Литкультпривет!!! №3 март 2015 by Сергей Прохоров

Литкультпривет!!!

Monthly journal LITKULTPRIVET!

Ежемесячный литературнохудожественный журнал

март

№3 (29) 2015 г. 1

Искусство 540 лет назад - 6 марта 1475 родился Микеланджело Буонарроти - итальянский скульптор, живописец, поэт эпохи Возрождения.

Скульптура «Пьета»

Он своими руками расписал свод Сикстинской капеллы в Ватикане – великолепную композицию, воспринимаемую как утверждение безграничных творческих возможностей Бога и созданного по его подобию человека. Творчество Микеланджело, ставшее блестящим заключительным этапом итальянского Возрождения, сыграло огромную роль в развитии европейского искусства, во многом подготовило становление маньеризма, оказало большое влияние на сложение принципов барокко. Тайная страсть Адама

Всемирный потоп

Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

Март №3 (29) 2015 г.

В НОМЕРЕ: Эдуард Копица Стихи..........................................4

Аскольд Сорокин

Стихи..........................................6 Роман Майсурадзе Проза............................................6

Анатолий Казаков Проза...........................................10

Сергей Уткин Проза...........................................12 Сергей Криворотов Проза...........................................14

190 лет назад, 10 марта 1820 г. в усадьбе Раменье Чухломского уезда Никита Николаенко Костромской губернии.родился известный русский писатель Писемский Проза.....................................16 Алексей Феофилактович. В конце 1850-х и начале 1860-х гг. Писемский по своему литературному весу не уступал Толстому и Достоевскому. Его сочинения переводили на европейские языки и оживлённо обсуждали в «толстых журналах». Самым значительным произведением считается роман «Тысяча душ» (1858) — редкий для русской литературы пример «делового романа», во многом предвещающий эстетику натурализма[3][4]. В 1863 г. с оглушительным Редактор успехом была поставлена трагедия «Горькая судьбина», за которой закрепилась репутация «одной из лучших пьес русской драматургии». Сергей Прохоров

Поэзия

Эдуард КОПИЦА г. Усть-Илимск

МОЯ РОССИЯ Степь покрыта золота хлебами С васильком в кудряшках - хороша! На земле обеими ногами Я стою. Распахнута душа. В поднебесье, там, - звоночек-птица... Что за небо - синий неуём! Тишина. Чуть шелестит пшеница, Словно... в сердце музыка - моём. Хлеб бежит как будто в бесконечность – Океаном. Нет ни островка. Это ведь и есть, наверно, вечность Этот хлеб, и степь, и облака. Я стою, душа поёт, стремится К жаворонкам звонким в вышине И волнуясь спелая пшеница Гнётся, точно кланяется мне. Зачарован! Золото по сини! Царский всё же родины окрас. Золотою в васильках Россией Я любуюсь, будто в первый раз!

Приятно видеть кулика, Что берег меряет песчаный. За ним следов бежит строка... Он здесь не гость, он не случайный. Ондатра высунула нос, Наверно, ужин мой учуяв, Сторожко вздрагивает хвост... Живи, вреда не причиню я. Ночь, прав своих не лишенаИдёт, бредёт себе неспешно. Покоем дышит тишина И.. .догорают головешки. Сплетает кружева дымок. Парю в дурмане неги ленной... Сознанье тронул холодок: «Я, что, один во всей Вселенной?» ...Всё пламя сонного костра Тихонько растащили блики. Лишь писк, настырный, комара... А в небе - будто, лики, лики…

НОЧЬ НА АНГАРЕ Люблю безумно Ангару: Когда над нею купол звёздный, Дымок костра на берегу, Сто грамм, уха-весь ужин поздний. Лежишь и слышишь тишину, Не ту, что там, не городскую... ...Я здесь совсем в другом плену И о свободе не тоскую. Плен нежной утренней зари И плен вечернего заката Милей в стократ, чем фонари, И даже краше, чем палаты. Пускай гундосят комары. Пускай туман обнимет липкий – Всё это только до поры, Все эти «против» - довод хлипкий.

Эдуард Копица - участник творческого объединения «СТИМУЛ» города Усть-Илимска Иркутской области (рук. Сафиулин М.С.). Писать стихи начал еще с конца 60-х годов, в 1978 году поэт и художник вступил в литературный клуб «Поиск». Член редколлегии, участник фестиваля поэзии «Взлетная полоса», трехкратный победитель конкурса-выставки народного творчества «И невозможное возможно». В 2006 году Эдуард Копица победил в областном этапе данного конкурса. Его всегда поддерживает любимая супруга, дочка и внук.

Аскольд СОРОКИН г. Кисловодск

Но этим мгновеньем света я поделюсь с тобой Я пил от жары по капле,

В поисках длинных улиц разобранных предложений, Связуя на нити смысла морфемные письмена, На вырванных листьях ночи, В дождливости дней бегущих, По лицам зеркал гнетущих, на самом обрыве дна – Я продолжал поступки, прислушиваясь к трамваям, Металлом в металл стучащих от утрости до темна, Обманом дыша кричащим, На разных координатах В полярных снегах бессмертья и в тёсе неестества.

сминая нутро бумагой, Безжалостной оболочкой гнетя крест-образный дух, И, холодом опоённый, спускаясь к воде изгнанья, Я грел у огня молчанья нежданные мысли вслух. И вряд ли непониманьем был счастлив я в тех пространствах, В глухой и беззвучный сумрак сбегая своей судьбой. Поднятием взгляда в небо так долго ступени стлались, Но этим мгновеньем света я поделюсь с тобой.

Проза

Роман МАЙСУРАДЗЕ Московсая область

Лариса В середине июля, приняв последний экзамен у себя в институте, я приехал в гости к моему давнишнему школьному другу Мишке Писаренко. Приехал я ни куда-нибудь, а в саму Ялту. Писаренко лет десять назад бросил здесь якорь и зажил, а это он умел делать, на южных склонах Крыма с шиком, по-барски, припеваючи. В сезон, как правило, Писаренко сдавал жильё, занимался частным извозом, делал ремонты. Одним словом, зарабатывал себе на жизнь как мог и это у него хорошо получалось. Из последних серьёзных достижений Писаренко было приобретение новенькой прогулочной яхты. Судно было куплено с расчётом, оно приносило немалую прибыль в бюджет. На яхте осуществлялись прогулки в открытое море. Нужно заметить, что подобные прогулки стоили немалых денег, и далеко не всем туристам доводилось любоваться Ялтой с открытого моря. Всё это я узнавал из интернет-переписки, которую мы эпизодически вели между собой. Но не всегда Писаренко был порядочным и честным малым. Увы, были и тёмные пятна в его непростой биографии, о которых так не любил вспоминать мой школьный друг. Я завидовал Писаренко и от этого за десять лет ни разу не побывал у него в гостях. Всё, за что бы не брался Писаренко, сходило ему с рук и всегда получалось как по маслу. Но ни житие в Ялте, ни дом и яхта так шевелили мою зависть, а что–то более серьёзное. Когда мы жили в Харькове в студенческие годы, я и Писаренко влюбились в одну девушку по имени Лариса. Она училась в нашем институте на курс младше, на педагогическом факультете. Первым обратил внимание на девушку я. Лариса тогда всем своим видом походила на красивую дорогую куклу. Это была настоящая Мальвина, мечта многих парней. Я и пригласил её на танцы. Она попросила меня взять с собой друга, сославшись на то, что ей неудобно идти одной, и она будет с подружкой. И я, глупец, взял Писаренко. Через год Лариса родила ребёнка от Писаренко. Годы прошли, но я ничего не забыл. Писаренко всегда пользовался успехом у женщин. Лариса выбрала его, что можно было сделать с этим? Чтобы прокормить семью, Писаренко бросил учёбу, а это было в начале девяностых, занялся «честным бизнесом», да таким, что ему пришлось покинуть родной Харьков и даже какое-то время скрываться от людских глаз. Но, как и обычно, как с гуся вода, отошли со временем все невзгоды и проблемы от семьи Писаренко. Он приумножил капитал, преспокойно радовался жизнью, обнимал любимую жену и взирал с собственной яхты сквозь подзорную трубу на крымские просторы. Сказать честно, я ехал в Ялту только затем, чтобы еще раз посмотреть на Ларису. Писаренко в глубине души до конца не простил. Я на дух не переносил его сложный характер. Конечно, внешне мы были друзьями, но это только внешне. Его материальные успехи размывались моими достижениями на научном фронте. К тому же Писаренко никогда не был интеллигентом. Я вышел из поезда и сразу же заметил довольную загорелую физиономию Писаренко. Выглядел он хорошо, солидно. Одетый в белое поло и шорты, в тёмных очках, с какими-то громадными модными часами на левом запястье, Писаренко всем своим видом походил на зажиточного, важного, достопочтенного господина. Мы обнялись. - Сажин, я тебя застрелю, ты шо так долго не приезжал! – радостно вскричал Писаренко. Мне оставалось только лишь улыбнуться в ответ. Всю дорогу до дома Писаренко без устали хвалил Ялту, звал к себе и часто повторял, что найдёт мне здесь богатую невесту. Я спокойно слушал безобидную приятельскую болтовню, смотрел на голубое небо, зеленые холмы и думал о Ларисе. Путь от Симферополя до Ялты оказался довольно долгим и, признаться, утомил меня после поезда. - Ну, вот мы и приехали, - сказал Писаренко, выходя из своего «Мерседеса». Я посмотрел на дом и обомлел. Никогда бы в жизни не подумал, что это мог быть дом Писаренко. - Да, это не дом, а дворец, - сказал я, не на шутку удивляясь. - Да, шалашик, - улыбаясь, ответил он. Мы зашли во двор. Везде царил уют, чувствовалось присутствие женских рук. Аккуратность и чистота сразу бросались в глаза. - Жена, встречай гостя, - закричал Писаренко. Я проглотил в горле ком, увидев Ларису. Прошло время, но годы, как это порой бывает в жизни, сделали её ещё краше. Выглядела она свежей, счастливой, моложе своих лет. Лариса мило улыбнулась и быстро спустилась по винтовой лестнице к нам. - Стёпа! Не верю своим глазам, ты совсем не изменился,- сказала она, дружески обнимая меня. - Всё меняется. А ты похорошела, - отозвался я, чувствуя, как по моему телу пробежала лёгкая дрожь.

Меня усадили ужинать: я отведал холодной окрошки, выпил за встречу рюмочку коньяку и принялся отвечать на вопросы. Рассказал о жизни в Харькове, поведал о родителях, обошёл вопрос о личной жизни. Лариса долго расспрашивала о моей работе в институте, я машинально отвечал и не мог понять, как можно было упустить такую женщину, как она. Когда тем для разговоров почти не осталось, мне показали комнату, в которой я собирался пожить с неделю. Комната была большая, чистая, со всеми удобствами. Я разделся, включил кондиционер, прилёг на кровать и сразу уснул. Рано утром меня разбудил солнечный луч, который, ворвавшись в комнату, шалил, щекоча моё лицо. Я открыл глаза, посмотрел на настенные часы. Было восемь утра. Отвернувшись от луча, я собирался ещё подремать, как в дверь постучали. Зашёл Писаренко. - Сажин, хватит дрыхнуть! Забыл наш уговор. Вставай, всё готово, едем! – сказал он, широко улыбаясь. А через час друзья уже стояли на пирсе. Ряд прогулочных яхт, тесно прижавшись друг к другу, отдыхали у причала. Пахло сыростью и канатом. - Найдёшь мою? - спросил меня Писаренко. Я внимательней стал оглядывать яхты. Все они чем-то внешне были схожи между собой. - Мишка, герой, - сказал я. - Как же я отыщу твою бригантину?! - А ты посмотри внимательнее на названия. Я сразу понял подсказку. И тут же нашёл Мишкину шхуну. На красивой белоснежной яхте блестящими золотыми буквами горело название, которое больно кольнуло моё раненное сердце. - Ну шо, оценил?! Моя Лариса! - с торжеством в голосе заметил Писаренко. - Кстати, научная душа, как переводится название на русский? Знаешь? - Знаю, - сказал я и посмотрел на кружившую надо мной чайку. Тем временем из кубрика яхты показался заспанный загорелый парнишка лет восемнадцати. Он протер кулаками глаза и выпрыгнул из судна к нам. - Давно ты Коляна не видел? Мой шкипер! - сказал Писаренко и потрепал сына за выгоревшие жёлтые волосы. Я поздоровался. - Колюнька, ты иди домой, отдохни. Мы только завтра будем. Отшвартуй пока нас. Яхта медленно отплывала от причала, а Николай, скрестив руки на груди, смотрел нам вслед и долго ещё блестел своими солнцезащитными очками. - Каковы планы, капитан? - бодро сказал я. - Планы просты, я тебя для начала купать повезу. Выкупаемся, а потом к берегу погребём ставриду ловить. Я, счастливый, прошёл на корму, присел и стал смотреть на Ялту. Мы удалялись, горы же, напротив, вытягивались и поднимались, показывая всю свою мощь и величие. На горах, местами одетых в зелёную мохнатую шубу, можно было разглядывать картины, как на пушистых облаках. Я всматривался и видел лицо улыбающейся женщины, летящих орлов, гигантский кувшин. Море же, цвета купороса, почему-то хотелось вычерпать до самого дна. Было спокойно и приятно. На яхте тихо играла какая-то инструментальная музыка. Я замечтался, расслабился и уже не жалел, что отправился в плавание. Единственно, что меня ещё удручало и не давало полностью раскрепоститься – это мысль о Ларисе, которой не было рядом. Я также был готов морально и к морской качке, потому старался не придавать ей особого значения. Правда, сначала немного мутило и подташнивало, но это быстро прошло. Я осторожно прокрался к Писаренко и спросил: - Капитан, когда будет остановка? - Скоро, когда дойдём до нейтральных вод. Иди, сядь на бак. - На бак? - удивился я. - Иди на нос, - почти приказал Писаренко. Я пробрался на нос яхты, сел и, уцепившись за канаты, стал смотреть на разрезающиеся волны. Писаренко расправил оба паруса и прибавил ходу. Яхту стало подбрасывать, брызг стало больше и, откровенно говоря, стало страшно, казалось, что каждая новая волна может скинуть меня за борт. Я с трудом оглянулся на раскрасневшегося Писаренко, тот откровенно хохотал и поддавал жару. Мне быстрее захотелось покинуть нос судна, но встать на ноги не получилось, да и к тому же нельзя было показывать виду, что я испугался. Минут через сорок мои мучения кончились. Яхта вскоре сбавила скорость и остановилась. Я подошёл к Писаренко и спросил: - Зачем ты так? - Ах, научная твоя душа, так новичков испытывают. Не сердись, давай лучше выпьем. - Не хочу, - сказал я и сел на полосатый диванчик. - Ну, не дуйся, - сказал он и прыгнул в кубрик. Я взглянул на воду, она красиво переливалась изумрудными цветами и манила к себе. Из кают–компании Писаренко вынес большую иностранную бутылку, пластиковые стаканчики и пару баночек c кока-колой. - Друг мой, давай выпьем рому! Прошу тебя! - А почему именно ром? - удивился я. - Ну, чему вас там, растяп, в Харькове учат? Во–первых, не забывай золотое правило яхтсменов - никогда не быть трезвым. Это за рулём нельзя пить. Здесь же, наоборот, для снятия стресса надо вмазать. Разумеешь?! Это море. Во-вторых, ром - напиток настоящих моряков! Мы выпили по стакану. Ром оказался крепким напитком, чем-то похожим на коньяк. Я посмотрел на блестящее море, счастливого Писаренко с висящей на шее трубой, оглядел солидную мачту и, опустив свой взор, стал разглядывать этикетку на бутылке с ромом. На ней серебрилось название - «Havana Club». Море, яхта и ром так изменили моё сознание, что я, поддавшись инфантильным чувствам, ощущал себя настоящим юнгой на пиратском корабле.

С моря шёл лёгкий бриз. Яхта стала в дрейф, спокойно покачиваясь на волнах. - По второй? - предложил Писаренко, наполняя стаканы ромом. Мы чокнулись. Писаренко вдруг стал вспоминать детство, друзей, учёбу в институте. Он много говорил, подливая в стаканы ром, я облокотился на диванчик, закрыл глаза и отдался сладостным чувствам. Моё лицо поглаживал ласковый ветерок, пахло морем, по телу бежали приятные мурашки. Я был словно в раю. Вдруг в воздухе неожиданно прогремел страшный вопрос, от которого я сразу поднялся, и у меня загорелись щёки и зашевелились волосы на голове. - Скажи, Сажин, ты любишь мою жену? Я в недоумении опустил глаза и не смог вымолвить ни слова. Меня затрясло. - Ладно, не отвечай, любого другого пополам бы переломал за жену. Ты мой кореш, всё путём. Понимаешь, Сажин, ты - неудачник. Тебе там, в твоём институте, никогда никто правды не скажет. Ты будешь всю жизнь изучать и догадываться, какого цвета были панталоны у Наполеона, а оно тебе надо? Ты посмотри трезво на жизнь! Ты посмотри на мою красавицу яхту, мой дом, да даже на мою одежду взгляни. Ведь у меня одни шорты стоят твои две зарплаты. Я поднял глаза и внимательней посмотрел на одежду Писаренко. - Да, Сажин, это Paul & Shark - модная, дорогая одежда. Никогда бы Лариса не была счастлива с тобой. Чего ты добился в жизни, скажи? До сих пор паришься с родителями в маленькой квартирке. Ходишь в рубашонке десятилетней давности. А, Сажин? Что скажешь? - Зачем ты затеял этот разговор? - тихо спросил я. - Поплыли назад, я уезжаю. Писаренко рассмеялся и, передразнивая, проговорил: - Посмотрите-ка на него: я уезжаю... Куда? Писаренко захохотал. Затем он встал, быстро стянул с себя поло и шорты и, расправляя свои волосатые плечи, приготовился к купанию. - «Йо–хо-хо и бутылка рому!» - закричал пьяный капитан и прыгнул за борт. Я поднялся с диванчика и меня сразу закачало. Я вспомнил из какой-то книги про моряков, что от рома опьянение наступает своеобразно. Можно спокойно сидеть пить ром, вести задушевные беседы, но стоит только встать и тогда… Меня шатало из стороны в сторону. Настроение испортилось, уже ничего не хотелось, и я решил хитростью, не раздражая Мишку, мягко уговорить его вернуться к берегу, чтобы немедленно уехать домой. Писаренко метров на сто отплыл от судна и позвал меня. Я осторожно спустился по верёвочной лестнице и тихонько поплыл к нему. Море блестело гребешками и слепило глаза. Вода была до того чистой и приятной, что на время хотелось побыть дельфином. Я подгреб, как ни в чём не бывало, к Писаренко. - Кра-сота! - сказал он, выплевывая попавшую воду из рта. - Да, - ответил я. Писаренко приблизился ко мне, схватил меня за руку и стал сильно сжимать её. Я вырвал руку. - Мишка, - закричал я. - Ты чего! Писаренко захохотал, схватил меня за плечи и стал хулиганить. Я очень испугался, оказавшись полностью в воде. Вырвавшись, я выругался. Вдруг ни с того ни с сего Писаренко дико заорал и поплыл к яхте. Я повернул голову и застыл. На мгновение показалось, что мир замер. На яхте упал кливер, маленький парус, и она довольно быстро поплыла. Капитан упустил шхуну, это было очевидно. Проплыв метров двадцать, Писаренко остановился и неистово закричал. Яхта спокойно уходила в нейтральные воды, помахивая нам на прощание украинским флагом. У меня заколотилось сердце. Слёзы выступили на лице. Писаренко с большими глазами подплыл ко мне. - Как я мог, - сказал он. - Не бойся, Стёп, сейчас день, здесь много кораблей. Выберемся. Берег тоненькой тёмной лентой виднелся вдали, на нас смотрело голубое небо и, как мне тогда показалось, посматривали уже и ангелы. Мы были примерно в двадцати километрах от суши. Виднеющийся берег немного успокаивал мои нервы, но доплыть до него было крайне сложно – это я хорошо понимал. Шок понемногу проходил, необходимо было быстро принимать решение – плыть к берегу, либо оставаться и ждать, когда фортуна улыбнётся нам. Мы решили потихоньку двигаться к берегу. Примерно проплыв с километр, чтобы сэкономить силы, легли на спину. Волны то и дело попадали в нос, отдыхать было сложно, мучил страх. Мы находились в таком квадрате, где не бывает теплоходов, рыбацких шхун, где редко встретишь яхты. Теплилась надежда на большие корабли, но увидят ли нас с них, было большим вопросом. - К вечеру доплывём, - сказал Писаренко. - Как ты? - Нормально, какая здесь глубина? - Метров сто. Самое главное сейчас не падать духом, вода тёплая, потихоньку дотянем. - «Поплыли!» - скомандовал капитан. Вдалеке появился огромный сухогруз. Мы обрадовались, закричали и принялись махать руками. Нас, конечно же, никто не услышал. Корабль, а вместе с ним и жизнь, спокойно проплыли мимо нас. - Не трать силы! - попросил Писаренко. Мы плыли то брассом, то на спине. Я смотрел на солнце, на чистейшее голубое небо и ронял солёные слезы в солёное море. Вся жизнь вдруг предстала предо мной. Казалось, что ты муха, по воле Провидения попавшая в кисель, и скоро умрешь. Сделали очередную остановку. Писаренко посмотрел на часы. - Три часа, - сказал он.

Я посмотрел на берег, и мне показалось, что мы ни чуточки, ни на йоту не приблизились. Я развернулся. Вдали, разрывая моё сердце, тонкой палочкой ещё виднелась беспризорная яхта «Лариса». Море колыхалось под нами, звенело в ушах, и мы, на время превратившись в морских звёзд, замерев, тихо молились Создателю. Несколько часов мы усердно плыли на спине. Начинало смеркаться. Берег был ближе, но силы иссякали, очень хотелось есть и пить. Превозмогая себя, отведали морской воды. За все время плавания нам больше не попалось ни одно судно. Писаренко стал часто останавливаться, плыл только на спине и не разговаривал. - Миша, силы есть? - спросил я. Писаренко, тяжело дыша, ответил: - До берега ещё далеко, поплывем на расстоянии друг от друга, чтобы нас было лучше видно. Ты плыви впереди. Я за тобой. Сажин, прости меня за всё, Лариску береги! Помни, Сажин, я её очень люблю! - Мишка, ты чего? - Вперёд, Сажин, вперёд! И я поплыл. Я сразу понял, почему Писаренко отправил меня плыть вперед. Мой друг чувствовал, что скоро утонет, и, чтобы не затащить меня с собой на дно, он великодушно отпустил меня. Иногда я оборачивался, чтобы посмотреть на Писаренко. Он тяжело, медленно тянулся за мной, весь красный, как рак. Наступил вечер, а вместе с этим стало ещё страшней и мрачней на море. В очередной раз обернувшись, я уже не увидел своего друга. Сил уже не было, потому я даже не стал подплывать к тому месту, где ещё недавно виднелась его голова. Стало жутко. Оказаться одному в ночном море было выше моих сил. Я стал готовиться к смерти. Я понимал, что в какой-то момент наступит потеря сознания, и всё кончится. Но я из последних сил плыл на спине. Засыпая, я проваливался пару раз на мгновение под воду, меня рвало от попадающей в рот соли. Я пробуждался, и кошмар продолжался дальше. Единственная ниточка, которая вселяла в меня надежду, была мысль о любимой женщине. Яхта «Лариса» ушла, но Лариса, которую я любил всю жизнь, осталась. И я плыл к своей мечте. Ночью стало прохладней, я уже видел мигающие огни, слышал музыку, но плыть дальше уже не мог. Я качался на волнах и шептал перед смертью одно лишь заветное слово… …Неожиданно что-то укололо мою, сморщенную от долгого пребывания в воде, ногу. Я обомлел – это была большая, по всей видимости, кедровая коряга. Ствол хорошо держался на воде, и я за него ухватился. Стало чуточку легче. Я мысленно поблагодарил Создателя за Его промысл обо мне и всю ночь не выпускал корягу из рук. Так я дотянул до рассвета. Словно в тумане, я, наконец, близко увидел берег, крыши пансионатов, столпившихся людей. Все они в красивых одеждах стояли на берегу, смотрели на меня и пели песни, а в середине стояла во всём белом Лариса, улыбалась мне и махала рукой… - А когда будет? - Не знаю, дорогой Андрей Степанович. У нас всё полетело вверх дном. Полина бросила консерваторию и уехала в Москву. - Одна? - Если бы одна, с Георгием. - С Георгием? - удивился доктор. - С Фридрихом этим, будь он неладен. Снимают там квартиру, играют в каком-то кабаке. - Вот такие дела. Карьере конец. У Колобова потемнело в глазах, и его закачало. - Андрей Степанович, прошу вас, заходите! Но, что же вы стоите в дверях. - Простите, мне пора, - прошептал доктор. - Может, что-нибудь передать Полине? Вы ведь не просто так приходили, - с тревогой в голосе спросил отец. - Да, не говорите, что я был у вас, - покачиваясь, попросил доктор. Ноги понесли Колобова к набережной. Дождь усилился и не хотел, видимо, замолкать. Колобов уже не прятался от дождя, он бежал, наступая на лужи, не разбирая тротуаров, то попадая в грязь, то сминая ногами рыжие липкие листья. Весь мокрый с болтающимся в руке футляром он подошел к реке. На набережной ветер особенно разошелся. Стеклянная бутылка каталась по набережной восьмерками и ни на минуту не останавливалась. Волга на тон серее, чем небо, пузырилась от капель дождя и, как всегда, молчала. Низко кружила одинокая чайка. Колобов с минуту смотрел на воду, размахнулся и с силой швырнул футляр в реку. Раздался легкий шлепок, и футляр, преспокойно покачиваясь на волнах, стал медленно отплывать. Колобов зарыдал. Не обращая внимания на непогоду, опьяненный горькой любовью, Колобов оперся обеими руками на каменное ограждение, застонал и долго не мог отвести взгляда от удаляющегося футляра, превратившегося вскоре в маленькую, едва заметную точку.

Анатолий КАЗАКОВ г. Братск

Нравственность мужика Был бал. А на балах, как водится пересуды, сплетни процветают. Господа выискивают новеньких, молоденьких дам. Тем же занимается и женская половина состоятельного общества... Во дворец, где проходило торжество, вошёл высокий мужик. На нём был не новый, но в хорошем состоянии полушубок. Шапка же, напротив, была новая, лисья, впрямь как у боярина. Его молодые голубые глаза, живо осмотревшие богатый дом, были почемуто грустны. Он подошёл к лакею и попросил, чтобы тот передал барыне Авдотье Хвалынской, что прибыл её кучер Фёдор и ждёт дальнейших распоряжений… Авдотья Никитична, любившая командовать своей прислугой, требовала по отношению к себе беспрекословного подчинения, поэтому личный извозчик Фёдор Просветов, прекрасно зная характер своей кормилицы-барыни, постарался сделать всё как та велела. В это самое время вниз по лестнице спускалась госпожа Антонина Лисичкина. На вид ей было лет тридцать пять – сорок. Её опытный, пронизывающий и всё про всех знающий взгляд, заставлял слегка робеть не только мужчин, но и вообще всех кто когда-либо хоть как-то с ней соприкасался. Многим, конечно, было известно, что, будучи ещё совсем мо-лодой девушкой, она очень удачно для самой себя вышла замуж за пожилого генерала Прохора Дармедонтовича Лисичкина и, вскоре, овдовев, стала владелицей довольно при-личного состояния. Не имея своих детей, пустилась Антонина Ильинична в любовные приключения, но вот беда: единственного верного суженого так и не нашла. Короткие романы стали порядком ей надоедать, а, зная её крутой норов, многие так и вовсе старались обходить её стороной… И вот, спускаясь по лестнице, эта уже не молодая особа господского вида, вдруг, без всякого стеснения уставилась на высокого, молодого человека и смотрела на него так, что Фёдору сразу стало как-то не посебе. Давно привыкшая ни в чём себе не отказывать, Антонина Ильинична подошла к Просветову и, напрямую, спросила: - Ты чей будешь?. Совершенно покраснев, молодой, явно пышущий здоровьем, но в этот момент окончательно сконфузившийся, мужчина робко ответил: -У барыни Авдотьи Никитичны Хвалынской в кучерах я… В этот же вечер между барынями Антониной Лисичкиной и Авдотьей Хвалынской состоялся необычный разговор: - Отдай, Авдотья, мне своего кучера на ночку, - и, лукаво засмеявшись, Лисичкина всё же зорко наблюдала за мимикой на лице у Хвалынской. Никитична, явно самодовольно, улыбнувшись, с какимто превосходством в голосе, спросила: - Что понравился? - и, немного подумав, добавила. – Да… И в правду чертовски хорош. Только об этом ты с ним сама поговори. Мне то что? Не жалко. Но учти он ведь совсем недавно женился… Мечтая скорее осуществить свою прихоть, генеральша даже и не обратила внимания на последние слова хозяйки кучера. Возившийся в конюшне с лошадью, Фёдор и не заметил, как подошла сзади знатная особа. Он даже и не успел, как следует растеряться. Лисичкина, неожиданно и напористо притянув его руками к себе, горячо дыша ему в лицо, шепнула: - Сегодня в десять вечера жду у себя. От слов этих молодой кучер почувствовал, как по спине его потекли струйки пота. Фёдору на миг показалось, что будто кол осиновый в его голову вбили. Собравшись духом, Просветов, как мог, 10

сдержанно и вежливо ответил: - Вы извиняйте меня, уважаемая барыня. Я жонат и Насте своей изменять не буду. От сеесекундно вспыхнувшей ненависти, барыня, наотмашь, дала Фёдору пощёчину и, гордо, независимо, удалилась. Всю ночь Фёдору не спалось. Каждой клеточкой своего, отроду крестьянского, организма он чувствовал, что генеральша будет мстить ему за неслыханную дерзость и, посмотрев на сладко спящую Настю, вдруг, улыбнувшись, подумал: «Надо же и как это я так ответил-то? Как духу-то хватило?». Появившаяся было добрая, светлая мысль, тут же сменилась на грустную. Думалось Просветову и об издевательствах своей барыни, госпожи Хвалынской. Бывает и надо, и не надо побранит… Хороший полушубок и новую лисью шапку ему привёз из деревни отец Евлампий. Жили они с матерью не богато, но и не бедно. Держали три коровы и лошадь своя имелась. Узнав о том, сколько зарабатывает сын, отец не раз звал его домой. - В своем хозяйстве независимость, – говаривал Евлампий, – только робь. Я ишшо ковды в солдатах был всё мечтал, приду домой, и чтоб ни от кого не зависеть… В деревне ли, на селе ли с исстари жили, не разъезжаясь, но Фёдору чем-то прильстила городская жизнь и подался он на вольные хлеба… На утро Хвалынская, откуда-то уже обо всём узнавшая, позвала Фёдора к себе. «Почему так устроен мир, ведь не виноват я, а ноги в коленях дрожат» - рассуждал про себя молодой мужик. И, зайдя в жарко натопленный просторный дом, нервно перебирая в руках шапку, думал об одном: «Ох, не ляпнуть бы чего лишнего хозяйке». Госпожа, пригласившая кучера в свою комнату и, словно королева, восседавшая на троне, лукаво спросила: - Чего это ты, халоп, возгордился что ли? Ты ведь у меня вольнонаёмный, враз выгоню. И как ты вообще осмелился дерзить барыне Антонине Ильиничне? – и, сделав паузу, грозно добавила. – Отвечай немедленно! Совсем понуро стоящий Фёдор и вправду не знавший чего ответить, нервно переминаясь с ноги на ногу, молчал, думая о том, что говорить ему совсем во вред будет. В самый разгар этих событий, вдруг, заявилась «оскорблённая» генеральша. То, что было дальше, на свою беду, красивый молодой кучер помнил уже урывками, потому как в голове стоял сплошной туман. Всласть поиздевавшись, этим двум барыням теребила головы одна, не понятная для их ума, мысль: «Да как же можно было от этого заманчивого предложения отказаться?»… Насытив своё себялюбие и выпустив изрядное количество желчи, Хвалынская и Лисичкина наконец отпустили воистину ни в чём не повинного мужика. Сидя за обедом, полным разной снеди и выпивки, изрядно захмелев, Лисичкина склоняла Авдотью Никитичну, чтобы та выгнала непокорного кучера, на что Хвалынская парировала: - Ну работает-то он хорошо... Она и вправду была довольна его трудолюбием. Фёдор хорошо ухаживал за её лошадьми и исправно нёс службу. Именно за это, после того как Просветов женился, она и предоставила молодым небольшой закуток в своём имении и, совсем не собираясь выгонять своего кучера, наоборот, стала задумываться: «Не переборщила ли я с этой игрой» Ночью, Фёдор, совсем не ложившийся спать, рассуждал: - Ну почему так? – говорил он своей любимой Насте. – Если хозяева, дак чё - всё можно? Не виноватый ведь я. Настя же, еле-еле сдерживая слёзы, как могла, успокаивала мужа. Поздно ночью, когда жена уснула, Фёдор, уже на что-то решившийся, пошёл проститься с лошадьми и, поглаживая их гривы, тихо говорил: - Ах, Вы мои хорошие. Вы лучше, чем люди. Вы всё понимаете и жалеете меня. Я ведь вижу… Вытерев слёзы рукавом, покурив и погоревав, вернулся домой. Ранним утром, когда ещё не забрезжил рассвет, никому не сообщив, Просветов с молодой женой Настей ушли жить в свою родную, затерявшуюся за дальними далями, деревушку…

Проза

Сергей УТКИН г. Кострома

Место для Солнца (В поисках Пушкина) «Где теперь крикуны и печальники? Отшумели и сгинули смолоду, А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание – золото». Так пел Александр Галич о своей, совсем не пушкинской, эпохе, но к Пушкину применима и эта мысль, и эта цитата. Какое же место в современном Петербурге заслужил себе своим поэтическим голосом, своим не молчанием, своей громкой судьбой Александр Сергеевич? Наверно, каждый турист, пришедший к собранию искусства Русского музея, проходя по Площади Искусств, запомнил знаменитый памятник Пушкину, поставленный здесь ещё в середине 1950-х и с тех пор растиражированный в книгах и открытках со знаменитыми видами Петербурга. Замечательный и, наверно, самый известный из петербургских памятников поэту, самыми преданными поклонниками которого, по моим наблюдениям, являются стаи птиц, любящих побыть с Поэтом в дождливые хмурые дни. Некоторые из них «как ныне взбираются» на голову Александра Сергеевича. «Народная тропа» к этому памятнику не заросла. Другой известный памятник поэту, не столь парадный, но как-то более домашний и задушевный, стоит во дворике знаменитого дома на Мойке, 12, в одной из квартир которого жил последние годы Пушкин и куда он был привезён с последней дуэли. Теперь в этом доме его музей-квартира. Удивительно, что жил Александр Сергеевич последние годы в доме, от которого до Дворцовой площади и Зимнего дворца только мостик через Мойку, да несколько десятков метров, считай, шагов. Возможно, Наталья Николаевна (Гончарова) была безмерно рада такой приближённости к императору, но вот Пушкин - вряд ли. Впрочем, все эти биографические тонкости я оставлю пушкинистам и биографам «Солнца русской поэзии», которые профессионально и с удовольствием покопаются в чужой и прошлой, прошедшей жизни. Один из лучших памятников Пушкину находится в скверике на Пушкинской улице, недалеко от Невского проспекта, площади Восстания и Московского вокзала. Задумчивый и сосредоточенный, несколько напряжённый и погружённый в себя, но одновременно несокрушимо спокойный Пушкин стоит здесь на высоком постаменте. Мне особенно ценен этот памятник своей не парадностью, не официозностью, не пошлостью, не пафосностью, своей наполненностью смыслом и настоящестью. Видимо, ценен и любим он многими – в скверике любят собираться разного рода люди, в том числе и поддатые недовольные тобой и твоим присутствием на земле и в этом городе ребята с пивом (или в поисках пива). Впрочем, ребятки эти вообще недовольны всеми, кто оказывается (зачем-то) в этом же скверике. Да ещё и без пива! Близость к Пушкину они вряд ли ощущают. Да и не выпивает с ними, злодей. Самый потерянный Пушкин (в смысле, Пушкин с самым потерянным видом) стоит в виде бюста у здания Института Мировой Литературы РАН (Пушкинского Дома) на набережной Макарова недалеко от стрелки Васильевского острова. Там Александр Сергеевич отрешён и выглядит этаким античным изваянием. Скромный памятник, сдержанный по материалу, цвету, изобразительному богатству. Удивительной для меня была встреча с памятной доской Пушкину в Арт-центре «Пушкинская, 12

10», знаменитом месте для любого любителя русского рока (здесь записывали альбомы и репетировали «Аквариум», «ДДТ», Вячеслав Бутусов), да и вообще для любителей современного авангардного и нонконформистского искусства. Конечно, совсем не современным искусством была исписана стена возле этого пушкинского памятника, а настенной живописью и надписями вроде «здесь был Вася», который был, есть и будет. Вспоминается также памятник Пушкину на платформе станции метро «Чёрная речка». Конечно, каждый помнит со школы, чем Чёрная речка печально знаменита. А теперь это черта города. Город надвигается на прошлое и поглощает память. На днях прочитал в местной петербургской газете результаты исследования, показавшего, что и сейчас среди классиков молодёжь града Петрова больше всего ценит Достоевского, Булгакова и Пушкина, хотя её пристрастия в современной литературе часто убоги (Донцова, к примеру). А ещё совсем недавно я был на Девятом петербургском книжном салоне. В Михайловском манеже шла торговля книгами: удивительное разнообразие, хорошая организация. Подошёл я к стенду издательства журнала «Звезда» - серьёзные умные книжки, да только всё шатко: не знаешь, кого из авторов выбрать, чтоб не прогадать. А тут среди других книг заметил я скромную «Даниил Гранин. Два лика» с портретом Пушкина на обложке. И хотя лично мне Пушкина для «нашего всего» мало, он всё равно остаётся тем всеобъемлющим, чем меряли себя и свои судьбы лучшие люди России в течение двух веков. Каждый человек, в том числе писатель, привязан к своему времени и эпохе. Уходит эпоха – уходит писатель. Часто, увы, бывает так. А Пушкин не уходит. Пушкин остаётся. И в Петербурге, и в каждом из нас.

Сергей КРИВОРОТОВ г. Астрахань

ВОВКИНЫ КАЧЕЛИ Качается и качается, качается и качается, подолгу и безостановочно, как ни посмотришь в окно, только качели монотонно скрипят. Лет пятнадцатьшестнадцать ему на вид уже, этому перерослику, а зовут его Вова. Качели те на детской площадке, их закупили у нас немерено в Германии на радость, вроде, детям с их родителями вместо когда-то изготовлявшихся местными поумиравшими ныне производствами. А закупка и установка производилась накануне очередных выборов мэра… Но факт остаётся фактом – площадки и качели предназначаются для маленьких детей. Как-то днём три девочки-крохи, от горшка – два вершка, пришли на детскую площадку с куклой, украшенной разноцветными лентами, и такой же маленькой игрушечной коляской под неё. Они долго стояли и задумчиво не отрываясь смотрели на раскачивавшегося верзилу, одна даже сосредоточенно ковыряла пальцем в носу. Наверное, он им казался великаном, вторгшимся в их царство. Вторые качели рядом неподвижно висели свободными, но подойти ближе никто из них не отважился. Интересно, о чём думал этот оболтус, в свою очередь, поглядывая на крох, когда взлетал до предела, едва не переворачиваясь? И думал ли вообще своей привычной к укачиванию головой? Катался-то он до полной одури, и мысли вряд ли могли рождаться и, тем более, удерживаться в его замотанной качелями голове. Так прошёл год, второй. Он продолжал качаться ежедневно, странноватый, ставший привычным персонаж на детской площадке. Качели выдерживали, молодцы немцы, ничего не скажешь – крепко сделали! Да и он не собирался отступать. По душе, значит, в кайф ему, чтобы голова кружилась постоянно, таким путём изменять своё обычное состояние, получать растянутое удовольствие, словом. Генетическая предрасположенность, а то и намёк на возможную склонность к алкоголизму или наркомании в будущем? Это могло выясниться только в дальнейшем. На качелях он закурил, не сразу получилось, но наловчился, и ему очень понравилось. Раскачаться, достать сигарету и с одного раза без промаха прикурить от зажигалки на высоте взлёта. Видимо, всё же от бесконечного качания что-то разладилось у него в голове, а, может, изначально имелся там беспорядок, за исключением крепкого мозжечка. Однажды в начале тёплой летней ночи попытался он совершить свой первый половой акт на качелях с согласившейся за два чупа-чупса и бутылку колы девочкой младше его на два года. Попытка закончилась полной неудачей, хорошо ещё, без травм обошлось! А так было бы, чем потом хвалиться перед сверстниками! Как-то ненастным днём две помятые субтильные фигуры, неопределённого возраста, явно алкоголем заморенные, с непонятной целью подошли к Вове на качелях. Возможно, им захотелось порядка, как в давно минувшие советские времена, когда за сдачу пустой бутылки из-под пива давали целых двенадцать копеек, а это было уже полкружки того же разливного. – Эта, – сказали они. – Качели-то для детишек, ваще-та! Если они и хотели испугать Вову, который выглядел едва ли не в два раза крупнее вместе взятых доходяг, не на того напали, не получилось у них ничего. – Ну?! – спросил он, продолжая качаться и даже не притормозил, не видя для себя реальной угрозы в лице двух задохликов. Жалкие жертвы зелёного змия поняли, что перед ними вовсе не пионер времён их далёкой юности, которых учили уважать старших. От такого запросто можно было и по бестолковке получить, а потому они посчитали нужным поспешно слинять и больше не появлялись. При постановке на учёт в военкомате обычно не особо бдительные медики из комиссии направили 14

его всё же на обследование в психдиспансер. Что-то их насторожило в любителе детских качелей, помимо странной зубастой улыбки. Не сказать, что тамошний психиатр особо засомневался насчёт пригодности испытуемого, когда задавал положенные по процедуре вопросы. Например: «чем отличается птица от самолёта?». Получаемые ответы он скрупулёзно записывал в заведённую для такого случая карточку. Худо – бедно, добрались со временем до последнего: – В какой стороне света восходит солнце? Именно этот вопрос вызвал у Вовы наибольшее затруднение. Наш допризывник надолго задумался, морщины не по возрасту избороздили его гладкое до того, если не считать нескольких угрей чело, отражая непривычный процесс умственной деятельности. Доктор не торопил, в отпущенный норматив времени они вполне укладывались. Наконец, напряжённо сидящий перед ним улыбнулся своей бездумной зубастой улыбкой, кожа на лице расправилась, но брови застыли вопросительными дугами. Он с сомнением выдал: – В Японии! – О! Какой хороший ответ! – обрадовался испытующий, торопливо занося его под прежними перлами. – Годен служить в ВДВ! Поздравляю, молодой человек! Парень и вовсе обрадовался, брови вернулись на место, наверное, решил в этот миг: уж там он оторвётся по полной, накачается досыта, ведь прыгать с парашютом наверняка круче, чем кататься на детском аттракционе! Но не таким уж он простаком оказался: – А на качелях проверять не будете? – Нет, дорогой, нет, это тебя потом проверят! Мой знакомый врач избавился от прошедшего проверку на умственную пригодность к службе и поспешно запер за ним дверь, чтобы не ворвался следующий. После чего, уже не спеша, метко разлил водку в скрытые в шкафу рюмки. И то, как не расслабиться после этакого напряжения? К тому же неизвестно, кто там ещё ждёт за дверью! Я успел только подумать, а чем, действительно, отличается самолёт от птицы? Наверное, подразумевается, что одно из них живое, другое нет. Но, ведь птицы летают тоже сами по себе и, значит, вполне имеют право называться «самолётами»! А если, допустим, тебя укачивает на качелях, из-за нетренированного вестибулярного аппарата, или просто опасаешься выглядеть, как этот Вова на детской площадке, типа «корова на льду» – вполне найдутся другие, более подходящие способы «покачаться». Наверное, об этом наш «качелист» пока ещё не знал. Тогда оно и к лучшему! Что ж, качайся, Вова, пока есть охота (а, ведь, похоже, никогда ему не надоест!), только маленьких детишек не забижай! Качели-то на площадке всё-таки для них предназначены…

Никита НИКОЛАЕНКО г. Москва

Николаенко Никита Альфредович родился в 1960 году. Окончил МИСИ, аспирантуру МИСИ, кандидат технических наук. Работал руководителем производства, научным сотрудником, директором охранного предприятия. С 2004 года - на творческой работе. Переводчик с венгерского языка. Публиковался в журналах “Южная звезда”, “Сибирские огни”, “Нива” (Казахстан), “Истоки”, сборнике “Unzensiert” (Германия). Член МГО СП России. Кавалер медали А.П. Чехова Союза писателей России. Живет в Москве.

Заступничество святой Матрёны До недавнего времени я и слыхом не слыхивал о такой святой. Да и потом, когда услышал, продолжал сомневаться – а есть ли такая на самом деле? Но дальнейшие события подтвердили – есть! Впрочем, обо всем по порядку. - Ты знаешь, я нашел хороший способ, как тебе спасти твою грешную душу! – без обиняков обратился я по телефону к старой подруге, едва набрав ее номер. - Это как же? – поинтересовалась она недоверчиво.- Тебе следует срочно пожертвовать деньги известному писателю, и тогда черти не так сильно будут терзать тебя там, в преисподней. - Каюсь, грешен! Взял на себя смелость давать оценки тому, над, чем был не властен. - Денег ты от меня не получишь ни копейки, и не забудь еще вернуть долг, те двадцать пять тысяч, которые взял раньше! – недовольно напомнила подруга. – А, чего? Двадцать пять тысяч – это ни то, ни се, а вот пятьдесят тысяч рублей – звучит красиво! Да полно напоминать-то! И так не забыл! Обменялись, словом, любезностями. - Что, трудно приходится? – спросила она после короткой паузы. – Нелегко! Не отказался бы от очередного займа! Понимал, что просил впустую. Москва слезам не верит! – Угольком в аду поделимся! – в тон ответила собеседница и понизила голос. - Знаешь, что я тебе посоветую! – Что же? – Есть такая святая Матрена, она помогает в подобных случаях. сходи в церковь, обратись к ней, увидишь – поможет! - Да ты что, с ума сошла, что ли! Грешно смеяться над попавшим в беду человеком! – Нет, серьезно. Вот я недавно обратилась к ней за помощью и получила наконец-то деньги, которые давно зависли. Поясню для ясности. Предприимчивая подруга имела небольшое швейное предприятие. – Так, тем более! Самое время помочь страждущим праведникам! – сел, было, я на любимого конка, но собеседница перебила. - Денег не дам! А ты сходи и не пожалеешь! – настойчиво повторила она. - Какая Матрена! Ты кому это предлагаешь? – справедливо возмутился я. Бывшему заместителю секретаря партийной организации! Старая подруга прекрасно помнила то время, и не понаслышке знала, о чем это я говорю, но в диспут вступать не стала. - Я тебе совет дала, а там – как знаешь! – ответила она. И вообще – некогда мне с тобой разговаривать! Обменявшись еще короткими любезностями, мы прекратили разговор. Я остался не солоно хлебавши. Что заставило обратиться к старой подруге? Нежелание накапливать долги по квартплате? Найду деньги, хоть одной заботой меньше будет! – успокаивал я себя. Но, деньги никак не находились и тревога росла. Девочки – студентки, которые снимали комнату, слава богу, съехали, а новых жильцов я пока не торопился подыскивать – мешают сосредоточиться! Где достать деньги? Срочно разместил в Сети объявления о преподавании венгерского языка. Когда-то удавалось неплохо держаться на плаву благодаря репетиторству. Не сезон, правда, но лето уже закончилось. Должны появиться ученики. Должны! Тем временем, скудные запасы таяли на глазах. Как мог, утешал себя. Питание скудное – не беда! Зато диетическое! Вон, каким стройным стал за последнее время! В лагерях, кстати, еще хуже кормят. Время от времени, для поднятия боевого духа, я перечитывал “Один день…” Солженицына. Он, ведь, отсидел восемь лет,

кажется. И ничего – дожил до седых волос! Не сгинул и не пропал! Гиляровский еще вспоминался. Как во время скитаний, бурлаком, ел пшенную кашу и запивал ее водой из Волги. Вот и я тяну лямку. Тем более что много мне и не надо! Давно ведь освоил методы экономного ведения хозяйства. Знал, как обойтись горстью крупы на завтрак, яблоками на обед да сухарями на ужин. Но, запахи! Тут над собой я оказался не властен! Проходя мимо жилых домов, легко улавливал аппетитные ароматы. Ах, жареной картошечкой пахнет, на сале! Да и тут картошка, тушенная только, с мясом, и не такая вкусная! Ах! Красота! Все это хорошо, да вот, квартира требовала оплаты, и вывешенные в подъезде плакаты напоминали жильцам о том, что лучше не тянуть с этим делом. За стоянку тоже давно платить пора! Все бы ничего, но постоянное безденежье не давало возможности заниматься творчеством. В мыслях я возвращался к деньгам, а не к сюжетам очередных рассказов. Нелегко приходится творческой личности в современной России! Член Союза писателей, кавалер и лауреат, я вынужден был жить на подножном корму, а иначе – никак! Творить после работы? Это, то же самое, как предлагать профессиональному спортсмену потренироваться после смены. Не получится! Впрочем, и раньше было не легче. Еще Гоголь писал о себе – “…я писатель – и потому должен умереть с голоду”? Может быть, действительно сесть в офис, поработать, как следует? Но, тогда о писательстве придется забыть. Или, бог с ним, с творчеством? А если поработаю немного – то деньги появятся! Гуляя вечерами, я стал обращать внимание на мужчин моего возраста и даже старше, возвращающихся с работы. Как и их молодые коллеги, они бодро шагали по проспекту, бережно неся папку с ноутбуком, но в отличие от молодежи, вид имели растерянный. Это молодые люди не знали другой жизни, а потому и могли заблуждаться, что все в порядке. Эти-то знали! Легко угадывалось сомнение – что-то здесь не так, что-то не то я делаю! Даже внешний вид их оставлял желать лучшего. Нет, с костюмами, с галстуками, все казалось в порядке, но вот – лица! Выглядели они устало, изнеможенно даже. Еще бы – целый день просидеть в офисе! Вот тут я выгодно отличался и подтянутой фигурой – находил полчаса позаниматься на тренажерах, и загаром – было время посидеть у старого пруда, обветриться. Это удалось хорошо освоить. Да и понимал, что при всех бытовых трудностях, работаю на себя, а не на “дядю”. Много работал, поскольку четко осознавал, что делаю, и какие задачи стоят передо мной. Вот только, денег бы добыть немного! Но, денег по-прежнему не было. С мыслью о работе в офисе я расстался на удивление быстро. Воришки значит, жируют на колхозные денежки, а мне – в офис садиться? Нет, уж! А вот вам, твари! – и, сжав кулак, я попеременно показывал крупный кукиш то в сторону Рублевского шоссе, то в сторону центра города. Мне нужны силы и время бить по поганой идеологии. Непростое это дело. Терпения много требуется. Усидчивости. «Ничего!» – подбадривал себя. «Вот, появится хоть один ученик по венгерскому языку – станет намного легче!» Но ученики что-то не появлялись. Пришлось дать-таки очередное объявление о сдаче комнаты в аренду. Объявление разместил, но по опыту уже знал, что найти подходящих жильцов будет непросто. Потребуется время. Со стоянки между тем, звонили, напоминали, что все сроки оплаты уже прошли. Нехорошо! То, что комнату сдам рано или поздно, я понимал. Только вот – как продержаться до этого счастливого момента? Запасы любимой гречневой крупы уже к концу подходят! Знакомо! Все это я уже проходил прошлым летом и знал, что перемелется – мука будет! Но и понятие сложности ситуации не слишком добавляло веселья. Утопающий, как известно, хватается и за соломинку. Да что я потеряю, если последую совету подруги, и обращусь к этой - как ее, к Матрене? Ну, не поможет – не беда. Не очень-то и рассчитывал! Зато повод будет повеселиться потом. Была - не была! Зайду в церковь и попрошу содействия. Все равно по вечерам мимо гуляю. Сказано – сделано! В один из тихих вечеров я направился не просто на прогулку, а с определенной целью – к церкви! Неплохую церковь возвели у нас на Нахимовском проспекте – парк разбили и территорию благоустроили! Заходить внутрь я не стал, обошел вокруг, только. Посмотрел на крест, на золотые купола.… «Ну, выручай, Матрена!» – попросил просто, фамильярно даже. С тем и, отбыл восвояси. На следующий день, вечером, идя мимо церкви по другой стороне улицы, я замедлил шаги и посмотрел сперва на памятник Дмитрию Донскому, почти закрытый проезжающими машинами, а затем перевел взгляд на золотые купола. Услышали ли меня? Деньги-то где? Скоро ли получу? Интересно – каким образом разбогатею – на счет переведут, что ли? Или на домашний адрес? Номер счета для пожертвований давно висел в интернете. Без толку, правда. И тут раздался звон колоколов. Колокола! Сначала заговорили тонким голосом маленькие колокола, затем, тяжелым басом к ним присоединился и большой колокол. Мелодичный звук разнесся по округе. Врачуют душу эти звуки, это точно! В это время, шедший навстречу прилично одетый молодой мужчина в офисной униформе – синий костюм, клетчатая рубашка, ноутбук, остановился, повернулся к храму, перекрестился и низко поклонился. «Вот как люди относятся к богу! Вот это я понимаю! А, я? Разве мою просьбу услышат? Да никогда!». Почувствовалась легкая грусть. «Не видать мне денежек! Грехи опять-таки давят на плечи.» Тут я даже немного повел плечами, словно освобождаясь от нелегкого груза. «Впрочем, все в прошлом!» – тут же успокоил себя. «Сейчас-то я

провожу время как праведник – в посте и молитвах. О земном, правда.». Мысль о вынужденном посте навеяла тоску. Осень на носу! Граждане урожаем новым питаются, к зиме готовятся. А я все стройнее становлюсь! Нет сейчас никакого поста! Я прибавил шаг. Из яблочного сада, за церковью, повеяло аппетитным ароматом. Мелодичные звуки еще долго доносились вслед. Минул еще день – другой. Утром, по расписанию, я отправился позаниматься на недавно установленных тренажерах, недалеко от дома. Ни одного человека не встретил по дороге. Пустынно было вокруг. На купюру, лежащую на асфальте, я сразу обратил внимание: «Моя!» И достоинство ее определил моментально, хотя она и была аккуратно сложена – пятьдесят рублей! «Два килограмма гречневой крупы и на хлеб еще останется!» – калькулятор в голове сработал незамедлительно. Когда нагибался за ней, обманывал себя, немного – «А, может быть, и не пятьдесят рублей вовсе, а все пятьсот? Отойду подальше и рассмотрю ее, повнимательнее. Не успел попросить – и, на тебе! Подарок! Давно что-то, мне деньги на дороге не попадались!» Но, главная удача ждала еще впереди. Прошло еще дня четыре. Раздался звонок. Говорил незнакомый мужчина из другого города, писатель: -Можно, я пришлю Вам на рецензию свою книгу, послушаю Ваши советы и заплачу за это пять тысяч рублей? – предложил он. - Отчего же не посмотреть книгу – присылайте! Звонок не сильно удивил меня – не то, что пятьдесят рублей на дороге! Ко мне стали обращаться начинающие, и даже маститые писатели. Из разных стран пишут. На полном серьезе. Слава, знаете ли, растет понемногу. Работаю много, публикуюсь во многих русскоязычных изданиях. Как литератор со стажем я понимал, что почти любой текст можно подготовить к печати, и даже опубликовать его, а потому на дельные советы не поскупился. И, книгу оценил по достоинству – подойдет! - Я перевел Вам деньги! – объявил мужчина, перезвонив через неделю. Пять тысяч действительно поступили, и я незамедлительно отправился с ними в Сбербанк, оплачивать квартиру. На душе сразу полегчало. «Молодец, Матрена!» – мысленно похвалил я благодетельницу. «Буду проходить мимо, зайду к тебе – поблагодарю!» С этой мыслью я отправился на очередную прогулку, слегка отклонившись от привычного маршрута. Несмотря на вечер, пустынно казалось на улице. Листочки желтые стали опадать уже. Аккуратно сложенная купюра, лежащая на асфальте рядом с листочками прямо по ходу моего движения, притянула к себе взгляд моментально. Что за шутки! Так не бывает! Наметанным взглядом без задержки определил и достоинство купюры – пятьдесят рублей! Ну, это уже слишком! Я даже не стал торопиться поднимать ее – все равно никуда не денется, мне послана! Постоял над ней так, в задумчивости, поглядел сверху. «Два килограмма риса и пачка дешевого чая!» – пронеслось на этот раз в голове. Подобрав купюру, я двинулся дальше, по ходу предаваясь глубоким размышлениям. Не первый раз сталкиваюсь с необъяснимыми явлениями. Нет, не бывает такого! Любой математик подтвердит, что вероятность найти на дороге две купюры одного достоинства с интервалом в несколько дней – тысячная доля процента! Но это, если считать обычным порядком. А вот с заступничеством святой Матрены – совсем другой расчет получается. Помогла святая, как ни крути, ни верти, однозначно! Ведь я просил? Просил. Помогла? Помогла. Тут же разыгрался и аппетит на свежем воздухе. Пожалуй, Матрена могла бы и побольше подбросить на бедность. Это я о том, что вместо пятидесятирублевых купюр мог бы найти и пятитысячные. Но, как известно – дареному коню в зубы не смотрят! «Радуйся тому, что есть!» – урезонил я себя и, не мудрствуя лукаво, поспешил в магазин за покупками. Даже сдачу еще получил. Не считая мелочь, высыпал ее карман и направился к храму, с благодарностью. Идти было недолго. Хороший таки парк благоустроили рядом с церковью! Опрятные дорожки проложили и скамейки поставили. Пройтись по нему – одно удовольствие! Перед оградой на паперти, сидел одинокой мужчина моих лет в рубище и просил милостыню. Рядом стоял пластиковый стаканчик с мелочью. Мельком бросил взгляд на стаканчик. Мало там лежало денег, мало! Да, а что же у меня с деньгами? Порывшись в кармане, я насчитал всего семь с половиной рублей. Вот беда! На свечку не хватит! Придется так поблагодарить Матрену, без свечки. Сильно расстраиваться я не стал. На этот раз зашел внутрь храма, и остановился на минутку - освоиться. Людей внутри оказалось мало – можно было сосчитать по пальцам одной руки. Добродушного вида полная женщина в очках сидела на стульчике и резала ножницами большой кусок материи на маленькие лоскутки. Изредка она напевала что-то себе под нос на церковным манер и улыбалась. Душевное спокойствие угадывалось в ней. Я приблизился. - Вы не подскажете – а есть такая святая – Матрена? – обратился к ней учтиво. - Есть! – ответила она охотно и радостно, как будто часто слышала подобный вопрос.- Туда вон идите, прямо к ней и придете! – и она показала рукой на противоположную стену церкви. Без суеты я последовал ее совету. Поначалу растерялся – много икон вокруг, где же благодетельница? А, вот она! На стене висела большая, почти в человеческий рост икона. «Чтобы просители не заблудились!» – усмехнулся я про себя. Имя святой было написано старославянским текстом – “Матрона”. Подойдя совсем близко, остановился. - Спасибо, Матрена! – поблагодарил кратко. Оставшиеся семь с половиной рублей бросил в ящик для пожертвований, стоящий неподалеку. - Нашли? – весело обратилась полная женщина, когда направился к выходу.

– Нашел, спасибо! - То-то! – улыбнулась она, словно знала мою историю. На улице вздохнул полной грудью и, с чувством выполненного долга, двинулся домой. Навстречу по чистой дорожке широкими шагами шел рослый молодой мужчина в рясе, с бородой – батюшка. Он очень внимательно посмотрел на меня. «Что-то мне нужно было от служителей церкви? Ах, да! Поговорить бы с ним не мешало! Написал ведь, уже про их службу в повести, отметил заслуги. Повесть была уже опубликована в журнале “Наше поколение”, да и в интернете тоже. Жаль только, что самого журнала у меня не было, не прислали. Молдова теперь заграница! Ничего, достану где-нибудь, тогда и побеседуем» – все это промелькнуло за одну секунду, пока огибал батюшку. Полуобернувшись, увидел, как вышедшая следом за мной молодая женщина в платке остановилась и поцеловала священнику руку. Вздохнул только – эх, грехи мои тяжкие! Проходя благоустроенным парком где играли мамаши с детьми, задержался и, обернувшись, бросил прощальный взгляд на золотые купола в свете уходящего солнца. «Спасибо, Матрена!» – поблагодарил еще раз святую, и на этот раз слегка усмехнулся. «Эх, Валентина Егоровна меня не видит, бывший секретарь нашей партийной организации! Вот, удивилась бы! А может быть, и нет?». Не задерживаясь более, быстрыми шагами направился в сторону дома. «Не сильно, правда, обогатился, да не беда! На хлеб хватило и ладно, продержусь пока!» Вечером, под тихую классическую музыку радиостанции “Орфей”, вновь вернулся к теме внезапного обогащения. А, может быть, и не Матрена помогла мне вовсе, может быть, мой писательский труд стал приносить свои плоды? Имелось в виду денежное выражение. Славы-то давно хватало, с избытком даже. Славы, но не денег. А как же тогда те две пятидесятирублевые купюры на дороге? Говорят, что у человека, в нелегкую годину обостряется восприятие? Может быть, и у меня обострилось не только обоняние на аппетитные запахи, но и банкноты стал чувствовать на расстоянии? Подобное предположение вызвало лишь, улыбку. Шалишь! Нет, без Матрены здесь не обошлось! Вовремя она подбросила деньги! «Впрочем, деньги всегда кстати», мягко напомнил себе, не позволяя расслабиться. Но, классическая музыка успокоила душу на время. Получил очередную передышку – уже хорошо! Терять время я и не стал. За короткий период написал очередной рассказ и разослал его по редакторам. А главное, остался самим собой – писателем! Однако кто дал такой ценный совет, кто подсказал, к кому обратиться в трудную минуту? Пора доложиться! Без промедления, набрал номер старой подруги и попросил кратко: – Перезвони! Я давно разговаривал с ней за ее счет. - Ты знаешь, помогла твоя Матрена! – объявил ей без предисловий, и кратко поведал о событиях последнего времени. Она была занята, отвлекалась, отвечая на вопросы своих работниц, но дослушала все до конца. - Вот видишь, я же говорила, что поможет! – ответила она в конце разговора. Мне же помогла! - Но ты деньги, все-таки приготовь! – добавил я, вяло. - Ничего не получишь! – сказала, как отрезала. Эх, стоянка еще не оплачена! – вспомнил я о грустном, едва закончил разговор с подругой. Не обратиться ли снова к Матрене? Но, нет! Хорошего понемножку – у нее и без меня страждущих хватает! Кстати вспомнился нищий на парапете с пластиковым стаканчиком. Недаром в народе говорят – на бога надейся, сам не плошай! Уже десять лет, как писатель. Нелегко приходится? Ничего, справлюсь и дальше, как-нибудь! Ну, а если совсем невмоготу станет, обращусь тогда снова к святой Матрене. Теперь я знаю наверняка – она поможет! 16 сентября 2014 года

Любовь.. Худ. А.Г.Поздеев