Вьюн так и не смог допроситься, как незнаком ку звать, и, устав от бесплодных попыток, приду мал имя сам. Примерил, как платье, несколько, остался недоволен. И в конце концов решил: Адинья. Девушка не возражала, казалось, ей это безразлично... Перед тем, как ночь обрушилась на них кро мешней теменью, Вьюн успел различить очерта ния деревеньки. Не больше семи глинобитных хи жин, камышовый настил вместо крыши, неровный частокол забора. Горячий ветер сменился пронизывающим, чуть не ледяным, вестником дурных времен. Вьюн хмыкнул. Если их не пустят на порог, ночка предстоит беспокойная. Глянул на согнув шуюся под ветром дрожащую девушку. Помра чнел. Только Великая ракушка знает, дотянет ли Адинья до рассвета. Больно мудреная хворь у дев чонки. И укрыться негде. Он ускорил шаг, перемахнул через невысокий забор, принялся тарабанить в хлипкую дверь сто ящей на отшибе хижины. Послышался пронзительный детский плач, оборвался. Повисла тяжелая тишина. — Кто там? — откликнулся встревоженный женский голос. — Добрая дона, впустите на ночь! Внутри долго возились, и наконец дверь со скрипом открылась. На пороге стояла хозяйка — одной рукой прижимала к груди младенца, в дру гой держала едва тлеющий огарок свечи. Сгорб ленная, с изможденным лицом, скорбно опущен ными уголками губ, женщина выглядела, пожалуй, не лучше Адиньи. Ребенок скривил ли чико, покраснел и снова зашелся в плаче. Вспо лох огня упал на плечи хозяйки, и Вьюн отчетли во увидел перламутровые проплешины на коже женщины — от шеи до груди тянулась цепочка блестящих пятен. Он невольно схватился за руку в перчатке, опомнился, спрятал за спину. Женщина испуганно огляделась. Соседские хижины ожили: скрипели двери, люди подходили к частоколу — кто с лучиной, кто с факелом, и Вьюну казалось, он видит россыпи черных жемчужин в гавани. Нет, это все морок, с перламутровой коростой живых не бывает. Хотя, кому как не ему знать... — Она пусть остается, а ты уходи! Здесь приш лых не любят, — прошептала женщина и глазами указала вниз, чуть опустив свечу. Из кармана передника виднелась краюха хле
ба. Вьюн ловко выхватил подарок, спрятал за па зуху. Странное дело — в които веки взял то, что дали по доброй воле, а на душе стало гадко, будто ребенка обокрал. — Спасибо, дона, — голос сорвался на хрип. — Потом вернетесь, — одними губами произ несла женщина, — во дворе переночуешь, но с рассветом, чтоб и духу не было... Вьюн подхватил Адинью и под испепеляющим взглядом соседей увел девушку снова в степь. Спасаясь от холода, сели в обнимку. Вьюн отдал засохшую краюху Адинье и молча смотрел, как она жадно ест. Вернулись в хозяйский двор тайком, когда по тревоженная деревня успокоилась и крики стихли. Ни сарайчика, ни погреба, ни курятника Вьюн не нашел — пришлось с головой зарыться в стог ско шенных трав. Думая лишь о том, как согреться, Вьюн крепко прижал к себе девушку. Адинья не отстранилась, наоборот — доверчиво потянулась к нему. Запах полыни и мяты смешался с морским — водорослей и соли, и Вьюн долго гадал, в какой стороне здесь море, пока не понял, что так пахнет Адинья. Он проснулся засветло, едва ночь уступила место рассветным сумеркам. Девушка крепко спа ла — так даже лучше. Вьюн стянул перчатку, раз мял руку и снова натянул — пальцы привычно коснулись дубленой кожи. Осторожно поднялся, последний раз глянул на Адинью. По волосам девушки пробежала вол на, однако на сей раз они не стали его хватать за руки. Вьюн бесшумно скользнул к забору, перепрыг нул частокол и побрел по степи. «Адинью здесь не тронут. А мне легче будет выбраться в одиночку», — размышлял он, пиная башмаком шары перекатиполя. Дорогу вчера так и не узнал, не до того было. Решил идти наугад — может, сегодня повезет больше. Лицо обожгло раскаленным воздухом. Откуда суховею взяться рано утром, когда зуб на зуб не попадает? Вьюн принялся озираться, стало неуютно: при вык сидеть в засаде и наблюдать за другими ис подтишка, а здесь — как выброшенный на солнеч ный берег краб. Он замер, не в силах оторваться от жуткого зрелища. На горизонте бушевали волны огня, вы плескивая вверх пену черного дыма. Желтокрас