Дейнека. Монументальное искусство. Скульптура

Там много всяких сюжетов с попами, священниками – очень комичных, иногда безжалостных. А учился Дейнека у Фаворского, который в начале 1920‑х годов не скрывал от студентов, что он человек религиозный. Тут уже начинаются интересные противоречия. Учителем Дейнеки был и К.И. Истомин – тоже из Курска, из интеллигентной семьи. Он был офицером-артиллеристом. Кроме прочих замечательных вещей, которыми знаменит Вхутемас, молодые люди там очень любили физкультуру; играли в волейбол, в компаньонах у Дейнеки был Жора Ниcский. Вхутемас давал отчасти и техническое образование, интерес к технике был очень большой. Это не был супрематизм Малевича, хотя в основе и лежали достижения супрематистов. Здесь появилась культура конструктивизма, культура промышленная. Дейнека начинает в этом ориентироваться. От курского парня ничего не остаётся – он погружается прямо в кипение тогдашних страстей. Если посмотреть его работы того времени – они невероятно сконструированы. И сам Дейнека – фигура своего рода синтетическая, отражающая время и его интересы. Кроме него из Вхутемаса вышла целая плеяда художников близкого направления – Георгий Ниccкий, Юрий Пименов, Николай Денисовский… Дейнека, конечно, фигура непростая, но симпатии он вызывал. Впоследствии он выбрал себе ассистентом Д.Д. Жилинского. Но Жилинский от него потихоньку всё‑таки ушёл, от его определённости и жёсткости. С другой стороны, Дейнека – художник как бы левый, он в некотором смысле шёл не в ногу с официальной линией. Организовалось Общество станковистов – ОСТ. Лидером там был Давид Петрович Штеренберг, и компания подобралась интересная: Вильямс, Гончаров, Пименов, Лабас, Тышлер; и Дейнека там играл немаловажную роль. В мои молодые годы, когда я ходил рисовать в МИПиДИ, искусство Дейнеки звучало ещё очень сильно. Дейнековская культура, особенно станция «Маяковская», оказалась таким эмблемно-синтетическим символом. Ведь это было время ночных арестов… И вот как сочетается дейнековское «Нас утро встречает с прохладцей» (я немножко пародирую Лебедева-Кумача) с этими арестами – это тоже надо понимать, потому что это коснулось и художников: например, Александр Древин, муж Надежды Удальцовой, сидел. Надо понимать, как всё это переворачивалось в сознании людей и что это был за стиль, что была за жизнь в таком двояком смысле. Интересно, что, когда – уже в оттепельный период – случилась история с Хрущёвым, тот обратил внимание на Дейнеку, и что‑то там не слишком гладко сложилось – Дейнека опять какое‑то время был в опале. Так что всё это было непросто. Я один раз имел длинную беседу с Дейнекой. Это случилось в электричке – смотрю, в почти пустом вагоне едет Дейнека. Я был малый любознательный, наглый, и к нему подсел. И мы с ним разговорились. Я уже сейчас точно не помню, о чём мы с ним говорили, но, помнится, он был довольно‑таки демократичен, говорил со мной доброжелательно. Только в его галантности была какая‑то затаённость, он, видимо, не всё высказывал. Так как я 10 лет работал на ВДНХ, и с Дейнекой, и с его учениками Борисом Милюковым и Андреем Васнецовым, мне приходилось и позже сталкиваться. И я всегда потом воспринимал Дейнеку и эстетически, и в целом как ключевую фигуру. Разные люди создавали советскую культуру: если Вера Игнатьевна Мухина была интеллигентным человеком, то Дейнека – из простой рабочей семьи, и это, конечно, тоже сказывалось на его личности. В его работах, например в «Материнстве», был определённый структурный 270