«Новая газета» понедельник. №55 21. 05. 2012
Анна АРТЕМЬЕВА — «Новая»
Продолжение
Д
ля тебя же сейчас это не главное, так? Слава Богу, потому что если в 13 лет для человека это главное, то его душа уже в аду, как Павлик Морозов. Поговорим лучше о филине. Чего ты там не понимаешь: зачем он лезет лапкой в лужу? А как по-другому? Любой нормальный человек, если он видит красивую лужу, да еще в ней собственное отражение, хочет полезть туда лапой. Такова его природа. Тут или всю жизнь биться над этим вопросом, как Норштейн над «Шинелью», или принять это самое простое объяснение: должен же он куда-то полезть лапой или нет? Вот эти люди, которых мы с тобой только что бросили на Болотной, а их сейчас будут винтить и бить по башке дубинами, они зачем туда полезли? Да потому что просто полезли, вот и всё. Это их человеческая природа свободы. Это их бунт, он священен, о чем толково написал Камю, притом что вовсе не обязательно делать это так, как призывает Удальцов (потом объясню, кто такой). Иешуа га-Ноцри, которого ты знаешь и любишь, тоже ведь был бунтарь — о-гого! Но он никого не трогал, кроме менял в храме. А Его все равно кончили с ОМОНом: менялы — они такие, ОМОН же не понимает тех, кто трогает лапкой лужу, забыли, что в детстве были такие же. Вот ты же поняла, что про Госдеп США — шутка, и тетя Лена поняла, а ОМОН не поймет, прокуратор тоже не поймет: «и со слухом свершилось что-то странное» у него, да и со зрением, наверное, тоже. Пятнадцать рамок только на нас нашлось у них, а мы-то в их рамки никак не влезаем, ты понимаешь? Однажды, кажется, в 91-м, я очутился репортером между идущей толпой и щитами ОМОНа на улице Горького, знаешь, как страшно было? Но тогда мне и сорока еще не было, а тебя не было вовсе, а сейчас пошли-ка отсюда. Я тогда был яростный неуезженец, у меня был лозунг: «Пересидим большевиков!» Можно и этих пересидеть, но с точки зрения сохра-
нения любви к родине и себя как части русской культуры можно их пересидеть и в Америке. Любовь к Родине, Лиз, — она у тебя уже есть, и на всю жизнь ее хватит, а этого вот не надо: пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов. Я уж, с твоего позволения, останусь здесь помогать, пока живой, а ты возвращайся сюда, когда (и если) кончится смрад. (Писано 7 мая)
В промежутке Спасибо всем, кто не поленился покидаться в нас дерьмом в откликах на сайте: сколько неравнодушных людей! Отдельно тем, кто уличил меня в неправильном использовании глаголов «одеть» и «надеть»: это к теще от третьего брака, она филолог. Но я точно помню, как моя бабушка, когда лет в шесть я бежал во двор гулять, настигала меня с криком: «Одень пальто!» Чувству русского языка (а также английского, французского и немецкого) моей бабушки я доверяю больше, нежели филологам, которые потом придумали, будто бы между «надеть» и «одеть» есть какая-то принципиальная разница. Зато в нашу поддержку на сайте выступил человек, который, как выяснилось, в 1991-м в районе Маяковки (см. выше) стоял в оцеплении с алюминиевым щитом и тоже помнит это чувство страха: мы с ним на сайте радостно обнялись. Еще был парад Победы, на который мы с Лизкой не пошли, да никто бы нас туда и близко не подпустил. Оба ее деда воевали, один вернулся без руки, оба потом стали профессорами права. Лизка пока не собирается идти по их стопам, и правильно: права здесь стало даже меньше, чем было при советской власти, когда оба деда были живы, а ее не было еще и в проекте. На контрольную прогулку с писателями я дочку взять поостерегся (напрасно), и Сережа не пошёл: из-за пяти суток, проведенных под арестом, он не успевал сдать заказчику какую-то хитрую программу для айподов.
(14 мая)
О том, что Сережу с белыми ленточками все-таки замели, мы узнали вечером того же дня. По просьбе «Новой газеты» его искали адвокаты «АГОРЫ», но не нашли: их было не так много в Москве, и их все равно пускали только к тем, у кого с ними заранее были подписаны договоры. Выйдя на свободу, Сережа по моей просьбе рассказал, что происходило с ним после того, как мы расстались 6 мая возле метро «Октябрьская». Мне кажется, это очень четкие показания, о подробностях он может рассказать и под протокол, если следствие захочет выяснить, но по-честному, что же там произошло. Раздав тысячи три белых ленточек минут за десять, он пошел по Якиманке как раз в той группе, которая уперлась в первую цепь ОМОНа, когда людей перестали пускать на Болотную. Вследствие давки, созданной напирающими сзади и ничего не понимавшими колоннами, одни люди стали падать, а другие их поднимать и загораживать от толпы. В какой-то момент в результате этого хаоса «космонавты» группами по 3—5 бойцов оказались внутри толпы. Движение было беспорядочное, Сережа считает, что никакого специального прорыва не было. Из этого водоворота на мосту кто-то стал выбираться назад, а кто-то вперед, как Сережа. Таким образом, он оказался в пространстве, которое некоторое время было как бы нейтральным, но затем у него за спиной ОМОН восстановил цепь. Кроме журналистов (Сережу с рюкзачком «космонавты», видимо, тоже принимали за журналиста) там были только избитые люди, сидевшие или лежавшие прямо на асфальте, к которым он и стал подходить, чтобы выяснить их состояние. Потом полетели камни и бутылки с коктейлем Молотова, но не из первых рядов демонстрантов, где были совершенно нормальные и мирные люди, а откуда-то из глубины толпы. В ответ «космонавты» отнюдь не сделали попытки найти в толпе провокаторов, а стали пинать и тащить в автозаки тех беспомощных людей, которые и так уже сидели или лежали в полусознательном состоянии на асфальте между цепями. Ждали «скорую», а пришел опять ОМОН; уже избитые оказались и самыми виноватыми. Одного лежачего, вспоминает Сережа, потащили за волосы, «как в мультике»: представить себе такое в реальной жизни просто невозможно. Сережа стал ходить между «космонавтами» и покрикивать на них неизвестно откуда прорезавшимся в нем ко-
P.S.
9
мандирским голосом: «Что вы делаете?! Ловите тех, кто бросал камни, решайте проблему, не трогайте людей! Где ваш начальник?» И так далее. Минут пять он даже разговаривал с каким-то начальником, но потом его все-таки раскусили и сунули в автозак. В автозаке, набитом битком, был один человек с совершенно окровавленной головой, и все стали требовать для него «скорую помощь». Приехала она только после того, как они сказали, что больше никого не пустят внутрь, пока не будет оказана помощь раненому. Мест не хватало, поэтому «скорая» была допущена и окровавленного увезла. Всё это продолжалось не менее часа, пока автозак не поехал наконец в Басманное УВД, там 18 протестантов посадили в обезьянник с четырьмя бомжами — бок к боку, как в метро в час пик. У одного из бомжей под утро случился приступ эпилепсии, они стали разжимать ему зубы, приехал врач и брезгливо заметил, что у этого бомжа, должно быть, еще и туберкулез. Утром 7 мая их повезли к мировому судье, который заседает на Мытной улице. Сереже судья выписал 5 суток за неповиновение законным требованиям полиции, записав в протокол и его рассказ, но оговорив, что никакого значения он не имеет: подсудимый просто хочет избежать кары. О защите и о презумпции невиновности и речи не было, его вообще уже везли «отбывать», не выдав на руки постановления судьи, он его вырвал чуть ли не зубами. После Сережи там же и так же, но гораздо дольше, судили Удальцова с Навальным, а потом всем, кто остался из их автозака, стали давать сутки, которые они как раз уже и отсидели к тому времени. Привезли в спецприемник на Симферопольском бульваре. Там пятисуточники оказались в камере с тремя блатными, имевшими тюремный опыт. Блатных очень заинтересовали идеи «белого движения», один из них, посмеиваясь, попросил себе белую ленточку. Блатные их подкармливали, персонал был безукоризненно корректен, пока их не пересадили зачем-то в другую камеру к матерым пожилым диссидентам, получившим по пятнадцать. В позапрошлую пятницу его отпустили, и он сразу поехал на Чистопрудный бульвар к Абаю, а потом домой, доделывать программу для айподов: в условиях обезьянника, а потом умничанья диссидентов работать над нею Сережа не мог.
Леонид НИКИТИНСКИЙ, обозреватель «Новой»
И в заключение тем, кто упрекал меня на сайте, что я написал только про себя. Вы, наверное, не поняли. Это не про меня, это про нас в истории. Про вечно недобитую русскую интеллигенцию, совершенно уникальное явление, в том числе с точки зрения своей живучести. Уж чего только с ней не делали, уж чего только не делала она сама с собой, отдаваясь власти со сладострастием, а разным нуворишам за бабло. Уж вроде и не может ее остаться в живых. Но чем-то повеяло, и на тебе: опять как будто из воздуха соткалась. Согласно истории, к которой власть имущие любят обращаться за аргументами в пользу их собственного тоталитаризма, мы вообще-то живем тут довольно давно, и если уж по истории, то Москва — это наш город. Попытки власти вместе с РПЦ сочинить такую идеологему, будто бы нас тут и не было, вызывают у нас, в свою очередь, сомнения в их адекватности. Вот мы и ходим, меченные, будто желтыми звездами в фашистских гетто, но по собственной гордой воле, белыми ленточками, которые режет Сережа, наматывая километры тесьмы на спинку стула.