Литкультпривет!!! №9 сентябрь 2015

Литкультпривет!

Monthly journal LITKULTPRIVET!

Решотинский мотив Худ. П.Михейчик

Ежемесячный литературнохудожественный журнал

СЕНТЯБРЬ

@

№9(35) 2015 г.

1

Искусство

ЭНЕРГИЯ ЖИВОПИСИ ОЛЕСИ КИЩЕНКО

В её пейзажах величие и спокойствие сибирских просторов, яркость и динамичность южного солнца. Работы светлые, лёгкие, излучающие положительную энергию. Олеся Кищенко родилась в УстьИлимске. Окончила Красноярское профессиональное художественное училище, Сибирский Федеральный университет. Работала в Международном детском центре руководителем художественного кружка, в Красноярском Центре образования художникомоформителем. Учила подростков изобразительному искусству в Нижнеингашском Центре образования. Член творческого объединения «Арт-Аллея», народного коллектива художников и мастеров детского прикладного искусства «Турмалин» (г.Ейск), Международного гуманитарного проекта «Мир без границ» (г. Москва). Постоянно участвует в городских, краевых, российских и международных выставках и конкурсах.

Утренний туман. Холст, масло.

Лодочка. Холст, масло.

Скадарское озеро. Холст, масло.

Черногорская улочка. Холст, масло.

2

Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

Сентябрь №9 (35) 2015 г.

В НОМЕРЕ: КУЛЬТУРА Юрий Розовский “Связующая нить”...............................4 Екатерина Данкова “Мы не Атлантида”, мы - Родник”.......5 ПОЭЗИЯ Марина Росс Сборник стихов..................................14 Максим Сафиулин Сборник стихов..................................15 ПРОЗА Ирина Ивкова “Город фонтанов”..............................10 Виктор Воловик Рассказы............................................14 Юрий Розовский “Маяк в апельсиновой корке.”. Повесть..(Продолжение)...................18 ЖИВОПИСЬ Пётр Михейчик

“Решотинский мотив” . (1-я страница обложки) Олеся Кищенко

Кондратий Фёдорович Рылеев - русский поэт, общественный деятель, декабрист, один из пяти казнённых руководителей декабрьского восстания 1825 года. Находясь в крепости, выцарапал на оловянной тарелке, в надежде, что кто-нибудь прочтёт, свои последние стихи. «Тюрьма мне в честь, не в укоризну, За дело правое я в ней, И мне ль стыдиться сих цепей, Когда ношу их за Отчизну!» Дума Рылеева «Смерть Ермака» была частично положена на музыку и стала народной песней.

3

“Энергия живописи” (2-я и 4-я страницы обложки)

Редактор Сергей Прохоров

Культура

Связующая нить или 10 лет спустя 2005-й год был в каком-то смысле судьбоносным в жизни Сергея Прохорова. В начале года он послал в журнал «Юность» сборник своих стихов «Деревенские кружева». А вскоре задумал и сверстал литературнохудожественный журнал «Истоки». Редактору популярного литературного, культурно-просветительского журнала «Юность», писателю Виктору Липатову понравились стихи сибирского поэта и он, не раздумывая, опубликовал весь сборник в августовском номере, предварив знакомство читателей с новым именем с обложки, украшенной букетом полевых цветов и стихами нового автора. А в конце года был запущен в печать журнал «Истоки», который получил непредвиденный резонанс среди читателей, авторов, среди писательской аудитории, перешагнув со временем границы района, края, страны. Казалось, сама рука удачи в образе «Юности» коснулась Сергея Прохорова и повела его к истокам творчества, к тайнам бессмертного создания человечества - Слова. За 10 лет и редактор, и его журнал «Истоки» творчески выросли. У Сергея Прохорова более десятка авторских книг и множества публикаций в российских и зарубежных журналах, у журнала более 300 авторов. За активную писательскую деятельность, весомый вклад в русскую словесность и национальную культуру С.Прохоров награждён орденом «Культурное наследие». У журнала главная награда - признание читателей. А это уже кое-что. И это «кое-что», пожалуй, и было одной из слагаемых идеи выпуска юбилейной книги-антологии «ИСТОКИ». Помог тут и президент Владимир Путин, издавший указ об объявлении 2015 года - годом литературы. «Как знал, что у нашего журнала юбилей», - радостно подумал Сергей Прохоров и, сверстав книгуантологию, пошёл с веским предлогом искать спонсора. Книга вышла. Прошли первые презентации её. Сначала на малой родине – в Нижнем Ингаше, потом в Красноярской краевой государственной научной библиотеке…. Событие для маленькой сельской провинции неординарное. Не в каждом районе большого края, обширной страны издаются солидные литературные журналы с попечительством таких известных литературных имён, как Валентин Распутин, Василий Белов, Анатолий Чмыхало… И, тем более, книги-антологии. Обсуждение, разговоры о книге-антологии, о журнале вообще, продолжаются. Особенно сегодня – в Год Литературы. Мнения разные, но все они в итоговой оценке доброжелательные.

Ан

Сам же Сергей Прохоров до сих пор благодарен Виктору Липатову, журналу «Юность», давших ему уверенности в себе самом в самом начале его издательской деятельности. Эту связующую нить он ощущает и крепко держит в руках до сих пор.

то ло ги

я

Исток и

Лите рату

рно-х удож е

ствен ный

и пуб лици

стич е

ский

журн

ал

200 5 201 5

4

Юрий Розовский -

член Союза писателей России г.Братск

А сегодня слово коллеге Сергея Прохорова по журналистской работе в газете, человеку, стоявшему, можно сказать, у истоков творческого движения на нижнеингашской земле в семидесятыедевяностые годы прошлого столетия и по сегодня, Екатерине Сергеевне Данковой – журналисту, поэтессе.

Екатерина ДАНКОВА п. Нижний Ингаш

Мы не Атлантида, мы - родник Ингаш литературный: от «Родника» - к «Истокам» и дале

«Родник»

12 июля нынешнего года в краевой универсальной библиотеке состоялась презентация антологии литературно-художественного журнала «Истоки», который в Нижнем Ингаше, районном центре, издает Сергей Тимофеевич Прохоров. Это человек не менее уникальный, чем явление, которое он собой олицетворяет. Явление, которое в ходе презентации знающие, образованные люди, присутствовавшие на этом событии в краевой библиотеке, назвали «литературным феноменом Нижнего Ингаша», признав, что в Нижнем Ингаше происходит то, чего нет нигде в Красноярском крае. … А начиналось это в далеком 1968 году, в редакции Нижнеингашской районной газеты «Победа», которой в то время начал руководить молодой журналист Михаил Тихонович Цымбал, выпускник Хабаровской высшей партийной школы. Это сейчас принято считать, что все, что связано с КПСС, - плохо. Но, поверьте, при любой власти, многое зависит не от того, какая власть стоит на дворе, а какой человек на этом дворе живет. Михаил Цымбал был хорошим человеком – добрым, энергичным, полным творческих сил. Именно он и предложил создать при редакции литературное объединение. Так в октябре того же года появился «Родник»: и страничка в газете, и объединение творческих сил, существовавших в то время в районе. Возглавил объединение молодой врач из краевой психобольницы в Поймо-Тинах Николай Еремин, ныне известный поэт. Кроме него, в работе объединения участвовали отец и сын Толочковы: Николай Ильич Толочков, фронтовик, обаятельный моложавый человек, писавший лирические стихи, и его сын Николай, в ту пору – сотрудник сельскохозяйственного отдела газеты. Приходили на собрания «Родника» врачи-хирурги Евгений Миллер и Владимир Снитко, приезжал из воинской части Сулемка молодой солдат-срочник Володя Корнилов, ставший известным поэтом не только на своей родине – в Братске, но и в России. Приносил стихи и прозу Григорий Кириллович Желудков, который, в отличие от нас, молодых, только начинавших писать, имел в своем творческом багаже хорошие стихи и рассказы. Фронтовик, прошедший всю войну от первого до последнего дня, он был удивительно лиричным человеком, интеллигентным по сути своей души. Работая лесничим, он воспринимал родной лес, родную природу как часть своей жизни. О родной своей деревне, погубленной экспериментами власти, он написал повесть «Боль моя – Каменка». И мы, участники «Родника», были первыми ее читателями, неимоверно уважавшими автора за такой огромный труд, который нам, более молодым, тогда казался не под силу. Мы просто не знали в то время, что нам предстоит жизнь, связанная полностью с работой над словом, служением слову. Приезжали из поселка Тинского Борис Соляников и директор школы Николай Никонов, привозили замечательную, интересную прозу. Николай Никонов стал профессиональным писателем, живет сейчас на Дону. И были, конечно, мы с Сергеем Прохоровым – молодые сотрудники районной газеты, чернорабочие газетного дела, как позже напишет об этом мой друг Сергей. «Родник» то затухал, то возникал снова. Но никогда, ни при каких обстоятельствах не прекращалось в нашем районе течение творчества. Люди писали - кто как мог, о своей жизни и о жизни района, восхищались природой, удивлялись устройству мира и красоте человеческой души. Писали, потому что стихи были нужны людям.

5

Писать стихи, увы, ничуть не легче, Чем, скажем, рыть вручную котлован. Зато они и радуют, и лечат. Хорошие стихи – бальзам для ран. Эти строки Сергея Прохорова абсолютно правдивы для понимания того, для чего люди пишут… На мой взгляд, дело обстоит еще проще: хотят – и пишут. Иногда мне приходится слышать, что стихи должны писать только профессионалы, а тут каждая продавщица, каждая кухарка желает стать поэтом. Ну и пусть желает. Уже то, что человек прислушался к музыке родного языка, и услышал, и записал эту музыку – достойно уважения.

«Парнас» Новый импульс творческая жизнь в районе получила в 2002 году, когда усилиями Н.П. Парчевской, работника районного Дома культуры, было создано объединение «Парнас». Задуманное, как форма отдыха, проведения досуга, оно стало интересным явлением, привлекло массу пишущих людей, в том числе – из соседнего Иланского района. А несколько ранее был придуман журналистом «Победы» Николаем Душиным и поддержан редактором Лилией Енцовой творческий конкурс «Проба пера», который сразу же привлек массу школьников. Проведение этого конкурса было поддержано Детско-юношеским центром и педагогами всех школ района. «Проба пера» успешно существует и по сей день, даже вышла книга избранных творений юных авторов «Семь цветов радуги». Появилась и буквально расцвела на глазах собратьев-поэтов Мария Козлова, поразившая своими стихами и песнями, ставшая профессиональным композитором-песенником. Принесла в редакцию «Победы» скромную тетрадку со стихами ее сестра Галина Арнаудова. Стихи были невероятно пронзительные, полные любви к миру, личных переживаний. Стихи Галина пишет и до сих пор. Пришла в объединение Людмила Копанева, удивившая слушателей баснями – жанром, в котором очень трудно работать и поэтому мало кто сейчас басни пишет. А Людмиле они удавались с блеском. Пришел в «Парнас» Виктор Псарев, уже известный в крае и за его пределами художник. Оказалось, он пишет не только картины, но и такие тонкие, лиричные, буквально акварельные стихи, как и его картины. К месту пришлось и творчество врача районной больницы Анатолия Ерохина. В его стихах всегда было море юмора, тонко подмеченных особенностей нашей жизни, которые без юмора воспринимать иногда просто невозможно. С восторгом была принята его поэма о том, как дед Ермолка во власть ходил. Ходил не участвовать во власти, а просить, чтобы местная власть починила дорогу. Приключения деда Ермолки были настолько правдивыми и смешными, что даже названные по фамилиям местные деятели не обиделись на Анатолия. Правда, дорогу отсыпали уже тогда, когда власть сменилась. К этому времени стало ясно, что творческие силы в районе буквально неисчислимы. В Нижней Пойме стал писать дивные стихи Евгений Поздняков. Там же обозначила свой поэтический дар Ирина Стружкова, в стихах которой отражается вся красота русского слова, его музыкальность и изящество. Приехал в воинскую часть Сулемка командир Владимир Василенко – и оказалось, что в суровом сердце воина звучат поэтические строки невероятной глубины и патриотизма. В Канифольном все громче был слышен поэтический голос Анны Трафимович. Это еще далеко не полный перечень тех, кто переполнен рифмами, образами, стремлением к гармонии. В районе созданы и работают творческие объединения, например, в Нижней Пойме – это «Лира», насчитывающая уже более десятка лет своей деятельности. Конечно, все мы, «парнасцы», равнялись на нашего лидера Сергея Прохорова, к тому времени уже издавшего несколько сборников стихов и ставшего профессиональным поэтом. К тому же Прохоров для нас всех написал буквально программу действий в одном из стихотворений: ... У поэтов важная работа – Сглаживать все то, что в жизни плохо. Сглаживать – не врать ни в коей мере, Сыты мы враньем и так по горло. Но порою надо очень верить В лучшее, как в ясную погоду.

6

«Истоки» … «Парнас», хоть и приказал долго жить, дал мощный толчок развитию каждого, кто участвовал в этом объединении. Неожиданно в 2005 году Сергей Прохоров стал издавать литературный журнал «Истоки». Неожиданно для нас, и вполне ожидаемо для него самого – он давно мечтал о том, чтобы соединить творчество своих собратьев воедино, дать возможность публиковать свои произведения. Он задумывал свой журнал для публикации произведений авторов из Нижнего Ингаша и соседейиланцев. Но неожиданно новорожденный журнал получил такую известность и такую поддержку в администрациях обоих соседних районов, что моментально превратился в издание, в котором считается за честь опубликоваться! А когда Прохоров вышел с «Истоками» в Интернет, появилась широчайшая известность даже пределами России. Причем многие выясняли, родственник ли наш Прохоров Прохорову-миллиардеру, но вскоре это закончилось, потому что ингашский Прохоров стал читающему сообществу гораздо интереснее, чем Прохоров другой, у которого, кроме миллиардов, интересного было мало. С первых же номеров «Истоков» начало формироваться то, что сейчас знающие люди в крае называют «феноменом Нижнего Ингаша». На мой взгляд, феномен Нижнего Ингаша – это ситуация, когда люди хотят и могут поэтическим словом выразить глубину своей души, свои мечтания и порывы к добру, свету, гармонии. А заслуга «Родника», «Парнаса», «Истоков» - в том, что эти объединения и журнал (который тоже своего рода объединение) дали свободу для такого выражения. Свободу и возможности.

День сегодняшний. Время наших надежд То, что эти возможности и эта свобода есть реально, показал прошедший 1 августа межрайонный музыкально-литературный фестиваль «Встает рассвет над Нижним Ингашом». Начинавшийся с трудом, с определенными недочетами, в этом году он проявил себя как душевный, теплый, добросердечный праздник товарищей по перу, чему не мешала даже обязательная для таких мероприятий соревновательность. Была атмосфера тепла, доброжелательности, а для меня, автора этих строк, - фестиваль стал осознанием того, что Ингашский феномен будет продолжать жить и удивлять мир далее. … Почему это было особенно радостно именно для меня? Дело в том, что в перерыве презентации «Истоков» в краевой библиотеке, я разговорилась с профессором из СФУ, преподавателем технических дисциплин, который сам начал писать. Он сказал: «Конечно, то, что происходит в Нижнем Ингаше, это действительно уникальное явление, но это, согласитесь, Атлантида». Ученый человек дал понять, что удивительное явление литературного Ингаша закончится рано или поздно, уйдет под воду, как некогда исчезла Атлантида, мифический материк. Тогда я не нашлась с ответом. А во время фестиваля 1 августа, когда услышала, как выступает Елена Мазурова из поселка Тинского, поняла, что продолжение творческой жизни будет, настолько талантливыми были стихи этой девушки, которые она исполняла под гитарный аккомпанемент. Не хотелось называть их бардовскими, когда неважные стихи прикрываются музыкой, и только тогда чтото получается. У Елены на первом месте были чудесные стихи, в которых каждое слово было, как жемчужина в ожерелье. Рано или поздно дадут свои плоды усилия организаторов «Пробы пера». Дети – участники этого конкурса – вырастают и входят во вкус сложения слов, которое не просто баловство, но дело, которое формирует в людях любовь к русскому слову, умение выразить свои мысли и чувства на этом прекрасном языке. А пишущих нижнеингашцев все прибывает. Недавно я узнала, что прекрасные стихи пишут Татьяна Солодкова, Татьяна Озерова, Федор Кочан. А сколько таких еще, нераскрытых, непроявленных талантов! Как, однако, был прав Сергей Прохоров, когда в одном из стихотворений написал: - У нас поэтов, слава Богу, В любом селе, в любом дворе! Нижнеингашцы создают интересную публицистику, например, Г. Суянко, хорошую музыку и песни, как это делает Л. Головинский, обнаруживают задатки талантливого художника, чем нас поразил вчерашний школьник, а ныне студент СФУ Влад Гильд.

7

… Так что не грозит литературному, творческому Нижнему Ингашу стать новой Атлантидой. Еще живы мы, опытные кропатели стихов и прозы, и мы еще успеем помочь молодым, как в свое время помогли нам те, кто шел впереди. Безбоязненно вступают на путь творчества молодые люди, о которых мы еще не знаем, но догадываемся, что они есть. Самое главное – общими усилиями в районе создана атмосфера приятия и уважения всякого рода творчества, атмосфера их поддержки, а в такой атмосфере надо ждать появления новых имен. Я уверена – новые имена появятся. Это не только мое мнение. Замечательный человек Александр Петрович Демидович, наш земляк и краевед, давно уехавший в Красноярск, но не порывающий связи с родиной ни на один день, считает так же. Об этом его книга «Литературный Ингаш», которую он презентовал недавно в районной библиотеке. Его труд – о тех, кто был, кто оставил свой творческий след, кто воспел свою малую родину и ее людей, их высокие чувства. Презентация стала толчком к осознанию того, что происходит в творческой жизни нашего района. Но есть, на мой взгляд, еще более важная задача, которую решают и будут впредь решать пишущие люди – они сохраняют и охраняют русский язык во всей его прелести, красоте, богатстве. А охранять его - пришла пора. Уже многие видят угрозу русскому языку во всесилии интернетского сленга, дикого и бездарного, но который так мощно овладевает душами, обедняя и опустошая их. И Нижний Ингаш в лице своих творческих людей как может противостоит этой напасти, а не только развлекается стихоплетством. Пришло, наверное, время, когда именно провинция встает на охрану великого достояния России – русского языка. Встает, еще толком не осознавая важности этого, потому что для провинции русский язык всегда был сокровищем, всегда владение языком ценилось, и на этом языке провинция не перестает говорить, тем более – писать стихи. … Вспоминая разговор с умным профессором из СФУ, я теперь знаю, что могла бы ответить ему на его утверждение, что рано или поздно в Ингаше все закончится. Мы просто не имеем права становиться Атлантидой, мы должны жить, у нас у всех еще масса нерешенных дел и ненаписанных строк, картин, книг. Мои собратья по перу, скромные и бесхитростные люди, продолжают свое дело. Большое или малое это дело – пусть судит каждый в меру своих взглядов. Но пусть оно не закончится никогда, единожды так успешно начавшись! Мы – не Атлантида. Мы – родник. Мы – истоки.

Екатерина Данкова.

пос. Нижний Ингаш Красноярского края.

Е.Данкова, С.Прохоров, Н.Ерёмин на презентации книги-антологии «Истоки»

8

На презентация книги А. Демидовича «Литературный Ингаш» 1 августа 2015 года в библиотеке имени писателя Н. Устиновича в п. Нижний Ингаш.

9

Планета Россия

ГОРОД ФОНТАНОВ

Из почты журнала «Литкультпривет!»

Здравствуйте, Сергей Тимофеевич! Посетила я прекрасный город Красноярск. Очень мне он понравился. Своими впечатлениями по традиции я поделилась с читателями шарьинской газеты «Ветлужский край», в которой работаю. Решила послать вам свою статью — вдруг покажутся интересными непутевые заметки путешественника из другой части света. С уважением, Ирина Ивкова.

Идем на восток!

- А у нас медведи по улицам ходят! - в первый же день огорошили нас красноярские родственники. Мы поверили и в последующие дни старательно искали медведей. Нашли! В краеведческом музее. Еще один зеленый здоровяк выглядывал из-за деревьев у городской администрации. Кстати, на магнитиках Красноярск именно такой - с медведем, гуляющим по привокзальной площади, - чудеса фотошопа! Но встречались поистине невиданные звери - жирафы в сквере Сурикова, например. Мама и детеныш склонились друг к другу пятнистыми шеями - на выдумку ландшафтные дизайнеры Красноярска горазды. Город вообще полон сюрпризов, то уличные баннеры предлагают задуматься, а кем бы стали Горький, Есенин, Чехов, не свяжи они свою жизнь с литературой, то пальмы в кадках... То, строительные леса украсят пушкинскими строчками «Во глубине сибирских руд...» Между прочим, к декабристам и ссыльным тут отношение особое. В Литературном музее, созданном Виктором Астафьевым, отмечается, 10

что ссылка декабристов стала трагедией для европейской части России, но новым этапом в развитии культуры края.

Поднялся, смотри! Красноярск раскинулся на высоких берегах Енисея и богат смотровыми площадками. Вдоль набережной, у памятника основателя Красного Яра Андрея Дубенского. Центральную часть краеведческого музея занимает

реконструированная казачья ладья, а у слияния рек Кача и Енисей пасется «Лошадь Белая» - памятник казакам-первопроходцам. Лучше же всего рассмотреть город с Караульной горы. Именно на ее вершине находится символ Красноярска (вспомните десятирублевую банкноту!) часовня Параскевы Пятницы. Именно там казаки установили первую сторожевую вышку. В День города все подъезды к смотровой площадке и парку на Караульной горе были заставлены машинами. Красноярцы съехались смотреть в ночном небе салюты.

Любовь в мелочах Технические ящики и будки обычно портят вид самых красивых городов, сразу возвращают к быту, но не здесь... В Красноярске они без всякого стеснения задвигают дома на задний план, так как разрисованы со вкусом и выдумкой! Если в парке отдыха из-за кустов вдоль дорожек выглядывает то белочка с изумрудными орешками или «поп толконный лоб», герои сказок Пушкина, то у отделения «Почты России» изображен импозантный почтальон с сумкой на ремне. У кафе - повар в белом колпаке, рядом с фонтаном - танцующие рыбки... Эта любовь в деталях очень заметна, и Красноярск кажется уютным городом, несмотря на то, что не все улицы идеально подметены, газоны подстрижены, а фасады домов отремонтированы. Зато велик шанс встретить в самом непредсказуемом месте (за ограждением из профлиста у шумной автострады, за поворотом в городском центре) маленький скверик и лавочки. Фонтан и небольшой памятник прилагается. Особенно в Красноярске чтут память двух людей - родившегося здесь художника Василия Сурикова (только за один день насчитала три памятника, его же имя носит художественный музей и художественное училище) и священника и хирурга Луки Войно-Ясенецкого, сосланного в Красноярский край в советские годы.

Полёт в Париж Город вырос так быстро, что аэропорт стал автовокзалом, а с бывших взлетных полос в небо поднялись высотные дома. Название жилого массива - Взлётка! Думаете, больше в этих новостройках нет ничего интересного? Ошибаетесь! У жителей улицы Весны из окон открывается вид на Эйфелеву башню! Аэропорт тут 11

ни при чем. Владельцы ресторана с французским названием установили уменьшенную копию рядом, разбили сквер. Сейчас здесь с удовольствием фотографируются молодожены.

Город фонтанов Если задуматься, то мы не знаем о Красноярске ничего... Изумляешься, когда узнаешь, что на его улицах, площадях, в скверах - свыше 130 фонтанов. И, наверное, количество их увеличивается каждый год, город-то растет - от 700 тысяч население увеличилось до одного миллиона. Фонтан «Валентин и Валентина» (вообще-то, говорят, его настоящие название «Адам и Ева», просто местные жители переименовали) посвящен влюбленным и под его прохладными струями просто необходимо поцеловаться. Другая знаменитая пара Александр Пушкин и Натали. В Ротонде тоже есть небольшой фонтанчик, но гораздо больше внимания привлекает натертый до золотого цвета нос поэта - приложиться к нему ладошкой к счастью. В один из дней в сквере за ротондой работал «базар» - бабушки и не-бабушки бойко торговали цветочной рассадой. Но наше внимание привлекли «пушкинские» граффити на стене.

Танцующие фонтаны на Театральной площади - гордость Красноярска. Жаль, но на вечернее мультимедийное представление нам так и не удалось попасть, немного схитрили и посмотрели его днем. Воспользовались бесплатным вай-фаем и нашли ролик в Интернете. Два из трех условий, действие и место, оказались соблюдены.

Кругом вода Молодежь свободное время любит проводить у Енисея, на многочисленных набережных (весь отправляют поезда, проверяют билеты. Дежурный по станции дает сигнал к отправлению, и поезд мчится, прямо в детство. Такой вот аттракцион. Дети в восторге, взрослые ностальгируют - этот паровозик катал их, маленьких, много лет назад.

Бобры и «Столбы»

город вытянут вдоль великой реки), или на острове Татышева. Это настоящий парк, на который ведут несколько мостов, из центра - пешеходный, вантовый - одна из достопримечательностей Красноярска. Мост построен на Стрелке, где река Кача впадает в полноводный Енисей. Кроме городских пляжей на острове много асфальтированных дорожек для велосипедистов, скейтеров, любителей покататься на роликах или просто походить с палками. Занятием скандинавской ходьбой тут никого не удивишь. Но главный восторг у приезжих на острове Татышева вызывают его коренные обитатели суслики. Они совсем не бояться людей: встанут коричными столбиками у обочины, соберут угощение и скроются в густой траве под вспышки фотоаппаратов. Еще один остров в русле Енисея так и называется — остров Отдыха. На нем тоже есть пляжи и стадионы.

По дороге в детство Бегает по кругу поезд Юбилейной ДЖД в парке отдыха. За 15 минут можно совершить обзорную прогулку с остановкой на второй станции этой железной дороги. Миниатюрные вагончики, миниатюрные локомотивы, проводники и машинисты тоже миниатюрные. Ими работают подростки. Они одеты по форме и очень ответственно выполняют свои обязанности. Следят, чтобы маленькие и большие пассажиры не высовывались из окон состава, принимают и 12

Бобры встречают на территории фан-парка. Трудолюбивые животные выбраны символом места, где красноярцы отдыхают: купаются в бассейне, загорают летом, зимой катаются на горных лыжах. «Фишка» парка - экстремальные аттракционы. Подняться на вершину горы на родельбане, пролететь вокруг нее и вниз - на скорости 90 км в час и не отпуская ног с тормозов... Для меня это удовольствие сомнительное. За глаза хватило фуникулера на смотровую площадку. С гребня горы открывается захватывающая панорама: в одну сторону Красноярск в долине Енисея, в другую - уходящие за горизонт, покрытые лесом Саяны. Серыми стражами из зеленого моря выступают столбы. Столбы - это

выступившая на поверхность и окаменевшая лава. Под воздействием эрозии они стали похожи на... Впрочем, внешность столбов можно сличать с названиями: Дед, Китайская стена, Малый Беркут, Воробушки, Перья... Понятно, что увидели в каменных изваяниях природы люди. Со смотровой площадки можно любоваться, а вот прикоснуться — для этого стоит побывать в самом заповеднике. Вход в заповедник «Столбы» есть тут. Только случайные люди в него попасть не могут, вернее, могут попасть, но идти до самих столбов придется неблизко - несколько километров. Новичков предупреждают: не сходите с троп и будьте очень острожны. Клещи и медведи не дремлют!

С Перьев, как крыльев Именно клеща, а не медведя называют главной опасностью в заповеднике. Использование репеллентов для душевного спокойствия в тайге за городом - обязательное условие. Да и медведи, как нас потом порадовало местное телевидение, тоже расшалились - июнь на дворе. Правила поведения развешены на плакатам вдоль всей дороги и экотропы, если турист пожелает сойти на деревянные мостки, протянутые вдоль крутого склона гора. Подниматься наверх нужно около семи километров. Под солнцем. Радует лишь журчание реки внизу да пение птиц в деревьях. Последние 300 метров по ступенькам-террасам самые тяжелые. На площадке перед входом, где едва переводишь дух - площадка для отдыха. Столы и лавки, спортивные снаряды и качели, киоски, где продается горячий ароматный сбитень. В заповедник приходят на целый день. Пешком. Здесь запрещены велосипеды, ролики, из автомобилей дежурит одна скорая. Еще один подъем, теперь по деревянной лестнице, и можно

13

прикоснуться к первому... Нет, Слоненок, столбом не является, просто камень, не дорос, зато его очень любят дети. От прикосновений ладоней и стоп покорителей его бока стали гладкими. В отличие от шершавой, дырчатой поверхности столбов. За кронами берез скрывалась макушка Первого столба. Так он и называется. Всего столбов более тридцати и раскинуты они на территории всего заповедника. Открыто для свободного посещения туристами лишь 4 процента его территории с проложенными маршрутами. Мы за несколько часов обошли лишь малую часть: Бабка и Внучка, 4-й столб, Перья... Побывать в «Столбах» и не попробовать забраться хотя бы на один... Проводник сообщил, как что-то разумеющееся, «вы сделаете это»! И «затащил» наверх - не на столб (столболазание на самом деле очень опасное занятие - об этом напоминают траурные таблички), на камень, соседствующий с Перьями. Захватывает дух, когда понимаешь, что у тебя под ногами расстилается тайга. Покоренный нами камень стоял на краю обрыва, ветер треплет одежду и только удивляешься, как только удерживаются на этих скалах извилистые деревья? А затем спуск с подсказками проводника, куда ставить левую ногу, куда правую... А затем блуждание по тропам привело нас к табличке указывающей, что под данным камнем проходило собрание красноярских революционеров сто лет назад. Камень, думаю, с тех пор нисколько не изменился. Да и нисколько ему и не интересно, что там происходит в людской жизни.

Ирина Ивкова г. Шарья, Костромская область

Проза

Виктор ВОЛОВИК

г. Иланский Виктор Воловик - автор 5 сборников стихов и книги стихов и прозы «Травы мои луговые», в соавторстве со своей женой Ларисой. В сентяьрьском номере ежемесячника - в месяц рождения поэта (2 сентября) мы, поздравляя его с этой датой, предлагаем читателю короткие рассказы Виктора о его детстве.

ЗА ДВА ШАГА ДО ФИНИША

Свою сознательную жизнь я стал помнить лет с четырех. Отец с матерью работали в колхозе. Детского сада в деревне не было, и мы, пацаны, оставались одни дома. Частенько меня брала к себе Гурьяниха. Довольно еще крепкая женщина, бабка Гурьяниха имела своих троих девок, и я каким-то образом незаметно вписался в их дружную, небогатую семью. На русской печи у Гурьянихи водилось множество тараканов.Их было столько много, что они меня не боялись или попросту не обращали на меня внимания- носились по печи вверх и вниз, делая свои какие-то неотложные дела, шурша при этом желто-серыми крыльями. Я делал из тонкой медной проволоки сани, запрягал в них большого таракана и с любопытством наблюдал, как он тащит их по шершавым кирпичам. А то я устраивал между тараканами, запряженными в сани, настоящие гонки…Победителю я давал награду-отпускал на свободу. Были среди тараканов свои вожаки. Я их определял по расцветке крыльев или другим приметам. Наигравшись вдоволь, я к вечеру уходил домой. В один из таких дней и поспешил домой раньше обычного. Что-то надо было дома или сделать, или взять, сейчас уже не помню. Выйдя за ворота, я направился домой. Идти-то надо было метров триста до дому. Пройдя метров сто, я почувствовал какое-то урчание в животе. Урчание повторилось и срочно захотелось в туалет… Возвращаться назад было уже поздно, и я прибавил шаг, затем припустил легкой рысью. В животе урчало все сильнее и сильнее. –Успею, успею,- успокаивал я себя и помчался быстрее. Когда до ворот своего дома оставалось метров пять, я почувствовал как темнеет в глазах .Я рванулся в калитку. Помню, что солнце слепило мне глаза. Впереди, не более чем в двух метрах, стоял желанный туалет. На мне были штаны с одной лямкой через плечо. Я ухватился за лямку, чтобы сдернуть штаны. И тут произошло непоправимое – низ живота не выдержал, и все его содержимое со свистом и кваканьем вырвалось наружу. Я замер, опешивший, не понимая, что произошло. Откуда-то внезапно появилась моя старшая сестра, она быстро сорвала с меня штаны. Я продолжал стоять в каком-то оцепенении, не понимая, что же со мной… Почему туалет так близко, а я не успел? И еще я вспомнил, что утром мама предупреждала меня не есть много зеленого гороха…

ТАПОЧКА

Мне 9 лет. В семье я предпоследний по рождению. На моем попечении сестренка Галка 3-х лет и племянница Нина, ей 1,5 года. В моем распоряжении была деревянная тележка. Колеса у нее металлические, диаметром около 80 сантиметров. Аммортизация-никакая. Я бросал в коробку тележки фуфайку либо деревенский самотканый половик, сажал одну,а порой и двух моих девчонок и галопом мчался по нашей деревенской улице. Асфальта на ней никогда не было, зато ямок хватало. Тележка гремела, подпрыгивая на неровностях дороги, и в такт этому пассажирок подбрасывало. Их маленькие головки болтало из стороны в сторону. Все местные уличные собаки предпочитали вовремя укрыться в под воротнях, чтобы не попасть под мою «тачанку», так я окрестил тележку. В один из летних дней, когда в Саянах прошли обильные дожди и наша речка Кебеж почти вышла из берегов, я помчался на»тачанке» на берег, чтобы полюбоваться бурными потоками реки. Зрелище было красивым. Многие жители деревни любили приходить на речку во время первого весеннего ледохода либо после обильных дождей в Саянах. Речка казалась невероятной ширины, а течение бурным и глубоким. Вот и сегодня на берегу было много любопытных По реке плыли остатки бревен, смытых потоком в верховьях,ветки кустарников. Вода была мутная, 14

а потому вселяла мне какой-то неведомый страх. В средине река достигала 3-х метровой глубины. Заметив, что моя маленькая пассажирка вот-вот уснет, я развернул тележку и помчался домой. У ворот дома я стал вытаскивать Галинку из тележки и вдруг заметил, что одной тапки на ногах нет. Меня бросило в жар. Я судорожно стал осматривать кузов тележки, выбрасывая тряпки на землю. Тапочки не было. Зная крутой нрав своего отца и предчувствуя очередную порку, я почему-то вновь помчался на берег реки…Где и когда моя сестренка успела разуться, оставалось только предполагать… На берегу продолжали стоять мои односельчане, обсуждая свои жизненные проблемы.Не осознавая, что делаю, я осторожно тронул за рубаху одного из мужиков и тихо-тихо, но с какой-то надеждой спросил: « Тут тапочка не проплывала?» Мужик удивленно посмотрел на меня и так же тихо ответил: «Нет, не проплывала». Трудно передать, что творилось в душе 9 летнего деревенского пацана - то ли горечь потери сестренкиной тапочки, то ли боязнь очередной порки отца, а может, то и другое вместе взятое… Не помню, как я довёз Галку до дому, не помню, что говорил в свое оправдание, но только история эта до сих пор не дает мне покоя. Я уже сам дважды дедушка. Почему я решил, что тапочка должна была проплывать по реке? А если бы и проплывала? Откуда эта святая детская наивность? Не знаю, но именно она запомнилась на всю жизнь.

ПО ТОНКОМУ ЛЬДУ

В нашей деревне речка Желоминка протекала в ста метрах от дома. Летом мы в ней купались, ловили рыбу. Гальянов водилось столько, что за один раз 3-х метровым бреднем ведро можно было поймать. Была речка небольшой, шириной метров 6, глубина в отдельных местах чуть больше метра, а в основном она была мелководная. Мы умудрялись ловить в ней ельцов, пескарей, а иногда и хариусов. Налимов я ловил на удочку дважды и то случайно. Зимой мы с удовольствием катались на речке на коньках. Для подготовки льда с вечера в верховьях реки прорубали лёд пускали наледь, и утром каток готов. В этот год зима выдалась ранней. В конце октября на речке стали появляться забереги –лёд у берегов реки. По этим заберегам можно было глушить рыбу. Делалось это так. Идешь по берегу вдоль заберегов и смотришь, где подо льдом притаилась рыба. Осторожно подходишь и ударяешь тихонько обухом топора по льду над рыбой. Оглушенная рыба переворачивается брюшком вверх, прорубаешь лунку и достаешь рыбу. Под вечер к моему отцу пришел сосед Никодим. Он принес отцу валенки подшить. Мой отец был первоклассным сапожником. Никодим сообщил, что на речке уже появились забереги и можно пробовать рыбу глушить. На следующее утро, когда почти рассвело, я побежал на речку в разведку. С собой топор не взял. Дом-то рядом, мигом смотаюсь. Забереги были небольшие, метра два с половиной, а лед сантиметровой толщины. И вдруг в метре от берега я увидел подо льдом налима .Глубина воды в том месте была не более 10-15 сантиметров. Как быть? Я осторожно наступил на кромку льда, раздался треск. Налим шевельнул хвостом и стал медленно разворачиваться от берега. Времени на раздумье не оставалось. Я подпрыгнул вверх и ударил каблуками сапог по льду над налимом. Полуоглушенный налим завертелся волчком на одном месте. Не останавливаясь, я стал бить каблуками по льду, разбивая лед над налимом и вокруг. Налим продолжал кружить, потеряв в мутной воде ориентир. Тогда я выскочил из разбитой лунки, засунул под налима обе руки и выбросил его сначала на лед, а затем на берег. Налим оказался килограммового веса. Мама была искренне обрадована таким неожиданным уловом и к обеду сготовила вкуснейший рыбный пирог. Потом в школе пацаны донимали меня расспросами, как я умудрился без топора оглушить налима. Я чувствовал себя героем дня, и мне было приятно. Декабрь 2014 года

15

Поэзия

Марина РОСС г. Красноярск

О себе: Марина Геннадьевна Росс родилась и живёт в г.Красноярске. Окончила филологический факультет Красноярского государственного университета. Работала журналистом и менеджером. Стихи печатались в журналах «Енисей»,»Истоки»,»Новый Енисейский литератор», «Часовенка»,в книгах, выпускаемых Центром национальной славы России, в коллективных сборниках и краевых газетах.

*** И выслал Господь человека из сада Эдема За то, что тот взял и нарушил строжайший запрет. Частичкой Эдема живёт в нас блаженное время, Безгрешное время, живительный ангельский свет.

*** Материя слишком тонкая— Прозрачна как свет душа. А жизнь—полотно суконное, Солдатское…рвётся в швах Дизайнерский странный замысел… Любую сломают спесь Семь вахт на солёном камбузе. Душа, вот зачем ты здесь. В заплатках, рубцах и терниях, Учись и учись прощать.

--Сто раз прощу, если верю я, Что крест на Голгофе свят.

Зелёной июньской травы первозданная свежесть, Тропинка меж двух палисадов, поленница дров, Давно позабытая детская слабость и нежность И вера, что главные в мире—добро и любовь. И выслал Господь нас из этого рая земного, Так трудно быть ангелом в мутной мирской суете. Но этой тоски глубина не измерена словом, Тоски по незнанию зла, по святой чистоте.

*** Называется жемчуг в народе слезами моллюска… Был бы просто моллюск, не умей он красиво страдать. И поэзия тоже, и всё мировое искусство Вырастают их травм, не гадая жемчужиной стать.

И плачем, когда нам аукнется детство Зелёной травой, старым домом и липой в цвету, Открытым добру и доверчивым любящим сердцем. Потерянный рай наш, он нашу хранит чистоту…

ВОКЗАЛ Век не видались…Ну здравствуй, вокзал! Стрелке секундной нет ходу назад. Вот и спешат-- с багажом, налегке… Но погоди-ка, что там, в узелке? Утренний рейс и пустынный перрон, В городе тихом малиновый звон, Проводы, дождь и ночные огни… Я не просила, но ты сохранил. Пусть я не еду давно никуда— Память взрывают твои поезда. Так из динамиков голос чужой Снова тревожит, как будто бы мой Поезд прибудет на сказочный путь, Чтобы к потерянной жизни вернуть. СТАВКИ СДЕЛАНЫ Дурак не станет умным никогда, Хоть изорви все нервы, с ним общаясь. Всё мировое зло с пустой башкой в ладах И ставит на неё, почти не ошибаясь.

МУЗЫКА ЛЕТА Как на поднебесном нотном стане, Голуби сидят на проводах. Вот бывает: песенка простая— Слушал бы и слушал бы всегда. Лето. Дворик. Небо голубое И деревья в зелени густой. Ветер в них зарылся с головою, Их качает и зовёт с собой. Тёплый ветер, ласковый и сильный, У него от счастья есть ключи. Господи, как всё это красиво! И как просто. Не смолкай! звучи!

16

Максим САФИУЛИН г. Усть-Илимск

Максим Сафиулин - руководитель творческого объединения «СТИМУЛ» (г. УстьИлимск), преподаватель музыкального отделения Школы Искусств №1, хормейстер народного ансамбля «Русская песня» и вокального ансамбля «Усть-Илимские казаки» Дворца культуры им. И.И. Наймушина.

ПРОЩАЙТЕ, МАЛЕНЬКАЯ МИСС

Кто всю себя другим отдал... Иной такой нет больше в мире.

Посвящение памяти моей горячо любимой мамочки... Приняв за фарт любой каприз, Стремясь в улыбке нежной греться, Я звал Вас “маленькая мисс С огромным, добрым, чутким сердцем”. Вас целый мир превозносил! Догнать Вас кто-то мог едва ли... Ах, сколько в Вас добра... и сил, И скольких Вы от бед спасали. Сплотив вокруг себя людей, Глаза любовью к ним светились, В Вас сотни, тысячи идей! За что брались - всего добились. Любая цель подвластна Вам Иначе просто невозможно! И не идя “по головам”, Вы шли легко и осторожно. Ваш шаг был лёгок, словно пух За ним и наблюдать приятно. На Вас ОДНУ хватило б ДВУХ, Причем огромных, необъятных. Но Вы, имея тонкий вкус, На свои маленькие плечи Взвалили нереальный груз, Чтоб остальным жилось полегче. Вся жизнь в желании помочь Другим. Нельзя остановиться. Вы создавали день и ночь Всё то, чем Усть-Илим гордится! Вошла Культура в каждый дом И прочно поселилась в душах. А Вы мечтали об одном Чтоб город стал добрей и лучше! В Вас честность, совесть, долг и честь Плюс женственность и обаянье! И точно знаю - саду цвесть, Пока есть силы и желанье! ...И Вы укрылись от проблем, От суеты, людей пропащих, В цветах прекрасных хризантем, Вдыхая аромат пьянящий. Но завязался трудный бой, И хризантемы облетели... “Умейте властвовать собой” Вот всё, что Вы сказать успели. Прощайте, маленькая мисс... Ни с кем я так беспечен не был. Казалось, будто мир завис, Когда Вас принимало Небо. Огонь Ваш отдыха не знал. Вы - “Фурцева всея Сибири”!

В ЧЕМ ЖИЗНЬ? Едва касаясь, как смычок струны, Веду чернильной строчкой по бумаге. Стоим всего в одном от краха шаге, Ведь люди перед Богом все равны. Привыкли безрассудно рисковать Не действуют людские уговоры. Надеясь, что умрем еще нескоро, Не жить привыкли, а существовать. В чем жизнь? Успеть скорей достичь высот? Вкусить богатство, словно фрукт из сада? Но на том свете нам богатств не надо, Их нам с земли никто не принесет. И нужно этой жизни миг прожить, В дела свои все силы направляя, Чтоб с теплотой поступки вспоминая, Смогли сказать: “Такого не забыть...” Я каждый стих свой в сердце берегу, Но делать это нужно не для славы. Пусть скажет кто: “О времена, о нравы...” Но жить я по-другому не могу. МЕНЯЮ МУЗЫКУ НА СЛОВО Опять застой. И все сложней дойти до сути… Мотив простой, Вот только надоел до жути. Покой настал, Да только хочется другого… Видать, устал – Меняю музыку на слово. Пишу стихи, Да только рифмы бродят где-то. Мои грехи – Менять закаты на рассветы. Готов стоять, И пусть другие мчат по кругу. Готов стрелять, Когда враги загонят в угол. Меняю боль На Музы частые визиты. Души пароль Мной позабыт. Душа закрыта. Но я смеюсь, Хоть смех и смешан со слезами. И не боюсь, Что буду вновь гонимый Вами…

17

Юрий РОЗОВСКИЙ

Маяк в апельсиновой дольке, или невероятная поездка на Байкал Повесть Продолжение. Начало в №32 Глава 9

Мат Легаля, старый маяк и волшебные конфеты Юрка чуть не подпрыгнул от такой удачи. Оперевшись о подлокотники коляски, он немного привстал и, плюхнувшись обратно, начал потирать руки.

– Ну вот! И на нашей улице грузовик с апельсинами перевернулся! Улыбнувшись, Юрка взял батюшкиного ферзя и, убрав с доски, поставил на его место своего слона. Это была уже пятая партия. Все предыдущие были им бездарно проиграны. Батюшка играл безупречно, и поэт начал уже разочаровываться в своих способностях. Как вдруг!

– Просмотрели, батюшка, просмотрели, – как можно слащавее посочувствовал Юрка.

– И на старуху… – вздохнул отец Андрей.

– Шах, – взял он слоном пешку поэта.

– Ну, ничего, – попытался утешить тот батюшку, с удивлением вдруг обнаружив, что у короля для отхода осталось одно-единственное поле.

– Ничего, – согласился отец Андрей и, взявшись за коня, улыбнулся.

– Мат.

– Как мат?! – не поверил Юрка своим глазам. Но факт был, как говорится, на лицо. Ходить королю было некуда.

– Мат Легаля, – просветил батюшка партнёра.

– Для начинающих, – добавил он. Поэт схватился за голову и… рассмеялся.

18

– Всё. Надо либо учиться играть, либо играть только с Остапом Бендером. На сегодня, пожалуй, хватит. Спасибо за науку! Юрка сгрёб фигуры с доски и те, немного раскатившись по столу, замерли. Складывая их в коробку, он продолжал: – Что-то загуляли наши экскурсанты. Видно, Геннадий – хороший гид.

– Пусть, – заключил отец Андрей, – гуляют.

– Уж если в места эти сказочные забрели, пусть полюбуются. Когда ещё придётся?

– Да я что? Пусть, конечно, – согласился Юрка.

– Не простыли бы только, вон дождь как разгулялся. А Лиде болеть нельзя, ей завтра обратно возвращаться надо.

– Что? Утюг не выключила? – вздохнул батюшка.

– Если бы, – оценил поэт шутку и улыбнулся.

– Сестра двоюродная из Барнаула приезжает, вчера звонила. Так что, если возможно, пусть Сергей её с утра на паром отвезёт. А там она уж сама, на автобусе до Иркутска и из Иркутска домой. Юрка вопросительно посмотрел на батюшку. Дождь за окном уже не нашёптывал о чём-то, а сердито ворчал… Геннадий распрямился. В его протянутой руке красовался мухомор.

– Мамочка, красота-то какая! – воскликнула Лида и тут же захотела сфотографировать это чудо. Раньше она была уверена, что шляпка у мухомора красная в белый горох. В действительности же всё оказалась намного красочней. На белую грибную ножку была надета роскошная шляпа. Её края были

окрашены в солнечно-жёлтые тона. Приближаясь к центру, цвета постепенно, без видимых границ, менялись, замещая один другим. Жёлтый, оранжевый, розовый и, наконец, алый цвет. И всё это великолепие было беспорядочно обрызгано «сметаной». Жирные капли её по краям были более мелкими, но почти слипались друг с другом. Выше «сметана» попадалась реже, небрежно разбросанная более жирными сгустками. С самой верхушки она, видимо, стекла, и алый верх шляпы был пустым. Сфотографировав с мухомором Геннадия, Лида решила осчастливить и художника. Забрав красивый гриб у трудника, она попыталась всучить его Сергею: – Держи, – протянула она ему мухомор, – запечатлись с такой красотой. Потом, может, и картину напишешь. Назовёшь «Красавецмухомор».

– Ну да. Чтоб люди в догадках терялись, кто же здесь мухомор? – то ли пошутил, то ли съязвил художник. Вместо гриба он забрал у Лиды фотоаппарат: – Давай, лучше я тебя сфотографирую. Вашему же полу хлеба не надо, дай покрасоваться. А нарисую я потом Геннадия и назову «Портрет Лешего». Уж больно похож. Лида сняла косынку и причесала волосы появившейся прямо из воздуха гребёнкой. Встав вполоборота к фотографу и протянув руку с мухомором, она улыбнулась. Кадр получился неплохим. Тем более, что на нём, за Лидиной спиной, высилось какое-то загадочное сооружение, состоящее из большой металлической трубы, торчащей вертикально из земли. Макушку трубы венчала круглая площадка, окутанная непонятными серыми зарослями. Художник, для надёжности, а скорее, чтобы успокоить фотографируемую, ещё раз нажал кнопку цифровика и обратился к Геннадию, направив перст в сторону сооружения: – А это что?

– А это и есть он, старый маяк, – ответил тот.

– Такой маленький, – разочарованно произнёс художник.

– Это как посмотреть. Сверху маленький. А спустимся ниже, так и не очень. Всё, как сказал какой-то учёный человек, относительно, – удивил своими познаниями Геннадий.

– Так что же мы тут стоим? Спускаемся, – засеменил Сергей вниз по склону.

– Ой-ё-ёй! – запричитала Лида, боком почти заскользив по мокрой от дождя траве. А дождь уже совсем беспринципно пытался проникнуть сквозь любые покровы к телам дерзких гостей. И пока те спускались по, как оказалось, довольно длинному склону, частично добился своего.

– Ух, ты! – задрав голову, выдохнул художник, 19

достигнув, наконец, основания старого маяка.

– А труба-то высока! То, что издали виделось серыми зарослями, оказалось мотками колючей проволоки, опутывающей ограждения смотровой площадки из которой торчали палки всевозможных антенн.

– Маяк-то, не действующий давно, – пояснил Геннадий – вот и используют его для сотовой связи. А чего зазря ржаветь? Сергей осмотрел трубу со всех сторон. Прикрученная болтами к металлическому основанию, она надёжно возвышалась почти наверху сопки. Дверь, служившая раньше входом на маяк, была намертво заварена. Ёдинственным отверстием, пропускающим внутрь маяка хотя бы солнечный свет, являлось прямоугольное окно, расположенное на высоте нескольких метров от земли. И проникнуть через него человеку не было никакой возможности. Осознав, что больше ничего интересного здесь им не увидеть, путешественники ведомые Геннадием, отправились дальше. Миновав несколько одиноких берёзок, они оказались на краю крутого спуска, упирающегося своим основанием прямо в Байкал. И на его подножии разместился небольшой посёлок с корабельной бухтой и конечной станцией Кругобайкальской железной дороги. Это и был Порт Байкал, только теперь увиденный ими с высоты птичьего полёта. По щекам всех, стоящих на краю, вдруг побежали крупные слёзы. Что это было: страх, восторг, умиление? Вовсе нет. Это был всего лишь дождь, правда, разгулявшийся уже до неприличия. И, чтобы окончательно не размокнуть, было принято решение возвращаться… Вера и Веня, здешние соседи, уже полчаса порывались откланяться. Но на улицу опустились плотные кулисы дождя. Пришли гости, когда с неба ещё слегка моросило, проведать приехавшего батюшку и пообщаться с хорошим человеком, ещё раз поблагодарить его.

– Да что ж оно хлещет-то так? – возмущался Вениамин, молодой мужчина лет сорока. На коленях у него сидела десятилетняя девочка, очень на него похожая. Ещё несколько лет назад девочка не могла даже сидеть. Болезнь позвоночника поставила врачей в тупик, и они лишь разводили руками. Вот тогда-то отец Андрей и повстречал их. Добрым ли своим отношением, искренней ли молитвой своей, а может просто огромным желанием помочь, батюшка испросил у Бога чуда. Леночка сначала научилась сидеть без посторонней помощи, а затем и встала, и пошла. Теперь при каждом приезде священника родители обязательно приводили дочь испросить у него благословления. Да и сами они, хоть и причащались регулярно в своём храме, не упускали возможности склонить голову под благословляющей ладонью батюшки.

– Спешишь Веня? – поинтересовался отец Андрей.

– Спешим, батюшка. Видит Бог, спешим, – ответила Вера за мужа и за себя. Она была женщиной скорее хрупкой, чем крепкой. Но будучи старше супруга на пять лет, Вера чувствовала какую-то ответственность за него. И от этого иногда не сдерживалась и вмешивалась в его разговоры. Веня не обижался на жену, поскольку души в ней не чаял, в ней и своих двух детишках. Лёнька, первенец их, был старше Леночки. Но пять лет разницы не отдаляли сестру с братом, может ещё и потому, что других детей, близких им по возрасту, почти и не было. Школа, да и школьники были в самом Порту Байкал, и отец возил детей туда на машине. На ней же Веня и работал, почти ежедневно мотаясь на пароме в Большую речку за продуктами, чтобы Вера потом торговала ими в их маленьком дачном магазинчике. Дела шли неплохо, но приходилось крутиться. А Вера, погладив мужа по руке, продолжала: – Кормилец он наш, батюшка! Ему завтра…

– и не закончив, вздрогнула. Дверь, взвизгнув собакой, которой наступили на хвост, распахнулась. Показалось, что открылся люк подводной лодки. Из за бортной воды появились трое.

– Ну, и как сходили? – задал вопрос батюшка вошедшим, со смехом, утирающим лица и скидывающим непромокаемую одежду.

– Плавание прошло в штатном режиме, – опять, то ли пошутил, то ли съязвил Сергей-художник, скинув сапоги и пропуская вперёд съёжившуюся Лиду.

– Ой, батюшка! Красота-то какая! Особенно в храме замечательно! А природа-то какая! А Байкал, с высоты! А…

– Ясно, ясно, голубушка! – прервал отец Андрей женские восторги.

– Знакомьтесь, – представил он друзьям своих гостей, – это соседи наши, Вениамин и Вера. А это дочь их, в крещении Елена. Люди обстоятельные и добрые. Затем он так же отрекомендовал друзей супругам и обратился ко всем с предложением поужинать. Соседи начали было отказываться, ссылаясь на дела. Но дождь только начал затихать, а батюшка поставил на стол половину от большого зелёно-чёрного шара. Посмотрев, как дочь смотрит на арбуз, Веня и Вера решили всё же «попить чаю». Для начала решили согреть желудки горячим. Лида, поставив перед каждым тарелку с рыбным супом, нарезала хлеб тоненькими ломтиками. Почти обжигаясь, мужчины черпали из мисок золотистую юшку и только крякали от удовольствия. Лида, Вера и Леночка ели по-женски аккуратно, дуя в ложки и зажмуриваясь. Пока они съели свои 20

порции, мужчины уже доедали добавку. А дождь, на улице видно поняв, что бессилен перед сытным теплом Лидиного супа, разочарованно притих. После первого блюда приступили к оставшейся половине арбуза. Батюшка большим кухонным ножом, с трескающимся звуком, начал делить её на дольки. Впиваясь в сочную красную мякоть зубами, и сплёвывая чёрные семечки, в заботливо подставленные Лидой чайные блюдца, едоки умилённо смотрели друг на друга и по сторонам. Поблагодарив за угощение, соседи решили откланяться.

– На доброе здоровье, – ответил им отец Андрей и добавил: – Вениамин! Ты же утром на пароме в Листвянку собираешься. Захвати, голубчик, нашу девушку с собой, – и указал на Лиду. Несмотря на едва различимое неудовольствие Веры, Вениамин ответил согласием: – Конечно, конечно. Завтра жду. До свидания! С этими словами семейство вышло из дома. С остатками арбуза справились дружно, тем более что Сергей-художник в этом деле оказался докой.

– До чего ж пользительную ягоду Бог создал, – резюмировал художник, очередями плюясь семечками и обгладывая арбузные корки. Силы на чай остались только у двоих, у Юркипоэта и Сергея- художника. Разлив кипяток по кружкам, и кинув в них два чайных пакетика, Лида высыпала из кулька на стол конфеты: – Пейте, да спать пора. Отец Андрей и Сергей-водитель, пожелав всем спокойной ночи, отправились на ночлег в строящийся по соседству дом. Звали с собой и художника, но он предпочёл снова спать в автобусе.

– Чур, моя! – выхватил поэт из горки конфет самую большую.

– Волшебная, – прочитал он и победоносно посмотрел на художника. А тот улыбнулся и разгрёб горку. На самом её дне лежала ещё одна «Волшебная» конфетина… Глава 10

Неожиданная встреча – Я же говорила, говорила! Зря «Волшебные» потратили! – зазвучал в голове женский голос.

– Лежит и ухом не ведёт. А конфет-то уже кот наплакал, да и срок годности у них вот-вот истечёт. Первая же проверка и всё, изымут. А когда ещё пришлют? Мужской голос возразил: – Какая ещё проверка? Вы заигрались, Глафира Северьянна. Мы не в магазине уже. Да и вообще мы уже не там, а здесь.

– Ой! И правда. Извините, Иван Савватеич!

Это я с расстройства, чего же он не просыпается? Людочка! Вы у нас самая голосистая, попытайтесь вы. Женский голос замолчал, но тут же в голове взорвался крик: – Вста-ва-йте-е!!! – и почти шёпотом, – Ну, пожалуйста. Юрка не осознавал, крик ли, или просящее «пожалуйста» заставило его открыть глаза. Нет, попытаться открыть. Веки налились свинцом, ресницы вцепились друг в друга, и ужасно трещала голова.

– О-ох! – выдохнул он.

– Кто!? – как можно строже, чтобы скрыть испуг, – спросил он.

– Кто здесь!? Ничего не услышав в ответ, Юрка всё же открыл один глаз, и увидел три, почти неразличимых в темноте комнаты, силуэта.

– Вона как, – проскрежетал старушечий голос.

– Работают конфетки. А вы, Глашенька, волновались. Зря, выходит. Окончательно придя в себя, поэт подскочил с кровати и схватил первое, что попалось под руку. Это была ручка инвалидной коляски. Руку будто обожгло: «Что это? Я стою. Я стою!» Юрка разжал ладонь и зачем-то поднёс её к глазам: «Это сон. Я просто сплю», – решил он.

– Ну, если вам так удобнее, считайте это сном, – раздался в темноте голос неизвестного мужчины. Прорвавшийся сквозь тучи лунный свет четырьмя жёлтыми квадратами упал на клеёнку стола. Чья-то рука поднесла к одному из них свечу, и её фитилёк вспыхнул капелькой огня. И как раз вовремя, так-как туча снова наползла на лунный ночник. А капелька становилась всё ярче и ярче, пока не осветила всю комнату. Спиной прижавшись к печке стояла, видимо, обладательница старушечьего голоса. Беззубо улыбаясь, она почему-то протягивала раскрытую ладонь, будто христарадничала. Ближе к столу, одной рукой оперевшись о него, а в другой держа горящую свечу, смотрел Юрке прямо в глаза пузатый мужчина в синем кримпленовом костюме. Положив на его плечо руку, рядом улыбалась статная во всех отношениях женщина в белом фартуке. Как поэт ни старался вспомнить эти образы, ничего не выходило, они были незнакомы. Юрка скосил взгляд направо. На лежаке мирно спала Лида. «Не сон», – пронеслась мысль. – «Не сон».

– Конечно не сон, – сказала сидящая на краю лежака сухонькая женщина неопределённого возраста.

– Кстати. Как вам мой туесок, пригодился?

– встала она. Продавщицу сувениров Юрка узнал и сразу успокоился. Такая добрая женщина не может быть источником опасности.

21

– А как ваш Васька? – вопросом на вопрос ответил он.

– Извините, – вмешался кримпленовый толстяк, – если перебью Вас. Но у нас катастрофически мало времени. Дело в том, уважаемый Юрий, не знаю как Вас по батюшке...

– Витальевич, – машинально поспешил с ответом поэт.

– Очень приятно! Ну, так вот, Юрий Витальевич. Так вот, – продолжил толстяк, – какая, понимаете ли, ситуация. Вы не спите. Вернее вы спите, но не здесь – у нас, а там – у себя. Юрка ничего не понимал, но, на всякий случай перекрестился, оглянувшись на икону Богородицы, висевшую на стене у лежака.

– Мама! – вырвалось у него. На лежаке вверх лицом спал он, собственной персоной. Носок наполовину сполз с правой ноги, и Юрка, не удержавшись, попытался подтянуть его сам себе, конечно же, не веря собственным глазам.

– Как это? – задал поэт вопрос, ни на кого не глядя.

– Господи! – воскликнул он. – Спаси! – и, резко повернувшись к нежданным гостям, начал усиленно крестить их. Но тех даже не перекосило, и они не растворились в воздухе.

– Да перестаньте вы, – вздохнул полный мужчина в кримплене.

– Мы тут все не меньше вашего в Бога верим. Тем более и видели Его своими глазами. Вот, глядите – и осенил себя крестом.

– Могу и молитву прочитать. Юрка сел на топчан, отодвинув, как ему показалось, к стене свои собственные ноги. Ущипнув, ещё на что-то надеясь, себя за руку, сказал: – Ну, давайте. Объясняйте мне, что происходит. Кто вы такие и как здесь оказались? Или как я здесь оказался?

– Совершенно правильно, – кивнул незнакомец – именно вы. Ну, если уж быть совсем точным, не вы конкретно, а одно из ваших «Я». А так как человек вы набожный, надеемся, не самое худшее. Ладно. Пока пытаетесь что-то понять, разрешите представиться. Начну с себя. Иван Савватеевич – главный…, э-э-э, ну просто главный. Указав на женщину в белом фартуке, представил и её: – Глафира Северьяновна – моя помощница и наш завхоз. С Людочкой, – тронув за руку продавщицу сувениров, продолжил он, – Вы уже знакомы, а это, – кивнул он в сторону старухи, – Никаноровна. Иван Савватеич замолчал и внимательно посмотрел на Юрку. Заметив на его лице признаки активизации мыслительного процесса, как то: полуприкрытые глаза, внимательно наблюдающие за ним, и периодически возникающие морщины на лбу, он продолжил:

– Кто мы? Тот же вопрос я мог бы задать и Вам, если бы давно не знал ответ на него. И мы, и вы, я полагаю, творения Божьи. Только вы почему-то решили, что по образу и подобию своему Он, – главный поднял палец вверх, – создал только вас. Смею вас заверить, это не так. Господь, я думаю, вы согласитесь со мной, поумнее нас-то с вами будет. Не зря же Он сначала создал свет и тьму – день и ночь, а уж потом взялся за остальное. Иначе как бы мы могли узнать срок сотворения мира? Так и с нами. Глупо держать все яйца в одной корзине. Почему Господу подобия свои не разместить в разных местах? Вот и сделал Отец наш для нас…

– Юрка, не спишь! – вместе с распахнувшейся дверью в помещение ворвался голос художника. А следом ворвался и сам художник. Захлопнув за собой дверь, он задвинул засов и остался стоять спиной к поэту, ожидая чего-то и одновременно взволнованно разговаривая: – Что так долго не ложитесь, свет жжёте? Хотя, конечно, дело ваше. Тут такое творится! Я арбуза много съел, вот и спал через раз – в сортир из автобуса бегал, благо рядом. Очередной раз облегчился, выходить уже собрался. Слышу, разговаривает кто-то. Я в отверстие смотрю, четверо у автобуса. Все здоровые мужики. Слышу: «Где же он?» говорят. Понял, меня ждут. Я выскочил и к вам. Не знаю, заметили, или нет. Дверь сначала вздрогнула пару раз, будто её пытались открыть, а потом затряслась от ударов, и снаружи раздался хриплый бас: – Открывайте! Мы знаем, что вы здесь. Иван Савватеич! Объясните этому дурню, художнику, что не нас бояться следует.

– Сергей! – окликнул Юрка художника.

– Серёга! Послушай меня. Художник обернулся на голос друга и испуганно прижался к двери, увидев, что поэт в комнате совсем не один. Три каких-то бабы щерили рты в улыбках. Толстый мужик тянул к нему руку. Сергей начал искать глазами поэта, чтобы он хоть что-то объяснил. А тот сидел на лежаке и махал ему рукой. Потом он поднялся и, улыбнувшись, сделал шаг навстречу. Увидев идущего к нему Юрку и Юрку оставшегося лежать на постели лицом вверх, художник ощутил животный страх. Он, пытаясь убежать от этого ужаса, так рванул ручку двери на себя, что задвижка выстрелила из дверного косяка. Сергей буквально прыгнул наружу и оказался в крепких руках четырёх мужчин, будто специально караулящих его у дверей. Мозг художника, оказавшийся не в состоянии принять такое количество необъяснимой информации, отказался что-либо понимать и просто отключился. Обмякшего его внесли в избу и уложили на диван рядом с лежащим поэтом.

– Да! – сказал Савватеич.

– Нервишки шалят. Художник, одно слово.

22

Человек в форме ГАИ заволновался: – Как же он нам поможет? Другого надо искать, другого, – и нервно хихикнул.

– Другого, Фёдор, – возразил толстяк, – нам искать уже некогда. Да и конфеты на исходе. Будем, так сказать, довольствоваться тем, что есть. Гениальных художников не пруд пруди.

– Ну, вообще-то, если поискать, – возразил мужчина в красной косоворотке.

– Знаю, знаю, Владимир Юрьевич, вы у нас знаток художников. И, думаю, смогли бы отыскать ещё одного. Но я уже упоминал о нехватке времени. Поэтому поступим так, – пользуясь своими полномочиями главного, заключил Иван Савватеевич, и посмотрел на поэта: – Уважаемый Юрий Витальевич! Я правильно понимаю, что вы уже доверяете нам?

– Ну, я доверяю своим глазам, – ответил Юрка, – да и как иначе всё это объяснить? – сделал он неопределённый жест рукой.

– Пусть так, пусть так, – согласился толстяк. Протянув поэту какой-то пузырёк, добавил: – Мы сейчас выйдем, а вы, будьте так любезны, приведите друга в чувство и попытайтесь ему растолковать то, что поняли сами. Потом позовёте нас, мы будем снаружи. И с этими словами гости, или хозяева, вышли. Юрка посмотрел на пузырёк. На этикетке он прочёл «NH4OH». Химию он не любил и, к стыду своему, не знал. Поэтому предпочёл довериться обонянию. Поднеся открытый пузырёк к носу, фыркнул: – Нашатырь! Подумав некоторое время, сунул его под нос Сергею…

– Ну, понял наконец-то? – уже в третий раз спросил поэт художника.

– С трудом, честно говоря, – ответил тот.

– Но, если верить сказанному, то и я сейчас должен спать в автобусе?

– Ну, конечно! – обрадовался Юрка.

– Извини, я должен это увидеть сам, – Сергей встал и пошёл к двери.

– Не пугайся, там снаружи гости. Они тебе ничего плохого не сделают, – поспешил поэт предупредить друга. Тот задержался у двери, но всё же открыл её. Стараясь не смотреть на собравшихся на улице, почти побежал к автобусу.

– Ага! – с восторгом вскрикнул он.

– Ага! Нет никого! Как ты это объяснишь?

– разоблачающее спрашивал художник у подошедшего поэта.

– Несостыковочка! Нету меня тут, нету. Неожиданно тучное небо треснуло по шву, и в образовавшуюся прореху снова полился лунный свет. Под этим импровизированным фонарём ясно стал виден совершенно пустой автобус.

– Вот видишь! Нет меня. Это ты как объяснишь?

– Сергей смотрел на Юрку снизу вверх, как дед Щукарь, задающий каверзный вопрос, на Макара Нагульнова.

– До чего ж пользительную ягоду Бог создал!

– вдруг подошёл к автобусу толстяк. В его правой руке была зажата арбузная долька.

– Не правда ли? – впился он зубами в рубиновую мякоть.

– Не хотите ли? – протянул Савватеич Сергею зелёно-красную, сочащуюся соком дольку. Тот вдруг рванулся в сторону сортира, и чуть не сшиб «добряка» с ног. На ходу расстегнув штаны, художник рванул на себя зелёную дверь и… Справляя нужду прямо на деревянный пол туалета, Сергей, широко раскрытыми глазами смотрел себе в лицо. А лицо, одним глазом, находящимся на уровне ромбика, вырезанного в двери, смотрело на него. Глава 11

Беседа с Ангелом Свеча, освещающая всё происходящее в комнате, оплавилась почти на треть. Расположившись, кто где, в ней находилось десять бодрствующих постояльцев и двое спящих. Третий спящий, стыдно сказать, был в туалете. Положив руки на стол, Иван Савватеевич терпеливо продолжал, начав с самого начала, объяснять поэту и художнику суть происходящего: – Ну, так вот. Создал Господь Бог вовсе не один мир, – он запнулся и продолжил. – Нет, мир он создал, конечно, один, но не однородный, а, как бы понятнее объяснить? Как апельсин. И состоит мир из нескольких долек, очень похожих друг на друга, а всё-таки отдельных. И каждую из долек Он заселил своими подобиями. Так и жили мы – подобия, каждый в своей дольке, и сквозь тонкую плёнку проникнуть друг к другу не могли.

– А! Это параллельные миры, о которых фантасты пишут? – влез в разговор художник. Толстяк поморщился, но продолжил: – Миры, измерения, дольки. Какая разница? Не перебивайте меня, пожалуйста, у нас совсем нету времени. На чём я остановился? Ах, да! Проникнуть мы друг к другу не могли, пока коечто не произошло. А произошло вот что. Вы, конечно же, были на нашем старом маяке?

– Побойтесь Бога, – удивился поэт, – я-то как там мог быть?

– Извините, дорогой Юрий Витальевич, – поспешил исправить ошибку рассказчик, – не подумал. Хотя теперь уж, могу вас заверить, побываете. А Сергей Евгеньевич, – улыбнулся он художнику, – были. Художник утвердительно кивнул: 23

– Бывал. Занятное сооружение.

– Вот видите. И мы так считаем. Это, по крайней мере, моё любимое место для прогулок, – и помедлив секунду, вздохнул, – было. Юрке вдруг показалось, что Иван Савватеевич смотрит куда-то сквозь них влажными глазами.

– С юных лет я со сверстниками к маяку бегал. Тогда он ещё работал. И моряк – смотритель маяка – тоже работал. Чёрные усы моряка всегда взмывали вверх под носом с горбинкой, когда он улыбался. А улыбался он всегда, видя нас, тогда ещё мальчишек, скачущих вокруг и канючащих: – Дядя Амаяк, пусти нас на маяк! Дядя Амаяк, пусти нас на маяк! И это созвучие имени смотрителя с маяком создавало уверенность в том, что они родственники – два высоких, стройных брата с горящими глазами. Днём маяк не горел. Но мне всегда нравилось, в любую погоду, забежав за берёзы к самому краю, кричать: – Здравствуй, Байкал! И озеро всегда отвечало мне: ветром штормовым, гудками пароходов, или просто криками чаек. Мне казалось, что я вместе с ними, с чайками, парю над Байкалом, над прибрежными посёлками, над портовыми бухтами, над плывущими кораблями. А иногда, когда мы забывали про время и дожидались сумерек, рискуя быть выпоротыми родителями, маяк зажигался. И мы забывали о наказании! Сгустившийся мрак, вдруг протыкался ярчайшим лучом света, как чёрная тряпка в маминых руках протыкалась серебристой иглой, тянущей за собой светлую нить. Луч, уткнувшись светлым носом в иссиня-чёрную поверхность, с упорством ищейки начинал метаться в разные стороны, пока не отыскивал в бездонном мраке какое-нибудь судёнышко. И то, радостно взвизгнув гудком, мчалось к родному берегу…

– Слышь, главный, – забасил вдруг гражданин в морской фуражке и чёрном бушлате, – давай ближе к делу. Сам же говорил, что склянки вотвот пробьют.

– Да, да! Спасибо, капитан! Извини, – спохватился оратор, – я продолжу. Так вот. Это уже произошло, как я в пору вошёл. Со Стешенькой, половиной моей, мы, почитай о ту пору годков двадцать пять душа в душу прожили. И сынку нашему сейчас столько же было бы. Пропали они, сгинули на маяке этом злосчастном, будто и не было их вовсе. И стали люди пропадать. За грибками, к примеру, пойдут и всё. Ни грибов, ни грибников, ни лукошек. А маяк не работает давно, и спросить значит не с кого. Беда! Горевал я очень, даже в вино ударился. Да, слава Богу, одумался! Храм у нас тут недалече. «Преображения Господня» назвали. Вот и пошёл туда, Бога о помощи просить. Молитва, она всякие чудеса может сотворить. Я в те дни и не выходил из церкви, молился беспрестанно. Домой только спать ходил. И услышал меня Господь-то!

Однажды спал я, а Он и явился мне. Весь в белом, нимб над головой. Лица увидеть невозможно – глаза слепит. Светом своим обнял меня как чадо собственное, и говорит: – По молитвам твоим и воздастся тебе, раб Божий. По молитвам твоим и воздастся. Я пал ниц и глаза боюсь поднять, да что глаза – вздохнуть робею. А он мне: – Встань, Иван! Пострадал ты незаслуженно, а не возроптал. Молитвой утешался и Господа радовал. Вот и послал Господь Ангела своего к тебе с утешениями и разъяснениями. Услышал я, что не Бог передо мною и глаза открыть осмелился. Как на иконе, Архангел Михаил крылья поднял и смотрит на меня ласково так. Весь страх исчез куда-то.

– Михаил Архангел, – говорю ему, – защити мя и помоги! Прости прегрешения мои вольные и невольные. А он мне: – Нет, не Михаил я, – пониже рангом, из ангелов-хранителей. Да и имя моё тебе ни о чём не скажет. Но все мы у Господа на службе. Когда дошли до Него просьбы твои, я под дланью Его оказался. Велел Он лететь к тебе и вот что сказать, Иван. Живы родные твои, но, – и просветил меня о сотворении мира, как и я вас теперь. А потом продолжил: – К несчастью всегда найдётся тот, кто не верит в Бога, но во всём старается превзойти его, возвыситься над Всевышним.

– Как Сатана, – снова влез художник.

– Как Лукавый, – согласился Иван Савватеевич.

– Я рад, дорогой Сергей, – и замялся. Художник понял причину заминки и пришёл на помощь: – Евгеньевич! Сергей Евгеньевич!

– Я рад, дорогой Сергей Евгеньевич, что мы находим общий язык. Сергей удовлетворённо кивнул и победоносно посмотрел по сторонам. А Савватеевич продолжил вопросом: – Так о чём это я? Ах, да! Ангел продолжал разговор со мной. Глаза его погрустнели, когда он говорил мне о презревших Отца своего: – Так вот, Ваня, – отёр Ангел крылом лик святой, – говорили мы с тобой, что мир апельсину подобен. Кстати, это ничего, что я тебя Ваней зову? Не фамильярно?

– Да что вы, – говорю. – Я только горжусь этим.

– Осторожней с гордыней, Иван, – осёк меня Ангел.

– Гордыня – мать грехов. Не забывай об этом. В дольке апельсиновой, той, которая рядом с вашей оказалась, гордыня всех и сгубила. Одарил их Господь жаждой познания и разумом светлым. Ну и, как всем, право выбора дал. А они?! Забыли, 24

кому обязаны всем тем, что познали и чего добились. Пространства космоса им покорились, глубины океанские. Открыл Всевышний чадам своим возлюбленным и микромиры, вложил в них искусств тонких тайны. Берите, себе во благо используйте. Нет границ у любви Его! Но у спеси и самовосторгания тоже границ не оказалось. И у глупости, конечно же. Ангел вздохнул и продолжил, но уже сердито: – И чего Он всё им спускает? Затем, подумав немного, сложил молитвенно крылья: – Прости, Господи! Он прикрыл глаза и помолчал несколько секунд, будто прислушивался к чему-то. Но, видно ничего не услышав, или, напротив, услышав чтото, решил продолжить: – Возгордились Его подобия. Сначала возвысили себя над Богом, а затем и вовсе отказались в него верить. Ангел для чего-то оглянулся по сторонам: – А Старик всё верил в них, всё надеялся на что-то. Даже решил им тайну параллельных миров или долек апельсиновых открыть. Сделал на время перегородку между мирами одностороннепрозрачной. Думал, посмотрят на жизнь других созданий Божьих, на веру истинную и проникнутся, опомнятся. А вышло-то всё наоборот. Они тут же и это открытие себе приписали. И самое неприятное, что, по-моему, и здесь лукавый встрял. Чем ещё объяснить, что этим безбожникам удалось найти способ проникать из своей апельсиновой дольки в вашу и обратно к себе? Для этого они умудрились старый маяк использовать как иголку от шприца, проткнув ею плёнку между соседними измерениями. Посмотреть-то на веру вашу соседи посмотрели, да не опомнились, а решили вас от веры «спасти». А как? А через близких людей. Вот и стали родственников ваших, тех, что оказывались у маяка во время их проникновения, похищать и к себе перетаскивать. Помещая их в определённые атеистические центры, рассчитывают их в свою веру, или точнее безверие обратить, чтоб потом вернуть назад. А методы убеждения в этих центрах такие, что трудно будет после них чтолибо изменить. Савватеич замолчал и закашлялся. Продавщица сувениров тут же подала ему ковш с водой. Тот, взяв его двумя руками, с жадностью начал пить, запрокинув голову так, что стал хорошо виден двигающийся кадык. Сделав несколько глотков, он вернул ковш продавщице: – Спасибо, Людочка! Отерев тыльной стороной ладони полные губы, продолжил: – А что же Господь ничего не делает? – вырвалось у меня. – Ведь он же всемогущ? Или нет? Ангел вдруг сказал сердито:

– Не богохульствуй и не суди! Что ты можешь понимать?! А зачем он меня послал, по-твоему? Господь вам всем право выбора дал. И если заберёт его у кого-то, то и всех остальных придётся лишить. Не справедливо? То-то же. А Бог есть любовь и высшая справедливость. С этими словами Ангел достал откуда-то белый квадратик, перекрестился и поцеловал его.

– Так что надо будет вам самим постараться. Вы равны и вольны сопротивляться агрессии. А Высшие силы не оставят вас. Вот, держите. Он положил к моим ногам большую картонную коробку. Даже не положил, а только вытянул крыло в моём направлении, и коробка оказалась возле меня.

– Это волшебные конфеты. С их помощью вы сможете проникать к соседям. Причём как с той, так и с другой стороны своей дольки. Стоит съесть одну конфету, подумав при этом, куда хочешь попасть – в правое измерение или в левое, как там и окажешься. Ну, вернее окажется одно из твоих «Я». Какое именно неизвестно. Поэтому лучше перемещаться хорошему человеку, чтобы поменьше в нём плохого было. А через три часа «Я» вернётся обратно, если конечно с ним ничего за это время не случится. Всё. С остальным уж сами как-нибудь разберётесь. Вопросы есть?

– Вопросов нет, – решился я, – есть просьба.

– Слушаю.

– А нельзя ли мне хоть краем глаза на Господа Бога посмотреть, вдохновиться его ликом святым перед тем, как по измерениям прыгать. Ангел развёл крыльями: – Рано тебе ещё туда, – но увидев моё расстроенное лицо, смягчился.

– Ладно, уж. Смотри, – достал он белый квадратик, – наше совместное фото. Но никому не рассказывай потом, как Он выглядит. Пусть каждый будет видеть Его по-своему. Вот тогда я и увидел Бога. А Ангел, спрятав снимок, сказал: – Берегите свои «Я». У вас их немного. Затем, взмахнув крыльями, он взмыл в небо. Я пытался разглядеть его, но солнце ослепило меня. Иван Савватеевич откашлялся и облегчённо вздохнул.

– Ну вот, основное рассказал. Надеюсь понятно? – обратился он к Юрке и Сергею.

– Понятно, – коротко ответил поэт.

– Невероятно! – выдохнул художник.

– Но дальше-то что? Мы-то тут причём и почему здесь оказались? А капитан постучал пальцем по часам: – Склянки, Ваня, склянки! И рассказчик продолжил: – Все мы уже побывали в вашем мире и встречались с вами. Не со всеми, правда. Вам, уважаемый Юрий Витальевич наша Людочка 25

знакома. Не правда ли? Поэт согласно кивнул.

– А с вами, дорогой Сергей Евгеньевич, дядя Акинфий разговаривал, рыбачок наш. Художник удовлетворённо поздоровался с приподнявшимся ночным рыбаком. А потом вдруг вытянул палец в сторону мужчины в жилетке ГАИшника: – Его я тоже помню. Он нас на дороге тормозил.

– Хорошая память. Хи-хи, – улыбнулся тот, – Фёдор, с вашего позволения. Иван Савватеевич повторил: – Я же и говорю, все присутствующие с вами уже встречались.

– А что же вы там с нами не поговорили, не объяснили ничего? – задал Юрка напрашивавшийся вопрос.

– А вы бы нам поверили? – спросила Людочка. Поэт задумался, и ответил честно: – Вряд ли.

– А сейчас верите? – почему-то хихикнул ГАИшник Фёдор.

– Верим, – одновременно ответили поэт и художник, и для надёжности кивнули головами. Продолжение следует.

Натюрморт. Худ. Олеся Кищенко

Триптих. Худ. Олеся Кищенко 26