тема номера Текст: Ирина Павлова
Трудный возраст литературы «— Вы полагаете, всё это будет носиться? — Я полагаю, что всё это следует шить!» До того, как произошло «открытие ребенка» в мировой художественной литературе (а оно произошло довольно поздно, в веке восемнадцатом) культуры детства, а вместе с ней и детской литературы, как части этой культуры, не было. К девятнадцатому веку интерес к детству не ослабевает. Наоборот мир ребенка все больше привлекает писателей. И хотя круг детского чтения все еще формировался произведениями «взрослых» авторов (В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, В. Ф. Одоевский, Н. В. Гоголь и др.), стали появляться и первые детские писатели (т.е. люди, специально пишущие для детей) — А. О. Ишимова, А. П. Зонтаг, П. Р. Фурман. О большом интересе к детству свидетельствует появление жанра повести о детстве (не путать с детской повестью!): трилогия Л. Н. Толстого, «Детские года Багрова-внука» С. Т. Аксакова, «В дурном обществе» В. Г. Короленко. Двадцатый век К. И. Чуковский назвал «ренессансом детской литературы». С этим временем связывают появление новых имен в детской литературе: это и сам Корней Иванович и С. Я. Маршак, В. Маяковский, Б. Житков, А. Гайдар. А позже — А. Барто, С. Михалков, К. Паустовский, М. Пришвин. Строилось новое государство с новой идеологией. И для его новых жителей нужна
20
была новая литература. Не случайно именно это время стало временем бурных споров о том, какой должна быть детская литература и кто станет владеть умами будущих строителей коммунизма. «Нужна ли сказка пролетарскому ребенку?», «Полезность и бесполезность Мойдодыра»… Чего только не обсуждали на страницах газет и журналов того времени! Видимо смена общественной парадигмы, традиционных устоев, так или иначе, ведет к возникновению подобных споров. Пережившая 90-е годы ХХ века и кризисы начала «нулевых», современная детская литература, кажется, отряхнулась и потихоньку встает на ноги. Мы еще стряхиваем наследие 90−х, когда после жуткого голода на книги в страну хлынул поток переводной литературы. Но если изначально не было на пути этого потока никаких фильтров — печатали, потому что любая книга с иностранной фамилией продавалась лучше, чем русская, то теперь издательства стали следить за тем, что они выпускают на книжный рынок. И когда произошло определенное накопление тестов, которое можно условно определить как переводную подростковую литературу, начались споры о том, стоит подобную литературу предлагать для чтения детям или нет. Причем, споры эти чаще не «качественные» (т. е язык, качество перевода никто не обсуждает), а скорее «идеологические» (со стороны «что такое хорошо, что такое плохо»). Так, недавно в Интернете развернулись одна за другой дискуссии о переводных подростковых книгах. Первая была вызвана статьей критика Марии Порядиной о книге Б. Ханике «Скажи, Красная шапочка!». Книге спорной и, безусловно, сложной, потому что поднимается в ней проблема, о которой в обществе не очень принято говорить. Главная героиня — Мальвина, обыкновенная девочка-тинейджер, которую насилует дедушка. Вторая дискуссия случилась после выхода в журнале «Урал» (№4, 2012) статьи Елены Ленковской «Детский декамерон», которая так же касалась современной переводной литературы для средних и старших школьников. «Ужасный ребенок» демонстрирует сексуальную озабоченность», — пишет Ленковская, справедливо замечая, что «излюбленным персонажем западной новой детской литературы. Это «не всегда