№2 апрель-май 2008
наталья львова
Я очень в детстве любил выжигать по дереву. Это была моя страсть. Может, даже единственная такая сильная моя страсть тогда. И я много чего в своей жизни выжег. Есть чем гордиться, честное слово. Я выжег, например, портрет моей мамы Таисии Митрофановны. Это была, наверное, самая сложная работа в моей жизни. Надо же было сначала нарисовать его. А как? Ведь я не умел рисовать. И никаких технологий я не знал — прежде всего потому, наверное, что их не было. И я рисовал до изнеможения, по фотографии, которую дал мне отец, посвященный после некоторых колебаний в этот замысел, и ничего у меня не получалось. Вообще просто ни черта. А я как сумасшедший рисовал опять. Маме исполнялось 50 лет, и я должен был это сделать. Потом отец отнес эту фотографию своему другу на работе, и тот прямо по дереву так здорово нарисовал мою маму, что теперь я начал думать только о том, как бы не испортить своим выжиганием этот рисунок. И клянусь, я не испортил.
И там была одна проблема: когда выжигаешь, комната очень быстро пропитывается запахом жженого дерева, и проветривай — не проветривай, а толку все равно никакого. И поэтому, чтобы мама ни о чем не догадалась, я вынужден был одновременно выжигать две картины: какого-то олененка, что ли, еще… Утром, в день рождения, она посмотрела на этот портрет. И потом она смотрела на него еще, кажется, всю неделю, не отрываясь. И он до сих пор у меня. Хороший получился портрет. Я до сих пор не понимаю, как мне удалось выжечь такие живые глаза. А теперь мы выжгли для вас целый номер «Русского пионера». Это работа, которая делается вот этими руками. То есть это ручная работа. Мы выжигали как умели. А мы умеем. По нарисованному и по написанному. Мы выжигали, зажигая. Тем более что тема этого номера — надвигающееся на нас глобальное потепление, или, проще говоря, адская жара, выжигающая все живое. И опять, кстати, глаза удались. Искрятся просто.
3 Клятва главного редактора.
стр. 2
первая четверть
стр. 6 Прогул уроков. Чистая порнография. Андрей Васильев про его кино. стр. 8
Сбор макулатуры. Почему Льоса. Михаил Фридман про свою литературу.
Урок пения. Музыка в жести. Игорь Каменской о спасительной силе тяжелого рока.
стр. 10
Сбор металлолома. Однажды на Рублевке. Екатерина Истомина о воровстве на дорогах, оскорбляющем женское достоинство.
стр. 12
Урок информатики. Я постов не читаю. «Другой» про блеск и нищету блогеров.
стр. 14
Урок рисования. Осторожно: искусство. Сергей Мейтув о том, что художники тоже люди.
стр. 16
вторая четверть Пионер-герой. Евангелие от Шаповала. Проповедь самого плодовитого деда России.
стр. 22
стр. 32 Сочинение. Ночь в пионерской комнате. Детские подвиги министра печати. стр. 40 Урок астрономии. Астрал. Наблюдение за наблюдателями Вселенной. стр. 46 третья четверть
стр. 56 Сочинение. Парни из сплава. За что они любят адское пекло. стр. 58 Диктант. Зимы не будет. О процессе размораживания страны.
Работа над ошибками. Вперед жаре навстречу. Как извлечь пользу из глобального потепления.
стр. 68 Природоведение. Снег в Сахаре. Как взмокла пустыня. стр. 70
Дневник наблюдений. Так плавился мозг. Кошмары африканской командировки.
стр. 78
русский пионер №2. апрель-май 2008
Урок обществоведения. Дворецкие. Дом призраков на Ленинских горах.
стр. 80 Письмо из будущего. Оттепель. Рассказ Дмитрия Глуховского. стр. 98 Полезные советы. Как выжить в жару. стр. 105 Спецпроект. Красота в натуре. Женская баня со стереоэффектом.
четвертая четверть Урок мужества. Понаехали. Приемчики против наезда.
стр. 108
Урок истории. Пожарское дело.
стр. 112 Фотоувеличитель. Позитив и негатив фотографов России стр. 118 О роли куриных котлет в судьбах Родины.
группа продленного дня Правофланговая. Упражнение для глаз. Божена Рынска о своем трудном детстве.
стр. 142
стр. 144 Следопыт. Ученье — light. Никита Космин о жизни студента на чужбине. стр. 146 Пионервожатая. Дурацкие игры. Анна Николаева о мужских повадках. стр. 148 Завхоз. Написанному — верить. Михаил Куснирович о совести.
Дежурный по столовой. Заодно и позавтракаем. Мирослав Мельник об утренней еде.
стр. 150
Горнист. Пить, жуя и не жуя. Леонид Парфенов рекомендует не закусывать.
стр. 152 Каникулы. Главное спокойствие. Русские голоса в Гималаях. стр. 156
Внеклассное чтение. Город Снов. Отрывок из романа Никиты Колесникова, сына главного редактора «Русского пионера».
стр. 162
Табель. Сбор дружины. Презентация «Русского пионера» на Винзаводе. Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов.
стр. 175
стр. 170
первая четверть 5
русский пионер №2. апрель-май 2008
инга аксенова
Сбор макулатуры. Почему Льоса. Михаил Фридман про свою литературу. Прогул уроков. Чистая порнография. Андрей Васильев про его кино. Урок пения. Музыка в жести. Игорь Каменской о спасительной силе тяжелого рока. Сбор металлолома. Однажды на Рублевке. Екатерина Истомина о воровстве на дорогах, оскорбляющем женское достоинство. Урок информатики. Я постов не читаю. «Другой» про блеск и нищету блогеров. Урок рисования. Осторожно: искусство. Сергей Мейтув о том, что художники тоже люди.
getty images/ fotobank
orlova вольдемар понарин
■ ■■■
Нет тематических преград для кинокритика «РП», особенно если этот кинокритик — шеф-редактор ИД «Коммерсантъ» Андрей Васильев. И если ему назрела необходимость высказаться о последней премьере большого порно — читатель можеть быть спокоен, на тему будет высказано сполна. Однако не только порноведение содержится в этой текст: андрей васильев колонке, но и горькие впечатления автора об этом ханжеском мире, окружающем передовую порноиндустрию.
Мне проще. Все, что я сейчас напишу, я уже сказал по телевизору. В программе СТС «Модное кино». Меня ведь в политические программы уже несколько лет как не приглашают — от греха подальше. А если разок пригласят, то обязательно спустят с цепи какого-нибудь Леонтьева Мишу, прости господи. А в программу «Модное кино» Леонтьева никогда не пригласят. Потому что он патриот, а она космополитичная. Про такое иностранное кино, которому в силу разных причин (обычно из-за высокой художественности) широкий прокат не светит. Поэтому его крутят по СТС. В широком эфире. А до и после выступают эксперты. До — объясняют, почему надо смотреть. После — почему зрителям должно было понравиться.
Мне достался порнографический фильм «Девять песен». Вернее, художественнопорнографический. Рецензию — не на фильм, естественно, а на свое выступление — я услышал на следующий после эфира день в Агентстве по печати и информации, бывшем Минпечати. Нет, меня туда не на ковер вызвали. Меня туда пригласил начальник агентства Михаил Сеславинский на презентацию. Он к своему дню рождения выпустил детскую книжку типа «Денискиных рассказов» и презентовал ее вместе с собой (откровенную главу из этой книги про ночь в пионерской комнате «РП» публикует в этом номере. — Ред.). Но вы не бойтесь: я не про книжку рассказываю. Я про порнографию. Так вот, во время пьянки я сзади подхожу к Виталию
Никитичу Игнатенко, гендиректору ИТАР-ТАСС. А надо знать: Виталий Никитич Игнатенко — это глыба, а не человек. Он до ИТАР-ТАСС руководил ТАССом. А до того был пресс-секретарем президента СССР Горбачева. А еще до того был автором книжки Генсека КПСС Брежнева. А еще до того… И Виталий Никитич Игнатенко рассказывает узкому кругу слушателей такую историю: — Я вообще телевизор не смотрю — Миша Гусман не даст соврать. А тут лежу на диване, никого не трогаю, листаю журнал. Ну, случайно щелкнул пультом, потише хотел сделать. Слышу знакомый голос: «Он ей одним чулком глаза завязал, другим — к спинке кровати привернул, а трахает в папиной позиции — сверху. И чего, спрашивается, городить огород с чулками?
Это оскорбительно для мировой порнографии!». Я бросаю журнал, смотрю, действительно Васильев. Не пьяный. С ума там все посходили. Это ж те-леви-дение! Метровый канал. В-о-о-о-т такой метр…» Тут он меня и увидел. — Андрюшенька! Знаешь, я из-за тебя даже кино посмотрел. Ну, конечно, порнография их после твоего комментария… Надеюсь, я вас заинтриговал. Поэтому перехожу непосредственно к порнографии. Фильм «Девять песен» снял очень знаменитый режиссер Майкл Винтерботтом. Он не просто знаменитый, а по-настоящему отчаянный. У него даже кинокомпания называется Revolution. И фильмы соответствующие. Вот, например, «Золотой медведь» на Берлинском кинофестивале за фильм
документы у нее проверяет. Или училка к родителям приходит. Короче говоря, сбываются мечты юного онаниста. Потому порнуха и вечна: кто из нас не был юным онанистом? И кто им, если по-честному, перестал быть? Потому, кстати, все сюжеты в порнухе типовые и немудреные — чтобы все себя, мечтателя, в них узнавали, но не очень от главного отвлекались. При этом порносюжет очень важная вещь: никуда не денешься — закон жанра. Но у искусства свои законы. Там принято не е…ться, а вые…ться. И Майкл Винтерботтом трахает все живое — оператора, художников, осветителей, изо всех сил мешая трахаться артистам. И дрочить зрителям. У меня, например, жена ушла спать минут через десять, сказав, что картина ей в целом ясна. Главное, что обидно: смотрели мы это дело в Лондоне. А смотреть это в Лондоне — масло масляное. В Лондоне, надо сказать, народ очень богатый и очень развратный. Недаром там первый Agento Provocatore открыли и вообще — самые крутые секс-шопы. Вот, например, поучительный пример.
Однажды я попал на званый завтрак в очень дорогом районе Белгравия. Гуляли там по поводу успешного завершения первой брачной ночи одной молодой пары из хороших семей. После завтрака молодым предстояло двинуться в Австралию. Гуляем. Гостей — человек двадцать, публика изысканная и не сказать, чтобы совсем уж щенки. Шампанское открывает молодой человек в костюме то ли гувернантки, то ли гимназистки. Но без лишней эротичности. Оказалось, муж. В общем, чинно доедаем и проходим с бокалами в будуар. Типа пыточной. Там молодого человека раздевают, привязывают к разделочному столу и пришивают член к яйцам. То есть создают половой орган, внешне напоминающий женский. А парню, главное, больно очень. Реально орет. Я наклоняюсь к доктору (там настоящий доктор был на случай обморока или, не знаю, заражения крови — правда, в костюме медсестры) и интеллигентно интересуюсь, почему бы не сделать обезболивание. Он мне охотно объясняет: боль в такого рода акциях — чуть ли не самое главное.
А парень орет. Заговариваться уже начал, какую-то учительницу вспоминать. Жена тоже всплакнула. А ее подружка наклоняется над телом и орет (оно же уже не понимает ничего): «Видишь? Твоя госпожа жалеет тебя!» Потом паренька откачали, мы все допили, попрощались и пожелали молодым счастливого путешествия. Я еще спросил у новобрачной, зачем он ей такой в Австралии-то? А мы, говорит, там разошьемся — тоже шоу будет. Как говорится, размеры колонки не позволяют, а то бы я еще пару примеров привел. Но вы и так поняли, как больно и горько было мне смотреть фильм «Девять песен» в городе Лондоне. А смотреть надо — завтра утром мне в Москву, а вечером в «Модном кино» выступать. Про фильм я и рассказал в программе телеканала СТС. Не знаю, как зрителям (кроме Виталия Никитича), а авторам программы понравилось. Очень благодарили. Не за что, говорю, я люблю про искусство потрындеть. Жалко, за это денег не платят. Тут я, конечно, слукавил: в «Пионере» платят неплохо. ■ ■ ■
русский пионер №2. апрель-май 2008
«В этом мире». Бескомпромисснейший фильм: там пакистанские беженцы едут в Англию, а им не рады. Или вот «Дорога на Гуантанамо»: там пакистанские парни решили экстремально попутешествовать накануне 11 сентября и загремели в Гуантанамо ни за что ни про что. Тоже бескомпромиссный фильм, хотя «Медведь» был уже серебряным. Ну, «Добро пожаловать в Сараево» — тоже понятно о чем. Спрашивается, на фига фигуре такого масштаба порнография? Объясняю. Там была революционная сверхзадача приподнять обычный порнушный сюжет до высокого искусства. Искусства действительно получилось как грязи. Трахаются и на фоне заката, и на фоне ковра, и в мерцающем свете, и в темноте, и в дымке, и в пене, и под музыку. А чтобы мало не показалось, туда еще добавили 9 песен (а как же), которые поет певец. И почему-то зловещие панорамы арктических льдов. Вот. Правда, сюжет ради искусства пришлось не поднять, а опустить. В порнографии ведь как: там все-таки для затравки водопроводчика вызывают к хозяйке квартиры. Или милиционер
orlova
getty images/ fotobank
7
Начался этот период, как мне помнится, в конце 70-х — начале 80-х взрывом бомбы под названием Габриэль Гарсия Маркес («Сто лет одиночества», «Осень патриарха», далее со всеми остановками). Для простого советского человека эта штука была посильнее не только «Фауста» Гёте, но также и 16-тонного
бородатого Хэма — с трубкой или в свитере грубой вязки под горло, классический атрибут продвинутого книголюба 70-х. После этого, где-то в середине 80-х, волна общественного интереса к «латинос» достигла поистине ураганной силы. Все прогрессивные советские люди глотали книги Ж. Амаду, Х.Л. Борхеса
других. Книги мне, конечно, очень понравились — но и только. Потрясения (как, например, от некоторых вещей Борхеса или Кортасара) я не испытал. С тех пор — лет 15, а может, и больше — книги Льосы мне как-то не попадались. И вдруг, совсем случайно, попались сразу три, причем почти одновремен-
александр миридонов (Ъ)
Когда бизнесмен понимает, что он состоялся как личность, заработавшая не только первый миллион, но и первый миллиард, что делает он? Способен ли он расслабиться и получать удовольствие? Нет, люди, которые сделали это, да еще в те годы, когда это могли сделать только они и больше никто, не в состоянии расслабиться. Они продолжают брать планку за планкой и в конце кон- текст: михаил фридман цов приходят к выводу, что им пора написать в «Русский пионер». Таков, как «Похвальное слово мачехе», Иностранка, 2007 может убедиться «Похождения скверной девчонки», Иностранка, 2007 читатель, изучив эту «Нечестивец, или Праздник козла», Талькарт, 2004 колонку (а ее надо ■ В течение последних фугаса, потому что рванула до и Х. Кортасара как горячие пиименно изу чать), гла- месяцев шести, в общем-то слу- основания пьедестал, на которожки с капустой, практически не жуя, а только запивая их (кова «Аль ф а-групп» чайно, прочитал целых три книги ром вальяжно расслаблялись Марио Варгаса Льосы. То есть великие американцы — С. Фитцнечно же, мысленно) ароматным Ми ха ил Фрид ман, нельзя сказать, что совсем джеральд, Р.П. Уоррен, У. Фолмате. Я в меру своих скромных который сейчас нахо- случайно. Я, как было положено кнер и, конечно же, Э. Хэминвозможностей — в смысле додится в том состоя- читающему молодому человеку гуей. Мне кажется, что именно ставания дефицитной литературы — тоже участвовал в этом нии, когда он может из интеллигентной, но провинци- с момента появления на нашей альной еврейской семьи, вместе литературной арене гениального пиршестве духа. Среди прочих не только читать со страной пережил период колумбийца из книжных шкафов я прочитал и несколько книг литературу, но и пи- бешеного увлечения латиноаме- соотечественников стали поМарио Варгаса Льосы — «Город сать ее. риканской литературой. тихоньку исчезать портреты и псы», «Литума в Андах» и пару
9
рисунки: варвара полякова Объединяет эти разные книги то обстоятельство, что написаны они, без сомнения, настоящим мастером. Язык (даже в переводе) очень плотный, насыщенный, упругий. Вкусовые ощущения — как будто вгрызаешься в сочную мякоть прохладного манго в каком-нибудь ночном клубе на Карибах. А вокруг — трещат цикады, шумит прибой, и ты вдыхаешь сладковатопряный запах этих мест. Возможно, книги, которые я прочел, не самое лучшее из всего творчества Марио Варгаса Льосы (в конце концов, ему сейчас уже за 70). Но когда читаешь про последние часы режима Трухильо, тебя захлестывает ощущение подлинности, достоверности происходящего, ужас пытаемых, липкий страх тех, кого пронесло… Во всех трех этих книгах много по-настоящему трогательного, страшного и смешного.
Я это почувствовал очень ясно, как давно уже не чувствовал, читая о вещах, далеких от моей жизни. Надеюсь, вы испытаете те же эмоции. По-моему только ради этого и стоит брать в руки книгу. ■ ■ ■ ■ ■
русский пионер №2. апрель-май 2008
но. Я их прочитал, чего и вам искренне желаю. Что же в них интересного, особенного? Во-первых, все три книги совершенно разные. «Нечестивец, или Праздник козла» — роман о последних днях и падении режима доминиканского диктатора Трухильо, во многом документальный или как минимум опирающийся на исторические факты. «Похождения скверной девчонки» — очень личная любовная трагедия пераунцаинтеллектуала, живущего в Париже и любящего единственной и первой любовью свою бесшабашную и авантюрную подружку детства. И, наконец, «Похвальное слово мачехе» — абсолютно латиноамериканский юмористическиэротический рассказ (кстати, новый взгляд на модную сейчас тему педофилии).
вольдемар понарин
Перед вами – самый информативный материал этого номера. Причем настолько, что после его прочтения вам, возможно, даже не придется делать того, что делает ее автор, сенатор Красноярского края, всю жизнь и что призывает сделать вас – то есть слушать музыку. Обо всем, что вы могли бы услышать, он уже написал. Когда мне исполнилось шесть лет, родители купили пианино, и я уже тогда заподозрил неладное, хотя ничто впрямую не указывало на то, что купили его именно мне. То, что поставили его в моей комнате, казалось довольно естественным, потому что больше в нашей киевской квартире его ставить было решительно некуда. Но когда мне сначала наняли частного преподавателя, а потом и вовсе отвели в музыкальную школу, все коварство замысла стало очевидным. По сути, мои родители поступили как большинство нормальных еврейских пап и мам, которые с детства последовательно и настойчиво воспитывают в своих детях глухую ненависть к музыке. Ойстрах и Рихтер не в счет... Хотя, возможно, мы не всё о них знаем. Меня должна была постичь та же участь. ■
Я так и не получил полноценного музыкального образования, поставил рекорд Киева по количеству прогулов урока сольфеджио и до сих пор толком не знаю нотной грамоты. Но вопреки всему музыка все же стала едва ли не главной страстью моей жизни. Более того, умение извлекать связные звуки из черно-белых клавиш и уверенное владение тремя гитарными аккордами много раз крепко выручали меня в жизни. Из армии, например, благодаря этим скромным умениям я вернулся значительно более здоровым, чем мог бы, учитывая службу на БАМе в железнодорожных войсках. Да и потом в студенческие годы это не раз спасало в непростых ситуациях. Моя институтская подруга до сих пор с упоением вспоминает, как гитара спасла нам если не жизнь, то честь (во всяком случае, ее). Это было на Черном море, когда мы,
текст: игорь каменской
спасаясь от проливного дождя, пытались укрыться в каком-то строительном вагончике и наткнулись на восемь укуренных и упитых самогоном шабашников. Если бы я тогда в углу не заметил гитару и не вцепился бы в нее мертвой хваткой, не выпуская ее из рук часа четыре подряд, неизвестно, чем бы все могло закончиться. Хотя почему? Очень хорошо известно. И никогда впоследствии я не играл так хорошо, как в тот день… С тех пор я глубоко убежден, что нет таких ситуаций, которые музыка не могла бы изменить к лучшему. Все самые пронзительные сцены мирового кинематографа стали культовыми в первую очередь благодаря музыке, которая в них звучала. Все самые романтические моменты в нашей жизни так или иначе связаны с какими-то особенными мелодиями. Почти у любой пары есть своя
уникальная песня, которую они несут через всю жизнь как напоминание о том, что не всегда в их отношениях все было так уныло и буднично. Куча людей всегда держат наготове у себя в гостиной какой-нибудь диск, только включая который они чувствуют себя дома. И так далее… Я в последние годы почему-то почти не слушаю дома никакой музыки, кроме рэпа, к которому безуспешно, но очень настойчиво пытается приучить меня мой старший сын. Да и вообще, когда я начинаю представлять, какую музыку я хотел бы послушать на своем любимом диване, в моем сознании немедленно вспыхивает камин, зажигаются свечи, опускаются шторы и я до такого отвращения начинаю напоминать себе толпу одинаковых персонажей из одинаково пошлых кинофильмов, что сразу же отказываюсь от этой идеи.
11
до упора — и вперед. Поверьте, даже инспекторы ДПС, которых вы в большом количестве соберете по дороге, заглянув к вам в машину, будут ритмично покачивать головой, изучая ваши права в такт жестким гитарным аккордам Young. Кстати, малоизвестная группа H-Blockx в 2004 году выпустила свой «The Best», на котором кроме их главного боевика «I’ve got the Power» есть несколько очень добротных вещей, по энергетике мало уступающих даже старым добрым австралийцам. В целом же, как ни странно, мне почти не попадались в руки диски каких-то отдельных исполнителей, которые бы от первой до последней композиции соответствовали высокой планке «скоростной музыки». Поэтому я предпочитаю составлять сборники. Для любителей радио Maximum и Europa Plus приведу пример такой комплектации, которую можно слушать за рулем на любой скорости и в любой компании (см. список №1). Но все это музыка, если можно так выразиться, для хорошей погоды. Бьющие в лобовое стекло капли дождя или падающий густыми хлопьями снег требуют совершенно иного аккомпанемента.
Еще более амбициозным слушателям я бы очень рекомендовал познакомиться с творчеством французского композитора, известного под псевдонимом Saint-Preux, и отдельно порекомендовать его альбомы 1973 — «La Passion», 1980 — «To Be Or Not», 1994 — «The Last Opera». Каждый из них создает совершенно удивительную атмосферу, хотя написаны они в разной манере. И для тех, кто никогда не слышал его музыку, станут настоящим открытием. Один из моих любимейших композиторов Craig Armstrong, написавший музыку к огромному количеству голливудских бестселлеров и потрясающий фортепианный альбом «Piano Works», прекрасно подойдет к угрюмой московской осени. Первым солнечным весенним денькам как нельзя лучше соответствует музыка к «Amelie». А любителей современной симфонической музыки я призываю садиться на телефон и обзванивать магазины в ожидании выхода саундтрэка к фильму Joe Wright «Искупление». Неизвестный мне ранее человек Dario Marianelli создал просто музыкальный шедевр, который, по- моему, подойдет для любой погоды и настроения.
Тем же, кто предпочитает на заднем сиденье слушать RelaxFM или Радио-Jazz, предлагаю вариант всепогодного сборника, который прекрасно подойдет и для водительского сиденья (см. список №2).
Слушайте музыку, водите аккуратнее и читайте «Русский пионер». Главное, не за рулем. ■ ■ ■ ■ СПИСОК №1 1. H-BLOCKX «THE POWER» 2. THE FRATELIS «SHELSIA DAGGER» 3. MY CHEMICAL ROMANCE «TEENAGERS» 4. FALL OUT BOY «THIS AIN’T SCENCE, IT’S AN ARMS RACE» 5. THE FEELING «LOVE WHEN YOU CALL» 6. RASMUS «SHOT» 7. FALL OUT BOYS «THANKS FOR THE MEMORIES» 8. SUNRISE AVENUES «FAIRTYLE GONE BAG» 9. MAROON5 «WAKE UP CALL» 10. MARILYN MANSON «PERSONAL JESUS» 11. JAMELIA «BEWARE THE DOG» 12.GIRLS ALOUD vs SUGABABES «WALK THIS WAY» 13 SEREBRO «WHATS YOUR PROBLEM» 14. GIRLS ALOUD «SEXY NO NO NO» 15. RIHANNA «RIHANNA» 16. THE ORDINARY BOYS «NINE 2 FIVE» 17. ORSON «ORSON» 18. SNOW PATRUL «OPEN YOUR EYES» СПИСОК №2 1. GORAN PROJECT «MI CONFESION» 2. BARTHOLOMAUS «A NIGHT OUT WITH NEL FOLTZ» 3. KOOP «KOOP ISLAND BLUES» 4. JASON MRAZ «BELLA LUNA» 5. GAELLE «TRANSIENT» 6. CHRIS BOTTI «ALL WOULD ENVY» 7. TIME «STILL FEAT MARK SMITH» 8. GABIN «LA MAISON» 9. FEIST «GATEEKEEPER» 10. TORI AMOS «SWEET THE THING» 11. CORINE BAILEY RAE «LIKE A STAR» 12. LUCA MUNDACA «NAO SE APAVORE BRAZIL» 13. POCHILL «PORQUE» 14. SANDRINE KIBERLAIN «MENVOYER DES FLEURS» 15. LA CAINE VUE MER «EL UNICO» 16. MALIA «YELLOW DAFFOLDIS» 17. ERIC CLAPTON «LETS GO TO CHOW FUN»
русский пионер №2. апрель-май 2008
Территория моей музыки — автомобиль. Причем от того, на каком сиденье — на водительском или на заднем — я нахожусь, зависит и музыка, которую я слушаю. Конечно, каждый ездит по-своему. У каждого свой темперамент, манера вождения, количество лошадиных сил и мера уважения к знакам, ограничивающим скорость. Я, когда предоставляется такая возможность (а ее не может предоставить только качество покрытия), люблю ездить быстро. И ответственно заявляю, что для такой езды нет ничего лучше хорошо проверенной музыки группы AC/DC. Я с огромным уважением отношусь ко всем великим рокерам 70-х. Если бы можно было, я собрал бы на один диск несколько «соляков» Ritchie Blackmore, Jimmi Page и иже с ними, и нога бы сама уперлась в педаль газа. Но вообще Deep Purple, Led Zeppelin, Rainbow — это музыка, которую надо слушать. Именно слушать, а AC/DC при всем уважении — это концентрированный сгусток энергии, который попадает в нервную систему, практически минуя мозг, и идеально подходит для любителей русской езды. Так что смело закупайте их «Live» 1999 года выпуска, звук
Из этой душераздирающей колонки Катерины Истоминой, одной из самых стильных описательниц сегмента luxury, вы узнаете, при каких страшных обстоятельствах в корне перевернулись ее представления о красивой жизни и почему обитатели Рублевки прочтут ее исповедь с утроенным вниманием — ведь все, о чем повествует Екатерина Истомина, может, не текст: екатерина истомина приведи господи, случиться с каждым из них! ■ ■ ■ ■ ■ ■ ■ Иногда мне приходится вертеть хвостом, чтобы люди рассказывали интересные вещи и вступали со мной даже в дискуссии. Так было и на этот раз: в дискуссию вступил приятель Джинджи, рожденный в Нью-Йорке в семье лютого антикоммуниста, но проживший всю 38-летнюю жизнь черт знает где, в том числе и немного в Москве. Но к моменту нашей дискуссии он стал генеральным директором одной очень крупной отельной цепочки. И жил в Праге. Ходил в пивную Kokovna рядом со старой синагогой. Я повертела хвостом перед ним, и вот мы уже сидим с Джинджи в Kokovna. Взяли по утке, пол-литра шнапса и два литра пива. Беседа касалась вопросов безопасности и рос коши. —В Нью-Йорке я никогда не ношу часов Rolex на улице или
■
в метро. Могут снять! А как в Москве с безопасностью? — спросил Джинджи. — У вас в стране, Джинджи, демократия, поэтому так легко снять Rolex! А у нас — именно что сильное государство, поэтому уж тот, кто скопил на Rolex, может спать в нем спокойно! — ответила я. Джинджи подумал и сказал, что, в принципе, за дело демократии ему не жалко и Rolex отдать. — Конечно, ведь если демократия, то можно и второй Rolex купить, было бы пособие, — заметила я. А ровно через неделю меня ограбили на первом километре Рублево-Успенского шоссе. Отряд террористов в черных масках прижал меня к обочине, и пока ехал чей-то кортеж, меня обчистили донага и бросили умирать в сугробе.
Нет, дело было поставлено гораздо скромнее. Два грабителя притаились под новогодней елкой на парковке «Азбуки вкуса». Тут даже хвостом не пришлось вертеть — довольно было выйти с продуктовой авоськой из магазина и сесть в машину. Я не езжу на Porsche Cayenne, а передвигаюсь на Volkswagen Toureg с бюджетным дизельным двигателем 2,5 литра. Пока я пристегивала ремень безопасности, старенький Audi A4, который часто называют «бочонок», подрулил сзади и перекрыл мне выезд. Из «бочонка» выскочил человечек в три вершка ростом, в черной шапке («пидорка» — ее название), в кожаной курточке. Он стал как-то дерзко скакать справа, рядом с дверью переднего пассажира. Он хотел открыть дверь, но она, будучи благоразумно заблокированной
мной изнутри, никак не открывалась. Тогда человечек занес свою ручонку и вышиб стек ло двери моей машины. Схватив сумку, стоявшую на переднем сиденье, он заскочил обратно в свой «бочонок». Audi скрылся в повороте на Рублевку. Вся операция заняла 1 минуту 47 секунд — установила видеокамера. Вызвав милицию из Барвихи, я вспомнила о Джинджи и о том, что он не носит Rolex на улицах своего демократического НьюЙорка. «Грабителей, конечно, задержат, ведь это сильная наша Рублевка, Россия, а не расхлябанный Бронкс! Рублевка — это страна с Rolex на каждой елке! Надо позвонить кому надо», — успокаивала я себя. Милиционер Роман, прибывший на тематической милицейской машине через 40 минут, только качал головой: «Ну и дела! Вот
13
так дела! Какие дела! Вот такие дела! А вы сами-то кто будете? Дочь чья-нибудь? Любовница, сестра, жена, мать, не приведи господи?» — аккуратно так поинтересовался милиционер Роман. Говорю: «Я дочь такогото. Любовник тот-то. А муж вот там работает». «Ого-го-го! Любовница такого-то? Вы?!» — милиционер еле удержал папку в руках. «Да. Вы все правильно поняли, Роман. Я любовница такого-то. И я сейчас же ему звоню!» — нервно закричала я. В похищенной сумке были все мои документы, все деньги, все ключи, кредитные карты и сигареты. Новая пачка. «Только не это!» — закричал Роман и трагически закрыл лицо рукой, как великие актеры русских Императорских театров закрывали лицо рукой, когда исполняли роль Юлия Цезаря. «Я сейчас же вызываю сюда следовате-
ля!» — открыл свое лицо Роман и начал нетерпеливо звонить: «Светик! Светюнчик! Света! Это я, твой Рома. Короче, тебе надо приехать… Ну и что, что время полночь. Тут такой случай…» И следователь Светюня в милицейской форме приехала. Ее работа в основном сводилась к тому, чтобы не отдать мне мою разбитую машину. «Это улика, гражданочка! У-ли-ка! Я сейчас же конфискую этот автомобиль! Это вещественное доказательство вашего гра-бе-жа! А преступник смотрел вам в глаза, когда грабил? Если смотрел, значит, был именно грабеж!» Следователь Светлана таким образом пыталась мне объяснить разницу между грабежом и кражей. По ее словам, если преступник смотрел жертве в глаза — это типичный грабеж, а если не смотрел, то очевидная кража.
Пока следователь Светлана рассказывала мне о свойствах грабежа и об уликах, Роман делал ей какие-то знаки. Такие делают детям посторонние люди, показывают им «козу» например. Так и Роман. Строя следователю Светлане «козу», он хотел сказать, что я «любовница такого-то» и «муж там-то» и со мной надо как-то иначе, чем с другими. Протоколы они составили, разбитое стекло в автомобиле заклеили, и все разошлись по домам. Утром милиционер Роман привез мне бумажку о том, что у меня пропали все документы, что я, в сущности, никто и звать меня никак. На следующий день все мои документы загадочным образом нашли в Одинцово. Еще через неделю я сидела в парижском ресторане со своим французским приятелем по имени Франсуа-Ксавье. Милый
лопоухий парень, истинное дитя 16-го аррондисмана, про таких во Франции говорят «BC BG» — bon chic, bon genre. Образование, карьера, утром — Le Figaro, а вечером опера. Беседа касалась безопасности и роскоши. — Когда я спускаюсь в парижское метро, известное демократичностью, я все свои кредитные карты кладу себе в носки! А то могут отобрать. А как у вас в Москве? — спросил, взбалтывая стакан с пастисом, ФрансуаКсавье. Он намекал на то, что Россия строит полицейское государство, поэтому с безопасностью у нас должно быть все хорошо. — Такая же беда, ФрансуаКсавье! Это демократия всех когда-нибудь достанет, нельзя ни Rolex надеть, ни с кредитной карточкой в кармане ездить. Все отберут, — вздохнула я. ■ ■ ■ ■■
русский пионер №2. апрель-май 2008
фото: вольдемар понарин рисунок: анна всесвятская
уже можно сказать, что я становлюсь профессиональным блогером — вместе с редакцией Livejournal.ru мы запустили мой новый блог «Другой в пути», где я собираюсь показывать свои собственные фоторепортерские работы, рассказывать о том, как живут люди в разных странах. Фотография в моем блоге не самодостаточна, она служит иллюстрацией к какой-то новости, к тому, что заинтересовало меня в данный момент. Я не показываю просто чьи-то красивые картинки (свои — другое дело), а передаю информацию с помощью фотографии. Российские онлайн-издания делают основной упор на тексто-
или какой-либо интересной информации, потому что через связь изображения, картинки с текстом человек получает более полную картину происходящего, понимает его лучше. Выясняется, что смысл вести такой журнал есть и он понятен тысячам людей. Репортажная фотография помогает переживать происходящее вместе с теми, кто изображен на ней. Когда случилась беда в Беслане, я публиковал у себя фотографии с места события практически в реальном времени, и боль, которая выплеснулась через эти картинки на читателей, стала нашей общей, она учила людей сопереживать. Я думаю, что
Долгое время я писал только про семью. Но про семью можно писать тогда, когда тебя читают сто-двести-триста человек. Писать об этом для двадцати тысяч — это уже не совсем в формате блога как личного дневника. Честно говоря, хотелось бы писать снова про маленькие семейные радости и норвежские прогулки к озеру, но рассказывать об этом аудитории размером со стадион я считаю не совсем корректным. Впрочем, никаких специальных ограничений для себя я не ставлю. При сравнении двух тем отдаю предпочтение той, которая заинтересует
михаил джапаридзе/ ар
Из сегодняшнего урока информатики прилежные ученики почерпнут информацию о том, что же на самом деле думает самый популярный и загадочный блогер Рунета Drugoj о цензуре, о боевых группах блогеров и о комментаторах его постов. Его страничку в ЖЖ посещают ежедневно текст и фото: drugoj 20 тысяч человек, но читатели «Русского пионера» сегодня ста-■ ■ ■ ■ Я долго убеждал себя, вую часть, отдавая иллюстрацию это очень важно — не только на откуп бильд-редактору, которассказать о том, что случилось, новятся свидетелямичто блог — это развлечение, а основная работа у меня другая рый зачастую просто подбирает но и показать, как это произоисторического собы-(я уже двадцать лет работаю подходящую по смыслу картинку. шло. Причем надо сделать это, тия: Drugoj выходитдизайнером в рекламе, кое-чего Я же занят поиском иллюстраесли удается, буквально в «пряв оффлайн. добился в этом деле), но сейчас тивного материала к новостям мом эфире».
большинство, но иногда пишу просто о том, о чем хочется мне самому. В Живом Журнале легко когонибудь обидеть — на меня регулярно обижались израильтяне, американцы, украинцы, белорусы, русские, мусульмане, православные, даже феминисток удалось обидеть как-то. Поэтому, чтобы не разводить очередную войну в комментариях, стараюсь быть максимально объективным и редко высказываю свое мнение по поводу. Однако это тоже мало помогает. В двух соседних темах можно прочитать упреки в мой адрес по поводу отсутствия собственной позиции и, напротив, ангажированности, предвзятости. А самое любимое занятие моих комментаторов — поиск скрытой рекламы в моих записях. Слова PR и product management стали особенно популярны
в ЖЖ — по самым разным дневникам носятся боевые группы блогеров-детективов и пытаются уличить кого-нибудь из «ЖЖэлиты» в продажности. Хотя за все годы моей ЖЖ-жизни я только один раз позволил себе сделать заказные репортажи: когда поехал в пресс-тур по просьбе одной коньячной компании. О чем честно сообщил у себя в дневнике. Я никогда не обманываю своего читателя, не говорю ему того, чего не думаю сам. Я иногда могу ошибаться в деталях, меня поправляют, но все упреки в какой бы то ни было манипуляции мнением читателя я никогда не принимаю — это не мое, я искренен в своих убеждениях и заблуждениях, пытаюсь разобраться в происходящем сам, стараюсь избегать пафоса и вранья. Понятно, что всегда найдется кто-то
особо подозрительный, кто начнет упрекать меня во вранье или подтасовке фактов, но я не считаю нужным оправдываться — я веду свой блог не для того, чтобы решать через него какие-то задачи, он не служит ничьим целям, он совершенно свободен от цензуры, кроме моей собственной, внутренней. Хотя рекламные предложения возникали и возникают постоянно, но я от всего отказываюсь — мне это неинтересно. Я спокойно отношусь к рекламе в блогах, но она, во-первых, должна быть открытой, во-вторых, интересной для читателя. Я рассказал людям, как французы производят коньяк, как кто-то съездил на крокодилью ферму и показал, как делаются сумочки для московских модниц… Еще кто-то отснял фоторепортаж с музыкального фестиваля —
за такой PR и рекламу в блогах я обеими руками. Такую рекламу и читатели воспринимают на ура. Скрытая «джинса» сразу будет выявлена, и репутация блогера упадет ниже плинтуса. Но, если честно, я давно уже не читаю комментарии к своим постам — только просматриваю изредка и отвечаю на вопросы ко мне по теме или личные. К сожалению, блог с такой аудиторией все больше становится похож на забор, на котором каждый может написать слово из трех букв просто так или с целью быть замеченным. Ценность такого потока комментариев стремится к нулю, что делать с этим — не знаю. Скорее всего, ничего с этим не поделать. Что выросло, то выросло. Могу только сказать, что любить читателя в последнее время становится все труднее. ■ ■ ■
русский пионер №2. апрель-май 2008
15
В этой колонке мы хотим показать вам творческую лабораторию одного из самых загадочных московских художников, основоположника жанра, который сам по себе является настолько загадочным, что его совершенно невозможно определить. Эта лаборатория состоит из сломанных часов, текст: сергей мейтув гнутых ложек, треснувших чашек, использованных транзисто-■ ■ ■ ■ В моей жизни мало на- долларов, которые и растратили рисунком. Мне было 12 лет. в Нью-Йорке в первые три дня. Мы не так уж много рисовали. ров, проволоки и гвоз-стоящих приключений. Я много ездил по разным странам Тогда, в 1990 году, это было Мы разговаривали об искусстве, дей, а также из голо-и много ходил пешком. Вообще сильным потрясением: без денег, и это было моей школой. Листали вы этого человека,всегда любил и люблю дорогу. без языка и в первый раз за альбом Ганса Гольбейна, и Алик содержимое которойИ все равно говорю: настоящих границей. рассказывал о чуде его линии. И все же я считал бы свою жизнь Потом пили чай с белым хлебом мы представляем наприключений было мало. Я всегда искал то, что называют небогатой приключениями, если и медом, и я узнавал, что у карваше рассмотрение,Острыми Ощущениями. В 1983 бы не моя любовь к искусству. Чутины должен быть «глаз», то есть как и одну из егогоду я провел около трех недель деса, которые я встретил в Велинекий центр притяжения. Вокруг работ. в Саянах, в сибирской тайге, где ких Музеях, стоя перед Великими которого танцуют и которому меня подобрали и оживили добрые люди. Никогда не забуду их имен: Дыня, Бахшей и Серый. Через месяц я вошел в тайгу снова и провел в ней примерно столько же времени, сколько и в первый раз, но это уже был Алтай. Я чудом остался жив, и потом было что рассказывать девочкам. Позже мы с женой путешествовали по США в течение года, и чтобы как-то обострить ощущения в этой вполне безопасной и красивой стране, взяли с собой всего 600
Картинами, Господи, ведь это так и было — головокружительнее и ярче всего, что пережил в так называемой Реальной Жизни. Но я, конечно, здесь не говорю о человеческих встречах. Это уведет в другую сторону. Хотя об одном человеке мне хотелось бы рассказать. Его звали Александр Яковлевич Святский. Он покинул всех нас четыре года назад, и за это время не было дня, чтобы я о нем не вспоминал. Он был другом моей бабушки, и я ходил к нему заниматься
прислуживают все остальные части. Мы смотрели графику Пикассо, и надо было не только показать, что мне нравится, но и дать толкование того или иного сюжета и связно объяснить, почему эта женщина с квадратной шеей и двумя пальцами на одной из трех рук кажется нам такой грациозной. А еще про локальный цвет и про необходимую в работе интригу… Он жил в однокомнатной квартире, в хрущевке, недалеко от реки, как раз там, где сейчас
«Алые паруса». Его быт был не просто нищенским — это было настоящее Воплощение Нищеты. Ко всему, Александр Яковлевич был магнитом для неприятностей. С ним всегда случалось все худшее, что могло случиться с художником в советские времена, живущим в центре народной гущи. Помню, как пьяные соседи с третьего этажа написали на гипсовую голову Антиноя, из-за тесноты выставленную нами временно на балкон. Ни я, ни он не решились тогда подняться наверх выяснять отношения, но зато каким презрением мы их облили в ответ. В пятиметровой кухне имелся пластмассовый столик. На нем стоял гигантский телевизор «Рекорд», такой же древний, как сама наука. Перед ним оставалась еще свободная полоска липкой поверхности, на которой как раз помещался тот самый
белый батон, и когда мы, падая от смеха, его нарезали, диктор отшатывался и косился на нож и больше думал о своих глазах, чем о новостях. Сколько же мы тогда смеялись! Какие листали книги! Как спорили. А как пировали на его офортном станке! Александр Яковлевич очень любил кофейные напитки «Здоровье» и «Колос», кажется, из желудей. Заваривая, он говорил: «Это очень полезно. От этого замечательный обмен вещей». «Существ!» — кричал я. Он говорил, что меня не должна поражать реакция зрителей на мои работы. Многих отвращает сюжет. Кого-то пугает форма и даже сам материал. То, из чего делаю, злит. «Опять все страшное какое-то». «Так хочется чего-то радостного, теплого… надежды какой-то, света...» «Да почему ты так людей не любишь?!» «А не хочешь снова
к акварели вернуться? Ведь как получалось…» В моем подъезде жила женщина. Она иногда останавливалась с мусорным ведром перед моими окнами и смотрела. Мастерская на первом этаже, и она могла видеть, как я тружусь. Особенно вечерами, когда горел свет. Каждый раз, когда мы сталкивались на лестнице, я приглашал ее посмотреть работы. За пятнадцать лет она ни разу не зашла. Ни она, ни те, о ком говорил выше, почему-то никогда не хотели войти. Зачем стоять на пороге, когда в доме для тебя накрыт стол? Женщина не входила, может быть, просто потому, что не знала точно, что увидит. И боялась увидеть не то. Те другие — а я люблю «тех других», — наверное, просто не хотели тревожиться. Всякое может случиться: искусство — это опасность. ■ ■
русский пионер №2. апрель-май 2008
17
Всегда готов
вторая четверть 21
русский пионер №2. апрель-май 2008
инга аксенова
Пионер-герой. Евангелие от Шаповала. Проповедь самого плодовитого деда России.Урок обществоведения. Дворецкие. Дом призраков на Ленинских горах. Сочинение. Ночь в пионерской комнате. Детские подвиги министра печати. Урок астрономии. Астрал. Наблюдение за наблюдателями Вселенной.
— Семья у нас большая оттого, что дети — дар Божий, — объясняет дедпроповедник. — Награда от Бога — плод чрева
23
1
текст: дмитрий филимонов фото: павел смертин рисунки: варвара аляй-акатьева
От города Новокузнецка до поселка Бунгур десять минут езды. Это шахтерский поселок. Дороги усыпаны черной антрацитовой крошкой. Дед Ша повал крутит баранку своих «Жигулей», вертит головой, глядя во все зеркала сразу. — Не подавить бы, — говорит, — внуков моих! Мы медленно катим по черным с искрой улицам. В Бунгуре две улицы Шаповалов. Дед тормозит и высовывается из окошка машины: — Здравствуйте, детки! Детская мелочь тычется носами в стекло «Жигулей». Костюм деда в цвет улиц, с искрой. Сыновья купили. Дед Шаповал в нем в Москву ездил. В Кремль. Премию получать. Все-таки 100 внуков. В этом и есть мое редакционное задание: разгадать тайну плодовитости Шаповала. Мы с дедом едем по важному делу. На заднем сиденье — Никита в люльке (внук №98).
— Его мамка на городском рынке рассадой торгует, — объясняет дед, — малому надо сиську дать. Так что се годня у нас, мил человек, разговор не получится. Сейчас я вас до гостиницы доставлю. А вы приезжайте к нам утром. В молитвенный дом. На собрание. При этих словах мое предчувствие перестало быть смутным. — Какой веры будете? — спрашиваю. — Баптисты мы, евангельские христиане. Предчувствие разгадки плодовитости сжало пищевод железной рукой. — Вся семья? Или только старшие? — Все до единого. Я проповедник, сыновья мои проповедники. Предчувствие с размаху заехало сапогом в пищевод. — Семья у нас большая оттого, что дети — дар Божий, — объясняет дедпроповедник. — Награда от Бога — плод чрева. У нас, мил человек, культ семьи.
1Евангелие — в переводе с греческого «благая весть».
русский пионер №2. апрель-май 2008
Оказавшись вместе с Дмитрием Филимоновым в сибирском поселке Бунгур, читатель получает яркое подтверждение того, что героями России могут стать не только сталевары, но и дедушки – правда, для того надо иметь 102 внука, как у бывшего сталевара Алексея Павловича Шаповала: самый плодовитый дед-герой охотно делится с корреспондентом секретами своего мастерства.
... бегает по залу, ползает под лавками, хохочет, мяукает — никто не останавливает... Ну, до свидания, завтра в молитвенном доме всех Шаповалов увидите. ■■■■
Белый домик на развилке антрацитовых улиц. Куст сирени у калитки. Объявление: «Перед богослужением выключайте мобильные телефоны, ибо в тишине и уповании крепость ваша». Из открытых окошек слышен хор ангелов: «Как тропинкою лесною к ручейку бежит олень!» Собрание баптистов больше смахивает на детский утренник. Малыши поют, читают стихи собственного сочинения. Молодежный хор исполнят псалом на мотив битловского шлягера All You Need Is Love. Хору аккомпанирует учительница музыки. Она извлекает звуки из старого рыжего пианино. Вместо аплодисментов зал награждает исполнителей дружным «аминь».
Вместо конферанса — короткие проповеди. Сегодня проповедует брат Василий Шаповал. — Друзья! Если мы с вами будем исполнять слово Господне, мы станем сви детелями, мы преисполнимся благодати, мы… Голос брата Василия дрожит, он утирает слезу, он не в силах продолжить проповедь. А надо ли? — Аминь! — выдыхает паства, заливаясь слезами. Детская мелочь бегает по залу, ползает под лавками, хохочет, мяукает — никто не останавливает. Взрослые сидят в сторонке. В одной руке молитвенник, в другой — младенец. Матери то и дело выскакивают в соседнюю комнату — сменить ребенку подгузник и дать сиську. — Которые тут ваши внуки?
25
ным улицам, останавливаются, подымают головы, слушают. ■■■■
Каждое воскресенье к молитвенному дому съезжаются баптисты из окрестных поселков. На стоянке перед домом — микроавтобусы. Ибо семья баптиста в легковушку не помещается. На желтой «Га зе ли» синяя надпись: «Многодетной семье Шаповал с благодарностью за любовь к детям». Это подарок губернатора брату Максиму, у которого четырнадцать де тей. Еще один губернаторский подарок — большая квартира в Новокуз нецке. Для деда. Но дед живет в Бунгуре, в доме младшего сына своего Матвея, а городскую квартиру сдает постояльцам. Вы ру чен ных денег как раз хватает на подарки внукам — на дни рождения.
русский пионер №2. апрель-май 2008
— Сейчас скажу, только очки найду. Дед Шаповал породил Павла, Василия, Ивана, Максима, Иосифа, Алексея, Якова, Андрея, Николая, Петра, Матвея, Елену, Надежду. Павел породил девять детей. Василий — двенадцать. Иван — пять. Максим — четырнадцать. Иосиф — девять. Алексей — десять. Яков — двух. Андрей — пять. Николай — шесть. Петр — четырех. Матвей — четырех. Елена — девять. Надежда — двенадцать. Мы с дедом смотрим на зал сверху, с балкончика под люстрой. — А почти все мои, — говорит дед, обводя зал рукой. «Веселы сердцами, славим мы Христа, мы желаем с вами жить на небесах!». Ангельский хор, подхваченный сквозняком, уносится в открытые окна и кружит над присыпанным углем поселком Бунгур. Люди в сером, бредущие по чер-
Чтобы сохранить семью, Шаповалы, как и все их единоверцы, создали защитную оболочку, кокон, куда не проникнуть яду мирскому
Каждое воскресенье к молитвенному дому съезжаются члены семьи Шаповала
— Что-то я последнее время сдавать начал, — говорит дед Шаповал, — дни рождения внуков забываю. — А по именам помните? — Стараюсь. Чтобы помнил, сыновья для него особую папку завели — там вся родословная. Дни рождения записаны отдельно, в столбик, по месяцам. Против каждого имени — фото. Чтобы внуков в лицо различал. Дед листает особую папку и молвит: — Если дом стоит на песке, его унесет ветром. Если дом стоит на камне, его и буря не повалит. Семья — это камень, на котором стоит наш дом. И чем больше камень, тем крепче наш дом. (В Бунгуре у Шаповалов одиннадцать домов — по числу сыновей. Своими руками строили. Двухэтажные, просторные,
с евроремонтом. Дочери из Бунгура замуж уехали. Елена — в Америку, в дом христианина Мамонтова, Надежда — в Абакан, в дом христианина Попова.) Когда Шаповал-старший умолкает, слово берет сын Василий: — Большая семья — это маленькая империя. У каждого свои обязанности. Я финансы распределяю. Юрка следит, чтобы в доме всегда был сахар. Димка от вечает за чай. Лешка — за постное мас ло. Жека — за соль. Петька — чтоб по праздникам на столе были сыр и колбаса. ■■■■
После воскресного собрания в домах Шаповалов — трапеза. В доме Матвея на столе — праздничные сыр с колбасой, жареная картошка, маринованные грибы, сладкая водица из варенья и многомного конфет. Помолясь, первым садится за стол дед. Следом — дети и внуки. Ма-
... его унесет ветром. Если дом стоит на камне, его и буря не повалит. Семья — это камень, на котором стоит наш дом. И чем больше камень, тем крепче наш дом...
русский пионер №2. апрель-май 2008
27
... Шаповал л-старший сказал: «Дети, Д на земл ле ра аботать будете — богатыми не ст танеете. Но с голоду не пом мрет те»... лышня, проглотив положенную им пайку, рассовывает по карманам конфеты и убегает на улицу. Тихой тенью исчезает жена Матвея. За столом остаются мужчины. Они ведут беседу о видах на урожай. Однажды Шаповал-старший сказал: «Дети, на земле работать будете — богатыми не станете. Но с голоду не помрете». Дети вняли словам отца. Шаповалы именуют себя фермерами. У каждого брата — клочок земли. По три-пять гектаров. Три коллективных трактора, пара «КамАЗов». Шаповалы всей стаей набрасываются на поле, враз засевая его картошкой, морковкой или капустой. «Хватит! — кричал в прошлом году брат Андрей. — Спасибо за помощь! Мне столько картошки не нужно!» Все Шаповалы в труде воспитаны. — Мало нарожать детей, надо уметь воспитать их, — говорит брат Василий,
наливая мужчинам чаю. — Если любишь сына, не жалей на него розги. Всякое наказание в настоящее время печальным кажется, но после наученным приносит добрый плод праведности. Вот поэтому никто из наших в тюрьме не сидел. — Вы детей порете? — спрашиваю. — Ну-у, — мнется брат Василий, — в этом деле индивидуальный подход нужен. Одному покрепче ремнем, другому только пыль выбить, третьему и слова достаточно. Важно не опоздать, ибо в шестнадцать лет, когда наступит возраст соблазнов, он будет воспринимать наказание как насилие. — С каких лет надо начинать пороть? — А с каких заслужит, — берет слово дед Шаповал. — Вот Матвей лет в десять курить начал. Тайком. Но у нас в большой семье ничего не утаишь, мы все на виду друг у друга. Я беседовал с ним —
29
— Но-но, — осаживает детей Шаповал-старший. Взрослые дядьки послушно умолкают. ■■■■
Клавдия Максимовна умерла десять лет назад. — Свое предназначение на земле выполнила и ушла к Богу, — вздыхает дед Шаповал. Когда он надумал жениться во второй раз — детей призвал на совет. Сыновья решили так: у нас свои семьи, а за тобой кому-то нужно ухаживать. Женись, папа. И дед Шаповал ввел в семью Валентину Евхимовну. ■■■■
«Мы должны возносить молитвы за царей и за всех начальствующих, чтобы, будучи под их властью, могли проводить жизнь тихую и безмятежную во всяком благо-
русский пионер №2. апрель-май 2008
не помогло. Розгу взял. Бью Матвея и плачу, молюсь и плачу. Вот так — словом и розгой, молитвой и розгой. Глава семьи Матвей помешивает ложечкой чай и краснеет. — В воспитании мудрость нужна, — продолжает дед Шаповал. — Моя супруга покойная, Клавдия Максимовна, вот уж мудрой была. Придешь с работы, дети кричат: папка, мы тебе шоколадку оставили! Говоришь им: сами бы съели. А жена палец к губам прижмет: не то сказал. Делиться надо. У Клавдии Максимовны была Золотая звезда «Мать-героиня». Раньше этот орден за десятого ребенка давали. — За меня дали! — улыбается брат Андрей. — И продали, чтоб тебя в агрономы выучить! — хохочут Василий, Николай и Матвей.
— Разве детей накормить проблема? — вопрошает дед Шаповал. — Разве их напоить проблема? Как их оградить от скверны — пьянства, разврата, наркотиков — вот проблема
«Семья многодетная, комсомольцев — ни одного»
честии и чистоте», — учат своих детей евангельские христиане. Но во все времена, несмотря на молитвы, терпели от царей и начальствующих гонения и погромы. За то, что вера не титульная. Отца в Сибирь сослали — за веру. Детям характеристики в школе выписывали, «что и в тюрьму не примут», невесело шутит Шаповал-старший. «Идеологи чес ки не воспитуемый, идейно опасный». В газетах про Шаповалов заметки печатали: «Семья многодетная, комсомольцев — ни одного». Чтобы сохранить се мью, Шаповалы, как и все их единоверцы, создали защитную оболочку, кокон, ку да не проникнуть яду мирскому. В их домах нет телевизоров, литература — только благодухновенная. Из мирского чи тают лишь положенное по школьной программе. — Разве детей накормить проблема? —
вопрошает дед Шаповал. — Разве их напоить проблема? Как их оградить от скверны — пьянства, разврата, наркотиков — вот проблема. И без веры ее не решить. Как вдруг получает дед Шаповал приглашение из Москвы. В Кремль. На вручение Национальной премии общественного признания «Семья России». В номинации «Династия». Он растерялся и опять созвал сыновей на совет. Сыновья посовещались и решили: «Езжай, папа, в Кремль». Купили ему новый костюм, а Валентине Евхимовне платье, посадили в поезд. И был он в Кремле, и получил премию, и согрет был славой. Когда кончилась церемония, они с Валентиной Евхимовной спустились в Александровский сад и сели на лавочку. Ночь была холодная, и Шаповал накинул на плечи супруги свой новый пиджак. Патрульные милиционеры ходили мимо, ко сились на парочку, но не трогали. Супруги шептались до рассвета и пришли к выводу, что власть все-таки переменилась. Потом они встали и отправились на вокзал, к своему поезду. Ехали долго и счастливо. Всю дорогу Валентина Евхимовна читала Библию, стараясь поверить в загробную жизнь. — Жена моя новая, Валентина Евхимовна, к вере пришла недавно, шесть лет назад, — говорит дед Шаповал, — и еще не вполне крепка. В загробный мир не может поверить. Немудрено, она ведь учительницей была. А теперь я учу: почитай Библию, милая, там все сказано! «А пороть не пробовали?» — подумал я, но вслух сказал: — Спасибо за науку. Вернусь домой — буду своих воспитывать. ■■■■
Приехал в Москву — звонит дед Шаповал и орет в трубку: — Алё! У меня опять внук родился! Сто второй! — Желаю сто третьего родить. — А сто третий уже на подходе! — кричит дед, — в мае родится, у Максима! Это значит, что у Максима будет пятнадцать детей. Как же они в свою желтую «Газель» влезут?
текст: александр рохлин фото: наталья львова
Конечно, ничего удивительного в том, что корреспондент «Русского пионера» оказался во Дворце пионеров — главном, на бывших Ленинских горах. Удивительно другое — во Дворце, который внешне напоминает дом призраков, обнаружилась бьющая через край жизнь с участием тех самых пионеров, которые вошли в эти стены полвека назад. В Москве, на Воробьевых горах, стоит дворец. Не красавец, не урод. Вполне приличный памятник. Свидетель эпохи. Когда-то о нем знал каждый грамотный гражданин в стране. Теперь же крепко забыли. Это правильно. Любой приличный дворец должен быть однажды заколдован. Парк и озеро, площадь и аллеи дворца необитаемы и пустынны. Ветер гуляет, где ему хочется, талая вода льется с карнизов, а шум московских улиц здесь едва слышен. Кажется, что хозяева оставили дворец. Типичная судьба поместья — пережить своих владельцев. Захорониться в осенних листьях. Напоминать о себе лишь призраками старых графинь, разгуливающих по залам в белых сорочках. Но… Лирика о привидениях в данном случае неуместна. Призраки не могут жить там, где в них не верят. А хозяева дворца были воинственно настроены к подобным глупостям. Они не разменивались на мелочи. Покоряли космос, целину и Северный полюс. Ве-
рили в «прекрасное далеко»! Впрочем, и эта «фанфара» — клише, не имеющее отношения к реальности… На Воробьевых горах находится Московский городской дворец детского и юношеского творчества, бывший Центральный дворец пионеров. Я никогда здесь не был. Ничего о нем не знаю. Не склонен к мифологизации. Недоверчив, но впечатлителен, и вот сижу где-то в глубине Дворца. Пока водили по этажам и кабинетам, окончательно запутали. В зимнем саду в пруду плавают рыбы. На банановой пальме в прошлом году вырос один банан. В оранжерее цветут орхидеи и вкусно пахнет болотом. На подоконниках сидят лицеистки с гитарами и молодые мамаши в мини-юбках. Где-то кричат птицы. А здесь, в комнате — тысяча цветов в горшках и тысяча фотографий счастливых людей. Три женщины передо мной. На столе чай, конфеты, хлеб и кусочки куриного филе в панировке. За спиной бурлит электрический самовар-
А хозяева дворца не разменивались на мелочи. Покоряли космос, целину и Северный полюс. Верили в «прекрасное далеко»!
русский пионер №2. апрель-май 2008
33
... круглый год муравейник из 15 тыссяч детей й, 1200 объединений по 70 направлениям ...
35 Она родилась в Москве у Калужской Заставы и всю жизнь прожила в этом районе города. Она в десять лет стала пионеркой и остается ею в восемьдесят пять. Она пришла работать во Дворец в год его открытия — в 1962-м. Если бы бетонно-стеклянный Дворец мог рассказать о себе, он говорил бы устами этой женщины. И я знаю, что история получилась бы тихой, пронзительной и грустной. Несмотря на зимние сады, золотых рыбок, красные галстуки, орхидеи, барабаны, 1200 кружков
Если бы бетонностеклянный Дворец мог рассказать о себе, история получилась бы тихой, пронзительной и грустной
с другом. Это бросается в глаза. Рядом с ними просидишь сутки и не заметишь. А пионерские легенды обсуждают предстоящую конференцию, за которой должна последовать встреча комсомольских активистов. Вельможная Тинатин, подливая гостю чай, говорит: — Только не забудьте про грузинских секретарей! — Восемьдесят лет комсомолу в этом году, — тихо поясняет мне Валентина Степановна. Кажется, я плыву во времени. Судя по увлеченности собеседниц, мы сейчас где-то в семидесятых годах. Я только родился и потому… тихо млею с бутербродом в руке. Да простят меня уважаемые дамы, но из всей троицы Валентина Степановна Мягкова-Борцова мне наиболее близка.
и Мальчиша-Кибальчиша, мчащегося через улицу Косыгина с саблей наголо...
Таких москвичек сейчас уже не встретишь. Валентина Степановна появляется на пороге в светло-сером полупальто и кокетливой меховой шапочке пирожком. Никому не удастся определить ее возраст. Я откровенно любуюсь. Она извиняется за опоздание. Чувствует себя неловко, отчего неловко чувствую себя и я. Обмен неловкостями. — Сорок пять минут простояла в очереди в сберкассу. — Ничего страшного, я побродил по Дворцу.
Она усаживает меня за стол между стеллажами. Открывает окно, и холодный весенний воздух заполняет историкоархивный отдел Дворца. Я оглядываюсь. Вокруг тысячи книг по истории пионерской организации. В этом отношении, архив Дворца уникален. Самая полная картотека пионеров-героев Великой Отечественной войны. Книги громоздятся в проходах, на столах и под ними. У меня в ногах чистые бланки грамот в связках. А на шкафу — пионерские горны, барабан и три деревянные головы. Юные ле-
нинцы. Павлик Морозов, Коля Миготин, Кычан Джакыпов. Валентина Степановна садится напротив. Руки сцеплены. Волосы собраны в пучок на затылке. — Задавайте ваши вопросы. Строго. Ясно. Холодно. Как на собрании партхозактива. Я пытаюсь вспомнить, каким номером в советских анкетах задавался вопрос о родителях. — Мой отец был огородником СвятоДаниловского монастыря. А мама — белошвейка. Но после революции отец пришел работать на Станкостроительный завод, и мама за ним. Отец в отделе снабжения, а мама кассиршей в ОРСе. Вы знаете, какой у нас был сад при заводе? Не знаете?! Американцы восхищались! Из рабочей столовой был выход прямо в сад… Я родилась 4 февраля 1923 года. В семье было три брата
русский пионер №2. апрель-май 2008
термос. Очевидно, что женщины — не привидения. Но каждая из них живая пионерская легенда. Наталья Клятова. Когда-то возглавляла Дворец. Я видел фотографию, где она, молодая, огненнострогая красавица в красном галстуке принимает пионерский парад на Красной площади. Тинатин Эгнаташви ли, секретарь партийной организации Дворца. Грузинская княгиня. Валентина Мягкова. Старейший работник Дворца. Самая главная пионервожатая страны. Женщины пьют чай, им хорошо друг
и я. Но мама говорила, что легче еще двоих мальчишек родить, чем справиться с такой атаманшей. Очень точно, атаманша, думаю я. Глаза отчаянные — хоть сейчас саблю в руки и на коня. В крайнем случае — во главу пионерского отряда со знаменем. — Впервые в пионерском лагере я очутилась летом 32-го года. Отца репрессировали. Мать одна с нами не справлялась и отправила на три смены. Очень легко это прозвучало. Безоценочно. — За что репрессировали? — За принадлежность к кулачеству. Кто-то в его семье оказался кулаком. Судили трибуналом и отправили на поселение в Орловскую область. Но я этого не знала. Мама сказала, что он уехал и все. Просто исчез из нашей жизни на несколько лет. Перед войной вернулся. А нас было уже не четверо, а трое… Очень ясно вижу этот день. Начало марта, солнышко припекало, мы с мамой во дворе. Она стирает, я отжимаю. Воду носили с Верхне-Михайловских переулков. Прибегает маленький брат Боря и говорит: «Мама у меня горлышко болит», а она ему: «Отстань, пожалуйста, я занята. Иди гуляй…» А ночью у него удушье и температура. Утром мама завернула его в одеяло — и в больницу. Ее в трамвай не пустили с больным, и она
пешком до самой Морозовской… И все поздно. Дифтерит и воспаление легких. К вечеру брат умер. Это была первая трагедия в нашей семье… В открытое окно слышен смех мальчишек-лицеистов. Они задирают девчонок. Яркое солнце прожигает снег на аллеях. С шумом льется вода с крыш. Грачи раскачивают голые ветки в березовых аллеях. — Я оказалась единственной в семье, кто закончил школу, — продолжает она. — В ночь на 21 июня 1941 года… Из военкомата меня, конечно же, выгнали. Сказали — идите работать. Отец устроил на Станкострой кладовщицей. А осенью меня как активную комсомолку перевели на казарменное положение. К чему готовили, я узнала позже. В случае немецкого прорыва в Москву мы должны были передать пакеты с приказом о подрыве завода. Однажды в субботу меня отпустили домой помыться. Когда вернулась, ни дома, ни девчонок не на-
шла. Все погибли во время авианалета. В 42-м я пошла учиться в автошколу на Красной Пресне. Формировали женские шоферские бригады. В военкомате нос к носу столкнулась с нашим секретарем райкома. Он забрал мою повестку и увез меня обратно на завод. На фронт я так и не попала. А всю мою автоколонну «Москва—Сталинград» расстреляли по дороге. Весной 43-го года нас, комсомольцев, бросили восстанавливать пионерские лагеря. А осенью перевели в 20-ю среднюю мужскую школу старшей пионервожатой. В октябре 45-го года я вышла замуж… Звонит телефон. Валентина Степановна разговаривает очень строгим и требовательным голосом. Затем смотрит в окно на заснеженную площадь Дворца и говорит: — Видите три березки перед театральным залом? Их посадили в 62-м году, на торжественной церемонии открытия. А теперь — полюбуйтесь на силу природы. Мне кажется, что любоваться нечем. Березы как березы. Скромные деревья, выросшие в тени. — Все аллеи засажены на юбилеи Победы. А дубраву нашу заметили? Сорок дубков. А флагшток? Он всего на пять метров ниже шпиля Университета… — В октябре 45-го года я вышла замуж, — повторяет Мягкова. — За офицера-фронтовика. Он уезжает на Украину и пропадает без вести. А летом я узнаю, что он умер в Киеве от туберкулеза. Это был последний выстрел войны… Я работала тогда пионервожатой в лагере управления комендатуры Кремля в Купавне. Оказалось, что туберкулезом больна и я. Из лагеря меня вывозили на носилках. И отправили в Крым, в «Артек». Профессор Овсянников тогда сказал: «Деточка, нигде в другом месте вы не выживете. Задержитесь в Крыму хотя бы на полгода». Мне повезло задержаться там на три года. И, чуть оклемавшись, работала с детьми «Артека». В 50-м вернулась в Москву... И не подпускала к себе мужчин четырнадцать лет…
В открытое окно слышен смех мальчишек-лицеистов. Они задирают девчонок. Яркое солнце прожигает снег на аллеях
37
русский пионер №2. апрель-май 2008
... ветер, стеклянные стены скрипят, словно мачты. Здесь история Дворца в цифрах и именах...
В Крыму ей исполнилось двадцать три, думаю я. Вся молодость… — В 52-м окончила Педагогический институт. Работала вторым секретарем Ленинского райкома ВЛКСМ. А в 55-м — в культмассовом отделе ВЦСПС. Занималась исключительно пионерскими лагерями. Оздоровление, воспитание, творчество и досуг. В 62-м пришла работать во Дворец пионеров. Кстати, вы в курсе, что вся мебель во Дворце «золотая»? Куплена за валюту в Финляндии. Но сейчас, конечно, той роскоши не осталось. И она умолкает. Руки скрещены на столе. Смотрит прямо в глаза. Доклад прочитан. Собрание можно считать закрытым. — А замуж вы… — Да, в 60-м я бракосочеталась с Михаилом Алексеевичем Мягковым. Инженер-конструктор. Семь лет за мной ухаживал. Бывало, по восемь часов ждал на свидание. Очень тонкий был человек. Умный, внимательный… Говорил мне: «Любая женщина посчитает счастьем быть любимой так, как тебя любят мои сыновья». Он был старше меня… Мы жили в коммуналке. А потом получили однокомнатную квартиру на площади Гагарина. Он предлагал мне уехать с Калужской Заставы. Но я не захотела. Живу там, где жили и умерли мои родные. Михаил Алексеевич Мягков скончался в 94-м году. Валентина Степановна вырастила двух сыновей мужа от первого брака, и у нее теперь пять внуков и столько же правнуков. В этой семье четыре выпускника Московского университета, три кандидата наук, один доктор. Металлурги, синоптики, гляциологи, экологи, биологи и географы. За всю жизнь она ничего особенного не приобрела. Ни машины, ни дачи, ни денег. Прожила полжизни в малюсенькой квартирке с сидячей ванной. Но как будто на одном дыхании. Говорит, что никогда не боялась. Просто не знала этого чувства… Время — полдень. Мы путешествуем по Дворцу. Доверительное знакомство с зимним садом, оранжереей, музе-
А в улыбке, хохочущих глазах — счастье, льющееся через край. Необъяснимое, безудержное, сияющее
ем игрушки, клубом юного десантника, педагогами, лицеистами и прочая, и прочая. Я не понимаю, почему с улицы Дворец выглядит так пустынно и тихо. Внутри здесь круглый год муравейник из 15 тысяч детей, 1200 объединений по 70 направлениям. Валентина Степановна приводит меня в главный Гостиный зал. Отдает ключи и оставляет одного. Зал похож на гигантский аквариум. От потолка до пола — только окна. Куда ни поверни голову, везде небо и облака — как корабли во сне. Изнутри Дворец кажется огромным и в то же время он очень легкий, прозрачный, заливаемый солнцем со всех сторон. Когда на улице ветер, стеклянные стены скрипят, словно мачты. Здесь история Дворца в цифрах и именах. Вот — 29 июня 1936 года — открытие городского Дворца пионеров на Чистых прудах. Московские заводы дарят пионерам 1000 грампластинок, 11 педальных автомобилей, аэродинамическую трубу. А комсомолец Аветисян преподносит автокарусель. А вот — открытие Дворца на Ленинских горах. Торжественная ли-
нейка и Никита Сергеевич Хрущев в общем строю. Вот — Гагарин в пионерском галстуке. Вот — Мальчиш-Кибальчиш и капсула с землей украинского города Канева, где похоронен Аркадий Гайдар. Вот — знаменитые артисты, выпускники Театра юного москвича… Я листаю альбом размером с окно, и вдруг появляется она — королева пионеров: на фотографии Валя Борцова, Крым и море за ее спиной. Она смеется, показывает фотографу медальку на ленточке. Но солнце слепит, и медаль не видна. Копна волос — непослушных, густых, заплетенных венчиком, словно корона на голове. А в улыбке, хохочущих глазах — счастье, льющееся через край. Необъяснимое, безудержное, сияющее. И радость, кото рая вспыхнула, кажется, только что. Когда я переворачивал страницу. Кто поверит, что эта девушка приехала в Крым умирать? Какая сила заставляет человека жить так радостно? Как еще иначе может выглядеть мифическое «прекрасное далеко»? И если это оно, то его стоит ждать и семь лет, и сто лет, и всю жизнь. И им стоит жить.
... , площадь и аллеи дворца необитаемы и пустынны...
русский пионер №2. апрель-май 2008
39
текст: михаил сеславинский рисунки: анна всесвятская
Кому-то может показаться, что журнал «Русский пионер» был придуман именно для того, чтобы напечатать в нем отрывок из книги Михаила Сеславинского «Частное пионерское». Тем более что Михаил Сеславинский работает главой Агентства по печати правительства РФ, которое давало разрешение на выход журнала. Глупо теперь оправдываться, что это случайное совпадение. Но читатель найдет в публикуемом отрывке и дополнительный смысл: настоящий пионер не выносит скуки и однообразия и способен Когда мы с Димкой Орловским учились котелках варили суп, кашу с тушенкой устроить себе приключение в старших классах, моя сестра Галя рабо- и кипятили чай. На свежем воздухе все на ровном месте, в обычной тала пионервожатой в нашей школе. На казалось очень вкусным и уплеталось я частенько заходил к ней с большим аппетитом. пионерской комнате. Это переменках в пионерскую комнату. В это время здесь Иногда Галя давала мне запасной ключ и есть главное отличие пио- царила особая сутолока: девчонки от пионерской, чтобы я мог там позанинера от любого простого и мальчишки из разных классов готови- маться, когда она уезжала учиться лись к проведению множества интересв Горький на вечернем отделении унисмертного. ных и увлекательных мероприятий. Особенно всем нравилась военнопатриотическая игра «Зарница», когда мы выезжали за город на целый день. Создавался штаб, приезжали солдаты и офицеры из шефской воинской части. В лесу и на живописной поляне проходили разные спортивные соревнования: по ориентированию на местности, когда надо было с компасом и картой за определенный промежуток времени пробежать по заданному маршруту и выйти к указанной цели, или сборка и разборка на время (существовали определенные нормативы) настоящих автоматов. К середине дня девочки с Галей во главе готовили замечательный обед: на костре в эмалированных ведрах или больших
верситета. Находиться в пионерской мне очень нравилось. Дома у меня не было своей отдельной комнаты, и поэтому побыть в одиночестве, даже делая домашние задания, было здорово. Иногда мы приходили вместе с Димкой. Нам все время хотелось что-то такое придумать, чтобы сполна насладиться своей свободой. — Знаешь, Мишка, — сказал Димка как-то в конце апреля, — перед майскими праздниками будет дискотека. — Здорово, — ответил я. — Давай после нее останемся и переночуем в пионерской. — Ты что, с ума сошел?! Из школы нас за это, конечно, не выгонят, а вот Галине достанется по первое число!
риа новости
41
русский пионер №2. апрель-май 2008
риа новости
Находиться в пионерской мне очень нравилось. Дома у меня не было своей отдельной комнаты, и поэтому побыть в одиночестве, даже делая домашние задания, было здорово
— А мы тихонько. Никто ничего не узнает. И Димка рассказал мне про свой план, который на первый взгляд был весьма реалистичным. Всю следующую неделю мы, как настоящие заговорщики, готовились к осуществлению нашей авантюры. Во-первых, сказали родителям, что после дискотеки переночуем у нашего одноклассника. Во-вторых, принесли и спрятали в надежном месте — в шкафу за старыми продырявленными бараба-
Настроение было превосходное, и мы с Димкой заговорщицки перемигивались во время танцев. Самой серьезной задачей было проникнуть после дискотеки на четвертый этаж, где находилась наша тайная берлога. Проблема заключалась в том, что двери на этажах вечером закрывались уборщицами, а открывали их только утром, чтобы вымыть перед началом уроков коридоры. На втором этаже, где была учительская, всю жизнь, чуть ли не с основания школы, проработала тетя
рев шпингалеты уже с внутренней стороны. Еще через минуту мы оказались в пионерской и вскоре уже лежали на спальных мешках, радостно переговариваясь и перелистывая страницы учебников. Надо было выучить уроки на завтра. Вдруг ужасная мысль посетила мою голову, и я вскрикнул: — Димка, быстро выключаем свет! — Что такое? — Господи, какие мы дураки! Сейчас с улицы увидят свет в окошке и придут сюда с проверкой!
...Мы
принесли и спрятали в надежном месте необходимые
припасы: р кипятильник, стаканы, одноразовые р пакетики с азербайджанским р чаем, сахар, р пачку у «Юбилейного» печенья, триста граммов конфет «Малина со сливками»...
нами — необходимые припасы: кипятильник, стаканы, одноразовые пакетики с азербайджанским чаем, сахар, пачку «Юбилейного» печенья, триста граммов конфет «Малина со сливками». Подумав, мы добавили ко всему зубную пасту и щетки, полотенце, электрический фонарик и будильник. А чтобы ночью было совсем уж удобно, накануне перед дискотекой принесли в пакетах спальные мешки и засунули их внутрь свернутых в рулоны старых стенгазет, сделанных на больших ватманских листах. И вот настал роковой день. Предусмотрено было, казалось, все. В портфелях лежали учебники и тетради на следующий день, припасы были на местах. Главная опасность заключалась в том, что сестра по каким-нибудь своим соображениям могла потребовать от меня заветный ключ обратно. К счастью, все обошлось, и вечером мы явились на дискотеку, предварительно забросив портфели в пионерскую.
Маша, в обязанности которой входило еще и давать звонки, что она и делала с большой пунктуальностью. А на четвертом этаже работала тетя Лида, которая, с нашей точки зрения, была не такой внимательной и бдительной, чтобы разгадать наш коварный план. Еще перед началом дискотеки, когда этаж был не заперт, мы тихонько подкрались и незаметно открыли у двустворчатых дверей шпингалеты. За долгие годы тяжелая дверь осела, и створка своим нижним углом опиралась на пол. Замысел состоял в том, что тетя Лида, закрывая дверь, не заметит открытых нами шпингалетов, а потом мы просто аккуратно откроем обе створки, а язычок замка этому не помешает. Так оно все и произошло. Вечером, не дожидаясь окончания выступления школьного вокальноинструментального ансамбля «Синяя птица», мы тихонечко поднялись на четвертый этаж, открыли дверь и затем аккуратненько соединили створки, запе-
Несмотря на то что окна пионерской комнаты выходили на задний двор, любой проходящий мимо действительно мог обратить внимание на ярко освещенное окно на четвертом этаже. Этого мы с Димкой не предусмотрели. Взятый с собой карманный фонарик предназначался, по нашему замыслу, лишь для походов в туалет, расположенный в конце коридора. Читать при его свете, тем более вдвоем, было не очень-то удобно, да и блуждающий свет в комнате мог привлечь еще большее внимание. Расстроенные, мы лежали в темной комнате и уже начинали жалеть о нашей затее. — А давай окно занавесим, — сказал Димка. — Чем? Ватманами? Так они все равно свет пропускают. — Можно спальными мешками. — А лежать на чем? Тем более спать? — Ну давай что-нибудь поищем. Мы принялись в потемках шарить в шкафах, тумбочках и на полу в надеж-
43 сывалось, как жители маскировались от налетов фашистской авиации. Димка придирчиво осмотрел наш труд и сказал: — Надо с боков щели заделать, а то все равно видно будет. — Чем? — Ну, не знаю... — оглядывался Димка по сторонам. — Может, знаменем? — Ты что?! Такого кощунства я от Димки не ожидал. Знамя пионерской организации нашей школы из красного бархата с надписью сверху: «Всесоюзная пионерская организация имени В.И. Ленина», профилем вождя мирового пролетариата и призывом внизу: «Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Совет ского Союза — будь готов!» было для меня настоящей святыней. Оно стояло на специальной подставке в пионерской комнате, справа от него находился горн, слева — барабан с палочками. Знамя выносили на торжественные линейки, а какое-то время я даже сам был знаме-
носцем. Нет, прикасаться к нему я Димке не позволил. Тогда мы решили передохнуть и попить чайку. Налили воды в стакан, сунули туда кипятильник, включили вилку в розетку и поставили всю эту конструкцию на стол. Димка подошел к окну. — Что-то у нас тут все на соплях держится, — подергал он за край палатки. Не успел он договорить, как на него обрушился карниз, палатка и облако пыли. — А-а-а-а! — закричал Димка не своим голосом и почему-то на одной ноге попрыгал к двери и быстро заковылял в конец коридора. Я, с ужасом глядя на учиненный разгром, стал отцеплять палатку от прищепок, размышляя, почему Димка держался за ногу. Ведь я отчетливо видел даже в полутьме, что карниз ударил его по голове, а не по ноге. Краем глаза я вдруг заметил белые искры, вылетающие из-под письменного стола.
Проскользнуть незамеченными нам не удалось. В коридоре нас остановила наша одноклассница и Димкина симпатия Ирка Коломазова
русский пионер №2. апрель-май 2008
риа новости
де найти какой-нибудь подходящий материал для устройства светомаскировки. — Если б знал, — сказал я, — захватил бы с собой двойное покрывало. Я им дома окно в ванной занавешиваю, когда в темноте фотографии печатаю. Сам специально сшил два покрывала и еще ко лечки прикрепил, чтобы удобно было вешать... — Нашел! — перебил меня Димка и вытащил из-под шкафа старую палатку. — Вот здорово! Давай ее как-нибудь на карниз повесим. Мы быстро придвинули письменный стол к подоконнику и стали прикреплять палатку к зажимам для занавесок, располагавшимся на круглых кольцах, скользящих по карнизу. Нас обдало облаком многолетней пионерской пыли, но мы, кряхтя и чихая, отчаянно цепляли зажимы за край палатки. Наконец, довольные, мы гордо спустились на пол, осматривая дело своих рук. Окно напоминало картинку из книжки «Рассказы о блокадном Ленинграде», в которой опи-
«Кипятильник!» — пронзила мой мозг страшная мысль. Я метнулся к розетке и вытащил из нее вилку. Искрить перестало, но сильно пахло гарью. Схватив графин, я вылил из него воду под стол. Ликвидировав возгорание, я пригляделся и обнаружил под столом разбитый стакан. Свернув из газеты «Пио нерская правда» кулек, я собрал мокрые осколки и пошел выбрасывать их в мусорное ведро в туалет. Там обнаружился Димка, который одной ногой стоял на полу, а вторую, босую, держал в раковине под струей холодной воды. — Кипяток из стакана на ногу по пал! — прошипел он, одновременно прикладывая к шишке на голове мокрую тряпку. — А вот не надо было про знамя такое говорить! — гневно заметил я. Но при виде несчастного Димки весь мой гнев куда-то улетучился.
— Ну что, будем укладываться? — спросил я Димку. — Давай. Мы разделись, залезли в спальные мешки и попытались заснуть. Но сон никак не шел. — А ты зубы почистил? — спросил Димка. — Да. А ты? — А я нет. Пойду схожу. Он вылез из спальника, надел ботинки и пошел в туалет в трусах и майке. Вер нулся минут через десять довольный. — Слушай, Мишка, а все-таки здорово! Я, наверное, первый, кто по этим коридорам вот так, раздетый, ходил, — сказал он. — Вряд ли. Здесь во время войны госпиталь размещался, так что тут таких ушибленных и ошпаренных полно было, — злорадно заметил я, все еще злясь на Димку за его дурацкую попытку проверить на прочность нашу светомаскировку. — Спать давай!
Взглянув на Димку, я понял, что сегодня ночью он прикладывал к шишке тряпку, которой обычно стирают мел с доски. — Это у него ранняя седина от сердечных переживаний, — съязвил я и тут же получил портфелем по спине от Димки. — Чего болтаешь-то, друг называется! — ворчал в туалете Димка, засунув голову под кран и пытаясь смыть мел с волос. — На себя-то посмотри. Вид у меня был тоже хорош: пыль и копоть размазаны по лицу, как боевая раскраска у индейца. Взглянув в зеркало, я тоже скорей открыл кран и начал смывать следы наших ночных приключений. Пока мы возились в туалете, прозвенел звонок, и мы, запыхавшиеся и мокрые, влетели в класс с опозданием. — Дневники на стол! — строго потребовала наша учительница по алгебре Зинаида Васильевна, прозванная школьниками Мамой Зиной за излиш-
...Утром р
мы проснулись р у от звука у будильника, у , почему-то
прозвонившего на полчаса позже. Наскоро одевшись и запихав спальные мешки в рулоны стенгазет, злые и невыспавшиеся, мы схватили портфели и бегом помчались в туалет...
— Больно? — Тебе бы так! — ворчал Димка. — И ногу обжег, и голова трещит. — Терпи, казак, атаманом станешь! — подбодрил его я. У Димки даже волосы как будто поседели. Следующий час мы водружали на место карниз, запихивали обратно под шкаф палатку и в темноте, как могли, наводили порядок в пионерской. Настроение было так себе. Потом пожевали печенье и конфеты, запивая их холодной водой. Аппетита не было.
Утром мы проснулись от звука будильника, почему-то прозвонившего на полчаса позже. Наскоро одевшись и запихав спальные мешки в рулоны стенгазет, злые и невыспавшиеся, мы схватили портфели и бегом помчались в туалет, чтобы успеть хотя бы умыться и причесаться. Но проскользнуть незамеченными нам не удалось. В коридоре нас остановила наша одноклассница и Димкина симпатия Ирка Коломазова. — Дим, что это у тебя с волосами? Все белые! — удивилась она и застыла на месте.
нее желание всех опекать. — А сами — к доске. Казалось, неприятности будут преследовать нас до бесконечности: уроки-то мы вчера с Димкой из-за отсутствия света не выучили и решить задачи у доски не смогли. Заслуженные «пары» появились в дневниках и совсем испортили настроение. Но уже через несколько дней мы, весьма довольные собой и немного подтрунивая друг над другом, под большим секретом рассказывали друзьям об этом дерзком ночном приключении.
риа новости
45
русский пионер №2. апрель-май 2008
Настоящий пионер не выносит скуки и однообразия и способен устроить себе приключение на ровном месте
текст: дмитрий филимонов фото: игорь мухин
Благодаря этому очерку читатели получат уникальную возможность приблизиться к вечному: вместе с корреспондентом «Русского пионера» Дмитрием Филимоновым залезть на гору Архыз, где расположена крупнейшая в России обсерватория, и найти там людей, которые имеют полное право позициони- Смеркалось. В буковой роще на склоне ровать себя над схваткой. На горы закричал филин. Астрономы наглазах у изумленного чита- чали просыпаться. Астрономы всегда на закате. Они тщательно теля откроется бездна, звезд просыпаются промывают глаза минеральной водой полна, и совершатся важные «Архыз», потому что глаз — главный научные открытия. орган астронома, а минеральная вода тут течет из крана, и другой нет. Мытые и проспавшиеся, астрономы спешат в лабораторный корпус — поодиночке и стайками. При входе в корпус их ожидает большой поднос с пирожками, которые печет тетушка Фатима. С мясом, капустой, грибами, картошкой, рисом, яблоками, изюмом, сливовым повидлом. Тетушка Фатима печет пирожки астрономам почти тридцать лет. Съев по пирожку, астрономы залезают на стулья и, устроившись поудобнее, смотрят на звезды.
Леша с Васей наблюдают гравитационную линзу на периферии Вселенной. Вы, конечно, подумали, что Вася, прильнув к окуляру телескопа, вращает настройки и радостно вскрикивает: «Вижу гравитационную линзу!», а Леша записывает
показания в журнал и шепчет: «Вась, дай хоть глазком глянуть!». Так было лет тридцать назад. Сегодня иначе. Теперь Леша с Васей прильнули к мониторам компьютеров. Леша клацает клавишами, разворачивая 810-тонный телескоп, который стоит на горе, километром выше лабораторного корпуса. Большой телескоп азимутальный. БТА. Размером с подводную лодку. Увеличивает изображение в миллион крат. — Сто тридцать пять градусов, — докладывает Леша, глядя в монитор, — ветром мотает. — Сильный? — спрашивает Вася. — Три-четыре. — Нормально. — Ага, щас поедем на восток от этого ужаса, мотать перестанет. В переводе с астрономического на русский это значит: глаз телескопа поднят на заданную высоту, но ветер силой четыре балла дует внутрь купола — в открытое забрало. От ветра телескоп качает. Потому что телескоп в масле ворочается. 810 тонн стекла и железа плавают, как сыр в масле. Так надо. Чтобы
Астрономы всегда просыпаются на закате. Они тщательно промывают глаза минеральной водой и спешат в лабораторный корпус — поодиночке и стайками
русский пионер №2. апрель-май 2008
47
... с фундаментальными вы лезете науками? Ну что взять с астрономии? Небесные тела?.. дрожанье земли не мешало смотреть на звезды. Однако масло в штиль — здорово. А масло с ветром — беда. И Леша клацает клавишами, разворачивая 810 тонн на восток. На периферию Вселенной. На искомый объект. И червячная передача, вращая гигантские шестерни, отворачивает купол с открытым горлом забрала от ветра. — В каком фильтре наводимся? — спрашивает Леша. — «Вэ» или «эр»? — Лучше «эр», — говорит Вася, — потому что там кластер и всяких галактик в нем до фига. — Ладно, но я предлагаю не сто сорок, а триста двадцать. — Как хорошо! — радуется Вася, глядя в монитор. — Какая жирная! Соседних галактик, поди, нажралась. Гравитационная линза — это пара галак тик. Одна заслоняет собой дру-
гую, и задняя, по идее, не должна быть видна. Но галактики искривляют пространство. И свет задней огибает переднюю. Поэтому вокруг линзы сияет ореол. Это — кольцо Эйнштейна, увеличенное изображение невидимой галактики. Таких линз обнаружено чуть больше сотни. Прошлой весной Леша с Васей открыли самую большую, самую красивую и назвали ее Космическая Подкова. Про Подкову писали газеты мира. Теперь Леша с Васей обнаружили сложную линзу. У нее два глаза, нос и рот до ушей. Леша с Васей назовут ее Космическим Монстром. Но прежде чем объявлять об открытии, нужно изучить Монстра, замерить расстояние. А для этого надо поймать его в телескоп, сделать сотни снимков, разложить картинки на спектры.
— Алё, ЦПУ, что у вас с телескопом случилось? — кричит Леша в микрофон. — Вы живы? — Почти, — ЦПУ откликается невесело, — управляющая программа зависла. Моторы развернули телескоп, и он уставился глазом в купол. Вася нервно грызет ногти. На изучение Монстра Леше с Васей выделено три ночи. Потому что астрономов на свете много, а больших телескопов мало. Рабочее время БТА расписано на год вперед. Если за три ночи не управятся, то Вася, он же сотрудник Кембриджского университета Василий Белокуров, вернется к себе в Британию, а Леша — старший научный сотрудник Алексей Моисеев — займется другими проектами, потому что он штатный наблюдатель обсерватории. Открытие Монстра придется отложить на год.
49
— Астрономы — чокнутые люди, — говорит Юрий Юрьевич Балега, именуемый в ученом мире Юю. Он кусает пирожок тетушки Фатимы и хватается за зуб. — Ой! Вчера в футбол играли, мячом заехали, зуб шатается. Юю — специалист по новорожденным звездам, астроном, значит, тоже чокнутый. — Через четыре миллиарда лет, — говорит Юю, — когда Солнце превратится в красного гиганта и поглотит Землю, мы с вами станем частью звезды. Мы будем звездами! По ночам Юю наблюдает своих младенцев, а днем подписывает бумаги, ругается с фининспекторами, жалуется на них президенту республики, рассылает заявки на гранты. Потому что Юю — директор об серватории и должен бороться за ее существование. Сейчас он затеял ремонт зеркала БТА. Потому что за тридцать с лишним лет службы телескоп потерял 45 процентов зрения. Иностранные астрономы стали шутить: у русских есть Царь-пушка, которая не стреляет, и Царь-телескоп, который плохо видит. Зеркало БТА — это стеклянная линза диаметром 8 метров, покрытая микронным слоем алюминия. Раз в год алюминий смывают кислотой и напыляют снова. От кислоты стекло портится. Юю нашел новое зеркало. В Германии. За 16 миллионов евро. Академия наук сказала: денег нет. Юю написал письмо мэру Москвы Лужкову. Просил денег, обещал назвать его именем звезду и телескоп и тем самым прославить имя в веках. Ответа не получил. Юю написал олигарху Потанину. Обещал назвать его именем звезду,
телескоп и тем самым прославить в веках. Ответа не получил. Как поет вспоенный минеральной водой Архыза бард Тимур Шаов, Куда с фундаментальными вы лезете науками? Ну что взять с астрономии? Небесные тела? А как их конвертируешь, сопрешь, приватизируешь? С галактик ваших Родине, как молока с козла.
И тогда Юю решил реставрировать старое зеркало, которое валялось на горе и никогда не использовалось, потому что изначально было бракованным — пузырятым. Юю погрузил его на спецгрузовик и отвез в подмосковный город Лыткарино,
Бескин пока не засек сигнала братских цивилизаций, но обнаружил черную дыру над Москвой. — У вас там вечно чтонибудь пропадает, — говорит Бескин на завод, за 1810 километров от Архыза. Теперь он будет три года переоборудовать завод, ставить новые станки, потом два года шлифовать зеркало алмазами. К то му времени телескоп совсем ослепнет. — Ой! — говорит Юю, откусывая пирожок тетушки Фатимы. — Завтра лечу в Москву ремонтировать зеркало и зуб.
У Григория Бескина — МАНИЯ. Это название проекта. Бескин ищет сигналы внеземных цивилизаций. 30 лет ищет. — Чтобы подать сигнал, цивилизация должна построить мощный маяк и вывести его в космос, — рассуждает Бескин. — Маяк должен привлекать внимание. Это должно быть нечто необычное. А что самое необычное во Вселенной? Конечно же, черные дыры. Каждая черная дыра — кандидат в маяки цивилизации. Бескин наблюдает черные дыры. Вообще-то видеть их нельзя. Но если
в небе начинают пропадать звезды — значит, их поглотила дыра. Бескин пока не засек сигнала братских цивилизаций, но обнаружил черную дыру над Москвой. — У вас там вечно что-нибудь пропадает, — говорит Бескин. — Были выборы губернаторов — пропали. Были иностранные гранты — пропали. Вы думаете, что мы сидим на горе и только на звезды смотрим? Не-ет, нам отсюда многое видно! Когда Бескин не занят проектом МАНИ Я, он пишет стихи. С экрана льются сказки Ниагарой, Сизифы строят власти вертикаль. Как хорошо — придумана виагра, Поставит прямо, укрепив как сталь.
Николай Тихонов — специалист по ближним галактикам. Доктор наук. Он купил себе спутниковый навигатор. Чтоб не блуждать в буковых рощах. Когда с гор сходит снег, астроном Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправляется на поиски следов древних аланов. Найденное сдает в местный музейчик. Все самое ценное и золотое уехало в Эрмитаж, а в музейчике остались черепки горшков, пуговицы, женские украшения, наконечники стрел, игрушки. Раньше на горе стояла сторожевая башня аланов. Из каменного плитняка. Когда на горе стали строить телескоп, башню разобрали, камень пустили на фундамент купола. Городу аланов, что у подножия горы, повезло больше. Сохранились три византийские церкви и часовенка. Самого-то города нет, его Тамерлан превратил в руины. Но церкви не тронул. Потом, когда русские завоевали Кавказ, город открыли заново. Горцы держали в храмах овец. Православные монахи выгнали овец, горцев и довершили тамерланово дело — разрушили город до основания. Чтобы из камней соорудить братский корпус, дом настоятеля, ночлежку для паломников. Самый древний храм отремонтировали, нахлобучили маковку и стали служить.
русский пионер №2. апрель-май 2008
— Как дела, ЦПУ? Есть надежда? — Надежда умирает последней, — молвит ЦПУ. Неисправность устранена. Однако ветер усилился. При скорости ветра 15 метров в секунду ЦПУ закрывает забрало. Вася будет грызть ногти до рассвета.
А совсем недавно местные реставраторы внесли свою лепту в начатое Тамерланом и монахами. Заделали дыры в стенах церквей бетоном, вымостили храмы тротуарной плиткой, вдолбили в древнюю кладку железные столбики для цепей. Однако на цепи уже не хватило денег. Каждое лето к астроному Тихонову приезжает из Москвы жена Оля. Она работает в Московском Кремле. Археологом. Крупный специалист по древним тканям. Тихонов водит жену по горам, показывает найденные им гробницы аланов. Оля перебирает камни, находит кусочки иранской парчи, колхидского войлока, кладет полуистлевшие обрывки в конверты, склеенные из карт звездного неба. У Тихонова этих карт… Первые исследователи города обнаружили в одной из церквей остатки фрески с греческой надписью «Святой Николай,
Владимир Владимирович Соколов ходит в церковь, что в городе Аспе. Он — специалист по гамма-всплескам. Первые спутники-шпионы несли на борту счетчики Гейгера, чтобы фиксировать ядерные испытания вероятного противника. Два-три раза в год приборы обнаруживали всплеск гамма-излучения. Американцы первыми поняли, что это не испытания, а процессы во Вселенной. Но что за процессы? Астроном Соколов выяснил: гамма-всплески совпадают со вспышками в дальних галактиках. Отождествил оба явления. И доказал: это взрываются гигантские звезды. Они взрываются каждый день, по нескольку штук зараз, и чем совершеннее будут приборы, тем чаще они будут фиксировать взрывы. Звезды лопаются, как мыльные пузыри! Страшная картина. Осмысление вселенского катаклизма привело Соколова в церковь. До недавнего времени в церкви служил Витя Плотников, «солнечник», специалист по Солнцу. Однажды Витя увидел Бога, бросил астрономию, ушел в священники. Сейчас его перевели в другой приход, а на смену прислали молоденького отца Дмитрия. Злые люди спалили поповский дом при храме, так Юю выделил отцу Дмитрию и матушке Марусе квартирку в поселке астрономов. — А что? — говорит специалист по гамма-всплескам Соколов. — Мы одним делом заняты — в небо смотрим. На Пасху в городе Аспе крестный ход будет. А после астроном Соколов поведет крестный ход на телескоп. На экскурсию.
Иностранные астрономы стали шутить: у русских есть Царь-пушка, которая не стреляет, и Царьтелескоп, который плохо видит покровитель Аспе». Логично предположить, что Аспе — название города. «Нет, — сказали маститые историки, — такого не может быть». Во-первых, город Аспе уже есть. В Испании. Во-вторых, это слово не аланского, а явно сарматского происхождения. — Да, есть такой городишко в Испании, — сердится Тихонов, — семь тысяч населения. Да в нашем городе тысячу лет назад больше народу жило! Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправляется в горы. Искать следы сарматов. И находит. В этих местах много всяких народов жило. В апреле астроном Тихонов едет на конференцию археологов. С докладом. Будет доказывать, что это — город Аспе.
Сергей Маркелов поставил цель: пробежать 40 тысяч километров. — Почему сорок? — Это окружность экватора. Маркелов бегает в гору и с горы, тудаобратно. Других вариантов тут нет. 11 тысяч уже пробежал. Маркелов — завлаб перспективных разработок. Без его разработок ни одно открытие не состоится. Телескоп — это
51
Сергей Маркелов поставил цель: пробежать 40 тысяч километров.
Владимир Владимирович Соколов ходит в церковь, что в городе Аспе. Он — специалист по гамма-всплескам.
Евгений Чинцов — специалист по звездным ветра м.
— Сто тридцать пять градусов, — док ладывает Леша, глядя в монитор, — ветром мотает.
Юрий Юрьевич Балега, именуемый в ученом мире Юю. Вася, он же сотрудник Кембриджского университета Василий Белокуров.
Когда Бескин не занят проектом МАНИЯ, он пишет стихи. Астроном Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправляется на поиски следов древних аланов. Найденное сдает в местный музейчик.
русский пионер №2. апрель-май 2008
Анатолий Борисенко — ведущий инженерэлектроник
Прием закончился в два часа ночи по звездному времени. У астрономов свое время, у них дней в году больше, их сутки на четыре минуты длиннее человеческих фотообъектив. Сам фотоаппарат, «тушка» со всеми его матрицами, выдержками и диафрагмами — забота Маркелова. Для разных наблюдений — разные «тушки». Маркелов и его люди изготавливают приборы на станках и станочках с цифровым управлением. Люди закладывают в компьютер программу, и станочки сами по себе точат, пилят, сверлят, паяют. Раньше наблюдателя закладывали в стакан телескопа. На одном конце зеркало, на другом — стакан. Зеркало фокусирует картинку в стакан. Внутри — фотокамера и наблюдатель. Роль наблюдателя — вовремя менять фотопластины. Все, кто больше двадцати лет работает в Архызе, прошли через стакан. Юю, Бескин, Тихонов, Соколов… Прежде чем отправиться на дежурство, наблюдатель должен был
как следует опростаться. Важно — не пить накануне много. Наблюдателя одевали в летный костюм с подогревом и запускали на всю ночь. Телескоп медленно вращается — вслед за звездами, наблюдатель летит в стакане, меняет пластины. Чихнуть хочется — нельзя, кадр испортишь. Чесаться хочется — не дотянешься. Но пытки кончились. Сейчас в стакане летают аппараты Маркелова. — Вот эта железка битком набита математикой, — объясняет конструктор. — Там куча у-ультрасовременных процессоров. Это у-ультрадорогая железка. Ладно, вы тут пообщайтесь с ребятами, а я пойду покурю. — Так вы же бегаете! — Еще я пью и грязно ругаюсь матом, — веселится Маркелов, — но свои сорок тысяч я все же добегаю.
Вчера астрономы принимали коллегу из Белграда. — Лука, водку будешь? — спросили астрономы. — Да, — ответил серб. Прием закончился в два часа ночи по звездному времени. У астрономов свое время, у них дней в году больше, их сутки на четыре минуты длиннее человеческих. Утром Юю улетел в Москву, астроном Маркелов побежал в гору, астроном Соколов пошел в церковь, астроном Тихонов, назначенный дежурным экскурсоводом, повел на телескоп школьников. После экскурсии принято писать чтонибудь в книге отзывов. Там есть одна короткая запись: «Звездец!» ■■■■
Нижний Архыз, Карачаево-Черкесия
Утром Юю улетел в Москву, астроном Маркелов побежал в гору, астроном Соколов пошел в церковь, астроном Тихонов, назначенный дежурным экскурсоводом, повел на телескоп школьников
русский пионер №2. апрель-май 2008
53
Всегда готов
третья четверть 55
русский пионер №2. апрель-май 2008
инга аксенова
Диктант. Зимы не будет. О процессе размораживания страны. Сочинение. Парни из сплава. За что они любят адское пекло. Работа над ошибками. Вперед жаре навстречу. Как извлечь пользу из глобального потепления. Природоведение. Снег в Сахаре. Как взмокла пустыня. Дневник наблюдений. Так плавился мозг. Кошмары африканской командировки. Спецпроект. Красота в натуре. Женская баня со стереоэффектом. Письмо из будущего. Оттепель. Рассказ Дмитрия Глуховского. Полезные советы. Как выжить в жару.
текст: игорь мартынов рисунки: варвара полякова
В диктанте, открывающем главную тему номера, Игорь Мартынов ставит вопрос: а готова ли страна, известная своими зверскими зимами, На культ жары способны только мы — к потеплению, а может, даже заиндевевшие. Ведь и птица наша — не с его трухой и пеплом, наша и к последующей жаре? Не Феникс птица — Жар, веселым огненным крыопасны ли тепличные усло- лом кромсает серый свод родной вия для общества, привык- Тычекукуйшины! шего к глубокой заморозке? Все идет к тому, что жарко будет не только небесам. Жарко будет на земле, на русской, причем уже при жизни: сам климат путем глобального потепления перешел на нашу сторону, направив солнечный удар на мерзлоту! Заполярные авокадо, киви из тундры — уже не блажь, не фантазм, а потребительская корзина. Экологи скажут — мол, это же катастрофа. Но мы-то знаем — это справедливости торжество, этот день мы приближали, как могли! Каждый по-своему, на своем месте, по мере сил. Кто-то стоял у мартеновских печей, пошевеливая лаву. Кто-то строил мегаяхту с золотыми писсуарами, чтоб вопреки природной логике, всем льдам назло хотя бы 15 минут — но пролететь по Московскому морю, как по Карибам! Кто-то готовился к потеплению внутренне, закаляя жилы менделеевской огненной водой. Кто-то, уловив зоологический тренд, сделал ставку на верблюдов, построил им питомники, предвидя их скорую гужевую роль. Ну и конечно — отдельное спасибо скважинам Родины! В каждом барреле — кусочек солнца, причем с очередными торгами на Нью-Йоркской бирже — все больше кусочек, все ярче луч! А ведь все, что нужно было — собрать робкие ростки, начинания, порывы
и пред течи в единый федеральный кулак; стабилизировать, утрамбовать державу — и вот в итоге отступили холода, и жить стало лучше, жить стало теплее! И что же удивительного, что зимние Олимпийские игры пройдут на летнем курорте?! Под знаком прыткого дельфина?! Как сказал поэт-песенник: «Зимы не будет!». Хватит уже, баста, назимовались, наморозились — перекуем унты на шлепанцы! Не все же танцевать от печки, не все ж пугливых зайцев ловить по льдинам — пора войти в горячку не перебежками, а всерьез и надолго, обживая катаклизм. О, как же мы стремились на юга, как бежали в сапогах по росе к океану, к Индийскому, далее — везде! В пески Туркестана, под белое солнце пустыни! В походе теряя лучших Петрух, отдавая сердца паровозным топкам, а выручку — Фиделю. И юг откликнулся, сам к нам пришел, явился с повинной. За все былые стужи и ознобы, за выслугу мерзлых лет— мы удостоились. Мы выстрадали этот гардероб — ходить по собственной земле расслабясь... в обвислых трениках, в кроссовках и топлесс... нам уже можно свернуть русскую мысль в газетную панаму на башке, чтоб не зашибло солнцем... у нас теперь неистовый ремонт и карнавальная работа! Дети Бахтина, оставив следы на пыльных тропинках далеких планет, на Земле Санникова — желают теперь оставлять следы исключительно восвоясях, на све-
Впервые так удачно все совпало: верхи и низы едины в своей жажде релакса. Природа упразднила холода. И не надо перекидывать тудасюда реки и строить путь железный, а короче БАМ
жих травах, гольфовых газонах, на ванной плитке — лучше испанской... Закупленные в загородный дом унитазы шведской фирмы Густафсон с двумя сливными кнопками белеют как пьедесталы наших баснословных побед — на них уже можно сидеть, хотя в них пока нельзя еще делать, они не полностью подключены... Кругом шатры, чайные домики — горячий Вавилон наш раскорячен стройкой! Только подумаешь — все, моя хата с краю, а глядь, к ней уже следующая прилепилась. И снова ты в гуще революции мещанской — в пылу, в жару. Ветераны ледникового периода расходятся по домам, добив последнего Троцкого, сдают ледорубы на нужды воскресного аттракциона в парке имени отдыха и удаляются, в облипку с окольцованными жар-птицами, тестировать на прочность ортопедические матрацы.
Суммарно разморило всех — естественно, с разной степенью комфорта согласно властной вертикали… Рука лениво подкручивает газовый вентиль, добиваясь выгодной регулировки: война за место под солнцем закончена, борцовские натуры, бунтари и инсургенты больше не в цене. Но давайте же спросим себя: вполне ли готовы мы к пляжной эре? К эпохе великой праздности? Сбросив с плеч долой свои песцовые и норковые телогрейки — достаточно ли мы обтесаны фитнесом, чтоб не распугать человечество в своем новом, беззаботном амплуа? Планета смотрит на нас! И, взойдя на углеродах, как на стероидах, должна образцово напрячься мышца, и расправятся складки былых дум. Впервые так удачно все совпало: верхи и низы едины в своей жажде релакса. Природа упразднила холода. И не надо перекидывать туда-сюда реки и строить путь железный, а короче БАМ. Тихая, микроскопическая нанотехнология — вот максимум усилий, который мы себе можем позволить. Сейчас главное — не спугнуть, не сглазить благодать. Бездействие становится самым востребованным талантом! Конечно, потери неизбежны. На пример, скорее всего нам больше не придется испытать счастливых перипетий подледного лова. И назревает покупка холодильника — ибо не вывесишь, как бывало, суповой набор в авоське за форточку, чтоб он там мерз до минус восемнадцати. Но самое главный барьер — мы так привыкли к боям и подвигам… к тому, чтоб брать одну шестую суши на грудь, как тяжеловесы: зажав пузо, чтоб пупок не развязался, поясами северных широт… Мы так привыкли вы живать в стужу — справимся ли мы с тепличными условиями? Не заскучаем ли, удержимся ли в летаргической полуденной дреме под москитной сеткой сверхгосударства или опять сорвемся, улетим — куда-нибудь в космические холода, в мерцающий морозный иней звезд? Презрев законы сохранения тепла.
русский пионер №2. апрель-май 2008
57
текст: владимир лепилин фото: алексей куденко
Из этого экстремального репортажа специального корреспондента «РП» станет понятно, откуда берутся люди, ежедневно уходящие на работу в адское — Так а куда гнать-то, — бросив руль, пекло и главное — что их — Это ж какой-то Северный полюс, — была наша первая реплика единственноразвернулся он к нам. — Тундра кругом. держит там, где даже техни- му таксисту, прорвавшемуся через 30 Здесь и заборов вокруг тюрем не было. ка от перегрева выходит из снежных миль и заносов в норильский Зачем? строя. Читателю гарантиро- аэропорт Алыкель. Он вдруг загрустил, словно вспоминая ваны ожоги, лава, священ- —Ерунда, — пробубнил водитель, пережитое. Потом встрепенулся: позволяя ветру ерошить на расхристан— Про металлургов будете писать? ный ужас. ной груди волосы. — Вот если к вечеру Про вредников? Так они там все вредничерная пурга завернет, вы отсюда и через неделю не улетите. И сразу как-то обрели очертания реальности интернетские постеры о том, что Норильск — это край бесшабашной дерзости, абсурдных противоречий и сердечности на контрасте. Это самый северный город земли, где дома сваями втаяли в вечность. — Тут как-то прямо в городе выставили бетонную скульптуру пионерки с винтовкой, — сиял золотом зубов таксист. — Народ ходил, гадал — что за баба? Ведь пионеров всех ликвидировали. Пионерок, как ни странно, тоже. Кучу разных баек навыдумывали. А оказалось, это одна строительная фирма с материка марку бетона в заполярных условиях испытывала. Хреновый бетон, — подытожил он. — Через три зимы пионерка рассыпалась. — У вас здесь и машины не угоняют?
ки. Больше пятидесяти не живут. Но — деньги. Возле знака «железнодорожный переезд» он тормознул, как будто пропуская невидимый поезд. Поезда не было. Сугробы высотой чуть не с хрущевку лежали вокруг. Из метели, словно призраки, время от времени проступали рекламные билборды. Сюжет их был овеян пафосом советской эклектики. Мужики в касках с лицами бронзовых статуй варили в исполинских печках руду. И даже по плакату было видно, какая нестерпимая стоит там жара. — Вон они, — как-то недобро кивнул таксист. Нехватку тепла Норильск компенсирует радужной окраской и средиземноморской архитектурой. Рестораны увешаны египетским декором и окликают знойными названьями. Многие девушки носят африканские дреды. А эмбле-
... — От чего? — От серного газа....
а то крышу снесет.
русский пионер №2. апрель-май 2008
59
ма культурно-образовательного фонда Ми ха ила Прохорова — не какойнибудь банальный для аборигенов олень, не полярный волк, и даже вовсе не мамонт, из бивня которого здесь многие сувениры. Эмблема этого фонда — крокодил.
Чтобы попасть на медеплавильный завод, нужно почти километр идти по
— От серного газа, паров соединения меди и никеля. Присутствуют незначительные примеси ртути и свинца. — Мои любимые пары, — чтоб хоть что-то сказать, говорю я. Мы открываем дверь, спускаемся по сту пеням. Металлурги нам потом расскажут, что некоторые чиновники, как впечатлительные дамы на балу, валились прямо на первой ступени. Мы преодоле-
ленный конвертер. Перед окном на пульте рычаги. Когда медь сварена, а никель вместе с железом и шлаком всплыл наверх, старший конвертерщик Николай Берстенев садится за рычаги, как видавший виды тракторист, и управляет бочкой. Срывается как шальной, выбегает, смотрит чего-то себе. Шланг уже бьет по пузу. Он нервно водружает его на место, хватает кувалду, сбегает лицом вперед
длинному коридору с желтым светом в плафонах. Получить спецодежду из рук кладовщика девушки Маши. Спецодежда — это каска, куртка и штаны из толстого войлока. И валенки. — Зачем в плавильном цехе валенки? Там же пекло! — А еще там искры, которые любую хэбэшку и ботинки прожигают в секунду, — говорит нам главный инженер, отряженный в проводники. По коридорам снуют загадочные люди, у каждого в уголке рта шланг, уходящий куда-то за пазуху. В другом уголке у некоторых тлеет сигарета. Все это напоминает мизансцены в спектаклях чудного румына Ионеско. — Глаза должны наполниться слезами, — наставляет нас инженер. — У меня уже. — Рано, — отрезает он. — Маски не снимать, а то крышу снесет. — От чего?
ли третью. Значит, уже выход в космос. Цех наполнен желтым дымом. Про бивающийся из исполинских окон косой и тугой свет, кажется, можно даже потрогать. Все вокруг лязгает и ревет сиренами, как будто на полную мощь врубили диск с «Апокалипсисом» Шнитке. А под потолком, весь в дыму, под эту какофонию, словно Бэтмен в очках, летает по рельсам в кабине крановщик. — Медь варят там, — силясь перекричать шум, заорал, оттопырив маску, в ухо инженер. — Бочка называется конвертер имени Ванина. Сверху через такое окно крановщик загружает из ковша уже расплавленную руду. Туда вдувается воздух. Медь отделяется от никеля и железа. Сера выжигается. Из дыма рядом с бочкой показывается вагончик. Он стоит на железных сваях. Интерьер его незамысловат. Стулья, стол, чайник и телевизор, который показывает одно и то же черно-белое кино — раска-
и подлезает под бочку. Несколько гулких ударов, снова вверх, в руках уже лом. Он шурует им в бочке, вынимает, смотрит, думает, и опять за рычаги. Я сижу смирно, боюсь шелохнуться и за дать вопрос. Да и рот маской занят. Он снова выбегает из вагона как ошпаренный, сует в бочку лом, тот медленно тает. Бочка, которая выглядит как баклажан на шампуре, накреняется, брызжут искры, жидкое солнце сливается в ковш. Внизу человек с таким же шлангом во рту жестами показывает крановщику амплитуду движения. Тросы никак не надеваются на уши ковша. Чеовек беззвучно шевелит губами. Судя по сдвинутым бровям, матерится. Наконец у него получается. Махнув что-то рукавицами Берстеневу, он уходит за ковшом, так же жестикулируя. Раскаленный ковш уезжает. Берстенев входит в вагончик. Соска отброшена. Рукавом стряхивает со лба пот.
где пробило — кранты. Там и останешься рядом с лентой...
русский пионер №2. апрель-май 2008
61
У старшего конвертерщика сиплый голос и глаза в красных прожилках. — А как вы определяете готовность расплава? — неожиданно для себя сформулировал я. — А первобытным методом. Как те зэки еще, которые этот завод строили, а потом на нем работали. По-другому пока не получается. Короче, только на чутье работаем. Формовку сунул, вытащил и смотришь по цвету — либо песочку сыпануть, либо воздух убавить. — Формовка — это что? — А ломик вон. — Я видел, он сгорает напрочь. — Так мы и сами плавимся, — смахнув очередной ручей пота, отчего-то развесе-
му стараемся не лазить. Обычно помощника берем с собой. Где он, кстати? — Берстенев глянул по окнам, не разглядел. — Пить, наверное, пошел. Салабон. Ну, пусть хлебнет, покуражимся. — Как это? — Жара даже здесь в вагончике, где, чувствуете, вентиляция, бывает, зашкаливает за сорок. А возле бочки проводишь почти половину смены. Истечешь весь. Сера все глаза выест. — Еще бы, в таком-то облачении. — А в другом нельзя, — Берстенев кинул в стакан с недопитым чаем бычок сигареты. Глотнул воздуху из шлангасоски. И тут же прикурил следующую. — У меня, вот видишь, вся левая
— Джин! — почему-то крикнул Коля и снабдил это выражение смачной ма терной тирадой. Он стоял за пультом у окна. Лицо его светилось инопланетным зеленым светом. Из сопла бочки летели искры величиной с деревенский лопух. Я инстинктивно пригнулся. Краем глаза успел заметить, как мужик внизу, повелитель ковшей, уворачивался от лопухов и как будто изображал какой-то языческий танец. Но рабочего места так и не покинул. Бочка, как намешавший виски с вином джентльмен, продолжала рыгать раскаленной лавой. Несколько блямб упало на вагончик. Крыша зашипела гадюкой.
лился Николай. — Температура плавления меди — 1200 градусов. У бочки иногда, бывает, доходит до 70. В общем, тепло. Я вообще свою работу крематорием называю. Поначалу в обморок падал. — А теперь? — Теперь привык. Хотя и сейчас, особенно наверху, — он кивком указал за окно, — где лента с песком… Отверстие если забилось, лезешь, а весь газ же, вся жара эта наверх идет. Там хоть и короба воздушные стоят, и дырки есть на улицу, все равно вентиляция не справляется. А если соску где пробило — кранты. Там и останешься рядом с лентой, — продолжал веселиться он. — Потому мы по одно-
сторона этой суконки прожжена, — он повернулся, на войлочной спецовке виднелись следы очереди из Калашникова. — А еще только полмесяца проносил. Когда подходишь к фурме шуровать, искры вылетают. И под бочку лазить приходится, пробивать. Боже упаси потом почесаться. В кровь все расцарапаешь. По первости чуть не до развода с женой доходило. Домой приходишь, с ног валишься. А она: «Кто те всю спину расцарапал?» Я говорю: «Крановщик, бля». Конвертерщик вдруг подскочил, ринулся к рычагам. Привезли очередной ковш руды. Башка кружилась, по спине текло.
Старший конвертерщик Николай Берстенев был сосредоточен за пультом, как пилот сверхзвукового истребителя. — Заболтался урод, — самокритично замечал он, — перегрел. — То есть? — уже не снимая маски, как через противогаз клокотал я. — Ну, бочка пустая была. А я еще тот, прежний штейн немножко запалил. А тут она еще больше нагрелась. Там шлак остался, в котором железо и ни кель. А железо с медью не дружат, когда ливанули, пошла реакция. И вот, — он вдруг как-то резко успокоился: — Это еще ничего. Бывает, перегреешь так, что конвертор в секунду
... думаешь, к черту, последний год. А в отпуск приедешь, и тоска. По этой печке...
русский пионер №2. апрель-май 2008
63
пус той остается. Один раз на третьем конвертере всю будку медью заплавило. У него висела рация на кабине. Вот та кой комок остался. — А от крановщика? — Да че ему будет. Он ведь тоже уже по первым каплям видит реакцию. Если что, шторки задвинул — и в домике. — А что это вы за заклинание произнесли, когда бочка стала плескаться?
морозного воздуха глотнул и уже лю бишь все это вокруг — снег, тундру эту чертову, людей. Взгляд на мир другой становится. Теплее, что ли, начинаешь относиться к жизни? Не знаю. Тоже вот философия. Действительно космонавты. Слезы то выступают, то сушатся снова. Фраза «жар костей не ломит» уже кажется мне не народной, а выдуман-
действий крановщика, он крутит двумя руками, словно хочет взлететь или выполняет упражнение из утренней зарядки «мельница». Потом резко левой рукой «ломает» в локте правую. — Это какой-то профессиональный сленг? — Ага, — цедит он сквозь соску, при этом не бросая процесса. — И что это значит?
— А, — смеется он. — Джин — это у нас так зеленое пламя называют, которое за лопухами летит. Коля рассказывал азартно, но не бравируя. Словно для него это привычное дело — щекотать пятки Фортуне. Впрочем, 20 лет играет так мужик. Кандидат в мастера спорта по самбо Николай Берстенев приехал в Норильск из городка Сокольники Тульской области, как он формулирует, за длинным рублем. Автомобиль «Волга» нравился ему. Вот он и поехал. Думал, года на три. «Волга» сейчас ржавеет в гараже в том же городке Сокольники Тульской области. А его, твердит он комсомольскую фразу, Север не отпускает. — Но сами же говорили, крематорий? — Ну, в общем, да, — задумывается он, то и дело прикладываясь к соске, как к кальяну. — Тут, в этом аду, на этой раскаленной сковородке, наработаешься восемь часов. Потом на улицу вышел,
ной для красного словца. Ломит. Еще как. Наивно полагая, что внизу, где ходит по пролету повелитель ковшей, будет легче, я спускаюсь к нему. Мужика зовут Дмитрий Сергеевич. И никак иначе. 35 лет. Долж ность — стропальщик. Он ходит за раскаленными ковшами по всем отделениям. Он нянчится с ними как с детьми. Я хожу за ним. Говорим урывками, потому как дышать, шествуя за ковшом, невозможно. Дмитрий Сергеевич, он, по сути, такой шахматист. В голове держит уйму комбинаций с ковшами. С порожними и полными, из-под шлака и из-под меди. Перепутать никак нельзя. Нужно продумать путь так, чтоб в одном месте забрать пустой ковш, довезти его до печи, там взять с медью, довезти до анодного, а оттуда забрать со шлаком и спровадить в конвертер. Так работает. А еще умудряется материться. Жестами. Например, огорчившись от
— Это значит, х…в ему полную тачку, — предельно серьезно отвечает стропальщик. — А он что? — А он д...еб, — цедит Дмитрий Сергеевич. — Он, типа, выше этого. Не реагирует. Он у нас Конфуция изучает. Говорю ему, заденешь лестницу. Что ты. Он зоркий, как Будда. У него третий глаз. — Это несколько из другой оперы. — Да иди ты. Дмитрий Сергеевич сосредоточен. Волосы потными сосульками прилипли к его лбу. — Давно стропалем? —Семь лет. — А смена у вас тоже восемь часов? — Четыре, — не глядя на меня, бубнит он. — За смену километров пятнадцать отмотаешь. Он снова всовывает в рот шланг. Не хо чет говорить.
65
русский пионер №2. апрель-май 2008
с таким же шлангом во рту жестами показывает крановщику амплитуду движения...
Берстенев случайно обмолвился, что стропальщик жил когда-то в Красноярске. В Норильск «из-за бабы попал». Случай классический. Застукал, манатки в чемодан и куда глаза глядят. Они глядели в тундру. — Здесь таких много, — говорил Николай. — Но крематорий всех лечит. Выла сирена на кране. Медь клокотала в печи как живая. Лицо скукоживалось печеным яблоком. Из доменной печи почему-то торчало бревно. Один конец его был привязан к тросам крана. Кран дергал за стальные веревочки, бревно ходило ходуном и размешивало медь. Сопровождавший нас инженер объяс-
тоньше, и под действием электролиза чистая медь с этих пластин перейдет на тонкие. А никель, золото и платина осядут. Этот шлам по трубам перегонят в цех, там, за колючкой, высушат его, расфасуют в виде порошка и отправят в Дудинку. А там уже по Севморпути в Мурманск или Архангельск. Вот, собственно, и все. — Выходит, вы эти деньги каждый день ковшами ворочаете. — Ну да, — молотит он ломом в залипшее дышло и отскакивает от пламени. — А че нам до тех денег? У нас среди работяг самая большая, можно сказать, зарплата. В зависимости от премии
нил, что таким способом выжигают остатки серы. Бревно сгорает, сера улетучивается. А с другой стороны печки по желобу стекала горящая лава. Конвейер двигался по кругу, как карусель, подставляя под ручей порожние формы. Затем машина с шипеньем окунала эти в формы в воду и переворачивала на ребро в прямоугольный ковш. Эти громоздкие пластины назывались анодами. — И что с ними дальше? — спросил я плавильщика Вячеслава Ярова. — Дальше эту медь отправят в катодное отделение. Там напротив этих пластин установят такие же, только гораздо
тысяч 60 выходит. Есть еще так называемая прохоровская, это как 13-я раньше. Там что-то 20—30 получается. Ну и соцсоревнование, понимаешь, опять же. — До сих пор? — Ну это мы так называем. За каждый оборот процесса, за каждый ковш баллы начисляются. Но деньги не главное. — В смысле? — Работа интересная. Можно сказать, творческая. Прикипаешь к процессу, как лопух к мульде. Здесь подыхаешь, думаешь, к черту, последний год. А в отпуск приедешь, и тоска. По этой печке. По огню, может. Не знаю. Он рассказывает об этом сбивчиво, нескладно, поэтому стесняется своей
неумелости вытаскивать нужные, сакраментальные слова из сердца. — Вот все говорят, надо десять лет работать и баста. Но никто не уходит. — А вы сколько? — Пятнадцать. — Тоже мечтаете после пенсии, как у вас говорят, на материк махнуть? — Да че я, идиот? Наши люди там больше пяти лет не живут. — Почему? — Не знаю. И потом я же местный. Пятнадцать лет назад Яров работал в одной газете фотографом. Потом, говорит он, клоуном быть надоело. Ушел к огню. Сначала слесарем, а теперь вот, по его выражению, соску грызет. — У нас и в самом деле на эти шланги некоторые деятели придумали детские соски надевать, — улыбается он. — Они их отрезают наполовину, а все равно, дышишь-то рывками, долбанул ломом — вдох, а воздух огненный, резинка слиплась. Хватанул серы, в башке помутилось, а тут медь течет. Говорили, что надо эти детские соски в керосине вымачивать, чтоб не слипались. Туфта это все. Мы уж будем просто шланг грызть. — А зубы как? — Стачиваются, — усмехнулся он. — Дырища такая образовывается между челюстями, палец спокойно проходит. — И что? — А ничего. Крепче стискиваешь, так легче ломом махать. Я никак не мог понять, издевается он или говорит серьезно. — А молоко за вредность дают? — Да я это молоко терпеть не могу. Лучше б спирту дали. Он, говорят, хорошо весь этот свинец выводит и прочую фигню. Но ты понимаешь, и спирт не берет! Как стал здесь работать — водка не действует. Ведро надо выпить, чтоб конкретно опьянеть. Поэтому пью я теперь мало, но основательно. В том году на материке был, так душевно с товарищем сидели. Я даже на самолет плюнул. Допивать остался. А ты говоришь — деньги. Яров щелкнул бычком в порожнюю мульду, взял лом и пошел сливать медь.
67
русский пионер №2. апрель-май 2008
... из вагона как ошпаренный, сует в бочку лом, тот медленно тает...
текст: василий голованов фото: наталья львова
Конечно, тревожно: годы подряд в России такие летние зимы, когда в Заполярье вот-вот зацветут авокадо и ледоколы выйдут из употребления — льда-то практически нет! Но не бывает худа без добра — этот пионерский принцип исповедует наш научный обозреватель Василий Голованов, кото- Так что же, граждане, нам, россиярый безусловно убедит вас нам, делать с потеплением?! Ну пусть в том, что русские именно там, в Африке, урожай будут снимать один раз в три года, как было раньблагодаря глобальному по- не ше, а один раз в девять лет, а в Юж теплению наконец-то займут ной Америке скукожится весь басто место, которое им и поло- сейн Амазонки. А у нас — что? жено на Земле, а именно — А вот что: в условиях экологического у России впервые появляется главное. И вот как это будет. кризиса шанс. Во-первых, мы глубоко материковая страна. Во вторых, за годы после перестройки мы практически лишились промышленности (что весьма благоприятно сказывается на экологии), если не считать развитый нефтегазовый комплекс. Но у России есть и другие, если кто забыл, богатства. А мы напомним: двадцать процентов мировых лесов, 20 процентов пресной воды, 30 процентов неосушенных болот, которые влияют на мировой климат и помогают удерживать его в норме. Обеспечивают стабильность климата. И я спрашиваю: а что мы получаем взамен от цивилизованного мира, который, по сути, пользуется нашей экологией?! Ничего не получаем! Так вот, господа. Шутки в сторону. Мы не только знаем о глобальном потеплении. Мы живем в нем. При этом глобальное потепление в Европе и Америке — отнюдь не пустой звук. Это, как выяснили психологи, один из главных страхов
мужской части населения. Чего боятся мужчины? Они боятся потерять. Уютные прибрежные виллы, яхты, привычный образ жизни, сверхприбыльный курортный бизнес, свое место в мире… Черт возьми, а ведь дело может не ограничиться только этими потерями! И никто не знает, чем в случае неблагоприятного сценария развития событий придется поступиться… В этом смысле мы, со своей природой, являемся гарантами того, что там, на Западе, не станет хуже, что чистой воды хватит на всех, что мы удержим климат, по крайней мере в Северном полушарии. Но за это нам надо платить. Это будет честная плата за страх потерять и за привычку жить в условиях, которым в России по привычке люди завидуют. А пришла пора, соотечественники, чтобы они позавидовали. Да, мы не будем производить ничего, кроме нормальных природных условий. Но ведь и Арабские Эмираты не производят ничего, кроме нефти. Просто на каком-то витке цивилизации нефть оказалась продуктом №1, необходимым для функционирования мировой экономики. Сейчас на первое место выступают нормальные природные условия. Регионов с такими условиями на Земле осталось немного. Россия. Канада. И немножко Бразилия. Есть страны, которые свой потенциал давно съели.
69 чтоб никаких захоронений отходов, самовольных рубок леса, никаких пикников с разбрасыванием опорожненных бу тылок. По крайней мере, у нас в России. «Экологическая стратегия» должна стать приоритетом нового российского правительства. Мы не одни такие умные. И кто победит в мировом первенстве по экофутболу — Россия,
бежен кризис, из которого выхода уже не будет… В результате большая часть человечества вымрет. Ибо природа строго регулирует численность видов. Если сегодня каждая семья захочет иметь по два автомобиля, полгектара земли, 400 литров чистой воды на человека в день — ресурсов не хватит. Отсюда вывод: Земля не прокормит более 6 миллиардов человек (а уже сейчас население планеты перешагнуло за 6,5 мил лиарда). А некоторые вообще считают, что оптимальное число жителей на Земле — один миллиард. Этот миллиард — так называемый «золотой миллиард» Европы и США — может жить, ни в чем себя не ограни чивая, в полной роскоши и комфор-
Наконец-то определилось наше место в международном сообществе — мы работники главного национального парка планеты. В освоении такого «заповедника», как природа России, работы хватит на всех!
Канада или Бразилия, еще вопрос. Одно радует — без нас не обойдутся. Уже все понимают, что современная цивилизация существует за счет неравенства. За счет того, что прожиточный минимум какого-нибудь жителя Сомали в сотни раз ниже, чем уровень жизни рядового американца и в десятки раз ниже уровня жизни рядового россиянина. Если все выберут средний «американский» уровень потребления, то неиз-
те. Но в таком случае остальное население долж но совсем уйти. Устраивает ли нас этот сценарий? Отнюдь! Мы потребляем в десятки, а то и в сотни раз меньше ресурсов и продуктов, чем жители США, и не понимаем, почему в уго ду их привычному образу жизни мы должны то ли вымирать, то ли потреблять еще меньше! Наконец-то определилось наше место в международном сообществе — мы работники главного национального парка планеты. В освоении такого «заповедника», как природа России, работы хватит на всех! Если по уму распорядится теми богатствами, которыми мы испокон веку обладали и обладаем — «прорыв» России обеспечен. Добро пожаловать к нам, потепление!
русский пионер №2. апрель-май 2008
Допустим, Голландия или Велико британия. Изумительная картинка: до мики, склоны, фермы, пастбища… Но это — измененная природа. Она не выполняет природных функций защиты че ловека. А российские леса, болота, степи — выполняют такие функции. Пропорционально всему этому можно высчитать вклад России в глобальную экологическую устойчивость. Есть пирог, который условно можно назвать «спасением Земли». В этом пироге доля России — 10–11 процентов. Международное сообщество должно выработать экономический механизм, который будет поощрять это материально. И у одних стран в отношении других не должно быть нахлебничества в том, что мы называем «экосистемными услугами». Все должно стоить денег, господа! И денег не меньших, чем выручка за нефть. Их нам, хранителям чистоты природы в белых ангельских хитонах и туниках, должно хватать не на бутылку водки, а на нормальную жизнь! Ведь построили же Эмираты нормальную жизнь на голом песке? Правда, для того чтобы стать полноценными продавцами экосистемных услуг, нам необходима срочная перестройка экономики на экологию. Очистка рек. Эффективное восстановление лесов на месте вырубок (эта технология уже опробована и отработана — остается только ее применить), развитие экотуризма. Если ученые говорят, что экология станет важнейшей проблемой XXI века, то нам необходимо перестроить мозги таким образом, чтобы все поняли, что самая выгодная экономическая отрасль вообще — это сохранение природы. Природа — это наше богатство. Сейчас главная задача пионеров проследить:
текст: геннадий швец рисунки: анна каулина
Это повествование пресс-секретаря Олимпийского комитета России журналиста Геннадия Швеца можно поначалу ошибочно принять за обычный спорКонечно, я подразумевался в роли рутивный репортаж, но постепенно перед читателем откроется вся философская бездна размышлений ководителя, к тому обязывали мои уже спортивные годы и членство в преавтора, бегущего по самому сердцу пустыни и одним не зидиуме спортивной федерации. Но лишь усилием воли вызыя сразу решил: в Сахаре побегу все эти вающего невиданные для Я всегда любил загорать, это у меня по- марафоны, сколько бы их ни набралось. Черного континента при- шло со стадиона: загар не добавлял сил, Вслух говорить не стал, чтобы не пугать но в борьбе за первенство бронзовость спортивного начальника. Вопрос к самородные катаклизмы. тела давала ощущение брони. Загораму себе, готов я к такому или нет, не возние вошло в привычку, мне нравилось высокое солнце, нравился юг, а однажды я сумел здорово загореть на севере, когда две недели ехал на велосипеде по Аляска-хайвэй и зной стоял, как будто это была уже не Аляска, а противоположный американский штат Флорида. …Одно из самых заманчивых предложений, сделанных мне в жизни: «В Сахару не хочешь съездить?». Я подумал: вот где позагораю до посинения (синий отлив — высшая стадия загара, характерная для некоторых африканских племен). «Алжирцы приглашают двух человек на марафон, — объяснял спортивный председатель. — Это даже не марафон, а сверхмарафон, тринадцать дней по сорок два километра, если мне правильно перевели. Но призовой фонд — ноль. От нас требуется один спортсмен плюс руководитель. Тебя в редакции отпустят на две недели?»
никал. Потренируюсь непосредственно во время соревнования, это по-русски. Кое-какая тренированность у меня сохранилось со времен спортивной молодости, хотя тогда мне были чужды всякие кроссы, пять кругов по стадиону для разминки и прочие стайерские экзерсисы, а бег я признавал только как разбег перед прыжком в высоту. Но годы спустя в целях борьбы с лишним весом я начал понемногу бегать и вскоре стал испытывать от этого пьянящее удовольствие. А потом один ученый человек рассказал мне, что опьянение мною не выдумано: при длительном беге вырабатывается эндорфин — гормон эйфории, иными словами: 10 километров бега равняются примерно одному стакану водки. Мы не привыкли останавливаться на первом стакане, и постепенно я по-любительски пробежал несколько марафонов, один раз живым закончил дистанцию 100 ки-
лометров нон-стоп, были у меня безостановочные забеги на 50 и на 80 км. Но все это несистематично, поздней осенью я из-за сезонной лени резко сбавлял нагрузки, а Сахара как раз и возникла у меня в конце ноября. Второго посланца страны, которому предстояло быть действующим участником, подыскали не так легко. Профессиональных марафонцев бесплатные риски не привлекали. Согласился мастер спорта Федор Склокин, заслуженный тренер, тоже не юноша, но все-таки более подготовленный. Задание спортивного босса звучало истинно жизнеутверждающе: «Главное — сандалии не отбросьте, иначе меня посадят». В Москве минус семь, в Алжире плюс семнадцать, но отсюда нам еще четыре часа лететь вглубь Африки. В местном самолете мы все знакомимся друг с другом. За яв лены бежать 24 человека: трое алжирцев, четырнадцать французов (в том числе три девушки), трое из Венгрии, по одному из Чехии и Германии и мы с Федором. Некоторые, например немец Вернер Доренбахер, венгр Эрно Кискароли, алжирец Кемаль, входили в сборные команды своих стран по марафону, бегали на Олимпийских играх. Ко мне подсел Томаш Русек, сорокалетний чех из Брно, говорящий по-русски свободно и с видимым удовольствием (всетаки соцлагерь дал им не только плохое). Он показал мне газетное интервью прошлогоднего победителя сахарской гонки: «В течение трех последних дней я ни разу не решился снять с ног носки. Если бы увидел, что под ними, то не смог бы продолжить бег». Приземляемся на аэродроме городка Таманрассет. Это нагорье Ахаггар, в переводе с местного — «сердце Сахары». Спускаясь по трапу, я поворачиваю лицо в сторону закатного солнца, чтобы не упустить ни единого луча для загара. Мы выгружаемся, начинается спешка и обычная в таких случаях неразбери-
ха, вокруг все говорят на французском, выспрашивать что-то не имеет смысла, главное вещички в темноте не растерять, ощущение похоже на солдатское — подстраивайся под толпу, не вылезай из строя. На краю аэродромного поля нас ожидает караван, но не верблюжий: грузимся в лендроверы «Тойота», ведомые проводниками-туарегами. Первый старт будет завтра утром, а пока едем куда-то ночевать. Приехали туда, куда и надлежало — в пустыню. Разбиваем лагерь. Мы с Федором не можем найти свои пожитки, заглядываем в багажники машин, нас успокаивают: багаж появится, но не сразу. Нам выдают спальные мешки, объясняют, что они приравнены к гости-
ничному номеру, ночевать предстоит на песке под открытым небом. Как насчет поесть? Возможно, будет ужин, но машина с провиантом заблудилась. Наверное, в той машине и наши с Федором вещи. В сторонке горит костер, маленький совсем, экономный, это туареги соорудили для себя, они и в целом функционируют в слегка автономном режиме. Туареги посматривают на нас, понаехавших, чуть свысока, в буквальном смысле тоже: все высокие, сухощавые, смуглые, но далеко не черные, черты лица тонкие. Одеты все в сари, на голове убор из легкого полотна, прикрывающий и лицо, и шею. Мы с Федором останавливаемся в нескольких шагах в темноте, деликатно наблюдаем. Туареги кашеварят, их человек семь, а кастрюлька крохотная, это даже не кастрюлька, а такая сковородка с завинчи-
вающейся крышкой — скороварка. Ужин готов, скороварка развинчивается, до нас с Федором доносится пряный запах, мы издаем какие-то звуки, наверное, причмокиваем, но не в сторону туарегов, а между собой. Однако те угадывают наши слюнки и знаками приглашают к костру, то есть к столу. Скромно подходим, нам дают угощение — на картонной тарелочке ломтик пирожка, нет, это скорее пицца, но совсем сухая, умещается на трех пальцах ладони. К этому добавляется по рюмке чаю, очень сладкого и круто заваренного. Вот и все. Я откусываю кусочек пирожка, запиваю глотком чаю. Делаю это еще раз. И ужин закончен. Он длился десять секунд. У Федора то же самое. Туареги смотрят на нас, мы на них. Мы говорим спасибо, улыбаемся, отходим. Издалека смотрим, как едят туареги: по крошке, как птички. — Никогда в жизни не чувствовал себя таким чудаком на букву «м», — сокрушенно произносит Федор. — Ты прав. Я всегда говорил, что есть нужно и можно мало. Тут подоспел заблудший ленд ровер. Я быстро нахожу свой багаж, достаю буханку бородинского хлеба, припасенного для знакомого посольского работника, так и не приехавшего в аэропорт. Мы с Федором подходим к костру и передаем гостинец хозяевам, туареги пускают его по кругу, но не едят, а только рассматривают одобрительно, потом старший прячет буханку. Этот хлеб они потом неделю ели всей компанией на десерт. Участник и командор пробега Франсуа Фор знакомит нас с регламентами. Ежедневный подъем в семь, старт в девять, вся дистанция — 555 километров, ее нужно пробежать за 13 дней, то есть в день получается даже чуть больше, чем марафон. Тот, кто пропускает один этап, из состава участников исключается, но имеет право бежать в последующие дни для собственного удовольствия. Каждому бегуну выдается термос-рюкзачок
русский пионер №2. апрель-май 2008
71
73 бег сразу начинает казаться каторгой. Есть еще одна скрытая подлянка: дорога идет чуть-чуть в гору, финиш расположен метров на четыреста выше уровня старта. Мне больше по душе бегать под горку, тогда я разматываю шаг, это похоже на разбег при прыжках в высоту. Здесь иногда попадаются спуски, хотя подъемов гораздо больше. На одном из затяжных спусков я увидел метрах в ста впереди Франсуа Фора, он бежал медленно, невысокий, похожий на колобок. Хотя фигура ни о чем не говорит: результат Франсуа в эталонном НьюЙоркском марафоне на 10 минут лучше, чем у меня. Каким-то образом мои ноги принимают решение сами: длина шага удваивается. Мысль появляется вполне грамотная: на спусках, увеличивая скорость, я не трачу дополнительных сил, нагрузка ложится больше на бедра, чем
нит, сказывается и то, что мы забежали на среднегорье, высота здесь полторы тысячи метров, а я по природе человек уровня моря. Федор финишировал тринадцатым или четырнадцатым. Он доволен собой, улыбается: — Чего ты так раскочегарил на финише? Все изумлялись: вот это спурт у Геннадия. — Девушки тоже изумлялись? — Конечно, они все просто без ума от Геннадия. — Ты уже познакомился? — Не очень, француженки по-английски принципиально ни бум-бум. Полетт откуда-то знает десять русских слов — «давай-давай!». Она учительница. — Физкультуры? — Нет, музыки. Кароль — горнолыжный инструктор. А Доминика — актриса, в театре работает и на телевидении. — Русские во сто крат лучше. — Никто не поспорит. Открытие: можно выкупаться одной кружкой воды. Потому что больше пока не выдают. Вот попадется на пути оазис, там и примете водные процедуры в полном объеме. Ужинать я не стал. Не то чтобы брал пример с туарегов, нет, просто кусок в горло не лез, пульс был за семьдесят, хотя обычно после марафона быстро входил в норму — пятьдесят, даже меньше. Спать в Сахаре мы ложились рано, часов в восемь. Немножко сидели вокруг скудного костра, а потом разбредались по норам. В ночь после первого марафона я почти не спал, сказывалась завышенная нагрузка, болела обожженная кожа. Я ворочался в спальном мешке, бесполезно пытаясь найти такое положение, чтобы ничего не болело. Потом на какое-то время заснул, но проснулся от чьего-то дикого храпа, который звучал не так, как это должно происходить на открытом пространстве, а будто бы в вагонном купе. Я высунул голову из мешка, посмотрел по сторонам, стараясь
Я прибежал предпоследним. Обогнал Фора на полминуты. Но я сдох. Не успею оклематься до завтрашнего старта на голень, а бедренные мышцы у меня, прыгуна-высотника, гораздо сильнее, чем у марафонцев. Отставание от предпоследнего бегуна сократилось вдвое, но потом последовал подъем, и соперник снова оторвался. На следующем спуске я опять дал волю ногам и минуты через две пронесся мимо француза на такой скорости, что он от неожиданности шарахнулся в сторону, на песчаную целину. И уже до самого финиша я не снизил темпа, здравый смысл был отключен по причине, наверное, перегревшейся на солнце головы… Я прибежал предпоследним. Обогнал Фора на полминуты. Но я сдох. Не успею оклематься до завтрашнего старта, и никакие массажи мне не помогут, мышцы в порядке, а функционально надорвался. К тому же я обгорел, у меня волдыри на локтевых сгибах. Меня реально тош-
русский пионер №2. апрель-май 2008
с 3-литровым запасом воды. Еще нам выделяют по семь одинаковых футболок и по кепке, к которой сзади прикрепляется ткань, она будет слегка прикрывать шею и плечи от солнечных лучей. А почему так много маек — по семь? На сувениры? Нет, майки быстро загрязняются и изнашиваются, а стирать, понятно, негде. Но с питьевой водой особых проблем быть не должно. На дистанции через каждые 10 километров будут стоять контрольные машины с подкормкой, в случае чего дальше можно не бежать, а трансформироваться в пассажира. Утром Франуса Фор сообщил нам хорошую новость, которая при ближайшем рассмотрении превратилась в плохую. Длина первого этапа — 35 километров, то есть на 7 км короче запланированного марафона. Значит, к дистанции какогото следующего дня эти километры будут приплюсованы. Мы стартовали, когда было еще холодно, около нуля, но с подъемом солнца температура росла по невероятно крутой экспоненте, как будто откуда-то задул гигантский фен, и вот она — сахарская жара, ее можно потрогать: махнешь резко рукой и почувствуешь, как воздух жжет кончики пальцев, реально сауна. Мы все бежим в трусах и майках, у большинства оголенные участки кожи намазаны белым антиожоговым кремом. Я пренебрег этой рекомендацией, мне надо привезти из Сахары рекордный загар. Бегу медленно, 5 минут на километр, это худший темп из всех участников, но я в чемпионы уже давно не рвусь, главное — не быстро бежать, а далеко. Меня обогнали даже девушки, иногда впереди за поворотами и холмами мелькает фигурка предпоследнего бегуна. Это Франсуа Фор, он совсем не спортсмен и никогда по-настоящему им не был, в отличие от меня. Я чувствую, как внутри меня начинает пошевеливаться полузабытая бойцовская хромосома: надо хотя бы предпоследним прибежать. Нет, не надо, только последним. Последним, но живым, чтобы начальника не посадили. Под ногами каменистая дорога, это неплохо, а когда ее переметает песок,
определить, кто так храпит. Несомненно это был русский храп, удалой, раскатистый, с переливами, с трелями, с низким «до», короче — шаляпинский храп. Тем более что тезка знаменитого баса у нас здесь имелся. — Федор, поимей совесть, не позорь нацию. В ответ молчанье. — Федор, кончай храпеть или хотя бы звук убавь. —Это не я. — А кто же тогда? — Не знаю. — Ты. — Но сейчас мы разговариваем, а ктото продолжает храпеть. Не могу же я одновременно разговаривать и храпеть. —Да кто тебя знает. Чтобы добиться истины, я не поленился встать и пройтись по бивуаку. Действительно храпел не мой соотечественник, а кто-то другой. Я обнаружил, что храп доносится со стороны сравнительно небольшого спальника. Вот это номер: храпела Доминика! И как только в стройной француженке помещается пространство для создания этого трубного, даже органного храпа. Русские девушки, по моему опыту, так не храпят. Я переместил свой мешок за большой валун. Но сон окончательно ушел. Что оставалось делать? Смотреть на небо. Неправдоподобно много звезд, здесь ничто не затушевывает их, облаков нет, воздух прозрачен и тонок. Что-то молниеноснояркое промелькнуло по краю обзора, скорее всего метеорит. Надо дождаться следующей падающей звезды, и тогда я пробегу все 13 марафонов. Но явление не повторилось, свои проблемы мне предстояло решать самому. Утром не хотелось вылезать из спальника. Народ уже ходил над головой, разговаривал, кто-то смеялся, из машины доносилась не ласкающая мой слух арабская музыка, чувствовался запах костра и приготовляемого завтрака. А я не мог пошевелиться, это была уже не усталость, а явно болезнь. Федор подошел, присел:
— Хреново тебе? Может, не побежишь? Сегодня вся дистанция — по песку. —Мне замечательно. Нас тренер когдато гонял по пляжу, по щиколотку в песке, специальные прыжковые серии — десять раз по триста метров, неземное удовольствие. На завтрак времени у меня уже не оставалось. Это и хорошо, бег и голод лечат и по отдельности, а если их принимать одновременно, эффект усиливается. Проверенный рецепт: если вам плохо — нужно медленно, но немедленно пробежаться. Под «плохо» я подразумеваю многое: грипп, похмельный синдром, любовные неурядицы, семейные проблемы (в этом последнем случае бег может служить самым радикальным средством).
Проверенный рецепт: если вам плохо — нужно медленно, но немедленно пробежаться Бежать буду исключительно последним, никаких рывков, никаких полетов под горку, тем более что и дистанция сегодня — 47 км. Я выдавил на себя полтюбика солнцезащитной эмульсии. Не подозревал я о существовании на земле таких ландшафтов. Проселочная дорога, а по сторонам — бесконечная пашня. Но это не пашня, а плоские черные камни, никогда это поле не принесет урожая. Излучина реки… Но это не река, а лишь ее песчаное русло, реки уже давно-давно нет, она протекала здесь миллион лет назад, если вообще когда-нибудь протекала. Все омертвлено безводьем. Ни птички, ни былинки, ни козявки. Вот он мир туарегов, мир минимализма, никаких излишеств. Первые километров десять пролетели незаметно, потому что солнце еще не поднялось высоко. А потом пространство стало разогреваться. Не знаю, сколько было реально на термо-
метре, не думаю, что больше тридцати, но дело не в этом. Марафонский бег — это всегда жара, в любое время года, потому что идет мощный подогрев изнутри и потеешь даже при минус тридцати. Все болело во мне — натертые ступни, левое колено, обожженные предплечья, надкостницы на обеих голенях, верх спины, шея. Ко всем отдельным болям добавлялась одна доминирующая — усталость, она была похожа на стокилограммовый мешок, положенный на плечи, и вес его увеличивался с каждым шагом. Добегаю до контрольного пункта. На капоте вездехода дрожат прозрачные пластмассовые стаканчики с водой, рядом лежат порезанные лимоны, кубики сахара, ломтики хлеба, пластинки сыра. Я выпиваю пол-литра воды и съедаю целиком лимон с кусочком сахара, больше ничего душа не принимает. Знаками выведываю у туарега, сколько до финиша. Он пишет на песке: 30. Как так? Я всего треть пути пробежал, даже не половину? Информация вызывает чувство протеста, но туарег ни в чем не виноват, не он размечал дистанцию. Надо бежать дальше, иного пути в буквальном смысле нет. Полдень, худшее время для марафонца. Тело горит, больше всего сейчас я хотел бы окунуться в прорубь, но откуда ей здесь взяться. Впереди до горизонта — сплошные пески, рисунок дороги едва просматривается. Ноги заплетаются как у пьяного, это тот самый пьянящий эндорфин, вырабатываемый марафоном. Постепенно бег начинает казаться почти таким же невозможным, как полет на собственных крылышках. Я знаю, что делать: не думать о себе, отвлекаться от земных мук, на время покидать бренное тело. Это одновременно дает первый опыт подготовки к неизбежному перемещению на небеса. Марафон это и есть тренировка к такому перемещению, потому что на последних километрах дистанции наступает состояние, которое называется «почти умер». Мой старый тренер иногда давал мне странный со-
75 Главная награда на финише — водоемчик в окаймлении каменных террас, из трещин пробивается зелень, есть даже небольшие пальмы. Несколько наших марафонцев лежат на теплых камнях, никто не купается. Я спешу раздеться, прыгаю в манящий бассейн и в тот же момент понимаю, что моя мечта о проруби сбылась, что сигналы дошли куда надо: вода — ледяная, родниковая. Быстренько выскакиваю, ложусь на ка мень
земле — это единое, московская вода сообщила в Сахару о расточительности человека, и в назидание были завинчены два крана в оазисе. Все, кто купался в озере, почувствовали простуду: губы обметало лихорадкой, у меня в том числе. И сразу образовались болезненная цепочка: трещины на губах переходили на их внутреннюю сторону, в ротовую полость, разъедались лимонной кислотой, плюс солнце,
мен потерянных килограммов энергия из космоса или это был просто психологический трюк тренера. И сейчас, в Сахаре, я вспомнил про собственное темечко, снял на минуту кепку, подставил макушку нестерпимому солнцу и послал через темечко в небеса, в кос мос просьбу о прохладе, о ледяной воде… Последние километров двадцать пробежал в полубессознательном состоянии, но на финише вдруг выяснилось, что я не последний. Каким это образом не заметил, как кого-то обогнал? Или кто-то заблудился в песках? Нет, двое не добежали — венгр и француз сошли с дистанции с формулировкой «травмировались».
отогреваться и разгляды ваю это чудо — озерцо в Сахаре. Меж кам ней три желобка, но вода течет только по одному. Два других пересохли, но видно, что еще недавно — может, месяц назад, может, год, а может, и столетия — поток был втрое полноводней. Каждый год пустыня завоевывает сколько-то десятков квадратных километров. Вот из трех струек осталась одна, мощность у нее примерно такая, как в водопроводном кране у меня в Москве. Иногда кран у меня подтекает, иногда я забываю плотно завинтить его. Если бы я всегда вовремя ремонтировал и плотно завинчивал все попавшиеся в жизни краны, эти две водяные струйки в Сахаре не пересохли бы. Вся вода на
ветер и пыль, процесс принятия пищи превратился из удовольствия в еще одно страдание. И на третий, и на четвертый, и на пятый день я заканчивал дистанцию последним, но каждый раз поднимался в общем зачете. Потому что каждый день кто-нибудь не добегал до финиша, садился в машину. Это произошло и с моим Федором, он объяснил: ступни — в кровь. Бегунам, которые брали таймаут, позволялось бежать последующие этапы, только уже не в зачет, а для себя, для души. Некоторые так и поступали: действительно подлечивали за день-два травмы, а потом полные сил выходили на старт. Однако ничего у них уже не по-
русский пионер №2. апрель-май 2008
жан марк беллок
вет перед прыжком в высоту: сбрось лишний груз через темечко и прими энергию. Я не понимал, о чем речь. Какой груз — житейских забот или пару килограммов собственного веса? И почему и как это — через темечко? Самое удивительное, несколько раз это у ме ня получалось — именно через те мечко, и тогда я устанавливал рекорды, не мировые, но хотя бы личные. Не знаю, что срабатывало, входила ли в меня вза-
лучалось, пробегали 10—15 километров и садились в машины, превращаясь в окончательных пассажиров. Наверное, заклинивало какую-то шестеренку в механизме силы воли. Примерно на шестой-седьмой день я полностью выздоровел, затянулись раны на губах, последствия чрезмерных солнечных ванн тоже сошли на нет. Из 24 бегунов осталось 18, а шестеро ехали в машинах, но что-то мешало им наслаждаться жизнью, я это замечал (а может, и выдумывал). Среди этих восемнадцати я все равно прибегал последним, хотя уже не так много проигрывал бегущим впереди. Жара не перестала меня мучить, я понял, что по какой-то классификации принадлежу не к бурым, а к белым медведям. Какие только воспоминания, фантазии и открытия не приходили в голову за 5–6 часов непрерывного бега. В один из предыдущих дней я через темечко послал просьбу о проруби, и сработало. Решил повторить опыт — понизить дневную температуру Сахары. Мощность посылаемого мною сигнала должна была возрасти — как-никак я не сошел с дистанции, кое-что заслужил у тех сил, к которым обращено мое темечко. Эти опыты я проделывал дня два-три, но не беспрерывно, а моментами, в основном в самый солнцепек. В то время я еще не знал наизусть ни одной молитвы, но возможно, то были все-таки не мольбы, а именно молитвы. И вот в одну из ночей я заметил, что звездное небо выглядит чуть-чуть иначе: не так контрастно. А утром мы впервые за неделю увидели облачка — легкие, белые, их было всего два или три. Через час облака занимали уже полнеба, и вдруг на лицо мне упала дождевая капля. Сначала я не поверил, подумал: может, это птичка пролетала надо мной, ведь последний дождь прошел здесь шесть лет назад. Это был все-таки дождь, натуральный, всамделишный. Я бежал, скинув майку, и принимал душ, наслаждаясь этим счастьем. Душ становился прохладнее, дождь усиливался. На каменистых участках дороги разрастались
лужи, несколько раз я переходил вброд водные потоки. Мы ночевали в заброшенной казарме, которая очень кстати подвернулась на финише. Она располагалась на дне котловины, посреди ночи я проснулся от шума воды, встал и вышел на улицу. Дождь лил, как в тропиках — мерно и неумолимо. Потоки стекали в котловину, вода окружала казарму. Мне стал понятен смысл фразы, вычитанной еще в Москве: «В Сахаре больше людей утонули, нежели умерли от жажды». Насчет того, чтобы утонуть, это все-таки больше касается, наверное, местных жителей, не умеющих плавать, а я пару раз участвовал в триатлоне, так что как-нибудь выплыву. Утром дождь лил с прежней силой. Может, мы здесь в Сахаре как-то не в курсе того, что начался всемирный потоп? На вездеходах с большими трудностями вы-
Становилось холоднее, и вдруг откуда-то ударил снежный заряд! Может, показалось? брались из котловины. Думаю, у каждого из восемнадцати бегунов шевелилась в душе надежда, что Франсуа посчитает ливень форс-мажором и отменит этап. Но командор оказался молодцом: никаких послаблений, бежим, плывем, а кто не хочет — мест в джипах достаточно. На дистанции я не сразу осознал, что бегу вровень с теми ребятами, спины которых прежде видел только на стартовых километрах. Становилось холоднее, и вдруг откуда-то ударил снежный заряд! Может, показалось? Нет же, вот они — родные снежинки. Это я все сделал, через темечко! В тот день я прибежал пятым. Федор потом сказал мне, что Франсуа пытался выяснить: не срезал ли Геннадий гденибудь угол, не подвезли ли его туареги, с которыми он подружился? Нет, если в таком деле словчишь, то себя обманешь и в итоге сдохнешь.
Дождь последний раз здесь был шесть лет назад. А снег? Сто лет назад, двести? Но это были еще не последние чудеса Сахары. Дождь шел почти двое суток, снег — минут пятнадцать, а потом небо ста ло прежним, таким, как всегда — идеально чистым. И пустыня исчезла, в свете полуденного солнца превратилась в джунгли. Пересохшие русла бывших ручьев и речек наполнились водой, отовсюду тянулись зеленые побеги, вырастая на глазах, как это бывает на кинокадрах при ускоренной перемотке. Небесные воды родили эти райские кущи. На финиш в тот день я прибежал рано, часа в два, когда солнце стояло еще высоко. Рядом с бивуаком натурально протекала полноводная речка, в ней купались наши ребята — плавали, ныряли. Я стал делать то же самое, сахарская вода была приятнее морской. Потом я немного позагорал на камне и снова прыгнул в воду, но глубина была уже не по горло, а по пояс, еще через час воды было по колено, к вечеру — по щиколотку. А утром от речки не осталось и следа, Сахара снова стала Сахарой. Я добежал до конца все 13 марафонов, занял в суммарном зачете шестнадцатое место. В Москве, после того как фильм о сахарском ультрамарафоне был показан по ТВ, спортивный руководитель сказал, что присвоит мне звание заслуженного мастера, потому что я первый из наших перебежал Сахару. Но я отказался: во-первых, не всю Сахару я пробежал, а только через ее «сердце», а во-вторых, по спортивным нормативам там был максимум первый разряд, а никакой не заслуженный мастер. Мне было достаточно другой награды: в Таманрассете все 18 пробежавших полностью ультрамарафон получили в виде приза по паре сандалий из верблюжьей кожи, ручная работа туарегов. Я с удовольствием надевал их летом, но они почему-то очень быстро сносились. Наверное, я что-то неправильно делал, не так их носил. Сейчас я понял, в чем ошибка: следовало реже их надевать, а больше ходить босиком. Нужно вообще пользоваться малым из всего, что нам предоставлено многообразным миром, и тогда в Сахаре будут течь речки.
русский пионер №2. апрель-май 2008
77
east news
текст: леонид ганкин
Какое непредсказуемое воздействие оказывает жара на мозг и прочие органы русского человека, вы узнаете, только если дочитаете до финала этот африканский дневник журналиста-международника из газеты «Коммерсантъ» Леонида Ганкина, который по молодости лет попал в Уганду — возможно, именно для того, чтобы подвергнуть себя невероятным испытаниям и чудом выжить. Вчера мне снова приснилась Уганда. Это повторяющийся сон: в нем могут действовать разные персонажи, но сюжет почти не меняется. Вот уже двадцать лет мне снится, как я возвращаюсь работать в Африку. Там другие цвета: кирпично-красная земля, ядовито-зеленые листья — раньше я думал, что в живой природе таких красок не бывает, что они есть только во фломастерах из наборов, которые в советские времена привозили из-за границы. Поначалу я удивлялся, как громко каркают угандийские вороны. А потом выяснилось, что это вовсе не вороны, а пересмешники — странные серые птицы на длинных ногах, с горбатыми желтыми клювами. Тараканы в Африке гораздо крупнее наших — такие черные, больше похожие на жуков. И умеют летать. Крысы тоже крупнее (и тоже, по-моему, умеют летать). Одна такая как-то вечером забралась на кухню виллы, где жили мы, сотрудники Советского культурного центра. Мы в это время отдыхали после тяжелого рабочего дня и были уже довольно пьяные. Увидев крысу, мой начальник решительно пошел на свою половину и вернулся с пистолетом. Наш третий сослуживец
Дима, некоторое время тому назад начавший было угасать, оживился и стал его подбадривать: «Убей ее, Влад, убей!». Я мельком взглянул на пистолет в руках начальника, на обложенную кафелем кухню с небольшими окнами под потолком и успел только крикнуть: «Рикошет!». Но начальник уже передернул затвор… Я метнулся в гостиную, услышал, как за спиной грохнул выстрел, и, когда вернулся на кухню, обнаружил там начальника, пристально вглядывавшегося в то место, где только что сидела крыса, и Диму, по руке которого стекала кровь. «Влад, ты чуть не убил меня!» — укоризненно сказал он начальнику. К счастью, пуля только слегка чиркнула ему повыше запястья. Первые месяца два-три после приезда в Уганду я выезжал за ворота нашей виллы, как сталкер на Зону: все вокруг казалось если не враждебным, то по крайней мере непредсказуемым. А потом это чувство как-то разом прошло, и я ощутил странное спокойствие. Все — и природа, и люди — казалось понятным и дружелюбным. Я почувствовал себя как дома. В Уганде мне было настолько комфортно, что иногда даже приходилось напоминать самому себе, что я за тысячи ки-
лометров от дома. Черт подери, говорил я себе, сидя за рулем своего «Ниссана», это же Африка! Справа мелькают банановые рощи, слева зреют папайи. И я, простой московский парень, в недавнем прошлом младший научный сотрудник, еду из аэропорта Энтеббе в Кампалу, везу к себе в культурный центр фотовыставку, присланную из Москвы. Причем еду в сопровождении консула. Хороший был мужик, душевный. Один раз он здорово меня выручил. Это было под праздник 7 Ноября. Мы проводили большое и ответственное, как нам тогда казалось, мероприятие — торжественное собрание Общества угандийско-советской дружбы по случаю 71-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. После тор жественного собрания был концерт, потом фильм «Ленин в Октябре». Когда все закончилось, начальник предложил нам отпраздновать успешное проведение мероприятия в ресторане. Надо сказать, что с начальником мы были тогда на ножах, и его приглашение я воспринял как шаг к примирению, так что отказываться не стал. Приехали мы в небольшой ресторанчик, сели, заказали разной еды, в том
Джип оказался довольно крепкой машиной — он получил незначительные повреждения. Моему «Ниссану» досталось гораздо сильнее — у него был разбит весь передок, хорошо, что ходовая часть осталась цела. Стараясь четко артикулировать слова, я постарался объяснить это разгневанной швейцарке, выскочившей из джипа, но она оплакивала свою машину так, как будто лишилась ее навсегда. И тут к месту аварии примчался консул. Он мгновенно договорился с хозяйкой джипа уладить дело полюбовно и дал расписку, что ее машина будет отремонтирована за счет советского посольства. — Ну ты хорош, — сказал он мне, когда швейцарка уехала. — Придется тебе покататься со мной, пока не протрезвеешь. Если кого-то встретим, не открывай рта, вон возьми бумажки, делай вид, что изучаешь документы. На очередном совещании в посольстве консул был обязан доложить о ДТП. Он это и сделал. — Товарищи, — начал консул, — хочу всех предупредить: время сейчас горячее, предпраздничное. Вы устаете, недосыпаете, мечетесь с мероприятия на мероприятие. Прошу вас, водите поосторожнее. Вот Ганкин вчера поспешил и не-
много задел другую машину. К счастью, обошлось без последствий. Многие знали, как все было на самом деле, но вступать в пререкания с консулом себе дороже. …Вчера мне приснилось, что я веду свой «Ниссан» из Кампалы в Энтеббе. Рядом на пассажирском сиденье мой товарищ. В годы нашей угандийской командировки он был советником посольства. Мне снилось, что он говорит: «Поразительно, как изменилась страна!». Это было странно, потому что прошлым летом он умер от рака, я был на его похоронах. Я рассказал одной молодой девушке о том, что мне приснилось, и она посоветовала мне поставить свечку покойному. Но я не религиозен, а он и вовсе был атеистом, его даже не отпевали. Помню, однажды в Уганде мы с ним пили кофе, листали свежие газеты из Москвы и обсуждали последние события на родине, где полным ходом шла перестройка. Заговорили о возрождении православной веры. Вдруг он приблизил свое лицо к моему и с интонацией Порфирия Петровича, обращающегося к Раскольникову, сказал: «Но мы-то с вами прекрасно понимаем, что Бога нет!». Тогда я только посмеялся. Но сейчас я не уверен, что он был прав.
русский пионер №2. апрель-май 2008
числе главное угандийское кушанье матооке — пюре из сваренных на пару зеленых бананов, по вкусу напоминающее мороженую картошку. Пили вараги — сорокаградусный напиток, гордо именуемый джином, но больше смахивающий на самогон. Гуляли часа четыре. Было весело, чер нокожие официантки все чаще задерживались у нашего столика. Помню, в какойто момент одна из них оказалась у меня на коленях. Касаясь пухлыми губами моего уха, она стала шептать, что скоро у нее кончается смена. Признаюсь, я поступил не по-мужски. Отделавшись стандартной фразой «Next time!», я решительно встал из-за стола. Долг превыше всего — я отвечал в посольстве за художественную самодеятельность, и мне надо было срочно ехать на генеральную репетицию капустника, который мы собирались устроить в праздник для советской колонии. В машине с дипломатическими номерами я мог не бояться полиции. Не учел я только одного — количества выпитого. В итоге произошло то, что рано или поздно должно было произойти: сворачивая с главной дороги, я не обратил внимания на двигавшийся мне навстречу джип Красного Креста.
fotobank
east news
79
спецпроект красота в натуре
Безусловно, пионер славится способностью перевести старушку через проезжую часть. Озеленить территорию. Встретить, как положено, грачей. Но было бы несправедливо слишком упрощать пионера, загонять его в рамки аскезы. Не будем забывать, что именно пионер всегда отличался любознательностью, пытливостью, неуемным стремлением проникнуть в тайну. В том числе (и не в последнюю очередь) – в тайну женской красоты. А где свою первую, робкую любознательность – где мог утолить пионер? На речке, случайно наблюдая женское купание. Или, зная обзорные точки, в женской бане. Не случайно самым популярным советским фильмом о войне были «А зори здесь тихие» – возможно, благодаря знаменитой банной сцене. Много с той поры воды утекло. Много пара выпущено. Наука и техника шагнули вперед. Появилась удивительная технология 3D. И специальные очки с зелеными и синими стеклами. Необыкновенность чуда состоит в том, что если посмотреть на фотографии сквозь эти очки, то изображения оживают, становятся объемными и реальными. Многое изменилось в мире, но неизменно одно: тайна женской красоты попрежнему не разгадана и заслуживает пристального пионерского внимания. То есть у вас есть возможность сидеть в очках, листать журнал «Русский пионер» и при этом подглядывать в женской бане, как подглядывали мы – то есть ни в чем себе не отказывая. В нашей бане все как в настоящей: пусть не у всех девушек модельная внешность, зато этот недостаток искупается естественностью и натуральностью. Свой спецпроект «Красота в натуре» мы адресуем всем пионерам (а может быть, и пионеркам?), достигшим 18 лет, но при этом не утратившим интереса к жизни.
Над банным стереоэффектом работали: Режиссер Евгений Калачев (Obermaneken) художник Алексей Кузнецов (Пёпл) студия Ludwig Films http://ludwigfilms.livejournal.com/а также: Творческое сообщество «ParalaхCorp»: Алексей Логинов, Алексей Кузнецов (Jr) Фотографы: Дюдя Сарабьянов и Рита Игнатова Стилист: Татьяна Никулина Свет: Сергей Казандо Модели: Татьяна Никулина, Светлана Стадник, Оксана Ра, Елизавета Литвинова, Алёна Левитина, Эльвира Демидова, Лера Оберлендер
спецпроект красота в натуре
спецпроект
82
спецпроект
84
спецпроект
86
спецпроект
88
спецпроект
90
спецпроект
92
спецпроект
94
спецпроект
96
Специально для «Русского пионера»
рассказ дмитрия глуховского1 рисунки: варвара аляй-акатьева
Гондола угрожающе скрипнула. Гондольер задорно крякнул, и суденышко пошло быстрее. Китайцы беспокойно защебетали; один даже попытался Поросшие мхом и затянутые вьюнком стены старинных особвыскочить на причал, но был тут же водворен на место цепким няков, все в морщинах трещин, постепенно набирали скоэкскурсоводом. Кормчий утер пот со лба, пересчитывая своих рость. Стеклянные зубцы, застрявшие в пустых оконных жертв, обмахнулся широкополой соломенной шляпой и ныррамах, заставляли Карнаухова думать о плачущих слепцах, нул в нее с головой. Потом уперся шестом в дно — до него тут а забитые досками проемы навевали мысли о заплатках, налобыло метра три, не меньше, — перекрестился, и лодка трудно женных после битвы с катарактой. Кое-где встречались целые, поползла вперед. хоть и замутненные окна, и за первые десять минут экскурсии Карнаухов, судя по всему, оказался единственным русКарнаухов насчитал даже четыре или пять таких, где явственским среди всего выводка туристов, забравшихся по неосмоно кто-то обитал. Совсем по-итальянски от стены к стене трительности на чертову галеру. На носу сидел, правда, еще поперечных каналов-переулков провисали бельевые веревки, один европеец — старик полубезумного-полупросветленного и чья-то отважная кошка канатоходцем пробовала преодолеть вида, но он скорее напоминал Карнаухову немца. несколько метров над бурлящей бездной. Китайцы сыпанули к левому борту, наводя камеры на — Сейчас к крепости, скажи, отвезу их, а потом там на прыгнувшего за уткой пса. Гондола накренилась, и Карнаухов площади развернемся — и по Новому каналу до самой бухты перекрестился, на миг жалея, что не застраховал свою жизнь. могу, — гондольер вытянул шест и дернул за шнур, заводя Пустое: такой возможности у него, разумеется, не было, да мотор. и родных, в чью пользу он мог бы трагически 1 Дмитрий Глуховский — культовый российский писатель. Продолжает плодотворное сотрудничество с «Русским пионером». После «Похолодания» (№1) специально для журнала написан погибнуть, давно уже не осталось. рассказ «Оттепель».
99
русский пионер №2. апрель-май 2008
Кое-где встречались целые, хоть и замутненные окна, и за первые десять минут экскурсии Карнаухов насчитал даже четыре или пять таких, где явственно кто-то обитал
Сквозь радужные пятна, расходившиеся от винта по зеленоватой воде, виднелась удивленная сазанья морда
— К какой еще крепости? К собору, что ли? — переспросил экскурсовод, но гондольер был слишком занят поперхнувшимся двигателем, чтобы ему ответить. На Старом канале почти все дома устояли, лишь совсем изредка какой-нибудь из особняков сползал одним из углов в воду. Сквозь радужные пятна, расходившиеся от винта по зеленоватой воде, виднелась удивленная сазанья морда. Лодочник бодрил слух матерком, выпуская его, как пеленгационный сигнал, впереди суденышка и лишь благодаря ему с хирургической точностью расходясь в узких проулках с другими туристическими галерами, забитыми китайцами. Немцу не сиделось на месте. Пару раз кинув на Кар наухова ищущий, едва заметно тронутый шизофренией взгляд, он, нещадно раскачивая лодку, перебрался к нему поближе и протянул руку. Дальше прятать глаза в пол было бесполезно. — Святослав Бордовский, — представился он. Все-таки русский. — Очень приятно, — вяло отозвался Карнаухов. — Алексей. — Ваше лицо кажется мне знакомым, — не вполне убедительно вступил старик. — Скажите еще, что были счастливы неожиданно увидеть тут соотечественника, — съязвил Карнаухов, но Бордовский только рассеянно кивнул. — Я из Питера, а вы? — не отставал он. Карнаухов перестал расковыривать дырку в скамье и с искренним сочувствием посмотрел на старика. Потом вдруг подумал, что, несмотря на относительно благообразный вид, тот сейчас наверняка примется клянчить деньги. — Екатеринбург, — отчеканил он. — Метеоролог по профессии, — раскручивал свой сценарий старик. И во второй раз подряд силок был поставлен удачно. Теперь уже Карнаухов положительно заинтересовался своим собеседником. Метеоролог, пожилой, да еще и из Питера... Непростой, должно быть, судьбы человек. Страшно даже представить, чего ему пришлось натерпеться за последние двадцать лет. — Вы тоже думаете, что мы виноваты? — в лоб спросил Бордовский. — Вы — метеорологи? Или вы — все мы? — уточнил Карнаухов. — Мы — что не сумели предсказать. Вы — что допус тили. Алексей дернул плечами. Вступать в экзистенциальные споры посреди недешевой экскурсии по каналам он не собирался. — Поймите, заранее предсказать это было сложно. Помните тот ноябрь? Ведь тогда все предвещало скорые заморозки. Долгую холодную зиму, и хорошо, если не ядерную, — Бордовский суетливо улыбнулся. — Достаточно было выйти на
улицу, чтобы кожей почувствовать — такого не было с пятидесятых, спросите у старожилов. Не говоря уже о телевизоре. — Просчитались. — Просчитались, — признал Бордовский. — Зима оказалась теплее, чем можно было себе представить. А в марте... — Оттепель, — кивнул Карнаухов. — Оттепель. Слышу, как вы произносите это слово, молодой человек, — насупился старик. — Но вы должны понимать — это для вашего поколения оно обрело такое значение. А для нас... Карнаухов скривился. Если Бордовский и заметил его гримасу, то вида подавать не стал. В его голосе звякнуло железо: он непременно хотел досказать. — Мы так ждали оттепели... Мы ждали ее последнюю тысячу лет. Ждали столько, сколько наш народ помнил себя, и еще за долгие века до этого. Европа освободилась из-под ледяной скорлупы еще сто веков назад, отряхнулась и оперилась. До Азии армада льдов так толком и не дошла. А Россия, с древности чуть ли не целиком закованная в вечную мерзлоту, никогда и не знала тепла. Валенки и тулупы для тела, чай и водка для души — каждый, кому довелось появиться тут на свет, должен был согреваться сам. Мне еще до потепления случалось ездить во Францию, в Италию. Рим, Венеция… — старик кивнул на канал и грустно усмехнулся. — И частенько думал: за что нам такая кара? Почему у них зимой называются два дождливых месяца, а у нас три четверти года на улицу выйти невозможно? — Зато теперь-то вы, наверное, довольны… — буркнул Карнаухов, но старик будто его не слышал. — А бесконечной нашей зимой жизнь продолжала теплиться только в кухоньках миллионов квартир, — продолжал он. — Не знаю уж, помните ли вы это время… Извечные кухонные посиделки неизбежно перерастали у нас в кухонное диссидентство — тепло и вольнодумие для многих означало одно и то же. И прибежище им было одно — пятачок в четыре квадратных метра, аккурат между чайником, холодильником и газовой плитой. Мимо протарахтел военный катер, и китайцы метнулись к корме, судорожно щелкая фотоаппаратами. Достигнув того места, где Старый канал вливался в небольшое круглое озеро, окаймленное стенами министерств, лодочник мягко повел руль, и гондола стала забирать влево, вычерчивая на мутной воде широкую дугу. — Оттепель ему… — недобро протянул Карнаухов. — Кухня — теплица демократии. Тараканьи дебаты… Знаете, это вам не мясо размораживать. Не все вещества и субстанции хорошо переносят температуру. Некоторые могут существовать только в охлажденном виде. Как скульптуры изо льда. Пока будет холодно — будет вам и форма, и содержание. А как пригреет — растечется и испарится. Наша страна, может, и держалась вся на этой вечной мерзлоте. Ей, может быть, от тепель по определению противопоказана была! Как только
русский пионер №2. апрель-май 2008
101
оттепель — сразу подтекать начинало. Вот и прорвало, — он хмуро кивнул на китайцев, — в конце концов. — Они, знаете, тоже не виноваты, — вступился за китайцев Бордовский. — У них там такие условия… Не дай бог никому оказаться на их месте. — Вот их там и не оказалось. А где они оказались, известно. От Хабаровска и до Иркутска вообще уже русской речи больше не услышишь. — А им что прикажете делать? Все прибрежные районы затоплены, дальше — пустыня. — И что же мы теперь, всех подряд будем жалеть? — взбеленился Карнаухов. — И американцам давайте тогда посочувствуем. Им же там тесно, наверное, на Аляске и в Миннесоте, после того как их Пустыня смерти подмяла все остальные штаты… Давайте их тоже к нам пригласим, что тут такого? — Ну при чем здесь американцы? И вообще у них есть Канада… — А кто тут при чем, если не они? Кто до последнего оттягивал ратификацию Киотского протокола? Кто говорил, что парниковый эффект — плод больного воображения ученых и пустой лозунг антиглобалистов? Градус разговора повышался, и китайцы зашушукались, с любопытством поглядывая на двух повздоривших русских. — Им ведь даже предупреждение выносили. Помните Новый Орлеан? Наводнение в начале двухтысячных? Десятки тысяч погибших, — отдышавшись, продолжил Карнаухов. — Нет, не помогло. Пока Нью-Йорк не слизнуло, пока Техас не разорвало ураганами и не затопило, они продолжали твердить: убедительных доказательств глобальных изменений климата не существует. И китайцы ваши виноваты. По автомобилю каждой китайской семье! Это же пятьсот миллионов коекак отлаженных смердящих колымаг, каждая из которых — пощечина и Генри Форду, и Альберту Гору! Лодка замерла на месте. Экскурсовод затараторил по-китайски, указывая то на одно, то на другое здание, и его выводок встрепенулся, вытянулся в струнку и затих, внемля ему. В просвете между размякшими домами в зеленоватой дымке проступали очертания крепостных стен и старых кирпичных башен со шпилями. Один из туристов, видимо, испорченный уже мягким здешним климатом и позабывший о дисциплине, подергал экскурсовода за рукав и что-то спросил. Ответ не на шутку взбудоражил и его самого, и всех его сородичей. Гид подмигнул лодочнику. Тот отвернулся, чтобы спрятать улыбку. — Требуют доплыть до крепости, — четко, по слогам выговорил экскурсовод. — Придется доплатить. Об этом изначально не договаривались, — с самым серьезным видом отозвался лодочник, картинно разводя руками. Выслушав толмача, несогласный китаец не утихомирился, а наоборот, принялся подначивать остальных.
— Говорят, мы мошенники, — сообщил гондольеру экскурсовод. — Пусть валят к себе в свой Хабаровск и там командуют! — обозлился тот. — А что же мы тут тогда жрать, извиняюсь, будем? — резонно спросил у него гид. — Ничего, сейчас договоримся… Никуда не денутся. — Видите, до чего уже дожили, — мрачно сказал Карнаухов Бордовскому. — Вы знаете, это не только вы заблуждались. Это общая ошибка. Кто сказал, что тепло лучше холода? Это просто другая температура, другое состояние материи. Высвобож даются электроны, нарушается структура кристаллической решетки, предметы теряют форму, однородные когда-то вещества смешиваются, сплавляются… Человек не готов жить в тепле. Цивилизация к этому не готова. Земля не готова. Ваше поколение ностальгировало по мыслям о камине, а не по самому камину. Растапливать его не умело. Вот и погорели. — Метеорологи предупреждали вас… — Недостаточно решительно! — Только слепой не видел… — И что же делать, если весь мир ослеп?! — Мы не могли подумать, что все произойдет так стремительно… Ведь весна две тысячи восьмого почти не отличалась от предыдущей… Средняя температура поднялась всего на один градус! — Вы прекрасно знаете, чем она отличалась. У вас на глазах повалилась первая костяшка домино, не надо быть специалистом, чтобы понять принцип цепной реакции. — О цепной реакции все заговорили куда позже… Когда стало понятно, что с каждым новым градусом из океанов высвобождаются десятки тысяч тонн углекислого газа, превращая атмосферу в гигантский тепловой аккумулятор… Она перестает отдавать тепло, температура растет, полярные шапки тают, двуокиси углерода в воздухе все больше, и процесс становится необратимым… — Плюс один градус в две тысячи девятом, плюс три в две тысячи двенадцатом, плюс шесть в две тысячи четырнадцатом, — продолжал Карнаухов. — Если бы вы знали, сколько лет своей жизни я растратил на попытки достучаться до людей! Интервью в газетах, эфиры на радио — меня всюду звали охотно, как этакого Нострадамуса от науки, и смотрели передачи со мной так же, как смотрят фильмы ужасов на заезженных кассетах — взбодриться, побояться чуть-чуть, получить свою дозу адреналина и через пять минут забыть об услышанном навсегда. Потому что как-то не верится. Карнаухов умолк. Он прекрасно понимал, что толкало старика заговаривать с каждым мало-мальски прилично выглядящим человеком: желание оправдаться. Ему самому уже давно ничего не хотелось: ни напомнить грешникам о своей правоте с борта Ноева ковчега, ни переубедить последних упрямцев, ни извиниться за то, что был некогда недостаточно настойчив… Пустое. Случилось то, что случилось.
Ему самому уже давно ничего не хотелось: ни напомнить грешникам о своей правоте с борта Ноева ковчега, ни переубедить последних упрямцев
русский пионер №2. апрель-май 2008
103
Потепления всего на шесть градусов по Цельсию вполне хватило, чтобы подрубить ноги колоссу цивилизации. Океаны превратились в могильники: для тысяч и тысяч видов это не значительное, казалось бы, колебание температуры оказалось фатальным. Засуха и голод в Африке вычеркнули из списка живых сотни миллионов человек, целый континент иссох и обуглился. Миллионы несчастных, мечтающих не как прежде — о пище, а хотя бы о воде, осадили границы терзаемой катаклизмами Европы. Мертвые океаны взбеленились и перечертили мировые карты, отъедая у суши самые лакомые куски. Лондон, Венеция, Нью-Йорк, Лиссабон, Санкт-Пе тербург, Барселона, Хельсинки, Гамбург… От этих городов остались только выцветшие туристические открытки. Позабывшие о своем обещании перевоспитаться и расстреливавшие суда с беженцами немецкие солдаты были вынуждены отступать на восток, дальше от воды, сами подвергнутые гонениям судьбы. Испания и Италия, благословенные, желанные земли, удушены и утоплены. Франция покинута, Гол лан дия наводнена и обращена в топкое, гиблое болото. Индия, Китай, Пакистан потрепаны ураганами и обглоданы цунами. Спасаясь от голода, китайцы, немцы, индусы устремились на север. Опаленная снаружи и подтаивающая изнутри, Россия приняла их, разместила, укрыла. Сожрав несколько крупных городов, оттепель отплатила стране нежданным процветанием: сошедшая ледяная корка открыла для земледелия миллио-
ны квадратных километров, студеная сибирская зима сменилась субтропическим раем. Но государство, привыкшее к морозам, не вынесло потепления: размякло, протухло и разошлось по швам. Бордовский примолк, внимательно вглядываясь в заросшее седеющей бородой угрюмое лицо своего собеседника, угадывая в нем давным-давно виденный в газетах гордый профиль. Китайские туристы, посовещавшись меж собой, решили уступить пройдохе-лодочнику, скинулись еще по сотне, и ублаженный гондольер повел свое судно вверх, к крепостным стенам. Старик еще пытался заговорить с Карнауховым, но Алексей, запершись в себе, больше не отвечал: проплывали его родные места. Дом, где оставалась его семья в ночь Великого наводнения, гнилые обрубки бульварных тополей среди поглощенных лианами утесов зданий, напоминающие тихоокеанские рифы черные глыбы тронутых плесенью многоэтажек Нового канала… Лодка набирала ход, рассылая в стороны крошечные цунами, доходившие до остовов домов и ласково теревшиеся о кирпичную кладку стен. Китайцы оживились и загомонили: победа, главная жемчужина экскурсии их не минует. Из тумана им навстречу выплывали обсосанные временем и тронутые лишаем, но по-прежнему подагрически несгибаемые башни Московского Кремля.
памятка
Как пережить жару
Как добыть воду в пустыне
С наступлениемм жары отмените всякую работу, особенно физическую. Лягте на койку, поднимите повыше ноги и побольше пейте. Желательно — не пиво. Спиртное и газированные напитки усугубят ваши страдания.
Находим пересохшее русло ручья, копаем ямку — пока не появится влажный песок. Втыкаем в нее трубку, а потом, как коктейль через соломинку, с силой тянем воду. Минуты через две ваши усилия будут вознаграждены.
Как быть, если нет кондиционера
Как спасти друга при солнечном ударе
В жару самый простой выход – включить кондиционер. Если его нет – завесьте окна мокрыми простынями, полотенцами, обмотайте голову мокрой тканью. По мере высыхания – смачивайте.
Признаки солнечного удара – учащенное дыхание, забытье. Перенесите постадавшего в тень, охладите тело. Не перестарайтесь: погружение в ледяную воду вызовет шок. Положите под мышки и в паховую область лед. рисунки: анна всесвятская
русский пионер №2. апрель-май 2008
105
Всегда готов
четвертая четверть 107
русский пионер №2. апрель-май 2008
инга аксенова
Урок мужества. Понаехали. Приемчики против наезда. Урок истории. Пожарское дело. О роли куриных котлет в судьбах Родины.
текст: николай фохт фото: orlova рисунки: варвара полякова
Казалось бы, самый простой способ самозащиты от наезда — тем более если ты мастер спорта по самбо, как автор этой колонки Ни- — Юноша, научись сначала вести себя колай Фохт – прямой в че- в приличном обществе, а потом уже… Кому ты угрожаешь? Какие лю люсть или, на крайний слу- Что-что!? ди? На соку томатного, на, пей гаденыш, чай, быстрый побег. Но чи- глотай, языком с макушки слизывай. Пох, татель этих заметок узнает, что от «Армани», пох, что от «Габаны». Пенчто бывают в жизни муж- даля, и свободен. Пшёл вон! Всё, девочки, этот подонок тут больше не чины такие моменты, когда спокойно, появится, продолжаем праздник… ему, чтобы не встать на ко- Ну что, скажите, тут такого? Какой-то лени, потребуется не только пацан орал в караоке — громко, фальшифизподготовка, но и смекал- во. Понятно, что клуб, понятно, что кажвеселится как умеет, но есть же грака, и моральная стойкость, и дый ницы. Тем более его вежливо попросили помощь друга. отойти от микрофона, а он хамить стал: мол, лохи и подождать могут, мол, он тут бесплатно развлекает — обычно его концерты от трех до пяти в евро. Как не осадить такого? Бить не имеет смысла, а на место указать надо, ну как иначе. Утром — телефонный звонок. Мужской голос на том конце недоволен: — Ну ты чего? Ты с людьми как разговариваешь? Собирайся, приезжай в «Мариотт», будем учить тебя с людьми общаться. — Уважаемый, о чем речь? — Не умничай, знаешь, о чем речь. Хо чешь, чтобы я сейчас к тебе приехал? Могу. Твой мобильный достал за пять минут.
— Ну я обычно сам приглашаю в гости. — Не выводи меня. Давай, через два часа в лобби. В лобби «Мариотта» меня ждали двое мужчин со стертой внешностью, с тусклым глазом, с неумелой, некоординированной мимикой. — Ну что, доигрался? — Друзья, вы о чем говорите-то? — Ты вчера на мальчика, который мой друг, вылил стакан томатного сока, дал ему пендаля, но главное, обвинил, что он не умеет петь. А ты знаешь, что это артист каких мало, что у него на следующей неделе концерты — а ты уверенность у него подорвал? А знаешь, мудило, что его «Армани», который я на свои деньги, кстати, купил, стоит четыре штуки? А «Габана» знаешь, сколько стоит? Ты чего, напутал совсем? — Друзья, вы что, шутите? Очнулся второй господин: — Тупой ты какой-то. — Может, поаккуратнее со словами? Поуважительнее? — Ща поуважительней тебе будет. Заметил у входа «команду Пахтакор»? Ребята хорошие, хочешь — прям сейчас тебя грузанут? Господин махнул рукой, и за столом образовался румяный детина. Он сел
Господин махнул рукой, и за столом образовался детина. Он сел и стал пристально смотреть мне в глаза
русский пионер №2. апрель-май 2008
109
и стал пристально смотреть мне в глаза. Господин продолжил: — Короче, с тебя десяточка, но не это главное. Ты давай завтра в том же баре, где Виталик распевается, короче, встанешь перед ним на колени и попросишь прощения. Короче, ты помни, что у нас не такие люди на коленях стояли и этот вариант для тебя лучший. Всосал? — Уважаемые, как-то все абстрактно. — Короче, завтра в клубе. Десять косарей с собой. Человек тебя запомнил (кивок на румяного), поэтому не балуйся. Все переговоры окончены, у нас сейчас деловая встреча. Вот такой расклад. Наезд как наезд, ничего эксклюзивного. Я не стал в разговоры вдаваться — в моей жизни это не первый раз. Я отправился собирать информацию. Через знакомого вышел на опера с Петровки. По оперу, выходило, что люди серьезные и если можно дело уладить
ми ром, лучше уладить. Из оперативных мероприятий следак предложил следующее. Написать ему заяву: в случае неблагоприятного развития событий бумаге дается ход. Это моральная поддержка, не больше. Записать его мобильный — если дело примет критический оборот, предложить злодеям набрать этот номер, мент с ними по-своему поговорит. Ну, в общем, тоже моральная поддержка. За более существенными советами по ехал к эксперту, старшему товарищу, бывалому. Он сидел за письменным столом в офисе, в пяти минутах от «Мариотта» — пресыщенный, повидавший многое. Когда я все рассказал, он вынул из ящика стола пистолет; он внимательно пистолет осмотрел, проверил обойму, покрутил в руке, спрятал ствол обратно в ящик; он налил себе коньяка «Курвазье» и смачно глотнул сто пятьдесят граммов. Но он помог. — Конечно, они правы — обидел человека, в которого деньги вложили. Мне будет жаль, если тебя грохнут, почеловечески жаль. С другой стороны, десятка — это очень много, про колени это тоже слишком. Эх, неохота за тебя, идиота, вписываться, но я буду по тебе скучать, если что случится — а скучать мне нельзя, у меня сердце. Тебе надо будет провести переговоры и убедить их отказаться от требований. Назначишь им встречу сегодня вечером, там же. На этих переговорах сядешь за стол так, чтобы каждый был немного сбоку от тебя. Главное, во время разговора смотри им в глаза. Не суетись. Улыбайся, разговаривай с уважением. И не делай вид, что не боишься их, это вообще неважно. — А чего говорить-то? — Ну ты даешь! Откуда я знаю. Ты хочешь, чтобы я речь тебе написал? Я и так много сделаю. Я набрал номер и твердо сказал, что надо встретиться. Как ни странно, он согласился. …Мы подъехали к «Мариотту» на трех машинах. Мой эксперт вышел со мной,
111 еще двое его товарищей проводили нас до входа, где тусовалась «команда Пахтакор». Мой эксперт жестом остановил нас у двери и, запахнув полу пальто, вошел в гостиницу. Через секунд двадцать он вышел и кивнул. Я с двумя ребятами вошел в холл, а эксперт вернулся в машину. Ребята остановились так, чтоб их было видно, я подсел, как учил старший друг. — Друзья мои, я сожалею об инциденте. Но не могу сделать все, что просите: мне пришлось рассказать о нашей утренней встрече моему патрону, и он запретил мне отдавать деньги и тем более исполнить вашу просьбу относительно колен. — Ты чего несешь?
Один из сопровождавших меня на этих словах поправил ухо и поднес кисть левой руки ко рту. — Ну я не знаю, мое дело маленькое. Если у вас, господа, остались вопросы, вот телефон руководителя службы безопасности моего шефа. — Я положил на стол бумажку с телефоном следака с Петровки. — Но ему кажется, что дело не стоит того. Он просто просил меня извиниться перед вами. Всего хорошего. Надо ли говорить, что все это время я пристально смотрел в глаза своим собеседникам. Мне они больше не звонили. Следователя я предупредил, он потом рассказал, что ему звонков тоже не было. Эксперта я напоил в ресторане коньяком и выслушал его парадоксальные взгляды на устройство мироздания. Считаю, что квиты. Итак, закрепим урок. Вообще не ходить в караоке-бары — пустое.
Никаких резких движений. По-хорошему, чтоб не терять темпа, нужно было бы вместо первой встречи сразу к эксперту идти, а потом к менту. И только после этого встречаться. Переговоры в этом деле — самое главное. Если есть переговоры, значит, вероятность физической расправы уже свелась к минимуму. Садиться сбоку от оппонентов, во время диалога глядеть прямо в глаза. Если нет такого эксперта, как у меня, попросить хороших друзей просто подвезти к месту стрелки. Лучше на нескольких машинах. Стрелку надо сделать публичным мероприятием, дать понять, что о переговорах знает довольно много людей. Можно все это время бояться — страх очень хороший компонент, он заставляет думать и действовать. Бояться, но не сдаваться. И помнить: наша цель выжить и не встать на колени.
русский пионер №2. апрель-май 2008
Переговоры в этом деле — самое главное. Если есть переговоры, значит, вероятность физической расправы уже свелась к минимуму. Садиться сбоку от оппонентов, во время диалога глядеть прямо в глаза
текст: игорь мартынов рисунки: анна всесвятская фото: orlova
Исследуя славную историю рождения и печальной погибели пожарских куриных котлет, Игорь Мартынов делает читателя прямым соучастником грандиозного проекта по окончательному восстановлению России, которое начнется в Торжке Слежку я обнаружил практически сразу: свернул в музей — то ли этнографии, то ли почвоведения, — и шпик за мной, столкнулись в предбаннике, глаза в глаза. Поняв, что разоблачен, он попытался изобразить на бледном лице муку абстиненции — заорал куда-то в сторону мирно дремавшей билетерши: — Это ломбард?! Примите берестяные грамоты, в отличном состоянии! …Но раз занялся пожарскими котлетами, думал я, будь готов попасть в историю. Были бы темой моих изысканий котлеты по-киевски или, допустим, рядовые шницеля — ну разве ж я вызвал бы подозрения, разве угодил бы я на мушку, под прицел? Пожарские же котлеты уже и сами не рады, что так назвались. Потому что у нас ведь так — если есть слово, то и де ло будет, вопрос времени. И пуляют чеховские ружья, и оживают бесы, явленные эпилептику во сне. Колыбель легендарных котлет — гостиница Пожарских — сгорела 8 июля 2002 года, причем сразу с четырех концов полыхнула, уверяют очевидцы. Тушить прибыли лишь сорок минут спустя — хотя это Торжок, сердце пожарного дела России, кузница пеноукладчиков и брандспойтов, резиденция 2 могучего объединения «Пожтехника», снабжающего всю страну; здесь на пожарном транспорте до булочной ездят, а карманные огнетушители найдутся в любой аптеке, меж блендамедом и контрацептивом. Но — не успели, сгорело дотла, особенно второй этаж — деревянный, включая главнейшую для русской литературы стенку, на которой Пушкин А.С. нацарапал маникюрными ножницами завещание потомкам: «На досуге отобедай у По жарского в Торжке, жареных котлет отведай (имянно котлет)
и отправься налегке». И тем же утром, выглянув из нумера своего, поэт увидел вывеску напротив: «Евгений Онегин — портновских дел мастер». Так возникло имя, а уж дописать под него роман было делом техники. Возможно, рукописи не горят — зато поджигают, автор воистину жжот. Раз уж сказано «пожарские» — значит, будет и пожар, огня не миновать, как заказывали! И главой администрации Торжка о ту пору была, конечно, Пушкина. Это зона рискованной филологии: земля, живущая законом языка, куда он — туда и она, по флективному, запутанному руслу. Язык неразборчивый, без костей: куда доведет — одному ему ведомо. В дебюте начал позитивно, потом вылез боком, все переиграл, а в окончании шипящем еще и петуха пустил. 5 Странно от пользующихся этой речью ждать чего-то логичного. ´ ´ Тем более в новоторском варианте (новоторы — так себя назвали аборигены Торжка): «Наший рицы цыщи в свици нит!», что в переводе означает: «Нашей речи чище в свете нет». И куда там анархистам с либералами! Нет на Руси мощнее подрывного элемента, чем орфографический словарь. Когда мне говорят, что не было при Сталине каких-нибудь свобод, я отвечаю: откройте словарь 1937 года на букву «У» — что там сказано? «Удушающий»! Нечего добавить — все сказано, в обход цензуры.
Конечно, были попытки восстановить очаг культуры. Отель и ресторацию, где, наворачивая одноименное отелю блюдо, калейдоскопом столовался генералитет словесности, от Гоголя до Толстого. Но все закончилось мистическим провалом. То инвесторы прогорят, то чиновники впадают в помешательство — стоит только заняться объектом.
Раз занялся пожарскими котлетами, думал я, будь готов попасть в историю
русский пионер №2. апрель-май 2008
113
В итоге от греха руины прячут за высоким забором, а приготовление зажигательных котлет выносят из города вон. Как бы не так! Хотя ресторатор Надежда Смирнова, она же раньше учительницей литературы была, грамотно пыталась замести следы, котлетное заведение на петербургском тракте назвав расплывчато: «Белый лебедь». Индуса взяли шеф-поваром, изолированного от внешнего мира чалмой, чтобы готовил пожарские без оглядки на подтексты. Но не тутто было! Под Новый год, за пять минут до боя курантов, звонок тревожный: «Прорвало батареи! Заведение заливает водой!» Бросившуюся затыкать пробоины учительницу осенило — так это же «Лебединое озеро»! Как там поется: «А белый лебедь на пруду… качает павшую звезду…» Не огнем, так во дой — но настигли демоны русской филологии! Надо ли говорить, что теперь пожарские котлеты на их родине готовят крайне нехотя и лишь под сильным туристическим воздействием?
Теперь маэстро Гоша в Торжке. «Как только тверской губернатор сказал, что не пожалеет сил и средств на докрутку бренда Пушкина, я сразу понял — мне сюда!» — говорит Гоша, ставя на стол клетку с голубями. И тут же переключается на пернатых: — Вот вывез из Венеции, прямо с Сан-Марко, для селекции… Почему, я спрашиваю, главная голубятня мира до сих пор там, а не в Торжке, у которого даже на гербе — голуби! Скрестим породы, размножим лучших! Голубь мира с кровавым клювом — это в духе времени. Маленький принц — с брандспойтом наперевес, заливающий своей дружелюбной, но неукоснительной пеной горящие континенты. «Пойми, сейчас время картинки, время зрительных образов — словесный мусор надо вымести из головы! Время стирать случайные черты и видеть, видеть — жизнь прекрасна! Все войны и все миры умещаются в трехминутном клипе! Атакуемый зрачок жаждет новых атак, коктейля крови, тоника
...Надо ли говорить, р , что теперь пожарские котлеты на их родине готовят крайне нехотя и лишь под сильным туристическим воздействием?
Словно бы ждут новоторы спасителя — из словесного страшного плена. Ждут избавителя — а он уже в Торжке! И я иду к нему навстречу, оторвавшись от «хвоста». Кто не знает Гошу, столичного массовика-затейника, автора многих разорительных концепций? Если Гоша в городе — значит, ожидаются хорошие бюджеты! Примета такая. Он прославился коммерческими играми еще в 90-е. Дуэли на конверсионных истребителях. Или танковый пробег Москва — Белград. Или, например, «Охота на Ганнибала» — договорились с кем надо, чтобы выпустили из строгого режима на волю маньяка-людоеда. Людоед этот ушел в натуральные бега, а игроки — человек двадцать предприимчивых парней — разделились на три оперативные бригады. Какая первая возьмет злодея, та и суперприз возьмет: остров в океане. Но потом у участников игры закончились отпуска и вообще пропал интерес к игре. Они разъехались по домам. Людоеда так и не взяли — ну что поделаешь, у всякой охоты есть своя оборотная сторона… Зато уже к следующему раунду, скорее всего, будет выпущено сразу несколько серийных убийц. Наконец-то подключается телевидение! Чтобы держать страну не только в курсе, но и в панике.
и танков! Все прочие жанры должны быть стерты с лица земли — кроме самого нескучного». «Мы сделаем конфетку из Торжка. Поставим памятник котлете. Раз она тебе так дорога. Неизвестный уже в курсе. А вокруг котлеты — идеальный для кадра город. Будем телешоу снимать. Но в действующих декорациях. Никакой павильонной съемки. Налепим фасады, проведем свет, замостим несколько улиц, с подогревом. Подтянем новиковские рестораны. Боря Краснов проработает задники. Филиалы Монте-Карло и Лас-Вегаса — все идут сюда, есть договоренности. А что? Или не Пушкин «Пиковую даму» написал?! Кстати, надо подумать над Пушкиным — есть несколько хороших двойников, практически клоны. Как мне сказал один знакомый двойник Гитлера: двойники даже лучше оригиналов. Так пусть Пушкины для антуража бродят. Мелькнет в толпе знакомое лицо… Поди плохо? И гостиницу восстановим — лучше, чем было. По номерам таблички набьем: здесь Николай Гоголь ночевал, а здесь Николай Первый». «Говоришь, потемкинская деревня? Нет, брат! Фишка не в этом. А в том, что в этом заново отстроенном — можно будет
русский пионер №2. апрель-май 2008
115
жить! Реальные квартиры, с водопроводом и канализацией, при чем от лучших дизайнеров! Приоденем городское население — в того же Лагерфельда, старику будет приятно за доверие. И так пойдем по городам! И постепенно, под шоу, да мы не только Торжок, мы всю страну переселим в мир иной — в идеальный!» «Пойми: эту страну губит многословие. И ты не обижайся, старик, за ветеранов словесности — но мне того же Пушкина проще в подлиннике почитать, на английском, откуда он списывал Байрона или Вильсона «The city of the plague». — Кстати! Вот тебе и название шоу: «Чумовой город!» — внес и я свою лепту в ренессанс. — Хватит говорить, надо картинку делать! — подытожил Гоша и со своими голубями улетел к тверскому губернатору на общественный совет. А я снова двинулся в темень и хлябь новоторских закоулков по кулинарному следу...
го вылета за полгода. А если завтра война?! — боец горько отхлебнул уругвайского.
Что же, вполне в духе времени: по городу бродят двойники Пушкина, а в небе, красиво высвеченный софитами, на высоком кране подвешен незаправленный вертолет, из которого, как победное шампанское, хлещет противопожарная пена… Главное — правильно скадрировать! Чтоб от натуры осталась только вырезка — яркая, сочная! А лишнее — отсечь. …Но теперь о главном. Всякий исследователь пожарских котлет рано или поздно приходит к Валентине Федоровне Кашиной. Историк и пушкинист, она с миру по нитке, шаг за шагом полвека подряд восстанавливала утраченный рецепт первородной котлеты. Тонны перелопаченных архивов и прокрученных через ручную мясорубку куриных грудок — и вот, кажется, тайна разгадана. Вкус обретен!
...Реальные квартиры, р р , с водопроводом и канализацией, ц причем от лучших у дизайнеров! Приоденем городское р население — в того же Лагерфельда, ф старику у будет у приятно за доверие. И так пойдем по городам!..
…Сперва вполне пустынное питейное заведение с уместным названием «Зевс-громовержец» постепенно заполнялось странной публикой. Смуглые, даже с бронзовым отливом парни рассаживались по четверо. Точнее, на троих нездешних смуглых приходился один румяный, явно из местных. С ним они говорили по-английски, а между собой — на языке Энрике Иглесиаса и команданте Че. Первая мысль: это массовка для проекта Гоши, но после второй бутылки уругвайского каберне выяснилось происхождение десанта: из Венесуэлы, посланцы дружественного Чавеса. — За Фиделя! — вкрадываясь в доверие, поднял я тост за соратника Чавеса. Оказывается, в Торжке помимо пожарной индустрии есть еще вертолетная школа, куда и прибыли на учебу бойцы с империализмом. — Как вам наши резвые геликоптеры? — учитывая нашего Сикорского, я был почти уверен в лестном отзыве. Но один из венесуэльцев, сильно отвернувшись от румяного особиста, внезапно перешел на шепот: — Торзок — плёхо. Надо срочно передать донесение в Каракас. Тренировки невозможны — нет горючего. Ни одно-
Поговорив для отвода глаз о том о сем… об Анне Керн и Дмитрии Медведеве… я все-таки решился спросить напролом: так что же в основе, чем так пленила котлета современников и потомков? Молодо, зелено блеснули глаза пушкинистки: — Это не для дикофона — сказала она. — И не для разглашения. И размотался передо мной чудесный кулинарный свиток, и познал я тайну, и, пораженный обретенным знанием, воскликнул я: — Неужели это правда?! Ведь это же в корне переворачивает наши представления, причем не только о котлетах, но и о мироздании вообще! — Да, это так, — только и согласилась Валентина Федоровна.
Теперь читатель ждет уж этого рецепта. В конце концов, зачем вообще был этот рейд в Торжок, если не вынесена из него питательная польза? Но не могу я разглашать. Я слово дал.
117
русский пионер №2. апрель-май 2008
Тонны перелопаченных архивов и прокрученных через ручную мясорубку куриных грудок — и вот, кажется, тайна разгадана. Вкус обретен!
В рубрике «Фотоувеличитель» мы увеличиваем фотографии. Потому
сергей анисимов
что есть такие фотографии, которые заслуживают увеличения. Мы приглашаем читателя повнимательнее рассмотреть то, что на них изображено. И оценить увиденное, сделать соответсвующие выводы. Мы своих оценок не стыдимся. Поэтому одни фотографии мы публикуем с пометкой «позитив». Это значит, что мы положительно относимся к изображенному, одобряем. А другие — с пометкой «негатив». Значит, нам совсем не нравится то, что происходит на фотографии. Но мнение редакции может (а иногда обязано!) не совпадать с мнением читателей. И очень может быть, что у вас будут прямо противоположные оценки. Так это же хорошо! Главное, чтобы равнодушия не было.
позитив
негатив
русский пионер №2. апрель-май 2008
сергей анисимов
119
негатив
эдуард странадко
позитив
русский пионер №2. апрель-май 2008
эдуард странадко
121
негатив
даниил зинченко
позитив
русский пионер №2. апрель-май 2008
даниил зинченко
123
позитив
даниил зинченко
негатив
русский пионер №2. апрель-май 2008
даниил зинченко
125
позитив
даниил баюшев
негатив
русский пионер №2. апрель-май 2008
наталья львова
127
негатив
лена и вера самородовы
позитив
русский пионер №2. апрель-май 2008
александр гронский/ agency. photographer.ru
129
негатив
рена эффенди/ agency. photographer.ru
позитив
русский пионер №2. апрель-май 2008
рена эффенди/ agency. photographer.ru
131
позитив
игорь мухин
алик якубович/ фотосоюз
негатив
русский пионер №2. апрель-май 2008
наталья львова
133
позитив
александр гронский/ agency. photographer.ru
негатив
русский пионер №2. апрель-май 2008
александр гронский/ agency. photographer.ru
135
позитив
евгений мохорев/ agency. photographer.ru
негатив
русский пионер №2. апрель-май 2008
валерий нистратов/ agency. photographer.ru
137
негатив
рена эффенди/ agency. photographer.ru
позитив
русский пионер №2. апрель-май 2008
александр щемляев/ фотосоюз
139
группа продленного дня 141
русский пионер №2. апрель-май 2008
анна всесвятская
Правофланговая. Упражнение для глаз. Божена Рынска о своем трудном детстве. Завхоз. Написанному — верить. Михаил Куснирович о совести. Следопыт. Ученье – light. Никита Космин о жизни студента на чужбине. Пионервожатая. Дурацкие игры. Анна Николаева о мужских повадках. Дежурный по столовой. Заодно и позавтракаем. Мирослав Мельник об утренней еде. Горнист. Пить, жуя и не жуя. Леонид Парфенов рекомендует не закусывать.
группа продленного дня
продленного дня группа
Упражнения для глаз Первый класс. Я худая и меньше всех в классе — пошла в школу на год раньше, с шести. А еще я очкастая, что позорно. Это выяснилось на первой же перемене: «Очкарик! Очкарик!». На одной из прогулок продленки я раскопала белую мочалу с длинными лохмами и стала прикладывать ее к голове: идет ли мне быть блондинкой? Мочала тут же обтрепалась и клочьями повисла и на черном переднике, и на шоколадном платье. И вот представьте — шаркает по ленинградским закоулочкам пигалица в клочках. Сутулая, костлявая и лупоглазая. Одноклассники даже в пару становиться побрезговали. Так и брела до школы одна. «В скверу, где детские грибочки» попалась на глаза местным забулдыгам. Смеху было — такой очкарик страхолюдный! Перед сном долго болталась по квартире и торговала печальным лицом. Вот бы мама или папа заметили, спросили: «Да что же, наконец, случилось?». Не спрашивали. Пришлось напроситься на сочувствие самой. И ведь чуяла уже, в шесть лет чуяла: не надо им, то есть родителям, ничего рассказывать, таись, скрывайся и молчи. А все равно «душа рвалася из оков» унижения. Да, за язык никто меня, конечно, не тянул. В ванной не
евгений сорокин
Словосочетание «Божена Рынска» (даже если предположить что-то кто-то не читал ее обозрений светской жизни) вызывает образ нездешней красоты, неприступной и гордой. Но перед читеталем этого ее воспоминаяния о детстве рассыпается на мелкие осколки глянцевый образ и проступает Божена какая есть – живая, здешняя до рези в глазах.
правофланговая божена рынска
выдержала, сама вылезла, сама и напоролась. «За мое жито менэ и побито»: «Ты сама виновата — не делаешь упражнения для глаз. Вот тебя очкариком и называют. А ведь сколько раз тебе говорили — делай». Так вошло в мою эмоциональную память первое отчуждение. Больше я ничего родителям не рассказывала. Потихонечку к душевным потемкам привыкла. Именно так, говорит Леви, люди привыкают к полярной ночи. В средних классах старалась поменьше быть дома. «Почему ты все время из дома убегаешь?!» — как-то раз возмутился отец. В горле застряло: «Потому
что с вами тошно». «А, — сказал разум, — нашла, кому объяснять». И я виновато пожала плечами и под благовидным предлогом — в универсам — смылась. Уж сколько времени прошло, но в моей собственной полусемье я до сих пор не могу озвучить горечь. Открываю рот, а сокровенное застревает в горле. Говорят, стенокардия — болезнь невысказанных обид. У нас грудная жаба задушила уже четыре поколения — прапрабабушку, прабабушку, бабушку. В минуту душевной невзгоды и я ощущаю на шее лапы этой холодной немой рапухи — посланницы болота вечной мерзлоты.
У Бабеля в рассказе «Любка Казак» маленького Давидика старый еврей Цудечкис отлучал от груди колючим гребнем. «Ребенок потянулся к матери, накололся на гребень и заплакал. Тогда старик подсунул ему соску, но Давидка отвернулся от соски. Дитя опять укололось о гребень, нерешительно взяло соску и стало сосать ее». От всей души потянулся, укололся, заплакал. Сунулся опять, а там опять частокол. Третий раз не потянется. «Сама виновата» и «я же говорил» — колья, которыми близкие отлучают нас от души. Заболачивание, оледенение наползает годами. Потихонечку дрейфуем в холода, в холода. И вдруг, очнувшись, кто-то застает себя в семье своей родной, как во внутренней эмиграции. Поглощенным одиночеством и вечной мерзлотой. Этот адский студень — там, где туман, холодно и никто никого не любит, — может колыхаться годами. Всю жизнь. А может жахнуть буквально на ровном месте. Вот трагическая развязка сердечной слепоты. Один крупный капиталист любил свою жену. Любить любил, а не заметил ее страшной депрессии. Проворонил начало тяжелейшего психического заболевания. Жена, казалось бы, на ровном месте выбросилась из окна. Муж на старости лет остал-
группа продленного дня
группа продленного дня
ся. И всякий раз задним числом пожалеешь и сделаешь себе зарубку на носу: молчи, елы-палы. Каждая зарубка — свежая порция антифриза для пламенного мотора. И вот звонит из прекрасного далека червонный король: — Как дела? Мучительно думаю, как дела. Дела вообще-то ни шатко ни валко. А, вот новость — горло заболело. Нет, пожалуй, не надо. Скажет, сама виновата — много нервничаю (хотя он мне и говорил, что волноваться вредно). И к тому же — не закаляюсь. А! Вот! Кредитка — срок истек, стою я как ворона в супермаркете, и тут эта гадина мне и... Нет, это я сама виновата, не расскажу. Он же мне говорил, а я ушами хлопала. Тяжело прошла съемка? Так мне давно говорили — ложиться надо раньше. От работы тошнит? Так он мне говорил, что давно пора заняться серьезной публицистикой. Жить с утра не хотелось? Тут-то очевидно — ты сама и виновата, а никто не виноват. Вместе жить не хочется? Так он же меня предупреждал — видели глазки, что покупали. А если не видели, так надо было глаза упражнять. — Так как дела-то? Ну, ничего. Антифриз почти закончился. Что, загублю машину? Спасибо, что предупредил. Чточто? Питаться нормально? Ох, слава богу, что напомнил! Сейчас же побегу нормально питаться. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо. Любовь заболачивается, но это, право, пустяки. Волком выть по ночам, только бы не услышал, про себя волком выть — это тоже не беда. Как дела? Ничего, ничего. Зябко, зябко, зябко, так это, право, ерунда. Это потому, что я не делаю упражнения для глаз.
русский пионер №2. апрель-май 2008
ся куковать один, засел в огромном стеклянном дому. Одному ему там нехорошо. Днем делает бизнес. К вечеру напивается и воет. От ужаса он притаскивает в свой туманный холодный и прозрачный гроб случайных гостей и, вцепившись в пуговицу, по пятому кругу повторяет: «Она никогда мне ничего не говорила! Никто даже представить не мог!» При мне ему позвонила из Лондона почти уже взрослая дочь и сообщила, что срезалась на экзамене. «Это потому, что ты нервничаешь перед сдачей. Сколько раз я тебе говорил — не надо волноваться», — утешил папа. Есть у меня подруга. Мы дружим с детства. Подруга моя — редчайший специалист по эмпатии — сопереживанию. Как-то раз между делом пересказываю ей статью о нравах барсуков. Таких забавных лесных зверюшек с полосочками на морде. Представляешь, говорю, барсуки — роют-роют нору, а лиса приходит и начинает там жить. «Как?! Просто так — приходит в чужую нору и начинает жить? Средь бела дня? Самовольно? Безобразие!» — тут же ужасается подруга. Гениальная реакция! Вот оно: «Печалюсь вашей я печалью и плачу вашею слезой» в чистом виде. Поэтому к Ирочке душой и прикипают. «Как?! Вот так вот? Безобразие!» — господи, да я бы отдала все на свете, если бы тогда в ванной родители так воскликнули. В моей бестолковой личной жизни есть вроде бы родная душа. Иногда я пытаюсь до этой души чего-нибудь донести. Хоть вообще-то мужчины для этого дела решительно не приспособлены: спички детям не игрушка, муж жене не подружка. Но, бывает, нахлынет, не сдержишь-
инга аксенова
143
группа продленного дня
продленного дня группа
Написанному — верить Прочитав авторскую колонку предпринимателя Михаила Куснировича, читатель сделает выводы, справился ли Михаил Куснирович с редакционным заданием написать заметку о ранимости и комплексах современных российских предпринимателей, основываясь на личном опыте, был ли он по-пионерски честен — и в первую очередь, по отношению к себе. Не знаю, кто как, а я помню, как меня принимали в пионеры, а кто говорит, что не помнит, врет. Я отлично помню. В стране шел 1976 год, и Пятилетке Качества уже стали давать Рабочую Гарантию. У меня же шел 3-й класс. И ажитация от предстоящего пионерства все увеличивалась и увеличивалась. Первых троих из нашего 3»А» класса, самых отличников и самых великовозрастных (им уже стукнуло по 10 лет), принимали в пионеры в феврале то ли по случаю Дня Юного Героя-антифашиста, то ли по случаю очередного исторического XXV съезда КПСС. Причем принимали где-то в районе Красной площади, то ли в Музее Ленина, то ли в Мавзолее, то ли прямо во Дворце Съездов, хотя понятно, что точно не в ГУМе. Следующую партию было намечено принимать в марте. Почему-то так было заведено: принимать не всех сразу, например 22 апреля в день рождения В.И. Ленина или 19 мая — в день рождения Всесоюзной пионерской организации имени вышеупомянутого В.И. Ленина, а так вот, с растяжечкой, чтобы стремились, старались, учились, учились и учились, но готовы были всегда.
завхоз михаил куснирович
Короче говоря, мне выпала честь 20 марта в стенах актового зала родной средней школы №890 Перовского района города Москвы дать-таки клятву, ну и вступить в пионеры. Это было очень гордо и ответственно. В хороший солнечный субботний день вся моя семья воодушевленно готовилась к этому событию. В нашей семье все подчеркивали, что моя бабушка — папина мама — была первой пионеркой, то есть семейная легенда всячески культивировалась, видимо, еще с 1922 года, когда в первый пионеротряд города Ростова-наДону была зачислена моя бабушка Евгения Владимировна.
Итак, на вступительный обед были приглашены и оба дедушки, и бабушка — первая пионерка, и дядя, и тетя, и двоюродная сестра Оля, и новорожденный двоюродный брат, и друзья родителей — соседи с 8-го этажа, и даже мои друзья, можно сказать соратники, вместе со мной в этот день тоже собиравшиеся дать клятву верности в борьбе за дело. И вот тут, я явно вспоминаю, вместе с радостным возбуждением в моей душе угрюмо заныл тяжелый камень. Дело в том, что из семерых смелых, счастливцев второй партии, должны были принимать в пионеры нас, четверых верных друзей,
и трех остальных — девочек. Но четвертого-то друга, Димы Артемова, все-таки с нами не было. Его не было в этот знаковый день — несмотря на то, что целых две четверти Дима вместе с нами познавал увлекательные истории пионеров-героев, задавался вопросом «а где же были октябрята-герои?», терзался, что на нашу эпоху молодости не выпало время революций. Несмотря на все это, он, видимо, не выдержав напряжения, смалодушничал и получил «неуд» по поведению, даже два. За одну неделю. Для настоящего пионераленинца это, конечно, была непозволительная роскошь. И ему внезапно стало не место в наших рядах. Но за столом-то нашей малогабаритной кооперативной квартиры на улице снайпера-героя Алии Молдагуловой место для него было! И вот клятва отдана, алый свежеотглаженный галстук на шее, булавка пламенного пионерского значка погнулась, но он все-таки занял свое место на моей груди. А камень на душе все тяжелел. Как же это будет: мы, то есть я, Володя Анисимов и Кирилл Рожков, что называется, при значках и галстуках, а Дима — просто примкнувший к нам Артемов? Уж если у меня камень, то у него-то что?
группа продленного дня
группа продленного дня
под президента, для кого-то Старый-Новый, для кого-то Восточно-Китайский, для кого-то Сентябрьско-Иудейский, но, в конце концов, для каждого. По роду своей предпринимательской деятельности часто гляжу в окно. В окне — Главная площадь страны как на ладони. В последнее время как-то уж слишком, по сравнению с моим пионерским прошлым, потеплело (см. материалы
наклонностей есть возможность порадовать своих чад в соответствующее время года естественным, искрящимся попионерски льдом, а у Каждого из Всех, кто пришел-таки на Главную площадь, нету. И из лучших, надо думать, побуждений затевается эпопея с Катком на Главной площади и сублимируется желание в возможность и в удовольствие тем, кто радостно такой возможно-
И вот клятва отдана, алый свежеотглаженный галстук на шее, булавка пламенного пионерского значка погнулась, но он всетаки занял свое место на моей груди на стр. 56–105), а уж зимы и вовсе не пионерские. Ни тебе морозца, ни снежка. Про горку ледяную под окном да коробку катка и говорить нечего. В малюсенькой альпийскоблагополучной Швейцарии катки есть, а на могучих просторах столицы нашей Родины — и нет, одни лужи. И смотрю я, как хлюпают по этим лужам москвичи и гости столицы, и снова начинает шевелиться тяжелый камень, прикрытый временно рыбной котлетой с картофельным пюре. И стал я сильно переживать, что лишь у малой кучки соотечественников буржуйских
варвара аляй-акатьева
Тем не менее все прошло на удивление хорошо. Дима держался молодцом, ел штрудель, приготовленный первой бабушкойпионеркой, и даже улыбался. Я придавил беспокойный камень рыбной котлетой с картофельным пюре и тоже начал дурачиться не по-пионерски. Но этот свой первый комплексный (от слова закомплексованный) торжественноответственный обед я почему-то помню до сих пор. Поэтому, когда я получил домашнее задание от редакции журнала «Русский пионер» написать заметку о ранимости и, возможно, имеющих место комплексах современных российских предпринимателей, основываясь на личном опыте, — эта история как-то сразу и вновь проявилась в моем несознании. Должен сказать, что вот эта ранимость и желание «чтобы всем было хорошо», — она у современного российского предпринимателя, в частности у меня, конечно, присутствует, просто не всегда проявляется. Более того, когда предпринимательский запал сублимируется в проявление индивидуальности и исключительности, первопроходства и узнаваемости, речь обо «всех» и о так называемом ' ' не идет вовсе, распроegalite страняется исключительно на круг первый: на соучастников, на соратников, на союзников (сотрудников), на семью. С простыми, общечеловеческими, не побоюсь этого слова, ценностями — другое дело. Нет, конечно, желания, чтобы день рождения был один на всех или день свадьбы, к примеру, пока не появилось, но вот чтобы Новый год был равноприближенный ко всем, хочется. Пускай для кого-то с курантами
стью воспользуется. Тут, конечно, те, кто не пользуется, с прищуром так недоумевают: «Зачем?», и муссируют: «Почем?», и твердят громогласно, что это, мол, всё от комплексов. И оттого, что не обижаешься, еще больше заводятся. Как тут объяснить, что важнее не «от», а «для». Это для радости просто. Честное пионерское. Готов даже, как водится, зарубежный опыт подбросить. Вот ужинал я недавно с кумиром предпринимателей всех времен и народов, британским сэром Ричардом Бренсоном. И весь вечер делился он с нами,
чувственными российскими предпринимателями, жадно внемлющими почитателями его таланта, своими международными переживаниями и комплексами. Как ни странно, у него тоже наболело из-за этих бесконечных луж от всемирного потепления. И он в частнопредпринимательском порыве вместе с Нельсоном Манделой и еще группой состоявшихся ребят решил эту проблему побороть. И так у него горели глаза, и так он, до крошечки, наворачивал эту рыбку — лабардан-с, что верилось: будет одной проблемой на планете Земля меньше! Кстати, если кто позабыл, как его в пионеры принимали, или лишен был этих воспоминаний в силу прекрасного юного возраста, мы в Черешневом Лесу аккурат 19 мая прошлого года Всех и Каждого из Соучастников, Соратников, Союзников, Сотрудников, Семьи, в Пионеры XXI века все-таки приняли. И даже клятву не брали. Это уж каждый сам решает — давать или брать (в зависимости от комплексов). Сразу после приема в пионеры в Нескучном саду некоторых смутил один дедушка, который хулиганил во время посадки черешен. Он вел себя просто как Мишка Квакин. Он говорил, что все тут должно быть, как было (то есть деревья в саду должны быть в основном засохшими), и что черешни ему никогда не нравились. И, надо сказать, он помог развиться кое-каким комплексам. А на следующее утро его застукали выкапывающим три черешенки. Застигнутый на месте преступления, он оправдывался, что у него на даче голо. В этом году мы их снова высадим. Чтоб комплексы преодолеть.
русский пионер №2. апрель-май 2008
145
группа продленного дня
продленного дня группа
Ученье — light Когда дети вырастают, они начинают делать ошибки. И прежде всего те, которые уже сделали их родители. Никита Космин в этом смысле не исключение. Будучи сыном двух выпускников факультета журналистики, он поступил на факультет журналистики. И что с того, что это оказался факультет журналистики Корнуольского университета в Англии? Зачем в Англию, во враждебное окружение?! Так вот, похоже, для того, чтобы читатели «РП» из его колонок узнавали не только о его ошибках в университете. Я в Корнуольском университете уже второй год. Скажем, он не такой модный и привилегированный, как Оксфорд, зато студенты здесь ребята свойские и дружные и никогда не откажутся помочь. Интерeсно, что у нас часто представляют англичан этакими чопорными аристократами в духе Шерлока Холмса минус эксцентричность. Оказывается, это совсем-совсем не так. Я учусь на факультете журналистики, и мой курс уникален, его не преподают больше ни в одном университете Соединенного Королевства. Считается, что основное время студент должен заниматься самостоятельно: здесь отличная библиотека с бесплатными DVD-дисками, лазерными принтерами, безлимитным интернетом с девяти утра до девяти вечера, бассейн, спортзал, великолепный набор спортивных игр от баскетбола до тренинга по обращению с горными велосипедами. Разумеется, это все бесплатно. Где еще вы найдете преподавателя, которому будете отсылать на правку нeзаконченные эссе, курсовые и прочее до тех пор,
следопыт никита космин
пока работа не станет безупречной, а уж потом сдавать на отметку? А бесплатного психолога, который обычно берет по 120 долларов в час? Про такие мелочи, как консультации по карьерным делам и аранжировка турпоездок, я и не говорю. То, что намного труднее описать — это отношение к тебе, бесконечно гуманное и терпеливое, пусть даже и (оправданно) слегка снисходительное. Пример этого в недавнем опросе Би-би-си мнений двух наций друг о друге: в отзывах англичан о русских только хорошее, а в наших о них доходит даже до обвинений в тупости (англича-
не тупые, они в девятом классе дроби учат). Вспоминается английская поговорка: «Когда показываешь на кого-то пальцем, три пальца всегда показывают на тебя». Первые два курса студенты проходят в школе, это 11-й и 12-й классы. Это еще не университет, но уже и не школа: занятия проходят в отдельном блоке на школьной территории, необязательна школьная форма и на студентов не разрешено повышать голос. Есть свобода выбора учебных предметов, комната для тусовки и компьютеров на порядок больше. То есть как бы совершается плавный переход
во избежание травмирования психики подростка. Для поступления в одиннадцатый класс нужно пройти экзамены, причем пропускной балл обычно — пять экзаменов с оценкой от трех(!) до пяти баллов по российской шкале, а максимум пройти их можно десять. После того как приходят результаты экзаменов, отправляются предложения университетам, максимум шести. Если все проходит благополучно и вы прошли тест, приходят предложения учиться. Для того чтобы вас отчислили, надо долго и упорно этого добиваться. Бороться за вас будут до последнего. Одна студентка не появлялась на занятиях десять недель, пока ей мягко не посоветовали подписать декларацию об уходе, выразив сочувствие — и ни унции упрека, и не послали домой, снабдив планом действий и внеочередным направлением к психотерапевту. С другой стороны, пошлите кого-нибудь по матери или, боже упаси, назовите афроамериканца ниггером, и у вас возникнут серьезные проблемы с администрацией. Кстати, слова
группа продленного дня
группа продленного дня
«мозговой штурм» и «черный кофе» больше не употребляются, потому что могут оскорбить — эпилептиков и афроамериканцев соответственно. Так что носите друзьям кофе с молоком либо без молока. Несколько слов о внешнем виде. Английская школа — это несколько зданий плюс футбольное поле, беспорядочно разбросанные по гектарам зеленой травы, окруженные леском и часто речкой. В результате мы целый день только и делали, что носились из здания в здание, ведя очень здоровый образ жизни на свежем воздухе. Университет — то же, но на порядок выше. Добавьте спортзал, бассейн, три-четыре
Во время дебатов о жирафе на фотографии для заметки декан высказал предположение, что это лошадь. Спорщик ответил, нимало ни стыдясь: «Где ты видел пятнистую лошадь, тупица?» парковки, стоянку для неисчислимых автобусов, здание, специально отведенное для молодежной тусовки, второе здание для молодежной тусовки/кафе/бар/ турагентство/мини-дискотеку, трехэтажную дискотеку, в отдельных случаях комплекс магазинов (посмотреть на карте). Обожаю в этой стране толерантность, терпимость, на выработку которой ушли столетия демократии. Свобода самовыражения
здесь не имеет (по крайней мере, видимых мне) пределов. Моя сокурсница, заметьте, студенческий посол, выпросила у мамы разрешение сделать себе татуировку. Мама разрешила, но строго только одну. Тогда сокурсница на самом деле сделала одну, зато по всей спине и рукам. Но вот вам пришло бы в голову хвастаться этой татуировкой на уроке и созывать всех, чтобы они подошли и подивились поближе?
Я бы не удивился, если учитель тоже подошел — да я думаю, подошел бы, если б не навидался в жизни татуированных тел. Все же не стоит увлекаться и эксплуатировать их дружелюбие и готовность всегда прийти на помощь. Я увлекся один раз и предложил декану пожать руку этак лихо, с панковским вывертом, и получил предложение сделать это самому себе. Неформальностью отличаются не только студенческие отношения. Во время дебатов о жирафе на фотографии для заметки декан высказал предположение, что это лошадь. Спорщик ответил, нимало ни стыдясь: «Где ты видел пятнистую лошадь, тупица?»
русский пионер №2. апрель-май 2008
camera press/ fotobank
147
группа продленного дня
продленного дня группа
Дурацкие игры
Это я веду себя как пионерка, а он — как отпетый коммунист: издевается надо мной днями и ночами или мне просто кажется. Я успокаиваю себя тем, что кажется. Говорю себе молча, что бог с ним и с его пионерскими играми. Он любит играть: он всегда или на сборах, или на соревнованиях. Спорт, он, кстати, не любит, это у него жизнь такая. Меня он упрятал в тайм-аут. Но даже там норовит погонять в футбол, вместо того, чтобы просто поговорить. Я ему объясняю, что не умею играть в футбол, а он только раззадоривается от мысли, что меня можно научить кое-чему. Мои учения ему поперек горла, да я и не пытаюсь. Так, скажу иногда дрянь и стараюсь побыстрее скрыться, чтобы душу не переломал в ответ. Но молчать совершенно не могу. Чувство справедливости, привитое долбаным октябрятским детством, мешает вовремя заткнуться. Поэтому иногда завожу разговоры будто ни о чем, но с потаенным смыслом, чтобы вразумить его. А ему разговоры мои совсем ни к чему: если тихо что-то прошуршала — ладно, а если
евгений сорокин
Из этой колонки журналистки Анны Николаевой читатель может, конечно, попытаться сделать хоть какие-то выводы о так называемой женской логике. Однако вряд ли у него это получится, потому что Анна Николаева отличается от других женщин мужским умом. В общем, вся эта адская смесь щедро представлена в этой колонке и путает карты даже самому опытному игроку в дурака. Но есть от прочтения этой колонки и польза: к концу мнительный читатель способен осознать, что он-то этот дурак и есть.
пионервожатая анна николаева
взвизгнула — сразу диагноз. Слова мои грешные ему только в одном случае нужны, к которому он всегда готов. Поэтому, возможность выговориться у меня все-таки есть. Я его не виню. Вслух по крайней мере. Я стараюсь на себя обижаться, но ему это тоже не нравится. Он же первый во всем, и подруга у него должна быть с самой красивой пилоткой. Поэтому ему вообще не нравится, когда я обижаюсь. Он тогда на меня рукой машет в прямом смысле: поднимает вялую ладонь и бросает — как будто брассом поплыл от греха подальше. А что я сделать могу? Настрое-
ние ужасное, собираюсь на работу, надеваю одни джинсы, потом другие, нет, лучше юбку, и вообще не иду на работу. Я прощаю ему все, только когда он болеет. Болеет он молча, сразу и не разгадаешь. Забьется в кухонный угол и сидит нахохлившись. Чихает. Телевизор просит выключить. Тишины ему, видите ли, хочется. Страшно признаться, но я радуюсь про себя, полечить его можно наконец-то по-настоящему. Платочками бумажными обкладываю, дую на лоб, порошки смешиваю. И одну фразу повторяю: «Только в баню не ходи, нельзя при температуре ни в коем случае». Отвернулась
за порошками, а он сбежал. В баню. Как хорошо, говорит, что подсказала, как вылечиться, а порошки свои сама пей. Вышвыриваю порошки в мусор вместе с его рубашками. А он возвращается из бани и требует: «А где порошки мои?» Расскажи про родителей, говорю ему, надеюсь — вдруг смогу понять душу его светлую. «А зачем тебе», — хмуреет лицом. Не хочешь — давай я тебе расскажу про своих, отвечаю. Он грустнеет, но соглашается: «Только напомни, как маму твою зовут». И так я не знаю уже сколько раз. Опять тупик. Я ничего ему не рассказываю в итоге. А еще он правила не соблюдает. Вот я правила знаю, но они мне не нужны, я же в его игры не играю. А он не знает правил, помнит только самые общие, например про помеху справа (это я), и все равно выигрывает. Он правила нарушает, но он не мерзавец. И когда он правила нарушает, почему-то все равно приличным человеком остается. У меня не так. Я правильная и стараюсь, не опаздываю и не обижаю. Поэтому, наверное, и нет мне прощения.
группа продленного дня
группа продленного дня
не успею — уже мухлюет, дуру из меня делает. Понимаю, что даму козырную припрятал. Знает, что эта карта меня особенно бесит. Не стыдно тебе, говорю, я же знаю все про даму-то козырную. А она не козырная совсем, просто дама, отвечает. «Да какая разница, надоели мне твои измены, все, видеть тебя не хочу, кончились игры наши», — говорю в ответ. А он не наигрался еще, в азарте «а хочешь, ударь меня» говорит. И даже глаза не закрывает. Смотрит и аж бледнеет от удовольствия, предвкушая очередную победу. Знает же, что не посмею. Посмею, сама глаза закрыла — и ударила. Вот как учили в школе
мальчиков-одноклассников боксу, а я подсматривала, так и ударила. А он растерялся жутко, стоял и улыбался, пока я на груди у него прощения искала. Теперь ботинки ему зашнуровываю и расшнуровываю. В наказание. Он прощения никогда не просит: а зачем, говорит. Действительно, он же ни в чем не виноват: либо случайность, либо просто забыл или перепутал. Иногда мне кажется, что все, доигрались. От тоски аж в глазах темнеет, в мозгу зарницы полыхают. А он, смотрю, как ни в чем не бывало мячик гоняет, звонит кому-то, перебивает меня на полуслове и тут же забывает, о чем я рассказывала. Я ненавижу
его иногда, а он меня — нет. Не понимаю, почему. Злится — да, но не ненавидит. Он любит меня. Не так, как себя, конечно, но любит. Я когда думаю так, плакать начинаю. Смотрю вокруг, а его нет опять. Не звоню, знаю, что нельзя произносить «ты где?» скрипучим голосом (а когда эту фразу произносишь, голос всегда скрипучий). Жду его, даже злиться начинаю. А он играет где-то, то ли в дурака, то ли в футбол, и совсем забыл, что я одна. Хотя, если подумать, что мне печалиться, ведь у меня в кармане его единственный джокер. Он бы удивился: «Какой такой джокер? Ничего у тебя нет против меня». У меня и правда ничего нет. А у него есть я. И мне иногда снится, что это ненадолго.
русский пионер №2. апрель-май 2008
Я ничего не знаю: ни про себя, ни про других. Я все больше сомневаюсь во всем. А у него полная ясность, хотя и не стабильная. Я не понимаю, как он уживается с такой категоричностью, а ему вовек не понять моих метаний. Так и ходим по краю орбиты друг друга. Замкнутый круг. Мы с ним в карты играем иногда. В дурака. Карт у нас никаких нет, но мы играем. Мне игра в дурака еще в детстве нравилась, когда девичье сознание фобиями начинялось. Я в дурака редко проигрываю. Он помнит, что я умею, и старается. Важничает много, шутит в начале игры. Потом темнеет, начинает понимать, в какого дурака играем-то, и ногой потопывает. Потом затихает, и отвернуться
Я ненавижу его иногда, а он меня — нет. Не понимаю, почему. Злится — да, но не ненавидит. Он любит меня. Не так, как себя, конечно, но любит. Я когда думаю так, плакать начинаю
наталия вороницына
149
группа продленного дня
продленного дня группа
Заодно и позавтракаем
Для начала хотелось бы переиначить древнюю, но актуальную рекомендацию: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу. Мы, русские, не отдадим ужин врагам, потому что таковых у нас нет, а есть только друзья — этот вывод я делаю, наблюдая практически стопроцентную загруженность лучших московских ресторанов по вечерам. А завтрак лично я съедаю сам, но не в одиночестве, а разделяю его (во времени) с друзьями или с партнерами. Культуру деловых завтраков нам несколько лет назад начали прививать лучшие пятизвездочные отели Москвы — «Арарат Хайят», «Плаза», «Редисон Славянская». Получилось это, по-моему, так: проживающие в таких отелях представители зарубежного бизнеса начинали свой день с входящего в стоимость проживания шведского стола, а мы присоединялись к нашим гостям, чтобы в интересах совместных проектов не терять утренние часы. Эту тенденцию быстро уловили ведущие московские рестораторы, и вскоре «Пушкин», Vogue, «Павильон», «Веранда у дачи» распахнули свои объятья, двери и меню для ценителей утренней кашки, свежевыжатых соков, яичницы, сырников и других не-
orlova
Благодаря этому выступлению дежурного по столовой читатель «Русского пионера» становится причастен к такому важному ритуалу, как московский деловой завтрак. Мирослав Мельник отвечает на острейшие вопросы современности: совместим ли московский деловой завтрак с борщом, шампанским и устрицами? И чем предпочтительно питаться в Великий пост, чтобы окончательно не исхудать?
дежурный по столовой мирослав мельник
замысловатых яств. Наверное, кому-то все это может утром приготовить мама, жена или еще какая-нибудь милая женщина, но, во-первых, не всякая современная хозяйка способна рано просыпаться, а во-вторых, у многих из нас уже сформировался стереотип: совмещать утреннее застолье с чтением «Коммерсанта» и беседой на деловую или вольную тему. У меня, например, понятие «завтрак» в силу разных причин практически не связано с представлениями о домашнем очаге, нормальное положение холодильника — пуст. Ясно, что завтракать полагается утром. Но для спешащего
к нормированному часу в офис министерского служащего или народного избранника утро это действительно утро, данную категорию ответственных работников на деловом завтраке можно застать в 7.30 —9.00. Представители бизнес-элиты завтракать идут что называется во вторую смену — примерно с 10 до 11. А у тех наших сограждан, у которых праздников в жизни больше, чем буден, распорядок дня кардинально отличается от общечеловеческого: отбой в 6 утра, подъем — ближе к вечеру, так что их завтрак вполне может быть приравнен к ужину или к after party.
А как насчет спиртных напитков? Помнится, как еще лет десять назад завтрак отчасти считался средством преодоления синдрома под названием «после вчерашнего». Но о тех временах и о тех бойцах остались лишь воспоминания. Сейчас по утрам пьют зеленый чай, едят в «Пушкине» лучшую на планете подаваемую в глиняном горшочке пшенную кашу с тыквой. Для меня, например, это одновременно и духовная (или душевная) пища, поскольку вкус и запах «пушкинской» каши навевают воспоминания о детстве и снимают часть твоих претензий к окружающему пространству. Это блюдо особенно актуально в дни, когда второй номер «Русского пионера» попадет читателям, соблюдающим Великий пост: порция каши с тыквой по своей питательной ценности превосходит полновесный стейк с любым гарниром. «Пушкин» по утрам хорош еще и по той причине, что здесь в состав любого чая вам добавят по вашему желанию мяту. Меню завтрака не может и не должно отличаться обильностью, здесь классика жанра состоит в обратном — в ограниченности и традиционности набора, в здоровом консерва-
группа продленного дня
группа продленного дня
Завтраки в компании вообще както по-своему воспитывают и дисциплинируют, потому что за разговором, например, никогда не наешься до отвала, а выходишь из-за стола, как это и требуется, чуть-чуть голодным тизме. Выше я уже перечислил почти все строки утреннего меню популярных ресторанов. Возможно, кто-то привык по утрам поесть борща, в этом ничего предосудительного нет, ну и ешьте на здоровье, только дома, потому что запах борща ну никак не сочетается с невинными ароматами свежеиспеченных булочек и кофе и может вообще испортить атмосферу утра. Некие общие правила на этот счет уже сложились, но экстравагантные гурманы попадаются даже по утрам. Однажды я пригласил на завтрак в «Пушкин» одного
известного депутата, и вот мы сидим, мирно беседуем, и вдруг он решает поесть устриц. Уж не знаю, что предопределило такой виртуозный выбор (вряд ли особую роль сыграл тот факт, что по неписаному московскому правилу застолье оплачивает приглашающая сторона), но нужно было при этом видеть вытянувшееся лицо официанта: определенно, ему никогда прежде не попадались клиенты, заказывающие устриц на завтрак. И тут мне представилась возможность убедиться в искрометности риторического таланта этого человека, в его
способности объяснить электорату любую странность своего мировоззрения. «Дело в том, что я сейчас сижу на белковой диете, — объяснил депутат. — А устрицы — это стопроцентно белковый продукт». Деловой завтрак в ресторане — это не просто принятие пищи в приятной атмосфере и с приятными тебе людьми, это еще и некая утренняя зарядка (не путать с физзарядкой, по утрам она противопоказана, ее нужно перенести на вечер). Завтраки в компании вообще как-то посвоему воспитывают и дисциплинируют, потому что за разго-
вором, например, никогда не наешься до отвала, а выходишь из-за стола, как это и требуется, чуть-чуть голодным. А если тыквенной каше сопутствовали удачные переговоры, то следует считать начало дня удачным, и есть возможность посвятить его скорейшей реализации обсужденного проекта. Мой младший сын, завтракая в детском саду, ест свою кашу с детсадовскими партнерами, и это в своем роде проявление начал корпоративности (по-старому — коллективизма) тешит мои родительские ожидания.
русский пионер №2. апрель-май 2008
евгений сорокин. благодарим ресторан «обсерватория» за помощь в проведении съемки
151
группа продленного дня
продленного дня группа
Пить, жуя и не жуя
Главный редактор «Русского пионера» предлагает сдавать ему не колонки-эссе, а «случаи из практики». Сегодня — последние два урока, извлеченные мной из винопития. Люблю выпивать-закусывать в Грузии. Сегодня добираться труднее, но продолжаю там бывать — не только ради трапезывозлияния, конечно, но без них было бы не то. Вкусно — само собой. Еще хорошо, что можно заказать, допустим, на восемь вечера, «чтоб все уже было» — то есть сулугуни, пхали, оба лобио, бастурма, овощи стоят на столе, а как придешь — сразу несут хачапури и вино. Пью там обычно саперави. Всякие перепробовал. Долго лучшим было девять лет назад ночью в Ахалцихе в стеклянном заведении «кафе» на два стола, покрытых клеенкой. Мы в тот день доехали до турецкого города Карса и вернулись обратно. Вышеуказанный список возник на столе в мгновение ока — для человека, не евшего с утра, это важно. Старая женщина во всем черном между метанием тарелок ставила с тяжелым стуком полуторалитровые бутылки из-под «херши-колы», заполненные вином, темным как ночь. Прохладное саперави оказалось бес-
василий шапошников/ «ъ»
Главный горнист «Русского пионера» Леонид Парфенов на личном опыте испытывает еще одно положительное свойство вина: оказывается, если его употреблять без закуски, оно в состоянии существенно минимизировать расходы на посещение пафосных московских ресторанов и при этом оставить радостный след в сердце и душе.
горнист леонид парфенов
компромиссным: очень плотным, очень сухим и ясным в своей передаче послания лозы, плодоносящей, преодолевая в страданиях каменистую почву. Был такой грузинский фильм «Твой сын, земля», и за этот терруарный кинематограф даже дали Ленинскую премию. Я думаю, героя Темура Чхеидзе там на самом деле звали Саперави. Потом я встречал много бутылок, утверждавших, что они — то самое слово. Но увенчанные массой неведомых медалей на своих блескучих золотистых этикетках, они слали скорее привет из Карса, чем из Ахалцихе. И вдруг в последнюю (по времени)
поездку в Грузию я увидел в привычном ряду переливающихся наклеек серовато-белый прямоугольник, а на нем тиснением крупно выдавлены восемь грузинских букв-барашков. И все. Этикетка выглядела начальным титром грузинского черно-белого фильма. Содержание соответствовало форме. Саперави несло свой честный посыл, не играя в ароматы и послевкусия и оставаясь только собой. — Вот это теперь и буду пить, — сообщил я сотрапезникам. Ответ старшего в компании меня сразил: — Эта харашо, шта Путин абнулил ситуацию, — сказал с рас-
становкой серьезный господин. И объяснил: из-за российского эмбарго как никогда много вина осталось в Грузии, внутренняя конкуренция ужесточилась, вот и качество поднялось и бренды очищаются, будто заново. В общем, грузины опять в выигрыше, а то, что русскому за ним лететь с пересадкой, меня не особо расстраивает: в московских ресторанах я есть почти перестал, только пью. В этом второй актуальный винный урок. В Грузии еще и цены адекватные — за грузинский продукт. А в Италии — за итальянский. Но почему в Москве счет за нечто как бы итальянское вдвое выше, чем в Милане? Хотя в Москве нет заведений уровня Trattoria Milanese — то есть высокохарчевенного. А есть называющиеся тоже какими-то главными апеннинскими именами собственными и отваривающие рис для ризотто на бульоне из кубиков Gallina Blanca — мне рассказал об этой уловке один московский ресторатор. Винных ресторанов — так чтоб пармские ветчина и сыр (орехи, мед, виноград, чищеная груша — если повезет), в Москве немного, и я сперва сузил круг посещаемых точек до них. Но кто сказал, что первое-
группа продленного дня
группа продленного дня
второе-компот обязательны? Я стал придирчиво проверять меню любых заведений: что всетаки нельзя испортить? (Двукратность цен не поборешь.) Да, сыр, ветчина, фрукты. И вино, конечно (оно бывает переоценено и трехкратно). Скажете, так не принято? А моцарелла из супермаркета и помидоры оттуда же, залитые бальзамико, за 20 евро — это как принять? Пока, если, взяв заказ, все же спрашивают про горячее, я малодушно отговариваюсь: может, попозже соображу. (Все-таки прямо сказать «а ваше
В общем, грузины опять в выигрыше, а то, что русскому за их вином лететь с пересадкой, меня не особо расстраивает: в московских ресторанах я есть почти перестал, только пью
я есть не буду» духу не хватает.) Ну а потом не соображаю. Получается почти не дешевле (вина и хамона требуется больше обычного), зато хоть ясно, за что платил. Надо бы найти коэф-
фициент пересчета калорий из 0,75 в среднее блюдо. Я все понимаю: столица РФ по какому-то западному рейтингу — самый дорогой город мира, потому что нефтяное про-
клятье, а власть в Москве крепка и аренда ого-го. И знаю: люди у нас в ресторан ходят не чтоб есть, и даже готов изысканные интерьеры наших заведений не считать блескучими этикетками. Но можно буду брать то, что меня не подведет? На столе в лапке специального зажимчика — счет ужина с коллегой, результат обсуждения нового проекта. Это флаг пока высшей победы над московскими меню. Мы уговорили за долгий вечер 3 бутылки Soave под 4 порции ананаса. Иногда лучше не жевать, а говорить.
русский пионер №2. апрель-май 2008
east news
153
текст: маргарита кондратьева
Чтобы на месте изучить неслыханную популярность Гималаев у русских паломников, журналист Маргарита Кондратьева по заданию редакции отправляется в буддийский эпицентр, к Далай-Ламе, который переместился сюда из воюющего Тибета и там на себе ощущает невозможность сопротивляться приступу абсолютного спокойствия. Читатель, таким образом, становится невольным свидетелем того, как журналист погружается в нирвану — Гималаями — голос. Рычащий, денция верховного правителя буддистов из которой возвращаются Над страшный, вибрирующий. Чарующий. Далай-Ламы XIV. Мы не первые на горе. не все. Он срывается в ущелье, отражается от Она перетянута бесчисленными гирлянближайшего хребта и, вернувшись, бьет в уши хором — помноженный числом вершин. Игорь поёт. Стоит над обрывом и поёт. Это монашеское пение. Горловое. Здесь, в Гималаях, оно и родилось — монашеское горловое пение. Мы сидим в позе лотоса и слушаем хор Игоря с Гималями. Московский юноша Игорь призывает удачу, энергию и силу. Это — ритуал Лунгта. Мы взобрались на вершину горы над селением Дхарамсала, мы желаем удачи, мы желаем энергии и силы — своим близким, своей Родине, себе. Мы слушаем хор Игоря с Гималаями и пускаем по ветру бумажки с мантрамимолитвами, загадывая желания. Наверное, сбудутся. Мы — паломники из России. И тибетский астролог Джамьянг Тензин. Внизу — Дхарамсала. В этом поселке — рези-
дами пестрых флажков. Это молитвенные флажки Лунгта — с пожеланиями удачи, энергии, силы — для себя, своих близких и стран, откуда паломники прибыли. На каждом флажке написана мантра. Ветер треплет флажки и разносит молитвы по всему свету. В переводе с тибетского флажки называются «Кони ветра». Астролог Джамьянг Тензин командует нехитрыми приготовлениями к продолжению ритуала. Мы послушно разбредаемся по склону горы в поисках дров. Игорь устраивает костер из того, что удалось добыть — сучьев, сухой травы, листьев. Когда огонь разгорается, мы творим подношения Коню Ветра — бросаем в костер благовония и рис. Потом прыгаем, кричим «Лха Гьяло!», что означает «Победа Богам», снова разбрасываем бумажки с мантрами, и они, подхваченные ветром, улетают в ущелье к богам.
В буддийских монастырях не только молятся. Монахи совершенствуются во всех отношениях
русский пионер №2. апрель-май 2008
василий гулин
157
маргарита кондратьева
Мы связываем лоскутки в длинную гирлянду, каждый флажок надписываем именем близкого человека и цепляем гирлянду на ветви кустов. Чтобы Кони Ветра не забыли про всех нас. «Вы сделали всё правильно, — говорит астролог Джамьянг Тензин, — ваши начинания будут успешными, удача не оставит вас». С горы мы спускались долго и трудно — и не успели на самолет в Москву. Как выяснилось потом, самолет был неисправен. Отказала система отопления, и он вернулся обратно. Спасибо Коням Ветра.
поющих щ монахов из монастыря р Гьюдмед
Игорь нашел в интернете р — и пригласил в Москву. у — Как вы поверили, р , что мы действительно тибетские монахи? — спросили они Игоря. р — Как вы поверили, р , что вас действительно встретят в Москве? — смеялся он в ответ...
— В детстве я ходил по лесу и пел лесные песни, — говорит Игорь. Это был подмосковный лес, но песни бы ли странные, вовсе не подмосковные — тягучие, рычащие, вибрирующие. Пятнадцать лет назад он услышал запись тибетского монашеского пения. И понял — это оно. Он создал команду — театр мистерии «Лунгта». Они пели свои странные песни в его московской квартире, и соседи стучали в стены. Странствующих поющих монахов из монастыря Гьюдмед Игорь нашел в интернете — и пригласил в Москву. — Как вы поверили, что мы действительно тибетские монахи? — спросили они Игоря. — Как вы поверили, что вас действительно встретят в Москве? — смеялся он в ответ. После первых выступлений поющих монахов в России Игорь и его кармическая спутница Юля стали проводниками тибетского знания здесь. Геше Тинлей, экс-представитель Далай-Ламы в России, сказал, что в прошлой жизни Игорь был монахом монастыря Гьюдмед. Если вы услышите пение Игоря, вы поймете, что это правда. В Дхарамсалу приезжают Ричард Гир, Пирс Броснан и еще множество совсем неизвестных паломников со всего света. Здесь говорят и по-русски. — Мне в Э-ли-сту зво-нить на-до, чурка нерусский, — по слогам объясняет тибетскому дедушке, торгующему sim-
картами, калмыцкая бабушка. Собеседники похожи лицом, как близкие родственники. Индийские торговцы, как и все торговцы мира, полиглоты. «Спасиба», — радуется зеленоглазый Раджив, явно срубивший на мне лишнюю сотню рупий за четки. «Do you speak russian? — кричит стая запыхавшихся хиппи. — Где найти Юлю Жиронкину?». Хиппи только что с московского самолета, приехали договариваться о съемке фильма про Далай-Ламу. В дни учений и празднеств жизнь русской общины Дхарамсалы концентрируется вокруг Игоря и его жены Юли. Расселение паломников, экскур сии, официальные приемы, пресс-конференции. Но главное — аудиенция с Его Святейшеством. Сегодня Юля переводит Далай-Ламе слова прибывшего в Дхарамсалу президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова и его неожиданного попутчика Филиппа Киркорова. Еще четыре сотни паломников из Калмыкии, Тувы и Бурятии ждут своей очереди. Его Святейшество примет всех. Для встречи с Далай-Ламой паломников делят по национальному признаку. Сотрудник службы безопасности, затянутый в серый халат, командует: —Kalmik — сюда, Burjat — сюда, Moscow — туда.
Когда бродишь по Дхарамсале, местных русских отличаешь по особому спокойствию. Нирвана. Даже тибетская одежда сидит на них как привычный casual. Шитые шелком юбки до пят здорово смотрятся с флисовыми олимпийками Сolumbia, а джинсы — с «полосатками», как местные русские называют тибетские пледы из шерсти яка. Художница Аня Журанская носит преимущественно тибетское. Мы встречаемся у Библиотеки тибетских трудов и архивов. Русская девушка с иконописным лицом пишет буддийские иконы — тханки. Она была тханкописцем и в прошлой жизни. Мужчиной. Она это знает точно. Женщинам лишь недавно разрешили рисовать священные свитки.
капитан воронин
159
русский пионер №2. апрель-май 2008
Когда бродишь по Дхарамсале, местных русских отличаешь по особому спокойствию. Нирвана
маргарита кондратьева
...Аня живет т в крошечной двухкомнатной квартире р р — с тибетским мужем у и дочкой. Низкие лежанки, застеленные циновками, столик, ц шкаф. На стенах — тханки...
— Я ходила в московский Музей искусств народов Востока и копировала тханку Белой Тары, — говорит Аня. Сперва она писала акриловыми красками и скоро поняла, что это неправильно. Стала готовить краски сама, из минералов, но решила, что это все равно не помогает. И поехала учиться. В Бурятию. К местному тханкописцу. — Жить было не на что, на занятия ходила пешком, сорок минут по морозу. А учитель не в духе. Прогоняет. И она уехала в Дхарамсалу. К истокам. Аня ведет меня в гости: «Сама не найдешь». Мы поднимаемся на холм по лестнице, заворачиваем влево, проходим через садик, спускаемся вниз, потом направо, затем по галерее вверх и снова вниз. В Дхарамсале все пути такие. Аня живет в крошечной двухкомнатной квартире — с тибетским мужем и дочкой. Низкие лежанки, застеленные циновками, столик, шкаф. На стенах — тханки. Тут принимают гостей, спят, едят. Туалет и холодный душ — вне дома. Отопления нет, как, впрочем, и в других домах Дхарамсалы. — Иногда тоскую по теплу, по колбасе, — говорит Аня. — Когда приезжают друзья из Москвы, хожу к ним мыться в гостиницу. А в остальном — нирвана. Анин муж Тензин — именитый тханкописец, учитель. Сейчас Аня с Тензином выполняют заказ для Богдо Гегена Ринпоче — главы буддистов Монголии. Пятнадцать тханок с предыдущими воплощениями Ринпоче. За каждый свиток они получат по 500 долларов. Очень выгодно. И духовно.
— А сейчас я вам покажу диспут, — говорит Ира. Бритая налысо Ира из Москвы неотличима от своих луноликих сестер из Тибета. Символическая монашеская одежда, не спасающая от холода. Обнаженное правое плечо, бронзовое от горного солнца, и такое же бронзовое лицо. И вселенское спокойствие на лице. Монахиня Ира шесть лет назад уехала из Москвы в Дхарамсалу.
— Ты когда-нибудь вернешься в Россию? — Сразу ясно, что ты не буддистка, — смеется Ира. — Мне все равно где жить, я радуюсь каждому дню, просыпаясь утром, и не знаю, что будет завтра. Двор и галереи женского монастыря Долма Линг кишат красным — бритые пол ноль девушки в красных монашеских одеждах, крича, наскакивая друг на друга, машут руками, топают ногами. На прижавшуюся к стене монахиню набрасывается толпа сестер. Они размахивают четками, визжат, монахиня уворачивается, но сдачи не дает, она будто не замечает нападающих. Тут главное — не злобиться, не сердиться. — Так нас учат сосредоточенности, беспристрастности, — говорит Ира. И так — два часа каждый день. Это — теологический диспут. Толпа оппонентш сбивает монахиню с толку, но она должна объяснить им свою мысль, заставить их успокоиться и принять сказанное. Сложно? Да. Испытание воли и ума. Монастырь Долма Линг — единственный женский монастырь, где проводят диспуты. Далай-Лама обещает, что вскоре монахини смогут получить высшую ученую степень в буддийской философии — доктора, то есть «геше». Прежде такого не было. Ира — первая тибетская монахиня из России, которая получит звание геше. — Ты не скучаешь по России? — Определенно, ты не буддистка, — хохочет Ира. — Ведь родина — это мир. Дом — это где ты живешь сегодня. Родные — это люди вокруг тебя. Мать не пускала Иру в монастырь, кричала, что никогда этому не бывать. Недавно мама приехала к Ире в Дхарамсалу. — Я ее тут везде поводила, все ей показала, и ей понравилось, — радуется Ира. В свободное от диспутов время Ира водит русских паломников по монастырю Долма Линг. Еще она вместе с сестрами нанизывает бусинки четок на леску, лепит благовонные палочки, шьет сумочки для мобильных телефонов. Тем и живут.
капитан воронин
161
русский пионер №2. апрель-май 2008
Мне все равно где жить, я радуюсь каждому дню, просыпаясь утром, и не знаю, что будет завтра
текст: никита колесников рисунки: елена ужинова
163
Пролетели вороны и мрачным карканьем немного оживили мертвую тишину. Светил месяц. Прискакала еще одна лошадиная тварь, ее уложили еще на подходе из винтовки. Раздался протяжный многоголосый вой, и громоотвод задергался как бешеный, не справляясь с нагрузкой, и действительно переломился и полетел вниз. Четвероногого уродца, который в него вцепился, похоже, это не смутило. Он по-кошачьи перевернулся в воздухе, мягко приземлился на лапы и вновь полез вверх, цепляясь за что придется. Дрожали тверди земные, изрыгался свинец, пахло порохом. Лиловый паук обнаружил у себя на лбу лазерную точку и крепко призадумался, прежде чем его разорвало в клочья. Вниз полетели гранаты, послышался веселый треск — это пошли в дело бочки с горючим, разметав в разные стороны горящие силуэты. Какая-то мышь прошмыгнула на крышу по тросу лебедки и, раскрыв пасть в кошмарной ухмылке, плюнула в первого попавшегося человека кислотой. Тот задымился и принялся ругаться, обнаруживая живой ум и хорошо развитое воображение. Жесткий армейский ботинок врезался в мышь на скорости 30 миль в секунду — и она улетела в темноту и больше не возвращалась. Из-за парапета показалась морда тролля, который тут же получил в рот гранатой. Кто-то издал ковбойский клич и тут же воинственно закудахтал, посылая очередь в сиреневое небо. — Не отвлекаемся, парни! Держать оборону! — прокричал командир. — Откуда их только дьявол приносит? — пробормотал он. Так продолжалось с полчаса с мелкими перерывами. Нечисть, похоже, решила, что где-то идет знатная вечеринка, раз запустили такой фейерверк. Гости стекались толпами со всего города. По их мнению, только что прибыла партия свежего мяса и было бы глупо не прийти.
БМВ, который должен был их забрать, не разминулся на дороге с гигантским вараном, и следующая партия придет только через семь часов. Команда держалась классно, никаких потерь, только мелкие царапины. Капитан зажег сигару и поймал на себе взгляд. Он потянулся за ружьем, и тварь одним ударом когтистой лапы снесла ему голову. Позади них чешуйчатый медведь с наслаждением размазал солдата по стене. Через минуту подразделение 13б перестало существовать. Когда они прибыли, крыша была вылизана начисто, и если бы не воронки от взрывов и не клочья пятнистой формы, она не отличалась бы от всех других. — Это было элитное подразделение. Они держали крышу и, похоже, порубили тучу нечисти, прежде чем вот эта чертовина пробралась сюда через чердак и взломала их тыл, — почти безучастно сказала Билли, трогая носком сапога кровавые ошметки. — Похоже, кто-то перед смертью добрался до рычага самодетонатора и все взлетело на воздух. Берем оставшееся оружие и уходим. Цель в двадцати километрах, — Винс отвернулся. Билли прислонилась к стене и закрыла глаза. Потерла виски дрожащими пальцами. Винс осторожно взял ее за руку. — Они выполняли свой долг. Храни свою веру, солдат. Дороже у тебя ничего нет. Она судорожно всхлипывала, и он привлек ее к себе. Они молчали. Будь все проклято! Билли вырвалась и исчезла в темном провале двери. Внизу стоял их транспорт. Машиной его назвать как-то язык не поворачивался. У армированного вездехода были гусеницы и пулеметный ствол, а на высоте метра над землей его опоясывала стальная полоса с острыми как скальпель краями.
русский пионер №2. апрель-май 2008
Отрывок из незаконченного романа печатается здесь, на первый взгляд, только по одной причине: его автор – сын главного редактора. Но на самом деле, как ни странно, есть еще одна причина для появления этого текста в «РП». Он дает вполне исчерпывающее представление о том, где и от кого прячется успешный двадцатилетний юноша, когда он вдруг решает, что ему надо от кого-нибудь спрятаться. И о том, как он сам предпочитает переселиться в запараллеленную реальность, то есть туда, куда затолкал и своего героя, — потому что не может нигде больше найти места ни себе, ни ему. Зато уж тамто ему нет равных.
Как говорится, четырехкратный наезд — и вас заметили: так разбирались со всякой мелкой нечистью. Вездеход мог проехать триста тысяч километров, питаясь ядерной энергией, и в исключительных обстоятельствах развивал скорость до ста километров. Впрочем, убегать ни от кого им пока не доводилось. Было на борту и чем перекусить. Билли предложила Винсу медной проволоки. Предложение было стоящее. Он бы легко с этим справился, да и переварил бы без проблем. Но на борту был резервуар с кровью. На улице было прохладно и ветрено, листья кружились по серому плацу. Как говорили Диме, город по ошибке оказался в зоне экспериментальной базы, где вашингтонские «серые костюмы» занимались исследованием новейших мутагенов. Такие ошибки не приводят к хорошему. Так, по классическому сценарию голливудского фильма ужасов, кто-то зубастый и многоглазый ушел из рук ученых и учинил разгром. Мутаген попал в канализацию и оттуда распространился по всему городу. И вот результат. Пробирайся теперь через этот зоопарк, нужно забрать оставшийся персонал. Мыши какие-то кислотные…
«Мало вам было элитного отряда, пришли за добавкой?» — Дима внезапно бешено разозлился. С готовностью выскочили лезвия, благородная сталь наконец-то ощутила вкус крови. Нет, скорее полублагородный сплав алюминия и плутония ощутил вкус едкой желтой слизи. Прячьтесь, гады, вам не рады. Надо подаваться в писатели, наверное. Лежал бы в гамаке, попивал кофе. ...Они забаррикадировались за дверью подъезда, выдерживая натиск чешуйчатых медведей. Защищенные чешуей, те только негодующе ревели, когда в них стреляли. Удав как-то вяло лежал в сторонке, изредка поглядывая на всех одним глазом. Каа, они назвали тебя длинным желтым червяком, подумал Дима, намечая дальнейшую тактику. Вот бы нам этого удава, он бы их одной левой уложил. Одним хвостом. Ну и ладно. Выстрелил свинцовым кусочком удаву в хвост и захлопнул тяжелую дверь. Удав наконец очнулся и, не найдя на ком выместить гнев, накинулся на невиновных медведей. Разгорелась драка, рев усилился и через некоторое время утих.
...Справа р вы у увидите лося, слева — кабана, а, если обернетесь, вам в лицо ц уставится у особо живучая у особь Scaliento Murissimus. Да, Д они прыгают р в лицо ц своим жертвам р и плюются быстросхватывающимся клеем. Кормятся исключительно трупным ядом...
Он потянул носом воздух. Кажется, здесь где-то гнездо пауков. Помеси пауков и сколопендр. Вот бы привезти такую зверушку домой, повесить на стенку с трофеями. Справа вы увидите лося, слева — кабана, а если обернетесь, вам в лицо уставится особо живучая особь Scaliento Murissimus. Да, они прыгают в лицо своим жертвам и плюются быстросхватывающимся клеем. Кормятся исключительно трупным ядом. Ему предлагали взять, но он предпочел пару котят. Замечтавшись, Дима не заметил предмета своих размышлений, который как раз собрался заключить его в объятья. Очнулся и послал в оскаленную пасть ножик. Нельзя было производить шума, иначе сбегутся все обитатели зверинца. Паучок подскочил, повел передними лапами в воздухе, упал на брюхо — и заснул. Скоро стемнеет, и тогда будет вообще туго. Надо отъезжать, пока не поздно. Вообще-то Опальники не имеют в своем языке слова «поздно», как и «потом». Он просто решил идти сейчас. Все-таки его нашли. Раздался скрежет разрезаемого металла, и появилось семейство членистоногих фанатов. Воинственно шевеля мандибулами, они потоком устремились на ужин.
Боевая единица открыла дверь и высунула свои носы наружу. Удав с достоинством удалялся, медведей нигде не было. Дима сделал мысленную заметку, и все трое наконец погрузились в вездеход. Продвигались они черепашьим шагом, так как постоянно появлялись какие-нибудь животные и пытались преградить им путь. К тому же они не были уверены, что знают, куда ехать. У них был адрес, но не было карты этого места, так что старались ехать туда, откуда все это появлялось. Водитель резко затормозил перед танковым ежом, и Билли на колени резво заскочил давешний паучок. Винс узнал много новых слов. В лаборатории было душно, вентиляторы не работали. Да и система отопления ни к черту. И было темно, так как эти твари перегрызли все провода на станции. Джон стоял у окна и наблюдал наступающую зарю. Ночь кончалась, значит, пора охоты на время прошла. Они загородили двери мебелью, но не было гарантии, что кто-нибудь не спрыгнет с потолка и не начнется очередная кровавая баня. Все испытывали нечело-
русский пионер №2. апрель-май 2008
165
веческое напряжение, граничащее с истерикой, тем более что еды не хватало и приходилось вводить рационирование. Семьдесят пять процентов личного состава убито, от спасателей ничего не слышно. Доу и Маршал ушли вчера за подмогой через вентиляционный воздухопровод и не вернулись. Они не были бойцами, только учеными. Никто из них не знал, как держать в руках винтовку. Месяц назад Джон узнал, что такое страх. Он полагал, и не без основания, что смел и может выстоять перед опасностью, но только тогда он действительно понял, что такое настоящий липкий, холодный страх, смертельный ужас, который пригибал его к земле, притуплял чувства и не давал думать. Хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть, но тогда становилось еще страшнее. Он подумал, что надо просто выпрыгнуть из окна и кончить все без мучений. На этой грустной ноте из воздухопровода выпали Маршал и Доу, а за ними приземлились два солдата. Десантники,
но было уже поздно. Через некоторое время все надели противогазы, сложили горку из бочек со спирогеном и столкнули ее вниз, подорвав при приземлении. Что тут было! Происходящее на улице не поддавалось описанию. На рассвете они все вышли из здания, предварительно выпилив Винса из потолка, покурили, набрали себе сувениров из того, что лежало на земле, покурили еще, поплевали на бренные останки и не спеша отправились к месту посадки вертолета. Так закончилась их миссия. Между прочим, прошло не больше двух часов, тогда как стандартная мера времени на задания такой сложности составляла минимум тридцать шесть. И никаких потерь личного состава, только Билли укусил какой-то кузнечик, который не употреблял кислород, а выделял из воздуха азот и не был подвержен влиянию газа. Теперь у нее развилась нездоровая страсть к огурцам с медом. Коман-
...Меня охватывает т чувство у неправдоподобности происходящего. р щ Кажется, что жизнь нереальна, р как-то эфемерна. ф р Я иногда чувствую себя так, будто я марионетка в руках опытного кукольника...
осознал Джон с невероятным облегчением. Нас спасут, о, благодарю тебя, вездесущный создатель, да святится имя твое… Джон внезапно прозрел и стал верующим. Фигуры спасателей как бы озарились неземным сиянием, которое добралось до самых тем ных углов и разогнало темноту как нестрашный кошмар. Да, скоро это все кончится. Остальные, похоже, испытывали то же самое. Его персональный Христос весьма невежливо указал на него пальцем и приказал найти бочку со спирогеном. Остальным было приказано собрать вещи и резко перенести свои задницы в соседнюю комнату. Спироген был одним из газов, которые использовались для возбуждения экстремальной агрессии в тех, кто его вдыхал. Жертва быстро приходила в ярость и начинала искать кого-нибудь, чью шкуру она могла бы натянуть у себя перед камином. Так продолжалось, пока оставались противники, потом жертва обычно убивала себя. На ватных ногах ученый провел солдата на склад. — Противогазы! Никаких сантиментов. Ученый указал на шкаф. Тут его проняло. Он ударил себя по голове за непроходимую тупость,
да, торжествуя, покидала ученых в вертолет и отбыла на юг. Меня охватывает чувство неправдоподобности происходящего. Кажется, что жизнь нереальна, как-то эфемерна. Я иногда чувствую себя так, будто я марионетка в руках опытного кукольника. Мое тело мне не принадлежит, слова за меня говорит кто-то другой, я как будто вымышленный персонаж из компьютерной игры или дешевой приключенческой книжки. Надо признаться, довольно паршивое чувство. Из дневника Билли ...Старик был очень впечатлен таким исходом событий и немедленно дал им новое задание, не оставив даже времени принять душ. Хотя все-таки оставил время на перекур, и то спасибо.
…Команда стояла перед ним, понурившись и мало реагируя на попытки приободрить. Сейчас они представляли собой довольно жалкое зрелище — Билли больше напоминала мумию, чем члена спецназа, физиономия Винса ничем не отличалась от пережаренного донельзя омлета, а Дима стоял весь красный, что с Опальниками случается крайне редко.
русский пионер №2. апрель-май 2008
167
— Что интересно, задание вы все-таки выполнили. «Издевается», — обреченно подумала Билли. Укоризненно посмотрев на нее, начальник достал из ящика папку и шлепнул ее на стол. «Продаю папку с фотографиями. Папка мой, фотографии мамкины», — подумала Билли и мысленно зажала рот рукой. — Спустя сорок минут с начала засады... — Сорок минут?! — вскинулась Билли. — Сколько же времени мы там были? — Бой продолжался два с половиной часа. Если бездыханные тела ваших противников сложить в ряд, эта цепочка дважды обернулась бы вокруг Нептуна… Спустя сорок минут с начала засады команда Браво обнаружила в укрепленном пункте, который так преданно защищали вражеские солдаты, тоннель, ведущий в горную пещеру. Были произведены раскопки, и результаты... как бы это сказать... с течением времени становятся все интереснее и интереснее. Вообще-то результаты у нас здесь сидят, по коридору и направо.
«Тольконесмотретьемувглазанесмотретьемувглаза...» Настала тишина. Они что-то изменили своим приходом. Билли внезапно почувствовала, как никогда, себя чужаком со своими особыми понятиями о морали, дорогой одеждой, отполированными ногтями... Здесь была другая правда, властная, непреходящая, грубая, как стена льда, и беспощадная, как приливная волна. Внезапно она стала беспомощной как ребенок, и не потому, что была женщиной, а потому, что Зов Тишины был ей чужд и она никак не могла этого изменить. Здесь она была не более чем очередным изнеженным южанином, претендующим на безусловное господство... Она увидела себя такой, какой ее видели они — фальшивкой. Винс тоже, видимо, почувствовал что-то в этом роде, потому что прокашлялся и звучно прогудел: — Товарищи повстанцы! Конечно, вы знаете, почему вы здесь. Один старик прервал его низким квакающим голосом.
...Внезапно она стала беспомощной щ как р ребенок, и не потому, у что была женщиной, щ а потому, у что Зов Тишины был ей чужд у и она никак не могла этого изменить Здесь она была не более чем очередным изнеженным южанином, претендующим на безусловное господство...
По коридору направо действительно находилась окованная железом дверь с двумя солдатами по бокам. «Добрый день, Генерал!» — «Вольно, сынок. Не веди себя так торжественно, это всего лишь я». Билли поморщилась. В сумраке комнаты нелегко было заметить двух седых как лунь старцев в серых одеждах, тем более что они сидели совершенно неподвижно. Это было несколько жутко, и еще — она не могла не смотреть на одного из стариков. Хотя он не смотрел на нее или на что-нибудь вообще, она завороженно уставилась на него и застыла на месте. В его взгляде она увидела то, что было сложно выразить словами... каждая клеточка этого существа отличалась от всего, что она когда-либо знала. Если бы он раскрыл рот и крикнул орлом или показал змеиный язык, она нисколько бы не удивилась. Но он просто сидел, а она просто стояла и смотрела на него. Но скоро, а может, через много тысяч лет слова командира вернули ее к действительности: — Мы не могли добиться от них ни слова. Никто даже и не думал их пытать. По нашим сведениям, они очень ценны для повстанцев.
Переводчик торопясь заговорил: — Мы знаем, наверное, больше, чем ты думаешь, и безусловно больше, чем ты. Но знаешь ли ты? Винсу стало неловко: — А поконкретнее? Очень абстрактный вопрос, понимаете ли… Билли никогда не видела, чтобы он так нервничал и был многословен. Это зрелище причиняло ей физическую боль. — Ты хочешь знать о нас, но сила не в знании врага. Сила в знании себя. Ты стремишься услышать больше о вершинах, хотя не освоил начал — скажи мне, чужестранец, почему падает дождь? — Ну, в общем, — тут Винс совсем оробел и оглянулся на начальника в поисках поддержки, но тот сделал наивное лицо, как бы говоря: «Сам». — Влага испаряется... конденсируется, выпадает… Я не метеоролог, не знаю. Да при чем тут вообще дождь? В этом местечке вообще никогда не дождит, чтоб ему пусто было. — Ты говоришь мне — как, а я спросил — почему, — расстроенно вздохнул старик.
русский пионер №2. апрель-май 2008
169
Если вы еще почему-либо не в курсе, что 19 февраля на Винзаводе состоялась презентация журнала «Русский пионер», то этот отчет ликвидирует пробел в ваших знаниях. Поскольку врожденная пионерская скромность не позволяет нам сказать о себе лишнего слова, было решено: пусть о нашей презентации скажут блогеры. Ведь были же они на нашей презентации, а их хлебом не корми, дай чего-нибудь напостить!
Evi_19: Выпивки там было куда больше, чем еды.
Ueroglif: Когда спешил в туалет, с разбегу врезался в Леонида Парфенова, который потом со сцены говорил всякие умные Главный редактор журнала «Русский вещи. Такие умные, что я уже пионер» Андрей Колесников позабыл какие. Еще со сцены звучали стихи Маяковского про Ленина в исполнении главреда «Русского пионера», но только про Путина. Были приветственные речи от главреда «Коммерсанта», джаз от великого русского Телеведущий Андрей Кондрашов и джазмена Козлова, патриоглавный редактор «Russia Today» Маруся Симоньян тическая песенка от детского хора, музыка от группы «Разные люди», полутяжелый рок от каких-то рок-музыкантов и, возможно, много чего еще. Кругом мелькали блицы, сновали люди с камерами и микрофонами. В зале хорошо кормили (шашлычки, салаты, различные закуски, мороженое и клубника) и неплохо поили (неограниченные объемы красного да белого, водки, соков, минеральной воды и горячего чая). Словом, все как надо. Что еще сказать? Пить надо меньше.
Главный редактор газеты «Гудок» Владимир Змеющенко (слева) и министр транспорта РФ Игорь Левитин (справа)
Ueroglif: Ну, вроде так, Винзавод все же, но общение с хорошими людьми — оно все компенсировало. Evi_19: Мне показалось, что мероприятие организовано с изрядной долей самоироПоэт Orlusha и политик Борис Немцов нии. Это оправдывает все косяки. Оleg_kozyrev: Вчера был на през ентации «Русского пионера». Все фоткались с пионерка ми, вышедшими из пионерского возраста. В стор онке тихонечко грустили овечки, не знающие точно, куда их привезли, на презентацию, как обещали, или в ресторан на шашлык, как это обычно происходит. Андр ей Колесников активно интервьюировался и встречал гост ей у Доски почета, на которую повесили авторов жур нала. Заледеневшие скульптуры пионеров тихонечко таял и под видеоинсталляции. Журнал так просто не выдавал и, требовалось сдать макулатуру, которую следовало купи ть. Polinaviardo: Чтобы получить перв ый номер «Русского пионера», нужно было приобрести макулатуру за 50 руб. (пачку газет, перетянутую шпагатом) либо принести макулатуру из дому. Так вот те, кто посообразительней, брали журналы на латвийской выставке в соседнем здании и меняли их на «Пионера». Такой вот культурный бартер:) Журнал, кстати, достойный. Мне понравился. Автор журнала Валерий Дранников (справа) и писатель Александр Кабаков
171
русский пионер №2. апрель-май 2008
Выпивки там было куда больше, чем еды. Винзавод все же! Все фоткались с пионерками, вышедшими из пионерского возраста
Maiscaia: В смысле, журнал для баранов? Shustikov: Это вы спросите у организаторов.
Легендарный музыкант Юрий Орлов
Vladlug: Сегодня в сети появились фоторепортажи и отклики о презентации нового журнала «Русский пионер». Я его, естесснно, в руках еще не держал, но уже сейчас у меня о нем плохое мнение. Avdeev: Примета — что презентуется на Винзаводе, долго не живет.
Актер Михаил Ефремов
е и Парфепрезентация — тут теб Anonim1: Вчерашняя затесавкак тно ткова, и непоня нов, и Пивоваров, и Ми . Но мне ые ком зна а всякие лиц шийся Немцов, и другие авший со я актер Ефремов, чит больше всего понравилс впечатэто , —да, старая школа сцены. Вот Ефремов шляпой ой так е мн шляпа. Вот бы ляет. А остальные — стать. сомнений. , в этом не может быть Anonim2: Ты — шляпа
Anonim1: А ты котелок. Andrey_misyk: Ну, вот потратили кучу бабок, сделали феерическую презентацию, наняли … дорогущих журналистов а год пол уж В интернете про журнальчик. А о чем Слева направо: ресторатор Степан ял? Михалков, «Русский пионер», журнальчик-то? Кто пон а» ойк шеф-редактор ИД «Ъ» Андрей Васильев «Дв ял. Никто не пон и Михаил Ефремов рования далеко не они ици поз без м, его маркетолога и и почитал. И тоже рук в взял уйдет. Нашлись и те, кто льчик. говорят: ни о чем журна
Fedor-morkvo: Кстати, мне вполне понравился первый номер «Русского пионера». Несмотря на все разговоры, «РП» обладает одним важным преимуществом по сравнению с другими изданиями — в нем действительно хорошие, интересные тексты.
Зампред правления финансовой корпорации «Открытие» Наталья Барщевская
Искусствовед Марина Лошак, советник главы федерального агентства по печати Владимир Григорьев (слева) и глава агентства Михаил Сеславинский
Dezmunt: Может, открыть журнал «Русский рабочий»? Или «Русский офисный планктон»? А то у «Русского пионера» целевая аудитория сомнительная. Anonim: Тогда уж «Русский блоггер», а то заводы в стране стоят, одни блоггеры вокруг.
Бизнесмены и сенаторы (слева направо): Андрей Гнатюк, Мирослав Мельник, Михаил Куснирович, Игорь Каменской
Totalist: Завидуешь? никла нт на презентации воз Heii_q: В какой-то моме сной кра по ход про и тографов критическая масса фо икова есн Кол и ева иль Вас , мцова ковровой дорожке Не И еще ар. Оск и е вручение преми превратился в маленько л рна жу й сво вал нирович сда было весело, когда Кус строились кулатуру, фотографы вы ма на ин» газ Мэ «Боско В общем, ржако. в ряд, как на расстрел. и баражурнал сделали, собрал Shustikov: Опа, новый ию. нов, устроили презентац
рисунок: анна всесвятская фотографы: ася мардо, василий шапошников, игорь мухин, макс авдеев
Директор информационных программ НТВ Татьяна Миткова (слева)
Тележурналисты Алексей Пивоваров (слева), Андрей Лошак (в центре) и ведущий вечера Леонид Парфенов
173
русский пионер №2. апрель-май 2008
Заледеневшие скульптуры пионеров тихонечко таяли под видеоинсталляции
русский пионер №2. апрель-май 2008
Спрашивается: какой смысл рисовать от руки при наличии AdobeFreehand в любом закутке? Зачем снимать на пленку, марать руки фиксажем — в эпоху пикселей стерильных? Или еще: какая радость ездить в командировку с блокнотом, копать фактуру, пить с очевидцами — когда и так найдется все, стоит только зайти на три буквы, на www?! Мир оцифрован и обсчитан, жизнь встала на поток, не требует усилий, в финале издавая экологически безвредный пук. Отчего же иной раз хочется взять простую фанеру и что-нибудь выпилить лобзиком? Или выжечь пойманным в лупу лучом солнышко? Хотя б на краткий миг — взять управление на себя, переключившись с автопилота? Вернуться к досерийной эре, к поштучному учету идей и людей, где шестипалая зарница слегка трепала за плечо, обдавая чем-то как минимум вечным… Именно сейчас, когда все отлажено, процесс стабилен, каждый Кулибин взят на конвейер — что может быть героичнее и важнее повторного открытия электричества? Или сочинения Библии, но своими словами?! Тем более, на меньшее мы не согласны, а на большее просто не способны … Нет скучнее затеи, чем пользоваться благами не наших заслуг, массовых производством, — этого и так много, это в каждом киоске. Уж лучше сделать по-своему — несовершенно, без гарантий, по мере сил. Зато с отпечатками пальцев и с душой, как положено настоящим кустарям. И пионерам.
orlova
175
Выходит с февраля 2008 года Издатель — компания VIP-International Главный редактор Андрей Колесников Помощник главного редактора Олег Осипов Шеф-редактор Игорь Мартынов Ответственный секретарь Дмитрий Филимонов Арт-директор Павел Павлик Фотодиректор Вита Буйвид Бильд-редактор Оксана Олейник Цветоделение Леонид Шелманов Препресс Андрей Коробко Верстка Юлия Варламова Корректор Нина Саввина Генеральный директор Геннадий Швец Креативный директор Василий Бровко Директор по рекламе Людмила Шитикова Офис-менеджер Ольга Дерунова Адрес редакции: Москва, ул. Спиридоновка, д.9 Телефон: (495) 953 2348 Электронный адрес russpioner@gmail.com Обложка: Алексей Кузнецов Авторы номера: Андрей Васильев, Анна Николаева, Никита Колесников, Михаил Фридман, Александр Рохлин, Михаил Сеславинский, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Игорь Мартынов, Василий Голованов, Дмитрий Глуховский, Божена Рынска, Мирослав Мельник, Леонид Парфенов, Геннадий Швец, Андрей Колесников, Михаил Куснирович, Игорь Каменской, Маргарита Кондратьева Фотографы: Евгений Мохорев, Валерий Нистратов, Рена Эффенди, Александр Миридонов, Михаил Джапаридзе, Наталия Вороницына, Василий Шапошников (Ъ), Павел Смертин, Алексей Куденко (Ъ), Orlova, Игорь Мухин, Наталья Львова, Евгений Сорокин, Сергей Анисимов, Даниил Зинченко, Эдуард Странадко, Даниил Баюшев, Александр Щемляев, Алик Якубович, Вольдемар Понарин, Лена и Вера Самородовы, Александр Гронский, Маргарита Кондратьева, Жан Марк Беллок, капитан Воронин, Василий Гулин, Ася Мардо, Макс Авдеев Художники: Анна Всесвятская, Варвара Аляй-Акатьева, Инга Аксенова, Варвара Полякова, Елена Ужинова, Анна Каулина Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного неследия. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-30457 от 4 декабря 2007 года. Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции. За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель Отпечатано в типографии OAO «АСТ — Московский полиграфический дом». Тираж 10 000 экз.