Таинство Примирения by Katechein K

радуга 2010

«Чадо! прощаются тебе грехи твои» Мк 2, 5: Таинство Примирения Перед зеркалом Литургия Таинства Примирения Зачем нам нужны посредники

в номере: ЛИТУРГИЯ

Хосе М. Вегас CMF Вступительное слово

ОТПЛЫВИ НА ГЛУБИНУ Хосе М. Вегас CMF Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?

Симон Ноэль OSB Литургия Таинства Примирения

Кристиан Салензон Бог действует первым

МАСТЕРСКАЯ

Войцех Суровка ОР Перед зеркалом. О сущности Таинства Покаяния и Примирения 9

Светлана Черняева О психологии раскаяния и прощения 54 Мирослав Фориш SVD Четыре шага к примирению

Митрополит Сурожский Антоний (Блум) 60 О покаянии

Свящ. Александр Коробцов Очерк истории Таинства Покаяния

Свящ. Кирилл Миронов Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…

Франсуа Еве SJ Бог каждому дарует способность к примирению

СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ…

У ИСТОКА Свящ. Пьер Дюмулен Милосердие Божие

Иоанн Златоуст О покаянии и молитве

Доброцветов П.К. Святые Отцы о Таинстве Покаяния

Проспери Паоло FSCB Примирение, или «Второепокаяние» в опыте Церкви первых веков

Эдуард Шатов АА Благодать исцеления

Свящ. Сергей Николенко Пастырский диалог в Таинстве Примирения

Алехандро Карбахо CMF Зачем нам нужны посредники

ВСЕГО ПОНЕМНОГУ Щербакова Маргарита О фильме «Странник»

Издание осуществлено при содействии LUCI SULL EST и RENOVABIS.

«От имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2Кор 5, 20)

Почему Бог отверг Самуила и принял Давида? Разве Давид не совершил такие же крупные преступления, как и Самуил? Да, это может быть и так, но в то время как Самуил не признавал свои грехи (см. 1Цар 15, 20) или искал им оправдание (см. 1Царств 15, 24), Давид признавал их со смиренным сердцем (см. 2Цар 12, 13; 24, 10). Хотя мы должны согласиться с тем, что грех не является чем-то совсем неизбежным, ведь это зависит от человеческой свободы, все-таки практически невозможно себе представить, чтобы конкретный человек жил абсолютно свободным от всех грехов. Личные недостатки, невежество, конфликт между возможностями и потребностями, окружающие обстоятельства, иногда также злая воля – существует множество причин, объясняющих, почему даже «семь раз упадет праведник» (Притч 24, 16). Но в Библии и, однозначно, в Новом Завете, практически никогда не упоминается грех без одновременного обращения к Божиему прощению и примирению. Поэтому самое главное в тайне греха – это ярко выраженная воля Бога к примирению и готовность человека принимать его, прежде всего смиренно и мужественно признавая свою вину. Да, может быть, что «семь раз упадет праведник», но встанет. И это как раз главное: первый шаг к совершенству, которое не состоит прежде всего в том, чтобы быть абсолютно безупречным, но в том, чтобы «быть милосердным, как милосерд наш Отец небесный» (Лк 6, 36). Милосердие, проявляемое Господом по отношению к нам, – это основная причина того, что мы должны быть милосердны по отношению к другим. Таинство Примирения играет главнейшую роль в процессе следования за Христом и отождествления с Ним. Это не чисто юридический акт искупления, но богословское переживание действия благодати Божией в нас. Именно здесь, в реальности греха и примирения, и особенно через та́инственное действие Христа в Церкви, можно на себе испытать, как Бог умеет вытащить добро даже из зла. Поэтому чрезвычайно важно отвергнуть возражения, которые в наше время и от имени неверно понятной самостоятельности возникают по поводу Таинства Примирения. Вот что говорит нам по этому поводу великий св. Августин (который так много знал о грехе и примирении): «Человек не может, будучи во плоти, избежать всех грехов, по крайней мере – грехов легких. Но эти грехи, которые мы называем легкими, не полагай их безобидными: если ты находишь их безобидными, взвешивая их, содрогнись, их подсчитывая. Множество легких предметов составляет большой вес; множество капель наполняет реку; множество зерен составляет груду. Какова тогда наша надежда? Прежде всего, исповедь» (см. ККЦ 1863). Хосе М. Вегас CMF

Хосе М. Вегас CMF

Кто может прощать грехи, кроме одного Бога? О прощении (его суть и условия) 1

Чем не является прощение

тобы верно судить о прощении, нужно как минимум выяснить, в чем оно состоит (и, соответственно, в чем не состоит), какие условия для него необходимы, его предмет, его подлинную суть, а также, что мы действительно можем простить и что находится вне досягаемости нашей способности прощать. Начнем с того, чем, если быть точным, не является прощение1. Существуют явления, с которыми можно спутать прощение или даже заменить его ими, на самом деле прощением не являющиеся. Психологическое преодоление негативных чувств, вызванных обидой (например, раздражение, гнев), или равнодушие к чужому поведению (его игнорирование) истинным прощением не являются потому, что отсутствует даже позиция относительно негативных поступков другого человека. Другая форма реакции на совершенное другим зло состоит в «помиловании», то есть в оправдании или даже

одобрении действия, которое, тем не менее, заслуживает нравственного осуждения. Здесь присутствует позиция по отношению к злу (действие в принципе заслуживало осуждения), но по разным мотивам все заканчивается оправданием и «помилованием»2. Так что прощать не означает просто игнорировать зло, забывать о нем (оставлять все как есть, т.к. время лечит, а зло теряет силу), оправдывать его и т.д. Прощение является реальной формой оздоровления, исправления и преодоления совершенного зла. Прощение также не состоит в «амнистии» (в смысле «изъятия из действия закона») или в отмене заслуженной кары за совершенное зло, так как прощать может только тот, кто испытал на себе негативные действия со стороны обидчика или их последствия. Прощение может быть получено независимо от того, предусмотрены ли за этот поступок юридические санкции (можно простить друга, сыгравшего со мной злую шутку); преступник может про-

1 См. для всего этого раздела: Mariano Crespo El perdón, una investigación ﬁlosóﬁca, Encuentro, Madrid, 2004. 2 Причина этого может состоять в дружбе с обидчиком или в любви к нему, в страхе, лени, в отсутствии нравственной чувствительности и так далее.

сить прощения за совершенное зло и быть прощенным его жертвой, но, несмотря на это, останется отбывать свой срок заключения. В данном случае преступник просит прощения не для того, чтобы выйти на свободу, но потому, что признает объективное зло, совершенное им3. Все это затрагивает один трудный аспект прощения – его отношение со справедливостью. Не противопоставляются ли в определенном смысле прощение и справедливость, требующая возмездия? В действительности нет, поскольку прощение может и не подразумевать обязательный отказ от возмездия, которое не всегда является формой мести, но лишь восстановлением справедливости. 2

Объект прощения

Для того чтобы объективно произошел акт прощения, необходимо, чтобы существовала реальная обида со стороны другого. Обида – это форма зла, причиненного человеку. Но здесь необходимо различать:

- объективное зло, причиненное посредством обиды: речь идет о зле физическом (например, избиение, включая смерть), психологическом (оскорбление, обман), социальном (клевета), экономическом (воровство, мошенничество, рабство) и т.д.; - нравственное зло (грех), которое совершает обидчик и которое полностью остается с ним и абсолютно не затрагивает обиженного человека. Объектом прощения для человека является исключительно объективное зло. Нравственное зло, которым наполняется обидчик, по-настоящему может быть прощено только Богом. Для возникновения объективного зла необходимо, чтобы обидчик совершил его сознательным образом, прямо или косвенно. Встречаются случаи, когда обида наносится не вполне осознанно, в результате заблуждения, небрежности или из-за моральной бесчувственности (например, из-за нахождения во власти какой-либо страсти), однако обидчик становится ответственным за причиненное зло и поэтому может быть объектом прощения.

3 Это утверждение имеет несомненную важность в тех случаях, когда речь идет о необходимости прощения некоторых преступлений социальной важности. Прощение жертвой не подразумевает отмену наказания, а само наказание не свидетельствует о его получении.

Объектом прощения, во-вторых, является объективное зло, причиненное мне. Только жертва обиды может простить обиду. «Я могу простить только несправедливость, прямо или косвенно совершенную по отношению ко мне; косвенно – в том случае, когда кто-то причиняет зло человеку, особым образом связанному со мной. Я не могу простить ни Иуде его предательство Иисуса, ни Каину убийство Авеля»4. Наконец, в-третьих, объект прощения имеет также «вес» или «материю». Иногда совершённое зло, хотя и объективное, не влечет за собой нравственной вины (если, например, оно совершено невольно). В таком случае требуется извинение, но не истинный акт прощения (например, если вам в автобусе наступили на ногу). При наличии материи прощения можно различить объективное и субъективное измерения зла5. Некоторые люди чувствуют себя более пострадавшими, когда затрагивают их права или их честь, чем если нарушена их физическая целостность. Другие, наоборот, замечают только это последнее измерение. 3

Условия для прощения

Для того чтобы прощение произошло, должны быть выполнены определенные условия со стороны того, кто прощает, чтобы простить, и того, кто обидел, чтобы быть прощенным.

Условия для того, кто прощает: свобода: невозможно прощать по принуждению; признание личностного характера обидчика: «Когда прощаем, осознаем, что мы имеем нечто общее с тем, кто причинил нам зло, то есть наше личностное состояние»; поскольку обида предполагает неуважение обидчиком собственной натуры, акт прощения подразумевает также осознание собственной ценности как личности (восстанавливая ее, если обида повергла личность в кризис, как в случаях с тяжким оскорблением, как, например, изнасилование; или просто подкрепляя ее, если нет ситуации кризиса); понимание того, что себе причинено зло. Без ясного осознания того, что совершено объективное зло, содержащее в себе нравственную вину (намерение причинить это объективное зло), и что это зло было причинено себе, прощение невозможно. Кроме того, прощение подразумевает преодоление (или, по крайней мере, намерение преодолеть) негативных чувств, порожденных обидой (возмущение, желание мести и т.д.), и также пересмотр отношений с обидчиком (прежде всего, если речь идет о человеке, с которым меня соединяют особенные связи, семья, дружба и т. д., что придает обиде особую тяжесть). Для обидчика условиями для возможного прощения являются ответс-

4 Гильдебранд Д., фон, Этика. – СПб.: Алетейя, 2001 [1973], стр. 63. 5 «Считается само собой разумеющимся, что бить человека – это большее зло, чем плевать на него. Но плевать кому-либо в лицо – это особенная обида и оскорбление человека. Например, удары по голове или удар ножом отражают злость, ненависть и т.д.; но не имеют особенного характера оскорбления, как плевок в лицо. В случае с плевком прибавляется другой вред, например, это мерзко». Д. ф. Гильдебранд, Moralia, стр. 85, цит. Мариано Креспо, там же, стр. 81.

твенность и сознательность (прямая или косвенная, как было указано раньше): объективное зло совершено не случайно, а намеренно и осознанно, и не имеет оправдания (т.е. речь не идет об относительном зле, осуществленном в функции бо́льшего добра: как справедливое наказание или физическая боль, причиненная для сохранения здоровья, например, хирургическая операция). 4

Чем в действительности является прощение?

Прощение – это нравственный акт (так как он содержит в себе восприятие того, как обесценивается нравственность), в котором тот, кто прощает, «оплачивает долг», приобретенный обидчиком, и занимает новую позицию по отношению к нему. Тем самым акт прощения приобретает свойство «асимметрии»: разрушается логика «око за око», и вместо того, чтобы ответить злом на причиненное другим зло, тот, кто прощает, преодолевает свою враждебную волю и «побеждает зло добром». Очевидно, что это не исключает требований справедливости. Прощать означает не капитулировать перед злом, но признать его наличие, отказаться от него и, вопреки ему, не отождествлять обидчика с обидой. Таким образом, в этом асимметричном акте мы находим прежде всего два элемента: - «оплатить счет» или, лучше, «очистить память». В результате причинения зла между обидчиком и жертвой словно открывается «счет вины». Прощение заключает в себе именно элемент отказа, аннулирования этого счета. Прощать означает очищать

память, словно сказав обидчику: «Я больше не буду принимать это в расчет». Наступает освобождение от злопамятства и отрицательных чувств. «Память о раздоре и противоречии становится очищенной и замещается примиренной памятью». Вовсе не обязательно, что полученное зло непременно удастся забыть (это не всегда зависит от нас), имеет место «спокойное воспоминание», то есть мирные отношения с прошлой обидой, значительно отличающиеся от обидного или мрачного воспоминания (что является знаком отсутствия истинного прощения); - утверждение обидчика как личности. Кроме очищения памяти (что, в определенном смысле, спасает самого обиженного, т.к. обида саморазрушительна), прощение включает в себя новое отношение, позитивное и доброжелательное, к прощаемой личности. И это возможно, т.к. мы не отождествляем полностью личность обидчика с его плохим поступком: человек не исчерпывает себя в своих действиях, он «больше» того, что он делает. «Прощать – это смотреть “другими глазами” на нерушимую полноту ценности, которая пребывает в каждом человеке. Несомненно, что мы признаем нравственную антиценность его действия, – без этого утверждения мы не можем говорить о прощении, – но мы не отождествляем его с его несправедливым действием, таким образом, что отречение от действия необходимым образом приводит к отречению от человека. Это новое отношение дает нам способность преодолеть ответную реакцию, основанную на несправедливом действии, и

занять нравственно благородную позицию. (…) Люди, причиняющие зло, ответственны за свое действие, но не сводятся только к нему»6. «Это отношение прощающего человека – не отождествлять виновника с его действием – представляет собой основу нравственной ценности прощения. Речь идет о “перемене сердца” прощающего человека, которое глубоко коренится в признании личностного характера виновного человека»7. 5

Раскаяние и просьба о прощении

Раскаяние имеет ключевую важность в достижении полного прощения со стороны обидчика. Раскаяние является разновидностью психологического самолечения: хотя мы не можем изменить прошлое (например, мы не можем сделать так, чтобы причиненное зло не произошло), но мы можем «переопределить» его: «Прошлые события не закрыты в том, что касается их ценности и смысла, поскольку не дали все возможные плоды8. Раскаяться означает обратиться к фрагменту прошлого нашей жизни и придать ему новый смысл, новую ценность. Основными элементами раскаяния являются: признание антиценности нравственно плохого действия в прошлом; сожаление об этом действии; решительное намерение не совершать его вновь. Раскаяние не ограничивается угрызениями совести, ведь оно включает в себя желание нового сердца, 6 7 8

некоторого обращения, «метанойи». Раскаяние – это хорошая проверка того, как люди, причинившие зло другим, могут полностью отстраниться от своих прежних действий. Искренне раскаявшийся обидчик берет на себя ответственность за свое действие, но в то же время не хочет быть отождествленным с ним. Раскаиваясь, обидчик сообщает жертве о том, что он отказывается от своего несправедливого действия. Раскаяние является условием для прощения только в том смысле, что без него прощение невозможно, кроме того, оно «исцеляет» обидчика и восстанавливает отношения между ним и обиженным. Но оно не является таковым условием в том, что касается «оплаты счета» и «очищения памяти», поскольку это полностью зависит от обиженного человека. В действительности, человек может простить вину другого, не говоря ему об этом (например, если неизвестно, где находится обидчик, или он умер). С другой стороны, очень может случиться так, что именно полученное безо всяких условий прощение вызовет у обидчика искреннее раскаяние. Полное прощение, как «расчет по счету вины», не может совершиться без участия обидчика (который раскаивается и просит прощения), в отличие от расположенности к прощению и акта прощения, полностью зависящих от обиженной стороны (Бог, жертва обиды), которые могут произойти даже тогда, когда обидчик не признает свою вину и не просит прощения. Действительное прощение, как исцеление и исправление, кроме располо-

Там же, стр. 109 –110. Там же, стр. 111. Макс Шелер, Reue und Wiedergeburt, цит. по Mariano Crespo, там же, стр. 101.

женности к нему, зависит от признания совершенного зла со стороны обидчика и просьбы о прощении тем или иным образом. Если обидчик не просит прощения, не раскаивается, тогда акт прощения не завершен. Так же происходит, если обиженный человек не готов простить. Однако если обидчик не просит прощения, а обиженный готов простить, этот последний приобретает нравственную заслугу, связанную с прощением (что, помимо всего прочего, предохраняет его от опасности саморазрушения в результате чувства ненависти и жажды мести). И напротив, если обидчик признает совершённое зло и просит прощения, но обиженный не прощает его, первый как минимум частично (и, конечно, перед Богом) получает оправдание, в то время как обиженный сам наполняется некоторым нравственным злом. 6

То, что может простить только Бог

(Кто может прощать – отпускать – грехи, кроме одного Бога?)

Строго говоря, только Бог может прощать грехи, то есть нравственное зло, содержащееся в обиде и полностью остающееся на стороне обидчика. В нашей власти прощать только объективное зло, причиненное нам. Обучая нас молитве «Отче наш», Иисус ясно утверждает расположенность Бога к прощению, подтверждая

то, что появляется уже в Ветхом Завете. Пророки настойчиво заявляют о парадоксе, существующем между грехом человека (который они оглашают) и обещанием прощения, спасения и восстановления, которые Бог предвещает не по заслугам народа, но безвозмездным образом, из уважения к Его Святому имени. Образ праведника, представляющего собой причину для спасения народа, достигает своей вершины в таинственном образе раба Господня у Исайи9. Этот образ дает нам ключ к пониманию: праведники, превращающиеся в причину для прощения со стороны Бога, пророчески указывают на единственного Праведника и Посредника, Иисуса из Назарета, в Котором Бог окончательно осуществляет Свою спасительную волю. Еще более ясно, чем в Ветхом Завете, в Новом все упоминания о грехе связаны с возвещением прощения. Иисус не только не избегает контакта с грешниками, но явно ищет его10, говорит, что имеет власть прощать грехи11, что он пришел призвать не праведников, но грешников12. Поэтому в Евангелиях главный грех – это непринятие Иисуса, поскольку это означает отказ от прощения, предлагаемого Богом. В этом состоит грех против Святого Духа13: считать, что мы не нуждаемся в прощении14.

9 См. Ис 42, 1–9; 49, 1–6; 50, 4–11; 52, 13–53, 12. 10 Ср. Мф 9, 10; 11, 19. 11 Ср. Мф 9, 6. 12 Ср. Мф 19, 13. 13 Грех против Святого Духа, который не может быть прощен, – это отказ от прощения; это мы видим, когда существует погрязшая в пороках злая воля, которая не желает видеть добро там, где оно очевидно, и даже называет добро злом и зло добром. Так происходит с теми, кто, видя спасительные действия Иисуса, приписывают ему одержимость дьяволом: ср. Мк 3, 22–30. 14 «Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас» Ин 9, 41.

Св. Павел разрабатывает богословие греха, затрагивающего одинаково как иудеев, так и язычников, чтобы со всей ясностью заявить об его универсализме: «Все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе» (Рим 3, 23015–24). Оправдание во Христе оставляет позади старый закон, поскольку христианин обратился в новое творение, свободное для добра, а не для греха. Поэтому необходимо отдалиться от всякой формы поведения, противоречащего новому условию освобождения (Рим 1, 23; Еф 4, 19; 5, 5). Но «Отче наш» утверждает нечто большее: прощение, изливаемое на нас Богом безвозмездно, не может не отразиться в свою очередь на нашем поведении. В прощении Бог делает нас соучастниками Его созидательной власти: если мы хотим примириться с Богом (и получить прощение), мы должны хотеть примириться с нашими ближними (ср. Мф 5, 23 и след.). Любовь к Богу не истинна, если она не является и любовью к братьям. И это вновь напоминает нам о том, что невозможно полностью разделить религиозное и чисто человеческое измерения. Притча о немилосердном заимодавце (ср. Мф 18, 23–35) с силой подчеркивает огромную диспропорцию между тем, что Бог простил нам, и тем, что прощаем мы, когда делаем это (по крайней мере, обычно, поскольку, конечно, существуют чрезвычайные случаи, в которых эта диспропорция, действительно, не так заметна).

10 000 талантов (цифра просто непомерная по тем временам) – это цена, за которую Иисус на кресте просит прощения для своих палачей, «ибо не знают, что делают» (Лк 23, 34). В молитве «Отче наш» устанавливается тесная связь между прощением, получаемым нами от Бога, и прощением, которое мы должны предоставлять тем, кто нас обидел. Можно привести следующие элементы: - Бог всегда готов прощать, в Нем полностью доминирует воля к жизни, к созиданию, к восстановлению, к исцелению того, что болеет. - Но поскольку Бог уважает нашу свободу, Его прощение становится эффективным, если мы готовы признать наши грехи и просить прощения. «Прости нам грехи наши» предполагает призыв к тому, чтобы просить прощения у Бога и у других. Ведь если мы не прощаем тех, кто нас обижает, это означает, что мы не готовы искренне просить и получать прощение у Бога. - И красноречивой формой демонстрации нашего истинного раскаяния и нашего желания прощения является расположенность к прощению должников наших (независимо от того, просят у нас прощения или нет). Так мы становимся подобны Богу, «совершенными», с совершенством, присущим Богу, которым является милосердие. Так мы становимся соучастниками восстанавливающей власти Бога и превращаемся в агентов и свидетелей примирения. Поэтому можно читать это прошение из молитвы «Отче наш» так: «Прости нам грехи наши, чтобы и мы могли простить должников наших».

Войцех Суровка OP

ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ О СУЩНОСТИ ТАИНСТВА ПОКАЯНИЯ И ПРИМИРЕНИЯ

Вода и слезы

ерковь показывает нам сущность Таинства Покаяния и Примирения в широкой перспективе призыва к обращению. В Апостольском обращении Reconcilatio et penitentia Папа Иоанн Павел II пишет, что Таинство Исповеди является новым прочтением призыва к покаянию, с которым Бог обращается к современному человеку. Это обращение, metanoia, является установкой, характеризующей всю полноту христианской жизни. И это не единовременный акт, сопровождающийся желанием принять крещение, а постоянное экзистенциальное решение пребывать с Богом. Однако в опыте каждого человека присутствует слабость, поскольку мы носим это сокровище в глиняном сосуде. Сокровище новой жизни помещено в человека, который не всегда, даже если он знает истину, способен приспособить к нему свою жизнь. Польский доминиканец, уже покойный ныне о. Каликст Сушило написал в одном из своих стихов такие слова: «Дай мне, Господи Боже, пожить еще

немного, потому что я еще не до конца крещен. / Воды крещения еще не достигли всего, чего должны достичь. / Еще много во мне ветхого язычника». Для того чтобы воды крещения объяли все тело ветхого язычника, необходимо время. Нужно время, чтобы привести себя в соответствие с фундаментальной крещальной установкой, заключающейся в полном открытии себя Отцу. Поэтому святой Амвросий писал о двух обращениях, составляющих опыт человека: «У Церкви есть вода и слезы, воды крещения и слезы покаяния». Установка на исповедь напрямую вытекает из установки на крещение, как река вытекает из своего источника.

Дефекты позиции

Если исповедь тесно связана с крещением, мы можем говорить не только о конкретном акте исповеди, но также и об установке человека на исповедь, распространяющейся на всю жизнь христианина. Известно, что существуют определенные искривления, дефекты тела. Будучи по образованию реабилитологом, я хотел бы,

пользуясь этой метафорой, описать по крайней мере два из них, чтобы потом указать на пример правильно сформированного подхода. Не подлежит сомнению, что встреча человека с Богом в наиболее широком значении всегда происходит в нашей психике, через нее и благодаря восприимчивости, данной нам вместе с человеческой природой. Поэтому психика должна быть вовлечена в акт исповеди, однако здесь есть определенная опасность. Адриенн фон Шпеер, швейцарская духовная писательница, врач и мистик, пишет: «Визит к психологу может мне указать только “способы”, как поступать правильно в настоящей ситуации, которые, однако, в изменвшейся действительности также могут и должны подлежать изменениям. Исповедь же ставит человека перед его предназначением, данным ему Богом, перед лицом вечных вопросов»1. В исповеди возникает совершенно иная перспектива, чем в психологическом анализе. Она принимает во внимание не только вещи, стоящие в начале, те, которыми особым образом занимается психоанализ, чтобы узнать причины конкретного поведения, но также и конечные, т. е. окончательное призвание человека в свете божественной истины. Особенно важно обратить на это внимание 1

A. von Speyr, Spowiedź, Poznań 1998, 16.

при совершении испытания совести. Когда мы смотрим на наши изъяны, недостаточно задуматься над тем, чья это вина: родителей, общества, воспитания, моя собственная, но следует поставить перед собой вопрос об окончательном смысле моей жизни. То, что у кого-то есть те или иные дефекты, мешающие ему жить, не означает, что святость для него недостижима. Святость – не то же самое, что совершенство, и здесь полезно всегда возвращаться к словам святого апостола Павла о «жале в плоть», делающем нас смиренными. Мы столь же справедливо можем говорить и о «жале в душу», которое мы несем, чтобы научиться смирению, являющемуся наиболее прямой дорогой к святости. Эта точка зрения, о которой упоминала фон Шпеер, вытекающая из глубины опыта веры, согласуется с тем, что пишут на эту тему психологи. Польский психолог Анна Галдова, говоря о духовном развитии человека и сопутствующих ему проблемах, отмечает: «Можно преодолевать эти трудности и страдания, для этого не нужен психолог, но нельзя подходить к ним с методами психологической помощи. Как правильно заметил Франкл, обычное психологическое вмешательство может – стремясь к облегчению страданий – затормозить или даже

прекратить духовное развитие. Страдание бывает «ценой», которую приходится платить за развитие»2. Это весьма решительное утверждение польского психолога предостерегает нас от опрометчивого приближения «скальпеля психоанализа» к человеческой душе. Не все на уровне психики удается выпрямить (либо не сразу), однако это не означает, что человек не может стремиться к святости. Первый дефект характеризуется тем, что мы воспринимаем исповедника как специалиста-психолога, который должен предложить нам конкретную терапию развития. Другой дефект является противоположностью первого, а именно, когда мы воспринимаем исповедника как друга, к которому приходим на беседу, но при этом особенно не ожидаем от него никакого совета. Мы не даем ему возможности вмешаться, хотим только «высказаться» или ищем лишь подтверждения своих поступков. Ведь на самом деле мы не хотим ничего менять в нашей жизни, достаточно, чтобы нас пожалели, сказали нам, какие мы несчастные, погладили по головке или хотя бы просто слушали и поддакивали. И снова, как и в первом случае, такой подход является составной частью нашей жизни и ничего плохого в нем нет, даже напротив, это прекрасный дар для друзей. Однако когда вместо того, чтобы давать нам силы для перемен или выдержку в испытаниях, это связывает нас, тогда это становится недостатком. Адриенн фон

Шпеер, будучи врачом, многократно беседовала с пациентами, она утверждает, что «само по себе “рассказывание” другому о своей жизни не влечет за собой никаких дальнейших обязательств. Я могу испытывать по отношению к своему слушателю благодарность или смущение. Однако я остаюсь свободным человеком(…). Каждый человек, знающий только признания людей, по своему усмотрению принимает или отбрасывает их, и сам он делает такие признания только в той мере и тогда, когда ему этого хочется. Исповедующийся же должен заранее исключить все “мне хочется”3. Реабилитолог, который только выслушивал бы своих пациентов, вместо того чтобы заниматься с ними, никогда не достиг бы никаких результатов. Бог Сам раз и навсегда обозначил место – как пишет фон Шпеер, – где Он хочет применять психоанализ к грешникам: «Это Крест и по его образцу установленная исповедь»4. Каждый, кто занимался с пациентами в реабилитационном кабинете, знает, как важны зеркала, перед которыми пациент, делая упражнения, может корректировать свою осанку. Шпеер пишет, что приступающие к исповеди, с одной стороны, видят свою неудавшуюся жизнь, тяжелую участь, часто зависящую от семейных историй или же от какого-то неопределенного рока, висящего над ними (первый дефект). С другой стороны, они видят самих себя, конечно, с определенными недостат-

2 A. Gałdowa, Problem tożsamości w życiu duchowym, [w:] Jeśli Bóg jest… Księga jubileuszowa na siedemdziesiąte urodziny o. prof. J.A. Kłoczowskiego, Kraków 2007, 286. 3 A. von Speyr, op. cit., 17. 4 A. von Speyr, op. cit., 14.

ками, однако в принципе это не они ответственны за «все это зло», которое их окружает (второй дефект). Единство обоих этих элементов, действий и последствий, ситуаций и вины мы обнаруживаем, когда Сам Бог держит перед нами зеркало. «Это зеркало, которое держит Бог, – Его Сын, ставший человеком, подобным нам во всем, кроме греха. Поэтому тот, кто хочет научиться исповеди, должен прежде всего присмотреться к жизни Сына Божия»5. Если ему достанет смелости заглянуть в это зеркало, от Него он узнает, что такое исповедь, как следует понимать ее суть и ее действие.

Перед зеркалом6

Чтобы научиться правильной «осанке» в исповеди, нужно посмотреть на жизнь Иисуса Христа, который остается для нас примером. Адриенн фон Шпеер описывает конкретные моменты в жизни нашего Господа, являющиеся реализацией исповедальной установки. «Все таинства являются отражениями жизни Господа, в ней же они находят свою истину и первообраз» (21). Вся жизнь Иисуса является для нас примером: «Можно сказать, что на земле Он пребывал перед Отцом в том самом положении, которое образцовый кающийся должен при-

нимать перед своим исповедником, Церковью и Самим Богом, – в полной, ничего не скрывающей открытости, в неустанной готовности принять Духа Святого, в уверенности, находящейся не только в самом себе, но в Отце и Его Духе» (21–22). В этом смысле исповедь – это не только конкретный момент в жизни верующего человека, единократный акт, совершаемый кающимся, а смысл христианской жизни, как таковой. «Акт исповеди не является чем-то обособленным: скорее, это концентрация и раскрытие положения, которого мы никогда не должны покидать» (40). Сын Божий принимает эту установку уже в Воплощении: «Сын, несмотря на то, что Он знает все от века, не обращается к этому знанию. Он оставляет все Духу и Своей Матери. Это базовый элемент, который позднее будет выступать во всем Таинстве Исповеди. Воплощение становится прелюдией исповеди уже исходя из того, что Младенец, получивший некогда полноту знания, уже в момент Воплощения позволяет полностью Собой распоряжаться во благо Искупления. (…) Эта первая установка Сына станет Его постоянной и окончательной установкой» (27). Это также установка кающегося, позволяющего распоряжаться собой

5 A. von Speyr, op. cit., 18. 6 Этот – является кратким изложением главы из книги Адриенн фон Шпеер «Исповедь» (с. 19–63). Книга недоступна по-русски, поэтому представляется ценным привести хотя бы несколько фрагментов из этого труда. Адриенн фон Шпеер (Adrienne von Speyr, род. 20 сентября 1902 г. в Ла Шо-де-Фон, ум. 18 сентября 1967 г. в Базеле) – швейцарский врач, представительница католической мистики, стигматик, автор ряда богословских трудов. Родилась в протестантской семье. Сначала изучала экономику, однако заболела туберкулезом и после пребывания в санатории начала изучать медицину. Вышла замуж за Эмиля Дюрра (1883-1934), после его смерти в результате несчастного случая повторно вышла замуж за историка Вемера Каеги. В 1940 г. приняла католичество и была крещена известным богословом Гансом Урсом фон Бальтазаром. Вместе с ним основала 8 декабря 1944 г. общину Св. Иоанна. Как женщина глубоко верующая, имела духовные видения и получила стигматы. Ее взгляды оказали влияния на богословские труды Ганса Урса фон Бальтазара.

в доверии Богу и Церкви. Для практики исповеди представляется чрезвычайно важным отказаться от всех способов оправдания себя перед исповедником, попыток доказать свою невиновность. Сын Божий в молчании ребенка принял на Себя наши грехи. Тайна Благовещения призывает нас молчать обо всем, что несущественно в исповедании грехов. Тайна Рождества связана с актом отпущения грехов. Мария, «рождая Его той святой ночью, рождает тем самым всю силу освобождения от грехов, более того, акт рождения родственен уделению отпущения грехов, поскольку Мария неожиданно оказывается перед лицом переизбытка Божией благодати, в совершенно иных, чем когда-либо прежде, отношениях с ней» (28). И снова прежде всего этот опыт молчания и ожидания явления Божиего Милосердия. Иисус, еще будучи ребенком, указал родителям, где начинается сфера Его исключительного общения с Отцом. «Наиболее ясно это проявилось, когда двенадцатилетний Иисус провел ясную границу, разделяющую права Бога и права родителей. (…) Подобные конфликты могут переживать христианские родители в случае с духовным руководством их ребенком – даже скорее, чем в случае исповеди. (…) Здесь наиболее зримо проявляется личностный характер исповеди, на страже которого стоит церковный закон. Родители Иисуса знают, что Он принадлежит Богу, поэтому они могут искать Его только там, где есть Бог» (33). Эта тайна также влияет на подготовку к Таинству Исповеди. «Матьхристианка думает об исповеди уже

тогда, когда указывает своему ребенку на зло и тяжесть греха. Когда она ожидает его исповедания и готовит его к нему, она тем самым исполняет долг матери и христианки. А когда Мария ожидает от Своего Сына полной открытости (Он, конечно, оправдывает Ее ожидания), Она понимает, что это та самая открытость, которую Она проявила по отношению к Отцу. Тем не менее Она следит за этой открытостью Ребенка перед Ней, это становится частью Ее материнских обязанностей по отношению к Сыну, точно так же как учить Его зашнуровывать сандалии» (32). Начало Иисусом публичной деятельности связано с миссией Его предшественника – Иоанна Крестителя. С одной стороны, Иоанн Креститель в некотором смысле был предшественником Иисуса, а с другой, также подготавливал Ему путь. Это двойное отношение мы находим и в позиции, занимаемой во время исповеди. С одной стороны, исповедь другого человека, например, святого, или моего соседа, исповедующегося регулярно, может быть для меня импульсом, который подтолкнет меня к конфессионалу. С другой стороны, наш индивидуальный путь обращения связан с другими верующими глубокими духовными узами, даже тогда, когда мы не отдаем себе в этом отчет. Когда какой-нибудь грешник встает на колени перед конфессионалом, «он задает вопрос, не является ли и он преемником, не проторил ли ему дорогу какой-нибудь святой, какая-нибудь набожная “душа”. Не черпает ли он из сокровищницы исповеди, из собранной там в обилии и

теперь достающейся ему благодати смирения и открытости. Этот же вопрос можно направить на отношения между Иоанном и Иисусом: тяжесть миссии Иисуса Отец мог раньше уже заключить в миссии Иоанна» (38). Пустыня и Масличная гора – два места, особым образом связанные с миссией Иисуса. Перед началом Своей публичной деятельности Он отправляется в пустыню, а в ночь накануне Своих страданий – на Масличную гору. Пустыня – это созерцание, нацеленное на действие, момент победы над слабостью, подготовка к выполнению задания. «Масличная гора – это снова созерцание, однако направленное уже не на деятельность, не на то, чтобы почерпнуть необходимые для нее силы, а на смерть» (47). В этой тайне мы встречаемся с той истиной, что с некоторыми грехами, искушениями или событиями в нашей духовной жизни нам придется бороться и просить о необходимых для этого силах, а некоторые мы вынуждены будем терпеливо переносить. Обе установки обладают своей ценностью и ведут нас к Богу. «Сын хочет показать Отцу, что Его воля имеет для Него одинаково безусловное значение как в действии, так и в страдании» (48). И наконец, тайна Креста. «В усилии, требуемом от человека, грех не является тем, что все окончательно определяет. Своим признанием человек свидетельствует, что понял что-то из того, что Господь сделал для него на Кресте, и что продолжает совершать для него во время каждой Евхаристии» (56). Таким образом, все концентрируется на Кресте. Преды-

дущие этапы ведут к акту исповедания, который совершает Сын перед Отцом на Кресте. Это исповедание остается для нас примером позиции, принимаемой кающимся во время исповеди. «Когда грешник исповедует свои прегрешения на исповеди, в тот момент между ним и грехом возникает двойственное отношение: признавая и исповедуя свою вину, ты как бы отождествляешься с ней и тем самым признаешь себя грешником. Однако признавая вину своей, ты одновременно дистанцируешься от нее в акте сокрушения. К полному избавлению от вины ведет ее полное принятие на себя через признание и сокрушение. Грешник для того исповедует свою вину, чтобы очиститься от нее. Связывает себя с ней для того, чтобы от нее освободиться» (22). *** Иисус всей Своей жизнью дал нам пример отношения к исповеди. Его Крест – это зеркало, в которое мы должны смотреться, поэтому следует также помнить о том, что в исповеди мы всегда должны более искать Бога, нежели себя. «Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия» (Евр 12, 1–2). Перевод с польского Юзефа Дремлюга

Свящ. Александр Коробцов

ОЧЕРК ИСТОРИИ ТАИНСТВА ПОКАЯНИЯ

Евангельские основания

аинство Покаяния, в котором человек примиряется с Богом и получает, силой Духа Святого, исцеление от болезни греха, имеет свои истоки в ряде действий Христа. Исцеляя парализованного в Капернауме, Господь также освобождает его и от греха: «Чадо! прощаются тебе грехи твои». Это событие описано всеми синоптиками (Мф 9, 1–8; Мк 2, 3–12; Лк 5, 18–26). Служение божественного милосердия, явленное Христом этим Его действием и всей жертвой Его жизни, было, согласно вере Церкви, поручено и доверено Им апостолам и их преемникам – епископам и священникам. Церковь традиционно видит основания для этой веры в текстах Евангелий от Матфея и от Иоанна. В первом случае власть связывать и освобождать обещана Петру в контексте власти ключей Царства Небесного (Мф 16, 19). В Мф 18, 18 власть вязать и разрешать дана уже не одному лишь первоверховному апостолу Петру, но всей апостольской общине.

В Евангелии от Иоанна право отпущения грехов обозначено более прямо и открыто: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас… Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (20, 21. 22–23). Таким образом, апостольское служение милосердия описывается как продолжение Христова служения. У нас нет письменных упоминаний о том, что апостолы, – кроме св. Павла, – использовали право прощения грехов иначе, нежели в Таинстве Крещения. Исключением являются слова Павла о прощении некоего коринфянина «от лица Христова» (2Кор 2, 10). Некоторые Отцы Церкви считали, что таким образом в апостольский период находила выражение власть отпускать грехи.

Покаяние в древней Церкви

Существует немного прямых свидетельств о покаянии в ранней Церкви в строго та́инственном и литургическом значении. Во II в. Ерм, автор «Пастыря», пишет о втором, – после крещения, – покаянии, установленном Господом. Это второе покаяние может быть совер-

шено только один раз. Оно открыто для всех, согрешивших после крещения, и относится даже к таким тяжелым грехам, как прелюбодеяние и отступничество, если отречение от Христа было вызвано слабостью и не сопровождалось отступничеством в сердце человека. Следует заметить, что в то время уже звучали предположения о невозможности прощения грехов для тех, кто омылся в крещальных водах и снова совершил грех; в какой-то степени подготавливалась почва для новациан, о которых будет сказано ниже. Но позиция Ерма иная; она отражает, скорее, доброту и милосердие, характерные для апостольских мужей – св. Климента Римского (ум. 97 или 99), св. Игнатия Антиохийского (ум. 107), св. Поликарпа (ок. 70 – 156). Творения этих Отцов скорее пастырские, чем доктринальные, и в них не проводится разделение между грехами простительными и непростительными. Они исповедуют надежду на отпущение даже самых тяжелых грехов. По-видимому, первое отрицание того, что духовенство имеет право отпускать особо тяжкие грехи, принадлежит монтанистам и новацианам (ереси III в.). Тертуллиан (155 (165?) – 220 (240?)), в свой ортодоксальный период питавший надежду на прощение даже тяжелейших грехов, меняет мнение в принадлежащем его перу монтанистском De Pudicitia. Церковь имеет право отпускать повседневные грехи, но власть прощать грехи тяжелые, смертные, такие как убийство, блуд, отступничество, принадлежит одному Богу. Довольно непоследовательно Тертуллиан добавляет, что власть про-

щать грехи была дарована Господом только Петру, а не его преемникам. Идеи Тертуллиана были восприняты римским пресвитером Новацианом, вступившим в конфликт с Папой Корнелием (ум. 253), который довольно мягко относился к отпавшим от веры во время гонений Деция. Новациан отождествлял отрекшихся от Христа с теми, от кого Он отречется перед Отцом Небесным (ср. Мф 10, 33), и утверждал, что грех апостазии не может быть прощен ни в сем веке, ни в будущем. В отношении совершивших грех отступничества, а также, например, блуда или убийства, Церковь имеет власть только связывать, налагая на них покаяние (епитимию), но не имеет власти разрешать. Автор труда Contra Novatianum отмечает непоследовательность наложения епитимии на тех, чье прощение невозможно ни в сем веке, ни в будущем. Он также напоминает о том, что Господь простил Петра даже после троекратного отречения. Монтанисты и новациане были осуждены на I Вселенском соборе в Никее (325 г.). Кроме того, Никейский собор затронул важную проблему касательно примирения умирающих. Дело в том, что, как уже отмечалось в связи с «Пастырем» Ерма, древняя Церковь видела возможность только однократной исповеди в жизни человека. Это порождало вопрос – как быть с многочисленными верными, которые серьезно грешили вновь после своей исповеди. Собор в 13-м каноне утверждает, что умирающему человеку невозможно отказать в покаянии, прощении грехов и Евхаристии. Вообще покаянные практики в то время (III – IV вв.) существенно отли-

чались от современных. Покаяние действительно совершалось только раз в жизни. В первые четыре-пять веков оно было, насколько нам известно, почти исключительно публичным. Хотя и нет данных, определенно указывающих на то, что верные были обязаны совершать исповедь публично, очевидно: в огромном большинстве случаев христиане первых веков находили это вполне корректным и должным. Служителями таинства были не пресвитеры, но епископы. После принесения христианином исповеди епископ включал его в так называемый чин кающихся. Принятие в чин кающихся совершалось с помощью особого литургического обряда. Период покаяния продолжался от нескольких недель до нескольких месяцев, но при особой тяжести греха мог длиться десятки лет. Кающийся не входил в храм во время богослужения, но стоял в притворе, он должен был соблюдать строгий пост, носить власяницу, уделять милостыню нищим. По завершении назначенного срока покаяния епископ отпускал кающемуся грехи и принимал его в Евхаристическое общение. Совершалось это в виде торжественного обряда. В Западной Церкви, например, это происходило в Страстной Четверг; в этот день дарования человеку Евхаристии кающиеся вновь разделяли Евхаристическую трапезу. Хотя многолетние покаянные периоды были, видимо, нечасты, а на Западе, в отличие от малоазийских поместных Церквей, покаяние в принципе было определенно короче, общая строгость этих практик привела к тому, что в IV – VI вв. к этому таинству стали прибегать все реже, откладывая его на конец жизни. Даже в Запад-

ной Церкви грешник и после полного примирения с Церковью в Страстной Четверг еще какое-то время нес ряд епитимий и наказаний; например, он не мог вступить в брак, а если он уже состоял в браке, не мог вступать в супружеские отношения; ему не позволялось нести воинскую службу и т.д. Папа Лев Великий (390 – 461) отменил многие из этих ограничений, особенно те, что касались супружества (письмо 167; PL 54; 1206).

Появление регулярной исповеди. Тайна исповеди

Таким образом, мы видим, что переживание и осмысление Церковью Таинства Покаяния находилось к V в. в своего рода кризисе. Выходом из него стало появление исповеди регулярной и не публичной, а тайной. Она зародилась в V – VI вв. в Ирландии, в Церкви, где очень большую роль играло монашество. Одним из источников формирования практики такой частной тайной исповеди стали беседы верующего со своим духовным отцом, не являвшиеся таинством, проходившие наедине и зачастую, видимо, касавшиеся грехов пришедшего к духовнику мирянина. На основе таких духовных бесед в Ирландии (в меньшей степени – в Уэльсе и в Англии) в указанный период сформировалась новая практика и отчасти новое понимание исповеди. Она проходила только между верным и исповедником, отпущение грехов не обязательно следовало после исполнения епитимии (как было прежде), но могло быть совершено сразу. Важно, что исповедь стала теперь повторяемой, регулярной. Эта новая практика рас-

пространилась с Британских островов на Европу благодаря ирландским монахам, которые несли свое служение по всему континенту. В Ирландии служителями таинств, в том числе Покаяния, чаще всего были аббаты или монашествующие священники; таким образом, и во всей Европе основными совершителями этого таинства постепенно стали именно пресвитеры. Одновременно в течение веков формировалось более ясное и полное понимание тайны исповеди. Видимо, в Церкви с самого начала присутствовало сознание того, что кающийся имеет право на сохранение своей исповеди в тайне, а священник обязан эту тайну соблюдать, но ранние христиане, вероятно, практически не использовали это свое право. Хотя и нет оснований полагать, что верные были обязаны исповедоваться перед общиной, они добровольно совершали именно публичные покаяния. В изменившейся обстановке, с распространением приватных исповедей, вопрос тайны обрел бо́льшую актуальность. До начала XIII в. тема трактовалась многими авторами практически единогласно в духе обязательного сохранения тайны; но до IV Латеранского собора (1215) официально принятый общецерковный закон отсутствовал. На этом Соборе было постановлено, что исповедник должен следить «неусыпно за тем, чтобы никоим образом не выдать грешника ни словом, ни знаком, ни каким другим способом. Если ему понадобится спросить совета у кого-нибудь более сведущего, пусть он справится осторожно, никак не называя имя человека, поскольку, как Мы постановляем, тот, кто осмелится раскрыть грех, пове-

данный ему на суде покаяния, не только будет лишен священнического сана, но и послан в монастырь строгого устава для вечного покаяния» (Denz 814). В течение долгого времени шли дебаты о том, как трактовать этот закон и применять его. Многие богословы считали, что возможно использование самим священником сведений, полученных на исповеди, для предотвращения зла. В 1682 г. Церковь опровергла это мнение. Обсуждались вопросы, объемлет ли тайна исповеди так называемые повседневные грехи в той же мере, что и тяжкие, относится ли она к тем случаям, когда исповедующийся на самом деле не раскаивается. Еще в XIX в. некоторые авторы предполагали, что священник не обязан хранить в тайне полученные на исповеди сведения совершенно нейтрального характера, не связанные с грехом. Решение Церкви на все эти вопросы: тайна исповеди абсолютно нерушима (см. ККП, 983).

От Тридентского собора до наших дней

Протестантская реформа оспорила католическое понимание таинства. Аугсбургское исповедание (1530 г.) показывает, что лютеране не отрицали исповедь и отпущение грехов. Смысл отпущения, однако, сводится к пробуждению в грешнике веры в Божие милосердие и не имеет объективного характера. Сокрушение – это не скорбь о своих грехах, но ужас падшего человека, стоящего перед лицом Божией кары. Тридентский собор (1545 – 1563), созванный в ответ на протестантское движение, вновь сформулировал католическое учение о таинствах, в том числе – о Таинстве Покаяния.

Он определил, что: • покаяние необходимо для прощения грехов; • Таинство Покаяния установлено Христом, когда Он, воскреснув из мертвых, даровал апостолам Духа Святого и право прощать грехи; • Таинство Покаяния сущностно отличается от Таинства Крещения: в крещении мы получаем полное отпущение всех грехов, покаянием же мы вновь достигаем этого лишь благодаря многим усилиям с нашей стороны, так что святые отцы называли покаяние «крещением, которое надо заработать»; • покаяние так же необходимо для согрешивших после крещения, как крещение – для некрещеных; • слова отпущения грехов – это форма таинства, в которой содержатся его добродетель и сила, раскаяние же, исповедь и выполнение епитимии – это так называемая квазиматерия таинства; • раскаяние – это боль души и ненависть к совершенному греху с решением более не грешить, что должно сопровождаться также верой в Божие милосердие; • так называемое несовершенное раскаяние, то есть рожденное не скорбью души о своем грехе, а боязнью ада, не только не делает человека лицемером, но также является даром Божиим и вполне достаточно для действенности таинства; • следует называть все смертные грехи, о повседневных же грехах можно умолчать и искупить их иным образом, хотя было бы полезно исповедовать и их.

Ко времени Тридентского собора относится и появление исповедален. Впервые они были устроены, видимо, в Милане, по инициативе

св. Карла Борромео (1538 – 1584). До этого исповедальни представляли собой обычное кресло. Церковь подчеркивает, что, кроме исключительных случаев, исповедь должна совершаться именно в исповедальне. В XVII в. янсенистское движение с обычным для него ригоризмом отрицало, что несовершенного сокрушения достаточно для примирения с Богом. Согласно представлениям янсенистов, человек, сознающий свою греховность, должен как можно реже прибегать к таинствам вообще, чтобы не совершать святотатства. Это учение было осуждено Церковью. II Ватиканский собор (1962 – 1965) подчеркнул общинную сущность Таинства Покаяния: «Те же, кто приступает к таинству Покаяния… примиряются с Церковью, которой они нанесли раны своими грехами и которая содействует их обращению своей любовью, примером и молитвами» (LG, 11). Священный Собор призывает посредством этого таинства все более и более обращаться к Господу, памятуя Его слова: «Покайтесь; ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф 4, 17). Папа Иоанн Павел II в Апостольском обращении Reconciliatio et paenitentia (1984) призывает современных людей вновь открыть для себя смысл покаяния. В послесоборный период в пастырском служении в противовес средневековому юридическому пониманию исповеди как суда гораздо сильнее подчеркивается характер исцеления и радостного – хотя и требующего усилий – освобождения человека от уз греха.

Свящ. Кирилл Миронов

Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…

окаяние – одно из удивительных чудес, которое происходит с человеком. Сотворив человека во времени, Бог дал ему возможность примириться с Собой в случае утраты богообщения. Удивительная возможность остановиться, взглянуть на пройденный путь, оценить его, исходя из отношений с Богом, и, оценив, искать примирения с Всевышним. Важно отметить, что под термином «покаяние» понимаются два разных явления, которые, впрочем, можно считать одним, настолько они похожи. Первое возникает при принятии Христа как Бога и Спасителя и понимается Христовой Церковью как непременное условие обращения. Преподобный авва Макарий так описывает этот процесс:

«Кто приходит к Богу и действительно желает быть последователем Христовым, тот должен приходить с той целью, чтобы перемениться, изменить прежнее свое состояние и поведение, показать себя лучшим и новым человеком, не удержавшим в себе ничего из свойственного человеку ветхому. Ибо сказано: «Аще кто во Христе, нова тварь» (2Кор 5, 17). Господь наш Иисус Христос для того и пришел, чтобы изменить, преобразить и обновить естество, и эту душу, вследствие преступления низложенную страстями, создать вновь, растворив ее собственным Своим Божественным Духом» (Беседа 44).

Второе – это действие человека, уже принадлежащего Церкви, но по причине тяжкого греха отпавшего от Христа. Это также называют покаянием, хотя оно некоторым образом отличается от покаяния обращения. Роднит эти два духовных явления общий смысл, направленность покаяния на созидание новых отношений человека с Богом, новых, взамен утраченных грехопадением. Зададимся же вопросом, неужели первое пока-

яние, происходящее в человеке во время обращения его к Богу и приводящее его к Таинству Крещения, настолько несовершенно, что после крещения возрожденный водою и Духом христианин продолжает оставаться под властью греха и греховных привычек? Неужели благодать Таинства Крещения не дает ему в руки мощнейшее оружие против искушений, чтобы жить христианину в святости и благодати, в спасительном единстве с Христом в Его святой Церкви? Несомненно, вошедший в Христову Церковь верующий обладает всеми возможностями для того, чтобы жить в благодатном общении с Богом всю оставшуюся жизнь. Но человек немощен и слаб, потому продолжает всю жизнь, ведя борьбу с пороком и пытаясь возрастать в добродетели, не только побеждать искушения, но и поддаваться им, не только стяжать добродетели, но и утрачивать их. И когда смертным грехом человек отторгается от Церкви, ставит между собой и Богом стену, у него всегда остается возможность разрушить эту стену и восстановить свое общение с Христом в Его Церкви. Происходит это потому, что Бог не оставляет грешника погибать, особым Своим действием направляет его к покаянию. Собственно «покаяние» на языке Нового Завета звучит как «метанойя», дословный перевод «перемена ума», а смысловой – «перемена образа мысли и действия». То есть это не просто «сожаление о содеянной неправде», а подлинное желание изменить образ мысли и действия, стать «новым человеком». Естественно, такое невозможно без особой

благодатной помощи, которую оказывает человеку Христос в Церкви. Но также стоит заметить, что в этом смысле покаяние – это не однократный волевой акт, но долгая и трудная дорога, прохождение которой требует всей жизни. Тут-то и важно понять разницу между сожалением и желанием исправить последствия конкретного грехопадения и переменой образа мысли и действия во всем своем существе. Важно то, что без «малого покаяния» невозможно покаяние «большое». Без примирения после каждого грехопадения перемена существа просто не состоится. Жизнь человека исполнена самых различных событий, радостей, искушений, тревог и даже горя. Духовная жизнь никоим образом не может быть отделена от жизни физической, с ее телесной и психологической составляющими. Жизнь вообще «полосата», а духовная в особенности. «Некоторые, оградив себя, и при сильном действии в них благодати Божией, находили свои члены столько освященными, что заключили о себе, будто бы в христианстве нет места уже похоти, но приобретается ум целомудренный и чистый, и что внутренний человек парит уже в божественном и небесном. Посему такой человек думает, что несомненно достиг он в совершенную меру; и когда почитает себя вступившим в безопасную пристань, – восстают на него волны, и опять видит он себя среди моря, увлеченным туда, где только вода и небо, и готовая смерть. Так вошедший в нас грех производит всякую злую похоть. Но, снова сподобившись таковые некоей благодати,

и как бы, так сказать, из целой морской глубины прияв малую некую каплю, в сем самом находят ежечасно и ежедневно совершающееся чудо; почему подвергшийся такому необычайному, новому и Божественному действию дивится и изумляется, как он обманулся. Наконец, благодать, как божественная и небесная, просвещает, руководит, умиряет его, все устрояет во благое; почему цари и властители, мудрые и сановные, в сравнении с ним, почитаются малыми и низкими. А со временем настает час, и дела изменяются, так что действительно такой человек думает о себе, что он грешнее всех людей. И в другой опять час видит себя как бы великим и необычайным царем, или сильным другом царевым; и опять видит себя в иной час немощным и нищим. Наконец, ум приходит в затруднение, почему бывает сие так и опять иначе; потому что ненавистник добра сатана преуспевающим в добродетели внушает лукавое и старается развратить их. Так бывает дело» (Беседа 38). И тут есть одно искушение, на которое хотелось бы обратить особое внимание. Когда после периода духовного подъема наступает период спада, мы при определенной мудрости можем увидеть, как Бог Своим особым действием поддерживает душу кающегося. Хотя эта помощь в момент своего присутствия обычно не осознаваема, однако велика настолько, что после того, как Господь кающегося «поставил на ноги», само осмысление обильных милостей Божиих наполняет душу духовным восторгом и благодарностью. Но кроме того, возникает подспудное желание

стать ближе к Богу. Если попытаться разобраться с этим серьезно, то ситуация выглядит даже смешно. Упавшего малыша пожалели, поставили опять на ножки, а он хочет к маме, «на ручки». Но Бог от нас хочет, чтобы мы научились ходить, а не «ездить на ручках», хотя бы и Божиих. Потому и ставит «на ноги», а не «носит на ручках» до конца наших дней. И вот тут-то и подкрадывается искушение, но не падать, и даже не идти, а без конца канючить: «Ну возьми на ручки!» Кажется, что период обладания обильной божественной помощью можно легко вернуть, если снова и снова активно переживать покаянные чувства, если индуцировать в себе психологические состояния и ощущения, переживаемые при подлинном покаянии. Это, конечно, ложь, но очень многие христиане именно этим и занимаются. И на этом фоне произошла страшная метаморфоза с понятием «покаяние», которое стало восприниматься как постоянная индуцированная депрессия на тему собственной греховности и никчемности, перемежающаяся истерическими состояниями. Это чисто психологическое состояние многими «горе-подвижниками» принимается за подлинное покаяние. Многие из таких людей стараются всю жизнь пребывать в подобном состоянии, надеясь именно таким образом обрести спасение, не замечая, что подлинное примирение с Богом находится вроде бы совсем рядом, но тем не менее очень далеко от них. Иногда «подвижника» ждет другая ловушка лукавого: это длительное переживание собственной греховности вдруг провоцирует мысль, что оно и

было подлинным покаянием и Бог уж верно простил свое чадо, и надобно снова приниматься за свою жизнь. Думаю, не лишним будет указать на пример такого покаяния, который показан в фильме Павла Лунгина об Иване Грозном «Царь». Когда приходится говорить о таком ложном понимании покаяния, то историческая фигура московского тирана XVI века приходится как нельзя кстати. Мы на ярком примере можем видеть, что все эмоциональные переживания «покаяния» нисколько не делали душу грозного царя чище и ближе к Богу, а только создавали психологическую картину освобождения от груза ответственности за грех. Российский историк Н.М. Карамзин описывает обычное времяпрепровождение царя Ивана, как бесконечную вереницу пиров и диких варварских забав, убийств и насилия, перемежающуюся приступами «покаянных слез» и пением продолжительных богослужений, которые как бы «освобождали душу» лишь для новых оргий. И разумеется, такое поведение не могло быть одобряемо теми христианскими священнослужителями, которые с глубокой верой несли крест Христова священства в то жестокое время. Двое из них, святитель Филипп и игумен Корнилий, даже причислены Православной Церковью к лику святых как мученики за веру. Подобную линию поведения часто может обозначить каждый из нас в своей жизни, если строго и основательно посмотрит на свои поступки, а главное, трезво оценит их. Хорошим лекарством против такого искаженного понимания покаяния может служить добродетель трезвения.

Ведь опьяняться можно не только вином или гордыней, чувством собственной правоты или «духовности», не менее пьянящим оказывается и горькое вино самообвинения, если оно принято сверх должной меры. Тут важно напомнить древний принцип: «злоупотребление не отменяет употребления», и если встречаются упивающиеся психологическим переживанием скорби по своим грехам, вовсе не значит, что скорбь по своей разлуке с Богом есть дело нехорошее. Это естественное по сути чувство, которое возникает от потери чего-то близкого или дорогого, ни в коем случае нельзя вызывать у себя искусственным путем, а уж если оно отсутствует, следует молиться Богу о ниспослании большей Любви, поскольку именно ее отсутствие делает состояние греха «безболезненным». Завершить хотелось бы забавным случаем, однако как нельзя лучше подходящим к теме этой статьи. Один кающийся приблизился к исповедальне, где находился священник, по мнению многих имевший глубокий духовный дар принимать исповедь. Кающийся долго готовился к исповеди и старался попасть именно к этому духовнику, ожидая от него каких-то особенных откровений. Между ними состоялся буквально следующий диалог: «Отец, я великий грешник…» – «Не преувеличивайте, сын мой, наверняка просто заурядный». Как сказал один из отцов-пустынников, при этом обладавший и поэтическим даром, «трудно стяжать человеку покаяние: если уж и признает себя грешником, то непременно великим».

Свящ. Пьер Дюмулен

Милосердие Божие бойнике (Лк 23, 39–43), однако текст, который лучше других демонстрирует милосердие Бога, – это притча о блудном сыне» (Лк 15, 11–32).

пыт безграничного милосердия Божия – центр жизни любого христианина. Когда Иисус учил молитве «Отче наш», то особо выделил просьбу: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Он комментирует эти слова так: «Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш небесный» (Мф 6, 14). Этот опыт требует предварительного признания нами своего греховного состояния, сожаления о содеянных прегрешениях и желания обратиться, рождающего то, что именуется раскаянием, великолепный пример которого мы находим в псалме 50 (51). В Евангелии от Луки, называемом «Евангелием милосердия», Иисус дает прекрасные примеры раскаяния, например в случае с Закхеем (Лк 19, 1–10), и даже покаяния, в рассказе о добром раз-

В этой притче представлена довольно необычная семья. Ни разу не говорится о матери. На знаменитой картине Рембрандта, хранящейся в Государственном Эрмитаже (Санкт-Петербург), у Отца, обнимающего сына, одна рука мужская, а вторая – женская. Художник таким образом словно пытается объяснить отсутствие матери. Бог одновременно Отец и Мать... «Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас», – говорит Господь (Ис 66, 13). Как не остановиться в изумлении перед этой картиной, забыв о толпящихся вокруг тебя людях. Своей кистью художник сумел выразить тончайшие детали евангельского рассказа. Три притчи о милосердии из Евангелия от Луки (гл. 15) ведут нас к этой сцене. Пастух, оставивший все стадо овец ради того, чтобы найти одну заблудшую (Лк 15, 4–7). Женщина, обыскавшая весь дом, чтобы найти одну-единственную драхму (Лк 15, 8–10). Отец, тоскующий по одному из своих сыновей, ушедшему из дома... Ведь для Бога каждый уникален.

Требовать свою часть имения, подобно блудному сыну, значит неосознанно убивать своего отца: наследство получают после смерти. Пользоваться дарами Бога ради собственного удовольствия значит отказываться быть Его сыном, путать независимость со свободой. «Собрать все», чтобы быстрее растратить свою сущ-

ность, – не в этом ли состоит драма всего человечества? Отец ничего не отвечает на требования сына, он предоставляет ему свободу и позволяет быть ответственным за самого себя. Он слишком любит сына, чтобы противиться его воле, ибо нельзя заставить любить. Безграничная мудрость Бога перед лицом человека, чудом, которое Он создал. Человек – свободное существо, он свободен настолько, что может погубить себя, однако он также способен – благодаря своей свободе – стать сыном Бога! Ибо сынами Божиим не рождаются, а становятся. Для того чтобы осуществить свое призвание к святости, каждый должен дать свободный ответ безграничному милосердию Бога. Признать Его любовь, получить Его прощение значит принять Его Самого: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами

Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин 1, 12–13). Молодой человек уходит и расточает все, что дал ему отец, то, что в конечном итоге отдалило его от отца. На чужбине он становится рабом. Хуже того, он пасет свиней.

Даже пищи ему не полагается, ведь когда человек опускается, он становится ниже животного по причине своей свободы: грех делает человека хуже зверя. «Придя же в себя». Быть «вне себя» – это причина всех бед. Не осознавать себя, искать лишь того, что будоражит чувства, мысли и сердце. «Прийти в себя», осознать свое отчуждение – это уже начало спасения. Порою человеку необходимо познать голод, страдания для того, чтобы в нем открылся этот внутренний взор и он вновь соединился с Отцом, и зажглась в нем сыновья любовь. Лучше быть наемником в доме Божием, чем находиться вдали от Него. «Встану, пойду к Отцу моему!» – решает блудный сын. Это решение вдохнуло новые силы в человека, по собственной глупости оказавшегося

в неволе. Он всем сердцем стремится вернуться в Отчий дом! Желание обращается в действие: «И пошел». Вот он пытается подобать слова: «Как рассказать о том грехе, что я совершил?» На протяжении всего пути он повторяет одни и те же фразы... а сердце его смиренно готовится к встрече с отцом. Отец первым замечает его издали. В нем кричит любовь Отца, зовущая сына. Каждый человек «... Адамов, Божий», говорит Лука (3, 38), рассказывая генеалогию Христа. Мы как будто на генетическом уровне отмечены не только печатью своих родителей и предков, но также божественным сыновством, вписанным в каждую нашу клетку. Бог – это любовь и милосердие: «и сжалился». Именно Он страдает больше других. Отец стремится к сыну, так же как и сын к нему. Он бежит к отцу, не в силах более ждать, бросается на шею и целует. Бог словно уже не может устоять перед Своей отеческой любовью. Рембрандт изобразил человека, глаза которого ослепли от слез и тоски ожидания. Он слишком долго ждал. Свое дитя он видит не глазами, а сердцем: любовь ускорила встречу и заставила радоваться этого измученного горем старца. Рембрандт великолепно передал это чувство: голова сына, без единого волоса, будто у новорожденного, покоится на лоне отца, склонившегося над своим дитятей в безмерной любви. Блаженная улыбка играет на его устах. «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия», – говорит Иисус (Ин 3, 3). Никодим с удивлени-

ем восклицает: «Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?» (Ин 3, 4). От матери нет, но от предвечного Отца может. В оригинальном тексте (на греческом языке) отец не дает сыну сказать ни слова до тех пор, пока сам не выговорится: сын никогда не будет рабом в отчем доме. Вновь обретенный сын получает все знаки завета: кольцо, праздничное платье, в его честь закалывают откормленного тельца! Но прежде всего... туфли! Они имеют огромное значение на этой картине: на переднем плане мы видим мозолистые ноги скитальца, пережившего немало страданий, познавшего всю тяжесть падения человека, но также и его попытки возвратиться из плена. Одна из туфель прохудилась, и через дыры видна разбитая ступня, вторая совсем спала, являя зрителю темное зияние бездны, скорее внутренней, чем внешней. Ноги – это символ движения, конкретной жизни, связанной с земными реалиями. Скоро раны и лохмотья останутся лишь в памяти: «Омовением ног» все будет смыто, и предвечный Сын вернет каждому человеку его сыновнее достоинство... Именно поэтому Иисус пожелал омыть ноги Своим ученикам, прежде чем предать Себя крестной смерти и им «возвратить жизнь». Благодаря Пасхальной тайне каждый сын, принимающий Единственного Сына Божиего, «был мертв, и ожил; пропадал, и нашелся» (Лк 15, 32). Затем появляется старший сын. На картине Рембрандта он стоит с краю, в задумчивости, и смотрит на брата с презрением... Тем не менее имен-

но он, никогда не покидавший дом, в действительности был далеко от него! «И не хотел войти». Он сделался чужим в собственном доме, так как не хочет разделить радость Отца. Он не нуждается в прощении и сам не способен прощать. Ведь для того, чтобы быть милосердным по отношению к другим, нужно самому познать любовь Бога. Этот жестокосердный человек не признает собственного брата. «Сын твой», – говорит он с пренебрежением, на что Отец отвечает: «Сын мой... твой брат!» Для сынов Божиих молиться словами «Отче наш» означает также признавать «своих братьев». Не видящий лика Отца в своих братьях осуждает их, вычеркивает из своего тесного мирка, стоит дальше от Бога, нежели тот, кто сбежал из общего дома. Нам необходимо снова и снова «возвращаться» к Отцу, так, словно мы сами отреклись от Него, не веря в то, что нас опять примут. Жизнь – это возвращение, путь к милосердию... которое уже предвосхитило нас. В этом шедевре Рембрандт изобразил собственный духовный опыт... не эта ли картина стала его последней работой, с которой художник никак не хотел расстаться? Напротив «Возвращения блудного сына» висит картина «Жертвоприношение Исаака», одно из первых полотен художника, передающее идеал его юности и предсказывающее страдания и потерю самых дорогих в жизни людей. В молодости Рембрандт героически мечтал посвятить свою жизнь любви Бога. На склоне лет одинокий художник, оставшись без средств к существованию, размышляя над

Писанием, понял, что христианская жизнь – это не стремление к подвигам. Истинный героизм заключается в том, чтобы целиком вверить себя в руки Милосердного Отца, для того чтобы родиться заново в Его лоне... Таким предстает опыт любого исповедания в Таинстве Примирения в конце жизни каждого христианина: мы являемся лишь «прощенными грешниками», «блудными сыновьями», братьями других «блудных сыновей», детьми одного Бога, Чья любовь всегда будет удивлять нас. На закате своей жизни мы можем лишь повторять вслед за добрым разбойником, взирая на единственного Сына: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк 23, 42), и тогда Он возденет очи к «Своему Отцу и нашему Отцу» и будет молиться за нас: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23, 34). Перевод с французского Алексея Турманна

Иоанн Златоуст

О покаянии и молитве (…)

тение божественного Писания ободряет и оживляет скорбящие и одержимые печалью души, уничтожая силу и жар скорби, и (…) доставляет нам великое утешение, не только в потере имущества, не только в утрате детей, или в другом подобном несчастии, но и в обстояниях греховных. Когда падет человек, уловленный и низринутый грехом, когда потом будет угрызать его совесть, и он, непрестанно памятуя о грехе, подавляется чрезмерной печалью, каждый день горит в огне, и, несмотря на множество утешителей, не получает утешения, тогда, войдя в церковь и услышав, что многие из святых после падения восстали и снова вошли в прежнюю славу, неприметно получает утешение. Притом, людям мы, согрешив, часто не смеем и открыть своего греха, потому что нам стыдно и совестно; а если и откроем, то не получим такой пользы. Но когда Бог утешает и касается нашего сердца, тогда сейчас убежит всякая сатанинская печаль. Для того и описаны нам падения праведных, чтобы и добродетельные, и грешники получили от

них величайшую пользу. Грешник не приходит в отчаяние и безнадежность, видя, что другой пал и, однако же, мог опять восстать; а добродетельный будет ревностнее и благонадежнее: когда он увидит, что многие из тех, которые гораздо лучше его, пали, то, вразумляемый страхом их падения, будет всегда бдителен и покажет великую внимательность к самому себе. И, таким образом, один, усовершенствуясь в добродетели, а другой, грешник, избавляясь от отчаяния, первый будет стоять твердо, а последний скоро возвратится в то состояние, из которого ниспал. Когда человек утешает нас в печали, мы, по-видимому, и утешаемся на несколько времени, но потом опять впадаем в прежнюю печаль. А когда Бог вразумляет примером других, согрешивших и покаявшихся, и спасшихся, тогда Он делает ясной нам Свою благость, чтобы мы не сомневались в своем спасении, получая верное и надежное утешение. Итак, древние повествования писаний подают всем желающим достаточное для скорбящих врачевство, как в обстояниях греховных, так и в приклю-

чающихся опасностях. Постигнет ли нас лишение имущества, или обиды от клеветников, или узы, или побои, или другое какое-либо бедствие, – смотря на праведников, которые потерпели и испытали то же самое, мы скоро можем прийти в себя. (…) Итак, чтобы не унывать нам ни в каких тяжких обстоятельствах, будем усердно внимать повествованиям Писаний. Отсюда мы получим великое ободрение к терпению, потому что не только будем утешены общением с потерпевшими одинаковые с нами бедствия, но и научимся, как избавиться от постигающих нас зол, как и по успокоении (от бед) оставаться ровными, и не впадать в беспечность и не надмеваться гордостью. Ничего нет удивительного, если мы в несчастье смиряем и уничижаем себя и выказываем великое благочестие, потому что самые искушения заставляют и имеющих каменное сердце делать это, т. е. печалиться. Но (только) душе благочестивой и непрестанно имеющей Бога перед очами свойственно, и после избавления от искушений, никогда не впадать в забвение; (…) Итак, надобно удивляться святым не потому, что они были так благочестивы и любомудры во время сильной скорби, но потому, что и по прошествии бури, и с наступлением тишины, продолжали быть одинаково скромными и старательными. И коню особенно надобно удивляться тогда, как он может без узды идти ровно; если же он прямо идет потому, что удерживается вожжами и уздой, то в этом нет ничего удивительного: тогда эту стройность приписать должно не благородству животного, но силе узды.

Это же должно сказать и о душе: не удивительно, если она ведет себя скромно, когда гнетет ее страх; нет, тогда покажи мне душевное любомудрие и всяческое благонравие, когда пройдут искушения и снимется узда страха. (…) Когда и мы страдали от голода и заразы, от града и засухи, от пожаров и нашествия неприятелей, то не каждый ли день церковь тесна была от множества собиравшихся? Великое тогда было у нас любомудрие и пренебрежение мирскими делами; не тревожили нас ни любовь к деньгам, ни искание славы, ни страсть и стремление к распутству, и никакой другой злой помысел, но все вы предавались благочестию, с молитвой и слезами. Блудник стал тогда воздерживаться, злопамятный спешил мириться, сребролюбец склонялся к подаянию ми-

лостыни, гневливый и дерзкий обращался к смиренномудрию и кротости. Но когда Бог рассеял тот гнев, отвел бурю, и после такого волнения устроил тишину, мы опять обратились к прежним делам. Об этом я и тогда, во время самых искушений, наперед говорил и предостерегал непрестанно, однако же не имел никакого успеха, но все те (внушения) вы выбросили из ума, как сон и мимошедшую тень. Посему-то боюсь теперь больше, нежели тогда, и о чем тогда говорил я, особенно боюсь теперь, чтобы нам не навлечь на себя несчастий, более тяжких, чем прежние, и затем не получить от Бога неизлечимой раны. Когда часто согрешающий получает от Бога прощение и, между тем, не располагается таким долготерпением к оставлению нечестия, то такой человек наконец доводит Бога до того, что Он и против воли насылает на него самое великое бедствие, искореняет его в конец, и уже не дает ему нисколько времени для покаяния. (…) Итак, боюсь, чтобы и нам не потерпеть того же, потому что мы не вразумляемся ни чужими, ни своими бедствиями.

Впрочем, говорю это не вам только, теперь присутствующим здесь, но и тем, которые прервали повседневное усердие и забыли о прежних скорбях, – которым я непрестанно, с крайним усилием, говорил, что, хотя и прошли искушения, но память о них должна оставаться в душах наших, чтобы мы, постоянно памятуя о благодеянии, непрестанно благодарили Бога, даровавшего его. Это и тогда говорил я, и теперь говорю вам, а через вас – им: будем подражать святым, которые ни скорбями не были побеждаемы, ни от покоя не расслабевали, что бывает теперь со многими из нас, как с легкими ладьями, которые от всякого напора волн заливаются водой и тонут. (…) Потому прошу, пусть каждый из нас, оставив все, настроит душу свою к спасению. Когда она хорошо настроена, тогда, какое бы ни постигло нас бедствие, голод ли, болезнь ли, клевета ли, расхищение ли имущества, или что бы то ни было другое, – все будет удобоносимо и легко, по заповеди Господа и по надежде на Него; равно как, наоборот, у кого душа не благоустроена в отношении к Богу, такой человек испытает много скорбей и забот, хотя бы и богатство текло к нему, хотя бы были у него дети и бесчисленное множество денег. Итак, не будем ни искать богатства, ни убегать бедности, но, прежде всего, позаботимся каждый о своей душе и сделаем ее способной и к распоряжению настоящей жизнью, и к отшествию отсюда туда. Еще немного – и будет испытание каждого из нас, когда все мы предстанем страшному судилищу Христову, окруженные сво-

ими делами, и увидим собственными глазами, – то слезы сирот, то постыдное распутство, которым осквернили мы душу свою, то стоны вдов, то побои (нанесенные) бедным, и разграбление нищих; (увидим) не только это и подобное этому, но и все, что только сделали мы худого даже и в мыслях, так как Он (Бог) есть судья помышлений и ценитель мыслей (Евр 4, 12), и опять: «испытываешь сердца и утробы» (Пс 7, 10), и «воздаст каждому по делам его» (Рим 2, 6).

телом, но не чисты сердцем; и хотя муж не растлил их, но растлила их любовь к деньгам. Тело у них было чисто, а душа была преисполнена блуда, потому что ими овладели злые помыслы – сребролюбие, и жестокосердие, и гнев, и зависть, и леность, и забывчивость, и гордость, и все это погубило достоинство их девства. Потому и Павел говорит: «Да будет дева свята и телом, и духом» (1Кор 7, 34), и опять: «представить Христу чистой девой» (2Кор 11, 2). Как тело

Но это слово мое относится не только к живущим в мире, но и к тем, которые, по любви к уединенной жизни, построили себе кельи в горах, потому что они должны блюсти не только тела свои от осквернения блудом, но и душу от всякого сатанинского любостяжания. Апостол Павел рассуждает не о женах только, но и о мужах, и всей церкви, когда говорит, что девствующая душа должна быть «святой и телом, и духом» (1Кор 7, 34), и опять: представьте тела ваши «чистой девой» (2Кор 11, 2). А как чистую? «Не имеющей пятна, или порока» (Еф 5, 27). И те девы, у коих угасли светильники, были девы

растлевается блудом, так и душа оскверняется сатанинскими помыслами, превратными правилами, нечистыми мыслями. Кто говорит: я девственник по телу, а в душе завидует брату, тот не девственник: его девство растлила связь с завистью. Тщеславный также не девственник: его девство растлила любовь к злословию; вошла (в него) эта страсть – и нарушила его девство. А кто ненавидит своего брата, тот более человекоубийца, чем девственник; и вообще, какой кто одержим бывает злой страстью, ей и растлевает свое девство. Поэтому Павел устраняет (нас) от всех этих злых связей и повелевает нам

быть девами, так, чтобы добровольно не принимали мы в душу никакого противного помысла. Что же нам сказать на это? Как заслужить помилование? Как спастись? Вот что скажу: будем всегда носить в сердце молитву и плоды ее, то есть смиренномудрие и кротость. «Научитесь от Меня», говорит Господь, «ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф 11, 29); и опять Давид: «Жертва Богу – дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс 50, 19). Ничего так не принимает и не любит Бог, как душу кроткую, смиренномудрую и благодарную. Смотри же и ты, брат, когда что-либо неожиданно постигнет и опечалит тебя, не прибегай к людям и не полагайся на человеческую помощь, но, оставив всех (людей), востеки мыслью твоей к врачу душ. Уврачевать сердце может единственно Тот, Кто один создал сердца наши и знает все дела наши; Он может войти в совесть нашу, коснуться сердца и утешить душу. Если же Он не утешит сердец наших, то бесполезны и тщетны будут утешения человеческие; равно как и наоборот, когда Бог успокаивает и утешает, тогда, пусть люди тысячекратно станут беспокоить нас, они не в состоянии будут нисколько повредить нам, потому что, когда Он укрепит сердце, тогда никто не может поколебать его. Итак, зная это, возлюбленные, будем всегда прибегать к Богу, Который и хочет, и может избавить нас от несчастия. Когда надобно умолять людей, то нам необходимо наперед

и поговорить с привратниками, и упросить прихлебников и льстецов, и пройти длинный путь. Но у Бога нет ничего такого; Его можно упросить без посредника; Он склоняется на молитву без денег, без издержек; довольно только возопить сердцем и принести слезы, и – лишь только войдешь, тотчас привлечешь Его к себе. (…) Когда ты хочешь, говорит Он, умолить Меня, приступи ко Мне один, без всякого свидетеля, то есть воззови сердцем, не приводя в движение уст. «Войди», говорит, «в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф 6, 6). (…) Сказал Ему твое дело, сказал, что ты потерпел, но отнюдь не говори при этом, как помочь тебе; Он сам хорошо знает, что полезно тебе. А есть много таких, которые на молитве высказывают тысячу особых прошений и говорят: Господи, дай мне здоровье телесное, удвой мое имущество, отомсти моему врагу. Это весьма неразумно. Потому надобно, оставив все это, молить и просить только по примеру мытаря, который говорил: «Боже! будь милостив ко мне, грешнику» (Лк 18, 13); а Он уже Сам знает, как помочь тебе: «Ищите», говорит Он, «прежде Царства Божия, и это все приложится вам» (Мф 6, 33). Так-то, возлюбленные, будем любомудрствовать (молиться), с усердием и смирением, ударяя себя в грудь, по примеру того (мытаря) – и мы получим, чего просим. Если же мы молимся в гневе и раздражительности, то мерзки мы и ненавистны перед Богом. Со-

крушим же наше сердце и уничижим нашу душу, и будем молиться как о самих себе, так и об оскорбивших нас. Если хочешь склонить Судью к подаянию помощи твоей душе и привлечь Его на свою сторону, никогда не жалуйся Ему на того, кто опечалил тебя. Таков нрав у Судьи: Он внемлет и подает просимое особенно тем, которые молятся за врагов, не помнят зла и не восстают против своих врагов. И в какой мере они делают это, в той мере и Бог отмщает их врагам, если эти не обратятся к покаянию. Смотрите же, братия, когда кто-нибудь нанесет нам какое-либо бесчестие, не будем тотчас досадовать и печалиться, но станем благодарить, терпеливо перенося (обиду) и ожидая помощи от Господа. Разве Бог не мог, еще прежде прошения, подать нам блага, даровать нам жизнь беспечальную и свободную от всякой скорби? Но Он делает то и другое по любви к нам. В самом деле, для чего Он попускает нам испытывать скорби и не скоро избавляет от них? Для чего? Для того чтобы мы обращались к Нему с мольбой о защите, прибегали к Нему и непрестанно призывали Его к себе на помощь. Для того и болезни тела, для того и скудость плодов, для того и голод, чтобы мы из-за этих бедствий всегда прилеплялись к Нему, и, таким образом, через временные скорби сделались наследниками вечной жизни. Стало быть, и за них мы должны благодарить Бога, Который многими способами врачует и спасает души наши. Люди, если окажут нам ничтожное благодеяние, а мы впос-

ледствии хоть и невольно оскорбим их какой-нибудь малостью, тотчас попрекают нас своим благодеянием, так что многие проклинают себя за то, что приняли от них какое бы то ни было благодеяние. Но Бог не так поступает; напротив, когда и после полученных от Него благодеяний люди пренебрегают и оскорбляют Его, Он сам защищается и оправдывается перед оскорбившими Его, говоря так: «Народ Мой! что сделал Я тебе?» (Мих 6, 3). (…) По всему этому будем непрестанно прибегать к Нему и во всякой печали искать Его утешения, во всяком несчастье – Его избавления, Его милости, во всяком искушении – Его помощи. Какое бы ни было бедствие, сколь бы велико ни было несчастье, Он может все прекратить и отстранить. Впрочем, благость Его подаст нам не только это, но и всякую безопасность, и силу, и добрую славу, и телесное здоровье, и душевное любомудрие, и благие надежды, и то, что мы не будем спешны на грех. Итак, не будем роптать, как неблагодарные рабы, не будем и обвинять Господа, но за все благодарить Его и почитать несчастьем только одно, именно – грех против Него. И если мы так будем расположены к Богу, то не постигнет нас ни болезнь, ни бедность, ни бесчестье, ни скудость плодов и никакое другое кажущееся бедствие, но, всегда наслаждаясь чистой и невинной радостью, мы получим и будущие блага, по благости и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу слава, со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Доброцветов П. К.

СВЯТЫЕ ОТЦЫ О ТАИНСТВЕ ПОКАЯНИЯ

святоотеческих произведениях мы находим освещение этого церковного таинства с самых разных сторон и аспектов. Вот некоторые из них:

1. Божественное установление Таинства Покаяния.

Таинство Покаяния в Церкви было установлено Господом Иисусом Христом в даровании власти вязать и разрешать грехи, подтверждено апостолами, но немало места в своих произведениях ему уделили Св. Отцы Церкви. 2. Таинство Покаяния как прощение грехов.

Общим местом является то, что в Таинстве Покаяния прощаются грехи членов Церкви, совершенные после Крещения. Но в чем смысл греха и зачем его необходимо прощать в этом таинстве? Все Отцы единогласно говорят, что Бог не создавал ничего злого ни в мире,

ни в человеке, и что единственное зло есть грех. Ради борьбы с этим злом и было установлено это Св. Таинство. По словам Ерма, автора книги «Пастырь» , покаяние установлено Богом в предведении Им человеческой слабости и коварства диавола, после Крещения, вновь влекущего человека к совершению греха. Отсюда видно, что покаяние возвращает благодать, освобождает от вновь совершенных грехов, является задатком спасения и возвращает жизнь в Духе – всецело оживляет внутреннего человека. И таким образом отказ от покаяния становится отказом от Бога и спасения. 3. Невидимая сторона Таинства Покаяния: Божественная сила, действующая в нем.

О внутренней стороне Таинства Покаяния, состоящей в Божественном действии, святой Афанасий Александрийский свидетельствует так: «Как человек, крещаемый от человека священника, просвещается благодатью

1 Сообщение на семинаре по Таинству Покаяния в храме св. мц. Татианы, Москва, март 2007 г. Источник: http://www.mpda.ru/site_pub/82546.html.

Святого Духа, так и исповедующий в покаянии свои грехи приемлет оставление их через священника благодатью Иисуса Христа». Тем самым Святые Отцы наряду со словами о действии в Таинствах Церкви благодати Святого Духа особое значение в совершении прощения грехов уделяют Господу Иисусу Христу. Отцы Церкви указывают на значение Таинства Покаяния как исповедания грехов, как на делание особо богоугодное и нравственно естественное для человека. Св. Климент Римский указывает на важность покаяния словами: «В чем мы согрешили, в том должны просить прощения. Лучше исповедаться в грехах человеку, нежели ожесточать свое сердце… Господь ни в чем не нуждается, кроме как в том, чтобы мы исповедовали грехи свои перед Ним». Уже у ранних Отцов Церкви мы находим указания на то, что покаяние есть дело церковное и необходимо совершающееся в Церкви: св. Игнатий Богоносец (II в.) пишет: «Всем кающимся Бог прощает, если они прибегнут к единению Божию и собору епископа. Верую благодати Иисуса Христа, что Он разрешит вас от всяких уз». Св. Киприан Карфагенский (III в.) пишет: «Крестить и давать отпущение грехов могут только в Церкви предстоятели, имеющие основанием Евангельский закон и Господне распоряжение, а вне Церкви ничто не может быть ни связано, ни разрешено, так как там нет никого, кто мог бы что-нибудь связать или разрешить. И только то удовлетворение и прощение угодно Господу, которое совершается через священника».

4. Содержание и значение Таинства Покаяния. Видимая сторона таинства: признание своих грехов, исповедание грехов, разрешение от грехов, епитимия, исправление жизни.

По словам святителя Иоанна Златоуста, «Таинство Покаяния состоит из осознания своих грехов и исповедания их». Как пишет святитель Василий Великий, «оскверненный каким-либо грехом, хотя в настоящее время теряет чистоту, но в будущем не лишается надежды на очищение через покаяние. Если обнажим грех исповедью, то сделаем его сухим тростником, достойным того, чтобы он был истреблен очистительным огнем». Св. Киприан Карфагенский говорит, что покаяние состоит из трех этапов: 1) публичной исповеди (confessio, exomologesis); 2) удовлетворения (satisfactio), соответствующего тяжести греха; 3) отпущения грехов (remissio) и примирения с Церковью – reconsiliatio. Покаянию и исповеданию подлежат

не только греховные слова и дела, но также и греховные мысли и намерения: Св. Киприан Карфагенский пишет: «Насколько выше по вере те, которые не сделали преступления ни через жертвоприношение идолам, ни через записи, однако по одному тому, что думали об этом, с болезнью и искренностью исповедуют это перед священниками Божиими, очищают совесть признанием и ищут спасительного врачевания для своих малых и легких ран». Однако вряд ли Таинство Покаяния стоит рассматривать как некий волшебный безотказный автомат, которым грешник вправе распоряжаться и который обязан ему даровать прощение. Напротив, Отцы Церкви указывают и на необходимое благоговение перед этим таинством и на дарованную Богом власть священников силой Святого Духа не только прощать, но и удерживать грехи. Поэтому свидетельствовать человека пред Богом и Церковью должен сам священник. По словам святителя Кирилла Александрийского, «люди, облеченные Духом, отпускают или удерживают грехи двумя способами: во-первых, когда одних допускают ко Крещению, тех, кто оказались достойными того по образу жизни и по испытании в вере, а некоторых, еще не соделавшихся достойными того, не допускают и не приобщают Божественной благодати;

во-вторых, когда другой раз разрешают или не разрешают грехи, подвергая запрещениям согрешающих чад Церкви и прощая кающихся». Если рассмотреть данный вопрос в аспекте хронологическом, то можно видеть, что у Отцов первых веков преимущественно встречается освещение вопроса Таинства Покаяния в большей степени со стороны внутренней, со стороны духовного и церковно-канонического смысла этого таинства, и в меньшей степени – со стороны внешней, – как внешнего акта, совершаемого в храме. Несмотря на умолчание некоторых святоотеческих источников древнего христианства о совершении этого таинства в Церкви, можно видеть, что этих авторов волновали в большей степени проблемы не формулировок, а содержания и практического применения Таинства Покаяния. Кроме того, богослужебная атмосфера древней Церкви была подчас весьма динамичной и гибкой в вопросе формулировок, и поэтому и в отношении формул совершения этого таинства в то время могло и не быть какого-то единообразия для всех Церквей. Но даже несмотря на определенную скудость исторических сведений о форме совершения в древней Церкви Таинства Покаяния, тем не менее существует целый ряд святоотеческих свидетельств о главных составляющих этого таинства. Святитель Василий Великий, отвечая на вопрос: «Желающий исповедовать свои грехи – всем ли и кому придется или некоторым должен исповедовать?» – отвечает: «Исповедовать грехи необходимо перед теми, кому вверено

домостроительство Тайн Божиих». Подразумевается при данной исповеди и отпущение грехов, и примирение с Церковью. Промежуток между исповеданием и прощением греха при необходимости (в случае грехов тяжких) заполнялся епитимией – особым дисциплинарным наказанием, хотя многие Святые Отцы настаивали на том, что это не наказание, но способ уврачевания греха и страсти, приведшей к нему. Впрочем, суровые нравственные правила святителя Василия Великого корректируются важным указанием на недопустимость безразличного применения епитимий после исповедания грехов, так, например, 34-е правило Василия Великого запрещает прелюбодействовавших женщин делать явными в их публичном покаянии и стоянии в храме в особом месте для кающихся, ибо это может дать повод к подозрению со стороны их мужей в том, что они совершили этот тяжкий грех, и привести к их насильственной смерти. Святые Отцы часто называют Таинство Покаяния лечебницей душ, поэтому священник выступает здесь как врач. Так, святитель Григорий Нисский говорит: «Поведай священнику безбоязненно все сокровенные тайны своей души, обнаружь перед ним как перед врачом все внутренние ее недуги». Блаженный Иероним, положительно признавая возможность не только тайной, но и публичной исповеди, различает сущность и той, и другой и пишет, что публично исповедовать должно только те грехи, которые относятся к общественным правилам

и подают собой пагубный пример для других, тайные же грехи должно исповедовать только перед одним священником. По общему признанию Отцов Церкви, искомый результат действия Таинства Покаяния заключается в прекращении греха. Как говорит святитель Иоанн Златоуст, «владыка наш таков, что если мы по беспечности сделаем грех, Он не требует от нас ничего другого, как только того, чтобы мы исповедали свои согрешения, перестали грешить и не впадали в прежние грехи, так что грешникам после грехов остается оправдание – исповедание грехов своих, которым они покрываются, и в силу которого, если мы успеем омыть им грехи в настоящей жизни и получить прощение от Господа, отойдем в другую жизнь чистыми от них».

5. Таинство Покаяния и покаяние как состояние души.

Стоит отметить, что Таинство Покаяния и покаяние как состояние души кающегося грешника не тождественны друг другу, но теснейшим и неоднозначным образом связаны между собой. Таинство Покаяния есть церковное установление, чин, формально состоящий из последовательности конкретных действий (исповедание грехов кающимся и разрешение от грехов священником), а покаяние есть состояние души, переживаемое кающимся грешником, в котором он сожалеет о совершенных грехах и обращается с верой в Господа, в Божие милосердие и в Его всесильную помощь в исцелении и устранении последствий совершённого греха. Покаяние, как психологическое и духовное состояние, Святыми Отцами настойчиво рекомендуется сохранять и культивировать в течение всей жизни. В этом смысле покаяние является одной из христианских добродетелей и важнейшей и неотъемлемой стороной как аскетического делания, так и в целом христианской жизни. Преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Покаяние есть возобновление крещения. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни». Как говорит преподобный Исаак Сирин, «если все мы грешники и никто не выше иску-

шений, то ни одна из добродетелей не выше покаяния; потому что дело покаяния никогда не может быть совершенно. Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим улучить спасение. (…) Посему-то покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами». С другой стороны, данное состояние вовсе не исключает собой необходимости исповеди как средства прощения грехов и избавления от них. Уже блаженный Августин, свидетельствуя о необходимости исповеди, совершаемой перед священником, пишет: «Есть люди, которые считают достаточным для своего спасения исповедовать грехи свои одному только Богу, но ты позови священника и исповедуй ему все твое сокровенное… иначе как исполнится повеление Божие, данное и под законом и под благодатью: «Пойдите покажитесь священникам» (Лк 17, 14; Лев 14, 2)? Как исполнится: «Признавайтесь друг перед другом в проступках» (Иак 5, 16)? Итак, в посредники своих язв вместо Бога употреби пресвитера и открой ему пути свои и он даст тебе залог примирения» (De visitatione inﬁrmorum II, 4 // PL. 40. Col. 1154 – 1155). Состоявшееся исповедание грехов и воссоединение с Церковью не избавляет человека от покаянного настроения и его необходимости, но напротив, придает действенные силы для дальнейшей борьбы с грехом, и, отпуская грехи, лишая грех власти над душой грешника, одновременно вводит кающегося в необходимое состояние и отношение к Богу, сопровождающееся покаянием, страхом Божиим,

благоговением, умиротворением души, умилением, духовной радостью, плачем, печалью о грехах и др. Поддержание покаянного чувства вкупе с Божественным действием в Таинстве Покаяния способно не только прощать совершённые грехи и их последствия, но и постепенно уничтожать самые корни их. Но Таинство Покаяния имеет и еще одну обратную положительную сторону, о которой среди древних церковных авторов свидетельствует, например, Тертуллиан: «Акт покаяния есть такой, в котором мы исповедуем свой грех Господу не потому, чтобы Он не знал, но потому, что через исповедь рождается покаяние, покаянием же умилостивляется Бог». Т.е. само приступание к Таинству Покаяния, благодаря действию Божественной силы в этом таинстве, пробуждения покаяния полноценного, искреннего и долговременного. В первую же очередь чувство покаяния должно предшествовать Таинству Покаяния. 6. Таинство Покаяния и его участники: кающийся и священник. Требования к ним.

На человеке лежит личная ответственность за пагубное воздействие греха на свою душу, и посему грешник должен оказывать заинтересованность в своем спасении и исцелении, показывать усердие и дерзновение в заботе о своей душе. Для действенного совершения Таинства Покаяния кающемуся необходимо быть в состоянии раскаяния, самоосуждения, сожаления о содеянном и надежды на милосердие

Божие. Преподобный Ефрем Сирин писал: «Многие торгуют исповедью, выставляя себя нередко напоказ лучшими, чем каковы они на самом деле, и тем прикрывают себя. Другие промышляют покаянием, покупая им себе славу. Иные обращают покаяние в повод к гордыне и вместо прощения пишут на себя новое долговое обязательство». Тем самым преподобный Ефрем дает нам понять, сколь многоразлична и изощренна греховность в человеке, и что она примешивается ко всякому благому деянию, и в т.ч. к покаянию. Поэтому на пастырях Церкви – священниках лежит большая забота внимательно различать на психологическом уровне данные инородные страстные «примеси» и давать им необходимое врачевание. Преподобный Иоанн Лествичник показывает, что как многоразличен грех и повреждение человека, так должны быть многоразличными находящиеся во власти духовника и средства лечения греха: «Благой Господь наш даровал естеству нашему и то свойство, что больной, видя врача, веселится, хотя, может быть, и никакой пользы от него не получит. (…) Пластырь есть врачевство на страсти видимые, или телесные; а приемы лекарства внутрь – врачевство против страстей внутренних, и очищение от невидимой скверны (…). Порошок есть уязвляющее бесчестие, врачующее гнилость возношения. (…) Прижигание есть определенное наказание или епитимия, для покаяния человеколюбиво назначаемая на время: а мазь есть предлагаемое больному или приятное слово, или небольное телесное утешение».

И данные рекомендации могут послужить замечательными пастырскими уроками для совершающих исповедь, указывая с другой стороны, на важность, помимо Божественного действия в Таинстве Покаяния, также и участия священника. 7. Частота прибегания к Таинству Покаяния.

По данному вопросу в святоотеческой литературе можно найти примеры совершенно различного подхода. В книге Ерма «Пастырь» звучит строгое указание на единоразовость покаяния, оно у «рабов Божиих – одно», и частое раскаяние не является действительным. С другой стороны, нередко звучит призыв прибегать к покаянию и исповеданию своих грехов как можно чаще: преподобный Ефрем Сирин пишет: «Не для некоторых только грехов положил Господь покаяние. Врач душ наших дал нам лекарство от всякой болезни: ни один грешник да не впадет в отчаяние: впал в отчаяние Иуда и изринут был из числа апостолов. Если кающийся и по своем обращении впадет в грех, то пусть прибегает к покаянию, оно разрешит узы греховные. Если и тысячи раз согрешишь, то снова очистишься от скверн и от содеянных тобой беззаконий. Как часто ни будешь падать, всегда тебе останется возможность восстать, если захочешь этого».

Святитель Иоанн Златоуст: «Согрешил ты? – Войди в церковь и загладь свой грех. Сколько бы ты ни падал на площади, всякий раз встаешь, так сколько раз ни согрешишь, покайся во грехе, не отчаивайся. Согрешишь в другой раз – в другой раз покайся, чтобы по нерадению тебе совсем не потерять надежды на обещанные блага. Здесь (в Церкви) – врачебница, а не судилище, здесь не истязуют, но дают прощение в грехах». Данное видимое противоречие вполне разрешаемо в том смысле, что кающийся грешник должен каяться всерьез, не откладывая серьезность своего покаяния «на потом», и созидать в себе решимость избавиться от греха именно сейчас и пребывать и далее в этом безгрешном состоянии, и только такое стояние в борьбе с грехом принесет ему исцеление и избавление от данного греха. В противном случае он будет впадать в данный грех вновь и вновь и тем усиливать для себя опасность уйти из жизни нераскаянным. Ибо, по словам преподобного Исаака Сирина, «кто в надежде на покаяние позволяет себе совершать произвольно и намеренно, тот поступает в отношении к Богу коварно. Грешащего произвольно и намеренно, в надежде на покаяние, поражает неожиданно смерть, и не дается ему времени, которое он предполагал посвятить добродетели». 8. Духовные плоды Таинства Покаяния.

Во-первых, покаянием человек удерживается от совершения новых грехов. Как говорит преподобный

Исаак Сирин, «душа, знающая, что она обязана исповедовать свои грехи, самой этой мыслью, как бы уздой, удерживается от повторения прежних прегрешений, напротив того, неисповеданные грехи, как бы совершённые во мраке, удобно повторяются». Тот же Святой Отец говорит, что «исповеданием грехов расторгается дружба с грехами. И ненависть к грехам есть признак истинного покаяния». Во-вторых, Таинство Покаяния имеет и пневматологический аспект спасения как одухотворения и обо́жения человека. По словам преподобного Макария Великого, искренние покаяние и исповедь возвращают человеку благодать Святого Духа: «Если произволение несколько отклонится от жития по совести, покоряясь какимлибо невидимо вредящим страстям, и этим огорчает Духа (Еф 4, 30), то тогда ум отвергается и отлучается от духовного радования, так как благодать и любовь и всякое добродетельное и доброе действие отлучаются от него, и он предается для искушений злым духам, до тех пор, пока, обратившись, душа снова не пойдет правой дорогой угождению Духу во всяком смирении и покаянной исповеди, и тогда она вновь удостаивается охраняющей благодати Духа и в еще большей степени воспринимает небесную радость». Т.е. благодать Таинства Покаяния не только возвращает человека в состояние до совершения греха, но способно возвести его на еще большую высоту, разумеется, при условии искреннего исповедания греха и покаянного смирения.

9. Отношение к другим таинствам: Таинство Покаяния и Крещение, Таинство Покаяния и Евхаристия.

Покаяние как чувство является универсальной стороной христианской жизни. Как писал святитель Киприан Карфагенский, «грешники и в меньших грехах должны приносить покаяние в узаконенное время, сообразно чиноположению совершать исповедь и через возложение рук епископа и клира получать право на общение». Данные слова являются одним из ранних свидетельств о том, что Таинство Покаяния в древней Церкви предшествовало допущению к общению, т.е. к Святому Причащению в Церкви. По словам преподобного Макария Великого, «в церкви телесно согрешающие бывают отлучены священником от Причастия, а покаявшись, снова удостаиваются его». Важнейшее действие Таинства Покаяния – прощение грехов, но понастоящему оно бывает действенно вкупе с Таинством Причащения.

Паоло Проспери FSCB

ПРИМИРЕНИЕ, или «ВТОРОЕ ПОКАЯНИЕ»

в опыте Церкви первых веков

овый Завет, в котором отражается опыт первых христианских общин, основанных апостолами, оставляет в наследство следующим поколениям по крайней мере три утверждения, безусловно, имеющие отношение к интересующей нас теме. И вместе с тем – несколько вопросов, ответ на которые Церковь будет искать и находить постепенно, в контексте конкретных этапов исторического развития. 1 Благодаря крещению человек безвозмездно получает от Бога прощение всех грехов, примиряется с Ним и одновременно входит в общение святых. 2 Тем не менее уже в Новом Завете становится очевидно то, что новое общение между человеком и Богом во Христе может быть нарушено вследствие тяжкого греха1. В таком случае существовала возможность второго покаяния и нового допущения в общину2. 3 Прощение исходит от Бога через Христа. Тем не менее община играет в этом важную роль, осо1 2 3 4 5

бенным образом через апостолов, которые получили прямо от Христа власть отпускать грехи или оставлять их неотпущенными3. На этом прочном фундаменте развивается покаянная практика древней Церкви, свидетельство о которой мы встречаем уже начиная с после апостольского поколения. В это время вновь принять в церковное общение временно отлученного человека не представлялось проблемой. Общей чертой общин этого времени было то, что они включали в себя небольшое количество членов, тесно связанных друг с другом. Поэтому грех одного воспринимался событием, касающимся всех, поскольку Тело Христово едино. Все должны стараться помочь грешнику вернуться на правильный путь4. Надо интенсивно молиться за него5. Братья должны способствовать исправлению друг друга6. Однако все грешники без исключения заслуживают прощения, «если от всего сердца покаются они и удалят сомнения из сердец своих»7.

Mф 18, 22 и 25. 2Кор, 5-11; 12, 21; 2Фес 3, 14; 1Tим 1, 20; Иак 5, 14-16. Ин 9, 22; 12, 42; 16, 2; 1Кор 1, 3-2; Откр 2, 2-20; Мф 18, 17-18. 1 Клим. 2, 4-6; 2 Клим. 17, 1-2. 1 Клим. 56, 59, 2-4; св. Игнатий Антиохийский, Послание к Смирнянам 4, 1.

Такой же подход мы встречаем в письменных источниках I–II вв. В случае отсутствия подлинного покаяния со стороны грешника происходило отлучение от общины8. Когда же он все-таки выражал раскаяние, его принимали вновь. В связи с этим можно считать установленным: покаяние – несмотря на раннее возникновение ригористических тенденций – до III века могло быть повторено, даже в случае самых тяжких грехов, например отступничества. Тертуллиан – сам строгий ригорист – упоминает, что страшный еретик Маркион (2 пол. II в.) был несколько раз отлучен и восстановлен в Церкви. Это свидетельствует о том, что подобная практика была в то время вполне обычной. Следует также подчеркнуть особое значение, которое в первые века христианства имела связь между грехом и исключением из общины. Это находит свое объяснение в свете очень четкого самосознания раннехристианской Церкви: она воспринимает себя как «место спасения». Так что состояние

отделения от Бога неминуемо означает отделение от нее. И наоборот, примириться с Богом означает войти в общение святых, т.е. в Церковь. Эта глубокая связь между примирением с Богом и примирением с Церковью является постоянной характеристикой мышления древней Церкви, хотя на деле практиковалось – как мы вскоре увидим – понимание того, что полное примирение может происходить и после смерти. В целом, древняя Церковь не считала острой проблемой отношение между «прощением» Бога и «прощением» Церкви. Вполне понятно, что прощение исходит только от Бога. Тем не менее оно передается через Церковь и означает само по себе новое воссоединение с Телом Христовым. Августин объясняет такое отношение, символически толкуя воскрешение Лазаря: лишь Бог воскрешает его, но Церковь освобождает от погребальных пут, т.е. освобождает от вины греха (reatus peccati)9. Однако уже во II веке возникает другая проблема. В связи с ростом количества членов общин и с распространением крещения младенцев ослабевает внутренняя связь между членами общины, а также стремление жить христианской жизнью. Упоминание о тех, кто вновь впал в языческое состояние, уже не является исключением10. «Пастырь» Ерма в этом смысле представляет собой самый впечатляющий документ некое нравственного упадка, уже заметного

6 Дидахе 4, 3; 15, 3; св. Варнава epist. 19, 4. 7 «Пастырь» Ерма, вид. 2, 2. 8 Дидахе 4, 3; св. Игнатий Антиохийский. Смирн. 4, 1; 7, 2; Еф. 7, 1; св. Варнава, epist. 19, 4; 2 Клим. 17, 3 и 5; 54, 1. 9 Августин, Tract. In Ioan. 22, 7; ср. 49, 24; Serm. 67, 1, 2; 98, 6; 352, 3, 8. 10 Поликарп, Epist. 11, 2.

в середине II века. Только имея в виду этот контекст «расслабления» и «разочарования», можно понять возникновение и успешное распространение строгих и ригористических тенденций, которые доходят до того, чтобы не допускать «второе покаяние» после крещения в случае очень тяжелых грехов. Сам автор «Пастыря» занимает промежуточную позицию между экстремальным ригоризмом и снисходительным положением, которое наверняка было принято в Римской Церкви. Он «пророчески» провозглашает то, что после крещения покаяние допустимо только один раз11. Самый известный и неистовый критик церковного попустительства – это, безусловно, Тертуллиан, который перешел к ереси монтанизма именно из-за разногласия с Церковью по этому вопросу12. Ригористическая тенденция, хотя и осужденная в своей еретической крайности, оставляет тем не менее глубокий отпечаток в покаянной практике древней Церкви, получившей развитие в течение IV–V вв. Высокая авторитетность, которой пользовался «Пастырь» Ерма до конца III в. и далее, ясно свидетельствует об этом, помогая в то же время понять, откуда возник такой обычай, который после Никейского собора (325) стал стандартным: предоставлять отпущение самых страшных грехов только раз в жизни после крещения. До Средневековья такое «нововведение» оставалось общей нормой как на Западе, так и на Востоке. С другой стороны,

надо сказать, что в восприятии древних христиан это не обязательно означало невозможность для грешника спасения и примирения после смерти, поскольку только Бог может судить о подлинности покаяния. Этим не отрицается связь между прощением Бога и таинством Церкви, а, скорее, подчеркивается подлинный смысл такого сурового установления. Оно не было связано с намерением «ограничить» милость Божию, ведь убеждение в том, что все грехи заслуживают прощения, существовало всегда. Это была, можно сказать, «предупредительная» мера. Невозможность полностью восстановиться в церковном общении «в этой жизни» должна была в принципе обострить в расслабившемся народе ощущение тяжести некоторых грехов. Однако неслучайно отрицательные последствия такой меры стали со временем понятны как на Западе, так и на Востоке. Другой важный аспект – покаянная дисциплина, которая разрабатывалась уже с конца II в. Ее в древней Церкви всегда следует рассматривать параллельно с катехуменатом (оглашением)13. Она состояла из достаточно долгого и строгого периода покаяния, которое обычно называли церковным или каноническим покаянием, чтобы отличить от частного (тайного) и от покаяния оглашенных. Она предусматривала пост, молитву, милостыню и другие формы умерщвления, распределенные по разным периодам. Ее также называли «второе

11 «Пастырь» Ерма, зап. IV, 1, 8. 12 В De pudicitia Тертуллиан пишет: «Церковь может прощать грехи, но я не стану этого делать из страха, что потом будут совершены новые» (21, 5). 13 Тертуллиан De poenit. 7, 2, 10-12. 14 Ср. св. Августин, Sermo 352, 3, 8; Киприан, Epist. 55, 22; De opere et elem. 2.

покаяние», или «покаяние слез»14, чтобы подчеркнуть подобие и в то же время отличие от крещения, в котором отпущение происходит без необходимости какого-либо удовлетворения за грехи. Напротив, во втором покаянии большое значение имели именно «внешние» акты удовлетворения за грехи (satisfactio), и для того, чтобы получить Божие прощение, и чтобы показать искренность своего обращения15. Это не значит, что древние христиане недооценивали важность внутренней стороны обращения, т.е. сокрушения сердца; свидетельством тому служит тот факт, что раскаявшийся человек, будь он при смерти, мог получить примирение без какой-либо покаянной практики. Правильнее будет сказать, что на самом деле древняя Церковь воспринимала покаяние как процесс исцеления личности в своей целостности, включающей в себя душу и тело, нераздельно связанные друг с другом. Момент исповеди при этом не утрачивал важности, просто он не имел большего значения, чем момент удовлетворения. Наоборот, речь шла о едином процессе восстановления. К тому же следует уточнить: церковное покаяние было публичным только в том, что касалось удовлетворения, а, разумеется, не в том, что касалось исповедания грехов, которое обычно не совершалось перед общиной, по крайней мере, по правилам. В IV в., после Миланского эдикта и

последовавшего за ним быстрого увеличения количества обращенных, наблюдается неизбежное снижение нравственного уровня христиан и желаемого рвения к христианской жизни с их стороны. Это объясняет усилия Отцов Церкви этого периода по уточнению покаянной дисциплины16, так что в это время она приобретает форму более нормативную17. Основная структура «второго покаяния» все еще остается прежней: оно единственное, публичное, отлучает от Причастия, требует исполнения различных актов удовлетворения за грехи, ведет к примирению с Богом и восстановлению церковного общения. Практика становится такой: грешник просит о примирении (paenitentiam petere), на него возлагает руки епископ (или священник), который говорит ему, что он должен сделать (dare paenitentiam). В этот момент человек становится членом так называемого ordo paenitentium («орден кающихся»), группы людей, которая четко выделяется в храме, поскольку занимает свое особое, отделенное место. В Малой Азии кающиеся, проходящие публичное покаяние, были разделены на четыре степени: «плачущие» (ﬂentes), они во время литургии стояли вне храма, умоляя входящих в храм верующих молиться за них; «слушающие» (audientes), которые так же, как катехумены (оглашенные), могли участвовать только в Литургии Слова; «припадающие» (substrati) и, наконец, «стоящие с верными» (stantes)18.

15 Киприан, De lapsis 15, 17; св. Августин, Enchiriodion 17, 5; св. Лев Великий Epist. 18, 3-5. 16 На Востоке большое значение приобретают трактаты свв. Григория Чудотворца(+270), Петра Александрийского (+311), Василия Великого и Григория Нисского. На Западе – Пациана и св. Амвросия. 17 Папы Сириций, Иннокентий, Лев Великий в своих декреталиях неоднократно высказываются по вопросу покаянной дисциплины. 18 Классификация дана согласно 87-му правилу Трульского собора (692), в котором использовано 11-е (12-е) правило святителя Григория, архиепископа Неокесарийского.

Какие грехи требовали такого значительного процесса примирения? Списки Отцов Церкви не всегда одинаковы. Однако самые общие страшные грехи можно перечислить: отступничество, идолопоклонство, убийство, прелюбодеяние и блуд, ложная клятва. Мысли никогда не считали страшными. Стоит заметить, что древний человек, хотя и строже относился ко греху, в то же время был гораздо менее щепетильным, чем современный, и обращал намного меньше внимания на психологический аспект греха. Начиная с IV в. распространяется некая тенденция к классификации грехов. Епископы, Папы, местные Соборы начинают уточнять, насколько длительным должно быть время покаяния, с учетом вида греха и обстоятельств его совершения. Анкирский собор (314 г.), например, постановил, что убийца должен каяться всю жизнь, а совершение аборта требует покаяния в течение десяти лет (кaн. 21, 22). Апостольские конституции (сирийского происхождения) более снисходительны. Однако епископы пользовались большой свободой в определении длительности покаяния, в связи с собственной оценкой конкретного лица и ситуации. Распознавание в этом смысле имеет не меньшее значение, чем сами каноны, принятые на Соборах. Папа Иннокентий писал: «То, что касается оценки их грехов, это вопрос, который должен решать епископ. Пусть же он принимает во внимание не только вину, но также слезы и раскаяние грешника»19. 19

Epist. 1, 7.

Симон Ноэль OSB

Литургия Таинства Примирения

Возрастать в милосердии

аинство Примирения, или Таинство Прощения – одно из величайших божественных благ; источник мира и надежды, движущий фактор нравственной силы и внутреннего обновления. Если взглянуть на историю этого таинства в традиции Церкви, выявляется четкая направленность. Церковь в понимании и применении этого таинства всегда стремилась к тому, чтобы преумножать милосердие ввиду человеческой немощи и греховности. Можно сказать, что в наше время в центре таинства находится прежде всего не грех человека, а любовь принимающего Бога, речь уже идет не об искуплении, но о доверии. В XVIII веке святой Альфонсо де Лигуори, во время расцвета янсенизма1, признавался, на склоне своих дней, что величайшее утешение его священни1 У янсенистов отпущение грехов зачастую откладывалось. Для того чтобы получить отпущение грехов, кающийся должен был многократно исповедоваться и выказать свое раскаяние. Настоятель из Арса (Ж.-М. Вианней) или Падре Пио порой вели себя так же, однако причина была в том, что к ним приходило немало сомнительных людей.

Л И Т У Р Г И Я

ческого служения заключалось в том, что за всю свою жизнь он ни разу не позволил кающемуся уйти из исповедальни, не отпустив ему грехи и не примирив с Богом. Папа Бенедикт XVI провозгласил начало Года священника по случаю стопятидесятилетней годовщины смерти кюре из Арса. Процитируем некоторые из наиболее значимых отрывков Послания по поводу этого юбилейного года2: «Во времена Святого Пастыря, во Франции, дело с исповедью обстояло не лучше, и она была не чаще, чем в наши дни, тем более что ураган революции надолго задушил религиозную практику. […] Все мы, священники, должны считать, что слова, которые он вложил в уста Христа, касаются нас лично: “Я поручу Моим служителям объявить грешникам, что Я всегда готов принять их, что Мое милосердие бесконечно”. […] Арсский Пастырь имел разные подходы к кающимся. Тот, кто приходил в его исповедальню, привлеченный глубокой и смиренной потребностью в прощении Бога, находил в нем ободрение погрузиться в “поток божественного милосердия”, который уносит все прочь в своем порыве. А если кто-то страдал, осознавая свою слабость и непостоянство, боясь

новых падений в будущем, Пастырь открывал ему “секрет” Бога такими красивыми и трогательными словами: “Добрый Бог знает все. Еще раньше, чем вы исповедуетесь, Он уже знает, что вы согрешите вновь, и все же прощает вас. Как велика любовь нашего Бога, Который заставляет Себя добровольно забыть будущее, лишь бы простить нас!”. Тем же, кто, напротив, признавался в грехах холодно и равнодушно, он через свои слезы и боль показывал, насколько “отвратительным” является их поведение: “Я плачу потому, что вы не плачете”, – говорил он. […] Арсский Пастырь сумел в свое время преобразовать сердца и жизнь многих людей, потому что ему удалось дать им почувствовать милосердную любовь Господа».

Принятие кающегося

В наши дни чин Таинства Примирения предусматривает обряд принятия кающегося исповедником. Краткая формула должна вселить в испове-

2 Послание Святейшего Отца Бенедикта XVI, посвященное провозглашению Года священника в связи со 150-летней годовщиной dies natalis святого Арсского пастыря, 18.06.2009.

Л И Т У Р Г И Я

славные прекрасно поняли это, так как каждое их богослужение начинается с тропаря призывания Святого Духа. В обряде предусмотрено также чтение одного из отрывков Священного Писания. Нужно признать, что в большинстве случаев оно опускается. Подчеркнем все же, что исповедание грехов – это всегда ответ на Слово Божие, предлагающее Свою любовь и обещающее милосердие. дующегося доверие, подчеркивая достоверность прощения. Свяшенник говорит, к примеру: «Да благословит тебя Господь: Он пришел призвать грешников, а не праведников; уповай на Него». С самого начала свщенник должен стремиться к добросердечию. Его речь должна быть понятной кающемуся. Одно дело говорить с монашествующим, а другое – с маленьким ребенком. Верующий должен чувствовать, что его уважают как личность. Важно также призвание Святого Духа, ибо только Он способен даровать нам способность искренне и глубоко переживать таинство. «Да просветит нас благодать Святого Духа, дабы вы покаялись в своих прегрешениях и познали милосердие Божие», – так звучит одна из предлагаемых формул. В этой связи хорошо было бы, если бы кающийся также помнил о необходимости молиться за своего исповедника или духовного отца. В области сверхъестественного невозможно сделать ничего хорошего и стоящего, не призвав прежде имя Господа и без помощи благодати. Наши братья право-

Исповедание Божией любви и человеческого греха

Необходимо вспомнить также, что термин «исповедь» в первую очередь означает признание чудес, совершенных Богом. Именно поэтому святой Августин написал «Исповедь», где воспевает ниспосланную ему милосердную благодать Бога. Конечно, если кто-то в течение долгих лет жил вдали от Бога и впервые приходит на исповедь, или некто совершил тяжкий грех и желает очистить совесть, психологически было бы резоннее дать ему возможность подробнее проанализировать свою вину, чтобы постепенно осознать ее. Однако в иных случаях, наиболее частых, лучше было бы, если бы он начал с воздаяния благодарности Богу за Его благодеяния, прежде всего обращая внимание на те, что более других помогли ему. Начиная с благодарения и прославления, верующий помогает также исповеднику достичь позитивной динамики и все расставить на свои места. Важнее не наши грехи, а действие Бога в нашей жизни. Затем кающемуся предлагается ясно и кратко изложить все свои грехи. Священнику дана власть отпускать

Л И Т У Р Г И Я

грехи, этим он исполняет свое служение в Церкви, ставящее его в зависимость от епископа, преемника апостолов, которым во время Тайной Вечери было вверено служение примирения. Тем не менее это служение примирения совершается и пребывает, так или иначе, в рамках тайны Воплощения. Грех совершён не кемто абстрактно. Сященник принимает кающегося таким, каков он есть, «из плоти и костей», совершившего конкретные грехи. Священник обязан знать его грехи, так как это оправдывает необходимость признания.

Встреча в сокровенном

Признание грехов на психологическом уровне представляет трудность для большинства наших современников. Некоторые полагают, что достаточно лишь признать: «Я грешник». Точно так же можно сказать: «У меня есть нос, два глаза и два уха». В иных случаях признание состоит в подробном, сухом и монотонном изложении собственных недостатков. Однако при таком подходе душа не обращается к «подлинной истине», чтобы предстать перед судьей, врачевателем и, что особенно важно, Отцом, исполненным нежности и понимания, и в конечном итоге не получает опыт истинной и милосердной любви Бога, освещающей человеческое существование, которая, в Святом Духе, возвращает нас на путь истинной жизни. Верующие порой, дабы не утруждать себя, ссылаются на жизненные обстоятельства либо ищут разного рода отговорки. Для возрождения практики признания и придания ей подлинной целительной силы некоторые, в том числе о.

Альфонс Грюн, советуют священнику по окончании исповеди либо в том случае, если кающийся смущается и просит о помощи, задать следующий вопрос: «В вашей сегодняшней жизни что заставляет вас больше всего страдать? Что мешает вам жить? На каком этапе вы сейчас находитесь в поиске смысла жизни?» и т.д. в том же духе. Это отличный способ обновить Таинство Примирения, благодаря которому оно может стать живой реальностью, не теряющей связь с конкретным существованием и способствующей подлинному духовному развитию.

Наставление и отпущение грехов

Затем исповедник произносит несколько ободряющих слов в адрес кающегося. Важно, чтобы он осознал самое главное: милосердная любовь Отца прощает. Исповедник должен дать кающемуся понять, что Бог способен лишь любить, Он желает нам счастья и всегда обращает нас на путь истинной жизни. После чего кающийся выражает раскаяние: «Господи, я согрешил против Тебя и своих братьев, но обрел прощение у Тебя. Прими мое покаяние и даруй мне силы жить в Твоей любви».

Л И Т У Р Г И Я

Формула отпущения грехов представляет собой вел и к ол е п н ы й синтез всего опыта тайны примирения, пережитого в таинстве. Она имеет определенно тринитарный характер и включает в себя все элементы, о которых мы говорим в этом кратком рассуждении: «Бог, Отец милосердия, смертью и воскресением Сына Своего примиривший мир с Собою и ниспославший Святого Духа для отпущения грехов, посредством Церкви Своей пусть дарует вам прощение и мир, и я отпускаю вам грехи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа».

Еще одна вещь достойна внимания. Христос искупил все грехи, не только наши, но и всего мира. В то же время Он пожелал, чтобы и мы участвовали в этом искуплении. Сколько мистиков, просвещенных молитвой Христа в Гефсиманском саду, почувствовали призыв утешить Господа покаянием за содеянные грехи. Таким образом мы принимаем логику любви. Священник может произнести также приведенную ниже молитву, отражающую жизнь в покаянии, в которую вступает примирившаяся с Богом душа: «Страстями Господа нашего Иисуса Христа, заслугами Благословенной Девы Марии и всех святых, всем тем, что ведет вас ко благу и содействует прощению ваших грехов, да умножится в вас благодать и да стяжаете вы жизнь вечную».

Покаяние и благодарение

Общинное значение таинства

Некто сказал: «Бог всегда прощает, человек иногда, природа никогда». Всеобъемлющая вера в милосердие и бескорыстное прощение Бога должна сочетаться со здоровым реализмом. Наши ошибки, пусть даже прощенные, оставляют след в нашей душе. Истинно то, что уверенность в прощении и покой в сердце значительно ослабляют господство греха над нашей психикой. Однако не устраняют полностью. Человек исцелился, но лечение нужно продолжать. Во время преподаваемого таинства священник предлагает совершить одну вещь. Это покаяние. Источником действенности этого обязательного акта является преизобильное богатство самого таинства. Грех – это словно пятно на одежде. Будучи однажды смытым, он может проявиться вновь. Покаяние помогает избавиться от этого состояния.

Оно напоминает нам о том, что таинство не является индивидуальной реальностью. В исповеди вместе с нами участвуют и те, кого мы ранили своими проступками. Божественное милосердие преображает наши грехи в благодарность и прощение по отношению к тем, кого мы заставили страдать. В некоторых случаях исповедник накладывает епитимию. Целесообразно было бы переживать это измерение таинства в важнейшие периоды литургического года, в рамках общих обрядов примирения. В заключение я хотел бы процитировать одну из формул отпуста, предусматриваемых обрядом: «Господь простил вас, творите то же. Идите в мире Христовом». В этих словах содержится суть богословия прощения и примирения. Перевод с французского Алексея Турманна

Л И Т У Р Г И Я

Кристиан Салензон

БОГ ДЕЙСТВУЕТ ПЕРВЫМ 1

Во время евхаристической молитвы о примирении литургия подтверждает то, что примирение исходит прежде всего от Бога и не является результатом волюнтаристских действий людей.

итургия предоставляет возможность обращаться к разным евхаристическим молитвам. В частности, существуют две евхаристические молитвы о примирении, которые можно использовать в любой период литургического времени. Почему именно две? Отнюдь не ради разнообразия, которое, впрочем, не помешало бы! Эти молитвы особым образом вводят нас в тайну примирения. Вслушайтесь в эту простую фразу из II Евхаристической молитвы о примирении: «По милости Твоей, Господи, ненависть побеждается любовью, месть искореняется прощением и вражда обращается во взаимопомощь». Кто выражает себя таким образом? Церковь. Что она говорит? Что мы обязаны этим Богу. Она признает, что примирение с Богом и другими исходит не от нее. Примирение, которое каждый человек переживает в своей жизни, исходит не от него. Церковь утверждает это весьма яс-

но. Ты спросишь: «Нужно ли тогда желать мира и трудиться ради него? Нужно ли учить детей стремиться к нему?» Да! Конечно! Церковь не говорит, что твое участие здесь бесполезно! Она говорит тебе, а точнее, Богу, она признает, что Он – единственный источник. Ты не посторонний, однако не являешься источником. Безусловно, твое участие необходимо, и Бог не может действовать против твоей воли, тем не менее ты достигаешь этого не своими силами. Об этом говорит тебе Церковь. Если бы примирение было достигнуто твоими силами, тогда это не было бы тайной, а всего лишь замыслом! Однако ты вправе спросить себя: «Откуда Церковь узнала об этом?» Прежде всего, никогда не забывай о ее долгом опыте. Многие святые вели Церковь наперекор стихиям. Не удивляйся: именно они, пусть даже самые безвестные, в действительности направляли Церковь. Обратись к истории экуменизма! Не-

1 Из катехитического журнала «Point de repères» № 228, февраль-март 2009, стр. 15-16.

Л И Т У Р Г И Я

сколько человек, а за ними бесчисленные, никому не известные христиане глубоко переживали драму разделения, благодаря им зародилось это движение. Это не было ни веянием времени, ни церковным проектом... Это самое меньшее, что можно сказать! Некоторых даже осудили. Однако Господь бодрствует, и кто-то услышал Его Слово, далекое от церковных идей того времени. И вот однажды Церковь признала экуменизм делом Божиим и официально примкнула к нему. Поэтому, когда она взирает на историю экуменизма, то может говорить об опыте: «Воистину, Духом Твоим Ты изменяешь сердца человеческие, чтобы враги приходили к согласию, противники протягивали друг другу руки и народы искали единства». Обратимся теперь к другим религиям, в частности к вопросу об отношениях с иудеями. Церковь никогда не хотела их уничтожения. Более того, когда король Франции преследовал иудеев, авиньонские Папы встали на их защиту. Но в какой-то момент она заключила их в гетто и обвинила во всех грехах. И вот однажды несколько иудеев и христиан предприняли попытки завязать отношения, дабы изменить сложившееся положение вещей. Среди них был Папа Иоанн XXIII. Безразличие отцов Второго Ватиканского собора к этим начинаниям было преодолено, и в конце концов Церковь официально вступила в диалог не только с иудеями, но так-

же с представителями других религий. Более того, она торжественно признала (в догматической Конституции Lumen Gentium), что «мусульмане равно как и мы почитают единого и милосердного Бога». Благодаря этой перемене Церковь может утверждать: «По милости Твоей, Господи, ненависть побеждается любовью».

Л И Т У Р Г И Я

На протяжении веков об этом опыте примирения в Церкви свидетельствуют своей жизнью многие христиане. Обрати внимание на свою жизнь! Не совершаешь ли то же самое? Не приходилось ли и тебе удивляться тому, как возобновляются прерванные отношения, как намечается дискуссия там, где, казалось, уже ничего невозможно сделать, испытывать чувство глубокого единения тогда, когда ты оставил уже всякую надежду на продолжение отношений. Это зависит от тебя? Конечно, ты выказал согласие, ты участвовал в этом, возможно, даже желал этого... однако, в то же самое время, ты не властен над этим, более того, зачастую именно ты удивляешь первым. Поэтому вместе со священником ты можешь сказать: «По милости Твоей, Господи». Ты можешь даже обогатить эту формулу! Именно Тебе я обязан, когда мы с супругом становимся ближе друг другу. Именно Тебе я обязан, когда отношения в семье или с родственниками становятся крепче... Этот опыт примирения Церковь часто наблюдала у тех, кто разорвал всякие отношения с Богом. И вдруг, в один прекрасный день... резкая перемена! «По милости Твоей, Господи». Этот опыт ведет Церковь и христиан к размышлению о тайне примирения. Перед нашим взором всегда предстает Христос, умерший на кресте, с широко распростертыми руками, Он будто обнимает все человечество, и мы слышим, как через толщу истории звучит Его последняя молитва: «Да будут все едино» (Ин 17, 21).

Нас изумляет и влечет за собой желание единства с Отцом, Который хочет собрать всех людей на Свой пир. Церковь признает действие Духа, когда делает попытки изменить себя, несмотря на косность своей структуры и непростую историю. И мы, скромные христиане, с радостью и благодарением присоединяемся к хвалению Церкви: «По милости Твоей, Господи».

Продолжение размышлений В группе катехизаторов, помогающих в подготовке литургии, персонально или в воскресной школе. 1. Прочтите два первых абзаца статьи. Какую естественную склонность пытаются исправить евхаристические молитвы? 2. Прочтите два следующих абзаца. Автор показывает, насколько нам трудно признать, что Бог является источником любого примирения. Католическая Церковь регулярно обращается к этой теме. Каково наше представление об осуществлении примирения в связи с этой позицией Церкви? 3. Прочтите вместе одну из евхаристических молитв о примирении. Поделитесь тем, что вас тронуло или вызвало удивление. Завершите встречу размышлением над одним из отрывков этой молитвы. Перевод с французского Алексея Турманна

Светлана Черняева

О психологии

раскаяния и прощения

аждый из нас нуждается в прощении Божием. Христиане полагают это одним из неоспоримых постулатов веры. В наших ежедневных молитвах мы привычно произносим: «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Лк 11, 4). При этом связь между прощением наших грехов, которое мы рассчитываем получить в Таинстве Покаяния, и нашим прощением, адресованным другим людям, не всегда очевидна даже христианам. В этой статье мне хотелось бы поговорить о психологии раскаяния и прощения. Прежде всего, само понимание этих действий и их роли в жизни человека может быть весьма различно. Ценность раскаяния и прощения в современном мире чаще всего просто отрицается. Например, во многих современных фильмах герой–мститель, чьи поступки зачастую значительно «кровавее» действий обидчика, воспринимается авторами фильма и зрителями как положительный персонаж. Раскаяние в совершенных поступках, сожаления о них часто посещают нас в течение жизни, особенно

если последствия поступков были для нас нежелательными. Достаточно ли этих переживаний для покаяния? Опыт психологических консультаций показывает, что нет. Сожаления не исцеляют, а являются одним из этапов развития комплекса вины, переживаний собственной неполноценности и неадекватности. Раскаяние предполагает признание безнравственного поступка не «ошибкой», а абсолютно недопустимым действием – нравственным преступлением. Покаяние исключает самооправдание, ссылки на ситуацию и т. п. Раскаяние психологически является личностным актом выражения недвусмысленного порицания своего поступка и отказа от подобных действий в будущем независимо от обстоятельств. Это требует также прощения всех причастных к нашим действиям людей: тех, кто уговаривал или не останавливал нас в случае безнравственного поведения. Часто приходится слышать, как, осуждая собственный поступок, человек перекладывает часть вины на окружающих. Но для собственного раскаяния и прощения

других необходимо прежде всего реальное понимание собственной ответственности. Кроме того, прощение предполагает возможность восстановления отношений с другими людьми, в первую очередь, с членами своей семьи, «с чистого листа», без груза обид. Выше уже отмечалось, что прощение не является ценностью современного мира. Мы перенимаем это отношение, не всегда осознавая его антихристианскую направленность. Иногда, страдая от последствий собственного греха, мы бессознательно желаем, чтобы люди, причинившие нам горе, также страдали. Для того чтобы человек, сознающий свою обиду, чувствующий себя оскорбленным, захотел простить, часто бывает необходимо объяснять, что отказ от прощения создает эмоциональную связь между тем, кто отказывается простить, и людьми, на которых он возлагает ответственность за свои страдания, и эта связь не дает ему исцелиться. Облегчить работу по прощению может также понимание того, что каждый человек так или иначе отвечает за свои ошибки или неправильные поступки, и, следовательно, люди, обидевшие нас или причинившие нам зло, так же могут страдать и сожалеть об этом, как и пострадавшие. Кроме того, необходимо понять, что прощение – это не одномоментный акт, но деятельность, требующая неоднократных усилий, и что прощение кого-либо не требует, чтобы мы прониклись к нему горячей симпатией, но, скорее, предполагает способность беспристрастного спокойного отношения.

Рекомендации для родителей, катехизаторов и воспитателей

1. Учите примирению с детства. Миритесь, вырабатывайте мотивацию к примирению и формы примирения. 2. Признавайте свои ошибки и просите прощения. 3. Ставьте нравственные акценты, говоря о литературных или киногероях. Отмечайте мотивацию непрощения у «мстителей» как их нравственный дефект, когда речь идет не о борьбе со злом, а о желании «поквитаться». 4. Объясняйте, что прощение – это процесс, при котором важно желание простить, подтверждаемое неоднократно. 5. Объясняйте взаимосвязи между ответственностью, раскаянием и прощением. 6. Изменяйте свои санкции, но не отношение к провинившемуся, в зависимости от того, просит он прощения или нет. Не нужно ставить свою любовь к ребенку в зависимость от его проступка. 7. Иногда, и у детей, и у взрослых мы сталкиваемся с ложным чувством вины, в том числе с чувством, что «меня простить невозможно». Объясните, что виноваты мы, когда понимали, что делали, хотели совершить зло и действовали в этом направлении. Ложное чувство вины препятствует формированию чувства вины, имеющего реальные основания. (Например, мы часто испытываем вину перед умершим, хотя, естественно, не желали ему смерти, и это мешает нам испытать реальное чувство вины за недостаточное внимание, проявленное к нему при жизни.)

Мирослав Фориш SVD

Четыре шага

к примирению

очу поделиться с вами, дорогие читатели, идеями, почерпнутыми мною на одной из конференций Элиаса Веллы, священника–францисканца (OFMConv.). Он родился в 1941 г. в Сан Пол Бэй на острове Мальта. Учился в Латеранском университете в Риме. Рукоположен во священники в 1964 г., в течение шести лет был провинциальным настоятелем францисканцев на Мальте. После этого работал архиепископским делегатом по вопросам монашеской жизни. С 1993 г. является главным экзорцистом и президентом Епархиальной комиссии по вопросам оккультизма и сатанизма. Проводит реколлекции и духовные упражнения во многих странах мира. Таинство Примирения есть опыт личного переживания, когда человек встречается с прощающим Отцом, испытывает радость, чувство блаженства, когда Отец обнимает его, как и младшего сына. Часто мы возвращаемся к Отцу благодаря этому таинству.

Необходимо прийти к священнику и попросить и принять прощение Бога. Всякий раз мы просим Бога простить нас, как Он простил заблудшего сына. Чтобы эта встреча состоялась понастоящему, необходимо совершить следующие четыре шага. 1. Признаться в своей греховности. Не всегда мы чувствуем себя виноватыми, легче указать на других: они грешники, а не я. Мы часто приходим на исповедь и перечисляем чужие грехи, а не свои. Например: муж жалуется на жену, на детей, начальника, власть, объявляет их причиной своего греховного поведения. Если человек жалуется на других, то он не может признать тот факт, что нуждается в исцелении, и принять его. Он не принимает ответственность за свой грех, а перекладывает ее на других людей. Поэтому часто на исповедь приходят «невиновные» люди. Иисус хочет исцелить каждого из нас, но это возможно только тогда, когда мы скажем, что действительно больны, что нуждаемся в прощении.

Хочется привести следующий пример: человек с наркотической или алкогольной зависимостью приходит к наркологу, чтобы лечиться. Ему задают вопрос: «Почему ты начал принимать наркотик?» Нередко можно услышать следующие ответы: «Родители выгнали из дома», «друзья приучили». Эти «причины» – не что иное, как отговорки. Логичным в такой ситуации будет следующий ответ: «Значит, в этом лечении нуждаются твои родители, друзья, а не ты». До тех пор, пока человек не скажет, что он принимает наркотики, пьет, потому что он слаб, что во всем виноват сам, процесс исцеления не начнется. Поэтому надо не показывать пальцем на других, а признаться, что именно вы сами нуждаетесь в исцелении. Если вы упадете в яму и сломаете себе ногу, вряд ли вы останетесь лежать в яме и кого-то осуждать, винить – вы начнете звонить, вызывать «скорую помощь» или просить о помощи проходящего мимо. Алкоголик, наркоман, агрессивный, любой слабый, зависимый человек должен безоговорочно принять свое реальное положение и предстать перед Иисусом. 2. Принять ответственность за грех. У каждого греха есть свое начало. Если вы чувствуете себя отверженным, значит, для этого должна быть причина. Важно на своем духовном пути осознать и принять собственные слабости. Ведь если, например, вы сидите на сквозняке с кем-то, а после этого заболеваете только вы, возникает вопрос, почему так произошло. Это значит, что ваш иммунитет оказался слабее. В духовной

жизни очень важно говорить о своих «слабых местах», иначе не получится в полной мере принять ответственность за грех, найдутся оправдания вроде того, что так же поступают многие другие люди. Христос не сможет исцелить вас, если вы не возьмете на себя ответственность за собственные дурные поступки. 3. Принять решение бороться с пороками. В действительности, мы не всегда хотим избавиться от греха. Часто чувствуем, что определенные грехи доставляют нам удовольствие, ощущаем себя «блаженными», как говорят люди. Умом понимаем, что наше поведение греховно, что мы не должны так поступать, но не готовы приложить усилия, чтобы измениться. Эта двойственность приводит к тому, что люди годами ходят на исповедь с одним и тем же перечнем грехов. Пока мы не примем решение бороться с грехом, мы не сможем начать избавляться от него. Элиас Велла рассказывает следующую историю, которую можно считать притчей: «Однажды я проповедовал в Африке, в Гане, и один из участников пригласил меня на про-

гулку в тропический лес. Эта поездка меня очень впечатлила. Проходя по лесу, я заметил, что на деревьях было много обезьян. Мой проводник успокаивал меня, говоря, что не стоит бояться обезьян, что они ничего не сделают. Он только предупредил, чтобы я ничего держал в руках, потому что они могут прыгнуть и выхватить из рук любой предмет. Я на всякий случай сунул руки в карманы. Он спросил, знаю ли я, как они ловят обезьян, и рассказал: “Очень просто. Берем кокосовый орех, пробиваем дырочку, выливаем молоко, кладем внутрь три камешка и подходим к дереву, на котором сидят обезьяны. Начинаем трясти орех. Потом мы оставляем орех на земле у дерева и ждем. Самая отважная обезьяна спускается и начинает так же его трясти. Обезьяна – существо очень любопытное, ей всегда интересно, что внутри. И вот она просовывает руку в орех. Нащупывает камешки, сжимает кулак – она нашла сокровище! И не собирается с ним расставаться! Но руку с камешками она уже не может вытащить. В этот момент подбегает ловец, и обезьяна оказывается перед выбором: бросить орех и быстро забраться на дерево, или попытаться вскарабкаться на дерево с орехом. Но залезть на дерево с орехом быстро невозможно, и ловец с легкостью может поймать обезьяну”. Обезьяна ни за что не хочет потерять найденное сокровище, она предпочитает отказаться от свободы, нежели расстаться с ничего не значащим в действительности приобретением». Подобное случается и в отношении

наших грехов. Мы привязаны к ним, дорожим ими. Можем прийти на исповедь, просить Иисуса избавить нас от наших грехов, но на самом деле не хотим с ними расстаться. Так происходит потому, что мы еще не приняли решение распроститься с грехом, мы не готовы разжать кулак, отпустить мнимое богатство и подняться наверх. Что представляют собой эти «камешки» в нашей жизни? К чему мы привязаны, что не позволяет нам подниматься вверх? У каждого есть свои «камешки». Бог призывает нас подняться к Нему, а эти камни приземляют нас. Поэтому надо найти смелость принять решение отпустить все «камни». Мы сами не можем победить грех, у нас не хватает сил бороться с искушениями, но Бог может обеспечить нам победу (вспомним борьбу патриарха Иакова с Богом в Пенуэле – «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня» (Быт 32, 24–32)). Бог готов помочь каждому из нас. Раз за разоммы говорим, что не будем совершать какой-то грех снова, но, как правило,

грех сына. Именно поэтому одежда и является даром для отца. Однажды один священник проводил конференцию об оккультизме, и среди слушателей сидела колдунья. Конечно, он не знал об этом, не знал, зачем она пришла и кто она. Но Бог коснулся ее сердца во время конференции, и она решила все отдать в руки Иисуса. После конференции колдунья подошла к священнику и призналась в том, что она занимается оккультизмом много лет, а теперь решила прекратить это повторяем его опять, так как нам самим не под силу с ним справиться. Когда вы проявляете агрессию, изменяете супругу, ненавидите кого-то, с этим справиться очень трудно, порой кажется, что невозможно. Пока не призовете на помощь Христа, вам не победить. Бог ни при каких обстоятельствах не посягает на вашу свободу. Бог хочет, чтобы вы обрели святость, стали совершенным, но Он не может помочь без вашего согласия и участия. 4. Принести свой грех в подарок Богу. Это звучит странно. В притче о блудном сыне возвратившийся издалека младший сын не принес отцу никакого подарка, никакого сувенира – он вернулся нищим, голодным, в разорванной одежде, грязным. Единственное, что он мог отдать отцу, – свою ветхую одежду. Его отец был человеком очень богатым и, конечно, не нуждался в этой одежде. Но он оставил ее себе как знак возвращения сына домой; она всегда будет напоминать отцу о возвращении сына, в этой одежде скрыт

навсегда; открыла сумку и отдала священнику гадальные карты. Конечно, они ему были не нужны, но он сохранил их как знак ее обращения. Господи Иисусе Христе, мне нечего отдать Тебе – только свой грех, свою ревность, гнев, страх, гордыню, месть. Избавь меня от этого, дай мне силу принять решение и сказать: «Встану и пойду в дом Отца своего и отдам Ему все мои грехи». Эти четыре шага – далеко не все, что необходимо человеку, идущему по духовному пути. Таинство Примирения гораздо богаче, глубже. Но для начала можно воспользоваться и этим кратким руководством.

Митрополит Сурожский Антоний (Блум)

окаяние заключается в том, что человек, который до того отвернулся от Бога или жил собой, вдруг или постепенно понимает, что его жизнь не может быть полной в том виде, в каком он ее переживает. Покаяние заключается в том, чтобы обернуться к Богу лицом. Это момент – только изначальный, но решительный, когда мы вдруг переменяем курс и вместо того, чтобы стоять спиной или боком по отношению к Богу, к правде, по отношению к своему призванию, делаем первое движение – мы обратились к Богу. Мы еще не покаялись, в том смысле, что не изменились, но для того, чтобы это случилось, мы должны что-то пережить: невозможно отвратиться от себя и обратиться к Богу просто потому, что нам вздумалось. Бывает, что человек живет спокойно, ничего особенного с ним не происходит, он как бы «пасется» на поле жизни, щиплет траву, не думая ни о бездонном небе над собой, ни о какой-либо опасности; ему жить хорошо. И вдруг случится нечто, что обращает его внимание на то, что не все

(…)

так просто; вдруг он обнаруживает: что-то «не то». Каким образом? Это бывает очень по разному. Бывает, что человек совершает тот или другой как будто незначительный поступок – и вдруг видит его последствия. Помню одного мальчика: он размахивал кинжалом и задел сестренке глаз. Она на всю жизнь осталась слепа на один глаз; а брат ее никогда не забыл того момента, когда вдруг понял, чтó значит бездумно, безответственно играть таким предметом, как кинжал. Это не значит, конечно, что он боялся прикоснуться к кинжалу или к перочинному ножу; но он знал: самые незначительные действия могут иметь окончательное, трагическое значение. Бывает, что мысль, которая приводит нас к покаянию, настигает нас не так трагично, а мы вдруг слышим, что о нас думают люди. У нас всегда хорошее представление о самих себе, и когда нас критикуют, у нас тенденция думать, что тот человек, который нас не видит такими прекрасными, какими мы себя видим, ошибается. И вдруг мы услышим мнение других людей о

Из книги «Быть христианином». Источник: http://azbyka.ru

нас. Мы считали себя героями, а все думают, что мы трусы. Мы считали се-

тому что произвести над собой качественный суд не значит быть раненным

бя безукоризненно правдивыми, а люди думают, что мы лукавы, и т.д. Если остановиться вниманием на этом, мы уже ставим перед собой вопрос: что я?.. И в тот момент, когда мы ставим перед собой этот вопрос, встает и следующий: какое мое призвание в жизни?.. Я говорю не о ремесленном призвании, а – каким человеком я могу стать? Неужели я удовлетворен тем, чем являюсь? Не могу ли я себя как бы перерасти, стать лучше?.. Иногда бывает, что не народный глас, не голос того или другого нашего знакомого обращает наше внимание на нас самих, а чтение, например, Евангелия. Я читаю Евангелие и вдруг вижу, каков может быть человек; я вижу образ Христов во всей его красоте или, во всяком случае, в той мере красоты, какую я способен воспринять, и начинаю себя сравнивать. Вот когда я начинаю обращаться не на себя самого, а либо на образ Христа, либо на то, что обо мне думают люди, – тогда-то и начинается суд надо мной. И в тот момент, когда начинается суд, начинается и покаяние. Это еще не полнота покаяния, по-

в душу тем, что ... что я?.. какое мое прия совершил или звание в жизни? ... каким чем являюсь. человеком я могу стать? Иногда голоНеужели я удовлетворен вой мы сознаем, тем, чем являюсь? Не что плохи или могу ли я себя как бы педолжны бы быть рерасти, стать лучше?.. иными в том или другом отношении, а чувством мы этого не можем пережить. (…) Тут мы касаемся очень важного момента, именно – покаяния. Покаяние не заключается в том, чтобы хладнокровно увидеть в себе грех и его принести Богу на исповеди; покаяние заключается в том, чтобы нас что-то так ударило в душу, что из наших глаз и из нашего сердца вырвались слезы. Святой Варсонофий Великий говорит, что слезы истинного покаяния могут нас очистить так, что уже делается ненужным идти на исповедь, потому что то, что простил Бог, человеку нечего разрешать. Есть и другое место у ученика святого Симеона Нового Богослова, святого Никиты Стифата, где говорится, что слезы истинного покаяния могут вернуть человеку даже потерянную

телесную девственность... Покаяние должно быть именно такое. Но мы не можем так каяться постоянно, это нам не под силу. Что же нам делать? Делать надо вот что. Вы, наверное, читали о том, как совершаются раскопки древних городов или памятников. Приходит археолог и начинает скрести землю. Сначала он видит только обыкновенную почву, но постепенно начинает различать какието очертания того, что давным-давно легло под землю. Это уже первое видение. Когда мы самым зачаточным образом видим в себе что-либо недостойное ни нас самих, ни той любви и уважения, которыми мы окружены, ни той любви, которую Бог нам проявляет, это уже начало нашего прозрения, и мы можем пойти на исповедь и сказать: «Я знаю теперь, что под почвой, может быть, очень глубоко, лежит мир греха, но кое-что я о нем узнал уже на поверхности, я хочу это принести Богу и сказать: я это увидел. Ты мне помог это увидеть, Господи, и я отрекаюсь от этого зла. Я пока еще не умею каяться, но умею знать, что это несовместимо ни с моей дружбой с Тобой, ни с тем отношением, каким я окружен своими близкими, ни с тем, чем я хочу быть...» Существует средневековая разрешительная молитва, оканчивающаяся словами: «И да простит тебе Господь все грехи, в которых ты истинно раскаялся». Прощается не просто

то, что ты рассказал, а то, перед чем ты содрогнулся душой, что тебя обдало ужасом. Остальное является новой твоей задачей. Ты должен дальше и дальше, глубже и глубже уходить в себя, в эти раскопки, и продолжать находить то, что недостойно ни тебя, ни Бога, ни того, что о тебе думают люди. Таким образом, исповедь делается частью постепенно углубляющегося покаяния, перед тобой постепенно раскрываются новые глубины. Но вы скажете: «Неужели жизнь заключается в том, чтобы уходить в эти глубины, видеть в себе только зло, одно зло, все уходить в тьму? С этим жить нельзя!» Нет, с этим жить нельзя, но тьму разгоняет свет. Если мы видим в себе что-либо темное, то лишь потому, что свет проник в новую глубину нашей жизни. Вот пример, который я даю детям, но и взрослым иногда не вредно услышать детский пример. Когда дети говорят: «Я всматриваюсь во все зло, которое во мне есть, и не умею его искоренять, вырывать из себя», – я отвечаю: «А скажи: когда ты входишь в темную комнату, неужели для того, чтобы в ней перестало быть темно, ты машешь белым полотенцем в надежде, что тьма разойдется, рассеется?» – «Нет, конечно, нет!» – «А что ты делаешь?» – «Я открываю ставни, открываю занавески, открываю окно». – «Вот именно! Ты проливаешь свет туда, где царила тьма. Так же и тут. Если ты хочешь по-настоящему каяться, исповедоваться по истине и меняться, тебе не надо сосредотачиваться только на том, что в тебе плохо, тебе нужно как бы впустить в себя свет. А для этого

надо обратить внимание на то, что у тебя уже есть светлого, и во имя этого света бороться со всей тьмой, которая в тебе есть». – «Да, но как это делать? Неужели думать о себе: вот, я такой хороший в том или другом отношении?» – «Нет. Читай Евангелие и отмечай в нем те места, которые ударяют тебя в душу, от которых трепетно делается сердце, ум светлеет, которые соберут твою волю к желанию новой жизни. И знай, что в этом слове, в этом образе, в этой заповеди, в этом примере Христа ты нашел в себе искорку Божественного света. В этом отношении оскверненная, потемневшая икона, которой ты являешься, просветлела. Ты уже хоть немного похож на Христа, в тебе уже немного начинает проявляться образ Божий. А раз так, то запомни, что если ты будешь грешить против этого, ты будешь осквернять святыню, которая в тебе уже есть, уже живет, уже действует, уже растет. Ты будешь потемнять в себе образ Божий, гасить свет или окружать его тьмой. Этого не делай! И если ты будешь верен тем искрам света, которые в тебе уже есть, то постепенно тьма вокруг тебя будет рассеиваться. Вопервых, потому что там, где свет, тьма уже рассеяна, а во-вторых, когда ты обнаружил в себе какуюто область света, чистоты, правды, когда ты вдруг смотришь на себя и думаешь: в этом отношении я на самом деле настоящий человек, не только мразь, которую я себе представлял, – тогда ты можешь начать бороться с тем, что наступает на тебя, как враги наступают на город

или на войско, чтобы свет потемнел в тебе. Ты, например, научился почитать чистоту. И вдруг в тебе поднимается грязь мыслей, телесных желаний, чувств, чувственность. В этот момент можешь себе сказать: я обнаружил в себе искорку целомудрия, искорку чистоты, желание когото полюбить без того чтобы этого человека осквернить даже мыслью, не говоря уж о прикосновении; нет, эти мысли я в себе допустить не могу, не стану. Я буду бороться против них; и для этого обращусь ко Христу и буду кричать к Нему: Господи, очисти! Господи, спаси! Господи, помоги! – и Господь поможет. Но Он не поможет тебе раньше, чем ты сам поборешься». Есть рассказ в жизни святого Антония Великого о том, как он отчаянно боролся с искушением, боролся так, что наконец в изнеможении упал на землю и лежал без сил. И вдруг перед ним явился Христос. Не имея даже сил подняться, Антоний говорит: «Господи, где же Ты был, когда я так отчаянно боролся?» И Христос ему ответил: «Я стоял невидимо рядом с тобой, готовый вступить в бой, если бы только ты сдался. Но ты не сдался – и победил». И вот я думаю, что каждый из нас может научиться так каяться и приходить на исповедь каждый раз уже с новой победой и с новым видением того поля битвы, которое перед нами раскрывается все шире и шире. И мы можем получить прощение наших грехов от Христа, прощение того, что мы уже в себе начали побежать; и кроме того, получить благодать и новую силу побеждать то, что мы еще не победили.

Франсуа Еве SJ

Бог каждому дарует способность к примирению С самого начала человечество раздирают споры и жажда мести, несмотря на то, что оно постоянно стремится к единству. Однако во все времена действие Бога не прекращалось. Благодаря Его Сыну Иисусу надежда на примирение стала приобретать реальные очертания.

Желание мира

еловечество стремится к миру и согласию. После того как завершился последний мировой конфликт, многие государства объединились для создания Организации Объединенных Наций. Франция и Германия, еще не оправившись от последствий войны, выразили желание сблизиться, чтобы вместе строить новую Европу. Однако мир по-прежнему полон насилия. Можем ли мы сказать, что благодаря этим попыткам насилия стало меньше, что мир победил «жажду мести»?

В первых главах Книги Бытия человечество предстает перед нами погруженным в конфликты и одержимым жаждой мести. История человечества началась с убийства Авеля Каином. Писание не испыты1

вает иллюзий относительно человеческой природы. Оно не призывает нас к ностальгии о «золотом веке», который мы могли бы обрести, если бы по-настоящему захотели. Яблоко с самого начала было с червоточиной, знаки разделения присутствуют повсюду, несмотря на постоянное стремление к единству. Разве желание мира тщетно? Эти попытки примирения между людьми – неужели это иллюзии, от которых стоило бы отказаться для того, чтобы довольстоваться мизерной, ненадежной безопасностью? Библия трезво оценивает природу человека, тем не менее она полна надежды на возможное спасение.

Перемены

Надежда на то, что все изменится к лучшему, есть. Ненависть не последнее слово. Именно это пережил

Из катехитического журнала “Point de repères”, № 228, февраль-март 2009, стр. 19.

апостол Павел. Книга Деяний апостолов в начале представляет его как одного из главных противников и гонителей христиан. И вдруг он изменился благодаря слову, услышанному по дороге в Дамаск. Тот, Кого он преследовал, идет к нему навстречу («Я Иисус, Которого ты гонишь», Деян 9, 5). В тот момент Павел осознал, что его задача – провозглашать благую весть примирения между людьми: «Нет уже Иудея, ни язычника» (Гал 3, 28). Иисус разрушил преграды между людьми. Эта резкая перемена в жизни Павла ярко свидетельствует о том, что Бог действует. Только божественная сила способна побороть нежелание людей примириться. Однако это вовсе не призыв к пассивности. Пример Павла свидетельствует также о том, что Бог дарует человеку способность быть миротворцем. Отныне действует сам апостол.

Надежда через Христа

и совершенном человеке, осуществляется подлинное примирение. Он «человек для других». Он показывает это прежде всего совершенной способностью принимать другого, Своим радушием, которое Он выказывает по отношению ко всем, невзирая на социальный статус или религиозную принадлежность. Он – «самаритянин», спешащий на помощь человеку, жестоко избитому разбойниками (Лк 10, 29–37). Он являет это прежде всего Своею смертью на кресте «за всех», кровью, пролитой «за многих» (Мф 26, 28), а не только ради некоторых. У надежды на примирение есть твердая основа. Это не «благое пожелание» и не красивая, неосуществимая мечта. У Иисуса и Павла есть продолжатели. Возможно, дело их не сразу бросается в глаза, однако оно жизнеспособно и плодотворно.

Если быть более точным, именно в Иисусе Христе, совершенном Боге

Перевод с французского Алексея Турманна

Эдуард Шатов АА

Благодать исцеления

огда мы думаем и говорим о Таинстве Примирения, обычно называемом исповедью, на ум приходят слова «покаяние», «осознание и прощение грехов», но очень редко «исцеление». Это само по себе кажется несколько странным, так как в Римском Миссале молитва священника перед причастием прямо говорит об этом: «Да не будет причащение Тела и Крови Твоей, Иисусе Христе, мне в суд и осуждение, да по милосердию Твоему послужит мне во ограждение и исцеление души и тела». Обычно Таинство Примирения, которое в то же время является Таинством исповеди, воспринимается как «большая стирка» до идеальной белизны. Однако необходимо заметить, что священник по сути своей не является стиральной машиной, в которую кладут грязное белье, чтобы вынуть его абсолютно чистым через сорок пять минут. К сожалению, очень многие воспринимают исповедь именно так. Достаточно часто верующие приходят к священнику за пять минут до начала Мессы и просят их исповедовать. Неудивительно, что в этой

конкретной ситуации они нередко получают отказ с предложением исповедоваться в другой раз. Прощение грехов – не автоматическое магическое действо. Понимание Таинства Примирения в несколько «магическом аспекте» достаточно распространено. С чем это связано? Стоит отметить, что с середины XIX века, даже в среде католических верующих, в связи и с влиянием секуляризации именно этот взгляд получил достаточное распространение. Действительно, в эпоху секуляризации понимание греха достаточно часто сводится к моральному заблуждению или моральной ошибке, которая исправляется простым ее признанием. Не принимается во внимание прежде всего то, что грех в первую очередь разрушает живые отношения с Всевышним. Именно поэтому исповедь постепенно превратилась (и остается для некоторых до сих пор) в простую формальность, причем порою не только для верующих, но даже и для священников. Отношения человека с Богом, его Творцом, никогда не были простыми.

Об этом говорит нам Откровение. В Книге пророка Иеремии сердце человека определено как «лукавое и испорченное» (Иер 17, 9) (если более точно следовать оригиналу – «больное и непростое»), и оно нуждается в исцелении. Миссия Христа непосредственно состоит в восстановлении живых отношений с Богом, и именно этому и призвано помочь Таинство Примирения, осуществляемое Им Самим в Его Церкви.

Каждый из нас желает обрести счастье и жить в полноте – духовной и физической

Очень часто человек воображает, что это счастье возможно без Бога или даже что Бог стоит на пути к нашему истинному счастью и полноте нашей жизни. Руководствуясь именно таким представлением, человек разрывает связь с Богом, впадая в грех духовный и нравственный и все более удаляясь от Бога в «долину плача» (Пс 84, 7), слез и болезней. Очень часто мы задаемся вопросом, как преодолеть это противостояние и как прийти к здоровому, да и здравому образу жизни. Как исцелить

наше сердце и дать ему простоту отношений и с Богом, и с человеком? Признание в истине того, кем мы являемся, никогда на протяжении истории человечества не было простым делом. Та истина, что сердце человека «больное и непростое», очень часто производит на нас эффект холодного душа, в который, по словам Ф. Ницше, мы быстро входим и еще быстрее выходим. Но именно это осознание является непременным условием начала исцеления и изменения моего иллюзорного «я» в мое реальное Я, в мою истинную личность. Таинство Примирения начинается с признания того, что Бог безмерно любит нас, несмотря ни на что, и что это мы по гордости своей или по незнанию разорвали основополагающую связь нашей жизни и больше не знаем, ни кто мы, ни где мы, ни откуда. Осознание духовных и нравственных ошибок и грехов воспринимается с этого момента не как случайность, но как логичное следствие разрыва любви Бога к нам и нашей любви к Богу. Следовательно, после этого самым важным и будет восстановление отношений с Богом, и именно это и называется исцелением. Осознание и признание грехов при этом не будет более формальностью, но действительным желанием исправить соделанное зло и, исцелив больное сердце, идти по пути добра. Прямым следствием такого признания является сокрушение сердца и желание с помощью благодати, то есть присутствия в нашей жизни

Самого Бога, отказаться от греха и следовать добру. Такое признание напрямую связано с действенным желанием исправить нанесенный злом ущерб и уврачевать раны, нанесенные и себе, и другим. Именно этому служит в практике Таинства Примирения епитимия. Епитимия является не расплатой за причиненное зло, но прежде всего признанием собственной ответственности и исцелением своего естества присутствием Божиим. Может быть, стоит заметить, что это не самобичевание, так как и себе, и другим был нанесен удар злом, но прежде всего умащение ран елеем исцеления для исправления и заживления ран, которые очень часто и нравственно, и физически болезненны и кровоточивы. При этом глубина ответственности нисколько не умаляется. Истинное покаяние всегда отличается тем, что в его основе лежит желание исправить причиненное зло со всей полнотой ответственности за содеянное. Отказ от такой ответственности очень часто свидетельствует о духовном искушении кающегося и является «прелестью» или иллюзией покаяния. Лицо, покрытое слезами, не свидетельствует автоматически о глубине духовной жизни и истинности покаяния. Это может быть лишь признаком эмоциональной и психологической нестабильности и душевного расстройства. Истинное признание своих грехов, совершенных добровольно и осознанно и ставших причиной нарушения связи с Богом, ведет к тому, что каждый кающийся захочет всем сердцем сво-

им исцелиться и получить прощение. Получив же прощение, мы также возжелаем простить и тех, кто согрешил против нас, ибо осознаем глубину силы восстановленных отношений с Богом и с нашими братьями и сестрами. На деле мы зачастую сталкиваемся с определенной трудностью: простить иногда бывает сложно. С чем это связано? С тем, что в современную эпоху мы воспринимаем примирение как резкое изменение эмоционального состояния, тогда как примирение есть усилие воли в присутствии и с помощью благодати Божией по-новому вступить на путь отношений с Богом и с человеком. Стоит разделить желание и решение простить, которое принимается во время сокрушения и покаяния, и прощение в действии, исполняемое с помощью нашей человеческой воли, нашего действия и в течение времени. Ни то, ни другое не стирает грех и зло из памяти, но свидетельствует о добровольном отказе от мщения, неоправданного гнева и наклеивания «ярлыков». Это означает, что прощение не является вторым, третьим или еще каким-либо по счету шансом начать все с чистого листа, оно способствует восстановлению и продолжению отношений в их взаимосвязи и сложности, но с верой и надеждой на то, что это возможно. Такое понимание Таинства Примирения помогает нам вернуться к нашему реальному Я и к нашей реальной жизни и с Богом, и с человеком, и вступить на путь исцеления души и тела, чтобы встретиться и с Богом, и человеком, когда «милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются» (Пс 84, 11).

Свящ. Сергей Николенко

Пастырский диалог в Таинстве Примирения 1. Диалог или два монолога?

споведь по сути своей монологична. Кающийся перечисляет свои грехи «по роду и числу», а священник назначает епитимию и произносит разрешительную молитву. В этой схеме нет места равноправному диалогу между кающимся и священником. Священник может просить сделать уточнение, поправить ошибочное высказывание, наконец, дать пастырский совет, строго говоря, находящийся за рамками таинства. Роли собеседников существенно асимметричны, как роли врача и больного, учителя и ученика или судьи и подсудимого. Пожалуй, уравнивает позиции участников Таинства Покаяния и Примирения лишь то, что еще одним реальным действующим лицом там является Слово Божие, которое и учит, и судит, и исцеляет. Священник в этом таинстве не имеет монополии на Слово Божие, так же как и кающийся. «Дух дышит, где хочет».

2. Компетенция и харизма

Из Нового Завета и истории Церкви известно, что первоначально покаяние было делом всей общины верующих. «Признавайтесь друг пред другом в проступках» (Иак 5, 16). Вся община решала, принять ли обратно совершившего тяжкий грех и изгнанного из нее. Предстоятель, которого ставил на это служение апостол или, позднее, епископ, должен был обладать соответствующей харизмой, чтобы распознать, насколько кающийся готов к возвращению в общину «святых». В общине власть отпускать грехи была соединена с даром Духа Святого распознавать, совершилось ли покаяние. Ошибиться было опасно, потому что нераскаянный, т.е. по сути дела молчаливо принятый всеми, грех разъедал общину как ржавчина. Кажется, что позднее, с появлением монашества, наметилось разделение этих двух составляющих. В Средние века, а в России гораздо позже, существовал образ человека, часто монаха, не священника, имеющего

дар «читать в сердце» человека. Разговор, общение такой личности с кающимся, собственно, и производило целительное действие. Потом человек шел к священнику, как бы за формальным актом отпущения грехов и допуска к Таинству Евхаристии. Начиная с Нового времени, секуляризация постепенно привела к новому разделению на светского специалиста по целительному разговору – психотерапевта и религиозного специалиста – священника, принимающего исповедь. Характерно, что община верующих оказалась совершенно исключена из этих актов душевного и духовного исцеления. В протестантизме к настоящему времени сформировался жанр «христианского консультирования». Как правило, этим занимается человек, исполняющий в своей деноминации функцию служебного священства и обладающий квалификацией в психотерапии. Христианский консультант должен понимать психологическое измерение встреч евангельских персонажей с Иисусом. На этой основе он старается осуществить целительную встречу грешника со Словом Божиим в Писании, используя представления современных психологических наук

о структуре личности, возможностях ее роста и препятствиях к нему. Не следует идеализировать этот метод, при подробном рассмотрении он обнаруживает противоречия между трансцендентным призывом Всевышнего и земными образами человеческой привлекательности, искренности, успеха и продуктивности. Тем не менее христианское консультирование является попыткой использовать для «стяжания» Духа потенциал человеческого диалога, способности людей к открытому, равноправному и честному разговору.

3. Сопротивление покаянию

Принципиальная трудность осуществления исповеди состоит в том, что исповедующийся всегда в чем-то неправ. Всегда есть тенденция либо к избыточному самообвинению, либо к самооправданию. Она бывает связана с непониманием или незнанием каких-то нравственных постулатов, на которое накладывается банальное нежелание прекращать грешить, стать полностью прозрачным для Всевышнего. Чаще всего люди просто не осознают того, насколько сильно они сопротивляются покаянию. Это означает, что священник, принимающий исповедь, должен «пробить» это сопротивление или хотя бы обратить на него внимание кающегося. Полностью это не удается почти никогда. Даже если на исповеди произошел эмоциональный или интеллектуальный прорыв и кающийся ощутил поток Божией любви, то чаще всего, спустя некоторое время, произойдет откат на прежние позиции.

В пастырских документах о Таинстве Покаяния Католическая Церковь предлагает тактику постепенного приоткрывания человеку его ошибок, с тем, чтобы он мог, двигаясь поступательно, небольшими шагами, устойчиво преодолевать собственное сопротивление и, исследуя свою жизнь, изменять ее по воле Бога. В теории это звучит хорошо и согласуется с богословием божественной педагогики в истории спасения. На практике же действуют весьма прозаические факторы, такие как, например, фактор времени. Когда в воскресенье выстраивается очередь в конфессионал, священнику физически некогда использовать воспитательное измерение исповедального диалога. Если к тому же он обременен строительными и иными административными делами, ему не удастся спокойно побеседовать с прихожанином и за пределами Таинства Покаяния. Фактору времени сопутствует фактор сил. Серьезная духовная беседа с прихожанином – это часто своего рода экзорцизм, борьба со злом. Она требует значительных молитвенных усилий – до и после, а также серьезных интеллектуальных усилий, размышления о данном человеке, его судьбе, окружении. Максимально проникнуть во внутренний мир исповедующегося священник может, используя собственный эмоциональный и житейский опыт или обстоятельства жизни хорошо знакомых ему людей. Формальное знание божественного закона, заповедей обогащается опытным знанием того, каким образом их соблюдение

или нарушение сказывается на жизни человека – спустя годы и десятилетия. Все это помогает священнику понимать грешника, т.е. начать догадываться, каким видит его Бог.

4. Психотерапия и таинство

В 50-х годах прошлого века была распространена классификация верующих по типу совести, ее дефектов – склонности к самообвинению или самооправданию, Формальное знание бопроработанности жественного закона, заразных жизнен- поведей обогащается ных сфер… Соот- опытным знанием того, ветственно, каж- каким образом их собдому типу совести людение или нарушение предлагалась оп- сказывается на жизни человека – спустя годы ределенная таки десятилетия. Все это тика исповеди и помогает священнидуховного руко- ку понимать грешника, водства. Эти ре- т.е. начать догадыватькомендации были ся, каким видит его Бог.

очень полезны в качестве примитивного пастырского инструментария. Позднее в подготовку священников стали входить более современные теории личности, где понятие совести не являлось определяющим. Такие показатели, как зрелость личности, сформированность у нее ценностей, ответственность, не всегда просто установить. Есть люди, которые излагают очень правдоподобные и связные истории о себе и своем диалоге с Богом. Только все это оказывается неправдой, убедительным фантазированием. Гладкость изложения как раз об этом и свидетельствует. Реальный грех, порождение тайны зла, тоже содержит черты неясности, неуловимости. Разгадать истоки его проявления – это внутренняя работа, приводящая к гипотезам, часто противоречивым, которые кающийся выносит на форум исповеди. Здесь и оказываются востребованными опыт и духовная прониСвященник не судья, но цательность испои не сообщник исповеведующего священдующегося, а его союзник в борьбе с грехом, в ника. Существует опрепознании Бога. деленная общность между сеансом психотерапии и Таинством Покаяния. И в том и в другом случае следует создать субъекту условия для доверия и открытости. Он не должен бояться исповедника. Страх перед Богом оправдан и уместен, но нехорошо, если этот страх переносится на личность священника. Священник не судья, но и не сообщник исповедующегося, а его союзник в борьбе с грехом, в познании Бога. Неофиты или люди, редко посещающие храм, бывают сильно напря-

жены, когда приходится исповедоваться. Они ожидают, что священник будет их осуждать за любые отклонения от образа идеального христианина. Полезно, когда священник, узнавая в грехе или проблеме кающегося собственные трудности, делится своим опытом борьбы – возможно, неудачной или не дающей скорого результата.

5. Перспектива в покаянии

Священнику нелегко удержаться на грани, за которой он не может уже непосредственно сопереживать исповедующемуся, но должен отстраниться и произвести нравственное суждение. Трудно бывает с людьми, которые кокетничают своими грехами. Они вольно или невольно показывают, что как бы сожалеют о грехе, но в то же время гордятся тем, что они такие необычные, нестандартные – даже грешат выдающимся образом. За этим стоит не просто отсутствие подлинного покаяния, но стремление привлечь на свою сторону священника. Так же как в сеансе психотерапии, в исповеди нельзя фиксироваться на негативных моментах греха. Нужно помочь исповедующемуся человеку увидеть перспективу жизни в благодати, увидеть, как переживаемые им страдания от греха ведут к покаянию, как это важно для спасения всего мира. Сама природа человека требует позитивного взгляда на реальность. Бог зовет вперед. Скорбящий и обращенный лишь к предмету своей скорби человек неспособен к творческому движению, к изменению. Работает только часть его личности.

Иногда достаточно лишь дать толчок человеку, направить его мысли к радостному. Чаще, правда, разбор ситуации приводит к тому, что священник сам не может увидеть позитивного исхода. Это касается случаев потери трудоспособности, реальных несчастий – потери близких, помутнения рассудка и т.д. Если даже с самим священником происходило нечто подобное и у него есть опыт позитивного принятия несчастья и знание того, как Бог дает благо через эти ситуации, все равно почти невозможно донести это до человека, принявшего на себя первый удар несчастья или, наоборот, свыкшегося с неустранимостью несчастья, но так и не принявшего его. Тогда бывает уместно просто скорбеть вместе с исповедующимся, этим помогая ему пережить обиду и озлобление на судьбу.

Самую большую радость священнику приносят видимые плоды покаяния – очищение и личностный рост прихожанина. Опыт стойкости и изобретательности в борьбе с грехом, о котором священник узнает в исповедях, поддерживает его самого. Опыт познания Всевышнего и благости Его творения, которым делится исповедующийся (если попросить его об этом), является для исповедующего священника опытом, данным Богом ему самому. В этом отношении следует признать, что совершение Таинства Покаяния, если не понимать его узко, как изложение списка прегрешений, жизненно необходимо для священника.

В таинствах христианского посвящения человек обретает новую жизнь во Христе. Однако мы несем эту жизнь «в глиняных сосудах» (2 Кор 4, 7). Теперь она еще «сокрыта со Христом в Боге» (Кол 3, 3). Мы еще в нашем «земном доме» (2 Кор 5, 1), подверженном страданиям, болезни и смерти. Эта новая жизнь чада Божия может быть ослаблена или даже потеряна из-за греха. Господь Иисус Христос, врачеватель наших душ и тел, отпустивший грехи расслабленному и вернувший ему телесное здоровье, пожелал, чтобы Церковь Его продолжала, силой Духа Святого, Его дело врачевания и спасения – даже по отношению к своим собственным членам. В этом – цель двух таинств исцеления: Таинства Покаяния и Елеосвящения (Елеопомазания больных). ККЦ 1421– 1420

рис. 73

Алехандро Карбахо CMF

Зачем

нам нужны посредники

ногда можно слышать, что священник для того, чтобы исповедоваться, не нужен. «Я каюсь прямо перед Богом, и Он простит все мои грехи». По крайней мере, эти люди осознают, что частью их жизни владеет, а иногда и повелевает зло. «Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас» (1Ин 10). Поэтому нам нужно освободиться от всего того зла, которое есть внутри нас. От всего того, что мы делаем плохо, от того, что не сделали хорошо, плохих слов, которые мы говорим, дурных мыслей, которые теснятся у нас в голове, и т.д. Но как почувствовать себя чистым, будто мы только что приняли душ? Мы не можем «перемотать» свое прошлое, чтобы прожить жизнь заново, по-другому. Только Бог может обновить нашу жизнь Своим прощением. И Он хочет это сделать. Так как Бог уважает нашу свободу, единственное, о чем Он просит, это чтобы мы захотели получить прощение. Это значит отказаться от греха (покаяние) и изъявить желание больше не гре-

шить. Каким образом мы можем заявить о своем добром намерении? С помощью великого дара, полученного от Бога: Таинства радости. Есть у нас такой инструмент, благодаря которому мы можем исправить все наши ошибки. Бог, как отец из притчи о блудном сыне, всегда готов принять нас и оценить все, что есть в нас хорошего. Последнее слово остается за Богом, и это слово милосердной любви. Поэтому исповедь – не просто человеческое дело. Это сверхъестественная тайна, тайна личной встречи с милосердием Божиим через священника. Не следует думать, что исповедь абсурдна. На самом деле, есть в ней кое-что полезное для здоровья (духовного, да и не только). Подумайте и, в конце концов, опирайтесь на Бога, прося Его благодати, чтобы лучше понять этот божественный диалог, который включает нас в любовь Божию.

Почему надо исповедоваться?

1 Потому что Иисус дал апостолам власть отпускать грехи. «Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том ос-

танутся» (Ин 20, 22–23). После Своего Воскресения Он дал такую власть апостолам и их преемникам. Когда мы испытываем потребность получить отпущение грехов, мы знаем, куда и к кому следует идти. Дух Святой действует через апостолов, чтобы свидетельствовать о победе Иисуса Христа над грехом и смертью. 2 Потому что об этом говорит Святое Писание: «Признавайтесь друг пред другом в проступках» (Иак 5, 16). Чтобы грехи были прощены или оставлены, человек должен объявить о них. Условия прощения определяет оскорбленный, а не оскорбляющий. Бог прощает, и Он имеет право установить обстоятельства прощения. Не я решаю, но Бог решил (2000 лет тому назад), как и с кем надо исповедоваться. Исповедуясь со священником, мы остаемся послушными Христу.

3 Потому что исповедь – особое место встречи с Господом, как все таинства. Мы исповедуемся с Иисусом, и священник – Его представитель. Священник действует во имя Иисуса, in persona Christi. Как во время Святой Мессы, когда священник говорит для освящения хлеба: «Это есть Тело Моё», он говорит во имя и вместо Господа, и хлеб остановится Телом Иисуса, так и во время исповеди Сам Иисус прощает через священника.

шается только тогда, когда касается этих двух измерений. И священник во время исповеди представляет Церковь. С Церковью мы примиряемся благодаря священнику. Без него горизонтальное измерение страдало бы. 5 Мы «получаем» прощение, как по-

дарок. Я не являюсь создателем прощения моих грехов; Сам Бог прощает нас. Как и прочие таинства, его надо принимать от служителя, который на законном основании занимается этим. Никто не думает «принять крещение ТОЛЬКО перед Богом», но идет в храм, чтобы креститься перед всеми. Никто не говорит, что он дома, совсем один, совершает Евхаристию и принимает причастие «для себя». Когда речь идет о таинствах, нам нужно их принять от человека, который совершает их законно. 6 Нам нужно жить в благодати. Мы

знаем, что смертный грех уничтожает состояние благодати. И мы восстанавливаем такую благодать с помощью исповеди. И нам нужно сделать это быстро, потому что: - мы можем умереть. Не думаю, что нам хочется так (в состоянии смерт-

4 С помощью исповеди ты примиряешься с Церковью. Дело в том, что грех не только оскорбляет Господа, но и общину Церкви. Грех имеет вертикальное (оскорбление Господа) и горизонтальное измерение (оскорбление братьев). Полное покаяние совер-

ного греха) умереть и попасть в ад1 ; - нам нужно часто принимать причастие, чтобы иметь жизнь вечную. И чтобы достойно принять Тело Христа, мы должны быть свободны от смертных грехов. Святой Павел написал: «Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей» (1Кор 11, 27–28). 7 Нам надо оставить соделанное нами

зло. Осознать наши ошибки – первый шаг покаяния. Только сказав: «Да, я плохо поступил» и попросив прощения, человек может изменить свою жизнь. Исповедь необходима, чтобы стать лучше. После исповеди мы все стараемся больше не грешить. Потом идет время, и мы расслабляемся, делаем глупости, меньше стараемся… Человек в состоянии благодати – и с этим согласны все – избегает греха. Находясь в состоянии смертного греха, легче согрешить вновь. Согрешать первый раз после исповеди – всегда труднее, а уже потом становится все равно.

Существуют и другие причины для того, чтобы исповедоваться

а Мы нуждаемся во внутреннем мире. Осознать нашу вину – первый шаг к тому, чтобы вернуть этот мир. Отрицание вины не уничтожает ее, а лишь скрывает и углубляет проблему. б Мы должны знать, кто мы и в каком состоянии находимся. Исповедь

заставляет нас испытывать нашу совесть, заглянуть в себя, понять, что у нас внутри, что мы совершали и почему… Таким образом, исповедь позволяет нам лучше понять себя. в Все мы нуждаемся в том, чтобы нас выслушали. Терапия психолога или психиатра начинается с того, чтобы пациент заговорил. Это стоит немалых денег и часто приносит пользу больному. То, что врачи открыли в XX веке, Церковь поняла давным-давно, благодаря Богу. Рассказ о том, что с нами происходит, уже приносит какое-то освобождение. г Нам необходима защита против самообмана. Очень легко оправдать себя, сказать, что не все было так плохо, даже думать, что кому-то или нам так лучше и т.д. Когда нам приходится рассказать все другому человеку честно без прикрас, мы понимаем, как все было на самом деле. д Нам требуется расстояние, чтобы судить о себе по справедливости. е Нам нужна объективность. Никто не может быть хорошим судьей самому себе. Поэтому священники могут простить грехи всем, повсюду, кроме одного человека: самого себя. Священник должен идти к другому священнику. Бог дает священнослужителям и такую возможность освящения. ж Нам надо знать, можем ли мы быть прощены, иначе мы рискуем думать, что все в порядке, а это вовсе не так.

1 Умереть в состоянии смертного греха, не покаявшись и не приняв милосердной любви Божией, означает навсегда остаться, по собственной воле, в разлуке с Ним. Это состояние окончательного самоисключения из общения с Богом и блаженными называется адом (ККЦ, 1033). Страшно, правда? Но так оно и есть.

з Нам нужно знать, что нас действительно простили. Одно дело – просить прощения, и другое – быть прощенным. Необходимо ясное подтверждение того, что Бог принял наше покаяние и простил нас. Это и происходит во время исповеди, когда священник дает нам отпущение грехов.

этот аргумент приводили фарисеи. Читай Евангелие от Матфея 10, 1–8.

и У всех есть право быть услышанным. Личная исповедь является правом в большей степени, чем обязанностью. У нас есть право на личное внимание и на то, чтобы иметь возможность открыть наши сердца и рассказать обо всех наших проблемах и грехах.

Но как ты узнаешь, что Бог принял твое покаяние и прощает тебя? Cлышишь ли ты голос с небес, подтверждающий факт прощения?

к Иногда нам требуются слова утешения, в моменты пессимизма, депрессии, упадка духа… И нам приятно слышать, что все может быть подругому. Замкнутость, закрытость не идет нам на пользу. л Мы нуждаемся в советах. Исповедуясь, мы получаем духовное руководство. Мы не всё знаем о духовной жизни, и чтобы противостоять греху, нам нужна помощь. м Нам надо, чтобы кто-то разрешил наши сомнения, объяснил, в чем состоит тяжесть греха и почему что-то можно делать, а что-то нельзя… Исповедь – момент постоянного формирования.

13 причин, чтобы не исповедоваться

1 Кто такой священник, чтобы прощать грехи? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Как сказано выше, такую власть Иисус дал апостолам. С другой стороны,

2 Я исповедуюсь, но прямо перед

Богом, без посредников. Ну, хорошо. Кто я, скромный грешник, чтобы спорить с тобою… Хотя, все равно, мне кажется, есть несколько «но»…

Но как ты узнаешь, выполнил ли все условия для того, чтобы тебя простили? Это не так просто. Например, если кто-то ограбил банк и не хочет вернуть деньги, он может исповедаться перед Богом и чувствовать себя чистым, однако, не возместив ущерб, он не может получить прощение. Сам человек не хочет оставить свой грех. Уже 1600 лет тому назад святой Августин написал: «Неужели напрасно Иисус сказал: Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся? Может ли быть, чтобы апостолам напрасно дали ключи Царства Небесного? Думая так, мы обманываем надежды Евангелия и делаем бесполезным Слово Божие». 3 Но зачем говорить о своих грехах такому же человеку, как я? Потому что этот человек – не обыкновенный. Он получил особую власть, чтобы прощать грехи, в Таинстве Рукоположения. Поэтому мы идем к нему. 4 Но зачем говорить о своих гре-

хах такому же грешному чело-

веку, как я? Дело не в том, сколько у кого грехов, и является ли священник грешником большим, чем ты. Ты идешь к нему не потому, что он хороший, непорочный и святой, но потому что он может отпускать тебе грехи, благодаря рукоположению. Слава Богу, что отпущение грехов не зависит от качеств священника, иначе мы не могли бы знать, у кого исповедоваться, кто достоин, чтобы прощать нас. С другой стороны, факт того, что священник – человек грешный, позволяет ему лучше понять тебя и твои слабости. Он тоже слабый… Мне стыдно. Это нормально. Всем трудно осознать то, что мы не такие хорошие, как нам кажется. Но опыт нескольких лет священства показывает, что чем труднее тебе что-то рассказать, тем сильнее будет чувство умиротворения и радости после того, как ты это сделаешь. Наверное, тебе трудно, потому что ты редко ходишь на исповедь, и накопилось многое, о чем надо сказать. Мыть посуду легче каждый день, чем раз в неделю, не правда ли? Чем дольше откладываешь исповедь, тем больше список, и тем труднее исповедоваться. И не думай, что ты можешь придумать какой-то новый грех. Все, что ты скажешь, священник уже слышал тысячу раз. У Церкви более чем двухтысячелетняя история. И люди бывали очень разные… И наконец, не забывай: дьявол отнимает у тебя стыд, чтобы ты мог согрешить. А потом возвращает его тебе, чтобы ты не мог исповедоваться. Не надо попадать в его ловушку.

6 Я всегда исповедуюсь об одном и том же. У меня всегда одни и те же грехи. Это не так страшно. В принципе, мы всегда ошибаемся по одним и тем же причинам. Могло быть хуже: каждый раз – новые грехи… Когда мы моемся или стираем одежду, мы не думаем, что следующая грязь будет иной. Новая грязь всегда очень похожа на старую. Чтобы быть чистым, достаточно желания убрать всю грязь. С другой стороны, если ты оскорбил кого-то 10 раз, грех – одного типа, а оскорбления разные. И убить одного человека или десять – не одно и то же. Грехи, совершенные до исповеди, уже прощены. Нужно прощение для новых грехов, совершенных после последней исповеди. 7 Исповедь бесполезна. Ничего не меняется. Именно так и можно подумать, впав в уныние… Однако это не соответствует действительности. Мы каждый день моемся, регулярно стираем одежду и благодаря этому грязь не накапливается, и мы достаточно чисты. То же самое происходит с исповедью. Даже когда мы падаем, исповедь помогает нам подняться, если мы не хотим жить в грехе. Лучше просить прошения, чем не делать этого. Прося прощения, мы становимся лучше. 8 Я знаю, что еще согрешу, значит,

я не покаялся. Бог хочет, чтобы ты сожалел о своих поступках СЕГОДНЯ и СЕЙЧАС, и чтобы СЕГОДНЯ и СЕЙЧАС ты хотел бороться и больше не согрешать. Есть у тебя такое намерение? «Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний [сам] будет заботиться

о своем: довольно для [каждого] дня своей заботы» (Мф 6, 34). Или, говоря словами блаженного Иоанна XXIII, «сегодня я постараюсь жить лишь сегодняшним днем, не стремясь решить проблемы всей своей жизни. Я способен в течение двенадцати часов совершать добро, и это не так обескураживает меня, как мысль о том, что мне нужно делать это в течение всей жизни». Доверяй будущее Господу. А если священник плохо обо мне подумает? Священник находится в конфессионале, чтобы прощать тебя всякий раз, когда ты пожелаешь быть в мире с Господом. Если он думает плохо о тебе, это ЕГО проблема и даже повод для исповеди, если он осудил тебя. На самом деле, священник всегда думает о тебе положительно. Он ценит твою веру (понимая, что если ты сейчас с ним, на исповеди, то потому, что ты веруешь, что ты исповедуешься с Богом), ценит твою откровенность, твое желание быть лучше и т.п. Он знает, что тебе нелегко. Сидеть в течение многих часов и слушать исповеди разных людей не интересно (хотя людям кажется, что это очень увлекательно). И при этом не зарабатываешь ни рубля. Священник так поступает лишь потому, что любит тебя, как пастырь, и хочет тебе помочь. Даже если он тебя не знает, то все равно хочет, чтобы ты попал в Царствие Небесное. 9

10 А если священник потом расскажет кому-то о моих грехах? Такое никогда не случится. Церковь очень серьезно относится к этому. Для священника, нарушившего тай-

ну исповеди, Церковь определила высшее наказание – отлучение. И есть мученики, пострадавшие из-за того, что они отказались говорить о грехах других людей, например святой Иоанн Непомуцен. 11 Мне не хочется. Я ленюсь. Такое случается, но это не серьезная причина. Никто не говорит: «Мне не хочется мыться, я уже год не моюсь». Достаточно принять решение. 12 У меня нет времени. Не может

быть. В течение последнего года (или месяца, или недели) не найти 15 минут, чтобы поговорить со священником? Сравни, сколько времени ты смотрел телевизор (количество часов умножь на количество дней после последней исповеди), или сидел в Интернете, или слушал радио, или читал газеты и журналы… 13 Трудно найти священника. Хотя нас и мало, но вид в целом еще не находится на грани исчезновения. Если священника нет на месте, позвони в приход. Узнай расписание. Спроси у дежурного. Можно договориться с ним по телефону, чтобы не терять время. Приходи за полчаса до Святой Мессы и спроси…

И в заключение… Сколько об этом ни говори, но тема – очень серьезная. Хочешь – не хочешь, твое спасение зависит от твоего состояния перед Богом. И распределяет Его милосердие священник. Одному тяжело судить себя. Доверься Богу. Попробуй исповедоваться, если прошло уже много времени. Может быть, получится.

Щербакова Маргарита

О фильме «Странник»

ильм, о котором пойдет речь, был изначально задуман режиссером Сергеем Карандашовым как «кино не для всех». Однако, к удивлению самого режиссера, получил немалую известность не только среди тонких ценителей концептуального жанра, но и у широкой публики. С 2006 по 2007 год он был удостоен главных призов одного российского и нескольких зарубежных кинофестивалей1. Традиционные темы для русской культуры – духовный поиск, поиск смысла жизни, поиск чуда раскрыты в фильме весьма небанально и вполне доступно, ведь линии сюжета и образы опираются на реальный человеческий опыт. Дело в том, что режиссер специально совершил поездку к русским православным святыням бок о бок с самыми разными людьми, по разным причинам, но одинаково остро нуждающимися в чуде. «Традиция странничества прошла сквозь коммунистический режим и сохраняется до сих пор. Со странниками мы прошли не одну сотню километров. В этом путешествии, встречаясь с этими людьми, мы собрали материал, из которого сложилась наша история», – пояснил Карандашов на открытии кинофестиваля современного российского кино в Чили в 2008 г 2 . Главный герой картины Федор – наш современник. Потеряв все самое дорогое, Федор, как часто бывает, обращается внутрь себя в поисках Бога, так как только Он может дать человеку ответы на неразрешимые вопросы бытия. В этих поисках мы следуем за героем, проходя вместе с ним все материальные и духовные трудности, участвуем в непростой судьбе людей, окружающих его. Вначале он находит духовного руководителя Иллариона и с помощью его наставлений начинает обретать покой. Но после жестокого убийства старца зыбкая пелена этого покоя рушится. Судьба сводит Федора с убийцей Иллариона. Кроме того, в своих странствиях он знакомится с неизлечимо больным мальчиком, который интуитивно доверяет Федору и ждет помощи именно от него. Так переплетения судеб совершенно разных людей подводят сюжет к развязке – к чуду, которого главные герои, пусть сомневаясь и отчаиваясь, ждали столь напряженно и долго. Нужно сказать, что фильм снят вполне в духе экзистенциалистской эстетики. Натурально показаны эмоции. Мы можем понять мысли персонажей и даже слышать посещающие их внутренние голоса. Камера скользит, и мы видим незамыс1 Международный фестиваль фильмов о правах человека «Сталкер» в Москве (2006) – Гран-при в категории «Лучший игровой фильм». Международный кинофестиваль православного кино и СМИ «Покров» в Киеве (2007) – главный приз. Российский кинофестиваль «Литература и кино» в Гатчине (2007) – большой приз жюри «Сверстники» в категории «Лучший дебют» (Сергей Карандашов). Международный кинофестиваль стран Азиатско-тихоокеанского региона «Меридианы Тихого», Владивосток (2006) – Гран-при. 2 http://www.rian.ru/culture/20081112/154853668.html

Журнал издается Катехитической Комиссией Конференции Католических Епископов РФ

ловатый быт во всех подробностях, подслушиваем беседы окружающих людей. Вообще голоса, да и жизнь в целом людей вокруг главных героев фильма, показанные хоть и очень реалистично и, порой, с мельчайшими подробностями, воспринимаются все же как фон для выражения основной идеи, основного конфликта. Мы едва ли можем отождествить себя с бандитами, пьяницами и просто падшими людьми, среди которых ведет свою жизнь отшельник Федор. Впечатление от фильма складывается достаточно тяжелое. Однако если абстрагироваться от эмоционального впечатления, то на первом плане оказывается обретенный главным героем Смысл, в сравнении с которым кажется несущественным весь этот мрак нашей запутавшейся, спивающейся Родины. Мне кажется, порой мы так же смотрим на Бога, что Он должен явиться нам в минуту отчаяния как свет, великая красота и любовь, которую мы можем почувствовать. Однако самое главное, что может Он дать нам, это тот смысл, которым можно жить при любых условиях. Очень ярко иллюстрирует этот тезис эпизод фильма, где Федор в отчаянии ждет гласа с неба и на него действительно падает яркий луч… вертолета и громкий голос откуда-то сверху велит ему встать, а потом смеется над ним. Можно было бы сказать, что «Странник» является еще одним феноменом возрождения православной культуры в России, которая последнее время интенсивно развивается и все больше проникает в массы. Все это так, но не стоит забывать, что фильм С. Карандашова является продолжением замечательной русской традиции экзистенциального кино, связанной с такими именами, как, например, А. Тарковский и А. Герман. Фундаментальные вопросы – о смысле жизни, смерти, исцелении – делают картину близкой каждому ищущему независимо от культурного и религиозного воспитания. «Поиск чуда и смысла жизни важен любой культуре», – сказал Сергей Карандашов, открывая фестиваль в Сантьяго3. На мой взгляд, православная духовность, как и русская культура, выступают в этом фильме как контекст, необходимые условия, в которых раскрывается человеческая жизнь, полная борьбы, но всегда несущая в себе возможность успокоения в Боге и исцеления чудом. 3

Адрес редакции: 191186, Санкт-Петербург, Невский пр., 32/34, на имя Марии Терезы Рамуш тел./факс (812) 571 58 96 E-mail: radouga@katechein.ru Web: www.katechein.ru

Главный редактор Х. М. Вегас CMF Редакционный совет: с. Д. Антонув, Л. Господникова, д. В. Дегтярев, с. Т. Канакри, с. И. Станьска, свящ. П. Юрковский Дизайнер Е. Мануилова Технический редактор В. Кабак SDB Корректор Л. Минина Отпечатано в типографии Салезианского Центра «Дон Боско», Гатчина.

Тираж: 500 экз. Подписка: 200 руб. 4 номера за год Почтовые расходы по доставке: по России – 100 руб.; за границу – 200 руб.

Там же.

В подготовке данного номера принимали участие: Т. Бурмыкина, Х. М. Вегас CMF, Т. Канакри FMM, М. Т. Рамуш FMM.

радуга 2010

Покаяние есть корабль, а страх – его кормчий; любовь же – Божественная пристань. Страх вводит нас в корабль покаяния, перевозит по смрадному морю жизни и путеводит к Божественной пристани, которая есть любовь. К сей пристани приходят все, трудящиеся и обремененные, – покаянием. И когда достигаем мы любви, тогда достигли мы Бога, и путь наш совершен. Покаяние – праздник Богу, ибо Евангелие говорит, что Бог радуется более о едином грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках (Лк 15, 7). Покаяние, творя праздник Богу, призывает и небо на пир. Ангелы радуются, когда покаяние приглашает их на вечерю. Все небесные чины торжествуют, возбуждаемые к веселью покаянием. Не говори: сегодня согрешу, а завтра покаюсь, но лучше сегодня покаемся, ибо не знаем, доживем ли до завтра. От прародительного греха освободились мы чрез святое крещение, от тех же грехов, на которые дерзали мы по крещении, освобождаемся не иначе, как посредством покаяния. Ефрем Сирин Не обращай в уме своем грехов, некогда совершенных тобою, чтобы они опять не возобновились. Будь уверен, что они прощены тебе в то время, когда ты предал себя Богу и покаянию, и нимало в том не сомневайся. Об удовольствиях и утехах, которым предавался ты во время нерадения своего, не вспоминай и речей о том не заводи, говоря: я то сделал или это нарушил, ибо это может послужить тебе в преткновение. О страстях, которым работал ты в мире, совсем не поминай, чтобы опять не возбудить похотения их и это не послужило бы тебе в соблазн. Антоний Великий