May 2021 Issue

Из посланий Любавичского Ребе Путеводитель по празднику Шавуот Раввин Адин Штейнзальц. Синайское откровение Встречи с Ребе Лиана Алавердова. Почему социализм аморален Розалия Степанова. Не придется ли менять коней прямо на переправе? Борис Гулько. Драма демократии на Святой земле Рабби Шмуель Нотик. Молитва: мост, соединяющий нас с Б-гом Лев Бердников. Ливрея для еврея Юрий Герт. Антисемитизм.... “с человеческим лицом” Лариса Берман. Больных не выбирают Яков Фрейдин. Университетская плесень Евсей Цейтлин. Знак смерти на линии жизни Григорий Галич. Взгляд из Германии Анатолий Либерман. Наше обозрение

Дорогие друзья!

стр. 2 стр. 3 стр. 5 стр. 6

стр. 7 стр. 8 стр. 9 стр.10 стр. 14 стр. 16 стр. 19 стр. 20 стр. 21 стр. 23

Счастливого праздника Шавуот!

Я от души поздравляю всю нашу общину, всех читателей «Ша-

лома» с праздником Шавуот. Это один из самых дорогих еврей-

скому сердцу праздников, потому что в этот день – 6 Сивана -

более трёх тысяч лет тому назад Всевышний даровал нашему

народу Тору.

Чем же нам особенно дорога Тора и ее заповеди? Ответ оче-

виден – после дарования Торы мы стали народом священников,

народом Книги. Именно Тора помогла маленькому народу вы-

жить, не покориться многочисленным врагам, сохранить един-

ство и своеобразие.

Тора – это достояние не только еврейского народа, это до-

стояние всего человечества. На Десяти Заповедях основана мораль и нравственность, они же легли в основу конституций всех

цивилизованных стран.

Нынче мы будем отмечать Шавуот 17 и 18 мая. Центральное

событие праздника, который называют праздником рождения на-

шего народа, - это, безусловно, слушание Десяти Заповедей сразу же после утренней молитвы в синагоге. Все присутствую-

щие при этом заново переживают тот благоговейный трепет, который первый раз наши предки испытали у горы Синай. Поэтому

все евреи - мужчины, женщины и дети (включая младенцев) – должны слушать слова Десяти Заповедей.

Друзья, хочу пожелать всем вам, чтобы радость Торы и близо-

сти к Творцу вы унесли из праздника – в будни. И пусть свет

Торы освещает вашу жизнь, делая вас лучше, добрее, мудрее.

Пусть Б-г услышит ваши молитвы. Крепкого вам здоровья, удачи, самого скорого прихода Мошиаха!

Искренне ваш ребе Шмуель Нотик

2935 W Devon Ave, Chicago, IL 60659

F.R.E.E.

PERMIT 3223 CHICAGO, IL

PAID

NONPROFIT US POSTAGE

стр. 2

Выпуск 465

“SHALOM”

Published monthly

by Synagogue F.R.E.E. The Samuel G. Bellows Educational & Cultural Center

Editor-in-Chief Rabbi Shmuel Notik Editor Yevsey Tseytlin

Synagogue & Headquarters: 2935 W. Devon Avenue Chicago, IL 60659 (773) 274-5123 Fax (773) 274-3810 E-mail: free@obshina.com Rabbi/Executive Director Rabbi Shmuel Notik Building Campaign Chairman Shael Bellows Endowment Campaign Chairman Glenn Morris President Mrs. Reitza Kosovsky Director F.R.E.E. of Chicago Rabbi Levi Notik Director Satellite Center/ F.R.E.E. of Niles Rabbi Naftoli Hershkovich Associate Rabbi of F.R.E.E. of North Suburbs Rabbi Sholom D.Notik Youth Development Director Rabbi Ari Rendler Educational Center Abraham Lapson Hebrew School Social/Vacational Services Mrs. Chana Tsetlin Hecht Chassidus Library Lyuba Golz Russian Judaica Library Редакция: yevseyts@gmail.com Евсей Цейтлин (редактор) Алексей Лоскутов (дизайн) Рабби Элиэзер Бакалейник (консультант) Александр Бедняк (корректор) Лариса Боярская Бела Горелик Илья Куксин Клара Левина Мила Левин Наталья Минина Владимир Темкин Компьютерное обеспечение: IO Digital, Inc.

Организация F.R.E.E. в Большом Чикаго Главный офис и синагога: 2935 W. Devon Avenue Chicago, IL 60659 (773) 274-5123 Fax (773) 274-3810 E-mail: free@obshina.com www.obshina.com Центр в Riverwoods. Синагога и учебные классы Тел. (847) 444-1265 (773) 456-3441 Воскресная еврейская школа имени Абрама Лапсона Центр по подготовке к бар- и бат-мицве Тел. (847) 830-8152 Синагога в Des Plaines: 9401 Margail, Des Plaines, IL 60016 Tel. (847) 296-1770 Редакция ежемесячника “Шалом” и еженедельной радиопрограммы “Беседы об иудаизме” 2935 W. Devon Avenue Chicago, IL 60659 (773) 274-5123 Fax (773) 274-3810 E-mail: yevseyts@gmail.com

Редакция не отвечает за содержание объявлений и не гарантирует кошерности предлагаемых продуктов. Мнения, высказываемые авторами публикаций, необязательно совпадают с мнением редакции. Присланные рукописи не возвращаются, в переписку по этому поводу редакция не вступает. Перепечатки возможны только с разрешения редакции. Дизайн является собственностью газеты.

© Shalom. All Rights Reserved.

Из посланий Любавичского Ребе Рабби Менахема М. Шнеерсона

5781 май 2021

СМЫСЛ ЖИЗНИ – ТОРА И ЕЕ ЗАПОВЕДИ

Сегодня мы отмечаем Шавуот - праздник вручения Торы. Ваш рационалистический ум немедленно задается вопросом: а можно ли доказать, что Тора была дана с горы Синай Всевышним? Постараюсь ответить. Когда вы совершаете какое-то действие, требующее, например, значительных усилий или денежных средств, вы не стремитесь, как правило, путем личной проверки обрести стопроцентную уверенность в результатах, а полагаетесь на опыт других людей. Проанализировав свое поведение, вы обнаружите: в жизни своей вы в основном полагаетесь не на собственные познания, а на опыт других людей - конечно, если у этих людей нет каких-либо мотивов для обмана. И чем больше свидетельств истинности чеголибо, тем охотней вы верите им. Более того, даже в вопросах жизни и смерти, например, при серьезной операции, вы доверяетесь оперирующему врачу только на том основании, что десять или двадцать лет назад он обучался у опытного хирурга и, как вы слышали, стал хорошим врачом. Особенно если люди единодушно утверждают - он лечил их успешно. Полагаясь на это, решаются на серьезную операцию, хотя и сам врач признает, что он все-таки может ошибиться. В серьезных делах люди не ограничиваются свидетельством одного человека, а ищут подтверждения у многих. Подобная практика особенно распространена при уяснении событий прошлого. Хотя и невозможно проверить истинность того или иного события былых времен, тем не менее нормальный человек не станет сомневаться в идентичных утверждениях трех или четырех исследователей истории. А когда историки противоречат друг другу в частностях, признается истинным мнение

большинства. И если оно весьма значительно - десять, сто или тысяча против одного - данное утверждение принимается в качестве неоспоримой истины. Тора дана Всевышним с горы Синай это не новость для нашей эпохи. Так передали нам родители, а они в свою очередь узнали об этом от своих родителей. От поколения к поколению восходит это предание к детям тех евреев, которые вошли в Обетованную Землю и узнали от своих родителей, вышедших из Египта, как они стояли у Синайской горы и слышали: "Я ваш Б-г..." Исключено, чтобы слух об этом возник внезапно в одном из промежуточных поколений; не может быть, чтобы сотни тысяч людей договорились распространять молву о таком событии, как дарование Торы евреям. Безусловно, один говорил бы другому: "Что это еще за новость?" - и такой скептицизм неминуемо разрушил бы нашу веру. В Талмуде говорится, что еще накануне исхода евреев из Египта Моше сказал: "Б-г обещал вручить нам Тору после освобождения из египетского рабства". Сыны Израилевы нетерпеливо ждали этого дня, они понимали: нет и не может быть подлинной свободы - и от угнетателей, и от собственных дурных наклонностей - без четкого свода законов справедливости и праведности. Но такие законы может дать только Создатель всего человечества; Он единственный знает, что для людей хорошо. Тора содержит в себе руководство к жизни, ключ к пониманию нашего существования на протяжении всей истории человечества, ибо Тора вечна, как и даровавший ее. Она не только сборник теоретических и философских основ, но и практический путеводитель, актуальный всегда и везде. Именно в Торе - в Письменном и Устном учениях - отчетливо

Шавуот 17-18 мая 2021

Праздник Шавуот мы отмечаем в честь величайшего события в истории человечества – Синайского Откровения. В этот день в 2448 году от сотворения мира (1312 г. до н.э.) Всевышний даровал евреям Тору и Десять Заповедей - морально-этическую основу всей человеческой цивилизации. Название Шавуот, которое дано этому празднику в Торе, буквально означает "недели" и это обусловлено тем, что его отмечают после отсчета семи недель, начиная со второго дня Песаха. В Талмуде употребляется также название Ацерет ("завершаю-

указан смысл жизни человека на земле. Мы не можем обрести настоящей свободы, если не обяжем себя соблюдать заповеди Его святой Книги. Как и наши предки на горе Синай, мы должны заявить: "наасе венишма" - будем исполнять и слушать! - только в этом случае мы обретаем свободу. Евреи в Египте решили принять Тору, чем заслужили право на свободу от рабства. То же самое относится и к нашим дням: возврат к Торе и соблюдение ее заветов даст нам истинное и полное освобождение уже сегодня. "Каждый еврей, - говорит Рамбам, обязан изучать Тору: беден ли он или богат, крепок ли телом или измучен болезнями, юноша он или старец, и даже бедняк, просящий у дверей, обязан установить часы для изучения Торы, ибо сказано: "Изучай ее днем и ночью". Ежедневное изучение Торы жизненно важно не только для самого изучающего, но и для его домочадцев. Ибо тогда атмосфера дома пронизана атмосферой Торы и благоговения перед Всевышним. Тремя венцами увенчан Израиль: венцом Торы, венцом священнослужения и царским венцом. Венец Торы величественнее остальных. И он приготовлен для каждого еврея. Всякий, кто пожелает, - придет и возьмет его. Ибо сказано: "Наследие она (Тора) обществу Яакова". Наследник принимает все, что досталось ему в наследство, независимо от его личных качеств и положения в обществе; он удостаивается наследства лишь потому, что он - сын. Сказано: "сыны вы Всевышнего", и Тора дана вся как она есть в наследство каждому еврею. И не должен он допустить, чтобы Тора была забыта.

стр. 3

5781 май 2021

Выпуск 465

Раввин Адин Штейнзальц Праздник Шавуот - "время дарования Торы" - посвящен одному из наиболее важных событий в истории еврейского народа. И это несмотря на то, что наша история изобилует памятными датами величайшего значения, спасениями и катастрофами, днями счастливыми и скорбными. Однако все они несравнимы с кардинальным событием - дарованием Торы. Ведь то, что произошло тогда с народом, предопределило его уникальный характер, его особое место в мире. Многие народы кочевали с места на место, пока не основывали постоянные поселения, многие нации создавали свои государства и, подобно нам, их теряли (хотя не часто случалось, чтобы народу, уведенному в плен, позволили затем вернуться). Можно было бы сказать, что в истории Израиля нет ничего действительно выдающегося по сравнению с историей других народов, если бы не предстояние евреев на горе Синай и получение Торы - ни с чем не сравнимое, исключительное событие. Ничего похожего не сохранила память других наций ни в летописях, ни в легендах. Это явление из числа тех, что взрывают установленные историей границы и накладывают отпечаток на все ее течение. щий праздник"), выражающее идею о том, что день дарования Торы неразрывно связан с днем нашего освобождения из рабства.

Путеводитель праздника Шавуот

Праздник Шавуот мы отмечаем 6-7 сивана (в 2021 году – 17-18 мая) в честь величайшего события в истории человечества – Синайского Откровения. В этот день в 2448 году от сотворения мира (1312 г. до н.э.) сыны Израиля получили от Всевышнего Тору и Десять Заповедей - морально-этическую основу всей нашей цивилизации. Праздник Шавуот выражает глубокую идею о том, что физическое освобождение от рабства и даже завоевание политической свободы не имеют особого значения до тех пор, пока не достигнута свобода духовная, основанная на признании единственной власти власти Всевышнего и Его заветов. В сидуре (молитвеннике) Шавуот называется "временем Дарования Торы нашей". На вопрос, почему его не называют "временем принятия Торы нашей", мудрецы отвечают, что лишь Дарование Торы можно отмечать как знаменательный момент, произошедший некогда в прошлом, тогда как принятие Торы - вечный процесс, не ограниченный ни временем, ни пространством. Название Шавуот, которое дано этому празднику в Торе, буквально означает "недели" и это обусловлено тем, что его отмечают после отсчета семи недель, начиная со второго дня Песаха. В Талмуде употребляется также название Ацерет ("завершающий праздник"), выражающее идею о том, что день дарования нам Торы неразрывно связан с днем нашего освобождения из рабства. Шавуот, как и другие наши праздники, тесно связан со Страной Израиля. Это подчеркивается двумя другими его названиями: Хаг-гакацир - "праздник жатвы" - и Йом-габикурим - "день первых плодов", ибо он сов-

СИНАЙСКОЕ ОТКРОВЕНИЕ

Уникально не только само событие в жизни нации, принявшей свою неповторимую судьбу и новый образ жизни, но и то, что еврейский народ получил это учение столь удивительным образом. Вся последующая история Израиля была предопределена, в сущности, одним этим

фактом. Никакое иное происшествие всемирной истории не сопоставимо с ним, и все происшедшее на протяжении тысячелетий до и после него, отражает, таким образом, его смысл. Ни освобождение из египетского рабства, навсегда отпечатавшееся в народной памяти, ни история Израильского царства, ни

долгое изгнание, ни создание обширного свода философской мысли и литературы ничто не имело бы такого ощутимого влияния на сердца и умы людей, не будь дарования Торы, которое запечатлено в полных

падает с началом жатвы пшеницы и сбором плодов, которые приносили в Иерусалимский Храм в качестве благодарственной жертвы.

вуот, предвкушая час получения Торы. У наших отцов существовал обычай начинать учить маленьких детей Торе именно в Шавуот. Рано утром детей вели в синагогу, как сказано в Писании: "И было на третий день, при наступлении утра..." (Исход 19:16). Приносили табличку, на которой написаны буквы алфавита и несколько отдельных стихов. Например: "Моше заповедал нам Тору, наследие общины Яакова" (Второзаконие 33:4). Учитель читал каждую букву, а ребенок повторял за ним. Учитель клал на табличку немного меда, а ребенок слизывал мед с букв. Пекли специальный медовый пирог, на котором были написаны стихи из Торы, и после окончания урока детям давали съесть этот торт. И для взрослых, ранее не учивших Тору, самый лучший способ отпраздновать Шавуот - приступить к ее изучению. Существует обычай украшать дом и Синагогу зеленью, цветами, ветвями деревьев, напоминающими нам о зелени, росшей вокруг горы Синай, когда мы получили Тору. Символическая параллель: сиван - месяц расцвета природы. Дарование Торы - расцвет еврейского народа. Накануне праздника, зажигая праздничные свечи, произносят следующие благословения: Борух Ато А-дой-ной Э-лой-эйну Мелех Оойлом Ашер Кидшону Бмицвойсов Вцивону Леадлик Нейр Шел Йойм Тойв. “Благословен Ты, Б-r, Всесильный наш, Владыка вселенной, освятивший нас Своими законами и заповедавший нам зажигать свечи в честь праздника”. Борух Ато А-дой-ной Э-лой-эйну Мелех Оойлом Шеэхейону Вкиймону Вэигиону Лизман Азе. “Благословен Ты, Б-г, Всесильный наш, Владыка вселенной, который даровал нам жизнь и поддерживал ее в нас и дал нам дожить до сего времени”. Вечером с наступлением праздника устраи-

вают большую трапезу. Перед ней делают кидуш (освящение над бокалом вина). Днем также устраивают праздничную трапезу с кидушем. В этот день принято есть молочную пищу в память о том, что, когда евреи получили Тору, законы о кошерном мясе и о разделении мясного и молочного были трудны и непривычны для них и они некоторое время ели только молочную пищу. С тех пор, отдавая дань прошлому, на Шавуот перед обедом едят что-либо молочное и лишь затем в отдельной посуде подают праздничные мясные блюда. При этом следует помнить и соблюдать законы, разделяющие мясной и молочный стол.

Некоторые законы и обычаи праздника

Шавуот, как и все еврейские праздники, начинается вечером (предыдущего дня, то есть в 2021 году - вечером 16 мая), с заходом солнца. Однако, празднование не начинают до "выхода звезд", ожидая, чтобы окончились сорок девять полных суток "счета Омера" (дней между Песахом и Шавуотом; вручение Торы произошло ровно через семь недель после исхода из Египта, поэтому день этот называется Шавуот - "Праздник Недель"). Но законы, связанные с праздником, вступают в силу, конечно, с момента захода солнца. Шавуот имеет статус "праздника из Торы" – Йом-Тов; в этот день запрещено все то, что, с точки зрения законов субботы, считается работой (кроме варки еды и перенесения огня). Когда существовал Храм, евреи в Шавуот совершали восхождение в Иерусалим и приносили бикурим – первые плоды урожая. Сегодня, когда Храм еще не восстановлен и мы не можем отпраздновать Шавуот так, как это предписывается Торой, главное для нас – это попытаться вновь пережить Дарование Торы, ощутить его как событие нашей жизни. В первую ночь праздника принято не спать, а изучать Тору. Этот обычай носит название Тикун - в дословном переводе "исправление (мира)". Мудрецы Каббалы указывают распорядок занятий на всю ночь праздника Шавуот, который включает чтение отрывков из Письменной Торы, Устной Торы, книги Зогар, а также изучение 613 заповедей. Обычай устраивать Тикун основан на словах из Зогар, главной книги Каббалы, восхваляющих тех, кто не спит ночью в Ша-

Окончание на стр. 4

Чтение Десяти Заповедей

Главное событие праздника - это, безусловно, слушание Десяти Заповедей во время чтения свитка Торы сразу же после утренней молитвы. Все присутствующие при этом встают, заново переживая тот благоговейный трепет, который первый раз евреи испытали у горы Синай. В этот момент важно не понимание священного языка и смысла заповедей, а сам факт присутствия и участия в происходящем. Поэтому все евреи - мужчины, женщины и дети (включая младенцев) - должны быть в эти минуты в синагоге и, как три тысячи лет тому назад, слышать слова Десяти Заповедей, вне зависимости от того, понимают они священный язык или нет. Ведь их души способны воспринять святость происходящего!

Изкор

Во второй день праздника Шавуот (так же, как и в Йом-Кипур, Шмини-Ацерет и в последний день праздника Песах) после чтения Торы, те, у кого нет кого-то из родителей, читают поминальную молитву Изкор за души умерших родственников и принимают обещание сделать пожертвование в их заслугу.

стр. 4

5781 май 2021

Выпуск 465

Раввин Адин Штейнзальц Окончание. Начало на стр. 3

мощи словах обещаний и увещеваний (Ваикра, 26; Дварим, 28). В этих фразах - дуализм благословения и проклятия, созидания и разрушения, изгнания и возвращения. Дарование Торы - явление особого порядка, то, что произошло там и тогда, необратимо и нетленно. И коль скоро это произошло, коль скоро принятие Торы оказало свое воздействие на народ, возможности пересмотреть это событие не было, и даже если люди желали того, они не могли изменить случившегося. С этого судьбоносного часа, когда дети Израиля стали "царством священников и народом святым" (Шмот, 19:6), они уже не могли стать никем другим. Конечно, отдельные индивидуумы и даже большие группы евреев, а временами и сама нация могли принять решение не выполнять больше обязательств, взятых на Синае. Но такое нежелание и даже временное отрицание никогда не означали отказа от уникальной, особой сущности народа, которая была определена этим событием. Подобное стремление выражало всего лишь попытку уклониться от принятого соглашения или на время освободиться от него, но оно не могло повлиять на ход вещей. Синайский завет можно было в тот или иной момент игнорировать, но отменить - никогда. Мы не должны непременно воскрешать в памяти эти попытки отменить Завет, они делались не только в прошлом веке, но и на протяжении тысячелетий до этого. Как сказано в книге Иехезкиеля (20:32), "Будем как язычники, как племена иноземные, служить дереву и камню..." Но подобные попытки никогда не были успешными. Еврейский народ продолжал идти своим особым путем. Соз-

дается впечатление, что сойти с пути просто невозможно. И, действительно, любая попытка сделать это всегда приводила к одному из двух результатов: к промежуточной фазе, вслед за чем народ (или часть его) вновь принимал Завет как неукоснительный долг, или к тому, что люди, отказавшиеся от Завета, продолжали существовать как индивидуумы, но не как евреи. Дилемма "десяти потерянных колен" все еще продолжает существовать и имеет многообразные проявления в различных исторических ситуациях, но ее суть может быть выражена кратко:"возвратиться или исчезнуть". Ибо поскольку наше принятие Торы необратимо, в принципе невозможно отдать назад ее Б-гу, оставаясь евреями. Объяснение этого заключается не только в содержании Десяти заповедей, но и в том, каким образом они были явлены, не только в их универсальности, но и в том, что они были адресованы определенному народу в определенных обстоятельствах. Есть два решающих фактора, благодаря которым Скрижали Завета стали средоточием еврейской жизни на все времена. Оба они на разный манер отражают одну основную идею, которая сделала еврейскую жизнь такой, какой она является (даже если она внешне идентифицируется с чуждыми формами существования и обычаями), - нитью, постоянно связывающей народ с Б-гом . Прежде всего, Десять заповедей заключают в себе силу, стоящую выше всевозможных указаний делать или не делать что-либо. Они призывают к принятию определенной судьбы, которая восходит к Синайскому соглашению, и вводят принципиальную концепцию жизни в святости. Посредством этой связи через Завет дети Израиля стали "Бжьим народом". Это уже не просто народ, один из многих, но выделенный из всех: "будете Моим дражайшим уделом из всех наро-

Дорогие друзья!

Синагога F.R.E.E. приглашает вас на еженедельную дружескую встречу для молитвы и совместного завтрака.

Мы будем молиться за благополучие наших семей, здоровье родных и близких, за процветание Израиля.

После завтрака - беседа об иудаизме, еврейских традициях, истории и культуре нашего народа. В первый день праздника Шавуот, в понедельник 17 мая, в 5 часов дня в нашей синагоге будут читаться

Десять Заповедей, которые стали нравственным за-

коном для всего человечества. Десять Заповедей

должны слушать все евреи – мужчины, женщины, дети. А после молитвы мы пригласим всех вас, друзья, за праздничный стол.

Мы ждем вас по адресу: 1109 W. Lawrence Ave.,

Chicago

дов" (Шмот, 19:5). Этот выбор, основанный не на единстве расы, не на кровном родстве или общности территории, но на том, что "вы будете у Меня царством священников и народом святым". Конечно, у евреев могут быть все признаки нации: родина, язык, культура, - но они более не служат целям самоидентификации. Поэтому, когда еврейский народ, казалось, потерял все внешние признаки нации и был изгнан на сотни и тысячи лет, лишившись своей родины, языка и единой общественной структуры до такой степени, что многие отрицали его право называться нацией, даже и тогда он продолжал существовать во исполнение своего уникального предназначения быть "царством священников и народом святым". Естественно, еврейский народ как сообщество пережил глубокие внутренние конфликты и боролся за воплощение своих идеалов. Но во все времена, при всех взлетах и падениях, принятие своей особой судьбы было его опорой. И в этом значение Завета, данного на Синае, и первой заповеди, которая утверждает принцип единобожия, обращаясь не к универсальному акту творения Неба и Земли, но, взывая к еврейскому Б-гу , "который вывел нас из земли Египетской". Исход из Египта, разумеется, не отрицает акта творения, но именно он усиливает и акцентирует особую связь между Б-гом "Царем Вселенной" и народом Израиля. Второе свойство, которое делает дарование Торы столь уникальным,- непререкаемое воздействие и сильнейшее духовное влияние Десяти заповедей на жизнь как таковую. То, что прежде было обычным повиновением закону, стало Б-жественным служением. Практически запреты прелюбодеяния, воровства или убийства - явления одного порядка, основанные на необходимых принципах социального общежития. Но есть огромная разница между "не убий" как фор-

мой поддержания общественного порядка и "не убий" Десяти заповедей. Законы необходимы в каждом обществе - с точки зрения физического существования, морали и культуры. "Не убий" Десяти заповедей - абсолютный закон, напрямую связанный с начальными словами: "Я, Г-сподь Б-г ваш". Таким образом, есть существенная и глубокая разница между обычными законами социального общежития и Б-жественными заповедями Торы. Заповеди Торы, предписываемая ею мораль и образ жизни - есть выражение святости, форма постоянной связи с высшей сущностью, а не с какими-либо преходящими социальными требованиями. Уникальность Торы, таким образом, связана с выходом за пределы ординарного человеческого существования. Доброе деяние теперь становится намного значительнее, чем отдельный в той или иной степени полезный акт, - оно становится Торой, чем-то большим, нежели просто жизненный уклад, обычай или привычное законопослушание. Тора - это то, что дает новое измерение всем социальным нормам и индивидуальным типам поведения. Она поднимает жизнь к вершинам духа, связывает ее с высшим началом, с первоисточником бытия. Общественные законы и порядки составляют горизонтальный срез человеческих отношений. Даже если они основаны на прочных моральных традициях, общепринятые нормы охватывают отношения лишь между человеком и его ближними. Правовые установки Торы, напротив, вертикальны - между человеком и Б-гом , между нацией и истоками жизни вообще. Десять заповедей не есть нечто новое и оригинальное в развитии морали. Выдающимся явлением их делают определенные принципы, придающие им особое значение как целому. Добрые дела становятся теперь мицвой, злые - грехом, а законы жизни для всех и каждого - Торой.

стр. 5

5781 май 2021

ВСТРЕЧИ С РЕБЕ

Выпуск 465

даже один волос, твой мозг это чувствует. Так же это и с Ребе. Когда хасид в беде, Ребе чувствует это". И мне это показалось очень логичным. Ребе направлял меня в жизни во всем. Насколько мудрыми были его советы, показывает такой случай. Он посоветовал мне приобрести некое здание, выставленное на продажу. Вскоре его выкупило у меня правительство за высокую цену, поскольку там планировалось провести шоссе. В конце концов планы эти не осуществились, и я выкупил этот участок по цене в несколько центов за доллар. Со временем в этом здании разместилась йешива Ор Эльхонон Хабад. Помочь йешиве – это было наименьшее, что я мог сделать в качестве благодарности Ребе. И кто знает, может быть, Ребе еще тогда предвидел, чем эта сделка закончится.

Посылающий лекарство до болезни... Цирл Вайнбаум

Почему происходят чудеса Моше Мендель Файнер

Мое детство прошло на Украине в 1920-е годы, где жил тогда Белзский Ребе, рабби Аарон Рокеах. Познакомившись с ним, я стал его верным почитателем. Когда началась война и меня призвали в советскую армию, он заверил меня, что со мной ничего не случится и я вернусь домой живым и здоровым. В 1942-м году я участвовал в Сталинградской битве, где тысячи солдат гибли у меня на глазах, но каждый раз я избегал ранений и смерти благодаря случайностям, которые иначе как чудесами назвать нельзя. После войны, выбравшись из Покинга – лагеря для перемещенных лиц в Германии – и приехав в Америку с женой и двумя детьми, я поставил себе целью посетить всех хасидских ребе, которые иммигрировали в Нью-Йорк, чтобы получить у них благословение. Я посетил реббеим Клойзенберга, Сквера и Сатмара. Представьте себе мое удивление, когда я пришел к Любавичскому Ребе. В отличие от остальных – пожилых людей с длинными седыми бородами в больших меховых шапках – это был просто одетый молодой человек, высокий, темноволосый, с приятным лицом, с пронизывающим взглядом светло-голубых глаз. И в отличие от них он не стал меня благословлять, а вместо этого пообещал молиться обо мне на могиле своего тестя – Предыдущего Ребе. Я не хотел с этим смириться. Я пытался выманить у него благословение, благословив его самого, чтобы он отплатил взаимностью, но он на эту уловку не поддался. Он сказал мне, что моя проблема в том, что я не верю в Б-га. Я верю в благословение реббеим, но не в Б-га. И он терпеливо объяснил мне: "Я только что выслушал весь твой рассказ о твоей жизни и о том, как ты пережил войну благодаря множеству чудес. И ни разу я не услышал, чтобы ты сказал "слава Б-гу!" В советской армии упоминать Б-га могло бы быть опасным, но теперь это вошло у тебя в привычку. И это следует поменять. Тебе следует укрепить свою веру, – продолжал он. – Я рекомендую начать изучать "Ховот Алевавот". Он имел в виду классический труд "Обязанности сердец", автор которого, рабби Бахья ибн Пекуда, жил в XI-м веке. Затем Ребе объяснил мне, зачем нужны чудеса. Бывает, человек может настолько увязнуть в заботах физического мира, что он забывает о Творце. И чудеса – это способ, которым Б-г напоминает человеку о Своем присутствии. Под конец Ребе спросил меня: "Что еще тебе нужно?" И я сказал, что страдаю от ужасной экземы на руках. "Сейчас я не могу тебе помочь", – ответил он и посоветовал вернуться за три дня до праздника Шавуот, когда мы отмечаем дарование Торы у горы Синай. Когда я снова появился у него, Ребе сказал: "Как ты знаешь, прежде чем нам была дана Тора, все больные излечились. Иди домой и хорошенько вымой руки". Я так и сделал, и экзема меня больше не беспокоила. С тех пор я стал его последователем, и он проявлял заботу обо мне и моей семье весьма примечательным образом. Вскоре после того, как я стал хасидом Ребе, я сообщил ему, что у моей жены Йетты обнаружили рак. Врачи сказали, что для того, чтобы спасти ее жизнь, необходимо сделать гистерэктомию. Это означало, что у нее больше не будет детей. "Откажитесь от операции, – сказал Ребе. – У вас еще будут дети". После этого у нас произошла стычка с доктором, который был очень недоволен, что какой-то ребе дает советы, противоречащие рекомендациям врача. Этот доктор предсказывал неизбежную смерть моей жены, если она откажется от операции. Но мы последовали совету Ребе, и моя жена не только выжила, но и забеременела. Вначале доктор не хотел этому поверить, а затем пытался убедить ее сделать аборт, но мы снова последовали совету Ребе, и все получилось замечательно. Доктор был настолько потрясен, что решил сам встретиться с Ребе, но я не помню, чем там дело кончилось. А у нас впоследствии родилось еще двое чудесных детей, и все благодаря совету Ребе. Еще одна история случилась в 1956-м или 1957-м году, когда моя дочь Цивья потеряла зрение. Я был в отчаянии. Мы взяли ее к врачу, который не знал, что можно сделать, и я вернулся домой совершенно опустошенный морально и физически. Кошмары военных лет вернулись ко мне. Я плакал в подушку, стараясь не разбудить жену, когда зазвонил телефон. Была уже поздняя ночь. На другом конце провода раздался очень раздраженный голос секретаря Ребе. Ребе дал ему указание расспросить, что случилось у Фейнера, который попал в беду, и секретарь уже потерял всякое терпение, обзвонив половину Фейнеров, указанных в телефонной книге. Я объяснил, что моя дочь потеряла зрение, и попросил передать это Ребе и спросить, что мне делать. Вскоре он перезвонил с ответом: "Ребе говорит, чтобы ты взял дочку в больницу Кинг Каунти в Бруклине". И он дал мне имя врача, к которому я должен был обратиться. Тот врач дал моей дочери капли, и постепенно зрение вернулось. Я часто задавался вопросом, откуда Ребе знал, что я в беде, что я рыдаю в подушку. И кто-то объяснил мне: "У тебя на голове много волос, но когда ты дергаешь

В 1990-м году меня пригласили выступить с речью на женской конференции в Торонто. Возвращаясь с конференции домой в Англию, я остановилась в Нью-Йорке, чтобы увидеться с Ребе и попросить его о благословении для одного нашего знакомого, который в этом благословении отчаянно нуждался. В воскресенье Ребе раздавал долларовые банкноты на благотворительность, и, как всегда, к нему выстроилась длиннющая очередь. Я стояла в этой очереди и безостановочно читала псалмы, чтобы придать себе смелости. Я отчаянно боялась, что, оказавшись к ним лицом к лицу, не смогу вымолвить ни слова, потому что в его присутствии меня всегда охватывал всепоглощающий благоговейный страх. Подойдя к Ребе, я сумела собраться с силами и выдавила из себя, что такой-то человек – я назвала его имя – нуждается в благословении Ребе. К моему изумлению, Ребе поднял руку, как бы отмахиваясь от моей просьбы и показывая тем самым, что тому человеку благословение не нужно, а вместо этого вручил мне три доллара и сказал, что это мне для детей. Выйдя от Ребе, я расплакалась. Благословение, за которым я пришла, я не получила, а вместо него Ребе дал мне три доллара для детей, которых у меня было гораздо больше, и с ними все было, слава Б-гу, в порядке, и никакое особое вмешательство Свыше им не требовалось. Во всяком случае, так мне казалось. Когда я вернулась в Англию и меня встретили дети, произошло нечто странное. Ребята похватали подарки, которые я привезла им, и побежали играть. Играли они в игру, которая называется "Ключ-замок". По правилам надо было обежать вокруг дома и первым добраться до входной двери. Кто первый стукнет по двери и крикнет "Дома!", тот и выиграл. Один из моих сыновей, Мойше, первым подбежал к двери и с криком "Дома!" пробил кулаком стеклянную панель, а когда вытаскивал руку назад, кусок стекла разрезал ее чуть ли не надвое. Мы ринулись с ним в больницу, где потребовалось сделать срочную операцию, после которой к нам вышел врач, потрясенно качая головой. "Еще доля миллиметра, и артерия бы оказалась задета, – сказал он. – Все, что я могу вам сказать: кто-то там, наверху, явно нажимает кнопки для вас". Я поняла, что тут сыграло свою роль благословение Ребе, сопровождавшее первый из трех долларов, которые он дал мне, и я забеспокоилась, гадая, что будет дальше. Мойше порезался во вторник. В пятницу мой старший сын, Шимми, развозил на велосипеде буклеты "Лехаим" по синагогам в округе. Обычно он возвращался за полчаса до начала субботы. В этот раз его возвращение прошло совершенно по другому сценарию. Раздался звонок, и, открыв дверь, я увидела на пороге человека, который держал в руках половину велосипеда. Шимми стоял рядом с ним. Тот человек был явно вне себя от волнения. "Мне так жаль! – сказал он. – Я выруливал изза угла и не заметил его! Я сбил его с велосипеда!" Меня волновал только Шимми, но он заявил, что с ним все в порядке. И я сказала, что тот человек может уходить. К сожалению, с наступлением вечера оказалось, что с Шимми далеко не все в порядке, и мы попросили врача, который жил по соседству, зайти и осмотреть мальчика. После осмотра, расспросив Шимми во всех подробностях, как произошла авария, врач заявил: "Тебе невероятно повезло, что в момент удара педаль была поднята, иначе твою ногу раздавило бы всмятку так же, как и велосипед. А сейчас нога даже и не сломана. Она поболит несколько дней, и все, что нужно, – это прикладывать лед и благодарить Б-га за чудо." Вскоре еще с одним из моих детей произошел третий инцидент , который я не очень хорошо помню. Он был не таким драматичным, как первые два, но в результате я твердо усвоила: если Ребе говорит, что благословение не нужно – оно не нужно, а если оно нужно – Ребе его даст. Сила его благословений проявилась в полной мере, когда в 1988-м году родился Леви – мой одиннадцатый ребенок. Во время родов я сломала себе два позвонка. Вначале я не поняла, что произошло. Просто мне было очень и очень больно, так что я практически не могла поднять малыша или передвигаться по дому. Когда я ложилась, боль немного утихала, но мать не может материнствовать лежа! Я вернулась в больницу и рассказала, что чувствую себя калекой и не могу позаботиться о своих детях. Доктора не проявили никакого сочувствия. "У тебя столько детей, ничего другого и ожидать нельзя", – сказали они. Они даже предсказали, что скорее всего я наживу себе межпозвоночную грыжу и проведу остаток жизни в инвалидном кресле. Ясное дело, меня это не обрадовало, так что, узнав, что кто-то из лондонской общины собирается в Нью-Йорк, я попросила передать Ребе просьбу о благословении на выздоровление. Ребе дал благословение, а также указание проверить мезузы. Мой муж снял все мезузы и разложил их по конвертам, предварительно надписав каждый из них – из какой комнаты снята та или иная мезуза. Затем он отнес их на проверку к соферу – переписчику святых текстов. К тому времени прошло уже шесть месяцев после рождения Леви. Хуже всего я чувствовала себя сидя. Представьте себе мое удивление, когда софер обнаружил, что мезуза, которая крепилась к кухонной двери, где я проводила больше всего времени, негодна: буквы в словах "когда ты сидишь у себя дома" потрескались. Нечего и говорить, мы тут же заменили этот свиток, и спина у меня постепенно поправилась. Мало того, что никакой межпозвоночной грыжи у меня не появилось, как предсказывали врачи, но я впоследствии родила еще троих детей: Мушку, Шмули и Менделя. Я считаю их детьми Ребе, ведь без его благословения они никогда бы не родились. Перевод Якова Ханина

стр. 6

Выпуск 465

5781 май 2021

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Лиана Алавердова Вот уж никак не думала, что мне захочется писать на эту тему. В 1970-1980-ее годы застойных брежневских времен, о которых некоторые сегодня ностальгически вздыхают, в Советском Союзе уже никто всерьез не верил в так называемые «идеалы социализма», а советская интеллигенция тайно мечтала о свободной жизни на Западе и о недоступном изобилии. Но все меняется. Социализм стучится в двери такой твердыни капитализма, как США. Идеологическое сознание страны оказалось в тисках новой модели неомарксизма в обличьи критическо-расовой теории. Не буду ломиться в открытые двери, доказывая, что социализм «не работает». В любой стране эксперименты с социализмом закончились провалом. Как заметил Динеш Ди Суза (Dinesh D’Souza) в своей книге под названием, не нуждающимся в переводе «United States of Socialism. Who Is Behind It. Why It Is Evil.

How To Stop It», «Капитализм выиграл экономический спор, но он никогда не одержал победы в моральном. Критики капитализма в настоящее время побеждают, потому что их моральный приговор большей частью никто не оспаривает». Более того, преуспевающие бизнесмены выражают согласие с социалистическими схемами, предлагаемыми демократами. Они чувствуют себя морально виноватыми... Согласна с Динешем ди Сузой, что сторонники капиталистического общества проиграли социалистам в плане моральной аргументации. Постараюсь кратко восполнить этот пробел. Не постыжусь привести старый, но верный аргумент: социализм основан на том, чтобы отбирать плоды трудов одних и отдавать их другим. По сути дела это узаконенное воровство. Разница между обычным вором и государством лежит в масштабах и в том, что вор забирает для себя или для своей банды, а государство отбирает якобы на благо большинства. Обычный довод противников капитализма, усвоенный грабителями всех мастей, состоит в том, что капитализм обкрадывает рабочего. Пресловутая прибавочная стоимость, недоданная рабочему жадным капиталистом, якобы дает рабочему моральное право «грабить награбленное». Сторонники такого взгляда недалеко ушли от прудонизма с его знаменитым выражением «собственность есть кража». На этом основании многие сторонники движения BLM и считают себя вправе грабить магазины. Поистине, новое – хорошо забытое старое! Маркс считал, что вклад капиталиста в производство состоит во вложении капитала. Маркс неправ – утверждает Динеш Ди Суза. Капиталист привносит в производство только часть своего капитала: деньги ссужают ему банки и компании, специализирующиеся на финансировании новых предприятий. Капиталисты-новаторы запускают производство, благодаря своим визионерским идеям, как это сделали Стив Джобс или Илон Маск. Капиталист берет на себя риск в случае провала; он является на первых порах не только организатором производства, но и его дистрибьютором,

рекламистом, то есть делает все то, о чем понятия не имеет рядовой сотрудник, вносящий свою лепту, но освобожденный от тех проблем, которыми нагружена голова его босса-миллионера. Позднее он перепоручает многие функции своим доверенным лицам. То, что получает в результате предприниматель, и является его долей, согласно существующему законодательству. Социализм способствует росту бюрократии. Технология бюрократии одинакова для всех, будь то Америка, Россия, или какая угодно страна. Подробнее об этом писали Милован Джилас в книге «Новый класс» и М. С. Восленский в книге «Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза». Будь то Америка либо Россия, любые общенародные средства распределяются и перераспределяются конкретными чиновниками, которые не заинтересованы в экономном расходе. Чем больше денег они получают в свое распоряжение, тем охотнее и бездумнее тратят их. Будут более экономны – бюджет на будущий год будет урезан. Бюрократы действуют во имя собственного шкурного интереса; их главная задача – облегчить свою жизнь, а для этого они готовы раздувать правящий аппарат и бюджет, насколько возможно. Народ, во имя которого якобы это делается, никак не участвует в работе бюрократического аппарата, или делает это опосредованно, через выборщиков, что не так эффективно. Бюрократы делают все, что в их силах, чтобы растратить деньги как можно скорее, не заботясь об эффективности затрат. Ведь платят они не из своего кармана, а из государственного (или городского, или кармана штата – детали значения не имеют, все едино в данном случае). Средства могут расходоваться различным способом, покупки совершаться через те или иные компании, иногда связанные и тем или иным бюрократическими неформальными связями, и это обстоятельство ведет к расцвету коррупции. Социализм в разы увеличивает коррупцию и

бездумные разорительные растраты. Бесстыдная манипуляция общественным сознанием совершается с пользой для бюрократического класса. Бюрократы могут быть бездарными, безликими и вообще никак не проявить себя: им достаточно обладать изворотливостью и умением приспосабливаться к обстоятельствам. Как следствие, в обществе довольно скоро возникнет стагнация, а затем упадок. Апологеты социализма заняты социальной инженерией. Чтобы добиться успеха, им приходится проводить в жизнь непопулярные и нежизнеспособные нововведения, воюя с «несознательными» противниками реформ. Результатом этой войны является разрушение основ общества и всеобщая нищета и бесправие на фоне роста власти бюрократии. Борьба ведет к открытым столкновениям, к хаосу и войне. Борьба за социализм неизбежно ведет к подавлению свободы слова и наступлению на гражданские права. Экономические основы государства расшатываются и, чтобы поддержать то, что «не работает», властям придержащим приходится прибегать к к насилию и отсутствию свободы. Социализм недемократичен, скорее охлократичен. Правящая верхушка, что видно на примере современной Америки, дает населению поблажки в виде всевозможных пособий из-за пандемии ковида (их еще остроумно называют «вертолетными деньгами»). Такая помощь в виде забрасывания населения и любых проблем деньгами (благо их можно легко напечатать в казначействе) приведет неизбежно к инфляции. Капиталистическое общество нуждается в спокойном товарообмене и условиях, когда собственность будет защищена. Капиталистическое общество традиционно западного образца демократично по сути своей. Как замечает Динеш Ди Суза, каждый день потребители голосуют своими кошельками. В отличие от политика, который может обманывать своих избирателей и не единожды,

плохое качество товаров и услуг немедленно отзовется на прибыли. Капиталисту совершенно безразлично, какого цвета кожи будут его сотрудники: ему важнее всего эффективность. Капиталистическое производство демократично, и это реальный, а не показной демократизм. Сторонники социализма отдают предпочтение коллективистским интересам, ущемляя интересы личности. Они же и оправдывают безнравственную деятельность и преступления влиянием среды. Перемещение ответственности с личности на общество ведет к безынициативности и социальной апатии. Пассионарные революционеры становятся бюрократами и превращают живое общество с его разбросом талантов, мнений, споров, противоречий в унылую серую массу, которую можно стричь под общую гребенку, словно овец. Таков бесславный результат социальных экспериментов с социализмом. Социалистическое учение играет на худших человеческих чертах: поощряется зависть (задача решается просто: «отнять все и поделить!»), прикрываемая лозунгами о равенстве и справедливости, за которыми проглядывает плохо прикрытое лицемерие. Социализм поощряет не присутствие, а отсутствие инициативы. Практикуется конформизм и показное единомыслие. Но разве не прекрасны высокоморальные лозунги, призывающие к справедливости и равенству? Сегодняшние борцы за равенство не слишком заинтересованы в понимании равенства (equality) как права на предоставление равных возможностей и равноправное отношение к представителям разных рас и слоев общества. Такого рода равенство им уже предоставлено и гарантировано законодательством, запрещающим любую мыслимую дискриминацию (цвет кожи, инвалидность, возраст, пол, национальность и т.д.). Сегодняшние борцы за равенство заинтересованы больше в достижении equity,

стр. 7

5781 май 2021

Выпуск 465

ДНЕВНИК ПУБЛИЦИСТА

Розалия Степанова Сегодняшнему душевному состоянию многих из нас нелегко подобрать точное наименование. На помощь приходит определение московской интеллигенции образца тысяча девятьсот проклятого 37-го года, которое дал ей только что вернувшийся из воронежской ссылки Осип Мандельштам. Величие его поэтического дара проявилось в выборе даже этого одного единственного, действительно, «самовитого» слова. Долго стоял он у окна пятого этажа, глядя на ночную Москву, в которой по понятным причинам уже не нашёл многих своих старых знакомых, всё не получалось подобрать выражение. Потом произнёс: «И люди изменились. Все какие-то, … какие-то поруганные». Нам, барахтающимся, пытаясь освоиться в захлестнувшей и не желающей спадать чреде зловещих событий, точнее назвать ситуацию навряд ли удастся. Все мы, какие-то «поруганные». В своём доме нас публично одурачили, а в глазах всего мира превратили в посмешище. Подобно жене, пробудившейся в супружеской постели от внезапного осознания того, что ужас, который приключился с нею только что, вовсе не ночной кошмар, не привидевшаяся бесцеремонная грубость её законной половины – а непереносимая явь – её нагло изнасиловали и теперь выставили на публичное поругание. Более того, муж её, в чьей защите она столь отчаянно нуждается, отправлен в ссылку, а ночное насилие будет теперь повторяться при свете дня и всё более беззастенчиво. Особенно тяжело сейчас тем, кто прибыл сюда, в «землю свободных, дом храбрых», на себе испытав удушающий гнёт репрессивной системы. В их глазах прирождённые американцы, это непуганые счастливчики, которые оказались трагиче-

ски не готовы к навязанной им игре без правил и до сих пор не совсем представляют себе масштабы обрушившегося на их головы бедствия. Заворожённые верой в собственную неуязвимость, в конечную защищённость от любых злокозненных общественных передряг при условии соблюдения духа и буквы своей великой Конституции, убеждённые в её прошедшей проверку временем непроницаемости, неприступности для подобных набегов, они не заметили, что у её накрепко сработанных стен уже сложился каркас Троянского коня, только и ждущего удобного момента проникнуть в крепость и воплотиться в тоталитарный «новый прекрасный мир» Олдоса Хаксли, тот самый, прививку от которого имеют все, кто на своей шкуре испытал «прелести» социализма. Упущено из виду было то, что со временем в тщательно сотканной отцами-основателями юридической основе Конституции появились ослабевшие звенья, позволяющие осуществить злонамеренный силовой прорыв. Его возможность обусловили произошедшие в обществе кардинальные изменения – сложившееся взрывоопасное сочетание фантастических достижений науки и техники с нравственным оскудением

его теперешних членов. Эти-то прорехи открыли доступ силам зла, позволили им прорваться к власти, посеять в стране грозящую её целостности смуту, водрузить на пост верховного главнокомандующего своего престарелого управляемого ставленника, манипулировать которым для них - дело привычное, для него – тоже, Что до всех нас, то законные опасения вызывают его заметные невооружённому глазу возрастные изменения, далеко не безобидные для человека, занимающего столь ответственный пост. Назовём, к примеру, забывчивость и замедленность реакций - свою сестру он недавно на виду у всех спутал с собственной женой. По Конституции в осложнившихся обстоятельствах на «здоровую смену» такому главе страны могут последовательно прийти лишь занимающие в стране важнейшие посты вице-президента и спикера Палаты Представителей высокопоставленные дамы, с той лишь между ними разницей, что опыт государственного управления у первой из них напрочь отсутствует, а у второй, кстати весьма преклонных лет, ограничен манипулированием нижней Палатой Конгресса, здание которого она со страху уже огородила высоченным

забором с колючей проволокой и окружила тысячами вооружённых нацгвардейцев. Казалось бы, страна и не такое выдерживала, как говорится, в семье не без урода. Однако, как сказал в своей песне Александр Галич, «живём ведь, говорю, не на облаке» - враждебные силы, которые только и точат зубы на нашу страну, не дремлют. Оставят ли они незамеченной её открывшуюся слабость, так и подталкивающую к внезапному нападению? Упустят ли шанс? Случись такое - верховному главнокомандующему потребуется не только железная воля, но, прежде всего, способность мгновенно принимать смертельно важные судьбоносные решения. В подобных экстремальных обстоятельствах наш верховный, как и обе, обязанные вслед за ним возглавлять страну высокие политические фигуры, могут и спасовать, оказаться не на высоте положения. Что в столь критические моменты останется делать? Не придётся ли тогда, как бы это ни противоречило букве Конституции или не было в ней прописано, менять коней прямо на смертельно опасной переправе?

то есть «в пропорциональном представительстве (по расе, классу, полу, и т.д.) по отношению к тем же самым возможностям». Идет борьба за распределительную справедливость, когда государство и общественные институты пытаются отобрать «излишки» у преуспевающих, чтобы распределить среди нуждающихся. Так, лидер Black Lives Matter мотивировала погромы богатых фирменных магазинов в Чикаго тем, что это, дескать, форма репараций, и она спокойна, что погромщикам есть во что одеться. В стремлении к несбыточному идеалу ра-

венства потребуется дать преимущество одним за счет других, но и тогда не удастся невелировать неравные стартовые возможности. Такое рукотворное, внедряемое сверху понимание справедливости приведет к еще большему расизму и несправедливости, поскольку объективные факторы подменяются субъективными, произвольно выбранными соображениями. Как говорил У. Черчилль, «главный недостаток капитализма – неравное распределение благ; главное преимущество социализма – равное распределение лишений». Д л я

преодоления остатков прежнего неравенства, связанного с расовым и колониальным наследием, нужны не популистские решения, а нюансированный и деликатный подход. В правовых государствах, где гоподствует принцип меритократии, проблемы решаются в процессе свободного общественного дискурса, а не с помощью нагнетания коллективного психоза и вмешательства государственных структур, внедряющих какую-либо разнарядку или идеологию. Поступить иначе означает подвергнуть опасности западную цивилизацию с ее

толерантностью, свободой слова и другими достижениями, наработанными веками, хотя в глазах многих сторонников новоявленного «социализма идентичности» это наследие и не представляет большой ценности. Борьба за равенство и социальную справедливость не только иллюзорна и мешает обществу нормально функционировать. История показывает, что она поднимает со дна худший человеческий элемент, жадный до власти и нетерпимый, и тогда толерантному либеральному западному обществу придет конец. Похоже, что уже пришел.

стр. 8

5781 май 2021

Выпуск 465

Борис Гулько Поучаствовав в четвёртых за мои два года израильской жизни выборах я готов подтвердить истинность максимы, приписываемой Эйнштейну: «Самая большая глупость — это делать то же самое и надеяться на другой результат». Если считать, что система израильской демократии работает, то придётся признать, что работает она из рук вон плохо. Не должно быть ситуации, при которой выборы не дают однозначного результата. Подсчёт результатов должен быть концом, а не началом процесса определения победителя. Иначе это не демократия, а базар — с его традицией облапошивания простака. Простаками в данном случае предстают избиратели, полагающие, что определяют правительство страны. Не случайно, когда после выборов всё же удаётся составить правительство, то оно почти наверняка развалится до истечения положенного срока. Министерские должности в израильском правительстве раздаются не специалистам, а «политикам». Надо отдать должное бывшему начштаба армии Израиля Габи Ашкенази. Побыв в последнем правительстве в ответственнейшей для страны должности министра иностранных дел, к которой служба в армии никак не готовит, он сообщил, что покидает не только министерский пост, но и политическую деятельность в целом. Не от многих политиков, обнаруживших свою несостоятельность, мы дождёмся таких решений. Те выборы, в которых я участвовал, приводили к патовым ситуациям. На предыдущих выборах такую разрулили, составив монструозное правительство о 30 министрах. Небольшая партия спасла выигравшую выборы, но не дотягивавшую с союзниками до математического большинства. Как плату за это она заполнила дополнительные места министров своими депутатами, для чего пришлось раздуть правительство. Что же до трат на такого монстра — богатая страна Израиль может себе их позволить. Это вам не мизерные стипендии ученикам йешив, приводящие в неистовство часть русскоязычных израильтян. Нельзя сказать, что правительство ничего не делает для улучшения ситуации с нашей демократией. Например, день выборов сделали нерабочим. Не то, чтобы увеличилось количество голосующих. Зато значительно увеличилось количество пожаренных мяса и куриных крылышек на пикниковых зонах израильских парков.

Да и непонятно — зачем увеличивать количество голосующих? Его следовало бы уменьшить. Если человек не имеет чёткого мнения, зачем его уговаривать голосовать? Вряд ли его выбор будет разумным. Израильский избиратель удивительно безответственен. Мотивы, по которым он избирает партию, за которую голосует, подчас поражают. На последних выборах одни наши знакомые проголосовали за «Белоголубых». «У них на проходных местах двое достойных людей» — сообщили они. Другие предпочли партию Саара. «Он может объединить людей» — была их непонятно на чём основанная надежда. Эти две партии блокируют ныне создание правого правительства. Задумывались ли об интересах страны голосовавшие за «блокёров», на победу не претендующих, но способных остановить политическую жизнь Израиля? Израиль не находится в ситуации, когда наличие сильного дееспособного правительства не столь уж необходимо. США ныне создали самую враждебную к Израилю администрацию за всю историю нашего государства. Обама, особенно в первый срок, старался закамуфлировать свою ненависть к Израилю. И он получил полную поддержку американских евреев на вторых выборах. Сейчас Обама, очевидно, стоящий за недееспособным Байденом (ещё называют диктующей Байдену внешнюю политику советницу Обамы Сюзан Райс, что то же самое), торопится. Уже в первый вечер своего «президентства» Байден подписывал подготовленные ему антиизраильские «президентские указы». Он готов идти на унижения, чтобы снять санкции с Ирана и усилить эту единственную реальную угрозу Израилю. Новое тревожное развитие — формирующийся экономический союз Китая с Ираном. Найти правильные ходы в этой сложной ситуации способен только выдающийся игрок в международной политике.

Мудрые политики, адекватно понимающие наш мир — крайняя редкость. За 20-й век непросто набрать десяток таких. Особенно беден политическими умами Израиль. После былинного времени создателей страны, закончившегося на премьерстве Ицхака Шамира, Израилем руководило шесть премьер-министров, пять из которых оказались провальными. Не просто провальными, а до уровня катастрофы. Рабин с Пересом привезли в Израиль Арафата с его бандой, дали им территорию, денег и оружие, и те убили и покалечили многие тысячи евреев. Шарон разрушил цветущие поселения в Газе и создал там ХАМАСстан. А кто-нибудь пытался представить себе, как бы выглядела наша действительность, если бы Арафат и Асад приняли щедрые предложения Барака: почти целиком Иудею и Шомрон, пол Иерусалима с Храмовой горой, Голаны и сирийцев на восточном берегу Кинерета (там не сошлись из-за нескольких метров)? Для меня загадка — причины отказа Арафата и Асада. Может быть, те опасались какой-то ловушки и не понимали, что с ними играют в поддавки? Но нам повезло: в Израиле нашёлся даровитый политик с блестящими образованием и биографией, в совокупности 15 лет достойно руководящий страной. Его выдающиеся достижения в экономике и внешней политике хорошо известны и впечатляют. Американские обозреватели, наблюдая искусную и мужественную борьбу Нетаньяху с врагом Израиля президентом Обамой на поле противника, его ораторское искусство, прозвали Биби «Новым Черчиллем». Однако в буднях израильской модели демократии ныне, чтобы сформировать правительство, Нетаньяху должен делить премьерство с кем-то из честолюбивых шантажистов, партия которого провела в Кнессет в 4-5 раз меньше членов, чем его Ликуд. В прошлом правительстве таким был генерал Ганц, из программы которого запомнилось обещание «только не Биби» (нарушенное) и намерение

отменить «основной закон» о еврейском характере Израиля. Такая вот ухмылка израильской демократии. К счастью, ротация Ганса с Нетаньяху не состоялась.

***

Израильская система выборов, очевидно, нуждается в реформе. Самым логичным было бы следовать американскому образцу: выбирать главу правительства, который подбирал бы себе администрацию. Кнессет бы проверял и утверждал назначаемых лидером страны министров. К сожалению, двухпартийная система, хорошо зарекомендовавшая себя в США, для Израиля не годится. Часть арабских граждан государства голосуют за сионистские партии, но основная их масса поддерживает этническую партию, и с этим надо считаться. Также большинство харедим предпочитают иметь своё отдельное представительство во власти. Решить эти проблемы и в то же время предотвратить блокирование мелкими партиями возможности создания правительства можно было бы, повысив проходной уровень попадания партии в Кнессет до 10% избирателей. В этом случае двум арабским спискам пришлось бы слиться в один, так же, как и двум партиям харедим. Образовались бы также две большие партии — правая и левая. Межпартийная толкотня, которую мы ныне наблюдаем на национальном уровне, свелась бы к фракционной внутрипартийной борьбе. Результаты ей подводили бы партийные праймериз или закулисные соглашения. Политика — малопривлекательное дело, но, по крайней мере, масштаб бы его сократился до внутрипартийного. Такая реформа, хотя и неидеальная, позволила бы избежать постоянного ступора, блокирующего ныне политическую жизнь Израиля, и шантажа мелкими партиями, вредоносного для внутренней и внешней политики страны.

стр. 9

5781 май 2021

Выпуск 465

Молитва: м ост, с оед иняющи й нас с Б-гом Рабби Шмуель Нотик

Ко мне часто обращаются прихожане, недавно посещающие синагогу: «Скажите, что такое молитва? Из каких частей она состоит?» Сначала подчеркну очевидное: молитва (на иврите тфила) – это обращение человека к Всевышнему. Иногда говорят образно: молитва – мост, соединяющий нас с Б-гом. Да, настоящая молитва – это наше приобщение к Всевышнему. Каждый знает, что в разговоре с человеком имеют значение не только произносимые слова, но и выражение лица, мимика, жесты и т.д. – без них остается мало доверия к словам, даже самым красивым и убедительным. В молитве же слова должны сопровождаться чувствами и мыслями. Еврейская традиция установила порядок молитв. Он один и тот же для каждого еврея: от знаменитого раввина до мальчика, которому исполнилось 13 лет (конечно, молятся и маленькие дети, но 13 лет – возраст совершеннолетия, когда мальчик становится полноправным членом миньяна). Каждый прозносит свою молитву сам, оставляя на ней «отпечаток души», но единство молитвы объединяет в ней весь народ Израиля. Многие считают, что молитва – это прежде всего просьба, обращенная к Б-гу: «дай то, дай это». Так считают, возможно, потому, что по-русски слово «молитва» происходит от слова «молить», т. е. «просить». На самом же деле просьбы – это лишь часть молитвы. При этом почти все молитвы – это просьбы как за весь еврейский народ, так и за каждого молящегося. Сейчас многие люди увлекаются медитацией. В связи с этим мне тоже задают вопросы: есть ли еврейская медитация? Огромное большинство наших молитв – это размышления о сущности мира и месте человека в нем, о связи между еврейским народом, Торой и Всевышним, а также выражение благодарности Всевышнему. В наших молитвах есть две главные части: «Шма» и «Амида» – обе короткие, но исключительно важные. «Шма» содержит саму философскую сущность еврейства и идею преемственности поколений нашего народа. Шма – это первое, что произносит еврейский ребенок, когда он учится говорить. И это последние слова, которые произносит умирающий. В течение многих веков эти слова были девизом еврейских мучеников, с этими словами евреи погибали от рук римских палачей и на кострах инквизиции. В годы Второй мировой войны евреи произносили «Шма» перед дверьми газовых камер. Первая фраза Шма — вовсе не холодный теоретический тезис. Здесь не просто утверждается, что Б-г наш — един. Здесь провозглашается, что Гсподь, являющийся нашим Б-гом, Ко-

торого сейчас признаем только мы, однажды будет признан ОднимЕдинственным Б-гом всем человечеством. Это воплощение основной универсальной миссии народа Израиля. Мудрецы постановили, что после провозглашения Шма следует (шепотом) произнести слова: "Благословенно Имя славного царствования Его на веки вечные". Эти слова часто звучали во время службы в Святом Иерусалимском Храме. Первые слова Шма занимают центральное место в жизни и мышлении евреев, и в этом — гарантия того, что содержащиеся в них святые истины стали достоянием всего Дома Исраэля. Мидраш рассказывает, как появилась молитва Шма. Когда уходил из этого мира наш праотец Яаков, то хотел он убедиться, что дети его, оказавшись в Египте, не забудут того, чему он учил их, и не станут идолопоклонниками, как окружавшие их народы, и передадут эту эстафету детям своим, чтобы они затем передали своим детям, а те – своим... И сказали дети праотцу Якову, которому Всевышний также дал второе имя - Израиль: «Слушай, Израиль (то есть Яаков)...» Отсюда – вся первая часть молитвы Шма. Еврейский закон говорит: еврей должен минимум дважды в день сказать «Шма». Молитва Шма обещает нам благоденствие. Она оберегает еврея от любых несчастий. В ней есть обещание каждому из нас долгой и счастливой жизни. Конечно, в том случае, если мы будем следовать указаниям Всевышнего. Не случайно отрывки из Шма помещены в мезузу, которая охраняет еврейский дом и его жителей. Фрагменты из Шма содержатся и в тфилине, который ежедневно надевает каждый еврей. Практически все еврейские молитвы даны на иврите (есть несколько очень коротких молитв на арамейском языке. Однако незнание иврита не является препятствием: традиция разрешает молиться на том языке, который человек понимает. Молятся евреи с покрытой головой. Зачастую для этого используют специальный головной убор – кипу. Придерживающиеся традиции евреи покрывают голову постоянно (а не только во время молитвы). Постоянно покрытая голова – это обычай, а не заповедь, но обычай столь древний, что на сегодняшний день принят всеми общинами. Наши учителя установили три молитвы, которые читаются в течение суток: шахрит, минха и маарив. Шахрит — утренняя молитва. Утро непраздничного и несубботнего дня еврей встречает, повязав на руку и надев на голову две коробочки тфилин, а также закутавшись в талит — широкое белое покрывало прямоугольной формы с кисточками цицит на углах. В субботу и праздники тфилин не надевают. О чем молятся евреи? Молитва — это обращение к Всевышнему, в кото-

рой молящийся народ искренне признает, что постарается своими поступками соответствовать тому идеалу, о котором говорится в Торе. Поэтому о нас сказано, что мы — народ священников. В шахрит мы произносим молитву Шма-Исраэль: «Слушай, Израиль: Всевышний — наш Б г, Всевышний — Один». Затем идут утренние благословения и специальная молитва Шмоне-Эсре, «Восемнадцать благословений»; ее читают обязательно стоя. Днем, в минху, произносят только Шмоне-Эсре. А вечером, в маарив, который читают после появления первых звезд, — снова ШмаИсраэль и Шмоне-Эсре. Традиция говорит, что чтение утренней молитвы установил Авраам, дневной — Ицхак, а вечерней — Яаков. В Шмоне-Эсре мы признаем величие Творца, Который создал мир, управляет им, кормит создания, спасает в час беды, лечит их и заботится. Мы просим Его развеять планы наших врагов, в том числе из нашей собственной среды, направленные против нас и нашей Торы — например, козни выкрестов, антисемитов и прочей публики. Мы признаем свою веру в скорое избавление нашего народа от рук всех врагов и в то, что будет восстановлен Храм в обновленном Иерусалиме…

По субботам, праздникам и в начале месяцев в Шмоне-Эсре добавляются специальные благословения, соответствующие этим дням, и читается еще одна молитва — мусаф. А в ЙомКипур принято читать пятую молитву — неила, время которой — перед самым уходом дня, когда, как говорится, вот-вот закроются Небесные ворота, через которые наша молитва достигает Неба. Отсюда и название ее — неила, запирание дверей. Евреи ждут прихода Мошиаха, когда будет построен Третий Иерусалимский Храм. А пока есть в наших руках молитва — сильное оружие, способное многое изменить в мире. Мы молимся за весь народ. Молимся от лица народа. Кроме молитв, евреи по многим поводам произносят благословения. Есть благословения, которые предшествуют выполнению заповедей. А есть такие, что произносятся по поводу разных удовольствий, например, перед едой и после нее. И молитвы и благословения можно найти в специальном молитвеннике, сидуре. Молитвенники на праздники — Рош-Ашана, Йом-Кипур — называются махзорами. Желающие всегда могут приобрести сидуры и махзоры, изданные с параллельным русским переводом.

стр. 10

5781 май 2021

Выпуск 465

Лев Бердников Царствование императрицы Анны Иоанновны (1730-1740 гг.) называют иногда временем засилья инородцев. При этом охотно цитируют В. О. Ключевского: “Немцы посыпались в Россию, как сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении”. С легкой руки писателей XIX века правление Анны получило название - “Бироновщина”, по имени фаворита императрицы. И хотя видные российские историки (С. М. Соловьев, А. Б. Каменский, Е. В. Анисимов) доказали всю неосновательность преувеличения роли Бирона, равно как и существования при дворе какой-то особой “немецкой партии”, некоторые горе-исследователи, мнящие себя истинными патриотами, и сейчас продолжают муссировать тезис о происках злокозненных русофобов. По логике сих “ученых мужей” получается, однако, что ту эпоху следовало бы именовать не “Бироновщина”, а “Липмановщина”, поскольку среди лиц, приближенных к фавориту, находился еврейбанкир Леви Липман. По версии А .И. Солженицына, изложенной в его книге “Двести лет вместе”, Бирон якобы “передал ему [Липману-Л.Б.] все управление финансами” и “обращался за советами по вопросам русской государственной жизни”. Оказывается, Бирон, а заодно и покровительствовавшая ему Анна Иоанновна, были марионетками в ловких руках жида-кукловода, который-то и правил Россией. Спорное, мягко говоря, утверждение! Нам остается, следуя историческим фактам, показать действительное положение дел. Леви Липман – фигура знаковая. Он являет собой тип придворного еврея, оформившийся в XVII – XVIII веках и ставший незаменимым для каждого уважающего себя европейского венценосца. Такие иудеи рядились в богатые одежды, словно опровергая слова из известной песни А. Галича: “Ах, не шейте вы ливреи, евреи!”. Еврей в ливрее обычно служил своему государю как главный квартирмейстер армии, финансовый агент; он начальствовал над монетным двором, создавал источники дохода, заключал договоры о займах, изобретал новые налоги и т.д. Карьера многих придворных евреев в Европе складывалась весьма успешно. Так, в Вене строительством оборонных укреплений руководил Самуэль Оппенгеймер, который утверждал, что каждый год “готовит для императора две армии”. Его коллега, богатейший еврей Германии Самсон Вертхеймер (его даже называли “еврейским императором”) с честью служил трем правителям габсбургской династии, выполняя важные дипломатические поручения; в его дворцах висели портреты королей и герцогов, пользовавшихся его услугами. Придворный еврей курфюрста Саксонского Августа II Бернд Лехман в 1697 году сумел собрать 10 миллионов талеров, с помощью которых его монарх выиграл “выборы” и стал королем Речи Посполитой. Даже ревностный католик Карл V имел еврея в ливрее Иосефа из Росгейма, бывшего министром финансов столь могущественным, что император никак не мог обойтись без его услуг. Выразительный образ такого иудея-финансиста представлен в романе Л. Фейхтвангера “Еврей Зюсс”. О значении деятелей этого типа говорит известный историк-популяризатор М. Даймонт в своей книге “Евреи, Бог и История”: “Придворный еврей был революционером, провозгласившим приход совершенно нового, капиталистического государства, уничтожавшим власть и привилегии знати. В придворных евреях знать верно предвидела свою погибель”. Впрочем, до капитализма России первой половины XVIII века было, прямо скажем, далековато. Да и на привилегии знати там никто не покушался. И тем не менее Липман был “непотопляемым” при многих русских монархах, отнюдь не замеченных в любви к иудеям. Первое упоминание о нем относится еще ко временам Петра Великого (Леви служил тогда под началом князя М. Д. Голицына, президента Камер-коллегии, ведавшей всеми финансами империи). Голштинский камерюнкер Ф. В. Берхгольц в своем “Дневнике” от 1721 года сообщает: “Проехал почтой из

Ревеля в Петербург голицынский придворный жид Липман”. Будущая императрица Анна Иоанновна, в то время вдовствующая Курляндская герцогиня, остро нуждалась в деньгах, и, надо полагать, уже в ту пору Липман имел случай стать ей полезным. И временщик князь А. Д. Меншиков в период своего краткого могущества также прибегал к помощи этого еврея, который оказался еще и незаменимым поставщиком царского двора. Сохранился подписанный Меншиковым указ “об уплате еврею Липману шести тысяч рублей за сделанные три кавалерии [ордена-Л.Б.] Святой Екатерины с бриллиантами”. Баснословно дорогие перстни и “разные золотые и серебряные с бриллиантами вещи” доставлялись через Липмана юному императору Петру II и его августейшей сестре Наталье Алексеевне. Но особенно развернулся Леви в царствование Анны Иоанновны. В 1733 году последовал монарший указ об уплате ему около 160 тысяч рублей. С 1734 года Липман упоминается уже в звании “обер-гоф-комиссара”, а с 1736 года – “камер-агента”. Cуммы, отпускаемые ему двором, становились все более астрономическими и исчислялись десятками, да что там – сотнями тысяч! Липман занимается и ювелирным делом, и переводом денег русским дипломатам для чрезвычайных нужд, и финансированием находившейся за границей российской армии, и торговлей вином и поташом, и даже ведает переговорами о найме на службу иноземной театральной труппы и т.д. Для своей успешной деятельности Липман должен был заручиться покровительством знатного и влиятельного патрона. Им-то и стал фаворит императрицы, герцог Курляндский Э. И. Бирон. Отношения Бирона и Липмана стали предметом многих литературных спекуляций. При этом временщика неизменно рисовали в самых черных красках. Но еще больше досталось гоф-комиссару Леви Липману: трудно отыскать в исторической романистике фигуру более отталкивающую и омерзительную! “Родом жид, он остался жидом, хотя по наружности обновил себя святым духом! – пишет И. И. Лажечников в романе “Ледяной дом” (1835.)”. Писатель здесь не оригинален: ходульными мерзавцами, олицетворяющими собой вселенское зло, выглядят иудеи в писаниях Н. И. Гнедича (“Дон-Коррадо де Геррера,

или Дух мщения и варварства испанцев”, 1803) и Ф. В. Булгарина (популярный нравственно-сатирический роман “Иван Выжигин”, 1829) и т.д. И хотя существует произведение российской словесности первой трети XIX века, где евреи изображены если не с симпатией, то хотя бы с изрядной долей сочувствия - роман В. Т. Нарежного “Российский Жилблаз, или Похождения графа Гаврилы Симоновича Чистякова” (1814), одинокий голос этого автора потонул в неистовом антисемитском хоре. Достаточно обратиться к внешности Липмана, какой ее живописует И. И. Лажечников, чтобы проникнуться омерзением к этому персонажу. Читаем: “Вытянутая из плеч голова Липмана, с ее полудиском рыжих волос, разбежавшихся золотыми лучами из-под черного соболя шапки, с раскрытою пастью, с дозорными очами, как бы готовыми схватить и пожрать свою жертву...Глаза его вцепились, как когти дьявола в душу”. У него “бледное вытянутое лицо, взоры, бросавшие от себя фосфорический блеск”, “двигающиеся взад и вперед орангутановы уши”, и он так улыбается “огромными своими губами, что в аде сонм зрителей, конечно, рукоплескал этой художнической архидьявольской улыбке”. Нам, однако, почему-то не хочется рукоплескать словеснику, давшему волю своему воспаленному воображению (ведь портрета гоф-комиссара нет, следовательно, живописать его с натуры автор никак не мог!) и оказавшемуся в плену расхожих юдофобских клише. “Интриганом и канальей прекомплектной”, “христопродавцем” величает Липмана герой повести В. П. Авенариуса “Бироновщина”, который “при имени придворного банкира Липмана, бывшего в то же время шпионом, наушником и ближайшим советчиком Бирона,...сердито поморщился”. “Графским жидом”, продувной бестией, кровосом, пекущимся только о собственной выгоде и окружившим себя такими же отвратительными “жуликами без роду и племени, алкавшими сребра и злата от России”, предстает наш гоф-комиссар в романе-хронике В. С. Пикуля “Слово и дело” (1971). Причем Бирон здесь хотя и восторгается финансовым гением еврея, памятует и о свойственном ему неукротимом корыстолюбии. “Подлый фактор, - говорит он Липману, - наверняка знаю, что тебе известны еще статьи доходов, до которых я не добрался! Ну-ка подскажи...”

Какими бы ни были отношения Бирона и Липмана, могущество первого в ту эпоху, как уже говорилось, было явно преувеличено. Очень точно сказал о Бироне великий А. С. Пушкин в письме к И. И. Лажечникову от 3 ноября 1835 года: “ Он имел несчастие быть немцем: на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и нравах народа. Впрочем, он имел великий ум и великие таланты”.В свою очередь, Липман имел несчастие родиться евреем, чем и вызвал озлобление патриотов-почвенников, хотя тоже обладал и умом, и талантом. Характерная черта придворных евреев – забота о своих соплеменниках, на благо которых они старались действовать. И Липман здесь исключением не был. Известно, что он испросил высочайшего позволения держать при себе столько евреев, сколько ему заблагорассудится (хотя официально жить им в столице возбранялось). Историк Л. Тихомиров утверждает, что благодаря Липману в Петербурге прочно укрепилась целая еврейская колония. В 1734 году наш герой выступает в роли ходатая перед монархиней по делу шкловского еврея Кушнеля Гиршова. У последнего неким поручиком Бекельманом и солдатом Иванчиным был украден сын, Берк. Последовал указ (копия его была вручена Липману) о возвращении сына отцу и о наказании похитителей. Леви предпочитал иметь дело с еврейскими купцами и финансистами (называют, в частности, Исаака Биленбаха), которые часто выступали как его доверенные лица. Но едва ли Липман оказал какое-либо влияние на общее положение иудеев в России, как это полагает А. И. Солженицын. Руку Липмана он видит в том, что указы Анны о запрете евреям арендовать земли в Малороссии (1739) и о высылке оттуда за рубеж шестисот евреев (1740) фактически остались невыполненными. Но очевидно, что гоф-комиссар тут ни при чем, а виной всему как головотяпство местных властей, так и заинтересованность малоросских помещиков в еврейских арендаторах. Да и вообще, если бы Липман правил Россией, неужели бы он допустил дискриминационные антиеврейские законы? И уж, конечно, прилюдное сожжение на костре купца Боруха Лейбова и обращенного им в иудаизм поручика Александра Возницына в 1738 году никак не могло бы тогда состояться. Да и близость Бирона и Липмана, на наш взгляд, не столь бесспорна. Ведь еврей был отнюдь не единственным кредитором герцога: Бирон испытывал постоянную нужду в деньгах и занимал их у кого угодно (даже у своего камердинера). Достаточно сказать, что английские коммерсанты Джон Шифнер и Яков Вульф, а также голландец Андреас Пельс ссужали временщика куда большими суммами, чем наш гоф-комиссар. Так что Бирон был должником не только еврейского кредитора, но и других, христианских богатеев. Сомнительно и то, что Липман и сам был наушником герцога, и дворец опутал целой сетью соглядатаев, шпионивших в его пользу. И вряд ли еврей предупредил своего патрона-регента о готовившемся против него перевороте: ведь современники-мемуаристы свидетельствуют, что низложение и арест Бирона, осуществленные под руководством Б. Х. Миниха 9 ноября 1740 года , явились для регента полной неожиданностью. И вот еще, что примечательно: после опалы Бирона, его якобы ближайшего клеврета Липмана почему-то никто не тронул ни при регентстве Анны Леопольдовны, расправившейся со всем окружением герцога, ни при императрице Елизавете Петровне (и это несмотря на свойственную ей юдофобию!). Когда в Европе в 1743 году распространились слухи об отставке финансиста, столичная газета “Санкт-Петербургские ведомости” их опровергла. “Оберкомиссар господин Липман, - писала она, - коммерцию свою по-прежнему продолжает и при всех публичных случаях у здешнего Императорского двора бывает”. Это последнее официальное упоминание о Леви Липмане. Есть сведения, что он умер в царствование Елизаветы, в 1745 году. Невольно вспоминается реплика, брошенная героем “маленькой трагедии” А. С. Пушкина “Скупой рыцарь” еврею-кредитору: “Проклятый жид! Почтенный Соломон!”. Слова эти обладают высокой исторической точностью: когда в евреях нуждались, перед ними заискивали и называли “почтенными”. А cлучись что – им тут же поминали их “проклятую” иудину породу. Не подвергаясь гонениям при жизни, Леви Липман, по счастью, не дожил до времени, когда на него повесили многие грехи и беззакония той далекой эпохи. Антисемитская охота на ведьм в XIX веке сделала из него, работавшего на Россию не один десяток лет, вредителя и русофоба. А потому и сегодня нам важно защитить от напраслины этого еврея в ливрее.

стр.

5781 май 2021

11

Выпуск 465

Дорогие друзья!

Счастливы те, кто щедры во все времена. Псалмы, 106:3 Благотворительность превращает вещество в дух, обращает монету в пламя. Ребе

Мы искренне признательны тем, кто оказывает материальную поддержку нашей организации. Это благодаря вашей бескорыстной помощи мы осуществляем свои многочисленные программы. “Шалом” публикует сегодня имена спонсоров, которые сделали свои пожертвования с 16 МАРТА по 15 АПРЕЛЯ. Возможно, по техническим причинам чьи-то фамилии отсутствуют в списке - в этом случае позвоните нам, пожалуйста.

С искренним уважением, Шмуель Нотик, главный раввин и исполнительный директор организации F.R.E.E. Большого Чикаго

Мы сердечно благодарим Mrs. Anna Povalinsky и газету “Реклама” за спонсорскую поддержку организации F.R.E.E. Мы от души благодарим Mr. Igor Tsesarski и газету “Обзор” за спонсорскую поддержку организации F.R.E.E. Мы горячо благодарим газету "7 дней" за спонсорскую поддержку организации F.R.E.E. Мы искренне благодарим Mrs. Lilia Averbukh & Mr. Michail Smekhov, радиопрограммы “Новые горизонты” и “Эхо планеты” за информационную поддержку организации F.R.E.E.

Abramov, Yulia & Larissa Abramova, Yelena Adanin, Yuriy & Olga Agres, Klara Allen, Alisha Amburg, Dmitriy Anbinder, David Aptekar, Simon & Alla Auerbach, William & Suzanne Augenlicht, Robert Azoulay, Avi Azrikan, Leon & Inna Bakaleynik, Eliezer & Avigail Bangiev, Yury & Anjelika Barengolts, Michael & Tatyana Baron, Eliyahu Bart-McGowan, Ellen Becker, Eugene & Marina Beckov, Irene Bellows, Jonathan Belsky, Moisey & Gyulli Belushkova, Mariya Bendersky, Felix & Rima Berdichevsky, Valery & Alla Berele, Nathaniel Berezutskaya, Rimma Bergovoy, Shalom & Shizue Chana Berkovich, Eli & Baila Berkovich, Simon & Luba Bernath, Yosef Berns, Louis & Susan Bilinkis, Isaak & Polina Birgin, Roman & Galina Birman, Ilya & Nataliya Bitkin, Yuriy & Anna Bloch, Feivel (Philip) Blushinskiy, Vladimir & Svetlana Bodner, Miron Bond, Rita Borkhovik, Ilya & Kira Boyarskiy, Simon & Yuliya Brandt, Stephen Brodsky, Hill & Tanya Brusilovsky, Roman & Irena Budansky, Vladimir & Claudia Bunin, Gregory & Marina Burd, Zlota Bushkova, Marina Butman, Vyacheslav & Yelena Chabarovsky, Mikhail & Alla Charny, Maria Charnyy, Leonid Chepov, Mariya Chernis, Rita Chernyak, Mikhail & Tsilya Cheslavskaya, Bella Coates, Hezekiah Dadiomov, Edward & Yevgenia Darer, Simon & Milla Denenberg, Dmitry & Marina Diment, Arkady & Maria Dobbs, Vlad & Ella Dolgonos, Lev & Bella

Dolnik, Benjamin & Inna Dragan, Aleksey & Tamara Dribinsky, Gregory & Nina Dubinsky, Chaim Meir & Miriam Dugan, Shlomo & Lea Dzekhtser, Arkady & Lyubov Dzhanashvili, Arkady & Leyla Eason, Jodie Elkin, Joseph & Claudia Elkind, Salvina Emanuel, Chaim & Sora Emanuel, DovBer Faltushansky, Boris & Diana Farber, Michael & Janet Fayn, Valentin & Ninel Fedorenko, Ella Feldman, Dmitry & Larisa Feldman, Gregory & Alice Finkelshteyn, Dimitri & Diana Fiskin, Mark & Irena Diskin Flink, Yuriy Forbes, Vandon Frayfeld, Vladimir & Anna Freed, Michael & Galina Fremderman, Aleksey Fremderman, Emmanuil & Galina Frenk, Ernest & Olga A. Frenkel, Galina Freydin, David & Julie Freyman, Alexander & Zoya Frid, Boris & Sheyne Fridberg, Leonid & Isabella Froyshteter, Boris & Raisa Galison, Eugene & Mary Galperin, Yevgeniya Gamburg, Boris & Ludmila Garmel, Marina Garmel, Marina & Nina Gekhtman, Boris Gelfand, Felix & Debora Genadiynik, Zoya Gerdov, Boris & Inna Gershengorin, Anatoly & Isabella Gershengorin, Morris & Marina Gershevich, Mariya M. Gershong, Roza-Liya Giberman, Alexander & Larisa Golber, Elaine Golber, Sergey A. & Nelly Filippova Goldberg, Boruch Boris & Nechama Goldbloom, Schneur Zalman Goldyuk, Boris & Larisa Golgor, Igor & Anna Golovchuk, Georgy & Maya Golshmit, Grigory & Ilona Golub, Elena Goodman, Kenneth Gorelik, Boris Gorfin, Gennady & Svetlana Grach, Michael & Galina Greenberg, Bradley Greenspan, William & Cecilia

(Cissy) Greenstein, Rafi Grigoryev, Alex Grinberg, Mark & Yelena N. Grinshteyn, Boris & Nataliya Gurevitz, Yosef & Mushky Gusinsky, Vladimir & Basya Hakimi, Natan & Mandy Halberstam, Shalom Ber & Nechama Dina Hanani, Zaur & Irina Harari, Zohar Hasdan, Vilena Hassan, Josh Hecht, Chaim & Miriam Hersher, Roza Khazina Hershkovich, Avraham & Rivka Jacobson, David Jacobson, Schneur & Freida Kachka, Vladimir & Genya Kachkova, Enta & Natasha Kagan, Gennakh & Nataliya Kagan, Yakov & Raisa Kahanovitch, Jonathan & Chaya Kanter, Simcha & Gittel Kaplan, Albert & Svetlana Kaplan, Brett (Binyamin) & Ettel Kashper, Igor Kassman, Richard Katz, Michael & Morina Katzman, Konstantin & Elena Khayut, Meyer & Zoya Khitrinova, Alla Khodadad, Fred Khodarkovsky, Mikhail & Bela Khodor, Mariya Kholina, Kiralina Kholodenko, Iosif & Yelena Khoper, Samuil & Larisa Khotimlyansky, Joseph & Sophia Khvilovsky, Michael & Angela Kiperman, Raisa Kipnis, Viktor & Natalya Kirnos, Stella Kiss, Yefim (Phil) & Yevgeniya Kleban, Arkadiy & Lyudmila Klein, Eli & Chavie Klein, Menachem (Mendy) Klikushina, Anna Kogan, Lilya Kolodizner, Mark & Helen Korneff, Eleanor Korolenko, Nikolay & Adel Kozachuk, Zakhar & Yelena Kozlov, Alexandr & Katya Kozubsky, Boris & Rozalia Kramer, Yefim & Alina Kraverskiy, Lazar Krimerman, Charna Krockey, Alan Krutoyarskiy, Mikhail & Alla

Lakhovsky, Vladimir & Sofia Lanchin, Alexander & Inna Lanchina, Betya Lapson, Alexander & Ann Lapson, Dovid (Robert) & Galina Lehtman, Inna Lekakh, Mikhail Lelchuk, Boris & Victoria Lerner, Ilya & Jane Levin, Boris & Rima Levin, Denis Levin, Michael Levin, Roman & Galina Leyderman, Aleksandr & Sonya Leyderman, Lyubov & Sosya Liberman, Ida Liberman, Yuriy & Tatiyana Liberov, Alexander Lieberman, Rose Lipskier, Michoel & Chayale Lipskier, Moshe & Mushkie Litvak, Igor & Nadezhda Livs, Arkady & Irina Lomazov, Lawrence & Eugnia Lomsky, Roman & Valentina Loshak, Yakov & Lyubov Lyakhovetskiy, Mikhail Malinkovich, Marina Malishkevich, Yevgenia Malkin, Mark & Klara Medovnik, Rose Meerson, Alla Melamed, Moshe Melnikov, Edward & Bella Menaker, Iosif & Lyubov Messegnikova, Inna Meyerson, Alexander & Zhenia Meyerson, Manya Michnik, Vladimir Midler, Yury & Frieda Mikhlin, Maria Milgram, Yury & Inna Militsin, Naum & Raisa Miller, Igor & Susanna Miller, Moshe L. & Leah Milman, Boris & Rita Minina, Nataliya L. Minkovskiy, Grigoriy & Galina Mogilevski, Vadim Mogill, Ariel & Erena Morgan, Aharon Yosef & Esther Yehudis Moscowitz, Meir Shimon & Miriam Murovannaya, Stella Myaskovskaya, Liliya Narovlyansky, Alex & Raisa Nisman, Alexander & Elaine Notik, Aharon Chaim & Pessie Nudelman, Mikhail & Alla Omega, Alpha and Ostrovskaya, Natalya Ostrovskiy, Igor & Irina

Pasternak, Yakov & Svetlana Pazin, Rafael & Raisa Pekelis, Maria Perlstein, Howard Peters, Dave & Inna Peysin, Boruch & Adina Pikovskaya, Larisa Polevoy, Michael & Helen Poloyko, Daniel Popper, Yehoshua & Hindy Potashnik, Emma Povzner, Leonid & Victoria Prokupets, Valeriy & Ella Pyatetskiy, Roman & Fanya Rabinovich, Inna Ragulin, Maksim & Lyubov Raskin, Boris & Svetlana Raskin, Zina Gina Rebel, Vadim & Anna Rekhletskyy, Stanislaw Rendler, Dovid & Nechama Dina Reprintseva, Asya Reznik, Galina E. Reznik, Ilya Reznik, Mikhail P. & Allison Zabelin Reznikov, Jeffrey S. & Sophia Rokhlenko, Faina Rosenbloom, Micha & Breina Rosenzweig, Emil Jacob & Bella Rosselson, Boris Rotstein, Sergey & Zhanna Roytman, Naum & Maya Royzen, Larisa Rubin, Olga Rubinstein, Michael Saacks, Israel & MelissaMiriam Salganik, Zhanna Salniker, Inda Sapozhnikov, Alexander & Yevgenya Sapozhnikov, Igor & Alla Sapozhnikov, Inna Schwartz, Joel (Yosef) & Devorah Segal, Leonid & Rimma Semenova, Larisa P. Shaikevitz, Shneor Shapiro, Iosif Shapiro, Yakov Shapiro, Yuriy & Irina Shatz, Aryeh Shelest, John & Irina Shenkman, Igor & Tatyana Shiber, Dora Shklover, Genakh & Mariya Shklyar, Yury & Elena Shkolnikov, Victor & Flora Shkolnikov, Zev & Miriam Shlain, Polina D. Shneyderman, Vlad & Galina Shtul, Semen & Mariya Polevaya Shvartsman, Alexander & Sofia

Silber, Yechiel & Musky Silshtut, Alexsander & Ludmila Smotkina Slipak, Inna Slobodetsky, Tsilya Slutskaya, Raisa Smirnov, Yuriy Smith, Ryan & Amanda Sokolovsky, Irina Sorsher, Semyon Spevak, Irina Spitz, Anthony Spivak, Alex & Larisa Stavnitser, Menachem Summo, Nina Svishchev, Boris & Elena Talyansky, Aryeh Leib (Lev) & Anna Tenser, Alexander & Tatyana Tsatskin, Simon & Nonna Tseytlin, Yehoshua (Yevsey L.) & Regina Tsimberov, Pavel & Olga Tsimerman, Vladimir & Nelya Tsinman, Gennadiy & Larisa Turchinskiy, Leonid & Yekaterina Tutunik, Vera Ulitsky, Igor & Nora Vaisman, Alexander & Natalia Vakher, Lina Valdman, Sara Varnai, Avraham & Rivka Vatel, Veta Vaysberg, Sofia Verkholaz, Tatyana Vernovsky, Ilya & Raisa Vilchik, Mikhail & Yelena Vinokur, Kira Vitaver, Leo & Raisa Volchkov, Sergey & Irina Voloshin, Gennady & Irina Vyazovsky, Daniil & Irina Werbler, Ari & Deborah Wilensky, Wolf Wolberg, Sholom Ber Wolfe, Reuven & Miriam Yekelchik, Vilen Yoelin, Norman Younes, Joseph & Rosanne Yudovich, Izrail & Roza Yurovsky, Greg Zabezhinsky, Roman & Marina Zaretskaya, Polina Zarkhin, Eugene & Raisa Zaslavskaya, Alla Zaslavskiy, Vladimir & Tatyana Sutina Zayan, Mayer Zborovskiy, Mark & Rina Zelenkovsky, Mark & Valentina Zhdanov, Anatoliy & Galina Zirkind, Israel & Sheindel

стр. 12

5781 май 2021

Выпуск 465

Дорогие друзья!

Мы надеемся, что эпидемия скоро закончится, и двери синагоги откроются для вас.

5781 май 2021

стр.

13

Выпуск 465

стр. 14

5781 май 2021

Выпуск 465

Для писателя Юрия Герта (1931 - 2003) эмиграция стала вынужденным шагом, но одновременно явилась и новой высотой для его творчества. Вот уже почти восемнадцать лет с нами нет этого талантливого художника слова, который умел не только проникать в тайный мир своих героев, но и вместе с ними утверждать идеалы добра, человечности и справедливости. В 1992 году, переехав с семьей в Кливленд, штат Огайо, Юрий Герт активно продолжил свою литературную деятельность. Вышли его новые книги «Северное сияние», «Лазарь и Вера» и другие. Главной в творчестве писателя стала теперь еврейская тема. В эти годы с особой силой проявляется публицистический дар Юрия Герта. Статьи «Антисемитизм…с «человеческим лицом», «Тень фашизма», увы, до сих пор не потеряли своей актуальности. Острой болью, например, звучит признание одного из героев: «…у себя на родине я – не свой… квартирант в нашем доме. И теперь, в Америке, мне хочется, чтобы моя дочь, мой внук, все мы чувствовали себя не только американцами, но и евреями, не дожидаясь, пока кто-то на это укажет…» В нынешнем, 2021-м, Юрию Герту исполнилось бы 90 лет. В июне этого года отметит свой юбилей вдова писателя Анна Герт. Она неутомимо пропагандирует творчество своего мужа, выступает в американской прессе со статьями на темы социологии и экономики. От души желаем Анне Герт, давнему другу «Шалома», крепкого здоровья, радости, вдохновенья. Александр Шапиро

Юрий Герт

Когда-то я назвал его розовым. Почему, спросите вы, розовый?... Почему не черный, синий, зеленый?.. Ведь у антисемитизма такой богатый спектр... Та разновидность антисемитизма, которую я имею в виду, представляется мне именно розовой, даже нежно-розовой... Оттого, возможно, что розовый цвет так мягко, незаметно, нечувствительно переходит в красный... Цвет крови... В нем и помина нет о зловещем коричневом, когда младофашисты опоганивают более ста памятников на старом еврейском кладбище в Берлине. Он не похож и на вульгарный черный, с его звериным кличем "Бей жидов, спасай Россию!" и троекратным ударом ножа, нанесенным недавно в Москве одному из еврейских лидеров... Напротив, "розовый" полон сочувствия к страданиям, неотделимым от истории еврейства и, прежде чем перейти к сути дела, непременно вспомнит и о Холокосте, и о Бабьем Яре... Первая встреча с ним случилась у меня много лет назад. Достаточно

известный московский писатель, с которым я находился в приятельских отношениях, дал мне прочесть свой только что законченный роман. Его герой, еврей, переживает некую метаморфозу, в результате которой приходит к мысли, что единственным выходом из жизненного тупика, в котором он находится, является отказ от еврейства и принятие христианства. Но каковы аргументы?.. Вот они: главное зло в жизни – это евреи; раньше они содержали шинки и публичные дома, потом "делали революцию", потом морили голодом Украину, а ныне сматывают манатки и улепетывают в свой Израиль, ни в чем – в отличие от героя романа – так и не покаявшись перед русским народом... Я был ошеломлен. Роман писался в то самое время, когда в Алма-Ате, где я тогда жил, из университета изгоняли преподавателей-евреев, и один из них, мой друг, затравленный КГБ, покончил с собой, выбросившись с балкона. В Павлодаре шел суд – судили преподавателя-еврея за "самиздат", "связь с Израилем". В

любой газете поносили сионистов, агентов американского империализма, главных врагов мира во всем мире... И вот – этот роман... Как его назвать – антисемитским, юдофобским?.. Так ведь автор не призывает к погромам, не цитирует "Майн Кампф", и сам он немало пострадал за свои диссидентские убеждения... Да и роман писался без всякой надежды на публикацию (его опубликовали потом, в годы перестройки), а значит – был абсолютно искренним, исповедальным... Моему приятелю важно было почему-то мое мнение. не помню в точности нашего разговора, но с той поры встречаться мы стали все реже... В те годы мир для меня состоял из света и тьмы, они нe сращивались, не имели полутонов. Антисемиты?.. Раньше это была черная сотня, фашисты, погромщики, теперь – те мерзавцы, которые засели в ЦК, обкомах, райкомах, КГБ, комитетах по печати, редакциях, издательствах... В ту пору я бы ни за что не поверил, что Андрей Белый, хрустальнейший символист, "обита-

тель небесных сфер", мог писать в 1911 году (напомню, это год начала "дела Бейлиса"): "Бесспорна отзывчивость евреев к вопросам искусства; но равно беспочвенные во всех областях национального арийского искусства (русского, французского, немецкого), евреи не могут быть тесно прикреплены к одной области; естественно, что они равно интересуются всем; но интерес этот не может быть интересом подлинного понимания задач данной национальной культуры, а есть показатель инстинктивного стремления к переработке, к национализации (юдаизации) этих культур, а следовательно, к духовному порабощению арийцев..." И далее "ариец" Андрей Белый сообщает: "Становится страшно за судьбы родного искусства... Еврей-издатель, с одной стороны, грозит голодом писателю; с другой стороны – еврейский критик грозит опозорить того, кто поднимает голос в защиту права русской литературы быть русской и только русской... Вы думаете, что только в русской литературе имеет место грустный факт торжества еврейского городового? В том-то и дело, что нет..." От "еврейского городового", угрожающего "не только русской литературе", не столь уж далеко до заговора угрожающих всему миру "сионских мудрецов"... А.Куприн, создатель "Гамбринуса" и "Суламифи"? Он еще прямей, прямодушней: "Эх! Писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем русскую литературу. А то они привязались к русской литературе, как иногда к широкому, умному, щедрому русской душой, но чересчур мягкосердечному человеку привяжется старая истеричная припадочная б-ь, найденная на улице, и держится около него воплями, угрозами скандалов, угрозой отравления клеветой... И самое верное средство – это дать ей однажды по заднице и выбросить за дверь в горизонтальном направлении". Тут можно бы задаться вопросом: ну, "выбросили в горизонтальном направлении" Шолом-Алейхема, доживавшего последние годы в Нью-Йорке... "Выбросили" Бродского, Галича, Горенштейна, Коржавина – расцвела после этого русская литература? Помогло ей, когда избавили ее от Мандельштама, от Бабеля? Когда не стало в ней Ильи Ильфа, Василия Гроссмана?.. Справедливости ради заметим, что если Андрей Белый излагал свои взгляды

стр.

5781 май 2021 публично, в журнале "Весы", то Куприн – всего лишь в частном письме, адресованном другу... Правда, что толку, что в частном? Извлеченное из архива, письмо это было размножено "Памятью", и его можно было купить в проходах московского метро за какие-нибудь пять рублей... Я потому говорю здесь об Андрее Белом и Куприне (можно бы присоединить к ним и другие, не менее значительные имена); что теперь, после всего, что мы видели и пережили, полагаю, следует отказаться от самоутешительной сказочки, будто бы интеллигент не может быть антисемитом или, по крайней мере, не может придерживаться антисемитских взглядов. Вспомним Вольтера, Фихте, Гете, Достоевского, вспомним Шекспира, автора "Венецианского купца"... Как же в таком случае быть?.. А никак, то есть попросту придерживаться английской пословицы: "Take things as they are" – "принимай вещи такими, как они есть". В конце концов, главное не в том, что Достоевский был антисемитом, а в том, что помимо этого он обладал еще и другими качествами, сделавшими его гениальным писателем, открывшим глаза на многое в мире – всем, в том числе и нам, евреям... Так надо ли стараться делать из него "даму, приятную во всех отношениях", как это случается у иных критиков и литературоведов? Ни Достоевскому, ни Андрею Белому или Куприну, ни, между прочим, и самим евреям это не нужно... К тому же, хоть и жили они во времена свирепых еврейских погромов, однако же задолго до Холокоста, который, возможно, повлиял бы на коекакие их взгляды... Мало того – заставил бы призадуматься над тем, что "В начале (т.е. до Освенцима и "Циклона-Б") было Слово"... К сожалению, Розенбергу, Геббельсу и прочим теоретикам-практикам борьбы с "еврейской угрозой" было кого цитировать... И тем, кого они цитировали, не снилось, в каком контексте звучали их слова. Кстати о "контексте истории", на фоне которого (да только ли "на фоне"?) прошла вся наша жизнь. Бабий Яр, "дело врачей", гибель Еврейского антифашистского комитета, искоренение еврейской культуры, закрытие еврейского театра; пять лет ГУЛАГа - за преподавание иврита, процентная норма – при приеме на работу, при поступлении в институт, высшие военные заведения; отказ при попытке поступить на юрфак, в Институт международных отношений, не говоря уже о разного рода "ящиках", и прочее, и прочее. Кому

все это не известно? Выходит, есть такие, кому не известно. Хотя живут они не до, а после. И жизненного, и прочего опыта им, казалось бы, вполне хватает, чтобы усвоить и освоить приведенный выше "контекст". И в судьбе их близких и знакомых он, этот "контекст", сыграл немалую роль. И сами они, публицисты, очеркисты, философы, – известные фигуры в нашей эмигрантской прессе. Но вот какого рода поразительные открытия ими подчас делаются, – разумеется, после экскурсов в область Холокоста и блистающих эрудицией описаний средневекого гетто. Оказывается, хотя государственный антисемитизм в СССР был, на самом деле его как бы и не было, поскольку, вспоминает автор одной весьма глубокомысленной статьи, в некоторых элитарных вузах можно было встретить студента-еврея... И ведь были же, к примеру, и Райкин, и Плисецкая, и Ботвинник, и Раневская, и Утесов, и Бернес, и даже Александр Борисович Чаковский, редактор "Литературной газеты"... Можно добавить к ним и "отца атомной бомбы" Харитона, о котором "широким слоям трудящихся" стало известно лишь в самые последние годы, раньше на виду было только имя Курчатова... Подобные доказательства вполне соответствуют далеко не новому анекдоту о Рабиновиче. Встретились двое евреев, один радуется: наступили хорошие времена, у всех есть работа!.. Другой возражает: да, но Рабиновичто не работает! Проходит время, они встречаются вновь, один вздыхает: стало трудно жить, люди ищут и не находят работу... Второй возражает: да, но Рабинович работает! Всегда, при любой погоде сыщется такой Рабинович – он нужен, необходим любой власти, в него всегда можно ткнуть пальцем. Ну а если уж такой талант, как Харитон, да еще и в военно-промышленном комплексе... Итак, ничего такого уж страшного не было, все это сочинили, про антисемитизм – государственный, бытовой... Кто сочинил. Ясно – кто... И тут же, на газетных страницах, рассказывается историйка во вкусе черносотенно-патриотических изданий: один еврей, добиваясь в американском посольстве статуса беженца, объясняет на интервью, что антисемиты его преследуют, нападают на него, когда он, помолясь, возвращается из синагоги. Ту же байку излагают консулу и второй, и третий "соискатель", но на вопрос, где находится эта синагога, он слышит ответ: "Меня так били по голове, что от-

шибли память..." Так складывается образ еврея – эдакого жучка, рвача, проходимца, паразита. Вернее, образ-стереотип сложился давно, ему только придается более современная окраска. Не черная – розовая. С разного рода оговорками, экивоками, с реверансами – тоже в стиле времени – в сторону трагедии, постигшей еврейский народ. С заверениями, что никакой потачки антисемитизму тут нет, наоборот. Часто находится и "первоисточник", подкрепляющий собственные рассуждения. В иной статье можно встретить пространное описание существовавших, а большей частью выдуманных автором льгот, которыми пользовались члены Союза писателей, и тут же – цитату из Куприна. "Каждый жид – прирожденный русский литератор". В подтверждение этому сообщается, что "московская писательская организация в 60–70-е годы более чем наполовину состояла из евреев". Мне этот "сюжет" напомнил об известном скандале, учиненном в ЦДЛ Смирновым-Осташвили и его молодчиками в знак протеста против засилья "сионистов" в СП. И еще – о поэме лауреата Государственной премии Сергея Васильева, которую он прочел в Союзе писателей в памятном 1949 году. Называлась она "Без кого на Pyси житъ хорошо": В каком году – рассчитывай, В какой земле – угадывай На столбовой дороженьке Советской нашей критики Сошлись и зазлословили Двенадцать медных лбов. Один бежит за водкою, Второй мчит за сепедкою, А третий, как ужаленный Летит за чесноком. Гуревич за Сутыриным Бернштейн за Финкельштейном, Черняк за Гоффеншефером, В.Кедров за селектором, М.Гельфанд за Б.Руниным "Подай Луи Седера нам, Подай нам Джойса. Киплинга, Подай сюда Ахматову. Подай Пастернака! Такой бедлам устроили. Так нагло распоясались – За гвалтом не заметили, Как взял их крепко за ухо Своей рукой могучею Советский наш народ! И т.д.

А что же Россия? Помимо явного черносотенного антисемитизма, исповедуемого генералом Макашовым,

15

Выпуск 465

Баркашовым и прочими "спасителями русского народа", там в не меньшей степени процветает и "розовый". Недавно я получил письмо, в котором старый мой приятель-литератор, изъяснившись в чрезвычайной и пылкой любви к евреям, сообщил мне что, во-первых, "под влиянием иудаизма господствующим классом стало считать себя все еврейство" и что, во-вторых, еврейство "осуществило невоенную ассимиляцию окружающего пространства". В первом случае, очевидно, подразумевается, что люди, жившие в черте оседлости, погибавшие в годы Холокоста, расстрелянные в качестве членов Антифашистского комитета, – что все они относились к "господствующему классу". Что же до второго утверждения, то оно исходит из мысли, что евреи "ассимилировали", т.е. подчинили себе, так называемое "окружающее пространство" – Россию, США, Францию, Англию, Германию и т.д. Горько было читать это письмо, видеть эволюцию, которую переживает мой товарищ – от священных когда-то понятий свободы и демократии в сторону "Протоколов сионских мудрецов"... Зато не горько, а забавно было читать сведения такого, например, толка: Ленин, оказывается, дома разговаривал на идише и был женат на еврейке; из 384 комиссаров, назначенных в 1918 году, двое были неграми, тридцать русскими, двадцать два – армянами, а более трехсот – евреями; американский еврей-миллионер Якоб Шифф отвалил большевикам для производства революции 20 миллионов долларов, а "Кун и Леб" сделали все возможное и невозможное, чтобы Япония победила Россию в войне 1904–1905 годов. А так как более 90 процентов большевистских лидеров были евреями, то совершенно ясно: именно евреи погубили Россию. Мало того, Троцкий и Литвинов, будучи сами атеистами, руководили сообществом раввинов всего мира, давали им инструкции, – очевидно, ради торжества мировой революции... Все это, равно как и множество других подобных "фактов", содержится в книге Дэвида Дюка "Мое пробуждение", главы из которой можно прочесть. Нет, Дэвид Дюк не призывает к неким мерам против еврейства, он просто скорбит по поводу изничтоженной мировым еврейством России и предупреждает, что нечто не менее печальное может постигнуть Америку... Просто предупреждает... Но это уже разговор особый, выходящий за рамки этой статьи.

стр. 16

5781 май 2021

Выпуск 465

Лариса Берман Привычно легла на рычаг телефонная трубка… Теперь я откликалась на все звонки, практически никому не отказывая в консультации, но помня свой статус «отказницы», принимала только по рекомендации хороших знакомых. Андроповские времена ушли в далекое прошлое, и частная практика шагала по Москве в полную силу. В моем доме стали появляться довольно известные люди, так называемые «знаменитости». Они тоже почему-то отдавали предпочтение платной помощи, а не районному медицинскому сервису, в который никак не вписывались неординарные случаи болезни, да и многочасовые очереди которого поглощали слишком драгоценное время. Итак, в понедельник, ровно в назначенное время раздался звонок в дверь. Респектабельный сорокалетний мужчина решительно шагнул в мою прихожую, держа за руку девочку лет десяти. Как обычно, всматриваясь в ребенка, я тут же попыталась определить диагноз. Но красивое лицо девочки никак не вписывалось в клиническую картину какого-либо генетического синдрома, разве что пушок на голове слегка выдавал наличие болезни. Первое время она пугливо прижималась к отцу, потом заплакала, что-то причитая на своем непонятном языке, начала истерично кричать и топать ногами. Довольно долго она не могла успокоиться, но внезапно затихла, уставившись в одну точку, совершенно не реагируя на разложенные перед ней игрушки, куклы, картинки. Девочка сидела совершенно неподвижно, что-то отрешенное и неживое было в ее позе, словно она впала в летаргический сон. Временами она как бы пробуждалась, хватала отца за руку: «Папка! Моя!» и прижимаясь к нему, пыталась обхватить его плотную фигуру своими неловкими руками. Я начала расспрашивать о течении беременности, протекании родов.

- Это наш второй ребенок, первый очень удачный, способный, отличник. А вот за что нас с Татьяной Бог наказал, и сам не знаю. Беременность была тяжелая, жена перенесла серьезную мозговую травму, чуть не погибла от руки хулигана. Роды протекали трудно, с наложением щипцов, девочка родилась вся синюшная, с двусторонним кровоизлиянием в мозг. Врачи говорили, не выживет, а если выживет, крест на всю жизнь, предлагали сразу отказаться от ребенка. Жена соглашалась, молоды еще, будут другие дети, ведь жизнь одна. Но я настоял на своем, уговорил жену, убедил, что выправится дочка, ошибаются врачи, перестраховывают себя. Привезли ее домой, и начались наши хождения по мукам, так и ходим десять лет, от врача к врачу, из больницы в больницу. Чем только не наградила судьба этого ребенка, каких только болезней у нее не было! Ходить начала в

Из записок логопеда три года, первые слова появились после пяти лет, да и то с помощью логопеда. Правда долго с ней никто не хочет работать, агрессивна очень, даже опасна. В прошлом году добился, взяли ее во вспомогательную школу, но через два месяца госпитализировали в психбольницу, так и путешествуем, месяц в школе, три в лечебнице. Врачи говорят, только на индивидуальное обучение и можно рассчитывать. Да никто не соглашается, любые деньги готов платить, все отдать, да не берет никто. На Вас вся надежа. С женой до развода дошло, не хочет она свою молодость на болезни растрачивать, говорит, десять лет бьемся, а толку нет, надо сдать Татьяну и забыть, ведь жить хочется, а жизнь-то одна… А вот моя одна жизнь в дочке, столько вложил в нее, буду биться до последнего, всетаки и ходит уже сама, и много слов говорит, а понимать – все понимает. Не могу я оторвать ее от себя, ведь кровь и плоть моя, моя радость и моя беда. Расскажите о себе. Я – полковник, работаю в органах, жена – там же, в чине подполковника. Мы здоровы, никаких психических заболеваний в роду не прослеживается. Отец мой – генерал, человек известный и заслуженный, тоже работает в органах. Ну а мать моя – человек редкого здоровья и удивительной судьбы. С шестнадцати лет она работала в Бутырской тюрьме с политзаключенными, а в двадцать уже имела правительственные награды и сопровождала особо опасных политзаключенных в места ссылки. Работала усердно, и вскоре была отмечена и переведена на работу в Кремль, состояла в личной охране Сталина. Сталин любил мою мать и выделял ее среди своего окружения. Он с гордостью и восхищением говорил о своей матери, о ее «интересной» работе, потом как-то сжался весь, помрачнел и начал рассказывать, что и мать настаивает отказаться от девочки, отдать ее в детский дом, забыть и жить спокойно. Я слушала полковника, думая об этих двух дамах в чинах, которые запрограммированы быть матерями, но на своей «интересной» неженской работе они утратили что-то высокое, женское, материнское. Девочке уже десять лет, а все равно, можно «отдать, забыть и жить спокойно» Меня сковывала страшная усталость, и я молила Всевышнего, чтобы все это скорее кончилось и полковник покинул мой дом. Но когда я посмотрела на девочку, на ее широко раскрытые пустые глаза, застывшее лицо, словно она не

жила в эту минуту, болезненно заныло сердце. Наверное, несчастье чужим не бывает, и привыкнуть к нему не возможно. Глядя на ребенка, я прокручивала в голове пути ее дальнейшего развития. Прогноз был малоутешительным. Клиническая картина заболевания была сама по себе довольно-таки тяжела, а тут еще накладывались вторичные расстройства. Девочка росла лишенная материнского тепла и ласки, которые ей так были необходимы, пожалуй, намного больше чем здоровому ребенку. Она нуждалась в помощи, в стимуляции своего психического и общего развития. А жила в постоянном стрессе, неуспехе, недоброте. Частые вспышки ярости со стороны матери и бабушки угнетали ее и, конечно, тормозили развитие. Мне надо было сконцентрироваться и быстрее принять решение. Казалось, в эту минуту мой мозг работал со скоростью звука, и мысли лихорадочно путались в голове: - Помочь, я же мать, я готова спасать всех детей на свете.

- О нет! Полковник КГБ в моем «отказном» доме.

- Да, но ведь ребенок ни в чем не виноват, родителей не выбирают. Наконец-то я собралась, подавив в себе женскую сентиментальность и сострадание, и с сожалением заметила, что помочь ничем не могу. Но нет! У полковника был свой план действий. Он начал настаивать, требовать, угрожать. На мои слова, что я не привыкла к такому тону, он тут же парировал, что не привык и не любит, когда ему отказывают. Это была правда. Сильным мира сего у нас никто и никогда не отказывал. Я стояла на своем, повторяя, что не занимаюсь частной практикой, что это совсем не моя область, что не имею опыта работы с подобными заболеваниями. Но это был детский лепет. Он знал обо мне все: с кем и когда работала, кому и как помогла. Полковник сыпал информацией: балерина, поэт, переводчик; Италия, Англия… Материал был собран безупречно, я ничего не могла возразить, сходились имена, даты, страны. Меня била мелкая дрожь, и я мечтала, чтобы меня быстрее оставили в покое. Постепенно от угроз полковник перешел к уговорам: он умолял согласиться, суля золотые горы: книги по списку, продовольственные заказы, билеты в театры и на кинопросмотры, дачу и даже яхту на Волге. А когда

я сказала, что привыкла пользоваться только тем, что по праву принадлежит мне, страшно разозлился. Послушайте, мне нужны Вы и только Вы. Вы помогли сыну Евтушенко и поможете моей дочке. Отказываться не советую, подумайте хорошенько. Даю вам три дня. Надеюсь достаточно, чтобы принять правильное решение. От такого напора я лишилась дара речи и молча пошла к двери, как бы указывая ему на выход; какой- то тяжелый ком стоял у меня в горле и мешал дышать. Он явно заметил мою растерянность, и уже надевая традиционный серый плащ небрежно бросил: А телефончик-то Ваш прослушивается, будьте осторожны. Я позвоню в среду, постарайтесь без глупостей. В среду я отключила телефон, хотя прекрасно понимала , что это далеко не выход, и меня ни за что не оставят в покое. На следующее утро меня разбудил звонок в дверь. Прежде чем я увидела лицо полковника, его серый плащ, в дверь проник необъятный букет роз.

- Простите меня. Помогите Татьяне, умоляю Вас, помогите. В Татьяне вся моя жизнь, а у меня она тоже одна. Не знаю, что я сказал не так, что напугало Вас в моем рассказе. Я не сумел подобрать нужных слов, найти верный тон, не сумел объяснить Вам всего. Но поймите, у меня ничего нет в жизни, никого нет, я так одинок. Жена забрала сына и ушла от нас, говорит, Татьяна – ее ежедневная душевная травма, не хочет видеть ее, не может. Если сдам дочку, вернется. А я не могу без Таньки, не могу. Я готов на любые Ваши условия, пожалуйста, не отказывайте мне, помогите. Ведь врач не выбирает больного. …Полковник ушел, предоставив мне право принятия решения. Наверное, это право он предоставлял человеку впервые. Я ходила совершенно больная, не переставая думать о девочке. Мысли о ней, словно какое-то наваждение, не покидали меня ни днём ни ночью. То мне казалось, что я совершаю преступление и что согласиться – это мой профессиональный долг, а то я с содроганием вспоминала эпизоды его рассказа и говорила себе: « Нет! Никогда!» … В субботу, выйдя из дома, я увидела полковника. Он курсировал с девочкой под моими окнами, что-то такое жалкое и одинокое было в его фигуре, что я опять погрузилась в сентиментальность. Первое мое движение –вернуться и спрятаться дома, но было поздно; ускорив шаг он шел прямо на меня. Татьяна вырвала руку и бросилась ко мне: «Ларисканька! Моя!», так смешно образовав ласкательную форму моего имени. Не знаю, отец ли ее научил, сама ли она вспомнила меня и подбежала. Скорее всего, все эти дни он часто говорил обо мне и мое имя обрело для нее смысл материнской ласки, женского тепла, которого ей так недоставало в жизни и к которому она так тянулась. … Мы начали терапию. Я подробно ознакомилась с историей болезни, связавшись с психоневрологом, который лечил Татьяну со дня ее рождения. Наши занятия разворачивались на фоне медицинских препаратов, корректирующих эмоции и стимулирующих процессы ее мозга. Контакт с девочкой установился практически сразу. Она так тянулась к женскому теплу, что отзывалась на каждое доброе слово, на любую ласку, улыбку,

Окончание на стр. 18

стр.

5781 май 2021

17

Выпуск 465

В ИЮНЕ в синагоге будет читаться поминальная молитва Кадиш в день Йорцайта (годовщину смерти по еврейскому календарю) родных и близких наших прихожан. Даты общепринятого календаря не совпадают с датами по еврейскому календарю, поэтому некоторые имена будут опубликованы в следующем месяце.

Вечная им память!

Abramovich, Isaak Abramovich, Mina Adanina, Sara Aisenshtein, Ester Altman, Berta Amburg, Nadezhda Amstislavskiy, Mendel Arshinov, Isaak Astrina, Klara Ayzenshteyn, Mark Baal, David Babenko, Roza Babinsky, Rukhlya Barakh, Yakov Barkon, Ester Barkshteyn, Grigoriy Barshay, Isser Bekker, Luba Belenkaya, Basya Belenky, Ruvin Belyatskaya, Breina Berdichevsky, Chaskel Berezina, Shifra Berkovich, Ester-Leya Berlina, Gila Beyderman, Rochel Beygel, Aaron Beylis, Fruma Beyzina, Tsilya Birger, Galina Birman, Boris Bloch, Bayla Bornstein, Bienish Boruchova, Olga Brin, Chaya-Elka Britvan, Mina Brodskaya, Fraida Brodskiy, Leonid Bryklin, Yitzhak Buks, Elka Bunien, Boris Burd, Faina Burshteyn, Moshe Butman, Sergey Byk, Zakhar Cheklin, Enta Cohen, Eliyahu Danilov, Natan Danilov, Natan Chaim Danilov, Natanh Danilov, Shamay Danilova, Tomor Darer, Avraam Dekhtyar, Eduard Dimanshteyn, Fayvish Dolgin, Moisey Dolnikov, Leonid

Dralyuk, Chaim Dratva, Shmuel Drozd, Leah Dumsky, Yaakov Dvorkin, Lazer Dvorkina, Shifra Dykhne, Pesya Rochel Elterman, Abraham Engels, Vladimir Entina, Dora Estrin, Klara Etinger, Sara Fayman, Boris Feldman, Brocha Flaksman, Boris Flatte, Alexander Fleshler, Petr Fleyder, Tsilya Fradkin, Arkady Frankel, Mendel Frankel, Sara Frayfeld, Ilya Fridman, Genya Fridman, Nochum Friedman, Sender Fuks, Godel Fuks, Lubov Furman, Gittle Galitskaya, Ninel Galperin, Leonid Gerdova, Fira Gershong, Roza Geyer, Raisa Gilgur, Aron Gilgur, Mikhail Gimpeleva, Fanya Glazina, Leah Glezina, Sofiya Golberg, Lida Golda, Basya Goldenberg, Gitel Goldin, Mendel Goldman, Arkadiy Goldman, Riva Goldyuk, Yosef Goltz, Leonid Gorelik, Haim Gotz-Zhidovetskaya, Yekaterina Grabarnik, Isaac Grabarnik, Yitzchak Granovskaya, Basya Greenberg, Manya Greenberg, Tsilia Grinshpun, Emanuel Gruby, Shlomo Gurevich, Sofia

Gurevitch, Lev Gurfinkel, Roza Gurman, Abraham Hirshhorn, Rachel Holdshteyn, Kalman Kacher, Mikhail Kachka, Shmuel Kagan, Sonya Kaganer, Lenya Kalika, Sara Kamyshova-Grosman, Sonya Kane, Tema Kantorov, Alexander Kapilevich, Lazar Kaplan, Tsilya Kaprav, Leah Karpilovskaya, Rashe-Rochel Katsiv, Azrilka Katsiv, Isaak Katsiv, Rivka Katsiv, Semen Katsman, Zinaida Katsovich, Ilya Katzman, Maria Kavalerchik, Yefim Khanokh, Leib Elyvich Khavich, Volf Khaytina, Sofia Klebaner, Sarra Klebaner, Tuba Klebaner, Zisl Koffman, Yefim Kogan, Ida Kopilevich, Sara Kordonsky, Velvel Kotlyar, Sofia Kozak, Evgeniya Kravchenko, Morris Krichak, Elya Krivopisk, Gersh Krivulina, Genya Krugman, Shimon Krul, Khaim Krutoyarskaya, Sobel Kublanova, Basya Kushakovskiy, Iosif Kushnir, Boris Kuznetsov, Shluma Lelchuk, Aron Letichevskiy, Eliezer Levin, Solomon Levit, Leib Levit, Nekhama Anna Levit, Sochor Levitin, Igor Levitis, Maria Leyderman, Hencoh

Liberman, Shulamis Lichtenshteyn, Sulamis Sulamif Lifshitz, Chaya Likhter, Razel Limonchik, Sara Lishnevsky, Joseph Litvinenko, Riva Livshits, Elka-Liba Lodkin, Genya Lubarsky, Chana Lubenskaya, Anna Margolina, Gita Margulis, Sura Maryasya bas Aaron, Margolina Matz, Ruvim Melamed, Natan Melamed, Rivka Melnik, Chaskel Menaker, Chaim Merenzon, Friedel Broha Messegnikov, Mordechai Michelson, Gutman Mikhaelzon, Eagene Minchina, Maria Mogelevich, Tsipa Mogilevsky, Alexander Molodetsky, Mordechai Monastirskiy, Milya Moroz, Alexander Murashev, Alexander Narodetsky, Samuel Narovlyansky, Michael Navidomsky, Bella Nayvelt, Benya Nemoy, Benyamin Novodvorskaya, Luba Oreper, Berl Ostrovskiy, Aaron Ozerskiy, Ilya Palti, Polya Pekelis, Abram Perlin, Tzal Pikovskaya, Polina Pisman, Lev Pisman, Nissan Plax, Mina Plotkin, Berta Plotkin, Sheyndel Podberezin, Viniamin Polevoy, Alexander Polotovskay, Fanya F. Polotovsky, Ruvin Portugal, Haya Feyga Prussak, Gersh Prussak, Zisya

Кадиш читается каждый день в течение первого года после смерти человека, а затем в день Йорцайта (годовщину смерти). В настоящее время по просьбе родных и близких в синагоге F.R.E.E. в течение года читается Кадиш в память об ушедших из жизни наших прихожанах:

Dratva, Igor Friedman, Yuri Gimpeleva, Fanya Gitlin, Arkady Hyman, Warren Medow, Sheila Punchinskiy, Inna

Pukhovich, Esfira Pukhovich, Riva Purinson, Shlomo Rabinovich, Leib Rabinovich, Maksim Rabinovich, Mordechai Raskin, Robert Ratner, Alex Ravikovich, Fanya Reynya, Isaak Reznikova, Mira Riskin, Zelik Rivkin, Leyb Rivkinzon, Boris Rodik, Riva Rodik, Samuel Rokhlenko, Hersh Rokhlenko, Yelizaveta Rosumovskiy, Motl Roytman, Inda Roytman, Yosif Roytshtein, Rivka Rozentsvit, Mark Ruderman, Yefim-Chaim Rukman, Zelda Rutman, Reyzey Sachnovskaya, Rita Safyanovskaya, Basya Samovalov, Dmitry Sapozhnikova, Sofiya Satanovskaya, Liza Shafranova, Liza Shapiro, Chaim Shapiro, Klara Shcherbakova, Emma Shevilenko, Roza Sheykman, Kiva Sheykman, Sima Sheynman, Ronya-Braina Shichman, Zhinna Shklover, Meyer Shklyanoy, Michail Shlayen, Frima Shmelkina, Ester Shmidt-Nakhlis, Rivka Shmoys, Dina Shnaydershteyn, Sofya Shoiched, Faina Shor, Michail Shor, Revecka Shoykhet, Maria Shteynberg, Lasar Shteynberg, Leah Shtutman, Genya Shtypel, Emma Shumyatskaya, Chana Shwartzman, Leya-Rachel Rubin, Solomon Spivak, Anatoly Zaprutskaya, Beba Beyer, Mira Brodsky, Luba Medow, Sheila Unger, David

Simanduyev, Hiyo Sinelnikov, Albert Sirota, Yuzya Sitkovetskiy, Esther Slusarev, Sara Slusarev, Vladimir Slutskiy, Dariya Smolyanskiy, Michael Sodnikov, Avraham Srebnik, Fridrich Starets, Enya Strizhevsky, Etly Sukenik, Yaakov Suslenskiy, Izya Tarnopolsky, Minucha Tsaer, Channa Tseytlina, Ninel Tsimerman, Aron Tsimerman, Mariya Tsivin, Peter Tziporkina, Tamara Usha, Lev Ushman, Dvoira Vainblat, David Vaynberg, Manya Vaysburd, Volf Velednitsky, Aron Verkh, Arkadiy Vernikov, Semen Vernovskaya, Sonya Vileshin, Reuvin Vinnik, Ilya Vishnevskaya, Ida Visotskiya, Haya Feiga Vysokovskiy, Moshe Yamin, Manya Yankelovich, Osher Yekhevich, Zelda Yeykalis, Lev Yurovitsky, Moshe Yurovsky, Isay Zamskiy, Iosif Zaretsky, Ilya Zatser, Sura Zavalrovskiy, David Zavelevich, Sofia Zemlyak, Beba Zgut, Raisa Zhidovetskaya, Gitel-Yekaterina Gotz Zhidovetskiy, Issak Zilberman, Dina Ziskind, Sholom Zoierman, Rivka

Mosky, Shirley Goldyuk, Shepsel Goldyuk, Leib Vildaver, Beatrissa Reznik, Pinchas Sokolim, Meer

Libman, Konstantin Moore, Michael Basya Bas Tzilya Shleymovich Yuriy Reznikov Vladimir

стр. 18

5781 май 2021

Выпуск 465 Л. Берман

Окончание. Начало на стр. 16

жест. Будучи ребенком очень ласковым и недополучая тепла всю свою жизнь, она все время ластилась ко мене, старалась погладить, потрогать, поцеловать. Она меня так и звала Ларисканька и вкладывала в это слово столько чувства, души своей, как будто ближе и дороже у нее никого не было. Полковник рассказывал, как она ждала встречи со мной, как в дни наших занятий часами простаивала под дверью, держа в руках шубку и торопя час выхода. Однажды Татьяна заболела, прервать наши занятия было совершенно невозможно, и мне пришлось несколько недель проводить терапию в доме полковника . Он присылал за мной черную «Волгу» и вышколенный шофер доставлял меня прямо к подъезду. Каждый раз, уходя от Татьяны, я непременно давала ей какие-то задания. А в этот раз наказала следить, чтобы никто не надевал мои туфли (была зима и работать в сапогах было неудобно, вот я и приносила с собой туфли. А тут решила оставить их). Задание Татьяне я повторила много раз: «Смотри внимательно, никому не давай мои туфли, никому». Каково же было мое удивление, когда отец рассказал мне, что утром, застеливая ее постель, нашел мои туфли под подушкой, она спала с ними. Все мои бытовые задания Татьяна выполняла безукоризненно. Но все что касалось речевого материала, книг, картинок, то в первое время я билась безрезультатно. Нервная система девочки истощалась очень быстро, несмотря на сильнодействующие лекарства, память была настолько короткая, что

обучить ее чему-то новому практически не удавалось. Но день за днем наш агрессивный труд отвоевывал у болезни все новые и новые позиции. Постепенно Татьяна стала понимать обращенную к ней речь, слышать и воспринимать сказанное. Медленно и вяло, но все-таки начала развиваться фразовая речь, стал обогащаться словарь, формироваться умение пользоваться игрушками. Татьяна любила наши занятия, музыку, песни, яркие эмоциональные игры, она очень и очень старалась, чтобы я похвалила ее, назвала умницей. Она тут же повторяла: «Таня – умница, Таня – хорошая» и гладила себя по голове. Конечно, ее личность развивалась скудно, но она все-таки развивалась, отстаивая свои права на социальную адаптацию. Головной мозг умственно-отсталого ребенка необходимо включать в работу, постоянно развивать, так как оставаясь в бездействии, мозг утрачивает способность работать и практически атрофируется. И головной мозг девочки включался в работу. Мы уже работали ежедневно, постоянно увеличивая нагрузку, усложняя задания, меняя характер игры. Теперь мы уже не кормили куклу кашей и не надевали на нее одежки. Мы обсуждали, что надо одеть и почему, какая погода на улице, проводили параллель с тем, как одета Таня; мы кормили куклу конфетами и считали, сколько она съела, срывали с ветки яблоки и запоминали сколько штук положили в корзину, ездили в город «Красивая Речь», где надо говорить очень красиво и читать стишки. Подбирая и продумывая игру, я старалась найти тему, которая бы не соприкасалась и никак не напоминала ей мать,

поскольку девочка безумно тосковала и говорила о матери каждую минуту. Но у меня ничего не получалось, любая игра наводила ее на мысли о матери. Если мы играли «в парикмахерскую», то она причесывала куклу и делала прическу «как у мамы». Если играли в больницу и лечили зверюшек, она тут же ложилась на диван и звала мать на помощь, словно несмышленым умом своим понимая, что когда ребенку плохо, мать непременно должна быть рядом. Погружаясь в игру она звала мать, и я видела как напрягались мышцы ее губ, языка, как вздрагивал маленький носик, и на глаза накатывались слезы. она всхлипывала повторяя: «Тане больно, иди, иди, мама». Но мать не шла к ней. Она возникала крайне редко в виде руководящих звонков по телефону, и то , чтобы не терять связь с мужем. Однажды эта женщина пришла ко мне. Был праздник, и она зашла якобы поздравить меня. Она хотела выглядеть красиво в моих глазах и долго рассказывала о своих заслугах в стремлении поставить Татьяну на ноги. Она демонстрировала свою материнскую любовь и преданность, свою заботу и самопожертвование искренне убеждая меня , что не может жить в обстановке ежедневного стресса, что молода и может иметь сколько угодно нормальных детей и получать от них радость в жизни. Затем начала просить меня поговорить с мужем, объяснить ему, что Татьяна безнадежна, что нельзя свою жизнь растрачивать на болезни, нельзя губить свою молодость. Мои слова, что работа делает чудеса, что в спокойной доброжелательной обстановке девочка начнет компенсироваться намного быстрее и тоже будет дарить радость – про-

летали мимо, она не слышала их и не хотела слышать. Она просила…, затем угрожала. Потом взяла себя в руки: - Хотите уехать? Я помогу, я сделаю для Вас все, хотите?! Еще бы! Мне не мечтать уехать? восемь лет отказа – годы полностью выброшенные из жизни; моему сыну было уже не 12 а 20 лет, и бесконечные повестки в военкомат отнимали мои последние силы. Я так устала бороться с ОВИРом, что готова была уцепиться за любую возможность, за любого человека способного помочь моей семье покинуть пределы страны. Но от этой женщины я не могла и не хотела принять даже этот драгоценный подарок. Так мы и просидели «в отказе» еще два года, пока не начался выпуск «отказников» 79 года. Я пыталась убедить эту женщину, что девочке необходима мать, что мать никто никогда не заменит, что ребенок очень тоскует и постоянно ее вспоминает, что «мама» присутствует во всех наших играх , рассказывала, как Татьяна плачет и зовет мать на помощь. Но… Ни один мускул не дрогнул на ее лице, словно я говорила о чем-то отвлеченном, не имеющим к ней никакого отношения. Она ушла, хлопнув дверью: - Ничего! Вы еще об этом пожалеете. Но судьба распорядилась иначе. Пожалела она, потеряв мужа и дочь. Татьяна начала развиваться, ее неразборчивое бормотание обрело внятность, и она уже могла, пускай примитивно, но выразить свои желания, просьбы, она начала познавать окружающий мир, хотя ее познания были ещё очень и очень ограничены.

стр.

5781 май 2020

19

Выпуск 465

Яков Фрейдин Уважаемые профессора X, Y, Z: Я один из ваших коллег в Калифорнийском университете в Беркли. Прошу прощения за то, что пишу вам анонимно, ибо, раскрыв своё имя, я рискую потерять работу здесь и вообще нигде не смогу работать по специальности. В своих недавних ведомственных письмах вы упомянули нашу приверженность к разнообразию, однако меня все больше тревожит как раз отсутствие разнообразия мнений. В предоставленных вами ссылках я не смог разыскать ни одного убедительного контраргумента, чтобы объяснить сравнительно малое число чернокожих в научных кругах, и наоборот, их большое количество в местах заключения. Все объяснения в ваших документах совершенно одномерны: в проблемах черных виноваты белые, или, когда вины белых выявить напрямую не получается, обвиняется «системный расизм», якобы въевшийся в американские мозги, души и учреждения. Множество возражений против этого тезиса высказали, в том числе чёрные интеллектуалы, такие как Томас Соуэлл и Уилфред Рейли. Эти люди не расисты, или "дяди Томы". Они серьёзные ученые, которые отвергают оскорбительную идею, будто чёрные ни на что не способны и все их проблемы вызваны лишь внешними факторами. Однако, возьмите нигерийских американцев, которые тоже чернокожие, но по экономическим и профессиональным достижениям они опережают белых. Историки должны выделить и обсудить подобные аномалии. Тем не менее, никакое реальное обсуждение невозможно в нынешнем политическом климате кафедры Истории. Обсуждение этих проблем сразу объявляется расизмом, хотя рассмотрение этих вопросов есть обязанность историка, а запрет — насмешка над нашей профессией. В подавляющем большинстве случаев претензии, представленные Black Lives Matter (BLM) и их союзниками, совершенно открыто подтасованы. Например, рассмотрим долю черных американцев в тюрьмах как результат «анти-черного» правосудия. Но если мы используем точно такую же методологию, нам придется сделать вывод, что уголовное правосудие еще более «анти-мужское», чем «анти-чёрное», так как в тюрьмах куда больше мужчин, чем женщин. Это что — заговор против невинных американских мужчин? Черные не попадают в тюрьмы в более высокой пропорции, чем их пропорция в насильственных преступлениях, однако мой факультет некритически перекладывает вину чёрных на плечи белых, постоянно повторяя утверждение о «вине белых перед чёрными». Если уголовное правосудие расистское в пользу белых, то почему тогда азиаты-американцы, индейцы или нигерийцы-американцы попадают в тюрьмы гораздо реже, чем белые американцы? Это какой-то странный вид «белого расизма». Даже евреи попадают в тюрьму куда реже, чем белые неевреи. Средний расист не испытывает большой любви к евреям, однако эти воображаемые белые расисты заключают в тюрьмы неевреев куда чаще, чем евреев. Ничто подобное не рассматривается в вашей литературе. Вы ничего не объясняете, а лишь кричите: «расисты», «фашисты», и так постоянно. Подобная тактика характерна для диктаторских

Анонимное письмо коллегам от профессора Исторического Факультета Калифорнийского Университета в Беркли (UCB) режимов или религиозных сообществ. На нашем факультете нас призывают к единогласию с BLM, а несогласие может почти наверняка привести к увольнению или отмене контракта, а это совсем не пустяк для большинства из нас. Наказание за инакомыслие представляет собой явную опасность в наши турбулентные времена. Я уверен, что если бы я подписал это письмо своим именем, я бы потерял свою работу и шанс найти место где бы то ни было. Подавляющее большинство случаев насилия в отношении чернокожего населения совершается самими черными людьми. Для их жертв не организуют процессий протеста и нет душераздирающих писем от руководства университета: жизни чёрных важны только тогда, когда их отбирают белые. Утверждение, что черное внутрирасовое насилие есть продуктом прежнего рабства, и других несправедливостей — ставит вопрос для историков: почему Холокост евреев в Европе не привел к подобным результатам среди евреев-американцев? Самое ужасное, что наша кафедра была полностью поставлена на служение интересам Демократической Партии. Имея вроде бы изначально благие намерения, движение BLM сейчас захвачено политической партией для своих целей. Крупные корпорации эксплуатируют BLM в своих интересах, и это должно служить всем нам предупреждением, однако этот факт намеренно замалчивается, игнорируется и даже злонамеренно возвеличивается как добродетель. Мы — полезные идиоты из богатых классов, прислужники Джефа Безоса и прочих современных рабовладельцев. Starbucks — организация, использующая в буквальном смысле черных рабов на плантациях своих поставщиков, выступает за BLM. Sony поддерживает BLM, однако в своих изделиях использует кобальт, который добывают в шахтах чёрные рабы, многие из которых дети. Запрет на обсуждение этих тем отвратителен. На всё это необходимо пролить свет! Существует множество всевозможных политических спекулянтов разных цветов кожи, которые используют расовые различия

для разжигания ненависти, чтобы заполучить выгодную для себя административную должность, управлять благотворительностью, заняться академической работой и продвинуться по политической лестнице. Учитывая ту далёкую от правды дорогу, которую избрал наш Исторический факультет, мы можем рассматривать себя как школу для подготовки жуликов. Их деятельность разъедает и разрушает всякую надежду на гармоничное расовое сосуществование в нашей стране и захватывает нашу политическую и государственную систему. Многие их голоса, как ни иронически это звучит, являются сегрегационистскими. Мартина Лютера Кинга, если бы он выступил в нашем кампусе сегодня, обозвали бы «Дядей Томом». Наш университет и кафедра сделали несколько заявлений, возвеличивая и восхваляя Джорджа Флойда. Флойд был рецидивистом-уголовником, который как-то держал беременную чернокожую женщину под дулом пистолета. Он ворвался в её дом с бандой грабителей и приставил пистолет к её животу. Он мучил и издевался над женщинами в своём районе, зачал множество детей, но никак не способствовал их поддержке или воспитанию, провалив тем самым один из самых основных тестов на порядочность человека. Он был наркоманом и торговцем наркотиками, это мошенник, который паразитировал на своих честных и трудолюбивых соседях. И вот пожалуйста — руководители университета и историки с Исторического факультета славословят этого насильника и преступника, возводя его в святость. Целое поколение чернокожих принуждают к идентификации с Джорджем Флойдом, самым худшим представителем этой расы и вообще человеческого вида. Мне стыдно за свой факультет. Я бы сказал, что мне стыдно за вас, но, возможно, вы всё же согласны со мной, но просто боитесь, как и я, последствий, если мы скажем правду. Постарайтесь понять, что символизирует акт вставания на колени, когда тебе нужно встать на колени, чтобы сохранить работу? То, что я сейчас скажу, не должно принизить значимость моих аргументов, но всё же

хочу отметить, что я сам цветной, чернокожий. Моя собственная семья не раз была жертвой личностей, подобных Флойду. Мы хорошо знаем об унижающей порче, которую напускает на нашу расу Демократическая партия. Она предполагает, что мы слишком глупы, чтобы изучать науки, что нам нужна особая помощь и более низкие требования к продвижению по жизни — всё это хорошо нам знакомо. Не было бы проще иметь дело с открытыми фашистами, которые по крайней мере были бы откровеннее, называя меня недочеловеком? Целое поколение черных детей приучают к мысли, что только прося, плача и крича, они получат подачки от преисполненных чувством вины белокожих. Факультет Истории UCB в настоящее время является активным институциональным промоутером разрушительной и клеветнической ошибки в отношении черной расы. Я надеюсь, что вы сможете оценить горечь этого сообщения. Я не поддерживаю BLM. Я не поддерживаю позицию демократов и бесспорный захват ими нашего отдела. Я не поддерживаю партийный захват моей расы, что сделал Байден в своем знаменательном интервью, утверждая, что голосовать за демократа и быть черным — это синонимы. Я хочу встать на защиту богини Истории. Клио — это не смиренная служанка для политиков и корпораций. Как и мы, она свободна.

***

Источник: https://www.freerepublic.com/focus/fnews/3855424/posts Перевод – Яков Фрейдин

***

От переводчика: После того, как это письмо было опубликовано, оно вызвало яростный отпор Университета Беркли. Однако, ни одного контраргумента против того, что написано в письме, они привести не смогли. На этот отпор один из комментаторов заметил: «Это прекрасно написанное и убедительное письмо, в нём всё правда. Какая разница, кто его написал?»

стр. 20

5781 май 2021

Выпуск 465

Евсей Цейтлин Еврейские мудрецы не раз замечали: лицо отражает суть человека. Мысль, ставшая теперь почти обиходной, не так проста. Не однажды встречал я людей, которые, отважно сравнивая собственную внешность с внутренним самоощущением, мучительно не находили сходства. Или безнадежно убегали от своего лица. …Лет семь тому назад в Чикаго, в магазине «Русская книга», со мной поздоровалась красивая немолодая женщина. Разумеется, я ответил. Но она тут же догадалась: я не узнал ее.

– Меня зовут Лея… Вспомните: начало семидесятых… Кемерово… библиотека… Я вспомнил ее сразу, точно молния мелькнула перед глазами, прочистив мутноватые картины прошлого. В Сибири евреев встретишь нечасто. Вот почему еще они резко выделяются в людском потоке – то как драгоценные камни, то как уродливая пародия на самих себя (если вконец измучены вечными страхами). Моя соплеменница из библиотеки вовсе не выглядела очаровательной, однако чем-то притягивала к себе. Одновременно я чувствовал исходящий от нее странный, даже пугающий холод. Предвосхищая горькую еврейскую историю, я не раз хотел поближе познакомиться с ней. Но мы только вежливо и с каким-то особым значением здоровались. А потом я навсегда уехал из Сибири.

– …Знаю о вас многое, читала ваши книги. Хотите, расскажу вам о себе? – вдруг сказала она теперь. – Нет, не сейчас, конечно. Если позволите, приду к вам на днях в редакцию. В Чикаго мы с мужем в гостях – пробудем здесь неделю. И она действительно пришла. Было хмурое февральское утро. С неба сыпалась колючая крупа – ядра обледеневшего, злого снега. Но лицо женщины было безмятежно ясным. Она загадочно улыбнулась мне – как когда-то в Сибири. Только сейчас холода в ней самой не было и в помине.

– Очень рад… Можно я пристрою на вешалку ваше пальто? Легким и естественным для себя жестом она подала мне меховое манто, села в кресло, согласилась выпить кофе. Она начала свою исповедь без предисловий – словно угадала когда-то и помнила все эти годы мой особый интерес к ней. Потом я записал ее рассказ, стараясь быть по возможности точным.

– …Не смущайтесь, что не сразу узнали меня. Это неудивительно. В ту пору, когда мы с вами встречались в Сибири, я была другой – хрупкой тридцатилетней брюнеткой. Теперь я блондинка. И мне за шестьдесят… Только не делайте протестующих жестов. Я совсем не стесняюсь своего возраста. Напротив. Хотите, сейчас объясню вам, почему? Я была тогда хрупкой не от природы – от смутного, но бесспорного для себя сознания неуместности собственного тела. Я легко забывала про еду. Казалось: она совсем не нужна мне. С отрочества я сутулилась, скрывая от посторонних глаз свою грудь. Когда стала взрослой, одевалась, вроде бы, модно, но платья выбирала неярких расцветок и на размер больше – платья тоже укрывали меня

В издательстве «Алетейя» (С.-Петербург, 2020) вышла новая книга Евсея Цейтлина «Перечитывая молчание. Из дневников этих лет». Вот что говорится о книге в издательской аннотации: «Евсей Цейтлин — эссеист, литературовед, прозаик. Автор многих книг. Среди них — «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти», о которых почти четверть века говорят и спорят в разных странах (книга переведена на английский, немецкий, испанский, литовский, украинский языки). Сборник дневниковых новелл и эссе Евсея Цейтлина «Перечитывая молчание» по-своему продолжает «Долгие беседы…». Нобелевский лауреат Эли Визель называл советских соплеменников «евреями молчания». Евсей Цейтлин пробует «расшифровать» это молчание, многие годы записывая еврейские исповеди и сны. Вместе со своими героями автор погружается в их прошлые жизни, полные тайн, которые человек пытается, но не может забыть. Классик современной литературы Дина Рубина пишет в послесловии к сборнику «Перечитывая молчание»: «Любая книга Евсея Цейтлина воспринимается как вселенная — судеб, чувств, мыслей и снов. Эти книги медленно читаются, потому что пробежать глазами их невозможно: каждый эпизод, каждое воспоминание и каждое лицо властно возвращает читателя к строке, к осмыслению, к внутреннему взгляду… Ни единой проходной мысли в книге, ни одного банального сравнения, ни одной расхожей судьбы». Одну из новелл, давшую название книге - «Перечитывая молчание», можно прочитать в московском журнале «Знамя» (2020, №10): https://znamlit.ru/publication.php?id=7759 Книга уже переведена на украинский язык: Овсій Цейтлін. Перечитуючи мовчання. Зі щоденників цих років. Переклад з росiйськоi Олена Мордовiна. Изд-во "Каяла". Киев, 2020. Добавим: три новеллы из этой книги можно услышать в авторском чтении. https://youtu.be/Vc2W0F0whWo Рассказ Евсея Цейтлина «Знак смерти на линии жизни» также входит в этот сборник.

от всех. Невозможно было только скрыть лицо. Именно оно обнажало меня. Случайно натыкаясь на зеркало, я не раз внезапно и как бы со стороны видела себя: большие глаза, в которых застыл испуг, нежная кожа, черные, густые – в нервных завитках – волосы. Я служила в том отделе библиотеки, где обрабатывают новые книги и где читателей никогда не бывает. Таким образом, круг моего общения на работе был резко ограничен. И я была рада этому. Считалось, что в библиотеке меня любят. Однако то было другое чувство: доброжелательное равнодушие. Доброжелательность возникла потому, что все понимали: я независтлива, некорыстна. Скорее, завидовать должны были мне, но, глядя на меня, это тоже никому не приходило в голову. А у меня был муж – преуспевающий конструктор, к тому же – обаятельный, высокий, с пышными пшеничными усами. Была дочь: как и отец, она весело старалась поспеть всюду – в общеобразовательной и спортивной школах, и даже – нередко – на кухне. А жили мы в трехкомнатной кооперативной квартире. Всем была непонятна моя вечная меланхолия. Но, в конце концов, к ней привыкли. Мало подходя друг другу, мы с мужем, как ни странно, жили тогда неплохо. Я никогда от него ничего не требовала. К примеру, не требовала отдавать зарплату, не запрещала бражничать с товарищами. Однако, может быть, именно потому он выпивал только по праздникам и аккуратно, дважды в месяц, клал деньги в коробку из-под печенья, которая стояла в кухонном шкафчике. Мы взрослые люди, так что простите мне признание: ночами его ласки были такими же, как после свадьбы – чуть удивленными. Он сам однажды сказал мне: «Мы прожили вместе уже двенадцать лет, но, кажется, я до

сих пор узнал тебя не всю». Он смутно ощущал тайну, какую-то недоговоренность между нами. Конечно, он не мог это чувство выразить словами: какие, собственно, секреты могли быть у меня от него, моего первого и единственного мужчины? Однако тайна, действительно, существовала. Я знала, что в тридцать пять лет умру.

– …Мне сказала об этом гадалка. Я училась тогда в Ленинграде, в институте культуры. Началась как раз сессия, мы с подругой торопились на экзамен. Цыганка остановила нас извечным вопросом: – Скажите, милые, который час? Я слышала: это обычный прием уличных гадалок – разговор завести, увлечь, а потом обмануть, выманить деньги. Но все равно взглянула на часы: – Пятнадцать минут второго. Цыганка придвинулась еще, уверенной скороговоркой выпалила: – Красавицы, давайте погадаю, всю правду скажу. Подруга отпрянула: – Не надо, не надо… Мы все про себя знаем сами. Но я, как завороженная, протянула руку.

– Пойдем, пойдем, красавица… Гадалка повела меня за угол розового шестиэтажного дома. Толстая, подвижная, с хриплым твердым голосом, она уже существовала без возраста – ей можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет. Сначала делала все машинально, заученно, даже не вдумываясь в смысл жестов и слов. Взяла мою руку в свою – унизанную перстнями, горячую и шершавую. Распрямила ладонь, поднесла к глазам: – Всю правду скажу… Да так и замолчала. А я стояла, сделав

«нейтральное» лицо – чтобы не показаться смешной возможным прохожим, однако, чтобы не обидеть и гадалку. Смотрела спокойно на капельки пота, которые застыли у цыганки на подбородке, в седой редкой поросли. Правду услышала неожиданно: – У тебя, милая, горе было… Большое… Все люди одного с тобой корня сгинули. Она так и выразилась – «сгинули». Подняла тяжелые веки, посмотрела мне прямо в глаза и – снова на ладонь: наверное, искала там, чем утешить.

– Будет у тебя муж, будет ребенок… Замолчала, мелькнули белки глаз: – Где погибли твои? Я назвала райцентр в Белоруссии…

– Знаю, – кивнула гадалка. Может, и в самом деле она знала то место – цыгане кочуют всюду. Опять деловито рассматривала мою ладонь. Наконец, вымолвила: – Ладно уж, скажу тебе все до конца, дэвочка. Тебе судьба была умереть с ними, но для тебя вышла отсрочка. Вот она, твоя смерть – в тридцать пять лет. Мы такую правду редко открываем… Пожалела я тебя. Береги… береги то, что осталось. Она взяла пять рублей, которые я машинально достала из сумочки (между прочим, большие для меня в то время деньги), засунула бумажку куда-то в мутную глубину своей цветастой с оборками юбки и вздохнула: – Нас, дэвочка, ведь тоже стреляли и жгли… Когда я подошла к подруге, та засмеялась: – Ну что, скоро свадьбу справляем? Ответила похожей шуткой: Окончание на стр. 22

стр.

5781 май 2021

ВЗГЛЯД ИЗ ГЕРМАНИИ

Григорий Галич

ЕВРЕИ В ИРАНЕ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

Относительно недавно газета еврейских общин Украины "Хадашот" познакомила читателей с тем, как складывалась жизнь евреев в Иране. Опираясь на эту публикацию и другие источники, хочу побеседовать с читателями "Шалома" на ту же тему. В 1948 году еврейское население Ирана, чьи предки поселились здесь три тысячелетия назад, насчитывало около 150 тыс. человек — это была крупнейшая община на Ближнем Востоке, уступающая по численности только Израилю. Жили евреи без особых проблем, в основном, в Тегеране, Исфахане и Ширазе. «Но в 1979 году ситуация изменилась, — сетует 84-летняя Авива из Тегерана, —нас вынудили приспосабливаться к новым условиям, чтобы выжить. Мы не говорим о политике, не суем нос в чужие дела и стараемся не создавать себе сложностей». Иранский официоз формирует в СМИ мнение, что в ходе Исламской революции евреи, живущие в Иране, получили равные с исламским населением права. Известный своим лицемерием и лукавством министр иностранных дел Ирана Мухаммед Джавад Зариф хвастливо заявил в Нью Йорке: «У нас есть история толерантности, сотрудничества и мирного проживания бок о бок с еврейским населением нашей страны, а также с евреями во всем мире». Столь же лицемерной была и фетва, якобы в защиту евреев, выпущенная основателем Исламской Республики, патологическим ненавистником Израиля аятоллой Хомейни о том, что евреи будут находиться под защитой государства. В ней после комплиментов Моисею, «восставшему против фараона, и который не стал бы иметь ничего общего с фараоноподобными израильскими сионистами», было заявлено, что «наши евреи, потомки Моисея не имеют никакого отношения к Израилю и к этим безбожным кровососущим сионистам». Действительность опровергла это лживое заклинание аятоллы. С 1979 года еврейское население Ирана сократилось на 90%. Оставшиеся евреи живут в постоянном страхе. Неосторожно высказанные сочувствие или симпатия к Израилю, могут обернуться для иранского еврея обвинением в шпионаже в пользу Израиля с последующими пытками и смертной казнью. Именно такая участь постигла в свое время главу еврейской общины Ирана Хабиба Элгханиана – бизнесмена и известного филантропа. В 1979 году, вскоре после воцарения аятоллы Хомейни он был обвинен в "дружбе с врагами Б-га" и как «сионистский шпион» казнен после 20-минутного формального судилища, что должно

было послужить предостережением для всех евреев страны. Кроме того, для евреев действует ряд дискриминационных мер. Они не имеют права занимать руководящие и правительственные посты, не могут становиться судьями любого уровня и служить в законодательных органах. Тем более, евреи не могут выставлять свои кандидатуры на выборах любого уровня. Всячески поощряется морально и материально принятие евреями ислама. В случае возникновения еврейско-мусульманских конфликтов закон и уголовное право – однозначно на стороне мусульманина. На вопрос о том, почему евреи не покидают Иран, вышеупомянутая 84-летняя еврейка Авива приводит несколько доводов: «Среди нас много пожилых людей, которые попросту не переживут всех прблем, связанных с переездом и с обустройством на новом месте. Есть те, кто принципиально не хочет покидать свои дома и желает защитить синагоги, святые для евреев места». А сама Авива хочет быть похороненной рядом со своими предками.

ЮДОФОБСКИЕ СКРЕПЫ

Турция весьма жестко осудила власти автономии Косово за открытие дипломатического представительства в Иерусалиме. Озвучивая позицию Эрдогана, глава турецкого МИДа эаявил:"Таким образом, Приштина нанесла ущерб ближневосточному процессу и возможности создания палестинского государства. Мы призываем власти Косово сохранять здравый смысл и отказаться от этого безответственного и незаконного шага." По непонятной причине за этот поступок на Косово окрысилась и Сербия, до сих пор не замеченная в какой-либо солидарности с Турцией. Все лишний раз убедились, что юдофобия и ненависть к Израилю консолидирует явных антиподов, которыми испокон веков являлись Турция и Сербия. Описание этой ситуации, почему-то, вызвало в памяти события, казалось бы, другого порядка, а именно: Городской совет Тернополя присвоил своему стадиону имя Романа Шухевича - гауптмана фашистского спецподразделения "Нахтигаль", впоследствии -командующего Украинской повстанческой армией, одного из главных палачей еврейского народа Украины. На своих должностях особое внимание он уделял истреблению именно евреев и поляков. Мэр Тернополя Сергей Надал так объяснил это свое решение: "Командующий УПА был не только образцовым командиром, но и хорошим спртсменом, лидером во многих видах спорта. И именно сейчас у нас в Тернополе проходят спортивно-патриотические соревнования "Кубок Шухевича". Посол Израиля в Украине Джоэль Лион осудил это решение местных властей и потребовал его отменить. Международная правозащитная организация попросила ФИФА соответственно отреагировать на присвоение стадиону имени палача. Также Институт национальной памяти Польши выразил свой протест по этому поводу. Послу же Израиля МИД Украины отве-

тил соответственно своему мировоззрению, а именно: "Дискуссии в этой (?!-Г.Г.) сфере должны проходить на уровне историков". Постарался не отстать от Тернополя и Киев: тамошний горсовет решил в пику России переименовать Московский проспект в проспект Бандеры, но у окружного административного суда хватило ума отменить это решение.

ГУМАНИЗМ И НЕЛЮДИ

В свое время корреспондент газеты "Джерузалем Пост" Хью Фицджеральд, развенчивая бессовестную публичную болтовню американского актера Марка Руффало, назвавшего Израиль "разновидностью апартеида", писал: "Какая разновидность? В Израиле арабы заседают в Кнессете, где "Объединенный арабский список" является третьей по величине политической силой. Они заседают в Верховном суде, выезжают за границу в качестве дипломатов еврейского государства. Арабы учатся вместе с евреями, работают в офисах, лечатся в тех же больницах, играют в тех же спортивных командах и в тех же оркестрах, что и евреи. Они имеют все гражданские, политические и религиозные права. Отличие их от евреев состоит в том, что они не обязаны служить в армии". Я же хочу сделать акцент на одном специфическом моменте, а именно - "арабы и израильская медицина", проиллюстрировав его очень характерными примерами.

- Заболевшего коронавирусом Саиба Эреката - этого аббасовского Геббельса, куратора палестинского террора и организатора BDS (антиизраильского бойкота) лечили в лучшей иерусалимской больнице "Хадасса". Его лечение обошлоь в очень значительную сумму. В связи с запущенностью болезни медицина в этом случае, к счастью, оказалась бессильной.

- Проживающий в Иерусалиме шейх и, по совместительству, исламофашист Икрима Сабри постоянно обливал Израиль мерзкой

21

Выпуск 465

клеветой, призывая собратьев к террору. Но именно этому мерзавцу врачи "Хадассы" спасли жизнь, сделав дорогостоящую уникальную операцию на сердце.

- Палестинские СМИ ни разу не обмолвились о том, что Махмуд Аббас и все его семейство регулярно проходят в израильских клиниках бесплатное лечение, включая сложные операционные вмешательства.

- Дочь и внучка главаря хамасовских бандитов Исмаила Хании еще в 2014 году прошли эффективное лечение в тель-авивской больнице "Ихиль" после того, как их чуть не уморили в больнице в Газе. Вообще положение в больницах ПА весьма прискорбное, ибо все деньги, инвестируемые ЕС и прочими донорами для поддержки медицины в ПА и Газе, расходуются разбойными режимами на поддержание террора, создание туннелей, бункеров, а также ракетных батарей в детсадах, больницах, школах, мечетях.

- И в заключение напомню общеизвестную историю. Когда несколько лет назад в беэршевскую клинику "Сорока"направили из Газы на лечение молодую женщину Самир Ибрагим, "кураторы" "обмундировали" ее поясом смертника, чтобы она во время осмотра взорвала себя вместе с врачами. Чудом явилось то, что пояс вовремя обнаружили.

- Еще один беспрецедентный факт. На Голанских высотах на границе с Сирией функционирует израильский полевой госпиталь, где наряду с израильскими военнослужащими медицинская помощь оказыватся раненым врагам. Хью Фицджеральд на станицах "Джерузалем Пост" задается вопросом: "А не пора ли Израилю кончать эту богадельню и закрыть ненавистникам доступ к своей медицине?" Но именно в этом доступе видится истинное отличие высшей человечности и гуманизма израильтян от звероподобия и одноклеточности их врагов.

стр. 22

5781 май 2021

Выпуск 465 Е. Цейтлин

Окончание. Начало на стр. 20

– Жених уже ждет меня. Целый день я была не в себе. Но растерянность эту все отнесли за счет волнения перед экзаменом. И все-таки днем я по-настоящему не придала значения гаданию, не впустила в себя глубоко слова цыганки с точным сроком смерти. После экзамена отправились с подругой в кино, смотрели во второй раз «Весну на Заречной улице». В общежитии потом с удовольствием пила чай с халвой. Но ночью я не могла заснуть. Дело было даже не в самом предсказании, которому сопротивлялись моя молодость и двадцатилетнее, стремящееся к жизни тело. Цыганка выразила то, что я сама давно знала, чувствовала: существование мое несправедливо. Именно так: несправедливо по отношению к погибшим родителям, сестренкам, бабушке.

– …И без того я была застенчива, даже нелюдима. А теперь, придя из института, сразу ложилась в постель, отворачивалась к стене и смотрела – будто и впрямь – сквозь нее. «Голова болит!» – это подругам, чтобы не приставали с расспросами. В те дни я мысленно множество раз пыталась отправиться в наш городок. Но из этого ничего не вышло. Тяжелая пелена плотно закрывала ту, пропавшую навсегда жизнь. Только по давним рассказам тети я могла кое-что представить. Но в общих чертах. Без деталей. Отец работал директором типографии. Там же, при типографии, мы и жили. В пристройке из трех смежных комнатушек. В одной – родители, в другой – бабушка с самой младшей из нас, полуторагодовалой Берточкой, в третьей – я и старшая сестра Белла. Еще я помнила кусок улицы, двор, две скамейки, куда рабочие выходили перекурить, да по-своему редкий запах типографской краски. Мне только исполнилось три года, когда в начале мая, в сорок первом, меня отправили со знакомыми в Новосибирск – к сестре матери, тоже Лее. Тетя была не замужем, тосковала и в каждом письме просила: пусть ей хоть ненадолго – на лето – пришлют погостить тезку. Больше я в свой городок не вернулась. Некуда уже было возвращаться. И не было сил. После войны, написав бывшим соседям, мы с тетей узнали, какая смерть выпала каждому. Отец погиб в партизанке (так почему-то говорили о партизанских отрядах). А маму, бабушку, сестренок расстреляли поздней осенью все того же сорок первого.

– …Это продолжалось две недели. Потом отпустило. Я перестала укладываться днем в кровать – жила как раньше. Знаете, неожиданно я похорошела. Похудела, в глазах – по-прежнему печаль, но черты лица приобрели законченность и резкость: обычно к женщинам это приходит на десять-пятнадцать лет позже. Я будто и в самом деле стала жить вместо своих близких. Проявлялось это иногда в мелочах. Белла – старшая сестренка – любила балет (хотя и видела всего два спектакля – когда приезжала с родителями в Ленинград). И вот осенью зачастила я в Мариинку – правдами и неправдами доставая билеты. Берточка – младшенькая – готова была отдать все на свете за монпансье; даже болея, глотала безропотно любую микстуру, получив разноцветную горстку леденцов. Эта деталь случайно пробилась ко мне сквозь годы. Дешевые те конфеты я предпочитала теперь всем остальным. Однажды, взглянув в зеркало, отпрянула: там была мама – еще молодая, но уже родившая трех дочерей, всегда не выспавшаяся, с

кругами под глазами; однако, как уверяла тетя, своей застенчивой улыбкой она могла очаровать любого. Люди вдруг потянулись ко мне. Парни – те немногие, что учились на нашем факультете – старались попадаться мне на глаза, звали в кино и на танцы. Девчонки секретами делились, советовались, если что-то шили: «У тебя, Лея, хороший вкус». Некоторые, как потом муж, чувствовали мою тайну. Так чувствуют иногда чужую смерть или внезапную, не ясную еще опасность. А тайны притягивают – все мы любим разгадывать их. На одной вечеринке я познакомилась со своим будущим мужем… Уже готовясь к свадьбе, знала, что не люблю его. Но ведь я не любила и никого другого. Приговор был вынесен. Надо было спешить жить. Впрочем, в Валере мне многое нравилось. Прежде всего то, чего не было во мне самой. Притягивала его победная, веселая уверенность – в себе и жизни. Эта черта его, кажется, гипнотизировала и других. Потому ему все и всегда удавалось. Кстати, будь муж иным – мятущимся, неуверенным, беззащитным перед обстоятельствами и людьми – я рано или поздно обо всем бы ему рассказала.

– …Моя жизнь шла как бы помимо меня. После института уехали в Кузбасс. Вскоре родилась дочка. Года через два внезапно, от инфаркта, умерла тетя. А мне надо было только ждать.

– …Когда до названного цыганкой срока осталось около года, я узнала: муж мне изменяет. Я не удивилась, не рассердилась даже: восприняла все с пониманием – будто шла речь о чужом человеке. Узнала об измене, как всегда, случайно. Пришла в библиотеку в один из дней, когда была в отпуске. Дверь в отдел приоткрыта, поняла сразу, о ком и о чем речь. Мой Валера, оказывается, давно уже похаживал к Нине Залыгиной, тоже работавшей в их НИИ. Я ее прекрасно знала. Нина всегда вызывала у меня симпатию: красивая, незамужняя, бойкая на язык, но вела себя с мужчинами строго, на шею им не вешалась. Была хорошей хозяйкой и портнихой, однако не выпячивала своих достоинств. Я все взвесила моментально: им будет хорошо вместе – потом. Но больше всего рада была за дочку – теперь не страшно ее покинуть. Уже с полгода Валера появлялся дома поздно – когда мы с Юленькой видели первые сны. Чтобы не будить меня, он ложился на диван. Временами по утрам объяснял: готовят срочно большой проект, надо поднажать; как всегда, был естествен и весел. Почему он не развелся со мной? Конечно, жалел дочку. Наверное, жалел и меня. Но я сама задумалась тогда о разводе – так было бы честнее. В конце концов отбросила эту мысль: не хотелось ничего менять. Не хотелось травмировать дочь. Да и ждать-то уж было недолго.

– … К тому времени я совсем забросила Валеру, даже готовить стала редко: все, что только можно, переложила на тринадцатилетнюю дочь. Муж давно ходил на работу в одном и том же коричневом свитерке. Почувствовав вдруг вину перед ним, я выстирала и перегладила все его рубашки, пришила пуговицы. Валера ничего не сказал, но понял меня так, как и должен был понять мужчина: вернулся с работы раньше, купил к ужину бутылку хорошего вина. Я свою рюмку отодвинула, он выпил сам, сказав простенький тост нашей юности: «За тебя и за нас!» Лег спать со мной, был настойчив и очень нежен. Я не оттолкнула его – все по той же причине: не хотелось делать резкие движения, громко говорить, что-то выяснять. Но на следующий день, сославшись на нездоровье и мягко улыбнувшись ему, сама перешла на диван. У нас с мужем возникли непонятные, на

первый взгляд, отношения – я не поверила бы раньше, что такое возможно. Он чувствовал: мне плохо. И знал, что не в состоянии помочь. Возвращался теперь поздно лишь раза два в неделю. В остальные вечера находил занятия дома, даже готовил. Я не только словами, но и в мыслях не упрекала Валеру: ясно, что здоровому мужчине нужна женщина. Когда он бывал дома, я чаще всего просто лежала на диване, ласково смотрела на него и дочку, но была словно в оцепенении. И еще тихо радовалась: муж ни о чем не спрашивал.

– …Наконец, в феврале (да, это мой любимый месяц!) мне исполнилось тридцать пять. Гостей звать наотрез отказалась. Валера принес огромный букет роз. Я приготовила салаты, заливное, стушила жаркое (как вы помните, мяса в магазинах тогда не было, но муж без особых усилий доставал любые продукты). Мне хотелось, чтобы этот день запомнился им. Весело не было – у нас никогда не бывало веселья. Но было спокойно, уютно: рассматривали фотографии из семейного альбома, даже потанцевали втроем. А я – извините, что повторяюсь – весь вечер думала не о себе: о дочке, о ее будущих воспоминаниях. Успокоенной встала и утром. Отнесла в библиотеку конфеты, магазинный торт, выслушала шутливые поздравления, сама тоже шутила, чем, конечно, удивила всех. И опять: почему-то жило во мне чувство наконец исполненного долга.

– …В апреле я в последний раз видела во сне родителей… Было воскресенье, типография не работала. Вся наша семья (и я в том числе) вышла во двор. Сидели за большим столом, накрытым клетчатой потертой клеенкой. Мама разожгла самовар. Пили чай, ели бабушкины пироги – с яблоками и творогом. Я, трехлетняя, восседала на высоком стуле и свободно дотягивалась до всего сама, цедила, как старушка, чай из блюдца. Берточку держала на руках бабушка, отламывала ей крошечные кусочки пирога. Потом отец и мать пели дуэтом, почему-то не глядя друг на друга. Песни были еврейские, белорусские, старинные русские романсы. Некоторые я раньше никогда не слышала, но вот что удивительно: проснувшись, могла повторить слова. Сидели на улице до сумерек. Наконец, все ушли в дом, кроме меня и мамы. Я вдруг стала взрослой, по возрасту такой же, как мама. Она подошла ко мне, нежно погладила по голове, коснулась щеки (я и сейчас, кажется, чувствую ее огрубевшую от стирки руку): «Бедненькая моя!» И добавила: «Живи, дочка!»

– …Больше я тех снов не видела. А недели через три перестала их ждать. Что было со мной дальше? Обычное: я подчинилась опять течению жизни. И стала другой, хотя часто вспоминаю, как бы возвращаю для себя годы, когда у меня была

тайна. Мужу я так ничего и не рассказала. Правда, теперь мне кажется: он сам догадался… пусть не обо всем, но о чем-то главном. Например, о цели моего ожидания. Знаете, я все чаще подмечаю: Валера вдруг отвечает на вопрос, который я задала лишь мысленно. Или – смеясь – с полуслова продолжает начатую мной фразу. Как всегда, я не ждала от жизни ничего хорошего, но как-то сам по себе сложился счастливый послеперестроечный сюжет: Юленька окончила в Москве знаменитый институт имени Баумана, влюбилась, скоропалительно, однако удачно вышла замуж за русского американца, потом и мы отправились вслед за ней в США, в Бостон. Валере и здесь повезло – устраиваясь на работу, он на первом же интервью с улыбкой доказал своему будущему хозяину, что должен работать в его фирме. Мне – с советским библиотечным образованием – делать было нечего. Нехотя, почти по инерции, я организовала русскую воскресную школу. И знаете, это оказался прекрасный бизнес. Может быть, потому, что я делаю то, что мне самой стало интересным. Пригласила работать в школу скучающих, увы, никому не нужных здесь бывших вузовских профессоров и доцентов, режиссеров, артистов, художников. А преподаем мы не только русский язык и литературу, но также историю русской культуры, религии, живописи, правила этикета, многие, в том числе древние, языки. О нас пошла восторженная молва – по-моему, вполне справедливая… Простите, я отвлеклась, говорю сейчас не о том. Не о том, что вы от меня ждете и что по-настоящему волнует меня. Я так ведь и не поняла: ошиблась ли тогда гадалка? Скорее всего – ошиблась я. Известно, у каждого на ладони есть линия жизни. Любая религия, иудаизм в том числе, поведают вам о предначертанности судьбы, о не ясной нам самим – до самого конца, до последнего дыхания – нашей миссии в этом мире. И одновременно – каждому дана свобода воли… Человек – что бы ни случилось – не может и не должен подводить окончательные итоги жизни. Знаете, недавно совсем я услышала перевод одного стихотворения поэта Гирша Глика, ставшего гимном еврейских партизан. Две строчки меня поразили, точно обожгли: «Никогда не говори, что ты идешь в последний путь». Языка идиш я, как и большинство российских евреев, не знаю, но вот же припомнила, словно из детства эхо донеслось: «глик» значит «счастье». Скажите, вам чтонибудь известно о судьбе автора? *** Я кивнул головой. А потом добавил, что поэт, избравший для себя такой многозначительный псевдоним, был узником Вильнюсского гетто, затем – концентрационного лагеря в Эстонии. Он погиб при побеге – кажется, в августе сорок четвертого.

стр.

5781 май 2021

23

Выпуск 465

НАШЕ ОБОЗРЕНИЕ

Сто лет русской зарубежной прозы. Антология. IV. Третья волна эмиграции. Составление, редактирование, статья, био-библиографические справки В. С. Батшева, общая идея Гершома Киприсчи, серийная обложка работы Игоря Шесткова. Франкфурт: Литературный Европеец, 2020. 772 с.

Анатолий Либерман

«Волна на волну набегала, / волна погоняла волну». Это задолго до меня кто-то уже сказал о российской эмиграции. Третья волна, как многие еще, наверно, помнят, началась с призывов диссидентов соблюдать Хельсинкские соглашения, под которыми Советский Союз бездумно поставил свою подпись. Свобода передвижения и прочие буржуазные мерзости неожиданно сделались реальностью. В рассеяние уехавшие повезли родной язык и, обосновавшись, продолжали писать по-русски стихи, прозу и публицистику. Известных авторов в книге немало: В. Аксенов, Юз Алешковский, Ф. Горенштейн, С. Довлатов, Алла Кторова, В. Максимов, В. Марамзин, В. Некрасов, В. Рыбаков, А. Синявский — это из тех, кто узнаваем мгновенно. К ним можно, я думаю, прибавить Сашу Соколова, Григория Свирского и Юрия Дружникова. Популярность некоторых прозаиков я, наверно, недооценил, но я и не пытался составить табель о рангах. Великой и даже значительной, на долгие времена, литературы сейчас нигде в мире нет, и нет довольно давно. Сказанное относится и к российской эмиграции, так что четвертый том лучше читать с пропусками. А. Синявский представлен в нем повестью «Крошка Цорес». Гофманиана в ней не очень впечатляющая (над рассказчиком тяготеет проклятье: все, кто близок ему, погибают), но есть там абзац, посвященный восприятию художественного произведения, и его стоит привести, ибо любая мысль Синявского о литературе заслуживает внимания: «А между тем я не знаю другого определения прозы, кроме как дрожание какого-то колокольчика в небе, не говоря уже о стихах. Знаете, как бывает, всё кончено, но дрожит колокольчик, и это необъяснимо, но доносится издалека, с того конца света... С тех пор, когда мне теперь присылают рассказ на рецензию, либо стихотворение, я спрашиваю себя, прочитав, прежде чем дать отзыв: слышен ли колокольчик? дрожит ли струна в синеве? или это просто так, от ума, от нечего делать, от эмоций?.. И точка в точку...» (с. 650). Пусть каждый перелистает или прочтет эту книгу, руководствуясь тем же правилом, и слушает, звенит ли колокольчик и однозвучно ли. У каждого он будет звенеть по-разному. Мне кажется, что, кто бы ни взял в руки четвертый том, не пропустит публикаций, с художественной прозой не связанных. Многие когда-то читали книги Аркадия Белинкова (1921-1970) о Тынянове и Олеше (прочесть их, безусловно, стоило и стоит). Вырвавшись с невероятными усилиями из СССР, в июле 1968 года в маленьком городке американского штата Миннесота (не сказано, как он на время попал именно туда) он написал памфлет «Побег» (с. 28-39). Сюжет страшнее, чем в любом романе ужасов, ибо ужас этот невымышленный. Два отрывка, не связанные напрямую с сюжетом, я процитирую. «Думал ли я до этой ночи о свободе? Да, конечно. Всякий раз, когда я видел кровь,

которую льет эта власть, пепел сожженных книг. А она льет кровь, сжигает книги, топчет свободу без перерыва и сна, без праздников и выходных дней, не уходя в отпуск, не уставая, не отдыхая. ‘Господи? — думал я, Господи, неужели я никогда не вырвусь из этой смердящей ямы, именуемой моей родиной? ’ (Меня опровергнет полковник в отставке, народный артист, токарь-лауреат, доярка-герой, академик, выживший из ума; эмигрант-патриот)» (с. 33). «В любую минуту всё может вернуться к прежнему и уже возвращается, потому что однопартийный режим не терпит единственной гарантии свободы — оппозиции. Не обольщайтесь звериной внутрипартийной борьбой: она не принесет нам свободы. Потому что это лишь борьба одних негодяев против других негодяев, и победа одних над другими не приведет ни к чему. Сейчас в России есть только одна сила, способная сдержать бешеное наступление сталинизма, фашизма — несдавшаяся интеллигенция. [...] Мы — единственные носители идеи национальной свободы, и нас сосредоточенно и серьезно слушает молодое поколение России» (с. 37). Грустно читать эти слова сегодня. Темницы рухнут... Никогда не рухнут. От кого пошла фраза гнилая интеллигенция? От Ленина? Ну, это смотря кто. Белинков, которого сейчас вспоминают постыдно редко, родился с больным сердцем. Он и умер от кардиологической операции через два года после того, как написал этот памфлет, а в эмигрантской печати памфлет появился еще на два года позже. Хотелось бы думать, что за оставшееся ему время Белинков не успел разочароваться в американской интеллигенции (а пригласили его в Йейл, самый центр либералов и правдолюбцев). Был он, скорее всего, окружен славистами и рассмотрел мало, так как вряд ли свободно владел английским. А вот Владимир Максимов (1930-1995) встретил многих, наткнувшись во Франции «на душевную глухоту, идеологическую ограниченность [и] социальную стадность западной интеллектуальной элиты» (с. 402). В 1981 году он опубликовал «Сагу о носорогах» — тоже памфлет (естественно, с намеком на Ионеско, о котором речь идет в самом начале), портретную галерею французских властителей дум, — смесь бешенства, отчаяния и иронии. Одна дама поняла, что нет людей подлее и презреннее буржуа (не такая уж и свежая мысль). Следующий в этом списке — профессор, который не намерен читать «Гулаг», ибо у него есть «мнение» и нечего совать ему под нос «факты». И не будут эти люди вступаться за Буковского, так как один он что ли страдает? Целые страны нуждаются в помощи. И ведь не возразишь. Масштаб у таких людей — целый мир. К тому же, как заметил некий широко, надо полагать, диалектически мыслящий господин, «если есть право на правду, значит, есть право на ложь» (с. 406). С единством противоположностей тоже не поспоришь. А некоторые люди получили сведения «из самых достоверных источников», что Солженицын и «Континент» обманывают Запад. У этой собеседницы Максимова были хотя бы «источники», а некоторые обо всем догадались сами: «Марксизм наряду с христианством нашел пути к человеческому сердцу, и наш долг — потесниться» (с. 410). Уже потеснились. Оказавшись на Западе, многие из нас испытали такую же смесь удивления и отчаяния. Или верно, что в человечестве заложен лемуровский инстинкт самоуничтожения? Ведь только позавчера кончилась мировая война! Америка сделала первый гигантский шаг к гибели, когда шестьдесят лет тому назад появились хиппи. Интеллектуальная элита «поняла» и поддержала их. Неужели прав был третий классик марксизма, и интеллигенция — это всё-таки гниль? И последний «номер» (по алфавиту) в этой серии — Владимир Марамзин «Эмиграция как брезгливость» (с. 412-417). Его этюд о приезде в Париж старого, почти уже забытого им друга, когда-то замечательно талан-

тливого писателя и обаятельного человека (имя не названо). Позже, после перестройки, он в очередной раз попал во Францию (где только этот деятель не побывал!). Теперь он стал знаменит, богат, его «ласкает двор», и двор, то есть нынешнюю власть, он нежно любит. Беседа в ресторане прошла плохо, человек вел себя вызывающе, по-хамски, а вернувшись домой, написал подлый рассказ о встрече; Марамзина о публикации не известил и копии напечатанного не прислал. Марамзин с негодованием говорит о том, как в начале века стали зазывать на простившую их родину известных по старым временам эмигрантов, переносить их прах и радоваться возвращению заграничных архивов. В возобновлении научных и культурных связей вреда вроде бы нет. Главное — помнить, кто кому оказывает честь, и не рассуждать о любви к оставленным гробам (предмет, учитывая количество гробов, согласимся, обоюдоострый). Белинков, Максимов и Марамзин вспоминали разное, но написанное ими в равной мере проникнуто страстностью, гневом, отчаянием: мерзость там, мерзость здесь. Мы уже побывали в России и во Франции. Очередь за Израилем. Тема Григория Свирского — алия девяностых годов. Заголовок такой: «Ветка Палестины. Часть третья. В Израиль и только. Глава 1. В ресторане ‘Lа Ivan’». Не сказано, откуда взята глава, но источник хорошо известен: трилогия «Еврейская трагедия с русским акцентом» (Москва: «Крук», 1995). Эта глава — очерк. Впервые те, кто хотел уехать из бывшего СССР, уехали — многие, как известно, в Израиль, где их ждали непредвиденные трудности. Мы присутствуем на собрании старых и новых репатриантов. Участники не выдуманы. Так описать эту сцену мог только очевидец. Израильская бюрократия столь же эгоистична и безжалостна, как и всякая другая, но осознавать этот факт тяжело, хотя не пора ли избавиться от иллюзий? Есть и контрапункт, забавный рассказ (или глава?) Виктора Перельмана «Театр абсурда. Шинау». Шинау — замок, пересыльный пункт между СССР и Израилем. Описание превосходное, и конец счастливый, но Перельман, памятный многим по журналу «Время и мы», как и Свирский, переехал в Америку, только не в Канаду, а в Соединенные Штаты. Все упомянутые выше произведения автобиографичны. Такова и рассказанная от первого лица повесть Руфи Зерновой «Элизабет Арден» (сс. 171-212). Эта Арден — косметичка с какого-то не совсем определенного Запада, но ее работа в Ленинграде и арест (видимо, гибель) — лишь обрамление. Зернова вспоминает свою юность в Одессе, жизнь до и после войны в Ленинграде вплоть до ареста и лагеря (ее муж, конечно, тоже попал в Гулаг) и освобождения в 1954 году. Это совершенно замечательная повесть, умная, правдивая и безупречно рассказанная: радостное открытие мира, университет, истребление культуры и жуткие закатные годы тирана. Есть там мельком Испания и широким планом звериный послевоенный антисемитизм. Если попал вам в руки этот том русской зарубежной прозы, начните с Зерновой. Вершина трагедии за пределами памфлетов и воспоминаний — глава из книги Фридриха Горенштейна «Псалом», самого известного его произведения. Глава называется «Притча о потерянном брате» (с. 95-109; будь моя воля, я бы сократил «Крошку Цорес» и дал бы больше страниц Горенштейну). Действие происходит в корчме, где-то под Харьковом: на фоне чуть приукрашенного убожества собралась привилегированная публика - ударники-трактористы, но и они персонажи советского ада. Замордованная деревня времен коллективизации, девочка-нищенка из вымирающей семьи; опьяневший от крови борец за народное счастье и еврейский мальчик-подросток (видимо, городской, уж не из недобитых ли буржуев?), неведомо откуда взявшийся и незаметно исчезающий (за ним начинается погоня; на этом глава обрывается). Такого

органического слияния высокого, ветхозаветного языка с обыденным не достигал никто. У Булгакова контраст, а у Горенштейна полное единство. Его манера изложения, замедленная и отстраненная, узнаваема с первого слова: «Лицо у девочки было типично ‘бабье’, спокойное, в серых глазах нечто меж глупостью и добротой, а в губах уже женское, припухлое, но понятное не ей, а более со стороны и лишь опытному глазу. Такие лица обычно бывают круглы и сыты и от малого, от кусочка хорошего хлеба и ломтика сала, но, видимо, малого этого не было давно» (с. 98). Михаил Демин («Блатной»; две главы из романа) описывает чуть более поздние времена: террор в городе (ночи в ожидании ареста). Быть может, отец героя, принадлежавший, как и его брат, к верхнему слою руководства, несколько осовременен: он уже тогда понял, что зло исходит от одного, самого главного лица, одержимого патологической подозрительностью (но и, добавим, серийного убийцы: он ведь не остановился до последнего дня). Или уже в тридцатые годы кто-то, живя в Москве, и в самом деле прозрел, как, например, Раскольников? Рассказчик тоже попал в лагерь и был «сактирован», то есть выпущен до срока за непригодностью для рабского физического труда. Таких смертников (пеллагра, туберкулез) выбрасывали на «свободу»: они уже не были с. о. э. (социально опасными элементами). Повествование идет без нажима и комментариев и от этого делается еще страшнее. Та же тема у Юза Алешковского («Рука»; и здесь приведены две главы). Герои нашего времени: Сталин, Берия, Андропов и еще один-два — мелькают в юмористических контекстах. Самый запоминающийся сюжет связан, впрочем, не с этими вурдалаками, а с невзрачным Косыгиным, который якобы хотел попросить политического убежища в Америке (Виктор Некрасов «Король в Нью-Йорке»). Но юмора на этих страницах немного. Хорошо, что включено описание Брайтон Бича (Сергей Довлатов «Иностранка»). В четвертый том вошли авантюрные сюжеты, импрессионистические зарисовки, а также правдоподобные и полуправдоподобные истории. Среди напечатанного много глав из романов (по которым трудно судить о целом) и самостоятельных рассказов. Коечто раньше уже появлялось в «Мостах» и «Литературном Европейце». Бесполезной, даже нелепой была бы попытка сказать дватри беглых слова о каждом произведении, но я назову авторов, которых не упомянул выше ни в каком контексте: Николай Боков, Юлия Вознесенская, Джин Вронская, Юрий Гальперин, Игорь Ефимов, Владимир Загреба, Зиновий Зинник, Феликс Кандель, Гарри Каролинский, Юрий Кашкаров, Юрий Кротков, Анатолий Кузнецов, Евгений Кушев, Михаил Ландбург, Лев Ларский, Аркадий Львов, Евгений Любин, Давид Маркиш, Лев Наврозов, Фридрих Незнанский, Вадим Нечаев, Борис Носик, Михаил Армалинский (идущий под именем А. С. Пушкин), Феликс Розинер, Владимир Рыбаков, Дмитрий Савицкий, Илья Суслов, Валерий Тарсис, Евгений Терновский, Александр Урусов, Борис Хазанов, Александр и Лев Шаргородские, Давид Шраер-Петров и Сергей Юрьенен. Легко видеть, что мой отбор не был связан ни с известностью некоторых авторов, ни с литературными достоинствами их произведений. Я просто не мог охватить такую массу материала и как-то сгруппировать всё от истории литературы до потока сознания. Но так же я вынужден был поступить, рассказывая о предыдущих трех томах. Главный вопрос, я думаю, в том, какое впечатление произведет эта антология на тех, кто прочтет ее в наши дни, и на тех, кто будет судить о ней через несколько десятилетий. Перед нами срез современной зарубежной прозы. Другой составитель выбрал бы частично другие образцы, но, скорее всего, картина получилась бы примерно такой же.

стр. 24

Выпуск 465

5781 май 2021