жила в страшной дыре и желала, чтобы ты ее оттуда тащил. Ты тащил. Там когдаHто было местечко Каменское, в котором жили евреи, поляки и, может. десятка два «коренного населения», то есть украинцев и русских. Теперь там сплошняком коренной совдеп, все твои родичи или сгинули, или уехали, остаткам поляков отдали костел, в котором долго был военкомат. Свадебные пары возлагают цветы Брежневу. Совершенно свободно. Таков ритуал, такова вера… гм, людей. Там живет твоя бывшая одноклассницаHеврейка. Не хочет уезжать: «квартиру жалко». Отличная мысль. Трубы дымят, народ бухает, дети среди этого растут. «У меня машина есть». Прекрасная мысль. Выдавала сигареты мальчишкам, когда мы собирали металлолом. Никогда никого не «сдавала». Слушала рокHэндHролл. Умненькая. Симпатичная. Что делают с людьми годы… Еще тебе жалко учительницу из Крыма – полупомешанная в прошлом на православии, теперь на том, что «русские генетически не способны на демократию», одевавшаяся когдаHто хиповски весело. Теперь вся затянута, как начальник овощной базы. Взгляд серьезен – поездка за границу, да еще и в Израиль. Нужно вести себя выше крыши. ТебеHто плевать – ты от мамы. Ручкаешься с верующей израильтянкой в их милых шляпках, небрежно предлагаешь израильской водки – сладкой и нежной, как сердце настоящего халуцим. Вечером зовешь их гулять, прицепляется еще пара украинских мужиков, и по дождю бредете среди улиц ночного Иерусалима, где стынет Русское подворье, где молчат английские дома, где БенHЕгуда сверкает кокаинистыми окнами. Понимаешь, что было бы лучше одному, но ты любишь женщин и шествуешь с украинскими училками. Черные куртки, черные полусапожки, все какоеHто отсталое, тупое, лица так и вовсе какиеHто пухлые, от вечного Голодомора, что ли, то ли от макарон. В отеле на шведском столе они ели так, как будто их сейчас за дверьми расстреляют. Тут зубоскальство, кажется, не идет – они действительно живут так, как будто их сейчас за дверьми расстреляют. Их действительно в течение столетий за дверьми или пороли, или расстреливали. Они кротки, хитры, покладисты, недоверчивы и прожорливы. Думать они просто не способны. Оценивать – тем более. Понимать, где они – отродясь. Чувствовать, что это скорее всего в последний раз – их даже заставить не-
112 | Проза