МЁРТВЫЙ СЕЗОН
Он закуривает. ОН. Откупаться, Анеля? ОНА. Та женщина, потом ваша тетка – самое простое дело, дать им денег и сказать: вот, примите и отъебитесь от меня. Он невозмутимо смотрит вперед, на дорогу. Я говорю, все правильно! Как еще можно помочь сумасшедшей матери, которая потеряла ребенка, или тетке, которая только и ждет, чтобы сдох ее муж или чтобы самой помереть, потому что жить за такие деньги, тянуть на себе ветерана, — это же просто невозможно! Мне все понятно, по-другому просто нельзя, вы же не виноваты в этом, правильно? Вы же не могли отвечать за этих людей, за то, что им попадались уроды, кровопийцы, и все, что вы можете для них сделать – это дать немного денег, факт? Почему? Потому, что вам их жалко, потому что вы – до-о-о-обрый. Добрый человек из Европы. Который работает, как ему нравится и получает за это хорошие деньги. И он может себе позволить дать беднягам немного денег. Вот, возьмите, возьми, Анеля. Ты уехала из своей бедной страны, ты – эмигрант, тебе тяжело, эмигрантов в Европе уже выше крыши, они уже осточертели, вы же в курсе этого, да? Вам же не нравится, что к вам так и прут из Восточной Европы? Этот процесс интеграции – вам он вот где сидит! Я слышу это почти каждый день и раздумываю — а не вернуться ли мне домой? Мама страшно скучает. Отец оставляет мне квартиру. В центре, где я работаю, на меня до сих пор смотрят как на тупицу, когда я слово скажу поперек. Платят по придуманному курсу. Все прекрасно, вырвалась, называется. Что? Хочу ли я 272