вглядываться в небо. — Знак клана это, дурень. Сиун в небе плещется. С час уж как. — Сиуна увидеть — к беде! — прошептал, побледнев, юнец. — К беде? — зло усмехнулся старшина. — Куда бедо
вее то? Пагуба уже на четвертый год захлестывает. Вроде и схлынула самая пакость, а все одно — небо пылает. Или гля
делки запылились? Вот облака ветром растащит, на небо то посмотри. Днем словно пламенем занимается, а ночью угля
ми мерцает. Это что, по твоему? Эх, накатило ведь на нашу долю… Мерзость вроде прореживаться стала — мор начался. Мор приутих, мерзость вернулась. Улеглось все, тут как тут прочая незадача — уже и обычные люди стали приделанной пакостью обращаться. Бродит, говорят, по селам какой то колдун, отбирает для поганого воинства тех, кто покрепче, да приделывает. Поверь мне, парень, пригодятся еще тебе стрелы. — Помогали бы еще они, стрелы, — пробурчал под нос лучник, почесал пустой живот и посмотрел вниз. — Смот
ри ка. А некоторым и Пагуба словно пьянка на выселках. Вчера только пятеро смельчаков прибыли, а сегодня так и вовсе один. Отчаянная голова! Может, это и есть тот самый колдун? По узкой дороге, разрезающей заросшую бурьяном луго
вину на две неровные части, скакал закутанный в темное всадник. У него был крепкий конь, прикрытый спереди, с боков, сзади сыромятным доспехом. Поблескивала укреп
ленная на боку коня чудная пика с широким, словно черным лепестком наконечника и изогнутой серпом поперечиной. Что то еще более диковинное висело на лошади с другой стороны. Всадник правил коня к проездной башне. — Охотник это, — пробормотал старшина, приглядыва
ясь к незнакомцу. — Давненько не появлялся в Намеше их брат. Смотри ка! А ведь он в ранах. Нога перемотана, сидит криво. Интересно, чего это его сюда принесло? Спокойно у нас вроде пока? — Да уж, — почесал затылок лучник, — спокойней не бы
вает. Разве только на кладбище. — Ну ты ной, да не обделывайся, — проворчал старши
6