невесты Травора по всей стране ходили слухи и легенды. Но выбирать ему не приходилось. Союза с грозной герцогиней Одуваной было не избежать, зато он поможет избежать вой ны с герцогством Дуван, правил которым один из трех отцов Одуваны. Поэтому Травор, желая Осту счастья в личной жизни, сокру шался, что не родился младшим. И лишь матушка всех троих принцев была совершенно искренне и безоглядно счастли ва. Именно она подала идею бесценного по дарка. Именно она, единственная в семье любительница поэзии, сочинила стихотвор ную поздравлялку, которую озвучил Лютий семьдесят шестой. Никто никогда так и не узнал, содержался ли какойто намек в по следней строке. А если и узнал, то благора зумно промолчал. По обычаю Стелик поблагодарил роди телей за столь бесценный подарок и лишь после этого сообразил, о чем, собственно, идет речь. О том, что он может выбрать себе невесту по своему усмотрению. Красивую. Умную. Веселую. Покладистую. И… он после подумает, какую еще. В шестна дцать лет он может обручиться. Но жениться — только в восемнадцать, не раньше. И, зна чит, у него есть как минимум два года, чтобы вволю помечтать о будущей жене. — Только по любви, — сказал Лютик. — Только по любви, — согласился Травор. — Хоть один из нас будет счастлив. — Иногда, — добавил Лютик. — Иногда? — удивился Стелик. — Иногда, — кивнул Лютик. — Поверь, иногда быть счастливым — это очень, очень хорошо. Большинство людей вообще никогда не бывают счастливы. Стелик подумал, что уж с нимто этого не случится. Он женится так, чтобы всегда быть счастливым. Картбланш на это им получен. — Скажите «Дор блю»! — крикнул подско чивший фотограф. — Сыыыр! — братья с готовностью оска лили зубы. Честно говоря, думать про невесту Остели ану было несколько рановато — ведь он еще не закончил обязательный для царственных особ мужского пола закрытый колледж. За
116
крыт он был со всех сторон высокими горами и находился в соседней с Лугандией стране Тучвершинии. Уезжая в отчий дом на каникулы, Стелик предвкушал, что вернется с каникул на новом мотоцикле. По горному серпантину да с ве терком! И заодно утрет нос своему другу и соседу по комнате юному графу Эделиану (а попросту — Эдику). Ну ладно, в этот раз не вышло, может, в будущем году. При условии, что папа не придумает еще какогонибудь запупыристобесценного подарка. Возвращаться пришлось на старом мопеде. К общежитию колледжа Стелик подъехал поздно вечером. Уже стемнело, но он все равно сумел прочесть на каменном заборе надпись «Я (сердечко) Остелиана!!!». У забо ра возился общежитский сторож, огромный и черный дядька Черногор. Мыльной шваброй он нацеливался аккурат на сердечко. — И пишуть, и пишуть, — ворчал он. — Я сегодня раз сто двадцать стирал, а оно опять вылазит. — Сто двадцать?! — поразился Стелик. — Ну, может, трохи меньше. Сто. Иди два дцать. Нэ помню. Для меня все одно много… Как воны сюда пробираются, окаянные?! А хто этот Остельян будет, не ведаешь? Видать, дюже гарный хлопец, ни? — Это я, — признался Стелик. — Ты?! Будя брехать, паря. — Точно я. Вы меня, дядя Черногор, не узнали, что ли? — Ну… тебято признал, Стелик. Но… как это… ты — и это самое?! У батькА свово, что ли, с деуками назнокомился? — Не знакомился ни с кем. Сам не по нимаю. — Ну, добре. Може, обозналися оне. Но ежели твои, то сам за ими подтирай. Стелик поплелся в общежитие. Подтирать за сотней девок ему не улыбалось. У стойки с корреспонденцией он проверил свою полку. Там лежала однаединственная записка: «Ваша почта в камере хранения». Эдик не спал — валялся на кровати, читал фантастику. Увидел друга, швырнул книгу на тумбочку и расплылся в улыбке. То ли соску чился, то ли его развеселил вид Стелика, сги бающегося под мешком с письмами.