ДАР
ДЕТСКИЙ САД
ет цели, не телеологично, не настраивается на определенную волну. Деррида вторит Фрейду, говоря «да» «прибывающему до каких бы то ни было определений, до каких бы то ни было предвкушений, до какой-либо идентификации», поскольку «гостеприимство придумано ради сингулярности прибывающего». Виктор Мазин
1 Марсель Дюшан. См. также Программа ESCAPE, Жест художественный, Трансверсальность, Трансгрессия. 2 Жак Деррида. См. также Архив, Диалог, Интерактивность, Перформативный куратор, Перформативность. 3 Жак Лакан. См. также Дружба, Перформативность, Реальное, Реэнактмент, Ритуал, Субверсивность, Трансверсальность, Трансгрессия. 4 Зигмунд Фрейд. См. также Дилетант, Дружба, Ритуал.
Дар
Д
Дар кажется очевидностью – все мы дарим или дарили подарки, все мы их получаем или получали, воспринимая это как приятную составляющую праздника. Результат – регулярность действий дарения, которые начинаются в незапамятные времена, еще до пробуждения сознания взрослеющего человека. Они кажутся чем-то архаическим, почти лишенным смысла. Однако еще в первой половине ХХ века французский этнограф и социолог Марсель Мосс в эссе «О даре» описал обычаи коренных народов Полинезии и Америки, обратив внимание на то, что в «обществах, столь неудачно называемых первобытными или низшими» обнаруживаются не только исторически далекие и более не имеющие практического значения для современного человека формы взаимодействия, но и те, что стали базовыми в человеческом общежитии. В частности, Мосс указывает на альтернативную модель обмена, в которой важна не столько стоимость товара, сколько достоинство продавца и покупателя. Перспектива описанных Моссом и другими исследователями древних обычаев – обмен дарами (кула) или состязание в богатстве, которое тут же съедалось, раздавалось или даже уничтожалось (потлач), – направлена не на обмен, но на создание
связи и установление отношений между людьми (см. Отношения). Принятый дар вызывает желание сделать ответный подарок, возможно, даже более роскошный, чем полученный. Маори могли бы объяснить это так: «Представьте себе, что вы обладаете определенным предметом и даете мне этот предмет, даете без установленной платы. Мы не оформляем торговой сделки по этому поводу. Затем я даю этот предмет третьему лицу, которое по истечении некоторого времени решает вернуть нечто в виде платы, он дарит мне какую-то вещь (таонга). Но та таонга, которую он дает мне, есть дух таонги, который я получил от вас и который я дал ему. Необходимо, чтобы я вернул вам таонги, полученные мною за эти таонги (полученные от вас). С моей стороны не будет справедливо держать эти таонги у себя, независимо от того, желательны они или неприятны. Я должен дать их вам, так как они представляют собой хау таонги, которую вы мне дали». Дар нельзя было оставить у себя, его обязательно нужно было передать дальше, чтобы не навлечь несчастья, как нельзя и отказаться, ведь это значит отказаться от связей с людьми. Так все больше людей вовлекалось в круговорот обмена, возникала целая сеть, но не между вещами, которыми обмениваются, а между теми, кто обменивается. То, чем обмениваются, не изымается из обращения, не накапливается, оно часто не имеет никакой ценности, кроме ценности поддержания общности, в которой даже проигравший и потерявший все предметы обмена не изгоняется и не остается один. В сравнении с современной экономикой, которая началась с теории невидимой руки шотландского экономиста и философа Адама Смита1, с ее обменом безличными товарами, с алчностью, интерпретируемой как интерес, с акциями, которые не налагают никаких обязательств на продавца и покупателя, сохраняя между ними дистанцию, вариант обмена, присущий даровой экономике, выглядит более человечным. Поэтому не удивительно, что этнографические исследования Мосса вызвали большой интерес. В частности огромное влияние эссе «О даре» оказало на Жоржа Батая2, что нашло отражение в его «всеобщей экономии», экономии непроизводительной траты (трилогия «Проклятая доля»). Марсель Мосс оказался предтечей научной ассоциации «Антиутилитаристское движение в общественных науках» (Mouvement AntiUtilitariste dans les Sciences Sociales, MAUSS), издающей «Revue du MAUSS».
Однако впоследствии и этот вариант обмена (как все-таки обмена) был подвергнут критическому пересмотру. Так как дар накладывает обязательства (небескорыстность дара не отрицал и Мосс), он настораживает нас таящейся в нем потенциальной возможностью принуждения, даже насилия. А в ситуации, когда празднество, теряя публичный характер, развертывается в пространстве, в которое допускаются только привилегированные представители власти, – несправедливостью. Ведь чем больше расточительности здесь, тем больше нищеты там – среди тех, кто не допущен на праздник (См.: Hénaff М., Le Prix de la Vérité: Le don, l’argent, la philosophie). Наконец развитие критики при-
сутствия привело к постановке вопроса, возможен ли дар как таковой, как присутствующий? Как только дар опознается как дар, он тут же перестает быть даром; как только получатель дара узнает, что это дар, он уже благодарит дарителя и тем самым уничтожает дарение; как только даритель осознает факт дарения, он уже сам благодарит себя и опять-таки уничтожает дарение, возвращая его в круг экономического обмена (см.: Derrida J. Donner le temps: I. La fausse monnaie). Однако остается вопрос, на который пытался ответить Марсель Мосс, вопрос о силе, заставляющей делать ответный подарок. Фактически, Мосс утвердился в том, что «надо возвращать другому то, что реально составляет частицу его природы и субстанции, так как принять нечто от кого-то — значит принять нечто от его духовной сущности, от его души». Если это интерпретировать как желание быть с другим(и) (см. Другой), то обращение к другому через дар неизбежно. Даже когда неизвестно, каков другой; даже когда дар может быть не принят, мы все же предлагаем его. Это похоже на ситуацию, в которой находится художник – он «делится» со своими зрителями и не существует без этой обращенности, без этой вынесенности, выставленности посредством своего произведения. Когда итальянский художник Альберто Гарутти3, расспросив жителей небольшого города Триверо об их собаках, помещает скульптурные изображения четвероногих на городских скамейках, разве это не дар? Кроме того, этот проект – в своем роде продолжение диалога (см. Диалог) между людьми – художником и горожанами. Пространство, в котором это происходит, маркируется не с менторской позиции назидания, как в случаях, когда некое тво-
рение искусства устанавливается городской администрацией для просвещения народа, а на равных, когда общение людей приводит к появлению художественных произведений, открывающих возможности для дальнейшего взаимодействия – надписи на скамьях гласят: «Собака принадлежит одной из семей Триверо. Произведение посвящается им и тем людям, которые будут говорить о них, сидя на этих скамьях». Нина Сосна
Адам Смит. См. также Нематериальный труд. Жорж Батай. См. также Сообщество, Трансгрессия. 3 Альберто Гарутти – участник выставки «Невозможное сообщество». О художнике см. в т. 2 настоящего издания. 1 2
Детский сад Как это часто бывает, название «Детский сад» появилось значительно позже самого явления. Весной 1986 года кем-то из западных журналистов или представителей художественной системы Запада, испытывающей потребность в арт-брендах, так были названы трое московских художников – Герман Виноградов, Андрей Ройтер и Николай Филатов. Художники, различные по творческому темпераменту, до этого единой художественной группой себя не считали, но не стали отрицать свою принадлежность к ней. «Детский сад» и в самом деле был уникальным явлением середины 1980-х годов, и его значение выходит за рамки сотрудничества трех художников, начавшегося весной 1985 года, когда все трое устроились работать сторожами в ведомственный детский сад, здание которого в Хохловском переулке было законсервировано в ожидании ремонта. Отсюда и название. Старинная двухэтажная постройка сразу же была занята под художественные мастерские, пространства для инсталляций и временных выставок. Так зародился первый художественный сквот в Москве. Справедливости ради следует отметить, что был и четвертый постоянный обитатель детского сада – Александр Иванов, по сути, первооткрыватель этого места. Он делал традиционное искусство, скульптуру по преимуществу, и, будучи добрым
14
Д 15
глоссарий
глоссарий