Валентин Морозов by Pavel Kotov

В. И. Морозов

Часть 1

Наше поколение, поколение основателей и создателей полигона и Приозерска уходит. В преддверии 50-летия Приозерска хотелось бы оставить память о том, как все это было, какими были мы, как сложилась та атмосфера взаимоотношений, которая до сих пор объединяет Приозёрцев. Лет 7-8 назад, когда было время и очередная вспышка ностальгии по Приозёрским временам, я набросал полудокументальную повесть, в которой спрессовал события и воспоминания (у меня хорошая память на факты, к сожалению гораздо хуже на имена и лица). Все эти годы повесть висела в папке "графомания", часть была утеряна, восстановлена по принту, сохранившемуся у дочери, подкорректирована. Там много фактов, известных только мне или еще нескольким участникам событий. О себе: в Приозерске с 59 ?по 79 гг. (от лейтенанта до полковника). В 1979 прикомандирован к Минрадиопрому. Начальник отдела РТИ (у В.К.Слоки), зам.директора НИИРП (у Н.В.Михайлова). Последние пять лет зам. Генерального директора ЦНПО ?Вымпел? ( Ю.Н.Аксенова).

При подготовке к публикации возникла идея проиллюстрировать воспоминания фотографиями Приозёрска. Но, поскольку мне достаточно сложно определить и период фотографий, и то, каким был город и полигон в то время, выбор был сделан несколько произвольно, за что прошу особо не осуждать, и, если где надо, поправить. Зачастую мне не удавалось найти фотографии площадок того времени, что, в общем и не удивительно. Именно поэтому иногда попадаются и современные фотографии.

Полковник поднялся раньше обычного, с трудом, ночь была душной, и спал он плохо. Дольше, чем всегда, простоял под душем, вода была теплой и почти не освежала. Не вытираясь, вышел на лоджию. Относительная прохлада раннего утра постепенно возвращала бодрость. На кухне негромко звенела посуда, - жена готовила завтрак, дети спали, - у них уже начались каникулы. Сегодня ему избирателями.

предстояла

встреча

Вот уже несколько лет, как полигону ГНИИП-10, ранее известному узкой общественности как Ташкент-91, присвоили гражданский статус. Точнее - площадке 4, жилому городку, которому стал носить имя - город Приозерск, разрешили избирать горсовет; а жителям дали, наконец, настоящий адрес. Было это, конечно, несерьезно, - в городе жили исключительно военные и их семьи, у горсовета практически не было бюджета, за все платило Минобороны; но к выборам все относились со свойственной тому времени серьезностью. Полковник уже избирался, был депутатом и сейчас, исправно сидел на сессиях, где его всегда неудержимо клонило в сон. Там "решали вопросы", мелкие и мало кому, кроме горсоветовцев, интересные; для полигонного начальства они не были обязательными, а сделать что-либо могло только оно. Горсовету вообще были подведомственны только школы, телецентр и почта. Депутатство тогда было лишь знаком принадлежности к определенной касте, имевшей в руках совсем другую власть, а всякие Советы были лишь декорацией. Важность той или иной должности, не стесняясь, определяли по тому, в какой Совет должен избираться занимающий ее, - в верховный, республиканский или, скажем, - районный. Начальник полигона, например, был республиканским депутатом и членом казахского ЦК. И не выше, и не ниже. Полковник выдвигался от "коллективов" 18-й и 60-х площадок - измерительных пунктов дальнего рубежа; до ближней - 18-й предстояло ехать почти 150 километров, до дальних и за день было не добраться - более 300 км по бездорожью и солончакам. Поэтому на 18-ю были заранее вызваны делегаты с 60-х. "Коллективы" площадок состояли из некоторого количества офицеров и солдат, постепенно одуревающих от безысходности существования в замкнутом коллективе, в отрыве от какой-либо цивилизации. Даже на самую крупную, 18-ю площадку, воду возили от ближайшего колодца - за 20 километров, а дальняя, 60-я, и хлеб, и воду получала из соседнего рудника в 56 километрах. Полковник позвал в дом водителя, ждавшего в новеньком "уазике", - солдата по имени Аман, высокого, сухощавого туркмена, по-восточному преданного своему начальнику. Этого водителя он выбрал сам из очередного призыва, не доверяя офицерам автополка. Доверие же они потеряли после того, как назначенный ими водитель перевернул машину на повороте к 8-й площадке, заснув за рулем после ночного наряда "на картошку". При этом в машине сидел еще и представитель центра подполковник Переслегин, так что потом вся Москва знала, кто и как возит на полигоне приезжее начальство. Аман умел постоять за себя, "деды" в казарме его не трогали, - побаивались, командиры в наряды не назначали, - не велел Полковник. Не зная ни одного слова по-русски при призыве, он через полгода свободно говорил, а через год – писал на русском. Позавтракали вместе с водителем; спустились к машине, захватив флягу с водой, тронулись в путь.

УАЗ выехал на центральную улицу Ленина, мимо трехэтажек, в одной из которых Полковник прожил первые десять лет на полигоне, мимо кинотеатра "Октябрь", где были просмотрены все кинохиты тех лет, и направился в сторону "Полуострова" - вечно временного жилого городка строителей. С него началась история полигона, после того, как замминистра обороны маршал Конев 1.4.56 года, в день смеха, утвердил проектное задание на его строительство. Поэтому у проектировщиков объект назывался "1456". Полигон был крупным научным центром Войск ПВО Страны, именовался войсковой частью 03080, для открытой переписки - 03100. Справа от дороги, между Приозерском и Полуостровом, стояли корпуса госпиталя, - лучшего в Казахстане, что подтверждалось грамотой казахского ЦК и Совмина. Начальником его в то время был полковник Крылов, впоследствии - начальник Центрального госпиталя им. Бурденко в Москве. Уровень медицины в госпитале был наивысшим, многие операции делались только здесь и в Москве. Здесь, из окна родильного отделения госпиталя, жена впервые показала Полковнику первенца - дочь.

)

(

Слева показались силуэты зданий и антенн 8й площадки. Там когда-то испытывался образец РЛС РО "Днепр", а сейчас завершались испытания РЛС следующего поколения "Дарьял" и монтаж стенда "Дон2уп". Разработчики, так называемые "промышленники" из "почтовых ящиков", нагнетали на этих объектах невероятный ажиотаж, хотя сами отставали больше других из-за постоянных нестыковок, доработок, недопоставок технологического оборудования.

(

)

(

)

День у Полковника сегодня как бы нерабочий, отдан общественным обязанностям, но выбросить из головы текущие дела вряд ли удастся. Отвлекали воспоминания, связанные с местами, которые проезжали, а вспомнить было что. Проехали развилку дороги на Сары-Шаган и КПП на аэродром. На всех КПП его знали, пропускали без проверки. Впереди был мост через железную дорогу, слева - 137-й километр - ж/д станция примыкания, отсюда местные ветки вели в город и на аэродром. Одноколейную "железку" построили во время войны, она соединяла Караганду с Алма-Атой. При проезде через полигон можно было видеть антенны и купола РЛС 8-й, 14-й, ЗД и 38-й площадок. Однажды, во время поездки в Алма-Ату, Хрущев на этом перегоне не спал. Когда увидел огромные белые купола радиопрозрачных укрытий антенн, спросил: "А это еще что?" Ему объяснили, и после этого все пассажирские поезда ходили через Сары-Шаган только ночью.

Впереди показались строения 7-й площадки - аэродрома, слева ангары, здания технических служб, стоянки, справа - жилой городок: казармы, клуб, жилые двухэтажные дома; в одном из них он жил первый год после приезда на полигон. ,

)

Аэродром был одним из крупнейших в ВВС, на нем, как и везде у военных летчиков, была своя особая атмосфера, особые дружественные отношения; такие он видел только на базе подводных лодок в Ура-губе, которая теперь называется Видяево. Иначе не может быть там, где жизнь каждого зависит от всех. На аэродроме, как и на всех других, гостей встречали как друзей, кормили обедом в летной столовой, а при случае наливали "массандры" - гидрожидкости из гидросистем самолетов, состоящей пополам из спирта и дистиллированной воды. "Иванов рапорт подал, - гидросистема барахлит. Надо гидрожидкость менять!". Меняли, и не только к праздникам. На аэродроме знали все, что происходит в воздухе: о полетах любых аппаратов, в том числе правительственных, шпионских и летающих тарелок. О полете Пауэрса на У-2 знали уже 1-го мая 60-го, знали, что его сбили ракетой, что до этого сбили своего, не подчинившегося приказу вернуться; знали, что

Пауэрс остался жив и задержан. Газеты об этом сообщили только через неделю. Больше того - знали, что до Пауэрса – 9 апреля над ними пролетел Белов, летчик - перебежчик, безнаказанно ушедший за бугор. После этого на аэродроме посадили два перехватчика новейшей серии, проходивших войсковые испытания (Т-3), но Пауэрс обошел аэродром стороной.

)

Слева от дороги показались аэродромные стоянки; на самой дальней стоял ТУ-16 с подвешенными под крыльями крылатыми мишенями (значит сегодня будут стрельбы), правее силуэты самолетов загородил ангар № 2, самый большой в то время в ВВС; здесь он начинал службу в НИЦ (в/ч 23447) ГК НИИ ВВС, что на подмосковной Чкаловской. В то время отрабатывали взлет и посадку беспилотного ТУ-16, для посадки даже построили грунтовый аэродром позади основного. Это было потрясающее зрелище: большой самолет, поднимая клубы пыли, плавно приземлялся, и все знали, что экипажа в нем нет. Почти, как "Буран", но задолго до него. Правее взлетной полосы виднелись пусковые установки ракет-мишеней Лавочкина ЛА-17ММ. Прославленный авиаконструктор умер от инфаркта на полигоне, после удачного пуска одной из его ракет. Полковник стоял в почетном карауле, когда его провожали в Москву. После этого над полигоном летали только его ракеты-мишени... А самый большой ангар так никогда и не использовался, все годы в нем лежал только электровесовой макет противоракеты, который сейчас стоит памятником на одной из площадей Приозерска.

)

Солнце начало припекать, перевалило за 30-ть, ветерок от движения машины уже не справлялся с жарой. В этом районе в году было 330 безоблачных дней, всегда дул ветер, помогавший в жару, но плохо переносимый зимой. Безлюдье и безоблачность, позволявшая всегда визуально наблюдать все, что летает, основные причины размещения полигона в этом месте.

)

Бетонка тянулась по плоской равнине, местами пересеченной грядами холмов с разломами белоснежного кварца на вершинах, ярко бликующими в лучах солнца. Еще не успевшие порыжеть кусты тамариска - пустынной акации, низкорослые деревья карагача и саксаула расцвечивали зелеными и розовыми пятнами серокоричневое однообразие пустыни. Пора цветения тюльпанов прошла, цветут они всего неделю в мае, но кто не видел этой красоты, представить ее себе не сможет. Совершенно красные поля, на километры, до самого горизонта! Похожие поля он видел в Чуйской долине, но там были маки. Тюльпаны же всегда вызывали у него видения из детства. Тогда, еще был жив отец, они жили в поселке геологов в Оренбургской области, и сразу за их домиком начиналась степь, расцветавшая весной тюльпанами. Только там было больше желтых и белых...

До развилки 6-й и 35-й площадок ехать было километров 60, дальше, по прямой - 42 до 6й, направо 35 километров до 35-й. На этих площадках стояли основные пусковые установки ракет, разрешенные договором по ПРО от 72-го года.

)

На "шестой" проводились основные испытания ПРО с натурными пусками противоракет по условным и реальным целям. Были испытаны и приняты на вооружение системы ПРО А-35 "Алдан" ракеты А-350Ж. Сейчас там испытывались новые ракеты системы А-135 – А-925 (51Т6 Грушина) и "Спринт-1" (53Т6 Люльева), шахтного базирования. Шахты бурили шахтеры "Спецпроходки", облицовывали и монтировали оборудование зубры монтажники одного из трестов Минмонтажспецстроя.

(

)

(

Не доезжая нескольких километров до "шестой", налево уходил пучок грунтовых дорог на "вторую" площадку – 234–й Учебный центр ПВО. Сюда приезжали для учебных стрельб полки ПВО, а периодически здесь проводились масштабные учения ПВО под названием "Союз – ХХ". Вторая площадка считалась самой пыльной на полигоне – вся степь вокруг нее была изъезжена передвижными ЗРК. В конце лета этого года ожидались очередные учения. Полковнику было направо - на 35-ю, за ней, уже по грунтовым дорогам, до 18-й.

На 35-й тоже не обходилось без курьезов при испытаниях.

Ветер выдувал влагу из тела, все сильнее чувствовалась жажда, но пить воду сейчас бесполезно, - она сразу выйдет легким потом, а жажда вернется. До 35-й близко, там можно отдохнуть и освежиться. Машина вдруг клюнула носом, резко затормозив, - Аман увидел впереди препятствие, - бетонные плиты дороги встали "горбом", нагревшись на солнце, Бормоча что-то по-туркменски, Аман медленно перевалил через бугор и снова нажал на газ. Время подходило к 9-ти, вдали показался КПП 35-й. Увидев издалека пропуск-вездеход, солдат поднял шлагбаум, отдавая честь. На 35-й Полковника не ждали, он не предупреждал, - поездка не служебная, да и площадка не по его епархии, а по ведомству Сташевского.

Начальник площадки подполковник Фролов проводил утреннее построение - важный элемент поддержания дисциплины. Сотни полторы офицеров и солдат стояли в строю, - все должны быть на месте, выбриты, начищены; любое нарушение ведет к расслаблению, расслабление - к развалу дисциплины.

)

(

)

Командир 35-й скомандовал "Вольно! Разойдись!", и Полковник, стоявший в стороне, под возгласы: "Какие люди! Чем обязаны?", - попал в объятия. С Фроловым они знакомы лет восемь, будучи на разных должностях, не раз выручали друг друга, немало вместе выпили водки и других напитков. После обычных расспросов про здоровье, семью и очередные чудачества начальства, поехали посмотреть основные объекты. Полковник знал, что по возвращении его подробно расспросит о том, что делается на 35-й и 18-й, зам по науке полковник Тарновский, неведомым способом узнававший, кто и где бывает, и не признававший деления на моё - не моё.

(

)

После короткой поездки по объектам, уединившись в кабинете командира, рассудили, что и как доложить начальству, о чем умолчать, попили квасу из холодильника, попрощались.

Дальше дороги не было, было направление. В полупустыне, изрезанной холмами и солончаками, к одной точке вело множество дорог. Трассу на 18-ю иногда проходили грейдером, это помогало ориентироваться, как и по линиям электропередачи и связи, но многочисленные объезды солончаков и скотопрогонные тропы сбивали с пути.

)

(

Аман старался ехать побыстрее, обгоняя пыль, но она уже покрыла все в машине толстым слоем. Приходилось лавировать между многочисленными буграми и ямами, объезжать не совсем просохшие солончаки по самым дальним объездам, часто тормозить, что удлиняло дорогу. От 35-й до 18-й ехали дольше, чем до 35-й по бетонке.

)

(

)

Выехали на расчищенный грейдером участок дороги, значит 18-я уже близко; показалась мачта радиорелейки; приехали. На площадке стояли два - три кирпичных домика, баня, пекарня, щитовые казармы и столовая; клуба не было, кино показывали в одной из казарм. Полковник знал, что ему снова дадут "наказ" - найти им еще одну казарму СР-2, чтобы разместить клуб, прапорщиков, а солдатские койки поставить в один ярус. Пока это ему не удавалось, но перед этой поездкой он договорился со строителями, что они отдадут освобождающееся общежитие с Полуострова (шутили – вместе с клопами!), разберут и перевезут его на площадку, а соберут наши. Так что главная проблема разрешена, а все остальное - формальности. Для 60-х же он в предыдущее депутатство организовал шефство соседнего рудника, договорившись в один из облетов начальством дальних точек с директором и парткомом. Теперь живущие на каждой из площадок 15-20 офицеров и солдат чувствуют себя менее оторванными от жизни, принимают гостей с рудника, выезжают туда сами, получают помощь продуктами, подарки и т.д. Главными "орудиями труда" на измерительных площадках были РЛС "Кама" и кинотеодолиты КТ-50 и скоростные СКТ, - гибриды телескопа и кинокамеры, которыми отслеживали полет целей; при этом на пленке фиксировались также азимут, угол места и время. По данным от нескольких КТ строилась точная траектория полета. Когда по телевидению показывают старт космического корабля, после команды "Ключ на старт!" звучит: "Протяжка один!.. Протяжка два!", - это команды на включение кинотеодолитов. Работа на КТ сложна и ответственна: держать маневрирующую цель в визире мог далеко не каждый, а срыв проводки - потерянная мишень, а то и реальная баллистическая или противоракета. Поэтому на площадках все время проводили в тренировках. Тренировались по воронам, обжившим свалку, по воздушным змеям, ночами - по пролетающим спутникам. Подъехали к штабу, где уже ждал начальник площадки майор Метлов. Сделав три шага навстречу, начал докладывать: - Товарищ полковник! На вверенном мне... Вольно, вольно... Нарушаешь социалистическую демократию. Надо докладывать: гражданин кандидат в депутаты, будущие избиратели готовы задать любые вопросы и получить любые ответы. Ну, здравствуй! Дела в порядке? - Нормально. Выпьем чаю, а через час соберем людей. Или торопитесь? - Нет, весь день с вами. - На рудник поедем? - Съездим, давно не был.

)

(

За чаем Метлов говорил, в основном, о своих проблемах: о некомплекте солдат, а особенно - прапорщиков, о постоянно ломающемся автотранспорте (один автобус, сломается – на чем возить офицеров к семьям?), о невнимании начальства к их просьбам. Полковник слушал, иногда поддакивал, но думал о своем, - о том, что он будет сейчас говорить этим затерянным в пустыне людям, - офицерам, не видящим свои семьи месяцами, солдатам, считающим дни до "дембеля". Сказать-то он мог многое, но знал, что скажет не больше того, что положено, - за предвыборной кампанией внимательно наблюдал политотдел. В кабинет заглянул замполит, доложил, что все собраны. В казарме-клубе койки были сдвинуты к стенам, в образовавшемся проходе на скамейках сидели офицеры и солдаты, одинаково загоревшие до черноты, в одинаково поношенной и застиранной форме; для них эта встреча - небольшое, но все же развлечение в унылой повседневности. -Товарищи! - начал предвыборную речь Полковник,- коммунистическая партия, советское правительство и лично ... уделяют особое внимание развитию социалистической демократии в нашей стране...- далее все, как рекомендовал в предвыборных инструкциях политотдел. Замполит доложит, что все прошло путем, что партию, выдвинувшую его, кандидат не опозорил. Речь несколько раз прерывалась аплодисментами. Долго говорить он не любил, обычно заканчивал, как только засыпал первый слушатель. Окончание речи вызвало овацию в благодарность за краткость; перешли к вопросам. Полковник политически правильно ответил на заготовленные замполитом вопросы: о внешней и внутренней политике, о происках империалистов и усилении бдительности, о повышении благосостояния. Оставленный "на закуску" ответ про казарму вызвал всеобщее оживление и радость; после него быстренько проголосовали - выдвинуть и поддержать. На этом официальная часть закончилась. Пообедали с командиром и замполитом в маленькой комнатке, выгороженной в столовой для начальства. Отдохнули в комнате "разгрузки", где операторы КТ восстанавливали зрение и нервы; там был мягкий зеленоватый свет, тихая музыка, стены разрисованы березками. Разговор крутился вокруг давно назревшей проблемы модернизации аппаратуры слежения. Измерители с полигона предлагали обработку и передачу всей информации автоматизировать, были конкретные предложения. Доработки были бы значительными, но соответствующая аппаратура имелась. "Красные" же директора заводов категорически не хотели что-то менять, осваивать, - им проще было клепать на потоке одно и то же, давно устаревшее оборудование, - на нем проще выполнять план. Именно они тормозили прогресс во имя сегодняшних выгод и премий; все это он потом увидел воочию, но об этом - потом. Прошлись по площадке. Метлов с плохо скрываемой гордостью показывал свое хозяйство, весьма неплохое: были теплица и огород, поливавшийся привозной водой, свинарник, морозильник, в котором хранили сайгачатину, добытую охотой при весенней миграции сайгаков, - хорошая добавка к солдатскому столу.

Десятка три деревьев, привезенных "с комом" и посаженных в вырубленные в скале котлованы, оберегались особо, хотя их и приходилось заменять через три-четыре года, - не выдерживали засоленности.

В Каражал выехали по самой жаре, двумя УАЗиками, ехать было больше часа по бездорожью. Через полчаса увидели в широкой котловине колодец в лучах ведущих к нему со всех сторон дорог и троп. Ни люди, ни сайгаки не обходили его, - до ближайшего колодца было много верст. Вода в нем была чуть солоноватой, жесткой, но для питья пригодной.

Еще через час были на руднике. Руду добывали в открытом карьере и в шахте. Вокруг карьера сновали самосвалы, а маленький электровозик таскал маленькие вагонетки туда и обратно по низкому наклонному штреку шахты. Гостей обязательно возили на нем внутрь горы, как в преисподнюю, где стены и своды, сверкающие кристаллами кварца и галенита, казалось, вот-вот сомкнутся и ты останешься там навсегда. Жили на руднике по-спартански, но гостей принимали по-княжески, - с коньяком, кумысом, копченым балхашским осетром. Обязательно дарили красиво оформленный набор минералов: берилла, пирита, флюорита, малахита, мориона, вольфрамита, висмутина в красивой коробке. Все это добывали в пределах одного рудника. Военных здесь уважали, - они помогали руднику, в основном – списанной, но вполне рабочей техникой. Поездили - посмотрели, выпили - закусили, поговорили "за жизнь" и отправились обратно.

)

Обратную дорогу до 18-й Полковник дремал, - сказывался ранний подъем и напряжение поездки. Пара рюмок коньяку, выпитых в Каражале, на самочувствие не повлияли; он вообще редко пьянел, - видимо, в его генах не было угро-финских, ослабляющих противодействие алкоголю; потому же он никогда не мучался похмельем. На 18-й еще раз почаевничали. Чай на полигоне пили, как правило, зеленый, - казахский или китайский; почти прозрачный, но очень крепкий, он хорошо утолял жажду. Водителю дали "сухой паек" на случай опоздания к ужину. Завелись и поехали домой.

Машину подбрасывало и заносило, Аман гнал, как мог, стараясь побыстрее закончить эту поездку. Всю обратную дорогу Полковник обдумывал свою позицию на завтрашнем совещании у начальника полигона, где разработчики и проектировщики вновь попытаются провести свое предложение о строительстве нового стенда одной из систем, вместо использования существующего, как предложил он. Он понимал, что за этим стоят интересы многих высоких начальников, что эту идею поддерживают в Москве. Заманчиво – "освоить" несколько лишних миллионов и получить отсрочку года на два. Три дня назад по этой проблеме уже заседали. Начальник полигона, генерал Спиридонов, почему-то тоже поддерживавший разработчиков, открывая совещание, высказался: - Сегодня мы должны принять решение... А кто не согласен, пусть лучше уйдет сразу... (намёк Полковнику). Полковник немедленно встал и сказал: - Разрешите выйти? - его характер частенько ставил его на грань... Спиридонов, двигая желваками, сдержался: - Я бы вам разрешил уйти, но именно Вам делать то, что мы решим. Садитесь. (Это же бунт, да еще в присутствии чужих!). Но решение перенесли, видимо его доводы были убедительными.

Полковник был бы авантюристом, если бы шел против начальства, не имея цели и запасного компромиссного варианта. Детали его он обдумывал сейчас: сколько будут строить пристройку, изготавливать нестандартную аппаратуру. Как проложить в старом здании волноводы и кабельные потоки, где разместить фазовращатели, можно ли использовать имеющийся вычислительный комплекс и т.д. Завтра он с совещания не уйдет, он будет пробивать свой вариант. А если не пробьет, будет долго переживать, как если бы рухнуло дело всей его жизни. Шансы на успех были довольно высоки, он уже договорился кое с кем из основных оппонентов, в Москве его поддерживали серьезные люди, выделяющие средства и требовавшие их экономии. Но кто знает.

)

(

)

(

)

Проехали 35-ю, на бетонке Аман разогнался за 100. Начало темнеть, приедем поздно, сходить на пляж с детьми сегодня не удастся. К тому же, вечер сегодня обещает быть тихим, безветренным, а это - раздолье для комаров. Полковник за много лет научился предугадывать погоду по внешним признакам, - по цвету неба на закате, по комарам, стрекозам и поведению птиц. По всем признакам, завтра будет очень жаркий день: солнце садилось в мутном оранжевом ореоле, значит ветер из пустыни несет песок, рассеивающий лучи. Аман в сгущающихся сумерках включил фары. В их свете вдруг появился тушканчик, убегающий забавными прыжками от машины, руля длинным хвостом с плоской кисточкой. Темнота по сторонам луча от фар казалась ему стенами, поэтому он никак не мог свернуть в сторону. К его счастью дорога вскоре повернула, и он пропал в темноте степи. Часто на бетонку стаями усаживались птицы, что-то вроде воробьев, но покрупнее. Взлетали перед машиной и попадали в радиатор. Бывало, что радиатор в поездке вдруг "закипал", - остановившись, обнаруживали – решетка забита птицами… Полковник никак не мог отвлечься от завтрашнего совещания. Пути начальства неисповедимы.

(

)

(

В Приозерске все знали всё обо всех. Скрыть что-либо – безнадежная попытка. У одного жена работает в Военторге, у другого – в сберкассе, у третьего – в секретной части. Единственное незыблемое моральное табу – это кто с кем… Хотя и оно было в основном межполовым. Мужики, правда, молчали, как партизаны, ну а женщины… на то они и Женщины.

В отличие от СССР, в Приозерске секс был. В ясли и детсады были очереди. Дети Полковника года по два сидели с няней, пока не освободились места. Наверное поэтому так много участников на форумах приозерцев.

Небо впереди, на востоке, стало темно-синим, зажглись первые звезды. Позади догорал закат, небо там было всех оттенков, - от нежно розового до густо - оранжевого. Темнеет здесь быстро, - через час небо станет бархатночерным, зажгутся ярчайшие звезды, - такое небо можно увидеть только здесь. Если долго смотреть в это ночное небо, закружится голова от ощущения почти реального полета среди звезд, в глубинах раскрывающегося перед тобой космоса. Скорее всего, именно долгое созерцание звездного неба, так сильно влияющее на психику, породило в человеке мистику, мифы о пришельцах, летающих тарелках и прочей космической чепухе, в которую Полковник категорически не верил, будучи сугубым реалистом. Хотя и насмотрелся всякого, зачастую не поддающегося научным объяснениям.

)

(

Полковник пожалел, что не успеет заехать в магазин на Полуострове к Светлане Семеновне, где "отоваривались" начальники определенного круга. У Светланы Семеновны (когда после реконструкции этот магазин открывали, встал вопрос - какую повесить вывеску: "Светлана" или "Семеновна") всегда был выбор конфет в коробках, коньяков, рыбных деликатесов, сервелатов, фруктов. Фрукты и овощи можно было купить еще и на рынке, который недавно разрешили открыть перед приозерским КПП. Там всегда были прекрасные алма-атинские яблоки. Если рынок уже закрыт, можно было поднять продавцов, ночевавших здесь же в машинах, под открытым небом; торговали они круглые сутки. Купив пару килограммов сочных и красивых яблок, проехали КПП и направились прямо, - через Полуостров. Слева от "центральной" улицы Полуострова, вдоль берега, располагались домики строительного начальства с садами-огородами, гаражами и курятниками. Здесь, недели две назад, начинающий водитель, только что купивший "Жигули", - зам Аамана полковник Деркач, въезжая в гараж, нажал на газ вместо тормоза, - снес заднюю стену гаража, расположенный позади курятник (вот шуму было!) и улетел бы в озеро, если бы не толстое дерево на пути. Свет в магазине Семеновны не горел, проехали мимо, и через пять минут были дома. Аман уехал в казарму, Полковник поднялся на свой второй этаж. Дети не спали, в каникулы они всегда ждали его возвращения, поэтому он старался не задерживаться. Повисли на шее, затеребили, - когда поедем на рыбалку на "Зорьку", - домик на берегу около Сары-Шагана, где бешено клевали двадцатисантиметровые амурчики; поедут ли они в этом году в пионерлагерь "Орленок" в горах под Алма-Атой, очень им понравившийся; когда папа полетит в Москву, - дочери просто необходимо что-то супермодное, что можно купить только там; когда и куда поедем в отпуск (Тут Полковник высказал неожиданно пришедшую мысль: - А давайте съездим на Иссык-Куль, когда еще потом удастся.). В общем, - повседневный семейный быт, - отдых и отвлечение от ежедневного "хождения по кругу" на работе, где все известно, все уже проходили, на все есть готовые решения. Полковник работал в этой должности четвертый год, а он знал, что дольше пяти лет на одном месте, или в одной должности работать вредно, засасывает рутина, - нужно менять обстановку или уровень решаемых задач. До сих пор это у него получалось, пора было задуматься о новых переменах. Возможности для роста на полигоне были, недавно Спиридонов предлагал ему повышение, но он не согласился, потерял бы независимость, а лишние деньги его мало интересовали. Платили на полигоне больше, чем в других частях, - доплачивали 15 процентов "районных"- за полупустыню, и 20 процентов "за секретность", так что получал он около 550 деревянных, чего хватало. Еще и жена работала. Правда, все "накопления" уходили на отпуск, так что "загашника" практически не было. $

(

)

Полковник постоял под душем, поужинал и уселся перед телевизором посмотреть "чего-нибудь" из той, другой, жизни. Телевидение организовали несколько лет назад, построили телевышку. Полковник участвовал в его создании, даже на вышку залез как-то. Телевизор был ламповый, черно-белый, "цвет" обещали сделать в следующем году. Рядом стоял таких же размеров ламповый магнитофон с зеленым моргающим глазком; на нем крутили ужасного качества записи Высоцкого, Окуджавы, доходившие сюда в десятых-двадцатых копиях.

Пятница началась как обычно. За вчерашний день ЧП не было, обошлось без разборок. Совещание у Спиридонова прошло успешно, сказалась подготовка; особенно помог начальник 3-го (вычислительного) управления Мартьянов. Доложился Тарновскому, не ожидая вызова. Долго дозванивался в Москву по безобразно работающей связи. ЗАС булькал на всех коммутаторах, передавать пришлось по слогам и по буквам. Час потратил на посещение "восьмерки". И все. Все приезжие в пятницу улетали в Москву, заготавливали рыбу и не беспокоили; провожать сегодня было некого. Поэтому уже в шесть он был дома, в восьмом часу, когда немного спала жара, пошел с детьми на озеро. Городской пляж был переполнен, вечер - лучшее время, когда не так жарко и стихает постоянно дующий ветер. Сходил на лодочную, прокатился на водных лыжах. Завтра нужно будет свозить детей на "Зорьку", - половить рыбу.