Здесь by National Library of the Udmurt Republic

Ълижние родники а в т о р с е р и и В я ч е с л а в Ар - С е р г и

Лариса Марданова

Здесь УДМУРТИЯ г. И ж е в с к 2 0 1 3 г.

УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос~Рус)6-4 М 25

М 25

М арданова Л . Здесь : рассказы / Лариса Марданова. - Ижевск : Известия Удмуртской Республики. 2 0 13. —44 с. (Библиотека «Известия Удмуртской Республики». Ближние родники / авт. серии Вячеслав Ар-Серга). 13ВЫ 978-5-4355-0020-2 УДК 821.161.Х БВК 84(2Рос=Рус)6-4

181Ш 978-5-4355-0020-2

«Я нашла тебя в пору цветенья полыни...» Стиль художественного повествования этого автора ёмок и лаконичен. Атмосфера её рассказов и стихов - прон зительно свежа, прохладна и светло грустна в русле необра тимости минут сего дня, уходящего как песок сквозь паль цы - тонкоструйно и неотвратимо... Время суток душевных кульминаций её творчества я бы отнёс к поре чародействий вечерних сумерек, когда линии предметов и чувств незамет но размываются, и близкое представляется далёким, а да лёкое - близким. В такую пору спасительным бывает лишь доверие своему собственному душевному зрению или вер ности шага того, кто - рядом. Ведь он уже проходил этими дорогами, и хочется надеяться, что шёл он сюда именно для того, чтобы быть рядом. Первый свой поэтический сборник Лариса Марданова опубликовала в 2005 году на ведущем языке её литератур ного творчества - удмуртском, в московском издательстве «ЭкоПресс». Презентация этой книги читателям состоялась в райцентре Алнаши, куда для поддержки своего автора задушевно собрались близкие люди, коллеги поэтессы и её односельчане из Верхнего Асаново. Они радовались за свою Ларису, а она робела, чувствуя себя под венцом с ко варным и жёстким, взбалмошным и непредсказуемым ли тературным Фартом, его величеством Стихом. Её суженым да ряженым...

Ближние родники

ГОЛУБИ - Забирай свой баян да уходи! - снова повысила голос Лина. - Глаза бы мои тебя не видели: то он детям спать не дает, то, найдя себе друзей, где-то всю ночь гуляет. Не нуж ны ни дом, ни семья. Устроишься ты, в конце концов, на работу? А, о чем это я, разве тебя кто примет... Людям ро дители квартиры оставляют, сберкнижки открывают, тебе - баян, чтоб в горле не пересохло... - Что ты, я же... Устроюсь, устроюсь куда-нибудь... Вчера вот только говорил с Иванычем, сказал, что через не сколько дней в их бригаду понадобятся рабочие... - Через несколько дней... Каждый раз «через несколько дней». А Иваныч твой, как и ты, - бутылку покажи - тут же забудет, о чем речь толкал... Иди, иди, чтоб и глаза мои тебя не видели и уши не слышали. Еще и заботься о тебе, как о малом ребенке - где ходит, где ночует... Сын вернется через три месяца из армии - как, чем встретим? Ты дума ешь об этом? Вот твой баян, держи, - женщина поставила чемодан перед дверью. - Уходи! Он в принципе уже знал, что все этим и закончится. «И зачем я ей нужен - еще один ребенок на плечи хруп кой женщины. А женское сердце - что бы ты о нем ни думал - наверное, выносливее, нежнее. Правильно она говорит: чем встретим Колю, как я посмотрю ему в глаза? Эх! Ну что мне делать - баянисты нигде не нужны, а кроме таланта перебирать эти кнопочки бог мне ничего не дал. «Снова придется ночевать у Иваныча. Баба его, ко нечно, будет скрипеть. Все они одинаковы: всё им денег не хватает, всё «нечего надеть». «Деньги»... «Что люди

Лариса Марданова скажут»... Привыкли людей по карману оценивать... А душа?.. А баян-то, оказывается, тяжелый... А ведь когда играешь совсем этого не чувствуешь... И пьянеешь, не по пробовав ни капли, когда мелодия идет сама». - Правильно сделала Лина. Оба вы, с моим - два сапога-пара. А если завтра его с собой заберешь - в слезах не утону... Но знай - сегодня последний раз здесь ночуешь. Тоже мне, нашли гостиницу, - холодно встретила хозяйка. - А, не обижайся на эту дуру, все они из одного теста сделаны... Ну, садись, для других нет, но для тебя же всегда! - тихонько прикрыл дверь кухни Иваныч. Достал из холодильника бутылку водки. Разлил. - Особо не переживай. Потерпи немного - освободится это место, я уже поговорил с бригадиром, так и так гово рю, есть очень хороший человек... А завтра возьмёшь свой баян да и махнёшь в сторону автостанции. Там постоянно народ, а у деревенских сердце намного мягче, может, и со берешь на буханку хлеба... «Снова всю ночь не спал... А людям-то чего не спит ся? Дома, в тёплой постели, а нет - постоянно куда-то надо спешить. Кто тебя ждет и где? Нам ведь только самим так кажется, а на самом деле мы никому не нужны, кроме ма тери.... Мама... И сегодня встала, наверное, ранёхонько, вышла в огород... Может, съездить, мать проведать... Нет, позднее. Начнёт снова расспрашивать, почему один. Но нет, придётся съездить, проверить, как там старушка. Одна ведь... Скажу, что в отпуске, съезжу...». Полусонные пассажиры, ждущие автобус, лишь изредка поднимают глаза на баяниста и снова впадают в царство сна и полуяви. Напомнив каждому о чем-то своем, сокровенном, мелодия плавно переводит их в другой мир. - О! Сегодня уже другой! Вчера тут один полдня «пи-

Ближние родники лил» свою скрипку. Видимо, думают, что народ здесь чтото сечет... Ну что может понять деревенский люд, они эту «скрыпку» в глаза не видели, - рядом с баянистом словно из-под земли вырос продавец газет. - Что ж, играй, мне ве селее. Ой-ля-ля-ля-ля... Мурлыча себе под нос льющийся мотив, молодой чело век разложил газеты и книжки и с головой ушел в журнал с обнаженной красавицей на обложке... Взяв свою сумку через плечо, сидящая в стороне де вушка подошла к продавцу газет. Немного покопалась в тянцевых журналах, потом опустила руку в карман и, до став несколько мелких монет, бросила в фуражку баяниста. Услышав звон мелочи, несколько полусонных пассажиров на некоторое время обернулись в их сторону и снова по грузились в свои сны. «Стою ту г, как последний бомж. С этим ненавистным баяном. Другим - мужским - делом надо было заниматься. Всю жизнь петъ-плясать не будешь. А кто я теперь? Куль тмассовик. Клоун. А кто знает, что у тебя внутри, да и зачем это нужно... А петь, как в молодые годы, уже не хочется... Ведь и Колю научил этому делу. Дурак и есть. Как уж он там теперь, сынок... Ведь вернётся скоро... Надеюсь, не скучает... Да и сам такой, уж очень тоскующий. Как баба. Вернётся - на следующий же день отправимся на рыбал ку. Сядем, как раньше, на свое место и посидим. Закурим. Поговорим о том о сём. Хоть и молод он ещё у меня, но - мужик: распространяться долго не будет - скажет в двух словах - и ладно. Нечего болтать - сердцем понимать надо. Хорошо, что хоть первый сын, те обе в мать - плаксы». Снова пофузился в омут музыки баянист. Пальцы его сами набирают одну грустную мелодию за другой. Словно жалея о чем-то или вспоминая о совсем невеселом, с то8

Лариса Марданова ской поглядывает он в огромное пыльное окно автостан ции, на бьющихся там ос. А в противоположном углу женщина в вульгарной, как ему показалось, шляпе оценивающим взглядом смотрит на баяниста. Сидит и смотрит. Смотрит и оценивает'. Он давно это заметил. «Не нравится моя скромная одежда? Конечно, куда у ж ... Ладно, ты тоже не на свои заработанные одева ешься, видно же. На каждой руке - по три золотых кольца, и в ушах, и на шее что-то блестит... Знаем - за наш счет жируете, своих кровных не хватит. Нами управляете. Да не управляете - приказываете. А мы, как собаки, руки вам ли жем. Кому что, кому сколько бог дал». Хлопнула дверь вслед за процокавшей на шпильках мимо гармониста шикарно одетой женщиной. Сев на ска мейку на автобусной остановке, женщина достала зеркало и стала вытирать слезы шелковым носовым платочком. Долго еще смотрелась в зеркало, сидя у окпа подъехавшего вскоре автобуса. Баянист отвел глаза от окна. Полные тоски глаза сно ва пробежались по пассажирам, по успевшему пожелтеть потолку автостанции, по облепленным мухами стенам... И тут только он заметил в своей фуражке сторублевую купю ру. В какой-то миг пальцы словно потерялись на клавиш ной тропке - музыка утихла. Баянист тут же покраснел, словно мальчик. Но уже через мгновение зал ожидания вновь наполнился мелодией. «Откуда? Та проходившая мимо старушка? Нет, она сама на одну пенсию живет... Та женщина?» «Слабое женское сердце. Простой мотив так глубоко может его растрогать. И сидят, слушают... А ты, дочь, что делаешь? Подаёшь милостыню крепкому мужчине, которо му впору на заводе работать... Ты же сама еще учишься. 9

Ближние родники Домой едешь, на каникулы, видать... Эх! А что поделаешь? Собрав деньги, вложишь ей в руку ? Ну и хорош же я. .. Ухо ди, сейчас же уходи отсюда...» - Ты что, и до обеда не будешь стоять? А-а, нам, при выкшим жить припеваючи, здесь что-то не поётся, так? Конечно, чего тут корячиться, - на хлеб набрал - и хватит, - глядя, как собирается музыкант, усмехнулся газетчик. Завтра жду. С такими, как вы, веселее работать. Физкультпривет! «Беги отсюда! Забудь сюда дорогу! Сегодня это было в первый и в последний раз. Мужчина должен по-другому зарабатывать. Хорошо, эти деньги дам жене, авось, пустит домой. Потом и на работу устроюсь. Если не завтра, то по слезавтра. Жену надо чем-нибудь задобрить. Что ни гово ри, она у меня золотая. А инструмент подниму на шкаф, не сниму, пока сын не приедет, - хватит разбивать сладкие сны девочек. А приедет Коля - закатим мы концерт! Знай наших! И лето уже настало... Когда? Я, видимо, весь в себе. Ничего не вижу. А жизнь - вот она: со своим дыханием, законами. Песнями. Людьми». Баянисту показалось, что кто-то выбивается, путает ряды спешащих куда-то людей. Тут же заметил среди про хожих парня в инвалидной коляске. Аккуратно подогнуты обе брючины. Торс... в солдатской одежде... В черном бе рете перед ним - несколько мелких монет. Не моргая смо трит солдат на двух воркующих голубей, подбирающих крошки среди городского мусора. Лишь изредка вспорхнут, спасаясь от чьей-то торопящейся ноги, и снова опустятся на пыльный асфальт. - Эх, сынок, - вздохнул мужчина с тяжелым чемоданом и дрожащей рукой полез в правый карман брюк... 10

Лариса Марданова

ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ... Ситцевое платье в цветочек, которое носила еще в сред них классах, прилипло к телу, выбившиеся из-под платка рыжие волосы - к щекам. Видели бы меня сейчас сослу живцы.. . Без косметики, в «татарских» тапочках с круглым мыском, да еще в таком наряде... Поправляя платок, смо трю, сколько накосил брат. Было время, когда я была про ворнее, ловчее его. Сейчас же мне с ним не сравниться. - Что, устала? - бросает он косу и идет в мою сторону. Давно точила? Может, помочь? - берет он мой инструмент и проводит пальцем по лезвию. - О-о-о... - Стараюсь! Не смотрите, что городская! И сил у меня еще больше, чем у всех вас, вместе взятых. Жарко-то как, господи. Да еще эти пауты. - Хорошо печет, - подошли и родители. - Управимся за три дня? - спрашивает дядя - папин брат. Он приезжает к нам раз в год - на сенокос. - Три дня жариться на этом солнцепеке? - невольно за катываю глаза. - От масла и сметаны не отказываешься, - улыбнулся отец. - А у коровы молоко известно где. - Да я лучше в магазине куплю. Там вкуснее. - Конечно, еще и с добавками: с водичкой из-под крана, с растительным белком. А у нас - натуральное, все свое, как говорится... Знаю, кто какую фразу вставит дальше и чем это за кончится: все разбредутся по своим «полянам» и, про клиная невыносимую жару, будут яростно косить. Знаю, потому что не первый год отпрашиваюсь с работы, чтобы 11

Ближние родники успеть прополоть хотя бы грядку - и в город. Скорее в го род! А в городе я буду снова и снова вспоминать, как всю ночь возили на машине это несчастное сено, метали его в сарай, а утром, когда уже совсем рассвело, поехали купать ся. Да, вода была холодная, поэтому я не стала даже разде ваться - просто поводила по воде большим пальцем правой ноги. Вывела одно имя.

ДАЙ, ГОСПОДИ... К нему, то есть к Богу, Петр Иваныч шел долго. Почти всю жизнь. В молодые годы вступил в комсомол, всегда старался быть в первых его рядах. Комсомольские собрания, весе лые субботники, проверочные рейды... Да мало ли чего. Было не до скуки. Понимал Иваныч, что в этой жизни лег че (да и быстрее) добиться много будучи активным членом организации. Не хотелось ему хоронить себя заживо гденибудь в мордовских лаг ерях, где кончил отец, не желав ший иметь ничего общего с властью. Власть же знала не один случай, когда дети названных врагов вставали на её защиту, проводили её же замыслы в жизнь. И довольно успешно. Так получилось и на этот раз. В лице Петра Иваныча компартия получила своего очеред ного рьяного защитника. Но ни его защита, ни работа деятелей партии - ничего не помогло. Танки, взрывы, чьи-то выступления, опять же с броневика, но уже по прозванию БТР - и вот - всё коту под хвост. Все идеи. Все дела. Вся жизнь. 20

Лариса Марданова Но ведь есть же что-то вечное, что никогда не угасает, не прерывается. Не предает. Пребывает. Подпитывает. Помогает, может быть. Начинать все с нуля было нелегко. Но жизнь в малень ком провинциальном городке, где все жители знают друг друга в лицо, во многом отличается от столичной. Здесь тебе и продуктами помогут, и соседка по праздникам (чаще по церковным) принесет детям пол-литра козьего молока, не взяв за это денег. Конечно, ненароком при этом обмол вится, что забор там в огороде покосился, по весне придет ся кого-то за деньги нанимать, а из-за «проклятого ревма тизма» приходится дрова-то вот экономить, хотя и завезли недавно на всю зиму: колоть-то некому. Жена на две ставки вкалывала в школе, после занятий - тетради. Подготовка к урокам. Дети, естественно, висели на нем. Он стирал, гладил, готовил обеды. Ночами подраба тывал сторожем в местной церквушке. Сторожка, расположенная у самого входа во двор, была поделена на две половины. В одной дежурил Петр Иваныч. За неимением радио и телевизора коротал он рабочее время за чтением церковной литературы, коей здесь было в немеряном количестве. Видимо, прежний сторож тоже искал в этих книгах ответы на свои вопросы. «И если придете в какой город, и примут вас, ешьте, что вам предложат», - чи тал он вполголоса «От Луки» и озирался в сторону второй половины, откуда доносились пьяные голоса иконописцев. Те пировали вторую неделю. Столько же они тут и жили. Молодые ребята, приехавшие из-под столицы, реставри ровали иконы. Нет, днем они работали и вели вполне послушническую жизнь. Но ночами они словно преобража лись. Петр Иваныч не раз сам открывал церковные врата возвращавшемуся из расположенного за углом продуктово21

Ближние родники постели. - Кабы сам батюшка не обожрался. Ему ведь не в первый раз так привозят. И мед он пьет, и калачи ест, и в пост мясо вином запивает. И ничего! Живёт! И еще нас поучает! - Тихо, детей разбудишь, - толкнула в бок жена. - Где же она, жись-то? Видимо, уже прошла. Или еще не начиналась? За что отца моего со свету сжили? А нас за что? За идею? За какую? Нет здесь никакой идеи. Там она, наверху. А здесь ничего не было, нет и никогда не будет. Эх! На следующее утро Петр Иваныч подошел после служ бы к настоятелю церкви: - Батюшка, там вам небольшой гостинчик оставили. Сказали, от Сергей Михалыча, из Липовки. - А где же гостинец? Неси. - Да там картошка. Хорошая... Целый мешок... Батюшка достал из кармана носовой платок, высмор кался. - А сколько, говоришь, у тебя ребятишек? Двое? Вот и забирай её всю. Накормишь детишек отварной картошкой с молоком. Здоровая, вкусная еда, не смотри, что постная. - Спасибо, батюшка, спасибо, - блеснула слеза в глазах Петра Ивановича. - Ничего от них, кроме картошки, и не дождёшься, про сти, Господи, - на ходу осенил себя крестом удаляющийся батюшка. - Господи, спасибо... Спасибо... - стоял перед иконой Петр Иваныч. Надо бы поплакать, но слёз почему-то не было.

Лариса Марданова

ДЫМ ИЗ КУАЛЫ В густом, как молоко, тумане, скачет жеребёнок. Он но сится по кругу. Там же видна какая-то тень. Что это? Под няв подол платья до колен, захожу в пелену тумана. Спешу к жеребенку. Обильная роса моет мои белые ноги. Я бегу, а по спине бьёт тяжёлая коса, рыжие, как солнце, непослуш ные волосы прилипают к вспотевшим щекам. Неожиданно жеребёнок пропал. Растворился. Передо мной - нечто похожее на шалаш. Дым, идущий оттуда, ще кочет мне ноздри. Что в этом шалаше? Открываю лёгкую дверь... Туман... Остэ, мой Инмар, Воршуд, великий Мудор, КылчинИнмар! Полными чашами и новыми хлебами тебя вспоми наем! Мои посеянные хлеба, как твои земляника и клубни ка, пусть поспевают-родятся, если корней, так пусть будет тридцать, стеблей пусть будет двенадцать, зерен пусть бу дет тысяча, с камышовой соломой, с серебряным колосом, с золотым зерном! Чтоб это хлебное поле не обскакать бел ке, не обежать кунице, не проскакать хорьку! Тёплые дожди принеси, южные ветра нагони, добрые года-времена дай! Во время дождя не нахожу себе места. Темно. Холодно. Страшно. - А это кто, мама? - на пожелтевшей фотографии с рез ными краями - высокий худощавый мужчина. Белая руба ха перетянута ремнём, на голове -- щёгольской картуз. - Это мой дед. Перед новым домом. Здесь ещё и сам молодой... Такой дом отгрохал, а сам пошел по миру. 25

Ближние родники детей, мол, много, куда с ними, - проснулся и зять. - А про тебя спрашивали, говорят, пришла какая-то бумага. - Может, всё обойдётся, и вас без меня не тронут... Даже не знаю. И в близлежащих деревнях такая же ситуа ция. Вон у свата из Тойгузино всё отобрали. - Прокопий всю нашу животину на колхозную ферму свёл, на мельницах повесил замки. Когда тебя искали, не постыдился зайти даже в малую куалу, всё там вверх дном перевернул. Что искал? Эх, горе-то, до чего дожили... Если бы знала, - схватилась за сердце Евдокия. - На лугу возле Большой Куалы пасут колхозный скот... - А ведь дочь твоя с годами всё больше становится по хожей на Марью, - соседка, зашедшая на чашку чая с ма линовым вареньем, заводит речь обо мне, - и походка её, и голос, да и рукодельница, - ну вся в неё. Всегда вспоминаю Марью, когда вижу, как она спускается за водой к роднику. - И сама так гляжу, - слышу мягкий голос матери. - Го ворят, всё в этом мире возвращается через поколение. Дочь интересуется предками, такие вопросы задаёт... А я не знаю, что ответить, нас учили по-другому, а своим умом до главного, кажется, и не дошли. Повидаться с родственниками в Асаново мы приезжаем теперь только летом. Убираем сено на участке, варим на зиму малиновое варенье. Моё любимое место здесь - ябло невый сад. Конечно, сказывается на нём отсутствие забот ливых хозяйских рук - он весь зарос малиновым кустом. Но в один из уголков сада никак не проникнут вездесущие корневища - здесь мой дед Саня заложил фундамент под новый дом. Именно здесь раз в год мы разжигаем костёр, рассаживаемся вокруг и вспоминаем бабушку с дедушкой - Марью и Саню, стариков Андрияна и Евдокию. Солнце нашего короткого лета уже повернулось на 34

Лариса Марданова осень, но на льняном поле всё еще жарко. О чём-то шуршат золотисто-коричневые головки льна, перешептываются с синими васильками. Утерев рукавом пот со лба, вновь склоняюсь над жёлто-солнечным разливом. Дёргаю лён, вяжу снопы. Затем расстелю, помну и из тонкой нити сотку холсти ну. Длинное белое полотенце. А по утренней росе вновь войду в пелену белого тумана и направлюсь в знакомое мне место, расстилая на пути со тканное полотно.

ЗДЕСЬ Повезло мне. Сегодня я иду пасти коров. Чтобы соот ветствовать образу пастушки, напяливаю свою любимую джинсовую панаму, которая у всех почему-то вызывает улыбку, собираю котомку. Но вместо сухого пайка на день сюда летят мои дневники и книги, давно ждущие про чтения. Кидаю сюда же «Литературку», ручки, зеркало и гигиеническую помаду. Все! Работы хватит на день. Глав ное, чтобы от соседних дворов вышли не бабы, а то ведь им до всего дело. Помню, в прошлый раз пасли с Оксаной - старшеклассницей-активисткой - за день не отстала от меня ни на шаг, все приставала с какими-то вопросами, своими анекдотами и совсем неинтересными рассказами. То ли дело с мужиками - сидят на берегу с удочками, если надо, костер разожгут. Можно погреться. Просто у огня посидеть. И непринужденные их разговоры намного инте реснее, душевнее. Рядом примостится соседская овчарка, срывающаяся с цепи каждый раз, коща тебе нужно срочно 35

Л а р и с а М а р д а н о в а : о себе Не лю блю холод, хотя и родилась в кре щ енские морозы. Хочется тепла и тепло ты. Лю блю желтый. П ью его литрами, поглощ аю килограмм ам и. Но все равно преобладает голубой - гоже мой лю би мый. Хочется присесть, отдыш аться бо юсь опоздать. А вдруг меня ждут?

15ВМ 9 7 8 -5 -4 3 5 5 -0 0 2 0 -2

9 785435 5