16
«Новая газета» понедельник. №21 28. 02. 2011
опыт частного сопротивления
Ева НЕКЛЯЕВА:
страница 15
Новые злые белорусы осле событий у Дома правительства прошло уже почти три месяца, но Минск до сих пор в каком-то оглушенном состоянии. Участников митинга 19 декабря то и дело выдергивают для профилактических бесед. Например, от Оли требуют признаться, кто еще ходил с ней на митинг. Но Оля не выдает — ни своих родителей, ни подруг. Каким-то образом они оказались незамеченными для оперативников. Оля говорит: «Чудо, что ни им, ни они никуда не звонили в тот вечер». У нормального российского человека все это вызвало бы, наверное, паранойю. Но белорусы привыкают. И даже шутят. Алиса (одна из тех подруг, которую не выдала Оля) говорит, что телефон даже в режиме ожидания — полноценное прослушивающее устройство. За нашим столиком — взрыв смеха. Ребята наговаривают в трубку, как в рацию: «ГБ-ГБ! Как слышно! В центральном «Макдоналдсе» несанкционированный сбор подрастающей оппозиции, прием!» — Ну вообще-то это правда, — серьезно замечает Стас с мехмата. — Даже выключенный телефон можно пеленговать… Но всем, похоже, уже плевать. Даже тем, кто пока еще не отчислен. В деканатах уже лежат списки. От студентов требуют уйти по-хорошему, то есть самим. Делается это для того, чтобы ребятам потом было сложнее перевестись на учебу в западные университеты. Ведь тем для приема на бесплатной основе нужны свидетельства применения репрессий. — Напрасно они не хотят нас отпускать, — улыбается Алиса. — Мы же тут им жизни не дадим! Здесь надо сказать: большинство тех, кто смог уехать в прошлом, теперь возвращаются назад. В «Солидарности» эту тенденцию считают крайне позитивной. С ребятами мы пытаемся разговаривать о чем-то другом, не о политике и Лукашенко. Но даже тема гей-парадов все равно замыкается на нем. В Минске такие вещи запрещены, как и в Москве: единственная попытка демонстрации была жестко подавлена прошлым летом. И геи, и лесбиянки (около 70 человек) тоже вышли 19 декабря на площадь. Сначала группа выкрикивала речовку: «Геям Минска не нужен пи…ас!» Затем «геев Минска» решили заменить словом «нам». Подхватывать тогда стали и простые минчане. Возглавляет общественную организацию секс-меньшинств Минска 20-летняя девушка Варвара. На «площади» ударами дубинки ей проломили голову, а ее подруге раздробили голень. Калечили целенаправленно и, как считают друзья, за смелые лозунги. В толпе тогда было много агентов.
П
ротесты, недовольные жители, бедность, увольнения с предприятий и отчисления из вузов. Все это в Белоруссии очень легко не заметить. Для
П
этого власти стараются по максимуму. Неподготовленному иностранцу рассказы местных покажутся невозможным абсурдом и антиутопией. В эти истории действительно трудно поверить, пока сам не окажешься их участником. Со своим соседом по номеру в отеле, ирландским журналистом Элсоном, мы решаем испытать Систему опытным путем. Элсону не верится, что люди не способны объединиться, а готовы бесконечно терпеть. Ему кажется, инстинкт борьбы за свои права — в крови у каждого европейца. Я предупреждаю о местных кровожадных ментах и КГБ.
«
В деканатах уже лежат списки. От студентов требуют уйти по-хорошему, то есть самим. Делается это для того, чтобы ребятам потом было сложнее перевестись на учебу в западные университеты
«
— Ты кого напугать хочешь? — возмущается Элсон. — Я ирландец! Мы будем первыми, а потом к нам присоединятся другие! Выпив еще для храбрости, мы с ирландцем пошли в минский ГУМ и купили 11 здоровенных и толстых свечей — купили сколько было. Три из них с запахом ванили. Затем мы вышли на 25-градусный мороз и взялись за руки. И 200 метров — сколько было от ГУМа до здания КГБ РБ — прошагали, в одну глотку распевая «Марсельезу» на английском… Почему-то нас никто не тронул. Но никто и не присоединился. Люди на проспекте Независимости смотрели на нас с опаской. Мы поставили свечки, зажгли их и, выждав три минуты, ретировались в метро. «Надо было петь что-то другое, — оправдывал провал Элсон. — Что-нибудь на русском… «Катюшу»?»
Павел КАНЫГИН, спец. корр. «Новой» Минск
«Он знает слишком много, чтобы выжить. Он знает мало, чтобы умереть» За последнее десятилетие властями Беларуси предпринималось множество попыток вырезать имя Некляева из общественного сознания. Задолго до того, как отец начал напрямую заниматься политикой, его произведения изымались из школьной программы, песни на его стихи неожиданно становились «народными» на государственных радио- и телеканалах, издательствам запрещалось печатать его книги. осле выборов диски с его песнями изымались из магазинов, а кадры с ним были недавно вырезаны цензурой из документального фильма про «Песняров». Не добрались пока только до папиных строк, отлитых в металле на мраморной стене мемориала Вечного огня в Минске: «Здесь склоняем мы головы низко перед мужеством вашим, герои…» С нетерпением жду, когда же к Вечному огню придут незаметные люди с ломиками. От белорусской цензуры, которая сама себя боится, всего можно ожидать: недавно на ТВ были запрещены к показу фильмы с участием Кевина Спейси и Джуда Лоу, после того как они поддержали международную кампанию по освобождению политических заключенных. Интересно, насколько эта цензура оказалась эффективной: за десятилетие успело вырасти целое поколение милиционеров и бойцов спецназа, которым имя Некляева, возможно, и не говорит ничего. До декабрьских выборов СМИ упорно называли отца «пророссийским» кандидатом. После того, что случилось 19-го, всем стало ясно, что никаких «пророссийских» кандидатов не было, но тогда, в период недолгой «лукашенковской оттепели», многие на это повелись. «Ну как, — спросила я у папы прошлой осенью, — получил ты поддержку из России?» «Да! И еще какую! — сказал он, светясь от радости. — Смотри!» И с гордостью показал мне свежее предисловие,
П
написанное Евгением Евтушенко к книге стихов «Окно», которая вышла в Москве. В этом весь папа — для него на самом деле нет никакой разницы между тем, что он делает как писатель и как политик. Оба поля деятельности являются естественным продолжением гражданской позиции. В своем предисловии Евгений Александрович пишет: «Недавно у одного поэта я вычитал повеселившую меня фантазию: прижизненно опароходивать своих современников. В его снах наяву величаво проплывают в виде океанских лайнеров, парусников и даже, кажется, крейсеров все его соратники по литературной тусовке, превращенные в мощную флотилию. Не хватает только атомных подводных лодок с именами поэтов. А вот когда я читал рукопись новой книги Владимира Некляева, я увидел не доходное или смертоносное плавсредство, символизирующее поэта, а, слава богу, просто-напросто живого человека, одиноко плывущего в море. Человека, может быть, скинутого кем-то с борта или спрыгнувшего по собственной воле — лишь бы не оставаться с осточертевшей ему командой. И теперь он плывет, выбиваясь из сил, но не сдаваясь разгулявшимся волнам и отплевываясь от масляной пленки пополам с соленой до тошноты водой, — лишь бы доплыть до родного берега. У Некляева есть две пронзительные строки: Он знает слишком много, чтобы выжить. Он знает мало, чтобы умереть. Это и о себе, и о своем поколении, о котором, я надеюсь, ему суждено еще многое написать — и не только в стихах, но и в прозе…» Кстати, презентация книги «Окно» в Москве должна была состояться в конце прошлого года, но была отложена на неопределенный, хотя, надеюсь, недолгий срок — пока автор не выйдет на свободу.
РИА Новости
РИА Новости
Не добрались пока только до папиных строк, отлитых в металле на мраморной стене мемориала Вечного огня в Минске. С нетерпением жду, когда же к Вечному огню придут незаметные люди с ломиками
Произведения Некляева изымались из школьной программы, песни на его стихи неожиданно становились «народными» на государственных радио- и телеканалах, издательствам запрещалось печатать его книги