Султанов Эрнест - Записки оккупанта by Victor Sklyankin

10 ФАКТОВ ОБ АПЕННИНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ 1. Озеро Гарда — самое большое озеро Италии (поверхность 2 370 км , глубина 346 м). Расположено у подножия Альп. 2. На озере Комо, состоящем из трех «рукавов», находится много средневековых замков. Здесь снимались эпизоды фильмов «Двенадцать друзей Оушена», «Казино Рояль», «Звездные войны». 3. Самая длинная река Италии — По (652 км), самая короткая — Ариль (175 м). 4. Рим основан на берегу Тибра. Протяженность реки 405 км, она пересекает почти все «голенище» итальянского «сапога». По указанию Муссолини, родившегося недалеко от места, где берет начало Тибр, у истока реки была установлена античная колонна с надписью: «Здесь рождается река, освященная судьбой Рима». 5. Примерно ¾ территории Италии занимают горы и возвышенности. Протяженность Апеннин, занимающих почти весь «сапог», более чем 1000 км, максимальная высота 2912 м (гора Корно-Гранде). 6. На границе Италии и Франции расположена высшая точка Европы — Монблан (4810 м). 7. Италия — единственная страна в Европе, где есть действующие вулканы: Везувий, Этна, Стромболи, Вулькано. 8. Италия подвержена землетрясениям. Самые сильные землетрясения в истории — Сицилианское 1693 года (более 60 тыс. погибших) и Мессинское 1908 года (100 тыс. погибших). 9. Апеннинский полуостров омывают четыре моря: Адриатическое, Ионическое, Тирренское и Лигурийское. Все они являются частями Средиземного моря. 10. На территории Италии находятся два анклава — Сан-Марино (самое старое государство Европы) и Ватикан (самое маленькое государство в мире)

АДМИНИСТРАТИВНЫЕ ОБЛАСТИ ИТАЛИИ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20.

10 ИТАЛЬЯНСКИХ ПРАЗДНИКОВ

Абруццо (столица Л'Акуила) Апулия (столица Бари) Базиликата (столица Потенца) Валле-д'Аоста (столица Аоста) Венето (столица Венеция) Калабрия (столица Катандзаро) Кампания (столица Неаполь) Лацио (столица Рим) Лигурия (столица Генуя) Ломбардия (столица Милан) Марке (столица Анкона) Молизе (столица Кампобассо) Пьемонт (столица Турин) Сардиния (столица Кальяри) Сицилия (столица Палермо) Тоскана (столица Флоренция) Трентино — Альто-Адидже (столица Тренто) Умбрия (столица Перуджа) Фриули-Венеция-Джулия (столица Триест) Эмилия-Романья (столица Болонья)

1. Венецианский карнавал. 2. День основания Рима (21 апреля). 3. День Святого Лаврентия (10 августа) — день, когда, глядя на падающие звезды, итальянцы загадывают желания, которые должны исполниться в течение года. 4. Праздник Святого Стефана — самый длинный карнавал в мире, который начинается 26 декабря, а заканчивается в последний день Масленицы. 5. Праздник фонариков во Флоренции (6-7 сентября). 6. День рождения Джульетты в Вероне (16 сентября). 7. День защиты черных котов (17 ноября). 8. Фестиваль белых трюфелей в Сан-Миниато. 9. День дерева (25 марта) — праздник обновления и единения человека с природой. 10. Дни Средневековья в Сан-Марино.

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ КУРОРТЫ ИТАЛИИ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

Сан-Ремо (Лигурийское море) Алассио (Лигурийское море) Лидо-ди-Езоло (Адриатическое море) Римини (Адриатическое море) Позитано (Тирренское море) Рокка-Империале (Ионическое море) Остров Капри (Тирренское море) Курорты островов Сардиния и Сицилия Курорты с термальными источниками Абано-Терме (Венето), Кьянчано-Терме (Тоскана) 10. Горнолыжные курорты Валь-Гардена, Белая Долина, Доломиты Суперски, Кортинад'Ампеццо

Эрнест Султанов

ЗАПИСКИ ОККУПАНТА

Санкт-Петербург Амфора 2014 3

УДК 882 ББК 84(2Рос-Рус)6 С 89

12+ Издание не рекомендуется детям младше 12 лет В тексте сохранены особенности авторской стилистики

Султанов Э. С 89 Записки оккупанта / Эрнест Султанов. — СПб. : ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2014. — 191 с. — (Серия «Время путешествий»), ISBN 978-5-367-02966-6 (ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора») ISBN 978-5-4357-0294-1 (ООО «Петроглиф») В книге собраны интересные факты о современной и древней Италии, об особенностях формирования итальянского государства, о преемственности между разными периодами истории страны и о национальной самобытности жителей Апеннинского полуострова. УДК 882 ББК 84(2Рос-Рус)6

ISBN 978-5-367-02966-6 (ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора») ISBN 978-5-4357-0294-1 (ООО «Петроглиф »)

С нежностью посвящаю родителям, подарившим мне мечту о Четвертом Риме

Предисловие Период

моего

взросления

пришелся

на

времена падения империи. Страна отвергла своих союзников, предала друзей, отказалась от принципов и в итоге просто рассыпалась. В школах выдавали тушенку и сухое молоко в качестве гуманитарной помощи от побежденных немцев. На фоне сказочного мира мифов и истории действительность выглядела довольно мерзко. В ней не было эстетики преодоления и любви, «которая и жжет, и губит». И эта изнурительная скука продолжалась

до

2000 года, который подарил мечты о путинском госкапитализме. Элементом этой мечты были российские корпорации, молниеносно поглощавшие активы за рубежом. Казалось, что танковые колонны устремились на запад, чтобы солнце взошло на востоке». Участвовать в наступлении было моим самым сильным желанием. Это было как воплощение истории из детства, в которую очень хотелось попасть. Поскольку волшебство было вполне реальным, меня нисколько не удивило предложение примкнуть к од5

ному из таких российских проектов на территории Италии. Однако вместо передовой я оказался в очередном варианте тыла. Вместо киплинговского «несите бремя белых» здесь были еще более спокойные, чем на родине, условия для «карьеры менеджера». В первое время я еще пытался держать себя в боевом состоянии, но, поскольку ничего ровным счетом не происходило, спокойствие окружающей жизни стало брать верх. Цели и задачи сменились поисками вариантов времяпрепровождения

хобби.

Банальность

обы-

денности оказалась очень даже приятной и заразительной. Однажды во время поездки домой друг спросил меня, что необычного я привез из своего похода. И я с ужасом обнаружил, что похвастаться нечем. Я как все. Вместо героя мифа я стал персонажем из сериала. Мне стало страшно. А друг, протягивая мне трубку кальяна, посоветовал вспомнить археолога Шлимана: «Трои не было — он сам вытащил ее из небытия». Точно так же и я задумал найти другую, никому не ведомую, нетривиальную Италию и написать о ней книгу. И вот я стал ее искать. Страна, которая дала миру Макиавелли,

по-прежнему

располагает

Шекспиров-

ско-плутарховскими характерами. Это одна из наиболее живых страниц Италии — достаточно посмотреть на яркие (и в этом плане не плохие и не хорошие) фигуры дуче Муссолини и Сильвио Берлускони. А чтобы это было не скучно и понятно (прежде всего для меня самого), я решил описать политическую картину как

историю большой компании с меняющимся менеджментом и внутрикорпоративной борьбой. Путешествуя по городам, я узнавал различные истории, связанные с мафией, церковью, старыми и новыми варварами, людьми, в честь которых названы улицы. Возник вопрос, как объединить все эти разнообразные впечатления, сведения. Идеальным персонажем в этом плане оказался Гарибальди, памятник которому стоит чуть ли не в каждом городе, хотя по сути он был оккупантом, пытавшимся захватить пространства с помощью своего мифа об Италии. Другая интересная тема — это праздники. Посещая карнавалы, городские застолья, религиозные обряды, политические митинги, я изучал древние культы, мистерии и инициации. И, наконец, я бывал на стадионах. Самые бурные итальянские страсти кипят не на футбольном поле, а на трибунах. Футбол лучше смотреть дома перед телевизором. На стадион же ходят ради достижения особого экстремального состояния. Не случайно даже для спецслужб стадионы являются более важным стратегическим объектом, чем митинги на улицах. Люди, оставляющие на время матча свою будничную жизнь, являются «пограничниками» — выходящими за рамки принятого и дозволенного потомками диких племен и берсерков. Каждый из нас стремится к необычному, к тому, что в мужском лексиконе называется «передовой». Именно необычное мы инстинктивно хотим найти в Италии. Вместо этого нас пытаются посадить в экскурсионную карусель, маршрутам которой посвящены

всевозможные путеводители, рассказывающие банальности о еде, достопримечательностях, шопинге. А ведь гораздо интереснее придумать свое задание, тайную незаурядную миссию. Эта книга написана исключительно для того, чтобы пробудить аппетит. Как хороший аперитив, она стимулирует желание найти свой собственный маршрут в Италии в частности и в жизни в целом.

«ИТАЛИЯ»: ИСТОРИЯ КОРПОРАТИВНЫХ ВОЙН

Если определять политику через экономику, то историю Италии можно рассказать как историю корпорации со своими меняющимися собственниками, правилами игры, инвестиционными проектами, кадровой политикой. Так, партия дуче Муссолини была эффективным монополистом, сумевшим вывести «компанию „Италия"» из кризиса и застоя. После войны Италия стала полем конкурентной борьбы между советской и американской сферой влияния. Поражение Москвы привело к исчезновению реальной конкуренции внутри компании и ее замене маркетинговой. Символом маркетинговой эпохи стал Сильвио Берлускони, сделавшийся не только «главным акционером», но и героем «реалити-шоу».

Менеджмент в стиле дуче Бенито стремился

Муссолини,

оптимизации

как

положения

гендиректор, фашистской

партии на политическом рынке — к монополизации контроля. Были ликвидированы все общенациональные и региональные конкуренты, от партийных до мафиозных структур. Католическая церковь, королевская власть, профсоюзы были вынуждены упразднить

свои карманные политические структуры, получив право стать брендами «второй линии» — миноритариями в системе власти. Заключив Латеранские соглашения с Ватиканом, которые урегулировали отношения между Католической церковью и Италией, дуче решил сразу две проблемы внутри «компании». С одной стороны, он размыл долю «Великого Востока» (масонской организации), бывшего основным спонсором, а затем и акционером созданной в 1861 году из отдельных предприятий (королевств, дукатов и папских территорий) «компании», получившей название «Италия». С другой, он сделал католическую церковь с ее наиболее развитой монобрендовой сетью (приходы) в Италии маркетинговой опорой режима. Так, в 1929 году священники на местах активно агитировали прихожан отвечать «да» на референдуме о доверии фашизму. Кроме того, Бенито Муссолини стал не просто популярным, но и респектабельно-интернациональным

лицом

фашистского

бренда

после того, как папа Пий XI назвал его «человеком, данным нам Провидением». А в кафедральном соборе канадского Монреаля именно в этот период был сделан иконостас с изображением святого Бенито в парадном военном костюме, восседающего на коне. Во многих сферах фашистская партия выступила новатором менеджмента организации. Режим стремился максимально мобилизовать активное население через народное акционирование — членство в партии. Следующей ступенью считалось добровольное участие в службе безопасности партии — «Фашистской милиции» (Milizia Fascista). В муссолиниевской Италии были протестированы

молодежные проекты «Националь10

ный проект „Балилла"» (Opera Nazionale Balilla) — аналог октябрятской и пионерской организации, «Молодежные боевые фаши» (Fasci Giovani di Combattimento). Учитывая студенческую пассионарность, были учреждены «Университетские группы фашистов» (Gruppi Universitari Fascisti) — аналог комсомола. Университеты стали основой кадровой системы режима с практически полной фашизацией предметов, преподавателей и клятвой верности режиму. Сталинский СССР и муссолиниевская Италия были ровесниками, пережившими «кадровую революцию» в 1930-е годы. Дело в том, что по-настоящему смена режима произошла уже после взятия власти, когда подросли идеологически и профессионально подкованные кадры. Эти кадры были скреплены новой корпоративной идеологией, в основе которой лежала мораль служения общему делу: отождествление собственного блага с общим успехом фашистской системы. Идеология стала инструментом мобилизации пассионарных кадров, без которых

любые

изменения

будут

сопровождаться

слишком большими «непроизводственными издержками». Неслучайно новая организационная структура сформировалась только в 1939 году, когда был полностью обновлен «политический лифт» и место парламента заняли «Собрания фашистов и корпораций». Корпорация Муссолини достигла больших успехов в области проектного менеджмента. Причем многие из этих проектов не только пережили фашизм, но и были использованы при последующем строительстве различных моделей «социального государства» (welfare state). Партия выступала как альтернативная команда, способная преодолевать сопротивление уже 11

существующих «функций и департаментов» (пролетариев, крестьян, землевладельцев, промышленников, ремесленников) с их интересами. Так проект «После работы» реализовывал концепцию отдыха для всех: льготные билеты в кинотеатры, «народные поезда» в направлении морских курортов, клубы для игры в шары (bocce) и в карты. Партия обеспечивала распределение доходов в обществе, в том числе через социальные пособия, подарки детям из многодетных семей, организацию «пионерских лагерей». В условиях бедности и неравенства, доставшихся Муссолини в наследство, новые социальные институты обеспечивали повышение уровня жизни и, соответственно, доверия к «управляющей компании» — фашистской партии. Муссолини провел ребрендинг «Италии», который для многих до прихода фашизма был чужим в сравнении с локальными брендами (региональными или даже деревенскими). Свой приход к власти Муссолини позиционировал как результат фашистской революции — «похода на Рим» (Marcia su Roma). Завоевание колоний в Африке (взятие Аддис-Абебы) подчеркивало преемственность по отношению к Римской империи. И даже полевые работы трансформировались в общенациональную «битву за урожай». Правонарушением, каравшимся лишением гражданства, считалось и действие, посягавшее на доброе имя или престиж «Италии», поскольку тем самым ухудшался корпоративный имидж «компании». С этим же связано закрытие враждебных изданий и переход «независимой прессы» в руки правильных, профашистски настроенных олигархов. Брендинг фашистской корпорации шел в том числе через персоналии и стиль. Учредителями фашист12

ской корпорации наряду с дуче Муссолини выступили «футуристы» Маринетти. Габриэле д’Аннунцио* считался вдохновителем фашизма. Философ Джованни Джентиле** выступил с «Манифестом фашистских интеллектуалов». Автор бестселлера «Покойный Marma Паскаль» Луиджи Пиранделло открыто заявлял о своих фашистских взглядах. С фашистской корпорацией сотрудничали и другие международные «бренды» искусства, такие как интеллектуалы-фашисты Дриё Ла Рошель и Эзра Паунд. Правящая корпорация выстроила свой имидж в архитектуре — имперский, фашистский стиль (район Эур в Риме, площадь Виктории в Брешии, центральный вокзал в Милане). Фашистский «лого» (ликторская связка) путешествовал в виде марок даже за границу, а биография дуче стала мировым бестселлером. Спорт также был элементом маркетинговой политики дуче. Помимо побед в двух чемпионатах мира национальной сборной по футболу, муссолиниевская корпорация построила практически все основные (существующие до сих пор) стадионы Италии. Фашистская корпорация была пионером и в отношении внедрения новых инструментов маркетинга. В условиях местечковой Италии Муссолини побывал в каждой деревне не только как портрет на стене здешнего начальника, но и как голос из радиорепродуктора. В этом плане для многих крестьян он был и королем, и святым, и папой римским одновременно — зарегист* Габриэле д’Аннунцио (1863-1938) — неординарная личность, писатель, поэт, драматург, летчик, политик, Черный князь, любитель женщин, итальянский Киплинг и одноглазый капитан Флинт. — Здесь и далее примеч. авт. ** Джованни Джентиле (1875-1944) — чрезмерно консервативно-большегрузный итальянский философ. 13

рированным торговым знаком «компании „Италия"». Сам образ Муссолини обрастал мифическо-рекламными характеристиками. Дуче, например, был под постоянным прицелом враждебных «антинациональных» сил, которые стремились физически ликвидировать самого Муссолини или навредить его имиджу различными, иногда даже диковинными способами. Его постоянно пробовали взорвать или застрелить, а одна милая английская старушенция даже попыталась отгрызть ему нос, чтобы его облик потерял свой имперский, римский профиль. Фашизм (и прежде всего предложенная им модель корпоративистского государства) стал своеобразной франшизой, которая в качестве альтернативы коммунизму и «хищническому капитализму» легла в основу моделей «третьего пути». Европейские движения, начиная от фалангистов в Испании и национал-социалистов в Германии, в той или иной степени обращались к итальянскому опыту. Более того, даже в президентской программе Франклина Рузвельта в 1933 году был ряд обращений к корпоративистскому опыту. После войны фашистский опыт сохранился под брендом «перонизма» в Латинской Америке и «насеризма» в арабском мире.

Корпоративная забава «стенка на стенку» После

поражения

международного

кон-

сорциума, в организации которого в период Второй и мировой войны принял участие Бенито Муссолини,

фашистская корпорация и ее бренд были ликвидированы. В результате Италия стала ареной конкурентных войн между победившими мультинациональными корпорациями — Западной (американской) и Восточной (советской). Вашингтон с помощью Ватикана стал развивать правоцентристский бренд «Христианской демократии» (Democrazia Cristiana). Церковь, координируя политику христианских демократов, имела право решающего голоса при назначении и смещении гендиректоров и членов правления «компании „Италия"», а также принятии ключевых политических решений. Ее конкурентом стала учрежденная с участием Москвы Итальянская коммунистическая партия (Partito Comunista Italiano), имевшая мощную базу в виде представительных левых профсоюзов. У каждой корпорации была своя стратегия развития с соответствующим инвестиционным планом. Американцы видели ее частью Западного блока (объединенная Европа) с финансированием в рамках плана Маршалла. В свою очередь, советский проект отводил Риму место среди прогрессивных социалистических стран. Причем Москва продолжала вкладывать деньги в компартию, даже несмотря на ее статус миноритария в рамках «компании „Италия"». В том числе за счет этих вложений Москва сумела прорваться через железный занавес на рынки Западной Европы: именно итальянцы подписали первый контракт на поставку советской нефти в 1960 году. Помимо

фашистской

партии

своих

активов

в «компании „Италия"» лишилось и королевское семейство: в пользу республики была экспроприирована не только власть, но и имущество. Сделано это было в рамках «церковно-коммунистического конкордата»: 15

ни священники, ни «товарищи» не хотели делиться местами в совете директоров компании. Другие локальные

бренды

—

Социалистическая

партия

Италии

(Partito Socialista Italiano), Либеральная партия (Partito Liberale), Республиканская партия(Partito Repubblicano), не имея спонсорской поддержки крупных внешних корпораций, оказались в роли миноритариев. Во многом из-за недофинансированности менее крупные партии и стали коррупционной кузницей. Это особенно остро проявилось в 1980-е годы, когда Италия активно наращивала внутренний долг, чтобы финансировать переполненные госпредприятия и разросшийся аппарат. Тем самым партии (прежде всего социалисты), не имеющие за собой классовой поддержки, создавали искусственные классы паразитов. По ключевым вопросам внешней политики итальянские «дочки» (христианские демократы и компартия) придерживались стратегии своих холдингов. Так, при христианских демократах Италия считалась «Болгарией НАТО», то есть очень лояльной Вашингтону страной. Неслучайно на территории Италии было размещено более ста баз альянса. Отношения между Римом и штаб-квартирой в Вашингтоне определялись внутрикорпоративным договором 1954 года (до сих пор действующим и конфиденциальным). При этом менеджмент «Италии» имел определенную свободу действий. Энрико Маттеи — президент ENI (энергетического подразделения «Италии») — добился значительных успехов в борьбе с монополией «Семи сестер» на Ближнем Востоке (Ливия, Иран, Алжир), а также в развитии отношений с Китаем и СССР. Показателем управленческой автономии были и внут16

рикорпоративные

конфликты

между

различными

«дочками» Западной корпорации. Так, Италия поддерживала хорошие отношения с алжирским Фронтом национального освобождения в период его борьбы против французов. Одновременно итальянцы были первыми «западниками», которым разрешили вернуться в Ливию после «революции», причем премьерсоциалист Кракси* спас жизнь Каддафи**, предупредив его о предстоящем американском налете. В то же время руководство мультинационального холдинга не всегда закрывало глаза на чрезмерную самостоятельность своего римского офиса. В 1978 году итальянский премьер-министр Альдо Моро был похищен «Красными бригадами»*** и убит. Дело в том, что. занимая пост гендиректора «Италии», он работал над организацией

коалиционного

совета

директоров

с компартией. «Странная смерть» Энрико Маттеи также имеет отношение к кадровой политике: энергетический топ-менеджер слишком активно создавал себе врагов в других подразделениях мультинационального холдинга. При этом на случай получения коммунистами большинства в совете директоров «Италии» у вашингтонской штаб-квартиры был жесткий вариант * Бенедетто (Беттино) Кракси (1934-2000) — итальянский политик, председатель Совета министров Италии с 1983 по 1987 г. ** Муаммар Каддафи — полковник, лидер Ливии с 1969 по 2011 г. Для одних - философ, для других - безумец. *** «Красные бригады» — городские крайне левые партизаны. Организация была основана в 1970 году и ставила своей целью создание революционного государства в результате вооруженной борьбы и отсоединение Италии от альянса западных государств (в том числе от блока НАТО). Численность «Красных бригад» доходила до 25 000 человек.

сохранения контроля. В этом плане США мало чем отличались от Москвы, задействовавшей силовиков в ответ на недружественную смену «советов директоров» в Праге и Будапеште. Итальянская компартия также по основным вопросам (например, подавление венгерской контрреволюции) была солидарна с Москвой. Одновременно ее самостоятельность выражалась в привилегированных отношениях с маршалом Тито* и Китайской компартией. Местное

население

положительно

относилось

к конкуренции между американцами и русскими. Янки в буквальном смысле кормили итальянцев после войны. Щедрые американские военнослужащие пользовались большой популярностью среди местного женского населения. А парни могли дешево купить или выменять у сержанта с базы сигареты и виски. Русские были мало представлены на местности, зато они активно принимали и готовили «товарищей» из Италии. В послевоенный период человек как потребитель политики оставался в центре внимания партийного маркетинга — пропаганды. Христианские демократы в качестве своей базы использовали католическую инфраструктуру: церковь продолжала воспитывать детей — будущих избирателей, а воскресные мессы превращались в политические митинги. В свою очередь, стратегия компартии заключалась в поддержке рабочего движения (митинг как аналог мессы) и незащищенных слоев населения в рамках борьбы за социаль* Иосип Броз Тито (1892-1980) — лидер Югославии (1945-1980), маршал (с 1943 г.), президент страны с 1953 г. Его имя до сих пор осталось в названиях многих улиц и площадей не только на территории бывшей Югославии. 18

ные права. Показателем популярности и эффективности

компартии

был

ежегодный

праздник

газеты

«Унита»*, в рамках которого местный актив на своей территории организовывал народные гулянья. Наличие развлекательной программы и дешевой еды (за счет

бесплатного

сервиса

членов

партии)

делало

праздник компартии не менее долгожданным, чем массово отмечаемые Рождество или Пасха. Этот дуализм итальянской политики был запечатлен в фильме «Дон Камилло и Пеппоне» (Don Camillo e Рерропе): сталкивающиеся по любому вопросу священник и сверяющий городские часы по «Московскому радио» мэр-коммунист нуждаются друг в друге и являются лучшими друзьями, хотя и не признаются в этом. Символично, что даже первая статья конституции, в которой Италия определяется как республика, «основанная на труде», была компромиссом между коммунистической «республикой трудящихся» и «социальной доктриной» церкви. Эта странная дружба продолжалась с конца войны до гибели системы в начале 1990-х. Сначала с 1945 по 1946 год христианские демократы и левые сформировали единое правительство. Одновременно в различные периоды коммунисты активно поддерживали или входили в правительства христианских демократов. И даже несмотря на жесткие столкновения, они в конечном итоге нуждались друг в друге: их относительная автономность, не говоря уже о независимости бюджетной политики, была возможна только в рамках внутриитальянского противостояния. * «Унита» (Unità) — газета, бывшая рупором Итальянской коммунистической партии. 19

Внутриитальянская борьба была лишь элементом большого межкорпоративного конфликта в рамках холодной войны. Так, в ответ на «недружественные действия» со стороны просоветских режимов в Чехословакии (смещение и опала архиепископа Берана*) и Венгрии (приговор к пожизненному заключению кардинала Миндсенти**) появились две папские буллы, запрещавшие католикам под страхом отлучения от церкви членство и даже просто сотрудничество с компартией. Италия была одной из стран, в которых вашингтонская штаб-квартира предполагала размещение ракет как ответ на новый советский продукт — ракеты СС-20. Причем если правительство христианских демократов и социалистов дало добро, то коммунисты организовали протестную кампанию. Политическую окраску местности можно было определить по названиям улиц. Если превалировали «Батюшки Пио» (Padre Pio) и иные свежеиспеченные святые, то это был демохристианский феод. А в левом Турине к Олимпийскому стадиону ведет проспект Советского Союза. То есть когда в городке или деревне были улицы Тольятти, Грамши, Маркса, Ленина, то здесь правили левые — зачастую коммунисты вместе с социалистами. Причем некоторые населенные пункты после гибели Восточной империи даже выкупали или спасали сбрасываемые в России статуи Ленина, устанавливая их у себя в парках и на площадях.

* Йозеф Беран (1888-1969) — пражский архиепископ. Стал первым из плеяды популярных «узников совести», провел 14 лет в тюрьме (1949-1963) за проповедь, осуждавшую коммунистический строй. ** Йожеф Миндсенти (1892-1975) — кардинал Римскокатолической церкви, архиепископ Эстергома, примас Венгрии, один из подстрекателей Венгерской контрреволюции 1956 года. 20

«Прет-а-портезация» политики Падение

Берлинской

стены

вызвало

кризис локальных брендов не только проигравшей, но и победившей корпорации. Дело в том, что инвестировать в самостоятельные местные проекты в условиях всемирно победившего MTV больше не требовалось. Идеология, как выстроенная система принципов, стала исчезать из партийной жизни, подменяясь набором пиар-лозунгов. Партии начали избавляться от политического haute couture как от чего-то затратного и не приносящего конкретных результатов. В этом контексте показательно исчезновение «партийных школ», которые использовались коммунистами и христианскими демократами для подготовки кадров руководителей. Тем более что стратегия предполагает принесение в жертву тактических интересов и инвестирование в будущее, что для новой политики было слишком дорогим удовольствием. В свою очередь, процесс «эмтивизации» политики отразился на процессе модернизации партий: идеология резко уступила свое место логике «электоральной доходности» — политической EBITD-ности*. На месте компартии был создан софт-бренд «Левые демократы» (Democratici di Sinistra) и радикально-ностальгический бренд

«Партия

коммунистического

возрождения»

(Partito Rifondazione Comunista). Кроме того, из недр * EBITDA (англ.) — популярный в мультинациональных корпорациях бизнес-показатель, равный объему прибыли до вычета расходов по процентам, уплаты налогов и амортизационных отчислений. 21

этой партии вышел бренд «Северная Лига» (Lega Nord), трансформировавший «классовую борьбу» в борьбу против чужаков — эмигрантов и «паразитирующего Юга». Христианские демократы растворились в левых, правых и консервативно-религиозных брендах. Неофашисты из Итальянского социального движения (Movimento Sociale Italiano) «сбросили прошлое с парохода истории», создав со своими непримиримыми противниками (либералами и монархистами) правый бренд «Национальный альянс» (Alleanza Nazionale). Наконец, самым ярким явлением нового политического периода стал партийно-маркетинговый проект принадлежащей Сильвио Берлускони рекламной компании «Публиталия» (Publitalia). Благодаря ей Берлускони еще до своего появления в политике стал самым богатым человеком в Италии. Дело в том, что его телевизионные активы — компания «Медиасет» (Mediaset), за которой не было никакого реального имущества, стала самым квотируемым биржевым лейблом с выросшей в десятки раз стоимостью акций. Этот успех «Публиталия» повторила и в политике. После объявления Берлускони о начале политической карьеры партийный проект «Вперед, Италия!» (Forza Italia) всего за несколько месяцев был раскручен до первого места на выборах. При этом сам магнат фактически стал не только лидером, но и «идеологией» новой партии. До «выхода на поле» Берлускони политика была крайне затратной и личной — политик, как мафиозный авторитет, должен был постоянно демонстрировать присутствие в своем районе. Его методы были реальными, и их можно было потрогать. Например, на Юге активно практиковалась торговля голосами: каж22

дый житель улицы получал по половине разорванной банкноты (обычно в десять тысяч лир), вторая половина выдавалась при достижении определенного результата на участке. Эффект Берлускони — это когда политика упрощается до уровня маркетинга: избиратель — потребитель политики испытывает удовольствие, перманентно получая виртуальную «первую половину». Задача политического маркетинга как раз и состоит в том, чтобы усилить ощущение эйфории у избирателя с приближением к выборам. Проще говоря, необходимо продавать ощущения, эмоции потребителю вне зависимости от реальной пользы товара. Изменилась

система

финансирования

партий.

В период соперничества Москвы и Вашингтона вложения материнских корпораций в значительной степени определяли партийные бюджеты, позволяя делать инвестиции

«нерентабельные»

проекты,

связанные

с идеологией. США инвестировали в христианских демократов через католическую церковь: как элемент борьбы с коммунизмом в Европе. СССР проводила финансирование итальянских коммунистов через международные структуры (партийные) и издательские дома: газета «Унита» имела по всей Италии сеть корреспондентов, которые фактически были партийными функционерами. Политика была построена не на рыночных, а на административно-хозяйственных основах. После ликвидации внешних инвестиций основными партийными

донорами

стали

финансово-промышленные

группы. При этом если новые олигархи (Берлускони) финансируют правоцентристов, то «старые» (Аньелли*, * Джованни Аньелли (1921-2003) — хозяин концерна «Fiat». 23

де Бенедетти*) — левоцентристов. Политические симпатии также разделились по региональному признаку: бизнес «красного пояса» (традиционно голосовавшая за коммунистов Тоскана и Эмилия-Романья) взял под опеку «Левых демократов», а компании консервативно-индустриализированных регионов Севера — партию Берлускони. Таким образом, смена финансирования также повлияла на трансформацию политики: классовая борьба стала приобретать оттенок клановой. Такая трансформация стала возможной в том числе благодаря уходу со сцены целого поколения значимых политических топ-менеджеров. В 1988 году умер харизматичный

лидер

«Итальянского

социального

движения» Джорджо Альмиранте. Благодаря антикоррупционным скандалам в рамках операции «Чистые руки» (Mani pulite) уголовные дела были возбуждены в отношении ключевых членов «советов директоров» Социалистической партии и Партии христианских демократов. Наконец, полностью сменился «совет директоров» Коммунистической партии Италии. В результате за короткое время к власти пришли менеджеры среднего звена, никогда не отвечавшие за разработку стратегии.

Следствием

революции

«сумконосцев»

(portaborse) стала полная адаптация победившей американской модели. И правые, и левые стали апеллировать к либеральным ценностям. Другим важным явлением, определившим изменение маркетинговых стратегий партийных корпораций, стала модернизация телевидения: из культурно-образо* Карло де Бенедетти (р. 1934) был в свое время собственником концерна «Olivetti», также ему принадлежит газета «La Repubblica» и журнал «L’Espresso». 24

вательного оно превратилось в коммерческо-развлекательное. Экран телевизора стал конкурентом реальной жизни, а избиратель из активного участника политических процессов трансформировался в пассивного потребителя. Праздники «Униты» в крупных городах пыли переформатированы в коммерческие фестивали, на которых помимо простых местных блюд можно продегустировать блюда эритрейской кухни, приобрести пылесос и приобщиться к тайскому массажу. В свою очередь, церкви стали заполняться только на свадьбах или похоронах. (Посещение церкви на важных мероприятиях стало подобным ношению галстука с модным костюмом: обойтись без него можно, но будет не так «комильфо».) В этом плане основная борьба партий перенеслась в виртуальную сферу. Ток-шоу и присутствие в новостной сетке заменили уличную политику. Само значение улицы изменилось: из инструмента мобилизации она превратилась в фоново-сюжетную поддержку для телерекламы.

3D Шива В условиях идентичности контента главная ставка делается на персональные характеристики того или иного бренда. В этом плане «Вперед, Италия!» (впоследствии — партия «Народ свободы») выигрывает у своего конкурента — «Левых демократов» (впоследствии — Демократическая партия) за счет персонажа Сильвио Берлускони: хозяин крупнейшего в Италии рекламно-медийного бизнеса стал наиболее успешным политическим брендом. Показательно, что в ходе од25

ной из избирательных кампаний по выбору в парламент телеагитация правоцентристов представляла собой мюзикл, в котором представители разных слоев общества пели про «спасителя Сильвио», тем самым ассоциируя его не то с героем католической мифологии, не то с Суперменом. Он является образцом нового типа политика, который должен чувствовать избирателя, находящегося по ту сторону экрана телевизора. Во время коллективной фотосессии «Большой двадцатки» он фотографируется,

приобнимая

американского

российского

президентов, тем самым давая информационный повод для обсуждения своей ведущей роли в решении больших проблем международной политики. После землетрясения в Абруццо в апреле 2009 года он запечатлен на «фотоиконах»: на фоне руин в каске (варианте нимба) он притягивает к себе пожилую плачущую женщину — все остальные, включая женщину, без нимбов; в школе-палатке он тянет руку (в качестве символа святости использованы дети). Причем новые дома, которые персонаж Сильвио Берлускони вручает пострадавшим от землетрясения, снабжены не только мебелью и холодильниками, но даже шампанским, чтобы отметить новоселье. Берлускони — это суперинновационный проект в области политического маркетинга. Его критика в респектабельных зарубежных изданиях связана с тем, что он представляет будущее западной политики, полностью лишенной моральных запретов. Пропитанные платоновским морализмом традиционные СМИ пока не готовы принять его ницшеанства. Берлускони — это субъект шоу в разных его формах. В одном он выступает как античный герой, кото26

рый прорвался через полчища злых духов, представлявших систему. Победив, он одновременно навлек на себя их гнев и мщение. Забытые и потерявшие свои привычные капища политики, бизнесмены, священники и активисты от искусства начали устраивать различные козни против него. Эти приключения-испытания и стали сюжетом романтической саги о Сильвио Берлускони. В одной истории против него возбуждают уголовные дела прокуроры, входящие в тайную «большевистскую секту V Интернационала». Он выдерживает восстание околдованных соратников, которым с помощью кодированных газетных и журнальных статей внушается параллель между Берлускони и Цезарем. Зомбированные, они приобретают формы и очертания змей, заменив с помощью пластической хирургии свой язык на короткий меч Брута. И, чтобы уколы прошли через закаленную сардинским солнцем кожу Берлускони, в бой вступает информационный спрут. Он по-английски рассказывает о переговорах в шатре Каддафи с талибами. Якобы Берлускони просит их не трогать итальянских военных, среди которых могут оказаться его еще не объявившиеся дети. По-испански спрут вещает языком моделей, за которыми, по слухам, он отправляет итальянских асов из элитной пилотажной группы «Трехцветные стрелы» (Frecce tricolori). Его жена, как Далила, пытается остричь его с таким трудом отращенные волосы, которые для него создали на основе единственного уцелевшего волоска с головы дуче. Он является символом контрреволюции стариков (в контрасте с неудавшейся попыткой революции «молодых» в 1969 году). Это правящий класс, контролирующий основную часть экономических ресурсов: старики продолжают управлять корпорациями и банками, зачастую ими же и построенными. Под них затачивает27

ся система здравоохранения. Они получают стабильную «зарплату», которая имеет тенденцию к росту вне зависимости от наличия кризисов: пенсионеры сегодня — это движущая сила профсоюзного движения и основной мобилизационный ресурс политических мероприятий. Одновременно люди пенсионного возраста — это ключевая политическая сила, естественно (из-за низкой рождаемости и большой продолжительности жизни) растущая по отношению к остальному населению. Старики еще в конце 1990-х количественно обогнали молодежь, и сегодня уже каждый четвертый итальянец — один из них. В избирательном контексте из-за отсечения несовершеннолетних они в еще большем «авторитете». Берлускони стал символом и лидером этой революции. Он олицетворяет успешных пенсионеров не только как политик, но и как modus vivendi* вечной молодости со своими пластическими операциями и наращиванием волос. Берлускони нравятся красивые юные девушки — ведь у новых стариков нет возраста. Рассказы желтой прессы о похождениях Берлускони являются своеобразным обращением к мифу об Одиссее, который откликается на зов сирен, но ускользает из их плена. В этом плане он представляет альтер эго итальянских мужчин, внутренне мечтающих вырваться из плена амазонок (мать, жена). А в войне компроматов и записей прослушки вопрос его сексуальной энергии является ключевым. Показательно, что левая пресса (газета «Унита») попыталась ударить по его героической — геракловой — натуре, обвинив * Образ жизни (лат.). — Примеч. ред.

его в импотенции. В свою очередь, правоцентристы ударили по нестандартным увлечениям своих конкурентов. Таким образом, Берлускони одержал очередную маркетинговую победу: дело в том, что консервативные в своих суждениях итальянцы предпочитают любителей женщин, а не трансов. Лидер правоцентристов хорошо выглядит, тем самым передавая виртуальное ощущение надежности и своему женскому электорату. Он, как герой Альберто Сорди из фильма «Мелкий-мелкий буржуа» (Borghese piccolo, piccolo), оживляет архетип классического бонвивана, который при этом готов нести ответственность за своих одалисок. Попасть в постель к Берлускони — это все равно что выиграть в лотерею, обеспечив себя на всю жизнь. Он, как Геракл, очищает авгиевы конюшни. На протяжении одной из последних избирательных кампаний на улицах Неаполя лежал и вонял мусор — не в пользу левоцентристского правительства. Но стоило взяться за дело Сильвио после победы правоцентристов на выборах, как мусор сразу же исчез. Однако главным достижением Берлускони является его умение из одной предвыборной серии в другую использовать человеческие страхи: безопасность (эмигранты, бандиты), достаток (налоги). Фактически он превращает своих политических конкурентов в виновных в этих угрозах антигероев, борьба с которыми становится главной сюжетной линией. Так, после победы правоцентристов на площадях итальянских городов появились военные, тем самым подчеркивая маркетинговую заботу о виртуальном избирателе. При этом, чтобы не нарушить эффект, бедные и опасные зоны 29

(например, граничащие с сердцем Неаполя испанские кварталы) не вошли в «рекламную зону», патрулируемую силами безопасности. Точно так же на время избирательной

кампании

правящей

правоцентристской

коалиции проститутки исчезают с улиц, чтобы затем вновь появиться (зачастую даже в размноженном количестве) после выборов. Берлускони оказался блестящим маркетинговым стратегом: потребитель не просто голосует за его бренд, но делает это несмотря на все отвращение к современной политике вообще. Берлускони — персонализация всех потаенных желаний, страстей и пороков простых людей, отражающихся в зеркале телешоу. Берлускони присутствует на праздновании восемнадцатилетия своей подруги. Берлускони предлагает избирать в Европарламент фотомоделей и танцовщиц. Берлускони расходится с женой. Берлускони на вечеринке с яркими девушками. Берлускони, как Шива, танцует свой ритуальный маркетинговый танец, общаясь со всеми и с каждым лично. Конкуренты и сподвижники в этой постановке могут в лучшем случае претендовать на роль второго плана. Они живут в мире, построенном Сильвио Берлускони, критикуя его аморальность либо, наоборот, пытаясь «просочить» в прессу новости о своих похождениях. Виртуализация

политической

жизни

привела

к геополитике по-берлускониевски. Речь идет о совмещении несовместимых внешнеполитических ориентиров, технологически ставших реальностью в новом маркетинговом измерении. При Берлускони Италия продолжала конкурировать с Великобританией за степень поддержки Вашингтона: Италия по призыву Буша 30

отправила своих военных в Ирак, а по призыву Обамы усилила (хотя бы символически) контингент в Афганистане. И одновременно это оказался самый близкий Москве режим: итальянские госкомпании участвовали в переводе имущества ЮКОСа, а Сильвио поддерживал все газопроводные «стримы» «друга Владимира». Берлускони ежегодно ездил на годовщину холокоста в Израиль и революции в Ливию. Причем Каддафи ставил свой бедуинский шатер в центре Рима и обличал колониализм перед итальянским парламентом. Так же как образ Сильвио Берлускони приобретал все новые формы, постепенно росла и его политическая империя, включая все новых, идеологически несовместимых (кроме как в рамках маркетингового культа Шивы) персонажей. Его проект с самого начала включал представителей всех послевоенных партий, от социалистов и коммунистов до монархистов и фашистов. Таким образом, он пришел к созданию политической корпорации «Народ свободы» (Popolo della Liberta), которая стала результатом мягкого поглощения «Национального альянса» со стороны партии «Вперед, Италия!». Однако, стратегия слияний и поглощений включает в себя любую разновидность партий и персонажей — главное, чтобы это привлекало к бренду нового потребителя. Берлускони

управлял

политической

империей

как телевидением — для каждой категории потребителей есть свой «канал» с определенной сеткой программ и ведущих. До него все телеканалы пытались подражать RAI, давая политические дебаты, информацию, аналитику и образовательные программы. Берлускони же не стал выбирать целевую аудиторию 31

и пытаться вести и дисциплинировать ее (ни на телевидении, ни в политике). Вместо этого он сконцентрировался на удовлетворении всех возможных потребителей, даже с совершенно противоречащими друг другу вкусами. Сын работяги голосовал за Берлускони — потому что это как приобщение к миру крутых авто, красивых женщин и вообще «сладкой жизни». Берлускони вызывал условные рефлексы (всё по Павлову) — избиратели ощущают виртуальную «манну», которая вот-вот посыплется на них. Это ощущение поколения реалитишоу «Большой брат», созданного его телевидением, — надежда-мечта попасть в передачу и получить за это много бабла и пропуск в будущее. При этом сам Берлускони является постоянным героем передачи, главной задачей которого является быть всегда в кадре. Берлускони является тем героем «Большого брата», которого всегда будут поддерживать зрители, увлеченные его постоянными скандалами и ролью несдающейся жертвы. В его мире простой обыватель становится хозяином мира без какого-либо усилия: воля случая, набирающая людей на реалити-шоу или передачи в стиле «выиграй миллион», сверкает белоснежной улыбкой Шивы-Берлускони. Реклама

конкурентов

Берлускони

на

порядок

хуже: в ней нет магии, волшебства, принадлежащих Берлускони телепередач. Они пытаются продать что-то реальное, а соответственно не вызывающее никакого доверия у обыкновенного потребителя политики. Все остальные обещают, но их пропаганда живет в мире 2D, тогда как Берлускони давно уже предлагает формат 3D. 32

Хренов Бэтмен После размывания пакета акций, принадлежавших Москве, совет директоров «Италии» потерял значительную часть своей автономии. В этом плане бывшие коммунисты преуспели в переориентации на Вашингтон (в том числе и для демонстрации своей корпоративной преданности новому хозяину). В 1990-е годы правительство под руководством бывшего главы комсомола (Массимо Д’Алемы) поддержало «гуманитарную интервенцию» на территории бывшей Югославии (бомбежки Сербии), а в 2000-х — расширение

базы

США

Виченце.

Демократизация

партий (устранение в компартии демократического централизма)

позволила

снести

элиты

(носителей

принципов). На их место пришло маркетинговое поколение (Блэр в Великобритании, Берлускони в Италии, Саркози во Франции). Постепенно отказавшись от идейной борьбы, левые включились в соревнование маркетинговых компаний с крупнейшими банками в качестве основных спонсоров. Но если в Великобритании «новые лейбористы» оказались выигрышным лейблом по сравнению с нафталиновыми консерваторами, то в Италии получилось все наоборот. При этом победы левых на протяжении 1990-х были связаны не столько с эффективным маркетингом, сколько с политической инерцией «левого электората» и незавершенностью формирования Берлускони как бренда. Каждая новая марка левоцентристов оказывалась все менее значимой и ценной для соответствующего электората. В итоге последний символ «Демократическая партия» (Partito Democratico), 33

ставший результатом объединения «Левых демократов» и еще более пустой «Маргаритки»*, несмотря на безграничный охват потенциального избирателя, одновременно оказался без преданных фанатов. Новое поколение лидеров левоцентристов, пришедших к власти в середине 1990-х, занялось либерализацией партий, ликвидировав все затратные элементы прошлого. Дело в том, что финансовые группы в качестве спонсоров нуждались в конкретных результатах (властные решения, способствующие их текущей деятельности), так как не были готовы инвестировать в стратегические проекты — идеологию. В роли главных пострадавших оказались партийная пресса (газета «Унита») и партийные школы. Главная коммунистическая газета Европы к концу 1990-х практически перестала существовать, превратившись по тиражу, структуре, а соответственно, и влиянию, в стенгазету. В некоторых левых регионах бывшие партийные школы продолжали существовать до конца 1990-х, но постепенно их вычеркивали из бюджета в качестве неприоритетной статьи расходов. Результатом этого стало полное отделение партии от народа с постепенной потерей интереса со стороны последнего к политике вообще. Демократическая партия так и не стала политическим Вишну, вбирающим в себя все возможные идеологические грани. Левоцентристы в Италии сталкиваются с той же проблемой, что и «Пепси»: у них нет яркого об*«Маргаритка» (La Margherita) — ничем не примечательная (кроме банальности девиза «Демократия — это свобода») центристская партия. В 2007 г. влилась в Демократическую партию. 34

раза, чтобы соперничать с Санта-Клаусом «Кока-Колы». Поэтому, в отличие от правоцентристов с неизменным Берлускони, у левоцентристов идет постоянная ротация невзрачных кандидатов на роль супергероя -Бэтмена. В условиях феодальной раздробленности среди левоцентристов (по сравнению с абсолютизмом у правоцентристов), а также отсутствия виртуальной гибкости оказалось невозможно объединить сторонников и противников аборта, насильников и их жертв в одну партийную структуру. Причем проблема состоит не в идеологической несовместимости, которая в условиях победившего маркетинга не играет практически никакой роли. Препятствием являются конкретные интересы, которые могут пострадать из-за привлечения в списки «чужих», в том числе различных альтернативных левых.

Marketing forever Даже суперсовременные маркетинговые средства не сумели поменять сущность людей, требующую хлеба и зрелищ. На местном уровне избирательная кампания обращается к римским временам, когда Цезарь, чтобы быть избранным, устраивал пиры для плебса. Бары и рестораны арендуются под съедобную пропаганду. Средний политик организует в течение дня несколько мини-шведских столов с бутербродами, фруктами и дешевой шипучкой. Солидные партии делают основной упор на более калорийную пропаганду, часто даже со сменой блюд и молодым вином. Наконец, те, у кого нет средств накормить симпатизирую-

щих «хлебу» избирателей, заставляют петь и плясать своих родственников и сторонников (часто эти две категории совпадают). И здесь в пропагандистскую топку идет все — от песен про любовь в исполнении симпатичных дочек до оперных арий и саксофонических ремиксов правых/левых хитов. В условиях отсутствия политики избиратель на нижнем уровне выбирает между напитками, закусками и развлекательными программами. Пропаганда воспринимается в той мере, в которой она является частью шоу: обычно ведь на концерт идут не ради ведущего. Основную массу на предвыборно-развлекательных собраниях составляют родственники и старики, для которых это альтернатива или прелюдия вечера в компании телевизора. На низовом местном уровне люди еще делают свой осознанный (пусть в значительной степени и физиологически) выбор, голосуя за конкретные личности. И в данном случае обэкраненные бренды играют менее значимую роль: люди смотрят не только на то, с кем на фото обнимается тот или иной кандидат. На высшем уровне у лидера должен быть в запасе не просто хлеб, а манна небесная. У Сильвио Берлускони имелся проект постройки моста, который должен был соединить Апеннинский полуостров и Сицилию. Соответственно, его строительство позволит дать работу, подряды и откаты огромному количеству людей. Поэтому каждый раз к выборам этот проект (эстетически и экономически не особенно обоснованный) оживает. Точно так же и имеющие личную клиентуру местные политики не только успешно пережили очеред36

ную политическую модернизацию, но и усилились. Поскольку они имеют в кармане определенное количество голосов клиентов, сидящих на контракте с органами власти, они необходимы партиям, предоставляющим им свою «крышу». Логика брендовой преференции возрастает на уровне, где невозможно лично пощупать кандидата. Голоса отдаются за бренд, который говорит с тобой из телевизора. То есть лидер-бренд вытесняет личное из члена партии по мере его карьерного роста. Дело в том, что голоса отдаются скорее за героя мифов или комиксов, чем за партийные списки. В этом плане показательно, что сильные бренды Сильвио Берлускони, Умберто Босси («Северная лига»), Антонио Дипьетро («Италия достоинств») возглавляют партийные списки на всех выборах, включая европейские. И правоцентристы, и левоцентристы стремятся использовать в своих кампаниях персональные бренды: спортсменов, телеведущих, актеров. Берлускони пересадил в парламент значительную часть своих ослепительно улыбающихся знакомых и друзей из принадлежащих ему программ и телеканалов. Левоцентристы периодически включают в свои списки антиберлускониевских журналистов и выживших после аварий рабочих. Левые радикалы включают в свои списки

представителей

сексуальных

меньшинств

и транссексуалов. Футболисты рекламируют не только марки одежды, но и партийные лейблы. В этом плане лидер

правоцентристов

использует

бывших

звезд

команды «Милан». Союз христианских демократов (Unione Democratici Cristiani) предлагает своим избирателям пользующегося популярностью среди дам баль37

заковского возраста савойского принца, выигравшего телеконкурс по танцам, а также египетского гомосексуалиста, крещенного папой римским. Антисистемный, нонконформистский проект партии «Северная лига» также встроился в новую маркетинговую систему. «Северная лига» предложила ряд своих маркетинговых ходов, включая конкурс красоты «Мисс Падания» и летние турпоходы по «священным границам»,

за

которыми

начинается

дотационный

«Барбаристан». «Северная лига» сначала строила консенсус на борьбе с излишествами (как Ельцин в поздние советские годы), затем, когда партия получила свой кусок пирога и стала частью этих излишеств (сын вождя, получающий привилегии по наследству), — на общем враге (иммигранты). Как Дориан Грей, партия постепенно развратилась до скрываемой под маской агрессивности

«иммигранты

—

вон!»

уродливости

(коррупция, непотизм). При этом их рекламные проспекты и календарики перед выборами разносят по домам те же самые бангладешцы и пакистанцы, которых они хотят отправить домой. Современная политика, как и ее потребитель, являются поклонниками косметической хирургии. Любые принципы (правые, левые, религиозные) и связанные с несением этого «бремени белых» шрамы являются негативом. Таким образом, в условиях победившего маркетинга идеология становится не более чем рекламной акцией. Политики старого стиля являются лишь дополнительными красками, элементами продуктовой гаммы, предназначенными для покрытия определенного, специфического спроса. Потомки «коммунистов» и «фашистов» в лучшем случае стано38

вятся частью франчайзинговых сетей партии «Народ свободы» и Демократической партии. Те же, кто оказался за рамками больших корпораций, превратились в привокзальных шаурменов, которых обыватель обходит вне зависимости от качества предлагаемого продукта. Однако, несмотря на решимость заниматься «настоящей» политикой, эти партии не остались вне общего тренда. Каждый лидер видит себя дуче или Карлом Марксом, что отражается даже во внешнем облике: высоко поднятый подбородок у одних и вечная небритость у других. При этом, как только кто-то из этих настоящих политиков обзаводится группой своих сподвижников, он сразу же объявляет свою партию:

Коммунистическая

партия

трудящихся,

Итальянская марксистско-ленинская партия, «Радикальные левые», движение «Фашизм и свобода», «Правые». Их результаты соответствуют маркетинговой стратегии, построенной на издании боевых настенных листков с требованиями мировой революции или изгнания всех чужих. Без использования настоящих пушек, как в постановке оперы «Тоска» в веронской «Арене», такая пропаганда выглядит рекламным плакатом секонд-хенда. Даже культовые центры правых скукожились и свернулись в размерах, как дряхлая старуха. Другой элемент политической системы Италии — профсоюзы — также живут по законам маркетингового времени. Для достижения нужного результата они привлекают внимание средств массовой информации, беря «в плен» топ-менеджеров компании. «Борьба за права трудящихся» также реализуется по аналогии со стратегией продавцов пылесосов или вербовщиков из религиозных сект. Профсоюзные деятели, как сетевые 39

сэйлы, проводят сеансы групповой терапии среди расположенных к покупке «членского билета», особенно в период кризиса сотрудников компаний. Они указывают несчастным людям на виновных и проводят дегустацию «надежды на защищенность». Однако, если на одном собрании присутствуют сэйлы от разных профсоюзных компаний, то нарушается базовый закон маркетинга — не больше одного продавца на клиента. В итоге все волшебство пропадает: профсоюзные сэйлы начинают грызться между собой, что отпугивает потенциальных клиентов. Отсутствие идеологических альтернатив и представляющих их международных корпораций определило стирание границ между двумя ведущими партиями. На парламентских выборах правоцентристы и левоцентристы обвиняют друг друга в плагиате избирательных программ. Кроме того, простота, с которой реализуются процессы объединения в рамках правоцентристских и левоцентристских партий, является показателем деидеологизации политической борьбы. В определенной степени это попытка в окончательной форме скопировать американскую модель электорального шоу: в современной Италии основная борьба за власть идет между клонами республиканской и демократической партий — партией «Народ свободы» (правоцентристы) и Демократической партией (левоцентристы). При этом альтернативные партии (коммунисты) не проходят избирательный барьер. Маркетинг — дорогостоящее дело, а за ними нет крупных инвесторов — банков, бизнесменов. В свою очередь, экзотические страны, такие как мексиканский Чьяпас или Венесуэла, не готовы тратить на европейскую политику. Это бремя традиционно брала на себя Москва. Так что избиратель вынуж40

ден делать выбор между двумя брендами колы, поскольку кроме газировки ничего другого нет. Телевизор становится формой жизни большинства, в которой происходит подмена жизни ток-шоу. Созданная Берлускони политическая система — это клонированная для шоу американская идея «все возможно». Если танцовщицы из телешоу становятся министрами, а люди небольшого роста руководят внутренними делами страны, то в итоге каждый лелеет надежду достигнуть по воле случая самого верха. Берлускони, как верховный жрец, являлся его интерпретатором и исполнителем. Муссолини был необходим в рамках индустриального капитализма (создание материальных ценностей для удовлетворения потребностей), который нуждался в порядке и стабильности. Берлускони предложил систему для потребительского общества, где функция товара состоит не в удовлетворении потребностей, а в создании новых. В системе, созданной Берлускони, результат не важен — все ждут чуда: приглашения на реалити-шоу или выдвижения в парламент (пропорциональная избирательная система). В этой системе большинство признает и соглашается с тем, что не может и не должно выиграть — это нарушило бы всю игру. В этом плане они напоминают жителей земного рая из «Машины времени» Уэллса или членов жутких культов, смиренно воспринимающих свою обреченность. В ситуации, когда коренное население живет в виртуальном мире «Большого брата» и мечтает попасть на шоу «Кто хочет стать миллионером», на сцену вновь выходят варвары. Они становятся пролетариатом новой системы потребительского общества. 41

ИНТЕРВЕНЦИЯ ПО-ГАРИБАЛЬДИЙСКИ Путеводитель антитуриста по Италии

Учителем Гарибальди был Макиавелли: не сумев объединить Италию в революционно-республиканских боях, он поддержал имперский проект с королем Виктором Эммануилом II в роли «государя». До 1859 года Северная Италия, от Милана до Венеции, находилась под властью Австрии. Земли севернее Рима составляли территорию нескольких зависимых от Австрии дукатов. Первым у конкурирующего проекта Австрийской империи была отобрана Ломбардия. Затем, развивая успех, Савойское королевство присоединило дукаты Пармы, Модены и Тосканы. Другим пострадавшим был папа римский, который помимо соответствующего названию должности города управлял широкой полосой земель в Центральной Италии (Умбрия, Лацио, Марке...), также перешедших под контроль Савойской династии. Позднее благодаря наглой, но зато успешной операции Джузеппе Гарибальди было ликвидировано Королевство Обеих Сицилий: Неаполь и Палермо стали частью итальянского проекта. В следующей войне уже австрийцы лишились очередного куска итальянских владений: Венето, Мантуи и Трентино. В результате к трофеям будущего первого итальянского короля Виктора Эммануила II были присоединены Верона, озеро Гарда и Венеция. Наконец, пунктом объединительного/оккупационного тура Джузеппе Гарибальди (правда, успешная попытка прошла уже без него) стал Рим. 42

Пьемонт Винно-грибной винных

брендов

(«Бароло»,

Пьемонт «Асти

—

родина

Спуманте»...),

трюфелей и белых грибов. На свою осеннюю сагру (праздник и фестиваль) город Альба зазывает туристов стилистикой друидско-менестрельского Средневековья. Однако, поудив в атракционе винные бутылки и попытавшись расколоть прыгающий грецкий орех, толпа все же приближается к основной цели — трюфельно-винному павильону. Каждому желающему на входе выдается бокал для дегустации вин, предлагаемых здесь в огромном количестве. В самом конце павильона звучит результат активной «проверки качества»: пьяно горланят дембельнувшиеся солдаты-альпийцы. Здесь же стоит сильный, ни с чем не сравнимый запах трюфелей — этот аромат оккупирует твое обоняние. Запах, который не выветривается в течение еще нескольких дней. И поскольку трюфели по цене находятся в категории растущих в экзотических местах психотропных препаратов, сердцем павильона является алтарь со сверхточными весами.

Новара. Исторически это был городзнамя, приграничный бастион, переходивший из рук в руки от туринцев к миланцам и обратно. Вот и во время Первой войны за независимость австрийцы одержали при Новаре решительную победу, чуть не стоившую савойскому королю не только трона, но и государства. Однако австрийцы проявили дорого им обошедшееся милосердие и согласились на мяг43

кое наказание — отречение затеявшего войну монарха в пользу сына. Этому городу либо доставалось, либо не везло. Вот, например, император Карл V Габсбург, над державой которого в XVI веке «не заходило солнце», решил укрепить его новыми стенами. Для этого старый город был снесен на 80 процентов, чтобы не мелочиться. После этого за счет все тех же горожан были возведены новые стены. Однако, когда проект уже был реализован, выяснилось, что нашедшие в это же время серьезное применение пушки сделали стены абсолютно бесполезными. Так что их пришлось сносить, что снова потребовало значительных затрат. Причем откуда взяли на это деньги, опять же нетрудно догадаться: местные жители, как глуповцы, вплоть до начала индустриальной революции жили очень худо, питаясь в основном за счет окружавших город рисовых полей. В результате всех этих замечательных градостроительных операций в Новаре не осталось ничего архитектурно запоминающегося. Даже местный замок выглядит довольно убого на фоне миланского, по образцу которого и был построен: на нем до сих пор виден змей — символ могущественных герцогов Висконти. Местный главный собор — дуомо — также, видимо, был символом бедности, поэтому, когда во второй половине XIX века город начал развиваться, собор снесли и построили новый. Причем из-за противоречий между государством и церковью (папа римский заперся в это время в Ватикане) его построили отличным от традиционных храмов. Новый вариант напоминает скорее оформленный под Средневековье танцевальный зал: различные оттенки розового, глянцевые ико44

ны с эдакими Конанами-варварами и Конанами-разрушителями на них. В XX веке новые варвары, оккупировавшие Новару, пришли с востока. Местное текстильное производство и легкая промышленность здесь практически вымерли, не выдержав конкуренции со стороны более дешевого импорта из Юго-Восточной Азии. Кроме того, принадлежащий китайцам бизнес благодаря своей работоспособности, ликвидности и экономности постепенно заглатывает бары, рестораны и мелкую торговлю. Местные жители считаются очень прижимистыми. Вообще, в Италии титул самых больших скупердяев оспаривают пьемонтцы и генуэзцы. В отношении последних в итальянском языке есть даже образные выражения — «скупой как генуэзец» или «в кошельке у генуэзца можно обнаружить паутину». Про новарцев же их соседи шутят, что если ты окажешь новарцу большую услугу, то он, возможно, угостит тебя кофе.

Лигурия Этот регион был присоединен к Сардино-Пьемонту за заслуги в борьбе с Францией: местный король из Савойской династии вовремя подсуетился и куснул уже обреченного Наполеона I. Однако лигурийцы, выточенные в постоянной борьбе с морем и окружающим скалистым ландшафтом за каждую пядь земли, были всегда крайне свободолюбивы. Так, в середине XIX века снова появилась Генуэзская республика, причем Гарибальди был одним из лидеров 45

восстания против савойского короля. Будущему королю Италии удалось вернуть Лигурию в лоно отечества только с помощью воинского подразделения берсальеров, которым по средневековому обычаю Генуя была отдана на разграбление (сопровождавшееся массовым chercher les femmes) после захвата. Окончательного умиротворения здесь удалось добиться только в ходе последующих войн за объединение: потомки генуэзцев почувствовали свою выгоду от участия в большом проекте. В частности, местные транспортные компании значительно обогатились на дележе имущества Королевства Обеих Сицилий, у которого до «объединения» был третий гражданский флот в Средиземном море. Лигурия не выглядит слишком дружелюбной — лиственные холмы с перманентной непогодой. Но когда появляется солнце из-за туч — это как улыбка Моны Лизы, рождение Венеры или открывшая наконец личико Гюльчатай.

Сан-Ремо.

Если сюда приезжать, то

только на курортный летний сезон или на фестиваль песни в феврале. В остальное время это место может привлекать только самоубийц. Театр «Аристон», который оживает всего на несколько зимних дней, все остальное время является обычным районным киноклубом. Еще Сан-Ремо - это одна из сетей для любителей азартных игр, разрешенных лишь в нескольких пригранично-туристических городах Италии. Правда, это скорее полуэлитный подмосковный поселок: его казино рассчитаны на менеджеров среднего звена, по сравнению с клиентами премиум-класса в Монтекар46

ловке. (Точно так же недалеко от венецианских казино находятся злачные заведения словенской «деревни» Порторож.) Местный храм, построенный в стиле собора Василия Блаженного, и стильный Гранд-отель даже как-то не вписываются в эту во всем остальном очень мидл-классовую тусовку.

Ломбардия Маджента. Этот маленький населенный пункт, находящийся недалеко от Милана, дал название большому количеству площадей, улиц и проспектов почти во всех итальянских городах. Дело в том, что Италия могла бы закончиться в битве при Мадженте, однако чехи, составлявшие костяк австрийской армии, проиграли алжирским подразделениям французской армии.

Савойские

берсальеры

присоединились

к «французам» в боях/грабеже города, где их расстреливала (пока не кончились снаряды) героическая австрийская батарея, состоявшая из местных призывников. Поэтому на поздравления 4 июня по случаю победы в битве при Мадженте отдельные местные жители в красочных сексуальных эпитетах сообщают о том, как бы они поступили со своими итальянскими соотечественниками. Если бы не эта «Бородинская битва», Маджента так и осталась бы симпатичным двадцатитысячником, несущим бремя столь же традиционной вражды с соседним местечком Корбетто. По легенде, корбеттовцу, переселившемуся в Мадженту, бывшие соплеменники отрезали голову за посещение симпатичной невесты, 47

оставшейся по прежнему месту жительства. Вражда с соседями на протяжении веков является излюбленным занятием итальянцев. Так, сосед гибеллина (сторонника

императора)

обязательно

присоединялся

к гвельфам (сторонникам римского понтифика), и наоборот. Причем отношение к папе римскому или Фридриху Барбароссе играло по большей части второстепенное значение. Вражда пережила все «войны роз», каждый раз подстраиваясь под актуальные цвета: если здесь голосуют за коммунистов, то в соседнем городке будут избирать центристов либо правых. Если есть спорт, в котором пересекаются команды из близлежащих населенных пунктов, то на дерби в предвкушении мордобоя обязательно собирается много обогащенного гормонами народа.

Милан. Нежность чувств, взаимно переполняющих ломбардийцев и пьемонтцев — миланцы против туринцев, — полностью проявилась во время Второй войны за объединение Италии. Миланские батальоны были одними из наиболее боеспособных и эффективных в составе австрийской армии в войне против «пьемонтских захватчиков». Громкие фразы типа «восстания патриотов против австрийской тирании» и «ключи от ломбардийских городов, вручаемые братьям-пьемонтцам», были придуманы уже после объединения для учебников истории, изготовленных по заказу королевской династии. Кстати, и сама Савойская династия видела в этом скорее завоевание, чем объединение, — не случайно король не взял себе 48 новое имя, скажем Виктора Эммануила I — короля 48

Италии, а остался именно Виктором Эммануилом II — королем Сардинии. На самом деле и для местного «освобожденного» населения отделение от империи стало крахом: ломбардийцы были основными инвесторами только что запущенной железной дороги Вена — Милан. Речь шла не только о потере потенциальных бенефитов, но и стоимости акций железной дороги — Газпрома того времени. Милан — столица Снежной королевы, а дуомо — ее обросший ледышками дворец. Ни в каком другом городе Италии она не смогла бы жить. Рим — слишком мужской и имперский. Застывшая в летней сказке, словно игрушечная Сиена, подходит для эльфов и волшебников. Флоренция красива, беспечна и ненадежна: она легко приняла безумца Савонаролу, а затем так же легко предала его, она предавала и возвращала семейство Медичи, рождала республиканский миф Макиавелли («Размышления над первой декадой Тита Ливия») и его же авторитаризм («Государь»), Венеция слишком коварна, жестока и расчетлива, так что даже феноменальное зло вряд ли выдержало бы местный колорит. Армии Снежной королевы состоят из моделей, мечтающих скопить денег до наступления профессиональной старости и, если повезет, схватить «выгодного мужика». Ее офицеры — это стилисты, стремящиеся пришить свои марки не только на нижнее белье, но и на бутики, театры, гостиницы. В свою очередь, модные торговые марки — это генералы, перед которыми стоит цель стать символами эксклюзивности. Элитные улицы (виа Монтенаполеоне, виа Дела Спига) — как поля сpa49

жений, на которых бутики сражаются друг с другом, как некогда городские кланы à la Монтекки VS Капулетти. Средневековые войны между городами и регионами продолжаются на подиумах, в бутиках и ресторанах: Bulgari,Fendi представляют Рим, Prada, Ferre — Милан, Testoni — Болонью, Ferragamo, Gucci — Тоскану, D&G родом из Сицилии, a Versace — из Кампании. Марки продают не столько вещи, сколько элитарность, стремление к чудесному миру Питера Пэна с заменяющими волшебство этикетками. Надписи, лейблы и пакеты имеют таинственно-магическое действие. Приобретая сумку от Louis Vuitton, ты проглатываешь таблетку экстази, приобщающую тебя к гламуру все более высоких потребительских каст. Эту же тему просекли в Ferrari и начали в Китае штамповать вещи под автомобильным лейблом. Таким образом, тот, кто не способен купить себе дорогую спортивную машину, может продемонстрировать свое родство с элитным миром. По той же причине в «супермаркетах» Armani и Versace можно купить все, начиная от кухонного гарнитура и заканчивая эксклюзивным пылесосом. Не важно, что ты продаешь, важно, что люди покупают через твою марку. Парадокс Милана в том, что один из самых гламурных городов мира стал родиной, возможно, самого революционного искусства XX века — футуризма. В местном кювете, в котором Маринетти оказался, гоняясь на одном из первых авто, был задуман знаменитый манифест движения. Здесь Боччони ваял и рисовал люминесцентных женщин и «киборгов» («Состояния души», «Пропойца»), ушедших от дедушки-импрессионизма и бабушки-кубизма. Марио Сирони вырывал из 50

тьмы «Мотоциклиста» — будущего героя «Заводного апельсина» и приятеля персонажей большевистского художника Вялова. Из-за них декаданс позднего импрессионизма (всевозможные Матиссы и Родены) обошел Милан стороной. В то время как в Советском Союзе соцреалисты во главе с Дейнекой создавали искусство режима, в Италии и в период фашистской двадцатилетки эта роль отводилась футуристам. Именно поэтому после проигранной Италией войны о них постарались забыть. Так же как в Норвегии нет улицы Гамсуна (зато есть много скучного Ибсена), в Милане и Италии вообще нет улиц и площадей, названных в честь футуристов. И это несмотря на то, что они сделали Милан культурно-политическим центром Европы, так же как 1969 год оживил роль Парижа («восставшая Сорбонна», «сексуальная революция») как законодателя социально-культурных трендов в мире. Италия — страна ремесленников, многие из которых благодаря послевоенной реконструкции превратились в промышленников и фабрикантов. (Немало

представителей

новой

экономической

знати

начали свой подъем с присвоения чужой собственности в конце войны — мародерства.) Ускоренная индустриализация,

сопровождавшаяся

выходом

бизнеса

за пределы своего города, потребовала создания финансового центра. В результате Милан серьезно поднялся: банки и консалтинговые структуры поставили на него в качестве главного международного хаба Италии. Если прогуливаться по центру города, то местный «Сити» начинается сразу же за театром «Ла Скала». 51

А еще Милан стал итальянской Америкой, дающей надежду людям, готовым вырваться из железных объятий своих маленьких городков. В данном отношении

это

самый

непровинциальный

город Италии

(остальные являются скорее разросшимися деревнями). Капитализм в американском стиле также полноценно высадился только в Милане. В то же время во всей остальной Италии фактически сохранился корпоративный уклад, будь то масонские ложи, профсоюзы или мафии. Нигде больше в Италии не могут существовать полноценно свихнувшиеся яппи, смешивающие работу с кокаином. Этот стиль выразился в рекламном слогане амаретто — «Пьянящий Милан»: мир менеджеров, стресса (стиль безумного напряжения), красивых костюмов, стильных мест работы (телевидение, реклама, консалтинг), имиджа успеха, аперитивов в популярных местах, ночных тусовок, моделей, дорогих тачек. И что немаловажно, и местное дамское население менее сковано мнением своих соседей и более расположено на контакт с внешним миром, что приближает Милан к Лондону или Москве. Над бутиковой зоной в центре можно вывешивать российский флаг с версачевской медузой вместо двуглавого орла. Да и местные красотки, особенно во время Недели моды, общаются с миром с помощью своей яркой славянской внешности. Ночная жизнь Милана гораздо ярче, чем в остальной Италии. Клуб «Армани» напоминает Ибицу, поднимающуюся из спящего моря миланского центра, в то время как окружающие бутики остывают от взглядов и одетые «из Китая» мужики скоблят брендовые вит52

рины. Вокруг причалены лодки дорогих плавательных средств, рассекающих ревущими фарами миланские улицы, подражая героям компьютерных игрушек типа «Форсаж» (Fast and Furious). Это одно из редких мест, где итальянки вышагивают в юбках и на высоких каблуках. Место, где можно снимать рекламу эксклюзивно тонких моделей телефонов со сваровски. По-гейски ухоженные юноши, изображающие мужчин из реклам крепких дорогих напитков. А именитые футболисты без мяча и в костюме выглядят еще более идиотски, чем в послематчевых интервью. Проспект Комо (Corso Сото) — также веселое место, хотя в выходные здесь очень разная публика. И к сожалению,

красивые

девушки

местных

клубах

чаще всего не посетительницы, а сотрудницы, прилагаемые в качестве бесплатного бонуса к эксклюзивным ценам на бутылки шампанского и водки. Квартал Пинакотека Брера — миланское Сохо/ Монмартр.

Маленькие

кафешки,

бары,

рестораны

были, как и виа Венето в Риме, центром жизни в 1960-е годы. Сейчас это скорее место, в котором хорошо послушать

азнавуровскую

романтическо-ностальгиче-

скую «La Boheme». Сама картинная галерея напоминает нижний этаж Третьяковки с огромным количеством новозаветных

изображений,

сделанных

арийско-

итальянской натуры. Причем они очень далеки от евреев-ашкенази, потомки которых содержат рестораны в районе бывшего гетто в Риме. На других наряду с библейскими персонажами присутствует и богобоязненный заказчик: например, рыцарь в цельнометалической оболочке, «дающий советы» при рождении младенца. 53

Чтобы найти галерею, особого труда не требуется: перед ней стоит статуя совершенно голого мачо — На полеона I. Вообще корсиканца очень почитают в Ита лии. В одной из сцен пуччиниевской «Тоски» на заднем плане приближается «освободитель Бонапарт». Кроме того, целый ряд населенных пунктов в Италии оспаривает право называться его родиной. Среди них и Генуя, которой, когда родился Наполеон, принадлежала Корсика. Завоевав Италию, он отменил церковные налоги (например, мясной), чем заслужил людскую симпатию. Бонапарт дал итальянцам законы, которые до сих пор пребывают в добром здравии, узнаваемые, хоть и измененные. За это ему простили грабежи, устроенные французскими солдатами в церквях и виллах. Кстати, за счет такого рода перехода собственности сформировались луврская (включая переехавшую в Париж мраморную статую Аполлона Бельведерского) и многие другие частные коллекции. А в музее Наполеона в Риме есть даже картина с груженным итальянскими произведениями искусства караваном, направляющимся во Францию. С грабежом культурного достояния Италии связана и история похищения «Джоконды» из Лувра в 1911 году. Изначально в ее исчезновении обвинили Германию и представителей нового искусства, обещавшего уничтожить «старье», — Гийома Аполлинера и Пабло Пикассо. Однако оказалось, что ее похитил никому не известный итальянец Винченцо Перуджа. У Джузеппе Верди, проживавшего в Париже, патриотизм выразился в написании национального гимна, а у Винченцо Перуджи — в возвращении картины Леонардо домой. По официальной версии, через два года 54

ее обнаружили во Флоренции, после чего найденная картина перед самым началом Первой мировой войны вернулась во Францию. Возвращение «Джоконды» было для многих символом будущего вступления Италии в войну на стороне Антанты. Наполеон I поучаствовал в перестройке центра Милана: как предшественник барона Османа, он приказал снести ветхость и построить имперский проспект для больших батальонов на марше. Одно из его детищ — проспект Семпионе (Corso Sempione) — это место, где в середине XIX века его племянник Наполеон III принимал парад вместе с будущим королем Италии Виктором Эммануилом II. В XX веке этот район постепенно деградировал, а его увенчанный триумфальной аркой центр превратился в наркопривоз. Затем эта часть города была реконструирована и стала популярным местом вечернего развлекательного променада. А вот по улице Гарибальди можно сказать, что Милан — город контрастов. Хай-тек и «хрущовки», порше и «фиат-пунто» перемешались здесь, апартаменты миллионеров с садами на крыше и жилища безработных с сохнущим на веревках бельем находятся друг от друга на расстоянии взгляда из окна. Во всех этих местах самое сложное — это найти парковку. Поэтому гаражный бизнес в Милане находится в одной категории прибыльности с торговлей кокаином. Милан VS Венеция. Если посмотреть на историю их соперничества с точки зрения современного менеджера, то выглядит оно примерно так. В Средние века города Северной Италии в зависимости от своих размеров были либо «супермаркетами», либо «гипермарке55

тами», в которые свозилась продукция, прежде всего сельскохозяйственная, с подконтрольных территорий. Вокруг торгового центра вырастала инфраструктура, со стоящая из гостинично-деловых центров для обслужива ния приезжих менеджеров-купцов, представительских особняков основных акционеров — местных аристокра тов, — пригорода, в котором размещались сотрудники различного уровня, оборонительных сооружений и кон салтингово-образовательных структур — церкви. В зави симости от характера участников города делились на ЗАО с ограниченным числом участников-владельцев (Милан при Висконти и Сфорца, Флоренция при Медичи) либо ОАО (Венеция и Флорентийская республика), где число акционеров не ограничено. Управление городами — торговыми обществами осуществлялось либо советом директоров — в случае наличия нескольких влиятельных семейств, либо генеральным директором — если сильный аристократ оказывался мажоритарным акционером. По размерам замка (в случае его наличия) можно было судить о размерах и прибыльности торговой площадки, которую он обслуживал. По количеству церквей и монастырей — об уровне развития консалтинга и образования в данной местности. Города — коммерческие общества были заинтересо ваны в развитии импортно-экспортных операций. Именно с этим связан рост влияния Милана и Венеции — внешнеторговых холдингов, обеспечивавших продвижение товаров и импортные поставки для розничных сетей своих «клиентов». Милан выполнял роль экономического центра как для внутренней (ломбардийской), так и внешней торговли, прежде всего в контексте континентальной Европы. В свою очередь, Венеция являлась основной торговой площадкой для средиземноморской торговли, прежде всего на Адриатике. В рамках этой стратегии ее основ-

ным конкурентом был не Милан, а Константинополь, имевший свой (гораздо больший) кусок Адриатического пирога. Точно так же Сфорца и Висконти развивали миланские владения вглубь, не пытаясь даже выйти к морю. В этом плане отношения между Миланом и Венецией, с одной стороны, и их городами-клиентами, с другой, напоминали скорее отношения между партнерами по бизнесу. При том что основные доходы оставались в головных офисах холдинга — Милане и Венеции, эти же города несли основные расходы на развитие бизнеса и инфраструктуры. Правившие в Милане Сфорца и Висконти возводили мосты и строили крепости на подконтрольных территориях (Новара, Леньяно), нанимая для этого лучших инфраструктурных менеджеров (Леонардо да Винчи). Венецианские дожи инвестировали в безопасность перевозок по Адриатическому и Черному морю, строили порты, создавали и укрепляли города-аванпосты (Брешиа, Бергамо). Конфликты возникали опять же исключительно на экономической основе. Венеция воевала с приморскими городами (Кьоджа, Рагуза, Генуя) как с торговыми конкурентами, препятствовавшими ее рыночной экспансии. Войны на территории Венето и Ломбардии между дожами, Висконти и независимыми городами также были нацелены на приобретение дополнительных экономических активов и увеличение оборота. В этом плане использовались не регулярные армии, содержать которые с точки зрения бизнеса было невыгодно, а специальные военные отряды — кондотьеры, нанимавшиеся под конкретные рейдерские или антирейдерские проекты. Временный (на несколько лет) договор об оказании услуг военного характера назывался «кондотта». По этому договору конкретный топ-менеджер — кондотьер обязывался за вознаграждение предоставить на проект команду управленцев и рядовых сотрудников — рыцарей и пехотинцев. Переходы кондотьеров из 57

одной компании-города в другую, в том числе и соперничающую, были нормальным явлением. Точно так же Папская область переманивала венецианских государствен ных деятелей, предоставляя им кардинальские должности, генуэзские картографы работали в Венеции, а морских капитанов хэдхантеры переманивали из одной страны в другую (достаточно вспомнить генуэзца Христофора Колумба). Одновременно политика переманивания типографов при вела к тому, что в конце XV века Венеция стала мировым центром книгопечатания. Маленькие города Италии, находившиеся в зоне влияния Милана или Венеции, процветали от участия в холдинге, что видно по Леньяно или Вероне. Однако верность городов была построена на индексах и котировках холдинга. Огромные привилегии, а соответственно и прибыли, которые стала получать Венеция по результатам Четвертого крестового похода (взятие Константинополя крестоносцами и раздел его владений), привели к тому, что в последующие десятилетия многие города Италии перешли под ее контроль, в том числе по вполне прагматическим соображениям прибыльности участия в успешном холдинге. Таким образом, вовсе не удивительно, что Брешиа на протяжении нескольких лет героически оборонялась против войск Висконти, за что венецианцы повысили ее статус и сделали ряд важных инвестиций (новые крепостные бастионы). В свою очередь, кризис и начало падения Венеции были во многом связаны со взятием Константинополя турками-османами, которые лишили ее нерыночных преимуществ: та же самая Брешиа вследствие кризиса компании дожей на какое-то время присоединилась к австрийскому холдингу. Видя изменение во внешнеторговой конъюнктуре — появление крупных корпораций (оттоманско-византийский халифат, Испания), имевших к тому же серьезные ВМФ, — венецианский холдинг инвестировал зна58

чительные средства в объединение Италии. И в конце XV века благодаря эффективной интеграционной стратегии Венеция была близка к трансформации из средиземноморского в континентальный холдинг. На местном уровне у нее не было конкурентов: Милан был захвачен французами, а Неаполь — испанцами. Ее собственные владения простирались от Ломбардии до Апулии, а эффективная пиар-кампания против чужаков способствовала интеграции «малого бизнеса» — остальной части Италии на ее стороне. Организуя «совместные предприятия» со своими конкурентами (осада Неаполя вместе с французами, взятие Кремоны по договоренности с Римом), она постепенно приближалась к своей цели — созданию корпорации «Италия». В этой ситуации основным противником венецианского проекта стал папа римский. Для начала дожи были отлучены от церкви, в результате чего империя Святого Марка понесла серьезные репутационные издержки. А затем был организован «крестовый поход» против Венеции, в котором с удовольствием поучаствовали крупные европейские холдинги и итальянский «средний бизнес» (Мантуя, Феррара). Венеция выжила, но была уже не в состоянии потянуть большой итальянский проект. Неспособность создать вокруг себя мегахолдинги привела к тому, что во времена национальных империй ключевые итальянские города постепенно опустились и рейтингах «голубых фишек». Современное положение Милана и Венеции во многом является следствием характера и особенностей поглотившей их корпорации. Австрийская империя развивалась как континентальный холдинг, а соответственно, инвестиционные потоки были направлены в Милан, а не в приморскую Венецию. Поэтому постепенно Милан стал одним из ключевых европейских финансово-промышленных центров: не случайно местная буржуазия, вложившая большие деньги в проекты на тер59

ритории империи, слабо поддержала отделение от центрального офиса в Вене. Современная Италия во многом сохранила характер своего средневекового развития с той разницей, что место земельной аристократии занял городской бизнес. Маленькие города так и остались разросшимися супермаркетами с виллами нескольких промышленных и финансовых латифундистов. Милан для этих торговых площадок является ключевым хабом во внешний мир.

Корпорация «Церковь». Третья часть «Крестного отца» рассказывает о принадлежащем церкви бизнесе, по сравнению с которым даже мафия выглядит примитивно. На самом деле церковная корпорация гораздо богаче. Исторически Папская область было многопрофиль ным холдингом с высоким уровнем прибыли. Так, Крестовые походы (средневековое рейдерство) были выгодны не только для их участников, но и для церкви. Кроме того, не надо забывать, что Папская область была крупной коммерческой организацией, осуществлявшей самостоятельную торговую деятельность. Соответственно, Крестовые походы способствовали расширению папской торговой компании. К тому же Рим активно занимался консалтинговым и маркетинговым бизнесом. Церковь имела определенные эксклюзивные методы ведения бизнеса: отлучение от церкви в большинстве случаев было действенным методом борьбы с конкурентами. Как любая корпорация, Папская область была в определенной степени зависимой от конъюнктуры. В период расцвета она переманивала лучших менеджеров из европейских компаний, а также усиливала контроль за дочерними и зависимыми обществами. В периоды упадка «региональные представительства» лишь формально находились под контролем генерального директора — папы. Так, 60

в Венеции епископ и патриарх находились в соответствии с византийской традицией в подчиненном положении к дожу, а не к папе римскому. Соответственно, в периоды конфликтов с Римом местная церковь игнорировала «отлучение». Более того, в определенные периоды крупные семейные холдинги получали контроль над католической корпорацией, ставя своего генерального директора (папы Медичи, Борджиа, Делла Ровере). Консалтинг и образование были профильными элементами бизнеса католической церкви. Стремление к монополизации этого сегмента бизнеса во многом объясняет политику папы в отношении мусульманских эмиратов на Иберийском полуострове. С помощью «реконкисты» были ликвидированы гарварды и кембриджи того времени, образование в которых считалось наиболее престижным. Точно так же велась война за Сицилию, которая в том числе дала первых профессоров — имамов для основанных Фридрихом II в Болонье и Неаполе университетов. Успешный консалтинговый бизнес (в частности, картография) позволил церкви стать ключевым инвестором на рынке недвижимости (об этом лучше любой аудиторской отчетности говорит колокольный звон в центре итальянских городов). Более того, работая в консалтинге, где имидж играет ключевую роль, церковь активно вкладывала в фундаментальную рекламу — искусство: Тициан, Рубенс, Рафаэль Санти построили свои «компании» на церковных подрядах. Церковь как консалтинговая структура удостоверяет соответствие западного человека «божественным стандартам отчетности»: крестины, свадьбы, похороны. Консалтинговые мероприятия имеют свою стоимость. Кроме того, бюджет клиента определяет статус консультанта и место проведения ритуала. Помимо стандартной стоимости за определенную услугу, существуют дары. Таким образом, чем богаче дары (например, чем больше размер 61

передаваемого церкви наследства), тем выше уровень партнера (не простой священник, а епископ) и церкви (не просто собор, а кафедральный). Взятие Рима и присоединение его к Италии (за исключением клочка земли вокруг собора Святого Петра) стало своего рода антимонопольным актом, в результате которого властно-светская функция церкви была ликвидирована и отделена от консалтинговой. Кроме того, церковь была присуждена к штрафу — значительная часть ее итальянского имущества была продана (для покрытия во енных расходов Савойской династии). При этом, как любая корпорация, католическая церковь стремится восстановить свой первоначальный по тенциал. Фактически конкордат (договор между фашистской Италией и Ватиканом) был определенным смягчением антимонопольного законодательства, позволившим церкви играть большую формальную роль в жизни Италии. В свою очередь, после поражения фашизма именно церковь получила значительную часть политического пирога при дележе наследства Муссолини. С 1969 года церковь в Италии находится в перманентной рецессии с сокращением числа верующих не только в городе, но и в сельской местности. Со снижением уровня религиозности церковь стала терять и свои политические позиции с резкой маргинализацией ее роли по сле роспуска партии христианских демократов. В этом плане и Ватикан стал использовать современные инструменты маркетинга с проведением «дней молодежи» и рокконцертов в церквях. Одним из следствий переживаемого церковью на Западе кризиса стала проблема кадров. Приток молодых европейцев на церковную службу значительно сократил ся. Молодые белые монашки оказались занесены в «красную книгу», а средний возраст священника приближается к пенсионному. Соответственно церковь вынуждена была 62

глобализироваться, привлекая новые кадры из стран Третьего мира, прежде всего Латинской Америки. Цвет кожи европейских священников и сестер меняется, в связи с чем возникают толки об «обамизации» престола Свяюго Петра.

Бергамо. Бергамо был последним бастионом Венеции на подступах к Милану. Со стен Верхнего города (Bergamo Jura) в ясную погоду виден лежащий на равнине Милан. Что же там такого нетипичного? Ну вот, к примеру, странным показателем зажиточности города является высокая смертность среди жителей, которые ездят на дорогих авто. В 1999 году и результате катастрофы погиб Никола Труссарди (глава знаменитой династии индустрии моды Trussardi), разбившийся на собственном автомобиле «мерседес», а в 2003 году погибает его сын Франческо, который был за рулем «феррари» и также не справился с управлением. Однако необычные сюжеты для мрачноватых детективов не ограничиваются миром моды, ведь в городе есть много другого бизнеса: здесь находится штабквартира крупного итальянского банка, цементный гигант, ряд целлюлозно-бумажных и металлургических предприятий. При этом загадочные истории развиваются на фоне дубайской разноцветности населения за счет «пролетариата», говорящего на латиноамериканских, «советских», африканских, азиатских языках. Особую загадочность детективной сцене придает мягкая провинциальность города — вывески над парикмахерской «фото на первую полосу» и названные и честь кого-то улицы — «дирижер», «патриот», «герой». Как в любом уездном городе, на постсоветском 63

пространстве есть своя площадь с Лениным, — здесь имеется свой «усатый дядька в каске» — король Виктор Эммануил II, а место героев революции занимает Гарибальди. Улицы же названы в честь поселений, около которых проходили битвы за воссоединение/оккупацию Италии (Маджента, Палестро). Старая площадь Верхнего города с львиным фонтаном напоминает игрушечный вариант площади СанМарко в Венеции. За ней находится дуомо со статуей знаменитого наемника на службе Венеции Кольени (от ит. coglioni/colleoni — яйца), — по легенде, он был очень успешным не только на войне, но и в личной жизни, за что и получил свое прозвище. Отсюда родом один из последних римских пап Иоанн XXIII, получивший прозвище Хороший (Buono) — свои воскресные проповеди он заканчивал призывом к родителям быть более ласковыми с детьми. Его избрание было в том числе признанием заслуг бергамасков (самоназвание bergamaschi), с прилежностью туркменского населения времен Туркменбаши Сапармурата Ниязова голосовавших на выборах за христианских демократов. Церкви принадлежит половина всей наиболее ценной недвижимости в городе, а резиденция епископа расположена на Старой площади в Верхнем городе рядом со статуей высокочтимого наемника. И даже главная местная газета «Эхо Бергамо» (Eco di Bergamo) фактически контролируется церковью. Из-за того же особого отношения с церковью Бергамо — самый тихий город Севера Италии: ночные клубы и дискотеки находятся под негласным запретом. Хотя, судя по таинственности, здесь только нужно поискать «омут» из поговорки. 64

Психотипы. Звучит странно, но итальянцы в большинстве своем — интроверты, прячущиеся за холодностью на Севере и маской дружелюбности на Юге. На севере дворцы, за исключением тех, что являются символами власти (муниципалитет, резиденция правящего семейства), зачастую скрыты за высокими стенами. На Юге многие богатые виллы, сохраняя внутреннюю роскошь, внешне могут выглядеть словно заброшенными. Это отличает Италию от протестантских Англии, Германии и даже немецкоговорящей части Трентино, в которых жители заботятся о внешнем виде зданий и где гораздо чаще можно увидеть цветы на окнах. У итальянских соборов (в отличие, например, от православных храмов) только фасад выглядит соразмерно великолепному внутреннему убранству. Женщины здесь не встречаются на улицах — они скрыты узким кругом отношений и привычными местами для «выгуливания».

Диалектальные войны. С точки зрения языка объединение Италии было перемоткой назад вавилонского столпотворения: множество диалектов унифицировалось, свернулось в один, который и объявили стандартным. С муссолиниевского периода итальянский язык начал серьезно конкурировать с диалектом на массовом уровне — образование, армия, радио. Телевидение и индустриализация, сопровождавшаяся массовой внутренней миграцией, позволили национальному языку вытеснить диалект. Итальянский наконец стал языком коммуникации. Диалект остался на уровне старшего поколения и в основном в деревнях. В городах сохранились его реликты, прежде всего в виде акцента и отдельных словечек. На фоне роста расизма-регионализма политики (особенно представители Севера) предприняли попытку возрождения диалектов. Однако выродилось это в профана65

цию — искажение итальянского под соответствующее диалектальное звучание (изменение звуков, укорачивание слов). Диалект стал новым языком, похожим на чтение Корана бабаями (татарскими стариками) — произношение текста на арабском в русской транскрипции с татарской интонацией. В диалекте появились иностранные словечки — к примеру, английское fly down, что в Риме означает stai calmo — успокойся. Языковая борьба между северянами и южанами отразилась и на телевидении: государственная телерадиокомпания RAI говорит в основном с римским акцентом, а каналы MEDIASET — с миланским Наконец, в некоторых случаях сегодня диалект используется внутри корпораций, чтобы «пометить свою территорию» и не впускать туда чужаков.

Брешиа. Ко времени прихода в Италию лангобардов (конец VI века) дороги были запущены и небезопасны, внутриконтинентальная торговля не велась, а соответственно, и значительное количество созданных Римом городов пришло в упадок. Зато деградация и отсутствие порядка были крайне выгодны Византии: через контролируемые ею приморские города шла вся итальянская торговля. Постепенно лангобардские короли сумели интегрировать внутреннюю часть страны, а затем начали постепенно выдавливать византийцев с побережья: в 751 году была взята Равенна — их основной центр в Италии. Таким образом, к моменту, когда к власти пришел родившийся в Брешии король Дезидерио (757 год), большая часть страны уже находилась под контролем лангобардов. Сильной стороной нового короля было большое количество дочерей. С их помощью он раз-

вивал брачную дипломатию: две дочери вышли замуж за наиболее опасных союзников — сыновей франкского короля Пипина III Короткого. Две другие — за родственников (беневентского и баварского дуков). Еще одна дочь заключила «брак с церковью», став настоятельницей одной из самых богатых обителей Италии - монастыря Сан-Сальваторе в Брешии. Прикрыв с помощью дочерей свои тылы, Дезидерио начал интеграцию независимых дукатов в центральной и южной части Италии — Беневенто и Сполетто. Однако здесь у короля лангобардов появился новый противник, который впоследствии вставал на пути всех попыток интеграции Италии. Речь идет о римском понтифике. Например, чтобы остановить лангобардов, Рим заключил союз с франками, предложив им напасть на Италию. Одновременно брак Карла Великого с дочерью Дезидерио был расторгнут, а сам король лангобардов отлучен от церкви. Идеологическое давление со стороны церкви в сочетании с подкупом лангобардских дуков обеспечили франкам военную победу. Страна была разграблена, король Дезидерио пострижен в монахи, а исполнение его желания (desiderio именно так и переводится) объединить Италию отодвинулось более чем на тысячу лет.

Сто километров к востоку от Милана по автостраде. Узкие улочки, как игроки в американском футболе, вцепились друг в друга домами. Как местные пирожные имеют часто неотличимые особенности и соответствующие им названия, так и разные улочки имеют свое вкусное обозначение: vicolo, contrada, tresanda — 67

что-то типа «узкая улица», «широкая улица». Улицы со «святыми» названиями и площади с периодически возникающими из стен мини-святилищами Падре Пио или Девы Марии. Колокольни, звучащие призывами на молитву, как это было на протяжении веков. Однако человеческое дыхание уже не заполняет церкви даже по воскресеньям. Дома в центре, преклонный возраст которых особенно чувствуешь, когда подсушивает после дождя и воздух наполняется запахом птичьего по мета. Романтика домов, улочек, каминов, баров, однако без игры взглядов, которыми обмениваются дамы и кавалеры в мифическом Париже. Как говорят про итальянцев-северян южане, «они постоянно смотрят под ноги, как будто ищут деньги». Тосканцы же добавляют, что «рога не дают северянам поднять голову». Часть центра — это более или менее «белые» улицы со стильными аперитивами, мидл-классовым и дорогим шопингом. Другая часть центра (Carmine) — это лавкрафтовские кварталы, пропитанные африканскоарабско-пакистанско-славянской речью. Типы, ищущие наркотики или приключений. Бары, где всегда можно достать аперитив — марихуану или крепкие напитки, — героин и кокаин. Причем наркодилер здесь часто ассоциируется с выходцем из Магриба. Страшноватые проститутки, которые к тому же часто басят (трансы, в общем). Героиновые алкаши, подходящие для съемок в фильмах про блаженных мучеников из немецких концлагерей. Эти улицы всегда были популярными изгоями, активно посещаемыми в освещенное красными фонарями время суток. Новая волна варваров из Африки и из Восточной Европы в 1990-е годы привела к росту 68

спроса даже на самое непривлекательное, но при этом дешевое жилье. Благодаря этому центр приобрел свой специфический разноплеменной окрас. У «белых» улиц с их чувственными манекенами, привлекательными пирожными (bignè) свое буржуазное расписание с обязательным обедом-сиестой и ранним закрытием (перед ужином). Лавкрафтовский квартал пахнет кари, а поесть, перевести куда-либо деньги, посидеть в Интернете здесь можно в любое время суток. Район, где расположена крепость, особенно в теплое время года становится сценой для двух фильмов. В одном за непроницаемой стеной фонарного освещения снимается бесконечный сериал про развлекающуюся в баре модную тусовку. В другом в окружающей темноте кишит зомби-муравейник лиц странных ориентаций, наркоманов и

интернациональных

бедолаг,

питающихся остатками с этой свалки человеческих отбросов и скользких типов. Если режиссер однажды решит погасить фонари, две съемочные площадки могут превратиться в одну и станут хорошим триллером. Здесь, как и в большинстве мест на Севере, ты либо друг, либо никто. За внешней вежливостью — пустота. Для того, чтобы построить отношения с женщиной, ты должен быть представлен, а соответственно, нужно быть другом ее друга, брата или свата. Получается замкнутый круг «своих» людей, в который очень сложно вписаться кому-то извне: победившей глобализации потребуется еще лет двадцать, чтобы местные признали жителей соседнего Бергамо своими. Эта закрытость исторически связана с насилием внешнего мира — северные города постоянно подвергались агрессии со стороны соседей. Причем формы 69

этого насилия вдохновили бы на более проникновен ное творчество даже создателей «хард-нуара», жестких детективных триллеров. Одновременно это очень трудолюбивые люди, живущие в своих замкнутых мирах и не имеющие времени для развития новых отношений. «Счет денег их мысли убыстрил»: относительно недавно приобретенное богатство сделало их достаточно высокомерными. Значительную часть населения северных городов составляют выходцы из близлежащей сельской местности. А поскольку в этом случае речь идет о географически изолированных долинах со своими совершенно отличными диалектами, то эта замкнутость была перенесена и в город. Из-за этой за крытости сплетни (у Гольдони даже есть пьеса с названием «Сплетни») о родных, близких и просто знакомых составляют основу любого разговора. Как ни парадоксально, именно после замужества женщины здесь становятся более либеральными и буквально расцветают, в том числе внешне. В богатых семьях зачастую работа жены не приветствуется, поскольку это может быть воспринято как признак неблагополучия. Соответственно, у женщин появляется много свободного времени и страсть к потреблению, в то время как мужчина должен выкладываться по максимуму, чтобы его обеспечить. В результате пересечения этих двух явлений местные мужчины иногда и небезосновательно пользуются репутацией рогоносцев (cornuti). «Оказавшись под таким гнетом общества и женщин, мужчина находит своеобразный выход, — говорит колоритный портье Джонни Гитара (получивший прозвище за свое обыкновение исполнять песни на гитаре для постояльцев) в гостинице, где спят днем. 70

а ночью работают. — Жены перестали быть женами, заботящимися о домашнем очаге. Они, скорее, мужики к юбках. Соответственно, мужчины начинают посещать путан. Однако путаны оказываются такими же Дартами Вейдерами, неудачными механическими заменителями, через определенные отрезки времени требующими пополнения кредита. Тогда они идут к трансвеститам, которые, зная мужскую натуру, оказываются более женщинами, чем жены и путаны. Стыдясь своей гомосексуальности, местные мужчины все же чаще и чаще предпочитают некую промежуточную форму». Этим объясняется и то, что значительная часть «ночных пахарей» — это трансвеститы. В оправдание женщин можно сказать, что по правилам общества они не могут не быть последними стервами — иначе их будут воспринимать как zoccole (что-то

среднее

между

легкомысленной

девушкой

и очень легкомысленной девушкой). Хорошее отношение женщины к мужчине здесь не приветствуется. Каждый год несколько девушек, которые не усвоили от бабушек и матерей эту прописную истину, кончают жизнь самоубийством, оказавшись неправильно разрекламированными слишком болтливыми бойфрендами. Если копать еще глубже, то это у местных мужчин сформировалась изначально нездоровая черно-белая картинка. С одной стороны, «суки», которые держат их за одно место и гнобят. С другой, те, кто не хочет играть в это садомазо и уходит, — «шлюхи», которых надо демонстративно презирать. Женщины местного разлива отрываются только в студенческие годы, причем в других городах или на отдыхе, «чтобы мама не узнала». Возвращаясь, 71

они снова становятся благочестивыми и жесткими «женихами». Кстати, отношение к чужеземкам здесь зачастую другое, как со стороны местных мужчин, так и со стороны женщин. На них не распространяются местные правила межполового взаимодействия. Поэтому они одновременно могут быть «принцессами» для мужчин и «шлюхами» для женщин.

Крема.

Чтобы подчеркнуть значение

своего города, который, по их мнению, несправедливо путают с Кремоной, местные власти повесили мемориальную доску, информирующую о том, что Джузеппе Гарибальди не только «приезжал» сюда, но и «останавливался у мэра». Для подобного пиетета перед народным героем был и другой повод. Дело в том, что местные городские начальники были из «бывших» (австрийских). Поэтому для них было важно засвидетельствовать факт дружественной встречи с новой властью, чтобы укрепить свое положение. В связи с этим в то время развелось много «детей лейтенанта Шмита», активно торговавших своим родством с «дядей Джузеппе» или какимнибудь другим героем-объединителем. Однако главное впечатление, которое остается от города, связано с масонской церковью Троицы с «застрявшим» в пирамиде глазом на фасаде и венчающей купол статуей Свободы. Дело в том, что такого рода храмов и символов после развода масонов и церкви осталось немного. Хотя внимательный взгляд вполне может раскрыть в старых готических храмах сохра72

нившиеся даже после отлучения «каменщиков» масонские знаки. Другим особым знаком, живущим на торговых площадях и дворцах, является крылатый лев, читающий то ли Евангелие от Марка, то ли бухгалтерскую отчетность. Здесь он символизировал присутствие и власть, прежде всего налоговую, Венеции.

Ницца. За Ломбардию, которую Австрия уступила Франции, савойскому королю пришлось отдать территории, составляющие нынешний Прованс. «Меня сделали чужестранцем в моем родном городе», — сказал на это Гарибальди, родившийся в Ницце. Наполеон III начал активное офранцуживание новых земель. Это легко проследить по старому городскому кладбищу, в котором итальянский в качестве языка надгробных фраз уступает место французскому после 1860 года. Так что прадеды покоятся с миром по-итальянски (riposano in расе), а уже их дети — по-французски (reposenten paix). На отрезке побережья между Ниццей и итальянской границей, которая отмечена грузовиком продавца фруктов (fruttivendolo), в аккурат поставленным в этом месте, местные французы и итальянцы разговаривают каждый на своем языке. И при этом они отлично понимают друг друга — прямо как на украинском телевидении: ведущий спрашивает на «мове», а гость отвечает на русском. Ницца — очень пахучая. Она пахнет клошарами (бомжи здесь именно французского типа), лежащими посреди дня на центральной рю Медсан (Rue Medecin), как на диване перед телевизором, почесывая голый зад; отхожее место устроено здесь же рядом. Она пахнет собаками и их merde, которое в обстановке всеобщего хаоса хозяева оставляют «на месте преступления». Ее парфюм обогащен «ароматом» мусора, который будит тебя лучше любого

кофе. Ее подъезды пропитаны ладаном и запахом прокис ших щей. Одновременно это запах диких апельсинов (кис лых, но идеально подходящих для мармелада), утреннего хлеба с семечками и изюмом, эклеров, которые вспомина ешь, как первый поцелуй. Город очень российский, но не настолько, как Монте-Карло или Сен-Тропе. Самый красивый храм города Свято-Николаевский собор — православная церковь. Названия пусть и слегка офранцуженные, но все равно русские. Наконец, даже понты здесь очень родные — чего стоят хотя бы чеченцы, держащие российские бакалейно сувенирные лавки и разъезжающие в «мерседесах» с громко включенной чеченской попсой на русском.

Тоскана Здесь, как в Греции, есть все: холмистые пейзажи, равнины, море... Леса и деревья разных пород и оттенков от немецких чащоб до светло-зеленых домов эльфов и фавнов. Каменоломни, заброшенные серебряные рудники, которые в эпоху Возрождения разрабатывали приглашенные кланы старателей из Германии. Дороги, поднимающиеся в каменные гнезда людей: городки-крепости типа Кампилья-Мариттима или Казале-Мариттимо. Здесь до, после и во время Возрождения располагались гарнизоны, достаточные для того, чтобы удержать внутренний порядок. В общем, полный аналог современных районных УВД гденибудь на Кавказе. Взять эти поселения можно было лишь измором. Даже подъем на машине в их направлении по узким обрывающимся дорогам вполне подойдет как сцена для фильма «Тосканский форсаж». 74

Картинки из «Ускользающей красоты» Бертолуччи... Каменный городок на холме с миниатюрной площадью Народа — Piazza del Popolo, где на существование времени намекает лишь биение колокола и наличие линий, обозначающих парковочные места для современных повозок и тележек. Почта, мясник, церковь, два бара, создающие у нескольких сот живущих здесь аборигенов (в основном пенсионного возраста) ощущение выбора, свободы. В более артистическом баре можно выпить непакетированный чай, попробовать местное варенье и купить открытки с напечатанными на них местными народными мудростями (в стиле «глаза боятся, руки делают»). Кроме того, в школьно-театральном актовом зале городка ежемесячно выпекают вечер самодеятельности с чтением Леопарди (местного Пушкина) в сочетании с поэзией здешних Незнаек. Если двигаться по сельским дорогам, то обязательно можно наткнуться на какое-нибудь вкусное мероприятие. Помимо различных рыбных, мясных, грибных, винных, овощных трапез можно даже попасть на клубничную— в деревушке Терриччола. Выстроенные по случаю ряды столов обслуживают очень доброжелательные подростки, в то время как их родители кашеварят на кухне. Во всем, что подается на праздничный ужин, присутствует клубника. Даже вид на окружающую нежную холмистость вызывает ощущение... клубники. Здешние мужики ходят на охоту, чтобы освободиться от женского гнета. Утренние и вечерние экспедиции в поисках стокилограммовых клыкастых кабанов. Мужские пиршества с перерывами на возлияние большого количества граппы, которую в шутку называют «водой из колодца» (acqua del pozzo). 75

Чириканье, колокольный звон и стрекотание насекомых в окружающих сосновниках. Блещущее солнцем море — с одной стороны горизонта. Горы, словно нарисованные

темно-фиолетовым

фломастером,

—

с другой. Переливающаяся мраком и светом зелень лесов, вступающих как марширующие колонны, в черные и белые царства облаков. Запахи полной жизненного адреналина травы. Зеленые ковры, покрывающие бугрящуюся холмами равнину. Разбросанные в эксклюзивном порядке игрушечные домики, садики плодовых деревьев, столбы электричества и сельские полутораполосные дороги. Кое-где ковровое покрытие снято и земля отдыхает в шоколадной неге. Небо, дышащее одновременно солнцем, эшелонами облаков, дождем и светом. Останки Средневековья — разрушенные башни на вершинах. Тоскана — как эффектная, с яркими формами женщина: живописные холмы и пейзажи с облаками, цветными небесами и разноцветными лесами. Ландшафт определяет сознание. Люди здесь такие же разные, как пейзажи: есть местности флегматично-медлительные, а есть очень веселые и бойкие. Кухня, обильная рыбой, мясом, грибами, вином и сладостями. Также и в общественно-политическом плане ей «внятно все», включая жуткие расправы внутри элиты: пизанский граф Уголини в 1289 году был замурован живьем в башне вместе с детьми, чтобы, умирая, он слышал их жалобные стоны. Флоренция — как модель, примерявшая на себе якобинскую диктатуру Савонаролы, буржуазную демократию и монархию. Медичи с их развратом (достаточно посмотреть росписи во дворцах на сюжеты, достойные «Плейбоя» или «Пентхауса») и коварством карди76

налов и пап, происходивших из одного семейства. В 1920-1930-е годы местные фашисты были одними из самых радикальных в партии. Когда Муссолини готов был уйти в отставку под прессингом буржуазных партий, тосканские чернорубашечники предъявили ему незамысловатый ультиматум: «Фашизм либо смерть». Послевоенные правительства попов и коммунистов (телеперсонажи Дон Камилло и Пеппино). Местные сладости «некрасивые, но вкусные» (дословно с ит. brutti та buoni) очень хорошо отражают противоречивую натуру местной реальности. Осень и зима здесь ощущаются не как увядание, а как другая мозаика. Растекающаяся по холмам лава мохнатых деревьев, одетых в коричнево-медные шапки и во все еще зеленые куртки. Островки домиков, окруженных очищенными от урожая огородами и частоколом прогибающихся под гирляндами зрелой хурмы «декабрьских елок». Ночное двухполосное шоссе «Аурелия» в окружении светлячков, шепчущихся ветром со своими небесными родственницами, обжигающая огнями надвигающихся спереди и сзади машин. Ветер, волочащий листву и ветошь, стремясь запугать одинокого путника, — картинка для клипа «Rammstein» на стихотворение «Лесной царь» Гёте: «Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?! Ездок запоздалый...» Днем этот пейзаж изменяется. Плывущее на горизонте море. Корабли облаков, накрывающие холмы своей тенью. Танцующие под Тимберлейка пальмы. Замки как декорации к оперным постановкам Дзеффирелли. Скошенные поля цвета пляжа в Барадеро. Цветовые гаммы импрессионистов. Поднятая, разрыхленная халва вспаханной земли, которую хочется попробовать на вкус. 77

Маленькие игрушечные городишки, в которых можно запираться на неделю, есть, спать, следить за путешествием солнца по морю и... «штамповать кадры родной стране». Местные жители просыпаются и видят из окон импрессионистские пейзажи с разнозеленными холмами и виноградниками, дубами-колдунами, пасущимися овцами, красными (в мае) маками, как в стихотворениях Хлебникова. Оттенки и сюжеты меняются, но всегда видна рука того же Мастера. Вокруг передовые усадьбы, в которых можно купить продукты местного производства — от вина до томатной пасты с какой-то травкой. Певучие названия районов и коммун сродни мягким пейзажам: Антинори, Лавориа. Можно ездить по проселочным дорогам и до бесконечности слушать звучащего Марка Энтони. С другой стороны, в одном из таких мест обитали «товарищи по полднику» (compagnia delle merende): несколько пожилых приятелей, которые после обеденного сна и игры в карты отправлялись охотиться на любовные парочки. Найдя жертв, они, как дети, поймавшие зверушку, издевались и мучили их до смерти. Так что невольно начинаешь сопоставлять местных жителей с персонажами фильмов «Дети кукурузы» или «Догвилль».

Флоренция. Галерея Уффици - одно из мест, в которых классно работать по ночам сторожем. Под любое настроение здесь можно найти нужное измерение. Пиршества — от легкого фуршета до полноценного ужина, красотки — в религиозном и не очень облачении и вообще без него. Для острастки все78

гда имеется хороший сюжет с отрезанной головой или продырявленным стрелами телом героя. Одновременно галерея — это как английский паб, в котором можно и нужно обсуждать политику. Иногда сидишь на скамейке перед «Рождением Венеры» Боттичелли и обсуждаешь с соседом, как было хорошо при ранних Медичи. В зубастом мире они были вынуждены креативить и в результате создали идеологию, соединившую Античность и христианство. Во многом эта идеология, названная впоследствии Возрождением, сделала их популярными и позволила выжить. В этом плане Сандро Боттичелли был одним из наиболее талантливых пропагандистов этой идеологии: Симонетта Веспуччи появлялась на его картинах то как Венера, то как христианская святая. Его Кентавр — это наполовину светлый, наполовину темный церковный Рим, побеждаемый Афиной, носящей одеяние с гербовыми символами Лоренцо Медичи. Столь резкие измерения не так просто выдержать. Для воспитанных в Средневековье, пусть даже позднем, людей зачастую это было слишком. Многие сходили с ума. Распространились в большом количестве священники, предвещавшие конец мира, через какое-то время на сцену вышел протестантизм. Для Боттичелли идеология Возрождения стала источником большого материального успеха, но также и большого психического шока. Поэтому, когда к власти во Флоренции пришел «безумный монах» Савонарола, Боттичелли изменил идеологии Медичи. Он отправил на костер несколько своих языческих картин. И впоследствии на многих картинах флорентийский художник обращался к посланиям безумного проповедника или 79

как бы кстати изображал его святого патрона Иеронима («Коронование Девы Марии»), Естественно, для Медичи эта новая манера их художественного идеолога не прошла незамеченной. Поэтому Боттичелли в конце жизни оказался забытым и без контрактов. Улица Козимо Медичи Старого ничем не примечательна, поэтому туристы попадают на нее исключительно по ошибке. А между тем эта улочка носит имя человека, который сыграл, возможно, ключевую роль во флорентийской истории. Будучи банкиром, Козимо Медичи через купленных политиков и аристократов контролировал власть в городе. Его игра была настолько эффективна, что, когда местные аристократы поняли, в чем дело, было уже поздно: необоснованное изгнание лишь предоставило ему повод для «чисток» после возвращения. Причем свое пребывание за границей он успешно использовал для развития офшорного бизнеса в Риме и Венеции. Кстати, в Риме он взял на себя откуп десятины, а также предоставил самые высокие проценты по депозитам, таким образом лично заинтересовав в своей победе над недругами во Флоренции многих влиятельных кардиналов. В этом плане он очень напоминал московского князя Ивана Калиту, который был не только верноподдан, но и крайне финансово полезен золотоордынскому хану. Козимо Медичи был настолько умен, что казалось, даже последующая история была частью задуманной им игры. Савонарола по-робеспьерски очистил поле от «развратных аристократов», создав благодатную почву не только для триумфального возвращения Медичи, но и для повышения их статуса (до этого они не были аристократами). 80

Отец Козимо Медичи позаботился о том, чтобы наследство

полностью

переходило

старшему

сыну,

а все остальные должны были делать карьеру в лоне церкви. Причем, благодарные за высокие проценты, получаемые по депозитам в банке Медичи, кардиналы и папы всячески способствовали карьере родственников Козимо Медичи. Это помогло сохранять состояние в одних руках, тем самым не распыляя могущество клана, одновременно обеспечивая ему церковную «крышу». Крыша эта была настолько прочной, что два раза в XVI веке Медичи возвращались из изгнания к власти благодаря трону Святого Петра, который в обоих случаях был занят главой клана (Лев X и Климент VII). Точно так же в истории Романовых важную роль сыграло патриаршество Филарета, сделавшего царем московским своего сына Михаила. В то же время церковная карьера братьев помогла очередному

Медичи-правителю

решить

проблему

опасной конкуренции. В отличие от оттоманских султанов ему не приходилось убивать принцев после «восшествия на престол». Кроме того, если интересы семьи того требовали, священник мог легко поменять крест на аркебузу. Так, после очередной внутрисемейной резни, которые пусть и редко, но случались, кардинал Фердинанд Медичи расстригся, чтобы стать великим князем (Gran Duca). Аристократический титул Медичи получили довольно поздно. В том числе и этому обязана Флоренция своим Возрождением. Не являясь потомственными аристократами, Медичи пытались компенсировать этот недостаток меценатством и аристократичным по81

ведением. Как Людовико Сфорца иль Моро (герцог Миланский) покровительствовал Леонардо да Винчи, чтобы прикрыть вопросы происхождения и титула, так и Медичи вкладывали деньги в развитие искусства, причем не только во Флоренции. Кардиналы и понтифики Медичи, будучи выходцами из крупной буржуазии, также предпочитали искусство суровой догматике. В результате именно на период Льва X и Климента VII (1513-1534) приходится одновременно усиление протестантской ереси и очередной яркий период Возрождения. Достаточно сказать, что благодаря заказам и протекции пап из династии Медичи творили Рафаэль Санти («Портрет папы Льва X») и Микеланджело Буонарроти.

Лукка. Лабиринт, в котором приятно потеряться и встретить на одной из площадей-закоулков сидящего на стуле бронзового Пуччини, родившегося в Лукке. В период господства лангобардов начиная с 568 года в городе находилась одна из главных королевских резиденций. (Столицы в этот период следовали за королевским штандартом — где он, там и главный город.) Однако победа Карла Великого в 733 году понизила статус прежних центров: Брешиа потеряла свой вес в Ломбардии, Лукка отошла на вторые роли в Тоскане. Однако в течение определенного времени она еще сопротивлялась

усиливающемуся

влиянию

Флорен-

ции, в частности поддерживая пизанцев, стремившихся отстоять свой суверенитет. Перед камином заходящего солнца кажется, что Лукка вспоминает о своем соперничестве с главным городом Тосканы. 82

Осенью здесь проходят вкусные ярмарки, на которые на площадях зазывают аппетитными, слегка поджаренными хлебцами, политыми свежим нерафинированным лунно-нефритовым оливковым маслом. Ярмарки живут каштанами, инжиром, перцем, вином, колбасами, сырами, маринадами, шикарным, размером с грушу чесноком и местными пирогами (mutilata).

Пиза.

Усатый

Джузеппе

Гарибальди,

мягко улыбающийся тебе своим ласковым лицом, в котором есть что-то от статуи и Горького, и Маркса. Симпатичная молодежь, высыпающая на дышащий свежестью променад реки Арно. Пиза похожа на Флоренцию: только столица Медичи — это корона, усыпанная бриллиантами, а город графа Уголини — колье. Количество и каратность их — разные, в то время как обрамление (дома, набережная) очень похоже. Не случайно Пиза была Карфагеном для флорентийцев: сменялись режимы, но Флоренция упорно стремилась подмять под себя морскую республику. По

легенде,

именно

благодаря

соперничеству

Флоренции и Пизы появился знаменитый тосканский хлеб (pane sciapo — пресный). Дело в том, что соль во Флоренцию доставлялась из Пизы. Поэтому, когда началась война, пизанцы прекратили отгрузку, и Флоренция оказалась в соляной блокаде: Венеция, контролировавшая поставки со стороны Адриатики, была союзницей Пизы. В свою очередь, флорентийцы, проявляя непреклонность, объявили, что готовы хоть всю жизнь питаться пресным хлебом, но не отступятся. Флорентийцы победили, a pane sciapo вошел в повсе83

дневный обиход сначала Тосканы, а затем и всей Италии — именно его используют в ресторанах для при готовления брускетты (bruschetta) — обжаренного на масле хлеба, поверх которого кладут все что угодно. Хорошо медитировать на вершине Пизанской башни, когда нет булькающих туристов, которые с доверчивым видом прислушиваются к своим уставшим изо дня в день повторять одно и то же гидам. В каждом из этих бедолаг живет латентный, но несчастный террорист: несчастный потому, что у него никогда не хватит сил взорвать этот кафкианский «замок». После заката, сидя на верхушке башни, можно обсуждать с месяцем глобальные темы. И он отвечает тебе голосом Иосифа Виссарионовича на твое предложение по окончательному решению проблем банальности и глупости: «Жить стало лучше, жить стало веселее!» А те, кому надоело жить, глядят с башни на дуомо, который выглядит как роскошный фрегат XVIII века (капитанский мостик, внушительная палуба, массивная задняя часть с каютами, пушками и складскими помещениями, паруса бабочкой), и решаются уплыть далеко-далеко. На той стороне Арно, где стоят беломраморные саркофаги, и недалеко от статуи вездесущего Гарибальди находится площадь Рыцарей со статуей Козимо I Медичи. Статуя Медичи являлась для города чем-то вроде памятника неизвестному советскому солдату в столицах прибалтийских республик. Однако в отличие от Таллинна из центра Пизы статую Медичи никто никуда и не думал переносить. Для сдерживания натиска флорентийцев, которые планомерно стремились к контролю за выходом в Тирренское море, пизанцам нужно было усилиться 84

за счет кого-то из соседей. Однако они неудачно выбрали Геную. В 1284 году пизанцы были страшно разбиты в битве при Мелории, потеряв в результате свои острова — Корсику и Сардинию. И здесь как раз и появляется персонаж, попытавшийся в момент кризиса объединить город под своей властью, — граф Уголино. Родившийся в гибеллинской семье (сторонники императора), он периодически объединялся с гвельфами (сторонники папы) или возвращался к имперцам, чтобы изгнать какого-нибудь из своих конкурентов из города. Какое-то время как диктатор-популист он пользовался поддержкой народа, которому обещал подчинить соседей и обеспечить таким нехитрым образом всеобщее процветание. В общем, будучи гораздо старше Козимо Медичи Старшего и Макиавелли, он весьма эффективно применял их методы. Так что в определенный момент все его открытые противники оказались либо в изгнании, либо куплены. Власть сосредоточилась в его руках. Но тут негативную роль сыграло головокружение от успехов. Он выгнал из города своего официального соправителя и занял дворец коммуны, то есть перешел черту дозволенного. В результате гвельфы и гиббелины объединились против него. А народ вдруг задался вопросом об обещанных победах и других так и не вкушенных благах. Возглавил же это общее настроение, направив его в нужное русло, архиепископ Руджери, являвшийся главой имперской партии. Поскольку граф больше не жил в своем укрепрайоне за прочными стенами под охраной личной армии, дворец коммуны превратился для него в западню. Однако даже со своими приближенными он выдерживал осаду дворца, пока хитрый архиепископ не придумал, как 85

выманить его оттуда — ведь в любой момент к графу могло подойти подкрепление. Руджери обещал не покушаться на жизнь Уголино и его сыновей в обмен на сдачу. Граф согласился и вместе со своими сыновьями проследовал в башню Муда, находящуюся на все той же площади Рыцарей. Ни графа, ни его сыновей действительно никто пальцем не тронул — их просто замуровали в башне. Архиепископ посчитал (а сан давал ему такое право) клятву выполненной. Ключ же от единственной оставшейся двери делегация пизанской аристократии, повязав себя круговой порукой, торжественно выбросила в Арно. С тех пор Муда, переименованная в башню Голода, стала обителью призраков, периодически издающих в ночи наводящие ужас звуки. Эта история так потрясла Данте, что в своей «Божественной

комедии»

он

упоминает архиепископа

и графа в девятом круге ада: Уголино поедает мозг из головы Руджери.

Ливорно. Здесь была флорентийская Колыма: первоначальное население состояло из каторжников и бывших каторжников. Даже местный замок выглядит как дирекция зоны, в которой начальство могло отбиваться от взбунтовавшейся толпы до подхода ОМОНа. Этот город существует для того, чтобы подчеркивать красоту всей остальной Тосканы. Здесь родился, чтобы уехать и никогда больше не возвращаться, Модильяни, которому посвящена одна из улиц в народнопанельном квартале города. Пустые улицы из дешевого итальянского римейка фильма про Фредди Крюгера. 86

Грязнотрущобные постройки, окружающие крепость, как горы мусора в центре Неаполя. Симпатичные здания

периода

генуэзского

владычества,

поблекшие

в окружении жутковатых сооружений поздних эпох, как красавица, попавшая в дурную компанию оборванных пошловатых девиц. То и дело наталкиваешься на залы игровых автоматов с карикатурно-гротескными названиями типа «Las Vegas». Их успех показателен — этот вид бизнеса точно так же, как алкоголь и наркотики, лучше всего растет в огороде депрессии и бедности. Причем этот огород активно расширяется: на фоне закрытия фабрик и офисов игровые центры растут как грибы по всей стране, а общенациональные лотереи наращивают прибыль. И даже граффити на домах носит не идеологический смысл, как в Риме или Пизе, а какой-то пусто-дремотный характер — «Джованни — ...», «Марко любит Луизу». Рядом с нищетой всегда проживает богатство. Поэтому в Ливорно есть каналы, как в Венеции, а за городским стадионом начинается чудесный БеверлиХиллз с домами в стиле либерти.

Эмилия-Романья Оккупация папских владений (как и любых других) проходила в два этапа. Сначала сюда входил Гарибальди с «добровольцами», включавшими элитные подразделения савойской армии. Затем проводился референдум, после которого территория официально присоединялась к королевству Виктора Эммануила II. 87

Модена.

Город, в котором родились

марка «Ferrari», знаменитый уксус и Паваротти, фото которого можно увидеть в любом магазине и баре (так же, как в Гаване всюду развешивают фото Хемингуэя с намеком «он и к нам захаживал»). Здесь делают очень вкусное миндальное печенье — amaretti. А сами местные жители разговаривают, приятно растягивая слова, как будто только что попробовали это вкусное печенье. Центр города очень симпатичный — этот архитектурный проект был осуществлен в первой половине XIX века по приказу местного герцога, когда центр разрушили и заново отстроили. Однако причиной этого являлось стремление не к красоте, а к безопасности. Как показал опыт многочисленных парижских революций и восстаний, узкие улочки очень удобны для строительства баррикад и, наоборот, неудобны в рамках «контролируемой демократии» с железным аргументом в виде кавалерии — ОМОНа того времени.

Парма. Загородная резиденция дукессы Марии Луизы, дочери австрийского императора и второй супруги Наполеона I, расположенная в городке Колорно (маленький Версаль), была конфискована и в конечном итоге перевезена в римскую резиденцию Савойской династии. Сейчас стол из дома дукессы не только

выполняет

представительские

функции,

но

и неизменно занимает первый план во время телевизионных обращений президента к народу. Президенты сменяются, а стол остается. Причем, прослеживая его историю, можно прочувствовать справедливое чувство 88

юмора, которым обладает судьба. После референдума 1946 года, когда итальянцы проголосовали против монархии, королевскому семейству Савойя было запрещено возвращаться в Италию, а все их имущество было национализировано. Правило бумеранга в жизни никто не отменял. Местная буржуазия встретила силовое объединение Италии довольно позитивно, расчитывая на повышение стоимости своего бизнеса после ликвидации таможенных барьеров. Поэтому, несмотря на качественное администрирование дукессой и ее наследниками, олицетворяемое в том числе Рыночной и Большой площадью (сегодня — площадь Гарибальди), набережной Пармы, Дукатским театром и дворцом, буржуазия сдала своего монарха. Затем многие местные «олигархи» выгодно распродали свой бизнес и переехали в Рим, Милан, Париж и Вену. Что касается Пармы, то из европейской столицы она превратилась в провинциальный город. В Парме есть и своя тема для «Кода да Винчи». В XII веке здесь был построен один из самых крупных баптистериев Италии, фасад которого украшен изображениями семидесяти двух существ, символика которых до сих пор не расшифрована. Одновременно местный культ Иоанна Евангелиста противостоит венецианскому святому Марку, что отразилось и на военно-политическом уровне. Местная церковь Троицы (XV век) также отличилась — имя Яхве выгравировано на ней на иврите. Речка Парма обыкновенно представляет собой огромный палисадник трын-травы, оживая в сезон дождей. 89

Местная архитектура, язык и кухня являются наследниками различных правивших здесь династий. Дворец Фарнезе (частично уничтоженный во время англо-американских

бомбежек)

является

символом

испанского присутствия в Италии. А в местном диалекте присутствуют сотни французских, австрийских и даже венгерских слов, пришедших вместе с гвардией дукессы. В самом центре города на зеленом университетском газоне стоит памятник. Некоторые его называют «партизаном», но разведчика не проведешь — скорее это памятник грабителю Джонни Диллинджеру: из-под плаща фигуры мощно выглядывает пулеметавтомат, прищурившийся своим единственным глазом на впереди стоящее здание банка. Боббио. Местное аббатство сыграло историческую роль в истории Италии. Это место поднялось в иерархии средневекового мира еще при лангобардах. Аббатство снабжало королевский двор образованными кадрами и предоставляло все виды консультационных услуг (число «сотрудников» иногда превышало несколько сотен человек). В качестве вознаграждения за услуги аббатство получило значительное количество доходных земель на Севере Италии. Однако лангобардский король Дезидерио слишком продвинулся в деле расширения своих владений, впервые после падения Римской империи заговорив об объединении Италии. Церковь ему этого не простила: в результате аббатство Боббио, как Мальчиш-Плохиш, обеспечило войска Карла Великого всей нужной информацией для удара в тыл армии лангобардов.

Мондаино. Жители городка (включая маленького, видимо усыновленного, черненького арапа) в течение четырех августовских дней исполняют роли средневековых горожан: ремесленников, менестрелей, прокаженных, воинов, купцов, аристократов, монахов и куртизанок. Люди заходят в остерии, чтобы, попивая вино из погреба хозяина, поиграть в карты или бочи (шары). В тратториях также много пьют, а еду традиционно готовит жена хозяина. В локанде можно неприхотливо поесть и в теории (так было еще сто лет назад) остаться на ночлег. В разных частях замка разыгрываются представления: факиры ходят по канатам, рыцари-марионетки побивают марионеточных чертей, летают соколы, следующие зову спецсвистка, подкрепленного кусочком свежего мяса. Для доброго старого Средневековья не хватает немного хаоса — например, решившей поохотиться на что-нибудь более интересное птички, парирующей над головами «туристас». На другой улице — другое представление: шелкопрядильная мастерская с копошащимися на первом плане червями — маленькими, будто вылезшими из яблока, и толстыми, с большой палец взрослого человека. Через какое-то время они сворачиваются и становятся похожими на перепелиное яйцо. Затем из них, как из яиц в финском эпосе «Калевала», судьба мотает нити жизни, — так производят шелк. Такого рода сагры (тематические праздники) — как словари волшебных терминов, после которых гораздо легче воспринимаются сказки. Это полезное дело, учитывая то, что без хороших сказок дети не смогут в будущем создавать ракеты и отправлять космиче91

ские корабли во Вселенную. Современность — довольно скучная штука. Гипермаркеты не обогащают язык новыми словами, скорее они пачкают его мусором лейблов. Другое дело живые сказки. Слова оживают, когда ты видишь, как те или иные вещи появляются на свет. Полезно бывает окунуться в Средневековье, чтобы обнаружить существование иных профессий помимо менеджерской. Мир оказывается гораздо богаче представлений, которые могут появиться в офисном open space. При этом люди все больше напоминают жителей пещеры, которые не знают и боятся другого, находящегося за стеклянными перегородками, мира. Вещи, когда ты видишь их зачатие и созревание, перестают

быть

брендовыми

пиявками,

пьющими

энергию твоего внимания с помощью рекламы. Начинаешь смотреть по-другому... не как потребитель. Ты ходишь между ветродувами и ткачами, кожевниками и плотниками и чувствуешь зарождающуюся жизнь, биение времени, которое пытается проглотить страшный крокодил-гипермаркет, предлагающий тебе обесцвеченных коньков-горбунков и мечи-кладенцы со скидкой. Такие праздники-сагры напоминают о чем-то важном, о чем-то сознательно стираемом современной потребительской цивилизацией.

Сан-Марино. Наполеон I сохранил Светлейшую республику Сан-Марино как пример для подражания, а также потому, что эта территория была относительно бедной. А вот Венецианской республике не повезло: она была аппетитной, а соответственно, подходила в качестве подарка тестю — австрийскому императору. А Гарибальди и К° не объединил ее с остальной Ита92

лией, поскольку она давала им прибежище в революционный период. От дорожного указателя «Сан-Марино» и до самого трного сердца мини-государства ничто не указывает, что ты уже не в Италии: за окном сельский ландшафт без особых изысков. Да и в самом центре единственная отличительная черта — это милиционеры в желтом, а не в голубом, как в Италии. Ведущие вверх улочки — это большой базар для русских туристов. Надписи на русском из 1990-х — «Шубы», «Сумки», «Кожгалантерея», «Парфюмерия». По зазывающим в лавку продавщицам можно изучать географию СССР. Везде «оригинальный аутентичный фейк» — сумки от местного Валентино, хорошо скопированные модели часов, духи всех марок. Кстати, так же активно Сан-Марино торгует аристократическими титулами для местного вечно полуголодного бюджета. Щелкающие затворы мыльниц вызывают в памяти умилительные кадры фильма «Туристас», в котором идеалистически настроенный бразильский «Че Гевара» разделывает на органы заезжих курортников. Как и в другом мини-государстве — Монако, здесь много русских. Однако уровень потребления и развлечения здесь не претендует на люксовость. В то время как в музеях Монако выставляются откутюрные коллекции, здесь экспонируются вышивка монашек, работы Энди Уорхола, создавшего за свою жизнь столько произведений, сколько производит средних размеров китайская фабрика, пыточные инструменты и несколько десятков картин религиозного характера. Среди последних также преобладают пыточные мотивы — мученичество святого Себастьяна и разрываемая клещами грудь святой Агаты. Архитекторы основных европейских систем нуждались в обходном пути, который бы позволял не соблюдать правил. Для англичан это были Виргинские острова. Для французов — Монако. Для немцев — Люксембург. Сан93

Марино выполнял роль чулана для Италии. Как правило, итальянские бизнесмены имели два запасных аэродрома для вывода активов: для более чистых использовалась Швейцария (общемировой чулан), для всего остально го — Сан-Марино. Поэтому этот офшор гораздо беднее своих европейских родственников. Он всегда был копией Италии, только еще более «за плеванной» (sputanato). Местная элита была инкорпориро вана в итальянскую вплоть до копирования ее партийной системы. Сан-Марино всегда был дотационным регионом, стремившимся что-то урвать у Рима. В обмен на закрытие казино и борделей Сан-Марино еще в 1960-х годах полу чил квоту на регистрацию итальянских компаний. Причем налоговые органы Италии отслеживали размеры вывода средств и в случае его превышения сигнализировали, на чиная проверки. Преимуществом местной прописки, по мимо существенных налоговых льгот (по сравнению с Италией, где приходится отдавать до половины заработка), являются голубые номера автомобиля. За пределами горы Титан с ними можно ездить хоть на красный — заставить платить итальянские штрафы в Сан-Марино очень сложно. Возможно, из-за системы власти (шаткие коллегиальные правительства) Сан-Марино, в отличие от Монако (правящая династия), так и не сумели создать авторитетный имидж. «Монако» является регулярным лидером французского чемпионата, в то время как «Сан-Марино» играет в итальянской Второй лиге (Seria О- Радио «МонтеКарло» — это минималистский вариант «Аль-Джазиры» в FM-диапазоне. В свою очередь, у Сан-Марино нет даже своего полноценного гостелевидения — это малобюджетный региональный проект итальянского гостелевидения. Показательно, что даже церковь не сделала Сан-Марино отдельной епархией, сохранив историческую принадлежность к Римини (соответствующую владению аристократического семейства Монтефельтро). 94

А еще Сан-Марино привязано к Италии врачами и судьями. Это как раз тот случай, когда чужак считается предпочтительнее: если местный врач осматривает твою жену, это может вызвать слухи. Также и местные судьи в государстве с населением в двадцать тысяч были бы слишком связаны родственными либо дружескими отношениями.

Юг Италии. Когда в начале XIX века и Неаполе победила якобинская революция, возглавленная офицерами и интеллектуалами, сельские авторитеты — бриганти (briganti) начали мобилизацию населения в поддержку королевской власти. После похода на Неаполь и разгрома революции королевская власть в знак благодарности легализовала авторитетов. Соответственно после завоевания Наполеоном I Юга Италии бриганти повели партизанскую войну против француюв. В этом плане показательно, что самым известным героем сопротивления стал бандит Фра-Дьяволо. После окончательного поражения французов Бурбонская династия сделала ставку на бриганти в борьбе с оппозицией. Крестьянская милиция под руководством авторитетов уничтожила высадившийся в Апулии отряд одного из лидеров движения за объединение Италии Карло Пизакане. После того, как благодаря высадке Гарибальди во главе спецотрядов «добровольцев» династия Бурбонов лишилась власти на Юге Италии, бриганти продолжили воевать против северян и их чиновников. Причина — отвратительное управление территориями, для которого использовали северян (главным образом ничего не смыслящих в этом военных) и местных, не связанных принципами, коллаборационистов. Кроме того, резко увеличилось налоговое бремя — выплата савойских долгов, под готовка к новым войнам, коррупция. 95

Во время вторжения Гарибальди, чтобы заручиться поддержкой местного населения, отменял все налоги и освобождал от прежних задолженностей по их уплате. Однако после присоединения местное население было обложено налогами в разы больше, чем при Бурбонах, — в конечном итоге, Гарибальди был национальным героем, а не чиновником с соответствующими полномочиями. Как в «Семье Малаволья» у Верги, где описывается именно этот период, — сколько бы ты ни работал, все равно становишься беднее. Одновременно, поскольку завоеватели не были до конца уверены в возможности удержать оккупированные территории, на макроуровне начался передел собственности, а на нижнем уровне — продразверстка. Заводы были демонтированы и вывезены в Пьемонт, где только-только начала зарождаться индустрия. Точно так же поступили с гражданским флотом, который был переведен на всякий случай в Лигурию и перераспределен в пользу местных судоходных компаний. Как результат перераспределения собственности началась гражданская война, наиболее активный период которой продолжался до 1870 года. Затем бриганти начали трансформироваться из партизан в авторитетов, не вступающих в прямой конфликт с властями, но действующих прежде всего в интересах местных аристократов и населения. Помимо решения проблемы с повстанцами на Юге у Савойской династии было значительное количество других угроз — Гарибальди и республиканцы, внесистемная оппозиция Ватикана, угроза австрийского реванша. Поэтому новые власти предпочли отложить решение проблемы криминальных авторитетов, сделав их союзниками. Постепенно подоплека отношений между бригантиавторитетами и государством стиралась. В результате на Юге сформировалась химерическая власть, объединяющая систему в лице государственных органов и антисистему в лице мафии. 96

Ситуация изменилась при Муссолини, который считал себя достаточно сильным для борьбы с химерой разрешения проблемы Юга Италии. Началась тотальная борьба с авторитетами, включавшая введение комендантского часа и упрощенного судопроизводства («к стенке», как в «Одесских рассказах» Бабеля). Одновременно шла борьба с нищетой и безнадежностью — ресурсной базой организованного криминалитета. В Баньоле, пригороде Неаполя, был построен металлургический комбинат, а люди переселены из средневековых трущоб в народные кварталы. В Апулии благодаря дуче, построившему водопровод из Кампаньи, крестьяне смогли вырваться из нищеты и фактического рабства. За короткое время сопротивление бриганти было подавлено: выжили только те, кто сбежал в США. Соответственно возвращение мафии и иных форм организованного криминалитета на Сицилию и Юг Италии произошло благодаря усилиям Вашингтона в 1943 году. Вместе с войсками союзников на Сицилии высадились выпущенные из американских тюрем итальянские авторитеты. В результате на Юге американцы не встретили ожесточенного сопротивления в отличие от центральных и северных областей Италии. После войны статус мафии был подтвержден. Дело в том, что Италия находилась в ситуации выбора между Вашингтоном и Москвой: сразу после войны коммунисты имели все электоральные шансы прийти к власти. В этих условиях именно результаты голосования на Сицилии в значительной степени определяли исход выборов. Компартия с успехом выдвинула ставший мгновенно очень популярным на латифундистском Юге лозунг «Землю — крестьянам». Христианские демократы и оккупационные войска сделали ставку на авторитетов. С этой целью в Италию был отправлен «босс боссов» Лаки Лучано (ставший одним из прообразов Дона Корлеоне в «Крестном отце»). 97

На Сицилии началась охота на лидеров левых, героем ко торой стал другой канонизированный бандит, Сальваторе Джулиано. Таким образом, во многом благодаря эффективной работе мафии с населением к власти в Италии при шли христианские демократы. Мафия поддерживала создание американских баз на острове, в том числе зачищая противоположную политическую линию. Точно так же во время холодной войны в Латинской Америке (а позднее и в Афганистане) Вашингтон поддерживал наркокартели для борьбы с прямой (коммунистической) угрозой, тем самым одаряя слабые организмы раковой опухолью. В послевоенный период мафия легко адаптировалась к демократической системе и стала ее неотъемлемой частью. Дело в том, что в условиях отсутствия доминирующей политической силы принадлежавшие мафии голоса играли далеко не последнюю роль. Кроме того, мафия активно участвовала в политической игре, в рамках которой терроризм был средством контроля за нестабильностью. Периодические взрывы, приписываемые то левым, то правым радикалам, позволили мобилизовать электорат в поддержку христианских демократов. Одновременно, когда часть христианских демократов во главе с премьером Альдо Моро решила заключить соглашение с компартией вплоть до создания «большой коалиции», глава правительства был похищен «Красными бригадами» и убит. Пришедшая после этого к власти другая команда христианских демократов быстро попыталась решить проблему левого террора: так же как и в случае с Джулиано, после выполнения своей миссии лидеры «Красных бригад» были либо арестованы, либо ликвидированы. Однако «Красные бригады» к тому времени уже вышли из-под контроля, как «Аль-Каида» в Афганистане или наркокартели в Латинской Америке. Борьба с мафией была элементом внутрипартийных игр в Риме. Стоявшие за проигрывавшим демохристиан98

ским политиком кланы также оказывались под прессом правосудия. В определенных случаях, чтобы не вызвать отрытой войны с криминалитетом, остававшихся без прикрытия боссов ссылали на Север Италии: следствием этого стало расширение бизнеса мафии на всю страну. Операция «Чистые руки» (канонизированная в фильме «Спрут») также начиналась как мафиозно-политическая разборка с использованием органов государственного принуждения. Вышедшее из-под контроля насилие привело к тотальной войне, в результате которой полностью обновилась не только политическая, но и мафиозная элита. Новый состоящий из корлеонцев совет директоров принял новую стратегию. Суть ее состоит в том, что мафия отказалась от приверженности одной партии (христианских демократов), перейдя на комплексные инвестиции в весь политический спектр. Так, бывший «правый» губернатор Сицилии был признан виновным в сотрудничестве с мафией. А в Неаполе кланы каморры добились наибольшего процветания при правительстве бывших коммунистов и зеленых. При этом если в том или ином муниципалитете органы власти распускаются из-за связей с мафией, то на их место зачастую приходят точно такие же связанные с криминалитетом (с теми же кланами) представители оппозиции. Мафия — это не просто разветвленный холдинг, но и лидер по модернизации. Во времена ранних фильмов с Софи Лорен одним из главных криминальных бизнесов была контрабанда сигарет. Корабль с грузом сигарет останавливался за территориальными водами и в определенный момент ночи к нему, как стая мальков, подплывали десятки больших супермоторных лодок. С этого момента начиналась «охота на волков». Полицейские катера и вертолеты пытались преследовать контрабандистов. Однако практически всегда из-за более мощных моторов им удавалось прорваться к берегу с опережением. 99

В это время люди из прибрежных баров начинали движение к месту высадки. Сюда же подъезжали «грузовые» легковушки, в которых из сидений было оставлено только водительское место. Как только лодка оказывалась в нескольких метрах от берега, люди образовывали «цепь святого Антония», передавая коробки, заполнявшие постепенно всю машину. Этот пит-стоп длился несколько секунд, после чего под вой приближавшихся сирен сцена пустела, возвращаясь к своей обычной дреме. Затем контрабандные сигареты появлялись у лицензированных каморрой уличных табачников. За сигаретами в Неаполь приезжали со всей Италии. Космические спутники убили этот очень романтичный преступный бизнес, в том числе и потому, что у полиции не было больше оправданий для того, чтобы не ловить контрабандистов. В 1970-е годы на волне сексуальной революции итальянские преступные сообщества (мафия на Сицилии, каморра — в Кампании, ндрангета — в Апулии, «Сакра корона унита» — в Калабрии) стали активно развивать нар кобизнес. Когда нигерийцы попытались организовать соб ственную сеть распространения в Кампании, каморра организовала эскадроны смерти (300-400 солдат) для борьбы с демпингом. В 1980-е годы господряды стали конкурировать с наркотиками в мафиозном инвестпортфеле. В 1990-е новым «наркотиком» стала переработка мусора. В то же время инфраструктурные проекты превратились в налог, который платит государство в мафиозные кассы. В 2000-х мафия поддержала новую экономику — молодые компании, такие как квотируемая на миланской бирже «Fastweb», относились более либерально к подозрительным инвесторам. Сегодня мафия — это крупнейший работодатель на Юге. Поэтому каждый раз, когда происходят аресты или силовики начинают очередную кампанию, население 100

даже без особой агитации со стороны кланов выходит на улицы. Изменился и менеджерский стиль: обновление советов директоров мафии сегодня проходит без грубых, силовых акций, как это было во времена прихода к власти корлеонских авторитетов, физически ликвидировавших старый совет. Так, арест «босса боссов» Бернардо Провинцано означал лишение его исполнительных полномочий и перевод в почетные председатели правления. Полиция, как и мафия, является частью организма. Поскольку одними антибиотиками ликвидировать болезнь невозможно, полиция перестала преследовать цель полностью искоренить организованную преступность. Наоборот, мафия оказалась в определенной степени полезной для силовиков — она обеспечивала порядок. Вмешательство происходило только в ситуации криминальных войн. Причем речь шла не столько о борьбе против уголовного элемента, сколько об устранении потенциального проигравшего. По сути, борьба с преступностью ограничилась противодействием хаосу. До начала 1990-х политика и мафия взаимодействовали как партнеры: представители партий (демохристиане, либералы...) брали деньги, но делали это не в личных, а в корпоративных интересах. Сегодня это уже не гражданско-правовые, а зачастую трудовые отношения, в рамках которых политик пытается получить вакантное место в мафиозной корпорации. Деградация государства постепенно ведет к усилению спроса на мафию, в том числе в Центральной и Северной Италии. Дело в том, что на Юге есть преступность, но нет безнаказанности: если кто-то решил в квартале заняться самодеятельным улучшением своего экономического положения, обкрадывая местных жителей, то его обязательно найдут и как минимум поломают руки. На Севере же кражи из автомобилей с битьем стекол на одних и тех же улицах — это обыденное явление. Причем дискомфорт 101

связан и с тем, что правонарушение останется безнаказанным: даже если бы полиция нашла вора, суд ничего не мог бы с ним сделать — тюрьмы перегружены. На Севере много банд. Но у банды (в отличие от мафии) нет гармоничного контакта с территорией — это уже даже не химерическое объединение, а полноценная антисистема квазипассионариев, которым не хочется работать, «как быдло».

Кампания Неаполь. Объединение Италии в чем-то напоминает организацию финансовой пирамиды: Королевство Обеих Сицилий было выбрано в качестве жертвы, которая должна была за все заплатить. Во время гражданской войны на Юге было расстреляно около 130 тысяч человек. На Севере были созданы концлагеря для непримиримых или неблагонадежных. Количество эмигрировавших с Юга на Север Италии со времен гражданской войны превысило 20 миллионов человек. Собственность банков была экспроприирована в пользу Пьемонта (80 миллионов золотых дукатов Банка Неаполя и 61 миллион золотых франков, принадлежавших лично Франциску II (королю Обеих Сицилий в период 1859-1861 годов), в то время как в Савойском банке было всего 20 миллионов золотых дукатов). До объединения Неаполь был европейской столицей со стоящим в окружении римских колонн дворцом, зачатым при испанских вице-королях и Дон Кихоте (присутствующем в росписи его залов) и приобретшим блеск при Бурбонах, выкупавших в охваченной война-

102

ми и революциями Европе целые картинные галереи. Над ним, как орлиное гнездо, возвышался замок. После объединения герб Бурбонов повсюду был уничтожен и заменен на савойский. И даже на фасаде королевского дворца стоит статуя Виктора Эммануила II, как если бы в Москве статуи Ленина заменили на статуи Гитлера. Сейчас Неаполь встречает Синдбадов колоритом восточного города. Разноцветные люди, продающие все, от зажигалок и кальянов до самых последних, «левых» телефонов и компьютеров. Здесь же по дороге, ведущей от станции в город, разыгрывается сцена с трехкарточным лохотроном: «случайный победитель» постоянно выигрывает и получает несколько глянцево-блестящих

пятидесятиевровых

купюр.

Справа от вокзала начинается местный привоз: «все за 1 евро» здесь соседствует с контрафактами всех популярных марок. Испанские кварталы и променад, красивый центр и нелегальные, выросшие на городских холмах поселения. Дома, не до конца оправившиеся от бомбежек: обглоданные стены, ощущение эвакуации. Квартиры на уровне тротуара (так называемые bassi - низы) с видом на стену соседнего дома на расстоянии в три метра. Пыль. Отсутствие какой-либо зелени или растительности, кроме разве что марихуаны. Потерянные старики. Безнадега (экономическая и эстетическая) как питательная среда каморры. Здесь у каждого есть кличка, даже на похоронных объявлениях указывают прозвище покойников, иначе никто не придет. Муссолини пытался вытащить город из рук каморры: он построил новый порт, сталелитейный завод 103

в пригороде и народные кварталы. Параллельно с этим были ликвидированы (не только фигурально) авторитеты и их группировки. Ситуация вновь начала ухудшаться с начала 1990-х, когда власть перестала в волевом порядке сохранять крупные предприятия на Юге. Так, закрытие сталелитейного завода в Баньоле сделало каморру единственным крупным работодателем в этом районе Неаполя. Власть не контролирует город, а рекламирует свое присутствие. Суровые гаишники, останавливающие непристегнутых водителей, и военные с пулеметами ведут надзор за главными туристическо-шопинговыми улицами и площадями. Но стоит повернуть за угол, и сразу оказываешься в другой его части — настоящем прототипе Готэм-сити из «Бэтмена». Полиция старается даже не проезжать здесь. Люди на мопедах и мотоциклах здесь не пользуются касками — кланы (при молчаливом согласии полиции) запретили езду в шлемах, которые обычно надевают заезжие киллеры. Определенные «народные кварталы» как государства со своими пограничниками и таможенниками — на входе в них можно видеть группу «серьезных пацанов», дающих или не дающих разрешение на проход чужакам. В этих кварталах встречаются старики, которые долгие годы не выезжали за пределы своего «государства». При этом они живо интересуются внешним миром: стоит тебе только притормозить рядом, они сразу же заводят разговор. В Неаполе из-за его бедности еще не перевелись стоящие кинематографа профессии. Как в ансамбль самодеятельности иногда приглашают барабанщика

104

за плату (свой заболел), так и на похороны для драматизма

приглашают

профессиональных

плакаль-

щиц. Неаполь экспортирует по всей Италии продавцов воздуха, способных изящно подменить покупаемую вещь и продать пустую подарочную коробку, завернутую в нарядную бумагу. Здешние щипачи относятся к мировой элите, так же как и солисты уличных лотков, торгующие своим товаром под постоянно включенное радио имени себя. Интересны их столкновения, когда клиент-«рыба», на которую нацелился щипач, останавливается у лотка и продавец пытается предупредить его об опасности метафорами, чтобы одновременно не вызвать открытый конфликт с «конкурентом». Если Амстердам — столица травки, то Неаполь — столица очень хорошей травки. Отсюда она отправляется в путешествие по Италии и дальше по Европе. Другой особенностью здесь является кофе, который не стоит пить с сахаром, иначе заглушишь аромат. Кроме того, «Макдоналдсов» тут крайне мало — они не выдерживают ценовой и вкусовой конкуренции пиццы (мягкой и тонкой). Вера здесь более живая: старушки трогают за ножки статую ребенка-Иисуса, а затем зажигают перед ней свечи. Люди молятся на коленях и с большим рвением, чем на Севере, где религиозность предпочитают выражать в денежных взносах. И действительно, разница в благосостоянии проявляется в церквях так же, как и в девушках — на Юге они в принципе гораздо более интересные, но уровень ухода за ними лучше на Севере.

105

Казерта. При короле Обеих Сицилий из Неаполя в Казерту была проложена первая в пределах географической Италии железная дорога. Причем если Париж в XVIII - первой половине XIX века часто сравнивали с Неаполем, то Версаль — с Казертой. Королевский дворец до сих пор впечатляет: именно здесь снимались сцены «Звездных войн», происходящие в храме джедаев. При этом на школьных уроках истории Италии Бурбоны представлены как деграданты. Дело в том, что это позволяло Савойской династии снять с себя вину за кризис на Юге и возложить ее на Бурбонов. Элитные частные дома строят непосредственно за стеной королевской резиденции. На Севере ни один член городского совета не отважился бы выдать такое разрешение. И даже если бы нашелся такой политический камикадзе, население не допустило бы беспредела — ведь это противоречит общим интересам. А на Юге такое возможно, поскольку «общие интересы» часто находятся вне системы.

Сицилия Франция и Пруссия выступали скорее тактическими спонсорами Виктора Эммануила II — для них он был элементом игры с австрийским императором Францем Иосифом. Стратегическим же спонсором проекта по созданию Италии выступала Великобритания. Для Лондона новая страна должна была уравновешивать Австрийскую империю и Францию. Англичане официально не принимали участия в конфликте, но 106

при этом активно закрывали глаза на набор наемников, который организовал Гарибальди. Так, в лондонском «Times» было размещено приглашение совершить бесплатно за счет генерала Гарибальди «экскурсию» по Южной Италии (Королевство Обеих Сицилий). Причем подчеркивалось, что из-за нестабильности региона участникам экскурсии выдаются средства самообороны и для облегчения узнаваемости — красочные костюмы. Кроме того, и высадка «туристов» в Сицилии эскортировалась английскими боевыми судами. Сицилия напичкана осколками разных цивилизаций: греческой, арабской, норманнской, испанской. В местном диалекте много слов, пришедших из испанского. От Мессины до Таормины, как сорняки, разбросаны руины греческой архитектуры. Местные конусообразные

норманнской

постройки

купола

церквей

напоминают верхушки минаретов. А внешне сицилийцы скорее мавры, чем родственники северян*. Самый близкий к континенту пункт — это Мессина. Если приехать сюда рано утром, то можно попробовать вкуснейшие теплые булочки. В Мессине много зданий, построенных при Муссолини, — режим активно восстанавливал город после землетрясения начала XX века. Катанья мистически аристократична своими серо-черными зданиями в стиле графа Дракулы. При этом кажется, что вулкан Этна не перестает покрывать ее своей пыльцой. В барах одни и те же старички в старомодных шляпах — как будто смотришь старый-престарый фильм. * Северян в Италии называют burrini (от слова burro — сливочное масло, либо polentoni, от polenta — кукурузная каша).

107

Палермо. Палермо всем своим видом говорит о величии прошлого: будто Рим на картинах Пиранези. И действительно, это была столица Римской империи германской нации. Во времена Фридриха II (1197-1212) это был один из самых крупных, элегантных и космополитичных городов мира. При дворе говорили на арабском (искусство, рынок, гвардия), греческом (язык Восточной Римской империи — Византии) и латыни (право). По его постепенно превращающейся в руины архитектуре можно судить о величавом карфагенском, римском, арабском, норманнском, испанском, бурбонском прошлом. Во времена расцвета Багдадского халифата в Палермо (831-1072) было более трехсот мечетей, а население города было преимущественно мусульманским. Сейчас только фундаменты древних зданий, сохранившиеся благодаря возведенным на них дворцам и церквям, и некоторые названия напоминают об этом историческом периоде: город Марсала («Порт Бога»), замок Зиза («Чудесный»), сады Дженоардо («Земной рай»), А на одной из колонн кафедрального собора Палермо был обнаружен вырезанный в камне 54-й аят из 7-й суры Корана. При Фридрихе II Палермо стал ключевым культурным, политическим и экономическим центром не только Европы, но и всего мира. Во многом это связано с теми титулами, которые носил Фридрих II. Он был римским императором германской нации (по отцу), королем Сицилии (по матери), а также эмиром правоверных мусульман, поскольку они считали его единоверцем (его учителями были палермские улемы, причем арабский был для него также родным языком). 108

Этот удивительный «ландшафт» во многом определил его геополитическую стратегию. Он не был чужим для мусульманского Востока, что позволило ему укрепить значение Палермо как культурного и торгово-экономического центра между мусульманским и христианским миром. То, что Европа пытается сделать в последние десятилетия для укрепления толерантности и свободы вероисповедания, при Фридрихе работало в полном объеме. Кроме того, будучи королем Сицилии, он имел право начать фактическую интеграцию Италии. В рамках обоих проектов ключевым противником Фридриха II оказывалась Римская католическая церковь. Первый этап борьбы проходил в Сицилии. Римский понтифик стремился укрепиться на острове под предлогом борьбы с «мусульманской угрозой». Для Фридриха II мусульмане являлись союзниками, поэтому он активно изгонял представителей папы с острова на основании своих феодальных прав. Для делегитимизации противника церковь поставила перед ним задачу организации нового крестового похода. В этом случае он поступил как хороший ученик Сунь-цзы. Он способствовал победе внука Саладина (султана Египта), заключив с ним секретный договор. А когда папа отлучил его от церкви, Фридрих II организовал самый успешный из всех крестовых походов. В результате этого похода никто не пострадал, а мусульманско-христианские войска султана Египта и римского императора совершили совместное паломничество к святым местам в Иерусалиме. Причем Фридрих получил сакральный титул короля Иерусалима. 109

В рамках своего геополитического проекта по интеграции

мусульманско-христианского

пространства

римский император продолжил строительство университетов. Причем «профессура» знаменитого неаполитанского университета, названного в его честь, состояла практически целиком из мусульманских улемов. Наконец, он активно поддержал реформацию церкви — неслучайно все «еретики» были активными сторонниками императора. Слабым звеном проекта Фридриха II был не Восток, а Европа. Она была слишком малообразованна и ограниченна. В этих условиях католическая церковь, для которой угроза состояла в потере монополии на знание и на источник легитимности, а также на связанные с ними привилегии, организовала крестовый поход против римского императора. Были объединены все представители старой системы: та часть «бизнеса» и рыцарей-наемников, которая жила за счет войны между Востоком и Западом. Период правления Фридриха II был пиком развития Юга и Палермо. Неслучайно его корона присутствует на гербах нескольких городов и регионов, в частности Апулии. Когда проект интеграции Италии с Юга на Север не удался, Палермо медленно стал приближаться к своему закату, становясь жертвой то французов и испанцев, то пап и Савойской династии...

Венето В Третьей войне за объединение Италии против Австрии Виктор Эммануил II и Гарибальди работали уже на подтанцовках у Бисмарка. Савойское 110

королевство вместе с Пруссией объявило войну Австро-Венгрии. Однако, даже несмотря на то, что основные силы австрийцев были сосредоточены на прусском фронте, Савойское королевство стремительно теряло территории, рискуя уменьшиться до размеров Монако. Ситуацию изменил прусский прорыв к Вене, заставивший австрийцев в срочном порядке перебросить наиболее боеспособные дивизии с итальянского фронта для защиты столицы. Но даже в этих условиях итальянские адмиралы сумели проиграть морское сражение значительно уступающему как по техническим характеристикам, так и по количеству флоту противника. По этому поводу австрийский командующий сказал: «Железные корабли с людьми из дуба проиграли дубовым кораблям с железными людьми». Верона. Оперная «Арена» под открытым звездным небом является сердцем города. Здесь во время летнего сезона ищет свою дочь Риголетто, ревнует и скорбит мавр, разрушает обычное течение жизни Кармен, маршируют египетские войска, а Тоска пытается спасти своего Марио. Ко второму акту, когда профессор Преображенский обычно только приезжал в оперу, уровень человеческого моря в «Арене» (прежде всего за счет «туристас») начинает спадать. Об этом говорят увеличивающиеся горки сданных подушек на выходе с трибун и растущие озоновые дыры в партере. Консулы и императоры не сидели в партере и не пользовались пластиковыми сиденьями. В этом плане наиболее аутентичные места — это непронумерованные каменные плиты, на которых можно даже 111

возлежать по примеру древних римлян, освежаясь «кондеем» вечернего ветерка. После оперы — шоу с полными людей открыты ми площадками ресторанов на площади, встающими и аплодирующими дефилирующим из «Арены» солистам. Впереди сопрано бежит местный сумасшедший и возвещает прошествие Аиды/Кармен/Тоски.

Сан-Мартино-делла-Баталья.

Ме-

стечко, выглядывающее маяком-башней с озера Гарда, ставшее известным из-за главной, полноценно итальянской битвы Второй войны за объединение Италии. Смысл битвы провозгласил в обращении к войскам король Виктор Эммануил II: «Парни, либо мы возьмем Сан-Мартино, либо нам придется испытать гнев Сан-Мартино на себе!» В день Сан-Мартино — 11 ноября — выселялись крестьяне, с которыми хозяин не продлевал контракт. Поэтому савойские войска потеряли как минимум в два раза больше людей, но продолжали упорно атаковать. Австрийские войска отошли, а в это время Париж и Вена подписали мирный договор, по которому Ломбардия переходила к Франции. В свою очередь Наполеон III уступил ее своему союзнику Виктору Эммануилу II (в обмен на Ниццу и Савойю).

Озеро Гарда. Озеро переполнено спокойствием, границы которого пропадают в капучинной пенке облаков. Здесь хорошо готовиться к неизбежному, особенно осенью, когда туристы сбегают с прихо112

дом дождя, ветра и холода. Набережная, пляжи, пристани пустеют, и можно увидеть только прогуливающегося Эзра Паунда в плаще и шляпе. Озеро рождает иную, отличную от городской философию. Здесь находилась таинственно-мистическая Итальянская социальная республика, известная также как Республика Сало. Известность это местечко на озере Гарда получило благодаря фашистскому министерству информации и пропаганды, которое именно здесь печатало свои декларации и буклеты с 1943 по 1945 год. В остальном это место слишком буржуазно и спокойно по сравнению с мистическим ужасом, навеваемым одноименным произведением Пьера Паоло Пазолини. Приятная, тянущаяся вдоль озера набережная с кафе и ресторанами не вызывает к жизни образы мужественных, одетых в черные рубашки парней, решивших отдать жизнь за Италию своего дуче. Единственным указателем на прошлое здесь является палатка, в которой местные неаполитанцы продают сувенирную продукцию с фашистской символикой. Предаппио (регион Эмилия-Романья), где родился дуче, экспортирует одноименное вино и различный дешевый хлам для туристов. Дворец, в котором последние месяцы жизни медитировал дуче, находится в соседнем местечке Гарньяно. Сегодня это пятизвездочный отель, из окон которого можно выглядывать, представляя себя Бенито Муссолини. Гораздо более известен дворец Габриэле Д’Аннунцио, расположенный на контролирующей Сало и Гарду высоте. Окруженный музами, он жил в задуманном им же дворце с комнатой будущего и римско-имперскими статуями. Это место он покинул как принц — пришед113

шая к нему за письменным столом идея была настолько яркой, что он умер от кровоизлияния в мозг. В полнолуние от мини-амфитеатра по светящейся вдоль озерной глади дорожке прогуливается чья-то величественная тень.

Венеция. Город, в котором инстинкты/желания (даже в описании Мережковского, отсылающем к временам Петра I) превалируют над порядком, что является проявлением бессознательного. Австро-Венгерская

империя

развивалась

как

континентальный холдинг, а соответственно инвестиционные потоки были направлены в Милан, а не в «морскую» Венецию. После поглощения австрийским холдингом город-плот постепенно из многопрофильной компании превратился просто в туристическую достопримечательность. Этим же объясняется наличие здесь фронды, активно боровшейся из кафе «Флориан» на площади Сан-Марко против всех завоевателей, начиная с французов и австрийцев. Венеция — это одновременно и политика, перешедшая в фазу романтики и культуры. Одним из примеров такого перехода является мост Вздохов, на котором

обязательном

порядке

фотографируются

влюбленные парочки. При этом название он получил, потому что по нему водили заключенных после тяжелого приговора из суда (на одной стороне канала) в тюрьму (на другой). Среди них был и Казанова, получивший известность благодаря успешному побегу. Венеция — город любви, в том плане, что он очень и хорошо подходит для обнаружения скрытых черт своей 114

второй половины. Ее, вторую половину, для выяснения ингредиентов надо везти в Венецию в один из наиболее напряженных дней — в праздник Спасителя или Жирный вторник. Предел нормальной работы сознания из-за воздуха, атмосферы, людей в больших количествах, концентрированной красоты и истории достигается довольно быстро. После этого из океана начинают проступать коралловые рифы и явления, о существовании которых в любимом существе было сложно даже предположить. В девушках, живущих от Венеции до Вероны, чувствуется близость границы и, соответственно, гуннскославянская кровь. По сравнению с другими северными итальянками они более открытые по характеру. У них вкусный приятный акцент, светлые волосы (часто) и глаза как у русалок.

Мантуя (Ломбардия). Город, не нуждавшийся ни в Венеции, ни в Милане. У Мантуи была своя континентальная торговля, даже сейчас это один из самых богатых городов Италии. У местных средневековых бизнесменов были красивые дома в коринфском стиле со стройными высокими колоннами. Город был обнесен огромной стеной, за которой бурлила река Минчо. Однако, пройдя стену и реку, потенциальный враг натыкался на герцогский замок со рвами и укрепленными зданиями. Здешние львы были чужими санмарковским-венецианским. Кроме того, помимо богатства и силы Мантуя имела значительный авторитет. С одной стороны, она происходила из римской цивилизации: здесь родился Вергилий (70 год до н. э.). С другой, в Мантую, по легенде, прибежал перед смертью римский солдат с землей, на которую про115

лилась кровь Иисуса. (Авторитетный город обязательно должен был иметь религиозную реликвию и историю ее приобретения.) Так что богатая готическая церковь Святого Андрея являлась местом паломничества.

Падуя. Город расположен близко от Венеции, и венецианская аристократия имела здесь свои «зимние» резиденции. По этим красивым городам с мягкими красками видно, как величественна была империя морских владык: Венецианская республика независимо просуществовала с XII века по 1797 год. Однако здесь легко понять и причины ее упадка и поражения.

Семейства

дожей

постепенно

распылили

свои богатства по разным областям. А городки из шахматных пешек стали превращаться в увесистые фигуры, высасывающие из Венецианской империи ее патрицианские соки. Благодаря этому присутствию элиты и одновременно отстраненности от столичной жизни местный университет стал одним из самых известных в Италии. А учиться в университете здесь можно до бесконечности (только основной диплом можно получать в течение десяти лет).

Лацио Рим. Берсальеры и карабинеры (два ключевых подразделения армии времен объединения Италии) так и не вошли в Ватикан. Дело в том, что холодная война, начавшаяся после оккупации савой-

116

скими войсками Рима, в этих обстоятельствах могла бы перейти последнюю черту. В случае отлучения короля его внутренняя и внешняя легитимность были бы под угрозой. Поэтому фактически стороны заключили перемирие: папа в своем указе-булле запрещал итальянским католикам заниматься политикой. В Риме особенный воздух, которым трудно надышаться и который формирует образ жизни местного населения. Веками город обслуживал штаб-квартиру одной-единственной

расположенной

здесь корпора-

ции — Католической церкви. Виллы и огромные собрания произведений искусства местных, связанных с этой корпорацией аристократов являются показателями этого богатства. И даже растущие в городе вечные деревья — часть коллекции. Видимо, поэтому выходцы из Вечного города с трудом преуспевают в ведении своего бизнеса за границей — они слишком непривычны к жизни в условиях стресса. Рим наполняет тебя сладостными мечтаниями (идеально для Обломова), за которыми человек не видит скалящейся реальности. Поэтому римлян-рестораторов очень мало за границей или, во всяком случае, они быстро разоряются (в Латинской Америке такие попадаются часто). Северяне из-за климата, вероятно, более привычны к тому, чтобы скрежетать зубами, сталкиваясь с трудностями. Город настолько переполнен историей, что в нем практически невозможно построить что-либо большое (новые дороги, линии метро): каждый раз строители натыкаются на памятник, и работы останавливаются. В этом плане последним крупным архитектором Рима был Муссолини. 117

Эур. Муссолини очень походил на Юлиана Отступника. Так же как и последний, он стремился вернуть великое имперское прошлое, перековав «макаронников» в римлян. Архитектура тоже должна была служить

достижению

этой

цели.

Поскольку

«новый

человек» не может родиться среди старых предрассудков, был задуман новый центр Рима, роль которого должен был выполнять район Эур: белый мрамор, имперский стиль, статуи Диоскуров и здания с окнами соответствующих героям Плутарха и Светония размеров. Ни цезарю Юлиану, ни дуче Муссолини не удалось изменить ход истории. Деградировавшие римляне оскверняли священные рощи Аполлона и жгли Александрийскую библиотеку, а послевоенные итальянцы настроили среди каррарского мрамора панельные муравейники. В условиях отсутствия чего-либо выдающегося в послевоенный период фашистский стиль стал очень популярным. Иногда даже кажется, что он настолько активно используется в повседневной жизни, что уже становится поп-артом. На типично чернорубашечное прощание «За нас!» (A noi!) полицейские отвечают с заговорщицкой улыбкой, как герои «Бойцовского клуба». Римское приветствие (с поднятием правой руки) стало обыденностью. Мэр из самых что ни на есть бывших — нормальное явление. Фашистское граффити задает моду. Популярны фашистские бары и рестораны (так же как и в Милане) с вывешенными портретами дуче и вином с его родины (Предаппио). В этом городе, в котором зимой созревают цитрусовые, а летом нет изнуряющего зноя, просто хочется жить. Римлянин может жаловаться на то, что на Севе118

ре больше денег и возможностей, однако его трудно выманить из его города. Потому что это благородная красота античной статуи или Софи Лорен в фильмах 1960-х, после которых ты чувствуешь нежное томительное спокойствие. И эта нежность, это длительное неспешное счастье ты вдыхаешь, как прекрасный сон. Время исчезает. Римлянин может легко проспать важный конгресс, историческое заседание, телепрограмму, деловую встречу и при этом не испытывать никакого дискомфорта. Кампо-деи-Фиори.

Одно

из красивейших

мест

в Риме, превратившееся в собрание алкоголиков, впрочем не очень опасных. Говорящая на разных языках масса окружает, стоит, сидит, лежит рядом со статуей «мужика в капюшоне» — Джордано Бруно, сожженного на этом месте. Бруно, будучи известным профессором, преподавал сразу в нескольких европейских университетах. Посещал он и Венецию, славившуюся своей

безопасностью

либеральностью.

именно

к Венецианской республике обратилась римская инквизиция с требованием выдачи еретика. Сенат сторговал выдачу профессора, что, возможно, стоило Венеции ее престижа. Если раньше было известно, что венецианцы казнили своих капитанов, не обеспечивших безопасность

иностранных

пассажиров

(например,

следующих из мусульманских стран), то после того, как Джордано Бруно был отдан в руки инквизиции, былого доверия к ней уже не было. Ее популярность среди бизнесменов из различных стран постепенно снизилась, а параллельно начала деградировать и венецианская экономика. Отсутствие безопасности значительно укрепило альтернативные центры, так Гали119

лео Галилей из венецианской Падуи иммигрировал в Великое герцогство Тосканское. Причем Медичи в привычной их семейству манере находить обходные пути не позволил инквизиции его сжечь. Активность инквизиции того времени во многом объясняется попыткой сохранить с помощью административных мер монополию церкви в области науки и образования. Теснимая печатными станками и нерелигиозными

университетами

церковь

пыталась

по

крайней мере сохранить свою рыночную нишу. Насилие со стороны инквизиции привело к еще большей интеграции

альтернативных

протомасонских

струк-

тур. Так что посвященный скульптор не случайно изваял Джордано Бруно в масонском облачении. Резиденция Мальтийского ордена. Авентинский холм является сегодня элитным районом с виллами послов, значимых художников и бизнесменов. У ворот одной из них всегда толпится множество народа, стоящего в очереди, чтобы поглядеть в замочную скважину. Апельсиновая аллея как бы уносит твой взгляд в глубину. Он словно проносится через пространственный коридор и вдруг оказывается перед собором Святого Петра. Здесь же расположена единственная построенная Пиранези церковь. Церковь Святой Марии является странным сочетанием рококо, барокко и языческого храма со статуей Цицерона. Эта церковь сродни рериховской в Пантелеймоновке — экуменизм язычества и христианства. Комплекс с дворцом, церковью и площадью является резиденцией Иерусалимского ордена госпитальеров (Мальтийского ордена). Место его располо120

жения было избрано не случайно: в античном Риме именно здесь проходил Armilustrium — обряд очищения оружия после войны. До того, как окончательно обосноваться в Риме, орден успел попутешествовать. В конце XVIII века сначала французы, а затем англичане захватывают Мальту. Изгнание ордена с острова приходится на период правления в России Павла I. Взошедший на престол после длительного застоя и деградации император нуждался в новых кадрах для обновления властной системы. Однако внутренние резервы были крайне ограничены:

фактически

все

государственные

структуры,

включая образовательную, к тому моменту уже прогнили. В этой ситуации Павел I пошел на неожиданный шаг, возглавив Мальтийский орден и предложив его членам переехать в Россию. В современных терминах речь шла о создании кадрового резерва для нового рывка, о «менеджерах», по понятным причинам враждебно

настроенных

отношении

Великобритании.

А это было важно для Павла I, учитывая проект по освобождению Индии от англосаксов.

У Гарибальди был миф под названием «Италия». После успеха в физическом воплощении Италии его самого устранили, убрав из мифа все, что мешало получению прибыли — сбору налогов. В итоге Италия так и осталась страной множества маленьких родин. Реализацией внутренней части мифа занимался дуче Муссолини. Фашизм был попыткой наполнить Италию смыслами. Муссолиниевская архитектура, которая как нерв проходит по маленьким и большим городкам, являлась символом этого объединения: римский квартал Эур, центральная 121

железнодорожная станция в Милане, памятники героям войны в Мессине. Муссолини, повешенный на пьяццале Лорето в Мила не вниз головой, — это символ окончательного отказа от римского мифа, с помощью которого дуче пытался выко вать новую Италию. Фашистская площадь Виттории в Брешии является в этом плане показателем. Объятая белоснежно-мраморными и карамельными зданиями площадь превращена в автостоянку. Однако, чтобы ночью Золушка вновь не обрела свой облик принцессы, площадь практически не подсвечивается. Башня коричневого кирпича с фресками, рассказывающими о великой истории, гордо возвышается над центром города, но прожекторы устремлены не ввысь, а наоборот, так что освещенными остаются только стоящие внизу железные катафалки авто.

122

ТРИБУННЫЕ ВОЙНЫ

Стадион — это поле военных действий. Агрессор может быть из твоего же города или провинции, тогда это дерби превращается в сражение Монтекки VS Капулетти. Это может быть крейсер «Варяг», подвергающийся натиску крупных вражеских флотилий, или даже жертвоприношение — когда чужая команда вынуждена играть без поддержки болельщиков. Иногда игра становится поводом для конфликта между «белой и алой розами» — когда сталкиваются тифози со свастикой и с Че Геварой. Во время битвы за выживание родной команды в Высшей лиге трибуны превращаются в Брестскую крепость.

Арена «Бентегоди» (Верона) Стадион с козырьком и зелеными пластиковыми сиденьями, куда жители веронского района Кьево приходят на домашний матч с не меньшим предвкушением, чем обладатели ВИП-мест в веронской оперной «Арене» на гала-концерт с Пласидо Доминго. Болельщики футбольного клуба «Кьево» — одни из самых счастливых на земле. На вопрос «У нас в квартире газ, а у вас?» они могут с уверенным спокойствием 123

ответить: «Наша районная команда играет в итальянской Высшей лиге». А потом за ужином жаловаться, что в этом году «была напряженная игра с „Миланом“», или «,,Интеру“ повезло», или «,,Юве“, как всегда, подсуживали», или «может, слетать в Рим, поболеть за наших?». Для жителя района небольшого города Северной Италии это круто, тем более что команда каждый год упорно не дает себя выкинуть из Высшей лиги (Seria А). Есть еще что-то ядерно-энергетическое, когда несколько человек «с района» оказываются на гостевой трибуне одной из главных футбольных сцен Италии, чтобы противостоять многотысячному зверю хозяйской тифозерии. «Кьево» представляет Италию маленьких населенных пунктов, местных вкусностей и небольших предприятий с производителем куличей (panettoni) в роли главного спонсора. В свою очередь, закрытие или перевод производства некогда крупных компаний в сфере текстиля и машиностроения привел к снижению статуса местных команд. Так, клуб «Леньяно» из одноименного города (в свое время промышленного), выступавший в Высшей лиге в 1950-1960-е годы, с 1980-х большинство времени проводит где-то на просторах Третьей лиги (Seria С). Присутствие таких команд, как «Кьево», в Высшей лиге — это еще и символ местечкового национализма. Он присутствует в любви к футбольным грандам — «Милану», «Интеру», «Юве» («Ювентусу»), «Фиорентине». В то же время поддержка местной команды — это проявление национализма малой родины. Причем эти два вида национализма могут вполне

комфортно

уживаться 124

вместе:

так

тифози

«Брешии» зачастую одновременно болеют за «Ювентус» или «Милан». Сегодняшний «Кьево» — это веронский Колизей, говорящий о существовавшей некогда великой империи клуба «Верона». У этой команды была самая известная в мире итальянская «фирма» — «Желто-голубые бригады». Появившаяся параллельно с «Красными бригадами» группировка болельщиков «Вероны» была самой радикальной, что в то время означало «левой», трибунной. А поскольку со временем «левая» идеология потеряла свой кровавый отблеск, ее место на трибуне постепенно занял «правый» цвет. Болельщики «Вероны» стали клоунами-расистами из «Бэтмена», отмечавшими появление черных игроков не

банально-ожидаемыми

грубыми

кричалками,

а массовым поеданием бананов и ношением униформы ку-клукс-клана во время матча. Колоритные «бригатисты» были другим лицом Вероны,

бойцовско-комедиантской

противоположно-

стью передозированно туристическому центру, вечной бойней Монтекки и Капулетти, шедшей на периферии «итальянского пирога». Люди часто приезжали в Верону не только, чтобы послушать оперу или подержать за сиську статую Джульетты, но и ради футбола. Причем спектаклем была не столько игра команд, сколько перформанс тифози, соревновавшихся барабанами, хорами и спецэффектами с постановками на оперной «Арене». Нынешний «Бентегоди» — это не миланский «СанСиро» или римский «Олимпико» с их болелыцицким морем, проглатывающим, как планктон, кинозвезд и мойщиков сортиров. Поэтому местные колоритные 125

личности выскакивают из толпы, как персонажи рекла мы водки «Абсолют». Седой, с дрожащими руками старик в кепочке и плаще, выкрикивающий в адрес падающих игроков соперника и арбитра ругательства, построенные на обвинениях в пристрастии к половым сношениям с различными видами млекопитающих и столь же диковинном и не до конца изученном происхождении. Произносимые на диалекте, они звучат еще богаче и колоритнее. Священник, призывающий на утренней молитве прихожан дружно прийти на матч поддержать родную команду. Небритый дирижер средних лет с помятым лицом, управляющий звуковой дорожкой из сотни «пацанов с района», скандирующих «Мы несем „Кьево“ в сердце», «11 героев, 11, 11 нам нужно 11 героев!» или поющих: «Мне говорят, что я больной! Болеть за мою команду — это преступление! Но я не изменюсь! И останусь верным ,,Кьево“!».

Колизей «Олимпико» (Рим) Новый

Колизей,

венчающий

фашист-

ский проект и встречающий идущих на стадион обелиском Муссолини. Далее ты проходишь через Римский форум (известный в народе как форум Муссолини), пестреющий надписями «Дуче! Дуче! Дуче!» и высказываниями из речей Муссолини: «Италия наконец-то получила свою империю». Эти фрески-плиты пережили послевоенные антифашистские чистки. Игра начинается как минимум за три часа до начала матча. Подходя к стадиону в это время, уже можно услышать нарастающие звуковые волны. Ни один регу126

лярный матч чемпионата не собирает такого количество людей, как дерби. Дорога, идущая вдоль Тибра, плотно забита с обеих сторон машинами и мопедами. Полицейские пытаются внести в хаос «нас тьмы, и тьмы, и тьмы» хоть какой-то порядок, уже не обращая внимания на правила парковки. Единственное

ершистое

прикосновение

закона

к болельщику совершается на месте досмотра. Здесь стоят фаланги полицейских в шлемах и при полном вооружении, что позволяет стюардам проверять прихожан храма на предмет наличия контрабанды: от зажигалок до колюще-режущих предметов. Правда, несмотря на демонстративное прилежание сотрудников, все запрещенное, включая, разумеется, петарды и дымовые шашки, в больших количествах попадает на стадион. Достаточно зайти, чтобы в этом убедиться: запах травки является надежным попутчиком матча, так же как хоральное пение тифози и артиллерийский дым после каждого забитого гола. На северной и южной фанатских трибунах никто не обращает внимания на билеты: у абонированных прихожан есть свои негласные места. Поэтому если чужак попытается занять место, принадлежащее «деду», ему вежливо (вначале) посоветуют пересесть на другое место. Сектора разделены пластиковыми стенами под два метра, у которых дежурят стюарды — сотрудники стадиона. Однако они, так же как и полицейские, даже не пытаются вмешаться в происходящее, выполняя роль предусмотренного правилами безопасности пугала. Поток через сектора начинается задолго до матча. Пока не началось сражение на поле, «лазуны» являются одним из развлечений (включая неформальный то127

тализатор) для зрителей: «Перелезет или нет — вот в чем вопрос!», «Этому гравитация ж... не позволит». Дерби — это столкновение легионов Цезаря и Помпея с противостоящими армиями — болельщицкими трибунами. С северной стороны — легионы «Лацио»: «Викинг», «Болельщики Орлов», «Непоколебимые». С южной — легионы «Ромы»: «Рома Ультра», «Джовинецца», «Федаины». В обе стороны звучат сексуальные покушения на умерших близких противника. «Вы похожи на „Наполи"», — ревут болельщики «Ромы», намекая на схожесть цветов «Лацио» и неаполитанского клуба. «Вы не римляне, а неаполитанцы в городе, который вас пригрел», — отвечают на это тифози «Лацио», намекая на более продолжительную историю своего клуба. Трибуны не дают прорваться выпадам противника, блокируя их своим ревом. Огромные флаги легионов: одни с орлами, итальянскими флагами с надписью «Лацио», другие — с волчицей и двумя присосавшимися к ней человеческими детенышами, а также национальным триколором, в котором красный заменен на апельсиновый цвет «Ромы». Как только одна из команд начинает проигрывать, ее штурмовые отряды мобилизуются у разделительной зоны. Собравшись в манипулы, они пытаются прорваться за оцепление охраны стадиона. Если им это удается до подхода полицейских подкреплений, они нападают на лагерь мобилизующегося в ответ противника. Звучат первые взрывы — начинается артобстрел противника пиротехникой. После традиционного вмешательства полиции, когда дубинки летят в обе стороны, битва не заканчивается. До конца неудачного дня кто-то из тифози победившей команды 128

получает в подарок перо в одно место и отправляется в реанимацию. Футбол продолжается даже на кладбище. На римском «Монументале» некоторые (особенно мелкобюргерские) надгробные плиты украшены болелыцицкими шарфами и символами «Ромы» или «Лацио». Могильная клумба выложена цветами любимого клуба, а на выставленной фотографии изображен покойный в обнимку с капитаном «своей» команды.

Крепость «Джузеппе Меацца» (Миланский «Сан-Сиро») Матч

начинается

пробками

еще

на

местном МКАДе. В отличие от Рима, в котором на футбол добираются на мотороллерах, в главном городе Северной Италии количество автомобилей ненамного уступает армии болельщиков. В определенной степени это связано с географией тифози — за столичные клубы болеют в основном местные, а за миланские очень много иногородних. Кроме того, если в Риме можно разъезжать на двух колесах даже зимой, то в северной столице временами для этого слишком холодно. Поэтому пробки — это неотъемлемая составляющая миланского дерби. В радиусе трех-четырех километров на каждом свободном куске пространства пасется четырехколесный конь. Многоэтажные паркинги-мантышницы заполняются до самой крышки. Причем запарковавшиеся на самом верху оказываются в ловушке: выехать в течение нескольких часов по129

сле окончания матча, пока не очистятся нижние ярусы, невозможно. Приближение к стадиону — как приближение к ТЭЦ, от которой распространяется рокот сжигаемой массы человеческой энергии. Иногда этот рокот берет высокие ноты и разрывается петардами, дающими звук, как тарелки в вагнеровском «Полете валькирий». Иногда он замыкается поблизости от стадиона в толпах дерущихся из-за переизбытка гормонов подростков. Вблизи «Сан-Сиро» предстает как космическая станция с прожекторами — реактивными двигателями или как замок с вызывающими мистический ужас светящимися изнутри башнями, ведущими к последнему кольцу трибун. Как в Средневековье, перед ним располагаются торговцы с механизированными тележками, груженными всяким хламом для болельщиков: от шарфов до отдельных подушек с клубными логотипами. Там же жарят хот-доги и каштаны, распространяя запах дешевой, но раздражающей аппетит еды, а также вливают в футбольных прихожан кольный и пивной хмель. Кассы выглядят как дзоты, на которые навалились сотни солдат весеннего призыва (юнцы, любители и туристы). Ветераны в очереди не стоят, имея партийные билеты-абонементы на весь сезон. Голубые и синие мундиры полицейских скучают по периметру крепости. В местах основных людских проходов расположены их мини-лагеря с решеточно-стальными омоновозками и машинами скорой помощи. На «Сан-Сиро» поле начинается сразу за трибунами, не отделенное от него, как на римском «Олимпи130

ко», пограничной зоной легкоатлетической дорожки. Две баталии сливаются в одну. И только лишь снующие по трибунам и продающие вызывающие дополнительную жажду кольные напитки разносчики-азиаты не обращают внимания на происходящие события. Эти мелкие торговцы напоминают нечто среднее между Красным Крестом и группой мародеров: чем больше ожесточенности на поле (эмоции иссушают организм), тем более востребованы их весьма доходные услуги (500 процентов рентабельности со стаканчика). На «Сан-Сиро» гостям принадлежит не вся северная трибуна, а только верхние ее ярусы. Чужаки занимают верхние места, в то время как нижняя часть принадлежит болельщикам хозяев поля. То есть сверху при определенном накале летят различные предметы, включая мотороллеры, как произошло однажды во время матча «Интер» — «Аталанта». В условиях миланского дерби ситуация смягчается тем, что значительное число болельщиков «Интера», особенно после нескольких выигранных чемпионатов, активно посещают одно из главных противостояний сезона. Соответственно, ниже гостевой трибуны находится микс красно-черных и черно-синих, которых в худшем для них случае обливают водой и обстреливают бумажными самолетиками. После появления футболистов на поле за несколько минут до начала матча фанатская южная трибуна миланистов превращается в черное, из тысяч болельщиков, полотно с образованной из людей красной надписью «ВПЕРЕД». Гостевая отвечает своей хореографией — составленным из тифози флагом «Интера». Если в римском дерби идет звуковая борьба, то 131

в миланском на трибунах вывешиваются обращенные к противнику растяжки. Причем тон обращений изменяется в зависимости от ситуации на поле — на фоне пропускаемых голов все чаще звучит «шуты» (pagliati) и «дерьмо» (merda). Закипающие миланисты угрожающе напевают про вселившегося в них красно-черного дьявола. За мгновение перед голом трибуна теряет динамику, и звук доносится как в замедленном повторе. И затем, как в «Аиде» у Верди, он раскатывается превратившимися в трубы трибунами. Зажигаются петарды, и кажется, что за стенами замка начала работать тяжелая артиллерия. Над трибуной поднимается красно-оранжевое зарево. Проигрывающая на поле команда одновременно уступает напору вражеских трибун. Даже фанатская трибуна оказывается неспособна организовать качественное голосовое сопротивление. Более же болотистая нумерованная часть постепенно оголяется под издевательские крики трибуны противника «Все — домой!» с характерным помахиванием рукой на прощание. Уходящие огрызаются и матерятся, но выглядит это как беспомощная попытка отстреливаться поодиночке из мушкетов, когда сзади напирает почуявшая запах крови кавалерия. Побеждающие легионы продолжают под предводительством нескольких стоящих перед стеной дирижеров свой победный крещендо-рев. Флаги развеваются еще сильнее, тогда как вражеские оказываются повержены, как на параде Победы перед мавзолеем. «Милан» для болельщиков был командой-партией, переход из которой воспринимался не иначе как 132

политическое предательство. Франко Барези и Паоло Мальдини были в этом плане эталоном партийной верности. Первый остался в клубе даже в самый тяжелый период в его истории, когда в начале 1980-х команда несколько раз оказывалась в Первой лиге, а второй начинал и заканчивал в команде, несмотря на многочисленные предложения о переходе. Поэтому для многих болельщиков наступила Кали-юга: в клубах ценности уступили место маркетингу, а среди звезд все больше предателей, наркоманов и пустышек (Шевченко, Кака, Рональдиньо).

Бронепоезд «Армандо Пикки» («красный» Ливорно) Приближаясь к месту сражения, оказываешься в пчелином рое мотороллеров. Кассы отделены от стадиона настоящими полями, где городские кооперативщики

выращивают

социально

значимые

сельхозкультуры. Во всяком случае, такое впечатление остается после чтения вывешенных плакатов и взгляда за сетку ограды по ходу движения. По соседству с полями стоят коробки «народных домов» еще более блекло-слизанного оттенка, чем даже малиново-кисельные цвета самого «Ливорно». Родившиеся в этих пролетарских клетушках с низкими потолками впитывают идею о мировой революции с молоком матери. Возникает желание ликвидировать мир, породивший такую страшную несправедливость: неслучайно здесь всегда была епархия коммунистов и левых радикалов. 133

Для воплощения этого желания в мини-масштабах есть все необходимое, благо Форте-дей-Марми, где живут богачи, находится неподалеку. Северная трибуна. Болельщики «Ливорно» напоминают мужиков из нищей глубинки: много пьют и плохо питаются. У них расплывшиеся лица и тела с большим количеством татуировок и лишнего веса. Очень много бесполезного и бездарного — цветовой и фигурный поп-арт в стиле графической заставки «Майкрософта». Однако присутствуют и «партийные наколки». Только вместо колоколов и «Не забуду мать родную» плечи местных болельщиков татуированы коммунистической феней: серпы и молоты, звезды, Че, СССР. По всей Италии «левые фирмы» уступили трибуны «правым», но только не в Ливорно. Здесь сохраняется атмосфера стадионов 1970-х. Че присутствует на флагах и (вместо Ленина) на майках с изображением ордена Красного Знамени. Политическая реклама зазывает на мероприятия левых радикалов. Повсюду развешены афиши, приглашающие на публичный просмотр фильма «Ось добра: Куба, Венесуэла, Боливия и Эквадор» с последующим ужином солидарности, средства от которого пойдут на поддержку то ли больницы, то ли герильи где-то в латиноамериканской сельве. Всюду палестинские флаги. На майках — надписи «Большевики» и «СССР». Многие носят символику «БР ИГ» — эта аббревиатура фронта ультра, написанная кириллицей, одновременно содержит в себе ассоциацию с «Красными бригадами». Звучат даже не просто левые, но ярко-красные песни и кричалки. Песня «Красное знамя» (Bandiera rossa) заканчивается не134

официальным «Да здравствует Ленин! Да здравствует Сталин! Да здравствует Мао Цзэдун!». Вожак затягивает «Белла чао», по завершении которой многотысячный хор оповещает о желании совершить действия сексуального

характера

отношении

капитализма

и буржуазных правительств «Большой восьмерки». Распространенная кричалка «Кто не прыгает, тот...» здесь имеет продолжение «...тот фашист». И на этом почти весь стадион, включая его буржуазную, находящуюся под спасающим от палящего солнца козырьком часть, начинает прыгать. Мужское большинство на фанатской трибуне по пояс оголено. Через какое-то время от воздействия бескомпромиссного тосканского солнца, пропитанной марихуаной атмосферы и дышащей несколькими тысячами человек трибуны ты впадаешь в транс, становясь частью этого большого, кричащего, топчущего, возбужденного животного. Периодически тебя окатывают водой, но ты реагируешь на это, ощущая прохладную радость, а не гнев индивида, персональную свободу которого кто-то «смазал из стакана».

Антиглобалист «Марио Бруман» (Бергамо) Бергамо находится всего в двадцати минутах по скоростной трассе от Милана. Одной из форм сопротивления мегаполису с его мультинациональными корпорациями, в том числе и футбольными, является поддержка местного клуба «Аталанта». Население города активно ходит на стадион, построенный во вре135

мена муссолиниевской двадцатилетки и названный в честь местного фашистского Хорста Бесселя — Марио Брумана. Очереди в кассы стадиона начинаются как минимум за час до начала матча и истекают только к середине первого тайма. Стадион-двадцатипятитысячник заполнен, а фанатская северная трибуна представляет то ли построившийся к бою легион, то ли хор в Байройте, готовящийся к исполнению оперы Вагнера. Место прохода в раздевалки (возможно, даже и нарочно) находится под фанатской трибуной, со стороны которой при появлении и уходе игроков с поля несется: «Дерьмо» с добавлением названия команды противника. Сектор болельщиков напоминает слоеный пирог города: несмотря на превалирующие лица молодых парней, сюда же, на болельщицкий сектор, приходят взрослые мужики (от каменщиков до бизнесменов), говорящие между собой на диалекте старички, забивающие косячки девчонки, а на площадке, отделяющей трибуны от заграждений, гоняют мяч пришедшие с отцами мальчишки. Фанатские группировки «Аталанты» склонны постоянно доказывать свою исключительность. Не имея неограниченной человеческой базы, как футбольные гранды, они стремятся выделиться и продемонстрировать силу, заслужив репутацию опасной, пусть даже и в негативном контексте, команды. Насилие против сил правопорядка и болельщиков противника здесь в почете. Город расписан болельщицкой феней, пропитанной враждебностью к полиции и нескольким ненавистным клубам, в особенности соседской «Брешии». Другим объектом для проявления нежных чувств со 136

стороны тифози «Аталанты» является «Фиорентина». Дело в том, что болельщики из Бергамо и Флоренции были в свое время объединены «братскими чувствами». Однако когда флорентийцам пришлось выбирать между соседним «Эмполи» и «Аталантой» — эти команды боролись за выживание в Высшей лиге, — они поддержали «Эмполи». В день матча против «Аталанты» болельщики «Фиорентины» похитили шарфы у северян и вывесили их на своей трибуне, что было равносильно подлому объявлению войны. Если полиция не объявляет плановой охоты, то у фанатов противника практически нет шансов перехватить контроль над стадионом. Северная трибуна ревет: «Волшебная „Аталанта"! Э! Э!» Тысячи рук по сигналу вожаков поднимаются, как копья в руках у готовящихся к атаке конников. Ускоряющиеся одновременные хлопки усиливают крещендо кричалок — как будто лошади набирают темп и скорость. Когда же этот накал достигает максимума и совмещается с прорывом дамбы — голом, — то поток устремляется вниз и сотни людей оказываются на пластиковых заграждениях. Одновременно в воздухе взвиваются гигантские глубинно-синих цветов знамена с профилем древнегреческой богини-охотницы Аталанты и надписями «1907 (год основания клуба). Раньше, во время, после». На этом фоне болельщики противника выглядят как ансамбль, в котором детям поручили размахивать флажками. Совсем другое зрелище — когда северная трибуна остается без дирижеров. Фанатская трибуна превращается из стаи в стадо — ни хора, ни кордебалета. Максимум, что звучит, — это несколько речовок, обильно смазанных ругательствами. В отсутствие пассионарно137

го запала фанатов засыпают, поедая бутерброды, и основные, расположенные под козырьками друг против друга трибуны. А стадион оказывается захвачен агрессивным (на выезде другого не бывает) противником.

Подводная лодка «Артемио Франки» (Флоренция) Аллеи с «дубами-колдунами» и лавочками под ними, с которых приятно и расслабляюще глядеть на разгорающуюся стихию стадиона. Кто-то добирается до нужной кондиции в близлежащем баре, чтобы вылезти из него, копируя поведение хулиганов «Манчестера» или

«Ливерпуля».

С приближением

матча человеческие волны все сильнее накатывают, чтобы наконец пенисто и шумно разгрузиться на стадионе. Местная марафонская башня выглядит как рубка подводной лодки. Дымят выходящие за пределы судна трубы машинного отделения. Бывшее легкоатлетическое пространство вместо травы засажено дополнительными зрительскими местами. Так что во время особенно

напряженных

моментов,

сопровождаемых

движением на трибунах, кажется, что лодку начинает раскачивать на волнах. Вблизи стадиона — железная дорога, давшая название одной из фанатских трибун. Раньше сюда поддержать любимую команду приходили железнодорожники, прихватив с собой монтировку. Сегодня трибуна нашпигована поп-артовскими типами как клубная елка. 138

Оторванные, еще не встроенные молодые парни вырабатывают адреналин в процессе словесной дуэли с чужаками и возбуждаются еще больше при виде самок. А девчонок-студенток очень много на стадионе, особенно если матч совпадает с вечерним аперитивом перед горячей субботней ночью. Американки, приехавшие в город учиться и рок-н-роллить, наблюдают за происходящим, держа в руках попкорн и пронзенные трубочками пластиковые стаканы колы. Таким же странным предметом является возвышающееся табло, на протяжении всего матча демонстрирующее рекламные ролики. Толстуха, трансформирующая свои комплексы и калории, громко и с особой пошлостью кричит: «Свинья!», «Задница!», «Кусок дерьма!» Пытающийся напроситься к ней в гости после психологического сеанса немытый подвыпивший мужик активно размахивает руками вне зависимости от происходящего на поле. Визжат дети.

Черная готика «Ренато Далл’Ара» (Болонья) При входе на коммунальное кладбище находятся футуристическая скульптура Родины, принимающей в свои объятия павшего героя, и увенчанная двумя дикторскими связками могила Челестино Каведони — основателя фашистской пионерии, «Балиллы». Стадион Болоньи построен в период фашистской двадцатилетки и содержит в себе как местный, так и политический колорит той эпохи. Вокруг него держат караул портики-часовые — характерная черта Болоньи. А за 139

их спинами над стенами замка-стадиона возвышается конструктивистская Марафонская башня, с балкона которой должен был выступать дуче. В 1930-х болонский «Ликторский» стадион был одним из главных и крупнейших в Европе — он вмещал более пятидесяти тысяч человек. Католическо-ностальгический

характер

Болоньи

присутствует и в названиях. Стадион, первоначально гордившийся своим имперским именем, после войны был переименован в ничего не значащий «Муниципальный». Однако в конечном итоге он был посвящен одному из расов (лидеров болонских чернорубашечников) — Ренато Далл’Ара. При нем, особенно до войны, «Болонья» была одним из самых агрессивных и успешных (на ее счету несколько чемпионских трофеев) клубов Италии и Европы, что подтверждало его авторитет в фашистской элите. Одна из трибун стадиона названа в честь Луки Евангелиста, другая — в честь другого героя «Болоньи», ее легендарного капитана Джакомо Булгарелли. Его профиль красуется также на развевающихся над основной Северной трибуной флагах. Болонья, хоть и считается частью «красного пояса», очень буржуазно-богата, что отражается и на тифозерии. «Левый» цвет здесь имеет алый оттенок костюмов от Валентино, а не «Красных бригад». Вышедший их тюрьмы Пепе курит свой косяк и здесь же рядом старается правильно реагировать на происходящее на поле группа молодых кокеток с сумками от Луи Виттона. Радикализм не идет дальше выпрыгиваний под традиционное «Кто не прыгает, тот...», ношения красно-синих шарфов и нескольких раскрашенных в клубные цвета «индейцев». Мелкобуржуазность не позволяет местным 140

«сбежать из Шоушенка» даже во время максимального ликования по поводу «Мы остаемся в Высшей лиге» — только один человек решается перелезть заграждение, чтобы «прорваться за флажки» на поле. Всех остальных легко «берут на понт» полицейские в штатском. Они активны, но не агрессивны. Основная трибуна «Север» кричит: «Красно...», и остальные отвечают: «...Синие». «Придурок», — звучит в адрес трибуны болельщиков команды-соперника, когда кто-нибудь из чужих тифози падает в разделяющий трибуну и стадион ров. В ответ на кричалки чужаков звучит вариация на тему «Гуантанамеры» с измененным, порочащим честь и достоинство противника текстом. Очень хорошо, когда избирательная кампания (довольно частое в Италии явление) приходится на матч, во время которого в Болонье идет дождь. Под каждой аркой на подходе к стадиону почасовые агитаторы раздают предвыборные манифесты, которые зрители кладут на мокрые сиденья. Настоящей политики уже не осталось, что отчетливо видно по преференциям футбольных болельщиков. При всем богатстве выбора лево- и правоцентристских партий предпочтение отдается буклетам из хорошей картонной бумаги — на них приятно положить задницу.

Львиная клетка (Пьяченца) Город безнадежный в той же степени, как и тифози «Пьяченцы». Его жителям не на что рассчитывать ни в политике, ни в экономике, ни вообще 141

где-либо. По логике естественного отбора хорошенькие женщины также достанутся вовсе не им. Изменить эту логику, например грабя банки или организуя похищения богачей, у них кишка тонка. Поэтому всю свою пальчиково-батареечную энергию они тратят на онанизм, в том числе футбольный. Пока трибуны уныло заполняются, звучит реклама томатной пасты и слесарной мастерской. Эта тематика переносится и на матч: местные в красной форме играют «за томаты», а их противники — «команда слесарей». Даже во время эмилианского дерби против «Модены» скалящийся хищник (символ «Пьяченцы») выглядит скорее интерпретацией в исполнении одетых в колготки детей из сада: «Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк». У тифози противника более яркая и массивная экипировка: флаги, штандарты на фоне большого, но молчаливого стадиона создают ощущение взятой крепости. По дирижеру можно судить об оркестре болельщиков. Обычно это жилистый и агрессивный тип с некими признаками безумия. Этакий персонаж из «Заводного апельсина». Такие опасны и для чужих, и для своих: они очень крепко держат дирижерскую палочку и, если надо, готовы ее сломать о чей-нибудь провоцирующий хребет. В случае с тифози «Пьяченцы» это большой парень с избыточным весом. Соответственно, болелыцицкая пружина здесь более расслаблена, и периодически можно услышать недисциплинированных солистов. Однако эту неагрессивность внешности местный дирижер компенсирует классным для второразрядного клуба уровнем саундтрека. Переделка песни из «Цельнометаллического жилета» звучит интереснее, 142

чем происходящее на поле. Когда команда перестает играть (а случается это, судя по невыразительным результатам последних десяти лет, часто), в ее адрес звучит: «Покажите, что у вас есть яйца».

Поле для игры в лапту «Марио Ригамонти» (Брешиа) Трудно представить, что здесь играл Роберто Баджо: местный стадион больше похож на поле для игры в лапту с козырьком над частью главной трибуны, без табло и со стоящей перед входом будкой — закусочной. Сезоны, которые Баджо сыграл в «Брешии», оказались лучшими годами в истории клуба. Провинциальная «Брешиа», которая большую часть своей жизни провела в Первой лиге (не забывая и про Вторую), впервые при его участии надолго задержалась в Высшей лиге. Более того, она играла в финале «Интертото» против самого «Пари Сен-Жермена». К тому же это был сезон, когда стадион в Брешии был заполнен настолько, что строительство новой арены было модной городской сплетней. Болельщиков противника здесь встречает на вокзале полиция и с эскортом, достойным папы римского (машины и мотоциклисты с мигалками), препровождает на стадион. Однако, в отличие от государственных ВИП-персон, везут чужаков в карцерных автобусах с решетками на окнах. В адрес негостеприимного города несутся ругательства, а иногда в ход идут и припасенные куски арматуры. Чартерный рейс завершается 143

только у самого стадиона, у которого, если это ломбардийское дерби или опасный с точки зрения антагонизма болельщиков матч, ставится еще и дополнительное, в касках со щитами, оцепление. Встречи с находящейся в часе езды по скоростной трассе «Виченцой» и другими ломбардийцами годятся для создания особого настроя. Однако кульминацией сезона для болельщиков всегда считалось дерби «Брешиа» — «Аталанта». Правда, после событий 1993 года, когда в течение двадцати четырех часов в Брешии шли уличные бои, главное ломбардийское дерби разыгрывалось где-то на нейтральной, чаще всего эмилианской (Болонья, РеджоЭмилия), территории и к тому же вообще без болельщиков — «за закрытыми дверями». Стадион Брешии — единственный, где присутствует не две, а три противостоящие друг другу фанатские трибуны. Одна (часть южной) принадлежит гостям. Другую часть южной трибуны и северную занимают две противостоящие друг другу группировки болельщиков Брешии. Исторически брешианская тифозерия занимала северный фланг. Однако в постбаджевский период команда перестала давать яркие результаты и спустилась в Первую лигу (Seria В). Болельщики, естественно, были этим недовольны и обвинили хозяина клуба в чрезмерной расчетливости. Машина его любимой дочери несколько раз становилась жертвой вандализма со стороны неизвестных хулиганов. Причем объяснить это существованием отвергнутых воздыхателей не представлялось возможным из-за отсутствия таковых. В ответ в духе североитальянской мести (трезво обдуманной, а не эмоциональной, как в разворачиваю144

щемся на Сицилии сюжете оперы «Сельское рыцарство») хозяин клуба стал раскалывать болельщиков «Брешии». Одна из соперничающих группировок под предлогом ремонта северной трибуны была пересажена на южную. Одновременно была понижена стоимость билетов и абонементов на эту трибуну. Кроме того, правильным болельщикам руководство клуба стало оказывать помощь при трансферах. В свою очередь, группировки с северной трибуны постепенно численно уступили «родственникам» с южной. Однако теперь каждая вторая кричалка северян на домашних матчах «Брешии» носит характер сексуальной оферты, адресованной лично президенту клуба. Выезд. Выездные матчи для болельщиков представляют собой нечто среднее между уроками Дона Хуана и собраниями Савонаролы: спрессованность людей, находящихся на грани, позволяет смещать точку сборки. Возможно, из опасений, что эти новые существа способны вылезти из коконов обычного состояния, на футбольные мероприятия всегда отправляют так много «агентов Смитов». Высшая лига ежегодно теряет три клуба. В результате два лидера Первой лиги автоматически получают повышение, а третья путевка разыгрывается в матчах между четырьмя следующими за ними командами. Так вот, уже после Баджо «Брешиа» скатилась в Первую лигу и в течение долгого времени никак не могла выбраться из нее наверх. Она всегда была близка к цели, попадала в «группу четырех», однако там и застревала. И вот в очередном чемпионате перед последней игрой официального сезона «Брешиа» шла второй, но идущая за ней «Чезена» отставала только на одно очко. А поскольку «Чезена» свой

145

матч выиграла, то «Брешиа» должна была брать три очка на выезде против «Падуи», которая, в свою очередь, в случае проигрыша вылетала во Вторую лигу. Соответственно, к этому столкновению брешианские и падуанские тифози готовились так же, как когда-то греки и троянцы к встрече друг с другом. Матч должен был состояться в воскресенье, но все билеты были раскуплены уже в начале недели. А ко вторнику, когда одна из противоборствующих групп проводила свои встречи, желающих попасть на стадион безбилетников было уже в несколько раз больше, чем счастливчиков. Бар из-за накопившейся критической массы превратился в ВЧК. И местный комиссар Диего (бритый тяжеловес с крепкой шеей и голубыми глазами) предложил на следующий день атаковать «Зимний» — стадион, где проводятся тренировки команды, — и потребовать дополнительные билеты. Кроме того, хорошие перспективы команды на выход позволяли мобилизовать гораздо больше народу, чтобы продемонстрировать вес «фирмы». Если бы это не помогло, то следующим шагом было бы перекрытие велогонки «Джиро д'Италия», маршрут которой должен был пройти через Брешию в это же время. В последнем случае можно было бы заработать и на общественном мнении горожан и хорошо представить себя в «высшей лиге» фанатских фирм. Однако местные власти в этот раз решили не идти на конфликт и добились увеличения квоты для болельщиков Брешии на стадионе в Падуе. По делам я вынужден был уехать из города до пятницы, а по возвращении выяснилось, что билеты вновь раскупили. Поэтому в субботу, когда проводилось заключительное заседание перед выездом, оставалось ждать «лишнего». Само заседание напоминало слишком наигранную сцену, которая через какое-то время начинает выглядеть нормально (как японские фильмы): люди перемещались между столами с билетами и белыми флажками 146

с голубым львом. Из-за абсурдности сцены, продолжавшейся в течение часа, я наконец понял, что все это делается ради моего билета. Лишних в конце концов оказалось три, однако именно светлокожему парню из России достался «бразильский биЛет» Франциски Арнейзы Чавес да Сильвы. Несмотря на комичность и сложность ситуации, я нисколько не сомневался, что мне удастся пройти на стадион, даже не являясь «тетушкой из Бразилии, где многомного диких обезьян». Встреча на вокзале была запланирована на девять утра, и большое количество полицейских машин вселяло спокойную радость: так и должна выглядеть сцена, начинающая интересную историю. Станция была переполнена людьми, носящими символику команды и фирмы: «1911 », «Curva Nord» («Северная трибуна»), «Mai da solo in mezzo ai guai» («В передряге всегда не один»). Большинство болельщиков из области — характерное лаеподобное произношение, исковерканные, порезанные слова (язык орков). Скопление людей — как котел, в котором варятся эмоции, и стоит немного поднять температуру с помощью вновь вошедших или гражданских, пытающихся вырваться на улицу, как его содержимое начинает булькать и выплескиваться наружу в виде песен, кричалок и маханий флагами. Особой популярностью пользовались «Я ненавижу бергамасков», «Мы не неаполитанцы» (цвета одни и те же), «Леонесса д'Италия». Наконец через несколько часов ожидания (многие здесь толпились с раннего утра) объявляется о предстоящей погрузке и по большому количеству полиции угадывается номер платформы. В качестве проездного документа демонстрируется билет на матч. На платформе испанские туристы с удивлением смотрят на наш музей современного искусства: каждый получил белый флаг с голубым львом, который сразу же начинает кружить по воздуху. 147

Несколько последних вагонов оказываются в нашем полном распоряжении. Сидевшие в них люди быстро иммигрируют в другие вагоны, проходя через границу, прочерченную постом полиции. В адрес девушек звучат при зывы остаться, на что те, не рискуя огрызаться, лишь посмеиваются. Основной контингент — подростки из соседних деревень, для которых Брешиа является центром цивилизации. По отдельности они неплохие, мечтающие завести девушку большие дети. Как взрослые, они попивают пивко и спуманте, пожевывая приготовленные мамами бутерброды. Девушек мало, и большинство из них довольно кислые. Дорога туда — достаточно веселое мероприятие. Обязательно находится доминирующая особь из поездивших «стариков», которая зачинает песни, шутит и рассказывает прибаутки. Несмотря на примитивность, в условиях отупляющей толпы электризация происходит мгновенно. — Эй, Джо, у парня, — показывает на одного, — сегодня день рождения! — Сколько тебе исполняется?! — Шестнадцать. И сразу же хор голосов: — А нам по фигу, сколько тебе исполняется, нас интересует только «Брешиа»! И все дружно гогочут. На выездной матч ездят на региональных медленных поездах. Они останавливаются на каждом полустанке, где болельщиков встречает группа полицейских. Это не может не радовать ветеранов, которые редко удостаиваются такой чести. В Вероне из-за старых счетов один из болельщиков «Брешии» во время выездного матча так и остался в овощном состоянии в одной из больниц города. В адрес города и его женщин звучат яркие эпитеты, которые активно поддерживаются новичками, стремящимися поскорее стать своими, признанными и принятыми. Виченцу проез148

жаем спокойно. Поезд тормозит недалеко от Падуи, пока, видимо, полицейское руководство не дает добро на прибытие груза. Так что, когда поезд останавливается, полицейско-карабинерский кордон стоит точно в месте выгрузки. Плотно зажатая касками, щитами и резиновыми дубинами, переминаясь с ноги на ногу, толпа расправляет задеревеневшие в неудобных позах ноги. Именно после часовых переездов клич «прыгать», чтобы не быть заподозренным в нежных чувствах к одной из враждебно воспринимаемых команд находит наибольший отклик. Оставшиеся в поезде девушки получают очередную дозу любви через окно, причем сразу от нескольких человек. Полицейские в штатском снимают высадку десанта из Брешии. Многие тифози напяливают капюшоны, низко опускают козырьки бейсболок, кутаются в шарфы. От очередного стояния толпа начинает нагреваться: звучат песни про Брешию, про солидарность с теми, кому запрещено появляться на стадионе. Кто-то уже выкрикивает оскорбления в адрес местных жителей. Его останавливают свои же, но если бы через несколько минут плотина не была открыта, искры уже трудно было бы контролировать. На каждом выходе на платформу из туннеля — полицейские при полном легионерском вооружении. Толпа просачивается на выход. Площадь перед станцией также перекрыта сине-голубыми заграждениями из полиции и карабинеров, направляющими ход движения. То ли местные относятся к породе гуманных полицейских, то ли болельщиков слишком много — но вместо зарешеченных скотовозок на стоянке ждут мобилизованные желтенькие муниципальные автобусы. Впереди двигается полицейская «альфа-ромео», из которой по-киношному высунулся всем торсом руководящий операцией «агент Смит» в очках и с рацией. Вообще караван больше напоминает шашлычный шампур, в котором за каждым автобусом вставлена полицейская луковка или помидорка. 149

Это одна из редких привилегий болельщика — путешествовать с полицейским эскортом по расчищенным специально для тебя улицам. Размахивая из открытых форточек флагами и стуча по окнам ладонями, автобусы проносятся, вызывая туповатое удивление на лицах бюр геров-прохожих. Звуки, крики, «романтические» предложения девушкам служат для того, чтобы «пометить терри торию». Наконец стадион. Здесь также проходит выставка автомобилей правоохранительных служб. Северная болельщицкая трибуна — как бастион замка, отделенный от внешней стены рвом. Насыпь, вдоль которой в несколько рядов стоит стража, соединяет эти два уровня обороны. Первый ряд — сотрудники стадиона в желтых жилетках, проверяющие соответствие билетов и удостоверения личности. Черный парень, который проверял меня, взглянув на билет и водительское удостоверение с большинством надписей на кириллице, то ли не понял, что я не являюсь Франциской Арнейзой, то ли не смог разобраться. Однако через несколько мгновений, в течение которых удивление сигнализировалось на его лице, зажегся зеленый. Я улыбнулся, сразу же натолкнувшись на выглядевшего более агрессивно полицейского. «А что у вас там?» — спросил он, ощупывая содержимое моих карманов. В конце концов и это «око Саурона» двинулось дальше. Стадион большой для разросшегося «дачного поселка венецианцев». Закрытые козырьками боковые трибуны — двухъярусные, хотя верхние так и остались пустыми. Расстояние между трибунами и полем такое, что можно было бы установить несколько площадок для баскетбола. До матча еще часа два. Трибуна большая и из бетона. Большинство брешианцев скучиваются с точкой отсчета ближе к центру. И эта масса довольно быстро нарастает. Трибуны для болельщиков здесь не бывают с козырька150

ми — чтобы палящему солнцу было легче сдвинуть твою точку сборки. Стадионным бизнесом управляют какие-то сверхсущества, ставящие эксперименты: сколько человек сможет сохраниться как индивидуальность. К жаре в этом плане надо прибавить совместное орание песен и кричалок а-ля «Кто не прыгает, тот...» (не наш, в общем). Полностью вливаться в ритуал как-то не хочется, поэтому организм начинает просто вырубаться. Не пачкающаяся с внешней стороны куртка или рюкзак очень хорошо ложатся под голову в таких ситуациях. Еще хорошо иметь бейсболку, которую можно надвинуть так, чтобы не слепило глаза. Заснуть в такой ситуации под увеличивающийся шум толпы, делающей ритмичные движения, — одно из самых больших наслаждений. А бетон становится самым мягким и дорогим матрасом. Задним фоном сновидений является гимн «Падуи» — крепкий, сделанный в фашистских традициях марш. Проснуться можно ближе к свистку, сигнализирующему начало матча. Здесь начинаются самые впечатляющие сражения. Кто-то из тифози соперничающих команд начинает выкрикивать: «Дерьмо» в адрес жителей другого города. Те отвечают аналогичным эпитетом. И звуковая волна «удобрений» усиливается с присоединяющимися к ней все новыми и новыми голосами. Другая битва начинается среди своих: после того как все собрались, брешианские группировки начинают лупить друг друга. Драка идет волнами, пенясь в разных местах. Те, кто не участвует в ней, как выбрасываемые на берег водоросли оказываются прижатыми к краям трибуны. Сотрудники также спешно покидают трибуну, чтобы не попасть под шальной кулак. Статус болельщиков приближен к статусу заключенных колоний строгого режима. Для них не действует положение о свободе передвижения — их либо блокируют, либо конвоируют. Трибуна для болельщиков представляет собой подобие зоны с кольцами безопасности, шмона151

ми и собаками. Буфет здесь организован как выдача пай ки — через решетку. А местный туалет не знает различий по половым признакам. Группа болельщиц (не путать с девушками, приехав шими со своими бойфрендами) расположилась прямо перед тем местом, где я прилег. Обычно это безвозрастные тетки (уже в младенчестве они так выглядят), которые охотятся на представителей противоположного пола. Однако в данном случае в их рядах оказалась стройная девушка с концерта камерной музыки. Джинсы подчеркивали длинные ноги, а не объемные ляжки, а топик — подтянутый животик и высокую грудь. Может быть, таким образом она пыталась показать, что в деградирующем мире именно на стадионе можно услышать и увидеть настоящую вагнерианскую постановку. Под конец матча люди в желтом (сотрудники стадиона) выстроились перед трибуной, видимо чтобы болельщики не выбегали на поле. Однако никто и не собирался этого делать — просто так рисковать никому не хотелось. Наоборот, игроков, подошедших поприветствовать команду, встретил громкий свист. После этого наступает очередной этап ожидания. Стремишься быть в первых рядах, чтобы поскорее выйти из пустого бетона, — ощущаешь себя сторонником Альенде на стадионе в Сантьяго. Затем открытие ворот, очередное кипячение на улице, автобусы с не обращающими внимание на мелкое хулиганство водителями. Станция, медленно пропускающая поток. Поезд с еще более неудобными местами. Пьяные, что-то предлагающие или спрашивающие соседи, которых не замечаешь, проваливаясь в тяжелый сон. Но сидеть настолько некомфортно, что выходишь из бессознательного состояния и начинаешь рассчитывать оставшуюся часть пути. Мысль не может сесть на что-нибудь более разумное. Точка сборки смещена и никак не хочет стабилизироваться. 152

И наконец, estacio'n esperanza («станция Надежды»). Прорываешься к выходу. Выводишь машину из гаража и вместе с улыбающимся тебе вечером видишь на остановке ее. У вас обоих бейсболки с логотипом фанатской группировки. — Я провожу тебя. Она садится, отвечая улыбкой ангела на фоне заходящего солнца. Уже не так тяжело, как раньше. Голова прошла. Я тоже улыбаюсь ей. — Ангел, ты появляешься, только когда я уже больше не могу выдержать. Или, чтобы тебя встретить, надо сначала пройти через все это?! — Анджела. — Что? — Меня так зовут. В этот момент становится ясно и понятно, что Высшая лига обречена принять нас, по крайней мере нас двоих.

Малая Англия «коммунальномуссолиниевского» «Олимпико» (Турин) Когда-то в Турине было три стадиона: «Делле Альпи», «Филадельфия» и «Бенито Муссолини». Сегодня «Филадельфия», давшая название трибуне тифози клуба «Торино», снесена, а «Делле Альпи» представляет собой котлован, на месте которого должен быть возведен стадион-гипермаркет «Ювентуса» — в его ресторанах можно будет чокаться с футболистами после гола. Поэтому, чтобы выяснить, куда же все-таки надо ехать, чтобы попасть на матч, придется потратить

153

уйму времени. Указатели «стадион» ведут тебя к «Делле Альпи», и, следуя им, ты нарезаешь километры в совершенно другом направлении. Местные настолько запутались в чехарде со сносами и ремонтами стадионов, что отправляют тебя то в одну, то в другую сторону. Когда ты наконец выбираешь правильное направление, обнаруживается, что начался футбольный час пик. Движение, не говоря уже о парковке, оказывается процессом столь же сложным, как операция, проведенная Отто Скорцени для освобождения дуче Муссолини. Узкие улочки в выходные дни из-за нескончаемо тянущегося рынка еще и загружены «газелями». В радиусе пары километров от стадиона все забито, а не построенные во времена дуче парковки остались непостроенными до сих пор. Поэтому можно уныло колесить по окружающим закоулкам без надежды припарковаться. Те, кому это надоедает, обреченно паркуются прямо на тротуаре. Причем после начала матча местные «продавцы полосатых палок», как коршуны, слетаются на поживу, оставляя на ветровом стекле дорогие символы своего присутствия. Возможно, такой способ пополнения городского бюджета считается весьма прибыльным, поэтому местные власти (вне зависимости от своей политической принадлежности) до сих пор и не снабдили стадион гаражами-паркингами. Единственным приличным и относительно безопасным (в плане штрафов) местом, где можно припарковаться во время матча, являются неработающие бензоколонки. Преимущество быть иностранцем хорошо распознаешь на матчах с ограниченным доступом, на которые для итальянцев без местной прописки из сообра-

154

жений безопасности вход воспрещен. В билетных кассах стоят несчастные люди, не знающие, почему им не продают билеты. На этом фоне вынимаемый из штанин «дубликат бесценного груза» вызывает настоящую зависть у окружающих. Стадион

потерял

свой

первоначальный

облик

«Муниципального стадиона Бенито Муссолини», так и не став полноценным первым «английским стадионом» в Италии. Фаллическую марафонскую башню, через которую раньше атлеты и спортсмены входили на стадион, оскопили вплоть до фундамента. Количество мест по сравнению с фашистским периодом также сократилось в два с половиной раза, до 27 тысяч, зато сиденья стали более комфортными. Легкоатлетические дорожки на поле убрали, однако само пространство до поля никуда не делось. Количество мест ограничено, и третий ярус не выше первого на «Олимпико» в Риме. В секторах — цивильные (по сравнению с обычными для других стадионов магазинами на колесах и отвратными забегаловками), сделанные к Олимпиаде 2006 года кафешки и магазины с мерчандайзинговой продукцией. Стадион — это одновременно большая рекламная площадка с электронной стенкой по периметру поля, двумя большими экранами и черно-белыми (под цвета «Ювентуса») растяжками между ярусами трибун. Сам «Ювентус» — это большой маркетинговый проект. Поэтому и рекламодатели, присутствующие на стадионе, резко отличаются от тех, которые спонсируют другие команды. Здесь не услышишь рекламных слоганов местного «вашего проверенного слесаря Лу-

155

чано» или «продавца запчастей Джанни». Только самые дорогие марки могут позволить себе соседство с самым популярным итальянским футбольным брендом: автомобильный гигант, крупнейшая авиакомпания, серьезный банк и оператор сотовой связи. Даже во время перерыва проводится интерактивный футбольный матч (реклама игровых приставок), который транслируется на большие экраны. Приходят папы с сыновьями, мужчины с одетыми, как на дорогой концерт, подругами, демонстрирующими качественно изготовленные торчащие аксессуары. Тифози черно-белых занимают обе расположенные за воротами трибуны. Звучат они практически неразличимо, хотя исторически они и разделились по политическим мотивам: на северную переселились правые «Викинги». На южной доминируют «Други», рожденные из анархистской идеологии «Заводного апельсина». Хор то на одной, то на другой сцене запевает песню на мотив «Батальон Линкольна» времен гражданской войны в Испании, что показывает идеологическую безалаберность северной трибуны и историческое левое наследие южной. Единственное, что идеологически выделяет северян на фоне «родственников», — это большое количество развевающихся флагов Савойской династии. Болельщики соперника сидят в северной части восточной трибуны, где им выделен островок. При этом, несмотря на близость с противником, на стадионе столкновений не происходит, даже если «Юве» проигрывает матч. Сектора разделены пластиковыми щитами, а за происходящим на трибунах следят восемьдесят телекамер. Спартизанить незаметно петар-

156

ды или бенгальские огни практически невозможно из-за небольшого периметра, который дополнительно контролируется сидящими на ведрах для огромных куличиков стюардами. Поэтому все конфликты переносятся на улицы Турина. Когда в Турине играют «Наполи» или одна из сицилийских команд, то осознаешь масштабы внутренней миграции с Юга на Север. Гол гостей вызывает не меньшую радость на трибунах, чем удачная атака «Юве». В том числе это связано с тем, что «Юве» — команда семейства Аньелли, а к ним, как хозяевам градообразующего «Фиата», осевшие и часто разочаровавшиеся в новой родине гастарбайтеры не испытывают большой симпатии. Одновременно «Ювентус» не считается командой города: настоящие туринцы предпочитают «родной» «Торино». В какой-то степени отсутствие туринскости сыграло на руку мультинациональности «Юве», у которого большое количество поклонников в других городах. После матча от стадиона отъезжает вереница автобусов с черно-белыми ополчениями из других населенных пунктов.

Сбор племен на «Ренцо Барбера» (варварский Палермо) Стадион стоит на отшибе — не в плане плохого района с заброшенными пустырями и не работающим по вечерам уличным освещением. Просто

157

за одной из трибун без особых увертюр начинаются горы. Другим его знаковым соседом являются высотные здания силовых структур: антимафии, полиции, карабинеров. Наконец, отсюда начинаются старинные, еще бурбонских времен, мандариновые и апельсиновые сады, даже зимой увешанные фруктами вместо елочных игрушек. Поэтому даже в холодное время года люди приходят на окруженный колоннами пальм стадион в майках и в разгар матча покупают себе мороженое. Стадион в Палермо (как и многие другие в Италии) был построен при дуче Муссолини и назван в честь фашистского героя-интернационалиста Микеле Марроне, погибшего при «освобождении Испании от анархистов». Однако после войны, вернувшей на Сицилию коза ностру, название стадиона было изменено на более нейтральное: мафиози не за что было любить фашистов, поступавших с ними, как бабелевские большевики с бандитами в Одессе. Из-за чуждой его происхождению новой мафиозно-коррупционной атмосферы в Палермо стадион стал очень злым: при его очередной реконструкции погибло пять рабочих. В том числе и для того, чтобы снять «проклятие», уже в 2000-х его переименовали, назвав в честь одного из популярных президентов футбольного клуба «Палермо» Ренцо Барбера. Русло человеческой реки с приближением к стадиону натыкается на волнорезы продавцов орехов и подушек для сиденья с логотипами «Палермо». Торговля с рук у стадиона, как, впрочем, и по всему городу, идет зачастую нелегально, но власти закрывают на

158

это один глаз: для многих местных это единственный источник дохода. Стадион обнесен металлической оградой, которую во время матча периодически пытаются атаковать — в качестве дешевого развлечения — молодые бездельники. Они начинают долбить по железным стержням ограды, имитируют попытки перелезть ее, — таким образом привлекая внимание полицейских. Те иногда выходят за частокол и, в свою очередь, изображают преследование. Как и в Милане, в Палермо на дерби можно прийти в гостевом шарфе — разница в том, что с «Сан-Сиро» после этого можно выйти живым и невредимым. Во время главного сицилийского дерби в Палермо против «Катаньи» складывается ощущение, что на стадионе нет других трибун, кроме болелыцицких, — рокот глухого «УУУУ» распространяется по всему его периметру. Он нарастает и в конце разрывается звучным «Катанец — кусок дерьма». Из других

излюбленных

выражений

палермитанских

болельщиков выясняется, что женщины у соседей по острову поголовно работают в сфере предоставления сексуальных услуг населению, причем в очень извращенной форме. Еще более обреченно чувствуют себя здесь чужаки: во время матча в Палермо они вынуждены гостить в подобии клетки из решеток и бронированного стекла. Однако даже при этих мерах безопасности некрологи являлись обязательным элементом главного сицилийского дерби. Поэтому с некоторых пор, чтобы избежать жертв, «Полет валькирий» проходит без болельщиков

159

гостей. По этим же причинам счет с трудом может оказаться в пользу соседей — это один из немногих матчей, в котором все закрывают глаза на чрезмерную склонность помощников судьи сигнализировать «вне игры» у ворот хозяев. Перед началом

матча

трибуны

окрашиваются

в цвета «Палермо»: каждый посетитель трибуны держит в поднятых руках листок, который по сигналу поднимает вверх то розовой, то черной стороной. С развевающихся на стадионе флагов слетают позолоченные орлы клуба. Болельщицкая трибуна разделена на несколько бригад по районному признаку. У местных «солнцевских» из самого криминального района Цзен есть две отличительные черты — униформа «Цзен бойз» и до холода пустые глаза. У каждого «бригадира» — мегафон, служащий в качестве звукового хлыста для управления стадом. При этом каждый «бригадир» ориентируется на центральный «королевский» мегафон, который задает репертуар и темп. Парадокс стадиона в Палермо — это домашние матчи против «Юве». Оказывается, что не допустить болельщиков туринского клуба с помощью контроля «прописки» невозможно: в главном городе Сицилии любимой командой является «Ювентус», после которой наряду с «Палермо» идут «Милан» и «Интер». Дело в том, что большинство населения мечтает сбежать из родного города, и эта мечта ассоциируется прежде всего с «северным Эльдорадо» — Турином и Миланом.

160

Футбол против революции (Италия) Настоящие

тифози

появились

только

в 1970-е годы. Этот период совпадает со «свинцовыми годами» в Италии, главными героями которых были леваки из «Красных бригад» и неофашисты из Вооруженных революционных ячеек. Власти сознательно закрыли глаза на футбольное хулиганство, давая части активного населения возможность выплескивать энергию через стадион. Болельщик мог выломать телефонную будку, потанцевав брейк-данс на аппарате, — и все это на глазах у полиции, которая в ответ лишь посмеивалась. То же самое связано с алкоголем и наркотиками. Если дорожная полиция заставала юношу в невменяемом состоянии, сползающим с руля автомобиля ранним воскресным утром, ему лишь напутственно советовали отправляться домой спать. В 1990-е годы все изменилось. Система больше не нуждалась в том, чтобы отвлекать людей от «революции». Политика переехала с улиц и площадей в телеаудитории. Соответственно, изменились и правила игры для тифози. Были приняты законы против футбольных хулиганов, ужесточены правила посещения стадионов. Теперь за взрыв петарды (как, впрочем, и за все остальные формы чрезмерной активности на трибунах и вне их) полагается тюрьма. Новые правила игры начали постепенно разъедать и мир болельщиков. Многие прославившиеся «фирмы» прекратили свое существование, причем зачастую далеко не легендарным способом. Так, «Черно-

161

голубые бригады» болельщиков «Аталанты» в 1980-е и 1990-е были одним из самых ужасающих группировок среди тифози. Их роспуск произошел в новую эпоху, когда во время одного из выездов автобус тифози из Бергамо подвергся обстрелу камнями на территории чужаков. Когда же встал вопрос об оплате ремонта, черно-голубые предпочли заявить в полицию, чтобы получить справку для страховой компании и не платить за ремонт арендованного автобуса. Обращение же в полицию было бесчестием, автоматически означавшим роспуск «фирмы». Для многих других быть тифози стало профессией. Деньги делаются на всем, от отношений с клубом до продажи кокаина и контрафактного мерчандайзинга. Поэтому вполне нормальным стало, когда женщина на вопрос о том, чем занимается ее муж, гордо отвечает: «Он работает болельщиком». Изменились

правила

трансляции

футбола.

Вплоть до начала 1990-х понятие прямой трансляции матча по телевизору не существовало, а если ты не попал на стадион, то мог рассчитывать только на радиотрансляцию и вечерний послематчевый показ забитых в туре голов. При этом все матчи происходили в воскресенье в одинаковое время — 15.00. Таким образом, после «кровавого воскресенья» (редкий матч обходился без «бойцовского клуба») болельщик мог спокойно

восстанавливаться

последующую

рабочую

неделю. В новый политический период люди получили возможность не ходить на стадионы. Настоящей революцией 1990-х в Италии стали прямые трансляции матчей

162

чемпионата. Кроме того, матчи в новую эпоху стали показывать по телевизору не только по воскресеньям, но и в другие дни. Футбол, наряду с фильмами и порно, стал слабительным, удерживающим людей в непосредственной близости от сортира. Кстати, при обострении кризиса, когда разгневанные клерки и рабочие сидят дома на пособии, не только футбольные, но и порноканалы переходят на более напряженный график вещания: с восьмичасового ночного режима на двадцатичасовой.

163

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПРАЗДНИКАМ

Праздник — это зашифрованный код, с помощью которого можно путешествовать во времени. Языческие праздники не исчезли, а были перенесены в католичество. Борьба коммун, «белых и красных роз», Севера и Юга привела к появлению своих, отличных от других, праздников. Папы, императоры, массоны, фашисты, коммунисты, а также иммигранты и маркетологи оставили свой след в календаре.

Праздничный сепаратизм Праздник Святого Януария. Несмотря на попытку интеграции Италии, в том числе и на уровне календаря, определенные местные даты остаются более значимыми, чем общенациональные. Одним из таких праздников является праздник Святого Януария, отмечаемый в Неаполе 19 сентября. Святой Януарий является покровителем Неаполя. Местный дуомо носит его имя и хранит мощи святого. По легенде, связанные со святым Януарием реликвии обладают чудодейственными свойствами: в Средние века они оберегали город от врагов и чумы, излечивали людей и решали 164

их будничные проблемы. Легендарная кровь святого два раза в год переходит в жидкое состояние, причем если этого не происходит в посвященный ему день, то неаполитанцы ожидают от года много сложностей. В определенный момент истории его популярность и почитание настолько возросли, что Ватикан решил понизить его в «лиге святых»: его день в календаре — 19 сентября — отдали другому святому. Неаполитанцы

были

возмущены

недружелюбным

актом

римской бюрократии в отношении их патрона. Местный церковный истеблишмент умело руководил протестными настроениями: авторитетный святой и его реликвии

обеспечивали

значительный

суверенитет

и влияние епархии. Поэтому папа в конце концов снял опалу с покровителя Неаполя. Чтобы почувствовать, насколько влиятелен этот святой, достаточно посмотреть культовый итальянский фильм «Операция „Святой Януарий"» (1966). Даже отпетые неаполитанские джентльмены удачи не решились украсть драгоценности, принесенные в дар святому.

Сагры — праздник круглый год. Само название «carpa» несет в себе отголосок сакрального, священного ритуала. Это наиболее древний дохристианский обычай, связанный с каким-нибудь значимым событием в жизни общины — сбором урожая, ягод, фруктов, заготовкой грибов, копчением, солением, охотой. По традиции местные жители в определенные дни года приносили жертвоприношение сначала языческим богам, а с приходом христианства — католическим святым. 165

В один из таких дней в брешианские и бергамские церкви приводят домашних животных (сегодня из них избирают «почетных представителей») и организуют обряд освящения и благословения. Это своего рода духовная прививка от гриппа. Другим живописным эпизодом этих мероприятий раньше была разделка туши животного и коллективное приготовление мясных блюд, как в фильмах с Жераром Депардье. Теперь по санитарным соображениям этот ритуал не проводится. «Зрелища» больше нет, но остался «хлеб» в виде прилавков с аппетитной снедью и совместной трапезы с дегустацией местных блюд. После еды, а иногда и вместо нее (ожидание может быть многочасовым) начинаются танцы под песни последних сорока лет. Выглядит это до такой степени попсово, что на этом фоне может даже проснуться ностальгия по праздникам в Лужниках с массовыми побоищами и летящими непонятно откуда и непонятно куда бутылками.

Феррагосто. Праздник был введен императором Августом (отсюда название Ferìae Augusti, букв, «отдых Августа») и был посвящен легендарному событию римской истории — похищению сабинянок. В христианский период праздник был переименован в день Вознесения Девы Марии, а чтобы его окончательно отколоть от языческой традиции, церковь настоятельно рекомендовала в этот день вручать вознаграждение слугам и крестьянам. На три дня, с 14 по 16 августа, большие города полностью замирают. В Милане умирает даже сердце 166

торгового центра — район Монтенаполеоне. Рим оказывается пристанищем призраков, и ночью по нему можно гулять в одиночестве, которое лишь изредка нарушает исходящий от скамеек храп бездомных бродяг. Население приморских городишек увеличивается в десятки раз, и вся эта огромная масса высыпает в центр в ночь с 14 на 15 августа, нарезая круги по главной улице под взглядами барных сидельцев. В элитных местах демонстрируют себя курортные сливки — девушки на высоких каблуках, приглашающие на долгие сеансы взглядов, золотая молодежь и безвозрастные типы а-ля Берлускони с молодым конфитюром. Другие рыбаки — это «пьеры» (PR), которые ловят клиентов для клубов. Когда эта масса начинает постепенно выруливать домой, из окон на их головы летят водяные бомбы, метко направляемые подростками-артиллеристами. Оставшаяся в обращении часть населения после полуночи начинает переплывать в ночные клубы на холмах и дискотеки на побережье. Элитные клубы своими ценами (но не уровнем) обгоняют московские «крыши». Чтобы не стоять в безумной очереди, можно подойти с ВИП-входа. На орангутангов, стоящих на «чек-пойнте», это действует, и они пропускают вас как особо важную персону.

Конвертированное язычество Санта Лучия и Санта-Клаус. Католический Рим унаследовал от языческого в том числе и манеру инкорпорации различных культов. Импера167

торы-язычники принимали в своей пантеон и богов из покоренных стран. При папах они были конвертированы в святых. Праздник покровительницы слепых святой Лучии символизирует приближение дня зимнего солнцестояния (13 декабря). Рождество (25 декабря) служит символом возрождения солнца, освобождающегося из плена темных глубин. Следующая за этими праздниками Бефана (6-7 января) изначально олицетворяла посвященные Дионису священнодейства. А Анаит, непорочная мать Митры, переехавшая в языческий Рим в период войн с Персией, превратилась в непорочно зачатую Деву Марию. Даже

празднование

этих

католических

ВИП-

праздников имеет существенные различия на Севере и на Юге Италии, уходящие далеко в дохристианский период. Святая Лучия, принявшая, по легенде, мученическую смерть в Южной Сиракузе, гораздо более почитаема на Севере. Именно в этот день, а не в Рождество дети в Бергамо и Брешии получают подарки, которые приносит не Санта-Клаус, а Святая Лучия. На Севере в Рождество семьи главным образом собираются на совместный ужин — длительное застолье до позднего вечера, после которого очень тяжело подняться. Затем с приближением полуночи многие идут на рождественскую мессу в церковь. Причем шубы и туфли на высоких каблуках для женщин являются показателем хорошего тона. Другим элементом Рождества являются съестные (шоколадные, сырно-колбасные) ярмарки и фонарики на симпатичных улицах. В этот период магазины работают даже по воскресеньям, а по улицам с оркестрами

168

трубачей и барабанщиков проходят манифестации Дедов Морозов (Babbi Natale). В Неаполе празднование Рождества начинается уже с дня Непорочного зачатия Девы Марии (8 декабря) и продолжается до 6 января. Один из элементов шоу — это презепе (presepe), вертепная драма, представляющая собой игрушечную миниатюру с фигурками на рождественскую тему. Неаполитанское презепе с шитой для фигурок одеждой сделано в стиле барокко. Собственно, эти фигурки, библейские и не очень, являются одним из популярнейших символов Рождества. Люди выстаивают очереди к мастерам, которые изготавливают их прямо на глазах у покупателя. В Бари на дни Святой Лучии и Непорочного зачатия Девы Марии устраивают праздничные рыбные ужины и обеды, а подарки южные дети в отличие от северных получают, наоборот, на Рождество.

Сжигание старухи. Один из языческих праздников, сохранившихся в католической Италии. Праздник был «на глаз» приурочен к весеннему равноденствию и символизировался сжиганием пугала старухи. После этого обычно устраивался пир (как форма жертвоприношения) и начинался пахотный сезон. На современном Севере в начале ритуала проводится «судебный процесс» с обязательным признанием вины «старухи». После этого под радостные детские крики «Сжечь ее!» приговор приводится в исполнение: подвешенное пугало в мгновения превращается в горящий факел.

169

Праздник Тела и Крови Христовых. Один из важных католических постулатов — это восприятие церкви как тела Христа. Соответственно, для укрепления и оживления этого тезиса в очередной период борьбы с еретиками (начало XIII века) был инициирован

новый

праздник

—

Праздник

Тела

и Крови Христовых. Как обычно в таких случаях, инициатива пришла «снизу»: монахиня увидела во сне Иисуса, недовольного отсутствием столь нужного праздника. Разумеется, высшее духовенство положительно восприняло инициативу на местах. Был учрежден праздник с торжественной программой, ключевым элементом которой была манифестация городского населения под предводительством церковного партактива. Впоследствии в период войн с гугенотами и протестантами именно с праздничного митинга начинались погромы еретиков. Сегодня к этому дню обычно приурочен прием в «партию» священников — облегченный вариант древнего ритуала вхождения в тайное общество мужчин-жрецов. Юноша как бы заново рождается, переходя из своей первой натуральной семьи в церковную.

Пасха.

Крестный

ход.

Основной

крестный ход сопровождается паломничеством многонациональных

телекамер.

Кортеж

иерархами

церкви, продвигающийся от Ватикана до Колизея по заранее перекрытой для всякого движения улице, по периметру которой расставлены полицейские и карабинеры. Люди приветливо машут своими разноцвет-

170

ными руками, освещая путь вспышками фотоаппаратов. Папа, как верховный авгур в окружении жрецов, появляется на светящемся факелами и прожекторами Капитолийском холме. Выглядит это как съемки новой версии «Триумфа воли». Крестный ход в некоторых городках Сицилии и Апулии очень похож на инициатический обряд, описанный

Юкио

Мисимой

художественно-физ-

культурном манифесте «Солнце и сталь». Так, человек, изображающий Иисуса, повторяет ритуал восхождения на Голгофу. Причем посвящение сопровождается

ударами

реальных

плетей

несением

тяжелого креста, который инициируемый тащит на грани потери сознания. Преодоление боли и чрезмерное

напряжение,

которое

испытывает

человек,

держащий в руках большое распятие, фигуру Мадонны или местного святого, является хорошим способом расширения сознания.

Варварский календарь Первомай.

Празднование

Первомая

в Италии, даже несмотря на победу потребительской идеологии, всегда напоминало о существовании другой реальности. В тосканских рабочих городках типа Пьомбино — бывших бастионах компартии — праздник вывезли за город, превратив в некое подобие пикника. На сцене новый пролетариат — черные гастарбайтеры играют на барабанах «Бандьеру россу». Молодежь,

171

усевшись прямо на асфальт, попивает пивко. Несколько представителей экзотических революционных партий раздают свою, разумеется красную, газету и продают правильную литературу. Это настолько сюрреалистично, включая книги («Как закалялась сталь», «Эра Сталина» — на итальянском), что невольно ждешь от них сигнала: как пройти в другую реальность из этой потребительской матрицы. На Севере манифестации проводятся, чтобы продемонстрировать существование профсоюзов, как если бы динозавры иногда появлялись в подтверждение истории юрского периода. По разнарядке руководители местных подразделений отправляют оброк в виде определенного количества автобусов на главный митинг. В основном в Рим и другие крупные города ездят пенсионеры, которым все равно делать нечего. Оставшийся актив (сотрудники профсоюзов и члены их семей) первомаит по улицам своего города или регионального центра, чтобы затем прослушать невзрачных функционеров, которые по случаю пытаются вспомнить свою троцкистскую молодость. Для основной части это скучная обязаловка между завтраком и обедом в выходной день, для начальников — часть кастинга для последующего вхождения в политику (как для актера из провинциального театра, мечтающего попасть на «Мосфильм»). Параллельно с официозным митингом обычно проводят свое мероприятие радикалы-леваки, предоставляющие площадку и иммигрантам. Пролетариат гастарбайтеров (особенно из «региона специй») видит в этом возможность заявить о своем присутствии: чтобы с тобой считались, надо как можно чаще попадать 172

в телекамеру. Здешние ораторы цитируют Маркса целыми страницами, а ошалевшие extracomunitari — граждане стран, не входящих в ЕС, — как на бесплатных курсах итальянского при муниципалитете, пытаются разобрать и вспомнить знакомые слова. Рим. В день манифестации центр превращается в сцену из фильма-катастрофы. Сотни автобусов занимают обочины и крайние ряды и без того узких римских дорог. Толпы людей, двигающиеся со всех концов в сторону места основного сбора, превращают город в одну гигантскую пробку. За несколько дней до манифестации возводится сцена и появляются лавки. В одних раздают брошюры, информационные листовки и собирают деньги на все (от бедных до революции). В других — революционный гаджет: майки и толстовки «Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин-Мао», «СССР», «Красный сезон вернется» с групповым портретом вооруженных анархистов 1922 года, диски левацкого хип-хопа. Люди с советскими знаменами. Нарастающая человеческая масса, спускающаяся, как горные ручейки с холма Пинчо. Лава, вливающаяся на площадь через туристическо-магазинные улочки, ведущие к памятнику Алтарь Отечества и площади Испании. Колонны демонстрантов — как поднимающиеся и поступающие на площадь воды Тибра. Металлурги в спецовках и касках. Марокканцы, выброшенные из своих гетто. Сотрудницы колл-центров, оказавшиеся на улице. Работники компаний, из которых выжали всю недвижимость и ликвидность, чтобы затем закрыть, уволив людей. Камерунцы, взобравшиеся на тысячелетние стены площади и играющие на африкан173

ских барабанах, отбивая постоянный, неизменный, вне зависимости от происходящего на площади, такт. Выходящие на площадь дорогие рестораны полны посетителями. Они жуют, уныло следя за манифестационным шоу, — бутылки с бензином, как в «свинцовые годы», им в спагетти еще не кидают. Однако кризис постепенно преобразует мир Хэллоу Китти. Постепенно безликие монахи, сошедшие с картин Доменико Морелли, приобретают некое живое выражение лиц. Каждый новый год кризиса стирает буржуазный макияж с «третьего сословия». Профсоюзники со стабильно хорошими зарплатами и бонусами на их фоне выглядят слишком сонными.

Вымирающее «Освобождение». Отмечаемый 25 апреля День Освобождения (от фашизма) является аналогом советского Дня Победы, если не считать того, что итальянцы празднуют не победу, а поражение в войне. В результате этого поражения Италия «освободилась» от отдельных территорий в пользу Греции, Франции и Югославии, не говоря уже о потере колоний в Африке. Кроме того, надо учитывать пассивность итальянцев в деле своего освобождения. Большинство жителей страны записалось в партизаны в последние недели войны. Причины появления столь странного праздника лежат не столько в отношении к войне, сколько в формировании постфашистской политической системы. День Освобождения стал символом соглашения между демохристианами и коммунистами о разделе власти. В начале 1990-х система вновь поменялась, так что 25 апреля превратился в очередную историческую руину. 174

На главные площади городов и деревень в этот день приходят в основном ностальгирующие старики, связанные большей частью своей жизни с прежней системой. (Точно так же как ностальгирующие по фашизму в конце октября устраивают торжественный ужин в честь Марша на Рим.) Для них играет оркестр на главной площади, правда, они не танцуют. Затем возглавляемая мэром процессия, неся партизанские штандарты, проходит круг почета по площади и возлагает венки. Затем все носители ленточек цветов национального флага (почетные пенсионеры и политики) поднимаются на трибуну. Следующая за этим часть длится гораздо дольше, чем нужно, — ее стоило бы заканчивать сразу после общего фото на память. В 1990-е годы левые и левоцентристы превратили 25 апреля в день антиберлускониевской мобилизации. Они справедливо посчитали, что в новой системе баланс власти будет нарушен, и попытались обернуть это в свою пользу. В звучащей в День Освобождения песне «Белла чао» слова «и обнаружил я врага» теперь произносились с особым смыслом — под врагом стали подразумевать Сильвио Берлускони. Однако в восстанавливаемом после землетрясения городе Аквила Берлускони в качестве героя-победителя выступил на этом празднике, тем самым включив и его в свой репертуар. После этого даже левые фактически потеряли какой-либо интерес к празднику. Так что сегодня и оппозиционные флаги превратились в унылую декорацию провинциального театра: их можно пересчитать по пальцам. Для продвинутой молодежи этот праздник не более чем дополнительный выходной день и вопрос из телевикторины. 175

День

Республики.

Этот

праздник

(2 июня) долгое время был спящим, пока в начале 2000-х бывший тогда президент не решил его «пробудить», объявив день выходным. Во многом сделано это было в противовес северным радикалам, пропагандирующим мягкую версию раскола Италии. По

телевизору

показывают

«Большую

войну»

Марио Моничелли с Альберто Сорди и Витторио Гассманом: о двух итальянцах, жертвующих жизнями и становящихся героями. В Риме в этот день перед Колизеем организуется шоу-рум итальянской армии с внеконкурсным дефиле натовских подразделений. Самые модные — берсальери: они носят шляпы с петушиными перьями, черные перчатки (то ли из-за вечного траура, то ли из-за потери знамени) и темнозеленые камзолы. Они не маршируют, а скорее бегут (180 шагов в минуту). Впереди строя на той же скорости проносится, не забывая при этом играть, оркестр. Именно берсальери брали Рим в 1870 году. Причем, чтобы избежать отлучения от церкви, обещанного папой римским первому, кто откроет огонь, эта честь была предоставлена лейтенанту-иудею.

День альпийца. Официально праздник-парад длится одно воскресенье в году. Неформально он очень напоминает неаполитанское Рождество, которое начинается за несколько недель до торжественного дня и заканчивается спустя почти полмесяца после него. Ежегодно города Севера Италии борются за право принимать у себя Национальный сбор альпийцев. 176

Для северян этот праздник является более значимым и близким, чем 2 июня. Дело в том, что альпийцы — одно из подразделений итальянской армии, расквартированное преимущественно в регионах — Пьемонте, Ломбардии и Венето. Каждое подразделение итальянской армии породило свое особое братство с отличными от других характеристиками. Карабинеры (несмотря на анекдоты про них) считаются привилегированными по сравнению с обычными сухопутными воинскими частями. Кроме того, полезно иметь корочку карабинера (даже бывшего) на случай встречи со «своим» патрулем на дороге. Парашютисты из «Молнии» считаются крайними националистами и после службы становятся активистами правых партий. Что же касается альпийцев, то их ветераны пользуются хорошей репутацией из-за своей социальной активности. В частности, именно они

составляют

основу

итальянской

Гражданской

обороны, поэтому они негативно отнеслись к отмене призыва — фактически это означало конец этого инструмента мобилизации общества. Руководитель их ассоциации является одним из наиболее влиятельных людей в Италии. В отличие от российского Дня ВДВ, день альпийцев — это мирный (хотя при этом и шумный) праздник. Уже в середине недели альпийцы начинают стекаться в выбранное для проведения празднования место. Для них специально выделяют общественные парки, в которых разбиваются палаточные лагеря. А если город небольшой, то приезжающая масса альпийцев, которая иногда в несколько раз превышает количество жителей, оккупирует практически все пространство. Альпийцы 177

пытаются просочиться даже во внутренние дворики домов: «А можно мы здесь палатку поставим?» Многие разрешают. Главным делом альпийцев во время празднования становится круглосуточное пьянство. Они напиваются и горланят песни весь день до поздней ночи. Но уже ранним утром в воскресенье они маршируют по городу, идеально соблюдая строй. Наиболее яркие и многочисленные парады бывших альпийцев длятся по нескольку часов и проходят в городах, где раньше располагались штабы альпийских бригад, — в Турине, Удине, Мерано, Беллуно, Брессаноне. Вечером они убирают образовавшийся за эти дни мусор, так что утром в понедельник город выглядит чище обычного. Однако жены не любят отпускать своих мужей на праздник — многие возвращаются только спустя неделю.

Карнавальная Италия Неаполитанский Новый год. Неаполь — одно из немногих мест в мире (наряду с Сомали и Ираком), где празднование Нового года не бывает банальным и похожим на предыдущее — риск и неожиданность всегда эксклюзивны. Если вы поедете в этот день в Неаполь, вам непременно расскажут десяток историй из серии «не ходите, дети, в Африку гулять». Так, одним из хитовых трюков неаполитанцев когда-то было приглашать на переговоры бизнесменов с Севера с многочисленными вариантами продолжения — от продажи памятников архитектуры до 178

снятия колес с машины с их последующей перепродажей владельцу. Поэтому наименее опасным видом транспорта кажется поезд. И вообще, поездка в Неаполь в этот особенный период — это как посещение монастыря: лучше с собой ничего не брать (особенно ценного). Вечером 31 декабря поезд въезжает в город под звуки канонады. У выхода из забаррикадировавшейся вечным ремонтом станции тебя встречают «реальные пацаны». Однако ничего страшного не происходит: они просто предлагают тебе транспортные услуги. Хотя выглядят и говорят они так, как будто речь идет о поездке по осажденному, простреливаемому со всех сторон Сараево или, хуже того, попытке выезда из него. Стоящие поодаль от станции таксисты внушают не больше доверия, а в своей нелюбви к использованию таксометра походят на луддитов — тебе с порога объявляют цену, чего нельзя представить на Севере: — Сорок. — Это шутка? — Нет, праздничный тариф от муниципалитета. — Тогда я пойду пешком. — Да тут идти долго и опасно. Ты что, не видишь, что здесь происходит. Хорошо, давай тридцать. — Нет. — Ладно, двадцать, но это мое последнее предложение. — Как-нибудь доберусь. — Десять, и имей в виду, что я делаю тебе большое одолжение. В эту же цену входит целая куча историй о романтических похождениях рыцаря баранки и ново179

годней бомбежке — предметы мебельного гарнитура могут свалиться на тебя из окон. Дело в том, что с помощью этого ритуала неаполитанцы избавляются от забот прошлого года. Побросав вещи в притоне с изящным названием «Баронская

усадьба»

(вместо

«уехавшего»

барона

здесь заправляет тип какой-то некрасивой национальности), выходишь на улицу, с настороженностью озираясь на окна. В них, как в аквариумах, плавают одетые с учетом праздничного дресс-кода люди. Между вами стеклянная стена, за которой они, видимо, тоже видят проплывающих куда-то существ. Поскольку ты оповещен о риске остаться без еды, если слишком припозднишься, ныряешь в ближайший открытый ресторан. Праздничный ужин вместе с владельцами, официантами и друзьями хозяев — помимо них никого в ресторане нет. Любой праздник здесь имеет свой кулинарный подтекст, в данном случае рыбный. Поскольку речь идет о столе как главном ритуале праздника, то и президентское выступление звучит не в полночь, а в разгар ужина — в 9 вечера. После дружеских посиделок (в Греции или арабских странах приглашение гостя за стол является нормальным явлением) ты все же ради приличия спрашиваешь: «Сколько с меня?» И новые друзья, нисколько не смущаясь, просят заплатить в три раза больше того, сколько все это может стоить. Вероятно, они думают, что это большая честь — угостить всех своих новых друзей. Один из них — Тальятелла (видимо, любитель этого вида макаронных изделий) — любезно оставляет тебе свой номер, предлагая потусоваться вместе после полуночи. 180

Начинается прогулка по городу непослушания, напоминающая сцену к последнему фильму с Брендоном Ли. Подростки играют зажженными петардами на выбывание: кто струсит принять «эстафетную палочку» и перекинуть другому, тот и проиграл. С виду тихие переулки с безмятежно сохнущим между домами бельем вдруг озаряются взрывом выброшенной из неизвестного окна самодельной бомбочки. Вокруг, как в приставочной игре, что-то падает сверху (вплоть до тяжелой сантехники) или взрывается. Украинский Новый год в Неаполе. Чтобы увидеть полыхающий город, лучше всего подняться на фуникулере на гору в районе Вомеро. Неожиданно натыкаешься на гуляющих до сигаретного автомата и обратно украинских тетушек. Они сначала предлагают тебя провести до смотровой площадки, а затем решают, что идти туда незачем, потому что пора праздновать Новый год (разница между Италией и Украиной — минус один час) и берут тебя с собой. Сидишь на крылечке дома, ешь мандарины и слушаешь речи тетушек под шампанское. В современных вечерах на хуторе слышится повествование о сказочном советском прошлом, как из песни Егора Летова. Здесь же телевизионные страхи — единственный спутник в добровольном заточении со стариками и старухами, у которых они работают сиделками. Приближается итальянский Новый год, и они, как Золушки, вынуждены возвращаться. Южный праздник. На площади Плебисцита, несмотря на дождь, множество людей. Самодельные бомбы взрываются, как на передовой, заставляя даже полицейских сменить одну медитативную позу на другую. На сцене оркестр играет неаполитанскую таран181

теллу, люди пляшут и водят хороводы. Здесь же бангладешцы продают зонтики и праздничный мусор из серии «попользовался и выбросил». Снуют неаполитанцы с тележками, груженными дешевой алкогольной шипучкой. Местные «эксперты» помогают девушкам избавиться от лишнего содержания их сумочек. Пока наблюдаешь за этим, сам лишаешься фотоаппарата, с которым, как с олимпийским факелом, быстро удаляется чернокожий бегун Матунба. Невдалеке

танцует

фотографируется

группа

украинской молодежи. Они дружелюбны, и через несколько мгновений ты уже в их тусовке. Одна девчонка особенно хороша и активно оказывает тебе знаки внимания. Компания собирается на дискотеку, и ты обещаешь присоединиться к ним чуть позже. Многообещающее прощание и слова «Я буду ждать тебя». Ты

снова

вливаешься

гигантский

хоровод,

и лишь ливень любезно предлагает тебе двинуться за дивчиной. Тут ты понимаешь, что такси в это время не существует как явления. Поэтому вызваниваешь своего нового ресторанного знакомого и предлагаешь ему вместе окунуться в праздник. Идея с дискотекой Тальятелле не нравится — вместо нее он предлагает хороший «стрипклуб». Идти в бездарную попытку итальянцев изобразить злачное место как-то не хочется, поэтому предлагаешь поискать альтернативы. Альтернативой является местный Сохо — район Кьяйя. Здешние бары в отличие от своих побратимов на Севере гораздо менее напоминают бар «Голубая устрица» из «Полицейской академии». Девушки здесь не выглядят бесполыми андрогинами и проявляют интерес к мужскому полу. И более того, среди них встреча182

ются и такие, на которых приятно обратить внимание. Однако стоит завести разговор, как вдруг появляется наклюкавшийся (разумеется, не за свой счет) Тальятелла. В определенный момент становится понятно, что надо избавиться от него, тем более что он активно начинает намекать на свои возможности в добывании чудесного белого порошка «по хорошей цене». Услышав заявление о слишком интересно прожитом дне и желании поскорее переработать его содержание во сне, Тальятелла настаивает на необходимости проводить гостя: «Я же отвечаю». На рукопожатие и «всего доброго» он отвечает чем-то близким к классическому «Дядя, дай десять копеек». Когда наконец, стоя у окна, начинаешь всерьез задумываться о том, чтобы последовать традиции и скинуть что-нибудь из мебели вниз, раздается телефонный звонок: — Ну и где же ты? — У себя. Приедешь? И на рассвете ты засыпаешь со счастливой усталостью под шум волн и «черемшины» — «Неаполь, твою мать».

Сладкий Фано. В городе Фано в середине XIV века было два главных семейства, люто враждовавших между собой. Когда им все же удалось заключить мир, то карнавал стал аллегорией утихшей «гражданской войны». Во время карнавальных баталий

две

противоборствующие

группы

закидывали

друг друга сладким. На телеге, использовавшейся как осадное орудие, выставлялось изображение виновни183

ка конфликта — дьявола (каждый, естественно, мог дать ему вполне конкретное имя). Таким образом, после завершения карнавальной процессии «виновник» сжигался, тем самым очищая и примиряя всех участников ритуала. Обычай

сохранился,

но

неоднократно

сменил

свое мифическое и материальное наполнение. Телега увеличилась до большой платформы с выстроенным на ней аллегорическим сооружением — куклой. Послевоенное соперничество коммунистов и демохристиан

придало

мероприятию

социально-политиче-

ский смысл: поскольку город был традиционным бастионом левых, огромной кукле часто приставляли голову правого политика. После «смерти идеологий» мэр из бывших коммунистов возглавил правую коалицию, а по городу, чтобы никого не обидеть, стала разъезжать неопределенная «акуна-матата». Сжигают ее только летом, после ремикса карнавального шествия, приуроченного к разгару пляжно-туристического сезона. Замыкает шествие механизированная платформа с целым оркестром «Разгневанной музыки». Оркестр появился в 1920-х годах и был итальянским ответом на джаз. В качестве музыкальных инструментов в нем наряду с обычными трубами и барабанами присутствуют колюще-режущие предметы в стиле фильма «Эдвард Руки-ножницы», сковородки, железные банки и другой кухонно-крестьянский инвентарь. До сексуальной революции карнавал был еще и вариантом брачных игр. Если девушка готова была принять ухаживания юноши, то она начинала подбирать разбрасываемые им карамельки. Возникавшие 184

при этом физические контакты (девушке приходилось нагибаться, в то время как юноша только этого и ждал) укрепляли отношения. На пути движения карнавального шествия выстроены трибуны — замки, которые и должны атаковать те, кто находится на аллегорической телеге. Люди начинают приходить за пару часов до официального начала, заделывая щели в трибуне картоном, — дело в том, что в противном случае большинство снарядов противника (конфеты различного калибра) окажется на земле. Раньше их собирали местные дети, сейчас конкуренцию им составляют гастарбайтеры, таким образом добывающие десерт и для своего стола. Когда начинается действо, телеги делают три круга по главной улице мимо трибун. Во время первого звучат лишь одиночные выстрелы — то есть из сооружения периодически бросают конфеты и получают ими в ответ. Основная битва разворачивается в следующий заход, когда в сторону трибун летят целые очереди конфет, сопровождаемые одиночными выстрелами тяжелыми снарядами: плитками, пачками и коробками со сладостями. Несмотря на принадлежность к высокоразвитому обществу потребления, естественный хватательный инстинкт здесь берет верх. Многие выставляют перед собой зонты, другие целыми семьями разворачивают огромные сети из одеял и покрывал. Третий круг делается уже в темноте, когда сооружение выглядит как горящая разноцветными огнями новогодняя елка. В периоды между заходами платформ защитники «бастионов» обстреливают собравшуюся толпу зевак. Если хорошо прицелиться в голову шоколадным 185

яйцом, то жертва, как мультяшный персонаж, начинает смешно потирать голову. Но результат, достойный ворошиловского стрелка, — это попасть по модели, посылающей воздушные поцелуи с передней палубы карнавальной самоходки. Это удовольствие, которому пытаются помешать два гоблина, стоящих по обе стороны от аппетитной цели. Главным призом за меткую стрельбу является присаживание модели (в короткой юбке) на корточки. Этот карнавальный пейнтбол приносит еще более впечатлений на главном пьемонтском Иврейском карнавале, где обстрел ведется не конфетами, а апельсинами.

Варвары в Венеции. Каждый мегаполис обрастает своей тусовочной индустрией. В имперском Риме проходили игры, венчавшиеся представлениями в Колизее. В современном Лондоне, Москве и Нью-Йорке выбор развлечений представлен клубами и питейными заведениями. В Венеции с ее цветистой гаммой купцов и гетто-кварталами (включая еврейские, турецкие и армянские) эту роль во многом выполнял карнавал. Венеция XV-XVI веков очень походит на современный Дубай — город-Диснейленд. В нем прежде всего тусовались, а потом уже жили. Своеобразный карнавал продолжался не две недели, а в течение всего периода, когда навигация была закрыта, — надо же было чем-то развлекать моряков, менеджеров и бизнесменов. Даже церкви здесь не отвлекают от праздничного настроения: святые выглядят как Бахус и Венера. Сего186

дня карнавал стал двухнедельным нашествием, в период которого Венеция становится бивуаком для варварских орд. Причем в городе-музее практически нет общественных отхожих мест, поэтому все естественные нужды человеческой природы, особенно по ночам, отправляются прямо здесь же, рядом с экспонатами. Поэтому наряду с обрушившимся колоколом на площади Сан-Марко и подкрепленным пушками ультиматумом Наполеона I величайшей трагедией считается прошедший здесь в 1989 году концерт «Пинк Флойд». После этого город отмывали несколько лет. Официальная часть современного карнавала — дело довольно скучное. По Сан-Марко и ее окрестностям гуляют маски в специально сшитых к мероприятию костюмах: от сказочных героев до садомазо-парочек, решивших по случаю показаться всем в своем привычном домашнем облачении. Начинаются дефиле. Костюмированные маски танцуют под куртуазные мелодии времен Моцарта. После этого, как на презентации коллекции, по подиуму прогуливаются конкурсанты. Длится это довольно долго, поэтому лучше запастись чем-то теплым — в Венеции даже в солнечную погоду в феврале стоит злобный холод (карнавальные недели скачут по этому месяцу, лишь иногда соскальзывая в соседний март). За действом хорошо наблюдать с колокольни дуомо, запасшись термосом и снайперской винтовкой. На вечеринках, которые устаивают русские олигархи, карнавалы больше пахнут прелестями времен Казановы. Модели, ореол тайны, алкоголь, какие-то порошки — все то, что миллиардеры родом из советских средних школ ассоциируют с Венецией. 187

Плебейские

мероприятия

организованы

более

примитивно: как будто кто-то просканировал желудок человеческого общества, в котором периодически попадаются непереваренные устрицы и тарталетки, плавающие в дешевом пиве. Площади-танцполы, окутанные смешанным с марихуаной туманом. Диджейские сеты с перманентным задним фоном разбивающихся, крошащихся бутылок. Романтические переулки, становящиеся сценами для дешевого порно. Набережные напоминают

огромные

общественные

писсуары

со

стоящими вдоль них шеренгами мужчин. Здесь же сидящие на корточках девы, от которых текут веселые ручейки. Самые стеснительные делают это на открытых верандах известных кафе и ресторанов — на стульях, столах, искусственном газоне. И рядом же возлежат в

алкогольно-богатырском

сне

существа

масках

(хотя, может, это и есть их лица). Однако карнавал вовсе не заканчивает этой в босховском стиле постановкой. Из Венеции надо еще выбраться. Для этого самое лучшее быть супергероем из комиксов, эффектно удаляющимся на катере или вертолете. В противном случае придется штурмовать вокзал, напоминающий место отбытия последних паромов из города, в который уже входят «они» (сцена бегства из Гаваны в «Крестном отце» или эвакуация американцев из Сайгона). Все отправляющиеся поезда переполнены, внутри страшная давка, как будто этот поезд идет из Венеции прямо в Калькутту. Словно тевтонский рыцарь, ты пробиваешься

между

плотными

в тамбуре.

188

рядами

стоящих

В вагоне люди делятся на две категории: счастливых оккупантов сидячих мест и тех, кого ждет долгое, в стиле индийских «стоящих святых» путешествие. Можно попытаться почитать, но каждый раз ты ловишь себя на мысли, что твой мозг сконцентрирован на подсчете станций до конца «аттракциона». Выход из поезда — особенный момент в твоей жизни, который остается вырезанной паяльником в голове надписью «Карнавал».

Праздники — как слоеные пироги, замешанные на традиции. Каждый исторический этап привносит новый слой. Дохристианский период принес свои ритуалы. Церковь лишь слегка подправила их, придав им благонадежную форму: языческие божества стали христианскими, так же как и обычаи. В свою очередь, потребительское общество не только повлияло на церковь, но и создало новые обычаи. Церковь попыталась стать «модной» с помощью рок-концертов и молодежных «Вудстоков». Кроме того, наиболее ожидаемым праздником становится день начала скидочного сезона. Фашизм, придя к власти, помирился с церковью, разобрался с масонскими ложами и конкурирующими партиями. Соответственно, были забыты или деклассированы праздники, связанные с вводом савойских войск в Рим (20 сентября, оставшееся только как название улиц в некоторых городах), а также коммунистическо-социалистический Первомай. В качестве замены населению были подарены День Основания Рима (21 апреля), День Империи (5 мая). Кроме того, вместо отмечавшейся левыми годовщины большевистской революции (7 ноября)

189

было введено празднование фашистского Марша на Рим (28 октября). После установления республики в 1946 году праздники были поделены между победившими христианскими демократами и левыми. Появившийся День Освобождения (25 апреля) и возродившийся Первомай стали левыми. Христианские же демократы получили религиозные праздники — Рождество и Пасху (с последующим выходным понедельником). Коммунисты организовали праздник газеты «Унита», который по своей массовости и популярности стал конкурентом религиозных торжеств. Наконец, и новый период не только привел к трансформации политики, но и занялся пересмотром праздников. Так, Первомай превратился в праздник иммигрантов, во время которого они проходят по средневековым улицам итальянских городов с красными флагами, исчезнувшего местного пролетариата.

190

Содержание

Предисловие ....................................................... 5 «Италия»: История корпоративных войн ...

Интервенция по-гарибальдийски: Путеводитель антитуриста по Италии ........ 42 Трибунные войны ........................................... 123 Путешествие по праздникам ........................ 164

191

Литературно -художественное издание 12+ Издание не рекомендуется детям младше 12 лет ЭРНЕСТ СУЛТАНОВ

ЗАПИСКИ ОККУПАНТА Ответственный редактор Дора Квач Художественный редактор Егор Саламашенко Технический редактор Татьяна Харитонова Корректор Лариса Иванова Верстка Максима Залиева Подписано в печать 27.01.2014. Формат издания 84×108 1/32. Печать офсетная. Усл. печ. л. 10,08. Тираж 3000 экз. Заказ № 6548. ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора». 197110, Санкт-Петербург, наб. Адмирала Лазарева, д. 20, литера А. www.amphora.ru, e-mail: secret@amphora.ru ООО «Петроглиф». 191002, Санкт-Петербург, ул. Достоевского, д. 22, литера А, помещение 1-Н. Отпечатано с электронных носителей издательства. ОАО «Тверской полиграфический комбинат». 170024, г. Тверь, пр. Ленина, д. 5. Телефон: (4822) 44-42-15, (495) 748-04-67; телефон/факс: (4822) 55-42-15. Электронная версия ECLECTIUM

192

10 ЛЕГЕНДАРНЫХ ИТАЛЬЯНСКИХ ГОРОДОВ 1.

2. 3. 4. 5.

8. 9.

10.

РИМ — один из старейших городов мира, Вечный город, живописно расположенный на холмах и богатый архитектурными памятниками различных веков. МИЛАН — второй по величине город Италии, столица мировой моды. ВЕНЕЦИЯ — город, расположенный на 118 островах, разделенных 150 каналами с 400 мостами. ВЕРОНА — прославленный Шекспиром город, который иногда называют «маленьким Римом». НЕАПОЛЬ — расположен на склоне Везувия, неподалеку от него находятся знаменитые античные города Помпеи и Геркуланум. ФЛОРЕНЦИЯ — город-музей, сохранивший исторический облик, с которым связаны имена Леонардо да Винчи, Микеланджело, Данте, Галилея, Америго Веспуччи. ПИЗА — родина Галилея, город, известный Падающей башней, живописными набережными и особым рецептом супа из лягушек. БОЛОНЬЯ — город, где находится старейший европейский университет, основанный в 1088 году. ГЕНУЯ — родина Колумба, в XI—XVIII веках колониальная держава. Ныне крупнейший морской порт Италии. СИРАКУЗЫ — античный город на восточном берегу Сицилии, памятник Всемирного наследия ЮНЕСКО.

193

194

195