Литкультпривет!
Monthly journal LITKULTPRIVET!
Утро. Худ. П.Михейчик
Ежемесячный литературнохудожественный журнал
АВГУСТ
@
№8(34) 2015 г. 1
Искусство 90 лет назад - 10 августа 1945 года родился Александр Артёмович Адабашьян - Российский советский сценарист, художник и актер. Окончил Московское высшее художественное училище. В кино работает с 1974 года.
Предыдущий месяц. Худ.А.А.Адабашьян.
2
Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск
Основан 30 октября 2012 г.
п.г.т. Нижний Ингаш
Август №8 (34) 2015 г.
В НОМЕРЕ: КУЛЬТУРА Лилия Енцова “Я с этого краю Россию спасу”............4 ПОЭЗИЯ Сергей Михайлов Сборник стихов..................................10 ПРОЗА Сергей Маслаков Экспедиция на пугающий остров.....12 Владислав Кураш “Посмотри смерти в глаза”................14 Юрий Розовский “Маяк в апельсиновой корке.”. Повесть..(Продолжение)...................16 ЖИВОПИСЬ Татьяна Ковалёва
“Перед грозой”, Раннняя весна”., “Ромашки” ............................................23 Аркадий Натанович Стругацкий - русский советский писатель, сценарист, переводчик, создавший в соавторстве с братом Борисом Стругацким несколько десятков произведений, считающихся классикой современной научной и социальной фантастики. Дата и место рождения:28 августа 1925 г., Батуми, Грузинская ССР, Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика, СССР. (Википедия)
3
Редактор Сергей Прохоров
Культура
«Я с этого краю
К Сергею Прохорову известное «нет пророка в своём Отечестве» не подходит: его творчество знают и ценят земляки, поддерживают местные власти, и главное – его стихи и песни читают, поют дети и взрослые. Издаваемый им в Нижнем Ингаше литературно-художественный и публицистический журнал «Истоки» стал визитной карточкой Нижнеингашского района и собрал в свою орбиту местных, краевых, российских и зарубежных авторов, литературных критиков, читателей и почитателей литературного и художественного творчества. В их отношении к журналу и его составителю, редактору, издателю, нет никакого снобизма и снисходительного: «вот, мол, из какой-то провинции, а поди же …». А есть искреннее уважение и немалая доля восхищения. В чём мы ещё раз убедились на презентации книгиантологии «Истоки», которую Сергей Тимофеевич Прохоров выпустил к десятилетнему юбилею со дня рождения его прекрасного детища. Пригласила «всех любителей русской словесности на творческую встречу с поэтом и журналистом, исполнителем собственных песен Сергеем Прохоровым (п. Нижний Ингаш)» и на презентацию книгиантологии «Истоки» в Универсальную краевую научную библиотеку, руководитель клуба почитателей В.П. Астафьева «Затеси», автор, составитель, редактор одноименного литературно-художественного альманаха Валентина Майстренко. Представила Сергея Тимофеевича в интернетовском сообщении, как «автора восьми книг стихов и прозы, члена международной Федерации русскоязычных писателей, победителя краевого конкурса «Социальная звезда», лауреата ордена «Культурное наследие». Напомнила, что Прохоров «с 2005 года издаёт межрегиональный литературно-художественный журнал «Истоки», который сегодня известен во многих уголках России и за рубежом. Ежедневник Красноярской ярмарки книжной культуры назвал журнал самым необычным издательским проектом, когда-либо появлявшимся на красноярской земле». 4
Россию спасу» Людей, собравшихся в уютном литературном зале краевой научной библиотеки, привлекло кого – личное знакомство с Прохоровым, кого – совместная творческая деятельность в качестве авторов журнала, кого – хорошее любопытство: что там за «чудо» из Нижнего Ингаша? – А то и чудо, уникальный факт, – обыграла Валентина Майстренко, открывая встречу прохоровским стихотворением «На трассе Ингаш– Красноярск», – что через «Истоки» с невероятной географией его авторов и читателей по духовной трассе из Ингаша управляет составитель и редактор журнала Сергей Тимофеевич Прохоров культурными потоками России. Что от таких истоков возрождается, питается, крепнет народной мудростью наша страна. Что такими истоками она интересна и зарубежью, которое так безоговорочно признало его значительной фигурой российской культуры и отметило соответственными наградами и титулами. «И ещё чудо, – отметила ведущая, – в потенциальной творческой энергии Сергея Тимофеевича. Ведь как бывает: обладает человек дивным сильным голосом и поёт замечательно, поёт, поёт, и постепенно голос слабеет… А у Прохорова творческая энергия только прибывает, развивается с ускорением. Многие ведь пишут, уезжая с малой родины или возвращаясь на неё, и все о своём. А он, пишет своё, но обнимая всех, даёт журналу звучать голосами любителей и профессионалов – литераторов, музыкантов, художников, учёных и критиков, маститых и начинающих». Далее ход презентации всё это подтвердил. Сам герой говорил мало. «Был чернорабочим районной газеты. Никогда не думал, что будут изданы мои книги, тем более – буду делать журнал. Появилось время, когда вышел на пенсию, а жизнь через преодоление боли подарила новые силы. И идею – дать талантливым жителям района возможность опубликовать свои произведения, а также – разыскать земляков, уехавших из района, края – ставших профессиональными писателями, художниками, вообще людьми, чья деятельность в разных сферах дала весомые и полезные плоды. Разыскал. В Нижнем Новгороде основал и редактирует свой журнал «Вертикаль» Валерий Сдобняков, который вырос в Решотах, учился там в школе. Николай Никонов, который в бытность 5
свою в Нижнеингашском районе, работал директором Тинской и Поканаевской школ, является членом правления писательской организации в Ростове -на- Дону. Сейчас тесно сотрудничаем. И главное основание, на котором стал выстраиваться журнал – наш уроженец писатель Николай Устинович. Много значила поддержка Виктора Астафьева, друзей – красноярских литераторов. Ингашских и иланских (поначалу журнал задумывался как межрайонный) творческих людей и местных властей, предпринимателей, земляков. И пошёл год за годом, номер за номером. Редакционный портфель – полон авторскими предложениями – «не застёгивается». Вышел в Интернет – и среди миллионов сайтов всемирной сети не затерялся – занял заметное место. Не только выкладываю на свой сайт «Истоки», но стал издавать и ежемесячный электронный «Литкультпривет». Не засохли «Истоки», не замутились, широкой рекой текут десять лет. Решил отметить юбилей – создать «музей журнала» – антологию. Вспомнил, как задумали, кто поддержал, самые яркие произведения, имена. Журнал открывает новые имена и оживляет память об авторах прошлых времён. Жизнь быстротечна, и мы много теряем, если не возвращаемся к ним». Так произошло, что высшие силы дали Сергею Прохорову вторую жизнь и указание, что он должен в этой второй жизни делать. Он и стал это делать. Не на пустом месте. Талант был всегда, была работа в газете, было серьёзное самообразование, очень много читал, была смелость посылать свои стихи в центральные журналы – публиковали. Была жадность до жизни и до каждого нового дела: петь на сцене, осваивать музыкальные инструменты, фотографировать, рисовать, мастерить, даже вязать; самостоятельно, безо всяких курсов освоить премудрости электронной вёрстки и пользования Интернетом. Журнал начал делать духовно зрелый человек и профессионал. Как живую патриотическую идею «Истоки» поддержали творческие объединения Нижнего Ингаша и Иланского и местные власти. Взял планку – местное издание не в смысле «местечковое», не только для публикации авторов из двух районов. Местное – по месту выхода, а авторы – край, Россия, зарубежье. Сегодняшние и давние, кто расчищал для истоков почву, и будущие. И с такой планкой всё выше и выше… О журнале, который издаётся небольшим тиражом, узнают друг от друга, из Интернета, бывает, случайно попадает в руки номер – и в эту орбиту втягиваются новые люди, рождаются новые связи. И человеческие отношения – симпатии и доверия. Спасибо тем, кто понял, оценил и принял. И огромное спасибо красноярцам, которые добросердечно встретили новое издание, пропагандируют его, как Валентина Майстренко, Лариса Кочубей, сотрудники краевой научной библиотеки, и которые считают за честь в нём публиковаться. При уникальности своих дарований, может быть, Сергей Тимофеевич Прохоров и издавал бы журнал в гордом одиночестве, но он сделал «Истоки» сильным и интересным благодаря широкому кругу тем, проблем, жанров и авторов. Как братья по крови, улавливая каждое слово и интонацию, слушали хорошо искушённые деятели культуры и любители словесности краевой столицы стихи Екатерины Данковой. Земляки принимают как должное и привычное, что её стихи и песни разлетаются в народ «с голоса», публикуется она мало и редко. А вот красноярская публика слушала восторженно и просила «ещё читайте, ещё…». Николай Ерёмин – поэт, друг Прохорова уже сорок лет. Когда-то они двое и Катя Данкова готовили путь «Истокам», создавая литературное объединения и поэтическую страницу «Родник» в районной «Победе». Никакой «моцарто-сальериевской дилеммы» в их отношениях нет – любят и высоко ценят творчество друг друга. Екатерина Данкова убеждена, что «Прохоров своими «Истоками» делает историю». Ерёмин – что «над Сергеем ангелы летают. После болезни пошёл – повезло. Началась свобода слова – повезло. Интернет – повезло. У него ориентиры – международные. Он нас вдохновляет». Случайно попавшему на эту творческую встречу человеку пришлось наблюдать поистине чудную картину: редко кто здесь был без своей книги, книжки или журнала. «А у меня вот новая книга вышла». «И у меня». И дарят друг другу с сердечными автографами. И все желают друг другу творческих успехов. Александр Петрович Демидович тоже вышел с новой книгой – «Литературный 6
Ингаш». «Здесь сидят герои моей книги, и один из них – Сергей Прохоров. Секрет его творчества и долголетие журнала «Истоки» я определил бы так: вкус, даровитость, талант и труд. Ингаш как литературный центр знают в мире благодаря «Истокам», и за честь считают публиковаться в нём. Но главное, что журнал – это звено большой и крепкой системы поддержки литературных дарований, которая создана в Нижнеингашском районе. Начиная с детской странички «Лесенка», с публикаций «Литературной гостиной» в районной газете «Победа», с районного творческого конкурса среди школьников «Проба пера», конкурса чтецов произведений местных авторов, конкурса фотографий, рисунков, работы музеев, библиотек, помощи местной власти и жителей в финансировании изданий. Отрадно, что в этой орбите много молодёжи, и многие делают первые творческие шаги при поддержке районной газеты и печатаются в журнале «Истоки». Вот и здесь сегодня работает как фотограф Ульяна Захарова, победитель конкурсов, Влад Гильд, обладатель Губернаторского гранта, талантливый ученик известного художника из Нижнего Ингаша Виктора Псарёва, фотографии с чьих картин украшают журнал. И книгу «Литературный Ингаш» спонсировал уроженец района, президент компании «ООО «Сервис» Леонид Николаевич Ковель, соавтор многих славных дел на земле Ингашской; в том числе, вместе с председателям общественной организации «Нижнеингашское землячество в Красноярске», ветераном МВД, полковником в отставке Михаилом Михайловичем Петровичем они построили на своей малой родине в деревне Стретенка часовню. Так, действительно, маленькие ручейки любви к своей родине питают большую творческую реку и создают историю культуры района». Широко представлены в юбилейной антологии «Истоки» талантливые авторы из города Иланского и Иланского района, власти которых оказали значительную моральную и финансовую поддержку межрайонному изданию. Меняются люди, но отношение к «Истокам» остаётся. Виктор Васильевич Кочубей, глава Иланского района в 2005-2010 годах давно живёт в Красноярске, но и сегодня он с «Истоками». «Про Сергея Тимофеевича Прохорова» сказано: «Где родился, там и пригодился». Удивительный человек. Когда он пришёл к нам со своей идеей, показался мне таким наивным: журнал издавать – это в наши-то жёсткие времена?! Разве это под силу такому «божьему одуванчику»? А «одуванчик» укоренился, расцвёл ярким цветом, окреп, вызрел и разлетелся множеством семян, чтобы они проросли новыми произведениями и новыми авторами. Я очень рад, что журнал живёт и процветает». Лариса Анриевна Кочубей, благодаря своим издательским профессиональным и личным связям сделавшая очень много для того, чтобы познакомить с «Истоками» и авторским коллективом краевую и российскую культурную общественность, также остаётся поклонницей и журнала, и Сергея Прохорова, уникальность личности которого она сравнивает с редчайшим самоцветом, который сумел не потеряться в каменной россыпи, явил себя и дарит людям. 7
Красноярский поэт Марина Маликова сформулировала значение журнала «Истоки»: «Он расширил горизонты не только для творческих людей Нижнего Ингаша, но и заставил нас, жителей Красноярска, шире взглянуть на свой край. И не только узнать, сколько талантов живут в глубинке, но и дать возможность своим творчеством выйти «за черту города». Ведь печатаются в «Истоках» и стихи, и проза, и воспоминания людей искусства, и научные труды. И из всех он «вылавливает» самых лучших. Опознавательный знак - если этот автор «Истоков» - то ему полное доверие и родство. Доктор филологических наук, профессор Антонина Фёдоровна Пантелеева призналась в своём особом отношении к Сергею Тимофеевичу. Её глубокие острые работы, статьи литературоведческие, и политические, которые не удавалось опубликовать в красноярских СМИ, были напечатаны в «Истоках». И другие красноярцы, которые прочитали «Истоки» – захотели в нём печататься. А потому – «Спасибо ему за собирательскую работу». И отметила «его необыкновенную работоспособность», позволяющую трудиться над журналом, вести огромную переписку и продолжать писать и издавать свои произведения». Если без пафоса, то примеров «собирательской» работы Прохорова через «Истоки» – за десять лет сотни. Открыла Лариса Мерзлякова страницу, и стихотворение зазвучало для неё мелодией. Она пошла на студию звукозаписи, там сделали аранжировку, и родилась песня. Песни на его стихи шлют Прохорову и по Интернету, присылают диски и альбомы. И, кстати сказать, иногда он считает их лучше, чем его собственный авторский вариант. Искусствовед Любовь Шаповалова рассказала на презентации по поводу «ингашского культурного феномена» о найденных ею сведениях, что в 19 веке в Тинском две художницы устроили выставку живописи, на которой было представлено двести картин. Будем ждать интересного исследования этого события, которое открывает новые факты о состоянии культуры нашей территории до образования Нижнеингашского района. Конечно, на презентации антологии «Истоки» в краевой научной библиотеке было чествование Сергея Тимофеевича Прохорова. Но не как юбиляра, отработавшего многие годы и уходящего «на 8
заслуженный отдых», а как активного работника, «собирателя» через издание своего журнала лучших сил района, края, страны на выполнение одной простой и великой цели – сохранения, развития и рождения новых сил российской культуры как духовного источника жизни страны. Капелька к капельке – и из стихов, песен, рассказов, воспоминаний, картин – рождаются «Истоки» как оружие, так необходимое в той борьбе, которая идёт за душу каждого человека, за судьбу каждого народа, каждой страны в современном мире. «Твердят мне давно: «Катит Русь наша к краю!» А мне всё равно – Я на скрипке играю. Я септоль играю, Но в этом ли суть? Я с этого краю Россию спасу». (С.Прохоров)
Лилия ЕНЦОВА,
редактор газеты «Победа»
Фоторепортёры: Ульяна Захарова, Лариса Мерзлякова, Влад Гильд, Марина Соколова.
9
Поэзия
Сергей МИХАЙЛОВ г. Пермь
Сергей Алексеевич Михайлов, родился в г. Перми в 1973 году., Окончил филологический факультет Пермского государственного университета, филолог. Занимаюсь в поэтической студии при союзе писателей России. Служащий. Публиковался в коллективных литературно-поэтических сборниках, г. Пермь, в альманахе «Литературная Пермь», в литературно-художественном журнале «Подъём», г. Воронеж, «Новый Енисейский литератор», г. Красноярск, издан сборник стихотворений «Лирика».
И обрести покой, СЕРГИЮ РАДОНЕЖСКОМУ Кинуться всей громадой На 700-летие со дня рождения Улиц и площадей Сергия Радонежского В бездну воды прохладной, В ярость волны скорей! Пересвет и Ослябя стояли за Русь. И, подружившись с югом, И молился за воинов Сергий… С горстью ракушек в руках И берёзы шумели, и падала грусть – Тополю, грустному другу, Драгоценные нежные серьги! Вывесить их на ветвях! И направил орду кровожадный Мамай – Генуэзцы, литва и татары – На небесную Русь, на берёзовый край… ПОХОРОНЫ ЛЕТА И заплакали малый и старый. Но, садясь на коня, князь Димитрий вперёд Лето течёт сквозь пальцы, Поскакал и, полки поднимая Словно песок и вода. На кровавую сечу за русский народ, Жареные португальцы – Словно сокол, летел на Мамая! Наши с тобой года. И поил его Дон и Непрядва ждала, Избороздило время Чтоб омыть ему рваные раны… Вдоль нас и поперёк. И барабанит в темя Трижды солнце взошло. Старости молоток. Жаркой битва была. Сопротивляешься чинно И бежали в поля басурманы! И утверждаешь: нет! И погиб Пересвет за народ и Христа… Нет никакой причины И звенят над могилою серьги… Этот покинуть свет. И молитва звучит, глубока и чиста, А лето течёт так быстро: Как Душа твоя, светлый наш Сергий! Не успеваешь вдохнуть. Мне бы ещё лет триста Жизни отмерить путь. ЛЕТО В ГОРОДЕ И, не познав португальский, Годы горят на корню… Лето. Пустеет город. Жгите огонь бенгальский: Тополь грустит у окна. Лето я хороню! Катит на Чёрное море Отпускников волна. Ярко там светит солнце, ОКТАВИАН Воздух горячий спёрт. Юг – это беспокойство, Август увяз в распутице Юг покоряет спорт. И захлебнулся песком, И кажется: хочет Город Перебегая улицы, От суеты людской Прыгая босиком. Тоже сбежать на море 10
И возмущались прохожие: В чём провинился край? Где наши дни погожие, Где бесконечный май? А тополя молчаливые Только кивали в ответ: Есть среди вас счастливые Или вас вовсе нет? Эту загадку древнюю Август унёс в океан в том мире, Где держит Вселенную На ладонях Октавиан.
И, может, за тех, кто не дожил, Кто рано остыл и затих… За них отгуляется дождь и… И ветер отпляшет за них! МАЛИНА Малина. Я чувствую лето Глазами, рукой, языком. И тело опять отогрето, Обласкано ветерком. Я чувствую и сожалею, Что краток прекрасного миг, Что время всецело довлеет Над тем, что любил и постиг. А лето звенит по дорогам И пахнет обилием трав, Себя доверяя потрогать, На жадные руки упав. Я трогаю и наслаждаюсь Глазами, рукой, языком. Малины губами касаюсь – Пред нею стою босиком.
ЗАПАХ ОСЕНИ Пахнет арбузами осень. Жар от рябин в октябре. Ветром потрёпаны косы Ив и берёз на заре. Синяя даль одинока, Утром упала роса, И затаилось глубоко Лунное око в лесах. Сны о вчерашнем, о прошлом Тают с опавшей листвой… Тополь, подстриженный пошло, Тихо ушёл на покой. И уходящее время Кличет осеннюю стынь… Солнце – арбузное семя – Борется слабо за жизнь И, разрываясь на части, Пахнет арбузным желе… Осень хмелеет от счастья, Еле ползя по земле.
*** Какая Русь?! Монгольская Урга! И желтолицые – как боги. Сквозные храмы, как стога, Раскиданные у дороги. По кирпичам, по алтарю Гуляют блеющие козы, На куполах нашли приют С буддийской нежностью стрекозы. Вдали – река. Колокола, Как шлемы витязей убитых… Куда, река, ты потекла? Ты помоги мне оживить их! Твои печальны берега… В песке и глине вязнут ноги… А за рекой блестит Урга И новые идут к нам боги.
МНЕ СОРОК Мне сорок. И круг Числобога Опять ускоряет свой бег. Одна предо мною дорога, Один проживаю я век. И нет уже многих: и близких, И тех, кого знал я давно… Берёза склоняется низко, Печаль разделяя со мной. И помня, что неумолимо Тебя поджидает Она… Проходишь дорогою мимо, Своё принимая сполна.
Здравствуйте, уважаемая редакция журнала “Истоки”! Прочитал недавно ваш журнал с интересом. Сам занимаюсь творчеством: пишу. Предлагаю мои избранные стихотворения для журнала. . Суважением, Сергей Михайлов.
11
Проза
Сергей МАСЛАКОВ г. Иркутск Маслаков Сергей Максимович - корреспондент газеты “Окружная правда” Родился 5 мая 1960 года на Алтае, где и прожил 35 лет. В 1978 году после средней школы призвался на службу в ряды Советской армии. Служил в группе советских войск в Германии механиком-водителем разведроты. После службы учился на филфаке Барнаульского пединститута, но не окончил его. К учебе вернулся позже — с 1988 по 1994 год заочно учился на отделении журналистики Алтайского университета. Работал корреспондентом сельхозотдела, партийной жизни, зав. отделом писем, зам. редактора районых и краевых газет. В 1995 году приехал с семьей в Иркутск. Работал корреспондентом газет “Номер один” и “Московский комсомолец”, редактором газеты “Иркутская электричка”, редактором криминального отдела газеты “Жизнь”.
Экспедиция на пугающий остров Группа энтузиастов из Братска перезахоронила останки с размытого кладбища В четверг, 21 мая, на острове Антонов, что в 15 км от Братска (20 минут хода на моторной лодке), побывала группа местных краеведов (13 человек) из представителей казачества, духовенства и центра военно-патриотического воспитания «Ладья». Цель экспедиции – перезахоронение останков с размытого водой кладбища.
ОСТРОВ ЧЕРЕПОВ
О том, что на острове Антонов подмывает заброшенное кладбище, впервые заговорили около 20 лет назад… Валентина Александровна Петрова, родившаяся и жившая в Антоново первые 12 лет своей жизни, побывала здесь уже в зрелые годы, в 1990-м. Вернулась с острова разочарованной и подавленной: от некогда цветущей деревни не осталось и следа. Не было ни лесов, ни строений – она с трудом, по ямке, нашла место, где стоял родительский дом… Побывала Валентина Александровна и на кладбище, которое можно было найти, лишь зная, где оно было раньше: ни крестов, ни могильных холмиков не осталось. Вода после затопления поднялась – и кладбище вплотную приблизилось к берегу, но ни костей, ни черепов видно не было. Однако буквально через несколько лет один из земляков рассказывал ей: «Подплываю к острову и вдруг вижу – у берега кости лежат. Сначала думал, звериные, а потом череп заметил». Говорили об этом и на встрече антоновцев в 2009 году в музее «Ангарская деревня», говорили и в 2012-м, на встрече земляков в библиотеке. Говорили при каждой встрече, но костей от этого меньше не становилось. Напротив, с каждым годом их появлялось все больше и больше. В 2012-м, когда
12
к острову прибыла съемочная группа БСТ, черепов здесь уже было столько, что репортаж без лишних колебаний был назван не иначе как «Остров черепов». «Шокирующие находки сделали братские рыбаки на одном из островов, расположенных на Ангаре. В воде и на берегу они обнаружили многочисленные человеческие останки, – говорилось в репортаже. – То тут, то там с речного песка на приезжающих взирают пустые глазницы человеческих черепов…» «В этом году решили с братом попутешествовать, прокатиться на лодке, выплыли на берег и были, мягко говоря, в шоке. Проплываем, а на дне – черепа. 15 километров от города, и чтобы черепа на берегу валялись, кости... Не должно быть такого!” – говорил тогда любитель отдыха на природе Вадим Стеблецов.
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
Остров Антонов – один из многочисленных островов на Ангаре, заселенных казаками более двухсот лет назад. Первые упоминания о поселениях на ангарских островах датируются 1728 годом. Плодородные земли позволяли получать здесь неплохие урожаи. Все соседние с Антоновым селения назывались по фамилиям их первых жителей: Бурнино, Московских, Дубынино. Название деревни Матера (с ударением на первый слог) происходило, скорее всего, от слова «материк». И лишь название острова и деревни Антоново до сих пор не получило объяснения. Есть только догадки. Согласно архивным данным, в семнадцатом веке на территории Братского острога поселились пашенные крестьяне Чупины – братья Алексей и Антон. Может, от имени одного из них и пошла деревня. Жителей с фамилией Антоновы на острове никогда не было. Жили в основном Чупины, Серышевы и Московских. Почти все, чтобы не путать друг друга, имели неофициальные фамилииклички. Были Гордюшины из рода Московских. Были
Осиповы, Тихоновы, Ганюшкины – на самом деле все Серышевы. Фамилия Серышевых принесла острову печальную известность: в 30-е годы прошлого столетия один из членов этого рода, Константин Серышев, возглавил отряд повстанцев. История этого восстания описана в многочисленных источниках, но до сих пор не нашла справедливой, непредвзятой оценки. Близкие и односельчане описывают Серышева любящим, неравнодушным человеком, историки – вероломно жестоким. Жительница Братска Зоя Васильевна Дворяткина (в девичестве Серышева) вспоминает: – Мой прапрадед – Тихон Филиппович Серышев, человек предприимчивый и по тому времени богатый, занимался торговлей зерном, рыбой, пушниной, имел свой постоялый двор, но наемных работников не держал. От Тихона Филипповича пошла большая семья – четыре сына и две дочери. Всех своих сыновей он назвал Иванами, и различали их только по прозвищам: Иван Большак (старший), Иван Зеленовый – прадед Зои Васильевны, Иван Ширша (Ширяев) и Иван Малышев (младший). Два Ивана – Малышев и Ширша, получивший прозвище то ли из-за особой прически, то ли из-за головного убора, были богатыми. А Зеленовый и Большак – бедными. Не уделил им, видно, Тихон Филиппович должного внимания… Иван Ширша и его жена Наталья не могли иметь собственных детей и усыновили пятилетнего племянника Костю из деревни Бурнино. Это и был будущий «бандит» Константин Серышев… Во всем остальном жизнь на острове была «как у всех»: много работы, веселые праздники и печальный исход. Жительница Гидростроителя Клавдия Николаевна Петрова, родившаяся и жившая в Антоново, вспоминает: – На острове уже никого не было. Поехали мужики за смородиной – деревня уже догорала, а наш дом только начал тлеть. Брат даже заплакал. У нас баня была, рядом сенник, и как-то, я маленькой еще была, она загорелась. Ветер был с Кодары. Баня горит, а мы бегаем босиком и кричим: «Дедка, дедка, баня горит», а дед: «Залазьте на печку». Пошел к божничке, взял икону, вышел на улицу, два или три раза обошел баню. Огонь все тише, тише – и совсем погас. Дед вернулся и говорит: «Где бы вы и сколько бы вы ни жили, никогда не сгорите». Сгорели. Но кто же думал, что островитян ждут напасти даже после смерти…
ЭКСПЕДИЦИЯ
Рассказывает руководитель поискового отряда «Братск» Сергей Чулков: – Первый раз с разведывательными целями мы побывали на острове осенью прошлого года и поскольку не знали, где находится кладбище, причалили не там. Пошли вдоль острова малым ходом – и уткнулись в отмель, густо усеянную костями. Стало жутко. Одних только черепов было около пятидесяти. Экспедицию
13
по захоронению останков решили провести в мае 2015 года, подготовив для этого специальные ящики… Выехали в девять утра с Тенги. Лодка была одна, и ехать пришлось тремя партиями. В первую группу вошли отец Андрей Драгобид, руководитель клуба «Ладья» Евгений Моисеев и три воспитанника этого клуба. Я вместе с батюшкой Андреем Чесноковым прибыл на остров второй партией – там уже шла работа. Большая часть останков находилась в воде, и хорошо, что я был в высоких сапогах, а Евгений Моисеев в гидрокостюме… Третьей партией прибыли атаман Евгений Фоос и несколько казаков. Им предстояла самая трудная работа – выкопать могилу и сделать крест… Рассказывает руководитель центра военнопатриотического воспитания «Ладья» Евгений Моисеев: – С экспедицией на остров мы, к сожалению, припозднились – вода в Ангаре благодаря активному таянию снегов в горах поднялась, и в силу этого собрать все останки не удалось. Основная часть их находилась на глубине по грудь. По моим подсчетам, мы нашли около тридцати черепов и множество костей – всего два ящика, которые с трудом донесли до могилы. Одно захоронение было наполовину размыто и хорошо сохранилось: из прибрежной стены торчали доски гроба, в котором находился женский скелет с головным убором, расшитым медной нитью. Здесь же находился старинный медный крест. По всей видимости, его обладательница была из зажиточной семьи… Рассказывает настоятель храма Рождества Христова отец Андрей Чесноков: – Точно такой же крест я видел в одном из музеев Тюменской области – он был обнаружен при раскопках города Мангазея и датировался 17-м веком. Захоронение на острове Антонов, скорее всего, принадлежит к более позднему времени, а крест передавался из поколения в поколение. Теперь он будет храниться при Братской епархии и когда-нибудь, возможно, станет экспонатом музея, о создании которого мы пока только мечтаем… – На острове Антонов я впервые побывал в 2005 году, когда искал место для детского лагеря, и видел поваленный крест, который был поставлен в 1998 году. Тот, кто его ставил, видно, не рассчитал, что вода может подняться. На этот раз мы вырыли могилу и поставили крест подальше от берега. На будущий год хотим облагородить могилу, построить лавочки, столики, чтобы можно было привозить сюда бывших жителей деревни. И продолжим сбор останков – отплывая от острова, мы размыли песок и снова увидели кости…
Владислав КУРАШ г. Сумы. Украина
Посмотри смерти в глаза Из воспоминаний моего деда
Первые дни войны были самыми страшными. Под сокрушительными ударами фашистов фронт отодвигался вглубь страны. Уже к августу был сдан Смоленск и попытки вернуть его, и начавшееся на Западном фронте наступле-ние на Ельню не имели никакого успеха. Южнее Смоленска немцы окружили часть наших войск и взяли в плен около сорока тысяч человек. Ещё южнее велось наступление на войска Брян-ского фронта, оборонявшие подступы к Гомелю и Мозырю, служившим плац-дармом для наступления на Киев, вокруг которого уже начинал создаваться мешок. На стыке Юго-Западного и Южного фронтов немцы прорвались к Киро-вограду и Первомайску и двинулись к Днепру между Днепропетровском и Запорожьем, взяв при этом в кольцо Николаев и Херсон. 12-ая армия, в состав которой входил наш стрелковый корпус, пыталась остановить этот прорыв, отрезав клин наступающих танковых войск противника, но в ходе неравных боёв вынуждена была отступать на юго-восток. Мы отступали с тяжёлыми арьергардными боями и большими потерями. Против нас были брошены лучшие танковые и пехотные дивизии врага. Вокруг горела родная земля, а мы в клубах пыли под палящим августовским солнцем и под смертоносным градом свинца пятились назад, пытаясь вырваться из окружения. Одновременным наступлением с севера и юга фашисты стремились, во что бы то ни стало, завершить окружение, чтобы очистить дорогу для дальней-шего наступления 1-ой танковой группы на юго-восток и отрезать остальные армии Южного фронта. 2-го августа в районе Умани мы были окончательно окружены и взяты в Уманский котел. Фашисты давили нас со всех сторон. Истощённые непрерыв-ными боями, избавляясь от ненужного транспорта и имущества, без снарядов и артиллерии, при подавляющем превосходстве противника, мы безнадёжно прорывались на юго-восток, тем самым создавая щит для всего Южного фронта. Южный фронт продолжал отходить на новые оборонительные рубежи. Он был в не менее плачевном положении, чем мы, и сам нуждался в немедлен-ном пополнении и укреплении. Помощи ждать было неоткуда, поэтому мы дрались не на жизнь, а на смерть, уставшие и отупевшие от боли и крови, от бессонницы и бесконечных боёв. Дух смерти витал в воздухе, подавляя и угнетая всех вокруг. Мы оставля-ли погибших товарищей, разорванных осколками снарядов или сгоревших заживо в танке, прямо на поле боя, без погребения и
14
молитвы. Командиры гнали нас, как стадо быков на убой, на танки противника, прокладывая нашими телами путь к выходу из окружения. С ужасом в сердце мы поднимались в атаку и с облегчением припадали к земле, слушая, как свистят над головой осколки и пули. Армия таяла на глазах, нас оставалось всё меньше и меньше. От этого становилось жутко, и мы понимали, что всех нас ждёт одна участь. Но мы, всё равно, продолжали драться, с яростью и остервенением, огрызаясь, как ранен-ный зверь, из последних сил, до последнего снаряда, до последнего патрона. Я всматривался в обречённо-безнадёжные лица товарищей, серые и уг-рюмые; я видел в их глазах панический страх, охвативший всю армию (вернее то, что от неё осталось), как змея, заползающий в сердца и сознание и отрав-ляющий душу смертельным ядом; я чувствовал, как этот страх проникает в ме-ня, и всеми силами, как мог, пытался сопротивляться этому. Паника убивала армию изнутри: многие стрелялись, многие сдавались в плен. Сдавались целыми группами, потому что никто не хотел умирать, все хо-тели жить и пытались остаться в живых любой ценой, даже ценой предательст-ва. Да, были и такие, которые переходили на сторону врага. Но были и такие, которые личным бесстрашием показывали пример храбрости и мужества, укрепляя нас и вдохновляя на самопожертвование. Правда, таких были единицы, и они гибли первыми, потому что во всём хотели быть первыми. И не важно, кем они были, офицерами или рядовыми,- они были настоящими героями и не боялись смотреть смерти в глаза. Они навеки оста-нутся в нашей памяти. Никогда не забуду корреспондента газеты Южного фронта “Во славу Ро-дины” Григория Смирнова. Он был прикомандирован к нашему штабу незадолго до окружения. Среднего роста, самой заурядной наружности, русый, корот-костриженый, в выгоревшей пилотке, в гимнастёрке рядового с нашивками старшины, в растоптанных кирзачах, точно таких, как и у большинства из нас, с револьвером системы Наган калибра 7.62 на боку и фотокамерой “Репортёр” – вот его краткий портрет. Камера у него была знатная, 1937 года выпуска, разработанная в КБ ГОМЗа под руководством Андраника Иоанисиани специально для профессиональной съёмки. Таких камер было выпущено чуть менее тысячи на весь Со-ветский Союз. Он очень гордился ею и не расставался с ней ни на миг. На первый взгляд, он был самым обыкновенным человеком, ничего вы-дающегося. Если бы вы встретили его до войны, где-нибудь на Крещатике,
то, наверняка, прошли бы мимо, не обратив никакого внимания. Но на войне всё по-другому. Недаром ведь говорят, что человек полностью раскрывается только в экстремальных обстоятельствах. Казалось, он наслаждался войной. С камерой и револьвером, точно с пе-ром и шпагой, он всегда был в самой гуще событий, на передней линии, под шквальным огнем, в пылу всех жарких сражений. Я ни разу не видел, чтобы он кланялся снарядам и пулям или обнимался с землёй, или отсиживался где-нибудь за линией обстрела. Его прямо тянуло туда, где рвались снаряды и лил-ся свинцовый дождь. Рядом десятками гибли товарищи, а его, точно заговорён-ного, не брали ни осколки, ни пули. Как-то во время одной из передышек между атаками я увидел его с кни-гой в руках и не смог удержаться от разговора. - Что читаете?- спросил я, присаживаясь рядом с ним на стерню. Он оторвался от чтения, внимательно посмотрел на меня и молча протя-нул мне книгу. - Хемингуэй, «По ком звонит колокол»,- ответил он мне. Я взял книгу, рассмотрел новенькую обложку, раскрыл её и стал перелис-тывать страницы. - Эта книга о гражданской войне в Испании,пояснил он. Первое, что бросилось мне в глаза,- книга была на английском языке. - Вам нравятся книги о войне?- снова спросил я. - Я был в Испании с самого начала Республики и до её падения. - Вы воевали в Испании? - Да, сначала в Интернациональных бригадах, а потом в 14-ом корпусе, кото-рым командовал Доминго Унгрия. В Испании я и познакомился с Хемингуэем. Он мне эту книгу и прислал. Обратили внимание, на развороте дарственная надпись? - Вы знакомы с Хемингуэем?- не поверил я своим ушам и раскрыл разворот книги. Там и в самом деле была дарственная надпись Хемингуэя. - Конечно,- сказал он так, словно говорил о чём-то незначительном.- Он спас мне жизнь на Арагонском фронте. - Расскажите, как это было. Ужасно интересно. - А что тут рассказывать?- пожал он плечами.Наши батальоны были взяты в кольцо фашистами, а мне с товарищем удалось выскользнуть из окружения. Мы вынуждены были спасаться вплавь через реку Эбро. И если бы не Хемин-гуэй на своём репортёрском автомобиле, наверняка бы попали в лапы фаши-стов. Таких храбрых людей я еще не встречал. - Вам тоже храбрости не занимать. - Это сейчас я не боюсь ни смерти, ни пули, а тогда мне было очень страшно. После финляндской войны пули меня не берут и смерть меня сторонится. - Вы воевали и в финляндскую?- не переставал удивляться я своему собеседни-ку. - Там меня здорово изрешетило. Полгода по госпиталям провалялся. Нам бы таких главкомов, как барон Маннергейм. Не драпали бы сейчас. Не всякий мог позволить себе подобные фривольности. Я невольно по-ёжился и оглянулся. - У вас отличная фотокамера,- сказал я. - Это моя гордость,- с любовью похлопал он по кожаному футляру, в котором хранилась камера.- Я её
15
на Бессарабском рынке у одного жида на швейцарские часы выменял. После госпиталя меня ведь списали в запас. И я, недолго думая, фотокорреспондентом стал. Очень интересное занятие, признаюсь я вам. А у меня, оказывается ещё и талант. Вот меня и пригласили во фронтовую газету. Хотите, я вас на память щёлкну? Он вынул из футляра свою новенькую, оклеенную кожей, фотокамеру и выдвинул объектив. - Когда выйдем из окружения, я вам карточку напечатаю. Чуть выше голову, улыбнитесь, готово. Раздался металлический щелчок шторного затвора, чем-то похожий на щелчок спускового крючка. - Я ведь с первого дня просился на фронт,рассказывал он, пряча фотокамеру в футляр.- Спасибо, что корреспондентом взяли. Хоть какая-то польза от меня будет. У меня с фашистами ещё с Испании свои счёты, и смерти я не боюсь, по-тому она меня стороной и обходит. Когда я в госпитале с обморожениями и ранениями лежал, врачи думали, что я не выживу. Тогдато ко мне смерть и при-шла. Наверное, хотела забрать меня. А я сразу понял, что это смерть, и так мне захотелось жить, и так я возненавидел её, и со всею ненавистью, на какую только был способен, посмотрел в её черные бездонные глаза. И она не выдер-жала моего взгляда, и взвизгнула, как сирена, и отвернулась, и исчезла, и боль-ше не появлялась никогда. Так что запомните, если когда-нибудь встретите смерть, смело смотрите ей в глаза, и она отступит от вас. И не бойтесь её, она смелых сама боится. Этот разговор был 3-го августа перед очередной попыткой форсировать реку Синюху. А через два дня, 6-го августа, во время неудавшегося штурма Ново-Архангельского Григорий Смирнов подорвался на мине. Все, что от него ос-талось,- это несколько обгоревших страничек из книги, которую подарил ему Хемингуэй. Не думаю, что в самую последнюю минуту он испугался смерти. Просто смерть обманула его, переиграла, как на рулетке. Такое часто случается. В по-следствии я в этом убеждался ни раз. Да, смерть переиграла его, но не победи-ла. Я уверен, он не дрожал перед смертью от страха. 10-го августа командование нашей армии приняло вынужденное решение о капитуляции. Потом был плен, побег, военный трибунал, штрафбат, Курская дуга, освобождение Европы, Берлин и победа. После победы думал, начнётся новая жизнь. Но в сорок седьмом году по доносу моего лучшего друга меня укатали на восемь лет в лагеря, а потом дали семнадцать лет поселений без права переписки. И только в пятьдесят шестом году, во времена Хрущевской оттепели, меня реабилитировали и я, наконец, вернулся домой. Не раз мне доводилось смотреть смерти в глаза. Не раз смерть играла со мной в рулетку. Не раз мне выпадало зеро, и я был на последней грани. Я ни о чём не жалею. Я научился сражаться за жизнь. Не потому, что так люблю её, а потому, что я сам хозяин своей жизни, я человек, а не безвольная пешка. И ты тоже хозяин своей жизни. Не бойся. Посмотри смерти в глаза
Юрий РОЗОВСКИЙ
Маяк в апельсиновой дольке, или невероятная поездка на Байкал Повесть Продолжение. Начало в №32 Глава 6.
Баба-Яга Первые лучи солнца взобрались на сопки, и теперь сбегали вниз по их заросшим склонам. И там, где их босые пяточки касались травы, искорками вспыхивала утренняя роса. Стукнувшись солнечными носиками в белый микроавтобус, стоящий во дворе дома у подножия горы, любопытные лучи, подпрыгивая, начали заглядывать в его окна… Художник, хитро прищурившись, подглядывал за суетой утреннего света на автобусных окнах. Спать не хотелось, и он, расстегнув молнию на спальнике, вылез из него, как медведь из берлоги. Открыв двери и выйдя на улицу, Сергей попрыгал на месте и пару раз развёл руки в стороны. – Бр-р! Не жарко, – скривился он. – Пойду к остальным, погреюсь. Закрыв автобус, художник засеменил к металлической лестнице, ведущей к гостевому помещению. Внутри комнаты было почти жарко. Все ещё спали, только водитель лежал с открытыми глазами и улыбался ему. – Что, не спится? – спросил он. – Ага, не спится, – подтвердил художник. – Утро такое хорошее! Солнечное утро, свежее, в смысле свежо на улице. Вот и спать не хочется. А ты не в курсе дальнейших наших планов? Водитель сел, свесив ноги с кровати, и пожал плечами: – Это у батюшки спрашивать надо, а он, как видишь, спит ещё. Батюшка действительно лежал на спине и мерно дышал. Седая борода его вздымалась и падала 16
в такт дыханию. «Молодые» тоже глаз ещё не открывали, вчера поздно угомонились. Художник с явным неудовольствием вышел. Сергей-водитель, улыбаясь, встал с кровати. В голове ещё звучал голосок младшего. Сегодня снова снилась семья. Сколько они с Олюшкой его уже вместе! И деток одиннадцать сладили. А всё вот скучается в разлуке, всё неможется. Да что поделать, работа у него такая. Много лет уже как при церкви подвизался. Пришёл к отцу Андрею, когда мир вокруг перевернулся и землю из-под ног выбило. Да так и остался. Батюшка предложил ему поработать церковным водителем: – Ты, Сергий, в суете погряз, – сказал он. – Послужишь делу Божьему, поживёшь при храме, Бог и поможет и подскажет, и на стезю направит. Оставайся. Сергей и остался. Водителем он был неплохим, да и технику любил. Первое время жил вместе с такими же братьями при храме. Забот хватало, и суетиться зря времени не было. И не заметил, как мир вернулся в исходное своё положение, а жизнь снова приобрела смысл. А потом он и Олю встретил, душу родную, тоже на тот момент неприкаянную… Умывшись, Сергей взял кружку со стола и выбежал на улицу. С батюшкой они здесь далеко не первый раз, и для него стало доброй традицией по утрам бегать с кружкой к озеру. Вот и сегодня водитель не изменил ей. Перебегая через дорогу, отделяющую Байкал от Листвянки, он увидел художника, идущего по набережной, с видом озябшего зяблика. Узнав, что Сергей спешит испить воды из озера и омыть лицо, тот только поёжился и, сунул руки подмышки, выражая своё неприятие таких глупостей. – Хозяин, он конечно и барин, – вслух заключил Сергей и, взявшись правой рукой за металлический
прут перил, осторожно стал спускаться по железным ступенькам к озеру. Лесенка ныряла прямо в Байкал. Примостившись на последней надводной ступени, он опустил руку в воду, сразу же почувствовав восхитительный ожог, и отдёрнул её. Собравшись с духом, водитель зачерпнул Байкал в ладони и окунул в него лицо. Изумительная свежесть влилась под кожу и потекла вниз, прозрачными струйками падая с русой бороды на грудь. Осторожно, стараясь подольше сохранить восторг внутри себя, Сергей взял стоявшую рядом кружку и зачерпнул немного озёрной воды. Пить сразу не стал. Сначала коснулся её верхней губой, пытаясь так хоть чуть-чуть согреть воду температурой тела. Потом стал пить мелкими глотками. Действительно, зубы почти не ломило. Утренний Байкал был удивительно вкусен. Набрав теперь уже полную кружку, водитель поднялся обратно на тротуар набережной. – Пошли будить всех, – сказал он художнику, внимательно изучающему окрестности, видимо с целью написать их потом по памяти. – Пошли, конечно, – охотно откликнулся тот. – Сколько можно дрыхнуть уже? Юрка открыл глаза и скосил их направо. Лиды не было. Одеяло сиротливо прижалось к простыне, забравшись верхним краем на пустую подушку. Встала уже, понял он, услышав журчание воды в душевой. Скинув руками ноги с кровати, поэт сел и прислонился спиной к стене. Отец Андрей тоже уже не спал. Закинув руки за голову, он лежал с открытыми глазами. – Утро доброе, батюшка, – улыбнулся ему Юрка. – Не спите уже? – Я уже вставал, молился. Жду, как все встанут. Лёжа ждать веселее, вот и прилёг. Дверь отворилась, и в комнату вошли два Сергея. Один был с кружкой в руке и с улыбкой на лице: – Кому водички байкальской? Только что набрал. Второй, усмехнувшись у него за спиной, спросил: – А что, из крана не проще было? Тоже ведь байкальская. – Чудной ты, – обернулся водитель, – хоть и художник. В кран вода по трубе идёт, не по своей воле, принуждают её. И без радости она из кранато льётся. Соответственно и пьющему радости много не доставит. А тут я её на руках принёс, и молитву по дороге ей шептал. Это, можно сказать, самая что ни на есть вода живая. Понимаешь? Юрка уже тянул руку к кружке, и получив её, с наслаждением припал к живой воде. Из душа вышла Лида, и поэт протянул кружку ей. А художник всё усмехался: взрослые, мол, люди, а чушь несут. Ну, ну. Помолившись и позавтракав, стали собираться в дорогу. Застелили постели и вышли во двор. Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, путешественники уселись в автобус и выехали из ворот. – Ну, а сегодня, дорогие мои, – начал отец Андрей, – путь нам на левый берег Ангары, в 17
Порт Байкал. Там, на горе, есть домик уютный, даже два. Вот там и остановимся, переночуем. Люди там хорошие, окрестности примечательные, храм великолепный строится. Так что скучать не придётся. Скоро, кстати, и паром начнёт ходить. Батюшке никто возражать не стал. Заехав на рынок, купив копчёный омуль, и небольшой арбуз, двинулись к переправе. Проехав по Листвянке в обратном направлении, автобус с друзьями свернул налево и спустился к Байкалу. Все, кроме поэта, вышли на свежий воздух. Мелкой зыбью озеро трогало бетонный пирс, будто удивляясь его неожиданному появлению и стараясь вспомнить, прикасаясь к его бокам, а был ли он здесь раньше. Высоко-высоко небо смешалось тремя красками: голубой, бежевой и белой. Растянутые по нему перистые облака зияли многочисленными прорехами, и солнце свободно проливалось сквозь них, и на озеро и на пирс и на людей, ожидающих паром… Трясогузка, опершись розовыми лапками о край бетонного парапета, смотрела глазкамибусинками на блестящую поверхность воды. Вдруг, переломив чёрный хвостик вверх, она подпрыгнула и развернулась в воздухе на сто восемьдесят градусов. Таким образом, взгляд её оказался направлен на светлый автобус, сидящего в нём Юрку-поэта и Лиду. Юрка опустил боковое стекло и высунул локоть из окна. А Лида встала как раз по солнцу к автобусу, и тень её руки упала на руку поэта. Улыбнувшись, она стала гладить любимого тёмной ладошкой. Проведя ею по Юркиной руке и шее, медленно вернулась обратно. Тот, ничего не замечая, глядел на валун, лежащий перед въездом на переправу и загораживающий его. Интересный камешек, думал Юрка, вглядываясь в большую глыбу, с чёрными неаккуратными буквами «Паром» и такой же закопчённой стрелкой, указывающей вправо. Справа действительно находился съезд к Байкалу. Казалось, он спускался прямо в воду. Ближе к берегу из мелкой зыби высовывались два железобетонных блока, видимо указывающие границу допустимых для парома глубин. Камешек, лежащий перед бывшей переправой, скорее всего, тоже был таким блоком, оббитым со всех сторон, и оттого казавшимся губчатым. И только на передней его стороне сохранился плоский фрагмент, размером с большую заплатку, гладкого железобетона. На самом краю старого причала высился одинокий силуэт отца Андрея. Он что-то пытался рассмотреть на блестящей поверхности озера. Сергей-художник стоял у переднего стекла автобуса и улыбался, глядя куда-то совсем рядом. Юрка перевёл взгляд в боковое зеркало и тоже улыбнулся, увидев тень на своей руке. Лида совсем разыгралась. Она, видя, что милый не замечает её тенистых прикосновений, стала перебирать пальцами на его руке. Вдруг Юрка резко положил свою ладонь на тень от её руки. И что примечательно – тень исчезла под ладонью, а не осталась на ней. Лида сразу же отдёрнула
руку. Но Юркина ладонь, по-прежнему крепко прижимала тень от её руки. Та просто вытянулась, не в силах высвободиться. Это было чудом! Сзади загудел клаксон подъезжающего автобусика, и всё вдруг пропало. Девушка отскочила в сторону, не заметив, как тень просто порвалась. Снова взглянув на мужа, она увидела лишь его улыбку. А тень снова была рядом. Батюшка всё вглядывался в противоположный берег, чем-то напоминающий большого зелёного медведя, крупной мордой припавшего к воде. Много лет он пьёт из Байкала. На зелёной шкуре уже появились старческие проплешины, похожие отсюда на песчаные осыпи. А может это и были осыпи? Посмотрев на часы мобильника, батюшка вздохнул. Уже пять минут назад паром должен быть здесь. Он ещё раз всмотрелся в противоположный берег. Парома не было. Отец Андрей сгрёб бороду в ладонь, он всегда так делал, сомневаясь в чёмто. Стоило ли ехать в Порт Байкал? Там, может, и нет никого сейчас, скучно будет. Тогда уж лучше к знакомому капитану прогулочного теплохода. Покатались бы по Байкалу, переночевали бы у отца Анатолия, а завтра и восвояси. Мысли сменяли друг друга, брови медленно сходились у переносицы, губы задумчиво округлялись под усами. У-у-уу!!! Всё пространство вокруг на секунду взорвалось. Потом наступила давящая, как после контузии, тишина. А потом снова, уже будто издали: «У-у-уу-у!» Отец Андрей повернул голову влево, пытаясь определить источник звука. В причал ткнулись две автомобильные покрышки, навешанные на металлический борт ещё одной местной достопримечательности – буксира «Минин». Местные с любовью звали судёнышко Миней. Из белоснежной рубки сначала появился матрос и, взяв швартовый конец, ловко перепрыгнул с ним на причал. Затем, как настоящий морской волк, с трубкой во рту и горящими глазами, вышел капитан и сразу же заговорил с батюшкой: – Бабу-Ягу ждёте, святой отец? Так вы её дождитесь. А то, что же? Дама опаздывает, а вы и уйти готовы. Батюшка, подумав, что не расслышал чего-то из-за звуковой контузии, переспросил: –Какая дама? Что за «Баба-Яга», милейший? Мы паром ждём, а его нет, опаздывает. – Да вот и она, «Яга» наша, – капитан кивнул вправо от отца Андрея. – Именно паром так и зовётся, по причине схожести. Батюшка посмотрел туда, куда указал капитан и перекрестился. Он готов был поручиться, что минуту назад там ничего не было. Теперь же, усиленно загребая воду винтами, подплывал паром «Байкальские воды». В чём заключалась его похожесть с известным сказочным персонажем, определить сразу было нелегко. Уже много раз приходилось пользоваться переправой, а вот и не замечал ничего. Может подъёмный трап напоминал кривой нос, а может и ещё что. Ну, да Бог с ним! Отец Андрей поспешил к спутникам. У раздвоенного причала, напоминающего рогатку, 18
стоял их автобус и какой-то местный грузовичок, загруженный прохладительными напитками и всяческой вкуснотой. Паром причалил и опустил металлические сходни на берег. Два грузовичка, очень похожие друг на друга и одна легковушка, зарычав на подъёме, спрыгнули с парома и остановились, видимо дожидаясь кого-то. Паром опустел и, теперь уже белый автобус с пассажирами и торговый грузовик запрыгнули по трапу на палубу. Два небольших автомобиля заняли всего половину палубного пространства, и пассажирам было, где погулять. Наши путешественники тоже разбрелись по парому. Сергей-водитель болтал о чём-то с водителем грузовичка. Художник пристально вглядывался в буруны за бортом. Батюшка что-то выяснял у женщин, видимо живущих в Порту Байкал. И судя по всему, он остался доволен. Берег медленно отдалялся. А «Баба-Яга» везла своих пассажиров и ворчала: «Ишь рр-а-з-жи-рр-ели! Тяжело!»… Глава 7.
Порт Байкал Шалишь! – хрипел дизель. Куд-да?! – стучала волна о борт трясущегося от напряжения парома. «Баба-Яга» зло косилась налево. Там по серой поверхности вальяжно двигался параллельно ей прогулочный теплоход «Империя». Этот франт в белом явно намеривался проскочить в портовую бухту перед самым носом тяжело идущего парома. «А Баба-Яга против», – пронеслось в голове у капитана. За много лет совместной работы капитан и паром даже думали одинаково. Прибавив обороты, маломерное судёнышко немного отошло от курса, ровно настолько, чтобы чуть сократить расстояние до входа в бухту. Благо малая осадка позволяла это сделать, «Ничего, проскочим», – подумали капитан и «Баба-Яга». «Ну, в самом деле! Не спускать же этому бездельнику. Вон, какие бока наел, лоснится весь. А катает с десяток туристов, или начальство развлекает. И всё туда же, без очереди, – справедливо негодовал паром. – Пусть повкалывает сначала, грузы потаскает, мозоли на гребных валах натрёт. Тогда уж и посмотрим». Капитан крутанул мозолистой рукой штурвал, возвращаясь на маршрут. Самоуверенная «Империя» осталась в кильватере, метрах в стах позади. Теперь можно было замедлить ход, как предписывали надписи на бортах странной надводной конструкции, похожей на плавучий док, и венчающей насыпной мол. – Ну, как-то вот так, – усмехнулся капитан и похлопал Бабу-Ягу по приборной панели… – А тут можно вообще фотоаппарат поставить, и он сам снимать будет, – попытался помочь Лиде, мечущейся с цифровиком по палубе, советом художник. Лида улыбнулась и, со словами
«Помаши рукой» навела фотоаппарат на него. – Ну, зачем махать-то, – возмутился художник. – Все, как увидят, что их снимают, так сразу и машут. – Положено так, – попыталась Лида убедить его. На что тот резонно спросил: – Кем? Этим и закончилось. Отвернувшись от Сергея, Лида продолжила съёмку. – Николай Ерощенко, – вслух прочла она название стоящего у причала теплохода. – О! Однофамилец нашего губернатора, – вырвалось у неё. Стоявшая рядом дама уточнила: – Это не однофамилец. Это именем старшего брата губернатовского круизный лайнер назвали. Кстати, лайнером его тоже назвали, чтоб с туристов денег побольше взять. Мне, к примеру, не по карману. И, отвернувшись с достоинством, дама пошла ближе к трапу. Паром приближался к берегу. Лида тоже поспешила к автобусу и направила камеру на сидящих уже там водителя и поэта. Боковое стекло тут же открылось, и из него показались улыбающиеся пассажиры. Они, увидев что их снимают, дружно замахали руками. – Ну вот, другое дело, – облегчённо сказала Лида и тоже улыбнулась… Перевалив через пути Кругобайкальской железной дороги, автобус остановился в тени деревянного строения. На его блекло-зелёной стене, прямо над входной дверью, висела полузатёртая вывеска «Магазин». – Подождите, – обратилась Лида к остальным. – Я что-нибудь к чаю возьму. Я скоренько. И выбравшись из салона, быстро направилась к потрескавшейся двери. А та вдруг взяла и отворилась ей навстречу. – Ну, вот и дождались наконец-то! – держа дверь открытой и пропуская Лиду перед собой, сказал мужчина неопределённого возраста. Синий кримпленовый пиджак, давно вышедший из моды, сильно оттопыривался в области его живота. – Здравствуйте, здравствуйте! Милости просим, – согнул он руку в приглашающем жесте. На кримпленовом локте отчётливо чернела кожаная заплатка. – Вы сегодня у нас юбилейный посетитель. Вы, барышня, сегодня у нас первая. Так что заходите, очень обяжете. Лида удивилась немного, но прошла в помещение. Свежевыкрашенные половицы тут же приветливо скрипнули под её ногой. И вдруг сладко запахло детством. Да, именно так выглядел поселковый магазин много лет назад, куда девчонкой бегала она за хлебом и конфетами. Именно так пах свежевыкрашенный пол, на котором не было витрин, а был длинный узкий стол, отделяющий полки с товарами и продавщицу тётю Глашу от немногочисленных покупателей. Тётя Глаша хозяйкой возвышалась над прилавком в цветастом крепдешиновом платье, с надетым на него белым фартуком. Лида немного завидовала ей. Наверное, хорошо быть 19
хозяйкой всей этой вкуснятины! А ещё, в дальнем конце прилавка находились промтовары. Девочка всегда проходила туда, хоть и не покупала ничего. Ей просто нравились запахи, запахи мыла, стирального порошка, красок,.. Почувствовав и здесь такой же запах, Лида даже прикрыла глаза. – Глафира Северьяновна! Обслужите покупателя. Да ласково! Ласково! Чай их у нас не демонстрациями ходят. Лида открыла глаза и увидела за прилавком статную во всех отношениях продавщицу в белом фартуке поверх цветастого платья. – Что будете брать, барышня? – радушно улыбнулась та. – Мне бы к чаю чего-нибудь. Конфет вот этих, – Лида кивнула головой в сторону «подушечек». Она давно уже не видела таких, они исчезли вместе с детством. – Сколько? – улыбаясь, спросила продавец. – Грамм триста. И вот этих грамм четыреста, – добавила Лида, указав на круглые палочки в обёртках. – Ну и вот этих ещё, шоколадных. Глафира Северьяновна, с неизменной улыбкой, свернула из коричневой обёрточной бумаги большой кулёк и, металлическим совочком ссыпала в него конфеты. Упаковав покупку, она достала счёты и застучала костяшками. Расплатившись, Лида поблагодарила продавщицу. – Кушайте на здоровье! – услышала она в ответ. – А это вам от нас, – протянул руку в кримплене мужчина неопределённого возраста. На большой ладони лежали две большие конфеты. – Вам понравится, кушайте на здоровье, – сказал он, засовывая их в кулёк. Лида успела разглядеть на обёртке надпись «Волшебные». – Спасибо! – поблагодарила она и вышла на улицу. – Вам спасибо! – сверкнул глазами мужчина. Серёга любил дорогу на дачную сопку – будто «горки американские». Ему не впервой было преодолевать этот подъём, достигающий на отдельных участках тридцати градусов. К тому же частили повороты. Но если дождя не было, так даже интересно. А дождь, будто мысли прочёл, начал капать. Но церковная «Тойота» пока ещё крепко цеплялась колёсами за каменистый грунт, и автобус, взрыкивая, упорно карабкался в гору. А Сергей, знай себе усмехается, наблюдая в зеркало за перепуганной Лидой, да на газ давит. Мимо проплывают постройки дачные, да изредка и сами дачники. Сколь верёвочке не виться… – Батюшка! – повернулся водитель к отцу Андрею. – Дорога кончилась. Сейчас по травке направо? – Направо, направо. А потом вверх и налево, вон за теми берёзками, – подтвердил тот. Автобус нырнул колёсами во влажную траву и «поплыл» по лесу. Здесь было уже не так круто, как
до этого, и Лида волновалась теперь не от страха, а от восхищения окружающими её красотами. А восхищаться, честно говоря, было чем. Вокруг, насколько хватало взгляда, невестились берёзки. Ни одной сосёнки, ёлочки или лиственницы, к которым глаз уже привык там – в родном Братске. На склоны сопки зелёными тучками легли лиственные леса. И преобладали в них берёзовые рощицы. Красотища! Казалось, белые с чёрным стволы были везде. Но Сергей безошибочно определил те, о которых говорил отец Андрей, чай не впервой. Рассекая зелёные волны густой травы резиновыми протекторами, автобус подплыл к небольшому домику и встал. – Ну, вот и наша избушка, – показалось, с любовью произнёс батюшка и открыл дверцу «Тойоты». Приглаживая полой рясы зелёный шёлк травы, отец Андрей направился к дому. – На курьих ножках, – тихо добавил поэт. А дачный домик и впрямь очень походил на сказочную избу. Приземистость её создавала ощущение того, что сидит она, поджав под себя куриные лапы. К лесу, т.е. к ближайшим берёзам, изба была повёрнута задом – брусовой стеной без окон. Но и к гостям она повернулась не передом, а скорее боком, мол, не баре, сами порог найдут. Знала себе цену, изба-то. – Идите в дом скорее, – выглянул из-за угла отец Андрей. – Ключи на месте были, дверь уже открыта. Давайте быстрей, пока дождь не разгулялся. Художник вышел не торопясь, натянул на голову куртку и засеменил к батюшке. Лида прикрылась сумочкой, но идти не спешила. Наконец, водитель захлопнул дверцу со своей стороны и, ничем не прикрываясь, обежал автобус спереди. Юрка уже открыл свою дверь и, подняв руками ноги, поставил их на подножку. Сергей подставил спину и, взгромоздив поэта на неё, укрылся от дождя. Пока «поэзию» несли в избушку, Лида суетилась рядом, прикрывая своей сумочкой голову любимого. Наконец все оказались под крышей. Несмотря на то, что снаружи домик выглядел неказисто, внутри было довольно просторно и уютно. Кроме комнаты, умещавшей стол, два деревянных лежака, пару табуретов, рукомойник и кирпичную печурку, небольшая веранда смотрела входной дверью прямо на Ангару, к которой с самого верха спускалась ложбина, усеянная дачными домиками, в основе своей одинаководвухэтажными, сложенными из бруса. И только крыши, крытые разными материалами, придавали каждой постройке свою индивидуальность. Впрочем, одинаково-кирпичные трубы, настойчиво проклёвывающиеся сквозь эти разномастные крыши, вновь её скрывали. – Ну вот, здесь братья и сестры, – обратился батюшка к разместившимся в доме, – здесь мы и остановимся перед обратной дорогой. Переночуем, а завтра и назад отправимся. Предлагаю привал начать с трапезы. Никто и не стал отказываться. Дождь за окном набирал силу, и приспособленная 20
под водосток половина пластиковой бутылки, соединенная с резиновым шлангом, подрагивала, будто в ознобе. Шланг уже не сцеживал дождь, а сплёвывал им. Вдруг грязный ботинок сплющил его тяжестью субъекта в серой болонье, чёрных, давно уже не глаженых штанах, пиджачишке неопределённо-зелёного цвета и торчащей из-под него тельняшки. Оправив козырёк черной кепи с завёрнутыми вверх ушами, субъект направился к крыльцу дома. Шланг сплюнул ему вслед… – О! Геннадий! Заходи, заходи. К столу присаживайся, – обрадовался гостю отец Андрей. – Рассказывай, как дела, как жизнь? – Знакомьтесь, друзья, – обратился он к спутникам, – это Гена. Человек, я вам замечу, ответственный и трудолюбивый. Геннадий тщательно вытер ботинки о лежащую у входа тряпку, постоял, раздумывая снимать их, или пожалеть людей. И всё-таки, передумав разуваться, вошёл. – Здравствовать вам! – обратился он ко всем, почему-то глядя на сидящего в коляске поэта. – Присаживайтесь. Я вам сейчас чаю налью, – пригласила Лида гостя к столу и подвинула ему конфеты. – Спасибо! Вот только спешу я, – взяв несколько «подушечек» , извинился Геннадий и повернулся к батюшке: – Я позже ещё зайду, отчитаюсь. Благословите, – нагнул он голову. Отец Андрей положил ладонь на спутанные волосы просящего, и добавил: – Конечно, заходи. Поговорим, людей в храм сводишь и на старый маяк. Если дождь, конечно, кончится. До встречи. Геннадий вышел, а Лида сказала: – Забавный персонаж. Не очень опрятен, но вежлив и стеснителен. А Юрка вдруг изрёк: – На лешего похож очень. Батюшка решил вмешаться: – А ты его видел, лешего-то? Не видел, что ж судишь? – Да я так, – смутился поэт, – по книжкам да по фильмам. А батюшка продолжил: – Гена пришлый. Потерял он всё, и сам потерялся. Зэк он бывший, всё по тюрьмам, да по срокам. Много нагрешил и даже душегубствовал. В тюрьме с батюшкой судьба их свела. В беседах, да исповедях долгожданный покой обрёл. Там и к Богу пришёл и раскаялся. А как освободился, решил поближе к церкви находиться, к иконам да молитвам. Вот и ходил по разным храмам, трудником. В здешнем храме Преображения Господня он уже больше года. Все им очень довольны, никакой работы не гнушается. Вот и за домиками церковными приглядывает. Впрочем, у вас ещё будет возможность пообщаться. А пока прошу к столу…
Глава 8.
Храм Преображения Господня Чистые кружки стояли донышками вверх, и водяные кольца обрамляли их бока на клеёнке стола. Лида, убрав со стола следы чаепития, колдовала у электроплитки, готовя обед. Два Сергея ушли. Художник спрятался от дождя в автобусе и, прикрыв глаза, задремал. Сны как-то сразу навалились на него, но были они какими-то странными и незапоминающимися. Чудные лица шевелили чудными ртами, пытаясь докричаться до него. Но вряд ли бы он вспомнил о них, проснувшись, так как и во сне пытался отмахнуться от этих кривляющихся рож. Сергей-водитель прошёл в соседний строящийся, дом. Точнее сказать, дом был уже построен, и труба русской печи венчала крышу. Но строительные леса, с лежащими на них досками, ещё подпирали его с трёх сторон. Поднявшись на второй этаж, Сергей взял в углу матрас. Раскатав его, лёг на спину и, закинув руки за голову, начал фантазировать. Он почти всегда, оказавшись в просторном жилище, представлял, как его неугомонная орава носится из угла в угол, цепляясь друг за друга и за него, визжа, хохоча и ябедничая друг на друга. А они с Ольгой, обнявшись, гордо взирают на своё семейство… – Сюда бы ещё «шведскую стенку» для мальцов и кольца, – пробормотал Сергей, прикрывая глаза. Юрка любовался женой, чуть наклонив голову. Любовался её красотой и сноровкой. Всё спорилось в её руках. Вот и сейчас, пока мужская часть «экспедиции» мостилась на отдых для восстановления растраченных сил, Лида убралась в комнате после чаепития, поставила на плиту кастрюлю с водой, начистила картошку, сбегала на огород за зеленью и затеяла рыбный суп. Аппетитные ароматы заполнили помещение и тонкими струйками проникали в нос поэта и батюшки. Отец Андрей вдохнул запах консервированной рыбы и почувствовал, что проголодался. – Ну, что у нас, Лида - голубушка, с обедом? – спросил он. – Готово, готово. Сейчас остынет и надо всех к столу звать. Батюшка вздохнул, и со словами «Бог терпел», удобнее устроился на лежаке. Затем, взяв с окна нетбук, раскрыл его, и опустив ноги на половицы, поставил гаджет на стол. – Ну что, друзья, – обратился он к Лиде и Юрке, – предлагаю, перед тем как натрудить чрево, отдохнуть душой. Повернув экран к подсевшим зрителям, продолжил: – Мне тут перед отъездом фильм записали, говорят хороший. Сейчас и поглядим насколько. Называется «Притчи». Отец Андрей нажал какую-то клавишу и фильм начался. Он оказался действительно довольно занимательным. Несколько религиозных новелл 21
– лёгких, но довольно поучительных, настолько увлекли смотрящих, что вошедшего гостя не сразу и заметили. – День добрый, – постучал в косяк дверного проёма гость. Светло-карие глаза его хитро прищурились. Полторы брови, над левым глазом бровь щетинилась только наполовину, приподнявшись, смяли лоб двумя морщинками. – Как вы тут? – продолжил он, увидев, что все повернулись в направлении веранды. – Гена! – обрадовался отец Андрей – Заходи, брат, заходи. Как раз к обеду. У нас вкуснейший супчик, наверное, простыл уже. А на десерт арбуз. Так что милости просим. Растянув в улыбке рыжие усики, и выпятив редкую, тронутую сединой короткую бородку, Геннадий снял дождевик и прошёл. А вскоре подошли и два Сергея. Все расселись вокруг стола и втягивали в себя манящие запахи, разливаемого Лидой по тарелкам, рыбного супа. В золотистом бульоне, среди блёсток жира и картофельно-морковных островков, то выныривали, то погружались обратно серебристочёрные бока консервированной сайры. Батюшка возблагодарил Господа и благословил сотрапезников. Суп немного остыл и пар уже не поднимался над тарелками. Но от ложек, подносимых ко рту, ещё веяло теплом. – Вкусно-то как! – восхитился художник. – И аромат необычный такой! – поддержал его поэт. Лида смутилась немного, но зарделась от похвалы. И чтобы сгладить ситуацию, объяснила: – Это я на огороде травки нарвала. Не знаю, как называется, но необычайно ароматна. На этом разговоры и закончились. Только стук ложек о тарелки и редкие одобрительные междометия нарушали тишину. Опустевшие тарелки у желающих наполнились ещё и снова опустели. Арбуз съели лишь наполовину, не влезал. – Благодарствуем тебе, Господи Боже наш… – зарокотал батюшка. Окончив молитву, он обратился к Геннадию: – Послушай, брат! А не сводил бы ты гостей наших прогуляться к храму, да к маяку. Они здесь ещё не были, любопытствуют. – Да я что ж, – ответил Геннадий, – я всегда могу. Да дождит вот только, промокнут гости наши. – А зачем же им промокать? – возразил батюшка. – Экипируем. В доме два дождевика, мужской и женский. Мы с матушкой моей с прошлого раза оставили, как знали. Вот и оденем Лиду и Сергея, – вопросительно поглядел он на художника. – Я тут не первый раз, водитель мой тоже. – Юрию, – будто оправдывался он, – на коляске здесь вряд ли получится. А тот нисколько и не расстроился: – Ничего. Лида камеру возьмёт. Сфотографирует всё и потом мне покажет. Так и сделали…
Ей было очень удобно в матушкином дождевике. Раньше Лида представляла дождевик этаким плащом до пят с капюшоном. Матушкина же прорезиненная курточка маскировочного раскраса и до колен не доставала. А с учётом того, что роста они были приблизительно одного, пришлась как раз впору. «Не то, что Сергею», – улыбнулась Лида, мельком посмотрев на художника. Сейчас он шёл в длинной болоньевой куртке с капюшоном, что ему презентовал батюшкин водитель, после того, как тот неудачно пытался примерить дождевик отца Андрея. Тёмный балахон складкой спал на пол, а из рукава торчали лишь кончики пальцев. Надеть капюшон художник даже пытаться не стал. Он виновато посмотрел на собственное отражение в висячем над рукомойником зеркале и, с досадой, снял дождевик. Тут-то и пришёл на помощь Сергей-водитель. Лида вдруг обратила внимание на то, что дождь прекратился. «Вот что значит, в храм идём», – подумала она и, обернувшись назад, ахнула. Над дачным посёлком сияла радуга. Яркое солнце, отражаясь в дождевой взвеси, раскрасило волшебную дугу в семь цветов. Неизвестно сколько Лида простояла, любуясь радугой. Когда она посмотрела в сторону ждущих её впереди Геннадия и Сергея, то поняла, что пора их догонять. И чёрные резиновые сапожки зашлёпали по мокрой траве, вслед ботинкам Геннадия и сапогам художника. – Нет, с бабой свяжешься, на собственные похороны не успеешь, – высказывал художник Геннадию слова, предназначавшиеся Лиде. Но не со зла, а так – по привычке ворчать. Лида подошла достаточно близко, и «с бабой свяжешься» резануло ей уши. Но она предпочла сделать вид, что ничего не слышала. К тому же она уже знала, что «бабами» Сергей именовал всех женщин, принципиально. – Я недолго, правда же? – улыбнулась она. – Ничего, – сказал Геннадий. – Угу, – вытолкнул из себя художник. Лида направила на мужчин фотоаппарат, а потом, будто вспомнила: – Ну, что стоим? Геннадий, ведите нас. Сергей задохнулся от такой наглости и ничего сказать не сумел… Вскоре троица вышла по тропинке из рощицы к неизвестно откуда взявшейся на горе грунтовой дороге. Посреди неё, видимо не понимая, что это проезжая часть, лежала местная Бурёнка. А может и не Бурёнка, но местная. Собственной тяжестью она надавила на полное молоком вымя, и то расточительно лилось на дорогу. А вокруг, с поднятым вверх хвостом, мурлыкала и кружила удивительной красоты кошка. Белая по бокам, с серой спиной, кошка блестела на солнце, будто серебряная. Из-под ушек на дымчатой мордочке глядели на корову два совершенно неодинаковых глаза. Правый глаз был голубым, а левый – зелёным. Геннадий подошёл к Бурёнке, наклонился, шепнул что-то ей в ухо и почесал промеж рогов. Корова поджала под себя передние 22
ноги и, оттолкнувшись задними, встала. Встала и пошла куда-то. А удивительная кошка тут же подбежала к пролитому молоку. – Ну, вот и порядок, – сказал Гена. – А это, – протянул он руку перед собой, – храм Преображения Господня. Пришли. Лида снова застыла, с широко открытыми от удивления глазами и ртом. Благо никто в это время за ней не наблюдал. Но, в оправдание Лиде, удивляться было чему. Прямо из воздуха материализовалось необычайной красоты строение… Это был православный храм. Он был ещё не достроен, но возведён уже под крышу. Стропила стояли по всей длине и на четверть были покрыты досками. Брёвна второго этажа не то чтобы не потемнели от времени, а казалось, ещё источали аромат свежевыступившей смолы. Первый этаж был сложен из кирпича и побелён. И по всему периметру цоколя лежал розовый мрамор. А перед ним стояли высокие чурбаны с цветочными горшками, в которых красовалась разноцветная герань. Лида поспешила достать фотоаппарат, чтобы запечатлеть эту красоту и показать потом Юрке. Но самым странным во всём этом великолепии казалось полное отсутствие людей. Кроме Геннадия, Сергея и её никого больше, совершенно никого не было. И Лиде это показалось почему-то очень знакомым. Геннадий, сняв шапку, перекрестился троекратно, поклонился и вошёл в открытую дверь первого предела. Лида и Сергей, так же перекрестившись, с поклоном последовали за ним. Внутри, как и снаружи, никого не было. Свет, проникая в многочисленные арочные окна с двух сторон предела, позволял детально разглядеть храм. Преобладающим цветом в храме был белый. И Лиде даже на мгновение показалось, что они на облаке – на райском облаке. Всюду на белоснежных стенах висели иконы. И казалось, лики святых, бывшие здесь единственными обитателями, внимательно смотрели на вошедших. Всюду, где только можно было их разместить, стояли вазы и вазоны с декоративными цветами. «Живые», – поняла Лида, присмотревшись к лепесткам лилий и роз, и вдохнув цветочный аромат. «Но если срезанные цветы живые, значит, их часто меняют. А цветов здесь много. Богатые, выходит, прихожане, и храм свой очень любят! Но где же они? Где хоть кто-нибудь?» Всё было ей здесь знакомо, т.к. Лида уже много лет у себя дома служила в православном храме на клиросе. И всё же всё было необычно. Выложенный разноцветным кафелем баптистерий в глубине зала и немного слева, был пуст. Но цветы, стоящие на его кафельных рёбрах, будто предвосхищали таинство крещения и манили к нему. Два белых престола с крестами, покрытые белоснежными салфетками и утопавшие в живых цветах, стражами стояли пред ступенями величественного алтаря. По левую и правую руку от них, копьевидно возвышались напольные
Живопись подсвечники с парой зажжённых свечей в каждом. Свечи были только что зажжены, судя по их размерам. «Кто же, интересно их зажёг?» – почемуто насторожилась Лида. И вдруг она поняла, что это всё ей напоминает. «Аленький цветочек», замок с невидимыми слугами и чарующей красотой. «Видно, и свечи зажёг кто-то невидимый», – успокоилась Лида, вспоминая, что слуги в сказке были добрыми. Вот уже и алтарь. Как и положено, справа от него находился клирос, пустой сейчас, без регента и певчих. Но Лиде отчётливо слышалось пение, тихое и благостное. Она зашла на него. Здесь и клирос был белым. На нём лежали тексты богослужений и одиноко стоял фолиант Октоиха, изумрудный с позолотой. Лиде вдруг очень захотелось подпеть невидимому хору. И она не сдержалась. Её пение эхом пронеслось по пустому залу. Лида вдруг поняла, что она действительно одна. Оглядевшись вокруг и не увидев своих спутников, ни Геннадия, ни Сергея, «певчая» беспокойно заспешила к выходу… Художник, повернувшись спиной, к стоящему на полу недостроенного второго этажа деревянному куполу, глядел на Лиду. Точнее, он глядел в направленный на него объектив. «Лишь бы рукой махать не заставила», – беспокоился он… Сергей недолго был в храме – захотелось курить. Он перекрестился на ближайший лик Николая Чудотворца и, поклонившись, вышел на улицу… – А как на второй этаж попасть? – спросил художник у вышедшего вскоре Геннадия, гадая, заметил ли тот брошенный им в траву окурок. Но тот видно ничего не видел и ответил: – По лесам поднимемся, только вот Лиду подождём. – Нет, с бабой свяжешься, – не докончил Сергей, плюнув вслед окурку. Впрочем, как ни странно, долго ждать не пришлось. И вот они уже на втором этаже. Здесь было не менее интересно, чем на первом. Бревенчатый сруб был выведен под крышу, но покрыт ею лишь на четверть. Как раз посередине, под открытым небом, стоял небольшой деревянный куполок. – Когда храм был ещё одноэтажным, – пояснил Геннадий, – этот купол его венчал. – Ладно. Давайте выдвигаться, – продолжил он, – на старый маяк. А то дождь снова частить начинает. Спустившись по лесам на землю, спутники оказались уже под настоящим дождём… Продолжение следует
Татьяна Ковалёва Нижний Ингаш
Перед грозой
Ранняя весна
23
Ромашки. Худ. Татьяна Ковалёва Триптих. Худ. Олеся Кищенко 24