Александр Прозоров.Череп Епископа

дверные петли, засовы, ложки, миски, ведра и бочки – а металл следует использовать только для самых крайних нужд. Что сено нужно в повседневной жизни постоянно: его требуется стелить перед порогами домов вместо ковриков, им набивают тюфяки для сна, им присыпают отходы в туалетах, избавляясь от неприятного запаха. Дешевое кровельное железо, которым в двадцатом веке заменяли на крышах дорогое дерево, здесь ценилось бы в несколько раз дороже всей кровли вместе с дранкой.

– Есть предложение устроить мозговой штурм, мужики, – начал было выступление вошедший с улицы Росин, но монах тут же его перебил: – Ты погоди, боярин. Люди по Божьей милости кушают, обряд причащения к миру принимают. Беспокоить их пока не надо. Думы насыщающегося должны быть чисты, а душа покойна. Сам-то пошто голодный бегаешь?

– Да я с утра у Тамары перехватил…

– Грех, – моментально сделал вывод отец Никодим. – Молитв ты, боярин, не знаешь, а без молитвы пищу вкушать грешно. Костя прикусил язык, надеясь, что головомойка на этом закончится, но монах продолжал размеренно и последовательно отчитывать его за более мелкие прегрешения: – В дом вошел, боярин, не перекрестился. В Красный угол поклона не положил.

– Там же икон нет, отец Никодим, – попытался оправдаться Росин, но иеромонах довода не принял: – Будут иконы. А место все равно красное, намоленное. Дом любой чтить полагается, он тебе тепло и кров дает. Председатель клуба смирился. Он выслушал все замечания, понурив голову, покорно кивая и радуясь тому, что монаху ни разу не пришло в голову заставить его войти в столовую еще раз. Отец Никодим, держа доверенную ему Господом странную паству в ежовых рукавицах, быстро приучил бывших инженеров, программистов и токарей не только к ежедневным молитвам и необходимости креститься при виде православного креста, иконы или входя в дом, он привил им общие навыки вежливости и правильного поведения. Теперь приходящие в воскресение в новый храм мужики и женщины из ближних деревень не шарахались от поселившихся в деревянной крепости воинов, а вежливо здоровались и даже начинали заводить обычные житейские беседы. Тем не менее пределов нетерпимости монах не переходил и, например, частым вечеринкам препятствовать не пытался, хотя и цокал неодобрительно языком, уходя в полночь в часовню на бдение. Вот и сейчас, закончив перечисление костиных проступков, никаких епитимий на провинившегося он накладывать не стал, а призвал всех присутствующих возблагодарить Господа за вкусную трапезу: – Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас.

– И кстати, о еде, – устало продолжил Росин после того, как отец Никодим уступил ему свое место во главе стола. – Жрать скоро станет нечего. В помещении воцарилась тишина.

– Думаю, все понимают, – продолжил Картышев, подойдя ближе к Росину, – что окрестные бояре кормить нас не станут. Да и не смогут прокормить их крестьяне такую ораву бездельников. Избы срубили, тулупов к морозам подкинули, зерна чуток отсыпали, и хватит. На ноги самим вставать надо.