BRAVE ‘zine
к.патов д.сорокин й.могильный ж.клецкин огневит волк н.славатова в.бусов г.вертманн т.финская а.диченко и.перников я.сож [2/2013]
2
/Достоевский/
Величайшее умение писателя — это уметь вычеркивать.
СЛОВО редакЦИИ Вот и материализовался наконец-таки второй номер BRAVE, с чем мы и поздравляем человечество. В процессе создания были зафиксированы: высокий уровень концентрации кошмарного присутствия и любовного созидания, страх собственного «Я» и телесные видоизменения. Отметим и энтузиазм сотрудников лаборатории, благодаря которому кровь порой стыла в жилах, а жидкость удовольствия двигалась прямо по позвоночному столбу к коре головного мозга. Стоило представить раздутое человеческое тело, что вытянулось по улицам, переулкам и проспектам, одетое в пальто асфальта, с нахлобученной на лоб шляпой прижизненного вуайериста, с вывернутыми сексуально коленями, с уставшим лицом железобетонной шлюхи, как корень явных и тайных желаний рос и увеличивался в размерах. Буйная радость постигала нас, когда он разрывал луженые стареющие глотки, потрошил молодые еще зеленые тела и грязно имел всякое ничтожество. Мы появились исковерканные ужасом небес и земли, а теперь выпираем кожаными храмами и пронзаем небо, отполированные до блеска губами ирреального. Мы осознаем, что только глубокое познание, суть погружение, дает право выбирать - что ближе, а что гаже, что будет Родиной, а что окажется больным захиревшим отверстием. Тянутся к горизонтам истин наши побуждения – ветви. Они заплетаются между собой радиационными проклятиями, свежими внутренностями и высоковольтными проводами. А внутри на сердце плодоносит сказочный сад противоположностей. Стягивай с себя быстрее исподнее, ложись с нами в теплую подвенечную постель и тогда мы расскажем тебе его истории. Публикуемые материалы отражают мнения только их авторов и с мнением редакции могут не совпадать. Редакция BRAVE с радостью примет ваши рукописи на рассмотрение для публикации в zine. Связаться с редакцией можно по e-mail: deniss8188@gmail.com и velzuvel@gmail.com
BRAVE
пропаганда
Многие обладатели пенисов и вагин выглядят на середине своего жизненного пути, как бесформенные последствия пьяного зачатия. Ядовитая струя желаний и поступков, которую разбрызгивают вокруг адепты выдуманной стабилизации травит юность, выдирает живое и набивает человеческие отверстия грязью, разложением, плесенью, помоями и червями. Тело воспринимает как должное лживую защищенность и барахтается в зловонной яме ужаса перед палкой. Там на дне происходит закваска либералистической желчью и религиозным мракобесием. Рядом рвется с цепи чудовище его противоположности. Мы пропагандируем постоянное присутствие кошмара для вызова необратимых реакций – нагноение разума, нагноение мировоззрения, нагноение личности, нагноение счастья. Черное марево жуткого всасывается кожей, чтобы внутри стать заменителем, проекцией, болезнью, заразой, чумой истребления вырожденца в человеке. Поэтому – вторгайся. Романтика может появиться и среди разноцветных многоэтажных возвышений. Если поймать этот радужный шар, то можно увидеть в нем, как где-то в предгорьях выдуманной страны, вдали от суетливости городского хаоса, мрачности загородного беспределья и безвременья, одетого в погрызенную молью шубу старости, так и не повзрослевшие дети играют у ручья под сенью изумрудных деревьев. И тогда мысли возвращаются в детство к любимому шкафу с загадками и к стопке книг, которые казались тогда бесконечными. Песни Olympus Mons как раз таки и служат ключиками к таким местам, к самым светлым воспоминаниям из прошлого, которые время от времени приятно посещать. Olympus Mons -- из Питсбурга (ни в коем случае не путайте эту группу с какими-то чертями, играющими то ли панк, то ли невесть что). Играют как написано на bandcamp.com альтернатив, рок. К сожалению, текстов найти не довелось, однако атмосфера, создаваемая песнями этих ребят, тоже умеет говорить. Возьми за руку ребенка, возьми за крыло птицу, возьми за лапу котенка - и побывай в мире детства. Поэтому – слушай. Бесполезная туша души дает право решать за нее. Она растекается по сторонам, заслоняя горизонт и поглощая свет. Туша студенисто дрожит. Ее матку с налипшими обрывками расходов и доходов сверлят толстые пальцы повседневности. Туша привыкания увеличивается от ежедневного поглощения пресной информационной пищи. В городе и вне его в радиусе полуметра вокруг тебя – мертвое пространство необязательности. Передай тому, кто понимает, жирный от крови штык последнего солдата и выпусти наружу свои прелести, свои добродетели, свои коровьи лепешки и свои несбывшиеся мечты. Бесполезность тянется за ее обладателем дымящимися выпотрошенными кишками. У тушной души волшебства не будет, у тушной души злокачественная лжеактивность. Поэтому – вырезай. Оргазмы мертвых футуристов даже сейчас подталкивают на разрыв общественной плевы. Материализуя потоки сознания на бумаге и смешивая их с густыми плевками бессознательного , последователи футуристического направления помогают особо одаренным вкусить живость слов и исторгнуть в ответ потоки влажности (ни в коем случае не вмешивайте сюда дегенеративные политические взгляды!). Углубляясь в творчество В.Хлебникова, Б.Лившица, В.Маяковского (осторожно, много рабоче-крестьянского духа ) и иже с ними, начинаешь либо осознавать истинное предназначение литературы (почти бог), либо оставаться глупым болваном (стандартная жижа). Ведь литература, как и война, читатель, берет на себя обязательство сжимать хилые мозги жилистонежной пятерней, заставляя их непрестанно воображать, искренне трудиться и детонировать в полете, очищая местность от посторонних людей. Литература помогает мечтать и не превращаться в кусок мяса, а это стоит того сумасшествия, на которое обречены деятели эпатажных словоизвержений. Поэтому – читай. Кто-то когда-то выразил мнение, что рост популяции есть благо. Однако абсурдность ситуации заключается в том, что сей субъект не ведал, что творил и что говорил, как не ведает этого рыба-носитель Cymothoa exigua, что обретается в ротовой полости. Паразит участвует в обмене веществ, становится частью рыбьего организма, а рыба продолжает жить. Им хорошо и небольно вместе. Возможно первоначальная неловкость неудобства беспокоит рыбу, но с течением времени она привыкает, приспосабливается. Она ничего не может с собой сделать. Это как выколоть самому себе глаза или отрезать органы удовольствий. Своя Cymothoa exigua есть и у человека. Она гложет его кости, лижет его мозги, инфецирует кровь. Счастливые обладатели вшивых внутренностей могут одержать победу, поэтому выбора не остается - только давить и травить, только жечь и уничтожать. Но не забывай любить оставшихся, ибо любовь – это спасение. Поэтому – остерегайся.
[1]
[стихотворение] /Огневит Волк/
/д. Сорокин/
путепрОводы /шифрограмма/
ПОПЫТКА БАЛОВСТВА
кардиограмма Не зови этот город по имени, Особенно если билет выменял На разноцветные камушки и папин складной нож. Ты конечно можешь представиться, но Вообще-то это не принято.
«по утрам, когда возможно бейте дети молоко …» И думаете надобно сидеть во всем погожем? Создайте свою ляпистость на дне святых в Лиможе.
Мой сосед расскажет об этом лучше меня. Еще не жалеешь, что ножик сменял? Отзываться будешь на, скажем, Марраст. Называть своё имя - откровенный маразм.
Корабликом удушливым пляшите меж лаванды, прикидывайтесь осликом с помятым черным бантом.
Не доверяй тем, кто носит зеленое, Мар. Твой путеводитель теперь Хэ. КортасАр - КортАсар будет точнее звучать Но не будем об этом сейчас.
Передники хрустящие на голову приклейте, отшлепайте начальника по розовенькой шейке.
Если спросят, не был ли знаком ты со мной - Заслонись антрацитовой глыбой или стеной, Не стенай - Хуан догонит трамвай и сядет возле окна. Пожалей Николь - при всех раскладах она остается одна, Сходи с ней в Клюни и вино запивай виной.
Колотит? Так не тужьтесь! Макать в варенье щели, не каждому возможно в зловонных каруселях.
Дальнейший расклад сообщит тебе мой сосед. Думаю, в этот момент принесут десерт, На странице обозначенной «Б» проговоришь текст. Если в Клюни не окажется мест,
/Нина Славатова/ С темнотой в наших головах Наступает конец Света Ты бы всех потуже связала, Бритая «под 0» Планета.
То возвращайтесь в отель. Напиши, наконец, письмо Телль Или анонимным невротикам... Не слушай джаз Бена Вебстера, не терзай себе нервы Не смотри на ряд красных домов, не помни, как выглядит первый Гном, и еще один, и еще, общим числом 52. Внизу открывается город и все сильней кружится голова.
***
дождь сотрёт отпечатки мыслей +12 вчерашнего небаутром нужно куда-то идти дом моих истеричных птиц чайки. чай. два куска рассвета люди. встречи. две половины облака против ветра. может вдоль узора разбитых стёкол захлебнуться на полпути..? океан обезвоженных улиц
Итог двойной: непосредственный результат тот же - Ты уедешь отсюда сейчас и потом тоже. Совесть моя чиста, ты был предупрежден. Я жду тебя в полночь. Здесь. В Городе. Под дождем. радиограмма Таковы времена Все накопления на Нечет. Маршрут конечен, Не предвидится остановок. С тем, кто бок о бок Сидит, - молчи. Не называй причин. Не садись на кольцевой. Не надо. Трамвай от ада до ада. Не оборачивайся на «Постой!» - там засада. При встрече с кондуктором Отведи глаза. При всех попытках заглянуть за твоё плечо, Делай лицо кирпичом. Не признавайся ни в чем И, главное, в том, Что я тебе это сказал.
[2]
[рассказ]
А.ДИЧЕНКО
Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «Разрушайте, разрушайте до основания его». Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень! (Пс.136. Псалтырь)
DED
Молодые люди Валентин и Владимир в этот обыкновенный осенний выходной день направлялись по нужному адресу, который был записан в блокноте у одного из них. Обычная подработка для парней, которым не видать в силу своих лет серьезных должностей и больших заработков. Но естественно, у каждого из них было желание иметь сразу и все, а главное ‒ быстро. Вот и приходилось двум друзьям каждые выходные из обычных офисных работников превращаться в грузчиков. Но грузчики они были немного необычные. Каждое их новое задание проходило в довольно странных местах, адрес которых заказчик называл ровно за день до работы. Валентин аккуратно записывал необходимые данные, а на следующий день от очередного листочка, исписанного синей ручкой, должен был избавляться. Ровно в десять утра, слегка поблуждав по одному из спальных районов города, они все же нашли необходимый им дом. Им оказалась панельная девятиэтажка, которая ничем не отличалась от многих своих клонов, хаотически разбросанных по всему Минску. По словам довольно необщительного заказчика, который должен был встретить их возле подъезда, работенка была непыльной. На вид работодатель оказался усатым полным мужчиной, восседающим на деревянной лавочке возле подъезда. С укоризной глядя на студентов, он неспешно курил сигарету без фильтра. ‒ Сергей? – обратился Валентин к своему новоявленному знакомому и несмело протянул правую руку. Крепко пожав ее, мужчина кивнул головой и указал на нужный подъезд. Квартира располагалась на первом этаже. Когда дверь в нее открылась, то перед лицами студентов-грузчиков предстала картина самой настоящей свалки из всего, что только можно было найти на улицах города. ‒ Отец болен, понимаете? – понимающе произнес Сергей. – Он целыми днями ходит по городу и приносит в дом всякие разные вещи. И тут складирует. Вам нужно все это вынести. Вопросы есть? В ответ Валентин помахал головой, а Владимир, соглашаясь со своим товарищем, добавил: ‒ За три часа управимся.
‒ Вот и отлично, – без эмоций сказал Сергей и вышел из квартиры обратно на свое насиженное место. Парни принялись тягать всякую ломаную рухлядь, стараясь вдыхать как можно реже, ибо воздушная масса в этом помещении напоминала скорее отравляющий смрад, даже в сравнении со столичным загазованным воздухом. Первыми на мусорку полетел сгоревший телевизор, за ним стол без одной ножки, потом с треском на площадку возле мусорных баков грохнулись несколько доломанных табуреток и электрических чайников, чей ресурс был уже выработан давным-давно, и только благодаря пластмассовому корпусу все это не сгнило в пространстве однокомнатной хрущевки. Когда парни вдвоем тянули древний сломанный холодильник, то перед их взорами предстала интересная картина: около ржавых мусорных баков собралась целая куча непонятно откуда взявшихся бомжей, различных бабушек и даже учитель труда из местной школы. Одна бабуля волокла по земле табуретку. Вероятно, она была из соседнего подъезда и давно ждала, когда имущество его сошедшего с ума соседа можно будет безнаказанно стянуть. Местный учитель труда кричал какому-то парню: «Ты посторожи, чтобы никто не взял. Фанера нужна же! Фанера ведь!». Хулиганистого вида школьник по просьбе учителя сторожил несколько кусков фанеры, покрытых обширными пятнами черной плесени. Рядом с ней лежал его потрепанный футбольный мяч. ‒ Так гнилая же совсем! – сказал Валентин трудовику, выкидывая стопку пожелтевших от времени книжек в духе социалистического реализма. ‒ Нам и такая сойдет! – недовольно пробурчал учитель труда и, дыхнув перегаром, демонстративно улыбнулся, обнажив отсутствие нескольких передних зубов. Примерно через час, когда половина квартиры уже пустовала, парни заметили, как к бакам подъехала мусорная машина. Из нее вылез грозный работник коммунальных служб и принялся материть всех его окружающих людей. ‒ Какого хуя вы мне тут дров накидали, уроды! – кричал он на Валентина. В этот самый момент парень швырнул в бак доломанное кресло с торчащими из него пружинами. Голос работника ЖЭКа на фоне работающего мотора мусороуборочной машины звучал как-то грязно, как будто был записан на аудиокассету, что воспроизводилась из динамика сломанного магнитофона.
[3]
Вернувшись в квартиру за порцией очередного хлама и уже готовые уходить, парни прямо на лестничной площадке наткнулись на своего нанимателя, в глазах у которого читалось легкое помешательство и страх. Он швырнул им в лицо деньги и вырвал из рук у каждого по тюку какого-то тряпья. Бросив на пол отобранные мешки, он невероятно высоким голосом, близким к визгу, крикнул: ‒Забирайте деньги и проваливайте! Быстрее проваливайте, идиоты! – в ответ полный негодования Валентин, готовый ударить по лицу странного мужика, сказал: ‒ Че орешь, блин? Мы ещё не закончили! – но мужчина явно не желал продолжать с ними диалог и тут же побежал к выходу. Работники подняли несколько скомканных купюр и вышли на улицу, дабы узнать, что такое могло ввергнуть мужика в состояние бешенства. Владимир уже мимолетом составил в голове схему того, как подъехала милиция и сейчас будет выписывать им штраф за какое-нибудь нарушение, связанное с утилизацией отходов. Но на улице их ждал небольшой сюрприз. Возле подъезда, как вкопанный, стоял усатый Сергей. Глядя на него, можно было подумать, что мужик вспомнил свою армейскую юность и ждал команду смирно. Но, как оказалось, дело было вовсе не в этом. На фоне серости городского микрорайона шел странного вида старик, облаченный в черный балахон. Он двигался к подъезду, ритмично постукивая черной тростью. - Убирайся прочь, вор! – произнес он, подойдя к Сергею. Затем тростью ударил его по лицу, разбив нос. Тот обиженно посмотрел на него и поднес к кровоточащему носу ладонь, отойдя на несколько метров назад. Далее старик двинулся к мусорным бакам, где полностью недвижимые стояли бомжи и пенсионеры, растаскивающие выброшенный хлам. Старик взял обеими руками свою трость и поднял ее над головой. Люди упали на колени, закрыв глаза. Стоял лишь только учитель труда, провожающий взглядом красную и дымящую машину для вывоза мусора. ‒ Что, дети мои, решили обворовать старого мужа? – произнес старик грозным голосом. И в ответ все люди принялись ему кланяться, ударяясь головой о сырую землю. ‒ Простите нас, о святой пророк, за то, что искушению подверглись мы по воле сил темных! – истерично прокричал учитель труда. После сказанного он последним упал на колени и принялся усердно кланяться. Старик молча осмотрел каждого из своих приверженцев и рукой им указал путь на загаженный подъезд, из которого два молодых грузчика все это извлекли. Деклассированный элемент словно по команде резко подскочил, а потом каждый из них принялся тянуть рухлядь обратно. ‒ Смотри, Вова, они по ходу даже со своих домов что-то тащат… ‒ произнес Валентин. Оба парня наблюдали, как вылезающие из своих квартир пенсионеры несли битые полки, табуретки, сломанные радиоприемники, ржавые кастрюли… Пока молодые люди наблюдали за каменными лицами загипнотизированных людей, несущих дань своему пророку, дед подошел к парням и, улыбнувшись, произнес: ‒ Я нарекаю тебя Авелем! – сказал он Валентину. ‒ А тебя я нарекаю Каином! – произнес он Владимиру. В это мгновение молодым людям стало настолько страшно, что без предварительного сговора они побежали прочь от этого места. Этим же вечером Владимир повесился. На стене в общежитии, где он проживал, красным фломастером было выведено: «Я предал Бога».
/Нина Славатова/
/Таня Финская/ ***
***
с акцентом тесный город, пыль по проводам шёпот стен. их слышишь только ты ночь. и страх закрутит туго в сердце новые болты
Эта улица помнит шаги Его частые, Ее – рядом. Тогда чувства были наги, Тишина сотрясалась взглядом.
мягкой дрожью по венам слёзы крик. избитый асфальт ногами жизнь кого-то свернёт самолётом а ты долбаное оригами
Эта улица помнит дождь. Тот, который по летнему платью, Как продрогшие губы насквозь, Улыбались мокрому счастью.
обещанья отравлены ленью жрёшь историю чьей-то болезни отдирай же мечту от пола глотай пропасть-исчезни!
Эта улица помнит снег. Как волнение водит по кругу, И Ее такой звонкий смех, И, как трепетно рука в руку.
губы жадно сжимают фильтр что, увидел меня во сне? пакуй мысли. жребий брошен рвутся лёгкие по весне...
Эта улица помнит рассвет, Когда время безжалостно режет Узел тихих ночных бесед, И прощание, как по стеклу скрежет.
***
Эта улица помнит шаги, Ее частые… Тихо рядом. Неосознанный поиск руки… Пульс иллюзии кадр, за кадром.
память Я обмотаю тебя скотчем И спрячу в бледной темноте, Ведь так «неможно». Не-воз-мож-но! Чтоб никогда, никем, нигде.
[4]
[рассказ]
Й. Могильный
Катя
Ты – цветок. Ты – птица. В плавном скольжении твои пальцы то соприкасаются со склонами коленей, то сжимаются в хищный клюв, бьющийся в кругу фонаря. Ты падаешь и взлетаешь, то сворачиваясь солдатским конвертом, то вонзаясь стрелой в мою страждущую душу. Каждым взмахом, каждым поклоном ты выплескиваешь свою боль. Танцуй, дочь Осириса, танцуй! Больней! Больней! Ты отдаешься ветру. Как законный муж, он входит в твое тело и слизывает кровь, выступающую на твоих губах. Тебе больно. Ты купаешься в этой боли, тонешь в ней. Тебе уже не хватает воздуха, и каждый вздох твой – золото Бога, и кровь твоя – молоко Бога. В родовом крике, в крике перворождения ты срываешь с себя платье. Ты обнажена. Гавайское древо, покрытое бисером пота. Или это твои слезы, ставшие вдруг зримыми? Но еще секунда, и сердце, подобно великим часам Слоновой Башни, остановится навеки. И боль накрывает тебя, и я уже не могу отличить Млечный путь от глазхамелеонов. Ты, окутанная ветром, делаешь последнее па, перепрыгивая через пропасть круга в кипящий котел предзнаменования, в Смерть, где ты – это я, а я – это ты. Смерть поет, а тело твое ликует! Я вижу. Город за твоей спиной, со своими многоэтажными громадинами, Великий Город возгорается. Вначале это только искра, словно забытая рассеянным художником, но уже через минуту пламя разгорается и охватывает чернь стен, сгрызает двери, окна, лестницы. Люди бегут, крича, люди хотят спастись, но огонь, не зная жалости, ловит их всех, одного за одним, в рыжие сети, такие же рыжие, как и твои волосы, и пожирает их тела, души и все, что за ними. Все, что было и есть. Лишь тебе дано то, что грядет. Город, обожаемый мною Город, в одно мгновенье превращается в факел. И ты ушла в пожарище. Ты ушла, обнаженная, в костер, и костер принял тебя безропотно, как слуга. Когда ты плыла ему навстречу, я увидел, как языки огня отражаются на твоем теле, и закричал, но даже сам не услышал своего крика. Ты унесла его с собой. Каждую ночь ты сжигала Город. Каждую ночь ты приносила с собой огонь очищения. Что же будет теперь? Что же? Сон навалился на меня. Я не могу бороться с его липкими объятьями. Да, я лягу спать, я смогу убить остаток ночи и начало следующего дня, а потом снова буду ждать. Ничего не остается мне, как ждать, курить и ждать. Когда придет ночь, мой силуэт будет четко виден в окне на пятом этаже. Я буду стоять, одернув гардину, и смотреть вниз, на трассу. И быть может пасть надвинутых друг на друга девятиэтажек вновь разожмется, и ты выйдешь, прекрасная, болезненная, как вода, как воздух, как дионисийский спазм, как аутодафе. И тогда я спущусь. На этот раз я обязательно спущусь. Я выбегу и встречу тебя в кругу фонаря.
Окно на пятом этаже. Оно даже не пытается скрыть мой силуэт. Я стою, одернув гардину, и смотрю вниз, на трассу, выхваченную из темноты голубоватым светом фонаря. Редкие машины, пролетая сквозь его мерцание, отбрасывают тень на мое окно, и вновь я стою, одернув гардину, и смотрю вниз, на трассу. Ты появляешься здесь каждую ночь, чтобы родиться внутри меня. Я помню все твои дни рожденья, помню все шрамы и рубцы на своих предплечьях, оставленные твоей пуповиной. Ты идешь. Я еще не вижу тебя, но чувствую твое приближенье. Ты выходишь со стороны надвинутых друг на друга девятиэтажек. Они, словно пасть дракона, разжимаются, выпуская тебя в круг фонаря. Ты идешь. Ты переходишь дорогу. Теперь я ясно вижу тебя, ничто не исчезнет теперь из моего поля зрения, - твое яркокрасное платье до пят, открытые руки, рассекающие плоть темноты, длинные рыжие волосы. Они не развеваются, они, как шаль, укрывают твои плечи, что дрожат в плаче, в незримом и неслышном плаче ребенка-девочки, которая никогда не станет женщиной. Твоя грудь, оскверненная тысячью пальцев, таких же незримых, как твои слезы, как твои поцелуи, даримые на прощанье лесному витязю, поднимается и опускается, и я знаю – ты дышишь. Там, под этой ярко-красной тканью, под розовой кожей, которой не касались мои губы, бьется твое сердце. Оно бьется совсем рядом с моим. Я слышу удары этих сердец, ниже-выше, и это похоже на судорогу. Ты становишься в круг фонаря. За твоей спиной Город. Он ждет движения твоих рук, как и я жду тебя бесконечными днями. Я вижу твои глаза, - синие, серые, зеленые, - глазахамелеоны, вздернутые вверх, подобно двум висельникам. Они всегда печальны. Печальны, как море, как букет гвоздик. Когда я смотрю в эту печаль, то мне кажется, что глаза твои серебряными перьями Алконоста покоятся в моих ладонях, и я подношу их к губам, чтобы впитать теплую соленую влагу. Каждый день я жду тебя, живу тобой, чтобы ночью… Ночь! Ночь не простит нас. Она готовит нам казнь. И вот ты стоишь там, в кругу фонаря, раскинув легкие, искрящиеся пыльцой руки, в позе приговоренных. Ты смеешься! Я слышу твой смех. Он воспаряет, кружит вокруг и рассыпается стократным эхом в круговоротах лестничных клеток. Смейся! Пусть твой смех ложится горячим пледом на мою голову. Смейся! Ты же знаешь, я жду тебя! Этот Город ждет тебя! Слышишь, из проруби улиц доносится музыка – твоя музыка! Ты слышишь? Да, ты слышишь. Сложив руки в молитвенный лепесток, ты начинаешь свой танец, медленный, как шелест паутины в лапах Бога. Ты рождаешь ветер. Он возносит шаль твоих волос, поднимает тонкую ткань платья. Он передает твое сердце мне, и я повторяю все твои па, внимательно следя за блестками твоих ног.
[5]
Пикник у висячей скалы Жанр: мистическая драма, фильм ужасов, триллер Режиссёр: Питер Уир Год: 1975
Долгаяпрогулка
Загадочная история о пропавших на Висячей скале воспитанницах колледжа и их учителя по математике оставляет смутные, тяжелые, пасмурные сексуальные чувства.Множество загадок, мистификаций и символов всего лишь немного приоткроют завесу тайны. Красивые картины читающих девушек, волнующихся девушек, цветущих девушек, неживых девушек порадуют эстетов от Приапа. Сможете ли вы разгадать тайну исчезновения? И понять, почему мисс Макгро последовала следом за ними только в панталонах? Рекомендуем смотреть ночью, не отвлекаясь на посторонние звуки. Проникновение в легкие ощущений сверхъестественного ужаса гарантировано. А когда мать-земля положит вам на плечи свои пахнущие землей, небом и древностью ладони, то ваш рассудок может помутиться. - Пацаны, погнали прогуляемся, - бодро закричал Джим (Джон, Бэн, Крис, Ганс и прочие) и спустя пять часов получил пулю в башку. Он сожрал ее, не запивая. Одна из самых лучших историй С. Кинга о жизни, о смерти и о юности. Наряду с «Яростью» она доставляет невыразимое наслаждение при чтении. Если в «Ярости» вспоминаются школьные будни, выползают школьные желания, душат школьные одинокие эякуляции, то в «Долгой прогулке» перед читателем возникают одни риторические вопросы. Они бьют наотмашь прямо в лоб со всего размаха так, что кости черепа содрогаются. Гоните прочь сегодняшние тревоги и печали. Оставьте дела насущные и идите, идите, идите, мать вашу, не останавливаясь. В конце пути (возможно?)+вас (возможно?)+ждет встреча с (возможно?)+Богом, или как его там называют. Главный герой Гаррати проживает среднестатистическую жизнь за несколько десятков часов в пути. А там что? Ответы на все вопросы? Ужас забвения? Осознание вечности? Хватит упражняться в риторике. Встали, мать вашу, и пошли.
Короткий фильм об убийстве
Кшиштоф Кесьлевский
Два фильма польского режиссера, два коротких фильма по названию и одновременно два бескрайних по ощущениям. Фильм о любви не должны пропускать чувственные натуры, потому что в нем вы найдете множество маленьких нюансов, от которых будет дрожать сердце. Фильм об убийстве следует включить в обязательные фильмы для показа в зомби-ящике, каждую неделю в качестве лекарства. Убийство – это мерзкое, гадкое, тошнотворное деяние. Однако это одна сторона медали, на второй – воздаяние по делам своим. Гениальные фильмы польского мастера – ничего лишнего, ядерная смесь чувственности и натурализма, это больше чем кино, это то, что может сделать человека либо лучше, либо хуже. Третьего не дано.
[6]
Короткий фильм о любви
[интервью]
МатьТереза
«Мать Тереза», являющаяся одной из лучших групп в рок, пост-панк направлениях на русскоязычном пространстве, существует уже более 20-ти лет. Она была образована в 1990 году на территории города Мичуринска Тамбовской области студентами МГПИ А. Нектовым и бас-гитаристом Р. Томильченко под первоначальным названием «Небесная Канцелярия». Пик творчества, по нашему мнению, приходится на альбом 2002 года «Иллюзия», который по материалу, представленному в нем, задвигает далеко всяческие картонные массово популярные в народах коллективы подготовил скромный (упоминать их долго и нудно). Жаль, что узнавание приходит по прошествии многих лет, хотя в этом есть свои дзед Талаш плюсы. Правило гласящее, что «достойное, где угодно не валяется» - срабатывает здесь полностью. Конечно ноющие рожи о том, что их творчество ярко индивидуальное андеграундное тут не причем, речь ведь не об этих говнотворцах. После «Иллюзии» Мать Тереза только подтверждала свой высокий уровень, выпустив несколько отличных альбомов («Реликт», «Реликт 2», «Реликт 3», «Поздно домой», «Привет изъ...» ). Всегда, когда необходимо собраться с мыслями и взбодриться, песни «Мать Терезы» приходят на помощь. Ниже интервью с ее лидером, автором текстов и музыки Александром Нектовым. Беседу, пожалуй, начну с общего повсеместного вопроса, который лично мне порядком поднадоел, однако сам по себе является весьма интересным в плане какого-то подведения итогов что ли, взгляд из глубины прошедших лет на все, что случилось. Так вот – начало, развитие и настоящее состояние команды? Что ты можешь сказать по этому поводу, как создатель группы? Всё,что случилось за годы существования МТ, должно было случиться, это факт, от которого трудно взять и вот так вот просто отмахнуться. Развитие МТ трудно описать, ибо за 20 лет произошло слишком много разных вещей. На нынешний момент МТ-это инди-группа без контракта, параллельно существующая в двух составах. Более подробно всё есть на оффсайте (это сообщество в социальной сети,в контакте). Коснемся некоторых вещей, которые интересно знать как меломану. Как появился альбом «Иллюзия»? То есть даже – как ты понял, что это именно то что нужно? Последняя точка в создании? Альбом «Иллюзия» появился после того, как у группы появился друг, коим и является до сих пор, некто Михаил Лобов, имевший возможность бесплатно прописать МТ в Харьковской студии «Kleem rec». Цель была - зафиксировать материал, что бы было, там посмотрим…Там же сводился «Привет из...» «Реликт3».Не знаю, что ты имеешь ввиду под «как ты понял, что это именно то, что нужно?». Я ничего не понимал, тогда, да и сейчас, мало, что понимаю. У тебя очень интересные тексты. Душевные и одновременно, так сказать, созерцательно – уставшие. Если можно, то расскажи о написании «Дельфины» и «Последнее время», одних из лучших песен во всем не побоюсь этих слов – русскоязычном и не только роке. Не помню моменты написания этих пэсен. Но, то, что градус усталой созерцательности был чрезвычайно велик в этот период, сомневаться не приходится. «Дельфины» где-то в Москве, «Последнее время», где-то между Мичуринском и Москвой. Последний ваш альбом «Привет изъ...» вызвал очень хорошие положительные чувства. Так откуда этот привет? Так получилось, что было нужно, как-то назвать, записанный материал. В этот момент, я вспомнил об этой дореволюционной открытке, отвечающий частично на заданный тобой вопрос Что подвигло написать о бабище из Сызрани? Была такая бабища или это собирательный образ? Это собирательный образ, но таких бабищ, скажем прямо можно увидеть на просторах нашей необъятной и беспощадной Родины(и не только) огромное количество. Но толчок был. Да, где-то на продуктовом рынке г.Мичуринска встретил ножки одной из них взглядом. Можно добавить, что пальчики были грязноваты, и педикюр весьма своеобразным, что-то типа «осыпающейся штукатурки». На группу «Мать Тереза» я наткнулся после копания пост-панка с такими представителями данного определения, как. к примеру, Joy Division. Что ты можешь сказать о причислении команды к какой-то нише в роке? И как тебе вообще Joy Division? Когда о музыке группы узнают 500 человек, возникает необходимость поставить её в некие стилистические рамки. Я бы охарактеризовал скорее всего русским пост-панком с элементами гаражного и психоделического рока. Касаемо JD. Есть несколько групп, повлиявших на образ мышления что-ли, что-то чуть большее, чем просто музыка. Хронологически, приблизительно так. Вот они: Led Zeppelin в 14 лет, Гр.Об в 19 лет, в 20 -21 JD и the Cure, и довершили картину, спустя лет семь, Swans. По большому счёту МТ-это мутационная форма существования инди-группы в Евразийском пространстве.
[7]
Коснемся вопросов более присущих BRAVE, в частности, что ты читаешь? Имеются ли какие-то любимые авторы или произведения? Раньше читал много, запоминал мало. Многое из этого, экзистенциального толка литература, в основном художественная. После прочтения «Мэрфи» Самуэля Беккета -литература стала терять для меня смысл. Это всё - приехали называется, станция. После этого перечитываю периодически Кнута Гамсуна. Творчество которого, особенно, начиная со среднего периода бесценно, ибо сё-вершина. Иногда почитываю что-то историко-теософское-ведическое, немного. Что ты можешь сказать по поводу СЛОВА, оно имеет по твоему какую-то силу, будучи примененным в нужное время и в нужном месте, или все это иллюзия? Слово может иметь силу, мощь, которой просто и представить себе невозможно. Но для этого, необходимым условием является осознание и понимание произнесённого в резонанс, с другими силами и сущностями, превышающих человеческое понимание. В данный момент, люди делают это по большей степени бессознательно, в силу того, что Кали-Юга, сознание распылённое, так информацией обмениваемся, типа этого. Что скажешь по поводу идеального мироустройства? Оно возможно? Иными словами, в каком обществе ты бы чувствовал себя по-настоящему свободным, руководствуясь твоим видением этой самой «свободы»? Идеальное мироустройство лишит человека возможности совершенствоваться, либо деградировать. Поэтому «Здесь и сейчас», оно не нужно в принципе. К нему можно лишь стремиться (как к мечтеидеалу). К сожалению, не помню своих предыдущих воплощений, посему сравнить, где бы я чувствовал себя свободней, не представляется возможным. Потом, мыслить о категориях свободы может человек вольный. Таковы ли мы в данную эпоху? Эпоху торжества полного и безраздельного рабства. Да, верно подмечено. Твое мнение по поводу стрельбы гражданского населения по гражданскому населению? И как ты относишься в частности к оружию, армии, войне вообще? К оружию, армии и войне отношусь, как к части жизни. Если человек ощущает себя воином - он обязан иметь оружие. Но его следует изымать у животных, животных при этом наказывать. Армия вещь необходимая, но должна присутствовать воинская каста (любое разумное общество строится по кастовому типу), несущая сопутствующие ценности, которая при случае может дать по мордасям, как раз тем, кто пришёл отнимать вашу свободу (отсылаясь к первому вопросу о свободе). Как ты относишься к такой мере наказания, как смертная казнь? В целом я за смертную казнь, идеальным примером можно рассматривать - харакири. Каким образом можно изменить мир? Бескровным реформаторством или революцией? Вопрос конечно предполагает, что нынешний порядок вещей тебя не устраивает. Мир возможно изменить обоими путями, и бескровным и путём вооружённого сопротивления. Это очевидно. Тут только вопрос, какой путь ближе конкретному человеку. При этом необходимо понимать, что в конечном итоге, изменитесь собственно «вы», а мир останется тем же. Ты считаешь себя счастливым человеком? Что по твоему представляет из себя «счастье»? Наверное, в каких-то моментах детства можно уловить представление о счастье. Наверное, счастлив тот, кто и хочет и может.
Благодарю за ответы, Александр. Желаю тебе творческих успехов и счастья, а группе «Мать Терезе» - всегда быть в авангарде рокмузыки. И побольше интересных песен!
[8]
/Г. Вертманн/
Нипочем (Мышь и солнце) Ретроспектива пятна бордового Героиновым блеском наполнила утро, Располосанных и разлинеенных надвое Никому не пригодившихся новых чудес. Смутно. Пришло понимание света в глазницы Полураскрывшихся, заспанных яблок. Спальное ложе – химерой пристроилось Мне на ресницы, Оторвав пол души и пол тела Вдобавок. А потом я украдкой понял – что мышь прикоснулась к солнцу. Первым выскочил из кровати. Первым нанёс себе крем на тело. Первым воткнул в механизм батарейку. Первым успел перерезать иллюзии. Разве теперь я смогу доверять Себе самому, постоянно ничтожному? Разве теперь меня можно понять Если – уж я, не скажу ни слова? Впрочем, ведь нет ничего невозможного! Сяду на стул и сломаю ногу. Буду вприсядку скакать по карнизу. Кто – то блаженно выстрелит снизу. И падая навзничь, я точно замечу, как мышь прикоснулась к солнцу. Жить взаймы – для меня спасение. Влез на полочку – скушал булочку. Не принимая своё одиночество, Буду, как голубь дристать на памятник! Пусть говорят, что мне легче повесится... Пусть нарекают меня патологией! То – что во мне – пиздюлями не лечится, И не выводится злой урологией! Мне незнакомы даты и праздники, Это для тех – кому в будни не весело. А я, каждый день начинаю с пакости – я поджигаю соседей, как свечки! Ночь и луна – замануха романтиков. К чёрту все эти прогулки под звёздами! Ночью я сплю, как розетка послушная, И дожидаюсь рассвета морозного. Чтобы поверить, что мышь, ВСЁ ЖЕ, прикоснуться к солнцу МОЖЕТ! МОЖЕТ!
ЭРОТИКА Не хватает эротики. Не хватает эротики. Тому, кто ласкает тебя, Не хватает эротики. В нашей воинской части Мы утратили счастье, И теперь нам осталось хотеть Лишь немножко эротики.
Представляем вам группу из славного города Ярославля. Ее главный герой, непосредственный Не хватает эротики. опылитель всех и вся - Виталий Малыгин. Он Не хватает эротики. является этаким самородком не от мира сего (ранее было написано «из мира музыки» Тому, кто кончает в тебя, удалено). Он ведет за собой множество всяческих Не хватает эротики. групп, группок и группировок. Одна из них наша с вами гостья. Ее зовут скромно «…пыль?». Почти В этой теплой утробе как у Жана Поля Сартра «Тошнота», но француз не задавался вопросом, а вот Виталий решился Мы утратили робость, это сделать. Он пытается обратить в пыль то, что И теперь мы навеки твои создано столетиями, он делает это настолько Ручные солдатики, красиво, что понимаешь – вот ОНО, вот ОНО, вот ОНО счастье. Эротика. Данная формация играет нечто сродни картине: городской экзистенциальный непростой человек мужского пола (а скорее всего ребенок этого Твой искусственный запах самого пола) встречает на площади Заменяет нам старость. русскоязычную влажность неестественной женщины. Они сплетаются и делают всякие Поздравляю! Мы трахнули мир! разные наидобрейшие вещи. Они поют песни, Нас ожидает усталость. читают сказки и копают землю. Они живут достойно и счастливо. Они любимые дети своих Нам не хватало эротики родителей. По утрам. «….пыль?» следует обязательно слушать любителям всяких роков, пост-панков, индироков Нам не хватало эротики (что это?), рано По утрам. ушедших, быстро одуревших без напряга и сопротивления. «...пыль?» следует слушать всем без исключения. Ведь теперь только влага и экзистенция будут у вас в тарелках. Довелось услышать намедни, казалось, уже полудохлого мальчика, который закашлялся и завопил: - Я хочу «...пыль?»! Я жажду «...пыль?»! Я
тащусь от «...пыль?»! Я люблю
«...пыль?»! BRAVE тоже любит и всенепременно рекомендует (|)
[9]
[стихотворение] (О де Б)
В прозе мы остаемся на твердой земле, а в поэзии должны подниматься на неизмеримые высоты. /Огневит Волк/
/waiting for the sun От Олимпа до Вальхаллы – полквартала, Нам с тобою было мало одеяла, Львиных шкур и гордо спившихся героев, Что проходят, взглядом нас не удостоив Им что до нас? – Они опять проходят мимо Коль Бог не спас, снимайте с кожей клочья грима А я? Я Джокер в черно-белых клетках поля. Игра без правил – я своей не знаю роли. Игра без правил. Follow me, я белый кролик. Не бойся, Элис, что потом не будет боли Не бойся, детка, что потом не будет жутко В такой игре ни патов нет, ни промежутков У нас в игре сейчас затишье перед штормом. И я себя считать, согласен рыбьим кормом Но до Эреба довести сочту за долг - Я проводник, вот только ты не то, не ток.
/Игорь Перников/
Буря
Учитель пения
Когда в городе Была буря, Вероятно, та самая, Во времена былые, В раю Выкорчевавшая Древо познания Добра и Зла Я вышел гулять, зонта c собой Не захватив, Надеясь принести тебе В складках куртки И ткани джинсовой Часть того ливня Под которым когда-то Промокли Мы оба.
Усы твои, как пшеничный брильянт твой возбуждающий школьников взгляд запах махорки от пиджака мой разум взмутил наверняка
Грудь шерстится носорогом, снегопадные огни, понемногу затухают пучеглазым угольки.
***
выпиваю стакан водяры, чтобы никому ничего не быть должным и отправляюсь нарушать мировой порядок своими змеиными криками и танцами наебашеной цапли
Сублимация scrotumА
Растопила слезы глина не ступить на чуждый трен, отогреюсь жарким дымом под горелый гогот вен.
сьпявалi з табою пра "сауку ды грышку" пра "мiлу дзеучыну", "зайцава мiшку" сердце ребёнка терзает терновник мой первый учитель - мой первый любовник
вечером в тёмную пятницу все закончили исполнять непризнанный рабский долг
Sweet home. Пью Лету из бутылки залпом За то, что не желал быть мальчиком из лампы, За тех, кто делал, а не ждал ни слов, ни знаков За тех, кто в ожиданьи солнца не заплакал.
Я бы в тяготу с опаской голубиным помелом, но в сторожке, под цыганкой, зубы точат колесом.
Перегар твой - аромат спелых слив песни Сирен - твой простецкий мотив сверкали, как пятки у бегуна на гимнастёрке фронтов ордена
БЫТЬ ПОЭТОМ ОБЯЗАН
Да - твою голову я завещал Палладе В ее известную коллекцию исчадий Пускай затянет твои ленты в узелок: Была Алиса, вышел миленький брелок
Голый прутик кожу млеет, от того и занемог красной нитью завязало, ногти кривит ветерок.
Аккордеон нам наяривал песни Мы подпевали и хлопали вместе, но я больше всех ожидал твой урок твой ОКТЯБРЁНОК, твой АНГЕЛОК!!!
мой любимый учитель пения, помнишь, как ты садил на колени меня первоклашку со смуглым румянцем, озорника с кожаным ранцем????
Ну, вот последний круг - тебе здесь оставаться, А мне пора идти, я не желаю драться Я ухожу, я покидаю царство мрака Я обещал Аиду выгулять собаку.
/д. Сорокин/
/Женя Клёцкин/
/Таня Финская/
***
Так просто все стереть наверное, Подобрав лишь правильный ластик. Чистый лист - и безмерное От его белизны счастье. Получаешь возможность с начала Рисовать своей жизни моменты. Но опять рука задрожала – Убираешь кривые фрагменты. И опять, и опять стираешь. Но становится ведь понятно: Чистоту и гладкость теряешь, Получая лишь серые пятна. Я сегодня выброшу ластик, Несмотря, что пальцы немеют Нарисую кривое счастье, Как могу, как хочу, как умею!
[10]
как сквозь воду смотрят исследователи нонконформизма на завоевателя авангарда как бараны на опущенного петуха как чёрти на погасшее солнце как лешие на карму дерева мне так приятно ебать вас всех под эту музыку под эти бешенные рифы и ритмы воздуха и свободы
кудых, дых дых дых дых дых дых!!!
*** ашалел ашалел Петин Папа ашалел он напился он напился пьяного сатанел сатанел Дядя Коля сатанел он кололся кололся обколотый!!!!!
[интервью] Isawald известен как участник таких интересных музыкальных проектов, как T-wald, Horses Over The Steppe, Esche, Tmavy Kruh. Также Isawald обладает уникальным даром описывать образность музыки. К звукам добавляется зашифрованное в словах определение, которое дополняет и расширяет границы осознания услышанного. Так сказать, transcendentis приобщение к звуковому
подготовил улыбчивый дзед Талаш
дыханию мироздания. что интересно: некоторые описания лучше того, о чем они повествуют . Приветствую! Прежде всего, начну с того, что ты мне известен как создатель интересной музыкальной формации T-wald (предыдущее название Transistorwald) и плодотворный автор шикарнейших рецензий на различные музыкальные дела от ambient до black. При этом ловлю себя на мысли, что чаще всего твои слова дополняют и открывают новые грани в том, что ты освещаешь. Поэтому в начале немного истории, то есть те данные, которые ты можешь озвучить на публике о себе и своей творческой деятельности. Салют! Прежде всего, хочу поблагодарить тебя за столь добрый отзыв. Я думаю, справедливо будет сказать, что всё, что я могу озвучить – я озвучиваю в музыке своих проектов. Творчество в данных рамках – это передача закодированной в музыке Вести, которая содержит различную информацию и может быть дешифрована с помощью Слуха. Отправной датой начала творческого пути следует считать 2008 год, в это же время я познакомился с человеком, за которым стоит лейбл Valgriind, где, спустя какое-то время, и вышел дебютный альбом. По честному я не сильно глубоко воспринимал твои дела в Transistorwald, в плане того, что не мог осмыслить их всецело. Однако последний альбом «Luzifers Hofgesind», выпущенный на UFA-muzak уже в новой ипостаси T-wald осенью 2012, отдал именно то, чего не хватало – чувство понимания и погружения. Очень сильный релиз с таинственной атмосферой и многозвучностью, которую я вижу, как многоголосие душ и пространств. Так вот, как он сочинялся, что вдохновляло тебя и какой посыл содержит «Luzifers Hofgesind»? Ты прав, «Luzifers Hofgesind» звучит более «целостно», поскольку посвящен конкретной личности – на его создание вдохновила одноименная книга Отто Рана. А что касается посыла, здесь я бы хотел процитировать первоисточник: «Под этим «двором» я сейчас подразумеваю тех, кто в поиске правды и справедливости, невзирая на иудейские двенадцать заповедей, нашел собственными силами право, долг и смысл. Тех, кто самовольно и гордо не ждут помощи с горы Синай, но кто, пусть бессознательно, отправился к «горе Собрания на крайнем Севере», чтобы позвать на помощь и принести людям свою кровь». От себя могу сказать, что это послание всем еретикам – тем, кто искал, ищет и уже нашел, но кто не остановился на половине Пути. Немного о деталях последней работы. Что значит «Luzifers Hofgesind»? Я не дружу с языками, так что расшифруй, пожалуйста. Чей голос звучит в Montsegur? Что написано на картинке-вкладыше к альбому? «Luzifers Hofgesind» означает «Двор Люцифера», такое имя носит вторая и последняя книга Отто Рана. Семпл для трека “Montsegur” взят из небольшого документального фильма, посвященного этому загадочному месту, но кто является автором, я, к сожалению, не знаю. Вкладыш содержит иллюстрацию к неоязыческой организации «Германское сообщество веры» (что, собственно говоря, и написано - Germanische Glaubens-Gemeinschaft) Перейдем к вопросам присущим BRAVE. Что значит для тебя СЛОВО в понимании его сути, как орудия, как того, что было вначале? «Слово» мне видится как манифестация Звука, переход от хтонического шума к более осмысленным формам, хотя это и означает утрату его первородной сути. Но, возможно, все остальные звуки – это отголоски того Слова, которые было вначале. В любом случае, главное – слушать. Интересно, какими ты видишь своих слушателей? Кто они по твоему? Я думаю, это, прежде всего, Личности. И они ощущает потребность в движении в ту же сторону, в которую передвигаются мои звуковые массы. Поэтому они видятся мне Странниками. Что ты читаешь? Какие именно писатели, стили или направления тебя привлекают? Может быть, что-то персонально посоветуешь? К примеру, интересует нечто чувственное или по-простому о любви? Читаю довольно много, поэтому список авторов получился бы слишком внушительным. Классическая проза и стихи, философия, эзотерика и оккультизм, старая научная фантастика. «О любви» как-то редко попадаются книги в этих направлениях, посоветовать могу разве что «Мартин Иден» Джека Лондона или «Норвежский Лес» Харуки Мураками (хотя, любовь там не является краеугольным камнем). Да «Лес» без вопросов, а вот по поводу «Мартина Идена» - эта книга очень хороша. Зачастую там узнаешь самого себя: все это творческое сумасшествие в смеси с любовными переживаниями и как один из выходов – в пучину морскую. Суицид творца – это что потвоему? Глупость или личностное откровение? Суицид в любой форме я считаю за слабость, поэтому, определенно, это глупость. Откровению должно предшествовать некое развитие, которое едва ли можно получить, желая прервать существование. Пишешь ли ты что-нибудь помимо рецензий на музыку? Если да, то где можно почитать? Если нет, то почему? В юном возрасте писал разного рода рассказики, сейчас как-то не до этого: основной приоритет выражение своего творческого видения – это все-таки музыка. Но если появится некая Идея, которую стоило бы зафиксировать литературным путем, не исключаю, что возьмусь за это. Что вдохновляло на эти юношеские рассказики? Недовольство окружающим миром, внутреннее самоистязание или что-то еще? Все было проще, пожалуй та проза носила натурософский характер и была связана с Природой, но была уж чересчур банальна. Я как любитель всякого жуткого стаффа не могу не спросить - припомни литературное произведение или произведения, которые тебя напугали. Если таковые конечно имеются. Напугали так, чтобы прям мурашки по коже – такого (увы) не встречалось. Но как-то глубоким осенним вечером засиделся за сборником английских готических рассказов и порой было весьма «неуютно».
[11]
Что лучше - книга или ее электронная копия, которую можно прочитать на предназначенном для этого устройстве? Лично для меня – безусловно, книга! Точно так же, как и физический носитель всегда предпочтительнее mp3. Сидеть и перелистывать страницы, покуда за окном шепчет вьюга – разве может заменить эту цепочку ощущений электронная версия? Я думаю, сейчас люди покупают столько ненужного хлама, и томик любимого автора в данных условиях – нечто почти что благородное. Твое идеальное мироустройство? Возможно ли оно? Вопрос в контексте того, в каком обществе ты бы чувствовал себя понастоящему свободным. Конечно определение «свободы» может быть понято в разных ракурсах, но все же. Здесь хотелось бы кратко обозначить всего две цифры: 88. Вопрос в контексте происходящих случаев всяческих применений оружия гражданским населением против гражданского населения. Твое мнение по поводу этого? И как ты относишься в частности к оружию, армии, войне вообще? Мое мнение – каждый здравомыслящий человек должен быть вооружен, в условиях нынешней среды это просто необходимо. Мужчина должен быть вооружен, должен уметь обращаться с оружием – вполне вероятно, что это когда-то спасет жизнь ему и его близким. Касательно войны, позволю процитировать Ницше, с высказыванием которого я полностью солидарен: «Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала доселе несчастных». Как ты относишься к смертной казни? Крайне положительно. России это просто необходимо. Возможно ли изменить мир бескровным реформаторством? Подразумеваю конечно, что существующий порядок вещей тебя не устраивает. Как раз существующий порядок без крови изменить никогда не удастся. В частности не столь далекие события на Манежной площади доказали это. От пустого трепа и каких-то обещаний, естественно, ничего не изменится. Ты счастливый человек? Твое представление о счастье? У каждого здесь, наверное, будет свое видение «счастья», поэтому не хотелось бы «законсервировать» это понятие. О себе могу сказать, что вполне счастлив – моя семья, близкие друзья, творчество дают это ощущение. Благодарю за беседу! Пусть Боги Севера идут за тобой в делах твоих! Желаю тебе силы, здравия и счастья!
/Женя Клёцкин/
/Г. Вертманн/
М.Б.
Про мачеху
в моей комнатушке внезапно услышал,
Похороните мою мачеху на бетонном полу.
как белые тигры ррычат
Отчертите ей место внебрачным трауром!
под мятой подушкой спонтанно увидел,
Останется только коробка, с приданным.
как толстые фавны ворррчат
Останется только пыль да волосы!
и прямо с обоев, где звёзды искрятся,
Жестокой молитвой воспойте мою мачеху.
взошла сеньорита-луна
Вытоптав облик её на грязной простыне.
а лесом дремучим, чему ж удивляться,
Полейте вином. Искупайте в говне.
покрылась сырая стена
Она была славным, напуганным птенчиком…
на маминой лампе, старинной и пыльной,
Она была мясом в руках костоправа!
сидел негодяй альбатрос
Она была солнцем в глазах дохлой крысы!
сардины с кальмаром внизу на паласе
Её не смущала целостность мысли.
спортивный устроили кросс
Её не смущала расплывчивость мира.
увидел девчонки прекрасной улыбку
Похороните мою бесполезную мачеху в чистой посуде.
прозрачную словно роса
Запечатав в конверт, отправьте по адресу.
по шторам летали за вяленой рыбкой
Пусть она не жила никогда полной жизнью!
янтарного цвета глаза
Пусть она не сгниёт никогда полным трупом!
я тут же влюбился в улыбку и в глазки
Не снимайте терновый венок с головы.
от сердца до самых костей
Не срывайте улыбку с её обреченного грима!
но выдумки - только лишь грустные сказки
Прострелите ей память.
для вредных капризных детей.
Панихида уже оплачена...
[12]
[рассказ]
КоНсТаНтИн ПатоВ
Уже в момент своего рождения, человек испытывает боль. Далее, он обрастает панцирем из боли и страхов, а всю сознательную жизнь тратит на избавление от него, на обретение себя, на борьбу с болью внешней и внутренней, созданной им самим. Единственный здравый и, пожалуй, эффективный метод борьбы с болью – это придание ей художественной формы. Личные, почти интимные вещи, много раз подряд могут обретать художественность. А могут и не обрести, став мертвыми и холодными. Интимность по праву превосходства над бесполезной
Парные истории
каверной растворения в днях показывает другой мир, где всё играет по ее правилам.
Скоро было «пожалуйста». После этого, они разделись и легли на пол. Постыдного ничего не было: ветер грязно срывал снег с крыши, но волнение от этого не усиливалось. Пока они лежали, соседский мальчик успел умереть от передозировки героина. В разбитых окнах было видно сострадание, но присутствовал тонкий аромат гниения. «От судьбы не убежать!» - сказал муж и выстрелил себе в висок. Жаль, но его сознание осталось во времени. Немного неразумный поступок, но искренний. Метамфетамин, метафизика, метатель ядра, метка на корочке хлеба - исход повседневного смятения. Позы менялись одна за другой, диктуя свои метаморфозы. Не всегда было удобно, но это был кратчайший путь к наслаждению. Слияние двух атомов породило распад. Сомнительная конфигурация, но других тряпок не существовало. Давайте порвём всё на нитки и не будем жить! Иглы дырявят материю, люди-планету, планета - пространство, пространство время, время - бесконечность, бесконечность - жизнь, жизнь - вены. Плоть, плоть, плоть. Аплодирую стоя, не важно, что нет ног. Безымянный палец более прозрачен, чем пыль под ногтями, чем осколок в детском глазу, чем упор лёжа, чем голая фальшь. Заповедь не излечит от страха, напротив, зацепит за левое лёгкое. О, безумец тот, кто стирает нижнее бельё прежде, чем оно пропиталось телом. Восход- Восток. Запад - Заповедь. Полнейший круг. Устрой себе небо, космос разложит свои приблуды. Сильно-сильно, мило-мило. Нежно-нежно. Парные ошибки. Пол позволяет равномерно распределить плоть. Вечер - пора перемен. Меняется температура. Близок ад. Можем. Капли пота со лба упали в реку, слились с её телом. Мне жаль поникший разум, горечь не убрать, но можно сменить лицо, или засунуть его в коробочку. Цель двоих - счастье, цель одного - возвысить себя. Она осталась одна с окровавленным телом в стороне и с револьвером без пуль. Путь возвышения признан оригинальным. Она - воплощение фальсификации. Аплодирую стоя вновь. Да, так я и потерял свои ноги. Прикройтесь простынёй, мадам, Вам нужно подготовить похороны.
О совпадениях Кшиштоф любил пить водку, а Мари часто спала без нижнего белья. Иногда их интересы совпадали. Кшиштоф временно проживал на балконе, а Мари временно наносила довольно безвкусный макияж. Иногда их желания совпадали. Кшиштоф был ярым русофилом, а Мари не умела читать. Иногда их страхи совпадали. Мари любила Кшиштофа, а Кшиштоф предпочитал делать это в одиночестве. Иногда их оргазмы совпадали. Кшиштоф часто играл на музыкальном инструменте, а Мари прекрасно это делала. Иногда их негодования совпадали. Кшиштоф часто не брился по утрам, а Мари страдала психическими расстройствами. Иногда их биоритмы совпадали. Так могло быть бесконечно, если бы не появился Френсис. Он разорвал Кшиштофу бюджет, а Мари влагалище. Так закончилась любовь.
Автобусная станция Неподалёку бродили люди. Их было настолько много, что мне удалось их сосчитать. Тридцать восемь человек. Среди них было только восемь мужчин, двое – дети. Остальные были женщинами, довольно большого возраста, что, впрочем, не делало их лучше. Двое мужчин курили. Один делал это очень быстро, казалось, что он даже не успевал вдохнуть в свои лёгкие дым, как уже делал шумный выдох, после чего, моментально затягивался вновь. Второй, находился на расстоянии от остальных людей, всячески отворачиваясь, каждый раз, когда выпускал дым. Поступок этого мужчины вызывал у меня несказанное восхищение и высшее уважение к нему. Те, что были детьми, молчали, и это было странно. Обычно я встречал детей плачущих, кричащих, задающих вопросы, но редко мне удавалось увидеть их, впавшими в свои мысли, признаться, молчащими я наблюдал их лишь тогда, когда они предавались снам. Спустя некоторое время, мне всё же удалось разглядеть то, что было причиной их молчания. Будучи детьми разнополыми, они стояли на тротуаре, крепко сжимая руки своих родителей. Между ними было расстояние в шесть человек, из которых одним являлся любитель быстрого курения, впрочем, скоро он скрылся в салоне проезжающего автобуса. Дети пристально смотрели друг на друга, пытаясь иногда корчить друг другу какие-то гримасы, доходило даже до искренних, совершенно не наивно-милых улыбок. На щеках девочки выступил лёгкий румянец, на что мальчик ответил опущением своего взгляда вниз. Это, натурально, было смущение. Я стал свидетелем того, как зарождалась первая, искренняя и чистая детская любовь. Мне было жаль их. Уверен, что, если бы им позволял возраст, то они, непременно, сократили бы расстояние между собой до такого, чтобы только хватало для дыхания. После, они бы слились в поцелуе и образовали бы достойный союз, если бы им только хватило смелости, а её бы хватило. В этом я был почему-то уверен больше, чем в себе. На секунду, я отвлёкся от этих прекрасных созданий, погрузившись в свои мысли, а когда вновь вернулся в реальность, то увидел жесточайшую картину. Мать схватила мальчика за руку, и они вместе забежали в автобус. Мальчик делал огромные усилия для того, чтобы в этот момент не заплакать, дабы не пасть в глазах девочки. Двери автобуса закрылись. Свирепо и ужасающе завертелись его колёса, которые, через мгновение, уже скрылись из вида. Девочка не скрывала своих чувств. Она отчаянно плакала, пытаясь делать движения в направлении уходящего автобуса, но безуспешно. Ничего не понимающая мать, значительно превосходившая её по физической силе, всячески пресекала её попытки. Мне стало невыносимо больно. Чувствовалось, как по правой щеке медленно спускается к губам солёная капля. Я отвернулся. Исполненный смертельной злобой к обеим этим матерям, я потратил много времени на то, чтобы сдержать себя и не наброситься
[13]
на женщину, которая волей судьбы стала матерью этой бедной девочки. Когда я вновь повернулся, чтобы встретиться взглядом с этим прекрасным ребёнком, ни дитя, ни её матери уже не было. Меня поглотило чувство стыда за собственное бездействие, но, осознав невозможность какого-либо изменения этой драмы, я, всё же, успокоился. Ласково шуршали падающие кусочки воды. Такой же холодной, как и все руки, которые были обнажены в тот день. Нашёптывали при этом привычное, но казалось, что впервые. Безрассудно, и, немного грубо, ушёл мой последний автобус, которого я с таким вожделением и беспокойным трепетом ожидал, стремясь впасть в его объятия и относительно чистое тепло, мечтая создать вид из его окна, не становясь участником процесса. Не случилось.
Красные полосы. Её правая рука была сильно повреждена. Мы ползли по раскалённому чёрному снегу, оставляя за собой две прерывистые красные полосы, которые тоже были раскалены. Я пытался делать вид, что мне вовсе не больно. По правде говоря, больно было больше не столько физически, сколько за плачущую от раздирающей боли Эмилию. Я понимал, что она больше никогда не сможет играть на фортепиано, а это было всё, чем она жила. Я помню, когда мы был ещё совсем детьми, я ласково называл Эмилию Евой. Часто мы с ней играли в то, что менялись ролями: я был ей сестрой, а она мне братом. В те времена мы не думали, отчего так поступаем, но сейчас, я могу объяснить это тем, что я очень любил наряжать кукол в различные платья. Эмилия же часами наблюдала за тем, как ездит её игрушечный поезд по её игрушечной железной дороге, которую отец подарил мне перед своей смертью. Эмилия в тот момент сильно плакала, а я, будучи любящим старшим братом, не мог допустить её слёз. Поэтому игрушечная железная дорога перешла в её руки. Когда наша мать умерла от голода, отдав нам с Евой последнюю еду, на меня пала обязанность - добывать нам с сестрой хоть какието гроши и пищу. Это были тяжёлые, но в какой-то степени очень счастливые времена. Мы с Евой окружали друг друга такой сильной любовью, которой не могли нам дать даже наши родители. Уверен, что любые брат с сестрой могли бы нам завидовать. Мы довольствовались тем, что могли жить в одной комнате, в которой стены были покрыты плесенью от того, что крыша постоянно протекала. Нам нравилось спать под одним одеялом зимними ночами, так было теплее. Мы никогда не думали о голоде и нищете, всё это закрывала от нас чистая и искренняя любовь. Когда Эмилии исполнилось четырнадцать, я, каким-то хитрым образом, сумел скопить немного денег и выкупить у одного старика потрёпанное фортепиано. Это и было подарком на ее День рождения. Эмилия была очень рада такому подарку и проводила за ним все дни, а особенно, вечера. При всей этой радости, я чувствовал от сестры затаённую нежную обиду, ведь этот подарок стоил мне отказа от еды на долгое время. Вскоре, Эмилия написала свою первую музыкальную пьесу. Мы устроили по этому случаю целый концерт, зрителями которого стали я, несколько стульев и два небольших окна, которые находились в стене нашей комнаты. Спустя несколько лет, Эмилия уже давала настоящие публичные выступления, за которые люди были готовы платить деньги. Теперь, мы завтракали каждый день, порой, даже ещё свежей булкой и тёплым молоком. В обед мы готовили наш любимый овощной суп, а одежду, которую нам приходилось носить, шил я. В этом я благодарен сестре за нашу с ней детскую игру – меняться ролями. У Эмилии даже было своё концертное платье. Признаться, оно было довольно скромным, но Эмилия очень любила надевать его. Она говорила, что самое роскошное платье испанских актрис уступит её платью, ведь оно сшито с нескончаемой нежностью и заботой. Вскоре началась война. Мы с Эмилией находились в беседке возле дома, где мы особенно любили пить чай и наблюдать красоту друг друга. Эмилия сделала глоток цветочного чая, и нас отбросило в сторону. Я потерял сознание. Когда я открыл глаза, то не обнаружил своих ног. Эмилия лежала в нескольких метрах от меня, а рядом с ней, лежала разбитая фарфоровая чашка, одна из тех, из которых мы пили чай. Эмилия плакала. Мы долго, молча, смотрели друг на друга, но теперь уже не так, как раньше. Едва ли мы могли разглядеть в наших глазах любовь. То была боль. Ничего не говоря, мы, молча, поползли по чёрному снегу. И всё вокруг было чёрным. И только две прерывистых красных полосы, остающихся от наших тел, говорили о том, что мы ещё живы. Живы…
Под дождь.
Мало что изменится в ваших карманах. Пожалуй, вы даже не заметите того, что у него нет глаз. В общем-то это будет и не важно. Ладно, довольно фатализма, и без того бывает рассвет. Я видел как человек уходил под дождь. а кто он? Быть может он даже видит цветные сны, быть может даже снимает комнату или кино. Вот раньше он покупал хлеб по 8.50, а теперь и вовсе его не ест. Сложно сказать что-то про человека, погрузившегося под дождь. Вот если бы он пролетел на метле, то я бы принял его за волшебника, ну или за интеллигентного писателя-прозаика,состоящего в лит обществе, угодном партии, печатающего журнал самиздат. Я бы сказал о нём больше, если бы встретил его в магазине. Он бы аккуратно взял тележку и начал бы погружать туда продукты: сахарный песок 1 кг, картофель молодой 3 кг, пельмени для варки 900г, яблоки антоновка 1,5 кг. Затем он бы прошёл на кассу и взял бы пакет пластиковый большой в количестве двух штук, ценой 70 коп. за каждый. Погрузил бы в один пакет сахарный песок 1 кг, картофель молодой 3 кг, а во второй - пельмени для варки 900г, яблоки антоновка 1,5 кг. Заплатил бы рублями и вышел. Но этот человек был не такой, он погрузился под дождь и шёл, находясь в нём. В его голове проскальзывали мысли о том, что дефекты речи-главная помеха вербального общения. Он думал о том, что слабо слышащим в этом плане лучше. Они общаются языком жестов, а в нём нет дефектов речи. С другой стороны, думал он, слабо слышащим хуже. Вот, например, если у них есть дефекты верхних конечностей. Вот с такими мыслями шёл человек, погрузившийся под дождь. Без лишнего фатализма он шёл, и без него бывает рассвет. Он даже не заметил, что у него нет глаз, в общем-то это и не важно. Мало что изменится в ваших карманах.
[14]
Лавка тётушки Судьбы
Однажды я гуляла по вечернему заснеженному городу. Так, бесцельно бродила, осмысливая насущные житейские дела и проблемы. Мой взгляд случайно наткнулся на странную вывеску, раньше почему-то я ее не замечала никогда, видимо поэтому она и выделилась на фоне привычного пейзажа. Вывеска «Лавка тетушки Судьбы» была припорошена снегом и, что необычно в сегодняшнем сверкающем разноцветными огнями городе, никак не подсвечивалась. Правда в небольшом окошке брезжил свет, и мне захотелось зайти в помещение, даже скорее не из потребительского интереса, а чтобы просто немножко согреться. Колокольчик на двери зазвонил, оповещая хозяйку лавки о забредшем покупателе. Помещение оказалось очень уж маленьким, но уютным, а тишина напоминала атмосферу книжного магазина, что сразу же меня и подкупило. За прилавком я увидела немолодую, но с довольно ясным, пронзительно-колючим взглядом женщину, она лишь на секунду подняла глаза на меня и, не проявив более никакого интереса, продолжила вязать нечто серое. Когда она посмотрела на меня, я ощутила некоторую тревогу, но любопытство взяло верх, и я смело стала осматривать ассортимент на полках. С первого взгляда лавка ничем не отличалась от обычной кофейной: такие же мешочки на полочках, на них надписи, еще какие-то баночки и колбочки, и даже сундук. Отличие только в названиях, аккуратно выведенных на мешковине: «Удача», «Слава», «Власть», «Красота». Я взяла, мешочек «Удача» в руки и прочла под названием маленькие, но отпугнувшие меня буквы: «Побочный эффект: при частом использовании, неизбежен поток зависти, злословия и недружелюбия в вашу сторону!». Я отшатнулась и аккуратно поставила «Удачу» на место. Хозяйка измерила меня взглядом и, одобрительно кивнув, не говоря ни слова, продолжила свое кропотливое занятие. Мой взгляд встретился с названием «целеустремленность». Я улыбнулась про себя: «Вот, ее то мне точно не хватает!». К сожалению, инструкция и к ней не порадовала: «Продается в комплекте с напористостью, наглостью, беспринципностью». - Ох, барышня, - разбавил тишину скрипучий голос хозяйки, - не там смотрите. Она, сняла с полки невзрачную коробку, сдула с нее пыль: - Обычно молодые дамочки интересуются, ха-ха-ха… - рассмеялась старушка и придвинула коробку ко мне. На коробке еле виднелись затертые буквы - «Любовь», инструкция так же прилагалась: «Конструкция хрупкая! Срок годности зависит от условий хранения! Всякая гарантия отсутствует!». - Интересно, как же вы оцениваете всё это? – обвела я взглядом полки. - Ха-ха-ха! – опять заскрипела старуха, - за товары первой необходимости, я, Судьба, назначаю каждому свою цену. - Так зачем же эти товары, если приобретя один, вон тот, - указала я на нижнюю полку, где стоял большущий сундук «Счастье», - можно обеспечить себя всем? - О, милочка, на него оформляется пожизненный кредит. Желаете? Я покинула лавку ни с чем, сославшись на то, что не люблю жить в долг и в кредит. Но, ощущение тяжелых сумок с «товарами первой необходимости» меня не покидало. И это была приятная ноша, они и так были всегда со мной, правда, человеку свойственно забывать и не замечать, то, что он уже имеет.
Таня Финская
д.
***
Стесняясь, жду символики Сорокин из ягодного дома, в складках напудренный «чернилом» кислородный пот, но гордая лучина векового сонма, обидой затеняет *** Первость *** молчаливость нот. Я, Нежность Келовеч Губы Сырого Ствол Подземелья, Окольцованная свежесть Я Первый шаг Выхухоль Грудного звон Пустынных грез, Буквари Те Болезни Кто заслужит Прятки Семяизвержения Простыня Пройдут без очереди Церковный шест В шелестящий лоск. Бугорок земли Делянки И вот *** не забыл, Раз в годичность И вот вспоминаю, Вспомнить всех. И вот не дождешься, Я полон, не пуст, Под темными иглами сосен, Кусаясь, Я вечный родник заучил наизусть.
[15]
Какофония /выгребной ямы/ (в реке волОс, родился прошлогодний сон, он скользким жвалом пьет из ванны солнце… «Ручная сколопендра герцогини Батори»/Кнут Ванергейм/ ) Возносит аллюр к дымке сини бросая плевательный град, все МОГУТ шершавя немыто, когда за плечами сопят.
И в соли земли разморившись вагин шевелящийся хор, желудком запляшет мятежно под кротость лавины винтов.
Родители сытого чада с гигантской бордовой мошной, дадут путь проросший когда-то, устроят спокойный постой.
Слюной в кислоте мотыляясь пузырь-голова не нужна, увидев кто больше не в силах, покроются коркой уста.
Занюхивать благом чудесным, Немытость, убогость со смаком всегда оскопляла чудил, скобой обрамлять алтари, мускатно саднить снегом поры, дух пота щекочет под майкой, в базальте всех высек сатир. копытом кормить позвонки. То благо идущих на пользу, родителей ватный некроз, рассадят в душе кактус жизни, подарят кромешность заноз.
Зато, подустало-ранимый, подумает вслух, сукровя: «В театре летают не птицы. На сцене, вершители дня».
[рассказ]
Виталий Бусов
ВЕЧЕР ОДНОКЛАССНИКОВ
SITAMINASITASSITE
SITAMINASITASSITE
Воспоминание об этом событии тревожит меня и не отпускает постоянно. Не даёт уснуть долгими жаркими июньскими ночами, проникает как вирус и лихорадит сначала сознание, а потом тело. Я просыпаюсь и долго стою в ванной, оттираю лицо холодной водой, смотрю на себя в зеркало на свой крайне измученный вид и возвращаюсь обратно в бездонность беспробудного ночного страдания. Это был сентябрь. Да именно этот знаменательный месяц. В моём почтовом ящике обнаружилась открытка – приглашение. Красиво оформленный картонный конверт красного цвета с вытесненной надписью: «Приглашение». Внутри быстрым почерком сообщалось, что меня ждут такого то числа на встрече одноклассников. Подпись была неразборчива и я мало, что в ней понял. Не оставалось никаких вариантов, как подчиниться этому навязчивому требованию, тем более мне самому было это интересно. Подпись при внимательном изучении, в конце концов, сдалась, это была замдиректора, ужасная женщина, всюду появляющаяся, словно тень от которой не скрыться. Даже сейчас она мне внушала примитивный страх, может это было, потому что её мало кто знал близко. Школа меня ничем новым не обрадовала. Те же крашеные старые стены, грубые сбитые двери, длинные полутёмные коридоры с грязным линолеумом. Похоже, что школьный год ещё не начался, хотя уже было третье число. Пока я шёл на третий этаж до кабинета, мне попались лишь пара человек, вырвавшиеся из небытия как призраки. Великовозрастный дылда с угревым лицом, в синей старой кофте, стоял во тьме коридора, потом развернулся и тихо попятился вдоль стены. И старуха, наверное, уборщица, нагнувшись, копалась в мусорном ведре и что – то тихо пела про себя. Когда я прошёл, она заметила меня и обернулась, но посмотреть ей в лицо мне не хватило духа. Мало ли что в этой старой школе теперь происходит? Из открытой двери раздавалась музыка. «Рано начали гулять, - подумал я. – Не к добру, как бы лица не начали бить». У двери меня встретила Анастасия, наша староста, главная по классу. Я с трудом её узнал, она была без очков, и намного потеряла в весе, была очень стройна, в коротком чёрном платье. Из-за рта на меня пахнуло вином, она схватила меня за плечи и закричала: - А вот и Дима! Встречаем! В классе было уже достаточно народу. Столы были сдвинуты к стенам, и стулья нагромождены где-то в углу. Только на середине друг к другу были придвинуты два стола, на котором стояли во множестве бутылки. Я зашёл и сразу засмущался, все показались мне незнакомыми, будто я ошибся кабинетом. Мне быстро налили целый стакан пенящегося шампанского. Я выпил, потом сразу же ещё один. Напряжение начало понемногу проходить. Ко мне начали подходить здороваться, даже обниматься, все были уже достаточно пьяны, включая женщин. На самом деле мне показалось, что класс был полный, но здесь оказалось не более десятка человек. Судя по их свободному общению, они и до этого часто контактировали. Я понемногу входил в атмосферу, включался в разговоры. После шампанского, пошла водка. - Да что ты гонишь-то, блядь, мы приезжали ещё тем летом. - Не гоню, это ты гонишь, спроси у своего Мишки. -Ну и спрошу, кто там ещё не выпил. - А мне можно? - А тебе, сколько лет, тебе мама разрешает выпивать? - Слушай, угомонись? - Что нельзя? - А Валентину Александровну кто видел? - Ну, я. - И что с ней, когда она подойдёт? - Так ты действительно её видел? - Она голая в шкафу лежит. - Денис, хватит свои, блядь шуточки, не до них сейчас. - Да вот сейчас действительно в шкафу сидит и всё слушает. - Да пошла она на хуй. Вы помните, как на выпускном не дала нам собраться, распизделась тут, пришлось в подъезд идти. - Ну, там всё же хорошо закончилось, давайте ещё. - Это да, и мне налей. - Слушайте, а Катьку кто-нибудь видел, что с ней? - Она сейчас из дома вообще не выходит. - А что случилось? - Ты что не знаешь? - Нет. - В секту она подалась, совсем ёбнулась на старости лет. Не знаю, как у неё детей не заберут, от такой психической. Я слушал, и фон из их лиц слегка мутнел от выпитого. Закуски оказалось немного, и вся она была мало съедобна, зато пол под столом был заставлен бутылками. - Это я открытку написала, и замом подписала, чтобы ты не думал много, - сказала мне подошедшая, крашеная блондинка. Она была сильно пьяна, я заметил, что она сняла туфли и стояла босиком в колготках. Я её мало помнил, это была Светка Кашина, отличница по физкультуре, по остальным предметам вполне удовлетворительно успевающая. С ней были то ли муж, то ли приятель, высокий, молчаливый, мало пьющий, в растянутом сером свитере и очках в тёмной оправе. - Так вы каждый год собираетесь? – спросил я.
[16]
- Когда как, - она махнула рукой, из бокала плеснуло на пол, - сегодня больше всех пришло. Это из-за меня, то, что я придумала, - она криво ухмыльнулась. – Вон, видишь, Танька даже пришла. Разоделась-то как, как шлюха, не подумаешь, что мать троих детей. И без мужа пришла, понимаешь, - Светка подмигнула мне. – Что- то ты мало пьёшь тебе ещё налить? В класс вошло ещё двое человек, в руках у них были пакеты с бутылками. Они улыбались: это были Вова Печник и Стас Рыжиков, приятели. Видно, что они не расставались со школьных времён. Они здоровались, им так же наливали шампанское, правда доливали туда ещё и водки. - Ух, ёпты, блядь, вот все же ёпты, и не думали блядь, - ухмылялся Вова. Его речь выдавала в нём рабочий класс, он работал где-то на железной дороге. От парней пахло потом, на них были простые свитера и потёртые джинсы, видно, что они сразу с работы. – Мы со Стасиком бля, думали, ёпты, зайти или нет, думали, ёпты, тут в трёх кварталах. А то пятница, надо что-то решать. Или тут эта корова зам будет, хуй там, бля, выпьешь. Будешь бля, тут, ёпты, сидеть как сыч. А тут всё нормально, всё круто бля. Да, Стас? Стас тем временем забивал рот нашей скудной закуской. Тихо, как на цыпочках вошёл Никита Бородых. Только Света радостно закричала, когда первая его увидела. Он поставил на стол четыре бутылки односолодового виски. По виду он выглядел очень респектабельно, в тёмном в мелкую полоску костюме и стильном галстуке. -Вот ты какой, - подошла, шатаясь, босыми ногами Света и похабно улыбнулась красным от помады ртом. – Всё тихоришься, а у тебя всё в ажуре, да? - Не то чтобы, - бархатно ответил он. – Но что-то есть. Банк всё-таки. Мы общались, говорили, я внимательно осматривал общество. Жизнь расставила нас на свои места, кто кем был, тем и остался дальше в жизни. Не было никакой неожиданности, всё было даже слишком предсказуемо. Мне на ухо зудел Костя, один из наших самых злостных хулиганов. Теперь он работал в органах, где именно, он уклончиво уходил от ответа. Я мало различал его пьяный бред, лишь частично махал головой и временами вставлял: «да-да». Он пил шампанское с водкой, наливая пол бокала того и пол бокала другого. Я с ужасом смотрел на него. Никита Бородых сразу быстро вошёл во вкус, он уже снял пиджак и галстук и был в одной расстегнутой рубашке, хохотал, часто закуривал и тушил едва начатые окурки в полные бокалы, чем вызывал дурашливое возмущение. С ним рядом Алёна, дурная девица в прошлом, теперь выглядящая вполне пристойно, он ей много и долго говорит на ухо. Я замечаю недалеко её мужа, он стряхивает пепел в полный стакан с водкой и выпивает, не сводя похотливый взгляд с неизвестной женщины в полупрозрачной блузке. Я не узнаю её, наверное, чья- то подруга или жена. - А Сомов когда будет? Где он? - Да, а где, Олег-то? - Не знаешь? Среди сильного гвалта и орущей музыки возникает этот вопрос у многих, постоянно тут и там доносится до меня. Это наш «красавчик», самый модный в классе. За ним бегали все девчонки в школе. Он действительно был очень смазливый и встречался сразу с несколькими подругами, которые даже не были против с кем-то разделить эту радость. Ему советовали стать моделью, по слухам, он и занялся этим. Но сейчас, через десять лет всем было очень интересно, что он из себя представляет. - Ему приглашение посылали? - Да, аж в двух экземплярах. И для него и для его жены. Он выслал мне подтверждение, что придёт только немного опоздает. - Он что, женат? - Да. - Это не надолго. - Слушай, а он что модель? Наверное, весь мир объездил. - Писал, что уже не занимается этим. Ну, в смысле, он как бы свой бизнес сделал, модельный. - Это да, что ему что, до сорока лет по подиуму шнырять. Я не заметил, как среди нас появилась классная. Она была очень сильно несуразно накрашенная в длинном платье. Виновато улыбаясь, она пристроилась с бокалом шампанского у края стола. - Валентин Александровна, а вы не знаете, Олег придёт? - Он же собирался, значит, будет, звонил же, обещал. Классной в бокал наливают водки и заставляют выпить, она давится, но выпивает бокал. - Ну что вы так ёпты, не по - людски. Все же, бля, свои, ёпт, чего нам стесняться-то самих себя. Да? – Вова, до краёв наполняет пластиковый стакан водки и суёт под нос Валентине Александровне. – А ну пей, кому говорю, - шутливо говорит он. – Пей, бля, быстро на хуй! Давай! – Он дёргает её за край платья, так что рвёт и показывается лифчик. – Разоделась сука ебанная, шлюха бля. – Толкает её пятернёй в лицо, так что с лица слетают на пол очки. Валентина Сергеевна плачет, и прижимает разорванное платье одной рукой, другой пьёт из стакана водку, давится, кашляет горлом. - Во даёт нахуй старуха. - Валентин Сергеевна, не обращайте на него внимание, он так шутит. - Чего с них взять, не обращайте на него внимание. Вову сзади за шиворот хватает Костя и кричит ему на ухо, перекрикивая музыку: - Ты чё, блядь, падла, охуел, сука! Вова валится на пол, Костя дёргает за пиджак: - Пошли нахуй выйдём! Бьёт его лежащего, кулаком по уху, глазу. - Ей, вы чего? К ним подскакивают несколько человек и разнимают. Вова встаёт из-за рта течёт кровь, он смотрит исподлобья на Костю, сквозь
[17]
красный рот хрипит: - Ещё встретимся гнида, блядь, я тебя сука… - Всё нормально, хватит драться, - обнимает его Светка. Суёт ему пачку салфеток, чтобы приложить к разбитой губе. -Твари, нахуй, - шепчет Вова и опрокидывает стакан обжигающей водки. Хватается сразу за разбитую губу: - Ай, бля! Но никто не обращает на них внимание, ко мне подходит Ира Щупицына, наша отличница. Выглядит она хорошо, и не совсем пьяна, на ней пиджак и коротка юбка. Он много и многословно говорит мне на ухо, чтобы перекричать музыку, а я только смотрю на её ноги и киваю. Никто не замечает, что в класс входит Сомов Олег. Неожиданно шум музыки прекращается, это он делает звук на магнитоле до минимума. От неожиданности все молча, оборачиваются к нему. Краем глаза замечаю и я его. Слышится испуганный шёпот. Это он. Нисколько не изменился, всё так же очень красив, в дорогом костюме, с зачесанными и уложенными лаком волосами, только теперь в изящных небольших очках, свисающих с носа. Кажется, что он просто блестит от шика, богатства, респектабельности, от доносящегося аромата дорогой туалетной воды. Настолько он отличается от нас, таких обычных, сейчас не в самом лучшем состоянии. Все очень смущены, даже трезвеют от такой неожиданности. Но он как разбивает эту атмосферу: - Что вы так оторопели все? Давайте, выпьем, наконец. Он подходит, весело разговаривает, обнимается со всеми. Целует руку классной. Валентина Александровна поправляет очки, она до сих пор не пришла в себя, и виновато улыбается, волосы у неё растрепались, она заметно опьянела от водки. На него сразу опрокидывается куча вопросов, все обступают его. Я же наоборот отхожу, смотрю на пол, на нём капли крови. Наконец доходит время и до меня: - А ты как, старик? – подходит он с бокалом виски. - Нормально, пока тяну лямку. А у тебя я вижу всё окей? - Да, пока всё в ажуре, летаю по всему миру. Так это утомляет, знаешь ли. Все эти аэропорты, гостиницы, - он отпивает. – Если бы не Элен, всё ради неё. Ты с ней не знаком? Я машу головой и неожиданно замечаю странный металлический блеск в его глазах. - Никто не знаком с Элен? - спрашивает он у всех. По звуку голосов понятно, что для всех это новость. Ира рядом неожиданно замирает, её лицо в миг сильно бледнеет. - Слушай, что с тобой? – спрашиваю я. – Тебе плохо? - Нет, всё нормально, - глухо издаётся от неё. – Укачало не много, - она кривит лицо, и кончики губ сильно ползут вниз, кажется, её сейчас вырвет. - Так никто не знаком? – кричит нетрезво на весь класс Олег. – А? Никто? Я замечаю, как ненормально блестят его глаза, словно светятся изнутри адские огни, ярко и злобно. Да и лицо поддёргивается от нервного тика, глаза часто моргают. - Элен, входи! Элен, ждём! – кричит Олег. Дверь открывается и происходит что-то выходящие одновременно из всех рамок и из всех норм. От тишины, кажется, воздух замер и начал пульсировать злым ритмом, искажая всё вокруг и образуя волны тёмной погибели. У всех перехватывает дыхание, как в вакууме и томный жар лихорадки зарождается в крови. Она очень высокая, так, что когда заходит, нагибается под косяком?? Двери. Кривые, длинные, костлявые ноги несут её ближе к свету, чтобы было лучше рассмотреть её. Она очень худая, практически одни кости обтянутые бледной кожей, горбатая. Уродливая непропорциональная голова лысая, только клок волос виден на затылке. Косые узкие глаза смотрят со злобой. Лицо расплылось как на сюрреалистической картине: длинный крючковатый нос, впалые щёки, полузакрытый рот с кривыми зубами, всё ассиметрично и до невозможности уродливо и ужасно. Эта тварь, по- другому это существо не назвать, передвигается, касаясь костлявой рукой столов своими длинными руками. На ней висит чёрной платье, как тряпка на вешалке. На худых ногах натянуты колготки в сетку и как для издевательства туфли на высоченном каблуке. Чудовище не может на них устоять, и всё время спотыкается, подворачивает ногу, но снова пытается удержаться. По рту гуляет кончик змеиного языка. Все прибывают в ужасающем ступоре. Ирина рядом со мной очарованная страхом приседает на пол, закрывая лицо руками, я слышу, как у неё по ноге струится моча. Люди вокруг расступаются, роняют бутылки, бокалы, двигают столы. Слышится сдавленный крик и отрывок молитвы: «Господи спаси всех нас».
[18]
- Нравится, - раздаётся ехидный голос Олега. Он ходит за нашими спинами, возбужденный нашей реакцией. - Это Элен, она модель. Это новый уровень. Новая красота. Недостижимая. У меня всё мешается в голове, я не слежу за миром высокой моды, но иногда конечно что-то доносится до меня через СМИ. Да конечно публика падка на девиации и отклонения от нормы, на порой шокирующие коллекции и экстравагантных моделей непонятного пола. Но что бы дойти до такого? Я не верю ему. Олег подходит к ней, берёт её руку и целует. - Моя дорогая, это мой класс. Она смотрит своими мутными склизкими глазами на нас. Где-то ближе к груди раздаётся животное ворчание. - Вам нравится эта сука? – улыбается Олег. Хватает бокал и залпом выпивает, разбивает об пол, смотрит на нас, застывших как статуи. На каждого, внимательно и вдумчиво. Я замечаю, как сильно оттопырился у него край брюк. Он до крайности возбуждён. Наш ошарашенный, обезумевший вид, доставляет ему истинное наслаждение. Его лицо кривится, язык гуляет вдоль губ, зрачки закатываются. Невольно я сам оглядываюсь на своих одноклассников, кто от стыда потупился в пол, у кого от ужаса вращаются глаза туда – сюда, кто заламывает руки и плачет, даже несколько масок безумия опустилось на людей. Валентина Александровна вся дрожит, она прокусила губы до крови, и по большому пятну на платье видно, что она обмочилась. «Какой же оказывается развращённый разум у него, - прикидываю я в голове. – При его богатстве, вседозволенности, когда всё под рукой и всё доступно. Прибывая в мире красоты, шика, совершенных, правильных форм и благородных кровей. Он выбрал её, дойдя до какого предела в своём эстетическом извращении. Достал, из какого-нибудь вонючего подвала или из самой грязной и нищей больницы для детей генетических уродов. Привёз, возможно, даже в клетке, в свой шикарный номер. И начал любоваться уродством, впитывать этот ужас, и самим изнутри гнить и разлагаться. Ещё большее наслаждение, чем своё собственное, ему доставляла реакция людей. Вся ненависть к нормальному и здоровому проявилась у него в этом». От мыслей у меня раскалывалась голова, я выскочил из класса, потом на улицу. От сумерек всё посерело, было неожиданно тепло, я жадно хватал воздух. Упал на колени на асфальт, обхватил себя руками, зажмурил глаза и застыл, чтобы выгнать чёрные миазмы зла из своей души. Тёплый воздух проходил мимо, намеренно отстранённо. Через некоторое время я очнулся, была ещё ночь. Свет на последнем этаже школы, в наших классах ещё горел. Я вернулся обратно. Их не было. Половина компании также ушла, остались самые стойкие. Никто ничего не говорит, всех как будто лишили дара речи. Только мрачно звенит стекло бокалов и бутылок, перед глазами всё плывёт. Похоже на сегодня слишком много алкоголя, но никто уже не останавливается. Я не обращаю ни на кого внимания, устало опускаюсь на пол и теряюсь в забытье, прямо на полу свернувшись калачиком. Тень накрывает, но не оставляет меня. Во сне с молниеносной скоростью поезда проносится кошмар, настоящий бессвязный ад. Там происходят дикие противоестественные вещи, завязанные на уродстве, сексе, смятении и боли. Когда я просыпаюсь, я обнаруживаю, что спустил себе в штаны. После этого память о настоящем и прошедшем сне обрушивается на меня с такой яростью, что само моё лицо превращается в страх. Даже ночь, взглянувшая на меня из окна, вздрагивает. Я встаю, и память стучит в виски. Спотыкаясь о тёмные, лежащие силуэты тел я как можно тише и быстрее удалился из класса. Школа была пуста и темна. Я не знал, как я до дойду до входной двери и открыта ли она вообще? Я шёл по коридору, освещая дорогу сотовым телефоном, голова раскалывалась от выпитого, в горле было сухо. Наконец я добрался до главной лестницы, в голове стучит: «Теперь спустится на три этажа вниз и можно удалится отсюда. Я уйду даже если придётся для этого разбить окно». Только я собрался идти, как сверху донёсся шаркающий шум, словно кто-то двигался, еле передвигая ноги. «Они не ушли, - неожиданно приходит этот бред на ум. – Всё это время Олег Сомов и она были здесь!» От испуга я боюсь потерять сознание и хватаюсь за сердце. Звуки шагов всё ближе, кажется даже можно расслышать тихое шипение человеческой твари. Воображение рисует жестокую картину: как они выглядывают из тьмы. Олег ведёт её на цепи, абсолютно голую, приблизившуюся к своему животному виду. Растопыренные руки, изогнутая спина, рёбра, чёрная дыра рта воет от жажды крови. В какие ещё игры они должны сыграть, чтобы насладится полностью, до крайних пределов? Всеми силами я отгоняю вглубь это призрачное помешательство. Вот и первый этаж, на радость мне дверь только закрыта на засов. Ночь, очень холодно, но свежий воздух бодрит и придаёт сил. Надо бежать. После встречи проходит полтора года. В жизни всё идёт резко вниз, невозможно ни за что зацепится. Всё буквально медленно разрушается прямо перед глазами, тает, показывая свою гнилую изнанку. В сердценевообразимые формы, под ними скопилась масса – чёрная суггестия, вмешивающаяся в кровь и дающая телу работать по-другому: тихо, задом наперёд. Незнакомые люди пугаются моих глаз, мне кажется, они видят там нечеловеческое. В магазине женщина закричала и закрыла лицо рукой, я подумал, что у неё эпилепсия, и я спокойно прошёл мимо. Но тут случайно встретился со своим отражением на металлическом предмете рядом. Это было сильное потрясение. Лицо всё изогнуто и перетянуто, как неразличима другая сторона, но вся отвратность в другом. В моих глазах. Они совершенно не мои. Две чёрные, заполненные гноем узкие раны, сверлят меня с дикой ненавистью.
[19]
Ирину я встретил на улице, в начале не обратил внимания на неё. Она сидела в шубе, широко расставив ноги, в машине с раскрытой дверью и смотрела в грязный снег у обочины. Длинная полоска мутного цвета текла вниз от её лица. Я подумал, что женщине водителю плохо от выпитого, сейчас это происходит на каждом шагу. Но она неожиданно быстро встала, отряхнулась, расправила спутанные волосы рыжего цвета, тут я её и узнал. Я подошёл, поздоровался и внимательно в доли секунды оценил: припаркованный «мерседес», дорогая короткая шуба, пальцы в кольцах, поведение, всё это не вязалось с её внешним соматическим видом. Опухшая, с бегающими покрасневшими глазами и бледной шелушащейся кожей. Когда она со мной поздоровалась, я заметил, что у неё во рту, недостаёт многих зубов. - Ты как? Всё нормально? – спросил я. - А что не видно, - Ирина дрожащими руками роется в сумочке. – Ты куда пропал? - Мне уехать, надо было… там ещё с работы уволили, приходиться подрабатывать. - А, а то я смотрю, - она обратила внимание на мою, старую, грязную рванную во многих местах куртку. - Это рабочая, - наврал я. – Тебе плохо что ли здесь было? Хорошо что ли погуляла, - натянуто улыбнулся я. Она криво оскалилась сгнившим ртом. - Ага, уже, блядь год гуляю. Да нет, всё нормально, - она закурила тонкую сигарету. – Я сейчас на «стекле», а там уже, только шапку держи… - Не понял? - Первитин. Я немного смутился. - Мой, пока не замечает, ему не до этого. А деньги, это так пыль, это вообще ничего не значит. Так всё жёстко стало, - она закашляла. Повернулась и сплюнула. – Все после того вечера как потерялись и ты туда же. Как прокляли в этот вечер себя и жизнь всё… растаяла… Вчера нашего бизнесмена, Никиту, хоронили. А начал как я, только быстро сгорел, не у тех брал. Звонил каждую ночь, обдолбанный, такую хуйню нес. И всё про неё, как будто крыша поехала после того вечера. Сначала уродкой обзывал, а потом как переклинило – красавица, сниться мне. - Ужасно. - Ты тоже был в шоке, да? – Ирина выпустила мне в лицо дым. - Я просто растерялся… как он мог, до такого дойти… это же… - Что про вас говорить, я знала всё и то струсила. – Ирина обернулась на быстро проехавшую машину. – Мы с ним раньше часто переписывались по интернету и так, созванивались. И он мне первый про неё всё сказал, про эту больницу для детей с генетическими патологиями. Про это существо. Я как увидела её фото, не хочу говорить даже. Он для неё сделал клетку специальную и так повёз её в Европу. Они делали большую фотосъёмку, а потом отпечатали ограниченным тиражом каталог «новой модели». У меня была копия. Такого отвращения и омерзения я не испытывала никогда, только больное создание могло выпустить на свет эти фантазии… уродства, крови, рвоты. Всё это позиционировалось как новые тренд в высокой моде. Было даже много хвалебных рецензий, это писали такие же, как он, выжившие из ума, ублюдки. Потом несколько показов, которые закончились скандалом. А потом он привёз её обратно в Россию, что бы показать это нам. - Почему ты нам не сказала, - сказал я, на нас смотрели люди, которым казалось очень странным, что так плохо одетый человек разговаривает с представительной женщиной. - Ты знаешь… - Ирина закашляла и снова сплюнула, - когда я её увидела, что-то произошло с моим сознанием, уже тогда. Мой бывший, он всё понял, он хотел даже убить меня. Запер в квартире и… Она посмотрела впервые за весь разговор в упор на меня своим ненормальным взглядом красных глаз. Я чуть не упал, увидев, словно в зеркале, как недолго ей осталось. - Это настоящее зло, сама истина Дьявола,- она тяжело вздохнула, - мы никогда не освободимся от этого проклятья. Я оставил её, прислонившуюся к машине и смотрящую в пустоту прямо перед собой. Шуба съехала с плеча, плечо дёргалось в нервном тике. Казалось, эта женщина пребывает в прострации и не понимает, где находится. Время приготовило для меня настоящий капкан, раскрывшийся как пасть змеи и если не моя жизненная установка и постоянное стремление к борьбе за воздух, я бы давно прекратил дышать. Города сменяли друг друга как поезда, номера гостиниц, съёмных квартир, неразличимых лиц персонала, дорог, грязных улиц, пустых длинных слов и мизерных зарплат. Прошло уже около пяти лет. Я завис на этой изнуряющей, но высокооплачиваемой должности. Мы работали только ночью, просто на огромной территории, подавляющей своей серостью и запущенностью. Это я обнаружил в пустом помещении большого склада. На полу в углу было свалено куча старой одежды, бумаг, газет и слипшихся от воды журналов. Туда мы ходили, чтобы выбросить ненужный пищевой мусор. Что- то привлекло меня в одном вспухшем номере глянца с пошлой аляповатой девицей на обложке. Я расклеил его наугад и ахнул от заметки на передовице под колонкой News: «Закат Nikra Модельер Олег Сомов, известный под брендовым именем NIKRA, получивший скандальную известность в связи с коллекцией женского белья из меха крыс, сошел с ума. Его доверенные лица не дают никаких комментариев. Множество запланированных встреч и показов были отменены. После издания шокировавшего модельный бизнес каталога с ребёнком инвалидом, казалось, что на карьере Сомова поставлен крест. Но опять он дал о себе знать. На днях на Youtube появилась запись домашней работы дизайнера. На ней новатор и авангардист моды уродует своё лицо. Это не было эпатажем или умело сделанным пиаром. Этот документ сумасшествия и добровольного самоистязания был немедленно удален с сервера Youtube. По словам видевших это видео, ролик - болезненное откровение безумца, кромсающего самого себя. Все случившееся говорит о падении в небытие одного из законодателей альтернативного движения в моде». Я смял журнал и споткнулся, чуть не упав в вонючую лужу. Глубоко во тьме пустого склада послышался шёпот и шуршание. - Как в кино, - сказал я вслух, по телу прошла дрожь. – А что со мной будет?
[20]
ZINC ROOM
EVIL DEAD PRODUCTIONS представляет: Екатеринбургскую душевно-природную рану - проект ZINC ROOM.
ZINC ROOM - это ретранслятор звуков и визуальных образов странных мест в чащобах евразийского континента, которые скрываются под завесой мистических тайн. Деятельность ZINC ROOM - прекрасный soundtrack для продолжительного вечера и еще более долгой ночи в одиночестве с теми, кого нет здесь и кто существует там. Там, где вечность пустила свои толстые и кривые корни в землю. Там, где неупокоившиеся души мучительно тлеют в глубоких колодцах потустороннего мира и рассказывают страшные истории. Там, где даже тишина поет собственную жуткую мелодию и на холодных стенах проступают силуэты сгинувших в пути. Если ты путник где-то в Уральских горах набредешь на пустующий дом - остерегайся зайти внутрь. Цинковая комната не выпускает свои жертвы.
Часы тикают медленнее положенного. Время растягивается, и с к а ж а я п р о с т р а н с т в о . П р ед м ет ы расплываются бесформенными пятнами, живые организмы выташнивают свои отображения. Двери открыты. Добро пожаловать.
Контакт с ZINC ROOM: emptinessedp@hotmail.com
The Evropean Brotherhood «The Evropean Brotherhood - это коллектив творческих личностей на martial сцене и людей, которые оказывают братскую поддержку. Данное объединение не имеет ничего общего с политикой и политическими действиями любого рода», - с официальной страницы проекта. Коллаборация двух коллективов Legionarii / Waffenruh образовалась на узле сербско-немецкой артерии-параллели. И благодаря их совместным фронтовым действиям в 2012 году была выпущена великолепная работа – первая часть трилогии Европейского братства под названием «Unity» (рус. Единство). Альбом по своей искренности и красоте оставляет далеко позади множество релизов в своей стилистике. Это мощнейший залп в сторону противника из всех видов огнестрельного оружия. Гимноподобные звуковые конструкции «Unity» позволят почувствовать силу и боевой дух храбрецов, отдавших жизни на полях великих сражений. Эта музыка будущего для объединения народов против угрозы человеконенавистнических, антижизненных, уродливых животных, претворяющихся людьми. Сила, которая есть в нас, вырвет кишки любому врагу и каждой свинье в человеческом обличье.
Unity-Strength-Honour Official Legionarii: http://legionariieurope.wordpress.com [21]
…кто ковыряет палкой ворох ос, отчасти разбезумел глазом… Гертруда Урс «Вальсирующий сифилитик» /дорога по губительному насморку/
д. с о р о к и н
/netto/
Этот миг – белков сиянье, амулет игривой рощи,
Не осенью – мочой,
/изнеженный полет к корням/ Искрометно бросится в ступор и удариться головой об лед,
в одурманенном канкане
пропитан город,
выдыхается попроще.
не осенью,
Перец
а складками икон,
эхом
не листья падают
раздвигает
на зрелые газоны,
попутчик,
светотени на полипах,
не дождь,
изможденных пленников язв,
вороненым марципаном
не сонный перезвон,
собирай по утрам
не красный зонтик
ланиты,
в нежных
серебристых грифонов
пальцах бьется,
фас.
майонезно шалость в спину. Шорох, лопасти в нагрузку, ревматизм
не шарф махровый на плече,
возведи из посмертного гипса адюльтерно-правильный ход. Только ты, только ты
Кто-то скажет с усмешкой громкой,
собрать
туман не стелется под утренним оконцем,
в ладошки,
не слышен писк ребячий во дворе,
соловьиное пальтишко,
не ветер за стеклом
километры под подушкой.
утюжит кроны,
Все вздыхает
не хрип скворцов
у слонов вместо сглаза пасть,
да лоснится
на ветках хризантем,
если мимо пройти с барабаном
не дворники в оранжевых камзолах,
вся парша превращается в бязь».
в извивательных моментах, змеепакостное сердце распахало сыро землю. Нипочем ночное бденье, захмелеют
не шепот под удары капель ржавых, не дым от тлеющей ботвы,
с голубою прозрачной каймой,
потеют сразу,
кровеносят
недолгий поцелуй
справив тризну…
в подъездной тишине…
Только утром,
Не слезы.
странно вспомнить-
Не моренья.
где же
Не полеты.
Отчего размякли кости?
«У жирафов скользкая шея,
***
купоросы за глазами,
влажная лощина?
зарази уголки пухлых губ:
Отхлебнул из заветной чашки
не яблоки в руках
Где же
ты ответь головой лохматой,
не волос паутины на руке,
в порах числа,
бегает промокший?
что любовь это копоть труб,
порвалась вдруг ночная рубашка о балконную раму звездой.
Не смертность. Не зардевший взгляд. Чудачества порог прилеплен к стенам скотчем, кисейных барышень сюсюкающий мат.
Поползли устало кони
Над веками,
разлагаясь
закрывшись липовой порошей
по погосту,
та недоосень процедит дремучим НЕ:
маты старого возницы,
«Ты тоже НЕ, ты тоже Н Е -П О -Р О -Ч Е -Н!»
в волокушах,
Вся улица
вечно стоны.
в малиновом желе.
храни под вуалью звездную пыль... (В чарующем спокойствии Аокигахара Дзюкай) де Вошь [22]
isawald
isawald isawald
[рецензии isawald]
Les Sentiers Conflictuels & Andrew King «1888»
Лондон, год одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмой. Словно бельмо на глазу, как раковая опухоль, на карте города маячит ужасный район Ист-Сайд: нищета, невообразимая детская смертность, перенаселение эмигрантами, пьянство – кажется, всех грешников заставили собраться в одном месте. И на этой «благородной» почве вдруг возникло нечто, что парализовало страхом даже таких людей – неизвестный убийца, охотящийся за проститутками, и чьи деяния до сих пор вызывают множество споров, что, впрочем, неудивительно – его так и не поймали. И кем он был? Просто одержимым маньяком или ангелом мщения, стремящимся обрубить отростки порока? Les Sentiers Conflictuels (что-то вроде «Пусть конфликта») – dark ambient проект француза вьетнамского происхождения Филиппа Кама (Philippe Kam). Во Франции он получил медицинское образование, а потому неудивительно, что тема Джека-Потрошителя затронула его интерес (как известно, убийца обладал отличными анатомическими познаниями). На «1888» Кам выступает, своего рода, констеблем, идущим по следу и, музыкально проникая во внутренний мир Потрошителя, в натуральную величину воссоздает его личность. Темные музыкальные подложки, инкрустированные негромкими звуками индустриальной среды, идеально мимикрируют под холодный мрак тесных переулков и грязных мостовых Уайтчепела, следя оттуда за высокой фигурой, отчетливо выделяющейся даже на фоне ночи. Клавишные вкрапления привносят архитектурный и социальный вкус эпохи (такие приемы отличительны в творчестве отечественного проекта Anthesteria); звук проезжающего кэба, тонкий свит парового локомотива, приглушенное перешептывание невидимых людей – все эти нюансы замечательно воссоздают атмосферу вековой давности, проецируя склизкий комок перенаселенных районов на современный социум. Тексты писем Потрошителя, которые он отсылал в Скотланд-Ярд, зачитывающиеся Эндрю Кингом (Andrew King) с подобающими театральными интонациями, тускло мерцают в вечном лондонском тумане, будто зажатая в руке опасная бритва. Податливое тепло продажных женщин, дурманящий перегар из нечистых ртов, звон пенсов - обрубками нитей тянутся к невидимому скульптору нескольких человеческих судеб и композиции накидывают свои волокна на эти отрезки, продолжая линии истории; связь получается не очень прочной, словно билет в один конец, и прежде, чем перейти по такому хрупкому мосту, следует спросить себя – есть ли у себя внутри полная уверенность, с которой ты сможешь посмотреть в глаза убийце. Отличительной особенностью «1888» является, пожалуй, беспристрастность, которой порой так не хватает: Les Sentiers Conflictuels & Andrew King исследуют вопрос весьма точно, но без какой бы то ни было предвзятости, оставляя свободу для личного мнения каждого. Звуковое изложение получилось достаточно занимательным, чтобы какой-то период времени после прослушивания пугливо оглядываться на внезапный шум за спиной. Местами композиции пресыщены эффектом реверберации, но на общем фоне это остается не слишком отягощающим обстоятельством. Боже храни королеву. Jack the Ripper
Schperrung «Hvor» Покуда в рамках проекта UFA57 Arkhaion «When Gods Walked The Earth» ведется исследование протоцивилизаций, его каталожный сосед Schperrung поднимается со дна мертвых бочагов Припятских болот лютой ненавистью и поражает смертельной hvor’ью 100% слухового покрова. Это локализованная ста копиями эпидемия, через фильтр которой протянута красная, как кровяной сгусток, как песок Марса, атмосфера рубедовых частот. Гипертрофированные опухолями перегрузов проступают лимфоузлы звука и клиническая картина альбома во много напоминает отравление зарином или зоманом: мучнистой испариной проступают сдавленные хрипы шугейза, перемежающиеся далекой речью, сведенные судорогой пальцы впиваются в гитарный гриф, тяжелой немощью накатывают приступы фидбэка, высоковольтные искажения ввинчиваются прямо в оголенные кости и растворяют их в своем ядовитом шипении. Из разорванных цепочек музыкального ДНК выпадают хромосомы нот и постепенно скапливаются в шумных резервуарах, наслаивающихся друг на друга, подобно сталактитам продолжающим свой рост. Механизмы «Hvor» вращаются с видимым (слышимым ) усилием, внутри утроб композиций ворочаются зубья
[23]
шестерен, и порой они проваливаются в недостающие просветы деталей, исполинским ковшом загребая окалину звуковых пейзайжей. Изначальный рев дисторшена выдается затяжными дозами: то лязгом бесконечных составов по деформированным рельсам, то затаившись где-то в степи и спокойно отдавая тепло в окружающее пространство с шелушащихся ржавых боков цистерн. Schperrung хорошо знаком с анатомией человека и через алхимию наносимых увечий откачивает из индивидуума суррогат бога и заменяет его Богом подлинным, и вся эта боль, весь ослепляющий вал звука – это и есть подлинный Творец. Такая постчеловеческая ритуальность, словно червоточина религии, представляет вид, который станет наследником homo sapiens – еще дикий и неповоротливый, он предвещает распад осознания музыки на молекулярные элементы. На месте оспин, оставшихся от «Hvor», вероятно, когда-то откроются новые органы нового восприятия, а пока же можно сказать, что вместе с DOR «Нечто Без Имени» и Ganzer «Omega point» этот диск замыкает список наиболее жестоких релизов в линейке лейбла UFA-muzak за 2012-й год. Мертворожденный звук, тягучее молоко шугейзного дума и черного drone ambient (что в должной степени может напомнить канадцев Nadja) генерирует переходную среду между жизнью и смертью и погружает в нее слушателя, которому остается сделать выбор в сторону того или иного состояния. Тяжелая намыленная петля свисает с потолка.
Ryr feat. Ультраполярное Вторжение «Thule» Чтобы выбранное однажды предназначение исполнилось, понадобились ритуаль-ная кровь 49 жертв и несколько лет солярных блужданий в гиперборейских водах – только так RYR и Ультраполярное Вторжение, приручив самого Ёрмунганда, смогли выйти к Пределам Имира, за которыми начинаются световые эоны Мифа. UFA50 заключает договор невозвращения под сияниям Аврор, где древние звезды трутся о паруса драккара, выцарапывая дорожки на дисках, в которые фиксируются свидетельские показания Снори Стурлусона – так прерывается движение Свастики, замирает вращение светил и планет, и последние ногти мертвецов закладываются в обшивку Нагльфара. Два не нуждающихся в представлении проекта плетут свою невербальную харизматичную Сагу, трансплантируясь в ось миров, выжигая на мягкой древесине Ясеня руны и, скорее всего, именно по этому релизу потомкам можно будет восстановить нордический Архетип после эсхатологического финала. Сам альбом восходит с благородством стариннейших родов ярлов, седым севером оседает во фьордах вен и глухой полярной тьмой бьет в кости. Оскаленные пики частот непроницаемым панцирем окружают сердцевины треков, пульсируют в них запретной магией турсов и тяжелыми элементами звука – хриплым голосом полуночных астральных сфер. Эти шершавые метеоритные массивы в свою очередь опоясываются черно- бело-красным спектром семплированных наложений, обломков комет – таков первородный вкус Мёда Поэзии, когда губы и зев, словно пронзенные жалом Гунгнира, искажаются в своей форме, пророчествуя первостихийными шумами. «Thule» перерезает привычные каналы чувств, переводя все восприятия на автономное питание от своих внутренних генераторов, позволяя слушателю даже не увидеть, а услышать сияние, источаемое короной Люцифера, «утерянным» Гралем, и это оглушающее зарево очерчивает брешь Севера, из которой не нотами, а сгустками индевелой плазмы исходит музыка. Под накаты рабочих перегрузов прорицает Вёльва, колючие венцы стуж скрадывают рельефы времен, но ясно, что побег омелы уже сломлен: слишком чуток стал сон Фенрира и слишком сильны фантомные боли в откушенной руке Тюра. Аристократические эпосные выдержки в свою очередь культивируют пра-нордизм и, точно скульптор, обрабатывает глыбу галактического гула, вспарывая массивы перекрученных вольт, и служит «проводником» между вечным голодом Волка и URметафизикой. Два проекта разными маршрутами вышли к данной точке, но тем большее они успели набрать ускорение до момента столкновения, и порожденная им волна обрушила многих глиняных големов и колоссов на всей мировой сцене. RYR в очередной раз подтвердил свой элитарный статус, дав понять, что равных противников на этом поприще нет, да и вообще уже пора вывести отдельный жанр для этого проекта – настолько сильна не только акустическая, но и визуальная часть материала. Ультраполярное Вторжение со своей стороны ввергается в сами основы Звука, искореняя их и беря в плен каждый герц. Беспрекословно знаковый, как восход Юпитера, релиз. Это не предложение и не простая презентация – это ультиматум и претензия на тотальное господство, белый светоч эпохи. Вероятно, УВ и RYR не единственные, кто задумывал подобные экспедиции, но они точно являются теми, кто не сдался на полпути и пред кем далекая Туле может действительно приклониться.
Apoptose «Bannwald» In the moon, in the trees and in the blood. Редко, но все же порой встречаются в наше время музыкальные проекты, которые проще услышать и осознать своим естеством, нежели описать словами. И дело здесь не в каких-то субъективных симпатиях и предпочтениях - просто подобное творчество в какой-то степени является фундаментальным, активируя в генетической памяти весь опыт человеческого рода: от ритуальных барабанов у костров до современных технологий. В случае с Apoptose это определение абсолютно верно, равно как и в отношении альбома «Bannwald». Предстоящая музыкальная мистерия захватывает уже после прочтения прессрелиза: основой для этого альбома послужила история, о том, как много лет назад три сестры пошли за ягодами в лес на севере Германии и больше не вернулись, однако спустя десятилетия в тех местах люди встречали трех молодых женщин, одетых в
[24]
листву... Что же произошло тем сентябрьским днем? Из моей личной беседы с автором (кстати, Рудигер является весьма общительным человеком, вопреки слухам о его «скрытности»), узнать удалось немногим больше того, что описано в буклете, но ясно то, что эта история - не просто какая-то красивая городская легенда и корни ее уходят в далекую старину. В должной мере можно сравнить эту работу с отечественным «Перевалом Дятлова» - здесь присутствует такая же как у Velehentor пелена таинственности, сакральности происходящего, в какой-то степени и страха, и Рудигер очень точно передает эти чувства посредством своих треков. Первые же звуки растворяют в себе слушателя, погружая его в мистическую атмосферу леса. Удивительной глубины синтезаторные подложки солнечными лучами просачиваются между крон, выхватывая у царящего внизу мрака небольшие полянки. Здесь нет входа и выхода, в метафизическом смысле этот лес - всегда рядом с нами, в каждом из нас. В какой-то момент ты оказываешься там в поисках чего-то, и кто-то возвращается, а кто-то - нет. Но в данном случае, все же, история несколько не о том, хотя, учитывая, с какой искренностью и серьезностью подается материал, вполне можно предположить, что Рудигер отправился в путешествие не столько, чтобы отыскать трех сестер, а чтобы отыскать себя. «Bannwald» - это ритуал, совершенный посредством современных технологий, музыка этого альбома одновременно является и следом, и проводником; если угодно, этот альбом - чей- то промелькнувший силуэт за деревьями, обрывок девичьего платьица, обломанная ветвь. Вдобавок к этому, как и в случае с вышеупомянутым происшествием на Отортен, автор этого альбома не дает какого-то окончательного заключения, не ставит в этой истории точку - это только начало пути. Нужно лишь быть готовым к пути и спросить у себя, хватит ли у вас сил зайти так далеко, насколько это возможно. Что касается непосредственно музыкальной составляющей, то здесь без труда можно услышать, насколько внутренне возмужал Рудигер: «Bannwald» вобрал всю магию языческого Севера с «Nordland» и все страхи из японских мегаполисов с «Schattenmädchen». Долгие живописные подложки, знакомые слушателю еще с первого альбома звучат уже просто классически, Рудигер выжимает из них все электроны до капли, преобразуя их в семена дремучего леса. Мастерски и к месту вставленные семплы и голоса трудно охарактеризовать иначе, чем «заклинания». Не обошлось и без живописных барабанов от знакомых Fanfarenzug Leipzig. Отдельного уважения стоит и тот факт, что эта музыка, лишенная каких-либо полевых записей или современных шаманских элементов, с абсолютной точностью воспроизводит природный мир, помимо звуковых колебаний она порождает и другие чувства: так, словно вдыхаешь запах опавшей хвои, касаешься ладонью шершавой коры, смотришь на размашистые кусты папоротника. Своей энергией этот альбом побуждает к трансформации, к изменениям, подобным тем, что и произошли с тремя сестрам. Эта работа захватывает своей красотой, безвозмездно открывая целый новый мир, и в такой момент понимаешь, почему сестры не вернулись. Безусловно, «Bannwald» - один из лучших альбомов в жанре за последние несколько лет, одно из самых увлекательных и таинственных путешествий, которые вообще предлагались слушателю. Корень всех лесов, большой слепок прежнего мировоззрения. Если вся жизнь - ведьминский круг, то это - точка, с которой было начато движение. Встреча, очень приятная встреча.
Velehentor «Зона Отчуждения» Есть такие места – словно опухоли или шрамы на огромном теле - откуда сама земля (прямо или косвенно) выживает людей, и нет ей дела до всяких там мирских идей. О нескольких таких местах и ведет свое повествование Velehentor – концептуальная подоплека у этого проекта, как всегда, на твердую «пятёрку». В своей основе этот альбом – узел иррационального, статичного drone-ambient, который давит, вытравляет сознание своей непроницаемой монолитностью. Первобытная энергия здесь сплетается с горьковато-ржавым привкусом дыма и постиндустриальности. Извлеченный ли из земных недр вместе с углем («Кадыкчан», «Халмер-Ю») или же из-под пепла «Курша-2» 121 представляет слушателю звуковой оттиск полного аурального отчуждения. Нет надобности устраивать глубокий исторический экскурс по упомянутым местам (в Интернете достаточно информации об указанных объектах), достаточно посмотреть на фотографии: везде одинаковой серой свинцовой вуалью висят страх, горечь, печаль, смерть – все то, что нажили и не смогли в полной мере унести с собой люди. Бурьян разламывает асфальт улиц и площадей, по стенам покинутых домов змеятся щели трещин, а сами здания стоят, хищно ощерив аспидные провалы подъездов и окон. Нарушена структура самого времени – здесь и прошлое, которого не было, и отравленное настоящее, и невозможное будущее. Невыразимые по своей природе музыкальные полотна несут в себе и показательную тупиковость развития современной цивилизации: это яркие примеры того, как люди что-то строят, создают, а затем уничтожают свои же творения будто хлам. Как бы там ни было, акустическая атмосфера передана максимально точно – прогорклый ветер забытых дорог колючей пылью сечет устоявшуюся субъективную модель мира, выбивая из привычной колеи. Эманации глухих дронов поднимаются из глубин гораздо больших, нежели штольни покинутых шахт, над самой поверхностью смешиваясь с тем ядом, который оставил после себя человек. «Зона Отчуждения» является не каким-то аристократическим пафосом от скуки (каковыми зачастую бывают работы на схожую тему – «запопсованную» трагедию Чернобыля), этот альбом - напоминание о чем-то страшном, о том, что это – не где-то рядом, а повсюду, вокруг. Когда-нибудь почва поглотит последнюю каменную плиту, но блуждающее эхо этой музыки будет все так же звучать над высокой зеленой травой. Материал меньше получаса по протяженности (не в силу скудности темы, конечно), но в каждой минуте здесь – десяток прожитых жизней и лет. Это максимальная доза отчуждения, за которой начинает уже реальное физическое опустошение духа.
[25]
[рассказ]
брат три Брат - три
Г.Вертманн
Запах в подъезде стоял такой, словно там насрали, обоссались и наблевали совсем недавно. Впрочем, удивляться тут было нечему: в этом районе Зеленогорска в подъездах никогда никто не убирал. Железная грязная дверь своим тяжёлым и гнетущим видом отлично вписывалась в этот «живописный» антураж, как и десятки растоптанных окурков возле порога. Семён потянулся к кнопке звонка, но прежде чем надавить на неё, проверил, нет ли там размазанной сопли, или ещё чего похуже. Единственной хорошей новостью в этом убогом месте стало наличие лампочки, которую, видимо, ещё не успели выкрутить, и которая позволяла видеть, что находится под ногами. Худшим сюрпризом в этой ситуации могла стать иголка от шприца. Наркоманы здесь не перевились еще с войны. А встанешь на такую в той обуви, в которой был Семен – и пиши пропало. Он откашлялся, неосознанно пытаясь прогнать вязкий и вонючий запах из лёгких, и нажал на кнопку звонка. Несколько долгих секунд ничего не происходило, а затем откуда-то из глубины донёсся хриплый приглушенный голос. - Кто там? – прозвучало это так, словно в глотку по ту сторону двери запихали целую горсть подшипников. В этот момент Семён всерьёз засомневался, а не ошибся ли он квартирой, но почти сразу же отвергнул такую мысль. Дверь хоть и была сейчас обшарпанной и до жути грязной, он всё же помнил её хорошо. Вот только кому принадлежал этот голос? Неужели?.. Он продолжал сомневаться. - Это я, Сёма! – ответил он. - Какой Сёма? – голос на этот раз прозвучал чуть внятнее. - Тётя Маша? – неуверенно спросил он. И тут же в голову пришла мысль, что это просто невозможно: его тётка всегда была женщиной порядочной. А этот голос больше походил на хрип старой алкоголички. Пауза за дверью несколько затянулась, заставив Семёна нетерпеливо топтаться на месте. Наконец по ту сторону раздался сиплый звук, похожий и на вздох, и на сухой кашель одновременно. - Сёмка, ты что ли? «Это точно она! Любимая моя тетка!» – подумал Семён и не удивился, что данное открытие его слегка обескуражило. За дверью послышалась возня, затем лязгнула задвижка, и железная дверь приотворилась. Первое, что ощутил Семен, была волна тяжелого алкогольного перегара, едва не свалившая его с ног. В полутёмном коридоре, пошатываясь, стояла низкорослая фигура с тонкими цыплячьими ножками и огромным распухшим лицом. Свет, падающий с площадки, перекрывала дверная тень. Но даже она не могла спрятать от взора гигантский синяк на месте женского лица. Растрепавшиеся волосы на голове тетки стояли торчком. Прежде чем сказать хоть слово, парень проглотил ком, внезапно подступивший к горлу. В тот момент он не понимал, что все «красоты» изгаженного зеленогорского подъезда были лишь прелюдией. Почему-то снова захотелось кашлянуть, но Семён понял, что если позволит себе это сделать, его желудок поспешит избавиться от остатков привокзальной шаурмы прямо в дверях. - Тётя Маша, - еле слышно выдавил он. Фигура в коридоре покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась тощей рукой за дверной косяк. - Заходи, - со вздохом сказала она и повернулась к нему спиной. Голос прозвучал глухо, как из гроба. Семён сделал нерешительный шаг за порог. - Ты меня хоть узнала? – спросил он. Тётя Маша остановилась и, не поворачивая головы, бросила: - Узнала, Сёмка, проходи на кухню. Парень закрыл за собой дверь. Он и не ожидал, что кухня окажется чище подъезда и квартиры: раковина была переполнена грязной посудой, тарелками, ложками и кружками. Старый холодильник «Свияга» стоял на том же месте, что и пять лет назад. Его дверцу они с братом ещё в детстве расклеили вкладышами из жвачек. На столе с желтой от жира клеенкой стояла ополовиненная бутыль дешёвой зеленогорской водки и пара стаканов. Подоконник ломился от обилия стеклотары. В ярком свете лампы Семён наконец разглядел во что превратилась его родная тётка, и сказать по правде, он бы многое отдал за то, чтобы этого избежать. Лицо распирала уже начавшая слегка опадать гематома, часть которой сползла под подбородок и начала багроветь. Обе губы оттопырились, придавая женщине сходство с лошадью. Тётя Маша шумно выдохнула через нос и просто плюхнулась в кресло, стоящее возле окна. На подлокотнике, в пустой консервной банке дымился окурок. - Присаживайся, племяш, выпей с тёткой. Все слова приветствия застряли у Семёна в горле. Трясущимися пальцами он кое-как извлёк из пачки сигарету и закурил. - Присаживайся, - повторила она. – В ногах правды нет. Семён осторожно опустился на табурет по другую сторону стола и понял, что смертельно хочет выпить. Но глотать это сомнительное пойло не хотелось даже ему, хотя в университетском общежитии чего он только не пробовал. - Чего случилось-то? – наконец смог произнести он. Тётя Маша пренебрежительно махнула рукой. - А, упала. - Мм, я вижу, ты часто падала, особенно носом. Сколько раз ломала? - Не помню уже. Много, - сказала она и потянулась за бутылкой. Её рука с большим трудом выполняла все манипуляции.
[26]
Прежде чем выпить, Семён с подозрением принюхался к содержимому стакана и понял, что не ошибался. Из стакана несло сивушными маслами. Тётке же, судя по всему, было глубоко наплевать. Она, круто запрокинув голову, одним большим глотком ахнула всю дозу. - Ты прости меня, Сёмочка, - тихо сказала она, утерев тыльной стороной ладони оттопыренные губы. - Тебя-то за что? - Ну, как? – она попыталась виновато улыбнуться, но опухшее лицо лишь перекосилось. – Пять лет ничем не помогла. - Да, тёть Маш? Ни посылки на Рождество? Ни карт с бабами голыми? И письма писал, и звонил, - Семён глубоко затянулся. Глаза тётки, утопленные алкоголем, на какой-то миг странно сверкнули, но она лишь грустно покачала головой. - Ты уж прости. Ведь не со зла. - Угу, - буркнул Семён, – дождешься от вас? - Ну, хватит, - взмолилась она. Семён постарался успокоиться и сделал еще одну глубокую затяжку, враз докурив сигарету до самого фильтра. Горечь, поднятая в душе, как взвесь со дна стакана вызвала прилив желания напиться. - Дома-то есть ещё кто? Может, пошлём кого за водкой? Услышав такое предложение, тётка оживилась. - Посмотри в зала. Если девчонки дома, то их отправь. - А Эдик? – спросил он. Глаза её снова блеснули. - Ой, только Эдичку не буди, ради бога! - Да больно он мне нужен, - буркнул Семён себе под нос и вылез из-за стола. Понятно, почему никто не отвечал на мои письма, - подумал он. Всё происходящее до сих пор казалось ему сном. В большой комнате на диване, укрывшись ватным одеялом, спали две девушки. Одну из них он узнал сразу. Это была Жанна, подружка Эдика, которую он стал приводить в родительскую квартиру, еще до того как Семён поехал на учебу в московский университет. Девчонка была довольно симпатичная: стройненькая, кареглазая, с правильными чертами лица, однако испорченный улицей характер, широкий нос и любовь к рэпу сводили все её достоинства на нет. - Подъём! – скомандовал он. – Сёма вернулся! Жанна лишь дёрнулась на своём месте и слабо застонала. Её подружка оторвала помятое лицо от подушки и затуманенными, ничего не понимающими глазами посмотрела на парня. - Ты кто? – хриплым голосом поинтересовалась она. - То же самое и я тебя хотел спросить. - Я, это… Лёля. - Ага, понятно. А я Семён. В голубых и всё ещё пьяных глазах девушки появилось понимание. - А, так ты брат Эдика? Семён кивнул. - Закончил, значит? - Закончил. Лёля улыбнулась, продемонстрировав поломанные и жёлтые передние зубы. Семён подумал, что он, может её трахнуть прямо здесь. После пяти лет периодической мастурбации в университетском общежитии от завода даже это пьяное чудо с растрепавшимися рыжими кудряшками казалось подарком небес. И всё же он решил воздержаться. Неизвестно ещё, какие венерические сюрпризы скрывало её влагалище. - Сбегаешь за пузырём? – спросил он. На этот раз она не улыбнулась, а прямо таки просияла. - Так конечно, не проблема! Надо ведь отметить твоё возвращение! - Точно, надо, - сказал Семён и полез в рюкзак за деньгами. Лёля резво спрыгнула с дивана. На ней была изрядно вылинявшая и помятая футболка с двумя красными сердечками как раз в районе груди, и серо-синие джинсы с заниженной талией, в которые с трудом помещалась её пышная задница. Семён протянул ей пару сложенных вдвое банкнот. - Во, возьми литр, только нормального чего. Потом подумав, добавил еще мелочи. - И пожрать. Он посмотрел, как деньги исчезли в кармане лёлиных джинс: - Если пропадёшь с деньгами – найду и налысо побрею. Поняла? - Да всё нормально будет, не бзди студент! Она вновь продемонстрировала свою улыбку. - Красавица, чтоб тебя, - с тоской подумал Семён. Жанна снова застонала и перевернулась на спину. Прядь чёрных волос спала с её лица, открывая взору болезненную бледность кожи и тёмные круги под глазами.
[27]
- Что с ней? – спросил он. Лёля напяливала на себя истоптанные балетки, которые только что вынула из-под дивана. Глядя на это, Семён впервые пожалел, что снял кроссовки. Вместо ответа Лёля стала грубо тормошить подругу. - Эй, Жанка, вставай! Сёма вернулся. Пизда! Девушка снова застонала и с трудом разомкнула веки. Поначалу она смотрела словно в пустоту, но затем её взгляд сфокусировался. - Привет, - хрипло сказала она. Семён нахмурился. - Привет, а с тобой-то что? Девушка зашипела сквозь стиснутые зубы и медленно вынула из-под одеяла свою правую руку. - Она кошелёк у чурки спиздила, - будничным тоном прокомментировала рыжая подруга. – Вот и наказали дуру. - Твою же мать! – только и сказал Семён. Его вдруг снова затошнило. Сквозь бинты, неумело наложенные на кисть, проступали тёмные пятна засохшей крови. Ноготь большого пальца потемнел, мизинец и безымянный покраснели и опухли. Остальных же просто не было. Искалеченная рука в таком виде висела ненужным отростком. Словно вместо нормальной конечности ей пришили гнилой протез. Семён с трудом сглотнул слюну. Теперь выпить захотелось ещё сильнее. - Чем это? – спросил он, поморщившись, хотя и совсем не жаждал знать ответа. - Саблей, джигиты, блядь, - простонала она. - Твою же мать, - в сердцах повторил Семён. – Тебе в больницу надо, дура. Жанна покачала головой. - Выпить есть чё?
***
После пятой или шестой стопки Семёна заштормило. Тошнота ушла, но мрак, царящий вокруг, стал только плотнее. Теперь Семён ощущал его каждым нервом, каждой клеточкой своего тела. Тётка, сидящая в своём замызганном кресле, что-то рассказывала про их нелёгкую жизнь и про то, как тяжело сейчас приходится её Эдичке и девочкам. Жанна с бледным лицом пристроилась на подоконнике, поджав ноги и прижав искалеченную руку к груди. Рыжая Лёля продолжала периодически «радовать» всех присутствующих своей улыбкой и с каждым тостом двигалась к Семёну всё ближе, пока наконец её бедро вплотную не прижалось к его колену. За окном сгущались липкие осенние сумерки. В окнах домов зажигался и гас свет. Мир словно скручивался в тугую спираль и втягивал в себя все надежды Семёна на нормальную человеческую жизнь. Вчера у него ещё всё было в порядке: учеба, своя кровать в общаге, стипендия и самое главное – надежды. Но теперь? Что ждало его здесь? От подобных мыслей Семёна снова затошнило. Чтобы угомонить эту холодную волну в желудке, он поспешил закурить. Рука Лёли как бы невзначай упала на его колено и поползла вверх, остановившись на выпуклости в районе ширинки. Первым порывом было стряхнуть блудливую длань прочь, но он подумал, что тогда поступил бы как самая натуральная целка, и поэтому сделал вид, что ничего не замечает. - Ты ведь с нами останешься, Сёма? – спросила тётя Маша. От прилива алкоголя в кровь её лицо побагровело. Синяк на лице стал ещё более лиловым, а гематома приобрела сиреневатый оттенок. Семён неопределённо пожал плечами. Был у него один вариант, но так, на крайний случай, который он вообще в серьёз не рассматривал до того самого момента, как очутился здесь. Теперь планы нужно было менять. Смотреть, как помирает от сепсиса Жанна, а тётку нещадно лупит её собственный сын, ему совсем не импонировало. - Где Эдик? – внезапно спросил он, подняв голову. Все разом замолчали. Глаза тётки снова блеснули, но на этот раз в них прочиталась похоть. Жанна вся съёжилась, прижимая колени к груди. И даже Лёля замерла и перестала улыбаться, хотя её пальцы уже начинали неторопливо расстёгивать молнию его брюк. В наступившей тишине особенно зловеще прозвучало бульканье водки, наливаемой Семёном в свой стакан. Окинув присутствующих взглядом, он демонстративно выпил и закусил половиной солёного огурца. Доза не превышала предшествующие, но в этот раз алкоголь опустился на дно желудка как холодный камень с острыми краями. Парня передёрнуло. - Я всё-таки повторю свой вопрос, - с нажимом сказал он, преодолев очередной рвотный рефлекс. – Где Эдик, и почему он не хочет выпить с братом? - Сёма, может, не надо? – жалобно проскулила тётка. Только теперь он заметил, что белок её левого глаза усеян лопнувшими кровеносными сосудами. - Это ещё почему? - Он очень болен, - подала голос Жанна. Было видно, что каждое слово ей даётся с неимоверным трудом. - Болен?! Вы что тут все охренели что ли?! Как болен? Тут хуй знает, что творится, а он болеет?! Давай показывай, где он! – Семён перешел на крик. Ответом ему стало гробовое молчание. Лишь сквозняк, просачиваясь сквозь щель в оконной раме, напевал свою заунывную колыбельную песнь. Лёля нервно теребила пальцами свой рыжий локон, уже и забыв о том, куда хотела ими забраться несколькими секундами раньше. - Он очень болен, - повторила слова девушки тётка и потянулась за бутылкой, чтобы уже в двадцатый, или двадцать пятый раз за этот вечер плеснуть себе очередные пятьдесят грамм. По какой-то причине алкоголь не ломал её полностью, а лишь поддерживал опьянение на определённой стадии.
[28]
Семён посмотрел на неё и сухо рассмеялся. - Сёма, пожалуйста, не надо, не буди его, - тихо взмолилась тётка. - Вы тут все сошли с ума, тупые суки, вы спятили, - решительно заявил Семён. – Срать я хотел на всех вас и на все ваши ебаные причуды. Понятно? И прежде чем кто-то из них успел подать голос, он повернулся в сторону коридора и громко крикнул: - Э, придурок, подъём! Брат вернулся! Просыпайся, давай! Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило, но минутой позже Семён мог поклясться сто раз, что в тот момент в квартире стало намного темнее, словно все лампочки вдруг начали светить на половину своей мощности. Затем из глубины закрытой комнаты, которая была когда-то детской для Семёна и его брата, раздался звук, похожий больше на скрип разрываемого металла, чем на человеческий голос. В мгновение ока тётка, Жанна и Лёля превратились в неподвижно сидящие статуи. Их лица сделались землистого цвета, а глаза закрылись. Вдруг дверь комнаты распахнулась с такой силой, словно кто-то изнутри двинул её бревном. Темнота там была настолько густой, что свет из кухни и коридора не могли сделать видимыми даже близко расположенные предметы. - Не смотри ему в глаза, - раздался тихий шёпот возле самого уха. – Только в глаза не смотри. Семён затравленно оглянулся, пытаясь понять, кому принадлежат эти слова, но увидел только то, как все три его собутыльницы, неподвижно застыли на своих местах. Их глаза были крепко зажмурены, а рты сжаты. В тёмном дверном проёме что-то шевельнулось. - Эдик? – неуверенно спросил Семён. - В глаза не смотри, - требовательно прошептал голос ему в ухо уже громче, и на этот раз Семён ощутил мочкой прикосновение холодных, будто мёртвых губ. Время замедлилось, и всё пространство вокруг стало вязким как кисель. Это ощущение не было страхом. Семён просто оцепенел. На то, чтобы сомкнуть собственные веки потребовалось титаническое усилие. Он слышал, как что-то зашелестело по линолеуму от комнаты в кухню, как в раковине звякнула грязная посуда, когда что-то тяжёлое, проходя или проползая мимо, задело её своим туловищем. Когда Семён услышал, как завыла Жанна, он еще сильнее зажмурил глаза: - Нет, Эдичка, пожалуйста, ну, пожалуйста, только не пальцы. Раздался хруст, и квартиру заполнил визг девушки, быстро перерастающий в крик отчаяния и боли. Затем зловонное дыхание обдало лицо Семёна. Мозг парня скрутился внутри черепа как агонизирующая змея. В тот же момент желудок отчаянно сжался в комок, исторгая наружу поток рвоты. А спустя секунду, Семён понял, что теряет сознание.
***
Он медленно приходил в себя, ощущая тошноту и неимоверную тяжесть во всём теле. Сквозь шум в ушах начинали пробиваться голоса, смысл которых Семён начал понимать лишь минутой позже. - Ты же знаешь, сынок, что мы все тебя любим, - говорила тётя Маша. – Видишь, братик твой рад тебя видеть. Он специально водочки купил, чтобы тебя поздравить с возвращением. Вы же с ним братики родные. - Я то-о-о-оже ра-а-а-а-ад, - раздался скрип. Семён боялся смотреть. В голосе Эдика было что-то не настоящее. Он звучал, словно искажённый радиопомехами, звучал как старое радио. Издалека, словно из другой вселенной доносились рыдания Жанны и успокаивающие слова Лёли. - Первый раз что ли? Уже бы и не ревела так. Скажи спасибо, что ногу пока не откусил. - Ска-а-а-а-а-жи, - заскрипело снова. Семён всё-таки открыл глаза. Сквозь рябь и алкогольную муть он увидел Эдика, сидящего за столом рядом со своей матерью… точнее, не совсем Эдика, а то, во что он превратился. Иногда память прячет отдельные фрагменты жизни в свой потайной карман и там скрывает их годами, чтобы потом внезапно извлечь наружу и постараться удивить этим фокусом своего обладателя. А скорее всего убить его, выполнив обычную работу вселенной по отбору видов. Так случилось и с Семёном. Причиной тому, возможно, стал стресс, вызванный в детстве смертью родителей, а в более зрелом возрасте всей этой историей с поступлением, учебой и возвращением в квартиру его родственников. Он вспомнил, как однажды Эдик, этот хилый длиннорукий мальчишка с большими ушами, сказал, что видел огромную черную крысу, которая вылезала из подвала их старого дома на Красноармейской улице. Двумя днями позже они, вооружившись палками, решили, что им суждено стать Великими ловцами и убийцами крыс. В тёмном подвале старого дома ничего не было видно, кроме облезлых шлакоблочных стен и вонючего пара, вырывающегося белесыми призрачными клубами из порванных отопительных труб. Мимо проплывали стальные и деревянные двери с нарисованными на них краской номерами квартир и тяжёлыми навесными замками, повешенными на петли. В руке Семён твёрдо сжимал маленький аккумуляторный фонарик, свет которого создавал пугающие тени, танцующие вокруг них, как адские балерины. В самом конце коридора они увидели массивную, обитую железными полосами, дверь без замка и номера.
[29]
Семён вспомнил, как в тот момент он весь подобрался, чтобы не напугать брата и не показать, как страшно ему самому. Тонкие струйки тёмной воды выбегали змейками из-под ржавого стального порога. Свет фонарика отражался от тысяч капелек влаги, стекающих по двери, искорками потусторонних звёзд. Эдик ухватил Семёна за плечо. тот вздрогнул и выронил фонарик. Луч прорезал темноту, и, уже оказавшись на земле, фонарик высветил ту самую дверь без замка и номера. - Она там, я точно знаю! – громко прошептал Эдик. В этот момент Семёну показалось, что эхо голоса его брата отразилось от стен подвала и в искажённом варианте вернулось к ним. - Я точно знаю, – прохрипел подвал. - Она там, - еще громче зашептал Эдик и Семён почувствовал, как рука брата лезет ему в шорты, больно хватая за начинающие обрастать волосами яички. - Там! Там моя крыска! Там моя крыска! - Я точно знаю,- над дверью осыпалась побелка. Вдвоем братья напоминали разновесовых танцоров. Один был - худой как спичка Эдик, второй - плотный борцовый Семён. - Где твоя крыска? - брат тыкался языком в ухо Семёну. - Она тут? Ооооо! Она уже вылазит! Она уже вылазит! Кры-ы-ы-ыска! Семён увидел, что дверь приоткрылась. В образовавшемся проеме кто-то стоял. В длиннополом пальто. Тут же Семён почувствовал, как его подбрасывает волна наслаждения и на мгновение он понял, как любит своего брата, как любит его теплую липкую ладонь монотонно двигающуюся в шортах. Поэтому он ударил прямо в переносицу, как учили на занятиях по боксу. Стоящий за дверью протянул руку и, когда Семён отпихнул обмякшего брата, она вцепилась тому в волосы и потянула недвижимое тело по земле. Ноги в кроссовках вычертили на песке две борозды. - Я точно знаю, где твоя крыса, - шипели в спину стены подвала, когда подросток с полуспущенными шортами, спотыкаясь и захлебываясь слезами, бежал по узким коридорам. Дверь без замка и номера с тех пор не покидала его сны. Но дело было даже не в ней. Рука, принадлежащая тому, кто стоял за дверью, беспокоила его больше всего. До двери, от того места, где был он с Эдиком насчитывалось по меньшей мере шагов тридцать, если не больше, но рука, та длинная рука все равно достала его брата.
***
- Что, Эдик, поймал крысу? – спросил Семён. В голове по-прежнему гудело. Но он уже не знал, что было тому причиной: толи щедрая доза алкоголя в крови, толи дьявольская вонь, исходящая от того, что теперь сидело на диване. - Кр-ы-ы-ы-са, – пробулькало существо. Вытаращенные глазные яблоки пялились на Семёна. Руки нервно бегали по столу. Между ногами из-под полы плаща свисал толстый серый отросток, похожий на хвост. - Я только сейчас понял, что... - начал Семён. Разум отказывался возвращаться к нему в полной мере. Откуда у брата этот плащ? Такой же как на том человеке, что стоял за дверью. А с чего он взял, что это брат? Из-за худобы? Из-за похожего лица? - А-а-а-а-а-а? – из правой глазницы существа на щеку выплеснулась порция тёмной зловонной жидкости. Лампочка над его головой замерцала и погасла окончательно. - Не брат ты мне, гнида черножопая, - закончил Семён и закричал. Тень уползала в спальню, оставляя на линолеуме зловонный чернеющий след. Тётя Маша обняла обеих квартиранток: - Вот и встретились. Что там у нас по телику? Брат? С Бодровым что ли? Включи Лёлька. Прям как у нас. Боюсь только порвет он его на запчасти. Давно ведь не видел. Соскучился, зараза. За стенкой слышались приглушенные стоны, больше напоминающие коровье мычание. По экрану бегал лысый мужик и ругался. Через полчаса просмотра тётя Маша уснула.
Мой дом пуст. Это не значит, что меня там нет. Я там… Опустошенный… Голоса больше не беспокоят, Сны больше мне не снятся. Мой дом безмолвен. Я рад, что он не умеет говорить. Почти каждое его воспоминание Отвратительно воняет. Я там… Опустошенный…
Проверка на слова, Проверка на поведение. Ты разве способна на что-нибудь? Впереди все размыто, Дороги не видно, Сплошная мгла, Но ты идешь, надеясь, Что оставляешь шлейф света. Я, твой сутенер, расстилаюсь тьмой И ты растворяешься во мне, моя шлюха.
из старых тетрадей
[30]
[повесть]
Ян Сож
Глава 1. Куски красного, куски коричневого Посвящается Виктории, навсегда маленькой художнице,которая сейчас где-то там.
Выходной костюм. Человеческое затерялось в ящиках книжного стола. Осталось только преобладание разных мыслей о красном, о коричневом. Неизбежные человеческие котлеты. Кипящее пузырями асфальтовое покрытие. Чернота прилипает к шиномонтажным конструкциям. СТО минус ОТС равно пустоте. Ядохимикаты и мы. Воздух обжигает, дышать очень трудно, нарушается работа органов пищеварения, органов деторождения и органов внутренних дел. Круглое и припухлое, похожее на кефирный блин, лицо пятидесятидевятилетнего работника правительственной организации Алексея Земли потело и лоснилось. В салоне его серебристого «Мерседеса», в котором он курил на стоянке около магазина, было душно, как в общественной бане среди нагромождения мочалок, тазов и волосатых задниц любителей попариться. Кондиционер барахлил. Алексей еще раз обматерил его и утер скомканным платком пот со лба. Пальцы Алексея нервно стучали по липкой коже автомобильного руля. Кольца сигаретного дыма растворялись в вечернем воздухе. В столовой неделей ранее на обеде у него состоялся разговор с подвижным, как смазанный поршень, студентом-практикантом со странной фамилией - Капачель. Тот уселся рядом с Алексеем, заказав примерно тоже самое – правда, вместо отбивной в сыре он взял подешевле – куриную котлету. - Читал вчера в интернете, - начал студент, лихо закидывал в рот пищу, – что член вырастает, если его теребить каждый день. В Африке есть такое племя, все себе вешают на него, кольца, камни, железки. И потом вооо такенный становится! Студент бросил вилку и поставил ладони на ширину плеч: - Не меньше! – он, не мигая, смотрел на Алексея. - Зачем тебе? – тот вяло поинтересовался, ковыряя обсаленную отбивную. - Как? Бабы тогда все мои! Всех можно насадить! - он ощерился, и из его горла вырвалось сдавленное бульканье, отдаленно похожее на смех. - Да, ты, брат, фантазер, - усмехнулся Алексей и вспомнил, что сегодня день рождения его шурина, что опять будет большая пьянка, что после всего его ждет бессонная ночь с супругой, у которой алкоголь вызывает приступы сексуального голода. - Алексей Иванович, вы не против, если я вас кое о чем спрошу? - студент усердно жевал булочку с изюмом. - Валяй. - А вот если война? То куда будете прятаться? - Разве я буду прятаться? Прячутся только трусы и предатели. Настоящему мужику незачем прятаться, он должен Родину защищать, - сказал Алексей. - А я слышал, за городом построили какой-то подземный город, глубже, чем метро, раза в три. - И что? - Ну, так просто, может, вы что знаете? - Нет, ничего я не знаю об этом. - Вот и зря, Алексей Иванович! Студент потеребил нос пухлым кулачком. Алексей при виде этого кулачка пришел в замешательство. Отчего – то захотелось поцеловать кулачок, подудеть, пощекотать кончиком языка, подчинившись порыву добродушия, которое навещало стареющего партработника в часы странного чувства звериного одиночества. - Лучше всего под землю на метров сто уйти. Читал, что продают всякие убежища. Там для жизни на полгода хватит и воды, жратвы, и кислорода, - студент поводил ложкой в стакане со сметаной. – Повезет кому-то. но я на всякий случай купил противогаз, «Роллтонов» и печенья – мало ли. Еще у бабки есть погреб в деревне. Там и буду обитать. - А твои знают? – вяло спросил Алексей, наблюдая за пухлым кулачком. - О чем? - О погребе. - Нет еще, надо говорить с ними. А то, как бывает сразу, скажешь - и не поверят. Старик-то мой военный и ему кроме своего плаца и нарядов нифига не надо. Маму жалко, она все на себе тянет. Думаю, она поймет, - бегло заговорил студент. – Тут оно просто все. Предупредил, подготовились и ушли в подполье на время. Переживем, не пропадем. Не возьмут нас силой, без обиняков, говорю. Мой дед просидел на войне пять лет в окопах, и ничего не было. Земля грела. Как вернулся домой – постель перестал уважать. Они тогда с матерью и развелись. Долго мучились. Бывает, начнет кряхтеть и ни в какую. На земле, говорит, давай. Ну, а мать только крутила у виска, мол, больной. Так и жили, пока не запил он. А как запил, так и пошло все наперекосяк: на, сука, на лоб положил тогда он. Я-то видел, знал, а молчал и смотрел. Интересно же, что там будет, пока не потемнело в голове. А там и режим постельный, и в лагерь не пустили, гады. Насмотрелся.
[31]
- Да, брат. Тебе отдохнуть малость надо. Перетрудился, - вздохнул Алексей, – то-то я смотрю, у тебя глаза красные. Ты спишь хоть? - Где там поспишь в наше время, - пробормотал студент. – Тут еще диплом писать скоро, отец с матерью выпивают, малая рожать будет, бабка под себя ходит – чокнулась на старости лет. - Алексей Иванович, вы не против, если я вас еще кое о чем спрошу? - студент выгребал остатки сметаны из стакана. - О чем? - А у вас как с этим? - С чем? - Ну с эти, с топливом. Просто интересно стало, что да как. Подчиненный – начальник. Задрипа какая-то невыясненная. - У тебя уже мозги скоро перекосятся – будешь все время думать и говорить об этом. Найди себе женщину лучше. - Мне все так говорят. Найди, найди. Ищу вот. Так что покажите? - Тебе еще показать надо? Ты брат лихач. Далеко пойдешь. Президентом даже может станешь. - Не знаю мне тут говорила одна – маловато у тебя. Да и вообще. - Ладно покажу. Не жалуюсь. Да и все вокруг радуются, без претензий. Все в семье – лад и порядок. Вот смотри. Алексей. завозился под столом, потом привстал, и поставил на белую скатерть стола большую канистру, от которой шел спертый запах бензина. Канистра тянула на литров тридцать. Ее поверхность была оторочена мехом, который опоясывали несколько желтых полос. - Видал. - Это золото?? - Ну, а что? Не хрен же собачий. - А это? - Это мех ондатры. - Так, а вы говорили маленькая! Какая же она маленькая? - Когда я такое говорил? Ты что придумываешь, дорогой? - Да! вы может и не говорили, но вида не показывали, что будет она такой…такой…такой…крутой! - Люблю делать людям сюрпризы. Я вот, как-то раз поспорил на работе с Ссаковым, захозом нашим, у кого больше будет. Знаешь, на что спорили? На жен. Ну так у него больше оказалась. Понимаешь? А внутри знаешь, что было? Самый первач сейчас, Девяноста четвертый. Пришлось отдать благоверную. Отымел он ее тогда знатно, прям как в кино. У нее до сих пор на том месте волосы седые. Ну а ты что? Давай, яви чудо природы. - Да я, как бэ это… может потом? А? - Да ты, что дурачок? Давай показывай! Практикант покряхтел и извлек из кармана маленькую канистру. Серую, невзрачную на пол литра, а то и меньше. - Уахахахаха! Да, братан, ухаххаххаха, уморил ты меня! Хаххаха. Сочувствую, Алексей утер слезы, появившиеся от громкого смеха, приставил свою канистру к канистре практиканта и опять забулькал от неудержимого хохота. - Хаххахаха…! Мать твой за ногу, ну ты и кадр. Сразу видно – до пенсии тебе далеко. Стаж работы маловат, вот и хилая такая. Потрудишься, станет расти. Ты уж поверь. Не ты первый не ты последний. Устраивались и не с такими. Видел вообще заморышей. Сам во, рожа во! А там такая паскудница говнодавка задристаная лежит. Вот ты говорил дед твой воевал. Туда-сюда. Воевать тоже надо уметь. У вас у молодняка все просто. Лишь бы рожу друг другу начистить. Тут с умом надо. Вот мой дедуля не просто воевал и в пустую по окопам не ползал. Он, дорогой, после всего такой агрегат приволок, что матка потом по швам трещала. Ладно, хрен с ним. Ты тут послушай. Парень ты ниче такой, толковый. Так вот что, у меня к тебе просьба будет. Пополнишь авторитет заодно. Обновишь свой писюн. Алексей переломил огурец и провалил его в рот следом за куском отбивной. Практикант повторил тоже самое с котлетой. Затем они встали, убрали каждый свою канистру на свое место. Практикант быстро запихал в карман, а Алексей деловито и нарочито медленно сначала поболтал содержимое, приложился ухом к меху ондатры, удовлетворенно хмыкнул и поставил канистру рядом с собой на пол. Потом он нагнулся проверить, в порядке ли цепь на щиколотке. Практикант, повесив нос, наблюдал за его манипуляциями. Когда Алексей закончил осмотр, они молча принялись жевать каждый свой обед, слушая гудящую, как пчелиный улей, столовую. Было заметно, что практикант растерял весь пыл, который рвался из него в начале разговора. Алексей внимательно поглядывал на юношу, пережевывая пищу. И вот, наконец, после продолжительного изучения безусого прыщеватого лица, он, понизив голос, стал говорить: - Дело, скажу я тебе, щекотливое. Предупреждаю сразу. Скажешь кому – урою. Сделаешь – будешь в нашей компании работать после учебы. Понял? - Я не понимаю, что вы хотите? - Ладно. Слушай. Значит так. У меня дочка есть. Уже взрослая. Семнадцать скоро. Сечешь? Так вот, дорогой. Алексей наклонился над столом и поддался вперед. Практикант тоже наклонился. Тогда Алексей взял своей широкой ладонью его за шею и стал что-то шептать ему на ухо. - Вы с ума сошли??? – практикант дернулся, но Алексей держал крепко. - Не ори. Как там тебя? Слава? Саня? - Сева. - Слушай, Сева, ты уже не можешь отказаться, дорогой. У тебя выбора нет, понимаешь. Был он, а теперь нет. Сдулся выбор твой. Ладно, вечером позвоню тебе, обговорим все. Перетрем, что да как. На субботу, чтобы был готов, врубился? - Но, Алексей Алеексеевич!? Ка-а-а-ак? Ка-а-а-ак я это могу?
[32]
- А как я мог, когда в девятнадцатом под пулями пердолился, а? А ты что ж, сукин ты сын, сразу в кусты, а? - Но вы же о вашей дочери говорите??? - Ну так и что теперь? Она что не человек что ли? Она что по твоему чурка дубовая? Или кто? Ты давай мне мозги не полощи, а чтобы был готов. Поел? Иди, давай, работай. Студент встал, молча кивнул и, ссутулившись, направился к выходу. - Придурок, - Алексей промокнул салфеткой губы, лоб, шейные впадины и обвел взглядом столовую. Никто не обращал на него внимания.
***
Температура этим летом в столице совершала галопирующие прыжки. Она то опускалась до самой низкой отметки, то, чуть ли не взрывая термометр, взлетала до самого максимума по стране. Сейчас, когда кондиционер сломался, температура повысилась даже в тени. Полудохлая собака мочилась под деревом, и ее струя превращалась в пар. Ветер не спасал. Он лишь суходрочно гонял по улицам клубки из мусора и веток. Столица превратилась в пустыню. Прохожих почти не было. Алексей с детства очень плохо переносил жаркую погоду. Когда столбик термометра подымался выше тридцати по Цельсию, то организм начинал бунтовать. В голове просыпались два ржавых гвоздя. Их монотонно забивали справа и слева невидимые молотки. На работе он выпил таблеток – немного полегчало, но чувство присутствия боли оставалось, и оно всегда возвращало его в далекое детство. В младших классах родители постоянно оставляли Алешу в лагере, который организовывался при школе. По расписанию детей часто водили днем на городскую речку. Там был специально сооруженный пляж для купания и площадка для игр. Эти дни Алексей помнил отрывочно. Когда все дети загорали и купались, он отсиживался в тени, пил много воды из бутылочки, что оставляли ему родители. Одинокий ребенок, скучающий вдали от игр и развлечений, своим бледным видом он вызывал чувство жалости у воспитателей, и поэтому ему всегда доставались лучшие конфеты, из тех, какими угощали детей во время приемов пищи. Маленький Алеша не понимал причин такого пристального внимания к своей персоне. Ему просто нравилось сидеть в стороне, наблюдая за всей этой суетой вокруг и бурной жизнедеятельностью взрослых и детей. Это сейчас по прошествии многих лет он понял, что в играх, за хохотом, беготней, суетой и весельем, он бы никогда не познал того, что представилось ему в том личностном своеобразном уединении. Он часто и подолгу рассматривал женщин в купальных костюмах и мужчин в плавках. Иногда их было очень много - разных возрастов и разных степеней привлекательности. Женщины ему нравились больше, чем мужчины, в силу своих половых особенностей, но иногда он подолгу мог разглядывать огромный живот какого-нибудь стареющего самца и сравнивать его с graviditas самки. Ему нравились такие сравнительные этюды. Он почти не обращал внимания на полуобнаженных детей, поглощенных играми настолько, что они, казалось, присутствовали в каком-то другом своем мире. Алеше нравилось сравнивать между собой приходивших и уходивших женщин за время, проведенное на пляже, и со странной потаенной дрожью он замечал, как его взгляд и мысли постоянно возвращаются к Елизавете Петровне – учительнице истории в их школе. Она руководила прогулками по средам и пятницам. Ее физическая привлекательность немного обвисшего живота, размазанных больших грудей под чашами закрытого купальника приводили маленького Алексея в сладкий восторг. В третьем классе груди учительницы стали приходить к нему во сне. Молочные, томительные, жалобные - они пахли кремом и ягодами. Эти груди терлись об него, лезли ему на руки, касались паха и ягодиц и просили, просили везде, просили за углом, просили на унитазе, просили в очереди, просили за обедом, просили в ссадинах, просили в мокротах кашля просили дать им бензина, хотя бы каплю, взамен той молочной, которую они выдавливали ему в рот. И маленький мальчик втайне от родителей, когда они спали, открывал канистру отца, всовывал туда накрученную на проволоку тряпку, доставал и сцеживал маслянистую жидкость в стакан. Он разливал добытое в большую стеклянную бутыль и хранил ее в своей комнате под кучей игрушек в шкафу. Так он показывал любовь, так он любил по-своему. Любил тайно и пылко, и с железным упорством волевого характера героически переносил все лишения и тяготы своих чувств к молочно-белым глыбам за синей материей. Родители так ничего и не узнали. Отец его повесился, когда Алеше исполнилось четырнадцать. Говорили, что он здорово влетел на деньги и влез в кучу долгов, когда начался второй пик топливного кризиса на планете.
***
От внезапно зазвучавшего по радио в машине «Гимна» примерному семьянину и страстному хоккейному любителю сделалось страшно неуютно. Во рту появился привкус железа, белка и столовой сметаны. Алексей до мельчайших подробностей вспомнил страх студента-практиканта, его худую цыплячью шею, пухлый кулачок, стройные ноги Кати из Отдела по работе с юридическими лицами, воскресные шашлыки с друзьями, приветливый супружеский анус, щетину соседского пьяницы, выбросил недокуренную сигарету за окошко и посмотрел на окна своей квартиры. Свет еще горел. Один раз после коитуса с женой он записал в блокноте: Темные колодцы Школьных пищеводов Не дают всю ночь уснуть. Желанные отверстия для входа Поднимают тяжелую папкину жуть.
[33]
Что имелось ввиду под словом «жуть», никто не знал, даже он сам боялся думать об этом. Он ото всех прятал свои записи. Иногда, тайком от жены, когда в редкие часы он оставался с маленькой дочкой Галей наедине, он прочитывал кое-что вслух. Ему нравилось смотреть на ее одухотворенное свежее лицо, еще не отмеченное печатью проблемной кожи и первых половых трансформаций. Она смотрела на него во все глаза, декламирующего в семейных трусах из полуобщей тетради, исписанной мелким, только ему понятным почерком. Он читал горячо, проникновенно, останавливаясь и повышая интонацию на особенных для него словах и словосочетаниях. Эрегированный орган раздувал семейные трусы, как ветер раздувает паруса.
Вода течет струею ржаво-рыжей Трудолюбивый человек спускается в метро Черноволосый твой цветок бесстыжий Змеей горячей притаился под пальто. Она томится перед алой щелью, Теплом осемененная, скулит, Прорехой красной утром вдохновляет, Потом коричнево: «За Родину» шипит. И каждый день встает с напором, На труд, на партию, на целину. И выпирает с боевым задором Когда шагаешь гордо на войну. И трелью не счастливой, а гнетущей Звенят в трусах в дневной тиши. Пизда, уретра, волосатый сад цветущий Как символы измученной души. Последнюю строчку он повторял несколько раз. Каждое последующее слово произносилось на тон выше. На двенадцатом повторе Алексей подвывал и кружился в замысловатом танце. Маленькое представление обычно завершалось детскими слезами испуга и отцовскими словами прощения. Но, к сожалению Алексея, вскоре все прекратилось. - Папа? – спросила однажды Галя. – Почему ты в трусах? А мама нет? - Понимаешь, дорогая, у меня же красно-коричневое там, у меня же все на свете красно-коричневое, при виде всех оно краснокоричневое, при виде тебя красно-коричневое, при виде себя красно-коричневое. Когда тебя укусила объевшаяся шоколадом подружка – кровь была красно-коричневой, когда ты упала с велосипеда в грязь – коленка была красно-коричневой, когда ты проглотила гвоздь – в горшке было красно-коричневое. Красная значит красивая. Коричневое значит самая прекрасная. Я – красно-коричневый, ты краснокоричневая, мы красно-коричневые. Мы красивые и прекрасные. - А почему красивые в трусах? А мама не красивая? - В космосе, Галинушка, рождаются и умирают всякие тела. Так и в жизни рождаются и умирают всякие тела. У нас все перемешалось. Все стало сложно. Все помешаны на бензине, на солярке. Все они имеют свой цвет, свой вкус и свой запах. Они очень важны и нужны людям. Они разного цвета. Они все разного цвета. В основном они напоминают красное и коричневое. Как смесь в горшке. Я тоже тут с тобой красно-коричневый, на мне трусы коричневые, под ними есть красное. И продукты из нефти тоже бывают красно-коричневые. Однажды я покажу тебе, моя голубушка. Я покажу тебе красно-коричневый мир. Я подарю его тебе. Огромный красно-коричневый мир! Он будет только твой и мой! Твой и мой! ТВОЙ И МОЙ! После этого разговора Алексей понял, что дальше свои лирические exercice следует приостановить. Квартиру незаметно наполнил аромат быстро повзрослевшей девочки и его слабости.
***
Когда свет в квартире погас Алексей вышел из машины, закрыл дверцу, нажал на кнопку сигнализации и быстрыми шагами пошел к своему подъезду. Свою канистру он повесил за спину на специальные шлейки. Там приятно булькало где-то на половине. Вдалеке вопила сирена то ли скорой помощи, то ли пожарной машины. В доме раздавались шумные крики веселящейся компании. Странное чувство любопытства задержало Алексея на полпути к подъезду. Остановившись, он вытянул шею по-гусиному. Прямо под окнами, лежала лошадь. Голова ее была неестественно согнута. Худые ноги с неподкованными копытами бледнели на земле четырьмя жердями. Алексей колебался несколько секунд, но совесть взяла верх. Он обогнул противопожарный ящик с песком и, осторожно ступая по траве, подошел к лежащему животному. Лошадь не шевелилась. Алексей подставил тыльную сторону ладони к полуоткрытой пасти и ничего не почувствовал. Заплывшие, напухшие окружности глаз превратили лошадиную морду в чудовищную маску. Алексей брезгливо подтолкнул лошадь носком туфли: -Эээ,.. Слова его остались без ответа. Он достал телефон, набрал «103», потом сразу отключил. Зачем ему эти лишние проблемы? Сейчас жди эту скорую, потом милицию. Объясняй все. Начнутся расспросы, допросы, признания, свидетельствования. Какая-то лошадь. Мертвая лошадь под окнами дома. Это знак? Тетрадные листы заполнены надписями, рисунками и пожеланиями встречи с родными и близкими. Это
[34]
знаковость? Каждый утренний подъем ставил еще одну зарубку на залупе канистры. Что означает мертвая лошадь? Черт бы ее побрал. Только сранье. Сраное сранье. Волосатое сраное сранье с залупной канистрой. Вылупились и растут за счет других. Говно, только говно, больное говно, болезненное говно выходит, исходит, извергается, капает, течет здесь. Господи, до чего же этот мир неправильно устроен? Почему я здесь, а не где-нибудь там. А не стоял бы здесь с лошадиным говном, которое держит тут, не пускает, а уже ссать охота, а не здесь стоять. Доча уже наверняка помылась, побрила свою щель, и он тоже. Щели мои дорогие. Люблю я вас всей душою своею, как мать вашу. Она побрилась тоже, мылась тоже, но она уже не та, что раньше. Теперь доча такая, что радуюсь, не нагляжусь, не успокоюсь. И она меня любит, знает или нет, не важно, как я ее сильно люблю и твержу постоянно про себя перед сном: «спасен спасен спасен спасен спасен спасен спасен спасибо спасен спасибо сладости мои конфетти мои недоступные мои с козьим молочком испитые с сосисками съеденные желтыми пятнами радовали колосистыми зарослями вынуждали шлепать и заглядывать шлепать и заглядывать». С этими мыслями Алексей посмотрел по сторонам. Кажется, никто его не видел. Он помочился на лошадиные глаза, застегнул ширинку и, больше не оглядываясь, пошел в подъезд. Лифт поднял его на восьмой этаж. Выйдя из затхлой кабины, он сразу же набрал жене. - Алло. Привет, милая. Начали уже? - Привет. Нет еще, ждем товароведа. Вечно опаздывает. - Ааа, надолго затянется? - Сам знаешь. Не первый раз замужем. - На такси потом? - Не знаю. Может шеф подкинет, если не нажрется. - Ну ладно. Отдыхай. Пока. - Пока. Он пошарил в карманах брюк и достал связку ключей. Вставив ключ от квартиры в замочную скважину, он осторожно повернул его два раза. Дверь открылась, он бесшумно вошел в свою квартиру и притворил дверь. В квартире раздавалась какая-то возня, и чье-то размеренное дыхание. Он прошел на кухню. Открыл один из верхних шкафчиков, достал с нижней полки картонную коробку. В коробке лежали разные бумажки, таблетки, какие-то лекарства. Под упаковкой «Пеницилина» лежал шприц, наполненный зеленоватой жидкостью. Алексей взял его, выпрыснул из иглы воздух и закрыл коробку. Он вышел из кухни и пошел по коридору к комнате дочери. Дверь в нее была приоткрыта. Он заглянул внутрь. На кровати около окна сплелись два тела. В одном из них он узнал свою дочь, а в другом практиканта Капачеля. Сейчас практикант был сверху. Его потное тело дергалось, а изо рта в такт движениям вырывались шумные вдохи и выдохи. Дочка Алексея молчала. Ее ноги раскинулись в разные стороны. Одна из них свисала с кровати. Алексей быстро подошел к кровати и воткнул шприц в спину практиканту. Тот забился как подстреленный зверь и обмяк. Он стащил его с дочери. Та ничего не соображала, потому что была вдрызг пьяна. От нее разило водкой. - Дура малолетняя, - сказал Алексей, натянул ей на бедра трусы и накрыл одеялом. Практиканта он вытянул в коридор и засунул ему в заднепроходное отверстие указательный палец. Там он нащупал что-то твердое. Плоть, к которой он прикоснулся, была мягкой и теплой, как вареная рыба. И в тоже время липкой и скользкой, как раздавленное насекомое. Он поднатужился. Коленом надавил на одну ягодицу, левой рукой оттянул вторую. Тремя пальцами правой руки Алексей углубился в задний проход практиканта и, с трудом зацепив, извлек наружу трубочку в целлофане, покрытую коричневой слизью. Он сходил на кухню, обмыл находку под струей воды и только потом вскрыл целлофан. Там оказался свернутый лист бумаги. Он развернул его и прочитал: ДЛЯ УЛУЧШЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ПРАВИТЕЛЬСТВО РАЗРАБОТАЛО ПРОГРАММУ, ОСНОВНЫЕ ТЕЗИСЫ КОТОРОЙ ОСНОВЫВАЮТСЯ НА НРАВСТВЕННЫХ, МОРАЛЬНЫХ, ГУМАНИСТИЧЕСКИХ ПРИНЦИПАХ, А ТАКЖЕ НА ОСОЗНАНИИ ТОГО, ЧТО КУСКИ ВЫВОДЯТ НА ГНИДУ РАСПИСАННУЮ АНАЛИЗАМИ МОЧИ, ЧТО ПРОСЯЩИЙ КАЛА ПЛЕСНЕВЕЕТ НА КРОВАТИ, ЧТО ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ЗАДНЮЮ СОБСТВЕННОСТЬ ПОМОГАЕТ ГЕРОЮ ТРУДА, ЧТО НЕИСТРЕБИМОСТЬ ЖИВОТНЫХ ПОЗВОЛЯЕТ СТРОИТЬ ЕЩЕ ВЫШЕ, ЧТО НАГРАЖДЕН МЕДАЛЯМИ И ОРДЕНАМИ ЗА РАНЫ СРАНЫ, ЧТО БЕГОВАЯ ДОРОЖКА НАПОМИНАЕТ О ШКОЛЬНОЙ МАСТУРБАЦИИ, ЧТО ПЕСОК ПОДХОДИТ ДЛЯ МОКРЫХ ПРЫЖКОВ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ, ЧТО КОЛГОТКИ СОХРАНЯЮТ УВАЖЕНИЕ К СТАРШИМ ПО ВОЗРАСТУ, ЧТО АНАЛЬНЫЙ АКТ С ТРОЕШНИЦЕЙ БУДЕТ В ПОДВАЛЕ, ЧТО РВАНАЯ КУРТКА К СРАНОЙ ПОГОДЕ, ЧТО РАНО ВСТАВАЛИ, ЧТО ЖАЛИ, ЧТО ДРАЛИ-ДРАЛИ-ДРАЛИ, ЧТО СРАНО НАТЯНУТЫЙ БРЕЗЕНТ УЛЕТЕЛ НАД СТРАНОЙ, ЧТО ЛЕЖАТ В ЧЕМОДАНЕ ТРИ ПОВОДА ДЛЯ ДОЛГОЙ ВЛАГИ, ЧТО ВОДЫ УТОЛЯЮТ ГОДЫ, ЧТО ЖИЗНЬ БЕЗГОЛОВЫХ ГАДОВ И ИХ ДЕТЕЙ И ИХ ЗАРОДЫШЕЙ И ИХ ОПУХОЛИ И ИХ ГРЫЖИ ВОСПАЛЕННЫХ ЛИМФОУЗЛОВ ДО ИССИНЯ ЧЕРНОГО ГОРЛА ПОВЕШЕННОГО ЗА ПОСОБНИЧЕСТВО ПАРТИЗАНАМ СОЖЖЕНОГО ЛЕСА ИМЕЕТ МЕСТО БЫТЬ, ЧТО ТАМ ЗАВИСТЬ ГОМОСЕКСУАЛЬНОГО ГОРЯЧЕГО ОТБОЙНОГО МОЛОТКА, ЧТО КРЕПКОЕ МОЛОДОЕ ТЕЛО НА ПРОВОДАХ БЕЛОСНЕЖНОЙ ДЕТСКОЙ ПОЛУСОГНУТОЙ СПИНЫ ПРИНАДЛЕЖИТ СЫНУ ЛЮБИМЦА НАРОДА НАКОРМЛЕННОГО
[35]
МАСЛАМИ, ЧТО ОТКРЫЛИСЬ ЕЕ АНАТОМИЧЕСКИЕ ПОДРОБНОСТИ НА РОДИТЕЛЬСКОМ СОБРАНИИ В ШКОЛЕ, ЧТО ЗА СРАНУЮ СВОБОДУ СРАЛИ КОМПЛЕКТАМИ, СРАЛИ ВАГОНАМИ, СРАЛИ ИНТЕРНАЦИОНАЛАМИ, СРАЛИ НЕЗАВИСИМЫМИ ВОЛЕВЫМИ РЕШЕНИЯМИ ВО БЛАГО ЗДОРОВОЙ ЖИЗНИ, СРАЛИ НА НОВОЕ, СРАЛИ НА СТАРОЕ, СРАЛИ НА КОСМОС, СРАЛИ НА ТО, ЧТО ЖДАЛ ЧЕЛОВЕК, СРАЛИ НА ПОСТОЯННУЮ КРЕПКУЮ ЭРЕКЦИЮ, СРАЛИ БЕЗ ПАТОЛОГИЙ И ФИЗИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ, СРАЛИ ОТКАЗОМ ВЫПУСКАТЬ НАРУЖУ КРОВЬ У ПРОИЗВОДСТВА, НА КОТОРОМ ЧЕРЕЗ ГОДЫ И ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ ПОД ТКАНЬЮ И ЖИРОМ НАШЛИ ПОЛОВИНУ ПАРТЫ СО СЛОВАМИ «ОПА-ОПА СРОСЛИСЬ ХУЙ ПИЗДА И ЖОПА», КОПЫТО МОНГОЛЬСКОЙ ЛОШАДИ, ЧЕТЫРЕ ГИЛЬЗЫ, ГОЛОВКУ КАРТОННОЙ АТОМНОЙ БОМБЫ И ПРОМАСЛЕННУЮ ВЕТОШЬ. ТАКОЙ ПРИРОСТ ВАЛОВОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОДУКТА ПОЗВОЛЯЕТ РАССЧИТЫВАТЬ НА ПОСТЕПЕННОЕ УЛУЧШЕНИЕ КАЧЕСТВА ЖИЗНИ НАШИХ ГРАЖДАН, ЧТО ИМЕЕЕТ ПЕРВОСТЕПЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ В РЕАЛИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ И ДАЕТ КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО НА СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА. СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА. СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА БЕНЗИНОВАЯ СОЛЯРА. СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА НА ТЕБЯ СОЛЯРА БЕНЗИНОВАЯ. СОСНИ ЧТОБЫ ВЫТЕКЛА НА ТЕБЯ СОЛЯРА БЕНЗИНОВАЯ И ЕЩЕ СОСНИ ЧТОБЫ НА ТЕБЯ ПОТЕКЛА СОЛЯРА БЕНЗИНОВАЯ И ПОТОМ ЕЩЕ СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА И ЕЩЕ СОСНИ ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПОТЕКЛА НА ТЕБЯ НА МЕНЯ НА НЕЕ СОЛЯРА БЕНЗИНОВАЯ. ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА БЕНЗИНОВАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ПИЗДАТАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ЯДЕРНАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА КАЙФОВАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ЧИСТОГАННАЯ ЧТОЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ХУЕСОСНАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ГОВНИСТАЯ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ВМЕСТО КРОВИНЫ ЕЩЕ СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ВМЕСТО МОЧИ ЕЩЕ СОСНИ ЧТОБЫ ПОТЕКЛА СОЛЯРА ВМЕСТО ЛЮБОВНЫХ СОКОВ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ТЕКЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И КЛЯЛИСЬ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ЛОЖИЛИСЬ В ГРОБ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ПОЛУЧАЛИ ПО ГОЛОВЕ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ССАЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ЦЕЛОВАЛИСЬ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ОСКОПИЛИСЬ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И МОЛИЛИСЬ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И УЧИЛИСЬ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И СТРАДАЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И СНОШАЛИСЬ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ПРОДАВАЛИ ОРГАНЫ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ПРОСИРАЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ЛОМАЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И СХОДИЛИ С УМА СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ДРОЧИЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ЛИЗАЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ЕЛИ ПИЛИ И ПЕРЕДОХЛИ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И ДОЛБИЛИСЬ В ЖОПУ СОЛЯРАМИ ЧТОБЫ МЫ ПИЛИ ЕЛИ И СРАЛИ СОЛЯРАМИ + Внизу стояла печать министерства обороны. Ниже стояла подпись и расшифровка подписи президента, министра финансов, министра культуры. Алексей еще раз перечитал текст, потом бережно свернул лист бумаги и положил его в карман пиджака. В брюках завибрировал мобильный телефон. Алексей торопливо поднял: - Да, Виктор Валентинович. - Было уже? - Да. - Симптомы? - Не знаю. Спит еще. - И что спит? С ней сиди, понял?! - Так точно! - Ты там самодеятельность не устраивай. Я тебе быстро по шапке настучу. Что, совсем ничего? Ни ломки? Ни пены изо рта? - Ничего не заметил, Виктор Валентинович. - Я тебе так не замечу, что будешь потом очко свое зашивать. Мне не надо этих заметил, не заметил. Мне показатели нужны. Показатели, ети твою мать. В трубке раздались гудки. - Так точно, Виктор Валентинович, – пробормотал в тишину на проводе Алексей. Он проверил баланс, заблокировал мобильный и пошел на кухню. Там он открыл шкаф и достал ножовку с широким полотном. - Ну что, не заржавела еще, подруга, - он потрогал зубья и улыбнулся. Через три часа куски практиканта Капачеля были распределены по тридцати двум мусорным пакетам и спущены в мусоропровод. Когда супруга Алексея вернулась поздно ночью домой, он уже спал. Ему снилась Елизавета Петровна. Она кряхтела и наседала сверху сочащейся обнаженностью. Потом привиделось туловище практиканта на доске с колесами. Опустив голову и помогая себе руками, практикант мчался по пустынному шоссе. Маленькие колесики импровизированного транспортного средства грохотали так громко, что небо, безоблачное синее небо, треснуло и обратилось черным равнобедренным треугольником, внутри которого Алексей узнал губы своей дочери.
продолжение следует...
BRAVE 'zine
Творческое объединение «Калейдоскопы Юности»
Приоритеты: сюрреалистические будни, военно-полевые романы, жуткое, дестабилизация, расстрел, обнаженность души, нагноение страсти, разрушительное внутренне воздействие, опухоль правды, эротизм, накапливание животного страха, переориентация, правильное мировоззрение и другие признаки становления личности
издается на добровольных началах участников
[36]
[стихотворение]
Й. Могильный Вам,Поэтам поэтам, оргазмирующим овцам на жертвенниках гордыни, Вам, бездонным сосцам пароксизма на животе туберкулезного Люцифера, Я жирность пальцев своих инфантильных дарю, изломанных на трупной латыни Absit Omen, когда вокруг эшафотных шестов вращаются ваши тела вазелиновой сферой. Вам, синим и алым бантам на черепах лошадиных, извергающим хриплое Viva(!), Похожее на шуршанье цыганской ведуньи в капсуле беспробудного стона. В недра либедозных прозрений ваших, случайных, больных, рахитично красивых, В хиджабе живых необрезанных членов вглядывается она - Горгона. Но обращает не в камень, а в летопись бреда, в оральный паралич изыска, В замерзшую блевотину Сфинкса, чей ребус давно разгадан. Так насилуйте своих алконостов освенцима, упиваясь их траурным визгом, Вечным гамлетом извиваясь на кафельном полу седьмого ада. Вам, гарпиям копоти, любящим ласковую гнильцу и объедки, у эпохи отбивая их с рыком Василискам безудержной ярости, партизанам вонючих кухонь, Дальтоникам истины, барыжащим бижутерией слов на окраинах центрального рынка, Я в спичечном гробу отдаю свое наеденное гулом ухо. Ваш мрамор будет воздвигнут, и крысиные лапки кокаиново-мертвых женщин Порвут ваше мясо воздушное в татуировках орфических гимнов, в серебряных пятнах меха; Вас отгероят жадно на парашах бараков памяти, и тысячу лет, не меньше, С выражением будут цитировать римфы мутантным детям - инженерам четвертого рейха. Вам, выблядкам недоношенной святости, греха стыдливым гиенам, Проклятье свое отдаю, как праздничный пряник в ребристом презервативе пытки. Смотрите, на засечках подъездных ртов выступает багряная пена, И ленивая глупая кровь, смешавшись со спиртом скитаний, становится желтой и жидкой.
Я допиваю свой энергетик //Смерти// Я допиваю свой энергетик Смерти. Мне уже не помогут эти розовые пилюли. Мои глаза - грибы, нанизанные на вертел. Я стою, красивый, немного сутулый
Я - добровольный искалец, вошедший в темень, Как входит шприц в бугорок вены. Я снимаю с себя здесь чужой плоти бремя, Тишина здесь болезненна и сокровенна.
В этой комнате, где пахнет ликером могилы; В черном кубе, где был рачленен Малевич; Среди губительных угольных лилий, Что плоды оплетают на познания древе.
Волокна падающей мертвой ткани, они же Химеры черной дыры подкожья, Я чувствую, момент преломленья всё ближе. Я - агнец кровавый, я - узел Божий;
Я в аренде у тьмы, я проститутка кошмара. Немая увертюра ледяного спазма. Здесь час равен году, - и я стану старым, Хотя еще не родился и еще не назван.
Никем не выстрадан, никем не оплакан, Как случайность, промелькнувшая в телеэфире, Медленно вскрываемый скальпелем мрака, Я жду приговор свой, бесгласен и смирен.
Я знак препинания, я - запятая В дневниковых очерках девчонки-подростка. Ей тринадцать лет, она - полуживая. У нее заячья губа и опухоль мозга.
Я - герб октября на занавесе бойни, Где наковальня страха калечит осень, Все тише эхо молитв упокойных. Сквозь скупую боль воспаленных десен
В каникульном июне она распухла. В ее плейере эксгумирован "Throbbing Gristle". Она трахается со своей единственной куклой, И бессмысленность оргазма ее звучит как выстрел.
Пробивается красный ручей рассвета, Рубец надежды, что Круг очертит... Я стою один, в темноту одетый, Я допиваю свой энергетик Смерти.
[37]
[38]
Редакция «BRAVE» благодарит за поддержку при создании журнала наших близких женщин, которых мы любим и которые вдохновляют на движение вперед. Мы выражаем признательность всем участникам данного выпуска, с которыми пришлось в какой-то степени содействовать и пересекаться. Персональные thanks: всем кто изъявил желание, всем кто изливает семя, всем кто пьет чай и кофе с молоком или сливками, всем кто покупает одежду в secondhand, всем кто любит и ненавидит, всем кто еще не состоялся, но очень желает этого, всем нашим интересно-хорошим друзьям и приятелям. Отдельное thanks: Малдеру, Скалли и зеленым человечкам, бастардам, серийным маньякам, покалеченным, Терминатору и Вильяму Уоллесу, моральным уродам, юным фотомоделям, умершим порноактерам, неудачникам, США за Голливуд, депутатам за жир на рожах, детям за непосредственность и запах, Харуки Мураками и Владимиру Сорокину, женщине с красным лицом и человеку с синими зубами. Пламенный привет космонавтам, фашистам, танкистам, коммунистам, сатанистам, чревовещателям, гомосексуалам, попмузыкантам, Волшебному кролику, белокожим нежным девочкам и сладким парочкам.
Под зеркалом серых чешуй обнаружишь соцветия сказок
62/__