не хотелось бы об этом говорить.

– Так не тяните, Никодим Филипыч! Мы и так уже в цейтноте! – воскликнули все чуть ли не хором.

– А вариант такой. Премьер у нас любит летать на вертолётах из загородной резиденции в Белый дом. Ну и представьте, неудачно приземлится или заденет за высоковольтную линию передач… Все молчали. Несколько минут никто и слова не проронил. Тут есть о чём подумать. Ситуацию подошла к тому моменту, когда поздно поворачивать назад, однако то, что прежде казалось ясным и понятным, теперь было окутано непроницаемым туманом. Прервал молчание Чечин: – В общем, все эти варианты засуньте себе в жопу. Я вижу одинединственный выход. И этот выход, в отличие от надписи на известной всем входной двери, обозначен цифрой с очень многими нулями. Полагаю, если такую сумму предложить, только полный идиот откажется. Ответом на предложение Чечина стал хор возбуждённых голосов: – А если вдруг?

209

– Для этого есть его жена. Надо её подготовить должным образом.

– Ну а потери для бюджета?

– Да по сравнению с первым вариантом кучу баксов сэкономим.

– Послушайте, а стоило ли тогда затевать всю эту кампанию? Можно было сразу деньги предложить.

– Только тогда пришлось бы увеличить сумму на порядок. И это в лучшем случае. А в худшем – он поднял бы вой, что его пытаются купить. Ну а теперь вряд ли его будут слушать. Итог бурному обсуждению подвёл Ливанов: – Так что, нет больше возражений? Предлагаю голосовать!.. Единогласно! Коллеги, спасибо за внимание! Все направились к дверям, но Чечин вдруг остановился: – Вот чёрт! А кто же обработает его жену?

– Доверьте это дело мне. Стрекалов так хитро улыбнулся, что все поняли – здесь именно тот случай, когда не нужно беспокоиться.

Глава 35. Одержимость К делу бывшего военного министра Викулов теперь не имел никакого отношения. Стоило однажды предложить свою помощь – следственная группа явно не справлялась, – как Стрекалов его довольно резко осадил: – Слушай, Егор! Ты туда не лезь! Это жуткая клоака, там сам чёрт не разберёт! Шаг вправо, шаг влево – требуют следователя заменить, а то и вовсе – за ворота! Так не хватало ещё, чтобы ты запачкался. А с кем тогда работать? Было не столько обидно, сколько жаль напрасно потраченного времени. Ведь он же это дело раскрутил, а теперь другие его гробят, подлаживаясь под настроения начальства. То, видите ли, надо Сердюкина осудить на полный срок, то предлагают найти зацепки, чтобы обойтись только возмещением ущерба. И всё-таки, даже не имея доступа к делу, Викулов продолжал инте210

ресоваться ходом следствия. Приватные разговоры с коллегами тоже помогали, да и самому удалось раскопать кое-какую информацию. Оказалось, что интерес Сердюкина к этой Василисе объяснялся вовсе не чарами привлекательной блондинки – всё было гораздо проще и циничнее. Поначалу он в это даже не поверил, тем более что серьёзных доказательств не было. Причина в том, что все родственные связи высших должностных лиц были строго засекречены – мало ли что там откроется, а ФСО потом за это отвечать. Пришлось использовать неформальные связи в контрразведке, и вот что в итоге он узнал. Если верить этим сведениям, документально никак не подтверждённым, Василиса приходилась дальней роднёй супруге ныне опального премьера. Но вот вопрос: можно ли поверить в то, чтобы позволили возбудить дело против родственницы человека, занимавшего высший пост в огромном государстве? Впрочем, к тому времени он уже утратил власть, сдал пост и опустился на ступеньку ниже. В итоге тут сошлись два разнонаправленных потока, причём имеющих сравнимые возможности. С одной стороны – влиятельный Дубков, заинтересованный в том, чтобы примерно наказать зятя, который осмелился загулять на стороне, ну а с другой – семья премьера, для которой вся эта уголовщина явно не ко времени. Судя по всему, надеялись, что «не протечёт», а потому активного противодействия от премьера не последовало. Могли ведь и не так его понять – кругом люди завистливые, чего доброго решат, что премьер с Сердюкиным был в доле. Единственное, что тот сделал, это похвалил «эффективного министра» и выразил неудовольствие, что с ордером на обыск явились в семь утра. В общем, на первый взгляд, вроде бы ничего определённого. Но вот что настораживало: во-первых, ни с того и ни с сего ещё при прежнем президенте Василису наградили орденом. Неужто сказались родственные связи? Ну а теперь этот домашний арест в многокомнатной квартире – можно подумать, что речь идёт о влиятельном лице типа любвеобильного Стросскана. Да, тут при желании можно обнаружить тайный смысл, хотя доказательств кот наплакал. Но вот что делать даже с этой убогой информацией, Викулов так и не придумал. Правда, вскользь упомянул об этом в разговоре со Стрекаловым, и только. И 211

вот сегодня генерал сам ему напомнил – память у Стрекалова отменная, никогда и ничего не забывал: – Егор! Есть такая тема, ты в ней уже поучаствовал, а вот теперь надо бы опять… – Стрекалов помассировал, затылок, снимая напряжение, и продолжал: – Видишь ли, время премьера подошло к концу, и надо бы ему подсказать, как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями.

– Нам-то это к чему?

– Ты подожди, не перебивай! Здесь речь не только о потерях для него, но и для страны, – Стрекалов посмотрел на Егора строго, но без явной злобы. – Так вот, есть мнение, что подать в отставку он не сможет, у него кишка тонка. Надо бы подсказать, но не просто так, а предоставив компенсацию. Причём компенсацию очень солидную и не обязательно в рублях. Я понятно выражаюсь?

– Так точно, товарищ генерал! Но при чём тут я?

– Загвоздка в том, что к самому премьеру обратиться невозможно. Тот встанет в позу, сделает вид, что оскорблён. Вот если бы ему помогла жена… В голове Викулова словно бы искорка зажглась.

– Я понял, Аристарх Игнатьич! Надо будет привлечь к этому делу Василису.

– Ну вот, я же всегда говорил, что ты у меня самый умный! – воскликнул обрадованный генерал. – Даю тебе карт-бланш и полный доступ к делу. Один день тебе на обработку Василисы, можешь ей всё что угодно обещать, вплоть до переезда Сердюкина в её квартиру. Ну и ещё два дня на организацию встречи Василисы с Софьей Павловной, супругой нашего премьера. Она сейчас в Москве, от мужа ни на шаг, что вполне логично в этой ситуации. Героическая женщина, надо ей должное отдать! Ведь чуть ли не за шиворот втащила мужа в Кремль. Эх, была бы у меня такая! – Стрекалов не смог скрыть восхищения, смешанного с изрядной долей зависти, но после этих слов сразу посерьёзнел. – Так вот, Егор, кровь из носа, но чтобы к пятнице премьер созрел! Задача перед Викуловым стояла непростая, поэтому требовалась 212

тщательная подготовка. Прежде всего, нужно найти подходящий вариант, чтобы заставить согласиться Василису. Конечно, в её положении нет смысла привередничать, но вдруг захочет и на этом деле что-то заработать? Да при её-то жадности всего можно ожидать! Однако тут ситуация достаточно прозрачная – на всё её имущество и банковские счета наложен был арест, поэтому о какой-то материальной компенсации говорить бессмысленно. Есть вроде бы одна возможность убедить – встреча с влиятельной премьершей даст ей надежду на некоторое облегчение грядущей участи. Но вот беда – дни премьера сочтены, ему самому приходится несладко, так на какую помощь можно здесь рассчитывать? Итак, этот вариант однозначно отпадал, поэтому Василиса могла рассчитывать лишь на снисхождение от следствия. Честно говоря, зла ей Викулов не желал, хотя за все эти дела она вполне заслуживала порки. Эх, если бы таким способом можно было избавлять людей от мерзких пороков, от чёрной зависти, от неутолимой алчности! Однако наука до этого ещё не доросла, ну а карательные органы могли только надеяться, что страх перед наказанием удержит от нежелательных поступков. В общем, Викулов на свой страх и риск предложил Василисе следующий вариант: два года домашнего ареста, из которых она большую часть уже отсидела, и запрет на пять лет занимать руководящие должности в госучреждениях. Немного подумав, Василиса согласилась. Теперь следовало позаботиться о том, чтобы сохранить предстоящее свидание в секрете. Ясно же, что Софья Павловна не захочет мужа подставлять, афишируя связь с обвиняемой по нашумевшему делу. Но, как известно, риск – это дело благородное! Если появится шанс выйти из сложной ситуации не только без существенных потерь, но и значительно пополнив свой счёт в банке, тогда без раздумий согласится. Как и предполагал Викулов, у Василисы была возможность в случае крайней необходимости связаться с родственницей через Интернет. Правда, компьютер у неё давно изъяли, но у Викулова при себе был ноутбук. Теперь успех предприятия зависел только от способностей Василисы – удастся ли или нет увлечь Софью Павловну перспективой мгновенно разбогатеть в обмен на отказ от политических амбиций.

213

Всё это напоминало шпионский детектив. Не хватало ещё шифра в виде пятизначных комбинаций цифр и подписи: «Да благослови вас Бог!», что когда-то считалось залогом безопасности агента, работающего на иностранную разведку. Итак, Бася пишет Лине: «Линочка, дорогая! Привет! Сразу хочу предупредить, что мне от тебя ничего на этот раз не надо. Я и без того безмерно благодарна за твоё участие. Не удивляйся, но у меня появилась возможность сделать ответную любезность. Подробности при личной встрече. Поверь, это очень срочно и очень важно для тебя, иначе я бы не стала беспокоить. Твоя Бася». Как ни странно, эта Лина довольно быстро отозвалась – видимо, сидела в Интернете, «наслаждаясь» тем, как тамошние отморозки издеваются над мужем. Понятно, что в такой ситуации хватаются даже за соломинку. Лина Басе: «Готова тебя принять на той же квартире, где мы встречались раньше. Сегодня в пять часов. Если сможешь, избавься от соглядатаев. Думаю, ты знаешь, что имеется в виду. Лина». Фразу про соглядатаев Василиса не сразу поняла. Конечно же, следовало избавиться от журналистов. А кроме того пришлось ей разъяснить, что основная проблема заключается в браслете, который позволяет отслеживать местоположение подследственной. Вот и придётся его подменить – старый браслет оставить здесь, а новый будет сообщать информацию только на ноутбук Викулова. Правда, Егор ей не сказал, что эта подмена позволит слышать весь разговор Василисы с Софьей Павловной – но только не ему, а коллегам из ФСБ, ну и, конечно же, Стрекалову. Викулов ждал Василису в машине рядом с домом, где была назначена встреча. Дом оказался непростой – въехать во внутренний дворик 214

можно было только с разрешение сотрудников ЧОПа, охранявших здание. К счастью, здесь не потребовалось ни пароля, ни пропуска – достаточно было сказать: «Бася к Лине» и ворота распахнулись настежь. Только через два часа из подъезда вышла Василиса и, прикрывая лицо, быстро направилась к машине. Судя по улыбке, она была вполне довольна разговором. Слегка навеселе, она еле сдерживала желание похвастаться. Но ограничилась тем, что назвала сумму отступных, которая устроила бы Софью Павловну, само собой, с пятидесятипроцентной предоплатой, да ещё передала требование премьерши, чтобы деньги переводили на её счета – вроде бы не хотела подставлять супруга. Викулова это не интересовало, теперь пусть голову ломают Стрекалов и иже с ним. Однако грех было не воспользоваться ситуацией и не попробовать вытащить из неё то, что было куда важнее и судьбы премьера, и срока, который в итоге намотают Василисе. А всё потому что Викулов был одержим одной идеей – посадить Сердюкина! Задача перед ним стояла непростая. Егор рассчитывал на признание Василисы в том, что к началу их знакомства Сердюкин догадывался о её родственных связях с семьёй тогдашнего президента, теперь уже премьера. Если бы это удалось, Викулов знал, что дальше предпринять. Однако можно было предположить, что Василиса постаралась всё забыть, выкинуть из памяти причину истинного интереса к ней Сердюкина. Уже успела себя убедить, что он влюблён, что будет верен ей до гроба, даже несмотря на слухи о возвращении к Тамаре. Но как же заставить признаться её в том, о чём она даже не хочет вспоминать? Тут есть единственно возможный, несокрушимый аргумент – месть! Если Василисе представить доказательства, что у Сердюкина всё наладилось с Тамарой, предъявить фотографии счастливого семейства, если как следует завести, если пообещать, что с помощью Викулова она сможет отомстить, это почти наверняка сработает. Ну а теперь, пока стояли в пробке на Кутузовском проспекте, надо же о чём-то говорить. Но прежде Викулов снял с неё браслет и отключил питание – подслушать их уже никто не мог даже при большом желании.

– Что ж, могу вас поздравить с выполнением сложного задания, – с 215

улыбкой, не без некоторой доли иронии, произнёс Егор.

– Да ради бога! – в том ему отвечала Василиса. – Я всегда готова помочь хорошим людям, обращайтесь! Вот только не надейтесь, что я Аркашу сдам, даже если с меня снимут обвинения.

– Это делает вам честь! Пожертвовать свободой ради любимого человека – тут стоит вспомнить о жёнах декабристов.

– Что это вы так заговорили? Неужели вам всё равно, посадят Аркашу или нет? – картинно удивилась Василиса.

– Так ведь меня от дела отстранили. Лишь на минуточку позвали, чтобы вас уговорить.

– Да, уговаривать вы умеете, только вот с Аркашей вам не справиться. Кстати, как он поживает?

– Насколько я знаю, всё путём. Скорее всего, обойдётся без последствий.

– Прекрасно! Если ещё и вы своё слово сдержите…

– Не сомневайтесь, Василиса! Вы сделали большое дело, это вам зачтётся. Только хочу предупредить: если кому-нибудь расскажете об этом, во-первых, вам не поверят, а во-вторых, можете схлопотать срок за клевету, – сказано это было полушутя, полусерьёзно, но он просто обязан был предупредить.

– Нет-нет! Мне этого не надо! К тому же Софочка так меня просила, так умоляла… – тут Василиса мечтательно закатила глаза: – Даже пообещала приличную должность в своей фирме. Она ведь теперь намерена заняться бизнесом. Так что можете считать, что я обо всём уже забыла.

– Ой ли? – усомнился Егор, продолжаю свою игру, о чём собеседница и не подозревала.

– Правда! Я сразу забываю, если захочу.

– Хотелось бы верить… А вот интересно, про первую встречу с Аркадием Евграфычем вы помните?

– Но это же совсем другое дело! Как можно забыть? Я до сих пор словно бы слышу его первые слова… – Василиса улыбнулась, закрыла глаза и словно бы вся перенеслась туда, на несколько лет назад, в неповторимые мгновения первого свидания.

216

– Если не секрет, расскажите, как вы познакомились. Поверьте, я из чистого любопытства. Мне кажется, это должна быть захватывающая мелодрама, достойная пера талантливого литератора. Возможно, сами когда-нибудь захотите написать…

– Ой, что вы, что вы! Какой из меня романист? – замахала руками Василиса. – Ладно, если вам интересно, расскажу. Аркашу я впервые увидела, когда он работал ещё в налоговой, это была чисто деловая встреча. Ну а близко познакомились на торжественном приёме по случаю избрания нового президента, шесть лет назад. Софочка тогда постаралась, выписала мне пригласительный билет.

– Видимо, она ваше родство не афишировала?

– В общем-то, да. Зачем ей это? Но когда праздничный обед был уже в разгаре, многие уже были подшофе, и всё кругом перемешалось, тут она подошла ко мне, мы расцеловались. А чуть позже ко мне подошёл и он, Аркаша.

– Думаете, всё произошло случайно?

– То есть?

– Он не догадывался, что вы с Софьей Павловной родня?

– Так я же сама ему сказала. Он спросил, а я ответила. Только умоляла никому не говорить. Софочке это наверняка бы не понравилось.

– И что? Он тайну свято сохранил?

– А как же может быть иначе? Он у меня честный, благородный. Прежде о таких писали только в рыцарских романах.

– Вы собирались пожениться?

– Да. Он хотел развестись с Тамарой, но почему-то всё откладывал. Говорил, что это может повредить карьере. После того, как была упомянута карьера, можно было перейти к тому главному, ради чего Егор и затеял разговор.

– Василиса, вы меня простите, если я не прав… А вам не кажется, что ваш разрыв совпал с тем временем, когда Софья Павловна перестала быть первой леди государства?

– Ну и что?

– Да как-то странно… Сблизились вы, когда он узнал, что вы родня тогдашнего президента. Ну а когда вернулся прежний, причём надолго, 217

как все поняли – тогда Аркадий к вам постепенно охладел. Василиса испуганно взглянула на Егора. Затем лицо её покраснело, и миловидная женщина в считанные секунды превратилась в фурию: – Вы гадкий, отвратительный человек! Я вас ненавижу! – кричала она. – Выпустите меня! Я не поеду дальше с вами!.. Требуемый эффект был достигнут. Теперь нужно дать ей выговориться до конца, а вот когда не останется сил, чтобы продолжать истерику, тут самое время представить доказательства. Ребята из контрразведки постарались, и хотя на сделанных ими фотографиях нет признаков ни криминала, ни порнографии, на эту дурочку они должны произвести неизгладимое впечатление. На снимках была представлена дружная семья. Любой человек, с предвзятым мнением или сомневающийся, мог однозначно в этом убедиться. Так смотрят лишь бесконечно влюблённые друг в друга люди, даже у молодожёнов такие счастливые улыбки бывают не всегда. Радость Сердюкина понятна – всё обошлось, его простили. О недавнем прошлом, о своей безумной авантюре с Василисой он теперь постарался окончательно забыть. Всё, что она успела наговорить, пока ехали к дому, Викулов проанализировал уже потом. А здесь он был просто потрясён – настолько месть оскорблённой женщины показалась ему неадекватной тому, что случилось между нею и Сердюкиным. Она говорила сквозь слёзы, сбиваясь и вновь повторяя сказанное, словно бы получала наслаждение от того, что роет могилу бывшему любовнику. Только выслушав подобное признание, поймёшь, что любовь и криминальный бизнес – вещи мало совместимые, тут надо выбирать что-нибудь одно. В какой-то степени, исповедь Василисы не стала для Егора откровением – многое он знал, но тут появились важные для следствия детали, возможность неопровержимо доказать факт преступления. Если учесть, что в приборный щиток его автомобиля была вмонтирована миниатюрная видеокамера, то все последующие действия виделись уже довольно просто – переквалифицировать дело на более тяжкую статью, а дальше суд и приговор. Да, всё было бы просто, если бы Василиса не произнесла несколько фамилий… Сначала Егор не обратил внимания, и только уже потом, просматривая это видео, понял, что всё куда сложнее, 218

чем он думал. Поэтому прежде, чем предпринимать какие-то действия, нужно было ещё кое-что раскопать, всё тщательно проанализировать, а уж потом принимать оптимальное решение.

Глава 36. Жаркая ночь в эфире Всех, кто в этот поздний час не спал и догадался настроить приёмник на волну радиостанции «Слухи столицы», ожидал сюрприз. Вместо рекламы, музыки и надоевших новостей о том, как хорошо Кайманскому живётся на свободе, из репродукторов послышалось нечто такое, что этому времени никак не соответствовало. Давно такого не было, чтобы по ночам, в прямом эфире развёртывалась жаркая дискуссия, да ещё на столь животрепещущую тему: – Здравствуйте, дорогие друзья! Сейчас за окном глубокая ночь, но мы собрались здесь, в «Закрытой студии», потому что дольше ждать уже нельзя. Вот только что по информационным каналам сообщили, что утром произойдёт событие из ряда вон выходящее… – послышались всхлипывания. – Итак, в студии я, Александра Шанская, Вениамин Полифактов и наш гость Соломон Бляхер, известный политолог. Какие у вас ощущения, господа?

– Вы знаете, чем-то всё это напоминает ночь с третьего на четвёртое октября, когда я стоял в толпе у Моссовета.

– А мне вспоминается август, девятнадцатого числа. Моросящий дождь и такая, знаете ли, тоска!

– Ну что касается тоски, Соломон, так тут не обошлось без вашего участия.

– Я-то тут причём?

– Не вы ли нам твердили про «премьерского кота», про «громоотвод», про мальчиков для битья, окопавшихся в правительстве?

– Не вижу ничего обидного в «громоотводе», если премьер и в самом деле президента в чём-то прикрывал. Вот если бы «козёл отпущения»…

– У вас нет ни капли сострадания, Соломон!

219

– Сашенька! Можно подумать, что завтра вы напьётесь с горя.

– Так, давайте обойдёмся без намёков.

– Да я не намекаю. Просто хочу сказать, что народу это пофиг.

– Мне кажется, Соломон, что ты не прав. Те тысячи людей, которых мы видели на проспекте Сахарова, на Болотной… им не всё равно, – вмешался в беседу Полифактов.

– Ну, если у них есть потребность в клоунаде…

– Соломон! Веня! Давайте отнесёмся к этому более серьёзно. Я всётаки хочу найти второе дно.

– Какое ещё дно, Сашенька? Это лишь дырявый тазик! – усмехнулся Соломон.

– А я думаю, что премьер и после отставки как-нибудь устроится. С голоду уж точно не помрёт, – резонно заметил Полифактов.

– Господи! Да я же не о том! Вы понимаете, что все наши потуги теряют теперь всякий смысл. Зачем расшатывать эту власть, зачем гнобить тех, кто сидит в Кремле, если не в состоянии никого предложить взамен?

– Я думаю, Саша, ты не права. Россия всегда была богата самородками.

– Где ты их видел, Вениамин? В тюрьме?

– Положим, Кайманский уже гуляет на свободе.

– Да-да, по земле обетованной. И кушает устрицы, запивая «Шабли» 2007-го года.

– Не ёрничайте, Соломон! Он это заслужил. После десяти лет на нарах можно кое-что себе позволить.

– Боюсь, пример Кайманского доказал, что никто из нас на жертвы однозначно не способен. То есть я хочу сказать, что одежды мученика никто не станет надевать. Так же, как и тащить свой крест на ту самую Голгофу.

– Я с вами не согласна! Вот, скажем, театр постоянно прогрессирует, несмотря на катастрофическое положение с финансами.

– Это ваше личное мнение. А я в театр не хожу. Если понадобится, так два пальца в рот… Хотя бы на билетах сэкономлю.

– Фу, Соломон! Не забывайте, мы в эфире… А ты что думаешь, 220

Веня?

– А что тут думать? Меня давно уже предупреждали, что так будет.

– Что, цыганка нагадала?

– Типа того. Вы не смейтесь, Соломон. Тут дело в том, что правительства приходят и уходят, а он остаётся. Всё потому что он Дракон, а не Змея.

– Ну вот, и ты ударился в эту астрологию.

– По-моему, она всё объясняет.

– Я всё же не пойму, господа – но почему снова этот август? Разве нельзя было выбрать другое время, не накануне отпусков? Ваше мнение, Соломон.

– По-моему, тут всё предельно просто. После Олимпиады несколько месяцев можно было почивать на лаврах, следовало воспользоваться ситуацией, чтобы укрепить авторитет кремлёвской власти. Майские праздники, да и вообще весь май тоже не подходит – может возникнуть подозрение, что смещение премьера у них ассоциируется с победой над заклятым врагом. Ну а затем потребовалась пара месяцев, чтобы подготовить общественное мнение и довести рейтинг премьера до нуля. Вот вам и получается этот самый август.

– Так что же теперь делать?

– А что можно предпринять, если ввязались в чьи-то там разборки? Мы-то тут при чём?

– Веня, я от тебя этого не ожидала.

– Ну вот и дождалась. Поверь мне, брось ты это! Пиши о своём театре, если нравится, а в политику не лезь.

– Согласен! Это совсем не бабье дело.

– Прекратите, Соломон! Или вас отсюда выведут!

– Молчу, молчу! Только Веня прав – на шахматный доске всего один король и куча пешек. Так и на что ещё надеяться?

– Похоже, вас это не смущает…

– На мой век и придурков хватит, и дураков!

– Ну, знаете ли!.. На этом разговор прервался, в эфире послышался грохот падающих стульев, чей-то визг…

221

После этого Сашенька ещё долго не могла успокоиться. Да как так можно? Ей, хрупкой женщине, приходится вразумлять взрослых мужиков! Где они набрались всей этой ереси? Или прежде тщательно скрывали? В её понимании только тот достоин уважения, кто остаётся верен своим принципам до самого конца – если конечно эти принципы не противоречат идеям равноправия и свободы. Само собой, каждый может ошибаться, но важно, чтобы он хотел понять смысл того, что происходит в мире и в стране. Вот и она не сразу осознала подлость и коварство тех, кто правил государством ещё на заре её карьеры. В юности Сашенька мечтала стать актрисой. Хотела бы порхать по сцене, как Нина Заречная из чеховской «Чайки», хотела быть любимой зрителями, хотела, чтобы дарили ей цветы… Увы, с самого начала чтото не заладилось. Она бы не решилась никогда признаться в отсутствии таланта, но даже в тех небольших ролях, которые ей поручали, не смогла показать всего, на что способна. Короче, зритель её не полюбил, а вслед за тем и главный режиссёр разочаровался. Поняв, что выдающейся актрисы из неё не получится, Сашенька стала пить, не миновав судьбы других своих коллег-артистов. Но если во многих случаях оправданием этому пагубному увлечению в какой-то степени может быть талант, то Сашеньку так и не простили. В итоге она оказалась обузой для театра, и пришлось искать новую профессию. Если бы не Полифактов, пошла бы, наверное, пивом торговать – это только так говорят, что у нас нет безработицы для несостоявшихся актёров. Кое-как избавилась от депрессии, хотя бывало, что прошлое давало о себе знать самым жутким образом. Тогда хотелось выть, кричать, напиться вдрабадан… Наверное, многие знают, что такое женская истерика. Столь же хорошо известно, что единственный способ выйти из состояния полной безнадёги – это найти внешнего врага. То есть не копаться в самой себе и не искать там причины неудач, но вместо этого ясно осознать, что вот он, тот злодей, который виноват в том, что с ней случилось. Впрочем, злодеев оказалось много – со временем составилась целая коллекция. Тут была и «циничная скотина без сердца и без совести», осмелившаяся посетить онкологическую клинику для безнадёжно боль222

ных детей как раз накануне президентских выборов, и «ошалевший от власти мелкий стукачок, раздающий налево и направо то свой гнев, то милость». Тут были и дремучие деятели искусства, не ведающие, что такое интеллект, и уродливая публика уровня третьего класса средней школы, наводнившая театры. Глядя на них, снова хотелось выть, биться в истерике, однако Сашенька сумела найти в себе силы и начала борьбу не за жизнь, а за выживание. Первый, за кого она пыталась заступиться, был её собственный муж. Когда несколько лет назад его пригласили на работу в Прагу, где располагалась штаб-квартира «Свободного радио», Сашенька решила, что наконец-то повезло. Уехать из России, куда глаза глядят, она давно мечтала, а тут появилась перспектива перебраться в одну из красивейших столиц мира и в полной мере ощутить себя свободной и от мерзкого прошлого, и от пут ненавистного режима. К тому же доход главного редактора русской службы этому ощущению вполне бы поспособствовал. Всё началось после того, как Олег попытался привести в редакцию своих людей. Тогда ещё ни ему, ни Сашеньке было невдомёк, что свободное общество предоставляет все мыслимые права для борьбы каждого его члена за радость бытия, за кусок вкусного пирога, за приличную зарплату. Посыпались доносы и начальству в Праге, и спонсорам за океан. Тому, что они устроили Олегу, трудно подобрать достойное название. Это была гражданскую казнь, это было ритуальное убийство! В итоге контракт расторгли, а Сашенька наконец-то поняла, что «Свободное радио» оказалось мифом. Единственная свобода, которую оно может дать – это свобода алчности и подлости. К тому времени она вела на радио только передачи о театре. Отзывы были разные – приходилось слышать, что тексты у неё красивые, но почти бессмысленные. Полифактов как-то ей сказал, что такое можно сочинить только под хорошим кайфом, приняв сто пятьдесят граммов «вискаря». В какой-то степени он был недалёк от истины. После событий в Праге Сашенька почувствовала, что не может ограничивать себя проблемами театра и кино. Ей захотелось вести серьёзную политическую передачу. Веня тогда оправдывался на летуч223

ке, ей об этом позже рассказали: – Она заныла, заскулила, потом стала угрожать мне Страшным судом. В общем, я дрогнул… Это был один из тех немногих случаев, когда Веню удалось переубедить. А в основном, он вёл эти утренние совещания как настоящий диктатор, которым и должен быть деловой человек, зарабатывающий себе на хлеб с зернистой икрой трудом многочисленного коллектива: – Итак, с утра садимся на телефоны и согласовываем тексты передач. Чтобы буквально на каждое слово было разрешение от тех, кто нам платит за рекламу. При этом нельзя забывать и о балансе между главным акционером и рекламодателями. С одной стороны – они, то есть те, кто нам жизненно необходим. С другой – интересы акционера, который нам тоже крайне важен. И не надо никого из них дразнить! Дразнилки и прочие интеллектуальные выверты оставьте за порогом дома. Короче, не будет визы – не сносить вам головы! Спорить с Полифактовым решался только первый зам, да и того потом уволили: – Что-то ты сегодня слишком агрессивен, Веня.

– Я агрессивен? Да побойся Бога! Ты меня с кем-то перепутал. Я исключительно нежен и сегодня, и всегда.

– А вот не стоит ли… Дальше следовало чьё-то предложение внести в сетку вещания радиостанции новую передачу взамен старой, изрядно устаревшей. На это всегда следовал один ответ: – Ерунда всё это! Полный бред! Можешь говорить тут, что угодно, а я буду делать только то, что посчитаю нужным, – и упираясь взглядом в собеседника, кричал, забрызгивая всё вокруг слюной: – И не скули больше! И не ной!

– Веня, ты не прав! – пытался успокоить его первый зам.

– Считай, что я этого не слышал.

– Но всё-таки…

– Сколько раз надо повторять?! Наехал на меня – или извинись, или ищи себе работу! Есть ещё пятьдесят четыре радиостанции. Свет клином на «Слухах» не сошёлся. Вот иди туда и там сколько угодно 224

будешь меня грязью поливать. Надеюсь, я понятно выражаюсь?

– Не совсем…

– Вот странные вы люди! – после этих слов Веня театрально всплёскивал руками. – Сто раз я уже это говорил! Ну как так можно? Надо же беречь время своего руководителя. Неужели я буду умолять, упрашивать, валяться у вас в ногах ради того только, чтобы меня здесь поняли?

– Веня, а почему бы нет?

– Так. Все, кто задал невнятные вопросы, будут наказаны и оштрафованы.

– Но за что?

– Теперь что касается этой твоей новой передачи. Вот когда я почувствую, что старая исчерпана, тогда на этом месте появится другая. Ю андестэнд?

– Однако, на мой взгляд…

– Ну хоть кол на голове теши! Запомните, у сотрудников «Слухов» не может быть своих взглядов. Взгляд есть только один-единственный, и это мой личный взгляд. Зарубите себе это на носу! Несмотря на столь оригинальный стиль Вениного руководства, Сашенька получила возможность заявить о своих взглядах на политику, на то, что происходит в стране и в мире. Её гостями были близкие по менталитету люди – неважно, из искусства или же из бизнеса. Особое предпочтение она отдавала тем, кто не стеснялся в выражениях, ругая власть – в её понимании, именно они обладали особым обаянием ума. Увы, так продолжалось недолго. Получив от Вени очередную нахлобучку, Сашенька поняла, что не стоит впредь подставлять своего благодетеля – радиоэфир оказался не самым подходящим местом для подобных откровений, и пришлось снова вернуться к теме искусства и кино. С тех пор Сашенька позволяла себе изливать душу только в Интернете, в собственном блоге – там каждый сам себе хозяин, а поскольку за всем, что там пишут, невозможно уследить, то появляется возможность «отрываться» по полной программе, и излагать то, что не всегда скажешь даже в компании друзей. Да, в радиоэфире она была паинькой, вот только сегодня сорвалась, так ведь Соломон сам был виноват, теперь будет знать, как спорить с Сашенькой!

225

Глава 37. О пользе воздержания А в это же самое время в гостиной шикарного особняка на окраине Москвы собрались несколько человек. Поначалу их было только двое, они сидели молча, даже не глядели друг на друга. Чувствовалось, что им не о чем говорить – всё уже сказано и пересказано, и не хотелось среди ночи снова начинать теперь уже совершенно бессмысленные разговоры. Тихо было и за окном – ни пения птичек, ни цикад. Природа словно бы затаилась в ожидании некоего грандиозного события. Однако и ей самой вроде бы ещё не ясно, то ли это будет катастрофа, то ли напротив – избавление… Наконец, по лестнице, ведущей на второй этаж, спустился сам хозяин дома.

– Господа! Я собрал вас, чтобы вы первыми узнали о моём решении, – Антон Евгеньевич немного помолчал, видимо, собираясь с духом. – Так вот, в нынешней ситуации я не вижу иного выхода, кроме как сложить с себя полномочия премьер-министра. Аксельборг и Докутович смотрели на него. Вряд ли кто-нибудь взял бы на себя смелость описать теперь их чувства. Потому что заглянуть на дно того колодца, где сейчас обитало их сознание, не каждому дано. Впрочем, гораздо в меньшей степени это относилось к Аксельборгу. В сущности, он на этом деле не так уж много потерял. Конечно, в перспективе было не совсем то, на что рассчитывал, но и тут успел подсуетиться, так что даже если попытаются ударить по его законным интересам в бизнесе, вряд ли что-нибудь у них получится. Куда хуже могло всё обернуться для Кости Докутовича. Потеря должности, попадание в «чёрный список», что-то вроде запрета на профессию. В лучшем случае – должность директора в мытищинском НИИ. Ни один из этих вариантов его не привлекал, так что придётся сосредоточиться на бизнесе. Однако удар по самолюбию «государственного человека», каким считал себя в последние годы Докутович, был нанесён сокрушительный, это он готов признать. Одно успокаивало – Неля клятвенно пообещала, что на развод в ближайшие год-два не будет подавать. Видимо, таким путём хотела подогреть его энтузиазм в борьбе за сохра226

нение места на Олимпе. Да только грей, не грей – от этого шансов на победу не прибавится. Антон Евгеньевич тоже переживал не лучшие минуты. Сердце буквально кровью обливалось, когда он представлял, чем может это закончиться для его друзей, для тех, кто поддерживал в последние годы. Ну что тут поделаешь, если не хватило сил, не сдюжил! Да, честно говоря, он никогда не хотел в этой роли оказаться – ни в роли ферзя, ни в роли короля. Можно и так это объяснить – уговорили, обманули! Потом и сам понемногу стал обманываться. Уж очень приятное это занятие – представлять себя спасителем нации, покровителем униженных, эдаким новым Моисеем, ведущим государство к процветанию. Однако не сбылось! Теперь он находился на распутье – либо уйти в оппозицию и там продолжать борьбу, либо отправиться послом куда-нибудь в Зимбабве. Проблема в том, что он был в некотором роде на крючке. Если у них есть реальный компромат, тогда любое резкое его телодвижение может привести к фатальному исходу. Тогда заработает маховик, и ему будет уготована участь, если не Кайманского, то где-то близко к этому – ну что-то вроде пожизненного заключения в собственной квартире. Вот это теперь и следовало прояснить: что у них есть и насколько это для него опасно? Первым нарушил молчание Аксельборг: – Антон! Может, всё не так безнадежно, как нам кажется? Может быть, стоит побороться?

– Брось, Тарас! Если Дума уже создаёт парламентскую комиссию, тогда дело швах. Там такого могут накопать! И то, что было, и чего даже в мыслях никогда не появлялось.

– Да уж, они на всё способны. Опять же у них в Думе большинство, – присоединился к разговору Докутович. Снова помолчали. Антон Евгеньевич всё думал, как бы осторожно затронуть тему компромата. В свою очередь, Аксельборг с Докутовичем, предчувствуя такой вопрос, так и не решили, о чём можно рассказать, а что стоит придержать на самый крайний случай. Тут ведь следует иметь в виду, что сам премьер делами почти не занимался, даже в этой должности оставаясь чем-то вроде королевы-матери, которая обя227

зана позировать перед телекамерами и демонстрировать свою заботу о народе. Поэтому его вопрос должен был свестись примерно к следующему: «Где же это вы, голуби мои, так напортачили?» Наконец, Антон Евгеньевич решился: – У меня такое предложение. Давайте отмотаем всё назад, посмотрим, что сделано не так. Тогда будущие поколения, даст бог, смогут избежать наших ошибок.

– Ты уж очень трагично излагаешь всё, Антон, – не согласился Аксельборг. – Неужели столько ждать?

– Мы с тобой уж точно не дождёмся. Вот Костик – это может быть, если очень повезёт.

– Да мне без вас и жизнь не в радость, дорогой Антон Евгеньич! – зашмыгал носом Докутович.

– Спасибо, Костик! Премьер расчувствовался, стали вспоминать о первых встречах, когда только появилась идея модернизации страны, когда начали сколачивать своё ядро во власти – либералов «наверху» всегда хватало, но раньше каждый думал только о себе. А тут объединили всех одной идеей. Как же они радовались, когда что-то получалось! Самое трудное заключалось в том, чтобы дискредитировать других кандидатов на должность президента. Для этого дела любые методы годились – даже подставы на дороге.

– А помните, как ловко получилось с тем сынком? Попал вроде бы случайно в ДТП, там женщина какая-то пострадала, а у папаши сразу рейтинг рухнул – куда ему в преемники с таким пятном? – ухмыльнулся Докутович.

– С Дубковым тоже удачно всё сложилось, – добавил Аксельборг.

– Я что-то не припомню, – Антона Евгеньевича и прежде подводила память.

– Это была личная инициатива Костика. Нашептал своему шефу, что избиратель не поймёт, если Дубков станет президентом, а зять при нём останется министром обороны. Но что ещё опаснее – захочет ли Дубков отдать власть через четыре года, если вся армия будет за него?

– Уверен, это опасение и сыграло основную роль.

228

– А что было с Черкашиным? – поинтересовался Аксельборг.

– Там всё гораздо проще, – со знанием дела взялся разъяснить ситуацию премьер. – Он из системы МВД, а у гэбистов до сих пор есть опасение, как бы прежняя неприязнь не возникла с новой силой. В общем, они и отговорили, естественно, не без моего участия.

– Да, слишком борзый. Это ведь он настаивал на пересмотре итогов ельцинской приватизации.

– Ну, у самого Черкашина тоже не всё чисто. Помните, три месяца он был во главе правительства? – напомнил Докутович.

– Разве? А я уже забыл – очень уж короткий срок.

– Но даже этого крохотного срока вполне хватило, чтобы тот банк, где работала его жена, сделал несколько весьма выгодных приобретений в самом центре Москвы. Ну а жена нашего героя увеличила свой пакет акций банка сразу в несколько раз и стала мультимиллионером. Такая вот занимательная арифметика.

– Да ладно тебе, Костик! Чего привязался к людям? Никто ведь не упрекает твою Нелю в том, что она богаче тебя. Так что давай родню не будем трогать.

– Ты прав, Тарас! – поддержал соратника Антон Евгеньевич. – Женщины – это святое! Что касается Черкашина, как я припоминаю, он здорово репутацию себе испортил, когда своих аудиторов натравил на госкомпании.

– Да, этого ему не простили до сих пор. Пожертвовал репутацией, а толку – кот наплакал. Разве что на последнем деле отыгрался.

– Ты о махинациях в военном ведомстве? Так ведь на Сердюкина всем скопом генералы навалились, очень уж он всех достал. А в результате только его дамы пострадали.

– Да уж, известно – женский батальон. У Аркаши губа была не дура, умел себе кадры подбирать. Помолчали. Конечно, разговор о женщинах мог бы продолжиться по известной всем колее, но только не в этих обстоятельствах.

– А вот странно! – обратился к собравшимся Антон Евгеньевич. – Ведь никого из важных лиц ни по одному из коррупционных дел он так и не счёл нужным наказать.

229

– Не решился, так оно точнее, – усмехнулся Аксельборг. – Да потому что не хотел плодить себе врагов. Думаю, только благодаря этому и держится у власти.

– Мне кажется, враги тут ни при чём. Он больше опасается обиженных.

– Так ведь от обиды до вражды… Тебе, Антон, это лучше нас известно.

– Пожалуй… Антон Евгеньевич не стал дальше развивать эту тему. Хотя здесь были все свои, снова бередить раны, вспоминать об унижении – нет, сейчас это вовсе ни к чему. У него так и не возникло желания покаяться, признаться в том, что не оправдал возлагавшихся на него надежд, не сделал то, что обещал уходящему президенту накануне выборов. Тут ничего не поделаешь, поскольку есть вещи более важные, чем честь или мужская дружба. Это не он сказал, но кто же станет отрицать, что истина всего дороже? Снова немного помолчали. Каждый думал о своём. Докутович о том, допустит ли жена к управлению активами, которые он вынужден был записать когда-то на неё. Аксельборг прикидывал, кого бы ему теперь прикормить в правительстве, если Костика уволят. Ну а Антон Евгеньевич своих мыслей не скрывал: – Честно говоря, до сих пор удивляюсь, как же он решился сделать ставку на меня?

– Ты о чём? – не сразу понял Аксельборг.

– Я о предпоследних выборах.

– Так больше никого и не было, кроме тебя и этих трёх.

– Нет, я слышал, что рассматривалась ещё одна кандидатура. Это нынешний московский мэр.

– Не может быть? Он же не из Питера, и с ГБ никогда связей не имел. Они бы его никогда не пропустили.

– Да, так и случилось. В сущности, Аксельборгу с Докутовичем только этого и надо было – увести разговор от скользкой темы. Если уж отматывать назад, так постараться обойти вопросы дележа бюджетных денег, выделения кре230

дитов нужным фирмам и так далее. Можно конечно поговорить, но ведь с этой бухгалтерией одна тоска – подобные разговоры только на любителя. Когда уже вспомнили все приятные моменты из героического прошлого, Аксельборг предложил вернуться к трагическому настоящему. Ведь, по сути, Антону Евгеньевичу предстояло войти в клетку льва, а вот удастся ли выйти невредимым – этого никто из них не знал.

– Я вот о чём думаю, – Антон Евгеньевич с надеждой посмотрел на своих партнёров, видимо, ожидая дружеской поддержки и доброго совета. – Вот, скажем, Сердюкина он простил, Кайманского на свободу выпустил. Я бы ещё многих министров и бизнесменов тут упомянул, из тех, что избежали расплаты за свои «художества». Так неужели он сейчас не сможет обойтись без радикальных мер? Ну скажите откровенно, чем я хуже? Аксельборг и Докутович покосились друг на друга – никто не решался высказаться первым. Но вот наконец-то Аксельборг созрел: – Видишь ли, Антон, в чём дело. Вся наша жизнь состоит как бы из двух основополагающих частей – это удовольствия и воздержание. И правда, нельзя же постоянно есть, тут могут быть самые ужасные последствия – ну что-то вроде заворота кишок. Так вот и в политике, и в бизнесе примерно то же самое – надо знать меру, свой предел, выше которого не стоит прыгать. Видимо, ты где-то в своих действиях это не учёл, да и мы вовремя тебе не подсказали. Судя по раздражённому тону, Антон Евгеньевич был не согласен с этим выводом: – Что же, я должен упираться, когда меня толкают в спину, чтобы шёл до победного конца? Или заявить самоотвод, когда он предложил мне пост преемника?

– Боюсь, что это каждый сам решает для себя.

– А вы с Костиком тут, выходит, ни при чём?

– Я же сказал. По-видимому, и мы были не правы.

– Как у тебя интересно получается, Тарас! Вот если прибыль нужно поделить, ты самый первый. А как подсчитывать убытки, оказываешься ни при чём!

231

– Антон, дорогой! Ты меня не понял. Я готов это компенсировать, само собой, в приемлемых объёмах. Когда всё успокоится, подберём тебе тёплое местечко, как-нибудь устроим. Ну скажем, пост почётного вице-президента банка подойдёт?

– Ты издеваешься? Тут жизнь наперекосяк, а ты меня должностью банкира соблазняешь! В общем, встреча закончилась ничем. Проводив гостей, Антон Евгеньевич снял туфли, надел домашние шлёпанцы и уселся в кресло у зажжённого камина. Мысли в его голове множились, сталкивались одна с другой, рождая новые догадки, которые и сформулировать-то не было возможности. Но все эти хаотично распределённые осколки мыслей в итоге вроде бы стали постепенно сходиться к одному: «А может, он и в самом деле прав? Чёрт меня дёрнул ввязаться в эту авантюру! Читал бы лекции в университете, подрабатывал консультантом в частных фирмах. Так нет, показалось мало. И вот вполне логичный результат. Но почему? То ли советники бездарные, то ли сам ни на что другое не гожусь. Да вот и Софочка пристала с ножом к горлу, мол, единственный приемлемый выход для меня – это немедленно подать в отставку. Странная, однако, женщина – то чуть не силком тащила в эту мерзкую политику, ну а теперь совсем наоборот». Уже на исходе ночи Антон Евгеньевич пришёл к неоспоримому выводу: «Похоже, всё в этом мире устроено несправедливо. Одним – сплошные удовольствия, ну а другим…» Тут его окончательно сморил сон, и ход дальнейших мыслей проходил уже за пределами его сознания.

Глава 38. Издержки производства Вскоре после того, как Софья Павловна уговорила мужа подать в отставку, всё постепенно успокоилось. Исполняющим обязанности премьер-министра был назначен бывший его первый заместитель, тоже человек вполне либеральных взглядов, но не Докутович – тому пришлось с госслужбы перебраться в бизнес. Сам Антон Евгеньевич пребы232

вал в некоторой растерянности, поскольку через месяц после его отставки жена подала вдруг на развод. Удивило вовсе не её желание порвать с недотёпой-мужем, а то, что Софочка не настаивала на разделе их общего имущества. Такой жертвы он никак не ожидал, но объяснил это её решение тем, что она чувствовала свою вину в том, что с ним случилось. Уговорила, завлекла, а когда карьера рухнула, бросила, оставив кое-что на пропитание. Что ж, и на том спасибо! Софья Павловна тем временем было не до переживаний, её уже не беспокоили грустные мысли по поводу несостоявшейся судьбы первой леди государства. Политика, как средство достижения материального благополучия, её теперь не интересовала. Она вела интенсивные переговоры о покупке пакетов акций нескольких фирм во Франции и консультировалась по поводу наиболее выгодного вложения денег в другие предприятия. Счета в европейских банках позволяли реализовать практически любые её пожелания. К счастью, перечисление средств, предназначенных для компенсации моральных и финансовых потерь Антона Евгеньевича после его ухода с поста премьера, было окутано настолько непроницаемой завесой тайны, что никто не смог бы докопаться до источника происхождения этого богатства. Тем, кто акцию организовал, было уже всё равно – они своего добились. Да и бессмысленно махать руками после драки – даже если бы муж обо всём узнал, ничего не изменилось бы. Она же выполнила своё обещание, уговорила, ну вот кое-что и получила за свои труды. Теперь надо было только ускорить процедуру оформления британского гражданства, и многие проблемы тогда решились бы сами собой. Не забывала Софья Павловна и о Василисе – всё-таки родная душа, да и в торговле недвижимостью, что называется, собаку съела. В ближайшее время должен состояться суд, но в положительном исходе она уже не сомневалась. Итак, до встречи в Лондоне, дорогая Василиса! Сердюкин продолжал директорствовать в своём задрипанном КБ, однако тесть пообещал, что в самом скором времени всё для него изменится. Будто бы есть мнение создать некое новое министерство, правда, с названием и профилем работы пока не определились, однако пост министра уже обещан был Дубкову, ну а уж он, само собой, пристроит 233

зятя заместителем. Обидно, конечно, снова начинать с того же места, где был десяток лет назад, но возраст у Аркадия Евграфовича не столь солидный, чтобы заранее руки опускать, да и забота о семейном благополучии этого сделать не позволит. Подобно Сердюкину, выпал из поля зрения российских граждан и Аксельборг. В последнее время он предпочитал руководить своими предприятиями из-за границы, благо повсеместное распространение Интернета позволяло решать вопросы, даже не вставая с кресла. В политику он больше не совался – обжегшись на молоке, теперь вообще не пил ничего горячего. И то верно – пора уже позаботиться о своём здоровье. В отсутствие Аксельборга проект «Востряково» быстренько увял, поскольку бюджетное финансирование было сведено до минимума – хватало только на оплату охраны и другого вспомогательного персонала. В газетах промелькнуло сообщение о перепрофилировании этой конторы в акционерное общество по поставке рогов и копыт для нужд российской армии. Скорее всего, это была шутка – отголосок тех дел, которые будоражили общество всего лишь год назад. Об этих делах теперь почти никто не вспоминал. Да и зачем? Стрекалова повысили в звании, а по случаю Дня всенародного единства наградили орденом Андрея Первозванного второй степени. Не обошли и главу Администрации, и руководителя Совбеза. Только директор ФСБ не удостоился – прошёл слух, что ему стали подыскивать замену. Словом, жизнь била ключом, но только где-то там – до Егора Викулова даже брызги теперь не долетали. Правда, за участие в комбинации, которая закончилась отставкой неугодного премьера, начальство выписало ему приличную премию – хватит, чтобы месяц отдохнуть с Элен на Кипре. Большего он и не ожидал, поскольку Стрекалов дал понять, что эта излишняя настойчивость Егора в деле Сердюкина и Василисы оставила неприятный осадок у высокого начальства. Надо было немного переждать, проявить себя в другом каком-то резонансном деле, а уж тогда можно представлять на генерала и подыскивать подходящую должность здесь же, в комитете. Егор в ответ Стрекалову заявил, что звание и должность его вполне устраивают, ну а недовольство выше234

стоящих лиц его работой – это их право, только ему на это… Дальше он не продолжал, однако Стрекалов догадался, покрутил головой, пробормотал что-то вроде того, что горбатого могила исправит, и на этом разговор закончился. Всё это были мелочи, всегда сопутствующие чему-то более важному. А пока работы у Викулова хватало, поскольку и налоговики, и Счётная палата буквально завалили информацией, которая нуждалась в тщательной проверке. Вслед за этим ставился вопрос о возбуждении уголовных дел, на что обычно следовало указание повременить. С недавних пор Стрекалов, прежде чем докладывать наверх, самостоятельно, не прибегая к помощи своих подчинённых, копался в родственных связях возможных фигурантов, и если обнаруживалась близость к некоему важному лицу, срочно вызывал Викулова. Вот и теперь передал папку с документами и спрашивает: – Егор! Ну вот скажи, зачем это мне подсунули?

– Аристарх Игнатьевич! Я тут ни при чём, этот материал проходит не по нашему отделу.

– А ты всё равно скажи: зачем? – настаивал Стрекалов.

– Ну как зачем? Чтобы жулика вывести на чистую воду. Чтобы возбудить дело, выдвинуть обвинение…

– И чтобы общественность узнала, как власть борется с коррупцией.

– Ну и это тоже, – согласился Викулов, так и не поняв, куда клонит генерал.

– А через два года напряжённого труда нашего героического коллектива мне вдруг сообщат, что этот жулик на самом деле белый и пушистый, и что таких, как он, ни в коем случае не надо обижать, – генерал встал из-за стола, сжал кулаки и стал ходить по комнате. – Вот ты скажи, на кой хрен мы пишем все эти протоколы, устраиваем очные ставки, делаем запросы, если всё можно выяснить заранее? Почему бы сразу не сказать, что есть некий круг лиц, которых ни при каких условиях не трогать. Ну разве что немного припугнуть, чтобы не очень зарывались. Это как в детской комнате при отделении милиции, куда приводят шаловливого подростка, чтобы только пожурить. Контора «Напрасный труд» – вот кто мы такие!

235

– Зря вы, Аристарх Игнатьевич! Везде есть издержки производства…

– Нет! Это не издержки! В стране совершается масса преступлений, и мы могли бы их раскрыть. Смогли бы, если бы не увлекались совершенно безнадёжными делами.

– И что вы предлагаете?

– Да очень просто, – генерал остановился перед Викуловым и стал увлечённо излагать свои соображения: – Сейчас идёт смена поколений, контингент омолодился, а ведь у каждого из них есть папа, или тесть, или хотя бы свёкор. Так вот, надо бы принять закон, чтобы каждый госчиновник завёл себе ученический дневник. Не знаю, как сейчас, но раньше в школе там не только ставили отметки, но и писали замечания специально для родителей. Ну вот и мы будем время от времени делать записи в этом дневнике. К примеру, сегодня ваш милый Вася получил откат в размере трёх миллионов долларов. А через месяц запишем, что на эти деньги он купил себе виллу на Лазурном берегу. Потом напишем, что добивается гражданства Израиля – так, на всякий случай. Ну а вышестоящая родня пусть принимает меры – пусть лупят, как нашкодившего школяра. Впрочем, порка, говорят, теперь не в моде. Ты-то своих лупишь?

– Да не завёл ещё.

– Что так?

– Всё некогда.

– Напрасно! Семья – это залог успеха. И в личной жизни, и в карьере. Семья – это, Егор, семья! – Стрекалов поднял палец, то ли пытаясь придать значительность произнесённой фразе, то ли указывая куда-то вверх, выше потолка, и вдруг неожиданно спросил: – А выпить хочешь? Викулов посмотрел на генерала, как тот же ученик смотрит на учителя, предложившего опохмелиться.

– Ты что же, бросил или брезгуешь с начальством? – усмехнулся генерал.

– Да что вы! Просто никак не ожидал…

– Да я, брат, сам за то, чтобы блюсти субординацию, чтоб на работе 236

ни-ни… Но вот, бывает, так припрёт, что хоть на стенку лезь или стреляйся… Стрекалов достал коньяк, налил им по стопке.

– Ладно, давай выпьем за твоё потомство. Таких, как ты, Егор, надо интенсивно размножать. Если потребуется, даже в инкубаторе. А то расплодили, понимаешь ли, поголовье какого-то… скота! Выпили. Всё бы ничего, однако Егора беспокоила вот какая мысль: понятно, что у генерала это всего лишь крик души, но интересно, вспомнит ли он завтра о том, что наговорил сейчас? Так вот о мелочах и о самом важном. После откровений Василисы, которые оставались тайной для всех, кроме Викулова, он с новой силой взялся за сбор доказательств в деле о хищении бюджетных средств в военном ведомстве и стал выяснять роль покровителей Сердюкина. По всему выходило, что без участия вышестоящих лиц у него ничего бы в принципе не получилось. То есть хапать смог бы, но исключительно по мелочам – всё бы ограничилось махинациями с земельными участками в Подмосковье и в нескольких других российских регионах. Да и об этих его «малозначительных» делах наверняка кто-то должен был написать в прокуратуру. Ведь невозможно поверить, что у нас все настолько безразличны или же запуганы, что смотрят на воровство, как на привычную им прозу жизни. К Викулову не раз попадали дела, основанные на подобных жалобах. Оказывается, что писали и в Генпрокуратуру, и в Счётную палату, и в Администрацию, но всё без толку. И только когда факт преступления озвучивали в прессе, дело помаленечку сдвигалось. Вот и афера с хищением средств в мытищинском НИИ. Викулов читал ответ из Минпромторга на жалобу бывшего сотрудника этого НИИ и диву давался. Как мог написать такую «дичь» глава департамента этого министерства! Только перечисление достижений за последние полсотни лет, а в заключение – благодарность жалобщику за проявление гражданской инициативы. К счастью, это дело удалось раскрыть в считанные дни – стоило только покопаться в бухгалтерской отчётности, да поговорить с работниками этого предприятия. Увы, инициаторы аферы отделались лишь незначительным испугом, а пострадал 237

только директор – его перекинули на руководство институтом повышения квалификации руководящих кадров министерства. Нетрудно представить, чему он там сможет научить. Вывод из всего этого следовал один. Бить надо наверняка, нужно найти такие доказательства, чтобы у Стрекалова не было иной альтернативы – либо предъявить обвинение и взять фигурантов под арест, либо закрыться в кабинете, достать именной маузер и… Конечно, смерти начальству Викулов не желал. Он только надеялся, что те слова, которые Стрекалов говорил ему тогда, под рюмку коньяка, были не пустым трёпом, а проявлением жизненной позиции, которую тот тщательно скрывал, не желая, чтобы в его кресле устроился какой-то жулик. Именно поэтому неофициальное расследование и затянулось, тем более что приходилось так маскировать свои запросы и иные действия, чтобы никого не насторожить, не вызвать преждевременной реакции. И переводы денег через подставные фирмы, и зарубежные счета, и недвижимость на Лазурном берегу – всё это надо неопровержимо доказать. Установить связь между фигурантами было самым сложным делом, но добрые люди в контрразведке помогли, хотя даже им приходилось навешивать лапшу на уши, объясняя свой интерес желанием избавить важных лиц от ненужных подозрений. Но временами в его мозгу возникала мысль: а что если столько времени истрачено впустую? Что если всё закончится ничем? Собственная судьба Викулова мало волновала – пока силы есть, без работы не останется. Беспокоило только сознание собственной беспомощности. Будто это не его страна, будто он здесь нежеланный гость со всеми своими нравственными заморочками и верой в необходимость соблюдения закона. Иногда даже складывалось впечатление, что он попал в воровской притон – вот вышел из подворотни, завернул за угол, а там всё совсем не то, что в его родном московском дворике. Тот крохотный мир, где его дом, где друзья, где его любимая – это как бы исключение. А остальное пространство живёт по своим понятиям, по неписаным законам, и то, что происходит там, для него совсем чужое. Викулов гнал эти мысли, но они появлялись снова и снова. И только работа 238

позволяла хотя бы на время избавиться от них.

Глава 39. Всё на продажу! Ещё до вынужденной отставки председателя правительства Викулов стал собирать материал на первого вице-премьера. Сигналом послужило признание Василисы после её встречи с Софьей Павловной, фактически крохотный фрагмент её монолога, где она упомянула фамилию Валуева. Вроде бы он обещал поддержку Сердюкину в разбазаривании имущества военного министерства, ну а когда запахло жареным, ушёл в кусты. Если всё так, то этим Валуевым стоило заняться. Потребовалось несколько дней напряжённого труда, исследование биографии и деклараций о доходах. Уже тогда Викулов убедился, что этот вице-премьер совсем непрост. Мало того, что у него в друзьях оказывались люди очень состоятельные, но дело в том, что их капиталы многократно возрастали вскоре после их сближения с Валуевым. Впрочем, и тот постепенно богател. Однако подозрения к делу не подошьёшь, требовалась доказательная база. Помощь пришла с неожиданной стороны. Егор и раньше удивлялся талантам и возможностям своей жены – достаточно вспомнить, как она вошла в доверие к этому бедняге Докутовичу. А тут как-то посетовал, что невозможно выяснить истинных владельцев фирм, трудно проконтролировать движение капиталов за границей, особенно там, за океаном. Ну а без этого вся его работа попросту теряла смысл. Помнится, он и фамилию Валуева упоминал – от жены у Егора не было секретов. Элен тогда попыталась только успокоить. А что ещё она могла? Но вот через несколько дней выкладывает ему на стол, если точнее, то на экран дисплея, ту информацию, которой ему не хватало. Вот уж чего не ожидал! Это были материалы Комиссии по ценным бумагам и биржам США. Само собой, Егор жену расцеловал, а вслед за тем, что не менее естественно, потребовал отчёта – как, кто, откуда и каким способом? Всё оказалось просто и непросто. Элен к этому времени работала в 239

крупной фирме, имевшей несколько партнёров в Штатах. Их представители часто приезжали по делам в Москву, и неизменно в качестве переводчицы и секретаря оказывалась при них именно Элен, что неудивительно при её внешних данных. Элен приходилось сопровождать их и в злачные места, так что контакты со временем установились неформальные. Кое-кого из этих американских фирмачей она и привлекла, когда потребовалось получить нужную Егору информацию. Что-то там наплела, да они и не очень-то вникали. Материалы были очень интересные, однако проблема заключалась в том, что Егор их получил неофициально, так что юридически цена им – ноль! Об этом он и сказал Элен: – Вот если бы штатники эти материалы опубликовали…

– И что тогда? Егор усмехнулся: – Тогда бы разразился такой скандал!

– Что ж, я попробую, если очень надо. С недавних пор Егор ничему не удивлялся, но если и теперь у неё получится… Прошло ещё несколько недель. И вот как-то вечером Элен раскрывает в Интернете сайт довольно популярного американского издания, а там – все те материалы, которые она ему достала, а вдобавок ещё и злобная статья по поводу засилья нечистоплотных лиц у нас в правительстве. Понятно, что эту публикацию отметили праздничным ужином в шикарном ресторане. Вскоре статью перепечатали российские издания. И началось! То есть газеты возмущались, публика писала разгневанные письма в Генпрокуратуру, Интернет кипел! Под давлением общественности последовало указание из Кремля, и депутаты Госдумы со скрипом, но всё же приняли закон, запрещающий госчиновникам владеть зарубежными активами. Были ещё какие-то судебные процессы, где Генпрокуратура отчаянно защищала честь мундира от нападок правдолюбцев, которые настаивали на привлечении Валуева к суду. К тому времени, когда была составлена жалоба в Международный суд, выяснилось, что Валуев, оказывается, уже не владел никаким имуществом, кроме «ягу240

ара», квартиры в Москве и дачи в Востряково. Активы зарубежных фирм числились за его женой или же были переданы в доверительное управление. Все эти события Викулова мало волновали. Да, ему нужен был скандал, нужна была гневная реакция общественности, но самое главное – должен был возникнуть интерес к этому делу у его начальства. Ведь не могли же они допустить, чтобы борцы с коррупцией так долго раскачивали лодку. Егору не хватало одного: надо было получить разрешение на разговор с Валуевым. Только тогда можно делать предварительные выводы – то ли виновен, то ли всё брехня. И вот его вызвал генерал: – Егор! Тут нам поступили материалы на проверку. Будто бы Валуев, ну тот, что теперь исполняет обязанности премьер-министра, заработал капитал на инсайдерской информации, которую сливал своим друзьям, крупным бизнесменам, – Стрекалов передал Викулову папку с документами. – Так ты поговори с ним, разберись. Надо получить внятные объяснения, которые устроили бы всех. Не нам же самим оправдания придумывать?

– Вызвать Валуева на допрос?

– Что ты, что ты! – замахал руками Стрекалов. – Даже в его офисе нам светиться ни к чему. Я договорился, что ты подъедешь в «Заозёрье3». Это в районе Востряково, там вроде бы раньше были дачи у членов прежнего Политбюро, ну а теперь обосновался кое-кто из олигархов, да ещё этот Валуев. И вот что: будь повежливее, поосторожнее, не дави на него ни в коем случае. Всё-таки не какая-нибудь там шантрапа вроде бывшего военного министра! Был солнечный воскресный день, когда Егор подъехал к воротам, за которыми находились владения Валуева. После недолгих переговоров охрана впустила его не территорию поместья. Конечно, это не Версаль, но сделано по всем правилам архитектуры времён Людовика Великого. Перед дворцом, как и положено, сады со стриженым кустарником. За ними сосновый лес, теннисные корты и бассейн. Неподалёку зимний сад, дом для прислуги – такой обыкновенному дачнику даже и не снился. В общем, типичное родовое гнездо, хо241

тя в связях с потомками придворной знати Панкрат Ефимович Валуев до сих пор замечен не был. Хозяин встретил Викулова в кабинете. Не удивительно, что и здесь обстановка вполне соответствовала положению одного из представителей верховной власти.

– Роскошные у вас хоромы! – не удержался от комплимента Егор.

– Ох, и вы о том же! – видимому, нечто подобное Валуев слышал уже много раз. – Да знаете ли, что мы с Тасей в начале моей карьеры жили в служебной квартире и спали на матрасах, прямо на полу?

– Насколько я понимаю, эти лихие времена для вас быстро миновали.

– Да, я не отрицаю, повезло! – Валуев расположился в кресле, предложив Егору сесть напротив. – В жизни всё так переменчиво. Ну вот и мне пришлось уйти с госслужбы в бизнес. Наверное, вы помните, что самым выгодным делом в середине 90-х была торговля. Лично я торговал тогда офшорами – ну знаете, на Виргинских или на Багамских островах, на Кипре или в Люксембурге… Покупал их в Лондоне по одной цене, а продавал как минимум в десять раз дороже здесь, в России. Чего не сделаешь, чтобы спасти от голода семью.

– Кажется, вы тогда прилично заработали. Я слышал, несколько десятков миллионов долларов.

– Да ладно вам! – махнул рукой Валуев. – Сущая мелочь в масштабах всей страны. Егор понимал, что нет никакого смысла возражать. Тут даже крохотное сомнение будет воспринято как нарушение этикета или хотя бы должностной инструкции. Осталась лишь одна возможность – задавать наводящие вопросы: – Видимо, и друзья вам в этом деле помогали?

– Вы правы! Друзей у меня много, и все люди замечательные, – на лице Валуева появилась довольная улыбка.

– Среди них вроде бы самым близким был Мансур Ардатов?

– О да! Мансур – просто удивительный человек! Поразительная глубина мышления, а хватка, как у льва!

– Кажется, благодаря ему вам удалось преумножить свой капитал?

242

– Ну, там было всё предельно просто. Мансур задумал выкупить акции одной компании. Мы с Тасей одолжили ему денег, всего под пять процентов годовых. Однако так случилось, что рыночная стоимость этой компании потом резко подскочила. В итоге Мансур решил полученную прибыль поделить по-братски. Ну мог ли я ему отказать? Вот это и есть истинная дружба! И здесь невозможно возразить. Вполне естественно, что деловые отношения нередко переходят в личные, и наоборот. Однако Егор так и не смог припомнить другой подобный случай, когда бы в доказательство дружбы жертвовали десятки миллионов долларов. Впрочем, скромность иной раз удерживает от признаний.

– Ну хорошо. С Мансуром ясно. А Хасан Карданов?

– Хасан! – воскликнул Валуев, не скрывая своего восторга. – Редкий, очень целеустремлённый человек! Просто обожает риск! Это качество он с блеском продемонстрировал, инвестировав в «Газпром». Помните, тогда как раз в правительстве обсуждался вопрос о либерализации рынка акций? Сам он на этом заработал миллиарды, ну и мне немного перепало. Нет, правда, чем я хуже остальных?

– А не кажется ли вам странным, что разбогател на этой сделке именно ваш друг?

– Ой, да какая разница? Ведь большинству наших сограждан такие покупки всё равно не по карману. Мысль интересная. Викулов представил себе больничного врача, который прописал пациентам голодную диету. А сам обжирается, причём за их же счёт. Ну можно ли в таких условиях рассчитывать на правильный диагноз и скорое выздоровление? Впрочем, не стоило отвлекаться от заданной начальством темы.

– Панкрат Ефимыч! Мне кажется, вы и с Фимой Рабиновичем знакомы?

– Ну как же, как же! Фима меня с первой встречи поразил до глубины души! Такой смелости в делах, такого умения работать с людьми ни у кого больше не встречал! Я многому у Фимы научился.

– В свой офис он тоже приезжал на «ягуаре»?

– Ай, меня этими сплетнями уже достали! – Валуев отмахнулся, как 243

от надоедливого комара. – Ну что, прикажете для показухи на трамвае ездить, что ли? Какая есть машина, на такой и езжу. И всё же, как это у него ловко получается! О чём ни спроси – готов ответ. Словно по бумажке чешет! Ну и зачем тогда нужна эта бодяга, если заранее всё ясно? В обиду его не дадут, да и друзья-олигархи не признаются, что он им не бесплатно помогает. Смысл этого разговора только в том, чтобы понять психологию чиновника такого ранга. Хотя чего тут непонятного? Главное – урвать! Да уж, моральные обязательства его мало беспокоят. Особенно когда такие «бабки» можно получить одним росчерком пера или позвонив по телефону! Нетрудно предположить, и там, на небесах, он себе уже местечко приготовил – номерлюкс с персональным лифтом «небеса – земля». Если надоест разгуливать по райским кущам, так можно на недельку смотаться в Монте Карло или куда-нибудь на острова. Да, у таких, как он, везде найдутся покровители или партнёры.

– Итак, Панкрат Ефимыч, давайте попытаемся подвести промежуточный итог. Вам слово!

– Ну что ж, пожалуйста, я с превеликим удовольствием! – Валуев встал, подошёл к камину, повертелся так и сяк, затем положил руку на каминную доску и, видимо, посчитав, что нашёл соответствующую данному моменту позу, начал свою речь: – В качестве резюме нашей беседы считаю необходимым заявить, что я всегда открыт для контроля общества и никогда не скрывал своих доходов. Достаточно просмотреть декларации за несколько последних лет. Особо подчеркну, что заработанные капиталы служат благородной цели – обеспечению объективности при принятии мной важных государственных решений. И в самом деле, если бы я не имел ни цента за душой, любой мошенник мог бы вертеть мною в своих личных интересах. В нынешних условиях это просто невозможно, у меня нет ни причин, ни поводов рисковать своим постом. Да я бы и сам им приплатил, только чтобы со своими подачками ко мне не лезли! – Валуев перевёл дух, вытер пот со лба и продолжал. – Теперь, надеюсь, вам понятно, что все инсинуации в мой адрес – это происки завистников. Читать их обвинения просто смешно! Такого же точно мнения придерживается и Генпрокуратура. Да по 244

сравнению с тем, сколько хорошего я сделал для родного государства, мои доходы – это ничтожная, исчезающе малая величина! Могу вас клятвенно заверить и столь же откровенно заявить, что деловые операции со средствами семьи совершались в полном соответствии с законом. Это подтвердил и недавний суд, не принявший к рассмотрению жалобы моих врагов. Закончив речь, Валуев так и остался в той же позе, с гордо поднятой головой, только скосил взгляд на Викулова, видимо, ожидая положительной реакции. Егор постарался не разочаровать: – Панкрат Ефимыч! Я ничуть не сомневаюсь, что вы с уважением относитесь к законам, – затем виновато улыбнулся и развёл руками: – Но вот говорят, что наши законы не вполне совершенны, особенно когда речь заходит о конфликте интересов.

– Ну так и что? – парировал вице-премьер. – По-вашему, я должен в своей стране соблюдать нормы американского или британского законодательства? Нет уж, позвольте нам жить по своим законам. Да кто бы сомневался! Вот только проекты законов он готовит сам, на основе собственных понятий. Прикинет личную выгоду, не забудет и друзей, а там и на домик в предгорьях Альп удастся наскрести, и светлое будущее своим детишкам обеспечить. Вообще, весь этот разговор напоминал Викулову спектакль – скучный, с унылыми и малосодержательными диалогами. Увы, он так и не сумел заставить Валуева раскрыться. Тот словно бы надел мундир, застегнулся на все пуговицы и до конца беседы так и не вышел из образа беспорочного служаки, радеющего об интересах государства. Не исключено, что и себя сумел в этом убедить, иначе откуда бы взялась такая убеждённость в голосе. Чем-то Валуев напоминал отца российской ваучеризации. Правда, не столь красноречив, но зато добился много большего, прежде всего потому, что разбирался в бизнесе и не лез попусту в политику.

– Пожалуй, с законами всё ясно. Тогда в заключение такой вопрос: вы или ваша семья собираетесь в дальнейшем заниматься бизнесом?

– Это полностью исключено! Для меня главная цель – процветание России!

245

– Но в документах некоторых офшорных фирм значится имя вашей жены.

– Это что, допрос? – брови Валуева взлетели вверх, в голосе возникло раздражение.

– Панкрат Ефимыч! Я просто выполняю распоряжение начальства.

– Однако генерал меня заверил, что речь будет только обо мне.

– Видите ли, я не могу допустить, чтобы он попал впросак, когда будут задавать неудобные вопросы.

– А я, позвольте, тут при чём? Пусть генерал сам выкручивается. Уверен, что в увлечения своей жены он тоже не вникает. Вот занялась Тася разведением собачек, мне-то что с того? – и Валуев с явным безразличием указал на фотографии крохотных мопсов и прочих пекинесов, развешанные по стенам его кабинета. Что ж, провокация не удалась. Поскольку собачью тему Егор не собирался обсуждать, не оставалось ничего другого, как поблагодарить гостеприимного хозяина: – Большое спасибо, Панкрат Ефимыч, за то, что сообщили ценные сведения, так сказать, разъяснили ситуацию. Не сомневаюсь, это поможет мне в работе по очищению страны от нечистых на руку чиновников и проходимцев.

– А я, в свою очередь, пожелаю вам удачи! – Валуев протянул руку для рукопожатия, продолжая говорить: – Хочу только отметить, что борьба с коррупцией в России явно ведётся с перегибами. Если помните, нечто подобное было во времена коллективизации, ещё при Сталине. Вот очень не хотелось бы всё снова повторять! Нельзя же думать, что кругом одни лишь жулики! Недопустимо вводить запрет на профессию для умных, изворотливых людей и гнать их взашей с госслужбы только на основе чьих-то подозрений. А кто тогда будет решать проблемы нашей экономики? Вот именно, что вашей! Об этом Викулов думал, выезжая с территории поместья. На прощание оглянулся на кованые ворота и тут только обратил внимание на герб – там была изображена сова. Где-то он читал, будто это птица, символизирующая мудрость. Странно, что мудрая птица охотится лишь по ночам, когда все спят. Видимо, по246

добное представление о мудрости Валуеву гораздо ближе, чем какое-то иное. Впрочем, этому гербу могло быть и другое объяснение. Несколько лет назад, распутывая одно дело по просьбе своих коллег из испанской прокуратуры, Викулов вынужден был плотно заняться всей этой геральдикой. Речь шла о попытках американского миллиардера по фамилии Абельсон построить в Испании город-казино на манер американского Лас Вегаса. Лоббировать его интересы взялись криминальные авторитеты российского происхождения, к тому времени обросшие полезными связями среди испанских госчиновников. Пытаясь определить причины такой необычной связи, Викулов выяснил, что предки этого Абельсона тоже родом из России. Среди них наиболее известны были Николай Осипович Абельсон, генерал, занимавший высокий пост в Санкт Петербурге, и его дочь Юлия, фрейлина императрицы. Так вот, на гербе этого дворянского семейства была точно такая же сова! То ли Валуев просто позаимствовал этот герб, то ли ему его подсунули, однако нельзя исключать и вот какой вариант – будто Панкрат Валуев является потомком того самого Абельсона, который за особые заслуги в середине девятнадцатого века был пожалован в дворянское достоинство. Это был основатель рода, купец первой гильдии Иосиф Исаакович Абельсон. В пользу этой версии свидетельствовало и внешнее сходство. То есть сходство было просто поразительное – и посадка головы, и нос, да и во взгляде Валуева чувствовались та же несокрушимая сила и точно такая же уверенность в победе, которые словно бы источал портрет боевого генерала, который Викулов обнаружил в Интернете. А впрочем, нет, в боях Абельсон вроде бы не участвовал – типичный тыловой генерал, но очень расторопный, за что был удостоен всех высших наград, до Ордена Святого Александра Невского включительно. Помнится, жена у него была немка, а в те времена это существенный аргумент для продвижения по службе. И почему бы не предположить, что благодатная почва нынешней российской действительности способствовала пробуждению в Валуеве деловых качеств его предков – и купца, и того же генерала? Эта версия могла объяснить тягу Валуева к выходцам из Азии, в 247

частности, к потомкам обитателей земли обетованной. Вот и в самом последнем проекте, который курировал Валуев, довольно крупный подряд на строительство по настоянию вице-премьера получил житель Закавказья. Можно подумать, что в России свои строители уже перевелись! Кстати, Счётная палата успела выявить там многомиллионные хищения. А вслед за этим слишком уж настырный Черкашин вынужден был уйти в отставку. Трудно поверить, что это всего лишь совпадение. Впрочем, материалы проверки передали в Следственный комитет, однако к расследованию этого дела Викулов отношения не имел, и судя то тому, что двигалось оно ни шатко и ни валко, легко предположить, чем всё закончится. Вот любопытно, американский Абельсон начинал разносчиком газет, а через сорок лет после этого стал владельцем легендарного казино в Лас Вегасе, в котором любил бывать даже Фрэнк Синатра. Трудно предположить, что свои миллиарды тот Абельсон заработал на «откатах». Видимо, это чисто российская специфика. Хотя есть и другой пример – Джон Рокфеллер когда-то раздавал взятки для того, чтобы его цистерны с нефтью железнодорожники транспортировали по сниженным тарифам. Именно таким образом разорил десятки конкурентов и стал миллиардером. Теперь подобные методы борьбы американцы вроде бы стараются пресекать, чтобы не ухудшить имидж всей страны. Ну а наших «рокфеллеров» мало заботит этот самый имидж. И всё же чудеса! Первый вице-премьер богаче не только самого премьера, не только каждого министра по отдельности, но даже если их доходы просуммировать, он всё равно богаче всех! И между прочим, это не удивляет никого, наоборот – авторитет его после каждой успешной сделки только возрастает. Ну в самом деле, человек, не выходя из собственного кабинета, наварил сотни миллионов долларов, владеет пакетами акций высокодоходных предприятий, недвижимостью в сотне метров от Кремля – ну как тут шапку перед ним не снять? Как тут не восхититься подлинным талантом! Однако есть в этом интересный парадокс. Допустим, Валуев использовал служебное положение в корыстных целях. Пусть так! Но в том-то и дело, что это выгодное положение можно сохранить лишь при 248

одном условии – если буквально лезть из кожи вон, чтобы оправдать своё пребывание в правительстве. То есть получается, будто служение Родине и самому себе для Валуева воистину неразделимы! Ну о чём ещё мечтать? Мечты, мечты… Если бы хоть на каком-то этапе успокоились. Нет, так и тянет их неведомая сила в первую сотню «списка Форбс»! Валуеву-Абельсону это пока что не грозит, но кто знает – ещё лет пять на высокой должности в правительстве, и невозможное может стать реальностью.

Глава 40. Поиски доказательств Прошло несколько месяцев после того, как Валуева утвердили в должности премьер-министра, а Егор так и не смог найти доказательств его преступлений. Был сговор или нет? Единственный способ это выяснить – прижать кого-то из подельников, тех, кому он сливал инсайдерскую информацию или отдавал выгодные заказы на строительство. Но в том-то и дело, что ни к кому из них даже на пистолетный выстрел не подойдёшь, все из разряда неприкасаемых. Однако стоит попытаться. Мансур Ардатов, пожалуй, сама тёмная и закрытая фигура из российских олигархов. На нём с давних пор стоит печать бывшего зэка, что не прибавляет ему популярности за рубежом. Именно поэтому он крайне острожен – не хочет сомнительными операциями ещё больше себе навредить. И всё же нет сомнения, что наверняка использует связи с криминалитетом, налаженные ещё в то время, когда отбывал свой срок. Единственное, что ему можно предъявить – участие в захвате «империи» Корнеева. Однако тот сам больше виноват – не надо было вступать в схватку с олигархами. Словом, эту фигуру Викулов сразу же отмёл, как бесперспективную. Следующим кандидатом на роль «осведомителя» был Хасан Карданов. Этот Хасан с детства обожал считать. Считал всё – воробьёв, сидящих на проводах, количество съеденных за день виноградин, даже 249

мух, нашедших успокоение на развешанных по комнатам липучках. В общем, считал всё без разбора. С возрастом эта страсть стала более осмысленной – особенно после того, как он женился на дочке крупного деятеля из местной партноменклатуры и благодаря ему начал своё восхождение по карьерной лестнице. К началу 90-х он получил в своё ведение бухгалтерию довольно крупного завода, поэтому возможностей для счёта значительно прибавилось. Когда подули ветры перемен, возникли новые перспективы. Теперь он уже переключился на подсчёт акций предприятий, которые удалось прибрать к рукам. Методы тогда использовались варварские – молодые парни с бейсбольными битами и арматурой в руках захватывали предприятие, а вслед за ними приходили юристы и предъявляли судебное решение о переходе собственности в другие руки. И всё же тут не было того размаха, о котором он всегда мечтал. Помогли новые знакомства, которые Хасан приобрёл после того, как перебрался в Москву – тут были и заместитель мэра по строительной части, и жена этого мэра, и один из руководителей крупного столичного банка. Но самым ценным приобретением стал Панкрат Валуев, в то время уже работавший в правительстве. С его подачи и удалось Хасану провернуть просто офигительную операцию! Залогом успеха стала сообщённая Валуевым информация о том, что правительство намерено либерализовать рынок акций компаний с государственным участием. Хасан через подконтрольную фирму стал скупать акции «Газпрома», затем под залог этих акций брал кредит в том самом банке, где к нему относились с благосклонностью. А дальше следовало вполне естественное продолжение – кредиты банка использовались для покупки новых акций. В принципе, заложенные акции недопустимо продавать, однако, если они растут в цене, часть акций можно освободить из-под залога и снова взять под них кредит. Так и поступал Хасан, в итоге изрядно увеличив свой капитал благодаря повышению рыночной стоимости всемогущего «Газпрома». На вопросы завистливых коллег по бизнесу, которые и представить себе не могли, что подобное возможно, Хасан отвечал обычно так: – Поверил в обещанную президентом либерализацию акций «Газ250

прома», вложил деньги и не ошибся. Что ж, никому не запретишь верить в чудеса! Следующей операцией Хасана стал захват, по сути, целого холдинга. Бывший работник МВД, некто Корнеев сколотил в 90-х немалый капитал, используя прежние связи в криминальной среде и в «органах». Однако, не желая «засветиться» раньше времени, оформил почти всё на подставных лиц. Это его и погубило. Хасан сумел договориться с большинством из его партнёров и в результате Корнеев остался не у дел. А когда-то принадлежавшие ему активы Хасан выгодно продал олигархам, с которыми успел наладить связи. Судиться с бывшим владельцем пришлось уже им, а не Хасану. Впрочем, эта агрессивная манера ведения бизнеса чуть позже Хасану вышла боком. Ему ли не знать, что существует прямая, хотя возможно и мистическая связь между тем, как он обошёлся с бывшим эмвэдэшником Корнеевым, и той аварией, после которой несколько месяцев провёл в швейцарской клинике. Случилось это на дороге между Каннами и Антибом, когда он гнал свой «кадиллак», не снижая скорости даже на поворотах, а его подруге захотелось вдруг заняться сексом. Всё произошло именно так, как в том анекдоте, который Хасан любил рассказывать в дружеской компании. Вдребезги разбитая машина. Раечка, выброшенная на дорогу. И он, чудом не лишившийся одной из самых важных частей своего тела. Вот до чего доводит секс на скорости под двести километров в час! Было это местью обиженных им предпринимателей, если авария подстроена, или Аллах решил покарать за совершённые грехи руками шаловливой Раечки – этого Хасан не знал. Ясно было только то, что впереди его ждут немалые проблемы, однако не в бизнесе, а в том, что связано с физиологией. Поэтому, когда новая пассия заявила, что ждёт от него ребёнка, Хасан только усмехнулся и предложил расстаться похорошему. Вскоре после описанных событий Хасан понял, что наряду с утратой прежних способностей в том, что касается его отношения к другому полу, он начисто потерял кураж, который и помог создать целую империю. Теперь, что бы он ни делал, всё сыпалось из рук, любые начинания заканчивались для него плачевно. Тут и попытка создания 251

футбольного клуба мирового уровня, и наезд прокуратуры на одно из его предприятий, и обвинения в монополизме, в попытке диктовать условия на рынке. Естественным итогом стало решение Хасана срочно распродать свои российские активы и вложить деньги в акции европейских банков и компаний. Это обещало столь необхоимую передышку в делах, ну а дальше видно будет. Все эти перипетии борьбы Хасана Карданова за место под солнцем интересовали Викулова лишь в той мере, в какой могли бы обеспечить ему выход на Валуева. Ну что уж такого уникального он раскопал в биографии Хасана? Обычный набор методов, которым мог воспользоваться любой алчущий гражданин России, был бы начальный капитал и связи, без которых не обойтись в серьёзном деле. Так вот о связях. Среди них Викулов отметил близкое знакомство с Резвиным из московского правительства. Ходили слухи, что именно он свёл Василису с Аркадием Сердюкиным, однако Викулов со слов самой Василисы теперь знал, как всё было в действительности. Заинтересовало его и то, что Хасан финансировал партию Рогова накануне выборов десять лет назад. Обратил внимание Викулов и на то обстоятельство, что земельные участки в Подмосковье, которые Сердюкин продавал, как собственность военного министерства, на самом деле принадлежали компании Хасана. Но тут скорее уж можно было бы ожидать компромата на Сердюкина, если Хасан до сих пор не простил ему такую наглость. Впрочем, там всё по-тихому уладили, ну а Сердюкин – это уже отыгранный материал. Есть акулы в грязном бизнесе гораздо привлекательнее! Единственный перспективный вариант – это выйти на того Корнеева, которого Хасан так ловко объегорил, лишив большей части капиталов. Авария на дороге из Антиба в Канны явно не была случайной – тем более, что случилось всё через два года после окончания судебных тяжб Корнеева с новыми владельцами его компаний. Время достаточное, чтобы накопить злобу и подготовиться, а связи в «органах» и в криминальных кругах наверняка в этом деле помогли. Не исключено, что результаты аварии Корнеева вполне удовлетворили – можно представить, с каким восторгом он пересказывал слухи о том, что Хасан 252

отныне в личной жизни обязан соблюдать умеренность и осторожность, чтобы окончательно себе не навредить. А тут вдруг к нему явится некий «следак», опишет призрачную перспективу заключения Хасана под стражу, но только в том случае, если у Корнеева есть компромат на своего давнего обидчика. А если ничего такого у Корнеева никогда и не было? В итоге Викулов пришёл к выводу, что Ардатов и Карданов – это не те фигуры, которые могут представить интерес. Оба они слишком увлечены бизнесом, чтобы размениваться на интриги. Совсем другое дело – Губерман! Сам по себе путь от мелкого фарцовщика до олигарха был вполне типичен для эпохи 90-х, однако есть в биографии Осипа Григорьевича обстоятельства, к которым стоило бы приглядеться повнимательнее. Насколько понял Викулов, прочитав те материалы, которые удалось достать, Ося с детства жил в атмосфере лицемерия. С одной стороны, отец вроде бы убеждённый коммунист, исправно изучал за завтраком, что пишут в утреннем выпуске газеты «Правды», не пропустил ни единой демонстрации по случаю очередного юбилея Октября. С другой стороны, воспитывали Осю так, будто он рос в некой местечковой среде, где царили законы, словно бы позаимствованные из тех времён, когда Моисей ещё блуждал в поисках земли обетованной. В сущности, тут нет ничего странного – каждый приспосабливается к жизни так, как может, а если окружающий мир его не радует, то замыкается в себе. Только бы не забыть при этом надеть маску послушания ненавистному режиму. Эту маску Ося время от времени снимал – но только тогда, когда занимался делом, которое доставляло ему истинное удовольствие. Уже когда перебрался в Москву и поступил в институт, одним из его увлечений стала спекуляция билетами в Большой театр, на Таганку, а иногда и в «Современник». Видели его и на Кузнецком мосту, где изпод полы втридорога продавал томики Цветаевой и Пастернака. Случалось, в качестве оплаты предлагали чеки Внешторгбанка, поэтому удавалось одеться по последней моде – во всяком случае, с джинсами из «Берёзки» у него не было проблем.

253

По-настоящему развернуться удалось только с началом перестройки. Компьютеры только-только появились на российском рынке, и на их продаже немало оборотистых людей заработали себе капитал, который мог бы стать основой для более доходных операций. В те годы Ося не брезговал ничем – он ощущал себя покорителем диких, неосвоенных просторов, а потому соображения морали и законности его ничуть не беспокоили. Именно тогда в Москве ходила по рукам справка, из которой следовало, будто Осина фирма участвовала в переправке опиума, который шёл в Россию из Юго-Восточной Азии, из «Золотого треугольника». Будто бы наркоту они прятали в мешки то ли с сахаром, то ли с крупой. Викулов эту справку читал, однако других материалов не было, поэтому он склонялся к выводу, что всё это не более чем поклёп, возведённый на Осю его конкурентами и недоброжелателями. Но почему о прошлом других нынешних олигархов ничего такого не писали? Уже тогда, в самом начале 90-х, Ося понял, насколько важно иметь в министерстве по внешним связям родного человека, который бы направлял деятельность его фирмы и поддержал при случае. Такого человека он нашёл, и долгое время благодаря ему фирма процветала, регулярно получая заказы на поставку продовольствия в обмен на нефть. Когда Рядков вошёл в состав правительства, для Оси и вовсе наступили золотые дни. Не без труда и не без некоторых потерь нравственного свойства ему удалось то, о чём давно мечтал – наложить лапу на лакомый кусок нефтяного пирога! Превращение торговой фирмы в могущественную корпорацию произошло после того, как удалось наладить контакты с солидными людьми на Западе. Их опыт воздействия на власть, лоббирования собственных интересов был весьма полезен. Именно тогда Ося и его партнёры стали понемногу подтягивать к себе поближе депутатов – причём самых разных убеждений и партийности. Кто знает, как всё повернётся, а тут наготове есть нужный человек, который обладает влиянием на происходящие процессы. Поговаривали, что с помощью своих людей в Кремле Осе удалось выгнать из России Басинского – уже тогда Ося облизывался, глядя на его медиа-империю. Поговаривали и о том, что он приложил руку к делу ЮКОСа, однако Викулов и здесь видел не254

стыковку. Подталкивая власть к принятию жёстких мер по отношению к одному из олигархов, Ося и сам многим рисковал. Что если бы они вошли во вкус и захотели прибрать к рукам и его нефтяную корпорацию? Впрочем, так оно и произошло в итоге. Бизнес-сообщество было шокировано этой новостью – ведь кур, несущих золотые яйца, ни при каких условиях не продают! Ну разве что владельцу этого курятника предъявили некий компромат – тогда ещё как-то можно объяснить его сговорчивость. И вот совсем недавно в прессе промелькнуло сообщение, будто Осип Губерман спонсировал одного из злейших врагов действующей власти. Речь шла о некоем разоблачителе нечистых на руку чиновников, который своими заявлениями кое-кого уже достал. Участие Губермана в этом деле не ограничилось деньгами – он даже выделил в помощь этому засранцу Неваляшкину одного из своих топ-менеджеров, Шнуркова, который поднаторел в составлении программных заявлений и прочих документов. Сам-то «разобрачитель» не отличался большой грамотностью и брал больше криком, а не красноречием и логикой. Викулову удалось достать фрагмент записи разговора Шнуркова с Леонидом Неваляшкиным, по времени относившийся к началу их совместной деятельности: – Леня, привет! Сегодня встречался с Губерманом, тот в принципе не возражал против моего участия. То есть в тебе он заинтересован, как в наиболее адекватном деятеле протестного движения.

– Это радует!

– Ещё он мне сказал, что можем гнобить всех, за исключением нескольких чиновников, с которыми он тесно связан. В первую очередь надо сосредоточиться на людях, которые являются надёжной опорой для Кремля. Остальных пока не будем трогать.

– Да всю эту шоблу не только по судам затаскать, их убивать надо!

– Ну в общем, он готов неофициально поддержать. Если дойдёт дело до суда, обещал юридическую помощь.

– А как насчёт компромата?

– Мне тут один из наших подкинул информацию. Хочу на выходные почитать, потом тебе это перешлю.

255

– Жду с нетерпением!

– Лёнь, я вот что ещё хочу сказать. Это касается не только наших взаимоотношений, но и твоего будущего в качестве политика.

– Весь внимание!

– Видишь ли, среди нынешней бизнес-элиты есть немало людей, которые не в восторге от власти, но вынуждены с ней сотрудничать. В принципе, они готовы поддержать оппозицию, однако не видят у неё достойных лидеров. Твоя первая задача – попытаться завоевать умы этой элиты. Ну а потом либо сам войдёшь во власть, либо консолидируешь всю оппозицию под своим началом и сможешь влиять на то, что происходит.

– Я понял. Я подумаю. Судя по всему, эта запись сыграла решающую роль. В итоге Ося предпочёл расстаться с нефтяной компанией в обмен на некий, вполне приличный денежный эквивалент и обещание не принимать к нему тех действенных мер, которые вынудили бежать на Запад и Басинского, и Кайманского. Последнего – после десяти лет, которые он провёл на нарах. Впрочем, к отъезду из страны Ося был давно готов, и все его деловые интересы были теперь там, в Европе.

Глава 41. Ося и судьба России Вот к этому «жирному коту», Осе Губерману, и нужно было найти подход. Если он Неваляшкина смог обеспечить компроматом на чиновников и депутатов, так наверняка знал кое-что весьма конкретное и про Валуева. Но почему не захотел «сдать» Неваляшкину одного из руководителей правительства? Тот бы от радости прыгал аж до потолка! Видимо, Ося просто не успел или отказ от этого разоблачения стал условием сделки по продаже нефтяной компании, то есть условием того, что обойдётся без последствий. Не исключено и то, что Ося не хотел подводить Ардатова, с которым был в близких отношениях. И всё же наиболее логичный вывод в том, что Губерман с Валуевым – в одной упряжке. Тут и общие интересы в бизнесе, и желание ослабить власт256

ную вертикаль. Но самое главное – Валуев именно тот человек, на которого можно сделать ставку в будущем. Ну чем не президент? Пусть эти Шнурковы, Неваляшкины, Ленцовы делают своё дело, расчищают дорогу, однако в результате власть достанется не им. В пользу такого вывода говорило и то, что популярная среди оппозиционеров «Старая газета» тщательно оберегала имидж и Валуева, и Ардатова с Кардановым, и Губермана. Причём госчиновников «мочила», как могла, а вот Валуева не трогала. Ни-ни, ни боже мой! То есть вообще никакого компромата! И даже скандал, связанный с чудесными обстоятельствами его обогащения, газета обошла как бы стороной. Да, несомненно, в их понимании Валуев – это перспективный «кадр», способный повернуть страну на тот путь развития, который им представляется единственно приемлемым. Ну вот и возникает тогда вопрос: какой смысл Губерману делиться компроматом на этого Валуева, если взамен Викулов не смог бы пообещать олигарху ничего такого, чего бы тот и так уже не имел или не рассчитывал получить в ближайшем будущем? И тут снова на сцене появляется Элен. Все эти свои задумки Егор от жены и прежде не скрывал, поскольку невозможно это держать в себе, надо же иногда с кем-нибудь делиться. Недаром говорят, что один ум – хорошо, ну а два – уже гораздо лучше. Вот и теперь, выслушав Егора в очередной раз, Элен высказала неожиданную мысль: а что если познакомить её с Осей? Однако Егора этот вариант явно не устраивал: – Милая! Зачем ты лезешь на рожон?

– Разве я тебя прежде подводила?

– И всё-таки не пойму, тебе что, адреналина не хватает?

– Егорушка! Во-первых, я хочу тебе помочь. Во-вторых, я, как и ты, ненавижу эту свору. Ну и потом, кто знает, может быть, в этом моё настоящее призвание? – Элен мило улыбнулась, как будто речь шла не о проникновение в окружение хитрого и коварного врага, а всего лишь о прогулке под ручку с галантным кавалером. В общем, понемногу она сумела Егора убедить. Решающим обстоятельством стало вот какое, кстати, довольно логичное предположение. Понятно, что, познакомившись с очаровательной блондинкой, Ося не откажет себе в удовольствии с ней переспать. Это и станет для него 257

приманкой. Элен нужно только подождать, когда Ося сообщит ей чтото ценное, затем убедить его, что требуется время на проверку. А вдруг всё это полная туфта? Ну а затем блондинка словно бы растворится в воздухе, как будто никогда её и не было. В способности Элен к перевоплощению Егор ещё прежде убедился, однако в предложенный ею план пришлось внести существенные уточнения. Тут важно было обосновать интерес Элен к Валуеву, и так всё убедительно обставить, чтобы у Оси не возникло никаких сомнений в «честности» её намерений. Выйти на Губермана можно было через Раечку, с которой он поддерживал приятельские отношения – оба предпочитали тусоваться в ресторанах, да и дома у неё Ося побывал не раз, прежде у них была довольно дружная компания. В роли сводни должна была выступить Василиса – как-никак Егору она кое-чем обязана. Поначалу она упиралась, считая это не совсем удобным, но потом сдалась и позвонила Раечке. Василиса, как и в тот раз, когда пришлось убеждать Софью Павловну, была на высоте. Видимо, эта способность уговорить, заставить согласиться с её мнением была основой успехов и в той деятельности, за которую едва не получила срок. Начав с обычной дамской болтовни, Василиса умело подвела Раечку к нужной теме: – Раечка! Одна моя очень хорошая знакомая мечтает познакомиться с Осей Губерманом. Говорит, что это её идеал.

– Да уж, у неё губа не дура! Наверное, уродина какая-нибудь?

– Нет, что ты! Очень эффектная блондинка, хотя, на мой взгляд, до тебя ей далеко. Так ты не могла бы ей помочь? Я слышала, у вас с Осей когда-то был роман, да и сейчас изредка встречаетесь.

– Ой, про меня чего только не говорят. Ну вот переспала с ним пару раз, а после этого чуть ли не в невесты записали.

– Раечка, дорогая, так я могу надеяться? Это тебе ничем не повредит?

– Да ради бога! Мне он совершенно ни к чему. Всё, что надо было, я уже с Оси поимела. Ладно, я тебе перезвоню. Раечка своё обещание выполнила – встреча была назначена в «Lклубе» на следующий день, ближе к вечеру. Похоже, она так расписала 258

Осе свою новую подругу, что тот буквально «воспылал». Не исключено, что и Раечка рассчитывала кое-что получить за свои услуги, естественно, не бартером. Ну а Элен пришлось срочно договариваться с начальством о неделе отпуска за свой счёт по семейным обстоятельствам – когда приходится до изнеможения тусоваться по ночным клубам, ничего другого не остаётся, как отсыпаться днём. Пожалуй, неделя – это крайний срок, поскольку дольше водить за нос Осю вряд ли представится возможность. Нет смысла говорить о том, что Ося и в самом деле остался доволен новым своим приобретением. Он сразу понял, что Элен не из тех, кто после первого свидания позволит затащить себя в постель. Это как раз и возбуждало! В отличие от того же Проши Хороводова, Ося был весьма разборчив в выборе девиц. Прохора только разница в росте привлекала – уж так он любил порезвиться с недомерками! Если бы оказался в компании с лилипутами, наверное, был бы вне себя от счастья. Итак, всё шло своим чередом – пустые разговоры ни о чём, пикантные анекдоты, истории из светской жизни. Надо сказать, что Элен за время работы в аппарате Докутовича много чего узнала про личную жизнь нынешней элиты, про то, чем интересуется бомонд, так что вполне могла поддержать подобный разговор. Ося то и дело повторял: – Как же это я вас раньше не приметил! Где же вы прежде от меня скрывались? Элен умело уходила от ответа на вопрос, сохраняя некий ореол таинственности, который Осю ещё больше возбуждал. Тут важно было, чтобы Ося сам сообразил, что Элен появилась в его компании неспроста, имея какое-то неявное намерение, о чём пока не решалась рассказать. Только после того, как перешли на «ты», Ося приступил к допросу: – Леночка! Вот я никак не могу поверить, что ты захотела познакомиться просто так, только из любви к искусству. Думаю, что эта жизнь не для тебя – порхать от одного мужика к другому в надежде на то, что сбудутся наивные мечты. Нет, что-то здесь не так, но что, убей бог, я не понимаю. Элен улыбнулась: 259

– Ося, ты прав! Такого опытного сердцееда не обманешь, – тут улыбка как бы съёжилась, на глаза Элен навернулись слёзы. – Но это грустная история, и честно говоря, мне не хотелось бы испортить нашу встречу.

– Нет уж! – встрепенулся Ося. – Если начала, так говори. К этому времени они остались за столиком вдвоём – Раечка нашла себе партнёра на ночь и, видимо, уже вкушала радости любви, или как ещё у них это называется? В общем, время было подходящее, хотя обычно тайники души принято раскрывать уже тогда, когда дело доходит до постели. Но тут всё было по-другому.

– Дело в том, что несколько месяцев назад я влюбилась в одного человека. Ты не поверишь, но это было именно так. Я его не подцепила, я вовсе не хотела использовать знакомство для какой-то выгоды. Это довольно редкий случай, но после первого свидания я готова была бежать за ним хоть на самый край Земли. Даже если он станет бедным, лишится своего нынешнего положения. Понимаешь, это был мой идеал, именно о нём я мечтала с юных лет – красивый, честный, благородный. Таким он показался мне после нашей первой встречи. Ну а высокая должность и успехи в бизнесе говорили о высоком интеллекте. Или я не права? Элен посмотрела на Осю, словно пытаясь понять, способен ли он всерьёз воспринять эту её историю.

– Всё абсолютно точно, Леночка! – воскликнул Ося. – Умный человек в любых условиях найдёт способ, как обеспечить и себя, и свою семью. Но что же было дальше?

– Дальше всё было замечательно! Несколько месяцев я ощущала себя, как в раю. Мы с Кротиком были словно бы вдвоём на необитаемом острове, и до всего остального нам нет никакого дела. Ну а потом… – Элен вздохнула, и продолжала уже другим голосом, едва не срываясь на крик: – Потом он сказал, что у нас с ним нет будущего, поскольку он не может уйти от своей жены. Причина, видите ли, в том, что жене известно, как он стал богатым. Так что в случае развода он может оказаться за решёткой. Все знают, на что способна брошенная женщина, – Элен замолчала, потом какой-то странный огонь зажегся в 260

её глазах, и она тихо, почти неслышно прошептала: – Ну вот и я… В разговоре с Осей Элен не зря назвала Валуева по-домашнему – Кротик. То ли уменьшительно-ласкательное от имени Панкрат, то ли имелось в виду его нынешнее положение в правительстве, когда он был в положении «крота», работающего на олигархов. Егор случайно услышал это прозвище, когда Валуева позвала жена во время памятной встречи в их поместье в Востряково. Теперь это интимное «Кротик» стало в глазах Оси подтверждением недавней близости Валуева с Элен. Вначале Ося попытался её успокоить: – Леночка! Ты пойми! Ему ссориться с женой никак нельзя! Мало того, что должности может лишиться и сесть в тюрьму. Ведь на неё же записан весь капитал, а это как-никак почти полмиллиарда баксов, а то и много больше. Даже я не всё знаю о его делах. Ну представь, двадцать лет по крупицам собирал, копил, а теперь в одночасье всего нажитого вдруг лишиться. Да этого ни один мужик не выдержит!

– Нет, я простить этого гада не могу! – стояла на своём Элен. Ося и так и сяк пытался её урезонить: – Леночка! Ну зачем тебе этот козлина? Я тебе другого подберу, посимпатичнее и побогаче.

– Ох! Ты всё о том же, о деньгах. Да ничего мне от него не нужно!

– Так о чём же речь? – Ося и впрямь не понимал. Элен выдержала паузу, а затем вновь что-то зловещее появилось в её взгляде: – Единственное моё желание – отомстить! Ося был в замешательстве. Он и предположить не мог, что вместо банальной интрижки с очередной девицей ввяжется в дела самого премьер-министра. Эх, знал бы заранее… Хотя нет, Элен была слишком хороша, чтобы всё бросить, так и не добившись своего. Будь он в трезвом уме, наверное, встал бы и ушёл – только бы не влезать в скверную историю. Однако и то верно, что не в его правилах было отступать.

– Лена, дорогая! Честно признаюсь, я мечтал о совсем другом финале нашего свидания…

– Это мы ещё успеем обсудить, – отвечала, играя глазками, Элен. – Но и ты меня пойми. Пока я не отомстила, думать ни о чём другом не в 261

состоянии. Ося уже чуть ли не слюной истекал. Ну как это можно? Они третий день подряд встречаются, а Элен по-прежнему держит его на приличном расстоянии. Вот купил ей изумрудное колье, а она отказывается подарок принимать, говорит – не заслужила. Если так пойдёт, могут поползти слухи, будто он уже совсем не тот. Ведь не одну крупную компанию под себя подмял, а тут вдруг споткнулся на очаровательной блондинке. Был бы на его месте Дерябкин, дал бы команду «пацанам» – те бы враз девицу спеленали и… Да, в общем-то, Лёва и в серьёзных делах действовал, как обыкновенный уркаган с большой дороги. Про таких нередко говорят, мол, жадность фраера сгубила. Но вот ведь скоро четверть века, как он в бизнесе, и всё сходит с рук, хотя не вылезает из судов – слишком многих обманул, наобещав с три короба. Да, Лёва та ещё паскуда! Нет, Осип Губерман был не таков. То ли кишка тонка, то ли родительское воспитание так поступать не позволяло – насилие, как метод достижения успеха он не признавал. Куда приятнее было договориться по-хорошему – чтобы у «клиента» просто другого выхода не оставалось, кроме как отдаться Осе со всеми своими потрохами, и конечно, с кошельком в придачу. Ну вот и здесь, кровь из носу, он обязан эту дурочку переиграть! Хотя вроде бы с виду не проста, однако куда ей до него – Ося и не таких «упёртых» уговаривал. Но есть кое-какая разница – там бизнес, а здесь всё-таки любовь. То есть не любовь, конечно, а желание. Жаль, что времени у него в обрез – есть такое ощущение, что если он откажется ей сейчас помочь, это будет их последнее свидание.

– Ну ладно, Ленусик! Кое-что я подскажу. Но только при одном условии. В случае чего я совершенно ни при чём. Договорились? Дальше Ося, что называется, на голубом глазу, но под большим секретом, пересказал историю о сделке между Валуевым и Кардановым – той самой, когда один другого попросту озолотил, да и Валуеву тоже перепало. Элен только рассмеялась: – Осик, дорогой! Ты что думаешь, я не читаю газет? Думаешь, мне залежалый товар можно втюхивать? Это же было десять лет назад. Нет, 262

ну никак от тебя не ожидала! Ося был не столько смущён, сколько озадачен. Если даже это не проходит, что же ещё такое он мог бы предложить? И существует ли в принципе возможность, не подставляя Валуева, добиться желанного успеха?

– Разве? Ах, Леночка, ты меня, пожалуйста, прости! Столько разной информации сообщают каждый день, вот и немного перепутал. Так рассказать или не рассказать? С одной стороны – нужный человек во главе правительства, а с другой – девица, жаждущая крови. Такого, как Валуев, уже не сыскать, особенно, после того, как из обоймы выпали Докутович с Сухоруковым. А впрочем, в этом его выводе есть один изъян – даже если Валуева выгонят с позором, президент обязан назначить на его места признанного либерала, иначе просто не поймут. Да уж, надежды на западные инвестиции растают на глазах, назначь он Дубкова или Грязева. Ну а коль скоро так, не всё ещё потеряно – если вовремя подсуетиться, можно заранее подготовить кандидата. В конце концов, Валуев уже так зажрался, что рано или поздно неизбежен логический финал – жирную овцу принесут в жертву оголодавшим гражданам. Что ж, решение было принято. Ося вздохнул и, наклонившись к уху Элен, стал быстро-быстро говорить, словно боясь, что передумает. Полученную от Губермана информацию удалось перепроверить – тут снова помогла Элен, точнее всё те же её добрые знакомые из Штатов. В итоге Егор получил в свои руки ту ниточку, которая прямиком вела к премьер-министру. Что делать дальше? Конечно, он мог бы передать всё это в СМИ, но его целью было не только разоблачение очередного жулика. Он хотел понять, может ли эта власть очистить самою себя, или единственное, на что способна – это выводить неприкасаемых из-под удара, оправдывая такие действия необходимостью поддерживать экономику на плаву, дабы не подвергать народ ещё большим испытаниям. Цель, конечно, благородная, но только на первый взгляд, поскольку падение нравов «наверху» неизбежно приведёт к развалу того самого единства власти и народа, за которое власть имущие отчаянно цепляются. Всё это мы уже про263

ходили в эпоху так называемого застоя, когда лицемерие партноменклатуры, её нежелание проводить реформы в интересах людей привели страну к тому, что провозгласили «перестройкой», а на самом-то деле тогда и началось разбазаривание по частным лавочкам народного достояния, созданного трудом многих поколений. Егор вспомнил слова Оси Губермана – Элен записывала все их разговоры на диктофон. Так вот однажды, когда Ося решил поделиться своими сокровенными мыслями, он сказал, что бизнес – это и есть жизнь, в этом и состоит смысл существования всего рода человеческого и каждого из людей в отдельности. Тут можно было бы обойтись без комментариев, ну разве что признаться в том, что некоторые особи попросту неисправимы, хоть посади их в дурдом или отправь по этапу на лесоповал в сибирскую тайгу. Несмотря на столь трагические выводы, хотелось верить, что коекакие шансы ещё есть. Он просто обязан попытаться что-то сделать, иначе жизнь теряла всякий смысл. Нельзя же думать только о себе, играя роль послушного исполнителя воли тех, кто жаждет под себя подмять всё то, что было ему дорого. Егору вдруг захотелось продолжить тот странный разговор, когда после развала дела Василисы и Сердюкина сидел в каком-то ресторане и старался влить в себя бутылку коньяка: – Господи! Да сколько ещё можно это безобразие терпеть?!

– Так ведь законов ваших они вроде бы не нарушают, – отвечал Господь.

– Законы-то дырявые. При желании всегда можно отыскать лазейку.

– То-то и оно.

– Ну а моральные заповеди? Это же по твоей части, Господи!

– Да брось ты! Кто их нынче соблюдает?

– Неужто и ты не в силах что-то предпринять?

– Увы! Руки у меня связаны. Вот те раз! Если даже Господь пасует перед «жирными котами», так что может предпринять какой-то следователь, пусть даже по особо важным делам?

– Это кто же так постарался, Господи?

264

– Да апостол Пётр! Чтобы ни дна ему, ни покрышки.

– Вот уж никак не ожидал!

– Он у меня первый заместитель, как раз ведает отпущением грехов. Что с ним поделаешь, раздаёт индульгенции налево и направо.

– Как же терпишь у себя такое?

– Уж очень не хочется с ним конфликтовать. Чего только не сделаешь ради сохранения единства!

– Похоже, у вас на небе то же самое, что на Земле. Господь так ничего и не ответил, ну а Викулову осталось только ждать – а вдруг после лета наступит не осень, а весна, тогда уж точно что-нибудь изменится. Прошло ещё несколько месяцев. Викулов успел побывать в отпуске. Довольно удачно получилось – сентябрь выдался богатым на грибы. Элен такой нестандартный отдых тоже вроде бы понравился. И вот уже на дворе ноябрь, и первая пороша… Вечером накануне седьмого ноября следователь по особо важным делам Егор Викулов попросился на приём к начальству.

– Тут такое дело, товарищ генерал. Есть достоверная информация… Даже боюсь фамилии назвать. Вы уж сами посмотрите, – и, вынув из папки лист бумаги, протянул его начальнику. Аристарх Игнатьевич глянул на бумагу, прочитал несколько строк, а потом с лицом его сделалось что-то непонятное. Сначала оно стало бледным, как тот самый лист бумаги, затем отвисла нижняя губа, а после этого брови взлетели чуть ли не выше лба, заставив остатки волос на голове сдвинуться по направлению к затылку. Общее впечатление было таково, что впору было говорить о необратимой утрате его личности. Викулову оставалось лишь пробормотать: – Ну всё! Кажется, приехали.

265

Содержание Глава 1. Мечты ............................................................................................. 3 Глава 2. Происхождение субъекта.............................................................. 6 Глава 3. Дворянское гнездо ....................................................................... 11 Глава 4. Перспективы роста ...................................................................... 18 Глава 5. Инициатива не наказуема ........................................................... 26 Глава 6. Аппетит во время еды ................................................................. 30 Глава 7. Ах, какая женщина! ..................................................................... 39 Глава 8. Парадоксы власти ........................................................................ 43 Глава 9. Тюлькин и Пузан ......................................................................... 47 Глава 10. Девушка по должности ............................................................. 52 Глава 11. Сон в руку .................................................................................. 57 Глава 12. Шансы ......................................................................................... 64 Глава 13. Бес попутал ................................................................................ 71 Глава 14. Три «б» ....................................................................................... 77 Глава 15. Своих не сдаём........................................................................... 82 Глава 16. Зачистка территории ................................................................. 89 Глава 17. Стоя на коленях ......................................................................... 94 Глава 18. Добрый государь ..................................................................... 103 Глава 19. Шантаж ..................................................................................... 108 Глава 20. Тапки для Сердюкина ............................................................. 114 Глава 21. Игры «следаков» ...................................................................... 118 Глава 22. Три кита .................................................................................... 123 Глава 23. Аксельборг и Докутович ......................................................... 128 Глава 24. Миражи ..................................................................................... 136 Глава 25. Веня и прорицатель ................................................................. 145 Глава 26. Кому поставить памятник? ..................................................... 152 Глава 27. Агентесса .................................................................................. 158 Глава 28. Вербовка при свечах................................................................ 164 Глава 29. Заговорщики ............................................................................ 171 Глава 30. Фима ......................................................................................... 177 Глава 31. Козни Соломона ...................................................................... 183 Глава 32. Сделайте пюре! ........................................................................ 191 266

Глава 33. Прогулки по Подмосковью ..................................................... 196 Глава 34. Шахматный этюд ..................................................................... 202 Глава 35. Одержимость ............................................................................ 209 Глава 36. Жаркая ночь в эфире ............................................................... 218 Глава 37. О пользе воздержания ............................................................. 225 Глава 38. Издержки производства .......................................................... 231 Глава 39. Всё на продажу! ....................................................................... 238 Глава 40. Поиски доказательств .............................................................. 248 Глава 41. Ося и судьба России ................................................................ 255

267