100 лет
A8
НОВОЕ РУССКОЕ СЛОВО • (646) 218 6900
Пятница, 16 апреля 2010
«Газета – мое призвание, моя любовь»
Яков Моисеевич Цвибак (псевдоним – Андрей Седых) отдал газете без мало
го 50 лет, начав работать в ней с 1942 года. Мы приводим выдержки из книги журналистки Беллы Езерской «Масте
ра» (с разрешения автора). – Я только что закончи
ла читать вашу книгу «Да
лекие, близкие» и подума
ла, что все встречи с за
мечательными людьми, о которых вы пишете, отно
сятся к парижскому пери
оду. Неужели за сорок лет жизни в Нью Йорке у вас не было встреч, о которых вам хотелось бы напи
сать? – Были, конечно, и тут ин
тересные знакомства. Но, во первых, я страшно занят. Пока я не стал главным ре
дактором, я никогда не был так занят. Я ведь из тех лю
дей, которые любят делать все сами. Я даже конверты заклеиваю и марки клею сам; прихожу в редакцию к восьми утра, раньше всех. Дома работаю до одиннад
цати вечера. Встаю в шесть. В субботу читаю журналы и газеты, их у меня скаплива
ется целая гора, готовлюсь к «Заметкам редактора». А в воскресенье пишу. Правда, пишу я недолго, два три ча
са. И так уже много лет, изо дня в день. Для личных встреч просто не остается времени. И потом, вы знае
те, на старости лет очень трудно заводить новые зна
комства, новые дружбы. – Вы хотите сказать, что специально не ищете их? – Нет, ищу, я журналист, мне всегда интересно все интересное. Но это требует какого то культивирования. Немножко поздно. В опре
деленном возрасте вы уже не приобретаете новых дру
зей, потому что у вас нет времени для этого – не толь
ко в смысле занятости, а по
тому, что нет времени впе
реди, нет будущего… Поэтому я довольству
юсь тем, что мне осталось в жизни. Старые друзья у ме
ня, слава Богу, есть. – Вы сетовали на не
достаток времени, а меж
ду тем тратите уйму вре
мени на газетную текучку, которой нет ни конца ни края. Не жалко вам? – Ну что вы! Я очень люб
лю газету. Я считаю себя журналистом, не писателем. Это у меня в молодости был период, когда хотелось пи
сать беллетристику. Ну я на
писал несколько книжек рассказов. Но это ничего не доказывает. По настоящему я – журналист, и мне этого вполне достаточно. Газета – мое призвание, моя любовь. Я отдал этому делу всю жизнь. Расскажу вам исто
рию из своего детства. Я ро
дился в Феодосии. Мой отец был профессиональным журналистом. Каждый вечер он писал свои корреспон
денции на узких длинных по
лосках бумаги, которыми тогда пользовались журна
листы. Мне было три года, я еще не умел писать, но уст
раивался рядом на стуле, брал такую полоску и начи
нал выводить на ней караку
ли. На вопрос отца, что я де
лаю, я отвечал вполне серь
езно: «Я пишу корреспон
денцию в газету» – именно «корреспонденцию», не статью, не очерк. Уже в три года я твердо знал, кем буду. – А для вечности вам ничего не хочется напи
сать? Мемуары, напри
мер? – Нет. Я считаю, что луч
ше писать для завтрашнего дня хорошо, чем для веч
ности плохо. – А контакты с людьми не всегда приятные – это вас не тяготит? – Я смотрю на журналис
тику как на служение лю
дям. В каждом человеке можно найти что то хоро
шее. Я вообще хорошо от
ношусь к людям. До тех пор, пока не обнаруживаю, что они мерзавцы. Тогда я, ес
тественно, меняю к ним от
ношение и заношу их в свой «черный список». А вообще я отношусь к людям терпи
мо, с пониманием. Обо мне даже сложилось мнение в эмиграции, что я – как Дед Мороз, который может все. К сожалению, это далеко не так. – Какой вам видится
функция эмигрантской прессы? – Эмигрантская газета, конечно, отличается от лю
бой другой. Сюда люди идут за помощью, как к бесплат
ному адвокату, советчику, ходатаю по чужим делам. Почему то приходит очень много сумасшедших. – Как изменилось поло
жение вашей газеты с приходом «третьей вол
ны» эмиграции? – История «Нового рус
ского слова» вообще очень тесно связана с историей всего эмигрантского движе
ния. Первая эмиграция была неповторима во всех отно
шениях. Это была эмигра
ция элиты: художественной, музыкальной, литературной. Возьмите хотя бы редакцию «Последних новостей» (эмигрантская парижская газета). Художественным критиком там был Алек
сандр Бенуа (художник, один из блестящих предста вителей династии Бенуа). Театральными делами ведал князь Волконский, бывший директор императорских те
атров. Выдающийся критик Андрей Левинсон заведовал художественным отделом. О редакторе П.Н. Милюкове (историк, политик, государ ственный деятель) я уже не говорю, это один из самых блестящих умов своего вре
мени. А писатели! Такие, как Бунин, Куприн, Тэффи, при
ехали в эмиграцию уже зна
менитыми. Алданов сфор
мировался в эмиграции. А композиторы! Рахманинов, Гречанинов, Прокофьев (по
том он вернулся в СССР), Глазунов. Словом, это были сливки общества, знамени
тые, но пожилые люди, кото
рые довольно быстро стали уходить из жизни. Началось движение вниз. Это напоми
нает движение биржевого курса. Когда он падает очень низко, снова начинается по
вышение. Пришла «вторая волна» эмиграции. Это были военнопленные, те, кто ушел на запад вместе с немцами, остатки власовской армии. Это была военная эмигра
ция. Как и первая, она была очень антикоммунистичес
кая. Как и «первая волна», вторая продолжалась лет тридцать – естественный срок. И вот в семидесятых годах, когда снова стало до
вольно трудно, хлынула «третья волна». Новые эмиг
ранты очень быстро освои
лись с «Новым русским сло
вом» и нашли тут сочув
ственное отношение и под
держку. – Как психологически совместилась «третья волна» с традициями, ко
торые существовали в га
зете? – Особых сложностей у нас нет, но порой мы сталки
ваемся с непониманием то
го, какие трудности здесь ожидают людей. Они попали в совершенно чужой мир.
Это люди с другой планеты. То, что нам кажется чудо
вищным и ненормальным, они всосали с молоком ма
тери. Будем откровенны – только немногие руковод
ствовались, уезжая из СССР, политическими мотивами. Я считаю, что «третья волна» – это наиболее аполитичная эмиграция из всех. Это эмиграция людей, которые хотели жить по человечес
ки, воспитывать детей, ез
дить, куда они хотят, не за
висеть от чьих то разреше
ний, от всяких комитетов. Словом, быть свободными в бытовом и духовном смысле слова. Что ж, в этом отноше
нии Америка – прекрасная страна... Эта эмиграция ока
залась очень живучей, очень крепкой, она привыкла в России ко многим испыта
ниям...Талантливый, энер
гичный народ! Но вот что ме
ня поражает: новые эмиг
ранты (даже те из них, кто преуспел материально) ни
когда не жертвуют деньги на благотворительные нужды. Я всю жизнь занимаюсь бла
готворительностью. В Пари
же придумал «голодную пятницу». Мы отдавали в страстную пятницу стои
мость своего обеда в фонд специальной помощи. В первый же день перед ре
дакцией выстроилась ог
ромная очередь людей, сда
ющих деньги. Когда я прие
хал в Нью Йорк, сразу же организовал фонд срочной помощи, потому что стари
ков было много, социально
го страхования не было ни
какого. Вот недавно прошел очередной сбор в фонд срочной помощи. Должен сказать, что на наш призыв откликаются в основном представители первой и второй эмиграций – третья, как правило, не жертвует. Я объясняю это тем, что в Со
ветском Союзе нет частной благотворительности. Там это не принято. А здесь, в Америке, все построено на частной благотворитель
ности. На пожертвования создаются оперные театры, симфонические оркестры, библиотеки, концертные залы. – А как наши русские звезды? Уж они то, на
верное, жертвуют? – К сожалению, русские артисты вообще не жертву
ют. И во Франции было то же самое. Я никогда не по
лучал денег от больших ар
тистов. Меня это огорчает, потому что они очень мно
гим обязаны прессе: рекла
мой, интервью, рецензия
ми. А когда надо помочь этим людям, которые им же создавали популярность, внести свою лепту в Лите
ратурный фонд, – вы встре
чаете глухое молчание. Ка
кой нибудь пенсионер ста
рик присылает свои пять долларов, оторванные от пенсии. А люди, которые получают по 10 15 тысяч долларов за каждое выступ
ление, не платят ни копей
ки. Иногда обещают, но не выполняют обещанного. – Расскажите немного о себе, о своей юности. Вы ведь почти не жили при советской власти? Откуда же это неприятие? – Я уехал в 1920 м. Видел и террор, и голод. Феодосия переходила из рук петлю
ровцев в руки махновцев, от них – к Добровольческой ар
мии. Все это сопровожда
лось кровопролитием, рас
стрелами, самосудами. У моих родителей конфиско
вали квартиру из 11 комнат. В нашем доме были громад
ные цементные подвалы. Из за них нас и выселили: квартиру забрали для ЧК, а в подвалах расстреливали. Я бежал один, мне было 17 лет. Через десять лет выку
пил своего отца. Заплатил десять тысяч. Это были в 1930 году большие деньги. Вы, может быть, не знаете об этом, но советская власть торговала людьми в самом прямом смысле. Торг шел через советский банк в Па
риже. Директором этого банка был некто Навашин. Кончил он так же, как множе
ство других ответственных советских работников, – его убили свои. – В рассказе «Звездо
четы с Босфора» вы вспо
минаете о том, как и чем промышляли в Константи
нополе. – Я продавал газеты. На
верное, я был единственным человеком в мире, кто по двадцать раз в день ездил
из Европы в Азию и обратно. Дело в том, что я продавал газеты на пароходике, кото
рый курсировал через Бос
фор. А потом мы с прияте
лем купили телескоп (на са
мом деле это была большая подзорная труба) и показы
вали Луну за пять пиастров. Попутно давали объяснения о возможности жизни на Лу
не. Турки охотно платили, и наш бизнес процветал. Но когда небо заволокло туча
ми и начались дожди, дело пришлось закрыть. Чего только не придумаешь, что
бы выжить! А тараканьи бе
га? Это ведь тоже русская выдумка. Никому до русских это не приходило в голову, хотя Константинополь бук
вально кишел тараканами и клопами. – Яков Моисеевич, вы религиозны? – Я верю в Бога. Считаю, что я сам в известной степе
ни являюсь доказатель
ством Его существования. Я не хожу молиться в синагогу, но молюсь по своему. Осо
бенно если какие то непри
ятности. Свое еврейство я ощущаю очень глубоко. Много делаю для еврейских обществ. А вообще деньги меня не интересуют. Я полу
чаю жалованье. А за свои статьи не получаю ничего. Я пишу, потому что люблю пи
сать. За 30 долларов я бы не стал писать. Я всегда пре
дупреждаю, что с гонораров НРС жить нельзя, это слу
чайный заработок. Я никог
да не притронулся к газет
ным деньгам, к основному капиталу. Очень часто его не хватает. Особенно летом, когда падает подписка, я всегда одалживал газете свои собственные деньги. В этом году мы с Вайнбергом одолжили газете по 40 ты
сяч. Когда я умру, весь капи
тал останется в газете. Так и Вейнбаум поступил. У нас большие расходы – гонора
ры за статьи, аренда поме
щения, штат 150 человек. И так далее. – Способны ли вы про
щать своих врагов? – Это зависит от конкрет
ного случая. По пустякам я готов простить, но если нас
тупают на хвост, атакуют, за
девают – тогда я обижаюсь и запоминаю. Но ничего во вред делать не буду. Я не из тех, кто пишет анонимные письма и кляузы. У меня хо
рошая школа, я работал с хорошими старыми газетчи
ками и усвоил определен
ные правила: что можно в приличной газете и чего нельзя. Если кто то хочет издавать газету – пожалуй
ста, я ничего против не имею, это даже интересно. Возникает соревнование. Но, пожалуйста, без оскорб
лений! – Какие качества вы це
ните в ваших сотрудни
ках? – Честность. И еще – та
лантливость. Я считаю, что если журналист не предан своей газете, если он не за
интересован в ее успехе, значит, он поступает нече
стно. Он должен любить свое дело, свою газету. Ос
тальное, то есть талант, – от Бога.