Литкультпривет!!! №10 октябрь 2014

Page 1

Литкультпривет!!!

Monthly journal LITKULTPRIVET!

Ежемесячный литературнохудожественный журнал

Сентябрь

@

№10 (24) 2014 1


10 октября 2014 года - 140 лет великому русскому художнику Николаю Константиновичу Рериху . Кисти Н.К.Рериха принадлежит более 7000 полотен.

“Гималаи. Розовые горы”

«Мадонна Орифламма» “Русская Пасха”

«Агни Йога»

“Звезда утра, 1932”


Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

Октябрь №10 (24) 2014 г.

В НОМЕРЕ: Валерий Гаевский Стихи............................................4 Наталья Алдохина

Стихи...........................................6 Николай Ерёмин Стихи.............................................8 Сергей Прохоров Стихи.....................................10 Анатолий Лисица Стихи.....................................11 Галина Зеленкина Фантастика............................13 Людмила Скиба Проза.....................................16 Владимир Манахов

15 октября 200 лет назад родился великий русский поэт Михаил Проза.....................................26 Юрьевич Лермонтов. Творчество Лермонтова, в котором удачно сочетаются гражданские, философские и личные мотивы, отвечавшее насущным потребностям духовной жизни русского общества, ознаменовало собой новый расцвет русской литературы. Оно оказало большое влияние на виднейших русских писателей и поэтов XIX и XX веков. Произведения Лермонтова получили большой отклик в живописи, театре, кинематографе. Его Редактор стихи стали подлинным кладезем для оперного, симфонического и романсного творчества, многие из них стали народными песнями. Сергей Прохоров 3


Поэзия

Валерий ГАЕВСКИЙ Из цикла «Аккорд грозы» (1980-1988) *** Не привередничает тень – бежит вслед солнцу и по грязи. Мой оттиск неотступный дразнит вчерашний снег, прошедший день ... И что здесь правда, как не блеф? – Но чем же, только осмелев, она так призрачно роняет меня на землю?.. Тень вторая во мне самом. Меж нами связь тесным-тесна, – да переписки не найдёте ... Архив никчемен (и весьма!) – душа не в книжном переплёте. Второе Я молчит пока, – лишь втайне скрытность нарушая, творит ... шальные облака и ливнем грозы искушает.

Гаевский Валерий Анатольевич (г.р. 1960, 25 июня), коренной крымчанин, писатель-фантаст, поэт и издатель. Родился в Симферополе. В детстве и юности был большим изобретателем и очень многое делал собственными руками: лепил, рисовал, мастерил, сооружал, испытывал. Превыше всего ценил творчество (во всех видах), дружбу и свободу. А еще будущий писатель безумно полюбил горы, туда ходит с 16 лет. В 1988 году окончил географический факультет Симферопольского государственного университета (ныне имени В. И. Вернадского). Первая публикация (поэтическая) состоялась в 1983 году, когда в мартовском выпуске «Университетской жизни» появилось несколько стихов начинающего поэта. Автор фантастических романов «Фантазии об утраченном» вышедшего в свет в 2004 году, «Полеты над Караби» (2006), «Ангелы времени» (2013), нескольких повестей, новел и рассказов, философских дневников, литературнокритических эссе. Учредитель и издатель первого в Крыму альманаха фантастики «ФАНДАНГО»(2005), (настоящее время). С 2008 года альманах получил статус международного проекта. В апреле 2013 года на 35 ЕВРОКОНЕ в Киеве «Фанданго» становится обладателем престижной премии «Лучший фэнзин Европы».

* * * Мир пасмурных клочьев, мир сумрачных улиц. Над пропастью строчки застыну, зажмурюсь. Мой знак восклицанья, не знающий броду, кому прорицал я навек непогоду?.. Смычковые ветки, и струнная морось. И ржавые метки швыряет мне скорость. С отвагой фатальной, как боги вращенья, в заносах мечтают колёса о мщенье... Весь вечер обманут предчувствием утра, затворницы-ставни, улыбки манкуртов. Я знаю, средь пауз угасшего лета величествен хаос надежд моих. Где ты? Мир пасмурных клочьев, мир сумрачных улиц ... На краешке строчки глаза улыбнулись ... 4


* * * Люблю тебя. Люблю и сгину в пучин вод, где отсвет твой. И растворюсь ... И нет причины вновь воскресать, когда живой!

Я здесь в беседе с диким миндалём ... Старик туману служит посохом чудным ... Гуляют чинно оба. Тот один ... точней, один с другим. Я сострадать научен, кажется, кузнечикам и ящерицам прытким ... И как лучины пальцы зажигать ... и восклицать молчание ... Под пыткой.

* * * Скиталец волн, мой бред крови – корабль, дрейфующий от века, – ты все значенья человека, лишь окна ночи отвори ...

* * * Как изваять мою тоску – в бескрылом камне, в бесчувствье давнем часов разбитых, морей сокрытых – свет на ветру? Сойди с обличий, ребёнок птичий, с покровов стылых земных существ ... Не спи, мой спящий прекрасный ящер ... Той Вечной пращей о Южный Крест!

Трепещет птица и свеча ... Откуда ветер, Боже ясный? Как стынут губы, горяча уста глубин, тебе причастных ... Всё в этом сумраке начал: корабль, жизнь и причал. * * * Литавр ликующий металл в оркестре войн – дик и страшен и звуком выстрела окрашен ... Он смерти пленный генерал.

* * * Лоскут пред вечером летящих птиц сверкнул, сверкнул неткаными крылами, и обод солнца, полный красных спиц, толкнул уж Карлик лунными плечами.

* * * С оттенком мрачности не верь прозрачности. С потравой сумрака не жди чудес. Твоё невежество как ненанежится, как ненатешится, – убьёт нас всех.

Я отклонюсь от курса, я солгу ветрам. И я паду в немилость от запрета ... Твой замок ласточки на том краю рассвета – как я узнал, когда б я не был там! И воскресит, родит меня та женщина ... другая, Что в колыбельных вёснах потеряет счёт годам ... Но мой язык я от неё узнаю, и карту плаваний моих она прочтёт.

* * * П.Т. де Шардену Не отражён – неуязвим ... В безмолвной памяти единства мы больше зеркалу не снимся, и тенью свет не расторжим, не тяготимся ...

* * * Река изнеженной змеёй ползёт, звеня браслетами и бубенцами, орлиный звук пытаясь сбросить гибкостью змеи и телом звука оплетая запястья скал, она, как бабочка, клубящаяся в прели ... Цыганка, красунья гипсовой кости ведёт меня среди расселин, и местность выше, выше кажется, но подступов к причалам этих гор всё нет ... Не от того ли к горлу золотистым криком вдруг подступает свет, и я, забыв себя, лечу, словно в крылатой колыбели?!

1988 Из цикла «ПЕГАЯ ЛЕТОПИСЬ» (1990) * * * В огонь бросаю ветки ...дымный небосвод! А там, за пеленою взгляда, – лунный йод ... В медузах бледных звёзд, как в лужах, капли света множат круг! Мне грустно: заблудился друг в прозрачном городе своём, в далёком городе, откуда я исчез. Никак не выбраться ему, но чем я помогу?.. я здесь.

5


Наталья АЛДОХИНА Родилась 25 марта 1979 года в городе Белогорске Амурской области. Школу закончила в Мурманске. Сейчас живу в городе Брянске. По образованию инженер, работаю по специальности в сфере стандартизации. Стихи писать начала несколько неожиданно для самой себя в 25 лет. Есть несколько публикаций в литературном приложении “Русский писатель” к журналу “БЕГ”, а также в литературно-художественном и общественно-публицистическом журнале “Легенс”. ОСЕННИЙ ДЕНЬ

Льётся медленно... Дождь, как тревожный колокол, Бьётся, стенает, кается… И не унять, не вымолить – Боль /вековая странница/, Ей бы всю душу выбелить…

…осенний день. Ни шороха… ни ветра… Круженье листопадных мотыльков. Безмолвие аллей в полосках света, Струящихся сусальностью шелков…

Всем нам хотелось нежности, Веры… любви неистовой, И чтоб судьбы погрешности Не были жизнью признаны… Были запараллелены Души, слова, события, И распознать сумели мы Символы и наития…

Лениво дышит воздух паутинкой. Дремота. Упоенье тишиной. Наполнено всё пряною горчинкой И чувственной печальной красотой…

Страшно… Темно… Болезненно… Осень всё бредит листьями /Грязно-охряным месивом/ И холодами близкими…

06.10.2010 г.

ПОКРОВ Октябрь. Прохлада. Лёгкость.Тишина. Смиренные, задумчивые кроны Роняют лист. Минуты полусонны. Благословенна неба глубина.

Слышишь, курлычут песенно Ангелы легкокрылые?.. Значит всё перевесило Время фатально-стылое…

Душа не ропщет, теплится она Печалью отрешённо-невесомой, Молитвенно склоняясь пред иконой Покрова – Тайной святостью полна.

18.10.2010 г.

*** Акварельная прозрачность, Запах листьев горько-пьяный… В октябре теплынь на сдачу Выдаст осень – сменит планы Сплина, ветра, непогоды, Всё зальёт лучистым светом, Лазуритом небосвода, Чувством счастья беззаветным!

Хрустальным звоном бьют колокола, Как и сердца восторженно-влюблённых. Зарделись счастьем праведные клёны, И благодатна храмов белизна… 14.10.2010 г.

октябрь 2011 г.

ВРЕМЯ ФАТАЛЬНО

*** Тишина… Дремотный полдень, Изобилие тепла… В тонколистной позолоте Прячут кроны-купола

Зябко… тоскливо… ветрено… Небо свинцом и оловом Падает, 6


ЗАДУМЧИВОЕ

Затаившиеся ветры – Безмятежны и легки… Далеки пока приметы Дождевой воды-тоски…

Бродить по парку, слушать тишину, Ловить листвы пергаментной волну, Летящую злачёным листопадом… И чувствовать прохладу октября, И жёлуди, в ладони теребя, Бросать в траву, и провожать их взглядом…

октябрь 2011 г.

*** Тонконогие рябинки, Солнце… Солнце! …и покой… Терпких ягод бисеринки Не упрятаны листвой, Веток хрупенький орнамент (арабески, кружева...) Разукрасил свод бескрайний – Красота и ти-ши-на… Зачарован, заколдован, Убаюкан светом парк – Не осенним, бирюзовым – В октябре на день, но март!

Грустить под мантру сонного дождя, Штрихующего бренность бытия, Сакрально угасающего в капле… Вдохнуть пьянящий, тонкий аромат Осенней прели, маетных утрат, И осознать, что всё вернётся в марте… Закрыть глаза, и будто бы уснуть, Мгновенно ощущая жизни суть, И вдруг понять, как сладостны минуты Уединенья, ожиданья Вас… Задумавшись, не ведая подчас, Что наших судеб сомкнуты маршруты, Бродить по парку, слушать тишину, Ловить листвы пергаментной волну…

октябрь 2011 г.

*** Время смуты и печали – Маета и немота… Небо будто обмельчало, И приблизилась черта Бесприютной стылой скуки, Неизбежности потерь, Впавшей в кому летней мухи… (…и в депрессию людей…)

Октябрь 2012 г.

Октябрь 2011 г.

И кружатся в прозрачной пелене Едва ли уловимые наитья, Так хочется прильнуть щекой к тебе – Забыться…

ЕДВА ЛИ УЛОВИМЫЕ НАИТЬЯ... Морозное дыханье ноября Опалово, расплывчато… Затишье – Ни свист синиц, ни скрипы снегиря Не слышны…

***

И согревать ладошками ладонь, Касаться губ губами осторожно, И принимать сладчайшую любовь Подкожно…

Измучен день дождями, охлаждён – Угрюмая, тоскливая плакучесть, И каждый листик осенён огнём, Но обречён – ни жребий и ни случай – Уже не сбережёт его ничто… Предрешено – он отдан на закланье, И жертву примет Время-Божество Во имя сохраненья мирозданья…

А на душе опять легко-легко, Предчувствие волнительное снега Коснётся дум белёсым мотыльком – В нём нега…

Октябрь 2011 г.

27.11.2010 г.

*** Ветер, дождь сентиментальный Запоют не в такт… надрывно, Рассупонив листья тайно, В высь взметнут одним порывом, Зашуршат багряным роем – Пронесётся повсеместно! Осень – время непокоя – Бесприютно, бестелесно… Октябрь 2011 г.

7


Николай ЕРЁМИН г. Красноярск

НАД БЕЗДНОЙ БЫТИЯ ОЧЕРТАНИЯ ОБЛАКОВ

КАМЕНЬ

В облаках, В лучах рассвета, В профиль – ненароком Бродский смотрит с Того света На меня с упрёком… В правом облаке Сердит На меня Рубцов глядит… В левом – Плачет, Вот те на! Ахмадулина видна… И я слышу Их упрёки, Заглядевшись ввысь, Где небесные дороги Все – Пересеклись…

Я – жених, Она – невеста, Помню, ехали по тесто… Целовались в знак протеста У прохожих На виду… Но пропала вдруг невеста, В камень превратилось тесто В О-о-о-о-ом году… Помню! Вот оно – то место--Где тот камень? Не найду… УКРАИНА 1. - Украина, Украина! Маво серця половина! -

ПЕСНЯ Погрусти со мной, моя родная, Руку дружбы нежно протяни… Посидим с тобою, вспоминая Радостью окрашенные дни…

Пел, Со мною выпив, дед По дороге на Тот свет… А теперь – На сердце мреть – Не с кем выпить…

Слышишь? Видишь? Вот ведь как бывает, Грозно, как в лихие времена, За окном гремит и полыхает Новая гражданская война… Слышишь?- Слышу…- Видишь, видишь? – Вижу: Полосы огня – за рядом ряд… Ах, на чью – никто не знает – крышу Смертоносный упадёт снаряд? Погрусти со мной, моя родная, Руку дружбы нежно протяни… Скоро мы – от края и до края – На земле останемся одни… 2014

Не с кем спеть, Что Случайно, Без чернил, Про Украйну Сочинил: 2. О, Украина! Ты, не зная броду, Бредёшь туда, Где мир и благодать…

8


Позволь скорее Своему народу В садах осенних Урожай собрать…

*** Ради вымышленный революций, Ради выдуманных реформ Разрушители насмерть бьются, Пулю – в тело, и душу – вон…

Чтобы скорей Из нового запаса Горилки выпить, Наварив борща…

И стоит у дороги храм – Ни креста, ни оконных рам… И летят с четырёх сторон Тучи воронов и ворон…

И, добрым словом Помянув Тараса, Спеть о любви, Всем сердцем трепеща…

*** Облака торжественно и строго Над землёй летят – через века… И всегда имеют форму Бога… Да, на то они и облака…

МЕМОРИАЛЬНЫЕ СТИХИ Я копил трудовую копейку… И, бывало, скопив три рубля, Шёл к поэту Володе Капелько, Чтобы выпить и спеть: – О-ля-ля! –

*** О, магия фамилий и имён! …Стоял я с мэтром Робок и смущён,

Был Володя прекрасным поэтом И художником классным он был. И недаром при том и при этом «Солнцедар» и «Агдам» он любил…

Поскольку он Был ближе к небесам И знал, чего, увы, не знал я сам…

А к тому же – и смел, и удал – Об искусстве, как Бог, рассуждал…

И вот теперь – я в мэтры посвящён! А рядышком Пацан стоит, смущён,

Помню, как, превращённые в шутку, Вдохновенно читал он стихи – «Лошадь ржала в железную дудку» И «Кричали в ответ петухи»…

И ждёт, Что я скажу Какой позор! Чего я знать не знаю до сих пор…

Как твердил: - Ни о чём не жалей, Скоро встретимся, Колька, в раю…Как не даром – за двести рублей – Он вручил мне картину свою…

НАД БЕЗДНОЙ БЫТИЯ

Вот она – корабли там и тут… И над ними сирены поют… В море – шторм… И на сердце легко… И до встречи в раю далеко…

Едва ступил я за порог, Как понял, что везде – порок… Жизнь – полудённа ли, полночна Увы, прекрасна и порочна… И всюду нужен ей пророк И ясновиденья урок…

*** Стихами старые тетрадки Я заполнял в мороз и в зной, Зависимый от опечатки, От точки и от запятой.

И поэтическая речь, Чтоб в ней гармонию сберечь… И кто над бездной бытия Помочь ей может, как не я?

О, пунктуальные старания – Быть ангелом в стране родной, Где все – без знаков препинания Грешат стихами в час ночной…

9


Сергей ПРОХОРОВ Нижний Ингаш

Дивлюсь, дитятко малое, На красотищу дня, И гроздья ягод алые Приветствуют меня.

ВЕТЕР По дорогам пройденным Бродит ветер Родины Поутру, по полудню, По ночной росе. Где следы оставлены, Как штрихи наскальные Ближние и дальние, В средней полосе. Бродит неприкаянно По кварталам каменным, По ступенькам скошенным, По вчерашним дням. В пустырях заброшенных Бродит, ищет прошлое, Угольками крошится В искорках огня. КАРТОФЕЛЬНЫЙ МЕСЯЦ Хаты, квартиры, коттеджи и виллы – На день, другой под замок. И пусть уравняют нас в поле вилы, Чтоб каждый хоть чуточку взмок. Землю под каждым кустом перемесим, Как норы свои кроты. Сентябрь – картофельный месяц, где вместе Все: Он Я, и Ты. РЯБИНА Ещё вчера зелёная Склонялась за окном. А утром глянул: «Ё-моё!» Колышется огнём.

УТРО Горизонт качнулся невесом Буд-то вспышкой небо осветило: Золотом дышащим колесом Выкатилось за бугром Светило. Ожил в клумбе дремлющий цветок, За плетнём расправилась крапива – Вся природа жадно, торопливо Потянулась к Солнцу на восток. ВОПРОСЫ Я часто путаюсь в вопросе, Верней, в вопросах, а их сто: «За что не любите вы осень? А если любите - за что? Когда наладится погода? Какой прогноз на этот год? И почему слуга народа Живет прекраснее господ?. . Вопросы на другие темы, Интересующие всех: Про прелесть нынешней системы, Про этих и, конечно, тех, Кто в шоколаде, кто в навозе, Кому милее этот свет. Счастливцы те, кто нынче в бозе – У них,уже вопросов нет. КОГДА Я ПИШУ… Когда я пишу, то, как будто, спешу На поезд уже отошедший, Где слов запоздалых смолкающий шум, Прощанье любви сумасшедшей. Скрипит по бумаге надрывно перо, Копируя суть расстояний. И жизнь тороплива, как шумный перрон – Встреч, проводов и расставаний. Скупые обрывки растаявших фраз Уносит житейское эхо. Ложится на лист из обрывков рассказ… Прочтётся ли кем-нибудь это.

16-17 сентября 2014

10


Анатолий ЛИСИЦА Родился в 1935 году на Украине. Голодное военное и трудное послевоенное детство прошло на Кубани и северном Кавказе. В 1959 году окончил историко-филологический факультет Томского государственного университета. С 1960 года живёт в г. Братске, участвовал в строительстве Братской ГЭС. Работал электролизником на БрАЗе, учителем в школах города; является автором нескольких поэтических сборников: «Полынь», «Осень», «Река любви», «Прикосновение», «Душа в заветной лире» и др.

*** Уже другой, весенний голос У птиц, синиц и воробьёв. Капели слышится весёлость И шум подвыпивших ручьёв. Снега осели, почернели. А воздух свеж! Утрами пей! Какая благость, в самом деле, Весна на улице моей. И в облаках высоких, белых, Как благодать, струится свет. И у голубок оробелых От голубей отбою нет. И у любимой синь небес В глазах бездонных, изумлённых, Такие встретишь у невест, Во всю Вселенную влюблённых. ПОДСНЕЖНИК

НЕОБХОДИМО! Пройдёт простуженный февраль, Пыля снегами. И март-обманщик и звонарь По телеграмме По срочной вызовет весну Из стран далёких. И вновь, как в детстве, я усну Без хрипа в лёгких. Прошла ещё одна зима, И слава Богу. Весна, как молодость сама, Пробьёт дорогу. Меня печалят, как и всех, С годами зимы. И всё же видеть первый снег Необходимо! *** Всё меньше беременных женщин, Всё больше курящих и пьющих. Не надо быть мудрым и вещим, Чтоб мир наш представить в грядущем.

Ещё весной не стает снег На солнечной полянке, Открытой, как ребёнка смех, Пробьётся тоненький побег Там, где скользили санки.

Я вижу печальные всходы: Дебилов, уродов и нищих. Даёт нам с избытком природа, А мы всё забвения ищем.

И расцветёт спустя три дня, Притягивая взгляды, Снега окрестные дразня, Смеясь над снегопадом.

*** Вам, в 41-ом вставшим из-за парт И навсегда ушедшим в обелиски, Я говорю, как самый младший брат, И не попавший рядом с вами в списки:

Он небо всё вобрал в себя, Все запахи лесные, Его и ветры теребят, Секут снега косые.

-Я здесь стою. Мне просто повезло. Но оттого не меньше боль утраты. Я жив остался всем смертям назло И говорю: «Спасибо вам, солдаты ».

А он стоит на зависть всем, Как утро фиолетов, В своей естественной красе, Не дожидаясь лета.

Я говорю от имени живых, От всех, кто не знаком с кромешным адом, От тех, кто ел в войну засохший жмых И у станков в бреду голодном падал. 11


БОБЫЛЬ

От всех от нас нижайший вам поклон. Мы помним вас, ребята, поимённо. Для вас земля теперь, как Пантеон. Во славу вас склоняются знамёна.

Сквозняк откроет двери, А в доме ни души, Пойдёт квартиру мерить, Бумаги ворошить.

*** Было всё, как у людейПо науке. Было семеро детей, Были внуки. Разлетелись кто куда, Неизвестно. Самолёты, поезда, В мире тесно. От деревни, где росли, Только трубы. Да клочок сухой земли В кочках грубых. Запустение кругом, Всё в бурьяне. Покосился старый дом Бабы Мани. И остались из родни: Кот, собака Да петух ещё один, Забияка. И живёт она одна В целом мире. И ржавеют ордена Мужа Фири.

Задержится на кухне, Где стынет в кружке чай, И форточкою стукнет, Как будто невзначай. С дровами из сарая Войдёт хозяин в дом, И, тяжело вздыхая, Займётся очагом. Бумаги стопкой сложит И сядет у стола. Подумает: «Негоже Разбрасывать дела». Допишет на конверте Обратный адрес свой. -Не пишут писем, черти, И не хотят домой. Пять лет к нему не едут И внуков не везут. Он не пойдёт к соседу Вершить над миром суд. Накинет молча свитер, От чая разомлев. Он здесь последний житель На маленькой земле

МУЗЫКА Я слышу музыку везде: В полях, в тайге, в цветенье сада, В едва трепещущей воде И в низверженье водопада, В полёте медоносных пчёл. В цветах, весной налитых соком, Я тоже музыку нашёл, В её значении высоком. И птичий гвалт в родном краю И камни, кажется, немые Мне дарят музыку свою, Земли любимой позывные. И в страшном грохоте войны, И в колокольном перезвоне Мне звуки музыки слышны, Она любое сердце тронет. Меня тревожат эти ритмы. И я ночами слышу их. И возникают, как молитвы, Слова, рождающие стих.

12


Галина ЗЕЛЕНКИНА г. Кодинск Галина Зеленкина - член Союза писателей России, автор многих сборников стихов и прозы, лауреат литературных премий.

Ульянка-инопланетянка С утра у ворот зоопарка собралась большая толпа желающих взглянуть на экзотическую особь по имени Ульянка-инопланетянка. До открытия зоопарка оставалось ещё два часа, а люди всё подходили и подходили, образуя многокилометровую очередь, заполнившую тротуары улиц и оттого мешающую движению прохожих. Когда посыпались многочисленные жалобы на нарушения прав пешеходов, администрация зоопарка была вынуждена открыть ворота зоопарка. Но это не решило проблему безопасности для передвижения пешеходов. Слух о том, что зоопарк открылся, распространился по городу со скоростью звука. Казалось, что весь город вышел на улицы. Когда появились первые жертвы устроенной народом давки и были сломаны ограждения и клетки, в которых содержались дикие звери, власти города Каледы были вынуждены отменить показ Ульянкиинопланетянки на территории зоопарка. «Всем собравшимся в зоопарке и за его пределами срочно разойтись по домам. По техническим причинам администрация зоопарка вынуждена показ Ульянки-инопланетянки перенести на голограммовидение. Через час — начало трансляции», ―такое сообщение по громкоговорящей связи диктор повторил несколько раз. ― Сначала взбаламутили народ, а теперь разгоняют по домам, ― проворчал дед Трофим, выходя из ворот зоопарка, чтобы отправиться домой. ― Хотели как лучше, получилось как всегда, ― поддержал его приятель дед Фёдор, повторив афоризм бывшего премьер-министра нынешней империи. ― Поди ж ты! ― удивился Трофим. ― Уже тридцать лет прошло, а глупость ещё живёт. ― Глупость ― бессмертна, ― заверил его Фёдор, глядя на приятеля с видом первооткрывателя истин. ― Сам придумал или подсказал кто? ― поинтересовался тот. ― Обижаешь! ― возмутился Фёдор и, сделав вид, что обиделся, отвернулся от Трофима. «Позаимствовал у кого-то мыслишку, ― подумал Трофим. ― Свои-то мысли у большинства людей сейчас в дефиците после последней чистки шайтайфонами. Ещё одна такая чистка — и у народа мозги станут стерильными». ― Ладно уж, признаюсь, что прочитал у племянника в блокноте, ― сказал Фёдор. ― Родители у него отсталые по нынешним временам, даже книги бумажные читают. Уберегли как-то их от повсеместного сожжения молодчиками с оцифрованными мозгами. ― Да сейчас все люди оцифрованы. Каждый под своим номером, ― заметил дед Трофим. ― У нас же с тобой нет номеров, ― возразил дед Фёдор. ― Да они тех, кому больше восьмидесяти лет, в расчёт не брали, ― пояснил Трофим. ― Потому и не брали, что у нас мозги устойчивые и электронными игрушками, вредными для памяти, мы не пользовались, ― заметил Фёдор. ― Пойдём ко мне смотреть голограммовизор, ― предложил Трофим. ― Тебе до дома далеко добираться, можешь не успеть к началу передачи. И они пошли друг за другом, протискиваясь между людьми, разочарованными сообщением о переносе показа и оттого уже никуда не спешившими. ― Думаю, что половина из них не будет смотреть голограммовизор, ― заметил Трофим. ― Думаю, что ты прав, ― согласился с ним Фёдор. В назначенное время трансляции встречи с Ульянкой-инопланетянкой Фёдор с Трофимом сидели на широкой тахте перед голограммовизором и от нетерпения ёрзали по велюровой обивке сидения. Появление голограммы молодой дикторши приятели встретили с одобрением. ― Хотя во времена нашей молодости женщины были намного краше, но на эту дикторшу тоже приятно посмотреть, ― заметил Фёдор. ― По сравнению с теми женщинами, которые бродят по улицам города, её даже можно назвать 13


красавицей, ― поддержал приятеля Трофим. ― А это что за чудо? ― поинтересовался Фёдор у своего приятеля Трофима, заметив появившуюся рядом с дикторшей голограмму светловолосой девочки лет десяти. Но его опередила дикторша. «Познакомьтесь, ― произнесла она хорошо поставленным голосом и указала рукой на девочку. ― Перед вами — Ульянка-инопланетянка». ― Какая инопланетянка? ― возмутился Трофим. ― Обыкновенная девчонка. Я даже знаю, где она живёт. ― Давай посмотрим, ― предложил Фёдор. ― Возмущаться будешь потом. И они стали с интересом разглядывать голограмму девочки, думая про себя, чем же она сможет всех удивить, если её даже в зоопарке хотели показывать. «Инопланетянкой девочку назвали за высокий уровень интеллекта, потому что он у неё на несколько порядков выше, чем у детей её возраста, живущих на нашей планете», ― пояснила дикторша и обратилась к девочке с просьбой рассказать зрителям, откуда она родом, где живёт и почему у неё такой интеллект. Глядя на растерянное лицо девочки, Фёдор возмутился. ― Чего прицепились к ребёнку? ― обратился он к дикторше и нажал кнопку связи с голограммостудией. «Зрители хотят знать подробности», ― ответила та. Тем временем Ульянка собралась с духом и рассказала о том, что живёт она в доме, в котором несколько десятков лет назад была библиотека, и что в её комнате и в других комнатах дома есть книги из этой библиотеки. «И много у тебя книг?» ― поинтересовалась дикторша. «Много, ― ответила девочка. ― Тысячи три наберётся». ― Во даёт! ― заметил Трофим. ― Зря она про книги рассказала, ― произнёс Фёдор. ― Их теперь у неё заберут и утилизируют. Дикторша, мило улыбаясь, продолжала задавать вопросы. «И ты все эти книги прочитала?» ― обратилась она к Ульянке, с удивлением глядя на девочку. «Ещё не все, ― честно ответила та.― Осталось уже меньше тысячи. Но они тонкие, поэтому я их быстро прочитаю». ― «А зачем ты их читаешь? ― поинтересовалась дикторша. ― Современные дети книгу в глаза не видели. Их только виртуальный мир интересует». ― «Я не хочу зомбироваться, ― сказала девочка и огляделась вокруг. ― Быть умной и образованной намного интересней» ― Молодец, Ульянка! ― воскликнул Трофим и нажал кнопку одобрения. Фёдор вслед за ним тоже выразил одобрение. Приятели увидели, что над головой дикторши появилось овальное табло, на котором высветилась цифра 2. ― Это ты и я, ― заметил Трофим. ― Остальные не хотят быть ни образованными, ни умными, ― сказал Фёдор. ― Овощами-то жить легче: накормят, напоят и спать уложат. ― Не страна, а овощная база, ― добавил Трофим. ― А тебе не кажется, что вот-вот прилетят из других миров рабовладельцы и все наши овощи заберут с собой? ― обратился Фёдор к приятелю. ― Я давно об этом думаю, ― ответил Трофим. ― Только вслух не надо говорить. Не ровён час, подслушают и заберут нас для работы на плантациях других миров. ― Не подслушают, ― сказал Фёдор. ― Тем, у кого номера на запястье нет, прослушки в дома не ставили. Какие из нас работники? Одни «азмы», «ульты», «аркты» и прочее из джентльменского набора болезней старости. ― Утешил! ― хмыкнул Трофим. ― Гляди, дикторша какую-то игру затевает. Будет девчонку пытать знаниями. ― Давай подключимся и тоже будем отвечать, ― предложил Фёдор Трофиму. А так как тот возражать не стал, то каждый из них выбрал себе по кнопочке одобрения. Первый вопрос, появившийся на табло, затруднений не вызвал. Неудобно только было отмечать правильный вариант ответа, потому что вариантов было пятнадцать, а текст так быстро мелькал, что глаза едва успевали прочитать. Но, тем не менее, старики ответили правильно. На табло появилась цифра 3. ― Получается, что только Ульянка и мы с тобой знаем правильный ответ, ― возмутился Трофим. ― А может быть, никто играть не хочет, ― возразил Фёдор. ― Сейчас проверим, ― сказал Трофим и, связавшись с голограммостудией, спросил у дикторши о количестве игроков. На табло высветилось число 12870. Приятели переглянулись и молча приступили к поиску ответа на второй вопрос. На десятый вопрос ответили только двое. На одиннадцатый вопрос ответила только Ульянка. 14


― Спроси у дикторши, сколько вопросов будет, ― попросил Фёдор приятеля, и когда на табло высветилось число 120, удивлённо присвистнул. ― В наше время только «Своя игра» могла бы сравниться по объёму, ― заметил Трофим. ― Так там хотя бы можно было деньги выиграть, а здесь только приключения на нижние полушария мозга, ― прокомментировал Фёдор. ― Как бы то ни было, мы не должны оставлять девчонку в беде, ― сказал Фёдор и нажал кнопку одобрения, ответив на двенадцатый вопрос. Трофим сделал то же самое. И так они отвечали на вопросы до самого окончания игры. ― Смотри-ка! ― удивился Трофим, увидев на табло результаты игры. ― И нас теперь будут считать инопланетянами. На табло высветились следующие результаты: У — 120; 1Т — 100 и 2Т — 95. Среди остальных игроков самый высокий результат был 21. ― Про Ульянку понятно. Она же биоробот. А из нас двоих кто первый Т? ― спросил Трофим, глядя в упор на приятеля. ― Какая разница? ― ответил тот. ― Собирай необходимые вещи, и едем ко мне. Похоже, что мы с тобой попали в неприятную ситуацию. ― Почему ты так думаешь? ― удивился Трофим. ― Мы никому ничего плохого не сделали. ― Ты не понял, что эта игра была затеяна с целью выявить людей с остатками интеллекта? ― вопросом на вопрос ответил Фёдор. ― Голограммовизор ты зарегистрировал на себя, поэтому отыщут нас с тобой по твоему адресу и промоют мозги. Так как перспектива стать очередным овощем стариков не прельщала, то Фёдор быстро помог Трофиму собрать вещи, и они покинули жилище Трофима, воспользовавшись чёрным ходом. Очутившись в маленькой уютной квартирке Фёдора, Трофим поспешил к голограммовизору, но остановился, услышав сообщение приятеля. ― Можешь не торопиться, ― произнёс тот с улыбкой. ― Он у меня не работает. Приобрёл недавно и не успел зарегистрировать. ― А как же ты без новостей обходишься? ― удивился Трофим. ― Меня сосед Аркадий выручает, ― ответил Фёдор. ― Правда, у него «азм» и «оз», а также местами провалы в памяти, но человек он добросердечный. ― Чай-то у тебя найдётся? ― спросил Трофим и рассмеялся. Глядя на него, захохотал и Фёдор. ― Инженером был, руководителем предприятия был, даже вахтёром пришлось поработать. Но никогда не думал, что на старости лет стану инопланетянином, ― с грустью заметил он. ― Это как же надо ненавидеть свой народ, чтобы наш средненький уровень интеллекта приравнять к Высшему Разуму! ― воскликнул Трофим. ― Ты с какой планеты? ― спросил Фёдор, глядя на приятеля с улыбкой. ― С планеты Земля, ― растерялся тот. ― А ты с какой планеты? ― И я с планеты Земля, ― ответил Фёдор. ― Ребята, возьмите меня к себе в компанию, ― послышался голос Аркадия, соседа Фёдора, неслышно вошедшего через незапертую дверь. ― Я тоже с планеты Земля. Приятели переглянулись между собой. Сосед терпеливо ждал решения. ― Ладно, берём, ― услышал он и захлопал в ладоши. ― Теперь мы — инопланетяне. ― А как же быть с твоим джентльменским набором болезней старости? ― поинтересовался Фёдор. ― Мы с Марией, что живёт этажом выше, решили так притворяться, чтобы продовольственный паёк улучшенного качества получать, ― объяснил сосед причину своих недомоганий. ― И сколько таких притворщиков наберётся? ― поинтересовался Трофим. Фёдор понял, куда клонит Трофим. Он и сам подумывал образовать маленькую партию противников стерилизации мозгов. ― Человек двадцать наберётся для того, чтобы зарегистрироваться? ― обратился Фёдор к соседу. Увидев, что тот утвердительно кивнул головой, предложил ему заняться сбором подписей и заявлений в партию инопланетян. ― На чьё имя писать-то? ― спросил Аркадий. ― На имя Ульянки-инопланетянки, ― сказал Трофим. ― Имя у неё раскрученное. А то, что она биоробот, так даже лучше. Будет чётко следовать программе, а не вилять туда-сюда, как нынешние правители. Спустя некоторое время Трофим и Фёдор узнали, что за партию Ульянки-инопланетянки проголосовало больше шестидесяти процентов избирателей. ― Что и требовалось доказать, ―заметил Фёдор. ― Нашему народу всегда всё иностранное больше нравилось, чем родное. А тут приобщились к инопланетному. То-то будет радости! 15


Проза

Людмила СКИБА г.Красноярск

Людмила Петровна Скиба физик, кандидат математических наук, преподаватель высшей математики в Красноярском Технологическом Университете. Пишет сказки для взрослых и повести.

Отражение

-IНедалеко от центра на месте старой школы выросла узкая многоэтажка из красного кирпича. На первом этаже разместился медицинский центр с многообещающим названием. Дела шли хорошо, и зимой вход и фасадные стены закрыли зеркальными щитами. Широкие плоскости отражали небо, и это было красиво. Хозяйка центра, Галина Ивановна, была стройна и очень моложава для своих пятидесяти лет. Она деятельно любила себя, семью и работу. Дочь Грета работала у неё в зубном кабинете, у мужа был свой успешный бизнес, внук Серёжка ходил в детсад. Зять Григорий - еврей, никак не мог найти постоянного места работы, и она злилась. В прошлом году начали строить большой загородный дом, в котором собирались жить вместе, ютясь пока в старенькой трехкомнатной хрущевке рядом с работой. Открытие нового центра и строительство совпало по времени. А тут ещё Грета решила сделать операцию на лице, которая также стоила немало. В операции, по мнению Галины, особой нужды не было. Подумаешь – родинка, но дочь настаивала, и они с отцом согласились. Вопрос денег был острым, и Галина Ивановна нервничала. В начале мая, в пятницу, она собрала весь коллектив и предложила привести в порядок Центр в воскресенье, когда людей на приёме не будет. Предложение не нашло отклика, никто не хотел работать в выходной, тем более бесплатно. Глядя в отчуждённые лица сотрудников, она остро почувствовала, как волна раздражения и ненависти накрыла её с головой. - Ну, ладно, голубчики, вы у меня попомните этот день, - думала она, не пытаясь сбросить ставшее привычным в последнее время ощущение взаимной вражды. Дома дала себе волю. - Ты посмотри, - бушевала она, - вытащила их из поликлиник, работу дала, а они помочь не жела-а-ют! Плачу им, как профессорам, а они… Ну, погодите! Покажу вам небо с овчинку, мало не покажется! Ты посмотри! - Ну, что ты хочешь, дачи начинаются, - вяло возразил муж. - Дачи? Я им покажу дачи! Больных принимают по блату, половину в карман кладут, выручка уменьшилась на десять процентов! - А вот это плохо, - с тихой строгостью заметил Михаил Оттович, - следи. Порядок есть порядок. Кто у тебя старший администратор? - Петрова! Сидит, как пава! Добренькая очень, всех по нижней шкале ведёт. Без штанов с ней останешься! - Уволь, - предложил муж, - и другим будет неповадно. - Да как уволишь? Двое детей у неё, без мужа. Да и работает, в общем, нормально, клиенты довольны. Муж тяжело посмотрел поверх очков, и она замолчала. Видно, и впрямь придется увольнять. В понедельник, приехав на работу, приятно удивилась сияющим на солнце зеркалам и чистым стенам. Но решение было принято. - Петрова! Зайдите ко мне. С выручкой! 16


Круглолицая, улыбчивая Марина Ивановна кивнула и, прихватив приготовленный пакет, поспешила за хозяйкой. Народу в субботу было мало, и это она предложила всё прибрать и сама работала за двоих. - Пожалуйста, Галина Ивановна! Вот счета и деньги. Правда, хорошо всё стало? Чисто так, светло. - Хорошо-то хорошо, - пробормотала Галина, пересчитывая деньги, - но почему так мало? - Так суббота ж! И первый теплый день, - стала оправдываться Марина. - А что, раньше суббот не было? – язвительно спросила хозяйка, - но выручка-то была? В кабинете повисла тягостная тишина. - Почему не предлагаете пищевые добавки и сопутствующие услуги? Почему оплату берёте по нижней шкале? Почему доктор Киренский принял только двоих? К нему что, не идут? Уволю к чертовой матери! И вас уволю за такую работу! – всё более накручивая себя, уже кричала хозяйка. Страшный грохот потряс комнату, как будто кто-то пытался выбить окно. - Это ещё что такое? – заорала Галина и выскочила из кабинета. - II Вороны всегда жили на этом тополе. Старое гнездо было крепким и глубоким, в нем было тепло в зимнюю стужу и привольно летней ночью. Пока шла стройка, птенцов не было, но прошлым летом строительство закончилось. Перезимовали легко. Весна тоже не подкачала. Сильные ветры бодрили крыло, низкое небо обещало защиту, стаявший снег открывал разные приятные вещи. В такие времена птицам грех не заводить потомство. И они, подчинясь зову природы, поднялись высоко в небо и станцевали свой танец любви. Четыре зеленых, в серую крапинку яйца появились в одну ночь. Ранним утром Крак поднялся ввысь и сообщил всему свету, что у него скоро будут дети. Утро было ярким, теплым, и Кара засмотрелась на своего мужа. И тут она увидела, что чуть в стороне растёт большое дерево, похожее на их собственное. Круглая голова незнакомой вороны выглядывала из гнезда. Другая птица подлетела к ней, и Кара крякнула от тяжести упавшего на неё мужа. - Смотри! – указала она на дерево. Крак захлопал крыльями, умащиваясь на толстых ветках. - Как? – не понял он. Кусок пирога вывалился из клюва, и он бросился его ловить. Чужая птица тоже отлетела. Через минуту они с ужасом глядели на двух ворон, сидевших на краю гнезда. Те смотрели прямо на них. По общим законам птицы селятся стаями там, где много еды. Когда снесли школу и выкорчевали школьный сад, их сородичи переселились ближе к городской свалке. Они остались одни и чувствовали себя единоличными хозяевами оставшейся территории. Никто не имел права селиться рядом. Чужаков надо гнать. Утром следующего дня, когда солнце осветило гнездо пришельцев, Крак бросился в бой. Он ударил чужую птицу в грудь и отлетел от ответного удара. Они бились целый день, пока не устали. Жёны внимательно следили за ними из гнёзд. Уж к концу недели Крак понял, что борьба предстоит долгая. - Знаешь, Кара, он силён и изворотлив. Я никак не могу зайти к нему сверху. И бок он подставляет, если только я иду боком. И перья у него гладкие и твердые, не уцепиться. - И они молчат, почему-то не каркают, - задумчиво добавила Кара, - а Ворон похож на тебя. - Ничего общего, он даже меньше тебя, - возмутился муж. - Давай попробуем развалить их гнездо. Ты сверху, а я… Там, сбоку, я видела длинные сучья. Вот их и буду долбить, - предложила Кара. Чужие птицы встретили их грудью. Только через два дня хозяева поняли, что подлетать надо сбоку, пока чужаков нет. Крак по-прежнему бился с противником, Кара долбила тонкие ветки, стянутые крепкими поперечными узлами. Потом они опускались на землю и ходили по тротуару, никого не подпуская к дереву. Люди, с которыми они жили пусть в плохом, но мире, вели себя странно. Они кричали на них, отпугивали от чужого дерева палками. - Зачем им ещё вороны? – недоумевала Кара, - разве им не хватает нас? Наверное, они красивее. - Кто красивее? – возмущенно каркнул муж. – Такие ж. Вот жена его – точь-в–точь, как ты. - Она? Как я? Не думала я, что ты обо мне такого мнения. - Да хорошего я о тебе мнения. Просто не лучше они, не лучше! - Так почему ж тогда… - Не знаю. Завтра полечу к Беркуту. За советом. - Но это опасно! – тихо каркнула она и спрятала голову ему под крыло. - IIIУ Галины впервые в жизни болела голова. Не принимавшая никогда никаких лекарств, она глотала теперь их пачками, но ничего не помогало. Дела шли из рук вон плохо. Народ совсем не шёл на приём. Администраторы целый день сидели на телефонах, вызывая записанных ранее пациентов. И те, кто приходил, спешили поскорее уйти, не проходя ни одной из назначенных процедур. А всё из-за грохота. Эти проклятые птицы совсем сошли с ума, распугали всех клиентов. Сначала на окна кидались, теперь уличную проводку грызут. Да ещё по крыльцу бегают, как собаки, и каркают. Ужас! Уж и гоняли их, хлебом кидали, швабрами тыкали, а им хоть бы что. Май кончается, надо платить за аренду, зарплату, налоги, а где денег взять? Она стала нервной, несдержанной и много кричала. И никто не хочет помочь. Муж опять в командировке, дочь… Она вспомнила вчерашний разговор. Грета сидела у зеркала и разглядывала родимое пятно на щеке. - Что ты на него пялишься? – взорвалась Галина. - Мне кажется, что оно растет и щека припухла. 17


- Кажется, ка-жет-ся! – по слогам отвечала мать. - Какое было, такое и есть. Совсем оно тебя не портит. Придумала себя операцию. Это надо ж – сорок тысяч за родинку! Они думают, у нас деньги куры не клюют! - Перестань кричать, Галя, - с задавленной злостью ответила дочь, - ты совсем разучилась разговаривать. На работе только ворон да тебя слышно. Дочь выросла в студенческом общежитии. Оттуда вынесла смешившую вначале привычку называть родителей по именам и обострённое чувство справедливости. - Чего ты к Марине вяжешься, - продолжала она, - и Киренскому житья не даёшь? Не будет он пищевые добавки распространять, не верит он им, понимаешь? Так скоро все стоящие врачи сами разбегутся, увольнять некого будет. - Вот спасибо, доченька! Чужие люди тебе важнее родной матери, - завопила Галина, - я для кого стараюсь, для кого? Для тебя и Серьги! Всю жизнь с отцом на тебя положили! А ты… Не любишь ты меня, Гретка! И Серёжка меня не любит,– отвернулась к окну Галина, вспоминая пугавшие её взгляды внука. - Да любим мы тебя, любим! Только зачем из-за нас другим жизнь ломать? Ты ведь знаешь и про Марину, и про Киренского. Некуда им идти, некуда. У Марины двое, у Сергея вообще трое ребят. Кормить-то надо. И других задергала! Галина знала свой вспыльчивый нрав. Став хозяйкой большого числа людей, она старалась не выходить за рамки, но не всегда получалось. Дочь права, хороший коллектив подобрать трудно. - Ну, всё, всё! – замахала она рукой на дочку. – Дам им премию за моральные издержки. Что с воронами делать будем? - Не знаю, мам, это ты с папой решай. Он звонил, сегодня ночью прилетает. Ты договорилась о дне операции? - Да, двадцатого мая, в девять. Через три дня. Они ждут. Может, передумаешь? - Нет. - Ну, ладно. Недельку полежишь, швы снимут, а в июне с Серегой в Турцию, на отдых! - Ура! – закричала дочь, а внук, все время тихо стоявший в сторонке, заулыбался. - Но это если всё будет хорошо! - Будет! Серый, поедем на море? К солнцу, пальмам, голубой волне? На отдых, Серенький! – затормошила Грета сына. - А папа поедет? - Нет, не поедет,- встряла Галина. – От чего ему отдыхать? Второй месяц не работает. - Мам, ты опять? Ну, сколько можно? - Брысь! Пошел! – Она сбросила сидевшего на руках у Греты кота Тишку, махнула рукой и вышла из комнаты. - Мишань! Что делать-то будем? – спрашивала Галина ночью, глядя, как муж с удовольствием обглядывать свиные ребрышки. Вот природа обменом наградила – наедается перед сном, как на убой, а жиринки ни капли. А она всю жизнь на диете! -С кем? Чаю налей. - Да с воронами. Совсем обнаглели. Бьются в стекла, изоляцию грызут, всех клиентов распугали. - Переговорю на днях с мужиками. Может, что присоветуют. Иди ко мне, соскучился… - IV Крак летел к центру свалки под гвалт сородичей. Небольшие, носатые вороны, узнав, что он хочет, пропустили его выше. На голой макушке чудом уцелевшего дерева сидел маленький, черный как смоль Беркут и чистил длинный, чуть загнутый клюв. Крак опустил голову и распластал крылья в знак приветствия. - Я знаю твою проблему – повел на него взглядом Беркут, и Крак вспомнив все, что говорили о нем в стае, съежился. - Ты молодец, всё правильно делал. - Но чужаки не уходят! Прошу тебя, помоги! - Ну, бойцов я тебе дать не могу – свои дела, а вот совет дать могу. Чего ты всего больше боишься? - Не знаю… Когда камнем в меня кидают. - Так кинь во врага камнем! - Но я не умею! - Ничего, научат. Но за науку надо платить. - Я заплачу. - Заплатишь. Когда время придёт. - Глупые твари, - подумал Беркут, глядя вслед улетающему Краку, - так долго живут с людьми и ничему у них не учатся… Целый день старая ворона из своих учила Крака метать камни. Казалось бы, что сложного - камень в клюв, большая скорость, прямой полёт; за полметра до цели уклон влево, разворот вправо, мощный бросок и уход тоже вправо – но получилось не сразу. Вернувшись в гнездо, он увидел сияющие глаза жены. Четверо воронят с голыми шеями и наполовину белыми клювами копошились у неё под крылом. Он положил на край полузадохшуюся мышь, найденную на свалке. Редкая удача. Взлетел вверх и долго летал в розовом от заката небе, благодаря Птичьего бога, и сообщая, что стал отцом. Ему было за что бороться. Искать камни не пришлось, они лежали рядом, на дороге. Он метал и метал разноцветные голыши в ненавистное гнездо, из которого выглядывала голова пусть похожей, но чужой птицы. Кара слёту поняла хитрую премудрость броска и днем, когда было тепло и можно оставить птенцов без присмотра, тоже бросала камни. Грохот усилился, 18


но гнездо стояло крепко. Иногда они спускались вниз и ждали, что настырные чужаки упадут вниз, но те не падали. -V- У вас тут что, война? – поинтересовался молодой мужчина с красным лицом у доктора Киренского на приеме. - Да вроде того. Вороны нас атакуют. Раньше просто долбились, а теперь камнями швыряют. Повернитесь спиной, я вас послушаю. - Весь мир сошёл с ума. И вороны – тоже, – философски заметил клиент, раздувая грудь, как меха. – Куда ваша хозяйка смотрит? Ведь всех клиентов растеряете. - Принимает меры. Гоняет их шваброй, - с тонкой улыбкой ответил доктор. Клиент засмеялся, но уходя домой испугался прыгающих на него птиц и решил повременить с процедурами. У Киренского было хорошее настроение. Хозяйка занималась дочерью и внуком, в центре вздохнули свободнее. А вороны… Да бог с ними, с воронами, люди страшнее. Пошумят, да успокоятся. И с зеркалами ничего не случится. Они же не настоящие, а пластиковые. Только Марина Ивановна, старший администратор, вздрагивала и мелко крестилась при очередном ударе. Все шептались, пугали друг друга, рассказывая случаи из жизни, но никто не ждал беды. В начале июня Грету выписали, и она сидела с сыном дома. Щека, где делали операцию, была вздута. Доктор предупредил, что родинка имела глубокие корни, площадь поражения велика, для косметического эффекта может потребоваться дополнительная операция. Грета тревожилась, но старалась не показывать вида. Галина вышла на работу, и всё пошло по-прежнему. Михаил Оттович пошёл советоваться насчет ворон со своим старым другом, чиновником из городской администрации. - Стрелять из ружья в черте города запрещено, даже из мелкокалиберки. Рубить дерево слишком дорогое удовольствие, штраф десять тысяч рублей, – задумчиво говорил чиновник, с удовольствием отхлебывая принесенный коньяк. – Отраву они не едят, а если и съедят, то после их меню им это не повредит. - Так что же делать? - Да высели ты их к чертовой бабушке. Стащи гнездо с дерева и всё. - Да как же его стащить? Оно же тяжелое, да и они мне глаза выклюют. - Ты что, сам туда полезешь? Пригони кран с люлькой, найми ребят из МЧС, они всё могут, вот и всё. - Государственный ты человек, Тимоша! - Соответствую должности, Мишаня… Ребята из МЧС отказали. Михаил Оттович, всегда находивший выход, обратился к бригадиру отделочников, работающих на его стройке. Они вместе съездили к центру, понаблюдали, как птицы грызут проводку и швыряют камни. О цене договорились быстро. Бригадир Костя, весёлый услужливый парень, всё взял на себя. - Завтра договорюсь с краном, и сделаем, - пообещал он. Договориться с краном быстро не удалось, владелец тянул, гнул цену. Михаил Оттович, уставший от ежедневных воплей жены, стал искать сам и нашёл старенькую машину в троллейбусном депо. Ещё раз съездили, всё осмотрели, нашли трелевочные тросы и, наконец, в пятницу, накануне отъезда дочери с внуком, назначили день. Понедельник, 13 июня. - VI У Кости с утра было плохое настроение. И вроде выпили вчера немного, а мутит – спасу нет. Приняв для поправки сто грамм, он автобусом добрался до медицинского центра и стал ждать. Птицы тревожились. Они низко летали над землёй, как-то суматошно побрасывали камни, а потом стали ходить по верху зеркал и кусать провода. - Чувствуют, что ли? – с тоской подумал он. Кран и хозяин на своей машине с охранником подъехали одновременно. Парни натянули мотоциклетные шлемы, верхонки, опустили забрала и сели в люльку. Машина вплотную подошла к дереву, и люлька медленно поехала вверх. Хозяева, Марина Петровна и двое прохожих следили за происходящим с крыльца. - Там птенцы, четверо! – замахал руками Костя, отбиваясь от близких птиц. - Что делать-то? - Срывай! Как договорились! Парни затрелевали гнездо, машина дернулась и медленно поехала в сторону. Черные сучья заскрипели, и верхняя часть гнезда рухнула вниз. Двое птенцов лежали среди веток на земле, то раскрывая, то закрывая клювы. Два других, вцепившись в остатки гнезда наверху, тянули длинные, в редких перьях шеи и пронзительно кричали, махая слабыми, острыми крылышками. Взрослые вороны взмыли вверх, и молча носились широкими кругами. - Кончай, сбрасывай их к чертовой бабушке! Охранник перегнулся через край люльки и столкнул гнездо на землю. Оно рухнуло с тяжелым хрустом, птенцов отбросило в сторону, и они, еще живые, слабо трепыхались на асфальте. Сильный удар по шлему заставил охранника присесть, и он заорал: 19


- Вниз, давай вниз! Люлька опустилась. Костя, тихо матерясь, трясущимися руками собирал тросы. - Что с воронятами-то, добить? – тупо спросил охранник. - Добей, конечно, - тихо ответил Михаил Оттович. – Костя, помоги! - Э, нет, хозяин! Мы так не договаривались. Гнездо сронили, а дальше ты сам. Давай, охрана, пошли! – махнул Костя охраннику рукой. - Ребята, вы что? Я заплачу! - Не-не, не надо. Я не душегуб. Знал бы, что здесь птенцы – ни за что бы не взялся. Эй, танкист, довезёшь нас до остановки? Он быстро залез в кабину крана. Охранник, помешкав для виду, юркнул за ним. Громко хлопнула дверь, и машина уехала. Вороны всё также молча носились кругами, не уходя, но и не приближаясь к гнезду. - Грех-то какой, Господи! – пробормотала проходящая мимо старуха и плюнула в сторону крыльца, где застыли Галина и доктор Киренский. Марина, зажав рот руками, с ужасом смотрела на происходящее. Вдруг откуда-то сбоку вылетел Беркут. Черной молнией он упал на ворох веток. Мелкие окровавленные перья полетели в стороны. - М-м-м - застонала Марина и стала оседать на пол. Беркут подпрыгнул и метнулся к оставшимся воронятам. Он быстро выпотрошил и их тела и исчез так же неожиданно, как и появился. - Прекрати истерику, уволю! – закричала Галина на Марину, к которой склонился Киренский. - Прекратите орать! – рявкнул доктор и повёл Марину в помещение. Михаил Оттович шваброй кое-как придвинул разбросанные сучья к дереву и тихо сел в машину. Руки тряслись, на душе было скверно. Поздно вечером вороны стали вновь строить гнездо. И уже утром неопрятное сооружение с торчащими ветками красовалось на своём месте. Пришедший дворник смел сухую траву и кучку окровавленных перьев, смешанных с зеленоватой скорлупой. Птицы слетели к зеркальной стене. У Кары одно крыло волочилось по земле. Она никак не могла взлететь, и Крак всё время был рядом. Они сидели, крепко прижавшись друг к другу. Какие-то люди в белом кидали в них хлебом, но они не уходили, пугая прохожих необычным поведением. - VII Через два дня Грета с Сережей улетели в Турцию. Уже в аэропорту дочь вдруг вспомнила: - Мам, а вороны-то как? Всё долбятся? - Не знаю. Долбятся, наверное, куда они денутся. - Ты не тронь их, ладно? Бог с ними, пусть живут. - Да не трогаю я их, не трогаю. Всё, вон уже посадку объявили, поднимайтесь. - А с Мариной как? Успокоилось? - В отпуск она ушла. Со вчерашнего дня. Премию ей выписала, - ответила Галина, глядя в сторону. Ей не хотелось говорить, что Марина ушла в отпуск с последующим увольнением. Ей вообще не хотелось говорить о работе. Через неделю ночью в загородном доме вспыхнул пожар. Бригадир Костя, оставшийся ночевать на стройке, вышел на улицу по малой нужде и увидел зарево на втором этаже. - Горим! Хозяин, горим! – кричал он в трубку. - Пожарку вызвал? Вызвал или нет? - Я номер забыл! -….! Делай, что можешь! Я сам дозвонюсь! Ты страховку сделала? Я спрашиваю, страховка есть? – закричал он жене. - На той неделе собиралась, когда крышу покроют, - ответила Галина, с ужасом глядя, как муж прыгает на одной ноге, не попадая в брюки. - Да покрыли уже, покрыли! Мать твою… так! Огонь потушили быстро. Причину не выяснили, гореть в пустом кирпичном доме было нечему, но ведь загорелось же? - Уйдём мы от тебя, хозяин, - сказал чуть позже Костя, - Мужик ты хороший, платил нормально, но что-то у тебя не так. Сначала вороны, теперь пожар. Да и дом пусть просохнет, выветрит. Не будем сейчас строить. Не обижайся, но не хотят мужики. Расчет давай. Михаил Оттович молча полез в бумажник. Они долго сидели перед полуобгоревшем зданием. -Ну и чёрт с ним, с домом этим. Придет время – выстроим, - сказала Галина. – Лишь бы с детьми всё было нормально, - и тихо заплакала впервые за весь суматошный день. Он прижал её к себе. - Ну что с ними может случиться? Она уткнулась ему в плечо и завыла. - Не надо было гнездо разорять. Не надо, - пробормотал он и тяжело поднялся. – Не плачь, слезами горю не поможешь. Поехали. 20


-VIIIВидно, правду говорят, что беда одна не ходит. Они уже ждали детей из отпуска, когда позвонил доктор, оперировавший Грету. - Здравствуйте, Галина Ивановна. Вы одна в кабинете? - Одна, а что? Здравствуйте, Олег Вадимович, - сердце у неё поджалось, резко захотелось бросить трубку на стол. - Мы послали анализ на биопсию… - Зачем? Ведь там ничего не было! - Вы же знаете, так положено. Одним словом, он…плохой. Надо сделать повторный срез. Она сейчас дома? - Какой - плохой? Канцером? В каком количестве? - Единичные клетки. Нужно повторить… - Так куда же ты раньше смотрел, доктор хренов? – заорала она, с ужасом видя, как стол ползёт в сторону. - Нашли в глубоких слоях. Сверху ничего не было. Так она дома? - Ты же её сам отпустил! На солнце! На солёную воду! Подлец… - Кошмар, - пробормотал доктор, - пусть, как приедет – сразу ко мне. - К тебе…Ты сделал-то как, чисто? Или пожалел? - Чисто-чисто. Вы же сами ругались, что зря поле большое сделал. Она машинально подошла к раковине, положила туда телефонную трубку и начала тщательно мыть руки. Глухие удары в стену сорвали её с места. Она выскочила на крыльцо. Одна птица швыряла камни, другая наверху долбила укрытую жестью проводку. - Пошли! Пошли! Ненавижу! Сволочи! Из-за вас! Из-за вас! Накаркали, проклятые! Она стала искать камень, чтобы бросить, отогнать, избавиться от этой черноты, подступившей к глазам. Выскочивший на крик доктор Киренский подхватил е за талию и силой увёл за дверь. Вороны отлетели на дерево, а потом опустились на землю и долго ходили по крыльцу, распустив крылья. -IX Грета тяжело переносила химиотерапию. Она металась в жарком бреду, и Галина явственно видела, как жизнь уходит, улетает от неё. Она не отходила от неё ни на шаг, не ночуя дома восьмые сутки. Когда приходил муж или зять с Сережей, она проваливалась в чуткий прерывистый сон, и там боясь упустить что-то ужасное. Тонкое, загорелое тело с длинными ногами казалось детским, беспомощным. И она, мать и врач, ничем не могла помочь своей дочери. Анализы не показывали улучшения. - Как ворона с воронёнком, - услышала она разговор двух молоденьких медсестричек в коридоре, - обе черные, страшные… - Ну, девчонка-то ничего. Красивая даже. Она что, немка? Разве немцы бывают черными? - Это отец немец, а мать украинка. Потому и чернявые. А по национальности русская, я в карточке видела. - И русские умирают, - протянула вторая, - и нерусские, и красивые, и молодые, и старые… Уйду я отсюда. Видеть всё это не могу. Галина закрыла дверь, пошла к раковине и внимательно посмотрела на себя в зеркало. И впрямь, как ворона. Черная и страшная. И слёз нет. - Это зеркало, мама, - услышала вдруг слабый голос дочери. – Отражение. Птицы… Птицы в зеркале… Отражение… Голова её дернулась, и она вытянулась на кровати. - Грета, доченька! Помогите!!! – захрипела она и бросилась в коридор. Из двери ординаторской выскочил врач и последнее, что она видела, был его распахнутый белый халат. - Как крылья, - успела подумать она и потеряла сознание. - Всё в порядке, очнитесь, очнитесь… - кто-то неслышно бил её по щёкам. – Ну, слава Богу, открывайте глаза. Открывайте глаза! - Грета… - Да спит она, спит! Что вы так испугались! Сейчас доктор придет, он с вами поговорить хочет. Она поняла, что сидит в коридоре, привалившись боком к стене. Чуть позже, в кабинете заведующего отделением она слушала, как лечащий врач говорил ей: - Вам нужен отдых, вы от нас не выходите. Вам еще будут нужны силы. Вы должны думать о живых. У вас муж, внук, работа, наконец. Им вы в тысячу раз нужнее, как ни прискорбно об этом говорить. - Неужели ни одного шанса, доктор? Мы за все заплатим! - Мы делаем все, что можем. К сожалению, к сожалению…Вы же знаете статистику по меланоме. Самая коварная и быстротечная форма. Два, редко три месяца, и все. Девяносто восемь процентов летального исхода. - Но ведь есть два процента? - Есть, но это связано, скорее, с ошибкой в диагностике. - А у нас не может быть ошибки? - Нет, мы дважды проверяли. Хотя… есть аномальные случаи выздоровления, они описаны в литературе. - Что же делать, доктор? Что? - Продолжать жить. Любить. Молиться. Работать. У всех свой путь. 21


- Вам легко говорить. - Легко, - с отрешенным спокойствием согласился доктор. – У меня жена в прошлом году умерла от меланомы. Дочери пятнадцать лет. И мне легко. - Господи! Простите! Как же вы можете здесь работать? - Все время стараюсь попасть в те два процента. С каждым пациентом. Завтра я ее выписываю, - резко меняя тему и тон, сказал доктор. – Сделаем перерыв на две недели, потом повторим курс химиотерапии, если… Ну вы понимаете. Дома разрешите ей все – пусть встречается, с кем хочет, ест, пьет, не запрещайте ей ничего. Теперь ей все можно. Будем надеяться, что вы вернетесь. Теперь ей все можно…. Две недели. Всего две недели. Он не верит, что мы вернемся. Теперь ей все можно. А раньше было нельзя. Что нельзя? Что мы ей запрещали? Как попасть в те два процента? Как попасть, Господи? Помоги, смилуйся, покажи путь… В тот же вечер она позвонила уволенной Марине: - Прости меня, Мариночка, прости за все, дуру старую, не держи зла. У нас Грета больна, тяжело, ее на две недели выписывают, я в центре редко бывать буду. Ты еще никуда не устроилась? Вот и замечательно. Возвращайся! Выходи завтра же. Мне без тебя никак. Второй звонок был доктору Киренскому. - Олег Вадимович, вы что же, нас бросить решили? Не отпустим, как не просите. Вы меня простите за все, особенно за хамство и добавки эти. Толку от них действительно нет. На себе проверили... Знаете? Откуда? Да, трудно. Очень. Возвращайтесь после отпуска, очень вас прошу. Две недели. Всего две недели, когда все можно… -X- Ты совсем ничего не ешь, Кара. Так нельзя. Птичий Бог не любит уныния. Он отнимет у тебя небо, и ты будешь бегать по земле, как мышь. - Ты прав, Крак, но крыло очень болит. И глаз почти не видит. Мне больно, больно, Крак. Воронята, дети, наши дети погибли. За что? За что? - Я не знаю, Кара. - Напрасно мы пытались разрушить гнездо чужаков. Там тоже были птенцы, я видела. - Может, ты и права. Знаешь, что я придумал? Мы летим в лес, на свежий воздух. Сейчас там полно семян, ягод, ты поправишься, вот увидишь. -Но там есть свои вороны. Разве они пустят нас к себе? - Ничего, ворон ворону глаз не выклюет. Договоримся как-нибудь. - Нет, Крак, мы же не стали договариваться с теми птицами. Нас тоже не примут. - Тогда я найду место, где не будет ворон. - XI Михаил Оттович не понял, как оказался рядом с церковью. Православный собор с золотыми куполами, недавно выкрашенный бело-розовой краской, казался игрушечным, театральным, случайно попавшим на серую улицу из стекла и бетона. Архитектура католических храмов была ближе, но и туда он не ходил, оставляя общение с Богом жене. Не то чтобы не верил, а просто считал, что все в руках человеческих, если не грешить. Галина тоже не отличалась религиозностью. О Сыне Божьем вспоминали в католическое Рождество, 25 декабря, и Пасху, которую праздновали с православными. У зятя был свой еврейский Бог, которого жена боялась, потому что Он мог позвать Григория, как когда-то его родителей, на историческую родину, и лишить ее единственной дочери и внука. Резная деревянная дверь была закрыта. Он прошел в крохотный церковный дворик и сел на единственную скамейку с кружевной металлической спинкой. Из боковой двери вышел старичок в черной рясе и стал разбрасывать куски размоченного хлеба из железной миски. Тут же налетели воробьи, до того смирно, в линейку, сидевшие на проводах, и торопливо застукали клювами по асфальту. Огромная ворона приземлилась в центр, воробьи шумно вспорхнули и разлетелись в стороны. - Что, опять мелочи не дала поесть, Марфа? Правильно, пусть теперь ждут своей очереди. Старичок присел на скамейку. Полы рясы приоткрыли зимние ботинки и толстые носки. - Ноги мерзнут, старый стал, - заметил он взгляд Михаила Оттовича. – Врачи говорят – сердце. Ярко-голубые глаза весело смотрели из-под совершенно седых бровей. - А почему у вас голубей нет? Ведь раньше их много было. Некоторые такие красивые.. - Да они все красивые. А уж весной, когда любовь у них, – старичок мечтательно улыбнулся и вытряс последние крошки в стороне от вороны. – Убрали их, гадили много. И тем на людей, кстати, похожи. Я вообще замечаю, что все в мире по одним законам живут. И как кто-то гадить начинает – его убирают. - Кто убирает? Травит что-ли? – удивился неожиданному повороту мысли старичка Михаил Оттович. - Как кто? Создатель! И не обязательно травит, а болезнь какую нашлет, или другое вразумление. У Него способов много. И рук для исполнения – тоже. Сейчас все болезни считают от плохой экологии. И это правда, да не вся. Об экологии души думать надо. Злобствуем, ненавидим, убить ближнего за малость хотим…Сплошной вред. - А как вы их убрали? Голубей-то? – спросил Михаил Оттович, и сердце неприятно стиснуло. - По-современному. Машину такую особенную пригнали, со звуковым шокером, ну и включили ее, когда голуби тут стаей сидели. Страшная картина была. Кто на месте завертелся, кто сразу глаза закрыл и лапы откинул. 22


Пятнадцать минут, и все готово. – Старик покачал головой. - Но ведь это убийство. - Да нет. Оглушение. Их в мешки собрали и в лес отвезли. Там они одыбали и разлетелись. Шок – не смерть, хотя в лесу им, конечно, трудно придется. Они к городской жизни привычные, к дармовой еде. Но кто жить захочет – приноровится, адаптируется. У всех есть шанс. Старичок кивнул головой, соглашаясь с великим замыслом, и осторожно поднялся со скамейки. - Хватит, Марфа, сыта уже, оставь братьям меньшим, - махнул он на ворону широким рукавом. – Доброго вам здоровья, уважаемый. Простите, если что не так сказал. - Спасибо, отец, - неожиданно для себя прошептал Михаил Оттович. - Храни вас Господь. И деток ваших. Экология души. Скажет тоже. Голубей жалко, не все выживут. Грета, доченька.. Надо хотеть жить, забилось в измученном неослабной болью сознании. – Экология души. Что это? Kinder lieben, Mien hertz… Как помочь тебе, девочка моя? - XII Грету привезли домой ближе к обеду. Она была так слаба, что ее внесли на руках отец с мужем. Глядя худое лицо и тонкие руки, Галине хотелось кричать от ужаса, но вместо этого она говорила громко, весело, быстро, как всегда, когда дети возвращались домой из поездки. - Мыться, мыться, давай в ванную, доченька. Помнишь, как в детстве: с гуся вода, с тебя худоба… - Как вода текучая, так я буду растучая, - вымученно улыбнулась в ответ дочь. – Правильно, мама, давай поживем как прежде. - Зачем, как прежде. Лучше будем жить. Правда, Сереженька? - Не знаю. - А я знаю. Пойдешь с мамой в ванну? Я вам пены наведу. Вы кораблики пускать будете. - А разве можно? Ты ведь не разрешала, - с испугом глядя на Галину, спросил внук. - А почему нельзя? Ты рядом посидишь. - Тогда я Хрюшу возьму, он тоже раком болеет. - Тоже болеет? Ну и с него все болячки смывать будем. И вспоминать о них больше не будем. Готовьтесь, мои родные, я сейчас. Я быстро. - Мам, а вороны-то в центре живут? - Нет, улетели куда-то. Правда, улетели, мне Марина говорила. Это были самые счастливые и неправильные дни в их жизни. Галина как будто играла в игру «дети приехали в отпуск». Ей все время казалось, что это действительно так и старалась ежеминутно радовать их едой, прикосновением, добрым словом. Все легко пошли за ней, шутили, смеялись, вечерами смотрели старые комедии и развлекательные программы, и то, что раньше казалось наивным и глупым, теперь принималось совсем подругому. Поняв, что Грете хочется чаще бывать с зятем и сыном, стала тихой, незаметной, чтобы не нарушать их последнего счастья, заглядывая в спальню издали, украдкой. Смотрела, как Гриша поправляет подушки, смятые простыни, удивлялась отсутствию страха и мужской брезгливости, замирала, стараясь не смотреть в искореженное, источенное болезнью родное лицо. И однажды увидев, как он плел ей тощую косичку, бережно завязывал бантик, простила ему все, что раньше не имело прощения. Ненавистный еврейский профиль с длинным носом и жесткими кудрявыми волосами был все время рядом, и Галина боялась, что он тоже исчезнет, а вместе с ним и Сережа, и радовалась, что сейчас зять не работает. Разве это правильно? Неправильным было и то, что она не мешала коту Тишке лизать Грете оперированную щеку и урчать на всю кухню. Поздно ночью она с ужасом смотрела, как на электронном будильнике выскакивает новая дата, и начинала беззвучно молиться, просить у всех прощения и благодарить Бога за прожитый вместе день. Больше всего в жизни она хотела, чтобы эти две недели никогда не кончались. Михаилу Оттовичу казалось, что Грета идет на поправку. - Ну, что ты, мать, она стала хорошо кушать, вчера пельмени ела, сегодня курицу, температура нормальная и выглядит лучше. Может, обойдется, бывают же случаи, Галь? - Бывают. В двух процентах из ста. - Ты никогда не говорила… - Я и сейчас молчу. Спи, мой родной, завтра будет день и будет пища. Спи крепко. Они лежали рядом, крепко сцепившись руками, и думали, думали. Иногда он плакал и тогда засыпал первым. К ней сон приходил к утру, когда пора было вставать и провожать его на работу. И тогда он тихонько, боясь ее потревожить, поднимался и уходил один. Такого тоже никогда не было. - Папа, мама спит? Ты уже на работу? Пап, мне сказать тебе надо… Голос дочери был слабеньким, но веселым. Она пришла на кухню, где он жарил себе яичницу, и села к столу. Тишка тут же забрался ей на колени и стал лизать щеку. - Завтрак холостяка? Сало и яйца, здорово. Я кусочек возьму? - Возьми, конечно. Сало отменное в этот раз получилось. Так что хочет моя принцесса? - Не, пап, я не принцесса, я kinder lieben, Mien hertz. Пап, ты только не пугайся. Я после больницы, наверное, уеду. Грише, наконец, вызов пришел, из Дудинки, его ждут через десять дней, с последним пароходом. Нам сразу дадут квартиру, представляешь, папа? Однокомнатную, но свою. Правда, здорово? 23


- Здорово. А ты маме говорила? - Нет, я боюсь ее расстраивать. Она так старается, мы так замечательно стали жить все вместе, как никогда. Она может не отпустить нас с Серегой. - Но тебе надо пройти еще один курс химиотерапии. - Пройду. Ой, пап, да все у меня хорошо будет, я чувствую. Подумаешь – родинка. Да я рада, что она разрослась, иначе так и жили бы как раньше. Ты поддержи нас вечером, ладно? - Так ты в больницу пойдешь? На второй курс? - Пойду, куда деваться, хотя и в Дудинке есть врачи. Мы с Серегой на самолете туда полетим, в октябре. - Там мороз ниже сорока градусов, дышать нечем, как же ты? Да и привыкла на всем готовом – слабо возразил отец. - Ничего, жить захочешь – не умрешь. Привыкнем, адаптируемся. Вы ведь тоже с мамой на севере жили, а я чем хуже вас? Ну, пап, ну, поможешь? - Помогу, конечно, только надо все продумать. Со здоровьем шутить нельзя. А север… - Пап, это мне на юг нельзя, а на север можно. Там все мои болячки отмерзнут и отвалятся. А летом будем приезжать к вам отпуск. - Дай, Бог, дай Бог. Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? - Нет, папа, ничего не болит. Я так хорошо себя чувствую, как никогда. - XIII – За рабочей суетой он не смог переговорить с Галиной о дочери, поэтому за ужином ее сообщение явилось для нее неожиданностью. Еще большей неожиданностью стал ответ: - Ну, раз решили – поезжайте. Только курс лечения надо пройти. И может, Серегу пока не брать? - Сергей поедет с нами. Не маленький, в садик будет ходить, когда Грета на работу устроится, - твердо сказал Григорий. - А ты где будешь работать, доченька? В поликлинике или свой кабинет откроешь? – спросила мать. - Нет. Мам, пап, я давно вам сказать хотела. Я хочу бросить медицину. Не нравится мне в чужие рты заглядывать, не люблю я это. И запахи изо рта даже под маской чувствую. Противно. Я понимаю, что мое образование вам дорого стоило, но не могу я больше. Честное слово не могу! - И что решила делать? - В детский сад пойду, к ребятишкам. Сначала нянечкой, потом после специализации – воспитательницей. Гриша все узнал. - Ну, если Гриша все узнал, - завелась Галина и тут же осеклась. - А почему бы и нет? Я тоже зубных врачей боюсь, и никогда мне ваш выбор не нравился, - заявил отец. – Только не беги на работу сразу, окрепни вначале. - Да ее никто и не гонит. Все по самочувствию, - ответил зять. - И еще. Мы обвенчаться решили. Чтоб в горе и радости, на земле и в облаках вместе быть. Так что просим вашего благословения. - Обвенчаться? И в какой же церкви? – опять прилило к голове знакомое раздражение. - Да нам все равно, мы же не крещеные. Но мы подумали: я наполовину еврей, она наполовину немка, общая часть – русская, так что, в православной. Сначала покрестимся, а на следующий день обвенчаемся. И сына покрестим. - А как же твой Бог? Не накажет? И потом, тебя никогда не пустят в Израиль, к родителям. - Знаете, Галина Ивановна, евреи говорят: Бог есть Любовь. За что ему меня наказывать, за то, что я люблю свою семью? Родители? В гости-то пустят. А жить мы на родине будем, в Сибири. Я свой выбор десять лет назад сделал. - Ничего себе, у вас планы, - удивился Михаил Оттович. - Такое дело надо отпраздновать. Мать, где у нас коньяк, который Петровы подарили? Не выпили без меня? Тащи на стол, мать, праздновать будем. - А какой праздник? Новый год? – спросил внук, сидевший на коленях у Греты. - Новая жизнь, Серега. Новая жизнь. На следующий день зять привел старенького батюшку из храма, и тот окрестил всех троих дома. Галина повторяла про себя православные молитвы, а когда батюшка ушел, стала молиться Еврейскому Богу. Теперь она боялась за Григория. Боги, говорят, ревнивы. - XIYШел тринадцатый день, когда позвонил лечащий доктор из онкологии. Трубку взяла Галина - Ну, как у вас дела? Как Грета себя чувствует? - Не знаю, что и сказать, доктор. Но у нее улучшение: температура, аппетит, настроение – все в норме. Это что – конец? – придушенно ответила Галина, уходя с телефонной трубкой на балкон. - Какой день без температуры? Десятый? Интересно. Очень интересно. Я что звоню. У вас в центре работает доктор Киренский, а его брат в Москве, в институте Сербского. Они там разработали новую методику по пересадке костного мозга. Статистика пока небольшая, но обнадеживающая. Не сто процентов, конечно, но шанс есть. Одним словом, нужно ваше согласие на операцию. - А кто будет оперировать? - Так доктор Киренский, из Москвы. Вы что, не слушаете меня? Его брат вызвал, специально для вашей дочери. Клиника оплатит операцию, а дорожные расходы придется вам. Он будет оперировать еще одного ребенка, из детского отделения, но там родители вряд ли помогут. 24


Пересадка костного мозга. О ней много говорили, когда она была студенткой. Там что-то с донором приключилось, потому и закрыли тему. - А донора где возьмём? Ведь для пересадки потребуется материал, - боясь поверить, осевшим голосом спросила Галина. - Она сама себе будет донором. Новая методика, я же говорю. - Это поможет? -Это единственный шанс. Короче, Киренский приедет через неделю, а Грету привозите через три дня. Будем готовить. Господи! Неужели? Нет сил поверить. Нет сил. Два процента. Не надо. Молчи. Молчи, глупое сердце. Молчи. Накануне перед операцией ей позвонили с работы. - Галина Ивановна, зарплату надо людям выдавать. С июля только авансы, а уже сентябрь. - Хорошо, сейчас приеду. Она подошла к своему центру и удивилась. Яркое небо отражалось в светлых зеркалах, белое крыльцо лоснилось от недавнего дождя. Черная ворона скакала рядом, теребя корку белого хлеба. Второй не было видно. Галина тихо присела на крыльцо и долго смотрела на птицу. Та не улетала, а молча косила на неё сумрачным глазом. - Иди сюда, иди, - тихо позвала женщина, - иди, конфетку дам. Она полезла в сумку, вытащила завалявшуюся конфету в яркой обертке и кинула её отпрянувшей птице. - Ты прости меня, прости. Прости, пожалуйста. Я разорила твоё гнездо, - плача бормотала она, - и детей твоих убила. Прости меня… Ты мать, знаешь, как тяжко терять детей. Прости меня! Не забирай у меня дочку. Слёзы бежали у неё по лицу и падали на черную водолазку. - Прошу тебя, возьми конфетку. Я буду знать, что ты меня простила… Кара долго, не двигаясь, смотрела на Галину. Потом осторожно подлетела к конфетке и, постоянно оглядываясь, расклевала её. - Она взяла, взяла! Всё будет хорошо! – стоящая рядом Марина тихо улыбалась ей сверху. Галина зарыдала в голос. Марина опустилась рядом, и теперь они плакали вместе. - XVПоздней осенью, ближе к зиме, Михаил Оттович, заправляя машину, увидел Костю. Постояли, поговорили, договорились встретиться весной для продолжения строительства. Уже садясь в маленький жигулёнок, Костя вдруг спросил: - А вороны-то живы? Стучат или нет? - Живы! И стучат по-прежнему. Моя их подкармливает, представляешь? Вон миску новую купил. Уже вторую раздолбали. Ну и клювы у них!– Михаил Оттович показал на синюю миску на заднем сиденье. - А я понял, хозяин, почему они тогда взбесились. Я, когда гнездо их срывал, то в зеркало себя увидел. И они себя видели! Но ведь глупые, не понимали, что это отражение и дрались с ними, как с настоящими. Ты переделай зеркала, измени угол наклона, и они успокоятся. Попробуй, хозяин! В тот же день Михаил Оттович вызвал мастеров, и они, подставив узкие палки под верхние основания, изменили угол наклона. Теперь зеркала отражали землю, прохожих, и это тоже было красиво. - Какая странная вещь – зеркала, - думал он, разглядывая себя в блестящей поверхности. – Они отражают нас и нашу жизнь. Какие мы – такое и отражение. Смотрим на мир с добром – и он отвечает добром. Бросаем камень - получаем ответный удар. Иногда сразу, как мы, иногда позже, когда придет время. У всех по-разному, но закон-то один. Закон бумеранга. Всё, что посылаем в мир - возвращается. Предашь товарища – предадут тебя. Подтолкнёшь падающего – столкнут в тот момент, когда тебе больше всего нужна поддержка. Галя тоже это поняла, по-другому, но поняла. Вымолила у судьбы дочку. На краю была девочка. – Он вздохнул и полез за сигаретами. – Только бы не нарушить чего. Самому стерпеть многое можно. А вот когда дети отвечают за нас… Экология души. Придумал же батюшка. Той же осенью Галина Ивановна накупила множество цветов и расставила их в кабинетах. Она очень изменилась и выглядит уже не так молодо, а по паспорту. В фойе, рядом со столом администратора, поставили большую клетку с певчим кенором. Он громко поёт и щелкает клювом. - У вас, как в раю. Цветы и птицы, - говорят люди и рекомендуют Центр своим знакомым. Грета потихоньку выздоравливает, и к Новому году собирается с сыном на север. Заходя иногда на работу, радуется, как там хорошо и красиво. Она улыбается, хотя щека ещё тянет. Теперь ее некому лизать: кот Тихон умер в тот день, когда ей делали операцию. Гриша похоронил его на еврейском кладбище, а сыну сказал, что Тишка ушел и забрал с собой мамину болезнь, поэтому не надо его ждать и искать, тем более, что в Дудинке у него может появиться собака. Ну, а вороны живут. И, может быть, весной заведут потомство. Теперь с ними никто не будет бороться. Мир большой, места на всех хватит. 25


Владимир МАНАХОВ Владимир МОНАХОВ (Братск,Иркутская область) автор более десяти сборников стихов и прозы. Активно публикуется в журналах и альманахах. Его тексты вошли в антологии “Русский верлибр”, “Сквозь тишину. Антология русских хайку, сенрю и трехстиший.”, “Приют неизвестных поэтов. Дикоросы.”, “Антология ПО под редакцией К.Кедрова”. “Нестоличная литература”, “45 параллель”, “Иркутск”. Финалист первого Всероссийского конкурса хайку. В 1999 году награжден Пушкинской медалью Международного Пушкинского общества (Нью-Йорк).За серию лирико - философских эссе, опубликованных в журнале “ЮНОСТЬ” в 2005 году назван лауреатом литературной премии имени Владимира Максимова.В 2009 году за “Русскую сказку” вручена национальная премия “Серебряное перо”.Член группы ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз).

Старик Фицджеральд и смерть Он был стар и немощен настолько, что уже никого не осталось рядом, кто ложился бы с ним вместе в постель. Поэтому, когда за окном опускалась темнота, он одиноко добредал после продолжительного затяжного, мучительного, бессмысленного дня к койке и, кряхтя, залезал под тёплое мягкое одеяло, замирая в ожидающем оцепенении. Он был стар крайней старостью плоти настолько, что в любой момент ждал: ход его судьбы может неожиданно оборваться на вдохе или выдохе. Поэтому дышал он с большой осторожностью. Но в кровать его всё же тянуло, он испытывал к ней неподдельный интерес, потому что уже давно в прежде одинокой и холодной постели он каждый раз обнаруживал, что находится не один… Две удивительные персоны окружали его здесь. Одна была иссохшая и закоченевшая Жизнь, другая – Смерть, юная и теплая. Жизнь еле теплилась и сама нуждалась в том, чтобы её тщательно укрывали, гладили, баюкали, но старику этого делать давно уже не хотелось. А Смерть была пышной, хорошо пахла и жадно льнула к старику, ласкала его, шепча на ухо нежные слова, которые радовали вялое сердце уставшего от своих лет человека. Старик невольно отодвигался от костистой Жизни, которая не сулила ему ничего хорошего, и прижимался одряхлевшим телом к Смерти, от которой тянуло теплом и уютом. Жизнь вела себя беспардонно, сама старалась потеплее укрыться, стаскивая со старика единственное одеяло, а Смерть раскрывалась, обнажая всю себя, и манила его своими прелестями, казавшимися старику в эти минуты восхитительными. Но старик всё ещё думал о Жизни. Она провела с ним целое столетие, прошла революции и войны, построила не один дом, посадила много деревьев, которые выросли в большой пышный сад, успевший на его веку засохнуть и погибнуть , и вырастила детей… И в этих трудах так истончилась, так обезобразилась и обезлюдела родными лицами, что надоела, и старику хотелось, чтобы быстрее исчезла навсегда. Исчезла в любую из его бессонных ночей, а он остался бы наедине со Смертью, которая верно ласкала его, трогала усохшее тело, подтверждая, что ещё не всё потеряно и можно продолжать своё существование, уходя глубоко в себя, так далеко, куда уже никто, кроме него самого, 26


дойти не сможет. Но как бы ни была во сне привлекательна Смерть, уже готовый крепко обнять её старик всё же в последнюю минуту ночного отдыха поворачивал свое пропахшее мертвечиной лицо в сторону постылой Жизни. Той Жизни, которая, несмотря на свою опустошённость и запущенность, освещалась окном, откуда проникали первые лучи утреннего солнца, пробегавшие по морщинистому лицу старика ещё одним новым оттаявшим днём надежды. И снова у окна старик Фицджеральд смотрит во двор на проходящих мимо людей. Прохожие каждый день видят старика в окне и радуются: «Вот опять старик смотрит на нас!» Радуется и старик им в ответ: «Вот опять меня видят, а пока меня видят, значит, я существую»- оправдывает он свое затянувшееся существование на земле. И он безотрывно стоит у окна, глядя на протекающую мимо него активную чужую жизнь, и демонстрирует малые возможности своей. И жизнь за окном не заканчивается, и старик все живет и живет. «Жизнь видишь лучше всего, когда наблюдаешь её из единственного окна», - и сегодня повторяет про себя самую важную мысль старик Фицджеральд.

27


Храм Михаила Архангела в Нижнем Ингаше

28


Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.