Anastasis.me “Faith” #01/2015 by anastasis.me

ARCHMAG. RU/ ВЕР А

№1Па с ха2015

ARCHMAG FAITH #1 Easter 2015

Cover Atlantis of the Russian North

Обложка Атлантида Русского Севера

Editorial Board Ivan Matveev, Nikita Dolgoy

Редакция Иван Матвеев, Никита Долгой

Design Ivan Matveev

Дизайн Иван Матвеев

Composition Ivan Matveev, Nikita Dolgoy, Elena Hasyanova

Составление Иван Матвеев, Никита Долгой, Елена Хасянова

Proofreading Ivan Matveev, Nikita Dolgoy

Вычитка Иван Матвеев, Никита Долгой

Translation Ivan Matveev, Primavista (p. 40–41, and 58–59)

Перевод Иван Матвеев, Primavista (стр. 40–41, и 58–59)

Website Ivan Matveev

Сайт Иван Матвеев

For information about archmag or to offer your support please visit: www.archmag.ru or contact us at archmag.ru@gmail.com.

Чтобы получить дополнительную информацию, предложить сотрудничество вы можете: www.archmag.ru, или archmag.ru@gmail.com.

The editors of Archmag.ru have been careful to try to contact all copyright holders of the illustrations that appear in this issue, but it was not possible to find all of them. If you claim ownership of any of the illustrations appearing in this issue and have not been properly credited, please contact us and we will be happy to fix it.

Редакторы Archmag.ru постарались аккуратно отнестись к авторскому праву относительно материалов, опубликованных в этом выпуске. Но, если мы что-то упустили, пожалуйста, напишите нам, чтобы мы могли исправить наши ошибки в следующей публикации.

The material appearing in Archmag (where not otherwise mentioned) is published under a “Creative Commons Attribution-NonCommercial-ShareAlike 3 unported” license. Archmag uses Open Sans, designed by Steve Matteson, PT Sans and PT Serif typefaces, designed by Paratype.

ISSN 1996–5591

ARCHMAG ВЕРА № 1 Пасха 2015

Материалы в Archmag.ru публикуются под лицензией «Creative Commons Attribution-NonCommercialShareAlike 3 unported», если не указано иного. Гарнитуры: Open Sans, разработаная Стивом Маттесоном, PT Sans и PT Serif, разработанные компанией Паратайп.

№1, Пасха

Архитектура и вера

ВЕРА / FAITH Сакральная архитектура в начале 21 века archmag.ru Москва, 2015

Architecture and faith

FAITH / ВЕРА Sacred architecture in the beginning of the 21st century archmag.ru Moscow, 2015

#1, Easter

СОДЕРЖАНИЕ От редактора, 11 Иван Матвеев Яко с нами Бог, 17 Ольга Толстикова Церковь и пространство, 25 Иван Матвеев Атлантида Русского Севера, 31 Квадратура Круга, 43 Сакральная урбанистика — Москва, 55 Беззащитные Шедевры, 57 Ольга Толстикова Реставрационный Комплекс на Острове Кижи, 69 Бен Хейс Общее Дело, 105 Список проектов по восстановлению церквей, 112 Укрытия для Руин, 115 Сергей Кантерин Wooden Architecture at Risk, 122 Русский Ковчег, 124

Строение современных церквей, 129 Николай Васнецов Часовня, 143 Николай Васнецов Домостроительство, 157 Евгения Саблина Православие и архитектура, 167 Екатерина Чистова Валаам, 173 Анна Базилевич Здесь небо никогда не бывает ярким, 183 Дженнет Щедрина Северный ветер, 197 Иван Матвеев Авторы, 229

CONTENTS Editorial, 12 Ivan Matveev

Modern church design, 138 Nikolay Vasnetsov

For God is with us !, 22 Olga Tolstikova

Chapel, 154 Nikolay Vasnetsov

Church and space, 28 Ivan Matveev

Oikonomia, 162 Eugene Sablina

Atlantis of the Russian North, 40

Architecture and orthodoxy, 170 Ekaterina Chistova

Quadratura Circuli, 43

Valaam, 178 Anna Bazilevich

Sacred/Urban Moscow, 55 Defenseless masterpieces, 62 Olga Tolstikova Kizhi Island restoration facility, 72 Ben Hayes Obshee Delo, 105 A list of church restoration projects, 113 Shelters for the ruins, 120 Sergey Kanterin Wooden Architecture at Risk, 123 The Russian Ark, 126

The sky is never bright here, 194 Jennette Shchedrina The Northen wind, 212 Ivan Matveev Authors, 229

ОТ РЕДАКТОРА

Русское государство, возникшее на основе православия, достигло своего наибольшего культурного и духовного расцвета, развиваясь в рамках православного христианства. После четверти века отсутствия общего духовного вектора, начинается возрождение православия в России. Восстанавливаются храмы, строятся новые. Молодежь, которую не устраивает идеология общества потребления, идет в церковь. Эти процессы пронизывают все общество. В архитектуре, несмотря на разрыв традиции, находятся люди небезразличные, готовые проектировать и восстанавливать храмы. Важность православной веры для русского мира нельзя переоценить. Русские, как единый народ, исторически сформировавшись на основе православия, и Русский Мир, как общность разных народов, претерпевает разрушение с утерей основ, веры. Это особенно ярко видно теперь, когда на Украине идет братоубийственная война. Как быстро люди, сделав первый шаг — став безразличными к чужому горю, теряют остатки человеческого. Чтобы обойти внутреннее нравственное ограничение на убийство, нужно абстрагировать объект агрессии. Именно с безразличия начинается расчеловечивание. Но, несмотря на море ненависти в мире, находятся люди, которые берут крест, и ведут за собой людей, силой своей веры освещая им путь. Прошлый номер журнала посвящен архитектуре и войне. Но любая война — это результат проявления войны духовной, вечной войны добра со злом. Войны божественного, созидательного начала в человеке, с началом деструктивным, человеконенавистническим. Этот номер посвящен войне духовной.

EDITORIAL

The Russian state, which appeared on the basis of the Orthodoxy, reached its greatest cultural and spiritual flourishing, developing within the Orthodox Christianity. After almost a quarter of a century of absence of the common spiritual vector, the rebirth of Orthodoxy in Russia has begun. Churches are being restored, new ones are being built. Young people, who are not satisfied with the ideology of consumer society, go to church. These processes permeate the whole of society. Despite the rupture of architectural tradition, still there are caring people who are ready to design and rebuild the temples. The importance of the Orthodoxy for the Russian World cannot be overestimated. Russians, as a people historically formed on the basis of the Orthodoxy, and the Russian World, as a community of different nations, undergoes destruction with the loss of the foundation, of faith. This is especially evident now, when there is a fratricidal war in Ukraine. How soon people lose their humanity after doing the first step — becoming indifferent to others’ grief. Internal moral constraint for murder can be bypassed by abstracting the object of aggression. The dehumanization begins with indifference. But despite the sea of hatred in the world, still there are people who take the cross, and lead the people, lighting our way with the power of their faith. The previous issue of our magazine was dedicated to the architecture and war. Any war is a result of manifestation of the spiritual war, an eternal war between good and evil. A war of the divine creative principle in man, with man’s destructive beginning. This issue is dedicated to the spiritual warfare.

Следующая страница: Гобелен «Тропарь ко Кресту». Художник Ольга Толстикова. Шерсть, лен, ручное ткачество. В собрании Московского Музея Современного Искусства. Тропарь ко Кресту: «Спаси ,́ Го́споди, лю́ди Твоя ,́ и блогослови ́ достоя н́ iе Твое ,́ побѣ́ды на сопротив́ ныя да р́ уя, и Твое ́ сохраняя́ Крѣсто́мъ Твоим ́ ъ Жи т ́ ельство». Next page: Tapestry “Troparion Of The Holy Cross.” Artist Olga Tolstikova. Wool, silk, hand weaving. In collection of Moscow Museum of Modern Art. The troparion of the Holy Cross (short hymn in Byzantine Liturgy): “O Lord, save Thy people, And bless Thine inheritance. Granting to Thy people victory over all their enemies. And by the Power of Thy Cross, preserving Thy commonwealth.”

Ольга Толстикова

ЯКО С НАМИ БОГ! 1

фотографии автора

«Суд состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» — Евангелие от Иоанна.

Справа: Собор Софии Премудрости Божией, г. Вологда. On the right: Temple of Sofia the Wisdom of God, Vologda.

1: Книга пророка Исайи, 8:9–10 «Разумѣй ́ те, язы ц ́ ы, и покаря й ́ теся, услы ш ́ ите дáже до послѣ ́днихъ земли ́: могýщiи, покаря й ́ теся: áще бо пáки возмóжете, пáки побѣ ж ́ дени бýдете, и иж ́ е áще совѣт́ ъ совѣщáете, разори т́ ъ Госпóдь, и слóво, éже áще возглагóлете, не пребýдетъ въ вáсъ, я ќ о съ нáми Бóгъ.»

Храмы Святой Софии в Древней Руси. В Новгороде, Полоцке, в Киеве. ХI век. Самые великие, главные, храмы единения Древней Руси. Софии, Софии… Вот Они — Древние объединяющие Святые Софии — Софии от севера до юга. Наша соборность, единение людей. Мудрость и крепь Руси. София Киевская — начало начал. Христос Пантократор в золоте центрального купола, в небе, над землей — видящий все, неумолимый, беспощадный. Он здесь и он в вечности. Пред Адом окажешься ты, с окровавленными руками невинных жертв, если только сможешь войти в этот храм, Святая Святых, в Софию Киевскую. Пойди, войди, предстань, отмоли! Попробуй, отмоли, когда войдешь в разум, увидишь, что натворил! Бедные, несчастные матери, чьи сыновья проливают кровь невинных людей. Бедные матери, как вам жить дальше. Жестокосердные сыновья. Остановитесь! Матери, молитесь за детей своих! Остановите их! Храм Софии на крутизне, над рекой Вологдой, ослепляет белыми стенами. XVI век. Храм, как огромный Воин, застыл, напряженный, величественный. Строгость и мощь. Монументальностью охватил пространства. Видишь в нем, в этой гениальной простоте архитектуры — силу православия, силу Государства Российского. Нет декора. Аскетично. Только дух. Узкие окна — как стрелы, как бойницы. Великие белые стены, силой своей, напрягают, изгибают дуги кокошников, раздвигают небо куполами. Тихо гудят купола, так же тихо, как гудит небо перед грозой. Тихо, но раскаленная сила в небесных куполах. Кажется, движутся они в небе, вращаются, как огромные планеты. В них — Вселенная, и они во Вселенной. Задираешь голову — но не охватить взглядом эти великие белые стены — великие белые пространства и всю Вселенную. И на Земле — как на Небе. Храм Софии — для нашего укрепления, чтоб не падали духом в суровое время. Смотрели на эту силу и мощь и укреплялись. Купола ввинчиваются в небо, прорывают синь, несутся ввысь ко Господу! Наши бесконечные снежные пространства в этих стенах, наши весенние грозы в просторах — в куполах. Наша русская сила. Наша одухотворенная простота — православная молитва в камне. Как кровью обагрились, багровый цвет над белыми стенами, багровый красный над белыми стенами в небе в куполах. Как кровь на снегу. Как та кровь в Той стороне, где горе у Той Софии. Вологодская София не молчит, безгласная — молится. Как воин — в окровавленном шлеме. Как набат по Руси. Набатным цветом полыхнули купола на Софии севера к Софии юга. Вот время, когда уходит язычество — обряды, вышивки, обе-

реги — все, чем пытаются сейчас заменить Православие. Все кажется мелким, декоративным в трудную для России годину. Это для нас, сидящих в травах в спокойных просторах, на грядках, вдалеке от горя, наперебой кукуют неумолчно кукушки. О вечном, о смысле жизни, о ее быстротечности. Заставляют не забывать, помнить о смерти, о погибших, и о страданиях. Вологда, скрывающаяся в травах, писатели земли Русской, северной Фиваиды! Где ваш Белозерский полк! Вставайте, говорите, говорите! Или вы — под кусток и молчок… Бег. Бег русских, спасение. До сих пор не осознать весь трагизм. Вот они, сидят женщины, беженцы с прижатыми детьми. Быстрые кадры, стараешься всмотреться в их лица, понять. Сиротские лица, лица измененные войной. Открытость в лицах. Лица, по которым сразу узнаешь — русский. Вот они — беззащитные. Беззащитные. Они молчат, но в них — крик. «Крик» Мунка, разрывающий сердце, всю плоть. Они молчат, когда уже нет сил на крик. О каждом человеке, о его судьбе потом можно писать, как о тех переломленных судьбах, о тех людях у Булгакова. Который страдал ими, был ими. А мы? Насколько мы душой с ними, каждую минуту. Невозможно ни петь, ни плясать. Остается самое ценное — вера, истины Святых отцов, их молитвы. Четкое разделение на черное и белое. Без серых компромиссов. Война. Господи, Помилуй! Господи, Помилуй! Господи, Помилуй! Стоят Святые Софии как Святые воины, в шлемах, готовые к бою. Храмы как человек — окна — очи, купол — глава, основание храма — подошва. Ликоподобный, человекоподобный. И идет этот бой, незримый, постоянный. Храмы — наша ратная духовная сила. Они за вами, идущими на подвиг в Донецке, Луганске, Славянске. И где бы ни был — на Вологодчине или в Москве — одна мысль — как там они, как там они, как там они… Мы — с вами. Всей страной — мы с вами. В наших церквях, в молитвах — с вами. Как когда-то спасали папанинцев на льдине и вся страна была сердцем с ними. Кольцевая Комсомольская, метро. Мозаики в высоте на плафонах Павла Корина. Русские дружины перед битвой, над ними — Святое знамя, хоругвь — Спас Нерукотворный. Образ, спасший осажденный город. «Перед иконой Спаса молился Дмитрий Донской, получив известие о нападении Мамая. Хоругвь с иконой Спаса сопровождала русские войска в походах начиная от Куликовой битвы, вплоть до первой мировой войны. Эти хоругви начинают называть «знамения» или «знамена», слово «знамя» заменяет древнерусское «стяг». Спас Нерукотворный становится оберегом города и страны. Спас — один из центральных образов русского православия, близок по значению и смыслу к кресту и распятию». Очи Христа на Плате. Они прожигают, силой своей останавливают врага. Икона «Спас Ярое Око». Ярое — какая вложена сила. Сила необъятная, необъяснимая. Сила на Борьбу и Победу. Пусть и сегодня убережет, защитит своею силою, как когда-

то осеняло это победоносное знамя войска Дмитрия Донского. Воины Христовы на иконах со светлыми, мужественными лицами. Каждый праведник — это воин, совершающий подвиг. «Лепо есть нам, братие, положити главы своя за православную веру». И нет пощады врагам!

Сверху: Мозаика на станции метро Комсомольская, г. Москва. On the top: Mosaic on Komsomolskaya metro station, Moscow.

«Да воскреснет Бог! И расточатся врази Его!» «Разумейте языцы. И покоряйтеся. Яко с нами Бог!»

FOR GOD IS WITH US!

Olga Tolstikova author’s photoes

“And this is the condemnation, that light is come into the world, and men loved darkness rather than light, because their deeds were evil.” — John, 3:19. Temples and cathedrals of Saint Sophia in ancient Russia. One in Novgorod, another in Polotsk, and one more in Kiev. Temples of 11th century, they are the greatest, the most important unity cathedrals of ancient Rus. Here they are — the temples of Saint Sophia uniting the country from the north to the south. They represent the collegiality and unity of our people. They stand for the wisdom and power of Russia. Saint Sophia’s Cathedral in Kiev is the starting point. Here our Pantokrator Christ shines in the gold of the central dome, He is in the sky above the ground and He sees everything. He is inex-

orable and relentless. Christ is here, with us, and in the eternity at the same time. If you dare to come into Saint Sophia’s Cathedral in Kiev, the Holy of Holies, you will see hell before you, you will see your hands covered with blood of innocent victims. So come and stand before God and pray to Him for your forgiveness! Pray to the Lord and then you will see what you have done! You, poor mothers whose sons are shedding blood of innocent people! How can you live after everything they have done? Your sons are so cruel. You need to stop them! You need to pray for them! Another Saint Sophia’s Cathedral is on a slope above the river Vologda. It is dazzling us with its white walls. The temple of the 16th century, it is like a huge Warrior standing tense and majestic. It is all rigor and power. The

temple covers all the space around it with its monumentality. There is the whole power of Orthodoxy, the power of Russia in the brilliant simplicity of cathedral’s architecture. No decor. Sole spirit. Everything is so ascetic. Narrow windows look like loopholes. The great white walls of the cathedral are bending the corbel archs with their power and drawing the sky apart with their domes. Quietly, the domes are humming like the skies before a storm. The sound is faint, but you can feel the power in heavenly domes. It seems they are moving like great planets in the sky. With the Universe is spinning inside, the domes are spinning in the Universe. Your head is raised, but your eyes cannot cover these magnificent white walls. They cannot see the entire great white space and the entire Universe of the cathedral. This temple on earth is like the one in heaven — it is there to empower us, to support our spirit in the time of trouble. The domes are driving into the blue sky and breaking through it, rushing up to the Lord! All our endless Russian fields covered with

snow are seen within those white walls. Spring thunderstorms are heard in those magnificent domes. Russian power is felt within that cathedral. Our soulful simplicity and Orthodox prayer are within those stones. The white walls are reddened with the crimson of the skies above the domes like blood shed on the snow in Saint Sophia’s land. But the Sophia standing on the Vologda keeps no silence, it is praying. It is standing there like a warrior in a bloody helmet. Its bells toll a tocsin for the whole Russian land. The domes of northern Sophia have reddened with tocsin red color for Sophia of the south. Now is the time when every pagan rite, embroidery, amulet, used to replace true Orthodoxy, is vanishing. They look too shallow, too decorative in the days of trouble. And it is time when drear cuckoos in the trees are calling for us, for those who are living their easy peaceful lives away from grief. The birds are cuckooing about the eternal and the meaning and transience of life. The birds make us remember the death, remember the dead, remember the suffering.

1: Isaiah 8:9–10 “Associate yourselves, O ye people, and ye shall be broken in pieces; and give ear, all ye of far countries: gird yourselves, and ye shall be broken in pieces; gird yourselves, and ye shall be broken in pieces. Take counsel together, and it shall come to nought; speak the word, and it shall not stand: for God is with us.”

The Vologda, hiding in the grass, and all the writers of the Russian land, Northern Thebaid! Where is your Belozersk Regiment — your noble warriors! Stand up! Speak up! Where are you? Are you fainthearted?.. Exodus. Exodus of Russians searching for salvation. The tragedy of the situation is enormous and inconceivable. There they are, those refugee women holding their children tightly. Peer into their faces and try to understand. These are the faces of orphans, the faces altered by the war forever. Their faces are open, and you can see they are Russians. They have no defense. No defense. Silent, they are crying inside. Heartbreaking like The Scream of Munch. They are silent, with no power to cry out. Each one of them has his own story, his own broken life. Enough to write a whole novel like the one of Bulgakov’s about people in misery. Remember, he felt their suffering as if it was his own, he was with them in their misery. What about us? We are with them in our minds and souls every minute. We can neither sing nor dance. We have our faith, and the truth

of our Holy Fathers, and our prayers. A clear distinction between black and white. No grey compromise. There is a war. Lord, have mercy! Lord, have mercy! Lord, have mercy! Saint Sophias are Holy warriors, ready for battle with their domes rising in the sky like helmets. The temples are human-like, with their windows serving for eyes, the dome for the head, the base for the feet. The temples are our spiritual warriors in the invisible everlasting battle. They are standing for those who accomplish their feats in Donetsk, Lugansk, and Slavyansk. Wherever we are, whether in Vologda, or in Moscow, we think of those in the battlefield… Our whole country is with you. We are with you in our churches and in our prayers. Like Papanin’s crew had been once rescued on an ice block with the whole country empathizing sincerely. Komsomolskaya subway station. Mosaics on the dome lights designed by Pavel Korin. Russian troops before the battle, the gonfanon above them, the Holy Savior’s image as the banner. This is the image that saved the besieged city. This is

the image that Dmitry Donskoy prayed for when he received the news of Mamai attacking Russia. This gonfanon had accompanied Russian troops in many campaigns from the battle of Kulikovo until the times of World War I. Later it was called “znamya” meaning “a banner”, the word “znamya” replacing the old Russian “styag.” The Holy Savior’s image soon became a talisman of the city and the whole country. This image is most important for Russian Orthodoxy, its value and meaning close to the one of the cross and the crucifixion». The eyes of Christ on the icon “Christ the Ardent Eye” are piercing the enemy with its ardent power, immense and inexplicable. The power to fight and win. Let this power of Christ protect you and defend you the same way it protected the warriors of Dmitry Donskoy. The soldiers of Christ are bright and courageous. Every righteous man is a warrior accomplishing a feat.

“A great thing it is, brethren, to lay our lives for the Orthodox faith.” No mercy to enemies! “God may cause his face to shine upon us, that thy way may be known upon earth, thy saving health among all nations!” “Be broken, you peoples, and be shattered. For God is with us!”

Иван Матвеев

ЦЕРКОВЬ И ПРОСТРАНСТВО

«Храм — это не только архитектурная и эстетическая доминанта, но и мощный градообразующий фактор. Православные храмы всегда были организующими центрами поселений. Почему в большинстве старых русских городов кольцевая структура застройки? Потому что горожане стремились строить дома по периметрам храмов и монастырей: они не только духовно окормляли прихожан, но и укрывали за своими стенами от набегов врагов. Храм имеет свойство возносить мысли людей к высотам духа... Духовно объединяет народ только церковь». — о. Дмитрий Смирнов. Пространство Руси. Что формирует родное русскому человеку пространство? «О, свѣтло свѣтлая и украсно украшена, земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, рѣками и кладязьми мѣсточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными звѣрьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская, о прававѣрьная вѣра хрестияньская!» — «Слово о погибели земли Русской» («Слово о погибели Рускыя земли и по смерти Великого Князя Ярослава») .

«Понятие русской земли включает и леса, и поля, и человека, которого окружает этот ландшафт. Первый раз оно проявляется у Нестора, который в начале 12 века написал первое историческое сочинение на Руси. Обычно его называют «Повестью временных лет». Оно было написано в КиевоПечерском монастыре. Никогда после таких сочинений Русь не знала. «Повесть временных лет, откуда есть пошла земля Русская». Это не история государства, это история Русской земли... В этом пространстве Русской земли жили разные этносы… Были разные города, разные политики, но во главу угла Нестор поставил Русскую землю. И этим самым всех объединил; это вектор развития русской цивилизации... Для русской цивилизации чрезвычайно важна тема Русской земли, как определенным образом оформленного пространства. Не только в художественном смысле, но оформленного идейно. Наши предки извлекали из пространства некий смысл... ...желание тишины и покоя, чрезвычайно трудно достижимые. Церковь на картине Левитана создает тот самый образ, который он непостижимым образом сумел выразить. Евгений Трубецкой в своем труде «Умозрение в красках» пишет о пространстве в иконе. Пространство это, пространство иконы — как-то перекликается с пространством русского пейзажа. Во второй половине 12-го

века русские архитекторы создали храм Покрова на Нерли. В 1162 году храм был поставлен на пустом месте, там никогда не было никакого жилья: само строительство требовало невероятных для того времени работ — он стоит на заливном лугу... На фасаде церкви — несколько рельефов, главный из которых — изображение царя Давида Псалмопевца. В древней Руси по Псалтыри учились читать. Поэтому для людей того времени эти изображения несли глубокий смысл». — Феликс Разумовский, лекция в МАрхИ. Пространство Руси — с алыми закатами, с широтой полей, воспринимается храмом, оно связано с русскими иконами. В преддверии революции, князь Трубецкой пишет: «Глаз радуется при виде старинных соборов в Новгороде, в Пскове и в московском Кремле, ибо каждая линия их простых и благородных очертаний напоминает об огне, когда-то горевшем в душах. Мы чувствуем, что в этом луковичном стиле в древней Руси строились не одни храмы, но и все, что жило духовной жизнью, — вся церковь и все мирские слои, в ней близкие, от царя до пахаря. В древнерусском храме не одни церковные главы, — самые своды и сводики над наружными стенами, а также стремящиеся кверху наружные орнаменты зачастую принимают форму луковицы. Иногда эти формы образуют как бы суживающуюся кверху

пирамиду луковиц. В этом всеобщем стремлении ко кресту все ищет пламени, все подражает его форме, все заостряется в постепенном восхождении. Но только достиг-

рое все укреплялось во мне в Вологде, в деревне Ламаниха, где церковь святого Николая Чудотворца на реке Вологде устремляет пространство вверх, и в Ферапонтово, потом

«В этой огненной вспышке — весь смысл существования „святой Руси“. В горении церковных глав она находит яркое изображение собственного своего духовного облика; это как бы предвосхищение того образа Божия, который должен изобразиться в России» — Евгений Трубецкой, «Три очерка о русской иконе». нув точки действительного соприкосновения двух миров у подножия креста, это огненное искание вспыхивает ярким пламенем и приобщается к золоту небес. В этом приобщении — вся тайна того золота иконописных откровений, о котором мы уже достаточно говорили: ибо один и тот же дух выразился в древней церковной архитектуре и живописи. В этой огненной вспышке — весь смысл существования „святой Руси“. В горении церковных глав она находит яркое изображение собственного своего духовного облика; это как бы предвосхищение того образа Божия, который должен изобразиться в России». Это ощущение горения, возносящего к небу, впервые возникло у меня в Пскове, куда мы ехали на экскурсию от школы. Многочисленные голубые главы церквей с золотыми звездами на них, на фоне ярко-синего неба. Это стало началом того чувства, кото-

и в Горицком монастыре, стоящем над озером, в которое опускалось вечернее солнце Но более всего это ощущение усилилось на Соловках, когда вся природа, вслед за идущими крестным ходом в молитве монахами, так же загоралась этим молитвенным горением.

CHURCH & SPACE Ivan Matveev

“A temple is not only an architectural and aesthetic dominant, but it is also a powerful city-forming factor. Orthodox churches have always been organizing centers of settlements. Why most of the old Russian cities have ring structure of building? Because citizens wanted to build houses on the perimeter of churches and monasteries: they not only spiritually sustained the parishioners, but they also were shelteres against attacks of enemies. Temple has the ability to lift up people’s minds to the heights of the spirit… Only the church spiritually unites the people.” — father Dmitry Smirnov. What forms the native Russian space? “Oh, brightly lit and beautifully adorned, the Russian land! So wonderful with its many beauties…” — “The Lay of the Ruin of the Russian Land”.

“The concept of the Russian land includes forests, fields, and the man surrounded by this landscape. The first time it appears in Nestor’s writings, the first historical work in Russia in the early 12th century. It is usually called “The Primary Chronicle” (‘Povest Vremyannykh Let’). It was written in Kiev Monastery of the Caves (Kyevo-Pechersky Monastery). Russia has never had that kind of writings after that. “These are the narratives of bygone years regarding the origin of the land of Rus”, the first princes of Kiev, and from what source the land of Rus’ had its beginning.” It is not a history of a state, but a history of the Russian land… Different ethnic groups were living in the space of the Russian land… There were different cities, different politicians, but Nestor put the Russian land in the heart of his story. Thus he united them all; it is the vector of the development of Russian civilization... The theme of the Russian land as a specifically formed space, is essential for the Rus-

sian civilization. Not only in the artistic sense, but ideologically formalized. Our ancestors found some certain sense in this space... The desire for peace and quiet, extremely difficult to achieve. Church on Levitan’s painting creates that very image that he inexplicably managed to express. Yevgeny Troubetzkoy in his book ‘Speculation in colors’, writes about the space of icon. This icon space somehow resonates with the space of the Russian landscape. In the second half of the 12th century Russian architects have created Church of the Intercession on the river Nerl in 1162. The church was placed in a vacuum, there has never been any property near there: that time, the construction itself took incredible amount of work—for it stands on the flood meadow… There are some reliefs on the facade of the church — the main of which is the image of King David the Psalmist. The Book of Psalms was used as a textbook in Ancient Russia. That’s why these images had a great meaning for people of that time.” — Felix Razoumovsky, from the lecture “Russia: the space as a prophecy” at MArchI. The Russian space — with its scarlet sunsets, with wide fields, is like a temple, it is connected with Russian icons. In the run-up to the revolution, Prince Troubetzkoy writes: “We feel that not only chur ches were built in that onion-dome style of old Russia, but everything, what lived the spiritual life — the whole

church and secular world, from tsar to plowman... Everything in this universal aspiration to the cross is searching for the flame, everything echoes its form, and everything is sharpened in the gradual ascent. But only by getting the real point of contact of the two worlds at the foot of the cross, this fiery search flares up with bright flame and joins the gold of heaven. This has the whole mystery of that icon gold, which we were talking about: for one and the same spirit has been

ter in Goritsky Monastery, which stands above the lake, with the evening sun falling into it. But most of all this feeling has strengthened in Solovki, when the whole nature seemed to be catching fire after the monks, praying in a procession of the cross.

“The whole point of the existence of ‘Holy Russia’ is in this fiery flash. In the burning of church heads it finds a vivid picture of its own spiritual image; it is like an anticipation of the image of God, which should be represented in Russia.” — Eugeny Troubetzkoy, “Three Essays on the Russian icon.” expressed in the ancient church architecture and painting. The whole point of the existence of ‘Holy Russia’ is in this fiery flash. In the burning of church heads it finds a vivid picture of its own spiritual image; it is like an anticipation of the image of God, which should be represented in Russia.” This burning sensation of ascention to heaven first came to me in Pskov, where we went on a tour with our school class. Numerous heads of churches, blue with gold stars on them, against a bright blue sky. This was the beginning of the feeling that has strengthened in me in Vologda in Lamaniha village, where the Church of St. Nicholas on the river Vologda, directing the whole space around it upwards, and then in Ferapontovo, and af-

Иван Матвеев

АТЛАНТИДА РУССКОГО СЕВЕРА Интервью с создателями фильма Атлантида Русского Севера

http://planeta.ru/campaigns/10280

Фотография здесь и далее: «Атлантида Русского Севера» Photo here and on the next pages by: “Atlantis of the Russian North”

Сценарист фильма «Атлантида Русского Севера», учредитель фонда по восстановлению деревянных церквей севера «Вереница», кандидат исторических наук Глеб Кузнецов, и режиссер фильма «Атлантида Русского Севера» Софья Горленко:

Как возникла идея проекта? Соня: Идея проекта возникла у сценариста фильма Глеба Кузнецова, который несколько лет с волонтерскими командами восстанавливает деревянные храмы севера, которые не являются федеральными или региональными памятниками архитектуры, а просто — памятниками деревенского деревянного зодчества. Сначала в планах было снимать на более узкую тему — только про проблему восстановления деревянных храмов, но потом, чтобы два раза не вставать, было принято решение снимать полный метр про Русский Север, как про уникальное явление — и по своей архитектуре, и истории, и главное — по людям. Какова цель Вашего проекта? Соня: Деньги на наше кино даны простыми людьми, заинтересовавшимися нашей темой (спасибо предоставленной возможности ресурсу planeta. ru) — ни министерством культуры, ни продюсерами, ни еще кем-то, кто может подвергать фильм цензуре. И в са-

мом фильме мы решили дать высказаться простым людям, которые живут на Русском Севере, а не чиновникам или продюсерам. Поэтому содержание кино претендует на честность и сохранность от пропаганды и антипропаганды, да и таинственный закадровый голос авторов не прерывает наших героев и не навязывает волю зрителю. Разумеется, в кино есть наше собственное видение, но оно не искажено ни утопизмом, ни упадничеством. На фоне последних громких мировых премьер российского кино, я надеюсь, что мы все-таки разбавим непроглядную тьму псевдорусской действительности редкими светлыми лучами, однако и об актуальных проблемах наши герои говорят без купюр. Возможно, если наш фильм увидит большое количество людей, он привлечет внимание к проблемам исчезновения народной традиции, и люди, наконец, поймут, что это касается их напрямую. Есть надежда, что, если фильм увидит западный зритель, и поймет его при всей разнице менталитетов, то мнение о наших людях хоть немного изменится в лучшую сторону. Кто те люди, которые делают проект — из кого состоит команда? Соня: Команда состоит из сумасшедших. Состав следующий: автор и сценарист Глеб Кузнецов — кандидат исторических наук, выпускник сценарного факультета ВКСР. Опе-

ратор Даниил Сальхов — человек совершенно стоически лез снимать на купола. Самый главный человек в команде, благодаря которому нам удалось снять обычные вещи необычно — пилот октокоптера, по совместительству звукооператор на съемках — Сергей Корнеев. На стадии постпродакшена к команде присоединились другие профессионалы, при том очень талантливые — композитор Марат Файзуллин с замечательными музыкантами Татьяной Калмыковой и Сергеем Старостиным, и прекрасный режиссер монтажа Алексей Смаглюк. А графику для нас делает студия из Пензы СтахановФест. Как Вы выбираете объекты для съемок? Соня: Очень сложно очертить границы Русского Севера на карте, потому что они постоянно менялись и по-разному назывались, но в целом ареал понятен — это север Вологодской области и Архангельская. Наш маршрут лежал вдоль трех самых крупных рек Русского Севера — Онеги, Ваги и Северной Двины. Логично, что испокон веков жизнь кипела возле рек, по их течению происходила колонизация севера русскими. Маршрут строился исходя из расположения архитектурных памятников (например, самый известных из Онежских памятников — в Турчасово, Пияле, Подпорожье), исходя из места жительства некоторых наших героев — мы не всех героев на-

ходили заблаговременно, примерно половина прекрасного, что есть в фильме — это рука Проведения. В основном, герои к которым мы собирались изначально — это приезжая интеллигенция, которая могла вскрыть и осознанно заявить основные проблемы современного Русского Севера. Также маршрут строился вокруг реставрационных работ, которые были запланированы. Акцентируете ли вы внимание на какой-то конкретной типологии построек (например, на жилых домах или церквях)?

Глеб: Деревянное зодчество — это самый яркий символ Русского Севера. Со школы мы помним избы с фасадами в восемь окон, сравните с тремя в центральной России. Государственная пропаганда потратила много усилий для популяризации храмового комплекса в Кижах и музея Малых Карелах, но она же замалчивает, что шедевры деревянной храмовой архитектуры сохранились в глухих северных деревнях. Это кубоватые храмы Онеги 18 века, шатровые церкви 17 века в районе Каргополя и другие — разбросанные по разным концам Архангель-

ской области. Эти церкви были построены в те времена, когда север обладал совсем иными людскими и производственными ресурсами, как следствие после запустения севера, эти громадные храмы остались брошенными. Это печальное зрелище, но сам факт, что они пережили советские года систематического разрушения храмов, 1990‑е годы безразличия к ним, дает надежду на будущее. Эти церкви — письма нам из России прошлого, они — памятники в полном смысле этого слова — они стоят, чтобы у нас сохранялась память о прошлом

и о том, что и в нашей жизни есть альтернатива. С какими трудностями Вы столкнулись в процессе работы? Глеб: Трудности были, наверное, но о них почти невозможно вспомнить. Мы верим, что делали хорошее дело, и все трудности разрешались так быстро, что не оставили никакого следа. Где-то барахлила техника, где-то ливнями размывало мосты, но все это были пустяки. Сейчас они вызывают только улыбки. Можно сказать, что проект до сих пор ре-

ализовывался «как по маслу». Как реагирует местное население на Вашу деятельность? Как, в целом, местное население относится к храмам в их населенных пунктах? Глеб: Северяне особенные люди. Здесь и влияние истории этого края, и его природы. Люди на севере помнят о том, что храмы в их деревнях — это памятники дела рук их дедов. Это многое значит. Наверное, сейчас у северян в тени этих храмов есть чувство бессилия, но есть и чувство гордости. Видя наше уважение

к этому достоянию, они и нас воспринимали с уважением. Мы не увидели ни культурной, ни ментальной пропасти с местными жителями. Это было совсем не похоже на «хождение в народ» или метание бисера перед свиньями. На севере много проблем, в том числе вызванных и отношением людей к жизни, но это не проблема невежества или злобы. Скорее, речь идет о неверии в себя и часто беспочвенном унынии, а также вере в то, что где-то существуют кисельные реки и молочные берега, и это зависит не от жителей тех мест, а от некой объективной

данности. В процессе работы над проектом вы, вероятно, посещаете множество населенных пунктов на севере. Какова ситуация с населением в удаленных деревнях и селах, которые Вы посещаете (количество жителей, чем они занимаются, идет ли отток оставшегося населения из деревень, и т. д.)? Глеб: Действительно, на севере продолжается сокращение численности населения — число умирающих превышает число рождающихся. Молодежь зачастую уезжает из деревень. Сельскохозяйственные предприятия в этих краях нерентабельны, а строевой лес был необдуманно уничтожен в последние два десятилетия. В то же время, на севере есть остатки уклада, а значит остается надежда на возрождение. Люди старшего поколения склонны возвращался в деревни из городов, есть движение дауншифтеров. И такие редкие молодые ростки, как занятие ремеслами, плотничеством, другими традиционными занятиями, показывают, что жизнь на севере есть. Другое дело, она не может быть такой буйной, как на юге, но это как раз объективно — жизнь здесь тяжело восстанавливается, никогда не бьёт ключом, но вместе с тем она устойчива и индивидуальна. В этом случае условия жизни человека очень зависимы от природы.

Какие населенные пункты Вы посетили в рамках работы над проектом? На ваш взгляд, что общего, и что отличает объекты, которые находятся в разных частях Русского Севера? Глеб: Мы посетили север Вологодской области — Тарнгоский и Верховажский районы, юг и запад Архангельской области — Вельский, Каргопольский, Онежский, Холмогорский, Шенкурский районы. Между этими частями севера определить какие-либо принципиальные различия трудно. Архитектурное разнообразие, скорее, для соответствующих монографий, чем для обывателя. Да, существует верховажская архитектурная школа, а существуют кубоватые храмы Онеги. Но принципиально — все эти строения памятники русской, крестьянской, деревянной архитектуры.

речь может пойти и о прокате в кинотеатрах, а затем разместить его в общем доступе. Деньги на фильм давали простые люди, у нас также есть обязательства перед «акционерами», а честно говоря, жертвователями, — они увидят кино в первую очередь на закрытой премьере.

Каковы сроки реализации проекта, когда Вы хотели бы выпустить фильм, как будет распространяться? Глеб, Соня: Наш проект был запущен в начале апреля 2014 года, и мы рассчитываем точно спустя год его и закончить. До месяца у нас заняла подготовка к съемкам, около месяца мы провели на севере, и оставшееся время — это постпродакшн. Мы рассчитываем представить кино на фестивалях, попытаться найти общий язык с отечественным телевидением, возможно,

ATLANTIS OF THE RUSSIAN NORTH

«Atlantis of the Russian North» is a feature-length documentary about the Russian North — how it is created, beat, saved, and what kind of free and hard life comes out of it. Read more and watch the trailer at http://planeta.ru/campaigns/10280.

Иван Матвеев

КВАДРАТУРА КРУГА Интервью с архитектором Даниилом Макаровым

http://cc-qc.ru/

Как ты пришел к проектированию храмов? С двух сторон. Если начинать издалека, отчасти повлияла практика на Соловках. В то время как-то более-менее ориентировался в церковной культуре, ходил в храм. И меня зацепило, что в Соловецком монастыре, как и в любом древнем монастыре, есть слои исторические. И они все очень точны для своего времени. И не один из них не является доминантой в художественном выражении. То есть они все ценны и цельны. Ощущение, которые передаются через ту архитектуру — это ощущение глубины. Это ощущение отсутствует у многих современных храмов. Но тогда, в 2007 году, я даже не думал о том, чтобы что-то спроектировать на тему храма. У меня была мысль в голове, что есть что-то, отличающееся в эстетике древнего сооружения от похожих, но современных. Я покупал искусствоведческую литературу, меня интересовала эта тема; сформировалась библиотека по русскому древнему зодчеству, по византийскому, по другим каким-то темам, по религиозно-философским. На протяжении всего обучения в МАрхИ я принципиально не проектировал храм, потому что понимал, что мне не хватает знаний. На дипломе я решил попробовать. Мне хотелось понять, может ли быть в современной архитектуре смысл более глубокий, чем функциональное какое-то соответствие, есть ли

какие-то более глубокие философские смыслы. И абсолютно случайно я вышел на архитектора Андрея Анисимова, который предложил мне тему «Церковно-молодежный центр в Подмосковье». В дипломном проекте было два храма, баптистерий, гостиничный комплекс, что-то вроде постоянного учебного интерната, летнего учебного центра, кружковые, выставочные… огромный культурный центр. В общем, я его сделал, при работе над ним обогатился знаниями о современной храмовой архитектуре, и это положило начало дальнейшим поискам. Во время работы над дипломом я на полставки работал в мастерской Анисимова, узнавал, как храмы строятся сейчас. Там познакомился с Иваном Земляковым. У нас оказались похожие взгляды на этот вопрос, и мы решили организовать творческое объединение. Как комиссия отнеслась к теме диплома? Положительно, хвалила за смелость, рекомендовала продолжать тему в аспирантуре. Перед тем, как начать делать диплом, я провел исследование, смотрел, что на западе делают, пытался понять, как у них так получилось, их внутренний путь через эпохи. Я понимал, что если мы перенесем их формы к нам, толку от этого не будет. Что инструментарий общий может быть перенесен — как базовый инструментарий ордера переносился, как византийский ин-

струментарий переносился, но он тут же адаптировался под российскую действительность, под российскую эстетику. И я до сих пор придерживаюсь такого мнения, что должно быть современное, но нужно не переносить форму, а переносить инструментарий. И смотреть, какие побудители внутренние культурные могут рождать новую форму. И, в принципе, никак иначе это не может родиться. С чего ты начинаешь проектирование храма? Если говорить об архитектурных подходах, то сейчас у меня несколько линий. Одна линия появилась совсем недавно. Это храм постмодернизма. Проекты, которые я делал именно в этом ключе, получают наиболее положительные оценки. Хотя в православной культуре постмодернизм — это ругательство. Какие это проекты? Это храм Воскресения Христова, проект 2014 года. Там были размышления именно о знаке. То есть это типично постмодернистский проект.

Справа: Проект русского культурного центра в Рейкьявике Архитектор: Даниил Макаров Изображения: Quadratura Circuli On the right: Russian cultural center in Reykjavík Architect: Daniil Makarov Images by: Quadratura Circuli

Миссионерский храм ΙΧΘΥΣ Архитектор: Даниил Макаров Изображения: Quadratura Circuli

Missionary Temple ΙΧΘΥΣ Architect: Daniil Makarov Images by: Quadratura Circuli

Размышления о визуальном образе, эволюции образа, наследственных визуальных связях, архитектурном синтаксисе. При этом я старался отойти от злой иронии, свойственной эпохе, скажем так. Если там ирония и есть, то она чистосердечная, добрая. Этот красный купол глянцевый — он немножко игрушечный, но в этой наивности есть какаято не то чтобы чистота, какаято искренность. Ну, наверное, так. Оценку сейчас даю как сторонний наблюдатель. Другой подход — выявить пространственные архетипы русской исторической архитектуры, и облечь их в инстру-

ментарий современной архитектуры. В чем состоит этот подход? Есть устойчивые композиционные формы — куб, восьмерик, или четырёхстолпный храм, купол или шатер и т. д. Сельский храм с так называемой композицией кораблем, с притворами, с горизонталью и вертикалью. И эти схемы достаточно устойчивы. Если посмотреть планировки русских храмов, в них есть то, что остается всегда, но оболочка постоянно меняется. Это подтолкнуло меня к предположению, что вся христианская архитектура — двухчастная: в ней есть неизменная составляющая, связан-

ная с литургией, постоянством евангельской мысли, это символическая схема, абсолютно нематериальная. Мы можем говорить о куполе, можем говорить о земле, небе, о взаимоотношениях, востоке — западе, человеческом — небесном. Можно долго говорить об этих взаимоотношениях, но они нематериальны. А материя берется из контекста временного и контекста территориального. Вот та культура, которая есть, начинает создавать материальную оболочку вокруг этих абстрактных схем. Тогда рождается храм. Этим объясняется и то историческое многообразие храмов, которые мы наблюдаем — Покрова на Нерли, Василия Блаженного, храмы 17 века, классические и более поздние. Они абсолютно все разные, но в них есть что-то общее. Это был основной мой подход на протяжении лет четырех. И до сих пор некоторые храмы я проектирую в нем. Сейчас есть еще третий подход. Вот эти два предыдущих подхода основаны на том, что что-то есть, что-то сохранилось: устойчивые пространственные схемы, культурный слой; они основаны на положительном отношении к форме, форме, которая говорит. Но я понимаю, что буквально через пару десятилетий, максимум — сейчас католики с этим начали сталкиваться — мы только начнем проектирование храма с той точки зрения, что ничего нет кроме первопричин, которые мы можем уловить только «как

Храм Воскресения Христова Архитектор: Даниил Макаров Изображения: Quadratura Circuli

Church of the Resurrection Architect: Daniil Makarov Images by: Quadratura Circuli

бы сквозь тусклое стекло, гадательно». Потому что в 20‑м веке все основания классической эстетики были уничтожены, тектоника веса утратила свое значение. Гравитация влияет на форму, тектоника материала тоже. Символы, благодаря постмодернизму, его, скажем так, отрицательной стороне, стали знаками — выродились и обесценились. Сейчас купол луко-

вичный — это лейбл, знак — это не символ. То есть его знаковое значение превышают те значения символические, которые в нем были заложены изначально, на мой взгляд. И в некоторых проектах я исхожу именно из той предпосылки, что исторических и контекстуальных оснований для проектирования нет, ничего нет того, что было, и нужно почувствовать малейшую динамику

леть, нужно понять, что архетип как-бы остался в ядре, он не изменился, но он сегодня находит новые формы, оставаясь в основе неизменным, но вот какая форма ему соответствует? Например, одной из граней понимания храмового пространства является взаимоотношение Человека и Бога, Земли и Неба — вопрос неизменный, но как это фундаментальное взаимоотношение передать в пространстве? Одним из оснований является Писание, но как по-разному это взаимоотношение передавалось в истории! Мы в России, как мне кажется, не заметили тот процесс, когда формы уже не соответствуют первопричинам, они вторичны. Именно поэтому сейчас говорят, что современный храм — это театральная декорация, и ничего ценного в этой архитектуре нет. В принципе, я согласен, что, действительно, ценного с точки зрения эстетики в современных проектах за редким исключением очень мало. Храм Иоанна Богослова в селе Анисимово Архитекторы: Даниил Макаров, Иван Земляков Изображения: Quadratura Circuli

Church of St. John the Evangelist in Anisimovo Architects: Daniil Makarov, Ivan Zemlyakov Images by: Quadratura Circuli

смыслов, чтобы заново началась рождаться форма.

лал на эту тему проекты внеконтекстуальные, умозрительные. И они основаны на том, что есть какие-то незыблемые вещи, почти непостижимые, всплывающие из глубины. Тут есть грань, как только мы опираемся на форму прошлого, мы попадаем в постмодернизм и теряем символическую глубину, которой должен обладать храм. Вот в чем проблема. Чтобы это преодо-

То есть места, как такового, нет, есть некий вакуум, где нечто возникает, и само по себе начинает формировать пространство. Как-то так, условно. Конечно, если возникает окружение, оно начинает влиять и формировать, но пока что я де-

Есть несколько версий истории возникновения главы — луковичного купола. Какая символика в это заложена? У Трубецкого есть своя точка зрения. Вариантов вообще много. Я не очень люблю Трубецкого. Считаю его субъективным, находящимся в своем времени, такая журналистская заметка о своем восприятии храма, скажем, так. Никакого отношения ни к науке, ни к культурологии не имеет. Зато яркие

образы, ощущения создали определенный набор штампов, которые из десятилетия в десятилетие повторяются и которые ничего не объясняют, на которых спотыкается архитектор, желающий понять архитектуру храма. Там его ощущения так поданы, что они не дают взглянуть на архитектуру под другим углом, и не дают сделать что-то иное, чем храм провинциальный, с низкими сводами, куполком-луковкой. Если взять всю историю зодчества, она не вписывается в труд Трубецкого. Что ты можешь сказать про канон, ну или традицию в церковной архитектуре? Есть устойчивая схема, соответствующая литургии, Евхаристии — того, для чего храм и создается. Можно ли служить в квартире или в лесу на пеньке? — да, можно, обязателен ли купол у храма? — нет, не обязателен. Большинство балканских храмов и старинных сельских храмов российских — без купола. Добавлялся шар ко кресту вместо купола. Когда мы ставим вопрос о каноне, мы понимаем, что нет ни одной какой-то постоянной детали, но есть историческая традиция формирования сакрального пространства, где раскрывается христианская онтология. И эта традиция постоянно эволюционировала. Она проявлялась абсолютно по-разному, но об эволюции все-таки можно говорить. Она неразрывно связана с мировоззрением и не

только с церковным. Например, если мы говорим про Новое Время — это возрождение науки, появление законов Ньютона, раскрытие космоса, восприятие не как «есть сфера небесная», а есть космос, как пространство, в котором находятся планеты. Это все влияло тоже и на архитектуру, и на культуру кардинальным образом, сформировало упорядоченность классицизма. Фуксас спроектировал церковь-куб. И, несмотря на то, что у католиков тоже есть своя традиция, тут она полностью отметается. Создается абсолютно другое пространство, не типичное для конфессии. Как ты считаешь, такое жесткое отсечение традиции допустимо, или все-таки стоит как-то больше эволюционировать, может быть не стоит в такой постмодерн уходить? И как к этому относится наша церковь? Скажем так, я достаточно критичен к этому проекту Фуксаса, я его не понимаю, но мне кажется, что другого пути с точки зрения инструментария нет. Когда мы поймем, что больше не осталось ни одной зацепки для рождения формы — тогда будет рождаться что-то новое. В идеале, это новое будет иметь внутреннюю связь с традицией — первопричины ведь неизменны. Ты все равно идешь больше в русле традиции?

В основном да, но даже те проекты, которые не имеют конкретных визуальных какихто цитат, я стараюсь в них внести вот то постоянное, о чем я говорил, связанное с устойчивыми историческими схемами, на протяжении двух тысячелетий. Вот последний проект — деревянный — с арками внизу (Проект деревянного храма, 2014), он просто бурю комментариев вызвал негативных. Я понимаю, почему так. От привычных глазу образов я ушел далеко. Но вот этот проект полностью построен на ощущениях и чувстве пространства. И на некоторых других смыслах. Мне кажется, сегодня тектоника веса переродилась в тектонику смысла. А вот поймать смыслы очень сложно, но от этого зависит будущее архитектуры. Понятно, что любое ощущение исходит из личности, а личность чем-то формируется, на чем-то базируется. Как ты считаешь, насколько важна конфессиональная принадлежность архитектора, когда он берется за проектирование православного храма, в частности, в контексте того, что ты говоришь про мировосприятие, т. д.? Я до сих пор не нашел ответа на этот вопрос. Мог бы это делать буддист, например, как ты думаешь? Скажем так, чисто теоретически у меня, наверное, получи-

ния. Правильно это или нет — наверное, это не соотносится с идеалом… Думаю, самый-самый идеал — это когда за дело проектирования берется священник, монах, архитектор — в одном лице. А все остальное — это градация на уменьшение идеала. Может ли быть параллель с иконописцем в этом смысле? То есть подготовка к началу, пост, молитвенные правила — и тому подобные вещи духовного характера, присущие процессу иконописи.

Часовня в деревне Ефимово Архитектор: Иван Земляков Изображения: Quadratura Circuli

Chapel in Efimovo village Architect: Ivan Zemlyakov Images by: Quadratura Circuli

лось бы сделать буддистскую пагоду, или что-то еще. Просто имея профессиональные навыки. Как Щусев сделал мавзолей. Но я не думаю, что это правильно. Мы часто видим, как люди нецерковные проектируют православные храмы, и эти храмы вполне живые, они существуют. А правильно ли это? Не знаю. Таких хра-

мов построено много. Когда священнику нужно построить храм, нужен проект, он приходит в архитектурную фирму и ищет профессионала, верующий или нет, выбора часто нет. Человек, может, скажет «в Бога верую, в церковь не хожу» — наиболее распространенный подход. Ну и храм строится, в нем проходят богослуже-

Насколько я знаю, требования к иконописцам прописаны в Стоглавом Соборе, и заключаются они в том, что нужно быть христианином. Не блудить, не воровать, не убивать, следовать заповедям… собственно, если мы почитаем этот текст, то он об этом, ничего сверх меры там не налагается. В принципе, наверное, можно это спроецировать и на архитектора, занимающегося храмами. Что на, твой взгляд, является высшей точкой развития церковной архитектуры? В свое время на меня произвела большое впечатление София Константинопольская, своим внутренним пространством. Меня поразило отсутствие чувства границы храма. Не только потому, что он огромный, а потому что там так снизу устроены аркатуры, за

которыми находятся помещения, за ними большие окна, и вместе это такая световая пространственная многоплановая композиция, где ты теряешь понимание, где кончается сооружение изнутри. Это очень интересный опыт. Второй опыт, наверное, связан с Софией Киевской. Я там был в такое время, что оказался внутри один. Тишина, мозаики, внутренне пространство. Я несколько раз входил-выходил, мне было интересно, как мозаики начинают оживать, при движении внутри храма образы начинает оживать и вести диалог с тобой. Это очень глубинные какие-то переживания вызывает. А сейчас есть желание побывать в двух местах: в капелле брата Клауса Цумтора, и в Бенедиктинской капелле, где, кстати, в шкафчике, в небольшом киоте — икона Владимирской Божьей Матери. Я хочу понять, соответствуют ли мои умозрительные переживания при взгляде на фотографии, тем ощущениям, которые я получу, когда окажусь там. Усилятся они, или нет. Ты можешь назвать какойто наиболее удачный пример храмовой православной архитектуры — в России, или за рубежом?

В ЖЖ Ивана Землякова есть подборка наиболее удачных, на его взгляд, православных храмов. Я считаю, что они действительно относительно лучшие. Но если так ставить в лоб вопрос, — назвать лучший современный русский православный храм я не могу, я его не нахожу. Скажем так, может быть это жестоко, но мне вот эти два объекта Цумтора кажутся более, по своим ощущениям, масштабу, и чувственной глубине, более подходящими для нынешней действительности, они соотносятся с историческим масштабом русской архитектуры, ее материальностью. Мне кажется, что они достаточно хороши, чтобы использовать их язык сегодня, но это мое предположение, стоит проверить на опыте, и, наверное, не единичном опыте. Что из русской архитектуры тебя поражает? Соловки. Это знаешь, как говорят, кто хоть раз в жизни побывал на Соловках, влюбляется и там его родина.

Справа: Проект деревянного храма Архитектор: Даниил Макаров Изображение: Quadratura Circuli On the right: Project of a wooden church Architect: Daniil Makarov Image by: Quadratura Circuli

SACRED/ URBAN MOSCOW

САКРАЛЬНАЯ УРБАНИСТИКА МОСКВА

Pilot phase

Пилотный проект

One of the most obvious assumptions about Moscow temples is that of imbalance. There are a lot of churches in the de-populated historical centre and a lack of them in the over-populated periphery. This situation is rooted in the fact that most churches in the periphery are former village churches, and have a smaller capacity. This diagram demonstrates the mapping of churches vs population density. A population map density was taken from “Archeology of perifery” research issued in 2013. Having identified the types of urban plots with no temples, conceptual resolutions can be proposed with the specificity of each urban environment in mind. The research contains an investigative and a visionary part. The visionary part offers both realistic and utopian conceptions of temple development in Moscow.

Дисбаланс — одна из очевидных особенностей комплекса храмов Москвы. Малонаселенный центр полон городских храмов большого размера, в густонаселенной периферии храмы в основном представлены редко встречающимися бывшими сельскими храмами небольшого размера. Использована диаграмма плотности населения Москвы из исследования 2013 года «Археология периферии». Определив типы городских пространств, испытывающих недостаток в храмах, можно предложить концептуальные решения, адекватные каждой среде. Исследование предполагает не только диагностику ситуции и выявление проблематики, но и ответы. Поэтому исследование содержит визионерский раздел, в рамках которого предлагаются раличные стратегии развития храмового комплекса Москвы, от реализуемых до фантастических.

sacred.urban.moscow@gmail.com https://vk.com/sacred_urban

Ольга Толстикова

БЕЗЗАЩИТНЫЕ ШЕДЕВРЫ

Старые деревянные дома города Вологды. Дома, в которых ощущение времени сохранилось в неповторимом глубоком сером цвете дерева. Резьба, соединение сквозной — пропильной и объемной, чудесный полет фантазии. Весь дом, как огромная деревянная скульптура, в его цвете, замешанном на дождях, снегах, солнце — родная старина. Так и хочется прижаться к шершавому, растрескавшемуся дереву, провести по нему рукой. Обнять все эти, такие родные дома — маленькие частички Родины. Почувствовать, понять и полюбить Россию, ее историю, воплощенную в архитектуру, архитектурную среду, раньше помогали практики для студентов художественных ВУЗов, проходящие по старым русским городам. В такой живописной практике участвовала и я в 1985 году в Вологде. «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет»! Сверкание реки Вологды и церковки, белыми лебедям по берегу, только расправят крылья и полетят в синь сквозь праздничное золото одуванчиков. Нет места краше, нашей Пасхальной Руси. «Под небом голубым есть город золотой»… Благодать. Все родное, знакомое, такое же родное, как светлый поленовский «Московский дворик». Резной деревянный город с не вытоптанной травой-муравой. Та Вологда была как Москва моего детства, моя Таганка, Крутицы, Новоспасский… Деревянный двухэтажный дом в самом центре Вологды. Дом, утонувший в объятиях высоченной цветущей сирени, пронизанный ее звучным запахом, светом белых ночей. Так и осталось в памяти — как серебрится резное дерево в мерцании соцветий. У кого поднялась рука сжечь такую красоту! На этом месте сейчас построен магазин. Где-то пятнадцать-двадцать лет назад начались эти поджоги, сжигание России. Помню, как увидела первый раз вместо серебристого дома — черный, блестящий глянец головешек. Сожженный дом — ножом по сердцу! А потом, все чаще и чаще, все привычней и привычней. Уже не старались быстрей убрать, снести, скрыть следы пожара, проще занавесить огромными баннерами с живописью Академика-фронтовика. Такое кощунство! На смену старому, спокойному городу — новый агрессивный вкус, пришедший из Москвы — стеклянный архитектурный оскал, синим клыком, пронзил небо, разрушив гармонию всего города целиком. Что же будет дальше, если устремились в таком направлении? Что ждет город? Научная конференция в Кирилло-Белозерском заповеднике в 2005 году «Сохранение и использование памятников деревянной архитектуры в XXI веке». Эта проблема была и тогда проблемой не только Вологодчины. Участники из Москвы, Санкт-Петербурга, Новгорода, Архангельска, Владимира, Ярославля, Костромы говорили о том, что тогда так стремительно надвигалось, пытались остановить. И они не боялись говорить о том, что и сейчас является наболевшей и неразрешенной темой. Из доклада Людмилы Ивановны Кашиной, возглавляющей в

то время Департамент культуры и архитектурного наследия области: «Сохранение памятников способствует не только популяризации высоких образцов национальной культуры, воспитанию патриотических чувств. Историко-культурное наследие — особого рода экономический ресурс. Вокруг памятников планировали создать социально-экономическую среду. Еще тогда она говорила, что состояние деревянного историкокультурного наследия области, как целиком по России, внушает серьезные опасения за его дальнейшую судьбу. Анализ ситуации в регионе определил несколько наиболее тревожных факторов. Это, прежде всего, необоснованный и во многих случаях, незаконный снос или под снос, или поджог деревянной застройки и новое строительство на исторических территориях, которые приобрели в последние годы массовый характер. Сегодня реставрировать почти нечего. Дома поджигают и даже если с первого раза жильцы смогут отстоять, то все равно не остановятся — сожгут. Тревогу, как в Вологде, так и в других городах вызывают дома, состоящие на балансе ЖКХ. Не ремонтируются. Здания переводятся в такое состояние, когда ремонт становится невозможным. Это относится и к памятникам, и в равной степени к средовой деревянной застройке. Серьезной проблемой в настоящее время становится тенденция к уничтожению подлинных памятников и созданию вмес то них копий из современных строительных материалов. Статья 47 ФЗ № 73 от 25 июня 2002 года гласит, что воссоздание объектов культурного наследия осуществляется в исключительных случаях при особой значимости объекта, а работы по воссозданию утраченных объектов культурного наследия осуществляются с использованием старинных технологий. Эта норма не предусматривает снос существующих объектов культурного наследия. Требования Федерального закона от 25 июня 2002 года N 73 ФЗ о необходимости проведения на объектах Культурного наследия ремонтно-реставрационных работ и привлечения для их выполнения специалистов-реставраторов, зачастую, игнорируются муниципальными органами власти, что приводит к подмене ремонтно-реставрационных работ работами по ремонту объектов. При таком подходе заказчиков существует реальная опасность, что в ближайшее время могут быть безвозвратно утрачены многие историко-культурные ценности региона. В настоящее время, тяжелое, подчас аварийное состояние многих объектов культурного наследия свидетельствует о том, что эта сфера деятельности перестала быть одной из приоритетных в Госполитике нашей страны». Все те проблемы, о которых говорилось на этой конференции, за эти годы обострились еще больше. Особенно сейчас, когда мы так многого лишились после этой, казалось тогда, спасительной конференции, в которой все проблемы были ясно обозначены, указано направление действия. Конференция и борьба после нее, не смогли ничего остановить. Сейчас над Вологдой нависла новая

угроза, новая волна уничтожения последнего оставшегося. Тут мне хочется привести мнение известного вологодского краеведаписателя из его фейсбука: «Можно понять чувство молодых вологжан, когда они протестуют против сноса в городе старых деревянных домов. Вот на снимке сегодняшний снос одного такого строения. Жалко? Да! Но вы захотели бы в нем жить, переехать сюда от газа с ванной, от центрального отопления?» Это мнение оправдывает, узаконивает поджоги и последнее время так вкрадчиво, так исподволь внедряется и через СМИ в общественное сознание. Значит, проще выгнать людей, сжечь дом и построить на этом месте коммерческую недвижимость, положив деньги в карман, чем идти цивилизованным путем, бережно реконструируя старые дома, создавая комфортные, современные условия для жизни. Но ведь главное — выжать деньги от площадок старой застройки, а для этого ловко убедить горожан, считая, что они не поймут, не защитят свое родное, убедить в нецелесообразности беречь деревянную архитектуру, якобы неудобную и некомфортную для жилья. Сжечь и оправдать преступление целесообразностью. Интересно, для кого, кто потом строит на этих освобожденных местах? Кто очевидный преступник? «В центре Вологды незаконно снесен архитектурный памятник. Скандал вокруг сноса дома постройки конца 19 века, что на перекрестке Проспекта Победы и улицы Воровского, длится уже больше недели. Несмотря на протесты и обращения в полицию, градозащитникам не удалось остановить незаконный снос памятника архитектуры. По мнению участников общественного движения «Настоящая Вологда», на его месте должен появиться трехэтажный особняк. «Судя по всему, некоторые персоны в нашем городе, настолько влиятельны, что закон для них не писан. Иначе никак не объяснить ситуацию, когда федеральные памятники сносятся, а виновные остаются безнаказанными. Так, осенью 2012 года было уничтожено здание Кожевенных торговых рядов постройки 19 века. Собственник объявил о том, что дом необходимо было снести, чтобы «восстановить его «с нуля». Правда, никого кроме правозащитников не смутил тот факт, что после сноса памятники обычно теряют свою культурную ценность, а в Департаменте Культуры было выдано разрешение на производство работ по сохранению объекта культурного наследия». Отказ от возбуждения уголовного дела по данному факту год спустя был признан незаконным. Ситуация повторяется. Очередной архитектурный памятник разрушен, предположительно теми же людьми, что снесли Кожевенные торговые ряды. В начале марта на проспекте Победы, 48, рабочие принялись за демонтаж дома провизора Николая Ивановича Немирова, построенного в 1901 году. Несмотря на то, что градозащитники в течение нескольких дней неоднократно пресекали работы по сносу здания и даже при-

влекали полицию, на настоящий момент рабочие разрушили дом фактически до основания. Департамент культуры области подтвердил статус дома как обладающего признаками культурного наследия и возбудил административное дело по факту сноса здания. Также градозащитники обратились в прокуратуру», — пишет ostrana.ru. Вологде в очередной раз присвоено звание «Культурной столицы Русского севера». Однако надо соответствовать этому званию во всем, делать все, чтобы носить это звание с достоинством, а не только на бумаге. Не лакировать действительность. Обозначьте проблемы, давайте всем миром их решать. Хорошо, что у молодежи появилось теперь такое гражданское мужество, что они отстаивают, борются за свою культуру, проявляют свой патриотизм. Хотелось бы, чтобы Губернатор возглавил движение по восстановлению Вологды, чтобы Вологда, наконец, по праву могла называться «Культурной столицей Русского севера». Без его активных действий, по всему видно, не справиться с коррупцией — не укрепить Россию.

DEFENSELESS MASTERPIECES Olga Tolstikova

Old log houses in the city of Vologda. Houses where the sense of time has been preserved in the unmatched deep grey of the wood. Carving, combination of pierced, sawn-through and dimensional fretwork, marvelous flight of fantasy. The entire house is like a huge wooden sculpture; in its color, mixed out of rains, snows and sun, the dear old times are present. One yearns so much to cuddle up to this shaggy, cracked wood, to pass one’s hand over it. To hug all these, so dear, houses — the small particles of Motherland. In the older days, the practical field work for arts colleges students in the old Russian towns helped them to feel, understand and love Russia, its history embodied in architecture, and architectural environment. I was one of those who participated in the paint-

ing practice in 1985 in the city of Vologda. “There’s Russian spirit here, there’s Russia’s scent!” The sparkling of Vologda river and little churches on the bank, like white swans, about to spread their wings and fly into the bright blue through the festive gold of dandelions. There is no prettier place than our Easter-time Russia. “Under the blue skies, a golden city rises...” God’s own grace. Everything is so dear and familiar — as dear as the serene “Little Moscow yard” painted by Polenov. A carved-wood town with un-trampled young grass. Vologda of those days was like Moscow of my childhood, my Taganka, my Krutitzy, my Novospassky Monastery (New monastery of the Saviour)... A two-storey house built of wood in the very center of Vologda. The house smothered in the embrace of giant li-

lac bush in full bloom, transpierced with its sound fragrance, with the light of white nights. It stayed in my memory like this — the way carved wood appears silver in the inflorescences’ shimmer. Whose hand was it that dared to burn such beauty down! A store is now built in the house’s place. Some fifteen or twenty years ago, these arsons started, the incineration of Russia. I remember the first time I saw, instead of a silvery house, the black, sleek luster of firebrands. The burntdown house — like a knife in my heart! And then again, more and more frequent, getting more and more customary. No-one was hurrying anymore to clear up, pull down, hide the arson traces — no, it’s easier to hang on top of it huge banners with paintings by an Academy member war vet-

eran. Such sacrilege! To replace the old, tranquil town, a new aggressive style rushed in from Moscow — the glass-plated architectural monstrosity has pierced the sky with its blue fang, breaking down the entire harmony of the city. What is yet to come, if they have launched in this direction? What is in store for the city? An academic conference in Kirillo-Belozerski historical reserve museum in 2005 was called “Preservation and implementation of wooden architecture monuments in the 21st century”. Even back then, this problem was not an exclusive concern of Vologda land. Participants from Moscow, Sankt-Petersburg, Veliky Novgorod, Arkhangelsk, Vladimir, Yaroslavl and Kostroma were discussing what was then approaching so rapidly and tried to stop it. They were

not afraid to talk about things that still are a sore and unsolved issue today. An abstract from a report by Lyudmila Kashina, at that time the head of Department of culture and architectural heritage of the region: “Preservation of the monuments not only facilitates popularization of the high standards of the national culture and fostering of patriotic feelings. Historical and cultural heritage is an economic resource of a special sort. The social and economic environment was planned to be created around the monuments.” She stated even back then that conditions of the wooden historical and cultural heritage of the region, same as overall in Russia, engenders serious concerns about its future fate. Analysis of the situation throughout the region has determined a number of the most alarming factors. It is, above all, unfounded and in many cases illegal demolition / scheduling for demolition or arson of wooden structures and a new construction in the historical areas that have become mass-scale in the recent years. Nowadays, there is nearly

nothing left to restore. The houses get torched and even if the residents manage to defend them the first time, the arsonists will not stop and burn them down all the same. Both in Vologda and in other cities, buildings on the housing and public utilities’ balance cause apprehension, as they do not ever get repaired. The buildings are transferred into such a state where the repairs become impossible. This equally concerns monuments and environment-related wooden structures. Currently, a grave problem is becoming the tendency to destroy the authentic monuments and create their copies out of contemporary construction materials in their place. Article 47 of the Federal Law No. 73 FZ dated June 25, 2002, states that reconstruction of the cultural heritage items may be performed in exceptional instances and using the old-time technologies, where the said item has special importance. This norm does not provide for demolition of existing items of the cultural heritage. Municipal authorities often ignore re-

quirements of the Federal Law No. 73 FZ dated June 25, 2002, on the necessity to perform repair and restoration works on the cultural heritage items and engagement of restoration specialists for this purpose, leading to the sites’ common repairs being substituted for the actual repair and restoration works. With this approach, a real danger exists that in the nearest future many historical and cultural treasures of the region might by irretrievably lost. Today, the grave and sometimes emergency condition of many items of the cultural heritage demonstrates that this field of activity is not one of the priorities in our country’s state policy anymore.” All problems that were voiced at that conference have become even more intense in the past years. Especially now, when we have lost so much after that conference that seemed to be a life-savor, where all challenges were clearly defined and the action tendencies were stated. Neither conference nor fight that followed failed to stop anything. Today, a new danger is impending Vologda, a

new tide of destruction of those last remaining morsels. I would like to quote here an opinion of a well-known Vologda lore writer expressed in his Facebook account: “One can understand the feelings of young Vologda citizens when they protest against demolition of old wooden houses in the city. Here’s a photo of today’s demolition of one of such buildings. A pity? Yes! But would you like to live in it, to move in here from your customary gas, hot water and central heating?” This opinion justifies and legitimizes the arsons and is lately introduced so subtly, so gradually into the public mind via mass media. So, it seems easier to drive people out, to burn the house down and build some commercial property on its place, pocketing the profit, rather than choosing the civilized way, reconstructing the old houses carefully and creating comfortable, modern living conditions. But the major thing is to squeeze the money out of the old housing sites, isn’t it, and for this purpose, to convince the citizens smartly, believing they will not under-

stand, will not defend their dear, to convince them that it is inexpedient to preserve wooden architectural structure, allegedly inconvenient and uncomfortable for living in. To burn it down and justify the crime by expediency. I wonder who builds on the cleared sites afterwards and for whom? Who is the obvious criminal here? “In the center of Vologda, an architectural monument has been illegally destroyed. The scandal concerning the demolition of a late 19th c. house located on the crossroad of Victory Avenue and Vorovsky Street has been going on for over a week. Despite their protests and appeals to police, the historic preservation activists failed to stop illegal demolition of the architectural monument. In the opinion of member of the public movement “Real Vologda,” it is sup-

posed to be replaced by a three-storey mansion. “To all appearances, some persons in our city are so influential that they deem themselves above the law. There is no other explanation of the situation where the federal monuments are torn down and the culprits remain unpunished. Thus, in the fall 2012, a 19th c. building of Tanners stalls was destroyed. The owner declared that it was necessary to pull the building down in order to “rebuild it from the ground”. Yet, no-one except for the human right activists minded that once demolished, monuments usually lose their cultural value and that Department of Culture had issued a permit to perform works to preserve the cultural heritage item.” A refusal to initiate criminal proceedings on the grounds of this fact was ruled illegal. The situation re-

peats itself. Yet another monument is destroyed — presumably by the same people that have earlier pulled down the Tanners stalls. In early March, at Victory avenue 48, workers started demounting the house of pharmacist Nikolay Nemirov built in 1901. Despite the historic preservation activists having disrupted the demolition works several times within a number of days and even called the police, as of today, the workers have actually pulled the house down to the ground. The regional department of culture has confirmed the house’s status as of a site possessing characteristics of cultural heritage and has brought an administrative action following the fact of the building’s demolition. The historic preservation activists also appealed to the office

of prosecutor,” — writes ostrana.ru. Vologda has been awarded the name of a “Cultural capital of Russian North” once again. However, it must measure up to this name in all aspects and do everything to be able to carry this name with dignity and not just on paper. Do not sugar-coat the reality. Let’s define problems and solve them all together. It is admirable that young people acquired such civic courage nowadays, that they fight for their culture and defend it and express their patriotic attitude. I would like the Governor to lead the movement on Vologda restoration, so that our city could finally be named the “Cultural capital of Russian North” by rights. By all accounts, without his dynamic actions corruption cannot be defeated and Russia cannot be strengthened.

«Московский дворик», Василий Поленов “Moscow Courtyard,” Vasily Polenov

След. страница: «Над вечным покоем», Исаак Левитан On the next page: “Above Eternal Peace,” Isaak Levitan

Кижский погост. Построен в 1862 году. Только две церкви и колокольня изначально находились на острове. Kizhi Pogost. Constructed in 1862, the two churches and bell tower are the only original construc68 tions on Kizhi island.

Бен Хейс

РЕСТАВРАЦИОННЫЙ КОМПЛЕКС НА ОСТРОВЕ КИЖИ

изображения автора

Место: Россия, Карелия, Остров Кижи. Почему вы выбрали тему сохранения русского деревянного зодчества, что побудило Вас взять эту тему? Я всегда был очарован величественнымфи ландшафтами Русского Севера, в особенности тем, как эти ландшафты описывали в поэзии, литературе, и живописи. Я стал интересоваться глубокой взаимосвязью ландшафта и деревянной архитектуры домов тех мест. В течение года я активно исследовал наследие русской деревянной архитектуры, посещал Карелию, Кижи, Петрозаводск, Мурманск. Я понимал, что часть этого культурного наследия, многие деревянные постройки в некоторых районах, отчаянно нуждаются в сохранении. Мое проектное предложение предполагает, какие радикальные меры могут быть предложены, чтобы сохранить некоторые из этих, находящихся под угрозой исчезновения, построек. В проекте я представляю новый ландшафт вокруг острова Кижи, и пытаюсь поймать мысли и идеи людей в России и по всему миру относительно того, как и почему эта архитектура могла бы быть спасена. Это искренний призыв к защите и привлечению внимания к этому, самому хрупкому, наследию. Это лирический проект, призванный способствовать реставрации и повторной сборке 250 деревянных православных церквей на острове Кижи на Русском Севере. Эти хрупкие оскверненные сооружения сохраняют в себе присутствие духа, что требует максимально уважительного отношения к ним. Тем не менее, в следующие 10–15 лет эти деревянные памятники практически полностью исчезнут. Церкви, бывшие когда-то центрами сообществ, так же как и православная вера, бывшая стержнем для всего народа, рассказывают о внутренней жизни народа в этом месте. Это

лирическое предложение тщательно исследует меняющиеся отношения, связи между русским ландшафтом и национальной идентичностью, отслеживает влияние романтизма и начале девятнадцатого века и широкомасштабное воздействие советской коллективизации и деаграризации. Этот проект полностью меняет программу существующего музея на острове Кижи и предлагает более амбициозную архитектурную интервенцию, радикально расширяя экспозицию до 250 деревянных церквей. Я предлагаю новый реставрационный комплекс с музеем, облегчающий разборку и последующую доставку памятников церковной архитектуры из их изначального места нахождения по воде в Кижи, и последующую реставрацию и консервацию с размещением на территории всего острова. Комплекс будет содержать временные и постоянные сооружения исследования, хранения, консервации, и экспонирования каждой церкви, которая будет перемещена. Проект решает две основные проблемы: он защищает и восстанавливает это хрупкое наследие, находящееся сейчас на краю полного исчезновения, и резко меняет впечатления посетителя на острове. Архитектурная интервенция подразумевает особый подход к ландшафту острова: весь остров трактуется как постоянно трансформирующееся хранилище охраняемых зданий. Такой подход идет вразрез с существующими представлениями о сохранении наследия. Изменение этого ландшафта будет стимулом для всестороннего изучения зданий, и накопления связанных с ним данных. Мой проект — это искренний призыв к защите и привлечению внимания к этой наиболее хрупкой части культурного наследия России.

KIZHI ISLAND RESTORATION FACILITY Ben Hays authorâ&#x20AC;&#x2122;s images Location: Kizhi Island, Karjala, Russia.

Why did you select the theme of preservation of Russian wooden architecture, what motivated you to take that theme? I have always been fascinated with the sublime landscapes of Northern Russia, in particular, how the landscape had been depicted in poetry, literature and landscape painting over time. I became interested in the profound relationship between the landscape and the architecture of timber buildings in the area. I spent a year intensively researching Russian timber architectural heritage and visiting architecture in Karelia, Kizhi, Petrzavodsk, Murmansk. I realised that the cultural heritage of many timber buildings was in desperate need of saving

in particular areas. My proposal imagines how a drastic measure might be proposed to save some of this endangered architectural heritage. In it, the project re-imagines the landscapes around Kizhi Island and attempts to capture the imaginations of people in Russia and around the world of how and why this architectural might be saved. It is an earnest call for the protection and celebration of this most fragile heritage.

This lyrical proposal is for a museum landscape that will facilitate the restoration and reassembly of 250 wooden Orthodox churches onto Kizhi Island in Northern Russia. These fragile, desecrated structures have a spiritual presence that commands respect, however, in the next 10â&#x20AC;&#x201C;15 years these wooden monuments will almost totally disappear. The churches were once central to their communities, just as the Orthodox faith was central to the people, they speak of the inner lives of the people in this place. This lyrical proposal explores in depth the changing relationship between the Russian landscape and national identity, tracing back the influence of Romanticism at the start of the nineteenth

century and looking at the wide scale impact of Soviet collectivisation and de-ruralisation. This project challenges the programme of the existing museum on Kizhi Island and considers a more ambitious architectural intervention, radically expanding it to include all 250 wooden churches. I propose a new restoration facility and museum to facilitate the dismantling of the church monuments from their original location, their transportation to Kizhi via shipping, their restoration and open-air curation across the whole island. The facility will contain temporary and permanent structures for research, storage, preservation and exhibition of each church that has been relocated. The project addresses two

problems: it protects and restores this fragile heritage, that today is on the verge of total extinction, and it dramatically redesigns the visitor experience on the island. The intervention adopts an approach to the islandâ&#x20AC;&#x2122;s landscape: the whole island is treated as a repository of protected buildings that is constantly transforming, thus challenging existing notions of preservation and heritage. The new formation of this landscape will be the impetus for the comprehensive study of the buildings and amassing data connected to them. The project is an earnest call for the protection and celebration of this most fragile part of the cultural heritage of Russia.

Справа: Бен Хейс, существующеe расположение строений на территории государственного этнографического музея Кижи. Схема из пояснительной записки к магистерской работе.

On the right: Ben Hays, Kizhi State Openair Museum Existing Building arrangement. Scheme from thesis for his MArch work.

100

101

102

103

104

Иван Матвеев

ОБЩЕЕ ДЕЛО Интервью с о. Алексеем Яковлевым

http://obsheedelo.ru/

105

106

Изображение: «Общее Дело» Photo by: “Oshee Delo”

107

Отец Алексей, как возникла идея создания этого проекта? Моя супруга — художница — проезжала деревню Ворзагоры, услышала стук топоров на колокольне. Поднялась, увидела работающего на колокольне дедушку, который, фактически на свои средства, своими силами перекрывал крышу на колокольне. И мы с супругой сначала стали помогать ему средствами на стройматериалы. Потому что вы представляете, как здорово, когда человек работает, а ты ему всего лишь даешь материалы, которые копейки стоят в прямом смысле слова. И вот благодаря этому дедушке, Александру Порфирьевичу Слепинину, по большому счету, появился этот проект. Сейчас уже есть большая картина этого дедушки в полный рост. Мы считаем его основателем проекта. Потому что его неравнодушие стало основой того, что и мы — все, кто участвует в проекте Общее Дело, — стали, так или иначе, помогать северным деревянным храмам благодаря его примеру. Кто те люди, которые делают проект, кто принимает в нем участие? Абсолютно разные люди, из абсолютно разных областей. По анкетам я понял, что большинство людей в среднем имеют два высших образования. А так это студенты, преподаватели, банковские ра-

108

ботники. Это предприниматели, бизнесмены, военные. То есть все, без исключения, области, отрасли, виды человеческой деятельности — и архитекторы, в том числе. Проект, по большому счету, осуществляет мечты архитекторов, которые занимались деревянным зодчеством. Потому то никаких перспектив на то, чтобы его сохранить, не существовало. То есть все понимали, что мы теряем, но дальше то что? Этот проект — это какая-то надежда, что всетаки можно сохранить и возродить эти церкви. С нами сотрудничают на добровольных началах, являются неотъемлемой частью, ведущие специалисты в области деревянного зодчества и в области реставрации. Много ли участников из МАрхИ? Архитекторов, которые учились и закончили, наверное, человек пять. И есть еще те, которые учатся. Как вы выбираете объекты, с которыми будете работать? Сначала едет разведывательная экспедиция, которая обследует все объекты дореволюционного строительства. Проводится фотофиксация, описывается состояние и составляется план первоочередных работ. И дальше зависит от того, где мы можем более эффективно помочь. Вот, к примеру, деревня Мондино, на острове, посе-

редине реки Онега. Там перекрыть рубероидом огромную двускатную крышу храма стоило всего лишь двадцать тысяч рублей. Но коэффициент полезного действия огромен. Потому что вот уже пять лет эта крыша не разрушается, а храм сохраняется. Еще там были другие работы проведены. И в первую очередь там, где можно максимально быстро остановить процессы разрушения — именно по такому принципу выбирается объект. Вообще, очень много деревянных храмов — около 700. Мы знаем о трёхстах храмах, которые нуждаются в нашей помощи. Бывает так, что мы чтото делаем, чтобы просто остановить разрушение. А бывает, так, что человек, первый раз приехав, просто остановил процессы разрушения, а на следующий год он продолжает, и через год. Вот, например, церковь святой Великомученицы Екатерины в УстьНерманке. Там сначала были проведены первоочередные работы, а сейчас вот уже сделан проект реставрации, и, Бог даст, люди будут дальше в этом направлении работать. Или один из храмов, который вот-вот рухнет — храм 1700-го года, в честь Рождества Христова в деревне Казаково под Каргополем. Это уникальный храм с удивительно красивым завершением. Очень большой. И при этом его состояние настолько плачевно, что можно считать дни до его разрушения. Мы сделали профессиональный проект реставрации. Он уже одобрен в Министер-

стве Культуры Архангельской области. Мы рассчитывали, что, может быть, можно было бы сделать реставрацию миллионов за 10–15. Но это оказалось нашими наивными мечтами, потому что нам насчитали больше 30 миллионов рублей по проекту реставрации, и, к сожалению, мы в настоящий момент такими деньгами не располагаем. Такая стоимость связана с тем, что его надо сначала разобрать, потому что он вот-вот рассыплется. По проекту реставрации все разделено, но мы понимаем, что мы не на том уровне, чтоб найти средства — чтобы в сезон тратить 5–7 миллионов рублей. У нас, к сожалению, таких размахов нет. Вот поэтому мы действуем по принципу, где мы наиболее быстро и эффективно могли бы помочь, и дальше продолжить. В основном вы занимаетесь церквями в Архангельской области? Дело в том, что в Архангельской области больше всего деревянных памятников и они в худшем состоянии. Если в Карелии еще как-то кто-то за ними следил, а в Вологодской области это больше часовни, то в Архангельской области это и храмы, и часовни, их состояние самое плачевное. Вы работаете только с деревянными храмами? Вот представьте себе, что есть 700 храмов, которые нужда-

ются в помощи. Они быстрее всего разрушаются, потому что это дерево. Поэтому если бы мы «распылились», не видно было бы вообще, что мы делаем. Мало было бы возможно что-то сохранить. А так мы делаем, что можем сделать. Как население реагирует на вашу деятельность? Оно там еще осталось? Да, оно есть. Раньше население с опаской относилось к людям, которые что-то делают. Но реальность говорит о том, что везде, где мы побывали, мы что-то сделали. И часто бывает, что население просто спрашивает, когда туда приезжают, «мы ждали, чтоб вы приехали, чего делать?» Вот и уже часто без нас они что-то делают. Мы с супругой были летом в уникальном посёлке Пурнема на берегу Белого моря. Там два храма. Один памятник архитектуры, другой — начала 20го века, конца 19-го, и оба в плачевном состоянии. И там местные жители сказали «мы сами все сделаем». Мы провели субботник, в котором принимало участие человек тридцать. Часа четыре мы работали. Субботник закончился, и, когда мы уезжали, они нас спрашивают: «Что дальше делать? Вы нам говорите, а мы будем делать». Так что население, как правило, очень радостно относится к тому, что вновь возрождаются их святыни.

Но много ли людей в тех деревнях? Мало. Потому что нет, фактически, работы. И все кто мог, уехали в более крупные районные центры, а их них уже переезжают в города, а оттуда уже в Москву и Петербург стараются уезжать. К сожалению, у нас на Вологодчине такая же ситуация. Деревни вымирают. В нескольких километрах от моего дома в Вологодской области есть руинированный храм. Что можно было бы сделать с ним? Как восстановить, с чего начать? Нельзя быть равнодушным, даже элементарно равнодушным. Если вы пришли в какой-то разрушенный храм, вы должны уйти, оставив его лучше, чем он был до этого. Щепки, камни, мусор отбрасываете. Траву покосили. Если есть кто из местных, можно их привлечь. Значит, вы ушли, и единственное место в храме, похожее на храм — алтарь. Наиболее главное. Мусор убран, трава покошена, может быть, иконочка маленькая оставлена. Всё, уже это для всех тех, кто придет, даёт понимание, что это храм, что это святыня, что его надо возрождать. Вы оставили послание для тех, кто будет после вас. Дело в том, что есть, конечно, мысли по поводу каменных храмов. Наш проект по деревянным храмам является какбы пилотным, или, можно ска-

109

зать, пионерским. Если у него будут положительные результаты, то на него можно будет опираться. И тогда уже говорить о десятках, тысячах храмов каменных, что можно чтото сделать и для них. То есть это реально, мы это реально можем сделать. Даже за это лето, в принципе, 2015 года мы могли бы, по крайней мере, это начать. Одним словом, задача объединить людей. Ведь в этой деревне, в которой вы были, до революции жили ну, грубо говоря, человек пятьсот-тысяча, или две тысячи. Соответственно, сейчас у этих тысяч людей сейчас десятки тысяч потомков. И одна из идей сказать: твои родственники вышли отсюда, и в этом месте единственное, что осталось — остался храм; надо помочь своей малой родине, откуда ты родом, чтобы тебе потом перед своими детьми сказать, что вот это наше место, это наша земля, это наша деревня. Можно попробовать через соцсети этих людей объединить. Потому что сейчас, благодаря информации, электронным сетям, те вопросы, которые было нереально решить двадцать лет назад, абсолютно решаемы. И сделать так, чтобы эти люди приехали на престольный праздник. Ну, например, храм Петра и Павла. Собрались бы, условно говоря, три человека, может быть пять — и вместе бы траву покосили, иконочку повесили. Может быть, батюшку пригласили бы, чтобы он в этом месте молебен совершил.

110

А в следующий раз приехали бы со своими детьми, с внуками. И траву покосили бы, и окна бы вставили. Или бы крышу закрыли. То есть это реально, это все абсолютно решаемо, было бы только у нас небольшое для этого усердие.

Справа: Фотография проекта «Общее Дело». Александр Слепинин у храма святителя Николая Чудотворца (1636 год) и колокольни, которые он начал восстанавливать в одиночку. Архангельская область, Онежский район, деревня Ворзогоры. Александр Порфирьевич, будучи некрещенным, понял, что после его смерти колокольня рухнет так же, как и соседние с ней храмы. Он стал ее восстанавливать, желая сохранить эту колокольню для потомков. On the right: Photo by “Obshee Delo” project. Alexander Slepinin near the church of st. Nicholas (1636) and the bell-tower, which he began to restore himself alone. Arkhangelskaya oblast, Onega region, Vorzogory village. Alexander, even not being a christian, decided that after his death the bell-tower would fall the same way as the churches nearby, and began to restore it to preserve for the descendants.

111

Общее Дело

Реставрос

Вереница

http://obsheedelo.ru/

http://www.dom-restavros.ru/

http://verenitsa.ru/

Проект «Общее Дело. Возрождение деревянных храмов Севера» объединяет неравнодушных людей, стремящихся сохранить древние святыни Православия и памятники деревянного зодчества в Архангельской, Вологодской и других областях Севера России. Добровольцы проекта «Общее Дело» расчищают завалы и убирают из храмов мусор, проводят противоаварийные и консервационные работы, устанавливают иконы и приглашают священнослужителей для совершения богослужений. Местные жители принимают в этом активное участие и после отъезда волонтеров продолжают заботиться о возрождении своих святынь. Воссоздаются церковные общины. За семь лет существования проекта проведено более 130 экспедиций, в ходе которых обследовано около 270 храмов и часовен; в 108 проведены противоаварийные и консервационные работы. В одиннадцати храмах впервые за десятилетия с момента закрытия отслужены Божественные литургии. В рамках проекта «Общее Дело» на Север ежегодно отправляются сотни добровольцев. Уже традиционно в экспедициях принимают участие преподаватели и студенты Сретенской и Николо-Угрешской семинарий, молодежь Подворья Оптиной пустыни и многих других храмов Москвы. Координационный центр проекта находится при храме Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском.

Добровольческое объединение молодёжи «РестáвросЪ» (до октября 2005 г. — Молодёжный Центр) было основано в 1990 г. энтузиастами-добровольцами из Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), а с 1995 по 2002 гг. входило в состав Всецерковного (ныне — Всероссийского) Православного Молодёжного Движения (ВПМД) и Отдела по делам молодёжи Московской Патриархии на Патриаршем Крутицком подворье. С декабря 2002 г. «РеставросЪ» включился в работу Центра духовного развития молодёжи (ЦДРМ) московского Свято-Данилова монастыря по благословению руководителя и духовника ЦДРМ игумена Иоасафа (Полуянова). В марте 2004 г. Центр духовного развития детей и молодёжи был удостоен высокого звания «Патриарший». К настоящему времени накоплен богатейший опыт привлечения добровольцев, — всех желающих, — к участию в несложных строительных и реставрационных работах в храмах и музеях Москвы, Подмосковья и многих других городов, больших и маленьких. В нашем послужном списке трудовые смены в Киеве и Белгороде, Орле и на Кубани; в Белозерске и Кириллове, в Каргополье и на острове Коневец; в пермском Предуралье и Нижнем Новгороде…

Мы восстанавливаем деревянные церкви на Русском Севере. Осень и зиму мы составляем проекты, участвуем в научных обсуждениях и пьем крепкий чай с ромом. С весенним теплом мы отправляемся поработать на вологодских часовнях. Летом с отрядами волонтеров едем в Архангельскую область — там наши церкви и наши друзья. Три наших принципа: 1) наше движение светское, 2) наше движение волонтерское, 3) все собранные средства идут на восстановление церквей, никто из участников движения не получает оплаты. Мы восстанавливаем: — церковь Николая Чудотворца 1790 года в деревне Гридинская Вельского района Архангельской области — церковь Владимирской иконы Божьей Матери 1755 года в деревне Меландово Холмогорского района Архангельской области — церковь Илии Пророка 1901 года в деревне Нюнежская Шенкурского района Архангельской области —часовню Смоленской иконы Божьей Матери 1875 года в деревне Верховье Онежского района Архангельской области — часовню Святого Духа 1901 года в деревне Осиновская Шенкурского района Архангельской области — часовню святого Власия XVIII века в деревне Никитинская Вожегодского района Вологодской области

Если вы знаете о какихто значимых проектах, не вошедших в этот список, пожалуйста, сообщите нам по адресу: archmag. ru@gmail.com.

Obshee Delo

Restavros

Verenitsa

http://obsheedelo.ru/

http://www.dom-restavros.ru/

http://verenitsa.ru/

Volunteer union of young people “Restávros’ was founded in 1990 by enthusiastic volunteers from the All-Russian Society for Historic Preservation and Cultural Organization (VOOPIK) . We have accumulated a rich experience in attracting volunteers — all comers, to take part in simple construction and restoration work in temples and museums in Moscow, Moscow region and many other cities, large and small. Our track record includes labour in Kiev and Belgorod, Orel and the Kuban; in Belozersk and Kirillov, in Kargopol and the Konevets Island; in the Perm and Nizhny Novgorod

We restore wooden churches in the Russian North. We make projects and participate in scientific discussions during autumn and winter, and drink strong tea with rum. With the coming of spring warmth we set off to work on the chapels of Vologda. Then we go to the Arkhangelsk region with volunteers, when summer comes — where our churches and our friends are.

“Obshee Delo Project. Revival of wooden churches of the North” unites caring people, seeking to preserve the ancient shrines of Orthodoxy and the monuments of wooden architecture in Arkhangelsk, Vologda and other regions of the Russian North. Volunteers of the “Obshee Delo” clear debris and remove trash from the temples, conduct emergency and conservation works, put icons and invite clergy to perform divine services. Locals take are actively involved, and after the departure of volunteers continue to take care of their shrines. Воссоздаются церковные общины. For seven years of existence of the project more than 130 expeditions were carried out, during which surveyed about 270 churches and chapels; in 108 of them emergency and conservation works were made. The Divine Liturgy has been celebrated in eleven churches for the first time since the decades after their closing. Hundreds of volunteers are sent to the North annually. Teachers and students of Sretensky and St. Nicholas Ugreshskaya seminaries young people of Optina Monastery Metochion and many other churches in Moscow traditionally participate in the expedition. Coordination Center for the project is at the Church of Tikhvin Mother of God in Alexeyevskoye.

Our three principles are: 1) our movement is secular, 2) our movement is a volunteer, 3) all funds collected go to the restoration of churches, none of the participants in the movement receives any payment. We are restoring: — Church of St. Nicholas in 1790 in the village of Gridino in Belsky District of Arkhangelsk Oblast — Church of Vladimir Icon of the Mother of God in 1755 in the village of Melandovo in Kholmogorsky District of Arkhangelsk Oblast — Church of Elijah the Prophet, 1901 in the village of Nyunezhskaya Shenkursky District of Arkhangelsk Oblast — Chapel of Smolensk Icon of the Mother of God, 1875 in the village of Upper Onega district of Arkhangelsk Oblast — Chapel of the Holy Spirit, 1901 in the village of Osinovskaya in Shenkursky District of Arkhangelsk Oblast — Chapel of St. Blasius XVIII century in the village Nikitinskaya in Vozhegodsky District of Vologda Oblast

If you can tell us about any other valuable projects, not included in this list, please don’t hesitate to email us: archmag.ru@gmail.com.

114

Сергей Кантерин

УКРЫТИЯ ДЛЯ РУИН Консервация или нечто большее

изображения автора

115

Ruins

Shelters

Stone

Wood

Руины. В надежде на восстановление Огромное число храмов на просторах России стоят в полуразрушенном состоянии. На Севере это чаще деревянные церкви и часовни, в средней полосе больше каменных или кирпичных руин. Многих людей они привлекают: фотографы, художники, историки-искусствоведы и даже архитекторы ищут в них черты подлинности, еще не угасшую связь с прошлым, с «настоящим» искусством. Они называют их наследием. Постепенно появляются плоды этих поисков: в городах открываются выставки, в интернете собираются целые архивы, некоторые ведут блоги, публикуют статьи, исследования, реконструкции и так далее. Так совершается важная работа по накоплению сведений о широком архитектурном пласте (примерно с XVI века по начало XX). При этом существование храмов как бы переходит из материальной среды в виртуальную. Создается впечатление, что этот переход важнее реального состояния наследия, поскольку именно в виртуальной среде происходит его общее изучение и осмысление. Однако, не стоит забывать, что эти храмы-руины сейчас на грани исчезновения. Это дома Божьи, которые мы как наследники должны оберегать. Они рождены Церковью и русским народом, как естественно необходимые для существования. Всего 70 лет отчуждения XX века превратили их в руины — пришла пора что-то менять.

116

New forms

Деревянная архитектура — скрытые возможности Помочь сохранить руины от исчезновения может деревянная архитектура, которая имеет множество очевидных положительных свойств. Она всегда была доступна для народа, т. к . дерево недорого, легко обрабатывается и его запасы велики. Она легко изменяема, поскольку строительство ведется быстро; благодаря анизотропному строению древесины возможно большое разнообразие конструктивных схем. В совокупности эти свойства позволяли деревянной архитектуре достаточно быстро развивать новые черты своего стиля. Поэтому сегодня возрождение культуры деревянного народного строительства может внести заметный вклад в преодоление застоя в нашей храмовой архитектуре. Еще одно интересное свойство деревянной архитектуры лежит области социальной — это ее стихийность. Деревянные храмы нередко предшествовали каменным, возникали сразу при создании нового поселения. Их строили в большом количестве, в основном без какой-либо специальной церковной или государственной программы, по естественному желанию народа. Именно это стихийное народное волеизъявление способно сейчас сохранить и восстановить оставшиеся храмы-руины. Ведь если подумать, какой смысл в государственном восстановлении памятников, если живущие рядом люди не принимают в этом живого участия? Намного большей пользой для них будет совместная работа.

117

К примеру, все большую популярность набирает волонтерский проект «Общее дело», который занимается консервацией и восстановлением северных деревянных храмов совместно с местными жителями. В целом, по всей стране небольшая часть сельских храмов понемногу восстанавливается, и, по-моему мнению, это всегда сопровождается общим развитием города или села. Нередко именно восстановление местного храма становится толчком к этому развитию. Но, к сожалению, не хватает качественных проектов. Архитекторам стоит обратить внимание на эту благодатную область для творчества. Совместно с общиной, под влиянием конкретных условий, они могут найти новые интересные решения образов храмов.

118

Руины + укрытия = новые формы Сохранение руин может оказаться не только делом консервации, но и поиском новых стилевых качеств. В первую очередь для защиты руин и ветхих храмов от дальнейшего разрушения необходимо закрыть их от осадков — т. е., грубо говоря, сделать крышу или «укрытие». Под нею уже можно совершать молебны и небольшое количество служб. Форма этого укрытия, рисунок и фактура стен, система опор — это уже достаточное поле для творчества. В дальнейшем укрытие может трансформироваться в полноценный храм. Деревянные части будут красиво сочетаться со старой кладкой или срубом. В итоге, деревянные элементы могут полностью восполнить утраченные части или создавать новые. Важно то, что весь процесс восстановления не сводится к реконструкции, а представляет собой новый проект на базе руины. В деревянном храме проще и дешевле искать черты нового стиля, нежели в каменном (хотя их тектоника безусловно различна и сравнивать их нельзя). Его структуру можно уподобить архитектурному макету в натуральную величину. В итоге, благодаря такому подходу, решается целый комплекс задач: храмы-руины сохраняются от исчезновения, местные жители и архитекторы получают опыт взаимодействия в реальном деле, постепенно храмы восстанавливаются и начинают действовать на прежнем месте, появляется возможность поиска нового стиля в храмоздании.

119

SHELTERS FOR THE RUINS Sergey Kanterin

Preservation or something more

Ruins. In hope of restoration There are plenty of temples in Russia, which stay in a semi ruined condition. More often they are wooden churches and chapels in the North, and stone and brick ruins in the middle zone. Many people are attracted to them: photographers, artists, historians, art historians and even architects are looking for the features of authenticity in them, not yet extinct connection with the past, with the “real” art. They call them heritage. The results of these searches appear slowly: exhibitions are being opened in the cities; archives are being collected in the internet; some make blogs, publish articles, researches, reconstructions, etc. This is the way an important work

120

is held to collect the information about this wide part of architectural history (circa XVI c. to the beginning of XX c.) . Thus the existence of temples is like moving from material to virtual form. It looks like this transformation is more important, than the real state of the heritage, as the common research and understanding of it happens in the virtual reality. However, it is important to remember that these ruined temples are in danger of extinction now. These are the houses of God, which we must take care about as the inheritors. They were born by the Church and the Russian people as a naturally necessity for the existence. Only 70 years of estrangement in XX

century have turned them into ruins — it’s time to change that. Wooden architecture — hidden opportunities Wooden architecture can help to preserve the ruins from extinction. It has many obvious positive qualities. It has always been affordable to people, as wood is cheap, easy to process and there is plenty of it. It is easily changeable, as the construction is fast; there is a great variety of constructive schemes due to the anisotropic structure of wood. Together, these qualities allowed wooden architectural design to quickly develop the features of a new style. That is why nowadays the cultural revival of folk wooden architecture can make a significant contribution

to overcoming the stagnation in our temple architecture. One more interesting feature of wooden architecture is its spontaneity. Wooden churches have often preceded the stone ones, and appeared just after the establishment of a new settlement. They were built in large numbers, mostly without any specific church or state program, just for the natural desire of the people. It is this act of the popular will that is now able to save and restore the remaining ruined temples. After all, if you think about it, what is the point of the state restoration of monuments, if people living nearby do not take live participation in it? Working together will be a much greater benefit for them. For example, the volunteer

project “Obshee Delo,” which involves locals in the work, is getting more and more popular. Overall, a small part of rural churches little by little are restored across the country, and in my opinion, it is always accompanied by the general development of the town or village. Restoration a local church often becomes a trigger for this development. Unfortunately, there is lack of good projects. Architects should pay attention to this fertile area of creativity. Under the influence of specific conditions, they can find new and interesting solutions of temples together with the community.

Ruins + shelters = new forms Saving the ruins may not only be a matter of preservation, but also a search for new stylistic qualities. In the first place, we must isolate them from the rain to protect the ruins and dilapidated temples from further destruction — that is, roughly speaking, make a roof, or “shelter”. It is already possible to make prayers and a small number of services under it. The shape of this cover, the pattern and texture of the walls, the support system is a sufficient scope for creativity. In the future, the shelter can be transformed into a complete temple. The wooden parts will be beautifully combined with the old masonry or framework. As a result, wooden elements can fully compensate

for missing parts or create new ones. It is important that the whole process of recovery cannot be reduced to the reconstruction, but it can be a new project based on the existing ruins. Wooden temple is easier and cheaper to look for features of the new style, rather than a stone one (although tectonics certainly different and they cannot be compared). Its structure can be compared to a full-sized architectural model. Finally, this approach can solve a set of tasks: the ruined temples are saved, the locals and architects get the experience of real cooperation, the temples are slowly restored and start to operate in the original place, and a search for the new style of church design becomes possible.

121

ФОНД WOODEN ARCHITECTURE AT RISK „Почему русские церкви? — Когда я был маленьким, мама купила мне пластинку со с крипичным концертом мендельсона в исполнении Яши Хейфеца. На обратной стороне был концерт Прокофьева. Когда мои друзья были помешаны на Ролингах, я был помешан на Прокофьеве“ — интервью Ричарда Дэвиса The New York Times.

Ричард Дэвис — профессиональный архитектурный фотограф, уже 12 лет путешествует по русскому Северу, фотографирует деревянное зодчество. С молодости он интересуется русской литературой, музыкой, культурой. Его работы можно увидеть на http://www. richarddavies.co.uk/. Дэрил Хардман — основатель и директор нескольких благотворительных фондов, связанных с Россией. Доступ иностранцев в русскую глубинку в советские времена был закрыт, но с перестройкой «железный занавес» упал, и в 2002 году на Соловках Дарил впервые увидела деревянную часовню. В следующем году были Кижи, потом Онега, и русское деревянное зодчество покорило ее навсегда. Несколько лет назад в Лондоне, на выставке фотографий Ричарда Дейвиса, эти два страстных любителя русского Севера познакомились и вместе с третим человеком, специалистом по консервации старинных объектов, Кейти Джиангранде, создали фонд «Деревянная архитектура под угрозой» («WAaR»), целью которого является финансовая помощь тем церквям, на которых силами местных энтузиастов уже ведутся реставрационные работы. Их ближайшие планы: отливка в 2015 г, в г. Тутаеве, колоколов для колокольни в Турчасово, онежского района (организатор работ — Алексей Сютин), и в 2016 году — международный проект «Русский ковчег» в Лондоне. Последний из них предполагает создание в Великобритании деревянного храма по проекту утерянного храма в Плёсе (изображенного на картине Левитана «Над вечным покоем»). Приглашаются международные участники (плотники, архитекторы, специалисты по деревянному зодчеству) под руководством русского

122

мастера. Сам процесс строительства храма входит в проект как мероприятие, открытое для посещения широкой публикой, так же входят в качестве открытых мероприятий открытие храма, посещение храма и другие сопутствующие мероприятия. Проект пока на начальной стадиии разработки, еще неизвестно ни имен участников, ни сроков, ни месторасположения храма, а вопрос о финансировании проекта также пока открыт. Ищем спонсоров. В проекте «Русский ковчег» мы сотрудничаем с неформальной группой молодых музейных кураторов и архитекторов в Лондоне. В России мы пока сотрудничаем с приходом в селе Турчасово (организатор работ — Алексей Сютин), с приходом в Ворзагорах, где находится, может быть последний, онежский тройник, (организатор работ — священник Алексей Яковлев, клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском), с организацией «Общее дело», созданной о. Алексеем, и с кураторами разных музеев и с другими специалистами озабоченными судьбой прекрасных деревянных храмов российского Севера. Насчет проблем, могу сказать, что на первом месте — сегодняшнее политическое недоразумение между Великобританией и Россией является не только причиной переживания о будущей судьбе нашего общего европейского дома, но создает конкретные проблемы. В нашей стране в данный момент нелегко собирать у общественности денег на проекты в России. Часть банковского сектора боится сотрудничать с любым гражданским инициативами, имеющими партнеров в России, вместе с тем как в России местами не благоприятствуют получению финансирования из Европы.

WOODEN ARCHITECTURE AT RISK “Why Russian churches? — When I was young, my mum bought a record of Mendelssohn’s violin concerto played by Jascha Heifetz. On the flip side was a concerto by Prokofiev. I was head banging to Prokofiev while my friends were head banging to the Rolling Stones” — from The New York Times interview with Richard Davies.

Wooden Architecture at Risk (WAaR) is a UK based charity set up by people who have seen at first hand the unique and beautiful wooden buildings and churches in the far north of European Russia and who are moved by the distressed and wretched state of many of these beautiful structures. How can a charity based in the UK, possibly help? The answer is: strictly in partnership with local Russians. Many of the localities are poor, but this does not mean that the people are indifferent to their heritage. On the contrary, given the chance to show that they care, many local volunteers have come forward, carpenters, builders, smallholders, foresters, craftsmen and others, who are prepared to contribute their time and skills. It is in these places that WAaR is helping. WAaR’s first projects are: 1. Bells for Turchasovo To commission and install a set of 5 bells, from the famous Shuvalov bell foundry at Tutaev on the Volga, for the wooden bell tower at Turchasovo, on the river Onega, in Archangel region. Alexei Sioutine, a university teacher, spent his childhood holidays in Turchasovo, the village of his mother’s birth. He now returns every summer, to spend time with local people and professional carpenters, conserving the beautiful Church of the Transfiguration (1786) and its bell tower (1793). 2. Support the work of Father Alexei at Vorzagory To restore the historic troinik, winter church, summer church and bell tower, in the village of Vorzagory. Vorzagory is perched on a high sandy promontory overlooking the White Sea. Father Alexei, a priest from Moscow, and his family, come

here every summer. Over many years he has helped the local people restore the Church of St Nicholas (1636) and the 18th century bell tower. The church has now been re-consecrated and liturgies are held. The village council recently returned to the parish the winter church, the Church of the Presentation of the Virgin (1793). Our plan is to help Fr Alexei and his professional restorers return this building to its former glory. In past times a village troinik was a common sight in the Russian North but now less than a handful remain — this is a very rare survivor. WAaR currently has three trustees. Richard Davies (photographer and publisher) — Chairman of WAaR. For over 10 years Richard has travelled extensively in the north of Russia. His book, with Matilda Moreton, Wooden Churches — Travelling in the Russian North was published in 2012 Daryl Ann Hardman (Russian translator and charity director) — Secretary of WAaR. Daryl Ann has been travelling to Russia and other former Soviet Union countries for 45 years. She has been on the board of several charities working in those countries. She first visited the Russian north in 2002 and has made numerous trips since. Cathy Giangrande (conservator and fundraiser) Cathy is a trustee of WAaR. For over 15 years she has been raising funds to restore and preserve heritage sites worldwide, including palaces in Russia. Passionate about Russia’s extraordinary cultural heritage she is the author of, Saint Petersburg: Museums, Palaces and Historic Collections.

123

РУССКИЙ КОВЧЕГ

«Русский Ковчег» — проект, нацеленный на нахождение общих ценностей в дизайне, объединение мастеров и сообществ России и Великобритании. Мы планируем построить один из наиболее важных проектов в русской культуре — традиционную деревянную церковь. Эти древние бревенчатые сооружения отражают мастерство и изобретательность русского народа. Эти конструкции с накладными декоративными деталями — луковичные купола, покрытые лемехом, резные деревянные кресты и тонкие узоры — все это говорит глубоком и непреходящем чувстве и воображении. Цели поректа 1. Рассказ о традиционной русской культуре посредством прямого контакта с мастерством и методами, используемыми в строительстве и сохранении объектов деревянного зодчества. 2. Обмен опытом между мастерами России и Великобритании, а также возможность студентам архитектурных факультетов узнать менее знакомый архитектурный язык. 3. Показать этот уникальный опыт широкой аудитории — молодым и старым. Проект Церковь будет построена студентами архитектурных факультетов и профессиональными плотниками в Великобритании, в сотрудничестве с мастерами из северной части России. Проект направлен на развитие связей между отдельными лицами и организациями в России и Великобритании в поддержку этой работы. Церкви имеют простую конструкцию. Бревна укладывают один поверх другого и сблокированы в углах без использования гвоздей или креплений. Это позволит собирать и разбирать сооружение несколько раз в разных частях Ве-

124

ликобритании. Процесс постройки, разборки и сборки церкви так же будет частью проекта этого опыта. Наша цель состоит в том, чтобы установить прямую связь с прошлым, путем реконструкции церкви апостолов Петра и Павла в г. Плесе, сгоревшей в 1903, в значительной мере вдохновившей Исаака Левитана на написание его знаменитого полотна «Над вечным покоем» в 1894 году. Проект Русский Ковчег совместная работа людей из различных традиций, которые из первых рук видели уникальные деревянные здания и церкви на крайнем севере европейской части России, и которых волнует проблема ужасного состояния многих из этих сооружений. Катастрофические исторические события, которые привели к государственному атеизму и полному пренебрежению традицей и наследию северных городов и сел России, привели к потере многих из этих потрясающих примеров деревянного зодчества. Те, что остаются, разбросаны на тысячи километров по всему русскому северу среди лесов, озер и величественных рек — они приходят упадок и исчезают. Проект работает с Wooden Architecture at Risk (Waar), благотворительной организацией, которая нацелена на повышение осведомленности о проблемах сохранения деревянной архитектуры в партнерстве с местными русскими. Многие из населенных пунктов бедны, но люди не равнодушны к своему наследию. Наоборот, видя шанс показать, что им не все равно, многие местные добровольцы идут навстречу: плотники, строители, мелкие фермеры, лесники, мастера, и многие другие, которые готовы внести свой вклад свое время и навыки. Пожалуйста, посетите наш сайт, или напишите нам: Web: info@therussianark.org.uk Email: www.therussianark.org.uk Как вы можете помочь? 1) Внести пожертвование для The Russian Ark Project. 2) Связать нас с другими заинтересованными людьми и организациями.

Церковь Петра и Павла, фасад Illustrated Elevation of the Church of St. Peter and Paul

125

THE RUSSIAN ARK

The Russian Ark Project is intended to celebrate the shared values of design, craftsmanship and community in Russia and Great Britain. We plan to build one of the most evocative symbols of Russian culture, a traditional wooden church. These ancient log buildings reflect the ingenuity of the Russian people over the centuries. These constructions overlaid with decorative details — shingled onion domes, axe carved crosses and delicate tracery — reflect a profound and enduring sense of fantasy. Project aims 1. To increase the awareness and enjoyment of traditional Russian culture through direct contact with the skills and techniques employed in the construction and conservation of wooden architecture. 2. To enable the sharing of skills between craftsmen in Russia and the UK, and to give students of architecture the opportunity to learn a less familiar architectural language. 3. To present this unique experience to a diverse audience — young and old.

126

Project information The church will be built by a mix of architectural students and professional carpenters here in the UK, in collaboration with master craftsmen from the Russian north. These traditional Russian skills, almost lost during Soviet times, have been revived to restore those fragile wooden structures that survive. The project intends to encourage links between individuals and organisations in Russia and the UK in support of that work. The churches are of a simple construction. Logs are laid one on top of the other and interlocked at the corners without the use of nails or fixings. This means that once the church has been built and enjoyed in one location it can be taken down and reassembled elsewhere in the UK. The process of building, disassembling and re-assembling the church will be very much part of the experience. Our aim is to establish a direct link with the past by reconstructing a church lost to history. The church of St. Peter and Paul in Plyos was destroyed by fire in 1903 but more significantly it was the inspiration for Isaak Lev-

itan’s extraordinary painting Above Eternal Peace. Painted in 1894, it now hangs in the Tretyakov gallery in Moscow. The Russian Ark Project is collaboration of people from a wide range of backgrounds who have seen at first hand the unique and beautiful wooden buildings and churches in the far north of European Russia and who are moved by the distressed and wretched state of many of these beautiful structures. Disastrous historical events that led to state atheism and a complete disregard for the traditions and heritage of Russia’s northern towns and villages have resulted in the loss of many of these exquisite examples of wooden architecture. Those that remain are scattered over thousands of miles of the north in a landscape of forests, lakes and majestic rivers — they are drifting into decay and oblivion. The Russian Ark Project is working with wooden Architecture at Risk (WAaR), a charity that seeks to raise awareness in partnership with local Russians. Many of the localities are poor, but the people are not indifferent to their heritage. On the contrary, given the chance to show

that they care, many local volunteers have come forward, carpenters, builders, smallholders, foresters, craftsmen and others, who are prepared to contribute their time and skills. Please visit our website or email us: Web: info@therussianark.org.uk Email: www.therussianark.org.uk HOW CAN YOU HELP? 1) By making a donation to The Russian Ark Project 2) Can you put us in touch with others who may be interested in helping or supporting us?

127

128

Николай Васнецов

СТРОЕНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ЦЕРКВЕЙ

129

Что есть храм, или что есть церковь Человек живёт по трём составляющим. Вектор плотской, вектор душевной, вектор духовной жизни. В духовной жизни, так же как и в прочих, требуется осязаемая материальная кулиса, помогающая углубиться в мир поиска смысла вечной жизни. Этой кулисой является храм. Храм — архитектурное сооружение, предназначенное для совершения богослужений и религиозных обрядов. Храмы есть языческие, иудейские, мусульманские, христианские... В христианстве храм ещё называют церковью. Церковь по-гречески — дом Господень. И изначально имеет совершенно другое понимание, отличающееся от архитектурной постройки. В церковнославянском словаре протоие-

реем Г. Дьяченко этому даётся объяснение: «Слово „церковь“ употребляется в разнообразных значениях. В самом широком смысле под нею разумеется совокупность всех разумных существ, небесных и земных, т. е. ангелов и людей под единою главою — Христом. Церковью называется общество людей, веровавших и верующих во Христа, когда бы они не жили и где бы теперь ни находились. В этом смысле церковью именуется общество святых, ветхозаветные верующие и все православные христиане, живущие во вселенной». Поэтому храмы христиан обрели особенные образные выразительные свойства. Духовная жизнь христиан, их развитие, их устроение символично выражены в архитектурно-конструктивных решениях храма. В них запечатле-

RW Бетонная Церковь Место: Южная Корея, Сеул Архитектор: NAMELESS Architecture

RW Concrete Church Place: Seoul, South Korea Architects: NAMELESS Architecture

Photoes by NAMELESS Architecture

130

вается образ всей Святой Соборной Апостольской церкви. Главная особенность христианских храмов — это наличие алтаря, где находится престол с вложенным в него антиминсом — покровом с частицами мощей святых, что позволяет проводить полный цикл богослужений. Дополним, что церкви, или храмы ещё бывают соборными. Собором называется кафедральный храм, главный в округе или регионе, в котором имеется епископская кафедра и обычно служит епископ. Епископские кафедры реально представляют из себя одноступенчатые возвышения, находящиеся в соборной части храма — там, где молятся прихожане. Часто кафедры бывают выносные, то есть приносятся на епископские или патриаршие богослужения. Отличительной частью соборов является присутствие в алтаре за престолом, с восточной стороны, горнего ме-

Новодельные храмы Существует мнение, что многие новодельные церкви обладают отличающейся не в лучшем смысле новизной. Просчёты символические, пластические, конструктивные при взгляде часто сообщают чувство беспокойства, неуютности, нелепости или даже неприятия, что совершенно противоречит назначению храма. Современные проектировщики далеко не всегда владеют тайнами храмового созидания. Как-то в Москве, проезжая по Кутузовскому проспекту мимо мемориального

комплекса в честь Победы в Великой Отечественной Войне 1941–1945 годов на Поклонной горе, я обратил внимание на возвышающуюся новопостроенную церковь. Белоснежный объём храма, кроме традиционного купола с крестом, был исполнен в новаторских формах, с использованием «административного стекла и бетона». Этот непривычный современный храм, не смотря на то, что в общих формах позаимствован с древних образцов, лично у меня вызвал чувство внутреннего дискомфорта и недоумения. Я обратился к водителю автомобиля с вопросом, что он думает по поводу этой церковной новостройки. Ответ был интересен: «А мне кажется, как он понимал её, так и строил». Водитель, далёкий от духовной жизни и понимания церковных основ, посчитал,

Общинная Церковь Место: Норвегия, Хордаланн Архитектор: Reiulf Ramstad Arkitekter

Community Church Place: Hordaland, Norway Architects: Reiulf Ramstad Arkitekter

ста — кресла для епископа или патриарха, а влево и вправо от него, по окружности алтаря, для священства, двенадцать мест, символизирующих во время службы событие Тайной Вечери.

что каждый человек имеет право на собственную интерпретацию храма — как он видит, сообразно своему мышлению, воспитанию, навыку, так и воспроизводит. Такой поверхностный взгляд на церковную архитектуру не редок и лишён умозрительного содержания. Трактовка форм храма, приведённого примера, продиктована внутренним состоянием современного человека, не посвящённого в жизнь духовного мироустроения. Церковное зодчество требует особенной подготовки. Прежде чем приступить к проектированию храма, надо понять устроение церкви, её историческое, иерархическое, символическое содержание. Всё это отображается во внешних формах и в объёме храма. Это исключительный выразительный синтез изображения живой церкви в материальных конструкциях, отражение церковной соборности христиан в

Images by RRA and Hundven-Clements Photography

131

Photoes by Shigeru Ban Architects

Картонный собор Место: Новая Зеландия, г. Крайстчерч Архитекторы: Шигеру Бан

Cardboard Cathedral Place: Christchurch City, New Zealand Architects: Shigeru Ban

земной постройке, в которой происходит преобразование человека из плотского, животного состояния в возвышенное, духовное. Нельзя отрицать роли авторского видения при возведении храма, тому примеры — разнообразия церквей, но основа образа этих храмов — это соборное творчество многих поколений. Творчество выработанное в особых случаях предстояния человека в духовном мире, когда ему открывалось строение образа храма не в чувственной и материальной, а в духовной составляющей. Таким примером может послужить строительство в 1073 году церкви Успения Божией матери в Киево-Печерском монастыре, подробно описанное в древнем «Киево-Печерском патерике» в «Повести временных лет». Такие духовные озарения

ложились в основу созидания церковной архитектуры. Рождался своего рода «Духовный СНИП» — строительные нормы и правила, называемые в церковном зодчестве КАНОН. В древние времена СНИП материальной жизни даже в быту переплетался с каноническим мировоззрением. К примеру, поднятый порог у дома и низкая дверь, открываемая во внутрь. С одной стороны — возможно открыть занесённую снегом дверь, при этом мало задувает, мало заметает, а с другой — обеспечен вход с поклоном иконе. Сегодня по пожарным нормам дверь должна отворяться наружу, поэтому СНИП с изменением взглядов изменяется и не постоянен, он сопутствует достижению материальной комфортности в быту человека. Канон же включает в себя содержание церковного устро-

132

ения и, как духовное ядро, в современности остаётся неизменным. В учебном процессе, в среде творческих людей, есть основополагающий опыт — копирование древних образцов, на котором формируется новый мастер. В церковном зодчестве такой опыт это необходимое условие для проектирования храмов: «не как я вижу, а как делали раньше». В православии это общепринято, в католицизме этого принципа не придерживаются. Веками отрабатывались приёмы храмостроительства. Мы не знаем точно, как составлялся проект древнего храма с его системой измерений, но, очевидно, что передача знаний шла не через писание, а через предание, облекшееся в форму традиции.

Символический строй храма — неизменная каноническая основа В Византийской империи, принявшей христианство в четвёртом веке, был создан тип крестовокупольных храмов, в которых архитектурными конструкциями выражался образ Святой Соборной Апостольской церкви. В этих храмах символизм планировочных и конструктивных приёмов поддерживается порядком иконографических изображений, через посредство которых звучит церковное предание, учение и образ Святой Соборной Апостольской церкви. Купол церкви — глава, на цилиндрическом основании (шея, барабан) символизирует ветхозаветную церковь, которая состоит из верхнего — ангельского чина, и нижнего чина — пророков и отцов. Ниже — цилиндра — четверик до основания, символизирует новозаветную церковь. Внутри храма от цилиндра к столпам спускаются конструктивные переходы, паруса, на которых изображены евангелисты. Паруса опираются на четыре столпа — образ четырёх евангелий, основы толкования христианства. Изнутри четверик храма на стенах расписывается евангельскими или богородичными сюжетами, расположенными в хронологическом порядке по движению солнца. Ниже этих сюжетов в несколько рядов пишутся столпы церкви — прославленные почитаемые святые. Самый нижний ряд росписи —

Photo by CAZA

Церковь 100 Стен Место: Филипины, г. Себу Архитекторы: New York architects CAZA

100 Walls Church Place: Sebu, Philippines Architects: New York architects CAZA

полотенца, коленопреклонённое пространство прихожан церкви, символ покаяния для живущих в этом мире людей. Таким образом, в храмовой постройке предстоящая вечная жизнь переплетается с настоящей, в ней соборно иерархично выстраивается вся церковь, отражается образ церкви Торжествующей (небесной) и Воинствующей (земной — ныне живущих на земле людей) . В плане храм имеет форму квадрата — символа Небесного Града, с запечатлённым внутри, выраженного столпами, крестом — оружием спасения человечества. С восточной стороны — трёхчастная округлая апсида, место алтаря — символ Рая на земле и присутствия Пресвятой Троицы. Из планового квадрата четверика, в три стороны, на запад, юг, север, расположены

врата — символ распространения в земной мир благодати Пресвятой Троицы. Центральный выход (западный) символизирует царский путь — жертвенность ради человечества, с одной стороны, жертвенный покаянный путь человечества к спасению — с другой. Пересечение царского пути (центральный неф) и оси выходов с севера на юг (трансепт) образуют пространство средокрестия, к которому с восточной стороны от алтаря примыкает амвон, где священник произносит мирянам проповедь и происходит причастие Святыми Дарами. Ради последнего названного действия и строятся храмы, где человек реально получает духовное утверждение к спасению. Над этим значимым местом в зодческих конструкциях сооружается покрытие — небо, с куполом и крестом. Эта симво-

133

Photoes by Moreno Maggi

Церковь в Фолиньо Место: Италия, Фолиньо Архитектор: Массимилиано и Дориана Фуксас

Foligno Church Place: Italy, Foligno Architects: Reiulf Ramstad Arkitekter

лическая вертикаль является основой образа всех разнообразных типов храма. Есть случаи, когда проектировщики православных храмов или по незнанию, или по недоумению не учитывают эту каноническую основу храма и допускают серьёзную каноническую ошибку, располагая место причастия не в области символической вертикали средокрестия, а с переносом алтаря, как бы для большей площади прихожан, на восток с выносом из средокрестия. Этот вопрос для большей площади прихожан решался в древности по другому. При сохранении символической вертикали в площади храма удлинялись нефы не в восточную, а в западную сторону. Примером тому служит Успенский собор Московского кремля 16 века построенный архитекто-

ром Аристотелем Фьораванти. Алтарь — святое место, прообраз рая на земле. Часто над кирпичным сводом алтаря, ставят или крест или главу с крестом, укрывающей, подобно небу, престол. Под алтарём или устраивается алтарь другого придела (церкви в нижнем ярусе), или располагается пространство, где могут быть захоронения подвижников церкви, иногда располагают здесь купель для крещения. В древней церкви подалтарное пространство засыпалось и замуровывалось, так как эта вторая символическая вертикаль в церкви считалась священной, и устроение под ней чего либо нецерковного считалось недопустимым. Но, приведём пример отступления от этого канонического правила. В 19 веке во Владимирском соборе Спасо-

134

Бородинского монастыря под алтарём был устроен проезд в подвальную часть храма. Объяснить это просто. Архитекторы, которые унаследовали право церковных зодчих, уже были светскими людьми и не знали канонических устоев в устроения храма. И этот пример не является образцом для практики строения современных храмов. Из алтаря через иконостас канонично устраиваются три выхода в основной объём храма: центральный — царские врата, северный — жертвенные врата, южный — дьяконские врата. В некоторых случаях, из-за меньшей площади храма, устраиваются только царские и жертвенные врата. Иногда между алтарями устраиваются внутриалтарные переходы, что выходами не считается. В последние вре-

мена, в некоторых случаях, в алтарях наших храмов стали устраивать дополнительные выходы. Устройство этих «уличных» выходов так же неканонично. Обратим внимание, что красиво расписанный иконостас алтаря обращён к миру в сторону западной части храма. Но изнутри алтаря, в сторону востока, преграда иконостаса не случайно сделана конструктивно просто, без декоративной отделки. Во время служения лицо священнослужителя обращено на запад к миру, и образ простых конструкций напоминает и символизирует ветхость мира, к которому надо обратить спасительную проповедь. И наоборот, красивая сторона иконостаса, обращённая на запад, говорит об истинной красоте церкви явленной миру. Освещение В храме освещение может быть внешним, от улицы, и внутренним — от свечей. Внешнее освещение не должно быть ярким, парадным. Его рассеянное излучение сквозь узкие свечевидные окна смягчает сумрак углов храма, которые иногда поддерживаются перетекающими с грани на грань стен сюжетами иконографии, объединяя разноплановое пространство интерьера храма. Пучок падающего света от окон главного барабана высвечивает центральную ось средокрестья соборной части храма, выделяя одно из сакральных мест храма — амвон, где происходит причастие.

Внутреннее освещение от зажигаемых лампад и свечей точечно высвечивает иконописные лики святых, которые при синтезе двух подсветок зримо присутствуют в храме. В момент церковных торжеств в средокрестье соборной части загорается церковное паникадило — символ общей молитвы прихожан и нисходящей на верующих благодати. Полы Полы древних храмов часто покрывались неровными каменными плитами, что имеет значение в предстоянии человека в храме. Пол — в данном случае символ земли, от которой человек должен возвыситься, подняться до небесного. Поэтому полы не были заполнены украшениями, отвлекающими от смысла священнодействия. Если появлялась геометрическая раскладка плит или плиток, то в ней сочетание перекрестий могло быть только случайным. Явное напоминание крестов на полу не допустимо, потому как крест не должен быть поругаемым. В более позднее время появилась занесённая из западного мира манера покрытий полов в виде ковров, розеток. Такие приёмы, в моём понимании, в православных храмах приемлемы в особых случаях. Пример — храм Христа Спасителя, храм — памятник, пантеон славы православного оружия, храм царского государственного значения, предназначен для торжественных богослужений. В значимости этого

храма, это покрытие здесь вполне уместно. О природных материалах в храме Следует понимать, что православное мировоззрение определило своё отношение ко многим материалам и символам. В основе их видения не должно быть лукавства. В христианских храмах других конфессий есть случаи, когда крест изображают контражурно на просвет, это не материальное изображение достигается путём прорезания по форме креста обступающих стен. В природе своей крест материален, предметен — он есть оружие, победившее падший мир, он не должен быть эстетическим миражом. Убери стены и нет креста — недопустимое лукавство в изображении символа. Если католическое мировоззрение допускает присутствие цветных стёкол в храмах, то в храмах последователей Александра Невского световые проёмы заделываются светлыми и чистыми по природе материалами, от слюды до стёкол, так как свет в храме должен быть натуральным, а не красиво лживым, прелестно подкрашенным. В православии цветные стёкла допустимы в светских дворцах христианской аристократии. В этих же дворцах звучит и музыка, но в храмах есть только звуки песнопений, молитв, нет органных звуков, уводящих человека в рассеянное состояние, в состояние прелести. Вспомним, что нательные облачения

135

священника по канонической установке должны быть сделаны из льна, другие материалы здесь не допускаются, так как лён в природе самая натуральная ткань, и в церкви должно быть всё натурально. Это касается всего в церковном Богослужебном устроении, синтетика в церкви неуместна. Добавим, что украшения из пластиковых цветов, ёлок, гирлянд, по названной причине, не должны быть в церковном пространстве. Купола на храмах должны быть покрыты деревом, а не сайдингом; золотом, а не нитриттитановым напылением под золото. Последнее есть синтетика, подделка — лукавство, несвойственное церковному устроению. Вызывает сомнение и внедрение новых технологий в природу естественных материалов, из которых строятся храмы, к примеру, калиброванное бревно. У древесины срезается эндотермический плотный защитный слой, ослабляется срок износа материала. Для поддержки качества свойств дерева требуется пропитка синтетическими смолами. Теряются эстетические свойства — естественная

пластика древесной породы, придающая постройке свою самобытность, индивидуальность. Искусственно созданная фальшь — лукавство наносит ущерб образу постройки, храма. Дерево в постройке для более высокой долговечности лучше остругивать топором. Много споров происходит о том, из каких материалов надо строить храм. Вопрос не простой. С древности нам известны применяемые материалы: дерево, камень, кирпич, известь, песок, металл. И если говорить об их историчности и символизме в церковном строительстве, то строить надо только из названных материалов. Но есть случаи экстренной ситуации, где возможно временное использование другого материала. Использование бетона в строении тела храма нежелательно. От бетона происходит некомфортный климатический баланс, невозможность писания фресок по сырой технике, изменённые свойства акустики и т. д. Но в определённых частях храма его можно использовать, к примеру, в фундаментной части, памятуя древний Рим, где бетон использовался для строительства дорог. Так

же нежелательно применение цемента из-за несовместимости в примыкании с известковыми растворами и красным кирпичом, и опять же из-за невозможности нанесения «по сырой» фресковой росписи. Цементная штукатурка в морозных циклах проявляет себя нехорошо, трескается, отлетает, вырывая части кладочного кирпича. Существует мнение, что изнутри по своду купола современных отапливаемых храмов можно применять обмазку цементным раствором, так как он удерживает испарение и проникновение влаги в толщу кирпичной кладки. Неувлажнённый свод более устойчив к температурным перепадам, выдерживает блуждающую «точку росы». Часто возникает спорность по применению современных материалов в церквах, из-за неусваимости их с традиционными строительными материалами, но, в каких-то случаях, их применение может приносить и пользу, в этом требуется внимательный научный подход.

Библиография: — Википедия. Храмовое строительство — Полный церковнославянский словарь. Сост. прот. Г. Дьяченко. М.: Издательский отдел Московского патриархата, 1993 (Репринт с издания 1900 г.).

Справа: Bergkapelle (Часовня на холме) Архитектор: Cukrowicz Nachbaur Architekten ZT GMBH Место: Alpe Vordere Niedere Andelsbuch, Austria Фотография: Andreas Cukrowicz, Helmut Düringer, Hanspeter Schiess

On the right: Bergkapelle Architect: Cukrowicz Nachbaur Architekten ZT GMBH Place: Alpe Vordere Niedere Andelsbuch, Austria Photo: Andreas Cukrowicz, Helmut Düringer, Hanspeter Schiess http://www.cn-architekten.at

136

137

MODERN CHURCH DESIGN Nikolay Vasnetsov

What is a church, and what is a temple? A temple is an architectural structure, designed for performing divine services and religious ceremonies. There are pagan, Jewish, Muslim, Christian temples. In Christianity, a temple is also called a church. The word church is a hose of God in Greek. The main feature of Christian churches is the presence of the altar, where there is an altar with embedded antimins — a cover with relics of the saints, which allows for a complete cycle of divine services. Churches can be cathedral. A cathedral is a main church, where there is episcopal cathedra (a bishop’s throne), and where usually serves a bishop. Episcopal chair actually represents a single stair elevation, located in the cathedral of the temple — where the worshipers pray.

138

New churches Some say, that many new churches are different from the older ones not the best way. Church architecture requires special training. Before designing a church, it is necessary to understand the structure of church, its historical, hierarchical, symbolical contents. Creativity, worked out through special cases when a man is touching the spiritual world, when image of a church has been revealed to him not in sensual and material, but in spiritual component. Such spiritual enlightenments laid in the basis for building church architecture. Some kind of a building norms and rules for churches were born. Spiritual norms and rules have been interwoven with material life in ancient times. For example, a raised threshold in the house and low doors opening

inwards. On one hand — a possibility to open the door swept with snow, more wind isolation, and entrance with a bow to an icon is provided on to provide input with a bow icon on the other hand. A canon also includes the contents of ecclesiastical order and, remains constant in the present as a spiritual core. Symbolic system of the temple — a constant canonical basis Cross temples were created in Byzantine Empire after it adopted Christianity in the 4th century. This type of temples reflected an image of the Holy Catholic Apostolic Church. A dome of a church — a head on a cylindrical base (neck, drum) symbolizes the Old Testament Church, which consists of the upper — Angelic rank, and the lower — the Prophets and Fathers. Below there is a quad-

rangle, symbolizing the New Testament Church. Inside the temple, from the quadrangle to the pillars structural transitions — so called sails come down, which have the Evangelists depicted on them. The sails are put on four columns, which symbolize the four Gospels, the foundations of interpretation of Christianity. The inner part of the church quadrangle is covered with paintings of evangelical or Theotokos plots arranged in chronological order by the movement of the sun. Under these plots the pillars of the church are depicted — the celebrated honored saints. The lower row of icon paintings is towels — kneeling space for parishioners of the church, a symbol of repentance for people living in this world. Thus, the forthcoming eternal life is intertwined to the present in the construction of the temple, the whole

Часовня брата Клауса Место: Мехерних, Германия Архитектор: Петер Цумтор

Brother Klaus Field Chapel Place: Mechernich, Germany Architects: Peter Zumthor

Photo by Pietro Savorelli

139

church is built up in a conciliar hierarchical, it reflects the image of the Triumphant Church (heavenly) and Militant Church (of the earth — of the people living on Earth). The plan of the church is square — it symbolizes the Heavenly City, the humans’ arms of salvation — the cross. On the east side there is a three-part rounded apse, the place for the altar — a symbol of heaven on earth and the presence of the Holy Trinity. Gates are put on three sides of the church, just by the square plan — as a symbol of grace of the Holy Trinity distribution in the earthly world. The central entrance (the western) symbolizes the Royal way — the sacrifice for the humanity on one hand, and a way for salvation on the other. The crossing of the Royal way (central nave) and the axis of entrances from north to south (transept) forms

140

the area to which the ambo is attached. There the Holy Communion and preaching is held. An architectural construction called the “sky” with dome and cross is arranged over this place. The altar is a sacred place, a prototype of heaven on earth. Usually a cross or a “head” with a cross is put over the brick vault, which covers the altar. Altar has three exits to the main volume of the church: the central — the royal Gates, the north one — the sacrificial Gates, and the south one — is the deacon Gates. Beautifully painted iconostasis of the altar is oriented to the world in the direction of the western part of the temple. Lightning The lightning of a church can be external, from the street, and inner — from the candles. The central part of the temple is light-

ened by the windows in the main cylinder — “drum”. The inner lightning from the lamps and candles highlights the icons. Floors Floor is a symbol of the earth here, from which a man should rise to heaven. This is why floors have not been filled with ornaments, detracting from the meaning of priest. A clear reminder of the crosses on the floor is not permissible, because the cross should not be derided. On the natural materials in the church The question on the materials in the church is not easy. Wood, stone, brick, lime, sand and metal is used since ancient times. Uncomfortable climatic balance, inability scriptures frescoes on wet technique, the modified properties of acoustics, etc. occurs because of the concrete. The use of

cement is also undesirable due to its incompatibility in abutment with mortar and red brick, and because of the inpossibility of “raw” frescoes application. Non-humidified vault is more resistant to temperature changes, withstands the wandering dew point. The usage of modern materials on churches is often controversial, because of their interaction with the traditional building materials. But sometimes their use may offer benefits; this requires a careful scientific approach.

Церковь Света Место: Ибараки, Япония Архитектор: Тадао Андо

Church of the Light Place: Ibaraki, Japan Architects: Tadao Ando

Photo by Bergmann (from Wikipedia, CC BY-SA 3.0)

141

142

Николай Васнецов

ЧАСОВНЯ

143

«… Мы проектируем навесы, детские площадки и эти дурацкие часовни…» — сказал однажды пожилой маститый преподаватель МАРХИ. Ревностного церковного прихожанина это изречение могло бы возмутить, но те часовни, которые позволяют делать студентам, действительно достойны этого определения, хотя бы потому, что они не имеют никакого отношения к понятию часовня. Опыт православной традиции для проектировщика В древности, наряду с храмами, часовни были распространенными общественными сооружениями, воздвижение которых утвердилось от времён принятия крещения. Распространялись и малые им сродные архитектурные формы, такие как поклонные кресты, киотные столбы, сени и прочие. Их многочисленность была обусловлена потребностями христианского бытия. Они облагораживали путевые направле-

ния, природный ландшафт, центры городских композиций. Роль часовни в современном мире Как определяют святоотеческие предания православной церкви, полнота жизни человека определяется тремя составляющими: физической, душевно-сознательной и духовной. Какое же архитектурное наследие сложилось в строительной практике по этим определениям? Для физической составляющей человека предназначены стадионы, спортзалы и бассейны, столовые и рестораны, уютное жильё и т. п. Для душевной составляющей — театры и музыкальные залы, выставочные павильоны и картинные галереи, клубы, библиотеки и т. п. Для укрепления духовной составляющей строились монастыри, церкви и часовни. Часовня — это пространство духовного состояния человека, предназначенное более всего для сугубого сердечного сосредоточения в молитве, особенно если храм находится в отдалении от этого места. Часовня нужна и для общих соборных усилий христиан в молитве. В часовне, кроме частных молитв, происходит подготовка верующих к Божественной литургии. Без священника вычитываются псалтирь, каноны, акафисты, часы и службы данного дня. Священник в часовне может исполнять таинство крещения, исповедь, соборование, молебны с водосвятием, совершать отпевание и панихиды. По особому поводу, в день святого посвящения часовни или в другой день, священник на переносном антиминсе, как когда-то в древности над гробами мучеников, может отслужить литургию, здесь часовня преобразуется в алтарь. От часовни могут совершаться крестные ходы вокруг поселений, где она играет роль не только духовного, но и пространственно-организующего центра. Таким образом, значение часовни в современном мире и в современной застройке очевидно. Kapelle Salgenreute Архитектор: Bernardo Bader Architecten Место: Krumbach, Austria Kapelle Salgenreute Architect: Bernardo Bader Architecten Place: Krumbach, Austria http://www.bernardobader.com/en/projekt/kapelle-salgenreute-2

144

Из истории развития часовни и её аналогов История часовен и их аналогов начинается в античную эпоху, когда первые христиане ставили памятники над входами в подземные кладбища и над подземными церквами. Эти надгробные памятники стали первыми часовнями; они обозначали молитвенные местопредстояния над гробами мучеников, т. е. у престолов. От них получили развитие такие малые формы, как сень-киворий, голубец и киотный столб. В полном, завершённом исполнении их характеризует общее конструктивное свойство — они имеют покрытия — навесы. Сень (по-русски) или киворий (по-гречески) напоминает мини-часовню открытого типа, без стен; она является навесом над престолом, где осуществляется литургическое священнодействие — освящение даров Святого Духа. Сень-киворий, иногда называемая царской сенью, устанавливается в алтарях крупных храмов. Конструктивно она выглядит как купол или балдахин, поддерживаемый колоннами, установленными на престоле. Первая зафиксированная в истории сень-киворий известна в городе Солуни в IV в. в церкви св. Георгия. Из описаний Павла Силенциаца известна сень-киворий в храме Св. Софии в Константинополе, устроенная императором Юстинианом в VI в. В XII в. сень-киворий появляется на Руси в храме святой Богородицы во Владимире. Одна из последних сеней XIX века установлена в алтаре храма Христа Спасителя в Москве. Купол сени-кивория означает славу Божию и благодать над землёю, небо над распятием, место положения тела Христова, поэтому в раннем христианстве внутри кивория висел голубь, в которого полагали святые Дары. Не следует смешивать киворий-купол или навес с киворием, являющимся сосудом для хранения св. Даров. В ветхозаветной церкви киворий — кедровый с золотом кивот, где иудеи хранили скрижали завета. Голубец — крытый срубец с осиновым двухскатным покрытием, навес над могилою — это малая архитектурная форма, как бы миничасовня, вовнутрь которой попасть невозможно. Он также идёт от традиции устройства

часовен над мощами первых христианских мучеников для литургической службы. Эта форма надгробий была распространена на Севере в дореволюционной России. В голубце коньковое

Bergkapelle (Часовня на холме) Архитектор: Cukrowicz Nachbaur Architekten ZT GMBH Место: Alpe Vordere Niedere Andelsbuch, Austria Фотография: Andreas Cukrowicz, Helmut Düringer, Hanspeter Schiess Bergkapelle Architect: Cukrowicz Nachbaur Architekten ZT GMBH Place: Alpe Vordere Niedere Andelsbuch, Austria Photo: Andreas Cukrowicz, Helmut Düringer, Hanspeter Schiess http://www.cn-architekten.at

накрывное бревно символизирует голубя, который обозначает почивающую благодать Святого Духа над захоронением. Отсюда и название. Киотный столб или кивот — поставец для святых икон. Иногда вместо креста ставился перед населённым пунктом, при въезде на поклонную гору, перед кладбищем. Он же мог ставиться над престолом бывшего храма, над которым, согласно православному преданию,

145

до страшного суда предстоит в молитве ангел. Это конструктивно-развитый киот на столбе или столбах, с нишей для иконы и лампады с небольшим навесом, перед которым путешествующие поселяне или паломники вычитывали нужные для душевной потребности чтения. Возведение этой конструкции более доступно, требует менее материальных затрат, во многих случаях заменяет постановку часовни. Часовня упоминается в правилах деяний Трулльского собора 691 года, известного как «пято-шестой», признаваемого наравне с правилами семи Вселенских Слева: Часовня в Тарнуве соборов православной цер- Архитектор: Beton Место: Тарнув, Польша кви, и около 800 года в капитулярии законоположе- On the left: Chapel in Tarnow Architect: Beton ний Карла Великого. В Ви- Place: Tarnów, Poland зантийской церкви на гре- http://www.betonon.com/ ческом языке часовни дословно именуются как дома молитвы. Перенятая от византийцев в 988 году православная вера обновила культуру восточных славян. Проповедники христианства на местах языческих требищ водружали кресты, строили часовни. Известно, что в Великом Новгороде, где стоял истукан Перуна, и в Ростове Великом, на месте идола Велеса, были поставлены часовни. В период, когда священство было немногочисленным и храмы украшали в основном княжеские резиденции, часовни были важными организующими центрами в становлении христианства. Расположенные в поселениях, удалённых от редких действующих храмов, они являлись опорными точками миссионеров-священников. Из храма сельский священник поочерёдно посещал отдалённые часовни для исполнения треб обременённой каждодневным трудом паствы. Часовни строились и в глухих лесах одинокими отшельниками, и на их местах впоследствии часто возводились церкви и монастыри. Часовенка, срубленная в XIV веке в Радонежских лесах преподобным Сергием, положила начало знаменитой Троице-Сергиевой лавре. В России образ храмов и часовен развивался на основе византийского зодчества в сочетании с древней строительной культурой

146

славян — деревянным зодчеством. Его внедрение во многом повлияло на образ современной церковной архитектуры. После крещения Руси храмы устраивались по-византийски, статные, крестовокупольные по конструкциям, они украсили былинную страну. По мере продвижения христианства, новокрещёные поселяне не могли сразу ставить дорогие каменные храмовые постройки, требующие не только особенного ремесленного навыка, но и долговременного его освоения. Поэтому для соборного молитвенного предстояния сооружали, как умели, укрытия — избы, деревянные срубы прямоугольного клетского типа, с установленными сверху крестами или деревянными главками с крестами. Так появились первые молитвенные дома — деревянные часовни, и первые деревянные храмы, которые с появлением «родного», постоянного священства стали умножаться на территории нашей древней страны. На Руси, в зодчестве дохристианского периода, издревле существовал навык строительства разнообразных типов деревянных шатровых, ярусных форм, применявшихся в гражданских и крепостных постройках. С утверждением в сердце народа христианских основ, учитывая мотив византийской пластики кирпично-плинфовых храмов, славяне начали строить деревянные культовые сооружения известными им ремесленно-плотницкими приёмами. Технические решения деревянных конструкций повлекли за собой новые церковные формы, оказавшие влияние на каменную архитектуру. Этим объясняется переход к XVI веку, в каменно-кирпичном строительстве храмов, от форм византийского первоисточника к формам традиционного зодчества Руси. Конструкция определяла архитектурно-церковный образ без излишеств, обработанный символическим декором. Этот национально-церковный период формообразования церковных строений продолжался с X века по XVII век. В последующие века, под влиянием общественно-политических движений, в церковностроительной практике стала преобладать модно-эстетическая культура, исповедуемая светским образом мышления. Внешне, как платья, менялись архитектурные стили, насыщен-

ные неконструктивным декором, часто лишённым церковного смысла: барокко, классицизм, модерн и др., но внутреннее церковное настроение или дисциплина православия не позволила изменить символический строй, порядок формообразований — и в основном церковный канон храмоздания сохранялся. О символически-конструктивном объемном выражении часовни Традиционно часовня, как и храм, при строительстве ориентируется на восход солнца, символизирующий второе пришествия Христа. Но в некоторых случаях ориентацию часовни меняют в зависимости от влияния сложившейся ситуации. У часовни, в отличие от храма, нет алтарной части, потому что часовня не создана для полного круга суточного богослужения, и литургия, которая в храме по святоотеческой традиции происходит каждое воскресение, в часовне допустима лишь в случае крайней необходимости, при наличии специально приносного к этому событию антиминса. Здесь она сама становится алтарём священнодействия. Следует обратить внимание на понятие храмчасовня. По сути, это церкви с алтарями, но очень маленьких размеров, сравнимых с часовней, в которых литургическая служба происходит крайне редко, поэтому чаще они используются как часовни. Такими можно назвать современные церкви в Москве на Белорусском вокзале, во имя Св. муч. Георгия, на Киевском и Казанском вокзалах с посвящениями пресвятой Богородице. При традиционной ориентации часовни, восточная её стена изнутри служит основой иконостаса. В некоторых редких случаях эта стена может быть выступающей — округлой или многогранной, повторяя распространённую форму церковного алтаря, она так же используется под конструкцию иконостаса. Она может быть одно-объёмной без тамбура, и много-объёмной, как и в храме без алтаря, содержать центрально-соборную часть, притвор, звонницу. Часовня венчается или одним крестом, или может быть одноглавой, двуглавой и многоглавой. Часовня в объёмно-конструктивном решении может быть клетской, купольной, шатро-

147

вой, ярусной, огненной. Подобно храму, она отражает духовное построение церкви. Под крестом, символом «непобедимой победы», часовня видимо, через единство конструкции и символа, ступенчато выраженного ярусами архитектурных форм и иногда поддержанного иконописным изображением изнутри и снаружи, даёт образ историко-временного пути церкви и чинопоследование в её устроении: её главу — Христа и её тело — святую Соборную и Апостольскую Церковь. Здесь иерархично, ступенями, сверху вниз, подразумевается расположение чинов ангельских сил; чинов ветхозаветной церкви: праотцев, пророков; новозаветной церкви: евангельских праздников, апостолов и святых православной Церкви. Иерархия образов заканчивается рядом воинствующей, то есть противостоящей греху, живой церкви: это «коленопреклонённое» пространство с изображением полотенец — символов очищения для молящегося прихожанина. Таким образом, живущий современный человек сливается в подобающем архитектурном окружении со всей предшествующей церковной полнотой, становится членом действительного торжествующего единства. В плановом решении часовни могут быть круглыми — круг это символ вечности, квадратными — обозначающими небесный град, прямоугольными — символ корабля спасения, крестообразными — символ духовной победы, восьмигранными — это образ будущего века и сопутствующей Богородичной любви, многогранными — со значением круга. Здание часовни, как предтечи храма, с начала его строительства и до конца эксплуатации — есть пространство для укрепления духовного состояния человека, где при отдаче им зодческого мастерства воплощается Божественный образ Церкви. Здесь осуществляется синтез конструктивно-инженерных решений с церковной символикой и традицией. Надо понимать, что символизм священных построек, выраженный архитектурной пластикой, создан на основах святоотеческих преданий, и тому есть множество примеров. Из писаний «Ветхого завета» известно Богооткровение пророку Моисею, о том, как изготовить ковчег

148

завета, из какого материала и в какой форме следует его выполнить. В «Повести временных лет» Нестора летописца повествуется как, во времена утверждения христианства, было явление Пресвятой Богородицы воину, которому был показан на небе образ храма и был дан мерный пояс, обозначив через него общие пропорции и размеры для воплощения строительства храма Софии в Киеве. При созидании часовни надо остерегаться форм, навеянных «свободными воображениями», имеющими лишь оригинальность, но лишёнными разумного осмысления связки церковных и конструктивных основ. Обьёмно-пространственное и цветовое разнообразие часовен Можно в истории и современной практике усмотреть два основных «типологических» момента становления часовен. В одном случае часовни могут появиться в стихийно укрытом пространстве, где человеку удобно предстоять в молитве. Это пещеры и естественные укрытия. Здесь творец — природа. В пример приведём житие XIV века преп. Тихона Калужского, ему дупло старого дуба служило и кельей, и часовней. В другом же случае это упорядоченное пространство, создаваемое уже самим человеком по законам строительных технологий. Примером здесь послужит самая древняя сохранившаяся в России деревянная храм — часовня XIV века клетского типа преп. Лазаря из Муромского погоста. В объёмно-пространственном исполнении часовня — это укрытие или навес для молящихся. Часовни можно разделить на два типа: открытого, как часовня — навес, и закрытого, как часовня со стенами. При открытом пространстве часовня служит для соборных молений при стечении множества людей, здесь изобилие дневного света. В закрытом типе дневной свет минимален, он способствует отрешению человека от окружающего мира. Здесь проектировщик с помощью минимального дневного света может удачно выражать пластику пространства светотеневыми соотношениями. Назначение часовни при сохранении её дуСправа: / On the right: St Henry’s Ecumenical Art Chapel Архитектор / Architect: Sanaksenaho Architects ltd. / Matti Sanaksenaho, Pirjo Sanaksenaho Место / Place: Seiskarinkatu 35, Turku, Finland http://www.kolumbus.fi/sanaksenaho/

149

ховной сути многообразно. В нашей действительности возрождена традиция постановки часовен на городских площадях, в сельских поселениях, при дорогах, над родниками, в деревнях и на кладбищах. Сохранилась традиция установки памятных часовен над престолами бывших храмов, а также в честь исторических и церковных событий. Именные часовни ставятся над захоронениями святых и прославленных церковью людей. Также часовни бывают домовые, больничные, пещерные, транспортно-передвижные, корабельные, при учебных заведениях, в воинских частях, в местах заключения и т. д. В некоторых случаях устанавливаются временные часовни. Часовни бывают маленькими и большими, достигающими размеров крупных храмов. Такой была часовня св. Пантелеимона на подворье Русского Афонского монастыря на Никольской улице в Москве второй половины XIX века. Известны крупно-объёмные часовни, сохранившиеся на Русском Севере и в Сибири. Общепринятыми конструктивными строительными материалами для исполнения часовен в традициях русского церковного зодчества использовалось дерево, кирпич, камень, железо, медь, свинец. В древности практиковались

150

ткано-шатровые часовни при воинских походах и в полевых военных лагерях. Реже часовни исполнялись из чугуна и бронзы. К примеру, это часовня-памятник героям русско-турецкой войны 1877–1878 годов в Москве у Ильинских ворот, а также столпообразные часовнипамятники, посвящённые событиям 1812 года: на поле Бородинском, в расположении батареи Раевского рядом с захоронением князя Багратиона, и в Смоленске. Цвет часовни зависит от строительного материала, или, в случае её крашения, от символического её посвящения. В церковном уставе и церковной традиции оговорены цвета, употребляемые в течение года в богослужении. Эти цвета могут быть использованы при покраске и часовен, и храмов. Жёлтый или золотой цвет обозначает Божественную Славу, белый цвет духовную чистоту и Преображение, зелёный — это цвет вечной жизни, Троицы и святых преподобных, красный — цвет победы Пасхи и священномучеников, голубой Слева и справа: / On the left and on the right: St Henry’s Ecumenical Art Chapel Архитектор / Architect: Sanaksenaho Architects ltd. / Matti Sanaksenaho, Pirjo Sanaksenaho Место / Place: Seiskarinkatu 35, Turku, Finland http://www.kolumbus.fi/sanaksenaho/

и пурпурный — цвет Богородичный, серебряный — цвет чистоты и покаяния, синий и фиолетовый — цвет постовых и крестопоклонных праздников. В старину часовни красились немногочисленными естественными природными красителями. В покраске и отделке некоторых деталей применялось золото и серебро. Зачастую использовали цвет используемых материалов, к примеру, на крышах медь или свинец. Применялись цветные изразцы. Часовня может быть одноцветной и многоцветной, символически расписанной геометрическим, растительным или зооморфным орнаментом. Строительство часовен в современном градообразующем пространстве В основу созидания образа новой часовни могут быть положены региональные зодческие традиции, на основе веками сложившихся традиций православной церкви — византийской, киевской, московской, северорусской и других. Облик часовни может зависеть от исторических предпосылок, это касается часовен, когда-то уничтоженных и вновь восстанавливаемых. В XX столетии в России понятия духовных основ человека игнорировались. Но общество

в целом держалась на опыте духовно-нравственных накоплений прошлых веков, и во многом положительные материальные достижения социализма реализовывались благодаря этому фактору. Потери нравственности, которые наблюдаются в современном мире, обедняют духовные качества человека, общество становится духовно мёртвым с вытекающими отсюда последствиями. Часовня, её образ может способствовать восполнению утраченной благодати, и её постановка в существующем мире необходима. Традиционная часовня, как и храм, поставленная в сложной градостроительной ситуации среди стремительных магистралей и возвышающихся небоскрёбов, облагораживает пространство. Она есть знамя и символ духовного бытия, возглавляющего душевные и физические силы. В старину часовня была звеном церковного пространства, которое начиналось с придорожного креста, киотного столба, затем обозначалось часовней, храмом, монастырём и завершалось городским ансамблевым единством. Сегодня постановка часовни авторитарна и индивидуальна, но значение её так же актуально, как и в старину. Она всё чаще является зерном современного градообразующего простран-

151

152

ства. В изменённой, порой обезличенной жилой среде она служит ферментом духовного насыщения, создаёт пространство высокого духовного состояния человека. Для проектировщика важно вписать часовню в среду потоков современного города. Пример этому — включённая в обезличенный городской ландшафт Москвы, на стрелке Нового Арбата и улицы Поварской, сохранившаяся церковь Симеона Столпника XVII века, огненного типа. Удачно начинающая ритм современной застройки, она, относительно жилья по своему масштабу, сравнима с часовней.

Библиография: — Полный Православный Богословский энциклопедический словарь. Издательство П. П. Сойкина. — Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. — И. Снегирёв, Часовня в русском мире. Душеполезное Чтение, 1862, 11. — Прот.к. Никольский, О часовнях. СПб., 1889. — Современное православное богослужение. Санкт-Петербург, Издательство Сатисъ 1996. Составитель И. В. Гаслов. — Васнецов Н. Б., Часовня и её аналоги. Наука, образование и экспериментальное проектирование. Труды МАРХИ. Материалы научнопрактической конференции 12–16 апреля 2010. Сб. статей в 2‑х тт. Т. 1. — Москва: Архитектура-С. 2010.

Слева: / On the left: St Henry’s Ecumenical Art Chapel Архитектор / Architect: Sanaksenaho Architects ltd. / Matti Sanaksenaho, Pirjo Sanaksenaho Место / Place: Seiskarinkatu 35, Turku, Finland http://www.kolumbus.fi/sanaksenaho/

153

CHAPEL Nikolay Vasnetsov

The role of the chapel In the chapel, except for private prayers, the preparation of believers for the Divine Liturgy takes place. The Psalter, canons, hymns, hours and service of the day are read without a priest. Priest can perform the sacrament of baptism, confession, Extreme Unction, blessing of the waters, perform the funeral and memorial services in the chapel. From the history of chapel and its analogues The history of chapels and their analogues begins in ancient times, when the first Christians erected monuments over the entrances to the underground cemeteries and over the underground churches. These gravestone monuments were the first chapels; they are designated places of worship over graves of the martyrs. Small forms like canopy ciborium have developed from them. “Sen” (Russian) or ciborium (Greek) is a small open chapel-like construction without walls. It is a canopy over the altar, where the liturgical rite — the consecration of the gifts of the Holy Spirit is made. A ciborium called Royal, is usually put

154

in altars of large temples. The cupola of ciborium symbolizes the glory and grace of God, the sky over the cross and the place, where the body of Jesus Christ was laid. That is why a pigeon was put inside of the ciborium in the early Christianity, in which the Holy Gifts were put. A Holubets (Russian, “a dove”) is a gable coated frame canopy over the grave covered with aspen — a small architectural form, like a mini-chapel, which it is impossible to get into. A covering ridge beam in Holubets symbolizes the dove, which represents the grace of the Holy Spirit rested over the burial. Hence the name. During the period when the priesthood was not numerous, and temples were mostly put in prince residences, chapels were important organizing centers in the development of Christianity. Located in the settlements, far from the rare operating temples, they were the reference points for missionary priests. In Russia, the image of churches and chapels developed on the basis of Byzantine architecture in conjunction with the construction of the ancient culture of the Slavs, with wooden architecture. After the Baptism of Russia, temples were arranged in Byzantine style, stately, A A cross-in-square, they decorated the epic country. As the Christianity evolved, newly baptized villagers could not immediately build expensive stone church buildings, requiring not only special handicraft skills, but also its long-term study. Slavs began to build wooden religious

buildings with their own craft and carpentry techniques. This explains the transition to the stone-brick construction of temples from the Byzantine source to the traditional Russian architecture to the XVI century. Construction defines the architectural image of a church without frills, with symbolic decoration. Externally, like dresses, architectural styles has changed, rich décor and unconstructive, often deprived of church meaning: Baroque, Classicism, Modernism et al., but the internal church Orthodoxy discipline or mood does not allow to change the symbolic order, the order of form creation — and the church design canon has been mainly preserved. On the symbolic, constructive, and volume epression of the chapel Traditionally, a chapel, as well as the temple during construction, is oriented to the sunrise, symbolizing the Second Coming of Christ. In contrast to the temple, in chapel there is no altar part because the chapel was not created for the full range of daily worship and liturgy, which is takes place every Sunday in the church on the patristic tradition, in the chapel it is admissible only if clearly needed and in the presence of specially brought antimins. We should pay attention to the concept of a temple-chapel. In fact, these are churches with altars, but of a very small size, comparable to the chapel, in which the liturgical service is very rare, so they are often used as chapels. In the

traditional orientation of the chapel, its eastern wall from the inside is the basis of the iconostasis. The chapel is crowned or with one cross, or may be single-domed, double-domed and multi-domed. The constructive solution of chapel can be “kletskaya” (rectangular), domed, hipped, and tiered, fiery. The plan of a chapel can be circular, square, rectangular, cross-like, octagonal, or polyhedral. Dimensional, spatial and color variety of chapels In the history of chapels and in modern practice two main typological moments can be seen. One is that chapels can appear spontaneously in a sheltered space, where it is convenient for a person to stand in prayer. It can be a cave or any other natural cover. Chapels can be divided in two types: open like a canopy and closed, like a chapel with walls. Open chapel suits for conciliar prayers of many people, there’s plenty of light here. In the closed type chapel there is little light, but it suits more for the renunciation person from the outside world. The purpose of the chapel while maintaining its spiritual essence is diverse. In our reality, the tradition of putting chapels in urban areas, in rural areas, on the roads, over the springs, in the villages and cemeteries is revived. The tradition of putting memorial chapels above the altars of former churches, and in honor of the historic and religious events has been preserved.

Also, there are house chapels, hospital, cave, transport and mobile chapels, ship chapels, chapels at schools, in the army, in prisons, etc. Generally accepted structural building materials for the execution of the chapels in the tradition of Russian church architecture are wood, brick, stone, iron, copper, lead. In ancient times tissue tent chapels during military campaigns and in the field of military camps were used. The color of the chapel depends on the building material, in the case of its dyeing, of its symbolic dedication. The church constitution and church tradition specify the colors that are used throughout the year in the liturgy. Yellow and gold colour means the Divine Glory, white means the spiritual purity and the Transfiguration, green is a colour of eternal life, the Trinity and saints, red is the colour of the Easter and martyrs, silver is the colour of purity and repentance, and the blue is the colour of the abstinence and the Holy Cross holidays.

ennobles the space. It is a banner, a symbol of the spiritual being, which heads the mental and physical strength. Chapel was a link of the church space in older times, of the space, which began in the roadside crosses, in kiot (Russian, icon case) pillars, and then was marked by chapels, churches, monasteries, and completed in the ensemble of the city. In the modified, sometimes depersonalized residential environment it serves as a spiritual enzyme, saturating, creating space of high spiritual state of a person.

Construction of chapels in the modern urban space The new image of the chapel can be founded on the regional architectural traditions based on centuries-old traditions of the Orthodox Church — Byzantine, Kiev, Moscow, Northern Russian and others. The image of a chapel can help to replenish the lost grace, it is essential in the existing world. Traditional chapel as well as a temple, set in a complex urban situation among rapid highways and towering skyscrapers,

155

156

Евгения Саблина

ДОМО СТРОИТЕЛЬСТВО

иллюстрации автора

157

Начав заниматься детской архитектурной средой, мы задались сперва вопросом: «Как детство связано с архитектурой?» Даже при поверхностном взгляде приходит на ум, что становление человека напрямую ассоциируется с поступательным вырастанием дома. Например, любая строительная площадка нуждается в архитектурном надзоре. А как же человек, ребенок, может обходиться без руководства? Сказано: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии» (пс. 126:1). Какой дом? Дом души, дом внутренний. (Человек — храм Бога Живаго, 2Кор 6:16). Очевидно ведь, что при такой важности стройки без Руководителя не обойтись! Без Того, Чье имя поставить во главу угла, в крепкое каменное основаниe Дома. Взаимосвязь созидания внутреннего и внешнего кажется очевидной, но как же спроецировать законы внутреннего возрастания маленького человека на реальную архитектуру? Возможно, использовать экспериментальный наблюдательный метод (подобно тому, как подбирался идеальный профиль крыла самолета), за основу которого берутся реально действующие законы в природе. И тогда вот он — ответ на вопрос о детской архитектурной среде: «Пожалуй, я проектировал бы так. Сперва вышел на соленый и подвижный берег моря. Представил, что грянул мороз. Настолько неожиданно, что обнаружил в своих руках застывшую льдину соленой прибрежной волны. Тогда я бы всмотрелся в нее. И обнаружил в одном застывшем кубометре бесконечное отныне движение. Это то, как посыл стал формой. Извечная тайна. Итак, обнаружил ли там я пузырьки воздуха, не прорвавшиеся на поверхность, заметил ли паутину водорослей-одуванчиков или золотистую икринку, панцирь опрометчивого рака — все было бы жизнью моря, которую я объял так неожиданно и варварски прекрасно. И если бы я мог, я создал бы фабрику добрых мыслей. Нажал бы паузу в тот момент, когда одни дети заливисто хохочут, другие чего-то крайне желают, а третьи чем-то отвержено жертвуют. Кстати, это было бы на васильковом лугу. Все самые нелепые вещи происходят там. Как, например то, как я сгребаю колебания воздуха от смеха, золотую устремленность и бесцен-

158

ную жертву в один мешок. Они приобретают форму в тот момент, когда я их приметил. И это мои стройматериалы. И так, совершенно неожиданно, возникла застывшая мысль, и если, в конце концов, если эта кристаллизация могла быть с морем, то отчего она не могла быть с детским ликованием? И вот — единственно естественная среда обитания детей…» Здесь читатель вправе возразить, что это не методика, а метафизика. И будет прав. Во всяком случае, пока мы не спросим его о самой неопределенной материи, материи пространства (ведь оно — категория среды, в частности — детской), которой вовсю оперирует любой Зодчий. Пространство — это то, чем он живет. Это его хлеб насущный. Но что оно есть? Для архитектора, возможно свет. А для ребенка? И где оно берет свое начало в таком слу-

чае?

Пространство создано Словом: «в начале сотворил Бог небо и землю, земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною и Дух Божий носился над водою» (Быт., 1) . Носился, согревая Своим теплом бездну, из которой расцветает Вселенная. Утробная мгла, сверкающая красками, слепит больше, чем свет физический (и здесь пространство больше, чем свет). Из этой мглы человек (ребенок) приходит мир. Из материнской утробы. Это пространство без света. Свет — не как физическая величина. Пространство — это благодать. Это действие Святаго Духа. Личности Господа. Но как описать благодать? Существует в Предании незаписанное изречение Господа Христа — аграфа: «Кто близок ко Мне, тот близок к огню, кто далек от Меня, тот далек от Царствия». «Вот такое пограничье рядом с бесконеч-

ным пламенем Бога, когда человек стоит и трепещет перед Его славой. И боится Его потерять, и боится, что эта слава опалит и сожжет его» — о. Даниил Сысоев. И вот это — то единственное, на самом деле, что учит человека жить: Огонь Святаго Духа. Опаляющий, сжигающий заживо тех, кто ненавидит Бога, ненавидит добро и Истину, и омывающий, мягкий очищающий и врачующий для тех, кто трепещет Бога и стремится к Нему всем существом. И не случайно этот очень сильный образ во всех детских русских народных сказках при-

159

160

сутствует (огня сжигающего и исцеляющего). Только потому, что это реальность. И теперь, когда понятно, что любое созидание, любой процесс творения (материальный ли, духовный ли) осуществляется посредством действия благодати, мы понимаем, что Зодчий и Вдохновитель у этой удивительной стройки Один: Сущий Господь. Другими словами, проблема проецирования внутренней жизни на реальную архитектуру сводится к одному: насколько зодчий готов забыть себя ради Истины, насколько он готов утончиться, превратившись в тонкую, твердую, как алмаз, и прозрачную, как роса, линзу, чтобы через него на предметы, созидаемые материального мира лился Невечерний Свет Христов, «просвещая всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1:9)». Тогда как повлияет созданное так пространство на уникальную личность маленького человека? Может ли оно заставить его искать Истину, зажечь сердце жаждой правды? Нет. Дар свободной воли — дар великий. Но может раздразнить, как следует, растормошить, воздействуя на сердечно-душевные силы через внешние органы восприятия, и мягко предоставить выбор. Для чего этот выбор? Для того, чтобы ребенок не лишился самого сладкого, что есть на земле — поиска Истины, жажды Правды. Иначе — Богообщения. И если проектировать так, то непостижимым величием нищеты будет лепиться пространство, чтобы во всех концах вселенной не осталось места равнодушию.

161

OIKONOMIA Eugene Sablina author’s images

Oikonomia (also spelled oikonomeia, economia or economy) literally means “household management,” the “law of the house,” or “house building,” and refers primarily to two related concepts in the Orthodox Church — the divine plan for man’s salvation and the specific episcopal application of the canons in the life of the Church. The latter usage is a derivation of the former. Oikonomia is one of two ways of observing the Canons of the Church, the other is Akriveia or strict adherence (precision, exactness). Whereas the application of Oikonomia is generally regarded as being a more flexible application or interpretation of the Canons, the application of Akriveia is regarded as being a more precise and strict one. Pastoral Discretion is of key importance in either application. — http://orthodoxwiki.org/Oikonomia

162

When we began studying children’s architectural environment, the first question we asked ourselves was “how childhood is associated with architecture?” Even a superficial look brings the thought that the formation of a human is directly associated with progressive growth at home. For example, any construction site needs an architectural supervision. And what about a child? But what about the person, what a child can do without leadership? It is said: “Except the Lord build the house, they labour in vain that build it: except the Lord keep the city, the watchman waketh but in vain,” (Psalm 127:1).Which house is that? It is the house of the soul, the inner house. A man is a temple of the living God (“for ye are the temple of the living God”, 2 Corinthians, chapter 6:16). It is obvious, that the construction of such importance cannot do without a leader, without the One, Whose name should be put as the cornerstone, in the firm basement of the House. The relationship between internal and external seems obvious, but how to project the laws of developing of the little man on the real architecture? Pehaps we should use a method of experimental observation (like how to choose the perfect profile of an airplane wing), which is taken as a basis for actually existing laws in nature. And then here is the answer to the question on children architectural environment: “I think I would design that way.” First walk on a salty agile sea shore. Imagined that the frost

has struck. So suddenly, that I had found the ice of the frozen salty coastal waves in my hands. Then I would have looked into it. And then would have found an endless movement in one frozen cubic meter. This is how the intention becomes a form. The eternal mystery. So whether I would have found air bubbles there, which hadn’t got to the top, or a web of dandelion-like seaweed, or a golden caviar, or a shell of a reckless cancer — all that would have been the life of the sea, which I would have got so suddenly and barbarically well. And if I could, I would have created a plant of good thoughts. I would have pressed pause in the moment, when some children would have been laughing, others would hav been willing someting very much, and some being still, some just having intention for someting, and others sacrificing. By the way, it would have been on a cornflower meadow. All the most ridiculous things are happen there. For example, the way I rake up in one sack the air vibrations of laughter, the golden aspiration and the invaluable sacrifice. They take form in the moment I notice them. They are my building materials. And so, all of a sudden, there was a stagnation of thought, and if, in the end, if this crystallization could happen to the sea, why could it not happen to the children’s glee? And here I got the only natural children’s habitat…” Here reader has the right to argue that it is not a methodology, but metaphysics. And he will be right. Until we ask him

about the most uncertain matter — about the matter of space (as it is the category of environment, children environment in particular), which is fully operated by the architect. Space is what he lives with. It is his daily bread. But what is it? Maybe it is a light for an architect. What is it for a child? And where it originates in this case? The space was created by the Word: “In the beginning God created the heaven and the earth. And the earth was without form, and void; and darkness was upon the face of the deep. And the Spirit of God moved upon the face of the waters.” (Genesis 1:1,2) Moving, warming the abyss from which blooms Universe with its warmth. The uterine darkness, shining colours, blinds more than physical light (and here there is more space than the light). A person (a child) comes to the world from this darkness. From mother’s womb. It is a lightless space. A light not as a physical quantity. The space is a grace. It is an action of the Holy Spirit, of Lord’s personality. But how to describe the grace? There is an unwritten saying of Jesus Christ — an agrafa: “He who is near me is near the fire; he who is far from me, is far from the kingdom.” “Here is the border near the infinite flame of God, where a person stands and trembles before His glory. And is afraid of losing him, and is afraid that this glory would scorch and burn him” — father Daniil Sysoev. And here it is — the only

163

thing, in fact, that teaches people how to live: The Fire of the Holy Spirit. Scorching and burning alive those who hate God, hate good and truth, and washing, softly cleansing and treating those who trembles God and pursue him with all their being. It is no coincidence that this very strong image is present in all children Russian folk tales (the fire burning and healing). Only because it is real. And now, when it is clear that any creation, any process of creation (whether material or spiritual) is carried out by the action of grace, we understand that there is one Archi-

164

tect and Inspirer of this amazing building: the Lord. In other words, the problem of projecting the inner life on real architecture is reduced to one: how much architect is ready to forget himself for the sake of Truth, how much he is ready to flat out, become a thin, hard as a diamond, transparent as a dew, a lense, so that the Unfading Light of Christ could light all the created things in the material world, “lighteth every man that cometh into the world” (John, 1:9). Then how a space created this way would affect the unique personality of a little man? Can it make him search for the Truth,

can it light his heart with a thirst for Him. No. Because the gift of free will is a great gift. But it can as well tease, stir up, affecting the heart and mental strength through the external senses, and gently give a choice. What is that choice for? In order the child is not deprived of the sweetest thing on earth — the search for Truth, thirst for Truth. In other words, of the communion with God. And if you design this way, the incomprehensible greatness of poverty will form the space, so there is no room in the whole universe left for indifference.

165

166

Екатерина Чистова

ПРАВОСЛАВИЕ И АРХИТЕКТУРА

фотографии автора

167

При проектировании дипломной работы столкнулась с интересной темой столкновения православных традиций в архитектуре и современности. В проектной архитектурной среде поисковые процессы направлены больше на сферу быта и потребления, духовные вопросы поднимаются крайне редко и чаще опираются на классические формы. Несмотря на попытки найти современные примеры ответа на этот вопрос, не нашлось такого, к чему захотелось «припасть» всей душой и взять на вооружение в собственных поисках. Вот и по сей день для меня этот вопрос остается открытым. В мире существуют два начала: Божественное и человеческое. Природа — проявление Божественного вдохновения, архитектура — видимое воплощение человеческого духа. Какая она — православная (религиозная) архитектура? Что ее формирует, какие ее задачи? Задачи: принять в себя человека для встречи с Богом, помочь человеку проникнуться Божественным духом через видимые образы. Канонические формы исходят из ментальности человека, которая формирует определенную правильную геометрию… Формы, понятные человеку, органично вытекающие из его ощущения себя в пространстве: линия, квадрат, круг, точка, арка, свод и пр. Земное в человеке опирается на квадрат, а Божественное устремляется к своду... (развитие

168

темы основательное и вызывает огромный интерес в трудах педагогов архитектуры и др. специалистов) Но архитектура — это не только возведенные стены. Они должны наполниться Духом, тогда пространство оживет и станет Храмом… Храм сегодня — это вневременной островок, отпечатавший на себе формы прошедших эпох, когда Дух в человеке и молитва были наиболее близки к Богу, видению и пониманию Творца. Православная архитектура и культура, такая, какой мы ее видим сегодня на нашей земле, формировалась не одно столетие под влиянием различных культурных сред. Вышедшее из катакомб христианство первых веков запустило процесс формирования архитектурных форм, необходимых православному богослужению. Далее этот слепок проходит через века, впитывая в себя византийскую историю, отголоски европейских форм и расцветает на русской земле. Православие приходит к нам с базовым набором понятий и канонических форм, в то время как здесь существует не менее основательная система ценностей и культуры языческого мировоззрения. Принимаемое славянами христианство не вычеркивает устоявшихся жизненных ритмов и культурных образцов. До нас они дошли в архитипических формах и по большей части обитают в музеях народных промыслов. Но «кодировкой» русского народа нельзя

считать ту или иную из этих систем, весь интерес и сложность в том, что наша культура проносит в себе оба начала и переплетает их в народном искусстве. Возникновение первых монастырей приходится на 4–5 века после РХ. Зачатки монастырской жизни можно проследить уже в первых христианских общинах. Христиане рассеиваются по миру, но при этом продолжают нести в себе огонь веры, согревая сердца вновь притекающих. Когда утихли гонения, и мир и быт христианства мог устраиваться свободно, а апостольский век уходил все дальше в прошлое, в сердцах многих возникла потребность вернуться к тому апостольскому состоянию и быту, что и положило начало развитию монастырской жизни. Суть ее в том, что в единстве верующих возникает потребность в соборности, «братстве», ради единой цели и смысла — Господа Иисуса Христа. Посещая древние монастыри, погружаясь в их жизнь и быт со страниц истории, можно проследить определенное явление — монастыри «вырастают» в лоне дикой природы. Природа — взращивает, вдохновляет, создает. Природа — лучший учитель совершенства. Она помогает в поиске себя, понимании своей души, своих слабостей и порывов. Сам Господь уходил от людей молиться в пустыню, от общества, городской суеты, перед значимыми событиями

Своего земного пути. Когда человек остается наедине с природой, перед ним встает на свои места. Только так воочию можно ощутить, проникнуться пониманием того, какое место на Земле мы занимаем. Кто такой человек рядом с могуществом, бесконечной глубиной Природы и ее непрестанно созидающей силой? Эти мысли и пугают и умиляют, открывают и беззащитность человека, и защищенность одновременно. Наблюдение за творчеством природы значимо во многих культурах, в том числе и в христианстве. Именно поэтому мне видится необходимым отражение природного начала в архитектуре монастыря. Это должно быть место уединения и единства одновременно. Место понимания природы и Духа, молитвенного созерцания и тишины в человеке. Здесь должны соприкоснуться творческие начала человека и Природы. Также монастырская и духовная жизнь открывает для восприятия новое ощущение времени и пространства. Особое ощущение времени, восприятие прошлого, настоящего и будущего проходит единой нитью через всю историю христианства. Оно не заканчивается и не начинается. Оно живет от Сотворения мира. И это ощутимо в монастырях, в уединении и небесноподобной жизни монастыря. В свете таких ощущений неактуальны понятия «традиционности» и «современности» архитектурных форм. Идеальное

архитектурное построение монастыря — если ощущается, что монастырь «выдернут» из Вечности и «принесен» нам для вдохновения и стремления к вечной жизни. Но все же он живет и развивается в городе и вместе с ним, что накладывает свой отпечаток. Внутридворовые формы «подстраиваются» под геометрию храмов-доминант, а фасадная линия, выходящая на городскую улицу, откликается на городские архитектурные ритмы формой крыши и регулярной сеткой оконных проемов. Данные поиски отразились в моей проектной работе, но результат показался мне сухим и как будто лишенным наполненности (именно архитектурная, интерьерная его часть). И здесь для меня стало очевидным, что какой бы минималистичной и точной архитектура не была, ей не хватает того, что мы чаще классифицируем как искусство… И вот здесь, на мой взгляд, для нововозведенных стен (пусть только виртуально возведенных в проектной работе) начинается самое интересное. Здесь открываются новые миры и отразиться может все, что наполняет человека и к чему стремится его душа, его отношения с Богом и то вдохновение, которое он получает от Творца. Если вспомнить исторический контекст, обозначенный выше, и принять современные критерии архитектурных форм, на стыке таких смысловых контекстов и си-

стем формообразования, то наполнение архитектурных форм живыми образами Русской Православной современной реальности видится мне интереснейшим творческим процессом.

169

ARCHITECTURE & ORTHODOXY Ekaterina Chistova

While working on my diploma, I faced an interesting theme of Orthodox traditions in architecture and modernity. The search in the architectural practice is oriented mostly at everyday life and consumption, while the spiritual is mentioned seldom, and usually based on classical forms. Though I was looking for an answer for this question, I wasn’t able to find one, on which I could stop, and start using. So this question is still open for me. The world has two origins: they are the Divine one and a human one. Nature is a Divine manifestation, and architecture — as a manifestation of human spirit. What is it — the orthodox (religious) architecture? What forms it, what are its aims? Aims: to accept a person for a meeting with God, to help a person to feel with divine spirit through the visible images. Canonical forms are based on the mentality of the person, which forms certain geometry… Forms, understood by man, human-friendly, organically derived from his feel of himself in space: a line, a square, a circle, an arc, a vault, etc… Earthly in man based on the square, and

170

the divine strives to the vault… (A thorough development of the theme causes huge interest in the writings of teachers and other architectural specialists.) But architecture is not only the erected walls. They must be filled with spirit, and then the space will come alive and become the Temple… A temple today is an island, taken out of time, it has a print of the epochs long gone, when men’s Spirit in and prayer were closest to God, His vision and understanding. The orthodox architecture and culture, as we see it nowadays has been forming during many centuries, under the influence of different cultural environments. Coming out of the catacombs, the Christianity of the first centuries has started the process of creation of architectural forms, needed for the orthodox parish. Hereinafter this goes through the centuries, absorbing the Byzantine history, echoes of European forms and blooms on Russian soil. Orthodoxy comes to us with a basic set of concepts and canonical forms, while there is whereas here there are at least a thorough system of values and culture of the pagan

worldview. Christianity received by Slavs doesn’t cross out the established rhythms of life and cultural patterns. They reached us in the archetypal forms and mostly live in folk art museums. But none of those systems can be considered as a “code”, mainly, the interest and complexity is contained on the fact that our culture carries both of them and weaves them in its folk art. The first monasteries arise in the 4th–5th centuries AC. The beginnings of monastic life can be traced back as early as of the first Christian communities. Christians are dispersed around the world, but at the same time continue to carry the flame of faith, warming the hearts of the newly coming. When the persecution subsided, and peace and life of Christianity could be arranged freely, and the apostolic age went further into the past, a need to go back to the apostolic condition and life rose in the hearts of many people, and that was the beginning of the development of monastic life. Its essence is that a need for catholicity, for “brotherhood”, for a common purpose and meaning — for the Lord Jesus Christ — emerges in the hearts of believers.

Visiting ancient monasteries, plunging into their life and experience from the pages of history, we can trace a certain phenomenon — monasteries “grow” in the bosom of wild nature. Nature nurtures, inspires and creates. Nature is the best teacher of perfection. It helps to find yourself, to understand your soul, your weaknesses and impulses. The Lord Himself walked away from the people, society, urban bustle, to pray in the desert, before significant events of His earthly journey. When a man is left alone with nature, everything falls into place in front of him. This is the only way we can ourselves feel, understand which place we occupy in the world. Who is the man next to power, infinite depth of nature and its continually creative force? These thoughts frighten and touch, open the defenselessness and security of man at the same time. Observing the work of nature is significant in many cultures, including Christianity. That is why I see the need to reflect the natural beginning in the architecture of a monastery. This should be a place of solitude and unity at the same time. A place

of understanding of the nature and the Spirit, of a prayerful contemplation and silence in man. There the creative beginning of man and nature should come into contact. Also monastic and spiritual life opens a new sense of perception of time and space. A special feeling of time, of the past, the present and the future goes through the whole history of Christianity with a single thread. It has no end or beginning. It lives from the Creation. This can be felt in monasteries, in solitude and heavenly-like life of monastery. In view of such feelings, the concepts of “traditional” and “modern” architectural forms are irrelevant. An ideal architectural building of the monastery — if it feels like the monastery is “pulled” from Eternity and “brought” to us for inspiration and desire for eternal life. Yet it lives and grows in the city and along with it, which leaves its mark. Interyard forms “are adjusted” by the geometry of the temple landmarks and the exterior line, coming on city streets, responds to the urban architectural rhythms by the shape of the roof and with the regular grid of window openings.

This search influenced my design work, but the result seemed to me dry and deprived of fullness (namely architectural, interior part of it). And here it became obvious to me that no matter how precise and minimalist the architecture is, it is not enough to be classified as art… And here, in my opinion, for the newly erected walls (even if only virtually built in project work), is where the most interesting part begins. The new worlds are opened here, and anything that fills the man’s soul, what it aspires for, his relations with God and the inspiration that he gets from the Creator is reflected in his work. If you recall the historical context outlined above, and accept the modern criteria of architectural forms, at the junction of the semantic context and shaping systems, then filling of architectural forms with the living images of Russian contemporary Orthodox reality seems to me the most interesting creative process.

171

172

Анна Базилевич

ВАЛААМ

фотографии автора

173

«Валаам остался на своем граните, на островах, в лесах, в проливах; с колоколами, со скитами, с гранитными крестами на лесных дорогах, с великой тишиной в затишье, с гулом леса и воли в ненастье, с трудом — для Господа, «во Имя». Как и Св. Афон Валаам поныне — светит. Афон — на юге, Валаам — на севере. В сумеречное наше время, в надвинувшуюся «ночь мира» — нужны маяки». — И. С. Шмелев, «Старый Валаам», 1935 г. Я еду уже не впервые, знаю — ждут. Ждет наш работный дом с колодцем посреди двора, лошадьми и скрипучей деревянной лестницей, ждет небольшая светлая келья с окном в пол, трапезная с горячим квасным хлебом… Все это кажется простым из-за чистоты безмерной, невозможной глубины и красоты. Я еду за помощью, утешением, еду за тем, чтобы доброй и твердой рукой сняли с моего сердца всю накипь и ржавчину. И в то же время — боюсь. Вдруг — не пустит? Не случится? Недостойна? Пустил, случилось. Крохотный голубой «Святитель Николай», покачавшись на коварных и серых, стальных волнах Ладоги, вошел в тихую монастырскую бухту причалил к деревянной пристани. Нежной лазурью засияли купола обновленного Спасо-Преображенского собора, уже без строительных лесов. Вверх, по фаворской лестнице, ещё выше — оставляя справа белое здание гостиницы и серую Знаменскую часовню, дальше, к самому сердцу острова — поклониться Преподобным Сергию и Герману. На душе — спокойная, тихая радость. Я — дома. Как можно в рассказ, повесть, книгу — поместить все то, чем наполнилось сердце за время, проведенное на острове? Хочется отдать, подарить эту часть себя, разделить радость со всеми, приумножив ее, но не хватает слов, теряются мысли, захватывают воспоминания. Не в силах поделиться своим — расскажу о прекрасном СпасоПреображенском соборе, одной из главных святынь Валаама, возведенном при игумене Ионафане (Дмитриеве). Проект был составлен епархиальными архитекторами Г И. Карповым и А. Н. Силиным, а заканчивал отделку молодой архитектор Синода академик

174

Н. Д. Прокофьев. Закладка состоялась 30 июня 1887 г. При строительстве использовали старый кирпич из разобранного прежнего собора, и новый, изготовленный на двух валаамских кирпичных заводах. Гранит добывался на островах Преп. Сергия (Пуутсари — серый) и Преп. Германа (Сюскюянсаари — красный и черный). Двухэтажный собор высотой 43 м. с 72-метровой колокольней с западной стороны соединил в себе черты византийского и русского стиля. Традиционное пятиглавие, шлемовидные купола, шатровое завершение колокольни, кирпичное «узорочье» на стенах... Стены расписывал о. Лука (Богданов), руководивший в то время монастырской школой рисунка и живописи, вместе с монахами и послушниками. Писанием икон руководил о. Алипий (Константинов), по благословению игумена учившийся в СанктПетербургской Академии Художеств. Игумен Гавриил (Гаврилов, 1848–1910 гг.) завершил отделку собора, причем собственноручно написал образы херувимов. Как в закладке собора, так и в освящении нижней, во имя Преподобных Сергия и Германа (1892 г.) и верхней, во имя Преображения Господня (1896 г.) церквей участвовал Великий Князь Владимир Александрович. Закрываю глаза и вспоминаю: вечер, верхний храм, заполненный неземным, невероятным пением, теплым золотом сияющий иконостас, напряжение соединенных воедино сердец, слившихся в прошении, благодарении, уповании. Высоко парящий купол собора, строгие лики на стенах, добрые, простые и сложные — лица вокруг. А за высокими окнами уже почти сентябрьский ветер гонит по Ладоге свинцовые волны. Штормит. Не пускает на материк Валаам, удерживает в своих объятиях. Завтра случится прощание, ещё на год. Сложное, грустное расставание перекатами и раскатами будет долго отдаваться в сердце. Но это завтра, а пока: «Свете Тихий, святыя славы, Безсмертнаго Отца Небеснаго…»

175

176

177

VALAAM Anna Bazilevich author’s photoes

“Valaam stayed on its granite, on the islands, in the woods, in the straits; with its bells, with its hermitages, with granite crosses on the forest roads, with the great silence in the calm, with the rumble of the forest and expanse in storms, with labour — for the Lord, “in the Name.” Like St. Athos — Valaam shines today. Athos — is in the south, Valaam — is in the north. In the twilight of our time, in the coming ‘night of the world’ — we need lighthouses.” — Ivan Shmelev, “Old Valaam,” 1935.

178

It’s not the first time I’m going there, I know, they’re waiting. Waits our workhouse with a well in the yard, with horses and a creaking wooden stairs, the small light monastery cell with a window to the floor, the refectory with hot leavened bread… All that seems so simple because of the immeasurable purity, impossible depth and beauty. I’m going for the help, for the consolation, going for all scale and rust to be taken away from my heart with a kind and steady hand. And in the same time — I’m afraid. Maybe it won’t let all of a sudden? Maybe it won’t happen? Maybe I’m not worthy? It let, it happened. Tiny blue “Saint Nicholas”, rocking on the treacherous and grey steel waves of Lake Ladoga, came in the calm monastery cove and moored at the wooden. The domes of the renewed of Holy Transfiguration Cathedral shone with gentle azure. Now the scaffolding has been taken away. Go upwards, by the Favorsky stairs, even higher —

leaving the white building of the hotel to the right and grey Znamenskaya chapel, further, to the very heart of the island — to worship saint Sergius and Herman. In my heart there is calm, quiet joy. I’m at home now. How can a story, an essay, a book, contain everything that had filled my heart during the time, spent on the island? I want to give away, to present this part of myself, to share this joy with everyone, multiplying it; but words are not enough, thoughts are getting lost, memories are capturing me. Not able to share my own ones — I’ll tell you about the magnificent Holy Transfiguration Cathedral, one of the major shrines of Valaam, which was built during the hegumen Jonathan (Dmitriev). The project was made by the diocesan architects G. Karpov and A. Silin, and the young Synod architect, academician N. Prokofyev. The foundation stone was laid on the 30th of June 1887. Old bricks from former cathedral and new bricks, made on the two Valaam brick factories were

used for the construction. Granite was quarried on the islands of St. Sergiy (Puutsaari — grey) and St. Herman (Suskujansaari — red and black). A two-storey cathedral, 43 meters height with a 72-meter bell tower on the west side combines the features of both the Byzantine and Russian style. Traditional five-domed church, with helmet domes and a hipped bell tower, with brick tracery on the walls… The walls were painted by father Luca (Bogdanov), who led the monastery school of drawing and painting at the time, with monks and novices. Father Alipio (Konstantinov), who studied in the St. Petersburg Academy of Arts with the blessing of Abbot, supervised icon painting. The abbot Gavriil (Gavrilov, 1848–1910) has completed finishing of the cathedral, and personally wrote the images of cherubs. Grand Duke Vladimir Alexandrovich participated in laying of the foundation stone of the lower (of St. Sergiy and Herman, 1892) and upper (of the Transfiguration, 1896) churches. I close my eyes and remem-

ber: evening, the upper church, filled with unearthly, incredible singing, iconostasis glowing with warm gold, tension of hearts connected together, merged in supplication, thanksgiving, hope. High soaring dome of the cathedral, strict faces on the walls, kind, simple and complicated — faces around. And almost September wind behind the tall windows drives the lead waves on Lake Ladoga. The lake is rough. Valaam does not let me to the mainland, holds in his arms. A goodbye fill happen tomorrow, for another year. Difficult, sad parting will disturb my heart for a long time with rolling and peals. This will be tomorrow, but for now: “O Gentle Light of the holy glory of the immortal, heavenly, holy, blessed Father, O Jesus Christ…”

179

Валаам, фотография: Анна Базилевич Valaam, photo by Anna Bazilevitch

180

181

182

Дженнет Щедрина

ЗДЕСЬ НЕБО НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ ЯРКИМ

фотографии автора

183

Справа: Церковь Вознесения Христова Старовознесенского женского монастыря, 16 век. On the right: Church of the Ascension of Christ Starovoznesensky nunnery, 16 century.

184

Здесь небо никогда не бывает ярким. Река Великая неспешно тянет свои воды на север — в Псковское озеро. В ней тонут отражения псковского кремля, со строгими приземистыми крепостными стенами, старых бревенчатых домиков, заброшенных заводов, безвкусных новостроек и древних обителей. Всё здесь напоминает о том, что псковская земля — западный рубеж нашей Родины. Древняя архитектура и природа навевают мысли о Литве и Эстонии, но в то же время — на всём печать русского духа, всё пропитано русской стариной. Псков — это город воин. Псковщина неоднократно защищала Русь от угрозы с запада, и это очень ярко выразилось в строгости и лаконичности архитектуры. Необычная судьба города является той причиной, по которой на псковской земле сложилась своя, совершенно особая и самостоятельная архитектурная школа, резко выделявшаяся среди остальных архитектурных школ древней Руси. Причём этот древний «авангард» не потерял своего лица и после присоединения Пскова к Московскому государству. В XVI веке, когда на территории всей Руси господствовало почти полное единообразие форм, псковская архитектура ещё не утратила своей оригинальности — Псков продолжал строить по-своему. Сегодня в Пскове сохранились постройки начиная с XII в. Многие из них достраивались и перестраивались, причём Псков строил всё из своего местного материала — известняка — почти полностью отказавшись от кирпича, что немало затрудняет работу археологов — по кирпичу куда легче определить время постройки. Поэтому многие памятники псковской архитектуры до сих пор не датированы, а общая картина развития форм не ясна. Но это не отнимает у псковской архитектуры её красоты и величия, и многие стремятся в Псков, чтобы почувствовать его самобытную прелесть. Псков и сейчас наполняет множество храмов и монастырей, хотя это лишь малая часть того, что было тут к концу XVI в. Псков наполняли церкви и монастырские, и строящиеся по обету, и церкви разных профессиональных объединений (швейного, кузнецкого, и т. д.) и, разумеется, кончанские (районные) церкви. Общее количество храмов в городе доходило до полутора сотен. Все они, как и их звонницы, возвышались над общей массой застройки. Этот «густой лес» церквей, как выразился поляк Пиотровский, в 1581 г. посетивший Псков, производил на всех очень сильное впечатление. С течением времени эти храмы достраивались, перестраивались, сносились, объединялись и т. п., так что до нас дошли лишь немногие, но и этого хватает, чтобы сказать, что в Пскове на каждый метр квадратный — три церкви. Они рассыпаны буквально повсюду. Сохранились и некоторые монастыри. Самые замечательные из них — это Мирожский мужской монастырь и Снетогорский, когда-то мужской, а ныне женский монастырь. Снетогорский монастырь сейчас на окраине города, а когда-то был за

185

его чертой. Это место любил посещать ссыльный Пушкин в 1825 году. В Мирожском монастыре сейчас всего 5 монахов и огромное по своему значению культурное сокровище — фрески домонгольского периода в Спасо-Преображенском соборе. Большая часть храмов Пскова — это небольшие и средней величины кубические одноглавые трёхабсидные храмы. Есть и исключения — например, Троицкий собор псковского кремля или Стефановская церковь Мирожского монастыря, но не они выражают общий дух Пскова. Дух этот таится в небольших, полуразрушенных, часто бедных, неухоженных храмах, в их выбеленных стенах, в классических псковских орнаментальных поясках, состоящих из двух рядов прямоугольных и между ними одного ряда треугольных впадин, в простой композиции вынесенных звонниц, в той неожиданности, с которой эти храмы возникают на пути изумлённого зрителя. Можно, например, внезапно застать полуразрушенный обезглавленный храм в честь Преподобного Сергия Радонежского между помойкой и детской площадкой в одном из псковских тихих двориков, или храм Новое Вознесение с Полонища, который прячется на окраине парка среди жилых домов. Можно увидеть никем не посещаемую церковь Старое Вознесение бывшего Старовознесенского монастыря на безлюдной улице. Монахини давно покинули эту обитель, здесь нет ни фресок, с изображениями святых ликов, ни богатого убранства, почти нет икон. И, тем не менее, душа сама, никем не подталкиваемая, отрывается от земли и устремляется ввысь, к свету подкупольного пространства. Здесь воздух пропитан мо-

186

литвой инокень, и кажется, они все вокруг тебя, все, кого расстреляли в 1917 г., чьи тела скинули в подвал под храмом, и все, кто был до них. Время замерло — его больше нет. Тут можно простоять весь день и даже не заметить этого. На данный момент некоторые храмы закрыты, некоторые разрушаются или почти разрушены, почти все требуют реставрации, но средств на их восстановление из бюджета не выделяют, а в Пскове нет такого количества прихожан, чтобы восстановить церкви своими силами. Эти ценнейшие памятники архитектуры, эти островки покоя в современном городе скоро будут утрачены. То, что сегодня позволяет нам прикоснуться к такой неповторимой душе древнего Пскова — неумолимо разрушается и уходит в историю. В Псков не влюбляешься с первого взгляда, он не сразу открывает свои сокровища. Но если присмотреться, впитать в себя, постараться понять этот уголок русской земли, приложить для этого хоть небольшие усилия — это окупится сполна. И сюда захочется возвращаться снова и снова. Часами стоять в пустых храмах, переполненных тишиной, гулять по псковским улочкам, и навсегда поселиться в одном из этих дворов. Не зря же Савва Ямщиков, искусствовед, исследователь древнерусской культуры, который родился в Москве, в конце своей жизни перебрался в Псков, прожил тут свои последние дни и похоронен в Пушкинских горах.

187

Псков, Собор Иоанна Предтечи бывшего Иоанновского женского монастыря в Завеличье, 13 в. фотография: Дженнет Щедрина Pskov, St. John the Baptist Cathedral of the former St. John’s nunnery in Zavelich’e, 13th century photo by Jennet Shedrina

188

189

Псков, Собор 3, фотография: Дженнет Щедрина Pskov, Temple 3, photo by Jennet Shedrina

190

191

Псков, Церковь Вознесения Христова (Новое Вознесение) Ново-Вознесенского женского монастыря на Полонище, 14 в. фотография: Дженнет Щедрина Pskov, Church of the Ascension of Christ (Novoye Voznesenye) of Novo-Voznesensky on Polonische Nunnery, 14th cent. photo by Jennet Shedrina

192

Псков, Церковь Сергия Радонежского Чудотворца с Залужья, 16 в. Обезглавлена. фотография: Дженнет Щедрина Pskov, Church of St. Sergius of Radonezh the Wonderworker from Zaluzha, 16th cent. Beheaded. photo by Jennet Shedrina

193

THE SKY IS NEVER BRIGHT HERE Jennette Shchedrina author’s photoes

The sky is never bright here. Velikaya (Rus., “Great” — transl.) River is slowly pulling its waters to the north — into the Pskovskoye Lake. Reflections of Pskov Kremlin, with strict squat walls, old timbered houses, abandoned factories, tasteless buildings and ancient monasteries drown in it. Everything here is reminiscent of that Pskov region is the western borders of our Motherland. Ancient architecture and nature evoke thoughts of Lithuania and Estonia, but at the same time — everything has the Russian spirit in it, everything is impregnated with Russian antiquity. Pskov is a warrior city. Pskov region repeatedly defended Russia against the threat from the west and it is very clearly expressed in the rigor and conciseness of architecture. Unusual fate of the city is the reason why the Pskov region has developed its own very special and independent school of architecture, distinguished among the rest of ancient Russian architectural schools. Moreover this an-

194

cient “vanguard” has not lost its face and after Pskov has joined the Moscow State. In the XVI century, when almost complete uniformity of forms dominated throughout Russia, Pskov architecture has not lost its originality — Pskov continued to build in its own way. Today Pskov has buildings originating from XII century. Many of them were completed and rebuilt, with Pskov building everything out of its local material, limestone — almost completely abandoning bricks, which very much complicates the work of archaeologists — it is much easier to determine the time of construction by bricks. That is why many monuments of Pskov architecture have not yet been dated, but the overall picture of the development of forms is not yet clear. But this does not take away the beauty and grandeur which Pskov architecture has, and many people are willing to visit Pskov, to feel its distinctive charm. Even now Pskov is filled by many temples and monasteries, though it is on a small part

of what was there by the end of the XVI century. Pskov was filled with churches and monasteries — some were constructed according to the vow, others were churches of various professional associations (sewing, smithing, etc.) and, of course, “konchanskiye” (district) churches. The total number of temples in the city came to a hundred and fifty. All they like their belfry were towering over the whole mass of building. This “dense forest” of churches, in the words of Pole Piotrowski, who visited Pskov in 1581, produced a strongest impression on everybody. Over time, these temples were completed, rebuilt, demolished, combined, etc., so only a few have survived, but what’s left is enough to say that Pskov has three churches per square meter. They are scattered literally everywhere. Some monasteries have survived too. Mirozhsky Monastery and Snetogorsky Monastery — once men, and now women’s monastery, are the most remarkable of them. Snetogorsky monastery is in the outskirts

the city now, and once was on its border. Pushkin liked to visit this place during his exile in 1825. Only five monks are living in Mirozhsky Monastery now, but it has a great value for the cultural treasure, it holds — the Mongol period frescoes in The Holy Transfiguration Cathedral. Most of the temples of Pskov — are small and medium-sized cubic single domed temples with three apses. There are also exceptions, e. g., the Trinity Cathedral of the Pskov Kremlin or Stefanovskaya church of Mirozhsky Monastery, but they do not express Pskov’s general spirit. This spirit lies in small, dilapidated, often poor, groomed temples in their whitewashed walls, classical Pskov ornamental corbels, consisting of two rows of rectangular and one row of triangular troughs between them, in simple compositions of imposed belfries, in unexpectedness with which these temples appear before the amazed audience. For example, you can suddenly find a beheaded dilapidated temple in honor of

St. Sergius of Radonezh between the garbage and playground in one of quiet Pskov courtyards, or the Temple of Ascension in Polonische, hidden among the houses in the outskirts of the park. On a deserted street you can see the Church of Ascension of the former Starovoznesensky Monastery attended by nobody. Nuns have long left the monastery, there is no frescoes depicting the faces of saints, nor rich decoration, there is little icons. Nevertheless, the soul itself, urged by no one, lifts off and rushes upwards the light space of dome. The air here is saturated with prayer of nuns and it seems like they are all around you, all who were shot in 1917, whose bodies were thrown into the cellar under the temple, and all those who were before them. Time stands still — it no longer exists. You can stand all day here not even noticing it. At the moment, some temples are closed, some go to ruin or are nearly ruined, and all of them require restoration, but the money to restore them is not

given from the budget, and there are not enough parishioners in Pskov to restore the churches themselves. These valuable monuments of architecture, these islands of peace in the modern city will soon be lost. These temples, which today allow us to touch the soul of this unique ancient Pskov — inexorably decay and become history. One doesn’t fall in love at first sight with Pskov; it does not immediately open its treasures. But if you look closely, imbibe, try to understand the Russian land, make at least a little effort — it will pay off. And you will want to come back, stand in empty churches, full with silence, and walk around the Pskov streets and stay to live in one of those courts. No wonder that Savva Yamshikov, art historian, researcher of ancient Russian culture, who was born in Moscow, has moved to Pskov at the end of his life, spent here his last days and was buried in Pushkin Mountains.

195

196

Иван Матвеев

СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР

фотографии автора

197

«Удрученный ношей крестной, Всю тебя, земля родная, В рабском виде Царь небесный Исходил, благословляя» — Ф. И. Тютчев Край лесов, полей и озёр. Мощь природы во всём — в травах, в полях, в лесах. Суровая природа не даёт отвлекаться на ерунду, суета отброшена. Северный ветер — в травах и деревьях, в напряжённых алых закатах — уносит всё лишнее, оставляя тебя одного с северным небом. Чем дальше на север — тем небо ближе, на севере оно встречается с землей, его можно потрогать. Это чувство близости неба становится особенно сильным на Белом море. Архангельская область, Белое море, Соловецкий архипелаг Из Кеми на катере до Соловков — четыре часа морем. Посередине море сливается с небом, белый свет заполняет все пространство, границы нет. Вспоминаешь «Свете тихий». Тут этот невечерний свет везде, он становится почти вещественным, заполняет пространство. Из него выплывает монастырь. Суровый камень стен и купола летят в пространстве, полном света. Архитектура и природа — в одном движении вверх, стремятся в небо. Едешь на север за этим движением, тихой мощью природы. Север суров и прекрасен в своей аскезе. Он протрезвляет, как ведро ледяной воды. Соловки — наш северный русский Афон, край земли, где ощущение присутствия Бога максимально усиливается. Тут нельзя быть безразличным, иначе огненный северный ветер сметет тебя. Вся природа, как неопалимая купина, горит в этом свете, который дает всему жизнь, наполняет своей огненной силой. Кажется, будто свет северного неба стал северным ветром, его стало возможным коснуться.

198

Соловки, Успенский собор, 16 в. фотография: Иван Матвеев Solovki, Cathedral of the Assumption, 16th cent. photo by Ivan Matveev

199

Соловки, Спасо-Преображенский собор, 16 в. фотография: Иван Матвеев Solovki, the Cathedral of Transfiguration, 16th cent. photo by Ivan Matveev

200

201

202

Соловки, Спасо-Преображенский собор, 16 в. фотография: Иван Матвеев Solovki, Cathedral of Transfiguration, 16th cent. photo by Ivan Matveev Слева: Соловки, Никольский храм, 19 в. фотография: Иван Матвеев On the left: Solovki, the Church of St. Nicholas, 19 th cent. photo by Ivan Matveev

203

Соловки, Успенский трапезный комплекс, 16 в. фотография: Иван Матвеев Solovki, Refectory Complex of the Assumption, 16th cent. photo by Ivan Matveev

204

205

Соловки, Спасо-Преображенский собор, 16 в. фотография: Иван Матвеев Solovki, Cathedral of Transfiguration, 16th cent. photo by Ivan Matveev

206

207

Справа: Соловки, Спасо-Преображенский собор, 16 в., и Успенский собор (сзади), 16 в. фотография: Иван Матвеев

Соловецкий монастырь Парящий в тумане между небом и Белым морем Соловецкий монастырь. Далекий север белыми ночами творит отличающееся от всего место. Солнце, только чиркнув горизонт, восходит вновь. Мощные камни монастырских стен, рыжие от мха, голубые цветочки между ними. Монастырь как-бы вырастает из земли, устремляясь ввысь к небу.

On the right: Solovki, the Cathedral of Transfiguration, 16th c., and the Cathedral of the Assumption (on the back), 16th c. photo by Ivan Matveev

«Бывшу же утреннему времени, изыде Преподобный Зосима из кущи и виде луч света основающую его все оное место, и ужасеся Преподобный, зря необычного света сияние, и к востоку очи возвед, узре церковь, на воздусе явльшуюся ему, образом велию и прекрасную...»1

Следующий разворот: Соловки, Купола СпасоПреображенского собора, 16 в. фотография: Иван Матвеев

Преображенский собор с наклонными стенами, всей своей массой подчеркивает это движение. Ветер разгоняет туман и из него выплывают серебристые деревянные купола храма. Туман то приливает, то отливает от монастыря, будто от острова в океане.

On the next spread: Solovki, Onion domes of the Cathedral of Transfiguration, 16th c. photo by Ivan Matveev

Крестный ход Праздник, ветреный день. Из монастыря выходит Крестный ход. Идут далеко, через весь поселок. Золото облачений и черный ряс, развевающихся на ветру. Кажется, и сам ветер как-бы летит вослед идущих в молитве людей. И весь мир вокруг загорается этим молитвенным горением. Весь архипелаг — как один монастырь, — с раскиданными по нему скитами, горя молитвой отрывается от земли.

1: Житие преподобного Зосимы Соловецкого

208

209

210

211

THE NORTHERN WIND Ivan Matveev author’s photoes

“...Burdened by his cross, throughout your length and breadth, in the rags of a slave, the Heavenly King has walked, blessing you, my native land!” — Fyodor Tyutchev, translation by by F. Jude Durham. It is a land of forests, fields and lakes. The power of nature is in everything — in the grass in the fields, in the woods. Severe nature does not allow to be distracted by nonsense, vanity is thrown away. Northern Wind — in the grass and in the trees, in the strenuous scarlet sunset — takes away everything unnecessary, leaving you alone with the northern sky. The further north you go — the closer the sky becomes, in the north it meets the earth, you can nearly touch it. This feeling of near sky becomes particularly strong on the White Sea. The Arkhangelsk region, the White Sea, the Solovetsky archipelago Going from Kem to Solovki through the sea takes four hours on a boat. In the middle, the sea merges with the sky, the white light fills the entire space, the border vanishes. There I remember the “Gladsome Light.” This unfading light is everywhere here, it becomes almost real, it fills the space. Monastery comes up from it. Austere stone walls and domes are flying in the space full of light. Architecture and nature strive to the sky in one movement. I’m going to the north seeking for this quiet power of nature. The north is harsh and beautiful in its asceticism. It sobers up, like a bucket of icy water. Solovki — is our northern Russian Athos, the edge

212

of the earth, where the sense of God’s presence is maximized. It is impossible to be indifferent here, or the fiery north wind will sweep you away. The whole nature, like The Unburnt Bush1, is burning in that light which gives life to everything, fills everything with its fiery force. It seems as though the light of the northern sky has become the northern wind, it has become possible to touch it. The Solovetsky Monastery The Solovetsky Monastery floating in the fog between the sky and the White Sea. The far north is creating a place different from everything else, with white nights. The sun, just having struck horizon, rises again. Monumental stone of monastery walls, red of moss, with blue flowers between them. The monastery, as it were growing out of the ground, rushes up to the sky. “In the morning St. Zosima came out of the trees and saw a ray of light, covering the whole place, and St. Zosima was frightened, seeing the shining of this unusual light; and he raised his eyes to the east, and saw a magnificent and wonderful church, which appeared in the air before him...” — The life of St. Zosima of Solovki. The cathedral of the Transfiguration with sloping walls emphasizes this movement with its whole mass. The wind disperses the fog and the silvery wooden domes of the temple flow out of it. The fog ebbs and flows from the monastery as if it was an island in the ocean. Cross procession Holiday, a windy day. A Cross procession comes out from the monastery. They go far through the village. Golden vestments and black cassocks, fluttering in the wind. It seems, like the wind itself is flying for the people going in prayer. And the whole world around is lighten up by this flaming prayer. The whole archipelago — as a single monastery, flaming with prayer with its scattered hermitages, outstrips the land.

1: http://en.wikipedia.org/wiki/Burning_bush

213

214

215

216

217

218

219

220

221

222

223

224

225

226

227

Предыдущая страница: «Свете тихий», фотография Ивана Матвеева. «Све т́ е ти х́ ий» (греч. Φῶς Ἱλαρόν) — одно из неизменяе м ́ ых молитвослов и ́ й православной вече р́ ни, одно из древнейших христианских песнопений. «Свѣт́ е Ти х́ ій святы ́я сла в́ ы, безсме р́ тнаго Отца небе ́снаго, свята ѓ о блаже н ́ наго, Іису ́се Хрістe: прише ́дше на за п ́ адъ со ́лнца, ви ́дѣвше свѣт́ ъ вече р́ ній, пое м ́ ъ Отца, Сы н ́ а, и Свята ѓ о Ду х́ а, Бо ѓ а. Досто и ́ нъ еси во вся времена пѣт́ ъ бы т́ и гла ́сы преподо б́ ными, Сы н ́ е Бо ж ́ ій, живо т́ ъ дая й ́ : тѣм ́ же мі р́ ъ Тя ́ сла в́ итъ». Previous page: “Phos Hilaron”, photo by Ivan Matveev. Phos Hilaron (Φῶς Ἱλαρόν) is an ancient Christian hymn originally written in New Testament Greek. Often referred to by its Latin title Lumen Hilare it has been translated into English as O Gladsome Light. It is the earliest known Christian hymn recorded outside of the Bible that is still in use today. The hymn is part of vespers in the Eastern Orthodox Church, and also included in some modern Anglican and Lutheran liturgies. “O Gentle Light of the holy glory of the immortal, heavenly, holy, blessed Father, O Jesus Christ: Having come to the setting of the sun, having beheld the evening light, we praise the Father, the Son, and the Holy Spirit: God. Meet it is for Thee at all times to be hymned with reverent voices, O Son of God, Giver of life. Wherefore, the world doth glorify Thee.”

Авторы:

Authors:

Николай Васнецов, архитектор Анна Базилевич, архитектор Никита Долгой, архитектор Сергей Кантерин, архитектор Иван Матвеев, архитектор Евгения Саблина, архитектор Ольга Толстикова, художник Елена Хасянова, архитектор Екатерина Чистова, архитектор Дженнет Щедрина, архитектор

Nikolay Vasnetsov, architect Anna Bazilevich, architect Nikita Dolgoy, architect Sergey Kanterin, architect Ivan Matveev, architect Evgeniya Sablina, architect Olga Tolstikova, artist Elena Hasyanova, architect Ekaterina Chistova, architect Jennette Shchedrina, architect

Софья Горленко, режиссер Ричард Девис, фотограф Сергей Казаков, архитектор Глеб Кузнецов, сценарист Даниил Макаров, архитектор Бен Хейс, архитектор Дарил Хардман, фотограф Отец Алексей Яковлев, священник

Sofia Gorlenko, filmmaker Richard Davies, photographer Sergey Kazakov, architect Gleb Kuznetsov, screenwriter Daniil Makarov, architect Ben Hays, architect Daryl Hardman, photographer Father Alexey Yakovlev, priest

Спасибо:

Thanks to:

TH FAI RU/ ARCHMAG.

er2015 t s #1Ea